М. Москвина, Ю. Говорова. Ты, главное, пиши о любви

Ты, главное, пиши о любви

Москва2016

Марина МосквинаЮлия Говорова

Ты, главное,пиши о любви

Москва2016

УДК 82-6ББК 84 (2Рос=Рус)

М 82

Москвина М., Говорова Ю.Ты, главное, пиши о любви — Москва: Лайвбук, 2016. — 352 с.: ил.

ISBN 978-5-9907254-3-0«Ты, главное, пиши о любви» — роман в письмах, долгая тропка в лесу,

выложенная километрами писем, которые писали друг другу Марина Москвинаи ученица ее литературной студии Юлия Говорова. Шаг за шагом Марина ведет нас дорогой творчества, подсказывая, направляя и поддерживая молодого писателя.

Юлия уезжает из Москвы в деревню в Пушкинских Горах и устраивается на работу в зоопарк, где спасают животных, попавших «в переплет». Ее близкими друзьями стали гусь Хиддинк, лось Фагот, лис Василий, аист Самсон, но самое удивительное — она вырастила волчицу, которая приняла ее «в стаю». История большой дружбы между волком и человеком — легла в основу этой книги, наполненной поэзией уникального заповедника Михайловское, любовью к дому,к миру и всему живому на Земле.

УДК 82-6ББК 84 (2Рос=Рус)

На 1 стр. обложки фото Ю. Говоровой.На 4 стр. обложки фото С. Махотина и Е. Ивановой.

В оформлении книги использованы фотографии Ю. Говоровой, а также: Л. Тишкова (стр.: 45, 54, 61) и В. Ускова (стр.: 72, 94).

ISBN 978-5-9907254-3-0

© Марина Москвина, 2015© Юлия Говорова, 2015© «Издательство «Лайвбук», 2016

М 82

5

Предисловие

Марина — Юле Москва

Юлька, привет! Своими письмами ко мне, звериными фотографиями и дичайшим отшельничеством ты соору-дила космодром: пришла пора запускать в небо книгу — космическую ракету. Как говорил Антон Павлович: пока на Руси существуют леса, овраги, летние ночи, пока еще кричат кулики и плачут чибисы, не забудут ни Тургенева, ни Толстого, ни, я добавлю от себя, Юлю Говорову.

И хотя проницательному взгляду ясно, что ты болот-ная кикимора, я толкаю тебя под локоть, как черт монаха: попробуем собрать твои ко мне письма? Прямо в первоз-данном виде? Можешь ты только собрать их — и прислать мне?

Юля — Марине Пушкинские Горы

Дорогая, любимая Марина, письма я давно потихоньку собираю. Об Ирме, о Гамме, о Моне, о гусях. Постараюсь собрать их и прислать, не раздирая.

А у нас сейчас дожди, дожди, дожди. Засыпаем под дождь, просыпаемся от дождя, он стучит по окну, еще в окна стучат синицы. Попугаи слушают дождь и смотрят на


6

птиц в окно. Грязный и мокрый волк, грязный (из-за мо-крой земли) лис Вася. Грязный гусь.

Повсюду мокрые понурые листья. Только кленовый — оптимист.

Любим вас — из осенних луж и дождей, среди раскис-ших полей, но с не поникшими цветами.

Марина — Юле

Начнем с того письма, где Виктор Тоска говорит Вес-ли Джексону: «Ты, главное, пиши о любви…» Вот он —узелок, первый крендель, завиток, из которого Вселенная вырастает. Тут очень главное должно быть. В общем, тра-гическое что-то. А дальше — как Бетховен Людвиг ван — взрывает все, взмывает к небесам, особенно в кульминации: подъем и накал, край бездны, дальше только просветле-ние…

Так и у тебя: вступление — зима.

Юля — Марине

Сегодня не до работы!У Вероники с Андреем выходила замуж старшая дочка.

Вам, Марин, знакомо это волнение. Когда ехали во Псков в новеньких костюмах и юбках, они вдруг оказались такими взволнованными и беззащитными, мои друзья, что я даже всплакнула, как тенор в «Днях Турбиных» (и вечером, раз-умеется, выпила, как Мышлаевский).


7

Из-за хлопот со свадьбой — я на весь зоопарк одна. Вот и в день свадьбы — проводила утром Андрея и Веронику в Псков, и за совок с метлой!

А моя мамочка, по-моему, расстроилась, когда я ей рассказала. Наверно, надеялась тоже на мою свадьбу. Но все-таки для меня Ирма и Вася, и Хиддинк, и птицы,и небо, поля и деревья — пока что вариант…


Ладно, со свадьбой я тебя не тороплю, а вот с книгой тя-нуть не стоит. Как старый друг тебе советую, как старший брат: не жди, когда на тебя обрушится изобилие времени, и ты засядешь, и что-то там свершишь.

Поторапливайся, если не хочешь, чтоб твоя проза мхом поросла!

Я и сама бы ринулась, очертя голову… в Крым, устрои-лась в тени под кипарисом и написала б, наконец, роман, который в третий раз приходится откладывать на всем скаку — то из-за катастрофического таяния льдов Аркти-ки, то из-за небывалого приближения Луны. Теперь меня снесло лавиной твоих писем.


Дорогая, любимая Марина! Сижу с попугаями, разби-раю завалы собственных писем. В деревне все время вы-рубают электричество. А у меня тут такие лабиринты, что правильную и гармоничную картину этого мира и не знаю,


8

удастся ли воссоздать? Вот основной блок сейчас нашлав компе. Письма первых лет (где-то около полутора лет из трех) затерялись. Но основные — здесь. С вашими со-храненными ответами. Я, конечно, хранила переписку, ноу меня несколько раз «сгорало» все, и я восстанавливала по разным файлам.

У нас как-то вдруг зима, метель и снег, жесткий ве-тер. Снег лег ненадолго, это понятно, но его приход был суров. Лицо секло и резало метелью. Хорошо, что успела Ирму утеплить, и Васю. Сегодня разнесла по те-плым домам всех аистов. Начали спасательные рабо-ты. Потихонечку собираем всех в отапливаемые южныекрая.


Это что, надо снизу вверх читать???Вверх ногами?


Да, все движется от сегодняшнего дня к прошлому!Распутываю года и времена года, перебрала старые

письма, что нашла. Ничего не убирала, но от некоторых остались кусочки, я раскидываю их и приткну потом ккаким-нибудь другим, совпадающим по времени года письмам.

Теперь разбираю животных и птиц: фазанов, гусей, пав-линов, страусов.


9


Ладно, доделывай, и присылай все.Только не увязай в мыслях, чувствах, «работе». Пись-

ма — в отличие от столбовой прозы — материал неверный и летучий. Они погаснут от сушки, выжимки и утруски. Не усердствуй!


Марин, уже около двухсот страниц. Единственное, чтоя потом добавлю, это вышлю вам кусочки своих чернови-ков, по безалаберности они от писем не отличаются, а ка-кое-то хорошее и ценное содержимое в них есть: про Алю, про деревенских, они для меня тоже все живые, гармонич-ные, я не разделяю их с природой и животным миром.

Конечно, в письмах есть недостатки. Мне все-таки важ-но их подчистить. Ну, как не подчистить-то? Вы бы и сами не дали ничего, не подчистив. Это ж святое дело — под-чистить. Одно дело — пишешь конкретному человеку, но читать-то будет весь мир!


Да кто тебе сказал, что из этого что-то выгорит?!Просят тебя — собрать ВСЕ ПИСЬМА в том виде, в ка-

ком они уже есть — специально не выстраивая, не отби-рая, никаких вводных тем и дополнительной информации, письма, как они есть — пять пудов писем! Заведи файл


10

и сбрось. Будет и хронология, и все, чем ты там дышишь и живешь!


Марин, шлю блок деревенских писем, которые близки моей жизни сейчас, и, надеюсь, органично войдут к жи-вотным. По заброшенности, уединенности, гармонии. То, что мне дорого, из того, что было у меня до погружения в животных. Это мои родные — Аля, тетя Маша и Алексей. Мои деревенские знакомые, мои соседи.

Единственный, кого я бы хотела избежать, — это Пушкин.

Я хочу пройти это по касательной, просто, да, недалеко заповедник, ну и все, без всех этих выяснений, объясне-ний. Да, рядом когда-то жил Пушкин, ну и что. Там, где он возникнет, там возникнет. А специально его притягивать за уши не хочу.

Сейчас на подходе письма про птиц (павлинов, фаза-нов, кур).

У нас темнота ноябрьская. Привезли ослицу молодень-кую, назвали Фрося (когда услышали ее голос — в честь Фроси Бурлаковой).


Фрося! Чем тебе не угодил Пушкин? Почему ты сбра-сываешь его с нашего утлого челна — вместо того, чтобы консультироваться у него по литературным вопросам?


11

Присланный тобой блок разительно отличается от жан-ра «писем» — даже твоих. Это у тебя, возвышенно говоря, новеллы. Играются на рояле.

А мы в данном случае свистим на свирели. Перепис-ка — понимаешь? Повесть в письмах. Тут «Стейнвей» не проканает. А ты уже сработала — и уединенность, и забро-шенность, и гармонию…

Если органично вплетается в письмо какой-то сюже-тец — вплети. Или честно присылай рассказ во «вло-жении». Чтобы чуть чего — мы могли его сбросить и облегчить корзину монгольфьера.


Марин, вы сказали присылать все, я и прислала.У меня еще остались кусочки из моих дневников — про

птиц, про лосей и попугаев. Я вам их пришлю и, навер-но, еще Хиддинка. И все. У меня больше никаких писемнет.

Вы извините, если что не так.Я как-то совсем от всего уже отвыкла: только с живот-

ными, и потом в поле, и в лесу…У нас сумрак, листва, дороги. Темный замшелый лес,

озера. Полегшая мокрая трава.


Хватит канителить!!!


12


Хорошо, Марин, уложусь в ТРИ ДНЯ. И на живую нит-ку пришлю этот свиток.

Кусочки про птиц постараюсь расставить среди писем. Что мы вообще даем, помимо писем? Это пишете вы? Мне что-то, кроме писем, надо написать? Что? Свои письмая расставлю, ваши, Марин, выделю и поставлю ориентиро-вочно, потому что вообще ни черта не помню свои даты, а вы все-таки помните свои и подкорректируете нас в общем потоке. Я кидаю почти что все — с наметками чисел и вре-мен года, чтобы сложилось впечатление. Но у меня очень плохо с 2009 и 2010 годом (а до этого и вообще ничего нет). И более-менее цельно 2011 и 2012 с большими провиса-ниями.

Я прямо встревожилась вся, как Ирма, которая про-шлой весной инстинктивно готовилась к щенкам, я ей на-била сеном логово, все было чистенько, и по углам — от блох — положила ей веточки полыни. Ирма так волнова-лась (хотя беременность была ложной), что даже не ходила шесть дней гулять и все ЖДАЛА.

И вот я тоже.Волнуюсь, и тянет в свое логово.

P.S. Марин, я, конечно, баран: когда вы уплыли наСеверный полюс, в каком году? Ловлю время событий раз-ных. Не помню ни фига.


13


Прости, Юль, не сразу тебе отвечаю.Как старый вегетарианец решила полакомиться колба-

сой, приобрела два вида — вареную и копченую, и обе ока-зались лежалые, с душком. Притом я ухитрилась купить в стельку тухлые яйца, и каждое утро — на протяжении недели — они приветливо встречали нас на кухне креп-ким запахом сероводорода. Теперь, полуживая, валяюсьс отравлением, что вновь меня укрепило в солнечной ве-гетарианской позиции, но выбило из рабочей колеи. Как продвигается наш проект?


Sms: нет светаработаю на аккумуляторахпри свечке нупросто аринародионовнаобледенеловсе. Надеюсь вмоскву добраться в понедельник


Пока не было света, ходили с Ирмой в поля. Четвертая зима с волком, а я не устаю любоваться. Даже подумала,


знаете, как закончить свое последнее письмо: выпал снег, мы гуляли с Ирмой, волк счастлив, значит, жизнь моя удалась.

Черт, все даты плывут и месяцы. А у вас с числами стро-го, вы их сохранили, и я под вас подстроюсь.


Экая у нас предполагается напыщенная концовка!И с чего ты взяла, что я храню числа? Да еще «строго»?

Не заморачивайся числами, Время — это всего лишь по-нятие, умонастроение, его существование невозможно об-наружить. Оно неосязаемо, эфемерно. Это не конкретная вещь, но игра, иллюзия, — придумывай, импровизируй. Правды я от тебя вообще не требую. Но хочу вдохновитьи устрашить: если мы и впредь будем тянуть кота за хвост…


Марин, а чего страшиться-то, когда перед нами только Млечный путь?

Вот у нас сейчас метели, а у вас?Все заснеженные, и снег все метет, метет, метет.Когда есть камин, и за окном метель, и, когда она стих-

нет, будут звезды...Главное, чтобы мы все здоровы были…


…И жили вечно.

Сосне учись у сосны, бамбуку учись у бамбука. Забудь о своеволии. Когда человек проникает внутрь вещи, она открывается ему до самой малости, порождая чувство, которое тут же становится строфой.

Басё

2006 год. ОСЕНЬ — НАЧАЛО ЗИМЫ


16

20 ноябряЮля — Марине

Марина! Вы просили прислать цитаты для интервью.Берегите себя и друг друга.Юля.

«Весли Джексон — Виктору Тоска:— Кто я такой, чтобы писать? Имею ли я право на это?

Хочу ли я быть писателем? Хочу ли отличаться от дру-гих, и видеть вещи по-своему, и запоминать то, что вижу,и писать обо всем без конца? И как это выйдет у меня: по-серьезному, или я только смешное буду видеть во всем?

— Ты, главное, пиши о любви, — сказал Виктор. — Любовь — это единственная стоящая вещь. Повторяй без конца: «Люблю». Расскажи им, Джексон, ради бога, о любви. Ни о чем другом не говори. Это единственное, о чем стоит рассказывать. Все на свете — ничто, только и есть, что любовь. Так расскажи им о ней!..»

22 декабряМарина — Юле

Юленьк! О зимнем солнцестоянии, конечно, помню. Когда-то бабушка Фаина, мама Люси, говорила: если пере-живу солнцеворот — буду жить дальше, дело пойдет на весну.

Она умерла ровным счетом 21 декабря. И, как это ни удивительно, нашей с тобой Люси не стало на рассве-те этого же самого дня — начала солнцестояния. Так что

2006 год. Осень-начало зимы

17

прибывшая ко мне на помощь с Украины девушка ЛЮСЯ, у которой дочка МАРИНА, а у той — дочка ЛЮСЯ... — пробыла с нами всю нашу последнюю ночь — вместе.

Теперь нашей Люсе должно быть легко и свободно.Завтра мы с ней прощаемся. Я приглашаю тебя в 14.30

в маленький уютный ресторанчик на Каширском шоссе за кинотеатром «Мечта», вход справа — на втором этаже.

Потеряешься — позвони.Обнимаю!Марина.

26 декабряЮля — Марине

Дорогая моя Марина. У меня есть фотография Люси. Эту фотографию Люся торжественно преподнесла мне, вручила в тот день, когда мы ходили вместе на вечер Виз-бора. Они сидят там втроем с космонавтом Иванченко-вым, мама с сигаретой, Визбор с гитарой, все так, каки должно быть. Вроде все всегда пишут «на память», когда дарят фотографию, но здесь и сейчас эта надпись, сделан-ная прошедшим летом в июле, для меня очень важна:

«На память Юличке о Люсе, Юре Визборе и космонавте Иванченкове».

Так эти дорогие мне люди, включая космонавта Иван-ченкова, остались со мной на маленькой фотографии, врученной мне в Александровском саду, когда все цвело, цветы в корзинках висели на фонарях, и мы гуляли вдоль цветников, сидели на лавочке напротив нашего факульте-та. И Люся рассказывала мне в том числе, как Марина чуть


было не провалилась на вступительных экзаменах, гордо отказавшись от пятерки, потому что не захотела ее полу-чить из рук не понравившегося ей преподавателя.

Я всегда этим дорожила.И когда вы познакомили меня с Юрой Ананьевым, дрес-

сировщиком медведей, и Юра — да, он блаженствовал, когда рассказывал о вас. Я чувствовала, как он вас любит, когда он водил меня по Уголку Дурова, где вы показывалив экскурсии говорящего ворона, и тот ругался как извоз-чик, и где вы пили портвейн под грушей. Он буквально вернулся тогда в то время!

А когда мы ехали с семинара, и вы показали мне, где раньше стоял ваш дом в Черемушках, — я почувствовала, Марин, что подсела, ухватилась за борт мусоровоза, кото-рый проезжал ночью мимо живого того дома в конце ро-мана «Гений безответной любви», и чем наполнен живой этот дом в Люсиной повести.

Моя дорогая Марина! Берегите себя.Мама читает Тилю Юрия Коваля.Мама и пес у меня читают хорошую литературу.

Ваша Юля.

Объем прозы зависит от глубины первого вздоха.

Юрий Коваль

2007 год. ЗИМА


20

2 января МоскваЮля — Марине

Милое дело, Марин, дня три побыть в Москве, посмо-треть на витрины и огни, а я уж хочу темноты и звезд. Одиночества, но не городского, а как Марик наш ворони-ческий хорошо сказал: городские огни вторгаются в тебя без приглашения, а огни друзей издалека в соседней дерев-не приглашают.

Хочется тишины и печки.Вы понимаете, что там другая тишина?

3 января МоскваМарина — Юле

У нас был тихий-тихий Новый год. И был бы еще тише, если бы Лёня, решив нас немного развеселить, не нарядил-ся цыганом, не взял мою гитару и не стал играть.

Я говорю:— Не колоти по струнам, а то расстроишь.— А то тебе пять лет назад кто-то настроил, — ответил

он, — и ты не знаешь, будет ли оказия в ближайшее время?— Двадцать пять лет назад мне ее настроил Визбор, —

сказала я грустно.— Хорошо, что не Высоцкий, — вздохнул Лёня.


Почему-то вспомнила: когда копали картошку, многие выставили во дворы «буржуйки», варили на них картош-

2007 год. Зима

21

ку молодую (ненужную мелкую) коровам, курам. Почти в каждом дворе, в саду или, вообще, у входной калит-ки — горит печка. Тут же воду грели на печке в ведрах для коров.

И вот идешь вечером по деревне, — везде огни, если дверцы у печек открыты, и дым из низеньких прокопчен-ных труб. О садовых печках кто заботится?

Я это запомнила в одну из осеней, когда уже холодно,печки светятся огнем и углями в темноте, пахнет кар-тошкой, иногда слышно, как выплескивается, кипя, из чугунка вода на печку.

Нашла открытку Михайловского за 1983 год.Время года — октябрь.Фамилия фотографа — Листопадов.


Рано утром к нам на балкон сел сокол.Лёня разбудил меня, мы сидели на кровати и смотрели

на него.А он — на нас.


Моя дорогая Марина. Вот я приеду в деревню к Але, буду носить ей воду, а уеду, и она опять один на один ссобой, как каждый, и будет на воду топить снег.


22

Я выставлю вам все целебные бальзамы, наварю хвои, насушу зверобоя и душицы, Але принесу воды, вы только будьте здоровы и берегите себя.

У меня так многих родственников уже нет, что ониу меня все в памяти.

И вы уж, Марина с Лёней, здесь держитесь.


Какого человека я встретила сегодня в метро — уголь-но-черного в цилиндре! Белая накрахмаленная рубашка, на шее бант, начищенные до зеркального блеска ботинки, выутюженные брюки.

Чернокожий кудесник прошел по вагону летящейпоходкой, изящно опираясь на трость-зонт, хотя на дво-ре январь! Один бухой пассажир не смог скрыть своеговосторга, вскочил и с криком: «Ой, турки завоеванные!!!» —стал трясти его руку.

Видела бы ты ослепительную улыбку, которой тот его одарил…


Получила твои рассказы и бессмертники.Ты хочешь, чтобы мы двигались к бессмертию?Сделаем!


23


Марина, завтра уже февраль. Помимо просто призна-ния этого космического события, я напоминаю, что вы говорили — хорошо бы взять в издательстве «Шамаек» Юрия Коваля с вашим предисловием. Правильно? Я зайдук ним и принесу, да? (Читай «Банановую хижину» — об отношениях Басё с его учениками!)

1 февраля МоскваЮля — Марине

Слушайте, Марина, ночами у меня дома раскрывают-ся сосновые и еловые шишки. Вот именно почему-то но-чью. Стоит такой треск! Они раскрываются очень краси-во. Со скрипом. Как коростели. Они похожи на коросте-лей, потому что коростели тоже всегда в траве, они нелетают.

Коростеля никогда не видно, хотя он кричит у нас вдоль Сороти. Алексей называет его еще «дергач». И шишки — коростели.

Еще они скрипят как лягушки, если раскрывается сразу несколько. Смола у них шоколадная с синевой. Мне кажет-ся, что это шишки секвойи. Или сосны лучистой. Там три сосны были рядом.

Есть звучащие чаши, и есть поющие шишки. Они рас-пускаются как розы. Считайте, что я вам подарила букет сосновых роз.


24

5 февраля МоскваМарина — Юле

Спасибо за шишки, за стихи, за коростеля.Хлещу хвойные бальзамы.Так что — полное спокойствие и растворение в свете.

8 февраля БугровоЮля — Марине

Привет, Марин! Приехала в деревню. Слушаю музыку.Вообще-то жизнь здесь у каждого замкнутая и уединен-ная. Не в смысле закрытости от мира, а в естественности пребывания с собой. Вначале какие-то заботы по дому, шорохи. Но — затопил печку, принес воды, переноче-вал первый раз, вышел утром, — глядишь, и наладилась гармония.

Я вам говорила, что чувствую свое предназначениеи назначение в этом месте, причем поняла это с первого своего появления здесь — в двенадцать лет. Ясно, четко и просто, второй раз приехала уже в двадцать один год —и все случилось.

По уговору, за проживание на усадьбе (о чем и мечтать не могла) должна была подметать дорожки, собирать ско-шенную траву и чистить ряску в прудах уединения.

Каждый день я выходила с граблями в сад, потом к пру-ду и собирала скошенную траву и ряску. Пасся на лугу Гер-ман. Повсюду сопровождал меня пес Диван.

А напарником моим был садовник, молчаливый моло-дой человек. Он косил, я за ним убирала сено, — полдня! —


25

и он молчал. Красивый, высокий, черноглазый. Я не вы-держала и спросила имя. Хотя бы имя.

Он помолчал еще немного, отложил косу и ответил:— Одиссей.(Как потом выяснилось, Одиссей — чемпион Пушкино-

горского района по шахматам!)

11 февраля БугровоЮля — Марине

Зашла к Алексею. Его мама Нина Алексеевна всегда меня ждет.

Мы с Алексеем много бродили, и в этот раз он показал мне горы, что скрыты в лесу. Когда Алексей говорит — он передает мне то, что должно быть передано, продолжено и запомнено. И это, вы знаете, я всегда чувствую рядом с вами.

Мы видели лисьи норы и вообще очень много следов лисы, зайцев, белок, мышей-полевок. Я гуляла по следам зайцев, сворачивая и останавливаясь, где они.

Потом с заячьей тропы переходила на лисью, шла по следам, а потом и лису увидела вдалеке. Она только мельк-нула. Черно-бурая. А рыжих, мне Алексей говорит, — зовут огнёвки. След у лисы, как строчка швейной машинки, ров-ненько в одну линию. А так во всем лесу только я и зайцы.

Ко мне забегала полевка ночью, я вам писала. Она шур-шала на «кухне», в ящике. Я вспомнила рассказ Коваля. Как же я этой мышки испугалась, как вслушивалась на-пряженно в тишину, в ветер на крыше, в окнах.

Приходил заяц ночью. Рядом со мною ходили снегири.Или я рядом с ними и за ними.

М. Москвина, Ю. Говорова. Ты, главное, пиши о любви

Documents