2012-2013 031900 68-10-12-2623.plm.xml...

МИНОБРНАУКИ РОССИИ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

"Алтайский государственный университет"

(ФГБОУ ВПО «АлтГУ»)

Кафедра всеобщей истории и международных отношений

Учебно-методический комплекс по дисциплине

«Региональные конфликты и их

урегулирование»

Для направления подготовки магистра 031900.68 Международные отношения

Рассмотрено и утверждено на заседании кафедры всеобщей истории и международных отношений от

«_31__» _августа__ 2012 г., протокол № 1

Барнаул 2012

МИНОБРНАУКИ РОССИИ

Федеральное государственное

бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

"Алтайский государственный университет"

(ФГБОУ ВПО «АлтГУ»)

УТВЕРЖДАЮ

Декан Демчик Е.В.

__________________________

__ __________ г.

Региональные конфликты и их урегулирование

рабочая программа дисциплины (модуля)

Закреплена за кафедрой: Кафедра всеобщей истории и международных отношений

Учебный план: 031900_68-10-12-2623.plm.xml Актуальные проблемы международных отношений

Часов по ФГОС (из УП): 72 Часов по рабочему учебному плану: 72

Общая трудоемкость (в ЗЕТ):

2 Часов по рабочей программе: 72

Часов на самостоятельную работу по РУП: 48 (66%)

Часов на самостоятельную работу по РПД: 48 (66%)

Виды контроля в семестрах (на курсах)

Экзамены Зачёты 1 Курсовые проекты Курсовые работы

Распределение часов дисциплины по семестрам

Вид занятий

№ семестров, число учебных недель в семестрах

1 14 2 12 3 14 4 0 Итого

УП РПД УП РПД УП РПД УП РПД УП РПД

Лекции 10 10 10 10

Лабораторные

Практические 14 14 14 14

КСР

Ауд. занятия 24 24 24 24

Сам. работа 48 48 48 48

Итого 72 72 72 72

УП: 031900_68-10-12-2623.plm.xml стр. 2

Программу составил(и):

к.и.н., доц. Курныкин О.Ю. _________________

Рецензент (председатель методической комиссии факультета):

к.и.н., проф. Аршинцева О.А. _________________

Рабочая программа дисциплины

Региональные конфликты и их урегулирование

разработана в соответствии с ФГОС:

Федеральный государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования по направлению подготовки 031900 Международные отношения (квалификация (степень) "магистр") (утв. приказом Министерства образования и науки РФ от 29 марта 2010 г. N 225)

составлена на основании учебного плана:

Актуальные проблемы международных отношений

утвержденного учёным советом вуза от 26.01.2011 протокол № 5.

Рабочая программа одобрена на заседании кафедры

Кафедра всеобщей истории и международных отношений

Протокол от __ __________ г. № __ Срок действия программы: 2011-2013 уч.г. Зав. кафедрой д.и.н., проф. Чернышов Ю.Г.

УП: 031900_68-10-12-2623.plm.xml стр. 3

Визирование РПД для исполнения в очередном учебном году

Утверждаю: Декан

Демчик Е.В. __ __________ г.

Рабочая программа пересмотрена, обсуждена и одобрена для исполнения в ______________ учебном году на заседании кафедры Кафедра всеобщей истории и международных отношений

Протокол от __ __________ г. № __ Зав. кафедрой д.и.н., проф. Чернышов Ю.Г.



Демчик Е.В. __ __________ г.

Рабочая программа пересмотрена, обсуждена и одобрена для исполнения в ______________ учебном году на заседании кафедры Кафедра всеобщей истории и международных отношений




Демчик Е.В. __ __________ г.

Рабочая программа пересмотрена, обсуждена и одобрена для исполнения в ____________ учебном году на заседании кафедры Кафедра всеобщей истории и международных отношений




Демчик Е.В. __ __________ г.

Рабочая программа пересмотрена, обсуждена и одобрена для исполнения в ____________ учебном году на заседании кафедры Кафедра всеобщей истории и международных отношений


УП: 031900_68-10-12-2623.plm.xml стр. 4

1. ЦЕЛИ ОСВОЕНИЯ ДИСЦИПЛИНЫ

1.1 показать роль и значение конфликтов в современных международных отношениях, поиски путей минимизации их негативных последствий и выработки согласованных усилий мирового сообщества по их урегулированию.

2. МЕСТО ДИСЦИПЛИНЫ В СТРУКТУРЕ ООП

Цикл (раздел) ООП: М2.Б

2.1 Требования к предварительной подготовке обучающегося:

2.2 Дисциплины и практики, для которых освоение данной дисциплины (модуля) необходимо как предшествующее:

2.2.1 – Внешняя политика РФ на современном этапе;

2.2.2 – Мировой политический процесс;

2.2.3 – Аналитический практикум "Национальная безопасность РФ и глобальные угрозы".

3. КОМПЕТЕНЦИИ ОБУЧАЮЩЕГОСЯ, ФОРМИРУЕМЫЕ В РЕЗУЛЬТАТЕ ОСВОЕНИЯ ДИСЦИПЛИНЫ (МОДУЛЯ)

ПК-40: пониманием основ регулирования международных конфликтов с использованием дипломатических политико-психологических, социально-экономических и силовых методов

Знать:

Уровень 1 основы регулирования международных конфликтов

Уровень 2

Уровень 3

Уметь:

Уровень 1 выявлять роль дипломатических, политико-психологических, социально-экономических и силовых методов в регулировании международных конфликтов

Уровень 2

Уровень 3

Владеть:

Уровень 1 навыками многофакторного анализа практики регулирования международных конфликтов

Уровень 2

Уровень 3

ПК-42: владением основами и базовыми навыками прикладного анализа международных ситуаций

Знать:

Уровень 1 основы прикладного анализа международных ситуаций

Уровень 2

Уровень 3

Уметь:

Уровень 1 использовать аналитические навыки применительно к международным ситуациям

Уровень 2

Уровень 3

Владеть:

Уровень 1 основами и базовыми навыками анализа международных ситуаций

Уровень 2

Уровень 3

В результате освоения дисциплины обучающийся должен

УП: 031900_68-10-12-2623.plm.xml стр. 5

3.1 Знать:

3.1.1 методологические основы конфликтологии применительно к современным международным отношениям;

3.1.2 место и роль конфликтов в эволюции системы международных отношений.

3.2 Уметь:

3.2.1 использовать теоретико-методологические и практические приемы при анализе конкретных конфликтных ситуаций;

3.2.2 осуществлять сравнительно-исторический анализ международных конфликтов в рамках системного подхода.

3.3 Владеть:

3.3.1 навыками теоретического и прикладного анализа международных конфликтов;

3.3.2 навыками теоретического и прикладного анализа конфликтных ситуаций в международных отношениях на глобальном и региональном уровне.

Код занятия

Наименование разделов и тем /вид занятия/ Семестр / Курс

Часов Компетен- ции

Литература

Раздел 1.

1.1 Региональные конфликты в современных международных отношениях. /Лек/

1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.2 Региональные конфликты в современных международных отношениях. /Пр/

1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.3 Дискуссия по теме лекции /Ср/ 1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.4 Ближневосточный конфликт во второй половине ХХ – начале XXI в. /Лек/

1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.5 Ближневосточный конфликт во второй половине ХХ – начале XXI в. /Пр/

1 4 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.6 Круглый стол по теме «Перспективы урегулирования ближнево-сточного конфликта» /Ср/

1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.7 Афганский конфликт и его региональный аспект. /Пр/ 1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.8 Ролевая игра по теме практического занятия /Ср/ 1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.9 Региональные конфликты в районе Африканского Рога. /Лек/ 1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.10 Региональные конфликты в районе Африканского Рога. /Пр/ 1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2


Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.12 Конфликты в регионе Великих африканских озер. /Лек/ 1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.13 Конфликты в регионе Великих африканских озер. /Пр/ 1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2


Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.15 Локальные конфликты в странах Южной и Юго-Восточной Азии. /Лек/

1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.16 Локальные конфликты в странах Южной и Юго-Восточной Азии. /Пр/

1 2 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2


Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.18 Подготовка реферата /Ср/ 1 14 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.19 Подготовка докладов, презентаций /Ср/ 1 14 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

1.20 Подготовка к зачету /Ср/ 1 8 ПК-40 ПК-42

Л1.1 Л1.2 Л2.1 Л2.2

5. ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ

5.1 1–6 Оформление конспекта, дискуссия, тестирование Проблемная лекция, мини-конференции, ролевая игра. Групповые занятия, индивидуальные собеседования.

УП: 031900_68-10-12-2623.plm.xml стр. 6

5.2 1–6 Подготовка реферата Консультации. Индивидуальные собеседования по теме

6. ОЦЕНОЧНЫЕ СРЕДСТВА ДЛЯ ТЕКУЩЕГО КОНТРОЛЯ УСПЕВАЕМОСТИ, ПРОМЕЖУТОЧНОЙ АТТЕСТАЦИИ ПО ИТОГАМ ОСВОЕНИЯ ДИСЦИПЛИНЫ

6.1. Контрольные вопросы и задания

1. Причины возникновения, значение и роль конфликтов в современных международных отношениях. 2. Пути урегулирования международных конфликтов. 3. Роль международных организаций в разрешении международных конфликтов. Практика международных миротворческих операций. 4. Место региональных конфликтов в системе международных отношений в период «холодной войны». 5. Региональные конфликты в условиях ликвидации биполярной структуры мира. 6. Образование Израиля. Палестинская война 1948–1949 гг. 7. Арабо-израильские войны 1956, 1967, 1973 гг. как проявления силового варианта разрешения ближневосточного кофликта. 8. Палестино-израильские переговоры в начале 1990-х гг. Подписание соглашения о палестинской автономии (1994 г.) и его реализация. 9. План «Дорожная карта» для Ближнего Востока. План «одностороннего размежевания» с палестинцами и современное состояние израильско-палестинских отношений. 10. Камбоджийский конфликт. 11. Военная операция США в Афганистане 2001 г. и международные миротворческие усилия в этой стране. 12. Кашмирский конфликт в индийско-пакистанских отношениях в конце 1940-х – 1980-е гг. Позиция противостоящих сторон, великих держав и ООН по кашмирскому вопросу. 13. Ситуация вокруг Кашмира в 1990-е – начале 2000-х гг. 14. Эфиопо-сомалийский конфликт 1977–1978 гг. 15. Эфиопо-эритрейский конфликт. 16. Межэтнические и межгосударственные конфликты в регионе Великих африканских озер в 1990-е гг. 17. Конфликт в суданской провинции Дарфур. 18. Конфликт между тамилами и сингалами на Шри Ланке. 19. Сепаратистское движение в индонезийской провинции Ачех. 20. Конфликт вокруг Восточного Тимора и его урегулирование. 21. Сепаратистское движение мусульман на юге Филиппин. 22. Курдская проблема и ее региональный аспект.

6.2. Темы письменных работ

1. Причины, значение и роль конфликтов в международных отношениях. 2. Технологии управления и разрешения международных конфликтов. 3. Роль религии в возникновении межэтнических и межгосударственных конфликтов. 4. Роль международных организаций в разрешении международных конфликтов. 5. Практика международных миротворческих операций. 6. Международное право и международные конфликты. 7. Концепция С. Хантингтона и практика международных отношений. 8. Конфликты на постсоветском пространстве и роль России в их урегулировании. 9. Камбоджийский конфликт и его урегулирование. 10. Межэтнические и межгосударственные конфликты в районе Великих африканских озер. 11. Международные миротворческие усилия в Афганистане после военного поражения режима талибов. 12. Кашмирский конфликт. 13. Межгосударственные конфликты из-за островов в Южно-Китайском море. 14. Динамика ближневосточного конфликта во второй половине XX – начале XXI в. 15. Роль международных террористических организаций в международных конфликтах в конце ХХ – начале XXI в.

7. УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКОЕ И ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ (МОДУЛЯ)

7.1. Рекомендуемая литература

7.1.1. Основная литература

Авторы, составители Заглавие Издательство, год

Л1.1 под ред. П. А. Цыганкова

Международные отношения: теории, конфликты, движения, организации: учеб. пособие

М.: Альфа-М, 2009

Л1.2 Россия в АТР: проблемы безопасности и сотрудничества : сб. материалов / Рос. нац. стратег. исслед. ; [под ред. А. В. Виноградова, К. А. Кокарева]

М. : [РИСИ], , 2011

7.1.2. Дополнительная литература


Л2.1 П. А. Цыганков Теория международных отношений: учеб. пособие для вузов М.: Гардарики, 2005

УП: 031900_68-10-12-2623.plm.xml стр. 7


Л2.2 Ю. В. Косов, А. В. Торопыгин

Содружество Независимых Государств. Институты, интеграционные процессы, конфликты и парламентская дипломатия: учеб. пособие

М.: Аспект Пресс, 2009

7.2. Электронные образовательные ресурсы

7.2.1 http://hiik.de/ – Heidelberg Institute for International Conflict Research

7.2.2 http://www.bicc.de/ – Bonn International Center for Conversion

7.2.3 http://www.iimes.ru/ – Институт Ближнего Востока

7.2.4 http://www.intertrends.ru/ – Международные процессы

7.3. Программное обеспечение

7.3.1 MathCAD, Автокод, Adobe Photoshop, Corel draw, Компас, VBasic 6, Visual FoхPrо 7.0; Delphi 6 и др.

7.3.2 В компьютерном классе установлены средства MS Office; Word, Excel, PowerPoint u др.

8. МАТЕРИАЛЬНО-ТЕХНИЧЕСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ (МОДУЛЯ)

8.1 Cтандартно оборудованные лекционные аудитории, аудитории для проведения интерактивных лекций: видеопроектор, видеомагнитофоны, экран настенный, компьютерный класс, мультимедийные средства.

Содержание учебной дисциплины

Введение

Предмет и содержание курса. Понятие «международный конфликт». Место и роль конфликта в

истории человечества. Причины современных международных конфликтов. Классификации

международных конфликтов. Пути и механизмы урегулирования конфликтов в международных

отношениях: переговоры, участие «третьей стороны», гуманитарные и миротворческие операции и др.

Влияние политической культуры и своеобразия национальной психологии на развертывание и

урегулирование международных конфликтов.

Региональные конфликты в современных международных отношениях

Место региональных конфликтов в системе международных отношений в период «холодной

войны». Региональные конфликты в условиях ликвидации биполярной структуры мира. Типология

региональных конфликтов. Проблема институционализации конфликтов. Причины возрастания

конфликтогенности в современных международных отношениях. Концепция С. Хантингтона о

столкновении цивилизаций. Роль религиозного фактора в современных конфликтах. Вмешательство

транснациональных террористических организаций в региональные и локальные конфликты. Роль ООН

и региональных международных организаций в урегулировании конфликтов.

Ближневосточный конфликт во второй половине ХХ – начале XXI в.

Своеобразие ближневосточного конфликта в ряду других региональных конфликтов. Сионистский

проект решения еврейского вопроса и образование Израиля. Позиция Трансиордании в палестинском

вопросе. Причины жесткого арабо-израильского противостояния. Фактор Израиля для консолидации

арабского самосознания. Доминирование военных методов решения конфликта в конце 1940-х – 1970-е

гг. Позиция великих держав в отношении ближневосточного конфликта.

Национальная консолидация палестинцев и возникновение ООП. Террористические методы

борьбы против Израиля. Изменение позиции Египта и начало поисков мирного урегулирования

конфликта. Интифада. Эволюция позиции противоборствующих сторон и начало

палестино-израильского диалога. Возникновение палестинской государственности. Переговоры и террор

в палестино-израильских отношениях. Посреднические усилия мирового сообщества в урегулировании

конфликта (план «Дорожная карта» и др.). Попытки Израиля одностороннего размежевания с

палестинцами. Современное состояние конфликта.

Кашмирский конфликт

Исторические и политические предпосылки размежевания Индии и Пакистана. Коммуналистский

фактор в межгосударственных индийско-пакистанских отношениях. Роль «внешнего врага» в

консолидации пакистанского общества. Возникновение кашмирской проблемы. Позиция ООН и великих

держав по кашмирскому вопросу. Кашмирская проблема и вооруженные индийско-пакистанские

столкновения. Современное состояние конфликта в условиях обретения Индией и Пакистаном ядерного

оружия.

Региональные конфликты в районе Африканского Рога

Проблема несоответствия этнической карты и государственных границ на Африканском

континенте. Планы создания «Великого Сомали». Религиозный фактор в сомалийско-эфиопском

противостоянии. Война между Сомали и Эфиопией 1977–1978 гг. и позиция «сверхдержав». Участие

СССР и Кубы в военных действиях. Позиция ОАЕ. Распад сомалийской государственности и

гуманитарная операция ООН в Сомали 1992–1994 гг. Эфиопо-эритрейский конфликт в 1998 г. и его

последствия. Международное посредничество в урегулировании конфликта.

Конфликты в регионе Великих африканских озер

Особенности межэтнических конфликтов в Африке. Социально-экономические проблемы

африканских стран как фактор возрастания конфликтности в отношениях между ними. Исторические

корни конфликта между хуту и тутси. Этническая чистка в Руанде как одна из наиболее масштабных

гуманитарных катастроф ХХ века. Позиция мирового сообщества. Гражданская война в Конго и

вмешательство соседних государств. Конголезский кризис как источник нестабильности и

конфликтности в Центральной Африке. Причины ожесточенности и кровопролитности конфликтов на

Африканском континенте.

Локальные конфликты в странах Южной и Юго-Восточной Азии

Конфликтный потенциал в регионе Индийского океана. Незавершенность процессов

этнополитической дифференциации как источник нестабильности в регионе. Конфликт между тамилами

и сингалами на Шри Ланке. Военная операция индийской армии против тамильских повстанцев в 1988 г.

и ее последствия. Современное состояние сингало-тамильского конфликта.

Сепаратистское движение в индонезийской провинции Ачех. Переход конфликта в стадию

вооруженного противостояния. Провал мирных переговоров в Токио в 2003 г. и новая вспышка военных

столкновений в Ачехе. Международное посредничество в урегулировании конфликта. Подписание

мирного соглашения в Хельсинки между правительством Индонезии и «движением за свободный Ачех»

(2005 г.). Международный мониторинг мирного процесса в Ачехе.

Конфликт вокруг Восточного Тимора. Попытка индонезийских властей аннексировать Восточный

Тимор. Позиция ООН. Проведение референдума под контролем ООН (1999 г.). Эскалация насилия на

Восточном Тиморе. Провозглашение независимости Восточного Тимора в 2002 г.

Конфликты вокруг островов в Тихом океане. Проблема принадлежности Парасельских островов и

острова Спратли в Южно-Китайском море. Китайско-японский спор из-за островов Сенкаку. Проблема

«северных территорий» в российско-японских отношениях.

ТЕМЫ ПРАКТИЧЕСКИХ ЗАНЯТИЙ

Международные конфликты

(4 часа)

1. Динамика международных конфликтов в конце ХХ – начале XXI в. 2. Причины современных международных конфликтов. Неустойчивые государства как источник

конфликтов. 3. Роль СМИ в развертывании и урегулировании конфликтов. 4. Проблема восприятия конфликта его участниками, роль психологических факторов в принятии решений в

кризисных ситуациях. 5. Роль внешних акторов в разрешении международных конфликтов.

1.1. Роль третьей стороны в урегулировании конфликтов; 1.2. Проблема выбора партнеров и механизмов воздействия при урегулировании конфликтных

ситуации; 1.3. Роль международных организаций в разрешении конфликтов и международные операции по

поддержанию мира.

Материалы для обсуждения

Conflict Barometer 2007. Crises – Wars – Coups d’Etat Negotiations –Mediations –Peace Settlements. 16th

Annual Conflict Analysis // Библиотека КВИМО (Тематический каталог. Раздел «Управление конфликтами»).


Annual Conflict Analysis // http://www.hiik.de/en/konfliktbarometer/pdf/ConflictBarometer_2008.pdf





Short Term and Long Term Trends in International Conflicts: Presentation for the Seminar “Conflict Prevention

and Conflict Management“ by the Friedrich-Naumann-Stiftung, Gummersbach, Febrary 20, 2006 // Библиотека КВИМО

(Тематический каталог. Раздел «Управление конфликтами»).

Дебиел Т., Клингебил Ш., Мелер А., Шнекенер У. Между невежеством и вмешательством. Стратегии и

дилеммы внешних актеров в неустойчивых государствах // Библиотека КВИМО (Тематический каталог. Раздел

«Управление конфликтами»).

Клоук К. Медиация зла, войны и терроризма: политика конфликта // Библиотека КВИМО (Тематический

каталог. Раздел «Управление конфликтами»).

Принципы международного участия в постконфликтных государствах и ситуациях // Библиотека КВИМО

(Тематический каталог. Раздел «Управление конфликтами»).

Гуменский А. Управление международной информацией // Международные конфликты. Том 8. Номер

1(22). Январь–апрель 2010.

http://www.hiik.de/en/konfliktbarometer/pdf/ConflictBarometer_2008.pdf




Азбукин В., Терехов С. Проблема разрешения конфликтных ситуаций // Международная жизнь. 1999. №

10.

Воронов К. Миротворчество стран Северной Европы: ответы на вызовы // Мировая экономика и

международные отношения. 2011. № 12.

Гоптарева И.Б. О возможных механизмах разрешения конфликта // Полис. 1998. С. 138–141.

Дмитриев А., Кудрявцев В., Кудрявцев С. Введение в общую теорию конфликтов. М., 1998.

Дружинин В.В., Конторов Д.С., Конторов М.Д. Введение в теорию конфликта. М., 1998.

Дубровин Ю.И. Конфликтология и безопасность. Введение в практическую конфликтологию: Учебное

пособие. Новосибирск, 1998.

Егорова Е.В. США в международных кризисах (политико-психологические аспекты). М., 1988. С. 19–61.

Загробян А.Г. Переговорный процесс в условиях международного кризиса // США: экономика, политика,

идеология. 1998. № 8.

Здравомыслов А.Г. Фундаментальные проблемы социологии конфликта и динамика массового сознания

// Социологические исследования. 1993. № 8.

Калашников Н.С. Переговорный метод управления конфликтом // Социс. 1998. № 5.

Лебедева М.Н. Политическое урегулирование конфликтов: подходы, решения, технологии. М., 1997. С.

18–35, 46–58, 75–77, 103–122, 183–200.

Международные отношения: социологические подходы / Под ред. П.А. Цыганкова. М., 1998.

Минаев М. Проблематика «слабых государств» в американской аналитике // Международные процессы.

2007. Т. 5, № 2(14).

Морозов Г.И. Миротворчество и принуждение к миру // Мировая экономика и международные

отношения. 1999. № 2.

Панова В. Современные западные исследования международного конфликта // Международные

процессы. 2005. Т. 3, № 2(8).

Степанова Е. Интернационализация локально-региональных конфликтов // Международная жизнь. 2000.

№ 11.

Установление мира: свет и тени современного миротворчества // США: экономика, политика, идеология.

1997. № 3.

Фельдман Д.М. Конфликты в мировой политике. М., 1997.

Цыганков П.А. Международные отношения. М., 1996. С. 242–255.

Попытки урегулирования ближневосточного конфликта

(4 часа)

1. Палестино-израильские переговоры в начале 1990-х гг. Подписание соглашения о

палестинской автономии (май 1994 г.).

2. План «Дорожная карта» для Ближнего Востока. План А. Шарона одностороннего

«размежевания с палестинцами» и его осуществление.

3. Военная операция Израиля в Ливане в 2006 г., ее итоги.

4. Фактор ХАМАС в израильско-палестинских отношениях.

5. Международно-правовые и конфессиональные аспекты проблемы Иерусалима.

6. Современное состояние арабо-израильского конфликта.


Захарченко А.Н. Перспективы практической имплементации плана ближневосточного мирного

урегулирования "Дорожная карта" // http://www.iimes.ru/rus/frame_stat.html

Маршруты "Дорожной карты": Палестино-израильский конфликт // Азия и Африка сегодня. 2003.

№ 12. С. 2–7.

Условия мира: Палестинское государство в обмен на безопасность Израиля //

http://vip.lenta.ru/doc/2003/05/26/conditions/index.htm

Противостояние // http://www.mideast.ru/CENTER.htm

Сатановский Е. Россия и ближневосточный мирный процесс // Россия на Ближнем Востоке: Цели,

задачи, возможности. М., 2001.

Сатановский Е.Я. Замкнутый круг "миротворческой дипломатии" //

http://www.iimes.ru/rus/search.html

Ханин В. Между "Хамасстаном" и "Фатахлендом": Идеи и стратегии израильских элит на

арабо-палестинском треке // http://www.iimes.ru/rus/stat/2007/10-07-07c.htm

Ходынская-Голенищева М.С. Бар-Иланская речь Б.Нетаньяху в контексте поиска путей

урегулирования ближневосточного конфликта // http://www.iimes.ru/rus/frame_stat.html

Эпштейн А.Д. Геополитические проблемы безопасности Израиля в изменяющейся системе

международных отношений // http://www.iimes.ru/rus/frame_stat.html

Эпштейн А. О будущем Западного берега Иордана и возможностях иордано-израильского

сотрудничества в свете исламистского переворота в секторе Газа.

(http://www.iimes.ru/rus/stat/2007/01-07-07.htm) Яшлавский А. «Хизбалла» и ее роль в геополитических процессах на Ближнем Востоке // МЭМО. 2007. № 7.

Кашмирская проблема в индийско-пакистанских отношениях

1. Возникновение кашмирской проблемы. Индийско-пакистанский конфликт 1947–1948 гг.

2. Индийско-пакистанская война 1965 г. Позиция противостоящих сторон, великих держав и ООН

по кашмирскому вопросу.

3. Ситуация вокруг Кашмира в 1990-е – начале 2000-х гг. Влияние ядерного фактора на

кашмирский кризис. Пути решения кашмирской проблемы.

Литература Антонова К.А. и др. История Индии М., 1979.

Белокреницкий В.Я., Москаленко В.Н., Шаумян Т.Л. Кашмир: забрезжит ли свет в конце туннеля? // Азия и

Африка сегодня. 1998. № 3.

Белокреницкий В. Вместо «холодной войны» – «война цивилизаций»? // Азия Африка сегодня. 2000. № 16.

Белокреницкий В., Москаленко В. Кашмирский очаг исламского экстремизма // Азия и Африка сегодня.

2002. № 1.

http://www.iimes.ru/rus/frame_stat.html

http://vip.lenta.ru/doc/2003/05/26/conditions/index.htm

http://www.mideast.ru/CENTER.htm

http://www.iimes.ru/rus/search.html

http://www.iimes.ru/rus/stat/2007/10-07-07c.htm



http://www.iimes.ru/rus/stat/2007/01-07-07.htm

Белокреницкий В. Пакистан – Индия: конфронтационная стабильность? // Международные процессы.

2006. № 2 или Россия и мусульманский мир. 2007. № 1.

Величкин Н. Внешняя политика Индии // Индия 1983. Ежегодник. М., 1985.

Внешняя политика стран Азии. М., 1983.

Горохов С. Корона раздора // Азия и Африка сегодня. 1998. № 1.

Кауль Т.Н. Индия и Азия. М., 1987.

Колыханова Г.П. Индийско-пакистанский конфликт // Региональные конфликты в Азии и Северной Африке.

М., 1997.

Кучин Н. Индия и Пакистан стали ядерными державами // Новое время. 1998. № 52.

Мелехина Н.В. Пути и перспективы решения Кашмирской проблемы // Восток. 2008. № 3.

Москаленко В. Пакистан и Индия: Две страны, один конфликт // Азия и Африка сегодня. 2001. № 1.

Москаленко В. Спор между Индией и Пакистаном изначально носит межцивилизационный характер //

Россия и мусульманский мир. 2002. № 9.

Проблемы мира и безопасности в Азии. М., 1987.

Развивающиеся страны в системе международных отношений. М., 1990.

Шаумян Т.Л. Кашмирский узел и Россия // Региональные конфликты в Азии и Северной Африке. М., 1997.

Шаумян Т. Китайский синдром // Азия и Африка сегодня. 1999. № 7.

Шаумян Т. Кашмирский тупик // Азия и Африка сегодня. 2002. № 9.

Южная Азия: конфликты и геополитика. М., 1999.

Конфликты в Африке и международные миротворческие усилия

(4 часа)

1. Причины повышенной конфликтогенности Африканского континента (социально-экономические,

этно-конфессиональные, внутрирегиональные и внерегиональные, иные факторы).

2. Распад сомалийской государственности и миротворческая операция ООН в Сомали 1992–1995 гг.

Сомали как пример «несостоявшегося государства».

3. Конфликты в районе Великих африканских озер (Этнический конфликт в Руанде, Конголезский кризис).

4. Миротворческие усилия по разрешению конфликтных ситуаций на Африканском континенте, их

эффективность.


Васильев А. Большая африканская война // Азия и Африка сегодня. 2001. № 1, 2.

Васильев А. Африка и вызовы XXI века // Азия и Африка сегодня. 2002. № 8. С. 2–12.

Дейч Т. Миротворчество на африканском континенте // Азия и Африка сегодня. 2007. № 1.

Денисов А. Уроки Руанды // Азия и Африка сегодня. 2000. № 8, 9.

Дульян А. Руандийский геноцид // Международная жизнь. 2004. № 4–5. С. 91–96.

Емельянов А. Современная конфликтность в Африке // Международные процессы. 2007. Том 5. № 3 (15).

Заемский В. Опыт миротворческих операций ООН // Обозреватель. 2004. №6. С. 42–49.

Иноземцев С. О некоторых проблемах миротворчества в Африке // Зарубежное военное обозрение. 2005.

№ 9.

Конфликты на Востоке. Этнические и конфессиональные / Под ред. А.Д. Воскресенского. Глава. 2. М.,

2008. С. 69–86.

Кукушкин П.В., Поликанов Д.В. Кризис в районе Великих озер: Руанда, Бурунди, Заир. М., 1997.

Лебедев А. Конголезский конфликт и международное сообщество // Азия и Африка сегодня. 2007. № 10.

Поликанов Д.В. Конфликты в Африке и деятельность международных организаций по их урегулированию.

М., 1998.

Роусон Д. Уроки Руанды: сотрудничество и соперничество международных сил // Азия и Африка сегодня.

2011. № 12.

Вопросы к зачету

1. Понятие и классификация международных конфликтов. 2. Пути урегулирования международных конфликтов. 3. Место региональных конфликтов в системе международных отношений в период «холодной войны». 4. Региональные конфликты в условиях ликвидации биполярной структуры мира. 5. Образование Израиля. Палестинская война 1948–1949 гг. 6. Арабо-израильские войны 1956 , 1967, 1973 гг. как проявления силового варианта разрешения

ближневосточного кофликта. 7. Палестино-израильские переговоры в начале 1990-х гг. Подписание соглашения о палестинской

автономии (1994 г.) и его реализация. 8. План «Дорожная карта» для Ближнего Востока. План «одностороннего размежевания» с палестинцами и

современное состояние израильско-палестинских отношений. 9. Кашмирский конфликт в индийско-пакистанских отношениях в конце 1940-х – 1980-е гг. Позиция

противостоящих сторон, великих держав и ООН по кашмирскому вопросу. 10. Ситуация вокруг Кашмира в 1990-е – начале 2000-х гг. 11. Эфиопо-сомалийский конфликт 1977–1978 гг. 12. Эфиопо-эритрейский конфликт. 13. Конфликты в регионе Великих африканских озер в 1990-е гг. 14. Конфликт в суданской провинции Дарфур. 15. Конфликт между тамилами и сингалами на Шри Ланке. 16. Сепаратистское движение в индонезийской провинции Ачех. 17. Конфликт вокруг Восточного Тимора и его урегулирование. 18. Сепаратистское движение мусульман на юге Филиппин.

Темы рефератов

1. Причины, значение и роль конфликтов в международных отношениях. 2. Технологии управления и разрешения международных конфликтов. 3. Роль религии в возникновении межэтнических и межгосударственных конфликтов. 4. Роль международных организаций в разрешении международных конфликтов. 5. Практика международных миротворческих операций. 6. Международное право и международные конфликты. 7. Концепция С. Хантингтона и практика международных отношений. 8. Конфликты на постсоветском пространстве и роль России в их урегулировании. 9. Камбоджийский конфликт и его урегулирование. 10. Межэтнические и межгосударственные конфликты в районе Великих африканских озер. 11. Международные миротворческие усилия в Афганистане после военного поражения режима талибов. 12. Кашмирский конфликт. 13. Межгосударственные конфликты из-за островов в Южно-Китайском море. 14. Динамика ближневосточного конфликта во второй половине XX – начале XXI в. 15. Роль международных террористических организаций в международных конфликтах в конце ХХ – начале

XXI в.

МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ

Управление Конфликтами - Пересмотр

Between Ignorance and Intervention

МЕЖДУ НЕВЕЖЕСТВОМ И ВМЕШАТАЛЬСТВОМ

Стратегии и дилеммы внешних актеров в неустойчивых государствах

Тобиас Дебиел/ Штефан Клингебил/Андреас Мелер/Ульрих Шнекенер

Политический доклад 23 Фонда развития и мира

Несостоятельность и развал государственной власти стал ключевым вопросом политики мира и развития в начале

21-го века. События 11 сентября 2001г. привели к тревожной, но банальной констатации того, что несостоятельность

государства угрожает также и безопасности, благосостоянию и свободе Западных обществ – из-за международного

терроризма, который использует шаткие государства в качестве пристанища и оперативных баз; из-за локальных и

региональных войн, трансграничной преступности, гуманитарных катастроф, массовых потоков беженцев или из-за

бесконтрольного распространения различных видов вооружений. Меры противодействия и обороны, принятые

Западными государствами, направлены на защиту их либерального порядка. В то же самое время, чрезмерная реакция

подрывает основы их принципов верховенства права и демократии, как очевидно на примере мер по борьбе с

терроризмом или политики в отношении беженцев. Однако такой анализ угроз со стороны западных промышленно

развитых государств, официально отраженный, не в последнюю очередь, в стратегиях безопасности, разработанных

США (2002г.) и Европейским Союзом (2003г.), не отдает должного этой проблеме, так как он неадекватно учитывает

практические последствия несостоятельности государственной власти для соответствующей страны или для нужд

местного населения.

Во всем мире, в особенности в странах Африки южнее Сахары, арабских странах, на Кавказе, в Центральной и

Юго-восточной Азии и в регионе Анд хрупкая государственность, которая может даже включать развал государств,

является повседневной реальностью для основных демографических групп. У них напрочь отсутствуют

основополагающие возможности, которые имеются у граждан в хорошо функционирующих государствах. Вместо

этого они сталкиваются с многочисленными непредсказуемыми угрозами их физической безопасности, в некоторых

случаях поощряемых коррумпированным аппаратом государственной безопасности. Предоставление базовых

общественных услуг (например, чистой воды, энергии, здравоохранения, образования) либо отсутствует, либо

находится под угрозой; отсутствует формальная инфраструктура для хозяйственной деятельности; отсутствует

правовая стабильность и политические и правовые институты для разрешения конфликтов; ограничены

политические права и свободы; линчевание и комитеты бдительности заменяют обычные или традиционные

системы правопорядка и т.д.

На фоне этого люди зачастую вынуждены искать безопасность и толику социального обеспечения вне системы

государственных институтов. Помимо семейных структур, НПО, международных организаций и двусторонних

доноров, а также этно-национальных или племенных групп все большую роль играют в этом религиозные власти

или даже бывшие полевые командиры со своими боевиками. Однако связанное с этим восприятие или замещение

ключевых государственных функций может попросту еще больше подорвать саму суть и легитимность государства. В

конце концов появляется государство, от которого никто на самом деле не ожидает ничего хорошего.

Слабые или шаткие государства не вписываются в концепцию международной системы, основывающейся на

надлежаще функционирующих государствах. Однако вот уже много десятилетий они являются частью

действительности в отношениях между Севером и Югом. Более того, с 90-х годов наблюдается тенденция к

деградации – иногда даже быстрой,- государственной власти (как, например, в Сомали, ДР Конго, Либерии, Сьерра

Леоне, Афганистане и, время от времени, в Таджикистане и бывшей Югославии). Эти процессы необходимо

повернуть вспять, но это не всегда требует широкомасштабной интервенции со стороны международного

сообщества. Ключевой отправной точкой является целенаправленное снижение уязвимости государств,

подверженных кризисам, и способствование развитию легитимных и адекватно функционирующих государственных

структур. Заключения Целевого Комитета по несостоявшимся государствам (2003г.) Мэрилендского университета

указывают на то, что справедливость в мире торговли, удовлетворение минимальных основных нужд, тонкая, и не

слишком резкая смена режима, интеграция в стабильные субрегиональные структуры и участие в международных

организациях играют в этом контексте важную роль. Также важно быть готовым к развертыванию сил быстрого

реагирования в отдельных ситуациях, когда налицо явная возможность резкого ухудшения в развитии страны. Такой

тип сценария «у перепутья» обычно возникает при следующих обстоятельствах:

Международный финансовый кризис с его последствиями для уязвимых государств, которые уже полностью интегрированы в международные рынки капитала (например, Индонезия во время азиатского кризиса в 1997г.)

Падение цен на сырье в странах, полностью зависящих от экспорта первичных товаров (например, Руанда или Йемен в начале 90-х годов)

Утеря власти в результате военных конфликтов, нарковойн или субрегиональной дестабилизации (например, Либерия в начале 90-х, Колумбия)

Неудавшиеся попытки трансформации или демократизации системы (например, Непал, Конго-Заир, Пакистан)

Растущая воинственная, и, в некоторых случаях фундаменталистская оппозиция авторитарному или полуавторитарному режиму, который реагирует репрессиями (Саудовская Аравия).

Внешние актеры сталкиваются с фундаментальными проблемами, когда происходит развал государственности в

национальных или местных масштабах. Как можно при таких условиях жизнеустойчиво укреплять государственные

институты, которые пользуются некоторой легитимностью? Какой подход необходимо предпринять по отношению

к негосударственным и субгосударственным структурам? Данный Политический доклад пытается предоставить

первоначальный ответ на эти вопросы.

I. ЧТО ДЕЛАТЬ С НЕУСТОЙЧИВЫМИ ГОСУДАРСТВАМИ – ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР

В 80-е годы государство отошло на задний план политики развития и мира. Во многих случаях оно рассматривалось

как социально-экономически неустойчивое, неэффективное, бюрократически раздутое и политически репрессивное

явление. Нередко оно было причиной нестабильности, а не гарантом безопасности для своих граждан. Все эти

выводы получили эмпирическое подтверждение в большом количестве развивающихся государств и стран,

переживающих кризис. Однако вывод, что поэтому только частные и негосударственные актеры могут быть

действенными партнерами в развитии и трансформации конфликтов и в связанным с ними желанием свести роль

государства к минимуму, представляется проблематичным. Поэтому возрождение государства, которое теперь может

наблюдаться как в теории, так и на практике является желанным ходом событий. Однако нельзя сужать фокус до

«центрального государства» или столицы; необходимо вовлекать также региональный и местный уровни. Граждане

чувствуют на себе государство в первую очередь в деревне, в местной общине или городском районе. Также очень

важно видеть построение государства как исторический процесс, в ходе которого попытки внешних актеров навязать

современные структуры скорее всего приведут к большим затратам, что дает им мало шансов на успех. Построение

государства – это комплексный и нелинейный процесс, в котором принимает участие множество общественных

институтов и которые, в дополнение или в конкуренцию государственным институтам, часто участвуют в создании

общественного товара. Тем не менее, внешние актеры могут сделать важный вклад в построение государства, т.е.

стабилизацию, реформы и/или (вос)становление государственных структур и институтов.

Однако международное сообщество по-разному, и даже противоречивыми способами относится к неустойчивым

государствам, не в последнюю очередь в зависимости от позиции, занимаемой основными глобальными актерами,

такими, как США, ООН, Всемирный Банк и страны-члены ЕС. По сути можно определить четыре характерных типа

модуса операнди:

А) невовлечение и сознательная пассивность,

Б) оказание влияния и нажима на местные силы (например, посредством программ помощи и поддержки)

В) угроза или применение принудительных мер

Г) (кратковременное) взятие на себя правительственных функций через протектораты или квази-протектораты.

В реальности обычно предпринимается комбинация этих четырех стратегий, в особенности ввиду того, что внешним

актерам редко удается договориться об общей позиции и неустанно ее придерживаться. Масштабы внешнего

вмешательства зачастую обратно пропорциональны шансам на успех: чем крупнее кризис и чем дольше его

игнорировали, тем сильнее тяготение к тому, чтобы прибегнуть к всеобъемлющей интервенции. На этой стадии,

однако, такие действия могут только обуздывать худшие эксцессы и залечивать симптомы. Более того, вслед за

стадией интенсивных действий зачастую наступает поворот на 180 градусов, кульминирующийся сознательным

бездействием. Сомали стал примером такой крайности, но этот зигзагообразный путь наблюдается также и на

примерах Гаити, Бурунди или ДР Конго. Хаотичная последовательность невежества, становления в позу,

интервенции и затем возвращение к невежеству скорее всего является медвежьей услугой перед лицом необходимости

постоянного укреплении структур шатких государств.

Одна из причин такого описанного выше опасного положения дел состоит в том, что участие или неучастие

внешних актеров зависит от набора критериев, которые имеют мало отношения к ситуации на месте. Существуют ли

традиционные взаимоотношения с данной страной (например, колониальные)? Есть ли региональные связи или

географическая близость? Освещается ли интенсивно данная страна мировыми средствами массовой информации?

Привлечены ли другие внешние актеры? Можно ли мобилизовать и обосновать необходимые для этого ресурсы на

национальном политическом уровне? Вступают ли в игру экономические, геополитические соображения и интересы

безопасности? Есть ли адекватная легитимность в международном праве? На этом фоне объективный перечень

критериев остается иллюзией; возможности и опасения будут всегда играть ключевую роль в принятии решений

внешними актерами. Тем не менее, ввиду ограниченности имеющихся ресурсов и роста спроса на них возникает

вопрос, не может ли международное сообщество договориться о конкретных стандартах или принципах, при

помощи которых можно влиять на ход событий в неустойчивых государствах посредством стимулов, санкций или

даже военной интервенции. Предпосылкой для этого процесса является более точная классификация явления

«слабеющие государства».

II. CЛОЖНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ШАТКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

Большинство южных государств и государств-преемников Советского Союза на Кавказе и в Средней Азии

представляют собой широкий спектр государственности, начиная с консолидации государственной власти и кончая

несостоятельностью таковой. На одном конце спектра есть такие государства, как Мексика, Бразилия, Таиланд и

Южная Африка, которые идут по пути Западной демократической модели рыночной экономики, но зачастую не

могут предоставить своим гражданам необходимую защиту от угроз их выживанию (например, развал системы

поддержания правопорядка из-за разгула преступности, отсутствие базовой социальной защиты от экономических

потрясений и т.д.). На другом конце спектра – развалившиеся государства, исключительный сценарий, который до

сих пор наблюдался лишь в небольшой кучке государств (например, в Сомали, Афганистане, Либерии, Сьерра

Леоне). Большинство стран занимают промежуточное положение между этими двумя крайностями: они являются

недостаточно консолидированными («слабыми») государствами, в которых правовое поле, защита от насилия и

социальная инфраструктура существуют лишь в ограниченном масштабе. Некоторые из них – слабеющие

государства, что означает, что они находятся на пути к несостоятельности и могут в конечном счете развалиться.

Такие государства, в которых государственная власть «стоит на краю пропасти», должны в особенности стать

объектом внешней политики и политики безопасности и развития, чтобы можно было сделать вклад в их

постоянную стабилизацию посредством средне- и долгосрочного предотвращения кризиса.

Классификация по типам стран является предварительным шагом к пониманию различных проявлений

несостоятельности и развала государства. Однако ее недостаточно как средства адекватного определения сложной

реальности и аспектов шаткой государственности в любой взятой стране. Во многих Южных государствах, к

примеру, есть неподконтрольные государству регионы, и до которых так полностью и не добралась центральная

власть. В них общественная стабильность, социальное благосостояние и разрешение конфликтов в первую очередь

гарантируются «традиционными» или местными механизмами и институтами, которые могут иметь народную

легитимность, но чья практика иногда идет вразрез со стандартами веобщих прав человека (например, северная

Нигерия, северный Кот-Дивуар, западный Камерун, различные сельские регионы Афганистана и Пакистана и т.д.).

Отсутствие или развал государственности, таким образом, не обязательно означает полный развал общественной

стабильности и норм. На самом деле, несмотря на шаткие структуры, многим странам (например, Пакистану,

Йемену) удается довольно эффективно функционировать неожиданно долгое время. В этом контексте социальные и

государственные структуры увязаны друг с другом в процессе взаимодействия, содержащем элементы сотрудничества,

взаимодополняемости и конкуренции. В каждом случае важен с самого начала систематический учет вклада

(конструктивного и деструктивного) со стороны общественных актеров в построение государства.

В принципе неустойчивая государственность не должна рассматриваться как «отход» от модели ОЭСР, а скорее как

«норма» во всем мире. Данный взгляд не противоречит конечной значимости модели ОЭСР как исторического и

нормативного стандарта. Однако он учитывает тот факт, что повсеместное принятие либеральной демократической

модели и создание стабильных государственных структур не является реалистической перспективой в ближайшие

десятилетия. Поэтому сложная природа неустойчивой государственности исключает существование единых

стандартных решений. Нельзя допустить повторения ошибок, допущенных в 60-е и 70-е годы и произошедших из-за

относительно однородных стратегий построения наций или государств, которые не смогли по-настоящему учесть

местные факторы.

III. ДИЛЕММЫ И ВЫЗОВЫ, СТОЯЩИЕ ПЕРЕД ВНЕШНИМИ АКТЕРАМИ

Столкнувшись с существованием разваливающейся или несостоятельной государственности, внешние актеры

регулярно сталкиваются с удручающими проблемными сценариями, по отношению к которым решения остаются

двойственными. В данной главе обозначены ответы на семь групп вопросов, которые, по нашему мнению, освещают

ключевые дилеммы и вызовы:

1. Как внешним актерам взаимодействовать с правящей элитой? Являются ли они обычно гарантами государственной стабильности? Или же задает ли в конечном счете краткосрочная стабилизация режима курс на несостоятельность государства?

2. Кто должен отвечать за оказание общественных услуг? В какой степени и должно ли международное сообщество предоставлять такие услуги?

3. Кто должен гарантировать безопасность? Существуют ли альтернативы государству? Могут ли негосударственные враждебные актеры играть конструктивную роль?

4. На каком уровне следует укреплять государство? Какие возникают возможности и риски в результате принятия мер по децентрализации или федерализации?

5. Какие подходы следует принять при наличии противоречивых целей у различными государственными сферами? Следует ли, к примеру, отдать приоритет сектору безопасности?

6. Как международному сообществу относиться к государственности «де факто»? Устарела ли бытующая концепция суверенитета?

7. Когда становится позволительным для «международного сообщества» отводить глаза от кризисных государств? Какой следует предпринять подход в отношении к «двоечникам»?

1. Стабильность режима в отличие от стабильности государства

В неустойчивых государствах «государственная власть», или скорее ее представители, могут рассматриваться как

равный партнер внешних актеров только до определенных пределов. Однако подход, который обходит стороной

государство и концентрируется в первую очередь на негосударственных актерах, может подспудно привести к

дальнейшему ослаблению государства. Как разрешить эту дилемму? Во времена Холодной войны правительства,

представляющие себя как держателей государственной власти, как правило автоматически признавались

международным сообществом. Однако в начале 90-х годов ситуация изменилась. Стало очевидным, что

стабилизацию режима нельзя приравнивать к стабилизации государства: во многих случаях развивались «клановые»

сети, а не структуры и институты, независимые от отдельных лиц. Содействие в развитии или помощь в

чрезвычайных ситуациях зачастую непреднамеренно пестовали мышление по принципу «барышей»; в богатых

ресурсами странах сборы, взимаемые с иностранных компаний, шли на благо не местному населению, а правящей

элите. Благодаря прибыльным «барышам» такая элита редко зависела от (налогоплатящих) граждан, которым, таким

образом, было предоставлено мало прав на участие. Результатом были – и являются – пробелы в легитимности и

проблемы с лояльностью. Постоянной стабилизации таких государств можно зачастую добиться только через

полную трансформацию его существующих структур. Но кто определяет направление и темпы этого процесса? Эта

роль должна возлагаться на народных представителей, которые в идеале получают легитимность через выборы на

свои посты. Однако таких деятелей обычно не хватает в достаточном количестве. В некоторой степени это само по

себе является результатом внешнего влияния, навязанного за последние полтора десятилетия: политическая

обусловленность, направленная на продвижение демократии и защиту прав человека, зачастую выхолащивалась,

затягивалась или даже полностью выпускалась из уравнения во имя «реализма», и, на самом деле, «стабильности».

Заир (ныне ДР Конго) при режиме Мобуту Сесе Секо – классический тому пример.

В то же время во многих случаях внешнее подталкивание к демократизации оказалось контрпродуктивным. Как

доказывает Целевой Комитет по несостоятельности государства, молодые демократии особенно подвержены конфликтам.

Согласно Целевому Комитету частота возникновения насилия и несостоятельности государств в странах с

переходным периодом («частичные демократии») в семь раз выше, чем при авторитарных режимах или зрелой

демократии. Это можно обосновать следующим образом: поспешные выборы без учета «подрывного потенциала»

старой элиты могут инициировать эскалацию насилия в преддверие дня выборов. Бывшие привилегированные

группы также вряд ли пассивно воспримут программы радикального перераспределения, инициируемые новыми

элитами. Затянутый или задушенный процесс демократизации или трансформации (например, Кот-Дивуар) может

также дать толчок взрыву насилия, который в дальнейшем ускоряет развал государства.

Рекомендации:

Необходимо предать истории некритичный подход к правящим элитам, видящих себя как «естественных партнеров» Севера лишь в силу своего положения, но не представляющих собой надлежащим образом избранное или иное легитимное правительство. Полезно при адаптации стратегии по отношению к этим элитам различать между «реформаторами», «хранителями» и «блокаторами». В первую очередь следует искать контакты с прореформистскими движениями, даже если они находятся в оппозиции. В то же самое время необходимо способствовать перемещению «хранителей» в лагерь «реформаторов».

Имея дело с альтернативными элитами, гражданским обществом и другими актерами, важно учитывать не только факт, полезны ли они в разрешении сценариев горящих проблем, но также и насколько их действия могут привести к стабилизации или дестабилизации государств в среднесрочном плане. Редко целесообразна, или даже желаема, простая замена одной элиты на другую.

Также важно учитывать «подрывной потенциал» «старой» элиты, которая просто так не согласится с утерей своей власти и привилегий. Имеются различные стратегии того, что делать с этими элитами, в зависимости

от обстоятельств. Эти стратегии могут включать убеждение, переговоры на основе стимулов, прогрессивная социализация или даже намеренная маргинализация и исключение.

2. Государство против международных актеров

С точки зрения граждан образ государства и, следовательно, доверие к нему не в последнюю очередь зависят от

того, может ли оно поддерживать физическую инфраструктуру и обеспечивать хотя бы толику социальных услуг.

Там, где общественные структуры, такие, как школы, центры здравоохранения или даже полиция невидимы или

недоступны, граждане вряд ли будут чувствовать лояльность к государству. Их замена международными актерами

развития явно благотворна, так как она обеспечивает предоставление услуг в сложной ситуации. Однако это

дорого обходится, если в результате государство неспособно предстать в качестве положительного героя, а

международное сообщество неспособно обеспечивать предоставление базовых услуг повсеместно в стране.

Так какие же актеры должны выполнять роль гарантов базовых услуг? Есть значительное количество

противоречивых задач, вытекающих в связи с этим вопросом. К примеру, должна ли эта роль в Афганистане

выполняться сообществом доноров, которое гарантирует наличие базовой социальной структуры на время своего

присутствия в сельских регионах (строительство школ, больниц и т.д.)? Или же должна быть установлена четкая

связь между достигнутым прогрессом и кабульским правительством? Ведь, может быть, стоит передать

ответственность за это на уровень провинций и местного самоуправления и также искать сотрудничества и с

традиционными властями? Здесь нет запатентованных решений. Однако можно разработать принципы действий

на каждый отдельный случай.


В качестве общего принципа, двусторонние и многосторонние доноры и международные НПО должны стараться использовать государственные структуры и легитимные общественные институты в соответствующей стране, таким образом повышая их видимость и эффективность. Доноры должны работать с альтернативными или параллельными структурами только лишь в исключительных случаях, например, когда у государства нет надлежащей легитимности, когда высок уровень репрессии или в наличии недопустимый уровень стяжательства и коррупции. В таких случаях было бы разумным обойти государство и поручить другим актерам (НПО) задачу по предоставлению базовых услуг.

При подключении негосударственных институтов необходимо предпринять все меры к тому, чтобы установить связь между этими актерами и государственными институтами в среднесрочном плане. В принципе это легче достигнуть на местном, а не на центральном государственном уровне.

Постконфликтные ситуации, в которых все еще создаются государственные структуры, являются особым случаем. Однако и в этих случаях есть возможность с самого начала видимым образом привлекать на местном уровне государственные институты с целью более ранней, чем обычно, передачи им ответственности.

При планировании и мониторинге базовых социально-экономических услуг стандарты должны быть менее бюрократическими, и более прозрачными и эффективными. Иначе и так слабые возможности на местном уровне будут еще более перенапряжены. Меры надо «подавать» таким образом, чтобы в поле зрения попадала деятельность местных партнеров, а не доноров.

3. Государственная монополия власти против негосударственных олигополий насилия

В некоторых регионах мира функции правительства никогда, или лишь на короткое время, выполнялись как

монополия власти. Во многих африканских странах, к примеру, общинные функции, а значит и функции власти,

традиционно были поделены между разными компетенциями. Даже колониальные и постколониальные

правительства редко когда создавали государство и (даже легитимную) монополию на власть, в особенности в

удаленных от побережья регионах или приграничных территориях. Таким образом, сосуществование нескольких

притязаний на власть рассматривается наблюдателями как историческая норма. Это не должно затенять динамику

этого процесса: по мере смещения альянсов влияние получили или якобы получили различные власти или

воинствующие актеры. Это в особенности случается, когда вступают на арену внешние факторы. Существует

широкий разрыв между реальным состоянием государственной власти во всех частях света и эталоном ОЭСР: вместо

монополии власти зачастую возникает «олигополия насилия». Это охватывает варьирующееся количество отчасти

конкурирующих, отчасти сотрудничающих между собой воинствующих актеров различного качественного уровня.

Как правило монополия власти верховенствует, и будет верховенствовать над олигополией насилия. Однако ее

нельзя намеренно и повсеместно создать, даже при наличии (редкой) готовности предпринять масштабную

долгосрочную интервенцию для достижения этой цели.

Независимо от того, хотим ли мы поддержать нижеследующую альтернативу или нет, безопасность, - ключевой

фактор, – может быть обеспечена вне параметров государства многими различными негосударственными актерами, у

которых зачастую крайне неоднозначный имидж. Для некоторых они – благодетели, для других – угроза. Слишком

часто первыми в данном контексте приходят на ум полевые командиры как наиболее выдающиеся негосударственные

воинствующие актеры. Общинные актеры (например, традиционные авторитеты, гражданское ополчение или тайные

общества) или другие такие частные агентства, как коммерческая охранная служба, может быть, иногда лучше

зарекомендовали себя (см. таблицу по данному вопросу на сайте SEF в интернете, страница Policy Paper:

www.sef-bonn.org/en/publications). Без сомнения, в неустойчивых государствах широкие слои населения глубоко

озабочены своей физической безопасностью. Любой актер, способный предоставить такой «дефицитный» товар,

скорее всех получит фору, даже по отношению к остаткам государственной власти с точки зрения установления

своей легитимности, и поэтому внешним актерам непозволительно продолжительное время их игнорировать.

Однако негосударственные актеры также должны заслужить доверие и веру к себе до того, как можно будет повысить

их статус. Через косвенное признание этих актеров посредством сотрудничества возникает также риск того, что

другие (включая негосударственных актеров) будут недооценены или исключены. В этом смысле включение всегда

также предусматривает и исключение, и его последствия необходимо тщательно продумать.


Рекомендуется провести анализ потенциала всех важных для обеспечения безопасности актеров, их легитимности и признания народом. В некоторых случаях негосударственные актеры лучше способны обеспечить эффективную службу безопасности.

Общее правило, применяемое в данном контексте, заключается в том, что чем выше их предполагаемая легитимность в народе, тем больше их надо рассматривать как потенциальных партнеров по переговорам и, если это подходит, сотрудничеству.

Однако не надлежит идеализировать таких актеров. При разработке стратегии поддержки или сдерживания основным вопросом является, насколько они будут способствовать, а не затруднять построение государственной власти в среднесрочном плане. Краткосрочное сотрудничество таким образом должно интегрироваться в средне- и долгосрочную стратегию, обеспечивающую интеграцию различных «провайдеров безопасности» в рамках государства.

4. Центральная власть по сравнению с региональной и местной властью

Существуют различные возможности для укрепления компетенций по принятию решений и институционного

потенциала на субгосударственном уровне. Во-первых, исполнительные функции могут делегироваться на

региональный или местный уровень, в то время как политическая власть и контроль над распределением ресурсов в

конечном счете остается у центрального правительства (децентрализация). Во-вторых, может произойти истинное

смещение компетенций, которые могут также включать право на взимание налогов (автономия, федеральная

структура). У моделей децентрализации и автономии зачастую имеется положительная коннотация в общественном

дискурсе, также и в отношении к предотвращению насилия и процесса дезинтеграции. Это основывается на

предположении, что близость к субъектам скорее всего даст возможность принимающим решения лучше понимать

ситуацию и придаст им большее чувство ответственности. Таким образом, они могут инициировать

многообещающие меры по избежанию роста недовольства и обеспечить адекватное участие заинтересованных

сторон в разрешении проблем. Большая доля легитимности, приписываемая местным институтам власти, может

способствовать принятию эффективных и одобренных решений, в особенности в кризисных ситуациях. В

соответствии с принципом субсидиарности децентрализация может также привести к смягчению вызовов хрупким

государственным национальным институтам: отныне решения ожидаются именно от местных органов власти.

Однако предпосылкой является то, что местные актеры подчиняются демократическому контролю и допускают

протекание демократических процессов. При более тесном рассмотрении становится очевидным, что это условие не

выполняется. На практике местные силы зачастую оказываются даже более авторитарными и насильственными по

сравнению с соответствующими силами на национальном уровне.

Еще более значимым фактором является то, что децентрализация может способствовать настроениям сепаратизма,

которых в особенно опасаются в неустойчивых государствах. Противники этих реформ приводят аргументы, что

децентрализация, в особенности по этническому признаку, может заложить основу для дальнейшего отрыва целых

регионов, так как компетенции и цепочка командования теперь определяются в столицах регионов, и ресурсы также

контролируются на этом уровне. Однако защитники реформы видят, в частности, автономию, а в некоторых случаях

и федерализм, как единственное прочное решение проблемы меньшинств (Эфиопия, Судан). Дополнительные

угрозы возникают из сочетания децентрализации с демократизацией, например, когда центральная власть ранее

считалась нейтральной по отношению к местному конфликту, но после проведения децентрализации больше не

может выполнять роль посредника. Вместо того, чтобы конфликту разрешиться, он может просто перейти на более

глубокий уровень.


Региональных и местных актеров нельзя наивно рассматривать как «защитников» становления государственной власти. Здесь также важно ответить на следующие вопросы: выполняют ли они критерии успешного производства общественного товара (включая безопасность), и пользуются ли они настоящей (и доказанной на деле) легитимностью?

Без надлежащим образом консолидированных центральных институтов власти существует риск того, что децентрализация и автономия могут подстегнуть существующие центробежные силы, которые и дальше будут подрывать государство. В этом отношении нужно поддерживать равновесие между двумя уровнями. В некоторых случаях это означает, что необходимо параллельно укреплять центральные и региональные структуры.

У широкой общественности зачастую нереалистичные ожидания от центральной власти, которая отвечает за строительство школ, поддержание больниц, к примеру. Эти надежды могут теплиться десятилетиями после развала государства. Однако очень часто гораздо меньшее ожидается от уровней ниже центральной власти (федеральные субъекты/регионы, округа, местные органы власти). На этом фоне внешние актеры должны убедиться, что они делают вклад в реалистическую оценку потенциала государства на каждом уровне власти, от местного до центрального.

5. «Безопасность превыше всего» по сравнению с комплексным подходом

Существует ряд взаимозависимостей и противоречивых задач между различными сферами государственной власти

(безопасности, социального обеспечения и политического порядка) и внешние актеры должны учитывать их в своей

деятельности. Возникают следующие типичные проблемы:

С одной стороны, во многих случаях нужно срочно наладить сектор безопасности, что в конечном счете требует укрепления полномочия органов правопорядка и военных. С другой стороны, нельзя допустить

злоупотребления этой властью с целью политических репрессий на национальном уровне, или даже выполнения военных задач за рубежом.

С одной стороны, нужны международная помощь в развитии и финансовая помощь, чтобы увеличить поступления в госбюджет и обеспечить возможность инвестиций в общественный сектор. С другой стороны, такое обращение финансовых средств не должно усугублять коррупцию, клановость или недобросовестное управление, что в конечном счете может привести к исключению некоторых групп.

С одной стороны, необходимы меры по демократизации; с другой, - политизация коллективной идентичности в многоэтнических обществах может оказаться опасной, таким образом усугубляя неподдающееся контролю соперничество между группами.

Другими словами, укрепление одной сферы государственной власти может означать одновременное ослабление

другой. В некоторых случаях такой эффект неизбежен и может быть смягчен сопутствующими мерами. Поэтому

имеются сильные аргументы в пользу того, чтобы доноры принимали комплексный подход к построению

государственной власти, одинаково учитывающий все три сферы и пытающийся выявить – и сдерживать –

дестабилизирующие влияния. Это – исходная предпосылка, лежащая в основе действий международного сообщества,

и не в последнюю очередь в Боснии и Косово. С другой стороны, такой всеобъемлющий подход в целом не годится

в качестве шаблона в других контекстах и не может быть реализован на практике из-за одного количества возможных

ситуаций. И, наконец, внешние актеры должны устанавливать приоритеты и должным образом нацеливать свои

скудные ресурсы.

В сомнительных случаях некоторые ратуют за принцип «безопасность превыше всего». Ими отдается предпочтение

налаживанию положения с безопасностью в стране, что включает обуздание деятельности негосударственных

враждующих актеров. Такой подход не исключает принятие военных и политических мер. Реформа сферы

безопасности (судебной системы, органов правопорядка, армии, секретных служб), вместе с проектами, нацеленными

на демобилизацию, разоружение и реинтеграцию повстанческих сил и солдат-детей, видится как центральный

элемент построения государства. Укрепление государства более или менее отождествляется с укреплением сферы

безопасности. Критики такого подхода опасаются, что этот чрезмерный фокус на безопасности мало чем помогает

решению структурных проблем, в особенности если ангажированность международного сообщества заканчивается,

как только восстанавливается хотя бы толика спокойствия и фокус внимания перемещается на следующий сценарий

кризиса. Более того, в данном контексте в равной мере применим принцип «безопасности не может быть без

развития».


Оба подхода не обязательно исключают друг друга, если они выполняются параллельно. В краткосрочном плане зачастую имеет смысл сосредоточиться на принципе «безопасность превыше всего», но невозможно обеспечить долгосрочного успеха без комплексного подхода. Поэтому здесь нужна стратегия, увязывающая оба процесса.

Такие подходы, как Реформа Сектора Безопасности (SSR) и Разоружение, Демобилизация и Реинтеграция (DDR) необходимо в большей степени включать в основные меры по развитию. Однако необходимо убедиться, что они применяются не изолировано, а прокладывают дорогу более радикальным реформам, которые должны в особенности касаться судебной системы и верховенства права, мер по борьбе с коррупцией, парламентского контроля и защиты прав человека. Таким образом, можно обеспечить положительное взаимодействие между различными сферами.

6. Принятая концепция суверенитета по сравнению с признанием «новой» действительности

Территориальная целостность и суверенитет государства являются столпами, позволяющими защищать надежные и

стабильные отношения в рамках международного сообщества. Однако в отдельных случаях они препятствуют

признанию новой действительности и связанных с ней альтернатив для действий. В особенности это касается

парагосударств, де факто государств или «государств в государстве», т.е. структур, соответствующих всем критериям

государственности, но которые не признаются международным сообществом (например, Северный Кипр,

Сомалиленд, Косово).

Однако и здесь происходят изменения. Например, в то время как хартия Организации Африканского Единства

(ОАЕ) содержала обязательства по незыблемости границ и строгой приверженности принципу суверенитета,

Африканский Союз, основанный в 2002г., модифицирует эти принципы прямой ссылкой на альтернативу

гуманитарной интервенции. Основополагающий документ АС, Учредительный Акт, определяет в качестве

принципа: «Право Союза на интервенцию в Страны-Члены в соответствии с решением Ассамблеи перед лицом

угрожающих обстоятельств, как то: военных преступлений, геноцида и преступлений против человечества». Отчет от

2001г. Международной Комиссии по Интервенции и Государственному Суверенитету (ICISS) идет в том же

направлении. В главе «Обязанность защищать» Комиссия призывает не рассматривать больше государственный

суверенитет в первую очередь как право обороны против внешней интервенции, а как обязанность государства

защищать своих граждан. Она одобряет вмешательство со стороны международного сообщества, которое может даже

включать в исключительных случаях военные действия при условии, что оно выполняет установленные процедуры.

Эта видоизмененная концепция суверенитета также имеет последствия и для взаимоотношений с суб- и

парагосударственными структурами. Если центральная власть не в состоянии защищать права человека, к примеру, то

такая функция может передаваться достаточно хорошо функционирующим местным структурам, а также

международному сообществу. Сомалиленд, где до сих пор успешно проходит построение государства «снизу вверх»,

является примером этому. Тем не менее, пока еще не представляется возможным устанавливать с ним регулярные

«межгосударственные» отношения, и большинство доноров, прежде, чем выполнять свои обязательства, требуют

наличия таковых.

Тем не менее, просто благодаря своему размеру с одной стороны, и несостоятельности своих государственных

структур (по защите и контролю внешних границ, осуществляющимся только в весьма ограниченных пределах и т.д.)

с другой, различные африканские государства скорее всего и в предвидимом будущем будут оставаться структурно

нестабильными. Более того, международному сообществу до сих пор не удалось разработать модель

«всенациональных миротворческих миссий» в крупных странах. В Косово, к примеру, в ближайшем будущем не

предвидится возможности достижения удовлетворительной ситуации с передачей функций международного

сообщества местным структурам.


Необходимо продолжать – на уровне ООН и на региональном уровне (например, в рамках АС), - дебаты относительно политических и правовых взаимоотношений с государствами де факто, причем без ложных «табу». Доклад Высшей Комиссии по Угрозам, Вызовам и Изменениям, назначенной Генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном, мог бы обеспечить новую динамику в данном контексте. Правительству ФРГ следовало бы использовать его для того, чтобы сделать вклад в международные дебаты в виде собственного концептуального подхода.

Донорам необходимо разработать новые модели политики развития для случаев наличия де факто-государств, чтобы заполнить нынешние постоянные и недопустительные пробелы. В индивидуальных случаях необходимо иметь возможность предлагать ограниченное по времени сотрудничество парагосударственным организациям и оказывать поддержку через независимо администрируемые фонды. Фасадные структуры утерявших легитимность государств не получают автоматическое право на лучшее финансирование, чем их хорошо функционирующие эквиваленты, обладающие хотя бы толикой легитимности.

Было бы политически разумным отодвинуть на задний план вопросы международного правового статуса на время переходного периода. Конфликтующие стороны всегда готовы принять статус кво при четком наличии некоторой степени открытости и гибкости. Однако такая политика не должна слишком долго предавать табу

вопросы автономии и независимости, так как это будет препятствовать возникновению политической арены в данном обществе. Вместо реагирования международное сообщество в оправданных случаях должно упреждающим образом строить отношения с де факто-независимостью и разрабатывать правовые и политические механизмы для признания действительности.

7. «Продолжать вовлечение» вместо «выхода»

В конце 90-х годов разочарования и трудности работы с правительствами, нежелающими или неспособными

проводить реформы, привели к предпочтительному привлечению «отличников», в отличие от «двоечников», к

сотрудничеству в области развития. Ведь, как показали многочисленные эмпирические исследования, отдача с

инвестиций в развитие гораздо выше в благоприятной политической среде. В результате наблюдался (частичный)

выход из неустойчивых государств с плохими рамочными условиями и обозначенной тенденцией на ухудшение.

Правительства-доноры считали такой выход необходимым, чтобы не потерять доверия со стороны своих

избирателей к своим собственным принципам политики развития.

В недавние годы стало очевидным, что «выход» или недостаточная вовлеченность могут послать мощный сигнал

заинтересованным сторонам и также может в некоторой степени повлиять на других внешних акторов и их

поведение. Но насколько может (частичный) отход послать значимый сигнал? Это в большой степени зависит от

каждого индивидуального случая. Однако растет убеждение, что такая стратегия может оказаться контрпродуктивной,

так как она может способствовать процессам распада. В некоторых случаях это также может лишить местные группы

возможности довести свои чаяния до внимания международного сообщества. И хотя политика развития вряд ли в

долгосрочном плане сделает значимый вклад в преодоление фундаментальных социальных и экономических

проблем в обстановке глубокой нестабильности и отсутствия безопасности, она, тем не менее, играет ключевую роль

в реализации ограниченных по срокам мер по стабилизации. В конечном счете вопрос таков: стоит ли бросать

местное население на произвол судьбы в кризисных ситуациях, или же необходимо попытаться оказать ему помощь в

плане удовлетворения его насущных потребностей, отчасти через инновативные механизмы?


Жизненно важна внешняя политика, политика безопасности и развития, базирующаяся на политических и социальных правах человека, в особенности в кризисных ситуациях, чтобы защитить людей от прямой угрозы их личной безопасности со стороны репрессий, насилия, экономической нужды и стихийных бедствий.

Однако ввиду ограниченности имеющихся ресурсов внешним актерам не остается ничего иного, как более систематически прибегать к анализу затрат и выгод как основе принятия решений о входе/выходе в ситуациях с неустойчивой государственностью. В данном контексте важно учесть, явно ли превалируют потенциальные выгоды над вредными последствиями (например, косвенная легитимизация репрессивного режима). В этом контексте в политике развития надо также учесть нетрадиционные задачи, направленные на развитие, например, вклад в установление стабильности и безопасности.

Становятся все более важными ранжированные подходы, которые, с одной стороны шкалы охватывают участие и помощь, а с другой – вывод/отход. Полный «отход» в целом является неблагоприятной альтернативой, так как она лишает какой-либо возможности отслеживать ситуацию или предпринимать действия вне государственных структур.

Авторы:

Д-р Тобиас Дебиел, исполнительный директор Института Развития и Мира (INEF) университета Дуйсбург-Эссен

Д-р Штефан Клингебил, начальник департамента по Африке южнее Сахары Германского Института Развития в

Бонне

Д-р Андреас Мелер, директор Института по изучению африканских вопросов (в рамках ассоциации Германского

Института по Зарубежью)

Д-р Ульрих Шнекенер. Политолог, сотрудник исследовательского отдела по исследованию глобальных вопросов, Фонд Науки и Политики Германского Института международных вопросов и вопросов безопасности (SWP) в Берлине

Жизненно важна внешняя политика, политика безопасности и развития, базирующаяся на политических и социальных правах человека, в особенности в кризисных ситуациях, чтобы защитить людей от прямой угрозы их личной безопасности со стороны репрессий, насилия, экономической нужды и стихийных бедствий.

Однако ввиду ограниченности имеющихся ресурсов внешним актерам не остается ничего иного, как более систематически прибегать к анализу затрат и выгод как основе принятия решений о входе/выходе в ситуациях с неустойчивой государственностью. В данном контексте важно учесть, явно ли превалируют потенциальные выгоды над вредными последствиями (например, косвенная легитимизация репрессивного режима). В этом контексте в политике развития надо таже учесть нетрадиционные задачи, направленные на развитие, например, вклад в установление стабильности и безопасности.

Становятся все более важными ранжированные подходы, которые, с одной стороны шкалы охватывают участие и помощь, а с другой – вывод/отход. Полный «отход» в целом является неблагоприятной альтернативой, так как она лишает какой-либо возможности отслеживать ситуацию или предпринимать действия вне государственных структур.


Principles for Good International Engagement in Fragile States & Situations

Принципы международного участия в постконфликтных государствах

и ситуациях

ПРИНЦИПЫ МЕЖДУНАРОДНОГО УЧАСТИЯ В ПОСТКОНФЛИКТНЫХ ГОСУДАРСТВАХ

И СИТУАЦИЯХ

Принципы - АПРЕЛЬ 2007 г.

ПРЕАМБУЛА

Движущей силой преодоления бедности и небезопасности в самых нестабильных

постконфликтных государствах мира должны быть руководители и население этих же стран.

Международные актеры могут оказать позитивное, но и негативное воздействие на конечный итог

событий в постконфликтных государствах. Международное участие само по себе не сможет

положить конец нестабильности государств, но соблюдение указанных ниже общих Принципов

может способствовать максимальному увеличению положительного эффекта их работы и

сведению до минимума вероятности непреднамеренного нанесения вреда. Принципы призваны

помогать международным актерам в деле стимулирования конструктивного сотрудничества между

национальными и международными заинтересованными сторонами в странах, испытывающих

проблемы в связи с конфликтами и слабостью управления, а также в период временной

нестабильности в странах, занимающих в этом отношении более сильную позицию. Принципы

рассчитаны не на то, чтобы порождать новые процессы диалога и координации, а на

использование уже существующих процессов. В частности, они должны послужить дополнением

Задач Партнерства, указанных в Парижской Декларации по повышению эффективности внешней

помощи. По мере накопления опыта, Принципы подлежат периодическому пересмотру и

приспособлению.

Долгосрочное видение международного участия в постконфликтных государствах заключается в

том, чтобы помогать национальным реформаторам в деле создания правомерных, эффективных и

устойчивых государственных институций, способных продуктивно работать с народом в целях

поддержки устойчивого развития. Для достижения этой цели необходимо мыслить и работать в

соответствии с указанными ниже Принципами:

ОСНОВЫ

1. Исходной точкой должен быть контекст. Ключевую роль для международных актеров играет понимание специфического контекста в каждой стране, а также общего видения нужного стратегического ответа. Особое значение имеет осознание различий факторов влияния, обусловленных потенциалом страны, политической волей и уровнем законности, а также различий между: (i) постконфликтными/посткризисными ситуациями и ситуациями политического перехода, (ii) ухудшающимися условиями управления, (iii) постепенным улучшением, и (iv) продолжающимся кризисом или тупиковой ситуацией. Требуется тщательный политический анализ для приспособления международных реакций к национальному и региональному контексту, не ограничиваясь количественными показателями конфликта, управления или институциональной мощности. Международные актеры должны определять состав и очередность инструментов своей помощи в зависимости от контекста и избегать тиражирования готовых решений.

2. Не надо причинять вред. Международные инициативы могут непреднамеренно приводить к разделению общества или к усугублению коррупции и нарушений правил и норм, если они не основаны на тщательном анализе конфликта и управления и не включают строгих мер предосторожности. В каждом отдельном случае до принятия международных решений о приостановлении или продолжении действий, финансированных за счет средств из бюджета оказания помощи, необходимо проводить тщательный анализ их воздействия на внутриполитические реформы, конфликт, бедность и небезопасность. Необходимо договориться о гармонизированных и постепенных реакциях, учитывая общие тенденции управления и потенциал приспособления методов и уровня оказания помощи. Сокращение бюджетов оказания помощи в течение бюджетного года должно рассматриваться только в качестве крайнего средства в наиболее серьезных ситуациях. Кроме того, на государства-доноры ложится особая ответственность дома в отношении преодоления

коррупции, например, по части возврата активов, мер по борьбе с отмыванием денег и прозрачности банковского дела. Предпочтение отдается усилению прозрачности при трансакциях между партнерскими правительствами и компаниями добывающей промышленности, которые часто имеют свою штаб-квартиру в государствах-членах ОЭСР.

РОЛЬ ВОССТАНОВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВА И МИРОТВОРЧЕСТВА

3. Надо фокусироваться на восстановлении государства в качестве главной цели. Государства являются постконфликтными, когда государственные 1 структуры отличаются отсутствием политической воли и/или потенциала для предоставления основных функций, необходимых для сокращения бедности, для развития, а также для обеспечения безопасности населения и уважения прав человека. Необходимо не только согласовывать и поддерживать международное участие, но и фокусировать его на создании взаимоотношений между государством и обществом, ориентируя свои действия на два главных направления. Во-первых, на поддержку законности и подотчетности государств путем решения вопросов демократического управления, прав человека, участия гражданского общества, а также миротворчества. Во-вторых, укрепление потенциала государств в области выполнения своих центральных функций является существенным условием для сокращения бедности. Приоритетные функции включают: обеспечение безопасности и правосудия, мобилизацию доходов, создание благоприятных общих условий для предоставления основных услуг, экономическое процветание и создание рабочих мест. Поддержка этих областей, в свою очередь, укрепит доверие граждан к государственным институциям и готовность населения обратиться к ним. Гражданское общество имеет немаловажное значение для выдвижения требований о хорошем управлении, а также для обеспечения предоставления услуг.

4. Надо уделять первостепенное внимание предотвращению. Принятые сегодня меры смогут уменьшить нестабильность, снизить риск возникновения конфликтов и других видов кризиса в будущем, а также содействовать долгосрочному глобальному развитию и безопасности. Международные актеры должны быть готовыми принять срочные меры там, где наблюдается наиболее высокий риск возникновения конфликта и нестабильности. Акцентирование внимания на предотвращении конфликта предполагает также совместный анализ риска, поиск не скороспелых и непродуманных решений, а способов устранения основных причин уязвимости государства в отношении конфликтов, укрепление потенциала местного населения, особенно его женской части, в области предотвращения и разрешения конфликтов, поддержку миротворческих ресурсов региональных организаций, а также проведение совместных миссий для рассмотрения мер по предотвращению кризисов.

5. Надо признавать связь между целями в области политики, безопасности и развития. Постконфликтные государства стоят перед задачами самых различных уровней. Политическая жизнь, безопасность, экономика и социальная сфера – все эти аспекты взаимозависимы. Важную роль играют возможные трения и компромиссы в отношении отдельных, особенно краткосрочных, целей, которые нужно учитывать в процессе достижения консенсуса в области стратегии и приоритетов. Например, международные цели в определенных постконфликтных государствах, возможно, необходимо ориентировать на краткосрочные миротворческие меры для того, чтобы заложить основы долгосрочного прогресса в соответствии с Целями развития Тысячелетия. Следовательно, международным

1 Понятие «государство» в данном контексте исходит из широкого определения концепции, которое подразумевает не

только исполнительную ветвь центрального и местных правительств в государстве, но и законодательную и судебную власть

правительства.

актерам надо определить четкие меры по достижению прогресса в постконфликтных государствах. Государства-доноры должны занимать позицию подключения «всего правительства», то есть, ведомств, отвечающих за безопасность, политические и экономические дела, а также тех, что курируют помощь развитию и гуманитарную помощь. В этой связи необходимо стремиться к максимальной степени политической последовательности и согласования стратегий, сохраняя независимость, нейтралитет и беспристрастность гуманитарной помощи. Правительствам стран-партнеров необходимо прилагать усилия для того, чтобы министерства согласовали между собой приоритеты, упомянутые в их заявлениях в адрес международного сообщества.

6. Надо поощрять отказ от дискриминации в качестве основы стабильных, включающих все группы населения обществ. Реальная или воспринятая дискриминация вызывает ассоциации нестабильности и конфликта и может привести к невозможности предоставления услуг. Международное участие в постконфликтных государствах должно последовательно содействовать равенству между мужчинами и женщинами, социальной интеграции и уважению прав человека. Это – немаловажные элементы, которые представляют собой не только фундамент взаимоотношений между государством и гражданами, но и часть долгосрочных программ по предотвращению конфликтных ситуаций. Меры по стимулированию вовлечения и усилению влияния женщин, молодежи, меньшинств и других исключенных групп должны с самого начала быть интегрированы в стратегию восстановления государства и предоставления услуг.

ПРАКТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

7. Надо согласовать свои действия с местными приоритетами по-разному в зависимости от контекстов. В тех случаях, в которых правительства проявляют политическую волю к поощрению развития, однако не обладают достаточными потенциалами, международные актеры должны пытаться привести свою помощь в соответствие с правительственными стратегиями. Там, где потенциалы ограничены, использование альтернативных инструментов помощи (например, международные сделки или фонды доверительной собственности нескольких доноров) может содействовать согласованию общих приоритетов и ответственности за исполнение между национальными и международными институциями. Если из-за особой слабости управления или наличия насильственного конфликта нет возможности привести меры в соответствие со стратегиями правительства, то международные актеры должны посоветоваться с рядом национальных заинтересованных лиц в стране-партнере и искать шансы на частичное согласование своих мер на секторальном или региональном уровне. Международные актеры должны, по возможности, избегать действий, которые подрывают процесс национального восстановления институций, как например создание параллельных систем без предварительного осмысления переходных механизмов и долгосрочного развития потенциала. Важную роль играет обнаружение функционирующих систем внутри существующих местных институций и работа над укреплением таких систем.

8. Надо договориться с другими международными актерами о механизмах практической координации. Это возможно даже в условиях отсутствия сильной руководящей роли правительства. Важно сотрудничать, по возможности, в области предварительного анализа, совместной оценки, согласованных стратегий и координации политических действий. Практические инициативы могут проводиться в форме организации совместных донорских офисов, согласованного разделения труда между донорами, делегированных договоренностей о сотрудничестве, фондов доверительной

собственности нескольких доноров и идентичных требований в отношении отчетности и финансов. Международным актерам следует, по возможности, сотрудничать с национальными реформаторами в правительстве и в гражданском обществе для того, чтобы проводить общий анализ задач и приоритетов. В случае стран, проходящих переходный этап после конфликта или вывода международных сил, использование таких простых интегрированных инструментов планирования, как матрица переходных результатов, может способствовать определению и мониторингу реалистических приоритетов.

9. Надо действовать быстро … не ослабляя усилия, пока не достигли успеха. При оказании помощи постконфликтным государствам необходимо быть достаточно гибким для того, чтобы воспользоваться «окнами возможности» и реагировать на изменение условий на месте. В то же время в связи с низкими потенциалами и размахом проблем, стоящих в постконфликтных государствах, международное участие в них может оказаться необходимым в течение более длительного времени, нежели в других странах с низкими доходами. Для развития потенциала в наиболее важных институциях, как правило, требуется участие в течение не менее десяти лет. Непостоянство участия (не только в отношении объема предоставленной помощи, но и в области дипломатических действий и присутствия на месте) имеет потенциально дестабилизирующее воздействие на постконфликтные государства. Поэтому, международные актеры должны улучшить предсказуемость помощи в соответствующих странах и обеспечить взаимные консультации и координацию прежде, чем существенно изменить программы оказания помощи.

10. Надо избегать карманов исключения. Международные актеры должны заниматься проблемой «сирот помощи». Речь идет о государствах, в которых нет существенных политических барьеров, препятствующих участию, однако в них работает слишком мало международных актеров, и объемы помощи небольшие. Речь также идет о забываемых географических регионах внутри страны и о забываемых секторах и группах в обществе определенных стран. При принятии решений о выделении ресурсов по странам-партнерам и фокальным направлениям в рамках своих программ помощи, международные актеры должны пытаться избежать неумышленных эффектов исключения. Поэтому, в данном контексте немаловажную роль играют координация присутствия на месте и определение потоков помощи в соотношении с существующими в данных странах абсорбционной способностью и механизмами реагирования на позитивное развитие. В некоторых случаях делегированные стратегии поддержки и договоренности доноров о руководящей роли могут внести вклад в решение проблемы сирот помощи.


Mediating Evil, War, and Terrorism: The Politics of Conflict

МЕДИАЦИЯ ЗЛА, ВОЙНЫ И ТЕРРОРИЗМА: ПОЛИТИКА КОНФЛИКТА

Автор: Кеннет Клоук

Политика является одним из самых древних, стойких и последовательных источников конфликта, так как она

определяет то, как будет распределяться власть среди народа, включая власть над жизнью и смертью, богатством и

нищетой, независимостью и послушанием. Конфликты по этим вопросам веками формировали человеческие

отношения. В их основе, как пишет Ханна Арендт, лежит конфликт, который «с самого начала нашей истории

определял само существование политики: свободы против тирании».

Свобода и тирания являются факторами не только конфликтов между меньшинствами и национальными

государствами, но также и каждодневных конфликтов между родителями и подростками, начальниками и

подчиненными, правительством и гражданами,и везде, где наличествует неравное разделение власти. Если мы

определим политические конфликты как те, которые возникают в результате или против неравного разделения

власти, включая родственную, религиозную и культурную власть, становится очевидным, что политика проникает во

все сферы.

В этом смысле «все личное является политическим», однако и все политическое является личным из-за глобализации,

охвата и скорости коммуникации, большей свободы передвижения и увеличения экологической взаимозависимости.

Мы даже можем говорить об экологии конфликта, при которой развивающиеся международные конфликты

способны потрясти безопасность и порядок повсюду. Уже нельзя больше пренебрегать конфликтами в Афганистане,

Судане, Бразилии и Восточном Тиморе, так как они все более значительно затрагивают наши жизни.

Поэтому требуется лучше понимать не только конфликты в сфере политики, но также и политику конфликта. По

мере сокращения расстояний в мире и ввиду того, что наши проблемы не могут быть решены не иначе, как

международным путем, нам нужны способы выявления, даже в якобы обыденных, межличностных конфликтах, более

масштабных, трансгранично связывающих нас аспектов и методов разрешения политических конфликтов,

являющимися стремительными, стратегическими, трансформационными и основанными на интересах. Явная и

однозначная причина для этого возникла 11 сентября 2001г.

Реакция на 11 сентября

Как нация мы должны заново проанализировать то, как мы реагируем на конфликты, которые происходили и все еще

происходят в результате этой трагедии. Вслед за ней мы, как индивидуумы, нации и личности, стали искать некие

ритуалы самоизлечения, реакции и дисассоциации; некое признание ужаса, горя, страха и смятения, которые мы

испытали. Эти поиски привели, по-моему к сожалению, к тому, что многие нашли выход своему горю и гневу через

ура-патриотизм, ограничение гражданских свобод и «превентивную» одностороннюю войну, направленную не на

тех, кто несет ответственность за эту трагедию, а против нации и народа, не имеющим ничего общего с ней. Такая

реакция привела к страданию, включая горе,страх, размежевание и смятение, - и не только для нас, но и для тех, чьи

жизни мы таким же образом насильственно разбили. В то время, как для меня, как посредника, очевидно, что войне в

Ираке явно существовали десятки альтернатив, ими в значительной степени пренебрегли. Такой отказ от

использования мирных альтернатив способствовал волне агрессивного и отрицательного отношения к тем, кто

противился войне, отказу прислушиваться и сотрудничать с другими странами, ограничению личных свобод и

размежеванию в национальном и международном консенсусе, падению нашего духа, очерствлению сердец,

умалению единства и желания мира, которые спонтанно зародились после 11 сентября.

Ответив насилием на насилие, мы не только утратили уникальную возможность сплотить народы и государства во

всем мире перед лицом террора, мы способствовали культуре войны, а не мира; принуждения, а не сострадания;

мести, а не прощения; изоляции, а не сотрудничества. Нашими агрессивными заявлениями и односторонними

действиями мы умалили важность и престиж миротворчества, разрешения конфликтов, международного партнерства

и общественного диалога, таким образом подпитывая будущие конфликты, усугубляя их и ограничивая возможность

их урегулирования и разрешения.

Иные действия потребовали бы от нас необходимости признать и с сочуствием отнестись не только к горю, которое

мы перенесли в США или в Израиле, но и в равной степени к боли иракского и палестинского народов, которую они

переносят десятки лет. Это заставило бы нас увидеть себя как партнеров в мировом сообществе наций и народов,

прекратить использовать свою превосходящую военную и экономическую мощь с целью принуждения к

повиновению, а также прибегнуть к диалогу, переговорам и арбитражу прежде, чем реагировать применением

насилия, - даже против тех, кого мы видим как зло. Иногда, по словам поэта Мэя Сартона, «надо мыслить как герой,

чтобы действовать как просто порядочный человек.» События 11 сентября ставят перед нами задачу быть в авангарде

умения разрешать споры и применения такого умения упреждающе, превентивно и стратегически в полном спектре

международных разногласий – не для повышения своего могущества, благосостояния или статуса, а для создания

условий, при которых можно было бы разрешать конфликты без войны и террора. События 11 сентября требуют от

нас понимания, что мир неотделим от справедливости, что при этом необходимо увязывать умения разрешать

конфликты интересов с непрестанными усилиями по достижению политической, экономической и социальной

справедливости, без которой будет невозможно построение глобального сообщества, способного разрешать свои

различия без терроризма и войны.

Конфликт Добра и Зла

Журналист Х.Л.Менкен как-то написал за десятки лет до событий 11 сентября, что «Вся цель практической политики

состоит в том, чтобы поддерживать все население в состоянии постоянной тревоги (и таким образом во

всеуслышание опекать его), угрожая ему нескончаемым потоком страшилок, причем воображаемых.» В то время, как

такое описание и сейчас верно, наши страшилки больше не вооброжаемы.

Идет череда нескончаемых конфликтов между палестинцами и израильтянами, пакистанцами и индусами,

ирландскими католиками и протестантами, турками и курдами, хуту и тутси. В дополнение к этому есть еще и

бесчисленные конфликты по всему земному шару между богатыми и бедными, тиранами и демократами, левыми и

правыми, рабочими и хозяевами, коренным населением и переселенцами, этническими большинствами и

меньшинствами, экологами и промышленниками, - и все обвиняют друг друга в грехах.

Самые глубокие и серьезные из этих конфликтов уже не ограничиваются рубежами национальных государств, а

чувствуются всеми и всюду. Даже внешне незначительные разногласия между конкурирующими местными

общинами могут быстро эскалироваться до масштабов мирового кризиса, приводя к убиению невинных,

изнасилованиям, этническим чисткам, экономическому развалу, разрушению экосистем и ненависти, которую

невозможно искоренить даже поколения спустя. Каждое из этих действий напрямую воздействует на качество нашей

жизни независимо от того, насколько далеко мы находимся от самого места конфликта.

После этих бедствий приходят те, кто собирает осколки и начинает все сначала. Тогда как всегда полезно предлагать

в качестве помощи пищу, одежду и кров, жертвы этих катастроф нуждаются в приобретении навыков разрешения

споров, восстановления, примирения и возрождения сообщества. Выздоровление требует признания причин горечи

и смягчения потери. Разрешение конфликта требует устранения системных источников конфликта внутри групп и

культур, активно ратующих за насилие.

Примирение требует способности участия в общественном диалоге, говорить от сердца. Возрождение сообщества

требует создания новой культуры, зиждящейся на содействии, сострадании и уважении различий. Сообща, они

требуют понимания того, как приятие зла, даже в мелких и личных спорах, может привести к войне и терроризму.

В политических конфликтах каждая сторона обычно клеймит другую как зло. Однако что является злом для одного

зачастую для другого является благом, таким образом указывая на то, что зло присутствует в миниатюре в каждом

конфликте. Зло иногда происходит из переноса вины на другого за вред, причиненный нам, или же из-за

предположения, что наша боль была причинена пагубными намерениями наших оппонентов. Возложение вины на

других за наши страдания позволяет нам облекать в конкретную форму наши страхи, давать ход ярости и наказывать

наших врагов или принуждать их к желаемым нам действиям, нежелательным для них. Это позволяет нам брать то,

что им принадлежит, ставить свои интересы выше, вопреки их интересам, а также игнорировать их обвинения в

неправильности наших действий.

Зло вначале не является большим, но начинается исподволь с сокращения сочувствия и сострадания, в конечном

счете приводя к неспособности найти других в себе. Оно продолжается замещением сочувствия антипатией, любви

ненавистью, доверия подозрением, и уверенности страхом. Наконец, оно возносит эти негативные чувства как

добродетель, позволяет им выйти из укрытия, наказывать тех, кто им противостоит и приводит к тому, что другие

реагируют таким образом, чтобы оправдывать их использование. Таким образом каждый раз, когда мы проводим

разграничительную черту, которая отделяет самое себя от чужого внутри нас самих, закладывается возможность для

зла. Эта черта распространяется, когда страх и ненависть направлены против других, а мы при этом молчим и ничего

против этого не предпринимаем; когда несогласных клеймят как предателей и злодеев, а мы позволяем их заглушать,

изолировать, дискриминировать или наказывать; когда негативные ценности превозносятся, а сотрудничество, диалог

и разрешение конфликтов остается в стороне, и при этом мы не протестуем. На более тонком уровне: определение

других как зло является попросту оправданием и катализатором собственных пагубных действий. Определяя «их» как

злодеев, мы исподволь называем себя хорошими и позволяем себе действовать против них так, чтобы они и

внешнему наблюдателю, незнакомому с их прежними злыми делами, казались злом. Таким образом их зло отражает

нашу меньшую способность к сочувствию и состраданию и возвещает о наших планах в конечном счете их наказать.

Чем более жестоко мы планируем их наказать, тем больше мы нуждается в том, чтобы они казались плохими, чтобы

избежать впечатления, что мы являемся агрессором. Конечная цель каждого обвинения в зле, таким образом,

заключается в создании самооправдания, приобретении одобрения внешнего мира и создании нравственной логики

для оправдания совершения зла нами самими.

Обвинения в зле, таким образом, напрямую связаны с неравным распределением и состязательным использованием

власти. Немецкий философ Ницше писал, что восприятие добра и зла исторически восходит к социальным

отношениям доминирования и зависимости между неравными экономическими классами:

«Суждение «добро» ведет свое начало не от тех, кому оказывается «добро». Напротив, сами «добрые», т.е. знатные,

могучие, высокопоставленные и благородно мыслящие считали и выставляли себя самих и свои поступки как доброе,

как нечто высшего сорта, в противоположность всему низкому, пошлому и плебейскому... (Таким образом,)

источником контраста «хорошего» и «дурного» является чувство знатности и расстояния, продолжительное и

преобладающее общее и основное чувство высшего господствующего рода по отношению к низшему, зависимому

роду.» В современном понимании если мы, как индивидуумы или нации, считаем себя хорошими и при этом сильнее

других, мы естественным образом хотим оправдать свое применение неравной силы, заявляя о своем намерении

использовать ее на благо тех, у кого меньше средств, кто не такой хороший. Но без сочувствия, сострадания и

разделения власти такая воля неизменно разовьется в веру в то, что то, что хорошо для нас также должно быть

хорошим и для них. Это приведет нас к тому, что мы воспринимаем их критику нашей корыстной благодеятельности

как неблагодарность, а их противостояние нашей силе как поддержку зла. Мы тогда истолковываем их стремление к

самоопределению как бунт и, возможно, как это было во Вьетнаме, стремимся «убивать их для их же блага».

Для того, чтобы пользоваться своей властью не испытывая при этом чувства вины и не в ущерб себе, мы все больше

вынуждены избавляться от сочувствия и сострадания, пока мы не сможем больше признавать соперника как равного

нам. Тогда мы чувствуем себя оправданными, когда обращаемся корыстно со своей силой и нападаем на них, или же,

когда кто-либо пытается обуздать нашу власть или выравнять ее распределение. Именно в данный момент простая,

естественная и невинная корысть начинает свое восхождение к злу. С каждым шагом ее подпитывает гнев, страх,

зависть, боль, вина, горе и стыд, а также подавление сочувствия и сострадания.

Однако вся эта динамика происходит в малых масштабах в бесчисленных мелких личных конфликтах каждый день, и

используется для оправдания нашего дурного обращения с другими, включая детей, родителей, супругов, братьев и

сестер, соседей, подчиненных и даже незнакомцев на улице. Каждый доминирующий индивидуум, организация,

класс, культура и нация придумывает истории и обвинения в зле для оправдания бесчувственности, корыстного

применения силы и нарушения своих собственных нравственных и этических принципов в ответ на образ врага.

Хуже того, эти мелкие оправдания могут систематизироваться и манипулироваться в национальных масштабах с

целью получения мандата на войну и геноцид, точно так же, как война и геноцид дают мандат индивидуумам на

агрессию и воспрепятствование примирению в их личных конфликтах.

По этим причинам нам, как индивидуумам и нациям, необходимо тщательно продумать, как мы определяем наших

врагов, избавляемся от сочувствия и сострадания, организуем систему ненависти и объясняем наши деструктивные

действия во время конфликта. Например, мы часто сочетаем следующие элементы для создания окольного

определения «врагу»:

Предположение вредных для нас намерений (он намеревался нанести ущерб, который мы пережили)

Недоверие (каждые выражаемые им идеи и высказывания неверны или предложены по нечестным причинам)

Облечение в конкретную форму Вины (все плохое или неправильное – по его вине)

Атрибуция Зла (он хочит уничтожить нас и все для нас ценное и поэтому должен быть уничтожен)

Ожидание антагонизма (все, что ему на пользу – нам во вред, и наоборот)

Параноя и зацикливание на предательстве (любая критика в наш адрес и похвала в его являются предательством и нелояльностью)

Предосуждения (все, кто на стороне врага - наш враг)

Подавление сочувствия (между нами ничего общего нет, и считать их за людей опасно)

Изоляция и тупик (огульный отказ от диалога, переговоров, сотрудничества и разрешения конфликта)

Самосбывающиеся предсказания (их зло позволяет нам стать их врагом) (основано отчасти на могографии Курта Р. и Кати Спиллман). Мы можем провести деконструкцию и трансформацию каждого из этих элементов, к примеру, дифференциацией между намерением и результатом, восстановлением доверия посредством мелких соглашений, возложением на себя ответственности за проблемы, выявлением общих ценностей, адаптацией процессов на с учетом взаимных интересов, путем самокритики и признания критики, расотождествлением человека и группы, к которой он принадлежит, сочувствием, диалогом и переговорами, и собственным отказом от недостойного поведения. Начать надо с того, чтобы увидеть, как Зло отражено в формулировках, используемых нами для описания наших конфликтов, врагов, проблем и самих себя.

Язык конфликта

В каждой стране есть не только национальный язык и местные диалекты, но и тысячи микроязыков, включающих

профессиональную терминологию и этническую фразеологию, модный жаргон, бюрократические формулировки,

бытовую лексику и жаргон поколений. Существует, например, отдельный язык для управленцев, для политических

кандидатов, этнических меньшинств, социальных классов, экономических циклов и у уголовников. Каждый из этих

языков выполняет уникальную функцию и приносит уникальные результаты в умах и поведении тех, кто им

пользуется.

Есть также и особый язык конфликта. Он характеризуется осознанным использованием утрирований в

высказываниях для маскировки просьбы как уверения, как, например, в таких готовых фразах, как «ты всегда» или «ты

никогда». Такие слова не используются как утверждение, а означают «ты делаешь слишком мало или слишком много

того-то для меня» и «я был бы признателен, если бы ты делал больше или меньше того-то.» Однако само

использование таких фраз указывает на наличие глубинных эмоциональных проблем, которые побуждают нас:

Маскировать наши просьбы под утверждения

Преувеличивать истину

Подгонять других под стереотип неразумности

Не брать на себя ответственность за выражение своих нужд

Неточно формулировать то, что мы хотим от других

Упустить возможность продемонстрировать свою уязвимость и быть открытыми для других для более близкого диалога

Пренебрегать нуждами, оправданиями и причинами других, стоящими за их интересами

Упустить возможность вести конструктивные переговоры для удовлетворения обоюдных потребностей.

Когда мы некомфортно чувствуем себя по отношению к сильным эмоциям или хотим закамуфлировать какие-либо

скрытые интересы, становится трудным точное описание наших чувств. Когда нас спрашивают о том, что мы

испытываем, мы прибегаем к словам, подразумевающим, что нас принуждают к чему-то, вместо слов, признающих

нашу ответственность за наше восприятие того, что сделали другие. Мы, к примеру, говорим: «Он приводит меня в

ярость», или «Он сводит меня с ума» вместо «Я зол». Или же, «Она такая болтушка» вместо «я чувствую себя

преданым». Или, «Он хочет моей крови» вместо «Я боюсь, он меня уволит».

Путем перевода или переформулировки этих высказываний мы трансформируем язык бессилия в язык собственной

силы, точно так же, как мы это делаем путем замены утверждения от второго лица утверждением от первого лица,

путем точного выражения того, что мы чувствуем, переформулировкой повествования о конфликте и признания

того, что за обвинениями стоят признания и просьбы, что больше в наших интересах. Все это является ценными

высказываниями, но они не решают проблему, лежащую в их основе. Более тщательный анализ языка, используемого

в политических конфликтах, выявляет их глубинные проблемы.

Психолог Ренана Брукс описывает то, как используется язык в поддержку злоупотреблений и доминирования в

отношениях между сильными и слабыми. Она приводит, к примеру, огульные утверждения, которые по сути

настолько абстрактны и бессмысленны, что на них невозможно и возразить; чрезмерный переход на личности в

проблемах, чтобы их можно было решить только в индивидуальном порядке; негативные тезисы, которые только

усугубляют пессимистическое видение мира; а также внушение «приобретенной беспомощности», которая

предполагает невозможность перемен. Мексиканский писатель Октавио Пас описывает то, как такая деградация языка

отражает более широкий социально-политический упадок:

Когда общество разлагается, первым заражается гангреной его язык... и помимо демагогии с ее искусственными

цветами, появляется варварский синтекс во многих наших газетах, тупость языка в рупорах и на радио,

отвратительная вульгарность в рекламе – вся эта душащая риторика. Такое же удушение происходит и в риторике

конфликта в результате искажений, порожденных враждебными утверждениями в разговорах и на слуху, убогого

выражения сильных эмоций, сосуществования страха и ярости, веса и невесомости проблем, тяги к мести и

прощению и одновременной демонстрации силы и бессилия, высокомерия и скромности, главенствования и

зависимости.

Язык, используемый организациями, также может стать средством доминирования и контроля, подпитывая понятия

иерархии, бюрократии и автократии. Даже такие якобы безобидные корпоративные выражения, как «верхний эшелон

управления», «прямые отчеты», «итоговая строка», «приведение в соответствие», «принятие в коллектив», «поднятие

планки», «дешево и сердито», «подотчетность», «выход за рамки» и подобные выражения выдают мифы и концепции,

искажающие коммуникацию. Таким же образом язык права полон терминологии, выражающий высокомерие,

непонимание и враждебность по отношению к эмоциональности, уязвимости, творческому мышлению,

человеческим ошибкам, коллективной ответственности, сочувствию, легкомыслию, покаянию, игре и прощению.

Язык и фашизм

Вероятно наилучшим примером деградации языка и его использования для укрепления власти, высокомерия и

доминирования в политическом конфликте является приход фашизма в Германии. Как превосходно описал Виктор

Клемперер в «Языке Третьего Рейха», нацисты намеренно манипулировали языком для того, чтобы изменить мнение

людей о политике и каждодневной жизни. Используя повторяющееся стереотипирование, эмоциональную

превосходную степень и романтические прилагательные, присваивая или искажая такие ранее положительные

понятия, как «коллектив», «соратники» и «вера», преображая ранее отрицательные понятия в положительные, как,

например, «доминирование», «фанатичный» и «послушный», милитаризируя и огрубляя обычную речь, принижая

разум и возвышая эмоции, используя «грубую ложь» и демагогию, и в целом портя и «упрощая до абсурда» обычный

язык нацисты в корне изменили мысли и поведение людей.

Это позволило Умберто Эко, итальянскому писателю и семиологу, блестяще определить фашизм как «упрощение

языка до такой степени, что сложная мысль становится невозможной». Такое упрощение проявляется не только в

примитивных лозунгах и стереотипировании в фашистской риторике, но также и в мельчайших способах

превращения обычной речи в проповеди, заготовленные сценарии и пропаганду, как это видно на примере

освещения в прессе смерти политических лидеров. В статье «Чудище: структура и практика национал-социализма»

Франц Нойманн проанализировал то, как нацисты превратили обыкновенную речь в нацистскую пропаганду.

Вначале он дал глубинное определение пропаганде как «насилие против души», написав: «Пропаганда является не

заменой насилию, а одним из его аспектов. У обоих одинаковая цель – сделать людей податливыми контролю

сверху. Террор и его выражение в пропаганде идут рука об руку... Превосходство нацистской пропаганды лежит в

полной трансформации культуры в продаваемый товар.»

По мнению Нойманна, демократические аргументы никогда не могли бы тягаться с нацистской пропагандой, не

только потому что она была проще и импонировала более примитивным инстинктам, а потому что нацисты были

готовы идти на любые затеи, включая намеренную ложь, чтобы добиться успеха. Как ясно выразил Адольф Гитлер в

«Майн Кампф»: Пропаганда не обязана служить правде... Вся пропаганда должна быть настолько популистской и на

таком интеллектуальном уровне, чтобы самый тупой из тех, на кого она направлена, смог бы ее понять.

Следовательно, интеллектуальный уровень пропаганды должен быть тем ниже, чем шире количество людей, на

которых она направлена... Размер лжи является определяющим фактором в достижении веры в нее, так как

подавляющая масса нации в глубине души скорее попросту обманута, а не осознанно и намеренно скверная.

Именно такая трансформация сознания в обвинение, анализа в пропаганду, и факта в ложь и демагогию; такое

использование языка как простого средства, которое не играет большого значения и поэтому может быть

безнаказанно искажено; такой ловкаческий подход к правде - позволяют прятать и оправдывать всяческие

политические и личные преступления. Как написал Джордж Орвелл в статье «Политика и английский язык»:

В наше время политическая речь и письмо в большой степени являются отстаиванием неотстаиваемого. Такие вещи,

как продолжение господства Британии в Индии, русские чистки и депортации, сбрасывание атомных бомб на

Японию действительно можно отстаивать, но только при помощи аргументов слишком жестоких для людской

удобоваримости и которые не приходят в соответствие с заявляемыми политическими партиями идеями. Поэтому

политический язык должен в основном состоять из эвфеизмов, напрашиваний на вопрос и простой туманности. На

беззащитные деревни сбрасываются бомбы, жители выселяются из своих домов, их скот расстреливается, хижины

поджигаются зажигательными пулями, - это называется усмирением. У миллионов крестьян отбирают их фермы и им

остается плестись по дорогам с единственным имуществом, которое им удалось унести,- это называется трансфером

населения или очисткой границ. Люди сидят годами в тюрьмах без суда и следствия, или же им стреляют в затылок

или же их посылают умирать от цинги на полярных лесозаготовках, - это называется устранением ненадежных

элементов.

Упрощение, искажение и злоупотребление языком путем превращения его в пропаганду не ограничивается

фашистскими или сталинскими государствами, а является ответом на гораздо более глубокую проблему –

вынужденные, напрасные усилия по подавлению одной из половин парадокса или полярности, отказу от части

противоречия и обструкции неизбежных перемен. Алекс Кери, к примеру, относит широкое применение пропаганды

к нарастающему конфликту между демократией и корпоративной властью:

Двадцатый век характеризуется тремя важными политическими тенденциями: ростом демократии, ростом

корпоративной власти и ростом пропаганды как средства защиты корпоративной власти от демократии.

Однако такое же искажение языка до пропаганды слышится в заявлениях американских политических лидеров перед

войной в Ираке, лживо отождествляющих Ирак с Саддамом Хусейном, обвиняющих его в укрытии оружия массового

уничтожения, способного угрожать городам США, увязывающих события 11 сентября с правительством Ирака,

стереотипно ассоциирующих арабов с террористами, демонизирующих международную оппозицию войне и

создающих впечатление, что «превентивная война» необходима и неизбежна.

Подобные искажения также видимы и в наших обычных историях конфликтов, которые в обычном порядке

демонизируют и представляют в стереотипном свете оппонентов, увязывают их с неподконтрольными нам

событиями, выставляют нас более сильными, чем мы есть на самом деле, игнорируют системные истоки страданий,

персонифицируют проблемы и приводят в движение страх и гнев, которые делают нашу историю успешной. По

этой причине важно признать, что Зло это не то, что находится «где-то там», внутри кого-то другого, вне нашей

досягаемости, или же в бедных странах, но также и то, что находится «здесь у нас», внутри нас самих, в шаге от нас, и

которое происходит изо дня в день в более благосостоятельных странах, включая США.

Израильско-палестинские конфликты

В истории человечества было множество конфликтов, в которых обвинения в зле использовались в качестве

оправдания совершения зверств. Болезненный пример тому – Ближний Восток, где царит столько неприкрытых и

неразрешенных страданий и бессмысленной ненависти, что противостояния скорее видятся как гражданская война, а

не война между враждебными государствами. Целые нации соперничают не только в своей способности к мести, но

также и в их упрямом отказе понять необходимость научиться вместе жить и брать на себя общую ответственность за

убийство невинных людей. Как с горечью отметила бывший премьер-министр Израиля Голда Меир: «Мы можем

простить палестинцев за то, что они убивают наших детей, но мы их никогда не простим за то, что они нас

принуждают к убийству их собственных».

Если мы проанализируем эти затяжные мстительные конфликты, мы не можем обойти стороной Ирландию,

бывшую Югославию, обе Кореи, ЮАР и примеры междоусобных войн и национальной вендетты, от которых не

застрахован ни один регион. В ходе их анализа мы можем выявить 7 характерных черт, которые рутинным образом

препятствуют их разрешению и допускают зло. Они включают:

1. Длительные, близкие и без взаимного согласия отношения между тесно связанными, но отличающимися друг от друга сторонами

2. Грубое неравенство в отнесении и распределении скудных ресурсов, власти, богатства и статуса 3. Неуважительное, несправедливое, деспотичное и эксплуататорское отношение и поведение тех, на чьей

стороне больше силы, по отношению к тем, у кого ее меньше. 4. Презрительное, враждебное, завистливое и обидчивое отношение и поведение тех, у кого меньше силы, по

отношению к тем, у кого ее больше. 5. Использование «легитимных» форм власти для принуждения или манипулирования, приводящии к

результатам, выгодным для более сильных и невыгодным для более слабых 6. Использование «нелегитимных» форм власти власть неимущими с целью блокировки или обеспечения более

широкого доступа к легитимным формам власти, контролируемым власть имущими 7. Достаточное накопление неразрешенных чаяний, потерь, страха и боли у обеих сторон, чтобы поджигать

обвинения в зле, подавлять сострадание, усиливать ярость, подстрекать к мести и не допускать сближения

Эти характерные черты можно также найти в широком ассортименте личных, семейных, организационных,

социальных, экономических и политических конфликтов. На всех уровнях и при любых масштабах мы увязаем в

конфликтах и оправдываем свое негативное поведение истинной болью и гневом, которые подпитывают наше

приятие зла. На обыденном уровне все кажется логичным: «Если я такой хороший, а ты мне нанес вред, то это может

так быть только потому, что ты такой человек, который беспричинно приносит вред людям.» В ходе этой логики мы

успешно отметаем в сторону ущерб и промахи, которые допустили мы сами, мы стереотипно воспринимаем нашего

противника и оправдываем свой отказ прислушаться к его объяснениям или боли, потому что наши собственные не

были услышаны или поправлены.

На более глубинном уровне, каждый всегда и всюду жаждет власти и контроля над своим окружением, и мало кто

желает делиться ими или хочет получить неравную долю при их распределении. Однако власть неуловима по

природе и не может быть зафиксирована. Это заставляет тех, кто ею обладает, держаться за нее и не доверять всем

тем, у кого ее нет; а те, у кого ее нет действуют таким образом, чтобы оправдать ее применение и разжигает желание

ее захватить. Так как ни одна из сторон не знает, как можно сотрудничать без видимости предательства по

отношению с своей семье, нации, культуре или делу, их конфликт сползает по спирали обвинений, осуждений, бунта

и репрессий, террора и войны.

Сосуществование близости с неравенством и эксплуатацией неизбежно приводит «власть имущих» к тому, что они

поддерживают «власть неимущих» в подчиненном и зависимом положении, приводящему к поляризации отношений

и каскаду агрессивного поведения, которые приводят к обвинениям в зле обеими сторонами. Подсознательное

понимание несправедивости и эксплуатации в умах сильных заставляет их опасаться утери их привелегированного

статуса и прибегать к карательному насилию над слабыми. Это заставляет их быть еще более костными, защищать

нажитое и противостоять либерализации, демократизации, сотрудничеству и разрешению конфликтов, которые для

этого требуют разделения власти.

У «власть имущих» все больше создается иллюзия, что у них только две альтернативы: либо согласиться с

требованиями «власть неимущих» и утерять власть для себя, своих семей, друзей и, с их точки зрения, своей

цивилизационной миссии; либо использовать «легитимные» формы власти с целью подавления слабых, таким

образом нагнетая оппозицию со стороны тех, кого они подавляют, усиливая их сопротивление и побуждая их

использовать насилие и террор для достижения того, что они расценивают как справедливость. Такая динамика

приводит к созданию стереотипов, предрассудков, дискриминации и маргинализации слабых, включая геноцид и

этнические чистки на основании того, что слабые, как группа, являются по своей сути злом.

В ответ на это слабые все больше считают, что у них только две альтернативы: либо признать временное, тактическое

поражение, таким образом допуская беспрепятственное продолжение неравенства и эксплуатации; либо использовать

то, что «власть имущие» называют «нелегитимными» формами власти с целью подрыва их монополии и

прекращения их эксклюзивного контроля над властью и ресурсами, таким образом усиливая страхи сильных,

усиливая их сопротивление и подталкивая к дальнейшему уничтожению обеих сторон. Каждая сторона таким

образом ведет себя по отношению к другой так, чтобы можно было оправдать свои худшие страхи, что приводит

локомотив насилия в движение по саморазрушительному кругу.

Используя метод разрешения конфликтов с учетом взаимных интересов, можно выявить третью альтернативу для

обеих сторон, заключающуюся в том, чтобы делиться своими проблемами, признать, что они являются братьями,

понять, что настоящее зло проистекает не из того, какие они есть, а из их готовности видеть зло друг в друге, что

невозможно жестоко обходиться с другой стороной без того, чтобы жестоко относиться к своей собственной. Она

также заключается в том, чтобы понять, что нельзя ничего добиться другими методами, которые бы стоили того; что

их обоюдная резня была гигантской, трагической, комической и бессмысленной тратой; и что можно в любое время

протянуть руку своему противнику, не зацикливаясь на различиях. Она заключается в том, чтобы признать, что нет

таких разногласий, которые бы нельзя было разрешить посредством диалога, переговоров и разрешением конфликта,

или же которые бы стоили того ущерба, созданного их приятием зла. Она заключается в том, чтобы заняться

открытыми, честными, коллаборативными и непрекращающимися переговорами по вопросам справедливости и

равенства; укреплять политическую, экономическую и социальную демократию; развивать умения по разрешению

конфликтов интересов; продвигать искреннее общение, способствующее нахождению правды и примирения.

Как нам реагировать на зло?

Сказанное выше не подразумевает, что зла, как такового, нет, или же что ему есть оправдание, а что у его становления

есть свои истоки и логика, которые, если ими пренебрегать, приводят в результате к еще большему злу. Зло – это как

раковая опухоль, которая разрастается благодаря попыткам себя искоренить, но только посредством нового зла. Как

сказал древнегреческий драматург Софокл: «Со всем злом, окружающим меня, я не могу делать ничего иного, как

зло.»

Зло причисляется ко всему, - от внешнего вмешательства Сатаны до естественного, внутреннего функционирования

Id. Французский философ Блэз Паскаль считал, что оно происходит от «неспособности сидеть спокойно на месте», в

то время, как писательница Дженет Уинтерсон писала, что «попытка изменить то, что ты не понимаешь – это

истинная природа зла.» Зло является противоположностью Добра, или же добродетель того, кто подрывает или

противодействует добродетели другого, точно так же, как это на благо паразитам, убивающим своего хозяина.

Однако, если Добро и Зло являются антонимичными понятиями, то невозможно прекратить существование одного

без того, чтобы не прекратить существование другого.

С точки зрения разрешения конфликтов, зло – это иногда всего лишь повествование о том вреде, который нам

причинил противник, не упоминающее о том, что мы в свою очередь им причинили. Иногда это – неотделение

действия, причинившего вред, от людей, выполняющих его, или же неспособность, из-за предшествующих

конфликтов, испытывать сочувствие и сострадание к другим. Иногда это – халатность, случайность или неверные

предположения. Иногда это – глубокое разочарование, проявление пораженческой культуры, или же желание

обвинять других за наши несбывшиеся ожидания. Иногда это – способ лишения других счастья, которое нам самим

не далось, или неосознанная попытка воссоздать у других условия, которые причинили нам боль. Как писала Мэри

Уоллстоункрафт Шелли: «Ни один человек не выбирает сознательно зло, потому что оно является злом, он всего

лишь путает его с счастьем, которое он ищет.»

Однако есть люди, получающие удовольствие от страданий других, и малоутешительно знать что скорее всего у них

было несчастливое детство, или что они попросту ошибаются, когда ищут собственное счастье, когда в результате

страдаем мы в от их действий. В то время, когда есть что-то хорошее в самых худших из нас, и что-то плохое в

лучших, существуют иерархии Зла, и некоторые, наподобие тем, кто учинил Холокост, принадлежат совсем другой

инстанции. Что же тогда нам делать перед лицом такого Зла?

В то время, как могут быть люди, время и место, когда невозможно не отвечать насилием на насилие и злом на зло,

сложно отличать такие моменты от тех, которые происходят каждый день в бытовых межличностных конфликтах,

если только не путем субъективной оценки их близости и воздействия на нас. Чем больше и ближе ощущается нами

вред, тем легче оправдывается причинение ответного зла. Оправдывается ли таким образом мелкое зло в ответ на

другое мелкое зло? Если да, то где ему конец? И кто решает, которое зло хуже, или чье страдание глубже и больше

заслуживает возмездия?

Многие считают правду, прощение и примирение похвальным, но непрактичным делом перед лицом зла и террора и

полагают, что единственным действенным ответом было бы их подавление всюду, где они существуют, и всеми

имеющимися средствами. Однако зло всегда было ответом на предшествующие злодеяния, которые используются

как оправдание совершению равного или большего зла в отместку. Таким образом, ответы по принципу «око за око»

пополняют итоговую слепоту, в то время, как приятие зла превращает страдание в цикл. В то время, как, по словам

Бертольда Брехта, наступают времена, когда необходимо «обнять палача», чтобы положить конец злу,

непрекращающемуся, пока его не заставят прекратиться, такие случаи не поддаются сдерживанию или определению.

Откуда мы знаем, не переносим ли мы всего лишь свою боль на других? Где и как нам остановиться? Как нам

реагировать на более тонкие формы террора и обыкновенного зла? Кем мы в результате становимся? При какой

цене? Как сказал Дуайт Эйзенхауэр в интервью лондонскому «Гардиан»: «Каждое изготовленное орудие, каждая

запущенная ракета в конечном счете означает кражу у тех, кому голодно и кого не кормят, кому холодно и кто не

одет.»

В конечном счете существует три последовательных ответа реагирования на зло без того, чтобы не оказаться

повторением такового. Первый, - использовать все требуемые средства для изоляции, разоружения и сдерживания

зла, в то же самое время разрешая глубинные причины, порождающие его. Второй, - сместить способы нашего

реагирования, - от силы к правам, и затем к подходам на основе учета взаимных интересов, которые не порождают

обратную реакцию злом. Третий, - систематически развивать наши умения и способность вести искреннее

общение, включая прощение и примирение, которые подавляют зло в корне в страждущих сердцах и умах тех, кто

чувствует себя не в силах положить конец или пережить свои страдания.

Такие ответы требуют от нас продвижения диалога, совместного решения проблем и разрешения конфликтов,

одновременно препятствуя мести, возмездию и обособленности. Они требуют от нас ведения переговоров, в

особенности с нашим противником, одновременно сводя к минимуму его способность наносить вред. Они требуют

от нас брать на себя ответственность, к примеру, за становление фашизма, как результата нашего навязывания

карательного Версальского Договора, нежелания противостоять антисемитизму, поддержки жестоких царских

режимов, приведших к русской Революции, недостаточной финансовой поддержки страждущей Веймарской

Республике, неоказанием помощи Испанской Революции и прочими действиями. Наконец, они требуют от нас

признания того, что мир невозможен без справедливости.

Без справедливости нет мира

Чтобы не допускать приятия зла, обвинений в зле и злых деяний и поддерживать диалог и переговоры между

противоборствующими сторонами, мы должны признать, что истинным злом является несправедливость, и коль

скоро она продолжает свое существование, мир будет мимолетным, хрупким и досадным напоминанием о всех

наших страданиях и потерях. При таких условиях трудно не согласиться с сократовским подлым Тразимахом в том,

что «справедливость – в интересах более сильных», или же с Францем Кафкой, что она лишь «беженка из лагеря

победителей». Истинный и прочный мир невозможен без справедливости. Там, где царит несправедливость, мир

всего лишь становится способом сокрытия и примирения с предшествующими преступлениями, препятствующим

необходимым переменам, и логически обосновывающим несправедливости. Как провидчески заметил

монах-траппист Томас Мертон, для некоторых мир лишь означает свободу эксплуатировать других без страха

возмездия или помех. Для других мир означает свободу беспрепятственно грабить других. Для третих он означает

свободу пожинать плоды земли не отрываясь от своих удовольствий, чтобы насытить тех, кто голодает из-за их

алчности. И практически для всех мир попросту означает отсутствие физического насилия, способного положить

тень на наши жизни, посвященные удовлетворению нашего животного аппетита для комфорта и праздности... Их

представление о мире – всего лишь иная форма войны.

Когда у миллионов нет самого насущного для жизни, мир становится санкцией для непрекращающихся страданий и

ширмой для капитуляции, пассивности и приятия несправедливости. Это привело антрополога Лауру Надер к

критике посредничества за его готовность «поскупиться справедливостью в обмен на гармонию». Настоящий мир

требует справедливости и приверженности удовлетворению основных человеческих потребностей, иначе он будет

лишь в собственных интересах удовлетворенных, правящей клики, опрессоров, победителей, ищущих, чем бы еще

поживиться.

Для достижения мира на Ближнем Востоке и где-либо еще, необходимо, чтобы мы не опошляли конфликт, ни

зацикливались на языке добра и зла, а конструктивно и с сочувствием работали на благо заглаживания глубинной

несправедливости и боли, которую нанесла каждая сторона другой. В конечном счете, это означает разделение власти

и ресурсов, преимуществ и недостатков, успехов и неудач, а также удовлетворение легитимных интересов каждого.

Это означает совместную работу и принятие совместных решений. Это означает отказ от предположения, что ты

всегда прав, а другой – не прав. Это означает - уделить внимание преодолению различий и сделать интересы

противника своими собственными.

Помогая в таких сдвигах и переходе от апартеида к интеграции, Южноафриканская Комиссия по Правде и

Примирению пришла к заключению, что для того, чтобы люди смогли простить, им необходимо обменяться

личными историями боли, страха, гнева, зависти, вины, страданий и стыда; сочувствовать, узнать и признать

интересы другого; приступить к открытому и откровенному диалогу; переориентироваться на будущее; участвовать в

ритуалах коллективной печали, высвобождающих боль и потерю; оплакивать тех, кто погиб из-за того, что ни одна

сторона не имела мудрости или мужества принести извинения за их приятие зла или зло, которое они причинили

своим противникам и самим себе.

В то же самое время они должны были улучшить повседневную жизнь тех, кто старадал и с кем несправедливо

обращались в условиях апартеида. Там, где трущебы сосуществовали с загородными клубами, мир не может быть

прочным или надежным. Там, где некоторые голодают, в то время, как другие сыты, взращиваются террор и насилие.

Наконец, все сводится к вопросу распределения благосостояния и власти, пониманию того, что мы все – одна семья,

и что ущерб одному – это воистину ущерб всем.

Помещение восстановления справедливости во главу угла в разрешении конфликта и поиска мирных решений

означает не только урегулирование конфликтов, но также и их разрешение, трансформацию и выход за их пределы

путем превращения таковых в рычаги социального диалога и обучения, катализаторы сообщества и соучастия, а

также в инициативы по политическим, экономическим и социальным переменам. Если мы не предпримем этих

дополнительных восстановительных шагов, мы поставим справедливость на задворки миру, выхолостим их обоих,

обеспечим продолжение наших конфликтов и проложим дорогу для дальнейших.

От власти и прав к интересам

Политические конфликты могут поддерживать справедливость и служить локомотивом конструктивного

политического, экономического и социального развития только, если средства и методы их разрешения продвигают

справедливые, коллаборативные цели. Основные используемые нами тысячелетиями средства для разрешения

конфликтов ориентировались на силу, включая войну, геноцид, террор, доминирование и подавление тех, кото

хочет перемен.

За последние несколько веков мы разработали менее разрушительные методы разрешения конфликтов,

опирающиеся на права, включая судебное разбирательство, враждебные переговоры, бюрократические процедуры,

принуждение и изоляцию тех, кто хочет перемен. Теперь нам нужны методы взаимного учета интересов для

разрешения политических, экономических и социальных конфликтов, которые объединяют мир со справедливостью

и не позволяют прибегать к злу; которые включают неформальное решение проблем, коллаборативные переговоры,

построение координированных действий и сообщества, принятие решений на основе консенсуса, общественный

диалог, медиацию и активное поощрение тех, кто хочет перемен.

Проблема с большинством усилий по подавлению зла и восстановления справедливости заключается в том, что они

перенимают подход с использованием силы и прав, который приводит к более глубокой поляризации,

сопротивлению и результатам по принципу «победил/проиграл», которые попросту подменивают одну форму зла

или несправедливости на другую. Одна сторона тогда боится заходить слишком далеко, устает от борьбы, готова

терпеть продолжающуюся несправедливость, и заглаживает конфликт и идет на уступки в конфликте вместо того,

чтобы его разрешать, трансформировать или выходить за его рамки.

Подход к злу или несправедливости с точки зрения взаимного учета интересов означает поиск глубинной правды,

лежащей в их основе, сострадание даже к тем, кто был в ответе за злодеяния и несправедливость; попытку не только

заместить одно зло или несправедливость другим, но также и умалить их привлекательность путем разработки

результатов, процессов и отношений, заставляющих противников сообща стараться удовлетворить обоюдные

интересы. Зло и несправедливость, таким образом, можно рассматривать как побочный продукт применения силы

или прав, и отказа или неумения учиться и развиваться. Все политические системы порождают затяжные конфликты,

выявляющие их внутреннюю слабость, давление извне и требование эволюционных перемен. Система на основе

силы и прав является противоречивой и неустойчивой, и поэтому избегает, отказывается, сопротивляется и

защищается против перемен. В результате она подавляет конфликты или видит их как межличностные, оставляя

инсайдеров менее информированными и способными к адаптации, и аутсайдеров с ощущением, что с ними

поступили несправедливо, и что надо задуматься о совершении зла в ответ.

По мере возрастания потребности в переменах, такие системы должны либо адаптироваться, либо стать

реакционерными и занять карательную и обвинительную позицию по отношению к тем, кто ратует за перемены,

таким образом откладывая собственную эволюцию. Только системы на основе взаимного учета интересов полностью

способны выявить свои слабые стороны, упреждающе эволюционировать, трансформировать конфликты в источник

познания, и восславить тех, кто указал на них.

Конфликты и политические перемены

Конфликт является главным средством, при помощи которого в ходе истории происходили значительные

социально-политические перемены. Войны и революции могут рассматриваться как усилия по разрешению

укоренившихся политических, экономических и социальных конфликтов, для которых одна или обе стороны,

противившиеся эволюционным переменам, не понимали или не принимали каких-либо других средств для их

разрешения. Когда конфликты или давление к переменам аккумулируются, даже тривиальные межличностные

разногласия могут подтолкнуть к далеко идущей системной трансформации. В любой хрупкой системе, будь то

семейная, организационная, социальная или политическая, разрешение конфликта может стать опасным, и даже

революционным предприятием, потому что оно заставляет людей искать справедливости, сотрудничать в поиске

решений и развиваться таким образом, что это может в корне трансформировать систему. Действительно, возможно

рассматривать любые коллаборативные усилия со взаимным учетом интересов по разрешению системного

конфликта как небольшое, но значимое разрешение, трансформацию и трансценденцию системы, которая его

породила.

Коллаборативные, основанные на взаимном учете интересов процессы могут «социализировать», или расширить

наши конфликты, позволяя нам решать их системные корни через групповой диалог и дискуссии, анализ системных

вопросов и рекомендации по превентивному, всесистемному стратегическому улучшению без политических интриг

и драк. Ответственность за разрешение конфликтов затем можно вывести за небольшой круг первоначальных

противников и включить союзников, тайных партнеров, сторонних наблюдателей и всех других, чьи отношения с

участниками или к проблемам могли бы сделать комплексные решения возможными.

Техника разрешения конфликтов при взаимном учете интересов предлагает политическим системам

демократические методы и методы социального вовлечения для познания и эволюции в ходе конфликта. Они

высвобождают нас для решения политических разногласий на основе равенства, уважения к разнообразию,

признания интересов, принципиального диалога, коллаборативных переговоров и консенсуса, а не на желании

сохранить власть или права. Таким образом мир сливается со справедливостью, способствую познанию и эволюции.

Однако мы можем пойти и дальше и разработать превентивные, стратегические, безмасштабные подходы к

разрешению конфликтов, использующие нарративные методы, к примеру, для продвижения взаимопонимания

между враждебными социальными группами; методы общественного диалога для стимуляции понимания между

представителями оппозиционных точек зрения; методы общественно-политического и экологического

посредничества для обозначения комплексных решений неотслеживаемым политическим проблемам; методы борьбы

с предрассудками и понимания природы предрассудков с целью повышения межкультурного понимания; а также

метод, взывающий к чувствам, как, например, создание комиссии по поиску правды и примирению, способствующий

примирению.

Будь наши конфликты сугубо личными и между частными лицами, или же сугубо политическими и между нациями и

культурами, три критически важные сферы требуют постоянного усовершенствования и трансформации. Это: наша

личная способность к самоанализу, целостность и духовный рост; наша межличностная способность к эгалитарному,

коллаборативному, искреннему общению и отношениям; наша социальная, экономическая и политическая

способность разрабатывать превентивные, системные, стратегические подходы к разрешению конфликтов,

сообществу и переменам.

Творчески сочетая принципы построения систем разрешения конфликтов со стратегическим планированием,

налаживанием взаимодействия, медиацией и духовными традициями, организацией сообщества и методами

разрешения конфликтов, взывающими к чувствам, мы можем значительно улучшить нашу способность к

разрешению международных политических и межкультурных разногласий еще до того, как они становятся напрасно

разрушительными. Однако разрешение конфликтов дается непросто: оно требует от нас готовности прислушаться к

непопулярным для нас идеям и делиться властью и контролем над результатами с людьми, отличными от нас самих.

Наконец, выход за рамки конфликта означает отказ от несправедливых систем с неравным учетом прав и интересов

и, вместо этого, желание удовлетворить интересы; ведь это является причиной, по которой мы вообще боремся за

власть и права. Это означает отказ от собственной власти забирать у других то, что нам не принадлежит, от права

принуждать их к передаче нам того, что они бы иначе не хотели нам отдавать. Если мы пойдем на это, то это

позволит нам достичь более высоких ценностей и прав, слить мир со справедливостью и значительно улучшить

нашу личную и политическую жизнь. Чтобы понять, как это сделать, рассмотрите следующий учебный пример.

Биография

Кеннет Клоук является директором Центра разрешения разногласий и медиатором, посредником, консультантом и

инструктором, специализирующимся на разрешении сложных многосторонних конфликтов, включающих

сообщество, обиды и разногласия в рабочих коллективах, организационные и школьные конфликты, сексуальные

домогательства и дискриминационные иски, споры в сфере общественной политики, а также на разработке систем

разрешения конфликтов для организаций. Он является национально признанным оратором и ведущим специалистов

в области разрешения конфликтов, а также публикующимся автором многочисленных журнальных статей и книг,

включая «Медиацию: Месть и магия опасного прощения и медиации: авангард разрешения конфликтов». Его

консультации и преподавательская деятельность включает темы организационных перемен, лидерства, построения

коллектива и стратегического планирования. Вместе с Джоун Гольдсмит он является соавтором книги «Слава Богу,

понедельник! 14 ценностей, необходимых для придания человеческого лица нашей работе, разрешению конфликтов

на рабочем месте: полное руководство для всех сотрудников по разрешению личных и коллективных конфликтов:

истории трансформации и прощения; конец менеджменту и становление демократии в организации; как разбудить

людей: культивирование сознания и аутентичности на работе.» Его последняя книга «Путешествие в сердце

конфликта» будет опубликована в 2005г.

Он закончил Калифорнийский университет, степень доктора юридических наук на юридическом факультете КУ,

докторскую степень в UCLA, юридический факультет, степень магистра права в UCLA, и докторскую степень в

Йельском университете. Он закончил Национальный юридический колледж в Рено, шт. Невада. В вузах он

преподает право, медиацию, историю и другие общественные науки. Колледжи и университеты включают

юридический факультет Юго-западного университета, юридический факультет Пеппердинского университета,

Антиохский университет, Западный колледж, университет Южной Калифорнии и UCLA.

МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ К ИЗУЧЕНИЮ КУРСА

Данный курс предполагает освоение как основных базовых категорий и понятий конфликтологии

применительно к современным международным отношениям, так и изучение многообразия и специфики

конфликтных ситуаций последних десятилетий XX – начала ХXI в. Принципиальное значение для успешного

освоения материала курса имеет знакомство с ключевыми понятиями и аналитическим инструментарием

конфликтологии как особой научной дисциплины. Особое внимание следует обратить на выявление роли и

значимости международных конфликтов в истории человечества, их объективную обусловленность, а также на

преемственность и видоизменение форм конфликтности на различных этапах мировой истории.

При изучении современных международных конфликтов следует выявить причины и факторы

возрастания конфликтогенности на локальном и региональном уровнях после разрушения биполярного

мироустройства. Особое внимание необходимо обратить на роль этнического и религиозного факторов в

возникновении современных конфликтов и распространение в связи с этим феномена этноконфессиональных

конфликтов. Переплетение этнического и религиозного самосознания всё больше определяет характер

современных конфликтов, является долговременной тенденцией современного мирового развития. Следует

учитывать, что каждый конфликт этнически и культурно «окрашен», поэтому необходимо учитывать особенности

политической культуры, этнического самосознания и психологии, культурно-цивилизационную принадлежность

тех или иных участников конфликта. Важно обратить внимание на инфраструктуру и экономику конфликта с

целью выявления заинтересованных в его продолжении сторон. Особого рассмотрения заслуживает проблема

терроризма и борьбы с ним. Учитывая возрастающее значение информации в современных условиях, следует

проанализировать влияние средств массовой информации (особенно электронных) на развертывание

конфликтных ситуаций.

Особый блок вопросов связан с миротворческими усилиями по урегулированию современных

международных конфликтов. Необходимо проследить изменение подходов мирового сообщества к деэскалации

и разрешению конфликтных ситуаций, выявить новые механизмы и инструменты миротворческого

вмешательства. Следует рассмотреть степень эффективности миротворческих операций на примере конкретных

конфликтных ситуаций. Специального изучения заслуживает феномен «гуманитарных интервенций», его

международно-правового обоснования, а также соотношение насильственных и ненасильственных средств

разрешения конфликтных ситуаций. На примере миротворческих операций ООН и региональных организаций

следует показать достижения и неудачи мирового сообщества в разрешении тех или иных конфликтов.

Важным элементом в освоении курса является написание аналитической письменной работы по

избранной и согласованной с преподавателем теме, а также подготовка докладов по темам практических

занятий, а также текущим конфликтным ситуациям. При этом обучающиеся должны продемонстрировать умение

извлекать из большого информационного потока нужные сведения, их анализировать и преподносить в сжатой

форме. Предусматривается защита письменных работ. Оценка на зачете складывается как совокупный результат

работы на практических занятий, качества представленного реферата (эссе), его защиты и ответа на итоговые

вопросы к курсу.

2012-2013 031900 68-10-12-2623.plm.xml...

Documents