Борис АкунинСокол и ЛасточкаСерия «Приключения

магистра», книга 4

http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=305502Сокол и Ласточка: Олма Медиа Групп; Москва; 2009

ISBN 978-5-373-02499-0

АннотацияПроисшествия из жизни нашего современника

Николаса Фандорина, как и в предыдущихроманах («Алтын-Толобас», «Внеклассное чтение»,«Ф.М.»), переплетаются с историческим авантюрнымповествованием.

На сей раз очередной представитель рода фонДорнов, живший три столетия назад, попадает в далекиекорсарские моря, где ему, конечно же, предстоитсовершить плавание к Острову Сокровищ…

СодержаниеКруизный лайнер «Сокол» 4

Николай Александрович читает письмо 4Тетя самых честных правил 15Блог «Длинного Джона» 32Большой благородный японский попугай 53Второе письмо 64Компаньоны 79Не игрушки 90

Легкий фрегат «Ласточка» 113Глава первая 114Глава вторая 139Глава третья 163Глава четвертая 178

Конец ознакомительного фрагмента. 182

Борис АкунинСокол и Ласточка

Круизный лайнер «Сокол»

(весна 2009 г.)

Николай Александровиччитает письмо

«С.-М. 25 февраля 1702 года

Моя истинно любимая Беттина,В соответствии с Уроками эпистолярного

Этикета, преподанными незабвенной МиссХеджвуд, Письмо Персоны, находящейся вдлительном Путешествии, должно начинатьсяс Благопожелания Адресату, затем короткокоснуться Сфер небесных, сиречь Погоды,оттуда перейти к Области земной, сиречьописанию Места Пребывания, и лишьпосле этого плавно и размеренно, подобноТечению Равнинной Реки, следовать по Руслуприключившихся Событий, перемежая оные

глубокомысленными, но не утомительнымиРассуждениями и высоконравственнымиСентенциями.

Что же, попробую.Будь здорова, крепка Духом и не унывай,

насколько это возможно в твоем Положении.Пусть дорогие мне Стены служат не толькоУбежищем твоему бедному Телу, но и Опоройтвоей кроткой Душе. Таково мое тебеБлагопожелание, и больше, памятуя о своемОбещании, не коснусь сего грустного Предметани единым Словом.

О небесных Сферах лучше умолчу, чтобыне сбиться на Выражения, недопустимые вблагонравном Письме. Во все Время моегоПутешествия Погода была гнусной, а Небосочилось Дождем, мокрым Снегом и прочейДрянью, напоминая вечно хлюпающий НосГосподина Обер-коммерцсоветника. Ах, прости!Сравнение само соскочило с Кончика моегоПера.

Не ласкала моего Взора и Область земная.Нынешняя Война мечет свои Громы и Молниивдали от моего Маршрута, но Дорогиза германскими Пределами отвратительны,постоялые Дворы нечисты, а Извозчикивороваты, однако я не стану тратить Времяна Сетования по столь малозначительномуПоводу, ибо здесь, в Городе, куда так

рвалась нетерпеливая Душа моя, довелось мнестолкнуться с Нечистотой и Вороватостьюкуда горшего Толка.

Честно признаюсь тебе, милая мояБеттина, что пребываю в Страхе, Тревоге иМалодушии. Препятствия, возникшие на моемПути, оказались труднее, чем представлялосьиздалека. Но, как говорил когда-то мой дорогойОтец, ободряя меня перед Скачкой черезБарьеры, Страх для того и существует, чтобего побеждать, а Препятствия ниспосылаютсянам Господом, дабы мы их преодолевали.

Это, как Ты несомненно поняла, былавысоконравственная Сентенция, от которойя сразу перейду к глубокомысленномуРассуждению.

Чему быть, того не миновать, а бегать отсвоей Судьбы в равной Степени недостойно иглупо. Все равно не убежишь, лишь потеряешьСамоуважение и Честь.

Моя Судьба, похоже, уготовила мне Дорогугораздо более трудную и долгую, чем мнилосьнам с Тобою. Город С.-М., самое имя которогосделалось мне до того неприятно, что япредпочитаю обозначать его лишь первымиБуквами, очевидно, превратился из конечногоПункта моей Поездки в отправную ТочкуПутешествия гораздо более дальнего иопасного. Боюсь, у меня нет иного Выхода.

Арматор Лефевр, в перепискеказавшийся столь любезным и покладистымДжентльменом, искренне заинтересованнымв Успехе моего Предприятия, при Встречеоказался Выжигой наихудшего Сорта.

Назначенная им Цена многократно вышетой, о коей мы сговорились, но это ещеПолбеды. Гораздо тягостнее дополнительныеУсловия, от которых я не могу отказаться,а еще более того томят меня недоброеПредчувствие и тягостное Недоверие,которое вызывает у меня этот Человек.

Но чему быть, того не миновать. ЛишниеРасходы меня не остановят, ибо Сокровище,за которым я отправляюсь, с избытком окупитлюбые Траты, ибо воистину на свете нетПриза дороже этого. Что ж до Опасностей, тострашиться их простительно, а готовитьсяк ним даже необходимо, но Стыд тому, кто изБоязни отказывается от высокой Цели.

Прости, что пишу сбивчиво и не называюВещи своими Именами, но в эти смутныеВремена ни к чему доверять Бумаге лишнее,а предстоящее мне Плавание не совсембезупречно с Точки Зрения Закона.

Думаю, ты и так поняла, что я отправляюсьв Путь лично. Иначе у меня не будетУверенности, что Дело исполнится должнымОбразом.

В конце концов, чтоб добраться до С.-М., мне пришлось потратить почти столькоже Времени, не говоря о перенесенных мноюИспытаниях. Когда я расскажу тебе о них, тысодрогнешься.

Итак, страшись за меня: я попаду воВладения ужасного Мулая.

Завидуй мне: я увижу сказочные Чудеса.Молись за меня – я очень нуждаюсь в Молитве

чистого Сердца.Твой самый любящий и верный Друг Эпин»

Николай Александрович Фандорин перевернулломкий лист, покрытый ровными строчками буро-ко-ричневого цвета. То, что почерк был старинным, а чер-нила выцвели, беглому чтению не помешало. У ма-гистра истории имелся большой опыт расшифровкистаринных документов, часто находившихся в кудахудшем состоянии.

Теплоход слегка качнуло на волне. Пришлось насекунду прикрыть глаза – сразу подкатила тошнота.Вестибулярный аппарат никак не желал привыкать ккачке. Впрочем, Ника не мог читать даже в машине,на идеально ровном шоссе – немедленно начиналомутить.

На огромном океанском лайнере качка ощущаласьпри волнении больше четырех баллов, а сегодня, судяпо сообщению в корабельной газете «Фэлкон ньюс»,

ожидалось не больше трех. Должно быть, корабль ко-лыхнула одиночная волна-переросток.

Едва пол выровнялся, Фандорин открыл глаза ипрочел надпись на обороте. Триста лет назад конвер-ты были не в ходу. Частные письма обыкновенно скла-дывали, запечатывали и писали адрес на чистой сто-роне.

Губы Николая Александровича издали сладо-страстный причмокивающий звук. Кое-что начиналопроясняться.

«Благородной Госпоже Обер-коммерцсоветнице Беттине Менхле,урожденной Баронессе фон Гетц в Еесобственные Руки.

Замок Теофельс близ Швебиш-Халля»

Замком Теофельс когда-то владело семейство фонДорнов, к которому принадлежал и Ника, посвятив-ший значительную часть жизни исследованию исто-рии своего рода. Любой документ, имеющий хотя бысамое косвенное отношение к Теофельсу, представ-лял для Фандорина несомненный интерес.

Знакома ему была и фамилия Менхле. Так перво-начально звали новых владельцев, к которым замокперешел в начале восемнадцатого столетия. Потомони сменили имя на более благозвучное, но жена пер-вого из них в самом деле была урожденная Беттина

фон Гетц.Вопрос: кто таков этот Эпин, пишущий почтенной

Frau Ober-kommerzienrat1 столь интригующее посла-ние, притом с нелестной аттестацией в адрес ее су-пруга или, во всяком случае, его хлюпающего носа? Ипочему вдруг по-английски, а не по-немецки?

Ника еще раз прочитал обращение («My trulybeloved Bettina») и подпись («Your most loving andassured Friend Ėpine»). Любопытно. Очень любопыт-но.

Ай да тетушка. Загадала загадку!Но разгадывать загадки было любимейшим заня-

тием и в некотором роде даже источником заработкадля Николая Александровича. Поэтому головоломкион не испугался, а решил, что попробует совместитьплоды образования (как-никак шесть лет Кембриджаплюс четвертьвековой опыт) с дедуктивными способ-ностями.

Он перечел документ еще несколько раз, повертелтак и этак, пощупал фактуру бумаги, даже понюхал.Аромат безвозвратно ушедшего времени и непости-жимой тайны кружил голову. Безвозвратно ли? Так-таки непостижимой? Случалось же ему прежде пово-рачивать время вспять и отмыкать замки, ключ от ко-торых, казалось, навсегда утерян. Что если и теперь

1 Госпоже обер-коммерцсоветнице (нем.)

удастся?Осмысление прочитанного, а также осмотр, ощупы-

вание, обнюхивание и облизывание (Фандорин ещеи лизнул темное пятно, которое осталось от давноискрошившегося сургуча) позволяли со значительнойстепенью вероятности предполагать следующее.

По профессиональной привычке Ника начал не стекстологического исследования и контент-анализа, ас деталей второстепенных, о которых, бывает, забы-ваешь, если сразу углубиться в содержание.

Документ долго хранился в связке или папке, крест-накрест перехваченной шнурком (виден вдавленныйслед). Держали его по соседству с другими бумагами,более поздней эпохи (на обороте просматриваютсяфиолетовые разводы – это от чернил девятнадцато-го столетия). Скорее всего, письмо выужено из како-го-нибудь частного архива. (Почему частного? Да по-тому что ни штампа, ни инвентарного номера).

Бумага французского производства – такую во вре-мена Людовика XIV производили на овернских ману-фактурах. Письмо, очевидно, дошло до адресата. Вовсяком случае, было распечатано в Теофельсе. (Этозаключение можно сделать по разрезу. В первой чет-верти восемнадцатого века владельцы замка пользо-вались одним и тем же ножом для бумаги, оставляв-шим характерный зигзаг.)

Теперь почерк. Каллиграфический, ровный, почтибез индивидуальных особенностей. Так, вне зависи-мости от пола, писали отпрыски хороших семей, по-лучившие стандартное «благородное» образование.Можно не сомневаться, что мистер или, скорее, мсье(недаром же на Е стоит акцент) Ėpine происходил издворянского рода и обучался в привилегированномучебном заведении – либо же получал образованиедома, что тем более означает принадлежность к ари-стократии.

Лишь после этих предварительных выводов Нико-лай Александрович разрешил себе – с бьющимсясердцем – вникнуть в суть послания.

Под аббревиатурой «С.-М.» наверняка скрываетсягород Сен-Мало. Это был главный французский портэпохи. Там обитали богатейшие судовладельцы-ар-маторы, отважные капитаны и свирепые корсары, на-водившие страх на английских купцов.

«Ужасный Мулай» – это, конечно, марокканскийсултан Мулай-Исмаил, гроза Средиземноморья. Лю-довик XIV был единственным из европейских владык,кого этот кровожадный деспот чтил и с кем поддержи-вал постоянные дипломатические отношения. Нет ни-чего удивительного в том, что загадочный Эпин, кото-рому зачем-то понадобилось совершить путешествиево владения Мулай-Исмаила, был вынужден обра-

титься к арматору из Сен-Мало. Кроме как на фран-цузском корабле попасть в Марокко в 1702 году былоневозможно.

Ну, а теперь главное: ради какого «Сокровища» и«Приза», дороже которого нет на свете, вознамерилсяЭпин предпринять дальнее и рискованное плавание,да еще в столь тяжелое время? На суше и на море ужскоро год, как шла большая резня, вошедшая в исто-рию под названием Войны за испанское наследство.

Вот, пожалуй, и все, что можно выудить из этоголистка бумаги. Тетя Синтия наверняка знает что-тоеще. Достаточно вспомнить, как значительно погля-дела она на племянника поверх очков своими небес-но-голубыми глазками, как воздела костлявый палеци прошептала: «Возьми и прочти. Я хотела сделатьэто позже, но после того, что случилось… Ты сам всепоймешь, ты умный мальчик. А я должна прийти в се-бя. Выйду через 96 минут» – и величественно укатилана своей коляске в спальню.

Среди прочих чудачеств, старая дама в последнеевремя еще и увлекалась нумерологией. Самыми бла-гоприятными числами считала 8 и 12. Сон продол-жительностью в восемь на двенадцать минут долженбыл полностью восстановить ее физические и нрав-ственные силы, подорванные инцидентом в бассей-

не.Четверть часа назад, получив от тети документ, Ни-

ка был слегка заинтригован, не более. Теперь же бук-вально бурлил от нетерпения. Ждать еще час два-дцать, пока тетушка соизволит выйти и ответить навопросы? Это было невыносимо.

Но, зная Синтию, Фандорин отлично понимал: дру-гого выхода нет. Еще никому и никогда не удавалосьзаставить мисс Борсхед переменить принятое реше-ние.

К тому же потрясение действительно было нешу-точным. Старушка безусловно нуждалась в отдыхе.

Тетя самых честных правил

Николас Фэндорин (так звучало имя Николая Алек-

сандровича на британский манер) очутился средипассажиров тринадцатипалубного лайнера «Falcon»,2

следующего маршрутом Саутгемптон – Карибы – Са-утгемптон, не по своей охоте. В «люкс-апартамент»круизного теплохода Нику поместила воля двух жен-щин, и трудно сказать, с какой из сторон на магистрабыло оказано больше давления.

Первая из дам приходилась ему двоюродной тетей.Кузина покойной матери мисс Синтия Борсхед, ста-рая дева, всю жизнь проведшая в кентском поместье,с самого рождения доставляла родственнику массухлопот. Она безусловно любила своего «маленькогоНики», но, будучи существом взбалмошным и эксцен-тричным, изливала свою любовь очень утомительны-ми способами. Во-первых, она всегда знала, что ондолжен делать и чего не должен. Во-вторых, без кон-ца ссорилась с ним и мирилась, причем в результатессор «навсегда вычеркивала неблагодарного из своейжизни», а в результате примирений дарила ему доро-гие, но чреватые проблемами подарки.

Два недавних примера.2 «Сокол» (англ.)

На сорокапятилетие мисс Борсхед прислала пле-мяннику в подарок золотые часы 18 века, усыпанныемелкими бриллиантами. Сначала за них пришлосьуплатить таможенную пошлину, которая произвелазияющую пробоину в семейном бюджете. Далее ока-залось, что у золотой луковицы двенадцатичасовойзавод и ее надо подкручивать дважды в сутки, а проэто не всегда вспомнишь. И вообще, довольно глуповыглядит интеллигентный человек, который выужива-ет из кармана этакое помпезное тюрлюрлю – будто ка-кой-нибудь Майкл Джексон или Киркоров. А оно ведьеще и отзванивает «Боже храни короля», обычно в са-мый неподходящий момент. Главная же катастрофаприключилась, когда в капризном хронометре что-тосломалось. По бестолковости Николай Александро-вич не удосужился спросить, во сколько обойдется по-чинка, до ремонта. Ну а потом было уже поздно. Чтобрасплатиться с мастером, пришлось продавать маши-ну… Избавиться же от часов не представлялось воз-можным. Тетя очень хорошо помнила все свои подар-ки и часто интересовалась, пользуется ли ими пле-мянник.

Ах, что часы! На последний день рождения Никаполучил от тетушки подарочек того пуще. Озабочен-ная тем, что мальчик растеряет в России последниеостатки аристократических манер, Синтия преподнес-

ла бедному Фандорину 1/7 чистокровного жеребца.Одна седьмая означала, что конем он владел на па-ях еще с шестью собственниками и мог кататься одинраз в неделю. Вороного Стюарта Пятого тетя разыска-ла на сайте шикарного подмосковного клуба, плени-лась звучным именем и фотографиями, заплатила ка-кие-то сумасшедшие деньги – и Николай Александро-вич оказался совладельцем злобного кусачего мон-стра, к которому и подойти было боязно.

Дальше так: плата за членство в клубе (пришлосьбрать заем в банке); ежемесячные собрания с осталь-ными шестью компаньонами (ну и рожи! ну и разгово-ры!); по понедельникам поездки за город, через много-часовые пробки, чтобы покормить Стюарта Пятого са-харной морковкой и сделать очередную фотографиюдля тетушки.

Карибский круиз тоже был подарком – к 910-летиюрода Фандориных. (Сам же Ника когда-то и раскопал,что первый фон Дорн получил рыцарские шпоры в1099 году.) На девятисотлетие тетя, помнится, при-слала спецтрейлером конную статую Тео Крестонос-ца для установки на дачном участке – но кошмарнуюэпопею с памятником предка лучше не вспоминать.Сколько ушло денег, времени и нервов на то, чтобыизбавиться от каменного чудища!

Теперь, стало быть, новая причуда – океанское

плавание.Три года назад мисс Борсхед перенесла инсульт,

усадивший ее в инвалидное кресло, однако не пе-решла к пассивному образу жизни, а наоборот, все-мерно активизировала lifestyle.3 Пока ходила на своихдвоих, очень неохотно покидала пределы Борсхед-ха-уса и не читала ничего кроме «Дейли телеграф».Теперь же освоила интернет, существенно расшири-ла круг интересов и пристрастилась к путешествиям.По убеждению Николаса, причиной были упрямствои неисправимая поперечность характера. Ничто несмело ограничивать свободы Синтии Борсхед, дажепараплегия нижних конечностей.

На приглашение составить тете компанию в мор-ском круизе Николай Александрович ответил вежли-вым, но решительным отказом. Слишком хорошо онсебе представлял, во что это выльется.

Три недели он будет внимать поучениям, как испра-вить свою незадавшуюся жизнь. Тетя считала «ма-ленького Ники» неудачником и, возможно, была пра-ва, но давать советы другим он тоже умел. Это, соб-ственно, составляло его профессию. Знал он и тетиныпредставления о «правильной жизни». Штука в том,что не все люди на свете правильные, а если чело-век неправильный, то и жить ему следует тоже непра-

3 Образ жизни (англ.)

вильно.Три недели будет выслушивать шпильки в адрес

жены. Алтын и Синтия друг друга на дух не выносили,и тетушка все ждала, когда же у племянника наконецраскроются глаза. После истории с принцессой Диа-ной мисс Борсхед стала чуть терпимей относиться кразводам, допуская их целесообразность в некоторыхисключительных случаях. (Нечего и говорить, что бракНиколаса относился именно к этой категории).

А еще магистр подозревал, что главной причиной,по которой тетя так настойчиво звала его в круиз,был титул баронета, который Фандорин унаследо-вал от отца. Синтия Борсхед родилась в семье ча-еторговца, разбогатевшего в послевоенные годы, и,как это часто бывает с детьми нуворишей, придава-ла очень большое значение аристократическим глу-постям. Она держалась гранд-дамой. Носила толькоантикварные драгоценности и любила обронить в раз-говоре имя какого-нибудь титулованного знакомого.Стало быть, в течение трех недель она будет знако-мить Нику со скучными стариками и старухами, гово-ря со значением: «Сэр Николас, второй баронет Фэн-дорин, мой племянник». С той же целью – чтобы вы-глядеть побарственней – некоторые заводят породи-стого пса: борзую или левретку. «Неужто я, дожив доседых волос, ни на что лучшее не годен?» – пожало-

вался Ника жене. (Белые волоски он у себя обнару-жил недавно, расстроился, словно получил повестку стого света, и теперь все время поминал свои седины.)

Отвязаться от тети Синтии было очень непросто,но в конце концов Николай Александрович, наверное,отбился бы – если б собственная супруга не нанес-ла магистру удар в спину. Алтын отнеслась к его жа-лобам без сочувствия, а сразу и безапелляционно за-явила: «Поедешь, как миленький».

Хотя удивляться было нечему. Супруга у Ники быладама прагматичная, целиком сосредоточенная на ин-тересах своей семьи. А дела у Фандориных в послед-нее время шли неважно.

Консультационная фирма «Страна Советов» и докризиса перебивалась с хлеба на квас. Природа обде-лила Николая Александровича деловой хваткой. Ма-ло быть хорошим профессионалом, надо еще уметьсвои способности продавать – а это тоже требует про-фессионализма, но иного рода. Агента или менедже-ра, который рекламировал бы достоинства гениаль-ного консультанта, отсеивал невыгодные заказы и вы-жимал максимум из выгодных, у Фандорина не бы-ло. Сам же он предпочитал браться за дела интерес-ные, от неинтересных увиливал. При этом заработокобычно сулили дела скучные, а дела увлекательные

частенько оборачивались прямым ущербом.Взять хоть минувший год.Самый неинтересный заказ: найти рекламный ход

для продвижения на рынок нетрадиционного для Рос-сии спиртного продукта. Напиток назывался кальва-дос и никак не желал продаваться в массовых коли-чествах, ибо название его трудно выговаривалось, авкус ассоциировался у населения с яблочным самого-ном. Однако заказчик, мини-олигарх с разнообразны-ми финансовыми интересами, очень любил благород-ный нормандский напиток, верил в его российское бу-дущее и уже купил во Франции компанию по его про-изводству. Как быть?

Консультант изучил весь портфель инвестицион-ной активности клиента и быстро нашел эффектив-ное решение, не требующее дополнительных затрат.Среди прочих проектов, энтузиаст яблочного брен-ди вложился в съемку телесериала про брутального,хладнокровного опера по прозвищу Ментол. Рабочееназвание проекта было «Вам с Ментолом?». НиколайАлександрович предложил поменять герою кличку наКальвадос. Прошелся по сценарию, кое-что подпра-вил. Мол, у милиционера такая привычка: он изжива-ет из своего словаря ненормативную лексику – заме-няет ее словом «кальвадос». Например, «кальвадостебе в глотку», «ребята, нам кальвадос настал» и так

далее. Возникает комический эффект, звучное сло-вечко застревает в памяти телеаудитории. Названиесериала будет «Полный Кальвадос». Заказчик от идеипришел в восторг. На полученный гонорар Фандоринзаказал себе в офис дубовый книжный стеллаж вовсю стену – давно о таком мечтал.

Самое интересное дело в минувшем году было та-кое: по зашифрованной грамотке 16 века найти клад,зарытый на реке Оскол во время нашествия крымско-го хана Девлет Гирея. Месяц захватывающей рабо-ты в архивах и умопомрачительного дедуктирования,две недели ползания по оврагам с металлоискателем– и наконец блестящий триумф: найден кувшин с па-рой сотен серебряных «чекушек». Общая стоимостьклада по акту – пятнадцать тысяч рублей, при этомнаходку конфисковала местная милиция из-за непра-вильно оформленного разрешения на раскопки. Та-ким образом, доход – ноль целых ноль десятых. Убы-ток – полтора месяца времени, накладные расходыплюс административный штраф. Зато сколько былосчастья, когда в наушниках «Гарретта» раздался по-бедный «цветной» сигнал!

В общем и целом годовой баланс у «Страны Сове-тов» получился удручающий. Не лучше складывалисьобстоятельства и у Алтын Фархатовны Фандориной.

Профессия, которой она когда-то решила себя по-

святить, в современной России окончательно вышлаиз моды и, что еще печальней, стала гораздо хужеоплачиваться, особенно в условиях кризиса. В девя-ностые годы, когда юная задиристая девица выбира-ла свой жизненный путь, журналистика почиталасьделом важным и прибыльным. Телекомментаторы со-здавали и губили репутации политических лидеров,большие чиновники уходили в отставку из-за стрин-герских расследований – одним словом, пресса дей-ствительно была «четвертой властью».

Потом эпоха публичной политики закончилась,началась эра тотального канкана. Про «четвертуювласть» никто больше не поминал, пресса подели-лась на две половины: официозно-пропагандистcкуюи ту, что, путая с проституцией, называют древнейшейиз профессий.

С выживаемостью у Алтын было все в порядке. По-началу она неплохо приспособилась к новой реально-сти. Коли не стало общественно-политической журна-листики, Алтын перешла в сектор «честного глянца»:возглавила автомобильный ежемесячник для жен-щин. Но комфортное шеф-редакторское кресло (чу-десная зарплата, хорошие бонусы плюс каждый ме-сяц новое авто на тест-драйв) в последнее время ста-ло скрипеть и шататься, того и гляди совсем разва-лится. Журнал сменил владельца. На беду, у ново-

го хозяина любовница оказалась страстной автомо-билисткой. К тому же девочке захотелось иметь соб-ственный журнал – в ее кругу это считалось «круто».Через некоторое время стало ясно, что дни прежнегошеф-редактора сочтены. Владелец только и глядел,к чему бы придраться, чтобы выставить ее за дверь.Алтын пока держалась, но иллюзий не строила. Наде-ялась лишь на то, что владельцу надоест расставлятькапканы и он уволит ее по-честному, то есть с выпла-той выходного пособия. На эти деньги можно будетгод-другой перебиться, пока не подыщется новая ра-бота. Однако найти что-то приличное вряд ли удаст-ся – журналы закрываются, штаты сокращаются. Без-работных шеф-редакторов в Москве, что пингвинов вАнтарктиде…

– Старушка, конечно, пассажир тяжелый, – сказалаНиколасу жена, – я тебе сочувствую. Но ничего, потер-пишь. В кои-то веки сделаешь что-то не для себя лю-бимого, а для семьи. Бабуля на девятом десятке, онавышла на финишную прямую. Вопрос – кому доста-нется приз. Или она завещает свои миллионы како-му-нибудь фонду по спасению мухи цеце, или вспом-нит, что у нее есть бедный племянник, у которого двоетрудных детей и без пяти минут безработная жена.Пусть старая зараза полюбит тебя последней немерк-

нущей любовью.Сколько Николай Александрович ни возмущался,

сколько ни стыдил супругу за низменное стервятниче-ство, Алтын не устыдилась и напора не ослабила.

– Ничего, Евгений Онегин поехал же пасти своегодядю. А у Онегина, между прочим, детей не было!

Оборона магистра рухнула, когда тетя Синтия сде-лала мощный ход: сообщила, что совершит с племян-ником лишь первую часть маршрута, до острова Мар-тиника, а там останется, чтобы пройти курс кактусоте-рапии; каюта же (невероятный двухэтажный «люкс» ссобственной террасой) останется в полном распоря-жении Ники. На оставшиеся две недели круиза к немусмогут присоединиться жена и дети, перелет тетушкаоплатит.

– Тортуга! Барбадос! Аруба! – пропела Алтын, во-дя пальцем по карте. – На халяву! По системе «всевключено»!

– Не обольщайся, – уныло молвил Фандорин, пони-мая, что проиграл. – Знаю я эти лайнеры. Там однихчаевых раздашь столько, что хватило бы на двухне-дельный отпуск в Египте.

– Ты совсем не думаешь о детях, – обрушился нанего последний, добивающий удар. – Когда еще онисмогут побывать в этих сказочных местах? А вот Син-тия, лапочка, о них подумала.

Если уж Алтын называет тетю «лапочкой», дело со-всем труба, подумал тогда Николай Александрович.

Первая встреча железных женщин произошла три-надцать лет назад. Фандорин привез юную жену вЛондон – показать свой родной город. Ради такого де-ла выбралась из Кента и тетушка. Встретились в оте-ле «Савой», на знаменитом тамошнем afternoon tea.4Синтия вырядилась, будто вдовствующая герцогиняна Эскотские скачки: костюм в цвет розового жемчуга,несусветная шляпа и все такое прочее. Должно быть,желала, чтоб московитка осознала весь масштаб сва-лившегося на нее счастья – войти в такое семейство!Алтын же в ту пору еще числила себя стрингером иодевалась согласно имиджу. Была она в сандалияхи бесформенном холщовом балахоне, черные воло-сы украшены разноцветными индейскими бусинами.К этому надо прибавить огромный живот с дозреваю-щей двойней, по случаю которой на балахоне быливкривь и вкось нашиты луна с солнцем.

Обе дамы уставились друг на дружку с одинако-вым выражением снисходительного недоумения. Изсамых лучших побуждений Синтия сказала (она ис-кренне верила, что аристократический стиль поведе-ния – сочетание чопорности с бесцеремонностью):«Что ж, милая, пока вы в положении, можете носить

4 Послеполуденный чай (англ.)

то, что вам удобнее. Но потом все-таки придется при-вести себя в приличный вид. Имя „леди Фэндорин“,которое вы теперь носите, обязывает. Отправляйтесьв отдел дамского платья „Харродс“, пусть к вам вызо-вут мистера Ламбета. Скажите, что мисс Борсхед изБорсхед-хауса попросила сделать вам полный гарде-роб. Счет можно прислать на мой адрес». «О'кей, –ответила Алтын на своем бойком, но совсем не ари-стократичном английском. – Заеду, чтоб сделать вамприятное. Но вы тогда тоже загляните, пожалуйста,на Пикадилли в магазин „Готический ужас“. Пусть вастоже прикинут по-людски, сделают татуху на плечо ипирсинг на язык. – Да еще ляпнула, грубиянка, под-нявшись. – Пойду я в номер, а то меня что-то подб-левывает». Минут пять после ухода новообретеннойродственницы тетя хранила мертвое молчание. По-том сдержанно обронила: «Что ж. По крайней мере,она способна рожать детей».

Кстати сказать, на детей у Ники была последняя на-дежда. В отличие от жены, он не думал, что Ластикс Гелей так уж обрадуются перспективе Карибскогоплавания. Сын и дочь у Николая Александровича бы-ли нестандартные, мало похожие на других подрост-ков.

Перемена характера и поведения произошла сблизнецами в нетипично раннем возрасте, лет с деся-

ти. Сначала брат, а вскоре за ним и сестра вдруг сталине такими, как прежде. Пропали непосредственностьи веселость, оба сделались молчаливыми и скрытны-ми. О чем думают, непонятно, с родителями не откро-венничают, а смотрят иногда так, будто это они взрос-лые, а папа с мамой – несмышленые дети.

Николас забил тревогу. Но не склонная к панике Ал-тын сказала, что это раннее начало пубертата и чтосама она в детстве тоже была сущим волчонком. Еебеспокоило только одно: Ластик с Гелей стали оченьмало есть. Мальчик и раньше был самым низкорос-лым и щуплым в классе, но девочка, всегда отличав-шаяся отменным аппетитом, тоже осунулась, на тре-угольном личике остались одни глаза. Нормальныедети, измеряя свой рост, радуются, когда прибавилсяновый сантиметр, а эти расстраивались. Зачем-то безконца измеряли объем груди и талию, втягивая и безтого впалые животы.

Чтоб не травмировать детскую психику, родителисами сходили на консультацию к специалисту, и тотсказал, что это не вполне типичная симптоматика лег-кого подросткового аутизма, подсознательный страхроста и взросления. Со временем пройдет само со-бой, а чтоб не пострадало здоровье, нужно потихонь-ку подмешивать в еду питательно-витаминные добав-ки…

Сначала ожидания Николаса оправдались. Плытьна океанском лайнере ни сын, ни дочка не захотели,заявив, что им это неинтересно. Но когда Алтын ста-ла перечислять названия островов, которые посетиткорабль, Ластик зачарованно повторил: «Барбадос?Супер. Я еду». «И я еду», – эхом откликнулась Геля.Это все Джонни Депп, подумал Ника. Насмотрелисьпро пиратов Карибского моря. Оставалось утешатьсятем, что сыну и дочке все-таки не чуждо хоть что-тодетское.

И магистр смирился со своей участью. В конце кон-цов, одну неделю можно и потерпеть. В этом дажеесть своя прелесть – ненадолго вырваться из привыч-ного мира. Сменить темп, отключиться от повседнев-ных забот, оказаться в размеренном, уютном, благо-пристойном мире, где все улыбаются, говорят приглу-шенным голосом, а максимально допустимое прояв-ление эмоций – сухо заметить: «Что ж. По крайней ме-ре, она способна рожать детей». За время обитания вполоумной стране своих предков бывший подданныйее величества привык к повышенному расходу адре-налина и, вероятно, жить в Англии постоянно уже несумел бы. Но поскучать на британском корабле, гденамеренно воссоздается и культивируется атмосфе-ра былых времен – почему бы и нет? Раз уж все окру-жающие так этого хотят.

Первые пять дней плавания более или менее сов-пали с ожиданиями Николаса. Но когда до Форт-де-Франса осталось плыть всего сутки, тетя Синтия сна-чала чуть не свернула себе шею, а потом преподнес-ла племяннику сюрприз, от которого адреналин так изабурлил в крови.

Однако лучше рассказать по порядку. Для этогоудобнее всего заглянуть в блог, который НиколайАлександрович вел с первого дня путешествия.

Дело это было для Фандорина новое, в Москве унего не оставалось времени вести виртуальный жур-нал, да и нужды особенной не возникало. Обо всем,что произошло за день и что его волновало, Никамог поговорить вечером с женой. Однако на периоднедолгой разлуки он взял обязательство записыватьвсе мало-мальски примечательные события в интер-нет-дневник. Это живее и естественнее, чем слатьэлектронные письма. А реакцию корреспондентов по-лучаешь незамедлительно, в виде комментов.

Верная секретарша Валя наскоро преподала ма-гистру краткий курс блоговедения, открыла аккаунти помогла выбрать ник (то есть прозвище) с авата-ром (визиткой-картинкой). Фандорин решил назвать-ся «Длинным Джоном» в честь пирата из «Островасокровищ»: даром он что ли заделался мореплавате-лем, держит курс на Вест-Индию, ну и рост у него то-

же подходящий – метр девяносто девять.Жену приучать к такой форме общения не при-

шлось, она давно у себя в журнале вела шеф-ре-дакторский блог. Ник у нее был «Болид». Валя – тадневала и ночевала в интернете. В последнее вре-мя она причесывалась а-ля Грета Гарбо и приобре-ла соответствующую томность в манерах, но на стилеписьма это не сказывалось. Будучи девушкой нетри-виальной судьбы (и это еще мягко сказано), Вален-тина получила неупорядоченное образование. Бойкотарахтела на иностранных языках, но родным владе-ла нетвердо – особенно орфографией. Вот почему всвое время она с энтузиазмом подхватила моду пи-сать «по-албански», где безграмотность возведена впринцип. Теперь эта дурацкая причуда у приличныхинтернет-пользователей считается дурным тоном, ноВаля отказываться от «албанского» упорно не жела-ла. Или не могла.

Итак, путевые заметки «Длинного Джона» с ком-ментариями «Болида» и «Греты Гарбо»:

Блог «Длинного Джона»

пишет Long John (ljohn)

2009-04-02 21:48Отплыли вчера вечером, но писать не мог. Хоть

в рекламной брошюре обещали, что морскаяболезнь пассажирам «Фэлкона» не страшна,меня сильно замутило, едва теплоход вышелв Ла-Манш. Погода гнусная. Сильный ветер,дождь. Волны с нашей одиннадцатой палубыкажутся маленькими, но, думаю, высотой ониметра три-четыре и бьют все время в борт.Пол накреняется, горизонт тошнотворно ходитвверх-вниз. Неугомонной С. хоть бы что. Она спомощью горничной (представьте себе, к «люкс-апартаменту» приписаны горничная и батлер!)надела вечернее платье с блестками, жемчуга иукатила знакомиться с капитаном. Я же позорновалялся в кровати Есть мне, мягко говоря, нехотелось, а на капитана я еще насмотрюсь – мысидим за капитанским столом.

Спал я, как труп. Снилось, будто я младенец именя укачивает в люльке Серый Волчок, причемя очень боялся, что буду ухвачен за бочок.

Утром стало получше, и я смог осмотреть нашу

чудесную каюту, а потом и теплоход.Апартамент двухэтажный, с двумя санузлами.

Наверху спальня с огромной кроватью, гдепоселился я, потому что тетю в кресле подниматьпо лестнице неудобно. Внизу гостиная с роялем,терраса и кабинет. С. отлично устроилась надиване, за ширмой. У нее есть звонок длявызова прислуги, а еще она прихватила издому колокольчик – для меня. Среди ночи япроснулся от отчаянного трезвона, кинулся вниз,чуть не полетел со ступенек. С. заботливоспросила, не стало ли мне лучше, а то она такиз-за меня волнуется. Не стало, ответил я систинно британской сдержанностью и поковылялобратно. В ящике стола есть беруши. Без нихбольше спать не лягу. Если что, пусть С. вызываетзвонком прислугу.

Утешаюсь тем, что нам тут будет оченьудобно. Геля поселится на диване, Ластик вкабинете – тут можно взять складную морскуюкойку, ему понравится. А мы с тобой, Алтынсвет Фархатовна, обоснуемся по-королевски вбудуаре и будем смотреть через панорамноеокно на звезды. В карибском море погода нетакая, как здесь, можно завтракать на террасе.Представляешь?

Только я почувствовал в себе достаточно сил,чтобы отправиться на обед, как наш «Сокол»вышел в Бискайский залив. Заболтало так, что

по столу начали ездить стаканы. Вы знаете,барышни, как я ненавижу уколы, но тут сдался.Шатаясь, добрался до медпункта и попросилсделать инъекцию от морской болезни. Теперь нетошнит, но есть все равно неохота и тянет в сон.

Самое обидное, что, по-моему, яединственный из двух тысяч пассажиров,кто реагирует на качку. Все вокруг ходятдовольные, без конца чем-то восхищаются,выпивают-закусывают в пятнадцати бесплатныхзабегаловках и вообще наслаждаются жизнью.Все-таки никакой я не британец, нет во мнеморской крови. Тетушка вон разрумянилась,посвежела. Шастает на своем драндулете сэлектромотором то в казино, то в кино, тосмотреть на танцы.

Посидел за компьютером – снова поплохело.Что если я так и проваляюсь все дни в кровати?

пишет bolid

2009-04-02 22:15Морская болезнь происходит от слабоволия

и расслабленности. Ею страдают толькобездельники. Ходи в джим, бегай по палубе, и всепройдет.

пишет gretchen

2009-04-02 22:16Шев, бидняжичко, каг йа зо ваз пирижывайу!

пишет Long John (ljohn)

2009-04-03 22:48Сегодня качки нет. Чувствую себя отлично. За

завтраком наелся, как питон. Обедом, файв-о-клоком и ужином тоже не пренебрег. Готов к болееполному отчету о первых впечатлениях.

Первое, что меня поразило, это пассажиры.То есть я, конечно, понимал, что трехнедельныйкруиз на «Соколе» могут себе позволить тольколюди очень обеспеченные, но тут как-то упустилиз виду, что одних денег тут мало. Нужноеще свободное время. А кто из состоятельныхобитателей Соединенного Королевства можетпозволить себе на целых три недели оторватьсяот дел? Только те, кто от дел уже отошел.

В Саутгемптоне, перед посадкой на корабль,вкатываю я тетушку в ангар, где регистрируютпассажиров, и вижу картинку из какой-то немудрящей комедии, когда, знаете, всевремя врубают хохот за кадром. Целое море

седых и плешивых голов, кресла-каталки,трости, сгорбленные спины, а над всей этойгеронтомассой висит огромный жизнерадостныйбиллборд с лозунгом: «Мы так молоды, а ужепокоряем мир!»

Оказывается, фирма «Пенинсьюлар», которойпринадлежат наш «Сокол», недавно отметиласвое пятилетие и, как теперь говорят,позиционирует себя лидером нового поколениякруизных компаний.

Забегая вперед, расскажу на эту тему еще кое-что, уже из жанра черной комедии.

Сегодня я блуждал по кораблю и познакомилсяс милой девушкой из сервисного отдела.Смугленькая, хорошенькая, родом из Бомбея(тут почти весь обслуживающий персонал изИндии, Филиппин или Индонезии). Ревнуешь,жена? Правильно! Будешь знать, как выпускатьорла из клетки.

И вот эта самая Чати, то ли плененная моейкрасотой и обаянием, то ли (что вероятнее)в расчете на чаевые, завела меня в такоеместечко, которое от пассажиров хранится втайне. В трюме, рядом с холодильником, гдедержат съестные припасы, имеется еще один.Для покойников. Чати шепнула мне, что за одинрейс не меньше пяти, а бывает, что и десятокбабушек и дедушек отдают Богу душу. Этонеудивительно, если учесть, что средний возраст

пассажиров 77 лет, а один процент (то естьчеловек двадцать) перевалили за девяносто.Так наш «Сокол» и плывет меж райскийостровов: наверху играют в бридж, фланируютпо палубе и танцуют допотопные танцы, авнизу лежат в блаженной тишине замороженныеполуфабрикаты, дожидаясь возвращения народину.

Кстати о танцах. Это сильное зрелище.Старики вечером наряжаются в белые

смокинги, старухи – в открытые платья иотправляются в танцзал. Я смотрю на все это,как завороженный. Оркестр играет танго, ча-ча-ча, фокстрот. Недолго, по полторы минуты, чтобыпублика не выбилась из сил. Но однажды врубилибуги-вуги, и некоторые из old girls и old boysтряхнули стариной. Это было здорово, честноеслово. Даже стыдно стало, с какой стати я смотрюна этих людей с насмешливой жалостью. У нихбыло свое время, со своими обычаями и танцами.Этот теплоход – будто плавучий заповедникушедшего столетия. Я тут гость, и у меня нетникакого права испытывать превосходство передстарыми леди и джентльменами только из-затого, что они умрут раньше (тьфу-тьфу-тьфу).

Помнишь, Алтын, как мы ездили в Китай?Первые несколько дней нам казалось, что увсех вокруг одинаковые лица, но примерночерез неделею мы перестали воспринимать

окружающих как китайцев, а научились видетьиндивидуальные черты. То же и здесь. Впервый вечер у меня было ощущение, чтоя все время натыкаюсь на одних и техже стариков и старух, в глаза лезли толькоморщины, обвислые подбородки, коричневыепятна в вырезах вечерних платьев. Но сегодняя перестал замечать, что лица вокруг менястарые. Вроде как все человечество вдругсостарилось, и я даже вздрагиваю, когда вижу взеркале свою неприлично свежую физиономию, снеестественно гладким лбом и неприятно упругойшеей.

У стариков лица гораздо интересней, чем умолодых. С возрастом отчетливей проступаютчерты характера, ум или глупость, добротаили злобность, удачливость или невезучесть.Мне кажется, что по рисунку морщин я могупрочесть всю life story5 человека, и нередко этозахватывающе интересное чтение!

Вдруг у меня возникло жуткое предположение.Что если я на самом деле не плыву по океану, апомер? Допустим, разбился в самолете и попалпрямиком на тот свет. Нет, правда. Кругом однистарики. Райское, безмятежное существование.Кормят и поят бесплатно. Официанты в беломпохожи на ангелов. Пушистые облака, синее

5 Жизненная история (англ.)

море…Эй, на земле! Отзовитесь!

пишет bolid

2009-04-03 23:25Не глазей на чужих старух, паси-ка лучше

свою.Рассказывай ей почаще про костлявую руку

голода, угрожающего твоей семье. У менясегодня была разборка с Фифой. Представляешь,эта наглая тварь приперлась в редакцию,заявляется прямо ко мне в кабинет и говорит:«Интерьерчик у вас тут типа „бедненько, ночистенько“, только приличных людей отпугивать.Я скажу Костику, чтобы отбашлял на ремонти пришлю своего дизайнера». Ничего, да?Я ей спокойно так, ты меня знаешь. «Ану кыш за дверь, кошка крашеная». Она отменя вылетела, чуть брильянты из ушей невыскочили. Побежала жаловаться, ну и хренс ней. Контракт не обязывает меня разводитьманирлихи с любовницей работодателя. Ненравлюсь – пусть увольняет. Думаю, после этогомилого разговорчика я окажусь на улице, но зато свыходным пособием. Однако надолго этих денегне хватит. Так что окучивай тетеньку. Будь с нейнеразлучен.

пишет gretchen

2009-04-04 01:18Сиводне падбило бапки зо мард. Буголтерие

жудь. Расходафф двесте деветь тыщ нищетая маей so called6 зорплатэ, каторую магупадаждать. Даходафф шыш. Папутнава ветро.

пишет Long John (ljohn)

2009-04-04 20:01Алтыша, от тетушки я буквально ни на шаг.

Распорядок дня у нас такой:Утром я достаю из-под двери корабельную

газету и, пока батлер подает чай, читаютете все подряд. Мировым новостям иполитике отведено строчек десять, всеостальное – спортивные новости, подробныйпересказ вчерашних эпизодов всех основныхтелесериалов, программа развлечений иоповещение, как нынче одеваться к ужину:белый галстук или черный, смокинг или пиджак,вечернее платье или «свободный стиль» (этозначит, что дамам можно являться в костюме, норазумеется, не брючном).

6 Так называемой (англ.)

Потом я катаю С. пятнадцать-двадцать круговпо променадной палубе. Мы обсуждаем со всемивстречными погодные условия и желаем другдругу приятного дня.

Перед обедом занимаемся в кружкелюбителей акварели. Сегодня, например, темазанятия была «Речной туман». Представьсебе: плывем вдоль гористых берегов островаМадейра, сияет солнце, море все переливается,красота неописуемая, а мы сидим и выписываемсерый туман над Темзой.

Обед: сначала все стоят в очередь кстюарду, который капает каждому на ладоньпо три капли дезинфицирующего раствора.Без этого обязательного ритуала вход встоловую запрещен. Представляю себе, какотнеслись бы к подобному правилу нашисвободолюбивые соотечественники. А британцыдисциплинированно подставляют ладоши, никтои не думает протестовать. Все-таки у нас и уних совсем разное представление о свободе идисциплине. В прежней жизни я был бы целикомна стороне англичан. Сейчас же, безнадежнообрусев, киплю от возмущения.

После обеда тетя спит 64 или 88 минут.Это мое свободное время. Читаю новостив интернете. Гуляю, просматриваю книги вбиблиотеке (здесь очень приличный подборсправочной литературы).

Перед файв-о-клоком С. плавает в бассейне.Это трудоемкая и монументальная процедура.Я все собираюсь снять на камеру, как тетюспускают в воду на специальном кране дляинвалидов. Это напоминает картину «Карл XII вПолтавском сражении». Помнишь, как шведскийкороль, приподнявшись на носилках, командуетдвижением полковых колонн? Примерно так же С.руководит крановщиками.

После бассейна С. играет на рояле, а яделаю вид, что слушаю. Потом пора одеватьсяк ужину. Я с вами, татарославянами, за 13лет так одичал, что не имею в гардеробе нибабочки, ни рубашек с воротником-стойкой, нисмокинга. Пришлось всю эту дребедень братьнапрокат. С. еще подарила мне золотые запонки сбриллиантовой монограммой в виде баронетскойкоронки, но я в них напоминаю не британскогобаронета, а цыганского барона. Только представьменя в этаком виде и ты поймешь, на какиежертвы я иду ради семьи.

Сидя за столом, тетя, ясное дело, обращаетсяко мне исключительно «сэр Николас», в связи счем во время самого первого ужина приключилсямаленький инцидент.

На теплоходе два «люкс-апартамента»,и счастливые обитатели сих чертогов

удостаиваются чести вкушать dinner7 закапитанским столом. Компанию нам с тетушкойсоставляют мистер Делони (так зовут пассажиравторого «апартамента»), капитан Флинч и,поочередно, кто-нибудь из старших офицеров. Впервый вечер, когда я смог выползти к ужину,это был помощник по безопасности Тидбит,типичнейший продукт своей профессии. После11 сентября для этой публики настали золотыевремена. Какие щедрые бюджеты, какие широкиеполномочия!

А сколько новых замечательных должностей– например, бдить за безопасностью накруизном теплоходе для миллионеров. Вовсех странах сотрудники спецслужб выглядяти ведут себя примерно одинаково. Когда С.в очередной раз меня «обсэрила» («сэр Николас,передайте солонку» или еще что-то), мистерТидбит вдруг с невинным видом заметил: «Вотинтересно, сохраняется ли титул у бывшегобританскоподданного, если он поменял паспортна иностранный? Не правильней ли именоватьвашего племянника „мистер“ или gospodinФандорин?» При этом о моем российскомгражданстве речь ни разу не заходила. То естькорабельный спецслужбист решил щегольнутьосведомленностью: мол, такая уж у меня работа

7 Ужин (англ.)

– знать всю подноготную о каждом.Тетя молча воззрилась на плебея, подержала

красноречивую паузу и говорит: «Вам, какгосударственному служащему, существующемуна деньги налогоплательщиков, полагаетсяхорошо знать законы. Человек может являтьсяодновременно гражданином Великобритании иРоссии. Кроме того, сэр, да будет вам известно,что лишить титула может лишь одна персона.Тут она выразительно покосилась на портрет еевеличества, что висит над капитанским столом. –И это никак не вы, мой дорогой сэр».

Насчет работы не жалей и из-за денег непереживай. Мы живы, здоровы, а значит, что-нибудь придумаем.

пишет bolid

2009-04-04 21:15Ага, особенно ты придумаешь. Вся наша

надежда на милую тетушку. Скоро прибудутебе на подмогу. Клянусь, буду вести себякак ангел. Буду выглядеть настоящей «ледиФэндорин». Тетушка прослезится, когда меняувидит. Держись, Мальчиш. Красная армия наподходе!

пишет Long John (ljohn)

2009-04-04 21:50Слава Богу, вы с ней не увидитесь. С. заказала

вам билеты до Барбадоса, а сама сойдетв предыдущем порту, на Мартинике. Мудроерешение.

Притворяться ты не умеешь, она тоже.Называет она тебя не иначе как «та женщина».

пишет bolid

2009-04-04 21:55Старая стерва! Неужели она меня до такой

степени ненавидит? Если бы я знала, что этазараза сходит на Мартинике, не потратила быстолько деньжищ на уродские платья с блесткамии черные туфли фасона «похороны Сталина»!

пишет gretchen

2009-04-04 22:05Шев, довайте йа прееду намортинико. Обояю

старушко иле предушу патихаму. Саме знаите.Каг класна йа умейу деладь ито идругойе.

пишет Long John (ljohn)

2009-04-05 14:11Спокойно, барышни. Все под контролем. Мы

с тетенькой живем душа в душу. Очевидно,от дедушки Эраста Петровича мне все-таки досталась по наследству малая толикавезучести. Я уже писал, что по вечерам С.таскает меня в казино. Она очень азартна иочень суеверна во всем, что касается games ofchance.8 В первый вечер спросила меня, на чтопоставить в рулетку. Я, не думая, ткнул в какой-то квадрат. Она поставила фишек на сто фунтови выиграла. После этого я исполняю при ней рольталисмана. Советуется со мной она не всегда– по ее выражению, «не хочет злоупотреблятьфандоринской удачей». Но три раза спрашивалаи, представьте, я все время угадывал. 50 %выигрыша мои, так что кое-какие пиастры в этомпиратском рейде я уже награбил.

Сидение в казино – самая скучная часть моегокорабельного дня, который, как вы уже поняли,и так небогат на развлечения. В игорном заленароду почти нет, британские старики не любятглупого риска. Говорят, на Карибах, когда сядутамериканцы, в казино будет не протолкнуться,

8 Азартные игры (англ.)

а пока возле нас с С. торчит только какой-то постного вида француз. Он думает передкаждой ставкой еще дольше, чем тетя, а ставит,в отличие от нее, по одной желтой фишечке.Все время проигрывает и ужасно из-за этогострадает. Очевидно, это злокачественная формамазохизма.

Я, похоже, совсем разбританился. Знаете, чтодостает меня здесь больше всего? Наше светскоеобщение во время колясочных марш-бросковпо палубе. Сегодня провел статистическоеисследование. Из двадцати восьми встречных,кто вступил с нами в беседу, одиннадцатьчеловек спросили: «How are you this morning?»,9остальные семнадцать: «Are you enjoying theview?».10 Первым С. неизменно отвечала: «Howis your own self?»;11 вторым: «Fabulous, absolutelyfabulous»,12 после чего все следовали дальше,полностью удовлетворенные беседой.

пишет gretchen

2009-04-05 14:29

9 Как поживаете этим утром? (англ.)10 Чудесный вид, не правда ли (англ.)11 А вы сами-то как? (англ.)12 Великолепный, просто великолепный (англ.)

Шев, кагда састаритесь, йа тожэ будо вазвазить ф калязкэ.

пишет bolid

2009-04-05 15:20Ника, если ты хочешь, чтобы я отвечала

на твои записи в блоге, забань своеготрансформера!

пишет gretchen

2009-04-05 15:21Сома тронсформер!!!

пишет Long John (ljohn)

2009-04-05 22:29Закаты над океаном – зрелище совершенно

завораживающее. Сегодня безветренно, и заходсолнца выглядит так, будто в зеркале решилутопиться красный апельсин.

Это я, как истинный британец, выдержалпаузу и тактично перевел разговор на природу.Не ссорьтесь, девочки. Давайте я вам лучшерасскажу про нашего соседа по столу мистера

Делони. Не знаю, чем мы с тетей ему не угодили,но я часто ловлю на себе его косые взгляды.За все время он и С. не обменялись ни единымсловом, а на мои бессмысленные учтивостиэтот Delonay отвечает междометиями. При этомон вообще-то очень разговорчив и без концаразвлекает капитана какими-нибудь историями.Корабельная публика, как я уже писал, имеетобыкновение с чрезвычайно заинтересованнымвидом беседовать о всякой ерунде, но мистерДелони – отрадное исключение. Слушать егоникогда не скучно. Он много где был, многоевидел. Род его занятий не вполне ясен. Вродебы он торгует дорогими автомобилями, нов то же время частенько поминает какие-тоофшоры, инвестиционные портфели, активы.Якобы он является председателем правления нето тридцати, не то сорока компаний. Если учесть,что родом этот джентльмен с острова Джерси,такое вполне возможно. Многие из тамошнихжителей преуспевают благодаря оффшорномустатусу своей родины. Судя по огромнойжемчужине в галстуке и бриллиантовому перстнюна мизинце, у Делони денег гораздо больше, чемвкуса, но я готов простить ему и невежливость, ипристрастие к мишуре. Без его болтовни я бы наэтих чертовых ужинах засыпал и падал носом впюре из корня сельдерея или в манговый чатни.

Истории джерсийца всегда про одно и то же:

как кто-то пытался его объегорить, да не вышло.Концовка бывает двух видов: «Тут я взял сукинасына за шиворот и как следует тряхнул». Или:«Тут я легонечко так улыбнулся и говорю этомусукину сыну…»

Сегодня вечером мистер Делони развлекалнас рассказом о том, как ездил в Индиювести переговоры об открытии автомобильногосалона по продаже «ягуаров» (Я пересказываюэту белиберду, чтоб ты лучше представляла,Алтыша, атмосферу трапез, на которых тебескоро предстоит присутствовать).

Торговался, стало быть, наш Делони с каким-то мумбайским дилером, «самым пройдошистымсукиным сыном во всем штате Махараштра».Никак не могли они договориться об условиях.И тут индиец, наслышанный о том, что уангличан модно терзаться комплексом виныперед прежними колониями, наносит удар нижепояса. Вы, говорит, мистер Делони, хотитестереть меня в порошок. Как ваши предки-сагибыхотели пустить на распыл моего прадедушку. Ирассказывает, как во время сипайского восстанияего предка раджу (Делони иронически заметил,что у каждого индийца обязательно найдетсяпредок раджа) англичане припугнули виселицей,если он не присягнет на верность. Прадедушкане испугался, ибо для индуса принять смерть отрук неверных – отличный способ обеспечить себе

бонус при новом рождении. Тогда колонизаторы,знатоки местных верований, привязали его к дулупушки, заряженной одним порохом. После такоговыстрела от человека остается кучка кровавыхтряпок, предавать огненному погребению нечего,а это для индуса ужасно. И раджа присягнулкоролеве Виктории за себя и своих подданных.

Эту жуткую историю дилер поведал мистеруДелони с печальной улыбкой и закатываниемглаз. «Но меня на такую дешевку не возьмешь, –сообщил нам джерсиец с веселым смехом. –Я сам во время переговоров с немцами из„Даймлер-Бенца“ в трудный момент люблюввернуть что-нибудь про холокост, да еще приврупро бабушку-еврейку, погибшую в Дахау. Знаете,что я ответил своему маратхскому приятелю?»Все кроме тети изобразили живейший интерес (С.игнорирует Делони, никогда даже не смотрит в егосторону). Рассказчик немедленно удовлетворилнаше любопытство. «Я слегка так улыбнулся иговорю этому сукину сыну: „Мы, британцы, всегдаумели найти верный путь к сердцу партнера.Именно поэтому мир говорит и делает бизнессегодня по-английски. А не на языке маратхи“».Делони громко захохотал. Все за исключениемС. улыбнулись. «Отлично сказано», – заметилнаш дипломатичный капитан и завел разговор опассатах, сезонных ветрах, которые определялиграфик трансатлантических плаваний во времена

парусной навигации.Вот так и проходят наши ужины.

пишет gretchen

2009-04-06 10:29Наканетста нигто большэ нифстреваед ф наж

диолок. Напишыте исчо пра закад иле васхот.Абажайу аписания прероды!!!

Большой благородный

японский попугай

Последний коммент Гретхен-Вали означал, что Ал-тын с детьми уже отправилась в долгую дорогу: сна-чала в Лондон, оттуда рейсом «Вирджин Атлантик» вБриджтаун. А что ничего не написала напоследок –это паршивый характер. Обиделась, что он не сталбанить развязную секретаршу, вечно сующую свойнос куда не просят.

Пока не истекли 96 минут, как раз можно было бызаписать все случившееся в дневник. Во-первых, этопомогло бы собраться с мыслями. Во-вторых, инте-ресно было бы узнать мнение жены. Но Алтын, ста-ло быть, из контакта уже вышла. А от Вали проку бу-дет мало. Дедукция не входила в число ее сильныхкачеств.

Пожалуй, чем метаться по каюте, дожидаясь тети-ного пробуждения, разумней спуститься в библиотеку.В загадочном письме есть кое-какие детали, требую-щие выяснения и уточнения.

В лифте Фандорин, как обычно, не поднимал глаз,а смотрел под ноги. Так же вели себя и попутчики.Встречаться с кем-либо глазами было рискованно.

Согласно корабельному этикету, eye contact13 предпо-лагал улыбку, улыбка – обмен вежливыми репликами,и все, потянется цепочка: теперь при каждой случай-ной встрече придется останавливаться, здороватьсяи обсуждать природу-погоду, желать друг дружке чу-десного афтернуна, и так далее, и так далее.

В принципе, все это очень цивилизованно и мило,но с российской точки зрения – фальшь, пустое со-трясание воздуха. В Москве Нику ужасно раздражалнедостаток вежливости, здесь – ее избыток. Тут бы-ло о чем задуматься. Получалось, что британцем онбыть перестал, а русским так и не сделался. Дома(ага, все-таки «дома»!) часто думал: худшая беда уних тут – не дураки и не дороги, а тотальное хам-ство. На корабле же постоянно ловил себя на мыс-ли: «странная у них, англичан, все-таки привычка…»Например, даже британская сдержанность, которуюФандорин всегда так ценил, теперь казалась ему ка-кой-то малахольной и противоестественной.

Взять хоть сегодняшний инцидент.Согласно заведенному распорядку, с 16.15 Синтия

плавала в открытом бассейне на солнечной палубе.Николас сел в шезлонг с книжкой («История британ-ской Вест-Индии»), а тетю, наряженную в плюшевыйкупальник с львами и единорогами, служители пере-

13 Встреча глазами (англ.)

садили из каталки на подъемник и стали осторожноперемещать над изумрудной водой. В середине, гдеглубже, старушку опускали, она отстегивала ремнии десять минут величественно плавала взад-вперед.На воде тетушка держалась отлично. Потом тем жекраном ее переправляли обратно.

Сначала все шло, как обычно: Синтия отдавала ко-манды, словно адмирал Нельсон с капитанского мо-стика в разгар Трафальгарского сражения; вежливыематросы делали вид, что без ее распоряжений нипо-чем не справятся с таким мудреным делом. Но ко-гда сиденье оказалось над мраморным бортиком, те-тя как-то неловко накренилась, и ремень безопасно-сти то ли лопнул, то ли расстегнулся.

Сам миг падения Николас проглядел – он как разчитал о рейде пирата Моргана на Маракайбо. Услы-шал донесшееся с нескольких разных сторон приглу-шенное «ах!», тетин вскрик. Поднял глаза и обмер,увидев столб брызг и пустое раскачивающееся сиде-нье.

В течение полуминуты, пока выяснилось, что ста-рушка цела, вокруг царило напряженное молчание.Кто-то приподнялся с шезлонга, кто-то даже вскочил,но в общем все вели себя с безукоризненной сдер-жанностью. Русские бы заорали, кинулись к бассей-ну, здесь же никто не тронулся с места. Не из без-

различия, а чтобы не мешать специалистам: прислу-га лучше знает, что и как нужно делать в подобномслучае. Орал и размахивал руками только какой-тодядечка в не по-английски пестрых плавках. Потом,когда стало ясно, что все в порядке, Николасова со-седка со снисходительной улыбкой сказала про кри-куна: «Australian, isn’t he».14 Выговор у эмоционально-го джентльмена действительно был антиподный.

Зато Синтия проявила себя настоящей англичан-кой. Когда перепуганные матросы выудили ее из во-ды, она сказала лишь: «Полагаю, сегодня я плаватьне буду». И бледный от потрясения Ника укатил еепод одобрительные взгляды и сочувственные ком-ментарии публики.

Однако в коридоре, вдали от посторонних глаз, тетядала-таки волю чувствам.

– О, мой Бог, – слабым голосом сказала она. –Я чуть не погибла. Когда я падала из этой черто-вой люльки, чуть не лопнула от злости. Думала: «Какнекрасиво со стороны Всевышнего! Угробить меня на-кануне главного приключения всей моей жизни! Про-сто нечестно!»

– Вы все это подумали, пока падали с двух мет-ров? – спросил Ника – безо всякой подначки. Он зналпо опыту, что в миг опасности мысль многократно

14 А, он австралиец (англ.)

ускоряется. – Однако вы не совсем справедливы кГосподу. Если вы считаете плавание по океану глав-ным приключением вашей жизни, то оно уже близитсяк концу. Завтра Мартиника.

– При чем тут плавание! – фыркнула Синтия, ноэто интригующее замечание Николас пропустил мимоушей. Он еще не совсем оправился от шока.

– Как же вы меня испугали, – пробормотал он. – Яподумал…

– Что старуха свернет себе шею и ты унаследуешьБорсхед-хаус? – подхватила тетушка. Он хотел возму-титься, но она махнула: молчи, не перебивай. – Нет,мой милый, Борсхед-хаус ты бы, конечно, унаследо-вал, но ты даже не представляешь, чего бы ты лишил-ся! Какой ужас! Я могла погибнуть, не открыв тебе тай-ны!

Николай Александрович заморгал.– Тайны? Какой тайны?Мисс Борсхед вздохнула.– Не хотела говорить, пока не прибудем на Мар-

тинику, но после сегодняшнего происшествия простообязана ввести тебя в курс дела. Неужели ты поду-мал, что я притащила тебя на этот дурацкий пароход,только чтобы ты катал меня по палубе?

– А… разве нет?– У меня самоходное кресло, – с достоинством за-

метила она. – Нет, мой мальчик. Ты мне понадобил-ся не в качестве тягловой силы. Мне нужна твоя голо-ва. Фандоринская голова! – Она постучала его артри-тическим пальцем по лбу. – Дай мне 96 минут, чтобыприйти в себя. А пока изучи один документ. И порабо-тай своими учеными мозгами.

Сказано это было уже перед самой дверью каюты.А минуту спустя Николас получил для изучения по-желтевшее от времени письмо – без каких-либо ком-ментариев. Пока он разглядывал бумагу, не торопясьее разворачивать, Синтия ретировалась в свое лого-во. Из кресла на диван она умела перемещаться безпосторонней помощи. Руки у старушки были сильные.

* * *

Двадцать минут спустя охваченный охотничьим

азартом Фандорин ехал в лифте на шестую палубу,в библиотеку. Там имелся отличный подбор книг наразных языках по истории мореплавания. Возможно,удастся что-то найти по французским арматорам пе-риода Войны за испанское наследство.

Читальный зал бывал полон только в ненастнуюпогоду. Но с самого Бискайского залива над океаномсияло солнце, с каждым днем делалось все теплей,и в этот тихий послеполуденный час Николас ока-

зался в библиотеке совсем один, даже служительни-ца куда-то отлучилась. Вместо нее на столике реги-стратуры сидел большущий попугай изысканной, нонесколько траурной окраски: сам черный, с краснымхохолком и желтой каймой вдоль крыльев. Птица во-дила здоровенным клювом по странице раскрытойкниги – будто читала. Фандорин поневоле улыбнулся.

– Пиастрры, пиастрры, – сказал пернатому суще-ству магистр. Попугай покосился на шутника круглымглазом и присвистнул – мол, слыхали уже, придумалбы что-нибудь пооригинальней. Потом взял и пере-вернул клювом страницу. Должно быть, видел, как этоделают посетители, и спопугайничал.

Библиотекарша Николасу была не нужна. Он самнашел нужный шкаф, разделенный по странам и эпо-хам. Ага, вот Франция. Вот царствование Людови-ка XIV. А вот и целый том, посвященный арматорампорта Сен-Мало.

– Лефевр, Лефевр… – бормотал Фандорин, пере-листывая указатель.

Их, оказывается, была целая династия, Лефевров.А вот и тот, что, очевидно, упоминается в письме.

Вслух Ника прочел:– «Шарль-Донасьен Лефевр (1653 – не ранее

1718)». That’s my man!15

15 Он-то мне и нужен! (англ.)

Птица издала нервный клекочущий звук. Мелькомподняв глаза, Фандорин увидел, что попугай растопы-рил крылья и таращится на него.

– Не любишь, когда в библиотеке громко говорят?Ну, извини.

Дальше он читал про себя, испытывая волнение,как всякий раз, когда удавалось подцепить ниточку,ведущую из сегодняшнего дня в прошлое.

Дом «Лефевр и сыновья» был основан отцом Шар-ля-Донасьена во время войны с Аугсбургской лигойдля снаряжения корсарских кораблей. Потом успешноторговал, обслуживая Ост-Индскую компанию. Разбо-гател на работорговле, переключился на заготовку су-шеной трески и импорт муслина из стран Средизем-номорья. Ага! В конце семнадцатого века фактическимонополизировал выгодный посреднический бизнеспо выкупу европейских пленников у берберских мор-ских разбойников, подданных султана Мулай-Исмаи-ла.

– Никаких сомнений. Именно с этим Лефевром велпереговоры наш Эпин, – с удовлетворением сообщилФандорин попугаю, который перелетел на соседнийстол и в упор пялился на магистра.

Внезапно черно-красная птица, которая до сего мо-мента вела себя вполне цивилизованно, сорвалась сместа и кинулась на Николая Александровича. Когтя-

ми впилась в грудь, прорвав рубашку; клювом удари-ла в висок – не то чтобы очень сильно, но чувстви-тельно, до крови. Главное же, эта агрессия была дотого неожиданной, что Ника остолбенел.

Руки были заняты фолиантом, поэтому сбросить ссебя глупую тварь удалось не сразу.

– Кыш! Кыш! – закричал Фандорин, мотая головой.Наконец бросил книгу и стряхнул попугая. Тот от-

скочил и беспокойно зацокал лапками по блестя-щей поверхности стола. Наклонив царственную баш-ку, птица неотрывно смотрела на магистра истории.

На крик из подсобки выглянула библиотекарша.Увидела, что посетитель стирает платком с виска ка-пельку крови и ужасно переполошилась, когда Нико-лас объяснил, в чем дело.

– Вы, наверное, чем-то его испугали? Наш КапитанФлинт никогда ни на кого не бросался. Он такой бла-говоспитанный! Не пачкает, не шумит, бумагу не рвет.Мы даже не держим его в клетке!

И рассказала, что попугай живет у них уже месяц.Во время прошлого карибского круиза, где-то междуМартиникой и Барбадосом, влетел в окно библиоте-ки и прижился. Такое ощущение, что ему нравитсязапах книг. Кормят его попкорном и чипсами. Средичленов экипажа есть один зоолог, так он говорит, чтоникогда не видал таких попугаев. Птицу сфотографи-

ровали, отправили снимок в Королевский орнитоло-гический музей. Оттуда ответили, что такие попугаидействительно нигде не встречаются. По некоторымпризнакам птица напоминает большого благородногояпонского попугая, которые считаются давно вымер-шими. Их изображение встречается на ширмах и ве-ерах эпохи Хэйан, а потом исчезает. Музей попросилдоставить птицу для изучения, но в корабельной биб-лиотеке привыкли к Капитану Флинту, не хотят с нимрасставаться. Он такой умный, такой тактичный. Такбережно обращается с печатными изданиями…

– Я бы взял эту книгу с собой, – прервал Николассловоохотливую даму. Ему наскучило слушать про по-пугая. Хотелось выяснить еще что-нибудь об арма-торском доме «Лефевр и сыновья». А там пробудитсяСинтия и объяснит, что означает таинственное пись-мо.

– Что, собственно, мне известно? – подытожил онна обратном пути.

Некто по имени Эпин, находившийся в любовных,родственных или дружеских отношениях с БеттинойМенхле, женой владельца Теофельса, в феврале1702 года прибыл в порт Сен-Мало. Вел переговоры сарматором Лефевром о плавании в Барбарию. Цельрискованного предприятия – добыть некое сокрови-ще, дороже которого «нет на свете». Очень интерес-

но, очень!В каюте магистра ждали два сюрприза.Во-первых, тетя не спала, а сидела в своем кресле,

хотя 96 минут еще не истекли.– Где тебя черти носят? – сердито закричала она.

В возбужденном состоянии тетя забывала об аристо-кратических манерах и предпочитала энергичные вы-ражения. – Я не могла уснуть! Зову, звоню в коло-кольчик! Выезжаю, а его нет! Нам нужно поговорить, икак можно скорей. Открой дверь на террасу – душно.Сядь рядом! Ты прочитал письмо?

Второе письмо

Второй сюрприз приключился, едва лишь Николас

распахнул террасную дверь, чтоб впустить в каютусвежий воздух.

Вместе с ветерком в апартамент влетел чер-но-красный попугай, с хлопаньем пронесся над ро-ялем, столом, тетиной головой и уселся на перилалестницы, что вела на второй этаж.

– Зачем ты впустил это животное? – закричалаСинтия. – Немедленно выгони! Оно все тут загадит!Брысь, брысь!

Но прогнать птицу оказалось непросто. КогдаФандорин взбежал по лестнице, попугай переместил-ся в гостиную, на телевизор. Фандорин спустился –попугай преспокойно перелетел обратно на перила.Проделав маршрут вверх-вниз еще пару раз, магистростановился. У оппонента было явное преимуществов свободе передвижения.

Тут еще и тетя с типичной непоследовательностьюнакинулась на племянника:

– Что ты пристал к бедной птице? Чем она тебе ме-шает? Сидит себе и сидит. И ты сядь. Нам нужно по-говорить.

Он послушно опустился в кресло и пододвинул к се-

бе письмо Эпина, однако Синтия не позволила зада-вать вопросы.

– Погоди, – сказала она, подняв руку. – Я все рас-скажу сама. Молчи и слушай… Я всегда чувствовала,что тебе не по душе мои подарки.

– А? – удивился Николас неожиданной смене темы.– Не возражай, я знаю. Каждый раз перед твоим

днем рождения или какой-нибудь знаменательной да-той я долго думаю, что бы такое поинтереснее тебеподарить. А потом чувствую: нет, опять не то. Мальчикостался недоволен.

Магистр поразился еще больше. Он и не подозре-вал в тете такой проницательности.

– Что вы, тетушка. Ваши подарки каждый раз дляменя такая неожиданность.

– Это ты говоришь из вежливости. А сам вот неносишь золотой брегет, который я купила на аукцио-не. Часы тебе не понравились. Да-да, я догадалась. –Синтия печально вздохнула и опять безо всякого пе-рехода объявила: – Бумаги!

– Что?– Больше всего на свете ты любишь старые бумаги.

Всякие там пергаменты, манускрипты, инку… инкуна-булы, – не без труда выговорила она трудное слово. –Особенно если они как-то связаны с историей родаДорнов. Поэтому я и решила подготовить подарок, ко-

торый наверняка придется тебе по вкусу. Ты знаешь,что после инсульта я освоила интернет…

– Да, я ведь получаю от вас по несколько имейловв день.

– Не перебивай меня, Ники! Что я хотела сказать?Ах, да. Про подарок. Некоторое время назад задаю япоиск на новые страницы со словом «Теофельс» (яделаю это периодически), и вдруг вижу: в связи сосмертью последнего хозяина замка часть обстанов-ки и старые архивы семейства фон Теофельс будутраспроданы на интернет-аукционе. И он-лайновый ка-талог: кое-что из мебели, охотничьи трофеи, всякиетам железки и много бумаг. Они разделены на лоты похронологическому принципу: первая четверть восем-надцатого века, вторая четверть восемнадцатого ве-ка, третья – и так до второй четверти двадцатого. Вседокументы более позднего времени еще до аукцио-на выкуплены каким-то бундесведомством. Ты ведьзнаешь, что эти люди, Теофельсы, при кайзере и приГитлере занимались военной разведкой или чем-то вэтом роде.

– Конечно, знаю, но это вне сферы моих занятий. Адокументов совсем старинных там не было?

Синтия пожала плечами.– Откуда? Теофельсы – род не из древних. Хоть на

их генеалогическом древе корни восходят аж до Тео

Крестоносца, но нам-то с тобой отлично известно, чтолиния это боковая, бастардная.

Тетя произнесла последнее слово с презрением,достойным не дочери чаеторговца, а обладательницыголубейшей крови.

– Их дворянская грамота куплена за деньги, ведьпервый фон Теофельс на самом деле звался Менх-ле и взял звучное имя лишь после того, как завладелзамком.

– И письмо, которое вы мне дали, адресовано су-пруге этого господина – Беттине, урожденной фонГетц, – нетерпеливо вставил Ника. – Это я понял. Таквы выкупили архив?

– Только один лот. Зато самый старый. За первуючетверть восемнадцатого века. Перед тем как обер-нуть в подарочную упаковку, стала просматривать бу-маги. Они почти все на немецком, этим ужасным угло-ватым шрифтом. Я перебирала листки без особенно-го интереса – и вдруг натыкаюсь на английский, при-чем легко читаемый!

Как подобает истинной дочери Альбиона, ино-странных языков тетя не знала и не очень понимала,зачем кто-то еще упорствует в их использовании, ко-гда так удобно и просо объясняться по-английски.

– Я все понял. Вы прочитали письмо, и вас заинте-ресовало упоминание о сокровище – правда, доволь-

но туманное.Синтия загадочно улыбнулась.– Все ли ты понял, скоро станет ясно. А пока рас-

скажи мне, знаменитый специалист по старинным до-кументам, много ли ты уразумел из этого письма.

Но когда племянник поделился своими выводами ипредположениями, снисходительности в ее тоне по-убавилось.

– Надо же, ты сразу догадался, что «С.-М.» – этофранцузский город Сен-Мало. А я вообразила, будторечь идет о швейцарском Сен-Морице. В пятьдесятдевятом я каталась там на лыжах и сломала лодыжку.

– Ну что вы! Откуда в Сен-Морице арматор и какможно из Швейцарии уплыть во владения Мулай-Ис-маила?

– Ну, я тогда еще не знала, что такое «арматор» икто таков этот Мулай. Кроме того, во втором письмеупоминается Святой Маврикий (Saint Maurice) и пеще-ра, а вокруг Сен-Морица полно горных пещер. И озе-ро там тоже имеется, так что упоминание о плаваниименя не смутило. Но ты, конечно, прав. «С.-М.» – этоСен-Мало…

– Постойте, постойте! – перебил он. – О каком это«втором письме» вы говорите?

Тут Синтия подмигнула – это было настолько на неенепохоже, что Ника вздрогнул. Голубой глаз на миг

прикрылся морщинистым веком и вновь воззрился наплемянника с веселым торжеством. Раздался дребез-жащий смех. Тетя наслаждалась минутой.

– Вот об этом.Узловатые пальцы достали из-под скатерти зара-

нее приготовленный конверт, а из конверта листок гру-бой буроватой бумаги.

– Там было еще одно письмо на английском. Точ-нее, фрагмент письма. Начало отсутствует. Стоиломне прочесть первую строку – и я остолбенела. – Син-тия отвела руку с листком от нетерпеливых пальцевНиколаса. – Сейчас, сейчас. Только, пожалуйста, чи-тай вслух. Доставь старухе удовольствие. Я хочу слы-шать, как задрожит твой голос.

Голос Николая Александровича действительно за-дрожал. Даже сорвался. Первая строка, начинавшая-ся с середины фразы, была такая:

«…но главное – вот эта детская считалка.Она поможет тебе запомнить путь к тайнику».

Как же голосу было не сорваться?Что-то зашуршало возле локтя. Фандорин оглянул-

ся – это попугай сел на стол и смотрел, разинув клюв,словно тоже хотел послушать. Однако Нике сейчасбыло не до раритетных птиц.

Почерк был тот же, что в первом письме, только не

такой ровный и гладкий, словно пишущий очень то-ропился. Ни завитушек, ни заглавных буквиц в суще-ствительных, ни изящных оборотов. Язык посланияказался менее архаичным, почти современным.

Впрочем, углубиться в чтение Николас не успел.Тренькнул звонок – это батлер, согласно установлен-ному распорядку, доставил afternoon tea.

– Давайте скажем, что нам не нужно чая! – жалобновоскликнул Фандорин. Мысль о том, что придется пре-рвать знакомство с интригующим документом, быланевыносима. – Сейчас начнет священнодействовать!

– Человек выполняет свою работу, – строго сказалатетя. – Надо относиться к этому с уважением. Тебе нехватает выдержки и терпения. Это не по-английски,мой мальчик. Войдите, Джагдиш!

Возглас адресовался батлеру. Улыбчивый индиецво фраке и белейших перчатках вкатил столик, накотором сверкали фарфором, хрусталем и серебромчашки, вазы, приборы, а посередине красовался кув-шин с орхидеей

– Сервируйте чай на террасе, погода сегодня про-сто чудесная, – велела Синтия и прикрикнула на Ни-ку. – Не подглядывай в письмо! Имей терпение! По-корми пока птичку орешками.

Попугай, который еще пять минут назад у нее был«животным», подлежащим немедленному изгнанию,

превратился в «птичку».– На, жри, – хмуро буркнул магистр по-русски, за-

черпнув в одной из вазочек арахиса.Но пернатое создание лишь мотнуло хохластой

башкой и, словно в нетерпении, топнуло по столу.– Кушай, деточка, кушай.Синтия попробовала запихнуть орешек прямо в

клюв попугаю, но тот взлетел и сел Фандорину на пле-чо. При этом еще и изогнул шею, как бы пытаясь за-глянуть в листок.

– Мне не дают читать, и ты не будешь, – сказал Ни-колай Александрович, убирая руку с письмом.

* * *

Продолжить чтение удалось минут через пять, ко-

гда батлер разлил чай, добавив тете молока, а пле-мяннику ломтик лимона.

Наконец пассажиры люкса остались на террасевдвоем (если считать попугая, по-прежнему сидевше-го на плече у Ники, то втроем). Магистр поспешно ото-двинул чашку, развернул листок и начал сначала:

«…но главное – вот эта детская считалка.Она поможет тебе запомнить путь к тайнику.

Прыг-скок, прыг-скок

С каблука на носок,Не на запад, на восток,С оселка на брусок.Прыг-скок, прыг-скок,И башкой об потолок.

Вкупе с вышеприведенным рисункомсчиталка укажет тебе, где спрятаносокровище.

Знай, моя милая Беттина, что я оставляютебе ключ к богатству, свободе, новой жизни– всему, чего ты пожелаешь. Это мойпрощальный дар. Я же удаляюсь туда, откуда,надеюсь, нет возврата. И довольно обо мне.Лучше скажу о тебе.

Ты самая добрая, щедрая и самоотверженнаяженщина на свете. Но самоотверженность,когда ее слишком много, из добродетелипревращается в грех. Любое достоинство,будучи избыточным, оборачивается своеюпротивоположностью. Жертвовать собоюради других без остатка означает расточатьсобственную жизнь, а ведь она бесценный Дарот Господа!

Ах, Беттина, поверь мне! И женщина можетвырваться из пут судьбы. Это даже не тактрудно, Нужно лишь преодолеть страх итвердо знать: главный твой долг не передкем-то или чем-то, а перед самой собою.Растоптать собственную жизнь – худшее из

преступлений в глазах Всевышнего.Меня торопят, времени больше нет.Не сомневаюсь, что сундуки, набитые

золотом и серебром, пригодятся тебе больше,чем мне. Этих богатств довольно, чтобыобеспечить свободу сотне, а то и тысячетаких, как ты. Мне же ничего не нужно. Свободау меня теперь есть. Такая, о которой мымечтали когда-то детьми, помнишь?

Ты, верно, думаешь, что путь к свободе полоннепреодолимых препятствий? Ошибаешься.Вот что надобно сделать: заложи своидрагоценности, чтобы хватило средств надорогу; найми верного и толкового слугу, алучше двух или трех; садись в карету и ни в коемслучае не оборачивайся! Дорога сама поведеттебя. Ты сядешь на корабль, приплывешь вуказанное место, отыщешь пещеру, а в нейтайник. Только и всего.

Святой Маврикий, покровитель тех, кто неоглядывается назад, поможет тебе.

Прощай, моя милая, и будь счастлива.Твой самый любящий и верный друг

Эпин»

Все вплоть до подписи Your most loving and assuredfriend Ėpine, было написано той же рукой, что первоеписьмо. Только внизу, явно другим почерком, кто-топриписал по-немецки: «Первая страница, где карта

и рисунок, сожжена в день святой великомученицыПрасковьи во избежание соблазна». Буквы крупные икруглые, чернила более густого оттенка. В одном ме-сте они расплылись, словно на бумагу капнула слеза.

– Кто этот Эпин? – воскликнул Фандорин и перевер-нул листок, но на обороте ничего не было. – В какихон был отношениях с Беттиной Менхле?

– Я тоже гадала, гадала, – вздохнула тетя, – но, бо-юсь, мы никогда этого не узнаем. Полагаю, друг дет-ства, кузен, но вряд ли возлюбленный. В обоих пись-мах чувствуется искренняя приязнь, но не страсть. Ктому же вряд ли в семейном архиве фон Теофельсовстали бы хранить любовную переписку замужней да-мы. Я выяснила, эта Беттина между 1704 и 1720 годомпроизвела на свет одиннадцать детей.

– Значит, искать свободу она не отправилась… Даеще уничтожила первую страницу. Приписка, навер-ное, сделана ее рукой?

– Да. Там в папке есть еще несколько писем фрауМенхле. Почерк тот же.

Николас еще раз пробежал глазами последнююстрочку.

– Странный поступок: сжечь половину письма, при-чем именно ту, по которой можно отыскать сокрови-ще. Зачем, почему? На одной считалке далеко неуедешь.

Синтия улыбалась – у нее было время поломать го-лову над этим естественным вопросом.

– Здесь удивительно не только то, что она уничто-жила страницу, но и то, что сочла необходимым напи-сать об этом.

– В самом деле! Что бы это могло значить? По-стойте-ка, я сам. – Фандорин потер лоб, попытавшисьпредставить себе Беттину Менхле.

Добрая, щедрая, самоотверженная. Отказавшаясяот соблазна свободы и уронившая слезу по этому по-воду. Не любившая своего коммерцсоветника, но ро-дившая ему одиннадцать детей…

– Господин Менхле, судя по сохранившимся сведе-ниям, разбогател на ссудных операциях. Легко пред-положить, что он был человеком алчным. Если бы на-шел в бумагах супруги письмо с ключом к сокровищу,обязательно ринулся бы на поиски. Беттина этого нехотела, потому и сожгла первую страницу, где, веро-ятно, подробно разъяснялось, как отыскать пещеру.Приписка предназначена мужу: мол, не ищи, все рав-но не найдешь. А вторую страницу фрау Менхле со-хранила, ибо речь там в основном о чувствах, Должнобыть, Эпин был ей очень дорог…

– Умник ты мой, – похвалила Синтия. – Я тоже при-шла к этому выводу. Правда, не так быстро.

– И главный вопрос, самый увлекательный. Сокро-

вище. Представляю, как бесился коммерциенрат –или его потомки, когда в конце концов наткнулись наэтот документ. – Фандорин сокрушенно вздохнул. –Очень вероятно, что и поныне в какой-то неведомойпещере пылятся сундуки с золотом и серебром. И ни-кто никогда не найдет к ним дороги…

– Ты бы, может, и не стал искать. – Мисс Борсхедс осуждением покачала головой. – Ты бы отступился.Потому что в тебе, Ники, мало характера.

Выпад Николас пропустил мимо ушей, а вот инто-нация, с которой произнесены эти слова, его заинте-ресовала.

– Вы думаете, клад можно найти? Но как к этомуподступиться? Тут же нет никаких зацепок!

Она торжествующе поглядела на племянника снизувверх.

– Ты безнадежно отстал от жизни, Ники. На светесуществует интернет.

– И что же вы сделали?– Самую элементарную вещь. Я зарегистрирова-

лась на всех существующих форумах кладоискате-лей, – с гордостью сообщила она.

– Вы?Представить себе мисс Борсхед, чатящуюся с оби-

тателями полоумных кладоискательских форумов,было трудно. Однако тетя истолковала удивление Ни-

коласа по-своему.– Не под своим именем, конечно. Это было бы

неприлично. Я взяла ник. Ты знаешь, что такое«ник»? – Он нетерпеливо кивнул. – Красивый ник, изписьма. «Юзер Эпин», вот как я там называюсь. –Мисс Борсхед приосанилась. – И картинку приделала:аристократический молодой человек в парике, с тро-стью.

Пришлось ее разочаровать.– Ничего особенно красивого и тем более аристо-

кратичного в имени Ėpine нет. По-французски это зна-чит «колючка».

– Да? Ну вот видишь, и тут я ошиблась, как с горо-дом С.-М. – Но обескураженной Синтия не выгляде-ла, совсем наоборот. – В этой связи вот тебе урок набудущее, мистер всезнайка: иногда ошибка приводитк цели быстрее, чем ученость и логика.

– Что вы хотите этим сказать?– На всех форумах я разместила один и тот же во-

прос: «не находили ли за последние 300 лет в Сен-Морице или его окрестностях, в пещере, большойклад, состоящий из сундуков с золотом и серебром?»Я ведь думала, что речь идет о швейцарском Сен-Мо-рице.

– И что?– На следующий же день я получила ответ от юзе-

ра с ником «Голденбой»: «Эпин, я тот, кого вы ище-те. Нам необходимо пообщаться офф-лайн». «Офф-лайн» значит очно, а не по интернету, – сочла необхо-димым пояснить тетушка.

Компаньоны

От волнения Николас забыл, что на плече у него

примостилась солидного размера птица, а та вдругвзяла и хрипло рявкнула: «Кр-р-рр-р!!!» Это былонеожиданно, с перепуга магистр вскочил и опрокинулстул.

– Ну вот, ты уронил птичку, – попрекнула Синтия,когда попугай со стуком шмякнулся об стол.

– К черту птичку! Кто этот человек – Голденбой?! Выс ним встретились?!

Подобное чувство, ни с чем не сравнимое по вол-шебной остроте ощущений, Нике доводилось испы-тывать и прежде. Каждое из тех незабываемых мгно-вений осталось с ним навсегда. Вдруг томительноперехватит дыхание, сладко заноет под ложечкой, инечто, казалось бы, навсегда сгинувшее в пучине ис-тории, вдруг начнет проступать сквозь мутную тол-щу Времени. Словно утонувшая Атлантида или градКитеж вздумали вновь вынырнуть со дна на поверх-ность.

– Голденбой – это не человек, – медленно протяну-ла старая садистка, наслаждаясь нетерпением пле-мянника.

– То есть?

– Это двое людей. Партнеры компании «Сент-Мо-рис Ризерч Лимитед». Уставная цель – поиск сокро-вища, спрятанного триста лет назад на острове Сент-Морис.

Именно в этот миг Синтии, конечно же, понадоби-лось протереть очки. Она сделала паузу и с видомкрайней сосредоточенности принялась тереть бархо-точкой стекла.

– Где-где? На острове Сент-Морис? Что это за ост-ров? Может быть, вы имеете в виду остров Маврикий,что в Индийском океане?

– Нет. Сент-Морис находится неподалеку от Мар-тиники, но относится не к французской, а к британ-ской юрисдикции. Это маленький необитаемый ост-ровок. Из-за того, что я неправильно расшифровалааббревиатуру «С.-М.», я по случайности попала в де-сятку. Я-то имела в виду швейцарский Сен-Мориц, акомпаньоны «Сент-Морис Ризерч» вообразили, будтоя в курсе дела, и немедленно со мной связались. Этоназывается «наитие». Логикой владеют многие, наи-тием – единицы.

Старая дама показала пальцем сначала себе нагрудь, потом в небо. Бриз почтительно шевелил ее го-лубоватые седины.

– Не наитие, а случайное совпадение. Ладно, неимеет значения. – Ника сел, снова вскочил. – Да не

тяните вы! Что вам рассказали эти люди? Они знают,где искать тайник?

– Это я и попыталась выяснить. Сначала я встре-тилась с джентльменом, который представился «тех-ническим руководителем» предприятия. Он сам при-мчался ко мне в Кент буквально через два дня по-сле того, как мы вступили в переписку. Первая бесе-да была очень странной. – Тетя отпила чаю, хитроулыбнулась. – Каждый пытался выведать у собесед-ника максимум информации, ничего не сообщив вза-мен. Но у меня больше терпения, к тому же я отличноумею прикидываться старой идиоткой. Раунд закон-чился вничью. С небольшим преимуществом в моюпользу. По крайней мере, я узнала, что поиски надовести не в швейцарском Сен-Морице, а в Карибскомморе… На следующую встречу они явились вдвоем.Второй у них называется «юридическим руководите-лем», Оформление находки клада и взаимоотноше-ния между компаньонами – это все материи заковы-ристые, тут без хорошего специалиста можно нало-мать дров.

– Тетя, не мучайте меня! ЧТО – ВЫ – У НИХ – ВЫ-ВЕДАЛИ?

Если б не воспитание, Николас сейчас схватил быпочтенную леди за руку, как Герман старую графиню.

– Ты не даешь мне рассказать все по порядку, – по-

жаловалась Синтия. – Ну хорошо. Изволь. Дело кон-чилось тем, что меня пригласили стать третьим ком-паньоном. Как только я намекнула, что у меня естьключ к местонахождению тайника, они оба просто за-тряслись. И стали чрезвычайно сговорчивы. Ты сей-час поймешь, почему.

– Вы показали им письма?Синтия обиделась.– Я похожа на дуру? Разумеется, я ничего им не по-

казывала.– Почему же они вам поверили?– Из-за моего ника. Они что-то знают про человека

по имени «Эпин». Это наверняка. Но, хоть мы и компа-ньоны, каждый держит свой фрагмент пазла при себе.

– Не понял?– Они знают, как попасть к месту, где находится пе-

щера. Причем технический руководитель был осве-домлен об одной половине маршрута, а юридический– о второй. Вступив в официальное партнерство, ониобменялись информацией, но от меня держат ее всекрете. Я нахожусь в выигрышном положении. Онибродят по своему секретному маршруту уже несколь-ко лет, и все без толку. Ключ к тайнику у меня. Поэтомув предприятии мне принадлежит сорок процентов, аим по тридцать. Если б ты знал, как долго мы торгова-лись из-за распределения долей! Но я настояла-таки

на своем. Можешь гордиться своей старой тетей.Он чмокнул ее в морщинистую щеку, специально

подставленную для этой цели. Попугай сидел на сто-ле с другой стороны и тянулся к Синтии своим клю-вом, будто тоже хотел ее поцеловать. Никогда ещеНиколас не видел столь общительной и любопытнойптицы.

– Горжусь, горжусь. Но у вас нет никакого ключа ктайнику! Есть считалка, которая непонятно что значит,а карту и рисунок сожгла фрау Беттина Менхле фонТеофельс триста лет назад. Вы им про это сказали?

– Нет.– Почему?– Потому что тогда они не согласились бы дать мне

40 %.Магистр задумался. Кое-что начинало прояснять-

ся, но очень многое еще требовало разъяснения.– Тетя, неужели вы плывете на Мартинику искать

сокровище? Но у вас нет ничего кроме детской счи-талки!

– Мои компаньоны знают, где расположена пещера.А найти тайник мне поможешь ты. В конце концов, этотвоя профессия – разгадывать подобные ребусы.

Кажется, Синтия была очень довольна, что так за-мечательно все придумала. Она намазала ежевич-ным джемом бриош и вдумчиво откусила кусочек.

– М-м, отличная выпечка.Попугай почесал крылом голову. Николас схватил-

ся за лоб.– Ваши компаньоны тоже прилетят на Мартинику?– Нет. Они плывут на нашем корабле. Ты их видел.

Один все время торчит около меня в казино. Ну, кото-рый ставит по одной фишке и все время проигрывает,тощий такой, в очках. Это мистер Миньон. Он юрист,точнее нотариус. Француз, – снисходительно добави-ла тетя, словно это слово исчерпывающе все объяс-няло. – А другой, который технический руководитель,это наш сосед по столу мистер Делони.

– Но… но почему они ведут себя, будто вы не зна-комы?

Вытерев губы, тетя попросила подлить ей чаю и сважным видом ответила:

– Это азбука конспирации, мой милый. В таком де-ликатном деле нужно вести себя очень осторожно.Мы условились, что во время плавания общаться небудем, но постараемся держать друг друга в поле зре-ния. На всякий случай.

Магистр вдруг понял, что тете все это ужасно нра-вится, старушка наслаждается ситуацией. Таинствен-ностью, дурацкой конспирацией, собственной значи-мостью и почтением, которым компаньоны окружаютмнимую обладательницу «ключа».

– Это придумал мистер Делони, он человек опыт-ный, – продолжила Синтия. – Он сказал, что если мыбудем общаться, то вряд ли удержимся от обсужде-ния волнующей нас темы. А на корабле полно народу,вечно кто-то крутится рядом. Могут подслушать. Кро-ме того, из-за нынешнего террористического психо-за служба безопасности наверняка понатыкала «жуч-ков» в самых неожиданных местах. Знаешь, что такое«жучок»? Мистер Делони говорит, что эти люди имеютправо установить прослушивание даже в каюте, еслипассажир ведет себя подозрительно. А черт его зна-ет, этого Тидбита, кто ему покажется подозрительным.Ты же видел этого идиота, который посмел усомнить-ся в твоем титуле!

– Установка прослушивания без санкции суда илихотя бы прокурора невозможна. Вы с мистером Дело-ни насмотрелись шпионских фильмов.

– Деточка, – с жалостью посмотрела на него тетя. –У вас в России это, наверное, невозможно. Но Англия– полицейское государство. Делают, что хотят!

Эту реплику Фандорин оставил без комментариев.Он подумал еще. Спросил:

– А почему Делони глядит на вас волком? И второй,как его, мистер Миньон, тоже посматривает с явнойвраждебностью. Неужели вы не заметили?

Она усмехнулась.

– Еще бы им не злиться. Им ужасно не понрави-лось, что меня сопровождает мужчина двухметрово-го роста. Согласно контракту, я не имею права посвя-щать в тайну «третьих лиц», даже родственников. Неимею права передавать свою долю сокровища по на-следству. Если кто-то из партнеров умрет в процессепоисков, его доля будет поделена между остальными.

– Очень странное условие! – воскликнул Николас.– Они оба твердо на этом стояли. Пришлось усту-

пить. Зато в качестве компромисса согласились повы-сить мою долю с одной трети до сорока процентов.Ерунда, что со мной случится? У меня давление стотридцать на девяносто, я еще их обоих переживу.

Нечего и говорить, что Фандорину, имевшему в по-добных делах куда больше опыта, эта деталь совсемне понравилась. Он все больше хмурился.

– Ну хорошо. Завтра мы прибудем в Форт-де-Франс, оттуда, вероятно, отправимся на остров Сент-Морис, и там выяснится, что никакого ключа у вас нет.

– У нас, – поправила тетя. – Если ты не сумеешьразгадать код, мы действительно попадем в неловкуюситуацию. Но, во-первых, я в тебя верю. А во-вторых,что они мне сделают? Я дама, к тому же меня сопро-вождаешь ты. И потом, они цивилизованные люди.

Вспомнив хвастливые рассказы мистера Делони,как круто обходился он с разными «сукиными сына-

ми», Николас с сомнением покачал головой.– Если у вас контракт, в нем наверняка есть пара-

граф о злонамеренном введении деловых партнеровв заблуждение или что-нибудь подобное. Это чрева-то если не уголовным преследованием, то во всякомслучае гражданским иском.

Но тетю это не испугало.– Значит, ты тем более должен найти разгадку. Ина-

че компаньоны меня разорят и ты не получишь на-следства, которого ждет-не дождется твоя женушка! –преспокойно заявила мисс Борсхед. – И нечего свер-кать глазами, как доктор Живаго. Твоя жена была быкруглая дура и никудышная мать, если бы не думалао наследстве.

Он не нашелся что возразить и лишь жалобновздохнул:

– Ах, тетя, тетя, зачем вы ввязались в эту авантю-ру?

Она ответила серьезно и грустно:– Затем что я старая авантюристка, у которой нико-

гда не было ни одной авантюры. Хорошо тебе, Ники,ты вечно попадаешь в какие-то приключения, занима-ешься всякими интересными вещами, живешь в инте-ресной стране. А что было у меня? Выращивание цве-тов, коллекционирование фарфоровых молочников ираз в год поездка на скачки. За всю жизнь только четы-

ре любовника, причем самый романтический – пато-логоанатом. На моих часах без пяти двенадцать, пе-редвигаюсь я в инвалидном кресле, от будущего, сампонимаешь, мне ожидать нечего. Так неужто я моглаотказаться от такого безумно интересного предприя-тия? – Ее голос задрожал, но не от слез, а от азарта. –Черта лысого! Я буду искать сокровище и найду его! Ане найду, так хоть будет что вспоминать остаток дней.

После этого у Фандорина не хватило духа упрек-нуть старую эгоистку, что она втравила племянника вмутную историю, ни о чем не предупредив. НиколайАлександрович выразился мягче:

– Вы могли бы сообщить условия задачи раньше.По крайней мере, было бы время подумать, провестикакие-то изыскания.

Синтия виновато потупилась.– Ты прав, деточка. Но я все надеялась, что рас-

шифрую код сама. В письме ведь сказано: «главное– считалка». Я вызубрила этот дурацкий стишок на-изусть… Но сегодняшний случай в бассейне напугалменя. Если бы я свернула свою старую шею, то унес-ла бы ключ в могилу! – мелодраматично воскликнулаона.

– Да никакой это не ключ! Рисунка-то нет! На одном«прыг-скок» далеко не ускачешь!

Но переспорить Синтию Борсхед еще никому не

удавалось.– Раз Эпин написал, что ключ в считалке, значит,

так оно и есть. И перестань мне перечить! Я уже всерешила. Раз я не смогла разгадать код, передаю пра-ва на сокровище тебе. – Она сделала широкий жест. –Договор будет переоформлен на твое имя. Немедлен-но. После сегодняшнего инцидента, о котором навер-няка уже говорит весь пароход, компаньоны не станутвозражать. Их тоже не порадует, если старуха окочу-рится, никому не открыв своей тайны. Так что все этисундуки с золотом и серебром – мой тебе подарок.

– Вот спасибо-то, – язвительно поблагодарил Ни-ка. – А теперь послушайте, что я вам скажу, дражай-шая тетушка…

В дверь позвонили.– Поздно, – прервала Синтия племянника. – Пока

ты неизвестно где шлялся, я протелефонировала ми-стеру Делони и мистеру Миньону. Велела им быть уменя в восемнадцать ноль-ноль для важного разгово-ра. Это они. Ради Бога, не устраивай сцен. И не вы-давай меня. Ты все испортишь.

Не игрушки

Знакомиться пришлось заново, хотя мистеру Дело-

ни магистр в свое время был представлен, да и сфранцузом при встречах хоть и молча, но расклани-вался – как-никак ежевечерне виделись в казино.

Но теперь, конечно, он смотрел на них по-другому.Они тоже разглядывали его не украдкой, а в упор, содинаково напряженными, недовольными лицами.

Выражение лица – единственное, чем эти двое бы-ли похожи. В остальном они являлись полной проти-воположностью друг другу.

Житель вольного острова Джерси был толст, круг-лолиц. С мясистым, улыбчивым ртом плохо сочета-лись часто помаргивающие глазки – взгляд их былускользающ и недобр. Мистер Делони говорил басом,часто смеялся, много жестикулировал. Одевался так,будто не торговал автомобилями, а работал в шоу-бизнесе. Сейчас, например, он был в лазоревом блей-зере с золотыми пуговицами, розовом шейном плат-ке, белых брюках.

Мсье Миньон, напротив, держался строгих серо-се-рых тонов: темно-серый костюм, светло-серая рубаш-ка, средне-серый в крапинку галстук. Того же оттен-ка были аккуратно расчесанные седоватые волосы.

Светлые, почти бесцветные глаза строго смотрели из-под скучных стальных очков. Одним словом, класси-ческий нотариус. Хоть тетя и сказала про него с типич-ной британской ужимкой «француз», ничего особен-но французского в этой сушеной треске Николас неуглядел. Манера говорить у Миньона была професси-онально сдержанная, будто каждая фраза протоколи-ровалась и могла быть использована против него. Ан-глийским он владел безукоризненно – основную частьего клиентов составляют британцы, которые любятпокупать недвижимость в его родном городе Динаре.У нотариуса была странная привычка переводить то,что говорили собеседники, на юридический язык.

К примеру, прямо с порога Делони накинулся наСинтию:

– Вы с ума сошли, мисс Борсхед? Неужто вы дума-ете, что мы станем вести какие-то переговоры в при-сутствии вашего так называемого племянника? Пустьон выйдет!

Миньон немедленно присовокупил:– Иными словами, согласно параграфу 14.3-d кон-

тракта, всякое обсуждение Предприятия в присут-ствии третьего лица является недопустимым.

– Тогда выйду я, – сказала тетя. – Теперь «третьелицо» это я. Слышали, что я сегодня чуть не отдалаБогу душу? Возраст и состояние здоровья заставляют

меня передать свои права племяннику – не «так на-зываемому», мистер Делони, а самому настоящему.Знакомьтесь, джентльмены: сэр Николас Фандорин,ваш новый компаньон. Прошу любить и жаловать.

– Вот те на! – Делони почесал двойной подбородок.– Вновь открывшееся обстоятельство, а именно са-

моустранение компаньона по состоянию здоровья споследующей переуступкой прав, относится к разде-лу «форс-мажор» и требует обсуждения, – сказал тоже самое, но на свой лад Миньон.

После чего, собственно, и состоялось формальноезнакомство: рукопожатия, представления и прочее.

Сели к столу. Попугай тоже уселся – на торшери разглядывал оттуда переговаривающиеся стороныкруглыми, будто изумленными глазами.

– Значит, сведения о тайнике теперь у вас? – спро-сил Делони.

– Да, у меня, – помолчав сказал Ника и сердито по-глядел на Синтию. – Тетя мне все рассказала.

Партнеры переглянулись.– То есть вы обладаете всей полнотой информа-

ции, – кивнул Миньон, – и, следовательно, отвечае-те квалификации параграфа третьего «Полномочия иобязанности Сторон». В таком случае у меня нет воз-ражений против переоформления договора на сэраНиколаса Фандорина.

– Мне тоже по фигу, кто приведет нас к золоту, – хо-хотнул джерсиец, обшаривая Николаса зорким взгля-дом. – В мужской компании даже проще.

Синтия немедленно вставила:– Я буду сопровождать сэра Николаса. Это в ваших

же интересах, вдруг возникнут дополнительные рас-ходы? По условиям договора, покрываю их я. Считай-те, что вас сопровождает чековая книжка в инвалид-ном кресле.

Возражений не последовало.– Прежде чем перейти к следующей стадии взаи-

моотношений, следует выполнить необходимые фор-мальности. – Миньон строго посмотрел на осталь-ных. – Я немедленно подготовлю приложение о пере-уступке прав. Все необходимые шаблоны у меня в но-утбуке. Потом мы вместе отправимся к корабельно-му нотариусу и засвидетельствуем подписи под этимкратким документом. При этом в содержание самогоконтракта посвящать нотариуса мы не обязаны.

– Валяйте, старина. Как распечатаете, топайте сю-да. Мы вас ждем.

* * *

Едва Миньон вышел, мистер Делони со смехом на-

крыл запястье Николаса своей увесистой ладонью:

– Потолкуем попросту, без крючкотворства, как иподобает настоящим британцам. Мы ведь не францу-зы, у нас все на честном слове, на джентльменскомсоглашении. Верно, Ник? Ничего, если я вас буду такзвать? А я Фил. Поговорим начистоту? Если ко мнеесть вопросы – палите из всех пушек. Отвечу.

Тон у Делони был самый добродушный, рука горя-чая и мягкая, рот расползся до ушей, но глазки все также настороженно шарили по лицу собеседника.

Легко иметь дело с людьми, которые твердо увере-ны, что они умнее тебя, подумал Николай Алексан-дрович. Предложением «палить из всех пушек» оннемедленно воспользовался.

– Скажите, Фил, а с чего все началось? Ведь ком-пания «Сент-Морис Ризерч» появилась еще до того,как вы вышли на мисс Борсхед.

– Кашу заварил я, – охотно стал рассказывать Де-лони. – У меня, как у вас, тоже имеется один докумен-тец. И тоже старинный. – Здесь он сделал паузу и хит-ро прищурился, подождав, согласится ли Фандорин сутверждением, что у него есть «старинный докумен-тец». Не дождался никакой реакции и продолжил. –Но я не такой темнила, как некоторые. Поэтому готовкое-что рассказать про нашу семейную реликвию. Этозаписки, им триста лет. Мой прямой предок, доблест-ный моряк Жак Делонэ, оставил подробное описание

своих приключений на Сент-Морисе. Жак был средитех, кто прятал сокровище. Много поколений Делонэ сдетства знали эту историю наизусть. Про горный ла-биринт, про каменного истукана.

Попугай гортанно вскрикнул.Джерсиец шлепнул себя по губам.– Ты прав, пернатый друг. Я слишком много болтаю.

С другой стороны, мы ведь компаньоны и должны до-верять друг дружке, верно?

Николас и тетя одновременно кивнули. Фил развелруками – рубаха-парень, и только.

– Вечно меня губит доверчивость, да уж ладно.Слушайте дальше. Мой прапрадед, у которого заве-лись кое-какие деньжонки, сто пятьдесят лет назаддаже сплавал на Сент-Морис, но вернулся несолонохлебавши. Оказалось, что клад найти не так-то про-сто. Плавание разорило прапрадеда, и он завещалдетям не валять дурака, позабыть о сундуках с золо-том. Легко сказать! Мальчишкой я все играл в пира-тов, рыл в саду ямы. Однажды даже нашел медныйфартинг. – Делони засмеялся. – Эх, детство, детство.Я всегда был романтиком, таким и остался. Семна-дцать лет назад, после одной удачной сделки, говорюсебе: «Фил, старина, (хоть я тогда еще был совсемне старина), а чего бы тебе не слетать на Мартини-ку?» И слетал, почему нет? Нанял лодку, сплавал на

Сент-Морис. Это всего сотня миль от Форт-де-Фран-са. Мисс Борсхед знает, что мне была известна толь-ко половина маршрута. Когда мы сойдемся поближе иобменяемся нашими секретами, я прочту вам запискиЖака Делонэ, и вы поймете, почему оно так вышло. –Рассказчик поднял палец. – Но только на основе вза-имности, ясно?

– Ясно. Вы рассказывайте, рассказывайте. –Фандорин под столом дернул тетю за рукав – судя погримасе, старушка, кажется, собиралась лишить ми-стера Делони всяких надежд на взаимность. – И чтовы обнаружили на Сент-Морисе?

– Кое-что, хе-хе. – Джерсиец лукаво улыбнулся. –Не буду сейчас вдаваться в подробности, скажу одно:за триста лет в природе мало что меняется. Хоть и небез труда, но я сумел пройти путем своего предка. Адальше – ни тпру, ни ну. Но не в моих привычках от-ступаться. Там, на Сент-Морисе, я почуял запах золо-та. У меня на бабки ого-го какой нюх. Там оно, сокро-вище, никуда не делось! Это вам говорю я, Фил Дело-ни! Вернулся домой, стал шевелить мозгами. А голо-ва у меня варит неплохо. Вдруг, думаю, не у меня од-ного сохранилась фамильная реликвия. Были же наострове кроме Жака Делонэ и другие моряки. Я их да-же по именам знаю, верней, по кличкам. В запискахвсе перечислены.

«И Эпин?» – хотел спросить Ника, но удержался.Неосторожный вопрос мог выдать всю степень егонеосведомленности.

– Еще семь лет я потратил на поиски. Нашел судо-вой реестр с именами всех, кто уплыл на «Ласточке».

– Да-да, из Сен-Мало, – ввернул Фандорин, наде-ясь, что не промахнулся. Значит, корабль, на которомЭпин отправился в путь, назывался «Ласточка»? Но вписьме Эпина речь шла о плавании не в Вест-Индию,а в Северную Африку. Непонятно.

Делони кивнул:– В Сен-Мало половина архивов сгорела во время

войны. Но мне повезло. Бумаги компании «Лефевр исыновья» уцелели. Не так-то просто рыться в писани-не, которой три века. Хрен что разберешь. Мало то-го, что она на французском, но в старину, вы не пред-ставляете, еще и писали совсем не так, как сейчас.

Он ошибался. Магистр очень хорошо это представ-лял. И позавидовал невеже, которому повезло до-браться до таких аппетитных документов.

– Ладно, к черту подробности. Короче, в девяно-сто девятом, после всяких ошибок, пустых хлопот, бе-готни и бесполезной переписки мне наконец повезло.Я вышел на мистера, то есть мсье Миньона. Он-томне и был нужен. Его предок знал вторую половинумаршрута. Найти нашего нотариуса оказалось непро-

сто, потому что он наследник по женской линии. Фа-милия другая. Ох, и намучился же я с этими фран-цузскими генеалогиями! Надышался пыли, обчихалсявесь в муниципальных архивах.

Оглушительно отсмеявшийся своей немудрящейшутке, Делони продолжил:

– И что вы думаете? У Миньона тоже сохраниласьзапись о кладе, сделанная его предком в начале во-семнадцатого века.

Николас пришел в возбуждение:– Невероятно! Очень редко бывает, чтобы письмен-

ные свидетельства сохранялись так долго! И так удач-но дополняли друг друга! Какая поразительная удача!

– Ничего особенно поразительного. То, что Жак Де-лонэ и предок Миньона оба составили запись для па-мяти, вполне естественно. История со спрятаннымсокровищем была главным событием в их жизни. Чтобумаги передавались из поколения в поколение, то-же нормально. Кто бы стал выкидывать подобную ре-ликвию? Если тут и есть что поразительное, так этодотошность и целеустремленность мистера ФилиппаДелони. Аплодисменты! – Джерсиец шутовски покло-нился. – Кроме того, информация оказалась все рав-но неполной. Она складывается не из двух, а из трехкомпонентов. Только мы с Миньоном поняли это несразу… Отыскал я нотариуса, стало быть, в 99-м, а на

Сент-Морис мы отправились в 2002-м.– Вы ждали целых три года? – удивился Фандо-

рин. – Ну и терпение! Зачем понадобилось так долгоготовиться? До острова можно добраться в два дня:день на перелет до Мартиники, и потом сто миль мо-рем.

– Подготовка тут не при чем. Все дело в акте о со-кровищах.

Тетя с племянником переглянулись и одновремен-но спросили:

– Простите?– Эх, ребята, взялись искать клад, а не знаете са-

мых элементарных вещей, – укорил их Делони, при-чем мисс Борсхед поморщилась на фамильярное об-ращение, а Фандорин воскликнул:

– Вы имеете в виду «Парламентский акт о сокрови-щах»? Я читал о нем. Он был принят лет десять на-зад? Больше?

– В 96-м. Замечательный продукт британского зако-нотворчества, осчастлививший кладоискателей все-го Соединенного Королевства. Этот акт дает ясноеопределение термина «сокровище» и разъясняет по-рядок вступления во владение найденными ценно-стями. Если массив ценных предметов, спрятанных вукромном месте с целью последующего извлечения,пролежал нетронутым триста лет и владельцы неиз-

вестны, а место сокрытия не находится в частном вла-дении, ты обязан в течение 14 дней зарегистрироватьтрофей у коронера. Находка получает юридическийстатус «сокровища», а нашедший становится закон-ным владельцем. Он, правда, должен предоставитьприоритет в выкупе сокровища королевским музеямпо цене, установленной независимой экспертной ко-миссией. Но цену назначают честную, рыночную, япроверял. Если музейный бюджет такого расхода непотянет, поступай со своим золотом, как тебе угодно.

– Вы ждали три года, чтоб исполнилось 300 лет? –спросил Ника, вспомнив, что первое письмо Эпинадатировано 1702 годом.

– Ну конечно! Иначе началась бы волынка с поис-ком возможных наследников, включилось бы прави-тельство Испании, правительство Мексики, и концабы этому не было.

– Испании и Мексики? – рассеянно переспросилФандорин, покивав, будто понимает, о чем идет речь.

– Ну да. С одной стороны, владельцем сокровищбыла испанская корона. С другой стороны, добычавзята в Сан-Диего, а это территория современнойМексики. Разбирательство растянулось бы лет на де-сять. Если б мы и выиграли процесс, весь навар при-шлось бы отдать адвокатам.

– Да-да, разумеется.

Задавать уточняющие вопросы на этом этапе бы-ло неразумно, хоть магистр и умирал от любопытства.Испанская корона! Сан-Диего!

Надо отдать должное Синтии. Она не раскрываларта, всем видом демонстрируя, что теперь компаньо-ном является племянник, а ее дело сидеть и помал-кивать. Это было совсем не в характере тети и дол-го продолжаться не могло, поэтому на всякий случаймагистр держал одну ногу на весу – чтоб вовремя на-ступить на ступню мисс Борсхед.

– А что же мистер Миньон? – сказала вдруг Син-тия. – Его предки, поди, тоже искали сокровище? Мо-жет, они знают, где находится пещера?

Мокасин сорок пятого размера прижал сатиновуютуфлю тридцать шестого, но мисс Борсхед как ни вчем не бывало продолжила:

– Что там за местность?У нее же нога парализована, ни черта не чувствует,

вспомнил Фандорин, но поздно.– Разве в вашем документе не указано, где нахо-

дится пещера? – насторожился Делони.Николас быстро сказал:– Мисс Борсхед имеет в виду, как выглядит мест-

ность сейчас? Не нарушился ли… ландшафт?– Ландшафт все тот же. Вряд ли он изменился за

последний миллион лет, – пожал плечами джерсиец. –

Черт ногу сломит в этом ландшафте. Скоро сами уви-дите. Вы спросили про предков нашего Минни? Похо-же, они были такие же рохли, как он. Никому за тристалет в голову не пришло наведаться на Сент-Морис.Далеко, дорого, рискованно. Французы!

Синтия покивала. Действительно, чего еще ждатьот французов?

– Зато по части крючкотворства Минни – дока.Это он предложил учредить компанию и расписалвсе условия. Вы бы видели, как мы с ним обменива-лись нашими семейными реликвиями! – Делони за-гоготал. – Жара, палит солнце, вокруг джунгли, од-нако наш нотариус в костюме и при галстуке. Глядитна часы. «Десять ноль-ноль. Вы мне передаете вы-шеозначенный документ-один левой рукой, я вам пе-редаю вышеозначенный документ-два правой. При-готовились, можно!» Короче, объединили мы отрезкимаршрута, прошли по нему несколько раз. Потом, че-рез год, снова приехали, уже с аппаратурой. Метал-лоискатели, магнитодетекторы и все такое. Но в кон-це концов поняли, что не знаем главного – как и гдеискать тайник… Эхе-хе. – Он сокрушенно подпер тол-стую щеку. – Миньон скис. Все ныл, кто ему возме-стит расходы, упрекал, что я втянул его в авантюру.Я, честно сказать, тоже приуныл. Но все-таки не от-ступился. Фил Делони никогда не сдается! Последние

годы я не занимался активными поисками, но все-та-ки послеживал, что происходит в мире кладоискатель-ства. Такое у меня образовалось хобби. И вдруг наты-каюсь на ваш пост! Там про триста лет, про клад, по-минается Сен-Мориц (Ну, это опечатка, я понял, сей-час-то остров принято называть «Сент-Морис», это онраньше звался «Мориц»), а главное – подпись! В за-писках моего Жака и у миньоновского предка поми-нается некий Эпин, в самых нелестных выражениях.Подлый, коварный, вероломный и все такое. У меняпрямо давление подскочило от этого поста! Пульс –сто двадцать! – Делони схватился за сердце, показы-вая, как он тогда разволновался. – Но прежде чем свами связаться, пришлось позвонить Миньону. Нику-да не денешься – контракт есть контракт. И вот компа-ньонов стало трое. Все элементы пазла наконец со-браны.

Эпин подлый и вероломный? Из писем, адресо-ванных Беттине Менхле, у Николаса сложилось иноемнение об этом загадочном персонаже. Тем интерес-нее будет прочесть свидетельства современников.

– Когда можно будет взглянуть на ваш документ? –спросил магистр с самой обаятельной из своего арсе-нала улыбок.

Мистер Делони просиял в ответ всеми тридцатьюдвумя зубами (судя по цвету и идеальной ровности,

металлокерамическими):– Немедленно, мой дорогой Ник! Буквально через

секунду после того, как вы предъявите ваш докумен-тик.

– Ну уж нет! – отрезала Синтия. – Я возражаю!– Мадам, но вы отказались от своих прав в пользу

Ника!– Однако не забывайте, что экспедиция снаряжена

на мои деньги и впереди возможны непредвиденныерасходы. Но если, конечно, господа компаньоны бе-рут их на себя… – Мисс Борсхед ехидно развела ру-ками. – Тогда другое дело.

– Вы взяли на себя все расходы? – удивился Фандо-рин. – Это очень щедро с вашей стороны.

– Я их кредитовала компании «Сент-Морис Ри-зерч», – ответила Синтия с вызовом. – Что ты такна меня смотришь? Считаешь старой дурой, швыря-ющей направо и налево деньги из твоего наследства?Напрасно! Мистер Делони и мсье миньон обязалисьвозместить мне все затраты, даже в случае если кладне будет найден.

– При условии, что вы исполните взятые на себяобязательства добросовестно, своевременно и в пол-ной мере, согласно пункту 18.9-f, – раздался голос но-тариуса.

В пылу спора собеседники и не заметили, как он

вернулся. Должно быть, дверь осталась не до концазакрытой.

– Не хотелось бы, – со вздохом произнес Делони. –Хорошо вам, Минни. Вы вон взяли самую дешевую ка-ютку, без окон. А я в расчете на добычу заказал люкс– на деньги мисс Борсхед.

– Приложение распечатано в пяти экземплярах. Поодному действующим партнерам, один – выбывшемуи один для нотариального хранения. – Миньон поло-жил на стол странички. – Прошу внимательно прочи-тать. Подписывать будем в присутствии корабельно-го нотариуса. С ним я уже созвонился, объяснил, чтодело срочное. Он ждет вызова.

Зачем теплоходу нотариус, подивился Николас. Исам себе ответил: тут две тысячи стариков, в этом воз-расте любимый спорт – переделка завещания. А пас-сажирам «Сокола» есть что завещать. Неудивитель-но, что нотариус привык обслуживать этих приверед-ливых клиентов в любое время суток. Отличная у че-ловека работенка: плавай себе по райским морям даденьгу зашибай.

– Возражений нет. – Синтия передала ему листок. –На, читай.

Нельзя сказать, чтобы Фандорину сильно понра-вился пункт о том, что на него как на компаньона воз-лагается вся полнота ответственности, если предо-

ставленные им сведения окажутся недостаточнымидля обнаружения тайника. Ниже шла отсылка к соот-ветствующей статье договора, а там (Ника заглянул)поминались издержки, накладные расходы и мораль-ный ущерб.

– Вас тревожит это условие? – догадался Миньон. –Но мы с мистером Делони берем на себя аналогич-ные обязательства. Наше дело – привести к месту, гдеспрятан тайник. Ваше – обнаружить вышеозначенныйтайник и обеспечить проникновение в него компаньо-нов и сопровождающих их лиц, буде таковые окажут-ся в данном месте согласно единодушному согласиюпартнеров.

Он наклонился к Николаю Александровичу. С дру-гой стороны магистра мягко взял за локоть Делони:

– Можно сделать по-другому, по-товарищески. Небудем стращать друг дружку. Похерим этот чертов па-раграф. Сыграем в открытую. Бац – и карты на стол.Мы покажем наши бумажки, вы – вашу. И поглядим,что у нас выходит. Так сказать, поделим ответствен-ность на троих.

Предложение было честное. В иных обстоятель-ствах Ника бы согласился. Но это означало бы при-знать, что они с тетей блефуют и что кроме детскойсчиталки у них ничего нет.

Синтия отрезала:

– Нет! Я передаю свои права сэру Николасу толь-ко при условии, что все пункты контракта останутсянеизменными.

– Хотелось бы выслушать мнение на этот счет на-шего нового партнера. – Миньон испытующе смотрелна Фандорина. – Сомнение при взятии на себя со-ответствующих обязательств может трактоваться какнеуверенность в реальности их осуществления.

– Нет у меня никаких сомнений, – хмуро молвил Ни-колай Александрович.

Куда было деваться? Во что может вылиться «мо-ральный ущерб», предположить он не брался. Судяпо казуистической физиономии француза и хищнымповадкам джерсийца, скромного имущества магистраистории на удовлетворение их нравственных страда-ний никак не хватит. Оставалось лишь надеяться, чтомисс Борсхед не бросит племянника в беде.

– Если стороны пришли по данному вопросу к пол-ному согласию, вызываю нотариуса. С вашего позво-ления, мадам.

Миньон снял трубку с аппарата внутренней кора-бельной связи, натыкал четырехзначный номер.

– Это мистер Миньон. В люкс-апартаменте номеродин вас ждут, сэр.

Через пару минут явился нотариус, манерами и ко-стюмом напоминающий мажордома из Букингемского

дворца. Устрашающий документ был зачитан вслух иподписан с соблюдением всех формальностей.

Выписав счет за оказанные услуги, нотариус уда-лился, пожелав леди, джентльменам и даже попугаюприятнейшего вечера.

Попугай на пожелание не откликнулся. Последниеминут пять он сидел в кресле напротив телевизора иувлеченно долбил клювом по сиденью.

– Обсудим план дальнейших действий, – предло-жил Делони. – У меня все продумано. Только сделай-те что-нибудь с вашей птицей. Она уже достала сво-им долбежом.

– Иными словами, нельзя ли призвать вашего пер-натого питомца к порядку, – поддержал его Миньон.

– Это не наш питомец. Он прилетел из библиотеки.– Плевать, откуда он прилетел. Он меня отвлека-

ет! – Делони раздраженно вскочил. – Я знаю, как ихугомонить, у меня в детстве был волнистый попугай-чик. Надо просто накрыть его салфеткой, и он притих-нет.

– Тогда это лучше сделаю я.Если нервный попугай оцарапает или клюнет джер-

сийца, грубиян может накинуться на бедную птаху, по-думал Ника.

С большой салфеткой в руках он приблизился ккреслу – и остановился как вкопанный.

Попугай тащил из-под обивки что-то тонкое, чер-ное, длинное. В первое мгновение магистру показа-лось, что это червяк.

– Что это? – спросила тетя. – Зачем в кресле про-вод?

Ника уже держал в руках крошечную металличе-скую коробочку. По роду занятий ему доводилосьсталкиваться с подобными устройствами.

– Это миниатюрный «жучок», – сказал Николас,холодея. – На литиево-ионном аккумуляторе. С фл-эш-памятью. Реагирует на частоту человеческой ре-чи, в остальное время отключается.

Что тут началось!Мисс Борсхед заохала, не в силах произнести что-

нибудь членораздельное. Француз стал кричать о на-рушении закона и об исках, которые следует предъ-явить «физическому либо юридическому лицу, совер-шившему это противоправное действие». Но ярост-ней всех бушевал экспансивный Фил, обрушившийсяна «сукиных сынов». Он желал знать только одно –кто именно приложил к этому руку: британская MI-6,американское ЦРУ или «русские Кей-джи-би».

– Вряд ли тут замешана спецслужба, – возразилНика. – Я немного разбираюсь в технике этого рода.Такой «жучок» может купить кто угодно. Професси-оналы обычно пользуются более сложной аппарату-

рой.Вдруг тетя перестала охать и прошептала:– Если аппаратура любительская, это еще хуже.

Значит, кто-то нас подслушивает не в казенных, а вличных интересах…

Все умолкли, нервно озираясь. Компаньонам при-шла в голову одна и та же мысль: что если за нимиеще и подглядывают?

– Первое, что я сделаю в порту – куплю прибор длявыявления шпионской аппаратуры, – пригрозил Дело-ни, обращаясь к люстре. – И пройдусь с ним по всемтрем нашим каютам. Тому, кто устроил эту гнусность,не поздоровится! Это будет скандал на всю Англию!

– И Францию, – пообещал мсье Миньон, воинствен-но погрозив все той же люстре. – Несанкционирован-ное вторжение в частную жизнь является нарушени-ем целого ряда законов. А именно, согласно законо-дательству Французской республики…

Он стал перечислять какие-то статьи и параграфы,а мисс Борсхед шепнула Николасу:

– Выкати меня на террасу. Я должна тебе что-тосказать.

Когда они оказались снаружи, где дул ветер и шу-мели волны, тетя взяла его за руку. В ее глазах стоялислезы.

– Просто меня, Ники. Я старая азартная дура! Ду-

мала: какое увлекательное приключение, а это, ока-зывается, совсем не игрушки. Я втравила тебя вскверную историю. Кто мог засунуть в кресло эту мер-зость?

На этот счет у Фандорина было несколько версий,но в данный момент его больше занимало другое.

– Кто бы это ни был, ясно вот что. Во-первых, этотчеловек или люди – знают о сокровище и живо инте-ресуются его поисками. А во-вторых, тому, кто прослу-шивал наши разговоры, известно, что мы с вами са-мозванцы и никакого ключа к тайнику у нас нет. Играокончена. Нужно признаваться.

Синтия подумала немного, затрясла головой.– Ничего подобного. Первое письмо, вспомни, ты

читал глазами. А из второго прочел вслух лишь са-мое начало. Потом батлер привез чай и мы переме-стились на террасу. Тот, кто нас подслушивал, не мо-жет знать, что мы блефуем. Когда мы вернулись в ка-юту, говорил в основном Делони, а мы с тобой большеслушали и демонстрировали, будто нам все извест-но…

Она права, подумал Ника. Так и есть.– Во что я тебя впутала! – пролепетала тетя. – Мне

это не нравится, совсем не нравится! Я ладно, у ме-ня никого нет, но у тебя семья… Хочешь, я вернусь вкаюту и во всем сознаюсь? К черту сокровище! Тем

более ты прав: мы все равно не знаем, как его искать.Вези меня к ним! Мы сходим с дистанции.

Магистр истории смотрел на линию горизонта, надкоторой розовыми перьями пушились облака, и неспешил соглашаться.

– …Нет, – сказал он наконец. – Если я сойду сдистанции, это будет терзать меня всю оставшуюсяжизнь.

– Меня тоже! – прошептала старая леди. – Будь чтобудет, Ники. Британцы не отступают.

Она протянула ему свою костлявую, морщинистуюруку, и Фандорин пожал ее.

– А русские не сдаются, – с тяжелым вздохом мол-вил он.

Легкий фрегат «Ласточка»

(весна 1702 г.)

Глава первая

Жизнь и суждения Андоку-Минхера-Каброна-Трюка

Меня зовут Трюк. Бóльшую часть своей долгой игрустной жизни я провел в странствиях.

Это имя я носил не всегда. «Трюком» нарек ме-ня штурман Ожье, грешную жизнь которого я опекалкак умел последние одиннадцать лет. До того я жил слейтенантом английского флота Бестом и звался «Ка-брон». Бест был неплохим малым, но очень уж азарт-ным, никогда не умел вовремя остановиться. Я забо-

тился о нем, как о родном, а он проиграл меня фран-цузскому штурману в карты, наврав, что я умею ру-гаться. Вот уж чего бы я ни в коем случае себе не поз-волил, даже если б устройство моей гортани позволя-ло имитировать человеческую речь! Учитель говорил:«Произносящий бранные слова отягощает свою кар-му».

О чем бишь я? Ах да, об именах.До Каброна я был Минхером и жил на голландском

бриге «Святой Лука». Он погиб со всей командой вовремя жестокого шторма близ Минданао. Никогда незабуду ужасной картины: обломок мачты среди вспе-ненных гребней; несколько прицепившихся к нему лю-дей. Один за другим, обессилев, они разжимали паль-цы и уходили в пучину – кто с именем Господа наустах, кто с проклятьем. Первый из моих питомцев,капитан Ван Эйк, да упокоят его бедную душу Всебла-гий Будда, Иисус Христос и духи предков, утонул мол-ча. Потом еще два дня я просидел на куске дерева,готовясь к встрече с Вечностью, но судьба распоряди-лась иначе. Буря стихла, и меня подобрал английскийкорвет. Человек в синем камзоле протянул ко мне рукис кормы ялика и не рассердился, когда я из последнихсил клюнул его в висок. «Cabron! – воскликнул он. –Да ты с характером, райская птица!». Но лейтенантаМортимера Беста я, кажется, уже поминал.

Осталось сказать, что первое мое имя было Андоку.Конечно, я его носил не с самого рождения. Откуда

взяться имени у птенца? Бедные мои родители былиобыкновенные, скромные попугаи. Если б они обла-дали способностью мыслить, нипочем бы не повери-ли, какая страшная участь уготована их круглоглазо-му малышу, которого выдул из гнезда ураганный ве-тер, нередкий в моих отчих краях.

Будучи крохой, я, разумеется, ничего этого не за-помнил, но Учитель потом рассказал мне, как все про-изошло.

Он сидел под деревом гинкго, не обращая внима-ния на ярящийся тайфун, и размышлял о глубиннойсути вещей, когда на голову ему вдруг свалился ма-ленький пищащий комочек. Учитель положил меня наладонь и испытал сатори.

Вот она, глубинная суть вещей, не подумал, а ощу-тил Он, бережно касаясь пальцем взъерошенных мок-рых перышек и разинутого клюва. Этот плевочек, жаж-дущий жизни, такая же часть вселенской энергии, какя. Учитель наполнился праной и стал еще сильнее.

В благодарность за озарение Он взял меня в учени-ки. Спас мою крошечную жизнь, взрастил меня, сде-лал тем, кем я являюсь. И дал имя Андоку, «Мир-ное Одиночество», тем самым предугадав, а может, ипредопределив мою дальнейшую судьбу.

Повезло мне в тот день или нет, сказать трудно. Бы-вают минуты, когда я жалею, что не разбился о землюв младенчестве. Но бывает и наоборот. «Жизнь одно-временно ужасна и прекрасна, – говорил Учитель. –Ужас тоже благотворен, ведь без него не было бы Кра-соты». С этим, как говорится, не поспоришь.

Впрочем, Учитель редко говорил вещи, которые хо-телось бы оспорить. Хотя, возможно, именно они бы-ли самыми важными.

Не знаю, сколько Ему было лет. Возможно, Он самне мог бы с точностью это сказать. Или же не счелнужным помнить как нечто малосущественное. Но несто и не двести, а гораздо больше, в этом я уверен.Посреди нашего рукотворного острова был курган, вкургане подземная усыпальница, а в самой ее глуби-не – саркофаг с телом древней императрицы. Учителькак-то обмолвился, что знавал ее лично и что она бы-ла лучшей из женщин.

Однако следует рассказать об удивительном ме-сте, где я появился на свет. О заколдованном острове,на который мне, увы, нет возврата.

Там, как повсюду на земле, существовали день сночью, всходило и заходило солнце, лето сменялосьосенью, а осень зимой, но там не было времени. Ононе двигалось. Во всяком случае, так казалось мне.Я менялся, я познавал мир, но сам мир вокруг меня

оставался неизменным.Кажется, я еще не сказал, что родился в Японии,

неподалеку от древней столицы. Получается, что мояродина – остров, расположенный внутри другого ост-рова. Будто сон, увиденный во сне. В далекую-пре-далекую эпоху, которой я не могу помнить, но кото-рую помнил Учитель, умершего императора или им-ператрицу хоронили особенным образом: вокруг по-гребального кургана рыли ров, а то и два, наполня-ли их водой, и людям навсегда, на вечные временазапрещалось ступать на землю этого искусственногоострова. Вся центральная часть японской земли по-крыта такими заповедными островками, они называ-ются «кофуны». Вокруг стоят дома, идет обыкновен-ная жизнь, но никто и никогда не пересекает темно-зе-леную воду запретного рва. И никто наверняка не зна-ет, что творится на территории кофуна. Так продолжа-ется тысячу лет. Удивительный все-таки народ япон-цы.

Мой остров был из числа крупных. От одного егоконца до другого было три с половиной минуты нето-ропливого лета или примерно 400 человеческих ша-гов.

Когда у меня окрепли крылья и я смог взглянутьна кофун сверху, я увидел, что формой он напомина-ет замочную скважину (хоть и не знал тогда, что это

такое): овал, насаженный на клин – либо клин, вон-зившийся в овал. Не знаю, что означает эта символи-ка, так и не удосужился спросить у Учителя. Полагаю,соединение мужского и женского начал, что-нибудь вэтом роде.

Мой родной остров сплошь зарос деревьями, а отвнешнего мира, летать над которым мне не позволя-лось, он был отделен двумя рвами, меж которых зеле-ным бордюром располагалась лесистая полоска зем-ли.

Впоследствии я узнал, что о зачарованных курганаху японцев ходят самые невероятные легенды. Будтобы там обитают злые духи, в густой траве ползают ис-полинские ядовитые гады, а на ветвях сидят калавин-ки – полу-девушки, полу-птицы.

Все это, разумеется, чушь, однако у нас на островеи вправду сохранились некоторые животные, в другихместах давно вымершие или истребленные теми желюдьми. Взять хоть меня. Теперь, вдоволь набродив-шись по свету, я знаю, что черно-пурпурных попуга-ев нигде больше не осталось. Я такой один: с боль-шой головой, увенчанной багряным хохолком, с силь-но изогнутым надклювьем алого цвета; тело у менячерное, но концы крыльев желтые; желты и лапы скрепкими когтями; в хвосте у меня тринадцать руле-вых перьев, а не двенадцать, как у остальных попу-

гаев. Это придает моему полету изящество и ориги-нальность, но отпугивает сородичей, которые сразураспознают во мне чужака. Впрочем, для меня есте-ственно сознавать, что я не такой, как другие. Каждыйиз живущих в глубине души, я уверен, чувствует то жесамое.

У нас на острове водились двухвостые мыши;необычные бабочки – одно крыло зеленое, другоекрасное; были и огромные змеи-осохэби, но не ядо-витые, а безобидные, питавшиеся лягушачьей икройи тиной. Не было лишь людей.

До двадцати лет я думал, что Учитель с его длин-ной бородой, сверкающим голым черепом, с травянойповязкой на чреслах и узловатым посохом – существоединственное и уникальное, вытянутое снизу вверхсловно бы в ожидании грядущего взлета в далекиенебеса. Лишь незадолго до своего ухода, в безмятеж-ный осенний день, Он велел мне полетать над даль-ним рвом, где прежде я не бывал, и по ту сторону во-ды я увидел дощатый помост, а на нем кучку таких жеузких созданий. Они были в длинных красивых одея-ниях и черных шапочках, несколько похожих формойна мой хохолок. Что-то гнусаво пели, чадили дымом.Это жрецы ближнего синтоистского храма проводилиежегодную церемонию, призванную умилостивить ду-хов кофуна.

Нас, учеников, было четверо. Каждый, подобномне, попал к Учителю случайно. Выражаясь правиль-нее, каждого свела с Ним карма, потому что никакихслучайностей на свете, конечно, не бывает.

Кроме меня мудрости Учителя внимали порыви-стый заяц Рокуэн, меланхоличная лисица Ада и доб-родушный змей Дондо в два кэна длиной.

Учитель мог пробудить Ки (ту волеобразующуюсубстанцию, которую христиане называют «душой»)во всяком живом существе. Он умел разговаривать снами, а на прощанье наделил каждого даром, драго-ценней и тяжелее которого не бывает.

Случилось это так.Однажды, в горший из дней моей жизни, Учитель

собрал нас и сказал – всем разом и в то же время пер-сонально каждому, как умел Он один: «Мое время за-кончилось. Я узнал о бытии все, что можно узнать. Япереполнился жизнью. Мне пора. Ступай своей доро-гой и пройди ее до конца». И Он коснулся каждого по-сохом, передавая свой Мансэй – Дар Полной Жизни.

Тот, кто обладает Даром Полной Жизни, не бес-смертен и не защищен от опасностей, но избавлен отодряхления и никогда не болеет. Если меня не убьютили я сам не решу, что мне пора уйти, я буду житьвечно. Но, в отличие от Учителя, я не владею искус-

ством передавать Мансэй другому. Когда-нибудь, язнаю, это разобьет мне сердце.

Попрощавшись с учениками, Он спустился в подзе-мелье, чтобы лечь рядом со своей императрицей. Незнаю, что Учителя с нею связывало, но таково былоЕго желание. Там, в саркофаге, они лежат поныне ипролежат до тех пор, пока японцы не разучатся чтитьнеприкосновенность кофунов.

Мы четверо в скорби и потерянности разбрелись вразные стороны. Вернее, змей уполз, лисица убежа-ла, заяц ускакал, а я улетел. Без Учителя нам вместеделать было нечего. Мы понимали Его, но не друг дру-га. Не знаю, что сталось с моими товарищами, но недумаю, чтобы кто-то из них пожелал остаться на оси-ротевшем острове. Лисица и змей умели плавать, аРокуэн был из нас самым изобретательным. Он могсоорудить плот или просто воспользоваться корягой,не знаю.

Мне было легче. Я просто подавил горестный стони взлетел так высоко, как только позволяли мои кры-лья (в каждом по двадцать одному маховому перу).Когда я бросил последний взгляд из-под облаков намир, где провел детство и юность, кофун предстал пе-редо мной запертой дверью рая, ключ от которого на-всегда утрачен.

Несколько лет я скитался по японским островам.Изучал мир, постигал себя. Научился питаться любойдрянью, не содержащей отравы. Защищаться, спа-саться бегством. Доводилось и убивать, за пределамирая без этого никак. Оправдывался я словами Учите-ля, который говорил, что все мы часть одной Жизни,поедающей и питающей самое себя. Если так, то по-чему я должен быть пищей, а не едоком?

Я был молод и любознателен. Любознательностьи привела меня на корабль моего первого питомца,капитана Ван Эйка, отплывавшего из Нагасаки в Гол-ландию с грузом шелка и фарфора. С той поры, вотуже четверть века, я не расстаюсь с морем.

Иногда я спрашиваю себя, почему из всех обитаю-щих на Земном шаре тварей я привязался именно клюдям? Ответ прост: потому что из этой породы былУчитель. Он и меня сделал человеком – во всем, кро-ме обличья. Ибо мы – то, чем мы себя ощущаем, а нето, как выглядим со стороны, не правда ли?

Люди смешны, жестоки, неблагодарны, но моя кар-ма – жить с ними и ради них, ибо, служа человеку, ясловно бы возвращаю свой долг Учителю. И это со-гревает мое Ки.

С другой стороны, разве у меня есть выбор? Я пор-ченая птица. Никогда мне не найти себе пары, нико-гда не заботиться о птенцах и о подруге (мы, пурпур-

но-черные попугаи, однолюбы и прекрасные отцы), даи где ее взять, супругу, когда я последний в роду?

Я обречен на вечное одиночество, но, отравленныйобщением с Учителем, я не могу жить один. Мне нуж-но смотреть кому-то в глаза, садиться на плечо, обе-регать, помогать и наставлять. Всякий из моих моря-ков был уверен, что он – мой хозяин, и очень удивил-ся бы, если б узнал истину.

А истина в том, что это они – и голландец, и англи-чанин, и француз – были моими питомцами. Навер-ное, примерно такие же чувства испытывает индий-ский слон по отношению к своему хозяину. Слоны жи-вут намного дольше человека. Это великодушное мо-гучее животное передают от отца к сыну, как главноесемейное достояние. Если у слона есть чувство юмо-ра (по моим наблюдениям, должно быть), лопоухомунаверняка смешно, что маленькое недолговечное су-щество, которое его кормит и обслуживает, почитаетсебя «хозяином».

Мне не смешно, когда я думаю о моих подопечных.Мне грустно. Пускай питомец называет себя как хочет,лишь бы жил подольше и был счастлив – а я помогув меру моих сил. Но я невезуч. Как уже было сказано,за 25 лет я сменил трех избранников. Второй из нихменя предал и продал, третий прогнал, и о них я нежалею. Но первый, первый…

Я хотел его спасти, но не умел. Я всегда чувствуюприближение сильной бури, это заложено в меня при-родой. И я пытался втолковать моему бедному ВанЭйку, что нужно брать курс на зюйд-зюйд-ост, ставитьвсе паруса и искать укрытие в заливе Давао – можетбыть мы бы успели, «Святой Лука» был крепкой посу-диной и отлично ходил под бейдевиндом. Но сколькоя ни растопыривал крылья, изображая поднятый га-фель, сколько ни указывал клювом на юго-юго-восток,сколько ни орал, подражая вою урагана, мой подопеч-ный меня не понял. А когда увидел на краю неба ма-ленькое черное пятнышко, было уже поздно…

О, если бы я был способен говорить! Все в мо-ей жизни сложилось бы иначе. Злая насмешка судь-бы! Любой дурак-какаду, жако или лори, даже парши-вый волнистый попугайчик способен бессмысленноповторять слова и целые фразы. Но мой язык толст инеповоротлив, щеки слишком впалы, голосовые связ-ки неэластичны. Я понимаю шесть языков, а читаю навосьми, но не способен выговорить даже самое про-стое слово вроде «да» или «нет».

Ритуал выбора питомца довольно труден. Этому,как и всему самому важному, в свое время меня на-учил Он, умевший постигать суть другого существа, намиг сливаясь с ним своей душой. Для этого необходи-

мо хотя бы секундное замыкание в единую кровоточ-ную и энергетическую систему. В зависимости от те-лесного устройства той или иной особи это делаетсяпо-разному. Например, мне с моими двадцатью дюй-мами роста, острыми когтями и большим клювом, ес-ли я хочу соединиться с человеком в одно целое, по-лагается действовать вот как.

Нужно сесть избраннику спереди на левое плечо инемножко сползти по его груди, что происходит есте-ственным образом, в силу гравитации; мои когти приэтом сквозь одежду слегка пронзают человеку кожу вобласти сердца – необходима хотя бы одна капелькакрови; одновременно я должен тюкнуть объект мое-го вожделения клювом в висок – тоже до крови. Тогдамое тело образует «нидзи», радугу, между его Инь иЯн, в результате чего два наши Ки сопереливаются.

На словах оно, может, и несложно, но попробуй-те-ка проделать такое на практике. Человек можетмне ужасно нравиться, но вот понравится ли ему, ес-ли на него вдруг накинется большая птица, оцарапа-ет когтями да еще клюнет в висок? Добиться успехаздесь так же нелегко, как вызвать немедленное ответ-ное чувство в девушке, в которую влюбился с первоговзгляда.

В Нагасаки, когда я решил покончить с одиноче-ством и взять себе питомца, я остановил свой вы-

бор на странно одетом человеке с желтыми волоса-ми и круглыми глазами. Он был непохож на нормаль-ных людей (в ту пору я считал, что нормальные лю-ди непременно узкоглазы и черноволосы), и поэтомуя сразу ощутил что-то вроде родственного чувства.К тому же он так мечтательно смотрел на закат! Тобыл плотник с голландского корабля – в самом де-ле, очень хороший человек с добрым, чувствитель-ным сердцем. Но он испугался и сбросил меня со сво-ей груди. Сопереливания душ не произошло. Не сло-жилось и с двумя другими моряками, так что в концеконцов, уже твердо вознамерившись оставить япон-ские берега, я сел на грудь капитана, который лежална палубе мертвецки пьяный. Безо всяких помех осу-ществил я обряд, прочел всю немудрящую жизнь Яко-ба Ван Эйка и принял ее, как свою.

С лейтенантом Бестом я поступил честнее. Он, каквсе заядлые картежники, был очень суеверен. По-встречав среди волн невесть откуда взявшуюся «рай-скую птицу», он принял это за доброе предзнамено-вание и безропотно стерпел маленькое кровопуска-ние (в общем-то, не слишком болезненное – я ста-раюсь действовать клювом и когтями как можно де-ликатней). Бест только вскрикнул: «Cabron!» Он все-гда бранился только по-испански, находя, что это на-речие по своей звучности лучше всего способно пе-

редать полноту чувств. Слово «каброн», вскоре став-шее моей кличкой, одно из самых обидных в этом вы-разительном языке. Буквально оно означает «козел»,то есть некто с рогами, рогоносец. За такое оскорбле-ние в моряцкой таверне сразу бьют кружкой по голо-ве. Лейтенант придумал фокус, который казался емуужасно остроумным: выкрикивать обидное слово бу-дет не он, а его попугай. Все шесть лет совместнойжизни, с упрямством истинного сомерсетца, Бест му-чил меня этим «каброном». Но, как я ни старался, уго-дить ему не смог.

С штурманом Ожье, выигравшим меня в «ландс-кнехт», вышло совсем глупо. Я и не собирался братьв питомцы этого мозгляка с хитрыми глазками. Онгонялся за мной по каюте, схватил, и я, обороня-ясь, совершенно случайно вцепился в его грудь ког-тями, а клювом залепил в область уха. И все, про-пал. Вмиг увидел несчастное, сиротское детство бре-тонского мальчишки, ощутил его бесконечное одино-чество и внутреннее отчаяние. Сердце мое дрогнуло,я решил «это судьба», и взял штурмана под свою опе-ку. Хорошо ли, худо ли (в основном худо) я провел сним долгие одиннадцать лет. Стыдное время! Ожьебыл паршивым навигатором, но очень ловким шуле-ром. Именно этим зарабатывал он на жизнь. Наеди-не с самим собой все тасовал и раскладывал коло-

ду, тренировал память и пальцы. Как-то раз, от глупойжалости, я дал ему понять, что различаю карты и могускрасить его одинокий досуг. Что за ужасная ошибка!Он заставил меня стать своим подельником. Я дол-жен был садиться за спиной его партнеров и знакамипоказывать, сильные ли у них карты. Лучше всего мызарабатывали на испанской игре, которая называется«truc». Отсюда и возникло мое имя (прежде того Ожьеменя вообще никак не называл).

– Трюк, вот это трюк… – говаривал он в критическиймомент игры как бы в задумчивости, и я должен былчесать левое крыло либо правое, поднимать лапу итак далее. Нечего и говорить, что мою душу при этом,как говорят карибские индейцы, обжигала медуза.

Две недели назад все кончилось. В портовом горо-де Сен-Мало, в кабаке, мой питомец затеял вчистуюобобрать наивного юнца, приехавшего, чтобы посту-пить на морскую службу. Ожье, как водится, сначаланемного проиграл ему, потом вынудил поставить након все деньги вместе с шпагой, золотым медальономи даже сапогами. Это у штурмана называлось «ощи-пать гуся до пупырышков». Но я не захотел участво-вать в подлости, демонстративно отвернулся (забыв,что на нашем тайном языке это означает «слабая кар-та»), и мой питомец продулся в прах.

После этого – кошмарное воспоминание – он с кри-

ком гонялся за мной, размахивая саблей. Мое бедноетело разрубить он не смог, но навеки рассек соединя-ющую нас невидимую нить.

Пятнадцать дней я был совсем один, в холодномсеверном городе, где беспрестанно дуют злые ветры.Моя жизнь каждодневно подвергалась опасности, ядрался с наглыми чайками, отчаянно мерз и размыш-лял о своей нескладной, горькой судьбе.

Ведь я немолод. 52 года для попугая старость. Ес-ли б не Дар Полной Жизни, я уже начал бы дряхлеть.

Стужа и недоедания в два счета положили бы конецмоим страданиям. «Есть ли что-нибудь лучше смер-ти?» – сказал Сократ. Так не оборвать ли мне самомучугунную цепь своего существования? Не взлететь литуда, где меня – я верю – ожидает Учитель и где неимеет значения, попугай ты или человек?

Вот какие мысли одолевали меня утром 25 февра-ля, когда я, нахохлившись, сидел на зубце стены ис тоской смотрел на обрыдший город. Мерзкое нена-сытное брюхо тянуло меня на поиск очередной кучиотбросов. Чувство достоинства побуждало к гамле-товскому выбору: быть или не быть – длить свое жал-кое существование, либо же отказаться от унизитель-ного шныряния с помойки на помойку и подохнуть. Ис-кать нового питомца я не хотел. Я разочаровался влюдях.

Крепостная стена окружала неприступный го-род-скалу, соединенную с сушей узким перешейком,и была такой широкой, что по ее верхушке без трудамогла бы проехать карета. Бухта, утыканная мачтамикораблей, располагалась с внешней стороны укреп-лений, я же сидел с внутренней, в тени дозорной ба-шенки, чтоб не мозолить глаза зевакам своим необыч-ным для этих чаечно-гагарных краев опереньем. Заспиной, стуча каблуками, ходили люди: моряки, раз-

носчики, торговки, попрошайки – обычный портовыйлюд. Ниже, прямо напротив, простиралась пышнаяИспанская набережная, парадный фасад одного избогатейших портов Европы.

Город Сен-Мало расцвел и разжирел на торговле сзаморскими странами. Высокие дома здесь сложеныиз особого камня, испещренного слюдяной крошкой,и от этого в лучах солнца стены сверкают, будто зо-лоченые кирасы королевских мушкетеров; сходство сгвардейской шеренгой усугубляется острыми крыша-ми, похожими на ребристые медные шлемы. Во времяприлива, когда корабли пришвартовываются прямо укрепости, на переплетчатые окна верхних этажей ло-жатся тени мачт.

Здесь всегда шумно: днем зычно орут грузчики ижадно кричат чайки, а ночью в многочисленных тавер-нах дерут глотку пьяные матросы. В соленом воздухесмешиваются самые лучшие и самые худшие на све-те запахи – свежих устриц и протухшей рыбы, ямай-ского кофе и волглой мешковины, ост-индских пряно-стей и отхожих мест.

Хоть давеча и назвал город обрыдшим, вообще-тоя люблю портовые шумы и ароматы. Во время плава-ний, когда подолгу, иной раз по много недель, не ви-дишь ничего кроме воды и неба, я очень скучаю поэтой смрадной, скученной, порочной, но такой настоя-

щей жизни! Однако на сей раз мое пребывание на су-ше чересчур затянулось. Как говорят моряки, я креп-ко забичевал. Земля мне надоела, моя душа жажда-ла океанского простора. Оттого-то, верно, и одолева-ли меня тяжкие, беспросветные мысли.

Жизнь не любит нытья и безжалостно карает ма-лодушных. Из-за уныния и сплина я утратил всегдаш-нюю бдительность – и понес за то заслуженную кару.

Что-то прошелестело, воздух будто колыхнулся, имир вокруг меня вдруг сделался мелкоклетчатым,словно кто-то взял и разграфил его на квадраты. Явстрепенулся, хотел расправить крылья – не получи-лось. Со всех сторон меня опутала тонкая нитянаясеть.

Кто-то схватил меня и крепко стиснул. Я ощутилсладко-соленый запах мальчишеского пота, а ещедегтя, вареной капусты и азарта.

В ужасе я закричал: Кр-р-р-р! Это выражение я поз-воляю себе лишь в минуту крайнего возбуждения.

Хоть на голову мне, прямо поверх сетки, сразу на-тянули полотняный мешок, я сразу понял, что произо-шло.

Как глупо!Уже несколько дней меня выслеживал настырный

остролицый мальчишка с жадными, как у хорька, гла-

зами. Он подманивал меня, рассыпая на земле крош-ки, а сам что-то прятал за спиной. Он делал умильнуюфизиономию и говорил мне «цып-цып-цып», словно якакая-нибудь курица. Из всех многочисленных опас-ностей, окружавших меня в городе (тут и кошки, и чай-ки, и подлые вороны, всегда нападающие скопом), этаказалась смехотворной. Я не удостаивал ее внима-ния.

И вот мудрейший из земных попугаев, обладательДара Полной Жизни, покоритель ста морей (да про-стится мне нескромность) попался самым жалким ма-нером, будто никчемный воробьишка.

Нет более сильного средства против суицидальныхмыслей, чем неотвратимая угроза жизни. То, чем тыне дорожил, чем готовился пренебречь, сразу обрета-ет и ценность, и смысл. Животный ужас вытеснил всемысли и чувства.

Я забился, но тщетно.Радостно вопя, насильник тащил меня куда-то.Неимоверным усилием я сумел скинуть с головы

покров. Это не дало мне свободы, но по крайней меретеперь я мог видеть происходящее.

Оказалось, что паршивец уже сбежал с крепостнойстены и несется по Испанской набережной, лавируямеж людьми, повозками и лошадьми.

Куда он меня тащит?

Может быть, это судьба, вдруг подумалось мне. На-пряжением воли я подавил панику. Мне помогло из-речение Учителя: «Худшие миги жизни дают кратчай-ший путь к сатори».

Сатори я не испытал, но все же несколько воспрялдухом.

Я сказал себе: мальчик увидел необычную и, ска-жу без ложной скромности, красивую птицу. Захотелее поймать – как ловят мечту. Проявил похвальноеупорство, изобретательность и достиг цели. Так, мо-жет быть, все к лучшему? Доселе мои питомцы бы-ли взрослыми, укоренившимися в своих грехах и за-блуждениях людьми. Я мог о них заботиться, но ис-править их карму был не в силах. Иное дело – душаюная, неоперившаяся. Как много пользы способен яей принести! Сколь многому деликатно и тактично, ис-подволь, научить! Пусть мальчик сажает меня в клет-ку, я найду способ завоевать его доверие и дружбу.

И я перестал попусту барахтаться, а вместо этогоосуществил ритуал сопереливания, благо постреле-нок плотно прижимал меня к груди. Я царапнул егокогтем через холщовую рубашку, изогнувшись, клю-нул в висок.

Я заглянул в жизнь моего маленького похитителя,проникся его внутренним взором, услышал голос егосердца.

Перед внутренним взором мальчишки длинной че-редой выстроились чучела птиц: чаек, крачек, дятлов.Еще там был ястреб и два филина. Поодаль, окру-женное мечтательным сиянием, мерцало стеклянны-ми глазами еще одно чучело, черно-пурпурное, в ко-тором я с содроганием узнал себя.

Голос сердца у маленького негодяя шептал: «Три,нет, четыре, нет, ПЯТЬ ливров!»

Он не собирался сажать меня в клетку. Паршивецзарабатывал на жизнь тем, что убивал птиц и прода-вал их чучельщику.

Озарение длилось долю секунды.Клюнутый заорал от боли, взмахнул сетью и со все-

го маху жахнул моим бедным телом о стену. Он решилприкончить меня прямо сейчас.

Я был полуоглушен, но не лишился сознания. У мо-его убийцы сила в руках была еще детская.

Сообразив это, он взялся за дело основательней.Стал раскручивать сетку над головой, чтоб увеличитьмощь следующего удара.

Прощаясь с жизнью в этом головокружительномверчении, я кинул последний взгляд на облака, мач-ты, дома, лужи – на суетный мир, показавшийся мнев тот миг недостойным усилий, потраченных мною наего постижение.

«К черту такую карму», помнится, подумал я.

И невдомек было мне, глупому попугаю, что такимдиковинным образом начинается самая лучшая главамоей бесконечно долгой жизни; что я делаю первыйшаг к дороге, которая позволит мне вернуться в утра-ченный рай. Пусть не навсегда, на время, но глубо-ко заблуждаются те, кто верит, что рай – это навечно.Одна из максим Учителя, которую я долго не понимал,гласит: «По-настоящему ценно лишь преходящее».

Глава вторая

Медноволосая незнакомка

В миг, когда я посчитал свой Путь оконченным, отку-да-то – как показалось мне в потрясении, издалека –раздался юношеский голос, крикнувший по-француз-ски с легким акцентом:

– Что ты делаешь, мерзкий мальчишка!Меня больше не вертело, не крутило. Смертонос-

ного удара о каменную стену не последовало.Головокружение прошло не сразу, перед глазами

все плыло, и я разглядел лишь, что кто-то схватил мо-его погубителя за плечо – и, видно, крепко, ибо тот

взвыл.Я тряхнул головой, чтоб туман рассеялся. И увидел

перед собой не юношу, а молодую женщину или, бытьможет, девушку. Она была высока ростом, одета вплатье китайского перламутрового шелка, из-под фет-ровой шляпы с фазаньими перьями выбивались во-лосы тускло-медного оттенка, длинноносое лицо пы-лало гневом.

– Зачем ты хочешь убить бедную птичку? – восклик-нула она, взяв негодяя за ухо длинными пальцами.

По европейским меркам чудесную мою спаситель-ницу никак нельзя было назвать красавицей. Совре-менные мужчины почитают привлекательными жен-щин круглолицых, мясистых, с толстым дерьером иогромным бюстом. Эта же, как я уже сказал, быладолговяза, тоща, движения не по-дамски резки, чер-ты лица остры, не то что у щекастых рубенсовских на-яд. Лиф на платье нисколько не выпячивался, а бед-ра хоть и казались широкими, но исключительно засчет фижм. Прибавьте к этому низкий, немного хрип-ловатый голос, нисколько не приторный и не писк-лявый, каким обычно стараются говорить барышни.Мне, впрочем, он прозвучал райской музыкой, а ещесладостней был визг, исторгнутый моим мучителем.

– Мой попугай! – захныкал мальчишка. – Что хочу сним, то и делаю! Пустите ухо, тетенька!

С юридической точки зрения он был прав, ведь че-ловеческие законы не признают за нами, так называе-мыми «меньшими братьями», никаких прав личности.Я отношусь к категории «дичи», и, если не имею хозя-ина, могу стать собственностью первого встречного.Так уж устроен наш несправедливый мир, мне его непеределать. Учитель говорил: «если не можешь изме-нять обстоятельства, нет смысле на них сетовать». Яи не сетую.

– Я дам тебе за него три ливра.Эти слова заставили меня насторожиться. Види-

те ли, я не избалован человеческим великодушиеми привык в каждом поступке подозревать корысть –слишком много била меня жизнь. А тут еще этот плю-маж на ее шляпе. Уж не решила ли дамочка украситьсвой головной убор моими маховыми или рулевымиперьями, подумалось мне. Это хорошо говорит о еевкусе, но означает, что я угодил из огня да в полымя.

– Ага, три ливра! Такого попугая поискать! Мне вчучельной лавке за него все десять дадут! – заоралмаленький мерзавец, хотя, помнится, мечтал самоебольшее о пяти.

С минуту они торговались, а я пытался настроить-ся на философский лад. Возможно, на моем месте увас и были бы предпочтения, чем вы хотите стать –чучелом или украшением на шляпе, но я меж двумя

этими перспективами большой разницы не видел, даи кто спрашивал моего мнения?

Рыжая дева приобрела меня за семь серебряныхмонет.

Что ж, всякому существу полезно узнать свою ис-тинную цену. Отличное средство от самомнения! Ко-гда тебя оценивают по стоимости перьев, это здоровоотрезвляет.

Мальчишка снял с меня сеть, сказав, что она емуеще пригодится, и убежал, а барышня поставила намостовую сундучок (я забыл сказать, что она неслапрямоугольный и, судя по всему, довольно тяжелыйларец с ручкой), взяла меня двумя руками и с любо-пытством оглядела.

Я тоже получил возможность рассмотреть еевблизи.

Да уж, не красавица. Разве что большие круглыеглаза пепельно-серого оттенка хороши – разумеется,по европейским меркам. В Японии, например, их быобозвали кошачьими. Кроме любопытства я прочелв них застарелое, ставшее привычным страдание итревогу. Такое не часто обнаружишь во взгляде моло-дой девицы. Хотя, конечно, я не могу считаться авто-ритетом в этом вопросе, поскольку прекрасный, он жеслабый пол мне мало знаком. На море женщин не бы-вает, а тех, кого встретишь в порту, прекрасными и тем

более слабыми назвать трудно.– Лети! И принеси мне удачу, – сказала незнаком-

ка по-немецки, верней по-швабски (на «Святом Луке»одно время половина команды была из южной Герма-нии, и я хорошо знаю этот мелодичный, мягкий диа-лект).

Она подбросила меня в воздух и махнула рукой.– Гляди, больше не попадайся!Как же я был смущен и тронут уроком, который пре-

подал мне мир! А ведь я только что был готов его про-клясть.

Вот этот урок: да, вокруг много беспричинного зла,но есть и беспричинное добро – самое милое, чтотолько бывает на свете. Это когда что-нибудь хоро-шее делают не намеренно и безо всякой помпы – про-сто так, не ожидая от сего никаких выгод. Пусть да-же барышня в шелковом платье спасла меня из суе-верия. Допустим, ей нужна удача в каком-то деле –неважно! Если добро глупое, от этого оно только вы-игрывает в моих глазах.

Она взяла свой сундучок, в котором что-то звякну-ло, и пошла дальше по набережной, а я летал наднею кругами, растроганный до слез (вообще-то попу-гаи от чувств не плачут, сентиментальной слезливо-сти я научился у людей). Чем бы мне тебя отблагода-рить, щедрая чужестранка, думал я.

Молодая женщина шла по каменным плитам реши-тельным и твердым шагом, глядя прямо перед собой.Вдруг я заметил, что прохожие, завидев ее, останав-ливаются. Некоторые перешептывались, другие дажепоказывали пальцем – она ничего этого не замечала,погруженная в свои мысли.

И тут я понял, в чем дело. Платье, шелковое пла-тье!

Согласно королевскому эдикту, призванному защи-тить французские мануфактуры, носить одежду изпривозного шелка строго-настрого возбранялось. Снарушителей указа предписывалось прилюдно сди-рать запрещенный наряд и взыскивать огромныйштраф, а неспособных к уплате заточать в тюрьму.

Девушка несомненно прибыла в страну совсемнедавно и не знает, какой подвергается опасности.Нужно ее предупредить, пока какие-нибудь завистни-ки (а скорее завистницы) не наябедничали страже.

Я опустился спасительнице на плечо и рванул клю-вом узорчатый рукав так, что ткань затрещала. Каза-лось бы, смысл моего поступка был предельно ясен:скорее переоденься!

Но она, увы, не поняла.– Кыш! – вскричала она, сбросив меня. – Дура

неблагодарная! Ну вот, дырка!Я летал вокруг нее и кричал, она грозила мне кула-

ком. Со всех сторон пялились зеваки, привлеченныенеобычным зрелищем.

Кто-то из женщин, добрая душа, крикнул:– Мадам, коли вам охота форсить, носите шелк, ко-

гда стемнеет! Все так делают!Но медноволосая не поняла или не расслышала.В любом случае было уже поздно. Через толпу про-

талкивался одноглазый человек в засаленном синемкафтане с красными отворотами. Люди неохотно пе-ред ним расступались.

Я знал его – много раз видел на улице. То был сер-жант городской стражи по прозвищу Кривой Волк, гру-биян и мздоимец, каковыми изобилует полиция всехизвестных мне стран.

– Нарушение эдикта тыща семисотого! – завопил они схватил девушку за руку. – Попалась, киска! Сейчассдеру твою китайскую гадость и заголю тебя всем напотеху, будешь знать!

Само собой, делать этого он бы не стал, ибо за-чем же портить дорогую вещь, которую потом мож-но втихую продать. Вымогатель хотел лишь запугатьсвою жертву, чтобы «конфисковать» платье, а заоднослупить отступного.

– А ну марш за мной в караулку, дамочка!Он потянул ее за собой. И здесь случилось нечто

совершенно поразительное. Вместо того чтоб идти за

стражником либо упираться, вместо того, чтоб возму-щаться или молить о снисхождении, барышня повеласебя исключительно не по-женски.

Сначала она двинула сержанта носком острогобашмака по голени. Через нитяной чулок удар дол-жен был получиться весьма чувствительный – КривойВолк заорал и выпустил пленницу. Воспользовавшисьтем, что рука освободилась, девушка двинула служи-теля закона кулаком в нос, расквасив его в кровь. А взаключение стукнула полицейского сундучком по лбу.Раздался гулкий металлический звук (уж не знаю, отлба или от сундучка), и обомлевший стражник шлеп-нулся на задницу.

Такая сноровка в драке сделала бы честь любомузабияке из матросского кабака.

– А вы что смотрите?! – возмущенно обратилась по-бедительница к зрителям. – На ваших глазах напада-ют на даму, и никто не заступится! И это галантныефранцузы!

Топнув ногой, она пошла дальше. Зеваки молчасмотрели ей вслед. Лица у них были испуганные.

Нанесение побоев королевскому стражнику при ис-полнении обязанностей – преступление нешуточное,тут штрафом не отделаешься.

Но бедная храбрая барышня не ведала, в какуюскверную историю попала. Сержанта она принялаза обычного уличного приставалу или незадачливогограбителя.

А он меж тем начинал приходить в себя.– Ка… Ка… Караул!!! – прохрипел Кривой Волк. –

Помогите мне встать! Вы видели? Все видели? Я ра-нен! Сюда, ко мне, бездельники!

Эти слова были обращены к двум полицейским сол-датам, спешившим на шум от ворот.

Плохо дело!Я полетел догонять ту, над чьей головой сгустились

грозовые тучи. Ей следовало как можно скорей поки-нуть пределы города, иначе не избежать ареста и за-точения в каземат Ворчливой башни.

Не оглядываясь на крики, она подошла к трехэтаж-ному дому господина Лефевра, толкнула тяжелую

дверь и вошла. Как я ни торопился, как ни махал кры-льями, но влететь за девушкой не успел – только сразлету стукнулся о дубовую створку.

Через минуту у порога оказались и стражники. То лиони видели, куда скрылась преступница, то ли им ука-зал кто-то из горожан, но полицейские встали у входаи заспорили, надо стучать или лучше подождать.

Господин Лефевр – один из отцов города. Богатыйарматор. Принадлежащие ему корабли плавают повсем морям от мыса Горн до Макао. Потревожить по-кой большого человека стражники не решались.

После короткого спора они решили дождаться, ко-гда обидчица Кривого Волка выйдет. Я слышал, каксержант, утирая рукавом разбитый нос, сказал:

– А если она ему не чужая, еще лучше. Зацапа-ем ее, а потом к нему: так мол и так, чего делать бу-дем, ваша милость? Слушайте меня, ребята. Не будья Кривой Волк, если не получу за оскорбление золо-том! Дешево они от меня не отделаются! А коли нет –засажу стерву в крысятник!

Теперь мне нужно было выяснить, в каких отно-шениях состоит моя спасительница с господином Ле-февром. Если она ему родственница или добрая зна-комая, беспокоиться не о чем. Арматор сумеет подма-зать полицейских, чтоб не доводить дело до тюрьмы.

А вдруг, в самом деле, чужая?Удобнейшая вещь крылья. Если б мне предложи-

ли заменить их на руки с десятью пальцами, я побла-годарил бы и отказался. Во-первых, пальцы у меняесть и свои. Пускай только по четыре на лапе, но мнехватает. А во-вторых, способность летать неизмеримоценнее.

Пока стражники решали, сколько они слупят с Ле-февра и как поделят добычу, я взлетел до второго, па-радного этажа и заглянул в окно. День был ясный, ужесовсем весенний, утренний бриз поутих, и створки бы-ли открыты настежь.

Судя по всему, здесь находился кабинет хозяи-на. Редко доводилось мне видеть столь роскошноеубранство. Однажды в Лондоне я провожал лейтенан-та Беста до адмиралтейства и, конечно, не удержался– заглянул в окно покоев первого лорда (коль мне неизменяет память, в ту пору им был граф Торрингтон).Так вот, скажу я вам, если размером приемный зал егосветлости и превосходил арматорский кабинет, то почасти изысканности и богатства явно ему уступал.

Нигде я не видывал такой исполинской мебели, по-хожей на величественные испанские галеоны. Резнойшкаф, весь в блестящих заклепках, был длиной футовв пятьдесят. По стенам висели шелковые гобелены срельефным рисунком: на золоченых консолях пере-

ливались красками изумительные китайские вазы, вхороший корвет ценою каждая; портьеры были драго-ценного утрехтского бархата – думаю, и герцогиня непобрезговала бы сшить из такой ткани парадное пла-тье.

За столом черного дерева, в кожаном кресле с вы-сокой, замысловато украшенной спинкой, сидел су-хонький человек в пышном золотистом парике. На егожелтом, в цвет парика, лице застыло выражение ед-кой недоверчивости. Знаю я этот тип людей. Спасешьтакого из пожара, а он вместо «спасибо» скажет: «Ду-мал, поди, что я тебя озолочу? Ах ты хитрец!».

Это несомненно и был мсье Лефевр, собствен-ной персоной. Он скрипел по бумаге пером, время отвремени отрываясь от этого занятия, чтобы скорчитьбрезгливую гримасу. Должно быть, писал кому-нибудьнеприятному.

Моей барышни здесь не было. Я уж хотел подле-теть к другим окнам, но дверь кабинета вдруг приот-крылась, в щель сунулся некто в черном парике, нестоль пышном, как у арматора. Должно быть, секре-тарь.

– Патрон, вас желает видеть молодая дама. Она на-звалась госпожой Летицией де Дорн, дочерью бавар-ского тайного советника. Велеть, чтоб обождала?

– Нет-нет, проси!

Лефевр накрыл одни бумаги другими. Похлопал се-бя по щекам, и его лицо, только что бывшее желчными кислым, осветилось любезнейшей из улыбок.

– Милости прошу! – вскричал он, поднимаясь на-встречу посетительнице. – Жду, давно жду! И всеприготовил, как обещал. Однако позвольте спросить,как прошло ваше путешествие? Представляю, скольопасным и малоприятным оно было с учетом нынеш-них обстоятельств!

Арматор несомненно имел в виду большую вой-ну, начавшуюся в прошлом году и поделившую Евро-пу на два лагеря. Причиною конфликта был опустев-ший мадридский трон, и речь шла о том, кому доста-нутся богатейшие владения Испании – ставленникуфранцузского короля, либо австрийским Габсбургам.На стороне Вены выступили Англия и Нидерланды;Версаль поддержали Испания и Бавария, так что мед-новолосая драчунья, стало быть, прибыла из государ-ства, союзного Франции.

Услышав о «тайном советнике», я уж решил, чтоздесь разворачивается какая-нибудь шпионская ин-трига и огорчился, ибо, как говорил Учитель, «худшиеиз людей – торговцы пороком и соглядатаи». Мне нехотелось, чтоб моя благородная избавительница ока-залась из этой породы. Все политические интриги икозни, на мой взгляд, ужасная мерзость. Человеку, за-

ботящемуся о своей карме и внутренней гармонии,лучше держаться от таких дел подальше.

Но дальнейший ход беседы показал, что мое пред-положение ошибочно. Хоть я и мало что поначалу по-нял, однако сообразил: шпионство тут, кажется, нипри чем.

– Да, поездка заняла целых двадцать дней, – ска-зала госпожа Летиция де Дорн. – Местности, гдеидут бои, пришлось объезжать стороной. Но обозыи войска движутся по всем дорогам, это совершен-но несносно. Однако, слава Богу, теперь я в Сен-Ма-ло, так что давайте не будем терять времени. Вотзадаток, о котором мы условились. Полторы тысячиливров. – Она поставила на стол ларец, а сама селав кресло. – Вторую половину вы получите, когда ко-рабль доставит сюда моего отца. Вся сумма выкупа всундуке, который я оставила в гостинице. Я передамсундук капитану.

Лефевр открыл ларец и начал пересчитывать день-ги, очень быстро и ловко. Он складывал монеты стол-биками. Сразу было видно, что это занятие для негоприятнее всего на свете.

– Все точно, – сказал он, закончив, и сделал скорб-ное лицо. – Но… К моему глубокому сожалению, об-стоятельства переменились. Все из-за этой прокля-той войны, от которой я несу кошмарные, совершенно

чудовищные убытки.– Вы хотите поднять стоимость вашего вознаграж-

дения? – нахмурилась барышня. – Могу я узнать, насколько?

Он негодующе замахал руками.– Что вы, что вы! Слово Лефевра – булатная сталь!!

Дело не в моей комиссии. Она останется такой же. Новот накладные расходы…

Арматор выпорхнул из-за стола и оказался у гео-графической карты, висящей на стене.

– Плавание в Барбарию – сущий пустяк. В мирноевремя наше маленькое дельце не представляло быбольшой трудности. Капитан, доставляющий в Испа-нию или Марсель груз нашей сушеной трески, завер-нул бы в Сале, это разбойничье гнездо, провел бынеобходимые переговоры, взял на борт вашего ба-тюшку, и вся недолга. Но из-за войны морская торгов-ля прекратилась. Купеческие корабли больше не пла-вают.

Девушка порывисто поднялась.– Это довольно странно! Война идет не первый ме-

сяц! Вы могли бы написать, что отказываетесь от по-ручения, но вместо этого в вашем письме было ска-зано: приезжайте. Объяснитесь, сударь!

– Именно это я и собираюсь сделать, мадемуазель.Не хотел делать этого письменно, ибо в нынешние

тревожные времена почта может быть перехвачена, амое предложение несколько… деликатно.

– В чем оно состоит? Говорите же!– Я не могу отправить в Барбарию купеческое суд-

но, потому что оно станет легкой добычей проклятыхангличан. Но можно снарядить корсарский корабль.Он быстроходен и хорошо вооружен.

– Вы предлагаете послать за моим отцом пира-тов? – поразилась госпожа де Дорн.

Он засмеялся.– У вас, сухопутной публики, довольно путаное

представление о таких вещах. Корсары вовсе не пи-раты.

– Разве они не грабят корабли?– Разумеется, грабят.– В чем же разница?– В том, что захваченного пирата вешают на рее, а

корсар считается военнопленным. Потому что корса-ры грабят лишь те корабли, что ходят под вражескимфлагом. Чтобы стать корсаром, нужно иметь патент отадмиралтейства. Получить его может далеко не вся-кий. А у меня патент есть. Учтите, мадемуазель: покане закончится эта война – а она может продлиться ипять, и десять лет – никаким иным способом до Бар-барии не добраться.

Барышня наморщила лоб – она все-таки не пони-

мала.– Если корсарский патент – нечто совершенно за-

конное, к чему тайны? Почему вы боялись, что вашеписьмо попадет в чужие руки?

– Потому что негоциантский дом «Лефевр и сы-новья» имеет репутацию, сударыня. И я ею дорожу.Хоть многие арматоры Франции, Англии, Голландиив военное время подрабатывают корсарством, ни-кто этого не афиширует. Ведь приходится потрошитькорабли, принадлежащие вчерашним и завтрашнимторговым партнерам. Это порождает недобрые чув-ства, обиды, озлобление. Вот почему я могу сде-лать вам такое предложение только устно. У менякак раз подготовлено отличное судно: легкий фрегат«L’Hirondelle»,16 с лихим, надежным капитаном, госпо-дином Дезэссаром.

– Дез Эссаром? – повторила девушка, как бы поде-лив это имя на две части. – Что ж, я согласна! Корса-ры так корсары, только б отец поскорее вернулся! Порукам, мсье!

Она сняла перчатку и протянула арматору свою ру-ку – слишком большую, не особенно белую и нисколь-ко не округлую, то есть совсем не совпадающую с ка-ноном женской красоты. Лефевр не пожал ее, а скло-нился и почтительно чмокнул губами воздух над паль-

16 «Ласточка» (фр.)

цами мадемуазель де Дорн.– Отрадно видеть столь трогательную дочернюю

привязанность. Я тронут до слез. Однако, сударыня,как вы понимаете, одно дело – завернуть в Сале подороге, сделав небольшой крюк, и совсем другое –снаряжать специальную экспедицию. Я имею в видурасходы.

– В какую сумму они выльются? – деловито спро-сила она.

– Минуточку… Сейчас прикинем.Почтенный арматор сел на место, положил перед

собой абакус и, щелкая шариками из слоновой кости,принялся за подсчеты.

– Во-первых, жалованье экипажу с доплатой за во-енное время и плаванье в опасных водах… Допустим,испанцы нам союзники, а у султана Мулай-Исмаила снашим великим монархом мир и согласие, но эти про-нырливые англичане кишат во всех морях, прошу про-щения, будто вши в лохмотьях. Итак, сорок матросовв среднем по 70 ливров в месяц… Кладем три меся-ца: покуда туда, покуда обратно, да переговоры – умавров ничего быстро не делается… М-м-м, офицерыи капитан… Теперь припасы. Люди у меня не балова-ны разносолами, но по полсотни монет на каждого по-тратить придется… Итого расходы на содержание ко-манды… Ага, с этим все.

Он записал цифру на бумажке, застенчиво при-крывшись ладонью.

– Идем дальше. Страховка.– Что?– Как, вы не слышали об этом чудесном изобрете-

нии, которое всем так выгодно? Вы платите страхо-вой компании некий взнос, и больше ни о чем не бес-покоитесь. Если ваш корабль пропал – утонул, захва-чен пиратами, пропал бесследно, – компания возме-щает вам ущерб. Естественно, взнос зависит от даль-ности плавания и рискованности предприятия. В мир-ное время за путешествие в Средиземноморье берутвсего 3 % стоимости судна и товара, ибо французовмавры не трогают, а больше там опасаться некого. Носейчас ставки, увы, поднялись в десять раз. «Л’Ирон-дель» стоит 25000, следовательно… – Он поколдовалнад счетами еще немного и подвел итог. – В общем ицелом вам придется раскошелиться на 21358 ливрови шесть су. Не будем мелочиться, – здесь последовалширокий взмах шитого золотом обшлага, – двадцатьодна тысяча триста пятьдесят.

– Сколько?! – ахнула госпожа де Дорн, выхватываяу него листок. – О боже…

– Меньше никак нельзя, – твердо молвил Лефеври долго еще толковал ей про военные трудности, алч-ность моряков, обязательные отчисления в казну и

возмутительную дороговизну солонины.– Мне нужно подумать, – наконец произнесла де-

вушка упавшим голосом. – Я возвращаюсь в гостини-цу…

Арматор пошел ее провожать, а я встрепенулся итоже слетел вниз.

Судя по разговору, этот алчный кровосос и не поду-мает откупаться от Кривого Волка. Нужно было как-топредупредить ее! Бедняжка, вымогатели кружили во-круг нее, будто коршуны. На свете нет тварей крово-жадней и отвратительней коршунов! Однажды на ост-рове Мадейра, когда я замечтался, любуясь солнеч-ными бликами на волнах, на меня напал один такойубийца… Впрочем, не хочу вспоминать этот кошмар.

Слетая вниз, я уже знал, как поступлю.Когда тяжелая дверь скрипнула и полицейские

угрожающе сдвинулись плечо к плечу, я взмахнул кры-льями и устремился вперед.

Влетел в приоткрывшуюся щель и ловко опустил-ся Летиции де Дорн на плечо. Она еще не успелапереступить порог и от неожиданности попятилась,но не завизжала, как сделала бы всякая барышня, авоскликнула по-немецки «черт побери!», что, согласи-тесь, довольно необычно для дочери тайного совет-ника.

Стражников, однако, и она, и провожавший ее ар-

матор разглядеть успели.– Какой красивый попугай! Это ваш? – спросил Ле-

февр. – А что делает перед моей дверью полиция?– Именем короля откройте! – закричали с той сто-

роны. – В вашем доме укрывается преступница!– Этот невежа – полицейский? – удивилась госпо-

жа де Дорн. – Зачем же он на меня накинулся, будтопьяный мужлан?

Не обращая внимания на стук (довольно робкий),хозяин расспросил гостью о случившемся и в двухсловах объяснил ей, какими это чревато последстви-ями.

– Я вас выпущу через кухню. На счастье, стражникине знают вашего имени. Бегите в гостиницу и спрячь-тесь. Шелка уберите в багаж. Без вуали на улицу невыходите, а лучше в светлое время дня вообще сиди-те в номере. Полицейских я впущу, когда вы уйдете,и скажу, что знать вас не знаю. Вы желали совершитьплавание в Новый Свет на одном из моих судов, но явам отказал, ибо по случаю войны мы не берем пас-сажиров. Так это ваш попугай?

Он осторожно потрепал меня по хохолку, и я с тру-дом сдержался, чтобы не клюнуть его в палец. Тер-петь не могу фамильярности.

– Мой.Она погладила меня по спине, но это прикоснове-

ние не было мне неприятно. Совсем напротив.– Красавец! Не желаете продать? Он слишком при-

метен, на вас будут обращать внимание, а это вамсейчас ни к чему. Я посажу молодца в золоченуюклетку и научу приветствовать посетителей. Хотите 40ливров?

– Нет. Птица не продается.Когда она это сказала, что-то дрогнуло в моем серд-

це. Уже во второй раз. В первый – когда Летиция деДорн так решительно ответила: «Мой».

Ее поведение объяснилось, когда мы – Лефевр,она и я у нее на плече – быстро шли темным коридо-ром.

– Ты спасла меня от тюрьмы, птичка. Спасибо, –шепнула мне девушка по-швабски и – вы не поверите– поцеловала меня!

Я чуть не свалился.Меня никто никогда не целовал. Что и не удивитель-

но. Лейтенант Бест, когда напивался, поил меня ро-мом изо рта в клюв, но это совсем не то, что девичийпоцелуй, уж можете мне поверить.

Вдруг меня осенило. А, собственно, почему нет?Кто сказал, что мой питомец обязательно должен

быть мужчиной? Допустим, мне никогда не приходилов голову приручить существо противоположного пола– я ведь старый бирюк, морской бродяга и совсем не

знаю женщин. Но эта рыжая барышня меня заинтере-совала.

Была не была! Вероятней всего, когда я ее оцара-паю и клюну, она меня сгонит. Ну, значит, не судьбамне держаться за бабьи юбки. Полечу искать новогоподопечного в таверну или в порт. Свой долг госпожеде Дорн я честно вернул.

Я свесил хвост ей на грудь, соскользнул по шелкуи сжал пальцы, а клювом как можно мягче (но все-та-ки до крови, иначе нельзя) ударил девушку в смуглыйвисок.

Глава третья

Летиция де Дорн

Моментально, сменяя друг друга с непостижимойбыстротой, перед взором моей души пронеслась че-реда ярких картин. Жизнь девушки по имени Летициябыла прочитана мной, словно книга, с первой и до по-следней буквы. Если мой избранник не оттолкнул и несбросил меня хотя бы в течение одной секунды, это-го довольно. Процесс сопереливания двух Ки почтимгновенен.

Попробую рассказать, как это происходит, хоть сло-ва и неспособны передать состояние абсолютного по-

знания.Сначала я услышал… нет, не услышал, а узнал пол-

ное имя своей новой питомицы.Летиция-Корнелия-Анна фон Дорн (а не «де

Дорн») – вот как ее звали.А дальше – яркие вспышки, будто зарницы в небе.Повторяю, я увидел и познал всю ее жизнь и мог

бы ее пересказать до малейших несущественных по-дробностей. Но хватит и нескольких образов, выхва-ченных наугад. Иначе рассказ растянулся бы на вседвадцать пять лет, прожитые Летицией.

Вот небольшой серокаменный замок на холме, вокружении дубовых лесов и зеленых полей. У во-рот, на сломанном подъемном мосту, стоит рыжая де-вочка в простеньком платье и отчаянно машет рукойвслед удаляющемуся всаднику.

Это ее отец, Фердинанд фон Дорн. Он едет на-встречу восходящему солнцу, и вся его фигура кажет-ся вытканной из ярких лучей. Сверкает аграф на шля-пе, сияют шпоры и эфес шпаги, отливает золотом крупигреневого коня.

Про всадника я знаю многое – столько же, сколькознает про него моя питомица, которая любит этого че-ловека больше всего на свете – не за то, что он дал ейжизнь и нарек красивым именем Laetitia (по-латыни

оно значит «радость»), а потому что Фердинанд фонДорн излучает счастье. Он и в самом деле будто сшитиз солнечного света, и восход тут не при чем. У Фер-динанда золотисто-рыжие волосы, которые с возрас-том обретут оттенок благородной бронзы, у него сол-нечный смех, искрящиеся весельем глаза и лучезар-ная улыбка.

Есть люди, которых жалует Фортуна. Во всяком слу-чае, в этом уверены окружающие, которые испытыва-ют по отношению к баловням удачи лютую зависть,смешанную с восхищением. Вообще-то ударов судь-бы на их долю приходится не меньше, чем улыбок,просто счастливцы никогда не унывают и не жалуют-ся. Несчастье они сбрасывают с себя недоуменнымпожатием плеч, а в счастье запахиваются, словно вослепительно нарядный плащ. Они не удостаиваютзамечать невзгод, и так до самой своей смерти. Есликому-то на земле и нужно завидовать, то обладателямэтого чудесного дара.

Фердинанд фон Дорн родился вторым сыном внекогда богатой и славной, но захудавшей швабскойсемье. Никакого наследства ему не досталось, лишьбоевой конь. Но Фердинанд говорил, что его в любомслучае не прельщает скучная участь землевладель-ца, а конь чудо как хорош. На таком превосходномскакуне милое дело отправиться на войну и сделать

блестящую военную карьеру. И так вкусно он это рас-сказывал, что остальные братья ему завидовали – да-же старший, наследник родового замка. Никто не со-мневался, что везунчик станет полковником, а то и ге-нералом.

Но в первую же кампанию Фердинанд был ранен.Пуля пробила ему легкое, он чуть не умер, а когда вы-лечился, с армией было покончено. Какая тут воин-ская служба, если при малейшей простуде начинает-ся жестокий затяжной кашель?

Другой бы пал духом, опустил руки, но не таков былФердинанд фон Дорн. Он твердил лишь о том, какнесказанно ему повезло – с пробитым легким, и жив.Чудо из чудес! И вообще солдатская карьера хорошадля людей порывистых и бесшабашных, вроде братаКорнелиуса, а для настоящего мужчины истинное сча-стье заключается в семейной жизни. Подобными ре-чами и своей сияющей улыбкой Фердинанд покорилсердце богатой невесты. Женился, произвел на светдвух сыновей и дочь, а тут еще скончался бездетныйстарший брат Клаус, и счастливое семейство посели-лось в дорновском фамильном замке Теофельс.

Фердинанд отремонтировал и украсил дедовскоегнездо, привел в порядок хозяйство и зажил образ-цовым помещиком, на зависть знакомым и соседям.Но и эта стезя, подобно военной, его подвела. Оспен-

ный мор унес жену с сыновьями, изрыл красивое ли-цо фон Дорна рытвинами и пощадил только малень-кую дочку. Обычный человек сошел бы от горя с ума,но вечный счастливец и тут не утратил бодрости. Да яв рубашке родился, не уставал повторять он. Во-пер-вых, обманул лекарей и не умер, пусть метки на ли-це будут постоянным напоминанием об этом подаркесудьбы. Во-вторых, уцелела моя крошка Летиция, да-же личико не пострадало – это ли не чудо? В-третьихже, глупо сидеть в глуши барсуком, зарывать свой та-лант. Есть вещи увлекательней яровых и озимых. На-пример, карьера дипломата.

И он поступил на службу к Электору баварскому.Странствовал по свету, выполняя неофициальные,часто рискованные поручения. Если удачно с нимисправлялся – все говорили, что советник фон Дорнневероятно везуч. Если миссия проваливалась, гово-рили: везет Дорну, как это он только жив остался.

На рассвете дня, который я описываю, Фердинандотправляется в очередное путешествие, из которогобог весть когда вернется, а может, не вернется вовсе.Рыжей девочке ужасно хочется, чтобы он обернулся,хочется его окликнуть, но она не решается. Машет ру-кой, по искаженному личику текут слезы.

Но всадник не оборачивается. Он уже забыл о се-ром замке, о рыжей девочке – его манит сверкающая

солнечными искрами дорога.

Другая картинка.Девочки-подростки (все в одинаковых коричневых

платьицах с белым кружевным воротничком) сбилисьв кучку у подоконника и смотрят, как по узкой улицефламандского города движется свадебный поезд. Воткрытом экипаже едут молодые: он очень хорош валом плаще и треуголке с перьями, она – в пышномбело-серебряном наряде. У всех пансионерок одина-ковое выражение лиц – мечтательно-восторженное.Нет, не у всех. Долговязая худышка сложила губки ко-ромыслом, а рыжеватые бровки домиком. Бедняжказнает, что некрасива. Никогда ей не ехать в беломгипюре под приветственные крики, рядом с писанымкрасавцем.

Еще.Летиция подросла. Уже девушка. Высокая, стреми-

тельная в движениях, с загорелым лицом и облупив-шимся от солнца носом. Она ловко сидит в седле –не амазонкой, а по-мужски, потому что одета в кюло-ты и рубаху (ей ужасно нравится носить старые вещиотца). Рядом, тоже верхом, Фердинанд. «Не трусь, –говорит он. – Ты из рода Дорнов. Вперед!».

Ей очень страшно, но она гонит коня к барьеру – де-

реву, поваленному бурей. Не выдерживает, зажмури-вается. Лошадь чувствует состояние всадницы и пе-ред самым препятствием делает свечку. Будто памя-тью собственного тела я ощущаю удар о землю, чер-ноту обморока. Потом вижу над собой нахмуренноелицо отца. Первое чувство – паника. Он разочарован!

«Я попробую еще раз», – говорит девушка.Снова разгон, но теперь она глаз не закрывает. По-

лет, перехватило дыхание – и обжигающее счастье. Ясделала это! Он может мной гордиться!

Опять вдвоем с отцом.Фердинанд фон Дорн пытается делать свирепое

лицо, что у него плохо получается.«Я проткну тебя, как перепелку!» – рычит он, раз-

махивая шпагой, на острие которой насажена виннаяпробка. Но, если клинок пробивает защиту и бьет вживот или грудь, это все равно очень больно.

Летиция уворачивается, парирует удары, а стоитпротивнику ослабить натиск, немедленно переходитв контратаку.

Фердинанд доволен«Барышне полезно прикидываться слабой и безза-

щитной, чтобы дать возможность мужчинам проявитьрыцарство, – говорит он во время паузы, закуриваятрубку. – Однако нужно уметь за себя постоять. Не

всегда рядом с тобой окажется рыцарь. Если у тебянет оружия, бей обидчика носком в голень или колен-кой в пах, и тут же лбом или кулаком в нос. На такиеудары большой силы не нужно».

Дочь кивает. Думает: «Он знает, что у меня никогдане будет мужа, поэтому и учит. И очень хорошо, чтоне будет».

Теперь мне понятно, почему Кривой Волк потерпелна Испанской набережной столь быстрое и позорноепоражение.

Больше всего картин, где Летиция одна. Собствен-но, она почти всегда одна.

С книгой в саду.Зимой у окна – смотрит на пустое поле.Вот поле стало зеленым – уже весна, но девушка

сидит в той же позе.Иногда она держит в руках письмо и улыбается –

это прислал весточку отец. Но чаще пишет сама.

Я без труда могу заглянуть ей через плечо и про-следить за кончиком пера, выводящего на бумаге ров-ные строчки.

«Умоляю вас, батюшка, не верить мягкостиконстантинопольского климата. Я прочла, чтоветер с Босфора особенно коварен в жару,ибо несомая им прохлада кроме приятноститаит в себе опасность простуды, столь

нежелательной при вашей слабой груди…»

Или другое письмо, более интересное, но прони-занное горечью:

«Милая Беттина, в отличие от тебя, япредпочту прожить свой век старой девой.Радости материнства, в коих ты чаешь найтиутешение, кажутся мне сомнительными. Онивряд ли способны оправдать тяготу жизнис супругом. Ведь мужчины грубы, хвастливы,жестоки, они считают нас глупыми и ни начто кроме деторождения не годными, а самиочень плохо умеют распорядиться властью,которую захватили. Впрочем не буду с тобойлукавить. Когда я вижу красавца с умным лицоми гордой осанкой, в особенности если у него ещезеленые глаза, мое дурацкое сердце сжимаетсяи екает, но, по счастью, зеленоглазые красавцына моем пути попадаются редко, и я всякийраз нахожу в них какой-нибудь изъян. Зеленвиноград! Скорей бы уж миновала молодость,проклятый возраст, почему-то называемыйзолотой порой жизни. Единственный мужчина,с кем я хотела бы жить – мой дорогойотец. Скоро ему наскучит странствовать,он вернется в Теофельс, и тогда я будусовершенно счастлива».

Письма, одинокие прогулки верхом, книги, сноваписьма. Дни жизни Летиции окрашены в неяркие цве-та – светло-зеленый, блекло-желтый, серый. Или мнеэто кажется, потому что я привык к сочным краскамюжных морей?

Потом гамма вдруг меняется, мир чернеет, будтопогрузившись в мрак ночи или затемнения.

Я вижу Летиция с отцовским письмом в руках –

опять. Но она не улыбается, а плачет.Фердинанд фон Дорн пишет, что ему опять неве-

роятно повезло. Он вел тайные переговоры с турка-ми ввиду надвигающейся войны и получил некоторыеочень важные гарантии для своего государя. Правда,на обратном пути корабль был захвачен мароккански-ми корсарами, но судьба и тут не оставила своего лю-бимца. Он, один из немногих, остался жив, и хоть внастоящее время содержится в темнице в малопри-ятных условиях, но уже сумел договориться о выку-пе. Нужно собрать и доставить в марокканский портСале 5000 французских ливров. Придворная канце-лярия, конечно же, не пожалеет такой пустяшной сум-мы за освобождение дипломата, столь много сделав-шего ради славы и прибытка его высочества курфюр-ста.

О, я хорошо знаю, что собой представляют марок-канские корсары из страшного города Сале! От одно-го этого названия бледнеют моряки всей Европы.

Морские разбойники Барбарии бесстрашны и ди-ки. Их флаг – отсеченная рука с ятаганом. Низкие,проворные корабли мавров шныряют вдоль побере-жья Иберии, Франции и Англии, добираясь даже доИрландии. Ужасней всего, что охотятся они на лю-дей. Повелитель марокканских исчадий ада, султан

Мулай-Исмаил, требует от своего порта Сале платитьподать живым товаром. Султану нужны женщины длягаремов и рабочие руки.

А еще белые пленники нужны Мулаю, чтобы про-давать их христианским монархам за выкуп. Обыч-ная цена за голову – 800 ливров, так что Фердинандафон Дорна, видно, сочли важной птицей (сомнитель-ное везение). С другой стороны, иначе его не остави-ли бы в Сале, а отправили в цепях вглубь Барбарии,в город Мекнес, где султан строит посреди пустыниогромный город-дворец протяженностью в 300 миль.

Про Мулай-Исмаила известно, что он свиреп инепредсказуем. Каждый день он кого-нибудь убиваетсобственноручно – за мелкую провинность или простотак, для забавы. Подданные с трепетом ждут, в какомодеянии султан нынче выйдет. Если в зеленом, зна-чит, смертей будет немного. Если в желтом, жди боль-шой беды. Из всех иноземных владык Мулай считаетсебе равным только Короля-Солнце, и потому фран-цузские корабли могут плавать по Средиземному мо-рю и Бискайскому заливу без страха. Без опаски за-ходят они и в марокканские порты – в этом арматорЛефевр не солгал.

Однако я отвлекся.На письме из Сале картинки не закончились, но

темп их убыстрился – все последние месяцы Летицияжила, словно сотрясаемая лихорадкой.

Я увидел кабинет в Мюнхене, услышал равнодуш-ный голос, объясняющий, что турецкая поездка госпо-дина фон Дорна была не официальной и потому каз-на не несет за нее никакой ответственности.

Мелькнула одутловатая физиономия с подшмыги-вающим мясистым носом (господин Менхле, сводныйбратец). Зазвенели монеты, ссыпаемые из кожаныхмешочков в сундук. По ухабистой дороге понесласькожаная карета, из-под колес летели брызги, небо ви-село над зимними полями мокрой мешковиной.

Летиции надоело обивать мюнхенские пороги. Онарешила, что выкупит отца сама. Списалась с армато-ром из главного французского порта Сен-Мало, зало-жила кузену родовой замок и отправилась спасать то-го, ради кого не жалко ничего на свете.

Ну что сказать?Мне чрезвычайно понравилась моя новая подопеч-

ная. Видимо, зря я потратил столько лет своей жизниисключительно на мужчин. Если остальные женщиныпохожи на Летицию де Дорн, подумал я, они действи-тельно являются лучшей половиной человечества.

Моя питомица не только смела и самоотвержен-на в любви, она еще и умна. Ее изначальный расчет

был правилен: именно через мореходов из Сен-Ма-ло и следует действовать. Если б война не положилаконец морской торговле, план легко бы осуществил-ся. Что же до предложения Лефевра, мне оно показа-лось нечестным. Я немного разбираюсь в расценкахи обыкновениях корсарского промысла. Если б я умелговорить и имел соответствующие полномочия, то су-мел бы существенно сбить запрошенную цену. В кон-це концов, Лефевр не единственный арматор в горо-де, да и репутация у него, сколько мне известно, несамая хорошая.

Милое, бедное дитя, как же тебе трудно в этом чу-жом и непонятном мире! Я помогу тебе, я сделаю все,что в моих силах!

Хватило нескольких секунд, чтоб я проникся инте-ресами и заботами моей Летиции.

Счастье и огромное везение, что она не сбросиламеня со своей груди ни в миг самого сопереливаниядуш, ни после.

Глава четвертая

Подруги

О нет! Она стойко перенесла кровопускание, даеще успокаивающе прижала меня к себе.

– Бедняжка, ты испугалась этих дураков стражни-ков! – Потрогала дырки от когтей на лифе. – И еще явижу, что мое шелковое платье тебе не по вкусу. Нико-му оно в этом городе не нравится. Пожалуй, действи-тельно, уберу его в сундук.

Мы шли по узкому переулку, где пахло помоями, апод ногами валялись очистки.

Летиция разговаривала со мной, это грело мне

сердце.– Хочешь, я возьму тебя к себе?Еще бы я не хотел! Насколько мог сладким голосом

я прокурлыкал полное свое согласие.– Не ворчи, – сказала она. – Не понравится – уле-

тишь. Насильно удерживать тебя я не стану.Разве можно улететь от того, с кем породнился ду-

шой? Глупенькая!– Как бы мне тебя, птичка, назвать?Она взяла меня в руки, повертела так и этак. Я сно-

ва закурлыкал, готовый принять любое имя. После то-го, как тебя величали Каброном или Трюком, особен-но привередничать не станешь.

И все же ее выбор меня потряс.– Я стану звать тебя Кларой, моя славная девоч-

ка, – объявила Летиция.О боже… Неужели не видно по хохолку, по гордому

рисунку клюва, по всей моей мужественной осанке,что я никак не могу быть Кларой? Я издал крик про-теста.

– Ей нравится, – умилилась невежественная деви-ца. – Ты даже пытаешься повторить свое новое имя:клррр, клррр.

Остаток дороги до гостиницы мы молчали. Не знаю,о чем думала моя питомица, а я пытался свыкнуть-ся с мыслью, что отныне буду «славной девочкой» по

имени Клара.

Но в гостинице я сразу забыл о своей обиде.Едва Летиция поднялась в номер и заперла за со-

бой дверь, она повела себя весьма неожиданным об-разом. Рухнула на постель и громко разрыдалась.

Это застало меня врасплох. Я не привык к слезам –мужчины плачут редко, обычно такое случается спья-ну. Я, разумеется, видал на своем веку рыдающихженщин. Но Летиция плакала совсем не так, как они.Не напоказ, не жалобно, не взывая к состраданию,а глухо, безнадежно, словно тяжесть мира стала длянее совсем невыносимой. Она рыдала оттого, что незнала, как ей поступить, а кроме нее принимать реше-ние было некому.

Просмотрев всю ее жизнь, я знал, что плакаламоя питомица очень нечасто. Когда это случилось впредыдущий раз?

Я порылся в картинках из ее прошлого и удивился.Как, всего одиннадцать дней назад?

Я снова увидел дорожную карету, но она не ехала,а стояла; над дорогой слепой дождь сменился тума-ном. Из него выскочили три темных силуэта и превра-тились в оборванцев. Судя по цвету мундиров то бы-ли дезертиры из прусской армии. Один схватил за уз-ду коренника. Другой стащил с козел и ударил руко-

яткой сабли кучера, третий распахнул дверцу и гнуса-во пропел: «Вылезай, кошечка, ты приехала». В ответкарета изрыгнула струю дыма, огонь и грохот. Разбой-ник упал, не вскрикнув. Остальные мгновенно исчез-ли в тумане.

Молодец, девочка, думал я, слушая, как всхлипы-вает и стучит зубами Летиция. Не переживай, так емуи надо. Не стоит этот гнусавый твоих слез. Хотя она– уж мне ли было этого не знать – плакала не из-загнусавого, а из-за того, что мир устроен так ужасно.

В предпоследний раз моя питомица плакала, когдапришло письмо из Сале (это я уже описывал). А впредпредпоследний – в тринадцатилетнем возрасте,из-за прыщика на лбу.

Я и то плачу чаще. И если уж меня пробирает слеза,то не на одну минуту, как эту фройляйн.

Конец ознакомительного

фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».Прочитайте эту книгу целиком, купив полную ле-

гальную версию на ЛитРес.Безопасно оплатить книгу можно банковской кар-

той Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильноготелефона, с платежного терминала, в салоне МТСили Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.День-ги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другимудобным Вам способом.