1

Учебник патриотизмаД.П. Шелехов

“Путешествие по русским проселочным дорогам”

1842 год

2

Обработка для печати на современном русском М.С Махов

Путешествие по русским проселочным дорогам

Читано в зале императорского Вольного Экомического Общества 1842 года в декабре месяце

Милостивые Государи! Третий год я имею счастье предлагать свои услуги в здешней столице любителям отечественного сельского хозяйства, сообщаю сведения, собранные мною о сельском хозяйстве, высказываю с откровенностью свои мысли об этой обширной области труда народного у нас в России, делюсь искренно, бескорыстно, с живейшею радостью всем, что в уме и в сердце об этом предмете. Слава Богу, после двадцатилетних занятий сельским хозяйством в своих поместьях и опытных трудов, которые доставили мне состояния от шестидесяти до четырехсот душ крестьян с обширными земляными и угодьями, можно знать, что-нибудь дельного об этой благодетельной промышленности и сказать несколько слов правды, несколько истин, не погрешая против справедливости и сущности дела. Признаюсь, я награжден вполне вашим вниманием и приветствиями. Были вчера: эта обширная зала едва помещала посетителей. Вы видели, въ рядахъ своихъ, М. Г. и первостепенных сановников государства и простых граждан в одежде прадедов. Профессорат, студенты, воспитанники разных учебных дворянских заведений, даже духовенство, монашество посещали беседы. Помещики нарочно приезжали из деревень разделять с нами вечера и беседы о любимом, родовом своем занятии, дамы наполняли целые ряды кресел. Все слышали, до всехъ доходили часто повторявшиеся слова патриотизма «Дворянское Училище Сельского Хозяйства было бы в наш век истинным благодеянием для государства." Эта мысль и многие другие

3 приняты были посетителями с громкими одобрениями. Собрания умножались с каждою беседой. Все это трогало меня до глубины души. Нельзя было не заметить, что вовсе не желание рассеянности и не одно любопытство влекло многочисленых посетителей на беседы, но уверенность в том, что русское сердце молвит слово внятное на своем родном языке, поведет речь справедливую из опыта, а не из умозрений, о Сельском Хозяйстве, труде основном, от которого возникают все промышленности; поведет речь с полным уважением к своему народу, с живейшею любовью к общему благу, с непоколебимою приверженостью к отечественным постановлениям, и, наконец, что слова дадут пищу размышлению и согреют русское сердце. Таким образом, незримо установлялась между нами связь: мы привыкали друг к другу, влеклись по сочуствию—я с усердием сообщать, а вы, достопочтенные соотечественники, с благоволением принимать мои слова, советы, впечатления истин.Но едва было не прервалось это душевное согласие,

эта сладостная связь между моими услугами и вашим благоволенiем. По обстоятельствам своим, я не мог, оставаясь нынешнюю зиму жить здесь в С.-Петербурге, посвятить еще издержек на то, чтоб печатать книжки бесед. Прошлогодний опыт доказал однакож, что книжки были важным пособием. Они распространяли круг пользы и знаний, доставляли сведения отсутствующим любителям сельского хозяйства о беседах наших, и, сверх того, служили нитью для размышлений дома о народном нашем сельском хозяйстве, предмете самом важном в наш век. Народное наше сельское хозяйство требует в наш век о себе размышлений глубоких и постоянных: оно не имеет твердых, рациональных оснований, колеблется, и в мыслях производителей, и на самом делопроизводстве, а в иных местах упадает. Несколько времени я оставался один с моим усердием и отказами в пособии. Но можно ли подумать, чтоб Русская земля оскудела

4 в доблестях и патриотизме? Можно ли подумать, будто бы на свете подымает голову только что эгоизм, разыгрываются только что зависть, коварство, берут верх притеснения усердию, владычествует холодность к общему благу? Едва дошло до сведения Графа Николая Семеновича Мордвинова, незабвенного нашего государственного мужа-патриота о необходимости в пособии общеполезному предприятию, Его Сиятельство, не колеблясь, простер руку помощи, назначил значительное вспоможение для напечатания книжек бесед, с условием: раздавать даром сто экземпляров, и завещал эти ежегодные пожертвования достойному своему сыну, пока будут продолжаться беседы.Изумительные события пред нашими глазами! Как ярко освещают они ту истину, что жизнь, проведенная в сосредоточии и изощрении ума, в изучении, в чтении, вместо суетных увеселений и рассеянности, напитанная возвышенными чувствами и мыслями, посвященная постоянным трудам на пользу отечества, не лишается своей силы и блеска в годах самых преклонных, в глубочайшей старости. Сопутниками ее остаются постоянно доблесть и возвышенность духа, неугасаемая любовь к отечеству, неослабное стремление к распространению знаний и привычные, непрерывные попечения о процветании и успехах любимого предмета — народного сельского хозяйства. Прошлого году маститый старец, Граф Николай Семенович Мордвинов 89-й год своей жизни, кроме безчисленных благодеяний и христианских пособий сиротству и скудости, ознаменовал еще патриотическим пожертвованием—сорока тысяч рублей в Вольное Экономическое 06щество для составления народной библиотеки сельского хозяйства. Блистательный пример имел счастливое влияние: Ученый Комитет Министерства Государственных имуществ предложил задачу—составить наставление о сельском хозяйстве для крестьян. Ныне 90-й год жизни русского патриота не миновал также без душевных забот о благе общем и без значительного

5 пожертвования для успехов сельского хозяйства. Цель и желание Его Сиятельства при этом случае есть содействие распространению положительных, промышленных знаний рациональности в этом особом отделе нашей народной промышленности: сельского хозяйства. Не нахожу слов для изъявления благодарности за пособие. Скажу только то, что, воодушевляясь примером попечений о русском сельском хозяйстве; и ревностью к общему благу Его Сиятельства, я воскресаю духом, сбрасываю посыпанный на мою голову прах уничижения на самих недоброжелателей и с полным усердием постараюсь исполнить желание маститого патриота.С будущего 1843 году я начну беседы о второй основной ветви сельского хозяйства—земледелии. Вы видели, М. Г., изъ очерка сельского хозяйства, что отрасли этой ветви—землеизготовление, огородничество, садоводство, лесоводство, полеводство и луговодство. Я предложу о всех тех отраслях, о которых успею сказать в течение зимних месяцев после нового года.Я буду,по-прежнему, придерживаться, и в этой области сельского хозяйства, правил Политической Экономии, то есть буду смотреть на труды между прочим, и с той точки, которую указывает промышленность в помещичьих хозяйствах. В нынешнем году дозвольте мне, М. Г., пройти с вами еще раз по тому поприщу, которое недавно открыто, и устроилось в преподавании сельского хозяйства. Вы без сомнения, отгадываете мое предположение: я намерен повторить еще раз беседы до нового году о Домоводстве. Мы снова углубимся в разыскание истин рационального Домоводства. Как оно важно в сельском хозяйстве и со всех про-мышленностях, ремесленной и торговой — объ этом последнем предмете скажу в свое время—вы могли судить по темъ предметам, которые составляютъ Домоводство. Смело можно сказать, что, не изучив глубоко и основательно предметов Домоводства, не усвоив себе истин, или по крайней мере не отгадывая их, не сливаясь с ними по догадке, по сочувствию, нельзя вести никакой промышленности с успехом, то есть с выгодою

6 частною и пользою общею, нельзя быть ни домовитымъ хозяином, ни хорошим распределителем трудов и капиталов. Вдаваться в промышленные предприятия и обороты, сколько бы ни было усердия и как бы значительны не находились въ руках капиталы, не ведая или не придерживаясь правил рационального домоводства, было бы тоже, что пускаться въ открытое море на всехъ парусах без руля и компаса. Пловцу, который бродит по равнинам морским на авось, на удачу, не миновать подводных камней, не избегнуть кораблекрушения, а сельскому хозяину, промышляющему без цели и плана, без устройства и порядка вотчинного, не избежать убытков, напрасных трат времени, труда и капитала, расстройства состояния и легко может случиться, разорения. Вы помните, конечно, М. Г., что рассуждениям нашим о домоводстве предшествовали общие, предварительные понятия о сущности сельского хозяйства, об основаниях труда и промышленностей. Мы рассматривали правила Политической Экономии, сделали опыт приложения их к промышленности сельского хозяйства. Мы не могли не открыть тотчас же самой тесной связи сельского хозяйства и двух других промышленностей ремесленной и торговой с Политическою Экономией, а также взаимной, неразрывной связи всех этих трех промышленностей между собой. Нам обнаружились ясно: цель и сущность промышленностей, отношения теории к практике в промышленностях; открылось, кто из них первенствует чем различаются промышленности от наук и искусств; в чем состоят ошибки прежнего преподавания и наконец, какое именно преподавание полезно для России. Мы не упустили из виду подробно рассмотреть свойства труда и наконец коснулись самой важной пружины возвышения труда народного, именно: улучшений, усовершенствований и преобразований. Мы узнали, въ чем заключается тайна полезных улучшений, усовершенствований и преобразования, и поняли, что в сельском хозяйстве улучшать можно не мечту, не умозрения, но только то, что существует перед нашими

7 глазами, и что производится на деле, а совершенствовать можно только улучшенное. Нам сделалась ясной, как день, истина, что улучшения, усовершенствования и преобразования не могут идти везде одинаково, а того более, действовать вопреки местности, свойств неба и земли, образа жизни, нравов народныхъ и степени образованности. Мы убедились, что преобразововать, не значит ниспровергать прежнее, истреблять укоренившееся, перестраивать все на новый лад небывалый, не имеющий никакой связи с прежним. Мы постигли, что прежнее в хозяйстве тоже, что основное, что настоящее есть его последствие, продолжение и переход к будущему, что прежнее, прошедшее важно и поучительно оно бросило глубокие корни в почву и души. Мы заметили, что в каждомъ\ народе есть своя основа для всякаго труда, составившаяся съ незапамятных времен по понятиям, местным средствам и потребностям края, по способностям и склонностям жителей. Мы согласились, что райская переимчивость, безусловные подражания иностранным заведениям, в хозяйстве., никогда не доводили ни до чего хорошего и не доставляли производителям ничего другого, кроме убытков и разореня; приняли за истину неопровергаемую, что нам пристало и годится толъко свое. Пусть улучшают, совершенствуют свое, опирают на правила наук, украшают искусствами, оно не-пременно преобразуется к лучшему, но не лишаясь своего природного оттенка; сквозь блеск и изящество улучшений всегда будетъ просвечиваться драгоценный быт народный, основанный на духе, нравах народных и местности, и не помешает быть Русскому Русским, Малороссиянину Малороссиянином. Прямым следствием всего этого было то убеждение, что иностный и гражданский хороши в своих землях, но для нас не могут быть ни образцами, ни пружинами наших поместий, нашего образа жизни частного и государственного. Мы приняли наконец за основное правило "улучшатъ, совершенствовать, преобразовывать только свой труд народный, туземную

8 промышленность, показывая примеры на опыте, как производить въ лучшем виде и с большей пользой свой местный труд, свое местное хозяйство, которое ведется в своем краю и усвоилось от колыбели."С другой стороны, наблюдая сельское хозяйство в разных

видах и областях России, принимая в соображение географическое положение государства нашего в Европе, мы заметили, что в Европейской России сельское хозяйство господское и крестьянское, вольное и крепостное не должно ограничиваться, по-старинному, одним хлебопашеством или одним полеводством, а того менее полеводством трех-польным зерновым, доставляющим только зерновой хлеб. У нас часто случается, что на всей огромной равнине государства нашего в Европе, в одну ночь, в одно утро погибают жатвы от дурной росы, либо раннего мороза, засухи. Сколько раз было замечено, что если в Тверской губернии пострадали овес и гречиха от росы или мороза, то, наверное, эти же хлеба потерпели ущерб въ Тульской, Орловской и Тамбовской губерниях, а иногда и въ Малороссии. В иной год случается помеха в цвету, в наливе зерен для ржи, для ячменя в Тверской губернии, и можно отгадать наверное, что в этот годъ рожь и ячмень нигде не доставили хороших урожаев, кроме разве западных, за-белорусских и приморских губерний, где климат гораздо мягче восточных и многих юго-восточных наших губерний, Другие страны Европы прорезаны и защищены от непогод целыми хребтами гор, там поля и луга обезопасены этими преградами от резкости воздуха и бича морозного, который, напротив того, у нас, беспощадно сечет поздно весною и рано осенью, а подчас и среди лета необозримые хлебные жатвы. У нас в иной год от неурожая отбиться нельзя, и наоборот, не избежать в благодатный год перероду хлеба, который хуже недороду. В урожайный год родится в России на необозримых пахатных полях столь много хлеба, что в иных местах хлеб делается не ценностью, а в неурожайный год, само по себе разумеется, страдает от

9 неурожаю огромный класс народонаселения-земледельцы. И так, наше, русское сельское хозяйство отнюдь недолжно посвящать трудов и капиталов, исключительно одному только хлебопашеству, но устремлять внимание и разливать капиталы по всем многочисленным отраслям сельской промышленности. Оно должно заботиться о выгодном промысле домашними животными, распространять и совершенствовать сельскую ремесленность, которая, в суровое время года, когда прекращаются все полевые работы слишком на полгода, одна может доставить сельскому хозяину значительный доход и удовлетворить нужды края. Необходимо также обратить внимание на огородничество, пренебреженное во многих хозяйствах, соединять его с плантациями пеньки, и с добыванием пряных, красильных и лекарственных растений, также с сахароделием из свекловицы. Слава Богу! Наше хозяйство взялось ревностно за сахароделие. Эта отрасль в наш век есть и конечно будет надолго весьма выгодным источником поместных доходов.Рациональному русскому сельскому хозяину необходимо также к промышленности сельского хозяйства присоединять торговую и часто мануфактурную, пользуясь поместными угодьями: лесами, водами, горами, низинами черноземными. Пусть хозяин строит барки, сплавляет и пилит бревна из своих лесных дач, топит чугун из черноземной земли, напитанной железною рудой, добывает металлы, выламывает камни строительные из своих гор и речных берегов, выжигает кирпич и известку, заводит ткацкую промышленность, помогает вотчине выделывать чулки, шляпы, лапти, чашки, веретена, делая мастеровыми молодежь крестьян своих. В наш век в поместьях и селениях, которые с каждым годом наполняются новым народонаселением при той же самой земле и угодьях, необходимо дать занятие рукам, остающимся свободными от земледелия, особливо в осень и зимнюю пору; необходимо по неволе заводить фабрики, усиливать, прививать торговый и ремесленный промыслы дома, и распространять их между

10 крестьянами, вместо того, чтоб заставлять бродить бедняков без капиталу и искусства из города в город, добывать неверную копейку, а иногда неусыпно трудиться из одного куска хлеба. Рациональный сельский хозяин, наблюдая требования края, может направить труд на эти требования, и, пользуясь хорошим сбытом изделий, доставить своим сотрудникам-крестьянам хорошие заработки дома, возле семейств. Чем убедиться в справедливости всего этого? Чем -чем другимь, как ни опытомъ, примерами трудов и народнаго быту, существующего перед глазами. Дозвольте мне, М. Г., передать вам верное изображение народного быта, в том виде как он есть, в краю самом любопытном и замечательном в Росси.Вы знаете этот обширный и населенный край русской земли,

который окружает сердце России, Москву. Бросьте от Москвы во все стороны по два девяноста верст, к востоку и северу, накиньте еще с небольшим девяносто, и вот вам зерно Руси. Здесь кипят труд и промышленность; здесь живет народ одноплеменный, умный, смышленый, богобоязненный, живой, деятельный, бодрый, предприимчивый. Пределы этого края: Вязьма, Ржев, Осташков, Вышнiй-Волочек, Рыбинск, Кострома, Нижний-Новгород, Муром, Рязань, Калуга. Ока и Волга приняли его в свои объятия и охватывают его с обеих сторон, как-бы двумя руками. Русскй человек этого краю по большой части с русыми и темно-русыми волосами, с выстриженной маковкой, красив лицом, строен телом и всегда весел духом; в глазах горит отвага; поступь гордая и смелая, ловкость и щегольство — неразлучные его товарищи. Синий и темно-серый армяк, затянутые накрепко кушаком, синий и красный сарафан, кокошник и блестящая широкая лента приятного виду, с напуском сапоги или щерстяные чулки с чоботами с красным набором, — вот одежда мужчин и женщин всего этого обширного края. Обычаи, нравы жителей почти одинаковы. Человек женится здесь для горшка горячих щей и для кислого урезного квасу. Язык чистый русский. В произношении в словах изменяются ц на ч, на т, о на а, но

11 значение слов одно и то же. Дух языка, состав выражений изображают чистое русское слово. Человек этого краю парится в бане или печке чуть не на смерть.За Вязьмой, за Ржевом живут белоколпашники и 6елокафтанники. Сарафан заменяется у женщин юбкой, кокошник простым платком на голове. Здесь человек живет в лесах. Он нрава тихого, уединенного. Он низок ростом, робок сердцем, не прихотлив на пищу; доволен, если он ест хлеб с мякиной и запивает его чистою водою. 0 квасе нет и в помине. Язык русский ломаный, странный в произношении и по значению слов. Смоленское племя больше сходно с белорусским, в котором есть Русь, но как луч солнечный в потухающей заре.За Торжком, за Вышним-Волочком, попадается вам рыжий Корел и Русь, смешавшаяся со скулистою, полудикою Чудью. За Окой, въ Туле встречает вас степная лень неуклюжая, которая «прежде нас родилась», и беззаботное домоводство. Здесь живет Русь, отшатнувшаяся от родного края, изнеженная, прихотливая, избалованная плодоносною землею и благорастворенным небом, которые часто дают жителю богатства земли даром. Эта Русь покинула синий армяк и надела темно-коричневый кафтан и бел-балахон; вместо кокошника носит она глупую, рогатую кичку; под своим теплым небом женщина сбросила с плеч сарафан и осталась в одной рубахе с пестрыми рукавами, которую прикрыла поневой, наподобие шотландской, пестрой, шахматной ткани. Эта степная Русь живет и двигается только для матери нашей - масляной гречневой каши, без которой и за стол не садятся. Ремесленность в этот край не заглядывает.За Ярославлем, за Костромой, за Нижним-Новгородом произрастает Мордва, Чуваши, Черемисы, а в пустынях расширяется монгольское племя -Татары и Калмыки. Чистое русское племя со своими коренными, народными нравами сосредоточилось около сердца Матери-Белокаменной. Любопытен этот край. Он живет самобытною жизнью и далеко

12 опередил север, запад и юг России промышленностями разного рода и торговыми оборотами; он добывает деньгу деньгою. Отсюда, как из сердца, разливается по всему телу России труд неутомимый и движение промышленностей. Ремесла, кажется, родились в нем и крепко засели, как лесная молодая поросль на ниве. Труд земдедельческий, торговый и ремесленый развивается, совершенствуется и достигает искусства сам-собою, по врожденной даровитости жителей.Даже в лесах, которые тянутся на рубеже этого края по

старицкому и осташковскому уездам, не умолкают в самую глухую зиму труд и промышленность. День и ночь раздаются удары топора, падают вековые деревья, которые вывозятся с дивным исскуством по сугробам из лесу на сплавные реки. Весною эти реки выносят тьмы темь, бревен и кокор, из которых на пристанях рек Гжати, Возузы, Волги, строятся сплавные суда. По пристаням и в приволжских городах этого края слышатся с утра до ночи стук топора, сипенье пил, скрып полоза, подвозящего для судоходства с юга и запада России разнообразные произведения русского сельского хозяйства, поступающие в Петербург и за моря на десятки миллионов рублей.Я объехал этот край России, пробираясь из зубцовской своей

отчины в гороховскую Владимирской губернии. Я кружил все по проселочным дорогам, проехал тверскую, московскую, ярославскую, владимирскую губернии, по тропинкам, по сугробам, коснулся нижегородской, и,—странное дело! — совершил это далекое странствие на своих лошадях. Я останавливался в деревнях и селах, вдали от больших дорог, ночевал под крышею добрых поселян, при свете лучины, возле русской печки — это было в январе месяце. — Я заводил разговоры с добродушными своими хозяевами о нынешнем веке, о житье бытье, и богатстве сельском, видел этот быт своими глазами и сохраню навсегда в памяти живые воспоминания. Наконец, я, не хвастаясь, открыл Новый Свет по среди Старой Руси, и, новый Коломб, возвратился я домой

13 с дивными известиями для городских жителей о неизвестныхъ доселе народах, обитающих совершенно в стороне от всякой большой дороги, по которой горожане развозят, мчась на почтовых, свое пресыщение и свою скуку.В Москву я отправился из своей зубцовской отчины по глухой пустынной, проселочной дороге на Волоколамск. Поля худо обработанные, леса, обезображенные порубкой, бедные деревни, — вот все, что на этом пути представлялось взорам. Впрочем и здесь местами по временам, возникает торговая деятельность и зарождаются мануфактуры. На границах зубцовского уезда есть село Середа волоколамского уезда. Когда ляжет зимний путь, оно тоже для зернового хлеба, что село Сухинич калужской губернии для постного масла; что Гжатск, Зубцов, Ржев, складочные места для пеньки и сала. Оно - пристань сухопутная хлебная. Здесь бывают перевалы хлеба из степных губернй. Еженедельно по средам съезжаются на базар мужички, степных губерний, также московской, тверской, смоленской. Одни продают, другие покупают целыми обозами рожь, овесъ, ячмень, гречиху, горохъ и отвозят на север России за Тверь, за Торжок, за Вышний-Волочок, к Старой Русе и к Новугороду, по зимнему пути, из небольших барышей. Мужичек, зимний извозчик, считает себя счастливым, если прокормит себя и пару лошадок, и зашибет еще в неделю извозу полтину серебром заработков. Ткачество в этом краю расставляет свои станки нанок, миткалей, коленкоров, кисей в селах и деревнях. Фабриканты, правда, еще бедняки, русские и иностранцы, поселились в селе Городище старицкого уезда, в селе Волосове зубцовского, в селе Ярополе волоколамскаго и в самом Волоколамске. В зубцовском уезде один молодой, богатый помещик села Ошуркова, рациональный сельский хозяин, с расчетливым и прозорливым умом, воскрешает суконную фабрику, и обещает скоро доставить занятие на тысячу рук для своих и посторонних крестьян. Все это есть однакож только заря или, лучше сказать, первые лучи рассвета в сравнении с ткацкою и

14 торговою промышленностями московской, ярославской и владимирской губерний.Из Москвы я выехал в начале января месяца, направил путь в свою владимирскую отчину гороховского уезда по страмынке, проселочной дороге.Начиная от подмосковного села Черкизова, что за

преображенской заставой, ткацкая промышленность, как море, разливается по деревням и селам к Александрову, къ Юрьеву-Польскому, Ростову, Ярославлю до Кинешмы, Шуи и Вязников. Въезжая в селение зимним или осенним вечером и утром, вы удивитесь и невольно спросите: что за освещение в этих избах, отдельных от общего посаду? Свадьба, поминки, горе или радость зажгли в них яркие огни, между тем, как слабый луч света от лучины чуть брезжется сквозь окна других изб пасада? Не горе и не радостъ, но ткацкая промышленность. Она поставила, так называемые, светлицы на краю или на позадках селения для безопасности на случай пожара, прорубила в светлицах по три красных окна с трех сторон, со входом с четвертой; внутри по стенам под окошками установила станки с челноком самолетом, посредине поместила печку и оставила еще места для размотки бумажной пряжи в шпули как скоро смеркнется, она засвечает перед каждым станком на висячем шандале по сальной свечке. В светлице обыкновенно устанавливается шесть ткацких станков; в ней ночью и днем светло, и не только тепло, но даже душно и, правду сказать, не больно чисто. Женщины сидят за станками почти в рубище. "Нам некогда на себя прясть, говорятъ они, а праздничный сарафан не кстати носить за работой. В деревнях в редкой избе вы увидите ткацкий стан для бумажных тканей, и то разве в избе с трубой, так называемой, белой.Однакож и в белой избе почти также темно, черно и грязно,

как и в курной. Нельзя работать, не запачкав ткани. Есть в деревнях этого края обычай пускать в избу зимою скотину, коров, телят, свиней ягнят и кормить их в тепле. Хорошая изба

15 делается оттого не лучше стойла. Для тканья светлицы во всех отношениях удобнее деревенских изб с одним или с двумя красными окнами с лицевой стороны. Но и эти ткацкия светлицы суть только зародыши будущих чистых, светлых и обширных фабрик. Сельская ткацкая промышленность еще, как новорожденное дитя в колыбели, чуть дышет. Она не имеет еще ни достаточных капиталов для своего развития, ни искусства, ни образованности, необходимой для ремесла. Впрочем здесь, как и везде, при самом зарождении своем, промышленность действует и раскрывается по своим непременным законам. Необходимое разделение труда с нею и здесь неразлучно. Действующими лицами ткацкой промышленности въ здешнемъ краю—купец, подрядчик, хозяин и работник. Купец—обыкновенно городской житель. Он выдает деревенскому подрядчику на вес основу и уток для бумажной ткани. Пряденую бумагу купец покупает на свои деньги. Он принимает от подрядчика вытканный миткаль, коленкор, кисею, нанку, тоже на вес, сбавляя по нескольку фунтов на угар, то есть, на необходимую растрату хлопчатой бумаги при тканье. Купец платит деньги с куска ткани подрядчику, потом обделывает ткань окончательно, белит, катает, красит в ситцы, лощит.У иного купца в городе фабрика на двадцать на тридцать станков, но он действует на двухстах, на трехстах станкахъ по деревням и селам. Купец знает одного подрядчика. Подрядчик, взяв у купца пряжу, раздает ее по деревням хозяевам, которые содержат артели работников и работниц. Подрядчиков дело—отвозит к купцу изделие и привозит из городу от купца материал для тканья. Он пользуется от хозяев артелей платою с аршина ткани за труд и посредничество. Хозяева строят и содержат ткацкие светлицы, которые обыкновенно чуть липнут на курьих ножках. Хозяева работают ткань своею семьей, и нанимают посторонних работников и работниц в свои светлицы. Таких светлиц в деревне бывает три, четыре, и более.

16 От Москвы ткачество разделяется на две ветви. Одна идет к Ростову, Ярославлю, Угличу: это ткачество из льняной пряжи, вырабатывает холсты, полотна, столовое белье, скатерти, салфетки. Другая ветвь идет к Александрову, Юрьеву-Польскому до Шуи и Вязников. Здесь вырабатываются ткани из пряденой хлопчатой бумаги. По настоящему льняные ткани должны были бы взять вверх над бумажными, сколько по своей прочности, столько по влиянию на сельское хозяйство, которое добывает в недрах государства лен, и наконец по связи с важною отраслью ремесленности, фабриками писчей бумаги. Но что делать! Ткачество бумажных изделий видимо усилавается и скоро станет вытеснять промышленность и ткачество льняных. Пестрота, цветистость ситцев, прельщают взор и привлекают покупателей. Простонародие полюбило ситцы. У нас до сих пор льняная ткань не выдерживает соперничества по дешевизне с ситцами, то есть с бумажною тканью. У нас обыкновенно окрашивается только грубая льняная ткань, толстая холстица в крашенину на сарафаны и в набойку на крестьянские мужские рубахи и на простые женские платки. Тонких полотен, которые могли бы поспорить с ситцами по доброте, узору и живости красок у нас не красят на платье. Это льняное изделие еще не дошло до дешевизны, равной с бумажными тканями, не усвоило искуства, которое выработывает изделие быстро в большом количестве и дешево. Это жаль. Вспомнить надобно, что ситцы выделываются из хлопчатой бумаги, материала привозного из-за границы, а льняные ткани из своего туземного произведения, льну. Какие бы ни случились перемены в заграничной торговле, у нас никогда не было бы недостатка в туземном материале, льне, для занятия рук льняною тканью.Но что будет, то еще впереди. Теперь поезжайте от Переяславля-Залесского к Ростову и от Ростова к Угличу, во время осени, и вы увидите на сотни верст почти беспрерывные стлища льну. В Угличе можно купить, пожалуй, на два миллиона рублей холста. Льняным промыслом, покупкою и

17 продажею трепаного льну отличною его выделкою славится близь Углича село Зазерье с деревнями - это матка льняная. Необыкновенно хорошею пряжею из льна известно село Кубра близь Ярославля. Десять тысяч рук заняты этой промышленностью в Ярославской и частью во Владимирской губернии. В селе Зазерье жила некогда необыкновенная пряха, дьяконица. Она, из своего льна, отпрядала чрезвычайно тонкую, ровную и чистую нитку, и вытыкала из своей пряжи такой необыкновенной мягкости, плотности и тонкости холстину, что ткань ее удостоилась Высочайшего внимания, холстина ее походила на самое лучшее Фламандское полотно.Города Александров, Юрьев-Польский, Шуя и между ними

село Иваново, которое принадлежит графу Шереметьеву и не уступает этим, городам ни обширностью, ни красотою строений, ни числом и богатством жителей, суть главные места ткаческой промышленности бумажных изделий. В Шуе один купеческий дом заводит обширную фабрику для пряденья хлопчатой бумаги, отложил на нее миллион рублей, а этих миллионов наличных денег есть у него до пяти, как гласит стоустая, решился не щадить ничего, чтоб поставить это заведение на степень лучших иностранных прядильных фабрик. Этот купеческий дом в Шуе искони богатый, расчетливый и настойчивый в исполнении задуманных предприятий, имеет все средства, вещественные и невещественные, чтоб сделать свою прядильную фабрику одним из первых заведений в государстве. В мою бытность фабрика уже отстраивалась и в 1838 году должна действовать. Машины вьписаны из Англии, искуснейшие мастера предложили хозяину свои услуги. Дай Бог успеха заведению, в котором нуждается наша ткацкая промышленность бумажных изделий. Без сомнения, лучше нам самим отпрядать хлопчатую бумагу, получая ее прямо из-за границы, нежели покупать от иностранцев пряжу и оплачивать их труд первоначальной обделки.

18 В Вязниках и Гороховце опять встречается ткачество льняных изделий и льняный промысел. Первенствующий по уму и богатству, предприимчивости и оборотливости в этом краю производитель в обширном виде льняных изделий —купец Вязниковский Елизаров. Дом его в Вязниках с обширною полотняною фабрикою не уступает огромностью и красивою архитектурою лучшему столичному дому.В десяти верстах от Гороховца в лесной глуши с давних

времен стояла на небольшой речке ничтожная мукомольная мельница. Кое-как с горем пополам, она колыхала два постава жерновов. Купец Елизаров купил это место, сломал дрянную мельницу и поставил на этом месте льнопрядильню на диво целой Европе. Струя воды приводит в движение двадцать четыре прядильных машины по двадцать четыре веретена; тут же есть машины, которые мнут, чешут и мыкают лен Пряжа выходитъ тонины удивительной. Еще недавно во Франции предлагали премию за изобретение льнопрядильной машины, которая у нас в России давно уже существует. Неусыпно пекущееся о благе промышленности, правительство великодушно наградило купца Елизарова за изобретение. Льняная и пеньковая промышленности могут ожидать великой пользы от вязниковского фабриканта, умного, деятельного и предприимчивого. И теперь Елизаров пользуется, сколько может, привычным трудом своей стороны, пряжею льну, покупает ее в большом количестве, ободряет льняную промышленность и дает ей лучшее направление. Что, если б вздумал он познакомить ее с брабантским способом сеять лен под хворостом, для того, чтоб лен не матерел, но вытягивался вверх и доставлял самое тончайшее волокно, из которого легко можно отпрядать самой высокой тонины нитку. Этого роду лен берется в сузелень и на семена не оставляется. Батисты, кружева, трико и другие тонкие и замысловатые изделия, льняные и пеньковые, еще ждут ума предприимчивого и готовы, чтоб вознаградить труд миллионами барышей. За чем же дело? Стоит только

19 владельцу льнопрядильни возле нее в бору расчистить польцо и чрез посредство Министерства Финансов, всегда готового споспешествовать полезным отечественным предприятиям, выписать какого-нибудь Фламандца, заплатить ему хорошие деньги, перенять искусство посева и ращения льна с тончайшим волокном, усвоить это искуство и сделать общенародным. Исполнитель этого предприятия воздвиг бы себе в недрах отечественной льняной промышленности монумент вечный, которого "не сломит гром, ни вихор быстротечный».Для многочисленных вязниковских полотняных фабрик

трудится вся нагорная страна Гороховскаго уезда за Клязьмой. Поверхность земли за этой рекой как будто взволнована, усеяна буграми, возвышенностями, между которыми лежат долины чрезвычайно плодоносные для льна. Нагорная сторона сеет в большом количестве лен и отлично обделывает его на пряжу не хуже ростовскаго. Село Фомино Гороховского уезду и сам Гороховец составляют два главных места для сбыта льна и льняной пряжи. В городе и в окрестностях прядут удивительной тонины нитки для кружев. В десяти моточках веса бывает не более шести золотников. Связочки таких ниток прежде продавались по двенадцати рублей, теперь эта промышленность в упадке: нет сбыта потому, что нет хороших, значительных кружевных фабрик. Город Гороховец есть наш Гент по своим ниткам. Этот город еще славится своими зимними базарами и своими садами вишен, так называемых владимирских. Город стоит на реке Клязме под крутым берегом. По скату береговому раскинуты вишенные сады. "Скажите, - спросил я у одного обывателя,- что это за башенки в ваших садах, возвышающиеся над деревьями в разных местах, как старинные бойницы, с которых летали в осажденный город стрелы?» Это наши миинареты для садовых сторожей. Отсюда они наблюдают за целостью сада и за сборщицами вишен. Садохозяева наши нанимают женщин с условием: собирая вишню, непременно петь песни. Как скоро

20 под иным деревом замолкает голос— знак, что уста заняты вишнями. Тотчас раздается зык гороховского дракона с минарету и разгульная русская песня снова раздается по саду. — «Для чего протянуты от этих башенок нити по саду в разных направлениях?»—Вы знаете русскую сказку о Жар-птице и Иване-Царевиче. К клетке Жар-птицы, поставленной в саду, проведены были струны, которые тотчас давали знать о похитителе. В наших гороховских садах веревочки от башен в летнее время унизываются бубенчиками, колокольчиками, стеклушками. Как скоро руки сторожа коснутся которой-нибудь из них, раздается по саду звон, гул, бряцанье, и пернатые воры, лакомившиеся вишнями, стремглав разлетаются с деревьев в разные стороны. На зимние базары в Гороховец привозят из низовых хлебородных губерний разные съестные припасы, хлеб, крупу, муку, горох, пшено, рыбу, мясо въ тушах. Базаръ здесь есть в тоже время туземная биржа. Из села Мстеры, вязниковского уезда, в шестнадцати верстах от Гороховца, каждый четверг приезжают на базар два крестьянина, братья Большаковы. Они идут по базару—и толпа расступается; кивнут головой,—и шапки грядой, как от могучего вихря, слетают с маковок. Привет и уважение народное встречают их и провожают. На братьях Большаковых тонкого сукна синiе кафтаны с позолоченными пуговками, опушенные крымкой, на ногах как смоль черные щегольские валенцы, зеленого бархата с бобровым околошем шапочки набекрень. Что это за люди? Колдуны, сваты-гаврильичи или удалые витязи тайнаго промыслу по судам на матушке Волге со своим могущественным «Сарынь на кичку?" Нет это русские туземные «братья Родшильды», банкиры своего края и по своему. Они имеют несколько сот тысяч рублей капитала и оживляют ими промышленность своего края и торговые обороты, ссужая промышленников тут же на месте их промыслов, на базаре деньгами. Они раздают деньги мужичкам на веру, на совесть, в иной базар до тридцати тысяч рублей с тем что, бывало, выдавали им целковый по

21 гороховскому курсу, по четыре рубля по двадцати копеек, а ассигнации с процентом по девятнадцати копеек на рубль. Летом оба брата Большаковы отправляются из дому и разъезжают по низовым губерниям по саратовской и астраханской, где зимние их приятели—должники, окончив зимние промыслы, занимаются летними: рыболовством, добыванием соли и другими, — на известных пристанях. Там с поклоном и с "моим почтением платятся промышленники долгами благодетельным братьям Большаковым, которые за ссуду и одолжение пользуются тем, что принимают с должников целковьй рубль по астраханскому курсу, в три рубля семдесят пять копеек, а ассигнации без промена. Это и составляет их выигрыш. После этого, говори, пожалуй, что нет никакой пользы от промену денег. Русский ум из всего извлечет выгоду и все приспособит к делу. Нынче промену на деньги не стало, но ум русский остался и доброжелательство: делаются другого роду добросовестные сделки, о которых сейчас скажем.Гороховец есть предел ткачества и пряденья. За ним на восток к Горбатову и на юг к Мурому возникает другая важная промышленность чугунно-плавильная и железных изделий. В сорока верстах от Гороховца есть село Павлово, Графа Шереметьева и Ворсла горбатовскаго уезда, которые соперничают с Тулою стальными и железными изделиями. Но поезжайте от Гороховца в другую сторону, на север к Луху и Пучежу, и перед вами откроется другая природа, сторона ровная, низменная, гороховские Нидерланды. Здесь другой мир промыслов, другая жизнь, другия занятия. Этот край лежит за гороховским Ущим - Бором, встарину глухим, дремучим. Этот край живет собственной своей народною жизнью, удовлетворяет своими средствами разнообразные нужды своих сел и деревень и нужды Государства, и весь для чужих услуг. Он удивителен разнообразием ремесл и промыслов, которые другому народонаселению не взойдут на ум; замечателен своею предприимчивостью, прозорливыми соображениями и

22 оборотами мены и торговли.Только-что выедете из Гороховца и переправитесь под городом чрез реку Клязьму, вас принимает в недра свои Ущий Бор красного леса, так называемый въезжий. Вы знаете, что такое въезжий бор!—Это обширный лес, в который имеют право въезжать окрестные жители и рубить лес, где угодно и столько угодно. Встарину, когда от лесов, дикого зверя и разбойников, житья не было, и когда лесной материал был ни по чем, лесами не дорожили. Кажется, нарочно имели в виду поощрять жителей, как можно скорее истреблять дремучие леса, не приносившие никакого доходу хозяйству и препятствовавшие распространению земледелия. Поэтому к дремучим лесам приписывали разных владельцев, села и деревни, которые без раздела, по произвола, пользовались лесом на свои нужды, однакож не на продажу. Но по пословице "у семи пестунов, всегда дитя безъ глазу,» вышло, что владельцы, не почитая безраздельных боров своею собственностью, не только не берегли и не щадили их, но друг перед другом старались истреблять, добывая для себя сколько возможно больше лесного материалу, который легко сбывали и на сторону. Таким образом проредел, просветлел обширный дремучий Ущий Бор, в котором строевого леса уже не стало.Это обыкновенная участь угодьев в чересполосном или общем владении, где владельцы все хозяева и где нет настоящего хозяина. Благодаря попечительному вниманию правительства нашего, этот хаос землевладения скоро рассеется; скоро всякий владелец узнает свою собственность, как она есть и должна быть в своих пределах, вымежуется, положит заветные для других грани, и будет иметь возможность беречь для себя и потомства свои угодья, эти поместные капиталы, которых ущерб и расстройство неразлучны с расстройством хозяйств и обеднением края.Ущий Бор простирается от Гороховца на север слишком на сорок верст. Им разделяется гороховский уезд на две половины, на горную, за Клязьмой, и на залесную. Дорога идет

23 бором. На сорока верстах нет ни одной деревни, нетъ ни одной хижины, где проезжающий мог бы остановиться для отдыха и для ночлега, кроме Флорищевой Пустыни иноков. Эта обитель помещается в глуши лесной, в двадцати пяти верстах от Гороховца; за нею бор идет еще на пятнадцать верст. Богобоязненные отцы, ревностные сподвижники христианства, открыли убежище для странников в своей пустыне, выстроили против обители, обширный и покойный постоялый двор с двумя половинами, для черни и для особ высшего звания. В зимнюю стужу и вьюгу, в осеннюю ночь, въ весенние разливы и водополь, гостеприимное прибежище среди дремучего леса предлагает вам покой, съестные припасы, уединенное моление и христианские беседы с благочестивыми иноками. Эта обитель в Ущем Бору для страников то же, что известный монастырь на Сен-Готаре.В глухую полночь въ январе месяце, по ухабистой дороге, насилу добрался я до постоялого двора пустыни. Прислужник гостинных комнат, отставной гвардейский солдат, встретил меня и поместил в теплые и чистые комнаты. Я обрадовался сослуживцу, как брату. Невольно вспомнили мы о солдатскомжитье бытье, о прошлых походах, о воре французе, о житье в Париже, и о прочем. Наконец потолковали о скоротечности времени и жизни, о мирской суете сует, об истинном благополучии и наслаждении под старость лет приютиться к святой обители, жить богобоязненно, и уединенно, при храмах Господних, кому Бог приведет, и наговорившись до сыта, легли спать, но дали слово идти непременно к заутрени.Гул прекрасного, звонкого колокола, гармонически раздававшийся по лесу, возвестил нам о времени заутреннего моления. Прислужник мой, с фонарем в руках, повел меня в обитель. Со своими белыми, высокими стенами, которые в темноте ночной одни бросались в глаза и казались бесконечными, необъятными, уходя в мрачную густоту леса, обитель представлялась воображению таинственным, настоящим святым городом Давида и Соломона. Мрак,

24 но уже не сон, возлегал над святынею. Пройдя ворота, мы пробирались мимо келий; оставив в стороне главную церковь, взошли мы по крутой, широкой, крытой каменной лестнице во второй этаж здания, в котором в обширной продолговатой зале со сводом помещалась теплая церковь. Колоннами разделялась она на трапезу и настоящую церковь. Служба уже совершалась. Пение и благоухание ладана разносились под сводами церкви. Ночной мрак едва рассеивался теплющимися перед иконами свечами; молящиеся едва были заметны в дали, как тени; необыкновенно приятные, басистые голоса монахов на клиросе, между которыми звонкий тенор разливался свирелью, внятно возвещали молитвы. В длинных черных мантиях монахи стояли возле колонн, около стен. Для известных молитв они все сходились перед царские двери.Приближались тихою поступью, пели все вместе, молились все вместе, и расходились на свои места. Благочестие написано было на лицах Христовых тружеников, смиренномудрие выражалось в моленьях, земные поклоны представляли уничижение рабов Божиих и преданность воле Провидения. С благоговением и трепетом чувствовала все это душа; голос мой невольно присоединялся к иноческому, слезы умиления не высыхали на глазах. Ночь, полусвет, благочестие молящихся, трогательное пение братии, заставляли вкушать неземное блаженство. Душа погружалась в вечность, и, уносясь из преходящего мира, казалось, прикасалась чистого первоначального источника жизни, правды, благости, премудрости, всемогущества и неистощимого милосердия.Флорищева мужская пустынь основана в 1651 году по благословению московскаго патриарха Іосифа, благочестивыми монахами, отшельниками Моисеем и Мефодием. Они сначала построили деревянную церковь и несколько келий. Царь Феодор Алексеевич, во время своей болезни ногами, посетил Флорищеву обитель, прожив в ней несколько недель, полюбив ее уединение и пожаловал на сооружение каменной церкви и келий значительную сумму

25

денег.В день Успения Божией Матери здесь бывает ярмарка. На рассвете я оставил обитель и еще пятнадцать верст проехал лесом и десять верст открытыми местами до села Пистяков, гороховского уезду, от которго моя деревня лежит в семи верстах. В Пистяки я приехал в пятницу, в базарный день. Едва добрался между толпами народу и между возами, стоящими по обеим сторонам улицы, с мукой, крупой, с рыбой и тушами мяса разного рода, до дому бурмистра. Село Пистяки принадлежит Графини Паниной. «Что это за обозы с кипами тянутся у вас по улице? спросил я у бурмистра. И что за лица извощиков? Калмыки, татары»—Точно они, отвечал бурмистр везут к нам в село свою ордынскую шерсть, из которой мы, и окрестных деревень жители, вяжем русские чулки и варги. Сегодня базар. Не угодно ли вам взглянуть на наш гостинный двор, на наше изделие и промысл, которым кормимся?Лавки так называемого гостинного двора, плохие, кое-как сколоченные из досок и занавешенные рогожами, наполнены были шерстяными русскими чулками и варгами, и завалены кипами шерсти. Толпа продавцов и покупщиков окружала лавки. Хозяину некогда перемолвить слова с человеком посторонним. Около пятнадцати тысяч душ крестьян в селе Пистяках и в окрестных деревнях, в том числе. И в моей отчине, промышляют вязаньем русских чулок и варег из шерсти, которую привозят сюда из низовых губерний. В Пестяках одни из капиталистов крестьян торгуют шерстью, другие изделием. У торговцев шерстью крестьяне вязальщики покупают обыкновенно шерсти на целую неделю, а торговцам чулками и варьгами продают еженедельное свое изделие и на заработки покупают для себя на базаре съестные припасы, одежду и все, что необходимо для дома на целую неделю. Таким образом вязальщики существуют своим рукодельем ог пятницы до пятницы. От мала до велика, все мужчины и женщины день и ночь вяжут чулки и варги, по большей части одною иглой, с изумительною скоростью. Иные

26 предпочитают игле четыре спицы. Что, если б благодетельная помещица выписала для своих пистяковских вязальщиков чулочный станок! На станке выделываются чулки и перчатки несравненно скорее и лучше, нежели руками: заронилась бы в массу промышленного народа искра искусства и живости труда, промысл оживился бы, Пистяки процвели и отстроили бы из богатств своих богатый гостинный двор, украшение села и края.На Руси с базарными днями неразлучны разгульное удальство и молодечество, от которых мирным и трезвым жителям часто бывает невмочь: полезные занятия их перевертываются вверх-дном. Вот, извольте посмотреть сюда: идет ватага весельчаков прошлого базара. Четверо в славных тулупах, в казанских шапках; это богатые крестьяне; а возле них пятеро оборванышей; и все они с метлами в руках и с лопатами. Все они за буйство в прошлый базар приговорены конторою мести улицу в нынешний базар перед целым народом под нашею сельскою стражею! Видите, как стыд надвинул на глаза богачей шапки! Не весть что дали бы они, чтоб не полоть снегу и не выносить безчестья от своей братии. Уверяю вас, что в жизнь свою они не забудут пистяковских метел и лопаток, и никогда уже не зашалят в селе, хотя бы и подгуляли.— Честь и хвала твоему благоразумию, Макар Иванович, архонт пистяковский!Он сказывал мне, что торговый оборот каждого базара шерстью и изделием бывает здесь до ста тысяч рублей. Пистяковские торговцы чулками и варгами разсылают свой товар возами во все края России Замечена здесь в торговле одна неразгаданная причудливость торгу. Если случится в базарный день теплая погода, то цена на изделе чулки и варги понижается, в мороз возвышается непременно.Вязанье чулок и варег начинается осенью и продолжается до открытия весны. Летом народ расходится на разные промыслы. Дома остаются женский пол, старики и малолетние, которые кое-как ковыряют землю. У двух дворов одна

27 лошадь, своего хлеба не становится до Рождества. Земледелие здесь в пренебрежении, процветают ремесленность и торговля, доставляющие богатые заработки. Под боком хлебородные низовые губернии с дешевым превосходным хлебом, Не из чего хлопотать над дурною неблагодарною почвою. Пистяковцы, занимаясь вязаньемъ чулок и варег, не имеют времени прясть для себя лен и ткать холстину для необходимой одежды. К их услугам трудится с окрестными деревнями тысяч до шести душ, село Верхний Ландех, от Пистяков в пятнадцати верстах. Оно принадлежит разным помещикам, оно ткет синюю пестрядь (бумажную ткань) для крестьянских рубах и ковыряет лапти. Синей пестряди и лаптей здесь выделывается в год более, нежели на шестьдесят тысяч рублей. То и другое отправляется обозами в разные города России. Красную пестрядь ткет село Васильевское с деревнями, в сорока верстах от Пистяков. Въ этом же селе выделывается для русских сапогов кожа. Белую крестьянскую холстину, или так называемую новину, работает село Мыт с деревнями, в тридцати верстах от Пистяков. Здесь красят ее и набивают. Старый и малый обоего пола, день и ночь прядут лен на русскую холстину. В каждом из этих сел бывают еженедельно базары.В Верхнем Ландехе живет еще другой туземный банкир, русский мужичек Богатков, принадлежащий генералу Кокошкину. Это "Гоп и Компания" здешнего края. Богатков, вместе с другим мужичком, соседом, составили товарищество, не на акциях, но на совести, сложились капиталами, и в базарные дни в селе Пистяках, в Ландехе, у Макария Пуреха, в селе Мыту, Холуе, раздают деньги в ссуду промышленникам и оживляют местную деятельность. Общего капитала у них до двухсот пятидесяти тысяч. Я видел Богаткова у моего хозяина, пистяковского бурмистра, на завтраке. Богатков, мужчина лет сорока, рослый, черноволосый, дородный, бородку подстригает, одет щегольски на русский лад. Краснобай умный. Он хвалил свой край и Русь Православную;

28 в пылу разговора со мною о державе Русской, он с огнем в глазах поздравствовал чарочкой Царя Белаго, превозносил его премудрость Мне казалось, что я вижу перед собою Кузьму Минина, патриота-простолюдина. Богаткова и других крестьян, почетных торговцев, угощал мой хозяин на славу, подчевал чаем, белым вином, рыбой, икрой, драченой, орехами, пряниками, черносливом. Между каждым "немецким" питием и куском тотчас появлялся родный батюшка, ерофеич, правило и лекарь живота русского. Ни один из гостей не вышел из-за стола пьяным. "0тгого они и богаты» шепнул мне пистяковский бурмистр: «что никогда не выронят из головы разуму!"Богатков и другие крестьяне кушали за столом мало, пили

много, и особенно чаю, беспрестанно крестились за каждым куском и чаркой, обнимались без счету раз, и за столом заключали свои сделки совестливо и добродушно. Встав из-за стола, Богатков при мне отсчитал одному в преогромном тулупе мужичку-промышленнику пять тысяч рублей, с условием, возвратить деньги через полгода. — Этот крестьянин вашей деревни— "Нет." — Так, по крайней мере, одной барщины? — "Нет, вовсе постороний. Он живет за семьдесят верст отсюда, торгует исправно рыбой и хлебом." —Как же ты, господин Богатков, даешь чужому человеку значительную сумму денег без расписки?— «Да он не грамотный" отвечал Богатков. «Все равно, я запишу в свою книгу, что ему выданы деньги. Меня родители обучили грамоте, его нет, и он не виноват.» — Но, он может отпереться, скажет- "не брал" и пиши пропало?-"А где же совесть? Государь мой, ваше высокоблагородие, у нас все дела совестные, а совесть дороже расписки. " — А сколько берешь ты за ссуду? — «Разно, кто что может. Если иного нашего брата, промышленника, Бог благословит хорошим 6арышом, то такой за ссуду заплатит росту больше, другой меньше, а иной - вовсе ничего. Да еще мы ему поможем, если стряслась над ним беда неминучая и, по Божией воле, что потеряет! Мы

29 несчастному приятелю помогаем; он опять поправляется и потом расчитывается с нами честно,"-А умрет?-"Такъ семья, если не бедна, расплатится. Это у нас бывает сплошь и рядом. Ведь у нас все дела совестные, дружеские, а не судебные."-Но если иной плут прикинется и скажет ложно, что разорился, и платить не захочет?-"Этому быть нельзя. Мы друг друга знаем вдоль и поперек, и друг за друга держимся крепко. У нас все промышленники нашего краю на слуху, знаем, где кто был и что добыл, худо или счастливо промышлял; все это нам известно. Обмануть же удастся однажды. После уже к нам и глаз не показывай и не живи на свете, покинь здешнюю сторону и весь свой привычный промысл. Не будет с ним ни знакомства, ни ему доверия. Никто никакого дела не будет иметь с плутом, ребятишки его засмеют на улице. В этом-то и дело, что у нас все дела дружеские и крепки словом. Вот, например, этот тулуп, которому я сейчас отсчитал деньги: он хоть нагольный тулуп, да под ним-то душа добрая и честная, да и голова приставлена к плечам разумная. Детина торгует хорошо, удачно, смышлено, а платит долги вдвое лучше того. -Правда твоя, Афанасий Иванович! -возговорил тулуп нагольный. Ты прошлого года меня выручил, а год хотел выучить, ты ссудил меня десятью тысячами, я и поправился. Скажи гостю-барину, все ли выплатил я тебе денежки до копеечки, и с благодарностью? Доволен ли, Афанасй Иванович!— «Доволен» отвечал Богатков: "и впредь поверю."-А как велика была благодарность? спросил я.-0б этом его душа знает, да моя, отвечал тулуп. Мы оба довольны, и все тут. Желаю, тебе, наш друг любезнейший Афанасий Иванович, здравствовать многия лета с хозяюшкой и детками!—Заемщик и заимодавец налили по рюмке белого, чокнулись, выпили и обнялись крепко. Вот вам русская биржа и маклерство! Крепко у меня закипело ретивое, чуть было не дошло до слез. Тронулась душа глубоко русскими добродетелями, народными, прадедовскими, простыми, благословенными. Воображение тотчас перенесло меня за несколько столетий в

30 глубину прошедшего. Мне казалось, что я посреди бородатых наших предков, дворян и бояр, в брусяной избе, за дубовым столом и на тесовой чистой лавочке, и вижу их простое, радушное обхождение, Дружескую связь, основанную на совести и на взаимном доброжелательстве без всякого жеманства, хитрых и коварных личин нынешнего модного света. Господа писатели о финансах и кредите! В совести ищите оснований кредита, доверия; народною совестью и честью поднимайте доверие и кредит, о которых так много нынче говорят и пишут ученые по уму, но без участия сердца и опыта.С пистяковским бурмистром мы ездили в село Нижний-Ландех. Там сосредотачивается поместное управление отчин графини Паниной. Там живет и главный управляющий. Нижний-Ландех не село, а городок, с великолепною двухэтажною церковью, построенною усердием крестьян, и с несколькими улицами, которые застроены большей частью каменными домами. Главный управляющий был старый мой знакомец, член Вольного Экономического Общества, ротмистр Екатерининских времен, а теперь его высокоблагородие, надворный советник фон Т***. Ему давно уже за семдесят лет, но время, кажется, не прикоснулось к нему своим разрушительным крылом. Как юноша он бодр, как тополь прям, как книга умен и говорлив, распорядителен и справедлив, да прямодушен в управлении. В отчинах его любят и уважают. Он во всем еше неистощим, и в душевных и в физических силах. Третья супруга услаждает его путь жизни. Мы обрадовались неожиданному свиданю, как ворон ворону. Разговорились мы о московской и петербургской "агрономии", о различии ее от народного хозяйства, о житье-бытье здешнего края. Беседа с маститым стариком-юношей останется навсегда незабвенною в моей памяти. После обеда мы ходили по селу, по заведениям фон Т*** и осматривали великолепную церковь.Вот уже более полвека я хозяйничаю в России, сказал мне

фон Т.... Я управлял в разных местах и русскими и

31 малороссийскими вотчинами, и везде находил разницу в хозяйских мерах и распоряженях. Каждое хозяйство имеет свои источники доходов, свои угодья, свои местные средства и оттенки в способах действия. Каждый край имеет свои нужды и требования, свой сбыт, свои ценные произведения, которые выгодно выделывать. Все это необходимо наперед узнать, как пять пальцев и потом уже, судя по местности и по требованиям края, располагать хозяйство. У нас Теория агрономическая проповедовала и проповедует о сельском хозяйстве другое. Прежде бывало, превозносила она иностранныя хозяйства, составляла правила из иностранных книг, основывала правила на образцах иностранного хозяйства. Таким образом теория расходилась в разные стороны с народным сельским хозяйством. Она не хотела знать ни фактов нашей народной промышленности, ни опытных действий, пренебрегая местными сведениями. Что ей было за дело до нашего народного земледелия, до состояния наших огородов, садов, лесов, лугов, до нравов, обычаев, степени образованности народной, до наших нужд и потребностей. Теория не замечала и не хотела описывать нашего хозяственного управления, скотоводства, ремесл, как будто бы их вовсе не бывало. Английския, голландския фермы, немецкие аренды — вот что превозносила теория. Между тем действия и способы всякого народного хозяйства любопытны и поучительны, положим даже, по своим ошибкам и недостаткам. Надобно же знать когда-нибудь что такое свое народное хозяйство и что в нем дурного, чтоб уметь кстати поправлять и улучшать существующее, а не мечту. Наше русское сельское хояйство, особливо с крепостною собственностью имеет свой тип оригинальный, который должно изучить основательно. Оно не сходно с иностранным ни в основаниях, ни в расчетах хозяйских ни въ самом действии. В России пытались не один раз хозяйничать по иностранным образцам, по иностранным книгам, но опыт доказал что русское хозяйство, переделанное по иностранным

32 образцам никуда не годится, что это труд напрасный, неуместный, разорительный. Нет сомнения, что нельзя выучиться русскому языку по иностранным языкам, не упражняясь в чтении, сочинении, не вникая в дух и свойства своего языка. Пытались ломать язык русский и втискивать в формы латинского, немецкого. Чтож из этого выходило? Ничего другого, кроме особого наречия, надутого, искаженного, книжного, не сходного ни с духом ни свойствами языка русского. С этой стороны теория уже не опасна: заблуждения ее сделались для всех очевидными, она не собьет с толку прежними своими умствованиями нынешних производителей сельского хозяйства. Но она хитра; она тотчас переменила позицию, выбрала ее себе на неприступных высотах трансцендентального идеализма, там выстроила свои батареи и громит из них по вашей братие, опытным сельским хозаевам, которых ни во что не ставит. Вот она усиливается теперь все опытные действия, наш труд промышленный положительный превратит в отвлеченное умствование, наполнит умозрениями, созерцаниями априори, чтоб вывести постоянные, неизменные правила сельского хозяйства для всех стран и народов, для всех веков и нарождений, словом, сделать их такими, как правила чистой математики и других наук. Величайшее заблуждение! Из промышленности, труда местного, действительного, которого цель—добывать своевременные ценности по нуждам и требованиям своего края и своего века, не воссоздать науки отвлеченной, игры идей, которые можно переставлять умственно, как хочешь, и из которых выстраивай, сколько душе угодно, в книгах правил всеобщих вечных и бесконечных, и систем для земного шара мечтательных и бесполезных. Сельскому хозяйству, ремесленности, торговле не бывать науками отвлеченными правила промышленностей не могут не согласоваться с опытным делопроизводством, не должны розниться с настоящим делом, и зависить от выводов априори, а не от самых действий и образцов местного труда. И наоборот

33 наукам отвлеченным Математике и другим, извлекающим свои положения из чистого ума, из созерцаний, независимо от существующих дел и вещей, не бывать никогда промышленностями—знанием развития труда, употребления капиталов, составления богатств частных и государственных, образующихся из действий и оборотов местных, промышленных. На это наводит сельского хозяина Политическая Экономия, родоначальница всех промышленностей. Она составляет свои положения из наблюдений фактов, опытныъ действий и образцов в государственном хозяистве и в промышленностях. Опираясь на эти знания и наблюдения, она выводит правила составления, распределения и издерживавия ценностей, капиталов, и богатств частных и общественных в семействахъ и в государстве. И так именно правил Политической Экономии, знания положительного, а не мечтательных умозрений следует придерживаться домовитому сельскому хозяину, который хочет нажить, а не прожить добра. Предпочтение умозрений, утопий опытному указанию на делопроизводство, поведет не к опытному, а к умозрительному хозяйству, которое и произведет умозрительные ценности, безполезные.—Это однако ж еще не последняя странность нынешней теории сельского хозяйства. Упорная в своих мнениях, заносчивая и неукротимая она вздумала — преобразовать или лучше сказать поставить вверх дном целое здание сельского хозяйства. Вы знаете, что круг сельского хозяйства обширен и многосложен, заключает в себе Домоводство с вотчинным управлением, счетоводством и прочая, Земледелие, которое заведывает садами, огородами, полями лугами, лесами; разведение скота крупного и мелкого, домашних птиц и пчел; к нему же принадлежат Сельские ремесла, Сельская Архитектура, Механика, Технология. Это есть древо труда народного многоветвистое и обширное. Нынешняя теория, дитя фантазии — отпусти ей Господи ребяческое прегрешениие — вздумала превратить колосс в

34 пигмея, целое пышное дерево, которое не легко обнять глазом ума прозорливого, сжать в одну веку. Вы догадыватесь наверное, о каких замыслах теории хочу сказать. Она без зазрения совести обстригает широкие крылья промышленности сельского хозяйства и заключает ее в тесные рамки «Агрономии». Бог весть, почему понравилось нашей теории это иностранное словцо.—-Агрономя, которая на русском языке значит слово в слово полеводство. Кто выбрал из целой области сельского хозяйства, из целого круга земледелия один предмет—поля пахотные и занимается пахотными полями, тот Агроном. Не определив настоящего смысла и значения этого слова, не соединив с ним ясного понятия, наша теория, жалует нашего брата опытного, домовитого сельского хозяина, у которого в руках вотчины с дворовыми людьми и крестьянами; кроме полей, сады, огороды, леса луга; кроме полей въ распоряжении фабрики, заводы жалует, говорю, в Агрономы. Полеводы, полагая возвысить достоинство сельского хозяина; придать ему больше важности и значения. А выходит на деле, как вы увидите, напротив. Перекрестить сельского хозяина в Агрономы или Полеводы, значит понизить его, ограничить круг его действий, из полного распорядителя разжаловать в частные смотрители пахотного поля. Назвать агрономом сельского хозяина значит тоже, что назвать его огородником, садовником, лесничим, конюшим, скотником, ткачем, белильщиком, угольщиком, машинистом и прочая, тогда как в руках сельского хозяина находятся не одни поля, но очень часто сады, огороды, луга, леса, дворовые люди и крестьяне, хлебопашцы и разные ремесленники, сельские усадьбы, наполненные домашними животными, которые рациональному хозяину следует удобно расположить и хозяйственно выстроить, словом целые вотчины, требующие порядка и устройства. Агрономия есть только одна из отраслей земледелия, помещающаяся между другими сверстниками: садоводством, огородничеством, луговодством, лесоводством. Каждое из них может, по

35 местности, доставить иногда гораздо более доходу, нежели полеводство, или агрономия.Смешанные, запутанные понятия вредят успехам дела,

останавливают ход и развитие промышленностей. Это очевидно. Возвышать над всеми отраслями сельского хозяйства одно только полеводство, превозносить его, вести труд промышленности по одному только пути, не значитъ ли делать его односторонним? Направляя внимание, посвящая капиталы сельских хозяев одним только полям, которые по местности, в ином поместье никогда не могут быть хлебородными, вы явно подрываете все другие отрасли сельского хозяйства, которые, по обстоятельствам и местным удобствам, могут быть во сто раз доходнее пахотных полей. Однообразия в трудах промышленных быть не может. Это не их естественный ход, потому что промышленности приготовляют свои произведения для удовлетворения нужд своего дома, своего края и требований государства, а нужды человеческие и требования благоустроенного государства всегда бывают бесчисленны и разнообразны. Наш край есть живой тому пример. Наше село Нижний-Ландех — гнездо торговцев красным товаром. Мужички большие капиталисты. Они посылают так называемых ходебщиков (разносчиковъ) съ разным красным товаром в Малороссию, на Украину, получают большие барыши, богатеют, строят себе каменные дома, выписывают для своих домов мебель из Москвы, одевают жен своих в левантин, да еще во Французский. Когда женятся, то дай невесте шубейку соболью, да салоп на чернобурых лисицах. Человек здесь удивительно промышленный, да и весь здешний край на чудо. Народ чертовски смышлен, оборотлив, предприимчив. Бог знает, чего он ни делает и какими ремеслами и рукодельями ни занимается! Оброки платит онъ исправно и безнедоимочно; и оброки свои рассчитывает по своему обычаю, а кто ввел этот обычай, не доберешься. Вот этот мужичек, что провожал нас в церковь, староста церковный, старичок, живет один душою на

36 углу в каменном доме. Детей он не имеет, а платит четыреста пятьдесятъ оброков с одной души.-Что это значит? спросил я.-Странное заведение! Здесь считают оброки паями, или участками; каждый участок, или пай, состоит из семидесяти пяти копеек, а в Верхнем-Ландехе из тридцати копеек. У нас иные мужички платят по ста пятидесяти, по двести, по триста и более оброков в год, то есть: по ста двенадцати рублей пятидесяти копеек, по ста пятидесяти рублей, по двести двадцати пяти рублей, и так далее. Оброки здесь платятся не с земли, которой весьма много, но которой никто не обработывает, кроме бедняков бескапитальных. Земледелие в совершенном пренебрежении. Это жаль, но не без причины. Зимою из низовых губерний привозят сюда все, что душе угодно. Здесь можно купить за дешевую цену всякие съестные припасы, муку, крупу, солод, горох, толокно, рыбу, мясо. Поэтому, здешние крестьяне о своей плохой земле не заботятся, собирают большею частию сено, а хлебом с своих полей не прокармливаются и до Михайлова дня. Оброки платятся здесь с промыслов и, как промыслы, они ежегодно изменяются. Ежегодно крестьяне выбирают между собою людей добросовестных, которые, как римские ценсоры ходят по дворам: зная всех мужичков наизусть и все их промыслы и доходы наперечет, они устанавливают, сколько каждый хозян дому может платить со своей семьи оброку на предыдущий год. Иной платил прошлого года двести оброку, на будущий годъ будетъ платить двести пятьдесятъ, потому что послал от себя больше ходебщиков с товаром на оборот. Оброк здесь, повторяю, установляется с промыслов.Нынче мы, помещики, без умолку толкуем, продолжал говорить фон Т... вкось и впрямъ об оценке земли и о плате оброка с количества земли. С такою платою в наших промышленных краях наплачешься тотчас сделаешь промах въ хозяйстве. Положивъ оброкъ съ земли, которая здесь большею частю лежит впусте, невозделанная, какой можно

37 надеяться получать доход от поместья с крестьянами не земледьльцами, но промышленниками ремесленными и торговыми? Ничтожный. Если помещики станут принуждать мужиков брать землю в большом количестве для большей платы оброков, и если станут заставлять их сидеть дома и пахать землю, то расстроится обычный народный труд, перервутся прибыльные промыслы, ремесленные и торговые. Ко вреду края, остановится дввижение капиталов, которые употреблены уже на промышленности, а земледелие по прежнему останется в младенчестве, потому что ни мужики , ни даже наша братья помещики, не умеем производительно, то есть с пользою класть в землю капиталы и получать от нее хороших доходов, для которых нужно искусство вовсе незнакомое нашим крестьянам. Земледелие , сколько бы мы к нему ни принуждали, все -таки не улучшится, оставаясь при своих прадедовских дрянных орудиях и при своем обычном безотчетном делопроизводстве. В промышленностях ни мечтательность без опытности, ни упрямая настойчивость без знания местности, никуда не годятся. Напрасно стали бы мы идти вопреки местных средств, наперекор природе и труду, освященному временем, труду привычному и притом выгодному и общеполезному. Наш здешний промышленный народ не привык вовсе к земледелию, он станет отпираться от земли, станет брать какой - нибудь клочек и платить за него оброк самый малый. С землею ремесленному и торговому человеку не сладить.Знаете ли, здесь даже не тягла и не видны дают хорошие оброки, но именно душа, другими словами, личная промышленность крестьянина? Здесь старик-капиталист, посылающий пяток другой ходебщиков с товаром, платит вам втрое больше оброку, нежели четверо молодцов безкапитальных. Один заменяет вам по оброку пятерых сильных, здоровых неучей, бедняков, гуляк, у которых нет за душею ни ремесла, ни копейки денег. Надобно знать край, местность, народные промыслы и по ним хозяйничать, по

38 ним располагать местное управление и назначать доходы, а не по догадкам, по теории, по умозрениям и по россказням иностранцев о том, что у них делается.При этом нельзя не взять в расчет хозяину и того, сколько в Велико-Российских губерниях посвящается времени на земледелие? Четыре, пять месяцев - не более. В остальные две трети года земля лежит без производимости, омертвелою. Какъ возможно после этого без ошибки основывать годовой доход на одной трети времени и труда в течение года? Нашему великороссийскому мужичку необходимо присоединить к сохе еще посторонний промысл на семь месяцев неземледельческих. Он должен снаряжать телегу, сплавлять суда, действовать топором, иглой, ставить ткацкие станки на осень, на зиму, на раннюю весну. В наш век от одного земледелия мужику не разбогатеть и не разжиться.Вот вам факт. На поперечнике ста верст, которого центром село Пистяки, помещаются села и деревни с народом, который совершенно понял по уму и опыту свой край, местную природу, положение и свои выводы, и который по ним расположил жизнь свою и промысл, слушайте, слушайте. Вы уже знаете, чем промышляют Пистяковцы в осеннее и зимнее время; чем занимаются селы Верхний Ландех, Васильевское, Мыт и Нижний Ландех. Но вот еще примеры: от Пистяков в двадцати пяти верстах находится на границе Владимирской губернии село Макарий Пурех, балахнинского уезда Нижегородской губернии, отчина, принадлежавшая некогда князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. Теперь оно принадлежит графине Мамоновой. В этом селе и в окрестных деревнях мужички по зиме, по осени и весной, и даже летом, делают деревянную посуду, ложки, чашки, точат веретена, делают кудели, гребни, ткут синюю и красную пестрядь. Вам не случалось быть в этом достопамятном селе! Народ путешествует туда как турки в Мекку, с благоговейным усердием для коленопреклонения в старинной церкви, построенной знаменитым боярином князем Д. М. Пожарским.

39 Церковь двуэтажная. В верхней церкви пред царскими дверьми развешена та самая хоругвь, с которою князь Пожарский ходил спасать Москву с нижегородскою ратью. На одной стороне хоругви нерукотворенный лик Спасителя, на другой Іисус Навин, выходящий на брань и встречающй ангела. Народ повергается толпами ниц перед этою святынею.Церковники вам покажут печатное Евангелие, подаренное

сыном князя Дмитрия Михайловича князем Петром и подписанное его рукою. Также, несколько утвари, подаренной самим князем Дмитрием Михайловичем; покажут вам Гривну, которую носил князь на шее на голубой ленте и самую эту ленту; также покажут перевязь, которую князь носил чрез плечо. Эта перевязь—алая лента съ желтыми каймами. Все это видимо новейшие древности. Гривна—не что иное, как род звезды, шитой канителью, на ней из канители же вышит крест, в нем по краям вышиты буквы Р. F. Р. L. то есть, рго fidе, раtгiа еt1 lеgе. Это, кажется один из девизов прежней Польши. От села в двенадцати верстах, вам покажут место, на котором видны вал и развалившиеся каменные погреба. Здесь, скажут вам, была усадьба княжая любимая, в которой часто жил князь Дмитрий Михайлович и охотился. Достоверно только то, что весь здешний край, начиная от села Мыта, принадлежащаго теперь князьям Голицыным, по обеим берегам реки Лух, которая взялась от села Мыту, протекает близ Пистяков и идет к селу Макарию Пуреху, некогда принадлежал князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. Это было его поместье, которое потом пожаловано ему за заслуги Царем Михаилом Феодоровичем в родовую отчину.—Вы знаете, что встарину с поместьев служили; раздавались земли пустопорожния, иногда с крестьянами, или как прежде говорили, верстались, смотря по чину и занимаемому месту на службе, поместными окладами. За оказанные царю и отечеству услуги жаловались поместья в родовые вотчины. Помещики не имели права сводить крестьян с поместных земель на вотчинныя. У меня есть копия с жалованной грамоты Царя Михаила Феодоровича

40 князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. В ней эти места подробно описаны. Многия названия пустошей и деревень остались, многия исчезли, возникли другие с другими деревнями. Вот вам для любопытства хартия, прочтите.

жалованная ГРАМОТА ГОСУДАРЯ ЦАРЯ МИХАИЛА ФЕОДОРОВИЧА БОЯРИНУ КНЯЗЮ ДМИТРИЮ МИХАЙЛОВИЧУ ПОЖАРСКОМУ.

Божиею милостию, Мы Великий Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодорович, всея Руссии Самодержец, пожаловали боярина нашего князя Дмитрия Михайловича Пожарскаго, за его к Нам и всему Московскому Государству службу: как во 126 году (7126 или (1618) пришел под Наше государство под Москву Литовского короля Жигимонтов сын, Владислав, и в 127 году стоял под Москвою со многими польскими, и литовскими и с немецкими людьми и с черкесы, и Московское государство всякими умыслы и прелестью прельщал, и жестокими приступами доступал, и хотел разорить до основания. И боярин Наш князь Дмаитрий Михайлович с Нами Великим Государем Царем и Великим Князем Михаилом Феодоровичем всея Руссии на Москве, в осаде сидел, и против королевича, Владислава и прочих людей крепко сражался, и многую службу показал.—И, королевич Владислав и прочие, слыша Наших людей твердость, а бояр Наших и воевод, которые были на Москве и из осады посланы по городам, видя над собою прямое и крепкое стоятельство, учинили с бояры Нашими и со всею Московского государства землею перемирие, и из государства королевич с прочими людьми вышли в Литву, Польшу и города. И за те службы, Мы Великий Государь Царь и Великiй Князь Михаил Феодорович, всея Руссии Самодержец, пожаловали боярина Нашего князя Дмитрия Михайловича Пожарскаго, из его поместья в вотчину, в Суздальском уезде села Мыту с деревнями, что осталось у сына его князя Петра, за вотчиною дачею деревни Дедьков, Кресты, Леушино, Уланово тож, Максимово, Капинская и

41

Волки тож, на речке на Каменке, Смачинское, Бараново тож, Мартыновка, Игнатомыцкая на реке на Луху, Оксельнова, Редозубово тож, в деревне Шанатихе, Нетелино тож, Починок Павлыгин на речке на Тахе, Надтеховская, Аверьино тож; на Луху, починок Княжая сеча, Шмаскова тож; на речке на Минке деревни Деревнище, Задняя тож, Евфалово на речке на Луху, пустоши Будково, Кокоревская на речке на Луху, к Балахнинской, да к подмосковной его вотчине со всеми годьи, с лесными ухожьи и с рыбными ловли и с Мачким «кабаком и с тайною (пошлиною) и с новыми починки (поселеяли на расчищенном лесном месте), кои стали после писца и по старым межам, как изстари к селу к Мыту, к деревням и к пустошам, а по списку с писцовых книг, письма и меры Луки Новосильцева 99 года, в тех девревнях и пустошах пашни 173 четверти в поле, а в дву потомужъ, да из подмосковного поместья в Танинской волости, пустоши Филино, Понова, Подберезье, Лазыево, Федоровская, а в них пашни 50 четвертей в поле, а в дву потомуж, да в Доблинском стану пустоши Демидково, Худково тож, Сидорково и Павлиново 20 четвертей в поле, а в дву потомуж, да в Звенигородском уезде деревня Поречье с пустошами 30 четвертей, всего 273 четверти со всеми угодьи, как изстари к тем деревням и пустошам по старым межам, с отхожими пожнями (сенной покос, луг) и осталось у Дмитрия Пожарского села Мыту за вотчинною дачею и у сына его Петра в селе Мыту деревень и пустошей 137 четвертей, и тою вотчиною Суздальскаго поместья землю указали Мы владеть в поместье боярину Нашему князь Дмитрию Михайловичу Пожарскому, до больших писцев и мерщиков, а как будут в Суздале писцы наши и мерщики, и они ту вотчинную землю от поместной, что осталось у князя Дмитрия Михайловича за вочтинною дачею, отмежуют, и на ту вотчину велели Мы дать сию нашу Царскую жалованную грамоту за красною печатью, а в той вотчине он боярин Наш Дмитрий Михайлович Пожарский и его дети и внучаты и

42

правнучаты вольны, вольно ему и его детямъ, внучатамъ и правнучатам продать, заложить и в приданое отдать и в монастырь по душе до выкупа отдать. А кто буде из роду его ту вотчину из монастыря похочет выкупить, ему ту вотчину выкупить ценою по указу, против дачь, дать за четверть по полтине, а буде продаст в чужой род, а кто буде его роду захочет ту вотчину выкупить (за заклейкою невидно). Уложенью, как родовые и купленные вотчины выкупают, а буде у него родня останется, а выкупать не похотят, и ту вотчину из монастыря взять на Нас, а деньги в монастырь дать за нее из. Нашей казны по полтине ж за четверть, а в монастырь та вотчина некрепка, а буде у него детей и роду не останется, а останется жена, и ей владеть по свой живот, и после ея живота ту вотчину для мужа своего и своего помина отдать въ монастырь до выкупа, а изъ монастыря выкупить на Нас и заплатят по полтине за четверть, и буде жена его во вдовах и не пострижется и ту вотчину вольна продать и заложить, а буде жена его останется бездетна и вдовой сидеть и постричься не захочет и пойдет замуж, и зату вотчину дать из Нашей казны деньги, как из монастыря указано выкупить, а жениха ея пожалуем из той ея вотчины в поместье по Нашему Царскому рассмотрению, что доведется. Писан в Москве лета 7128, сентября 19дня.«Выписана по городу Владимиру из книги молодых лет № 36».Нельзя не удивиться чистоте и естественности русского языка этой грамоты.За Макарием Пурехом верстах в двадцати пяти лежит на

Волге знаменитое село Городец разных помещиков. Здесь зимою бывают необьятные базары на Волге с разным хлебом, мясом, и из быту. Возы стоят на реке верст на пять в несколько рядов. В селе шьют сапоги и рукавицы и пекут в большом количестве пряники, которые развозят по всему русскому царству. Один помещик здешнего края устроил фабрику

43 картофельной патоки, которая на подхват разбирается на пряники, и от фабрики помещик получает отличный доход. В окрестных деревнях работают русския шляпы и валенки, которых выходит отсюда на полмилиона. Есть много мужиков горшечников, заводятся фаянсовыя фабрики. В Городец стекаются шерстобиты и портные целыми сотнями. Они здесь находят себе хозяевъ, составляют артели и расходятся с хозяевами по местам ими заготовленных, на работу. На Волге многие крестьяне работают большие суда, называемые расшивами, а другие сплавляют эти суда. Здесь найдете самых искусных и опытных водоходцев по Волге. Надобно видеть, а не пересказывать о дъятельности этого села и окрестныхъ деревень. Труд кипит; народ толпится на работе, как муравьи, во всякое время года. В семи верстах от Макария-Пуреха есть село Вершилово. Здесь живут коренные каменщики и подрядчики на каменную работу. Подрядчики собирают артели каменщиковъ и ходят с ними в Оренбург в Астрахань, в Москву, в Петербург, в Малороссию, словом, обстраивают целую Россию. Спросите, где нет на каменных постройках владимирских каменщиков? Они отменно искусны в своем деле, и плутоваты с теми, которые не имеют понятия о постройке. В соседстве находится село Мугрево. Оно также посылаетъ ходебщиков в Украину. В нем живет множество прасолов, которые закупают скот, хлеб, рыбу и из барышей торгуют. Село Палех принадлежит Генералу Бутурлину. Архитектура изб, или лучше домиков крестьянских, необыкновенная. Правда в здешней стороне в каждом городе и в каждом большом селе, вы заметите постройку на свой особый лад, туземную, народную, отличающуюся в наружных украшениях домов, светелок, или по нашему мезонинов, в украшениях ворот и оконниц от всякой другой постройки московской и тверской. В селе Палехе у всех домов оконницы раскрашены, у других обиты тесом целые дома и раскрашены вовсе не гнусно, но приятно для глаз. Над каждым домом возвышается светелка как игрушечка с затейливою резьбою, с

44 колонками с полукруглыми над карнизом окошками, со стрелами, и фестонами, из которых многие раскрашены, а другие и вызолочены. В Палехе пишут образа. В нескольких верстах есть село Холуй. Там коренные живописцы и жесточайшие пьяницы. Это село казенное. Образа их известны в России под именем суздальских. Эти села действительно суздальскаго уезда. Зимою к ним привозят возами доски на образа. Отъ Холуя влево к Пистякам лежит село Мордвиново. В нем с давних времен укоренилось искуство плотническое. Оно переходит из рода в род. Мордвиновцы выстроят вам хоть дворец деревянный, прочно и превосходно.Все эти села, о которых я говорил вам, принадлежат помещикам. Помещики истинно с отеческою заботливостью пекутся о своих крестьянах, которые год от году становятся зажиточнее и богаче. Сюда-то, в здешний край, надобно приезжать учиться, как управлять русскими отчинами и делать их богатыми и благополучными. Одна изъ главныхъ пружин благосостояния помещичьих сел та, что поместные конторы строго наблюдают за жизнью и промыслом крестьян, и тем удерживают их от дурной жизни и дурных промыслов. Сверх того значительные оброки побуждают каждого к деятельности, которая здесь совершенно укоренилась. Прибавьте ко всему этому свободу в выборе промыслов и безпрепятственное, по милости Правительства, отправление всякаго роду промыслов, к которому кто из крестьян привыкъ и склонен. Вот вам в главных очерках настоящий быт здешний.Добавим, что в каждом селе бывает раз в неделю базар, то есть возникает еженедельно деятельность и промышленность торговая. Я нигде не видал такого удобства для базаров и столь прекрасной архитектуры рядов и лавок, как в селе Онькове, покойного Генерала Сипягина. Здешние проселения в другое на базары, закупают, что нужно для городов и развозят свой товар по разным губерниям даже вещи прихотливые. Деятельности и изобретательности промыслов нет конца. Однажды мне случилось проезжать селение, не помню, как

45 называлось ростовскаго уезда. Я оглушен был, въезжая в селение, куриным криком. Это селенiе закупает по деревням тысячи кур и петухов, легчит петухов, скоро и превосходно откармливает и доставляет в Москву и в Петербург пулярд в каплунов. Народ здешний не домосед. Он как скоро не занят каким-нибудь ремеслом дома - расходится, разъезжается по разным губерниям, сплавляет суда, торгует, особенно красным товаром, волочет за собою по нескольку возов товару, строит где и кому нужно жилища из кирпича и дерева, содержит трактиры, харчевни, привозит и приносит домой кучу денег, и живет припеваючи; одевается щегольски и отнюдь не забывает о «не своем-брате» животе. Без ситнаго хлеба и безъ пшеничнаго пирога, хороший промышленный крестьянин не садится за стол. Во многих местах процветают некоторые отрасли земледелия, в особенности огородничество. Не менее заметно здесь стремление к грамотности. Во

многих селениях учатся грамоте крестьянские мальчики и девочки, но по-своему. Ходят по селениям пожилые девы, крестьянки, большие богомолицы и чтецы церковных книг. Эти девы обучают грамоте крестьянских детей по церковным книгам и тем живут. Ученье обыкновенно начинают азбукой, потом переходят к часовнику и довершають псалтырем. Я не видал здесь ни одной гражданской печатной книги для ученья детей; а какъ бы нужны были для народного чтения книги умно, легко, приятно написанныя и нравственныя и о разных отраслях промышленностей, вместо "Ваньки Каина" и тому подобных плутовских россказней. Мы, русские люди в деревнях, при быстром развитии народных сил наших не имеем ни охоты, ни времени читать похождения плутов и восхищаться их удальством, но желали бы прочесть что- нибудь любопытное и занимательное о быте народном, о труде и промышленности, незримых городскими жителями, селе и деревень, об этих туманных, безъимянных мирах, которые однакож составляют основу промышленностей, капиталов и богатств народных, частных и государственных. Писать учат

46 здесь гражданскими буквами. Счислению учит крестьянина машинка, русские счеты, которые дополняют домек, т. е. природный острый ум. Величайшую пользу принесут этому краю реальные школы, которые заводит благодетельное правительство. Понятия о правилах промышленностей, архитектуры, рисованья и протчего, разовьют в здешнем народе, от природы даровитом, душевные способности, оживят ремесла и поставят их на степень исскуств. Какие богомольные здешние крестьяне! Между ними вовсе нет раскольников. Вклады в Божьи церкви крестьяне делают чрезвычайные правда и есть из чего! В здешнем краю меньше деревень, нежели сел. Въезжайте на пригорок и окиньте взором окрестность, вокруг вас на синеве горизонта, наверно белеются пять шесть церквей —В иных селах две, три церкви, а при церквах по два, по три комплекта церковно-служителей. Наблюдая народный дух и нравы, я не мог не заметить

главных отличительных, первенствующих черт того и другого. Святая Церковь, Царь православный, милая родина, отец-помещик—о, это слова волшебные в здешнем краю. Подвиг Князя Пожарского и Минина здесь у всехъ в свете памяти, как-будто вчера совершился, от мала до велика знают наизустъ это событие и одушевлены им. Именно здесь вы увидите Русь православную, истинно-Феократическую в настоящем своем народном виде. Жаль только одного, что в здешнем краю землепашество в страшном упадке. В помещичьих усадьбах, которых впрочем, немного, нет и в помине о рассчетливом, искусном, рациональном сельском хозяйстве. Если б познакомить сколько-нибудь этих богачей-крестьян с хорошим хлебопашеством и домоводством! Многие из них остаются круглый год дома, посылая на свои капиталы ходебщиков с товарами. Мне хотелось бы внушить им и показать на опыте, что есть промышленность-мать всех других, которая при искусстве дает большие доходы и которою заниматься досужему человеку и приятно и безгрешно. Мне хотелось бы усилить между ними огородничество, которое также в иных

47 местах, кроме ростовского уезда, в пренебрежении, показать примеры выгодного для здешнего края полеводства, научить хорошо содержать скот, дать понятие о хороших погребах, и подвалах для хранения съестных припасов, познакомить жен богатых крестьян с заготовлением разных припасов впрок на год, выучить их делать хорошее масло, сыр. Полезный труд за плечами не тянет. Наш народ чертовски понятен и переимчив, лишь бы только в чем заметил свою выгоду. Он рад не спать ночи, броситься в огонь и в воду, чтоб достигнуть желаемой цели. Надобно только уметь взяться за дело; не запутывать полезного ученою мудростью и не переиначивать "вдруг" жизни и родовых понятий. При этих условиях и в здешнем краю может возникнуть и процветать народное сельское хозяйство, которое, как мы уже сказали, не заключается в одном полеводстве или агрономии. Но если хотите видеть на самом деле в полном блеске, некоторые отрасли народного русского земледлия, то поезжайте в ярославскую губернию, побывайте въ селахъ ростовскаго уезда. Вы найдете там, например, село Поречье, принадлежащее графу Орлову. Оно лежит при озере, в нем три церкви, десятка два каменных крестьянских домов. Оно гнездо плодопеременности и идеала земледельческаго огородничества. Огороды у них выступили даже на поля. Взгляните, и вы тоже найдете в окрестностях Москвы. У мужичков на полях сеются овощи, морковь, свекла, репа, лук, огурцы, разные горохи. Этого мало, в Поречье сеется цыкорий, шалфей, мята, ромашка. Поречье в особенности промышляет огурцами. Там приняты все предосторожности для сохранения огурцов от морозов. Есть большие поливальные, наподобие пожарных, трубы, всегда есть в готовности солома. Как скоро осенью заметят, что холодная печь обещает мороз, крестьяне не спят целую ночь, расстилают по огуречным грядам солому, заготовляют воду, которою из поливных труб к утру отливают от мороза огурцы, если не успели прикрыть соломой. Таким образом, выручают на огурцах большие деньги. Где нет, а в Поречье всегда есть

48 огурцы, их солят и отправляют в Москву, в Петербург, и по другим городам. Не худо бы пресловутым плодосменным, выгонным хуторам, «с теорией без практики», заглянуть в здешний край, чтоб сперва поучиться опытному народному хозяйству и потом учить тому же других без фантасмагории и басен. На дело настоящее, а невымышленное можно с охотою посвятить капитал.Весь этот край земли Русской напитан стихиями гражданственности, которые однакож остаются еще в состоянии зерна, зародышей, требующих благотворнаго влияния весеннего солнца или лучей образованности для своего развития и процветания. Этот край между Волгою и Окою пространством земли равняется половине Англии с Шотландией, трети Франции. Он больше половины Пруссии, второе больше Баварии, в десятеро Саксонии, вдвое больше Голландии и Дании. Жителей в нем слишком шесть миллионов. По народонаселению он втрое больше Швеции и Норвегии, вчетверо больше Гановерского, Виртембергского, Саксонского королевств взятых порознь, третью больше Баварии, втрое больше Швейцарии, вдвое больше Португалии, равняется Бельгии и Голландии обеим вместе, малым чем уступает Неаполитанскому королевству съ Сицилией, только вдвое меньше Пруссии. Со временем созреют, выспеют начала и семена гражданственности: ненадобно только слишком подгонять, чтоб не сделались, квелыми, слабыми, водянистыми, как парниковые огурцы - и удивит Русь православная собою всю подлунную. История человечества приготовляет для нее блистательные страницы.Здесь, как везде, труд народный совершается, обычным

путем. Он проявляется и здесь, в трех видах, или тремя главными промышленностями: 1-е) Сельским хозяйством, которое доставляет первоначальные произведения земли и неба. Большая часть промышленников этого края с семействами своими живут в селениях, обрабатывают поля, косят луга, пашут, жнут, отапливаются, получая от земли

49 подсобное продовольствие 2-е) Ремесленностью, которая заняла здесь первое место; и З-е) Торговлей. Но она только внутренняя, домашняя, предшественница внешней. Из местного устройства, из местных действий, оборотов во всех трех промышленностях, которые производятся по инстинкту, по догадке, по предчувствию, по здравому смыслу, сколько может светить он во тьме непросвещения умственного, из образующихся ценностей капиталов и богатств — правда еще не важных, не огромных, - составилась здесь любопытная сторона народной жизни, сторона реальная, положительная, вторая половина общественной жизни, довольно оживленная, светящаяся, в противуположность первой половине доселе еще темной, как другая половина месяца, именно умственной, отвлеченной, идеальной. Всем известно, что обе половины: положительная с своими промышленностями, трудом действительным, и умственная со своею свитою, науками и искусствами, составляют неотъемлемую принадлежность гражданскаго общества и образованного быта народного. Нет сомнения, что человеку, живущему в обществе, столько ж необходимы дом, одежда, пища, сколько ум, фантазия, рассудок, вкус; и весь мир идеальный, духовный, нравственный. Вот почему во всех благоустроенных государствах—у нас же в России это есть теперь главная забота благодетельного правительства— стараются соединить с попечениями о развитии и усовершенствовании душевных качеств еще другие необходимые попечения о распространении, утверждении и усовершенствовании другой половины общественной жизни и гражданского быта, именно положительных знаний. Предмет их—указать источники довольства, изобилия, обогащения частного и общего, познакомить с искусством разрабатывать эти источники и составлять ценности, капиталы, богатства частные и общественные трудом промышленным производительным.Положительные знания приобретаются либо посредством предуготовительного воспитания с юношеских лет—с ними

50 соединяют в училищах образование ума и сердца: путь самый благонадежный — либо многолетним и нередко горьким опытом без всякого душевного образования. Есть множество примеров разорения, расстройства промыслов от незнания, как и за что взяться на деле в области промышленностей, также есть примеры обогащения, запятнанного жестокими, безнравственными, небогобоязненными поступками среди грубого невежества.В некоторых Государствах Европы введены в учебные

заведения, так называемые «реальные классы. » Цель их — доставить положительные знания производительному классу, но, к сожалению, только для двух промышленностей мануфактурной и торговой. В реальные классы там не имеют доступа положительные знания в сельском хозяйстве, той первоначальной промышленности, которою везде и во веки начинается труд производительный и которой у нас посвящены десятки миллионов рук. Нам нельзя пренебрегать знаниями в сельском хозяйстве. В Одессе в Ришельевском Лицее составлено целое отделение «Камеральных наук,» в котором помещается сельское хозяйство и все подсобные науки и искусства, сопутники промышленностей. По здравому смыслу и по самому опыту и примерам благосостояния государств, делается понятным и очевидным, что нельзя разъединять неразлучных спутниц народного изобилия, производительниц частных и общественных капиталов и богатств, уничтожать естественную связь, существующую между промышленностями сельского хозяйства, ремесленною и торговою, и пренебрегать искусством, знаниями, выгодами одной для возвышения двух других в государстве. Это значило бы тоже, что идти наперекор естественному порядку и ходу вещей в обществе, расстраивать необходимое общее согласие и взаимное пособие производящих сил на сцене труда народного, оставлять в нем темную, хаотическую сторону, поселять в умы производительного класса неверные, сбивчивые понятия, а в сердце недоброжелательство,

51 недоверие, неуважение, противоборство, вражду, невависть, зависть, которые легко могут возникнуть между незнающим своего дела, положим, сельским хозяином и образованным, сведущим в своей промышленности купцом и фабрикантом. Сверх того, из дурных произведений сельского хозяйства нельзя выработать хорошего, теперь главная забота благодетельного правительства— стараются соединить с попечениями о развитии и усовершенствовании душевных качеств еще другия необходимые попечения о распространении, утверждении и усовершенствовании другой половины общественной жизни и гражданскаго быта, именно положительных знаний. Предмет их—указать источники довольства, изобилия, обогащения частного и общего, познакомить с искусством разрабатывать эти источники и составлять ценности, капиталы, богатства частные и общественные трудом промышленным производительным.Положительные знания приобретаются либо посредством предуготовительного воспитания с юношеских лет—с ними соединяют в училищах образование ума и сердца: путь самый благонадежный — либо многолетним и нередко горьким опытом без всякаго душевнаго образования. Есть множество примеров разорения, расстройства промыслов от незнания, как и за что взяться на деле в области промышленностей, также есть примеры обогащения, запятнанного жестокими, безнравственными, небогобоязненными поступками среди грубого невежества.В некоторых государствах Европы введены в учебные

заведения, так называемые «реальные классы. » Цель их — доставить положительные знания производительному классу, но, к сожалению, только для двух промышленностей мануфактурной и торговой. В реальные классы там не имеют доступ положительные знания в сельском хозяйстве, той первоначальной промышленности, которою везде и во веки начинается труд производительный и которой у нас посвящены десятки миллионов рук. Намъ нельзя пренебрегать

52 знанiями въ сельскомъ хозястве. Вь Одессе въ Ришельевскомъ Лицее составлено целое отделенiе «Камеральныхъ наукъ,» въ которомъ помещается сельское хозяйство и все подсобныя науки и искусства, сопутники промышленностей. По здравому смыслу и по самому опыту и примерамъ благосостоянiя государствь, делается понятнымъ и очевиднымъ, что нельзя разъединять неразлучныхъ спутницъ народнаго изобилiя, производительницъ частныхъ и общественныхъ капиталовъ и богатствъ, уничтожать естественную связь, существующую между промышленностями сельскаго хозяйства, ремесленною и торговою, и пренебрегать искусствомъ, знанiями, выгодами одной для возвышенiя двухъ другихъ въ государстве. Это значило бы тоже, что итти наперекоръ естественному порядку и ходу вещей въ обществе, разстроивать необходимое общее согласiе и взаимное пособiе производящихъ силъ на сцене труда народнаго, оставлять въ немъ темную, хаостическую сторону, поселять въ умы производительнаго класса неверныя, сбивчивыя понятiя, а въ сердце недоброжелательство, недоверiе, неуваженiе, противоборство, вражду, невависть, зависть, которые легко могутъ возникнуть между незнающимъ своего дела, положимъ, сельскимъ хозяиномъ и образованнымь, сведущимъ въ своей промышленности купцовъ и фабрикантомъ. Сверхъ того, изъ дурныхъ произведенiй сельскаго хозяйства нельзя выработать хорошихъ мануфактурныхъ изделiй, а следственно и продать ихъ съ выгодою. И так справедливо и обдуманно сделано в Ришельевском Лицее, что в "Камеральном отделении" помещено преподаване о сельском хозяйстве, первоначальной, основной промышленности. Обучающемуся юношеству открыта возможность почерпать положительные знания вполне, в связи и порядке. Промышленностям оказывается ближайшее и существенное пособие Человек естественно стремится прежде всего удовлетворять первые, необходимые нужды жизни и потом, вслед за тем окружат себя довольством, изобилием в благах вещественных, и богатствами. Это общее

53 влечение всего рода человеческого. "Если это так" - сказал мне одинъ молодой щеголь, лев модного света, вставая из-за стола, отряхивая свою щегольскую одежду и допивая десятую рюмку лафитту,- " я бы из благопристойности пред образованым светом, из вежливости к высокопочтенным положительным знаниям, из уважения ко второй половине общественной жизни, или по крайней мере, так просто, из близиру перед Европейцами, сделал бы так, хоть на антре вот что, шесть лет гимназического учения отдал бы уму и сердцу, а седьмой положительным знаниям, три года университетского курса посвятил бы голове, четвертый груди и желудку". Милостивые Государи! По моему это вовсе не так пошло и тупо, как кажется с первого взгляда. При этой системе учения все просвещающиеся воспользовались бы благодетельными положительными знаниями на всякий случай жизни и приносили б с собою в свете с образованностью ума и сердца, еще знания добывать хлеб насущный, поддерживать родительское достояние, усиливать капиталы, умножать богатства трудами честными, искусными, промышленными, производительными. Мирное положение Епропы и нынешнее европейское общество для удовлетворения нужд образованной мирной жизни, требует неоспоримо, быстрого развития промышленных трудов, усиления капиталов, умножения народных богатств, которые появляются в государствах только с распространенем положительных знаний и искусства в трудах промышленных.