С . Н. Дурылинъ.

Издание „религиозно-философской Библиотеки".

Сергиев ПосадЪ.

Типография С в . - Т р . Сергиевой Лавры

1916.

„РшшриовнИмосоФаия Війіивю" ßunycKH „религиоэмо-фплссрфской 5и*лиотекк".

Выпуокъ І-й: „Забытый путь Опытнато Бфгогиоанаяия" Ъі Но« воселовъ. Иад. 8 е, вереработаввое в» дополненное. Цена 26 коп.

Вынуовь П-й: «ИоианІв^Бога". Сборвввъ. Ог. Ннхоля, гр. M. М. Спераяскій, еп. Игнатио'Врянчашгаовъ, К. Рыдеевъ ндр. Йэд. 8-е, дсЛЮівеввое. Цева.4ф4м>п. -*

Вьщусвъ ІІІ-й: „Вьчнав жяань, иакъ высшев бдвго". Архиеп. СергШ. Иад. 2·β, переработаввое. Щва/30 коп.

Выпускъ IV-в: „Соціальмов аначенів религіи и редигиоаной дкчности". Сборвввъ. В . С. Ооловьевъ, 6. М. Солсвьевъ, θ . М. ДОСТОЕВОЮЙ, Ο . В. Ешевоаия, Л. А . Твхствровъ, А . И . Гврцвяі. Иад. 2 е, переработандое. Цеяа 30 кой.

Быиускі. Ѵ й : „Личнооть,общеотвоиЦерковь".Л.Твхойяровъ, Ц,- «іТобедсшосдевтл Иад. 2-е, дополненное и переработапдов. ІІЬНА 30 коВ. a£à * *

Выиускь ѴІ-й: - „Мояитва Госпядня" въ ваъясвевів Вдад. Соловьвва в М. мооковскаю Фвларета. Цена 20 хоп.

ч , ^ і ^ ^ у и ф ^ і а ч в и о в овободнвго олова для личности, /общвства и цврнвм". Сборпякъ. А. 0 . Хоыавовъ, К. н И Авсавовы, "ііліа^Соловьевъ. Цева 20 коп.

Яьш;.скъ ѴШ-й: „0 цьли обрваования". Сборввкъ. Н. И. Пя-рэгоБъ. Іѵ. Д. Ушннскій, Янъ Амось КоыенскіЙ, Филареть, ы. МоіковсгЛй, архиепвовопъ Нвваноръ, еп/ Ѳеофанъ; Блад. Моео-м:іхъ. проф. В . И. Нэсыеиовъ. Йад, 2-е, пёреработаввое в до-іюлп^нпое. Цеіш 35 воп-"ііыиуск-ь ІХй: „Альтруиамъ и хриотіансяая любовь". Л. Тн-хомяровъі—Ёа. Ѳеофавъ. Йад. 2-е, дополпенное. Цена 20 коа.

Лыиускъ Х-й: „Редигия и нрввстввнность". Сборннкъ. Л. Тол-cfofi, проф. Кудряводвъ-Шатоновъ, яроф. Гусевъ в др. Цена 30 к.

Пыпускъ Xl-fl: „Нравотвенный омысдъ основныхъ христіан-сннхъ догиатовъ". Архиев. Антошй (ХраповвцвДй). Цева 26 к.

Выоускъ ХІІ-в: „Что такр*'Библия<". Йвд. 2-е, переработапвое и дополнепвое. Цева 36 коп. . »

Выиускъ Xllt-fi: „Какъ читать Бмблію". Цева 36 воп. Вьшѵскъ Х І У й: „Омысдъ міровой мсторіи". Вхад. Соховьев*.

Цепа 15 вов. . Выауокъ ХѴ-й: „ 0 самолоанвніи", Джовъ Месовь.—Проф. В . ;

Карповъ. Цева 20 воп. Выпускъ XVI-D: „Пврвоначальнвя ХрнстІанская Церновь въ

иерусаливпѴ. Ѳедеръ Сакарввъ. Цена 26 воп. Выиускг ХѴ іЬй: „ 0 Цврйвии. Ог. Ниволя. Цева 30 коп. Сыпускъ Х Ѵ Ш il: . 0 олагодати и таяяствахі» 4. Огюстъ Нв-

коля. Цева 20 воп. Выпуовъ ХІХ-й: „Цврновь". Влад. Соховьевъ. .Нравственная

вдея догмата церквн - . Архиепвовопъ АвтовШ. Цева 25 вов. Выиускъ X X Я: р0 оаіысдъ жиаИя". Чаогь. первая: а) „Эвде*

моняамъ, утядитаряамъ и отоищюмъ, яакъ прннцнпы жнвни"; б) „Логячесиая овяаь вьры въ смысдъ жяянй съ върой въ беасмертівм. Цева 30 BOU.

Начальникъ тишины.

Ты бо, Богоневпстная, Начлльника тишини Христп родіна еси, Единп Пречиетая.

Нзъ Богородичваго кавона.

I. Въ вашемъ восприятіи родпна вссгда двоится—до проти-

воположности, до несоедппнмостп,—на Россию и Русь. Какъ хорошо знаемъ мы первую π какъ мало вторую!—такъ мало, что даже спрашиваемъ себя часто: да есть-ли вторая? есть-ли Русь? что еслп, въ деАствптельвосги-то, и есть только одна Россия, Русь-же, особенво съ прибавкоИ: святая—лишь мечта, славянофильскШ прпзракъ, православныС самообманъ, нацио-налистпческая ложь? Достаточно одного примера, чтобы показать, какъ близкп мы къ такому заключению. Святая Русь—это Россия въ храме, на молитве, передъ образоиъ, Россия съ восковоК свечкоП въ руке, съ радостью и удова* ниемъ ο Христе въ сердце, съ ведевиемъ Его—въ разуіие, съ устремдениемъ своеП воліі къ Бго воле: „да будетъ воля Твоя". Г д е жъ $та Русь—въ вашеП новейшей исторіи, въ государственномъ деВствовании, въ вашемъ общественномъ сознанин, въ философскомъ построении, въ литературе, въ лскусстве? Г д е жъ эта Русь, которую „въ рабскомъ виде Царь Небесный псходилъ, благословляя*?—(Назову ее Тют-чевскоП Русью, по иыенп поэта, такъ живо и глубоко ее восчувствовавшаго,—въ отличие отъ той ГоголевскоО Россіи, которую изъездилъ въ брнчке Чичиковъ и которая такъ всеыъ известна: сказанилми ο ней заполвяются ежедневно столбцы газетъ, которая такъ легко прнметна и такъ явна).— Признается обычно, что русская литература—выразитель-нпца нашеО русской подлннности, вашего русскаго лица.

Такъ ли ето? Д о чего было мало храма въ руоокой литературе! He от-

того-ли бользиивотву виоатвлеп н читателей нашихъ Россия всегда оредставдялась только Гоголевскоп Россией, васелев-ноП городвичпмв, помещнками, мужикаміі Глеба Успенскаго, чпновниками Щедрпна, интедлигентами Чехова, a Тютчев-ская Руоь—Русь преподобваго Серафима и прибегавшей къ нему мяллиовдоЕ верующей России — казалась правднымъ славявофильскимъ вьшыодомъ, религиозво - ромавтическоп мечтон, мессіанвстнческпыъ вздороыъі У Гоголя. y верую-щаго il православваго Гоголя, все его художественное слово прошло мвмо храма, ыолитвы, веры, мимо Руси: если Ч и -чнковъ, бедвып Акакий Акакиевичъ, городннчіп—на пер-вомъ плане, загораживая собою всю Россию, если доброде-тельные помещика 2-го тома—ва второмъ, то храмъ и цер» ковь—просто—ни ва какомъ, какъ будто ви его, ви того, что около вего π отъ вего, викогда и ве было въ России. Пооле Гоголя такъ y всехъ, кроме Достоевскаго н Лескова: y Говчарова храмъ и Россию около храыа стали загоражи-вать Обломовы, y Тургевева—лишвие люди (только Лиза да „Живыя мощи"—исключение), y Островскаго—самодуры п тем-наго царства", y Чехова—безковечвые интеллигенты, ο Щ е -дрнне—π говорить вечего. Выходило такъ, что B U y мужи-ковъ—a сни-лн ве прилежвы ко храму, ве прибегатели къ «Заступвице УсердноП!,—ви y купцовъ—a онн-лн ве радетели хотя бы обряда π быта, создавшихся около церкви!,—вп y дво-рянъ—ездилп ж е и ивъ вихъ ьшогие къ старцу Серафиму въ пустыпьку, вышли ж е изъ вихъ славявофилы съ Ивавомъ Кнреевскимъ!,—ви y кого ве было викакой связв съ хра-момъ, нлкакого касавия къ вему; выходило такъ, что въ русской жнани ве быдо вичего изътого.что вакаплпвалось векамн вокругъ храма и церкви и что вольво нли вевольво сочшиооь ивъ вея въ жвзвь, въ семью, въ личвость. въ исто-рию: ви чувствъ, ви мыслей, ви душеввыхъ двпженип, ви деиствів, овязанныхъ съ вею илв отъ вея какъ-то завися-щихъ. Перечтнте повести Тургевева, ромавы Гончарова, драмы Оотровокаго, разскавы Чехова—что узваете вы изъ ввхъ ο еер^ющемъ русоковъ вароде, ο вароде, ве только страдающемъ, вуждающемся въ соціальвыхъ в политиче-окнхъ переустройствахъ, во и живущвмъ въ Церкви и церкобно

укрепляющемъ себя молктвоп, просветляющемъ себя вероП въ Христа. Пыотъ, едятъ, пашутъ, страцаютъ, бунтуютъ, скорбятъ, разсуждаютъ, умнраютъ — когда же и какъ мо-лятся, веруютъ, жлвутъ въ Церкви? иліг, можетъ быть, во-все не жпвутъ въ uelî, и она—какоП-то добрыП миражъ: ужъ не славявофилы-ли и ее выдумали за одво со „святоП Русью"? Въ ивтвллитентскомъ созвании и представлевии этн едящие, пашущие, страдающие, бунтующие, разсуждающие му-жикн, помещпкп, чивовники Ii интеллигенты застили, аа-слонили собой, вытесвили техъ помещиковъ, пнтеллпгев-товъ и мужиковъ, существование которыхъ засвидетельство-вано историеп и которые на верху дали Хомякова, Тютчева. Достоевскаго, Киреевскиіъ, Саиарііныхъ, Аксаковыхъ, людеП веры и мысли, a ввизу техъ безсчетвыхъ праведяиковъ на-родноП веры и воли, которые, какъ святоП обрядъ, прово-дили свою тяжкую жнзвь, какъ праведники, уипралн и, какъ грешвики, своеП яародвоП душой взыскнвалн правды ХристовоП въ Сарове, въ ОптнеоП пустыни, всюлу ивезде. Высочапшая точка новоП русскоП пстории, средоточие всеп ея духоввоП силы и красоты, благодатныП алмазъ Pye», пре-подобный Серафимъ СаровскіП—діггя этоп Русн, вышедшіП изъ того „темнаго царства", которое такъ шумливо высмеп-валось умвпкаин 60-ыхъ годовъ.—и есло-бъ мы не звали нпчего и ни ο комъ ивомъ, одпнъ фактъ существования преіі. Серафииа открылъ бы предъ вами существовавие въ ГоголевскоП России—святой Руси.

Неполновесвость, неполпота, явная недостаточность тоП Pocciu, которую открывали Гоголь и шедшие за нимъ, со-провождались губительноО неполвотой нашего восприятия и представления России. Мы съузили, обезкрылпли, обездушііли Россию, сведя ее всю на РоссіПскую.империю, вуждаюшуюся въ реформахъ, ковститУоии π интеллигентахъ. Имевво эту Poe-ci»,—на самомъ д е д е лишь часть подлпнной России,—мы зва-емъ по преішуществу, еслп не псключительно, ішенпо отъ вея страдаеыъ, мучаемся ея судьбамп, огорчаемся ея неудачаші, и когда намъ кажется, что эта Россия гибветъ, когда ей угро* жаетъ смертельвая опасвость, намъ представляется, что гпб-ветъ вся Россия. Наыъ представляется, что Россия нсчерпаема ея исторпческнмн добродетелями a грехаміі, соціальнымъ π обшествевнымъ ея телоыъ, ея эмппріікоП, н когда здесь

яамъ виднтоя некое дно. некое темное и безвыходное дно, будетъ ли ето иоторическая неудача или соціальяо-солвти-чеоків тупикъ,—ваісъ уже начиваетъ казаться тогда, что ночерпана вся Россия, что мы, деПствительно, дочерпалпсь до ея подлиннаго, последняго, окончательваго два, которое влоско, мутяо, вязко,—π тутъ васъ охватываегь безудерж-вое отчаявие. Нетъ вадобвости вапомивать ο вемъ: пережи-валось ово восле 1906-го года, пережпваетъ его звачитедьная часть вашего общества и в ы в е , въ двп войвы, влекущие гроз-выя свта?'вадеждъ и отчаян|я. Мы забываемъ, что за этимъ двомъ, за θτοϋ ыутясп толщеП русской эмппрпки полптпче-скоп, государственноП, соціальноп, обществевноп, вачпвается подллввая русская глубива—начинается Церковь, начпвается русский народъ, жпвущіп въ Церквп и церковво, какъ часть Церкви Христовой, т. с. часть Тела Христова. Изъ-за России мы часто ве видныъ Руси, во оттого мы ве видимъ по-'ва-стоящеыу η Россіп. И часто всаошшаешь слова Тютчсва ο „гордомъ взоре", который здесь оказывается взоромъ не ішоплемеввымъ, a своимъ же русскимъ, икоторып всетаки, какъ il тотъ.

He попметъ η ве заыетитъ, Что сквозитъ и таПво светитъ Въ наготп твоеП смнренноП.

Эта нагота всяческая: и государствеввая, и соціально-по-лптическая, π бытовая, и психнческая, и просто физическая вагота. удручаюшарвъ России, глубокой тоскоп ова равитъ васъ всехъ и заститъ ваиъ то, „ч?по сквозитъ и тийно свіь-титъи за вею. Въ эту ваготу упирался вашъ взоръ непре-рывво—и упирается доселе. Но прикрываема-ли н исцелима-ли эта вагота съ ея ранами и язвами безъ веры въ светя-щее ва веп? Въ нашн тяжкие н грозвые дви позволнтелевъ и другоП вовросъ: переяосіімъ-ли, стерпнмъ-лн для глаза самый видъ этой наготи,—есліі ве разглядеть сквозь вее хотя бы самып слабый и •зусіуіып лучикъ этого тайво све-тящаго света? Думаю, что ветъ; думаю, что если за безу-держныиъ плачеиъ России ве разслышать хотя бы полуслова ыолятвы Руси, если за мятушейся смутой н кипениемъ Рос-сии ве позвать хотя бы ва мгвовевие благодатваго Христова покоя я твшввы Tofl Руси,—дунаю, тогда ве выдержать, ве перенестп ви этого длача, ып эюго ыятежа π смуты.

Все последующее—лишь попытка показать, описательно π неполео, два слабыхъ и мгновенныхъ касания къ этому „тайно светяіцему" Руси, которыя однако, при явной непол-яоте, слабостя и краткостп, сделалн для ыеня переяосвмымъ видъ наготы русскоп,— ваготы матери моей, родины,—въ наши страдные днп.

Мне кажется, что на совсемъ простыхъ и самыхъ обыкно-венныхъ рядовыхъ людяхъ русскихъ я увнделъ, тоже со-всенъ просто π явно, малыП и скудный, но подлішнып отблескъ того, „что сквозит^ н таПао светитъ въ наготе и

современяоП России. Вотъ il все, ο чемъ я хочу разсказать.

II.

Лето 1915-го года на севере н въ средней Россін было ржаное лето.

Х л е б а стояли высокие и густые. Въ круглыхъ котловлн-кахъ,—a ихъ много въ поляхъ ннжегородскаго Заволжья,— рожь зыблилась и пграла, какъ ребенокъ въ зыбке. Тихо плескалнсь перепела въ самоіі гущине ржи. Рожь, какъ молодая русая богоиолка. низко била поклоны до земли π быстро поднималась съ пея, строПная π высокая. Васпль-ковъ было мало—и темъ крупней н спьеп казалпсь лхъ живые самоцветы въ сияющемъ ржавШъ золоте. По вече-рамъ пахло медвяно и густо яреющей рожью и тепломъ, мягкимъ, землянымъ, хлебпыиъ. Урожай—вотъ чтозначпло все это: урожай даже тамъ, где почтп не бываетъ урожая— въ глинпстомъ скудноыъ нпжегородскомъ Заволжье.

Въ Москве, сседи нетеллигентовъ, средл всякпіъ народо-любцевъ, объ этомъ говорнлось миыоходомъ:

— Д а , урожай. Но какъ-то мы его реализуемъ? Вагоновъ не будетъ. Хлебъ будетъ гннть. Ковечно, урожаП. Но ведь ын и съ урожаемъ ве справимся.

Иные добавлялн: — Знаете, однако, урожаП, это—новыб союзникъ протпвъ

Еемцевъ. Д завязывался обычныП разговоръ яа ПОЛЕТІІКО-ЭКОНОМИ-

ческую тему.

Въ Заволжье-же, на десяткп и сотни ворстъ вокругъ озера Светлояра, урожай—это была всенародная радость, тнхая, сосредоточенная, глубокая.

— Будемъ съ хлебомъ,—говоршш все, прпбавляя ненз* мепно: еслп Богъ дастъ убрать...

иио за этсмъ. за радостью ο насущпомъ х л е б е , была и совсемъ другая, еще болео утаённая и благоговепная радость:

— Уроднлъ Богъ. Значптъ. не до конца прогпевалн. Это было знамепие БожиеП ынлости: ржаноо ииоло, полпое

полповеспымъ хлебнымъ золотомъ, стало радугоП, зпамепу-ющеп, что гневъ Божіп пропдетъ, a мнлость остапется:— вотъ, не отнялъ-же хлеба пасущпаго,—звачнтъ, жить еще будеыъ, зпачптъ, хочотъ, чтобъ Россия жила.

Мужики, сурово-тпхие и спокоПвые, заходилн ііа межу π равнялпсь ростомъ съ колосьями: выходило, что рожь выше роста человеческаго. На вопросъ: — „Ну, какъ рожь? хо-роша?" — отвечали, какъ προ живого ребевка, которып ра-стетъ не по днямъ, a no часамъ:

— Вотъ какъ: медведь медведемъ стонтъ. II опять т е же, все те же слова: — Уродилъ Господь. Обрадовалъ: не въ копецъ гпевъ Его. — Не до конца. He вовсе отвратилъ лнцо. Обрадовалъ. II крестиліісь все, разомъ, и вадыхали, и опять крести-

лнсь. Было ясно для меня: этотъ созревавшіП хлебъ ржаноП

ОЕИ принимали, какъ хлебъ небесвиП. Двоилась роднпа: Россия учитывала, сколько уродится пу-

довъ, сколько потребуется вагоиовъ, какие будутъ пепорядки на жолезныхъ дорогахъ, какия спскуляции создадутся па почве уроясая, какъ будетъ депствовать илн бездепствовать пракнтельство, — Русь же радовалась, что Богъ пе до ковца забылъ ce, не до ковца, пе до смерти казвіітъ ее, a вотъ шлетъ eil земвую радугу—золото урожая, no оиа — только предвестио иноп радости: золота пебеснаго, пребывавия въ милости II любви Господпеп.

Рожь плавными, широкими, уходящими за окоемъ рекамн влывается въ тихо плешущее, светлое, круглое озеро. Съ дру-гого берега къ нему подходитъ вплотвую и ыаклопяется ыадъ нимъ лесъ. Кажется, что ржавыя волны безшумно н плавво вольются сейчасъ въ рябяшуюся на ветру воду. Й волну-

ются волны зомвыя H волвы водвыя, a вадъ вими, въ си-немъ пебе, волвами ііроходятъ облака.

Сюда, къ этому озеру, затеряввому во ржіі и въ ле-сахъ, сюдятся па Владимірскую, ва почь съ 2 2 ва 2 3 ию-вя, въ самыП разгаръ сельскихъ работъ, взыскующие гра-да вевидпмаго. Кптежа, тоскующио по Церкви ХристовоП, ишущие Ее. Соборвую, Вселенскую, Вечвую,—или враждуюшие съ Неп, стороиящиеся Кя, и всс-таки влскущиеся сюда же, где такъ ясва Ея правда, где такъ ВНДНИІ Е Я вевндимыя стевы, где ближа и веобходимеп глубокая жизпсвная ыужда ве просто въ вере , во просто въ Боге, a въ церковыоП, со-борпоП вере — въ Церкви, соедивяющеп Бога и человека неразрывпо и верушішо. Такъ было долгия десятилетия: каждып годъ сходнлись сюда и молилнсь все сообша, раз-вымн молитвами, во объ одвомъ: чтобъ быть всемъ въ ІЗоге въ одво тело it въ одау дугау, и въ духъ одивъ — моли-лнсь ο Церквн *). Такъ было, ио ехалъ я и думалъ: A те-перь соПдутся ли?

иие иодавила лн Россия своимн бедами и исіштаниямн и этнхъ, которые больше отъ Руеи, чемъ отъ Poccixti Взыски-вать Невиднмаго Града, когда одивъ за другнмъ разоряются видимые города, свон же, кровпие; молиться ва пезрнмыя степы Кнтежа. когда оадаютъ съ потрясаютеП ОыстротоП крепчайшия стеиы кречостеП. где же силы ва ато? II какия же должвы быть этіі снлы? II все-таки верилось, что прн-дутъ, солдутся, помолятся. II прншли, I! ииоМОЛНЛПСЬ.

•ритихла Россия—та Россия, пто н тамъ ссть, па Светло-я р е . Нетъ песевъ, нетъ шуыа. Ярмарка, раскивувшаяся вблнзи озера, словпо бы н ве ярмарка: такъ тихо и мирно. истово едятъ за столами, въ палаткахъ, утыканвыхъ бероз-ками; подаютъ гроши пншимъ, пьютъ сбитевь, пояп> лоша-деп; старушки y озера пшутъ целитсльвую травку. A ва леснстыхъ холмахъ y озера уже собираются пришедшие из-далека па китежскіП девыі кіітежскую вочь. Девь облачвып. Будетъ, должво быть, гроза. Смотрншь ва эти кругн варода, тихо H чивво собирающагося въ лесу, где-вибудь ва хвоП-

) Скааапию ο неяримомх Fpaat. Квтсже п уяспвнию сго ролигиозваги смыела посвящева моя квнга: .Цсркони. невіілпмаго грпда. (.'калавю ο градъ Китсже". М. 1914 г. К-во „Нуті.\

ной полявке, и дуыаошь: „Волва, да ведь войва же? A рааве ови ο seil? II если даже ο неП, το такъ ли говорятъ ο неП, какъ мы, тамъ, въ городахъ?"

He το говорятъ, не ο тоыъ говорятъ и ве такъ говорятъ. Никогда ве слыхалъ ни одного спора въ круге. въ ко-

торый собралпсь людн разноверные, разпомысленные. в н е ш -ве-чужие, ввутревве-близкиеэтой русскойнеутолимопжаждой— „взыскивать града незрпмаго". Кругъ начинается съ двухъ-трехъ человекъ. Затеваютъ не споръ. не дискуссию, какъ мы, a „пытаютъ" другъ y друга: „Бога какъ ведаешь? Кому ыолишься?" Отвечаютъ. Слушаютъ ответъ. Подхо-дятъ новые, другие, третыі—слушаютъ. Если-бы имъ пред-ложить председателя — и сесть еыу ве ва чемъ: разве на певьке, H не вуженъ: улыбпулись бы на это. Слушаютъ тихо, спокопно: куда спешить? Дело Божье, и нужно гнать отъ пего суету. He любятъ суеты. Слушаютъ, пока не кон-чнтъ говорящШ: тогда отвечаетъ ему кто-нибудь одпнъ, или спрашиваютъ, сначала одивъ, потомъ другоп. II если спра-шивание растетъ, a ответы слабеютъ, и явно станетъ, что не скажется что-то до конца, что правда искомая не вос-полнптся, что уже все сказалъ, что могъ, говорившіп, и этого мало, этнмъ не папитаешь религиозноП жажды слушающихъ— тотъ, кто говорнлъ, самъ знастъ, что ему делать: онъ молча выходитъ изъ круга. Слушаютъ такъ, какъ мы не умеемъ слушать. Слово для яихъ—ве слово, a какая-то крышка съ бездоннаго колодца: пужво ее спять нли приподнять, a тамъ глубнпа и вода. Какая вода? Преспая? Солевая? Вкуспая? Горькая? Какая жизаь—въ БогЬ, илп безъ Бога? II еслн съ Богомъ, то какъ жпвешь, какъ мыслишь, какъ июступаешь,

"какъ работу работаешь? Какъ входншь въ Бога, и какъ Богъ въ тебя? Слушаютъ иначе—иначе и говорятъ. Наши слова—ас-ситвации, которыя еще надо оплатить золотомъ, нхъ слова— золото, веуыелоп, грубоП, своеп чекапки, но июдливное золо-то. Оттого оно тяжело на весъ, оттого его немного; a наши ассигнации н легки, и многочисленны.

Тихо, тихо въ лесу. A толпа тысячная. Вотъ большоП и широкіП кругъ. Тесво. Стоятъ плечо къ плечу. У соспы стоитъ худоП съ изжелта-белымъ лицомъ мужикъ, молча-ливыП я вищіп. Мало y пего словъ, a ихъ y него прослтъ: нужва π его жизвь, и е$о мука ο Б о г е , нужна вотъ атимъ

молчаливымъ и ждущимъ, и онъ знаетъ это, и говоритъ черезъ силу. Мука y вего безысходная:

— Хоть бы одво слово ο БогЬ было Божье! В с е слова ο Боге человеческия, a человекъ солжетъ, обманется самъ и другого обмаяетъ.

Опъ ве сектавтъ: съ такоп мукоП певерия въ слово — ве примутъ ни въ одву секту.

— A Христа принимаешь?—спрашиваютъ его. — Христа знаю. a янчего не зваю, что Его. что людское. — Почему пе зяаешь? Λ Евангелие чнталъ? — Ο Немъ писали, не Онъ писалъ. Богъ, зпаешь, книгъ

ве писалъ,—и пичсго ыы ве зваемъ. Божье съ человече-скимъ смешалось—u разбору петъ.

— Какъ же тебе жить-то?—жалеютъ его. — Жнву. II ВДруГЬ СЪ ГЛубоКОП ,11 ЯСНОП ТОСКОП ОНЪ ΤΠΧΟ-TIiXO д о -

говариваетъ: — Эхъ, если-бы отъ Него самого προ Hero узнать. — Отъ кого это? — Огъ Хрнста. Мужикъ пе одивъ: y пего дружокъ — старнкъ маленькіп

сиднтъ y сосвы на корточкахъ. Ннчего не говоритъ. Лицо детское, какъ печевое яблочко, съ розовымъ запекапвымъ румянцемъ. И улыбка не сходитъ съ лнца, но грустао н жалко ва сердце отъ этоп улыбки. — II дедъ такъ ж е ? — спрагаияаютъ мужика, — какъ ты? Какъ же вы безъ Христа-то?

— Милые, какъ же безъ Христа-то? — Что Его, что людскоо—пе зпаемъ. Его зпаемъ, a προ

Hero ннчего не знаемъ. Кто-то срыву, совне, грубо выбрасываетъ слово: — Антихрпстъ онъ, дедъ-то. Но какоп опъ аптнхрнстъ? Овъ впновато жмется, какъ

калека, подъ сосноп и молчигь. Онъ пп ο чемъ пе знаетъ: объ антііхрнсте такъ же, какъ ο Христе. Людское застнтъ ему Божье—и заститъ сплошь, a смешаппаго взять: Божьяго съ людскпмъ π тамъ отыскнвать чистое Божье—страшно: ну какъ людскоо поставншь вместо Божья? Π тогда вопстнну будешь отъ антихриста. II дедъ жмется къ стволу сосны, приынная ыохъ. Страшно—не знать!

— И ты съ ннми? — спрашиваютъ парня въ суконноП куртке, въ чищенныхъ саоогахъ, съ зонтикомъ въ руке.

— Нетъ, я по себе,—отвечаетъ онъ. У яего дицо въ рябпвахъ, белое, матовое и ыалепькие

серые глааа: они стоячие какие-то: остановятся ва человеке η смотрятъ, ве двнгаясь, остро, сверлисто, одиноко, — но больше всего одиноко.

— Я по себе,—повторяетъ онъ. — Объяви, къ кому прилежншь, — просптъ молоденькіп

ыиссионеръ паъ семинаристовъ.—Какъ зовутъ? — Кавъ ни 8ови, все будетъ верно. II отрывпсто, не спешно, парень заговорилъ: было вндзо,

какъ онъ ввутрп себя что«то пропускалъ, что-то обходилъ, но ілавнов было—и было сказано просто, ясно и крепко. И пестерпимымъ одпночествомъ веяло отъ этого: какъ будто растрескались губы, запекшияся отъ религиозноп жажды, и готовы пнть всякую воду, гниющую, тннистую, лишь бы 7іum6. Т ело и духъ—двое въ человекЬ, какъ этажъ на этаже: ови только ввешве сцеплевы: внутри ничего ветъ общаго, все свое y каждаго, π каждып ведетъ свою жизнь за одвого себя. Греха ветъ: его ве можетъ быть.

— A блудъ? — Нетъ его. Плоть блудпла, ве я . — A если убплъ, a ограбплъ? — Не я убнлъ, не я ограбилъ: плоть. Плоть блудитъ, плоть грабитъ, плоть убнваетъ. Духъ ве

прп чемъ. He духово дело. Плоти дело. Въ ея д е л е духъ не участвуетъ. И захотелъ бы—ве можетъ.

— A если умрешь? — Плоть умретъ. Сгвиетъ, какъ песъ. — A духъ? — Духъ уЛдетъ. — A душа? — Н е т ъ ея. Опаслнво и осторожно разспрашиваютъ: какт» же такъ?

страшно тебе въ твоей пустыве-то? какъ. же ты можешь это вместить въ себе? какъ же можешь жить съ этныъ?— вотъ ο ченъ хотятъ знать. Говорятъ со строгостью и гля-цятъ съ суровымъ вниыаниеыъ.

— Какъ ж е ты? a есл» согрешишь, сблудишь, солжешь?

— Оусть ее отблудптся, отолжется. На то ова н плоть. A я и захочу сблудить—пе могу. Духъ беаблудевъ. Овъ ве при чсмъ. Не его дело.

— Господи!—вздыхаетъ кто-то въ круге. II страшно, и тихо звучитъ на этотъ разъ ІІмя Божие.

— Тело, значитъ, плоть блудитъ?—спрашиваютъ парня. — Плоть. — A духъ нетъ? — Нетъ. — A мертвып человекъ блуднть можетъ? Убить можетъ? — He можетъ. — Какъ же? ыертвып ведь тоже тело,—тело, выходитъ,

осталось. духа нетъ, a убить не можетъ. Какъ же ты? Разсудочно доказано, логикоп убеждевъ парень. Овъ π

уходнтъ изъ круга, но онъ тотъ же, овъ съ своеО страшной и упорвоп силоП, со своей пустынеЯ. ЭтоП логике онъ ска-залъ: да, правильво; возражевие онъ призналъ; да, пью гнилую воду. Но что же? И вопреки логике будетъ жить, какь жилъ, толысо белое лицо еще бледней. Нетъ y него нноп воды, живеИ и чище, занею π пришелъ сгода, къ He-зримому Граду. Пока же и своей ыутноо воды бонтся лн-шиться. Онъ уходптъ однвъ куда-то въ лесъ. Я не могъ его наПтн потомъ.

Второй кругъ еще больше, еще сложнеп. Не передашь, яе разскажешь, какъ общая боль, общая надежда ο Дерквп на-писавы здесь на каждомъ лице, вкраплены въ каждую ду-шу, запечатлены въ каждоиъ слове. Тутъ самое важпое, оиределяющее все другое: Христосъ и Церковь. Ясно одно: если принять Его всего, всецело, до ковца, съ Нагорноп Проповедью, съ Страшнымъ Судомъ, съ Голгоеоп, съ Вос-кресениеыъ, съ Апокалипсисомъ, если прннять Его, ο Κοτο· ромъ ангелы пЬліг, какъ ο прпнесшенъ „на землю мнръ" в Его же, привесшаго „не миръ, но мечъ",—то прпмешь и Дерковь Его. Если же выберешь по своему произволу не-что лзъ Хряста—или нагорную продоведь, или Апокалнп-сисъ, то не прныешь Деркви, уПдешь взъ Нея, возненавн-дишь—и будешь ввовь искать Ее, вбо ветъ жизвв вве η безъ Нея. Вотъ речь ицетъ ο томъ, есть лп въ Дерквв те-перь, въ ваши дни, учители, свящеввики н пророкя.

— Н*тъ,—говорятъ однп,—молчатъ пророкн, ветъ учите-лей. Поповъ сколько хочешь.

— Бсть, — отвечаютъ имъ. — Есть и будутъ. „Созижду Церковь Мою, н врата адова не одолеютъ Ei l " .

Стоптъ ыужпкъ въ кругу — высокий, седоп, СЪ ВЫСОКІШЪ лбомъ иа умноиъ открытомъ дице. Сколько волп и силы въ атоыъ л п ц е , и какъ ово могуче-прекрасно! В с е зовутъ его no имеви H отчеству. Многие уже встречались съ вимъ раньше. Овъ вп съ к е н ъ не согласевъ, но и ветъ y него песогласия:

— Что спорвть! В с е правы, нвкто не правъ. Для него покончено со всенъ: — Хрнста слушалъ — до Откровевия все явно Онъ велъ,

все ввтки къ одвому, все въ одно несто, a тамъ все Х р и -стосъ спуталъ, все перепуталъ и въ узелъ связалъ накреп-ко. He раэвяжемъ. Ннчего не видво. Ковца нетъ. Ходилъ я . Будетъ съ- меня. Пятвадцать губерний обошелъ—ковцы нскалъ: г д е спрятавы, въ какоп в е р е обозначатся. Не ви-дать. He вашелъ. Л\нву—н нетъ ничего.

— Ннчего неть? — Будто ничего, — отвечаетъ. — Ж в в е ш ь — ничего будто

нетъ, a только еслп заплутаешься въ чемъ, заминка вып-детъ,—будто тутъ что-то il обозначится H окажется, какъ будто н есть.

— Богъ это,—сказвлп въ толпе.—Это Онъ. — He зваю..Будто нетъ, a будто и Овъ. — Овъ,—отвечаютъ въ толпе.—Никто, какъ Овъ. — A ты что προ Хрпста скажешь?—спрашпваготъ нолодого

русаго ыужика. У него улыбка чуть не шире лица. У вего тавая радость въ улыбке π въ глазахъ голубыхъ и детски-ясныхъ. Прапрапраправвукъ овъ Мвкулы Селявивовича.

— Προ Христа ввчего не могу. Г д е н в е ο Немъ, ο Хрв> сте-Батюшке!

И обращается къ мнссиоперамъ, ходнвшимъ съ крествынъ ходонъ вокругъ оаера съ иконси Владимірской Богома-тери:

— Зачемъ вы Владычицу-то протнвъ солвышка весли? Охъ, Гооподи! Владычицу самоё противъ солвышка!

Η такъ обвдво еиу за Нее, Матерь Света, что неслн Е е протввъ оолвышка — противъ милаго, яснаго, тихаго ссл-

вышка, что вое улыбаются на него и радуются, и утешаютъ его миссионеры:

— ПрихоДи завтра: по солнншку попесемъ.

Ночь пришла. Зажглись костры въ лесу. Зажглпсь звеады въ вебе, зажглись восковыя свечечки въ лесу y деревьевъ, ва кустикахъ, y озера на обрубочкахъ. Вокругъ озера, молясь Невидішому Граду—Церкви, пошлп со свечками. Тихо. тихо. Л е с ъ шуыитъ. ТЬни бродятъ y костровъ. И люди — какъ тени, неслышвые и тихие. Разговоръ ο вопве, ο Внльгельме, ο зле, хлывувшеыъ съ запада на Русь. И говорптъ старушка въ круге:

— A спасемся-лн, родимып, — неизвестно. Божий советъ неведоыъ. Вреыя гроэное. Зверь вышелъ нзъ бездны, н царя земвые ратоборствуютъ зверю. иоаввово Богословово врсмя, имъ предречевное. „Кто подобенъ зверю сем>?" Зверь гры-зетъ, н пагубу деетъ, π брани подниімаетъ. Ррехи вашн пзъ бездны зверя вызвали, грехомъ uro, проклятаго, питаемъ.

Ова зваетъ Апокалипспсъ нанзусть, она думала вадъ нимъ всю свою жизнь, для нея все, что есть и что будетъ въ міре, заключено и открнто тамъ. въ Апокалппсисе; она тиха, и строга, и ыолптвенна. Какое мнлое старое лицо! какъ y старой НЯНИІ, доброй, знакомой,—и нявя говорнтъ ο послед-нихъ тайпахъ. Ч т о ж е это?

Но просто то, что она говорптъ. Для насъ всемірпая всто-рия—векая безковечность, неопределяемая пределомъ дли-тельвость, для вея, какъ π для народа, всемірная история есть уповодъ, срокъ, само въ себе огравиченное время, Бо-гомъ давное человечеству. Богомъ дава власть и возмож-вость человечеству: въ этоыъ времеви—определить себя къ Богу или къ діаволу, свободно пзбрать, свободво творнть жизнь. Но вотъ — краП времени. Π еслн ве успелъ сделать своей всемірвоп исторін къ тому моменту, какъ подошелъ къ краю времени,—все равно, ничего ве сделаешь: „времени больше ве будеть". Мы и стоимъ выне ва краю вреыени: л Россия, il все . Сколько еще осталось этого края—веизвество. Но край виденъ: „времени больше не будетъ". Истории ковецъ.

— A иожетъ быть, помнлуетъ Богъ? Бабушка, мплости y

Него— неивмеримо.—Можетъ быть, сохрапнтъ Рассею?—спра-шнваютъ y старушки.

— Есл» сроку прибавитъ Батюшка, то н не лишимся все живота, il Рассея будетъ.

Сроку прибавнтъ—зпачнтъ, отсрочитъ день, первып страш-нып день, когда „времсви больше не будетъ".

Молпться ο продлении срока всемірноп истории — вотъ къ чему зоветъ старуха. II ыолятся, и просятъ, чтобъ не упразд-нилъ Господь время H продлнлъ срокъ всемірнаго делания человечества. Такъ молясь, молятся и за Россию, и за всю вселенную.

Глухая ночь. Поздно: два часа. Ііъ глубине леса, y крас-ныхъ костровъ, поютъ. Сквозь сосны, какъ серебро, светится озеро, какъ серебряное подножие белыхъ стенъ певидныаго града Китежа.

— „Ангвльский соборь удивися, зря Тебе вг мертвыхъ вмени&шася" — поютъ y костра, въ круге. Тихо, тихо. Не будетъ времени, но сердце зваетъ: упразднится смерть: „емертную асе, Спасс, крепосупь разоршша II безконечыая надежда радуетъ всехъ китежскою незримою радостью.—„П оть ада вся свобождша". II уже не скорбь, какъ теперь, a pa-дость будетъ тогда отъ того, что „времени не будетъ". Вдругъ кто-то ве выдерживастъ радости этоП почн, этихъ звездъ, этого света Ii этого пения ο Победнвшемъ смертыо смерть, и само собоп срывается y него, какъ вздохъ, всемъ слыш-вый и благодарвыА: „Господи, какъ хорошо!"

II кажется, это ве опъ, a певидимая Русь сказала отъ всего сердца своему Христу, сказала за себя, за свою при-роду, за свою нсторию, за своп трудъ, за нспытание свое огвемъ войвы: „Господи, какъ хорошо!" ІІбо все — ве безъ Его волп и ве вне Его сили и властн.

Совсемъ, совсемъ поздно. Холодво. Светавтъ. Последний кругъ. Тутъ все въ сборе — православиые, старообрядцы, рационалнсты, вемоляки, н те , кому нетъ прозвища, прн-шедшие къ Кптежу вт? надежде и ж а ж д е . Молодой начет* чикъ кричитъ ва всю поляву,—такъ, чтобъ в с е слышали:

— Царь вашъ Николай далъ в е р е нашеп свободу, a царь

ихъ Вильгельмъ отниыетъ веру, всю веру порешптъ и по-кончіггь! Стопте крепко за царя! Тотъ все порушитъ, всякую н всяческую веру упразднитъ, гонение поднишетъ. В с е веры запретнтъ и старую, и церковвую, и сектавтскую. Бога за-претитъ всякаго, совсемъ и вавсегда. Никоиу верить не позволитъ! Стопте до лоследняго!

— Антихристъ, безвернып—шепчутъ въ толпе.—Воередъ посланъ. ииервые пути прокладать... Путь его обозначплся.— Стойте все веры за Русь! Тотъ все веры упраздннтъ.

Это, кажется, общео убеждение ва Светлояре: победа Германии—конецъ в е р е , всякоп вере. Онп все знаютъ,— точыо сказали пмъ изъ невидимаго Китежа праведникп и святые.—что победа Германии, въ духовномъ плане, прннесла бы намъ ядовнтые газы безверия, антихрнстіанства, вражды ко Христу и грубаго, откровеяваго матеріалнзма — житей-скаго/государственнаго, научнаго—торжество атеизыа. II воть, все—православвые, староверы, сектанты, все, на правыхъ и неправыхъ путяхъ, но не мимо Бога ходящие, все—кріічатъ: „Стопте крепко!" A тамъ, на познцияхъ, слышатъ этотъ крикъ изъ Китежа, и стоятъ крепко, до кровеП, до крепо-сти смертноп.

Какие ядовитые газы намъ страшвы, если въ народе такая благоухающая жажда веры, такие алавастры мѵра самаго це-лительнаго и святого! Вотъ онъ, псточнпкъ нашей псторп-ческой бодрости, народиой бодростп. ВоПна—испытавие веры, она послушание, налагаемое Богомъ на верпаго послушвика своего. Ни слова уныния пе слыхалъ я на Светлояре ни отъ кого изъ разноверовъ. В с е бодры, тихи и крепки: такие-то π страшны врагу; около пихъ зато не страшно заРоссию. Что же страшнаго? отъ чего унывать? Душа жива, духъ живъ — a жпзвь его оттуда, где не прекращается жпзнь, пзъ Неви-диыаго Китежа. Ояъ—твердыня, камень певидимыо. Церковь незрнмая неотлучна отъ насъ. Плачемъ ο Hen, nopoft забы-ваемъ Ее, отходлнъ отъ Нея, но вотъ и отдыхъ своп несемъ къ Е я же стенамъ, π забвение свое прпносныъ къ НеП же, π в с е тяготеемъ къ Heil, вольно π невольно, любовно пли скорбно. Ова не только „столпъ и утверждение истины*4 — Ова утверждение жизни, Она псточннкъ бодрости народноО. У тебя сомнение?—неся его къ Неп. У тебя радость?—неси къ Ней же. У тебя скорбь?—къ Ней же. II несутъ, π топятъ

Начальнпкъ тпшпвы. 2

свое лвчное—въ ея сверхличноыъ, свое робкое и слабое—въ ея вечно-бодроыъ и жевомъ.

Церковь везрлмая — вотъ сердцевина Руси. ея крепкое меото, ея веприступнып врагу белоотеввып Градъ Китежъ. Тоть, кто прнбегъ къ его стевамъ, ве зваетъ страіа—a если π уяваетъ, такъ нзговвтся страхъ звовомъ кнтежскішъ, ко-торый попстиве сдышенъ въ эту вочь веры, сущеп или HCKOMOfl. Церковь незрнмая—крепкий градъ Руси—есть вме-сте и вотнввая крепость Россін, которая ве сдается вика-хому врагу.

I I I . Грустлтъ Росоия. Россия груства. Никогда ве верится

оковчатедьно въ русскую радость, въ русский восторгъ, въ русокое отчвявие, во въ русскую грусть верится — и какъ въ нее не верять! Ведь зналъ же это Пушкннъ. вссклицая: „Боже, какъ грустна ваша Россия!" Ведь звадъ же это Клю-чевсяіп, утверждая, что русская грусть есть освоввое въ истории жнзне- и душе-вастроевие русскаго народа. Овъ же хорошо ваметилъ объяовевие ея первовсточвика: онъ рели-гиозныО, хрнстіапскіП, православвып; онъ—въ молвтвенвомъ врошевия: , Д а будетъ воля Твояі" Въ воАве этой какъ будто Россия ве грустнла: вегодовала, вадеялась, восторгалась, ивогда близвлась къ отчаянию—во нигде ве вндно грустн. Отъ газетваго листа ве повеетъ грустью: газета вн когда не груститъ: воветъ къ вегодовавию. къ осуждевию, къ наде-ждамъ, во грусти ветъ. Ни воеввое довесевие, ви воззвание благотворительваго комнтета, ви быстро обегающий всехъ военныО слухъ—ве зовутъ къ грустл и какъ будто не вы-аываютъ ел. Но груститъ Россия по-прежнему и больше прежвяго, груствтъ по серенькимъ проселкамъ, грустлтъ въ пыльномъ третьеиъ классе переполвевнаго поезда, гру-отвтъ въ сдучалвоиъ твхомъ вочвомъ разговоре: затеется овъ случанно, и вдругъ встревожлтъ и подвиииетъ со два грусть—неслучаиную, вековую, постояяв^ю. ту саиую, въ глубвве котороп твхое в покорвое прошевие: Д а будеть воля Твоя!

Нигде я не ввделъ такой грусти, сияющей светоиъ тншввы, бларотворнов, невзбежноп, отъ лица зеиди къ Богу идуідей, кавъ въ Оптвной пустывя, во двл воОны. Тутъ

ясво — ч т с въ этой грусти, какъ въ жпзве- π самочувствии, подлянная Россия, потому что подлянвая Русь тутъ же.

Не могу в ве смею говорнть, чтб такое Оптвва вустывь. На это нетъ сялъ, ветъ умееья, ветъ орава: для хаждаго ова можетъ быть совсеыъ ивоп, вовой я своеѲ, иваче релв-гиозво депствующеп Η по-ивому спасающеЯ,—верво только, что веиремевно спасающей. Вспсывнмъ только, что спаса-лись ею такие развые, какъ Гоголь и Конставтявъ Леовтьевъ, Ивавъ Кпреевский π простой мужикъ. Буду говорнть лпшь ο тоиъ, что ова для всехъ васъ теперь, въ дви войпы.

Народвая волна шяроко олешется въ Оатпву. Осепь. Mo-настырскіл боръ стоитъ весь золотоп, многошумвый, сияю-щіП въ солвечноііъ золоте. Доцветаютъ последяие цветы въ скиту. Тншнна ва мовастырскомъ кладбпще. Пряходишь не въ первыП разъ—в no вовому прнслушиваешься къ ти-Ш Н Е Е , КЪ тнхоыу полувочнону звону. Неугасиво н благо-датно теплятся лампады ва могнлахъ велпкпхъ атарцевъ— Леонида, Макария и Амвросия. Молпшься за впхъ в вспомя-ваешь ихъ, праведво отшедшвіъ.

Опять подходншь къ чугуввому кресту ва могиде Ивава Киреевскаго, что лежптъ въ вогахъ старца Леонида, и вспо-чпваешь опять слова мптрополита Фвларета: „ Ахъ.' где Богь удостоилъ его лечь!*—и опять перечитываешь мудрое над-гробвое вапутствие звамевптому фплософу и смнреннепшеыу поолушвпку Оптивскому: „Премудрость возлюбихъ π по-искахъ отъ юностн моея. Позвавъ же, яко ве ннако одержу аіце ве Господь дастъ, приидохъ ко Господу. Узрятъ ков-чиву премудраго в ве уразумеютъ, что усоветова ο вемъ Господь!" (Прем. Содом, VIII , 2 и 21). He удержшпься отъ думы: хрнстіанская мысль, смнренно провякшая къ хрвстіав-скому ведевию η подвнгу—ве въ этомъ л в снысдъ в безмодв-вып зовъ етоП могилы, одвои взъ драгоцеввейшихъ руссквхъ могвлъ? He въ этоыъ ди прнчввв, что сюда влекло Гоголя, Леонтьева, Алексея Толстого, Достоевскаго, Влад. Содовьева, Льва Тодстого? Какъ хорошо сказалъ объ этомъ Гогодь въ письме къ Оптляскому старцу: „Радя Самого Хрвста молв-тесь: мве вужво ежемивутво, говорю ваыъ, быть мысдяіш выше житепскаго дрязгу н на веякомъ месте евоего стран-спмия быть вь Сптиной пустыне". Да, быть въ Оптнной,— бьпъ въ веп всегда, когда ввшешь, учвшься, работаешь,

2·

страдаешь, умираешь далеко отъ нея—π быть все же въ Остпвои—„на всякоиъ иеоте стравствия въ Оптпноп"—за долгимн н животворвьши вочными службами, за тихоп. ласкоп Оптвнской твшивы, аа правдоп оптивсквхъ могилъ, da мудрой властью и хравительвоп любовью оптивскаго старца. Гоголь скавалъ то, что сказали бы все , оживотво-реввые оатинскоп любовью н властью, все—отъ Киреевскаго до плачущеп бабы.

Какъ будто ветъ вопвы, нетъ тревогл, нетъ смуты. Строго н ыудро свершается кругъ церковныхъ службъ. Не суетно проводптся время. Безмолвво и радостно въ скиту. Шумитъ золотоп боръ. A вародвое горе льется, льется сюда—во оно ивое здесь, ч е и ъ въ деревве π городе; оставлено за стенами все суетливое, ввешве-плакучее—народная пагота здесь во-нстпну синревва и целомудренва. Здесь скорбная, плачущая, нищая, твхая Роосия. Равевые солдаты бродятъ тихонько по л е с у или крестятся часто и пстово въ темномъ углу собора, оппраясь ва костыли. Веревицы бабъ тявутся отовсюду, тяяутся, какъ къ себе доцоп, на побывку изъ чужоО сто-ровы, тявутся съ детьми, съ древвимн старухаміу съ'* еще более древввмв старвками... Беженкн-монашки иэъ западвой России ютятся где-то около монастыря, и въ церкви т е с н е п , чемъ всегда, и, кажется, еще тише отъ нмхъ. Но не эти только. Больпоп офицеръ съ валкой; сельские батюшкп въ порыжевшихъ, помятыхъ рясахъ: лхъ не отличишь издали, еслв смотреть только ва лицо, отъ техъ же ыужиковъ; парвивъ сапогахъ л полушубкахъ, будущие прнзывные; и еще, il еще, и еще. Тявется Россия къ здешяей Русл, a здешвяя Русь, это—мвлая, радующая улыбка старца Апатолия, „προ· стого", какъ зоветъ его вародъ, вкладывая всю ласку и в е ж -нооть въ ето слово, это—долгия, долгия службы въ полутем-вой церкви, въ древвей веторопллвостл, покое л с в е т е это—ласка православия *). В с е тявутся ва эту ласку, за ко-торой оила и жизвь.

Д а , опо—лаеково. Въ этомъ все. Церковь ласкова. Какая лаова человеку отъ науки, отъ государства, оть общества, отъ ооциологіл? Нвкакой и.влкогда. „Права и обязанвости

ι ) 0 дасгЬ Церкви есть прпкечательвыя ааыеткн въ поеледввхъ sau­ra»* fi. Β. Роаавова „Уеявнввное" и „Опавшио лпсіья".

гражданнна". „Прямая есть кратчаПшее разстоявие между двумя точками". „Оакояъ убывающаго плодородия почвы состоптъ въ тоігь, что..." „ВсякіП, входящШ въ составъ по литичвскоП партии обязанъ...",—вотъ что слышнтъ человекъ в в е Церкви, во что это душе, во что это человеку съ его веоплаканноп скорбью π духоыъ неутолиыыыъ?

Государство всегда строго: только тогда оно и государ-ство—ласковыхъ государствъ ветъ. Наука—предъ человече-к,€оП душоп, какъ неыка бовва съ вымытымъ, чистымъ, хо лоднымъ лицомъ беэъ улыбки: не узваешь, сердится-ли илп довольна: скучное лицо,—не пожалеетъ, не поддержитъ, не порадуется надъ человекоыъ. Соціаллзмъ—завидучъ, съ гла-зами завидучими: мысль соціалистпческая всегда вещна— некогда улыбвуться и охоты ветъ, нетъ влечевия къ чело-веку—надо производить π распределять вещи. Не до чело-века. Конечно, въ искусстве есть улыбка н ласка, во она идетъ не ко мне, Петру, Ивану, Василию, a вообще къ лю-дямъ: всемъ—κ нпкому, т. е. въ ковце ковцовъ тоже ви-кому.

И только въ Деркви ласка каждому, толъко Еа каждый ну-женъ, ο каждомъ забота, до каждаго дело: Она—ответчица н ва боль, и ва радость, н ва смерть, и ва рожденье— и вс ва боль, радость, смерть вообще, a на отдельную, мою, мне больвую боль, меия берущую смерть, меня охватывающую радость. Земля—большое, больвое ыесто, и всемъ больво, всемъ—совсеыъ не отъ соціальныхъ несовершенствъ больно, ве отъ полптическлхъ неустроПствъ, ве отъ того даже, что болеемъ и стареемся, a ыетафизически больно, воутревно, где-то въ глубине всего существп человеческаго Сольно изначальво больво, какоП«то коревь человеческаго существо-вавия болевъ н воотъ постоянво: зто—то безликое, всеибщее, метафизическое „плачется*, которое таится за всякимълич-вымъ „плачу". Этого не утешитъ искусство, не исцелитъ ваука, не устранитъ государство—ови лишь отвечаютъ сквозь зубы на боль всечеловеческую: „Законъ такоП-то состоптъ въ томъ, что.. . м „Ироблема распределевия при соціалнстп-ческоиъ строе ставптся..."

Я говорю не ο богословскоЛ систеые, ве ο квиге, а о . н л -сте Церкви, ο совсеиъ оиределеппоиъ, реальноыъ месте, ва котороо ыожно стать и плакать, или радоваться, о м е с т е , в а

которонъ стовшь л анаешь, хакъ тебя, въ твоеп всечелове-ческой, древвей метафв8Ичезкой болп жалеютъ, ласкаютъ, прввечаютъ, преодолеваютъ твою древнюю боль отовсюду: древвие оговькв свечео—огвп еше катакомбвыхъ времевъ,— древняя, съ древнпмн слзэамп н вадеждоп, оесвь „Свете твхиом , древвия странвцы изъ „Прлтчей Соломововыхъ", древвии и вечво вовый раасказъ евангельскіп, какъ Х р л -стосъ пожалелъ ваввскую вдову н воскресилъ eil сыва. Пожалелъ Богъ человека, что больво человеку. и пожа-лелъ человечески-просто: душевпо. тихо, во такъ, какъ ве можетъ пожалеть человекъ: до конца, до оолнаго устраве-вия метафизическаго корвя этого общячеловеческаго боль-но: воскресилъ.

Религіп іудейская и греческая ласкали тело: одна гово-рнла еыу: „плодитесь π мвожьтесъ"—это ласка телу: ты хо-рошее, доброе, вужвое; Афроднта, чтимая и изваяввая,—это тоже ласка телу: ты прекрасвос, ты блажепное, ты вечвое. . . Но душу обе ве ласкали, до глубокаго метафизнческаго корвя человеческаго „больво" обе пе доходилн. „Множьтесь 4 4—a если ве хочу мвожвться, иотояу что больно, и душа пзвы-ваетъ отъ этого „больно"? Страдающему иову-ве скажешь: „множьтесьЛ Ответить иову вельзя было Богу и ве вужво. но душу его охватлть нужво было ласкоп Церквн, цер-ковво—обрадовать вадо было, a это могъ бы только Х р и -стосъ: овъ первый обласкалъ человека, лбо порвый, и еди-выП былъ Бого-человекъ. II греви дрсввие оттого и печа-ллллсь л грустилл—мы мало обращаемъ внлыавия ва эту древвюю греческую скорбь—оттого. что не зналл метафвзл-ческой этой ласкп Бога къ человеку. II Сократа хорошо бы приласкатъ церковноП ласкоП; Сократъ умлралъ груство, чество в одввоко, умиралъ, какъ воипъ, окруженвый вра-гонъ: пробпться вельзя, остается достоПно л безнадежно уиереть, H какъ хочется, чтобы его, грустваго и безнадеж-наго, пожалелъ Хрисиосъ—вотъ такъ, какъ обласкалъ валв-скую вдову, блудвицу съ ароматами л разбопвика ва кресте. Г д е же эта ласка y евреевъ я y грековъ? Б я ветъ в я г д е . нроне Церкви: это БП одноп далъ Хрпстосъ охоту и сллу вырывать коревь метафизическаго, вечваго, глубочайшаго и всяческаго „больво* пзъ человеческаго существовавия. иоаввъ Златоустъ сказалъ: „Богъ л вамеревие целу-

втъ",—ву, a вотъ Церковь душу целуетъ реально, деиствв-тельво, ощутимо. He катехизисоыъ, ковечво, ве богословсвоп статьеп, ве патріаршествомъ пли снводомъ, a воть этпмъ едив-ствеввымъ въ міре поцелуемъ, тихимъ, древвимъ и вепре-рыввымъ поцелуемъ Церковь целуетъ въ полутемвомъ храме съ красвенькиыи огоеькамп на кавуве за умершихъ, предъ Спасомъ и Богородицеп, въ долгоиъ и тихомъ протяжевии вечервеп службы, аа котороп π изъ Солоыова орочтутъ, н помянутъ ласку Христову людямъ, и поплачутъ вечвыми слезами ο томъ, что дпи человеческие, какъ трава. IT ο томъ, что „отъ юности моея меозп борютъ мя страсти"—и обрадуютъ вестью ο воскресепии,—и сколько во всемъ этомъ древвігхъ π вовыхъ слезъ смешалось, н сколько вакопилось за века тпшивы Η покоя, сыенивтихъ прежнее—іудейское, грече-ское, языческое—„больяо". Церковь целуетъ каждаго и ка-ждую личво, отдельво,—порознь каждаго π всехъ вместе, всегда и ежечасно, въ каждую пужвую минуту.

Я вигде π викогда такъ ясво и пезабываемо ве чувство-валъ этого поцелуя Церкви, укрепляющаго и исцеляюшаго душу, возстававливающаго жизвь, ва себе π ва другпхъ. какъ въ Оптивоп пустыви.

Съ утра передъ кельеП старца, въ церковвоП трапсзвоП и въ севяхъ ждетъ вародъ. Равенып офвцеръ; мовашка-бе-жевка; бабы—всякия: старыя, молодыя, шумллвыя. безпо-копвыя, тихия, зажиточвыя, пищия; детп: кто ва рукахъ y иатерп. кто бегаетъ и смеется; мовахп; мужвки; кур-систка пзъ Москвы; сельскіП батюшка; я самъ. Какие мы развые! Какъ все, решительво все, y васъ рааво, пестро. путавво. Но всемъ больво. На развые лвды больво, во больво. За этвмв болямя мысливвыми, физическпмв, ду-ховвыми, одивоко лпчвыми, общими—русскими. за зтпми мвоголпкнмп болями сильвее π больвеп всехъ болеП та веч-вая, метафизическая боль, которую легче всего определпть апостольскими словамн: „едявемъ человекомъ грехъ въ міръ вввце и грехомъ смерть, π тако смерть во вся чело-векн ввнде".

Тамъ, y тиіаго озера Светлояра, эта боль ввогоголоса, пво-гда шумлпва, пвогда косвоязычва. нвогда глубоко ведоумевва.

Она тянется къ врачу: боль врача пщетъ,—мучится темъ, что дойтп до врача трудно, слабеетъ на пути и всетаки веритъ, веритъ, что Врачъ есть, что Врачъ излечитъ всехъ, вместе, соборно. Здесь, вышедшие оттуда уже пришли—н вотъ л е -чатся. и вотъ ирнпадаютъ къ Врачу въ Его вечномъ доме— въ Церкви.

Въ два часа ВЫХОДІІТЪ старецъ къ этіімъ раанымъ, пестрымъ il впервые собранвымъ вместе. У него и словъто ПОЧТІІ нетъ; то, что онъ говорнтъ, просто н очевндно до крайвости, зналъ Η раньше, чпталъ, слышалъ, помиилъ—и вотъ, слышишь отъ него въ первий разъ. Решение, которое овъ предлагаетъ, сотни разъ приходнло ыа умъ—» нетъ: оно пово, опо въ первый разг. Разпые—пріі немъ пе разпые, и общіп корень стрішания, общая боль обнажается до конца. Онъ всехъ объ-едішяегь лаской и поцелуемъ Церквн. „Богъ и намерение ціілуетъ"—вотъ и онъ, научпвшнсь y Bora, y Христа, ц е -луетъ всехъ, не разбирая—одннхъ за горе, другихъ за ра-дость, однихъ за слезу, другнхъ за улыбку, тихнхъ за ти-шину, y техъ, коыу больно, боль ихъ целуетъ, y техъ, кому светло, светъ ихъ целуетъ. Предъ пнмъ, въ тишине и про-стоте, впервые начннаешь самъ вндеть себя—свою душу п начннаешь видеть свое: вотъ то свое, въ чемъ вязнетъ жизнь Η глохнетъ душа, изнываетъ сердце, п чсму простое н страшвое иыя: грехъ.

Отворилась дверь. Вышелъ опъ бодро, бьістро, благосло-вляетъ такъ, какъ никто кроме пего не благословляетъ: какъ будто даритъ что-то, подарокъ передаетъ изъ рукн въ руку, оделяетъ чемъ-то милымъ H сладкимъ, π все ждутъ, и про-сятъ, il рады этому его подарку. Бабы плачутъ около ae­ro, бабы нзъ осиротелыхъ деревень: ночтн y всехъ есть убнтые, раненые, пропавшие ва воЛпе. Вотъ, кажется, за-хлестпетъ его, слабаго и стараго, волііа народпаго горя. Гре-бепь волпы воетъ и плачетъ.

— РоднмыП ты нашъ! Одинъ ты y насъ остался! ІЗольше ннкого нетъ—всехъ взялн. Ты одішъ остался! Одннъ ты нашъ!—Льнутъ къ пему, плачутъ долго накопленпымп сле-заміі тихо H безукорно.

Бледное π остановившееся, что-то все врсмя храяящее въ себе, лпцо y одноА бабы. Еще ыолодая, но где ся молодость? Въ серомъ платье. съ котомкоА за нлечами—вся недоуме-

вие и скорбь, она безъ слезъ, тихо склоеяется предъ нимъ, л едва слышно, что она говоритъ ему:

— Годъ не пишетъ. Годъ безъ вестел. Молпться—не знаю какъ. Нетъ зпатья: живъ ллп померъ, павиходу плп моле-бенъ служить? ІІстомились я. Научи ты меня.

— Что ты, что ты! Молебеаъ служи,—подвимаетъ онъ ее, благословляя.

— Кому, батюшка? — Нечаяввол Радости моллсь. II светлеетъ ея лнцо, л врямее идетъ ова, словно росту

онъ ей прлбавнлъ. Она вернтъ: Иечаянная Радость обра-дуетъ ее. II опа права: радость венсчерпаема л опа вся нечаянна, лбо вся—даръ БожіП. A овъ пе сказалъ, не взялъ на себя сказать, какая это будетъ радость. Оаътолько зналъ, что Богъ ве минуетъ человека радостью. Неыудрып ответъ, вемудрая ласка. Но вотъ этого-то веыудраго. простого, ожи-вляющаго л возстановлиющаго извемогающую душу, возста-вовляющаго образъ БожіП въ человеке и ветъ нигде въ міре, кроме Дерквл, il никоэіу другому ве даво цаватьэтого ответа.

Я вервулся въ севцы старца черезъ мвого часовъ, около девяти вечера. Отошлн все службы въ мовастыре. Старецъ снделъ па скамеечке y растворевпыхъ дверей своеп кельи и благословлялъ ва сопъ грядущіП моваховъ, подходнвшихъ къ пему одлвъ за лругнмъ: ласкалъ за день. целовалъ на яочь, ласкалъ за серып, можетъ быть, тягостаыП, млрвыП ллл немнрвып депь, целовалъ па почь, можетъ бить. тяже-лую il мучительвую однимъ, тихую л простую другнмъ. Но всехъ ласкалъ, каждаго целовалъ. A опл подходлли всякие: совсемъ ыальчики съ ювымл муяглковатыыи лицамн. ста-ριικιι, тлхие и улыбаюіциеся въ бороду по-детскл, н старики сухие, высокие, суровые. и всякие, всякие. A ласка всемъ. Старецъ усталъ за депь. A ковца ве влдво. Монахн проП-дутъ—ждутъ іісповедпикл, опять бабы, опять всякия. II такъ каждып депь.

Глупое слово срывается повеволе: Церковь оргавизу-етъ ласку людямъ, метафизическую ласку, целящую ду-шу, врачуюшую тело, лдушую црямо отъ Христа, во совершенво реальвую, ощутимую. жлвую. Что реальпей, чемъ этотъ сухоп стиричокъ, быстрып, веселыП, всехъ

радующІП: реадьно поводптъ рукой по голове, реально улыбается, реальво ко всемъ торооится. всехъ встречаетъ ва полоути ко Христу, на первомъ ш а г е къ Нему... Овъ добръ не собствеввоп добротоП,—хотя, конечво, онъ, до оче-вітдностп, π лично добръ, каждымъ своимъ суставоыъ π кро-внвког,—добра Церковь, ласкова Церковь, целуетъ Церковь человека—оттого добръ, ласковъ, целуетъ π онъ; этого ста-ричка π нетъ, ве можетъ быть вве Церкви, a ова дсбра, ласкова, ова целуетъ потому, что целуетъ Христосъ чело-века. Овъ сталъ ва грубое н жестокое ыесто міра: ва древ-вюю скорбь и отчаяние, на древнее „больво" — π на немъ освовалъ Свою Церковь. Въ пей же, на этомъ месте стоитъ старпчокъ. къ которому льнутъ и бабы. и Киреевские.

Осевь. Сколько опавшихъ листьевъ въ оптлнскомъ бору— золотыхъ, красвыхъ, желтыхъ, багровыхъ! A въ Церкви ста-рое золото, листикъ sa листикоыъ благоаатпо отпадая отъ непстощимаго церковнаго древа, падаетъ на каждаго и ва каждуго.

A народвая туга и скорбь плешутся, плешутся, пе слабея. Разсказываетъ иовахивя - беженка; a сама слышала отъ му-жичка: приехалъ съ хворостомъ и разсказалъ.

— Г д е ж е это было? — Не эваю, г д е . A только въ деревне y воАны. Стояла из-

бушка бобылкивау околицы, нежилая. И видитъ вародъ: ночью, ο иолвочь, старецъ белыП приходитъ и светъ возжигаетъ въ избушке, в всю ночь со старпцеп беседуетъ, a старнца лпцомъ благообразна. a одеявие темное. Бызвался паревь: Погляжу, говоритъ, кто такие. Что дадите?—Рубль дадпмъ.— Пошвлъ глядеть, въ всчеру въ лзбу пришелъ, залегъ ва сечн, првтулился, словно мертвыП лежнтъ. Передъ полу-вочью дверь скрппъ, π входитъ старецъ, крестомъ осевяется. Старецъ согбенвып, одеявие белое, суровое, мешскъ аа пле* чамп, посошокъ, лпцо ясноо. ииомолнлся на образъ, светъ зажегъ. Ο полночь всталъ л земной поклонъ кладетъ — и дверь растворяется. И входитъ старица: ллкъ светлепшШ и благой, во только въ скорбяхъ истомлевъ, одеяние старлцы, какъ y мовахини. Въ схпме она. С е л а старлца за столъ, a старецъ земво eft кланяется π молвитъ еП:—Трп года, Го-спожа, ве выдержитъ Русь: кровью изоПдетъ и жпвота ли-

іпится. Моліг, Госпожа.—Молила,—отвечаегь,—κ ва годъ уко-рочено время.—Моли, Госпожа. дабы еще укоротнть, и сего Русь не выдержитъ: слабеетъ. Крови много ушло.—Молила,— говоритъ,—не припята моя молитва: по грехамъ ея не уко-ротптся срокъ cefl. Два года молитвы иоп не воспримутся ο неп.—Моли, Госпожа. — Сталъ старецъ на коленя. Встала старица, иицо светлое, a скорбитъ скорбно.—Молю—и не до-ходитъ молитва: два года Руси испытавие назначево и не отпнмется отъ пея.—И тугь сталн ови промежъ себя гово-рить, тихо Η горестно, и все ο воппе.И долго говорили овп. A потомъ подошелъ старецъ белый къ печи, где парепь :ие-жалъ и молвитъ: Ну, вставаП, иди къ вамъ. Видеть нвсъ хотелъ. Смотрн.—A y того глаза светъ заститъ, языкъ не-меетъ.—На рубль-то, что сулнли тебе,—старецъ говоритъ π протягиваетъ ему въ руку. II кажется тому, будто рубль въ руке. Погллделъ: никого петъ. Светаатъ. A рука къ руке присохла, кисть къ кистіг. Такъ все и узналп.

— Два года! — восклнцаетъ кто-то горестно. — Выдер* жимъ-ли?

— Никто, какъ Богъ. II все крестятся молча, въ разъ—н жмутся другъ къ

другу, a все вместе къ старцу, къ его дверямъ. Можно-лн скорбпеепереживать иыве переживаемое?Два го-

да Самъ Христосъ молитвъ Матерн СвоеП за Русь не будетъ слушать. Кто-же и какъ поспе этого дерзнетъ молить? На-грешила Россия и прогневала Bora безпрпмерно. Но ветъ въ вихъ отчаяпия. Опн не одивокн, какъ ыы. Ведь пхъ послед-нее π самое прочное—это прошевие: „Да будетъ воляТвоя". Оптина—для ннхъ место. где это прошевие особевно легко, полновесно H свободыо можво возвсстн Богу, a старчество оптннское все, ло основания, на атоыъ и построено: „Да бу-детъ воля Твоя!" Старчество для совремевпаго рациоеалп-стпческаго своеволия, для этого безоримерваго одиночества человеческаго ума. покивутаго на самого себя,—есть особая удесятеренвая яелепость. Свобода подчпниться н свобода не принять подчивевия — въ старчестве такъ же велпка, какъ il вообще въ христіавстве. Старчество, какъ π хрнсті-анство, все освоваяо яа благодати, a не на закове, и одвако вта свобода ведетъ къ велпчапшеп покорности. ^Хочу же« нпться, батюшка". — „Нетъ, тебе это не полезно*. Π не же-

вится,—„Хочу въ мовастырь". — „Нетъ, цдн въ міръ". II вдоть. „Не хочу міра, хочу мовастыря".—„Нетъ, пиши ро-манъ". И ппшетъ. (Случай съ К. Леонтьевыыъ и велнкимъ старцемъ Амвросиемъ). Вотъ, что такое старчество. Но беэыс ходвое эмпирпческоа и метафизическое одивочество чело-веческой личвости падаетъ, какъ прахъ, при этомъ. Προ совремевваго человека Тютчевъ точво выразидся:

На самого себя покявутъ онъ,— ва свою собствеввую огравичевность, легкую, внешнюю и ввутреввюю, эмпирпческую я метафизическую, нсчерпае-мость, ва свою короткую предельность, на свое слабосилие Η малодушие. СовремевныП ;человекъ вс.е ставитъ н возла-гаетъ ва себя, ва свою ыысль, волю, силу: онъ самъ себя обдумаетъ. овъ самъ ващититъ себя, онъ самъ волнтъ ο сабе. И вотъ. гибнетъ его воля, беззащнтепъ онъ со своеП защитоП, ве обдумала всего и всецело его мысль. Онъ самъ какъ бы покидаетъ себя. Въ чемъ тогда искать опоры? При рода равподушва и холодна. Наука, это—лишь разъятая ва части, препарировавная природа, она сще равнодушнее, ибо даже ве жива. ІІскусство — но ово безпомощно, какъ самъ человекъ, его высшШ объектъ и субъектъ. Философия возвра-щаетъ мевя ко мнъ же, цбо—учитъ она—все, какъ мое пред-ставление, оказывается исшедшпмъ язъ ыеня же. Богъ пе стоитъ за человекомъ. II безграничное отчаяние овладеваетъ нмъ,—ябо воистину на саыого себя покнвутъ онъ.—-

Упраздненъ уыъ, и мысль оснротела, Въ д у ш е своеП, какъ въ бездое, погруженъ. Π нетъ извне опоры, ни предела.

Въ Церкви же ветъ одиночества, и потоыу ветъ отчаявия, ибо ветъ STOß вевывосиыой для человека покиыутости на самого себя. He удалось мое дело — мое: безразліічно, чье: меня, отдельваго человека, меня, целаго народа — я зваю: есть Некто, Кто поможетъ мпе совершить это дело, еслн ему должво совершнться. He исполвилась моя нодежда,—все равво какая: лпчвая, вациональная, всевародвая—я знаю: не отъ меяя завпсело всецело исполневие ея, я не одинъ; за ыною есть СвльвеПшіП меня, нотмввый Делатель въ міре и въ человечестве. Я викогда, ни наодішъмигъ не покинутъ на

самого себя, на свою одну волю, на свою олну мысль. Ты-сячи внтеП связываютъ моня съ целыыъ. Я не слагаеиое въ сумме, где я исчезаю, какъ особь. Я ячеПка жнвого существа, я клеточка могущественнаго и вечпо жпвого организма — Церкви ХристовоП. Недавно послалъ Богь России мыслителя, кп. Д. А. Хилкова, убитаго на этоП воПне Онъ пншегь: „Члены Церкви ХристовоП суть какъ бы живыя клеточки Его тела и все вместе, въ совокуппости il съ Главою своею—Хрнстомъ, составляютъ одинъ БогочеловеческіП органняыъ". Возможво ли оди-ночество Η отчаяние живоП клеткн въ живомъ орга-низме? Это—очевидвая пелепость и вевозможвость. Кле-точка жнва и связава вссцело съ жизнью всего орга-низма. Î3a существовавиемъ отдельной клеточки, отдель-наго человека, стоитъ существование огроынаго π вечво жнвого оргавизма — Тела Хрнстова, Церкви. Задача же клетки—въ пояноте выполнепия ея доли участия въ жизни органпзма. И эта жизвь человеческихъ клеточекъ въ Церкви безграничпо развообразва, глубоко ивдпвпдуальна H полна. Вотъ, человекъ-клеточка участвуетъ въ жизви организма Церкви—исполнениемъ заповеди милосердия. Вотъ. клеточка-человекъ, живущий даромъ мслитвы, присущнмъ ему. Вотъ, клеточка-человекъ, связующий свое существо-вание съ существовавиемъ целаго оргавизма, мысліітель-иымъ служевиемъ Христу—Божествеввому Логосу. Вогъ, две клеточкн. сливающияся въ одву: это исполвившие заповедь любвн къ другу, это те , кто въ агашіческоП любвп всего орга-низма-Церквп участвуютъ своей любовыо,—дружбой—γιλία, это двое въ душу и духъ еднвъ; нхъ дружба, пхъ утвер^ ждевие себя въ другомъ Η обоихъ—во Хрпсте есть церков-ЕЫЙ прорывъ одиночества; въ любви-дружбе {γιλία) уже ве покпнутъ человекъ на самого себя. Нетъ возможвости ука-зать на все многообразие жизви отдельноП клетки въ орга-низме Церквп, и каждая такая жизвь есть разрушевие эм-пврвческаго и метафпзическап/одпвочества — всяческаго одпвочества.

·) Его письма початаются въ .Богосл. Вестн." за 1915—16 г.; отдельно „Пнсьма кп. Д. А . Хнлкова. Вып. I. Изд. Редьгиозно-филос. Библ. М. 1015 г.

Этого одиночества не аваетъ народъ, пока опъ въ Церкви; онъ пережііваетъ свою вгторию пе какъ свов только дело. Въ етомъ все. Если не ладится это свое дело, то руки отва-лнваютол отъ работы, и увывие овладеваетъ, ибо ве веришь ужъ въ 0B01I силы. Народъ вереживаетъ каждыП страдвып часъ нстории, какъ ведпкое испытание, за которымъ есть ІІспытывающіП: Богъ, Которып ве даеть человеку быть иди* иокішъ. Народъ можетъ слабеть н грустить, во есть Крепкіп, Святый крепкий, КоторыП ве ослабнетъ. Вотъ этоп в е р е въ Святаго крепкаго и учитъ Оотина. и учитъ старчество, « учить вародпая грусть. Народъ, въ Церкви живущіп, все въ ыіре сводитъ къ одпому знамевателю, знаменуюшеыу силу. и правду, и жизвь,—къ Богу. Оттого, когда Россия въ отчаяпии льветъ къ газетвоыу лнсту, къ военной телеграмме верховнаго главнокоыавдующаго, къ слуху, сообщающему, сколько изготовлево шрапвели, Русь льветъ къ молитве, къ везримому Китежу, къ зримой Оптнноп пустыші,—къ Богу. II овъ паходитъ, что ей вужво: находитъ велнкую, святую тн-шлну въ себе. Безъ этой тншины въ себе невозможпо пи-какое вн личное, В І І историческое народпое благое делаиие. Служение верховоыиъ задачамъ блага—личэаго или сверх-личваго, какъ н сл^жевпз аузъ, „не терпитъ суеты": оно „должво быть величаво".

Есть только идво место ва свете, вавсегда лишенпое суеты, изъятое изъ ыіра человеческоп случаПвости, пзъ міра природиоП пеобходимости и беззащіітности: не государ-ство—оно есть олицетворенная и узаконееыая необходіімость, не общество—ово есть живая случапность и переменеость, это—Церковь, Тело Хрнстово, жнвоП организыъ, исполнен-выП истиввоП жизви, состоящіП изъ жнвыхъ клеточекъ, живущихъ и въ целоиъ, и въ себе, ве выходя изъ целаго. Только живя въ благоиъ устроевіп и тіішппе этого орга-визма, ве звающаго суеты, случайвости и слепоО веобходн-мостн, тодько живя и соучаствуя въ пемъ, иы обретаемъ тишнву въ себе, дающую бвлу для депствительнаго вели-чаваго действовапия—личваго, обществевваго и народнаго, потому что Глава и Начальвикъ этого тела и организыа, Хрнстосъ, есть вместе и Начальникъ тишини. Да , такъ нме-вуетъ ЕгоЦерковь, когда благодарво поетъЕго Матери: „Tu бо, Богонееешная, Начальника тишины—Христа родила ecu,

Едина Лречистая". „Начальникг жизнии. Хрцстосъ виесте есть воистину и Нача.иникъ тишины, ибо суетливо и шу-нливо лишь слЪпое бываоие, мпимыП образъ жнзви, a ве нстннное бытие и жизаь, которыя обретаются въ вечвомъ покое и полвоте.

Къ этому Начальнику тишины обращевы и таПвая кнтеж-ская молитва y стенъ тихаго града Невндимаго, н тихая. хотя и яввая. молнтва тихихъ яочныхъ службъ оптнвскихъ,— тнхая молитва вепрниетнойимолчалнвоПсвятойРуси. Пусть же она, въ тихости и смпревии своеП молитвы, въ тншиве своей покорности: . Д а будетъ воля Твоя"—цо кояца ііріша-двтъ къ едішому Ьладыке — Начальвику тишивы, и Онъ, Начальникъ жизни, дастъ efl вепецъ жизви.