Ю.Зеленецкий

О СОНЕТАХ В.ШЕКСПИРА

ДЛЯ

НАСТОЯЩИХ ЛЮДЕЙ

2012

АКТУАЛЕН ЛИ СОНЕТ 71 В.ШЕКСПИРА?

…но нельзя перенести оскорбленного чувства истины,

человеческого достоинства.

В.Белинский

Самое замечательное в этом сонете заключается в том, что в его ключе находятся не только ответ на поставленный в заголовке этой заметки вопрос, но и объяснение того факта, что до сих пор ни один переводчик не перевел его точно. А ведь этот сонет выгодно отличается от многих

других сонетов Шекспира почти кристальной грамматической простотой:

No longer mourn for me when I am dead

Then you shall hear the surly sullen bell

Give warning to the world that I am fled

From this vile world, with vilest worms to dwell:

Nay, if you read this line, remember not

The hand that writ it; for I love you so

That I in your sweet thoughts would be forgot

If thinking on me then should make you woe.

O, if, I say, you look upon this verse

When I perhaps compounded am with clay,

Do not so much as my poor name rehearse.

But let your love even with my life decay,

Lest the wise world should look into your moan

And mock you with me after I am gone.

Вовсе не желание снискать лавры поэта, а желание показать, что и точный перевод ключа этого сонета не может представлять особой трудности для квалифицированного поэта, заставляют автора этой заметки привести собственный перевод:

Печаль твою мир может разгадать,

Тогда глумленья нам не избежать.

Ведь самое главное в этом ключе, в оригинале, заключается в точном указании Шекспира на тех, догадливости кого он так опасался.

Первые, даже еще не раскаты, а только всполохи возможной грозы уже дали автору в наше, вроде бы, демократическое и толерантное время почувствовать, как бы себя чувствовали переводчики сонетов Шекспира «во время оно». А ведь они заботились не только о себе, но и, как вытекает из приведенного перевода ключа

этого сонета, и о Шекспире.

Похоже, уже в те времена переводчики понимали, что как бы талантливо они не перевели эти сонеты, переведи они их вдобавок ко всему еще и точно, то их переводы или никогда бы не дошли до читателей, или читателей бы у них не оказалось.

И для доказательства этого, и потому же, автор может предложить свой перевод только первых четырех строк оригинала:

Меня, когда умру, скорей забудь,

Как только колокола звук затихнет низкий,

Из мира низких червяков отметив путь

Мой в мир иной и мир не близкий.

Читатели и переводчики, которых бы любил В.Шекспир, заметили бы в этих строках отзвук

слов Шекспира в трагедии «Король Лир»: «Подумал я, что человек — червяк». Эта мысль возникла не случайно и не спонтанно. Ведь уже в первом своем произведении Шекспир заметил: «И червь, коль на него наступят, вьется».

Шекспир не развил эту мысль, но и так должно быть понятно, что, в отличие от человека, червь вьется не только тогда, когда наступают на его хвост или брюхо, но и тогда, когда наступают на его голову. Но много ли найдется среди людей тех, кто испытывал бы то, что испытывал В.Шекспир, когда писал сонет 66, или испытывал В.Белинский, когда писал вынесенные в эпиграф строки.

И потому уже в первом своем произведении В.Шекспир намекнул, что действительным, истинным будет только то восстание людей, которое будет вызвано не отсутствием «хлеба и зрелищ», а отсутствием уважения к «простой Истине».

Между прочим, этот перевод объясняет еще и то, почему у англичан нет службы, которая бы, как израильский Моссад террористов, не отлавливала бы по всему миру переводы, искажающие смысл произведений В.Шекспира, со своим обожанием которого они сами по всему миру носятся.

Казалось бы, чего уж теперь-то англичанам стесняться точного перевода этого сонета. Ведь после написания его прошли века. Но ведь и Шекспир недаром отметил в этом сонете, что их мир вовсе не глуп. И каждому неглупому человеку должно быть ясно, что в сонете 71 Шекспир написал о том мире, в каком актуален сонет 66, который, кстати, тоже до сих пор никто из российских переводчиков не может, может быть, по указанным здесь причинам, перевести точно.

И каждого такого человека, как в его время

Шекспира, о чем он написал в сонете 123, не убедит даже нынешнее стремление людей к звездам. Оно никак не совпадает со стремлением к звездам самого В.Шекспира. Скорее оно вызвано тем, что в результате действий нынешних людей на Земле скоро станет неуютно даже настоящим червякам.

И потому в своем духовном завещании своим читателям В.Шекспир еще раз написал:

Любовь свою дарите людям щедро,

Но не доверье.

Перевод Б.Томашевского

Впрочем, если не персонифицировать адресата этого сонета, то становится совсем понятно, что опасался прежде всего В.Шекспир того, что «низкие червяки» разгадают его раньше, чем адресат этого сонета появится на свет. Хотя в

сонете 26 он высказал совсем обратное — свое желание, чтобы читатели догадались, что прячет его голова.

БЫЛО ЛИ К КОМУ ЛЕТЕТЬ В.ШЕКСПИРУ?

O Lord, Lord! It is a hard matter for friends to meet… О Боже, Боже! Как трудно друзьям встретиться… В.Шекспир Автор этой заметки не является профессиональным шекспироведом, а потому не знает, сколько времени исследователи и читатели потратили на то, чтобы расслышать созвучие мотивов и настроений в сонете 66 В.Шекспира и в монологе «Быть или не быть» в его трагедии «Гамлет». Поэтому автор не берется даже предположить, сколько еще времени этим

людям понадобится на то, чтобы некие мотивы этой же трагедии расслышать в шекспировском сонете 44. Зато из произведений Шекспира автор знает, почему англичане уже века не способны этого расслышать, а по переводам произведений Шекспира на русский язык знает, что мешает это расслышать русским читателям. На языке Шекспира его сонет 44 звучит так: If the dull substance of my flesh were thought, Injurious distance should not stop my way; For then despite of space I would be brought, From limits far remote where thou dost stay. No matter then although my foot did stand Upon the farthest earth removed from thee; For nimble thought can jump both sea and land As soon as think the place where he would be. But ah! thought kills me that I am not thought, To leap large lengths of miles when thou art gone, But that so much of earth and water wrought I must attend time's leisure with my moan; Receiving nought by elements so slow But heavy tears, badges of either's woe. Автор этой заметки не является и поэтом. Он не способен профессионально передать звучание шекспировских строк на русском языке. Поэтому

предлагаемый перевод оформлен им в виде якобы поэтического произведения только для того, чтобы дать еще один повод еще раз вспомнить замечательные строки Е.Евтушенко: Когда порою, без толку стараясь, Все дело бесталанностью губя, Идет на бой за правду бесталанность, Талантливость, мне стыдно за тебя. Когда-нибудь талантливый, умный и честный переводчик сонетов Шекспира обязательно появится в России. Пока же приходится ограничиться одной честностью. Стань мыслью мое тело несуразное, Я в даль пустился бы, какую бы невесть, Все мира зло я перенес бы разное Подальше от пределов, где ты есть. Пусть нахожусь и сам я далеко, Не надо мне к тебе идти иль плыть, Мысль полетит и быстро и легко, Коль ясно станет, где он может быть. Но мыслью, что не мысль я, я убит. Метаться вынужден, когда тебя уж нет, Я по земле, сам из земли же сбит, Слезами полня свой досуг и свет.

Медлительное мы и слабое творенье. И признак бед обеих — нетерпенье. Начинать разбор этого сонета с первой же его строки психологически, наверное, очень опрометчиво. Ведь всем, везде и всегда так хочется думать и верить, что В.Шекспир имел стройную фигуру и красивое, одухотворенное лицо. Поэтому, если автор начнет с предположения, что в первой строке сонета Шекспир пишет о своем внешнем сходстве с Гамлетом, или, наоборот, Гамлета с ним, то, скорее всего, найти человека, который продолжил бы чтение этой заметки, ему будет не легче, чем Шекспиру того, о ком он в этом сонете писал. А ведь любой, просто нормальный человек не будет сомневаться в том, что родственники и друзья В.Шекспира не допустили бы поместить над его могилой изображение, в котором Шекспира совершенно невозможно было бы узнать. Эти люди не будут сомневаться и в том, что издатели Первого фолио, для которых уже В.Шекспир был гением, не поместили бы в этом издании карикатуру на него. При этом оба упомянутые изображения совсем не во многом

отличаются друг от друга. На оба эти изображения похож и портрет Шекспира, помещенный в издании его сонетов 1640 года. И именно для таких людей автор продолжает, переходя к моменту, более чем очевидному. Слух каждого нормального человека не может не терзать, а глаза не может не резать несоответствие местоимений, употребленных Шекспиром в шестой и восьмой строках этого сонета. И если у такого человека хватит терпения, он обязательно поймет, что таким образом Шекспир твердо указал на пол человека, встречи с которым он так жаждет. Поэтому неверны переводы этого сонета, выполненные не только Н.Гербелем, выдумавшем какую-то «царицу», или С.Епифановой, игриво написавшей об «ожидании сладостных утех», но и всеми другими переводчиками, допускающими двусмысленности в этом отношении. У самого Шекспира здесь двусмысленность заключается в другом — в реальности существования человека, местоположения которого он, вообще-то, не знает. К тому же,

как это следует из десятой строки, не знает он и того, существует ли этот человек вообще. Оба эти обстоятельства Шекспир выразил в «Гамлете» следующими словами. …благословен, Чьи кровь и разум так отрадно слиты, Что он не дудка в пальцах у Фортуны, На нем играющей. Будь человек Не раб страстей, — и я его замкну В средине сердца, в самом сердце сердца. Он человек был, человек во всем; Ему подобных мне уже не встретить. (переводы М.Лозинского) Короче, иначе эта заметка никогда не закончится, в сонете 44 В.Шекспир написал о своей мечте найти, встретить настоящего человека, друга, единомышленника. Автор берется предположить, что такой человек был. И был он не только современником В.Шекспира, но и даже жил, даже по меркам того времени, совсем не на краю света. И главное, он,

как и В.Шекспир, сказал то, что после него уже никто и никогда не говорил, и, похоже, никогда уже не скажет: «Высшая мудрость — знать самого себя». Сказал эти слова Г.Галилей. И можно предположить, что он не отказался бы встретиться с человеком, этой мудростью овладевшим, то есть с В.Шекспиром. Соответственно, и В.Шекспир, в сонете 11 указавший, в чем «живет мудрость», а в сонете 123 (для тех, кто не только знает, но и понимает английский язык) указавший на свое знание самого себя, которое останется с ним («ever») на века, не мог бы не радоваться встрече с человеком, понимавшим все значение этих знаний. Главное же, во время этой встречи Галилей обязательно бы объяснил Шекспиру, почему люди не могут его понять. Безусловно, все написанное в этой заметке не бесспорно. Сомнению может быть подвергнута уже трактовка ее автором первой же строчки сонета 44. Ведь написал же Шекспир в первой же строке сонета 85 о своей «косноязычной Музе», что не совсем соответствует действительности. А того, что последнюю строку сонета 44 автор перевел недостаточно точно,

автор и сам не отрицает. Бесспорно здесь только одно. Если бы В.Шекспир встретился с подобным ему человеком, то говорили бы они только об одном — как найти третьего.

В ЧЕМ А.П.ЧЕХОВ НЕ ДОТЯНУЛ ДО УРОВНЯ В.ШЕКСПИРА

Как хорошо, когда благоденствие человека основано на законах разума. Пифагор Однажды в письме А.С.Суворину А.П.Чехов написал замечательные слова: «Вы усвоили себе общее понятие, и поэтому газетное дело удалось Вам: те же люди, которые сумели осмыслить только частности, потерпели крах. В медицине то

же самое…То же самое и в беллетристике. Термин «тенденциозность» имеет в своем основании именно неумение людей возвышаться над частностями». И если Чехов не развил эти слова в достойное Шекспира понимание, то произошло это, скорее всего, по причине, на которую в письме Чехову указал Н.К.Михайловский: «Школа, однако, сделала, что могла, — приучила Вас к обрывочности и прогулке по дороге, не знамо куда и не знамо зачем». Наверное, поэтому Чехов и оборвал свои слова в письме к Суворину именно там, где их продолжение напрашивалось само собой: «То же самое и в жизни. Жизнь истинно (По-другому излагая приведенную в эпиграфе мысль Пифагора, китайская пословица гласит: «У дурака и счастье глупое».) удается только тем людям, которые воспринимают ее не тенденциозно, а возвышается над ее частностями до уровня понимания, что истинно в общем есть жизнь». И вовсе нет необходимости доживать до седины на висках, чтобы видеть, что поныне все люди

вкладывают в слово «жизнь» самый разный смысл. Для одних жизнь — это еда и питье, для других — деньги, для третьих — власть, для четвертых, как пишут на заборах, — «дерьмо», для пятых, как пишут в стихах, — слава, и т.д., и т.п. При этом анекдотичность и трагикомичность всего этого заключается еще и в том, что все эти люди «убеждены», что именно их частное и тенденциозное представление является единственно верным, и только их «жизнь удалась» (цитата). Поэтому Шекспир и написал в «Цимбелине» (перевод автора): «Я хотел бы, чтобы мы все были одного ума, и одного хорошего ума». Естественно, поскольку Шекспир был поэтом, он сказал об этом и более высоким слогом в сонете 91 следующим образом: Кто хвалится родством своим со знатью, Кто силой, кто блестящим галуном, Кто кошельком, кто пряжками на платье, Кто соколом, собакой, скакуном. Есть у людей различные пристрастья,

Но каждому милей всего одно. А у меня особенное счастье, - В нем остальное все заключено. (перевод С.Маршака) Наверное, С.Маршак извратил сонеты Шекспира не по злому умыслу. Ведь понимал же он сам: «Теряя время, мы теряем честь,// А совесть остается после срока». Но дело то в том, что две последние строки второй строфы этого сонета В.Шекспир написал так (выделения сделаны автором): But these particulars are not my measure; All these I better in one general best. То есть их точный перевод должен быть примерно таким: Постыдной частностей считаю власть я; В понятьи общем дело все заключено. Безусловно, недостаток подобного перевода в том, что он, некоторым образом, по смыслу, «шекспирестее» шекспировского оригинала, но при этом очевидно, что тот, кто сможет

правильно сочетать в необходимом переводе благозвучность и размер стиха, и точность и ясность смысла, будет, уже совершенно точно, переводчестее всех переводчиков и англичанестее всех англичан. Общее же понимание жизни Шекспир несет читателям почти во всех своих, в том числе и в сонетах, произведениях: жизнь есть то, в чем в каждый миг настоящего есть элементы и прошлого, и настоящего, и будущего, неразрывно, как три поколения людей, связанные. «Настоящее отягощено прошедшим и чревато будущим» (Г.Лейбниц). «Стоит только попристальнее вглядеться в настоящее, будущее вдруг выступит само собою» (Н.В.Гоголь). Более того, Шекспир отчетливо понимал (и поэтому он поминал Э.Спенсера) и большее, о чем он не раз говорил в сонетах: жизнь есть то, в чем в каждый миг настоящего есть элементы вечного. Немногие для вечности живут, Но если ты мгновенным озабочен — Твой жребий страшен

и твой дом непрочен! О. Мандельштам Но уж этот-то мотив в произведениях А.П.Чехова не звучит даже отдаленным намеком.

В ЧЬИХ ПЕРЕВОДАХ НЕ СЛЕДУЕТ ЧИТАТЬ СОНЕТ 27 В.ШЕКСПИРА

Каждый ошибается в зависимости от своей пристрастности. Вглядись в ошибки человека — и познаешь степень его человечности. Конфуций Сонет 27, пожалуй, самый коварный, поскольку наиболее просто, ясно и точно выявляет степень человечности его читателей. Ведь и написан он очень просто:

Weary with toil, I haste me to my bed, The dear repose for limbs with travel tired, But then begins a journey in my head, To work my mind, when body's work's expired; For then my thoughts (from far where I abide) Intend a zealous pilgrimage to thee, And keep my drooping eyelids open wide, Looking on darkness which the blind do see; Save that my soul's imaginary sight Presents thy shadow to my sightless view, Which, like a jewel (hung in ghastly night), Makes black night beauteous, and her old face new. Lo thus by day my limbs, by night my mind, For thee, and for myself, no quiet find. Для читателей, не знающих английский язык, ниже приводится взятый в библиотеке Мошкова вполне добротный подстрочник, выполненный А.Шаракшанэ: Уставший от тягот пути, я спешу в постель, сулящую желанный отдых членам, утомленным дорогой, но тогда начинается путешествие в моей голове, которое утомляет мой ум, когда труды тела закончились,

так как тогда мои мысли из далека, где я нашел пристанище, отправляются в усердное паломничество к тебе и заставляют мои слипавшиеся глаза широко раскрыться, глядя в темноту, которую видят слепые, но воображаемое зрение моей души представляет моему невидящему взору твой призрак, который, как драгоценный камень, витающий в мрачной ночи, делает черную ночь прекрасной, а ее старое лицо -- молодым. Вот так днем -- мои члены, а ночью -- ум, ради тебя, и ради меня самого, не знают покоя. Сразу же можно сказать, что и читать этот сонет следует только в поэтических переводах, подобных оному, выполненному автором этого же самого подстрочника: Окончив путешествие дневное, Желанный отдых телу дать могу, Но только лягу, странствие иное В бессонном начинается мозгу: Где б ни пристал я, мысли — пилигримы

К тебе свой начинают дальний путь. Я провожаю их в полет незримый И век тяжелых не могу сомкнуть. Зато души всевидящие очи, Незрячему, мне дарят образ твой. Он светится алмазом в черной ночи, Потемки наполняя красотой. Так днем тружу я тело, ночью — разум, Покоя нас двоих лишая разом. То есть, кратко, читать следует только такие поэтические переводы сонета 27 В.Шекспира, в которых, как и в переводе А.Шаракшанэ, не передается точное значение самого коварного слова оригинала — «shadow» (тень, призрак). Соответственно, ни в коем случае не следует читать поэтические переводы, в которых перевод этого слова (обычно — «тень») присутствует. Навскидку, например, М.Чайковского, С.Маршака, И.Игнатовского, И уж тем более, автора этой заметки, поскольку в нем, в добавок ко всему, отсутствует осуществляемая перечисленными переводчиками замена слова «мысли» оригинала на слово «мечты»:

Уставший лечь спешу, спешу уснуть И отдыхом дать телу насладиться, Но сразу голова свой начинает путь, И разум начинает мой трудиться. Уходят мысли от меня так далеко, К тебе влекомые стремлением одним, Что чудится в глазах, раскрытых широко, Та темнота, что видна лишь слепым. Но даже в ней души воображенье Находит тень твою, невидимую взгляду, Что, как алмаз, несет преображенье Для тьмы ночной и обновленье кряду. И так покоя не дают и днем, и ночью сразу Мне — мое тело, и тебе — мой разум. В крайнем случае, ни в коем случае не следует проговариваться о своем знакомстве с такими переводами. Иначе можно нарваться на упреки, мягко выражаясь, в непонимании, что в этом сонете мысли В.Шекспира устремляются к человеку, которого уже нет на этом свете, и даже тень которого уже не следовало бы беспокоить. Правда, есть категория читателей этого сонета,

пригвоздить которых к позорному столбу, является маниакальным стремлением автора этой заметки. Относятся к этой категории те, чье непонимание, что в этом сонете В.Шекспир беспокоит тень своего сына Гамнета, обусловлено единственно и только их бесчеловечностью. И выражается она в их маниакальном стремлении подыскать этому и всем другим сонетам В.Шекспира какого-нибудь другого автора.

ВЕЛИКИЙ СМЫСЛ СОНЕТА 82 В.ШЕКСПИРА

Благого лика естество, ты – свиток истины самой…

И.Насими

Представленный ниже перевод сонета 85 В.Шекспира с соответствующими комментариями в двух заметках автор этой заметки разместил в интернете где-то года три назад: В моей косноязычной Музе тишь со светом, Когда вокруг тебя ревут восторгов шквалы, И Муза каждая спешит златым стилетом Изящных фраз испещерить анналы. Я мыслей правых полон, полны они словами; Я им, как неуч-клерк, твержу «Амен» На каждый гимн, что, споря с небесами, Слов рафинированных полон перемен. Восторженным словам вторю я: «Правда», «Так», И сам я не последний в хоре том, Но мысль моя — моей любови знак — Слов впереди идет, а не потом. Цени их за слова, а мне ж достанет чести За мысль, звучащую не здесь, не в этом месте. После этого последовал разбор действительных смыслов других сонетов, выбираемых для разбора по принципу легкости этого смысла улавливания. То есть сонеты, смысл которых не удавалось понять сразу с первого или второго прочтений, оставлялись для разбора до более благоприятных времени, условия или состояния.

Наконец, на днях у автора дошли руки до сонета 82 В.Шекспира. И, наконец-то, пришло понимание и общности смыслов сонетов 85 и 82. Но главное состоит в том, что только теперь автор понял, что именно в сонете 82 прозвучала та мысль, о которой говорится в ключе сонета 85, и, самое главное, в чем эта мысль состоит. Но сначала, естественно, текст оригинала сонета 85: I grant thou wert not married to my Muse And therefore mayst without attaint o'erlook The dedicated words which writers use Of their fair subject, blessing every book Thou art as fair in knowledge as in hue, Finding thy worth a limit past my praise, And therefore art enforced to seek anew Some fresher stamp of the time-bettering days And do so, love; yet when they have devised What strained touches rhetoric can lend, Thou truly fair wert truly sympathized In true plain words by thy true-telling friend; And their gross painting might be better used Where cheeks need blood; in thee it is abused.

Обращаю внимание читателей этой заметки, что ее автор для пояснения смысла оригинала приводит ниже скопированный из библиотеки Мошкова подстрочник А.Шаракшанэ, который в понимании этого смысла, по-бараньи, как и миллионы других баранов, следует за некими козлами, века назад якобы доказавшими, что большинство из первых 120 сонетов В.Шекспира посвящены выражению любви автора этих сонетов к некому молодому его современнику. Я признаю, что ты не связан браком с моей Музой, и, значит, можешь без позора для себя прочитывать слова посвящений, которые пишущие употребляют, говоря о своих прекрасных предметах, чтобы благословить каждую книгу. Ты так же совершенен умом, как и внешностью, и, находя, что твои достоинства превосходят мою хвалу, ты вынужден поэтому искать снова какую-то более свежую хвалу, несущую печать этого усовершенствованного времени. Так и делай, любовь моя; но все же, пока они

придумывали, какие неестественные приемы может дать риторика, ты, истинно прекрасный, был истинно отображен в простых истинных словах своего истинного друга; а их густую краску [грубую живопись] лучше бы применять там, где щекам недостает крови; для тебя она неуместна. Короче, только бараны не могут понять, что и в сонете 85, и в сонете 82, как и во многих других сонетах, их автор пишет о своей любви к человеку в общем и о своем понимании, что истинно в общем есть человек. Но, похоже (поскольку остается еще много сонетов, в смысл которых автору еще предстоит вникнуть), только в сонете 82 В.Шекспир о человеке (и о каждом человеке) сказал (в свое время не зная этого) то же самое, что о человеке (и каждому человеку) сказал в приведенных в эпиграфе словах И.Насими. Thou truly fair wert truly sympathized In true plain words by thy true-telling friend…

Ты, истинно прекрасный, был истинно отображен в простых истинных словах своего истинного друга… В заключение, как всегда, в ожидании появления истинного Поэта и Человека, который только сможет перевести сонеты В.Шекспира должным образом, автор предлагает свой вариант перевода главного в сонете 82 третьего катрена: And do so, love; yet when they have devised What strained touches rhetoric can lend, Thou truly fair wert truly sympathized In true plain words by thy true-telling friend Так делай, но всего лишь обретешь Слова другие на других кругах; Ты – истина, и истинно живешь В моих простых лишь, истинных словах. Впрочем, на всякий случай, наверное, стоит все-таки напомнить о словах, которыми некоторые переводчики начинают свои переводы сонета 8 В.Шекспира: «Ты – музыка…»

ГДЕ ХАЛТУРЯТ ПЕРЕВОДЧИКИ СОНЕТОВ 66 И

85 В.ШЕКСПИРА?

Этот вопрос может возникнуть у тех читателей сонетов В.Шекспира, которые не поленятся посмотреть, как многие переводчики переводят первую строку оригинала сонета 85: My tongue-tied Muse in manners holds her still… Самому автору этой заметки терпения хватило только на такой вот скромненький перечень. С.Маршак: Моя немая муза так скромна… Н.Гербель: Взгрустнув, молчит моя задумчивая Муза… А.Финкель: Безмолвна Муза скромная моя… С.Степанов: Во мне немая Муза так робка… И.Фрадкин:

Моя учтива Муза и молчком… В.Микушевич: Моя лишилась муза языка… М.Чайковский: Моя немая муза, милый, спит… С.Трухтанов: Уста моей несчастной Музы немы… И.Ивановский: Моя немая Муза все молчит… А.Шаракшанэ: Немеет Муза, глас ее затих. А.Велигжанин: Язык, язык, о, бедный мой язык… Ю.Лифшиц: Моя Камена держится молчком… Возможно, кто-то из читателей, рискнувший на дальнейшее исследование будет более удачлив, но автор этой заметки обнаружил только одного автора, чей перевод первой строки оригинала, скажем так, более оригинален своей близостью к первоисточнику. А.Кузнецов: Косноязычна Муза у меня… Но этот же А.Кузнецов девятую строку сонета

66 – And art made tongue-tied by authority -- переводит так: И творчества зажатый властью рот. То есть практически так же, как и все перечисленные выше переводчики. С.Маршак: И вдохновения зажатый рот… А.Финкель: Искусство, присужденное к молчанью. Н.Гербель: Искусство, свой огонь влачащее в цепях… С.Степанов: И рот искусства, заткнутый жестоко… И.Фрадкин: И Музу в лапах палача-Молчанья.. В.Микушевич: Как рот искусству затыкает власть… М.Чайковский: Раз произвол глумится над искусством… И.Ивановский: И рот Искусству зажимает власть… А.Шаракшанэ: И власть искусству заперла уста… Ю.Лифшиц: и творчество у власти под пятой… Картина получается интересная. Получается,

словосочетание tongue-tied в первой строке сонета 85 значительно более красноречиво, чем это пытаются представить все его переводчики, за исключением А.Кузнецова. Если исходить из того значения слова tongue-tied, которое ему приписывают уже все, коих уже сотни, переводчики при переводе его в сонете 66, то первая строка сонета 85 начинается если уж не трагично, то уж точно драматично. У Музы В.Шекспира связан язык, у нее заткнут рот, над ней творится произвол, она под пятой и т.д…. Но, несмотря на все эти, творящиеся над ней безобразия, она, в точном соответствии со значением слова «manners - манеры», «скромна» и «учтива». Кстати, некоторые недоумки видят в слове «manners» некий намек на некого конкретного человека, носившего фамилию «Manners». Когда-то, возможно, их можно было бы понять и простить, но только не в наш информационный век, когда за считанные минуты можно убедиться, что слово «manners» употреблялось в произведениях Шекспира более сотни раз. И в этом сонете оно употреблено именно для

того, чтобы указать на недомыслие еще и переводчиков сонета 85 и анекдотичность ситуации, в которую они себя в обоих случаях, и сонета 66 и сонета 85, загоняют, естественно, не без помощи самого В.Шекспира. Но драма в первой строке сонета 85 все-таки есть. Вовсе не скромность В.Шекспира продиктовала ему написать прилагательное «tongue-tied – косноязычная» по отношению к его Музе. Это прилагательное, и в этом сонете и в сонете 66, является всего-навсего указанием на то отношение к его Музе и его искусству, которое формировалось и сформировалось в современном ему обществе. То есть, по мнению автора этой заметки, переводчики халтурят при переводах обоих сонетов, и не только их.

ГЛАВНОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО СОНЕТА 69 В.ШЕКСПИРА

Как легко толкнуть их на дурное и губительное! И будет гораздо труднее добиться от них чего-либо доброго. При соответствующих обстоятельствах и почтенные горожане и простонародье — все ведут себя как последняя мразь. Т.Манн На сегодняшний день число переводчиков сонетов В.Шекспира исчисляется уже десятками. Поэтому очень трудно в краткой заметке привести все конкретные примеры следования всеми ими одной и той же порочной линии и при переводе сонета 69 В.Шекспира. На практике эта линия проявляется в переводе всеми переводчиками уже только одной первой строки этого сонета: Those parts of thee the world’s eye doth view… Те части тебя, которые видят глаза мира… «Обстоятельства», мешающие переводчикам

понять истинный смысл этой строки, конечно, могут быть разными у разных переводчиков. Но есть среди них «обстоятельства», для всех переводчиков общие. Прежде всего, все переводчики подгоняют свои переводы под общую схему понимания, что в основном сонеты Шекспира посвящены некому частному лицу. Поэтому в подавляющем большинстве переводов этой строки начисто отсутствует слово «мир», этому пониманию противоречащее. При этом даже те переводчики, которые все-таки добросовестно слово «world» переводят, всеми силами, как, например, Андрей Кузнецов, стараются и его впихнуть в прокрустово ложе общей схемы: «Во внешности твоей, что видит мир…» Наверное, от переводчиков сонетов Шекспира, действительно, уже никогда не добиться ничего доброго. Поэтому остается только надеяться, что остальная часть общества все-таки еще «жива для чести» понимания следующего.

Слово «мир» в этом сонете Шекспира указывает на то, что в нем речь идет не о каком-то частном лице. А слово «части» указывает на то, что речь идет не о частностях. То есть это слово в этом сонете имеет тот же смысл, что и слово «particulars» в шекспировском сонете 91. Соответственно, и оба эти сонета близки по смыслу. В них обоих речь идет о человеке в общем. Но главная беда и переводчиков сонетов Шекспира, и общества в целом как раз и заключается в том, что понять это можно, имея не столько даже, как написано во второй строке этого сонета, «the thought of hearts» — мысль сердец, сколько сердца, которые живы для мысли о таком человеке.

ГЛУПЦЫ ИЛИ ПОДЛЕЦЫ ПЕРЕВОДЧИКИ СОНЕТА 26 В.ШЕКСПИРА?

А не замахнуться ли нам на Вильяма нашего,

Шекспира? Цитата из кинофильма Сонет 26 написан В.Шекспиром так: Lord of my love, to whom in vassalage Thy merit hath my duty strongly knit, To thee I send this written embassage, To witness duty, not to show my wit: Duty so great, which wit so poor as mine May make seem bare, in wanting words to show it, But that I hope some good conceit of thine In thy soul's thought, all naked, will bestow it; Till whatsoever star that guides my moving Points on me graciously with fair aspect And puts apparel on my tatter'd loving, To show me worthy of thy sweet respect: Then may I dare to boast how I do love thee; Till then not show my head where thou mayst prove me. Самое главное в этом сонете заключено в строках 7 и 8: But that I hope some good conceit of thine

In thy soul's thought, all naked, will bestow it; Обозначенная в заголовке тема этой заметки позволяет особенно не углубляться в филологические нюансы перевода слова «conceit». Читатели вольны сами выбрать то из его значений, которое их более устраивает. Главное, любой добросовестный человек может обе эти строки перевести только примерно так: Но я надеюсь на то, что хороший (правильный) образ тебя (твое хорошее-правильное мнение о себе) В мысль твоей души, совершенно ясным, явным, будет помещен (вложен). Наверное, поскольку все известные автору «переводы» этого сонета выполнены в одном ключе, можно ограничиться примерами только двух самых известных из них. Покорный данник, верный королю, Я, движимый почтительной любовью, К тебе посольство письменное шлю, Лишенное красот и острословья. Я не нашел тебя достойных слов.

Но, если чувства верные оценишь, Ты этих бедных и нагих послов Своим воображением оденешь. А может быть, созвездья, что ведут Меня вперед неведомой дорогой, Нежданный блеск и славу придадут Моей судьбе, безвестной и убогой. Тогда любовь я покажу свою, А до поры во тьме ее таю. С.Маршак Любви моей властитель. Твой вассал С почтительной покорностью во взгляде Тебе посланье это написал Не остроумья, преданности ради. Так преданность сильна, что разум мой Облечь ее в слова не в состоянье. Но ты, своей известный добротой, Найдешь приют для скудного посланья. Пока свой лик ко мне не обратят Созвездья, управляющие мною, И выткут для любви такой наряд, Чтоб мог я быть замеченным тобою. Тогда скажу, как я тебя люблю,

А до того себя не объявлю. А.Финкель Несостоятельность этих переводов представляется очевидной, а поэтому можно сразу перейти к выяснению причин, этой несостоятельности. И вот тут-то, поскольку иных «переводчиков» этого сонета «уж нет, а те далече», приходится основываться только на фактах реальной действительности. Первой и главной причиной банкротства всех «переводчиков» этого сонета является, безусловно, всех их невежество, по сравнению даже с другими поэтами же. Ведь именно поэт, причем соотечественник Шекспира, Ч.Уэллсс указывал: «Мир можно изменить, только изменяя людей». Поэтом был и Ф.Шеллинг, пришедший к выводу: «Дайте человеку сознание того, что он есть, и он быстро станет таким, каким он должен быть; внушите ему в теории уважение к самому себе, и оно быстро осуществится на практике». Поскольку, как отмечал, правда, бывший всего-навсего писателем, Г.Торо: «Определяет судьбу человека

то, как он понимает себя». И оригинал сонета 26 В.Шекспира показывает, что задолго до всех этих авторов В.Шекспир не только понимал то, о чем они говорили, но и знал, решение задачи, о которой эти авторы только говорили, то есть то, какое «сознание, что он есть» и какое «уважение к самому себе» надо вложить в основу мыслей человека. При этом, естественно, не понимая этого, эти «переводчики» не могли понять и отразить и смысла слов «duty» и «merit» и высказанного в последней строке сонета желания Шекспира, чтобы читатели доискались того, что он прячет в голове, в других его сонетах. А об их непонимании значения, важности, величия этого самого «duty» даже писать противно. То есть, все «замахивавшиеся» и «замахивающиеся» на переводы сонетов Шекспира люди, не доросшие даже до уровня понимания жизни поэтов девятнадцатого века, по сравнению с Шекспиром, в умственном отношении вообще просто пигмеи. И, замахнувшись на Шекспира, ничего другого они и не могли не продемонстрировать.

Но дело тут еще и в том, что своими «переводами» этого сонета эти пигмеи до своего уровня опустили в глазах читателей самого В.Шекспира. Ведь простодушные читатели их переводов, не имеющие возможности или не способные сверить их переводы с оригиналом, приписывали и даже сейчас приписывают наполняющие эти переводы благоглупости и пустословие не «переводчикам», а самому В.Шекспиру. То есть, в отношении В.Шекспира, и во время прошлое и тем более в наше-то просвещенное время, когда сказанное в этой заметке должно быть понятно любому образованному человеку, потому что задача, которую решил В.Шекспир, уже встала перед человечеством на практике, совершалась и совершается самая настоящая и откровенная подлость. И не только в отношении В.Шекспира, но и человечества в целом. Таким образом, при ответе на вынесенный в заголовок вопрос приходится учитывать фактор времени. Соответственно, ответ на этот вопрос будет зависеть от понимания отвечающими на него степени зрелости задачи, о своем решении

которой В.Шекспир заявил не только в этом сонете, и о значении решения которой он написал на своем гербе. И свое такое понимание автор этой заметки уже выразил.

Каждый слышит, как он дышит. Б.Окуджава Очевидно, подавляющее большинство читателей этого сонета полагают, что речь в нем идет об отношении окружающих к некому молодому джентльмену, к которому сам В.Шекспир питал некие чувства. Чтобы убедиться, что все далеко не так очевидно, обратимся к тексту оригинала. Those parts of thee that the world's eye doth view Want nothing that the thought of hearts can mend; All tongues, the voice of souls, give thee that due, Uttering bare truth, even so as foes commend. Thy outward thus with outward praise is crown'd;

But those same tongues that give thee so thine own In other accents do this praise confound By seeing farther than the eye hath shown. They look into the beauty of thy mind, And that, in guess, they measure by thy deeds; Then churls their thoughts (although their eyes were kind) To thy fair flower add the rank smell of weeds: But why thy odour matcheth not thy show, The solve is this, that thou dost common grow. В ожидании того времени, когда сонеты В.Шекспира переведет настоящий Поэт и Человек, автор предлагает свой вариант перевода, в котором во главу угла сам автор ставил точность передачи слов оригинала и их смысла. Те части, что в тебе зрит мира глаз, Сердца не видят исправлять нужды; Един хвалы наружной правде глас Всех душ, тех даже, в ком есть дух вражды. Но внешности и внешний же почет. Тех голоса изменятся тотчас И зазвучат слова наоборот, Кто дальше заглянет, чем видит глаз.

Они, твой ум, твои дела сравнив, И доброту своих же глаз поправ, Все мысли свои как бы оскопив, Мешают к тебе запах сорных трав. Но облик с духом как соотнести? Отвечу: продолжаешь ты расти. Итак, сомневаться в общепринятой трактовке смысла этого сонета заставляет уже одно только слово в первой же этого сонета строке – world. Это слово во всех английских словарях и во всех английских текстах, в том числе самого В.Шекспира, имеет только одно значение – мир. Но не просто мир, а мир в целом, весь мир. А если «люди», то все люди этого мира. Если «свет», то весь свет всего этого мира. И так далее. Таким образом, в первой же строке этого сонета В.Шекспир ясно и точно дал понять, что речь в нем пойдет об отношении к некому объекту-субъекту не какой-то одной части этого мира, общества, света, а мира, света и общества в целом и в общем. То есть, соответственно, этим объектом-субъектом ни в коем случае не могло быть какое-то одно частное лицо.

Вторая изюминка видится в слове «churls» в одиннадцатой строке оригинала. «Then churls their thoughts…» В известных автору русскоязычных источниках по переводам этого сонета это слово переводят словом «скряги». И то, что именно такой же смысл в это слово вкладывают и носители английского языка элементарно доказывается тем, что в ряде английских изданий сонетов В.Шекспира, в том числе в экземпляре, находящемся у автора этой заметки, слово «churls», как обращение, выделяется запятыми. Чего не было сделано ни в первом издании сонетов 1609 года, ни во втором 1940 года. И состоит эта изюминка в том, что, очевидно, и, кстати, совершенно естественно, в этом слове надо бы видеть не что иное, как совершенно обычное в английском языке, в том числе и у В.Шекспира, образование глагола из существительного. Таким образом, слова: «Then churls their thoughts…», - являющиеся продолжением предложения, начатого словами «They look..» так и следует переводить: «Тогда (они) огрубляют свои мысли, без оснований упрощают ситуацию…». И так далее. То есть, на деле, не доходят до сути, которая состоит еще и

в том, что субъект-объект этого сонета еще просто-напросто несовершенен, и еще растет-развивается. А потому, напоследок, остается только выразить надежду, что в будущем мир будет уже не таким скадерным на мысли об объекте-субъекте этого сонета, каким он (мир) является до сих пор, несмотря на заветы И.Насими, В.Шекспира и, как недавно понял автор этой заметки, царя Соломона.

ЕСТЬ ЛИ КРЕСТЫ НА «ПЕРЕВОДЧИКАХ» СОНЕТА 31 В.ШЕКСПИРА?

Вынесенный в заголовок вопрос неизбежно должен возникать у читателей многочисленных переводов этого сонета на русский язык, если эти читатели способны сравнить эти переводы с оригиналом. При этом, наверное, читателям этой заметки обоснованность предыдущего

утверждения можно показать уже только на примере этого сонета первых четырех строк: Thy bosom is endeared with all hearts, Which I by lacking have supposed dead, And there reigns love and all love's loving parts, And all those friends which I thought buried. С.Маршак передал эти строки так: В твоей груди я слышу все сердца, Что я считал сокрытыми в могилах. В чертах прекрасных твоего лица Есть отблеск лиц, когда-то сердцу милых. Практически то же написал А.Финкель: Сердца, что я умершими считал, В твоей груди нашли себе приют. Царит любви в ней светлый идеал, Друзей ушедших образы живут. То есть оба эти горе-переводчики просто другими словами пересказывают то, что за сотню лет до них написал Н.Гербель: Твоя прияла грудь все мертвые сердца;

Их в жизни этой нет, я мертвыми их мнил; И у тебя в груди любви их нет конца, В ней все мои друзья, которых схоронил. Недалеко ушли от этих мастодонтов и наши современники. С.Степанов: В твоей груди сердца живые бьются Всех тех, кого давно я схоронил, - Возлюбленных, что больше не вернутся, Друзей моих, что спят во тьме могил. А.Кузнецов: В твоей душе я вижу вновь и вновь Моих друзей, что в мир ушли иной, По прежнему пылает к ним любовь, И я храню ее в тебе одной А.Шаракшанэ: В твоей груди -- собранье всех сердец, С которыми проститься я не в силах, Там царствует любовь, там свой конец Нашли друзья мои, а не в могилах.

Читатели, которые найдут в себе силы просмотреть и все остальные переводы, могут убедиться, что все авторы приведенных и отсутствующих здесь примеров без стыда и зазрения совести делают одно и то же. Они сделали мертвыми всех людей, о которых в приведенных строках оригинала писал В.Шекспир. Когда-нибудь кто-нибудь объяснит людям, почему эти «переводчики» поступили именно таким образом. Но то, что они ни в коем случае не должны были так поступать, можно показать уже здесь и сейчас. Каждый человек, у которого сохранились в памяти основные положения английской грамматики, должен видеть, что слова «is endeared» первой строки оригинала указывают, что направленное на подлежащее «bosom» действие совершается в настоящее время. Некто «with all hearts», скажем так, вовлюблены в «bosom» в момент написания Шекспиром этого сонета, а теперь уже и в каждый настоящий момент, когда этот сонет читают нормальные грамотные люди. Рассчитывая, что именно

такими людьми являются читатели этой заметки, автор не приводит найденные им три примера использования слова «endeared» в других произведениях Шекспира, показывающие, что и в его время глагол endear имел тот же самый смысл, что и во время настоящее: заставить полюбить, внушить любовь. Между прочим, читатели, которые согласятся с приведенными выше доводами, должны согласиться еще и с тем, что в таком случае перевод английского слова bosom словом «грудь» будет выглядеть, мягко выражаясь, несколько двусмысленным. Во второй же строке оригинала Шекспир просто-напросто констатирует, что вообще-то он от этих субъектов такого не ожидал, полагая (suppose) их душевно и духовно мертвыми. Кстати, в данном случае, автор даже склонен не обращать особого внимания на недостаточную компетентность составителей шекспировского словаря. В нем смысл слова supposed раскрывается так. SUPPOSED: counterfeit. То есть «dead – мертвыми» сердца из первой строки Шекспир

считал ошибочно. Что Шекспир написал о друзьях в четвертой строке оригинала, читатели этой заметки могут решать, опираясь на свои собственные пристрастия и предпочтения. Кто-то вправе решить, что слово «thought» -- это глагол think в прошедшем времени. Другие вправе думать, что «thought» - это существительное, которое Шекспир просто поменял местами со словом «buried», что бы попасть в рифму со словом «dead». Главное, в любом случае («друзья, которых я полагал, считал похороненными» или «друзья, в раздумья о которых я погружен, пребываю»), эти друзья Шекспира в момент, когда Шекспир о них писал в этом сонете, были на самом деле живы и, дай бог, здоровы. Таким образом, и в отношении этих друзей Шекспира, и в отношении самого Шекспира, и в отношении читателей их «переводов» все упомянутые и не упомянутые здесь «переводчики» сонета 31 поступили и непрофессионально, и не по-христиански, и не по-человечески.

Впрочем, некоторые из них не были христианами, а некоторые, может быть, были или являются вообще атеистами. Но даже это совсем не значит, что вынесенный в заголовок вопрос всего-навсего риторический. Приведенные ниже оригинал и подстрочник к этому сонету, выполненный А.Шаракшанэ, скопированы в библиотеке Мошкова.

Is it thy will thy image should keep open My heavy eyelids to the weary night? Dost thou desire my slumbers should be broken, While shadows like to thee do mock my sight? Is it thy spirit that thou send'st from thee So far from home into my deeds to pry, To find out shames and idle hours in me, The scope and tenure of thy jealousy? O no, thy love, though much, is not so great; It is my love that keeps mine eye awake, Mine own true love that doth my rest defeat, To play the watchman ever for thy sake. For thee watch I, whilst thou dost wake elsewhere, From me far off, with others all too near. По твоей ли воле твой образ не дает закрыться моим тяжелым векам в томительной ночи? Ты ли желаешь, чтобы моя дрема обрывалась,

когда тени, похожие на тебя, обманывают мое зрение? Твой ли это дух, посланный тобой так далеко от дома подглядывать за моими делами, чтобы обнаружить у меня постыдные поступки и часы праздности, в чем состоит цель и смысл* твоей ревности? О нет: твоя любовь, хотя и сильна, все же не так велика; это моя любовь не дает моим глазам закрыться, моя собственная истинная любовь побеждает мой отдых, чтобы мне быть в роли стража для тебя. За тобой я слежу, когда ты бодрствуешь в другом месте, далеко от меня, слишком близко к другим. --------- * В оригинале --"tenure", что, по мнению исследователей, следует читать как "teno(u)r" (смысл, содержание).

Отсюда видно, что главной трудностью для всех взрослых людей является понимание и толкование смысла последних слов сонета - "(ты)

слишком близко к другим". В какие тяжкие можно при этом пуститься можно показать на примере толкования этих слов автором этого же подстрочника в его же книге "Уильям Шекспир. Сонеты. Перевод и комментарий А.Шаракшанэ", выпущенной издательством "Менеджер" в 2009 г.:

"with others all too near - слишком близкий с другими. Поскольку речь идет о ночной поре, эта фраза звучит явным намеком на сексуальные отношения юноши с какими-то соперниками поэта".

Безусловно, представители другой ориентации и, кстати, анекдот, похоже, меньшинства, могут видеть на месте "юноши" представителя другого пола.

Но дело-то в том, что тогда, в обоих случаях, встает вопрос, насколько на деле велика в таких случаях любовь этих субъектов к автору сонета.

Так вот, естественно, в нежном и чистом детском возрасте все это совершенно не нужно знать. Детям всего-навсего достаточно знать, что

английское слово "home" можно перевести не только русским словом "дом", но и словом "семья".

Ну, а дальше все зависит от возраста ребенка. Например, школьникам, наверное, даже ничего больше объяснять и не надо.

КАК ПОМЯНУТЬ С.МАРШАКА ЗА ПЕРЕВОД СОНЕТА 70 В.ШЕКСПИРА?

О мертвых или хорошо, или ничего.

Старинное правило.

Так уж исторически сложилось, что большинство читателей в нашей стране до сих пор знакомится с сонетами В.Шекспира в основном по их

переводам, выполненным С.Маршаком. Соответственно, и с сонетом 70 они знакомы в основном по такому переводу:

То, что тебя бранят, - не твой порок.

Прекрасное обречено молве.

Его не может очернить упрек -

Ворона в лучезарной синеве.

Ты хороша, но хором клеветы

Еще дороже ты оценена.

Находит червь нежнейшие цветы,

А ты невинна, как сама весна.

Избегла ты засады юных дней

Иль нападавший побежден был сам,

Но чистотой и правдою своей

Ты не замкнешь уста клеветникам.

Без этой легкой тени на челе

Одна бы ты царила на земле!

По идее, у людей, имеющих возможность и желание сравнить этот перевод с оригиналом (а можно не сомневаться, что такие люди были уже во времена, когда «творил» С.Маршак), сразу же должен был возникнуть вопрос: на каком основании С.Маршак представил адресата этого сонета субъектом женского пола? Ведь в приведенном ниже оригинале нет никаких прямых указаний на пол этого сонета адресата.

That thou art blamed shall not be thy defect,

For slander's mark was ever yet the fair;

The ornament of beauty is suspect,

A Crow that flies in heaven's sweetest air.

So thou be good, slander doth but approve,

Their worth the greater being woo'd of time;

For canker vice the sweetest buds doth love,

And thou present'st a pure unstained prime.

Thou hast pass'd by the ambush of young days,

Either not assail'd or victor being charged;

Yet this thy praise cannot be so thy praise,

To tie up envy evermore enlarged:

If some suspect of ill mask'd not thy show,

Then thou alone kingdoms of hearts shouldst owe.

Кстати, С.Маршак не первый и не единственный представил адресата этого сонета женщиной. До него так поступил Н.Гербель, а после него – А.Финкель, А.Кузнецов и другие.

Так вот, чтобы не говорить об уже покинувших наш мир переводчиках сонета 70 совсем плохо, остается только предположить, что эти переводчики или не знали об одном из первых упоминаний о В.Шекспире его современником и соотечественником драматургом Р.Грином, или, по какой-то не совсем позорной причине, не

заметили, не почувствовали связи слов оригинала сонета 70 со словами Р.Грина.

«…среди них проявилась ворона, нарядившаяся в наши перья с сердцем тигра под костюмом актера; этот выскочка считает себя способным смастерить белый стих не хуже любого из вас, и в качестве настоящего Johannes-Factotum (мастер на все руки) мнит себя единственным потрясателем сцены (Shakescene) в стране".

Опять же, кстати, практически очевидно, что не понимают и не чувствуют или не хотят понимать этого и те современные переводчики этого сонета, которые желают убедить читателей их переводов, что адресатом этого сонета является некий «молодой друг» этого сонета автора.

Проиллюстрировать это можно на примере подстрочника этого сонета, выполненного А.Шаракшанэ, скопированного из библиотеки Мошкова и идентичного подстрочникам, приведенным в двух его бумажных изданиях

переводов сонетов В.Шекспира.

«То, что тебя порицают, не должно считаться твоим изъяном,

так как прекрасное всегда было мишенью клеветы;

орнаментом красоты является подозрение -

ворона, летающая в чистейшем воздухе небес.

Так что, будь ты хорошим, клевета тем более подтвердит

твое достоинство, подвергающееся соблазнам времени*,

так как порча любит самые сладостные бутоны,

а ты представляешь собой чистый незапятнанный расцвет.

Ты миновал опасности [засаду] юных дней,

или не подвергшись нападению, или, атакованный, но выйдя победителем;

это похвально, но этого недостаточно,

чтобы сдержать [связать] вечно растущую зависть.

Если бы подозрение в пороке не бросало тень на твою красоту,

тогда ты один владел** бы королевствами сердец.

---------

* Темное место, вызывающее споры комментаторов.

** Согласно комментаторам, "owe" здесь следует читать как "own"».

(владеть, обладать).

Соответственно выглядит и поэтический перевод этого «переводчика» этого сонета.

Тебя хулят - в том не виновен ты.

Пятно хулы лежит на всем прекрасном,

А подозренье - спутник красоты,

Ворона, что летает в небе ясном.

Коль кто-то совершенен - будет он

Тем больше славен, если оклеветан.

Находит порча сладостный бутон,

А ты цветешь чистейшим первоцветом.

Все юности беспечной западни

Тобой побеждены иль миновали,

Но станет слава добрая в те дни

Преградой новой зависти едва ли.

Когда б не подозренья, ты бы мог

Во всех сердцах один быть царь и бог.

Доказывается указанное выше непонимание уже тем, что, как в переводе С.Маршака, так и в

переводе А.Шаракшанэ (и других) «зависают», соответственно, следующие строки:

«Находит червь нежнейшие цветы»

«Находит порча сладостный бутон».

Ведь все люди, не только знающие русский язык, но и понимающие смысл написанного или сказанного на этом языке, должны бы задаться вопросами, о каких (чьих) «цветах», «бутонах» в данном случае идет речь, достигли ли «порча», «червь» своей цели и так далее.

Происходит это потому, что ни С.Маршак, ни все другие переводчики почему-то не считают нужным обращать внимание на то, что в издании сонетов В.Шекспира 1609 года шестая строка этого сонета начинается именно так, как в приведенном здесь тексте оригинала: «Their worth the greater…»

Почему-то и С.Маршак, и все другие переводчики безропотно принимают ничем не

мотивированную замену в следующих, после второго издания сонетов в 1640 году, изданиях замену слова «Their – их» на слово «Thy – твое».

На деле же в этом сонете В.Шекспир написал и о тех «них», кого Р.Грин и все его последователи считали более великими – «the greater», чем В.Шекспир. Это «их» распирала «порча» чванства и презрения к «выскочке», «вороне» Шекспиру. Это «их более великие достоинства» «университетских умов» на деле являлись всего лишь иллюзией того времени.

В меру своих сил, поскольку, похоже, умный и честный поэт, который осуществит действительно великие переводы сонетов В.Шекспира, появится еще не скоро, автор этой заметки постарался отразить выраженное выше понимание следующим образом.

Тебя порочат что, не твой изъян,

Прекрасное - мишень для клеветы;

И в красоте всем чудится обман -

Ворона в небе высшей чистоты.

Так будь хорош, беги от клеветы;

Величье их – примета века лишь,

И порча любит лучшие цветы,

А ты рассвет чистейший возвестишь.

Ты юности засаду миновал,

Соблазн не испытал иль победил,

Похвально это, но успех тот мал,

Чтоб зависть он растущую убил.

Её не пала б тень на твой венец,

Владел бы королевствами сердец.

Вот только, если о невежестве и шарлатанстве современных ему переводчиков этого и других сонетов В.Шекспира автор может позволить себе говорить абсолютно откровенно и во всеуслышанье, то о том же С.Маршаке, учитывая приведенную в эпиграфе максиму, автор позволить себе такого не может.

А говорить надо. Потому что: «Промолчать – значит предать». Предать В.Шекспира, в отношение которого уже века практикуется самые подлые убийства – удушения в объятиях великого множества невежд и шарлатанов, распинающихся на словах в своей великой любви к нему. И предать, возможно, где-то существующих людей, которые на деле хотят знать правду о В.Шекспире.

А потому и приходится задуматься о вопросе, вынесенном в заголовок этой заметки.

КАК УЛУЧШИТЬ МАРШАКОВСКИЙ ПЕРЕВОД СОНЕТА 80 В.ШЕКСПИРА Удержать положительное в его отрицательном, содержание предпосылки — в ее результате, вот что есть самое главное в разумном познании. Г.Гегель

Сонет 80 один из простейших сонетов В.Шекспира: O, how I faint when I of you do write, Knowing a better spirit doth use your name, And in the praise thereof spends all his might, To make me tongue-tied, speaking of your fame! But since your worth, wide as the ocean is, The humble as the proudest sail doth bear, My saucy bark inferior far to his On your broad main doth wilfully appear. Your shallowest help will hold me up afloat, Whilst he upon your soundless deep doth ride; Or being wreck'd, I am a worthless boat, He of tall building and of goodly pride: Then if he thrive and I be cast away, The worst was this; my love was my decay. Незамысловатым и точным был и первый перевод его на русский язык, выполненный еще в девятнадцатом веке Н.В.Гербелем: Я трепещу, когда тебя изображаю: Ум, посильней, чем мой, всю тратит мощь - я знаю

На похвалы тебе, чтоб мой язык сковать, Готовый век тебя хвалить и воспевать. Но глубоки твои достоинства, как море, А море носит все - корабль, челнок, ладью,- И вот с отвагою я лодочку мою Пустил в твой океан. И если в этом споре Я буду кое-как держаться близ земли, Его ж корабль нестись над бездною кипучей Иль в щепы разобью я челн свой на мели, А он останется во всей красе могучей,- Тогда как удручен сознаньем буду я, Что мне погибелью была любовь моя! Но в веке двадцатом с переводчиками произошло что-то странное и необыкновенное, вследствие чего ключевые слова этого сонета «a better spirit» напрочь исчезли из их переводов. Возможно, в каждом конкретном случае причины такого искажения смысла подлинника были разными. И сейчас уже даже предположить трудно, почему в переводах какого-нибудь переводчика позднейших и нынешних времен эти слова или вовсе не переводятся или заменяются словом «поэт» и т.п. Совсем по-другому дело обстоит с переводом этого сонета, выполненным С.Я.Маршаком:

Мне изменяет голос мой и стих, Когда подумаю, какой певец Тебя прославил громом струн своих, Меня молчать заставив наконец. Но так как вольный океан широк И с кораблем могучим наравне Качает скромный маленький челнок, - Дерзнул я появиться на волне. Лишь с помощью твоей средь бурных вод Могу держаться, не иду ко дну. А он в сиянье парусов плывет, Бездонную тревожа глубину. Не знаю я, что ждет меня в пути, Но не боюсь и смерть в любви найти. Слова второй и третьей строк этого перевода позволяют уже более или менее точно понять ход мыслей его автора. Скорее всего, С.Маршак понял две очень важные вещи. Он понял, кого В.Шекспир считал «лучшим умом (или духом)», и понял, что при точном переводе строк Шекспира русские читатели этого сонета никогда не поймут того, что понял он (С.Маршак) сам. Ведь в точном переводе Н.Гербеля этот сонет читали многие

интеллигентные люди его времени, которые были не чета интеллигентам нынешним. А уж о том, какие корифеи читали этот сонет в подлиннике, с тем же самым успехом, как и простые рассейские обыватели, даже вспоминать совестно. Короче, таким образом, получается, что при переводе этого сонета С.Маршак поставил перед собой задачу сделать более узнаваемым того человека, которого В.Шекспир считал «лучшим умом». Казалось бы, слово «певец» и указание на то, что он немало песен посвятил морям и плаваниям по ним, должны были привести читателей перевода С.Маршака к тому результату, на который он рассчитывал. Ан нет, и «воз» этого понимания «и ныне там», то есть на уровне конца шестнадцатого века. Таким образом, получается, что начатое С.Маршаком дело надо продолжать. Хочется верить, что появится все-таки на Руси поэт, который сможет в своих переводах сонета Шекспира показать их истинный смысл. Пока же можно ограничиться следующим вариантом

перевода первых четырех строк сонета, продолжающим и развивающим предложенное С.Маршаком их понимание. Мне ль о тебе трубить в фанфары, Тебя коль славит поумней певец, Хотя уже не щипля струн кифары, Переведенный на английский наконец. Наверное, такой перевод немного хватает через край. Но автору его очень уж хочется еще разок пнуть чванливых, но бестолковых англичан, читающих этого «певца» в переводе на два века дольше, чем русские. Но, несмотря на это, они до сих пор не способны понять, что этот «певец», как и сам В.Шекспир в этом сонете, пел вовсе не о каком-то конкретном человеке. Впрочем, возможно, кто-то знает другую причину искажения С.Маршаком слов подлинника сонета 80 В.Шекспира. И как только автор с ней познакомится, эта заметка будет немедленно удалена.

КАКИЕ ФИГИ ВИДЯТ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТОВ В.ШЕКСПИРА Гляжу в книгу, вижу фигу. Поговорка Само собой разумеется, что люди, читающие сонеты Шекспира в переводах, видят в них фиги, нарисованные для них переводчиками. Люди же, читающие эти сонеты на языке оригинала, видят в них фиги в соответствии с богатством или пустотой своего воображения. Пустым все пусто: мудрость, доброта; И вонь своя милее. («Король Лир». IV,2, перевод М.Кузьмина) Кстати, внимание тех, кого не убедила статья «О русском вкладе в творчество В.Шекспира», можно обратить на созвучие этих строк с русской пословицей: «Хоть гнило, да мило».

То же, что с воображением у читателей его сонетов не все ладно, в свое время заметил уже сам Шекспир, а потому в комедии с соответствующим названием «Как вам это понравится» он написал: «Когда чьи-то стихи не могут быть поняты, а добрый ум не поддержан его дерзким сыном — Пониманием, это скорее убивает человека насмерть, чем большой расчет в маленькой комнате» (III,3, перевод Т.Л.Щепкиной-Куперник). И эти же слова Шекспира являются наилучшим доказательством того, что в его словах читатели вообще ни фига не видят и не чувствуют по нынешний день. Ведь, наверное, эти слова были написаны Шекспиром не только из сочувствия, например, Э.Спенсеру. В них он не в меньшей степени сетовал на непонимание читателями его собственных стихов. А все шекспироведы сходятся во мнении, что сонеты были в основном написаны Шекспиром именно ко времени написания этой комедии. И большинство из них не преминули засвидетельствовать свою эрудированность, выражающуюся в понимании, что, говоря о «большом расчете в маленькой комнате»,

Шекспир напомнил читателям об обстоятельствах гибели К.Марло. Но некоторые «шекспироведы» не желают понимать этого недвусмысленного и авторитетного свидетельства, поскольку способны, как и подавляющее большинство других читателей, видеть у Шекспира только то, что они хотят видеть, и не видеть того, чего они видеть не хотят. Сам Шекспир хотел, чтобы читатели видели в его сонетах мысли. А потому в последней строке сонета 26 он написал: «Пока же мог бы угадать, что прячет голова». В ключе сонета 85 он добавил: Цени их за слова, а мне достанет чести За мысль, звучащую не здесь, не в этом месте. (Перевод автор) Но что могут увидеть в этих словах читатели, глаза которых поражены некой «куриной слепотой» («Все проделки лисы хитры только для курицы» — гласит армянская пословица.) или зашорены мнением Л.Н.Толстого, в статье «О Шекспире и о драме» безапелляционно заявившем: «Мысли и изречения можно ценить, отвечу я, в прозаическом произведении, в

трактате, собрании афоризмов, но не в художественном, драматическом произведении, цель которого вызвать сочувствие к тому, что представляется. И потому речи и изречения Шекспира, если бы они и содержали очень много глубоких и новых мыслей, чего нет в них, не могут составлять достоинства художественного поэтического произведения. Напротив, речи эти, высказанные в несвойственных условиях, только могут портить художественные произведения». В Библии сказано: «Мертвые мухи портят и делают зловонной благовонную масть..,то же делает небольшая глупость уважаемого человека с его мудростию и честию». А глупость, высказанная в процитированных словах Л.Н.Толстого, не такая уж и маленькая. И прежде всего она заключается не столько в честном признании им, что он ни фига в произведениях Шекспира не понял, сколько в прилюдно и громогласно выраженном им непонимании, что, вообще-то, литература, в том числе сказочная, возникла именно как способ донесения до людей идей, истин, мыслей,

которые в определенных условиях в любом другом виде доносить до людей опасно или рано, в силу их, людей, незрелости. При этом и нынешняя незрелость людей как раз и доказывается их неспособностью увидеть важные и опасные мысли уже в первом величайшем памятнике мировой литературы — в эпосе Гомера. А потому о своем знакомстве с произведениями Гомера и Шекспира лучше не поминать людям, не желающим оставить нерукотворный памятник своему невежеству. Хотя, с другой стороны, такая же память останется и о людях, не читавших Гомера и Шекспира. Поэтому благополучно «проплыть» между этими Сциллой с Харибдой можно, только на деле показав свое истинное понимание произведений этих двух гигантов мировой литературы. Кстати, когда сказанное здесь о Л.Н.Толстом дойдет до сознания церковников, то наши, скорее всего, снимут с него проклятие-анафему, а английские проклянут своих коллег, своевременно не отправивших в костер хотя бы книги Шекспира.

Мысли же Шекспира были поопаснее мыслей сожженного на костре Д.Бруно, помянутого Шекспиром в «Зимней сказке». И на эту чрезвычайную их опасность указывал уже Сократ: «Ибо тот, кто проникает в сущность звезд, атомов, вселенского коловращения, числа стихий и тому подобное, никогда не призовет на свою голову таких невзгод, как тот, кто затронет сущность человека» . И именно поэтому, польстив Сократу, о сравнении с ним Шекспира, написали на могильной плите последнего в Стрэтфорде-на-Эйвоне. Но в этой надписи до сих пор люди видят только некую фигу. Сам же Шекспир в своем стремлении добиться понимания читателей был прямо-таки настырен. В дополнение к немногим словам в сонетах 26и 85 он написал целый сонет 59: If there be nothing new, but that which is Hath been before, how are our brains beguiled, Which, labouring for invention, bear amiss The second burden of a former child! O, that record could with a backward look,

Even of five hundred courses of the sun, Show me your image in some antique book, Since mind at first in character was done! That I might see what the old world could say To this composed wonder of your frame; Whether we are mended, or whether better they, Or whether revolution be the same. O, sure I am, the wits of former days To subjects worse have given admiring praise. В своей обычной манере, С.Я.Маршак подставляет к носу читателей этого сонета крепко сжатый кукиш: «Вот вам, а не сонет Шекспира!»: Уж если нет на свете новизны, А есть лишь повторение былого И понапрасну мы страдать должны, Давно рожденное рождая снова, - Пусть наша память, пробежавши вспять Пятьсот кругов, что солнце очертило, Сумеет в древней книге отыскать Запечатленный в слове лик твой милый. Тогда б я знал, что думали в те дни Об этом чуде, сложно совершенном, - Ушли ли мы вперед, или они, Иль этот мир остался неизменным.

Но верю я, что лучшие слова В честь меньшего слагались божества! А.М.Финкель посовестливей, а потому его фига выглядит несколько размытой: Когда и впрямь старо все под луной, А сущее обычно и привычно, То как обманут жалкий ум людской, Рожденное стремясь родить вторично! О, если б возвратиться хоть на миг За тысячу солнцеворотов сразу И образ твой найти средь древних книг, Где мысль впервой в письме предстала глазу. Тогда б узнал я, как в былые дни Дивились чуду твоего явленья, Такие ль мы, иль лучше, чем они, Иль мир живет, не зная измененья. Но я уверен - прежних дней умы Не столь достойных славили, что мы! Для желающих увидеть в этом сонете нечто иное, смысл его можно передать в следующем рифмованном переводе: Коль нового под эти солнцем нет,

Признанья радость нам не суждена Инвенции своей; найдут во мраке лет, Что и она уж кем-то прежде рождена. Была б такая летопись, что б в миг Веков на пять назад перенесла и сразу Явила мне твой образ средь античных книг, С того момента, как стал зрелым разум! Узнал бы я, что думал мир тогда О чуде твоего, как музыки, строенья. Мы впереди, или они, иль, как всегда, Кругами все идет, без измененья? Но я уверен, мудрецов былых стараньем Сюжеты славились беднее содержаньем. Значение слова «инвенция» и других слов этого сонета уже раскрыто автором в другой статье, а потому здесь можно ограничиться указанием на то, что на содержание этой инвенции Шекспир прямо указал в сонете 91. И является этим содержанием ни что иное, как истинное понимание, что (под ударением) в общем (general) есть человек. Именно это понимание имел в виду Шекспир, когда в сонете 26 писал: Хочу вложить в основу твоих дум Твое же о себе благое самомненье.

И именно его имел в виду Шекспир, когда в своем завещании читателям, написанном им в пьесе «Генрих VIII», поместил такие строки, которые в переводе бессовестно извратил Б.Томашевский: Our content

Is our best having.

Наше (внутреннее) содержание

Есть наша лучшая собственность. (перевод автора)

То есть при любом богатстве, в том числе знаниями, чинами, словами и т.п., человек нищ, если за душой у него истинного понимания, что (под ударением) в общем есть человек, на деле ни фига нет. У Шекспира же в сонетах такое понимание сущности человека есть. И увидеть его может каждый человек даже в изуродованных переводах, если только он захочет его увидеть. Именно для таких людей в ключе сонета 59 В.Шекспир, упоминая о своих предшественниках, написал не о поэтах, художниках или скульпторах, и даже не о неких умах, как написал совестливый А.Финкель, а именно о «wits».

КАКИЕ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТА 32 В.ШЕКСПИРА НЕ ИДИОТЫ

Сонет 32 - один из самых простеньких сонетов В.Шекспира во всех отношениях, в том числе в смысловом, поскольку смысл его вполне отчетливо выражает уже первое же простенькое слово первой же его строки - if. If thou survive my well-contented day, When that churl Death my bones with dust shall cover, And shalt by fortune once more re-survey These poor rude lines of thy deceased lover, Compare them with the bettering of the time, And though they be outstripp'd by every pen, Reserve them for my love, not for their rhyme, Exceeded by the height of happier men. O, then vouchsafe me but this loving thought: 'Had my friend's Muse grown with this growing age, A dearer birth than this his love had brought, To march in ranks of better equipage: But since he died and poets better prove,

Theirs for their style I'll read, his for his love.' С.Маршак в своем переводе передал этот смысл вполне внятно: О, если ты тот день переживешь, Когда меня накроет смерть доскою, И эти строчки бегло перечтешь, Написанные дружеской рукою, - Сравнишь ли ты меня и молодежь? Ее искусство выше будет вдвое. Но пусть я буду по-милу хорош Тем, что при жизни полон был тобою. Ведь если бы я не отстал в пути, - С растущим веком мог бы я расти И лучшие принес бы посвященья Среди певцов иного поколенья. Но так как с мертвым спор ведут они, - Во мне любовь, в них мастерство цени! Таким образом, читатели, которые не попадают под вынесенное в заголовок этой заметки определение, должны вполне отдавать себе отчет, что субъектом-адресатом этого сонета может быть только человек практически, где-то одного возраста с автором этого сонета.

То есть, подчеркнем, субъектом-адресатом этого сонета уж никак не может быть некий молодой современник автора этого сонета. Кстати, можно напомнить, что подобная ситуация повторяется и в сонете 81 этого же автора, когда уже в первом катрене он дает понять, каким может быть возраст объекта-субъекта и этого сонета: Or I shall live your epitaph to make, Or you survive when I in earth am rotten; From hence your memory death cannot take, Although in me each part will be forgotten. Мне ль эпитафию писать тебе придется Твои ли слезы надо мною литься будут, Но память о тебе вовеки не сотрется Меня же полностью, наверное, забудут. (перевод автора) Короче, не полные кретины и не совершенные идиоты только те читатели сонета 32, которые ясно и точно понимают, что объектом-субъектом этого сонета этого автора, его единственной и подлинной любовью была только его жена Анна

Шекспир, подвиг которой, со временем, обязательно должно оценить человечество. КАКИЕ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТА 64 В.ШЕКСПИРА НЕ БАРАНЫ

Сонет 64 написан В.Шекспиром так:

When I have seen by Time's fell hand defaced The rich proud cost of outworn buried age; When sometime lofty towers I see down-razed And brass eternal slave to mortal rage; When I have seen the hungry ocean gain Advantage on the kingdom of the shore, And the firm soil win of the watery main, Increasing store with loss and loss with store; When I have seen such interchange of state, Or state itself confounded to decay; Ruin hath taught me thus to ruminate, That Time will come and take my love away. This thought is as a death, which cannot choose But weep to have that which it fears to lose. Ниже приведен скопированный из библиотеки Мошкова подстрочник, выполненный

А.Шаракшанэ: Когда я вижу, как обезображено беспощадной рукой Времени то, что было богатством и гордостью изжитого и похороненного века; когда я вижу порой, что сравнены с землей величественные башни и вечная бронза во власти смертельной стихии разрушения; когда я вижу, как голодный океан наступает на царство суши, а твердая почва одерживает победу над водами, увеличивая изобилие за счет потерь и потери за счет изобилия; когда я вижу такие перемены в состоянии или то, как высшее состояние приходит к краху, -- все это разрушение учит меня думать: такое Время придет и заберет мою любовь. Эта мысль подобна смерти, с ней остается только рыдать о том, что имеешь, но боишься потерять. Приведенный ниже поэтический перевод принадлежит этому же автору. Этот перевод тоже скопирован из библиотеки Мошкова и точно совпадает с переводом, приведенным в печатном (2009 г.) издании переводов этого автора всех

сонетов В.Шекспира. Когда я вижу, как обезображен Величья след, оставленный веками, -- Как Время сокрушает, в диком раже, И статуй медь, и гордых башен камень; Как наступает океан голодный, Одерживая верх над царством суши, И как земля простор стесняет водный, Убыток в прибыль обращая тут же; Как Время, троны и державы руша, Однажды торжествует и над ними, -- Невольно мысль мне проникает в душу, Что Время и любовь мою отнимет. Убийственная мысль! Мне остается Рыдать о том, что потерять придется. И в печатном же издании воспроизводятся приведенные ниже строки этого автора, опять же скопированные в упомянутой библиотеке: "Из их содержания (сонетов В.Шекспира- Ю.З.) явствовало, что большая их часть (сонеты 1-126) обращена к безымянному молодому человеку, которого впоследствии в литературе о шекспировских сонетах стали именовать "Другом".

К изложенной в этом отрывке мысли этот автор пришел совсем не самостоятельно. Он просто всего-лишь, по-бараньи, продолжает следовать за некими козлами, за века до него уже якобы доказавшими то, что этим автором всего лишь повторено в последней цитате. При этом число таких баранов - легион. Конечно, всю шекспироведческую литературу, в том числе работы, посвященные сонетам Шекспира, - читать не перечитать. Поэтому автор этой заметки сразу же должен заявить, что он был бы только чрезвычайно рад, если бы он оказался не прав, считая себя единственным в мире человеком, понявшим, что выраженная в ключе сонета мысль этого сонета автора о неизбежности потери близкого ему человека, никак, ни с какого бока, ни с какого перепугу не могла касаться "безымянного" субъекта, бывшего намного моложе этого сонета автора. Точно так же автору этой заметки хотелось бы ошибиться в предположении, что он является единственным в мире человеком, который утверждает, что все переводчики и исследователи сонетов В.Шекспира, согласные с

положением, приведенным в последней цитате, являются такими же козлами, как и первые козлы, которые такое положение выдвинули. В заключение остается только выразить надежду, что, может быть, когда-нибудь число читателей-небаранов сонета 64 В.Шекспирау увеличится хотя бы на несколько единиц.

КАКИЕ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТА 78 В.ШЕКСПИРА НЕ ПОХОЖИ НА ЛОШАДЕЙ Вы можете подвести лошадь к воде, но не сможете заставить ее пить. Английская пословица Сонет 78 написан В.Шекспиром так: So oft have I invoked thee for my Muse And found such fair assistance in my verse

As every alien pen hath got my use And under thee their poesy disperse. Thine eyes that taught the dumb on high to sing And heavy ignorance aloft to fly Have added feathers to the learned's wing And given grace a double majesty. Yet be most proud of that which I compile, Whose influence is thine and born of thee: In others' works thou dost but mend the style, And arts with thy sweet graces graced be; But thou art all my art and dost advance As high as learning my rude ignorance. И каждый, не похожий на лошадь, читатель, способный прочитать этот текст, может увидеть, что самые известные переводы этого сонета на русский язык, выполненные С.Маршаком и А.Финкелем, годны только… на макулатуру. Не знающие английский язык, но понимающие смысл приведенной в эпиграфе английской пословицы читатели могут убедиться в справедливости написанного в предыдущем абзаце, обратившись к подстрочнику, выполненному А.Шаракшанэ: Я так часто призывал тебя как свою Музу

и находил в тебе такую добрую помощь для своих стихов, что каждое чужое перо присвоило мой обычай и, прикрываясь тобой, распространяет свою поэзию. Твои глаза, которые научили немого петь во весь голос, а тяжкое невежество — летать в вышине, теперь добавили перьев к крыльям ученых и придали изяществу двойное великолепие. И все же гордись более всего тем, что слагаю я, у которого все влияние — твое, и рождено от тебя*; в произведениях других ты всего лишь улучшаешь стиль, и искусства лишь украшаются твоей драгоценной красой. Но для меня ты — все мое искусство, и возвышаешь до учености мое грубое невежество. Но главное, этот подстрочник показывает, что только не похожие на лошадей читатели оригинала этого сонета и этого подстрочника, способны увидеть, что в ключе сонета Шекспир говорит о своем уровне именно как ученого. Соответственно, такие читатели могут увидеть,

что уже века таких читателей у этого сонета как не было, так и нет. То есть, похожих на лошадей читателей произведений В.Шекспира совершенно невозможно заставить «пить» понимание, что, в некотором определенном смысле, В.Шекспир все-таки был именно ученым. Кстати, поэтический перевод ключа сонета выполнен А.Шаракшанэ так: А моему невежеству дал все ты: Искусство и учености высоты. То есть, не похожие на лошадей читатели должны еще увидеть, что адресат этого сонета вовсе не является неким физическим лицом. И для таких читателей автор предлагает свой собственный перевод ключа сонета. Начало моего искусства ты, Моей научной мера высоты. Но это мелочь. Главное все-таки заключается именно в том, что только читателей, не похожих на лошадей, можно убедить в том, что, как бы

какой-то человек ни был невежественен во всех других науках, он, как и В.Шекспир, может подняться на уровень ученого, если поймет истину, которую в этом сонете Шекспир обозначил словом «ты». То есть, до уровня ученого поднимется каждый человек, который сможет делать взаимосвязанные выводы из материализованной в каждом человеке вечной истины взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей. Ведь любой ученый (если ему не сообщать заранее об истине, о которой в этом сонета писал Шекспир) может подтвердить, что выводы из истинного основания являются выводами именно закономерными, научными, что проявляется в неизбежности, неотвратимости последствий неспособности такие выводы делать, понимать и следовать им. «Все в науке основано на содержании, ценности и действенности выдвинутого основного положения и на чистоте намерения» (Д’Аламбер).

И, соответственно, кто не способен из этого понимания «пить», обречен «пить» бурду нынешних «переводов» сонетов и других произведений В.Шекспира и их бесчисленных толкований, из которых Шекспир выступает кем угодно, но только не ученым. И если бы только эту бурду. КАКИХ ГЕНОВ НЕ ХВАТАЕТ ЧИТАТЕЛЯМ СОНЕТА 38 В.ШЕКСПИРА? Что если есть у них порок врожденный — В чем нет вины, затем что естество Своих истоков избирать не может, - Иль перевес какого-нибудь свойства, Сносящий прочь все крепости рассудка. В.Шекспир Автор этой заметки — не биолог и не физиолог.

Вообще-то, он даже понятия не имеет, какие «ологи» занимаются этими самыми генами. Поэтому, не исключено, что «ологи», этими генами занимающиеся, вообще могут отфутболить вынесенный в заголовок этой заметки вопрос к специалистам какого-нибудь другого профиля. Собственно, если исходить из слов эпиграфа, сам В.Шекспир, естественно, на порядки превосходящий автора этой заметки по уму, не мог окончательно решить, что мешает читателям его сонетов понять их смысл. Но сегодня-то, наверное, биологическая, физиологическая, психиатрическая или какая-нибудь другая наука все-таки поднялась на уровень, достаточный для объяснения причины многовекового непонимания миллионами читателей упомянутого в заголовке сонета. Кстати, одна из причин появления затрагиваемого в этой заметке вопроса заключается в том, что перевод С.Маршака передал смысл этого сонета почти правильно: Неужто музе не хватает темы, Когда ты можешь столько подарить

Чудесных дум, которые не все мы Достойны на бумаге повторить. И если я порой чего-то стою, Благодари себя же самого. Тот поражен душевной немотою, Кто в честь твою не скажет ничего. Для нас ты будешь музою десятой И в десять раз прекрасней остальных, Чтобы стихи, рожденные когда-то, Мог пережить тобой внушенный стих. Пусть будущие славят поколенья Нас за труды, тебя - за вдохновенье. И после приведения этого перевода остается только уточнить, что, несмотря на рассейское «неужто» в переводе сонета западно-европейского автора, непонимание смысла этого сонета вовсе не только российское явление. Причем интересно еще и то, что это понятно не только любому здравомыслящему человеку, но и совсем бездушному Word’у. Вообще-то, эту заметку можно было бы закончить, отметив один только, так сказать, медицинский факт, что по сегодняшний день Муза В.Шекспира и даром не нужна ни одному человеку в мире. И хотя это пока еще не факт,

но по сей день автору еще не известен ни один человек, который бы проявил интерес к вопросу, что такое нашел в этой Музе В.Шекспир, чтобы превозносить ее над всеми другими музами. Но фактом является то, что даже все читатели этой заметки вместе не смогут подсчитать, сколько людей расписывались и расписываются в своей любви к Шекспиру. После этого уже мелочностью будет попахивать замечание о том, что в подлиннике нет ни одного указания, потому что и быть не может, на пол этой самой Музы В.Шекспира: How can my Muse want subject to invent, While thou dost breathe, that pour'st into my verse Thine own sweet argument, too excellent For every vulgar paper to rehearse? O, give thyself the thanks, if aught in me Worthy perusal stand against thy sight; For who's so dumb that cannot write to thee, When thou thyself dost give invention light? Be thou the tenth Muse, ten times more in worth Than those old nine which rhymers invocate; And he that calls on thee, let him bring forth Eternal numbers to outlive long date. If my slight Muse do please these curious days,

The pain be mine, but thine shall be the praise. Но полезно обратить внимание, что в подлиннике слово Муза пишется с большой буквы. И сделано это именно для того, чтобы подчеркнуть, что В.Шекспир не имел в виду ни какого частного физического лица никакого пола. То есть, слова «себя же самого» в переводе С.Маршака — это элементарный маразм. И каждый здравомыслящий читатель этого сонета из его содержания мог бы понять это и сам. Но что-то автору ни разу не попалась на глаза хотя бы заметка, в которой бы доказывалось, что при чтении сонетов В.Шекспира, и тем более при их переводе, обязательно нужно думать. Полезно также обратить внимание, что в подлиннике не указывается род деятельности людей, которые «so dumb that cannot write to thee». При этом полезно также увидеть, что нет в подлиннике и намека на слово «душа». Ведь Шекспиру было важно понимание, что те, кто не могут писать и говорить на тему, которой занят он сам, на деле пишут только «слова, слова, слова…» Не указывается в подлиннике и род деятельности

людей, которые могли бы и должны бы взывать к десятой, в десять раз более достойной Музе. То есть, должно было бы быть понятно, что эта Муза В.Шекспира вовсе не только Муза поэтов и литераторов, и она выше и прекрасней Муз комедии, трагедии и тому подобных ремесел. И выше она всех других девяти муз именно потому, что только взывающему к ней она принесет вечность. Но из-за отсутствия каких-то генов понять это не могут даже поэты и литераторы, читавшие и читающие этот сонет и в переводах, и в подлиннике. Но самое интересное заключается в том, что после этого они еще обижаются на замечание, что никому из них, в отличие от В.Шекспира, вечность и не светит, но обязательно «светит» в будущем понимание, что на деле они все были просто dumb — немы. Впрочем, был поэт, который что-то такое почувствовал: Немногие для вечности живут, Но если ты мгновенным озабочен —

Твой жребий страшен и твой дом непрочен! О.Мандельштам. А ведь, если подумать, даже из этих слов даже этого автора вытекает понимание громадной опасности поэтов, литераторов, публицистов и т.п., заражающих читателей и слушателей своей озабоченностью «мгновенным».

КАКОГО УЧЕНОГО НЕ КАСАЕТСЯ СОНЕТ 42 В.ШЕКСПИРА Наука — словно солнце… В.Шекспир Если в приведенном ниже тексте сонета 42 вместо слов «she» и «her» подставлять слово «наука», то он обретает очертание эпиграммы на

человека, которого во времена Шекспира считали большим ученым, — Ф.Бэкона. That thou hast her, it is not all my grief, And yet it may be said I loved her dearly; That she hath thee, is of my wailing chief, A loss in love that touches me more nearly. Loving offenders, thus I will excuse ye: Thou dost love her, because thou knowst I love her; And for my sake even so doth she abuse me, Suffering my friend for my sake to approve her. If I lose thee, my loss is my love's gain, And losing her, my friend hath found that loss; Both find each other, and I lose both twain, And both for my sake lay on me this cross: But here's the joy; my friend and I are one; Sweet flattery! then she loves but me alone. Сложные отношения Шекспира с этим человеком отражают многие его (Шекспира) произведения, включая широкоизвестный сонет 66. В последнем своем произведении «Генрих VIII» Шекспир окончательно разделался с ним, выведя его в образе казненного Генрихом VIII герцога Букингема:

Он и учен, и редкостный оратор, Воспитан так, что мог бы наставлять И поучать великих мудрецов. Он помощи не ищет у других. Но вот, заметьте, в ложном направленье В душевном строе эти дарованья Нас поражают в десять раз сильней Уродством, чем обычной красотою. Столь совершенным чудом он казался, Его речам внимал я в восхищенье, Час пролетал, как миг. Да, госпожа, Он все достоинства свои былые Облек в такой чудовищный наряд, Так черен стал, как будто бы в аду Измазался. (I, 2, перевод Б.Томашевского) Вот и в приведенном выше сонете Шекспир написал, что он не видит беды в том, что этот его друг (в молодости вместе с Шекспиром желавший исправить мир) занялся наукой, которую Шекспир сам горячо любил. Беду он видит в том, что наука так завладела его другом, что задача улучшения этого мира совершенно исчезла из области его интересов.

Поэтому этот «друг» Шекспира, став находкой, приобретением для науки, оказался потерей для их прежней дружбы и деятельности. Сам Шекспир, не став ученым, оказался потерянным для науки в общепринятом по сей день смысле, но не потерял ее любви. Поэтому он так полно, как ни один ученый до сих пор, понимал связь общего с частным, и, как ни один писатель и поэт до сих пор, ясно понимал необходимость видеть за внешними проявлениями суть явлений. Шекспир не стал ученым-историком, но именно он открыл до сих пор ученым-историкам и обществоведам не ведомый закон связи времен. Шекспир не стал ученым-философом, но именно он нашел истину, понимание которой «делает человека философом, а философа — человеком» (Л.Фейербах). Таким образом, в этом сонете Шекспир прямо и во всеуслышанье признал, что он, действительно, всего-навсего дилетант, любитель, но такой любитель, которому наука ответила взаимностью, сделав, объединившись с нашедшим ее «другом», его крестом решение

задач, оказавшихся не под силу ученым-профессионалам. То есть, еще раз. Как и в случае с Ф.Бэконом, ученые, конечно, притом не так уж и редко, именно «имеют» науку. Но не менее часто наука именно «имеет» их, вышибая из них все остальные человеческие качества. Между прочим, читатели и переводчики этого сонета, и читатели этих переводов не поняли, и на деле по сей день не понимают, что написано в ключе этого сонета, как, впрочем, и в сонете в целом, именно потому, что «купились» простотой английского слова «have (hast, hath)» в самом этого сонета начале. Поэтому и слову «one» в конце первой строки ключа сонета они придают только самое первое и простое, попавшее им на глаза и запавшее в память значение — «одно». Чтобы не лишать таких читателей и переводчиков удовольствия самим покопаться в словарях и произведениях Шекспира, чтобы найти, какие еще значения этому слову придают словари и придавал сам Шекспир, можно сказать только одно.

Признавая себя дилетантом, любителем во всех остальных науках, Шекспир подчеркнул, что он, как никто до него, а теперь можно констатировать, и после него, любим наукой самой главной — наукой жизни. Вот и в заголовке этой заметки слово «ученый» написано в единственном числе потому, что и сегодня только на ЭВМ по теории вероятности можно рассчитать шанс существования ученого, способного понять, что в основе этой науки лежит материализованная в каждом человеке вечная истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей. При этом каждый нормальный ученый должен знать и понимать, что взаимосвязанные выводы из истинного основания являются выводами именно закономерными, научными, что проявляется в неотвратимости последствий неспособности их делать, понимать и следовать им. И потому главный вывод из сонета 42 В.Шекспира гласит следующее. Человек — это

всегда ученый, но ученый (до сих пор) — не всегда человек. При этом человек, науку жизни любящий и любимый ею, может всегда «вполне» отчетливо видеть, кто есть кто.

КОГО НЕ КАСАЕТСЯ СОНЕТ 67 В.ШЕКСПИРА Человек, просвещенный открытиями своих отцов, получил в наследие их мысли; это сокровище, которое он обязан передать своим потомкам, прибавив к нему некоторые свои собственные идеи. Но сколько людей умирает в этом отношении банкротами. К.Гельвеций Русским читателям, знакомым с сонетом 67 В.Шекспира только по имевшимся до нынешнего дня переводам, наверное, может показаться чуть ли не дикой мысль, что этот сонет может касаться более чем двух человек:

его персонажа и его автора. Но те из русских читателей, которые захотят и смогут обратиться к оригиналу этого сонета, могут убедиться, что на самом деле этот сонет касался, касается и будет касаться всех людей, которые жили, живут и будут жить на нашей планете. Ah wherefore with infection should he live, And with his presence grace impiety, That sin by him advantage should achieve And lace itself with his society? Why should false painting imitate his cheek And steal dead seeing of his living hue? Why should poor beauty indirectly seek Roses of shadow, since his rose is true? Why should he live, now nature bankrupt is, Beggared of blood to blush through lively veins, For she hath no exchequer now but his, And, proud of many, lives upon his gains. O him she stores, to show what wealth she had In days long since, before these last so bad.

Тест оригинала разбит на строфы для того, чтобы читателям этой заметки было проще найти главное в нем, содержащееся в третьей строфе и в ключе сонета. Это главное автор попробовал передать в предлагаемом переводе: Иль он живет, природа коль — банкрот, И нища кровью, чтоб гореть стыдом — Теперь ресурс последний бережет, И многим гордая, живет его добром? О нет, чтоб ценность показать какая у ней была, До гнусных этих дней она его хранила. Для самого автора этой заметки точность перевода важна еще и потому, что таким образом русским читателям более отчетливо показывается тупость всех читателей этого сонета оригинала. То есть, к их отмеченному в этом сонете общему с природой банкротству добавляется еще и их частное банкротство в качестве читателей, совершенно не способных понять, что говорится в этом сонете, как и во многих других сонетах, уж никак не о неком «молодом друге» В.Шекспира.

Конечно, и среди читателей предложенного перевода могут попасться наивные люди, не способные понять, что под словом «природа» В.Шекспир в этом сонете понимал и всех людей всех времен, не способных подняться до уровня человека, который жил «in days long since — задолго до нынешних дней». Автор надеется, что в заметках о других сонетах В.Шекспира и о других его произведениях он достаточно ясно и точно показал, что таким человеком для В.Шекспира был Гомер. То есть все люди на земле — банкроты, поскольку до сих пор не могут понять и следующим поколениям передать «сокровище», которое они получили в наследие в сохраняемом природой гомеровском эпосе. Соответственно, эти люди не способны увидеть и понять, что, восстановив утраченную связь времен, к этому сокровищу прибавил сам В.Шекспир. Чтобы не перегружать эту заметку, можно отметить только, что к неоднократным указаниям

Гомера на вред пустословия и на связь пустословия с соответствующим состоянием умов пустословов В.Шекспир прибавил понимание критерия, по которому пустословов очень легко можно определить уже по тому, о чем они никогда не говорят и не пишут. Впрочем, как говорится: «В доме повешенного не говорят о веревке». Поэтому остается только вздохнуть вместе с А.Плещеевым: И фразы нам всего дороже! Нас убаюкали оне... Когда ж сознаем мы, о боже!- Что нет спасенья в болтовне? КТО БУДЕТ БОЛЬШИМ ПЕРЕВОДЧИКОМ СОНЕТА 70 В.ШЕКСПИРА Приведенные ниже оригинал сонета 70 и подстрочник, выполненный А.Шаракшанэ,

скопированы в библиотеке Мошкова. That thou are blamed shall not be thy defect, For slander's mark was ever yet the fair; The ornament of beauty is suspect, A crow that flies in heaven's sweetest air. So thou be good, slander doth but approve Thy worth the greater, being wooed of time, For canker vice the sweetest buds doth love, And thou present'st a pure unstain d prime. Thou hast passed by the ambush of young days, Either not assailed, or victor being charged, Yet this thy praise cannot be so thy praise To tie up envy, evermore enlarged: If some susp ct of ill masked not thy show, Then thou alone kingdoms of hearts shouldst owe. То, что тебя порицают, не должно считаться твоим изъяном, так как прекрасное всегда было мишенью клеветы; орнаментом красоты является подозрение -- ворона, летающая в чистейшем воздухе небес. Так что, будь ты хорошим, клевета тем более подтвердит твое достоинство, подвергающееся соблазнам

времени*, так как порча любит самые сладостные бутоны, а ты представляешь собой чистый незапятнанный расцвет. Ты миновал опасности [засаду] юных дней, или не подвергшись нападению, или, атакованный, но выйдя победителем; это похвально, но этого недостаточно, чтобы сдержать [связать] вечно растущую зависть. Если бы подозрение в пороке не бросало тень на твою красоту, тогда ты один владел** бы королевствами сердец. --------- * Темное место, вызывающее споры комментаторов. ** Согласно комментаторам, "owe" здесь следует читать как "own" (владеть, обладать). А.Шаракшанэ - кандидат физико-математических наук. Окончил факультет иностранных языков МГОПУ им. М.В. Шолохова. Другие его заслуги: Certificate of Proficiency in English (Grade A) — Cambridge ESOL Examinations

Further Certificate for Teachers of Business English — LCCI Examinations Board Член Союза переводчиков России. И все же. И все же. Скопированный тоже в библиотеке Мошкова поэтический перевод этого же автора этого же сонета сверен с текстом в печатном издании переводов А.Щаракшанэ всех сонетов Шекспира, вышедшего в 2009 г. в издательстве "Менеджер". Тебя хулят - в том не виновен ты. Пятно хулы лежит на всем прекрасном, А подозренье, спутник красоты, - Ворона, что летает в небе ясном. Коль кто-то совершенен - будет он Тем больше славен, если оклеветан. Находит порча сладостный бутон, А ты цветешь чистейшим первоцветом. Все юности беспечной западни Тобой побеждены иль миновали, Но станет слава добрая в те дни Преградой новой зависти едва ли. Когда б не подозренья, ты бы мог

Во всех сердцах один быть царь и бог. Этот перевод заставляет еще раз обратиться к тексту второго катрена оригинала: So thou be good, slander doth but approve Thy worth the greater, being wooed of time, For canker vice the sweetest buds doth love, And thou present'st a pure unstain d prime. Затем к соответствующему фрагменту подстрочника: Так что, будь ты хорошим, клевета тем более подтвердит твое достоинство, подвергающееся соблазнам времени*, так как порча любит самые сладостные бутоны, а ты представляешь собой чистый незапятнанный расцвет. И соответствующему фрагменту поэтического перевода: Коль кто-то совершенен - будет он Тем больше славен, если оклеветан. Находит порча сладостный бутон,

А ты цветешь чистейшим первоцветом. Отсюда следует, что, автор подстрочника и перевода оказался неспособным, как, впрочем, и все его предшественники и современники, осмыслить совсем простенькую, как выеденное яйцо, конструкцию во второй строке выделенного катрена оригинала: «the greater». Точнее, не понял, или не захотел понять, смысла даже одного слова этой конструкции – определенного артикля «the». А между тем, уже изучавшие английский язык выпускники обычной средней школы должны знать, что наличие артикля the в конструкции the greater может означать только следующее: слово greater является прилагательным к какому-то существительному или выполняет функцию существительного. А еще даже изучавшие английский язык выпускники средней должны знать, что английское слово great имеет еще и значение «великий». То есть к выяснению действительного значения этого слова в оригинале сонета надо подходить более ответственно.

Короче, уже из представлено текста оригинала видно, что, скорее всего, «the greater» в нем выступает именно в функции существительного. И чтобы утвердиться в таком мнении, достаточно обратиться к тому виду первых двух строк выделенного фрагмента оригинала, который они имели в издании 1609 года: So thou be good, slander doch but approve, Their worth the greater being woo’d of time, Между прочим, это один из тех случаев, когда существование заговора против В.Шекспира наиболее очевидно, поскольку очевидно, что замена слова Their, которое стоит первым во второй строке цитаты из факсимиле, на слово Thy в более поздних текстах абсолютно ничем не обосновано. Кстати, это еще и одно из немногих мест, когда А.Шаракшанэ не указывает на различие текстов первого издания сонетов и текстов, которые он переводит. Ну, да ладно. Со временем the greater переводчик этого сонета и других сонетов В.Шекспира, настоящий Поэт и Человек, все объяснит его читателям больше и лучше. Например, отличие «совершенного» от великого.

А автор этой заметки только наметит черты этого будущего объяснения в своем переводе выделенного катрена этого сонета: Так будь хорош – лжи вскроется цена – Избранник времени великий ты, Рассвет ты без единого пятна, А порча целит в лучшие цветы. Правда, автор этого перевода подозревает, что во втором издании 1640 года сонетов В.Шекспира не без оснований слово woo в конце второй строки выделенного катрена заменено на слово woe. Оно более соответствует степени сравнения слова greater. Поэтому самому автору этой заметки больше нравится такой вариант. Так будь хорош – лжи вскроется цена – Ты больше в время скорбное велик, Рассвет ты без единого пятна, А порча в лучший норовит цветник. КТО БУДЕТ ВЕЧНЫМ ПЕРЕВОДЧИКОМ

СОНЕТА 18 В.ШЕКСПИРА Главное в сонете 18 В.Шекспира содержится в последних шести строках оригинала: But thy eternal Summer shall not fade, Nor lose possession of that fair thou ow’st, Nor shall Death brag thou wander'st in his shade, When in eternal lines to time thou growest, So long as men can breathe or eyes can see, So long lives this and this gives life to thee. Сразу можно сказать, что неизбежно в будущем сгинут с глаз людей переводчики этого сонета, из переводов которых следовало, будто вечность его адресату обеспечат только строки его автора. То есть, с глаз людей сгинут не только имена из прошлых веков, вроде Н.Гербеля, С.Маршака, А.Финкеля, И.Ивановского и других. Эта же участь ждет и всех переводчиков века нынешнего, из переводов которых не видно того, что в оригинале является главным, - адресат сонета был уже вечным к моменту этого сонета написания. Анекдот здесь заключается еще и в том, что

последнее обстоятельство вытекает даже из подстрочника, выполненного одним из последних по времени переводчиков этого сонета -- А.Шаракшанэ, приведенный ниже фрагмент которого (подстрочника) взят в библиотеке Мошкова: ….но твое вечное лето не потускнеет и не утратит владения красотой, которая тебе принадлежит*, и Смерть не будет хвастать, что ты блуждаешь в ее тени, когда в вечных строках ты будешь расти с временем. Пока люди дышат и глаза видят, до тех пор будет жить это мое произведение, и оно будет давать жизнь тебе. Но и этот самый А.Шаракшанэ, точно так же, как все его предшественники из других веков и все его молодые современники, наотрез отказывается приводить в своем поэтическом переводе, слово «eternal – вечное» из девятой строки оригинала, а данном случае из первой строки приведенных фрагментов и оригинала, и подстрочника.

Человек же и Поэт, перевод которого останется в памяти людей до тех пор, пока они не перестанут дышать и видеть указанное слово в указанной строке, это слово в своем переводе обязательно приведет. И автора этой заметки разбирает досада из-за того, что совершенное отсутствие у него поэтического дара не позволяет ему стать хотя бы прообразом такого будущего вечного переводчика. Но очень уж хочется хотя бы прикоснуться к вечности. Поэтому ниже приведен выполненный автором перевод не всего сонета, а только разбираемых строк. Но лето вечное твое не потускнеет, Его красы не сократят сроками, Смерть над тобой глумиться не посмеет, Коль ты срастился с вечными строками. Покуда дышит мир, пока глаза светлы, Они жить будут, вместе с ними ты. Тех, кто воспылает желанием подискутировать не о поэтических достоинствах этого перевода, но о его сути, можно сразу предупредить, что автору известно правило английской грамматики

об употреблении настоящего неопределенного времени в придаточных предложениях условия и времени. Остальным можно сразу сказать, что в предисловии к первому изданию сонетов об этом «only. ever-living. poet. – единственном бессмертном поэте» Шекспир уже говорил, и о нем же он говорил и в нескольких следующих сонетах. А автор уже говорил об этом в заметках предыдущих. КТО БУДЕТ ПИТЬ ИЗ СОНЕТА 84 В.ШЕКСПИРА?

Самое большое извращение — это верить вещам потому, что хочется, чтобы было так, как ты желаешь. Л.Пастер

Вообще-то, похоже, извращенцами являются все, кто читает этот сонет в подлиннике: Who is it that says most? which can say more Than this rich praise, that you alone are you? In whose confine immured is the store Which should example where your equal grew. Lean penury within that pen doth dwell That to his subject lends not some small glory; But he that writes of you, if he can tell That you are you, so dignifies his story, Let him but copy what in you is writ, Not making worse what nature made so clear, And such a counterpart shall fame his wit, Making his style admired every where. You to your beauteous blessings add a curse, Being fond on praise, which makes your praises worse. Иначе уже давно были бы признаны извращенцами все переводчики этого сонета на русский язык.

Чтобы убедиться в справедливости этого утверждения, достаточно со школьным англо-русским словарем в руках перевести следующие строки: Let him but copy what in you is writ, Not making worse what nature made so clear, And such a counterpart shall fame his wit, Making his style admired every where. Даже не очень успевающему по английскому языку школьнику должно быть видно, что эти строки вовсе не так уж сложны в грамматическом отношении. Вовсе не сложны и слова этих строк. При этом даже школьник может понять, что и во времена В.Шекспира эти слова имели тот же смысл, что и в наше время.

Вполне может быть, что даже среди школьников есть ребята, способные передать смысл этих слов более изящным стилем. Но автору этой заметки под силу оказался только такой перевод:

В тебе написанное пусть он повторит, Не извратив природой сделанного ясным, И будет славою за мудрость он покрыт, И стиль его признает мир прекрасным. Собственно, похоже, эту заметку, вообще, есть смысл писать только для школьников, ум которых еще не извращен и не задавлен стереотипами, а «сердца для чести живы». Им еще можно объяснить, что этот сонет и многие подобные сонеты В.Шекспира воспевают вовсе не какого-то живого человека, не мужчину или женщину, а Истину. Именно поэтому «стиль» Шекспира, объявленный в его время «косноязычным», так прост.

И главное в этом сонете состоит в указании на ясность, очевидность этой Истины даже для школьников. Ведь уже школьником надо на всю оставшуюся жизнь усваивать именно научный, из этой истины вытекающий вывод: трудности при решении назревших задач жизни в настоящем, как и при решении задач школьных, всегда

неизбежно, неотвратимо, закономерно возникают, когда плохо усвоен прошлый, предшествующий материал.

И не вина школьников, а их страшная беда состоит в том, что некому им объяснить, что это только один из бесконечного множества примеров проявления вечной истины связи времен.

И гранью этой страшной беды школьников является то, что они вынуждены читать сонеты В.Шекспира в переводах, являющихся настоящими плевками не только в ум и душу В.Шекспира, но и в их чистые души, еще способные истину искать, чувствовать, видеть и понимать, то есть читать «написанное в ней».

Следствием этой беды и является все увеличивающееся число взрослых людей, о которых говорит английская пословица: «You can take a horse to water but you cannot make him drink».

КТО ВОЗЬМЕТСЯ ПЕРЕВЕСТИ СОНЕТ 57 В.ШЕКСПИРА?

Me tongue-tied Muse…

Моя косноязычная муза…

В Шекспир

Не буду здесь повторяться. Отсылаю сомневающихся в правильности моего перевода вынесенных в эпиграф слов оригинала сонета 85 В.Шекспира к моим статьям «Где халтурят переводчики сонетов 66 и 85 В.Шекспира?» и «Почему переводчикам В.Шекспира наплевать на английские словари».

Перейдем сразу к сонету 57. Так уж сложилось, что в основном русские читатели знакомятся с сонетами В.Шекспира в переводах,

осуществленных С.Маршаком. И именно его перевод приведен ниже.

Как ожидать у двери госпожу.

Так, прихотям твоим служить готовый,

Я в ожиданье время провожу.

Я про себя бранить не смею скуку,

За стрелками часов твоих следя.

Не проклинаю горькую разлуку,

За дверь твою по знаку выходя.

Не позволяю помыслам ревнивым

Переступать заветный твой порог,

И, бедный раб, считаю я счастливым

Того, кто час пробыть с тобою мог.

Что хочешь делай. Я лишился зренья,

И нет во мне ни тени подозренья.

Теперь уже можно только догадываться,

насколько сознательно и по какой причине С.Маршак представил адресата этого сонета женщиной. Как, впрочем, и некоторые другие переводчики этого сонета. Для начала можно просто отметить, что в приведенном ниже оригинале нет никаких прямых и внятных указаний на пол адресата этого сонета.

Being your slave, what should I do but tend

Upon the hours and times of your desire?

I have no precious time at all to spend,

Nor services to do, till you require.

Nor dare I chide the world-without-end hour

Whilst I, my sovereign, watch the clock for you,

Nor think the bitterness of absence sour

When you have bid your servant once adieu;

Nor dare I question with my jealous thought

Where you may be, or your affairs suppose,

But, like a sad slave, stay and think of nought

Save, where you are how happy you make those.

So true a fool is love that in your will,

Though you do any thing, he thinks no ill.

А вот некоторые другие переводчики, как и до С.Маршака, так и после него в своих переводах адресата этого сонета представляли и представляют субъектом мужского пола. И делают они так в основном потому, что слепо следуют выдвинутой века назад «теории», согласно которой большинство из первых 126 сонетов В.Шекспира посвящены некому его молодому другу.

Примером может служить скопированный в библиотеке Мошкова подстрочник к этому сонету, выполненный А.Шаракшанэ:

«Будучи твоим слугой [рабом], что мне делать, как не прислуживать

тебе в часы и моменты твоего желания?

Время не имеет для меня ценности, мне не на что его тратить,

и нет для меня никакой службы, пока ты ее не требуешь.

Я не смею ни сетовать на бесконечно тянущиеся часы,

когда я, мой господин, ожидаю тебя [следя за часами],

ни думать о горечи тоскливой разлуки,

когда ты отослал слугу прочь.

Не смею я и вопрошать, в своих ревнивых мыслях,

где ты можешь быть, или гадать о твоих занятиях,

но, как печальный раб, могу только ждать, не думая ни о чем,

кроме как о том, какими счастливыми ты делаешь тех, кто с тобой.

Любовь так глупа, что в твоей прихоти,

что бы ты ни делал, не видит ничего дурного».

Так вот. По-настоящему проблема определения пола адресата этого сонета встает при переводе слов «my sovereign» в шестой строке оригинала. Ведь для англичанина, например, и король (king) – my sovereign, и правящая королева (queen) тоже – my sovereign. Вот, например, и у нас: что мужчина-царь, что женщина-царица – все одно «ваше величество».

Впрочем, наверное, лучше все-таки дать конкретный пример английского текста. Пожалуйста. В третьей сцене второго акта пьесы «Тит Андроник» Деметрий вопрошает Тамору так: «How now, dear sovereign and our gracious mother?» Или, по-русски, в переводе А.Курошевой: «В чем дело, матушка и королева?»

То есть определение пола адресата этого сонета надо начинать с решения загадки местоимения «my». Опыт перевода уже многих других сонетов В.Шекспира показал автору этой заметки, что В.Шекспир никогда не задает читателям его сонетов загадок неразрешимых. В их текстах, хоть одним словом, как, например, словом «home

- семья» в сонете 61, но В.Шекспир обязательно указывает путь к решению загадки конкретного сонета.

Но сначала, наверное, надо сказать, что сторонников «теории молодого адресата» сонетов В.Шекспира пора давно уже выбросить на переводческую свалку. В других моих статьях вполне убедительно для нормальных людей доказано, что в нескольких сонетах В.Шекспир пишет именно о нерушимой взаимной любви его и его жены Анны Шекспир. Кстати, и в сонете 130 тоже. И именно по этой же причине неприемлем и представленный выше перевод С.Маршака.

Так вот, после многих в течение почти месяца прочтений оригинала этого сонета, автор этой статьи пришел к выводу, что в этом сонете ключевыми являются целых да слова «So true – настолько истинно» в предпоследней строке оригинала, предшествующие слову «a fool – глупец, дурак, шут». Точнее, все выражение: «So true a fool is love – настолько истинный глупец есть (моя) любовь (любовь настолько

истинно глупая)».

И уже отсюда видно, что В.Шекспир в этом сонете написал не о своей любви к какому-то человеку какого-то пола, а о своей страсти к чему-то, которая им владеет и рабом которой он является. И такой страстью у человека пишущего поэмы и сонеты является, естественно, не что иное, как поэзия. И эта самая поэзия, и В.Шекспир это отлично знал и объективно воспринимал, делала счастливыми «those – тех», других, действительно более талантливых и изысканных поэтов. И признавал это В.Шекспир не только в этом сонете.

В результате, получается, что решение проблемы о поле адресата этого сонета, поскольку, оказывается, этот адресат имеет вовсе не пол, а всего-навсего род, ставит еще более сложную задачу выражения этого решения в поэтическом переводе этого сонета. Ведь необходимо не только дать какой-то нейтральный, оставляющий полную свободу читателям самим решать проблему, решению которой посвящена эта статья, перевод слов «my sovereign». Надо еще и

обязательно точно и ясно передать смысл ключевых слов, которыми В.Шекспир указывает на необходимое решение.

Последнее, вообще-то, не так и сложно:

Но столь глупа любовь, не видит зла,

К чему бы твоя прихоть не вела.

Ну, а то, что слово «those – тех (других)» в переводе не должно быть обставлено какими-либо лишними дополнениями, типа «кто с тобой», должно быть ясно и без лишних объяснений.

КУЦЕЕ СЛОВЕЧКО СОНЕТА 37 В.ШЕКСПИРА

О, Время...твой долг...

Вскрыть новый смысл в старинных книгах нам.

В.Шекспир

Похоже, все читатели оригинала сонета 37 В.Шекспира и читатели всех переводов его на разные языки, видят смысл этого сонета в одном - в простом воспевании множества достоинств некого молодого современника этого сонета автора. А между тем, на примитивность и поверхностность такого понимания указывает одно уже куцее словечко оригинала, неоднократно в этом оригинале повторенное.

As a decrepit father takes delight To see his active child do deeds of youth, So I, made lame by fortune's dearest spite, Take all my comfort of thy worth and truth. For whether beauty, birth, or wealth, or wit, Or any of these all, or all, or more, Entitled in thy parts do crowned sit, I make my love engrafted to this store; So then I am not lame, poor, nor despised, Whilst that this shadow doth such substance give That I in thy abundance am sufficed And by a part of all thy glory live. Look, what is best, that best I wish in thee; This wish I have, then ten times happy me.

Находится это словечко во втором катрене представленного текста. Повторено оно в этом катрене целых пять раз. И составлено оно всего-навсего из двух английских букв - "or". Или, по-русски, - "или". Автор этой заметки попробовал передать смысл написания и повторения этого слова автором сонета с помощью куцего же русского слова "будь". Будь знатен ты, богат, умен, красив, Иль часть, иль все, иль более имей, В своей натуре царски воплотив, Мою любовь я прибавляю к ней. То есть, кратко, получается, что автор этого сонета об его объекте знал совсем немного. Всего-навсего только "thy worth and truth", о которых сказано в последней строке первого катрена сонета. Все другие качества объекта этого сонета, о которых написано после слов "thy worth and truth", автор этого сонета в этом объекте или только предполагает, или только желает, чтобы

они у этого субъекта были. В прошлом. Или даже, точнее, только хочет видеть их в этом объекте этого сонета. И тогда счастье В.Шекспира - счастье видеть, что у объекта этого сонета уже есть "worth and truth", было бы в десять раз больше. Что же до счастья автора этой заметки, то ему вполне достаточно счастья точно знать, в ком уже в его время В.Шекспир эти самые "thy worth and truth" сумел разглядеть, выполнив долг, о котором сам В.Шекспир написал словами эпиграфа. НЕПЕРЕВОДИМАЯ СТРОКА СОНЕТА 66 В.ШЕКСПИРА

Честь – вещество незримое. Нередко

ей обладают, ей не обладая.

В.Шекспир

В современной орфографии непереводимая строка сонета 66 В.Шекспира выглядит так:

And gilded honour shamefully misplaсed…

Сам по себе перевод ее не должен представлять трудности даже для учеников старших классов, даже нынешней школы:

И позолоченная честь, позорно удостоившая недостойного.

И только, наверное, школьникам надо показывать, что этот же смысл слова оригинала имели и во времена Шекспира, и во всех его произведениях.

То есть, английское слово «gilded» поныне обозначает все то же – позолоченный, золотистый. И, то есть, главная трудность здесь заключается только в том, чтобы понять смысл слов «позолоченная честь». Но сначала пример того, что, без смысла, рассматриваемую строку

оригинала все-таки можно втиснуть в десять слогов русского предложения:

Злащеную на недостойном честь.

Таким образом, главная трудность перевода рассматриваемой строки оригинала заключается в понимании, в основе которого лежит понимание приведенных в эпиграфе слов В.Шекспира, что «позолоченная честь» - это, по-русски, «липовая» честь. То есть, выражает тот простой факт, что тот, кто такой «чести» удостоен, на самом деле, по сути никакой чести не достоин. То есть, получается, рассматриваемая строка оригинала просто и откровенно бессмысленна.

Безусловно, на самом деле это не так. Но полный и истинный смысл этой строки автор исследует в других статьях. Здесь же достаточно уяснить следующее: те «переводчики» сонета 66, которые в своих «переводах» уклоняются от воспроизведения слова «gilded» оригинала, - переводчики на самом деле, по-простому, липовые. А по-научному – шарлатаны.

О БЕЗДАРНОСТИ ПЕРЕВОДЧИКОВ СОНЕТА 15 В.ШЕКСПИРА Быстрее, нагляднее и проще всего бездарность переводчиков сонета 15 В.Шекспира можно показать на примере А.Шаракшанэ, найденном автором в библиотеке Мошкова. Самое интересное в этом примере заключается в том, что в своем подстрочнике А.Шаракшанэ (неточный перевод инфинитива — это уже хроническое) достаточно точно передает смысл оригинала. When I consider every thing that grows Holds in perfection but a little moment, That this huge stage presenteth nought but shows Whereon the stars in secret influence comment; When I perceive that men as plants increase, Cheered and cheque'd even by the self-same sky, Vaunt in their youthful sap, at height decrease, And wear their brave state out of memory; Then the conceit of this inconstant stay, Sets you most rich in youth before my sight, Where wasteful Time debateth with Decay,

To change your day of youth to sullied night; And all in war with Time for love of you, As he takes from you, I engraft you new. Когда я думаю о том, что все, что произрастает, остается совершенным только краткий миг; что эта огромная сцена представляет не что иное как спектакли, которые, тайно влияяя, толкуют звезды; когда я постигаю, что рост людей, как растений, поощряет и останавливает то же самое небо: все они тщеславны в своем молодом соку, в высшей точке начинается их падок, и затем их расцвет изглаживается из памяти; тогда мысль об этом непостоянном пребывании в мире делает тебя самым богатым молодостью в моих глазах, на которых разрушительное Время спорит с Увяданием, стремясь превратить день твоей молодости в мрачную ночь, и в решительной войне с Временем, ради любви к тебе, то, что оно будет отбирать у тебя, я буду прививать тебе снова.

Главное в этом подстрочнике заключается в совершенно точной передаче степени сравнения в словах «most rich in youth» из десятой строки оригинала — «самым богатым молодостью». Но, обратите внимание, в поэтическом «переводе» этого же сонета этого же автора, как и в «переводах» и всех его предшественников и современников, эта самая степень сравнения как в воду канет. Когда представлю, что всему в природе Дано цвести мгновение одно; Что этот мир огромной сцены вроде Для действа, что звездами внушено; Что людям, будто саженцам, до срока Расти определяет неба власть, И те, что полны молодого сока, Должны отцвесть и без следа пропасть; Тогда, столь юный в этом мире бренном, Ты мне еще дороже — потому, Что Время грозное уж спорит с Тленом, Как день твой превратить в ночную тьму.

Я в бой пойду за молодость твою: Что Время отберет — я вновь привью. То же, что слова оригинала о «самой богатой юности (молодости)» адресата этого сонета вполне можно полностью включить в поэтический перевод, показывает даже перевод автора этой заметки, которого поэтом могут считать только его самые близкие родственники. Но больше всех ты юностью богат В моих глазах, но вижу так же как Объединяются со Временем Распад, Чтоб заменить день юный твой на мрак. То есть только откровенной бездарностью всех переводчиков этого сонета можно объяснить их неспособность самое главное в этом сонете выразить. Сделать же это надо обязательно, что бы русские читатели воочию убедились в непробудной тупости читателей, читавших и читающих этот сонет в оригинале, и, естественно, всех переводчиков этого сонета, не способных понять, что адресатом этого сонета является вовсе не какой-то конкретный юный

современник В.Шекспира. Между прочим, несмотря на то, что «прививка» В.Шекспира этому адресату осталась незамеченной и не оцененной всеми его (В.Шекспира) читателями, этот адресат и сегодня так же «молод», потому что актуален, как и во времена написания этого сонета. И когда это станет понятно русским читателям этого сонета, все нынешние «переводчики» этого и других сонетов В.Шекспира «без следа пропадут» именно из того, что обозначено в этом сонете английским словом «memory», и которое тоже ни один «переводчик» не сумел передать в своем «переводе». Естественно, по причине той же самой бездарности. Ну, и, конечно, тупости, поскольку именно это слово «memory — память» помогает понять, в чем состоит «самая богатая юность (молодость)» адресата сонета 15 В.Шекспира.

О ЗДРАВОМЫСЛИИ ЧИТАТЕЛЕЙ ПОСВЯЩЕНИЯ К СОНЕТАМ В.ШЕКСПИРА

От ума до здравого смысла дальше, чем думают. Наполеон Первое издание сонетов В.Шекспира предваряет посвящение следующего содержания и оформления: TO. THE. ONLIE. BEGETTER. OF. THESE. INSUING. SONNETS. MR. W. H. ALL. HAPPINESSE. AND. THAT. ETERNITIE. PROMISED. BY. OUR. EVER-LIVING. POET. WISHETH. THE. WELL-WISHING. ADVENTURER. IN. SETTING. FORTH. T. T. Поскольку автор этой заметки не обладает

обширным и глубоким знанием английского языка и истории его развития, он не берется приводить своего варианта перевода всех этих слов и всех вариантов их переводов, предлагавшихся другими авторами. Ведь по указанной же причине он не отваживается и выбирать самый точный из них. Но можно отметить, что во всех без исключений переводах слова "OUR. EVER-LIVING. POET" переводятся точно так же, как их перевел бы и сам автор этой заметки: "НАШ. БЕССМЕРТНЫЙ. ПОЭТ.". То есть, схематично, получается, что некому "мистеру", имеющему некое отношение к напечатанным далее сонетам, нечто обещал "НАШ. БЕССМЕТНЫЙ. ПОЭТ.". А далее уже от себя нечто добавил Томас Торп, издатель (обратите внимание, последнее слово не является цитатой или переводом). ЕСЛИ НЕ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЯ НА СТОЯЩИЕ ПОСЛЕ КАЖДОГО СЛОВА ЭТОГО ПОСВЯЩЕНИЯ ТОЧКИ И НЕ ЗАДУМЫВАТЬСЯ ОБ ИХ ЗНАЧЕНИИ, то нельзя не задуматься, о каком "нашем бессмертном поэте" тут говорится.

Похоже, все читатели этого посвящения, независимо от того, в каком году какого века они это посвящение читали, считали, что эти слова относятся к автору напечатанных далее сонетов, то есть, к В.Шекспиру. Тогда остается только представить себе, как отнеслись к применению таких слов в отношении В.Шекспира те читатели, которые это посвящение читали в течение 1609- 1616 годов, когда Шекспир еще продолжал жить и творить. Некоторое представление об этом дает факт полного отсутствия свидетельств скорби этих читателей по поводу смерти Шекспира. Не менее красноречив и тот факт, что следующее издание этих сонетов было осуществлено только в 1640 году. Конечно, нынешние читатели этого посвящения далеко ушли от первых их читателей в объеме знаний и, возможно, в изощренности ума. Но тогда встает вопрос, насколько далеко ушли более поздние и нынешние читатели этого посвящения от здравого смысла первых его читателей.

Некоторое представление об этом расстоянии дает ныне уже абсолютная невозможность понимания, что в сословном английском обществе, не только в семнадцатом веке, но и даже в начале двадцать первого века, обращение "MR. - мистер" начисто исключает возможность принадлежности лица, в отношении которого применено подобное обращение, к высшему сословию. Впрочем, в последнем случае имеет место еще и явление, о котором Л.Пастер сказал так: "Самое большое извращение - это верить вещам потому, что хочется, чтобы было так, как ты желаешь". Но, вообще-то, в жизни все не так просто. Например, мягко выражаясь, скандальная репутация О.Уайльда не помешала ему понять сказанное в предыдущем абзаце. И поэтому посвященное этой же теме сочинение он назвал так: "Портрет мистера У.Х". Но вот тему "нашего бессмертного поэта" он почему-то обошел стороной. О НЕГАТИВНЫХ ПОСЛЕДСТВИЯХ ИЗУЧЕНИЯ

АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА I pray thee, understand a plain man in his plain meaning… Прошу тебя, пойми простого человека просто… В.Шекспир. «Венецианский купец». III,5. Перевод автора. Негативные последствия изучения английского языка обширны и глубоки. Полностью выявить и осветить их в небольшой заметке невозможно. Поэтому приходится ограничиться общей постановкой проблемы и только частным примером. Поэтому же этот пример сознательно выбирался таким образом, чтобы внимательные читатели могли видеть, что последствия изучения английского языка таким же образом проявляются и в других странах, а не только в России. Но в этой заметке говориться будет об опыте прежде всего российском. Все, кому сколько-нибудь знакома история России и не безразлично ее будущее, не могут не

обратить внимания на следующие интригующие обстоятельства. Практически до шестидесятых годов XX-го века в России в более и менее массовом порядке изучались в основном латынь и древнегреческий, французский и немецкий языки. «Англоманы» в России, конечно, не преследовались, но отношение к ним всегда было несколько настороженное. И практически до этого же рубежа Россия, несмотря на все трудности и испытания, устойчиво развивалась. Кстати, нельзя не отметить, что трудности и испытания этого XX-го века начались с того момента, когда в семье российского императора стали говорить и писать на английском языке больше, чем на каком-нибудь другом иностранном языке. И, наверное, А.С.Пушкин только после того, как начал самостоятельно изучать английский язык, написал совсем не украшающую его строчку: «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей». С отмеченного же рубежа в изучении английского языка в России произошел

настоящий обвал. Изучение всех других иностранных языков постепенно было вытеснено на задворки школьных и вузовских программ. И потому, хотя по инерции Россия еще некоторое время двигалась вперед, последующие «застой» и затем крах были практически неизбежны. При этом главным признаком надвигающейся катастрофы стала именно прогрессирующая неспособность людей понимать именно простые вещи, для иллюстрации чего необходимым становится как раз частный конкретный пример. И поскольку этот пример должен быть общим для всех стран и времен, им и выбран величайший памятник английской и мировой культуры — сонет 66 В.Шекспира. Написан этот сонет В.Шекспиром так: Tir’d with all these, for restful death I cry: As to behold desert a beggar born, And needy Nothing trimm’d in jollity, And purest faith unhappily forsworn, And gilded honour shamefully misplac’d, And maiden virtue rudely strumpeted; And right perfection wrongfully disgrac’d, And strength by limping sway disabled,

And art made tongue-tied by authority, And Folly, Doctor-like, controlling skill, And simple Truth miscall’d Simplicity, And captive good attending Captain ill. Tir’d with all these, fro, these would I be gone, Save that to die, I leave my love alone. Для любого здравомыслящего, но не владеющего английским языком человека здесь очевидно следующее. Некоторые слова в тексте сонета, находящиеся в середине строк выделены заглавными буквами. Очевидно, это выделение, как и всякое некое выделение, имеет какой-то смысл. Как правило, таким способом авторы хотят привлечь ВНИМАНИЕ читателей к важности, значительности, СМЫСЛУ выделяемых в их текстах слов. Так вот, ВНИМАНИЕ. Для любого человека, изучавшего английский язык, изложенное в предыдущем абзаце ПРОСТОЕ понимание становится абсолютно недоступным. Поэтому в подавляющем большинстве переводов этого сонета на русский (и ДРУГИЕ ИНОСТРАННЫЕ ЯЗЫКИ) сделанные Шекспиром выделения просто-напросто напрочь отсутствуют. Не менее многозначителен и тот факт, что в ряде

изданий подобных выделений в тексте сонета делается значительно больше, чем их было в этого сонета оригинале. И простое объяснение обоим этим фактам одно: в обоих случаях речь идет о сознательном затуманивании, искажении смысла сонета. И хотя это обстоятельство не является темой данной статьи, если еще более внимательно присмотреться к этому явлению, то в конечном пункте исследования можно заметить влияние изучения английского языка на изменение, как у А.С.Пушкина, отношения к другим людям. Чтобы минимизировать негативные последствия знакомства с английским языком, достаточно сказать, что весь этот сонет написан Шекспиром только ради одной строчки: And simple Truth miscall’d Simplicity. И все выделения в этом сонете сделаны ради одного слова «Truth». Английское слово «truth» имеет значения и «правда», и «истина». А потому, чтобы читатели ясно и точно понимали, какое из этих значений

имел в виду сам В.Шекспир, он и выделил это слово. Правда с большой буквы — это истина. Но этого Шекспиру было недостаточно. Он подчеркнул подразумевающееся им значение слова «Truth» еще и неразрывным с понятием «Истина» определением «simple — простая». Слово «simplicity» не столь многозначно. Оно переводится словами «простота, простодушие, наивность, простак, простофиля». И тогда вся рассматриваемая строка дословно переводится так: И простая Истина обзывается Простаком. И здесь надо отметить одно простое обстоятельство. Обличителей пороков общества всегда было и будет «хоть пруд пруди». Но никогда не было, и вряд ли скоро появятся люди, которые бы из массы этих пороков выделили порок нежелания знать истину, отмеченный только В.Шекспиром, поскольку только он знал «простую Истину», раскрытую им в других сонетах. Впрочем, в этом сонете есть и действительно сложное место, касающееся понимания, о любви к кому говорит Шекспир. Но это уже тема другой заметки.

Конечно, русскому читателю, не знающему английский язык надо еще объяснить смысл этой строки. Не подвергая их опасности изучения английского языка, и коротко, это можно сделать следующим образом. В эйфории от сделанного им открытия в пьесе «Бесплодные усилия любви» В.Шекспир написал: Забавы пусты, и все ж пустей куда — Трудиться ради одного труда. Чтоб правды (истины — Авт.) свет найти, иной корпит Над книгами, меж тем как правда (истина – Авт.) эта Глаза ему сиянием слепит. Свет, алча света, свет крадет у света. (I,1, перевод Ю.Корнеева) Кстати, можно отметить, что в данном фрагменте для пояснения смысла слова «truth» Шекспир использовал целое последнее предложение. Но, естественно, для изучавших английский язык людей даже этого оказывается недостаточно.

Но пройдет не так уж и много времени, и Шекспир воочию увидит, каким простаком, каким наивным он был, когда писал это последнее предложение. Оказывается, свет (люди) вовсе и совершенно на деле не алчет (алчут) света истины. И потому несколько позже он напишет в пьесе «Троил и Крессида»: I with great truth catch mere simplicity. Я с великой истиной залетаю в простаки. Не заостряя внимание читателей на этом английском предложении, можно только отметить, что в отличие от подобного предложения в сонете 66, здесь более отчетливо видно, что Шекспир имеет в виду самого себя. И именно это понимание прежде всего отравляет, как он пишет в сонете 66, ему жизнь. В «Короле Лире» Шекспир уже просто констатирует: «Правда — вроде дворняги…» Соответственно, поскольку Шекспир, прежде всего, говорил об англоязычных читателях, это утверждение можно отнести и ко всем тем, кто достаточно хорошо этим языком овладел, как иностранным.

Уже сказанное, наверное, может вызвать вопрос о том, как можно избежать опасностей изучения английского языка, если изучение его становится жизненной необходимостью и потребностью. Перефразируя В.Маяковского, действительно, можно сказать: «Я английский бы выучил только за то, что на нем писал Шекспир». Рецепт здесь простой: прежде всего, как Шекспиру, людям надо научиться понимать простые вещи на своем родном языке, и тогда изучение любых других языков не будет представлять для них опасности.

О СОЗНАТЕЛЬНОСТИ ПЕРЕВОДЧИКОВ СОНЕТА 52 В.ШЕКСПИРА Так лжец, который приучил себя Кривить душой, быть с истиной в разладе, Подчас в свою неправду верит сам.

В.Шекспир В основном русским читателям сонеты В.Шекспира известны по переводам, выполненным С.Маршаком. В частности сонет 52 он изложил так: Как богачу, доступно мне в любое Мгновение сокровище мое. Но знаю я, что хрупко острие Минут счастливых, данных мне судьбою. Нам праздники, столь редкие в году, Несут с собой тем большее веселье. И редко расположены в ряду Других камней алмазы ожерелья. Пускай скрывает время, как ларец, Тебя, мой друг, венец мой драгоценный, Но счастлив я, когда алмаз свой пленный Оно освобождает наконец. Ты мне даришь и торжество свиданья, И трепетную радость ожиданья. Главное в этом сонете содержится в его ключе, поэтому ниже и приводятся только переводы этого ключа, выполненные некоторыми другими

авторами. Кто знал тебя – узнал блаженство тот, А кто не знал – надеждами живет. А.Финкель Так возвеличься ж ты, чьи вид и. совершенства Способны возбудить надежду на блаженство! Н.Гербель О миг с тобой! В моей груди он будит Блаженство – был, и предвкушенье – будет! С.Степанов Благословенная, ты мне как прежде Дари любовь и радости в надежде. А.Кузнецов Но неизменно порождаешь ты С тобой — восторг, а без тебя — мечты. И.Ивановский

Теперь остается только посмотреть, как эти строки написаны самим В.Шекспиром: Blessed are you, whose worthiness gives scope, Being had to triumph, being lack’d to hope. Самое поразительное в этих словах оригинала состоит в их совершенной ясности и удивительной откровенности. Поэтому нет никакой необходимости приводить множество примеров использования Шекспиром слова «scope» в других его произведениях, чтобы доказывать, что это слово и в этом ключе имеет только одно-единственное значение — свобода. При этом каждому культурному человеку так же без лишних слов ясно, что дает человеку свободу. То есть содержание и смысл первой строки ключа сонета практически очевидны: Благословенна ты, чья ценность дает свободу (чья ценность состоит в том, что ты даешь свободу)… И так же практически очевидно, что вовсе не незнание языка оригинала, не низкая культура, не поэтическая бесталанность переводчиков или

их вероисповедание и т.п. не позволили им дать адекватный смысловой поэтический перевод ключа сонета 52. Очевидно, извращение его смысла было осуществлено совершенно сознательно. И прежде всего потому, что ясное понимание ключа этого сонета является ключом к ясному пониманию многих других сонетов В.Шекспира, в частности следующего сонета 53. О некоторых переводчиках этого и других сонетов В.Шекспира, по известной максиме, уже не положено ничего говорить. Поэтому закончить остается только словами Шекспира же из ключа сонета 26: Пока же мог бы угадать, что прячет голова.

О СОЗНАТЕЛЬНОСТИ ПЕРЕВОДЧИКОВ СОНЕТА 105 В.ШЕКСПИРА

Так лжец, который приучил себя Кривить душой, быть с истиной в разладе, Подчас в свою неправду верит сам. В.Шекспир Автор этой заметки всего-навсего дилетант-любитель, поэтому только время от времени обращается к сонетам В.Шекспира. Но чем чаще он это делает, тем больше убеждается, что свои заметки он может писать, как ранее говорили, под копирку, изменяя в новом тексте только номера этих самых сонетов. Поэтому и в данном случае он не считает нужным тратить свои силы на изобретение новых форм и формулировок для изложения того, что уже было сказано, например, о переводчиках сонета 52. В основном русским читателям сонеты В.Шекспира известны по переводам, выполненным С.Маршаком. В частности сонет 105 он изложил так: Язычником меня ты не зови, Не называй кумиром божество.

Пою я гимны, полные любви, Ему, о нем и только для него. Его любовь нежнее с каждым днем, И, постоянству посвящая стих, Я поневоле говорю о нем, Не зная тем и замыслов других. "Прекрасный, верный, добрый" - вот слова, Что я твержу на множество ладов. В них три определенья божества, Но сколько сочетаний этих слов! Добро, краса и верность жили врозь, Но это все в тебе одном слилось. Практически подобным же образом переводят этот сонет и другие известные переводчики. При этом А.Финкель, С.Степанов, А.Кузнецов тоже представляют персонажа этого сонета мужчиной, а Н.Гербель и И.Ивановский — женщиной. И таким образом все пятеро извращают смысл сонета именно сознательно, что совсем не трудно обнаружить, обратившись к тексту оригинала: Let not my love be call'd idolatry, Nor my beloved as an idol show, Since all alike my songs and praises be To one, of one, still such, and ever so. Kind is my love to-day, to-morrow kind,

Still constant in a wondrous excellence; Therefore my verse to constancy confined, One thing expressing, leaves out difference. 'Fair, kind and true' is all my argument, 'Fair, kind, and true' varying to other words; And in this change is my invention spent, Three themes in one, which wondrous scope affords. 'Fair, kind, and true,' have often lived alone, Which three till now never kept seat in one. Вообще-то, автор этой заметки и в филологии-то тоже совершенный дилетант. Но, несмотря на это, он совершенно уверен, что ни один даже зав. кафедрой английской филологии никакого университета не возьмется утверждать, что текст оригинала дает хоть какое-то основания делать персонажа этого сонета живым существом какого-либо пола. И основана эта уверенность уже на слове «thing — вещь» в восьмой строке оригинала. Именно это слово исключает всякие спекуляции о том, что подразумевал автор оригинала под словами «one». Но главное содержится в двенадцатой строке

оригинала, точного перевода которой все перечисленные переводчики избегают, как черти ладана. И сводится это главное к тому, что это самое «one» дает, приносит удивительную, чудесную свободу — «wondrous scope affords». При этом, как уже отмечалось в заметке о сонете 52, каждому культурному человеку без лишних слов должно быть ясно, что дает человеку свободу. И в той же заметке можно прочитать и все остальное. Здесь же хотелось бы отметить интересный момент. Каждый образованный человек, знакомый со словами Н.А.Некрасова о «разумном, добром, вечном» не может не заметить созвучие этих слов со словами сонета. И как представляется, именно потому, что Н.А.Некрасов, скорее всего, не читал сонетов В.Шекспира, он не понял, как и все остальные «сеятели» до сих пор, что на деле сеять разумное, доброе, вечное — значит сеять всего этого разумного, доброго, вечного прекрасную, добрую и вечную основу.

О СРАВНЕНИИ С МАТРОСАМИ ЧИТАТЕЛЕЙ СОНЕТА 53 В.ШЕКСПИРА У матросов нет вопросов. Прибаутка В качестве примера большой популярности трагедии «Гамлет» среди современников В.Шекспира шекспировед Г.Брандес в своей книге «Шекспир. Жизнь и произведения» приводит запись из вахтенного журнала судна «Дракон», сделанную в сентябре 1607 года и сообщающую о неоднократном представлении этой трагедии командой этого судна. Нынешние шекспироведы еще не предпринимали исследований популярности этой трагедии среди команд судов в нынешнее время, но, наверное, можно предположить, что у нынешних матросов вопросов по поводу смысла этой трагедии возникает не больше, чем у матросов судна «Дракон».

Вообще-то, популярностью среди матросов сонетов В.Шекспира никто, нигде и никогда вообще не интересовался. Поэтому говорить о сравнении читателей его сонета 53 с матросами не совсем корректно. Но что-то автору этой заметки до сих пор не попалась на глаза даже маленькая заметка, показывающая, что какие-то вопросы по поводу смысла этого сонета когда-нибудь задавали какие-нибудь его читатели других профессий. При этом возникновение вопросов по поводу смысла этого сонета у автора этой заметки обусловлено, скорее всего, тем, что уже с дошкольного возраста он крутился среди матросов флотского арсенала, а затем общался и с флотскими офицерами. И хотя для окончательного вывода опыта автора, безусловно, совершенно не достаточно, некоторое основание для вынесения в заголовок этой заметки напрашивающегося сравнения у него все-таки есть. А между тем, основание для вопросов по поводу смысла сонета 53 дает даже перевод, выполненный С.Маршаком:

Какою ты стихией порожден? Все по одной отбрасывают тени, А за тобою вьется миллион Твоих теней, подобий, отражений. Вообразим Адониса портрет, - С тобой он схож, как слепок твой дешевый. Елене в древности дивился свет. Ты - древнего искусства образ новый. Невинную весну и зрелый год Хранит твой облик, внутренний и внешний: Как время жатвы, полон ты щедрот, А видом день напоминаешь вешний. Все, что прекрасно, мы зовем твоим. Но с чем же сердце верное сравним? Тем более они обязательно должны были бы возникнуть у тех, кто мог прочить в подлиннике ключ этого сонета: In all external grace you have some part, But you like none, none you for constant heart. Автору почему-то кажется, что необходимое каждому моряку знание английского языка, опыт борьбы моряков с могучей океанской стихией, их знакомство с жизнью многих приморских стран и т.д., должно помочь им в первую очередь

понять точный смысл последней строки сонета: Но ты как бы ничто, но не для сердца верного. И не исключено, будь среди первых читателей сонетов Шекспира моряки, раскопав их понимание в записях судового журнала какого-нибудь судна, Г.Брандес понял бы, что этот и многие другие сонеты имеют в виду вовсе не какого-то конкретного человека, а нечто совсем другое. И тогда перед ним и миллионами других читателей этого и других сонетов встал бы совсем другой Шекспир. ОБ ОПАСНОСТИ ДВУЯЗЫЧНЫХ ИЗДАНИЙ СОНЕТОВ В.ШЕКСПИРА Как выдает природа свою слабость, Свое безумие, делаясь игрушкой Для бессердечных.

В.Шекспир Каждый, кто берет в руки или открывает в Интернете издание сонетов В.Шекспира с параллельными текстами на английском и русском языках, подвергает себя опасности попасть под вынесенные в эпиграф слова Шекспира. Потому что согласиться с представленными в этих изданиях «переводами» может только невежественный, глупый или слабый человек, являющийся просто-напросто «игрушкой для бессердечных» «переводчиков» и комментаторов сонетов В.Шекспира. При этом, чем больше русских людей знакомятся с подобными изданиями, тем больше опасность определения всех русских не только невеждами и «баранами», но и людьми именно бесчестными и бессердечными, если в их среде не поднимается волна возмущения предлагаемыми в этих изданиях «переводами».

То есть, двуязычные издания сонетов В.Шекспира, кроме всего прочего, являются еще и ничем иным, как настоящим тестом и испытанием на ум, честь и совесть читателей этих изданий. И уже ныне очевидно, что среди читателей этих изданий не было и нет людей, которые бы это испытание с честью выдержали. Конечно, все сказанное относится только к тем читателям этих двуязычных изданий, которые удовлетворительно знакомы с английским языком хотя бы на уровне программы для средних школ России. При этом уже этого уровня вполне достаточно, чтобы можно было говорить об их несамостоятельности. Каждый же, кто считает, что его знания английского языка этот школьный уровень превосходят, вполне может нарваться на обвинения в лучшем случае в глупости, а в худшем — в подлости. Ярчайший пример — вторая строка сонета 66 В.Шекспира, в которой во многих двуязычных изданиях влеплена запятая после слова «As»: As, to behold Desert a beggar born…

Ни один человек в мире не сможет доказать, что отсутствие такой запятой ведет к непониманию или искажению смысла этого сонета, то есть насущную необходимость «влепливания» этой запятой. Тогда почему с некоторых пор это делается в тексте сонета 66, в том числе в самых что ни есть разанглийских изданиях? И, уж извините, каждый читатель подобных изданий, не задающийся подобным вопросом, или откровенный невежда или маскирующийся под невежду подлец. Ну, а все переводы слов «a beggar born» — это вообще чисто медицинские случаи психопатства, раздвоения сознания, личности, двойных стандартов и так далее. И, соответственно, все случаи некритического восприятия этих переводов — тоже. Простейший же, элементарнейший пример — это пример переводов и восприятия этих переводов читателями двуязычных изданий сонетов В.Шекспира ключа сонета 43:

All days are nights to see till I see thee, And nights bright days when dreams show thee me. Ведь только люди, о которых обычно говорят, что они «смотрят в книгу, а видят фигу», могут не согласиться со следующим дословным переводом этих строк: Все дни должно (следует) видеть (считать, полагать) ночами, (до тех пор) пока я вижу тебя, Все ночи светятся днями, когда сны показывают тебя мне. Но вот, получается, что среди читателей двуязычных изданий сонетов В.Шекспира не было и совершенно нет людей, видящих, какие «фиги» им подсовывают «переводчики», извращающие слова подлинника с точностью до наоборот. А потому, получается, что все эти читатели в лучшем случае «игрушки для бессердечных» «переводчиков», а в худшем — соучастники травли В.Шекспира, о которой он, со стороны своих современников, в сонете 66 и писал То есть, опять же, в лучшем случае, проблема тут не филологическая, а медицинская.

Вот только существует такой закон диалектики перехода количества в качество. А потому, когда сказанное выше касается только нескольких читателей двуязычных изданий сонетов В.Шекспира, — это всего-навсего диагноз. Если же все сказанное выше относится ко всем, во все более увеличивающемся числе, читателям подобных изданий, то это уже — приговор. . ОБ УЧАСТИ НЫНЕШНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ СОНЕТА 81 В.ШЕКСПИРА Сонет 81 написан В.Шекспиром так: Or I shall live your epitaph to make, Or you survive when I in earth am rotten; From hence your memory death cannot take, Although in me each part will be forgotten. Your name from hence immortal life shall have, Though I, once gone, to all the world must die: The earth can yield me but a common grave,

When you entombed in men's eyes shall lie. Your monument shall be my gentle verse, Which eyes not yet created shall o'er-read, And tongues to be your being shall rehearse When all the breathers of this world are dead; You still shall live (such virtue hath my pen) Where breath most breathes, even in the mouths of men. Все известные автору этой заметки поэтические переводы этого текста на русский язык настолько халтурны в плане передачи его смысла, что нет никакого смысла здесь их рассматривать. Поэтому, забегая немного вперед, в ожидании «еще не созданных» переводчиков, для показа действительного смысла этого сонета приходится ограничиться переводом, поневоле халтурным в плане поэтическом. Мне ль эпитафию писать тебе придется Твои ли слезы надо мною литься будут, Но память о тебе вовеки не сотрется Меня же полностью, наверное, забудут. И имя обретет твое бессмертья силу, А я уйду, как всяк другой уйдет, Под землю, будто в общую могилу, Но образ твой в глаза людей войдет.

Твой монумент, стихи что сотворят, Глаза людей, еще не созданных согреют. Слова их жизнь твою еще раз повторят, Когда живущие сейчас в уже истлеют. Уста людей тебя воскресят чаще, Когда жизнь станет жизнью настоящей. Автор этого перевода считает важным показать, что и для самого Шекспира было важно, чтобы имя («name») адресата его сонета было со временем произнесено. При этом Шекспир достаточно ясно дал понять, в каких только условиях и какими только людьми это может быть сделано. Достаточно прозрачно Шекспир намекнул и на то, понимание чего для будущих людей уже не будет представлять трудности. Эти люди будут понимать, что слова, подобные словам первых двух строк сонета могут быть сказаны людьми и о людях только примерно одинакового возраста. Таким образом, участь всех нынешних читателей этого сонета, включая, естественно, и его переводчиков, слепо следующих навязываемому им представлению, что подавляющее большинство сонетов адресовано некому более

молодому другу Шекспира, будет точно такой же, как и людей, живших («breathers») во времена Шекспира, — они уйдут из этой жизни точно такими же незрелыми, как и все их со времен Шекспира предшественники. ОБЛАДАЮТ ЛИ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТА 29 В.ШЕКСПИРА ДАРОМ К.СТАНИСЛАВСКОГО Не верю! К.С.Станиславский Совершенное знание английского языка, как, впрочем, и любого другого языка, означает не только способность говорить и думать, но и чувствовать на нем. Отсутствие последней способности у автора этой заметки не позволяет ему по достоинству самостоятельно оценить качество переводов сонета 29 В.Шекспира разными русскими переводчиками.

Но некоторое знакомство с шекспироведческой литературой, в том числе иностранных авторов, позволяет ему сделать вывод, что в целом все переводы этого сонета на русский язык достаточно точно передают его эмоциональный настрой. Поэтому и у автора этой заметки нет особой пристрастности к какому-то из подобных переводов, и выполненный С.Маршаком перевод этого сонета приводится им только из-за наибольшей известности его. Когда в раздоре с миром и судьбой, Припомнив годы, полные невзгод, Тревожу я бесплодною мольбой Глухой и равнодушный небосвод И, жалуясь на горестный удел, Готов меняться жребием своим С тем, кто в искусстве больше преуспел, Богат надеждой и людьми любим, - Тогда, внезапно вспомнив о тебе, Я малодушье жалкое кляну, И жаворонком, вопреки судьбе, Моя душа несется в вышину. С твоей любовью, с памятью о ней Всех королей на свете я сильней.

Конечно, есть и более точные переводы слов подлинника этого сонета, но результат-то всех их, точно так же, как и результат чтения этого сонета миллионами других людей в подлиннике, уже века практически одинаков. Никто не верит, что Шекспир искренен в перечислении своих невзгод. Никто не верит в подлинность его переживаний. Все считают, что Шекспир нагородил небылицы, наврал о своих переживаниях только для того, чтобы в какой уже раз подчеркнуть силу любви между ним и…неизвестно кем или чем. Конечно, кто-то из читателей этого и других сонетов может и не знать, что сонеты Шекспира вовсе не пользовались той же популярностью, какой пользовались его поэмы «Лукреция» и «Венера и Адонис». Кто-то может не знать, что следующее издание сонетов вышло в Англии только через тридцать один год после первого их издания. Кто может не знать, что, по сведениям шекспироведов, смерть Шекспира в Англии практически никто не заметил и не оплакал. Но даже и те, кто это знают, все равно в этом и в других на эту же тему сонетах Шекспиру не верят.

И поэтому они напрочь отказываются видеть и понимать слово «needy» в его сонете 66. Может быть, все читатели это сонета все-таки правы в восприятии его, и только автор этой заметки «шагает в ногу». Но что-то в подсознании, в подкорке, а, может быть, в другом месте не позволяет верить, да, вообще-то, и в практике тоже, что все абсолютно читатели этого сонета чувствуют неискренность и фальшь точно так же, как и К.С.Станиславский. А может быть, они вообще ничего не чувствуют, и о каждом из них можно сказать, перефразируя слова Гамлета: Что им Шекспир, что они Шекспиру? Впрочем, это уже вопрос не шекспироведения или литературоведения, а какой-то совсем другой науки.

ПОЗОР ЧИТАТЕЛЕЙ СОНЕТА 62

В.ШЕКСПИРА

Не умащайте душу льстивой мазью, Что это бред мой, а не ваш позор. В.Шекспир Читателям, читавшим и читающим сонет 62 В.Шекспира только в русских переводах, безусловно, будет трудно понять пафос заголовка этой заметки. Но читателям, способным обратиться к оригиналу этого сонета, наверное, будет понятно уже значительно больше. Sin of self-love possesseth all mine eye And all my soul and all my every part; And for this sin there is no remedy, It is so grounded inward in my heart. Methinks no face so gracious is as mine, No shape so true, no truth of such account; And for myself mine own worth do define, As I all other in all worths surmount. But when my glass shows me myself indeed, Beated and chopp'd with tann'd antiquity, Mine own self-love quite contrary I read; Self so self-loving were iniquity. 'Tis thee, myself, that for myself I praise,

Painting my age with beauty of thy days. Главное для этой заметки находится в следующих строках оригинала: Methinks no face so gracious is as mine, No shape so true, no truth of such account; And for myself mine own worth do define, As I all other in all worths surmount. В ожидании времени, когда в России появится настоящий поэт и человек, который снимет с нашей страны позор за все имеющиеся ныне в ней переводы сонетов В.Шекспира, автору этой заметки остается только предложить свой собственный перевод этих строк, передающий их смысл наиболее точно: Мне кажется, меня прекрасней нет, Нет образа честней, а истины дороже, И всех, кого ни ценит ныне свет, Себя я полагаю выше тоже. То есть, все читатели оригинала принимают за бред В.Шекспира следующие его слова: «no truth of such account — нет истины такой важности (значения, пользы). Но именно поэтому все

миллионы читателей оригинала сонета (в том числе, естественно, и все его переводчики на все языки) покрыли и покрывают себя позором на все будущие времена. Справедливости ради следует сказать, что был один-единственный переводчик этого сонета — И.Фрадкин, который все-таки сделал попытку внимательнее приглядеться к этим словам: И предан истине я всей душой… Трудно представить, какие усилия для понимания рассматриваемых слов предпринимали и предпринимают все другие читатели оригинала, но совершенно очевидно только одно. Поныне у этих читателей нет понимания, что глубинный смысл слов «no truth of such account» выражается словами: «я — истина…» И объясняется отсутствие такого понимания именно отсутствием у всех людей понимания, в чем состоит истинная честь человека. Таким образом, сонетом 62 В.Шекспир подготавливал читателей к пониманию слов «And simple Truth miscalled Simplicity — И простую

истину под кличкой Простака» сонета 66. То есть, позор читателей сонетов В.Шекспира, как минимум, двойной. На самом же деле, этот позор многостепенный, поскольку даже в этом сонете осталось еще много непонятого его читателями, в том числе имя предшественника его автора. ПОХОЖ ЛИ В.ШЕКСПИР НА Е.ЗЕЛЕНЕЦКУЮ?

Каюсь. Грешен. Бывает. Иногда, покидая туалет, забываю выключить свет. И моментально нарываюсь на замечание Елены: «Ты никогда не выключаешь свет в туалете!» Каюсь. Грешен. Бывает. Иногда, попив кофе, забываю убрать в раковину грязную чашку. Соответствующий нагоняй следует с неотвратимостью, с которой день сменяет ночь: «Ты никогда не убираешь за собой чашку!»

Первые год-два супружеской жизни эти замечания вызывали у меня бурю негодования. Я пытался втолковать Елене, что я вовсе не всегда оставляю включенным свет в туалете, что случаев, когда я убираю свои чашки со стола значительно больше случаев, когда я их на столе оставляю, а потому отдельные частные случаи подобных моих промахов не дают ей основания для неправомерных всеобъемлющих обобщений. Неотразимый ответ во всех подобных случаях был одинаков: «Ты никогда меня не слушаешь!». А моя прострация была вообще невыразимой, поскольку это именно Елена меня как раз в этих случаях и не слушала. Поэтому скоро я сменил тактику. Готовящиеся открыться для соответствующего обобщения и внушения прекрасные уста Елены я стал перехватывать долгим изматывающим ее силы поцелуем. Но после первого же сделанного ею глотка воздуха, за его выдохом неизбежно следовало толи осуждающее, толи поощряющее обобщение: «Вот всегда ты так!» Продолжается эта практика и по сей день. Но с

некоторых пор я отвечаю Елене по-прежнему долгим и крепким поцелуем уже совсем по другой причине. Таким образом я выражаю ей благодарность за то, что однажды передо мной встал вопрос, который вынесен в заголовок этой заметки. Однажды я почувствовал, что строки разных переводов сонета 66 В.Шекспира напоминают мне что-то родное и близкое. Что-то очень знакомое я расслышал в тех обобщениях, которыми эти «переводы» забиты, как бочки сельдями. Однажды я понял, что не мог В.Шекспир быть похожим на мою благоверную, и понапихать в сонете 66 кучу неправомерных обобщений по той простой причине, что он сам же в «Гамлете» написал: Тупой разгул на запад и восток Позорит нас среди других народов; Нас называют пьяницами, клички Дают нам свинские; да ведь и вправду - Он наши высочайшие дела Лишает самой сердцевины славы. Бывает и с отдельными людьми,

Что если есть у них порок врожденный - В чем нет вины, затем что естество Своих истоков избирать не может, - Иль перевес какого-нибудь свойства, Сносящий прочь все крепости рассудка, Или привычка слишком быть усердным В старанье нравиться, то в этих людях, Отмеченных хотя б одним изъяном, Пятном природы иль клеймом судьбы, Все их достоинства - пусть нет им счета И пусть они, как совершенство, чисты, - По мненью прочих, этим недостатком Уже погублены: крупица зла Все доброе проникнет подозреньем И обесславит. (I, 4, перевод М.Лозинского) Даже из такого «перевода» можно понять, что Шекспир указывал на недопустимость делать некие обобщения, исходя только из каких-то частностей. И уж тем более это должно быть понятно, если обратиться к словам подлинника, которые ни один переводчик «Гамлета» не удосужился передать с необходимой точностью: Shall in the general censure take corruption

From that particular fault… О необходимости уметь подниматься над частностями Шекспир написал и в своих сонетах, и особенно отчетливо в сонете 91: But these particulars are not my measure, All these I better in one general best. Поэтому нет никаких оснований полагать, что в сонете 66 Шекспир, уподобляясь мой Елене, возводит в ранг обобщений такие частности, которые, вообще-то, в реальной жизни случаются не чаще, чем я не выключаю свет в туалете. Достоинство, что просит подаянья… (С.Маршак) И робкое Добро в оковах Зла… (А.Финкель) Раз верность изменяет правоте…(М.Чайковский) И попранную мощь немоготою… (С.Степанов) И доброта прислуживает злу… (Б.Пастернак) И так далее и тому подобное. Ровно столько, сколько «переводов» и толкований сонета 66 Шекспира существует на белом свете. Таким образом, однажды я понял и

почувствовал, что на мою любимую, скорую на приведенные выше ее обобщения жену похожи единственно и только «переводчики» и читатели всех «переводов» и толкований сонета 66 В.Шекспира, строки которого им представляются некими обобщениями. Особенно эта похожесть выражается в том, что все делаемые Еленой обобщения по поводу моего поведения в быту, вовсе не отвращают ее от семейной жизни со мной (и меня с ней), а все умиляющие и воодушевляющие читателей «переводов» и толкований сонета 66 Шекспира содержащиеся в них обобщения вовсе не отвращают их от жизни на этом свете. А потому моя Елена вполне заслужила этот нерукотворный памятник ей. К тому же теперь у нее не будет повода для обобщения, что для меня Шекспир важнее, чем она. И даже будет повод еще раз указать на необходимость слушать ее. ПОЧЕМУ ЗА СОНЕТОМ 66 В.ШЕКСПИРА ИДЕТ

СОНЕТ 67

Заявленная в заголовке тема этой заметки может показаться странной и наивной только тем ее читателям, которые не знакомы с текстом оригинала сонета 67 В.Шекспира или не могут его по каким-либо причинам внимательно прочитать, перевести и проанализировать: Ah wherefore with infection should he live, And with his presence grace impiety, That sin by him advantage should achieve And lace itself with his society? Why should false painting imitate his cheek And steal dead seeing of his living hue? Why should poor beauty indirectly seek Roses of shadow, since his rose is true? Why should he live, now nature bankrupt is, Beggared of blood to blush through lively veins, For she hath no exchequer now but his, And, proud of many, lives upon his gains. O him she stores, to show what wealth she had In days long since, before these last so bad.

Тест оригинала разбит на строфы для того, чтобы обратить внимание читателей, обладающих отмеченными выше качествами, на главное в этом тексте, содержащееся в его третьей строфе и ключе. При этом, чтобы не терзать этих читателей корявостью своего перевода, автор и ограничивается своим переводом только отмеченных частей этого сонета. Иль он живет, природа коль — банкрот, И нища кровью, чтоб гореть стыдом — Теперь ресурс последний бережет, И многим гордая, живет его добром? О нет, чтоб ценность показать какая у ней была, До гнусных этих дней она его хранила. В переведенных местах В.Шекспир сказал очень много интересного и важного, но для этой заметки интересно и важно только следующее — случаи употребления в них инфинитивов глаголов в функции обстоятельства. В этих случаях уже совершенно очевидно, что перевод этих инфинитивов (to blush и to show) в этих функциях на русский язык должен

сопровождаться употреблением слов «чтоб», «чтобы». В девятнадцатом веке это показал в своем переводе ключа сонета уже Н.В.Гербель, но, к сожалению, только в переводе ключа. И бережет его она, чтоб показать, Какая прежде к ней сходила благодать. Точно так же, и также только в ключе сонета, поступил и А.Финкель: Затем хранит, чтоб каждый видеть мог, Каким был мир, пока не стал так плох. Этой же стезей идет и Р.Бадыгов: Она хранит его как экспонат, Чтоб показать, какой имела клад. Примеры подобного отражения переводчиками (но не всеми) инфинитива «to show» в ключе сонета можно было бы продолжить, но, наверное, уже не имеет смысла. Зато есть смысл показать, что только единственный А.Шаракшанэ сделал попытку, хоть и совершенно неудачную, передать смысл инфинитива «to blush» во второй

строке третьей строфы оригинала: Зачем он должен жить, когда бедна Природа кровью, чтоб наполнить вены, — Когда давно пуста ее казна, И цел его лишь клад благословенный? Его хранит Природа — в нем видна Ее краса в былые времена. А ведь В.Шекспир, наверное, специально поставил сонет 67 сразу после сонета 66. Он хотел, чтобы те читатели и переводчики оригинала сонета 66, которые сразу не разобрались в употреблении в нем инфинитивов «to behold» и «to die», прочитав более простой сонет 67, в котором тоже применены инфинитивы, поняли необходимость вернуться к рассмотрению смысла инфинитивов в сонете 66. То есть, не удовлетворившись количеством защит, использованных им для смысла сонета 66, В.Шекспир, вдобавок к ним, еще и поместил следом сонет 67. В результате, в последние злые времена людям придется убедиться, что наступили эти времена

не только вследствие непонимания людьми давным-давно им известного персонажа сонета 67, но и автора этого сонета. ПОЧЕМУ КОРОЛИ НЕ ОБИЖАЮТСЯ НА ЧИТАТЕЛЕЙ СОНЕТА 25 В.ШЕКСПИРА Миллионы русских читателей знакомы с сонетом 25 В.Шекспира в основном по переводу, выполненному С.Маршаком: Кто под звездой счастливою рожден - Гордится славой, титулом и властью. А я судьбой скромнее награжден, И для меня любовь - источник счастья. Под солнцем пышно листья распростер Наперсник принца, ставленник вельможи. Но гаснет солнца благосклонный взор, И золотой подсолнух гаснет тоже. Военачальник, баловень побед, В бою последнем терпит пораженье, И всех его заслуг потерян след.

Его удел - опала и забвенье. Но нет угрозы титулам моим Пожизненным: любил, люблю, любим. Возможно, автор еще недостаточно скрупулезно изучил все материалы о реакции этих миллионов читателей этого перевода на его смысл, но уже первые итоги этого изучения позволяют предположить, что мало кто из этих миллионов читателей увидел несоответствие этого смысла реальной действительности. Конечно, нынешние читатели уже не столь образованы, как читатели, бывшие современниками С.Маршака. Но даже среди них, наверное, могут найтись люди, кое-что знающие, например, о так называемых «декабристах», которые любили и были любимыми не только тогда, когда они обладали и славою, и титулами, и властью военачальников, но и тогда, когда они все это потеряли и отправились в опалу и забвение. А, может быть, кто-нибудь из нынешних читателей этой заметки даже знает, что хотя в истории известны случаи, когда любовь ставили выше даже короны и скипетра, в ней можно

найти также и примеры, когда даже коронованные особы и знаменитые военачальники (кроме, безусловно, А.В.Суворова) были не менее Шекспира счастливы в любви и браке. При этом некоторые русские читатели могут даже помнить самодержца, который любил и был любим даже после того, как перестал быть самодержцем. И, если, несмотря на это, эти коронованные особы, властители и военачальники не обижаются на читателей этого сонета, то происходит это, наверное, только потому, что уж они-то точно понимают смысл оригинала: Let those who are in favour with their stars Of public honour and proud titles boast, Whilst I, whom fortune of such triumph bars, Unlook'd for joy in that I honour most. Great princes' favourites their fair leaves spread But as the marigold at the sun's eye, And in themselves their pride lies buried, For at a frown they in their glory die. The painful warrior famoused for fight, After a thousand victories once foil'd,

Is from the book of honour razed quite, And all the rest forgot for which he toil'd: Then happy I, that love and am beloved Where I may not remove nor be removed. Прежде всего, естественно, короли, властители и военачальники вполне точно понимают смысл первых четырех строк сонета. В простом рифмованном переводе его можно передать приблизительно так: Любимцы звезд пускай хвалятся всем, Что титулов у них и почестней не счесть, Меня ж вдруг жребий осчастливил тем, В чем высшую я прозреваю честь. Соответственно, вполне точно они понимают и смысл этого сонета ключа: Еще я счастлив, что люблю я и любим, И в том пребуду непоколебим. То есть, в отличие от других простых нетитулованных читателей этого сонета, они понимают, что, вопреки всем канонам, в этом сонете главное сказано не в ключе сонета, но в самом его начале.

При этом надо полагать, это начало их настолько не устраивает, что они даже не решаются предупреждать саму возможность появления у их подданных, подвластных или подчиненных мыслей, что сами они ни при каких обстоятельствах не могут ни любить, ни быть любимыми. И они согласны даже на такое дикое, как у читателей перевода С.Маршака, восприятие этого сонета, лишь бы их подданные и подчиненные даже попыток не делали задуматься, о какой действительной высшей чести написал в оригинале этого сонета его автор, и, не дай бог, не стали бы искать, в чем выражается эта честь в других этого автора сонетах и произведениях. Тем более, естественно, даже в наше, уже самое раздемократическое время, не может решиться подать повод для таких дум и исканий и автор этой заметки. Поэтому написана она только с одной-единственной целью — показать ее читателям, что автор этого сонета, даже в его время, все-таки не мог понимать в любви меньше не только С.Маршака, но и всех, пусть даже и

миллионов, других его читателей.

ПОЧЕМУ НЕ ПУХНУТ МОЗГИ У ПЕРЕВОДЧИКОВ СОНЕТА 22 В.ШЕКСПИРА

Я боюсь, род людской – этот великовозрастный пентюх закончит, как какой-нибудь кокни. В.Шекспир Главное отличие восприятия сонетов В.Шекспира его соотечественниками и соотечественниками автора этой заметки заключается в том, что для первых чтение этих сонетов вовсе не составляет сплошное удовольствие, но нелегкий и непростой, а зачастую и просто непосильный труд. Ведь, несомненно, одной из причин того, что

второе издание этих сонетов было осуществлено только через тридцать лет после первого, да еще под конспиративным названием «Поэмы В.Шекспира», явилось понимание или ощущение современниками Шекспира, что автор этих сонетов прямо-таки пудрит им мозги и морочит головы. Показать это можно на примере сонета 22. В современной орфографии, но с пунктуацией первого издания текст его выглядит так: My glass shall not persuade me I am old, So long as youth and thou are of one date, But when in thee time's furrows I behold, Then look I death my days should expiate. For all that beauty that doth cover thee Is but the seemly raiment of my heart, Which in thy breast doth live, as thine in me, How can I then be elder than thou art? O, therefore love be of thyself so wary As I not for myself, but for thee will; Bearing thy heart which I will keep so chary As tender nurse her babe from faring ill. Presume not on thy heart when mine is slain; Thou gavest me thine not to give back again.

Трудности с пониманием его возникают при чтении уже первых четырех строк. Поскольку глагол-сказуемое первого предложения стоит в будущем времени, то глагол-сказуемое придаточного предложения может стоять в любом времени, которое требуется по смыслу. При этом встает еще вопрос о количестве этих придаточных предложений. Недаром в ряде поздних печатных и электронных изданий сонетов Шекспира в этом сонете в конце второй его строки печатают не запятую, а точку с запятой. Короче, получается, что действительное, не поверхностное чтение этого сонета требует «вникания» в его смысл, то есть определенного труда. При этом, только затратив немало собственных времени, сил и нервов на такой труд, автор этой заметки окончательно убедился в том, что все переводчики этого сонета на русский язык, по причинам, о которых всех здесь упоминать не обязательно, себя особенно не утруждали. И даже такой малостью, как выяснением всех значений слов английского оригинала.

А между тем, если кому-то из читателей этой заметки будет интересно, слово «youth» во второй строке сонета имеет еще и такое (по Websters-online) значение: «An early period of development – ранний период развития». Авто этой заметки не нашел в произведениях В.Шекспира других примеров употребления этого слова в таком значении, но то, что Шекспир знал, что такой период в истории человечества был, видно уже из его слов, приведенных в эпиграфе. При этом слово «date», оказывается, можно переводить еще и словом «эпоха». Но, пожалуй, особенно интересно посмотреть на все значения наречия «but». И самое интересное из этих значений передается русским словом «лишь». Именно это значение делает более ясным и понятным смысл пятой и шестой строк оригинала: For all that beauty that doth cover thee Is but the seemly raiment of my heart… То есть, покрывающая адресата этого сонета

красота есть «всего лишь подобающее одеяние сердца» автора этого сонета. И именно это «лишь» точнее показывает, что в данном случае предлог «of» показывает не на принадлежность этой самой красоты, а на ее происхождение. Но отсюда следует, что, и особенно если признается правомочность замены в конце второй строки запятой на точку с запятой, глагол «behold – смотреть, видеть» в третьей строке оригинала должен восприниматься и переводиться глаголом в настоящем времени, и, соответственно, в настоящем времени должен восприниматься и переводиться глагол «look» в строке четвертой. То есть, получается, что адресат этого сонета на деле вовсе не молод. Он просто жил в более ранний период развития рода людского. При этом любой здравомыслящий человек должен понимать, что даже любой нынешний глубокий старик по сути моложе любого молодого человека, жившего в предшествующую эпоху. И тут можно добавить, что Шекспир недаром использовал в этом сонете оборот «so…as» целых три раза. Вдумавшись в смысл оборотов «so wary

as» и «so chary as», соответственно, в девятой и одиннадцатой строках оригинала, можно понять, что такой же оборот «so long as» надо переводить тоже развернуто: так же долго, как давно молодость и ты принадлежишь одному времени. Тем читателям, у которых остались еще силы читать эту заметку, можно предложить подумать о фактической стороне переводов этого сонета, которые они уже читали или еще прочитают после чтения этой заметки. Из всех этих переводов вытекает, что в груди, по мнению переводчиков, молодого адресата этого сонета живет, бьется сердце, скажем так, уже не молодого этого сонета автора, и наоборот. Как говорится в одном афоризме, реальная жизнь богаче любой фантазии. Сегодня на каждом шагу встречаются молодые люди, в груди которых бьются сердца стариков, даже аж из первого тысячелетия до нашей эры: «В деньгах, в деньгах – человек» (Пиндар). И на каждом углу можно встретить стариков, в груди которых бьются сердца людей даже не из периода молодости человечества, а из периода его самого

настоящего младенчества. «Оправдание людоедов: человек – это скотина» (Станислав Лец). Читателям же этой заметки, не располагающим временем на обдумывание обрисованной коллизии, можно сразу сказать, что, исходя из содержания уже трагедии «Гамлет», адресатом разбираемого сонета, сердце которого билось в груди его автора, является Гомер. И только это понимание позволяет догадаться, что содержание ключа этого сонета выражает вовсе не эгоизм, жестокосердечие или хитрость прожженного дельца, но, отраженное также в эпиграфе, понимание его автора, что, скорее всего, он останется последним человеком в мире, в груди которого забилось сердце Гомера. И каждый, кто с этим выводом не согласится, пусть просто попробует найти хоть среди стариков прошедших после смерти В.Шекспира веков, хоть среди нынешней молодежи человека, который бы так же близко к сердцу, как В.Шекспир воспринял гомеровские строки: Носятся вечно по ветру людей молодых

помышленья, побужденья; Если ж участвует старец, то смотрит вперед и назад он. («Илиада», II, 105, перевод В.Вересаева) Возможно, именно поэтому только В.Шекспир понял, что связь времен – это истина и закон. В результате, получается, что мозги многих читателей оригинала этого сонета и всех этого сонета переводчиков не пухнут во многом еще и потому, что у них, собственно, и пухнуть-то особенно нечему. Кроме того, в груди подавляющего большинства российских, даже уже не совсем молодых поэтов и переводчиков поныне бьется сердце их на века оставшегося молодым предшественника: «Поэзия должна быть немного глуповатой».

ПОЧЕМУ НИЧЕГО НЕ ОСТАЕТСЯ С ЧИТАТЕЛЯМИ СОНЕТА 74 В.ШЕКСПИРА

Our content Is our best having. Наше (внутреннее) содержание Есть наше лучшее владение (имущество). В.Шекспир Безусловно, прежде надо бы объяснить, почему ничего не остается с читателями оригинала этого сонета: But be contented: when that fell arrest Without all bail shall carry me away, My life hath in this line some interest, Which for memorial still with thee shall stay. When thou reviewest this, thou dost review The very part was consecrate to thee: The earth can have but earth, which is his due; My spirit is thine, the better part of me: So then thou hast but lost the dregs of life, The prey of worms, my body being dead, The coward conquest of a wretch's knife, Too base of thee to be remembered. The worth of that is that which it contains,

And that is this, and this with thee remains. Но о глупости и подлости этих читателей уже достаточно много сказано в других заметках автора, чтобы еще и здесь уделять им место и внимание. У читателей же перевода этого сонета, выполненного С.Маршаком, вообще ничего не может остаться существенного, поскольку в нем только слова, слова, слова. Когда меня отправят под арест Без выкупа, залога и отсрочки, Не глыба камня, не могильный крест - Мне памятником будут эти строчки. Ты вновь и вновь найдешь в моих стихах Все, что во мне тебе принадлежало. Пускай земле достанется мой прах, - Ты, потеряв меня, утратишь мало. С тобою будет лучшее во мне. А смерть возьмет от жизни быстротечно Осадок, остающийся на дне, То, что похитить мог бродяга встречный,

Ей - черепки разбитого ковша, Тебе - мое вино, моя душа. К великому сожалению автора, ему нечего противопоставить приведенному выше переводу кроме корявого перевода своего собственного производства: Ну что же, удовлетворись, Когда арест мой состоится вековой, Что жизнь моя и память отлились В строках, обычно связанных с тобой. Их перечитыванье снова убедит, Тебе посвящена часть истинная дум; Земля возьмет, что ей принадлежит, А ты возьмешь часть лучшую — мой ум. Когда умру, забудь, не дорожа, Про для червей земных добычу — тело, Победу подлого, трусливого ножа, Про что и поминать совсем не дело. В нем только суть, и сути суть ценна, С тобой она останется одна. При этом автор отдает себе отчет, что даже этот перевод мало чем поможет пониманию его сути, поскольку, разве что кроме перевода сонета 11, переводы всех других сонетов В.Шекспира,

выполненные другими авторами, не дают истинного представления о мудрости автора оригиналов. Сам же автор смог показать это только в нескольких переводах, к сожалению, одинакового с приведенным переводом качества. Особенно жаль, что упомянутые переводы не позволят читателям разглядеть, что смысл одиннадцатой строки оригинала этого сонета заставляет вспомнить о смысле сонета 48 и еще раз догадаться, какая упоминавшаяся в нем «огромнейшая беда», скорее всего, связанная именно с лучшим в нем, заставила В.Шекспира срочно издать свои сонеты. ПОЧЕМУ ПЕРЕВОДЧИКИ НЕ ИЗВРАЩАЮТ СОНЕТ 11 В.ШЕКСПИРА Будущее должно быть заложено в настоящем. Без этого ничто в мире не может быть хорошим. Г.Лихтенберг

Труд переводчиков не так-то легок. Но особенно тяжел труд переводчиков произведений В.Шекспира. И совсем тяжким он становится, когда перед переводчиками стоит задача так извратить Шекспира, чтобы истинные суть и смысл произведений Шекспира стали недоступны читателям осуществленных ими переводов. Конечно, этим переводчикам решение этой задачи значительно облегчает невзыскательность читателей, не особенно-то и вникающих в смысл переведенных произведений, а потому просто не обращающих внимания на допущенные переводчиками ляпсусы. Например, читателей совсем не настораживают произносимые Гамлетом благоглупости, вроде: «…знать совершенно другого — это было бы знать самого себя» (перевод М.Лозинского). И именно эта исторически сложившаяся нетребовательность читателей и позволила переводчикам расслабиться при переводе сонета 11 Шекспира. Все переводчики не считают нужным перенапрягаться для его извращения, именно

рассчитывая, что читатели и так ничего в нем не поймут. Естественно, перефразируя Шекспира, эти молодцы довольно смышлены, чтобы играть роли дураков. Их расчет имел под собой и более веское основание, состоящее в следующем. Во всех переводах произведений В.Шекспира все переводчики с особой тщательностью извращают те места в них, как и в приведенных выше словах Гамлета, где Шекспир раскрывает и несет читателям свое понимание связи общего с частым. Наиболее ярким примером такого остервенелого извращения является сонет 91, поскольку в нем Шекспир в седьмой и восьмой строках указывает на это свое понимание особенно ясно, прямо, буквально. But these PARTICULARS are not my measure; All these I better in one GENERAL best. Я ж частностям не придаю значенья; Понятье общее превозношу одно. То есть сонет 11 все переводчики не извращают не от лености, не из-за переутомления от

извращения других сонетов и произведений В.Шекспира, не от беспечности, объясняемой ярко выраженной нечуткостью читателей их переводов, а только потому, что сам Шекспир в этом сонете связь общего с частным выразил недостаточно ясно и внятно. Хотя, как гласит армянская пословица: «Все проделки лисы хитры только для курицы». И именно рассчитывая на куриную слепоту читателей сонета 11, С.Маршак в своем переводе его решил поиздеваться не только над Шекспиром, но и над самими читателями его перевода этого сонета. Мы вянем быстро — так же, как растем. Растем в потомках, в новом урожае. Избыток сил в наследнике твоем Считай своим, с годами остывая. Вот мудрости и красоты закон. А без него царили бы на свете Безумье, старость до конца времен И мир исчез бы в шесть десятилетий. Пусть тот, кто жизни и земле немил, — Безликий, грубый — гибнет безвозвратно. А ты дары такие получил, Что возвратить их можешь многократно.

Ты вырезан искусно, как печать, Чтобы векам свой оттиск передать. Пятая строка этого сонета Шекспиром написана так: Herein lives wisdom, beauty and increase; Переведя ее словами «Вот мудрости и красоты закон», переводчик поиздевался над Шекспиром, поскольку Шекспир надеялся, что читатели обратят внимание на созвучие слов «Herein lives wisdom — Здесь живет мудрость» и слов «Здесь мудрость» Апокалипсиса. А над читателями переводчик поиздевался, изложив смысл этой строки, некоторым образом, в смысле указания на связь общего с частным, шекспирестее Шекспира. После этого на ряде других неточностей этого перевода не имеет смысла останавливаться. И точно так же, как не оправдался наивный расчет Шекспира, что читатели бросятся разгадывать его загадку со стремительностью и рвением читателей Апокалипсиса разгадать число 666, вполне оправдался расчет всех переводчиков этого сонета, в том числе, похоже,

на все другие иностранные языки, что читатели останутся равнодушными к загадке этого сонета, даже если она будет изложена в несколько заостренном виде. И бог-то с ней — мудростью. Ну вот не было, за исключением нескольких человек, и нет среди живших и живущих миллиардов людей людей, способных за постоянно наблюдаемой ими частностью взаимосвязанного сосуществования в каждый миг их бытия трех поколений людей увидеть проявление более общего закона, одним из выводов из которого является вынесенное в эпиграф положение Г.Лихтенберга. Ну нет людей, видящих, что в первых строках сонета 11 Шекспир приводит еще один, в добавление к примерам других сонетов, «простейший пример» истины взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия. Ведь даже академик Д.С.Лихачев, сказавший, что «Простейший пример — музыка, в каждый данный момент в музыкальном произведении наличествует прошлое звучание и предугадывается будущее», не понял ни сонета 11, ни сонета 8, в котором пример с музыкой как

раз Шекспиром и приводится. И в пьесе «Ричард II» Шекспир пояснил: «То же есть в музыке жизней всех людей». Кстати, М.Донской сразу же поспешил затуманить смысл мысли Шекспира в его подлинном тексте, заменив твердое, безапелляционное утверждение Шекспира аморфным вопросом: «Не так ли с музыкою душ людских?» Впрочем, академик Д.С.Лихачев был специалистом не по английской, а по древнерусской литературе. Правда, именно из-за непонимания сказанного Шекспиром в сонете 11 в мире до сих пор царит глупость и невежество: «Поистине мы живем в удивительном мире. Все новейшие достижения человеческой мысли используются только для того, чтобы разнообразить чепуху, существующую вот уже две тысячи лет» (Р.Фейнман). Главное — это полнейшее равнодушие читателей НЕИЗВРАЩЕННЫХ переводов этого сонета к слову «красота». А ведь у Шекспира совсем не зря слова «beauty» и «increase» не разделены, а связаны. И в этой связи тот же самый смысл, что и в словах Ф.М.Достоевского «Красота спасет

мир». Конечно, кого-то может оскорбить и покоробить утверждение, что кроме Гомера и Вакхилида ни один писатель или поэт и в подметки не годится Шекспиру. Но каждый, кто с эти не согласен, должен тогда назвать писателя или поэта, который бы, как Шекспир, ненавидел бы пустословие и перед всем миром открестился от него: Прочь, праздные слова, рабы шутов! Бесплодные и немощные звуки! («Лукреция». Перевод Б.Томашевского) Поэтому Шекспир не произносил громких и непонятных слов, а буднично и просто связал слова «красота» and «рост», в смысле взросления человечества. Правда, что-то в этой красоте все-таки понял А.Фет: Хоть не вечен человек, То, что вечно, — человечно. Но, не понимая или не зная сонета 11 В.Шекспира, он не смог до конца понять человечности вечной истины взаимосвязанного

сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия. К моменту написания пьесы «Антоний и Клеопатра» Шекспир уже вполне осознал перспективы понимания сказанного им в сонете 11: До уровня подростков несмышленых Род снизился людской. (IV, 15, перевод М.Донского) Но это же поняли и все переводчики произведений Шекспира, а потому и не стали растрачивать свою могучую энергию на извращение сонета 11. ПОЧЕМУ ПЕРЕВОДЧИКИ СОНЕТА 25 В.ШЕКСПИРА – НЕ КУРИЦЫ Ученым стать легко, трудно стать человеком.

Кумыкская пословица Автор этой заметки не является ученым–филологом. Поэтому он с трепетом не только в душе, но и в коленках берется разбирать выполненный И.М.Ивановским перевод сонета 25 В.Шекспира. Ведь издательство «Тесса», в 2001 году выпустившее в свет томик сонетов В.Шекспира в переводе этого автора, поместило на нем устрашающее предупреждение: «РЕКОМЕНДОВАНО (Так набрано на обложке этого томика — Авт.) Кафедрой английской филологии Санкт-Петербургского Государственного Университета для изучающих английский язык». При этом автор ни минуты не сомневается в том, что даже, наверное, не только профессора и доценты этой кафедры, но и ее ассистенты лучше его знают, как надо переводить английское слово «then» в ключе этого сонета: Let those who are in favour with their stars Of public honour and proud titles boast, Whilst I, whom fortune of such triumph bars,

Unlook'd for joy in that I honour most. Great princes' favourites their fair leaves spread But as the marigold at the sun's eye, And in themselves their pride lies buried, For at a frown they in their glory die. The painful warrior famoused for fight, After a thousand victories once foil'd, Is from the book of honour razed quite, And all the rest forgot for which he toil'd: Then happy I, that love and am beloved Where I may not remove nor be removed. Но несмотря на это, они рекомендовали «для изучающих английский язык» людей следующий перевод И.М.Ивановского: Пускай любимцы благосклонных звезд О титулах заводят болтовню. Мой жребий, хоть и скромен он, и прост, Я выше всяких почестей ценю. Как ни впадает в роскошь фаворит, Он разделяет участь ноготков: При ярком свете праздничен их вид, Но первый холод стоит им голов. Суровый воин, восхищая нас,

Одерживает тысячу побед, Но проиграй он битву только раз, И прежней славы уничтожен след. А я любовью за любовь плачу, Не дам отставки и не получу. Автор сразу же хочет предупредить, что его огромное желание «собрать и сжечь» все по сей день издаваемые и размещаемые в Интернете переводы произведений В.Шекспира вызваны не только желанием защитить Шекспира от бесчеловечности переводчиков. В не меньшей степени это связано с желанием автора пресечь позор самих этих переводчиков, с каждым подобным изданием и размещением только увеличивающийся. Ведь большинство из них уже ничего не могут в своих переводах изменить: «Нет ничего более трагического в жизни, чем абсолютная невозможность изменить то, что вы уже совершили» (Голсуорси). По этой причине здесь не приводятся тексты всех других переводчиков этого сонета на русский язык. Абсолютно все они переводят ключ этого сонета в том же ключе, что и И.М.Ивановский. При этом перевод последнего предпочтительнее

всех других переводов, поскольку в нем нет допускаемой другими переводчиками отсебятины, выражающейся в неправомерном помещении ими в перевод первой строфы, на которые обычно разбиты все переводы, слов о «любви». Отсебятина же допущенная при переводе этой строфы самим И.М.Ивановским объясняется, конечно, ее неимоверной грамматической трудностью, перед которой, похоже, пасуют даже не только ассистенты, но и профессора кафедр английской филологии. Поэтому начнем с легкого. Со временем точный смысловой перевод ключа сонета будет осуществлен более талантливым поэтом более изящно, но пока автору не остается ничего другого, как предложить собственный вариант: Еще я счастлив, что люблю я и любим, И в том пребуду непоколебим. Между прочим, последняя строка сонета тоже не проста. Ведь из сонетов, в которых, вроде бы, нет повода подозревать «двойное дно»,

отчетливо видно, что слова последней строки сонета 25, вообще-то, не имели под собой никакого основания. Собственно, для любого зрелого и здравомыслящего человека, каким был и сам В.Шекспир, более чем очевидно, что в вопросах любви быть в чем-то «непоколебимым» более чем опрометчиво. Поэтому есть основание полагать, что сонеты без «двойного дна» написаны только для того, чтобы читателям было более заметно «двойное дно» в тех сонетах, в которых оно действительно есть. Таким образом, получается, что в последней строке сонета 25 В.Шекспир выразил, скорее всего, свою уверенность в том, что «непоколебим» он будет не в том, о чем говориться в первой строчке ключа сонета, а в том, о чем говорится в первых четырех строках этого сонета. То есть, наверное, последняя строка сонета 25 просто более кратко выражает то, что потом будет написано в ключе сонета 123: This I do vow, and this shall ever be, I will be true, despite thy scythe and thee. Но я клянусь, навеки с этих пор,

Себе я буду верен, временам наперекор. И действительно, уже века В.Шекспир остается единственным человеком, имевшим полное право написать в первых четырех строках сонета 25 следующие слова: Любимцы звезд пускай хвалятся всем, Что титулов у них и почестей не счесть, Меня ж вдруг осчастливил жребий тем, В чем высшую я прозреваю честь. То есть, все замечательное значение коротенького и простенького слова «Then» в ключе этого сонета состоит в указании на то, что предшествующие ему слова не имеют связи со словами, за ним следующими, то есть в указании на то, что, вопреки канонам, главное в этом сонете сказано его автором (об его главном счастье) не в конце, а именно в начале его. И все следующие строки сонета являются просто «военной хитростью» В.Шекспира, «дымовой завесой», маневром, отвлекающим внимание читателей оригинала этого сонета и его переводчиков от «направления главного удара». В результате читатели оригинала и его

переводчики оказываются в роли персонажа замечательной армянской пословицы: «Все проделки лисы хитры только для курицы». И самое замечательное в ней то, что именно ее смысл передают слова Гамлета: «…хитрая речь спит в глупом ухе». Интересно также, что смысл приведенной в эпиграфе пословицы совпадает со смыслом слов Шута в комедии «Двенадцатая ночь»: «…быть честным человеком и хорошим хозяином не хуже, чем прослыть великим ученым», и этот же смысл содержится в приведенном переводе. Упаси бог кого-нибудь из читателей этой заметки подумать, что ее автор допускает возможность знакомства В.Шекспира с этими пословицами. Но вот некий бес все-таки подталкивает автора высказать предположение, что В.Шекспир был знаком со словами Вакхилида в песне Клеоптолему Фессалийскому: Каждому своя честь: Неиссчетны людские доблести; Но одна между ними — первая: Правя тем, что в твоих руках, Правыми путеводствоваться мыслями.

Перевод М.Гаспарова Дело тут еще и в том, что только эти слова полностью проясняют запутанную ситуацию с сонетом 25. Безусловно, читатели оригинала этого сонета и читатели оригинала «Гамлета» вовсе не глупы. Это только, как гласит русская пословица, «У кривой Натальи все люди канальи». Соответственно, не глупы все переводчики этих произведений Шекспира на русский язык и все сотрудники кафедр английской филологии СПбГУ и всех других университетов. Но все эти люди не имеют ни малейшего представления о том, что существует какая-то «первая», «высшая» честь, и, естественно, не знают, в чем она заключается и выражается. И те, кто этого не знают, никогда не поймут В.Шекспира ни в одном его произведении, будь они хоть англичанами, ведущими свою родословную от короля Лира, хоть учеными-филологами, изучившими английский язык с тех же самых времен. Внимание читателей, понимающих это, хотелось

бы обратить на следующее обстоятельство. Сонет, в котором суть этой «высшей» чести В.Шекспира и любого другого человека вообще выражена им более чем ясно и определенно, находится сразу же после сонета 25. И этот факт дает основание предположить, что издание сонетов было осуществлено все-таки не без участия самого В.Шекспира. И не только он. Ведь сонеты Шекспира являются неким дайджестом его произведений. Почти все главное, что есть в его произведениях, есть в его сонетах, и наоборот. Но ни в каком другом произведении Шекспир не сказал того, что он сказал в сонетах 25 и 26. И как представляется, именно поэтому В.Шекспир обязательно должен был издать их. Впрочем, автор уже не раз признавался, что он не только не ученый, но и не шекспировед, и тем более не поэт.

ПОЧЕМУ ПЕРЕВОДЧИКИ СОНЕТА 75 В.ШЕКСПИРА — ШАРЛАТАНЫ

Все самое главное в сонете 75 В.Шекспира содержится в первых четырех его строках: So are you to my thoughts as food to life, Or as sweet-season'd showers are to the ground; And for the peace of you I hold such strife As 'twixt a miser and his wealth is found; Соответственно, первыми в ряду всех шарлатанов-переводчиков этого сонета идут С.Маршак и А.Финкель и далее (по мере убывания известности) все субъекты, которые по каким-то причинам (глупости, подлости, бездарности и т.д.) в своих переводах не приводят главного этого сонета слова — «thoughts» — мысли. В результате такого отсеивания останутся всего несколько «переводов», в общем похожих на приведенный ниже «перевод» С.Степанова: Моим голодным мыслям ты - как пища, Как жарким летом дождик проливной. Моя борьба с самим собой почище Той, что ведет богач с своей казной:

Но и все оставшиеся «переводчики» являются точно такими же шарлатанами, как и все отсеянные потому, что, так же, как и все отсеянные, по перечисленным выше причинам, не дают точного перевода слов «miser» и залога «is found». То есть, короче, умный и квалифицированный переводчик приведенных строк оригинала должен их изложить примерно так, как они представлены в следующем черновике. Для моих мыслей ты важна же, как Для пашни важно, ливень чтоб прошел; И над тобой трясусь я, как бедняк Над кладом, что внезапно он нашел. Умный переводчик должен обязательно отразить в своем переводе важность указания Шекспира, содержащегося и в других его произведениях, что именно он и именно нашел основу своих мыслей, которую он уже предъявлял миру в других своих произведениях, в том числе в предыдущих сонетах. А слово «бедняк» для такого переводчика будет важно еще и тем, что оно кратко, но полно и ярко характеризует действительное состояние

людей, мысли которых точного и прочного основания не имеют. Но только, как найти такого переводчика — вот в чем вопрос! ПОЧЕМУ ПЕРЕВОДЧИКИ СОНЕТА 85 В.ШЕКСПИРА НЕ ЛЮДИ Да, вы по списку числитесь людьми… В.Шекспир То, что не все люди являются людьми на деле знали задолго до В.Шекспира. Задолго до В.Шекспира знали и то, что людьми людей делает способность мыслить. Но даже сегодня, похоже, среди людей нет людей ясно и точно осознающих слова короля в трагедии «Гамлет»: Офелия

Разлучена с собой и с мыслью светлой, Без коей мы - лишь звери иль картины… (IV, 5, перевод М.Лозинского) То есть, до сих пор людям не понятно, что настоящими людьми их делают не абы какие мысли, но именно мысли светлые, «прекрасные», как писал А.П.Чехов. Между прочим, именно определение «прекрасной» ближе всего к смыслу написанного в оригинале В.Шекспиром слова «fair». Поэтому (но не только поэтому) даже считающийся лучшим перевод М.Лозинского этой трагедии на деле таковым не является. Естественно, не понимают главного отличия настоящих людей от людей, о которых В.Шекспир написал в «Макбете», и переводчики его произведений. Но в том то и дело, что их ремесло высвечивает это их непонимание наиболее откровенно, и наиболее откровенно именно при переводе сонета 85. Тест оригинала представляет собой образец простоты во всех филологических отношениях:

My tongue-tied Muse in manners holds her still, While comments of your praise, richly compiled, Reserve their character with golden quill And precious phrase by all the Muses filed. I think good thoughts whilst other write good words, And like unletter'd clerk still cry 'Amen' To every hymn that able spirit affords In polish'd form of well-refined pen. Hearing you praised, I say ''Tis so, 'tis true,' And to the most of praise add something more; But that is in my thought, whose love to you, Though words come hindmost, holds his rank before. Then others for the breath of words respect, Me for my dumb thoughts, speaking in effect. Любой, даже никогда не изучавший английский язык человек, с простейшим школьным словарем в руках способен перевести первые четыре слова пятой строки оригинала: I think good thoughts - Я думаю хорошие (добрые, полезные) мысли. Чтобы не дразнить гусей, можно отметить только, что их любимец вовсе не переводит пятую

строку оригинала, прошипев на ее месте следующее: Моя богиня тише всех богинь. А ведь он точно знал, как эту строку перевел Н.В.Гербель: Я мыслю хорошо, пока другие пишут… При этом, наверное, последним переводчиком, попытавшимся, безуспешно, максимально приблизиться к оригиналу, была Т.Щепкина-Куперник: Я мысли чудные на дне души держу… Но даже эти, выдающиеся из общего ряда халтурщиков переводчики этого сонета даже не предприняли попытку выразить главную отличительную особенность мыслей В.Шекспира – они предшествуют его словам. Hearing you praised, I say ''Tis so, 'tis true,' And to the most of praise add something more; Слыша, как тебя восхваляют, я говорю: «Это так, это верно»,

И к величайшим восхваленьям прибавляю что-нибудь еще; But that is in my thought, whose love to you, Though words come hindmost, holds his rank before. Вот только моя мысль, в которой любовь к тебе, Хотя слова приходят самыми последними, по чину выше. Пикантность ситуации подчеркивают слова: «Хотя слова приходят самыми последними». Ведь они, кроме сказанного выше, подтверждают еще и точность приводимого в школьных словарях, вытекающего и из других произведений В.Шекспира значения слова «tongue-tied» - косноязычный. То есть, все переводчики этого сонета не только не настоящие люди, но еще и не настоящие переводчики. Вдобавок еще и потому, что в их переводах ключа сонета читатель не слышит страстного желания его автора, чтобы читатели этого сонета знали, что его «хорошие (добрые, полезные) мысли высказаны в других сонетах – «speaking in effect».

Ведь, чем черт не шутит, если бы все это прозвучало в переводе какого-нибудь настоящего человека и настоящего поэта, возможно, нашлись бы читатели, которые бы и в сонетах, и в том же «Гамлете» нашли бы и ответ на вопрос, какие только мысли делают людей людьми. Будем надеяться, что когда-нибудь такой человек, поэт и переводчик все-таки появится на Руси. ПОЧЕМУ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТА 1 В.ШЕКСПИРА

— ДИКАРИ Вынесенное в заголовок этой заметки определение читателей сонета 1 В.Шекспира принадлежит самому автору этого сонета. Убедиться в этом может каждый, обратившись к тексту оригинала. FROM fairest creatures we desire increase, That thereby beauty's rose might never die, But as the riper should by time decease,

His tender heir might bear his memory: But thou, contracted to thine own bright eyes, Feed'st thy light'st flame with self-substantial fuel, Making a famine where abundance lies, Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel. Thou that art now the world's fresh ornament And only herald to the gaudy spring, Within thine own bud buriest thy content And, tender churl, makest waste in niggarding. Pity the world, or else this glutton be, To eat the world's due, by the grave and thee. Поэтому на долю автора этой заметки остается только добавить к этому определению несколько уточняющих и поясняющих штрихов. В драматических произведениях В.Шекспира слово «churl», находящееся в двенадцатой строке оригинала, всегда имеет одно и то же значение — мужлан, дикарь. Правда есть один случай, когда такое значение не так очевидно. Среди последних слов Джульетты есть и такие слова: O churl! Drunk all, and left no friendly drop To help me after? Т.Щепкина-Куперник перевела их так:

О жадный! Выпил все и не оставил Ни капли милосердной мне на помощь! Так вот. Исходя из значения слова «friendly» — «дружеской, дружественной, благоприятной и даже милосердной» (капли), более точным (но, в данном случае, не обязательным) будет именно перевод слова «churl» словами «грубиян, дикарь». Впрочем, такому выводу могут подивиться только люди, никогда не читавшие «Ромео и Джульетту» в подлиннике и не знающие, что язык героев этой пьесы несколько отличается от русского литературного языка. И во второй строке сонета 32 «churl death» — это, точнее, грубая, злая, дикая, а не жадная, скупая смерть. И глагол «churls» в одиннадцатой строке сонета 69 уж никак нельзя перевести словами «скупятся» или «жадничают». И в разбираемом сонете разъясняемое значение слова «churl» логически вытекает из смысла слов трех предшествующих строк: Thou that art now the world's fresh ornament And only herald to the gaudy spring, Within thine own bud buriest thy content…

Автор этой заметки, безусловно, и в подметки не годится автору этого сонета, Но, несмотря на это, считает и себя вправе заявить, что только дикостью читателей и переводчиков этих строк можно объяснить их непонимание, что ни один отдельный конкретный человек не может быть «the world's fresh ornament», а уж тем более не может быть «only herald to the gaudy spring» — единственным герольдом красочной весны. Если, конечно, не иметь в виду, что поныне единственным таким герольдом является сам В.Шекспир. Возможно, кому-то из читателей этой заметки повезет больше, но автор только в переводе М.Чайковского обнаружил безуспешную попытку передать единственное значение английского слова «only»: Один глашатай прелестей весны… Причем, интересно, наиболее отчетливо это непонимание сквозит, выпирает у переводчика, который, дает вполне удивительно удовлетворительный подстрочник разбираемых

трех строк: …Ты, являющийся теперь свежим украшением мира и единственным глашатаем красочной весны, в собственном бутоне хоронишь свое содержание… Но в поэтическом переводе, вследствие непонимания смысла им же самим прочитанных и написанных, приведенных выше английских и русских слов, А.Шаракшанэ соскальзывает в выбитую всеми его предшественниками колею: Ты — молодое украшенье мира, Глашатай вешних красок и цветов, Но сам, скупец и вместе с тем транжира… Таким образом, всеобщая дикость читателей этого сонета, имеющих возможность читать его на языке оригинала, состоит в неспособности понять, что в этом сонете В.Шекспир написал о людях и человеке в общем, то есть, в том числе о каждом из этих читателей. Человек — это важнейший элемент развития («increase», в том числе в сонете 11) этого мира, важнейший

элемент будущего в этом мире. Именно отсюда слова: «Pity the world… — Мир пожалей…». Просто это будущее зависит от того, развивают ли («increase») люди то, что было «прекрасного», «хорошего» (Библия) в опыте их предшественников, или «грехи отцов творят на новый лад» (В.Шекспир). Но и сейчас, как и во времена В.Шекспира, очевидно, люди находятся еще в состоянии дикости именно в силу непонимания этого своего «content — содержания». Просто дикари стали ныне «tender –изнеженнее» и цивилизованнее. Но как справедливо заметил К.Вебер: «Цивилизованный дикарь — худший из дикарей». И потому, теперь уже, через 400 лет после написания этого сонета, совершенно очевидно, что сейчас для людей в мире нет более страшных врагов, чем они сами, чем их невежество и дикость. Наконец, здесь важно еще и то, что, поместив, этот сонет первым, В.Шекспир дал читателям сигнал, настрой на не легкое и не бездумное, не бездушное чтение. Современники Шекспира поняли это, как говорится, «с лету».

Именно поэтому сонеты В.Шекспира не только не стали в Англии бестселлером в его эпоху, но не являются таковыми и в эпоху нашу. Зато в нашу эпоху появляется все больше переводов этих сонетов на «современный английский язык», из которых старательно убираются все эти совершенно ненужные современным читателям сигналы и намеки. При этом иногда закрадывается подозрение, что эти «переводы на современный английский язык» просто слизываются, в обратном порядке, с переводов этих сонетов на язык русский, в которых изначально царят и парят легкость, простота и пустота. Ну, а читателям этих переводов сонетов В.Шекспира на русский язык на все эти шекспировские сигналы и намеки вообще просто-напросто наплевать. «Пусть гнило, да нам мило» (русская пословица). ПРИЗНАНИЕ В.ШЕКСПИРА В СОНЕТЕ 27

Каждый ошибается в зависимости от своей пристрастности. Вглядись в ошибки человека — и познаешь степень его человечности. Конфуций Честь неотделима от честности. Поэтому В.Шекспир не мог не признаться в сонете 44 в том, о чем, читая трагедию «Гамлет», можно только догадываться: Weary with toil, I haste me to my bed, The dear repose for limbs with travel tired; But then begins a journey in my head, To work my mind, when body's work's expired: For then my thoughts, from far where I abide, Intend a zealous pilgrimage to thee, And keep my drooping eyelids open wide, Looking on darkness which the blind do see Save that my soul's imaginary sight Presents thy shadow to my sightless view,

Which, like a jewel hung in ghastly night, Makes black night beauteous and her old face new. Lo, thus, by day my limbs, by night my mind, For thee and for myself no quiet find. Ключевыми для понимания смысла этого сонета являются слова «thoughts» и «mind», то есть «мысли» и «разум». Поэтому в переводе смысл сонета в целом можно передать так: Уставший лечь спешу, спешу уснуть И отдыхом дать телу насладиться, Но сразу голова свой начинает путь, И разум начинает мой трудиться. Уходят мысли от меня так далеко, К тебе влекомые стремлением одним, Что чудится в глазах, раскрытых широко, Та темнота, что видна лишь слепым. Но даже в ней мое воображенье Находит тень твою, что недоступна взгляду, Которая, как истинный алмаз, несет преображенье Для тьмы ночной и обновленье кряду. И так покоя не дают и днем, и ночью разом Мне мое тело, и тебе — мой разум. Таким образом, мельтешащие во всех

переводах других авторов слова «мечты» не просто неправомерны и неуместны. Они просто кощунственны. Ведь в этом сонете Шекспир пишет о том, кто уже стал тенью, находится в непроницаемым мраком скрытом месте, и которого тревожить мыслями, как живого, уже не положено. Наверное, только тем, кто мало что знает о В.Шекспире, и тем, чьи ошибки обусловлены их бесчеловечностью, невозможно будет понять, что в этом (и не только в этом) сонете Шекспир вспоминает того, кто «носил его печать», — своего рано умершего сына Гамнета. Но, наверное, всем надо напомнить, что уже ко времени написания своего первого произведения, что в этом произведении нашло отчетливое отражение, Шекспир задумался о том, что он должен передать своему сыну. Все следующие произведения Шекспира отражают его движение к решению, сформулированному им в «Гамлете» в напутствии Полония отплывающему во Францию Лаэрту.

Естественно, представлено это решение и в сонетах, и наиболее отчетливо в сонете 26. И в сонете 27 В.Шекспир просто честно, с печалью и грустью признался, что нашел он это решение уже после того, как потерял сына, которому это решение он должен был бы передать. Но все-то остальные отцы уходят в описанную Шекспиром темноту не только не найдя этого решения, на и, чаще всего, даже не задумываясь о необходимости его искать. ПРИЧИНА ОСТЕРВЕНЕНИЯ ПЕРЕВОДЧИКОВ СОНЕТА 26 В.ШЕКСПИРА Безусловно, о причинах остервенения, с которым все переводчики мира искажают величайший и глубочайший смысл сонета 26 В.Шекспира, надо было бы спросить у самих этих переводчиков. Но, увы, «одних уж нет, а те далече». Поэтому о причинах этих приходится только догадываться.

При этом, естественно, у усопших переводчиков — «О мертвых или хорошо, или ничего» — следует сразу же исключить злой умысел. И в таком случае не остается ничего иного, как поискать возможную причину отмеченного остервенения в тексте самого сонета. Первые восемь строк его написаны В.Шекспиром так: Lord of my love, to whom in vassalage Thy merit hath my duty strongly knit, To thee I send this written embassage, To witness duty, not to show my wit: Duty so great, which wit so poor as mine May make seem bare, in wanting words to show it, But that I hope some good conceit of thine In thy soul's thought, all naked, will bestow it… Любой читатель этих строк, воспользовавшись одним только школьным англо-русским словарем, может убедиться, что достаточно точно смысл их можно передать в следующем просто рифмованном переводе. С достоинством твоим, моя любовь,

Мой долг по-рабски крепко связан; Его свидетельство я посылаю вновь: Не ум, а долг свой показать обязан. Долг так велик; мой бедный ум Не может описать его значенье: Хочу вложить в основу твоих дум Твое же о себе благое самомненье. «Краткость — душа ума». И всю душу своего гениального ума В.Шекспир вложил здесь в три слова: «мой бедный ум». Ведь для любого человека, мало-мальски способного воспринимать не только написание и звучание слов, но и их смысл, должно бы быть очевидно, что этими тремя словами Шекспир сформулировал еще не что иное, как тест на бедность ума самих читателей этого сонета. Это они, читатели, должны были бы подумать и догадаться о смысле и значении долга, о котором идет речь в сонете. Возможно, усопшие переводчики приведенных строк оригинала смогли сразу это понять и, поняв это, увидеть, что результаты этого тестирования всех поголовно англоязычных их читателей с момента этих строк написания

просто скандально и кошмарно удручающие. И если это действительно было так, то можно предположить, что причиной, по которой усопшие переводчики представили читателям своих стран переводы, до безобразия исказившие смысл оригинала, стало их желание уберечь читателей этого сонета в их странах от испытания, которое они тоже могут и не выдержать, сделав позор англосаксов мировым. Присоединяясь к этим намерениям, автор этой миниатюры тоже оставляет в стороне вопрос о значении великого долга В.Шекспира, но считает своим долгом сказать, что сам В.Шекспир выразил это значение достаточно ясно и точно, «не без права» включив в свой герб атрибуты бога. Впрочем, еще раньше он выразил его и словами в пьесе «Комедия ошибок»: Вы бог? Желаете создать меня иным? ПРОСТАЯ ПОДЛОСТЬ ПЕРЕВОДЧИКОВ

СОНЕТА 28 В.ШЕКСПИРА Пусть добрым будет ум у вас, А сердце умным будет. С.Маршак Автор этой заметки должен сознаться, что раскрытие глупости и подлости переводчиков ранее рассмотренных им тридцати сонетов Шекспира потребовало немалых его усилий. Поэтому внимательное чтение сонета, о котором речь идет в заголовке, вызвало у него глубокий вздох облегчения. Ведь подлость переводчиков этого сонета буквально лежит на поверхности, то есть обнаруживается уже при чтении первой же строки оригинала, приведенного ниже в современной орфографии, но с сохранением пунктуации издания 1609 года. How can I then return in happy plight, That am debarr'd the benefit of rest?

When day's oppression is not eased by night, But day by night, and night by day, oppress'd. And each (though enemies to either's reign) Do in consent shake hands to torture me, The one by toil, the other to complain How far I toil, still farther off from thee. I tell the day to please them thou art bright And dost him grace when clouds do blot the heaven: So flatter I the swart-complexion'd night, When sparkling stars twire not thou gild'st the even. But day doth daily draw my sorrows longer, And night doth nightly make grief's strength seem stronger. Для пущей объективности ниже приводится подстрочник А.Шаракшанэ, взятый в библиотеке Мошкова. В нем много шероховатостей и неточностей, но в целом он вполне отчетливо передает смысл оригинала. Как же мне тогда вернуться в счастливое состояние, если мне отказано в благе отдыха -- когда тяготы дня не облегчаются ночью, но наоборот, ночь усиливает дневной гнет, а

день -- ночной, и оба, хотя каждый является врагом власти другого, пожимают руки, соглашаясь мучить меня, один -- тяготами пути, а другая -- заставляя сокрушаться, что чем больше этих тягот, тем больше я отдаляюсь от тебя? Я говорю дню, чтобы угодить ему, что ты так светел что оказываешь ему любезность, заменяя его, когда тучи затмевают небо; так и смуглоликой ночи я льщу, говоря, что когда блестящие звезды не мерцают, ты озаряешь вечер. Но день каждый день продлевает мои печали, а ночь каждую ночь все усиливает мою тоску. Так вот, подлость всех переводов этого сонета на русский язык заключается в том, что, даже, несомненно, обладая добрыми умами и умными сердцами, читатели этих переводов не могут понять следующее. Шекспир не может вернуться в состояние счастья, потому что к нему уже не может вернуться человек, с существованием которого

это прошлое состояние счастья было связано. С каждым днем Шекспир еще больше отдаляется от этого человека, и, соответственно, с каждым днем этот человек все более удаляется от Шекспира. То есть, Шекспир говорит вовсе не о временной разлуке с этим человеком. И в ключе сонета достаточно ясно сказано, что горе Шекспира с каждым днем только увеличивается. Получается, день и ночь не откликаются на угодничество и лесть автора этого сонета. Это обязательно надо понять, чтобы понять, какое значение для уяснения главного смысла сонета имеют строки оригинала с девятой по двенадцатую. Ведь подчеркиванием беспросветности, безнадежности, неисправимости, безвозвратности, необратимости ситуации автор сонета, опять же, показывает, что речь в нем идет не о временном положении, не о временной разлуке. Таким образом, если бы переводчики не извратили смысл оригинала, то только читатели, не знающие, что у Шекспира был рано умерший

сын, не поняли бы, что именно сын Шекспира является адресатом этого сонета. Ну, а почему этого до сих пор не понимали и не понимают соотечественники Шекспира, автор уже писал в предыдущих своих заметках, не стесняясь в выражениях. РАЗГОНЯТЬ ЛИ КАФЕДРУ АНГЛИЙСКОЙ ФИЛОЛОГИИ СПбГУ? Все понять, все простить. Французская пословица В 2001 году петербургское издательство «Тесса» выпустило томик сонетов В.Шекспира в переводе И.М.Ивановского. На странице с выходными данными этого издания напечатаны замечательные слова: «Уходят в прошлое приблизительные, далекие от подлинника

стихотворные пересказы. Читатель ждет от переводчика поэзии не только прекрасных стихов, но и точной, СТРОКА В СТРОКУ (выделено мной — Авт.), передачи иноязычного текста». Далее текст продолжается такими словами: «Именно такие переводы сонетов Шекспира, выполненные И.М.Ивановским, предлагает настоящее издание. Игнатий Ивановский — ученик М.Л.Лозинского, член Союза писателей Санкт-Петербурга, лауреат премии Шведской Академии, лауреат премии журнала «Нева», автор многочисленных стихотворных переводов». Чуть пониже издатели указали: «Рекомендовано Кафедрой английской филологии Санкт-Петербургского Государственного Университета для изучающих английский язык». Но самое замечательное в этом издании — это его тираж: 3000 экз. Таким образом, в масштабах России и, возможно, если часть тиража попала и туда, СНГ, число читателей этого томика, отчаявшихся в своей способности изучить английский язык, не так уж и велико.

А отчаяться в этом может любой изучающий английский язык человек, если он попытается разобраться, как в издании, рекомендованном для него столь авторитетной кафедрой, появилась такая строчка в переводе сонета 66 В.Шекспира: Как не устать от стольких трудных лет, Ведь такими словами И.Ивановский изложил вторую строку подлинника: As to behold Desert a beggar born, В примечаниях «От переводчика» сам И.Ивановский написал так: «Данное двуязычное издание предполагает чтение перевода параллельно с подлинником, многократное сопоставление английских и русских строк, а значит, постоянный поиск соответствующей строки. Деление текста на строфы облегчит эти поиски». Несмотря на это, наверное, во избежание любых недоразумений, есть необходимость привести полностью первую строфу и подлинника, и

перевода. Tired with all these for restful death I cry, As to behold Desert a beggar born, And needy Nothing trimmed in jollity, And purest Faith unhappily forsworn, Измученный всем этим смерть зову, Как не устать от стольких трудных лет, Когда везет пустому существу, И самой чистой Вере веры нет, Что творилось в душе трех тысяч читателей этого перевода, когда они пытались «многократно сопоставлять» вторую его строку со второй строкой подлинника, остается только догадываться. И остается только догадываться, почему И.Ивановский поставил этих читателей в такое трудное положение. Не надо догадываться только о том, что И.Ивановский определенно знал, как вторую строку подлинника переводили все его коллеги. Но можно догадаться, что И.Ивановского их переводы этой строки не устраивали. Но в этой заметке, вообще-то, речь идет о кафедре английской филологии СПбГУ. Поэтому

трудности всех скопом переводчиков этого сонета прошлых, нынешних и будущих можно им и оставить. При этом и речи не может идти о том, что сотрудники указанной кафедры могут испытывать какие-либо трудности в понимании значений английских слов «Desert», «a beggar», «born» — соответственно, «Заслуга», «попрошайка, побирушка, нищий» и «рожденный». Тем более их никак нельзя оскорбить предположением, что какие-либо трудности они могут испытывать при определении значений слова «as» и инфинитива «to behold». Более того, пусть даже не всем, но некоторым сотрудникам этой кафедры должно быть известно, что во времена Шекспира существовала практика, о которой в пьесе «Тимон Афинский» Шекспир изящно написал так: Хваля порок из-за награды, мы Кидаем тень на блеск стихов счастливых, Назначенных превозносить добро.

Перевод П.Вейнберга Кроме того, существовала практика получения автором какого-либо произведения награды от того, кому это произведение этот автор посвящал. Таким образом, остается понять, почему сотрудники этой кафедры благословили, своим авторитетом осенили столь неудачный перевод И.Ивановского. Они, конечно, понимали в 2001 году и сейчас понимают, что никакой заслуги, а уж тем более «Заслуги», в рождении попрошайкой нет. Они, конечно, понимали, что поскольку во всех абсолютно переводах всех без исключения авторов все строки сонета 66, начиная с третей и заканчивая двенадцатой, несут характер неких обобщений, такой же характер должна носить и вторая строка этого сонета. Но, даже не имея университетского филологического образования, просто обладая способностью думать и выражаться на русском языке, можно видеть, что даже «отрепья рваного», как выразился А.Финкель, обобщения на эти слова натянуть невозможно.

Соответственно, они должны были понимать и тогда, и сейчас, что и смысл слов подлинника этого сонета «as» и «to behold» не предусматривает, что за ними последуют некие обобщения. Как стало с некоторых пор известно, глупость — это причина неспособности делать выводы из признаваемого известным знания, когда время делать эти выводы уже пришло. Таким образом, остается понять, что сделать из известного им знания необходимые выводы и познакомить с ними всех переводчиков сонета 66, которых, естественно, еще не поздно с этими выводами знакомить, им помешала не их глупость, а их понимание, что время делать эти выводы еще не пришло. Поэтому, возможно, они объясняли И.Ивановскому, что его коллеги, допускающие при переводе второй строки сонета 66 В.Шекспира некие обобщения, просто глупы. И поэтому И.Ивановский не решился идти при переводе этой строки по стопам своих коллег. Но, наверное, они не объяснили И.Ивановскому. почему в этом сонете вообще недопустимы обобщения. Поэтому при переводе всех

следующих строк сонета И.Ивановский не смог отойти от стереотипа. При этом можно даже допустить их понимание, что время для действительных, «строка в строку» переводов сонетов В.Шекспира придет только тогда, когда будут поняты и осуществлены вещие слова их знаменитого земляка: «Для России существенно важно, чтобы каждый осознал себя человеческой личностью в абсолютном ее значении, и членом нации в абсолютном ее предназначении». И когда будет понято первое, станет возможно показывать другим нациям, в том числе англичанам, что они в сонетах В.Шекспира уже века не могут понять. Но, хотя филологи этого не изучают, им можно и нужно все-таки напомнить и слова одного известного англичанина: «Правда не поднимается, как солнце, вследствие собственного своего движения и без человеческого усилия; недостаточно дожидаться ее, чтоб увидеть» (Д.Милль). Дело в том, что задача, которую А.Блок поставил

во время, когда, наверное, еще даже не родились отцы некоторых нынешних искателей «национальной идеи», была бы, возможно, быстрее решена в России, если бы уже давно то, что должно быть известно всем сотрудникам кафедр английской филологии всех университетов, они доносили не только до переводчиков сонетов В.Шекспира, но и до их читателей. Поэтому самим читателям этой заметки предоставляется возможность решать, нужно ли эти кафедры разгонять. САМАЯ СТРАШНАЯ ПРАВДА СОНЕТА 26 В.ШЕКСПИРА Иметь детей, кому ума не доставало. А.С.Грибоедов Нерадение о детях есть самый страшный грех, и в нем крайняя степень нечестия.

Иоанн Златоуст Сонет 26 написан В.Шекспиром так: Lord of my love, to whom in vassalage Thy merit hath my duty strongly knit, To thee I send this written ambassage To witness duty, not to show my wit; Duty so great, which wit so poor as mine May make seem bare, in wanting words to show it, But that I hope some good conceit of thine In thy soul's thought, all naked, will bestow it; Till whatsoever star that guides my moving Points on me graciously with fair aspect, And puts apparel on my totter'd loving, To show me worthy of thy sweet respect: Then may I dare to boast how I do love thee, Till then, not show my head where thou mayst prove me. Его точный смысл можно передать следующим

рифмованным переводом: С достоинством твоим, моя любовь, Мой долг по-рабски крепко связан; Его свидетельство я посылаю вновь: Не ум, а долг свой показать обязан. Долг так велик, что бедный ум Не может описать его значенье: Хочу вложить в основу твоих дум Твое же о себе благое самомненье. Когда-нибудь звезда, которой я держусь, Меня осветит с новой высоты, Под светом этим я преображусь, И большее во мне увидишь ты. И гордо я произнесу моей любви слова. Пока же мог бы угадать, что прячет голова. Для понимания самой страшной правды этого сонета, спрятанной в голове Шекспира, надо понять, что этот сонет обращен не только к каждому читателю этого сонета, к каждому человеку вообще, но и к конкретному, очень дорогому для Шекспира человеку, — его сыну Гамнету.

И тогда эта правда заключается в том, что крайняя степень нерадения о детях и крайняя степень нечестия людей заключается в их неспособности, неумении или нежелании дать детям ясное и точное представление о самих себе, то есть понимание, что истинно в общем есть человек, которое должно быть основой их «правых (Вакхилид и сонет 85)» мыслей. При этом, исходя из содержания предыдущих сонетов, вполне ясно и точно можно понять, что в основе этого, известного Шекспиру понимания должно лежать то, что в этом сонете названо «звездой», которой «путеводствуется (Вакхилид и Шекспир)» сам Шекспир, – материализованная в каждом человеке вечная истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия. Впрочем, не менее огорчительным для всех людей является выраженное в этом сонете понимание Шекспира, что доказать свою способность действовать, путеводствуясь своими правыми мыслями, а не чем-то иным, любой человек может только одним-единственным

способом — предъявляя не просто материальное, письменное свидетельство своего понимания, что истинно в общем есть человек, но и доказательство того, что распространение такого понимания среди людей и детей он считал своим долгом. «Это и расстраивает всю вселенную, что мы не радеем о собственных детях; заботимся об их имуществе, а душою их пренебрегаем, что является крайним безумием (И.Златоуст)». САМОЕ ЗАГАДОЧНОЕ СЛОВО СОНЕТА 58 В.ШЕКСПИРА

I think good thoughts…

Я мыслей правых полон…

В.Шекспир

Я уже и сам забыл, в какой из своих ранних статей писал, что разбор переводов сонетов на

русский язык можно, вообще-то, писать, как говорили в прошлом веке, под копирку. Вот и эту статью можно просто переписать по образцу предыдущей статьи о сонете 57.

То есть сначала привожу перевод этого сонета, выполненный С.Маршаком.

Избави Бог, меня лишивший воли,

Чтоб я посмел твой проверять досуг,

Считать часы и спрашивать: доколе?

В дела господ не посвящают слуг.

Зови меня, когда тебе угодно,

А до того я буду терпелив.

Удел мой - ждать, пока ты не свободна,

И сдерживать упрек или порыв.

Ты предаешься ль делу иль забаве, -

Сама ты госпожа своей судьбе.

И, провинившись пред собой, ты вправе

Свою вину прощать самой себе.

В часы твоих забот иль наслажденья

Я жду тебя в тоске, без осужденья.

Затем как обычно следует оригинал этого сонета.

That god forbid that made me first your slave,

I should in thought control your times of pleasure,

Or at your hand the account of hours to crave,

Being your vassal, bound to stay your leisure!

O, let me suffer, being at your beck,

The imprison'd absence of your liberty;

And patience, tame to sufferance, bide each cheque,

Without accusing you of injury.

Be where you list, your charter is so strong

That you yourself may privilege your time

To what you will; to you it doth belong

Yourself to pardon of self-doing crime.

I am to wait, though waiting so be hell;

Not blame your pleasure, be it ill or well.

Опять обращаем внимание, что в оригинале нет никаких прямых указаний на пол адресата этого сонета. Опять приводим скопированный в библиотеке Мошкова подстрочник, выполненный А.Шаракшанэ.

Да избавит бог*, сделавший меня твоим рабом,

чтобы я в мыслях следил за моментами твоих развлечений,

или желал получить из твоих рук отчет о проведенных часах,

будучи твоим слугой, обязанным дожидаться, когда у тебя будет досуг для

меня.

О пусть я буду, ожидая, что ты поманишь, терпеть

это тюремное заключение - разлуку по

твоей прихоти**,

и пусть терпение, послушное страданию, сносит любой отказ,

не обвиняя тебя в обиде.

Будь, где пожелаешь; твои привилегии так велики,

что ты можешь свободно отдавать свое время,

чему захочешь, и тебе принадлежит право

прощать себя за собственные прегрешения.

Мне остается ждать, хотя такое ожидание - ад,

не осуждая твои развлечения, будь они дурны или хороши.

---------

* Купидон.

** В подлиннике - стилистическая фигура: "imprisoned absence of your

liberty", буквально: "заключенная в тюрьму разлука твоей воли".

И, как обычно, начинаем решать задачку определения пола адресата этого сонета. При этом сразу считаю необходимым подчеркнуть, что в поэтическом переводе этого сонета А.Шаракшанэ, несмотря на ярую приверженность этого "переводчика" пресловутой "теории молодого друга" В.Шекспира, тоже, как и в оригинале, нет прямого указания на этот самый пресловутый пол.

Далее, естественно, следует напоминание, что В.Шекспир всегда обязательно давал в текстах сонетов какую-нибудь зацепку, часто в виде одного ключевого слова, как, например, слова "home - семья" в сонете 61, позволяющую загадки практически каждого из них решить. Соответственно, сделал это он и в сонете 58. И в этом сонете эта зацепка тоже обозначена одним словом. Для желающих найти это слово самостоятельно можно сделать небольшую паузу.

.

.

.

.

Ну, нашли? Молодцы! Правильно! Совершенно верно. Замечательно. Ведь это слово находится в первой же строке оригинала сонета. Она коротко, как выстрел. И как выстрел звонко – first (первый). И именно этого слова вы не найдете ни в одном из многочисленных переводах этого сонета представленных в библиотеке Мошкова. Этого слова нет в приведенном здесь подстрочнике А.Шаракшанэ, как нет его и в обоих посвященных сонетам В.Шекспира бумажных изданиях этого автора.

О, наверное, очевидно, по поводу этого коротенького слова можно было бы много чего понаписать. На многостраничную брошюру. Но здесь я скажу только одно.

Мы все рабы. Рабы времени. «Потому что для всякой вещи есть свое время и устав; а человеку великое зло оттого» (Екл.8,6). Но первые рабы времени – это люди, которые значительно свое время опережают, как тот же царь Соломон. И

В.Шекспир, кстати, понявший то, что за тысячи лет до него понимали Соломон, Гомер, Вакхилид, Конфуций, и многие другие люди в древности, имена которых мы уже никогда не узнаем, - тоже на века опередил свое время.

Века назад он понял то, что до сих пор непонятно миллиардам людей на земле: многие тысячи лет известная людям взаимосвязь элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия, бытия людей и бытия каждого человека – это истина и закон. И попытавшись донести это понимание до людей, он убедился: «Дания – тюрьма».

Впрочем, естественно, действительно, о том, что В.Шекспир был первым и главным рабом-слугой Времени, лучше услышать все-таки от него самого. В последних словах Гамлета в конце пятой сцены первого акта одноименной трагедии.

The time is out of joint; - O cursed spite,

That ever was born to set it right!

Время вывихнуто; - О, зла нет злей, убежден:

Я на века один вправлять его рожден!

(перевод автора)

Короче, адресат этого сонета вовсе не женщина или мужчина. Адресат этого сонета – время. И, похоже, еще много воды утечет, пока придет время для такого понимания. Для понимания ключевого коротенького, но очень емкого и очень загадочного слова этого сонета – first.

СКОЛЬКО «БЛОХ» ПОДКОВЫВАЕТ ТОЧНОЕ ПОНИМАНИЕ СОНЕТА 33 В.ШЕКСПИРА?

В целом сонет 33 написан Шекспиром достаточно просто и ясно. Надо просто только внимательно прочитать его, а не просто, как блоха, скакать от строки к строке, и от сонета к сонету. Full many a glorious morning have I seen Flatter the mountain-tops with sovereign eye,

Kissing with golden face the meadows green, Gilding pale streams with heavenly alchemy; Anon permit the basest clouds to ride, With ugly rack on his celestial face, And from the forlorn world his visage hide, Stealing unseen to west with this disgrace: Even so my Sunne one early morn did shine, With all triumphant splendor on my brow, But out, alack! he was but one hour mine, The region cloud hath mask'd him from me now. Yet him for this, my love no whit disdaineth, Suns of the world may stain, when heaven's sun staineth. Текст оригинала специально разбит на строфы, чтобы читателям было легче найти строки, внимание на которые надо обратить.обязательно В первой строфе — это третья строка: Kissing with golden face the meadows green,… Целующий с счастливым лицом зеленые луга,…

Во второй строфе — это вторая строка: With ugly rack on his celestial face,… С противной гримасой на его восхитительном лице,… В третьей строфе — это вторая строка тоже: With all triumphant splendor on my brow,… С величественным сиянием на моем лице,… То есть, выделяя запятыми указанные три строки во всех трех строфах, В.Шекспир просто и ясно дал понять, что последнюю из этих строк надо воспринимать (и переводить) точно так же, как и две предыдущие. Таким образом, первый «гвоздик», с которого начинается подковывание всяческих «блох», можно проиллюстрировать следующим простым рифмованным переводом третьей строфы в целом: Так Солнышко мой утром воссиял, С величья блеском на моем челе. Увы, час им я только обладал; Огромной тучей был он скрыт во мгле.

При этом автор тешит себя надеждой, что читатели его перевода сами поймут, почему автор не нашел доброго слова для читателей оригинала, не способных почувствовать, рождением какого «солнца» В.Шекспир «величался» и о потере которого скорбел. И люди, способные понять и почувствовать, о каком человеке В.Шекспир написал в третьей строфе оригинала, должны понять и почувствовать, что в третьей строфе оригинала В.Шекспир об этом человеке написал еще и для того, чтобы люди поняли и почувствовали, что в ключе сонета он написал уже о другом человеке. Yet him for this, my love no whit disdaineth, Suns of the world may stain, when heaven's sun staineth. Так и с тобой, но чист останешься в моих глазах: Пятнать и солнца мира можно, когда запятнано на небесах. И лучшее и очевиднейшее доказательство правильности этого вывода заключается в том, что с некоторых пор, даже на рекламируемых

лучшими сайтах в Интернете и в печатных изданиях в мире и в России в первой строке ключа сонета удаляется запятая после слова «this». То есть, и в этом сонете повторяется ситуация с сонетом 66. Ведь очень многим «блохам» очень не хочется, чтобы нашлись люди, понявшие и почувствовавшие, что этот сонет с таким смыслом, то есть, с таким фактом в своей биографии, мог написать только человек, родившийся и похороненный в городе Стрэтфорде-на-Эвоне. В заключение остается только выразить надежду, что все-таки не за горами время появления в России переводчика этого и других сонетов В.Шекспира, истинно, а не «по-блошиному» В.Шекспира любящего, чувствующего и понимающего. СКОЛЬКО «ЗАЙЦЕВ» СРАЗУ УБИВАЮТ ПЕРЕВОДЧИКИ СОНЕТА 61 В.ШЕКСПИРА?

Если бы автор не уважал людей, читавших и читающих этот сонет в любых переводах, он написал бы, что только Вильяма Шекспира и его любимую жену Анну Шекспир сразу убивают все переводчики, не переводящие, слова «home» в шестой строке оригинала: Is it thy will thy image should keep open My heavy eyelids to the weary night? Dost thou desire my slumbers should be broken, While shadows like to thee do mock my sight? Is it thy spirit that thou send'st from thee So far from home into my deeds to pry, To find out shames and idle hours in me, The scope and tenor of thy jealousy? O, no! thy love, though much, is not so great: It is my love that keeps mine eye awake; Mine own true love that doth my rest defeat, To play the watchman ever for thy sake: For thee watch I whilst thou dost wake elsewhere, From me far off, with others all too near. Справедливости ради следует сказать, что это слово все-таки переведено В.Я.Брюсовым. Но и его перевод настолько же несправедлив к Вильяму Шекспиру и Анне Шекспир, как и все

другие, поскольку взамен он не переводит слова «deeds» в этой же строке. А ведь Вильяму Шекспиру очень важно было дать понять читателям этого и других сонетов, что Анна Шекспир отпустила его от дома, себя, детей именно потому, что верила в величие дел ее любимого, которые он должен был совершить, и которые он мог совершить только в Лондоне. Возвращаясь к читателям всех этих переводов, нельзя не признать, что вовсе не все они были бы и будут «убиты», узнавши о происках переводчиков. Поэтому вынесенный в заголовок этой миниатюры вопрос просто не может не остаться открытым. А вопросы о необходимости новых, оживляющих переводов сонетов В.Шекспира и возможности появления поэтов, способных такие переводы осуществить, наверное, нет смысла даже ставить.

СКОЛЬКО КАТЕГОРИЙ ЧИТАТЕЛЕЙ У СОНЕТА 50 В.ШЕКСПИРА?

Впечатление, сложившиеся у автора этой заметки о читателях сонетов В.Шекспира в общем и этого сонета в частности, позволяет ему отчетливо разглядеть среди них только две основные категории. Впрочем, сначала сам сонет, на удивление читателей других заметок автора, во вполне удовлетворительном переводе С.Маршака: Как тяжко мне, в пути взметая пыль, Не ожидая дальше ничего, Отсчитывать уныло, сколько миль Отъехал я от счастья своего. Усталый конь, забыв былую прыть, Едва трусит лениво подо мной, — Как будто знает: незачем спешить Тому, кто разлучен с душой родной. Хозяйских шпор не слушается он И только ржаньем шлет мне свой укор. Меня больнее ранит этот стон, Чем бедного коня — удары шпор. Я думаю, с тоскою глядя вдаль: За мною — радость, впереди — печаль. Как представляется автору, первой и самой

многочисленной категории читателей, вообще-то, по разным причинам, глубоко безразлично, если вообще не наплевать, откуда и куда ехал Шекспир и ездил ли он откуда-либо и куда-либо вообще. Вторая категория читателей отличается от первой некоторой образованностью, а потому самостоятельно или с подачи других людей считает, что Шекспир ехал, конечно, неизвестно куда и откуда, но зато известно, что ехал он от некого друга (в оригинале «thy friend»), которому и посвящено большинство. Как считает большинство, других сонетов Шекспира. И вот тут возникает вопрос о возможности существования третьей категории читателей, которые могут почувствовать и понять, что в этом сонете Шекспир, удаляясь от любимой женщины и лучшего друга, ехал из Стрэтфорда-на-Эвоне в Лондон, в котором его ждало «все это», описанное в сонете 66. Опыт предшествующих заметок позволяет представить, какую бурю негодования может вызвать даже только предположение о возможности существования такой категории

читателей этого сонета. Но если даже вероятность существования такой категории читателей ничтожно мала, в следующей заметке автор предложит рассмотрение другого сонета, в котором можно найти некоторое подтверждение правомерности существования такой категории. СОНЕТ 14 В.ШЕКСПИРА ИЛИ ПЕРЕДАЕТСЯ ЛИ ПРАВДА ПОЛОВЫМ ПУТЕМ? О сколько нам открытий чудных Готовит просвещенья дух… А.С.Пушкин Как известно, В.Шекспир жил всего лишь в эпоху Возрождения, а потому вряд ли он мог сделать «чудное открытие», которое ему приписывают более просвещенные переводчики его сонета 14. Причем, похоже, все они настолько уверены в очевидности и естественности проводимой ими в

своих переводах мысли, что даже мысли не допускают, что сам Шекспир мог думать как-то иначе. Практически все они переводят этот сонет так же, как и самый известный из них — С.Маршак: Я не по звездам о судьбе гадаю, И астрономия не скажет мне, Какие звезды в небе к урожаю, К чуме, пожару, голоду, войне. Не знаю я, ненастье иль погоду Сулит зимой и летом календарь, И не могу судить по небосводу, Какой счастливей будет государь. Но вижу я в твоих глазах предвестье, По неизменным звездам узнаю, Что правда с красотой пребудут вместе, Когда продлишь в потомках жизнь свою. А если нет - под гробовой плитою Исчезнет правда вместе с красотою. Естественно, некоторые отличия в переводах этого сонета у разных авторов есть, но в главном все они единодушны: чтобы правда и красота продолжали жить в мире, адресату этого сонета необходимо заиметь детей.

Н.Гербель: Что будут красота и правда расцветать, Когда оставишь ты потомство за собою. А.Финкель: Что живы Правда с Красотой в веках, Коль ты им дашь в потомстве продолженье. С.Степанов: Что правда с красотою процветут, Коль заживешь ты с отпрыском прекрасным. При этом приходиться предполагать, что такое же единодушие в восприятии этих строк царит и среди уже многих миллионов их читателей. Хотя трудно даже предположить, сколько среди читателей этих строк было генетиков, и были ли вообще генетики среди читателей этих строк. Возможно, когда-нибудь эти самые ученые-генетики выкроят время, чтобы дать научный ответ на вопрос, возникающий при чтении приведенных выше строк. И кто знает,

может быть, они подтвердят верность проводимых в этих строках мыслей и верность восприятия их читателями этих строк. Но пока еще есть время для сомнений, автору этой заметки хотелось бы ими поделиться с теми читателями, у которых эти сомнения, может быть, тоже появились. Строки 11 и 12 сонета в оригинале выглядят так: As truth and beauty shall together thrive, If from thyself to store thou wouldst convert; И с каким бы видом и изданием англо-русского словаря не исследовать эти английские слова, среди них совершенно невозможно найти слова, переводимого на русский язык как «потомство», «потомки», «отпрыски» и т.п. Зато каждый, кто хоть каким-то англо-русским словарем захочет и сможет воспользоваться, может обнаружить в этих словах слово «convert». Это слово Шекспир редко употребляет в своих произведениях, в частности дважды в «Гамлете». При этом только в этом сонете это слово является существительным, смысл которого, наверное, лучше всего передать словом «неофит». То

есть, чтобы правда и красота процветали, распространялись в мире, тому, кто обладает ими, кто понимает, в чем они заключаются (сонет 11), следует стараться содержанием, которое есть в нем самом, наполнить и других людей, в том числе, естественно и своих детей, но, очевидно, и не только своих детей. Таким образом, смысл сонета 14 более общий и более богатый, чем его хотят представить все его переводчики. Их однобокие, тенденциозные переводы лишают возможности читателей увидеть в нем и другие частные смыслы. И генетические или какие другие причины лежат в основе таких переводов пусть решают другие. Иначе, например, можно увидеть, что этот сонет мог быть написан Шекспиром и для себя самого, чтобы самого себя утвердить в мысли продолжать свои «дела» (сонеты 90, 121 и другие) в тех условиях, которые он в своих сонетах и произведениях описывает: «Дания — тюрьма». Впрочем, это вряд ли будет понятно тем, кто, также как и переводчики сонета 14, полагают, что эффективнее, удобнее и приятнее всего правду передавать в постели.

Поэтому остается только ждать, когда у генетиков найдется время почитать переводы этого сонета и дать компетентный научный ответ на поставленный в заголовке этой заметки вопрос. При этом, опять же, автор этой заметки вовсе не исключает, что заключение генетиков будет не в его пользу. Ведь, наверное, именно потому, что сам Шекспир не оставил после себя потомков мужского пола, людей, понявших его правду и красоту поныне нет даже в самой Англии, иначе, например, того же С.Маршака не допустили бы даже до ее границы.

СОНЕТ 20 В.ШЕКСПИРА ДЛЯ НЕ ОЗАБОЧЕННЫХ ЛЮДЕЙ

Наверное, даже те, кто не имеют выхода в Интернет, знают, что в нем вовсе не царит целомудрие. Несмотря на это, автор не считает возможным в своей заметке педалировать тему озабоченности читателей и переводчиков оригинала сонета 20 В.Шекспира.

Автор этой заметки хочет только показать, что, во-первых, автор этого сонета вовсе не был озабочен тем, чем озабочены его сонета читатели и переводчики, а, во-вторых, что озабоченность читателей и переводчиков оригинала сонета и озабоченность читателей переводов лишает их возможности увидеть в оригинале один интересный филологический казус. Поэтому автор считает возможным привести только фрагмент оригинала сонета, для решения стоящей перед ним задачи необходимый. And for a woman wert thou first created, Till Nature, as she wrought thee fell a-doting, And by addition me of thee defeated, By adding one thing to my purpose nothing. Для людей, не допускающих, что Природа может быть такой же озабоченной, как большинство читателей и переводчиков и большинство читателей переводов, содержание этого фрагмента можно передать следующим образом. Ты создавался для одной женщины, но

Природа добавила тебе (целомудренно выражаясь) любвеобильности. Этим добавлением я сокрушен, поскольку оно вредно (опасно) для моего намерения. Можно было бы приводить множество примеров из разных произведений Шекспира для доказательства того, что слово «wrought» и во времена Шекспира означало то же самое, что и в наши дни. Но для не озабоченных людей, наверное, будет достаточно того, что этого слова нет в шекспировском словаре. Правда, тогда возникает вопрос, к какой категории читателей этого сонета относить составителей этого словаря. Ну, да бог с ними. Главное же, что выпадает из поля зрения озабоченных людей, заключается в слове «nothing». Ведь если Шекспир «сокрушен» «этим добавлением», то оно не может быть «ничем» или «никаким» для его намерения, цели. При этом анекдот заключается в том, что то, что озабоченные понимают под «этим добавлением», не может быть безразлично и для них тоже. То есть, у Шекспира это слово имеет некоторое

дополнительное значение, которое не отражают современные словари. И автор очень надеется на решение этого филологического казуса еще в обозримом будущем, чтобы еще при жизни получить подтверждение правильности своего перевода слова «Nothing» в шекспировском сонете 66. В завершении, наверное, следует все-таки пояснить, что именно озабоченность читателей, переводчиков и читателей переводов не позволяет им понять достаточно ясно выраженного Шекспиром в предыдущих сонетах, и особенно в сонетах 8 и 11, намерения сделать адресата предыдущих сонетов и их читателей мудрыми. Но мудрыми могут стать только люди любящие, а не озабоченные. Кстати, и переводчиками сонетов В.Шекспира тоже.

СОНЕТ 26 В.ШЕКСПИРА ДЛЯ НАСТОЯЩИХ МУЖИКОВ

Женщины любят ушами. Банальность Женственность отношения к сонету 26 В.Шекспира всех его читателей выражается в том, что им совершенно наплевать на его действительный смысл. Точнее, им не хватает мужества действительный смысл этого сонета воспринять. Естественно, в первую очередь это относится к тем читателям, которые читали и читают его в оригинале: Lord of my love, to whom in vassalage Thy merit hath my duty strongly knit; To thee I send this written embassage To witness duty, not to show my wit. Duty so great, which wit so poor as mine May make seem bare, in wanting words to show it; But that I hope some good conceit of thine In thy soul's thought (all naked) will bestow it: Till whatsoever star that guides my moving, Points on me graciously with fair aspect, And puts apparel on my tatter'd loving,

To show me worthy of thy sweet respect, Then may I dare to boast how I do love thee, Till then not show my head where thou mayst prove me. Русским читателям этот сонет больше знаком по переводу С.Маршака, читая который, похоже, до сих пор всплакивают барышни-институтки и стискивают зубы, чтобы не расплакаться, казалось бы, образованные, неглупые и солидные мужики: Покорный данник, верный королю, Я, движимый почтительной любовью, К тебе посольство письменное шлю, Лишенное красот и острословья. Я не нашел тебя достойных слов. Но, если чувства верные оценишь, Ты этих бедных и нагих послов Своим воображением оденешь. А может быть, созвездья, что ведут Меня вперед неведомой дорогой, Нежданный блеск и славу придадут Моей судьбе, безвестной и убогой.

Тогда любовь я покажу свою, А до поры во тьме ее таю. И всем этим, с позволения сказать, «читателям», в том числе мужского пола, ласкающие их уши-слух звуки строк второй строфы представленного «перевода» начисто отбивают способность осмыслить, что автор сонета предлагает сделать его адресату — самому додумать, догадаться, каких замечательных хвалебных слов в его адрес не нашел автор этого сонета. То есть, как обычно и выражаются россияне: «Нет слов, не найду слов…». Причем, скорее всего, именно потому, что у них этих слов нет и на самом деле. Вот и автор этой заметки не находит приличных слов для тех читателей приведенного «перевода», у которых зачарованность его звуками начисто отбивает охоту и способность слышать и видеть, что этот «перевод» так же далек от оригинала, как поэтические способности автора этой заметки от оных же С.Маршака. Несоответствие же, мягко говоря, представленного «перевода» тексту оригинала

видно уже из приводимого ниже подстрочника, выполненного А.Шаракшанэ, который также пышет «любовью» к Шекспиру, как и сравниваемый с ним «перевод»: Властелин [лорд]* моей любви, к которому долгом вассала меня крепко привязали твои достоинства, к тебе я шлю это письменное посольство, чтобы засвидетельствовать свой долг (уважения), а не выказать остроту ума, — долг столь великий, что в сравнении ум, такой бедный, как мой, может показаться голым, не имея слов для его выражения, но я надеюсь, что какой-нибудь доброй мыслью в глубине своей души ты прикроешь его наготу до той поры, когда та звезда, что направляет мой путь, посмотрит на меня милостиво, в благоприятном расположении, и оденет мою истрепавшуюся любовь в красивые одежды, чтобы показать меня достойным твоего

драгоценного уважения. Тогда, возможно, я осмелюсь хвалиться, как я тебя люблю, а до того не явлюсь к тебе на испытание. . Эта «любовь» так затуманила мозг А.Шаракшанэ, что на странице в библиотеке Мошкова, где все его подстрочники ко всем сонетам Шекспира приведены, он с очаровательной непосредственностью малого дитяти так прямо и признается: В основу подстрочного перевода положено традиционное истолкование, состоящее в том, что сонеты 1-126 посвящены молодому человеку (Другу), а сонеты 127-152 — женщине (Темной Даме). То есть автор всех и приведенного выше подстрочников признался, что он был занят не тем, чтобы самостоятельно вникнуть в действительный смысл оригиналов, а тем, чтобы втиснуть его в прокрустово ложе неизвестно откуда взявшегося и неизвестно какого качества «традиционного истолкования». При этом, первой жертвой Маршака и

Шаракшанэ, которою они в данном случае снасильничали на прокрустовом ложе этого «традиционного истолкования», стала как раз сама грамматика английского языка. Те, у кого кроме ушей работает еще и голова, могут убедиться в этом, обратившись к следующим строкам оригинала: But that I hope some good conceit of thine In thy soul's thought, all naked, will bestow it… Таким образом, отличить настоящих мужчин от муже- и женоподобных субъектов, на уши которых можно навесить любую лапшу, можно по тому, что первых никакие трели, напевы, заклинания о «традиционном истолковании» не заставят увидеть в выделенных строках сонета даже намека на неизвестно откуда появившееся в приведенных «переводе» и «подстрочнике» местоимение «ты». И для настоящих русских мужиков, должно быть совершенно ясно, что, в полном соответствии с правилами и традициями английской грамматики, единственным действующим лицом в этих строках является автор сонета.

Но я надеюсь, что некоторое твое хорошее (пусть пока — Авт.) мнение В твою мысль души, совершенно нагим (определенным, точным, ясным) помещу его. При этом людям грамотным, наверное, не надо объяснять, что местоимение «it» в конце разбираемых строк оригинала замещает не что иное, как именно и только выражение «твое хорошее мнение». Именно на это указывает знак «;», отделяющий разбираемые строки от предыдущих строк сонета. Объяснение же того, почему пунктуация оригиналов сонетов, приводимых А.Шаракшанэ перед следующими за ними подстрочниками, не соответствует пунктуации оригиналов в издании 1609 года, уже дано выше. А вот теперь, похоже, даже мужикам надо поднапрячься, чтобы понять самое трудное, потому что очень простое обстоятельство. В предшествующих двум разбираемым строкам двух строках оригинала Шекспир написал так, как (если не обращать внимание на маленькую пакость «переводчика», заключающуюся в

изнасиловании английской грамматики при переводе конструкции «so…as») и написано в подстрочнике А.Шаракшанэ: долг столь великий, что в сравнении ум, такой бедный, как мой, может показаться голым, не имея слов для его выражения, То есть, описав в этих строках значение своего долга, в следующих строках, которым посвящено все изложенное выше, Шекспир пишет ни о чем другом, как именно о содержании этого самого своего долга. И чтобы содержание этого долга понять на деле, мужикам надо только обратиться к словарям английского языка. Английское слово «conceit» можно, на что указывает и его значение, например, в пьесе «Ромео и Джульетта», перевести русским словом «самомненье», «мнение о себе». Кстати, те мужики, которые найдут в себе силы и найдут время, чтобы к словарям и грамматике английского языка обратиться, могут также убедиться, что вовсе не спроста автор

приведенного «подстрочника» слово «merit» в единственном числе превратил в многочисленные «достоинства». То есть, смысл разобранные выше строки оригинала, в том числе на русском языке, получают только и именно тогда, когда слову «conceit» придают именно отмеченное выше значение. И именно и только в этом случае мужикам на деле грамотным, образованным и умным значение и величие долга автора этого сонета становится видным и ясным без лишних слов. В заключение, на тот случай, если, несмотря на вынесенное в заголовок этой заметки предупреждение, среди ее читателей все-таки окажутся женщины, автор считает необходимым заявить, что у него не было намерения представить их неспособными понять этой заметки содержание. Автор просто боится их острых и несдержанных язычков. Они, особенно знающие иностранные языки, могут всему миру разболтать, растрезвонить, как называются английские мужчины, которые хотели бы, но не могут понять

смысл сонета 26, и как называются английские джентльмены, которые могут, но не хотят этот смысл понять, и не хотят, чтобы этот смысл поняли другие. Ведь, с тех пор, как наш Левша подковал их блоху, наши отношения с Англией и без этого постоянно омрачают различные скандалы.

СОНЕТ 43 В.ШЕКСПИРА НЕ ДЛЯ ПСИХОВ Они смотрят, но не видят того, что видят. В.Шекспир В современной орфографии текст оригинала сонета 43 В.Шекспира выглядит так: When most I wink, then do mine eyes best see, For all the day they view things unrespected; But when I sleep, in dreams they look on thee, And darkly bright are bright in dark directed. Then thou, whose shadow shadows doth make bright, How would thy shadow's form form happy show

To the clear day with thy much clearer light, When to unseeing eyes thy shade shines so! How would, I say, mine eyes be blessed made By looking on thee in the living day, When in dead night thy fair imperfect shade Through heavy sleep on sightless eyes doth stay! All days are nights to see till I see thee, And nights bright days when dreams do show thee me. Большинство русских читателей знакомятся с этим сонетом по переводу С.Маршака: Смежая веки, вижу я острей. Открыв глаза, гляжу, не замечая, Но светел темный взгляд моих очей, Когда во сне к тебе их обращаю. И если так светла ночная тень - Твоей неясной тени отраженье, - То как велик твой свет в лучистый день, Насколько явь светлее сновиденья! Каким бы счастьем было для меня - Проснувшись утром, увидать воочью Тот ясный лик в лучах живого дня, Что мне светил туманно мертвой ночью.

День без тебя казался ночью мне, А день я видел по ночам во сне. Увидеть, что этот «перевод» далеко не идеален, можно, если сверить его с подстрочником, выполненным А.Шаракшанэ: Чем больше я смежаю глаза, тем лучше они видят, так как весь день они глядят на вещи нестоящие, но когда я сплю, во сне они смотрят на тебя и, закрытые [темные], направляют светлый взгляд в темноту*. Твоя тень делает светлыми тени; каким же прекрасным зрелищем была бы вещественная форма этого образа при свете дня и твоем, гораздо более ярком, свете, если для невидящих глаз твоя тень так сияет! Я говорю: какое было бы счастье для моих глаз смотреть на тебя среди живого дня, если в мертвой ночи твой прекрасный, хотя и несовершенный образ

сквозь тяжелый сон запечатлевается в незрячих глазах! Все дни мне видятся ночами, пока я не вижу тебя, а все ночи — ясными днями, когда сны мне показывают тебя. Но и представленный «подстрочник» также далеко не идеален, поскольку в нем до неузнаваемости искажен смысл первой строки ключа сонета: All days are nights to see till I see thee… Первый из этих авторов хорошо знал английский язык, второй хорошо его знает, обоих нельзя считать людьми глупыми. Но тогда только какими-то отклонениями в их психике можно объяснить их видение какого-то отрицания в повторенной строке оригинала. И это еще не все. Видя то, чего в этой строке нет, они совершенно не видят того, что в этой строке нормальным людям видно отчетливо, — вспомогательный глагол «are» в роли модального вкупе с инфинитивом «to see».

Вообще, неумение понимать и переводить инфинитивы — это какое-то проклятие всех российских переводчиков сонетов В.Шекспира. Но поскольку автор атеист, он все-таки склоняется к мысли, что в данном случае неспособность обоих упомянутых и всех неупомянутых «переводчиков» изложенное в предыдущем абзаце увидеть и понять у одного определялось, а у другого определяется только каким-то психическим расстройством. Те же читатели этой заметки, которые такими расстройствами не страдают, соответственно, могут сделать и адекватный оригиналу, английской грамматике и здравому смыслу перевод: Все дни должно (следует) видеть (считать, полагать) ночами, (до тех пор) пока я вижу тебя…. Не сомневаюсь, обязательно найдутся читатели, которые сочтут, что автор этой заметки ошибается, и авторы «перевода» и «подстрочника» — просто глупые бараны, тупо следующие за некими козлами, некогда всем, неизвестно как, «доказавшими», что первые 120

сонетов В.Шекспира обращены единственно к некому «молодому другу». Возразить на это можно следующим образом. Во-первых, из приведенного предположения будет вытекать, что «переводчики», употребляющие все свои силы на то, чтобы шекспировские тексты запихнуть в прокрустово ложе якобы «доказанной» некими козлами мертвой схемы, на деле являются настоящими изуверами. А потом, не видеть и не понимать, что в этом сонете (как и в некоторых других) В.Шекспир поминает человека, которого уже невозможно увидеть «in the living day», могут только те, у кого вовсе нет души, что, вроде бы, невозможно, или тогда только те, у кого в душе творится нечто неладное. В заключение можно показать несерьезность предположения, что искажение смысла оригинала осуществлено указанными авторами «перевода» и «подстрочника» совсем не по указанной автором этой заметки причине, а по причине их неспособности действительный

смысл ключа сонета выразить в поэтической форме. Кратко это можно сделать на примере перевода ключа сонета, осуществленного автором этой заметки, во всех других отношениях, кроме нормальности, неспособного тягаться с авторами «перевода» и «подстрочника». Мрачнеет день, коль днем явишься мне, Светлеет ночь, коль явишься во сне.

СОНЕТ 45 В.ШЕКСПИРА И ТЕОРИЯ ВЕРОЯТНОСТЕЙ

Главная сложность перевода сонета 45 В.Шекспира заключается в том, что оригинал его не дает никаких прямых указаний на пол его адресата: The other two, slight air and purging fire, Are both with thee, wherever I abide; The first my thought, the other my desire, These present-absent with swift motion slide.

For when these quicker elements are gone In tender embassy of love to thee, My life, being made of four, with two alone Sinks down to death, oppress'd with melancholy; Until life's composition be recured By those swift messengers return'd from thee, Who even but now come back again, assured Of thy fair health, recounting it to me: This told, I joy; but then no longer glad, I send them back again and straight grow sad. Вообще-то, представляется возможным предположить, что все нормальные люди разделят мнение автора этой заметки, что во всех, подобных данному случаях, когда в тексте оригинала отсутствуют ясные и точные указания на пол адресата, нормальные переводчики должны соответствующим образом свои переводы и оформлять, не навязывая их читателям свои собственные пристрастия, принадлежности, ориентации и т.д. Примером такого нормального отношения является не приводимый здесь подстрочник А.Шаракшанэ и выполненный им же перевод: А две другие составные части,

Те, что от воздуха и от огня — Паренье мысли и пыланье страсти, — Всегда к тебе стремятся от меня. Когда, любви послами дорогими, Они в твои уносятся края, Без них, с двумя стихиями другими, Как в меланхолии, сникаю я. Под тяжестью своей я буду гнуться И мой не восстановится состав, Пока мои посланцы не вернутся, Тебя в прекрасном здравии застав. Узнав о том, я радуюсь, но вскоре Их отсылаю вновь, себе на горе. Самое удивительное и интригующее здесь заключается в том, что во многих других случаях этот автор строго следует генеральной линии «традиционного истолкования», сводящейся к тому, что первые 126 сонетов посвящены Шекспиром некому более молодому другу. Разобраться в этом феномене автору помогло некоторое знание математики, выраженное в его математической формуле закона связи времен

В.Шекспира. Это знание сподобило автора этой заметки на мысль, что при определении пола адресата рассматриваемого сонета могла бы быть применена теория вероятностей. Продолжение этой мысли привело к выводу, что что-то в этом отношении должен был понимать и автор приведенного перевода. Поход на его персональный сайт показал, что способность нормально логически мыслить еще не покинула автора (теперь уже этой заметки). Действительно, А.А.Шракшанэ — кандидат физико-математических наук и проч., что уже ничего не добавляет к исследованию феномена рассматриваемого его перевода. Таким образом, можно предположить, вовсе не добросовестность, которой не отличаются многие другие его переводы, а только понимание, что он может стать посмешищем для всех своих коллег-математиков, заставило А.Шаракшанэ вопреки им самим исповедуемой «традиции», вероятно, скрепя сердце, осуществить перевод сонета 45 именно в таком виде, в каком он здесь приведен.

Впрочем, даже люди совершенно не знающие математики и даже не слышавшие о теории вероятности могли бы самостоятельно понять, что, скорее всего, В.Шекспир постоянно беспокоился о здоровье человека, бывшего старше его, чем о здоровье, таким здоровьем, красотой и т.п. пышущего «молодого друга». И все-таки современные культурные люди должны математику знать. Минимум этих знаний определяется необходимостью понимать и анализировать формулу закона связи времен В.Шекспира, позволяющего «вполне» знать всех людей, в том числе самих математиков.

СОНЕТ 48 В.ШЕКСПИРА ДЛЯ ЧЕСТНЫХ ЛЮДЕЙ

От века люди честью дорожили; Ведь без нее мы стали б горстью пыли. Сокровище на свете разве есть Ценней чем незапятнанная честь.

В.Шекспир Честные люди, которые не считают пустыми приведенные в эпиграфе слова В.Шекспира из пьесы «Ричард II» (перевод М.Донского), которые знают, что о чести В.Шекспир писал в каждом своем произведении, вплоть до последних строк своей последней пьесы «Генрих VIII», не могут не заметить, что выполненный С.Маршаком перевод сонета 48 входит в определенное противоречие со взглядами автора этого произведения. Заботливо готовясь в дальний путь, Я безделушки запер на замок, Чтоб на мое богатство посягнуть Незваный гость какой-нибудь не мог. А ты, кого мне больше жизни жаль, Пред кем и золото - блестящий сор, Моя утеха и моя печаль, Тебя любой похитить может вор. В каком ларце таить мне божество, Чтоб сохранить навеки взаперти? Где, как не в тайне сердца моего, Откуда ты всегда вольна уйти. Боюсь, и там нельзя укрыть алмаз,

Приманчивый для самых честных глаз! Ведь из этого перевода следует, что В.Шекспир допускал наличие таких соблазнов и ценностей, перед которыми даже честь не может устоять. Вообще-то, в жизни это можно наблюдать каждый день и на каждом шагу. Как поныне считают многие: «То, что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги». Или:«Что наша честь, коли нечего есть» (поговорка). Но надо еще посмотреть, насколько это представление С.Маршака и многих других переводчиков этого сонета, и множества других, в том числе вовсе не страдающих от голода людей, совпадает со взглядами самого автора этого сонета. Для этого надо обратиться к оригиналу. How careful was I, when I took my way, Each trifle under truest bars to thrust, That to my use it might unused stay From hands of falsehood, in sure wards of trust! But thou, to whom my jewels trifles are, Most worthy of comfort, now my greatest grief, Thou, best of dearest and mine only care, Art left the prey of every vulgar thief. Thee have I not lock'd up in any chest,

Save where thou art not, though I feel thou art, Within the gentle closure of my breast, From whence at pleasure thou mayst come and part; And even thence thou wilt be stol'n, I fear, For truth proves thievish for a prize so dear. И сразу же и совершенно отчетливо видно, что в последней строке оригинала напрочь отсутствуют слова «честь» или «верность». Английское слово «truth» и во всех словарях, и во всех произведениях В.Шекспира имеет только определенные, для данного сонета подходящие значения: правда, истина. Таким образом, все переводы этого сонета, в которых эти слова заменены словами «честь» или «верность», нечестны по самой своей сути. Для честных людей, которые не удовлетворятся только констатацией этого факта, но захотят далее увидеть, в чем состоит действительный смысл этого сонета, можно, для простоты и краткости, предложить его следующий рифмованный перевод. Он начинается с пятой строки оригинала, поскольку именно с нее начинается самое главное в нем.

Тебя ж, пред чем алмазы — грязь, О чем меня заботы ныне гложат, Закрыла мне громадных бедствий мразь, И вор любой тебя похитить может. Тебя нигде не запирал, любя; Нельзя тебя не удержать, не скрыть. Но чувствую в своей груди тебя, Где ты вольна входить и уходить. Но страх и здесь не удержать темнит глаза, Что правда станет вором ценнейшего приза. Можно понять, что слово «правда (истина)» написано Шекспиром в последней строке сонета для того, чтобы читателям стало ясно, что под «вором — trief» подразумеваются не люди, а явления, события. Например, болезнь, несчастный случай или расправа. То есть, «thou — ты», «most worthy comfort — самая ценная радость (утешение)», «best of dearest — самое наидорогое» — это жизнь. Или состояние здоровья Шекспира, о чем «mine only care — моя единственная забота, уход (в том числе, медицинские)», или ощущение надвигающейся на него беды («my greatest

grief»), или и то и другое вместе заставляли его беспокоиться о ней. И, возможно, именно это беспокойство заставило Шекспира срочно опубликовать свои сонеты. В них Шекспир намекнул, что опасность его жизни может вытекать и из его дел, «deeds», как он написал и в сонетах 90 и 121: Now, while the world is bent my deeds to cross, Сейчас, когда мир стремиться мои дела пресечь… By their rank thoughts my deeds must not be shown; По их мерзким (вельможным) мыслям мои дела должны быть скрыты… И в «Отелло» Шекспир заметил: О мир жестокий! Помни, помни мир, Быть честным и прямым — небезопасно. Но вряд ли В.Шекспир даже предполагал, какую громадную опасность для его жизни, дел, творчества будут представлять «воровские», бесчестные переводы его произведений в

странах мира и подобные же «толкования» их в его собственной стране. И эта опасность будет грозить ему до тех пор, пока люди не перестанут покупаться на похлебку пустословия, в какой ценной упаковке она бы им не преподносилась.

СОНЕТ 55 — ТЕСТ НА ЛЮБОВЬ К В.ШЕКСПИРУ

Я не хочу того, Что кажется. В.Шекспир Наверное, В.Шекспиру не хотелось и кажущейся любви к нему. Но, похоже, за прошедшие после его смерти и смерти его жены Анны века его никто и никогда так и не любил по-настоящему.

И главным доказательством выдвинутого положения является именно сложившееся за эти века восприятие его сонета 55. Not marble, nor the gilded monuments Of princes, shall outlive this powerful rhyme; But you shall shine more bright in these contents Than unswept stone besmear'd with sluttish time. When wasteful war shall statues overturn, And broils root out the work of masonry, Nor Mars his sword nor war's quick fire shall burn The living record of your memory. 'Gainst death and all-oblivious enmity Shall you pace forth; your praise shall still find room Even in the eyes of all posterity That wear this world out to the ending doom. So, till the judgment that yourself arise, You live in this, and dwell in lover's eyes. Тест сонета разбит на строфы, чтобы легче было обратить внимание на главное в нем. Содержится это главное в его последней строфе и ключе. И поскольку не один известный автору и читателям

переводчик не сумел это главное передать полностью, автору не остается ничего другого, как предложить свой собственный рифмованный вариант перевода этой строфы и ключа сонета. Но после смерти и враждебного забвенья Пойдешь вперед, и похвалы венец Тебе все новые возложат поколенья, Пока их путь не преградит времен конец. Пока нас всех на Суд не призовут, Живешь в сердцах ты любящих и тут. Когда людей, по-настоящему любящих В.Шекспира будет больше, можно будет более пространно рассмотреть эти строки, более внимательно проанализировать их действительный смысл и их связь с действительным положением дел Шекспира к моменту их написания и после него. Сегодня же можно ограничиться только замечанием, что каждый человек, который любил, любит или полюбит В.Шекспира по-настоящему, чувствовал и понимал, чувствует и понимает, почувствует и поймет, что в этом сонете В.Шекспир написал о себе самом, а не о

неком никому не известном молодом человеке. Уже только потому, что В.Шекспир, как ни один человек в мире до сих пор, ненавидел пустословие. И остается только выразить слабую надежду, что приближаемый пустословами конец времен находится еще за пределами видимости, и будущего суда не будут страшиться еще и многие люди, на деле почувствовавшие, понявшие и полюбившие В.Шекспира. СОНЕТ 66 ИЛИ КОГО ЖАЛЕТЬ БОЛЬШЕ: В.ШЕКСПИРА ИЛИ ПРОСТИТУТОК? А самый главный враг людской Самонадеянный покой. В.Шекспир Вынесенный в заголовок вопрос уже давно беспокоит автора этой заметки. Он возник с того

самого момента, когда перед автором встала проблема самостоятельного перевода шекспировского сонета 66. В свою очередь, эта проблема встала перед автором после предварительного изучения всех других произведений Шекспира, отчетливо показавшего, что все существующие переводы этого сонета не соответствуют не только его действительному смыслу, но и просто-напросто его тексту. Tired with all these, for restful death I cry, As to behold desert a beggar born, And needy Nothing trimm'd in jollity, And purest faith unhappily forsworn, And guilded honour shamefully misplaced, And maiden virtue rudely strumpeted, And right perfection wrongfully disgraced, And strength by limping sway disabled, And art made tongue-tied by authority, And Folly (Doctor-like) controlling skill, And simple Truth miscall'd Simplicity, And captive good attending Captain ill: Tired with all these, from these would I be gone, Save that to die, I leave my love alone.

Хотелось бы надеяться, что настоящий переводчик сонетов Шекспира обязательно появится в нашей стране. Но пока такого переводчика нет. Поэтому автору остается только познакомить читателей этой заметки с последним вариантом своего перевода: Зову я смерть: молву разносит туча пешек, Чтоб видеть попрошайку от рожденья, Опасность, в бедах и в наряде из насмешек, И веру чистую под грузом отторженья, И честь златую на плечах у недостойного, Достоинство, что «потаскушкам» всем не мило, И совершенство без признания пристойного, И колебаньем ослабляемую силу, Искусство, косного во власти языка, Причуду, мастерству грозящую перстом, Простую Истину под кличкой Простака, Добро в сетях у Главаря над злом. Измучен этим всем, готов в могиле сгинуть, И лишь любовь мою я не могу покинуть. Естественно, каждая строка оригинала и предлагаемого перевода вызывает множество вопросов. И, скорее всего, сам автор этого сонета больше всего и надеялся на то, что эти

вопросы поставят его читатели. Причем не только поставят, но и последуют максиме Отелло: «Я должен видеть, чтобы усомниться, а, усомнясь, дознаться». Но в данном частном, конкретном случае остановимся только на одной шестой строке оригинала: And maiden virtue rudely strumpeted. Все переводчики этой строки, исходя из единого для них понимания общего смысла сонета и из смысла слова strumpet — проститутка, переводят ее практически в одном ключе. Поэтому можно ограничиться всего несколькими примерами. С.Маршак: И девственность, поруганную грубо. Б.Пастернак: И честь девичья катится ко дну. А.Финкель: И Девственность, поруганную зло. Когда-то, сгоряча, автор этой заметки тоже начал перевод этой строки с последнего ее слова, но

уяснение общего смысла сонета заставило его все-таки вернуться к ее началу. «Когда в хвосте начало, то в голове мочало». И вот это-то начало — maiden — и поставило перед ним вынесенный в заголовок вопрос. Все словари указывают, что английское слово maiden можно перевести русским словом «девичий», но можно перевести и словом «девственный». На последнее значение указывают и многие примеры в текстах самого Шекспира. Например, слова Вернона в первой части пьесы «Генрих VI»: Then for the truth and plainness of the case, I pluck this pale and maiden blossom here, Итак, для ясности и правды дела Срываю белый девственный цветок, (II. 4, перевод Е.Бируковой) В седьмой сцене четвертого акта этой пьесы Жанна Д’Арк говорит:

Once I encount'red him, and thus I said: "Thou maiden youth, be vanquish'd by a maid!” Однажды я повстречала его, и сказала так: «Твоя девственная молодость, будет побеждена девицей». В пьесе «Король Джон» есть такие слова: Outfaced infant state, and done a rape Upon the maiden virtue of the crown. Над царственным ребенком посмеялся И девственность короны осквернил. (II, 1, перевод Е.Бируковой) Короче, автор этой заметки считает, что в шестой строке оригинала Шекспир пишет о девственном, чистейшем, без посторонних, частных примесей и наслоений Достоинстве людей, которого люди принимать нагло и напрочь отказываются. Состоит это достоинство в том, о чем Шекспир намекает в одиннадцатой строке сонета: «Я — истина!». Вряд ли Шекспир знал, что за эти слова М.Халладжа сожгли на костре, а с живого

И.Насими содрали кожу. Он и сам отлично понимал, чем ему грозит открытое произнесение таких слов. Поэтому он и разнес выражающееся этими словами понимание по нескольким сонетам и пьесам. А об отношении к таким словам, к такому пониманию достоинства человека в семнадцатом век даже не надо догадываться. Достаточно увидеть, что и в нашем веке люди «скорее согласятся: «Ты — дерьмо», чем «Свиток истины самой». Но, безусловно, все написанное здесь не тянет на полную доказательность. Поэтому автор и не собирается пытаться эти доказательства множить ссылками, например, на то, что сам Шекспир не мог не понимать, что обобщение, которое ему приписывают все переводчики шестой строки этого его сонета, просто не может приниматься людьми всерьез, а потому не может всерьез приниматься и весь этого сонета запал. И особенно в наши дни, когда то, о чем пишут все переводчики этой строки приняло масштабы несопоставимые с масштабами семнадцатого века, уже потому, что затронуло не только

девиц, но и мужчин, причем и в культуре, литературе, политике и так далее. И, конечно, и сейчас их не менее жалко, чем в семнадцатом веке, и, естественно, тому же В.Шекспиру. Но отсюда естественно и закономерно и возникает вынесенный в заголовок этой заметки вопрос, ответ на который зависит только от того, кто кого или что больше любит. СОНЕТ 66 В.ШЕКСПИРА ДЛЯ НОРМАЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ

Ум человека заключается не в том, что бы уметь говорить и делать логические выкладки, а в том, чтобы видеть и убеждаться.

Т.Карлейль В одной из своих заметок автор уже делился своим недоумением по поводу книги Ж.Веркора, изданной в России под названием «Люди или животные?». Ведь самое главное и самое

очевидное отличие людей от животных лежит практически на поверхности и состоит именно в том, что только люди способны видеть, слышать и, заодно, знать только то, что они хотят видеть, слышать и знать, и не видеть, не слышать и не знать того, что они видеть, слышать и знать не хотят. В.Шекспир отметил это уже в сонете 137:

That they behold and see not what they see… Они смотрят и не видят того, что они видят…

Впрочем, по этому поводу Шекспира можно было бы и не беспокоить. Ведь, наверное, многие люди и так своими ушами слышали такие вот реплики: «Не хочу видеть (слышать, знать…)!» И еще что-нибудь подобное, но в обратном смысле. Именно это качество подавляющего большинства людей делает их, как выразился Гамлет, «шутами природы», чем так виртуозно пользуются все шарлатаны во всех сферах человеческой деятельности.

Естественно, иногда среди людей попадаются и нормальные люди, в своей жизни следующие максиме Шекспира («Отелло»): «Я должен

видеть, чтобы усомниться, а усомнясь, — дознаться». И именно для таких людей написана эта заметка. Сонет 66 написан В.Шекспиром так:

Tired with all these, for restful death I cry, As to behold desert a beggar born, And needy Nothing trimm'd in jollity, And purest faith unhappily forsworn, And guilded honour shamefully misplaced, And maiden virtue rudely strumpeted, And right perfection wrongfully disgraced, And strength by limping sway disabled, And art made tongue-tied by authority, And Folly (Doctor-like) controlling skill, And simple Truth miscall'd Simplicity, And captive good attending Captain ill: Tired with all these, from these would I be gone, Save that to die, I leave my love alone.

В предыдущих заметках автор уже касался смысла сделанных в тексте сонета выделений некоторых слов строчными буквами, смысла слов «a beggar born» и глагола «behold» и смысла добавляемой в некоторых изданиях запятой после слова «as» во второй строке сонета.. Поэтому в этой заметке остается только

рассмотреть употребление Шекспиром сочетания «as to behold».

После книг Гомера и Шекспира самой читаемой книгой в библиотечке автора является девятое, 1962 года, издание большого англо-русского словаря, составленного проф. В.К.Мюллером. В нем приводится пример употребления союза «as» с инфинитивом, естественно, как и в абсолютно всех других случаях употребления этого слова, исключающий возможность написания запятой после него: be so good as to come будьте любезны, приходите.

Я привожу этот пример для того, чтобы показать (as to show), что к тому времени, когда сонеты Шекспира начали переводить и издавать в массовом количестве, о специфичности употребления союза «as» с инфинитивом переводчикам и издателям должно было быть уже известно. Первое издание этого словаря вышло в 1947 году.

И до 1947 года это должно было быть известно всем филологам и шекспироведам уже из произведений самого В.Шекспира.

В пятой сцене второго акта пьесы «Два веронца» Лонс говорит:

Because thou hast not so much charity in thee AS TO GO to the ale with a Christian.

М.А.Кузмин перевел эти слова так:

Потому что в тебе настолько мало милосердия, что ты не хочешь пойти с христианином в пивную.

Дословный же, без отсутствующего в шекспировском тексте слова «хотеть», перевод выглядит так:

Потому что в тебе настолько мало милосердия, чтобы пойти в пивную с христианином.

В четвертой сцене пятого акта первой части хроники «ГенрихVI» Карл говорит: 'Tis known already that I am possess'd With more than half the Gallian territories, And therein reverenc'd for their lawful king. Shall I, for lucre of the rest unvanquish'd,

Detract so much from that prerogative AS TO BE call'd but viceroy of the whole?

И Е.Бирукова вполне адекватно перевела выделенный оборот:

Известно всем, что большей половиной Земель французских я уж завладел И там считаюсь королем законным. Ужель, прельстясь непокоренной частью, Настолько отступлю от прав своих, ЧТОБ (чтобы) всей страны СТАТЬ вице-королем? Тем, кто хочет убедиться, что оборот as + инфинитив до сих пор употребляется в английском языке и при этом не представляет особой трудности для понимания, но ленится перерывать кучу английских текстов, можно посоветовать дать в websters-online-dictionary запрос на слово sweat. Словарь, естественно, в простых и понятных пользователям выражениях, укажет, что одно из значений этого слова раскрывается так:

«To sweat coin. To subtract part of the silver or gold by friction, but not to such an amount AS TO

RENDER (выделено мною — Авт.) the coin useless as a legal tender. The French use suer in the same sense, as "Suer son argent," to sweat his money by usury. "Vous faites suer le bonhomme- tel est votre dire quand vous le pillez." (Harangue du Capitaine la Carbonnade.) (1615.). Source: ….».

«Портить монету. Извлекать часть серебра или золота стиранием, но не в таком количестве, ЧТОБЫ ПРИВОДИТЬ монету в бесполезное для использования в качестве платежного средства состояние….»

Внимательные читатели, конечно же, обратили внимание на то, что в приведенных выше примерах, как и в словаре проф. Мюллера, речь идет о конструкции so…as+infinitive.

Но, во-первых, наверное, можно заметить, что в сонете Шекспира это самое «so» просто-напросто подразумевается. Я так измучен…, что призываю смерть. А, во-вторых, возможно, проф. Мюллеру просто не хватилдо нынешних технических средств, чтобы увидеть и другие примеры применения конструкции as+infinitive.

Вот, например, некоторые из них.

В четвертой сцене пятого акта пьесы «Цимбеллин» Сицилий говорит:

He came in thunder, his celestial breath

Was sulpherous to smell; the holy eagle

Stoop’d as to foot us.

В.Шершеневич перевел эти строки так:

Средь молний и громов он к нам слетел

И серою дышал, так быстро мчался

Орел – как будто нас крушить.

Дословно же слова «eagle stoop’d as to foot us» переводятся так:

Орел падал камнем, чтобы схватить нас.

И никакого «so» в этом предложении нет.

Чтобы читателям было проще проверить, отрывок диалога Пароля и Лафе в третьей сцене второго акта пьесы «Все хорошо, что хорошо кончается» приводится таким, каким он выглядит в библиотеке Мошкова.

PAROLLES. And debile minister, great power, great transcendence, which should, indeed, give us a further use to be made than alone the recov’ry of the King, AS TO BE

LAFEU. Generally thankful.

То есть, и в данном случае рассматривая конструкция не сопровождается словечком «so».

Можно привести множество примеров, показывающих, что употреблением подобной конструкции грешит не один только Шекспир, и что понятен ее смысл не одному только автору этой статьи.

Автору кажется, что для доказательства этого достаточно привести только один пример из Библии короля Якова, издание которой было осуществлено как раз во время, когда творил В.Шекспир, и которую англичане читают по сей день, не испытывая никаких особенных трудностей в понимании ее слов. Пример этот находится в книге пророка Аввакума (Habbakuk, 3, 14)

…they came out as a whirlwind to see seatier me: their rejoicing was as to devour the poor secretly.

В имеющемся у автора издании Библии эти слова переданы так:

…они как вихрь ринулись разбить меня, в радости, как бы думая поглотить бедного скрытно.

Безусловно, автор и мысли не допускает, что

столь коряво придаточное предложение цели составлено именно для того, чтобы насолить Ю.Зеленецкому. Наверное, это просто такой стиль был у ветхозаветных переводчиков Библии на русский язык. Но на современном литературном русском языке дословный перевод приведенных слов Аввакума из Библии короля Якова выглядит все-таки так:

…они, как вихрь, ринулись разбить меня: их радость (веселье) состояла в том, чтобы проглотить бедного скрытно.

Автор этой заметки вовсе не собирается отнимать хлеб у филологов или шекспироведов и не намерен множить подобные примеры, очень легко ныне обнаруживаемые с помощью соответствующих поисковиков и не только в произведениях Шекспира.

Нормальному человеку и так должно быть видно, что и в сонете 66 слова «as to behold» надо переводить так: «чтобы смотреть (на)».

Почему же Шекспир употребил этот оборот. Да потому, что он измучен «with all these», измучен «всем этим». А «все это» творится, происходит, делается, направлено на то, «чтобы смотреть» на все то,… что следует далее по тексту. Надо

только «это все» назвать своим именем — молва, сплетни, оговоры, интриги и т.д.

Безусловно, одной нормальности для понимания всего этого еще мало. Надо, чтобы человек еще испытывал то, о чем очень хорошо сказал Леонид Андреев: «Когда бьют по одному честному лицу — все честные лица должны испытывать и боль, и негодование, и муку попранного человеческого достоинства».

Но, похоже, в таком случае, подобные заметки вообще нет смысла писать. Но ведь и автору этой заметки что-то да хочется видеть.

СОНЕТ 66 В.ШЕКСПИРА ИЛИ ПОЧЕМУ МЕНЯ

УБЬЮТ АНГЛИЧАНЕ …готовность — это все; ибо никто не знает, как он покинет этот мир.

В.Шекспир Автор этой заметки тоже не знает, как он покинет этот мир. Но в одном он уверен абсолютно точно. Если его уход из этого мира будет преждевременным и насильственным, то произойдет это только вследствие происков англичан. Нет, автор этой заметки не покушался на их общественный строй. Он не подрывал их обороноспособности. Но он выведал и всему цивилизованному, цивилизованному миру открывает самую главную их, англичан, тайну, содержание которой огромным черным пятном ложится на их репутацию и тяжелейшим камнем на их совесть, — их многовековую ненависть к единственному за последние века и, возможно, последнему Человеку в мире, на долю которого выпала участь родиться и умереть в их стране в городе Стрэтфорд-на-Эйвоне. Понятно, что этим Человеком был В.Шекспир. Но то, что В.Шекспир был Человеком, до сих пор никому в мире непонятно именно потому, что это понимание ненавистно в первую очередь

англичанам. Точно, просто и, главное, быстро это доказывается на примере сонета 66. А главное в нем как раз и состоит в заявлении Шекспира, что он — Человек. Конечно, никогда ни один Человек не говорил и не скажет, что он — Человек. Но каждый Человек обязательно скажет, что он — Истина. Истина связи времен, взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей. М.Халладж и И.Насими так и говорили: «Я — истина!». И каждому человеку И.Насими говорил: «Ты — свиток истины самой». В произведениях Шекспира нет даже намека на восточные мотивы, следовательно, он ничего не знал о Халладже и Насими. Значит, он не знал, что за эти слова Халладжа сожгли на костре, а с живого Насими содрали кожу. Он и сам мог прекрасно понимать, как ему откликнулось бы произнесение подобных слов. Поэтому в сонете 66 он их произнес в несколько другой редакции. В оригинале сонета эти слова находятся в

одиннадцатой строке: Tired with all these, for restful death I cry, As to behold desert a beggar born, And needy Nothing trimm'd in jollity, And purest faith unhappily forsworn, And gilded honour shamefully misplac'd, And maiden virtue rudely strumpeted, And right perfection wrongfully disgrac'd, And strength by limping sway disabled And art made tongue-tied by authority, And Folly, doctor-like, controlling skill, And simple Truth miscall'd Simplicity, And captive good attending Captain ill: Tir'd with all these, from these would I be gone, Save that to die, I leave my love alone.

В ряде заметок автор уже показал, какие усилия прикладывают англичане, чтобы истинный смысл этого сонета остался непонятен людям во всем мире. Именно англичане, поскольку только они могли позволить себе то, что ни один, знающий английский язык иностранец, себе позволить не может, — с некоторых времен они стали при перепечатке этого сонета вставлять запятую после союза «as» во второй строке его текста.

Это их усилиями, если не еще раньше, то с оксфордского 1914 года издания произведений Шекспира уже точно, из текста сонета убираются сделанные Шекспиром выделения некоторых слов посредством печати их в середине строки с большой буквы. Или, наоборот, но с той же самой целью, в других изданиях этих выделений делают значительно больше, чем их было в издании 1609 года Эти и другие свидетельства подлостей англичан по отношению к Шекспиру и для самого автора этой заметки оставались только косвенными до тех пор, пока в канун нового 2008 года один человек не подарил ему ссылку: nosweatshakespeare.com/shakespeare's_sonnet66.htm. И только потому, что, возможно, этот человек уже сам сожалеет о содеянном, и что месть англичан может коснуться и его, в последнюю минуту автор решил не разглашать его имени. Вместе с тем автор считает возможным и необходимым указать, что произошел факт передачи этой ссылки на замечательном немецком сайте Olddad.net. Далее писать должен был бы ученый, способный в силу необходимости объективного

рассмотрения содержимого этой страницы и этого сайта сдерживать свои чувства и эмоции. Автор же этой заметки своей брезгливости превозмочь совершенно не способен. Поэтому ограничивается кратким ее описанием. На этой странице приводится приведенный выше текст оригинала сонета 66 В.Шекспира, без сделанных в нем В.Шекспиром выделений, но зато и без запятой после «as» во второй строке. Ниже дается перевод этого текста на современный английский язык. Для удобства сравнения скопированный с этой страницы «перевод» приведен разбитым по строкам: Exhausted with the following things I cry out for releasing death: for example, seeing a deserving person who has been born into poverty; and an undeserving one dressed in the finest clothes; and someone who shows trustworthiness wretchedly betrayed; and public honour shamefully bestowed on the unfit; and unblemished goodness forced into bad ways; and genuine perfection unjustly disgraced; and conviction crippled by corruption;

and skill suppressed by those with the power to do it; and stupidity restraining the advance of knowledge; and simple truth being dismissed as simplistic; and good taking orders from evil. Exhausted with all these things I want to escape, except that by dying I would be abandoning my love. Вообще-то, есть в этом «переводе» один момент, который вполне устраивает автора во всех отношениях. Этот перевод как нельзя лучше доказывает правильность статьи автора «Почему русские самые умные?» Ведь каждый русский может убедиться, что практически все слова оригинала сонета, пусть и не со всеми значениями, есть во всех простеньких англо-русских словарях для школьников нашей страны. Есть в этих словарях и слова «перевода» на современный английский язык. Поэтому, в принципе, даже российские школьники могут оценить, например, «изящество» подмены «переводчиками» слова «art» в девятой строке подлинника на слово «skill» и слова «skill» в

десятой строке подлинника на слово «knowledge». Естественно, англичане, раз такой сайт существуют в сети, на это совершенно не способны. Но, похоже, они способны на то, чего от них и добиваются такими «переводами», похоже, уже не один век, — понять бессодержательность этого сонета Шекспира. Ведь даже английский школьник может задать себе вопрос: А, собственно, по какому поводу так убивается автор этого сонета? Из-за того, что какой-то дядька (a person), ныне-то заслуженный, родился в нищете? Из-за того, что какой-то другой дядька, вообще-то, не имеющий никаких особых заслуг перед страной, одет в прекрасные одежды? И так далее по тексту. Короче, людям, способным из всего изложенного здесь и в других заметках автора делать необходимые выводы, остается только понять действительный, а не навязываемый нашими российскими и английскими «переводчиками», смысл одиннадцатой строки сонета. Итак, Шекспир взывает к смерти, которая должна принести ему отдохновение, измученный всем этим (что творится, делается, направлено на то),

чтобы смотреть на себя… Да, на себя! Чтобы в этом убедиться, надо сделать то, что сам автор этой заметки сделал только к моменту ее написания, — внимательнее присмотреться к третьей строке оригинала сонета: And needy Nothing trimm'd in jollity… Ведь некое «Nothing» является «needy». То есть, это бедствующее «Nothing». Но бедствующее вовсе не в смысле «нуждающееся». В пятой сцене третьего акта Джульетта говорит: And joy comes well in such a needy time. И, естественно, она говорит не о “нуждающемся», но о «бедственном» времени, то есть, времени бед, бедствий. Сначала автор готов был согласиться с переводом этой строки А.Радловой: «Когда так грустно, радость будет кстати». Но вот только в сонете 29 у Шекспира больше не грусти, а горечи. И вот это, преследуемое бедами «Nothing» еще и «trimm'd» — украшено (что согласуется даже с приведенным выше «переводом» на современный английский) «in jollity» На то, что перевод этого слова — jollity — совсем не так прост, указывает уже отсутствие во всех известных автору переводах «Зимней сказки»

точного перевода слов Флоризеля в сцене, которая в разных изданиях этой пьесы почему-то расположена по-разному: Apprehend Nothing but jollity. Эти слова следуют сразу за словами Пердиты, достаточно точно переведенными Т.Щепкиной-Куперник: О, было бы за что! Неравенство страшит. Величье ваше К боязни не привыкло; я ж дрожу При мысли: что, коль ваш отец случайно Заедет в нашу глушь, как вы? О боги! Что мог бы он подумать, встретив сына В подобном жалком виде? Что сказал бы? И как, в моем, заимствованном блеске, Взглянула б я в суровый лик? Выделенные слова Флоризеля Т.Щепкина-Куперник перевела так: «Не бойся». То есть дословно эти слова можно перевести так: Понятая Опасность смешна.

Именно «Опасность». В конце второй сцены второго акта трагедии «Король Лир» Кент так и говорит: Nothing almost sees miracles But misery. Во второй сцене второго акта пьесы «Комедия ошибок» на это значение слова nothing указывает и Люциана: Why, headstrong liberty is lash'd with woe: There's nothing situate under heaven's eye. Л.С.Некора отметил это в своем переводе: Нехорошо, когда мы слишком вольны, - Опасно то; взгляни на целый свет: То есть, кто-то осыпает насмешками и ту «Опасность», о которой пишет Шекспир в сонете 66. Таким образом, точный смысл третьей строки оригинала состоит в следующем: И преследуемая бедами Опасность, украшенная насмешками. Во второй строке сонета Шекспир указал на одну из них — попрошайка. На вторую Шекспир указал в сонете 70: «a crow — ворона». То

есть, как это делается и по сей день, оппоненты Шекспира, не способные в честной дискуссии опровергнуть его аргументов, прибегают к своему излюбленному приему навешивания ярлыков и осыпания насмешками. И именно опасность того, что нес людям в своих произведениях Шекспир, заставляет так ненавидеть его англичан. Поэтому и в одиннадцатой строке сонета Шекспир смотрит на себя и видит «простую Истину под кличкой Простака». То есть, эти слова просто прикрывают их прямой смысл: Я (В.Шекспир) — простая Истина под кличкой Простака. В трагедии «Гамлет» В.Шекспир написал: Жизнь каждого должна Всей крепостью и всей броней души Хранить себя от бед. (III.3, перевод М.Лозинского) И хотя автор этой заметки, естественно, и в подметки не годится В.Шекспиру, хранить себя от бед хочется и ему. Но в данных обстоятельствах хранить себя от мести англичан он может только одним-единственным способом — показав, что угроза его жизни только от

англичан и может исходить как можно большему числу людей. Поэтому автор надеется, что его никто уже не упрекнет в том, что этой заметкой он забьет весь Интернет.

СОНЕТ 66 В.ШЕКСПИРА ИЛИ СКОЛЬКО ЗНАКОВ ОТ ДИКОСТИ ДО ПОДЛОСТИ

Природа, не знающая усилий, — это дикость.

Дух, не знающий усилий, — это отсутствие

корней и сущности.

Т.Манн

Сонет 66 В.Шекспира, безусловно, не самое простое его произведение, в том числе для самих англичан.

Tired with all these, for restful death I cry,

As to behold desert a beggar born,

And needy Nothing trimm'd in jollity,

And purest faith unhappily forsworn,

And guilded honour shamefully misplaced,

And maiden virtue rudely strumpeted,

And right perfection wrongfully disgraced,

And strength by limping sway disabled,

And art made tongue-tied by authority,

And Folly (Doctor-like) controlling skill,

And simple Truth miscall'd Simplicity,

And captive good attending Captain ill:

Tired with all these, from these would I be gone,

Save that to die, I leave my love alone.

Правда, то, как этот сонет понимали соотечественники и современники Шекспира, пока еще тайна за семью печатями. Но то, что после эпохи Шекспира уже не в одной следующей эпохе, включая нынешнюю, понимания этого сонета как не было, так и нет, как говорится, медицинский факт.

Простейший пример — словосочетание « a beggar born » во второй строке оригинала. Какой словарь ни возьми, хоть увесистый печатный, хоть компактный электронный, любой из них покажет, что речь в этих английских словах идет о прирожденном попрошайке. Именно попрошайке, а не нищем. Ведь попрошайками очень часто бывают вовсе не нищие люди. Но врожденная склонность все равно заставляет их клянчить себе звания, должности, гонорары, гранты и так далее и тому подобное.

Не менее полезно просмотреть и произведения самого Шекспира, чтобы убедиться, что вовсе не врут все словари. Встречающиеся в этих произведениях выражения: “a gentleman born”, “a Britain born”, “a devil born” — имеют именно тот самый смысл, на который все словари и указывают.

Впрочем, как уже отмечал автор этой заметки, есть пример и вовсе элементарный. Сводится он к полнейшему игнорированию читателями этого сонета сделанных Шекспиром выделений некоторых слов строчными буквами. И что заставляет людей, видящих эти выделения, не утруждать себя выяснением их смысла, пусть решают сами читатели этой заметки.

Не менее полезно решить, по какой причине эти, сделанные в оригинале выделения напрочь исчезают во многих перепечатках этого сонета и в их переводах. Впрочем, не менее интересно, почему в некоторых изданиях таких выделений значительно больше, чем в тексте оригинала.

В общем, короче, самую главную трудность в этом сонете представляет собой сочетание “as to behold”. При этом, похоже, никто из читателей оригинала не утруждал и не утруждает себя выяснением, что выражает даже просто “behold”, хотя на необходимость этого указывают все те же словари.

Ведь даже для русских должно быть очевидно, что видеть и смотреть — это не совсем одно и тоже. И русским тоже полезно знать, что не одно и то же это и на английском языке, в том числе у самого Шекспира.

Наиболее ярко и отчетливо это выражается в словах Яго в первой сцене пятого акта трагедии «Отелло»:

What? look you pale? - O, bear him [out] o' th' air.

Stay you, good gentlemen. - Look you pale, mistress? -

Do you perceive the gastness of her eye? -

Nay, [an'] you stare, we shall hear more anon. -

Behold her well; I pray you look upon her.

Do you see, gentlemen? Nay, guiltiness will speak,

Though tongues were out of use.

А.Д.Радлова перевела эти слова так:

Постойте, господа.

Что так бледны вы?

Заметили испуг в ее глазах?

Вглядитесь пристальней, - еще узнаем;

Смотрите, я прошу вас, на нее!

Вы видите? Нет, говорит вина,

Когда язык молчит!

Отмечает Шекспир различие глаголов «видеть» и «смотреть» и в сонете 12:

When I do count the clock that tells the time,

And see the brave day sunk in hideous night;

When I behold the violet past prime,

And sable curls [all] silver'd o'er with white;

А.Финкель перевел эти строки вполне точно:

Когда слежу я мерный ход часов,

И вижу: день проглочен мерзкой тьмой;

Когда гляжу (смотрю — Авт.) на злую смерть цветов,

На смоль кудрей, сребримых сединой…

То же происходит и в сонете 137:

Thou blind fool, Love, what dost thou to mine eyes,

That they behold and see not what they see?

То есть и на русском языке и на языке Шекспира глагол «смотреть» предполагает целенаправленность действия.

И тут можно вернуться к выражению “a beggar born”. Ведь тем, для кого в случае с этим выражением будут не указ любой словарь и любое произведение Шекспира, не будут указом и любая грамматика английского языка и любое произведение Шекспира, ясно и точно указывающие, как надо понимать и переводить инфинитив в функции обстоятельства цели. А ведь в сонете этот инфинитив “to behold” написан Шекспиром еще и в связке с “as”.

Короче, каждому человеку, сущностью человека обладающему, должно быть понятно, что со смыслом этого сочетания “as to behold” надо тщательно разобраться и что это

разбирательство требует определенных усилий.

Естественно, наверное, будет не по-человечески безапелляционно заявлять, что ни один из читателей или переводчиков этого сонета не прилагал усилий, чтобы разобраться в его смысле. Но уже из приведенных примеров очевидно, что приложенных ими усилий оказалось совершенно недостаточно.

При этом некоторые читатели пошли еще дальше. Не сумев разобраться в смысле сонета или явно желая, чтобы это не смогли сделать и все другие читатели, эти некоторые читатели пошли на прямой подлог, на очевидную подлость по отношению к Шекспиру. Они стали впечатывать во второй строке оригинала сонета запятую после слова “as”.

То есть, с некоторых пор уже во множестве печатных и интернет-изданиях во ВСЕМ МИРЕ эта строка выглядит так:

As, to behold a beggar born…

Автор этой заметки сразу же может согласиться, что отсутствие этой запятой после “as” в тексте сонета в первом издании 1609 года объясняется всего-навсего общей неряшливостью этого издания, осуществленного, как полагают, без

участия автора этого сонета.

Автор этой заметки сразу же согласится, что отсутствие необходимой запятой просто проглядели люди, инициировавшие второе издание сонетов в 1640 (!) году, хотя посвящение в этом издании указывает, что люди, его осуществившие на деле любили и понимали Шекспира так, как его не любят и не понимают до сих пор.

Но автор этой заметки согласится с этим только при одном условии — если ему предъявят хоть какое-нибудь доказательство того, что отсутствие запятой в разбираемом выражении лишает его всякого смысла.

В некоторых откликах на некоторые заметки автора ему уже указывалось на недопустимую грубость эпитетов, которыми он награждает переводчиков произведений Шекспира и людей, читавших и читающих эти произведения на языке оригинала. Автору указывалось, что именно его грубость часто мешает воспринимать его аргументы, какими бы неопровержимыми они не были.

И автор этой заметки эти указания старается по возможности учитывать. Но в данной заметке просто должен без обиняков заявить, что

непонимание сонета 66 В.Шекспира отражает или дикость, или бесчеловечность его читателей и переводчиков, или явную их подлость. И расстояние между первыми двумя и последним качествами — всего-навсего один печатный знак.

СОНЕТ 66 ИЛИ В.ШЕКСПИР ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ

Nothing almost sees miracles But misery. В.Шекспир Многозначность слова Nothing, в том числе в произведениях самого Шекспира совершенно исключает возможность доказательства правильности перевода автором третьей строки его сонета 66 средствами филологии. Поэтому показать, что предложенный автором вариант перевода этой строки —

Опасность, в бедах и в наряде из насмешек… — не только имеет право на существование, но и отражает действительную опасность Шекспира для всех людей, можно, только показав, в чем эта опасность заключается. Уже многие века многие люди читают великие слова Шекспира, содержащиеся в монологе Уоррика в первой сцене третьего акта второй части хроники «Генрих IV»: Есть в жизни всех людей порядок некий, Что прошлых дней природу раскрывает. Поняв его, предвидеть может каждый, С ближайшей целью, грядущий ход Событий, что еще не родились, Но в недрах настоящего таятся, Как семена, зародыши вещей. Их высидит и вырастит их время. И непреложность этого закона… (перевод Е.Бируковой, несколько подправленный автором) Но, похоже, никто до сих пор не видит в них ничего не только великого, но и тем более

ужасного. Но и то и другое содержится в уже одном только простом слове — закон. Вообще-то этого слова в подлиннике нет. В нем Шекспир написал так: And, by the necessary form of this… Но Е.Бирукова, за что ей, в отличие от Б.Пастернака и всех читателей этих слов в подлиннике, великие и вечные честь и хвала, совершенно правильно эти слова подлинника поняла: форма необходимости — это закон. И ужасно то, что до сих пор, похоже, никто этого не может понять. Поэтому и ныне так актуальны слова Шекспира из пьесы «Двенадцатая ночь»: «Я боюсь, род людской — этот великовозрастный пентюх закончит, как какой-нибудь кокни». И именно таким образом, так и не поняв суть процесса, участником которого ему довелось быть, он может и закончить, если людей, понявших закон связи времен В.Шекспира, больше не будет нашей планете. И если именно так и будет, можно безошибочно предвидеть, что будущие пришельцы с более

удачливой планеты обязательно, в назидание всем другим планетам, поставят прежним нашей планеты обитателям общий памятник с приблизительно такой вот эпитафией: Века жили, века учились, а умерли дураками. При этом можно даже предположить, что сам Гомер был одним из первых инопланетян, прибывших на нашу планету, чтобы специально предостеречь людей в «Одиссее» (I,32) Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют! Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством. Поэтому и ныне и в самом общем виде можно повторить его слова в «Илиаде» (I,340): ...безумствуют они в погубительных мыслях, «прежде» и «после» связать не умеют. Ведь глупость — это причина неспособности делать необходимые выводы из признаваемого

известным знания, когда время делать эти выводы уже пришло. И Шекспир обозвал людей великовозрастными пентюхами еще и потому, что он знал, что о взаимосвязанном сосуществовании элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия, бытия людей в общем и каждого человека в частности люди знают если не со времен царя Гороха, то уж со времен Гомера совершенно точно. Поэтому люди, не способные делать из этого знания необходимые, закономерные, на практику (в подлиннике — with near aim) людей выходящие выводы просто-напросто глупы. Люди же, не желающие эти выводы делать или не желающие их воспринимать и следовать им, — невежественны. При этом великовозрастные пентюхи тем и отличаются, что они, минуя стадию зрелости, сразу же впадают в стадию маразма: “Старость от глупости не избавляет» (пословица). И каждый человек, желающий убедиться в правильности перевода автором слова Nothing в третьей строке сонета 66 В.Шекспира, пусть только попробует понести изложенное здесь

понимание Шекспира людям. И он в самое короткое время убедится: «Дания — тюрьма». СОНЕТ 84 В.ШЕКСПИРА ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ Самое большое извращение — это верить вещам потому, что хочется, чтобы было так, как ты желаешь. Л.Пастер Вообще-то, похоже, извращенцами являются все, кто читает этот сонет в подлиннике: Who is it that says most? which can say more Than this rich praise, that you alone are you? In whose confine immured is the store Which should example where your equal grew.

Lean penury within that pen doth dwell That to his subject lends not some small glory; But he that writes of you, if he can tell That you are you, so dignifies his story, Let him but copy what in you is writ, Not making worse what nature made so clear, And such a counterpart shall fame his wit, Making his style admired every where. You to your beauteous blessings add a curse, Being fond on praise, which makes your praises worse. Иначе уже давно были бы признаны извращенцами все переводчики этого сонета на русский язык. Чтобы убедиться в справедливости этого утверждения, достаточно со школьным англо-русским словарем в руках перевести следующие строки: Let him but copy what in you is writ, Not making worse what nature made so clear, And such a counterpart shall fame his wit, Making his style admired every where. Даже не очень успевающему по английскому

языку школьнику должно быть видно, что эти строки вовсе не так уж сложны в грамматическом отношении. Вовсе не сложны и слова этих строк. При этом даже школьник может понять, что и во времена В.Шекспира эти слова имели тот же смысл, что и в наше время. Вполне может быть, что даже среди школьников есть ребята, способные передать смысл этих слов более изящным стилем. Но автору этой заметки под силу оказался только такой перевод: В тебе написанное пусть он повторит, Не извратив природой сделанного ясным, И будет славою за мудрость он покрыт, И стиль его признает мир прекрасным. Собственно, похоже, эту заметку, вообще, есть смысл писать только для школьников, ум которых еще не извращен и не задавлен стереотипами, а «сердца для чести живы». Им еще можно объяснить, что этот сонет и многие подобные сонеты В.Шекспира воспевают вовсе не какого-то живого человека, не мужчину или женщину, а Истину. Именно поэтому «стиль» Шекспира, объявленный в его время «косноязычным», так прост.

И главное в этом сонете состоит в указании на ясность, очевидность этой Истины даже для школьников. Ведь уже школьником надо на всю оставшуюся жизнь усваивать именно научный, из этой истины вытекающий вывод: трудности при решении назревших задач жизни в настоящем, как и при решении задач школьных, всегда неизбежно, неотвратимо, закономерно возникают, когда плохо усвоен прошлый, предшествующий материал. И не вина школьников, а их страшная беда состоит в том, что некому им объяснить, что это только один из бесконечного множества примеров проявления вечной истины связи времен. И гранью этой страшной беды школьников является то, что они вынуждены читать сонеты В.Шекспира в переводах, являющихся настоящими плевками не только в ум и душу В.Шекспира, но и в их чистые души, еще способные истину искать, чувствовать, видеть и понимать, то есть читать «написанное в ней». Следствием этой беды и является все

увеличивающееся число взрослых людей, о которых говорит английская пословица: «You can take a horse to water but you cannot make him drink». СОНЕТ 85 В.ШЕКСПИРА – КАРИКАТУРА НА ФИЛОСОФОВ И ГУМАНИСТОВ Только поэт является по-настоящему человеком, и по сравнению с ним наилучший философ — карикатура. Ф.Шиллер Сонет 85 написан В.Шекспиром так: My tongue-tied Muse in manners holds her still, While comments of your praise, richly compiled, Reserve their character with golden quill And precious phrase by all the Muses filed. I think good thoughts whilst other write good

words, And like unletter'd clerk still cry 'Amen' To every hymn that able spirit affords In polish'd form of well-refined pen. Hearing you praised, I say ''Tis so, 'tis true,' And to the most of praise add something more; But that is in my thought, whose love to you, Though words come hindmost, holds his rank before. Then others for the breath of words respect, Me for my dumb thoughts, speaking in effect. Для читателей этого текста, которым не лень будет повнимательнее всмотреться в него, вооружившись хотя бы только школьным англо-русским словарем, станет очевидно, что, в своей обычной манере, С.Я.Маршак сделал перевод его «страшно далеким» от оригинала: Моя немая муза так скромна. Меж тем поэты лучшие кругом Тебе во славу чертят письмена Красноречивым золотым пером. Моя богиня тише всех богинь. И я, как малограмотный дьячок,

Умею только возглашать «аминь!» В конце торжественно звучащих строк. Я говорю: «Конечно!», «Так и есть!», Когда поэты произносят стих, Твоим заслугам воздавая честь, - Но сколько Чувства в помыслах моих! За громкие слова цени певцов, Меня – за мысли тихие, без слов. Несколько больше черты оригинала проступают в переводе, выполненном А.М.Финкелем: Безмолвна Муза скромная моя, Меж тем тебе похвал кудрявых том Оттачивают, лести не тая, Другие музы золотым пером. Я полон дум, они же пышных слов. Как пономарь, не знающий письма, "Аминь" твержу я после их стихов - Творений изощренного ума. Их слыша, говорю я: "Да", "Вот, вот", И также рассыпаюсь в похвалах. Но лишь в душе. А в ней любовь живет, Живет без слов, но жарче, чем в словах. За звучные слова цени других; Меня же - за невысказанный стих.

Но и этот перевод, как и все другие, известные автору переводы этого сонета, не дают все-таки возможности незнающим английского языка читателям понять, о чем в действительности, сущности (in effect) в нем идет речь. Действительно, какой здравомыслящий человек может понять, как кого-то можно ценить за «мысли тихие, без слов» или «за невысказанный стих». Или, еще круче: «А в немоте моей — нагую суть» (перевод И. Ивановского). Вообще же, здесь возникает целая уйма вопросов, первым из которых является, конечно, вопрос о здравомыслии самих читателей подобных переводов. Ведь, вообще-то, подготовленные читатели должны знать, что в ключе сонета, как правило, выражается его суть. Еще интересен вопрос, кому здравомыслящие читатели, читая подобные бессмысленные ключи этого сонета, могут отказывать в здравомыслии: В.Шекспиру или же переводчикам его сонета. И очень даже может быть, что читатели встают на сторону переводчиков, поскольку в отличие от них многие читатели могут увидеть, что сам

Шекспир в первой строке сонета называет свою Музу не «немой», а «tongue-tied», то есть косноязычной, не умеющей высказать, выразить мысли. А любому здравомыслящему человеку должно быть известно: «Каково начало, таков и конец». И тогда получается, что переводчики еще даже пожалели В.Шекспира. На самом же деле жалеть нужно переводчиков с читателями. Первых за то, что они возвели себе нерукотворный памятник их некомпетентности, а читателей за то, что они не могут из-за этой некомпетентности переводчиков узнать, понять и полюбить действительного, истинного В.Шекспира. Когда-нибудь в каком-то переводчике все-таки, как в Шекспире, счастливо соединятся качества поэта, человека и философа, и читатели начнут читать не произведения переводчиков по мотивам произведений В.Шекспира, а сами эти произведения. Пока же мысли сонета 85 можно попытаться пояснить следующим, просто рифмованным переводом. В моей косноязычной Музе тишь со светом, Когда вокруг тебя ревут восторгов шквалы,

И Муза каждая спешит златым стилетом Изящных фраз испещерить анналы. Я мыслей правых полон, полны они словами; Я им, как неуч-клерк, твержу «Амен» На каждый гимн, что, споря с небесами, Слов рафинированных полон перемен. Восторженным словам вторю я: «Правда», «Так», И сам я не последний в хоре том, Но мысль моя — моей любови знак — Слов впереди идет, а не потом. Цени их за слова, а мне ж достанет чести За мысль, звучащую не здесь, не в этом месте. В набросках статьи о Шекспире С.Маршак написал: «Работая над переводом, я вникал в каждую строчку Шекспира — и в ее смысловое значение, и в звучание, и в совпадения с пьесами Шекспира». Но если бы это в действительности, в сущности (in effect) было так, то С.Маршак должен был увидеть созвучие ключа сонета 85 с ключом сонета 26: И гордо я произнесу моей любви слова. Пока же мог бы угадать, что прячет голова. (Перевод автора)

То есть, в обоих сонетах Шекспир обращался к читателям сонетов с одной и той же просьбой — повнимательнее вчитаться в их тексты и постараться найти и точнее понять их не лежащий на поверхности смысл. И прежде всего понять, что он пишет в своих сонетах о любви не к какому-то конкретному человеку, а к человеку вообще и к каждому читателю сонетов в частности. При этом и в сонете 26, и в сонете 85, и в сонете 124 Шекспир подчеркивает, что в основе, в начале этой любви лежат не слова, а мысли, и мысли именно правые. Ведь не только из завета Гомера Шекспир знал, что мысль мысли рознь, и они могут быть и «безумные», и «погубительные». Но самое загадочное в словах «I think good thoughts — Я мыслю правые мысли» заключается в напрашивающейся на ум аналогии их со словами Вакхилида: Каждому своя честь: Неисчетны людские доблести; Но одна между ними — первая: Правя тем, что в твоих руках, Правыми путеводствоваться мыслями.

(«Эпикинии». Переводы М.Гаспарова) То же, что он тоже умеет произносить о человеке красивые слова, писать ему гимны и панегирики, Шекспир продемонстрировал в «Гамлете», внеся в них тот же намек, что и в сонете 85: Что за мастерское создание - человек! Как благороден разумом! Как беспределен в способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса вселенной! Венец всего живущего! (II,2, перевод М.Лозинского) И хотя по ходу трагедии о своем понимании, что истинно в общем есть человек, Шекспир говорит позже, очевидно, что сам он продумал это раньше, чем написал только что процитированные высокопарные слова: Что есть человек, Коль измеряет цену жизни он Едой и сном? Животное, не больше. Уверен, он, нас создавая, тщательно продумал,

Что было до того (before) и будет после, и дал нам Способность эту и богоподобный разум, Чтоб мы их применяли. (IV,4, перевод автора) Все другие разговоры о человеке и о любви к нему — это «слова, слова, слова». Тешатся же произнесением, писанием и тасованием таких слов в основном философы разных направлений и гуманисты разных мастей. А потому сонет 85, да и, в известной мере, трагедия «Гамлет» указывают ни на что иное, как на анекдотичность перечисленных деятелей, не способных ясно и просто сказать, что (под ударением) истинно в общем есть человек. И конца этой анекдотичности что-то не предвидится.

СОНЕТ 87 В.ШЕКСПИРА ДЛЯ НАСТЫРНЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ

Надежда умирает последней. Банальность Автор подобрал именно такой эпиграф для этой своей заметки, чтобы сразу и кратко выразить свое отношение к проблеме настырности, или, скорее и точнее, ненастырности читателей произведений В.Шекспира. То же, что такая проблема реально существует, проще и быстрее всего можно показать именно на примере сонета 87, оригинал которого в современной орфографии приводится ниже. Farewell! thou art too dear for my possessing, And like enough thou know'st thy estimate: The charter of thy worth gives thee releasing; My bonds in thee are all determinate. For how do I hold thee but by thy granting? And for that riches where is my deserving? The cause of this fair gift in me is wanting, And so my patent back again is swerving. Thyself thou gav’st, thy own worth then not knowing, Or me, to whom thou gavest it, else mistaking;

So thy great gift, upon misprision growing, Comes home again, on better judgment making. Thus have I had thee, as a dream doth flatter, In sleep a king, but waking no such matter. Поскольку настырность и дотошность не являются качествами всех переводчиков сонетов В.Шекспира на русский язык, здесь нет смысла приводить не один из их переводов. Ведь то слово, которое настырного читателя должно привести к пониманию смысла этого сонета, не содержится даже в поэтическом переводе самого А.Шаракшанэ, выполненный которым подстрочник, для объективности, приведен ниже. Прощай, ты слишком дорог, чтобы я тобой владел, И, вероятно, тебе известна твоя цена. Привилегия твоих достоинств дает тебе свободу, тогда как мои права на тебя ограничены, ибо как я могу обладать тобой иначе, нежели с твоего соизволения, и чем я заслуживаю такое богатство? Оснований для такого прекрасного дара во мне нет, поэтому мой патент на обладание тобой

отходит назад. Ты дарил себя, не зная своей ценности, или же ошибаясь во мне — том, кому ты себя дарил; поэтому твой великий дар, переросший такую недооценку, возвращается обратно [домой] теперь, когда ты пришел к более правильному суждению. Так я владел тобой — как в приятном сне: мне снилось, что я король, а проснувшись, я увидел, что нет ничего подобного. Итак. Главная каверза этого сонета заключается в том, что он, как, похоже, ни один другой сонет Шекспира, прямо-таки тычет его читателей носом в проблему определения пола этого сонета адресата. Это очевидно, ни один читатель не может не решать, как ему понимать слова «Thyself thou gav’st» в начале девятой строки оригинала: «Себя ты дал » или «Себя ты дала»? Так же очевидно, что поныне решение этого вопроса зависит целиком и полностью от,

коротко, именно ненастырности читателей этого сонета, выражающейся в их неспособности дать сколько-нибудь логичное, вразумительное объяснение своему решению. Как представляется, настырные же читатели должны заметить в тексте этого сонета следующее. Очевидно и бесспорно, что автор сонета какое-то время на каких-то условиях чем-то реально владел, распоряжался и т.д.. Очевидно и бесспорно, что в силу каких-то обстоятельств это «чем-то» возвращается в момент написания этого сонета от его автора к, пусть даже и так, дарителю, который, в добавок ко всему, заодно, этим «чем-то» и является. Так вот. Эти «два в одном», как черным по белому написано в начале двенадцатой строки оригинала, убывают не в никуда или неизвестно куда, а возвращаются (Come home again) именно и прямо домой, где «они» собираются ожидать и искать нового, более одаренного и удачливого арендатора. То есть, квадратные скобки, в которые это слово

— домой — заключено в двенадцатой строке подстрочника А.Шаракшанэ, выставлены автором этого подстрочника неправомерно. Соответственно, неправомерно это слово — «домой» — отсутствует в переводах и самого А.Шаракшанэ и всех других всех времен «переводчиков» этого сонета. Настырным читателям остается только понять, что, таким образом, объект этого сонета, названный выше автором этой заметки «чем-то», вовсе не является физическим лицом. И тем, кто это поймет и прочувствует, дальше будет уже не сложно определить и доказать род этого объекта.

СОНЕТ 89 В.ШЕКСПИРА ДЛЯ НАСТОЯЩИХ ДЕТЕКТИВОВ

В наш век слепцам безумцы вожаки.

В.Шекспир Вообще-то, в начале XXI века (автор так начинает свое повествование, поскольку не знает, в каком веке ситуация уже не будет описываться словами эпиграфа) все так перепуталось, что уже было не разобрать, слепота или безумие не позволяли читателям сонета 89 В.Шекспира даже в начале этого века задуматься о том, что в этом сонете правда, а что вымысел. Конечно, отличались приведенными выше качествами прежде всего те, кто читал этот сонет в приведенном ниже виде. Say that thou didst forsake me for some fault, And I will comment upon that offence; Speak of my lameness, and I straight will halt, Against thy reasons making no defence. Thou canst not (love) disgrace me half so ill, To set a form upon desir d change, As I'll myself disgrace, knowing thy will: I will acquaintance strangle and look strange, Be absent from thy walks, and in my tongue Thy sweet belov d name no more shall dwell,

Lest I (too much profane) should do it wrong, And haply of our old acquaintance tell. For thee, against myself I'll vow debate, For I must ne'er love him whom thou dost hate. Между прочим, нашим отечественным пинкертонам не мешало бы поинтересоваться, сколько среди читавших этот сонет на языке оригинала людей было детективов и писателей детективов вообще, и оных именитых и знаменитых в частности. Тогда наши детективы смогут похвастаться, каких в частности знаменитых англицких и прочих «блох» они смогли подковать. Но сначала, безусловно, им полезно выяснить, почему они не могли этого сделать до момента прочтения этой заметки. Дело в том, что чтение любых и всех, имевшихся ко времени написания этой заметки «переводов» этого сонета на русский язык не могло дать российским детективам важнейшей зацепки, позволяющей раскрутить этого сонета детективную составляющую. Показать это можно на примере подстрочника

А.Шаракшанэ, скопированного автором в библиотеке Мошкова. Скажи, что отказался от меня из-за какого-то проступка, и я сам буду говорить осуждающе об этом прегрешении; заговори о моей хромоте*, и я сразу начну спотыкаться [запинаться], против твоих доводов никак не защищаясь. Ты не можешь, любовь моя, опорочить меня вполовину так зло, чтобы придать благовидную форму желаемой перемене, как я сам опорочу себя, зная твою волю: я скрою [подавлю] знакомство с тобой и буду вести себя, как чужой, буду сторониться мест, где ты бываешь, и на моем языке твоего сладостного возлюбленного имени больше не будет, чтобы я, по своей простоте, не совершил ошибки и случайно не выдал нашего старого знакомства. Ради тебя я клянусь спорить с самим собой, так как я не должен любить того, кого ты ненавидишь.

Уже в этом подстрочнике заключенные Шекспиром в одиннадцатой строке оригинала в скобки слова «too much profane» вовсе не звучат так выразительно, как в оригинале. А уж в «переводах» не только автора этого подстрочника, но и абсолютно всех его предшественников и современников этих слов НЕТ ВООБЩЕ. То есть, слепцам уже века вешают на уши лапшу, что этот сонет, как и все с первого по 126 сонеты Шекспира, посвящены некому «Другу». И через эту лапшу слепцы совершенно не слышат вопрос, поставленный в первом абзаце этой заметки Безумцы считают, что любовь Шекспира к этому некому «другу» неподдельна, а вот ненависть этого «друга» к Шекспиру, наоборот, притворна и шаловлива. Нормальным же людям и особенно нормальным детективам должно быть ясно обратное. При этом именно детективам должно быть особенно очевидно, что именно и особенно словом «профан», особенно учитывая многозначность этого слова, Шекспир прямо указал на

конкретного человека, ненависть которого угрожала, как Шекспир написал в сонете 48, его жизни. Тогда нашим детективам станет понятно то, что было совершенно ясно современникам Шекспира. И, как минимум, при минимуме знакомства с произведениями Шекспира, что Шекспир сам издал свои сонеты специально для того, чтобы все современники и будущие читатели его произведений знали, кто будет организатором его смерти, если смерть эта будет преждевременной и противоестественной. И еще детективы поймут, что хотя, формально, «переводчиков» сонетов В.Шекспира в общем и сонета 89 в частности под суд отдать нельзя, суда будущих зрячих и умных читателей действительных переводов сонетов Шекспира они не минуют.

СОНЕТ 110 В.ШЕКСПИРА НЕ ДЛЯ БЫДЛА

Быдло – это те, кто, став взрослыми, остались неспособными самостоятельно правильно мыслить. И все «переводы» сонета 110 В.Шекспира подразумевают, что их читатели будут абсолютно не способны самостоятельно правильно определить пол адресата этого сонета, если в этих переводах указания на этот пол будут воспроизведены только, как в оригинале, косвенными. Alas, 'tis true I have gone here and there And made myself a motley to the view, Gored mine own thoughts, sold cheap what is most dear, Made old offences of affections new; Most true it is that I have look'd on truth Askance and strangely: but, by all above, These blenches gave my heart another youth, And worse essays proved thee my best of love. Now all is done, have what shall have no end: Mine appetite I never more will grind On newer proof, to try an older friend, A god in love, to whom I am confined. Then give me welcome, next my heaven the best, Even to thy pure and most most loving breast.

Возможно, во времена, когда эти «переводы» предназначались в основном тупой и невежественной рабоче-крестьянской массе, а толика интеллигенции владела в основном французским и немецким языками, «переводы», в которых пол адресата прямо указывался их «переводчиками», еще как-то можно было оправдать. Но с некоторых пор образование стало всеобщим. Уже давно изучение французского и немецкого языков в школах было практически полностью вытеснено изучением языка английского. Давно уже читателям стали доступными двуязычные издания сонетов Шекспира. Но воз и ныне там. И поныне даже самые наисовременнейшие «переводчики» этого сонета напрочь отказывают читателям своих «переводов» в способности самостоятельно понять, каким должен быть пол адресата этого сонета. То есть, короче, все «переводчики» этого сонета не верят в способность читателей самостоятельно правильно разобраться в смысле

английских слов «older friend». И, похоже, они абсолютно правы в своей оценке умственных способностей и нынешнего быдла, в школьных, институтских и даже университетских матрикулах которого находит отражение его повсеместное некоторое знакомство с английским языком. Если бы это было не так, то и из Интернета, и с полок книжных магазинов давно бы уже поганой метлой смели издания, например, с таким вот подстрочником А.Шаракшанэ: Увы, это правда: я сновал туда-сюда и делал из себя шута в глазах людей, уродовал* собственные мысли, продавал задешево самое дорогое, творил старые грехи из новых привязанностей. Истинная правда то, что я смотрел на правду [верность] с подозрением и как чужой; но, клянусь всем высшим, эти заблуждения дали моему сердцу вторую молодость, и худшие испытания доказали, что ты — моя лучшая любовь. Теперь с этим покончено; ты имеешь то, что не

будет иметь конца: свой аппетит я больше не буду заострять новыми испытаниями, проверяя старого друга, бога в любви, к которому я привязан [прикован]. Так прими меня, для меня уступающий только небесам, в свою чистую и самую-самую любящую грудь. То есть, быдлу не дано понять, что весь оригинал сонета 110 прямо-таки напичкан прилагательными в разных степенях сравнения только для того, чтобы его читатели и переводчики не оставили без внимания степень сравнения прилагательного «old» в конце одиннадцатой строки — «older». Таким образом, те «переводчики», в «переводах» которых (а уж в подстрочниках — тем более) отсутствует указание, что «лучшая любовь» Шекспира — это его «старейший друг», считают читателей своих «переводов» быдлом тем более, чем упорнее, даже идя на очевидный, как в представленном подстрочнике, подлог, они пытаются своим читателям внушить, что этой «лучшей любовью» является некий молодой человек.

При этом сами такие «переводчики» являются быдлом для тех, кто навязывает, диктует, впаривает им положение, что первые сто двадцать сонетов Шекспира только некому молодому человеку и посвящены. При этом все отличие нынешних времен от оставшихся в прошлом веке времен царизма и тоталитаризма, похоже, заключается только в том, что ныне среди читателей всех «переводов» сонетов Шекспира многократно преобладает быдло уже не рабоче-крестьянское, а именно интеллигентское.

СОНЕТ 122 В.ШЕКСПИРА — ТЕСТ НА ПОШЛОСТЬ ЧИТАТЕЛЕЙ

Напрасный труд — нет, их не вразумишь, — Чем либеральней, тем они пошлее, Цивилизация — для них фетиш, Но недоступна им ее идея. Ф.Тютчев

Вообще, идея цивилизации совершенно недоступна тем, кому недоступна идея связи времен. В частности, таким личностям совершенно недоступно понимание, что именно о такой связи В.Шекспир говорит в сонете 122. Thy gift, thy tables, are within my brain Full character'd with lasting memory, Which shall above that idle rank remain Beyond all date, even to eternity; Or at the least, so long as brain and heart Have faculty by nature to subsist; Till each to razed oblivion yield his part Of thee, thy record never can be miss'd. That poor retention could not so much hold, Nor need I tallies thy dear love to score; Therefore to give them from me was I bold, To trust those tables that receive thee more: To keep an adjunct to remember thee Were to import forgetfulness in me. При этом вся прелесть этого текста заключается в том, что эта самая недоступность может быть показана именно на конкретных примерах невозможности убедить таких пошляков в конкретных значениях конкретных слов этого

сонета. Чтобы не загромождать эту заметку, сохраняющееся до сих пор понимание смысла этого сонета можно проиллюстрировать примечанием, сделанным А.Шаракшанэ к выполненному им же подстрочнику в книжке «Шекспир У. Сонеты: Антология современных переводов» на странице 308: «Как явствует из содержания сонета, поводом для него послужило то, что поэт утратил (возможно, отдал кому-то) полученный от Друга подарок, который представлял собой какого-то рода книгу для записей. Что в точности это была за книга и была ли она пустой или содержала записи — остается неясным». Так вот. Пошлых читателей текста оригинала и всех имеющихся на сегодняшний день переводов его на русский язык совершенно невозможно «вразумить», что английское слово «gift», стоящее вторым в первой строке оригинала, конечно, можно перевести словом «дар» или даже «подарок», но только в том случае, если читателям будет понятно, что это «дар» или «подарок» не какого-то или каких-то конкретных

людей, а Природы или, кому как нравится, Бога, то есть — талант. Но особенно очевидна пошлость упомянутых выше читателей при обращении к четвертому слову первой строки оригинала — «tables». Во всяком случае, автор не верит в свои силы «вразумить» таких читателей в том, что это слово написано Шекспиром во множественном числе. Внимание тех, кто до маразма непонимания значения окончания «es» не опустился, можно обратить на следующее обстоятельство. Получается, если придерживаться мнения подобных А.Шаракшанэ «переводчиков», автор этого сонета получил в «подарок» от его адресата не одну, а несколько «книг». Во всяком случае, более старомодный, а потому, хоть не до конца, но более совестливый С.Маршак слово «tables» перевел словом «таблицы». И чтобы читатели не ломали голову, пытаясь понять, «таблицы» ли это логарифмов или спряжения английских глаголов, можно сразу сказать, что самое точное значение

шекспировского выражения «tables» — скрижали. То есть, то, на чем не просто что-то написано, но то, на чем написано нечто вечное. Для краткости, действительное значение слова «rank» в этом сонете можно показать в приблизительном поэтическом переводе первых этого сонета четырех строк. Твои скрижали отпечатались в мозгу, И в памяти талант запечатлелся твой; Я высоты твоей достигнуть не смогу В течение и вечности самой. И автор надеется, что уже отсюда очевидна пошлость читателей, в представлении которых сонеты В.Шекспира — как шарманка, в которой до скончанья дней звучит только одна нудная тема. СОНЕТ 138 В.ШЕКСПИРА – ПРОЛОГ К ТРАГЕДИИ «КОРОЛЬ ЛИР»

Если внимательнее приглядеться к тексту сонета 138 В.Шекспира:

When my love swears that she is made of truth I do believe her, though I know she lies, That she might think me some untutor'd youth, Unlearned in the world's false subtleties. Thus vainly thinking that she thinks me young, Although she knows my days are past the best, Simply I credit her false speaking tongue: On both sides thus is simple truth suppress'd. But wherefore says she not she is unjust? And wherefore say not I that I am old? O, love's best habit is in seeming trust, And age in love loves not to have years told: Therefore I lie with her and she with me, And in our faults by lies we flatter'd be. - то можно заметить в нем знакомые слова сонета 66: And simple truth miscall'd simplicity. Таким образом, заодно, по приводимому далее подстрочнику первого сонета, выполненному А.Шаракшанэ, скопированному автором этой заметки в библиотеке Мошкова, можно посмотреть и действительное значение слов

сонета второго: Когда моя любовь клянется, что она создана из верности (истины - Авт.), я ей верю, хотя знаю, что она лжет, -- что она, возможно, считает меня каким-то наивным юнцом, несведущим в ловкой фальши мира. Так, тщеславно веря, что она считает меня юным, хотя она знает, что мои лучшие дни позади, я простодушно беру на веру ее лживый язык, и обеими сторонами простая истина скрывается. Но отчего она не говорит, что она неверна (незаслуженно называется истиной - Авт.), и отчего я не говорю, что я стар? О, лучшая одежда любви -- в показном доверии, а влюбленная старость не любит, когда называют годы. Поэтому я лгу ей, а она -- мне, и в своих изъянах мы ложью польщены. Но в данном случае важно другое. Важно то, что автором этого сонета и этого сонета объектом скрывается некая простая истина, которую они оба знают. При этом, получается, что эта простая истина сонета 138 еще проще простой истины

сонета 66. В общем, кратко, дело тут в следующем. Раздумывая над истиной связи времен - истиной взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей, о которой говорится во многих предшествующих сонетах, и воплощение которой В.Шекспир видел в каждом человеке, в том числе в себе самом, В.Шекспир увидел, что сама эта истина является выводом из истины еще более простой. Вот только эта более простая истина не является настолько же очевидной, как истина связи времен. И говорить о ней даже опасней, чем говорить об истине связи времен. А потому об этой исходной истине В.Шекспир скажет только в трагедии "Король Лир" словами самого Лира. Причем дважды: "Nothing will come of nothing". «Why, no, boy; nothing can be made out of nothing». То есть повторит вслед за Мелиссом: "Из ничего никогда не может возникнуть нечто". В заключение, естественно, мой перевод сонета 138 В.Шекспира.

"Я - истина!" - моя любовь твердит,

(Я верю ей, хоть знаю: все не так)

И на меня, как на юнца, глядит:

Он мира лжи не знающий простак.

Пусть молодость она мне ворожит,

Хоть она знает: возраст мой иной,

Я простодушно этой верю лжи

Лишь вид бы скрыть нам истины простой.

Но почему она молчит про ложь?

Про старость я не говорю никак?

Любовь одежкой внешней обведешь,

Годам своим любовник старый - враг.

Я лгу ей потому, она лжет мне,

Изъяны наши чтоб укрыть вролне.

СЧАСТЬЕ ПРЕВОСХОДСТВА НАД ЧИТАТЕЛЯМИ СОНЕТА 62 В.ШЕКСПИРА

У дурака и счастье глупое.

Китайская пословица

В общем, самое умное счастье состоит в том, чтобы не умереть дураком. То есть в понимании уже при жизни, что никто и никогда не будет иметь оснований помянуть тебя так: «Век жил, век учился, а помер дураком». А нельзя сказать и нельзя будет сказать так только о тех людях, которые оставили или оставят свидетельство своего понимания, что всю их жизнь жизнь учит людей именно тому, как надо подходить к решению ее задач, которые она, как и учитель в школе, всегда ставит только в свой срок, только на пройденный материал, и только на движение вперед. «Коли знаешь что искать, то как не сыскать, а как найти то, чего сам не знаешь» (С.Т.Аксаков «Аленький цветочек»).

Естественно, как тоже должны бы знать умные и счастливые люди, правильное решение общей задачи обеспечивает и успешное решение многих частных задач. И одному из таких

решений, составляющих общее счастье автора этой заметки эта заметка и посвящена.

Состоит это счастье в понимании автором своего превосходства над многими миллионами читателей сонета 62 В.Шекспира во всем мире. При этом в этой заметке автор коснется тоже одной из частностей, поскольку на то, что является главным в этом сонете, автор уже указывал в одной из предыдущих заметок. Поэтому повториться можно только вскользь.

Сонет 62 написан В.Шекспиром так:

Sin of self-love possesseth all mine eye And all my soul and all my every part; And for this sin there is no remedy, It is so grounded inward in my heart. Methinks no face so gracious is as mine, No shape so true, no truth of such account; And for myself mine own worth do define, As I all other in all worths surmount. But when my glass shows me myself indeed, Beated and chopp'd with tann'd antiquity, Mine own self-love quite contrary I read; Self so self-loving were iniquity.

'Tis thee, myself, that for myself I praise, Painting my age with beauty of thy days. Текст оригинала специально разбит автором этой заметки на строфы, чтобы сразу же обратить внимание читателей на главное в этом тексте, содержащемся во строфе второй. На русский язык, наиболее близко к смыслу оригинала, выделяя то главное, что главным считал сам автор оригинала, эту строфу можно перевести так: Меня прекрасней и честнее нет, Нет истины дороже, я сужу, Я всех, кого ни ценит этот свет, Намного, мнится мне, превосхожу. Для пущей объективности, судить о том, что далее говорится в тексте оригинала, автор предлагает по подстрочнику, выполненному одним из нынешних претендентов на наиболее точное понимание смысла сонетов В.Шекспира и лучший их перевод – А.Шаракшанэ, скопированному автором этой заметки из библиотеки Мошкова:

«Но когда мое зеркало показывает мне меня таким, каков я на самом деле, потасканного, в глубоких морщинах, задубленного от времени, свою любовь к себе я понимаю наоборот: так любить себя было бы чудовищно; это тебя -- то есть, себя -- я восхваляю в себе, украшая свою старость красотой твоих дней». При этом автор этой заметки не может отказать себе в удовольствии привести и поэтический перевод ключа сонета, выполненный автором приведенного подстрочника, теперь уже по последнему печатному 2010 года изданию его переводов сонетов В.Шекспира: То не себя – тебя в себе хвалю я, Красою дней твоих свой век малюя. Соответственно, и сразу же, для сравнения, и собственный перевод автора этой заметки: И вижу я: в себе горжусь тобой, Мой век твоих дней крашу красотой. Так вот. Хотя главное счастье автора этой

заметки состоит в точном переводе и в точном понимании смысла второго катрена этого сонета, с не меньшим удовольствием автор заявляет, что миллионы читателей этого сонета он превосходит еще и пониманием истинного смысла ключа этого сонета. Пониманием, что в себе В.Шекспир видел и славил не некого смазливого юного своего современника, а своего великого предшественника, жившего в более прекрасное, по сравнению со временем В.Шекспира, время. И автор этой заметки знает, что об этом своем великом предшественнике В.Шекспир написал и в некоторых других сонетах, и даже в посвящении к первому изданию этих сонетов. Более того, автор даже знает, что многие читатели сонетов В.Шекспира и, наверное, некоторые читатели этой заметки даже слышали имя этого предшественника В.Шекспира. И только чтобы продлить время указанного превосходства, автор не называет это великое имя в этой заметке.

СЧАСТЬЕ ЧИТАТЕЛЕЙ ПЕРЕВОДОВ СОНЕТА 95 В.ШЕКСПИРА Вообще, российские читатели должны молиться за всех прошлых, настоящих и, наверное, еще достаточно долго, будущих «переводчиков» сонетов В.Шекспира. Ведь только благодаря их усилиям русских читателей сонетов будут в необозримом будущем считать всего-навсего дикарями, в то время как читателей этих сонетов на языке оригинала будут считать откровенными тупицами или подлецами. Особенно очевидно это на примере именно сонета 95, оригинал которого в современной орфографии приведен ниже. How sweet and lovely dost thou make the shame Which, like a canker in the fragrant rose, Doth spot the beauty of thy budding name! O, in what sweets dost thou thy sins enclose! That tongue that tells the story of thy days, Making lascivious comments on thy sport,

Cannot dispraise but in a kind of praise; Naming thy name blesses an ill report. O, what a mansion have those vices got Which for their habitation chose out thee, Where beauty's veil doth cover every blot, And all things turn to fair that eyes can see! Take heed, dear heart, of this large privilege; The hardest knife ill-used doth lose his edge. Для объективности далее приводится подстрочник А.Шаракшанэ, скопированный в библиотеке Мошкова. Какими милыми и прелестными ты делаешь позорные дела, которые, как порча в душистой розе, пятнают красоту твоего юного имени! О, в какие прелести ты облачаешь свои грехи! Язык, рассказывающий историю твоих дней — делающий фривольные замечания о твоих развлечениях, — не может осудить тебя иначе, как в виде хвалы, так как упоминание твоего имени делает благим дурной отзыв. О, какой роскошный дом у этих пороков, которые в качестве жилища выбрали тебя, — где завеса красоты покрывает любое пятно

и все превращает в прекрасное зрелище для глаз! Береги, дорогое мое сердце, это великую привилегию: прочнейший нож, если им злоупотреблять, теряет остроту. Правда, как всегда на Руси, в семье не без урода, а потому нашелся отщепенец, который, в отличие от всех других, известных на сегодняшний день автору этой заметки «переводчиков» этого сонета, в своем переводе ключа сонета удосужился почти точно передать его смысл, отраженный в приведенном подстрочнике. Этим отщепенцем является А.Финкель, Но и его «перевод» смягчается тем, что он сделал адресата этого сонета женщиной. Но ты должна свой дивный дар беречь: В руках неловких тупится и меч. Хотя вполне возможен просто нейтральный вариант. Старайся эту привилегию беречь,

От небреженья тупится и меч. Анекдот тут заключается в том, что даже самые упертые приверженцы «традиционного понимания», что первые 126 сонетов адресованы некому «Другу», сразу же и беззаговорочно поддержат вариант А.Финкеля, если поймут, если, конечно, поймут, следующее. А это следующее заключается в том, что, получается, в ключе сонета его автор предлагает его адресату беречь его «дивные», «великие» способность, дар, привилегию прикрывать его «позорные дела», «грехи», «пятна» и «пороки» внешним прекрасным фасадом. То есть, для цивилизованных, умных и честных людей должно быть совершенно ясно, что в ключе сонета сквозит не что иное, как именно неприкрытая откровенная издевка автора этого сонета над его более привилегированным адресатом. Кроме того, такие люди должны еще заметить, что английское слово «budding» в третьей строке оригинала надо бы все-таки переводить словом «раскрывающееся», и в итоге имя выведенного в

этом сонете многообещающего деятеля раскрыть. Не скроют мед, краса твои вдвоем Позор, как пятна розы — аромат, На раскрывающемся имени твоем! О, на прикрытья ты грехов богат! При этом, естественно, слово «budding» имеет еще и другой смысл, например, «восходящее». Таким образом, каждый русский читатель этой заметки должен согласиться с прогнозом автора насчет будущей оценки англоязычных читателей этого сонета и испытать огромные облегчение, удовлетворение и счастье от того, что он к таким читателям не относится, а удовлетворяется только «переводами» этого сонета на язык «родных осин». УШИ ЧИТАТЕЛЕЙ СОНЕТА 100 В.ШЕКСПИРА

Заголовок этой заметки, безусловно, может показаться странным, но только тем читателям,

которые знакомы с этим сонетом только по его «переводу», выполненному С.Маршаком: Где муза? Что молчат ее уста О том, кто вдохновлял ее полет? Иль, песенкой дешевой занята, Она ничтожным славу создает? Пой, суетная муза, для того, Кто может оценить твою игру, Кто придает и блеск, и мастерство, И благородство твоему перу. Вглядись в его прекрасные черты И, если в них морщину ты найдешь, Изобличи убийцу красоты, Строфою гневной заклейми грабеж. Пока не поздно, времени быстрей Бессмертные черты запечатлей! Совсем по другому дело обстоит с читателями, которые могут сравнить этот «перевод» с оригиналом: Where art thou, Muse, that thou forget'st so long To speak of that which gives thee all thy might?

Spend'st thou thy fury on some worthless song, Dark'ning thy pow'r to lend base subjects light? Return, forgetful Muse, and straight redeem In gentle numbers time so idly spent; Sing to the ear that doth thy lays esteem And gives thy pen both skill and argument. Rise, resty Muse, my love's sweet face survey, If Time have any wrinkle graven there; If any, be a satire to decay, And make Time's spoils despised every where. Give my love fame faster than Time wastes life; So thou prevent'st his scythe and crooked knife. Для читателей, не знающих английский язык ниже приведен заимствованный в библиотеке Мошкова подстрочник А.Шаракшанэ: Где ты обретаешься, Муза, что забываешь так надолго говорить о том, что дает тебе все твое могущество? Тратишь ли ты свое вдохновение* на какую-нибудь никчемную песню, делая темной свою силу, чтобы дать свет низким предметам? Вернись, забывчивая Муза, и немедленно искупи благородными стихами время, так праздно

потраченное; пой для того уха, которое ценит твои песни и сообщает твоему перу и мастерство и тему. Очнись, ленивая Муза, осмотри милое лицо моей любви, проверь, не вырезало ли Время на нем морщин; если да, то стань сатирой против увядания и сделай так, чтобы добыча Времени была повсеместно презираема. Создавай славу для моей любви скорее, чем Время уничтожает жизнь, так ты остановишь его косу и кривой нож. То, что смысл первых восьми строк сонета нужно и можно постараться передать максимально точно, автор этой заметки постарался показать в собственном их переводе: Где, Муза, ты? Что долго так молчишь О том, что только мощь тебе дает? Что ярость ты в безделках хоронишь? Что сила в темы низкие идет? Очнись! Вернись! Скорее искупи Стихами праздность добрыми, затем Ушам дай чутким знать: Час наступил Прекрасному звучанью новых тем.

Отсюда следует, что уши читателей различных «переводов» этого сонета на русский язык в основном предназначены для того, чтобы носить на них лапшу этих самых «переводов». При этом, похоже, эти читатели настолько свыклись со своим нынешним обликом, что любые покушения на него они воспримут в штыки, хотя бы даже на представленном им подстрочнике стояла печать самой Академии Наук. При этом самое анекдотическое заключается в том, что, очевидно, уши многих, даже действительных членов этой самой Академии устроены практически так же, как и уши самых рядовых читателей из самого дальнего российского захолустья. Иначе, почему так долго перед читателями этого сонета не ставится следующий вопрос. Как так могло получиться, что Шекспир, первые четыре строки этого сонета посвятив обличению Музы за нерадивость, а следующие четыре строки посвятив увещеванию ее вернуться наконец к достойному ее и достойного ушей

достойных читателей благородным делу, в следующих строках сонета сам предложил ей, как полагают все лапшеухие читатели и «переводчики», всего-навсего банальную, заурядную тему вославления некого молодого человека? Усилия тех читателей этой заметки, которые потрудились дочитать до этого места, можно вознаградить следующим пояснением. Шекспир, безусловно, хотел, чтобы до сих пор никого не интересующий вопрос все-таки вставал перед читателями этого сонета. И Шекспир надеялся, что заинтригованные читатели решат более внимательно вчитаться в строки следующего сонета 101, в котором главное качество персонажа обоих сонетов, из-за которого Муза обязательно должна была его возвеличить, выражено уже более точно и рельефно. И тогда читателям должно было бы стать понятно, что любил Шекспир вовсе не некого смазливого молодца, а человека, которого за многие века до рождения этого самого молодца уже любили многие люди, и которого, возможно, многие люди полюбят в будущем. Иначе коса

времени обязательно срежет жизнь. Но при рассмотрении сонета 101 надо писать уже не об ушах, а о мозгах его читателей.

ХРИСТИАНСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К СОНЕТУ 66 В.ШЕКСПИРА

Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды. Исх. 23,2 Пустословия удаляйся. 2 Тим.2,16 Христианское отношение к сонету 66 В.Шекспира состоит в открытом и полном неприятии всех его толкований и переводов на любые языки мира,

включая современный английский, как бы эти толкования и переводы не превозносились бы большинством людей в мире. Потому что все эти толкования и переводы для настоящего христианина не просто полны, а именно переполнены пустословием. То есть, объективно, все читатели оригинала или переводов этого сонета, не видящие и не ощущающие этого пустословия и этим пустословием восхищающиеся, — на деле не являются настоящими христианами. И здесь нет никакого разжигания национальной или религиозной розни. Здесь идет речь только и просто о том, как к тексту сонета 66 В.Шекспира должны относиться люди, считающие себя христианами. То есть, считающие себя христианами читатели, например, перевода этого сонета, выполненного С.Маршаком, должны ясно и точно указывать, что неприемлемость для них приводимого ниже текста этого перевода обусловлена вовсе не вероисповеданием и национальностью переводчика, а только неправомерностью приводимых в нем обобщений, и что

неправомерность этих обобщений вовсе не обусловлена для христиан только вероисповеданием и национальностью переводчика. Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж Достоинство, что просит подаянья, Над простотой глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье, И совершенству ложный приговор, И девственность, поруганную грубо, И неуместной почести позор, И мощь в плену у немощи беззубой, И прямоту, что глупостью слывет, И глупость в маске мудреца, пророка, И вдохновения зажатый рот, И праведность на службе у порока. Все мерзостно, что вижу я вокруг... Но как тебя покинуть, милый друг! Ведь должно быть очевидно, что вовсе не все люди исповедуют принцип: «Что наша честь, когда нечего есть». Даже атеисты и представители других вероисповеданий и национальностей должны знать примеры, когда достоинство проявлялось именно в отказе от

подачек, премий, постов, наград и так далее. Но главное заключается все-таки в том, что до сих пор никто из людей в этом мире не знает, в чем заключается истинное достоинство человека и что именно это истинное понимание достоинства человека, как об этом Шекспир написал в сонете 26, людям нес Шекспир в своих произведениях, в том числе в сонете 66. Вообще, в приведенном тексте перевода на действительное обобщение тянет только его третья строка, отражающая всегда, везде и на всех распространяющееся явление: Над простотой глумящуюся ложь… Но для христианина она должна звучать еще и более чем двусмысленной, особенно, если этот христианин знаком с текстом оригинала. Потому что дает повод предположить именно глумление автора этой строки над простыми читателями его текста. Ведь в оригинале нет ни одной строки, даже вольным или приблизительным переводом которой можно было бы эту строку считать. В любом случае, уже никто не сможет доказать

обратное или то, что, наоборот, сам С.Маршак стал жертвой какой-то предыдущей лжи. Безусловно, всегда огорчительно видеть «Ничтожество в роскошном одеянье». Можно даже согласиться, что подавляющееся большинство из тех, кто может позволить себе одеваться роскошно, — ничтожества. Вот только, очевидно, людей, не имеющих возможности одеваться роскошно, все-таки подавляющее большинство в этом мире. Хотя, тоже очевидно, вовсе не подавляющее большинство из них имеет представление о достоинстве человека. При этом даже атеисты и не христиане могут усомниться в том, что издатель этих сонетов мог позволить себе сонет с такой строкой опубликовать, если, конечно, этот издатель не ставил перед собой целью таким образом донести на автора этого сонета. Впрочем, в любом случае, автор этого сонета, похоже, особенным репрессиям не подвергался и, и после издания его сонетов, создал еще несколько произведений, не очень-то

лицеприятных для властей того времени и времен последующих. Поэтому, нарушая порядок, не может не вызывать недоумения строка перевода: «И вдохновения зажатый рот». Как представляется, даже самые эрудированные шекспироведы и дотошные историки не смогут привести достаточных для подобного обобщения примеров этого явления во времена Шекспира, и не только в силу бестелесности этого самого «вдохновения». А уж вопрос вопросов: к специалистам какого профиля надо обращаться за разъяснением физического смысла строки — «И мощь в плену у немощи беззубой»? Вряд ли есть и специалисты, способные объяснить и показать примеры «праведности на службе у порока», кроме, естественно, специалистов глумиться над простотой людей, усомнившихся в возможности и реальности подобной «службы». Ведь даже если «праведники» и были когда-нибудь в свите какого-нибудь «порока»,

то, наверное, служили они чему-то другому. А потому такая служба никогда не была долгой и вознагражденной чем-нибудь иным, как, в лучшем случае, неизбежной опалой. «Глупость в маске мудреца, пророка», без сомнения, широко представлена в окружающей нас действительности. В.Шекспир сам указывал, что глупость и невежество — общее проклятие человечества. Более того, в своих сонетах он даже показал, какого конкретного его современника люди до сих считают мудрецом. Но дело-то в том, что обобщение тут неуместно по одной простой причине невозможности до сих пор людям договориться, что считать глупостью, а что — мудростью. При этом анекдот заключается еще и в том, что практически всем читателям Шекспира до сих пор неизвестно, как сам Шекспир определял, что есть глупость и что есть мудрость. То же самое относится и к неспособности людей четко и точно определиться, когда «совершенству» выносится «ложный приговор». Например, некоторые читатели этой заметки могут с пеной у рта доказывать, что наилучшим

переводом сонета 66 В.Шекспира на русский язык является перевод, выполненный Б.Пастернаком. Измучась всем, я умереть хочу. Тоска смотреть, как мается бедняк, И как шутя живется богачу, И доверять, и попадать впросак, И наблюдать, как наглость лезет в свет, И честь девичья катится ко дну, И знать, что ходу совершенствам нет, И видеть мощь у немощи в плену, И вспоминать, что мысли замкнут рот, И разум сносит глупости хулу, И прямодушье простотой слывет, И доброта прислуживает злу. Измучась всем, не стал бы жить и дня, Да другу трудно будет без меня. И их будет не вразумить вопросом, например, о том, куда у этого автора пропало слово «Достоинство» из второй строки оригинала. Впрочем, слово «Desert» во второй строке оригинала и вовсе переводится словом «Заслуга».

При этом, без всякого сомнения, даже самые оголтелые пастернаковцы не смогут показать, что четвертая строка пастернаковского текста имеет более чем комическое звучание. Конечно, «наблюдать, как наглость лезет в свет», всегда неприятно. Но, вообще-то, какое до этого дело людям, не имеющим к этому самому светскому обществу лордов и пэров абсолютно никакого отношения. И так далее. Собственно, все другие более чем многочисленные переводы превосходят маршаковский перевод только в одном — отсутствием в них отсутствующих в оригинале Шекспира опошляющих Шекспира слов Маршака: «Все мерзостно, что вижу я вокруг...» В итоге христианское отношение к сонету 66 В.Шекспира выражается в закономерном вопросе, перед настоящими христианами неизбежно встающем: Мог ли сам Шекспир написать в сонете 66 те благоглупости и несуразности, которыми кишат все переводы и толкования этого сонета? Ведь, наверное, Шекспир так внимательно

следил за печатью своей поэмы «Лукреция» именно потому, чтобы никакие ошибки не вкрались в слова его клятвы: Прочь, праздные слова, рабы шутов! Бесплодные и немощные звуки! (перевод Б.Томашевского) Ведь он сам презрительно бросил в «Кориолане»: …чернь …на прощенье Щедра не меньше, чем на пустословье. (III, 1, перевод Ю.Корнеева) Это его герб выражает его служение чести и достижение в этом служении вершины, до сих пор никем не превзойденной. Но самое главное подозрение вызывает равнодушие к тому, что читателям предлагают видеть в сонете 66 В.Шекспира все его переводчики и толкователи, любой власти в любое время и в любой стране.

Означает это только то, что на самом деле этот сонет имеет другой, для всех властей во все времена более опасный смысл. При этом, наверное, открыть и понять этот действительный смысл сонета 66 могут только настоящие христиане, то есть люди на деле любящие себя и своих ближних. И если до сих пор такого открытия не произошло, то, скорее всего, только потому, что до сих пор актуально (в переводе М.Лозинского) звучат слова Яго: «Я никогда не встречал человека, который бы знал, как любить себя». ЧЕГО БОЯТСЯ ВСЕ ПЕРЕВОДЧИКИ СОНЕТОВ В.ШЕКСПИРА Все село не бывает глупым. Адыгская пословица

Все "село" переводчиков сонетов В.Шекспира практически в одном ключе переводит последние три строки его сонета 121: By their rank thoughts my deeds must not be shown; Unless this general evil they maintain, All men are bad, and in their badness reign. Приведем некоторые из этих переводов, воспользовавшись материалами сайта shakespeares-narod.ru: Они бредут кривясь, я ж строен, смел и прям. Иль, может, доказать хотят они бесчестно, Что люди все дурны и зло царит всеместно. (В. Мазуркевич) Но, может быть, я прям, а у судьи Неправого в руках кривая мера, И видит он в любви на ближних ложь, Поскольку ближний на него похож!

(С.Маршак) Я не желаю быть судимым ими! А то всеобщий выйдет приговор: Порочен всяк — и всякому позор. (С.Степанов) И как судить меня им, сильным лишь в журьбе? Иль — может эта брань их лозунг знаменует, Что все на свете злы и зло везде царит. (Н.Гербель) Не их умам судить дела мои, Пока не верно, что все люди злы, Во зле живут и злом порождены. (М.Чайковский) И не ему судить мои поступки. Ведь по себе он рядит обо всех:

Все люди грешны, всеми правит грех. (А.Финкель) В кривых глазах кривых оценок ряд. Не истина, что зло с грехом царят, А люди злы и жизнь в грехах влачат. (А.Кузнецов) Издательство "Тесса" аннотировало выпущенный им томик сонетов В.Шекспира в переводе И.М.Ивановского (СПб.: "Тесса", 2001) такими словами: "Уходят в прошлое приблизительные, далекие от подлинника стихотворные пересказы. Читатель ждет от переводчика поэзии не только прекрасных стихов, но и точной, строка в строку, передачи иноязычного текста. Именно такие переводы сонетов Шекспира, выполненные И.М. Ивановским, предлагает настоящее издание..." Попутно в выходных данных этого издания указано, что оно "Рекомендовано Кафедрой английского языка Санкт-Петербугского Государственного университета для изучающих

английский язык". Соответственно, в этом издании приведены и тексты сонетов на языке оригинала. Перевод рассматриваемых строк выполнен И. Ивановским так: Так пусть меня не судят по себе. Они хотят весь мир оговорить, Чтоб легче было им царить. Сразу же можно отметить, что здесь перевод ключа сонета уже значительно ближе к смыслу оригинала. И все же, любой читатель этой статьи, вооружившись простым школьным англо-русским словарем, не может не заметить, что точный смысл строк Шекспира можно передать только следующим рифмованным переводом, который любой добросовестный профессионал может легко оформить надлежащим образом: По ним, свои дела мне следует скрывать; Ведь лишь твердя: "Все люди плохи", — Продляют царства над людьми они эпохи. Отсюда уже отчетливо видно, что все "село"

переводчиков, филологов, сотрудников кафедр английского языка всех университетов и т.п. при переводе этих строк подводит вовсе не "глупость", непрофессионализм и т.д., а нечто другое. И заключается это "другое" в том, что и сонет 121, и некоторые другие сонеты В.Шекспира несут в себе политический смысл, даже намек на который переводчики бояться обнаружить в своих переводах не только в достопамятные времена царизма и сталинизма, но и даже и в наше, казалось бы, вполне благополучное в этом отношении время. И, наверное, понимая свою вину перед Шекспиром и читателями его сонетов в своем переводе, С.Маршак и написал в стихотворении "На всех часах вы можете прочесть...": "Теряя время, мы теряем честь". И именно понимая последнее обстоятельство, В.Шекспир все-таки осуществил издание своих сонетов. Наверное, нет смысла сравнивать условия царствований Якова I, Николая II, Сталина и т.д., но стоит все-таки отметить следующее обстоятельство. В сонете 124 В.Шекспир написал

о своей "политике" именно открытым текстом: If my dear love were but the child of state, It might for Fortune's bastard be unfathered, As subject to Time's love or to Time's hate, Weeds among weeds, or flowers with flowers gathered. No, it was builded far from accident; It suffers not in smiling pomp, nor falls Under the blow of thralled discontent, Whereto the inviting time our fashion calls: It fears not policy, that heretic, Which works on leases of short-number'd hours, But all alone stands hugely politic, That it nor grows with heat nor drowns with showers. To this I witness call the fools of Time, Which die for goodness, who have lived for crime. Будь незаконною моя любовь, могли б увидеть В ней только пасынка Фортуны слепоты: Есть просто время для любви и время ненавидеть; Сорняк растет от сорняков, и от цветов — цветы. Моя ж любовь построена не вдруг; Ей не страшны насмешки и паденья Под натиском холуйствующих слуг

То моды, то молвы, то настроенья. Бояться ль ей потуг еретика - Наемника страстей и дел сиюминутных, Когда ее политика нацелена в века, — Утес под хладом и жарой, среди потоков мутных. Я дураков времен тому беру в свидетели, Для зла кто жив еще, но мертв для добродетели. Не менее откровенно, но просто более оригинально и изобретательно В.Шекспир выделил политическую составляющую своего творчества в пьесе "Генрих VIII", являющейся его настоящей "лебединой песней". Словами Кранмера (V, 4), описывающими будущее величие будущей (в этой пьесе только что родившейся, а в действительности умершей за десятилетия до написания этой пьесы) королевы Елизаветы, Шекспир выразил эту составляющую так: From her shall read the perfect ways of honour, And by those claim their greatness, not by blood. У нее прочтут об истинных путях чести, Чтобы на них обретать свое величие, а не происхождением.

Естественно, для простофилей англичан смысл этих строк остается непонятным и поныне так же, как и смысл сделанного несколькими строчками ранее пояснения: "truth shall nurse her — ей истина кормилицею будет" (Перевод Б.Томашеского). Между прочим, эта также строка очень важна для понимания одной сроки сонета 66: "And simple Truth miscall'd Simplicity". То есть сам Шекспир догадался о перспективах понимания сказанного им задолго до написания этой пьесы, а потому и предсказал (предчувствуя, заодно, и качество будущих переводов) в ней: Благое дело извращают часто Все те, кому его и не понять. Не нам припишут или очернят... (I, 2, перевод Б.Томашевского) Для современных читателей в пояснение сказанного можно привести одну цитату из Мифов Древнего Египта: "Поэтому, мудрый и добрый Осирис, став царем, решил, что прежде всего нужно дать людям знания". И отсюда вытекает и все остальное, о чем и ваш автор

пока тоже побаиваться говорить. О том же, какое знание — понимание чести-достоинства человека должна была бы нести народу "будущая королева", В.Шекспир прямо и просто разъяснил в сонете 26: Lord of my love, to whom in vassalage Thy merit hath my duty strongly knit, To thee I send this written ambassage To witness duty, not to show my wit; Duty so great, which wit so poor as mine May make seem bare, in wanting words to show it, But that I hope some good conceit of thine In thy soul's thought, all naked, will bestow it; Till whatsoever star that guides my moving Points on me graciously with fair aspect, And puts apparel on my totter'd loving, To show me worthy of thy sweet respect: Then may I dare to boast how I do love thee, Till then, not show my head where thou mayst prove me. Точный смысл этих строк можно выразить в следующем рифмованном переводе: С достоинством твоим, моя любовь,

Мой долг по-рабски крепко связан; Его свидетельство я посылаю вновь: Не ум, а долг свой показать обязан. Долг так велик, что бедный ум Не может описать его значенье: Хочу вложить в основу твоих дум Твое же о себе благое самомненье. Когда-нибудь звезда, что мной руководит, Меня осветит с новой высоты, Затасканный наряд на мне преобразит, И большее во мне увидишь ты. И гордо я произнесу моей любви слова. Пока же мог бы угадать, что прячет голова. Но именно потому, что достоинство-честь человека есть вовсе не только этическое понятие, все переводчики делают все от них зависящее, чтобы читатели не поняли этого сонета истинный смысл. Ведь они хорошо понимают, что А.С.Пушкин велик именно пониманием, какое великое множество людей в уме прячет то, о чем он сказал так: "Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей". Главное же, они делают все от них зависящее, чтобы читатели не поняли, какое понимание, что

истинно в общем ("general" -- смотрите сонет 91) есть человек должно лежать в основе всех дум и затем дел человека, и не искали этого понимания текстах других сонетов и произведений В.Шекспира. Конечно, кто-то может привести в доказательство обратного сонет 8, который многие переводчики начинают, вряд ли специально сговариваясь, единообразно: "Ты - музыка..." Но это просто дело случая. Ведь и А. Фет написал: Хоть не вечен человек, То, что вечно, — человечно. Но он так и не понял того, что понял один В.Шекспир – человечна прекрасная и вечная истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия, в которой есть и "мудрость, красота и развитие" (сонет 11). И именно ее красота, а не некая абстрактная, неизвестная никому "красота" Ф.М.Достоевского спасет мир. А как совершенно справедливо заметил академик Д.С.Лихачев: "Простейший пример

(этой истины — Авт.) — музыка, в каждый данный момент в музыкальном произведении наличествует прошлое звучание и предугадывается будущее". И это еще не последний пример, как люди постоянно не понимают не только того, что они делают, но и того, что говорят и пишут. Конечно, поскольку, наверное, не все читатели данной статьи знают английский язык на уровне, позволяющем им свободно со словарем в руках сделать самостоятельные адекватные переводы английских текстов сонетов, у них, наверное, не раз возникали вопросы по поводу понимания сказанного самими англичанами. Но сравнение способностей англичан и русских уже произведено в статье "Почему русские самые умные?" Впрочем, похоже, и сам В.Шекспир при написании своих произведений руководствовался правилом: "Умный не скажет, дурак не поймет". Но, опять же, не может же быть все "село" переводчиков Шекспира заселено только дураками. Просто они не могут не понимать, насколько некомфортной станет их жизнь, если они станут

точно переводить Шекспира в условиях, описываемой цитатой из письма Вольтера к Руссо: «Никогда еще не тратили столько ума на попытку снова сделать нас скотами».

ЧЕГО ЛИШЕНЫ ЧИТАТЕЛИ ПЕРЕВОДОВ СОНЕТОВ 90 и 121 В.ШЕКСПИРА

Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется, — И нам сочувствие дается, Как нам дается благодать... Ф.Тютчев Естественно, прежде всего, переводчики сонетов 90 и 121 благодати, сочувствия, отзыва лишают самого В.Шекспира, поскольку слово, которое должно было бы вызвать перечисленные последствия, напрочь отсутствует в их переводах этих сонетов. Причины этого могут быть самые различные у

различных переводчиков. Но поскольку «одних уж нет, а те далече», перечисление этих причин не всегда уместно. Поэтому же, наверное, неуместно и рассмотрение того, чего лишился сам В.Шекспир. Но вот чего в результате «творчества» всех переводчиков этих сонетов лишились их читатели можно показать очень просто и быстро. Каждый читатель этой заметки, способный и желающий воспользоваться хотя бы школьным англо-русским словарем, может воочию убедиться, что ни в каких переводах сонетов 90 и 121 на русский язык нет перевода слова «deeds» в соответствующих строках из них: Now, while the world is bent my deeds to cross, By their rank thoughts my deeds must not be shown; Из этих строк следует, что отношение к этим самым «deeds – делам» Шекспира («my deeds») в его время и не только среди его соотечественников (the world) было не просто негативным. К слову сказать, возможно, такое же

отношение к «делам» Шекспира проявляется и в предлагаемых русским читателям переводах. Но главное здесь в другом. Русские читатели совершенно лишены возможности убедиться в наивности Шекспира, трогательно-простодушно рассчитывавшего, что среди читателей этих сонетов найдется хоть несколько человек, которые бы заинтересовались, какие такие его дела могли вызвать такую неприязнь. Соответственно, русские читатели этих сонетов полностью лишены возможности увидеть, какими недоумками или какими ненавистниками дел Шекспира были и являются все читатели этих сонетов, читавшие или читающие их на языке оригинала. А ведь именно подобные читатели больше всех в мире кичатся своей цивилизованностью. А потому, опять же, нельзя не вспомнить Тютчева: Напрасный труд — нет, их не вразумишь, — Чем либеральней, тем они пошлее, Цивилизация — для них фетиш, Но недоступна им ее идея.

КАКИХ ЗНАНИЙ НЕ ХВАТАЕТ ЧИТАТЕЛЯМ СОНЕТА 70 В.ШЕКСПИРА Подавляющему большинству читателей сонета 70 В.Шекспира во всем мире для понимания его смысла не хватало и не хватает знания об одном из первых письменных упоминаний о Шекспире, оставленного драматургом Р.Грином: «…среди них проявилась ворона, нарядившаяся в наши перья с сердцем тигра под костюмом актера; этот выскочка считает себя способным смастерить белый стих не хуже любого из вас, и в качестве настоящего Johannes-Factotum (мастер на все руки) мнит себя единственным потрясателем сцены (Shakescene) в стране". Тем же читателям этого сонета, которым это свидетельство было или является известным, не хватало и не хватает одного из качеств,

перечисленных в замечательных словах Г.Брандеса, завершающих его книгу «Шекспир. Жизнь и произведения»: «Тот В.Шекспир, который родился в царствование Елизаветы в Стрэтфорде-на Эйвоне, который жил и творил в Лондоне в эпоху Елизаветы и Иакова, который в своих комедиях вознесся к небесам, в своих трагедиях снизошел в ад и умер 52 лет в родном городке, — он воскреснет при чтении его произведений в полном величии, в ярких и твердых очертаниях, со свежестью действительной жизни, он воскреснет перед глазами каждого, кто прочтет эти произведения с чутким сердцем, здравым умом и с непосредственным пониманием всего гениального». То есть, читателям этого сонета, включая самого Г.Брандеса, знавшим или знающим отзыв Р.Грина о Шекспире, но не способным связать слова «ворона» в этом отзыве со словом «a crow» в четвертой этого сонета строке, не хватало и не хватает или чуткого сердца, или здравого ума, или вообще способности понимать гениальное: That thou art blamed shall not be thy defect, For slander's mark was ever yet the fair;

The ornament of beauty is suspect, A crow that flies in heaven's sweetest air. So thou be good, slander doth but approve Thy worth the greater, being woo'd of time; For canker vice the sweetest buds doth love, And thou present'st a pure unstained prime. Thou hast pass'd by the ambush of young days, Either not assail'd or victor being charged; Yet this thy praise cannot be so thy praise, To tie up envy evermore enlarged: If some suspect of ill mask'd not thy show, Then thou alone kingdoms of hearts shouldst owe. При этом положение русских читателей, не знавших и не знающих о словах Р.Грина, облегчено еще и тем, что они были ранее и сейчас вынуждены довольствоваться переводами авторов, которым не хватает ни сердца, ни ума, ни добросовестности, ни еще многого другого вместе и сразу. Естественно, наиболее рельефно отсутствие всех этих качеств выступает в переводе самого известного из них — С.Маршака: То, что тебя бранят, - не твой порок. Прекрасное обречено молве. Его не может очернить упрек -

Ворона в лучезарной синеве. Ты хороша, но хором клеветы Еще дороже ты оценена. Находит червь нежнейшие цветы, А ты невинна, как сама весна. Избегла ты засады юных дней Иль нападавший побежден был сам, Но чистотой и правдою своей Ты не замкнешь уста клеветникам. Без этой легкой тени на челе Одна бы ты царила на земле! Самое замечательное в этом переводе заключается в том, что первые четыре строки подлинника С.Маршак перевел лучше, точнее всех других переводчиков. Из его перевода этих строк яснее, точнее видно, что в подлиннике Шекспир воспроизводит, повторяет, цитирует чужую «брань», дает КОНКРЕТНЫЙ пример ее. И если после этого, несмотря на то, что ни в одной сроке подлинника на пол его персонажа нет никаких прямых указаний, С.Маршак делает персонажа этого сонета существом женского пола, то кроме бранных слов, никакие другие слова в его адрес не приходят в голову.

Успокаивает только то, что хотя в этом сонете Шекспира Р.Грин и его последователи, формировавшие в современном Шекспиру обществе заданное Грином отношение к нему, оказались увековечены, все следующие и нынешние поносители и извратители Шекспира неизбежно канут в небытие, когда нынешних читателей Шекспира сменят читатели, у которых уже достанет сердца и здравого ума, чтобы на деле Шекспира понять и полюбить.

ЧЕМ ЗАРАЖАЮТСЯ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТА 39 В.ШЕКСПИРА

Скажешь правду поздно — высмеют, скажешь рано — забросают камнями. Персидская пословица Естественно, сонет 39 В.Шекспира заражает его читателей тем же самым, чем был заражен сам

его автор: скромностью и осторожностью. В результате этой заразы, похоже, ни один из миллионов читателей этого сонета ни в одной стране мира не разразился хвалой Шекспиру за этот сонет, наверное, только вследствие опасения вызвать подозрения, что таким образом он сам напрашивается на такую же хвалу. Правда, это предположение не касается русских читателей этого сонета. Ведь в основном они знакомы только с переводом его, выполненным С.Маршаком: О, как тебе хвалу я воспою, Когда с тобой одно мы существо? Нельзя же славить красоту свою, Нельзя хвалить себя же самого. Затем-то мы и существуем врозь, Чтоб оценил я прелесть красоты И чтоб тебе услышать довелось Хвалу, которой стоишь только ты. Разлука тяжела нам, как недуг, Но временами одинокий путь Счастливейшим мечтам дает досуг И позволяет время обмануть. Разлука сердце делит пополам, Чтоб славить друга легче было нам.

А этот перевод далеко не точно передает смысл подлинника: O, how thy worth with manners may I sing, When thou art all the better part of me? What can mine own praise to mine own self bring? And what is 't but mine own when I praise thee? Even for this let us divided live, And our dear love lose name of single one, That by this separation I may give That due to thee which thou deservest alone. O absence, what a torment wouldst thou prove, Were it not thy sour leisure gave sweet leave To entertain the time with thoughts of love, Which time and thoughts so sweetly doth deceive, And that thou teachest how to make one twain, By praising him here who doth hence remain! Возможно, вызвана эта неточность тем, что во времена С.Маршака еще не существовало компьютеров. Иначе Word сразу же подчеркнул переводчику ключевое слово, находящееся в самом ключе сонета — «teachest». Хотя, еще Н.Гербель, который, наверное, даже не мечтал об условиях, в которых довелось творить С.Маршаку, все-таки это слово перевел:

Ты научаешь нас сливаться всех в одно, Хваля того, кому вдали жить суждено Впрочем, Н.Гербель тоже дал маху, почему-то переведя простенькое слово «one» словом «всех». В результате русские вовсе лишены возможности заразиться скромностью В.Шекспира и его осторожностью. Много ли они при этом потеряли, конечно, судить им самим. Но прежде, конечно, им надо понять, что до сих пор они чему-то так и не научились, и до сих пор не знают учителя, который этому чему-то учит. А ведь это что-то было «all the better part» самого Шекспира, а потому, наверное, иметь это что-то не помешало бы и многим русским. Тем более, что в наше-то время иметь это что-то уже вовсе не так опасно, как во времена Шекспира. Правда, вопреки приведенной в эпиграфе пословице, уже сейчас многим в мире это что-то почему-то кажется смешным. Но ведь есть и другая пословица: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним».

Поэтому только глубокий патриотизм автора этой заметки, его страстное желание, чтобы последними смеялись русские, а не над русскими, заставляет его вопреки его врожденной скромности подсказать своим соотечественникам следующее. Понять не только этот сонет, но и многие другие сонеты В.Шекспира можно, только поняв великую мысль А.Навои: «Кто настоящий человек, у того возлюбленным также должен быть настоящий человек». И во многих сонетах Шекспир пишет о своей любви не к какому-то конкретному человеку, а к человеку именно настоящему, а не «кажущемуся»: «Я не хочу того, что кажется» («Гамлет»). Многие сонеты, предшествующие сонету 70 показывают понимание Шекспира, что настоящий человек отличается пониманием вечной истины связи времен, взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия и бытия людей. И именно такое понимание является самой лучшей частью самого Шекспира: «В этом живут мудрость, красота и развитие» (Сонет 11).

Таким образом, и таким образом, Шекспир иносказательно сказал то, что до него говорили М.Халладж и И.Насими: «Я — истина!». Но сказал именно иносказательно с тем, чтобы не повторить страшную их участь. Именно эта истина (thou) учит (teachest) всех видеть воплощение ее в каждом другом человеке (to make one twain), и восхвалять (praising) того (him), кто на деле способен это увидеть, но увидеть кого наяву (who doth hence remain) и сегодня так же трудно, как и во времена Шекспира. А потому пора бы уже понять, что скромность, которую поныне демонстрируют многие читатели этого сонета, ныне уже становится совершенно неуместной, а страхи за свою шкуру в наше-то демократическое время совершенно необоснованными.

ЧЕМ ЧИТАТЕЛЯМ ДОРОГИ ОБМАННЫЕ ПЕРЕВОДЫ СОНЕТА 66 В.ШЕКСПИРА

Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман… А.С.Пушкин Все известные читателям этой заметки переводы сонета 66 В.Шекспира дороги им тем, что, читая их, все эти читатели чувствуют себя подобными или даже равными Шекспиру в восприятии окружающего их мира. Более того, немалое число таких читателей считает, что они могут даже «посоперничать» с Шекспиром в точности и выразительности описания мерзостей этого мира и своего этих мерзостей неприятия. Истинный же перевод этого сонета этих читателей этого удовольствия не только лишает, но и прямо показывает, насколько все они по сравнению с В.Шекспиром мелки, пусты и глупы.

Я смерть зову, ведет все, видеть чтоб Заслугу попрошайки с малых лет, Опасности набитый жизнью горб, Как самой чистой вере веры нет, И цеха опорочившего честь, Достоинство, не милое для всех, И совершенству низменную месть, Над силой колебанья тяжкий верх, Искусства помесь с косным языком, Ведет как глупость мастерство к тлену, Как Истина прослыла Простаком, Как держит зла Главарь добро в плену. От этого в могиле отдых лишь. Но ты, любовь, побег мне не простишь. Потому что, в отличие от Шекспира, никто из них даже намеком не может сказать о себе: «Я — Истина». А потому просто не может почувствовать то, о чем В.Шекспир на деле написал в этом сонете. Об отношения всех

подобных им людей к поэту и драматургу, в своих стихах и пьесах несущего им понимание истины связи времен и связанное с этим пониманием понимание, что истинно в общем есть человек. ЧЕСТЬ ПОНИМАНИЯ СОНЕТА 53 В.ШЕКСПИРА

Они любят, не зная причины, они ненавидят без основания. В.Шекспир Сонет 53 В.Шекспира — это загадка, способность или неспособность разгадать которую очень много говорит о людях. Впрочем, не так уж мало говорит о людях уже и их способность или неспособность увидеть, что этот сонет является загадкой.

What is your substance, whereof are you made, That millions of strange shadows on you tend? Since every one hath, every one, one shade, And you, but one, can every shadow lend. Describe Adonis, and the counterfeit Is poorly imitated after you; On Helen's cheek all art of beauty set, And you in Grecian tires are painted new: Speak of the spring and foison of the year; The one doth shadow of your beauty show, The other as your bounty doth appear; And you in every blessed shape we know. In all external grace you have some part, But you like none, none you for constant heart. Между прочим, загадочность этого текста проступает даже в извращенном переводе его, выполненном С.Маршаком: Какою ты стихией порожден? Все по одной отбрасывают тени, А за тобою вьется миллион Твоих теней, подобий, отражений. Вообразим Адониса портрет, - С тобой он схож, как слепок твой дешевый. Елене в древности дивился свет. Ты - древнего искусства образ новый.

Невинную весну и зрелый год Хранит твой облик, внутренний и внешний: Как время жатвы, полон ты щедрот, А видом день напоминаешь вешний. Все, что прекрасно, мы зовем твоим. Но с чем же сердце верное сравним? Честным людям, доросшим до понимания загадки этого сонета, извращенность этого перевода будет видна уже по написанию в нем слова «миллион» в единственном числе, хотя в тексте оригинала это слово написано во множественном числе. И дело тут не только в нюансах восприятия, но еще и в том, что понимание этой загадки как раз и выражается в способности указать точное число миллионов теней объекта этого сонета. После этого уже мелочью представляется отсутствие хотя бы приблизительного перевода С.Маршаком четвертой строки оригинала, подсказывающей, что частица этого объекта есть в каждом (every) человеке. Честным людям, знающим отгадку, извращенность этого перевода будет видна уже

по тому, что переводчик делает объектом сонета физическое лицо определенного пола. А между тем в тексте оригинала не только нет никаких указаний на пол этого объекта, но и вполне ясно указывается, что этот объект «like none — как бы, вроде ничто». При этом людям, сколько-нибудь сносно знающим английский язык, очевидно, что в первой строке ключа сонета его автор сказал совсем не то, что ему приписал переводчик: «Во всем прекрасном в этом мире есть твоя часть (твое присутствие)». А потому честные люди, которые на деле узнают, поймут и полюбят В.Шекспира, то есть люди, которые узнают, поймут и полюбят то, что знал, понимал и любил В.Шекспир, воспримут последнюю строку перевода не иначе, как прямой плевок в самое сердце Шекспира. Ведь словами «none you for constant heart — совсем не то ты для верного сердца» В.Шекспир написал именно о своем сердце, поскольку подобных ему сердец уже в мире больше не было и пока нет. Самое печальное здесь состоит в том, что в мире были и есть люди, которые отлично понимали и

понимают смысл этого сонета и других сонетов В.Шекспира. Именно эти люди применили и в этом сонете прием, использованный ими и в сонете 66, — вставили отсутствующую в текстах этого сонета изданий 1609 и 1640 гг. запятую после слов «none you» в последней строке английского текста. Поэтому и сегодня получается так, что понимают В.Шекспира только те, кто его ненавидят, ясно и точно понимая, почему они его ненавидят. А все остальные читатели В.Шекспира — просто «они». И чести нет ни у тех, ни у других. ЧТО В ГОЛОВАХ ЧИТАТЕЛЕЙ СОНЕТА 64 В.ШЕКСПИРА

Вообще-то, о том, что, в общем и целом, творится

в головах всех людей на нашей планете, хорошо сказал уже знаменитый соотечественник и современник В.Шекспира - Ф.Бэкон: "Никто еще не был столь тверд и крепок духом, чтобы предписать себе и осуществить совершенный отказ от обычных теорий и понятий и приложить затем заново к частностям очищенный и беспристрастный разум. А потому наш человеческий рассудок есть как бы месиво и хаос легковерия и случайностей, а также детских представлений, которые мы первоначально почерпнули". Короче, каша.

Но, естественно, кроме того посмотреть, что в голове у людей, можно и в каждом конкретном случае. В том числе и в случае приведенного ниже сонета 64 В.Шекспира.

When I have seen by Time's fell hand defaced

The rich proud cost of outworn buried age;

When sometime lofty towers I see down-razed

And brass eternal slave to mortal rage;

When I have seen the hungry ocean gain

Advantage on the kingdom of the shore,

And the firm soil win of the watery main,

Increasing store with loss and loss with store;

When I have seen such interchange of state,

Or state itself confounded to decay;

Ruin hath taught me thus to ruminate,

That Time will come and take my love away.

This thought is as a death, which cannot choose

But weep to have that which it fears to lose.

Для объективности, ниже приводится скопированный в библиотеке Мошкова подстрочник этого сонета, выполненный известным и превозносимым в определенных кругах «переводчиком» и «толкователем» сонетов В.Шекспира А.Шаракшанэ.

Когда я вижу, как обезображено беспощадной рукой Времени

то, что было богатством и гордостью изжитого и похороненного века;

когда я вижу порой, что сравнены с землей

величественные башни

и вечная бронза во власти смертельной стихии разрушения;

когда я вижу, как голодный океан

наступает на царство суши,

а твердая почва одерживает победу над водами,

увеличивая изобилие за счет потерь и потери за счет изобилия;

когда я вижу такие перемены в состоянии

или то, как высшее состояние приходит к краху, -

все это разрушение учит меня думать:

такое Время придет и заберет мою любовь.

Эта мысль подобна смерти, с ней остается только

рыдать о том, что имеешь, но боишься потерять.

Далее, естественно, следует поэтический перевод, выполненный автором же этого подстрочника.

Когда я вижу, как обезображен

Величья след, оставленный веками -

Как Время сокрушает, в диком раже,

И статуй медь, и гордых башен камень;

Как наступает океан голодный,

Одерживая верх над царством суши,

И как земля простор стесняет водный,

Убыток в прибыль обращая тут же;

Как Время, троны и державы руша,

Однажды торжествует и над ними, -

Невольно мысль мне проникает в душу,

Что Время и любовь мою отнимет.

Убийственная мысль! Мне остается

Рыдать о том, что потерять придется.

Сразу можно отметить, что по неизвестным автору этой заметки причинам ни один из переводчиков этого сонета на русский язык почему-то не смог точно передать смысл ключа сонета, вполне добросовестно переданного в подстрочнике А.Шаракшанэ: "рыдать о том, что имеешь, но БОИШЬСЯ потерять".

Для всех, кто способен тексты на русском языке не только читать, но и понимать, должно быть очевидно, что смысл слова "боишься" вовсе не предполагает должествование, неотвратимость, сквозящую как в приведенном переводе А.Шаракшанэ, так и в переводах других авторов.

И.Ивановский: Мысль эта - смерть, и больно повторять,

Что я владею, чтобы потерять.

С.Маршак: А это - смерть!.. Печален мой удел.

Каким я хрупким счастьем овладел!

А.Финкель: Страшна та мысль, и плачу от нее:

Зачем непрочно счастье так мое!

С.Степанов: Ужасна мысль, но выбор небогатый -

Лишь плакать остается над утратой.

Для объективности, хотя именно представленные выше переводы наиболее откровенно и выпукло подчеркивают то, о чем будет сказано дальше, можно показать, что со стоящей перед ними задачей все эти переводчики вполне могли бы справиться лучше.

Мой перевод: Мысль леденит, и страшно повторять,

О том, что я боюсь так потерять.

Таким образом, люди, скажем так, кашеголовость которых не зашкаливает за средний для

нормальных людей уровень, должны понять следующее.

В.Шекспир боится потерять любимого человека, который, как и любой другой человек, неизбежно уйдет из этого мира вследствие совершенно естественной причины - старости. "Время придет и заберет мою любовь". И боится именно того, что это прискорбное событие может произойди раньше, чем сам он по этой же причине отойдет в мир иной.

Естественно, любой нормальный человек может и должен сделать из сформулированного таким образом основания только один-единственный вывод: человек, которого любил В.Шекспир, должен был быть, как минимум, одного с В.Шекспиром возраста, или даже несколько старше В.Шекспира.

То есть уж тут и речи не может быть о том, что этим любимым человеком В.Шекспира мог быть какой-то молодой человек, сказками о любви В.Шекспира к которому некоторые "шекспироведы" и "переводчики" сонетов В.Шекспира уже не один век, и особенно

агрессивно в России именно с середины прошлого века, пудрят мозги тем читателям, которым эта процедура доставляет особенное удовольствие.

Люди же, у которых с головой все относительно в порядке, должны ясно и точно понимать, что адресатом сонета 64 В.Шекспира, и, как это показано в других моих заметках, некоторых других сонетов, является ни кто иной, как горячо любимая жена В.Шекспира - Анна Шекспир. Которая, кстати, была на несколько лет старше В.Шекспира.

И, соответственно, у всех тех, невзирая на их возраст, чины, звания и т.д., кто поныне твердит о некой нетрадиционной ориентации В.Шекспира, в определенной части голов даже не каша, а значительно более мерзкая субстанция.

И таких субъектов в России и мире – тьма тьмущая.

ЧТО НЕ СЛЫШАТ ЧИТАТЕЛИ СОНЕТА 23 В.ШЕКСПИРА

Это он говорит устами своих героев. И.В.Гете. Ко дню Шекспира Практически, кроме нескольких банальных афоризмов, никто из читателей произведений В.Шекспира, включая самого И.Гете, не может привести услышанных ими в этих произведениях слов самого Шекспира, сказанных им самим всем его читателям.. Самым показательным и доказательным примером всеобщей и полнейшей глухоты читателей произведений Шекспира являются, безусловно, его слова в пьесе «Как вам это понравится»: Позвольте Всю правду говорить – и постепенно Прочищу я желудок грязный мира, Пусть лишь мое лекарство он глотает. (Перевод Т.Щепкиной-Куперник)

Более того, этой способностью слышать Шекспира не могут похвастаться даже читатели его сонетов, где звучит Шекспира именно и только прямая речь. При этом из тех сонетов, которые автор успел самостоятельно перевести к этому времени, сонет 23 может считаться самым лучшим и веским доказательством выдвинутого читателям Шекспира обвинения. Сразу же нужно сказать, что это обвинение не касается читателей, знакомых с сонетами Шекспира только по их переводам, причем совершенно безразлично каких авторов. Во всех этих переводах русские читатели просто не могут обнаружить очень многих и очень важных, содержащихся в оригиналах сонетов слов Шекспира. Напрочь и наотрез не видят и не слышат русские переводчики подобных слов и в оригинале сонета 23. As an unperfect actor on the stage Who with his fear is put besides his part, Or some fierce thing replete with too much rage, Whose strength's abundance weakens his own heart.

So I, for fear of trust, forget to say The perfect ceremony of love's rite, And in mine own love's strength seem to decay, O'ercharged with burden of mine own love's might. O, let my books be then the eloquence And dumb presagers of my speaking breast, Who plead for love and look for recompense More than that tongue that more hath more express'd. O, learn to read what silent love hath writ: To hear with eyes belongs to love's fine wit. Указать на эти слова автор счел возможным своим собственным переводом, неказистость которого он видит и слышит сам. Просто, представляется, даже слабый в поэтическом отношении перевод воспринимается лучше, чем дословный подстрочник. Талантом как не блещущий актер Большой боится и серьезной роли, Зажегший как в себе страстей костер Себя доводит до сердечной боли, Так я, страшась неисполненья долга, Про суть любви сказать все забываю, И сила у любви мне кажется недолгой, Под мощью коей я изнемогаю.

Тогда пусть мои книги заменят Слова и мысли, что в груди живут, Они меня и защитят, и наградят, Любой язык по силе превзойдут. Учись читать, любовь что начертит, То слышит ум любви, на что она глядит. Таким образом, читатели оригинала этого сонета наотрез отказываются видеть и слышать такие важные слова, как «trust – долг», «my books – мои книги», «learn to read – учись читать» и другие. Сразу можно безапелляционно заявить, что слово «долг» исчезает из поля зрения читателей этого сонета с такой же стремительностью, с какой он вылетает из другого уха этих читателей, если в одно оно все-таки залетает. А между тем, содержание этого долга раскрывает сонет 26 и оба эти сонета вместе говорят о лекарстве, о котором Шекспир говорил в упомянутой выше пьесе. Среди читателей этого сонета, известно, было много знаменитых умных людей, некоторые из которых прямо-таки распинались в своей любви к Шекспиру. При этом некоторые из этих людей,

даже прочитав прямое указание автора этого сонета на то, что кроме сонетов им написано еще и много книг, все равно допускали, что у этих книг мог быть какой-то другой автор. Вообще, о маленьком и скромненьком слове «мои», точнее, о том, что можно расслышать в нем, можно написать целую книгу. Здесь же можно коснуться только двух обстоятельств. Сонет 23 – это фактически самый настоящий вопль Шекспира в пустыне его читателей. Шекспир не просто сказал, он на весь мир и на все времена прокричал, что никто из читателей его книг его не слышит. Но отсюда следует то, что просьба «учиться читать» обращена вовсе не к какому-то одному мифическому адресату этого сонета, но ко всем его читателям, которых, соответственно, всех В.Шекспир любил. И очень хочется верить, что все-таки наступит время, когда настоящие, видящие, слышащие, то есть не на словах, а на деле любящие читатели все-таки у В.Шекспира появятся.

Правда, естественно, это произойдет только тогда, когда новый гениальный Поэт и первый настоящий мудрец объяснит людям то, что В.Шекспир им объяснить «забыл» или не смог, - суть настоящей любви, когда любят, потому что понимают и прощают, вся и всех, без исключений и изъятий, то есть на деле любят жизнь.

ЧТО НЕКТО ПЕРЕБДЕЛИ В СОНЕТЕ 66 В.ШЕКСПИРА

Лучше перебдеть, чем не добдеть. Международная мудрость Наши «квасные патриоты», наверное, обидятся на автора этой заметки. Скорее всего, в подавляющем большинстве они считают вынесенное в эпиграф положение нашим национальным брендом, в основе которого лежит

знаменитое «Бди!» К.Пруткова. К сожалению, автор этой заметки не сможет представить им более убедительного доказательства, что вынесенное в заголовок положение в практике других народов мира применялось задолго до рождения их кумира, чем оригинал сонета 66 В.Шекспира. Хотя собственно оригинал можно и не приводить. Достаточно обратиться к той его редакции, которая с некоторых пор превалирует в печатных и электронных изданиях во всем мире: Tired with all these, for restful death I cry, As, to behold desert a beggar born, And needy nothing trimm'd in jollity, And purest faith unhappily forsworn, And guilded honour shamefully misplaced, And maiden virtue rudely strumpeted, And right perfection wrongfully disgraced, And strength by limping sway disabled, And art made tongue-tied by authority, And folly doctor-like controlling skill, And simple truth miscall'd simplicity, And captive good attending captain ill: Tired with all these, from these would I be gone,

Save that, to die, I leave my love alone. Главное в этих редакциях даже не то, что в одних из них отсутствуют имеющиеся в шекспировском тексте выделения некоторых слов, расположенных не в начале строки заглавными буквами, а в других подобных выделений оказывается значительно больше, чем их было в прижизненном издании шекспировских сонетов. Главное заключается в том, что в этих редакциях во второй строке сонета после слова «as» появилась запятая, которой никогда там не было ни в первом, ни во втором изданиях этих сонетов. Ее вообще никогда не было после «as» и быть не может ни в одном нормальном английском тексте, разве что в виде опечатки. В ряде своих предшествующих заметок автор уже показывал, что вляпать эту запятую в шекспировский текст могли только самые оголтелые негодяи, а не обратить и не обращать внимание на их подлость могут только полные и совершенные невежды. Для данной же заметки важно другое. Важно, что

этим, пока еще неизвестным, негодяям этого показалось недостаточно. Наверное, они испугались, что одной запятой после «as» будет мало для того, чтобы отбить у читателей их редакции оригинала желание подумать о значении следующего за этой запятой инфинитива «to behold». Скорее всего, они глубоко ошибались. Но как бы то ни было, наверное, вследствие этого их страха в их редакции текста сонета появилась еще одна инородная запятая перед инфинитивом «to die» в самой последней строке. Самым замечательным следствием этого их поступка явилось то, что их подлость от этого практически не увеличилась. А вот невежество людей, не замечающих ничего особенного в выделении в английском тексте инфинитива глагола запятыми, стало еще заметнее, выпуклее, откровеннее. Конечно, кто-то может назвать такую оценку миллионов читателей такой редакции сонета 66 бездоказательной. И, вообще-то, будет совершенно прав. Когда автор этой заметки увидел, что Гугл в ответ на его запрос - «to die»

- выложил 43 800 000 страниц, он сразу убедился, что стопроцентного доказательства того, что выделение инфинитива to die запятыми можно найти только в данной редакции сонета 66, он никогда в своей жизни ни даст. Впрочем, весь многотысячелетний мировой опыт дал и так уже достаточно доказательств, что и в 43 800 000 страниц ничего не увидит тот, кто не хочет видеть.