ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ИСТОРИЯ НАУКИ...

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ИСТОРИЯ НАУКИ

ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ ОБЛИК НАРОДОВ МИРА

ФИЗИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕКА

ЭТНИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ

ЭТНОСОЦИОЛОГИЯ И КРОССКУЛЬТУРНАЯ

ПСИХОЛОГИЯ

МЕЖЭТНИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И КОНФЛИКТЫ

ГЕНДЕРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Российская академия наук объявила прием заявок

на соискание Золотой медали РАН за выдающиеся достижения

в области пропаганды научных знаний

Для направления работы на конкурс необходимо заполнить заявку, опубликованную на интернет-портале medal.ras.ru

Заявки для участия в конкурсном отборе принимаются по адресу электронной почты [email protected]

Прием работ осуществляется в срок до 30 октября 2016 года включительно

Телефон для справок 8(499)237-54-11, 8(499)237-45-31

Журнал основан в январе 1926 года Выходит 6 раз в год

С 1926 по 1929 г. журнал выходил под названием “Этнография”С 1930 по 1991 г. – “Советская этнография”

Журнал издается под руководством Отделения историко-филологических наук РАН

Р Е Д А К Ц И О Н Н А Я К О Л Л Е Г И ЯС.Н. Абашин (д.и.н., Европейский ун-т, Санкт-Петербург),

С.С. Алымов (к.и.н., ИЭА РАН, Москва), С.А. Арутюнов (чл.-корр. РАН, ИЭА РАН), В.О. Бобровников (к.и.н., Инст. востоковедения РАН, Москва),

М.Л. Бутовская (д.и.н., ИЭА РАН, Москва), М.В. Добровольская (д.и.н., Инст. археологии РАН, Москва),

А.Л. Елфимов, зам. гл. ред. (к.и.н., ИЭА РАН), П.С. Куприянов (к.и.н., ИЭА РАН), И.А. Морозов (д.и.н., ИЭА РАН), С.В. Соколовский, главный редактор (д.и.н., ИЭА РАН),

В.А. Тишков (акад. РАН, ИЭА РАН), В.В. Трепавлов (д.и.н., Инст. российской истории РАН, Москва), Е.И. Филиппова, зам. гл. ред. (д.и.н., ИЭА РАН), Д.А. Функ (д.и.н., МГУ им М.В. Ломоносова)

Н АУ Ч Н О-К О Н С УЛ ЬТ АТ И В Н Ы Й С О В Е ТЮ.Е. Березкин (Кунсткамера РАН, Санкт-Петербург), В. Вате (CNRS, Франция),

Д.Н. Замятин (Инст. наследия, Москва), С. Кан (Дартмутский колл., США), Н.М. Лебедева (ВШЭ, Москва), М. Могильнер (Ун-т шт. Иллинойс, США),

В.И. Мукомель (Инст. социологии РАН, Москва), Б. Петрик (EHESS, Франция), И.Ф. Попова (Инст. восточных рукописей, Санкт-Петербург),

М. Ривз (Манчестерский ун-т, Великобритания), Н. Ссорин-Чайков (Кембриджский ун-т, Великобритания), Л.А. Чвырь (Инст. востоковедения РАН,

Москва), П. Швайцер (Венский ун-т, Австрия), В.А. Шнирельман (ИЭА РАН, Москва)

Заведующая редакцией И.А. Кучерова

Адрес редакции:119991 Москва, Ленинский пр., д. 32а, тел. (495) 938-18-67, факс (495) 938-06-00

Интернет-сайт: http://journal.iea.ras.ru, e-mail: [email protected]

Публикуемые материалы не обязательно отражают точку зрения редколлегии

Published since 1926(as Etnografiia in 1926–1929; as Sovetskaia Etnografiia in 1930–1991)

Publication frequency: 6 issues per year

Organ of the Division of History and Philology, Russian Academy of Sciences

E D I T O R I A L B O A R D

Sergey Abashin (European U. at St.Petersburg), Sergey Alymov (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow),

Sergey Arutyunov (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow), Vladimir Bobrovnikov (Inst. of Oriental Studies, Moscow),

Marina Butovskaya (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow), Maria Dobrovolskaya (Inst. of Archaeology, Moscow),

Alexei Elfimov, Associate Editor (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow), Elena Filippova, Associate Editor (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow),

Dmitri Funk (Moscow State University)Pavel Kupriyanov (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow),

Igor Morozov (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow), Sergey Sokolovskiy, Editor-in-Chief (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow),

Valery Tishkov (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow), Vadim Trepavlov (Inst. of Russian History, Moscow),

A D V I S O R Y B O A R D

Yuri Berezkin (Kunstkamera, St. Petersburg), Liudmila Chvyr (Inst. of Oriental Studies, Moscow), Sergei Kan (Dartmouth College, USA), Nadezhda Lebedeva (Higher School of Economics, Moscow), Marina Mogilner (U. of Illinois at Chicago, USA), Vladimir Mukomel (Inst. of Sociology, Moscow),

Boris Pétric (EHESS, France), Irina Popova (Inst. of Oriental Studies, St.Petersburg), Madeleine Reeves (U. of Manchester, UK), Peter Schweitzer (U. of Vienna, Austria),

Viktor Shnirelman (Inst. of Ethnology & Anthropology, Moscow), Nikolai Ssorin-Chaikov (Higher School of Economics, St.Petersburg),

Virginie Vaté (CNRS, France), Dmitry Zamiatin (Institute of Heritage, Moscow)

Irina Kucherova, Editorial Office ManagerEditorial Office Address:

Rm 1807, Leninsky prospect 32-a, Moscow, 119991, Russia; phone +7 (495) 938-1867; fax +7 (495) 938-0600

Website: http://journal.iea.ras.ru; email: [email protected]

ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ • 2016 • № 4

Специальная тема номера: Геокультурное пространство Арктики: генезис, форми- рование и развитие (отв. ред. – Д.Н. Замятин, Е.Н. Романова)Е.Н. Романова, Д.Н. Замятин. Холодный мир: два полюса измерения ............................. 5Е.Н. Романова, В.Б. Игнатьева, В.М. Дьяконов. Степная сага коневодов Арктики: от древ- них времен до недавних событий ..................................................................................... 9Д. Шартье. Что такое “воображаемый Север”? (пер. с фр. О.Н. Кузьменко, науч. ред. пер. Е.И. Филипповой) ............................................................................................................... 20Ю.И. Шейкин, О.Э. Добжанская, В.С. Никифорова. Звучащий ландшафт Арктики ............ 30Н.Ю. Замятина. Символический капитал территории в контексте арктических миграций: взгляд из Норильска .......................................................................................................... 45Д.Н. Замятин, С.Н. Курилова, В.Е. Дьяконова. Геокультурный брендинг арктических территорий (на примере моделирования базового географического образа тундры).... 60

Д и с к у с с и я н о м е р а

Е.А. Давыдова. “Товарищество по жене” у чукчей: пример создания родственности .......... 75Комментарии: Л.Н. Хаховская. “Товарищество по жене” как феномен этнической истории

чукчей; С.А. Арутюнов. Этность, эмность и проблемность гетеризма; Е.П. Батьяно- ва. О “товариществе по жене” и других брачных традициях чукчей ............................. 88

А н т р о п о л о г и я г о р о д а

Е.Г. Трубина. Городская антропология: сложное наследство специализации ....................... 102О.И. Вендина. Управление культурным разнообразием: значение опыта античности для современных городов ......................................................................................................... 120К.В. Григоричев. “Они есть, но их нет”: “китайские” теплицы в пространстве пригорода .. 137

С т а т ь и и м а т е р и а л ы

Р. Виллерслев, П. Витебски, А.А. Алексеев. Жертвоприношение как идеальная охота: объяснение истоков доместикации северного оленя с точки зрения космологии (пер. с англ. Н. Васильковой)............................................................................................. 154

Р е ц е н з и и

E.И. Филиппова. Рец. на: M. Agier. Anthropologie de la ville. Paris, 2015. .............................. 176Т.Д. Соловей. Рец. на: От классиков к марксизму: совещание этнографов Москвы и Ленин- града (5–11 апреля 1929 г.). СПб., 2014 ............................................................................ 179С.Н. Абашин. Рец. на: От классиков к марксизму: совещание этнографов Москвы и Ленин- града (5–11 апреля 1929 г.). СПб., 2014 ............................................................................ 183Е.В. Хахалкина. Рец. на: Tonkiss K. Migration and Identity in a Post-National World. Houndmills, 2013 ................................................................................................................ 185И.В. Чининов. Рец. на: Archaeology, Anthropology, and Interstellar Communication. Washington, 2014. .............................................................................................................. 188

© Российская академия наук, 2016 © ФГУП «Издательство «Наука», 2016 © Составление. Редколлегия журнала «Этнографическое обозрение», 2016

ETNOGRAFICHESKOE OBOZRENIE • 2016 • No. 4

Special Theme of the Issue: Geo-Cultural Space of the Arctic: Origins, Formation, and Development (guest editors D.N. Zamyatin, E.N. Romanova)E.N. Romanova, D.N. Zamyatin. Kholodnyi mir: dva poliusa izmereniia [The Cold World: Two Poles of Measurement] ................................................................................................. 5E.N. Romanova, V.B. Ignat’eva, V.M. D’iakonov. Stepnaia saga konevodov Arktiki: ot drevnikh

vremen do nedavnikh sobytii [The Steppe Saga of Horsemen of the Arctic: From Ancient Times to Recent Events] ....................................................................................................... 9D. Chartier. Chto takoe “voobrazhaemyi Sever”? [What Is the “Northern Imaginary”?] ............. 20Y.I. Sheikin, O.E. Dobzhanskaya, V.S. Nikiforova. Zvuchashchii landshaft Arktiki [The Sound Landscape of the Arctic] ....................................................................................................... 30N.Y. Zamyatina. Simvolicheskii capital territorii v kontekste arkticheskikh migratsii: vzgliad

iz Noril’ska [Symbolic Capital of a Territory in the Context of Arctic Migrations: A View from Norilsk]........................................................................................................................ 45D.N. Zamyatin, S.N. Kurilova, V.E. Diakonova. Geokul’turnyi brending arkticheskikh territorii

(na primere modelirovaniia bazovogo geograficheskogo obraza tundry) [A Geo-Cultural Branding of Arctic Territories (Modelling the Basic Geographic Image of Tundra)] ............ 60

D i s c u s s i o nE.A. Davydova. Tovarishchestvo po zhene u chukchei: primer sozdaniia rodstvennosti [The

Spouse Exchange Partnership among the Chukchi: A Case of Created Kinship]. Comments: L.N. Khakhovksaya. “Tovarishchestvo po zhene” kak fenomen etnicheskoi istorii chukchei [The “Spouse Exchange Partnership” as a Phenomenon in the Ethnic History of the Chukchi]. S.A. Arutyunov. Etnost’, emnost’ i problemnost’ geterizma [Etic, Emic, and the Problem of Heterism]. E.P. Batyanova. O “tovarishchestve po zhene” i drugikh brachnykh traditsiiakh chukchei i koriakov [On the “Spouse Exchange Partnership” and Other Marital

Customs of the Chukchi and Koryak] ................................................................................... 75

A n t h r o p o l o g y o f t h e C i t yE.G. Trubina. Urbanisticheskaia antropologiia: slozhnoe nasledstvo spetsializatsii [Urban Anthropology: The Complicated Legacy of the Subdiscipline] ............................................ 102O.I. Vendina. Upravlenie kul’turnym raznoobraziem: znachenie opyta antichnosti dlia

sovremennykh gorodov [Cultural Diversity Management: The Lessons Learned from Antiquity for Contemporary Cities] ...................................................................................... 120K.V. Grigorichev. “Oni est’, no ikh net”: “kitaiskie” teplitsy v prostranstve prigoroda [“They Are but They Aren’t There”: “Chinese” Greenhouses in the Suburban Space] .......... 137

R e s e a r c h A r t i c l e sR. Willerslev, P. Vitebsky, A. Alekseyev. Zhertvoprinoshenie kak ideal’naia okhota: ob’iasnenie

istokov domestikatsii severnogo olenia s tochki zreniia kosmologii [Sacrifice as the Ideal Hunt: A Cosmological Explanation for the Origin of Reindeer Domestication] .................... 154

R e v i e w sE.I. Filippova. Review of Anthropologie de la ville, by M. Agier. Paris: PUF, 2015. ................... 176T.D. Solovey. Review of Ot klassikov k marksizmu: soveshchanie etnografov Moskvy i Leningrada

(5–11 aprelia 1929 g.) [From Classics to Marxism: The Meeting of Ethnographers from Moscow and Leningrad (5–11 April 1929)], ed. by D.V. Arzyutov, S.S. Alymov,

D.G. Anderson. St. Petersburg: MAE RAN, 2014 ................................................................ 179S.N. Abashin. Review of Ot klassikov k marksizmu: soveshchanie etnografov Moskvy i Leningrada

(5–11 aprelia 1929 g.) [From Classics to Marxism: The Meeting of Ethnographers from Moscow and Leningrad (5–11 April 1929)], ed. by D.V. Arzyutov, S.S. Alymov,

D.G. Anderson. St. Petersburg: MAE RAN, 2014 ................................................................ 183E.V. Khakhalkina. Review of Migration and Identity in a Post-National World, by K. Tonkiss. Houndmills, 2013 ................................................................................................................. 185I.V. Chininov. Review of Archaeology, Anthropology, and Interstellar Communication, ed. by D.A. Vakoch. Washington, 2014 ........................................................................................... 188

ЭО, 2016 г., № 4

© Е.Н. Романова, В.Б. Игнатьева, В.М. Дьяконов

СТЕПНАЯ САГА КОНЕВОДОВ АРКТИКИ:ОТ ДРЕВНИХ ВРЕМЕН ДО НЕДАВНИХ СОБЫТИЙ

Ключевые слова: антропология вечной мерзлоты, ландшафт, освоение пространства, степная Арктика, конная культура, память, инноваци-онная стратегия, геообраз

Статья посвящена раскрытию феномена степной Арктики, роли скотоводов-саха в освоении экстремальных северных территорий и формировании оригинального ва-рианта “северного номадизма”.

Екатерина Назаровна Романова – д.и.н., зав. сектором этнографии народов Северо-Востока России Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН, e-mail: [email protected]; Ванда Борисовна Игнатьева – к.и.н., зав. сектором этносо-циологии Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН, e-mail: [email protected]; Виктор Михайлович Дьяконов – к.и.н., научный сотрудник сектора археологии Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН, e-mail: [email protected]; статья подготовлена по гранту РНФ (проект № 14-38-00031).

В семантическом ряду маркеров Арктики и Севера как пространства бескрайних снежных просторов и вечного льда, безмолвной и пустой “границы обитаемого мира”, удивительным островком конной культуры предстает образ степной Арктики, связан-ный с жизненным миром якутов (саха).

Культура жизнеобеспечения народа саха – самых северных тюрков, сформировав-шаяся в среде ранних кочевников Южной Сибири и Центральной Азии, опирается на метанарратив памяти их южных предков. Традиционная картина мира современ-ных саха связана с архетипом памяти о Юге и образом кочевой культуры. Сопряжение реального и сакрального ландшафтов якутской культуры привело к созданию новой транскрипции “арктического” текста.

Предки якутов, оказавшись в окружении иноэтничного мира, сумели не только со-хранить ядро кочевой культуры – коневодство, но и выработать особую стратегию се-верного номадизма. Открытость и постоянные перемещения в пространстве создавали бытийный код всадников Северной Азии. Мысль о том, что долина Лены представля-ла собой северный вариант Великой степи, развивает идею адаптивности экологиче-ской культуры номадов Евразии (Golovnev 2014: 22–23). Движение кочевников с юга в страну вечных льдов и снегов – начало легендарной истории якутского народа. Слож-ные переплетения исторических повествований и мифологических сюжетов о конном народе составляют основной цикл древних сказаний о переселении якутов с юга на север. Концентрированная версия этих сюжетов представлена двумя вариантами: бег-ством героя в результате войн или многолетней засухи и его поиском новых земель. Так, с юга на среднюю Лену с людьми и стадами прибывает человек Омогой, позднее на север прибывает Эллэй, с которого и начинается пастушеская сага якутов (Исто-рические предания). Примечательно, что образ демиурга якутской культуры Эллэя в мифах соотнесен с образом белой лошади как символом степной культуры. Генеало-гические предания о южном происхождении якутов (Омогой и Эллэй выступают ле-

10 Этнографическое обозрение № 4, 2016

гендарными прародителями народа саха) и освоения ими северного края передавались из поколения в поколение в устной форме, поддерживая этническую идентичность.

Историческая мифология якутов реактуализуется в 1990-е годы, когда мифосим-волические самоописания используются в политическом языке нациестроительства. Примером может служить обсуждение в СМИ эскиза герба Республики Саха. Внима-ние к этому политическому проекту было привлечено в ходе обсуждения конкурсных заявок, поскольку в разработке атрибутов государственности могли принять участие как профессиональные, так и самодеятельные художники. Новая идеология заставля-ла переосмыслить историю советского наследия. Большая часть предлагаемых эски-зов была представлена животным миром Арктики (мамонт, северный олень, морж, тюлень, стерх, белка, бобр, глухарь и др.) и не вписывалась в политический дискурс (ПМА 1: Романова). Художники А. Осипов, В. Парников, В. Игнатьев и искусство-вед И. Потапов предложили проект, связывающий культурную память с современной национальной историей Якутии. Центральный образ герба – “всадник со знаменем” с древних наскальных изображений (VI–IX н.э.), расположенных в верховьях реки Лены, в районе Шишкино и приписываемых наследию курыкан, ассоциировался с са-кральной территорией предков. Развивая идею культурной преемственности, интел-лектуалы совместили эпоху первотворения, связанную с культурным героем Эллэем, с событиями из истории древних скотоводческих племен, реконструируя образ древнего всадника со знаменем в качестве символа единения, богатства, власти и государствен-ности.

Приступая к описанию современной картины региона как одного из самых хо-лодных территорий мира, следует подчеркнуть, что вся область расселения людей и домашних животных в Якутии расположена в зоне вечной мерзлоты. Здесь на основе культуры рогатого скота и лошадей сформировалась экономика производящего типа, не имеющая аналога в мире. Согласно Всероссийской переписи населения (2010) яку-ты составляют 48,7% населения Республики Саха (466,5 тыс. чел.). Большая их часть (64,3%) живет в сельской местности, где занимается коневодством и животноводством.

Обзор проблематики научных исследований, связанных с понятием “освоение тер-ритории” арктическими скотоводами, обнаруживает существенные лакуны. Так, оста-ется недостаточно изученной историческая адаптация к географическим, природным и климатическим условиям Севера, завершившаяся трансформацией немногочисленных тюркско-монгольских колоний в доминирующее сообщество и формированием маги-стральной культуры скотоводов на территории северо-восточной Евразии. Интересую-щие нас сюжеты, факты и наблюдения встречаются в относительно немногочисленных работах (Кsenofontov 1992; Alekseev 2013; Bаsharin 2003; Crubezy, Alekseev 2012; Crate 2006; Ferret 2009; Granberg et al. 2009; Mészáros 2012a; 2012b; Takakura 2014). Несмо-тря на то, что основное содержание этих трудов напрямую не связано с темой нашего исследования, они имеют бесспорное значение в осмыслении процессов адаптации, а также социально-экономической, демографической и этнической истории Якутии, что позволяет использовать приведенные в них сведения в контексте концепций региональ-ной культурной географии, социальной антропологии и культурной экологии.

Скотоводческая колонизация и расширение ареала пастушеской культуры. Теория южного происхождения саха основывается на лингвистических, археологи-ческих и этнографических материалах, а также данных молекулярно-генетических исследований. Применительно к раннему этапу трансформации локальной скотовод-ческой традиции в магистральную наиболее богатыми являются данные археологии. Это, главным образом, остеологические материалы, большую часть которых составля-ют кости домашней лошади и крупного рогатого скота (Gogolev 1990). Хотя якутская лошадь родственна монгольской, есть предположение, что верхоянская порода может быть результатом метисации с дикой тундровой лошадью (Rogalevich 1941: 63–64). Сравнительное изучение конских черепов кулун-атахской археологической культуры

Е.Н. Романова, В.Б. Игнатьева, В.М. Дьяконов. Степная сага коневодов Арктики... 11

выявило, что ее предками были одомашненные лошади Центральной Азии и При-байкалья, а родство лошадей кулун-атахцев с позднеплейстоценовым видом Eguus lenensis подтверждается через раннеголоценового тарпана (Gur’ev, Prokop’ev 2005). Все это свидетельствует о том, что территория современной Якутии не была изолиро-вана от процессов, происходивших в Великой Степи. В эпоху бронзы и раннего желез-ного века здесь сосуществовали различные культурные традиции, возникшие как на автохтонной поздненеолитической основе, так и за счет пришлых племен.

Рис. 1. Улусы (районы) Якутии, где обнаружены погребения лошадей / погребальные комплексы с предметами, связанными с коневодством: 1 – Сунтарский; 2 – Нюрбинский; 3 – Хангаласский; 4 – Мегино-Кангаласский; 5 – Чурапчинский; 6 – Таттинский; 7 – Верхоянский; 8 – Верхневи-люйский; 9 – Горный; 10 – Намский; 11 – городской округ “Город Якутск”; 12 – Усть-Алданский; 13 – Амгинский; 14 – Оймяконский; 15 – Среднеколымский.


Используя метафору И.И. Митина о ландшафте как палимпсесте (Mitin 2012), под-черкнем, что Якутия аккумулирует множественность “текстов” разных культурных пластов. Так, ранний этап железного века здесь связан со скифской эпохой, нижняя граница которой варьирует в рамках VIII–III вв. до н.э. (Stepanov et al. 2014: 106–112). Бронзовые изделия скифского и раннесарматского времени, как импортного, так и местного производства, подтверждают тезис о контактах степных и лесостепных куль-тур Сибири и Центральной Азии с племенами таежной зоны северной Евразии, куда входило и Приленье. Скифский миф представляет важный элемент конструирования “места-текста” в работах этнографа Г.В. Ксенофонтова. В 1933 г. в работе “Скифы с берегов Лены (к вопросу о скифо-сибирской культуре и скифской стадии в Восточной Сибири)” он впервые применительно к Якутии использует образ Северной Скифии как “оазиса древнего номадизма” (ЯНЦ).

VI–XII вв. отмечены интенсивным притоком кочевников-скотоводов из сопре-дельных территорий на юг Якутии, где обнаружены первые следы скотоводства – ме-такарпальная кость быка и костяная подвеска в виде конских голов (Alekseev 2013: 65–67). Культура коневодства распространилась до арктических территорий, где уже в средние века, помимо культур с присваивающим типом хозяйства, складывается скотоводческий культурно-хозяйственный тип. Это отражено в материалах погребе-ний XVII–XIX вв., раскопанных в арктических и субарктических районах Якутии, где обнаружены как захоронения человека с конем, так и сопроводительный инвентарь, связанный с коневодством и культом коня (Bravina 2013: 5–7; Kir’yanov 2015: 32–34). Эти находки свидетельствуют о том, как территория современной Якутии в течение четырнадцати веков становилась ареной формирования крупнейшего аграрного очага на северо-востоке Евразии.

Логика и ключевые этапы колонизации территории Якутии скотоводческим насе-лением – выбор места поселения, сакрализация местности, ее введение в хозяйствен-ный оборот – отчетливо проецируются на стратегию освоения просторов Центральной Азии (прежде всего, Монголии и Южной Сибири), характерную для культурной тра-диции номадов. Необходимость в постоянных миграциях, длительное взаимодействие с разнообразными ландшафтами содействовало накоплению практических знаний об окружающей среде, приобретению опыта и практики ведения пастушеских хозяйств кочевого/полукочевого/смешанного типа, адаптированных к разным географическим зонам и их природно-климатическим условиям.

На связь процессов формирования гетерогенного якутского этноса и его культуры в бассейне Средней Лены (овладение центром) с их дальнейшим распространением в арктические территории (установление контроля над системой путей и связей до по-бережья Ледовитого океана) указала С.А. Федосеева (Fedoseeva 1999: 68). В рамках миграционной парадигмы этот факт является основой для концепции мультиэтнич-ного происхождения саха, доминирующей в якутской историографии (Gogolev 1993; Кsenofontov 1992; Таrskaya et al. 2009). Он также объясняет причины притягательно-сти для кочевников-скотоводов бассейна Средней Лены в качестве места постоянного поселения. Именно здесь расположен каскад просторных долин (Эркээни, Туймаада, Энгсиэли), расположенных друг за другом на левом берегу Лены и образующих каркас экосистемы “река-долина-гора” (эбэ-хочо-мыраан). Топографические характеристики этой местности наиболее полно соответствуют представлениям кочевников об опти-мальном сочетании ключевых компонентов жизненной среды – источников воды, рав-нинной долины (пастбище для скота), орографических объектов (защита от ветров) и лесных массивов (материал для топлива и строительства жилищ и хозяйственных построек). Постепенная концентрация людей и домашних животных в Центральной Якутии1, несмотря на ее резко континентальный и суровый климат, привела к воз-никновению здесь скотоводческого оазиса, в котором формировалось культурное ядро этноса.


Процесс заселения малозаселенных и пустующих земель выходцами из “центра якутской оседлости”, несмотря на малый демографический потенциал, устойчиво продолжался вплоть до 1760-х годов2. Регулярные передвижения стимулировались стратегией выживания (перенаселенность обжитых территорий, ограниченность ре-сурсов, эпидемии и пр.), социальной и экономической конкуренцией между инди-видами и группами, климатическими рисками и т.п. После присоединения Якутии к Московскому государству важным фактором переселений становится установление ясачного режима и необходимость расширения пушных промыслов с целью уплаты налога или, наоборот, бегства от уплаты ясака (Parnikova 1971). Устойчивая мигра-ционная мобильность, тесно ассоциированная с природно-климатическими, экономи-ческими и социальными условиями жизни на Севере, обеспечила расширение ареала скотоводства, развертывание сети постоянных поселений и демографический рост. Примечательно, что “подвижность, близкую к бродяжничеству” В.Л. Серошевский включил в ряд важных факторов скотоводческой колонизации, выдвинув гипотезу о наличии у якутов древней стратегии переселений, объясняя временные лаги – от не-скольких лет до нескольких десятилетий или даже столетий между маятниковой и полной миграцией тем, что

…они отдыхали в тех степных участках, которые им попадались по пути, высылая далеко вперед в виде щупальцев свои передовые отряды. Отпрыски эти селились, об-живались, знакомились с местностью, а между тем глухая молва разносила по всему племени сведения, почерпнутые лазутчиками о новых землях. Таковых приемов в ко-лонизации новых земель держатся до сих пор якуты. … Если местность была удобная, к одиночкам быстро присоединялись новые эмигранты (Sеroshevskii 1993: 199).

Обширный массив русских письменных документов XVII в. – доклады землепро-ходцев, официальная переписка, инструктивные и отчетные записки органов управ-ления метрополии и колонии, фискальное делопроизводство, путевые заметки ино-странных путешественников, полевые дневники, труды участников академических экспедиций и карты (XVII–XX вв.) – все это демонстрирует размах расселения “кон-ных людей”. К середине XVIII в. они были представлены по всей Якутии, а за ее пределами – в бассейнах Хатанги и Хеты, на побережье Охотского моря, территории Удского острожка и даже Приамурья (Alekseev et al. 2012).

Доместикация пространства как фактор адаптации. Неразрывность эконо-мики и культуры, материальной и духовной сферы, коллективные представления об окружающем мире и родной земле легли в основу оформления “своего” пространства, его утилитарных и символических смыслов. Южное происхождение саха отразилось и на ритуалах доместикации и сакрализации территории (жертвоприношение и мар-кирование местности, направленные на закрепление новой земли за определенным со-обществом, объединенным кровными узами), выбранной для постоянного поселения. Следы маркировки “своих земель” – общинных, родовых, семейных, индивидуаль-ных – обнаруживаются во многих сюжетах преданий саха (ёбюгэ сэсэнэ), записанных в конце XIX – начале XX в. Хотя информация, сохранившаяся в коллективной памяти, противоречива, можно допустить наличие ритуала демаркации границ землевладений. По материалам С. Боло, наиболее распространенными маркерами были зарубки на стволах деревьев (эркээйи), в основном, лиственницах (Bolo 1994: 168–169). Такие метки, вытесанные топором или другим рубящим орудием, отличались от эвенкий-ских илкэн – дорожных знаков на деревьях, т. к. являлись “личным клеймом” отдель-ных землевладельцев. Возможно, что такие знаки территориальной собственности применялись впоследствии как тамги при таврении личного домашнего скота.

Есть многочисленные указания на стрелу (ох) – предмет материальной куль-туры с высоким семиотическим статусом, которая могла использоваться как мар-кер занятой местности, что характерно также для монголов и западных бурят


(Sodnompilova 2009: 223). Вот характерный эпизод, записанный И.И. Майновым о маркере, разграничивающем земли общин кангаласских и олекминских саха:

… поставили чурбан, грубо обтесанный наподобие человека; несколько воинов вы-стрелили в этот чурбан из луков так, что стрелы, вонзившись в дерево, унизали его как лучами (Mainov 2012: 80–81).

В литературе есть упоминания и о таких маркерах территории как известные с древнетюркского времени надписи и рисунки на скалах или камнях (Alekseev 1996: 24; Okladnikov, Zaporozhskaya 1972: 54, 93–95, 195, 217). Так, согласно преданию канга-ласских тунгусов,

… в верховьях впадающей в Лену реки Мархи, близких к бассейну реки Синей, но лежащих несколько западней, с незапамятных времен сохраняется в лесу камень с за-гадочными начертаниями, под которыми изображены головы “лося и быка, встретив-шихся” – изображение, в котором трудно не предположить пограничного знака между территориями тунгусов-звероловов и якутов-скотоводов (Mainov 2012: 326).

Адаптация к новому ландшафту предполагала вербальную сакрализацию пу-тем “наречения” его особенностей (рек, озер, гор): Ат Хайа (Лошадь-гора), Ат Ёрюс (Лошадь-река), Ат Кюёлюйэ (Лошадь-озеро), Ат Юрэх (Лошадь-ручей), Ат Бала-ган (Лошадь-дом). Выделяются топонимы, связанные с духовным миром скотово-дов-кочевников, в частности, с культом коня, сохраняющимся и в настоящее время (Bagdaryyn-Siulbe 1979). Ритуальные действия по закреплению “своего” ландшафта, маркерами которого выступали части лошади, оформлялись в топонимы с мифориту-альным содержанием: Ат Баса (голова лошади); в северных районах – Ат Мэйиитэ, где слово мэйии, кроме значения “голова”, содержит коннотацию умного животного. Ритуальные действия архаических обрядов прослеживаются в названиях местностей Сиэл ыйаабыт (обряд развешивания конской гривы на дерево), Сиэл тарпыт (при-вязывание жеребят к волосяной конской нити), Ысыах ыспыт (приношение кумыса божествам и духам природы), Ат арангаса (захоронение лошади на воздушном помо-сте).

В выборе места жительства, наряду с оценкой полезных для скотоводческого хо-зяйства качеств необжитых земель, существенное значение имели их сакральные свой-ства. В рамках этих представлений формировались ритуалы поклонения небесным и земным силам, моления с целью получения божественного позволения Неба (ритуал Ысыах) или разрешения духа (иччи) – хозяина земли на поселение в определенной местности. Установка коновязных столбов (сэргэ) также являет собой своеобразную форму фиксации “одомашненной” территории: надворные сэргэ для привязывания ко-ней; культовые сэргэ, посвященные духам местности, покровителям семьи, родовой или территориальной общины и т.д. Свидетельство Серошевского:

… столбы, украшенные богатой резьбой, пучками волос и лентами разноцветного сит-ца, можно встретить на перевалах, на перекрестке дороги – вообще там, где христи-ане привыкли ставить кресты. Эти столбы ставились в старину на могилах князей и вождей; на некоторых встречаются изображения конских голов (Sеroshevskii 1993: 252–253).

Освоенное пространство в якутском языке представлено словами, передающи-ми понятия земля, мир, часть света, страна, территория, местность, родина и т.д. Мир, населенный людьми, обозначается как дойду (в монг. дайда – земля, мир; дюнэн дайда – нетронутая степь) или словосочетаниями орто дойду – срединный мир, зем-ля людей (в хакасск. ортызы чир – место средней земли), сир-дойду – земля, страна. Они также присутствуют в самоназваниях саха: орто дойду джоно (люди срединно-го мира), дойду огото (дитя земли-страны), что в широком значении означает народ


саха, человек-саха, в узком – жители речных долин, центральных районов Якутии; биир дойдулаах (имеющие одну землю) – соотечественники, соплеменники, земляки. Среди терминов, представляющих образы родной земли наиболее частыми являются: ийэ дойду – мать-земля; тёрёёбют дойду – страна/место рождения; Саха сирэ – зем-ля саха, Якутия. Образ малой родины, родного места: ага алааса – отцовский алаас; ёбюгэ ётёгё – место поселения предков; ёбюгэ сирэ-уота – земля-огонь предков, ме-сто жительства предков; тёрёёбют буор – родимая земля, место рождения; тёрёёбют алаас – место рождения; бисигин ыйаабыт сирэ – колыбельная земля; место, где пове-сили колыбель новорожденного, место рождения; киинэ тюспют/кистэммит/ыйам-мыт сирэ – место, где упала/зарыта/подвешена пуповина, место рождения человека.

Отметим, что словосочетание сир-уот в значении родной земли имеет древ-нетюркские корни, в частности, оно близко к хакасскому ада чир-суу (буквально – зем-ля-вода отцов, место рождения); к алтайскому jep-cуу (земля-вода) – своя территория, страна, родина (Gemuev 1988; Тiukhteneva 2009). Возможно, трансформация слова уу (вода) на уот (огонь) могла быть связана с огнем как средством для выживания на Севере. Позитивная коннотация, связанная с водой, сохранилась в распространенной поговорке “уу чугаса, уруу ыраага ордук” (лучше, когда вода близко, а родня – далеко).

Инновационные стратегии северных кочевников: новые технологии хозяй- ства. Со скотоводческой колонизацией начинается преобразование пространства: ан-тропогенный рельеф, сопряженный с культурой скотоводов, формировался на протя-жении длительного времени. Наблюдение за природными явлениями, связанными с мерзлыми грунтами, способствовало накоплению разнообразных экологических зна-ний и сведений о многолетней мерзлоте (булуус), наледях (тарын), пинго (булгунн’ах), этапах эволюции алааса как автономного биотопа: дюедэ (местность у леса с водою по местам/маленькое озеро в лесу), тыымпы (лесное озеро без береговой полосы), был-лаар (бугристое место), баджараах, кюел (озеро). Часть географических терминов, использовавшихся задолго до появления гляциологии – дюедэ, тыымпы и “зрелый алаас”, сегодня применяются учеными-мерзлотоведами для характеристики стадий развития термокарстовых образований (к термокарстовым процессам относятся толь-ко первые две стадии, т.к. сам алаас формируется под воздействием антропогенной нагрузки). Примечательно, что в современной науке даже есть разделение понятий: “алас” – как термокарстовое образование и “алаас” – как искусственное озерно-луго-вое образование (Bosikov 1991).

Основой модели производящей экономики скотоводческого общества стали ала-асные экосистемы – специфические геоэкологические ниши, характеризующиеся устойчивым балансом естественных и антропогенных ландшафтов. Алаас – изоли-рованная термокарстовая котловина в области распространения многолетнемерзлых пород, дно которой представляет остепененный луг с одним или несколькими заболо-ченными озерками или без озера, окруженный лесом (Kudriavtsev 1978: 278).

Для расширения кормовой базы скотоводства саха постоянно совершенствова-ли приемы и методы луговодства, разработав совокупность приемов, основанных на представлениях о естественном круговороте веществ и энергии, взаимозависимости между компонентами почвы, флоры и фауны, влияющими на динамику продуктивно-сти естественных лугов. Сухие ареалы алааса, покрытые лугово-степной раститель-ностью, использовались в качестве сельскохозяйственных угодий (покосы, пастбища, выпасы, выгоны). Для увеличения площади открытых участков проводились выбо-рочные вырубки деревьев и кустарников, корчевание пней, подкорчевка корней заку-старенных земель, а также контролируемые пожары и спуск воды из убывающих озер (уолба). На таежных участках, низменных или болотистых местах, покрытых кочка-ми, проводилась расчистка поверхности от кочек (дулга) и мохового очеса, рыхление грунта, что приводило к улучшению состава почвы и повышению ее плодородия. Се-нокосные и пастбищные земли огораживались; для увеличения плодородности земли


ежегодно пускали пал (ёртёсюн) – выжигание остатков прошлогодней сухой травы на естественных лугах. Отметим, что изгородь (кюрюе) являлась и оформлением “одо-машненного” пространства, то есть имела и символическое значение.

Адаптация к засушливому климату Центральной Якутии, обусловившему разви-тие не имеющих аналогов в мире таежно-аласных ландшафтов, явилась в условиях Арктики технологической инновацией, выразившейся в строительстве системы пло-тин (бысыт) и шлюзов (бысыт аана) для накопления и сохранения воды после весен-них разливов, создании оросительных каналов (хоруу) и траншей (нёл’сютэр хоруу), позволявших как доставлять воду на сухие участки, так и освобождаться от избытка влаги; регулировании уровня озер. Ирригация и мелиорация, дающие возможность извлекать выгоду из сезонного цикла колебания уровня воды в реках и озерах, обеспе-чивали стабильность производства аграрной продукции. Применение гидротехниче-ских приемов отражено в известной поговорке “ууну сиэтэ сылджабыт” (управляем течением воды, словно водим ее за руки).

Для крупного рогатого скота, в отличие от лошадей, круглогодично находивших-ся на тебеневочно-пастбищном содержании, строились теплые помещения (хотон). Уместно подчеркнуть, что продолжительность стойлового содержания рогатого ско-та на сене составляет у якутов 230 дней в году, что не имеет прецедентов в истории животноводческих народов мира (Bаsharin 2003: 254). Среди наблюдений якутского этнографа С.И. Николаева-Сомоготто содержатся сведения о заготовке кормов для крупного рогатого скота в неурожайные годы, когда сена не хватало. Это – веточный корм (былах) из высушенных веничков из веток деревьев и кустарников; нарубленные зимой ветки подавали вместе с сеном или отдельно. Применяли оригинальный ме-тод консервирования озерного тростника: осенью с лодки производили вязку пучков еще зеленого и сочного тростника над водой, которые скашивались после ледостава; практиковали способы заготовки корма из травянистых кочек (Nikolaev 2009: 40–41). Общую картину антропогенной нагрузки на таежно-аласные ландшафты дополняют повсеместная косьба травы, использование природных лугов как мест для выпаса ско-та, с чем связана деградация травостоев и частичное выпадение земель из сельскохо-зяйственного оборота.

Концентрация скотоводческого населения вокруг удобных для скотоводства зе-мель предопределила дисперсное расселение по алаасам. Как результат взаимодей-ствия природной среды и человеческой деятельности, алаас является главным факто-ром формирования и развития этноэкономики саха. Таким образом, с древних времен до сегодняшнего дня алаас представляет собой универсальную матрицу организации традиционного сельского пространства. Современные климатические изменения де-лают уязвимыми местные экосистемы, в том числе алаасы – основы жизнеобеспече-ния и устойчивого развития народа саха (Ignat’eva 2014a: 311–315; 2014b: 70–73).

Алаас – традиционный геообраз народа саха. Образ степного наследия в якут-ской картине мира соотнесен с понятиями территории, ландшафта и этнического ге-ообраза, транслируемыми текстами культуры. Одним из архетипов “места памяти” является сакральный ландшафт кумысного праздника Ысыах – красивая местность с широкой поляной, окруженной лесом (алаас). Устроитель праздника приглашал шама-на, который испрашивал у духа-хозяина местности разрешения на проведение риту-ала (Romanova 1994). В якутском эпосе алаас отождествлялся с развернутой шкурой белоногой лошади, что связано с мифом о сотворении мира: изначальная мать-земля с самого начала, словно быстрая лошадь, прославленная и возвеличенная, образова-лась-сотворилась. На Ысыахе совершались приношения белых лошадей небесному божеству Юрюнг Айыы Тойону и солнечному господину Джёсёгей Айыы – покрови-телю лошадей.

Примечательно, что эти представления продолжают активно циркулировать в со-временной языковой картине мира, основные концепты которой воспроизводят нераз-


рывную связь коня, коровы, алааса и национального праздника Ысыах. Когнитивный анализ языковых репрезентаций, проведенный на основе ассоциативного эксперимен-та у современных носителей якутского языка, позволил заключить, что базовым кон-цептуальным слоем остается понимание лошади как священного животного, связан-ного с традиционным мифологическим миром (Vasil’eva 2015: 76–82).

В ряд ключевых для алааса образов входит образ родной земли, дома. Так, в эпи-ческой поэзии родители героя соотнесены с образом алааса – “С того времени, как увидел восьмилучистое солнце, матерью и отцом считает он свой алаас” (Emel’ianov 1990: 59). Посредством антропоморфизации образа родной земли алаас предстает жи-вой субстанцией. Образ родного алааса служит основой социальной идентичности саха – алаас джоно (алаасные люди) и играет важную роль в формировании автосте-реотипов. В частности, в народной речи нередко можно услышать: “туспа дойду ого-то, атын алаас ыччата” (я – дитя другой долины, потомок своего (не вашего) алааса).

Алаас как центральное геокультурное понятие из природного, сакрального и ду-ховного наследия народа саха, место развития степной культуры скотоводов, сегодня манифестирует новые тексты переживания пространства. С одной стороны, простран-ственная память закрепляет традиционные сельские этноландшафты в официальном дискурсе (Ысыах как государственный праздник республики, реестр особо охраня-емых природных территорий, сакральных мест и др.), с другой – конструирует го-родские “места-тексты”, манифестирующие степную культуру Арктики (этнографи-ческий комплекс “Ус Хатын” – место совершения перворитуала Ысыаха культурным героем Эллэем; новый образ столицы Якутии в инновационном проекте “Земля Олон-хо” на территории долины Сайсары). Таким образом, современная история городского ландшафта делает вновь актуальными “фигуры воспоминания”, отсылая к временам заселения степными кочевниками священной долины и продолжению степной саги на Севере.

Заключение. Культура скотоводов-саха характеризуется территориальным раз-махом и внутренней целостностью, несмотря на то, что на протяжении длительно-го исторического периода она взаимодействовала с разными локальными традиция-ми Северной Евразии. Во многом этому содействовали развитие идей и технологий ведения скотоводческого хозяйства в условиях ограниченных биоресурсов Арктики. Рассмотрение адаптационных процессов у северных скотоводов выявило три стра-тегии освоения территории Якутии: 1) пространственная (дисперсное расселение по природным кормовым угодьям – алаасам); 2) хозяйственная (организация стабильного жизнеобеспечения (ХКТ); 3) ментальная (символизация окружающего мира). Устой-чивая этноэкономика и духовный мир, основанные на культе лошади, актуализирова-ли память о юге, создавая уникальный феномен “степной Арктики”. Взаимодействие с вечной мерзлотой привело к созданию инновационных методов управления окружа-ющей средой, что позволило не только наладить стабильное производство аграрной продукции, нарастить общественный капитал (скот, имущество), организовать обмен и торговлю, превратить якутский язык в язык рынков Северной Евразии, но также сохранить живую, “пульсирующую” культуру номадов Арктики.

Примечания 1 Территория расселения основной массы населения 35 ясачных волостей географически

располагалась в четырехугольнике, южной границей которого служили басссейн р. Сиинэ (левый приток Лены) и линия, проведенная от правого берега Лены против устья р. Сиинэ прямо на восток к Амге; северной границей являлись оба берега нижнего течения Вилюя и левый берег нижнего течения Алдана; восточной – Амга (левый приток Алдана); западной – горы, окаймляющие территории Намского и Кангаласского улусов на левом берегу Лены.

2 После завершения работы Первой ясачной комиссии (1766–1769 гг.) под председательством М. Черкашенникова был наложен запрет на свободные перемещения якутского населения:


выдавались т.н. “билеты”, “виды” на временную отлучку из мест постоянного проживания и были введены наказания за нелегальный переезд.

Источники и материалы

ПМА 1: Романова – Полевые материалы автора. Интервью с И.А. Потаповым в г. Якутске, март 1992 г.

ЯНЦ – Научный архив Якутского научного центра. Фонд 4. Опись 1. Ед. хр. 36 – Скифы с берегов Лены 1933.

Исторические предания – Исторические предания и рассказы у якутов. М.; Л.: Наука, 1960. Ч. 1.

A r t i c l e S u m m a r y Etnograficheskoe obozrenie, 2016, no. 4

E.N. Romanova, V.B. Ignat’eva, V.M. D’iakonov. Stepnaia saga konevodov Arktiki: ot drevnikh vremen do nedavnikh sobytii [The Steppe Saga of Horsemen of the Arctic: From Ancient Times to Recent Events]

Keywords: anthropology of permafrost, landscape, space development, steppe Arctic, horse culture, memory, innovative strategy, alaas, geoimage.

Abstract: The article is devoted to the analysis of the phenomenon of Arctic steppe and the role of Sakha pastoralists in the development of the extreme northern territories and formation of the original version of “northern nomadism”.

Authors: Ekaterina Romanova, Institute of Humanities Research and Indigenous Study of the North, Siberian department, Russian Academy of Sciences (Yakutsk, Russia); e-mail: [email protected]; Vanda Ignat’eva, Institute of Humanities Research and Indigenous Study of the North, Siberian department, Russian Academy of Sciences (Yakutsk, Russia), e-mail: [email protected]; Viktor D’iakonov, Institute of Humanities Research and Indigenous Study of the North, Siberian department, Russian Academy of Sciences (Yakutsk, Russia), e-mail: [email protected]

References

Alekseev A.N. Drevniaia Yakutiia: zheleznyi vek i epokha srednevekov’ia. Novosibirsk: IAET SO RAN, 1996.

Alekseev A.N. Rannie kochevniki v Yakutii. Vestnik Severo-Vostochnogo federal’nogo universiteta im. M.K. Ammosova, 2013, vol. 10, no. 5, pp. 62–69.

Аlekseev A.N., Romanova E.N, Sokolova Z.P. (eds) Yakuty-Sakha. Moscow: Nauka, 2012.Bagdaryyn Siulbe. Mene aattar. Yakutsk: Knizhnoe izdatel’stvo, 1979. Basharin G.P. Istoriia agrarnykh otnoshenii v Yakutii. Vol. 1. Agrarnye otnosheniia s drevnikh vremen

do 1770-kh godov. Moscow: Art-Fleks, 2003.Bolo S.I. Proshloe yakutov do prikhoda russkikh na Lenu (po predaniiam yakutov byvshego Yakutskogo

okruga). Yakutsk: Bichik, 1994.Bosikov N.P. Evoliutsiia alaasov Tsentral’noi Yakutii. Yakutsk: Institut merzlotovedeniia, 1991.Bravina R.I. Pogrebal’nye pamiatniki Verkhoian’ia (XVII–XVIII vv.). Severo-Vostochnyi gumanitarnyi

vestnik, 2013, no. 1(6), pp. 5–9.Crate S. Cows, Kin, and Globalization: аn Ethnography of Sustainability. Lanham: AltaMira Press,

2006.Crubezy E., Alekseev A.N. (eds) Mir drevnikh yakutov: opyt mezhdistsiplinarnykh issledovanii (po

materialam Sakha-frantsuzskoi arkheologicheskoi ekspeditsii). Yakutsk: Izdatel’skii dom SVFU, 2012.

Emelianov N.V. Siuzhety o rodonachal’nikakh plemeni. Moscow: Nauka, 1990.


Fedoseeva S.A. Arkheologiia Yakutii i ee mesto v mirovoi nauke o proiskhozhdenii i evoliutsii chelovechestva. Ocherki po dopis’mennoi istorii Yakutii. Yakutsk: Litograf, 1999.

Ferret C. Une civilization du cheval. Les usages de l´equide de la steppe a la taiga. Paris: Belin, 2009.Gemuev I.N. (ed.) Traditsionnoe mirovozzrenie tiurkov Yuzhnoi Sibiri. Prostranstvo i vremia.

Veshchnyi mir. Novosibirsk: Nauka, 1988.Gogolev A.I. Arkheologicheskie pamiatniki Yakutii pozdnego srednevekov’ia (XIV–XVIII vv.). Irkutsk:

Izdatel’stvo IGU, 1990.Gogolev A.I. Yakuty: problemy etnogeneza i formirovaniia kul’tury. Yakutsk: Izdatel’stvo YAGU,

1993.Golovnev A.V. Antropologiia dvizheniia: sibirskii vektor “55 i vyshe”’: Mezhdunarodnyi etno-

antropologicheskii kongress. Sbornik ekspertnykh materialov. Novosibirsk, 2014, pp. 17–29.Granberg L., Kantanen J., Soini K. (eds) Sakha Ynaga – Cattle of the Yakuts. Annales Academiae

Scientiarum Fennicae, Humaniora 355. Helsinki: Finnish Academy of Science and Letters, 2009.Gur’ev I.P., Prokop’ev N.P. Loshad’ kulun-atakhskoi kul’tury. Vestnik Yakutskogo gosudarstvennogo

universiteta im. M.K. Ammosova, 2005, vol. 2, no. 3, pp. 20–26.Ignat’eva V.B. Sel’skie soobshchestva Yakutii v usloviiakh izmeneniia mirovogo klimata.

Etnopoliticheskaia situatsiia v Rossii i sopredel’nykh gosudarstvakh v 2013 g. Ezhegodnyi doklad Seti etnologicheskogo monitoringa i rannego preduprezhdeniia konfliktov. Moscow: Izdatel’stvo IEA RAN, 2014.

Ignateva V. The Evolution of Climate and Economy: the Presentation, Opinions and Estimates of Horse Breeders of Yakutia. Proceedings of 2nd International Сonference on “Global Warming and the Human-Nature Dimension in Siberia: Social Adaptation to the Changes of the Terrestrial Ecosystem, with an Emphasis on Water Environments”. Kyoto: Research Institute for Humanity and Nature, 2014, pp. 70–73.

Kir’ianov N.S. Pamiatnik Lepsei II v Verkhoianskom raione RS(Ia) i fol’klornye materialy I.A. Khudiakova. Severo-Vostochnyi gumanitarnyi vestnik, 2015, no. 3(12), pp. 32–38.

Ksenofontov G.V. Uraangkhai sakhalar. Ocherki po drevnei istorii yakutov. V 2-kh knigakh. Yakutsk: Natsional’noe izdatel’stvo Respubliki Sakha (Yakutii), 1992.

Kudriavtsev V.A. (ed.) Obshchee merzlotovedenie. Moscow: Izdatel’stvo MGU, 1978.Mainov I.I. Naselenie Yakutii. Yakutiia: Sbornik statei. Moscow: Reprintnoe izdanie, 2012, pp. 323–

420.Mészáros Ch. The Alaas: the interplay between environment and Sakhas in Central-Yakutia. Max

Planck Institute for Social Anthropology Working Papers, no. 137, pp. 1–30.Mészáros Ch. The Alaas: Cattle Economy and Environmental Perception of Sedentary Sakhas in

Central Yakutia. Sibirica: The Journal of Siberian Studies, vol. 11(2), pp. 1–34.Mitin I.I. Na puti k regional’noi kul’turnoi geografii: opyt anglo-amerikanskikh geografov XX veka.

Pskovskii regionologicheskii zhurnal, 2012, no. 13, pp. 3–11.Nikolaev S.I. Narod sakha. Yakutsk: Yakutskii krai, 2009.Okladnikov A.P., Zaporozhskaya V.D. Petroglify Sredney Leny. Leningrad: Nauka, 1972.Parnikova A.S. Rasselenie yakutov v XVII – nachale XX vekov. Yakutsk: Knizhnoe izdatel’stvo, 1971.Rogalevich M.I. Konevodstvo Yakutskoi ASSR, ed. S.N. Bogoliubskii. Moscow; Leningrad: Izdatel’stvo

AN SSSR, 1941.Romanova E.N. Yakutskii prazdnik ysyakh: istoki i predstavleniia. Novosibirsk: Nauka, 1994.Sеroshevskii V.L. Yakuty. Opyt etnograficheskogo issledovaniia. 2-oe izdanie. Moscow: ROSSPEN,

1993. Sodnompilova M.M. Mir v traditsionnom mirovozzrenii i prakticheskoi deiatel’nosti mongol’skikh

narodov. Ulan-Ude: Izdatel’stvo BNTs SO RAN, 2009.Stepanov A.D., Kuz’min Ia.V., Jull A.J.T. Novye dannye po khronologii rannego zheleznogo veka

Yakutii. Izvestiia Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriia “Geoarkheologiia. Etnologiia. Antropologiia”, 2014, vol. 7, pp. 106–112.

Takakura H. Аrctic Pastoralist Sakha: Ethnography of Evolution and Micro-adaptation in Siberia. Melbourne: Тrans Pacific Press, 2014.

Tiukhteneva S.P. Zemlia. Voda. Khan Altai: etnicheskaia kul’tura altaitsev v XX veke. Elista: Izdatel’stvo KalmGU, 2009.

Vasil’eva A.P. Kontsept “sylgy/loshad’” v yazykovom soznanii yakutov: assotsiativno-verbal’naia set’. Gumanitarnyi vestnik, 2015, no. 4, pp. 76–82.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ И ИСТОРИЯ НАУКИ...

Documents