Александр Курбатов - «Про Шуру Руденко, Ильшата, Ирека,...

3

Александр Курбатов

про: Шуру Руденко

Ильшата

Ирека

Ивана Васильевича

Беглого

Гошу Трусова

Гошу Маслякова

Кабанова

Шуру Шайкина

Добрянского

Биянова

Олега

Валеру

Костика Тюрина

Колю Сахарова

Бека

Мадияра

Калуцкого

Гольцова Юрия Николаевича

Ваньку Савыкова

Виктора Одарченко

Сергея Сергеевича

Макса Степченкова

Доцента Лаврентьева

Двенадцатиэтажную бабку

Хрипатого дедушку

Интернат

ФДС

Башню

Ясенево

…

Оглавление

АЛЕКСАНДР КУРБАТОВ ............................................................... 1

ШУРА РУДЕНКО ........................................................................ 7

ГОША ТРУСОВ ......................................................................... 82

ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ ................................................................ 90

ТОЛИК ВОРОНКОВ ............................................................... 100

ГОЛЬЦОВ ЮРИЙ НИКОЛАЕВИЧ ............................................ 106

ШУРА РУДЕНСКИЙ,СТАС КОДРЯН, ТОЛИК ДЕЙНЕКА,ОЛЕГ

АЛТО, АНДРЕЙ РАЗЕНКОВ ................................................... 110

КАБАНОВ ................................................................................ 116

ИНТЕРНАТ ............................................................................... 122

ШУРА ШАЙКИН ...................................................................... 144

ДОБРЯНСКИЙ ....................................................................... 164

БИЯНОВ ................................................................................ 168

БАШНЯ .................................................................................. 174

КОСТИК ТЮРИН .................................................................... 182

ИЛЬШАТ ................................................................................ 188

ЯСЕНЕВО ............................................................................... 218

ПОХОД .................................................................................. 240

ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ ......................................................................... 250

ПРИМЕЧАНИЯ К ФОТОГРАФИЯМ. .................................. 269

ПРИЛОЖЕНИЕ №1

КНИГА СОЧИНЕНИЙ ШУРЫ ШАЙКИНА, НАЙДЕННАЯ ИМ

САМИМ: ............................................................................... 276


БЕГЛЫЙ, ВАМПИР И ЩЕРБИНСКОЕ КЛАДБИЩЕ. ............... 305


ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПЬЕСА "МЕДИУМ" .............................. 310


ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ПЬЕСА, ИЗГОТОВЛЕННАЯ ПУТЁМ

РАСШИФРОВКИ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ 1993-ГО ГОДА.

.............................................................................................. 356

Долго я пытался придумать этой книге какое-нибудь

короткое запоминающееся название, но так ничего и

не придумал. В своѐ время мне как-то попалась

книжка по общей топологии П. С. Александров,

П. С. Урысон «Мемуар о компактных пространствах».

Вот это было бы хорошим и подходящим названием,

наверное, лучше даже в единственном числе —

«Мемуар о компактном пространстве». О нашем

пространстве, которое было, и которое как-то ещѐ

остаѐтся непостижимым образом в головах людей,

его составлявших. Но отнесѐмся с подобающим

уважением к П. С. Александрову и П. С. Урысону.

Название занято.

Так что, пусть будет так — просто перечисление

всех, о ком эта книга. По-настоящему если — они

и являются авторами. И не только в том смысле,

что вот она — жизнь как произведение искусства, и

описание этой жизни лучше всякой придуманной

литературы. А даже в том смысле, что слова для

этого описания — они тоже по большей части не мои.

Это то, что запомнилось, то, как рассказывали друг

другу эти самые эпизоды, из раза в раз. Постепенно

выкристаллизовывалось. То есть, это такой фольклор.

Неизведанный вид фольклора на его первоначальном

этапе — изустные предания из уст непосредственных

действующих лиц этих преданий. Примерно, как

история Добрыни Никитича и Змея Горыныча,

рассказанная ими самими.

Не так давно посетил ГЗ МГУ. Не удержался, прошѐл в

общежитие (зона «Б») и довольно долго ходил по этажам.

Не было ощущения, что это что-то своѐ, родное.

Вспоминалось, скорее, не как я сам тут жил, а как

приходил уже потом, в надежде кого-нибудь застать. Чаще

всего никого не было. Постучишь, постоишь перед

дверью, послушаешь — нет, вроде тихо. Постепенно все

съезжали. Бек уехал к себе в Газли, так и не закончив.

Беглый пошѐл в послушники. Ильшата увезли родители в

деревню Тимяшево, прямо со свадьбы брата,

воспользовались состоянием полной расслабленности. Брат

Ирек проследовал за ним года через два, скрываясь от

каких-то ярославских бандитов. Последним съехал Шура

Руденко. Завѐз мне на квартиру коробки с книгами.

Коробки до сих пор у меня. Так и перевожу их с квартиры

на квартиру. Шура умер в 2002-м, летом, за день до своего

дня рождения.

ШУРА РУДЕНКО

Про Шуру Руденко.

Шуру подселили пятым на раскладушку в нашу комнату в ФДСе. (ФДС — это филиал дома студента, общежития МГУ, пяти- этажные, на Ломоносовском проспекте, за кинотеатром «Литва».)

На абитуре, со слов Шуры, он занимался тем, что жидов ло- вил. 50 штук поймал.

Не пугайтесь, жидами Шура называл воробьѐв (а голубей — немцами).

Метод ловли был простой. Позднее Шура его в ФДСе демон- стрировал. Окошко приоткрывается, на подоконник насыпаются крошки, к окошку привязывается верѐвка, Шура прячется, ну и когда воробей достаточно далеко пропрыгает по подоконнику за крошками, окошко захлопывается. Дальше самая технически сложная часть — поймать в комнате воробья. Затем ему нужно крайние перья на крылышках подрезать. Именно подрезать, а не выщипать, иначе перья начнут отрастать, воробей попытается летать, заляпает всѐ в комнате и об стекло может расшибиться.

Судьба пойманных на абитуре пятидесяти воробьѐв печальна. Шура устроил среди них соревнование типа детсадовской игры в стульчики. В ванну складываются воробьи и кусок пенопласта, на который все воробьи не помещаются. Включается вода. Для тех, кто прошѐл в следующий этап, пенопласт становится поменьше. В конце концов, у Шуры остался один воробей-победитель, кото- рого он в награду пустил плавать без пенопласта.

Ещѐ про Шуру и воробьѐв.

На втором курсе, когда мы с Шурой остались жить в обще- житской комнате вдвоѐм, он возобновил воробьиную охоту. На- ловил десяток воробьѐв и соорудил для них помещение на ши- роком подоконнике из двух спинок кроватей. (К тому моменту из четырѐх кроватей мы образовали два дивана, и спинки были не нужны.)

Как-то, когда нас не было, комнаты проверяла комиссия. Они заинтересовались сооружением на подоконнике, ну и кто-то одну спинку снял. Оттуда во все стороны посыпались воробьи и с писком стали носиться по комнате.

Шуру вызвали на студком. Он заранее продумал линию пове- дения на «допросе». Начал объяснять, что сделал на подоконни- ке холодильник для продуктов, там крошки остались, а воробьи, наверно, в форточку залетели и клевали. Ему говорят:

— Нет, мы видели, они летать не могли. Ты садист, ты им кры- лышки подрезал.

— Да нет, они, наверно, наелись, толстые стали — вот и не могли.

Шура Руденко на студкоме, продолжение.

Ещѐ один раз Шуру на студком вызывали, когда на него по- жаловались девушки из комнаты снизу. Шура поджѐг им сетку с продуктами, вывешенную за окно. Для этого долго и старатель- но поджигал газеты и бросал вниз, пока одна из газет не зацепи- лась за сетку.

На этот раз объяснение Шуры на допросе было таким: Хотел оплавить конец капроновой верѐвки, чтоб не распуска-

лась, стал делать это на подоконнике, с верѐвки расплавленные капли попали на стопку газет, и газеты загорелись, ну Шура их и выкинул быстро в окно, а про сетку и не знал ничего.

Про девушек снизу.

Не подумайте, «про девушек снизу» не означает ничего пор- нографического.

Как-то раз Шура, я и Гоша Трусов (он же Толстый Гоша) за- кидали девушек из комнаты снизу водяными бомбочками. Де- вушки в боевые действия ввязались и, когда кто-нибудь из нас высовывался из окна с бомбочкой, старались облить его из под-

ручных средств. Одно из средств оказалось объѐмистым, типа тазика, и Толстого Гошу окатили капитально.

Через некоторое время в дверь постучали парламентѐры. Шура как главный зачинщик и вообще с девушками скромный спрятался в шкаф, и мы его закрыли на шпингалет.

Девушек встретили я и насквозь мокрый Толстый Гоша. Де- вушки, видимо, удовлетворились размером причинѐнного ущерба, и общение перетекло в мирное русло и подготовку к совместному чаепитию.

Тут Шура, наконец, набрался смелости, продавил головой полку, высунулся из верхнего отделения шкафа и стал откры- вать шпингалет с солидным видом джентльмена, поправляюще- го галстук.

Шура Руденко — бомбист.

Недалеко от ФДСа была стройка, и строители в обеденный перерыв ходили в ФДСную столовку. Шуру Руденко очень воз- мущало, что они со своих спецовок трясут грязь и цемент в та- релки на раздаче.

Он решил строителей мыть. Сначала просто поливал водой из окна, когда они проходили мимо угла ФДСа. Потом пришѐл к выводу, что не может их полить с нужной точностью. Тогда Шура решил сподвигнуть их к тому, чтобы мылись сами, и нао- борот стал кидать всякую гадость.

Периодически по общаге бегали злые мужики, обляпанные гнилой морковкой, дынными семечками и т. п. Под Новый Год бегал мужик, облитый скисшим молоком. Оно замѐрзло, и му- жик походил на Деда Мороза. Вместо поздравления с Новым годом он почему-то спрашивал у всех: «Здесь киргизы живут?» Спросил и у Шуры. Шура указал ему на комнату Кабанова, где жил Радж Джапаров, который действительно был киргиз.

Как-то строители устроили на Шуру засаду. Один спрятался в

комнатушке, где мусоропровод, а другие начали прохаживаться под окнами. Когда Шура занял в умывальнике боевую позицию, мужик его схватил. Шура пытался вырваться, но, видимо, для поимки выделили самого здорового строителя. Сначала Шуру хотели потащить к комендантше, но Шура, над которым уже ви- села угроза выселения из общежития, как-то мужиков уговорил, и они заключили мирное соглашение

Шура Руденко — бомбист (продолжение).

Шура рассказывал, как он охотился на бабку. Он поливал еѐ с пятого этажа водой, и бабка спряталась под козырѐк. Выбраться оттуда Шура ей не давал. Как только бабка высовывалась, он лил воду. Постепенно процесс приобрѐл периодичность: бабка вы- совывается, что-то орѐт на Шуру, Шура в ответ льѐт воду, бабка видит летящие на неѐ капли и прячется под козырѐк. Шура вы- числил величину периода и следующий раз полил с упрежде- нием. Когда маленький водопад достиг козырька, бабка как раз высунула под него голову.

Как Шура Руденко был человеком-пауком.

Недавно я забрѐл в район возле ФДС-ов. Там целый квартал пятиэтажек на Мичуринском проспекте посносили. Посносили каким-то методом точечных бомбардировок: деревья, которые росли возле домов, продолжают расти, асфальтовые дорожки вдоль домов и к подъездам целы, места домов очищены от вся- кого строительного мусора и постепенно зарастают. По общим приметам всѐ это произошло года три назад, строить с тех пор ничего не начали, и сейчас это место напоминает несуразный парк с прямоугольными лужайками.

Это были те самые дома, в которых Шура Руденко снимал еду

с окошек москвичей. По осени, когда Шура только поступил на

мехмат, один из способов добычи пропитания у него был такой: он забирался по стене и срезал сумки с продуктами, вывешен- ные за окно. Босиком мог долезть до третьего этажа, а по кир- пичной стене и до пятого.

Как-то раз притащил килограмм мяса. Надо как-то готовить. Единственная сковородка на этаже отыскалась у немок. Сково- родке было присвоено имя «Сковородойчлянд». Мясо ножом не резалось, никаким. В конце концов, мы его мелко настригли ножницами.

А один раз Шуре удалось распотрошить заоконный ящик- холодильник. Гоша Масляков был один в комнате. Вдруг слы- шит, что Шура ему снизу кричит. Выглядывает из окна — а Шура стоит, как с вокзала приехал, весь обвешанный пакетами, вокруг него на земле что-то наставлено. В общем, надо помочь всѐ это мимо вахты протащить. Чего там только не было — вся- кие овощи, кастрюля с супом, полтыквы. Был кусок какой-то со- лѐной красной рыбы. Он потом совсем засох, мы его понемногу щипали, долго, но так и не осилили.

А Гоша в поедании ворованных продуктов никогда не уча- ствовал. Наверно, это было правильно.

Про Шуру Руденко и философов.

Шура Руденко имел опыт общения с философами. На первом курсе к нам в общежитие в соседний корпус к гео-

логам подселили философов. Шура любил высунуться из окна и громко беседовать с философами через улицу.

В основном, задавал вопросы: — Философы, от какого наследства мы отказываемся? — Философы, как нам реорганизовать рабкрин? — Философы, кто такие друзья народа, и как они воюют про-

тив социал-демократов? Иногда пытался командовать:

— Философы, шаг вперѐд, два шага назад! Один раз задал нестандартный вопрос: — Философы, хотите кота?

Шура Руденко — охотник за тортами.

У Шуры Руденко было несколько сравнительно честных спо- собов добычи тортов.

Один наш с ним совместный. В кассе кулинарии пробивается чек, например, на 20 копеек (какие-нибудь свекольные котлеты), затем при помощи резинки, спички и фиолетовых чернил он преобразуется в чек на 3 рубля 20 копеек (торт «Журавушка»).

Другие способы основывались на индивидуальных способ- ностях Шуры. В буфете столовых в ГЗ образцы тортов стояли сверху на витрине. Шура улучал момент в перерыве, когда сто- ловая не работала, поварихи и буфетчицы где-то собирались по- общаться, ну и утаскивал торт.

Потом на перерыв торты стали убирать. Но когда буфет ра- ботал, покупателей было много, буфетчица часто отвлекалась, и Шура, втираясь в очередь, торты снимал. Маленькая техни- ческая деталь: торт на витрине стоял сверху, а крышка от него — под ним снизу. Шура просил ближайшего человека в очереди подержать торт, накрывал его крышкой, благодарил и уходил. Все в очереди принимали его за человека, только что за торт за- платившего.

Один раз в буфете зоны «Б» оставался единственный торт, и крышки от него на витрине не было. Шура сходил в зону «В», выпросил там крышку (якобы унести обед в общежитие), и, вер- нувшись, этой крышкой торт накрыл.

Когда Шура собирался снимать торт, радостное предвкуше- ние просто было написано у него на лице. Как-то мы ехали втро- ѐм в автобусе: я, Шура и Гоша Масляков. Речь зашла о том, что мы все очень молодо, то есть, по-детски, выглядим. Гоше можно

на вид дать лет 15, мне — 12, а Руденко, когда он едет торт сни- мать, вообще лет 8 можно дать. Шура сразу же возмущѐнно: «За что восемь лет?!»

Примечания и дополнения Ивана Васильевича:

Не хочется портить произведение Аффтора, но не могу не

закоментить с целью уточнения. Тогда как-то повелось,

что многие герои этого действа спорили. Много. На торты

(сейчас наверное, никто и торты-то не ест с тех пор). Но

был такой уговор, что если X проспорил торт Y, а потом 2

торта Y проспорил X, то это значит, что компания съедает

3 (три) торта, а не 1, т.е. — торты не аннигилируют. Ну и

т.к. студенты редко могут похвастаться большим количе-

ством свободных финансов, то все старались эти торты

где-то раздобыть, мягко говоря — подешевле. Про фокус

с чеками — было сказано Автором, а Руденка пошел по

другому пути. Сам он называл этот метод «Игра на пси-

хологии».

Как было сказано, торты стояли сверху, на стеклянной ви-

трине. И ни от кого Крошка не скрывался, он просто раз-

двигал очередь, когда продавец просто отворачивалась,

снимал торт и тут же просил того, кто стоит рядом поде-

ржать. Накрывал его коробкой, завязывал заблаговре-

менно припасенным шпагатиком, (шпагатика в комплекте

не было) благодарил невольного помощника и с важным

видом удалялся кормить нас тортом. Никому в голову не

приходило, что человек не платил за этот торт и более

того — не собирается этого делать. Когда торты стали

пропадать слишком регулярно, видимо, продавцы стали

что-то подозревать ((с) Винни). Поэтому на витрину стали

класть только торт в нижней части коробки, без крышки.

Возможно, Руденка задумался, но решение было найдено

быстро: с тех пор он приходил туда со своей волшебной

сумкой, но теперь уже в сумке кроме шпагатика всегда

была наготове подходящая крышка. (Благо недостатка в

коробках не было)

К сожалению, и это продолжалось не слишком долго. Про-

давцы стали ставить торты за прилавком и за собой. Ну и

насколько я помню, сколько просуществовали буфеты при

столовых, все эти годы они уже никогда не ставили торты

сверху витрин.

Про фестиваль молодѐжи 1985 года.

Летом после первого курса в Москве был фестиваль молодѐ- жи. Под это дело всех незабратых в армию с нашего курса рас- пределяли по околофестивальным работам. Шура Руденко с Го- шей Трусовым пошли в воспитатели.

В интернате №18 при МГУ во время фестиваля жили вся- кие детские самодеятельные коллективы, вот их Шура и Гоша и должны были воспитывать. Но, посмотрев на двух таких воспитателей, начальство решило перевести их в грузчики в столовую. Это оказалось неожиданной удачей. Детей как го- стей фестиваля кормили по фестивальной норме, а воспита- телей — стандартной столовской пищей. Шура с Гошей как грузчики имели доступ к фестивальным продуктам в неогра- ниченном количестве.

Когда я их навестил, у них посреди комнаты лежала тум- бочка вверх дверцей, полная черешни. Из-под тумбочки тѐк тѐмно-красный ручеѐк. Старая черешня из тумбочки не вы- нималась. Просто, когда хорошие ягоды выбирать станови- лось затруднительно, сверху насыпалась новая порция.

Комнату Шура оформил настенными лозунгами:

«Приходит пятница, За пятницей — суббота.

Кто хорошо ест, Тот хорошо работает»

«Да здравствует партии XXVII съезд!

Кто не работает — тот не ест!»

И самый длинный, во всю стенку:

«Да здравствует коммунистическая партия Советского Союза — авангард мирового пролетариата — могильщика

буржуазии — виновницы всех наших бед!»

От интернатовской администрации контроль за воспитателя- ми, ну и за грузчиками, осуществлял Айзик Шаевич. Шура про него пел на мотив «от героев былых времѐн не осталось порой имѐн…»:

«Айзик Шаевич Беренштейн Самый вредный из всех людей, Самый вредный из всех людей Айзик Шаевич Беренштейн...» ну и так далее. Айзик Шаевич за ним гонялся. Вернее, делал вид, что гонял-

ся, потому что был толст и в возрасте уже.

Шура рассказывал, что как-то поймал воробья и дал ин- тернатовской кошке. Дети кошку обступили. Воспитатели говорят: «Вот какая кошка ловкая — воробья поймала». Шуре хотелось сказать «Это не кошка ловкая, это я ловкий», но он промолчал.

Дорога.

На первом курсе с нами в комнате жил Дорога — Лѐня Оридо- рога из Донецка, призѐр международной математической олим- пиады. За год он ни разу не мылся. У него была большая эмали- рованная кружка литра на полтора. Каждый день он покупал батон, подовый, здоровый, за 28 копеек (железобатон), набирал из умывальника кружку воды и этим питался. Шура Руденко вы- двинул гипотезу об устройстве Дорожного желудка:

— У Дороги нет чувства вкуса, у него в желудке есть один нерв — уровень, если он не покрыт, то Дорога должен срочно что-нибудь съесть, в крайнем случае, залить в себя кружку воды, чтобы уровень покрыть. А несовершенство устройства в том, что уровень расположен слишком высоко, и надолго его покрыть никак не получается.

Так вот, при нас Дорога питался только железобатонами, хотя целая антресоль была заставлена его банками с вареньем. Мама приезжала, привозила всякие продукты. Он их в тумбочку скла- дывал и в дипломат — запасы. А как-то мама купила ему кило сосисок, сказала:

— Вот, сварите с ребятами, И ушла куда-то минут на десять. Пришла, а Дорога все со-

сиски съел. — Лѐнечка, кто же их сырыми ест?! — Я ем, — важно сказал Лѐнечка. Когда мы устраивали чай с вареньем или ещѐ с чем, Дорога

подходил к столу на своих косолапых, спрашивал «Чо это?», и, не дожидаясь ответа, начинал поглощать, как он это умеет.

Когда наши запасы иссякли, мы думали, может, Дорога будет своѐ выставлять, но, не дождавшись, стали его понемногу раску- лачивать. Шура обозначал эти действия преферансной термино- логией. «Зайти в малку» означало слазить в дорожную тумбочку. Там хранилось довольно мало и, в основном, вещи малоценные.

Более ценные продукты Дорога хранил в дипломате, закрывав- шемся на ключ. Но Шура научился его открывать гвоздѐм. Это называлось «зайти в ебальник». Время от времени Шура заявлял

— Ну что? Отожрѐм своѐ — и в малку. Дорога, старый преферансист не понимал, почему мы в ответ

на это улыбаемся. Проделывалось всѐ довольно быстро, пока Дорога ходил в

туалет или с кружкой в умывальник. Вернувшись, он начинал перебирать продукты, сопел недовольно. Это состояние назы- валось «чибис». (Песня была такая детская «У Дороги чибис, у Дороги чибис, он кричит, волнуется чудак».) Сигналом возмож- ности захода в малку или в ебальник была песня «Дорога от по- рога далека».

Примечание 1. По преферансной терминологии.

Заход в ебальник — заход в масть, которой у соперника

нет, с целью выманить козыря.

Заход в малку — заход с младшей карты в масти. Отожрать

своѐ и в малку — применяется на распасах, ког- да игрок

забирает гарантированно свои взятки, а потом от- даѐт ход,

чтоб больше взяток не брать.

Примечание 2. По песням.

Про Дорогу вообще было много песен: «Что ты жадно гля-

дишь на Дорогу…», «Эх, дороги…», «Дорога без конца» и др.

Первый экзамен Шуры Руденко.

В зимнюю сессию на первом курсе, перед первым экзаменом по аналитической геометрии Шура никак не мог начать гото- виться. В конце концов, за ночь до экзамена, решился. Сварил себе какое-то жуткое питьѐ из цикория, кофейного напитка «На- родный», лимонной кислоты и чего-то там ещѐ.

— Вот, — говорит, — Сейчас выпью, всю ночь спать не буду, буду заниматься.

Выпил — глаза стали шальные, квадратные. В результате всю ночь бегал по общежитию, хулиганил, лил

кому-то воду под дверь. Утром пошѐл на экзамен, взял билет, сел и заснул.

Получил три.

Шура Руденко: переход на нелегальное положение.

В зимнюю сессию на втором курсе Шура не смог победить доцента Лаврентьева и был отчислен. Дома в Севастополе он об этом не сказал — то ли родных пожалел, то ли стыдно было. Приехал после каникул и до апреля, когда его забрали в армию, жил на нелегальном положении. В универ пролезал между пру- тьев забора, обложившись газетами (забор мазали мазутом от таких вот лазальщиков). В этот период жизни Шура в основном спал, гулял, читал книжки. Постепенно полностью потерял ори- ентацию во времени.

Просыпается — на часах шесть часов, за окнами темно. «Ага, — думает Шура, — скоро ужин, сейчас столовую откроют, надо идти ужинать». Одевается, подходит к столовой — а это шесть утра, все окна ФДСов тѐмные, народу никого, только снег и ветер воет.

Примечание про доцента Лаврентьева. Даже не примечание,

а такая легенда:

Доцент Лаврентьев принимает экзамен по матанализу. Эк-

замен кончается, в аудитории осталось последних три че-

ловека. Доцент Лаврентьев выходит в коридор поразмять-

ся. Из соседней аудитории выходит профессор Камынин,

спрашивает:

— Ну, сколько сегодня двоек поставил?

— Три.

— А я пять!

Доцент Лаврентьев мрачнеет, заходит в аудиторию, через

полминуты вылетает гордый и сияющий:

— А я шесть!

Может быть, эта легенда — такой ходячий фольклор, и име-

на персонажей каждый подставляет свои. Но вполне воз-

можно, что реальной основой для этого фольклора был как

раз доцент Лаврентьев. Очень на него похоже.

Шура Руденко: ещѐ о трудностях нелегального

положения.

Проживание в ФДСе, не являючись студентом, требовало от Шуры некоей изощрѐнности. Комендантша шестого корпуса по имени Раиса давно уже Шуру не жаловала. Ну а тут торжествующе провела показательное выселение — с конфискацией комплекта белья, обещанием «если ещѐ раз тебя здесь увижу...» и т. д.

Ну, комплект белья у Шуры был запасной. Навыки человека- паука позволяли в общежитие пробираться без проблем. Да и не могла же Раиса сама круглосуточно на входе сидеть, караулить. Она дала наказ бабкам, дежурившим на вахте, чтоб Руденку не пускать. То есть бабки знали, что есть такой зловредный Руден- ко, которого не пускать, и знали в лицо известного разгильдяя Шуру. Но совместить у себя в мозгу, что это один и тот же че- ловек, — это у них как-то не получалось, ну или не утруждали они себя таким. Была там, правда, среди бабок одна сообрази- тельная. Она и Шуру в лицо знала, и то, что он Руденко знала, и что его пускать не надо. Но всѐ равно пускала. Назло Раисе. Эта бабка не считала себя Раисе подчинѐнной, считала, как мини- мум, равной. Про себя она с гордостью говорила: «Я — ночная администрация». Вот, к сожалению, я забыл, как еѐ звали. Шура

с нежностью именовал еѐ «бабушка ночная менструация» или сокращѐнно «менстра» (ударение на втором слоге).

И надо же было случится, что Шура менстре как раз чем-то насолил. В отместку она забрала у него тот самый запасной ком- плект белья. Выгонять из корпуса не стала, понимала, видимо, что Шура обратно проберѐтся. В тот же вечер Шура дождался, когда менстра после одиннадцати пошла закрывать душ, и стя- нул бельѐ, на котором она собиралась ночевать. Далее была про- сто незабываемая картина: менстра возвращается по коридору от душа, навстречу ей — Шура с мешком-наволочкой на плече и улыбается по-доброму, как дед Мороз. И менстра улыбается в ответ, уже подобревшая и ещѐ ничего не подозревающая.


>> То есть бабки знали, что есть такой зловредный Руден-

ко, которого не пускать, и знали в лицо известного разгиль-

дяя Шуру. Но совместить у себя в мозгу, что это один и тот

же человек, — это у них как-то не получалось, ну или не

утруждали они себя таким >>

Это называлось — бинарные бабки (одновременно не мо-

гут оперировать более чем одним битом информации).

Про Шуру Руденко и инженерную смекалку.

Шура Руденко обладал некоторой инженерной смекалкой. Иногда он еѐ проявлял. Как-то в столовой Шура выпил компот и хотел съесть фрукты из стакана. Лазить в стакан жирной вил- кой не хотелось. Шура запрокинул голову и стал трясти фрукты из стакана в рот — попал себе стаканом по зубам, больно. Тогда Шура вспомнил про относительность движения, системы отсчѐ- та и прочее, жѐстко зафиксировал руку со стаканом надо ртом и стал подпрыгивать на стуле. В результате серии таких прыжков он фрукты успешно вытряс.

Про Шуру Руденко и иностранные языки.

Английский Фраза Шуры на «английском», сказанная в ФДС-ном туалете: — I want to peace too, such far as many birds on the street yesterday! «to peace» означало «пИсать». Как на самом деле будет «пИ-

сать» по-английски, Шура не знал. Дословный перевод фразы в понимании Шуры: « Я хочу писать также, так далеко, как много птиц на улице вчера!»

Фраза понравилась Шуре своей абсурдностью, и он еѐ потом часто повторял.

Еврейский Шура как-то убеждал в разговоре девушек, что по-еврейски

«Раввин пьѐт вино» будет «Рабин дранат тагор». Почти убедил. Что «рабин» это «раввин» девушки и сами знали, «вино» — «ка- гор» — «тагор» — тоже вполне может быть, «дранат» — хрен его знает, но как-то «дринк» напоминает. Вроде всѐ логично.

На самом деле, это всѐ была Шурина импровизация. Хотя воз- можно, что фраза «рабин дранат тагор» на иврите что-нибудь осмысленное означает.

Японский Шура где-то раздобыл русско-японский разговорник для ту-

ристов. Безо всяких иероглифов, просто японские слова русски- ми буквами. Особенно понравились Шуре слова «какумейка» — революционер, и «косяхо» — артиллерийское орудие. Ещѐ понравилось, что в японском языке есть уважительный артикль «о». Например, «о косяхо!» или «о какумейка!».

Кстати, непонятно, в какой такой безумной ситуации могут понадобиться в Японии русскому туристу слова «революцио- нер» и «артиллерийское орудие».

Итальянский В 93-м году из всей нашей компании я один жил на «телеви-

зионной» стороне ГЗ МГУ (обращѐнной в сторону останкинской телебашни, где ловится телевизионный сигнал). По этой при- чине единственный в нашей компании телевизор поставили в моей комнате, ну и устраивали коллективные просмотры всяких там футболов, фильмов. Шура, выписавшись из туберкулѐзной больницы, тоже у меня поселился в ожидании восстановления после академа.

Самое интересное из всего тогдашнего по телевизору была образовательная программа, IV канал. Там были всякие уроки иностранных языков. И вот Шура как-то посмотрел урок ита- льянского языка, где были слова и выражения:

«перфетто! магнифико!» — совершенно! великолепно! «мельо тарди че маи» — лучше поздно, чем никогда, «нон цэ претто» — не к спеху. Слова Шуре понравились, и он их время от времени вставлял.

Потом Шура рассказывал, как они с Иваном ездили в Шереме- тьево, и к их машине подошѐл человек с сумкой и начал что-то оживлѐнно предлагать, вроде бы по-итальянски: «коллего! това- ро!». Тут Шура приоткрыл окошко заднего сиденья и, покачав рукой, так солидно: «Нон цэ претто, синьоре». Итальянец так с открытым ртом и застыл.

Про Шуру Руденко и японский город Освояси.

Воспоминательное о совместном просмотре телевизора с Шу- рой Руденко:

Как-то раз Шура Руденко включил телевизор, а там кино идѐт, многосерийное, про жизнь какой-то семьи с сороковых годов и далее. И показывают: человек позвонил в дверь, ему открыли, и он спрашивает: «Как Ася?», ему что-то отвечают, а он всѐ повто- ряет: «Как Ася? Как Ася?» и произносит это быстро так, слитно

—«какася, какася». Шура говорит: — О! Это японец! Он по-японски говорит, в туалет просится

— «какася, какася». Тут «японец» по телевизору вдруг говорит: «Я понял». — Во! Он сам им говорит, что он японел! А хозяева квартиры говорят: «Отправляйтесь восвояси». — Это город такой японский есть — Освояси! — догадывается

Шура, — они его туда посылают.

Про киносъѐмки.

На первом курсе нас с Шурой Руденко в числе прочих студен- тов гоняли на съѐмки некоего фильма про академика Вернад- ского. Мы должны были изображать революционных студентов 1905-го года — протестовать, окружѐнные оцеплением из каза- ков, а профессора в знак солидарности покидают университет и проходят сквозь нашу толпу, ну а мы должны им как-то вы- ражать поддержку.

Набрали нас человек 300, раздали якобы студенческие ши- нели, в большинстве почему-то зелѐные, поставили между Ма- нежем и старым зданием университета и окружили солдатами, переодетыми в казаков.

Сначала снимали эпизод, как казачий командир скачет вдоль строя на лошади. Вернее, сначала у этого «командира» по имени Толя убежала лошадь, и еѐ поймали где-то в начале Арбата. По- том было несколько дублей. Режиссѐр кричал «Толя, пошѐл!», ну и Толя — ——. Но каждый раз что-нибудь не то. Или студенты недостаточно волнуются, или Толя не так скачет. В общем, раз на пятый подученная Шурой кучка студентов после «Толя, по- шѐл!» громко и дружно уточнила, куда. Этот дубль режиссѐру понравился.

Следующий эпизод — революционные студенты пытаются

прорвать оцепление. Тут мы работали по полной. «Солдаты» со штыками и «казаки» на лошадях боялись, как бы нас не покале- чить, а мы, уже порядком подзамѐрзшие и злые, напирали все- рьѐз. Шура орал: «До рожи! Дайте до рожи добраться!» А Гришу Кузьменко за плечо укусила лошадь.

Потом сцена — «возмущѐнные профессора покидают универ- ситет». Вышли несколько кругленьких старичков с одинаковыми бородками. Мы расступаемся — они проходят по этому коридо- ру. Тут командуют, чтобы мы им кричали что-то ободряюще- одобряющее. Шура нашѐл в своей сумке зачѐтку, облепленную какими-то крошками, и, размахивая ей, кричал: «Профессор! Зачѐтик! Зачѐтик!»

Ну и уже в конце, когда нас всех распустили, и замѐрзшая тол- па кинулась в здание журфака, Шура ухитрился всех опередить, а в узких дверях раскинул руки-ноги, застрял, как Иванушка- дурачок в печке, и устроил пробку минуты на две.

Квитанции за оплату массовки с нас сразу же собирали какие- то представители комитета комсомола. Возмущѐнный Шура каким-то образом свою квитанцию утаил и потом получил на Мосфильме три рубля с копейками.

Жилище Шуры Руденко.

Какое-то время у Шуры была своя комната в зоне «Б» ГЗ МГУ. Вот что там было:

Возле окна кровать, без матраса, одна панцирная сетка. (Ма- трас — три таких прямоугольных пуфика — Шура отдал сосе- дям, и они соорудили из них кресло.) В сетку кровати ножками вставлен стол, чтоб лишнего места не занимал. Впоследствии Шура избавился и от кровати, и от стола. Для сна использова- лась дверь, тяжѐлая дубовая гэзюшная дверь, снятая на 9-м эта- же, где шѐл нескончаемый ремонт. Днѐм дверь прислонялась к стенке, а простыни комком валялись на полу. Этот комок из про-

стыней не сильно бросался в глаза, так как кроме него на полу присутствовали многочисленные другие вещи: книги, элемен- ты одежды, некоторая посуда (посуду для приходивших гостей Шура мыл), можно было отыскать кое-какие продукты, хлеб там, банку с консервированным мясом, коробку мойвы холодно- го копчения. Примерно так же были заполнены подоконник и шкаф. Встречались и экзотические предметы: подзорная труба, маленький жидкокристаллический телевизор, который Шура нашѐл где-то на помойке и слегка починил.

Изредка Шура уезжал в Севастополь, навестить родных. Когда Шура возвращался, это можно было заметить издалека. Ещѐ с ули- цы, от физфака было видно в соответствующем окне на подокон- нике бодрую батарею бутылок Хереса. А в комнате к предметам на полу прибавлялись несколько канистр с домашним вином.

Один раз Иван Васильевич пригласил на свой день рожденья девушек, и, дабы их поразить, решил отметить этот день рожде- нья в комнате у Шуры. Девушки были поражены. Уже когда их провожали, где-то в первом часу, на метро «Университет» Шура продемонстрировал собственный метод бесплатного прохода в метро: съехал по перилам эскалатора, идущего вверх. Правда, после исполнения этого трюка штаны у Шуры сзади стали чѐр- ными, но он не сильно расстроился.

Примечание, да никакое не примечание, а полноценный рас-

сказ Ивана Васильевича:

Крошка едет на метро

Бесполезное пояснение к этой, как впрочем, и другим исто-

риям про Крошку Ру.

Часто его фокусы происходили гораздо быстрее, чем про

них можно рассказать или пояснить.

Крошка, а особенно его руки двигались, извините за из-

битое выражение, но именно оно наиболее точно пояснит

суть, с какой-то кошачьей пластикой.

Как кошка, играясь, царапнет лапкой, прячет когти и уже

через мгновение опять сидит с невинным видом.

Как говорится, лучше это один раз увидеть...

Крошка не любил платить. Вообще. Не назвал бы его жад-

ным или злым, я не знаю, почему, но он все-таки не любил

платить. И если была возможность — всячески старался

этого не делать. Впрочем, в этом его желании, полагаю, его

несложно понять.

В метро не заплатить чуть сложнее, чем допустим, раньше

было в автобусе, но люди всегда перешагивали через луч

фотоэлемента, проходили несколько человек по одному

пятачку сквозь турникет, плотно прижавшись друг к другу,

перепрыгивали через эти хлопушки.

Крошка до такого не опускался. В его исполнении выгляде-

ло так: он подходил к турникету, делал вид, что опускает

что-то в щель (если народу было мало, и бабушка в будке

внимательно смотрела на запоздавших пассажиров) а да-

лее — быстро шел вперед и когда пересекал луч быстрым и

незаметным движением рук удерживал на своих местах при-

готовившиеся выскочить с грохотом заграждения. Эти «шав-

ки» даже шевельнуться не могли и не успевали, а Крошка

уже с таким же деловым видом устремлялся к эскалатору.

На 1 курсе Крошке еще частенько удавалось находить

простаков, готовых поспорить с ним, что он спустится по

эскалатору идущему ВВЕРХ быстрее, чем Шурин контра-

гент по эскалатору едущему ВНИЗ. Поэтому мы имели до-

полнительную подкормку тортами, хотя, надо признать, не

основную, в силу нерегулярности.

Далее устраивался забег.

Становились перед эскалаторами, давалась команда

«Пуск» и противник опрометью бросался к лестнице.

Крошка неторопливо разбегался, прыгал пятой точкой на

резиновую перилку и с криком «Берегись, холопы, барин

едет на абелевой полугруппе!» несся вниз навстречу изу-

мленным поднимающимся пассажирам.

И как это ни удивительно, приезжал всегда первым. Как у

него это выходило — не знаю. Штаны у него по виду были

— самые обыкновенные джинсы. Солидолом он их перед

«скоростным спуском» не смазывал.

После армии он это проделывал намного реже, видимо, все

же побаивался, что кто-нибудь увернуться не успеет, поэто-

му съезжал в основном по заявкам посвященных зрителей

и девушек.

Чемпионат по проницаемости (рассказ Ивана

Васильевича).

Как-то раз Крошка успешно пролез туда, куда было пролезть не совсем тривиально. Поэтому он был в тот момент весьма до- волен собой.

Когда его похвалили и поинтересовались, как он это сделал, Кр. Ру отвечал, что это все — чепуха, для него, у кого третье ме- сто на чемпионате мира по проницаемости. На вопрос о первых

двух местах в чемпионате по его версии был ответ: 1. Нейтрино. 2.Тараканы. 3. Я!.

Юрочка немедленно возмутился: — А как же — евреи!? Крошка задумался, наверное, на целых полминуты, потом

сказал: — Хорошо, у меня — четвертое! Зато — почетное! В последствии выяснилось, что у него все же третье место, но

это уже другая история....

Про Шуру Руденко и шутки над зевающими.

Когда Шуре Руденко навстречу попадался человек широко зевающий, Шура тоже широко открывал рот, наклонял голову и смотрел на человека. А человек рот закрыть никак не мог, разве что, рукой. Но если руки были заняты, то и это было затрудни- тельно.

А как-то при Шуре широко зевнул его сосед по комнате, Эр-

нест. Шура быстро сунул Эрнесту в рот палец и палец этот во рту подержал. Осторожно, не касаясь зубов, как укротитель в пасти льва. Во время зевка Эрнест укусить его за палец никак не мог, а потом Шура палец уже вынул, и кусать было поздно.

Шура догадывался, что Эрнест замыслил ответную шутку, но сразу провокационно зевать — это было бы слишком очевидной ловушкой. Шура изобразил правдоподобный зевок через полча- са, будучи уверен в злопамятности Эрнеста. И не ошибся — Эр- нест сунул палец, и Шура его укусил.

Про походы вдоль рек.

Начались походы вдоль рек с того, что Шура Руденко как-то в феврале на воскресенье съездил в Калинин. Тайной целью этой поездки было отыскать родственника, какого-то многоюродного

то ли дядьку, то ли деда. По смутным воспоминаниям из детства дядька был попом, и ещѐ возле его дома стояла машина с номе- рами, начинающимися на букву «К». Шура предположил, что «К» означает Калининскую область, а дальше надеялся, что на месте он что-нибудь ещѐ вспомнит. С этим ничего не вышло. Но сама поездка Шуре очень понравилась. Особенно понравилось идти по льду, по середине Волги, и смотреть на берега.

В Москве мы решили тоже поисследовать реки («мы» в дан-

ном случае — это Шура, Иван Васильевич и я). Начать решили с Яузы. От метро «Ботанический сад» ну и дальше вниз по те- чению, докуда получится. У «Ботансада» Яуза выглядела совсем как деревенская речка. На одном берегу, на пригорке, были ещѐ сохранившиеся деревянные дома с огородами, церковь. На дру- гом берегу заледеневшая извилистая горка, такой укатанный жѐлоб в снегу, где катались местные дети. Шура тоже загорелся съехать. Сначала нашѐл какую-то поломанную детскую коляску, но у неѐ центр тяжести был слишком высоко, и на поворотах она опрокидывалась. Тогда Шура отыскал отломанный круглый до- рожный знак и на нѐм несколько раз съехал, оглашая берега ра- достным криком, что он бешеная курица. Дальше постепенно дошли до более цивилизованных берегов, с набережными и за- борчиками. Тут Шура обнаружил, что у него пропал ножик, на- верное, на горке. Мы уговаривали его не искать, но он пошѐл на- зад. Мы с Иваном двинулись дальше. Дошли до места, где Яуза скрывается на территории завода «Красный богатырь». Решили подъехать немного на трамвае, а потом опять пойти по берегу. Но в трамвае как-то пригрелись, доехали до «Преображенской площади», а оттуда домой. Думали, Шура уже раньше нас вер- нулся. Но Шура появился только поздно вечером. Он таки на- шѐл ножик. И выполнил программу похода по максимуму — до- шѐл до места впадения Яузы в Москву-реку. Шѐл и шѐл, уже в

темноте по забрызганным набережным, а они не кончались и не кончались. Нам было немного стыдно. Больше я Шуру в наших походах не бросал.

Поход номер два был по Москве-реке. От Киевского вокзала

вверх по течению. Довольно быстро набережные кончились и мы упѐрлись в какие-то промышленные зазаборенные террито- рии. Но в те времена Москва-река была ещѐ рекой, замерзающей на зиму. Мы спустились и пошли по льду. Это оказалось гораз- до удобнее. Дошли до Щукина, только один раз поднимались на берег, чтобы обойти шлюзы. По пути нашли вмѐрзшее в лѐд коротенькое весло. Шура его отколупал и прихватил с собой. Дойдя до Строгинского моста, решили, что хватит. Поднялись наверх к трамвайной остановке. Тут к нам подошли два каких-то мужика и стали требовать документы. Я вынул паспорт, мужик его выхватил и сунул за пазуху. Другой мужик схватил Шуру и потащил. Тут как раз подошѐл трамвай. Шура схватился за желе- зяку сзади трамвая, стал упираться. Привлечѐнный этой вознѐй, подошѐл милиционер, но мужики ему что-то сказали, и он ото- шѐл. Мы как-то тоже более-менее успокоились. В общем, приве- ли нас в отделение милиции. Косвенно из разговоров мы поняли, что по сведениям милиции, намечалась махаловка Строгино со Щукино, а тут мы из-под моста, с веслом. Разобрались уже, что мы не при чѐм, но гонор милицейский просто так нас отпустить не позволяет. Поэтому нам долго вкручивали про какой-то за- кон, который якобы запрещает покидать границы своего райо- на, пару раз тюкнули ребром ладони по шее, но потом — делать нечего — отпустили. Шуру больше всего возмущало, что у него отобрали весло. В отместку Шура купил рядом в магазине пачку сахара-рафинада и покидал кусочки в бензобак милицейского УАЗика. Слава богу, его за этой диверсией никто не застал.

Следующий поход был уже в конце апреля. От Павелецкого вокзала вниз по Москве-реке. Прекрасный поход по пустым вос- кресным набережным до Нагатина.

Ещѐ был переход из Курьянова к платформе «Москворечье»

под железнодорожным мостом по жутковатой дорожке из арма- турных прутьев, без перил. Идти по ней можно было только со- гнувшись, смотреть вниз было боязно, смотрели вперѐд. Шура шѐл первым и чуть не наступил на гнездо чайки. Я шѐл следом и нѐс на вытянутых руках коробку с тортом. Замыкающим был Иван Васильевич, которому при росте метр девяносто пять было особенно нелегко. Наверное, со стороны мы выглядели, как группа диверсантов с динамитом. Так что хорошо, что охранник с автоматом, которого мы встретили на другом берегу, не засѐк нас на мосту. Снял бы очередью — и всѐ тут.

Последний поход, уже в июне, в сессию, начался с намерений

подготовиться к экзаменам. С целью чего мы поехали в Коло- менское и расположились на склоне под деревней Дьяково. Де- ревня тогда ещѐ была, но уже с краю разравнивалась бульдозе- рами. Учѐба как-то не пошла, и мы двинули по берегу. По пути нам то и дело попадались рыболовы, какое-то ненормальное ко- личество рыболовов. На задах улицы Борисовские пруды подо- шла компания местных, интересовавшаяся, чѐ мы тут ходим, но Шура умел как-то мирно с такими людьми договариваться. Не- забываемое впечатление с того похода — Братеево. Только что построенное и ещѐ необитаемое. Громадные пустые дома среди развороченной земли. А потом за ними — тихая речка Город- ня с прозрачной водой. Вокруг — поля, трава, цветочки мелкие. Как будто и нет никакой Москвы. Скоро действительно дошли до края Москвы. Под мостом пересекли МКАД. И Шура, встав в торжественную позу, широким взмахом руки окинул окрестно-

сти и произнѐс: «This is a Moskva-river outside the Moscow!» (Всѐ-таки изначально Шура собирался готовиться к зачѐту по

английскому.)


>> Наверное, со стороны мы выглядели, как группа дивер-

сантов с динамитом. Так что хорошо, что охранник с авто-

матом, которого мы встретили на другом берегу, не засѐк

нас на мосту. Снял бы очередью — и всѐ тут. >>

время немного другое было, но когда мы вылезли из под

моста — охранник был немного удивлен.

Сейчас думаю, проблем бы нажили побольше.

>>Замыкающим был Иван Васильевич, которому при росте

метр девяносто пять>>

не 1.95 а всего 1.88 тогда было, но все равно выглядело,

думаю, как в плохом шпионском романе: худющая

согнутая крадущаяся и оч-чень подозрительная фигура.

Литературное творчество Шуры Руденко.

Большей частью, всѐ литературное творчество Шуры — бес- следно пропавшее. Сохранилось совсем чуть-чуть. Ну вот сти- хотворение про полковника БлИнова, который вѐл у нас граж- данскую оборону. (В фамилии полковника надлежало делать ударение на первом слоге, это сам полковник так настаивал.)

За угрюмой дверью класса Грозный БлИнов восседает. Колобку старик подобный Карты строго воззирает.

Нос кривой, надувшись прямо, Смотрит гордо и упрямо, Торс, стеснѐнный лишним салом, Формою покрыт зелѐной.

Светом матовым сияя, ГлАвы лысая поверхность Мух усталых приглашает Отдохнуть, набраться силы.

Вдоль окОн, прижавшись к партам, Группа сводная застыла, Злостных козней ожидая От полковника лютОго.

Потрясая грозным пальцем, Повергая в стон и ужас, Он стоит, ответа жаждет На вопрос произнесѐнный.

Это не всѐ стихотворение, это то, что запомнилось. Сам листо-

чек, на котором это было написано, Шура прикрепил к ручке двери перед занятием. Полковник Блинов листочком заинтере- совался, но серьѐзных последствий не было. Разве что, на заня- тии Шурина группа пятнадцать минут сидела в противогазах, но это, вроде как, предусматривалось учебным планом.

Ещѐ одно стихотворение Шура придумал, якобы из Некрасо-

ва, но от него запомнилась только одна строчка: «...Холоп, быдлО вонючее, работать не спешит…» Шура рассказывал, что пьяному ему часто в голову стихи

лезут, в смысле, сочиняются. Иногда он их записывал, а потом,

протрезвевши, читал. И надо же — совсем не хуйня получалась! Где только теперь их найти, эти записи?

Несостоявшаяся шутка над Калуцким.

Шутка замечательная, несмотря на то, что до конца осущест- влена не была.

Калуцкий жил на первом курсе в одной комнате с Иваном Ва- сильевичем, в физфаковском корпусе ФДС-3. Ещѐ в этой комна- те жил Гольцов Юрий Николаевич и Олег Иваныч Якушев.

Калуцкий был человек серьѐзный, упѐртый и идейный. Во всѐм. Впоследствии в армии он был старшим сержантом, а в 88- 89-м годах активистом Демократического Союза. Своей серьѐзно- стью, упѐртостью и идейностью он соседей малость доставал. И вот они задумали немного расшатать ему чувство реальности.

Мыслилось это так. Калуцкий возвращается из универа, а в комнате сидят три незнакомых чувака, расположились по- хозяйски, чай пьют. Обстановка тоже слегка изменѐнная, при- брано, пыли и срача нет. Калуцкому заявляют, что их сюда по- селили, а тех, кто тут раньше жил, раскидали по разным ком- натам, куда именно, они не знают, разбираться отправляют в управление общежитием. (Первоначально планировалось: чу- ваки утверждают, что они всегда тут жили, и никакого Калуц- кого тут никогда не было. Но потом решили, что этому он вряд ли поверит.) Ну а когда Калуцкий, набегавшись по инстанциям, возвращается, в комнате всѐ по-старому: на кроватях валяются Иван и Юрий Николаевич, срач, до этого заметѐнный под кро- вати и спрятанный в шкафах, вытащен обратно и распределѐн ровным слоем, ну и, разумеется, не было здесь никаких чуваков, пригрезилось всѐ это Калуцкому.

Для реализации плана требовалось найти трѐх человек, не известных Калуцкому и достаточно внушительных. Двумя чело- веками стали Шура Руденко и Гоша Трусов, в качестве третьего

уговорили выступить Шуру Афанасьева по прозвищу Медведь. Получилась такая колоритная троица. Не «Никулин-Вицин- Моргунов», а, скорее, «Никулин, Моргунов и Дольф Лундгрен».

Первоначально всѐ шло, как планировалось. Калуцкий, не- сколько растерянный после общения с ребятами, вышел из ком- наты и потопал по коридору. Иван Васильевич и Гольцов Юрий Николаевич наблюдали за этим в щѐлку из двери комнаты напро- тив. Но потом доброе сердце Юрия Николаевича не выдержало, он догнал Калуцкого на лестнице и сказал, что всѐ это шутка.

Ну а ещѐ эта несостоявшаяся шутка замечательна тем, что по- сле неѐ как-то постепенно Иван Васильевич стал лучшим другом Шуры Руденко.

Примечание.

Взгляд на эту историю изнутри (рассказ Ивана Васильеви-

ча):

Как-то, еще на первом курсе, когда мы только недавно ста-

ли жить в ФДСе, сытые и довольные мы медленно пере-

мещались с Гошей в пространстве. Мне пришла в голову

мысль, если, конечно, это можно назвать так, и я интере-

суюсь у Гоши:

— Представь, ты приходишь в ФДС к себе в комнату, от-

крываешь дверь и видишь, что это — не твоя комната. Что

ты будешь делать?

Гоша, при всей своей внешней неторопливости, всегда обла-

дал быстрым умом. Ответ последовал незамедлительно:

— Поднимусь еще на один этаж, в свою комнату!

Усложняю задачу:

— А если ты видишь, что это твой номер комнаты?

Следует мгновенный ответ:

— Тогда выйду на улицу и дойду все же до своего ФДСа!

Запутываю ситуацию:

— А если ты видишь, что это — твой ФДС?

— А что значит тогда — не моя комната?

— Ну просто нет ни твоих вещей, люди в ней другие, ну и ты

видишь, что они там живут.

— А соседские вещи?

— Тоже нету! Все чужое!

Тут уже Гоша задумался.

— Ну тогда — не знаю. А что надо-то делать?

— И я не знаю. А давай — проверим?

— ??? Как!?

— Давай, из моей комнаты организуем такую ловушку. Над

Юрием Николаевичем — не прокатит, но со мной парнишка

живет, только приехал в Москву, интересно, что он будет

делать?

Гоша согласился, что будет любопытно. Далее — был раз-

работан целый план из большой кучи пунктов, в резуль-

тате чего комната должна была измениться быстро и до

неузнаваемости. Вплоть до замены занавесок на окнах.

План этой операции разрабатывался достаточно долго и

очень тщательно, было же понятно, что если просто убрать

вещи Вовочки, которого решили разыграть, в шкаф, то он

немедленно туда заглянет и все закончится, а мы жажда-

ли наблюдать целое шоу. Казалось бы, обычная комната в

общаге, люди живут еще совсем недолго, но в реальности

довольно быстро все обрастают вещами и вещичками, ко-

торые надо убрать и более того, вернуть потом на место.

Так как в ходе подготовки этой операции задумались, а

чем закончить эту шутку? Не оставлять же человека в ко-

ридоре и без вещей!? Было решено, что после некоторого

общения новые люди скажут Вовочке, что за тот случай

с комендантшей, нашу комнату решили расселить и нака-

зать. Поэтому ему надо пойти в ректорат по адресу... сроч-

но... Даже бумагу изготовили от администрации с печатью.

Адрес был — туалета в ГЗ, они тоже имели номера комнат.

И пока Вовочка сходит в ГЗ, посмотрит на туалет, вернется,

мы успеем привести все в исходное состояние и продол-

жим потешаться над несчастным, уверяя, что мы все время

были тут, а куда забрел он — не знаем.

Подготовительной работы пришлось провести много, рас-

сказывать об этом сейчас, наверное, скучновато, но тогда,

как мне кажется, все участники этого проекта на стадии

разработки получали массу удовольствия. Были задей-

ствованы соседи, к которым переносились вещи, оповеще-

ны все знакомые Вовочки, чтобы в нужное время не от-

крывали двери, дабы создать у него чувство нереальности

происходящего. Нашлись добровольные помощники, кто

согласились принять участие в переноске, были состав-

лены таблицы, что переносится, куда и кем, причем очень

подробные, вплоть до возвращения на место пыли и кор-

зины с нашим мусором, замены чайника и приноса продук-

тов, а как не хотелось тащить чемоданы, обувь и верхнюю

одежду из другого корпуса, а без этого комната не имела

бы естественного вида и пр. Но на каком-то этапе возник-

ла заминка с людьми. Одногруппников, соседей, и боль-

шинство ребят из интерната взять было нельзя, потому

что Вовочка их уже видел, того же Курбатова. А вот Гоша

— подошел, мы с ним общались, но в силу своей лени он до

меня так ни разу и не дошел, поэтому Вовочка его не ви-

дел. Было решено поискать соседей Курбатова, учившихся

на другом факультете и живших в другом корпусе, но даже

там все оказалось не совсем просто. Уверенности, как по-

ведет себя Вовочка у нас не было, конечно же, никакие

драки и рукоприкладство в наши планы не входили, но все

же опасения — были. Рассчитывать на такое — неразумно,

но столь же неразумно не быть готовым к этому. Тем бо-

лее, что мальчишка он был крепкий и весьма спортивный.

Позже он развлекал всех своим умением ходить на руках,

но не три шага, а запросто мог пройти по всему коридору,

более того, обзавелся перчатками и предпринял попытку

сходить в ГЗ, на руках. И кажется, ему это удалось. Гоша

сразу сказал, что на всякий случай наденет старые очки.

В свете сказанного, кандидатов на роль жильцов искали

не робкого десятка и предупреждали о возможности, что

человек разозлится. И, к нашему общему сожалению, ког-

да начали предлагать поучаствовать у людей тут же на-

ходились неотложные дела, учеба, говорили, что глупости

все это и отказывались. Уже начали отчаиваться, одного

человека — нашли, а вот еще одного — никак не получа-

лось. Но тут зашли к Курбатову попить чаю и он знакомит

со своим соседом. Выглядел он небольшим и худеньким, но

решил ему предложить. Говорю, Александр, а не хочешь ли

ты побыть «абстрактным чуваком»?

— Хочу, — был тут же дан ответ.

После чего Крошка (как догадались мои дорогие читатели,

это был именно он!) сунул ноги в ботинки, взял сумку, ска-

зал, что он готов и только после этого поинтересовался, а

что же, собственно, от него требуется? Когда ему объясни-

ли, он чуть в ладоши не хлопал в предвкушении веселого

развлечения. Когда его предупредили о возможных непри-

ятностях, просто отмахнулся. Огорчился, что это нужно де-

лать не сейчас, а через пару дней и все это время был в

жутком нетерпении.

И вот наступил час Х. Мы с Юрием Николаевичем попы-

тались удрать с пары, для организации нашей пакости, но

Вовочка чуть не за нами увязался, еле отмазались. Воз-

можно, у него тогда подозрения зародились, может быть —

потом. Но, тем не менее, шутка наша можно сказать — про-

валилась. Когда Вовочка пришел, то не так и удивился, как

хотелось, и не очень хотел идти в ГЗ, вроде, даже пошел,

но быстро вернулся, застал наших «абстрактных чуваков»

и процесс перетаскивания, поругались немного, немного

пообижался, но все хорошо окончилось. В этот день.

Но Крошка не был бы Крошкой, если бы оставил все как

кончилось. По поводу своего фиктивного вселения он за-

владел ключом от моей комнаты, и насколько я помню, его

уже не отдал, как впрочем и ключи от следующих комнат

где я жил у него почти всегда были. На другой день после

уроков Крошка прискакал в комнату, улегся на Вовочкину

кровать в башмаках, закрыл дверь изнутри и стал ждать

Вовочку. Когда мы с Юрием Николаевичем пришли, но чуть

позже Вовочки, то услышали из комнаты громкую ругань

и застали следующее: на кровати лежал несчастный Во-

вочка с завернутой рукой, сверху сидел с победным видом

Крошка, время от времени усиливая это болевое воздей-

ствие и спокойно объяснял Вовочке, как нехорошо обижать

Александра Николаевича! Как потом поняли, Крошка его

долго не пускал в комнату и обзывался, а потасовка нача-

лась, когда Вовочка пытался удалить силовым методом это

чудо из своей кровати.

Вовочка дулся на Крошку довольно долго, окончательно они

помирились и подружились только когда пошли вместе зани-

маться дзюдо, но это уже — для следующего рассказа.

Дружеская беседа Ивана Васильевича и Шуры

Руденко о мухах и пчѐлах.

Беседа происходила в комнате Ивана Васильевича в третьем ФДСе.

Шура решил проверить на Иване детскую подколку: — На тебя мухи садятся? Смысл там в том, что если человек отвечает «садятся», то ему

говорят «значит ты говно», а если отвечает «не садятся», ему го- ворят «значит ты хуже говна».

Иван решил задать встречный вопрос: — А на тебя мухи садятся? Довольный Шура знал, как правильно отвечать: — На меня только пчѐлы садятся. — Значит ты хуже говна, — невпопад говорит Иван Васильевич. — Не-е-ет, пчѐлы садятся только на мѐд и ему подобное. — Неправда! На меня ещѐ как садятся! — кричит возмущѐнный

Иван Васильевич. Потом осознаѐт смысл того, что он сказал, и на- чинает тихо безостановочно смеяться до полного изнеможения.

Брат Иоанн.

Сначала брат Иоанн не был никаким братом Иоанном. Про- сто был такой бомжеватый человек, который обитал в ГЗ МГУ. Студенты в общежитии — народ, по большей части, мягкий и деликатный. Вот он за счѐт этого и жил. Подходил к человеку, заговаривал, знакомился, ну а потом уже начинал наведываться в комнату к нему, сидел, угощался, если какое застолье происхо- дило. Но всѐ так не внаглую. Вроде как прямого повода выгнать его у людей не было. Ну а если выгоняли — искал себе дальше, к кому присоседиться.

И вот, этот человек повадился к соседям Шуры Руденко. Сосе- ди хотели его как-нибудь отвадить, но без грубостей и рукопри- кладства. Шура предложил такой сценарий: он и ещѐ один его друг, Эрнест по прозвищу Лысый, изобразят поехавших на ре- лигиозной почве. Лысый изображал такого тихого поехавшего, кришнаита. А Шура по легенде был человеком, свихнувшимся в армии, ему открылась новая вера и он пытался время от времени

людей в эту веру обращать. Один раз Шура изобразил буйного, даже с пеной изо рта (предварительно набрав в рот зубной па- сты). Другой раз он подсел к бомжеватому человеку и постепен- но дело дошло до крещения. Бомж боялся перечить, разделся, встал в тазик ногами. Шура поливал его водой из чайника, нарѐк братом Иоанном — с этими словами Шура вдруг ножницами отхватил у Иоанна клок бороды и раздул его по ветру. (Потом Шура рассказывал, что это действие — отстригнуть клочок бо- роды и раздуть его — пришло по наитию, вдруг почему-то оза- рило, что именно так надо сделать.)

В общем, бомжу какая-никакая польза — помылся слегка. Но больше он в эту комнату не заглядывал, а если встречал Шуру где-нибудь в общежитии, то убегал от него по лестницам. А Шура бежал за ним и кричал: «Брат мой! Куда же ты!»

Шура Руденко и оперотряд.

Шура Руденко не любил оперотряд. В общем, правильно. В оперотряд шли, в основном, люди гниловатые. Которым нра- вилось ходить по комнатам в общежитии и выискивать всякие нарушения: задержавшихся после одиннадцати, распивающих, играющих в азартные игры и пр. Особенным рвением выделя- лись оперотряды из юристов и экономистов.

Шура придумал и несколько раз провернул шутку над оперо- трядом. Завидев, что по коридору ФДСа ходит оперотряд, Шура запирался в своей комнате и начинал громко на разные голоса выкрикивать всякие преферансные термины:

— Семь первых! — Вист! — Мизер! — Да-а, не прорюхал прикуп.. — Это, батенька, бездвушник! Оперотряд собирался под дверью, слышался шѐпот «они там в

карты играют», потом стук, «откройте, оперотряд». Шура не от- крывал. В конце концов, оперотряд, добыв ключ у комендантши, в комнату входил и обнаруживал одинокого Шуру. Шура изобра- жал студента, прилежно склонившегося над домашним заданием.

Недоверчивый оперотряд, конечно, искал спрятавшихся пар- тнѐров, лазили в шкафы, под кровати. Самые бдительные пыта- лись заглянуть за окошко, но не могли пробраться через залежи на подоконнике.

— Вы что? Серьѐзно думаете, что там толстяк Гоша висит, уце- пившись за карниз? — подначивал Шура.

Шура Руденко и корейские миссионеры.

История периода общения Шуры с корейскими миссионерами. На Рождество корейские миссионеры ставили представление

о рождении Иисуса. Шуре дали роль Иосифа. Роль с миниму- мом слов, почти не обязательная. Шура умудрился превратить еѐ в центральную роль — мимикой, телодвижениями, неожи- данными появлениями на сцене.

Просто, перед спектаклем Шура принял немного коньячка для вдохновения. Ну и вдохновение перехлестнуло.

На следующий год Шуре дали роль «голоса» (на сцене не по- является).

Корейские миссионеры — это были какие-то достаточно без-

обидные религиозные деятели, по-моему, протестантского на- правления. Они заманивали всякую нестойкую молодѐжь в свои сети разными совместными чаепитиями, прочими мероприя- тиями. Шура к ним прибился, когда за неделю до диплома взял академ, и надо было где-то жить. Шура изобразил перед корей- цами, что на него снизошло просветление, и он проникся их про- тестантскими идеями. Корейцы очень впечатлились, дали Шуре имя Чюй Ши — «Средоточие милости», и даже собирались от-

править в Корею, показать тамошним высокопоставленным ко- рейским протестантам в качестве подтверждения своей успеш- ной деятельности. Но Шура до этого не дотерпел. Постепенно пастырь, которого к Шуре приставили, по фамилии Нам, начал Шуру доставать. Нам всѐ время говорил ему «Ти дѐльджен..» или «Ти не дѐльджен..», другие корейцы тоже докапывались.

Шура начал вести подрывную работу. Выбрал среди ново-

обращѐнных молодых студентов нескольких распиздяев, и они стали распивать на проповедях, задавать всякие неправильные вопросы. Корейцы взялись проверять приходящих на пропо- веди на предмет спиртного. Тогда Шура прибегнул к старому митьковскому способу. На подходе к детскому садику для глу- хонемых, где по вечерам проходили проповеди, он выпивал 0.25 коньячку. Входил нормальный, не вызывающий подозрений, а потом его развозило, и улыбающийся Шура говорил, что вот, на него от проповеди благодать снизошла.

Корейцы терпели Шуру довольно долго. До тех пор, пока

не взяли его однажды в летний лагерь. Лагерь где-то в районе Пушкино корейцы снимали на неделю в конце лета и жили там правильной жизнью в целях сплочения общины. Но взять туда Шуру — это было опрометчиво. На природе и на свободе число последователей Шуры сравнялось примерно с числом последо- вателей корейского протестантизма, и весь лагерь погряз в без- образиях.

От общения с корейцами у Шуры остались несколько корей- ских слов:

«Хан сарам» — по словам Шуры, корейцы очень тащатся, ког- да их так называют, в переводе это означает что-то вроде «корей- ский человек», но с такой гордой интонацией, ну как «советский человек» в своѐ время.

«На гора!» — это что-то ругательное, что-то сильно-сильно обидное, если скажешь корейцу «Хан сарам», он заулыбается и расправит плечи, а если потом скажешь «На гора!», он побежит тебя бить.

Ещѐ осталось умение обращаться с палочками для еды. Шура этими палочками мог даже мух ловить.

Шура Руденко на конференции.

Весна 93-го. Месяц март. В то время в Москве тем более в Подмосковье еще был снег. Корейцы (церковь UBF- University Bible Fellowship) наметили проведения очередной конференции в бывшем пионерлагере где-то в Подмосковье. Мы с Шурой тоже начали готовиться к этому мероприятию. Было закуплено немалое количество «столичной» непонятного происхождения в таре по 0.8, и так называемая «лимонная» - гадость редкостная. Все это с трудом влезло в знаменитый рюкзак Шуры.

В назначенный день все погрузились в автобус и в радостном ожидании праздника отправились в путь.

По прибытию нас ожидал сюрприз, корейцы наотрез отказались селить нас в одну комнату. То ли чутье у восточных людей развито, то ли сказался опыт прошлых конференций. Но Шурино красноречие, сочетаемое с шантажом, принесли свои плоды. Нас поселили на втором этаже в соседних 4-х местных комнатах с общим балконом. Это было намного удобнее, чем ходит через коридор. В итоге нам достались две комнаты для создания филиала общаги ГЗ.

Проблема с закуской была решена просто, после вечерней проповеди в фойе было выставлено два баула с апельсинами. Подразумевалось, что участники конференции будут подходить и брать по одному апельсину на ужин. Так и было, пока не подошел Шура.

После нескольких чартерных рейсов «фойе - комната» с большими пластиковыми пакетами, организаторы срочно убрали баулы с остатками апельсинов.

Хотя организаторы и планировали всевозможные мероприятия на открытом воздухе, но погода была настолько мерзкой, что часть программы отменили.

И началась идиллия. Аж две комнаты псевдопротестантов. Шура особо радовался наличию такой аудитории. На вторые сутки наши соседи по комнатам начали разбегаться. Но недостатка в слушателях не было, ребята с физфака, журфака приходили промочить горлышко и уже не уходили.

Третьи сутки. Рюкзак Шуры выглядит как сушеная слива, а сугроб под окном перфорирован от сброса пустой тары. Даже стратегический запас «лимонной» на исходе.

Бывший пионерлагерь находился в стадии переоборудования под турбазу, поэтому там уже был бар, но не сезон, и он оказался закрыт.

Надо было предпринять вылазку. Оделись, я взял рюкзак, а Шура зачем-то Библию. При выходе из фойе нас догоняет наша «куратор» Ханна:

- Фы куда идете?

- По ближайшим поселениям и кибуцам, нести Слово Божие! – уставшим с утра голосом ответил Шура, с гордостью показав книгу.

Ханна вошла в кратковременный ступор, затем: - Подождите, я оденусь, поеду с вами.

Мы, изобразив согласие, дождались, пока она скроется в

коридоре, и резво вышли из здания.

Вышли за территорию на трассу. Ну, трасса это громко сказано – проселок. Смотрим автобусная остановка. Эти признаки цивилизации нас вдохновили. Через некоторое время мы уже тряслись в ПАЗике в надежде, что он довезет нас до какого-нибудь населенного пункта. Приехали в какое-то село. Тишина. Местные мужики, молча без матюгов тянут большие сани. Шура крикнул:

- Мужики, где сельпо?

Мужики, вздрогнув нервно оглянулись, и ничего не ответив потащили сани быстрее…

Но найти сельмаг не составило труда. Он находился на центральной улице (она же единственная). Это здания - чудо колхозного зодчества, представляло собой полупогруженный в землю потемневший сруб, некогда служивший кладовой при совсем старом режиме. На пробитой крыше, несмотря на ветер, вяло висел флаг цвета галстука пионера переростка. Этот флаг давно уже не символизировал присутствие власти, но служил хорошим ориентиром для заблудших душ. Внутри убранство этого лабаза было еще живописнее. С потолка, как в буддийском храме, свисали старые ленты от мух. Деревянные бочки, давно потеряв практическую ценность, стояли в углу и были неотделимой частью интерьера. Одна стена начиналась печкой, затем прилавок. За прилавком стояла мощная продавщица, заслоняющая своим телом полки. Признаком, что это продавщица было не только то, что она стояла за прилавком и даже не то, что кроме нее никого больше не было, а то, что на голове был некогда белый кокошник продавщицы одетый поверх шали.

- Нам Это, - начал было Шура.

- Всем вам ЭТО, - не зло и не громко перебила его догадливая продавщица. Но при этом даже не

пошевелилась.

Я достал кошелек из куртки. Наличие кошелька у мужика, произвело на нее впечатление. Она потянулась под прилавок, и профессионально, не убирая руки с бутылки, выставила «недоделку» (прим. Недоделка – 0,375л). Другой рукой она зачем-то начала считать на счетах. Настало время Шуры:

- Хе, ЭТО МАЛО, нам в этот рюкзак, пж-жалста!

Со столь галантными мужчинками она была знакома по бразильским сериалам, и знала как вести себя. Она вытащила ящик «кубанской», прокомментировав:

- Старый завоз, наши-то не берут. Дорого.

Последнюю фразу она сказала в полголоса, то ли еще не веря в нашу состоятельность, то ли боясь обидеть местных, то ли так принято говорить о деньгах в светском обществе.

Влезло в рюкзак 8 бутылок, еще одну положили в рукав куртки, полагая, что по дороге «домой» она пригодится. Продавщица начала расстраиваться, что не забираем весь ящик, но Шура клятвенно обещал вернуться еще.

«Домой» возвращались пешком, весьма удивились – расстояние, которое на автобусе показалось изрядным, на деле оказалось коротким. Дорогу скоротали бутылкой из рукава, и Шуриным монологом «О женщинах в русских селеньях», Некрасов блин.

При подходе к турбазе выяснилось, что Шура потерял Библию, вероятно, оставил в автобусе. Сей факт развеселил Шуру, и тема монолога сменилась:

- Всякая случайность в контролируемом человеком процессе, трактуемая недалекими людьми элементами теории вероятности, есть божье провидение, ибо божья кара и божья благодать исходят от грешников. Потеряв

библию, мы выполнили сегодня божью миссию. Вот кто-то найдет, прочитает и бросит пить. И соврав, мы не соврали, ибо мы грешные, и признаем это. Следовательно, мы святые. Этот дуализм, он присутствует везде - разглагольствовал Руденко.

В веселом расположении мы вернулись на турбазу. Где, встретив Ханну, Шура рассказал переработанную версию рассказа О.Генри «Трест, который лопнул» и заявил, что для успешного развития миссионерской деятельности в окрестностях ему понадобится еще Библия и рюкзак побольше. На вечерней проповеди наша миссионерская вылазка была отмечена хвальбой и «аминями».

Это официальная поддержка ввела Шуру в раж. И он потребовал официального поселения нас в одну комнату, на что он получил отказ, мотивируемый тем, что нам понадобятся две комнаты для консультации прихожан о миссионерской деятельности в русских селах. Хотя добровольцы миссионеры и так не вылезали из наших комнат.

Но все кончается. В один из солнечных дней конференция закончилась. Мы погрузились в автобусы и уехали в Москву.

Оно и к лучшему, из сугроба уже начали появляться горлышки бутылок.

Обака.

Слово «обака» применялось Шурой Руденко при общении с собаками. Шура говорил, что если на тебя кидается и лает соба- ка, то нужно к ней повернуться и грозно и внушительно сказать: «Обака!». Тогда собака замрѐт и станет обдумывать сказанное, постепенно успокаиваясь.

Один раз мне довелось наблюдать этот метод в действии. Мы с Шурой шли по проходу от поликлиники МГУ к гастроному, там по сторонам проволочные заборы, за которыми всякие хо- зяйственные службы. Ну и собаки при этих службах за заборами обитают. Одна собака стала нас из-за забора облаивать. Шура набирал горсть снега и кидал, стараясь попасть собаке в рот. Собака снег частично проглатывала, частично выплѐвывала, злилась всѐ больше. Я посоветовал Шуре — ты скажи ей «оба- ка». «Обака!» — сказал Шура. И действительно, собака замерла, склонила голову набок и смотрела на Шуру. Долго смотрела. А когда мы двинулись, опять начала лаять.

Ещѐ один раз я сам применил этот метод. К сожалению, соб-

ственных воспоминаний у меня не сохранилось, и я могу толь- ко пересказать, как про это рассказывал Лѐша Добрянский. Был день рожденья Шайкина, 13-е апреля. Мы с Добрянским пош- ли малость проветриться. Забрели от ФДСов в гиблые места за Ломоносовским проспектом. Туда вели железнодорожные пути.

Ну и дальше начинались всякие базы механизации, свалки, не- понятные заборы. Темнотища уже. Забрались мы в какой-то, по виду, тупик. Смотрим — вроде собака сидит. Я говорю До- брянскому: «Знаешь, чтоб на тебя собака не бросилась, надо ей грозно сказать — обака!», ну и громко говорю: «Обака!». А обака отвечает «Вам чего? А ну идите на хуй!». Я склонен верить До- брянскому, что так оно и было.

Шура Руденко и Свиная котлета.

Была такая тѐтка, кассирша в столовой зоны «Б» в МГУ, очень недружелюбная. Недружелюбие это проявлялось в выражении лица, в умении устроить ругань на пустом месте и в мелких вредностях, вроде отказа пробивать чеки за 15 минут до закры- тия столовой. Кассы тогда представляли собой деревянные бу- дочки напротив входов в столовую. Тѐтка занимала в этой бу- дочке почти весь свободный объѐм. Может, из-за постоянной стеснѐнности она и была такая недружелюбная.

Одно из стандартных блюд в меню столовой тогда называ- лось «свиная котлета». Шура Руденко придумал тѐтку дразнить. Шура подходил к кассе и, глядя на тѐтку, с выражением говорил: «Свиная котлета!»

Тѐтка сопела, гневно зыркала на Шуру, но — делать нечего — свиную котлету пробивала.

Была у Шуры идея подговорить нескольких человек, чтоб они подряд тѐтку свиной котлетой называли, но, насколько помню, это так в теории и осталось.

Шура Руденко и заграница.

Шура Руденко один раз ездил за границу. Во Францию в город Кан, на соревнования по дзюдо в составе команды МГУ. Году где-то в девяностом.

Потом Шура рассказывал, как на таможне у него спрашивают:

«Валюту везѐте?». В ответ Шура, порывшись в своей чѐрной сум- ке, вытащил старый носок и просунул пять пальцев в пять его дырок: «Ну посудите сами! Может быть у меня — валюта?»

Шура Руденко и «новые времена».

«Новые времена» начинались для Шуры очень даже посте- пенно.

Когда Иван Васильевич с Беглым соблазняли Шуру пойти на

службу нарождающемуся капитализму, Шура склонялся более к тому, чтобы пойти в аспирантуру.

Этот путь тоже требовал от Шуры немалых трудов — нужно было попересдавать все тройки, начиная с первого курса, общим числом где-то около двенадцати. Поняв, что не успевает, Шура решил оформить академ. И оформил — за неделю до диплома, что на тот момент являлось, наверное, рекордом. (Через год это рекорд перекрыла Таня Исакова, которая взяла академ уже по- сле диплома, за несколько дней до госэкзамена.)

Интересной была характеристика, которую Шура представил в деканат для получения академического отпуска. Начиналось там всѐ стандартно — родился, учился и т.д. Потом следовал рез- кий переход: «в феврале 1992-го года получил травму (перелом нижней челюсти)». На этом характеристика заканчивалась. К характеристике прилагалась справка, которую Шуре оформил задним числом какой-то знакомый врач в Севастополе.

Заимев год лишнего времени, Шура стал неспешно сдавать эк- замены. И так в этом деле натренировался, что сдавал уже и за дру- гих, причѐм совершенно бескорыстно. Корыстно сдал только один экзамен — за Женю Мамчица по философии. Уговорились так: если Шура экзамен сдаѐт, он может Мамчица за бороду подѐргать.

Получалось так, что Шура и этот год до аспирантуры, и по-

том в аспирантуре был ничем регулярным не занятый. Поэтому постоянно привлекался кем-нибудь во всякие разовые меро- приятия. Со мной вместе он неделю торговал книгами в перехо- де метро «Калужская». Потом ещѐ был КамАЗ с воронежскими яблоками. Мы их развозили по разным овощным магазинам.

Иван Васильевич приобщил-таки Шуру на некоторое время к работе на бирже (Российская товарно-сырьевая биржа в здании почтамта). Их начальник посмотрел на Шуру, одетого в гряз- новатые джинсы и чѐрную майку-сеточку, и решил выделить Шуре малиновый пиджак. Вряд ли покупал специально, навер- ное, что-нибудь из своих старых. Примерно в таких же пиджа- ках тогда рассекали охранники и персонал биржи. Шура этим моментом умело пользовался. Например, в таком прозаическом деле, как добывание стульев. Стульев на бирже было мало, все, понятно, заняты. Шура находил какого-нибудь клиента позашу- ганей, подходил к нему и говорил с административными нот- ками в голосе: «А вы знаете, что у нас аренда стульев платная?» Платить никто не хотел, и Шура забирал стулья.

Поучаствовал Шура и в грабительской приватизации — катал- ся с Иваном Васильевичем и Габидуллиным-младшим по разным городам скупать акции предприятий. Вроде и нечасто катался, а набралось этих путешествий на небольшую книжку с названи- ем типа «Моя география». Как-то уже после, году в 99-м Шура смотрел в гостях журналы «GEO» и дополнял сведения о разных городах собственными впечатлениями. Ярославль, Нижний, Но- рильск, Сургут, Новосибирск, Красноярск, Оренбург, ещѐ много всяких мест. Я запомнил рассказ о городе Октябрьский в Башки- рии. Там недалеко граница с Татарией. В Татарии время москов- ское, а в Башкирии на два часа отличается. И вот народ утром едет из Татарии в Башкирию, где магазины уже работают, а вече- ром — из Башкирии в Татарию, где магазины ещѐ работают.

История времѐн этих командировок, рассказывал Габидуллин- младший:

Очередь желающих отдать акции и получить за них деньги. Шура считает тысячные и пятитысячные бумажки посредством машинки — счѐтчика банкнот. Машинка то и дело застревает. Шура успокаивает очередь: «Вы не волнуйтесь, просто краска ещѐ не совсем просохла, мы ж их только вот-вот напечатали». Очередь начинает волноваться.

Примечание-уточнение от Мамчица.

> Корыстно сдал только один экзамен — за Женю Мамчица

по философии. Уговорились так: если Шура экзамен сдаѐт,

он может Мамчица за бороду подѐргать.

Не по философии, а по истории КПСС. Из уговоренных 5-и

минут дѐрганья было выдержано минуты две. Уж очень не-

приятной оказалась процедура:) Но он не настаивал.

И ващще ты тут все перепутал. К преддипломному его ака-

дему это не имело никакого отношения. Дело было в 88-ом

на втором «дубль-два» послеармейском курсе. Тогда Шурка

разошелся не на шутку и насдавал не меньше десятка раз-

ных экзаменов за кучу народа.

Рэкет в исполнении Шуры Руденко.

Ну, конечно, это был не совсем рэкет. Это было такое разо- вое самодеятельное мероприятие по выколачиванию долга в 500 долларов из Васи.

Шуру попросил поучаствовать Ильшат (Габидуллин- старший). Ильшат одно время занимался какими-то около- мебельными делами, дал этому самому Васе 500 долларов «до

завтра». «До завтра» постепенно растягивалось и растягивалось, уже наступила зима.

Ильшат неким образом добыл адрес Васи, проживавшего в Зеленограде. Шуре Ильшат объяснял в свойственной ему мане- ре, испытывая стыд и неловкость: «Ну, понимаешь, я, конечно, один могу съездить, ну поговорим мы, ну я ему дам по морде, он мне даст по морде — непонятно как-то получится».

Третьим взяли ильшатовского брата Ирека (Габидуллина- младшего), а четвѐртым я был для массовости.

Выдвинулись рано утром. Ехали с Ленинградского вокзала до Крюково в электричке с замѐрзшими окнами. У Ильшата с собой была настойка «Празрыстая» — белорусский продукт в прозрач- ной бутылке лимонадного типа. Но потреблять его для сугреву мы не стали — настроение не то. Шура пробовал настроение под- нять, говорил: «Ильшат, мы — мытари. Мытарь это раньше была достойная профессия. Евангелист Матфей был мытарем». Потом, глянув на братьев Габидуллиных, поправил: «Нет, не мытари. Это татарство на Русь едет, собирать дан за двэнадцать лэт.»

Добрались, поднялись на нужный этаж, позвонили. Вышел

Вася — сухонький бородатый человек в очках. Ильшата узнал, в чѐм дело — понял. Дальше с ним разговаривал, в основном, Шура. Сидели они на корточках друг напротив друга возле му- соропровода, Вася в каких-то дурацких бледных подштаниках и незастѐгнутой рубашке. Мы стояли на некотором расстоянии. Шура вообще-то совсем не страшный, но Васю он как-то напу- гал. Вася говорил, что у него сейчас денег нет, но он отдаст, что «вот сейчас поедем, я там займу и отдам, можно только одеться?» Одевался долго, за дверью слышался женский голос, всхлипыва- ющий. Когда Вася наконец вышел, выскочила и жена. Кричала «куда вы его уводите? Я тебя никуда не пущу!» Мы молчали, и Вася молчал, дожидались лифта.

Дальше сначала ехали долго на автобусе до «Речного вокза- ла», потом до «Войковской». Там Вася долго звонил в дверь, гово- рил, что вот он созванивался с этим человеком и договаривался, «и куда он мог уйти?» Потом Вася звонил из автомата в следую- щее место. Сказал, что ехать надо в Ясенево.

В Ясенево был рынок вокруг выхода из метро. Там мы до-

вольно скоро дождались. Появился человек в кожаной куртке и в спортивном костюме. С Ильшатом они долго разговаривали, отойдя чуть подальше. А Вася стоял возле подземного перехода, такой успокоенный, и даже непроизвольно улыбался.

Потом Ильшат подошѐл к нам, сказал, что это всѐ такая грязь, что ну его соваться. В чѐм там дело, подробно не объяснял. Как я понял, Вася был в первую очередь должен этим людям, ну или что-то такое в этом роде.

Ильшата судьба частично вознаградила. Через некоторое время он нашѐл возле метро «Университет» кошелѐк, в нѐм 300 долларов. Хотя я точно не помню, может, это было ещѐ до исто- рии с Васей.

Рэкет в исполнении Шуры Руденко. Случай второй:

«Петрович».

Второй случай рэкета формально следует признать успеш- ным. Происходил в 93-м году.

В роли заказчиков в этот раз выступили Иван Васильевич и Беглый.

Шеф Ивана Васильевича Ниф (по фамилии Не… неважно, в общем, по какой фамилии) решил тогда заняться строитель- ством дач и коттеджей в Подмосковье. Он нашѐл какой-то завод в Казахстане, выпускавший бетонные блоки. Из этих блоков можно было собирать коттеджи, как из конструктора. Завод за- гибался и накопленные запасы блоков раздавал почти бесплат-

но, нужно только перевезти. На это Ниф и купился. Ответственным за новое, строительное направление деятель-

ности фирмы вызвался быть Иван Васильевич — всѐ интереснее, чем у бабушек ваучеры скупать. В качестве предполагаемого прораба Иван позвал друга Беглого. Беглый тогда всѐ ещѐ де- зертирствовал и последний год ныкался как раз по строящимся подмосковным дачам, то есть опыта некоторого поднакопил.

По весне блоки прибыли на станцию Санино недалеко от

Орехово-Зуево. Дальше их перевезли к месту предполагаемого строительства и свалили там в кучу. Выкопали котлован под фундамент. Котлован быстро наполнился водой по самые края. Что дальше делать — было непонятно. Местные жители и дач- ники авторитетно подтверждали, что да, тут всегда так, грунто- вые воды почти до поверхности доходят, летом? ну летом, мо- жет, чуть опустится.

Где-то в июне Ниф нашѐл ещѐ одного желающего постро-

ить дачу — валютчика с факультета ВМК по имени-фамилии Олег Попов. Блоки нужно было перевезти на участок вблизи платформы «33-й километр» казанского направления. Для этого Иван Васильевич и Беглый договорились с какой-то базой меха- низации в Орехово-Зуево.

Персонально договаривались с Петровичем. Хитрый Петро- вич предложил стандартную хитрость: документы оформить на одну сумму — большую, а перевезти за другую — меньшую. Раз- ницу поделить, Нифу не говорить. Иван и Беглый из жадности согласились. Петрович деньги взял, а перевозить ничего не стал, и пригрозил застучать их Нифу.

Вот тут Иван с Беглым и обратились к Шуре. Шура должен

был изобразить мрачного убийцу, нанятого для воздействия на

Петровича. Шура спрашивал: — А что я должен говорить? Ну, чтоб он понял, от кого я, и

что ему нужно сделать. — Ничего говорить не надо! — махал руками Беглый, — Он

должен понять, что ты молчаливый киллер, что ты его не убива- ешь только потому, что тебе этого не говорили, пока.

Не знаю, откуда у Ивана и Беглого была такая уверенность в способностях Шуры. Шура, конечно, был человек умелый. Ма- ленький Шура мог управлять движениями большого Беглого, держа его за один палец и как-то этот палец поворачивая. Но на киллера Шура, по-моему, никак не тянул. Однако Шура помочь согласился.

Ему объяснили, как найти автобазу, описали Петровича — что это такой коренастый горбоносый мужик в комбинезоне. Особая примета — отпечаток утюга на спине комбинезона. Ещѐ сказали, что работяги Петровича не любят, так что с их стороны Шуре опасаться нечего.

На следующий день, когда я пришѐл к себе в комнату, Шура уже был там и рассказывал Ивану и Беглому, как всѐ было.

Автобазу Шура нашѐл и беспрепятственно туда проник. Пе-

тровича видно не было. Спрашивать у кучи шоферов, где тут Петрович, Шура счѐл неразумным. Был там ещѐ один шофѐр, молодой, в новом комбинезоне, мыл легковую машину в отдале- нии. Но его Шура тоже спрашивать не стал.

— Что-то он мне не понравился, — рассказывал Шура, — Какой-то слишком чистенький.

— Точно! Это сын Петровича. Мы тебе про него сказать за- были.

Довольно быстро Шуре повезло. Из домика вышел мужик, подходящий под описание, и завернул за угол. На спине у него

был след от утюга. Шура догнал его за домом, где никого не было. Первона-

чальная задумка Шуры была бросить Петровича броском через себя, чтобы он красиво упал на спину, а дальше его обработать. Совсем красиво не получилось. Петрович оказался тяжѐлым, и Шуре пришлось падать вместе с ним и придавить его сверху. Находясь в партере, Петрович стал тянуть руки, дабы достать Шуре до рожи. Шура его осадил кулаком куда-то промеж глаз и встал. Петрович тоже встал и полез на Шуру. Дальше эта после- довательность действий прокрутилась несколько раз: бросок с падением, Петрович тянет руки до рожи, удар кулаком, подъѐм в стойку. Всѐ это молча. Но надо было как-то с этой циклично- стью заканчивать.

Шура заметил пустую железную бочку, и у него возникла идея Петровича в эту бочку жопой посадить. Так, чтобы ноги и голова торчали, а сам он выбраться не мог. Но Петрович оказался не только толстым, но каким-то негибким, и в бочку не влезал.

Тогда Шура просто пнул ему по яйцам. И тут с Петровичем произошло превращение. Он сказал «Ох!» Так тоненько и по- доброму: «Ох!»

Так что Шуре стало понятно, что всѐ — Петрович стал другим человеком, просто старым дяденькой, у которого болят яйца.

На этом месте Иван и Беглый начинали топать ногами и тре-

бовать «Ещѐ! Ещѐ! Слушал бы и слушал!»

Потом Петрович так же тоненько и жалобно стал звать: «Нина! Нина!» А Шура в это время уже, не суетясь, но быстро выходил с автобазы и сворачивал по направлению к шоссе. До- рога к шоссе проходила мимо кустов. Что-то подсказало Шуре, что надо в этих кустах спрятаться. И точно, через некоторое вре- мя мимо пробежала толпа работяг с монтировками во главе с

сыном Петровича в чистеньком комбинезоне. Шура выбрался на шоссе через поле, поймал машину и доехал до Москвы, отдав водителю почти все деньги, выданные ему за операцию.

На следующей неделе Петрович всѐ перевѐз.

Через некоторое время мы с Шурой ехали в машине, и по

радио передавали «Песню про настоящего индейца» группы «Ноль».

— О! — обрадовался Шура, — именно эта песня играла у меня в мозгу, когда я сидел в кустах, а мимо работяги с монтировками пробегали.

С тех пор «Песня про настоящего индейца» стала очень из- вестной, наверное, самой известной песней группы «Ноль». Каждый раз, когда я еѐ слышу, мне сразу представляется Шура, сидящий в кустах.

На Шурин сороковой день Иван Васильевич и Беглый вспо-

минали эту историю, говорили: «Балбесы мы были. Шуру же там запросто могли убить».

Шура Руденко в метро.

Шура Руденко любил представлять себя машинистом метро, вернее даже не машинистом, а объявляющим на остановках.

Например, он хотел объявить такую шутку: — Поезд дальше не идѐт. Просьба освободить вагоны. А когда все вагоны освободят, сказать радостно: — Поезд дальше — идѐт! После чего поезд действительно дальше идѐт.

Или ещѐ:

— Станция Бауманская. Осторожно, двери закрываются. Сле- дующая станция — действительно Бауманская!

Как-то мы проезжали станцию «Марксистская». На станции

толпилась куча народу, жаждавшая сесть в поезд. Шура удивился: — Сколько марксистов! Интересно, это всѐ легальные марксисты?

Шура Руденко и оккультизм.

Шура Руденко был не чужд оккультизму. Среди книжек его попадались сочинения Ошо Раджнеша, всякие Упанишады, даже случайно приблудившиеся брошюрки Сѐко Асахары.

Сѐко Асахару Шура называл пидарасом из Японии, однако, отдавал должное его стилю. Шура любил цитировать, как Сѐко Асахара определяет, что такое «самадхи»:

«Самадхи — это состояние от момента до входа в самадхи до момента после выхода из самадхи».

Допуская существование неизвестных науке энергий и полей,

а также неизученное воздействие на свой организм полей уже известных, Шура придумал, как сводить это воздействие к ми- нимуму. Раз работа поля при движении по замкнутому контуру зависит от площади, ограниченной этим контуром, нужно ста- раться эту площадь преуменьшить, насколько возможно, в идеа- ле — свести к нулю. Поэтому в своих передвижениях по городу Шура старался возвращаться в точности той же дорогой.

Я пробовал его подначивать, что воздействие неизвестных полей может быть не только вредным, но и полезным, и что на- правление этого воздействия зависит от направления обхода контура. А раз так — надо экспериментально определить пра- вильное направление, а дальше наоборот обходить в этом на- правлении как можно большие площади и преумножать благо- творное воздействие неизвестных полей.

Шура теоретические построения не опровергал и даже раз- вивал, но ходил всѐ равно по-своему.

Про Шуру Руденко, хомячка и крысу.

История времѐн, когда Шура около года жил со мной в ком- нате 1748л.

Как-то раз Шура пришѐл с бутылкой можайского молока и с удовольствием эту бутылку выпил. Потом поведал историю по- явления столь нетипичного продукта: Иван Васильевич уехал в Ряжск навестить родителей, а на это время наказал Шуре ухажи- вать за своим хомячком. Для кормления хомячка у Ивана были запасы печенья. Иван тогда возил для Нифа печенье КамАЗами откуда-то из Владимирской области. В одной из коробок от пе- ченья хомячок и жил.

А можайским молоком следовало хомячка поить. Другие виды тогдашнего магазинного молока хомячок игнорировал. Видимо, они были совсем порошковые, и хомячок их в качестве молока не воспринимал. Иван оставил Шуре деньги на молоко. Шура честно на эти деньги раз в два дня покупал бутылку можайского молока, но выпивал еѐ сам.

— Воды попьѐт, нечего тут, — говорил Шура о хомячке.

Ещѐ Шура демонстрировал супервозможности хомячка. Он ломал печенье и по кусочкам подсовывал хомячку. Хомячок на- бирал печенье за щеку, за одну, за другую. И сколько бы ему не давали, он находил возможность ещѐ один кусочек за щеку добавить. Щѐки надувались, становились сравнимы по размеру с остальным хомячком и приобретали форму многогранника. Кожа натягивалась, казалось, что вот-вот печенье своими углами щѐки прорвѐт, и они лопнут.

Где-то на пятнадцатой печенюхе у нас нервы сдавали, и мы переставали подкладывать.

Когда Иван Васильевич приехал из Ряжска, мы помогали ему перетаскивать из машины привезѐнные домашние продукты. Во время одной из ходок у Шуры в руках оказался вилок капусты с длинной кочерыжкой. Шура не утерпел и с криком «Я крыса!» выгрыз кусок сбоку капусты.

Потом через выгрызенную дырку выперли внутренние ка- пустные листья и образовали большую шарообразную шишку. Иван довольно долго этот кочан хранил и шишку всяким людям демонстрировал.

Про Шуру Руденко и салонный этикет.

У Шуры Руденко прослеживались некоторые элементы са- лонного этикета.

Например, когда у Шуры был насморк, и возникала необхо- димость выйти из комнаты в умывальник, дабы высморкаться, Шура говорил присутствующим:

— Я отлучусь. Пойду, Бисмарка встречу. В других жизненных ситуациях Шура отлучался, чтобы встре-

тить, соответственно, Братца Опоссума и Серано де Бержерака.

Про Шуру Руденко и кипятильник-радиоприѐмник.

Когда на втором курсе где-то в ноябре-декабре отчислили Гошу Трусова, мы с Шурой остались живущими вдвоѐм в ФДС- овской четырѐхместной комнате. Шура решил избавиться от ка- зѐнщины в обстановке. Мы сняли пружинные матрасы с крова- тей и соорудили из четырѐх матрасов два дивана без ножек. Из спинок кроватей и тумбочек получились журнальные столики, две спинки на подоконнике образовывали загон для Шуриных воробьѐв. Обстановка не утратила казѐнщины, но теперь на- поминала чем-то гостиничный номер для командировочных. Двумя окончательными штрихами в этом гостиничном облике были графин и радиоприѐмник.

Основным напитком нашим тогда прочно сделался чай №36 (Шура бросил свои эксперименты с растворимым цикорием, ко- фейным напитком «Народный», а всякие алкогольные напитки будут ещѐ года через три).

Ходить каждый раз кипятить чайник на кухню было как-то неправильно. И Шура изготовил кипятильник из спичек, ниток и бритвенных лезвий: два параллельных лезвия примотаны к спичкам, отделяющим их от соприкосновения.

Мощность такого кипятильника была тем больше, чем мень- ше расстояние между лезвиями, поэтому спички искусственно утончались, предварительно обстругиваясь теми же лезвиями.

Ещѐ опытным путѐм было установлено, что быстрее закипает вода с уже засыпанной туда заваркой. Но при этом вкус полу- чившегося чая менялся в сторону большей противности. Поэто- му в итоге был найден баланс — некоторое малое количество заварки помещается в воду сначала, для ускорения закипания, а остальное количество добавляется уже после закипания.

Иногда непонятные возмущения электромагнитного поля между лезвий приводили к пробою: проскакивала резкая ма- ленькая искра, в толще воды происходил глухой хлопок, а на лезвиях оставались маленькие отверстия с потемневшими оплав- ленными краями.

Ещѐ одной необходимой деталью Шуриного кипятильника

являлся электрический шнур. Единственный доступный шнур был шнур от радиоприѐмника. Он и был использован. Но тех- ническая смекалка Шуры подсказала ему, что шнур, став частью кипятильника, может не переставать быть шнуром от радио- приѐмника. Если снять заднюю картонную стенку приѐмни- ка, то лезвия кипятильника можно всунуть между контактами динамика так, что они довольно плотно фиксируются. (Теперь такие соединения повсеместно распространены и именуются

разъѐмами.) При включении в радиорозетку приѐмник работал, правда, уже нельзя было регулировать его громкость.

В результате многократных кипячений поверхность лезвий покрывалась тонким слоем вещества, затруднявшего проводи- мость. Поэтому звук из приѐмника стал исходить нерегулярно, включаясь по какому-то собственному усмотрению.

Многие высказывания радиоприѐмника поражали и впослед-

ствии неоднократно цитировались. Однажды радиоприѐмник сказал: — Ох, о-ох Затем спросил сам себя: — Что стонешь, Рассоха? И ответил: — Ох, о-ох.. После чего замолчал.

Ещѐ один раз он бодрым голосом предложил: — А теперь послушайте фрагмент из оперетты «Стряпуха»! И опять замолчал.

В какой-то из передач типа «В рабочий полдень» Шуру очень

удивил диктор. Диктор зачитал заявку: — Пишет нам агроном колхоза такого-то Курбандурдыму-

тырзыкалиев. Причѐм перед фамилией «Курбандурдымутырзыкалиев»

там ещѐ имя было, которое Шура не запомнил. Шура очень удивлялся мастерству диктора — что вот же какая фамилия, тренироваться надо долго, чтоб такую запомнить, а у диктора получилось как-то так непринуждѐнно: «Ля-ля-ля-ля, хуѐ-моѐ Курбандурдымутырзыкалиев..» и дальше пошѐл шпарить.

Отдельной историей была работа радиоприѐмника в утрен- ние часы. За ночь приѐмник как-то отдыхал в плане электропро- водности и в шесть утра включался гимном. Потом шли всякие утренние передачи: новости, пионерская зорька, ещѐ чего-то. Самое интересное, что все эти передачи никак не мешали спать. То есть, звуки сквозь сон пробивались, но к пробуждению не приводили. Они приводили к каким-то управляемым снам. Под «Пионерскую зорьку» шли всякие сны из школьного возраста. Я до сих пор помню сон, как мы в каком-то детском коллективе ка- таемся по зелѐным холмам на механической гусенице под песню со словами: «каждый держится как может, кто-то — лошадь, кто- то — хвост». Песня неоднократно исполнялась в «Пионерской зорьке» и всегда приводила к одинаковому сновидению. В бодр- ствующем состоянии я эту песню так никогда и не услышал.

Управляемые сны под радио продолжались всегда до одного

и того же момента, до одной и той же фразы — когда в передаче «Утренняя гимнастика» диктор говорил: «Музыкальное сопро- вождение — пианист Родионов». На словах «Пианист Родионов» мы синхронно просыпались. Почему — загадка.

В Аську пришло (Ивану Васильевичу от Шуры)

Kroshka Ru, 01.10.2001 12:54:16: Птицы щебечут с утра, наслаждаясь рассветом... Солнце встречая. И гадят, и гадят....

/Хокку из посвящения храброму самураю Того Ватанабэ./

Предновогоднее стихотворение декабря 2002 г.

В этот год Очень уж много мѐртвых. Может быть, там они Готовят для нас встречу, Чтобы не оказались мы Среди совсем незнакомых, Когда туда попадѐм.

И ведь, действительно, Ну согласитесь — лучше, Когда вместо всяких архангелов Тебя встретит Шура Руденко И поведѐт показать Здешних хороших мест.

Покажет, где можно набрать Канистру хорошего пива, Или «Жгучего перчика» - Внутренности прогреть.

Сам, правда, не станет пить, Скажет серьѐзно так: «Не, мне нельзя. Я от этого умер». И мы, смущѐнно подумав, Тоже не станем пить.

На наш ехидный вопрос «А как тут насчѐт женщин?»

Ответит, что их тут нет, И объяснит почему:

Женщины вообще Надолго не умирают, Они вообще должны жить По очень по много раз. Чтоб их могли полюбить В следующем варианте Те, кто не смог сейчас, Те, кто не смог сейчас.

Ну а для нас теперь, Если хотите — вот Тут есть отверстие, Можно в него смотреть. И Шура, как фокусник, Порывшись в своей чѐрной сумке, С глумливым своим «хе-хе» Подзорную вынет трубу.

И мы, потолкавшись слегка, Посмотрим, кого кому надо, Порадуемся за них, И чтобы развеять тоску, Нам Шура покажет, где можно Нарвать здесь гнилых яблок, Чтоб их покидать в нехороших людей, Живущих в соседнем раю.

И будет на это смотреть С понимающей грустной улыбкой

Борис Михайлович Ивлев — Он уже здесь давно.

Думая: «Вот ведь дети, Умерли ведь уже, А всѐ ещѐ не наигрались. И правильно, и хорошо...»

Надеюсь, что так будет, Надеюсь, что мы заслужим Такой вариант рая, Ну а теперь, здесь Давайте ещѐ вспомним Шуру, Давайте ему пожелаем…

Не знаю, чего даже Можно тут пожелать. Первым всегда трудно. Поэтому их жалко. И что тут ещѐ скажешь, Чтоб не было так грустно. Наверное, ничего. Я ничего не могу. Разве что «С Новым годом».

Стихотворение, наверное, не имеющее художественных до-

стоинств. Просто как память того нехорошего 2002-го года. В тот год умерли Шура Руденко — летом, Михаил Васильевич Смуров — осенью, ещѐ люди. Как-то сразу.

ГОША ТРУСОВ

Про Гошу Трусова.

Жалко, у меня совсем не сохранилось фотографий с Гошей Трусовым. Единственный кадр — что-то расплывчатое тѐмно- серое на тѐмно-сером фоне, где смутно угадываются общий объ- ѐм и очки. Кадр со старой плѐнки я напечатал, несмотря на ужа- сающее качество. И правильно — все знакомые сразу же узнают: «О! Гоша!»

Гоша весил в районе ста килограмм при среднем росте. И не был ни жирно-оплывшим, ни бычачье-накачанным. Просто вот такой большой. И голова у него была тоже большая. Так что очки на эту голову одевались не как у всех людей — дужками за уши, а как-то клались под наклоном 45 градусов сверху, обжимая дуж- ками виски. От этого лицо Гоши имело несколько озадаченное выражение. Наглядное впечатление можно получить, если одеть очки на чайник — получается очень похоже на Гошу.

Известным человеком Гоша стал ещѐ в восьмом классе. На всесоюзной математической олимпиаде была задача, которая ре- шалась очень просто, если догадаться, что там используется по- следовательность Фибоначчи. А если не догадаться — то вообще непонятно, как решать. Так вот Гоша, нарушив тишину в напря- жѐнно решающей аудитории, громко спросил: «А как правильно пишется Фибоначчи?» После чего эту задачу почти все решили.

Как призѐра математической олимпиады Гошу взяли в ин- тернат №18 при МГУ. Там он быстро стал разгильдяем. Люби- мым занятием его было ездить по Москве и исследовать всякие пожрательные точки: пельменные, чебуречные, блинные, пи- рожковые, пончиковые. Но особенно уважал Гоша заведения с названием «Вареники», коих было два: одно на Кутузовском (остановка «Улица Дунаевского»), другое возле зоопарка. Гоша разработал маршруты, по которым объезжал свои точки. Марш- руты специально неторопливые и извилистые, так чтобы до сле- дующей точки успеть слегка проголодаться.

После девятого класса Гошу из интерната отчислили. Он уе- хал к себе в Орѐл и там от нечего делать опять стал невьебенным математиком, попал на всесоюзную олимпиаду, потом поступил на мехмат, где опять предался вожделенному разгильдяйству. К списку любимых точек общепита добавился «Тайвань» — пив- ная на улице Дружбы возле китайского посольства. Математи- ческие способности Гоша использовал для обыгрывания людей в преферанс, чем и добывал себе средства на общепит. На мех- мате учиться было проще, чем в интернате, примерно в полтора раза проще. Гоша додержался до середины второго курса, когда его отчислили за пропуски.

Опять набравшись сил от матушки-земли в родном Орле, Гоша ещѐ раз сделал попытку поучиться на мехмате. На этот раз Гошу сгубила внезапно открывшаяся любовь к программирова- нию. Он просиживал всѐ время в дисплейном классе (это такое было помещение с мониторами и клавиатурами, подсоединѐн- ными к большой и бестолковой ЕС ЭВМ). Ну и внезапно опять обнаружил себя в списке отчисленных за пропуски.

Больше Гоша попыток не предпринимал. В Орле он быстро стал опять очень ценным человеком. Когда

я только вернулся на третий курс из армии, Гоша приезжал в Москву в командировку, в министерство чѐрной металлургии, как ведущий программист города Орла. К нам он заглянул в по- следнюю ночь перед отъездом, когда программу командировки уже выполнил. Это был последний раз, когда я виделся с Гошей. По доходившим известиям всѐ у Гоши хорошо.

На редких встречах нашей поредевшей компании кто-нибудь обязательно нацепляет очки на чайник — вроде как, Гоша с нами.

Как Гоша Трусов провожал Куксова.

Гоша Трусов хоть и был разгильдяем, но, конечно же, не са- мым большим разгильдяем. Например, разгильдяем в гораздо

больших размерах был Куксов. Куксова отчислили уже на пер- вом курсе где-то в ноябре. Он поехал покупать билет домой, а Гоша его провожал.

Для начала проводов они пошли в «Тайвань» (Пивная на ули- це Дружбы, возле китайского посольства, закрыта в годы борьбы с пьянством и алкоголизмом).

Пиво в «Тайване» всегда было поганое, а в тот раз им попалась какая-то совсем тухлость. От «Тайваня» Гоша с Куксовым пошли в столовую, в ГЗ МГУ. Столовая в зоне «В» была ближе. Встали в очередь.

Стоят. Гоша чувствует — тошнит. Пошѐл наверх по лестнице к туалету. На полпути не выдержал, а тут милиционер. Спрашивает:

— С чего это тебя так? — С пива. — Что, пиво хуѐвое? — Угу-м-м… А тут опять подступает. Милиционер повѐл Гошу в отделе-

ние. Гошу опять вырвало. Милиционер завѐл его в туалет. Гоша там был довольно долго, выглядывает — милиционера не вид- но. Пошѐл обратно в столовую. Там как раз очередь подошла. Ну, поели, поехали на вокзал. А перегон от «Университета» до «Спортивной» длинный (станция «Воробьѐвы горы» именова- лась тогда «Ленинские горы» и была закрыта). Гоша чувствует, опять тошнит. Рядом сидел какой-то мужик в шляпе. Когда «Ле- нинские горы» проезжали, Гоша ему на коленки и выдал. Му- жик в ответ сказал:

— Я Вам очень признателен. У Вас платка не найдѐтся? — У-умм, — ответил Гоша, не разжимая рта, и помотал головой. На «Спортивной» Куксов Гошу высадил, сам поехал на вокзал,

а Гоша сел ждать его на лавочке. Заснул. Просыпается оттого, что опять тошнит. Думает, надо наверх выбираться. А народу на «Спортивной» много. На Гошиной лавочке ещѐ трое сидят.

«Когда вернусь, лавочку уже займут», — думает Гоша. Ну, пока думал, стошнило. Лавочка сразу очистилась. Опять заснул. Про- сыпается — народу ещѐ больше стало. Даже на Гошиной лавоч- ке опять сидят. Ну, Гоша опять, не долго думая, — бе-е-е. Опять разбежались. Но тут ему самому противно стало среди этой бле- вотины сидеть, поднялся наверх. До общаги потом добрался, там уже Куксов, ну продолжили провожать...

Как Шура Руденко отучал Гошу Трусова курить.

Шура Руденко как-то озаботился здоровьем Гоши Трусова и решил отучить Гошу курить. Делал он это при помощи всяких диверсий. Набивал Гошины сигареты разной гадостью вонючей, но Гоша оказался к вонизму нечувствителен. Один раз Шура засу- нул в сигарету огрызок карандаша, и Гоша долго ругался, что си- гарета никак не раскуривается. Наконец, Шура перешѐл к ради- кальным мерам и начинил одну из Гошиных сигарет спичечными головками. Весь день Шура везде ходил вместе с Гошей, чтоб не пропустить момент взрыва. Каждый раз, когда Гоша раскрывал портсигар, Шура замирал в предвкушении, но Гоше очень долго везло. Уже под вечер, возвращаясь, проходили они мимо третьего ФДСа (там тогда ещѐ жили физики). На крыльцо выбегает какой- то физик и стреляет у них сигарету. Гоша раскрывает портсигар, и, конечно же, чувак угадывает. Это, правда, выглядело не как в кино, чувак не обуглился, и рожа у него не почернела, но он оша- рашено и молча зашѐл обратно в общагу. Гоша стоял не менее ошарашенный. Потом он рассказывал: «Представляешь, чувак сам выбирал сигарету, там оставалось ещѐ штук десять, он, навер- но, подумал, что у меня все сигареты такие, вот и испугался».

Гоша Трусов объясняет формулу комбинаторики.

Гоша Трусов, стоя в конце ФДСовского коридора, возле умываль- ника, объясняет кому-то вывод одной из формул комбинаторики:

— Возьмѐм n точек… — рисует на стене насколько точек ка- рандашом. Ненадолго задумывается.

— … Нет, не n, а n+1, — поправляется Гоша и дорисовывает ещѐ одну точку.

Мы с Шурой Руденко начинаем ржать — что вот же какой бестолковый Гоша! Не понимает, что это без разницы, как на- звать нарисованное им количество точек: n или n+1, и совсем не надо ничего дорисовывать.

И только намного позже я понял всю педагогическую му-

дрость Гоши, когда оказалось, что я это доказательство до сих пор прекрасно помню, причѐм именно из-за момента с прири- совыванием ещѐ одной точки.

И сам с тех пор, когда студентам объяснял эту формулу, всег- да так делал, в некоторых случаях сопровождал объяснение рас- сказом вот этой истории про Гошу.

Гоша Трусов в рекламе пива.

Антон Ботев написал тут вот античным слогом: «О ужос! Я сейчас напился пива (пенного), и в унитазе (прошу

прощения) при справлении нужды (мной) (малой) так пенится, что заливает ободок! Что делать? Прошу прощения».

Вспомнилось сразу, как мы придумывали рекламу пива (во-

ображаемую). В кадре лицо Гоши Трусова. Только лицо. Смотрит вниз. Зву-

ки глухого журчания — характерные звуки струи, попадающей в пену. Звук становится глуше по мере увеличения пены. И син- хронно лицо становится расслабленней и умиротворѐннее. По окончании звуков Гоша поднимает лицо на камеру и с чувством говорит: «Хорошее пиво! Полный унитаз пены!»

ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ

Про Ивана Васильевича.

Про Ивана Васильевича — тема необъятная. Знаем мы друг друга уже ужас сколько времени — больше двадцати пяти лет. Когда-то мы вместе ходили фотографироваться на паспорт. По- том, по прошествии определѐнного количества лет, в паспорт было положено вклеивать новую фотографию. И вот выясни- лось, что новая фотография Ивана совсем не отличается от ста- рой, — он ничуть не изменился. И до сих пор мало изменился, являясь живым напоминанием о наших славных временах.

Сложность в том, что большинство историй Ивана Васильеви- ча об этих временах я не могу представить иначе как в его соб- ственном изложении, его интонациями и его голосом. Поэтому часть из этих историй я просто помещаю в этой книге дословно, в варианте, записанном им самим, — я уговорил его, и Иван на- чал понемногу истории записывать. Но это, в основном, истории про других. О себе Иван из скромности писать не стал. Ну, мо- жет, ещѐ напишет. А пока я немного напишу про него.

Ивана Васильевича три раза выгоняли с физфака. (Нет, вру,

два раза. Один раз его выгнали только из общежития за то, что он кидал ножи в коммендантшу. На самом деле, Иван кидал нож в дверь, а коммендантша в этот момент дверь открыла, и нож воткнулся в торец двери прям возле еѐ уха.)

Мало того, Ивана Васильевича выгнали даже из армии после неполного года службы в войсках связи в качестве секретного телефониста. По этой причине получилось так, что я не только провожал Ивана в армию, но и успел встретить до того, как сам туда ушел. Иван завалил ко мне в ФДСовскую комнату в вось- мом часу утра, сначала я спросонья ничего не понял, а потом — … (Иван говорит, что настолько выпученных глаз больше ни- когда ни у кого не видел).

Дважды Иван из-за меня жизнью рисковал. Один раз, когда он посадил меня за руль своего УАЗика, —

слава богу, УАЗик на повороте не смог выехать из колеи и не врезался в дерево.

Второй раз — на стройке дома для Олега Попова, когда вы- ставляли опалубку, чтоб залить щель между плитами в потол- ке, и я Ивану на голову уронил полуторадюймовую доску, тя- жѐлую.

Отличительная особенность Ивана Васильевича — если уж он

с каким-то человеком подружится, то становится у этого челове- ка лучшим другом, раз и навсегда. Так было со мной, с Шурой Руденко, с Бовиком Тимофеевым, с Беглым, с Гошей Трусовым, с Толиком Воронковым. (Гошу и Толика Иван отыскал, точнее, не отыскал, а ухитрился не потерять с ними связи на протяжении кучи лет, а не так давно проложил им дорожку в Москву. Так что информация о том, что мы давно не видели Гошу Трусова, на данный момент устарела.)

Как-то так естественно сложилось за это время, что если что

у меня случается, если нужна какая-то помощь, я первым делом звоню Ивану. Но вот недавно встретились и посчитали — ока- залось, что мы не виделись целый год, и до этого почти год. Не- правильно это, а что с этим поделать, я не знаю.

Пока вот расскажу две истории про Ивана, давние, ещѐ ин-

тернатовских времѐн.

История первая. Иван и Шурик многократно

входят в интернат.

В интернате было на нашей памяти три сторожа. Один злой, в очках, носил прозвище «Пиночет». Другой, ещѐ более злой,

маленький и ссохшийся. Его называли «Самоса». Третий сторож был более-менее добрый, никакого прозвища от интернатовцев не получил, продержался в интернате не очень долго, потому, что был очень пьющий.

Вот с третьим сторожем эта история и произошла. Был самый

конец десятого класса, конец мая или уже июнь. Мы с Иваном вечером, побродив в окрестностях интерната, возвращаемся и проходим мимо сторожа. Сторож выставил стул на крылечко, греется и дремлет. Мы с ним поздоровались и зашли внутрь. Идѐм по переходу из учебного корпуса в жилой и видим, что открыто окно.

Мы вылезли из окна, обошли интернат и опять вошли в дверь, поздоровавшись со сторожем. Сторож несколько встряхнулся и проснулся.

Мы ещѐ раз вылезли в окно, обошли интернат и ещѐ раз поздо- ровались со сторожем. Сторож протрезвел и был явно озадачен.

Когда мы обошли интернат в третий раз, сторож, что-то бор- моча под нос, отправился спать к себе в комнатушку.

Далее Иван высказал предположение, что если в это время

за входом в интернат наблюдали из космоса какие-нибудь ино- планетные наблюдатели, то они могли прийти к следующим выводам:

«Каждую минуту в здание интерната входит один Иван и один Шурик. Следовательно, за время существования интер- ната в нѐм накопилось десять миллионов пятьсот девятнадцать тысяч двести Иванов и столько же Шуриков».

История вторая. Как упал Иван Васильевич.

Как-то в интернате была контрольная. И вот, во всеобщей ти- шине, вдруг грохот.

Все оборачиваются и видят Ивана Васильевича. Это он грохнулся, а сейчас со счастливой улыбкой подни-

мается. Иван потом рассказывал, что сидит он, в задумчивости кача-

ется на стуле. Амплитуда качаний постепенно достигает критической ве-

личины. Чтобы не упасть, Иван хватается за стул Гоши Трусова, сидя-

щего рядом. Но тут замечает, что Гоша качается тоже. И тоже находится в положении, близком к критической точке. И тоже сейчас упадѐт. А Гоша весит порядка ста килограмм. Обо всѐм этом Иван успевает подумать за долю секунды. И мгновенно меняет решение — он отталкивает спинку Го-

шиного стула вперѐд, возвращает Гошу в устойчивое положе- ние, а сам грохается.

Вот по этой причине Иван Васильевич и улыбался — доволен был, что так быстро сообразил.

А вот рассказ самого Ивана Васильевича, про то, как они с

Юрочкой искали Шуру Руденко в Севастополе:

В гостях у Крошки (рассказ Ивана Васильевича).

Довольно долго нам пришлось работать без отпусков, а в одну прекрасную осень появилась возможность устроить себе отпуск или даже ОТПУСК. Недолго думая решили поехать с Юрочкой в Крым. На машине. Что, собственно, и было реализовано. Дое- хали до Судака, почти без приключений. Устроились. Дальше — понятно: теплое пиво, море, солнце и прочие мелкие радости жизни. Где-то перед отъездом дня за 3 пришла мысль, а не по- звонить ли нам Крошке, который по слухам, должен был быть в

Севастополе? Нашли его телефон, звоним. Крошка аж взвился, и было такое впечатление, что лязгнул зубами по трубке, когда понял, что мы в Крыму:

— Как!? Почему еще не у меня!? Какой, в сад, Судак!? Тут — все лучше, больше, вкуснее и девушки — красивее!

Маленькое лирическое отступление. Про девушек он не со- врал. Сложно сказать, почему это произошло, возможно, как бы это назвать.... селекция? Что во времена Советского Союза мно- гие, если не все девушки мечтали выйти замуж за Моряка, а те, что служили в Севастополе были самой элитой среди моряков, поэтому выбирали в жены самых красивых, что сказывалось и на детях. Возможно, образ жизни и то, что Севастополь на горах расположен, и ходить в горы приходится много ну и свежий воз- дух и все такое, но факт остается фактом: в Севастополе очень много красивых девушек! Не скажу, что все. Не все. Но — очень много! Если смотреть по сторонам, то от обилия лишь слегка прикрытых чем-то невесомым и маленьким, стройненьких, за- горелых фигурок, начинаешь бояться получить косоглазие или еще что похуже, вроде спермотоксикоза.

В те дикие времена, кажется, даже мобильников не было, хотя

в это и трудно поверить. Поэтому — выясняем адрес. Опыт по- иска по адресу в других городах был, еще по командировкам, поэтому точный маршрут особо не расспрашивали. Но, на вся- кий случай, про ориентиры спросили.

К.Ру: Да чего там искать! — Крошка гремел, — Самый центр! Ули-

ца —Фрунзе. Рядом — огромный памятник ленину. Еще — штаб флота спросите. Уж это — все в городе знают.

Хорошо. Едем. Путь наш пролегал через Симферополь. Уже на въезде в город, начали попадаться указатели «Севастополь — налево», «Севастополь — направо». Довольно долго едем, сле-

дуя этим указателям, стараясь не пропустить следующий. Мед- ленно приходит понимание, что не может быть Симферополь таким большим, и что тут мы, кажется, уже были! Принимаем решение: двигаться не по указателям, а примерно в каком-то направлении, из наших познаний географии — примерно на запад. Через какое-то время таблички опять стали попадать- ся, мы порадовались своим навыкам навигации и двинулись дальше. Но следующий указатель нас добил. Мы подъехали к «Т-образному» перекрестку со стороны ножки буквы «Т», а та- бличка гордо гласила: «Севастополь — ПРЯМО!» И как бы не было противно вылезать за мокрый и довольно холодный дождь, а пришлось проводить опрос туземного населения. Опрос по- казал, что ехать еще далеко, поворотов — еще больше трех, но по дороге попался автовокзал, там нашли девочку, которая еха- ла почти в Севастополь, ну и с ее помощью выехали на трассу. Пока ехали, поинтересовались у девочки, как ехать по Севасто- полю, но вопрос про памятник ленину удивил ее, сказала, что в Севастополе есть памятники морякам-черноморцам, погибшим кораблям, Нахимову, еще много разных, но ленину — нету! На вопрос про штаб флота последовал встречный: какого флота? Российского или украинского!? Решили, что девушка не совсем местная и ничего не знает, в городе — разберемся. Въехали в город. Начали выяснять дорогу на месте. Нам достаточно дру- желюбно объяснили, что центра, в обычном его понимании, у Севастополя нет. Есть центральная улица, Большая Морская, которая достаточно длинной подковой огибает гору и прохо- дит почти через полгорода. Вопрос про памятник ленину вы- звал такое же недоумение. И, естественно, на вопрос о штабе флота мы услышали «А какого!?». Про такую улицу, почему-то, тоже никто не слышал.

Но нас, как настоящих индейцев, голыми руками не возь- мешь! Решили, что центр мы найдем и сами, по аналогии с дру-

гими городами, а там — спросим таксистов, уж они-то — точно знают! И мы поехали туда, где по нашему мнению был центр. Как показало дальнейшее, мы не сильно ошиблись и вполне сами доехали до площади Нахимова. Там стояло такси и за ру- лем сидела дама, лет пятидесяти с беломориной в зубах. Но раз- говор с ней закончился как и с остальными. «А какого флота?» и далее — по списку.

Дальше мы проехали еще немного, потом — еще и поняли, что если не принять меры, мы начнем удаляться от центра. Но тут нам повезло и мужчина, сидевший в машине, указал нам искомую улицу. Оказалось — совсем рядом. Метров двести. В гору.

Оказалось, что там есть несколько совсем маленьких улочек, и это место, где жил Крошка в Севастополе заслуживает отдель- ного описания. Я бы сказал, что там как отдельная маленькая деревня в самом центре, но так как на горе, и снизу и не видно, чужие там почти не бывают. Очень тихо, чисто и зелено. Про- сто — мечта риэлтера. Если хочется шума, развлечений, мага- зинов, ресторанов и прочего, достаточно спуститься с горы за пять минут и получишь все, что хочешь. А если надоело, можно подняться обратно минут за десять сесть где-нибудь в скверике на теплую скамейку и наслаждаться тишиной, покоем, видом на весь город, звездами и морем. Там действительно есть памят- ник ленину, и не большой, а просто огромный, который, со слов Крошки, изначально указывал на храм четырех адмиралов, но потом решили, что это идеологически неверно, и повернули. Снести этот величественный Владимирский собор, который остался цел во всех войнах, в котором похоронены Истомин, Ла- зарев, Корнилов и Нахимов даже в те годы, видимо, не посме- ли. Даже если в Севастополе не выходить из этой «деревни» он заслуживает того, чтобы туда съездить. Та же «Башня Ветров» во дворе Крошкиного дома и еще много чего красивого и инте-

ресного. Это расположение дома в центре имело, как оказалось свои преимущества, которые после Москвы были оценены не сразу, но после Судака.... Из-за соседства штаба флота, который естественно, оказался Российским, там почти никогда, в отличие от города не отключают электричество. (Про то, как отключили один раз — расскажу при случае для компьютерщиков) Поэтому же — все время есть вода, а не по два часа в день, а из-за того, что там газовая колонка — бонус в виде горячей воды. И, как оказа- лось, дом сложен из какого-то хитрого инкерманского песчани- ка, что в квартире не бывает жарко даже тогда, когда асфальт на- чинает стекать с улиц на склонах. Из-за чего там большая часть улочек с брусчаткой.

Эх, прочитал, что пишу и подумал, может мне пойти кварти- рами торговать? (смайлик)

Встретили нас там, конечно, просто супер, несмотря даже на нашу выходку с фотографией прабабушки. Да чего уж там. Эх, Крошка-Крошка!:-( Запомнился мамин борщ и караимские на балконе под запотевшую бутылочку.

А этот эпизод с таксисткой я не могу объяснить даже сейчас, иначе как какой-то мистикой. Когда про это рассказали Крошке, он поднял нас на смех, обозвал чайниками, лохами и деревней, и сказал, что мы говорим неправду. Что на площади Нахимова всегда много такси, что, в свете того, что от Нахимова до дома совсем рядом, все таксисты знают его улицу, и что женщин- таксистов в Севастополе не бывает! Что оказалось — правдой. Сколько я потом не был там, на площади Нахимова всегда было минимум штук десять такси, днем — примерно N штук. Ну и женщину эту я там больше никогда не видел.

ТОЛИК ВОРОНКОВ

Про Ворону.

Ворона — это Толик Воронков, человек-легенда. Один из первых хакеров нашей страны — ещѐ с тех времѐн,

когда и названия такого, «хакер», не было, года с 82-го. В 86-89 печататель разнообразного диссидентского самиздата. Человек, уехавший в Германию как «вьетнамский беженец». Человек, который ходил с закрытыми глазами по коридорам

физфака. Исследователь университетских и околоуниверситетских

подземелий. И многое-многое-многое ещѐ.

Мне вспомнился маленький эпизод времѐн, когда Толик го-

товился к эмиграции и усиленно изучал иностранный язык. Ме- тод изучения был такой: Толик запретил самому себе говорить по-русски. Всѐ, что он хотел сказать, он говорил по-английски, долго и мучительно подбирая слова из необширного запаса, ко- торый остался в голове после школы и университета. Получа- лось медленно и поэтому для других понятно.

Эпизод: Толик в очереди за билетами в кино. Подходит к кассе, про-

тягивает деньги: — Пли-и-из. Получает билеты и сдачу: — Сэнкью… В этот момент ему наступают на ногу: — Бля-аать!!

Ворона-хакер.

Хакерская деятельность Толика тогда называлась словом «си- стемный хулиган» и практиковалась в многопользовательских

системах с терминалами.

Одну из Толиковских шуток я помню. Не знаю, он еѐ приду- мал, но он запускал в дисплейном классе на 13-м этаже ГЗ:

На экране перед человеком возникает надпись «Дай конфет- ку!», при нажатии любых комбинаций клавиш высвечивается ответ «Мудак, это не конфетка!», и только если набрать слово «конфетка», выдаѐтся «Ням-ням-ням, очень вкусно! Дай ещѐ!»

Ворона кушает отраву (рассказ Ивана

Васильевича).

В Универе в старые времена было порядочно точек общепита. Казалось бы, еда и все остальное в те времена в разных столо- вых не должны были отличаться, но некоторые различия все же были. Наверное, все же «человеческий фактор» даже во времена ГОСТов сказывался. Не всегда в лучшую сторону, разумеется. Одна из столовых работала так, чтобы за короткое обеденное время заправить возможно большее количество голодных сту- дентов. Поэтому выбрать там из меню было нельзя. Только ком- плексные обеды. Например, 60 коп., 90 коп. и 1 руб. Зависимость качества от цены — практически не наблюдалась, как впрочем и количественная зависимость — тоже. Персонал в этой столовой был, если сказать покорректнее, ну не слишком вежливый, не особенно расторопный. Кассирши там были как свиные котлеты, хотя надо признать девушка из истории Курбатова скорее всего работала в другой будке. На раздаче тетушки принимали чеки и выдавали «еду», но почему-то всегда спрашивали: «Вам чего?», удивленно глядя в чек, хотя там и увидеть можно было всего три варианта: Х.6Х Х.9Х и 1.ХХ.Причем в тот момент когда задавался этот вопрос девушка могла отвернуться и с громкостью коровы, у которой хвост случайно попал в мясорубку сказать:

— Маня, компот!

После этого опять повторить свое «Вам чего?» Чего они ожидали там увидеть и услышать в ответ — не знаю.

Возможно, автограф самого директора райторга и фразу: «Я от Александра Николаевича»? Ну а теперь, про ту самую, знамени- тую Красную Ворону. Толик, когда с ним приходили туда поку- шать, когда до него доходила очередь, протягивал девушке чеки и говорил четко и внятно:

— Две отравы, пожалуйста! И чтобы не вышло какой ошибки, еще и на пальцах показы-

вал, что отрав должно быть именно две. Тетку вклинивало на пару секунд, потом она начинала возмущаться, тем, что это их изделие гастрономического искусства назвали именно так, но все ее возмущение разбивалось о спокойный, железный аргу- мент Толика:

— Ну, если у вас есть нормальная вкусная еда, дайте хорошей еды!

Тетушка обычно чуть не срывалась в истерику, громко хлопа- ла нашими тарелками о прилавок, но бить тарелки или кинуть их в нас почему-то не решалась.

ГОЛЬЦОВ ЮРИЙ НИКОЛАЕВИЧ

Гольцов Юрий Николаевич.

Гольцова Юрия Николаевича чаще всего так и называли, по

имени-отчеству: Юрий Николаевич. Ещѐ иногда его называли Владимир Ильич, и ещѐ Нечто.

Юрий Николаевич имел росту метр сорок. Ну, может, вру,

может, метр пятьдесят. Один раз его спустили на туристских ремнях с пятого этажа. Юрий Николаевич висел перед окном соседей снизу, дрыгался, корчил рожи, завывал и изображал привидение.

Юрий Николаевич был весьма прожорлив. Один раз он по-

спорил с Калуцким, что съест торт «Журавушка» за десять ми- нут. Юрий Николаевич разрезал торт на шесть кусков. Калуц- кий подсчитал, что для того, чтобы уложиться, каждый кусок нужно съедать за минуту сорок.

Первый кусок Юрий Николаевич ел минуту пятьдесят секунд.

На втором поднатужился и ликвидировал отставание — ми- нута тридцать.

На четвѐртом держал график — ровно минута сорок. Калуц- кий уже внутренне торжествовал, резонно думая, что дальше пойдѐт труднее.

Четвѐртый кусок Юрий Николаевич съел за двадцать шесть секунд. (!!!)

На пятом куске Юрий Николаевич отдыхал, ел его две минуты.

А шестой кусок просто засунул целиком в рот и несколько раз прихлопнул ладошкой, чтобы он влез.

Калуцкий проспорил и должен был покупать ещѐ один торт.

Юрий Николаевич был диссидент. На стенде в общежитии в числе прочей политграмоты висела фотография заседания Пре- зидиума Верховного Совета СССР с подписью «Это наше прави- тельство». Юрий Николаевич превратил фотографию в антисо- ветчину, добавив всего одну букву в подпись: «И это наше пра- вительство».

Юрий Николаевич вместе с Иваном придумали конкурс на

самое бесполезное изобретение. У них набрался довольно боль- шой список. В числе прочих приборов там были выворачиватель рубашек наизнанку, катушечный плеер, потрясатель коробка с целью выяснения, есть ли там спички, ковырятель в ухе (должен был продаваться парами, как обувь, — правый и левый). Калуц- кий предложил в качестве бесполезного изобретения поношен- ные трусы Прокоповой. Их тоже внесли в список — это хоть и не изобретение, но парадоксальность мышления подкупает. Побе- дителем в конкурсе был признан прибор, для которого даже не удалось придумать названия. Прибор занимается тем, что ходит и проверяет, есть ли слон в умывальнике, но не говорит.

ШУРА РУДЕНСКИЙ,СТАС

КОДРЯН, ТОЛИК ДЕЙНЕКА,ОЛЕГ

АЛТО, АНДРЕЙ РАЗЕНКОВ

Муфлоны.

Муфлоны — это были такие люди, которые обитали в нашей с Шурой Руденко комнате весной 1986. К тому времени Шура жил уже нелегально. Администрации общежития показалось, что для меня жить одному в цельной ФДСовской комнате — это слишком жирно. Подселили к нам восстановившегося студента третьего курса.

Студент был уже такой матѐрый, в возрасте, по сравнению с нами совсем дядька. Анекдотическое совпадение — звали его Шура Руденский.

Не знаю, из-за соответствия фамилий, или от какого-то глу- бинного внутреннего родства Шура Руденский взял над Шурой Руденко некое шефство. Просвещал его. Не в смысле учѐбы, учѐбой Шура Руденский не интересовался. Он изучал филосо- фов, всякую полулегальную литературу. Знал, в каких номерах журналов шестидесятых годов проскакивали сочинения Сартра, Кафки, Пруста. Брал эти номера в библиотеке, ну и Шуру при- общал.

Вместе с Шурой Руденским у нас практически поселилась

компания его друзей — Стас Кодрян, Толик Дейнека (Толик- длинный), Алик (Олег Алто), Лысый (как звали Лысого я так и не узнал, узнал только, что по национальности он вроде бы был немец, но из наших немцев). Муфлонами они сами себя между собой называли. Как-то они целую неделю собирались в выход- ные в зоопарк, предвкушали, как будут настоящих муфлонов там смотреть. Но так никуда и не поехали. Дело ограничилось обыкновенной пьянкой.

Ещѐ как-то им непонятно каким образом попалась книжка детская — про попугая, мартышку, удава и слонѐнка. И они с удивлением обнаружили полную тождественность с героями книжки: Стас Кодрян — стопроцентная мартышка, Лысый —

попугай, Толику-длинному вроде бы полагалось быть удавом, но явным удавом был Шура Руденский, а Толик был слонѐнком. Только Алику Алто никого не досталось. Шура Руденский тог- да объяснил, что совпадение это не просто так, что там в сказке специально практически в чистом виде даны типы психики — сангвиник, холерик, флегматик и меланхолик.

Во время всяких пьянок-посиделок этой компании мы с Шу- рой Руденко являли собой благодарную аудиторию, которой можно было рассказывать всякие истории из богатой этими историями жизни муфлонов. Какие-то истории я помню смут- но, какие-то очень хорошо запомнились.

Смутно помнится история, как муфлоны писали письмо в

журнал «Ровесник» от имени обманутой и изнасилованной де- вушки. Письмо было ответом на какую-то поучающую статью, начиналось довольно корректно, но потом муфлоны раздухари- лись, вошли в образ, и кончилось всѐ обвинением редакции во всех бедах девушки и чуть ли не матюками. Журнал «Ровесник» на письмо никак не отреагировал.

История, как муфлоны знакомились с реальными девушками

в метро.

Знакомиться хотел Стас. Начал стандартным образом — ну там тра-ля-ля, девушки, как вас зовут? Тут из другого конца ваго- на ломится Лысый и, торопясь, пока девушки не ответили сами, отвечает за них: «Уѐбища!!» Стас как-то сглаживает ситуацию, дело всѐ-таки доходит до представления друг другу, Стас гово- рит «меня зовут Стас, а это…» Тут Лысый оттягивает и щѐлкает подтяжками по своей выпяченной груди и гордо представляется за остальных: «А мы ебанутые друзья ебанутого Стаса!»

Не знаю, каким образом, но они всѐ-таки договорились с де-

вушками о свидании, сами решили спрятаться и смотреть, как девушки их ожидать будут. Девушки так и не появились. Может, тоже в каких-нибудь соседних кустах прятались и следили.

Две однотипных истории — про женьшеневый чай и про не-

растворимый сахар.

Не помню, чья там точно была идея, как раздобыть денег на очередную пьянку — муфлоны начали бегать по общаге и го- ворить, что на Киевском вокзале продаѐтся женьшеневый чай — без вкуса, без цвета, без запаха, но жутко полезный. Стоит двадцать пять рублей. Они скидываются по пять рублей, и кто ещѐ хочет участвовать. Поверил один узбек. У него взяли пять рублей, а вечером пригласили пить женьшеневый чай. Сидели с важными лицами, мелкими глотками отхлѐбывали кипяток, прислушивались к изменениям в организме.

С нерастворимым сахаром вышло спонтанно, и с тем же са- мым узбеком. Лысый стоял на лестнице и вертел на ниточке стеклянный прозрачный шарик — были раньше такие. Узбек заинтересовался, что это? Тут Лысого мгновенно осенило: «Это нерастворимый сахар. Опускаешь в стакан, держишь сорок пять минут — чай становится сладким, шарик не уменьшается». Узбек заинтересовался. Лысый сказал, что стоит пять рублей, и можно предварительно попробовать испытать. На испытаниях узбек терпеливо болтал в стакане шариком. Потом его как-то вы- манили ненадолго из комнаты, подсыпали сахар, и он ещѐ остав- шееся время болтал. Убедился, что чай сладкий, шарик купил. Наверное, долго потом болтал шариком у себя в чае. Не работал шарик.

Ещѐ одна история, как Лысый стал знаменитым на мехмате.

Был День Пифагора — такой общемехматовский праздник. Проходил в ДК МГУ. ДК МГУ устроен как классический театр — с партером и с балконом. И вот начало, приветственное слово декана, говорит Олег Борисович Лупанов, в зале почти тиши- на. В этот момент в дверь с одной стороны балкона осторожно входит Лысый, а с другой стороны на весь зал голос Стаса: «О! Лысый! Ебать-колотить!»

Общая пауза, и все головы синхронно поворачиваются в сто- рону Лысого, несколько смущѐнного таким вниманием.

Примечание. Из переписки с Еленой Морозовой:

— Лысого звали Андрей Разенков

— Спасибо.

А вы кто?

Может, вы ещѐ что-то интересное можете рассказать?

— Я — Елена Морозова, училась где-то рядом с Вами. И

с обозначенными Вами молодыми Людьми дружила. Исто-

рий уйма, все, впрочем, хулиганские, сродни рассказанной

Вами. К сожалению, Алто в феврале-марте 1986 года по-

садили — история была дурацкая, а потом убили. Но это

другая, грустная история. Ребят со времен окончания не

видела больше никогда

КАБАНОВ

Про Кабанова.

Кабанов на первом курсе попал жить в комнату с Куксовым. Куксов был редкостный раздолбай и любил устраивать в ком- нате всякие увеселительные мероприятия. Окончательному превращению комнаты в притон мешало только присутствие Кабанова.

Например, Куксов организовал распитие напитков, компания

за столом, а Кабанов сидит на своей кровати, учится. Людям как- то неудобно, они предлагают Кабанову идти учиться в читзал.

— Идите пить в читзал! — негодующе отвечает им Кабанов.

А то Куксов привѐл женщину, попросил Кабанова выйти. — На сколько? — Ну, минут на сорок пять… Через сорок пять минут, когда у Куксова с женщиной всѐ в

полном разгаре, в комнату входит Кабанов, включает свет, берѐт книжку и садится читать. Куксов высовывается из-под одеяла, говорит «Ну ты чего?»

— Сорок пять минут уже прошло! — говорит суровый Ка- банов.

Не давал он спуску Куксову, не давал.

Сон Кабанова времѐн перестроечных (год так 88-й). Путешествует он на какой-то машине времени, попадает в

революцию, видит Ленина. Потом как-то так незаметно пере- ключается, что он сам Ленин, и он умирает. И тут он злорадно думает: «Сейчас поверну рычаг, заведу машину времени и буду опять живой и здоровый!» Дѐргает рычаг, дѐргает — а она не заводится…

Как-то мы с Гошей Масляковым увидели у Кабанова в лекци-

ях запись: «2+1=3». Удивились и озадачились — к чему бы это? Вообразили такую ситуацию:

«Внимание! Внимание! Мы ведѐм наш репортаж из Канады с чемпионата мира по «сколько будет 2+1?». В финале встречают- ся Кабанов и Трусов.

Первая попытка. Кабанов: «1!» — «Неверно! Больше». Трусов: «5!» — «Неверно! Меньше». Вторая попытка. Кабанов: «2!» — «Больше!». Трусов: «4!» — «Меньше!». Кабанов: «е!!!» Трусов: «π!!!!» — «Неверно. Предоставляется дополнительная попытка». Кабанов: «2+1=3» — «Вер-р-р-р-р-р-рно-о-о-о-оу!!!! Вот он —

новый чемпион!»

Примечание (для тех, кто не знал или забыл):

e ≈ 2,718 281 828 459 045 235 360 287 471 352 662 497 757

…

π ≈ 3,141 592 653 589 793 238 462 643 383 279 502 884 197

…

Ещѐ история, связанная с Кабановым. Зима третьего курса, проведѐнная в общежитии ФДС-3, выда-

лась заметно суровее остальных. Окна в ФДСе большие, щелей много. Заклеивать, ляпаться каким-то клейстером — до этого мы не дошли. Поступили сразу радикально — завесили окна одея- лами и прибили гвоздями, так, чтобы вдоль щелей с уплотне- нием. Стало заметно теплее. Только вот темно. Раньше хоть свет из окна будил, а теперь спим и спим. Оно, конечно, хорошо, но иногда надо бывает куда-нибудь просыпаться.

Для этой цели Кабанов, который тогда проживал в основном у будущей жены, принѐс нам будильник. Такой большой желез- ный будильник, громкий.

Будильник исправно ходил, но вот звонить в нужное время отказывался. Звонил иногда вдруг ни с того, ни с сего, совершен- но случайным образом. Ну, это нам поначалу так казалось, что случайным. Потом постепенно заметили, что звонит он, когда температура достигает определѐнного уровня ниже нуля, где-то примерно минус семнадцать.

Мы достаточно долго строили предположения, как такое тех- нически возможно? Легко придумать механизм, который сраба- тывает при повышении температуры, ну, скажем, выше нуля — просто заливаешь механизм водой, она застывает, а как доходит до нуля, лѐд тает и механизм звонит. Такое устройство можно использовать, например, чтоб медведя весной будить.

А как всѐ-таки придумать, чтоб срабатывало при понижении температуры? Использовать сжатие вещества при охлаждении? Но ведь охлаждение, оно за окном, а будильник вот он — здесь звонит. Так и осталась загадка.

ИНТЕРНАТ

Виктор Одарченко.

Виктор Одарченко учился в Интернате №18 в 82-84, в классе «В», в девятом, потом в десятом.

Интернат, он же ФМШ №18 при МГУ создавался с мыслью выявлять потенциальных гениев физико-математического про- филя, ну и всячески их развитию способствовать.

Гении это, конечно, редкость. Возможно, в 60-тых, когда ин- тернат начинался, они попадались чаще, да и сама атмосфера первоначального задора способствовала.

Ну а в 80-е в интернате учились просто соображающие ребята. Ещѐ как-то так совпало, что среди нашего года обучения не

было, ну или почти не было плохих людей. Но плохие-неплохие люди — это такое, точно не определяемое понятие. Обычно че- ловек постепенно отбирает, ну или отсортировывает для себя, кто есть неплохой, создаѐт себе компанию. А тут вот случайно получилось, само собой.

Ладно. Про компанию и про хороших людей — это отсту-

пление. А хотел я именно про гениев. Всѐ-таки два гения с нами учились. Один гений был Ваня Савыков. Но там гениальность была совершенно особенная, нестандартная. Про Ваню Савыко- ва надо отдельно и долго рассказывать. (И расскажу.)

А второй гений был Виктор Одарченко — гений более клас-

сический. Виктор (в интернате его довольно быстро стали на- зывать с ударением на втором слоге — ВиктОр) самостоятельно изучал физику, развивал какие-то свои физические теории.

Всем этим он занимался и до интерната у себя во Фрязево, а в интернате продолжал, не особо отвлекаясь на обычную учѐбу.

Один из реальных научных результатов Виктора — экспери-

ментальное доказательство невозможности машины времени.

Виктор рассказывал, что проделал его в седьмом классе. Он по- местил в околофрязевских болотах бутылку с запиской. Содер- жание записки было такое:

если вы нашли эту записку, и машина времени человече- ством ещѐ не изобретена, положите записку обратно и спрячь- те бутылку на место; если же машина времени изобретена, то приезжайте на ней и заберите меня в такое-то такое-то время в таком-то таком-то месте; если невозможно забрать, то про- сто дайте какой-нибудь сигнал, из которого было бы понятно, что машина времени существует.

Когда наступило положенное время, Виктор пришѐл в то са-

мое место, ждал с бешено колотящимся сердцем, но ничего не произошло.

Тем самым была доказана невозможность машины времени.

Ну, или точнее, то, что она никогда не будет изобретена людь- ми, понимающими русский язык.

После окончания интерната Виктор поступал на физфак.

Не поступил. Последним из наших его видел Толик Воронков. Толик ездил к нему во Фрязево. Потом мы поехали втроѐм — Толик, я и Лена Зарипова. Дома был брат Виктора. Сказал, что Виктор в психушке. Брат был нормальный, без признаков гени- альности, разве что ненормально общительный.

Про Ваню Савыкова.

Ваня, Ванька Савыков — это был второй гений, учившийся с нами в интернате. Ванька был гений спонтанной речевой им- провизации. И как-то его фразы западали и запоминались.

Ванька говорил:

— Вот выучу за одну ночь весь матанализ и попаду на Агафу- ровские дачи!(*)

Или ещѐ: — Вот вырасту, будет у меня тридцать детей, назову всех Ива-

нами и отправлю учиться в интернат, в 10-й «Г» класс!

Теорема Пифагора в формулировке Ивана Савыкова: «Если квадрат длины хуя равен квадрату длины ноги плюс

квадрат расстояния от конца ноги до конца хуя, то хуй достаѐт до земли.» (**)

На лекции объясняли, как коротко записывать математиче-

ские определения, теоремы и прочее при помощи логических символов, в частности квантора «существует» (заглавная буква «Е», но перевѐрнутая, смотрящая не вправо, а влево) и квантора «для любого» (заглавная «А», перевѐрнутая вверх ногами). Вань- ка говорил:

— Надо ввести квантор «какого хуя». «Какого хуя эта группа коммутативна?!» Или «какого хуя эти векторы коллинеарны?!»

Ванька искоса поглядывает на Кабанова и начинает повто-

рять, сначала размеренно, потом быстрее и быстрее: — Банка банка банка банка банкабанкабанкабан.. Кабанов угрожающе гнусавит «Ивашка!» и пробует за Вань-

кой гоняться.

К нам в комнату повадились ходить девушки с четвѐртого эта- жа, списывыть у Кабанова домашнее задание. С целью их как-то выпроводить, но так, чтоб они сами захотели уйти, использовал- ся Ванька. Достаточно было, чтобы он просто присутствовал в комнате, дальше всѐ получалось само собой. Например:

Ванька сидит, что-то пишет за столом, периодически подни- мает глаза и смотрит сзади на девушку, склонившуюся над каба- новским заданием, сам с собой проговаривает:

— Выебать? Или не выебать? Нет, всѐ-таки выебать. Или не выебать? Нет, не буду.

И это ни с какой не с целью эпатажа, а так вот непроизвольно получается.

Или Ванька из-за двери зовѐт Костика Тюрина с привиденче- скими подвываниями:

— Костик, выходи! Я твоя частная проститу-у-утка! Или Ваньке приспичит переодеваться, он прячется от деву-

шек за открытую дверцу шкафа. Тут зловредный Дрюня Маль- гичев начинает дверь закрывать, как раз когда Ванька в трусах на одной ноге прыгает. Ванька начинает прыгать за Мальгиче- вым, выкрикивая

— Мальгичев! Ссука! Блядь! Зараза! Через какое-то время девушки к нам в комнату постепенно

ходить перестали.

«Сука, блядь, зараза» — это цитата из переделанного «Евге- ния Онегина»

(«Онегин — сука, блядь, зараза, разъѐба, пидар и говно…»). Кассету с записью этого произведения к нам в комнату при-

нѐс, по-моему, Вадик Базуев. Через некоторое время Ванька уже периодически декламировал с призвольного места. Неожидан- ные последствия это имело для Гоши Маслякова. Когда он писал вступительное сочинение, одна из тем была «Образ автора в Ев- гении Онегине». Гоша собрался было писать, но тут понял, что не может вспомнить ни одной нормальной цитаты, всѐ в голову лезет ванькино переделанное:

«Залупой красной солнце встало», «А Бобик Жучку шпарит раком» и тому подобное.

Пришлось Гоше писать «Образы коммунистов в романе «Под- нятая целина»».

Среди сознательных интернатовцев было распространено де- лание домашнего задания по ночам, в гладилке или в умываль- нике, — не мешает никто, плюс некая партизанская романтика. Ванька тоже был сознательным. Он придумал для ночного дела- ния домашних заданий название — «гомосечить», вернее даже так, с шиком — «гомосЭчить».

Как-то Ванька скомпрометировал Вадика Базуева. Вадик спу- скался по лестнице в окружении новичих (***). Тут Ванька сверху ему кричит:

— Вадим! Пойдѐм сегодня ночью гомосэчить! Вадик даже не знал, что ответить. Непонятно, что хуже: ска-

зать «пойду» или «нет, сегодня не пойду». Новичихи тоже как-то смутились.

Были среди Ванькиных импровизаций стихотворные и пе-

сенные. В стихотворных почти непременным персонажем был Гоша Трусов. И не то, чтобы он как-то участвовал в сюжете. Про- сто, как только попадалась строчка, заканчивающаяся на «..-рас» или на «..-раз», дальше следовало автоматически «Гоша Трусов — пидарас». Например так:

А Гоша Трусов, Гоша Трусов, А Гоша Трусов — пидарас!

(Это вариант для четырѐхстопного ямба).

Ванька совсем не хотел обижать Гошу Трусова, и придумал,

как заканчивать по-другому: «А Гоша Трусов — из Орла», но часто забывался и возвращался к старому варианту. В десятом классе Гоша Трусов с нами уже не учился, но в Ванькином твор-

честве по-прежнему неизменно присутствовал. Пример редкого стихотворения, в которое Гоша Трусов не во-

шѐл, зато туда вошѐл Федя Волков:

Федя Волков, Федя Волков Хуй засунул между ѐлков.

Ещѐ такое было:

Ебаться в рот! Ебаться в рот! — Вот лозунг мой, И солнца.

Были у Ваньки и лирические стихи. Когда Ванька учился в

десятом классе, предметом его любви была учившаяся в девятом «Д» Виктория Науменко. Открыться ей Ванька не решался. Лѐжа на кровати, Ванька сочинял обращѐнные к ней стихи. Стихи на- чинались так: «Виктория Науменко, пизда...», но интонацию имели не обличительную, а мечтательно-романтическую.

Про Викторию Науменко ходила непроверенная информа- ция, что она сестра Майка Науменко из «Зоопарка». Кто знает, может, и на самом деле сестра, но Ванька любил еѐ не за это.

Музыкальные импровизации Ваньки представляли собой

песни тогдашней зарубежной эстрады, спетые своими словами. Изредка там проскакивали реальные иностранные слова, но, в основном, там был собственный Ванькин иностранный язык. Фо- нетической похожести на настоящие слова настоящей песни не было, но общий дух языка сохранялся. Скажем, Ванькин англий- ский песенный язык нельзя было спутать с его же итальянским или немецким песенным языком. Итальянцев в Ванькином ре- пертуаре было особенно много: Челентано, Пупо, Тото Кутуньо.

Особым успехом пользовалась в Ванькином исполнении песня «Феличита, э колэктивэ фамэ..» (****)

И ещѐ песня, для которой не обнаружено известного аналога, со словами «а чуколаста, а хуем ласта..». Была даже одна песня на экзотическом венгерском языке — «птица Шангизэ».

Однажды Ванька решил: — Всѐ, кончаю материться. Буду заменять слова. Вместо

«хуй» буду говорить... ну, например, «трепло». Вместо «блядь» — «доска».

Грозно глянул на сидящего Мальгичева: — У-у, Мальгичев! Дос-ска, блядь. Как-то раз на лекции по химии Ванька написал пьесу. Ну, про

пьесу — в следующий раз.

Примечания:

(*) Агафуровские дачи — психиатрическая лечебница не-

далеко от Свердловска, тамошний аналог Канатчиковой

дачи. Использование Агафуровских объясняется тем, что

Ваня Савыков был из Первоуральска. Но согласитесь, сло-

во «Агафуровские» придаѐт фразе особенный смак.

(**) Если быть совсем точным, то это формулировка не са-

мой теоремы Пифагора, а утверждения, обратного к теоре-

ме Пифагора. Если переводить на общепринятый матема-

тический язык, то оно формулируется так: «Треугольник, в

котором сумма квадратов длин двух сторон равна квадрату

длины третей стороны, является прямоугольным».

(***) «Новичихи» — ученицы девятого класса интерната.

Были ещѐ «новички» — ученики девятого класса, «ста-

рики» и «старухи» — учащиеся десятого класса, до этого

учившиеся в девятом, а также «ежи» — ученики десятых

классов «Е» и «Ж», учившиеся в интернате один год.

(****) «э колэктивэ фамэ» — «a collective farm», если ве-

рить учебнику английского, то так по-английски называ-

ется колхоз.

Пьеса Ивана Савыкова.

История создания.

Пьеса какого-то специального названия не имела, была напи-

сана на лекции по химии. Сама лекция была про синтетический каучук, его химическое строение и производство. Почему Ваня Савыков вдруг вдохновился на пьесу — непонятно, но вот вдох- новился. В пьесе прослеживается влияние пьесы М.Горького «На дне». Просто по причине того, что еѐ незадолго до этого прохо- дили по литературе.

Запомнившиеся места из пьесы. Их не так много, поэтому необходимые пояснения и общий сюжет будет в виде коммен- тариев.

Действующие лица:

Анка — проститутка Граф — сутенѐр Д.Соловьѐв — крановщик

(Комментарий: Анка — лицо абстрактное, собирательный

образ, остальные действующие лица реальные, Граф —

Шура Воронцов из Ванькиного класса, Д.Соловьѐв — Дима

Соловьѐв из того же класса, по-моему, там были ещѐ дей-

ствующие лица, но точно не помню)

1-й акт. Обстановка полового акта.

(Комментарий: Дальше шѐл какой-то разговор между гра-

фом и Анкой до появления Д.Соловьѐва)

Появляется Д.Соловьѐв

(Комментарий: Д.Соловьѐв изъявляет желание обладать Ан-

кой, Граф против)

Д.Соловьѐв: Не пизди, я гегемон!

Началась пиздячка. Д.Соловьѐв Графу краном по башке пиз- данул.

(Комментарий: Дальше ничего внятного не происходило,

Ванька сам почувствовал, что действие буксует, провѐл в

тетради горизонтальную черту и перешѐл к новому жанру)

Рассуждения критика Мелкова об этой пьесе

(Комментарий: в рассуждениях пьеса всячески превозно-

силась, награждалась всевозможными эпитетами, и как за-

вершение следовал такой ударный аккорд)

..эта пьеса.. это изопрэн! Изопрэн — мономер синтетического бутадиенового каучука.

(Комментарий: Фраза критика Мелкова «Это изопрэн!» по-

шла в народ и служила для обзначения некоего, превос-

ходящего всѐ мыслимое.

Пример употребления: Иван Васильевич рассказывает, как

на уроке у сидящей впереди Глинской разъехалась молния

на юбке, сначала не сильно разъехалась, Глинская пыта-

лась еѐ застегнуть лѐгким незаметным движением, но по-

сле каждой попытки молния разъезжалась всѐ больше, так

что в конце уже была видна чуть ли не половина жопы Глин-

ской. В этом месте от собеседника следовало уважитель-

ное «О, жопа Глинской — это изопрэн!»)

Ещѐ одна песня Вани Савыкова.

Вот вспомнил ещѐ один хит Вани Савыкова. Как же я мог за- быть!

Была такая песня детская, жалостливая — «Раненая птица». Может, кто помнит. Мы на пении в начальных классах учили. Ванька, видимо, тоже учил когда-то, и как-то она внутри у

него творчески переработалась. Получилось вот что:

Раненая целка В руки не давалась, Раненая целка Целкой оставалась. Этот сон давнешний До сих пор мне снится — На траве кровавой Раненая целка.

Дальше что-то ещѐ и припев:

Ведь девка без целки — не девка, А баба с целкОй — не баба, Мужик без хуя-я-я (тоненько так, с замиранием) Не мужик. Хуем вжик, Вжик вжик вжик.

Приложение. Настоящий текст песни «Раненая птица». (Ни

фига себе — помню, оказывается!)

Раненая птица

В руки не давалась,

Раненая птица

Птицей оставалась.

Этот сон давнешний

До сих пор мне снится —

На траве кровавой

Раненая птица.

Припев:

Рыбы, птицы, звери

В души людям смотрят,

Вы их жалейте, люди,

Не обижайте зря.

Ведь небо без птиц — не небо,

А море без рыб — не море,

Земля без зверей —

не земля,

не земля,

не земля.

Люди исполины,

Люди великаны,

Есть у вас винтовки,

Сети и капканы,

Есть у вас бесстрашье,

Сила есть навечно,

Но должно быть сердце,

Сердце человечье.

Припев (тот же)

Люди-человеки,

Страны и народы,

Мы теперь навеки

Должники природы.

Надо с этим долгом

Как-то расплатиться —

Пусть расправит крылья

Раненая птица.

Припев.

ШУРА ШАЙКИН

День рожденья Шуры Шайкина.

«Тринадцатое, блядь, апреля скоро!»

Это заключительная строчка из стихотворения-песни Шуры

Шайкина. Из-за неѐ все в нашей компании знали, когда день рожденья Шайкина, про остальных путались, какого именно числа, а про Шайкина врезалось раз и навсегда.

Само стихотворение было посвящено дню рожденья Гоши Маслякова и было исполнено на этом дне рождения 23-го марта 1989-го года в качестве подарка. Сочинено, значит, за- благовременно, но довольно точно описывает то, что на этом празднике жизни было. Целиком я его восстановить не могу, но порядочные куски легко вспоминаются. Написано такими шестистишиями.

Я утром под будильник встал. Заложен нос, но хуй стоял .............. Хоть универ я в рот ебал, Туда я всѐ же поскакал, Ведь он манил меня своей звездою.

Я в нѐм сидел, и спал, и ел, И у доски я трогал мел, И всѐ же наконец я отучился О, как сегодня я устал! Пришѐл в общагу, лѐг поспал И в три часа за пузырѐм пустился.

Я в очередь за водкой встал, Кого-то на хуй посылал,

Был недоволен мною пьяный дядя. Но пузырѐк я свой купил И в чемоданчик положил, Ведь будет нынче пьянка на ночь глядя.

Там будут Гоша, и Кабан, И Кук, и Клоун, кот Биян, И Никотин, и Плуг, Валера с Ломом. Добралось до моих ушей, Что будет парочка блядей. Общага станет нам публичным домом

————————

Гошак сидел в торце стола, Народ кричал ему ура, Толпа преподносила ему бутсы. ................... ................... Все ждали, как стаканчики нальются.

................... ................... А Никотин промолвил было слово: Ну что сказать вам, чуваки? Как пили русские полки.. Ну, в общем, Гоша, на хуй, будь здоровый!

—————————-

В какой дурдом я, блядь, попал! - На кухне Кабанов кричал,

Но ни один не обращал вниманья. Кого ебѐт, что пьяный я? — Кричал Биянов, на хуй бля, Щас будет, бля, народное гулянье!

Он строил негра целый час, Но тот съебался, пидарас, Не дав ему пизды за оскорбленье. Один лишь Плуг в углу скучал, Канистру Коля добивал, Стабилизирующий степень опьяненья.

———————————-

На утро голова болит, Напротив Бек хуйню пиздит, Пошлю его я раком вдоль забора. Хуѐво как, ебѐна мать, Но скоро будем пить опять, Тринадцатое, блядь, апреля скоро!

Шура Шайкин, не имея слуха, голоса и навыков игры на му-

зыкальных инструментах, исполнял свои сочинения под фоно- грамму. Изготавливалась фонограмма так: Шура брал какой- нибудь понравившийся ему проигрыш из какой-нибудь песни и записывал его на кассету много раз подряд. Под это сопрово- ждение он громко и с напором выдавал.

Была, правда, у Шуры одна серьѐзная песня, которую он ис- полнял под гитару, мерно бия по открытым струнам. Песня на- зывалась «Клетка медведя». Имелась в виду не клетка, в которой сидит медведь, а биологическая клетка — часть организма мед- ведя. Медведь, понятно, олицетворял собой Россию, поднимаю-

щуюся после спячки, а клетка медведя — самого Шуру.

Долго медведь желал свободы, В берлоге он лапу сосал. Когда ж пришла наша весна, Он, наконец, сказал: Мы — русский медведь. Им — меня не понять. Я буду жить Сам, Себе на уме, Не надо мной управлять.

Такая вполне перестроечная песня. И припев:

Я-а-а-а-а-а-а-а-а клетка медведя. Я-а-а-а-а-а-а-а-а ѐптвоюмать. Дайте свободу клетке медведя, А то помрѐм все мы.

Вторая строчка в припеве на самом деле была не такая, это так

пел Клоун (Лѐша Добрянский), когда Шуру передразнивал. А как там было на самом деле, я забыл. И ещѐ, это самое «Я-а-а-а» Шура пел с жутким надрывом, изображая голосом что-то вро- де звука падающего фугаса. (Что-то похожее есть у Высоцкого в песне про ЯК-истребитель: «ми-и-и-и-и-ирррр вашему дому».)

Кроме песен Шура Шайкин ещѐ много чем был знаменит. Пи-

тиѐм одеколона перед экзаменами, покупкой трѐх пол-батонов, поисками бензовозов в зимнем лесу на армейских учениях в ГДР. Постепенно попробую и об этом написать.

Из армейских историй Шуры Шайкина.

Службу армейскую Шура проходил в ГДР. Рассказывал, что в бытность его молодым солдатом послали

как-то его вместе с двумя старослужащими на какие-то маляр- ные работы в город. Ближе к обеду Шуру заслали в магазин и сказали купить три бутылки кефира и полбатона. Шура, пока шѐл, всѐ думал: как это может быть? на троих — и всего полбато- на? Что-то тут не так.

В результате Шура купил бутылку кефира и три полбатона. Был обозван тормозом, но физических мер воздействия избежал. Как-то там у них по-доброму было.

Ещѐ про Шайкина в армии.

Проходили зимние учения с выездом на полигоны на не- сколько дней. На ночь Шура забрался в кабину грузовика и там спал. Посреди ночи его будит какой-то лейтенант и говорит, что в лесу потерялись три бензовоза, надо их найти и доложить.

Понятно всѐ: ходит лейтенант между машин, мѐрзнет, а тут в кабине рядовой Шайкин нагло спит (у них это называлось «ще- мит»), просто так сказать ему «вылезай, а я тут посплю» лейте- нант не может, вот он и придумал бензовозы. А три бензовоза — это, чтоб с гарантией, а то, мало ли, вдруг Шура случайно в лесу какой-нибудь бензовоз обнаружит.

Так что до утра Шура ходил по лесу без особой надежды что- то отыскать. Далеко старался не отходить, чтоб самому не по- теряться.

Зато на следующих учениях Шура отыгрался. Он к тому вре-

мени был поставлен штабным писарем как человек с начатым высшим образованием. Так вот, по планам учений, которые пе- рерисовывал Шура, вся часть, вместо того, чтоб выйти в задан- ный район, зашла в болото.

Шуру за всѐ это посчитали виноватым, и остаток службы он провѐл в батраках.

Батрачил у какой-то немецкой бабки на еѐ ферме. У бабки этой ещѐ в войну были пленные русские батраки. По-русски она знала сколько-то слов, в основном матюки, коими успешно об- щалась со своими батраками. Но звучали у неѐ матюки ласково, и вообще, барыня была добрая. Время службы у бабки Шайкин вспоминал как сытное и приятное.

Про Шайкина, бельѐ и макароны.

Как-то первого апреля Шура Шайкин решил пошутить. Шут- ка была связана с обменом белья в общежитии.

Стандартно обмен был организован так: раз в две недели в комнатке возле лифтов на тринадцатом этаже вместо грязных простыней, наволочек и полотенец выдавали чистые, выдавали какое-то ограниченное время, и ещѐ до истечения этого време- ни заканчивались сначала чистые наволочки, потом полотенца, или наоборот — сначала полотенца, потом наволочки. По этой причине заранее выстраивалась очередь, занимали друг другу места, ругались, толкались.

И вот Шура первого апреля взял своѐ бельѐ в охапку и про- шѐлся по лестницам и этажам — народ подумает, что меняют бе- льѐ, побежит на тринадцатый этаж, ну и там обломается. Затем довольный Шура вернулся к себе в комнату и периодически вы- глядывал — как там? возымела шутка действие? Народ с бельѐм наблюдался, и чем дальше, тем больше.

Тут Шура подумал, что не может такого быть — чтоб столько народа из-за одного Шуры побежали менять бельѐ. Наверное, действительно меняют! Шура собрал всѐ бельѐ в комнате: своѐ, Биянова и Костика, и пошѐл на тринадцатый этаж. Там перед дверью Шура убедился, что всѐ-таки это была шутка.

После пятого курса Шура Шайкин женился на серьѐзной женщине Володькиной (это фамилия такая). Как-то раз Шура выбрался к нам в гости, ну и слегка задержался. Володькина на него обиделась и две недели не разговаривала. А помирились они так: грустный Шура сготовил себе сковородку макарон, но макарон вышло как-то много — одному не съесть, Шура пошѐл, предложил жене макарон, еѐ это растрогало, ну и помирились.

Магнитофонные записи Шуры Шайкина.

На этот раз рассказ пойдѐт о магнитофонных записях, кото- рые делал Шура.

Шайкинская кассета — это было что-то специфическое и сра- зу узнаваемое. Во-первых, по репертуару. Шайкин был одним из первопроходцев-популяризаторов того, что потом выродилось в «русский шансон».

Палитра исполнителей: Новиков, Токарев, Гулько. Позднее всплыла фамилия Шуфутинский, и выяснилось, что около по- ловины песен, приписываемых Новикову, Токареву и Гулько ис- полнял как раз Шуфутинский. Ещѐ был такой специфический исполнитель Владимир Асмолов, певший блатняк под компью- терную музыку. Даже не совсем блатняк, а какие-то пошловатые тексты, воспевающие кооператоров, фарцовщиков и держате- лей видеосалонов. Специфический музыкальный продукт само- го конца восьмидесятых. И ещѐ был украинский вариант при- мерно того же самого — Никита Джигурда, исполнитель песен с уклоном в сексуально-чернобыльскую тематику с националь- ным украинским колоритом.

Всѐ это Шура записывал экономно, без промежутков, обрезая предварительные и завершающие проигрыши. Так что песни со- ставляли одно сплошное музыкальное полотно, так и запомни- лись. И теперь, скажем, окончание песни «Таганка» — «.. в твоих стенах» подразумевает немедленный переход: «На Колыме, где

тундра и тайга кругом..»

В последующих жизненных событиях вся коллекция Шури- ных кассет порастерялась. У самого Шуры не осталось совсем ничего. Одна кассета каким-то чудом сохранилась у Гоши. Но как раз самая ценная. На кассете была надпись карандашом — «Никольский». Но это ничего не значило. Например, на кассете с надписью «Фалалеев» были записаны ранние песни группы «Кино». Как-то Шура в порядке эксперимента в студии звуко- записи, обнаружив фамилию «Никольский», попросил ему за- писать. Но Шуру ждало разочарование — записали ему какую- то тягомотину певца Константина Никольского: «Повесил свой сюртук..» и т.п.

А тот Никольский, который был у Шуры на кассете, пел со- вершенно нетривиальные песни, ни на каких других исполни- телей не похожие. Далее два примера:

Вновь проснулся ночью, холодно, в поту, Я чувствую, что дело моѐ крышка, Из конца в конец по комнате хожу, Заложив ладони за подмышки.

Ввалятся, взломавши дверь балкона. Я чувствую — опять они придут. На Земле ведь нет для них закона, Ой, меня с собою заберут.

Но меня вам так не взять. Я с первого удара не ломаюсь. Ух, едрит же вашу мать! Нет, сегодня я не отмахаюсь.

Мне от этих инопланетян Сколько дней уже покою нету. Баррикадой служит мне диван, А бутылка вместо пистолета.

Сердце всѐ предвидит, частый пульс, Чую запах — вроде, палисандр. Вот они — бросаюсь и качусь, С одного успев сорвать скафандр.

Нет, меня вам так не взять. Я с первого удара не ломаюсь. Ух, едрит же вашу мать! Нет, сегодня я не отмахаюсь.

Приседаю, вновь обманный жест, Но чувствую, что взять хотят живого, И во мне во всѐм горит протест, Не могу я допустить такого.

Нашу силу с ихней не ровняй, Там у них четыре измеренья. Всѐ, берите к чѐрту в рай. В сущности, кто знает, где спасенье?

В межпланетный я одет костюм, Рукава мне за спиной скрутили. Вот уже в тарелке слышу шум - Перед стартом двигатели взвыли.

Эх, прощай ты, мой район! И прощайте, тѐплые подъезды!

И прощай, пивная за углом, — Жить теперь мне жизнь мою всю трезвым.

Потом очнулся — голень, голова.. Огляделся — белая палата. Лѐтчикам спасибо! Эх, братва! Всѐ ж отбили — молодцы ребята!

Но обиды захлебнул с лихвой. Вдруг вспомнил, как меня соседи провожали, Домуправа вспомнил с поднятой рукой И санитаров, что меня вязали.

Ещѐ одна:

Снова тем же коллективом, Жизнь — атас, креветки, пиво. Други, в общем, при квартирах, При желаньи и деньгах. Все друзья — одни проблемы: Сэм живѐт с подружкой Леной, Лѐньке снится, что он в Вене, А Серѐге — в Жигулях.

Вот и праздник — старт, икота, Всѐ в пределах анекдота, Завелись с полоборота И у всех в уме одно — Ух, попылим, рванѐм, замажем, Где-нибудь на даче, скажем, Или на квартире даже — Это, в общем, все равно.

Не устать нам от веселья, Лозунг дали — с уваженьем, Общим принято решеньем — Поменять район и стол. На дорогу взяв по стопке, Мы рванули к Хорошѐвке, Но не знали разблюдовки, А Добавкин знал и вѐл.

Во дворе такси не ждало, И на нас оно плевало. Пропилили три квартала — Вместо смеха тихий стон. Тяжких дней и бед товарищ — Нам метро ещѐ осталось, Мы слегка покрасовались И запрыгнули в вагон.

Средь народа в самой гуще От (???) слипались уши, Я внимал народу, слушал — Говорит про (??? непонятное слово, окан- чивающееся на -це) Вдруг сзади голос: «Вы сойдѐте?» И ещѐ нахально прѐт так, И улыбка идиотки, И возвышенность в лице.

Но я воспитан тоже круто, И сказал ей: «Хочешь в ухо? Если нет, то быстро мухой Выходи в другую дверь.

И не дразни — чуть-чуть промедлишь, Ты тогда вообще не слезешь, Я тебя, треску, зарежу, Хочешь верь, а хошь, не верь!»

Мы доехали, короче, Ох и дали этой ночью, Пили все, без проволочки, А хозяин лил и лил. Но Кирсаныч пил безмерно, Вѐл себя при этом скверно, Мозг его работал мерно - К полвосьмому отвалил.

У стола сидел не с края, Длинный пил, не отдыхая, Через такт в платок чихая, Встрепенулся и упал. Часть лица припала к блюду, Он крикнул «Маму не забуду!» Вдруг собрал тарелки в груду, К ним прильнул и застонал.

Ровным взглядом измеряя, Мощным бицепсом играя, И мозгов не напрягая, Друг Зануза (??) всѐ молчал. Он был рад, что мастер спорта, Взгляд его дышал курортом, Пил вино с пометкой сорта, Никому не докучал.

Треск ослиный в переборе — Яровицкий в разговоре Всем кричал: Лишь дайте волю, Ни за что не замолчу! Пел, плясал и брал аккорды, Дал меж дел кому-то в морду, Сходу выписав при этом Направление к врачу.

Там был ещѐ один приятель, У него есть баня кстати, Парень лихо на откате Предлагает всем, так мил: Мол, погудим, закроем двери… Глаз прикрыл, и я поверил, Но напрасно — он позднее Этот глаз опять открыл.

Ой ребята одурели, Всѐ пропили, всѐ проели, И, конечно, заболели, И дрожат, и ждут с небес, Что Господь пошлѐт им пива, А с пивом жизнь снова ведь красива, С пивом сердцу сладко, мило, На английском это — Ес!

Вот такая вот жизненная, правдивая, чувствуется, что просто

документальная песня.

Теперь, когда настало время интернет-поисковиков, я обна- ружил, что автора этих песен действительно звали Никольский.

Андрей Никольский. Это песни с одного из первых его альбомов (или концертов) 86-го года. В дальнейшем он эволюционировал в стандартного кабацкого певца с некоторыми проблесками. А вот эти ранние песни, наверное, в наибольшей степени оказали влияние на творчество самого Шуры Шайкина. Основную часть этого творчества как раз составляли рифмованные описания на- шей повседневной жизни.

Заблуждения Шуры Шайкина.

Одно время Шура Шайкин думал, что на каждую дивизию в Советской армии положен один космонавт. История этого за- блуждения такова: Шайкин стоял дневальным, и тут в казарму входит капитан с какими-то интересными нашивками на рука- ве — нечто, напоминающее ракету и клубы дыма. Шайкин не преминул полюбопытствовать: а каких же войск эта эмблема с ракетой? Капитан сказал, что это эмблема космических войск. А когда Шайкин выразил недоверие, разъяснил ему, что по уста- ву на каждую дивизию положен один космонавт. Вот он этот космонавт и есть. Шайкин довольно долгое время пребывал в уверенности, что так оно и есть — положен космонавт. Только потом случайно узнал, что это эмблема службы ГСМ — изобра- жена там не ракета, а нефтяная вышка и что-то ещѐ.

В одной из песен, записанных на многочисленных Шайкин-

ских кассетах блатной музыки, Шура услышал строчку «Здесь погружаюсь я в нирвану». Так сложилось, что в предыдущей жизни Шура ни разу не сталкивался со словом «нирвана» и не знал его смысл. Исходя из общего характера песни, Шура своим умом дошѐл, что «нирвана» — это такое культурное название «целки», эвфемизм, так сказать. А выражение «погружаюсь я в нирвану» — этот такое поэтическое описание полового акта с девственницей.

Ещѐ одно «песенное» заблуждение Шуры Шайкина: В одной из песен Никольского (не Константина, а правиль-

ного Никольского) заключительные строчки провозглашают от лица замученного пьянством человека:

Всѐ! Режим, пробежки, ванны!… Нет, надо всѐ-тки отдыхать.

Как-то выяснилось, что для Шуры эти строчки звучали так:

Всѐ! Лежим промеж дивана! Нет, надо всѐ-тки отдыхать.

В общем-то, это естественно — в понимании Шуры режим,

пробежки и ванны никаким отдыхом не являлись, а вот лежание промеж дивана — это да!

Шура Шайкин. Тяга к искусству.

Тяга к искусству у Шуры Шайкина была универсальной. Кро- ме стихов, песен, пития одеколона, она принимала и формы на- родных промыслов.

В городе Калязине у Шуры проживали родственники — дядь-

ки. Шура туда часто ездил. Дядьки занимались изготовлением самодельных напитков на основе спирта. Наибольшую популяр- ность имели напитки «Апельсинчик» и «Калязинская вишня». Шура привозил эти напитки в трѐхлитровых банках. Но, чтобы не просто так, для каждой банки он рисовал этикетку.

На этикетках были изображены пейзажи и достопримечатель- ности Калязина. Выполнены были этикетки шариковой ручкой, тщательно, в стиле, в котором впоследствии на российских ку- пюрах стали изображать памятники архитектуры. На этикетке

«Калязинской вишни» была изображена знаменитая затоплен- ная Калязинская колокольня.

Когда Шура начал вести суровую жизнь семейного человека и

преподавателя Химико-технологического института, приклад- ное искусство осталось единственным выходом для его творче- ских сил.

В 94-м году, пока Шура ждал жену из роддома, он купил хо- лодильник. Деревянные планочки, составлявшие каркас упаков- ки, Шуре было жалко выбрасывать. Он из этих планочек собрал детскую кроватку. Ещѐ и украсил еѐ всякими выточенными де- ревянными шариками.

Потом (год 2000-й, или 2001-й) у Шуры появилось новое

увлечение — живопись маслом. Никаких холстов он, правда, не приобретал — не знал техники, как их грунтовать, натягивать. Шура придумал писать картины на крышках конфетных коро- бок. (Коробки в изобилии появлялись у жены — школьной учи- тельницы.)

Шура писал, в основном, пейзажи Орехова-Борисова, на вну- тренней белой стороне крышек. И сразу получалась как бы кар- тина в рамке.

Ещѐ одно направление в искусстве, связанное с Шурой, —

Лобненские чайники. Но тут он выступал не как изготовитель, а как ценитель и пропагандист.

В Лобне, откуда Шура был родом (правильно говорить: «на Лобне») был завод по производству керамической сантехники, в просторечии — Стройтолчок. Завод серьѐзный, чуть ли не монополист в своей отрасли. И на этом заводе из неучтѐнного унитазного фаянса умельцы лепили подарочные чайники. По индивидуальным заказам, красивые расписанные чайники.

И на всяких наших празденствах подарок от Шайкина был стандартный — чайник (ну ещѐ часто наволочка, наполненная домашними пирожками). Чтобы удивлять и радовать очеред- ного именинника, с каждым разом Шайкин привозил всѐ более глобальный чайник. В конце концов, чайники достигли чуть ли не десятилитрового размера. Использование их в быту в каче- стве заварочных чайников было невозможным и бессмыслен- ным. Это было чистое искусство для искусства.

ДОБРЯНСКИЙ

Лѐша Добрянский.

Лѐша Добрянский носил прозвище Клоун и был лучшим другом Шуры Шайкина. Гоша Масляков про них даже переде- лал стихотворение Пушкина:

И Шайкин, сын ошибок трудных, И Клоун, парадоксов друг.

На картошке в Барыбино Клоуна отрядили съездить купить

бутылку водки. Клоун вернулся без водки, но довольный. Рас- сказывает:

— Да мент какой-то на остановке докопался, бутылку разбил. А я ему за это по жопе пнул.

В летнюю сессию на третьем курсе была жарища. Добрянский

опасался экзамена по дифференциальной геометрии и хотел получить справку в поликлинике, чтобы законно на экзамен не ходить. Я ему рассказывал, как можно нагнать температуру:

— Ну вот ещѐ можно перцем подмышку натереть.. — А каким лучше? — Ну, наверное, красным. Через некоторое время Добрянский возвращается с двумя (!!)

зелѐными болгарскими перцами. — Там в магазине красных не было, я вот зелѐных купил.

Пойдѐт?

Продолжение истории: Поспрашивав по общежитию, пакетик красного перца мы

нашли. Лѐша начал натирать подмышку, проверяя при помо- щи градусника, действует или нет. Эффекта не наблюдалось. Я убеждал его, что скоро должно подействовать. По дороге до поликлиники он ещѐ несколько раз натирался дополнительно.

Пока шѐл, вспотел, и тут как начало жечь! Лѐша еле сдержи- вался, чтоб не орать. Выглядел, как совсем больной. Ему дали градусник. Когда он его вынул через несколько секунд, чтоб проверить, градусник показывал почти сорок. Оставшееся вре- мя Лѐша додержал градусник так, чтобы головка подмышку не попадала. Справку получил.

Побежал в умывальник, пробовал смыть перец водой, но это мало помогало.

Только под вечер постепенно прошло.

Ещѐ одна экзаменационная история. Вернее, зачѐтная. Рас- сказ Добрянского, как он сдавал зачѐт по истории математики профессору Рыбникову.

Рыбников был старенький, руки у него тряслись. Подходя к столу с зачѐтками, он выставлял попеременно то правую, то ле- вую трясущуюся руку и целился ухватить зачѐтку. Движениями напоминал мастера восточных единоборств, представителя сти- ля кун-фу.

Выдернул Лѐшину зачѐтку, подсел к нему за парту и начал спрашивать, такой радостный-радостный:

— А на какой вы кафедре? — Функционального анализа. — Чудненько!.. А кто у вас научный руководитель? — Профессор Долженко. — А Шабат? — А Шабат умер, — грустно отвечает Лѐша. — Чудненько!

БИЯНОВ

Биянов.

На третьем курсе Биянов имел густую чѐрную бороду, 38-й размер ноги, два прозвища — Бин и Кот, получившиеся как сокращение изначального длинного прозвища «Бинари кот» (binary code). Ещѐ Биянов громко смеялся. Гоша Масляков рас- сказывал как-то: «Меня девушки до сих пор просят показать, как Биянов смеѐтся. Я говорю — да он уж не смеѐтся…»

Из памятных историй о смехе Биянова самая памятная назы-

вается «И тут входит бабка». Происходила в комнате 125 шестого ФДСа. Присутствовали

Биянов, Гоша Масляков, Лѐха Бунякин, Кабанов, может, кто-то ещѐ. Рассказывалась какая-то общежитская история. По ходу рассказа произносится фраза: «И тут входит бабка». Одновре- менно с этими словами дверь в комнату отворяется и действи- тельно входит бабка (с вахты на входе ФДСа). Далее никто из присутствующих не может уже произнести ни слова. Только мелко трясутся и сползают на пол от смеха под взглядом ошара- шенной бабки. На фоне Биянова кажется, что остальные смеют- ся беззвучно.

История замечательна ещѐ тем, что теоретически допускает бесконечную рекурсию — ну, как «у попа была собака».

Двадцатидвухлетие Биянова пришлось на завершение длин-

ной череды буйных праздников февраля тире апреля 89-го года. По странному стечению обстоятельств почти все праздники, на- чиная с 23-го февраля, приходились на среду. По четвергам с утра была военная подготовка, и подполковник Иваницкий к апрелю уже привычно отправлял наших: «Идите ребята, отдыхайте…»

Праздники характеризовались степенью нарастания дур-

дома. После Гошиного дня рождения я уехал на трое суток в

Ленинград, после Шайкинского разговаривал с собаками. Так что день рождения Биянова я малодушно решил пропустить. Приехал в 3-й ФДС уже около десяти вечера.

Когда зашѐл на Бияновский третий этаж, то увидел зрелище,

похожее на картину «Снятие с креста» кисти мастеров Возрож- дения. Несколько человек несли навстречу от умывальников го- лого бесчувственного Биянова. Биянов был бледен, телом воло- сат, мокрая борода склеилась и стала узенькой бородкой. Один из несущих являлся негром.

Биянова принесли в его комнату, положили на кровать под

заботливым присмотром Коли Сахарова. Коля несколькими от- рывочными предложениями поведал предысторию.

Биянов, не дотерпев, начал ещѐ днѐм, не дожидаясь гостей.

Пил водку на скамейке у входа в 3-й ФДС. Потом пошѐл в ше- стѐрку (ФДС №6), где жила Жанна Полурезова. С Жанной По- лурезовой Биянов тогда находился в таких отношениях, что еѐ у нас именовали уже «Полубияновой». Но этот день оказался для отношений роковым. Видимо, как-то не так себя Биянов повѐл. С горя Биянов на лестнице в шестѐрке ещѐ пил водку, запивая еѐ молоком из пакета. Когда начало темнеть, опять прибился на крыльцо третьего ФДСа. Стойкий Коля Биянова сопровождал. Бину стало совсем плохо. Коля решил затащить его внутрь. Но надо было ещѐ как-то справиться с дверью. Тут как раз проходил негр. Коля попросил его: «Помоги», в смысле, дверь подержать. Негр помог более чем — вскинул Биянова на плечо и понѐс. Коля только направлял, куда нести.

Бина занесли в умывалку, положили на несколько умываль-

ников и включили в них воду. Бину полегчало, но не совсем.

Теперь вот Бин лежал на кровати и слегка постанывал. Коля периодически прерывал рассказ, приподнимал Биянова, го- ворил ему: «Бин, блюй! Ты гимнаст!» (Биянов, как и Коля, на физкультуре ходил в группу спортивной гимнастики.) Чтобы у Бина получилось блевануть, Коля тыкал его кулаком в живот. У Бина не получалось. Коля отпускал его, и Бин падал назад, сту- каясь головой об спинку кровати. Ему не было больно.

На соседней кровати лежал Костик Тюрин. Костику было

жалко Биянова. Он пытался как-то повоздействовать на Колю, чтобы Коля прекратил экзекуцию, но Коля его не слушал, а сил у Костика было мало. В конце концов Коля тоже утомился.

Костик и непьющий Кабанов повели Колю в его комнату.

Довели до дверей. Тут Костик говорит: «Ой, я ключ забыл». Ка- банов оставил Колю под присмотром Костика и пошѐл искать ключ. У Костика не было сил держать Колю, и он положил его на линолеум рядом с дверью.

Когда Кабанов вернулся с ключом, Костик лежал рядом с Ко-

лей на линолеуме и спал.

БАШНЯ

Башня.

В башне мы поселились на четвѐртом курсе, когда перееха- ли из ФДСа в ГЗ. Башня — одна из четырѐх башенок по бокам ГЗ МГУ, на самом деле это большой четырѐхэтажный дом, стоя- щий на крыше очень большого дома. На этаже в башне четыре комнаты, кухня и туалет-душ-умывальник. Напоминало это не общежитие, а, скорее, коммуналку. Даже не коммуналку, а про- сто большую несколько дурацкую квартиру, населѐнную коло- ритным народом.

В нашей комнате официально проживали я, Гоша Масляков и

Кабанов. Но Кабанов готовился к женитьбе, и его место по пред- варительной договорѐнности занял Ильшат Габидуллин. Иль- шат в армию не ходил и поэтому закончил на два года раньше нас. Теперь вот не знал, куда податься. Распределился в Улья- новск, а оттуда быстренько оформился на стажировку опять в МГУ. Как стажѐра его поселили в общагу Стекловки на Вавилова. Там Ильшат пробыл в общей сложности минут двадцать: зашѐл в полагавшуюся ему комнату — комната во всѐм объѐме была заполнена картонными коробками и тюками, где-то в глубине слышалась вьетнамская речь. Ильшат взял своѐ бельѐ и пришѐл с ним к нам в башню.

В комнате напротив тоже одно место освобождалось — Бия-

нов уезжал учиться по обмену в Америку. Но на его место, не сговариваясь друг с другом, рассчитывали сразу много людей. В результате получилось, что вместе с Шурой Шайкиным и Ко- стиком проживали сразу ещѐ четверо. Преимущественное право быть наследником Биянова поимел Лѐша Добрянский (Клоун). Лѐша был москвич, но жить в квартире на Авиамоторной с ро- дителями у него не получалось. Вторым наследником Биянова стал Бек (Болатбаев Дайрабек). Бека отчислили, но он готовился

через полгода восстановиться. Бек добыл себе раскладушку.

Ещѐ туда прибились в процессе скитаний по общежитию Мадияр и Володька Иванов. Мадияр тогда был в очередной раз отчислен, а Володька Иванов приехал после пребывания в смоленской психушке, надеясь как-то возобновить учение. Ма- дияр не без гордости именовал их с Володькой маленькую ком- панию — «гэзюшные тараканы». Они всѐ лето жили в Главном здании, благо комнат пустых хватало. По осени комнаты стали заселяться, и комендантши последовательно выгоняли Мадияра и Володьку с их очередного пристанища. На этажах ГЗ стала уже привычной картина: Мадияр со стопками книжек и следом ма- ленький Володька Иванов с матрасом опять куда-то перебира- ются в поисках нового жилья. В башне они задержались надолго. Комендантши сюда не добирались, Шайкин с Костиком были люди мягкие, не протестовали — живите, раз пришли. Ночами Мадияр с Володькой обычно писали пулю или спали на матрасе у двери, а днѐм, когда Бек с Добрянским вставали, перебирались на их место — досыпать.

В третьей комнате жили Олег, Женя Захода и Замковой. Эта

комната была оазисом спокойствия. В четвѐртой комнате официально проживали непонятно кто, а

фактически там жил любвеобильный Дима Нищев и его знакомые женщины: Дина, Шмыгина, ещѐ какие-то. Когда администрация повесила на нашем этаже график дежурства, от этой комнаты там оказался записан только какой-то неизвестный вьетнамец. Шура Шайкин недоумѐнно посмотрел на график и сказал:

— А где же Шмыгина и все остальные?

Жизнь в башне обладала свойством затягивать всех, с ней со- прикоснувшихся. Как-то Валера Морковкин зашѐл к нам узнать

какое-то домашнее задание или просто скоротать время до спец- семинара. Ни на какой семинар он не пошѐл в результате, через три дня в понедельник звонил домой, что не волнуйтесь, я тут.

Ирина Николаевна, тогда женщина на втором году замуже- ства, тоже была вовлечена в жизнь башни. А через неѐ еѐ сестра Татьяна Николаевна, ученица десятого класса, приезжавшая раз в неделю из Дубны на Малый Мехмат. Постепенно визиты на малый мехмат целиком свелись к посещению башни. Это назы- валось «Что? У нас сегодня малый мехмат?»

Был ещѐ такой человек Котырло, обитавший, в основном, в учебном корпусе, на тринадцатом этаже под лестницей. Он как- то случайно попал в башню, и так ему тут понравилось. «О, как у вас хорошо тут!» — говорил Котырло и тоже надолго вливался в коллектив.

Одно время у башни даже был гимн. Это мы решили на свадь-

бу Кабанову подарить большой катушечный магнитофон. Маг- нитофон присмотрели в комиссионном на Можайке, купили и принесли опробовать. К магнитофону дали демонстрационную катушку. Записаны там были всякие классические рок-н-роллы, а первой шла совершенно минималистическая композиция из тридцати шести нот с солирующим басом. Композиция нам сильно понравилась. А как-то утром Шайкин подсоединил вы- ход магнитофона к системе пожарного оповещения, и эта му- зыка гремела из динамиков на всех этажах башни. Казалось, вся башня подрагивает и приплясывает.

Несколько бессвязных эпизодов из жизни башни.

Бек съел в столовой недоброкачественный паштет и отравил-

ся. Врачи сказали сальмонеллѐз. Но седьмого ноября у Бека был день рожденья, и Бек мужественно решил его праздновать. Да-

рили ему преимущественно напитки, а какие-то казахские дру- зья подарили трѐхлитровый сифон. Бек смешал в сифоне всѐ, что только можно, и прогазовал. По прошествии небольшого време- ни Бек мог передвигаться только согнувшись буквой «Г», но при этом улыбался и предлагал всем попробовать из сифона.

Гоша Масляков замечает на тѐмной лестнице башни какой-

то копошащийся мохнатый клубок. Выясняется, что это Костик с Добрянским запутались то ли в одной, то ли в двух шубах и никак не могут встать на ноги. На вопрос «Что это вы тут делае- те?» довольный Костик отвечает «А мы гулять идѐм!» «А пустая бутылка зачем?» Костик поднимает указательный палец: «Мы разобьѐм бутылочку и получим кайф».

Не помню, кто первым начал, но постепенно распространи-

лась мода по ночам ходить плавать в МГУшный бассейн. Про- ходили мимо спящего охранника, выставляли стекло в двери и в темноте плавали. Как-то поздно ночью сижу, слушаю музыку. Входит Костик, грустно садится, наливает себе чаю, говорит: «Вот, часы в бассейне потерял». Смотрит на чашку и постепенно мелкими порциями выливает чай на пол. Поднимается и гово- рит: «Пойду ещѐ поищу».

КОСТИК ТЮРИН

Про Костика Тюрина.

Про Костика писать сложно. Это как раз та самая «проблема положительного героя» — как его изобразить, чтоб было досто- верно. В голове вертятся только всякие сложносоставные прила- гательные: «доброжелательный», «добросовестный»…

Ещѐ Костик чем-то напоминал профессора из Дании. Навер- ное, любознательностью, методичностью и стремлением к со- вершенству в каждом деле.

В интернате Костик делал домашние задания для всего своего

Г-класса. (Точнее, они втроѐм делали — ещѐ Ванька Савыков и Олежка Шелковников).

Когда Бек (Болатбаев) придумал бегать по утрам около Уни-

верситета и начал привлекать народ к этому делу, всѐ шло хоро- шо до тех пор, пока он не привлѐк Костика. В Костике откуда-то взялись задатки марафонца — он бежал, не спеша, но и не за- медляя темпа, и норовил убежать по набережным до Киевского вокзала, или в другую сторону до Крымского моста. Народ та- ких расстояний не выдерживал, и постепенно один за другим все отпали, даже сам организатор Бек.

Занявшись шашками-рэндзю (это, на самом деле, крестики-

нолики, на бесконечной доске), Костик довольно быстро стал одним из ведущих игроков в мировом рейтинге в категории сво- бодных рэндзю (на пару с Юрой Таранниковым, тоже нашим мехматовским человеком).

Когда на втором году аспирантуры Ильшат, находивший-

ся в очередном поиске жизненного пути, решил поступать в Российско-Американскую Экономическую школу, он за компа- нию и для поддержки, уговорил сдавать экзамены и Костика.

Ильшат не поступил, а Костик поступил. Начал учиться. И так ему это учение понравилось, что он продолжил обучаться в Аме- рике, потом ещѐ в разных местах, потом постепенно стал уже сам преподавать эту хитрую экономическую теорию. Прошлым ле- том даже приезжал, говорят, в Москву, читал курс в той самой Экономической школе. С нами вот только так и не связался. Но это мы сами виноваты. Утеряли контакты.

Вообще, с уехавшими из России это частая история — чело-

век приезжает, и ему трудно сделать первый шаг, всѐ какие-то сомнения, что вот у людей своя жизнь, и чего я буду влезать, на- вязываться, тем более, дел куча. В результате уезжает, так толком ни с кем не повидавшись. А надо не ждать, пока человек проя- вится. Самим напомнить, чтоб он понял, что ему здесь рады, что его помнят.

Памятные эпизоды с участием Костика.

На какой-то из пьянок Костик сидит перед пустой кастрюлей,

в которой был салат. Замечает, что возле Шайкина стоит дру- гая кастрюля, в которой салата почти не убавилось. Протягива- ет свою кастрюлю трясущимися руками, и трясущимся голосом говорит:

— Отсы-ы-ы-пь…

На Университетском проспекте, в ларьке рядом с магазином «Сахалин» мы взяли канистру пива. И там же взяли пару штук каких-то копчѐных рыбин.

Костику рыба понравилась. Он стал спрашивать: — А вот где берут такую рыбу? — Ну, наверное, есть какие-то рыболовецкие колхозы… — Назовите мне два колхоза, — вдруг требует Костик.

— А почему два? — Ну как же! Чтоб было, из чего выбирать.

Перед экзаменом в аспирантуру по Английскому Мадияр

просит Костика, чтобы Костик сказал ему каких-нибудь англий- ских фраз стандартных, которые можно говорить, когда на са- мом деле ничего не понимаешь, но чтоб было похоже, что пони- маешь, просто вот затрудняешься ответить, или не расслышал.

Костик начинает Мадияру что-то объяснять. Тут я влезаю: — Мадияр, говори «Stop talking! Repeat after me!» — А что это означает? — оживляется Мадияр. — Ну, это означает «я не расслышал, повторите, пожалуйста,

ещѐ». Только по-английски. А англичанки тащатся, когда им та- кие вещи говорят не на русском, а на английском.

— Да? Как ты сказал? «репич авче ми»? Как там ещѐ? Тут Костик спешит на выручку: — Мадияр, не слушай его! Это означает примерно «Закрой

рот! Повторяй за мной!». Если ты не знаешь, что ответить, то го- вори «So — so»

— Как-как? Соу — соу? Это мне нравится! Это надо запом- нить — «соу — соу»…

В интернате Костик учился в Г-классе. Так сложилось, что

Г-класс оказался самым дружным, и каждый год после оконча- ния, в день рожденья интерната, в декабре, они собирались по десять-пятнадцать человек, приезжали из разных городов, даже из-за границы подгадывали, чтоб приехать. Останавливались в Университете, или в комнате у Костика, или Олежка Шелков- ников где-нибудь размещал. Как-то раз у Костика остановился Граф (Шура Воронцов), тогда ещѐ живший в Оренбурге.

Костик заботливо отвѐл пьяного Графа в душ, но на обрат- ном пути Граф потерял ориентировку и вместо правой Кости-

ковской комнаты зашѐл в комнату к Гоше и Ирине Николаевне. Зашѐл, встал перед ними посреди комнаты. Стоит и улыбается. Абсолютно голый волосатый Граф. Костик из-за стенки почуял, что что-то не то, прибежал, увѐл Графа, и долго ещѐ было слыш- но, как он ему выговаривал:

— Как ты мог?!! Нет, ну как ты мог?!!

В настольном хоккее у Костика был игрок по имени Кот-баюн. Левый крайний нападающий. В некотором роде воплощение са- мого Костика. Он долго неторопливо ездил по краю, поглаживая шайбу, усыплял соперника, после чего давал аккуратный точ- ный пас в центр, а центральный уже забивал.

Когда жили в башне, Костик завѐл аквариум и среди всего ба-

шенного дурдома умудрялся поддерживать жизнь рыбок — кор- мил, ухаживал, отсаживал мальков. Тем самым в жизнь башни вносилась какая-то тѐплая домашняя нота.

На нашей свадьбе Костик обнаружил Алинкино детское элек-

тронное пианино, которое могло играть разными голосами. Са- мый смешной голос назывался Wow voice и напоминал кваканье лягушки. Костик начал этим вау-войсом играть разные песни. Особенно понравилось ему играть песню «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?» А Шура Руденко сбоку всѐ приставал:

— Костик, сыграй «дойчлянд зольдатен»! Ну сыграй «дойч- лянд зольдатен»!

Костик отмахивался и упорно продолжал: «... то-онкая ря- бина...»

ИЛЬШАТ

Про Ильшата.

Ильшат, он же Габидуллин, он же Габидуллин-старший — это вообще целый пласт. Долго не знал, с какой стороны под- ступиться, с чего начать рассказывать. И тут неожиданно Гоша Манаев меня с мѐртвой точки сдвинул, посетовав на человече- ство, что вот до сих пор оно не изобрело автомат для чистки картошки.

Как же не изобрело? Очень даже изобрело! Ильшат мог слу-

жить таким автоматом. Точнее, не автоматом, а прообразом тех- нологии, которую оставалось только воплотить в железе. Ильшат чистил картошку в шесть движений, превращая еѐ в кубик. Ну, или в прямоугольный параллелепипед, если картошка имела удлинѐнную форму.

Когда мы это увидели, то очень удивились: — Ильшат, ты же деревенский человек! Ты что, не умеешь

картошку чистить? — А у нас всегда так чистят. Чтоб скотине больше доста-

валось.

Шапка Ильшата.

История времѐн, когда Ильшат жил с нами в башне.

Как-то Гоша приходит в комнату. Видит — на полу валяется чѐрная шапка-ушанка. Пыльная какая-то, похоже, ей пол выти- рали. Гоша шапку кинул в угол, рядом с веником. Когда вернул- ся Ильшат, он долго недовольно бурчал, что вот, это его шапка, никакая не тряпка.

Продолжение истории случилось зимой. Ильшат пошѐл про- гуляться на смотровую площадку. Там, среди торговавших ма- трѐшками и сувенирами был кто-то из его знакомых. Он попро- сил Ильшата постоять рядом с лотком, пока сам в туалет сбегает.

Ильшат стоит. Тут подъезжает автобус с иностранцами. И одна тѐтка подбегает к Ильшату, начинает на него показывать и радостно кричит: «Блэк! Блэк!» Ильшат поначалу недоумевает, какой же он блэк? Но потом понимает, что речь идѐт о шапке, и тѐтка эту шапку хочет купить. Ильшат пытается объяснить, что это его шапка, но тѐтка только спрашивает: сколько? сколько?

Другие продавцы пытаются предлагать тѐтке свои шапки, всякие холѐные, из натурального меха, армейские с кокардами. Но среди них нет чѐрных, и тѐтка эти предложения отметает.

Ильшат не выдерживает и говорит: «Пятнадцать» и, на вся- кий случай, переводит для тѐтки: «фифтиин». Радостная тѐтка расплачивается, забирает шапку, а все торговцы с ненавистью смотрят на Ильшата.

Как он потом узнал, все эти сувенирные шапки продавались у них не дороже пяти долларов.

Ильшат. Походы за пивом.

Научная деятельность Ильшата в период его стажѐрства и последующего аспиранства сводилась к посещениям читально- го зала и листанию реферативных журналов. Ильшат пытался подыскивать себе тему для исследований, но каждый раз быстро впадал в уныние.

Другим видом исследовательской деятельности Ильшата

были исследовательские походы за пивом. Поиск пива тогда был делом непростым и трудоѐмким. Наткнуться на бутылочное в магазине можно было только случайно. Существовали перспек- тивные квасные ларьки, в которые завозили пиво, но закономер- ность этих завозов тоже вычислению не поддавалась. Оставались ещѐ несколько пивных автоматов, избежавших закрытия в анти- алкогольную кампанию. Автоматы были рассредоточены по раз- ным районам города, характеризовались большими очередями

с большим процентом своего местного народа, устраивавшего в очереди круговорот. В общем, тяжко.

Ильшат отправлялся с утра. С рюкзаком — на случай буты-

лочного, и с канистрой — на случай разливного. Про рюкзак и канистру маленькая отдельная история. Как-то

на день рожденья Шуры Шайкина ему соорудили оригиналь- ный подарок — кроссворд на тему различных элементов нашей жизни. Вот Шайкин угадывает, доходит до номера такого-то: «Предмет, необходимый для похода за пивом».

— Ильшат! — радостно угадывает Шайкин. — Нет. Там же восемь букв. Оказалось, канистра. Шайкин гадает дальше. Опять встречает «предмет, необходи-

мый для похода за пивом». На этот раз из шести букв. — Ну теперь уж точно Ильшат! — торжествует Шайкин. И опять нет. Оказалось — рюкзак.

Ну так вот. Возвращался Ильшат чаще всего под вечер. Когда

добывал бутылочного, когда разливного. Иногда и того, и дру- гого, а иногда только новую полезную информацию. Но и в по- следнем случае Ильшат совсем не был расстроенным.

Информация по результатам походов Ильшата наносилась на карту Москвы в виде втыкаемых флажков с условными значками:

«Весьма возможно бутылочное» «Перспективные квасные ларьки» «Бесперспективные квасные ларьки» «Автоматы п.» «Автоматы х.» Ильшат делился впечатлениями: — Вот в автомате на пятого года люди интеллигентные, обо-

льют тебя пивом — и извиняются, а в автомате на Трифоновской

ещѐ и обругают, что ты им пиво разлил.

Особенно любил Ильшат отправляться на поиски, когда было пасмурно, и моросил долгий дождь. Как-то Ильшат рассказал, что в такую погоду в деревне его посылали в лес корову искать. Почему-то корова в такую погоду часто убегала, и Ильшата по- сылали на поиски. И он ходил по тропинкам, о чѐм-то думал. Находил корову. Или не находил. Если не находил, значит, ко- рова уже сама домой вернулась.

Ильшатовские словечки.

Ильшат говорил «сахер». В смысле — сахар. С теплотой так.

Ещѐ он говорил «сушка». В смысле — сучка. Но тоже беззлобно. Чаще всего, в адрес Мадияра, или Сергей Сергеича: «У-у, ссушка!».

У Ильшата было обобщающее название ѐмкостей для питья:

«стаканоид». Хорошее название, точное, математическое.

Ильшат смотрит в телевизоре на какую-то певицу, и чем-то эта певица внешне ему не нравится. Ильшат пробует формули- ровать: «Вот, изначальная мысль природы была создать краси- вую женщину…»

Во время распития Ильшат вдруг решает, что надо что-то ска-

зать, вроде как тост. Он долго напряжѐнно держит паузу, затем говорит: «За то,... чтобы наши горести...» опять пауза «были... меньше, чем мы того заслуживаем…»

Как Ильшат и Костик ходили за винищем.

Сначала случилась сама эта история, а потом через некото- рое время подобралось музыкальное сопровождение, на которое

эта история идеально ложится. Была даже мысль снять фильм с Ильшатом и Костиком в главных ролях, чтобы они повторили этот свой поход. Ну и затем фильм под эту музыку показывать. И даже возможность была — Беку кто-то из уезжавших казах- ских друзей оставил в наследство комплект из кинокамеры и кинопроектора. Но дальше намерений дело не пошло, понятно. Так и осталось это кино только в воображении.

Музыкальная тема взята с одной из трѐх пластинок, выпу-

щенных по итогам Московского джазового фестиваля 82-го года, называется «Фокстрот» и, согласно информации на конверте пластинки, использует мелодию датского трубача Палле Ми- кельборга «Каменный лес».

Начало. Тягучее, с замедлениями-позѐвываниями, исполняе-

мое несколькими саксофонами и, возможно, ещѐ какими-то мед- ными духовыми инструментами. Это Ильшат один в комнате, лежит на кровати в раздумьях.

Далее почти пауза, перебирание клавиш на пианино, корот-

кое постукивание некоего деревянного ударного инструмента (в оркестре русских народных инструментов такой инструмент назывался «коробочка»). Это стучится в дверь Костик и предла- гает Ильшату: «Ильшат, а не сходить ли нам за вином?»

Ильшату идея нравится. В мелодии — бодрое вышагивание

саксофонов и прочих инструментов. Это последовательное по- сещение магазинов. Сначала — на улице Дружбы. Там ничего нет. Ну, на Дружбу особо и не надеялись. Дальше — на Ломо- носовский, в «Три поросѐнка». В «Трѐх поросятах» вино есть, но что-то оно Костику с Ильшатом не понравилось, решили поис- кать чего получше. Пошли на Мичуринский в «Подвесной».

Следующая часть — облом в «Подвесном». Музыка виртуозно воссоздаѐт ощущение пустоты. Так и представляется взгляд, ра- зочарованно скользящий по пустым полкам. Только на нижней полке стоят образцы принимаемой пустой посуды.

И тут Ильшат с Костиком думают, что какие же они дураки!

Ведь в поросятах было вино, и чего оно им не понравилось? А времени уже без десяти семь. Может, ещѐ можно успеть.

Ноги сами несут. Перебирают всѐ быстрее и быстрее. Перехо- дят на бег. Костику хорошо, он марафонец. А у Ильшата дыхал- ка непривычная. Но он старается не отставать. Темп увеличи- вается и увеличивается. Музыка соответствующая — свистящие саксофоны, беспорядочный топот пианино и ударных.

Они успели. Вбежали в магазин перед самым закрытием, при-

валились к прилавку, дышат. В музыке этот момент решѐн так, как будто все инструменты натыкаются беспорядочно друг на друга и сваливаются в кучу.

Конец. Мелодия почти такая же, как в начале, но с неулови-

мыми изменениями в сторону разухабистости и радости жизни. Мелодия обрывается на полутакте.

Не знаю, как это выглядело на самом деле. В проекте фильма предполагалось, что Ильшат и Костик выходят из магазина в об- нимку, размахивая бутылкой. И стоп-кадр.

Примечания по названиям магазинов.

Название магазина на Ломоносовском «Три поросѐнка» от-

ражает факт, что тогда магазин состоял из трѐх отсеков,

каждый со своим входом, никакой особой схожестью с по-

росятами он от других тогдашних магазинов не отличался.

Магазин на Мичуринском назывался «Подвесной» не

потому, что был куда-то или к чему-то подвешен. Просто он

находился на первом этаже двухэтажного здания, второй

этаж которого занимал магазин «Весна», а он, стало быть,

под «Весной».

Ильшат и футбол.

На первом курсе у нас была команда Super-84, участвовала в открытом чемпионате 6-го ФДСа по футболу. Ильшат выпол- нял в ней функции персональщика. Особенно это проявилось в игре против команды, в которой главным забивалой был Во- лодька Иванов. Володька на первом курсе был что-то страшное. У него был такой резкий рывок с места, что он просто за секунду оставлял соперника на пару метров сзади. Плюс удар и общее игровое соображение. Забивал по 5-7 голов за игру.

Ильшату сказали: ты просто от него не отходи, руками не хватай, но всѐ время стой рядом, в контакте. И Ильшат добро- совестно почти всю игру провѐл, приклеившись к Володьке и просунув одну ногу ему промеж ног. Дважды Ильшат всѐ-таки отвлѐкся, и Володька забил два гола. Но два это не много, сыгра- ли мы вничью 3:3. В конце игры, когда Володька в очередной раз упал через Ильшатову ногу, он не выдержал и с досады пнул Ильшату по жопе. Ильшат к Володьке относился с уважением и только сказал: «Извини».

Когда Ильшат жил с нами в башне, он в обязательном поряд-

ке привлекался на утренние футболы. В один из таких матчей Ильшат за первые десять минут забил два гола в свои ворота. От- части из-за неуклюжести, отчасти по невезению. После второго гола Ильшат повернулся и молча пошѐл с поля. Его, в общем- то, даже не ругали, кричали «Ильшат, ну ты чего? Вернись!» Но Ильшат не оборачивался и уходил.

Дальнейшее известно со слов Мадияра. Ильшат пришѐл в

комнату. Мадияр высунулся из-под одеяла, спрашивает: — Ильшат, ну как футбол? — Все пидарасы, — сквозь зубы отвечает Ильшат.

Во время ещѐ одного утреннего футбола Ильшат сломал ногу.

Тогда уже начинало подмораживать, и с утра мелкие лужи на поле были застывшими. Ильшат неудачно проехался по одной такой луже. Вроде, там был даже не перелом, а сильный вывих голеностопа. Но всѐ равно Ильшату ногу загипсовали и выдали костыли. Пользуясь этими костылями, Ильшат наконец вытре- бовал себе законную отдельную комнату в общежитии. Он при- шѐл в кабинет к начальнику общежития Мухтару Дмитриевичу Чибирову и, конечно, не бил его костылѐм по голове, но общий вид собою являл такой, что не дать комнату было невозможно.

Когда Ильшат нам рассказывал о визите к Чибирову, у Шай- кина на магнитофоне играла ламбада, и Ильшат на костылях эту ламбаду танцевал.

Ильшат продолжал участвовать в утренних футболах даже

когда устроился на выматывающую работу в риэлторскую кон- тору. Это была зима 92-93. Работа Ильшата заключалась в том, что он должен был пить с потенциальными продавцами квар- тир и уговаривать их продать квартиру. Обычно целую ночь. Наутро Ильшат приходил на поле откуда-то со стороны метро, падал в снег и некоторое время лежал лицом в снег. Постепенно набирался сил и начинал играть.

Ильшат. Сила и скромность.

Как-то мы с Ильшатом обходили окрестности университе- та в поисках продуктов. В овощном магазине на Университет- ском проспекте был перерыв, но из служебного входа торговали апельсинами. Мы почти отстояли небольшую очередь, человек в

десять. Перед нами оставалась ещѐ дородная пожилая тѐтка. В этот момент появился несколько пьяный мужик с блатны-

ми ухватками и стал порываться купить апельсины без очереди. Тѐтка была несогласная. В какой-то момент мужик начал тѐтку толкать. Я инстинктивно схватил его за руку.

Тут мужик просто зримо обрадовался. Видимо, он и имел изна- чальной целью с кем-нибудь подраться. Он потащил меня из очере- ди на мокрый тротуар. Но сделать ничего особо не успел. Ильшат как-то сцапал мужика одной рукой и также одной рукой, не выпу- ская сумки из другой руки, некоторое время повозил в луже.

Когда мужик встал из лужи, он с уважением спросил Ильшата: — Что? Классик? — Нет. Дзюдо, — сказал Ильшат, испытывая явную не-

ловкость. Мне Ильшат потом говорил, что ну зачем я полез. Продавец апельсинов тоже был недоволен — тѐтка под шу-

мок успела скрыться с апельсинами, не заплатив.

Ильшат. Бизнес по-татарски.

Ильшатовский бизнес начался в 84-м году, ещѐ при Чернен- ко, до всякого провозглашения демократизации, кооперации и т.д., когда и слова «бизнес» толком не существовало. Ильшат покупал в магазине «Балатон» венгерских потрошеных гусей, здоровые целиковые туши по 5-8 кг, и переправлял их поездом №234 с проводником на станцию Письмянка. Там гусей сдавали в местную кооперацию как якобы выращенных в собственном хозяйстве. Особо не стеснялись, сдавали прям так — упакован- ных и с биркой цветов флага Венгерской Народной республики. За гусей платили меньше, чем они стоили в «Балатоне», но за определѐнное количество сданной гусятины давали талоны на право приобретения различных дефицитных товаров: пылесо- сов, холодильников, автомобилей «Жигули».

Во всех дальнейших разновидностях Ильшатовского бизнеса сохранились эти непременные черты — некоторое безумие и от- сутствие финансовой выгоды.

Ильшат рассказывал, как они в деревне ездили покупать ба-

рана для перепродажи. Купили по дешѐвке где-то в дальней лесной деревушке. Связали ноги барану, загрузили в багаж- ник. Едут, едут, тут — бах, у машины колесо отвалилось. Пока чинили-прилаживали, баран как-то тихонько распутался, через борт багажника перелез и сбежал. Но баран какой-то меланхо- личный, отбежал недалеко, встал. Стоит, траву ест, смотрит, как колесо чинят. Стали барана ловить. Как к нему приближаются, он на несколько метров отбегает и опять встаѐт, далеко от ма- шины не удаляется. Долго его ловили. Поймали. На рынок в Ле- ниногорск приехали уже поздно, по темноте. Продали барана, поехали домой обмывать.

На следующий день обнаружилось, что заплатили им стары- ми деньгами. Обмен старых денег был года полтора назад, про них к тому времени уже и забыли.

Когда поступил учиться Ильшатовский брат Ирек

(Габидуллин-младший) и стал жить в комнате с Ильшатом, им стало как-то ощутимо не хватать денег. Ильшат не придумал ни- чего лучше, чем вспомнить своѐ старое умение поиска и добычи пива. Они с братом покупали в городе бутылочное пиво. Два рюкзака и несколько сумок. Тогдашняя цена пива была где-то 12 рублей за бутылку. Продавали пиво в ГЗ в вечернее время в пе- реходе из общежития (зоны «Б») в учебный корпус (зону «А»).

Этим же самым занималась ещѐ одна конкурирующая ор- ганизация, которую Ильшат с братом называли «Нимфа». У «Нимфы» дело было поставлено широко и профессионально. Пиво они привозили на тележке, в ящиках, явно, брали где-то

на складах, централизованно. Продавец был в белом халате. Бу- тылка у «Нимфы» стоила 15 рублей.

Чтобы противостоять «Нимфе» в конкурентной борьбе, бра- тья Габидуллины использовали фактор географический. Тор- говля «Нимфы» располагалась где-то в районе Телеграфа, дале- ко от входа в общежитие. Ирек занимал место у самого входа. На вопрос «почѐм пиво?» отвечал: «Двадцать пять». Дальше возле книжного киоска и БУПа (библиотеки учебных пособий) стоял Ильшат, называл цену «двадцать». До «Нимфы» значительная часть покупателей просто не доходила.

Постепенно Ильшат с Иреком поняли, что даже не нужно ни- каких таких особых ухищрений. Пиво всѐ равно расходится — спрос превышает предложение.

Маленький эпизод пивной торговли братьев Габидуллиных. Зарубежный студент покупает бутылку и просит еѐ открыть.

«Да. Сейчас», — говорит Ильшат и передаѐт бутылку Иреку. «Ёпты! Пожалуйста!» — говорит Ирек и отработанным залих- ватским движением открывает бутылку о щербатый угол стола. Крышка катится по полу, описывая логарифмическую спираль.

Через некоторое время братья пришли к выводу, что пивной

бизнес невыгоден. Невыгоден, если рассматривать его не сам по себе, а в комплекте с укладом жизни, организуемом этим биз- несом. А потом Садовничий запретил торговлю пивом на тер- ритории МГУ. Вести тяжкую и тревожную жизнь подпольного торговца Ильшат тем более был не склонен.

Как Ильшат и Ирек вели дневник.

Братья Габидуллины взялись вести дневник по причинам на- сущным и приземлѐнным. Стали они замечать, что деньги у них как-то быстро и непонятно заканчиваются. И на что они ушли,

никак не вспоминается. Решили братья записывать, сколько куда потрачено. В лекци-

онной Ирековской тетрадке, с конца на пустых страницах. Конечно, лучше всего было бы, если бы этот дневник сохранил-

ся. Тогда просто бы без комментариев его переписать — и всѐ. Но дневник не имел целью остаться в вечности. И не остался.

Выглядело это примерно так. (Суммы я не помню и поэтому

не привожу, даты примерные, статьи расхода приблизительные, но общий смысл я старался сохранить.)

13 ноября хлеб


15 ноября хлеб чай сигареты

16 ноября хлеб кино пиво водка менты



…

Ильшат и ПТУшницы из Зеленодольска.

Первый раз ПТУшниц из Зеленодольска привѐл Иван Васи- льевич. Ему хотелось какого-то праздника, он побегал по этажам зоны «Б» и обнаружил на лестнице несчастных девушек. В ко- личестве четырѐх. Девушки приехали из города Зеленодольска искать работу в Москве, жили у каких-то левых знакомых в ГЗ, но теперь эти знакомые вроде как их выгнали.

Праздник жизни удался. Было поливание стен шампанским (Иван Васильевич изображал гонщика Формулы-1 на пьедеста- ле). Было хождение до метро за добавкой. Было занимание раз- личных бутылок по знакомым (у Жени Заходы заняли продукт под названием «Запеканка», дико сладкий).

Где-то за полночь к нам зашѐл Ильшат, которому не спалось, и он слонировал по общежитию. Ильшат сразу вдохновился, что девушки из Зеленодольска — землячки как-никак, Татария. Правда, по-татарски девушки не говорили, являясь русскими. Зато Ильшат продемонстрировал чудеса телепатии, угадав, кого из девушек как зовут: Рита (самая старшая), Света, Марина и На- таша (самая страшная). Ну не с нуля угадал, а ему представили список имѐн, и он правильно распределил, кто чему соответ- ствует. Продолжалось всѐ до утра. Утром насобирали девушкам денег на дорогу до Зеленодольска и проводили.

Второе появление девушек произошло через месяц. Постуча-

лись они ко мне в комнату в шесть утра, с сумками, прямо с по- езда. У меня был период подготовки к кандминимуму, режим плавно сдвинулся к ночному, и в шесть утра я ещѐ не спал. На

этот раз их было трое (без Марины). Имели они идею где-нибудь пожить. У меня комнатуха была маленькая, и я предложил по- жить у Ильшата. У Ильшата как раз брат уехал вместе с Ива- ном Васильевичем в Ряжск, чинить казѐнную «Волгу». Ильшат заради девушек согласился пока пожить у меня. Спал на полу, в спальнике, оставшемся от Шуры Руденко (Шура в это время пребывал в туберкулѐзной больнице на Щукинской).

Ильшату вышло одно расстройство. Он надеялся, что в ответ

на гостеприимство девушки будут проявлять некоторую благо- склонность. Когда Ильшат был в тоске или под воздействием ал- коголя, он пытался делать некие шаги в направлении добиться этой благосклонности. Но делал их по-ильшатовски, а потому безуспешно. Пытался найти родственную душу в Наташе. На- пугал еѐ, видимо. Так что теперь она при появлении Ильшата сразу принимала вид неприступный, гордый и глупый. Скорее всего, в задушевной беседе Ильшата явно присутствовало или подразумевалось: «Ну ты же, Наташа, понимаешь, что ты страш- ная, бестолковая. Ну и чего ты? Давай». Я Ильшата спрашивал:

— Ну а представь, что вдруг согласилась бы. Что б ты делать стал?

— Не представляю, — говорил Ильшат, — но тогда это было не важно как-то.

В общем, Ильшат был на девушек обиженный. После визитов

в свою комнату жаловался на бесхозяйственность девушек: — Какие-то они бестолковые. Ничего не умеют. Ну ладно, де-

нег нет. Дал им сто рублей — сходите за продуктами. Они пош- ли — купили пакет молока и пачку мальборо.

Далее шли претензии к моральному облику, что вот видно же, какие они, а перед Ильшатом строят из себя…

— И главное, некультурные. Всю картошку сожрали.

Последнее произносилось с болью. Не за картошку. За девушек.

Завершилось всѐ неожиданно. Поутру к нам в комнату зава- лился весѐлый Ирек (брат ильшатовский), вернулся из Ряжска.

— Ильшат, а что это у нас в комнате творится? Я только что каких-то баб оттуда выгнал.

Потом Ирек описывал это более подробно. Сначала, войдя в комнату, он офигел — лежат три девушки, тѐплые, размякшие от сна.

— У меня сразу непроизвольно — дынч, встал. Но тут уже подступил другой кайф — в пинки их всех повыгонять: «Пошли вон! Пошли вон!»…

Второй вид кайфа мне непонятен, но, видимо, Иреку дей- ствительно было от этого хорошо. Ещѐ говорил, что его обида за брата взяла.

Девушки перебрались к кому-то ещѐ. Я потом их несколько

раз встречал в ГЗ.

Приложение.

Рассказ Ирека, как они с Иваном в Ряжске ходили на тан-

цы. Тоже, в общем, про девушек.

В Ряжске Иван Васильевич с Иреком днѐм перебирали

«Волгу», а вечером искали всяких местных развлечений.

Один раз пошли на дискотеку. Иван отряжал Ирека для

знакомства с девушками. Ирек придумал при знакомстве

представляться Эдиком, чтобы не возникало сложностей с

непривычным именем.

— Здравствуйте, девушки. Хотите познакомиться? Меня

Эдик зовут.

— Хотим.

— А хотите, я вас с моим другом познакомлю? Его Иван

зовут.

— Нет! — пугались девушки и убегали.

При этом они и не видели даже, что за Иван. Непонятно, то

ли они Ивана и так хорошо знали, то ли как-то неправильно

понимали Ирека насчѐт «друга Ивана».

Ильшат и детская коляска.

Как-то Ильшат зашѐл в гости в комнату к Гоше и Ирине Ни- колаевне и начал со странного вопроса: нет ли у них знакомых, которые задѐшево продают или отдают детскую коляску?

Постепенно из Ильшата удалось вытянуть предысторию.

У Ивана Васильевича была долговременная подруга жизни по имени Любаня, а у неѐ была знакомая по имени Василя, та- тарка. Ильшат чего-то там себе домыслил и решил с этой Васи- лѐй познакомиться. Морально приготовился и пошѐл с визитом к Василе на двенадцатый этаж.

Зашѐл в блок, постучал в комнату (правую). Василя откры- ла. Ильшат попытался объяснить цель визита. Василя вышла из комнаты, закрыла еѐ на ключ и вела себя так, что ей вот сейчас надо уходить. Тогда Ильшат быстро выпалили самое главное по- татарски. Не то, чтобы он надеялся этим Василю сразить. Про- сто, говорил Ильшат, по-русски это звучало бы как-то совсем по-дурацки.

Василя не поняла. Или сделала вид, что не поняла. Вышла из блока и закрыла дверь с той стороны. Ильшат остался стоять в коридорчике между умывальником и туалетом.

Постучал в другую комнату. Никого не было. Постоял в пред- баннике. Зашѐл в умывальник. Попил воды из крана. В туалет заходить не стал — всѐ ж таки женский. Подумал, что если бы взял с собой заготовленную бутылку Слънчев Бряга, сейчас было

бы чем заняться. Но Ильшат надеялся произвести благоприят- ное впечатление и бутылку в качестве подарка брать не стал. Так что просто стоял. Думал разные мысли. Где-то около часа.

Через час пришла соседка Васили и открыла дверь блока. Ильшат вышел в коридор и почему-то решил Василю всѐ-таки дождаться. Дожидаться он расположился в детской коляске, ко- торая стояла рядом в коридоре.

Через какое-то время Василя пришла. Но, как говорил Иль- шат, к этому времени у него уже было настроение философское, и он Василю проигнорировал.

Продолжал лежать в коляске ещѐ долго. Проходящим симпа- тичным девушкам предлагал разделить с ним это ложе. Девуш- ки шарахались или просто мило не соглашались.

Коляску Ильшат продавил необратимым образом. На следу-

ющее утро пошѐл, нашѐл хозяев и пообещал им купить новую. Вот теперь не знает, где покупать.

Жена Ильшата.

Ильшат после года стажировки оформил себе стажировку ещѐ на год. Потом аспирантуру на три года. Ничего не делал, оправ- дывался тем, что все силы уходят на поддержание жизни. Ну мы все, кто ничего не делал, этим перед собой оправдывались.

Родители Ильшата решили, что пора с этим заканчивать, что надо Ильшату начинать трудовую жизнь, хватит в этой Москве дурака валять. Решили они Ильшата женить. И в один из его коротких приездов домой женили.

Как ни странно, образ жизни Ильшата от этого мало изме- нился. Ильшат вернулся в Москву. По-прежнему жил в комнате 1407 с братом, изредка посещал тоскливые спецсеминары Садов- ничего, удручался в читзале, просматривая реферативные жур- налы, но, в основном, трудился на разных недолговременных

работах и отдыхал от этих трудов. Частичная причина тут была в том, что родители подобра-

ли Ильшату жену не абы какую, а интеллигентную, и она тоже обучалась. В каком-то техническом институте в Уфе. И как-то по договорѐнности, пока жена продолжала своѐ обучение там, Ильшат продолжал свою непонятную, но привычную жизнедея- тельность в Москве.

При такой жизни через год у них даже как-то появился ребѐнок.

Временами на Ильшата накатывала тоска, и он решал ехать в Уфу. Обычно такое случалось под вечер по ходу употребления алкогольных напитков. Я как-то участвовал в проводах Ильшата.

Я тогда вспомнил, что когда в своѐ время перед армией про- вожал Олежку Вахитова как раз в Башкирию, то он отправлялся не с аэропорта, а с Аэровокзала в Москве — на Аэровокзале ку- пил билет, там же прошѐл регистрацию и сел в Икарус, который должен был его подвезти прям к трапу самолѐта. Ну и убедил Ильшата, что не надо нам в аэропорт ехать, что сейчас мы на Аэровокзале всѐ быстренько сделаем.

Пока ехали в метро до Аэровокзала, Ильшат заприметил на сиденье напротив двух девушек татарской наружности. Пересел к ним, пытался общаться. Обратно к нам вернулся разочарован- ный. Говорит: «Это не те татары, это горьковские татары». В чѐм там тонкость и расхождение, я точно не знаю, но, вроде бы у них даже язык чем-то другой. И, по словам Ильшата, многочислен- ные татары, работавшие дворниками в Москве в дореволюци- онное и послереволюционное время — это как раз горьковские татары, тогда, правда, так не называвшиеся, так как и сам город Горький Горьким не назывался.

На Аэровокзале мы узнали, что ближайший рейс в Уфу зав- тра утром, в 8 утра с копейками. Можно поехать сейчас в аэро- порт и там до утра дожидаться. Но брат Ирек убедил Ильшата,

что лучше вернуться домой, поспим, как люди, утром часиков в пять встанем и поедем в аэропорт.

Наутро я в пять часов честно пришѐл Ильшата с Иреком бу- дить. Ильшат не просыпался. Ирек весело сказал: «Да ладно! Иль- шат уже который раз так собирается. Ни разу ещѐ не уехал!»

Один раз жена Ильшата приехала к нему в Москву. Ненадол-

го, где-то на пару дней. Ильшат повѐл жену в гости к Ивану Ва- сильевичу. Помнится, Ирина Николаевна этому очень удивля- лась, а Олег Аристов разумно заметил: «Можно подумать, Иван страшнее Ильшата…»

Ильшат действительно вѐл себя в гостях у Ивана не лучшим образом — рыбку из аквариума съел. Правда, Ильшат говорил, что это поклѐп, что они сами эту рыбку съели.

Жена Ильшата, напротив, произвела в гостях очень благопри- ятное впечатление. Любаня всѐ удивлялась, что надо же, какая у Ильшата жена приятная и культурная. Любаня, видимо, себе предварительно вообразила, что раз из деревни, то это что-то со- всем дикое, в парандже и в калошах.

Ильшат, Мадияр и Кабанов. Аукцион на понижение.

Кабанов заметил у Ильшата на полке книжку (насколько я помню, Кобаяси, Номидзу «Основы дифференциальной геоме- трии», но, может, и другая какая).

— Ильшат, вот эту книжку, я бы у тебя купил. Присутствовавший Мадияр сразу оживился: — У меня она тоже есть, я могу дешевле продать. — У, как хорошо! — обрадовался Кабанов — Аукцион! Дальше пошло последовательное снижение цены. Ильшат не хотел уступать просто из принципа, А у Мадияра

ещѐ были соображения насчѐт какой-то минимальной выгоды. На отметке 1 рубль 6 копеек Мадияр сдался. Сказал, что за такие

деньги он в Столешников сдаст, не поленится съездить.

Героизм Мадияра.

Как Мадияр бегал по лестницам на время и за деньги.

История времѐн нашего проживания в башне. Были какие-то бездельные посиделки в нашей комнате в соста-

ве меня, Ильшата и Бека. Уже не помню каким образом, возникла идея устроить Мадияру забег по лестницам в ГЗ вверх-вниз. Ма- дияр был легендарно ленив по части проявления всяких физиче- ских усилий, но в настоящее время являлся отчисленным и силь- но стеснѐнным в средствах существования. Жил тем, что по одной распродавал книги, накопленные за предыдущее время обучения. Мы решили, что сто рублей могут сподвигнуть Мадияра.

Но просто так сказать «Вот, Мадияр, побегай за сто рублей» было некрасиво и неуважительно, как-то не то. Решили обста- вить дело так, что якобы я с одной стороны и Бек с Ильшатом с другой стороны поспорили на ящик водки. Я утверждал, что Мадияр — человек, которого никакие силы и материальные вы- годы не заставят сделать физическое усилие. А Бек с Ильшатом верили в Мадияра и утверждали, что смогут его стимулировать.

В качестве примера физических усилий предлагалось пробе- жать 20 раз по лестнице в зоне «Б» до 18-го этажа и обратно за полтора часа. За этот подвиг Бек с Ильшатом обещали Мадияру 100 рублей (ящик водки тогда стоил 200).

Мадияр вдохновился и загорелся. Начал обдумывать и огова-

ривать некоторые условия. Во-первых, выторговал перенести за- бег в учебный корпус (зону «А») и проводить в воскресенье — в воскресенье лестницы в зоне «А» пустые, никто не будет на Ма- дияра глазеть, да и не накурено, что немаловажно. Во-вторых, 18-й этаж зоны «Б» соответствует по высоте 13-му этажу зоны

«А». Соответствует, да не совсем — сразу зацепился Мадияр — 13-й этаж только чуть-чуть ниже 19-го технического этажа зоны «Б». Поэтому договорились, что Мадияр будет бегать, не добегая два пролѐта до 13-го этажа (в учебном корпусе один этаж — на три лестничных пролѐта).

В воскресенье Мадияр с утра не курил, Бек с Ильшатом сво-

дили его в профессорскую столовую, накормили обедом. Потом Мадияр поспал. В четыре часа проснулся, надел спортивные трусы, и мы отправились на забег.

Чтобы всѐ было честно, Бек расположился в нижней точке марш- рута, Ильшат — в верхней, я перемещался между ними то туда, то сюда. На первых подъѐмах стало понятно, что для того, чтобы под- держивать нужный темп, совсем не надо бежать. Достаточно идти вверх через ступеньку быстрым шагом, а вниз просто спокойно спу- скаться. Не ясно было только, выдержит ли Мадияр 20 раз.

Мадияр потом говорил, что где-то на третьем подъѐме он

сдох и хотел уже отказаться. Удержала его только мысль: как он Ильшату и Беку в глаза смотреть будет?

А дальше Мадияр как-то вработался, вошѐл в ритм и чем

дальше, тем уверенней шѐл к победе. За несколько кругов до конца Мадияр попросил у Бека стольник, сунул его себе в носок, сказал: «Он меня греть будет».

Расчѐтное время Мадияр перекрыл на 15 минут. Последние подъѐмы Мадияра я наблюдал, сидя наверху с Ильшатом. Го- ворил: «Ну Ильшат, согласись — разница между просто заму- ченным и замученным, но счастливым Мадияром стоит ста ру- блей!» Ильшат был угрюм, говорил, что, когда Мадияр узнает, как все обстояло на самом деле, то скажет — вот дураки, и будет прав. Понятно, в общем, что Ильшат пытался выразить — самое

некрасивое в этой истории, что мы заранее были уверены, что у Мадияра ничего не получится, что помучается он бедный, по- мучается, и бросит, а мы развлечѐмся, ничем не рискуя.

Но Мадияр молодец — выдержал.

То время, про которое я тут вспоминаю, это как раз время,

когда нам, многим, не хватило дыхалки. Устали, сдались,

как-то незаметно согласились на «просто жизнь».

Может, причина в том, что не возникла мысль про кого-то,

кому потом будет стыдно смотреть в глаза. Или за не име-

нием этого самого «кого-то», или просто не возникла.

Про Ильшата-добытчика.

Мы с Ильшатом ходили по магазинам, искали подарок на день рожденья Ирине Николаевне. Февраль 91-го, магазины пу- стые. Фантазия у нас бедная. Каких-то мыслей заранее о том, что подарить, у нас нет. Думали, что вот увидим что-нибудь и на мысль натолкнѐмся. Но не попадается ничего такого.

В магазине «Спутник» на площади Гагарина в кондитерском

отделе видим на полке чайники, завѐрнутые в целлофан. Боль- ше в отделе ничего нет, и продавца нет. Непонятно, продаются чайники, или так — для красоты. Ильшат решает спросить и за- ходит внутрь в служебный коридор.

Появляется обратно через очень короткое время, на плече не- сѐт коробку с чем-то, зыркает на меня хитрыми глазами и, не останавливаясь, направляется к выходу.

Коробка оказалась с печеньем. Не полная, наполовину где-то. Ильшат рассказал, что наткнулся на коробку сразу же в кори- доре. Никого не было, и руки сами схватили, а ноги понесли, Ильшат даже подумать толком не успел.

Так и ходили потом с коробкой.

А чайники нас всѐ-таки натолкнули на мысль, и мы купили в «Доме фарфора» маленький чайник Ленинградского фарфоро- вого завода.

Когда я рассказал про этот случай Шуре Руденко, он выдви-

нул идею — заиметь халат тѐмно-синий, как грузчицкий, и брать его в магазин с собой на всякий случай. Можно что-нибудь под- вернувшееся выносить, и будут думать, что грузчик. Ну, Ильшат и без халата был похож.

Педагогическая деятельность Ильшата.

Педагогическая деятельность Ильшата, по-видимому, исчер- пывается двумя эпизодами.

Эпизод первый. Ильшат рассказывал, что как-то во время хождений по городу

у него возникла проблема — где поссать? Район был незнако- мый, никаких, понятно, туалетов. Время дневное, всякие бабуш- ки с детьми гуляют. Среди домов стояла школа, что натолкнуло Ильшата на мысль.

Он зашѐл в школу, на входе сказал, что он аспирант мехмата МГУ и пришѐл проводить у них в школе математическую олим- пиаду. Его отправили на второй этаж к завучу. Ильшат благопо- лучно нашѐл туалет, ну и побродил ещѐ немного по коридорам, чтобы не вызывать подозрений на выходе своим слишком бы- стрым возвращением.

Эпизод второй. Летом 93-го года (ни фига не холодным) нас отрядили для ра-

боты в приѐмной комиссии — сидеть в аудитории на экзамене, а потом проверять работы. Мы с Ильшатом попали на факультет психологии. У Ильшата был период очередных денежных за- труднений и он попросил у Жени Заходы контролѐрское удо-

стоверение (Женя тогда подрабатывал контролѐром в транспор- те). По пути Ильшат наштрафовал людей, ехавших в 111-м авто- бусе, потом ещѐ немного поштрафовал в троллейбусах вокруг психфака. Видимо, значительная часть оштрафованных ехали как раз сдавать экзамен. Потому что, когда Ильшат вошѐл в ау- диторию, то вызвал явный испуганный ропот.

Абитуриентов можно понять — опять этот страшный чело- век! Только что штрафовал их в автобусе, и вот, оказывается, эк- замен у них будет принимать тоже он.

Не знаю, этим замешательством были вызваны плачевные ре- зультаты экзамена, или просто так совпало, только это оказался самый хило написанный экзамен по математике за всю историю не только факультета психологии, но и всех других факульте- тов МГУ тоже. После того, как мы проверили все работы, нам их вернули и сказали проверять ещѐ. Выискивать, может, где у кого правильная мысль в каком-нибудь уголочке записана, или что-нибудь зачеркнуто такое, что можно засчитать как путь к решению. А то получается так, что если ставить три хотя бы за одну решѐнную задачу, всѐ равно получается недобор в двад- цать процентов уже после первого экзамена. Мы добросовестно выискивали. В итоге в тот год четвѐрку ставили за одну решѐн- ную задачу плюс что-то ещѐ написанное по делу. А тройку — за хоть какие-то проблески.

Про Ильшата и хорошее вино.

Эпизод жизни времѐн зима-весна 92-93. А хорошее вино — это Портвейн №23. Был в нестандартно большой бутылке, при- мерно 0,8, почти как шампанская. Я его купил для отдачи долга Ильшату — Ильшат одолжил коньяк из своих запасов, просил купить ему потом, ну не коньяк, но какое-нибудь «хорошее вино», ему нужно было для подарка некоей женщине. Я смутно представлял себе, какое вино хорошее. Никакого особо не было.

В Тѐплом Стане в овощном увидел такой вот 23й портвейн. Ре- шил, что хорошее вино, наверное. Ильшат сказал, что нет, это вино не хорошее, дарить его стыдно, и мы его выпили.

Ильшат. Окончание.

Когда я съехал из общежития, то стал встречаться с Ильша- том реже. Ильшат некоторые эпизоды своей жизни рассказывал, или брат Ирек рассказывал, а Ильшат в это время спал, лицом уткнувшись в кровать.

По рассказам судя, Ильшат постепенно погружался в какую-

то пучину.

То он познакомился у метро с алкоголической женщиной, продавшей свою квартиру, и некоторое время помогал ей день- гами. Только не решался говорить ей, кто он и где живѐт. При- сутствовавший при рассказе Володя Агафонов говорил, что «правильно, Ильшат, не говори! Такие люди потом привязыва- ются так, что не отделаешься». Ильшат кивал, но явно не был согласен, что правильно.

То Ильшат дрался с ментами на лестнице в подъезде дома у

метро университет. И победил. То есть, вырвался и смотался.

То зашѐл в комнату к какому-то чуваку в общежитии и стал там всѐ крушить — вываливать из шкафа одежду, вынимать и по одной разбивать пластинки. Испуганный чувак выстрелил в Ильшата из газового пистолета, но на Ильшата это не возымело никакого действия (на пьяных, говорят, не действует). На чувака газ, наоборот, подействовал, и он был вынужден из своей ком- наты бежать.

Так продолжалось до свадьбы Ирека осенью 95-го года. На свадьбе брата Ильшат ходил счастливый, довольный, белая ру- баха вытащилась из штанов, ширинка расстѐгнута. На следую- щее утро приехавшие на свадьбу родители уезжали и прихвати- ли с собой Ильшата. Он не сопротивлялся.

Последние сведения об Ильшате сообщал Ирек в 97-м году.

По его рассказам, Ильшат в Тимяшево борется за место главного бухгалтера в тамошнем отделении Татнефти. Борется с некоей бабкой. У Ильшата преимущество гипотетическое — что он обе- щал выучить компьютер. А у бабки преимущество реальное — что она не пьѐт.

Иван Васильевич лет пять назад ездил по своим командиров-

кам в Татарию, нашѐл Ильшатову деревню. Я его пытался рас- спрашивать, но он ничего так и не сказал понятного. Сказал только «не езди туда, плохо там».

ЯСЕНЕВО

Ясенево.

Ясенево.

Наши лучшие годы прошли в

Ясенево.

Оно окончательно нас сформировало —

Ясенево.

Оно окончательно нас сплотило, даже тех, кто не жил в

Ясенево...

Вот, примерно таким блюзом надо про Ясенево писать. Но у

меня не хватает умения. Я вообще не знаю, как передать уни- кальность этого места и времени.

Про «годы» это я, конечно, загнул. Не годы, а всего год, если точнее, 10 месяцев. В общежитии аспирантов и сотрудников МГУ в Ясеневе, на языке бюрократических сокращений — ДСЯ. С сентября 1991 по июнь 1992.

Постепенно попробую описать.

Ясенево и ясеневцы.

Ясенево впечатляет сразу. Выходишь из метро «Ясенево», смо- тришь по сторонам, и сразу видна ясная архитектурная мысль. Обычно в окраинных спальных районах эта мысль видна только на макетах и схемах, а тут доступна непосредственному наблю- дению простого наблюдателя.

Сказывается, конечно, нестандартный рельеф местности, существенно неплоский. Но его же, этот рельеф, надо было не убить, а правильно использовать.

И использовали. По почти симметричным склонам по обе стороны от метро

дома поднимаются симметричными извилистыми крепостными валами:

Первый ряд — из бело-жѐлтых девятиэтажных домов. Второй ряд — из бело-голубых семнадцатиэтажных домов. Третий ряд — из бело-коричневых двадцатипятиэтажных

домов.

Добавьте к этой архитектурности, что ещѐ конец августа, сол- нечно, пусто, ветер.

Такое вот первое впечатление.

В одной из семнадцатиэтажек второго крепостного ряда два подъезда занимало аспирантское общежитие МГУ. На общежи- тие это было совсем не похоже. Обычный дом с обычными квар- тирами. В нашу квартиру №88 поселили формально шестерых. В одной комнате мы с Гошей, во второй — Олег и Андрей Домрин, в третей, самой большой, с балконом, — Костик и Биянов. Но Биянов сразу опять отправился в Америку, Костик жил в основ- ном у себя в Красногорске, а к нам заезжал как в гости. Так что большая комната использовалась как спортзал — для игры в на- стольный хоккей, настольный же теннис, позднее ещѐ и в дартс.

Поселившись, мы первым делом пошли изучать окрестности, на предмет магазинов.

С одной стороны от дома был большой хлебный магазин. С другой стороны — большой молочный магазин. А за соседним домом мы обнаружили маленький магазин-

времянку. Стандартная алюминиево-стеклянная конструкция, такие наскоро возводились в новых районах, пока ещѐ не было капитальных магазинов, а потом оставались навсегда.

Этот магазин мы уважительно окрестили «Сельпо». Там, действительно, как в сельпо, продавались и продукты, и

всякие мелкие хозтовары и промтовары. Видимо, ассортимент сохранился с тех пор, когда магазин был ещѐ единственным в округе.

Когда мы первый раз туда зашли, там был даже коньяк. За

двадцать пять рублей. Это 91 год! Пик пустых прилавков и по- талонного алкоголя. А тут свободно стоит. Удивительно!

Мы сбегали за деньгами, Андрей Домрин попросил, чтоб ему тоже одну взяли.

А дальше был облом. Оказывается, коньяк давали только в обмен на пустые бутыл-

ки. Ну ладно, бутылки мы как-нибудь может быть и нашли бы. Но нужны были не просто бутылки, а с винтовым горлышком, только такие. Тут мы были без шансов.

И вот стоим мы. Непонятно, что делать. И тут в сельпо весѐлой гурьбой вбегают ясеневцы. С кани-

строй!!! И начинают покупать коньяк и сливать его в канистру. Такие

вот находчивые ясеневцы.

Мы потом тоже с собой в магазин периодически канистру

брали. Но коньяк в Сельпо больше ни разу не появился. Ещѐ в одном ясеневском эпизоде тоже фигурирует канистра. В тот раз Иван Васильевич приехал из Ряжска в Москву пого-

стить. Взяли мы канистру пива. Тоже в Сельпо (Там с задней сто- роны было окошечко, работавшее в непредсказуемом режиме. Иногда это окошечко оказывалось открыто, и там можно было купить разливного пива.)

Дальше задача — пройти в общежитие. Внизу на вахте в Ясенево очень бдительные бабки. Чужих не

пропускают. Я говорю Ивану: надо сделать уверенное лицо и быстрее про-

ходить к лифту. На вахте на этот раз две бабки. Одна рядовая, а вторая — что-

то вроде начальника охраны. Мы с уверенными лицами проскочили и уже вошли в лифт.

И тут «рядовая» бабка добегает, останавливает закрывающиеся двери лифта и нарочно громко спрашивает:

— А пропуска у вас есть? И тут же шѐпотом: — Пиво где дают? Мы, довольные, объяснили всѐ насчѐт пива и уехали. А бабка, видимо, объяснила потом начальнице, что пропуска

у нас есть.

Вот ещѐ пара примеров ясеневского отношения к жизни.

В апреле тогда вдруг выпал снег. Сырой, плотный, тяжѐлый

и много. С утра дворничиха у магазина говорит кому-то: — Ну вот надо же! Именно в мою смену! Не, я пойду, скажу —

пусть прогул ставят.

Тоже по весне, возле кафе «Минутка» на Вильнюсской улице. Навстречу мне идѐт человек. Лет 50, толстый и жизнера-

достный. Улыбается. Чем ближе, тем шире улыбается. Подойдя совсем близко, спрашивает: — Хочешь сделать доброе дело? — Хочу. — Дай три рубля.

Грустное добавление про Ясенево (из переписки с Юрием

Левиным):

— А местные люди там многие до станции метро добира-

ются хитрыми маршрутами — дворами, несмотря на весь-

ма холмистую местность, как привыкли в детстве у себя в

деревнях.

Я в Ясенево несколько лет назад повстречал мужчину, ко-

торый гулял с морским котиком. И не сильно удивился. Он

вполне вписывался в атмосферу.

— Дворами местные ходят — это общая привычка. Кто дол-

го живѐт на одном месте, тот просто из интереса постепен-

но оптимизирует маршруты. Не то, чтобы это существенно

быстрее, просто чувство удовлетворения оттого, что вот

как срезал, сколько-то лишних шагов не сделал.

Морской котик всѐ-таки непонятно, как там живѐт, тем бо-

лее гуляет. На поводке?

— Когда я его встретил, хозяин вез его на тележке, этому

ластоногому существу было полтора месяца. Хозяин его —

больной человек, это сразу видно было. Но у меня с собой

был магнитофон, и я даже записал разговор с ним. Пленка

цела. Нигде это в эфире, разумеется, не звучало. Это очень

грустно. Там самый настоящий бред. Зверь тогда жил у него

на балконе. На двадцать первом этаже. Из балкона высу-

нет голову и смотрит на машины, которые, как считает этот

человек, он принимал за рыбок.

Ясенево. Настольный хоккей.

Настольный хоккей был, конечно, не только в Ясенево. Начал- ся он ещѐ в ФДСе, продолжался и после Ясенево. Но на ясенев- ское житьѐ приходится, безусловно, расцвет настольного хоккея. Там он стал делом регулярным и систематическим.

Посреди пустой большой комнаты стоял специальный «хок-

кейный» письменный стол. Кроме обычных игр до десяти голов, были индивидуальные тренировки, на которых шлифовалось мастерство, отрабатывалась культура паса и разбирались стан- дартные ситуации.

Например, опытным путѐм было обнаружено, что когда шай- ба у левого защитника противника, то вратаря нужно держать не в ближнем, а в дальнем углу, а в ближний защитник, если и попадѐт, то только случайно или за счѐт рикошета.

Ещѐ с ФДСовских времѐн повелось, что у каждого играющего

была своя команда, с собственными именами игроков. По ходу игры происходили «замены», и было заметно, что игрок, поиме- нованный другим именем, начинал и играть по-другому. Долгие пробы и поиски постепенно приводили к оптимальному составу.

У меня как у человека, позже других вернувшегося из армии,

половина команды состояла из прапорщиков в/ч 16605: прапор- щик Андросик, прапорщик Передков и прапорщик Таличкин.

Ещѐ были игроки футбольной команды «Химик» Асбест, в кото- рой играл мой дядя на первенство Свердловской области: край- ний нападающий Рублѐв и центральный нападающий Анато- лий Топорков. Ещѐ кто-то были, но я уже не всех помню.

Кабанов себе в команду набрал профессорско-

преподавательский состав мех-мата. У него играли Кострикин, Ищенко, Ежов, на воротах стоял Садовничий. Совершив какое- нибудь удачное действие на воротах, Садовничий начинал ез- дить вдоль ворот, потрясал клюшкой и пел «Я ростовский ис- пытанный урка…»

Долгое время Кабанову не удавалось подобрать в команду центрального нападающего. Все преподаватели, пробовавшиеся на эту позицию, оказывались незабивными. Иногда в их игре по- являлись какие-то проблески, но потом они опять демонстриро- вали полное бессилие, вызывали гнев Кабанова и отправлялись в глубокий запас.

И вот случайно в какой-то газете Кабанов прочитал, что в книге рекордов Гиннеса как человек, имеющий наибольшее ко- личество жѐн, записан некий Мулай Ислаим. И Кабанов решил попробовать его центральным нападающим в свою команду. И Мулай, до этого никогда не видевший льда и снега, начал за- бивать. Когда шайба оказывалась у Мулая, это вызывало стон Кабанова: «Ну давай, Мулаюшка!»

У Гоши команда состояла из настоящих хоккеистов. Преи-

мущественно игроков Минского «Динамо» и «Динамо» Харь- ковского. Линия защиты была Минская, а линия нападения — Харьковская. На воротах стоял вратарь Шумидуб

(Вратарь Шумидуб играл довольно долго, на какой-то из не- давних зимних олимпиад или на чемпионате мира он был за- пасным вратарѐм сборной Белоруссии и единственным неле-

гионером в команде — представителем «Нефтянника» из Ново- полоцка.)

Основная пара защитников — Кривохижа и Расолька. Иногда их меняла пара Филин и Гулин.

Нападение: Фуников, Юнусов и Трасеух, а также Павечеров- ский — нападающий нового типа. Эпитет «нападающий нового типа» приклеился намертво к Павечеровскому после того как, выйдя «на замену», он сотворил нечто невероятное. Что именно, я не помню. Возможно, я этот момент пропустил.

Когда в Ясенево к хоккейным баталиям подключился Олег,

ему тоже помогли набрать команду, используя лежавшую на кухне газету «Спорт-Экспресс». Была ещѐ не зима, и команда Олега оказалась состоящей не из хоккеистов, а из футболистов. В основном, футболистов команды «Динамо» Ставрополь.

Из этих игроков мне больше всего запомнился центральный нападающий по фамилии Великодный. Это пример того, как фамилия может влиять на человека, даже если он просто гнутый металлический настольный хоккеист. Великодный в полном соответствии со своей фамилией был медленным, неуклюжим и даже ростом казался на голову выше остальных хоккеистов. Голы он тем не менее худо-бедно забивал, и Олег его в команде держал как что-то типа талисмана и козла отпущения.

Подлинным лидером команды Олега неожиданно стал правый защитник по имени Ухарь. Имя своѐ он получил не в честь кого- то, а за манеру игры. Поначалу эта манера приводила только к неоправданным потерям и к автоголам, но Ухарь не сдавался.

Тут надо сделать маленькое отступление. В той версии настольного хоккея, который у нас был, правый

защитник — это самый слабый игрок. У него самая короткая до- рожка для перемещения, и он наглухо перекрывается нападаю- щими и защитниками соперника, единственное, что он может

— дать беззубый пас в край. Но Ухарь на такое был не согласен, и, как только к нему попадала шайба, он отъезжал назад и с раз- ворота швырял эту шайбу вперѐд. Чаще всего при этом шайба отскакивала к центральному нападающему соперника, который забивал гол, или не забивал.

Но, как я уже говорил, Ухарь не сдавался. Что-то такое в устройстве пальцев правой руки Олега постепенно позволило ему довести бросок Ухаря до неконтролируемого ужаса. Теперь шайба летела верхом и либо попадала в незащищѐнный верх- ний угол ворот, либо улетала с площадки.

С Олегом стало невозможно играть. Его игра приобрела ал- горитмичность: нужно только медленно и осторожно доставить шайбу Ухарю, а дальше он пуляет.

Хоккей продержался в нашей жизни достаточно долго и по-

сле Ясенево. Даже на нашей с Алинкой свадьбе одним из глав- ных развлечений оказался настольный хоккей, потеснив танцы и прочие традиционные увеселения.

С хоккеем связана и одна из крылатых фраз Олега: Когда Олег под занавес какой-то пьянки, склонившись над

унитазом… А тут бодрый Костик Тюрин его зовѐт: — Олег! Пошли играть в хоккей! Олег в перерывах между рвотными спазмами, горестно: — Какой уж тут хоккей…

Ясенево. «Ну что, Олег? Дартс?»

Это будет про Олега. В принципе, Олега Аристова мы могли бы близко узнать ещѐ

задолго до Ясенева. Он учился с нами в интернате, но в А-классе, а А-класс жил какой-то своей отдельной жизнью. Олег, в свою очередь, жил отдельной жизнью уже по отношению к А-классу.

Ещѐ один шанс познакомиться с Олегом у меня был на аби- туре — нас поселили в одну комнату в ГЗ. Но я в этой комнате почти не появлялся, только один раз ночевал — пришѐл, когда Олег уже спал, и ушѐл, когда Олег ещѐ спал.

На третьем курсе, уже после армии, Олег начал привлекаться

к футбольным баталиям на площадке у шестого ФДСа. Баталии тогда проходили в формате «Москвичи против немосквичей». Для Олега это был первый опыт игры в футбол. Первоначально Олег как живущий в общежитии выступал за команду немоскви- чей. Но потом, когда силы москвичей стали всѐ более иссякать, Олег всѐ чаще передавался им в команду, под начало Шуры Ло- моносова. Шура Ломоносов именовал его «Чѐрный», потому что Олег играл в чѐрной болоневой куртке.

В башне и позднее, на пятом курсе, Олег уже был полноправ-

ным членом нашего коллектива. Даже как-то раз участвовал со мной и Ильшатом в дальнем походе за пивом на Огородный проезд. Ильшат тогда, кроме канистры, решил наполнить ещѐ литровую баночку на пробу, шѐл, понемногу отхлѐбывал. А уви- дев отъезжающий троллейбус, передал баночку Олегу, чтоб нам удобнее было троллейбус догонять. В троллейбусе интеллигент- ный Олег потом так и сидел с этой банкой всю дорогу, не знал, что с ней делать, и вызывал неприязненные взгляды многочис- ленных бабушек.

Но окончательно раскрылся Олег именно в Ясенево. В Ясенево Олег почти сразу приобрѐл уважительное прозви-

ще «Князь». К пушкинскому князю Олегу это не имело отноше- ния, но, как ни странно, имело отношение к самому Александру Сергеевичу Пушкину. Гоше Маслякову подарили книжку «Рус- ский исторический анекдот XVIII-XIX веков», по-моему, даже как

раз Олег и подарил. И на первой же открытой странице Гоша прочитал исторический анекдот про Пушкина, начинавшийся словами «Однажды князь Эристов на балу рассказывал анекдо- ты эротического содержания…» Полная несовместимость Олега с понятиями «бал» и «анекдоты эротического содержания» тут же привела к тому, что Олег Аристов сделался «Князем Эристо- вым», а далее просто Князем.

Сцена Ясеневских времѐн: Олег заходит на кухню. Гоша предлагает: — Князь! Не хотите ли стакан пива? Олег начинает рассуждать: — В этих словах есть какое-то несоответствие. Нет, чтобы ска-

зать «Князь! Не хотите ли стакан Бургундского?» Гоша с сомнением смотрит на нечистые гранѐные стаканы: — Стакан? Бургундского? Вы полагаете, в этом будет больше

соответствия?

В тот год как-то в совсем нестандартное время — в январе —

перевели часы на час вперѐд. Это Ельцин придумал. Неким не- понятным образом это должно было подчѐркивать обретение независимости России. Наутро Гоша заходит в комнату к Олегу и застаѐт Олега в кровати.

— Вставайте, Князь. Уже десять часов. На что получает гневный ответ: — Это у господина Ельцина десять часов, а у меня — девять.

Вообще, Олег, наверное, произвѐл наибольшее количество

фраз, ставших в нашей компании крылатыми. Например, фраза Олега: «Пока есть рожки, проблем не будет!» Имеются в виду макаронные изделия «рожки». Фраза цити-

ровалась и вселяла оптимизм на фоне усугублявшихся трудно- стей с покупкой продуктов питания.

Действительно — пока есть рожки, проблем не будет!

Ещѐ одна фраза: «Что это они там хрюкают?» Относилась к артистам, выступавшим по телевизору. Это была героическая встреча Нового 1992 года. Накануне

коллектив под руководством Ильшата провѐл гигантскую поис- ковую работу по обнаружению в городе Москве какого-нибудь спиртного не по талонам. В районе Филѐвского парка был об- наружен магазин, в котором продавалось узбекское вино «Жа- сорат», был закуплен рюкзак этого «Жасората». И вот, в ново- годнюю ночь, уже в стадии успокоения веселья, Олег, лежащий на кровати, поднимает голову, смотрит в телевизор, где показы- вают по одной из программ «Голубой огонѐк», и неприязненно говорит: «Что это они там хрюкают?»

Согласитесь, фраза — универсально применимая по отноше- нию к большинству телевизионных программ.

(Намного позднее я узнал, что слово «Жасорат» в переводе с

узбекского означает «Непобедимый». «Жасорат» действительно оказался непобедимым — в Новый год его так и не победили. Он был чем-то вроде новогодней ѐлки — последние бутылки до- держались до конца апреля.)

В одной из своих крылатых фраз Олег сумел наиболее полно

и совершенно выразить вечернюю Ясеневскую тоску. Как-то Олег побродил по комнатам кругами, вернулся в ис-

ходную точку и, глядя в тѐмное окно, сказал: — Собаки лают, как всегда…

Олег бывал самокритичен. Однажды поутру Олег долго

смотрел на себя в зеркало, потом сказал самому себе: — В последнее время я много пью.

Совершенно необъяснимая и чем-то даже завораживающая

фраза: — Сало есть жир свинячий.

Однажды Олег прочитал «Алису в стране чудес» в переводе

Набокова. Перевод ему активно не понравился. Особенно не по- нравилось, как Набоков там переделывал различные классиче- ские стихотворения русской поэзии.

Олег сходу сочинил пародию на то, как бы Набоков переде- лывал пушкинского «Узника»:

Сижу в ресторане. Цыплѐнок сырой, Вскормленный в неволе, лежит предо мной. Мой грустный товарищ, допивши боржом, Кровавую пиццу терзает ножом.

Заглавная фраза «Ну что, Олег? Дартс?» принадлежит Максу

Степченкову, и, как видно из самой фразы, обращена к Олегу. Это был день рожденья Гоши Маслякова. Макс, тогда уже два

года как уехавший в Пензу, ради такого случая выбрался в Мо- скву и поучаствовал в праздновании. О том дне рожденья можно много рассказывать.

Гоша тогда сам изготовил торт из печенья «Юбилейное» — несколько пачек печенья укладываются слоями и послойно по- ливаются сгущѐнкой.

Сергей Сергеевич тогда сказал редкий по лаконичности тост — обведя взглядом толпу человек двадцать за столом, он произ- нѐс: «Ну что я могу сказать? — Вот…», и развѐл руками.

Одним из подарков Гоше была настенная игра «Дартс» — ми-

шень на пенопластовой основе и набор дротиков. При опробо- вании никто не пострадал.

Макс должен был уезжать вечером обратно в Пензу, но был не в силах. Его уложили спать в комнату к Костику, с балконом. С балкона дуло. Ночью Макс проснулся от жуткого холода. Ощу- щение холода было ещѐ сильнее оттого, что на соседней крова- ти спал Костик, под одной простынкой, которая почти сползла. Макс в темноте потыкался по комнате, выбрался в коридор, нашѐл наощупь свою куртку, одел еѐ и лѐг спать в куртке. Но заснуть всѐ равно не мог — мѐрзли руки. Вставать снова и ис- кать чего-нибудь для сугрева рук было выше его сил. И тут Макс вспомнил, что у него же в куртке есть перчатки!

Поутру Гоша застаѐт в комнате Олега такую картину: посве- жевший, взбодрившийся Макс лихо из-за уха метает дротики в мишень и приглашает Олега: «Ну что, Олег? Дартс?»

У человека дитѐ, семья в Пензе, к которой он должен был вче- ра уехать, а он дротики метает — и счастлив.

Ясенево. Продуктовые трудности.

Продуктовые трудности были. Как же без них! Эти трудности и попытки их преодоления значительно раз-

нообразили жизнь в Ясенево. В частности, способствовали изучению всего района Ясенево,

а не только прилегающих к общежитию мест. Довольно быстро в поисках магазинов, где что-то есть, мы ста-

ли добираться до самых дальних уголков Ясенева — Соловьино- го проезда на севере, проезда Одоевского на юго-западе и улицы Инессы Арманд на юго-востоке.

Практическая польза этих путешествий была близка к нулю, это была, скорее, фундаментальная наука, от которой не прихо- дилось ждать сиюминутной выгоды. Но в дальнейшем эта наука продемонстрировала свои плоды.

Поначалу, по осени, продуктовые трудности были не сильно трудными. У нас были запасы.

Про запасы. Несколько позже я видел по телевизору фильм, или даже не видел, а мне кто-то красочно рассказал в лицах, — про итальянскую журналистку, которая выясняла, как же люди в России могут жить на 10-20 долларов в месяц. Итальянская журналистка говорила, что долго не могла понять, а потом по- няла — «Запасы! У них у всех есть запасы!»

В понимании итальянской журналистки «запасы» — это было нечто мистическое, оно бралось ниоткуда и прирастало само собой.

На самом деле, конечно, пополнение запасов требовало уси-

лий, ну и определѐнной удачливости. Удачливость иногда присутствовала, иногда нет.

Так, очень удачно мы однажды нарвались в большом пустом

овощном магазине на банки яблочного повидла. Казахского производства, с надписью «Алма павидласы».

Банок этих в магазине было столь много, что мы наведывались туда в течение недели, и они там всѐ ещѐ были, потом всѐ-таки кончились. «Алма павидласов» нам хватило где-то до января.

Также удачным приобретением оказался «Плов Cтарицкий»

— белые пакеты со смесью сушѐного риса, микрокусочков мяса и чего-то острого, типа аджики. «Плов Cтарицкий» нужно было употреблять дозировано по причине его жгучести.

По этой же причине его запасов хватило надолго.

Неудачной оказалась покупка «Ветчины в оболочке». Мы с Олегом нарвались на неѐ в магазинчике, симметричном нашему сельпо относительно оси симметрии Ясенева. (Осью симметрии

Ясенева является воображаемая линия, проходящая посередине между Тарусской и Ясногорской улицами.)

Давали по 500 грамм в руки, долго и тщательно взвешивая, отрезая кусочки и добавляя обрезки, чтоб получалось ровно 500 грамм. Через пару часов мы с Олегом достояли и приобрели ки- лограмм ветчины. Ветчина ощутимо пахла тухлостью. В прин- ципе, это чуялось уже когда мы стояли в очереди, но решили, что как-нибудь мы еѐ сготовим, чтоб было съедобно.

Пробную порцию решили обжарить. Мелко порезанная и тщательно пережаренная ветчина сохраняла подозрительный запах, но притерпеться было можно. Оставшееся количество ветчины разлагалось довольно быстрыми темпами — холодиль- ника у нас не было, а чтоб хранить на балконе — морозы ещѐ не наступили. Пришлось выбросить.

Средне-удачной следует признать покупку двух килограм-

мов брынзы. Брынза была солонющая, поэтому не портилась. Но очень быстро засохла. По этой причине уже не использова- лась как самостоятельная еда, а только как закуска к пиву. Очень хорошая закуска — лежала себе в тазике на балконе, выходишь на балкон, отколупываешь кусочек, заодно обозреваешь про- странство двора…

Довольно быстро мы научились готовить всякие каши — ман-

ную, рисовую, даже пшенную, а также кашу из крупы «Артек». Утренние кухонные запахи стали напоминать о детсадовских временах.

Но с января 92-го наступили трудности с молоком. Само моло- ко никуда не исчезло, его ежедневно завозили в наш молочный магазин, но изменилось поведение Ясеневских бабушек. Они ста- ли занимать очередь до открытия магазина, всѐ ранее и ранее, и, в конце концов, уже с вечера. Организовали дежурство, запись.

Мы, понятное дело, в этом безумии не участвовали и шансов ку- пить молока не имели. Ну, разве что случайно.

Зато никакие продовольственные кризисы не влияли на рабо- ту мороженных киосков — мороженое там было, зимой особым спросом не пользовалось. Додумавшись, что мороженое это то же молоко, да ещѐ и сразу с сахаром, мы стали варить кашу на мороженом (слегка нужно было разбавлять водой, чтоб не при- торно было).

Некоторое время, но довольно короткое, такая же ситуация,

как и с молоком, была с хлебом — очередь из бабушек ожидала привоза хлеба и затем в несколько минут его разметала.

Но с хлебом полегче — его можно было купить и в универси- тете или случайно где-нибудь по пути.

Один раз в выходные всѐ-таки получилось так, что хлеба не было, и настроения пускаться за хлебом в дальний поход тоже не было. И тут нас выручила газета «Оптималист Подмосковья». Газету «Оптималист Подмосковья» привозил Костик из Красно- горска. Очень смешная была газета, посвящѐнная здоровому об- разу жизни, очищению организма, учению Порфирия Иванова и т.п. И вот в газете одной из читательниц был помещѐн рецепт самодельного бездрожжевого хлеба. В хлебе ведь главное что? Чтобы были пузырьки пустоты, тогда это хлеб, а не просто ле- пѐшка из теста. В обычном хлебе пузырьки создаѐт газ, испускае- мый дрожжами. А читательница предлагала использовать уже готовый газ, который имеется в газированной воде — то есть, замешивать тесто на минералке. Идея была заманчивой, и мы попробовали. Минералку я купил в аптеке, замесили тесто, ис- пекли в духовке несколько лепѐшек. Действительно получился некий хлеб, похожий на лаваш.

Но акция осталась одноразовой. Всѐ-таки хлопотно это было

с нашей электрической плитой и духовкой. Да и ажиотаж в от- ношении хлеба быстро прошѐл.

Про электрическую плиту. Видимо в целях минимизации

пожароопасности электрические плиты в общежитии были от- регулированы так, что работали только на одном режиме — са- мого слабого и медленного разогрева. Чтобы конфорка раскоче- гарилась до нужной температуры, надо было ждать около часа. Поэтому, скажем, чтобы утром попить чаю, кто-то должен был встать часиков в шесть и поставить чайник. А дальше можно ещѐ досыпать. Никакого графика на это не составлялось, дело добро- вольное.

Олег потом, вспоминая Ясенево, говорил: «Проснѐшься, ду- маешь, вот надо чайник идти поставить, уговоришь себя в конце концов. Приходишь на кухню — а его уже Гоша гад поставил».

ПОХОД

Водный туризм-92.

Это была единственная такая авантюра. По ходу разговора после футбола ни с того, ни с сего возникла идея совершить бай- дарочный поход по реке. Первым еѐ высказал, вроде бы, Валера Морковкин. Валера как раз незадолго до этого приобрѐл бай- дарку. Выяснилось, что ещѐ у Олега дома в Обнинске есть ро- дительская байдарка. Сподвигли Сергея Сергеевича ещѐ и двух девушек — Инночку и Ольгу Хабарову.

Посмотрели карту Московской области, наметили маршрут.

По широким и известным речкам типа Москвы-реки, Истры, решили, что плавать неинтересно. Ещѐ хотелось так, чтоб реч- ка протекала совсем рядом с железнодорожной станцией, груз чтобы далеко не тащить. Выискали речку какую-то возле плат- формы Румянцево — протекает совсем рядом с платформой, а дальше должна течь по лесным глухим местам.

За следующие два дня оперативно снаряжались, заготовляли

продукты. Я скатался к сестре в энергетический институт, по- брал там котелки, миски. Потом мы с Олегом ездили в Обнинск, извлекали с антресолей его байдарку, везли в Москву.

Выдвинулись с утра. До Румянцева ехали долго, играли в кин-

га. Вылезли и обнаружили, что мы по карте неправильно оце- нили полноводность речки. Речка представляла собой заросший ручеѐк в полметра шириной.

Стали держать совет. Можно было дождаться электричку в

обратном направлении, возвращаться до станции Истра и плыть по скучной широкой Истре. До электрички было ещѐ больше часа. Мы с Валерой Морковкиным высмотрели на карте, что к северу от станции, километрах в двух, должна протекать речка

Маглуша. Судя по карте, она должна быть пошире нашей око- лостанционной речки. Может, не намного, но пошире. Решили сбегать на разведку. Всѐ равно пока электрички нету.

По пути пару раз пытались сворачивать с дороги. Надеялись

срезать и добраться до речки Маглуши побыстрее, но упирались в ограждения разных пионерлагерей и турбаз.

Дошли по дороге до моста через речку, спустились под мост. Речка нам понравилась. Вроде, плыть можно.

Обратно до станции бежали бегом. Я Валеру опередил, но он

в конце как-то хитро срезал и прибежал на станцию первым. Мы радостно убедили всех сомневающихся и колеблющихся, что речка подходящая, что пошли скорее.

А уже был почти полдень. И как-то по жаре, гружѐными, по-

казалось идти очень далеко. Дошли. Олег скептически осмотрел речку Маглушу, сказал, что мелкая для байдарки будет. Но не топать же обратно на станцию. Уговорили Олега, что дальше вниз по течению речка поглубже будет. Перекусили и стали со- бирать байдарки. С Валериной байдаркой всѐ было нормально, а вот у Олеговой не хватало каких-то винтиков. Повозились по- рядочно, но справились.

Отплыли когда, уже начинался вечер. То есть, отплыли — это

не совсем точно. Первоначально пришлось тянуть байдарки за собой. Если сесть внутрь, то байдарка дном царапала дно. Даль- ше действительно стало поглубже — почти по пояс. Но начались дебри. То и дело поперѐк речки лежали поваленные деревья.

Картина была такая. В первой байдарке я, Валера и Ольга. Как только мы доплывали до поперѐк лежащего дерева, Валера, как Тарзан, с двумя топорами набрасывался и начинал это дерево

крушить. Расчистив дорогу, мы радостно прыгали в лодку и гребли метров пятнадцать до следующего препятствия. Сзади нас по пояс в воде шли Олег, Инночка и Сергей Сергеевич и, как бурлаки, тянули на верѐвке байдарку. Олег опасался, что коряги байдарку пропорют, и садиться в неѐ не разрешал. Инночку кусали пиявки, и она на Олега ругалась.

Речка текла извилисто, и за полтора часа мы не сильно отда-

лились от начальной точки. Как-то время было уже подумывать о ночлеге. Но по берегам

речки Маглуши всюдуплотно росла мощная крапива. Не похо- же было, что скоро она закончится. Так что, выбирались на берег через крапиву, и байдарки тащили.

Дальше последовали стандартные походные радости — уста-

новка палаток, костѐр, ужин, игра в волейбол (в «картошку»).

На следующее утро, опять предварительно изучив карту, составили такой план: девушки идут налегке по дороге до мо- ста ниже по течению реки и ждут нас там, а мы будем плыть, преодолевая завалы. За мостом речка становилась существенно шире, а главное — выбиралась из леса и текла по полям.

Но доплыть до этих мест у нас не получилось. Речка очень

скоро свернула в вековой лес, а там поперѐк лежали уже такие стволы, что никакой Валера их побороть был не в силах.

Опять через крапиву вытащили байдарки на берег. Сначала

думали байдарки не разбирать, нести их на головах по двое, за- одно и от солнца укрываться. Но это оказалось неудобно.

Сели разбирать. Решили, что надо признать своѐ поражение перед рекой, и двигать домой.

Меня отрядили сбегать до моста и позвать Ольгу с Инноч- кой. Возле моста я никого не обнаружил. Полазил вокруг — тоже не нашѐл. Стоять и орать на мосту посреди пустой дороги мне было как-то не ловко. Потоптался, позвал несколько раз не- решительно.

Что делать — непонятно. Может, они где-нибудь дорогу пе- репутали? На какой-то развилке не туда свернули?

Вернулся, сказал, что вот — никого не нашѐл. Отправили

ещѐ раз поискать Валеру как более толкового. Валера девушек быстренько нашѐл. Он уже на дальних подступах к мосту стал орать «Ольга! Инна!» так, что нам тут было слышно. Оказалось, что Ольга с Инночкой просто спрятались в тень под мост, а там задремали.

Собрались, наконец, все вместе, дошли до посѐлка, оттуда на

ПАЗике доехали до Румянцева. Какая-то общая неудовлетворѐн- ность присутствовала. Вот так вот просто возвращаться казалось не правильно. И в электричке я подбил людей слезть на стан- ции Истра, перебраться на тот берег и нормально по-походному там заночевать. Там есть одно знакомое место, где река мелкая, и можно перейти и перенести вещи, не распаковывая байдарки, вброд. А на той стороне места безлюдные, дикие и приятные.

Но и тут нас ждала неудача. Когда мы дошли до реки в том

месте, где готовились перейти еѐ вброд, увидели, что река стала глубже в два раза, и течение сильное-сильное. Это специально к нашему приходу спустили воду из Истринского водохранили- ща. Валера сунулся перейти, держа рюкзак над головой, но по- нял, что вода его просто снесѐт.

Пришлось капитулировать окончательно, возвращаться на

станцию, и где-то в двенадцатом часу мы добрались домой.

Но всѐ-таки нельзя назвать этот поход совсем уж неудачным. В конце концов, мы прошли некоторый участок речки Маглу-

ши, который до нас никто не проходил (да и после нас, наверное, тоже). Вроде бы, у настоящих туристов-водников это считается круто — пройти никем нехоженый участок.

Ну и ещѐ. По результатам похода образовалось две супруже-

ские пары. Можете угадывать, кто это. Загадка нехитрая.

Примечание Олега:

Нельзя сказать, что Инну кусали пиявки — ее укусила одна

пиявка.

Никогда не видел пиявок — ни тогда, ни до, ни после. Но с

тех пор их как-то не люблю.

ВСЕ-ВСЕ-ВСЕ

Двенадцатиэтажная бабка.

Двенадцатиэтажная бабка работала уборщицей на двенадца- том этаже ГЗ МГУ. Собственно, поэтому и называлась двенадца- тиэтажной. Но не только поэтому. Ещѐ она была такая развесѐлая матершинница. С диктофоном вот только за ней никто не ходил, поэтому общее впечатление осталось, а конкретно — мало что могу воспроизвести. Ну вот, некоторое, что вспомнилось:

«Хотите, сказку расскажу?» — спрашивает студентов двенад-

цатиэтажная бабка, — «Приходит домой Ванюшка, говорит ему бабушка:

— ты книжку читал, Ванюшка? — читал, бабушка. — что понял, Ванюшка? — ни хуя не понял, бабушка. Дурак Ванюшка, пизда бабушка». Такая вот грустная мораль в конце сказки.

На перемене, громко пукнув в коридоре, двенадцатиэтажная

бабка довольно отмечает: «Я — пердючая!»

Двенадцатиэтажная бабка сидит в коридоре и поѐт какую-то песню. Тут у неѐ из носа надувается пузырѐм сопля. «У бля, сопля какая!» — удивляется бабка, — «Но всѐ равно я песни петь люблю!»

На двенадцатом этаже у нас был семинар по вычметодам (ау-

дитория 1204). Преподаватель что-то задерживался. Вошла две- надцатиэтажная бабка, стала прибираться. Тут преподаватель пришѐл, торопясь, начал сразу что-то на доске писать. Бабка, демонстративно его не замечая, продолжала прибираться, пару раз подвинула его мощным задом. Потом пошла рассуждать: «Вот, пришѐл, опоздал, ни здрасьте, ни извините, сразу пи-

сать…» Преподаватель сделал попытку к бабке обратиться, что всѐ, спасибо, прибрались, теперь выйдите, не мешайте. Тут баб- ка на него: «Смирно, пиздюк! Щас как ухуячу веником!»

Примечание (из переписки с Антоном Ботевым)

— Ее звали три пи пополам еще, потому что она

ходила, сгорбленная под соответствующим углом.

Умерла пример- но в 2002-м.

— Ну вот, а как еѐ на самом деле звали, никто и не

помнит. И я не помню.

— Я знал, но забыл. Я же комендантом там работал.

могу и сейчас легко узнать.

…

— Антон, про бабушку напишите

мне.

— Блин, опять забыл, у меня ж было записано, найду

если, напишу.

Удивительно, всѐ время забываю, два раза

спрашивал. Отчество вроде Корнеевна, а имя не

помню, скорее всего, Евдокия.

Эпизоды. Двенадцатиэтажная Бабушка.

( Записано со слов Ирины. Редакция еѐ же. )

Теплый весенний вечер 1997 года. Молодые мамаши выгуливают детей в скверике перед зоной «Б». Где-то пищат сапсаны, которых поселили недавно. Голоса играющих детей сливаются в единый фон. На скамейке сидит Двенадцатиэтажная Бабушка с нелепыми полными сумками. Где-то раздается вопль ребенка. - А, что мать грудь не дает? - в никуда громко обращается Бабушка. - Дает мать грудь, дает! - успокаивают Бабушку женщины, услышавшие в вопросе мудрый совет. Поскольку дети плачут частенько, и к тому же к очередному воплю присоединяется целый хор (группа поддержки), диалог Бабушки и молодых мам повторяется снова и снова. Примечание: Бабушка появлялась там каждый день, а ночевала в гардеробе зоны «Б». Вообще у нее когда-то была своя комната в коммуналке. С ее слов соседи по квартире стали плохо с ней обращаться и врезали новые замки. Помощи от участкового она не получила. Затем появилась загадочная женщина, которая забрала Бабушку жить к себе, пообещав помочь и все такое. Потом женщина пропала, квартира оказалась съемной. Бабушка, очередной раз, обратившись к участковому, узнала, что еѐ собственная комната оказалась каким-то образом проданной. В то время таких случаев в Москве было не мало. Детей у бабушки не было, из родственников – упоминалась только племянница.

Семинар по матану аудитория 12хх (точно не помню, рядом с туалетом). Преподаватель, исписав доску, обнаруживает отсутствие тряпки. Взглядом ловит взгляд старосты, тот подрывается и выходит из аудитории. Через некоторое время в аудиторию гордо входит Бабушка с кучей разноцветного тряпья в руке, сзади виновато семенит староста. Бабушка подходит к столу препода кладет тряпки прямо на бумаги и начинает, сосредоточено, не торопясь перебирать тряпки. - Ну, вот эти я тебе дам, больше не теряй, - говорит она преподу, и с видом выполненного долга удаляется, оставив все тряпки. Жили тогда с Ильшатом в «адмиралтейской» комнате на 18-ом этаже зоны «Б». Не поздним вечером к Ильшату собралась компания расписать «пулю». Меня как самого молодого отправили за «топливом». Идти к метро было в лом, поэтому направился прямым путем в зону «В», где для посвященных была точка по реализации спиртного. Прямой путь это – 18 этаж зоны «Б» плюс два лестничных пролета вверх, переход на 13 этаж учебной зоны «А», в зоне «А» пройти от кафедры иностранных языков на противоположный конец этажа, переход в зону «В», далее по адресу. В районе кафедры иностранных языков навстречу Двенадцатиэтажная Бабушка. Оценив мой внешний вид, прокомментировала: - Сердешный. К пожарникам пошел! За некую провинность, по договоренности с начальником курса, я должен был отработать месяц на факультете техническим работником. Работа после

занятий – это прибить, то починить. На кафедре пластичности, плинтуса, хотя они и были прибиты к стенам, но при любом возмущении отходили от стен. Задача свелась к замене старых деревянных, рассохшихся дюпелей, новыми большего диаметра. В поисках подходящего материала, я забрел в «амфитеаторную» аудиторию, где начал отдирать окантовку преподавательского стола. Тут в аудиторию заглядывает Бабушка и оживленно начинает интересоваться, с какого ляда я тут порчу казенное имущество. Я ей отвечаю, хуѐ-моѐ мол лаком покрыть окантовку надо, а так как лака мало, принято высочайшее решение, пролачить только окантовку. На, что она удовлетворенно кивает и исчезает. Ну, думаю, пронесло, и нервно начинаю прибивать окантовки обратно. Но, тут она возвращается с целой банкой лака.- Милок, не мучайся, все покрась. - голосом спасающей мир, сказала Бабушка, и удалилась. Ничего я лачить не стал, не хватало, чтоб на следующий день кто-нибудь прилип к этому столу. Да и кисточки у меня не было. Когда ныкал в своей комнате лак в антресоль, там обнаружил посылочный ящик старого образца, сколоченный из реек нужного для дюпелей сечения. P.S. Ни имени, ни отчества, ни фамилии Бабушки, как ни странно не помним.

Сухарики.

Одно время (год так 91-92-й) отношение людей к хлебу было довольно нервным. Ну не то, чтобы серьѐзно боялись, что хлеб исчезнет. Но как только хлеб в магазин завозили, сразу выстраи- валась очередь, дабы его купить. В хлебном отделе ГЗ МГУ тоже так было.И был там такой дедок, с голосом, как будто хлебнул ацетон- чика, хрипяще-булькающим, почти не

слышным, но всѐ-таки слышным. У него была коронная шутка. Он подходил в начало очереди и спрашивал у продавщицы: — У вас сухарики есть? — Нет, — отвечает продавщица, продолжая метать буханки и принимать деньги.

— Я не слышу. Сухарики есть?

— Нету. (на тон громче) Дедок так радостно: — Есть?! — Нету!!! (орѐт) — Ну что вы на меня кричите, — хрипит дедок, довольный-довольный, и, улыбаясь, шаркает к выходу.

Лифт и отважная тѐтка.

Сначала длинное предисловие о старых гэзюшных лифтах, чтобы более понятна была вся отважность тѐтки. Для тех, кто ез- дил в старых лифтах ГЗ МГУ, это предисловие излишнее. Но, в любом случае, лифты были столь замечательные, что подробно- го описания заслуживают.

Лифты завода «Подъѐмник», 1952 года. Стены и двери из тѐм-

ного, вечного дерева. Кнопки литые, тяжѐлые, коричневые, от- стреливающие на этажах.

При подъезде к этажу лифт рывком сбрасывал скорость и

дальше полз медленно, но, всѐ равно, промахивался, проскаки- вал и какое-то время качался с постепенно уменьшающейся ам- плитудой. Когда эти качания происходили подряд на несколь- ких этажах, это вызывало понятное возмущение народа, которо- му надо было выше. Особенно раздражали административные

тѐтки, ездившие с девятого этажа на десятый.

А вот когда к Эрнесту приезжали его друзья из Литвы, им ка- чающийся лифт, наоборот, понравился. «О! Это такой способ догнаться!» — радостно догадались пьяные друзья.

Ещѐ в лифтах были телефоны. Чѐрные, фундаментальные,

многие даже исправные. Правда, звонить с них можно было только по внутренним университетским номерам. Но зато, на них можно было позвонить откуда угодно, хоть по межгороду, нужно было только знать номер. Некоторые хитрые люди уму- дрялись номер выведать. И в заранее обусловленное время ката- лись в лифте в ожидании звонка. А дождавшись, долго и громко рассказывали в трубку, а заодно и всем в лифте, о трудностях, или, наоборот, радостях собственной жизни.

Как-то раз в лифте зазвонил телефон, а ожидающих звонка не

обнаруживалось. Шура Руденко, стоявший в углу у телефона, снял трубку и сказал: «Слушаю, начальник маленьких булочек». Почему он вдруг так сказал, Шура и сам объяснить не мог. На другом конце сказали «Ой» и повесили трубку.

Имелись в лифте два человеконенавистнических устройства

— перегруз и фотоэлемент. Предназначенные изначально для безопасности людей, они за долгую жизнь обрели собственный характер и собственную вредность.

С перегрузом, конечно, студенты сами были виноваты. Их

пытливый ум выяснил, что перегруз учитывает вес только лю- дей, стоящих на полу, а если повиснуть на поручнях, идущих вдоль стен лифта, то ты, вроде как, перегруз обманул. Пере- грузу было, конечно, обидно, и он стал срабатывать по своему

усмотрению. Например, перегруз не отпускал лифт, пока от- туда не выйдет определѐнный, неугодный перегрузу человек. После чего в лифт обратно могли войти несколько людей, а как только обрадованный неугодный человек совался следом за ними, перегруз загорался снова.

Вредность фотоэлемента не была избирательной. Он просто

по-старчески впадал в ступор и переставал воспринимать попа- дающий на него луч. Попытки трясти лифт, ковырять фотоэле- мент в его отверстии и даже светить в это отверстие фонариком ни к чему не приводили. Народ смирялся и выходил дожидаться других лифтов. А фотоэлемент мог вдруг неожиданно выйти из ступора, двери пустого лифта захлопывались, и лифт уезжал.

Но, всѐ-таки, необходимость фотоэлемента не подвергалась

сомнению. Эта необходимость была очевидна каждому, кто хоть раз видел, как закрываются двери старого гэзюшного лифта. Пружинный механизм дверей гнал их навстречу друг другу с нарастающей скоростью, и они сшибались, как скалы. Часто от удара они отлетали друг от друга, и тогда, чтобы двери закры- лись, их нужно было при повторном закрывании с силой при- жимать ладонями друг к другу, не давая разойтись.

И вот эта грозная сила подчинялась фотоэлементу. Стоило любому предмету на мгновение прервать световой луч на входе в лифт, как двери застывали на месте, а затем открывались.

Теперь длинное предисловие заканчивается, и мы плавно пе-

реходим к короткому рассказу об отважной тѐтке.

Тѐтка подбежала к лифту, когда двери уже начали закрывать- ся. В руках у неѐ были объѐмистые и, по-видимому, тяжѐлые клетчатые сумки. Сунуть сумки в щель между закрывающимися

дверями, перекрыть луч фотоэлемента она не успевала. И тогда тѐтка бесстрашно сунула в эту щель голову...

Задумайтесь, и попробуйте себе представить всю боль этого удара по ушам.

Новый год Лѐши Небесихина.

Лѐша Небесихин учился с моей сестрой в Энергетическом институте. Какой-то очередной из новых годов, кажется, 93-й, Лѐша встречал по традиции бурно. Встреча длилась вплоть до первого экзамена, который 3-го января.

Накануне Лѐша банально заснул лицом в салате, и очки ему за- лепило. Просыпается, первая мысль: «Ну всѐ, допился — ослеп».

Разобрался постепенно, что всѐ не так пугающе. На экзамен идти надо, а его трясѐт всего. Побегал по комнатам, нашѐл у кого-то одеколон. Поправился, пошѐл на экзамен. Преподава- тель поинтересовался:

— Что это от вас так одеколоном несѐт? — Я побрился, я побрился! — Лѐша таращил честные глаза и

выпячивал подбородок с трѐхдневной щетиной.

Про взаимосвязь пива и времени.

Сначала небольшое уточнение формулировки. Правильнее бу- дет так: про взаимосвязь пива, времени и 30-го марта. Уточнение вызвано вот чем. По сложившейся традиции признания экспери- ментальных фактов научными или ненаучными одно из требова- ний «научности» — воспроизводимость результатов. Так вот, дан- ный результат, впервые полученный 30-го марта 1990 года, удалось воспроизвести 30-го марта 1991 года. В дальнейшем попытки вос- произведения не предпринимались. Как-то не до того было.

Теперь о собственно результате. Один вид взаимосвязи пива и времени, (ну и шире — различного алкоголя и времени), ког- да сжимаются, схлопываются и исчезают целые пласты времени,

— это явление широко известное и многократно описанное. На- пример:

Третьего дня пить начиная, закончили — только сегодня... не оттого ли так жив интерес к позавчерашней газете?

(Михаил Сапего)

Ну и много других примеров и описаний имеется. Случаи об-

ратного перетекания, то есть, возникновения времени, единич- ны. Скорее всего, они требуют совмещения многих, пока ещѐ не до конца изученных условий.

Случай первый. 30-е марта 1990 года. Насколько я помню, это был выходной. Любимое место в Мо-

скве тогда у меня было между улицей Солянка и Бульварным кольцом. Всякие кривые переулки, в которых почти не было лю- дей. Для себя мы это место называли «безлюдный район». То есть, когда говорили «безлюдный район», то сразу было понятно, о ка- ком районе речь. Несколько лет там в одном из переулков стоял грузовик, такой символ этого района, в кузове грузовика за лето вырастала трава — если заглянуть в щели борта, то был виден чистенький бледно-зелѐный газончик. Потом грузовик пропал, ну и район постепенно начал меняться, оживляться. Заповедные места ещѐ и сейчас можно найти, но приходится именно искать.

В тот раз уже на выходе к Бульварному кольцу в почти пу- стом магазине в Подколокольном переулке неожиданно обна- ружилось бутылочное пиво. «Московское» Бадаевского завода, с маленькой полукруглой зелѐной этикеткой. Моя сумка-торба

вмещала 12 бутылок, если не застѐгивать. В общежитии с этим грузом я добрался до Сергея Сергеевича

и Макса Степченкова. У Сергея Сергеевича был день рождения как раз. Мне показалось, что пиво это не совсем правильный по- дарок. Правильный подарок у меня уже был на примете: в «Бу- кинисте» возле метро «Тульская» я присмотрел книжку как раз для Сергея Сергеевича, надо только было за ней съездить. Ну а пиво мы быстренько выпили просто так. Тут я вспомнил, что в выходные «Букинист» закрывается раньше — в семь. Позднова- то вспомнил. Когда добрался до метро «Университет», было уже без пятнадцати семь. Без особой надежды, но всѐ равно сел в 39-й трамвай. Ехать было хорошо. Погода была какая-то преждевре- менно тѐплая. Всѐ успело не только растаять, но и почти просо- хнуть. Непонятно как, но до семи я успел, магазин был ещѐ от- крыт, нужная книжка на месте. Никогда больше я этот отрезок пути меньше, чем за полчаса не проезжал. Там пятнадцать или шестнадцать остановок, куча перекрѐстков со светофорами. То есть, явно время мне откуда-то добавили.

Взаимосвязь пива и времени. Случай второй.

Второй случай произошѐл ровно через год, 30 марта 1991 года. Поздравить Сергея Сергеевича в этот день я так и не добрался, хотя и собирался. Но как раз в этот день приехал из Ряжска Иван Васильевич. Иван к тому времени после повторного отчисления с физфака уже два года жил в Ряжске и работал стрелком ВОХР. Ну и иногда наезжал к нам. Где-то около пяти вечера он завалил в мою комнату в ГЗ и повѐл пить пиво на крышу зоны «Б». Там на крыше уже находились Коля Ульянов — человек диковатый и опасный в пьяном виде, ещѐ один человек, которого я не знаю, как зовут, но его называли полковником, и ещѐ Беглый. Беглый тогда был в самом деле беглым. Он дезертировал из стройбата в Брянской области и второй год скрывался по всяким ныкам, в

основном у разных знакомых в ГЗ. В тот период Беглый прожи- вал в каком-то техническом помещении над лифтовыми шахта- ми зоны «Б», за толстыми вентиляционными трубами, вместе с какими-то нелегальными программистами.

У людей на крыше было три канистры пива. Первоначально, наверное, было больше, но к моему приходу было три. (Пиво было куплено в ларьке возле «Букиниста» на Ленинском. Не знаю, име- ет ли это значение, но вот, упоминаю.) В процессе потребления пива я несколько раз бегал вниз проведать Шуру Руденко, дабы его тоже к нам зазвать. Шуры всѐ не оказывалось. В конце концов пошли к Шуре всей толпой. На этот раз удачно — он только что пришѐл в комнату. Увидев пиво, оживился: «О, а у меня закусь есть!» Среди залежей на полу отыскал промасленную картонную коробку с копчѐной мойвой — «Вот, из Севастополя, свежая ещѐ». Узнав, что мы до этого пили пиво на крыше, Шура тоже захотел на крышу. Пошли. Но там уже начинало темнеть и становилось холодно. Забрались в башню, ту, которая с большим круглым гра- дусником. В этой башне тогда шѐл ремонт, и никто не жил. Под- нялись на самый верх, выше 23-го этажа. Там обнаружили дверь с висячим замком. Беглый нашѐл где-то лом и предложил дверь вскрыть. Замок был хороший, не поддавался. Но тут кому-то (ка- юсь — мне) пришла идея подцепить ломом дверную коробку. Коробка оказалась в стене не укреплена и выворотилась единым блоком вместе с дверью и замком. Внутри оказалась комнатушка, в которой на вид никто не был лет двадцать. Какая-то дежурка — стол, стул, на всѐм слой пыли чуть не сантиметр. И ещѐ телевизор, старый, типа КВН, похожий на большой радиоприѐмник с экран- чиком. Шура уже начал рассуждать, что вот надо этот телевизор к себе в комнату взять, но тут безбашенный Коля Ульянов с ломом наперевес с разбегу воткнулся в телевизор. Кинескоп лопнул со слабым хлопком, выпустив немножко дыма. Сразу стало как-то неловко, что вот такой дурак Коля, да и мы тоже.

Ближе к 12-ти поехали провожать Ивана Васильевича на по- езд. С собой захватили одну канистру, в которой ещѐ что-то было, и литровую банку, чтоб в неѐ наливать. По Пути Иван Васильевич вдруг вспомнил, что ему обязательно надо заехать к сестре на Новокузнецкую. Надо, так надо. Старались всѐ сде- лать так, чтоб было максимально быстро, но всѐ равно, когда от сестры вышли, до поезда оставалось десять минут. До метро там недалеко — угол Новокузнецкой улицы и Старотолмачѐвского переулка, но добраться за десять минут до Казанского вокзала — вроде, никаких шансов. Так нет же, добрались, успели. Даже посадили Ивана Васильевича в нужный вагон, налили остатки пива в литровую банку, пытались угостить проводника, но он отказался. Ну и Иван Васильевич поехал, махая нам банкой из дверей вагона.

По часам посмотрели — поезд отправился вовремя. Как по- лучилось успеть, непонятно. Я вспомнил прошлогоднюю исто- рию. Решили, что да — вот такая загадка.

Загадочный сантехник Дѐмин.

Одна из былей ГЗ МГУ, которая представляется теперь ле- гендой:

Старый сантехник по фамилии Дѐмин. Оный сантехник при- шѐл чинить прохудившуюся трубу в умывальнике у Гоши Масля- кова в блоке. Сказал, что заменить трубу ему нечем, и он пустит воду «по циркуляции». Через полтора часа работы сантехник Дѐ- мин продемонстрировал Гоше эту загадочную циркуляцию:

к умывальнику подходила одна единственная труба, при откручивании любого из кранов начинала литься вода

средней температуры (тѐплая), но если откручиваемый кран был «горячий», то со временем

вода становилась всѐ горячее и горячее, а если откручивался кран «холодный», то вода постепенно становилась холодной.

Гоша потом многим показывал это чудо. Никто так и не смог объяснить, каким образом вода в трубе понимает, какой именно кран включѐн, и в какую сторону ей, воде, надлежит изменять свою температуру.

Были предложения расспросить сантехника Дѐмина, но он более нам не попадался.

Гастрономические эпизоды.

Эпизод первый, про Гошу Трусова и запах картошки. (Вспом-

нил Иван Васильевич)

Сидим в комнате в ФДСе. Вечер. За окном — социализм и Черненко-Черненко со всеми отсюда вытекающими. Открыва- ется дверь и входит Гоша. Вид у него такой независимый, руки в карманах, но — грустный. Говорит:

— Там на кухне какие-то сволочи картошку с мясом жарят. Так вкусно пахнет!!!

Тут же следует вопрос: — Гоша, ну почему же сразу — сволочи!? Гоша с недоумением смотрит на присутствующих, как на де-

тей, не понимающих самых тривиальных вещей: — Да потому, что нам — не дадут!

Тема необъятная. Сразу же пошли вспоминаться всякие дру-

гие кухонные эпизоды.

Эпизод второй. Про Гошу Трусова и макароны.

Приготовление макарон (если быть точным, то вермишели) в

условиях ФДСа имело свои технологические особенности. Если макароны (советскую вермишель) просто сварить, то получается такая водно-макаронная смесь, не разделяемая в принципе. Вся-

кие книги о вкусной и здоровой пище, которые мне попадались впоследствии, рекомендовали «откинуть вермишель на дуршлаг и промыть под струѐй холодной воды». Бред! Не было у нас ника- ких дуршлагов, да и макароны холодные и промытые — гадость.

Правильный способ действия — вывалить водно-макаронную смесь на сковородку и выпаривать воду. После этого макароны получаются вкусные, горячие, снизу зажаристые.

Надо только следить обязательно. И чтоб не подгорели, и главное, чтоб никто сковородку не утянул.

Один раз мы оставили Гошу Трусова следить за сковородкой. Гоша честно сидел на подоконнике в кухне, караулил, время от времени проверял готовность — пробовал.

Когда мы с Руденкой пришли забирать сковородку, макарон в ней было меньше половины.

— Ну так они ж ужариваются, — сказал Гоша.

Эпизод третий. Про Мадияра и сосиски.

Это уже в ГЗ было, на шестнадцатом этаже зоны «Б». Бек, Мадияр, Ильшат, Серѐга Медведев, Добрянский и Бия-

нов решили на ужин сварить сосиски. Скинулись, купили в бу- фете полкило сосисок. Оказалось, что это десять штук.

Варили все вместе, время от времени отлучаясь покурить. Когда принесли кастрюлю в комнату, в ней обнаружилось

только четыре сосиски. — Как я рюхливо съел свои две сосиски! — радостно сказал

Мадияр.

Эпизод четвѐртый. Про братьев Габидуллиных.

Ильшат даѐт брату Иреку денег и напутствует: — Ирек, сходи купи колбасы. Хорошей, дешѐвой.

Примечания к фотографиям.

Понятное дело, что никаких систематических фотоиллюстра- ций к этой книге нет и быть не может. Фотоаппарат в тогдашней жизни и во всех наших компаниях был штука редкая. Печатание фотографий являлось отдельным сложным таинством: прояви- тель, закрепитель, фотоувеличитель, глянцеватель, лотки, пин- цеты, красный фонарь… В общем, это занятие, предполагающее некоторую стабильность и укоренѐнность. А в условиях наших переездов по общежитиям на такое нужно было отважиться. Поэтому ценно всѐ, что каким-то случайным образом всѐ-таки запечатлелось и сохранилось.

К главе 1. Шура Руденко.

Фотографий Шуры Руденко у меня почти совсем не оказа- лось. Есть только несколько снятых на нашей с Алинкой свадьбе, где Шура присутствует.

(Шура тогда сказал замечательный тост. Обнаружив, что во- круг него, в углу, сидят одни холостяки, Шура сказал:

— За нас, холостяков. Чтобы нам всем достались такие же за- мечательные жѐны!

К сожалению, почти ни для кого не сбылось.)

Зато, когда я поспрашивал по друзьям, у них обнаружилось достаточно много «курортных» фотографий Шуры. Шура каждое лето зазывал приезжать к нему в Севастополь, ну и не- сколько раз люди до него доезжали. Здесь, в основном, фото- графии 1999-го года, когда к Шуре приезжали Толик Ершов и Андрей Аркадьич Иванов.

За исключением двух фотографий, которые нашлись у Ивана Васильевича:

нижнее фото на странице 78 — «Шура Руденко дома в Сева- стополе»

и верхнее фото на странице 79 — «Шура Руденко и дамы».

К главе 2. Гоша Трусов

Страница 87 — то самое единственное интернатовское фото Гоши Трусова, тѐмное, нерезкое, с дефектами плѐнки. Но всѐ равно получился вполне узнаваемый Гоша.

Фотографировал либо Бовик Тимофеев, либо Мишка Чугу- нов, либо Иван Васильевич.

(После интерната Бовик Тимофеев собрал все накопившиеся за два года плѐнки и увѐз к себе в Набережные Челны, чтоб не распылялось и не затерялось. Я один раз брал у него эти плѐнки на время и напечатал фотографий, сколько смог.)

Страница 88 — Гошу сфотографировал Толик Воронков, ког- да после долгого перерыва смог, наконец, приехать в Россию

(окончательно легализовался в Германии и из нелегального вьетнамского беженца превратился в легального вьетнамского беженца). Толик приехал на несколько дней к родителям в Орѐл и с Гошей там повстречался.

К главе 3. Иван Васильевич

Страница 98 — фотография сделана на Последнем звонке в интернате. Отпечатана с плѐнок Бовика Тимофеева. Является кадром из фотофильма-детектива «Конец агента».

К главе 4.Толик Воронков

Страница 103 — фотография сделана во Вьетнаме, когда Толик со старшим сыном приезжали к жене и младшему годовало- му ребѐнку. По вьетнамским обычаям каждый вьетнамский ре- бѐнок до года должен прожить на родине, во Вьетнаме, и только после года ему дают имя.

Старший сын Толика, тот, который на фотографии в центре, является живым воплощением дружбы народов: имя — Джон, фамилия — Воронков, на лицо — типичный вьетнамец, в графе «национальность» записано — немец.

Страница 104 — единственное фото Толика интернатовского и университетского периода, фрагмент групповой фотографии с экскурсии в Горки Ленинские.

К главе 5. Гольцов Юрий Николаевич

…

К главе 6. Шура Руденский, Стас Кодрян,Толик Дейнека, Олег

Алто, Андрей Разенков

…

К главе 7. Кабанов

Страница 119 — фотографировала Алина Носкова. Что 88-й год — это предположительно. Может быть, 89-й.

— фотография, отпечатанная с плѐнок Бовика Тимофеева. Фотография постановочная, является частью ки- нокомедии «Алкаши», которую мы снимали в девятом классе. Вино в бутылке не настоящее.

К главе 8. Интернат

Страница 134 — фотография сделана в последнем нашем интернатовском походе, в мае 1984-го. Фотографировал я сам. У меня тогда была мысль сделать персональные фотопортреты всех. На обратном пути, когда мы возвращались под сильным дождѐм по лесу, я по очереди забегал вперѐд и снимал мокрые улыбающиеся лица. Потом обнаружилось, что фотоаппарат не перематывал плѐнку. Видимо, что-то в нѐм испортилось от до- ждя. Фотография Виктора Одарченко сделана чуть раньше, ещѐ до дождя. Поэтому сохранилась.

Страница 135 — фрагмент групповой фотографии с экскур- сии в Горки Ленинские.

Страница 136 — единственная фотография, на которой есть Ванька Савыков. Фотография из архива Олега Вахитова. Олег, перед тем, как уходил в армию, в июне 1985-го, оставил мне не- сколько имевшихся у него фотографий Г-класса.

Страница 137 — фотографировала Наташа Степанова. Вот Д-классу в интернате повезло, что у них была Наташа Степа- нова — вся жизнь класса у них очень подробно и, главное, та- лантливо зафотодокументирована. Учащиеся других классов на фотографиях Наташи тоже представлены. Здесь, например, оказалась запечатлена тайная любовь Вани Савыкова Виктория Науменко.

Страница 138 — фотография Феди Волкова является кадром из фотофильма-детектива «Конец агента», снимавшегося по ходу последнего звонка в интернате. К этому кадру предпола- гались титры: «Обратите внимание на это сугубо детективное лицо. Оно вам больше не понадобится».

Страница 139 — фотография Андрея Мальгичева периода,

когда он носил прозвище «Дато Туташхия» (благодаря проби- вающимся усам и романтической честности во взгляде). Вообще, Мальгичев был в интернате, наверное, рекордсменом по коли- честву прозвищ. Кроме Даты Туташхия его в разные времена на- зывали также «Дрюня», «Кукуша» и «МальгИчев» (с ударением на втором слоге).

Страница 140 — фотография, отпечатанная с плѐнок Бовика Тимофеева, одна из серии «Пирамиды». Это ещѐ не рекордная пирамида. Есть кадры, где Бовик держит трѐх и даже четырѐх человек.

Страница 141 — ещѐ одна фотография из серии «Пирами- ды». Зафиксирован момент, когда пирамида развалилась, и взо- ру фотографа открылся Эдик Шимкунас, переодевавший на за- днем плане штаны.

Страница 142 — фотография с последнего звонка в интерна- те. Заключительный кадр из фильма «Конец агента», к кадру предполагались титры: «Отдельные участники операции были представлены к правительственным наградам». Смысл был в том, что ни на каких предыдущих кадрах фильма именно эти «участники операции» ни разу не появлялись.

К главе 9. Шура Шайкин

Страница 160 — наверное, лучше фотоизображение Шуры Шайкина, наилучшим образом раскрывающее его сущность. Кто снимал, не знаю, возможно, Бек, на Бияновский фотоаппарат.

Когда Биянов в 90-м году приезжал из Америки, у него был фотоаппарат — кодаковская мыльница. На этот фотоаппарат отсняли одну плѐнку, Биянов напечатал с неѐ фотографий и пе- ред отъездом обратно в Америку (насовсем) раздавал эти фото- графии всем желающим.

Страница 161, вверху — снимала Алина Носкова. Снимок сде- лан 13 апреля, когда мы посетили Шайкина довольно большим коллективом. Шайкин тогда являлся измученным молодым от- цом. Жили они в комнате в Орехове, на улице Маршала Захаро-

ва. Комнату выделили жене Шайкина от школы, в которой она работала.

Страница 161, внизу — опять кадр с бияновского фотоаппа- рата. Методом исключения попавших в кадр предполагаю, что снимал либо Бек, либо Женя Захода, либо Олег Аристов.

Страница 162 — снимала Алина Носкова, когда мы были у неѐ в гостях, на дне рожденья, 22-го июня.

К главе 10. Добрянский

Страница 166 — фотография со встречи нашего университет- ского курса. Добрянский вот тоже совсем не изменился. Только теперь люди смотрят на фотографию и говорят, что он похож на Путина. Ну да, чем-то похож. На грустного и доброго Путина.

К главе 11. Биянов

Страница 171, вверху и внизу и страница 172 — все фотогра- фии с той же бияновской плѐнки. Тогда под конец, чтобы до- бить несколько оставшихся кадров, просто вышли в коридор на 16-м этаже и фотографировались в различных сочетаниях.

К главе 12. Башня

Страницы 178, 179, 180 — снимал Биянов, или кто-то ещѐ на его фотоаппарат.

Все фотографии к этой главе сделаны не в башне, а позднее, когда башню уже закрыли на ремонт, а мы жили на 16-м этаже. Но общий дух жизни в башне они замечательно передают.

К главе 13. Костик Тюрин

Страница 186, вверху — Кто ж это мог снимать? Из тех, кто был тогда у Гоши с Ирой в гостях, но в кадре отсутствует? Ах да — это ж я сам и снимал!

Страница 186, внизу — фотографировал Алик Салимов.

К главе 14. Ильшат

— «парадная» фотография Ильшата с нашей с Алинкой свадьбы. Страница 215 — фотография с бияновского фотоаппарата. Если я правильно помню, то это снимок как раз того времени, когда Ильшат ходил в гипсе и на костылях. Правда, костылей в кадре не видно, возможно, они в углу стоят.

Страница 216 — фотография, отпечатанная с интернатовских плѐнок Бовика Тимофеева.

Есть ещѐ несколько фотографий Мадияра интернатовского периода, и на всех он лежит на кровати и что-то читает.

К главе 15. Ясенево

Страница 236 — фотография с нашей с Алинкой свадьбы. Настольный хоккей тогда вызвал среди гостей наибольший ажиоитаж.

Страница 237 — Олега сфотографировала Алина Носкова. Не в Ясенево, на два года позже, в ГЗ МГУ, на 14-м этаже, в комнате Костика Тюрина, на тройном совмещѐнном дне рождения Ко- стика, Ильшата и Ирины Николаевны.

Страница 238 — официальная фотография Макса Степчен- кова для какого-то документа, в оригинале она маленькая, 2х3. Как она у меня оказалась, я не знаю. Но хорошо, что оказалась.

К главе 16. Поход

Страница 245 — Валера Морковкин во время байдарочного похода по рекам Серая, Шерна и Клязьма, август 1990-го года.

Страницы 246, 247, 248 — фотографии участников похода, снятые на нашей с Алинкой свадьбе.

К главе 17. Все-все-все

Фотографии к главе «Все-все-все» не имеют прямого отноше- ния к содержанию этой главы. Просто фотографии дорогих для меня людей, со многими из которых мы уже никогда не увидим- ся. По разным причинам.

Приложение №1.

Книга сочинений Шуры Шайкина, найденная им самим:

Александр Шайкин

ИЗБРАННОЕ

Лобня, 1991г.

От автора:

Я не собираюсь своими стишками ублажать души сытых рож,

взявших в тоске и безделье полистать этот томик, дабы насладиться

гениальностью и простотой авторского слога.

Я — не Пушкин — с одной стороны, я даже не пытался кому либо

понравиться — с другой, и даже не имел желания быть прочитанным

— с третьей.

Сборник составлен по настоятельным пожеланиям и на радость тем,

кому я дорог. Дороги и вы мне, дорогие однокурсники, граждане и

товарищи, дамы и господа.

Для вас вновь пишет свои стихи Александр Шайкин.

Корешу Буратине посвящается.

Гимн Лобни (на мелодию «В шумном балагане»).

Есть в России много городов хороших,

Но прекрасней Лобни нету ни хуя.

Лобня — молодая, Лобня — золотая,

Лобня — дорогая Родина моя.

На керамзаводе можно при погоде,

Можно на природе бабу отъебать.

Можно просто раком, можно и со смаком,

Можно перед этим дать ей пососать.

Есть на Лобне водка, стопка и селедка,

«Золотая осень» на худой конец.

В рощице раздавим, в прудик спать мы ляжем.

И, допив, помянет нас косой малец.

Когда иду по Лобне я,

Ликует вся душа моя.

Ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля,

Ля. Ля. Ля!

1983г.

О работе Буратины (дословно по рассказу самого Буратины, только с рифмой;

на мелодию «раскинулось море широко»).

Плывет кольцевая дорога,

Видны уж Мытищи вдали.

Я еду на РАФе далеко.

Должон развезти пиздюли.

Сосед — экспедитор мой рядом сидит.

С испугу чуть ебу не дался.

Гляжу — экскаватор под носом пыхтит.

Эго левый клык показался.

А скорость у нас девяносто кэмэ.

На тормоз нажать не успею.

Все по хую мне, выхожу в левый ряд.

Не думал, что так охуею.

Прижал меня с лева какой-то УАЗ.

А клык в РАФик с болью вонзился.

УАЗик на встречную взмыл полосу

И там с жигули породнился.

Со скрежетом РАФик тот клык развернул

И юзом скатился в болото.

Лежит экспедитор не жив и не мертв.

И все проклинает кого-то.

А мне летать,

А мне летать,

А мне летать

Охота!

1984г.

Утро.

Просыпаюсь. Еще темно.

Уже светает. Но все равно.

Хоть и выспался, не охота вставать.

Ждешь дневального крика, еби его мать.

В дремоте видишь ты край родной.

Отца и мать. И блядь с пиздой.

Еще витаешь в краю родном,

Но вот команда: «Рота! Подъем!!!»

И с тем прекрасным сожжены мосты.

И снова видишь, что в армии ты.

Туманным взглядом ты видишь кубрик свой.

И тянет в сон, где дом родной.

Ответственный ходит, одеяла сдирая.

Но в чем винить его — распиздяя.

У прапора дома жена и дети.

Ты ж за его и других всех в ответе.

И с хуем стоячим, с желаньем ебаться

Ты начинаешь в хэбэ одеваться.

Чтобы проснуться в скором порядке

Ты выбегаешь на физзарядку.

После чего сигаретку оближешь,

И думаешь: «Дембель все ближе и ближе.»

На завтрак идешь — над тобой ни звезды.

Кричат: «Строевым!» — а тебе допизды.

В столовой же каша на вкус как сапог.

На ужин я лучше сгоняю в чипок.

Строем ты ходишь туда и обратно,

пока старшине не станет приятно,

Что ходим как надо и подпеваем,

Что хуй на него не забиваем.

«Комендантская рота шагает.

По брусчатке идет строевым.

Старшина возле парка встречает

Своим взглядом предельно тупым.

За пределами Родины служим,

Вдалеке от родимых берез.

Не хуи забивать здесь должны мы,

Воевать научиться всерьез.»

«Здесь вам ебаный в рот,» — матюгаясь:

«А не хуй там. Команда ровняйсь!» –

Замполит на разводе шатаясь,

Докладывает ротному, смеясь.

И снова работать, хочешь — не хочешь.

Опять выходной день объявлен рабочим.

Такое вот утро солдатских будней,

Без всякой романтики, нудно и скудно.

Когда же дембель? Еще чуть-чуть.

Когда домой? Еще немного.

Через сто дней придет приказ

И ты отправишься в дорогу.

(Если бы сто…)

1985г.

С Новым годом!

Новый год без спиртного встречая,

Не могу тост красивый сказать.

На гитаре играть не умею,

Потому вас в стихе поздравляю.

С Новым годом, комендантская рота,

С Новым годом, взвод писарей,

С дембельским годом, старые войны.

Желаю домой вам вернуться скорей.

Водки нет и нет самогона,

С ними было бы нам веселей.

Не положено. Надо, чтоб пули

По мишеням ложились трезвей.

Новый год без спиртного встречая,

Не могу тост красивый сказать.

Потому вас в стихе поздравляю.

И девчонку, что ждет, иль жену вашу, мать

И отца от души поздравляю,

Воспитавших достойных сынов,

Что дают людям отдых спокойный

Без отрыва от розовых снов.

Выпьем же в роковом размахе

Детской колы большой глоток.

Только ну эту колу на хуй.

Водки б вытащил кто пузырек.

И наполнил бы с верхом рюмашки.

Вот тогда произнес бы я тост.

Нет цивильных здесь радостей жизни,

Вот за что мне обидно до слез.

С Новым годом, командир с замполитом,

С Новым годом, старшина, старый пень.

Хоть за то я скажу вам спасибо,

Что в праздник выходной объявлен день.

1985г.

Новый год.

В Новый год, собравшись здесь,

Каждый колу пьет.

А в Союзе, далеко,

Мать сыночка ждет.

Ждет нас ночи напролет,

Прослезив глаза.

По морщинистой щеке

Потекла слеза.

Маленький платок возьмет,

Вытрет. Не поймет,

Почему спокойно так

Батька водку пьет.

«Ах ты, милый старый хрен!

Все спокоен ты!

Как сейчас там твой сынок?!»

Сумерки густы.

И не может мать понять,

Что же пьет отец.

«За сынка родного пью!» –

Встал он наконец.

«Не заплакать, дура, мне!» –

Встал и заходил:

«Видел, как и ты, войну,

Многих хоронил.

Армия же — не война,

Каждый муж там был.»

И тихонько, про себя

Песню он завыл.

Зарыдала мать опять,

Слезы потекли.

«Как же мне тебе помочь!

Телек вон смотри».

И уставилась она

«Огонек» смотреть.

Перестали слезы течь.

стали песни петь.

1985г.

Комендантская рота.

В комендантской роте все равны:

Русские, казахи и хохлы.

Есть брат и такого сорта,

Не боится даже черта.

Есть такие люди как «слоны».

В комендантской роте любят спать:

От подушки хуй кого отнять.

Кто лежит, обняв подушку,

Кто херачит раскладушку,

Кто ебет во сне родную мать.

В комендантской роте любят ссать.

От парашь хуй кого отнять.

И бегут они гурьбою,

Хуй придерживая рукою.

И бегут, голубчики, сливать.

В комендантской роте любят жрать

И от миски хуй кого отнять.

Ты кричишь: «Подайте супу!»

А тебе: «Соси залупу!»

В комендантской роте любят жрать.

В комендантской роте любят пить.

Ищут, где бы водку раздобыть.

Могут выпить, что попало,

Лишь бы было им не мало.

В комендантской роте любят пить.

В комендантской роте дым стоит.

То в курилке рота вся сидит.

Ты попросишь сигаретку,

А предложат хуй в газетке.

В комендантской роте дым стоит.

1986г.

Ностальгия по цивильной жизни.

Здесь, в группе войск ходить, хуи пинать,

Не в группе математике учиться.

Не пожалеет замполит как мать.

И в автомат, хоть с горя — не влюбиться.

Военным стать — не форму лишь одеть.

Два года прослужить — не поле перейти.

И с командиром говорить — не с друганом пиздеть.

И не жену в постель, а службу нам нести.

Не хуй, а ты обтянут здесь в гандон.

И старшина любой пизды капризней.

Не променять цивильный мне рубон

На прелести цивильной жизни.

1986г.

Скоро домой (на какую-то популярную мелодию итальянской

эстрады).

Казарма серая стоит

В лучах багрового заката.

А служба к дембелю летит.

Прощанье скоро с автоматом.

Стоять казарме двести лет

И охранять «слонам» покой наш.

Назад дороги больше нет.

Домой поедем мы спокойно.

Вот отслужили мы свой срок

С достоинством и честью дедов.

Теперь нас ждет родной порог.

Мы крикнем как они: «Победа!»

Обнимем горячо отца,

А мать слезой плечо намочит.

Все будут рады без конца:

Вернулся с армии сыночек.

О ратных днях большой рассказ

Расскажем мы своим соседям.

И не стесняясь громких фраз,

Мы дембель с морем водки встретим.

А кто-то будет здесь служить

Отчизны преданным солдатом.

И вместо водки колу пить

И обниматься с автоматом.

Я не забуду, сколько ждал

Листок приказа мягкий белый.

Два лучших года я отдал

Саксонии сырой и серой!

1987г.

«Слонам» нашего взвода.

Вечерний Майссен (нытье одного «слона»).

Вечерний Майссен ложится спать.

И я хотел бы лечь с ним в кровать.

Но служба наша тем и трудна,

Что есть работа, хоть до утра.

Как было б легче без двух этих лет.

От тусклой лампы струится свет.

Вот поясничный трещит позвонок.

Ты так заебался, что на бок лег.

Еще не много, еще чуть-чуть.

Когда ж, закончив, смогу уснуть.

Давно уж ночь, в окне темно.

Весь мир цивильный закрыло оно.

Решетки нет на том окне,

Но в мыслях — будто я в тюрьме.

А, может, бросим и спать пойдем,

Закончим дело мы завтра днем.

Вечерний Майссен ложится спать,

Пойду и я, мне поебать.

1987г.

Пиздатому корешу из нашего взвода, парню из Ногинска по кликухе

Потя.

Хуевое настроение.

В башке засох последний нерв давно.

И сердце чуткое расколото совсем.

Какой светильник разума угас…

Но это допизды ведь всем.

Толпа смеется за глаза и так

Ей похую великое творенье.

Она привыкла к разуму макак.

Она не любит чье-то собственное мненье.

Ведь идеал толпы — посредник из толпы.

А в гении она лишь видит рудимент.

Консервативная до мозга та толпа

Консервативный ищет в нем момент.

Когда найдет, то съест его живьем,

Чтоб не было повадно прочим.

И жадно гложут светлый мозг его

Толпы презренные и злые очи.

Так Галилей отрекся на костре,

Не выдержал и Николай Коперник.

Так был отравлен Моцарт молодой.

Нашелся и у Пушкина соперник.

Джордано Бруно больше я люблю

За верность нестандартным идеалам.

Но участи его я не хочу.

Такой вот участи мне мало.

1987г.

Сослуживцам Андрюхе Александрову и Ажбеку Жиенгулову.

Цивильный рубон.

Чот-то думает хитрый Андрей

И Ажбек приоткрыл чуть-чуть рот,

Улыбается Шурик с утра,

Но когда ж Насибуллин уйдет.

Да сегодня ведь праздничный день,

Иль писателю возле трехста,

Иль письмо получил кто-то, иль

Юбилей у Иисуса Христа.

И решили цивильно рубать,

Сделать маленький праздничный стол.

Отыскал Шурик марок гнилых

И Андрюха в магазин пошел.

И принес он коробку жратвы,

А лежало в коробочке той:

Мармелад, маргарин и батон,

Молоко с дорогой колбасой.

Положили на стол и давай

Нажимать на жратву поскорей.

И забыли о празднике все,

Лишь схватить бы кусок посытней.

А когда всѐ поели, пришел

Петька, чующий все из дали.

Покурили «Столичные» и

Все убрав, вновь работать пошли.

1987г.

Думы о перестройке (телевидением и газетами из Союза навеянные).

Вот и кончился срок.

Я вернулся домой.

Заглянул в свой любимый кабак.

Вот напьюсь как свинья,

Вспомню Дрезден чужой,

И прославлю гражданский бардак.

Я сижу за столом,

Наливаю еще.

Чтоб в башке помутилось чуть-чуть.

Но встает предо мной

Все картиной живой

И не портится память ни чуть.

Не в тюрьме я сидел,

И не зону топтал —

Я два года России отдал.

И «слоном» и «пупком»,

«Черпаком», «стариком»

Я германскую землю топтал.

Я наряды тащил,

На учениях был

И в холодном ЗИЛу замерзал.

Наконец, мой отец,

Моя мать, я попал

На Савеловский грязный вокзал.

В магазине «Восход»

Говорливый народ

Все отделы собой запрудил.

А отдел, где вино,

закрывали еще,

Когда в армию я уходил.

Я не знаю — зачем

Вдруг приспичило всем

Перестройкой заняться всерьез.

Ты вина не попьешь,

Стекол не разобьешь

И не ляжешь спать между берез.

Мне тебя не узнать,

Где ж, Россия, ты, мать.

За два года ты стала не та.

Не бегут от стола

Мужики блевануть.

Не несут самогон из угла.

Так за что я служил

И два года отдал,

Если пуст мой хрустальный бокал.

Я попал в край родной,

Я вернулся домой,

Но, Россия, тебя не узнал.

1987г.

Начальник смены (Лобненского электротехнического завода).

В проходной собака лает,

А довольна здесь она,

Потому что за безделье

Получает дохрена.

Надо будет нам собраться,

Всем рабочим всех цехов,

И прогнать ее отсюда,

Надавав под зад пинков.

В проходной собака лает –

Это гвардии майор.

И рабочих не пускает

Совести наперекор.

Неужели ей не стыдно

Лаять на рабочий люд,

На хозяина, что кормит,

Чьи ей денежки дают.

1987г.

На Бияновской кровати. Я не автор, а исполнитель (на мелодию «В захолустном ресторане»;

мою интонацию авторы потом долго передразнивали).

На Бияновской кровати

Целый вечер на ура

Как обычно топит массу

Кто не выспался с утра.

Здесь полет армейской мысли

Над кроватью воспарит.

Кот согнется коромыслом

И зачем-то завизжит

Я уткнулся в угол дальний,

Будто Бин мне не знаком,

Только Плюс такой скандальный,

Так и чешет языком.

Здесь никто его не может

Беспокойного унять.

Я ему заеду в рожу

Если будет приставать.

Пусть визжит и пусть хохочет

Тормозной и чмошный кот.

Все равно над ним смеется

Весь собравшийся народ.

Разгильдяйский и бардачный

Здесь кружит водоворот.

Голый Леха на кровати

Речи сальные ведет.

Бин конечно будет битым,

Здесь с Котов особый спрос.

На него гляжу сердито

Я уткнув в подушку нос.

И под звук сплошного мата

В бестолкового кота

Вылетают друг за другом

Оба Гошиных носка.

Бин протягивает руки

И орет ужасно он.

Кот, наверно, борзый очень,

Если лезет на рожон.

И под звук магнитофона,

Вылезая из угла,

Кантемировца лихого

Я хватаю за рога.

Он, конечно, дело чести,

Защищал как мог мундир,

Но в итоге в теплом месте

Приютил его сортир.

Кот не может дать мне сдачи

Чтоб еще не получить,

И уходит он в читалку

Философию учить.

1988г.

Клетка медведя (в стиле песен Цоя).

Если весна будет ранней,

То медведю будет что есть.

Он останется жить и дальше

И появится новая шерсть.

Дайте встать ему из берлоги,

Развести лапы в стороны.

И не бойтесь поломанных веток,

Чище будет наш общий лес.

Если весна будет ранней,

Медведь расскажет, что помнит,

Горькой отрыжкой будет

Семидестилетний подвиг.

Гордый орел заклевал всю живность,

Кукурузный початок только орал,

Серая плесень цвела на липе

И только медведь молчал.

Долго медведь желал свободы.

В берлоге лапу сосал.

Когда же пришла наша весна,

Он наконец сказал:

Я — русский медведь.

Вам меня не понять.

Я хочу жить сам себе на уме

И не надо мной управлять.

Я — клетка медведя,

Хочу кислорода в крови.

Не затыкайте рот медведю,

А то помрем все мы.

1989г.

К дню рождения Гоши Маслякова.

Я утром под будильник встал.

Заложен нос, но хуй стоял.

И вспоминал свой сон, где блядь с пиздою.

Хоть универ я в рот ебал,

Туда я все же поскакал.

Вед он манил меня своей звездою.

Я там сидел, и спал, и ел,

И у доски я трогал мел,

И все же, наконец, я отучился.

О, как сегодня я устал,

Пришел в общагу, лег, поспал,

И в два часа за пузырем пустился.

Я в очередь за водкой встал,

Кого-то нахуй посылал.

Был не доволен мною пьяный дядя.

И все ж пузырь я свой купил,

И в чемоданчик положил,

Ведь будет пьянка нынче на ночь глядя.

Там будут Гоша и Кабан,

И Кук, и Клоун, Кот Биян.

И Никотин, и Плуг, Валера с Ломом.

Добралось до моих ушей,

Что будет несколько блядей,

Общага станет нам публичным домом.

Гошак сидел в торце стола,

А Кук кричал ему: «Ура!»

Толпа преподносила ему бутсы.

Шар чайник подарил в кульке,

Что сделан был на стройтолчке.

Все ждали как стаканчики нальются.

Когда ж разлили по сто грамм,

То клоун крикнул всем: «Ура!»

А Никотин замолвил было слово:

«Ну что сказать вам, чуваки.

Как пили русские полки?..

Ну в общем, Гоша, нахуй, будь здоровый.»

Въебали, закусили, блядь,

Картошку, нахуй, стали жрать.

Лом покраснел. Бияныч стал веселым.

У Плуга съехали очки,

А кто-то облевал толчки,

А кто-то прижимал абстрактных телок.

«В какой дурдом, блядь, я попал,» –

На кухне Кабанов кричал,

Но ни один не обращал вниманья.

«Кого ебет, что пьяный я?» —

Кричал Биянов: «Нахуй, бля!

Сегодня будет, бля, народное гулянье.»

Он строил негра целый час,

Но тот съебался, пидорас,

Не дав пизды ему за оскорбленья.

Один лишь Плуг в углу скучал,

Канистру Коля допивал,

Стабилизирующий степень опьяненья.

Тут Клоун вырвался курить.

Не надо Лому столько пить,

А то опять уснет в разгар гулянья.

Допит последний пузырек,

Уже светлее стал восток.

Всѐ в рот ебись, пришла пора прощанья.

На утро голова болит,

Напротив Бек хуйню пиздит.

Пошлю его я раком вдоль забора.

Хуево как, ядрена мать.

Но скоро будем пить опять.

Тринадцатое, блядь, апреля скоро!

1989г.

Яркая лампа.

Яркая лампа так пристально светит,

Много столов и довольно еды.

Может убогость здесь в чем-то заметит

Пристальный взор из мирской суеты.

Пшеничная водка и в масле картошка —

В этом ли счастье всего бытия?

Только постой, посиди здесь немножко,

Ведь не ходит метро и не скоро заря.

Только постой, посиди здесь немножко.

Выпей со мной, не забудь закусить.

Что ты задумался, грешный, о Боже:

Пить иль не пить, или быть иль не быть?

Яркая лампа так пристально светит,

Греет бутылку и режет глаза.

Где вы найдете блаженства на свете?

Если нигде — приходите сюда.

Что значит жить? Это значит смеяться!

Что значит жить? Это значит балдеть!

Кайф получать! Танцевать и ебаться!

Иль, погрузившись в себя, посидеть.

Где перед вами без камня за пазухой?

Где перед вами душой не кривят?

Что, не припомните прямо вот, сразу то?

Здесь перед вами такие сидят.

Здесь русский дух, здесь свободою пахнет.

Здесь отдохнуть ты сумеешь душой.

Но день рожденья к рассвету зачахнет.

Праздник не вечен, хоть он и большой.

Утром пойдешь, запряженный зарею,

Жаждущий спать и усталый на вид.

И поплетешься унылой рысцою

Радостью сыт и тоскою убит.

1989г.

Приготовления.

Залупой красной солнце встало,

Пиздой накрылся месяц и

Проснулся я, протер ебало,

А Бек храпел, хоть в рот еби.

Пришел четверг среде на смену.

Я ждал в погоде перемену.

Но за окошком та ж хуйня,

И солнца нету нихуя.

Вот так я в школу собирался,

Собрал, блядь, чемоданчик свой,

Легонько Бека пнул ногой,

Напялил пидорку, съебался.

Сегодня самый лучший день,

И мне учиться было лень.

Случайные процессы нахуй

Не долго думая послал.

Но УрЧэПэ кусалось за хуй,

И я пошел. Сидел. Писал.

Невыносимо было душно.

Еще тоскливо, блядь, и скучно.

Я заебался пыль глотать

И производные писать.

Потом в футбол с душой играли:

Я на воротах, блядь, стоял.

Порою мячик отбивал,

Но все же наши проебали.

Закончилась учеба, блядь,

И я прилег часок поспать.

Потом пошли приготовленья.

Картошка жариться ушла.

Приперлись пироги с вареньем.

Бутылка с водкою пришла.

Жратва, питье на стол собрались.

С салатами еще ебались.

Столов стояло целых пять,

И стульев — куча-ниебать.

Готово все, что дальше будет!

Кто будет здесь еблом водить,

Дарить подарки, водку пить!

Какие соберутся люди!!!

Присесть я тут сообразил,

Что будет, блядь, вообразил.

1989г.

Биянычу.

В комнате грязной сижу у окошка.

Вдруг пробежала облезлая кошка.

Я повернулся к окошку опять.

Там проходила бесстыжая девка.

Ты наливай, а я не откажусь.

Может быть водка убьет эту грусть.

Кусочек тортá положите сюда.

Вон, за окошком другая подруга.

Кто мне подсунул здесь теплую водку.

Я же когтями вцеплюсь ему в глотку.

Торт ваш бисквитный — кусок маргарина.

Вон он напротив смеется, скотина.

Вот поднимаю я торт вместе с блюдцем.

Держите ту рожу чтоб не промахнуться.

Розочку в хрюкальник, орехи в моргалы.

Крем же размажу ему по лицу.

На водку смотрю я сырыми глазами.

— Встаньте студенты на главный экзамен.

Водки напейся и бабу целуй.

Чтоб были деньги и чтоб стоял конь.

1989г.

О несчастной любви.

С сигаретой во рту на площадке стою.

Затуманенный взор и зевота с утра.

Вспоминаю слова, нервно фильтр жую:

«Извините, я вас позабыла вчера!»

Началось это все год примерно назад.

Я сидел вечерком и Бухгольца читал.

Ты же робко вошла. Я увидел твой взгляд.

Ты спросила меня и я что-то сказал.

И в тот памятный миг я влюбился в тебя.

И горела душа все сильней и сильней.

Ты любила болтать и я слушал тебя,

Покоренный словесной игрою твоей.

Ты была не как все, ты была идеал.

Эта странность твоя поразила меня.

И я понял: тебя я так долго искал.

И я понял, что жизнь я б отдал за тебя.

И от мыслей таких я почувствовал вдруг

К сердцу крови приток и биенье в висках.

Сел я ближе к тебе и мой преданный друг

Вдруг проснулся и быстро заерзал в штанах.

Ну а ты вдруг смутилась, подпрыгнула вверх,

Отскочила к стене и уселась на стул.

Черт вас лысый поймет, где уж мне до вас всех.

Поумерился пыл и дружище уснул.

Пробегает теперь в голове эпизод,

Что случился потом, по прошествии дней,

За которые я разгадал к тебе код.

Восторгался во снах красотищей твоей.

И, позволив обнять, ты лукаво опять

Продолжала болтать, не смущаясь ничуть.

Я решился тебя взять и поцеловать,

А рука, не спросясь, ухватилась за грудь.

Дальше вспомнилось мне все, что было потом

Проползло в голове с наслажденьем и грустью.

Но, друзья, извиняюсь пред вами, пардон.

Говорить вам о том — не в моем это вкусе.

Наконец промелькнул в моих мыслях стрелой

День вчерашний и ты, потаскуха и блядь.

И я видел, тебя обнимал он рукой,

Ну а ты позволяла себя целовать.

А сегодня с утра ты в растрепанном платье,

Видно ночью тебе кто-то мял буфера.

Поздоровался я, ты ж сказала не глядя:

«Извините, я вас позабыла вчера!»

Я на урну присел, вытер горькие слезы.

— Как ты эдак еще подыскала слова:

«Извините, я вас…» — Я ж дарил тебе розы…

Я любил тебя… Эх… Такова сэлява.

1989г.

Памяти Высоцкого.

Я плюнул в лицо каждодневной привычке.

Сегодня я еду сюда электричкой.

Встречает толпою меня Беговая.

С толпой прохожу я воротами рая.

Сегодня хотят побывать все в раю.

Послушать надрывную песню твою.

Народ на Ваганьковском молча скорбит.

Десятый уж год, а струна все гудит.

У каждого в сердце. Не любит струна,

Когда прижимается пальцем она.

Не может молчать пред идейным отцом,

Не хочет обманутой быть подлецом.

Но часто на раны ей сыпали соль.

И часто чужую брала себе боль.

Не даром Таганское плачет метро:

Не скрипнет гусиное больше перо.

Не будет слышна больше Гамлета речь.

Ах, как не смогли мы талант уберечь.

Зато на бездарности всѐ мы бросаем…

Не надо. Они пробиваются сами.

1989г.

К сожалению, на этом найденная часть тетради заканчивается.

Сочинения 90-91-го годов остались только отдельными кусочками в

памяти Шайкина и в памяти тех, кто их когда-то слышал.


Беглый, Вампир и Щербинское кладбище.

Осенью 92-го Беглый позвал меня подсобником электрика.

Работа особо не прельщала, тем более, что работа для двоих,

но в совокупности было заманчиво. А именно:

- объект Щербинское кладбище, где по слухам был

современный газовый крематорий.

- электрик в лице Беглого, в этой роли он мне был не

известен.

И мне было не совсем понятно, зачем на кладбище

электричество, мертвым-то оно для чего? Тогда в моем

понимании, кладбище - это некая огороженная территория,

где хоронят людей. Когда в первый раз увидел кладбище в

Подмосковье, был поражен размерами самой земли, которое

оно занимает, количеством всевозможных помещений и

служб. Вот и оказалось, что нам предстоит заменить

электропроводку в одном из зданий на территории кладбища.

В здании была кладовка для землекопной утвари, некое

подобие спальни для землекопов-могильщиков, сауна, кухня

и просто комнаты набитые всяким хламом.

Работа в первые дни была простая. Снять провода, всякую

электро-арматуру. В итоге мы демонтировали все, включая

кабель, питающий сауну. Отключением сауны были очень

недовольны могильщики. В наш адрес пошла брань,

совершенно не разборчивая, от этого более страшная, мало

ли, что они пригрозили. Но Беглый человек бывалый:

- Грозить смертью глупо, мы и так на кладбище.

Могильщики – народ своеобразный, из-за постоянной

физической работы на воздухе и артистизма при общении с

родственниками клиентов, водка их уже не брала. От этого

их лица были суровы и чуть печальны. Постоянное

полутрезвое состояние резко переходило в «белочку», тогда

директор кладбища самолично увозил их в больницу.

Судя по тому, как затягивалось работа по времени,

Беглому здесь очень нравилось. Довольный разрез его

татарских глаз не могли закрыть даже рыжие заготовки для

пейсов. Когда дело дошло до монтажа, он мог по долгу

сверлить, раздолбанной дрелью со сверлом по металлу,

бетон. Когда сверло начинало дымиться, заявлял:

- Нужен победит, победит он всех победит - переходил на

другое место, и продолжал сверлить бетон тем же

инструментом.

Его привлекало само место нахождение, временное

единство его души и тела в таком месте как кладбище.

Этой идиллии пришел бы конец, когда привезли все

кабеля, розетки, светильники ит.д. Но нам еще привезли

монтажный пистолет под дюпель и несколько пачек

патронов к нему, полагая, что с этим профессиональным

инструментом дела у нас пойдут быстрее. Беглого

присутствие такого инструмента привело в неописуемый

восторг, что день мы вообще работой не занимались. Шли

полевые испытания строительного пистолета, по

установлению пробивной силы патронов разного номера на

различных материалах. Апогеем экспериментов стало

пробивание деревянного гроба, найденного в одной из

комнат, в гроб был положен имитатор вампира собранный из

рабочей одежды могильщиков висящих в сушилке. Одежда

могильщиков была мокрой, пропитана глиной и вполне по

нашему мнению подходило под плоть. Дюбель пробивал

верхнюю крышку гроба и вел себя непредсказуемо в тряпках.

Было принято решение приостановить эксперимент до

подбора нормального материала для имитации вампира, а

завтра заняться работой.

С утра работаем, тема для разговора «эффективное

убийство вампиров», но Беглый сегодня православных

устоев, любые рационализаторские предложения парирует

словами «ересь», «суетная вера». А ну тебя, Шурика Руденко

на тебя не хватает.

Заглянул директор кладбища, попросил ускорить темпы, в

ответ мы попросили устроить нам экскурсию. Он со

странной готовностью согласился, повел в отпевальный зал.

Огромное помещение с окнами на самом вверху, тихо, но

гулко играет грустная мелодия. По центру стоит новая, без

номеров, красная ВАЗ-2109. (прим. позже появилась песня

«Твоя вишневая девятка…», наверно тогда это было круто).

Директор с гордостью:

- Вчера подарили.

- За, что? – не сдержался Беглый.

- Идите, работайте, – прервал экскурсию Директор…

- Блин, хотел крематорий посмотреть, - возмутился я по

дороге обратно.

- Надо, кабель в сауну протянуть, а то завшивеем, –

логично ответил Беглый.

На следующий день протянули кабель в сауну, и сделали

там нормальное освещение. При первом запуске стояла дикая

вонь органического происхождения. Беглый утверждал, что

от плесени. Периодическими запусками печки и

пропариванием попытались выгнать вонь. Попарится сегодня

не судьба. Зато на утро сауна горячая и почти не пахнет. Это

могильщики всю ночь парились, они привычные. Наконец

решили попариться. Паримся. Хорошо, только печка бьется

током.

- Ты, наверное, одну из фаз на корпус пустил, - замечаю Я.

- Для безопасной работы подобных печей требуется

соответствующее заземление, - компетентно заверил Беглый.

- А так же существуют блуждающие токи на поверхности,

которые могут вызвать подобный эффект, - еще более

компетентно добавил он, млея от жары.

…

Несмотря на долгое соседство с могильщиками, контакты

не установлены, даже имен не знаем, даже примерно.

Проходят мимо нас, как тени, даже не бранятся.

Начали дичать, Беглый начал разговаривать с розетками:

- Что ж ты, я тебе лапки хочу подогнуть, а ты закон Ома,

закон Ома…

Если так дальше пойдет, скоро будем как могильщики.

Ходил смотреть на похороны, всяко лучше, чем видеть эту

рыжую рожу. Повеселел.

Работаем, не замечая друг друга.

Еще день, надеюсь последний.

Закончили. Молча собираем шмотки. Успеем на вечерний

автобус. Приехали в ГЗ. Молча, не прощаясь в фойе, я ухожу

направо в зону «Б», Беглый налево в зону «В».

P.S.

Спустя немалое время в компании:

Я: - Беглый помнишь вампира с Щербинского кладбища?

Б: (мечтательно) – Да-а, надо бы еще куда-нибудь на

шабашку съездить!


Документальная пьеса "Медиум"

Пьеса представляет собой расшифровку магнитофонной

записи.

Запись на кассете. Кассета сохранилась у Гоши

Маслякова. Кассета Таллиннского завода музыкальных

кассет. На ней написано:

ГОСФИЛАРМОНИЯ ЭССР ПРЕДСТАВЛЯЕТ

Виновата бабушка. Ромашка. Я тебя не подведу. Говорю

с тобой о тебе. Почему ты обманула меня. Мозаика.

Песня про обезьяну. Вираж.

Ничего этого на кассете нет. Жалко, конечно. Я бы с

интересом послушал "Песню про обезьяну" или

"Виновата бабушка".

Но, с другой стороны, не жалко. Потому что на кассете

остался зафиксированным Медиум 1989 года, точнее его

заключительная часть, проходившая в нашей комнате на

5-м этаже 4-го ФДСа.

Необходимое пояснение. "Медиум" — это мехматовский

праздник третьекурсников, середина обучения. Проходит

в начале весны третьего курса. Очень правильная и, я бы

даже сказал, гениальная задумка. На третьем курсе народ

уже сдружившийся и пообжившийся, но ещѐ дурной и

необременѐнный. Самое то для праздника.

МЕДИУМ

Документальная пьеса в ?? действиях.

Место действия — комната 523 ФДС-3

Время действия — 18 марта 1989 года.

Действующие лица, они же исполнители

Клоун — Лѐша Добрянский

Дѐмин — Шура Дѐмин

Бек — Болотбаев Дайрабек

Гоша — Гоша Масляков

Шайкин (он же Шар) — Шура Шайкин

Биянов (он же Бин) — Андрей Биянов

Кабанов — Шура Кабанов

Коля — Коля Сахаров (без слов)

1-е действие

(Почти вся пьеса проходит под неумелое бреньканье на

гитаре в исполнении Шуры Дѐмина. С этого бреньканья

и начинается.)

Клоун:

Дай помучаю..

Дѐмин:

Не, я только взял.

Бек:

Сыграй чѐ-нибудь.

Клоун:

По тихим улочкам Арбата.. Да?

(в звуках слегка угадывается "Мурка")

Гоша:

Есть предложение замочить на массу.

Клоун:

Через пол-часика.

Шайкин:

Да ну нахуй блять спать. Праздник же.

Гоша:

Шайкин, ты щас договоришься

Бек:

Не, Шура, ну его нахуй, да, такую блять в пизду..

Шайкин:

Што?

Клоун:

Не, я говорю, нам надо хотя бы один вечер, блять, вот за

наши пять лет, блять, устроить охуенно пиздатый, какой-

нибудь там на пятом курсе.

Дѐмин:

Да с кем?

Бек:

С кем, с кем? Лѐха, скажи, с кем?

Дѐмин:

Нет никого! Всѐ!

Клоун:

Ну с кем? Ну хотя бы каждый, блять, придѐт со своей

бабой. Хотя бы так, блять..

Дѐмин:

Э-э.. Каждый со своей бабой.. Какую я тебе..?

Клоун:

Какую-нибудь, ну чѐ-нибудь..

Бек:

Я, блять, кучу казашек соберу,..

Гоша:

Каких баб, Добрянский?

Бек:

..на вас всех хватит.

Дѐмин:

У меня нет никаких баб.

Клоун:

Ну блять, ну чѐ-нибудь будет.

Дѐмин:

Не будет.

Клоун:

Будет.

Кабанов:

Ну и чѐ? Ну придут все, ну и чѐ?

Клоун:

Ну какой-нибудь пиздатый вечер..

Дѐмин:

Нет, это не то, это не хорошо.

Клоун:

Чтоб было охуенно весело, чтоб было интересно.

Биянов:

Сфоткаться

Клоун:

Да, сфоткаться.

Дѐмин.

Не-е. Нет, это не правильно. Специально хорошие вещи

никогда не получаются.

Гоша:

Да, хорошие вещи получаются..

Дѐмин:

Спонтанно

Гоша:

..спонтанно так. Раз, пришли, кому-нибудь морду

набили.

Клоун:

Ну блять, всѐ заплани.., по плану блять. Щас блять то, сѐ,

щас морды бить.. всѐ можно спланировать.

Гоша:

Нет, это не правильно. Всѐ должно быть спонтанно.

Понимаешь?

Клоун:

Шура, щас по плану Гоша тебе морду бить будет.

Гоша:

Всѐ должно быть, так сказать, на вдохновении, Там раз,

там Шайкин — сидел, сидел, вдруг как брякнет чѐ-

нибудь. Все: "О-о! Шар — тормоз!"

Клоун:

Так вдохновение тоже можно спланировать. Вон —

принести несколько пузырей и всѐ.

Гоша:

Да пузыри это всѐ так.. Это сопровождающее.

Шайкин:

Всѐ хуйня. Когда ты уже знаешь заранее... то это хуйня, а

вот когда приходишь ни с хуя...

Клоун:

Тебе вечер понравился тогда?

Гоша:

Что?

Клоун:

На Валерин день рожденья, понравился?

Гоша:

Да.

Клоун:

Ну чѐ? Такой вечер что ли нельзя сделать, даже ещѐ

более пиздатый? — Можно, бля.

Гоша:

Ну делай!

Клоун:

Ну а вы говорите, что нихуя не получится..

Шайкин:

Ну если ты заранее будешь знать, что он будет пиздатый,

то он уже не будет пиздатый.

Гоша:

Вот именно, понимаешь? Все будут разочарованы. А

другое дело, когда вот все приходят — вообще не знают,

чѐ тут будет. Как Коля, например. Пришѐл к тебе,

вообще: "Чѐ? где? што? А-а! А у меня бутылка есть.."

Пошѐл обратно за бутылкой.

Бек:

Да не, мужики, мужики. Организованно можно сделать,

ѐ-моѐ. Свои только, бля. Человек двадцать и всѐ. В эту

комнату больше не вместится.

Биянов:

Хэ-хэ-хэ

Клоун:

Ха, человек двадцать..

Гоша:

Отлично.

Шайкин:

Нехуѐво.

Бек:

На три комнаты.

Клоун:

Да, на три комнаты..

Шайкин:

Стены прорубить..

Гоша:

На весь этаж так это: столы на весь этаж стоят, Шайкин

там во главе, около туалета.

Шайкин:

Чтоб блевать ближе было.

Кабанов:

А Бин негров застроит.

Бек:

Не, ѐбаный в рот, в этой ѐбаной комнате отдыха, внизу,

не можем, блять..?..

Клоун:

Чѐ?

Гоша:

У нас тут лучше комната отдыха. Вот. Самая лучшая

комната отдыха — это здесь.

(Музыкальное сопровождение — "Госпожа удача", кто-

то подсвистывает мелодию)

Конец 1-го действия

Прежде,чем перейти ко второму действию, я вот что

подумал. В настоящей пьесе должна быть какая-то

интрига, ну там ружьѐ на стене или не знаю что ещѐ. А

тут — ну разговаривают и разговаривают.

На самом деле интрига, в смысле загадка, есть, и самая

настоящая — до сих пор так и неизвестно, кто включил

магнитофон, чтоб всѐ это записать. Никто не

признался тогда.

В общем, подумайте и попытайтесь предположить.

У меня после многократного прослушивания и

расшифровки тоже есть предположение, но пока, чтоб

не сбивать, не высказываю.


Клоун:

Блять, щас появилась абстрактная баба, принесла,

поздравила нас, бля..

Гоша:

Откуда?

Клоун:

А?

Гоша:

Откуда?

Клоун:

Из четвѐрки.

Бек:

Не, ты еѐ не знаешь.

Шайкин:

Не так абстрактная, как появилась абстрактно.

Бек:

Она как призрак, понимаешь?

Гоша:

Кто такая?

Клоун:

Да ты не знаешь еѐ.

Шайкин:

Ну как же он не знает?!

Клоун:

"Вы тут сидите одни, у вас ничего нет нихуя.."

(от лица абстрактной бабы)

Гоша:

Куда? Сюда она пришла?

Шайкин:

Ну, бля.

Клоун:

А Бин что, съебался?

Бек:

Бин, блять, съебался.

Шайкин:

Никто не звал, блять. Она вообще не знала, что мы здесь

сидим.

Бек:

Пошли его отпиздим.

Клоун:

Да жалко.

Бек:

Пошли отпиздим его. Пошли отпиздим!

Гоша:

Кого? кого? кого?

Бек:

Бина, блять, — съебался.

Гоша:

Да зачем? Бин он хороший чувак. Только борода

противная.

Бек:

Пошли отпиздим его.

Клоун:

Будешь приставать, блять, тебя опиздим.

Бек:

Да скучно так сидеть.

(очередной припев "Госпожи удачи" на гитаре)

Гоша (подсвистывает, потом подпевает):

..Ах, товарищ Шайкин, не везѐт в любви...

Шайкин, у вас голова пьяная, она болтается и не

сопротивляется.

Клоун:

Шура, спой светик.

Бек:

Шура, давай кооператив устроим, блять. Коров доить,

блять, — у тебя опыт есть.

Шайкин:

Ты коров достань сначала, блять..

Бек:

В Подмосковье где-нибудь. Ты будешь..

Шайкин:

..корма достань..

Бек:

..начальник будешь, инструктаж сделаешь..

Гоша:

У Шайкина медаль! От Хоннекера лично.

Шайкин:

Да, блять, действительно..

Дѐмин:

Откройте, откройте дверь. Люди пришли.

Клоун:

Бин пришѐл.

Дѐмин:

Тут и Бин, и Коля ещѐ.

Клоун:

Алѐ мужик.

Гоша:

Мы доехали, короче..

Бек:

Да, Андрюха, тебя только собирались отпиздить.

Бин:

Кто?

Шайкин:

Мы, бля.

Бек:

Я даже.

Бин:

Ни хуя себе..

Гоша:

Борода им у тебя не понравилась.

Дѐмин:

Бин сѐдня у Мельникова бороду сгущѐнкой заляпал всю.

Гоша:

Да? Ха-ха..

Шайкин:

Во, доехали короче..

Гоша:

Мы доехали, короче, да? Отлично

(звук чоканья)

Клоун:

Да,блять..

(пауза)

Клоун:

Но это ещѐ не конец.

Гоша:

О-ой

Шайкин:

Ой, бля-а-ать..

Клоун:

Ой бля-ать, ой блять ой блять..

Гоша:

Не, я мокрый весь..

Клоун:

Помнишь, Шура, как жизнь в профилаке: ой бля-ать, ой

бля-ать..

Шайкин:

А, блять!

Бин:

Ха-ха-ха!

Гоша:

Разговоры идут — ..

Клоун:

Только мы понимаем.

Гоша:

А это чѐ такое?

Клоун:

Халва, бля.

Гоша:

Халва?!

Бек:

Не, бля. Кто еѐ отправил? Интересно просто.

Бин:

Да она увидела, небось, из того окна.

Шайкин:

Да никто не отправил.

Бин:

Напротив же видно — сидим.

Бек:

Да ну нахуй.

Шайкин:

Она, блять.. а хуй еѐ..

Бин:

Скорей всего, видела из окошка.

Гоша:

Не! Ну чѐ она? Обурела сюда приходить? Она сюда к

кому приходит? Я не понимаю. К Шайкину что ли?

Бек:

А откуда она знает, что мы тут, бля?

Бин:

Вот она знает, что он здесь живѐт.

Гоша:

Кто он?

Бин:

Шура Дѐмин.

Гоша:

Ну она не к нему пришла. Она.. Ну как.. Она ж к

Шайкину пришла, или вот к этому.

Клоун:

Да, ко мне, бля.

Бин:

Откуда она знает Шайкина, или вот этого?

Гоша:

Ну ты вот нерюх, понимаешь, Бин. Ты вообще

некурсовой мужик..

Шайкин:

Ты, блять, как сто китайцев бестолковый.

Гоша:

Вот именно. Тут.. тут вообще такие дела творятся.

Клоун:

Ты не рюхаешь момент.

Гоша:

Абсолютно. Только борода противная.

Шайкин:

Да пришла-то ко мне. Только как узнала, что здесь все?

Непонятно нихуя.

Гоша:

Да она просто видела, наверно, откуда-нибудь.

Бек:

Блять, хуй его знает — баба какая-то, блять.. Странная,

блять, вообще. Я еѐ вообще..

Клоун:

А что странного?

Бек:

..не воспринимаю. Как, блять, столб стоит — ну стоит,

хуй с ним, блять. Ни.. вообще никакой реакции, блять, ..

к ней, ни симпатии, ни антипатии.

Шайкин:

Ну и хуй с ней, с симпатией.

Бек:

Мимо идѐшь, блять, здравствуй говоришь, — она нихуя

не отвечает. Заебался уже здороваться с ней.

Конец второго действия


Гоша:

Да, Шайкин, я сегодня за вас.. это самое.. заступился.

Шайкин:

Чего?

Гоша:

Я спрашиваю у товарища Носковой: почему вы не

здороваетесь с Шайкиным?

Шайкин:

А, бля..

Гоша:

Она говорит, что это ты виноват, что это ты еѐ

игнорируешь.

Клоун:

А! С талонами наебал что ли, да?

Гоша:

Нет, что он еѐ не признаѐт.

Бек:

Бля, пиздец эти профорги — бля-ать, всех надо пиздить!

Шайкин:

Не, ну правильно — она сказала, что мне объявила этот,

бля, бойкот. Я сказал — хуй с ним, бойкот так бойкот.

Гоша:

Правильно. Ну?

Шайкин:

Ну теперь я и не здороваюсь — она же мне бойкот

объявила.

Гоша:

А зачем ты мне жаловался?

Шайкин:

Чего?

Гоша:

Что она с тобой не здоровается.

Шайкин:

А нахуя она бойкот объявила?

Гоша:

Ты ж мне не сказал, что она тебе бойкот объявила.

Шайкин:

Я тебе так и сказал, что объявила.

Гоша:

Дурак ты, Шайкин! Ты мне сказал, что она с тобой не

здоровается, когда из лифта выходишь.

Бин:

Ха-ха-ха..

Шайкин:

Я тебе не говорил.

Гоша:

Ну что я, не знаю, что ты говорил, что ли?

(стеклянные звуки)

Бин:

Куда ты наливаешь? Так вон же Колина..

Клоун:

Что, не будешь что ли?

Бин:

Нет.

Шайкин:

Я вообще из лифта не выхожу.

Гоша:

Хе. В лифте живѐшь постоянно..

Шайкин:

Это тебе одновременно кто-то другой сказал, что она с

ним не поздоровалась, когда он из лифта вышел, блять.

Гоша:

Ну какая разница?

Шайкин:

А я тебе говорил, блять, что она мне бойкот объявила.

Гоша:

Ну ты понимаешь..

Клоун:

А, Шура, Шура, слышь, я разговаривал с ...

Бек:

Шура, я тебе сколько говорил, блять..

Клоун:

Подожди. С Алиной разговаривал вчера или позавчера,

по-моему. Она наоборот сама спрашивает — чѐ Шайкин

такой стал странный какой-то, блять.

Шайкин:

Блять, она сама бестолковая.

(Бин смеѐтся)

Кабанов (грозно):

Шар!

(Бин смеѐтся, почти заглушая звук то ли пощѐчины, то

ли удара по уху)

Клоун:

Я говорю — Шура взрослеет.


Кабанов (так же грозно):

Шар!

Клоун:

А чѐ он сказал?

(Ещѐ один звук удара)

Шайкин:

Ну блять, ты тоже бестолковый.

(относится, видимо, к Кабанову)

Бин:

Щас тебя будут пиздить, и, возможно, ногами. Всѐ, Шар,

вешайся.

Бек:

Кого напоить, блять? Пошлите, у меня.. у меня есть ещѐ..

бутылочка вина. Шура, блять, щас серьѐзно, бля, щас

хуѐво будет.

Клоун:

Давай, бутылку тащи ещѐ.

Бек:

Давай отправим его. Пиздуй домой.

Клоун:

Шура, давай ещѐ одну бутылку. Давай, родной.

Бек:

Шура, ну быстрей, блять, ну сколько можно.

Клоун:

Шура, родной, блять, давай.

Гоша:

Шура, я крикнул "Лобню не забуду!"

Шайкин:

Алѐ!!

Бек:

Давай, выпьем.

Гоша:

Да ну его..

Бек:

Отправь его.

Гоша:

Я уже знаешь сколько насосался уже, в четырѐх местах,

невозможно..

Дѐмин:

Не, не стоит, настроение..

Гоша:

.. И всѐ какая-то гадость такая..

Бек:

Да я откуда знал бля. Ёпти бля. Я просто так прошѐл

мимо, говорю Коле Сахарову: Давай зайдѐм? — Зайдѐм!

Гоша:

Ну а как же — конечно!

Клоун:

Бин!

Бин:

Чѐ?

Клоун:

Хочешь ещѐ?

Бин:

Не.

Гоша:

А пиво допили что ли?

Бин:

Да пиво вообще не пили больше с того раза.

Клоун:

О, давай пива, да.

Гоша:

Не, пиво с утра.

Дѐмин:

Ну как это, не пили? Тут осталось треть где-то.

Гоша:

Завтра утром Шар выпьет пива,

и к нам вернѐтся Кондратьев.

Дѐмин:

О, давайте Кондратьева поставим.

Бин:

Лучше "у нас в деревне хитпарад".

Гоша (поѐт):

У нас в деревне

всѐ время хитпара-ад.

Бек:

Кто хочет пива? Шур, пива хочешь?

Шайкин:

Да ну его..

Клоун:

Давайте, в честь Кондратьева.

Гоша:

Шура там что-то отчаянно пытается попасть по гитаре. И

иногда это у него получается.

Бек:

Бля-ать! Ходили, целую неделю пиздели: "Пост, пост.

Восемнадцатого напьѐмся"..

Бин:

Кто? Кто?

Гоша:

Кто говорил?

Бин:

Я, собственно говоря, не собирался.

Бек:

Кто — Шайкин, конечно.

Сегодня, конечно, Хелемский подколол, бля..

Бин:

Кого подколол?

Бек:

Физики и прочие несерьѐзные люди..

(Видимо, цитата из Хелемского)



Клоун:

А Шура, расскажи, чѐ мы там пиздели, когда Гоша

пришѐл? А?

Шайкин:

Где и когда?

Клоун:

Ну Гоша когда пришѐл, как раз перед ним, блять,

пиздели. Ты что ли с Беком? Да, блять? Что-то спорили

бля про баб, блять? Да?

Шайкин:

А-а, да. Да, блять. Было, на хуй блять.

Клоун:

Чѐ там? Рассказывай, блять, с чего там началось.

Шайкин:

Не помню.

Гоша:

Да, с чего началось, Шайкин, давай. С самого начала.

Бек:

Чего-чего-чего? Я не понял.

Шайкин:

Там что-то про Гошу и про баб было.

Гоша:

Да?

Клоун:

Чѐ про Гошу и про баб, блять?!

Ты сам, блять, говоришь, блять: Гоша, блять, нихуя,

блять.

Или ты, блять, говоришь, блять: Гоша нихуя, блять...

Бек:

Я говорю, в этой общаге баб нет нихуя. Я больше ничего

такого..

Гоша:

В этой естественно нет. В этой их вообще нету, в

принципе.

Клоун:

Короче, блять, спор разгорелся. Тоже можешь..

Бек:

Не, одна есть.

Бин:

В этой?

Бек:

Помнишь, я тебе показывал? Я Шуре показывал.

Показывал?

Я тебе показывал, бля?!

Гоша:

Здесь? В этой?

Бин:

В этой?

Шайкин:

Иди ты на хуй с этой бабой.

Бек:

Я тебе показывал?!! Ни хуя себе! На.. на.. на.. на

подоконнике сидела, блять.

Шайкин:

Ну, блять, хуй с ним, блять, с подоконником.

Бек:

Блять, Шура! Ну еѐ на хуй, ну еѐ на хуй, в пизду.

Шайкин:

Ну для казаха — да, но я-то русский. На хуй мне

негритосина нужна?


Бек:

Ну не бывает же так, блять.

Гоша:

Бек, ты не рюхаешь.

Бек:

Какая она негритуха, блять? Она блондинка, бля,

мулатка, бля, понимаешь?

Гоша:

Знаю, шоколадка.

Бек:

Это классическая, бля, классическая красота,

понимаешь?

Гоша:

Знаешь? Классыч-ч-ская. В стиле испанского..

ренессанса.

Клоун:

Ни хуя, бля, ты не смыслишь в классике.

Гоша:

Нет, Бек, ты Шайкина не сманивай..

Бек:

Это у Замкового, блять, дедушка говорил там, блять..

Гоша:

У него дедушка мулат?!!

Бек:

Да нет!!!

(Бин хохочет)

Клоун:

Негритос, бля.

Бек:

Я говорю, когда во время связи с китайцами, блять..

Гоша:

А! Мулат в связи с китайцами..

Бек:

..Китайцы пошутили..

Бин:

Половой связи?

Бек:

Блять!!! Говорю, блять, китайцы связались.. почему у

вас..

Клоун:

Какой связи? О какой связи? Какую связь ты имеешь в

виду?

Гоша:

Кого? Дедушку? Китайцы связали?

Бек:

Дед Замкового спрашивал, блять, студента-китайца:

"Почему вам бы не жениться на русской, блять,

женщине, блять?"

Гоша:

Так.

Бек:

Тот отвечает: "Нахуя мне женщина н-н-н .. с глазами, как

у коровы?" Блять, понимаешь?

Гоша:

Да он нерюх! А зачем, это самое, как эти, смотровые

щели ... на "Шилке"?

Бин:

Тримплекса, да?

Бек:

Комбат говорил мне, блять: "Сними тримплекса, блять.

Пиздить буду!"

Клоун:

Чѐ, серьѐзно? Подожди. Серьѐзно с глазами, как у

коровы?

Дѐмин:

Ну а как же..

Гоша:

Ну правильно! Он никогда не видел глаз шире двух

миллиметров.

Клоун:

Я хуею, блять, нерюх.

Дѐмин:

Не. Ну правильно, чѐ там..

Бек:

Своя ж красота у каждого.

Дѐмин:

А как иначе?

Гоша:

Конечно.

Дѐмин:

Иначе б кур ебали, если б понятия были смещѐнные..

Бек:

Ты когда-нибудь видел, чтоб вьетнамец гулял с русской?

Редко бывает.

Клоун:

Редко бывает, да.

Бин:

Бывает, на самом деле.

Дѐмин:

Куры тоже красивые бывают, с общеэстетической точки

зрения.

Гоша:

Кто?

Дѐмин:

Куры там, слонихи..

(Биянов смеѐтся)

Гоша:

Вот Бин, например. Посмотри, какая у него красивая

борода. С общеэстетической точки зрения.

Бек:

А женщины тоже в обезьян влюбляются. Тоже бывает.

Кабанов:

Зачем женщине в обезьяну?

Бин:

Не, Бек, чѐ-то ты пиздишь.

Дѐмин:

Нет, нет. Вот именно из-за этого и не получается таких

хуйней. Потому что, хоть и какая красивая обезьяна —

один хуй обезьяна.

Гоша:

Да, Биянов. Чѐ за бардак?

Клоун:

Нихуя, блять..

Гоша:

Какая б борода у вас ни была красивая — всѐ равно.



Клоун:

Например, я знаю, что японок — дохуя красивых.

Гоша:

Да иди ты в баню, Клоун! Езжай в Японию.

Клоун (мирно):

Пошѐл на хуй, сам бля.

Бек:

Японка есть японка!

Ну из.. блять.. это.. блять..

Клоун:

Чѐ? Ты хочешь сказать, что тебе японка не может

понравиться в принципе?

Бек:

Японки, по-моему, блять, нравятся всем. Такие,

нормальные. Чтоб русские японцам нравились, блять, —

это не всегда, блять.

Клоун:

Ну вот, видишь?

Гоша:

Не, Бек, ты ерунду говоришь.

Клоун:

Это ты ерунду говоришь.

Гоша:

Тебе они ближе — они тебе, может быть, и нравятся.

Бек:

Нихуя вы не рюхаете. Гош, ну нельзя же так,

понимаешь?

Гоша:

Да мне вообще без разницы! Чѐ вы мне объясняете?!

Дѐмин:

И вообще. Культуры народов сближаются!

Клоун:

Чѐ за мысль такая?

Дѐмин:

А так, даже по внешним параметрам.

Гоша:

Внешние параметры. Отлично. Лямбда, нулевое.

Дѐмин:

Э-э, Гош..

(Стѐртый кусок. Кассета долго кочевала по различным

хозяевам. Затѐрлось, возможно, случайно. Или кто-то

сознательно затѐр компрометирующие места.)

Дѐмин:

..тоже мне придумал..

Бек (подводя итог):

Нет, бля, Шайкин, ты нихуя не рюхаешь, серьѐзно.

Дверь прикрой там.

Шайкин:

Чего я не рюхаю, блять?

Гоша:

Чѐ за бардак такой, Шайкин?

Шайкин:

Чѐ я не рюхаю, блять?

Клоун (с теплотой в голосе):

Шура, блять, ничѐ ты не рюхаешь.

Бин:

Давайте лучше по конфетке ебанѐм.

Шайкин:

Блять, нашѐл какую-то, блять, мулатку, на хуй, и

говорит, что она красивая.

Бек:

Блять! Я вот покажу, блять! Вот тут шесть человек, да,

блять? Вот смотри. Каждому из них покажу. Каждый из

них скажет, что она — действительно, блять, — я тебе

въебу, хорошо?


Бек:

Если не так — ты мне. Давай?

(Бин смеѐтся громче)

Гоша:

А давайте, вы оба, сразу, вот прям щас друг другу. А мы

вас разнимать будем.

Клоун:

А давайте мы вам.

Бин:

Подожди. Она живѐт у нас на этаже?

Бек:

Да, блять!

Бин:

Ну тогда я видел — действительно ничѐ.

Бек:

Бин! Лапу! Блять, ты пидар, в кавычках только пока.


Клоун:

Ну спасибо, бля.

Бек:

Я покажу тебе, блять, по мере возможности, блять.

Гоша:

По мере возможностей, и сил.

Бек:

Пошли в пизду, блин. Нам порядок надо наводить.

Клоун:

Сам иди в пизду.

Гоша:

Куда он тебя приглашает?

Бин:

Порядок наводить.

Бек:

Бля, вообще охуели..

Бин:

У них в комнате — бардак.

Гоша:

У кого у них? У Клоуна?

(Ещѐ одно затѐртое место)

Звуки разнимания Бека и Добрянского.

Бин:

Блядь сука, и вроде и не выпивший..

Гоша:

Добрянский, задолбал ты, я тебе говорю.

Бек:

Ай, блять.

Клоун:

Да блять, распустился..

Бек:

Пошли, хуй с ним.

Клоун:

Ну щас, ещѐ пять минут.

Гоша:

Оставьте Бека в покое. Бек хороший, когда трезвый.

Бек:

Я вообще...

Гоша:

А когда поддаст — совсем хороший.

Конец 5-го действия.

Но это ещѐ не конец пьесы. Есть ещѐ что-то вроде эпилога,

довесок некоторый.

Эта часть записи расположена на другой стороне бело-

жѐлтой кассеты "Госфилармония ЭССР представляет".

Судя по общему настроению — это либо самый-самый конец

Медиума, либо кусок каких-то других аналогичных

посиделок.

Если представить себе гипотетическую (невероятную)

театральную постановку этой пьесы, то должно быть

так: последнее действие кончилось, занавес, в зале

включается свет, зрители, не дождавшись актѐрских

поклонов, начинают выдвигаться в сторону гардероба, тут

занавес поднимается, и для не успевших выйти

доигрывается вот этот необязательный кусок.

Клоун:

..водопо-о-о-ю, а..

Шайкин (проснувшись подхватывает):

Шумел камыш..

Гоша:

Отличное вступление, Шайкин!

Клоун:

Я-а клетка медведя-а-а..

Бин:

А то помрѐм все мы..

Клоун:

Не. Тихо.

.. Я-а — ѐбтвою мать..

Кабанов:

Бин, убери ногу.

Бин:

Что случится?

Шайкин:

За червонец своих лагерей

И в подарок рабочему классу

Там, где были тропинки зверей,

Проложили Колымскую трассу

Клоун:

..Трассу..

(передразнивает Шайкина ещѐ более жалостливо и

душераздирающе)

Шайкин:

Вот эту песню, блять..

Клоун:

Блять. Вот эту песню. Блять.

Шайкин:

Сам блять.

Клоун:

Хули ты матом ругаешься?

(молчание)

Клоун:

Делать-то нечего.

Шайкин:

Да он щас еѐ до конца доебѐт.

Бин:

А много там ещѐ осталось?

Шайкин:

А хуй его знает.

Клоун:

Вообще ничего не осталось.

Шайкин:

Давай, Бин, по пять слов в секунду.

Гоша:

Бин может только смеяться пять раз в секунду.


Клоун:

Однока, двока, тройка.

Гоша:

Меня до сих пор спрашивают: как Биянов смеѐтся? Я

говорю: да он уж не смеѐтся. Всѐ интересуются люди.

Шайкин:

Да, в прошлом году если б записать, как спать ложились —

это б пиздец был.

Бин:

Ара записал меня в профилаке однажды.

Гоша:

Так то не там спать ложились. Когда тут катания

происходили постепенные. Когда кто-нибудь чѐ-нибудь

брякнет — начинают гоготать, тут Бин вступает. Все сначала

смеются потому, а потом уже на Бина. Чѐ, всѐ что ли?

Встала?

Шайкин:

Как только Бин кончит, бля, так я, на хуй, заржу..

Лабанов:

А помнишь бабку?

Гоша:

Бабку помню.

Кабанов:

Бин, а ты помнишь?

Гоша (поѐт):

Я помню берѐзы на Лобне..

Клоун (подхватывает, подражая голосу и интонациям

Шайкина):

Мы были и в этом краю..

Да?

Шайкин:

Да.

Клоун:

Главное, блять, чтобы хуй стоял, и деньги были.

Шайкин:

Ну, блять..

Клоун:

Чѐ, блять?

Шайкин:

Всѐ хуйня.

Клоун:

Ты чѐ-то имеешь против, мужик?

Шайкин:

Хуй стоит, а денег нет.

Гоша:

Тоже неплохо.

Шайкин:

Чѐ ж хорошего?

Клоун:

Бин, знаешь, что такое...

Конец кассеты. Запись обрывается.


Документальная пьеса,

изготовленная путём расшифровки

магнитофонной записи 1993-го года.

Название: Специального названия пьеса не имеет.

Время действия: 1993 год, зима, вечер, даже ночь.

Место действия: комната братьев Габидуллиных, 14 этаж

зоны "Б" ГЗ МГУ, окнами (окном) на физфак.

Действующие лица, они же исполнители, они же авторы:

Шура Руденко — студент 5-го курса, находящийся в

академическом отпуске, 25 лет;

Ирек Габидуллин — студент 1-го курса, 19 лет;

Шура Дѐмин — аспирант второго года обучения, человек

учѐбарьского вида, 25 лет;

Ильшат Габидуллин — роль без слов (спит пьяный), 25 лет.

Обстановка первого и последующих действий:

стандартная гэзюшная комната — две кровати, стол,

холодильник, на холодильнике недавно купленная братьями

Габидуллиными звукоизвлекающая аппаратура

"Радиотехника" (двухкассетный магнитофон, усилитель,

тюнер, по углам комнаты разнесены колонки), шкаф — на

нижней полке пластиковая ѐмкость со спиртом (не "Рояль",

другой какой-то, голландский), на одной кровати спит лицом

вниз Ильшат Габидуллин, на другой лежит маленький

чѐрный магнитофон, который всѐ и записывает.

Действие 1-е

Шура Руденко:

...не как машина, не как животное, а сознательно! Если ты

будешь помнить себя в каждый момент, то, поверь мне, что

это действительно будет прогресс.

Ирек:

У, блин! Запись стоит, ѐптвоюмать..


Да ни хуя я не боюсь этой записи.

Это хитрый Дѐмин включил магнитофон, чтоб записать мои

дурацкие речи...

Ирек:

Смотри, тебе разбавить?


Я не помню только, с каких моментов это начало

записываться.

Хе-хе-хе-хе-хе..

Я думаю, вся эта аспирантская компания, начиная с Гоши

Маслякова и кончая Габидуллиными в трезвом состоянии, а

не в таком, как они сейчас присутствуют, будет тащиться в

своѐ время от этих записей.

Ирек:

Не в полной мере, конечно..


Может быть, в моих.. э.. речениях и есть доля хуйни, но

поверьте, что доля хуйни здесь не все сто процентов. А если

вы хотя бы один процент нехуйни найдѐте в моих речениях,

если это уже не хуйня — то значит это что-то! Блин..

Ирек:

Ха ха ха


Если просто поржать над тем, что я сейчас говорю — можно,

конечно, поржать. Проще сходить в театр сатиры и юмора.

Там вам..

Ирек:

Нет.


.. приколов покажут сотню..

Ирек:

Скоро скипит кипятильник, с которым мы сможем разбавить

оставшийся спирт.


Меня записывали много раз. Дай я прикурю.

Ирек:

На, ѐпты, ради пожалуйста!


Что тебе ещѐ объяснить такое? неясное.

Ирек:

Ну, высших материй мне как-то рано ещѐ..


Хочешь, я тебе линейную алгебру расскажу?

Ирек:

Ой, ради бога, не надо!

Я сегодня наглотался полчаса Гельфанда.


Завтра у меня экзамен.

Ирек:

Хочешь, я тебя испытаю на экзамен?


Давай.

(долгая пауза)

Ирек:

Вот! Всякая билинейная функция .. полярно соответствует ..

квадратичной функции.


Полярно — это что значит? Мне это геометрические штучки

брось! Мне говори..

Дѐмин:

Ну как это — полярно соответствует.

То есть, существует для каждой билинейной функции еѐ

квадратичная функция..


А, да-да-да..

Дѐмин:

..когда ты считаешь икс равно игрек и смотришь..


А почтение моѐ, где вы билинейную функцию

рассматриваете?

Ирек:

В Гельфанде! В Гельфанде!


В Гельфанде нет билинейной функции!!

Ирек:

Ёб твою мать!!! (возмущѐнно и обиженно)


На Гельфанде билинейные функции не определены.

Ирек:

Шестьдесят третей странице, ѐб твою мать!


Они в конечномерном пространстве, там, над каким-то

полем..

Ирек:

Щас прочитаю, ѐб твою мать! (продолжает кипятиться)


.. я надеюсь, над конечным, над бесконечным меня не

спрашивайте..

Ирек:

Нет, нет, не надо, я щас..

Дѐмин:

Нет, над конечным.. (пытается вставить)

Ирек:

О, доѐбывается..

Дѐмин:

..над конечным это глухо. Слушай, над конечным — это ещѐ

более глухо!..


Более глухо?

Дѐмин:

- Конечно!

Ирек:

Да, конечно..

Дѐмин:

Над зэт-пэ там тебе скажут рассматривать..


Да нет, давайте над комплексным, или над действительным.

Дѐмин:

Вот. Так будет лучше, над бесконечным гораздо лучше.


А если над конечным — дождитесь, когда у меня экзамен

будет, там, над зэт-пэ, блять, я вам тогда расскажу.

Ирек (бормочет что-то):

Так-так, щас-щас-щас, билинейная..

(видимо, нашѐл всѐ-таки Гельфанда)


Блять, сигарета загасла.

Ирек:

Давай, прикури от меня.


Не в кайф будет женщинам слушать эту запись.

Ирек:

Ну конечно. Это хуже, чем слушать об (неразборчиво)


Вы знаете, что женщина, .. которая действительно женщина..

Ирек (радостно):

Она не разбирается в билинейных функциях!


..Как это сказать по-русски..

Ирек:

Да..


… Добродетельная женщина! — Ей до пизды будет, что я

говорю!

Ирек:

В квадратичных функциях! Ах-ах, в квадратичных формах..


Только блядь, которая притворяется праведной женщиной,

будет смущаться от моих слов!

Ирек:

Да.


Что у тебя за блядские сигареты? — они не раскуриваются.

Ирек:

Это Ява


"Ява".. (уничижительно)

Ирек:

Явская


Я сигареты уже..

Ирек:

Во, интересное отступление у Гельфанда есть.


Да, пожалуйста..

Ирек:

"Полярная форма А от икс игрек однозначно определяется

своей квадратичной формой"..


Дай, я посмотрю — "полярная форма"..

Пауза в записи

Конец первого действия


Пробивается музыка со словами "I never forget..", потом

резкое переключение на что-то психодельно-индийское.


Во, включили, да?

Так вот, эта упорядоченность в курсе линейной алгебры.. —

Я повторюсь для тех, кто не слышал, запись не была

включена. .. В курсе линейной алгебры для первого курса

упорядоченность не играет абсолютно никакой роли! Там еѐ

не было и в помине. Она только вводится в курсе матана.

Ирек:

Шура, я.. вот.. кипяток.. хотел разбавить..

Дѐмин:

Кипяток?


Давайте допьѐм эти пол-литра спирта, у меня оставшиеся..

Ирек:

Я что и предлагаю!

Пауза. Музыка.

Ирек:

Вот правильно..


Он меня записывает, чѐ я говорю.

(громко в магнитофон) — ОН МЕНЯ ЗАПИСЫВАЕТ!

Пауза. Музыка. Булькающие звуки.


Товарищ Габидуллин, младший.. Старший уже в доску

пьяный. Спит.

Я в данный момент свидетельствую, что старший

Габидуллин лежит в доску пьяный! На своей кровати, и не

реагирует абсолютно ни на что.

И даже мастер китайской акупунктуры подойдѐт к нему с

иглами, начнѐт его колоть — он скажет: "Вот, блять,

наебался! Есть такие люди, на которых моя акупунктурная

наука не действует!"

Ирек:

Если вам..


Брат Габидуллин-старший напился до такой степени, что,

блять, вся узкоглазая наука к нему неприемлема.

Он вышел за область применения этой.. не хуйни, скажем

так, но, блять, довольно не общей отрасли медицинского

знания.

Ирек:

Да он сначала выжрал бутылку водки.


Но он уже выжрал перед этим такое количество.. — мы его

не догоним, даже с пол-литрами спирта.

Дѐмин:

Догоним.


Догоним? Я один могу догнать, если пол-литра выпью.

Ирек:

Да, тогда не со мной.


Тогда остальные отстанут. Но мы идѐм как.. эти самые..

голономные..

Ирек:

Не ругайся.


Голономные условия на нас троих, блять, наложить, что мы

должны находиться в какой-то.. некоторой близости друг от

друга...

Если можно ввести состояние, это.. блядь! заговариваюсь..

Если можно ввести понятие расстояния в отношении

опьянения, метрику если ввести.. Хуйня это всѐ, не

слушайте, это бред

Конец второго действия



Так чѐ ты меня.. чѐ ты меня спрашивал об.. об чѐм? Или не

спрашивал?

Ирек:

Я тебя раньше спрашивал — а имеет ли какое-нибудь

отношение к упорядоченности комплексного поля... в

линейном..


Что имеет?

Ирек:

Какая разница, над каким полем мы рассматриваем линейное

пространство?


Разница есть, извини меня, — оно над полем комплексных

чисел, или действительных чисел — разница такая, что если

поле алгебраически замкнуто, то там можно делать всякие

фокусы с жордановой формой.

Ирек:

А что такое "замкнуто"?


Алгебраически замкнуто — это всякий многочлен с

коэффициентами из этого поля имеет корень..

Ирек:

..энного порядка! (радостно пытается подсказать)


.. корень..

Дѐмин:

Просто — имеет корень.


А что? Я не знаю, что такое корень энного порядка, бля буду.

Дѐмин:

Да нет, просто — имеет корень. А дальше уже по индукции

выводится..


То есть, то, что.. то, что вам сказали "жорданова форма в

комплексном форме существует" — значит... вернее, в

линейном пространстве над комплексным полем есть

жорданова форма — там, в принципе, используется только

то, что любой многочлен с коэффициентами из комплексного

поля, там всѐ это хуѐ-моѐ, имеет корень.

То есть, тут, фактически, комплексность — до пизды.

Главное, чтобы поле было алгебраически замкнуто.

Ирек:

А если вот я..


Но на экзамене не вспоминай об этом!

Если скажешь что-нибудь такое, покажешь, что очень

умный, если преп залупа попадѐтся — он тебя доебѐт, блять.

Лучше не выѐбываться, потому что преп — он всегда.. он

может доебаться, он тебя на хуй послать может, а ты его не

можешь.

Поэтому лучше говорить: "Ну, над комплексным полем, там

хуѐ-моѐ, корень есть, заебись.." Это потом ты можешь, когда

станешь там профессором, — всех ебать. А пока студент —

лучше не выѐбываться.

Ирек:

Да, опасно. Ну чѐ, Шур, разбавим?

Дѐмин:

Дак ты чѐ, кипятком что ли?


Нет! Не кипятком! Только не кипятком! Я спирт кипятком..

это.. не разбавляю. Это пиздец, это жопа, блять!

Ирек:

А чем ты тогда?


Холодной водой из..

Ирек:

Из крана что ли?


Если честно говоря, его нужно, спирт, смешивать с водой,

перегонять там через эти.. змеевики

Ирек:

Ой бля, на хуй, на хуй!


У нас нету самогонного аппарата. Давайте лучше разбавим

чем-нибудь таким. Но не кипячѐной водой, бля буду, это

честно.

Ирек:

Шура..


Это мой личный опыт — это будет бля пиздец.

Ирек:

Шура, я первый раз разбавлял. Давай..


Да разбавляйте, чем хотите!

Ирек:

Давай, второй раз ты разбавляй.


Я не буду. Разбавляй, разбавляй, чем хочешь..

Ирек:

Бля-а-ать!

Дѐмин:

Я не понял, каким образом разбавили? Полбутылки — в

кружке.

Ирек:

Нет, щас..

Дѐмин:

У вас концентрация получилась, наверно..

Ирек:

Одна четвѐртая!

Конец третьего действия

Действие 4-е.


Так что тебе ещѐ не ясно, говори!

Я как человек, проучившийся девять лет на мехмате,

объясню человеку, который ещѐ год на мехмате не

проучился, трудности в линейной алгебре.

Ирек:

Я полтора года учился на мехмате.


Ты что это, был в подполье, что ли?

Дѐмин:

Он уже один академ имеет.


Я и не знал про академы на первом.

Академ имеет?

Дѐмин:

Да.


Бля. Круто, блять — на первом курсе академ схлопотать!

Я, честно говоря, когда приехал на мехмат, блять, я перед

поступлением занимался тем, что жидов ловил. Я поймал

штук пятьдесят жидов этих. Я просто был уверен, что я

школьную математику там, физику знаю заебись. Ну так и

оказалось. Я действительно поступил.

Хули блять — я на письменной математике получил, по-

моему, пятѐрку. Это, говорят, круто. Я не знаю, насколько

это круто — мне это до пизды было.

На устной меня, блять, Бахтурин-сука!..

Я вспомнил — был Бахтурин и Малышева! Я теперь по

рожам помню, кто у меня принимал экзамен!

Они доебались с каким-то вопросом, что число e не

рационально.

Ирек:

О бля! Это задавали на вступительном?


Да, блять. Я на этот вопрос ничего не мог. Ну я не мог

доказать, что число e не является числом рациональным. Я-

то знал, что оно далеко не рационально. Но вот доказать я

этого не смог.

Ирек:

Ну ѐпты.


И за это мне на устном четыре балла. Это единственный

вопрос не ответил.

Ирек:

Похуй. Давай выпьем.


Но, на самом деле, они меня радушно принимали, поставили

четыре балла, и я поступил.

Ирек:

Давай, выпивай быстрей, ѐб твою мать, руку держать...


А в школе у меня столько троек по математике было — бля-

ать пиздец.

Это что? водка?

Ирек:

Не знаю. Что у тебя в стакане было. Давай, выпивай, я

наливать тебе буду.


Это водка.

Ирек:

Выпивай быстрей, ѐб твою мать!

Во. Молодец.


К-к-х-хэ, блять.

Пауза. Чоканье.


О, блять, родился я распиздяем — в школе не учился, здесь

не учился..

Ирек:

А всѐ-таки выучился, да?


А всѐ-таки выучился.. Вы не представляете..

Ирек:

Ой бля-а! Сколько я налил!


Я весь.. всю.. это самое.. весь год, весь семестр хуи пинаю, а

потом, как наступает сессия — для меня это такая мука,

такие нагрузки, блять. Вот сдам еѐ — всѐ, пиздец, сил нету. И

весь следующий семестр отдыхаю. А там опять сессия! Это

жизнь-кошмар, каждую зиму и весну — кошмар

Ирек:

Аналогично, аналогично.


Это, блять, мои испытания жизни — девять лет на мехмате.

Ирек:

Держи кардан.

- Не тот кардан!


Я Бисмарка встречу щас.

Мясо есть?

Ирек:

Оставь воду для меня. (видимо, в адрес Дѐмина)


"Для меня" — и для меня тоже!

Щас Бисмарка встречу.

Ирек:

Кассета кончается.

Конец четвѐртого действия.



Запись продолжается, хэ-хэ..



А чѐ это ты пьѐшь такое тѐмное?

Ирек:

А он коньяк..

Дѐмин:

Коньячина айзерский.


А где взял?

Дѐмин:

А я его..

Ирек:

Сам делает.

Дѐмин:

Я его сам сделал. Из чая, сахара и спирта.


Бля буду, это пиздец..

Ирек:

Извращенец! Извращенец!


А зачем? Кайфно что ли?

Дѐмин:

Догонялки такие.


По мозгам сильней бьѐт?

Дѐмин:

Не бьѐт, но зато незаметно идѐт.

Ирек:

Ой, он тащится над своим горлом..


Незаметно — да, это мне не подходит.

Ирек:

Да, да.


Щас сколько время? Бля, у меня завтра экзамен.

Дѐмин:

Сегодня уже.


О! Уже сегодня! Хуйня — сдам. Линейная алгебра — чѐ я,

блять, линейную алгебру не сдам? Хуйня..

Ирек:

Да, после моего тоста..


Ну, ѐбть, после седьмого тоста..

Ирек:

Хху! (звук резкого выдоха).


Ну, музыка пиздатая! Я еѐ отхватил в магазине — называется

"Путь к себе", блять.

Ирек:

А что тут дописывает, домешивает?

Дѐмин:

Старая запись.


Старая запись что ли? Хреново записалось что ли туда?

Ирек:

Кривая лента.

Дѐмин:

Да не кривая лента, головка стирающая стоит не по месту.

Ирек:

Давай отвѐртку, головку подкручу.


Если чѐ нужно, я принесу эту кассету — вы ещѐ раз

запишите.

Это музыка — пиздец. Мы еѐ записали, когда траву курили,

блять. Мы, эт самое, услышали музыку — магнитофон

включили и записали.

Ирек:

Здесь нужно это.. корректирующая кассета.

Дѐмин:

Не корректирующая. Если на чистую записывать, всѐ будет

нормально.

Ирек:

На чистую нормально, а вот... Там, короче, записывающая и

стирающая — не на одной высоте.


Они могут, да, чуть сдвинуты быть. Я тонкостей этих не

знаю.

Ирек:

Для этого существует.. обычно продаются.. корректирующая

кассета, которая это.. одновременно можно прослушивать..


Щас, бля, в употребление входят на Западе цифровые

магнитофоны, блять. Не в широкое пока ещѐ употребление,

но за ними будущее — это бля буду.

На самом деле там это хитро устроено, такая штука — у него,

блять, память есть. У магнитофона памяти обычного нету. А

там память, там все вот эти частоты все вот эти — шкала там,

разделена там на мизерные доли, и в памяти это есть.

Ирек:

Да-да-да. В техническом виде..


Да. И там, там так хитро сравнивается запись.. Если ты

запись берѐшь, он сравнивает с максимальной какой-то

близостью там, и еѐ вставляет на плѐнку.

А твой на дискотеку, немножко испорченную, записал мой

чистый звук.

Ирек:

Да, там коррелирует.


Ну да, коррелирует. Я, блять, статистику эту — блять пиздец

не перевариваю.

Ирек:

Откройте окно. Я пѐрну.


Пѐрни, пожалуйста, в микрофон! Ха-ха-ха

Ирек:

Дубликат, блять, не соответствует.


Вот эти, бля, лазерные диски щас.. ну вот знаешь лазерные

диски?

Ирек:

Да.


Они для цифровой записи, естественно.

Ирек:

Двенадцать сантиметров.


Чѐ, чѐ двенадцать?

Ирек:

Диаметр двенадцать сантиметров.


Ну я диаметр не знаю. Ну они такие вот — два пальца моих,

мизинца.

Ирек:

Ой, блять, я тоже, блять, чистая запись, ну, то есть..


Он просто по памяти то есть там. Подать сигнал с такого-то

там регистра, с такого регистра, блять. Запись там всегда

чистая, сколько ты ни слушай — она ни разу не сотрѐтся.

Ирек:

Да.


Хоть миллион лет. Пока диск в целости — да. Это

охуительная штука — диск, лазерный диск.

Цифровые магнитофоны щас делают, тоже. Это аналог —

аналогично. Цифровая запись там.

Ирек:

Ноль-один.


Ноль-один, да. Я думаю, лет через пятьдесят, может, и

раньше даже.. насколько прогнозы эти действительны.. вот,

например, этот магнитофон — уже старьѐ будет. Будут

цифровые.

Это как щас, есть такой магнитофон — "Романтика", бля,

бобинный, семидесятых годов. Считалось — о бля пиздец

там, бля, хуели все. А сейчас — ну, бля, хуйня, да блять? в

натуре — "Романтика"? Сейчас, блять, Сони, Хуѐни, блять,

всякие там. Пиздец, да?

Ирек:

Не, "Романтика" это до сих пор.. это сохранилось..


Бобинный, да, магнитофон..

Ирек:

.. особенно это в лесорубных районах, когда можно вместо

топора использовать "Романтику".


Ну да, блять. Там это есть, да. Ты лес рубишь — тебе

романтика играет. А у нас тут романтики и близко нет, хе-хе.

А лет через пятьдесят, даже раньше, цифровые — это будет

пиздец. На Западе это точно. А если мы с говном не

смешаемся, то мы тоже, наверно, будем цифровые

использовать.

Ну в студийных записях много уже цифровых.

Конец пятого действия.


Ирек:

Кстати. Первый раз идея о цифровой записи звука.. да,

знаешь журнал — Рациональный это.. Изобретатель

рациональный — ИР..


- Рационализатор. Есть такой журнал.

Ирек:

Да. Первый раз статья об этом была опубликована в этом

журнале.


Может быть.

Ирек:

Его распространяют в Японии..


Да-да-да

Ирек:

..и оттуда еѐ списали.


Да-да-да-да! Что интересно..

Это, блядь! Слушайте все внимательно!

Пидарасы эти узкоглазые, они, блять, все наши изобретения,

блять,.. они себе, суки, блять, моментально перехватывают

всѐ.

Ирек:

Да.


Действенные изобретения — это в натуре, блять. Вот даже..

Ирек:

Изобретения не распространяются... Наши изобретения не

распространяются на западные..


Да, там что-то законодательно не оформлено, блять..

Ирек:

Да.


Вот даже случай такой. Рассказывал, блять, Натяганов. И

интернатовцы могут помнить, что это, блять, одно время был

директор интерната. Он рассказал мне.. и ещѐ один мужик..

он лично нам рассказывал такой случай. У нас изобрели

какое-то там охуительное приспособление для РАФа. Вот

РАФ есть такая машина..

Ирек:

Да


Там какое-то усовершенствование было охуительное

изобретено. На выставке это демонстрировалось. И японцы

— буквально, блять, на следующий день после

демонстрации, блять, они сумели, пидарасы эти узкоглазые

блятьЮ они сумели его внедрить в свой, блять.. в свою

промышленность хуй знает как.

Ну Натяганов мне рассказывал, что они это изобретение —

они успели его запатентовать, и наши проебали, блять.

Ирек:

На РАФе могли сделать ... (тут совсем неразборчиво)


Ну да, ну я не знаю, там что-то там, какая-то, с двигателем..

Но поскольку наши, блять, не подписывали всякое там

договоры о ноу-хау там всѐ это, японцы сумели, буквально

вот за сутки, они это сумели оформить.

Ну эти узкоглазые — это пидарасы, блять, пролезут через

любую щель. Они ведь не придумают, блять, они ничѐ не

придумают, но они могут использовать что кто-то придумал,

блять, — охуительно. У них эта способность есть, у

автоматов, бля, роботов этих узкоглазых.

И вот мы проебали в этом случае, блять. То есть, они, блять,

пидарасы хитрые, блять. Узкоглазые бляди, блять, всех к

стенке поставить, выебать. Стрелять их не надо, хе-хе, их

ебать надо.

Ирек:

Вспоминаю, в пятом, в шестом, по десятый класс я

выписывал жур.. "Юный техник", в котором, если посылаешь

какое-нибудь своѐ.. идею, изобретение..


Да. Там да, я вспоминаю — "Патентное бюро ЮТ". Там

действительно это всѐ регистрируется, да..

Ирек:

Короче, я послал в пятом классе изобретение на релюшку..


На что?

Ирек:

На релюшку. Если..


Объясни подробно. Я не знаю, блять, что такое "релюшка".

Хе-хе-хе

Ирек:

Если человек отсутствует несколько месяцев в доме, то

холодильник сохраняет постоянную температуру в

холодильнике.


Бля буду — ты крутой мужик!

Я занимался всякими там галактиками, звѐздами там, всякие

гипертрофии-нипертрофии, а ты, блять, такие вещи бытовые

разрабатывал!

Ирек:

Короче, через несколько месяцев, да, присылают мне письмо,

из ЮТа.


Что заебал ты, блять, это уже..

Ирек:

Да. Это уже известно, ѐпты..


В натуре, это известно, может быть.

Ирек:

Да.


А что? В чѐм смысл там?

Ирек:

Короче. Две пластины, как у утюга. Если они отсоединяются,

напряжение подаѐтся на .. это.. компрессор,


Ну да. Ну, в общем, да.

Ирек:

..сверху поддевается.. Короче, я об этом нихуя не знал.


Ну естественно. Россия — родина талантов. Это я не спорю,

блять. Это не пародия, это не насмешка, блять. Это

действительно так.

Ирек:

Я действительно об этом не знал, блин,


И запомните, мужики, блять — в каждом из вас дремлет

талант!!

Ирек:

Короче. Меня на хуй послали. Об этом сказали, что..


Они правы.

Ирек:

.. в тыщща восемьсот восемьдесят седьмом году было

известно..


Формально они правы, совершенно правы. Они правильно

сделали. Просто беда в том, что в своѐ время тебе не дали

должного преподавания в школе. Тебя учили в школе, блять,

в которой математика преподаѐтся как для человека,

поступающего в МГУ, и как для дяди Васи рабочего,

который пойдѐт там, блять, там заниматься выпиливанием

всяких там деталей, хуялей, и там болванок, хуянок — то

есть, недифференцированно преподавалась. А поскольку

тебя смешали со всем остальным, блять, ты уже сам

выкарабкивался, то это вина не твоя.

Они совершенно правильно сделали, блять, что тебя послали

на хуй, но, блять, винить следует, блять, не их, не тебя, а,

блять, всѐ, блять, вместе и сразу

А вот эти узкоглазые — они, действительно, пидарасы! Вот

взять..

Конец шестого действия.

7-е действие.

Шура Руденко (продолжая речь из предыдущего действия):

А вот эти узкоглазые — они действительно пидарасы! Вот

взять — вся их электроника, хуѐника.. Ну, блять, она на чѐм

основана?! На тех же законах Максвелла там, Хуяксвелла,

блять, Фарадея, блять..

Ирек:

О-ой, ты глубоко берѐшь..


Глубоко? Да? Ну даже не.. возьмѐм чуть поменее глубоко

там. Я не знаю, кто там придумал эти электроды, все детали..

Их единственное..

Ирек:

Ёффе!


Кто?

Ирек:

Иоффе.


Пофиг.

Вся функция узкоглазая — чтобы взять это, блять, и

поставить за конвейер, блять, кучу роботов, блять там

узкоглазых. Поставьте за конвейер Эйнштейна,

Достоевского, поставьте Толстого..

Ирек:

Он нихуя не сделает!


Поставьте! — Блять, брак пойдѐт, блять моментально! С

первого экземпляра брак пойдѐт натуральный. Ну, обычный

человек что скажет: "О, блять, Достоевский, Эйнштейн —

они, блять, дегенераты, брак выпускают". Но это не так, в

натуре блять. Эти люди способны сделать фундаментальные

открытия, сделать.. открыть принципы, блять. А роботы

японские, корейские, блять, они способны это открытие

применить вот именно на конвейере, блять, где можно

поставить механизм.. Вот человек берѐт деталь —

переставляет, тут у него состоит работа в том, чтобы

переставить деталь туда-сюда, туда-сюда. Это понятно, в чѐм

разница: интеллектуальная работа и работа человека на

конвейере.

Эйнштейн не сможет работать на конвейере, он заебѐтся,

блять. Он через сутки подаст заявление об уходе с работы.

А японец, блять, — он будет работать века, блять. Вот жил

бы он тысячу лет — он тысячу лет работал бы на конвейере!

Блять, это факт! Это правда, блять! Почитайте, блять,

публикации о культуре Японии натуральной современной,

блять, о истории Японии — вы убедитесь, вот на

собственных мыслях придѐте к тому выводу, что это — это

факт, что японец — он способен тысячу лет работать на

конвейере.

Эйнштейн не способен день проработать на конвейере. Тем

не менее, мы считаем, что Эйнштейн, блять, гораздо выше

дегенерата японского, блять. Вот заметьте такой парадокс.

Подумайте об этом. Это действительно. Я не навязываю свои

мысли, но вот.. рассудите здраво: что-то здесь в этом есть.

Ирек:

Я с тобой согласен.

Потому что я, когда увлѐкся читанием в библиотеке о жизни

замечательных людей и прочитал про.. Фарадея. Он..


Бегал в одну комнату, да? Смотрел там.. стрелка отклоняется

магнитная?

Ирек:

Нет. Он сунул в кипящую воду свои часы и держал яйцо в

руках. И засекал время.


Когда яйцо сварится?!

Ирек:

Да!


Это действительно. Японец на это не способен. Вернее, у

него, блять, ума хватит, чтобы так не поступить. Он в любом

случае яйцо сунет в кипяток, а часы будет в руках держать.

Но у него просто в мозгах не возникнет эта идея до того, как

эта идея возникнет у Фарадея, блять. Ни у одного

узкоглазого пидараса не возникнет эта идея до Фарадея.

Это роботы, которые .. интеллектуальные роботы, можно

сказать.

Вот на нашей кафедре интеллектуальных систем

разрабатываются всякие там такие изучаются

интеллектуальные системы. Прекраснейший робот — это

японец! Бля буду! Если мы разработаем робота — это будет

японец. Мы его сделаем узкоглазым! Эйнштейна мы никогда

не создадим на нашей кафедре, за тысячи, за миллионы лет.

Японца мы лет через пятьдесят сделаем.

Конец седьмого действия.


Ирек:

Давай! Давай! Ёптвоюмать, давай!

Дѐмин:

- — — (видимо, не даѐт)


Тихо..

Ирек:

Разбавишь с водой.

Дѐмин:

У меня есть. Я уже вас опередил.


Послушайте!..

Ирек:

Нихуя не всѐ, не опередил! Давай, давай!

Дѐмин:

Как не опередил? Я уже вторую налил, а вы первую всѐ..

Ирек:

Не вторую, блин, все мои.. метры..


А что? Уже разливают что ли? Новую?

Ирек:

Да, разливаю новую. Давай быстрей!

Дѐмин:

Да я уже говорю — я вторую налил.

Ирек:

Ни хуя, бля, не пизди!

Дѐмин:

Я вторую добиваю, а вы там..

Ирек:

Ни хуя, давай, давай!..

Дѐмин:

Я молчу..

Ирек:

Не пизди! Давай, давай!

Дѐмин:

Я, как добрый человек, молчу, и пью..

Ирек:

Давай, пей быстрей. Щас вторую..


Там запись-то идѐт наша?

Дѐмин:

Идѐт.

Ирек:

Бля, он первую всѐ ещѐ смакует!

Дѐмин:

Какую первую?! Я вторую налил уже.

Ирек:

Ни хуя не пизди.

Дѐмин:

Причѐм, непосредственно вот, из батла..


Ладно, не будем спорить. Раз говорит он "вторую", значит

ему хочется, чтобы была вторая.

Ирек:

Нет, ну..


Зачем мы будем насилие совершать? Не надо..

Ирек:

Я не насилие совершаю. Я равенство... блюду..


Поэтому, бля.. Это самое.. Эти узкоглазые пидарасы, которые

щас понаехали сюда, блять, все, пиздец..

Ирек:

О-ой.. бля. Как будем делить?


..вы их бойтесь. Но бойтесь не так, как боятся трусы, а

бойтесь — как остерегается лев кучи.. кучи вонючих

шакалов..

Ирек:

Ты, лев! бля! Как будем делить?!

Дѐмин:

Кучи вонючего..


Разбавим ещѐ.

Дѐмин:

.. говна! Чтоб не..


Не надо, не надо делить. Давай разбавим дальше.

Ирек:

Разбавим! Ёптвоюмать.


И поэтому.. то, что говорят..

Ирек:

Опять из крана? Водой?


Чем угодно разбавляйте. Мне до пизды. Я уже пьян

Ирек:

У бля-а-а-а.

Конец восьмого действия.



Если вам будут говорить, что вот в России невозможно

построить фабрику, которая будет Сони продуцировать,

Хюндэи продуцировать.. Хуюндэи продуцировать! — Это не

потому, что мы, русские — дегенераты. А потому, что мы

ближе к Достоевскому там, Толстому, Чехову и даже к

Эйнштейну.

Как сказал Ломоносов, бля я буду, подписываюсь под его

словами — "Что может собственных Невтонов и мудрых

разумом Платонов земля российская рождать"! Бля буду.

Но наша земля российская никогда не родит этих

дегенератов, которые будут стоять за конвейером и печатать

эти Сони. Бля буду, Ломоносов такого бы не сказал. Если бы

я подошѐл к нему с этой мыслью — он мужик крепкий был,

он мне морду набил бы круто, блять. Хэ-хэ..

Дѐмин:

Ешьте мясо, а то остынет..

Ешьте, говорю, мясо, а то остынет. Поставь..


Да здравствует Ломоносов! Давайте..

Ирек:

Какое мясо?

Дѐмин:

Ну как, вот — ..

Ирек:

Да бля его..


..выпьем за Ломоносова! Давайте, выпьем за Ломоносова.

Дѐмин:

Да, давайте.

Ирек:

Давайте.


Воистину, студенты университета, когда-нибудь вы пили за

Ломоносова?

Дѐмин:

Да, пили..

Ирек:

Нихуя не пили..


Никогда не пили!

Дѐмин:

Неправда, я пил..


Несправедливо!

Дѐмин:

.. я пил много-много раз за Ломоносова.


Это великий человек нашей России!

Давайте, выпьем за Ломоносова. И когда-нибудь, когда вы

будете пить — выпейте за Ломоносова!

Ирек:

Да это.. это хорошая идея.


Ломоносов — это дух нашего российского интеллекта!

Выпьем же за Ломоносова, который не смог бы минуты

проработать на японском конвейере!



Выпьем за Ломоносова, который бы погнал.. погнал бы брак,

с первого экземпляра. Сони, которые бы делали.. вот сто

Ломоносовых поставь за конвейер — то, что б они

произвели, это была бы хуйня.

Ирек:

Ну ладно. Выпьем за то.. за того Ломоносова, который не

смог бы воспроизвести.. Сони.


Выпьем за Ломоносова, за человека, который из деревни,

своей силой, своим усилием достиг того, что стал

основателем такого центра науки, как наш университет, от

которого там откололась всякая Стекловка, Хуекловка.. Но

подумайте, что именно благодаря Ломоносову, блять, мы все

здесь щас живѐм, блять,... и существуем, блять.



Это не просто человек, который бал способен к наукам. Это

гений был. Российский гений, блять. Наш, русский

Ломоносов.

Не надо нам смотреть на Запад, блять. И тем более нам не

следует смотреть на узкоглазый восток. На этих роботов,

механизмов.

Мы русские люди. Мы способны как к точным наукам — это

доказывают наши достижения в математике, физике, и во

всѐм.. аналогичном. Мы способны не только к точным

наукам, мы способны к искусству и духовному.. развитию.

Мы способны к поэзии, литературе, потому что мы.. Бля

буду — мы русские люди!

Не надо нам смотреть на Запад и на этот узкоглазый Восток.

Мы должны взять от Запада и Востока то, что подходит нам,

и то, что достойно нас, то, что поможет нам. Нам не надо

отрекаться от всего, но мы должна быть самими собой. И мы

должны быть именно сами собой. Не надо смотреть ни на

кого. Пусть мы станем сами собой, пусть другие смотрят на

нас. Мы возьмѐм от них то, что нам полезно, без излишней

гордости мы примем то, что подходит нам, но мы не будем

поклоняться перед ними, потому что мы — бля буду, мы

ученики Ломоносова!

Блять, виват!

(чоканье)

Выпьем же за нашего родоначальника

и великого нашего предка

Михаила Васильевича Ломоносова.

Радио поѐт:

"Погоди, постой.

Ты возьми меня с собой

Я согласен в дождь и в зной

........... с тобой

Погоди.."

Перебивается чем-то инструментальным.

Конец девятого действия.


(продолжает играть инструментальная музыка по радио)


Пусть играет. Охуительная музыка.

Кстати о музыке, блять. Рахманинов, Мусоргский и кэ — это

наши люди. Они, конечно, не представлены в университете,

но они представлены в консерваториях.

Это не наука, это искусство.

Ирек:

Где моя вилка?


И наше дело не в том, чтобы обсирать искусство, блять.

Наше дело в том, чтобы двигать науку. А если мы

занимаемся вместо движения науки, занимаемся обсиранием

искусства, то это достойное... я не знаю кого, бля. Всяких...

Пусть на Западе спорят — наука там, искусство..

Дѐмин:

Сѐко Асахара


Да! Пусть Сѐко Асахара, пидарас из Японии..

Ирек:

Ой, бля! Ради бога, не надо!..


.. делит всѐ на науку и искусство.

Давайте все... Я призываю всех людей, которые считают себя

гомо советикус — русский человек, блять, — пусть, если у

вас есть тяга к науке — занимайтесь наукой, блять, не

думайте об искусстве..

Ирек:

"Если у тебя есть тяга" — давай, бля.. пей быстрей.


Ну пусть, блять, Рахманинов занимается музыкой, блять,

пусть бля там.. — хы — я занимаюсь математикой. Хэ-хэ,

круто, конечно, сказано. Но, бля на хуй нам этот Запад,

Япония вонючая, бля? На хуй нам нам эта Европа, блять,

вонючая? Я не фашист. Но я, блять..

Ирек:

Давай, бля, пей быстрей.


Я не бля.

Ирек:

Ой.


Я стою посредине между этой, блять, вонючей Европой,

которая выжила за счѐт того, что мы, бля, Русь, блять, в своѐ

время вас, блять, братьев татарских, блять, к себе приняли,

так сказать, и придержали. Европа, блять, в тепличных

условиях выжила. Так? Так, блять. Мы, блять, страдали под

вашим игом — Европа двигалась вперѐд, блять, да, блять?

Ирек:

Ой, не под нашим.


Да под вашим, бля, под вашим. Не надо пиздеть. Вы на нас

ездили. Я это не обижаюсь. И не обижайся, блять. Потому

что сейчас, блять, русского чисто не найдѐшь. Во мне-то,

бля, татарская кровь наверняка есть, там всѐ хуѐ-моѐ. Но с

другой стороны, блять, Европа выжила, блять, за наш счѐт,

блять, а узкоглазый восток — дебилы, блять, натуральные

бля.

Ирек:

Да не скажешь, что я дебил.


А ты чѐ, узкоглазый Восток? Ты гомо советикус. А всякий,

кто гомо советикус, не относится ни к Европе, блять, ни к

Востоку. Это гомо советикус, блять, — Советский народ.

(Музыка набирает угрожающую мощь)


Чуть потише.

Ирек:

Похуй!

Конец десятого действия.



Крутая музыка, да?

(молча слушают)


Смею заметить, что данная музыка — это арийская музыка.

Эта музыка записана представителем арийского племени,

неким Васудэвой.

Мы, русские люди, относимся к арийской расе.

Не надо меня бить.. по лопатке.

Ирек:

У-уу!


Честно говоря, вся вонючая Европа — она тоже относится к

арийской расе. Это наши младшие братья.

Обычно считают нашими младшими братьями — это

животных. Неправда. Они нам никакие не братья. Мы их

кушаем, мы их режем, блять. Разве можно зарезать своего

младшего брата, чтобы его съесть? Это чушь, это абсурд!

Наши младшие братья — это европейская раса. Они

интеллектуально могут даже быть равными нас.. равными

нам. Но в общем развитии, в истинном развитии..

Ирек:

Не надо об общем развитии!..


Замолчи, пожалуйста.

Истинное развитие — это не только интеллектуальное

развитие, замечу я вам. Вы же не скажете, что, например,

Рахманинов, или кто там.. Мусоргский — они были

недоразвитыми? Они наверняка не знали Жордановой

нормальной формы — я уверен в этом абсолютно. Но их

нельзя назвать ни недоумками, ни недораз..

Ирек:

А пошѐл ты а-ба-ба-ба..

(невнятные звуки борьбы)


Вот тут мой, так сказать, брат по разуму младший

Габидуллин что-то пытается..

Ирек:

Не надо сравнивать меня с собой.. с тобой..


Зачем? Не понял. Зачем сравнивать меня?

Ирек:

Допустим, если тебе дано полминуты, чтобы свалить меня...


Свалить?

Ирек:

..тебе не хуй делать.


Нет. Зачем полминуты. Я не знаю, когда кто-то нападает, я

не стремлюсь его ударить, я его свалю и дальше пусть

лежит..

Ирек:

Ну если мне, допустим, полдеревни пойдѐт мужиков там

пятнадцать, я буду драться до последнего, но они не

обладают такими свойствами, как ты.


Ну понятно, но будь я мастером, я бы и сто человек положил

бы и пошѐл.

Ирек:

Ну вот тут ты делал.. Я положу пятнадцать человек, которые

не обладают ничем другим, кроме..


Но дело в том, что я положу — они останутся абсолютно

здоровы и живы, они просто не захотят дальше связываться.

Они будут здоровы, живы. Это истинное боевое искусство..

(оставшееся небольшое время до конца кассеты идѐт

обсуждение различных боевых искусств, с трудом

поддающееся расшифровке. Если бы это был фильм, то

тут, наверное пошли бы титры. Если бы это был

спектакль, то действие плавно уезжало бы вглубь сцены,

или опускались бы последовательно полупрозрачные

занавесы. В различных дискотечных музыкальных

произведениях, если авторы не могли придумать, как можно

ударно закончить, просто постепенно затихал звук. Про

такие песни Ваня Савыков говорил: "Хорошая песня!

Медленно кончается.." )

Издатель М.: НЕМИРОВ, СПБ.: КРАСНЫЙ МАТРОС. Автор Александр Курбатов Фотографии из архива автора Рисунок для обложки Мирослав Немиров Вѐрстка и дизайн Гузель Немирова

Приобрести «Немиров»

[email protected]

«Фаланстер»

Москва,

Малый Гнездниковский переулок, 12/27

Телефон: +7 495 749 5721

Часы работы: с 11-00 до 20-00,

без перерыва и выходных

ISBN 978-5-7187-0467-9

© текст, фото Александр Курбатов, 2010 © рисунок, Мирослав Немиров, 2010 © редакция, оформление, «Немиров», 2010

Первый завод 100 нумерованных экз.

«Немиров» — книга восьмая

Издание стало возможным благодаря поддержке Ирины Зезенковой, в жж - добродетельный юзер

http://igralavorzhi.livejournal.com.

Проще говоря — она дала деньги на книгу.

mailto:[email protected]

http://igralavorzhi.livejournal.com/

http://igralavorzhi.livejournal.com/

Александр Курбатов - «Про Шуру Руденко, Ильшата, Ирека,...

Documents