ЯЗЫК ГОРОДА - biysk.ru · 2013. 3. 14. · немецком языке, ученые...

Министерство образования и наука РФ Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования «Алтайская государственная академия образования имени В. М. Шукшина»

Кафедра русского языка

ЯЗЫК ГОРОДА

Материалы II Международной научно-практической конференции

(Бийск, 15 – 16 октября 2009 г.)

Бийск ГОУВПО «АГАО» 2010

ББК 81+83 Я 41

Печатается по решению редакционно-издательского совета

Алтайская государственная академия образования имени В. М. Шукшина

Ответственный редактор: кандидат филологических наук, доцент Н.И. Доронина (г. Бийск) Редколлегия: доктор филол. наук, профессор М.Г. Шкуропацкая (г. Бийск); кандидат филол. наук, доцент А.И. Акимова (г. Бийск)

Я 41 Язык города [Текст]: материалы Международной научно-практической конференции (15 – 16 октября 2009 г.) / ГОУВПО «АГАО». – Бийск: ГОУВПО «АГАО», 2010. – 170 с. – ISBN 978-5-85127-628-6

Материалы конференции содержат статьи, отражающие различные аспекты изучения языка города.

Для специалистов разных областей гуманитарного знания. ISBN 978-5-85127-628-6

© Алтайская государственная академия образования имени В. М. Шукшина, 2010.

СОДЕРЖАНИЕ

3


РАЗДЕЛ 1. ЯЗЫК ГОРОДА КАК СИСТЕМА

Блазнова Н.А. Опыт проведения диалектологической практики по изучению языка города Бийска ............................................................... 6

Горшкова Н.Э. Структура и место языка города в системе национального языка (на примере берлинского городского языка) ..... 9

Лиеде Су Не Особенности русской разговорной речи в языке иммигрантов (на материале наблюдений над речью русскоязычной диаспоры г. Атланты (США) ................................................................ 15

Третьякова В.С. Системообразующие факторы речевого общения ................................................................................................. 24

Шарифуллин Б.Я. Коммуникативное пространство города: речевые события и речевые жанры..................................................................... 31

РАЗДЕЛ 2. ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО ПРОСТРАНСТВА МАЛЫХ НАСЕЛЕННЫХ ПУНКТОВ

Базылев В.Н. Запахи уездного города (из семиотических комментариев к гоголевскому «Ревизору»).......................................... 39

Байрамова Т.Ф. К вопросу о степени употребительности диалектной лексики в речи горожан .................................................... 44

Белогородцева Е.В., Бачурина О. Функции студенческого жаргона ................................................................................................ 47

РАЗДЕЛ 3. РЕГИОНАЛЬНАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ И ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ

ГОРОЖАНИНА Дуреко Е.Ю. Мифологема «Екатеринбург – третья столица» в

средствах массовой информации Екатеринбурга ................................. 52 Королева Н.А. Ассоциативно-образное содержание концепта,

реализуемого топонимом (на примере топонимов Центрального района города Волгограда)................................................................... 56

Мачульская С.А. Жаргон школьников г. Петрозаводска в контексте современной социоречевой ситуации ................................................... 60

Мигунова И.Л. Потенциальность, окказиональность и их ономастическая реализация .................................................................. 64

Николаева Н.Г. Оренбургский охотник как языковая личность в «Записках ружейного охотника Оренбургской губернии» С.Т. Аксакова ........................................................................................ 68

Цепелева Н.В. Изучение слов-синонимов с опорой на языковое сознание носителей русского языка (на материале синонимов «хлопотливый – хлопотный – маетный») ............................................ 72

4

Шляхтина Е.В. Понятие «вербальная агрессия» в русской лингвокультуре...................................................................................... 75

РАЗДЕЛ 4. ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ИЗУЧЕНИЯ ЯЗЫКА ГОРОДА

Ивашова Н. М. Репрезентация сведений о переименованиях в словарях урбанонимов .......................................................................... 79

РАЗДЕЛ 5. ГОРОДСКОЙ ТЕКСТ Барыкова М.И. Противопоставление в текстах городской

рекламы ................................................................................................. 84 Битаева А.Б. Приемы суггестии в рекламном тексте (на материале

рекламы г. Бийска) ................................................................................ 87 Данилова В.А. Прозаический шванк в городской литературе

Германии эпохи позднего средневековья ............................................ 90 Денисова Э.С., Василенко Е.А. Активные способы образования

новых слов (на материале языка наружной рекламы г. Кемерово) ...... 95 Исакова А.А. Лексикографический аспект изучения рекламы

города .................................................................................................... 99 Медведев С.В. Поздравление в контексте деловых отношений .... 104 Соловых О.А., Шкуропацкая М.Г. Использование графических

средств в заголовках рекламных текстов........................................... 107 Тамбулатова Н.С., Трофимова У.М., Усольцева И.В. Языковая игра

в жанрах естественной письменной речи ........................................... 113 Шестакова О.В. Структурные особенности текста

радиорекламы...................................................................................... 117 РАЗДЕЛ 6. ГОРОДСКОЙ ОНОМАСТИКОН

Акимова Т.П. Коннотации астионима «Москва» в эпистолярном тексте ................................................................................................... 121

Евсеева И.В., Нуриева Д.А. Названия кафе, баров, ресторанов г. Лесосибирска ................................................................................... 127

Катермина В.В. Имя как национальный и социальный знак........ 132 Позднякова Е.Ю. Порейонимы в языковом пространстве города (на

примере неофициальных названий автомобилей) .............................. 135 Шишина М.И. Функционирование официальных и неофициальных

названий остановок транспорта в пределах городского пространства........................................................................................ 141

Шишкина Т.А. Вариативность неофициальной топонимии г. Новосибирска ...................................................................................... 143

РАЗДЕЛ 7. В.М. ШУКШИН В КОНТЕКСТЕ ЭПОХИ Жукова Т.В. Формы проявления агрессии в рассказах В.М.

Шукшина ............................................................................................. 151


5

Поклонова М.М., Егорова Т.И. Функционирование фразеологических единиц в произведениях В.М. Шукшина............. 155

Романенко Л.Б. Роль экспрессивно-эмоциональной окраски глагольных форм в произведениях В.М. Шукшина .......................... 158

Труфанова М.Ю. Ономастическая лексика как носитель лингвокультурологической информации (на примере произведений В.М.Шукшина) .................................................................................... 162 СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ ............................................................ 167

6


Н.А. Блазнова Алтайская государственная академия образования

имени В. М. Шукшина, г. Бийск, Россия

ОПЫТ ПРОВЕДЕНИЯ ДИАЛЕКТОЛОГИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ЯЗЫКА ГОРОДА БИЙСКА

При изучении факторов, формирующих языковую личность, одним из интереснейших аспектов исследования является рассмотрение вопроса влияния городского образа жизни на мировоззрение и быт человека. Раз-говорная речь – источник получения информации о языковых особенно-стях той или иной урбанизированной системы. Нужно отметить, что дос-тижения лингвистики в области изучения письменных текстов огромны и продуктивны. Однако разговорная речь изучена не столь многогранно [1]. Некоторые лингвисты разговорную речь сравнивают с несформиро-ванной детской речью и изучают РР не как самостоятельный дискурс, а в сопоставлении с речью детей, постигающих язык [2].

В данной статье отражен опыт разработки и проведения диалектоло-гической практики для изучения речи жителей г. Бийска на материале устных текстов. Цель работы заключается в выявлении особенностей ре-чевой сферы бытования города Бийска.

В задачи диалектологической практики входит сбор материала в виде аудиозаписей речи горожан, которая оценивается в культурно-историческом аспекте бытования жителей города Бийска, а также с точки зрения сугубо языковых параметров: фонетических, лексических, синтак-сических и просодических особенностей.

Реципиенту может быть предложена анкета со списком вопросов, на которые необходимо ответить. Таким образом, можно получить как кар-тину языковых особенностей речи горожан, так и оценить мировоззрен-ческие ориентиры жителей города Бийска.

Для успешного проведения беседы необходимо четкое представлять ее цель, а в ходе разговора важно выражать заинтересованность в том, что говорит информант. В заключение беседы нужно поблагодарить ин-форманта, дать ему понять, что встреча была интересной и плодотвор-ной.

Предлагаемая анкета может включать следующие аспекты изучения: образовательный (Расскажите о своем отношении к изучению русского языка в школе? Что для Вас было сложным в курсе образовательной школы? Почувствовали ли Вы в течение жизни, профессиональной дея-


7

тельности результаты изучения Вами родного языка?); ценностный (Ва-ши жизненные ценности. Можете ли вы привести несколько правил от-ношения к людям, к себе или к работе, которые часто вам внушали роди-тели, либо вы внушаете своим детям); динамический (Заметили ли Вы ка-кие-либо перемены в языке за последние годы? В своей собственной ре-чи?).

Важным в получении необходимой информации является единооб-разное оформление, передача на письме разговорных текстов. Предлага-ем следующий вариант. Материал основан на [3].

Паспорт текста. 1. Заголовок текста дается по его первой реплике. 2. Под заголовком, если возможно, дается краткое описание ситуации.

Например: Разговор родственников (А. – свояченица Б) в домашней об-становке, у телевизора.

3. Сведения об участниках разговора (пол, возраст, род занятий, обра-зование, характер взаимоотношений, место и время записи). Каждый уча-стник разговора обозначается прописной буквой русского алфавита (ис-пользуются либо начальные буквы русского алфавита, либо первые бук-вы реальных мен говорящих: М. – Маша, С. – Сергей). Например: А. – домашняя хозяйка, 24 года; отец – рабочий, мать – воспитатель детского сада. Б. – маляр со средним специальным образованием, 26 лет. Родители – рабочие.

4. Комментирование текста. Комментируются (по мере возможно-сти) лексические единицы, значение которых не проясняется контекстом; диалектно-просторечные и жаргонные слова, аббревиатуры, местные гео-графические названия и названия культурных реалий. В тесте комменти-руемое слово обозначается цифровым знаком сноски, комментарии при-водятся в обозначенной последовательности после этого текста.

5. Основные правила передачи устного текста. Для передачи устной речи на письме используется действующая графика (включая букву ё) и литературная орфография. Буквой h обозначается фрикативный соглас-ный, произносимый на месте орфографического г в некоторых словах: господи [hосподи], ага [аhа], угу [уhу].

При фонетическом расхождении разговорного факта с нормативным литературным традиционная запись сопровождается последующей пере-дачей этого факта средствами русской графики в квадратных скобках. Например: А. - А он говорит [грит] / сейчас [щас] приду // погоди //

Более существенные деформации или параллели литературного факта отражаются графически непосредственно в тексте. Например: Б. – Так / это можешь сюда ложить //.

8

6. При интонационно-ритмическом членении речи основными явля-ются знаки / (малая пауза) и // (большая пауза), после которых изложение продолжается со строчной буквы, используется ремарка (Пауза).

7. Из знаков традиционной пунктуации используются: а) точка, во-просительный знак и восклицательный знак – для указания на цель вы-сказывания. После этих знаков текст продолжается с прописной буквы; б) многоточие – для указания на интонацию недосказанности, сомнения, раздумья, поиска слова, колебания и т.п.

8. Каждая реплика дается с новой строки. Пространная реплика (мно-гочисленный фрагмент диалога и полилога) может быть разбита на абза-цы, отражающие тематико-смысловое членение фрагмента.

9. Чужая речь и автоцитирование в составе реплики говорящего выде-ляется знаком < >. Логическое ударение обозначается как выделение слова или речевого сегмента жирным шрифтом. Словесное ударение обо-значается прописной гласной в ударном слоге в тех случаях, когда оно отличается от нормативного или служит средством разграничения омо-графов.

10. Участки текста, существенно отличающиеся по темпу от среднего, выделяются шрифтовым способом. Ускорение темпа обозначается кур-сивом. Например: А. – Как интересно! А остальные что делают которые вокруг стоят? Б. – в ладоши хлопают //. Замедление темпа обозначается разрядкой. Например: А. – Доставали из шкафа пальто / только открыли / от сразу прыг / и там у с т р а и в а е т с я / его выкидывают / он опять/ его опять выкидывают

11. Интонация подчеркнутого ясного произношения (скандирования) передается с помощью дефиса: Например: А. – Бе-зу-сло-вно//. Растяжки гласных и удлинение согласных обозначаются с помощью дефиса. На-пример: А. – Всегда-а? Б. – Ты вот что с-скажи…

12. Ситуативные особенности речи с помощью ремарок в круглых скобках. Например: А. – А здесь (Показывает) была эта бородавка//. В случае технической невозможности расшифровки текстового фрагмента используется помета (НРЗБ) – неразборчиво.

Таким образом, мы представили параметры, на которых может стро-иться программа проведения диалектологической практики студентов по изучению языка города.

ЛИТЕРАТУРА 1. Разговорная речь в системе функциональных стилей современного русско-

го языка. Лексика. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1993. 253 с. 2. Фрумкина Р.М. Психолингвистика. М.: Академия, 2001. 320 с.


9

3. Разговорная речь в системе функциональных стилей современного русско-го литературного языка. Грамматика. // Под ред. О.Б. Сиротининой. М.: Едитори-ал УРСС, 2003. 312 с.

Н.Э. Горшкова Московский государственный лингвистический университет

г. Москва, Россия

СТРУКТУРА И МЕСТО ЯЗЫКА ГОРОДА В СИСТЕМЕ НАЦИОНАЛЬНОГО ЯЗЫКА (НА ПРИМЕРЕ БЕРЛИНСКОГО ГОРОДСКОГО ЯЗЫКА)

В германистике неоднократно подчеркивалась необходимость изуче-ния различных наддиалектных форм языка, занимающих промежуточное положение между полярными формами существования языка – террито-риальными диалектами и литературным языком. К числу таких наддиа-лектных форм языка относятся и городские языки (урбанолекты). Языко-вые формы, существующие в крупных городах Германии, с одной сторо-ны, способствуют сохранению языкового своеобразия на диалектной ос-нове, а с другой, обеспечивают распространение таких языковых явлений за узкорегиональные рамки. В городских языках происходит нивелиро-вание более характерных, но менее устойчивых диалектных признаков и сохранение наиболее стабильных, но менее специфических диалектных признаков. Важность и актуальность изучения берлинского городского языка объясняется тем, что городской язык Берлина оказывает сущест-венное влияние на обиходно-разговорные языки окружающих террито-рий. Лексические единицы берлинского урбанолекта пополняли и про-должают пополнять на современном этапе развития обиходно-разговорные языки окружающих город территорий, общенациональный обиходно-разговорный пласт лексики, обиходно-разговорные языки дру-гих национальных вариантов современного немецкого языка.

Всякий состоявшийся, исторически образовавшийся и развитый на-циональный язык представляет собой некую сложную, иерархически ор-ганизованную, многоуровневую систему форм, в которых он функциони-рует и проявляется. Традиционно размышляя в этом русле о современном немецком языке, ученые выделяют в системе языка три основных вида подсистем:

1) Диатопические образования (diatopisch) – иерархически образован-ная совокупность территориальных и наддиалектных форм проявления языка, сложившуюся как результат взаимодействия предельных форма-

10

ций национального варианта языка: литературного языка и диалектов, то есть совокупность региолектов.

2) Диастратические образования (diastratisch) – включают в себя раз-личную социально обусловленную дифференциацию лексики, образую-щую совокупность социолектов.

3) Диафазические образования (diaphasisch) – образующие иерархию стилистических слоев или уровней современного немецкого языка, опре-деляемые некоторыми лингвистами термином „ситуалекты“(Situalekte) [4, c. 206].

Городские языки (урбанолекты) выступают как микросистема в пре-делах макросистемы форм существования современного немецкого языка Германии и являются комплексными многослойными образованиями, ох-ватывающими все измерения диасистемы: диатопическое, диастратиче-ское и диафазическое.

Немецкий лингвист Ю. Бенеке разграничивает два понятия Berlinisch, понимая под данным термином берлинский обиходно-разговорный язык, и Stadtsprache Berlin – совокупность всех употребительных в данном го-роде языковых вариантов и указывает на их отношение как части и цело-го. В пределах городского языка различные существующие рядом друг с другом и конкурирующие между собой территориальные и социальные системы коммуникативно-языковых норм и показателей вступают в оп-ределенные отношения между собой при более или менее непосредст-венном взаимодействии его носителей. Являясь составляющими этой системы, они подвержены постоянной динамике и изменениям.

Данная языковая разновидность является, следовательно, гетероген-ным образованием, отклоняющимся от общепринятой нормы. Структура берлинского городского языка может быть рассмотрена в связи с языко-выми подсистемами (диатопической, диастратической, диафазической), что, на наш взгляд, позволит наиболее полно и точно описать данное языковое явление.

Так называемая берлинская языковая разновидность, попадает одно-временно в разряд областных и городских обиходно-разговорных языков, и даже на диалектный уровень. Такое положение берлинского городского языка обусловлено спецификой его исторического развития и его своеоб-разным статусом как языковой формы, занимающей промежуточное по-ложение, но оказывающей сильное иррадиирущее воздействие на окру-жающие территории [1, c. 43].

Берлинский обиходно-разговорный язык (Berlinisch, Berliner Um-gangssprache) является, по мнению Ю. Бенеке, главным детерминан-том / ядром городского языка Берлина (Hauptdeterminante der Stadtsprache Berlin). В этом ядре сконцентрированы типичные для города коммуника-


11

тивно-языковые характеристики. Престижное положение берлинской языковой разновидности, обусловленное статусом города-столицы, по-зволяет данной языковой разновидности оказывать сильное влияние на носителей других вариантов и языковых разновидностей и принуждает их в определенных социальных и ситуативных условиях принимать во внимание, и, в конечном итоге, употреблять в большем или меньшем объеме берлинизмы. С другой стороны языковые феномены, образующие берлинский городской язык, сами подвергаются модификациям и изме-нениям [3, c. 26 – 28]. На периферии берлинского городского языка будут располагаться языковые варианты, утрачивающие свою регионально обу-словленную специфику, стремящиеся к литературной норме и не воспри-нимаемые представителями других регионов как берлинизмы.

Как диатопическое явление берлинский городской язык выделяется в пределах Германии на двух уровнях структуры обиходно-разговорного языка:

1) на уровне обиходно-разговорных языков крупных областей, прояв-ляя в большей степени локальную соотнесенность, близость к соответст-вующему диалектному региону. Например, согласно классификации Х. Мозера, выделяют: верхнесаксонский, гессенский, вюртембергский, швабско-боварский, берлинский областные обиходно-разговорные язы-ки;

2) на уровне обиходно-разговорных языков, сближающихся с диалек-тами, так называемые полудиалекты. По радиусу действия их делят на городские, региональные и узкорегиональные [2, c. 84]. На данном уров-не берлинская городская языковая разновидность представлена берлин-ским городским полудиалектом.

Лексико-семантические варианты берлинского городского языка мо-гут в процессе взаимодействия языковых формаций в рамках диатопиче-ской системы немецкого языка проникать и на более высокие языковые уровни и тем самым расширять сферу своего существования.

Выше приводилась социально обусловленная классификация языко-вых образований. Возникает вопрос о возможности выделения в сложной структуре берлинского урбанолекта диастратических уровней.

На основании проведенного анализа лексикографических источников правомерным представляется выделение в составе берлинского урбано-лекта социально обусловленных групп лексем. Однако и сама структура общества города, разнообразие социальных слоев и групп позволяют сделать вывод, что и в языке города такое социальное членение находит свое отражение.

В структуре берлинского городского языка можно выделить моло-дежный жаргон. К. Ф. Траксель в словаре “Glossarium der Berlinischen

12

Wörter und Redensarten, dem Volke abgelauscht und gesammelt” (1973) при-водит примеры, попавшие в берлинский из молодежного сленга: uffmu-cken (aufbegehren), uffjedornen (stark geschminkt sein), einen Affen haben (betrunken sein). Й. Визе в издании “Berliner Wörter und Wendungen “ (1987) приводит ряд примеров, которые используются преимущественно молодыми берлинцами: Mach da dit ab (aus dem Sinn schlagen); bescheuert, doof (dumm). В словаре “Berliner Wörterbuch” П. Шлобински (1993 г.) встречаются лексемы с пометами “jgdsprl.” (jugendsprachlich). Всего в словаре П. Шлобински обнаружено 22 лексические едини-цы / фразеологизма с пометой „jgdsprl.“: abrocken, beaten, dancen, flippen, hotten, rocken (tanzen) и др. В словаре Х. Кюппера „Wörterbuch der deut-schen Umgangssprache” также у слов, отнесенных к берлинскому город-скому языку, встречается помета jug. (jugendsprachlich), например: Bedie-ne (Kellnerin, jug), Beere (1. b) lebenslustiges Mädchen, jug.) usw.

Хельмут Шенфельд выделил в берлинском урбанолекте детский жар-гон как язык отдельной возрастной группы [5, c. 274-275]. Данная лекси-ческая группа описывает обстоятельства и предметы объективной реаль-ности, значимые для детей. Часто такие словоформы являются звукопод-ражательными (Baba (erste Silbe betont) = Bett, Baba (zweite Silbe betont) = Schmutz, Baubau = Hund (veraltend)). Дети более старшего возраста при-думывают особые названия для обозначения игрушек, игр, зверей (Mond-hopse, Jummihopse, Jummitwist – названия подвижных игр).

Уже в 19 веке в среде школьников существовали специфичные слова-жаргонизмы. Некоторые из них можно найти в словаре, составленном Траксель („Richtigen Berliner“1873): Stall (Schule); Klatsche, Schmook (un-erlaubt benutzte Übersetzung); im Tee sein (beim Lehrer beliebt sein). Совре-менные школьники также используют подобного рода жаргонизмы. В 19-ом и начале 20-ого веков жаргон школьников значительно пополнился словами из студенческого жаргона и арго.

Представители разных профессий также имеют специфичные слова, которые известны остальному населению города только отчасти, или же неизвестны совсем. Так, например, в сфере общественного питания: Schwarze (ein Stück Schwarzwälder Kirschtorte), Konfi (Konfitüre), Kotti (Kotelett), Anna (eine Tasse Kaffee), Berta (ein Kännchen Kaffee), Putzi (Hilfskellner), Kaffe an’e Wand (Kaffe wird nicht mehr verkauft).

Таким образом: 1) различные социальнообусловленные языковые группы действи-

тельно представлены в составе берлинского городского языка с давнего времени;

2) в рамках урбанолекта происходит взаимодействие социально обу-словленных языковых вариантов. Сообщества и группы людей сущест-


13

вуют в городе не азобщено, ежедневно контактируют друг с другом, кроме того, представитель одной социальной группы, может одновре-менно входить в другую группу и, таким образом, владеть уже несколь-кими социально обусловленными языковыми формами. Например, моло-дой человек, учащийся в университете и работающий в сфере общест-венного питания, вероятно, может в разной степени использовать и по-нимать молодежный, студенческий и профессиональный жаргоны.

В составе диафазической субсистемы берлинский городской язык располагается ниже стилистически нейтрального уровня. Анализ стили-стических особенностей лексики берлинского городского языка свиде-тельствует о том, что в лексикографическом описании отдельных лексем могут содержаться сведения об эмоционально-экспрессивных и иных эмотивных свойствах лексем.

В минисловаре берлинского городского языка “Da kiekste, wa?” Г. Бутца встречаются следующие пометы эмоционально-экспрессивного характера: abwertendes Schimpfwort , Schimpfwort, abwertend, однако, в предисловии используемая стилистическая шкала автором не описана. Эмоционально-экспрессивная оценка в данном лексикографическом ис-точнике не носит системного характера и применяется с целью ознако-мить читателя с особенностью семантики слова: Aas (2. abwertendes Schimpfwort); abjelutscht (2. Negative Bewertung des Aussehens); Absteije (abwertende Bezeichnung für Lokal, Nachbar); Backfeifenjesicht (Schimpf-wort); Emmerich (abwertende Bezeichnung für eine männliche Person); fein (oft ironisch) usw.

Минисловарь берлинского городского языка издательства Ланген-шайд содержит в отдельных словарных пояснениях следующие замеча-ния: spöttisch, ironisch, Schimpfwort, однако стилистическая шкала также не описана системно: ehrpusselich (spöttisch sehr ehrbar); Emmerich (abwer-tend Mann); Hammelbeene (drohend langgezogene Beine); jedrängte Wo-chenübersicht (scherzhaft Bulette); Jejenteil (mit ironischem Unterton für Ver-neinungen); Ladenschwengel (abwertend Kaufmannsgehilfe); Sachsenjesocks (Schimpfwort für die Sachsen) usw.

В словаре П. Шлобински стилистические и эмоционально-оценочные маркеры представлены также несистемно в качестве дополнительной ин-формации к лексике, лексико-семантическим вариантам или фразеологи-ческим единицам берлинского городского языка. В словаре встречаются следующие маркеры: ironisch, abwertend, Schimpfwort. В предисловии ав-тор не описывает стилистические особенности берлинского городского языка. В словарных статьях применение стилистических помет представ-лено следующим образом: abbumsen (ironisch für abkindern); Arsch (wie in anderen Dialekten auch fehlt dieses Wort nicht im Berliner

14

Schimpfwortschatz); Blaffke (spöttisch für feiner Herr). Следующая схема, на наш взгляд, представляет наглядно структуру берлинского городского языка.

Большой круг целиком представляет собой берлинский городской

язык в целом. Ядро урбанолекта образует берлинский обиходно-разговорный язык (2), который не является по своему составу однород-ным и включает ряд различных социально и ситуативно обусловленных групп лексических единиц (на схеме это маленькие круги в кругу 2)), это молодежный жаргон, детский жаргон, жаргон школьников, профессио-нальные жаргоны, студенческий жаргон, вульгаризмы, бранные слова, грубая лексика и т.д. Социально и ситуативно обусловленные лексиче-ские группы находятся в тесном контакте, вследствие чего, происходит процесс расширения сферы использования лексических единиц. Отме-ченное на схеме серым цветом поле (1) – периферия берлинского город-ского языка, которую образуют лексические единицы, находящиеся на границе с литературной нормой, вышедшие за рамки городского упот-ребления и переставшие восприниматься как собственно проявления бер-линского городского языка.

ЛИТЕРАТУРА 1. Копчук Л. Б. Национальная и региональная вариативность лексики и фра-

зеологии современного немецкого языка: Монография. – СПб.: Образование, 1997. – 170 с.

2. Миронов С. А. Полудиалект и обиходно-разговорный язык как разновидно-сти наддиалектных форм языка // Типы наддиалектных форм языка / Отв. Ред. М. М. Гухман. – М.: Наука, 1981. – С. 79 – 97.

3. Beneke J. Die Stadtsprache Berlins im Denken und Handeln Jugendlicher. – Ber-lin: Akad. Der Wiss. Der DDR, Zentralinst. Für Sprachwiss., 1989 – 137 S.

4. Dittmar N. Grundlagen der Soziolinguistik – Ein Arbeitsbuch mit Aufgaben. – Tübingen: Niemeyer, 1997. – 358 S.


15

5. Schönfeld H. Die berlinische Umgangssprache im 19. und 20. Jahrhundert // Ber-linisch. Geschichtliche Einführung in die Sprache einer Stadt / Hrsg. von J. Schildt, H. Schmidt, Berlin: Akademie-Verlag, 1992. – S. 222 – 303.

Лиеде Су Не г. Атланта, США

ОСОБЕННОСТИ РУССКОЙ РАЗГОВОРНОЙ РЕЧИ В ЯЗЫКЕ ИММИГРАНТОВ (НА МАТЕРИАЛЕ НАБЛЮДЕНИЙ НАД РЕЧЬЮ РУССКОЯЗЫЧНОЙ ДИАСПОРЫ

Г. АТЛАНТЫ (США) Изменение геополитической картины мира обусловило и динамику

развития таких любопытных языковых феноменов, как билингвизм и мультилингвизм на всех континентах.

В условиях новой волны всемирной интеграции значительно возросла актуальность проблем, связанных с формированием и функционировани-ем этих языковых систем1.

Отражение билингвальных особенностей в разговорной речи – один из самых интересных аспектов данного языкового явления. Целью дан-ной статьи и является рассмотрение функционирования русской разго-ворной речи в условиях иммиграции людей в одной конкретной стране (в США).

Русская разговорная речь2 – широкая, всеохватная и всепроникающая языковая система, смещающая все языковые стандарты и преступающая общепринятые понятия нормы и нормированности. К концу XX – началу XXI вв. русская разговорная речь стала занимать центральную ключевую позицию в русской языковой культуре. Такая позиция разговорной речи обусловливается ее неограниченными возможностями: неформальностью общения, свободой словотворчества, непринужденностью, ситуативно-стью, высокой вариативностью, стихийностью и проч.

Процессы, происходящие сегодня в русской разговорной речи, воз-можно, не всегда несут в себе положительные тенденции, но само ее функционирование – явление уникальное с точки зрения всеохватности и неотделимости от человеческой жизнедеятельности.

Русская разговорная речь в условиях иммиграции – явление куда бо-лее сложное, более пластичное и даже причудливое, чем разговорная речь внутри страны. На территории Российской Федерации билингвалы в

1 О билингвизме как особом языковом явлении см. зарубежные и отечествен-

ные исследования [1 – 4, 9, 12 и др.]. 2 О проблемах русской разговорной речи см. известные труды [5 – 7, 10, 11 и др.].

16

большей или меньшей степени владеют и русским, и своим националь-ным языком, т.е. являются «чистыми» билингвами. В условиях же имми-грации носители русского языка, как правило, не владеют вообще или владеют не в достаточной мере языком страны проживания (в данном случае, английским), т.е. не являются билингвами как таковыми.

Именно этой точкой зрения была обусловлена тема данной статьи – особенность русской разговорной речи в условиях иммиграции. По-скольку к началу XXI века устойчивая миграция людей на Запад и Вос-ток породила особые закономерности языковых контактов, появилась на-стойчивая необходимость выявить и осмыслить своеобразие языковой адаптации при миграционных процессах.

Наблюдения над повседневной речью людей позволяют сделать лю-бопытные выводы. Безусловно, в стране, где господствует «чужой» язык (английский для русскоязычного населения, в данном случае), очень сильно влияние и проникновение англо-американских заимствований или «американизмов»1 на всех речевых уровнях, включая жестикуляцию2.

Самая яркая особенность разговорной речи иммигрантов – интерфе-ренция, т.е. наличие иноязычных выражений в родном языке вследствие влияния одного языка на другой. Такой вид особенности двуязычия, по словам Л.В. Щербы, можно назвать «смешанным», т.к. «... действитель-но, при нем нормально происходит в той или иной степени смешение двух языков, их взаимопроникновение. В наиболее выраженных случаях этого рода создается своеобразная форма языка, при котором каждая идея имеет два способа выражения, так что получается в сущности единый язык, но с двумя формами. Люди при этом не испытывают никаких за-труднений при переходе от одного языка к другому: обе системы соотне-сены у них друг к другу до последних мелочей» [12].

Придерживаясь в целом мнения Л.В. Щербы относительно «смешан-ного» двуязычия, мы хотели бы выделить все же совершенно особый вид именно разговорной речи. «Особость» эта выражается в том, что большая часть русскоязычной диаспоры в Америке не является билингвами как таковыми, т.к. не владеет английским языком в достаточной мере или со-всем не владеет, но вкрапливает в свою речь те или иные заимствования.

Разумеется, данный процесс носит сугубо односторонний характер по отношению к основному населению. Прибывающие на постоянное ме-

1 Учитывая, что «British English» и «American English» разнятся по факту произ-

ношения и словарному запасу, мы считаем правомерным обоюдное употребление этих понятий и также термина «американизм» как равноценного к слову «англицизм».

2 Самый популярный жест – показывание кавычек путем сгибания указательного и среднего пальцев обеих рук 2 раза. Условный знак собеседнику, что произносится не то, что имеется в виду на самом деле.


17

стожительство иммигранты должны «с ходу» встраиваться в незнакомую среду, принимать ее и привыкать к чужому образу жизни, к людям дру-гой ментальности, к привычкам, к традициям и, в первую очередь, к язы-ку. С первого дня приезда иммигранту необходимо устраивать свою жизнь, а следовательно, общаться, говорить, без этого существование в чужой стране невозможно. (Как тут не вспомнить гениальный рассказ В.Г. Короленко «Без языка»).

Проникновение «американизмов» в разговорную речь русскоязычного населения – явление естественное и закономерное, но проявление его весьма своеобразно и стихийно. Нет никаких определяющих и регули-рующих принципов.

Среднестатистический иммигрант, знавший только несколько слов по-английски: «Yes», «No», «My name is…» ... – должен «с ходу» овладе-вать чужим языком. Самые первые слова, осевшие в памяти, укореняются крепче всех. Возможно, поэтому в дальнейшем они входят в привычку и употребляются в речи вместо аналогичных русских слов.

Живая обыденная речь изобилует заимствованиями. Наиболее часто можно услышать в речевом потоке слова, связанные с жильем, бытом и сервисом.

Условно их можно разделить на несколько категорий. Самая большая группа заимствований связана с понятием жилья: с домом, с квартирой и с категориями, так или иначе связанными с жилищными вопросами:

«Loan» – ипотека. Я получил Loan в банке. «Mortgage» – кредит. У Вас большой Mortgage? «Interest rate» – процентная ставка. В банках низкий Interest rate сей-

час. «Loan officer» – работник, занимающийся кредитами. У меня хороший

Loan officer. «Property» – собственность. У него огромная(ый) Property. «Mansion» – особняк. У него не дом, а целый Mansion. «Broker» – специалист по продаже недвижимости. Он Broker(ом) ра-

ботал раньше. «Real estate» – недвижимость. Можно работать в Real estate, там хо-

рошие комиссионные. «Apartment» – квартира. Мы Apartment сняли недорого. «One bedroom» – квартира с одной спальней. Мы живем в One bed-

room Apartment. «Two bedroom» – квартира с двумя спальнями. А мы сняли Two

bedroom. «Three bedroom» – квартира с тремя спальнями. А мы в Three bedroom

уже давно.

18

«Bathroom» – ванная комната. Нам Bathroom надо отделать и все не-когда.

«Hallway» – прихожая. А в нашем доме огромный Hallway. «Living room» – зал. У вас красивый Living room. «Dining room» – столовая. А у нас маленький Dining room. «Shower» – душ. Сейчас приму Shower и спать. «Pool» – бассейн. Там большой Pool, красивый. «Bill» – счет. Биллы замучили, каждый день приходят. «Leasing» – аренда. Надо Leasing оформить, и все некогда. «Leasing office» – офис, где оформляется аренда. Leasing office закрыт

уже. Кстати, в этом ряду понятий слово «kitchen» не так часто употребляе-

мо, видимо, слово «кухня» звучит уютнее для русского слуха. Употреб-ление этих слов, в принципе, объяснимо. Вся социальная жизнь человека связана с жильем, с работой. То, что человеку нужнее всего, находит от-ражение и в его речи.

Разумеется, быт и бытовые предметы, повседневно окружающие че-ловека, также влияют на речь. Такие названия бытовых предметов как:

«Dishwasher» – посудомойка «Microwave» – микроволновая печь «Coffee maker» – кофеварка «Juice maker» – соковыжималка «Washer» – стиральная машина «Dryer» – сушилка и др. практически вытеснили их аналоги в русском

языке. Возможно потому, что дефицит этих вещей в бывшем Советском Союзе не позволял частого употребления этих терминов. Однако любо-пытно, что в этой «бытовой» парадигме слово «refrigerator» абсолютно непопулярно, гораздо чаще люди употребляют привычное слово «холо-дильник».

Группа слов, связанная условно с сервисными, медицинскими, школьными учреждениями, также стала неотъемлемой частью речи:

«Highlight» – обесцвечивание. Завтра же сделаю себе Highlight. «Alteration»– пошивочная. Платье порвалось, надо опять в Alteration

идти. «Laundry» – прачечная, стирка. Laundry буду делать в субботу. «Laundromat» – прачечная. В Laundromat(е) темно, лампочки перего-

рели. «Receipt»» – чек. Сохраните Receipt на всякий случай. «Prescription» – докторский рецепт. Не забудьте свой Prescription у

доктора. «Appointment» – назначение, встреча. У Вас Appointment завтра.


19

«Dentist» – зубной врач. Dentist хороший попался. «Root canal» – корневой канал. Root canal иду делать. «Account» – счет. У Вас Account в каком банке? «Saving» – сберегательный счет. У меня нет Saving(а), а у вас? «Checking» – банковский счет. У меня только Checking. «Business account» – бизнес счет. Я пользуюсь толькоBusiness

account(ом) «Cash» – наличные деньги. Купил машину на Cash и все дела. Подобные слова и выражения весьма устойчивы в словоупотребле-

нии. Профессиональная и рабочая занятость принесла в жизнь следующий

ряд слов: «Schedule» – график, расписание. Что сегодня на Schedule(е)? «Busy» – заняты. Мы очень Busy, а Вы? «Slow» – не заняты. А у нас Slow, совсем работы нет. «Taxes» – налоги. Вы Taxes (Таксы) уже сделали? «Tax return» – возврат налогов. Вот получу Tax return и рассчитаюсь. «Accounter» – бухгалтер. У них хороший Accounter. «Accounting» – бухгалтерия. Я на Accounting пойду учиться. «Fiscal year» – календарный год. Не забудьте, что Fiscal year заканчи-

вается. «List» – список. Запишите меня в свой List и др. Работа, занимающая основное время человека в Америке, предполага-

ет знание таких слов, и они вошли в русскую разговорную речь в том ви-де, в каком существуют в английском языке.

Условия жизни Атланты накрепко связывают жизнь человека с маши-ной, поскольку практически отсутствует общественный транспорт1. На-личие машины обусловливает прочную связь человека с дорогами, на-правлениями, системой дорожных знаков, с заправочными станциями, автомастерскими, полицейскими и другими, косвенно соприкасающими-ся понятиями. Отсюда в речи людей находят употребление такие слова, как:

«Dealer»– профессиональный торговец машинами. Иди к другому Dealer(у)

«Dealership» – автомагазин. У них большой Dealership. «Driver» – шофер. Driver хороший попался. «Drive» – водить машину. Сначала Drive(ить) научись. «Highway» – скоростная автомагистраль. Будь осторожнее на

Highway(е)

1 Об особенностях жизни Атланты см. подробнее нашу статью [8].

20

«Exit» – выезд со скоростного пути. Тебе нужен Exit 25. «South» – юг. Лучше на South поезжай. «North» – север. Я на North направляюсь «East» – восток. Через 285 East доберешься быстрее. «West» – запад. Возьми 20 West и потом налево. «Speed» – скорость. Следи за Speed(ом), не нарушай. «Gas» – бензин. Gas кончается, успеть бы. «Gas station» – заправочная станция. Gas station рядом, сейчас заедем. «Police» – полиция. Осторожнее, там Police везде. В речевом потоке русскоговорящих людей частотны такие известные

слова и выражения, как: «Boyfriend»– друг. Ты с Boyfriend(ом) придешь? «Girlfriend» – подруга. А где твоя Girlfriend? «Credit card» – кредитная карточка. Я расплачусь Credit card. «Let’s go!» – призыв к действию. Ладно, Let’s go! «Come on!» – давай, да ладно тебе и др. Come on! Ты можешь это сде-

лать. «All right!» – ладно, хорошо. All right! Вместе пойдем. «Any way! – по-любому, так или иначе. Мне надо в школу Any way! «Pissed off». – замучился. Я уже Pissed off. «Shopping» – покупка и процесс покупки. Целый день были на

Shopping. «Well!»– хорошо (часто в значении возражения). Well! Мы уже реши-

ли. «Sorry!» – извинение. Sorry! Не могу прийти. «That’s it!» – Вот это и есть. That’s it! А что еще? Эти и многие другие лексемы, включая универсальное «OKAY!», на-

столько органично входят в русскую речь, что даже не воспринимаются как «чужие» заимствования для иммиграционного слуха.

Освоение «американизмов» происходит и на словообразовательном уровне. Весьма своевольно и стихийно носители русского языка обра-щаются с «чужим» словом. Особенно легко адаптируются глаголы анг-лийского языка. «Новые» слова создаются путем прибавления к основе английского глагола различных словообразовательных аффиксов (при-ставок, суффиксов, возвратных суффиксов, окончаний). Наиболее харак-терные примеры:

«Drive» + ть – «дравить»– вести машину, ехать. «Upgrade» + ть – «апгрэйдать» – обновить. «Resign» + ть – «резайнать» – уходить в отставку, отказываться. «Understand» + а + ешь (или + ть) – «андестэндаешь» (андестэндать) –

понимать.


21

«Check» + про ---- + а + ть – «прочекать» – проверить. «Move» + а + ть – «мувать» – переезжать, передвигаться и др. Иногда «новаторство» принимает уродливые формы. Например, очень

часто в русских магазинах на просьбу порезать кусок колбасы или ветчи-ны, можно услышать абракадабру такого рода: «Вам посписать или по-слайстать?», что означает «Вам порезать кусками («piece») или тонкими слоями («slice»). В подобных ситуациях нельзя даже говорить о норма-тивных, стилистических или этических нарушениях. Трудно дать назва-ние подобным языковым процессам. На наш взгляд, это вульгарная рече-вая игра, которая не только засоряет «могучий русский язык», но и сни-жает, обесценивает предмет гордости русского народа. При таком нека-чественном, некрасивом злоупотреблении интерференцией теряется цен-ностная характеристика самой нации.

Проблема культурной (языковой) зависимости в иммиграционной среде, пожалуй, одна из самых больших этических проблем, когда асси-миляция и интеграция в чужое общество происходит вот таким причуд-ливым образом. Думается, что подобные процессы обладают сходными чертами в языках других иммигрантских групп населения.

Удивительно слышать, как часто чехи, поляки, словаки, сербы, румы-ны, болгары и другие выходцы из Восточной Европы, разговаривая на своем языке, ругаются отборным русским матом1. Когда слышишь такой речевой поток, создается ощущение, что, действительно, языковые гра-ницы стираются, создается какой-то особый метаязык.

По-своему преломляются и азиатские языки, испытывая влияние аме-риканского варианта английского языка. В частности, носители корей-ского языка удивительно своеобразно «подгоняют» американо-английские заимствования к своим языковым стандартам.

Как известно, корейский язык – слоговый, каждый слог должен состо-ять из гласной и согласной буквы или одной гласной. Слогов, состоящих из одних согласных, или односложных слов, в корейском языке нет. В английском же языке они существуют. И вместо того, чтобы произнести слово на своем языке, корейцы произносят английское слово, но на свой лад. В людных местах довольно часто приходится слышать некоторые, абсолютно непривычные для нашего слуха и потому кажущиеся комиче-скими, слова такого типа:

«Table» – «тэй-бо-лу» «Orange» – «о-ран-дю» «Lipton» – «ли-пи-то-ну» «Salt» – «со-лу-ту» 1 Почему именно русский мат так легко адаптируется иностранцами – вопрос

своеобразный и деликатный, но и любопытный с чисто лингвистической точки зрения.

22

«Creamer» – «ки-ри-ме-ру» «If» – «и-пу» «Buford» – Би-по-ру». В двух последних примерах происходит еще и замена звука. В корей-

ском языке нет звука «ф», поэтому корейцы заменяют звук «ф» звуком «п».

И, наконец, как уже отмечалось, слово «OKAY» – универсальное, его употребляют в речи все представители всех национальностей, прожи-вающих в Америке. Корейцы тоже часто произносят это слово, но весьма своеобразно.

В корейском языке несколько «возрастных» речевых уровней. В зави-симости от возраста человека разговаривать с ним необходимо на опре-деленном уровне, и не соблюдать эти речевые условия практически не-возможно. В Америке же нет речевого барьера, язык для любой возрас-тной группы одинаков.

Корейцы в своем уважительном отношении к старым людям или лю-дям старше себя, всегда добавляют окончание «е» или «её» («анненха-соё» – приветствие). Американские корейцы к слову «Okay» добавляют длинное окончание «и-е-ё» и произносят «Okay-е-ё». Истинная языковая адаптация!

Наблюдения над речью иммигрантов разных национальностей в не-родной среде позволяют говорить об общих закономерностях развития разговорной речи.

Языковые потребности общества в условиях билингвизма заставляют принимать чужой язык, адаптировать тем или иным путем.

Именно в иммигрантской среде происходит процесс смешения язы-ков. Вставляя в свой речевой поток слова и выражения из других языков, сходные по смыслу и, возможно, более легко произносимые, носители родных языков создают какой-то свой, неповторимо колоритный, свое-образный язык.

Таким образом, разговорная речь иммигрантов обусловлена необхо-димым образом жизни, особенностями мышления и существования в другой среде. Данный вопрос требует широкомасштабного изучения, так как есть все предпосылки говорить об особом языковом феномене, веро-ятно, со знаком «минус», поскольку язык ломается, теряет свою чистоту.

Меняется речевая компетенция. Язык становится малоузнаваемым, отходит от общепринятых литературных норм. Все это – негативные ас-пекты подобных языковых интеграций. Однако язык социален по своей природе и не может функционировать вне связи с жизнью. Назначение языка – средство общения между людьми – имеет ярко выраженный со-циальный характер, и общественные функции языка во многом опреде-


23

ляют направление его развития. В таких масштабных иммигрантских странах, как США или Евросоюз, иммигранты играют колоссальную роль в социальной, экономической, политической, культурной жизни. Следовательно, разговорная речь иммигрантов занимает особое место в социолингвистической типологии и, шире, в лингвокультурологической парадигме билингвизма.

ЛИТЕРАТУРА 1. Hakuta K. Mirror of language: The debate on bilingualizm. New York. Basic

Books. 1986 2. Hakuta K. Bilingualizm and Bilingual education. A research perspective. Occa-

sional papers in Bilingual Education. Washington DC: Delta System and the Center for Applied Linguistics. 1990

3. Burek C. Multilingual Living. Explorations of Language and Subjectivity. Hampshire: Palgrave. MacMillan. 2005; Garland Stanley. The Bilingual Spectrum. Guirnada Publishing. Orlando, Florida

4. Верещагин Е.М. Психологическая и методическая характеристика двуязы-чия (билингвизма). – М., Изд-во Моск.ун-та, 1969

5. Земская Е.А. Русская разговорная речь. М., Русский язык. 1979. 6. Земская Е.А. Русская разговорная речь: лингвистический анализ и пробле-

мы обучения. М., 1974. 7. Земская Е.А. Словообразование как деятельность./ Под редакцией Росс.

Акад. Наук. – М.: Наука, 1992. 8. Лиеде Су Не. Атланта как инновационный город Америки // Инновацион-

ное развитие города: методология и практика. Инновационное развитие Алтай-ского региона: социально-политическое, ресурсное и информационное обеспече-ние. - Бийск. 20075.

9. Михайлов М.М. О разновидностях двуязычия // Двуязычие и контрастивная грамматика. – Чебоксары, 1987.

10. Разговорная речь в системе функциональных стилей современного лите-ратурного языка./ Под редакцией О.Б.Сиротининой. – Саратов: изд-во Саратов-ского ун-та, 1983.

11. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М.: Знание, 1974.

12. Щерба Л.В. К вопросу о двуязычии. // Щерба Л.В. Языковая система и ре-чевая деятельность. – Л., 1974.

24

В.С. Третьякова Российский государственный

профессионально-педагогический университет, г. Екатеринбург, Россия

СИСТЕМООБРАЗУЮЩИЕ ФАКТОРЫ РЕЧЕВОГО ОБЩЕНИЯ В лингвистике последних десятилетий произошли значительные из-

менения в определении объекта исследований: сущность их заключается в переходе от лингвистики языка к лингвистике общения. Важнейшим объектом исследования становится дискурс – «связный текст в совокуп-ности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами» [1, с. 136]1. В отличие от тек-ста, понимаемого преимущественно как абстрактный, формальный кон-структ [2; с. 212], дискурс рассматривается в качестве единицы, обра-щенной к ментальным процессам участников коммуникации и связанной с экстралингвистическими факторами общения [3].

Исследование речевого общения не исключает обращения к собствен-но лингвистической стороне дискурса – языковым единицам и их рече-вой семантике, а также к особой лингвистической дисциплине – культуре речи, представляющей научную область, имеющую предметом исследо-вания языковые средства, выбор которых позволяют в определенной си-туации общения обеспечить наибольший эффект в достижении коммуни-кативных задач.

Лингвистические, лингвопрагматические, психолого-прагматические, психофизиологические и социально-прагматические факторы в комплек-се определяют характер коммуникативного поведения человека в рече-вом общении.

Многообразны факторы прагматического характера. К таким факто-рам можно отнести «различие тезаурусов говорящего и слушающего, различие ассоциативно-вербальной сети говорящего и слушающего, раз-нообразие средств референции» [4, с. 9], игнорирование одним из собе-седников прагматического компонента в семантике слова, нарушение стереотипных связей между категориями смыслов [5, с. 55—60], а также несовершенство владения языковыми знаками обоими участниками ком-муникативного акта, различные уровни чувственных оценок языковых знаков каждым из участников коммуникации и т.д. Все эти факторы можно назвать также лингвопрагматическими, поскольку пониманию смысла суждения, высказанного S1 и воспринимаемого S2, препятствуют

1 См. о значениях слова «дискурс» у П. Серио [13, с. 549—551].


25

как характер используемых в коммуникации языковых структур, так и сами участники коммуникации, осуществившие ее выбор.

Различные факторы лингвопрагматического характера повлияли, на-пример, на исход следующей ситуации: – Здесь сказано: вы бежали за зайцем, – напомнила Вероника. – Собака бежала, – уточнил Зубаткин. – Я же не эфиоп. – При чем тут эфиоп? – Эфиоп – лучший в мире бегун на дальние дистанции (В. Токарева). Предметно-логическое содержание, отраженное в словаре, не включает зафиксированный в практике речи прагматический компонент значения слова «эфиоп» (см.: Эфиопы – 1. Название народов, живших в древности к югу от Египта. 2. Население в Эфиопии, состоящее из народов, говорящих преимущественно на семито-хамитских языках, а также представители этого населения. 3. устар. Арап, негр, чернокожий) [6, с. 771]. Незнание фонового компонента зна-чения или нежелание актуализировать нужный компонент вызывает не-понимание у собеседницы и относится к прагматическим провокацион-ным свойствам речевой ситуации, приводящим к коммуникативной не-удаче, о чем свидетельствует непонимание, выразившееся в вопросе: При чем тут эфиоп?. Можно также говорить в данном случае о различиях в языковом коде говорящего и слушающего: код адресата заключается в знании основного предметно-логического значения слова «эфиоп», рав-ного словарному; код адресанта включает знание того, что на мировых соревнованиях (олимпиадах, чемпионатах) негры (для него то же, что эфиопы) занимали первые места, показывая чудеса быстроты и выносли-вости, – значит, эфиопы – лучшие в мире бегуны. Определяет объем кода говорящих различие в объеме фоновой информации: у адресанта она ши-ре, чем у адресата.

К собственно прагматическим факторам речевого конфликта мы отне-сли бы такие, которые определяются «контекстом человеческих отноше-ний», включающим не столько речевые действия, сколько неречевое по-ведение адресата и адресанта, т. е. нас интересует «высказывание, обра-щенное к “другому”, развернутое во времени, получающее содержатель-ную интерпретацию» [7, с. 4]. Центральными категориями в этом случае являются категории субъекта (говорящего) и адресата (слушателя), а также тождественности интерпретации высказывания субъектом (гово-рящим) и адресатом (слушающим). Тождественность сказанного субъек-том речи и воспринятого адресатом может быть достигнута лишь «при идеально слаженной интеракции на основании полного взаимного соот-ветствия стратегических и тактических интересов общающихся индиви-дов и коллективов» [8, с. 90]. Но представить такую идеальную интерак-цию в реальной практике сложно, а точнее, невозможно как в силу осо-бенностей языковой системы, так и потому, что есть «прагматика комму-

26

никатора» и «прагматика реципиента», определяющая коммуникативные стратегии и тактики каждого из них. Значит, нетождественность интер-претации объективно обусловлена самой природой человеческого обще-ния, и, следовательно, характер конкретной речевой ситуации (успеш-ность/неуспешность) зависит от интепретаторов, в качестве которых вы-ступают как субъект речи, так и адресат: субъект речи интерпретирует собственный текст, адресат – чужой. Для успешного общения при интер-претации сообщения каждый коммуникант должен соблюдать опреде-ленные условия. Субъект речи (говорящий) должен отдавать себе отчет в возможности неадекватного толкования высказывания или отдельных его компонентов. В связи с этим, реализуя собственную интенцию, он дол-жен ориентироваться на своего партнера по коммуникации, предполагая ожидания адресата по поводу высказывания, прогнозируя реакцию собе-седника на то, что и как ему говорится. Он должен адаптировать свою речь для слушающего по разным параметрам: учитывать языковую и коммуникативную компетенцию адресата, уровень его фоновой инфор-мации, эмоциональное состояние и пр. Таким образом, говорящий «вы-полняет двойную работу: предлагая высказывание, одновременно “смот-рит” на него глазами воспринимающего, учитывая при этом все возмож-ные недоразумения. Этот принцип отражающей оценки говорящим сво-его высказывания “со стороны” был отмечен в риториках» [9, с. 171]. Ад-ресат, интерпретируя речь говорящего, не должен разочаровывать своего коммуникативного партнера в его ожиданиях, поддерживая диалог в же-лательном для говорящего направлении, он должен объективно создавать «образ партнера» и «образ дискурса». В этом случае происходит макси-мальное приближение к той идеальной речевой ситуации, которую мож-но было бы назвать ситуацией коммуникативного сотрудничества.

Интерпретация текста позволяет реципиенту выявить информацию, заложенную в нем, предположить, каким будет продолжение. Говоря-щий, создавая текст, осуществляет контроль за тем, что и как он говорит. Но несмотря на это S1 не всегда удачно использует языковые и речевые средства и не всегда точно передает свое понимание того, что хотел пе-редать. Этот факт, вероятно, отражен в мудром высказывании Ф. Тютче-ва «...мысль изреченная есть ложь». С другой стороны, порожденный текст воспринимается S2, слушающим, он также интерпретирует этот текст, и его восприятие может не совпадать с содержанием, заложенным в данный текст S1. Таким образом, возникают сразу два фактора риска, обусловленные противоречием между текстом и его восприятием.

Этнолингвокультурный фактор речевого поведения (РП) определяется рассмотрением объекта исследования «человек – язык» в соотношении с культурой. Субъекты речи – представители конкретной лингвокультур-


27

ной общности, национальной культуры, и это определяет специфику их РП. Этнолингвокультурный фактор выступает в качестве регулятора РП говорящих через утверждение ритуалов и традиций, норм и правил, эт-нических стереотипов, а также через установление национальных зако-номерностей и специфики построения дискурса, закономерностей взаи-модействия языковых, речевых, психологических, невербальных меха-низмов речевой деятельности коммуникантов.

Культура, в том числе языковая, основывается на национальном мен-талитете, под которым понимается «образ и способ мышления лично-сти», мироощущение и мировосприятие [10, с. 300], отраженные в языке. В структуре национальной культуры вычленяются ценности, принципы, представленные в сознании носителей данной культуры, отражающиеся в складе ума, умственном настрое личности. Регулятивная функция куль-туры проявляется в таких формах, как моральные, правовые, этические, эстетические нормы, правила, ритуалы, стереотипы и т. д., соблюдаемые и передаваемые от поколения к поколению. Это приводит к формирова-нию языковой культуры общества, культуры коммуникативного поведе-ния членов конкретной лингвокультурной общности. «Коммуникативное поведение народа есть совокупность норм и традиций общения народа… это совокупность коммуникативных ритуалов общества в данный период его развития» [11, с. 12].

Знание норм, правил, традиций – путь к согласованию поведения кон-кретной личности с законами поведения всего народа. Это важное усло-вие осуществления речевой деятельности и достижения успешности вы-полняемых речевых действий. Взаимодействие представителей одной лингвокультурной общности заведомо более успешно, поскольку их код в большей степени совпадает, нежели код представителей разных лин-гвокультур.

В межкультурном взаимодействии код, избранный коммуникантами для осуществления совместной речевой деятельности, совпадает частич-но. Каждый из коммуникантов может обладать очень широким объемом знаний своего родного, специфического (национального) кода, но общий код сужается и может стать недостаточным для осуществления эффек-тивного общения (рис. 1).

Рис. 1. Межкультурное языковое взаимодействие S1 и S2

28

Общение обладает предпосылками успешности только в том случае,

если оно происходит в рамках общего для S1 и S2 кода. Выход за его пре-делы является конфликтогенным фактором в ситуации общения, т. е. соз-дает предпосылки коммуникативных неудач или даже речевых конфлик-тов.

Языковой код говорящих включает все уровни языковой системы: фонетику, лексику, грамматику. Национальная специфика обусловливает функционирование всех единиц языка. Особо чувствительны к культур-ному компоненту лексико-семантическая и грамматическая системы, со-ставляющие основу лексикона и грамматикона языковой личности, «в них наиболее колоритно и “выпукло” отражаются национальные особен-ности восприятия “кусочка действительности”» [12, с. 109].

Установление общего кода для людей, вступающих во взаимодейст-вие, особенно для представителей разных языковых коллективов, обяза-тельно. Оно дает возможность определить зону всеобщего, универсаль-ного, известного и одновременно зону риска. Чтобы произошла адапта-ция говорящих в ситуации повышенной конфликтной опасности, они должны владеть способностью к проведению метаязыковых операций, которые способствуют установлению контакта и понимания и позволяют избежать коммуникативных неудач.

Успешность взаимодействия определяется не только общим языко-вым, но и речевым кодом, который является частью морально-этикетных норм поведения и представляет собой «краеугольный камень националь-ного самосознания» [12, с. 109]. Эти нормы выработаны каждой лингво-культурной общностью и регулируют поведение говорящих на данном языке. Содержание их включает не только этноспецифические, но и все-общие правила общения. Следовательно, в национально-специфических нормах можно обнаружить универсальные закономерности организации дискурсивной деятельности (рис. 2).

Рис. 2. Межкультурное речевое взаимодействие S1 и S2


29

К всеобщим можно отнести нормы общения, не зависящие, во-первых, от индивидуально-психологических качеств субъекта, а во-вторых, от его этнолингвокультурной принадлежности.

Другие факторы – психологические, физиологические и социокуль-турные, также обусловливающие процесс порождения и восприятия речи и определяющие гармонизацию/деформацию общения, являются част-ным проявлением главного, прагматического, фактора и тесно с ним со-пряжены. Совокупность этих факторов определяет необходимый темп речи, степень ее связности, соотношение общего и конкретного, нового и известного, субъективного и общепринятого, эксплицитного и импли-цитного в содержании дискурса, меру его спонтанности, выбор средств для достижения цели, фиксацию точки зрения говорящего и т. п. Так, не-понимание может быть вызвано неопределенностью или двусмысленно-стью высказывания, которые запрограммированы самим говорящим или которые появились случайно, а может быть обусловлено и особенностя-ми восприятия речи адресатом: невниманием адресата, отсутствием у не-го интереса к предмету или субъекту речи и т. п. И в том и в другом слу-чаях действует прагматический фактор, указанный нами ранее, но явно присутствуют и помехи психологического характера: состояние собесед-ников, неготовность адресата к общению, отношения партнеров по ком-муникации друг к другу и т. п. К психолого-прагматическим факторам также относятся различная степень интенсивности ведения речевого об-щения, особенности восприятия контекста общения, обусловленные ти-пом личности, особенностями характера, темпераментом коммуникантов, и т.п.

Помехи в общении создаются и психофизиологическими особенно-стями личности, такими как манера общения, индивидуальная неверба-лика, темп речи, тембровые особенности, громкость, артикуляционная нечеткость, акцент. Игнорирование этих особенностей коммуникативно-го партнера всегда наносит ущерб процессу общения.

При рассмотрении речевого общения необходимо учитывать и тот факт, что участники коммуникативного акта – это члены конкретной лингвокультурной общности, определенной социальной или националь-ной группы, и особенности коммуникативного поведения во многом оп-ределяются их социокультурными качествами: отношением к проблемам языка и речи, убеждениями, ценностными ориентациями, социальным и профессиональным статусом, национальными и территориальными осо-бенностями общения. Прогнозирование речевого поведения с учетом этих социально-прагматических факторов должно способствовать успеху в достижении поставленных коммуникативных задач.

30

Факторы, которые определяют характер речевого общения и способ-ствуют возникновению в нем различного рода помех, сбоев, недоразуме-ний, приводящих к коммуникативным неудачам и речевым конфликтам, имеют лингвистическую, социальную и психологическую природу. По-этому речевое поведение понимается не только как явление, обусловлен-ное языковыми факторами, но и как действие, включенное в широкий коммуникативный контекст.

ЛИТЕРАТУРА 1. Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. М.,

1990. 2. Арутюнова Н. Д. Феномен второй реплики, или О пользе спора // Логиче-

ский анализ языка. Вып. 3: Противоречивость и аномальность текста. М., 1990. 3. Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. 4. Ильенко С. Г. К поискам ориентиров речевой конфликтологии // Аспекты

речевой конфликтологии. СПб., 1996. 5. Ермакова О. П., Земская Е. А. К построению типологии коммуникативных

неудач (на материале естественного русского диалога) // Русский язык в его функционировании: Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993.

6. Словарь русского языка: В 4 т. М., 1981—1984. Т.4. 7. Арутюнова Н. Д. От редактора // Логический анализ языка. Язык речевых

действий. М., 1994. 8. Комлев Н. Г. Лингво-семантические мотивы возникновения и разрешения

межперсонального конфликта // Тез. VI Всесоюзн. симпоз. по психолингвистике и теории коммуникации. М., 1978.

9. Шмелева Т. В. Модус и средства его выражения в высказывании // Идео-графические аспекты русской грамматики. М., 1988.

10. Хоруженко К. М. Культурология: Энцикл. Слов. Ростов н/Д, 1997. 11. Стернин И. А. Принадлежит ли язык к явлениям культуры? // Русский

язык в контексте культуры. Екатеринбург, 1999. 12. Сафаров Ш. Этнокультурные концепты дискурсивной деятельности //

Язык, дискурс и личность. Тверь, 1990. 13. Серио П. Анализ дискурса во французской школе (дискурс и интердис-

курс) // Семиотика: Антол. / Сост. Ю. С. Степанов. М., 2001.


31

Б.Я. Шарифуллин Лесосибирский педагогический институт-филиал

Сибирского федеративного университета, г. Лесосибирск, Россия

КОММУНИКАТИВНОЕ ПРОСТРАНСТВО ГОРОДА: РЕЧЕВЫЕ СОБЫТИЯ И РЕЧЕВЫЕ ЖАНРЫ

В пространстве речевой коммуникации современного города сущест-вует своя иерархия всех тех действий и событий, которые формируют саму коммуникацию и тесно связаны с её ядром – речевыми жанрами (РЖ). Это такие понятия как речевая ситуация, речевое событие, речевой акт (РА) и др.

Ближайшее целое по отношению к РЖ – это, как полагают многие лингвисты, речевое событие. Целое более высокого уровня – коммуника-тивное событие, далее идут просто события. Целенаправленные действия людей, составляющие основу коммуникативных событий, мы осмысли-ваем в качестве поступков. Внутренняя форма события, т.е., как пишет В.Е.Гольдин, подвергающиеся изменению «положения вещей», или си-туации, сцены, сценарии [1, с.91], – это и есть коммуникативная ситуа-ция. Тоже ситуацией, но уже внешней, «охватывающей» событие, явля-ется и та обстановка, на фоне которой происходит событие. Её учет осо-бенно важен при квалификации поступков, в том числе, речевых.

Речевая ситуация диктует правила ведения разговора и определяет уместность тех или иных стилистических средств языка, поэтому пра-вильное понимание речевых ситуаций необходимо каждому человеку для того, чтобы его высказывания соответствовали нормам культуры речи. Речевая ситуация представляет собой условия, обстановку, в которой происходит речевое общение между участниками, включая самих участ-ников, которые существенно влияют на речевое событие.

Понятие «речевое событие» ввел Делл Хаймс в работе 1971 г. «Со-циолингвистика и этнография говорения (или коммуникации)» для того, чтобы определить один из компонентов речевого взаимодействия [2]. Ре-чевые события, по Д. Хаймсу, иерархически входят в состав «речевых ситуаций», а сами состоят из РА. Различие между ними заключается в том, что ситуации могут носить не только коммуникативный характер, они состоят из явлений разного рода, коммуникативных и некоммуника-тивных, и являются лишь контекстом для речевого общения, не зависят от него, тогда как речевое событие, напротив, обязательно имеют комму-никативную направленность и зависят от своего речевого наполнения, от норм речевого взаимодействия. В таком понимании событие выступает как часть речевой ситуации и состоит из одного и более РА (речевых действий).

32

Это действительно важно, однако требует и некоторых уточнений, учитывая, что с опубликования работы Д. Хаймса прошло уже почти 40 лет. Как полагают В.Е.Гольдин и О.Н.Дубровская, теория Д. Хаймса вы-зывает некоторые вопросы уже в связи с тем, что в этнографии коммуни-кации сам РА рассматривается несколько иначе, чем в лингвистической прагматике. С одной стороны, РА – минимальная единица речевого со-бытия, с другой стороны, его границы недостаточно строго очерчены. Объём простого речевого события и его отличие от РА у Хаймса не вполне четко выражены [3, с.7-8]. Вот и возникает необходимость раз-граничивать простые и сложные речевые события, а также простые и сложные РЖ, как это, впрочем, и делают.

С речевыми действиями, понимаемыми или как РА, или как РЖ соот-носятся также речевые стратегии (РС) и речевые тактики (РТ). Однако их понимание в теории речевой коммуникации неоднозначно. Приведу не-которые определения:

1. В учебнике «Речевая коммуникация» О.Я. Гойхман и Т.М. Надеи-ной (2001 г.) РС определяется как «осознание ситуации в целом, опреде-ление направления развития и организация воздействия в интересах дос-тижения цели общения» [4].

2. Е.В.Клюев под «коммуникативной стратегией» понимает «сово-купность запланированных говорящим заранее и реализуемых в ходе коммуникативного акта теоретических ходов, направленных на достиже-ние коммуникативной цели» [5].

3. В учебнике «Культура русской речи» под ред. Л.К.Граудиной и Е.Н.Ширяева читаем: «Стратегия речевого общения включает в себя ори-ентировку в ситуации общения, планирование речевого взаимодействия в зависимости от конкретных условий общения и личности коммуникан-тов, а также реализацию плана, т. е. линии беседы. Целью разработки стратегии общения с некоторым лицом является завоевание авторитета, воздействие на убеждения, поведение с целью заставить совершить неко-торый поступок, пойти на сотрудничество, воздержаться от каких-либо действий» [6].

Есть и иные определения. Таким образом, очевидны два подхода к этим понятиям: РС – это «осознание», «планирование» некоторых рече-вых действий, и она же (как и РТ) – сами речевые действия.

Второй подход вряд ли приемлем, но и первый необходимо также от-корректировать, имея в виду соотнесенность определенных РС и РТ с ка-кими-либо конкретными РЖ. Прежде всего, можно в целом согласиться с определением РТ в учебниках «Культура русской речи» и «Речевая ком-муникация» – это понятие как-то проще, поскольку практически все со-гласны, что РС общения реализуется именно в них.


33

Речевые тактики, суммируя различные определения в литературе, – это совокупность приемов ведения разговора и линии речевого поведе-ния, позволяющие достичь поставленных целей в конкретной ситуации. В ситуациях бытового общения действуют одни РТ, в деловой сфере – другие и т.п.

Речевые стратегии. Их роль – осознание говорящим коммуникатив-ной ситуации в целом, определение направлений ее развития и организа-ция воздействия в интересах достижения цели общения. В зависимости от речевой ситуации, отношений между собеседниками и оценки комму-никативного события говорящий может изменять стратегии речевого по-ведения.

Какое место в этой иерархии речевых событий (РС > РТ) занимают или должны занимать РЖ? РС определяет общую интенцию автора рече-вого действия, РТ представляют собой совокупность приемов и способов осуществления данной стратегии, а РЖ – определяют возможности и ти-пы речевой реализации соответствующей стратегии и тактик. Иначе го-воря, какая-либо РС обычно реализуется в том или ином РЖ или их ком-бинации из того репертуара, который очерчен выбранными РТ осуществ-ления этой стратегии.

Коммуникативное намерение говорящего является общим, интегра-тивным началом для всех без исключения РЖ. Но оно же является инте-гративным фактором и любых других речевых событий и действий, включая и РТ и РА – никто не начинает общение, не имея какой-либо коммуникативной цели, пусть и неявно выраженной. Поэтому рассмот-рим, чем же различаются РЖ и РА, тем более что нередко их смешивают между собой или подменяют одно другим.

В статье «Речевые жанры» Анна Вежбицкая высказала, на мой взгляд, великолепное мнение: «Я думаю, что для выхода из тупика в необыкно-венно важной для языкознания (а также многих других гуманитарных наук) теории речевых актов следует начать именно с перенесения акцента с понятия "речевой акт" на бахтинское понятие "речевой жанр"» [7; вы-делено мною. – Б.Ш.].

Есть свое толкование проблемы соотношения РА и РЖ у Ф.С. Баце-вича [8], но оно нам не очень интересно, поскольку в этой работе как-то не очень отчетливо представлены прагмалингвистические и собственно лингвистические концепции «генологии», т.е. в его представлении – «теории РЖ», откуда и некоторая «затуманенность» в самом понимании РЖ.

РА – это прежде всего отдельные реплики или высказывания в данной конкретной ситуации общения по типу: «здесь и сейчас», а РЖ, если брать за основу теорию М.М.Бахтина, это типовые речевые действия или

34

события, отражающие также достаточно типовые события социального (коммуникативного) взаимодействия вообще. Следовательно, можно ут-верждать, что РА не отображают весь процесс межличностной коммуни-кации, в то время как РЖ направлены на описание и организацию про-цесса общения в целом. В условиях современной городской коммуника-ции это особенно значимо.

РЖ, как его понимает М.М. Бахтин, является действием, а не продук-том (точнее, он является кодифицированной формой действия). Слово жанр все же точнее и емче, чем слово акт, потому что акт вызывает представление о высказывании коротком, одноразовом (а, следовательно, вообще говоря, однофразовом). А вот Ф.С. Бацевич считает, что отличия между теорией РА и теорией РЖ являются иерархическими, то есть РЖ состоят из совокупности РА. Этого же мнения, как он полагает, придер-живаются и А. Вежбицкая, В.В.Дементьев, Т.В. Шмелева. Однако в их работах ничего такого нет. «Ошибка в объекте»! Вдаваться в дискуссию не собираюсь, поскольку могут быть возражения и со стороны отечест-венных жанроведов, также совсем не однозначно понимающих соотно-шение и взаимоотношение между РА и РЖ. Хотел бы только опять под-черкнуть, что жанры речи у М.М.Бахтина соотносительны не только с текстами, но и с действиями: ср. понятие «языковых игр» как связанных с действием у Л. Витгенштейна; близость понятий РЖ у М.М. Бахтина и ЯИ у Л. Витгенштейна отмечали неоднократно.

Интересный подход предлагают М.В. Китайгородская и Н.Н. Розанова в своей книге «Речь москвичей» – членение речевого континуума на жанры соотносится с членением коммуникации на коммуникативные ак-ты (КА). Выделяются три варианта такого соотношения:

(1) КА реализуется в виде одного жанра, т.е. границы КА и РЖ совпа-дают.

(2) КА реализуется в виде цепочки РЖ, т.е. каждому из жанров соот-ветствует свой сегмент КА.

(3) Целый ряд ситуаций заведомо реализуется как набор КА, которые могут следовать друг за другом, накладываться один на другой, образуя сложно организованный жанровый континуум (например, ситуация «Гости») [9].

В последнем случае мы, собственно говоря, имеем дело уже с «ги-пержанрами» или гипержанровыми сценариями (см. ниже).

Поскольку РТ всегда имеют свое речевое воплощение, реализуясь в каких-либо иных речевых действиях, встает проблема разграничения тех действий, которые являются РЖ, от тех, которые ими не являются. Это не такой простой вопрос: например, похвала, лесть, комплимент – очень


35

похожие речевые действия, поэтому они либо все относят к РЖ, либо ни один из них таковым не считается.

Для разграничения РЖ и тех РТ, которые не могут быть выражены в нужных РЖ, существенное значение имеет иллокутивное употребление глаголов, называющих речевые события или действия. РЖ должен быть адекватно распознан адресатом речи, т.е. жанровая «настройка» автора и адресата должны совпадать – только в этом случае коммуникативная цель РЖ может быть достигнута. РТ может быть направлена на скрытие намерений автора, на то, что адресат не разгадает его интенций. Поэтому употребление соответствующего глагола речи от лица автора высказыва-ния будет для него «иллокутивным самоубийством» по Вендлеру. То есть лесть, похвальба – это РТ, а похвала, комплимент – РЖ.

Мы уже говорили о типологии речевых событий и о месте в них РЖ. Можно еще подчеркнуть, что в генеалогии жанра существует тенденция понимания его как проекции коммуникативных событий на текстовую структуру. Как жанр речевое событие начинает осознаваться, а. следова-тельно, и вычленяться из цепочки других речевых действий с приобрете-нием своего имени. Называя какой-либо РЖ его именем – как, например, и человека – мы выделяем его и можем лучше познать его суть.

Исторически именно с обращения к именам жанров, толкования их семантики начиналось изучение РЖ. Описывая некоторые РЖ, М.Ю. Фе-досюк отмечает, что направление, при котором вместо конкретных вы-сказываний, принадлежащих РЖ, исследуются «слова, являющиеся, по мнению исследователей, наименованиями данных жанров, а анализ спе-цифических особенностей каждого из жанров, как правило, заменен ана-лизом семантики или классификации таких, например, существительных, как вопрос, просьба, жалоба, упор или ссора», представляет собой на-чальный этап в изучении РЖ [10, с.61].

Например, М.Ю. Федосюк полагает, что названиями РЖ не могут быть существительные ccopa, угроза, придирка, похвальба (и вообще все такие, семантика которых отражает не вполне благовидную цель). По его мнению, и комплимент не может считаться РЖ. С этим трудно согла-ситься, хотя, как было уже сказано раньше, далеко не все речевые собы-тия и действия могут быть РЖ. М.Ю. Федосюк фактически отказывает в праве на существование так называемым «косвенным высказываниям» и соответствующим РЖ. В этом вопросе я скорее согласен с В.Е. Гольди-ным, который в статье «Имена речевых событий, поступков и жанры рус-ской речи» типы РЖ выделяет в связи с такими типизированным языком формами осмысления мира, как ситуация, событие, поступок. «Наиболее естественно, – говорит В.Е. Гольдин, – связывать категорию жанра с ка-тегорией ситуации как формы, структуры события» [11, с.24]. Основа ре-

36

чевого события – речевое действие, поэтому можно говорить об ответе, разговоре, беседе, извинении, объяснении, споре, ссоре как об именах РЖ. И справедливо В.Е. Гольдин замечает, что слова типа победа, поражение, успех, достижение, рекорд, провал, промах, измена, шалость, проказа, подвиг, с помощью которых говорят о событиях, сами именами событий не являются. Мы можем сказать во время разговора, в конце ссоры и т.п., но нельзя сказать *во время подвига, *в момент измены, *в конце победы. Эти существительные могут называть довольно сложные события дейст-вительности, во время которых могут происходить и события речевые, но сами речевые события не называют.

Т.В.Анисимова в небольшой работе 2001 г. «О соотношении понятий «речевое событие» и «риторический жанр» также рассматривает, в чем состоит различие между речевыми событиями и РЖ. Жанры, как она по-лагает – явления однородные. Это касается не только монологических РЖ, но и диалогических. Так, беседа – это РЖ до тех пор, пока представ-ляет собой однородное чередование реплик, обмен репликами. Напротив, совещание – это уже речевое событие, поскольку в его композиции пред-полагаются разные как монологические, так и диалогические РЖ: доклад, мнение, предложение; дискуссия, обсуждение, ответы на вопросы и т.п. [12].

Разумеется, возможны речевые события, состоящие из одного РЖ, но и тогда между этими явлениями можно проследить разницу. Так, в ака-демической риторике возможны речевые события лекция и семинар. При этом семинар как событие обычно включает как монологические (сооб-щение, объяснение, резюме и др.), так и диалогические (дискуссия, обсу-ждение и др.) жанры. В то же время событие лекция чаще всего состоит из одного РЖ – лекция. Однако если преподаватель в рамках этого собы-тия решит устроить письменный опрос, анкетирование или заслушать сообщение студента, то композиция лекции как события окажется со-стоящей из нескольких РЖ, однако это все равно будет именно речевое событие «лекция».

Таким образом, делает вывод Т.В.Анисимова, композиция РЖ состоит из микротем, а композиция речевых событий состоит из отдельных РЖ. Именно поэтому совещание, заседание кафедры, планерка и др. могут быть квалифицированы лишь как речевые события. Вместе с тем, рече-вые события могут включать не только речевые, но и неречевые акты. Так, презентация как речевое событие кроме выступлений может вклю-чать вручение подарков, фуршет, концерт артистов и т.п.

Соглашаясь с Т.В. Анисимовой относительно самого факта различия между такими речевыми событиями, как, например, беседа и совещание и т.п. (для меня и то, и другое – речевые события), выдвину одно только,


37

но центральное возражение: РЖ – далеко не всегда однородные речевые явления. Именно в этом-то и состоит суть разграничения простых, слож-ных и прочих РЖ, степень простоты и сложности которых варьируется в зависимости от соотнесенности с тем или иным коммуникативным (не обязательно речевым) событием. Потому невозможно и нереально ста-вить строгий разграничительный знак между РЖ и речевыми событиями.

Для меня многие из тех речевых событий, которым Т.В. Анисимова отказывает в праве быть РЖ, на самом деле ими являются, только не про-сто «жанрами» (пусть и сложными), а гипержанрами, выделение и опре-деление которых – отдельная проблема, выходящая за рамки данной ста-тьи. См., например, наши работы, в которых проблематика гипержанров и гипержанровых сценарием излагается достаточно полно [13-16].

ЛИТЕРАТУРА 1. Гольдин В.Е. Имена речевых событий, поступков и жанры русской речи //

Антология речевых жанров. – М.: Лабиринт, 2007. – С.90-102. 2. Hymes Dell. Sociolinguistics and the Ethnography of Speaking // Social Anthro-

pology and Language. – 1971. 3. Гольдин В.Е., Дубровская О.Н. Жанровая организация речи в аспекте соци-

альных взаимодействий // Жанры речи. – Саратов, 2002. – Вып.3. – С.5-17. 4. Гойхман О.Я., Надеина Т.М. Речевая коммуникация. – М., 2001. 5. Клюев Е.В. Речевая коммуникация: успешность речевого взаимодействия. –

М., 2002. 6. Культура русской речи: Учебник для вузов / Под ред. Л.К.Граудиной и

Е.Н.Ширяева. – М., 1999. 7. Вежбицкая А. Речевой жанр // Жанры речи. – Саратов. 1997. 8. Бацевич Ф.С. Лiнгвiстична генологiя: проблеми i перспективи. – Львiв,

2005. 9. Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Речь москвичей. Коммуникативно-

культурологический аспект. – М., 1999. 10. Федосюк М.Ю. Исследование средств речевого воздействия и теория жан-

ров речи / М.Ю. Федосюк // Жанры речи. – Саратов, 1997. – С.66-87. 11. Гольдин, В.Е. Имена речевых событий, поступков и жанры русской речи //

Жанры речи. – Саратов, 1997. – С.23-33. 12. Анисимова Т.В. О соотношении понятий «речевое событие» и «риториче-

ский жанр» // Риторика диалога: Проблемы исследования и освоения в школе и вузе: Тез. докладов Всеросс. сессии – научно-метод. конф. (3-5 декабря 2001 г.). – Пермь, 2001. – С.4-6.

13. Шарифуллин, Б.Я. Коммуникативные стратегии и тактики инвективы: се-мейный скандал // Языковая ситуация в России начала XXI века: Матер. Между-народ. науч. конф. КемГУ. – Кемерово, 2002. – Т. 2. – С.266-276.

14. Шарифуллин Б.Я. Речевые жанры и гипержанры: теория и реальность ре-чежанрового пространства // Русский язык и активные процессы в современной речи: Матер. Всерос. науч. конф. – Ставрополь: СГУ, 2003.

38

15. Шарифуллин, Б.Я. Гипержанровые сценарии речевой коммуникации / Б.Я. Шарифуллин // Русский язык: Теория. История. Риторика. Методика: Матер. на-учно-метод. чтений памяти проф. Р.Т. Гриб. – Вып.4. – Красноярск, 2004. – С.45-50.

16. Шарифуллин, Б.Я. Гипержанровые сценарии в вербальной и невербальной коммуникации // Языковая картина мира. – Бийск, 2008. – С.77-91.


39

РАЗДЕЛ 2. ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО ПРОСТРАНСТВА

МАЛЫХ НАСЕЛЕННЫХ ПУНКТОВ

В.Н. Базылев

Государственный институт русского языка им. А.С.Пушкина, г. Москва, Россия

ЗАПАХИ УЕЗДНОГО ГОРОДА (ИЗ СЕМИОТИЧЕСКИХ КОММЕНТАРИЕВ К ГОГОЛЕВСКОМУ «РЕВИЗОРУ»)

Данная публикация продолжает серию авторских материалов, заду-манных как семиотический комментарий к гоголевскому «Ревизору» в духе московско-тартуской школы семиотики [1 – 18]. Это попытка опи-сания фрагмента исторической психологии российского общества: при этом изучается психологический склад некой исторической эпохи, с од-ной стороны, а с другой, изменение психики и личности человека в соци-ально-культурном макровремени, именуемом историей Государства Рос-сийского, в которую мы погружены вместе с грибоедовским «Опять уви-деть их мне суждено судьбой! /Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен? /Когда ж постранствуешь, воротишься домой, / И дым отечества нам сладок и приятен», вплоть до тютчевского «И дым отечества нам сладок и приятен!» – / Так поэтически век прошлый говорит./ А в наш – и сам талант все ищет в солнце пятен,/ И смрадным дымом он отечество коптит!»

Может быть, это «памятники» частности: запах в культуре повседнев-ности – это частность. Но в ряде случаев они становятся знаками эпохи.

В. К. Кантор в своем исследовании представил хаос как естественное состояние российского общества. Петр I пытался реформировать общест-во, «ферментизировать» личность. Пушкин, по мнению Кантора, это ев-ропейская школа для русского характера. Он приводит обращение поэта к Дельвигу: «Бывало, что ни напишу, / Все для иных не Русью пахнет». Немец Рикман у Тургенева поет за перегородкой, а перед ней духота пе-редней, кислый запах старого кваса, смазных сапог. Другой образ немца Шиммеля в повести «Фауст» – с запахом цикорного кофе. Дорога от Кельна в Москву, в заплеванном тамбуре: «...пахло углем, застоявшимся сигаретным дымом и даже мочой...» Русские челноки в вагоне: «Сразу запахло кислым, давно немытым телом, потом, алкоголем, да еще, види-мо нечищеными зубами». Слова, сказанные в диалоге, о русском духе: «...вот и в народных сказках Баба-Яга всегда этот русский дух чует, хотя герой непременно так спрячется, что найти его невозможно, но вот рус-ский дух, как ни прячься, выдает. Впрочем, конечно, это метафора. – Но

40

если это метафора, то это, может, еще хуже. Стоит нам покопаться в на-ших интеллигентских русских душах, то от их немытости, невычищенно-сти жутко станет» [20, с. 452-456].

У Н. В. Гоголя запахов немного, часто они – странные, противоречи-вые. В повести «Невский проспект» город с утра пахнет горячим, только что выпеченным хлебом. Потом запахи уже теряют ориентиры. Вместо лица – усы, на которые «изливают» духи ароматы. «Греческий нос» вме-щает в себя человека. Воображаемая лестница имеет перила, она «наду-шена ароматами». В повести «Коляска» цветы, пригретые солнцем, «ут-рояли» свой запах. Слово «утрояли» оказывается сильнее ощущения. Па-хучие травы «лезут» в коляску, ударяют по рукам и лицу в «Старосвет-ских помещиках». Это уже не запах. А нечто иное. Гоголь в описании объединяет запахи: майской ночи, деревни, комнаты, ужина. Люди у него принюхиваются, а коты «обнюхиваются». Воздух украинской ночи – «океан благоуханий», так пишет о нем Гоголь в повести «Майская ночь, или Утопленница». Украина для него есть часть большой России, со своими запахами. «Благовонный пар» от галушек разносится по улице в «Сорочинской ярмарке».

В «Мертвых душах» Петрушка обладает своим, особенным запахом. Чичикову «свежим носом» кажется, что слуга потеет. В трактирной ком-нате ручки душистых трав у образов так пересушены, что желающие по-нюхать их только чихали. Запах как бы ускользает, кажется чужим. Но как принадлежность мира, он делает последний – причудливым.

В гоголевской пьесе также неизбывно присутствует своеобразный «дух эпохи». Это, безусловно, тоже метафора, имеющая отношение к рефлексии запахов в культуре.

Городничий: Две недели! (В сторону). Батюшки, сватушки, выносите, святые угодники! В эти две недели высечена унтер-офицерская жена! Арестантам не выдавали провизии! На улицах кабак, нечистота! Позор! Поношенье! (Хватается за голову) (Д.I, явл. 3). … Городничий: Ах, боже мой, я и позабыл, что возле того забора навалено на сорок телег всякого сору. Что за скверный город: только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор, чёрт их знает откудова и нанесут всякой дря-ни! (Д.I, явл. 5).

Запах – это среда, в которой совершается становление человека как субъекта культуры.

Городничий: …Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак ку-рят, что всегда расчихаешься, когла войдёшь…(Д.I, явл. 1).

Городничий: Кроме того, дурно, что у вас высушивается в самом при-сутствии всякая дрянь и над самим шкапом с бумагами охотничий арап-ник… Также заседатель ваш…он, конечно, человек сведующий, но от не-


41

го такой запах, как будто бы он сейчас вышел из винокуренного завода – это тоже нехорошо. Я хотел давно об этом сказать вам, но был, не пом-ню, чем-то развлечён. Есть против этого средства, если это уж действи-тельно, как он говорит, у него природный запах. Можно ему посовето-вать есть лук, или чеснок, или что-нибудь другое. В этом случае может помочь разными медикаментами Христиан Иванович. – Аммос Фёдоро-вич: Нет, этого уже невозможно выгнать: он говорит, что в детстве мамка его ушибла и с тех пор от него отдаёт немного водкою (Д.I, явл. 1).

Хлестаков: Просто не говорите. На столе, например, арбуз – в семьсот рублей арбуз. Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа; откроют крышку – пар, которому подобного нельзя отыскать в приро-де…(Д.III, явл.6)

Запахи с необходимостью присутствуют в текстах, которые с точки зрения культуры и исторической психологии можно назвать текстами сознания, иначе именуемые прецедентными текстами, дискурсивными практиками или логоэпистемами. Включение в тексты сознания событий мысли предполагает усилие: если какие-то слово и лишено смысла, оно в любой момент может таковой обрести. Текст начинает «оживать», он та-ит в себе безграничные возможности, противоречия. Поскольку все ос-мысленно, то даже сказанное вскользь может повлиять на рождение смысла. Пренебрегать нельзя ничем, ни единым словом. В текстах созна-ния центр подвижен, смыслы – всюду. Смыслопорождение – это мысль, которая пробирается сквозь события, связывая их воедино. Ведь необхо-димо понять мир по-другому, словно впервые. Заметить находящийся «рядом» смысл. В современном человеке, как и человеке российской ис-тории заключена первичная тоска по «простым впечатлениям». Вместе с ощущением разнообразных запахов он как бы растворяется в мире.

Городничий: Да, там, говорят, есть две рыбицы: ряпушка и корюшка, такие, что только слюнка потечёт, как начнёшь есть. – Анна Андреевна: Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза (Зажмуривает глаза и ню-хает). Ах! Как хорошо!

(Д.V, явл. 2) – Анна Андреевна: Мы теперь в Петербурге намерены жить. А здесь, признаюсь, такой воздух…деревенский уж слишком!… признаюсь, большая неприятность… Вот и муж мой: он там получит ге-неральский чин (Д.V, явл. 2)

У читателя постепенно возникает образ той далекой России – России в запахах.

42

Артемий Филиппович: Какое колпаки! Больным велено габерсуп да-вать, а у меня по всем коридорам несёт такая капуста, что береги только нос (Д.I, явл. 3).

Хлестаков: …(Наливает суп и ест) Что это за суп? Ты просто воды на-лил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я не хочу этого супу, дай мне другого…(Д.II, явл. 6)

Хлестаков:…Он меня морит голодом по целым дням… Чай такой

странный: воняет рыбой, а не чаем… (Д.II, явл. 7) Смотритель училищ протухнул насквозь луком…(Д.V, явл.8). Обратимся к ещё одной детали гоголевской пьесы – сну Городничего:

«…пришли, понюхали, …». Знаковый ряд этого вневербального пости-жения действительности в русской культуре достаточно однозначен и ус-тойчив семиотически: «Вынюхивать, пронюхивать, лазутничать, разве-дывать, идти на вынюх, на вынюшку, на разведку, узнавать что тайком. Разнюхивать, разнюхать, проведать, разузнать. Разнюхивать – сыщик» [19, с. 218].

Бобчинский как будто предчувствовал что-то и говорил Петру Ивано-вичу: «Здесь что-нибудь неспроста-с…Это, – говорит <Влас, трактир-щик> молодой человек, чиновник, да-с, едущий из Петербурга, а по фа-милии, – говорит, – Иван Александрович Хлестаков-с, и, – говорит, – престранно себя аттестует: другую неделю живёт, из трактира не едет, забирает всё на свой счёт и ни копейки не хочет платить…Он, он, ей-богу, он…такой наблюдательный: всё обсмотрел. Увидел, что мы с Пет-ром Ивановичем ели сёмгу, – больше потому, что Петр Иванович насчёт своего желудка…да, так он в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло страхом…» (Д.I, явл. 3).

Всё дело в том, в рамках какой семиотической системы происходит осмысление реальность сна. Ни один человек не подходит к миру иначе, как при посредстве обыденного практического мышления. Толкование является продуктом обыденного мышления и складывается из языковых типизирующих конструктов, считающихся однозначными и самоочевид-но ясными. Также и Городничий: он действует, исходя из того, что каж-дый в своём толковании знает, что имеется в виду .

Городничий: Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь…(Д.I, явл. 3) Не поддаются времени, остаются в памяти выстраданные ощущения

того огромного, многообразного, что есть Россия. Тогда они становятся частью культуры. Мироощущением народа в гоголевской пьесе – это по-добное нынешнему мироощущению на разломе эпох. Можно почувство-вать заново – на ощупь, по запаху – много слов, известных, но далеко не пережитых. В России время «узнаваемо» в запахе слов. Иначе: слова за-


43

ставляют переживать запахи. Но для этого необходимо определенное усилие.

ЛИТЕРАТУРА 1. Базылев В.Н. Обособленные концепты русской культуры// Реальность.

Язык. Сознание: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 1. – Тамбов: ТГУ им. Г.Р.Державина, 1999. – С. 90-94.

2. Базылев В.Н. Пародийная история: разложение традиции и компенсация традиции// Россия и Запад: Диалог культур. Вып. 7. – М.: МГУ, 1999. – С. 60-73.

3. Базылев В.Н. Фрагменты бытования текста в культуре// Язык. Сознание. Коммуникация: Вып. 10: Сборник статей. – М.: МГУ. – С.77-81.

4. Базылев В.Н. Мифологема скуки в русской культуре// Res Linguistica: Сборник статей к 60-летию проф. Нерознака В.П. – М.: Academia, 1999. – С. 130-147.

5. Базылев В.Н. «Объезд земель»: фрагмент исторической психополитики// Психопоэтика и психополитика. – М.: МАКС-Пресс, 2001. – С. 4-5.

6. Интертекстуальность гоголевского «Ревизора»// Проблемы психолингви-стики: теория и эксперимент: Сборник научных трудов. – М.: Гуманитарий – Ин-ститут языкознания РАН, 2001. – С. 66-78.

7. Базылев В.Н.Восторг надувательства// Человек. Язык. Культура: Межву-зовский сборник статей. Вып. 2. – Курск: Курский ГПУ, 2002. – С. 5-12.

8. Базылев В.Н. Хлестаков играющий//Аксиологическая лингвистика: игровое и комическое в общении: Сборник научных трудов. – Волгоград: Перемена, 2003. – С. 22-35.

9. Базылев В.Н. Семиотика насилия в России// Филология и культура. – Там-бов: Тамбовский ГУ им. Г.Р.Державина, 2003. – С. 121-122.

10. Базылев В.Н.Ваня Хлестаков, одинокий русский мальчик// Текст, м.р., ед.ч.: Материалы рабочего совещания проблемной группы «Сублогический ана-лиз языка». – М.: МАКС-Пресс, 2003. – С. 4-8.

11. Базылев В.Н. Похож – не похож?// Тело человека: икона, индекс, символ: Материалы рабочего совещания проблемной группы «Сублогический анализ языка». – М.: МАКС-Пресс, 2003. – С. 4-13.

12. Базылев В.Н. Письмо Городничему и письмо Тряпичкину// Язык и мыш-ление: психологические и лингвистические аспекты. – Пенза: Пензенский ГПУ им. В.Г.Белинского, 2003. – 118-121.

13. Базылев В.Н. Мещанин как семиотический типаж в русской культу-ре//Семиотика и имиджелогия. – Тамбов: ТГУ им. Г.Р.Державина, 2003. – С. 42-44.

14. Базылев В.Н. Косноязычная Россия// Косноязычная Россия: Материалы рабочего совещания проблемной группы «Сублогический анализ языка». – М.: МАКС-Пресс, 2004. – С. 5-32.

15. Базылев В.Н. Дворянин в «мещанстве»// Язык и транснациональные про-блемы. – Тамбов: ТГУ им. Г.Р.Державина, 2004. – С. 377-384.

16. Базылев В.Н. Хамство – коммуникативный феномен в русской культуре// Язык и интеллектуальный мир человека. – Архангельск: Архангельский ГТУ, 2004. – С. 118-119.

44

17. Базылев В.Н. Археология повседневности в гоголевском «Ревизоре»// Картина мира: Язык, литература, культура. Вып. 2. – Бийск: Бийский ПГУ им. В.М.Шукшина, 2006. – С. 135-146.

18. Базылев В.Н. «Немые сцены»// Языковая фрустрация: Материалы рабоче-го совещания проблемной группы «Сублогический анализ языка». – М.: МАКС-Пресс, 2007. – С. 4-11

19. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – М.: Наука, 1978.

20. Кантор В.К. Русский европеец как явление культуры. – М.: РОСПЭН, 2001. – 704 с.

Т.Ф. Байрамова Алтайская государственная академия образования

имени В. М. Шукшина г. Бийск, Россия

К ВОПРОСУ О СТЕПЕНИ УПОТРЕБИТЕЛЬНОСТИ ДИАЛЕКТНОЙ ЛЕКСИКИ В РЕЧИ ГОРОЖАН

На протяжении ХХ века лингвисты неоднократно указывали на утра-ту целостности территориальных диалектов. Однако постулат о быстром отмирании русских диалектов во многом оказался фикцией. Некоторые языковеды объясняют свое заблуждение как результат идеологических установок того времени, реальную же языковую практику они не учиты-вали [1, с.115-124].

Специфические диалектные явления в иных экстралингвистических условиях обнаруживают различную степень устойчивости. Наиболее из-менчивыми оказываются факты диалектной лексики. Но наблюдения по-казывают, что и эта часть языка в определенных регионах имеет место быть до настоящего времени. Локальные лексические особенности со-храняются не только в Европейской России, их можно наблюдать и во вторичных говорах Сибири и Дальнего востока. Причем они отмечаются не только в речи сельских жителей, но и у горожан, рожденных и вырос-ших в деревне. Особенно это характерно для городов, состав населения которых смешанный и большую часть его составляют приезжие из окру-жающих районов.

Одним из таких городов является Бийск. Он имеет достаточно зрелый возраст – 300 лет. Его история началась в начале XVIII в., когда Алтай только становился на ноги как в промышленном, так и экономическом и культурном отношениях. К концу XVIII в. сформировался состав населе-


45

ния края, состоявший с самого начала из переселенцев с разных террито-рии Европейской России, Урала и Сибири, т.е. был смешанным в диа-лектном отношении.

Бийск, как и многие города территорий позднего заселения, осваивал-ся в основном переселенцами из окружающих сел, предки которых были носителями разных материнских говоров. В настоящее время его населе-ние продолжает пополняться за счет мигрантов из других регионов Рос-сии и ближнего зарубежья, а также переселения в город к детям их роди-телей из сельской местности. Иными словами, состав населения Бийска смешанный. Его представляют коренные горожане – потомки первых по-селенцев в Сибири, владеющие литературной речью, и бывшие сельчане, имеющие образование и пользующиеся в общении просторечием. Значи-тельную часть составляют люди пожилого возраста, не имеющие средне-го образования, пользующиеся в общении просторечием, содержащим диалектные особенности.

Современный город представляет широкие возможности для наблю-дения за сложившейся языковой ситуацией. Языковое пространство го-рода определенным образом организовано, в нем выделяются следующие компоненты: 1) литературная разговорная речь и 2) народно-разговорная речь, в которой функционируют: а) молодежный жаргон, б) социальные жаргоны, в) городское просторечие, г) территориальные диалекты. Что касается диалектных явлений в речи горожан, они пока не являются предметом пристального внимания языковедов. Поэтому целью данного исследования является попытка выяснить степень сохранности диалект-ной лексики в речи жителей города Бийска. Материалом послужила лек-сика «Словаря русских говоров Алтая» I-III тт. [II], а также результаты анкетирования среди горожан разного возраста.

Из «Словаря русских говоров Алтая» нами выбрано 483 слова, имею-щих территориальную помету «Бийск». Их можно объединить в разные лексико-семантические группы, такие, как «Земледелие», «Животновод-ство», «Лесные промыслы», «Постройки и их части», «Предметы и явле-ния окружающей природы», «Предметы домашнего обихода», «Продук-ты питания» и другие. Эта лексика характеризует природные условия, род занятий, особенности быта человека в данном регионе.

Самыми многочисленными группами являются «Предметы домашне-го обихода» (195 слов) и «Кушанья и продукты» (111 слов). Из предметов домашнего обихода наиболее употребительны названия посуды (бадейка, глечик, ендова, калаванка, лохань, махотка, ополовник, пестерюшка, по-станов) и домашней утвари (дерюжка, подшторники, плешочка, потник и др.). Продукты питания, кушанья представлены следующими словами: бакча, барабулька, барда, драники, затеруха. картоха, квасоль, ландори-

46

ки, медовуха, пампуша, первак, простокиша и др. Все они употребитель-ны и сейчас.

Названия одежды и обуви широкого употребления не имеют, но го-рожане знают их значение. Это слова: баретки, верхонки, доха, катанки, канаши, касавейка, куфайка, лапотина, литухи, накольник, низик, обряд, оборки, подысподник, пимы и др., всего 31 слово.

Столько же слов называют постройки и их части: амбарушка, балаган, заимка, завалюха, мельничушка, насыпуха, плетенюшка, голбец, камелек, глинобитка, закуток, загнетка, заплот, печурка, поддым, поднавес и др. Многие из этих слов употребляются устойчиво.

Достаточно устойчивы и названия предметов и явлений окружающей природы. Они отражают рельеф, особенности климата, флору и фауну региона: балка, ведрено, выведрить, глубеника, елань, емуранки, жарки, забереги, забока, забуранить, займище, заморочать, калба, кандык, ко-чегуры, куржак, курья, мочаг, наземник и др.

Среди других лексико-семантических групп можно выделить назва-ния лиц по родству, роду занятий, особенностям характера: балабон, банщик, батюшка, братан, брательник, братка, деваха, девонька, де-данька, докторица, дроля, кержак, Леля, маруха, матаня, паликмахерша, песельница.

Если анализировать слова по грамматическим категориям, то следует отметить частотность глаголов (131), характеризующих манеру речи, действия (гваздаться, глуздать, драболызнуть, залобунить), поведение (выкабениваться, выкаблучиваться, ерепениться, кособениться, изга-ляться) и др. Прилагательные чаще всего характеризуют человека: дош-лый, дробненький, дюжий, заполошный, матерый, наречистый.

В речи горожан зафиксирована как лексика южного наречия (балаган, балакать, балка, баской, гаманок, глечик, голик, дымарь, елань, катух и др.), так и северного (бахилы, ведрено, голбец, дамно, заберег, Леля, ло-нись, лыва, и др.) Некоторые слова в словарях отмечены как сибирские: выбыгать, гумага, дужина, забока, закуржаветь, колба, катанки, кер-жак, курья, лопатина. Это подтверждает гипотезу о смешанном характе-ре сибирских говоров и в частности, историю заселения Алтая.

Чтобы определить степень употребительности диалектных слов в ре-чи горожан, было проведено анкетирование среди лиц разного возраста, а также школьников. Информантам были предложены слова с просьбой дать ответ на варианты: «употребляю», «слышал», «не знаю».

Приведем некоторые результаты. слово возраст употребляю слышал не знаю Братан- «брат» до 25 лет

25-45 лет 24 % 24 %

71 % 76 %

5 % 0 %


47

старше 45 лет

33 % 67 % 0 %

Выкаблучивать-ся – «вообра-жать»

I II III

40 % 29 % 28 %

56 % 65 % 82 %

4 % 6 % 0 %

Гаманок – «ко-шелек»

I II III

20 % 18 % 39 %

69 % 82 % 61 %

11 % 0 % 0 %

Ладом – «хоро-шо»

I II III

20 % 24 % 22 %

53 % 65 % 78 %

27 % 11 % 0 %

Леля – «крест-ный отец, мать, дядя»

I II III

49 % 71 % 67 %

40 % 23,5 % 33 %

11 % 5,5 % 0 %

Пимы – «вален-ки»

I II III

18 % 41 % 39 %

62 % 59 % 61 %

20 % 0 % 0 %

Таким образом, жителям города Бийска не чужда диалектная лексика, она знакома не только пожилым людям, но и школьникам, употребляют же ее чаще представители старшего поколения. Это можно объяснить языковыми традициями семьи, где старшие – выходцы из диалектной среды. Употребление диалектных слов разных территорий обусловлено историей заселения города.

ЛИТЕРАТУРА: 1. Калнынь Л. Э. Русские диалекты в современной языковой ситуации // Во-

просы языкознания. 1997, № 3. с. 115-124. 2. Словарь русских говоров Алтая. Т.т. I-Ш. Барнаул, 1993-1997.

Е.В. Белогородцева, О. Бачурина Алтайская государственная академия образования


ФУНКЦИИ СТУДЕНЧЕСКОГО ЖАРГОНА (НА МАТЕРИАЛЕ РЕЧИ СТУДЕНТОВ ФИЛОЛОГИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА

БПГУ ИМ. В.М. ШУКШИНА) Мы живем в эпоху глобальных изменений в обществе и нередко явля-

емся «пользователями» обновленного временем языка, иногда даже бы-ваем авторами языковых новообразований. Наиболее показательным и в

48

наибольшей степени подверженным изменениям и развитию в этом от-ношении является студенческий жаргон как один из социальных диалек-тов. Одной из таких единиц, впитавшей в себя все социальные преобра-зования, является жаргон. В последнее время жаргон активно вытесняет «нормальную» речь, а люди все чаще говорят на словах, понятных только определенной группе людей.

Студенческий жаргон – разновидность молодежного жаргона, носи-телем которого является достаточно многочисленная и социально-активная группа. Молодежный жаргон, в свою очередь, является неотъ-емлемой частью молодежной «субкультуры», одним из способов инди-видуального и группового самовыражения его носителей. Он представля-ет собой некую междисциплинарную реальность, находящуюся на стыке языкознания, социологии, психологии, философии, семиотики и других наук, изучающих психосоциальную деятельность человека [2].

В молодежном жаргоне, как в зеркале отражается процесс изменения в обществе. В XX веке имеет место 3 этапа изменения студенческого жаргона, которые связаны с арготизацией лексики: 1) 20-30-е годы; 2) 50-60-е годы; 3) 80-90-е годы.

Это связано с появлением жаргонных слов английского происхожде-ния.

Слова английского происхождения делятся на 4 группы заимствова-ний [2]:

1. Прямое заимствование (men – мужчина, many – деньги); 2. Гибриды, образованные присоединением к иностранному корню

русского суффикса, приставки или окончания (аскать, литловый); 3. Русские слова, сходные по звучанию с английскими и использую-

щиеся в значении соответствующих английских слов; 4. Русские слова, которые являются калькой английских слов, или

приобрели новое значение под влиянием английских слов («кровать» – плохая оценка, кровать по-английски bed, что звучит похоже на слово bad – «плохой»).

В настоящее время в студенческом жаргоне преобладает арготическая лексика.

Кто же является носителями студенческого жаргона? Л. П. Крысин [4] отмечает, что носителями студенческого жаргона

являются учащиеся и неработающая молодежь (студенты и школьники старших классов), отчасти молодая техническая и гуманитарная моло-дежь от 22-23 до 33-35 лет.

Жаргоны студентов, как правило, связаны с учебой: «степа» – сти-пендия, «античка» – античная литература. Специализированные студен-ческие жаргоны составляют 28 % всей лексики.


49

Наиболее многочисленную категорию составляют выражения, отно-сящиеся к сфере молодежного общения, способам проведения досуга, межличностным отношениям. Значительная доля здесь приходится на следующие выражения: тусоваться, колбаситься, оттянуться, ото-рваться (по полной), зажигать, зависнуть и т.д. Несмотря на кажущую-ся схожесть, содержание данной категории имеет определенные различия по социальному и гендерному признакам. Так у представителей мужско-го пола преобладают более грубые выражения: бухаловка, случка, синя-чить. У девушек присутствует несколько романтический настрой: гля-делки – свидание, фестивалить на пати (от англ. party-вечеринка), сейшн.

Что касается категории учебной и других видов деятельности, здесь в первую очередь следует отметить большое разнообразие слов, обозна-чающих само учебное заведение, начиная от нейтральных (универ, шара-га, рогачка, Педуха, Политех, Строяк), и заканчивая саркастично-язвительными (тюрьма, заповедник, зоопарк, забор, зона, клетка). Мно-гократно встречаются такие слова, как «париться, ломаться, загонять-ся», а также «по барабану, забить на что-либо».

Достаточно обширную категорию составляет эмоционально-экспрессивная жаргонная лексика. Здесь выделены огромные ряды сино-нимов для выражения как положительных, так и отрицательных эмоций. Популярными являются такие слова, как круто, клево, ништяк, супер, по кайфу, влом, отстой, облом, шняга, в падлу.

Оценочная лексика представлена такими словами, как лох, чмо, от-стой, прикольный, реальный и т.п.

Таким образом, в студенческом жаргоне находят свое отражение со-циально-групповая принадлежность его носителей, также как и особен-ности их жизни, быта, межличностных отношений. Психологическая природа студенческого жаргона в первую очередь проявляется, на наш взгляд, в его социально-психологических функциях.

1. Функция идентификации. Использование «своего» языка позво-ляет членам группы почувствовать себя сплоченнее, дает яркое пережи-вание единства, взаимопонимания. Жаргон – средство объединения мо-лодых людей и противопоставления их представителям других групп и других поколений. Правда, надо заметить, что данная функция в студен-ческом жаргоне выражена, не так ярко, как в подростковом, что вполне объяснимо.

2. Коммуникативная функция. Жаргон – это язык внутригруппового молодежного общения. Отсюда – богатство выражения довольно ограни-ченного набора смыслов, наиболее значимых для молодежи – таких как «человек» и разные его ипостаси – чел, чувак, братан, кент, перец, мо-

50

чалка, курица, крыса, крендель; «общение» – тусня, клубешник, случка, стрелка, драйв, коннектиться, SMSиться, чатиться; «деньги» – бабло, лавэ, бобы, капуста; «шутка»- корки, коры, прикол и некоторые другие. Давая свои обозначения понятиям и явлениям, которым соответствуют устойчивые и регулярные обозначения в литературном языке, молодеж-ный жаргон стремится создать что-то свое, новое, более выразительное.

3. Эмоционально-экспрессивная функция. С помощью жаргона гово-рящий может достаточно свободно и наиболее полно выразить пережи-ваемые чувства и эмоции. Многие восклицания («Отпад!» «Блин!» «Е-мое!») передают эмоциональное содержание в самом общем, нерасчле-ненном виде, и потому неоднозначны. Жаргонизмы могут выражать раз-нообразные (вплоть до противоположных) эмоции, например: зашибись (очень хорошо / очень плохо), меня крючит, колбасит, плющит, прет (мне очень хорошо / мне очень плохо). Поэтому распознавание их слуша-телем может осуществиться только с учетом интонации, мимики, жести-куляции говорящего, а также контекста.

4. Оценочная функция. Употребление жаргонной лексики имеет сво-ей целью, кроме прочего, выразить отношение говорящего к предметам и явлениям действительности, а также (чаще всего) к окружающим его лю-дям. Эта оценка может варьироваться от дружеско-ироничной до презри-тельно-унизительной. В более обобщенном смысле оценочные выраже-ния, подобно эмоционально-экспрессивным, распадаются на общеполо-жительные (крутая чикса, путевая телка, клевый чел, понтовый перец, продвинутый, прикольный) и общеотрицательные (очко, лузер, лохушка, тормоз, долбанутый, левый).

5. Манипулятивная функция. Она проявляется в таких побудитель-ных предложениях, как «Забей!», «Не загоняйся!», «Ломись!», «Не го-ни!», «Заткнись!», «Отвали!», имеющих значение волеизъявления, адре-сованного собеседнику, и употребляющихся с целью оказать на него влияние, побудить к каким-либо действиям. Однако многие из них не предполагают немедленного исполнения адресатом воли говорящего, тем более что с логической точки зрения это было бы абсурдно «Иди ты в пень!», «Иди коси изюм!». Они скорее демонстрируют раздражение гово-рящего собеседником и, как правило, желание прекратить общение с ним.

6. «Творческая» функция. Она проявляется в тех случаях, когда у мо-лодых людей возникает потребность выразить то, чему в литературном языке нет подходящего эквивалента. Слова и выражения, созданные в ре-зультате такой необходимости, и являются своеобразным «творением» молодежного жаргона. Например: на понтах, в падлу, на измене, повес-тись на что-то и прочие [1].


51

Студенческий жаргон является одним из источников пополнения лек-сики русского варианта литературного языка и одним из элементов рус-ской культуры. Языковые процессы, развертывающиеся в студенческом жаргоне буквально на наших глазах, делают его естественной экспери-ментальной лабораторией для наблюдения над языковыми изменениями в социальном контексте.

ЛИТЕРАТУРА: 1. http://www.yspu.yar.ru 2. www. rus-jas. Ru 3. Жирмунский В.М. Национальный язык и социальные диалекты, – Л.: Ху-

дожественная литература, 1956 4. Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного рус-

ского языка. М.: Наука, 1989. – 186 с.

52

РАЗДЕЛ 3. РЕГИОНАЛЬНАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ И ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ

ГОРОЖАНИНА Е.Ю. Дуреко

Уральский государственный университет им. А.М. Горького г. Екатеринбург, Россия

МИФОЛОГЕМА «ЕКАТЕРИНБУРГ – ТРЕТЬЯ СТОЛИЦА» В СРЕДСТВАХ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ ЕКАТЕРИНБУРГА

В процессе символической репрезентации Екатеринбурга в качестве одной из категорий описаний места сформировалась мифологема «Екате-ринбург – третья столица». По словам В. В. Абашева, когда любой исто-рический или физический факт семиотизируется, он «включается в ком-муникативные процессы как элемент текста, языка или кода» [1, с. 26]. Мифологема «Екатеринбург – третья столица» активно задействована в коммуникативных процессах, в том числе и в медиадискурсе. Мифологе-ма является одним из наиболее значимых и эффективных элементов сис-темы позиционирования географического и политического объекта.

Медиадискуссия о закономерности претензий Екатеринбурга на право называться «третьей столицей» России не утихает уже в течение не-скольких лет. Новое развитие эта тема получила в апреле 2009 года, ко-гда Казань официально стала третьей столицей России, зарегистрировав в Роспатенте этот товарный знак, а также бренды «Третья столица», «Третий город», «Третий город России» и «Russia’s third capital» [2]. Помимо Екатеринбурга и Казани, на звание «третьей столицы» претендо-вали города-милионники Нижний Новгород и Новосибирск.

В качестве основной причины живучести мифа о третьей столице можно признать притягательность концепта «столица» для властей и жи-телей населенного пункта, претендующего на этот статус. Рассмотрев со-держание этого понятия, мы выявили некоторые стереотипные представ-ления, связанные с ним и способствующие его активному и постоянному функционированию в средствах массовой информации.

Если посмотреть реакции на слова «город» и «столица», приведенные в «Русском ассоциативном словаре» Ю.Н. Караулова, можно сделать вы-вод о том, что сформировалось несколько стереотипных представлений, связанных с лексемой «столица»: «в столице все есть», «в столице боль-ше возможностей для самореализации», «в столице интереснее». На это указывают реакции, зафиксированные в словаре на слово-стимул «столи-ца»: «прекрасен», «удача», «счастье», «молод», «цивилизация» [3, Т.1, с. 142, с. 631].

РАЗДЕЛ 3. РЕГИОНАЛЬНАЯ ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ И ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ ГОРОЖАНИНА

53

Помимо процесса стереотипизации понятия «столица», мы можем го-ворить также о его концептуализации.

Появление концепта, одной из основных ячеек культуры в метальном мире человека, является одним из закономерных шагов на пути станов-ления и развития языковой системы города. Концептуализация структу-рирует знания, членя их на «некие минимальные концептуальные едини-цы» [4, с. 31].

Выделяют несколько элементов в структуре любого концепта: «строение понятия, исходная форма (этимология), история, сжатая до ос-новных признаков содержания, современные ассоциации, оценки, конно-тации» [4, с. 52]. В содержательной структуре концепта «Столица» мож-но выделить два основных элемента: ядро, которое формируют основные родовидовые смыслы, и ассоциативные представления, включающие в себя культурный, культурологический и мифологический контекст.

Для прояснения того, почему миф о «столице» оказывается столь при-тягательным для жителей и политической элиты, обратимся к этимоло-гии этого слова. В «Историко-этимологическом словаре современного русского языка» «столица» возводится к слову «стол». Вместе с тем от-мечается, что правильнее относить это слово к группе «стоять», «стать», учитывая колебание в значениях «стол», «скамья», «стул», «аналой» (= «нечто поставленное, стоящее»). Если так, то индоевропейский корень здесь тот же, что в о.-с. *stojati: * stati [5, Т2, с. 204].

В том же словаре глагол «стоять» трактуется как «пребывать, нахо-диться, держаться» на ногах или (если речь идет не о живом существе) находится в вертикальном положении», «не двигаться, не сходить с мес-та». Словенское stajati – «иметь привычку стоять», stati – «стоять» [5, Т2, с. 206].

Как мы видим, корень слова «столица» – «стол» и слово «стоять» практически совпадают в более ранних вариантах (*stojati: * stati – stajati, stati), кроме того, они очень тесно связаны семантически. «Столица» – производное от слова «стол», а «стол», в свою очередь, относится к груп-пе «стоять» и является его производным.

Один из основных смыслов в семантике слова «стоять» – «держать-ся». Обратимся к однокоренным глаголу «держаться» лексемам «дер-жать» и «держава».

Держать – «не выпускать взятого из рук», «не давать двигаться», «не отпускать от себя». Древнерусское (с ХI в.) дьржати(ся) – «держать, «иметь», «соблюдать», дьржатель. Держава – древнерусское (с ХI в.) дьржава > держава – «основание», «власть», «сила», «основа», позже с (XII – XIII вв.) «управление», «государство» [5; Т2, с. 243].

54

Итак, мы видим, что понятие «столица» генетически включает в себя следующие смыслы: стоять, власть, сила, основание, управление.

У В.И. Даля «столица – стольный, престольный город, главный, пер-вый в государстве, где пребывает высшее правительство, государь» [6; с. 625]. Престол в словаре В.И. Даля – это «вообще, священное место, как представительство высшего, на небесах и на земле. В церкви – столик в алтаре, перед царскими вратами, на коем совершается таинство Евхари-стии. Престол государя – трон, седалище разного вида, для торжествен-ных случаев. Государствованье, царствованье, владычество» [6; с. 524]. Как можно заметить, концепт «столица» организуется несколькими наи-более значимыми смыслами:

- главный город, первый в государстве; - место, где живет высшее правительство (совр. первое лицо государ-

ства, люди, управляющие всей страной); - священное место. Концепт русской культуры «столица» задает предпосылки для фор-

мирования одноименного стереотипа, а также является основой для раз-вития мифологемы, определяя основные смысловые направления в ее формировании. Стереотип же является указателем на миф, на который опирается аудитория при дешифровке информации, транслируемой СМИ.

Формирование мифологемы «Екатеринбург – третья столица» проис-ходит в текстах СМИ, обладающих наборами ключевых смыслов, свя-занных с геопоэтикой и героями мифа.

К первому направлению – геопоэтика – относятся тексты, в которых Екатеринбург сравнивается с другими городами по различным парамет-рам, и большинство из рассмотренных публикаций отводят городу третье место после Санкт-Петербурга и Москвы. В номере журнала «Компань-он» [7], посвященном уральско-германскому сотрудничеству, Э.Э. Рос-сель, губернатор Свердловской области, со страниц издания говорит: «Сегодня Екатеринбург занимает третье место в России после Москвы и Санкт-Петербурга по количеству иностранных дипломатических представительств»; «В традиционном рейтинге инвестиционной при-влекательности Свердловская область уверенно занимает одно из пер-вых мест в России». В журнале «Столица Урала», который выпускается под эгидой администрации Екатеринбурга, периодически появляются фразы следующего содержания: «Обеспеченность площадями сельскохо-зяйственных рынков в нашем городе составляет 13 кв.км на тысячу жителей. По этим показателям Екатеринбург уступает лишь Санкт-Петербургу» [8].


55

Тексты данного направления нацелены на то, чтобы подчеркнуть бли-зость статуса Екатеринбурга к статусу Москвы и Санкт-Петербурга. Причем основание для сравнения может быть различным: прирост насе-ления, темпы строительства, обеспеченность сельскохозяйственными рынками.

Герой третьей столицы – это культурный герой, оставивший весомый вклад не только в истории и культуре, но и в духовном облике города. Герой мифа «Екатеринбург – третья столица» представляет «силы космо-са, противостоящие силам хаоса (чудовищам, различным хтоническим персонажам), устанавливающие рамки культуры» [9; с. 30], таким обра-зом, герой мифа – это человек, наделенный сакральным знанием о добре и зле, умеющий распознавать и то и другое. Пока на звание полноценно-го героя Екатеринбурга как третьей столицы претендует только Евгений Малахин, он же старик Букашкин или Б.У. Кашкин. Этот человек являлся как творцом нового культурного пространства города Екатеринбурга, так и героем баек и анекдотов. Разные курьезы и байки из жизни Б.У. Каш-кина сейчас уже являются частью городского фольклора. Личность этого героя была настолько яркой, что художник-концептуалист и «народный дворник» до сих пор не уходит со страниц газет и журналов.

Газета «Аргументы и факты» [10] сообщила: тринадцатого марта в возрасте 66 лет умер известный екатеринбургский поэт и художник Ев-гений Малахин. Большинству горожан он известен под псевдонимом «старик Б.У. Кашкин».

В публикации, озаглавленной «Диалектика созидания. Панкскоморо-ху Букашкину было бы 69» [11], Андрей Козлов пишет, что на заре пере-стройки энергичные молодые люди во главе с импозантным бородатым стариком появлялись на улицах города в хайратничках, с феничками. Они распевали частушки под бряканье музыкальных и не вполне музы-кальных инструментов. Когда заканчивалось пение, Букашкин раздавал публике дощечки и картонки с картинками и стихами. По словам автора, когда в России начались экономические трудности, «пенсионеру Букаш-кину пришлось устраиваться в дворники. Но и тут креативность за-тейника-балалаечника работала без остановки. Букашкин начал разук-рашивать театральные бордюры. Потом перешел на трансформатор-ные будки, помойки. Букашкинские граффити содержали вразумитель-ные рисунки, стихи и содержали непременный юмористический или гу-манистический смысл».

Образ старика Букашкина в текстах СМИ постепенно приобретает черты демиурга, переустраивающего хаос в космос, творящего добро и действующего на благо остальных горожан.

56

Мы видим, что миф «Екатеринбург – третья столица» возник стихий-но, стал эффективным инструментом политического PR-а.

Причина живучести мифа – в содержании понятия «столица», которое является притягательным как для властей, так и для горожан. Процессы стереотипизации и концептуализации этого понятия предопределили на-правления развития мифологемы, которые, будучи представленными в текстах СМИ, являются частью символической системы города.

ЛИТЕРАТУРА 1. Абашев В.В. Пермь как текст. Пермь в русской культуре и литературе XX

века. – Пермь: Изд-во Пермского университета, 2000. – 404 с. 2. Накануне.RU, 3 апреля 2009 г. 3. Русский ассоциативный словарь под редакцией Ю.Н. Караулова, Г.А Чер-

касовой, Н.В. Уфимцевой, Ю.А. Сорокина, Е.Ф. Тарасова в 2 т. – М.: АСТ Аст-рель, 2002 г.

4. Маслова В.А. Введение в когнитивную лингвистику. – М.: Флинта: Наука, 2006. – 296

5. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. – М.: Рус. яз. – Медиа, 2006. Т. 1: А – Пантомима. – 621 с. Т.2: Панцирь – Ящур. – 559 с.

6. Даль В. Толковый словарь русского языка – М., 2005. 7. Журнал «Компаньон». Июнь. 2006. 8. Журнал «Столица Урала», №13. Зима 2006 9. Словарь символов и знаков. – Минск, Москва, 2006. – С. 30. 10. Газета «Аргументы и факты». Март 2005. № 11 11. Журнал «Уральский ревизор». 2007. № 9.

Н.А. Королева Волгоградский архитектурно-строительный университет,

г. Волгоград, Россия,

АССОЦИАТИВНО-ОБРАЗНОЕ СОДЕРЖАНИЕ КОНЦЕПТА, РЕАЛИЗУЕМОГО ТОПОНИМОМ

(НА ПРИМЕРЕ ТОПОНИМОВ ЦЕНТРАЛЬНОГО РАЙОНА ГОРОДА ВОЛГОГРАДА)

Сознание человека, мир его духовных и нравственных ценностей формируется целой системой знаков, рассматриваемых в когнитивной парадигме современной лингвистики как концепты. С точки зрения ког-нитивной лингвистики топонимы (в частности, названия улиц города) – особые языковые единицы, реализующие столь же специфические кон-цепты. Этимологические, историко-культультурные, структурно-


57

семантические изыскания в области топонимики [1; 2; 3; 4; 5] не затраги-вают проблем когнитивного анализа топонимов. Между тем в условиях повышенного интереса к ментальной сфере, ее организации, специфике реализации средствами языковой системы любой языковой знак справед-ливо становится объектом когнитивного анализа [6; 7; 8; 9; 10; 11]. Язы-ковая единица в этом смысле – средоточие человеческого опыта, исто-рии, культуры.

Специфическая характеристика концептов, реализуемых топонимами, в особой роли ассоциативно-образного сегмента в его полимерной струк-туре. Особенно если учесть, что понятийное ядро не всегда актуально для носителя языка. Арсенал исследовательских приемов и методов, накоп-ленный психолингвистикой (Н.Ф. Алефиренко, А.А. Залевская, И.А. Зимняя, Е.Ю. Мягкова, Р.М. Фрумкина, А.М. Шахнарович, и др.) раскрывает большие возможности для изучения специфики восприятия языковых единиц разных уровней, но, к сожалению, не ориентирован на особенности анализа когнитивной структуры топонима, в частности ас-социативного сегмента. Рассматривая проблему порождающего механиз-ма речи, А.А. Залевская отмечает, что «специфика рассматриваемого фе-номена состоит в том, что его строение не только недоступно прямому наблюдению, но и не может быть выведено по результатам анализа гото-вых речевых произведений – текстов (как это делают при исследовании лексико-семантической системы языка). В данном случае необходим фактический материал, свидетельствующий не о результатах речевого процесса, а о его ходе, о промежуточных этапах производства речи» [12: 9]. Такой материал могут предоставить результаты лингвистического эксперимента. «Лингвистический эксперимент – эксперимент, эксплици-рующий языковое чутье испытуемого (носителя языка) для целей вери-фикации языковых моделей (моделей языкового стандарта) или функ-ционально-речевых моделей, представляющих собой частный случай языковых» [13: 74]. А поскольку исследователю необходимы данные об ассоциативных связях топонимов в сознании носителей языка разных со-циально-возрастных групп, используются психолингвистические методы исследования, в частности, ассоциативный эксперимент.

Теоретические основы ассоциативного эксперимента, проводимого в рамках поставленных исследованием задач, раскрываются в представле-нии о том, что «будучи продуктом взаимодействия сложнейших перцеп-тивных, мнемонических, интеллектуальных и др. психических процессов, слово выступает в роли средства актуализации разных аспектов много-гранного индивидуального и социального опыта человека, а восприни-маемая индивидом словоформа вызывает многомерную систему связей, позволяющую не только приписать ей некоторое значение, но и опериро-

58

вать идентифицированной совокупностью энциклопедических и языко-вых знаний, преломляемой через эмоциональный опыт индивида и через принятую в соответствующем социуме системе норм и оценок» [12: 155]. Топоним в сознании носителя языка воспринимается не изолированно как знак для обозначения улицы, а как языковая единица, обладающая ассоциативными связями и имеющая концептуальную основу. Выявление ассоциативных связей топонимов и их концептуальных основ позволяет сделать объективные выводы об особенностях восприятия топонимов в сознании носителя языка и дать характеристику тому сегменту концепту-ального образования, который отражает предметно-чувственные пред-ставления носителя языка, его ассоциации.

Подготовка эксперимента осуществлялся с учетом социопсихологиче-ских факторов. Преобладание в контингенте реципиентов одного из со-циальных слоев общества могло повлиять на результаты эксперимента. Поэтому контингент испытуемых четко регламентировался требованием охватить разные социально-возрастные группы. Характеристики групп включали возраст, пол, социальное положение и образование, что опре-делило образование 18 групп. Каждая из них включала 30 человек, таким образом, экспериментом было охвачено около 540 человек. Кроме того, мы сознательно не включили в число испытуемых специалистов по рас-сматриваемой проблеме, чтобы составить реальную картину восприятия топонимов обычными носителями языка, неспециалистами. В проведе-нии этого ассоциативного эксперимента применялась методика психо-лингвистического интервьюирования. В опросный лист осознанно вклю-чены все без исключения топонимы (около 100 единиц), несмотря на массивность теста, только с одной целью – получить ассоциативный ма-териал по всем исследуемым единицам. Другой путь (образование групп по семантическому принципу и включение в структуру теста только одну единицу группы) могло исказить результаты эксперимента и ограничить его возможности. Трудоемкость эксперимента, на наш взгляд, оправдана и обеспечивает объективность проведенной исследовательской работы.

В ходе эксперимента сделаны следующие выводы об ассоциативно-образном сегменте концептов, вербализованных топонимами:

1. Наиболее частотные ассоциации (78%) – война, победа, герой, па-мять. При этом топонимы, имеющие совсем другое понятийное содер-жание, вызывают подобные ассоциации по двум причинам: 1) подлинная этимология многих не известна опрашиваемым; 2) известна общая тен-денция в образовании топонимов – большинство на военную тематику.

2. Все топонимы, образованные от фамилий, ассоциируются с войной и героизмом волгоградцев в годы Великой Отечественной войны. Ис-ключения составляют широко известные фамилии: Гагарина (наиболее


59

частотные ассоциации – космос, ракета, радость); Островского (лите-ратура, театр); Гоголя (литература, мистика, тёмное); Пушкина (ли-тература, стихи, лукоморье, и др.). То есть толкование понятийного каркаса топонимического концепта в каждом индивидуальном случае сказывается на ассоциативных связях единицы.

3. Выявление ассоциативных связей таких единиц, как Стекольная, Технологическая, Химическая, Школьная и им подобных, затруднительно. Это связано, в первую очередь с тем, что прототипы этих топонимов не так образны, как другие единицы, даже не знакомые реципиентам (на-пример, Глубокоовражная). В лучшем случае обнаружены индивидуаль-ные ассоциации, не образующие группы. Например, Школьная – парта, учительница, книга; Химическая – реактив, Стекольная – дом (я там жи-ву) и др. Наоборот, даже в случае отсутствия подлинного знания, почему улица Глубокоовражная называется именно так, частотны ассоциации ямы, грязь, неуютно. Образность прототипа топонима повлияла на фор-мирование ассоциативно-образного сегмента рассматриваемого концеп-та.

4. Реалии современной действительности и личный опыт реципиентов легли в основу некоторых ассоциаций. Так, топонимы Коммунистиче-ская, Комсомольская, Аллея Героев, Проспект Ленина, Мира (названия улиц, представляющих центр города) вызывают ассоциации радость, праздник. Среди личных ассоциаций – свидание, прогулка, экскурсия. То-поним Грозненская вызывает негативные ассоциации: «террористы, Чеч-ня, страх». Таким образом, ассоциативно-образный сегмент концептов, реализуемых подобными топонимами, особенно актуален.

ЛИТЕРАТУРА 1. Водолагин, М.А. Очерки истории Волгограда (1589—1967) /

М.А. Водолагин. – М.: Наука, 1996. – 447 с. 2. Гулинов Д.Ю. Городские наименования военно-исторического характе-

ра //Вопросы краеведения. – Волгоград, 2005. – Вып. 8. – С. 346—348. 3. Долгачев, И.Г. Язык земли родного края / И.Г Долгачев. – Волгоград: Ниж-

нее-Волж. кн. изд-во, 1989. – 141 с. 4. Завгородний Б. Улицы Волгограда в свете фантастики и фэндома // Шал-

тай-Болтай. – 2004. – № 3. – С. 87—88. 5. Завгородняя Г. Что в имени тебе моем? (О военных улицах г. Волгограда.

Опрос волгоградцев) // МЛ-курьер. – 1995. – № 3 (28 января). – С. 3. 6. Болдырев, Н. Н. Концепт и значение слова / Н. Н. Болдырев // Методологи-

ческие проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж, 2001. – С. 25–35.

7. Вендина, Т. И. Языковое сознание и методы его исследования / Т. И. Вендина // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная ком-муникация. – 1999. – № 4. – С. 15-33.

60

8. Карасик, В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс/ В.И. Карасик. – Волгоград: Перемена, 2002.— 447 с.

9. Кравченко, А. В. Знак, значение, знание: Очерк когнитивной философии языка / А. В. Кравченко. – Иркутск: Иркутская обл. тип. № 1, 2001. – 261 с.

10. Ломов, Б. Ф. Вербальное кодирование в познавательных процессах / Б. Ф. Ломов, В. Н. Носуленко и др.. – М.: Наука, 1986. – 128 с.

11. Хомский, Н. Язык и мышление. Язык и проблемы знания: монография / Н. Хомский. – Благовещенск: Благовещенский Гуманитарный колледж им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1999. – 259 с.

12. Залевская, А. А. Слово в лексиконе человека: Психолингвистическое ис-следование / А. А. Залевская. – Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 1990. – 204 с.

С.А. Мачульская Петрозаводский государственный университет,

г. Петрозаводск, Россия, e-mail: [email protected]

ЖАРГОН ШКОЛЬНИКОВ Г. ПЕТРОЗАВОДСКА В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ СОЦИОРЕЧЕВОЙ СИТУАЦИИ

Проблемы современной социоречевой ситуации рассматривают мно-гие специалисты, но лишь некоторые из них говорят о языковой экологии и характеризуют данное понятие. Так, например, А.П. Сковородников под лингвоэкологией понимает «находящуюся в процессе становления лингвистическую дисциплину, взаимодействующую с рядом других гу-манитарных дисциплин и исследующую проблематику языковой и рече-вой деградации», «факторы, пути и способы обогащения языка и совер-шенствования общественно-речевой практики» [1, с.45]. В своей работе А.П. Сковородников приводит определение, предложенное В. К. Журав-левым: «экология языка есть прежде всего забота о чистоте речевой сре-ды обитания человека и всего народа» [1, с.45]. Л.А. Скворцов указывает на непосредственную связь языковой экологии с экологией культуры [2, с.15, 16].

Вслед за Л.В. Савельевой мы понимаем под лингвоэкологией «осмыс-ление места и роли языка в нашей жизни и вытекающие из него принци-пы языковой политики и направленность языкового обучения» [3, с.7].

Исследования в области языковой экологии не исчерпываются рабо-тами таких известных ученых, как К.С. Горбачевич [4], В.В. Колесов [5], В.Г. Костомаров [6], Л.А. Скворцов [7], Л.В. Савельева [8], З.К. Тарланов [9]. В последнее десятилетие о сложившейся социоречевой ситуации


61

много говорят и пишут. В первую очередь, это статьи в специальных сборниках и журналах, ряд газетных публикаций, а также выступления по телевидению (тематические передачи на канале «Культура», дискус-сии в программах «Времена», «Основной инстинкт», «Свобода слова»).

На наш взгляд, справедлива точка зрения, согласно которой главной причиной «остроты современной языковой ситуации является отсутствие глубокой программы гуманитарного образования» [10, с.12]. И молодеж-ный жаргон как разновидность речи, используемой преимущественно в устном общении отдельной устойчивой социальной группы, объединяю-щей людей по признаку возраста, является ярким тому подтверждением.

По вопросу о влиянии сленга (в большинстве работ сленг приравнива-ется жаргону) на литературный язык ученые расходятся во мнениях. Так, некоторые считают, что сленг не несет в себе опасности, если употребля-ется в непринужденной речи молодых людей между собой и только, в неофициальной обстановке и если не выходит за рамки допустимого. К тому же жаргоны актуальны, так как отражают сущность реальных соци-ально-экономических и властных отношений [11].

Другие специалисты считают, что молодежные жаргоны засоряют нашу речь, делая ее менее благозвучной, содержательной, точной, логич-ной и понятной для адресата. Данный факт свидетельствует об утрате языкового вкуса, то есть о неумелом совмещении стилистически разно-родных пластов русского языка и стилевой дезориентации, которая ведет к речевой некомпетентности и речевому бессилию (неумению точно и свободно формулировать мысль, высказывать мнение). Все это может привести к духовным и нравственным потерям [12].

Но все исследователи сходятся в том, что молодежный сленг – это способ творческого самовыражения, средство самоутверждения в своем кругу, это экспрессивная лексика, которая помогает молодым людям бо-лее точно выражать свои мысли и чувства, и в то же время это противо-поставление старшему поколению и протест против официальной систе-мы.

Употребление жаргонизмов, несомненно, нарушает языковой баланс, но, как показала история развития русского литературного языка, они яв-ляются неотъемлемым источником его пополнения (например: на ять, по блату, наверное, зашиться, слабо).

Таким образом, решение вопроса о целесообразности использования жаргонизмов в речи остается актуальным и неоднозначным. На наш взгляд, использование молодежного сленга частично оправдано его но-визной и яркой эмоциональной окрашенностью, но функционирование этой группы лексики в пределах нормы литературного языка допустимо с большой степенью ограничения.

62

Проведенное нами исследование позволило выявить 3 основные группы жаргонизмов, функционирующих в речи старшеклассников г. Петрозаводска (материалом изучения послужила устная речь молодежи и результаты социолингвистического опроса).

1. Неологизмы, созданные и активно употребляющиеся в молодежной среде: колбаситься – ‘весело проводить время, развлекаться’; лопухнуть-ся – ‘допустить промах’ и т.п. И хотя с точки зрения культуры речи эти жаргонизмы «засоряют» русский язык, мы не считаем необходимым ог-раничивать их использование в повседневной речи школьников, т.к. они обладают определенной экспрессивностью и позволяют лаконично и эмоционально выразить отношение говорящего к предмету обсуждения. В дальнейшем, на наш взгляд, возможен переход этих слов в разряд ли-тературной лексики с пометой «разговорное».

2. Слова, пришедшие в школьный жаргон из литературного языка и получившие в молодежном сленге новое значение: отстой – ‘нечто, не заслуживающее внимания (сборище, фильм, анекдот)’, не фурычить – ‘не понимать’ и др. Эти значения появились в результате метонимиче-ского переноса: отстой в литературном языке – ‘отстоявшийся слой, осадок, образующийся после длительной неподвижности, застоя’, отсюда и ассоциация с чем-то старым, неинтересным. Аналогично и глагол не фурычить. Отсутствие связи этих слов с воровским арго позволяет пред-положить, что со временем они смогут пополнить стилистические ресур-сы русского литературного языка.

3. К сожалению, довольно большой пласт слов заимствуется молоде-жью из воровского арго: прикольно, зашибись, отвали, нехило, понт, братва, тащиться, тусоваться и др. Использование жаргонизмов по-добного происхождения нецелесообразно как в литературной речи, так и в обиходно-бытовом и школьном общении, поскольку они пришли из тюремно-лагерной среды, из речи социального «дна», несут в себе нега-тивный заряд, вульгаризируют общение.

Показательно, что большинство жаргонизмов нашли отражение в «Толковом словаре ненормативной лексики» [13]. Это свидетельствует об отнесенности подобных лексем к языковым единицам, нарушающим нормы культуры речи. В целом, все рассмотренные нами жаргонные сло-ва охарактеризованы в толковых словарях молодежного сленга [14]. Ин-тересно то, что сгруппировать исследуемые жаргонизмы по тематике практически невозможно, поскольку подобные лексемы могут быть на-правлены на характеристику любого явления окружающей действитель-ности, но чаще всего они связаны с темой «Развлечения».

Безусловно, при употреблении жаргонных слов и выражений может возникнуть барьер в восприятии речи, и как следствие, частично или


63

полностью нарушается основная коммуникативная функция языка. Школьники г. Петрозаводска, привыкая к подобному словоупотреблению в обиходном общении, переносят жаргонную лексику и в другие сферы общения, стили речи, а все это в целом расшатывает нормы современного русского литературного языка.

ЛИТЕРАТУРА 1. Сковородников А.П. Лингвистическая экология: проблемы становления //

Филологические науки. 1996, № 2. 2. Скворцов Л.А. Экология слова, или Поговорим о культуре русской речи.

М., 1996. 3. Савельева Л.В. Языковая экология: Русское слово в культурно-

историческом освещении. Петрозаводск, 1997. 4. Горбачевич К.С. Как говорят студенты // Русская речь. 1977. №1. 5. Колесов В.В. Культура речи – культура поведения. Л., 1988; Он же. Язык

города. М., 1991; Он же. Русская речь: вчера, сегодня, завтра. СПб., 1998. 6. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практи-

кой масс-медиа. СПб., 1999. 7. Скворцов Л.А. Указ. Соч. 8. Савельева Л.В. Указ. Соч.; Она же. Современная русская социоречевая

культура в контексте этнической ментальности // Язык и этнический менталитет. Петрозаводск, 1995; Она же. Русское слово: конец XX века. СПб, 2000.

9. Тарланов З.К. Язык мой – друг мой или враг? Петрозаводск, 2003. 10. Савельева Л.В. Языковая экология: Русское слово в культурно-

историческом освещении. Петрозаводск, 1997. 11. Береговская Э.М. Молодежный сленг: формирование и функционирование

// Вопросы языкознания. 1996. № 3; Козьякова А.Б. Фразеология молодежного жаргона // Русская речь. 2003. № 6; Рацибургская Л.В. Современная жаргонная речь на страницах газет // Русский язык в школе. 2004. № 2.

12. Лазуткина Е.М. Подбираем слова // Русская речь. 1995. № 1; Муравьева Н.В. О любви к «особым» словам // Русская речь. 1998. № 5; Михайлов Г. «Непе-чатное слово»: существует ли оно сегодня в России? // Наш современник. 2002. № 2; Колтунова М.В. Что несет с собой жаргон // Русская речь. 2003. № 1; Позерт И.Н. «Болезни» современного словоупотребления в зеркале литературной паро-дии // Русский язык в школе. 2004. № 4; Грачев М.А. Новое в молодежном жарго-не // Русский язык в школе. 2005. № 4.

13. Квеселевич Д.И. Толковый словарь ненормативной лексики русского язы-ка. М., 2005.

14. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского жаргона. СПб., 2000; Никитина Т.Г. Молодежный сленг: Толковый словарь. М., 2003; Словарь современного русского города / под ред. Б.И. Осипова. М., 2003; Грачев М.А. Словарь современного молодежного жаргона. М., 2006.

64

И.Л. Мигунова Волгоградский государственный педагогический университет,

г. Волгоград, Россия

ПОТЕНЦИАЛЬНОСТЬ, ОККАЗИОНАЛЬНОСТЬ И ИХ ОНОМАСТИЧЕСКАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ

В исследованиях, посвященных анализу новых слов, нередко возни-кают дискуссии по поводу трактовки того или иного термина. Горячие споры в среде неологов вызывает содержание (и возможность существо-вания) такого понятия, как потенциальные слова.

Термин «потенциальное слово» ввел в употребление Г.О. Винокур, который считал, что такие слова, реально не существующие, могли бы появиться в языке при определенных условиях. Он отмечал: «То, что жи-вет в языке подспудной жизнью, чего нет в текущей речи, но дано как намёк в системе языка, прорывается наружу в… проявлениях языкового новаторства, превращающего потенциальное в актуальное» [2: 15]. «В каждом языке, – замечает исследователь – наряду с употребляющимися в повседневной практике словами, существуют, кроме того, своего рода «потенциальные слова», т.е. слова, которых фактически нет, но которые могли бы быть, если бы того захотела историческая случайность» [3: 327].

Таким образом, Г.О. Винокур, создавая этот термин, подразумевал под ним не слово, а саму возможность его существования.

В «Словаре лингвистических терминов» О.С.Ахмановой дается похо-жее на концепцию Г.О. Винокура определение потенциального слова: «производное или сложное слово, реально не существующее… но могу-щее создаваться в любой момент в соответствии с продуктивными слово-образовательными моделями данного языка» [1: 343].

Э. Ханпира трактует понятие так: «Потенциальное слово – это слово, которое может быть образовано по языковой модели высокой продуктив-ности (неактулизированное потенциальное слово), а также слово, уже возникшее по такой модели, но ещё не вошедшее в язык (актуальное)» [10: 343].

Такой взгляд на проблему отражает преимущественно языковую по-тенциальность.

Е.В. Юшманова замечает, что «если под «потенциальным словом» понимать проявление, материализацию категории потенциальности, то потенциальным можно будет называть любое слово языка, существую-щее или существовавшее, так как архаизмы могут снова войти в язык» [11: 19].


65

Такой взгляд на природу «потенциального слова» вызывает возраже-ния. В частности, А.В. Горелкина утверждает: «Существующее слово – это реальная, а не потенциальная лексическая единица» [6: 14].

Е.С. Огородникова вслед за А.В. Горелкиной признает, что «употреб-ление термина «потенциальные слова» по отношению к возникшим, но не узуальным словам, не корректно. Инновация, созданная по продук-тивным словообразовательным моделям, но не вошедшая в язык, есть ре-чевой неологизм». И сразу противоречит себе, предлагая использование выражения «потенциальное слово» в смысле «слово речи, имеющее воз-можность узуализации» [9].

Итак, одни исследователи понимают под ним саму возможность соз-дания слова, другие – возможность уже существующих новообразований войти в систему языка.

Мы, как и автор термина, считаем, что «потенциальное слово» – воз-можная словесная реализация результата мыслительного процесса, обу-словленная необходимостью номинации какого-либо предмета действи-тельности. Его можно было бы назвать мыслимое слово.

Много споров также вызывает разграничение понятий потенциальное и окказиональное.

В.В. Лопатин считает, что потенциальные слова языка и собственно индивидуально-авторские образования составляют две группы окказио-нальных слов [8: 94]. То есть потенциальное слово = окказиональное сло-во.

С точки зрения Е.А. Земской, важное различие между окказиональ-ными и потенциальными словами заключается в том, что окказионализ-мы – «нарушители законов общеязыкового словообразования», а потен-циальные слова, наоборот, «заполняя пустые клетки словообразователь-ных парадигм, реализуют действие законов словообразования» [7: 210]. Следовательно, потенциальные и окказиональные слова – это антиподы.

Если принять определение окказионализмов Е.А. Земской, то потен-циальные слова могут реализоваться и как окказионализмы, и как «сво-бодно создаваемые речевые обозначения данного предмета» (то есть но-минации, в которых сохранены словообразовательные нормы). Почему потенциальное слово, перейдя в иной статус (возникнув в речи), не мо-жет нарушить законы словообразования?

Предполагаем, что мгновенные ономастические образования первона-чально существовали как потенциальные слова, точнее как потенциаль-ные названия, поскольку они могут выражаться не только словами, но и словосочетаниями или даже предикативными конструкциями.

Ср. человек, который бежит – бегущий человек [4: 300].

66

Получив реализацию в речи, мгновенные образования могут функ-ционировать как окказионализмы, например: человек, который курит – любитель покурить – куритель. Либо в качестве «свободно создаваемых речевых обозначений данного предмета»: человек, который курит – ку-рящий человек – курильщик.

Н.Д. Голев, исследуя природу окказиональных образований, отмечает: «окказионализмы, во-первых, характеризуются вариативностью: один и тот же предмет в разных ситуациях, разными говорящими (или одним и тем же) может быть назван по-разному. <…> Во-вторых, окказиональные наименования распадаются после их употребления каждый раз, чтобы назвать данный предмет, их приходится создавать заново» [5].

Исследователь также использует для обозначения неузуальных слов и выражений выражения «окказиональные описательные наименования», например: ДОМ С ШЕСТЬЮ УГЛАМИ, ШЕСТИУГОЛЬНЫЙ ДОМ; и «окказионально-компенсирущие обозначения данного предмета». С этой точки зрения окказионализмы не являются «нарушителями» словообра-зовательных норм конкретного языка. Следовательно, в данном случае окказионализмы = «свободно создаваемые речевые обозначения данного предмета» = мгновенные ономастические образования.

Однако заметим, что «появление в речи слова или значения, неизвест-ных до той поры языку – нарушение правильности, деформирование нормы, если принять, что репертуар слов, определенных значений слов – составляющая часть понятия норма» [10: 342].

Вслед за Г.О. Винокуром мы считаем, что окказионализм – это «явле-ние языкового новаторства, превращающего потенциальное в актуаль-ное» [2: 4].

Можно заметить, что в характеристике свойств потенциальных и ок-казиональных слов в трактовке Н.Д. Голева наблюдается структурно-семантическое сходство с признаками мгновенных ономастических обра-зований.

Мгновенные ономастические образования функционируют в устной и спонтанной письменной речи. Они устраняют неудобства, связанные с необходимостью внезапно номинации объекта. В связи с неустойчиво-стью структуры мгновенного имени образования такого типа не воспро-изводятся вторично, а требуют от носителя языка каждый раз заново включаться в процесс их создания. Ср.: «Когда говорящий произносит такое (потенциальное – М.И.) слово он не повторяет ранее слышанное знакомое слово, а создает новое слово по известному ему образцу» [7: 218].

Е.А. Земская говорит о том, что время появления потенциальных слов установить невозможно. «Они живут в языке под спудом, заключены в


67

словообразовательных возможностях языка, но реально могут и не появ-ляться, если в них нет нужды» [7: 218].

Развивая эту точку зрения, мы замечаем, что мгновенные ономастиче-ские образования имеют место лишь тогда, когда необходимо внезапно именовать человека, не зная личного имени, или точно указать местопо-ложение объекта.

Переход речевых мгновенных образований в языковые возможен не всегда. В соответствии с мгновенной ситуацией номинации такие «сво-бодно создаваемые речевые обозначения предмета» [5] не всегда могут востребоваться вторично вследствие кратковременности речевого акта или недостаточной близости к объекту номинации. Ср.:

«Спросим у того с рыжими волосами!» – «Но рыжий сказал совсем не это» – «Наш Рыжий, похоже, возвращается», где именуемый объект = тот с рыжими волосами, рыжий и Рыжий (кличка).

Речевая ситуация продолжительна. Имя объекта переходит в статус клички вследствие частотности употребления мгновенного онима.

«Я за мужчиной с рыжими волосами» – «Держитесь за этим муж-чиной» – «Когда я уходила, то была за мужчиной в очках!», объект = мужчина с рыжими волосами, этот мужчина, мужчина в очках.

Речевая ситуация продолжительна, однако объект именуется несколь-кими говорящими и поэтому получает не одно мгновенное имя.

«Здесь был рыжий мужчина. Он уже ушел?», где именуемый объект = рыжий мужчина.

Речевая ситуация кратковременна и вследствие экстралингвистиче-ских причин не может быть продолжена.

Итак, понятия потенциальность и окказиональность трактуются ис-следователями неоднозначно. Мы понимаем речевую потенциальность как возможность словесной реализации результата мыслительного про-цесса, обусловленную необходимостью номинации какого-либо предмета действительности. Окказиональность – проявление речевого новаторства, превращающего потенциальное в актуальное.

Принимая такую трактовку понятий, представляем схему образования и реализации мгновенных ономастических образований:

ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ СЛОВА (Мыслимые слова) ↓

МГНОВЕННЫЕ ОНОМАСТИЧЕСКИЕ ОБРАЗОВАНИЯ ↓ ↓

ОККАЗИОНАЛИЗМЫ СВОБОДНЫЕ РЕЧЕВЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ ПРЕДМЕТА

68

ЛИТЕРАТУРА 1. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Сов. Энциклопе-

дия, 1966. – 608 с. 2. Винокур Г.О. Маяковский – новатор языка. М., 1943. – 136 с. 3. Винокур Г.О. Маяковский – новатор языка // О языке художественной ли-

тературы. М.,1991.—460. 4. Гарди Т. Тесс из рода д’Эрбервиллей: Роман. – М.: Худож. лит., 1987. – 317

с. 5. Голев Н.Д. Стихийная узуализация номинативных единиц //

www.lingvo.asu.ru 6. Горелкина А.В. Словообразовательные окказионализмы в мемуарных про-

заических произведениях М. Цветаевой и А. Белого. 7. Земская Е.А. Современный Русский язык. Словообразование. М., «Просве-

щение»,1973. – 310 с. 8. Лопатин В.В. Рождение слова. Неологизмы и окказиональные образования.

М., 1973. – 130 с. 9. Огородникова Е.С. Об особенностях окказиональных неологизмов и квази-

неологизмов в произведениях фантастики // www.neologia2005.narod.ru 10. Ханпира Э.И. Окказиональные элементы в современной речи // Стилисти-

ческие исследования. – М.,1972. – 460 с. 11. Юшманова Е.В. Принципы отбора и лексикографической обработки не-

ологизмов в словарях новых слов английского языка.

Н.Г. Николаева Новосибирский государственный педагогический университет

г. Новосибирск, Россия

ОРЕНБУРГСКИЙ ОХОТНИК КАК ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ В «ЗАПИСКАХ РУЖЕЙНОГО ОХОТНИКА ОРЕНБУРГСКОЙ ГУБЕРНИИ» С.Т. АКСАКОВА Оппозиция город-деревня, которую шире можно обозначить как куль-

тура-природа, является едва ли не ключевой в творчестве С.Т. Аксакова. Особенности его мировосприятия были заложены еще в семье, поскольку его отец принадлежал семье провинциальных оренбургских помещиков, был отличный хозяин и заядлый охотник. Мать, выросшая в городе, по-лучила к тому же прекрасное европейское образование, и в свою очередь, привила сыну интерес к литературе и искусству. В стратегии жизненного поведения С.Т. Аксакова это выразилось в одновременном тяготении к двум указанным топосам: миру города и миру деревни. Сам С.Т. Аксаков с семьей длительное время жил Москве, служил цензором, слыл знатоком театра и литературы, имел широкий круг знакомств в литературных и те-


69

атральных кругах. Однако лето проводил сначала в Оренбургском име-нии родителей, затем на подмосковных дачах, и, наконец, в 1847 году обосновался в имении Абрамцево, навсегда уехав из столицы.

Все аксаковские тексты соответственно можно разделить на две большие группы. К текстам «города» относятся его «Литературные и те-атральные воспоминания» и ряд примыкающих к ним биографических очерков, к текстам сельского топоса относятся «Записки об ужении ры-бы», «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», а также ху-дожественная дилогия «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова-внука».

В настоящей статье рассматриваются языковые особенности текстов второго типа, на материале «Записок ружейного охотника Оренбургской губернии» (далее в тексте «Записки охотника»).

«Записки охотника» были начаты Аксаковым в 1849 году, вышли из печати в 1851. В основу окончательного текста были положены материа-лы записных книжек, которые С.Т. Аксаков вел с молодости.

Хотя «Записки охотника» принадлежат к жанру воспоминаний, все же автор в данном случае не тождественен повествователю. В предисловии повествователь замечает: «Книжка моя может в руки охотникам деревен-ским, далеко живущим от столиц и значительных городов, людям небо-гатым… Признаюсь, именно им желал бы я быть хоть несколько полез-ным» (с. 128).О себе повествователь также говорит: «Я... всегда принад-лежал ко второму разряду охотников, которых нет и не может быть меж-ду постоянными жителями столиц…» (с. 128) То есть субъект речи в «Записках охотника» заявляет себя как деревенский помещик, адресуя свою книгу таким же провинциальным охотникам. Очевидно, что этот адресат - скорее условный прием, поскольку книга была предназначена широкому кругу читателей, в том числе и городских.

Стилистика языка «Записок охотника» изначально строится как язык разговорный. Обратим внимание на синтаксические особенности пред-ложений. Прежде всего, на перестановку порядка слов («Я сам один раз только в жизни видел бекасиную стаю» (162), «знаю я также» (163), «всего лучше» (133), «Не вдруг даже различишь» (168)). Используются также характерные для разговорной речи вводные конструкции и союзы: «да и…», «притом», «если хотите», «тут»: «тут некогда потянуть». Когда же повествователь обращается к воспоминаниям из жизни, он переходит с прошедшего времени повествования на настоящее: «Я, ничего не по-дозревая, продолжаю охотиться, удивляюсь только, от чего так внезапно пропали гаршнепы. Вдруг узнаю… Я сейчас туда отправился – и что же нашел?..» (173).

70

Нередки в речи повествователя и сугубо разговорные выражения, гра-ничащие с просторечиями: «смотря по надобности» (133), «наигравшись досыта» (149), «смолоду» (151), «с весны», «стреляешь на авось» (166), «приложиться половчее» (162), «я об ней говорить не буду» (135), «быва-ет с первого раза впору» (162), «совсем другое дело» (163), «битком на-битые» (178), «сердце оторвалось» (164), «таскался» (177), «шатаются везде по мокрым местам» (178), «не хочу запираться» (скрывать) (403). За счет элементов разговорной речи повествование приобретает динами-ку и непринужденность устного рассказа.

Кроме того, многие выражения повествователя оказываются для опи-сания охоты, птиц гораздо более удачными, точными, нежели их воз-можные литературные синонимы. Заслуживает внимания любимый Ак-саковым эпитет «крепче»: «били крепче», «крепкая к ружью дичь» (132), «крепко уезженная дорога» (147). А также не менее интересные выраже-ния: «сторожкая» дичь (132), «жидкость звука выстрелов» (132), «несто-мчивость собаки», «мешкотность» (144), «добычлива» (стрельба) (162), «полет спор» (148), «потные места» (болота) (156), «мочливые года» (157).

Когда С.Т. Аксаков переходит к описанию птиц, природы, он вводит в речь повествователя обороты крестьянской речи, выделяя цитацию кур-сивом и каждый раз делая оговорку «как говорят крестьяне», «как гово-рит народ». Вот некоторые из них: «Снежная пора распустится, раскро-веет, как говорит народ» (146), «земля отходит» (когда пригревает солнце) (148), «стон стоял в воздухе» (150) – о птичьем крике, «болота ходенем ходят» (158). «Такие места очень верно называют крестьяне прососами или просовами» (160), «..запах грибов носится в воздухе, но всего слышнее запах груздей, потому что они родятся гнездами и любят моститься, как говорят в народе в мелком папоротнике…» (336).

Надо отметить, что использует автор и жаргонизмы охотников, кото-рые поражают своей образностью: «чтобы заряд ложился решетом» (129), «тут начинаются, так называемые у охотников, высыпки» (148), «дать пуделя» (промахнуться) (143), «стрелять зверя в лет» (336), ловить зверя из-под ястреба» (328), «испещряется степь русачьими маликами», лисьими нарысками, волчьими следами» (275), «весело бить зайцев в по-ре, когда они выцвели, выкунели…» (402)

Особую языковую группу составляют в аксаковском тексте диалек-тизмы, местные названия растений и птиц Оренбургской губернии. При-ведем следующие примеры «дикий барашек» (150) - (название кулика), «особенно любят гречу, называемую в Оренбургской губернии дикушей» (355), «зарость или порость, то есть молодой лес», «Находя в этих кри-ках сходство с отвратительным криком грызущихся кошек, народ назы-


71

вает иволгу дикою кошкой» (335), «полевой курахтанчик» - так называют оренбургские крестьяне морскую ласточку (313), «дуплястое дерево, за-нимаемое пчелами, называется борть» (336), «везде по берегам рек рас-тет… ежевика (в некоторых губерниях ее называют куманикой)…» (338), «лес и кусты, растущие около рек по таким местам, которые заливаются полою водою, называются уремою» (338), «сурчинами называются бу-горки, насыпанные сурками при рытье» (276), «бить бересту, то есть снимать с березы кожу…» (340). Как видим, вводя в текст диалектизмы, С.Т. Аксаков каждый раз дает комментарий и даже сноску, нередко объ-ясняя не только значение, но и происхождение слова. Диалектизмы фи-гурируют и в других текстах С.Т. Аксакова, и определяют их особый ко-лорит. Любопытно, что слово «буран» также комментируется С.Т. Акса-ковым как исконно оренбургское: «зимние вьюги, по-оренбургски – бу-раны…» (276).

Обобщая сказанное, отметим, что после короткого очерка «Буран», «Записки охотника» были первым серьезным литературным опытом ав-тора. До этого С.Т. Аксаков пробовал силы не раз в переводах, в поэзии, подражаниях Буало, Лагарпу. Но риторическая культура в данном случае задавала как бы код. Эти тексты были очень условны, тяжеловесны даже. В «Записках охотника» Аксаков обращается к языку живому, разговор-ному, водя в текст областнические названия, жаргонизмы языка охотни-ков, обороты крестьянской речи. Сам синтаксический строй его повест-вования тяготеет не к литературному, а к разговорному языку. Неудиви-тельно, поэтому, что и И.С. Тургенев, и Н.В. Гоголь с воодушевлением и явным профессиональным интересом отнеслись к «Запискам охотника» С.Т. Аксакова как к богатому источнику свежего языкового материала. «Это настоящая русская речь, добродушная и прямая, гибкая и ловкая. Ничего нет вычурного, ничего нет лишнего», - писал И.С. Тургенев.

ЛИТЕРАТУРА 1. Аксаков С.Т. Записки ружейного охотника Оренбургской губернии. Барна-

ул, 1985. 2. Тургенев И.С. «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии» С.Т.

Аксакова. С. 158. // Собр. Соч.: В 12 т. Литературно-критические статьи и речи. М., 1956. Т. 12. С. 147-160

72

Н.В. Цепелева Алтайская государственная академия образования


ИЗУЧЕНИЕ СЛОВ-СИНОНИМОВ С ОПОРОЙ НА ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ НОСИТЕЛЕЙ РУССКОГО ЯЗЫКА (НА МАТЕРИАЛЕ СИНОНИМОВ

«ХЛОПОТЛИВЫЙ – ХЛОПОТНЫЙ – МАЕТНЫЙ») В современной лингвистической науке достаточно распространены

исследования, касающиеся изучения языкового сознания личности (Ю.Н. Караулов, А.С. Юркевич, Г.И. Богин, В.П. Нерознак, Н.Д. Голев и многие другие). Столь большой интерес обусловлен стремлением лин-гвистов изучать язык во взаимосвязи с человеком в рамках антропоцен-трического направления в языкознании. На протяжении нескольких по-следних десятков лет ученых-лингвистов интересует человек с его инди-видуальной языковой способностью. В частности, в литературе отмеча-ется, что «только в языке конкретных людей – бесконечных вариациях общего языка, создаваемых за счет индивидуального отбора и использо-вания языковых средств, лингвистическая абстракция наполняется ре-альным содержанием» [1, с. 162]. Приведенная цитата является основой для постановки исследовательской цели в данной статье: проследить возможности использования показаний языкового сознания индивида для характеристики системных отношений в лексике. Для достижения по-ставленной цели был проведен рецептивный эксперимент (РЭ), под кото-рым мы вслед за З.Д. Поповой и И.А. Стерниным понимаем «…экспериментальное исследование знания (понимания) значения язы-ковой единицы носителями языка» [3, с. 117]. Коротко опишем процеду-ру проведения эксперимента.

Материалом для РЭ послужили 16 групп синонимов. Каждая группа включала 2-3 синонима. Слова отбирались из различных толковых слова-рей, а также словарей синонимов. Отбор лексем производился с учетом диффузности языкового значения1. Эксперимент проводился среди жите-лей г. Бийска Алтайского края. В проведении эксперимента были задей-ствованы студенты 3-5 курсов филологического факультета в количестве 50 человек. Информантам было предложено заполнить анкету со сле-дующим заданием: «Напишите в чем, по-вашему, состоит сходство и различие между словами в следующих группах?» Продемонстрируем по-

1 Диффузность языкового значения в нашем понимании связывается с отсутствием

четких семантических границ между лексемами, имеющими близкое смысловое на-полнение.


73

лученные результаты и их интерпретацию на материале синонимичной группы слов «хлопотливый – хлопотный – маетный».

В результате анализа дефиниций лексем в толковых словарях [2, 5] были выявлены следующие особенности данного синонимического ряда. Доминантой анализируемого синонимического ряда является лексема «хлопотливый». Поэтому за основу анализа берется 1-ый лексико-семантический вариант (ЛСВ) данной лексемы: хлопотливый «связанный с хлопотами, затруднительный». Словарные дефиниции двух других лек-сем имеют сходное содержание. Однако лексическое значение лексемы «маетный» включает дополнительный смысл: в ее толковании обозначен оттенок «изнурительности», который, как показывает исследование, вы-зывает усталость вследствие перенапряжения (компонент «изнуритель-ный»). Подобная закономерность прослеживается в словаре синонимов русского языка А.П. Евгеньевой [4]. Однако в нем акцент делается на стилевых пометах: лексема «хлопотливый» является стилистически ней-тральной, «хлопотный» включает разговорный оттенок, лексема «мает-ный» носит просторечный характер. Взяв за основу общий для трех лек-сем ЛСВ «связанный с хлопотами, затруднительный», проведем сравни-тельный анализ данного ЛСВ с субъективными дефинициями, отражаю-щими языковое сознание горожан. Предварительно отметим, что полу-ченные с помощью метода РЭ субъективные толкования (СТ) мы условно разбили на 4 группы:

1. СТ, указывающие на объект, с которым обычно связываются хло-потливость, хлопотность и маетность;

2. СТ, отражающие семы: а) хлопоты, трудности; б) суетливость; 3. СТ, привносящие новый смысл, не отраженный в толковых слова-

рях. Сопоставляя полученные субъективные дефиниции по первому кри-

терию, хотелось бы отметить, что признак «хлопотливости» отнесен ин-формантами в первую очередь к человеку. Гораздо реже хлопотливость связывается с осуществляемыми человеком делами и какой-либо дея-тельностью.

Субъективные дефиниции, полученные на слово-стимул «хлопотный» отражают противоположную картину: «хлопотными» являются дело, день, мероприятие, какой-либо другой объект. Наконец, субъективные дефиниции, полученные на слово-стимул «маетный» отнесены инфор-мантами и к человеку, и к его образу жизни (делам, занятости и т.д.). Анализ иллюстративного материала толковых словарей представляет сходную картину. Сравните: хлопотное занятие, хлопотное дело, хло-потная хозяйка, маетное занятие.

74

Подчеркнем, что носители русского языка считают «маетным» и че-ловека, и его занятия, дела, т.е. то, что составляет деятельность. Однако в толковых словарях отмечается только последняя особенность (маетное занятие).

Переходя ко второму этапу нашего анализа, выявим, в какой мере се-мы «связанный с хлопотами, затруднительный», а также «суетливый, по-груженный в хлопоты» представлены в субъективных дефинициях ин-формантов.

Суетливость, погруженность в хлопоты преобладает в толкованиях лексемы «хлопотливый». «Хлопотливый» – значит заботящийся, забот-ливый, суетливый. Компоненты «хлопоты», «затруднения» представлены в СТ хлопотливый – это тот, кто хлопочет. Отмеченная особенность совсем не нашла своего отражения в субъективном поле толкования лек-семы «хлопотный». Хлопотный – значит проблемный. Наконец, «мает-ным» является человек, который тревожится о ком-либо, постоянно хлопочет, но хлопоты могут быть ему в тягость. Как правило, человек измучен обильными напрасными хлопотами, и это его напрягает, изма-тывает. Помимо этого, «маетность» предполагает суету, которая не приносит радости. Это суета по пустякам.

Выявленные корреляции между словарными толкованиями лексем и субъективными дефинициями, сформировавшимися в индивидуальном сознании бийчан, подтверждают, что информация, собранная в толковых словарях, во многом отражает сознание носителей русского языка. Еще раз подчеркнем, что во многом, но не полностью. Так, в ходе сопостави-тельного анализа в субъективных дефинициях горожан были выявлены лексические смыслы, не отраженные в толковых словарях. Подтвердим сказанное на конкретных примерах.

«Хлопотливый»: человек, который многое успевает сделать, все ус-певает, многим помогает (положительная коннотация).

«Хлопотный»: доставляет несчастья, беды, расходует деньги на се-бя, расходует внимание других людей, поэтому доставляет много не-удобств (ярко выражена отрицательная коннотация).

«Маетный»: выматывающий душу, мучающийся, мечущийся без дос-тижимых результатов, занудливый, надоедливый, противный, настыр-ный (преобладает отрицательная коннотация).

Помимо отличий, результаты РЭ позволили обозначить сходства, су-ществующие между тремя лексемами, а именно:

- качества, характеризующие человека как постоянно занятого дела-ми;

- он никогда не сидит на месте; - характеризуется заботливостью, добросовестностью;


75

- однако иногда его забота угнетает, и от нее устаешь. Таковы предварительные результаты сопоставительного анализа. Ис-

следование системных отношений в лексике с опорой на языковое созна-ние носителей русского языка позволит значительно расширить пред-ставление о семантических границах лексических единиц (лексем) и на этой основе создать семантически более емкие толковые словари.

ЛИТЕРАТУРА: 1. Иванцова, Е.В. Язык личности: аспекты изучения [Текст] / Е.В. Иванцова //

Явление вариативности в языке: Материалы всероссийской конф-и (13-15 декаб-ря 1994 г.) – Кемерово: Кузбассвузиздат, 1997. – С. 162-169.

2. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка / Под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. – М., 2004.

3. Попова З.Д., Стернин, И.А. Очерки по когнитивной лингвистике [Текст]: монография / З.Д. Попова, И.А Стернин; Воронежский гос. ун-т. – Воронеж: Ис-токи, 2001, – 192 с.

4. Словарь синонимов русского языка / ИЛИ РАН; под ред. А.П. Евгеньевой. – М., 2007.

5. Ушаков, Д.Н. Толковый словарь русского языка // [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://slovari.yandex.ru/dict/ushakov/

Е.В. Шляхтина Ярославский государственный педагогический университет

им. К.Д. Ушинского, г. Ярославль, Россия

ПОНЯТИЕ «ВЕРБАЛЬНАЯ АГРЕССИЯ» В РУССКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРЕ В условиях стремительной глобализации и взаимопроникновения раз-

ных культур и образов жизни на территории одной страны проблема вер-бальной агрессии и способов борьбы с нею признается одной из наиболее актуальных.

Вербальная агрессия является сложным и многоаспектным явлением речи, присущим как западным странам, так и России. В англоязычных культурах, где личность является одной из самых главных ценностей, вербальная агрессия уже давно означает преступление против нее. В Рос-сии данное явление стали исследовать относительно недавно, несмотря на то, что широкая распространенность и относительная разрешенность вербальной агрессии в российском обществе привела к тому, что общест-во обладает значительной степенью агрессивности.

76

В российской научной литературе последних лет можно встретить словосочетания вербальная агрессия, речевая агрессия, коммуникативная агрессия, словесная агрессия, языковая агрессия и т.д. Такое разнообра-зие терминов свидетельствует о некоторой неопределенности статуса этого лингвистического явления в русском языке. На это также указыва-ет, по мнению Т.А. Воронцовой, «отсутствие четкого определения самого понятия агрессии в речи» и «неоднозначная оценка данного явления в лингвистической литературе» [2, с.4].

В целом вербальную агрессию можно определить как «словесное вы-ражение негативных чувств, эмоций, намерений в неприемлемой в дан-ной речевой ситуации форме» [4, с.15]. Таким образом, борьба с вербаль-ной агрессией означает борьбу со словами и выражениями, которые мо-гут нанести моральный вред, т.е. унизить, опорочить, снизить самооцен-ку человека. Наиболее общими и основополагающими причинами рас-пространения вербальной агрессии можно считать социальную неста-бильность, а именно, снижение уровня жизни при росте уровня преступ-ности; пропаганду насилия в средствах массовой информации; сущест-венное ослабление коммуникативных механизмов, традиционно сдержи-вавших проявления агрессии слова. Зачастую вербальная агрессия рас-сматривается как эффективный способ самозащиты и личностного само-утверждения.

В лингвистических исследованиях вербальная агрессия может также выступать как синоним конфликтного общения, поскольку она препятст-вует реализации основных задач эффективного речевого взаимодействия: затрудняет полноценный обмен информацией и значительно снижает возможности взаимопонимания участников речевой ситуации.

К вербальной агрессии исследователи относят: ругань, оскорбления, хамство, грубость, наглость, нахальство, насмешки, угрозы, дерзкие и ядовитые замечания и т.п. Интересно, что сюда входят не только слова, но и сопровождающие их жесты, которые указывают, что важно не толь-ко содержание высказывания, но и форма (например, интонация).

Т.И. Барсукова рассматривает словесную агрессию с двух точек зре-ния: «Во-первых, она может проявляться в форме осознанного стремле-ния причинить моральный вред другому человеку. Во-вторых, объектив-но воспринимается таковой спонтанное словоизвержение, не имеющее целью обидеть или унизить кого-либо из находящихся вблизи людей» [1]. Таким образом, одни действуют вполне обдуманно, другие – неосознан-но.

Однако вербальная агрессия не всегда носит отрицательный характер, она может быть конструктивной. К такого рода агрессии можно отнести настойчивость, преодоление барьеров, упрямство, конфронтацию без


77

причинения вреда, характерные, в первую очередь, для западноевропей-ских обществ. Позитивная агрессия означает конкурентность в учебе и спорте. Например, когда тренер кричит на своих игроков (в американ-ском футболе), он не пытается унизить их, а наоборот, поддержать и за-ставить улучшить результаты. Если простое подбадривание не может по-мочь, то вербальная агрессия поможет это сделать. В этом случае счита-ется, что она стимулирует соперничество и улучшает игру [5].

В феминистских кругах принято считать, что именно вербальная аг-рессия, на протяжении поколений была едва ли не единственным доступ-ным для женщин средством самозащиты в сфере семейной, социальной, даже религиозной дискриминации.

Однако положительная агрессия является скорее исключением, имеющим место в узко специальной области. Нельзя забывать, что риск нанесения вреда перевешивает все плюсы вербальной агрессии. Она мо-жет быть такой же разрушительной, как и агрессия физическая. Причем зачастую вербальная агрессия именно к этому и приводит.

В настоящее время вербальную агрессию связывают, в первую оче-редь, с межрасовыми и межнациональными отношениями, поскольку Российская Федерация, как и многие западноевропейские страны, являет-ся многонациональным государством. В данном случае речевая агрессия базируется на оппозиции «свои – чужие». Объектом агрессии может яв-ляться конкретное лицо или группа лиц, объединенных по национально-му или религиозному признаку. Неприятие представителей других на-циональностей, в основном, выходцев с Северного Кавказа и Азии, свя-зано в основном с тем, что они нарушают многие устоявшиеся порядки: считается, что они ухудшают криминальную обстановку, отбирают у русских рабочие места и т.д. В связи с этим для нашей страны проблема речевой тактичности в сфере межнациональных контактов представляет-ся весьма актуальной.

Несмотря на широкую распространенность вербальной агрессии, до настоящего времени практически не выработано действенных способов ее преодоления. Конечно, вербальную агрессию полностью искоренить невозможно, но необходимо хотя бы частично снизить ее проявления.

Л. Енина считает, что ее можно снизить за счет «снятия прямых оце-ночных оппозиций, поддерживающих черно-белую картину мира; за счет отсутствия грубых оценочных выражений образов «чужих» и др.» [3].

С данным мнением нельзя не согласиться, поскольку данная стратегия является отражением реализации принципов языковой политкорректно-сти. Совершено очевидно, что политкорректность является незаменимым средством защиты собеседника от вербальной агрессии говорящего; спо-собствует сохранению позитивного лица собеседника и предотвращает

78

возможный коммуникативный конфликт, выработке толерантного отно-шения к собеседнику.

ЛИТЕРАТУРА 1. Барсукова Т.И. Вербальная агрессия как речевой VODUS VIVENDI //

http://www.ncstu.ru/content/_docs/pdf/conf/past/2002/vireg/05/23.pdf 2. Воронцова Т. А. Речевая агрессия: коммуникативно-дискурсивный подход:

Автореф. дис. ... док. филол. наук. – Челябинск: Чел. гос. ун-т, 2006. – 43 с. 3. Енина Л. Речевая агрессия и речевая толерантность в средствах массовой

информации // http://www.tolerance.ru/biblio/dzyalosh-1/multi/2_enina.html 4. Щербинина Ю.В. Вербальная агрессия. – М.: КомКнига, 2006. – 360 с. 5. I Hate Verbal Aggression! // http://www.taxi1010.com/resource/

I_Hate_Verbal_Aggression.htm


79


Н. М. Ивашова Уральский государственный университет,

г. Екатеринбург, Россия

РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ СВЕДЕНИЙ О ПЕРЕИМЕНОВАНИЯХ В СЛОВАРЯХ УРБАНОНИМОВ

Словари наименований городских объектов являются одним из самых и востребованных типов лексикографических изданий, интерес к кото-рым обусловлен спецификой ономастического материала, тесно связан-ного с называемым объектом и дающего широкие возможности для его комплексного описания в лингвистических и культурно-исторических параметрах.

Сведения о переименованиях являются важной лексикографической составляющей, поскольку представляют динамику развития названия и позволяют пользователю словаря ориентироваться в меняющемся город-ском ономастическом пространстве. К таким сведениям относятся как сами наименования, прежние и новые, так и сведения об их происхожде-нии, времени переименования, ссылки на источники с разной степенью точности и подробности. Составители словарей городских наименований находят разные лексикографические решения подачи сведений о пере-именованиях, которые представлены на уровне микро- и макроструктуры словаря. В данной статье представим наблюдения над особенностями ре-презентации сведений о переименованиях в нескольких словарях послед-него десятилетия. Следует заметить, что не все составители называют свои произведения словарями, поэтому к анализу были привлечены, точ-нее, издания словарного типа, посвященные наименованиям городских объектов.

В топонимическом лексиконе «Симбирские улицы» [1] утраченные и новые названия представлены в едином корпусе словаря, словарные ста-тьи пронумерованы. В статье, заглавным словом которой является совре-менное название улицы, выделена зона, содержащая все прежние назва-ния с указанием времени переименования и источников. Если в качестве заглавного слова приводится утраченное название, то имеется соответст-вующее указание с отсылкой к словарной статье с последним названием. Объяснение происхождения названия дается только к заглавному слову. Примеры словарных статей:

154. Железной дивизии ул. – с 1958 г. по настоящее время, проходит от пл. 3-го Интернационала до ул. Шевченко [П 1987; 11].

80

Названа в память о бойцах 1-й Сводной Симбирской дивизии, в сен-тябре 1918 г. освободившей г. Симбирск от белогвардейцев и в ознаме-нование 40-й годовщины этого освобождения. За стойкость в боях диви-зия получила название «Железной».

Сенгилеевская ул. – с 1780 г. – до 1843 г. [П1780; П1800]; Ан-ненковский пер. (в 1887 г. упоминается как Анненский пер.) – с 1843 г. до 1920 г. [П1843; П1866; П1887; П1898; П1900; П1904/5; П1913; 1; 22; 91; 101]; Армии труда ул. – с. 1920 г. до 1958 г. [11; 22]. [1, с. 31].

11. Анненковский (Анненский, Анненовский) пер. / 154 – утрачен-ное, с 1843 г. до 1920 г., см.: Железной дивизии ул.

Анненков А. И. (18?? – 18??) – симбирский дворянин, домовладелец. Возможно, местоположение его дома и всей усадьбы на углу Покровской ул. и Анненского пер. и определило название этого переулка[5; 118].

Анненский пер. – 1887 г., Анненовский – 1920 г. – альтернатив-ные названия [Ст] [1, с. 13].

Вводная статья к данному словарю содержит анализ урбанонимов в диахроническом аспекте и статистические подсчеты наименований, ме-нявшихся от одного до пяти раз [1, с. 8].

В словаре О. Л. Рублевой «Владивосток в названиях от «А» до «Я» (подзаголовок топонимический лингвострановедческий словарь) [2] прежнее название объекта приводится в рамках словарной статьи, оно указывается в скобках после заглавного слова. Объяснение прежнего на-звания приводится в конце словарной статьи (дается не во всех словар-ных статьях, а при необходимости). Приведем фрагмент словарной ста-тьи, т. к. материал в словаре организован алфавитно-гнездовым спосо-бом:

<…> + Профессора Куренцова, улица в районе «Чайки» (бывшая 2-я Дачная). Названа по фамилии Алексея Ивановича Куренцова (1896-1975), известного ученого-зоогеографа, выдающегося исследователя Дальнего Востока, заслуженного деятеля науки, участника многих экспе-диций на Дальний Восток: с 1943 г. – заведлвал зоологическим отделени-ем ДВО РАН во Владивостоке, доктор биологических наук, профессор Дальневосточного университета. // Старое название улицы обусловлено тем, что эта часть города до сих пор считается дачным районом [2, с. 48].

В конце словаря в отдельном разделе приводится «Обратный указа-тель упоминаемых переименований» [2, с. 209-213], лексикографическая подача сведений в этом списке такова (фрагмент раздела):

<…> Беговая > Фадеева (улица) Благовещенская > Комсомольская (улица) Буферная > Веневитина (улица)


81

Великорусская > Русская (улица) Верхнеишимская > Колесника (улица) <…> [2, с. 209] Словарь Е. М. Поспелова «Имена городов вчера и сегодня» [3] посвя-

щен переименованию названий городов, но сведения о переименованиях улиц Москвы и Санкт-Петербурга имеются в приложениях: Приложения 2, 3 [3, с. 186-226]. В списках содержатся исконные названия линейных городских объектов и присвоенные в советское время с указанием года переименования:

<…> Богоявленский пр. Елоховский пр., 1922 Божедомка Новая ул. Достоевского ул., 1940 Божедомка Старая. ул. Дурова ул., 1927 Божедомский пер. (быв. Мешеховцев)

Делегатская ул., 1940

<…> [3, с. 187]. Нередко урбанонимический материал организован в нескольких раз-

делах словаря по определенным параметрам, в частности, сведения о прежних и новых названиях улиц. В справочнике «Улицы города Омска» [4] все наименования улиц представлены в разделе «Справочные сведе-ния» в двух подразделах: «Существующие улицы» и «Исчезнувшие ули-цы», материал в которых лексикографически представлен по-разному. Сведения о существующих улицах четко систематизированы в таблице, каждый столбец которой соответствует зоне словарной статьи [4, c. 22]: № п/п

Перечень улиц Ом-ска на 2001 г.

Номер и дата решения испол-кома о наимено-вании улицы, ссылка на источ-ник. Дата образова-ния улицы

Прежнее название улицы

Номер и дата решения исполкома о наимено-вании улицы, ссылка на источник. Дата образования улицы

<…> 29.

ул. Аван-гардная

№ 29/32 от 28.11.62 Ф. 235. Оп. 2. Д. 1238. Л. 221

1.ул. Со-ветская 2.ул. Ста-ханова

К 1922 г. № 12 от 04.01.38 Ф. 235. Оп. 2. д. 120. Л. 66

Сведения о переименованиях в разделе, посвященном исчезнувшим улицам, указываются при необходимости. Названия исчезают вместе с улицами в ходе застройки или объединения нескольких небольших улиц в одну, поэтому такие сведения включаются в некоторых случаях, отно-сить их в переименованиям можно лишь в некоторой степени. Урбано-ним описывается в этом разделе в рамках традиционно оформленной словарной статьи, например:

82

38. Дворцовая – организована к 1989 году. Постановлением губрев-кома от 09.02.20 вошла в состав ул. Республики (ныне Ленина) (Ф. 26. Оп. 1. Д. 94. Л. 198) [4, с. 127].

Справочник «Улицы Екатеринбурга» [5] содержит выделенный раздел «Список переименованных улиц» [5, с. 267-268], в котором для отдельно-го названия указано прежнее наименование, административная принад-лежность, микрорайон и новое название (графически наименования не выделяются):

Жданова ул. (Железнодорожный р-н, Центральный) переименована в Мельковскую. [5, с. 267].

Более подробные сведения о переименованиях содержатся в другом разделе справочника: «История названий улиц Екатеринбурга» [5, с. 301-334]. Раздел представляет собой, скорее, не текст словарного типа, а ком-плекс статей энциклопедического характера, рассказывающих об истории как самой улицы, так и ее названия. К сведениям о переименовании отно-сятся: время переименования, описание мотивации названия:

Улица Айвазовского Эта улица с 1886 года носила название переулок Монастырский, с

1925 года – переулок Уктусский 4-й. Монастырский переулок начинался от улицы Монастырской, прохо-

дившей вдоль территории екатеринбургского Ново-Тихвинского женско-го монастыря, по расположению от улицы Уктусской он был 4-м. При советской власти получил название 4-й Уктусский. С 1937 года в честь великого русского художника переименован в ул. Айвазовского [5, с. 304].

Сведения о переименованиях находим в рамках структурно выделен-ной этимологической зоны словарной статьи в кратком топонимическом справочнике А. М. Платунова «Городские наименования С.-Петербурга» [6]:

Декабристов (420 га), примыкает к Васильевскому острову с севера, отделяется от него рекой Смоленкой

Название дано в советское время, в 1935 году, в связи с предположением, которое подтверди-лось в 1988 году, что на этом острове погребены тела декабристов, казненных в июле 1826 года в Петропавловской крепости. Ранее, в течение почти 200 лет, назывался Голодай – по имени английского врача Голлидэя (Холлидэя), вла-девшего там участком земли. Произношение фамилии трансформировалось в форму, более понятную русскому человеку. [6, с. 7]


83

Нами проанализированы лишь некоторые лексикографические осо-бенности, касающиеся подачи сведений о переименованиях. Разнообра-зие способов представления информации об урбанониме свидетельствует о проблеме отбора необходимых лексикографических составляющих при описании городских наименований и поиске оптимальной структуры словаря, позволяющей представить весь комплекс сведений с учетом особенностей описываемого материала и интересов пользователя.

СПИСОК СЛОВАРЕЙ 1. Симбирские улицы. Топонимический лексикон. / Под общей редакцией А.

П. Рассадина. – Ульяновск, 2002 – 116 с. 2. Рублева О. Л. Владивосток в названиях от «А» до «Я». Топонимический

лингвострановедческий словарь. – Владивосток: Изд-во Дальневост ун-та, 2005. – 212 с.

3. Поспелов Е. М. Имена городов: вчера и сегодня (1917 – 1992): Топоними-ческий словарь. – М., 1993. – 250 с.

4. Улицы города Омска. – Омск: ГУИПП «Омский дом печати», 2001. – 264 с. 5. Улицы Екатеринбурга/ Автор-сост. Худякова М. Ф. – Екатеринбург: Сред.-

Урал. Кн. изд-во, 2003. – 336 с. 6. Платунов А. М. Городские наименования Санкт-Петербурга. Краткий то-

понимический справочник. СПб., 1992. – 71 с.

84

РАЗДЕЛ 5. ГОРОДСКОЙ ТЕКСТ

М.И. Барыкова Воронежский государственный университет

г. Воронеж, Россия

ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЕ В ТЕКСТАХ ГОРОДСКОЙ РЕКЛАМЫ Плакатная реклама – неотъемлемый элемент современного города.

При этом рекламный текст выполняет свои функции не только благодаря визуальным, но также и языковым средствам, отвечающим следующим требованиям: лаконичность, соответствие теме, привлечение игры слов.

Часто в рекламе используется прием противопоставления. Именно это явление привлекло наше внимание и стало предметом исследования.

В работе анализируются противопоставления в рекламном слогане. Последний понимается как завершающая часть рекламного текста, его наиболее сильный и яркий элемент, задачей которого является побудить покупателя к совершению действия; наиболее сильнодействующая форма торгового предложения.

Рекламный слоган неизменно привлекает внимание лингвистов, при этом исследуются разные аспекты его языкового оформления. Однако явление противопоставления в рекламном слогане еще не было объектом самостоятельного научного исследования.

Применительно к лексическим противопоставлениям используются разные термины (антонимия, оппозиция). Д.Н. Шмелев отметил, что ан-тонимами могут быть названы слова, «которые противопоставлены по самому общему и существенному для их значения семантическому при-знаку» [1, с. 202]. Критериями выделения антонимов являются также возможность их употребления в одном высказывании со значением про-тивопоставления, одна сфера сочетаемости лексем (См. [2]). Расширен-ное понимание противопоставления представлено в психолингвистиче-ских работах. Так, А.А. Залевская вводит термин «оппозиты», понимая под ними «любые слова, противопоставленные в индивидуальном созна-нии носителя языка» [3, с. 44].

Материалом для исследования в нашей работе послужили примеры противопоставления в слоганах городской рекламы (например: Этого ждали все, но никто не верил (рекламный щит радио Europa plus); Про-дают все, а такой сервис только у нас (рекламный щит фирмы КС Ком-пьютерный Сервис)).

Тексты рекламных слоганов были классифицированы по лексико-тематическому признаку. Анализ показал, что оппозитивны (противопос-тавлены) разные аспекты действительности:

РАЗДЕЛ 5. Городской текст

85

1) размер: Представьте… маленький принтер для большой работы (рекламный

щит; реклама принтера Samsung); 2) качество: Познай лучшее европейское качество по российской цене (рекламный

щит; реклама свадебного салона «Счастье»); Сауна в центре «Жара». Мы объявляем сезон прохлады (рекламный

щит; реклама сауны «Жара»); Отдых в любой точке планеты дешево и дорого (городская реклама

фирмы «Викон»); От классики до экзотики (рекламный щит; реклама ООО «КЛАС-

СИКА ТУР-ВОРОНЕЖ») 3) количество: Командиров много – коммунист один (рекламный щит; лозунг канди-

дата от КПРФ); Меньше цены – больше позитива (рекламный щит М.видео); 100% уверенности за 50% оплаты (рекламный щит; «Альфастрахо-

вание»). 4) действие: Не надо думать/ надо ехать (рекламный щит; реклама Honda Civic

4D) ; Покупки остаются – деньги возвращаются (рекламный щит; реклам-

ная акция фирмы Эксперт); Выбирай, а не ищи (рекламный щит; реклама газеты «Из рук в ру-

ки»); 5) принадлежность (свое-чужое): Ножка ваша – обувь наша (реклама магазина обуви). Как видим, в анализируемых текстах используются, в первую очередь,

традиционные оппозиции (меньше-больше, жара-прохлада, дешево-дорого). Как утверждает Д.Н. Шмелев, «антонимическая противопостав-ленность является в таком случае конструктивно необходимой для них. Значение слов большой, высокий, широкий, хороший, сильный, легкий, бо-гатый, правда, здоровье и т.п. существует лишь постольку, поскольку им соответственно противопоставлены значения маленький, узкий, плохой, слабый, тяжелый, бедный, ложь, болезнь и т.п.» [1, с. 205]. Однако в рекламном слогане часто используются и окказиональные явления (вы-бирай – ищи, оставаться – возвращать и т.д.) – контекстно противопос-тавленные слова. Это позволяет сделать вывод о том, что для рекламного слогана характерно использование не столько антонимов, сколько оппо-зитов.

86

Оппозиция может быть заложена не только в лексическом противо-поставлении, но и в синтаксической конструкции: предложения с союза-ми а, но, бессоюзные конструкции. При этом в рекламном слогане ис-пользуются как лексические противопоставления в рамках простого предложения, так и противопоставления в рамках сложного предложения (примеры противопоставления в простом предложении: Смени работу на отдых (рекламный щит турагентства Blue Sky); Две суши по цене одной (рекламная перетяжка; реклама ресторана «Тануки»)).

Наиболее ярки и выразительны противительные отношения в слож-ном бессоюзном предложении. Случаи их использования в рекламном лозунге наиболее частотны (например: Читай больше – плати меньше (рекламный щит; фирма «Амиталь»); Покупки остаются – деньги воз-вращаются (рекламный щит; рекламная акция фирмы Эксперт); Быть разным – быть собой (рекламный щит; реклама сигарет Wings)).

Таким образом, проведенный анализ показывает, что в рекламном тексте высок процент употребления оппозитов, что, по-видимому, обу-словлено задачами самого текста рекламы. Активное использование про-тивопоставления в слогане – результат ориентации на потребителя, для которого противопоставление – одна из важнейших и основополагающих мыслительных операций, что косвенно подтверждается использованием противопоставления в пословицах (Любишь брать, люби и отдавать, Глупый осудит, а умный рассудит. Сытый голодного не разумеет), вы-полняющих социорегулятивную функцию (ср. также прием контраста в художественных произведениях).

В целом можно утверждать, что использование приема оппозиции в текстах рекламы (задачей которых является привлечение внимания, ак-туализация интереса, побуждение к действию) является продуктивным и требует дальнейшего изучения.

ЛИТЕРАТУРА 1. Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. Учебное пособие для

студентов пед. Институтов по специальности «Русский язык и литература» / Д.Н. Шмелев. – М. : «Просвещение», 1977.

2. Комиссаров В.Н. Проблема определения антонима \ В.Н. Комиссаров \\ «Вопросы языкознания». – 1957. – №2.

3. Залевская А.А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека \ А.А. Залевская. – Калинин, 1977.


87

А.Б. Битаева Алтайская государственная академия образования


ПРИЕМЫ СУГГЕСТИИ В РЕКЛАМНОМ ТЕКСТЕ (НА МАТЕРИАЛЕ РЕКЛАМЫ Г. БИЙСКА)

Суггестия и реклама – в настоящее время два обязательно взаимодей-ствующих понятия.

Главная задача рекламы – привлечь внимание к товару, заинтересо-вать потенциальных потребителей. При этом возрастает роль суггестии.

Суггестия, или внушение, – это процесс воздействия на психику чело-века, связанный со снижением сознательности и критичности при вос-приятии внушаемого содержания, не требующий ни развернутого логи-ческого анализа, ни оценки.

В рекламе внушение, как правило, является специально организован-ным видом коммуникации, где восприятие информации не должно встре-чать барьеров критики. Источником суггестии (суггестором) в рекламе может быть клип целиком, эпизод, актер, закадровый текст, слоган, лого-тип, образ, символ и т.п. Объектом суггестии (суггерендом) в рекламе яв-ляется группа или социальный слой потребителей данного рекламного клипа. Эти составляющие характерны и для рекламы г. Бийска.

Предметом анализа в данной статье явилось выявление частотных приемов суггестии в рекламных текстах г. Бийска. Вопрос об использо-вании суггестивных приемов активно обсуждается не только в лингвис-тике, но и является предметом изучения в психолингвистике, современ-ных теориях коммуникации. Так, например, Мокшанцев Р.И. [5] выделя-ет следующие группы приемов суггестии в рекламном тексте:

1. Конкретность и образность ключевых слов, так как использование слов, смысл которых конкретен, содержание которых легко себе предста-вить, существенно повышает эффект внушения. (в то время как абстракт-ные понятия резко снижают силу внушения). Например, «ПАЛЬТО. Все размеры! На любой вкус!», «Гигиеническая продукция для организаций и офисов. Полотенца для рук. Туалетная бумага. Салфетки. Протирочные материалы».

2. Конкретность и образность качеств рекламируемого товара. Произ-нося слово «яблоко», вряд ли можно обогатить чье-либо впечатление. Совсем другое дело – качественные признаки: сочное, спелое, румяное, сладкое, зеленое, кислое, червивое. Разница заметна даже по воображае-мым вкусовым ощущениям. К примеру, «СВЕЖИЕ КУРЫ!», «Живое пи-во – живым людям!», «Изящная и бесшумная клавиатура».

88

3. Избегание отрицательных частиц «нет» и «не» в рекламном тексте; так как психика человека сопротивляется им, настораживая, вызывая со-мнения. Например, в рекламе лекарственного средства заявить «Вы не будете болеть!» и совсем другое «Оно исцелит Вас!», «Мы поможем Вам. Мы вас вылечим» (реклама лечения от алкоголя), «Ваша техника будет долго жить!».

4. Воздействие звукосочетаниями и др. – возможность целенаправ-ленно воздействовать на человека, на его эмоции. Установлено, что при-сутствие или преобладание в словах гласной «и» вызывает впечатление чего-то маленького или незначительного. Звук «о» производит впечатле-ние мягкости и расслабленности, даже эмоциональной теплоты. Преоб-ладание звуков «а» и «э» в речи говорящего ассоциируется с эмоцио-нальным подъемом, а звук «ы» производит впечатление чего-то мрачно-го, неприятно-непонятного. Сходное ощущение возникает и от обилия согласных, особенно шипящих. Например, «Пусть вкусы меняются, «Ин-дезит» прослужит долго», «Больше, чем просто компьютер», «Лучшие цены в «Аниксе», «Дива- мебель! Из хороших рук!».

В процессе работы по данной теме нами были проанализированы 180 слоганов бийской рекламы, и с опорой на классификацию, предложен-ную Викентьевой И.Л [1] , выявлены следующие приемы суггестии:

1. Употребление цитаций и аллюзий в рекламном тексте. Например, «Счастливые часов не наблюдают!». Этот прием помогает рекламодате-лю воздействовать на внутренние чувства потребителя. Суггерент, видя рекламу такого типа, большее внимание обращает именно на цитацию, так как эта строчка широко известна. Например, «Истина – в движении!» (тренажерный зал «Олимп»), – произошла трансформация цитации «Ис-тина – в вине»; «Учиться всегда можно!» (компьютеры ACER) – про-изошла трансформация фразы «Учиться никогда не поздно»; «Как пре-красен этот момент!» (срочное фото) – произошла трансформация фразы «Как прекрасен этот мир».

2. Использование метафор в рекламном тексте. Например, «Апельси-новый рай» («Фанта»), или «Радуга фруктовых ароматов» (Конфеты «Скиттлс»). Главное назначение этого приема – недосказанность. Такая реклама привлекает и интригует покупателя. «Диво-мебель из хороших рук», «Мебель со вкусом», «Наше пиво дозревает для вас», «Позволи-тельная роскошь» (склад мебели «Маэстро»), «Окна с отличной репута-цией», «Гибкая система скидок» (магазин «Строймаг»).

3. Повтор слов – «Живое пиво – живым людям». Используется для привлечения максимального внимания прохожих; читающих газеты; слушающих радио: «Ваша женщина вернется! Ваш любимый образумит-ся!» (Центр экстренной магической помощи), «Не просто чисто – безу-


89

пречно чисто» (стиральный порошок «Ариэль»), «Уникальные продукты – уникальные технологии – уникальные результаты» (сухая косметика), «Полосатая акция! Полосатые подарки! (жалюзи).

4. Использование ошибок в рекламном тексте – «Йогулярное пита-ние». Неправильность в написании слов способна привлечь внимание го-раздо большее, чем верно написанное предложение:, «Nicht гулять!» (реклама пива), «Остановка «где-то здесь» будет где-то там», чеМпивон! (реклама пива), «Часть окна в подарок», «Устранение скрипков» (ремонт полов), «Натяжновъ» (натяжные потолки).

5. Трюизм. (Англ. Truism – общеизвестная, избитая истина) – «Позво-ни и убедись! » (такси «Звезда»). Как психотехника, он представляет со-бой гипнотическую замену команды. Например, «Подключись! Новый тариф! 15 коп./мин. После трех минут разговоров в день!» (услуги «Би–лайн»); представляет собой замену команды «ПОКУПАЙТЕ»: «Хочешь откопать полезную информацию в кафе? Настраивай WIP!»,: «Звоните! Приходите! Мы будем рады!» (окна в рассрочку), «Узнайте наши цены» (офисная мебель), «Если вы не получили газету, звоните».

6. Использование противоположностей в рекламном тексте: «Баня лучше, чем у соседа!» (реклама пиломатериалов). Такой прием предпола-гает прием сравнения, использование оборота «чем… – тем…»: «Чем дольше вы читаете рекламу, тем понятнее для вас, что надо купить»; «Чем больше вы покупаете, тем ближе к нам» (окна БФК), «Наслаждение от хорошего качества значительно дольше, чем радость от низкой цены» (окна «RENAU»).

7. Команда, скрытая в вопросе. «Знаете ли вы, что только у нас дейст-вует гарантия 24 месяца?» В слогане содержится вопрос, который должен содержать непроизвольный ответ потребителя в пользу рекламируемого товара. Например, «Знаете ли вы, что только у нас купив товар, вы полу-чаете скидку в 10%?»; «Все еще мерзните? Пора вставлять окна!»; «Лю-бой пиломатериал»; «Новинка! Английская черепица премиум- класса!»; «Устали пить? Хотите бросить?; «Опыт дурака или ключ к прозрению? Или как избавиться от очков?».

8. Иллюзия выбора. Например, «Вы можете купить упаковку в 200 граммов или 400 граммов продукта» (мясо кур). Данный прием позволяет почувствовать покупателю возможность выбора, но на самом деле рек-ламирует один и тот же товар, только в разных формах – «Вы можете приобрести товар в синей или зеленой упаковке!» (канцелярская бумага), «Толстый по цене тонкого» (реклама линолеума), «Алюминиевые , раз-движные лоджии», «Сайдинг виниловый, сайдинг цокольный».

Таким образом, наиболее частотными приемами суггестии в бийской рекламе являются следующие: использование метафор в рекламном тек-

90

сте; трюизм; команда, скрытая в вопросе. Это подтверждается большим количеством примеров указанных слоганов и их разнообразием в городе. Эти приемы наиболее просты, но с наибольшей силой влияют на созна-ние потребителей, так как красивые выражения, замена вопроса, команда – это те составляющие рекламы, которые человек воспринимает непри-нужденно, тем самым, поддаваясь суггестивному воздействию.

ЛИТЕРАТУРА: 1. Викентьева, И. Л. Приемы рекламы: – [Текст]: Приемы рекламы:/ Методика

для рекламодателей и рекламистов:– Новосибирск, 1993. 2. Кара-Мурза, Е.С. Русский язык в рекламе: – [электронный ресурс]:// Спра-

вочно-информационный портал «Русский Язык», http://www. Gramota.ru 3. Лебедева, А.Н., Боковикова, А.К. Экспериментальная психология в россий-

ской рекламе [Текст]:составители Лебедева, А.Н., Боковикова, А.К. Эксперимен-тальная психология в российской рекламе – М.: Academia, 1995.

4. Лутц И. Г. Рождение слогана [Текст]: Рождение слогана: Рекламные техно-логии. – 1999.

5. Мокшанцев, Р.И. Психология рекламы [Текст]: Психология рекламы – Учебное пособие. – М.: Инфра-М, 2000.

В.А. Данилова Российский университет дружбы народов,

г. Москва, Россия

ПРОЗАИЧЕСКИЙ ШВАНК В ГОРОДСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ГЕРМАНИИ ЭПОХИ ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Городская литература Германии является ценным источником сведе-ний об особенностях формирования ментальности немецкого народа, о бытовавших в обществе на том или ином историческом этапе социально-культурных установках и стереотипах. Зародившаяся в XIII в. немецкая городская литература получила развитие вместе с ростом городов, с су-щественным изменением структуры экономической жизни Германии, становлением бюргерства как новой общественной силы.

Городская литература приобрела характерные черты в XVI в. на исто-рическом фоне Реформации и Тридцатилетней войны, когда господство-вавший до этого в литературе феодальный стиль утратил свою ведущую позицию.

Для развития немецкой городской литературы катализатором послу-жило растущее самосознание третьего сословия, повлекшее за собой ра-дикально новое видение мира и понимание человеком своего места в нем.


91

Развивается литература гуманизма, противопоставившая благородству происхождения благородство человеческого духа. Стремление к просве-щению отразилось в возникновении дидактической поэзии, мейстерзанга.

Особое значение как новый дидактический прием получила сатира. Комические тексты занимают значительное место в корпусе текстов не-мецкой городской литературы позднего Средневековья – Нового времени и заслуживают более подробного рассмотрения.

Краткие комические жанры бюргерской литературы развивались в противовес куртуазному культу аскезы и страдания. Культу платониче-ской любви они противопоставили любовь физическую во всех ее прояв-лениях («альковный реализм»), раскрыли тему супружеской измены, не обошли вниманием физиологические процессы человеческого тела. Большая часть комических текстов представляет собой также сатириче-ское обличение межсословных конфликтов, развращенности католиче-ского духовенства. Смех стал своеобразным орудием борьбы со страхом перед диктатом заповедей, перед светской и духовной властью, перед смертью и Страшным судом, перед собственным телом как сосудом гре-ха.

В комическом свете представляется быт непривилегированных соци-альных слоёв, тексты изобилуют такими неотъемлемыми составляющими обиходно-разговорного языка эпохи Средневековья, как ругательства, божба.

В противоположность рыцарской литературе развивающаяся литера-тура горожан тяготела к повседневной жизни; привычной средой её су-ществования была ремесленная мастерская, ярмарка, городская площадь, таверна. Воспевались такие качества, как смекалка, трудолюбие, практи-ческая смётка, лукавство, обеспечивающие верный путь к успеху и дос-татку. На смену странствующему рыцарю пришел новый литературный герой – бродячий школяр, лукавый шут, хитроумный монах. Новые сугу-бо приземлённые, не чуждые скабрезности литературные формы разраба-тывали ситуации комического или авантюрного характера, не выходя при этом за пределы реалистического бытописания, нередко сатирически за-остряемого. В немецкоязычном ареале ярким примером подобного текста стал шванк.

Термин Schwank закрепляется в XV в. как собирательное название за малой комической прозой, отличавшейся значительным структурным многообразием. Параллельно на начальном этапе развития немецкого шванка встречаются термины bossen, jocus, cavillum, facetia, ludicrum и др. для обозначения жанра. Следует упомянуть территориальные сино-нимы, встречающиеся как в устном употреблении, так и в самых первых сборниках народной литературы, такие как Läuschen и Döntjes в Меклен-

92

бурге, Померании и на Нижнем Рейне, Putz и Vertellsel в Мюнстерланде, Grappen в Вестфалии, Krätzcher и Scheldereie в Кёльне и др.

Шванк нельзя назвать исторически исконным немецким жанром: схожая литературная форма встречается в древнеегипетской, древнегре-ческой и древнеиндийской литературе, а также в более поздней народной литературе многих народов Европы и Азии (см., например, цикл шванков о Ходже Насреддине). Возникшие в эпоху раннего Средневековья на не-мецкой земле шванки находились под сильным влиянием античной тра-диции и сочинялись исключительно на латыни. Старейшим шванком считается вошедший в сборник Modus Liebinc (XI в.) стих о Nivis natus, «снежнорожденном», повествующий о некоей жительнице Швабии, ко-торая в долгое отсутствие своего мужа забеременела якобы от того, что утоляла жажду снегом [3, с. 152]. В первой трети XIII в. появились пер-вые стихотворные шванки на немецком языке. В этой связи следует упо-мянуть цикл «Поп Амис» Штриккера, состоящий из двенадцати расска-зов, сатирически критикующих стиль жизни патрициата и духовенства.

В XIII–XIV вв. шванк представляет собой повествовательное произ-ведение малого (15–110 строк) объёма, написанное так называемым «книттельферзом». Впоследствии стихотворный шванк был вытеснен прозаическим, решающее влияние на развитие которого оказала итальян-ская гуманистическая фацетия. По примеру «Фацетий» папского секрета-ря Поджио Браччолили (1380-1459), выдержавших уже в последней трети XV в. пятнадцать изданий, житель Констанца Августин Тюнгер в 1486 г. записал истории своей родины – 54 коротких сатирических рассказа о безнравственном духовенстве, неверных супругах, сварливых жёнах. В 1508/12 гг., также на латыни, вышли три тома фацетий шваба Генриха Бебеля (1472-1518), в 1558 г. опубликованные на немецком языке.

Литературная и устная традиция смешиваются в прозаическом цикле «Ein kurtzweilig Leben von Dyl Ulenspiegel», впервые изданном в Страс-бурге в 1510/11 гг. Как в шванках Штриккера и в более позднем цикле «Pfaffe von Kalenberg» (1473), рассказы группируются вокруг централь-ного действующего лица.

В XVI в. наряду с многочисленными сборниками прозаических шван-ков известность приобретают стихотворные шванки Г. Закса, перерабо-тавшего устные шванковые сюжеты в масляничные пьесы (фастнахтш-пили), песни мейстерзингеров. Масляничные представления являют со-бой первые драматизированные шванки с минимумом действующих лиц (три-четыре персонажа), с обязательной назидательной концовкой. В фа-стнахтшпилях нет конфликта в традиционном смысле слова, так как от-сутствуют индивидуальные характеры, которые развивались бы в ходе драматического действия. Действующие лица воплощают различные мо-


93

ральные и психологические сущности (тупость, хитрость, добродетель), которые и приходят в столкновение друг с другом [2, с. 52].

Авторы прозаических шванков XVI в. используют не только сюжеты фацетий, внимание уделяется циркулирующим в народной среде шван-кам и сюжетам, зафиксированным в текстах проповедей. Частично этим можно объяснить грубоватость тематики. Известнейшими сборниками XVI в. являются „Schimpf und Ernst“ (1522) Иоганна Паули, „Das Roll-wagenbüchlein“ (1555) Йорга Викрама, „Gartengesellschaft“ (1556) Якоба Фрея, „Der Wegkürzer“ (1557) и „Das Ander theyl der Gartengesellschaft“ (1560) Мартина Монтануса, „Rastbüchlein“ (1558) и „Katzipori“ Михаэля Линденера, „Nachtbüchlein“ (1559) Валентина Шуманна, „Wendunmuth“ (7-томное издание, вышедшее из печати между 1563 и 1603 годами) Ган-са Вильгельма Кирхгофа. В XVI в. продолжается начатая с «Pfaffe Amis» традиция циклов, посвящённых приключениям отдельных персонажей, – так называемых народных книг. Наряду с рассказами о Тиле Уленшпиге-ле, выдержавшими в одном лишь XVI в. 35 изданий, в 1572 г. В. Бюттнер издаёт истории о Клаусе Нарре, а Б. Крюгер – цикл шванков о Гансе Клауэрте (1587). Подобные циклы строятся не только вокруг отдельных персонажей, но также вокруг целых групп действующих лиц. В 1597 г. в Страсбурге выходит «Das Lalebuch», описывающая жизнь небольшой общины, жители которой сперва выдавали себя за глупцов и, в конце концов, и стали таковыми. Изменённой версией данной народной книги являются истории о шильдбюргерах, изданные в 1598 г. во Франкфурте и имевшие огромный успех. Так появился немецкий прозаический шванк, сложились его структурные элементы, определились основные мотивы.

Шванки, вошедшие в сборники XVI в., можно назвать классическими как в плане содержания, так и в отношении структуры. В фокусе внима-ния авторов шванков преобладают аспекты человеческой жизни, бази-рующиеся на биологических инстинктах (еда и половое влечение), час-тично относящиеся к зоне табу (скатологические шванки и шванки с сек-суальной тематикой). Прославляется «прежде всего всё естественное, ма-териально-телесное, начало и конец физического существования, рожде-ние и умирание, выход из лона природы и возвращение в него» [1, с. 79]. В основе сюжета также может лежать социальный конфликт, яркая не-справедливость или противоречие, отмечаемое в общественной жизни.

Классический шванк характеризуется относительной сюжетной крат-костью, т.к. в нём доминирует действие, а не его носители, не прикреп-лённые жёстко к тем или иным ролям (например, обманутым глупцом может быть и монах, и горожанин, и крестьянин, так как важен сам тип «глупца», а не его сословное положение). Поэтому все индивидуализи-рующие описания сведены до минимума, они строятся при помощи ти-

94

пичного набора клишированных формул. Стиль шванка не предполагает подробного анализа переживаний героя, столь характерного для куртуаз-ной литературы.

Действие стремительно развивается к так называемой «новеллистиче-ской развязке», или «эпическому закону завершения» (Pointe). Новелли-стическая развязка состоит почти всегда в описании превосходства одно-го персонажа, более хитрого и решительного, над другим, кажущимся более сильным. Данный признак позволяет отнести шванк наряду с анек-дотом и поговоркой к малым пуантированным формам. Однако в шванке, в отличие от других родственных форм, пуанта обычно не является за-ключительным моментом, это вершина, которая придаёт действию новое направление [5; 7, с. 324-326].

Часто шванк сопровождается моралью. По подсчётам, предпринятым Г.Фишером на материале сборников шванков XVI в., моралью снабжены от 20% до 96% шванков того или иного сборника. При этом моралисти-ческая сентенция часто содержит пословицу и находится либо в начале, либо в конце текста шванка [4, с. 89-93; 6, с. 112 – 123].

Несомненно, сборники шванков XVI в. представляют собой по форме, тематике и функциям основной фонд структурных элементов и мотивов – своеобразный эталон для всех последующих столетий. В дальнейшем те-матика и отдельные сюжеты оставались прежними.

Количество сборников XVII-XVIII вв. очень велико, при этом некото-рые из них являются почти дословной передачей ранее известных текстов или их вариациями.

В XIX в. преобразованный в шутку и анекдот шванк продолжает своё существование в календарях как весёлая и поучительная история.

В XX в. шванк оказывается практически вытесненным другими ма-лыми комическими жанрами, в первую очередь анекдотом, однако, всё ещё появляются сборники шванков, такие, как „500 Schwänke“ (1912), со-ставитель которого скрыл свое имя под псевдонимом Рода-Рода.

Таким образом, история немецкого шванка являет собой пример тес-ной связи исторического пути социума и развития литературного жанра. Своего расцвета этот в значительной степени дидактизированный жанр достиг в эпоху, когда перед литературой стояла задача просвещения, улучшения человеческой природы. Сатира, юмор были эффективным средством в обличении пороков и слабостей, грубоватость лексического и содержательного уровня делало шванки понятными и доходчивыми для всех слоев городского общества. В то же самое время шванк удовлетво-рил потребность низших и средних социальных слоев в широко доступ-ной развлекательной литературе. Со временем шванк подстраивается под меняющиеся запросы публики, тем самым утрачивая свою каноническую


95

структурную форму и жанровую самобытность, превращаясь в шутку и анекдот.

ЛИТЕРАТУРА 1. Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. – М.: Искус-

ство, 1989. – 250 с. 2. Гуляев Н.А., Шибанов И.П., Буняев В.С. и др. История немецкой литерату-

ры. – М.: Высшая школа, 1975. – 526 с. 3. Bausinger, Hermann. Formen der Volkspoesie. – Berlin: Erich Schmidt Verlag,

1980. – 291 S. 4. Fischer, Hanns. Studien zur deutschen Märendichtung. – Tübingen: Niemeyer,

1968. – 143 S. 5. Schrader, Monika. Epische Kurzformen.Theorie und Didaktik. – Berlin: Scriptor,

1980. – 280 S. 6. Solms, Wilhelm. Die Moral der unmoralischen Schwänke//Witz, Humor und

Komik im Volksmärchen/ Hrsg. von Wolfgang Kuhlmann und Lutz Röhrich. – Re-gensburg: Erich Röth Verlag, 1993. – S. 112-124.

7. Uther, Hans-Jörg. The Types of International Folktales. A classification and Bib-liography. Based on the System of Antti Aarne and Stith Thompson. Part II: Tales of the Stupid Ogre, Anecdotes and Jokes, and Formula Tales. – Helsinki: Academia Scientarium Fennica, 2004. – 536 S.

Э.С. Денисова, Е.А. Василенко Кемеровский государственный университет

г. Кемерово, Россия

АКТИВНЫЕ СПОСОБЫ ОБРАЗОВАНИЯ НОВЫХ СЛОВ (НА МАТЕРИАЛЕ ЯЗЫКА НАРУЖНОЙ РЕКЛАМЫ Г. КЕМЕРОВО)

Словотворчество представляет собой естественное явление любого развивающегося языка. В нашей речи встречается большое количество новых слов, инновации активно проникают и в различные функциональ-ные стили – литературный, газетно-публицистический, официально-деловой, научный. В последнее время одной из основных сфер возникно-вения и употребления новых слов становится язык рекламы.

Реклама окружает современного человека повсюду: на телевидении, на радио, в газетах, на улицах города. Реклама информирует о продукте, привлекает внимание потребителя к нему, мотивирует покупателя к при-обретению товара, а также устанавливает и поддерживает длительные отношения между потребителем и компанией [1, с.135]. Можно сказать, что в последнее время рекламные тексты составляют основу языкового пространства города. Их основными характеристиками являются языко-

96

вое и социокультурное наполнение, специфические механизмы эмоцио-нального и психологического воздействия на адресата.

В связи с этим, особый интерес вызывают новые слова, функциони-рующие в языке наружной рекламы (баннеры, вывески, афиши, названия предприятий сферы услуг). Городская наружная реклама как один из ис-точников информации ярко отражает актуальные тенденции в языке и речи, является индикатором нормы и антинормы русского языка. Исполь-зуя окказионализмы, автор рекламного текста «манипулирует» покупате-лем, стремясь привлечь внимание адресата многомерностью ассоциаций или графической формой слов.

Особенностью функционирования инноваций в языке рекламы явля-ется то, что они выполняют не только номинативную функцию, но и служат ярким средством выразительности и образности. Употребление неузуальных слов является одним из эффективных способов воздействия на людей, поскольку окказиональные единицы придают краткость, яр-кость, новизну рекламным щитам.

Новое слово в рекламном тексте, в отличие, например, от устной ре-чевой деятельности индивида, всегда «узуализировано», что проявляется в символьном закреплении инновации (вербализации). Однако данное за-крепление является достаточно «формальным», так как связано с «одно-моментностью» языка рекламы: «жизнь» слогана кратковременна и ис-числяется днями, его актуальность в пространстве города связана прежде всего с новизной передаваемой информации. Приведем примеры рек-ламных акций, проводимых в г. Кемерово в 2008-2009 гг.: «ВЕЧЕGREENКА», «GREENдiозно», «GREENдiозный» (рекламные акции производителей пива «Tuborg»), «Домобиль» (рекламная акция по стра-хованию имущества и автотранспорта), «МедО3он» (медицинский метод лечения активным кислородом О3), «МОRОZZ» (акция по транспорти-ровке людей в пос. Шерегеш), «СТРАХOFFКА» (реклама страхового об-щества), «%та» (реклама ТЦ «Я»), «EuroBus» (рекламная акция радио-станции Europa Plus), «Дни соВСЕМ скидок» (рекламная акция магазина «ТехноСила») и др.

С другой стороны, примыкающие к рекламным текстам названия го-родских объектов г. Кемерово, в частности названия предприятий сферы услуг, отличаются долговременностью своего использования, ср. приме-ры номинаций:

1) магазинов: «Аудиомобиль» (бутик автоаудиотехники), «Буржуй-Авто» (магазин автомобильных аксессуаров), «ДюΖа» (автомагазин), «ПиIII-сIIIоп» (магазин запасных частей на корейские автомобили), «Ев-рО^Оптика» (магазин оптики), «Кувыр.сom» (бутик модной молодежной одежды), «ZАРДИ» (магазин обуви и аксессуаров), «Лас-Книгас» (книж-


97

ный гипермаркет), «МирТек» (магазин текстиля), «О'кейс» (магазин кож-галантереи), «ПАРКЕТБЕРИ» (магазин по продаже паркета), «Спортуга-лия» (магазин спортивных товаров), «ДискОмания» (магазин по продаже дисков), «DVZION», «Цифр0град» (магазины цифровой техники и аксес-суаров);

2) культурно-развлекательных комплексов: «ВОЛНушкА» (TV-бар, пристройка к культурно-развлекательному комплексу «Волна»), «ZАЖИГАЛКА» (дискобар);

3) туристических агентств: «ORANGEтур»; 4) почтовых отделений: «КиберПочт@» (отделение интернет-связи);

5) офисов и контор: «адвокатУРА» (адвокатская контора); 6) салонов: «Байкер-Хаус» (мотосалон), «ШИКолад» (салон-

парикмахерская) и др. Характеристика инноваций в аспекте формальных операций категори-

зации словообразовательных значений позволяет выявить активные спо-собы их образования – узуальные и неузуальные – в пространстве языка рекламы.

Продуктивность узуальных способов образования отмечается у аф-фиксальных дериватов (1) и композитов (2), ср.: (1) а) суффиксация (ВОЛНушкА); б) префиксация (зазвонить, разбуDильник); (2) а) сложение основ (Цифр0град = цифра+ град/город; дискомания = диск + мания); б) сложение с применением графических средств выделения (ORANGEтур = orange (с англ. «апельсин», «оранжевый») + тур); в) сложение с усече-нием (МирTек = мир + текстиль) и др.

Стоит отметить, что в данной группе новообразований помимо нару-шенной формальной / семантической валентности компонентов в струк-туре слов, встречаются также орфографические ошибки. Например, сло-ган «МехаМания начинается!», где в композите Мехамания на месте ин-терфиксального элемента О находится А, что, видимо, соответствует произносительному варианту.

Среди неузуальных способов и приемов активность новообразований отмечается, во-первых, при междусловном наложении, когда слова на-кладываются друг на друга: конец одного слова является началом друго-го [2, с.191] (ср.: Спортугалия = спорт + Португалия; ВЕЧЕGREENКА = вечеринка + green (с англ. – «зеленый»), МАРГОША = Марго + Гоша). Во-вторых, в рекламных текстах г. Кемерово достаточно активно исполь-зуется прием контаминации, при котором соединяются два узуальных слова, причем часть одного из них не входит в структуру нового окка-зионализма, оставаясь лишь в ассоциативном фоне [2, с.191] (ср.: домо-биль = дом + автомобиль; GREENдiозно = грандиозно + green; аудиомо-биль = аудио + автомобиль; кремьера = крем + премьера).

98

К одному из наиболее распространенных приемов порождения окка-зионализмов относится образование по конкретному образцу [2, с.194]. При этом слово, используемое в качестве прототипа, может быть как производным (Лас-Вегас –> Лас-Книгас), так и непроизводным, но обя-зательно вычленяющим значимые элементы в своей структуре (шоколад –> ШИКолад). В нашем материале отмечены и случаи слияния [2, с.193] – использование в качестве базы для деривата словосочетания с импера-тивной модальностью (бери паркет–> ПАРКЕТБЕРИ).

Особые выразительные возможности окказионализмов могут высту-пать в качестве «семиотической провокации», обусловливающей вклю-чение в рекламный текст целых каскадов неузуальных слов (ср. понятие «словообразовательный куст» в работе [2, с.196]), ср.: «Ты можешь не знать, чем закончится ВЕЧЕGREENКА, но точно знаешь, с кем она на-чинается. Tuborg – початок GREENдiозного настрою»; «GREENдiозно!».

Продуктивным в рекламной сфере становится способ образования слов, при котором используются визуальные (графические/ орфографи-ческие) средства выразительности [3, с. 29] (ср.: О'кейс = О'k + кейс; Ев-рО^Оптика; КиберПочт@; %та; ПиIII-сIIIоп; Рел@кс; соВСЕМ; МедО-зон и др.). Графическое словообразование представляет особый тип функционирования языкового знака, характеризуемый специфическим механизмом осуществления – активным участием внешней структуры слова при его употреблении, актуализацией значимых формальных оппо-зиций слова для выполнения поставленных автором задач.

Использование способа графической деривации позволяет «развер-нуть» семантику одного слова до целой ситуации. Так, в рекламной ак-ции торгового центра «Я» в слогане «Охота за скидками» первое слово представлено в виде графемы «%та», где ребусная информация, стоящая за символом % (орфографически дублирование буквы О и прочитывае-мая за ней Х), трансформируется в контекстуальную семантику “охота за процентами по скидке”. В социальной рекламе «сПИВАются быстро» заложена свернутая синтагма, линейно прочитываемая в структуре гла-гольного деривата: «С пива спиваются быстро».

Среди новообразований, представленных в языковом пространстве города Кемерово, встречается массив слов, отнесение которого к опреде-ленному способу или приему представляется дискуссионным. В этой лексической группе используется графическое маркирование определен-ной фонемы/ морфемы деривата, а звуковая оболочка данной единицы дублирует узуальную (ср.: АПТЕКАрь, адвокатУРА). С одной стороны, вкрапление иностранных символов в структуру непроизводных слов по-зволяет им стать мотивированными и увеличивает степень понятности у


99

адресата, ср.: Кувыр.сom, СТРАХOFFКА (с англ. off – «уходить», «уез-жать»), DVZION (расшифровывание по произносительному варианту «дивизион»). С другой стороны, выделяется и противоположная группа слов, в которой включение символов в структуру слова не несет допол-нительной смысловой нагрузки (МОRОZZ, ZАЖИГАЛКА, ДЖАZ и др.).

В рекламном пространстве города Кемерово языке функционируют и такие новообразования, которые не имеют дословного перевода на рус-ский язык, но со временем могут стать эквивалентом русских единиц. Например, биродром = бир (с англ. «beer» – «пиво») + дром, ср. аэро-дром, велодром, танкодром.

Все перечисленные способы и приемы образования новых слов в язы-ке рекламы связаны с феноменом языковой игры, возникающим «в ре-зультате взаимопересечения тенденций нестандартного использования знака с каноническим употреблением (предписанием нормы)» [4, с.7]. Столкновение этих взаимонаправленных тенденций дезавтоматизирует процесс восприятия, что позволяет «оживлять» внутреннюю форму узу-ального слова, способствует реализации ассоциативного потенциала у окказионального деривата, тем самым привлекая внимание адресата (по-тенциального покупателя) неожиданностью интерпретации содержатель-ных и/ или формальных трансформаций языкового знака.

ЛИТЕРАТУРА 1. Чичерина Н.В. Медиатекст как средство формирования медиаграмотности

у студентов языковых факультетов. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – 232 с. 2. Земская Е. А. Словообразование как деятельность. Монография. – М.: Нау-

ка, 1992. – 221 с. 3. Изотов В. П., Панюшкин В.В. Неузуальные способы словообразования.

Конспекты лекций к спецкурсу. – Орёл, 1997. – 40 с. 4. Гридина Т.А. Ассоциативный потенциал слова и его реализация в речи (яв-

ление языковой игры): автореф. дис. … докт. филол. наук. – М., 1996. – 45 с.

А.А. Исакова Тюменский государственный нефтегазовый университет

г. Тюмень, Россия

ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ИЗУЧЕНИЯ РЕКЛАМЫ ГОРОДА Современная реклама зачастую содержит много новых иноязычных

слов, причем в условиях постоянно развивающихся международных свя-зей и контактов в различных областях, открытии совместных предпри-ятий, именно пополнение словарного состава русского языка за счет

100

включения имен торговых брендов, торговых марок (прагмонимов) ино-язычного происхождения носит интенсивный характер.

Особый интерес при анализе изучения этой категории заимствован-ных имен приобретает лингвокульторологический аспект. Семантическая структура лингвокультуремы оказывается более сложной, чем собствен-но языковых единиц. К обычным составляющим (знак – значение) здесь прибавляется культурно-понятийный компонент. Лингвокультуремы об-ладают рядом признаков: выражают имя поля, имеют определенную структуру, объединяются и дифференцируются по характеру источников.

Метод поля, безусловно, имеет огромное значение при комплексном изучении языка в экстралингвистическом аспекте функционирования и описания русского языка. Отвечая насущным задачам системологии, по-нятие «поле» было применено в теории обозначения для синхронной языковой интерпретации «картин мира» в различных языках как своего рода реакция на атомарное рассмотрение содержательной стороны язы-ковых единиц и нашло прочную опору в общей концепции языка как сис-темы. Такое поле должно, в принципе, представлять сложную многомер-ную структуру, поскольку отражаемые в нем элементы имеют не только языковое, но и своеобразное внеязыковое измерение. И.С. Карабулатова говорит об особом топонимическом ассоциативном поле, в которое включает не только топоним, его непосредственное значение, коннота-ции, но и ассоциативные реакции на название [1]. Вслед за ней мы выде-ляем и прагмонимическое ассоциативное поле, которое включает степень включенности заимствования в язык. В рекламе все элементы – иллюст-рация, заголовки, текст, логотип, верстка элементов, общий образ – тесно взаимодействуют, и в рамках этой единой совокупности и внутренней связи определяют общий эффект рекламы, предопределенным ассоциа-тивным полем: «Max Factor – советуют профессионалы», «Toyota – управляй мечтой», «Ideal – идеально ко всему».

Теория семантического поля в значительной степени позволяет про-гнозировать структуру прагмонимического ассоциативного поля. Осо-бенностью прагмонимического ассоциативного поля, его элементов, ха-рактера основных семиотических свойств является то, что оно по своей природе представляет собой более сложное, многомерное явление по сравнению с обычным семантическим полем. Поэтому в лингвокульто-рологическом поле прагмонима можно выделить два аспекта его единиц: собственно лингвистический и референтный, – что особенно важно, по-скольку одна из самых важных задач в рекламе – обеспечить запомина-ние. Восприятие и переработка рекламной информации осуществляется под воздействием множества факторов, среди которых основными явля-ются только три: когнитивный, эмоциональный, поведенческий [2].


101

Когнитивный компонент связан с восприятием рекламной информа-ции человека. Отсюда изучение когнитивного компонента предполагает анализ ряда процессов переработки информации, а именно: ощущение, восприятие, память, представление.

Экспериментальное исследование восприятия прагмонимов показало, что разная рекламная продукция воспринимается и запоминается по-разному. Большое значение в рекламе имеет язык визуальных образов. Он воспринимается быстрее и легче, т.к. более точен по сравнению с вербальным языком, который состоит из ряда сложных линий в виде букв. Нами было опрошено 128 респондентов. Анализ результатов иссле-дования показал, что процесс и механизм восприятия у всех респонден-тов практически одинаков и происходит автоматически. В связи с этим были выделены ряд принципов, обеспечивающих положительное вос-приятие рекламы:

а) принцип целостности; б) принцип полноты информации; в) принцип краткости; г) принцип четкости и ясности. Однако полученные результаты показали также, что из сотни реклам-

ных объявлений человек запоминает лишь треть, и при этом лучше запо-минается иностранное слово в заключительной части рекламного обра-щения. Наиболее эффективной формой заключительной части рекламно-го обращения является слоган.

«Слоган – это рекламная фраза, в сжатом виде излагающая основное рекламное предложение и входящая во все сообщения в рамках реклам-ной компании» [3, с. 5]. Именно рекламный слоган остается в памяти и дает представление о заимствованных именах товарных марок и товар-ных брендов. Причем на перевод иностранного слова в слогане никто не обращает внимания, слово не переводится, а скорее ассоциируется с тем или иным предметом. Например, вся аудитория знает перевод слова «rich»(богатый), но ни один респондент не отметил это, прибегнув к по-мощи рекламного слогана «Соки и нектары «Rich», т.е. первое, что при-шло на ум – это была хорошо скомпонованный рекламный слоган.

Хорошо созданный слоган сам по себе остается в памяти человека и помогает адаптироваться в русской речи иноязычным товарным знакам и товарным брендам. Необходимо, прежде всего, выделить несколько функций, выполняемых слоганом. Это:

- обеспечение эффекта узнавания; - подведение итога всему вышесказанному и показанному в реклам-

ном ролике; - суггестивная функция.

102

Нас, безусловно, будет интересовать именно последняя функция сло-гана. Если все выше перечисленные функции заключены уже в самом со-держании слогана, то сугестивная функция – «создаваемая». Мы можем сказать, что существуют просто слоганы и суггестивные слоганы. Пре-имущество последних очевидно.

Исследователи предложили ряд эффективных способов для создания суггестивных слоганов. Во-первых, выделяют 5 уровней суггестивно-лингвистического анализа. Это:

- фонологический; - просодический; - лексико-стилистический; - лексико-грамматический; - синтаксический [4]. В связи с этим исследователи утверждают, что необходимо измерять

следующие параметры суггестивных текстов: - отклонение частотности употребления отдельных звуков от нор-

мальной частотности; - фонетическое значение текстов; - звуко-цветовые соответствия; - звуковые повторы, превышающие нормальную частотность; - соотношение количества высоких и низких звуков; - длина слова в слогах; - лексико-стилистические показатели; - грамматический состав текста. При создании рекламного текста (как сугестивного) необходимо учи-

тывать, что не только слова, но и звуки обладают смыслом. Например: звук «Р» передает динамику, решительность, мужественность; «П» и «Б» создают ощущение солидности, основательности, надежности. Но это со-всем не значит, что хорошему создателю рекламы обязательно надо быть и хорошим лингвистом, достаточно лишь умения интуитивно распознать смысл звуков, создавать созвучия, передающие смысл рекламного сооб-щения.

Отметим, что рекламный текст – это не просто текст, несущий в себе суггестивную нагрузку, но и текст, влияющий на восприятие и запомина-ние. Поэтому созвучие – один из важных и эффективных способов облег-чить потребителю восприятие слогана. Наличие в слогане двух или более созвучных слов значительно увеличивает его запоминаемость. Ведь при попытке запомнить слоган память человека должна за что-то зацепиться. Такой зацепкой и может стать фонетическое сходство между нескольки-ми словами. Например: «Чистота – чисто «Tide», «Pampers» знает, что Ваш малыш желает».


103

По результатам исследования влияния различных параметров слогана на его эффективность, было выявлено, что созвучие значительно – более чем в 1,5 раза – улучшает запоминаемость.

Ритм, т.е. определенное сочетание ударных и безударных слогов в слогане, делает его более структурированным. Это позволяет человеку, во-первых, лучше воспринять фразу, и, во-вторых, быстрее ее запомнить.

В своей явной форме ритм присутствует в рифмованных слоганах. Но этим далеко не исчерпывается применимость ритмической организации слов в слоганистике. Ритм более эффективен в тех случаях, когда слоган относительно длинен. При четкой организации количество слов в слогане можно увеличить без существенного ущерба для эффективности. Можно привести следующие примеры слоганов, использующих ритмизацию:

«Люблю свой дом. Люблю свой сад. Люблю тебя «LG». Укроет нас своим теплом. Теплом любви «LG». «Две параллельные линии не пересе-каются – доказано Евклидом, надежная бытовая техника существует – доказано «Zanussi».

Как известно, новое слово служит выделению слогана из ряда конку-рирующих рекламных фраз, привлекает внимание и заставляет человека активно вдумываться в смысл слова. Новое слово должно быть связано по смыслу и ассоциироваться с названием фирмы, либо с товарным зна-ком (например, «Крашные апельсины – узнай сам», «Сникерс – не тормо-зи сникерсни»).

Игра слов также является одним из самых распространенных приемов в создании эффективных слоганов. Можно выделить несколько базовых техник:

Примеры использования игры слов: «Блестящая защита вашей обуви» – средства для ухода за обувью «Kivi», «Свежее решение» – конфеты «Mentos», «Starburst» фрукты в ударе.

Исследователи выделяют еще одну базовую технику при создании суггестивных текстов использование фразеологизмов. Фразеологизмы – это устойчивые сочетания слов, составляющих единое целое с точки зре-ния значения. Преимущество фразеологизма – в его привычности, узна-ваемости. Одно из слов автоматически тянет за собой другое, их сочетае-мость предсказуема.

Обычно фразеологизмы используются в рекламном тексте в двух формах: парафраз и чистый фразеологизм. «Жизнь хорошая штука, как не крути» – соки и нектары Rich, «Вольному – Volvo».

Проанализировав рекламные слоганы, изобилующие на улицах Тю-мени, мы пришли к выводу, что реклама города все еще находиться на примитивном уровне. Зачастую многие местные рекламисты либо копи-руют телевизионную рекламу, либо практически не учитывают техноло-

104

гии, обеспечивающие повышение эффективности восприятия и запоми-нания рекламного слогана. Следовательно, необходимость использования научных достижений филологии в сфере суггестивности рекламного тек-ста является на сегодняшний день особенно актуальной.

ЛИТЕРАТУРА 1. Карабулатова И.С. Региональная этнолингвистика: Современная этнолин-

гвистическая ситуация в Тюменской области (на материале топонимии). – Тю-мень: Изд-во Тюменского госуниверситета, 2000. – 228с.

2. Морозова И. Слагая слоганы. – М.: РИП-Холдинг, 1998. – 172 с. 3. Мошанцев Р.И. Психология рекламы. – М., 2000 – 257 с. 4. Черепанова И.Ю. Дом колдуньи. – М.: КСП, 1996. – 384 с.

С.В. Медведев Кузбасский областной педагогический институт

имени Н.М. Голянской, г. Ленинск-Кузнецкий, Россия

ПОЗДРАВЛЕНИЕ В КОНТЕКСТЕ ДЕЛОВЫХ ОТНОШЕНИЙ Известно, что степень экспрессивности поздравления зависит от того,

насколько хорошо мы знаем адресата. Деловой этикет, как отмечает Т.П. Сухотерина, «безусловно, ограничивает свободу автора поздравления в плане выбора содержания и формы» [1, с. 49]. Но в условиях современно-го российского общества, стремительно идущего по пути капитализации и интеграции в систему мировых торгово-промышленных и информаци-онных отношений, поздравление делового партнера на всех уровнях ие-рархической лестницы приобретает все большее значение. Это объясня-ется тем, что самое обычное поздравление может либо способствовать дальнейшему развитию сотрудничества (в случае удачного и адекватного выражения эмотивных смыслов), либо вносить разлад и непонимание в отношения деловых партнеров (в случае несоответствия формы и (или) содержания поздравительного послания характеру взаимоотношений и статусным характеристикам).

Поэтому вопрос о формировании поздравительного текста при неиз-бежной необходимости поздравления в адрес делового партнера или кол-леги по работе в условиях современной социокультурной ситуации ста-новится все более актуальным.

Для того, что бы решить данную дилемму, прежде всего, необходимо помнить, что первое, на что обращает внимание адресат поздравления – это его внешняя оболочка, т.е. открытка. Как показывают наблюдения,


105

для поздравления деловых партнеров чаще всего используются готовые открытки, но на достаточно высоком уровне предпочтение отдается от-крыткам, изготовленным на заказ. Изготовление открыток на заказ тре-бует определенного времени, и поэтому коммуникативное время значи-тельно увеличивается, т.к. текст поздравления, составляемый заказчиком или его представителем должен быть готов до изготовления открытки, а его воспроизведение в конкретной форме типографским способом требу-ет некоторых временных затрат, несравнимо больших, чем при продуци-ровании поздравительных текстов на обычной (стандартной) открытке.

Кроме особенностей коммуникативного времени, деловые поздравле-ния имеют еще целый ряд существенных особенностей коммуникативно-семиотической организации. Как утверждает Т.П. Сухотерина, «графико-пространственный параметр делового поздравления отличается табуиро-ванностью по отношению к анимационным сюжетам» [2, с.171]: всевоз-можные зверушки, мультипликационные герои, Дед Мороз (даже в вели-колепном исполнении) больше подойдут для поздравления близких или детей. Для поздравления делового партнера нормативным является изо-бражение зимнего пейзажа, новогодней елки или елочных аксессуаров. Часто предпочтение отдается карточкам с государственной символикой.

Без традиционных формул поздравление не может существовать как жанр, однако, как утверждает Т.В. Тарасенко, «нередко стандартность распространяется не только на традиционное этикетное оформление, но и на содержание делового поздравления, что обезличивает поздравление, делает его сухим и маловыразительным» [4, с. 10]. Хотя диктумно-модусное содержание делового поздравления может и должно быть жи-вым и достаточно экспрессивным, но оно не должно выходить за рамки дозволенного деловым этикетом.

Начинается деловое поздравление, как и любое другое, с приветствия. Характерной чертой этой части диктумно-модусного содержания делово-го поздравления, обусловленной спецификой современной российской действительности, по мнению Т.П. Сухотериной, является «неопределен-ность и затруднительность в выборе формулы обращения к адресату та-кого поздравления» [3, с. 29]. Слово «товарищ», некогда самое распро-страненное в деловых обращениях и максимально нейтральное безна-дежно устарело. Новые индексовые обращения так и не появились. В по-следнее время возвращается традиция величать друг друга «господами», но лексическая нагрузка данного обращения подчеркивает социальный статус адресата, поэтому оно не стало системным (однако в предприни-мательской среде вполне допустимо). Пожалуй, более универсальным считается употребление эпитетов «уважаемый», «дорогой». Кроме того, такая формулировка позволяет использовать имя, отчество, фамилию, и

106

поздравление становится личностным, а именное послание создает осо-бую атмосферу праздника: Уважаемая Любовь Ивановна! От всей души поздравляем Вас и Ваш коллектив с профессиональным праздником – Днем шахтера! Желаем Вам крепкого здоровья, благополучия в жизни, счастья, надежных деловых партнеров и новых трудовых успехов! Ад-министрация и коллектив Ленинск-Кузнецкого горнотехнического кол-леджа. Директор Колледжа А.М. Ишмаев (Поздравление в адрес дирек-тора и коллектива ГОУ НПО ПУ-38).

Однако возможно применение клише типа «уважаемый коллега» (особенно в фирмах, где большой штат). Обязательное правило – упот-ребление местоимения «Вы» (причем непременно с большой буквы): Уважаемый коллега! Поздравляю Вас с Новым 2006 годом! Пусть этот год принесет Вам удачу, станет годом исполнения желаний, благополу-чия и служебного роста! С уважением, Управляющий филиалом ОАО «СУЭК» в г. Ленинске-Кузнецком В.П. Баскаков (Поздравление в адрес офисного служащего филиала ОАО «СУЭК» в г. Ленинске-Кузнецком).

Но главное в диктумно-модусном содержании делового поздравления, конечно же, формулы поздравления и пожелания. Они характеризуются минимализацией или полным отсутствием личных моментов. В стан-дартных текстах деловых поздравлений обычно пишут о здоровье и ус-пехах в работе, о процветании и благополучии фирмы.

Нельзя забывать и о том, что деловой этикет отражает некоторые ас-пекты национальной культуры. Зарубежным деловым партнерам отправ-ляют поздравления, написанные на языке адресата, при этом учитывают особенности общения именно в данной стране.

Таким образом, деловое поздравление, не выходя за рамки коммуни-кативно-семиотической модели данного жанра, имеет свои отличитель-ные особенности, прежде всего, связанные с жесткой регламентацией диктумно-модусного содержания и графико-пространственного парамет-ра поздравительного текста нормами делового этикета и сложившейся национальной письменной традицией в официально-деловой сфере праздничной коммуникации.

ЛИТЕРАТУРА 1. Сухотерина, Т.П. К вопросу о выделении «поздравления» как гипержанра

естественной письменной речи [Текст] / Т.П. Сухотерина // Вуз – школа (резуль-таты сотрудничества): Сборник научных трудов. – Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004. – 68 с. С. 47-52.

2. Сухотерина, Т.П. ЕПРР: особенности текста в «поздравлении» как гипер-жанре естественной письменной русской речи [Текст] / Т.П. Сухотерина // Текст: проблемы и методы исследования: Сборник научных статей / Под ред. Э.П. Хо-мич. – Барнаул: Изд-во Барн. гос. пед. ун-та, 2005. —233 с. С. 169-174.


107

3. Сухотерина, Т.П. «Поздравление» как гипержанр естественной письменной русской речи [Текст] / Т.П. Сухотерина // Вестник Томского государственного университета: Бюллетень оперативной научной информации. № 120, декабрь 2006 «Функционирование русского языка на современном этапе». – С. 27-32.

4. Тарасенко, Т.В. Этикетные жанры русской речи: благодарность, извинение, поздравление, соболезнование [Текст]: автореф. дисс. ... канд. филол. наук / Т.В. Тарасенко – Красноярск, 1999. – С. 9-12.

О.А. Соловых, М.Г. Шкуропацкая Алтайская государственная академия образования


ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ГРАФИЧЕСКИХ СРЕДСТВ В ЗАГОЛОВКАХ РЕКЛАМНЫХ ТЕКСТОВ

Одним из самых распространенных видов городского текста является текст рекламы [1], эффективность воздействия которого на потребителя зависит от многих факторов, в том числе и от графического оформления. Исследователи отмечают, что через визуальный компонент рекламного объявления передается если не половина, то одна треть информационно-го объема сообщения. Важной частью рекламного текста является заго-ловок, который содержит в себе обращение к потребителям и главный аргумент данного рекламного сообщения. Е. В. Медведева сравнивает за-головок рекламного текста с телеграммой, которая кратко и точно сооб-щает информацию, благодаря которой люди определяют, стоит или нет читать сообщение [2]. Заголовок рекламного текста помогает потребите-лю отобрать необходимую и важную для него информацию и не терять время на прочтение ненужных ему объявлений. Объектом нашего рас-смотрения являются графические средства, используемые в рекламных заголовках и надписях на вывесках с названиями магазинов, фирм, орга-низаций, салонов, клиник и т. п. Целью работы является выявление функциональной направленности графических средств в заголовках рек-ламных текстов и их содержательного наполнения.

Нами были выделены следующие функции графических средств заго-ловков рекламных текстов. Они 1) вызывают определенные ассоциации, что позволяет решить конкретные задачи, поставленные рекламодателем, например, наиболее полно передать то, о чем хотел сказать рекламода-тель в рекламном сообщении; предъявить заголовок рекламного текста так, чтобы он помогал потребителю быстро понять то, о чем идет речь в

108

рекламном сообщении; сделать заголовок запоминающимся и позволяю-щим легко узнать рекламируемый товар; 2) выделяют информационный центр текста (наиболее важную информацию); 3) регулируют родовидо-вые отношения; 4) помогают выявить главный признак предмета (рекла-мируемого товара); 5) отражают смысловые отношения в тексте; 6) фор-мируют имидж рекламного сообщения, так как каждый рисунок шрифта имеет свой графический облик, который влияет на стиль сообщения; 7) соответствуют типу товара, представленного в рекламном сообщении; 8) привлекают к прочтению рекламного заголовка; 9) выполняют эстетиче-скую функцию (графические средства не должны вызывать отталкиваю-щие, неприятные впечатления и, следовательно, отрицательное отноше-ние к данной рекламе и рекламируемому товару); 10) учитывают интере-сы, желания, потребности, мнения, вкусы, предпочтения той целевой ау-дитории, на которую направлено рекламное сообщение; 11) при исполь-зовании графических неологизмов, вызывают желание вступить в языко-вую игру, узнать, какие нормы нарушены и какова причина этого нару-шения (доставляют интеллектуальное удовольствие потребителю и при-ятное впечатление о товаре, рекламодателе и рекламопроизводителе); 12) способствуют запоминанию и быстрому узнаванию данной рекламы и рекламируемого товара; 13) вызывают желание приобрести данный то-вар; 14) помогают экономить время потребителя рекламы; 15) позволяют экономить площадь, которую занимает рекламное объявление, следова-тельно, и средства рекламодателя.

Состав функций графических средств в конкретном рекламном заго-ловке зависит от различных лингвистических и экстралингвистических факторов, в том числе от целей и задач рекламодателя и рекламопроизво-дителя, от особенностей тех или иных графических средств, от особенно-стей рекламируемого товара и самого рекламного сообщения.

Цель анализа содержания графических средств заключается в выявле-нии тех составляющих плана содержания, которые стоят за графически-ми средствами. Среди них мы можем отметить следующие: выделение наиболее важного компонента плана содержания; распределения смы-словой нагрузки плана содержания; актуализация родо-видовых отноше-ний; актуализация признака рекламируемого товара; использование гра-фически средств с целью стилизации; использование графических средств с целью актуализации ассоциативных отношений. Рассмотрим некоторые содержательные функции более подробно.

1. В заголовках рекламных текстов в большинстве случаев выделяется информационный центр, то есть та информация, на которую делается ак-цент рекламодателем и рекламопроизводителем. Например, в заголовке более крупным и жирным шрифтом выделяется слово, указывающее на


109

то, что фирма производит именно окна, а информация о том, что эти окна пластиковые является дополнительной, сопутствующей. Чаще всего вы-деляются слова (группы слов), являющиеся названиями товаров, услуг, магазинов, фирм, офисов, компаний, организаций, обществ, агентств, са-лонов, клиник, учебных заведений, того, на чем специализируется и что производит рекламодатель и т. п. Также могут быть выделены части сложносокращенного слова; начальные буквы слов графически соеди-ненных; сильные позиции слова (начало, конец, ударная гласная); соеди-нительная гласная; любая часть слова или буквы, несущая большую смы-словую нагрузку (например, в названии «Кроха» буква «о», на которую падает ударение, сочетается с изображением, передающим семантику слова и указывающим, для кого предназначены товары в данном магази-не); слово (группа слов), указывающее на результат, который будет по-лучен после применения рекламируемого товара или предоставления ус-луг данной фирмы, на место, где произведен товар или расположен мага-зин, офис, салон и т.п., на какое-либо качество, свойство, оригинальность или новизну данного товара.

Графические выделения могут выполнять различные функции, на-пример, использоваться для объединения разных, но связанных между собой смыслов, или для разграничения этих смыслов. Например, в рек-ламном заголовке «СТОМАТОЛОГиЯ» при помощи графического со-единения слов происходит объединение смыслов (стоматолог И я), а при помощи разных размеров шрифта – их разграничение (СТОМАТО-ЛОГ и Я). Выделения могут использоваться для того, чтобы вызвать у потребителя определенные ассоциации. Например, в заголовке слово «Перышко», выделенное при помощи наклонного шрифта вызывает сле-дующие ассоциации: мягкость, легкость, воздушность, невесомость, что соответствует тому смыслу, который вложен в это слово. Графическое выделение может выполнять сразу несколько функций. Например, в рек-ламном заголовке в слове «АвтоРентген» одновременно выделяется пер-вая буква (прописная) слова, являющегося названием и сильная позиция слова (начало), входящего в сложносокращенное. Выделение может про-изводиться при помощи таких графических средств русского языка, как размер, насыщенность, начертание букв, различные виды шрифта, ис-пользование рисунка в виде элемента слова или буквы, сочетание букв и изображения, использование прописных букв, латиницы, букв древне-русского алфавита, пунктуационных знаков, цифр, математических зна-ков, гарнитур, различное расположение слов, частей слов и букв, а также всевозможные сочетания указанных графических средств.

Любое применение графического выделения должно быть уместным, логичным, творческим, интересным, понятным, а также заключать опре-

110

деленный смысл, отвечать типу товара, представленного в рекламе, со-держанию и стилю рекламного сообщения. Выделение наиболее важного компонента плана содержания позволяет экономить языковые средства, помогающие полностью выразить смысл, который заложен рекламодате-лем в заголовке.

2. В рекламных заголовках при помощи различных графических средств и их сочетаний могут выделяться слова, обозначающие видовой признак по отношению к роду. Род – это «группа, объединяющая близкие виды» [3, с. 681], то есть обобщенное название чего-либо, например: ма-газин, сервисный центр, учебно-консультационный цент, косметический салон и т. д. Вид – это «подразделение в систематике, входящее в состав высшего раздела – рода» [3, с. 82], то есть конкретное название конкрет-ного товара, магазина, салона и пр. Например, сочетание слов салон одежды выступает в роли рода, но так как салонов одежды много и сло-восочетанию отвечает множество слов, имеющих значение вида, то об-щее название требует конкретизации, которую дают слова, являющиеся названием каждого конкретного салона (например, «Салон одежды «АФ-РИКА»).

Когда имеются родовидовые отношения, выделение вида происходит по определенным правилам, например: 1) при расположении слов заго-ловка одновременно по вертикали и горизонтали, по горизонтали обычно располагаются слова, обозначающие вид, а по вертикали – род; 2) слово, образованное способом аббревиации, обозначает род, а слово, которое является названием организации, компании, фирмы и т. п., представлен-ной в аббревиатуре, обозначает вид; 3) при сочетании букв с цифрами, слово, имеющее значение рода, пишется буквами, а слово, обозначающее вид – цифрами; 4) рисунок используется в виде элемента слова или буквы обычно в слове, выступающем в роли вида; 5) использование орнаменти-рованного и рисунчатого шрифта применимо для слова, имеющего зна-чение вида; 6) расположение слов, частей слов, букв не на одном уровне применяется в словах, обозначающих вид. Для разграничении родовых и видовых обозначений могут применяться почти все возможные графиче-ские средства. Кроме перечисленных сюда относятся сочетание тонкого и полужирного, тонкого и жирного, полужирного и жирного шрифтов, шрифтов разных размеров, совместное использование прописных и строчных букв, сочетание прямого и наклонного шрифта, использование гарнитур, различное расположение слов, частей слов, букв и различные сочетания графических средств.

3. Ассоциации, которые вызывают те или иные средства графики, за-висят от того, какими свойствами обладает рекламируемый товар, для че-го он предназначен, из какого материала произведен, что производит и на


111

чем специализируется фирма, каковы задачи, поставленные рекламодате-лем, кто является целевой аудиторией, какие чувства, эмоции, мысли, должно вызывать конкретное рекламное сообщение, какие художествен-ные украшения графики используются в рекламном заголовке. Например, применение разных размеров шрифта в пределах одного слова, наложе-ние букв друг на друга, написание букв, слов без пробелов, расположение букв, слов, частей слов не на одном уровне, а также под разным углом обычно используется в заголовках рекламы товаров, услуг, магазинов, организаций, имеющих отношение к детям, потому что создается впечат-ление, что буквы играют друг с другом и с потребителем рекламы: «пры-гают», «танцуют», «выступают» вперед, «отходят» назад и т. п.

При использовании наклонного шрифта ассоциации могут быть связ-ны с манерой написания, целью пишущего (рекламодателя). У потреби-теля рекламы создается впечатление, что слово (группа слов) написано легко, непринужденно, быстро, играючи или старательно, медленно; не-прерывно или прерывисто, торопливо, нервно.

Ассоциации, которые вызывают средства графики, различны. Они мо-гу указывать на оригинальность, исключительность, необычность, изя-щество, новизну, элегантность, красоту, надежность, устойчивость, доб-ротность, хрупкость, изящество, оригинальность, мягкость, воздушность, легкость, невесомость, товара; на тонкость, качество работы; на пласти-ку, грацию, независимость как качества потребителя рекламы; на компе-тентность, профессионализм, принесение пользы, оказание помощи как качества представителя фирмы, организации, салона и т. п.; на неофици-альность, доброжелательность, официальность как характеристика отно-шений между потенциальными клиентами и представителями организа-ций, компаний, клиник и т. п. Кроме того, в разных заголовках реклам-ных текстов одни и те же графические средства могут вызывать не оди-наковые ассоциации (например, наклонный шрифт в заголовке указыва-ет на мягкость, воздушность, легкость, невесомость, а в надписи – на элегантность, красоту, пластичность, независимость, неофициальность). Даже в одном заголовке определенное графическое средство способно вызывать несколько вариантов ассоциаций, связанных между собой об-щей идеей (например, в рекламном заголовке курсив подчеркивает ис-ключительность, необычность и в то же время – новизну предлагаемого товара). Также применение в одном рекламном заголовке нескольких ви-дов графических средств и их сочетаний может создавать различные впе-чатления, связанные или не связанные общей идеей (например, когда мы читаем вывеску, у нас возникают противоположные ассоциации в зави-симости от того, как мы прочитаем, например, «СТОМАТОЛОГиЯ» (=стоматология) – наука, официальность, что-то холодное, отталкиваю-

112

щее не очень приятное; (стоматолог и я) – неофициальность, доброжела-тельность, отсутствие страха перед стоматологическими процедурами, и, как дополнительные ассоциации, стоматолог в данной клинике добрый, компетентный, профессионал, он не навредит, потребитель хорошо его знает и не боится).

Ассоциации могут вызывать такие средства графики, как разная на-сыщенность и разные размеры шрифта, прописные и строчные буквы, различные виды шрифта, сочетание букв и изображения, использование рисунка в виде элемента слова или буквы, использование кириллицы и латиницы, букв древнерусского алфавита, пунктуационных знаков, гра-фическое соединение слов и частей слов, различное расположение слов, частей слов и букв и все возможные сочетания названных графических средств.

4. Отдельные виды шрифтов, использование букв древнерусского ал-фавита и некоторые другие графические средства способны создавать об-становку какой-либо эпохи, культуры, периода в социально-исторической жизни общества в России, когда в русском письме были приняты знаки, которые сейчас отсутствуют в языке или они есть, но значение их совершенно другое нежели было раньше. Эти рекламные со-общения вызывают впечатление о том, что мы читаем вывески магази-нов, фирм и т. п., объявления, расклеенные на улице и размещенные на страницах периодической печати того времени.

Использование букв древнерусского алфавита чаще всего связано с семантикой и функционированием слов, являющихся названием товаров, услуг, магазинов, фирм, компаний, предприятий и т. п., а также с теми ассоциациями, которые должно вызывать слово. Например, в заголовке «ЯМЩИКЪ» создается атмосфера жизни русского общества определен-ного исторического периода, благодаря использованию такого вида гар-нитуры, шрифт которой соответствует тому шрифту, с помощью которо-го печатались заголовки объявлений, афиш, театральных программок, книг, статей в газетах, информация на различных вывесках и т. д.

Обращение к старине может привлечь, заинтересовать потребителя рекламы, но может его и оттолкнуть, вызвать негативную оценку. Поэто-му использование графических средств, связанных с архаикой, должно быть уместным и логически, стилистически, информационно, прагмати-чески обоснованным.

Таким образом, графические средства содержат в себе большие воз-можности, которые при грамотном их использовании помогают осущест-влять известную формулу рекламного воздействия AIDA. Эта формула расшифровывается так: A – внимание, I – интерес, D – желание, A – дей-ствие, иногда сюда также добавляют еще один компонент – мотив. Сле-


113

довательно, зная все аспекты графических средств можно создавать при-влекающие внимание, запоминающиеся, вызывающие желание купить представляемый товар, интересные, оригинальные рекламные заголовки, отличающиеся от заголовков рекламных объявлений конкурентов и по-могающие выделиться рекламному сообщению в потоке информации, ежедневно получаемой потребителями. Заголовок рекламного текста должен привлекать к прочтению основного текста, подготавливать к это-му прочтению, сообщать о чем пойдет речь в тексте, не быть оторванным от него. Отмеченные характеристики плана содержания графических средств заголовка помогают ему реализовать эти функции.

ЛИТЕРАТУРА 1. Доронина, Н.И. Текстовое пространство города [Текст] / Н.И. Доронина //

Язык города: Материалы Международной научно-практической конференции (8-9 ноября 2007 г.) / Бийский пед. гос. ун-т им. В.М. Шукшина. – Бийск: БПГУ им. В.М. Шукшина, 2007. С. 197-203.

2. Медведева, Е. В. Основы рекламоведения [Текст]: учеб. пособие для вузов / Е. В. Медведева. – М.: РИП-холдинг, 2004.

3. Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка [Текст]: 80000 слов и фра-зеологических выражений / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова; Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. – М.: ООО ИТИ Техноло-гии, 2006.

Н.С. Тамбулатова, У.М. Трофимова, И.В. Усольцева Алтайская государственная академия образования


ЯЗЫКОВАЯ ИГРА В ЖАНРАХ ЕСТЕСТВЕННОЙ ПИСЬМЕННОЙ РЕЧИ Естественная письменная речь (далее ЕПР) – синкретическое явление,

специфически сопрягающее черты письменной и устной (спонтанной) речи, соответственно, установку на унифицированность (национальный инвариант) и региональную маркированность. Таким образом, естествен-ная письменная речь оказывается важной составляющей языка города.

Объектом нашего исследования являются жанры граффити и школь-ной записки. Объединяемые фактором «социального запрета на комму-никацию», оба жанра в той или иной степени реализуют «установку на игровое времяпрепровождение», однако если для граффити как «спон-танного проявления нерациональной сферы человеческой психики» язы-ковая игра является средством выражения креативных потенций индиви-

114

да и не имеет конкретного адресата, то в школьной записке «преобладает фатическая мотивация, направленная на транслирование межличностных отношений» (все закавыченные, на наш взгляд удачные, формулировки взяты из статьи А.Н. Ростовой [2]); здесь языковая игра обусловлена по-требностью в заполнении пауз при отсутствии коммуникативной необхо-димости. Эти факторы определяют несколько различный характер языко-вой игры в данных жанрах.

В качестве материала были использованы школьные и студенческие записки бийчан, написанные в период с 2006 по 2009 гг., и граффити на стенах зданий г. Бийска, зафиксированные в 2009 г. (далее все тексты даются в авторской графике, орфографии и пунктуации). Собранный ма-териал выявил любопытное различие жанров в отношении гендера: авто-рами записок являются преимущественно девушки, граффити – лица мужского пола. Необходимо отметить и то, что в качестве материала для исследования граффити использовались надписи на внешней (уличной) стороне домов. Значимость этого фактора обнаруживается при сравнении граффити г. Бийска и г. Кемерово, исследованных Н.И. Тюкаевой на ма-териале студенческих «настольных» надписей [4]. Материал Н.И. Тюкае-вой обнаруживает большее структурное сходство с бийскими записками, описанными Н.С. Тамбулатовой в [3], чем с настенными граффити Бий-ска. Все эти факты говорят о необходимости более тщательного исследо-вания различных жанров ЕПР с позиции их региональной и гендерной маркированности.

Имманентным свойством языковой игры является нарушение ожида-ний адресата, образуемое путем различного рода манипуляций адресанта языковыми и коммуникативными нормами. В исследуемых жанрах ЕПР самые незыблемые нормы теряют свой категорический характер, наме-ренно нарушаются. Это относится, в первую очередь, к такому догмати-ческому уровню письменной речи, как графо-орфографический. Причем в записках адресант на графическом уровне широко использует игровые возможности как письменной, так и устной речи:

а) путем включения элементов латиницы: - Тебе понравилось платье Т.? Оно было бы SUPER на выпускной, но

свадьба – это другое!!! - Между прочим ты в этой блузе просто SEXI. - И помни, что Ich liebe dich!!! б) манипуляцией с регистром буквы: - Писал, что отдыхает после рейса; спрашивал как я, как ты, желал

спокойной ночи с аниМАШКОЙ! в) использованием графических символов (смайликов, сердечек, при-

нятых знаков сокращений и др.)


115

– Сегодня на улице мороз, нужно одеваться t°еплее. – Я встречалась с чел-ком, у j ребенку было 4 года. Нормально. г) фонетическим письмом: – Подружи, посмотришь, просто будь с ним по жёще! жестчē.

жош'э! – А я хочуууу его забыть! д) диалектной имитацией: – Табу теуб'е посвящается. – Кажется деўка влюбилась! круто! Характер графической игры в граффити характеризует данное явле-

ние как жанр письменной речи, широко использующий манипуляции с графическими и невербальными знаками. Например, Снежа, спасибо за сына. Я ♥ тебя; Pank – no† DeaD; Эмо – super!; Мы научим мир гово-рить НЯ ^_^, НЯ правит МиРОМ!!!; Я love you!; Мы любим ЖИС-ТАЛЛ!!!; Шмели РУЛЁZZ; POZITIV ☺; смер†ь с†ои† † ого ч†обы жы†ь; Ем☺и т.д.

В отличие от записок, где орфографические нормы просто игнориру-ются, либо заменяются фонетическим письмом с целью имитации устной речи, в граффити орфографические нарушения носят намеренный харак-тер, что сближает их с другой формой ЕПР – чатом: Скоро прольеца кровь нефоров ждите нас; Давайте знакомица; МЫ Дефченки; Йа кре-ведко, креведко рулит!; меня завут Жека, мени 5 лет, мой номер…

Таким образом, графо-орфографический плюрализм, характерный для современного письменного узуса в целом [1] (ср. жанры от чата до номи-наций магазинов, например, томский магазин «Шоп я таг жыл»), в тек-стах ЕПР приобретает наибольшую свободу как выразительное средство. При определенном сходстве игровых приемов записки и граффити обна-руживают различие: синкретичный (письменно-устный) характер в пер-вом случае и гомогенный (письменный) во втором.

На лексическом уровне инкрустированность современной речи прояв-ляется в использовании в жанрах ЕПР варваризмов, фиксируемых не только латиницей, но и кириллицей: Вау! В юбке?!!! или Я вышел на street там все так красиво; Хачики, гоу хоум! Нельзя не отметить, что в граффити активно используется в игровой функции обсценная лексика, что менее характерно для текстов записок.

Несмотря на заданную диалогичность записок, в них, как и в граффи-ти, где доминирует экспрессивная функция, можно встретить рифмован-ные строчки типа Ля-ля-ля! Жу-жу-жу! Я на музыке сижу! На учителя гляжу! Все сижу и сижу, на учителя гляжу!; ...А мне стишок вспомнил-ся: раньше были хвостики, а теперь косички, раньше были девочки, а те-перь психички. Можно предположить, что коммуникативность записок

116

обусловливает широкое использование в них различного рода трансфор-маций – от устойчивых выражений (Родители – они и в Африке родите-ли; Так она-то метит на высшее место под солнцем! Вот наивная!; Да, совесть как у младенца! Я не падший ангел; Просто жизнь – это такая штука – ее прожить – не поле перейти. Черная полоса сменяется белой в любом случае) до прецедентных текстов (Мне так хорошо с Денисом! Но Саша… Все равно его не брошу, потому что он хороший): интертек-стуальность диалогична.

Рифмовки в граффити носят иной характер – это, прежде всего, сред-ство самовыражения креатора: Кто-то ночью перебил всех людей А ут-ром встал я, вот я удивился – На пиво не хватило пары рублей, а занять не у кого, хоть расшибися!; Я вышел на street там все красиво Кроваво-красный закат и поет последняя... Я знаю, что уже покидают силы, но я бегу, хочу навсегда забыться... Пустые, холодные, мертвые улицы; Она была хороша словно сон А потом оказалось, Что она – это он. и т. д. Трансформации в граффити носят несколько иной характер, прежде всего это переинтерпретации лозунгов типа Некрос – жив!; Все в Китай! Жизнь дерьмо!!! или Вся власть – воображению. Часто граффити стро-ятся по устойчивой синтаксической модели, отражающей обобщенную коммуникацию: это и лозунги (Да будет проливаться кровь всех жы-вых!!!; Славяне, хватит спать!; Русские, вы виликая нация!; За любовь – любовью, За измену – кровью!) и имитации народной мудрости (Знать силу любви, все равно, что искать край света; Любовь стоит того, чтобы ждать; Вы слабы!!! Ведь лучшая защита слабых – это нападе-ние).

Помимо вышеуказанных, игровое текстообразование может строиться на синонимических, антонимических принципах, причем это характерно как для записок (Как день прошел? Плодотворно... или? // Или... все по-прежнему; Ура – ура – ура! Троекратное “Ура”. Мы сейчас домой! А – а – а! Клево! Нет, круто! Нет, супер-пупер!), так и для граффити (В ваших глазах – ненависть, А в наших – правда!!!; Чем больше нас, тем меньше их!).

Итак, рассматривая жанры ЕПР сквозь призму языковой игры, можно обнаружить их графические, лексические, синтаксические маркеры. Гра-фо-орфографическая игра позволяет говорить о устно-письменном син-кретизме в записках и намеренной «маргинальности» письменности в граффити. Языковая игра выполняет в различных жанрах ЕПР разные функции: в записках это «развлечение адресата», в граффити – самовы-ражение (развлечь себя), что подтверждается также обобщенностью об-раза адресата в этом жанре. Таким образом, категоризация исследуемых жанров реализуется в двух оппозициях: устная – письменная речь и ком-


117

муникативность – экспрессивность, что влияет на используемые в язы-ковой игре приемы.

В качестве предварительного вывода следует отметить региональную и гендерную маркированность жанров ЕПР.

ЛИТЕРАТУРА 1. Григорьева Т.М. Русская орфография в посттоталитарный период // Рус-

ский язык сегодня. – Вып. I. – М.: Азбуковник, 2000. – С. 66 – 77. 2. Ростова А.Н. Естественная письменная речь: жанр школьной записки // Ес-

тественная письменная русская речь: исследовательский и образовательный ас-пекты. – Часть II. – Барнаул: Изд-во АГУ, 2003. – С. 118 – 124.

3. Тамбулатова Н.С. Жанр записок как синкретичный жанр устной и пись-менной речи / Н.С. Тамбулатова // Наука и образование: проблемы и перспекти-вы. – Часть 2. – Бийск: БПГУ им. В.М. Шукшина, 2009. – С.242-246.

4. Тюкаева Н.И. Студенческое граффити как жанр естественной письменной речи: Автореф. дис. канд. филол. н. – Барнаул, 2005.

О.В. Шестакова Алтайская государственная академия образования


СТРУКТУРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ТЕКСТА РАДИОРЕКЛАМЫ В условиях рыночной экономики реклама приобрела широкий размах.

С развитием средств массовой информации появляются новые и усовер-шенствуются старые жанры рекламы. Нас окружают наружная реклама, реклама периодических изданий (газетная, журнальная) и рукописных объявлений, телевизионная и радиореклама, а также возникшая недавно Интернет-реклама. Поэтому возникает особая необходимость в изучении рекламы, особенностей её воздействия на потребителей, значения в со-временной жизни общества.

Задача данной статьи заключается в исследовании особенностей по-строения текста радиорекламы, выделяя его из общего числа рекламных текстов. Эта работа не является единственной попыткой рассмотреть по-ставленный вопрос. Многие специалисты в своих трудах выделяли осо-бенности рекламы по радио, опираясь на разные аспекты (например, тех-нические и психологические), чтобы она заинтересовала слушателей, не затерялась на фоне других рекламных сообщений и дошла до потенци-альных потребителей. Среди них нужно назвать Ю.С. Бернадскую, Е. Медведеву, Ф.Г. Панкратова, А.Н. Назайкина, И.Ш. Резепова, Н. Шуми-лину.

118

В работе мы обратим внимание на вербальную составляющую рек-ламного сообщения, в которой принято выделять четыре основные части: Слоган (или рекламный лозунг, девиз); Заголовок; Основной рекламный текст (далее ОРТ); Эхо-фраза (или кода)» [2].

В нашей же статье мы попытаемся выяснить особенности структуры текста радиорекламы, выделяя их из общих принципов построения рек-ламного текста, что позволит понять, являются ли четыре составляющие вербального компонента обязательными частями. В этом и заключается актуальность исследования: выявление реализуемости теоретических основ рекламоведения в создании текстов радиорекламы.

Предметом данной работы являются особенности рекламного текста на радио.

Цель исследования – выявление и рассмотрение специфики структу-ры радиорекламы.

Материалом для исследовательской работы послужили записи ра-диорекламы. Рекламные ролики были взяты из эфира различных радио-станций за период семи месяцев. Всего было проанализировано 50 рек-ламных роликов, которые записывались на аудиокассету для детального исследования.

Как выше было сказано, в рекламном тексте принято выделять четыре основные части: слоган, заголовок, ОРТ и эхо-фразу. Также особенно-стью рекламы является наличие контактной информации, которая необ-ходима для потребителей, заинтересовавшихся товаром, и для удовле-творения возникших у них вопросов.

Акустический рекламный текст имеет другие особенности, в отличие от визуального. Мы можем увидеть и оценить заголовок рекламы, при-влекающей наше внимание со страниц газет и журналов, но текст, воз-действующий на наш слух, лишён заголовка, в чём мы убедимся при ана-лизе радиороликов. Радиореклама сразу начинается с ОРТ, что является главным отступлением от теоретических основ создания рекламных тек-стов.

ОРТ является основным элементом текста радиорекламы, дающим потребителям информацию о товаре и пытающим заинтересовать потен-циальных потребителей, используя особенности как вербального, так и невербального приёмов. В ОРТ даются полные сведения о рекламируе-мой продукции, ключевой момент которых дублируется затем в слогане или эхо-фразе. Для примера можно привести ОРТ из рекламы тарифного плана МТС, где говорится о его выгодах: «Для тех, кто не привык пере-плачивать: тариф МТС «Расчётливый»! Всего 5 копеек за минуту внут-ри сети МТС уже со второй минуты разговора!».


119

Рассматривая особенности использования слогана в рекламном тексте на радио, мы увидели, что почти в половине анализируемых материалов этот компонент вербальной части отсутствует.

слоганы

присутствуют отсутствуют Количество радиороликов 23 27 Процентное соотношение 46% 54%

Следует отметить, что в радиорекламе могут встречаться как товар-

ные слоганы, привлекающие внимание к конкретному продукту, так и корпоративные, направленные на продвижение разных услуг одной фирмы. Примерами товарных слоганов могут служить такие фразы: «Та-риф «Классный» от МТС: ребёнок всегда на связи», «Для тех, кто не привык переплачивать: тариф МТС «Расчётливый», а корпоративных, например, «МТС – оператор связи!», «Билайн» - живи на яркой сторо-не!».

ОРТ может быть сопровождаем эхо-фразой. Но при выделении эхо-фразы возникают трудности разграничения её со слоганом, который так-же может повторить важные моменты. Усложнение её нахождения появ-ляется также и в том, что не зафиксировано точное месторасположение в рекламном тексте. Эхо-фраза может находиться после ОРТ, но перед сло-ганом; после слогана, но перед контактной информацией; а может также являться заключительным элементом текста рекламы. В качестве эхо-фразы можно назвать «Готовься к зиме!», «Авиафлот». Летаем! Отды-хаем!», «Подключись, поговорим!».

Следующим компонентом вербальной составляющей рекламы являет-ся наличие контактной информации, которая несмотря на свою значи-мость не отмечена в классификации Е. Медведевой. Проанализировав материалы, мы зафиксировали отсутствие в некоторых текстах такой ин-формации.

контактная информация

присутствует отсутствует Количество радиороликов 44 6 Процентное соотношение 88% 12%

Контактная информация отсутствует в рекламах, товаром которых яв-

ляются, например, лекарственные препараты. Вопрос «Где приобрести?» не возникает, так как потребители знают, что только в аптеках, где мож-

120

но получить ещё и подробную консультацию о применении данного пре-парата.

Таким образом, мы рассмотрели применение теоретических основ рекламного дела в области разработки текста на практике и выяснили, что в силу специфики радио как рекламоносителя в радиорекламе отсут-ствует заголовок; не всегда используются эхо-фраза и слоган, причём иногда слоган может дополнительно взять на себя функцию эхо-фразы; редко, но встречается отсутствие контактной информации, что обуслов-лено особенностями рекламируемых товаров.

На основании собранного материала мы выделили некоторые особен-ности текста радиорекламы. Но стремительное развитие рекламной инду-стрии предполагает и модификацию предлагаемых ею услуг, поэтому со временем выделенные нами черты могут измениться.

ЛИТЕРАТУРА 1. Бернадская, Ю.С. Текст в рекламе: учеб. пособие для студентов ВУЗов,

обучающихся по специальности 032401 (350700) «Реклама» / Ю.С. Бернадская. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2008. – 288с. – (Серия «Азбука рекламы»).

2. Медведева Е. Основы рекламоведения. – М.: «РИП-холдинг», 2004. – 266с. – серия «Академия рекламы».

РАЗДЕЛ 6. ГОРОДСКОЙ ОНОМАСТИКОН

121


Т.П. Акимова Волгоградский государственный педагогический университет,

г. Волгоград, Россия

КОННОТАЦИИ АСТИОНИМА «МОСКВА» В ЭПИСТОЛЯРНОМ ТЕКСТЕ «Москва… Как много в этом звуке Для сердца русского слилось!» А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

Данное исследование выполнено в русле лингвокультурологического подхода к анализу языковых явлений. Его цель – определить спектр воз-можных коннотаций астионима «Москва» в эпистолярном тексте, а также выявить средства актуализации коннотативного компонента значения.

Материалом для исследования послужило эпистолярное наследие классиков русской литературы XIX–XX веков, а именно А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, М. Горького, М.А. Шолохова и В.П. Астафьева. Из писем методом сплошной выборки были извлечены завершенные по смыслу высказывания, содержащие слово «Москва» – наиболее частотный ас-тионим писательского эпистолярия, который актуализирует в тексте как общепринятые, так и индивидуальные коннотации.

В трудах по ономастике отмечается, что на синтаксическом уровне топонимы, в том числе и астионимы, выполняют преимущественно функцию обстоятельства места [8: 269]. Это наблюдение подтверждается и результатами количественного анализа наиболее частотных словоформ, представляющих астионим «Москва» в анализируемом материале (в по-рядке убывания): в Москве (в письмах Пушкина – 49 словоупотреблений, Толстого – 114, Горького – 76, Шолохова – 75, Астафьева – 97), в Москву (соответственно: 46, 76, 57, 45, 66), из Москвы (24, 37, 10, 17, 18). Другие предложно-падежные конструкции, выполняющие в предложении функ-цию обстоятельства места, а также лексема «Москва» в роли дополнения представлены единичным количеством реализаций. Немногим более употребительно рассматриваемое слово в функции подлежащего (13, 3, 11, 5, 7). Коннотативный компонент значения астионима, по нашим дан-ным, с бóльшей вероятностью реализуется при его употреблении в фор-мах в Москве (реже – в Москву) и Москва. Контекстуальный анализ слова «Москва» в анализируемом материале позволил выявить основные сред-ства реализации его коннотаций в эпистолярном тексте.

Общепринятые для русской языковой личности коннотации слова «Москва» представлены в высказываниях, которые содержат описание частотных бытовых ситуаций, отмеченных в письмах разных авторов. При этом в высказываниях авторы писем реализуют определенные рече-

122

вые интенции. В ряде случаев коннотативный компонент значения экс-плицирован с помощью определения, стоящего перед или (реже) после астионима (в примерах определения подчеркнуты). Оценочный компо-нент коннотации астионима может как присутствовать, так и отсутство-вать. «Озвучить» коннотацию можно посредством предложений типа «Москва – город, в котором…»:

Блок 1. «Место встреч и общения» 1.1. … встречаются друзья и знакомые (интенции сообщения, прось-

бы, обещания; положительная оценка астионима): Был я в Москве и ду-мал: авось, бог милостив, увижу где-нибудь чинно сидящего моего черно-го друга или в креслах театральных, или в ресторации за бутылкой [5, с.683]; Если будете в Москве, не забудьте меня, чтоб повидаться… [10, с.129]; Во второй половине мая мы – если хотите – встретимся в Моск-ве и побеседуем более подробно об этом деле [4, с.441]; Думаю, что уви-димся в Москве, у меня есть к тебе дело [12, с.353];

1.2. … надежда на встречу с друзьями или знакомыми может не оп-равдаться (интенция сообщения, жалобы; оценочный компонент отсутст-вует): Как досадно, что вы не застали меня в Москве… [6, с.302]; Страшно жалко, что я не знал о Вашем пребывании в Москве, будучи там. [12, с.331]; Да, я знаю, что мы [с тобой] в Москве разъехались… [1, с.360];

1.3. … невозможно выбрать время для визита к друзьям и знакомым (интенция извинения; оценочный компонент отсутствует): Уезжаю из Москвы с искренним сожалением, что не имел случая возобновить наше-го заочного знакомства [5, с.653]; Повинную голову ни секут, ни рубят! А я уж так чувствую свою голову повинною перед вами, как только мож-но. Но, право, я в Москве нахожусь в условиях невменяемости. Нервы расстроены, часы превращаются в минуты, и, как нарочно, являются те самые люди, которые мне не нужны, чтобы помешать видеть того, ко-го нужно [9, с.793]; Я так и не успел зайти к Вам в Москве, каюсь и из-виняюсь, но мне было так некогда, столько разных поручений лежало на мне в этот приезд, что, право, я не имел ни куска свободного времени [2, с.298]; В последний приезд мой в Москву не зашел к Вам потому, что за-мотался окончательно [12, с.243]; Все двадцать дней собирался поехать к Вам, но Москва так умеет отнимать время и деньги, что у меня никак не получилось свободного куска хотя бы дня в три [1, с.68];

1.4. … люди любят / имеют возможность узнавать новую информа-цию (интенции сообщения, просьбы; оценочный компонент отсутствует): Чтоб чем-нибудь полакомить Москву, которая ждет от меня, как от приезжего, свежих вестей, я рассказываю, что Александр Карамзин (сын историографа) хотел застрелиться из любви к красавице брюнет-


123

ке, но что по счастью пуля вышибла только передний зуб [7, с.440]; Приедешь в Москву, думаешь, отстал — Катков, Лонгинов, Чичерин вам все расскажут новое; а они знают одни новости и тупы так же, как и год и два тому назад, многие тупеют, а Фет сидит, пашет и живет и загнет такую штуку, что прелесть [9, с.577]; И что в Москве книжно-литературной новостей? [12, с.235]; Что с нами будет? Вам в Москве небось уже известно, так хоть нам скажите и ободрите нас [1, с.501];

1.5. … люди ведут праздную жизнь, ведут долгие беседы, мешающие работе (интенции сообщения, упрека; отрицательная оценка астионима): Москва и ее суета мешают мне работать столько и с такой свежей го-ловой, как в деревне [10, с.274]; Уезжая – вчера, 7-го – [Шаляпин] запла-кал даже и сказал: «Я у тебя – приобщаюсь какой-то особенной жизни, переживаю настроения, очищающие душу… а теперь вот опять Моск-ва… купцы, карты, скука…» [2, с.286]; Эта Ваша Москва… Как Вы в ней и живете? Я едва вырвался, отдыхиваюсь – рукава ведь отрывают – всем чего-то надо, каких-то слов, бесед, будто и без меня трепотни ма-ло!.. [1, с.570];

Блок 2. «Место, неудобное для проживания» 2.1. … живет много людей (интенция сообщения; оценочный компо-

нент отсутствует): Позвольте напомнить Вам, что, переведя некоторые учреждения из Москвы в Петроград, Вы освободите здесь множество квартир; квартирный кризис Москвы принимает с наступлением холода трагический характер [3, с.394]; Было появился росток в Оренбурге – Ваня Уханов и Петя Краснов, так графоманы матерые, злые с помощью местных властей выжили обоих с родной земли, оба мыкаются в пере-населенной Москве, а в них нужда на Урале… [1, с.365];

2.2. … плохая погода (холод / дождь) по сравнению с другими регио-нами (интенции сообщения, жалобы; отрицательная оценка астионима): Не худо было бы, если б Вы скорее уехали в Крым, а то, наверное, и в Москве у Вас погода столь же гадка, как здесь [2, с.74]; У вас там, на-верное, уж весна, а в Москве сухо, пыльно, но холодно [12, с.25]; Сидим мы тоже в деревушке Сибле залиты по уши водою <…> сейчас вот вто-рой день живем без дождя, а в Москве и того нет, там шпарит беспе-рерывно. [1, с.275-276];

2.3. … плохая экология (интенции совета, соболезнования; отрица-тельная оценка астионима): Нехорошее это занятие для человека с Ва-шими легкими сидеть в затхлом городе Москве, имея возможность гу-лять по морским берегам [2, с.83]; Ах, как жалко, что ты не приехал! <…> Погода, погода стояла до сего дня неслыханная. <…> [Я] одну ночь провел в лесу… <…> А ты в это время в Москве был, в душной, пробензиненной, и с больным брюхом [1, с.124];

124

2.4. … часто бывают эпидемии гриппа (интенции извинения, жалобы; отрицательная оценка астионима): Извинить меня можно только пото-му, что я, вернувшись из Москвы, куда я и поехал не совсем здоровый, заболел и только нынче, в день рожества, опомнился и почувствовал се-бя лучше [9, с.851]; Но в Москве я схватил грипп, приехал полубольным, в сопровождении доктора… [4, с.228]; Был в Москве, болел 5 дней, а по-том как связался с делами, с театром, так и провертелся добрую неде-лю до тех пор, пока не вытребовали меня т-мой [12, с.264]; Сам я попал в проруху, в заразной Москве на съезде подцепил грипп, с дикой темпе-ратурой сутки лежал до дому и здесь с ходу в больницу [1, с. 457];

Блок 3. «Место, где решаются проблемы, связанные с карьерой» 3.1. … существуют большие возможности для карьерного роста (ин-

тенции сообщения, совета; положительная оценка астионима): Хлопочи о переводе в Москву, хлопочи серьезно, во всю мочь. <…> Я тебе не токмо советую переводиться в Москву – прошу о том. В ней ты заживешь ши-ре и работать будешь больше, – уж это несомненно [2, с.284-285]; И ей богу же для меня все шляхи и тройки не в Рим ведут (и не в Италию), а в Москву [12, с.124]; Наверное, со временем тебе надо перебраться в Мо-скву и устроиться на службу, то есть устроиться на службу и с помо-щью ее перебраться в Москву, получив за службу квартиру [1, с.270];

3.2. … находится высшее руководство, к которому можно обратиться с ходатайством или просьбой (интенция сообщения, обещания; оценоч-ный компонент отсутствует): В Москве я тоже говорил о том, чтоб Вас не трогали, и тоже был успокоен обещанием не делать этого [4, с.110]; Нужно со всей лютостью, со всей беспощадностью бороться за то, чтобы снять с себя это незаслуженное черное пятно. Об этом я буду говорить в Москве – ты знаешь с кем [12, с.176]; Говорил в Москве о возвращении Вам ордена [12, с.350]; Нет, не пробил я твою повесть в Москве [1, с.251]; В Москве узнаю о твоих «Россыпях» и сразу напишу, что и как [1, с.260].

Во всех примерах, данных в последнем пункте, используется метони-мия как средство эвфемизации, позволяющей «зашифровать» сведения о лице, к которому обращена просьба или ходатайство.

Как видим, ситуации, представленные в блоке 1, отмечены в эписто-лярии всех анализируемых авторов; ситуации, помещенные в блоки 2 (за исключением пункта 2.4) и 3, представлены только в письмах, датиро-ванных преимущественно ХХ веком.

В письмах В.П. Астафьева отмечены примеры контаминации типовых ситуаций, связанных с астионимом «Москва»: В Москве наш брат пери-ферийщик, как сорвавшийся с цепи кобель – бегает задравши хвост, по-лупьяный и ошалевший от новостей, встреч и разговоров [1, с.83] – си-


125

туации 1.1, 1.4, 1.5; Полмесяца я жил в Москве, каждый день собирался Вас навестить, но задергали, затискали делами, точнее, видимостью дел, до хвори, погода плохая, сыро везде, а у меня – хроническая пневмо-ния… [1, с.243] – ситуации 1.3, 2.2, 2.4. Данный факт можно объяснить, во-первых, окончательно сложившимися стереотипами восприятия Мо-сквы во второй половине ХХ века, а во-вторых, особенностями идиости-ля писателя.

Индивидуально-авторские коннотации, которые, подобно общеприня-тым, могут быть реализованы в высказываниях, отражающих определен-ные бытовые ситуации, в частности, желание / нежелание автора нахо-диться в Москве. Ср.: Я могу вас уверить, что я в Москве, больше никуда не могу желать ехать, и что в Москве очень хорошо. [9, с.824]; Мне даже жаль, что я живу не в Москве, – так бы все и ходил в этот чудес-ный театр [2, с.118] – Москва мне слишком надоела. Ты скажешь, что и Петербург малым чем лучше: но я как Артур Потоцкий, которому пред-лагали рыбу удить: я предпочитаю скучать иным образом [6, с.469]; Женка, женка! я езжу по большим дорогам, живу по три месяца в степ-ной глуши, останавливаюсь в пакостной Москве, которую ненавижу, — для чего? – Для тебя, женка… [7, с.189]; В Москву на выставку я не только не думаю ехать, но вчера я вернулся из Москвы, где я заболел, с таким отвращением ко всей этой праздности, роскоши, к нечестно при-обретенным и мужчинами и женщинами средствам, к этому разврату, проникшему во все слои общества, к этой нетвердости общественных правил, что решился никогда не ездить в Москву [9, с.703]; Хорошо по-бывать в Мос[кве], но быть в ней неделю – утомительно [2, с.133]; В Москве надоело мне до жути. Тянет домой невероятно [12, с.72]; Но в Москве я и вовсе жить бы не смог – меня разодрала бы суета и склоч-ность литературной жизни [1, с.133]; Но еще ужасней Москва с ее мрачными нравами и очередями [1, с.471]; На пленум я не останусь и во-обще постараюсь в Москве не задерживаться – что-то она, Москва наша милая, совсем одурела [1, с.473].

В качестве дополнительных средств экспликации коннотации астио-нима выступают эпитеты и оценочные слова (в вышеприведенных при-мерах они подчеркнуты).

Как видим, индивидуально-авторские коннотации, в отличие от об-щепринятых, всегда содержат в себе оценочный компонент. При этом ав-тор может выражать однозначное отношение к Москве, в нашем мате-риале – только отрицательное (А.С. Пушкин, М.А. Шолохов, В.П. Ас-тафьев) или же изменить свое мнение об этом городе в связи с изменени-ем своих убеждений (Л.Н. Толстой) или обстоятельств (М. Горький).

126

Высказывания, в которых актуализирован положительный коннота-тивный компонент значения, реализуют интенцию сообщения; высказы-вания с отрицательной коннотацией астионима – интенции сообщения, жалобы, упрека.

Таким образом, употребление астионима «Москва» в эпистолярном тексте, при условии реализации в высказывании типизированной быто-вой ситуации, сопровождается актуализацией общепринятых («место встреч» – с нейтральной, положительной или отрицательной коннотаци-ей; «место, неудобное для проживания» – с нейтральной или отрицатель-ной коннотацией; «место, где решаются проблемы, связанные с карье-рой» – с нейтральной или положительной коннотацией) или индивиду-ально-авторских коннотаций (положительной или отрицательной оцен-ки). В роли дополнительных языковых средств, эксплицирующих конно-тацию, выступают эпитеты и оценочные слова (последние используются только при актуализации индивидуально-авторского отношения).

ЛИТЕРАТУРА 1. Астафьев В.П. Нет мне ответа… Эпистолярный дневник 1952-2001 / Сост.,

предисл. Г. Сапронова. – 2-е изд., доп. – Иркутск: Издатель Сапронов, 2009. – 752 с.

2. Горький М. Собрание сочинений. В 30 т. – Т. 28. Письма, телеграммы, над-писи. 1889–1906 гг. – М.: Худож. лит., 1954. – 600 с.



5. Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. I. 1815–1826. – М.: Захаров, 2006. – 704 с. 6. Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. II. 1827–1831. – М.: Захаров, 2006. – 672 с. 7. Пушкин А.С. Письма: В 3 т. Т. III. 1832–1837. – М.: Захаров, 2006. – 544 с. 8. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного / Отв. ред.

А.А. Реформатский. – Изд. 3-е, испр. – М.: Книжный дом «Либроком», 2009. – 368 с.

9. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 22 томах. В 20 книгах. – Том XVIII. Письма. 1842–1881 гг. – М.: Худож. лит., 1984. – С. 305–912.

10. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 22 томах. В 20 книгах. – Том XIX. Письма. 1882–1899 гг. М.: Худож. лит., 1984. – С. 3–459.

11. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 22 томах. В 20 книгах. – Том XX. Письма. 1900–1910 гг. М.: Худож. лит., 1984. – С. 460–758.

12. Шолохов М.А. Собрание сочинений в 10 т. – Т. 10. Письма. 1924–1984 гг. – М.: Советский писатель, 2005. – 736 с.


127

И.В. Евсеева, Д.А. Нуриева Лесосибирский педагогический институт-филиал

Сибирского федерального университета г. Лесосибирск, Россия

НАЗВАНИЯ КАФЕ, БАРОВ, РЕСТОРАНОВ Г. ЛЕСОСИБИРСКА 1. Имена городских объектов (городских топонимов) в лингвистиче-

ской литературе принято называть урбанонимами. Какими должны быть урбанонимы, чтобы соответствовать требованиям общества? На этот во-прос пока не существует научно обоснованного ответа. Анализ литерату-ры, посвященной данной проблематике, позволяет говорить, что в на-стоящее время создание урбанонимов осуществляется без опоры на ка-кую-либо теоретическую базу. В лучшем случае номинаторами оказыва-ются сотрудники рекламных агентств, часто не имеющие специальной подготовки. В результате города тонут в море названий, мало понятных большинству людей.

М. В. Горбаневский отмечает, что практически каждое имя – это сви-детельство, живой документ того или иного периода истории [1]. Сохра-нение культурных ценностей в полной мере распространяется и на собст-венные имена. Они своими корнями связаны с культурой, являются её продуктом и порождением, сопутствуют во всех её многообразных про-явлениях и практически неотделимы от неё [2]. Изучение ономастическо-го градоведения способно дать различные сведения о прошлом и настоя-щем региона, страны, мира. Его изучение может конкретизировать общие тенденции и процессы в истории и культуре страны, а также в истории языка.

Объектом изучения ономастического градоведения являются онимы (т. е. имена собственные) различных групп, обнаруженные в ономастиче-ском пространстве современного города, а также названия, ушедшие в историю и зафиксированные в специальных источниках (архивных мате-риалах, местных периодических изданиях, краеведческой и градоведче-ской литературе и т.п.). Это названия улиц, переулков, площадей, храмов, кинотеатров, газет, кафе, ресторанов, баров, магазинов, промышленных предприятий и т. д.

Имена городских объектов – урбанонимы – ученые подразделяют на годонимы (названия улиц), агоронимы (названия площадей) [2], эмпоро-нимы (названия магазинов) [3]. Главная задача, стоящая перед каждым типом урбанонимов, – это выделение объекта среди ряда ему подобных.

Наше исследование посвящено анализу названий кафе, баров, ресто-ранов, столовых г. Лесосибирска, которые могут быть рассмотрены как особый вид урбанонимов. Этому послужил ряд причин, таких как: цель-

128

ность данного пласта онимов, они достаточно самостоятельны и все свя-заны одной темой, у них своя сфера – питание. В связи с этим, мы пред-лагаем особо выделить среди урбанонимов заведения общего питания (столовые, кафе, бары, пиццерии, бистро, закусочные и под.), которые предлагаем назвать трапезонимы (от греч. Trapezaria (трапезария) – место для питания, столовая).

Прежде чем перейти к характеристике трапезонимов г. Лесосибирска, отметим, что языком провинциального сибирского города активно зани-мается Б. Я. Шарифуллин (профессор Лесосибирского пединститута), ко-торый выявил тенденции в наименовании торговых предприятий города [4, с. 172-181].

2. Характерной особенностью советского времени было четкое разде-ление заведений общепита по форматам: рестораны, кафе, пельменные, блинные, бутербродные, рюмочные и под. Сейчас старые форматы прак-тически исчезли. Владельцы заведений, ориентируясь на клиента, стара-ясь привлечь его внимание, дают яркие, порой экзотические названия. Опираясь на существующие классификации городских объектов, трапе-зонимы г. Лесосибирска подразделяем на следующие:

- Трапезонимы, названные по объектам, находящимся рядом: столовая «Сосёнка» (среди растущих сосен), летнее кафе «Берёзки» (в березовой роще, где раньше располагался детский лагерь с таким же названием), столовая «Бережок» (вблизи набережной реки Енисей), летнее кафе «Плёс» (на берегу реки Енисей, в месте широкого водного пространства);

- Трапезонимы, названные по той продукции, которая в данных заве-дениях предлагается: бар «Беккер» (сейчас «Беккер» – это известная мар-ка пива, изначально – Беккер – фамилия создателя марки данного пива), летнее кафе «Балтика», летнее кафе «Купеческое», летнее кафе «Леген-да» (по названию известного пива), пивной бар «Янтарь» (от названия пива «Янтарное»), бар «Пивной причал», кафе «Кофейня», закусочная «Чебуреки»;

- Трапезонимы, названные по женскому имени: столовая «Катюша», кулинария «Любава»;

- Трапезонимы, основанные на лексике ментальной сферы: кафе «Встреча», кафе «Мечта», кафе «Сказка»;

- Трапезонимы, основанные на темпоральной семантике: ресторан «День и ночь»;

- Трапезонимы, включающее информацию о работе заведения в опре-деленное время: летнее кафе «Фонарики» (кафе окружено изящными фо-нариками, которые зажигаются вечером во время открытия);

- Трапезонимы, основанные на устойчивых выражениях: кафе «Час пик»;


129

- Трапезонимы, отражающие информацию о сказочных объектах: ка-фе «Поле Чудес», кафе «Старый Замок», детское кафе «Чунга – Чанга»;

- Трапезонимы, созданные на основе названий кинофильмов или ли-тературных произведений: ресторан «Золото Макенны», ресторан «Печ-ки-лавочки», кафе «Садко»;

- Трапезонимы, названные по столице какого-либо государства: рес-торан «Пекин», кафе «Ташкент»;

- Трапезонимы, названные по государству / национальной принад-лежности жителей государства: ресторан «Русь»;

- Трапезонимы, названные по именам рек – гидронимов. Например, кафе «Уссури», ресторан «Енисей»;

- Трапезонимы, названия которых говорят о вкусе и качестве предла-гаемого продукта: шашлычная «Цимус»;

- Трапезонимы, названные по способу употребления предлагаемого продукта: пиццерия «Пикник»;

- Трапезонимы, названные по оформлению: ресторан «Таверна». Некоторые из вышеназванных трапезонимов города отражают регио-

нальную специфику: названия «Пивной причал», «Бережок», «Плес», «Енисей» входят в одну семантическую группу – река и место возле нее (если рядом река, то есть и берег, река широкая судоходная, следователь-но, есть причал); «Сосёнка», «Берёзки» (кафе), «Берёзка» (столовая) – указывают на растительность, которая распространена в данном регионе: береза, сосна.

3. «Как вы яхту назовете, так она и поплывет», – пелось в известном когда-то мультфильме про капитана Врунгеля. Это высказывание спра-ведливо и для трапезонимов. При создании имени заведения необходимо учитывать особенности кухни, аудиторию, ассоциации, вызываемые сло-вом, и другие параметры.

В таком провинциальном городке, как Лесосибирск ни одно новое уч-реждение (кафе, бар, ресторан, закусочная) не остается не замеченным. Причем посещает такие заведения далеко не каждый житель города (в первую очередь, по финансовой причине), но название обязательно об-ращает на себя внимание. Охарактеризуем лишь некоторые трапезонимы г. Лесосибирска, говорящие о том, что для заведения значимо его назва-ние, поэтому об имени предприятия следует подумать еще в период фор-мирования концепции.

Ресторан «Пекин» открылся 3 года назад. Данное название несет в себе информацию для определенной категории людей: если вы любите китайскую кухню или соскучились по своей Родине (а в нашем городе проживает на сегодняшний день достаточно много китайцев) заходите к нам. Вывеска ресторана и внутреннее оформление ориентированы на ки-

130

тайскую культуру. Преобладает национальный красный цвет, рисунки на скатертях и китайские фонарики под потолком подскажут вам, что вы находитесь в частичке Китая – его столичном, милом ресторанчике. Дан-ное заведение в нашем городе является достаточно посещаемым.

Недавно появился и ресторан «Печки-лавочки» (жителями воспри-нимается как ресторан, чему способствуют кухня и оформление, доку-ментально со стороны владельца заведение зарегистрировано как тавер-на), который также приобрел популярность. Оформление заведения: де-ревянное крыльцо и в стиль ему вывеска – название. Внутри добротная деревянная мебель, стилизованная под старину, что придает особый уют и тепло обстановке. Здесь вы сможете попробовать блюда национальной русской кухни.

Нами был проведен опрос, в ходе которого испытуемых (50 человек) просили ответить: «Если бы представилась возможность сходить в ресто-ран, вы пошли бы в «Пекин» или в «Печки-Лавочки»? 60% опрошенных ответили в «Пекин», а 40% в «Печки-Лавочки». Половина респондентов ни в том, ни в другом ресторане не были и при ответе ориентировались только на название. Так название ресторана «Пекин» привлекает экзо-тичностью, яркостью, а также возможностью попробовать блюда китай-ской кухни. Те же, кто выбрал «Печки-Лавочки» объясняют свой выбор тем, что им близки русские традиции и русская кухня, привлекает само-бытное название.

Ресторан «Садко» назван по имени героя одноименной новгородской былины. Садко – гусляр, купец, певец, который попал в плен к морскому царю и с помощью дочери морского царя возвращается на родину. Само слово садко языконосителями воспринимается положительно, в связи с этим у людей возникают следующие ассоциации: море, гусляр, купец, раздающий богатства, герой сказки, положительный герой. Это позволяет полагать, что название ресторану выбрано удачно. Не смотря на такое удачное название, за рестораном «Садко» в г. Лесосибирске закрепилась «дурная слава»: регулярны драки, зафиксированы даже случаи убийств. На это, скорее, повлияли внешние факторы: заведение находится в небла-гополучном районе и является местом сбора любителей «напиться и за-быться», которых привлекает дебош.

Столовая «Сосёнка» – одна из уцелевших в постперестроечный пери-од. В чем секрет столь длительной работы и востребованности данного заведения? Причину попробуем связать с названием. Сосна – это одна из самых древних древесных пород, вечнозеленое и долговечное дерево, мало подверженное гниению. Сосна может расти на самой бедной почве, но ей необходим уход. В силу своих свойств сосна служит символом дол-


131

голетия и бессмертия. Кроме того, сосна символ стойкости и преодоле-ния неблагоприятных обстоятельств.

«Сосёнка» – это очень удачное название столовой для рабочих. Оно весьма символично, так как производство в нашем городе представлено в основном лесоперерабатывающими комбинатами. Древесные представи-тели нашей тайги это, прежде всего ель, сосна и береза, соответственно воспринимающиеся жителями города как хлеб. Столовая была открыта еще в конце 70-х гг. и до сих пор успешно работает. Эта столовая давно нашла своего потребителя и является часто посещаемой не только рабо-чими.

Кафе «Поле чудес» названо по объекту из сказки А. Толстого «Золо-той ключик»: «…В стране Дураков есть волшебное поле, – называется Поле чудес.…На этом поле выкопай ямку, скажи три раза: «Крекс, фекс, пекс», положи в ямку золотой, засыпь землей, сверху посыпь солью, по-лей хорошенько и иди спать. Наутро из ямки вырастет небольшое дерев-це, на нем вместо листьев будут висеть золотые монеты…». Возможно, название ресторана возникло по названию одноименной передачи, кото-рая была популярна среди телезрителей в 90-е гг. Впрочем, сама передача «Поле чудес», названа по сказке. Она привлекает людей дорогостоящими подарками, которые «валятся с неба». Большинству телезрителей не из-вестна подоплека организации данной передачи, им неизвестно, что каж-дый участник прежде, чем попасть на игру, должен не только получить приглашение по итогам отборочного тура, но и заплатить за участие и призы. Поэтому участники, передавая многочисленные приветы своим спонсорам, которые оплачивают их присутствие на «Поле чудес», делают благодетелям рекламу. Кафе «Поле чудес» было открыто в 90-е гг. и не просуществовало семи лет. Это связано, с одной стороны, с неустойчи-вым в то время финансовым положением в стране, с другой – возможно, с самим названием. В кафе «Поле чудес» чудес-то, собственно, и не бы-ло, как не было их и на одноименной передаче. Не произошло чуда и от посаженных монет в сказке А. Толстого.

Анализ материала позволяет говорить, что продолжительность жизни и успешность заведения напрямую зависит не только от оформления, об-служивания, кухни, но и от названия. В настоящее время наряду с ярки-ми, экзотичными названиями могут посоперничать и исконно русские имена, заимствованные из произведений отечественной литературы.

ЛИТЕРАТУРА 1. Горбаневский М. В., Преснов В. А. Топонимика и компьютерная лексико-

графия. – М., 1993. 2. Суперанская А. В. Что такое топонимика. – М.: Наука, 1985.

132

3. Шмелева Т. В. Новгородский ономастикон // Слово и фразеологизм в рус-ском литературном языке и народных говорах: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. А. В. Жукова. – Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2001. –С. 187-193.

4. Шарифуллин Б. Я. Языковая политика города // Юрислингвистика-2: рус-ский язык в естественном и юридическом бытии. – Барнаул, 2000. – С. 172-181.

В.В. Катермина Кубанский государственный университет,

г. Краснодар, Россия

ИМЯ КАК НАЦИОНАЛЬНЫЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ ЗНАК The study of names is not only a science but

also an art, and while undoubtedly there has to be scientific rigor, there also has to be sensitiv-ity, a sense of aesthetics and an understanding of the human psyche

(W.F.H.Nicolaisen). Изучение имен – это не только наука, но

также и искусство; и без сомнения, наряду с присутствием научной строгости, также должна присутствовать восприимчивость (впечатлительность), чувство эстетизма и понимание человеческой души.

Проблема «человек и язык», а также «язык и культура» приобретает в последнее время все большую актуальность. Становится очевидным, что адекватное исследование языка возможно только при условии выхода за его «пределы», при обращении к человеку – творцу языка, причем такой подход возможен только на конкретном национально-языковом материа-ле.

Каждый человек как языковая личность располагает концептуальной и языковой картинами мира, которые представляют собой глобальную, непрерывно конструируемую систему информации об универсуме [1]. Концептуальная и языковая картины мира каждого человека неоднород-ны: они включают в себя универсальные элементы, не зависящие от лин-гвокультурного мировоззрения личности, элементы, отражающие нацио-нальный характер языковой личности, а также информацию, обусловлен-ную образованием человека, его социальной средой, то есть связанное с фоновыми знаниями, вертикальным контекстом, культурными традиция-ми той или иной языковой личности.


133

Имя собственное, является границей, разделяющей бытие и инобытие, универсальное и национально специфическое, даже «точкой», местом, в котором они разделяются и встречаются; имя позволяет в определенной степени представить социальный статус, духовный мир, национальные особенности и т.п. как именуемого, так и именующего.

Говоря об имени как национальном и социальном знаке, следует иметь в виду наличие полей в ономастике – определенной сферы соотне-сенности имени. В речи эта граница определяется при помощи экстра-лингвистических знаний, которые являются необходимыми для правиль-ного употребления и понимания имен. В состав экстралингвистического аспекта значения имени входят и особые условия существования имени в обществе, и культурно-исторические ассоциации, и степень известности объекта и его имени.

Национальное поле имени способствует более точному восприятию имен, более четкой их соотнесенности с определенной языковой подсис-темой. Говоря о русских именах, мы имеем в виду определенные языко-вые формы, характерные для русского языка, и их соотнесение с русски-ми людьми.

Социальное поле антропонима – это «языковое преломление экстра-лингвистических социальных отношений и закрепление их за определен-ными формами именования. Та или иная языковая форма имени может быть продиктована конкретной экстралингвистической ситуацией» [2, c. 16].

В речи, как правило, основное внимание обращается на внеязыковые ассоциации имен, из которых главное внимание принадлежит социаль-ным факторам, которые находятся в неразрывной связи с историческими, национальными и культурными особенностями страны.

Поскольку через слово и благодаря слову человек выражает свои эмо-ции, именно качественная оценка предмета и явления, эмоциональное к нему отношение способствуют возникновению новых понятий и значе-ний. Эмоции являются одним из элементов культуры и наиболее ярких человеческих факторов, эксплицируемых в языке. Эмоции человека через его язык участвуют в семантическом картировании мира и его семанти-ческой интерпретации.

Как писал В.И. Шаховский, коннотатив – это «слово, в семантической структуре которого имеется либо эмотивно-окрашенная сема, либо семе-ма эмотивно-субъективной оценки» [7, c. 25].

По определению О.С. Ахмановой, коннотация – это «дополнительное содержание слова (или выражения), его сопутствующие семантические или стилистические оттенки, которые накладываются на его основное

134

значение, служат для выражения разного рода экспрессивно-эмоционально-оценочных обертонов» [4, c. 203 – 204].

Коннотация не выражается эксплицитно, это – «семантическая моди-фикация значения, включающая в себя совокупность семантических на-слоений, чувств, представлений о знаке, лексическом понятии или о не-которых свойствах и качествах объектов, для обозначения которых упот-ребляется данное слово-значение» [5, c. 108].

Коннотация может дополнять денотативное и грамматическое содер-жание на основе сведений, соотносимых с прагматическими факторами разного рода: с ассоциативно-фоновым (эмпирическим, культурно-историческим, мировоззренческим и т.п.) знанием говорящих на данном языке о свойствах или проявлениях обозначаемой реалии либо ситуации, с рационально-оценочным или эмоционально-оценочным (эмотивным) отношением говорящего к обозначаемому, со стилистическими регист-рами, характеризующими условия речи или сферу языковой деятельно-сти, социальные отношения между участниками речи, ее формы и т.д. [6].

Национально-культурная специфика активно проявляется в словах с ярко выраженной коннотацией, понятиях, относящихся к безэквивалент-ной лексике, к которым можно отнести ИС.

Проблема национально-культурного компонента значения слова, оли-цетворяющего взаимозависимость языка и культуры обсуждается широко в последние годы. Вокруг данного вопроса формируется самостоятельное комплексное научное направление – лингвокультурология, основные по-стулаты которой базируются на кумулятивной функции языка: если язык и отдельные его единицы могут служить средством накопления, хране-ния и источником внеязыковой информации, в том числе культурно зна-чимой, то, следовательно, они могут рассматриваться и как «вместилище знаний» [5, c. 218]. Данные знания Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров называют «фоновыми», так как, считая культурным компонентом значе-ния слова его экстралингвистическое содержание, непосредственно от-ражающее национальную культуру, ученые подчеркивают, что вокруг каждого слова, особенно центрального, ключевого, складывается целый ореол всевозможных непонятийных семантических долей – лексический фон [7].

Н.Г. Комлев замечал, что «лексическому понятию сопутствует некий культурный компонент» [5, c. 116]. Культурная коннотация каждого сло-ва-знака складывается в процессе общения людей, на протяжении всей истории слова и обозначаемого им денотата.

Культурная коннотация может рассматриваться как «интерпретация денотативного или образно мотивированного, квазиденотативного, ас-пектов значения в категориях культуры» [6, c. 214].


135

Если единицы языка обладают культурно-национальной спецификой, то она должна служить «звеном», соединяющим с одной стороны, знак, а с другой – концепты, стереотипы, эталоны, символы, и т.п. знаки нацио-нальной и общечеловеческой культуры.

ЛИТЕРАТУРА 1. Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский ана-

лиз языка. М.: Мысль, 1983. – 288 с. 2. Суперанская А.В. Языковые и внеязыковые ассоциации собственных имен

// Антропонимика. М.: Наука, 1970. – С. 7–17. 3. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе

языка. Москва, URSS, 2008. — 208 с. 4. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энцик-

лопедия, 1967. – 607 с. 5. Комлев Н.Г. Компоненты содержательной структуры слова. М.: КомКнига,

2006. – 192с. 6. Телия В.Н. Русская фразеология. М.: Языки русской культуры, 1996. – 288с. 7. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. М.: Рус. язык, 1973.

Е.Ю. Позднякова Алтайский государственный технический университет

им. И.И. Ползунова, г. Барнаул, Россия

ПОРЕЙОНИМЫ В ЯЗЫКОВОМ ПРОСТРАНСТВЕ ГОРОДА (НА ПРИМЕРЕ НЕОФИЦИАЛЬНЫХ НАЗВАНИЙ АВТОМОБИЛЕЙ)

Порейонимы – собственные имена любого вида транспорта. Собст-венные имена автомобилей представляют собой существенную лакуну в ономастике. На сегодняшний день существует множество официальных и неофициальных наименований автомобилей. Первая группа – официаль-ные наименования – представляет собой пример искусственной номина-ции, направленной на сугубо рекламные цели: стимулирование спроса, идентификация торговой марки, создание имиджа престижного потреб-ления и пр. Путь возникновения неофициальных наименований – естест-венный: «Естественная номинация характерна для общественной комму-никации, частично формализованной устной традицией, обычаями, неин-ституированной религиозной верой и т. п., а также для неформализован-

Исследование выполнено при поддержке гранта Президента РФ МК-2572.2008.6

136

ного коллективного и межличностного общения» [1, с. 60], поэтому есте-ственные наименования появляются стихийно, а процесс узуализации идет «снизу – вверх». «Каналом для естественной узуализации служит речевая практика, она «обтачивает» содержание и форму имени» [1, с. 65]. Неофициальные наименования по сфере употребления относятся к народно-разговорной речи, они активно используются носителями языка в разнообразных ситуациях непосредственного общения.

Неофициальные названия возникают, прежде всего, как результат ра-боты языка по уподоблению иностранных названий русскоязычным, при-способлению их к грамматической системе языка. Кроме того, в некото-рых неофициальных наименованиях прослеживаются элементы языковой игры, свойственной молодежному жаргону. Это можно объяснить тем, что современный автолюбитель – зачастую человек молодого возраста, активно использующий в своей речи молодежный сленг. Таким образом, неофициальные наименования автомобилей, с одной стороны, представ-ляют собой фрагмент профессионального жаргона автомобилистов, а с другой – являются неотъемлемой частью молодежного жаргона. Наши наблюдения позволяют говорить о том, что автомобильный жаргон пере-стает быть принадлежностью замкнутой профессиональной группы и на-чинает использоваться людьми, разными по возрасту, роду занятий, но объединенными одной существенной чертой – интересом к автомобилям.

Среди названий автомобилей заимствованные имена составляют наи-более многочисленную группу. Чаще всего названия марок функциони-руют в мужском или женском роде. Это, вероятно, связано с тем, что в русском языке названия автомобилей могут сопровождаться двумя апел-лятивами – автомобиль (м.р.) и машина (ж.р.), выбор того или иного про-исходит в зависимости от внешних признаков заимствованного слова (основа оканчивается на согласный или гласный), и наименование полу-чает признак рода: Витц, Платц – мужского рода; Корона, Калдина – женского. Показательно, что средний род в названиях марок автомобилей в русском языке не встречается. Во многих статьях специализированных журналов автомобиль одушевляется (ср. прыгает, дергается, внутренно-сти автомобиля и др.). Возможно, его «одушевленность» делает невоз-можным использование среднего рода для номинации.

Еще одной характерной чертой данной группы имен является вариа-тивность. Одно и то же название может иметь множество вариантов, причем принадлежащих к одной сфере, неофициальной: мерседес – мерс, мерсик, глазастый, мерин и пр. «Чемпионом по кличкам, что весьма по-казательно, является, по-видимому, «Запорожец». Клички выражают от-рицательное отношение потребителей и по поводу его функциональных свойств – «Пылесос», «Мотоцикл с крышей», «Запор» (здесь нужно от-


137

метить и то, что последняя кличка и имя автомобиля созвучны), и по по-воду внешнего вида – «Ушастый», «Мыльница» [2, с. 59]. Варианты за-зик, зюзик, зад, запор, зэпор, зарубежец, жопер, жопик, ушастый, горба-тый и пр. отражают эмоционально-экспрессивное отношение к автомо-билю.

«Народные» названия чаще всего приобретают популярные марки ав-томобилей. Как отмечает А.М. Пономарева, «народные» имена есть или у очень хороших автомобилей, или же у очень плохих. «Mini Cooper» еще не успел появиться на российском рынке, а уже заработал прозвище Минька. Ласковое и уважительное. Прозвища со своими положительны-ми и отрицательными коннотациями очень точно передают отношение потребителя к той или иной автомобильной марке, создают яркий образ» [2, с. 59].

Рассмотрим существующие в неофициальной сфере способы создания наименований-прозвищ автомобилей. Анализ лексического материала позволяет выделить следующие способы неофициальной номинации по-рейонимов:

1. Самым распространенным способом является суффиксальный: а) чаще всего используется разговорный суффикс -к с уменьшитель-

но-ласкательным значением: «Газель» – «Газелька», «Мазда Демио» – «Демка», «Тойота Королла» – «Королка», «Тойота Карина» – «Каринка», «Тойота Марина» – «Маринка», «Тойота Калдина» – «Калдинка», «Ми-цубиси» – «Мицубиська», «Нисан Санни» – «Санька» и др.; здесь же можно отметить традиционные разговорные варианты: копейка, пятерка, шестерка, семерка, восьмерка, девятка (автомобили ВАЗ с серийными номерами 2101, 2105, 2107, 2108, 2109).

б) другим наиболее частотным суффиксом, используемым в разговор-ной номинации, является суффикс -х, придающий наименованию разго-ворно-фамильярный оттенок: «Тойота Камри» – «Камрюха»; «Ауди» – «Аудёха»; «БМВ» – «бэха» и др.

в) суффиксы –ок, -ик: «Паджеро» – «Паджерик»; «Круизер» – «Крузе-рок»; «Мерседес» – «Мерсик»; «Субару» – «Субарик».

2. Неофициальная номинация трансформирует сложные имена, со-кращая их:

а) до одного компонента, что также характерно для разговорной речи: «Тойота Марк II» – «Марк», «Тойота Ланд Круизер» – «Краузер», «Круи-зёр», «Тойота Максима» – «Максим», «Тойота Надиа» – Надя»;

б) усекая основу: «Мерседес» – «Мерс», «Кавасаки» – «Кава», «Кал-дина» – «Калда»; «Кадиллак» – «Кэдди».

3. Наименования, имеющие внешнее сходство с русскими словами, переосмысляются на основе «народной этимологии»: «Рено Логан» –

138

«Лохан»; «Тойота Максима» – «Максим», «Тойота Надиа» – «Надя»; «Тойота Приус» – «Примус»; «Скайлайн» – «Скалик»; «Тойота Харриер» – «Хорёк»; «Тойота Целика» – «Целка»; «Чероки» – «Чирок» и др.

«Для носителя русского языка названия автомобилей «Паджеро», «Чероки» не наполнены смыслом, поэтому превращаются в «Поджарого» и «Широкого». Здесь нет соответствия между названием и свойствами автомобиля, клички и «официальные» названия созвучны. «УАЗики» на-зывают «Козликами» и «Бобиками» (последняя кличка, как правило, от-носится к милицейским машинам). Можно предположить, что УАЗ так назвали за задиристый вид и подпрыгивающую манеру езды. А вот клич-ка «Полуторка» в своей основе имеет функциональные свойства маши-ны» [2, с. 59].

4. Номинация, включающая в себя элементы языковой игры, также характерна для неофициального именования: «Тойота Марк II» – «Мор-ковка», «Марковник»; «Нисан Цефиро» – «Кефир»; «Нисан Марч» – «Мячик», «Сморчок»; «Тойота Ланд Круизер» – «Крюгер»; «Мерседес» – «Мерин»; «Москвич» – «Маскарад», «Моська» и др. Заметим, что наиме-нования «Мячик», «Сморчок» основаны не только на сходстве внешней формы слова с названием марки автомобиля, но и фиксируют особенно-сти его внешнего вида, формы кузова, а также заключают в себе экспрес-сивную оценку, поэтому мы относим эти прозвища к языковой игре. Те же особенности номинации можно отметить в названиях «Крюгер» и «Мерин»: Фредди Крюгер – персонаж известного в 80-90-е гг. фильма ужасов «Кошмар на улице Вязов», а слово «мерин» в словаре зафиксиро-вано в значении «кастрированный жеребец». Использование данных имен для номинации автомобиля позволяет охарактеризовать не только автомобиль, но и его владельца – «иногда прозвище автомобиля характе-ризует не только автомобиль, но и общество, его поляризацию, расслое-ние, отношение к власть имущим. А чего стоит прозвище правительст-венных машин – «членовозы», получившее распространение не только в нашей стране» [2, с. 60].

5. Номинация, основанная на каких-либо свойствах автомобиля: а) на особенностях внешнего вида: «Мерседес» – «глазастый», «Запо-

рожец» – «горбатый», «ушастый», «мыльница»; «УАЗ» – «головастик», «таблетка»; «ЗИЛ» – «бычок», «Тойота Чайзер» – «сигара», «ГАЗ-69» – «шарик», «коробка».

«Внешним видом объясняются и некоторые клички отечественных автомобилей — «Каблук» (ИЖ-2715), «Танк во фраке» (старая «Волга»), «Баржа» («Волга Газ-24»), «Сарай» (универсал на базе «Волги»), «Зуби-ло» (ВАЗ-2108)» [2, с. 59]. Отметим, что номинация «сарай» применима не только к одной конкретной автомобильной марке, но и вообще к лю-


139

бому автомобилю больших размеров и малой комфортности. Так, напри-мер, в народно-разговорной речи «сарай» – название большого автобуса: Я могу тебе сказать, как автобусники автобусы называют, например, ЛиАЗ – это сарай для них (муж., 41 г.).

б) на функциональных свойствах: «Запорожец» – «Пылесос», «Мото-цикл с крышей», «Запор» (созвучно названию автомобиля); «Консервная банка» – первые «Жигули», «Москвич» – «Ведро с гайками»; «Ока» – «табуретка», «малолитражка», «капсула смерти». Название «табуретка», кроме того, используется для номинации любого некомфортабельного «жесткого» автомобиля наряду с названием «деревянный» (об автомоби-ле, в котором отсутствует электропакет, дешевая внутренняя отделка са-лона). Основой для клички «Консервная банка» является качество метал-ла, из которого изготовлен автомобиль, «здесь, видимо, примешиваются и некоторые субъективные ощущения, испытываемые находящимися внутри автомобиля людьми» [2, с. 59-60].

В) на характеристике людей, использующих автомобиль: «УАЗ» – «скорая помощь», «таблетка», «мусоровоз»; «ГАЗ-69» – «мусоровозка», «ментовозка»; «Ока» – «инвалидка»; «Волга» – «членовоз/членовозка».

6. Номинация, основанная на метафорическом переосмыслении: «Ока» – «выкидыш Камаза», «капсула смерти», «пиджак на колесах», «гроб на колесах»; «БМВ» – «Бумер»; «Запорожец» – «Пылесос».

Таким образом, наиболее частотным способом образования неофици-альных названий автомобилей является суффиксальный. Для образования прозвищ используются суффиксы, характерные для разговорной речи (-к, -х), а также суффиксы с уменьшительно-ласкательным значением (-ок,-ик). При неофициальной номинации вступает в действие принцип языко-вой экономии, о чем свидетельствует обилие сокращенных наименований («Жигули» – «жигуль», «жига»; «Запорожец» – «запор», «Мерседес» – «Мерс» и др.). Названия, непонятные носителям русского языка, прояс-няются с помощью «народной этимологии», при этом приобретая допол-нительные оттенки значения: «Рено Логан» – «Лохан», «Тойота Приус» – «Примус»; «Тойота Харриер» – «Хорёк»; «Тойота Целика» – «Целка» и др. В сфере неофициальной номинации распространена языковая игра, характерная для молодежного сленга: «Тойота Марк II» – «Морковка», «Марковник»; «Нисан Цефиро» – «Кефир»; «Тойота Марч» – «Мячик», «Сморчок».

Неофициальные имена автомобилей ранжируются по шкале «хоро-ший-плохой». Так, положительное отношение может быть передано с помощью суффикса –к с уменьшительно-ласкательным значением: «Мазда Демио» – «Демка», «Тойота Королла» – «Королка», «Тойота Ка-рина» – «Каринка», «Тойота Марина» – «Маринка», «Тойота Калдина» –

140

«Калдинка», «Мицубиси – «Мицубиська», «Нисан ани – «Санька», «Mini Cooper» – «Минька»; суффиксов –ок(-ик) «Паджеро» – «Падже-рик»; «Круизёр» – «Крузерок»; «Мерседес» – «Мерсик»; «Субару» – «Субарик».

Нейтральное отношение потребителей передается в «кличках», осно-ванных на созвучии марочным названиям: «газик», «уазик», «волжанка», «кэдди» («Кадиллак»), «Эмка» (ГАЗ М-1), «Захар» (ЗИС-5), «Семён» (ВАЗ-2107), «Жигули», «Жигуль» (нейтральное название автомобилей ВАЗ).

Распространенная неофициальная номинация автомобиля «ВАЗ-2106» – «Шестерка», казалось бы, имеет прозрачную этимологию, так как в «официальном» названии машины есть цифра 6. Однако более снижен-ные варианты «шоха», «шаха», «шалава», «зубило» звучат не так без-обидно и напоминают о жаргонном значении слова «шестерка».

«Народное» название автомобиля ВАЗ-2101 также можно понять двояко: с одной стороны, в названии обыгрывается цифра 1 («копейка», «копья»), с другой – в кличке содержится намек на низкую стоимость машины.

Отрицательная коннотация содержится в номинациях автомобилей на основе жаргонных, просторечных слов, иногда грубых и вульгарных: «Жигули» – «жучка», «жига»; «ВАЗ-2106» – «шаха», «шалава»; «Моск-вич» – «моська»; «Рено Логан» – «Лохан»; «Запорожец» – «зюзик», «зад», «запор», «зэпор», «жопер», «жопик».

А.М. Пономарева подчеркивает важность автомобильных марочных имен – как корпоративных, так и модельных: «Клички навсегда намертво закрепляют сложившийся в сознании потребителя образ. Производители, маркетологи, рекламисты не могут игнорировать существующие в народе прозвища. С этой точки зрения интересен такой пример. Автомобиль «Фольксваген 1200», имя которого состоит из имени корпоративной мар-ки и индекса, получил прозвище «Жук». Кличка передавала в образной форме не только внешний вид машины, но и сложившееся у потребителя положительное отношение к марке. Официальное имя последователя «Жука» — New Beetle. Так прозвище стало именем марки» [2, с. 60].

Итак, существующие в языковом пространстве города неофициальные названия образованы и от названий иностранных автомобильных марок, и от названий отечественных автомобилей, причем основные способы образования прозвищ одинаковы в обоих случаях и характерны для раз-говорной сферы. При номинации активно используются просторечные слова, единицы молодежного сленга и воровского арго (например, ЛЕ «лохан» принадлежит к сфере молодежного сленга, где означает «растя-па, дурень»; ЛЕ «шоха» пришла в молодежный жаргон из воровского ар-


141

го, где означает «прислуга, человек на побегушках», в том же значении используется слово «шестерка»; ЛЕ «жопер», «жопик» относятся к грубо просторечным). Такие номинации содержат отрицательную коннотацию, в них проявляется неодобрительное отношение к предмету именования. Чаще всего при создании таких названий учитывается сходство звукового облика слова и названия автомобиля, однако при неофициальном имено-вании возможны и метафорические переносы («Запорожец» – «Пыле-сос»). Отметим, что названия-прозвища могут заключать в себе как отри-цательную, так и положительную коннотацию, а также могут содержать информацию о людях, пользующихся автомобилем.

ЛИТЕРАТУРА 1. Голомидова М.В. Искусственная номинация в русской ономастике.

Дисс…докт. Филол. наук. – Екатеринбург, 1998. 375 с. 2. Пономарева А.М. Технологии брендинга (на примере анализа товарной ка-

тегории «автомобили») // Технология рекламного образа / Под общей редакцией А.В. Овруцкого. – СПб.: Питер, 2004. С. 58-65.

М.И. Шишина ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ОФИЦИАЛЬНЫХ И НЕОФИЦИАЛЬНЫХ НАЗВАНИЙ

ОСТАНОВОК ТРАНСПОРТА В ПРЕДЕЛАХ ГОРОДСКОГО ПРОСТРАНСТВА В языке любого общества всегда выделяются два пласта: официаль-

ный (прописанный в уставах, инструкциях, пособиях) и неофициальный, используемый людьми для удобства наименования предметов, явлений своей действительности.

В нашей статье мы хотели бы подробно проанализировать один из моментов, ежедневно присутствующих в жизни человека, – наименова-ние остановок общественного транспорта.

Это явление можно выделить в особую группу, имеющую свои кон-кретные задачи и функции. И именно в ней наиболее ярко отражено раз-деление лексики по признаку официального и неофициального употреб-ления.

Мы попытаемся сравнить официальные и неофициальные названия остановок, выбрать доминирующий вариант и выяснить мотивацию по-явления неофициальных названий, также рассмотрим принципы номина-ции остановок.

В качестве методики сбора информации мы выбрали анкетирование с открытыми вопросами. Опрашиваемая аудитория – студенты. В анкете предлагался перечень официальных названий остановок по 23 маршруту

142

движения автобусов в городе Бийске. Анкетируемому предлагалось на-против каждого названия написать то, каким он пользуется в повседнев-ной жизни. При этом остановки перечислялись в двух направлениях: от «Центра» до «Кристалла» (Центр, Магазин «Мелодия», Дом книги, Дом советов, Электропечь, Сбербанк, Педагогический университет, Детская поликлиника №1, Вокзал, ТЦ «Форне», Школа №30, Нижнецесовская, Стахановская, Магазин «Олимпиец», Мясокомбинат, Димакс, Выставоч-ный зал, Детский мир, 1-й участок, Мебельная фабрика, Трест, 31-й квар-тал, Кристалл) и от «Кристалла» до «Центра» (, Кристалл, 31-й квартал, Трест, Мебельная фабрика, 1-й участок, Детский мир, Выставочный зал, Мясокомбинат, Магазин «Олимпиец», Стахановская, Нижнецесовская, Привокзальный рынок, Детская поликлиника №1, Педагогический уни-верситет, Сбербанк, Электропечь, Дом советов, Коммунарский, Гилева, Библиотека им. В.М.Шукшина, Центр).

В ходе анализа полученных результатов при сравнивании официаль-ных и неофициальных названий остановок транспорта мы выяснили, что:

- 46% людей используют для наименования неофициальные названия остановок;

- в 31% случаев используются официальные названия, но в изменен-ном виде (то есть семантика слова или фразы сохраняется, а видоизменя-ется лишь его оболочка, что вызвано стремлением носителя языка к удо-бопроизношению и экономии речевых средств). Например: «Мебельная фабрика» – «Мебельная», «Педагогический университет» – «Универ».

- и лишь в 23% случаев жителями города употребляются названия ос-тановок, полностью соответствующие официальным.

Интерпретируем выявленную закономерность. При назывании каких-либо точек в городе мы используем окружаю-

щие это место ориентиры. Важным при этом является тот факт, что эти ориентиры знают абсолютно все жители города, что и помогает им быст-ро определять координаты в географии города.

Выходит, что самые подходящие для наименования остановок ориен-тиры – это городские учреждения (магазины («т-к Модный», «магазин Мелодия»), предприятия («Мебельная фабрика», «Мясокомбинат»), шко-лы ( «Школа №30»), больницы («Детская поликлиника №1») и т.д.), ко-торые находятся в непосредственной близости от остановочного пункта. В редких случаях причиной номинации выступает название микрорайона («31-ый квартал», «1-ый участок») или улицы («Нижнецесовская», «Ги-лева»).

Также нужно взять во внимание временной фактор. Например: в рай-оне «Зеленый клин» в определенное время появился магазин «Олимпи-ец» и остановка получила одноименное название благодаря непосредст-


143

венной близости к появившемуся ориентиру. Так, много лет люди поль-зовались этим официальным названием. А совсем недавно в непосредст-венной близости от остановки построили ТРКЦ «Ривьера», который на данный момент в сознании людей более значим и актуален, нежели мага-зин «Олимпиец». Следовательно, это учреждение становиться более яр-ким ориентиром, и именно его называют люди при наименовании необ-ходимого им места остановки.

Что касается изменения названия в связи с изменением формы слова, то здесь мы можем наблюдать процесс экономии речевых средств и стремление к унификации. Так, официальное название остановки «Педа-гогический университет» становится просто «Пед», «Универ», «Педуни-верситет»; «Выставочный зал» сокращается до «Выставочный»; «Дет-ский мир» – до «Детский».

Интересно, что из двух слов «детский» и «мир», номинацией служит именно прилагательное, так как оно конкретизирует существительное при себе. Например: мы не называем остановку просто «Зал», так как бу-дет абсолютно не понятно о каком зале идет речь. Но, одновременно с этим, мы можем сказать просто «Выставочный» и нас все поймут.

Значит, при стремлении человека к экономии речевых средств, он уп-рощает слово таким образом, что остается лишь наиболее значимый ком-понент фразы, выделяющий наш ориентир из ряда подобных.

Итак, мы выяснили, что в большинстве случаев жители нашего города используют неофициальные названия остановок транспорта и редко пользуются официальными. Неофициальные названия остановок появ-ляются либо в силу смены основного ориентира, либо в целях экономии речевых средств.

Т.А. Шишкина Новосибирский государственный педагогический университет


ВАРИАТИВНОСТЬ НЕОФИЦИАЛЬНОЙ ТОПОНИМИИ Г. НОВОСИБИРСКА Вопросы лингвистического изучения города имеют богатую тради-

цию в отечественной и зарубежной лингвистике. Одним из аспектов изу-чения городской речи является коммуникативно-прагматический [1, с.13-14], и внимание многих лингвистов при изучении городской топонимии сосредоточено не только на описании языковой подсистемы, но и на изу-чении ее функционирования в процессе речевой деятельности горожан.

144

Несмотря на то что исследований по частным вопросам урбаноними-ки уже немало, в целом неразработанной остается проблема системной организации городского онимического пространства, и по-прежнему ак-туальным является сбор эмпирического материала и описание языковых фактов, их типология в местном и общерусском масштабе [2, с.77; 3, с.17; 4; 5, с. 125].

В представленной работе анализируются лексические варианты топо-нимии г. Новосибирска, выявляются их типы и предпосылки возникнове-ния, определяются яркие особенности употребления вариантов в зависи-мости от лингвистических и экстралингвистических факторов. Материа-лом исследования послужила выборка из «картотеки неофициальной то-понимии г. Новосибирска» (кафедра общего и исторического языкозна-ния НГПУ), в которой нашли отражение урбанонимы, зафиксированные с конца 1980-х гг. до 2009 г.

Вариативность неофициальных наименований, отражающая своеобра-зие топонимической подсистемы в языке горожан, тесно связана с ме-стом и ситуацией употребления. В связи с этим важную роль при анализе практического материала играет характеристика города – места функ-ционирования топонимической подсистемы [3].

Новосибирск – крупный многопрофильный промышленный и торго-вый город, в настоящее время формируется как транспортный узел – в нем постоянно присутствует иногороднее и нерусскоязычное население. Город растянут в пространстве, отдельные его части специализированы, например, Советский район является центром науки – Академгородком. Своеобразный рельеф, значительное количество жителей, большая про-тяженность города, неоднородность национального состава, ограничение возможностей личного контакта обусловливают своеобразие речевого общения: разрушают установки, связанные со стабильностью коммуни-кации, приводят к максимальной стандартизации ее форм, резким кон-трастам в личной и общественной коммуникации, специализирует сред-ства, используемые в различных сферах, на разных участках городского пространства [3, с.8; 6, с.311].

Анализируемый материал выявил такие особенности топонимии, свя-занные с условиями городского общения, как: а) значительный круг объ-ектов, которые являются ориентирами в городской среде, свой «набор» объектов характерен для каждой части города; б) отсутствие описатель-ных, дифференцирующих многокомпонентных наименований, свойст-венных начальному этапу формирования топонима. Единичны такие ва-рианты, как МАГАЗИН ПОД ЧАСАМИ, ДОМ ПОД ЧАСАМИ. Как ду-мается, указанный факт обусловлен немногочисленностью ситуаций, в которых функционируют неофициальные урбанонимы: личные беседы,


145

договоренности о встрече, рассказы о событиях стремятся к максималь-ной редукции наименования, известного коммуникантам; в транспортных и уличных диалогах – объем знаний адресата неизвестен – указание на объект или близко к официальному (написанному на вывеске), или дается без имен собственных («налево», «направо», «через дорогу», «мимо па-мятника»); в) значительное количество характерных для разговорной ре-чи города минимально сокращенных официальных названий типа ЛЕ-НИНА – ул. им. В.И. Ленина, СПАРТАК, СТАДИОН – стадион «Спар-так», МОРСКОЙ – Морской проспект, ПРОСПЕКТ КАРЛА МАРКСА – проспект им. К. Маркса; г) присутствие локализмов в границах города, часть которых представляет лексическую единицу, функционирующую в определенном микроколлективе (рабочие одного завода, проживающие в микрорайоне возле завода, неформальные объединения молодежи, сту-денты, проживающие в общежитии рядом с вузом и пр.).

Характерная для имени собственного номинативная функция в опре-деленных ситуациях общения, дополняется функциями, сходными с со-временными функциями жаргона – обозначение культурной и социаль-ной альтернативности, маргинальности, отграничения от официоза, вы-ражение субъективной оценки, снижение стиля, самопрезентация и др. [7].

Вопрос о типологии вариантов урбанонимов тесно связан с вопросом классификации онимов. Многоаспектные и разноуровневые исследова-ния топонимов послужили появлению многих классификации [6, с.149-159], но ни одна из них не может быть признана удовлетворительной в связи со значительным объемом и сложностью топонимического мате-риала. А.В. Суперанская предлагает выделить такие типы классифика-ции, как классификация в связи с типом именуемого объекта; естествен-ным и искусственным созданием имен, связанным с официальным и не-официальным употреблением языковой единицы; классификацию по ли-нии «микро» – «макро», «язык» – «речь»; классификации, связанные с мотивировкой топонимов, в том числе этимологическая; классификация в связи с объемом закрепленных понятий, а также структурная, хронологи-ческая, стилистическая, эстетическая классификации [6, с.159]. Слож-ность топонимических характеристик, их отнесенность к различным сфе-рам – лингвистической, логической, психологической и др. – обусловли-вает и разветвленную типологию вариантов, которые могут быть класси-фицированы по всем вышеупомянутым основаниям. Избранным для ис-следования материалом является неофициальная урбанонимия, и едини-цы, входящие в ее состав, характеризуются признаками, общими или од-нотипными с лексическими единицами разговорной речи: меньшее коли-чество топооснов и закрепление за одним означающим большего количе-

146

ства означаемых, чем в корпусе номенклатурным наименований; произ-водство существительных усечением производящей основы не на мор-фемном шве; универбизация сочетаний типа «прилагательное + сущест-вительное» с помощью суффикса -к-, синонимия словообразовательных аффиксов без тенденции к их функциональному разграничению, вариа-тивность в области экспрессивного словообразования и др. [8].

В связи с тем, что неофициальный характер топонимии обусловливает обращение к параметрам речевой ситуации [3, с.6-13; 4, с.8; 6, с.310-311; 9], актуальным при описании номинативных вариантов, вышеупомяну-тый ряд может быть дополнен классификациями: 1) по характеристике коммуникантов (возрастной, гендерной, образовательной, количествен-ной, учитывающей эмоциональное состояние, длительность существова-ния в языковой среде города, степень знакомства с предметом речи, при-надлежность к определенной социальной группе по роду занятий и увле-чений, постоянное место жительства, обусловливающее стандарты рече-вого общения; коммуникативные намерения); по отношениям коммуни-кантов (степени официальности отношений, знакомства, заинтересован-ности в поддержании отношений, в разных отношениях равноправия коммуникантов); 3) по тематике общения; 4) по месту осуществления коммуникации; 5) по особенностям топонимической среды (отнесенность к определенной форме языка, длительность существования топонима)

Традиционная классификация материала по языковым уровням вы-явила в новосибирской урбанонимике преобладание словообразователь-ных и лексических (семантических) вариантов при единичных морфоло-гических и фонематических.

К лексическим вариантам отнесены топонимы, связанные синоними-ческими отношениями. Своеобразие синонимических отношений имен собственных – «Синонимия …явление, не опирающееся на связь с поня-тием и базирующееся лишь на тождественности объектов» [6, 300] – дало основание В.А. Суперанской обозначить эти отношения термином «по-лионимия». Примеры полинимов: БАЛКА – Барахолка – БОЛЬШАЯ БА-РАХОЛКА – Гусинка, ГУСЬКА – ГУСИНОБРОДКА – вещевой рынок, расположенный на Гусинобродском шоссе; ДЕДУШКА – ДЕДУШКА ЛЕНИН – ПАМЯТНИК БЭТМАНА – памятник В.И. Ленину на пл. В.И. Ленина в Центральной районе г. Новосибирска; ГОРКА – ЖЕЛЕЗКА – Железнодорожная больница; ПЛАХА, ПЛАШКА, ПЛЕШКА – ЛЫСИНА – ПЛОЩАДЬ ЛЕНОНА – ЛЕНИНКА – К ЛЕНИНУ – ПЛОЩАДКА – ПЛОЩАДЬ – пл. В.И. Ленина в Центральной районе г. Новосибирска; ЛУЖА – ЛЯГУШАТНИК – бассейн «Нептун»; МОРЕ – ОБСКОЕ МОРЕ – Обское водохранилище; ГП, ГэПэШКА – ПУБЛИЧКА – Государствен-ная публичная научно-техническая библиотека; РАКУШКА – РЕЧНИК,


147

РЕЧНУХА – Новосибирское речное училище; НОВОСИБ, СИБ – СИБ-ЧИКАГО (в речи приезжих) – г. Новосибирск; БЕЛЫЙ ДОМ – ИППО-ДРОМ – Центральный рынок и др.

Типы полионимов, выделенные В.А. Суперанской, указывают на предпосылки их возникновения: названия из различных исторических эпохи, названия на разных языках и названия, связанные с различными возможностями обозначения объекта в одном языке [6, с.302-303].

Ситуация возникновения неофициальных именований: разговорная речь, необходимость большей или меньшей точности при обозначении объекта, различные коммуникативные задачи субъекта номинации, его личностные характеристики обусловили включение в полионимические ряды единиц: а) родовых и видовых (барахолка – большая барахолка, ПЛОЩАДЬ – ЛЕНИН-КА), б) отражающих различные номинативные признаки (ГОРКА – ЖЕЛЕЗКА), в) отражающих признак номинации не-посредственно и ассоциативно (ПЛЕШКА – ЛЫСИНА, РАКУШКА – РЕЧНИК), г) функционирующих в речи разных поколений (ЛЕНИНКА – ПЛОЩАДЬ ЛЕНОНА, БЕЛЫЙ ДОМ – ИППОДРОМ (когда-то рядом с местом расположения Центрального рынка находился ипподром), д) функционирующих в речи местных и приезжих (новосиб – сибчикаго).

К лексическим вариантам относятся и номинации, находящиеся в сис-теме городской топонимии в отношениях омонимии, т.е. имена, соотно-сящиеся с денотатами, принадлежащими к разным категориям объектов, к разным семантическим полям [6, 292-293]: ВОЕНКА 1 – военное учи-лище, ВОЕНКА 2 – военкомат; ДАМБА 1 – остановка транспорта «им. О.Дундича», ДАМБА 2 – ул. Северная Заельцовского района, ДАМБА 3 – дорожная развязка в начале ул. Ереванской, ДАМБА 4 – овраг, находя-щийся за Оперным театром, в Центральном районе.

К лексическим вариантам нами отнесены и варианты, возникшие вследствие тезоименности, т.е. употребления одного имени по отноше-нию к разным объектам в пределах одного семантического поля [6, 289]: ГОРБАТЫЙ МОСТ 1– мост на ул. Трикотажной в Дзержинском районе, ГОРБАТЫЙ МОСТ 2 – мост в виде дуги в Кировском районе в районе пл. Кирова, ГОРБАТЫЙ МОСТ 3 – мост над железнодорожными путями по ул. Сибиряков-гвардейцев и др.

Причины возникновения омонимии и тезоименности – образования на базе одной основы (или части основы), т.е. одинаковый мотивировочный признак, положенный в основу наименования. На базе новосибирских неофициальных урбанонимов выделяется несколько групп образований с одинаковой основой:

1) производные от основы прилагательного из исходной полилексем-ной номинации «прилагательное + существительное», прилагательное

148

указывает на общий для ряда объектов признак – формы, расположения, отношения к какому-либо объекту: ГОРБАТЫЙ МОСТ – мост в форме дуги с возвышающейся или уходящей вниз серединой, ВОСТОЧНАЯ 1 – восточный жилмассив, ВОСТОЧНАЯ 2 – ул. Восточный поселок, ВОС-ТОЧНАЯ 3 – ж/д станция «Иня-Восточная»; СТУДЯГА 1 – общежи-тие; СТУДЯГА 2 – станция метро «Студенческая»;

2) лексико-семантические производные, указывающие на природный или рукотворный объект, смежный денотату или входящий в его состав: ДАМБА – все объекты городской номинации с таким названием находят-ся на дамбах или возле них; ЛОГ 1-2 – остановки транспорта «Сухой лог» и «им. М.В. Ломоносова», находящиеся возле соответствующих при-родных объектов; МАГАЗИН 1-2 – остановки транспорта «АЗС», «Ав-тодром»;

3) производные от антропонима – «идеологического» наименования: ЛЕНИНКА 1 – пл. им. В.И. Ленина, ЛЕНИНКА 2 – 1. Ленинский район; 2. Продуктовый рынок в Ленинском районе; КИРОВКА 1.– Кировский рай-он, КИРОВКА 2 – пл. им. С.М. Кирова в Кировском районе;

4) производные от основы числительного. Как правило, это наимено-вания: а) магазинов и общежитий по номенклатурному номеру объекта: ДЕВЯТКА 1– магазин на ост. «Поликлиника» в Дзержинском районе, ДЕВЯТКА 2 – продовольственный магазин по ул. Троллейной, 20; б) жи-лых домов по количеству этажей и смежных с ними объектов: ДЕВЯТИ-ЭТАЖКА1. Дома с названным количеством этажей в какое-то время на определенном пространстве (двора, микрорайона, частного сектора) были единственными, рядом стоящие здания с таким же количеством этажей такого названия не получают, но наименование распространяется на ос-тановки, магазины, которые находятся в этих зданиях: девятиэтажка 1 – остановка транспорта «Лада» в Дзержинском районе; девятиэтажка 2 – продуктовый магазин на первом этаже девятиэтажного дома по ул. им. Р. Зорге, девятиэтажка 3 – остановка транспорта «Интернациональ-ная»;

5) производные, возникшие путем сокращения исходного полилек-семного образования – имени и фамилии. Из узуальной разговорной двухкомпонентной модели «площадь Карла Маркса» сохраняется первая часть: КАРЛА 1 (р.п.) – пл. им. К. Маркса, КАРЛА 2 – остановка транс-порта «им. К. Либкнехта»;

6) производные, появившиеся вследствие сокращения основ произво-дящих единиц с одинаковым начальным звукокомплексом: БОРЯ 1 – ул.

1 Подобный пример ПЯТИЭТАЖКА подробно проанализирован Л.Н. Гранов-

ским [Красильникова, 1990, 7]


149

им. Б. Богаткова, БОРЯ 2 – Сосновый бор; БОРЯ 3 – ул. Боровая; к усе-ченной основе может добавляться суффикс –К-: ГОРКА – 1-я городская больница; ГОРКА 2 – ул. Горская.

К семантическим вариантам отнесены именования, возникшие путем «ономастической метонимии», или трансонимизации, – переноса имен собственных на смежные объекты: БЕТОНКА – 1. Завод железобетон-ных изделий в Ленинском районе г. Новосибирска. 2. Остановка транс-порта «Бетонный завод». 3. Микрорайон около ЖБИ в Ленинском рай-оне. 4. ул. Бетонная. Семантические варианты также порождаются варь-ирующимся объемом понятия, отражающим неопределенность границ обозначаемой территории: ПЬЯНАЯ ДОРОГА 1 – 1. Дорога от ул. Н. Ватутина до Бугринской рощи, 2. Трасса от оловозавода до ГУМа «Рос-сия», 3. Дорога по ул. Н. Ватутина от пересечения с ул. им. В.И. Немиро-вича-Данченко до ул. Мира, 4. Дорога от остановки транспорта «Баш-ня» до оловозавода. и др.

Особым типом семантических вариантов являются вторичные (мета-форические) значения литературных слов: ГРОБЫ – 1. Жилые дома око-ло ул. Титова и ул. Костычева (низкие деревянные дома ассоциативно связываются с гробами), 2. Дома по ул. Пархоменко возле монумента Славы (названы за сходство крыш с крышкой гроба), 3. Старые дома по ул. Гвардейской в Кировском районе. В анализируемом материале выде-лена группа обозначений инокультурных реалий, которые в системе но-восибирской топонимии получили символическое значение и в связи с этим становятся знаком широкого круга городских объектов. Это такие наименования, как БЕЛЫЙ ДОМ (административное здание), БРОДВЕЙ (место встречи и прогулок молодежи), КИТАЙСКАЯ СТЕНА (длинный дом или несколько соединенных вместе домов), МЭДИСОН-ПАРК, ПЕНТАГОН (административное здание, высокое массивное здание или несколько зданий, соединенных друг с другом) – 1. Горком комсомола (запись 1989 г.), 2. Торговый комплект «Гранит» на пл. им. К. Маркса, 3. Часть Северо-Чемского жилмассива, состоящая из расположенных кольцом девятиэтажек и др. Ироническая оценка и «стремление под-нять престиж родных мест», характерные для подобных именований по результатам исследований Н. Николиной [5, с.127] , нашим материалом не подтверждаются.

Анализ лексических вариантов новосибирской неофициальной урба-нонимики позволил установить, что причиной возникновения вариантов является прежде всего творческий потенциал носителей языка, которые в полной мере используют его системные возможности. Лексические вари-анты не обусловлены локализацией употребления внутри города (это бо-лее свойственно словообразовательным вариантам) и минимально обу-

150

словлены задачей выражения экспрессивной окраски. Употребление экс-прессивных вариантов ограничено кругом речевых ситуаций и возрас-тной группой.

ЛИТЕРАТУРА 1. Китайгородская М.П., Розанова Н.Н. Речь москвичей: коммуникативно-

культурологический аспект. – М., 1999. 2. Китайгородская М.В., Розанова Н.Н., Язык города в ситуациях и жанрах //

Язык современного города. – М., 2008, с. 77-80. 3. Красильникова Е.В. Язык города как лингвистическая проблема // Живая

речь уральского города. Свердловск, 1988. 4. Красильникова Е.В. О различных явлениях в языке жителей разных горо-

дов //Функционирование литературного языка в уральском городе. Свердловск, 1990, с. 4-19.

5. Николина Н. Неофициальные урбанонимы в современной русской речи // Язык современного города. – М., 2008, с. 125-128.

6. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. – М., 2007. 7. Жданова В. Городской жаргон как маркер этикетного поведения // Язык со-

временного города. – М., 2008, с. 61-63. 8. Земская Е.А. Русская разговорная речь. – М., 1973. 9. Шагеев Р.Ш. Коммуникативно-прагматический аспект изучения микрото-

понимии (на материале Закамья Республики Татарстан) // Ономастика Поволжья. – Йошкар-Ола, 2008, с. 154-161.

РАЗДЕЛ 7. В.М. ШУКШИН В КОНТЕКСТЕ ЭПОХИ

151


Т.В. Жукова Алтайская государственная академия образования


ФОРМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ АГРЕССИИ В РАССКАЗАХ В.М. ШУКШИНА Цель данной статьи описать формы проявления агрессии в произведе-

ниях В.М. Шукшина. Агрессия – это поведение, целью которого является нанесения вреда некоторому объекту или человеку, возникающее по мнению представителей психоаналитической ориентации, в результате того, что по различным причинам не получают реализации некоторые изначально врожденные неосознанные влечения, что и вызывает к жизни агрессивную энергию разрушения. Подавление этих влечений, жесткая блокировка их реализации порождает чувства тревожности, неполноцен-ности, агрессивности, что ведет к социально-дезадаптивным формам по-ведения [1]. Как отмечает Н.Д. Голев, герои Шукшина нуждаются в эмо-циональной разгрузке, именно с этой целью автор использует агрессив-ное вербальное поведение, что вызывает ответный выпад у героя, на ко-торого направлена агрессия. Кроме того, характеризуя речевое поведение персонажей Шукшина, можно говорить о довольно отчетливо выражен-ной конфликтности в их повседневном общении [2, 3].

Агрессия в тексте фиксируется особой структурой, с одной стороны, определенными словами, оборотами, частотными частями речи, с помо-щью которых она выражается (вербальная агрессия), с другой стороны, у агрессии есть свои носители (автор, группа людей и т.д.). Каждая из со-ставляющих агрессии является предметом ее изучения.

В данной статье подвергаются анализу не только речевые, но и невер-бальные средства создания агрессии. В процессе работы по данной теме нами проанализировано 53 диалога, содержащие различные формы про-явления агрессии, – вербально-эмотивную и экспрессивную (по термино-логии И.А. Фурманова) [4]. Вербально-эмотивная агрессия нацелена на оскорбление или преднамеренное причинение вреда человеку, группе людей и проявляется в различных формах. Самой распространенной формой словесной агрессии в проанализированных рассказах В.М. Шук-шина является грубое требование: агрессор отдает приказы вместо просьб, запугивает жертву. Этот тип агрессивных высказываний отлича-ется от вежливой просьбы особо неприемлемой, обидной для адресата формой побуждения; повышенным, грубым, резким тоном высказывания, например: – Отойди оттудова, не торчи («Вянет, пропадает»); – Пошла

152

ты!; – Дай пожрать! («Миль пардон, мадам!»); – Молчать! («Мой зять украл машину дров»); – Иди отсюда! Уходи! («Осенью»).

Вторая группа слов – оскорбления. Это слова и выражения, содержа-щие обидную характеристику адресата: «обзывательства», «обзывалки», «ругань» и т.п. Часто они строятся на основе разного рода уничижитель-ных преуменьшений – возраста, роста, статуса в группе соперников и в зависимости от открытости намерений осуществить коммуникативное давление подразделяются на прямое оскорбление, косвенное или скры-тое. Оскорбления герои произведений В.М. Шукшина используют как оценку речевого партнера, где, как считает Ю.В. Щербинина [5], нужно различать защитное (осуждение конкретного действия, поступка, выска-зывания) и намеренное оскорбление (целенаправленная речевая агрес-сия): – В герои лезут! Молокососы! («Гринька Малюгин»); – Паскуда! («Охота жить»); – Я те поговорю, подворотня чертова! («Обида»); – Во змей-то! («Билетик на второй сеанс»); – Молокосос. Сопляк; – Курва старая («Мой зять украл машину дров») и др.

Третья группа слов – угроза – примитивный выплеск отрицательных эмоций или достижение скрытой цели, с помощью которых агрессор ма-нипулирует партнером: угрожает партнеру лишить его чего-то важного или пугает его тем, что он может испытывать сильную боль (моральную или физическую). Приведем примеры: – Тебе не пожрать надо, не по-жрать, а всю голову проломить безменом!; – Нет, я пойду счас!... Я счас пойду в сельсовет, пусть они тебя, дурака, опять вызовут! Ведь тебя, дурака беспалого, засудют когда-нибудь!; – Счас ведь врежу! («Миль пардон, мадам!»); – Я те поговорю! Поговоришь у меня в другом месте!; – Это ты у меня взбесишься! Счас ты у меня взбесишься, счас («Оби-да»); – Ну-ка забирай свою бутылку и чтоб духу твоего тут не было! А то возьму ухват вон да по башке-то по умной! («Билетик на второй се-анс»); – Я те счас отреагирую – кастрюлей по башке, кретин! («Жена мужа в Париж провожала»); – Если не прекратите орать, я вас всех пад-лы!… Всех уложу здесь! («Крепкий мужик»).

Враждебные замечания – краткое суждение по поводу чего-нибудь; указание на ошибку, выговор – являются способом защиты и, как прави-ло, воплощаются в форме целых предложений, например: – Не суйтесь не в свое дело, – сказал Шурыгин. («Крепкий мужик»); – А ты кто та-кой, чтобы допрос устраивать? («Классный водитель»); – Ты что, спя-тил, что ли? («Гринька Малюгин»); – Почему обязательно надо руками трогать?; – А можно не орать? Вы же не на вокзале, верно? («Чудик»); – Чего лаешься-то?; – А ты чего это голос-то повышаешь?! («Мой зять украл машину дров»).


153

Следующая группа слов – упрек. Герои используют упрек как способ для достижения цели. Данная группа слов выражает неудовольствие, не-одобрение, обвинение: – Какого черта ты прыгал, когда отъехал уже?! Направил бы ее и прыгал! Обязательно надо до инфаркта людей дове-сти!; – И вечно тебя несет куда-то, дурака. Никто, небось, не побе-жал…(«Гринька Малюгин»); – Смеются, в глаза смеются, а ему…все божья роса («Миль пардон, мадам!»); – Живет на все готовенькое, да еще…сволочь! («Жена мужа в Париж провожала»); – Вы что, с ума там посходили?! Люди подыхают, а они допрос учинили! («Танцующий Ши-ва»).

Насмешка – обидная шутка, издевка употребляется как способ психи-ческой защиты. Предполагает не только преднамеренность и целенаправ-ленность речевого воздействия, но и искусность воплощения, особую словесную изощренность. Она может быть открытой, злой, язвительной (сарказм) или скрытой, более изощренной, завуалированной (ирония): – Я про тебя, что ли, говорил?! Накинулся князь на своего врага. – Про ко-го же? Про Пушкина? («О проблеме свободного времени»); – Учитель выискался! Сопля… Гол как сокол, пришел в дом на готовенькое да еще грозится («Волки»).

Протест – это решительное возражения против чего-нибудь; несогла-сие с каким-нибудь решением. Эти типы высказываний характеризуются отсутствием необходимых формул вежливости; агрессивностью интона-ции (повышенный, грубый, резкий, враждебный тон); отсутствием объ-яснения причины отказа: – Какая она злая-то?! – вдруг вскипел Серега. – Причем тут злая-то? («Беспалый»); – Ходил к Сане и буду ходить… («Залетный»).

Последняя группа – возражение – довод, мнение против чего-нибудь; выражение несогласия с чем-нибудь: – Взял бы да накидал камней, если плетень жалко. – А у тебя что руки отсохли? Возьми да накидай… («Степка»).

Негативная реакция персонажа выражается не только в его высказы-ваниях, но и в авторских комментариях, при этом средством общения становятся невербальные средства. В невербальной коммуникации ис-пользуются любые символы, кроме слов. Зачастую невербальная переда-ча происходит одновременно с вербальной и может усиливать или изме-нять смысл слов. Обмен взглядами, выражение лица, например, улыбки, и выражения неодобрения, поднятые в недоумении брови, живой или ос-тановившийся взгляд — все это примеры невербальной коммуникации. Нами выделены пять форм проявления невербальной агрессии в произве-дениях В.М. Шукшина.

154

Пантомимика – позы и жесты: «ткнул его кулаком» («Гринька Малю-гин»), «стукнул кулаком по колену» («Чудик»), «навалилась могучей гру-дью» («Жена мужа в Париж провожала»), «затопал ногой» («Осенью»), «пошла грудью вперед» («Там, вдали») и др.

Паралингвистическая (околоречевая) подсистема характеризует во-кальные качества голоса, его диапазон, тональность, тембр, например, «заорал», «кричал», «отрезал» («Гринька Малюгин»), «закричал шепеля-во», «спросила зло» («Чудик»), «говорит негромко с силой» («Миль пар-дон, мадам!»), «угрожающе сказал» («Случай в ресторане»), «сказала сердито» («Мастер»), «строго осадила» («Мой зять украл машину дров»), «свирепо говорит» («Жена мужа в Париж провожала»), «жесто-ко сказал» («Осенью»), «строго прикрикнул» («Залетный»), «говорила, как в бреду, торопливо, едва разборчиво» («Пьедестал»), «прошипел» («Коленчатые валы»), «рычал» («Танцующий Шива»).

Взгляд, глаза «наводит на жену строгий злой взгляд» («Миль пардон, мадам!»), «заискал глазами – чем бы огреть нас» («Дядя Ермолай»), «глаза, в которых давеча стояла грусть, теперь они вдруг сделались злые» («Осенью»), «глаза ее полыхали», «глаза кричали болью» («Пьеде-стал»), «глаза совсем чужие, ненавидящие» («Там, вдали»), «сверкающи-ми глазами смотрел» («Танцующий Шива»).

Внешний вид собеседника: «покраснел» («Крепкий мужик»), «лысина побагровела» («Чудик»), «взбесился с горя» («Осенью»), «озверел» («Не-противленец Макар Жеребцов»), «возбудился » («Чудик»).

Мимика – выражение лица: «оскалился» («Классный водитель»), «сморщился» («Гринька Малюгин»), «болезненно сморщился» («Дядя Ермолай»), «зло сморщился» («Мой зять украл машину дров»), «лицо ее исказилось болью» («Пьедестал»).

В заключение хочется отметить, что герои В.М. Шукшина, с одной стороны, прибегают к агрессии с целью выплеснуть напряжение, доса-дить, привлечь внимание, обосновать свое право на общественное при-знание, с другой – желают нанести «коммуникативный урон» адресату, унизить его, оскорбить, высмеять в силу того, что адресат его не понима-ет, не признает.

ЛИТЕРАТУРА 1. Жмуров, Д. Насилие (агрессия) и литература [Электронный ресурс]. – 2005.

– Режим доступа http: // www.psyfactor.org/agress3.htm. 2. Голев, Н. Д. Речевое поведение героев рассказов В. М. Шукшина [Текст] /

Н. Д. Голев // Русская речь. – 2004. – № 4. – С. 52-55. 3. Голев, Н.Д., Лебедева, Н.Б. Речевой жанр ссоры и конфликтные сценарии

(на материале рассказов В. М. Шукшина) // Юрислингвистика [Электронный ре-сурс]. – 2. – 2000. – Режим доступа http: // www.lexis-asu.narod.ru/bible.htm.


155

4. Фурманов, И.А. Агрессия и насилие. Диагностика, профилактика и коррек-ция [Текст]: Учеб. пособие / И. А. Фурманов. – М.: Речь, 2007.

5. Щербинина, Ю.В. Русский язык: Речевая агрессия и пути ее преодоления [Текст]: Учеб. пособие / Ю.В. Щербинина. – М.: Флинта, 2004.

М.М. Поклонова, Т.И. Егорова Горно-Алтайский государственный университет,

г. Горно-Алтайск, Россия

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.М. ШУКШИНА

Фразеологизмы отражают национальную специфику языка, его само-бытность. Одним из источников обогащения русской фразеологии явля-ется язык писателей.

В произведениях В.М. Шукшина авторская речь и речь героев своеоб-разна, по-особенному выразительна и красочна. Писатель использует разнообразные по семантике, структуре и грамматическим свойствам фразеологические единицы (ФЕ).

При исследовании двадцати рассказов В.М. Шукшина было обнару-жено 33 фразеологизма, которые можно распределить в следующие тема-тические группы. Самую многочисленную из них представляют ФЕ, ха-рактеризующие действия человека на основе его взаимоотношений с коллективом. Например, грудь нараспашку. «Цыть! – резво осадил его стырь. – У тебя зато грудь нараспашку, а язык на плечо. Замолкни здесь с носом, поганец» [1, с. 143]. Сравним, во «Фразеологическом словаре русского языка» под ред А.И. Молоткова дается такое определение дан-ной фразеологической единицы: грудь нараспашку – «откровенно де-литься мыслями, переживаниями с кем-либо; чистосердечно рассказы-вать о себе все» [2, с. 385]. Или: «Гнать в три шеи, гнать. Но прежде дать чертей публично, на конференции» [3, с. 172]. Ср.: гнать в три шеи – «грубо, с бранью, с побоями (гнать, выгонять кого-либо)» [2, с. 533]. К этой же семантической группе относятся обороты: глаза отводить, вы-скакивать с языком, зубы оскалить, сердце радуется и т.д.

В следующую группу вошли обороты, отражающие психическое со-стояние человека. Например, сердце заходится. «Ну, танцует, я те ска-жу!.. Сердце заходится, столько выделывает! Так поглядишь – вроде со-вестно, а потом подумаешь! Нет, красиво!» [1, с. 267]. Ср.: сердце захо-дится – «кто-либо взволнован, испытывает душевный подъем, страст-ное желание» [2, с. 421]. Или: под горячую руку. «Вот вам и грозный

156

атаман! Весь вышел. Эх, дите ты, дите… И нагневался, и наигрался, и напился – все сразу – ты, на всякий случай, не лезь к нему под горячую руку, этому дитю», – посоветовал ему Иван» [1, с. 210]. Ср.: под горячую руку – «в состоянии возбуждения, раздражения, гнева, злости» [2, с. 398]. В данную семантическую группу также входят фразеологические единицы в сердцах, не вешать голову и т.д.

Четыре фразеологических оборота составляют группу, которая выра-жает черты характера человека, его возраст. Например, дерзкий на слово. «Воли им (женщинам) дали много! – с сердцем сказал Костя Бибиков, не-взрачный мужичок, но очень дерзкий на слово» [4, с. 65]. Ср.: дерзкий на слово – «дерзкий, грубый, находчив в разговоре» [2, с. 432]. Или: гусь лап-чатый. «Знает, гусь лапчатый, что это я поджег, а как докажешь? Отстроил второй дом» [3, с. 116]. Во фразеологическом словаре дано такое определение гусь лапчатый – «хитрый, изворотливый человек, лов-кий; плут, пройдоха» [2, с. 122]. Писатель использует и трансформиро-ванный фразеологизм в субботу сто лет будет для характеристики очень старого человека. «Да вон! – обиженно воскликнул Пашка и кивнул на кабину. – Номера начала выкидывать». – «Пора уж… Ей, наверно, в субботу сто лет будет» [3, с. 123]. Ср.: в обед сто лет – «очень стар кто-либо» [2, с. 110].

Группа, характеризующая оценку слухового восприятия, состоит из четырех фразеологических единиц. Например, в рот заглядывать. «Он (Степан Разин) и уважал многоопытного крестного отца, учился у него воинскому делу, но в рот не глядел, не пялил напоказ свою с ним бли-зость, за что и Корней невольно проникся уважением к крестнику» [1, с. 155]. Ср.: в рот заглядывать – «очень внимательно или подобострастно слушать кого-либо» [2, с. 439]. Или: разинуть рот. «Как он думает царя одолеть, какой силой? Говорил он тебе? Вон с этими, – Фрол кивнул в сторону Дона, – которые рот разинули, – ждут не дождутся, как по-жрать да пожить даром!» [1, с. 212]. Ср.: разинуть рот – «сильно ув-лечься, слушая кого-либо, заслушаться» [2, с. 380].

Исследование фразеологических единиц, встречающихся в произве-дениях В.М. Шукшина, свидетельствует о том, что в их составе преобла-дают обороты, которые связаны с характеристикой психологических осо-бенностей личности, отношениями человека с окружающими его людь-ми, и это еще раз доказывает их антропоцентрический характер.

Писатель использует в своих произведениях и трансформированные фразеологические обороты, например: как свои восемь пальцев. «Места здешние он знал как свои восемь пальцев, охотник был умный и удачли-вый» [4, с. 268]. Ср.: как свои пять пальцев – «знать очень хорошо, дос-конально, основательно» [2, с. 309]. Такая замена легко объясняется по-


157

сле прочтения рассказа: оказывается, его главный герой, Бронька, не имеет двух пальцев на правой руке. Лексический вариант ФЕ обладает большей образностью. Вместо оборота лезть на рожон В.М. Шукшин использует фразеологическую единицу переть на рога. «Сам прет на ро-га, – засмеялся Губошлеп. – Чего ж ты опять сюда-то? Ах, милый…» [4, с. 410]. Писатель употребляет в своих произведениях и просторечные фразеологические единицы, которые дают социальную и индивидуаль-ную характеристику персонажам, людям немолодым, с большим жизнен-ным опытом. Например, в рассказе «Выбираю деревню на жительство» писатель для характеристики своего персонажа, Кузовкина Николая Гри-горьевича, использует фразеологизм «сверкать голым задом». «Когда есть в загашнике, можно и про совесть поговорить, но все же спится тогда спокойней, когда ты все досконально продумал, все взвесил, прове-рил, свел концы с концами – тогда пусть у кого-нибудь другого совесть болит. А это – сверкать голым задом да все про совесть трещать – это, знаете, неумно» [5, с. 5-6]. Ср.: сверкать голым задом – «грубо-прост. Презр. Жить в большой бедности, нужде» [6, с. 218]. В этом же рассказе В.М. Шукшин употребляет фразеологизм дым коромыслом, что-бы очень ярко, точно охарактеризовать то место, где всегда много наро-ду, – вокзал. «Вокзал в городе огромный, вечно набит людьми. И есть там место, где курят, возле туалета. Там всегда – днем и ночью – пол-но, дым коромыслом и галдеж стоит непрерывный. Туда-то и шел пря-миком Николай Григорьевич» [5, с. 6]. Ср.: дым коромыслом – «прост. Неод. Шум, гам, суматоха и беспорядок» [7, с. 226].

Таким образом, анализ даже небольшой части произведений В.М. Шукшина позволяет сделать вывод, что писатель довольно часто исполь-зует фразеологические единицы, чтобы показать отношение самого авто-ра к героям, образно охарактеризовать своих героев.

ЛИТЕРАТУРА 1. Шукшин, В.М. Я пришел дать вам волю / В.М. Шукшин. – Новосибирск,

1989. – 384 с. 2. Молотков, А.И. Фразеологический словарь русского языка / под ред. Л.А.

Войновой, В.П. Жукова. – М., 1978. – 543 с. 3. Шукшин, В.М. Любавины / В.М. Шукшин. – Барнаул, 1981. – 528 с. 4. Федосеева-Шукшина, Л. Василий Шукшин. Рассказы, повести / сост. Г. Ко-

строва. – М.: Молодая гвардия, 1993. – 607 с. 5. Шукшин, В.М. Наказ. Рассказы / В.М. Шукшин. – Барнаул: Алтайское

книжное издательство, 1980. – 272 с. 6. Фразеологический словарь русского литературного языка: В 2-х т. / сост.

А.И. Федоров. Т. 2. – М.: Цитадель, 1997. – 396 с. 7. Фразеологический словарь русского литературного языка: В 2-х т. / сост.

А.И. Федоров. Т. 1. – М.: Цитадель, 1997. – 391 с.

158

Л.Б. Романенко Алтайская государственная академия образования


РОЛЬ ЭКСПРЕССИВНО-ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ОКРАСКИ ГЛАГОЛЬНЫХ ФОРМ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ В.М. ШУКШИНА

Многообразные оттенки эмоционально-экспрессивной окраски при-нято делить на два больших разряда: с положительной и с отрицательной (негативной) характеристикой.

Среди положительных оттенков выделяются, например, торжествен-ный, возвышенный, близкий к ним риторический и возвышенно-поэтический. В отдельных случаях преобладает эмоциональная оценка одобрения (прекрасный, изумительный), ласкательности (ерундистика, запузыривать, жеребятина).

Негативные оттенки еще более разнообразны: неодобрительный (критикан, выродок); презрительный (зубрила, ищейка – о человеке, ба-лаболка, балбес); укоризненные (бесстыдник, бедокурить); иронические (вздыхатель, инакомыслящий); пренебрежительно-фамильярные; бран-ные и другие.

Кроме того, эмоционально-оценочные слова подразделяются и в ином аспекте: наделенные собственно эмоциональной оценкой (отношением) – верзила, долговязый, лоботряс, прелесть, злодеяние, пламенный, воин, сподвижник, отныне и рационально или рассудочно-оценочные – писа-ка, рифмоплет, миссия, рассадник, пособник, главарь.

Эти нюансы нередко с трудом уловимы, к тому же изменчивы: и ис-торически, и в зависимости от контекста. Однако при возможном изме-нении оттенка общая эмоционально-экспрессивная окраска у этих слов, как правило, всегда отсутствует.

Экспрессия, использованная автором в тексте, позволяет определить авторское отношение к высказываемому, что обусловлено наличием в структуре слова этических коннотаций. Этические коннотации присущи в большей степени тем семантическим классам глаголов, которые связа-ны с оценочной деятельностью личности. Среди них глаголы речи зани-мают центральное положение, так как описывают процесс коммуникации человека с миром. Принцип антропоцентризма предполагает, что этиче-ская оценка не столько объективна, сколько субъективна, зависит от лич-ной заинтересованности. Социальная обстановка имеет тенденцию к от-рицанию этических и моральных установок общества, что находит отра-жение в языке.


159

В текстах Шукшина отмечается наличие парадигматических рядов лексем, количество членов которых удивляет своим многообразием. Это, например, такой парадигматический ряд, гипероним которого глагол бить. К нему принадлежат глаголы вложить, дать, зашибить, звезда-нуть, зыкнуть, молотить, лупцевать, метелить, костылять, огреть, садануть, стегать, сшибить, устосовать, ухлестать, шваркнуться. С меньшим количеством членов, но достаточно часто употребляется в тек-стах парадигматический ряд с гипонимом убить: кокнуть, пришить, уложить. Кроме лексики, обозначающей насилие, среди глаголов дви-жения достаточно часто употребляется лексика пространственного пере-мещения: ездить, мотаться, отшагать, петлять, покултыхать, похро-мать, прийти, припереться, слоняться, улепетывать, уметывать, хоро-водиться и т.д.

Из приведенных примеров мы видим, что одно и то же действие вы-ражает разную оценку (прийти – припереться), различные добавочные действия(похромать, петлять), различную стилистическую окраску (убегать – уметывать). Выбор того или иного глагола зависит от того, что в частном контекстном случае хотел выразить автор. Например:

«Кто-то показал на соседний лог: – Любавины наяривают. О! ...жадность, – и солнце нипочем!» («Лю-

бавины»). Глагол наяривают (гипероним – работать) входит в состав диалект-

ной лексики, он употребителен в эмоционально напряженных ситуациях, когда говорящий выражает свое недовольство кем-либо. Это вполне со-ответствует отрицательному отношению жителей деревни к семье Люба-виных.

Отобранные глаголы движения, касающиеся какого-либо персонажа, помогают автору создать образ героя, передать его эмоциональное со-стояние. Эти глаголы герой может употреблять в речи: « – Убери, гад! – заорал Степан не свои голосом. – Уведи ее, а то я тебе расколю голову табуреткой!» («Степка»). В данном контексте глагол расколю вместо ра-зобью передает охватившее героя чувство отчаяния, его готовность не просто ударить, а ударить с возможностью убить, причем убийство не воспринимается героем как нечто для него сложное (расколоть голову, подобно тому, как колют дрова).

Глаголы движения, характеризующие персонаж, могут функциониро-вать не только в его речи. Яркий тому пример – создание образа немой Верки, сестры Степана. Последовательность глаголов движения, исполь-зованных автором, передает смену настроения немой женщины – тревога, отчаяние, горе: вошла, подошла, бросилась, повисла, рвалась, трясла, шла.

160

В авторском повествовании просторечная и диалектная лексика, во-первых, повышает экспрессивную выразительность текста в силу ино-стилевого характера этих речевых элементов в литературно-художественном произведении. Ведь, как известно, литературно-художественное произведение при всей погруженности автора в разго-ворную стихию находит свое стилистическое воплощение в рамках языка художественной литературы или художественного стиля, относящегося к книжной речи (к ее письменным стилям).

Такие слова передают преимущественно динамизм сцен, энергич-ность действий (и речевого поведения) участников ситуации (нередко и с позиции соответствующего персонажа), подчеркивая драматизм изобра-жаемой ситуации, – напряженное психологическое состояние персонажа. Например: «А ты себе другого дела не нашел?! – Емельян Спиридоныч пнул недостроенный скворечник». Здесь глагол пнуть предполагает энер-гичный и очень сильный удар ногой; относится к просторечию, употре-бителен в бытовой речи. «Когда Марья была уже в нескольких шагах от плетня, Федя шарахнулся назад, с треском ломая крапиву». Простореч-ный глагол шарахнуться омонимичен, здесь означает резкий, энергич-ный рывок в сторону из-за страха, от неожиданности, слово очень экс-прессивно. Это становится очевидным при сопоставлении его с «ней-тральными» синонимическими заменами: броситься в сторону, быстро отойти, отбежать в сторону, которые передают лишь значение, оставаясь маловыразительными по своей экспрессивной окраске.

Во-вторых, просторечная и диалектная лексика при описании ситуа-ции, в которой оказался персонаж, передают не только авторскую оценку этой ситуации, но и ее (ситуации) восприятие, оценку самим персонажем. Автор выражает тем самым отношение к происходящему как бы и от имени персонажа. В результате такое изображение языковыми средства-ми эпизода, сцены, сюжетной ситуации обретает объемность, стилисти-ческую стереоскопичность. Например: «Елизар обшмыгнул сапоги о мешковину и устремился к столу». Здесь глагол шмыгать выступает в просторечном употреблении – в переносном значении быстро двигать чем-нибудь, тереть. Это значение проясняется благодаря сочетанию «об-тер сапоги» и контексту. Данное слово выступает обычно со значением «шумно и часто втягивать носом воздух», относится к разговорной лек-сике.

Анализ языка прозы писателя позволяет сделать вывод, что диалект-ная лексика используется им при описании жизни сельчан как средство социальной и индивидуальной характеристики персонажей. Включая в произведения о жизни крестьян просторечную и диалектную лексику, Шукшин тем самым воссоздает народную речь с присущей ей естествен-


161

ностью, образностью, экспрессией. Диалектизмы в художественном тек-сте выполняют иную, чем в живой речи, функцию. Мастер слова подчер-кивает их выразительные свойства, поэтому в контексте у них проявля-ются новые коннатативные значения.

Так, находя у слов новые значения, писатель обогащает выразитель-ные возможности художественной речи. Исходя из вышесказанного, сле-дует отметить, что стиль Шукшина обладает широкими возможностями в раскрытии жизненной правды и достоверности изображаемого, в инди-видуализации характеров. Язык произведения писателя литературный, нелитературные же средства лексики создают своеобразную неповтори-мость народной речи, являются средством индивидуальной речевой ха-рактеристики персонажей, создают необычайно красочную, живую речь.

ЛИТЕРАТУРА 1. Апухтина, В.А. Проза В.М. Шукшина. [Текст] / В.А. Апухтина. –

М.:Высшая школа, 1986. 2. Байрамова, Т.Ф. Диалектная лексика в прозе В.М. Шукшина // Творчество

В.М. Шукшина. [Текст] / Т.Ф. Байрамова. – Барнаул, 1997. 3. Байрамова, Т.Ф. Стилистические функции диалектизмов в рассказах В.М.

Шукшина // Язык и стиль в прозе В.М. Шукшина. [Текст] / Т.Ф. Байрамова. – Барнаул, 1992.

4. Бельчиков, Ю.А. Стилистика и культура речи. [Текст] / Ю.А. Бельчиков. – М.: УАРО, 2002.

5. Гончаров, П.А. Стилевые искания современной социально-этической прозы (В. Астафьев. В. Шукшин). [Текст] / П.А. Гончаров. – М.,1987.

6. Горн, В.Ф. Комментарии (к роману «Любавины») // Шукшин В.М. Любави-ны. [Текст] / В.Ф. Горн. – Барнаул, 1988.

7. Пищальникова, В.А. К лексической характеристике речи героев В.М. Шукшина // Шукшин В.М. Жизнь и творчество. Вып.2, [Текст] / В.А. Пищальни-кова. – Барнаул, 1992.

8. Шукшин, В.М. Любавины: Роман. Живет такой парень. Печки-лавчки. Ка-лина красная. Брат мой: Киноповести. [Текст] / В.М. Шукшин. – Барнаул: Алт. Кн. Изд., 1981.

9. Шукшин, В.М. Рассказы. [Текст] / В.М. Шукшин. – М.; Худож. Лит., 1984.

162

М.Ю. Труфанова Новосибирский государственный педагогический университет,


ОНОМАСТИЧЕСКАЯ ЛЕКСИКА КАК НОСИТЕЛЬ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ

(НА ПРИМЕРЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ В.М.ШУКШИНА) Национально-специфической «картина мира» отражается не только в

словаре, но и в тех явлениях культуры, которые определяют проблемати-ку, содержание и этико-этническую базу речевого общения народа.

Выявление и изучение национально-культурной специфики значений различных типов слов, установление способов их семантизации и ком-ментирования приобретает все большую важность и способствует пони-манию культурологического разнообразия в современном мире.

Концепция обусловленности многих номинативных единиц языка развитием культуры народа – носителя языка является основополагаю-щей при изучении национально-культурной специфики значения слова, которая наряду с другими аспектами изучения языка исследуется в сема-сиологическом аспекте.

Несмотря на многообразие исследований, посвященных лексике с на-ционально-культурным компонентом, теория национально-культурного аспекта значения слова делает еще только первые шаги. Свидетельством этому является то, что ее понятийно-терминологический аппарат нахо-дится в стадии становления. Например, наряду с термином «безэквива-лентная лексика» (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, Б.Н. Минкович) для обозначения лексических единиц, семантика которых отражает своеобра-зие национальной культуры, используется термин «мотивированная ла-куна» (З.Д. Попова, И.А. Стернин), «абсолютная этнографическая лаку-на» (В.Л. Муравьев), «семантическая лакуна» (А.О. Муравьев) и др.

В данной работе мы будем употреблять термин «безэквивалентная лексика» (БЭЛ). «Такие слова (словосочетания) называют объекты, ха-рактерные для жизни, быта, культуры, социального и исторического раз-вития одного народа и чуждые другому» [1, с. 47].

В состав БЭЛ нами, вслед за Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаро-вым, включается ономастическая лексика, афоризмы, фразеологизмы, диалектизмы, общественно-политическая и бытовая лексика.

Целью данной работы является рассмотрение ономастической лекси-ки, которая, несомненно, является важным носителем лингвокультуроло-гической информации, на примере произведений В.М. Шукшина. «На-ционально-культурный компонент в произведениях В.М. Шукшина про-является в использовании автором ономастической лексики» [3, с. 17].


163

Топонимика в творчестве В.М. Шукшина охватывает огромную тер-риторию.

Город Бийск фигурирует во многих рассказах В.М. Шукшина. Под именем город Б. он легко узнается в цикле «Из детских лет Ивана Попо-ва», где дано точное описание улиц.

Среди реально существующих сибирских городов: Новосибирск, Томск, Кемерово и др. – встречается город Горск. Это намек на Горно-Алтайск.

Произведение «Калина красная» написано, на первый взгляд, не про Алтай. Названия сел, где разворачивается трагическая жизнь Егора Про-кудина, не встречаются в Алтайском крае. Но В.М. Шукшин «намекает» нам на свои любимые места и одну из деревень называет Карасук. Этого тюркского названия не могло быть в Вологодской области, где живет Е. Прокудин. Река Карасук и районный центр Карасук Новосибирской об-ласти – это северная граница Алтайского края.

Очень часто эмоциональное восприятие топонимов связывается с их коннотацией, вызванной экстралингвистической действительностью. Так, любовью автора окрашен топоним Алтай. «Прекрасная моя Родина – Ал-тай: как бываю там, так вроде поднимаюсь несколько к небесам. Горы, горы, а простор такой, что душу ломит. Какая-то редкая первозданная красота. Описывать ее бесполезно, ею и надышаться-то нельзя: все ми-ло…» («Рыжий»).

Город Магадан – это не только удаленность, но и несколько дополни-тельных топонимических значений: «север, где много платят, зона, тюрьма».

Неоднократно встречается топоним Ташкент для характеристики жаркого благодатного места, где душа радуется. «Такой будет летом Ташкент в лесу, такой аромат от этих веток…» Парень расстелил кошму, вытянулся, шумно вздохнул: «Маленький Ташкент», – к чему-то сказал он («Охота жить»).

Гусь Хрустальный. Как известно, так называется городок, стоящий на реке Гусь, издавна славящийся своей стеклянной продукцией, в том чис-ле – хрусталем. «Идет! – крикнул Севка. – Гусь Хрустальный идет…» («Вянет –пропадает»).

Для создания иронии, сарказма автор использует фразы с включением в них топонимов: «Человек раздражительно качнул головой и сказал рез-ковато: «Что будет, то и будет. Я вам покажу … Сан-Франциско» («При-вет Сивому»).

В данной работе приведена лишь незначительная часть топонимов, использованных В.М.Шукшиным. Необходимо подчеркнуть, что в абсо-лютном большинстве случаев топонимы встречаются в речи героев и от-

164

ражают народное восприятие. Все они требуют комментирования для за-рубежного читателя, а некоторые из них – и для русского читателя, осо-бенно молодого поколения.

Необходимо также отметить национально-культурные особенности русских антропонимов в произведениях В.М. Шукшина.

Антропонимические заглавия в творчестве В.М. Шукшина отличают-ся диалогичностью, непринужденностью, что проявляется в использова-нии социально значимых приложений: «Медик Володя», «Дядя Ермо-лай»; разговорно-просторечных форм имени: «Леся», «Гринька»; развер-нутых названий сказового характера: «Как Андрей Иванович Куренков, ювелир, получил 15 суток».

Собственное имя героя в произведениях В.М.Шукшина подчеркивает отношение автора к изображаемому лицу.

Авторская модальность варьируется в оценочных комментариях пер-сонажа. «Очкарика всегда коробило, что он Мишель: он был русский ум-ный человек, поэтому этот звякающий чужой набор – Мишель, Базиль, Андж – все это смущало, стыдно было» («Привет Сивому»).

Собственное имя может стать ключевым словом в художественном тексте: «Его звали не Алеша, а Костя Валиков, но все в деревне звали его Алешей Бесконвойным. Звали его так за редкую в наши дни безответст-венность, неуправляемость» («Алеша Бесконвойный»). Имя персонажа в рассказах В.М. Шукшина принимает участие в создании подтекста, уло-вив который, читатель лучше воспринимает образ, потому что «расшиф-ровывает» субъективное авторское отношение к персонажу.

Одним из важных средств языка при обращении являются антропо-нимы, называющие человека. Но человек, как правило, имеет в нашем обществе не одно, а несколько наименований, которые употребляются в зависимости от ситуации, ролевых взаимоотношений, возраста и т.д. По-этому в каждом социуме существуют определенные нормы вариативно-сти антропонимов. Эти нормы можно назвать этикетными [5; с.18].

Тексты В.М. Шукшина содержат большое количество антропонимов. Знание современных норм в области антропонимии В.М. Шукшин де-монстрирует в любом рассказе и негативно относится к их нарушению. Так, в рассказе «Чудик» герой предложил телеграмму: «Приземлились. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша, меня не забудь. Васятка». Те-леграфистка предложила исправить и оставила два слова. Стало: «Доле-тели. Василий».

Произведения В.М. Шукшина способствуют выявлению современных антропонимических норм, особенно в народной среде. Автор точно вос-производит речевое общение своих героев.


165

Наиболее употребительными в произведениях В.М.Шукшина можно считать: личные имена в их полной паспортной форме: Макар, Наум, Сергей, Геннадий и т.д.; сокращенные имена: Гена, Аля, Нюра и т.д.; лич-ные имена с суффиксом уничижительной оценки: Ванька, Петька, Серь-га, Яшка, Нюрка и т.д.; имя с уменьшительно-ласкательным суффиксом: Геночка, Верочка, Полюшка и т.д.

Что касается фамилий, то они употребляются либо самостоятельно, либо с другими антропонимическими наименованиями. Например, имя + фамилия: Марья Сергеева, Макар Жеребцов и т.д.; имя с суффиксом уни-чижительной оценки + фамилия: Пашка Холманский, Ванька Соломин и т.д.; сокращенное имя + фамилия: Гена Пройдисвет, Нюра Агапова; имя с уменьшительно-ласкательным суффиксом + фамилия: Петрунька Яри-ков; полная паспортная форма используется реже: Щиблетов Александр Захарович; в некоторых случаях употребляется только фамилия: Маров, Герасимов.

«В реальном мире при употреблении антропонимов выделяют две разновидности коммуникативных ситуаций – контактную и дисконтакт-ную. При контактном типе ситуации антропоним используется непосред-ственно в общении, в присутствии называемого лица. При дисконтактной называется третье лицо, не участвующее в речевом общении» [6; с.19].

Контактная ситуация в художественном произведении – диалог. В диалоге общение без обращений практически невозможно. Поэтому, ана-лизируя диалогическую речь в произведениях В.М. Шукшина, можно выделить современные нормы обращения, зависящие от социальных и индивидуальных факторов. В рассказах встречаются следующие антро-понимические варианты:

1) имена с суффиксом уничижительной оценки: «Глашка! – кричит он девушке. – Когда замуж-то выйдешь?» («Нечаянный выстрел»);

2) имя с отчеством: «Здорово, Николай Семеныч», – откликнулся он; 3) только отчество: «Здорово, Максимыч» («Ночью в бойлерной»). Частотность тех или иных употреблений зависит от многих факторов:

от ситуации общения, отраженной в произведении, от социального стату-са героев, ролевых отношений.

Выбор имени в художественном произведении – одно из ярких стили-стических средств. Имена характеризуют персонаж и национально, и со-циально, дают представления о возрасте и его отношениях с окружаю-щими.

Итак, изучение культуры народа является основополагающим момен-том при рассмотрении национально-культурной специфики значения слова.

166

Функционирование ономастической лексики в нашем обществе отли-чается яркой национальной самобытностью. Рассмотрев безэквивалент-ную лексику на примере произведений В.М.Шукшина, мы увидели, что её привлечение, несомненно, делает произведения глубоко националь-ными. Созданию национального колорита произведений способствует не только безэквивалентная нарицательная лексика, но и использование Шукшиным личных собственных имен, отчеств, фамилий и прозвищ, ко-торые часто встречаются в обыденной жизни и, как показал анализ, также относятся к БЭЛ русского языка с национально-культурными особенно-стями значения. Антропонимы функционируют как важный элемент сти-листической системы, участвуя в раскрытии образов героев.

ЛИТЕРАТУРА 1. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в

преподавании русского языка как иностранного. – М., 1990. 2. Вопросы ономастики: Собственные имена в системе языка /Под ред. Мат-

веева А.К. – Свердловск, 1980. 3. Воробьева И.А. Топонимы в художественном тексте В.М. Шукшина // В.М.

Шукшин. Жизнь и творчество. – Барнаул, 1992. 4. Гак В.Г. К типологии и методике историко-семантических исследований. –

Л., 1979. 5. Даниленко В.П. Основы духовной культуры в картинах мира. – Иркутск,

1999. – 538 с. 6.Номинация в ономастике / Под ред. Руд М.Э. – Свердловск, 1991. 7. Творчество В.М. Шукшина как целостность. – Барнаул, 1998. 8. Экспрессивность лексики и фразеологии / Под ред. Тимофеева К.А. – Ново-

сибирск, 1983

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

167

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ Акимова Татьяна Петровна, канд. филол. наук, доцент кафедры

русского языка и методики его преподавания Волгоградского государст-венного педагогического университета; e-mail: [email protected]

Базылев Владимир Николаевич, доктор филол. наук, профессор ка-федры методики, педагогики и психологии Государственного института русского языка имени А.С.Пушкина; e-mail: [email protected]

Байрамова Тамара Федоровна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина

Барыкова Марина Игоревна, старший преподаватель кафедры рус-ского языка довузовского этапа обучения иностранных граждан Институ-та международного образования Воронежского государственного уни-верситета

Белогородцева Елена Валентиновна, канд. филол. наук, доцент ка-федры русского языка Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина

Битаева Айгуль Бакиджановна, студентка филологического фа-культета Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина (научный руководитель – канд. филол. наук, доцент Т.В. Жу-кова).

Блазнова Наталья Анатольевна, канд. филол. наук, старший препо-даватель кафедры русского языка Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина

Василенко Екатерина Александровна, студентка 4 курса филологи-ческого факультета Кемеровского государственного университета.

Горшкова Наталья Эдуардовна, канд. филол. наук, доцент, Москов-ский государственный лингвистический университет.

Данилова Виктория Анатольевна, канд. филол. наук, доцент кафед-ры иностранных языков № 4 Российского университета дружбы народов.

Денисова Эльвира Степановна, канд. филол. наук, доцент кафедры стилистики и риторики ГОУ ВПО «Кемеровский государственный уни-верситет».

Дуреко Елена Юрьевна, аспирант кафедры языков массовой комму-никации факультета PR и рекламы Уральского государственного универ-ситета им. А.М. Горького; e-mail: [email protected]

Евсеева Ирина Владимировна, канд. филол. наук, доцент, зав. ка-федрой русского языка, Лесосибирский педагогический институт-филиал ФГОУ ВПО «Сибирский федеральный университет»; e-mail: [email protected]

168

Егорова Татьяна Ивановна, кандидат филологических наук, доцент, Горно-Алтайский государственный университет

Жукова Татьяна Валериевна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина

Ивашова Надежда Михайловна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка и общего языкознания Уральского государственного уни-верситета им. А. М. Горького.

Исакова Алла Анатольевна, канд. филол. наук, доцент кафедры иностранных языков, Тюменский государственный нефтегазовый уни-верситет

Катермина Вероника Викторовна, доктор филол. наук, профессор кафедры английской филологии, Кубанский государственный универси-тет; e-mail: [email protected]

Королева Наталья Алексеевна, канд. филол. наук, доцент кафедры компьютерного инжиниринга и международных образовательных про-грамм Волгоградского государственного архитектурно-строительного университета, кандидат филологических наук; e-mail: [email protected]

Лиеде Су Не, г. Атланта, США Мачульская Светлана Анатольевна, канд. филол. наук, доцент ка-

федры русского языка Петрозаводского государственного университета; e-mail: [email protected].

Медведев Сергей Валериевич, ГОУ ВПО «Кузбасский областной педагогический институт им. Н.М. Голянской» (научный руководитель – канд. филол. наук Данилова С.В.)

Мигунова Ирина Львовна, учитель русского языка и литературы, соискатель степени канд. филол. наук, Волгоградский государственный педагогический университет

Николаева Наталья Геннадьевна, канд. филол. наук, доцент кафед-ры зарубежной литературы ИФМИП Новосибирского государственного педагогического университета.

Нуриева Джамиля Агаджафаровна, студентка 5 курса филологиче-ского факультета, Лесосибирский педагогический институт-филиал ФГОУ ВПО «Сибирский федеральный университет»

Позднякова Елена Юрьевна, канд. филол. наук, доцент кафедры русского языка и коммуникации Алтайского государственного техниче-ского университета имени И.И. Ползунова.

Поклонова Марина Михайловна, студентка V курса Горно-Алтайского государственного университета

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

169

Романенко Людмила Борисовна, старший преподаватель кафедры русского языка Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина

Соловых Оксана, студентка Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина.

Тамбулатова Наталья Сергеевна, студентка 3 курса филологическо-го факультета Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина.

Третьякова Вера Степановна, доктор филол. наук, профессор ка-федры социальной педагогики и психологии, ГОУ ВПО «Российский го-сударственный профессионально-педагогический университет»

Трофимова Ульяна Михайловна, канд. филол. наук, доцент кафед-ры русского языка Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина.

Труфанова Марина Юльевна, канд. филол. наук, доцент кафедры общего и исторического языкознания Новосибирского государственного педагогического университета.

Усольцева Ирина Владимировна, студентка 3 курса филологиче-ского факультета Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина.

Цепелева Наталия Викторовна, аспирантка кафедры русского языка Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукши-на; e-mail: [email protected].

Шарифуллин Борис Яхиевич, доктор филол. наук, профессор, зав. лабораторией речевой коммуникации Лесосибирского педагогического института-филиала Сибирского федерального университета.

Шестакова Ольга Валерьевна, студентка 3 курса филологического факультета Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина

Шишина Маринна Игоревна, студентка 3 курса филологического факультета Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина

Шишкина Татьяна Альбертовна, канд. филол. наук, доцент кафед-ры общего и исторического языкознания Новосибирского государствен-ного педагогического университета.

Шкуропацкая Марина Геннадьевна, доктор филол. наук, профес-сор кафедры русского языка Алтайской государственной академии обра-зования имени В.М. Шукшина.

Шляхтина Елена Васильевна, ассистент кафедры лингвистики и до-полнительных программ факультета иностранных языков Ярославского государственного педагогического университета имени К.Д. Ушинского.

170

ЯЗЫК ГОРОДА

Материалы Международной научно-практической конференции (15 – 16 октября 2009 г.)

Ответственный редактор Н.И. Доронина

ISBN 978-5-85127-628-6

Сдано в набор 02. 10. 2010. Подписано в печать 29. 10. 2010. Формат 60х90/16. Гарнитура Times. Бумага офсетная. Печать оперативная.

Усл. печ. л. 10,6. Тираж 100 экз. Заказ 2667, с. (сп. ) 2667.

Редакционно-издательский отдел Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина – 659333, г. Бийск, ул. Короленко, 53.

Типография Алтайской государственной академии образования имени В.М. Шукшина – 659333, г. Бийск, ул. Короленко, 55/1.

ЯЗЫК ГОРОДА - biysk.ru · 2013. 3. 14. · немецком языке, ученые...

Documents