Русское возрождение. № 36. — Нью-Йорк—Москва—Париж....
TRANSCRIPT
русскоевозрождениеНЕЗАВИСИМЫЙ РУССКИЙ ПРАВОСЛАВНЫЙ
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЖУРНАЛ
НЬЮ-ЙОРК • МОСКВА • ПАРИЖ1986 (IV) ВЫХОДИТ ЧЕТЫРЕ РАЗА В ГОД № 36
РУССКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ
1978 Журнал, по благословению Русской Православной Церкви за рубежом, был основан протоиереем о. Александром и К.И. Киселевыми, Н.Ф., И.Э. и А.Н. Федоровыми
1978-79 Главный редактор - кн. С.С. Оболенский 1980-81 Главный редактор - Г.А. Хомяков1982 Редакция: К.И. Киселева, З.В. Трифунович (секретарь),
М .А. Холодная (заместитель главного редактора), О .П . Ильинский
Члены редакционного совещания:В.И. Алексеев (США); З.Е. и Ю.П. Залесские (Франция); Е.Н. Казанская (Австралия); А.Е. Климов (США);Н.П. Полторацкий (США); Прот. В. Потапов (США);Г.А. Рар (ФРГ); Дьякон Н. и Н.Г. Семеновы (Франция); Прот. А. Трубников (Франция); А.Н. Федоров (Франция)
Корректор - Г.В. Крыжицкая
Ответственный редактор № 36 - О.П. Ильинский
Всю переписку, рукописи и подписную плату просим посылать по адресу издательства:
V. Rev. A. KISELEVRusskoe Vozrozhdenie - St. Seraphim Foundation, Inc.
322 West 108th Street New York, N Y. 10025 USA
Tel.: (212) 663-9093
Помещаемые в журнале статьи не обязательно выражают взгляды редакции, считающей, что тема русского возрождения должна обсуждаться возможно более свободно и широко.
Непринятые рукописи не возвращаются.
Казначей журнала - И.П. Холодный Ревизионная комиссия:
Е.А. Александров. Н.В. Казякин. А.Д. Кулеша
© 1986 by Russkoe Vozrozhdenie - St. Seraphim Foundation. Inc. (ISSN 0222-1543).
Обложка - крест из церкви сев. апостолов Петра и Павла в Кожевниках (Новгород), 1406 г. - работы
художника А.В. Русака
Задачи Журнала
Журнал РУССКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ ставит себе задачу быть собирателем и глашатаем духовных чаяний нашего народа в годы, предшествующие тысячелетию его крещения (988-1988).
Воспринимая православное христианство и национальное самосознание как основные элементы нашего отечественного бытия, мы утверждаем необходимость их историософской неслиянности и нераздельности в нашем историческом будущем.
Мы исповедуем Православную Церковь не только как благодатный организм нашего спасения, но и как творческую силу нашей истории.
Журнал посвящается достижению великого русского церковно-земского примирения и согласия в России, в русской жизни и мысли.
Основываясь на православном и национальном самосознании, журнал будет бороться с клеветой, столь часто возводящейся на русскую нацию, на ее духовные устои, историю, культурные и государственные традиции.
Всё, что духовно созвучно вышесказанному, что отражает процессы происходящего у нас на родине возрождения, - литература, философия, история, проблемы государственной жизни или вопросы веры и Церкви, вопросы национального бытия и всё. что с ними связано и из них вытекает, входит в круг интереса журнала.
Журнал будет освещать проблемы современного Запада в свете русского исторического опыта. Он будет блюсти чистоту русского языка, как в моральном, так и в литературном смысле.
Мы - дети одной Церкви и сыны одного Отечества. Пограничные кордоны и тяжелая рука власти могут мешать, но не могут воспрепятствовать нашему общему делу, нашей единой любви, нашему братству.
С верой в правоту дела и надеждой на помощь Божию , мы приступили к изданию журнала, долженствующ его отраж ать и осмы слять в канун тысячелетия крещения наше РУССКО Е В О ЗРО Ж Д Е Н И Е .
Издание субсидируется следующими русскими церковными и общественными организациями:
Академическая Группа в США - Американско-русское просветительное Общество «Родина» - Архиерейский Синод Русской Православной Церкви за границей - Тройственный союз казаков Дона, Кубани и Терека - Гарнизон 297 им. ген. Турчинова - Западно-Американская и Сан-Францисская Епархия - Кадетское Объединение - Комитет защиты гонимых православных христиан- Комитет объединенных русских организаций в Лос-Анжелесе- Конгресс русских американцев - Национальная Организация Витязей - Национальная Организация русских разведчиков (НОРР)- Организация Российских юных разведчиков - Западно-Американский отдел ОРЮР/НОРС - Общество «Отрада» - Обще-Монархическое Объединение в Монреале - Общество «Икона» в Париже- Православное Братство во имя всех Святых Земли Российской- «Православное Дело» - Русско-Американское просветительное общество в Детройте - Женское общество помощи Австралийской Епархии - Русский центр в Сан-Франциско - Св. Серафимов- ский Фонд - Австралийско-Новозеландская Епархия - Станпппи- гиальный Св. Троицкий Монастырь (Джорданвилль) - Союз русских инженеров - Св.-Петропавловский кафедральный собор - Российское национальное объединение в Германии - Братство Святого Креста в Австралии - Общество друзей скита на военном кладбище в Мурмелоне. Франция - Фонд Блаженной Ксении Петербургской. США - Фонд Царя-Мученика - Православное братство всех Святых. США - Восточно-Американская и Нью-Йоркская Епархия - Владимирское братство. США - «Русский очаг». Аргентина - Толстовский Фонд - Ставропигиальный Храм-Памятник Св. Кн. Владимира. Джаксон. Н. Дж - Церковь во имя Преп. Сергия Радонежского. Валлей Коттедж. Н.Й. - Храм Покрова Преев. Богородицы. Скенектад^« Н.Й. - Богоявленская церковь. -БоетонГ^М зсе^^^овое Дивеево. Ѵ’принг Валлей - Храм Покрова Преев. Богородицы. Наяк. Н.Й. - Церковь Преп. Серафима Саровского. Си-Клиф. Н.Й. - Церковь Св. Иоанна Предтечи. Вашингтон. Ди. Си. - Церковь Св. Александра Невского. Лейквуд (Хауэлл). Н.Дж. - Успенская Церковь. Ричмонд Хилл. Н.Й.- Благовещенская церковь. Флошинг. Н.Й. - Церковь Св. Серафима. Нью-Йорк. Н.Й.
Этот список будет пополняться по мере выражения другими русскими организациями желания в нем участвовать.
XpiitTOtxРджддетсА
— С л д в н п ч !
С праздником Рождества Христова и с Новым Годом поздравляем читателей журнала «Русское Возрождение».
Дай Бог, чтобы грядущий год был для каждого из нас годом духовного обновления и укрепления.
Дай Бог, чтобы «Русское Возрождение» хотя бы немного послужило нам в этом.
Редакция
Патриарх Тихон (t 1925).
ПОУЧЕНИЕ НА ПРАЗДНИК РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
В настоящий радостный день, когда св. Церковь торжественно воспоминает Рождество Христово, без сомнения многим из нас, братие, хотелось бы не мыс- лию только и сердцем, а и самым бренным телом нашим перенестись в Вифлеем. Хотелось бы полететь туда к вертепу, где родился Христос, - к яслям, где Он возлежал. Хотелось бы вместе с пастырями поклониться Ему, вместе с волхвами принести дары Ему. А иные, быть может, даже готовы и умереть у ног Его, умереть за Него вместе с младенцами, которых повелел убить жестокий Ирод.
Однако, братие, это неосуществимо: мы не современники родившегося Христа. В замен того, утешимся тем, что «Господь близ, и не далече коегождо нас» (Филип. 4, 5; Деян. 17, 27); и нам нужно только самим взыскать Его и приблизиться к Нему, тогда и Он приблизится к нам (Иак. 4, 8). Что же нас может приблизить ко Христу? Что нам делать для сего? Посмотрим, кто и за что был приближен ко Христу при рождении Его.
Ближе всех к родившемуся Христу является Его Пречистая Дева Мария. Свою близость к Господу, высокую честь быть матерью Христа, - честь, сделавшую Ее честнейшею херувим и славнейшею серафим, Она заслужила величайшею чистотою и непорочностью по телу и душе, глубоким смирением и благоговейною покорностью и преданностью воле
6
Божией.Далее при рождестве Христовом близким к Нему
является нареченный отец Его, Иосиф. Св. Евангелист называет Иосифа мужем праведным (Мф. 1, 10), и без сомнения за свою праведность, за соблюдение закона, за справедливость и честность, соединенные с великодушием (по отношению к Богоматери, - ст. 19) Иосиф и удостоился чести быть близким ко Христу.
После Богоматери и Иосифа Обручника прежде других к родившемуся Христу приблизились Вифлеемские пастухи. Почему именно к ним прежде других обратились Ангелы с благовестием о рождении Христа? Пастыри Вифлеемские были простые по званию люди (пастухи), но, конечно, не за это они удостоились счастья приблизиться к Господу, а за то, что эти простые люди были просты и по сердцу своему, по душе, а в простых сердцах, по народному изречению, обитает сам Бог. Тайны царствия Божия, по словам Самого Христа, открываются младенцам (Мф. 11, 25), младенцам не по летам и возрасту, а по душе, - тем людям, у которых младенческое сердце - незлобивое, крепкое, доверчивое, чистое, невинное. Такое сердце с готовностью и радостью принимает глаголы Божии и, не мудрствуя лукаво, верит им, как и Вифлеемские пастухи, которые лишь только услышали благовестие Ангелов, тотчас поспешили пойти поклониться Христу.
Наконец, к родившемуся Христу приближаются для поклонения волхвы, восточные мудрецы и знатные люди, принесшие Ему дары. Значит, и ученость, и богатство и высокое положение сами по себе не только не удаляют людей от Христа, а еще могут приближать к Нему, если только соединяются, как у волхвов, с исканием высшей мудрости Божественной, с признанием суетности земного величия и богатства,
7
с преклонением пред Царем Небесным и служением Ему от своих сил, дарований и достатка.
Итак, братие, мы видим, что родившегося Христа окружают девственная чистота и непорочность Матери Его, праведность Иосифа, доверчивая простота Вифлеемских пастухов и просвещенная мудрость и величие волхвов.
Если у кого и ныне есть святые добродетели и благородные свойства, тот с дерзновением да приступает к родившемуся Христу. «Господь близ ему» (Филип. 4, 5). А что же нам, грешным, у коих нет этих добродетелей? «Никтоже достоин от связавшихся плотскими похотьми и сластьми приходите или приближатися или служите Царю славы: еже бо служите Ему велико и страшно и самем небесным силам. Но обаче неизреченного ради и безмерного человеколюбия» (из молитвы во время Херув. песни) Христос, в плоть оболкийся, не от гнал блудницу, со слезами пришедшую, ниже мытаря отвергл покаявшегося, ниже разбойника отгнал, ниже гонителя по- каявшеся оставил, «но от покаяния к Нему пришед- шия вся в лице другое Своих вчинил» (из 9-ой молитвы пред причаст.). Сего ради и мы не будем отчаиваться во своем спасении и, дерзая на безмерное благоутробие Христово, приблизимся к Нему, если не с добродетелями, которых у нас нет, то «с душею сокрушенною и с покаянным молением» о том, чтобы Он приял и нас, как приял блудницу, разбойника и мытаря.
Человеколюбче Господи! «Ты веси зол множество, веси и струпы наши и язвы зриши; но и веру и произволение зриши и воздыхание слышиши: не таится Тебе ниже капля слезная, ниже капли часть некая» (из 7-ой мол. пред Прич.). «Да вменится же нам вера наша вместо дел, не взыщеши бо дел оправдающих
8
нас, но та вера да довлеет вместо всех, та да отвеща- ет, та да оправдит, та да покажет ны причастники славы Твоея» (из 8-ой мол. утрен.) и да сподобит и нас вместе с пастырями и волхвами неосужденно покло- нитися в вертепе родившемуся Христу Жизнодавцу.
* * *
Умоляю вас, братия, остерегайтесь производящих разделение и соблазны, вопреки учению, которому вы научены, и уклоняйтесь от них (Рим. 16, 17).
«Вѣчное» - № 204.
9
В.Н. Тростников
ПИСЬМА О БОЛЕЗНИ И ИСЦЕЛЕНИИ*
ПИСЬМО ДВЕНАДЦАТОЕ.О СТРАХАХ И НАДЕЖДАХ.
А теперь о надеждах.Знаешь, Вовка, что обнадеживает меня более
всего? Тот факт, что сейчас перед нами вдруг прояснилась идея мироустройства и сущность исторического процесса, включенного в действие Богоявлением. Ведь это потрясающе! О таком великом чуде мы еще не слыхивали. Чтобы в один и тот же момент стали понятными древние мифы, наполнились прямым и ясным смыслом прежде казавшиеся устаревшими иносказаниями строки Нового Завета и пошла против самой себя наука - это ведь не может произойти случайно, притом именно в тот момент, когда человечество подошло к краю пропасти! Слишком уж много тут требуется совпадений и слишком хорошо все объясняется в свете предположения, что за этим стоит Замысел. Здесь видна все та же высочайшая проба, здесь угадывается все тот же почерк Великого Мастера. Похоже, что в Его планы входило и раскрытие перед нами в решающий момент своих планов. . .
* Продолжаем печатать философское произведение живущего в Советском Союзе проф. Виктора Тростникова, - письма, в которых он мысленно обращается к своему, ныне покойному, брату.
Редакция.Окончание. Начало см. «Р.В.» № 14-20, 27-28, 29, 33, 34.
10
Есть такая нешуточная вещь, как врачебная этика. Она гласит, что безнадежному больному нельзя говорить правду о его болезни. Но если есть хоть небольшой шанс на выздоровление и если знание правды может помочь больному, то ее необходимо сказать. Человечество больно раком, и Бог сделал этот факт доступным его пониманию. Что из этого следует? Наверное, то, что Бог все-таки надеется на наше исцеление и считает наше осознание смертельной опасности одним из лечебных средств.
Теперь дело за нами.Понимаем ли мы это?Если судить по внешним признакам, можно сде
лать заключение, что мы начинаем это осознавать. Никогда еще человечество не имело такого обилия рецептов правильного поведения. Во всем мире сотни партий, фракций и коалиций через оглушительные средства массовой пропаганды навязывают людям свою точку зрения на то, как нужно жить, чтобы все было хорошо. Казалось бы, имея такой широкий выбор, человечество наверняка найдет наилучший вариант своего развития и обойдет все опасности. Но беда в том, что все рецепты и программы основываются на одной глубоко ложной предпосылке, а поэтому никакой пользы от них быть не может. Все это - не врачевание, а шарлатанство.
Фундаментальная предпосылка всей современной политической мысли состоит в допущении, будто рукотворные человеческие институты могут обеспечить людскому роду счастье и процветание. Но она-то как раз и ложна. И это не какое-то частное заблуждение, а центральная ложь всей новейшей истории; ложь, из которой выросли все остальные формы неправды и обмана, отравляющие сегодня наши души.
Вовка, дорогой мой братишка! Веришь ли, я стал
11
чувствовать эту нашу главную ложь с отчетливостью пророческого прозрения. Не зря, выходит, долгими часами, составившими в сумме целые годы, я все думал и думал, невозвратимо упуская при этом возможности продвижения по служебной или научной лестнице. Эти размышления казались мне самому бесполезными и праздными, но отвязаться от них я не мог - они имели какую-то власть над моим сознанием. И только теперь они соединились в некое целостное понимание, состав которого я не могу определить, но которое дает мне что-то вроде дара ясновидения. Я окидываю внутренним взором европейскую историю с ее специфическими событиями, последовательность изменений, произшедших в людских умах за последние века, и мне с необыкновенной четкостью открывается корень всех наших несчастий и ошибок: б е з у м н а я в е р а в в о з м о ж н о с т ь р у к о т в о р н о г о у с т р о е н и я ж и з н и! Но чтобы растолковать нелепость этой веры другим, я вынужден прибегать к длинным рассуждениям, медленно ковылять на костылях логики к тому месту, куда душа моя добирается мгновенно, с помощью одного взмаха крыльев.
Конечно, если бы я предназначал эти письма тебе одному, без такого ковыляния можно было бы обойтись. Но, не скрою, я хотел бы, чтобы их прочли и некоторые из моих живых современников; чтобы с моими мыслями ознакомились и те, чья душа находится пока в темнице тела и поэтому с трудом различает истину. Помочь им лучше увидеть ее - значит хоть чуть-чуть увеличить шансы на выздоровление людского рода.
В своем ослеплении мы претендуем на то, чтобы устроиться в земном общежитии только своими собственными силами, только своим собственным разу
12
мом. Программ такого самоустроения сейчас имеется великое множество, но если говорить только о принципиальных моментах, то их можно свести к двум основным вариантам. В одном из них во главу угла кладется охраняемый законом людской индивидуализм; другой возникает как реакция коллективного сознания на враждебный ему первый вариант. На утверждении индивидуализма основано «западное общество», или «свободный мир». Эта форма общежития завершает собой грандиозный процесс, отдельные аспекты которого получали названия «движения гуманизма», «Возрождение», «Реформации», «распространения прогресса». В ней наиболее последовательно и полно осуществился идеал, который особенно чуткие умы осознали еще в XVI в., - освобождение человека от власти сверхличной коллективной онтологии, т.е. превращение общества из духовной единицы высшего порядка, обладающей собственной волей и собственными целями, не сводимыми к сумме воль и целей ее членов, в чисто конвенциальный союз отдельных граждан, превыше всего ставящих свои личные интересы. Западный враиант общественного устройства, несмотря на многие внешне привлекательные стороны, не имеет никаких перспектив, поскольку в самой его природе заложены гибельные для него начала. Это общество обладает свойством саморазрушения, и спор может идти только о том, на какой срок сумеет оно отдалить свой распад. Судя по всему, срок этот уже невелик.
Принцип индивидуализма неизбежно порождает потребительство, а значит и гипертрофированное развитие техники и промышленности, влекущее за собой отравление природной среды и энергетический кризис. Неустойчивость потребительского существования человечества, которое высасывает сейчас из
13
-под земли последние остатки топлива, очевидна. Но поощрение индивидуализма порождает и другую форму неустойчивости, возможно, еще более опасную: усиление разлада между личными интересами. Гоббс провозгласил когда-то, что жизнь общества есть не что иное, как «война всех против всех»; в этих его словах была не констатация факта, а формулировка цели. Этой страшной фразы никто, правда, не испугался - все полагали, будто именно из всеобщей корыстности и всеобщего себялюбия под действием каких-то интегрирующих механизмов явится всеобщая гармония. Но теперь-то ясно, что проницательнее всех оказался Достоевский, предсказавший, что никакою выгодой и наукой люди не сумеют мирно разделиться, и каждому все будет мало. Впрочем, вздорность идеи, будто из всеобщего эгоизма сложится всеобщее согласие, легко мог бы обнаружить не только такой великий человек, но и всякий, кто хоть минуту серьезно подумал об этом. Ведь удовлетворять индивидуальные потребности проще и легче всего посредством ущемления интересов ближних. Что же касается охранительных законов, то как бы тщательно они ни составлялись, ловкач всегда найдет в них лазейки для притеснения простака. Формальное законничество не предохраняет от стяжательства, а напротив, содействует ему, так как оно полностью освобождает человека от нравственного самоконтроля. Не нарушил закон - значит можешь считать себя хорошим человеком, независимо от того, пострадал ли кто-то от твоих действий. Леонид Андреев сказал об этом так: сейчас нет греха, а есть преступление. Но эти два понятия далеко не равнообъемны. Когда люди помнили еще о грехе, они часто сами накладывали на себя наказание за такие поступки, в которых закон не смог бы усмотреть вины. Сегодня такие
14
люди показались бы нам психопатами. Есть пословица: устами младенца глаголет истина. Один театральный режиссер, ставивший «Преступление и наказание», решил узнать, в чем же состоит современная истина и ознакомился с сотнями школьных сочинений на тему о Достоевском. Во многих из них он прочел: «Что Раскольников убил старуху - это он правильно сделал, а вот что он раскаялся и сознался - это он дурак». Наши дети стали явно циничнее и бессовестнее нас, а ведь как раз на их поколение мы возлагали надежды на построение социальной гармонии, которую никак не могли создать сами. . .
Да какая уж там гармония! Не нужно и теоретизировать - достаточно поглядеть вокруг, чтобы понять: мир, где совесть заменена параграфами уголовных кодексов, не может не находиться в состоянии «холодной войны», которая неизбежно должна перейти в «горячую». И симптомы такого перехода уже хорошо различимы. Недавно в Англии прошла волна громадных забастовок: муниципальные рабочие и врачи решили, что им недоплачивают. И вот, в течение многих недель на улицах возвышались зловонные горы мусора, а больным детям никто не оказывал помощи. Чем это лучше какой-нибудь армяно-турецкой резни, где лилась кровь невинных младенцев? Формальная законность освободила представителей «самой гуманной профессии» даже от принесенной ими в свое время клятвы Гиппократа, где есть фраза о бескорыстии, и они равнодушно взирали на страдания и смерть своих маленьких соотечественников. Они отлично прониклись духом времени: своя рубашка ближе к телу! Теперь все знают: сумел урвать у других - молодец; не пойман - не вор. Но аппетиты разгораются, и для многих гот уровень бесчеловечности и агрессивности, который вписывается в ко
15
деке, становится уже недостаточным. Во всех уголках света начинают захватывать самолеты с ни в чем неповинными пассажирами и взрывать бомбы, убивая и калеча ни в чем неповинных граждан, чтобы отстоять личные или групповые интересы. И эта линия развития «войны всех против всех» грозит стать в ближайшем будущем главной.
Если так оно и случится, власти западных стран должны будут принимать какие-то решительные меры. Но трагедия в том, что они ничего не смогут сделать. В любой из этих стран правительство является всего лишь администрацией, предусмотренной «общественным договором», и поэтому имеет ограниченные полномочия. Коль скоро терроризм примет массовые масштабы, для его пресечения придется проводить облавы, арестовывать заподозренных в пособничестве и укрывательстве лиц и т.д., а эти действия будут рассматриваться как вопиющие нарушения стоящих на страже индивидуумов законов и в тот же миг вызовут громкие протесты. Психика западного человека пока еще вмещает представление об общественных интересах, но в том лишь усеченном виде, когда оно не связано с представлением о необходимости поступиться чем-то личным. «Польза общества», как абстрактное понятие, может вызвать вполне положительные эмоции, но мысль о жертвах во имя этой пользы всегда вызовет ярость. Европейская логика давно уже ограничила сферу своих суждений материальной частью Бытия, поэтому она разучилась понимать выгоду общества как пользу для чего-то высшего и невидимого, управляющего людьми, и трактует ее лишь как сумму сиюминутных выгод его членов. Из медицины известно, что внешне процветающие раковые клетки перестают получать от целостной «растительной души» организма всю
16
важную информацию, в том числе и дурные предчувствия. Подобно этому, жители западных стран, отвергнув мистические обоснования своих обязанностей перед государством и освободившись таким образом от сурового тягла, освободились заодно и от мистического социального инстинкта самосохранения. За свое кажущееся индивидуальное процветание они расплачиваются страшной ценой: потерей апокалипсического чувства. Правда, отключение от коллективной онтологии парализовало пока только глубинный подсознательный слой индивидуальных душ, оставив еще неповрежденным разум и сохранив способность к философскому анализу. Поэтому можно сказать, что западная цивилизация с ее собственной точки зрения развивается вполне правильно - в точном соответствии со стройными и непротиворечивыми теориями Штирнера, Ницше, Сартра и других аналитиков. Следовало бы даже восхититься железной логикой ее развития, если бы это не была л о г и к а с м е р т и .
Парадоксальнее второй вариант человеческого самоустройства, возникший как отчаянная попытка обмануть логику и избежать финальной фазы процесса, начавшегося в Европе еще в XVI в. Он несет в себе больший драматизм, поскольку предыдущие стадии процесса признаются закономерными и оправдываются, но к ним искусственно присочиняется некий «счатливый конец», и эту созданную кабинетными теоретиками конструкцию стараются всеми средствами воплотить в реальность.
Это, братишка, наша с тобой формация - в ней мы родились, в ней выросли, а ты в ней и умер, так и не увидев ничего другого. И писать мне о ней тяжелее всего. Разные у меня были дни в течение того года, пока я пишу тебе эти письма, - иногда являлось
17
вдохновение, и мысли сами собой воплощались в точные фразы; иногда и мысли и слова приходили медленно, будто пробиваясь сквозь вязкую сопротивляющуюся среду, - но так трудно, как сейчас, еще не было. Ведь приходится касаться того, что одно мне по-настоящему дорого, чем единственно могу я жить на этом свете. Это, конечно, не формация, а неизмеримо более обширная таинственная данность, которую мы кратко называем Россией, но, вопреки всем законам логики, эта необъятная данность оказалась включенной в примитивную формацию, да еще так прочно, что мало кто верит, что ее можно оттуда вытащить.
Извне всегда видна лишь оболочка, поэтому те, кто смотрят на Россию извне, воспринимают лишь формацию. И они приходят в ужас. Если у них и случаются моменты тяжких сомнений по поводу собственного устройства, то достаточно им подумать о нашем устройстве, как все сомнения разом исчезают. Подобно фарисею в храме, они начинают благодарить небеса за то, что они не такие, как эти грабители и обидчики. От добра добра не ищут, - восклицают они, - и лучше уж жить как мы, чем на каждом шагу подвергаться притеснениям, постоянно быть под слежкой и как попугаи выкрикивать лозунги партии. Я мог бы ответить на это, что вблизи все это не так и объяснигь во всех подробностях, что в России больше свободных мыслей, чем в любой другой стране, ибо свободная мысль завоевывается нами с усилием, а поэтому бесконечно ценится и оберегается; что официальная ложь не опасна для наших душ уже в силу своей очевидной лживости; что в нашем народе бездна ума и чувства; что народ наш есть народ подлинно европейский, имеющий за плечами тысячелетнюю историю и уникальную духовную культуру; что
18
наша несравненная и все еще живая природа, когда к ней прикасаешься, заставляет задохнуться от счастья; что мы живем здесь совсем не как звери в клетке, а как обыкновенные люди, со всеми людскими горестями и радостями; - но это не тема моего теперешнего разговора. Его тема - формация, и я должен говорить о ней честно и откровенно, независимо от того, задену ли при этом какие-нибудь чувствительные места загадочно переплетенной с нею России.
Нескладнейшее наше жизнеустройство родилось от испуга - того испуга, который рано или поздно должен был придти в Европу, двинувшуюся по пути прогресса. Впорчем, «придти» - наверное, не то слово, ибо оно подразумевает некую внезапность. Испуг скорее подкрался, а затем то нарастал, то уменьшался, принимая различные причудливые формы, сублимируясь то в смутную тревогу, то в непонятное озлобление, то в бурную вспышку лихорадочной активности, то в уныние и апатию. И на протяжении всего этого времени главные усилия европейской цивилизации были направлены на то, чтобы преодолеть испуг, заглушить его шумом и суетой, втолковать людям, будто ничего плохого не происходит, что все абсолютно закономерно и неизбежно и уже поэтому лишено какой-либо греховности. Усилия тут понадобились огромные: легко ли было преодолеть сопротивление целостных национальных сознаний и превратить полные жизни сверхорганизмы теократических государств, питавшие людей трансцендентным ощущением высшей пользы и повелительным интуитивным чувством долга, в мертвые мешки, наполненные раздувшимися от личного благополучия эгоистами! Не удивительно, что тут не обошлось без срывов. Наибольший срыв должен был произойти, конечно, в России, где мистическое признание Божественного Промысла,
19
заставляющее граждан покорно склоняться перед царем и государством, было особенно сильным. Там он и произошел. Энергично подталкиваемая к прогрессу то Петром, то Екатериной, то либеральным дворянством, то западниками, то революционными демократами, Россия, хотя и неохотно, хотя и огрызаясь пугачевщиной, великим расколом, славянофильством и богоискательством, все же продвигалась вперед. Но когда максималисты-большевики, принявшие всерьез утопические проекты «счастливого будущего», выработанные западноевропейскими теоретиками, захватили власть и принялись осуществлять их на деле, она, как вконец загнанная лошадь, перестала воспринимать понукания и, повинуясь уже только инстинкту, поворотила обратно к полузабытому старому дому. Поколение наших родителей как раз застало этот неожиданный поворот народного сознания, спутавший все карты энтузиастов мировой революции и имевший серьезнейшие исторические последствия. О последствиях, впрочем, тогда никто не догадывался: в то дикое время меньше, чем когда-либо, умели придавать занчение тому, что происходит в нематериальной сфере.
Попятное движение нашей национальной души наиболее зримо проявилось в резком изменении индивидуальных вкусов и реакций, ибо они лежат в глубинном слое психики, который прежде других слоев отзывается на сдвиги, совершающиеся в невидимой коллективной онтологии. Очень симптоматичным был, например, перелом, произошедший в восприятии живописи и архитектуры. В первые послереволюционные годы у нас пышно расцвел конструктивизм - пластическое выражение марксистских идеалов мировой коммуны с рациональным бытом. Но уже к началу тридцатых годов он не только перестал радо
20
вать глаз, но и начал вызывать устойчивое отвращение. Заводские дома культуры, построенные в виде комбайнов или стаканов, низкие параллелепипеды студенческих общежитий с ленточным остеклением, стандартные жилые кварталы, возведенные на принципе голой «функции» безо всякого украшательства, и даже знаменитый «Центросоюз» с непрерывно ползущими вверх и вниз лифтами, построенный для нас самим Ле Корбюзье, - все это вдруг показалось отталкивающим, враждебным человеческому естеству. Народным чувством стали отторгаться также мейер- хольдовские театральные постановки с условными декорациями и «смелой» трактовкой классических пьес, кубистические и супрематистские картины, модернистская музыка вроде оперы «Катерина Измайлова», простецкая проза «Российской Ассоциации Пролетарских Писатлей», формалистические стихи Маяковского. Из этих вещей явно выглянуло что-то левацкое, разрушительное, хулиганское, безнравственное. Я особенно настаиваю на слове «безнравственное», так как в моем детском сознании хорошо запечатлелись разговоры старших об этом, и я отлично помню дух их критических замечаний. А подоплекой такого отношения к «прогрессивным» явлениям в искусстве, отразившим первоначальную цель русской социалистической революции, был, конечно, испуг перед бесовщиной. Это был по своей сути тот же самый страх, который в XVII в., когда Россия стала на путь западного развития, породил невиданное дотоле духовное сопротивление, вошедшее в историю под названием великого раскола, и выразился в апокалипсических словах старообрядцев, что антихрист реально пришел на землю, и наступает конец света. Этот же самый страх всю жизнь преследовал Гоголя и продиктовал Достоевскому его «Бесов». Но до рево
21
люции дьявол разрушения национального организма, соблазняющий людские души идеями личного Благополучия и личной независимости, действовал лишь в сфере культуры; теперь же он стал устраивать по своему плану и материальную сторону жизни - государственные и общественные учреждения, стиль и структуру людских взаимоотношений, семейный уклад, облик деревень и городов и т.д. И народ наш, не до конца еще развращенный и разъединенный, испугался. Три столетия усилий правительства и значительной части общественности, направленных на переделку русских людей и вытравление из них Бога, так и не увенчались окончательной победой: когда мы увидели бесовскую морду прямо перед собой, Бог шевельнулся-таки в каких-то неведомых нам самим подвальных этажах наших сознаний. Модернизм, конструктивизм, сверхдемократизм, рационализм, новые формы воспитания детей, сексуальная свобода, пятидневки, добровольная армия и милиция, ликвидация всех предрассудков, полное уравнение женщин с мужчинами, короткая стрижка, бесконечные споры на митингах и собраниях всех уровней, учеба пятерками - то, что должно было навсегда восторжествовать в России, а затем с мировой революцией хлынуть и в другие страны - натолкнулось на непреодолимое сопротивление национального чувства и не прошло. Мы повернули назад - к семидневной неделе с воскресеньем, к погонам, к министрам.
Часто спорят: был ли сталинизм неизбежным следствием Октябрьской революции. Несомненно, был, однако не в том смысле, как думает большинство. Он был не продолжением и развитием революции, а реакцией на нее. Но реакция эта была, действительно, неизбежной. «Счастливый конец», которым фанатики-марксисты хотели увенчать историю, ока
22
зался несъедобной мерзостью, и народное подсознание, не имея времени для поисков, возвратилось к давнему, но испытанному варианту - единовластию.
Но какой драмой обернулся для нас этот инстинктивный возвратный импульс! Бедный народ мой! Ты увидел западню впереди, но ты не мог знать, что западня находится и сзади. И вот, даже не за грехи свои - ибо какой грех можно вменить поколению, выросшему в голоде, нищете, войнах и страдании, - а за грехи отцов, за изначальный грех соблазненного человечества, ты начал расплачиваться неслыханным мученичеством!
В истории, видимо, и вправду нет пути назад. Испугавшись дьявольщины «пролеткульта», мы разрешили Сталину восстановить самодержавие, но мы не могли восстановить тончайших духовных механизмов, делавших его органичной формой национального существования. Мы вернули монархии жизнь, но не экзистенцию. Прежнее философское, нравственное и религиозное обоснование единоличной власти было безвозвратно разъедено естественнонаучным мировоззрением и всей европейской культурой, от прелестей которой мы уже не могли отказаться. Попытавшись сесть между двух стульев, мы потеряли равновесие.
В этом неустойчивом положении мы балансируем и до сих пор. На Западе имеется лишь глубинный конфликт между образом жизни людей и их божественным предназначением; нас же раздирают, вдобавок, внешние противоречия. И главное из них связано с влатсью. Наша тоталитарная власть опирается на национальный инстинкт самосохранения, т.е. имеет чисто трансцендентные основания, однако, отрицая всякую трансцендентность, она пытается изобразить себя таким же договорным институтом, каким явля
23
ется власть на Западе; простой администрацией, выбранной демократическим путем для планирования хозяйства и поддерживания общественного порядка. Но это не так. Наша сегодняшняя власть есть преемница сталинской формы правления, в которой сублимировался импульсивный отказ индивидуумов от личного интереса ради интереса общего - уничтожения посягнувшего на нацию беса. Значит по самому происхождению она должна быть отеческой властью, вершащей суд не по букве, а по совести; правящей народом волевым, неподотчетным образом, как голова правит телом. Но сейчас нет легальных языковых и понятийных средств для выражения этой идеи, поэтому власть не только не может обосновать свои действия перед народом, но и сама-то не может осознать их смысл. Свою главную функцию она вынуждена выполнять как бы подпольно, а это неизбежно создает у нее комплекс неполноценности, заставляет нервничать, терять самообладание и часто прибегать к крутым мерам принуждения. Поскольку ее атеистическое мировоззрение не дает основы для возведения ее в глазах народа на тот уровень авторитетности, который необходим ей для ее деятельности, она пытается утвердить этот авторитет на страхе. Но к страху тоже привыкают, и с каждым годом мы будем видеть в России все больше людей, признающих только писаные законы и не желающих ничего знать о неписаных законах и правилах поведения. Молчаливый сговор, заключенный с правительством их отцами, для них перестанет существовать. Но жить только по-писаному Россия не сможет - этому надо долго учиться и надо выработать множество соотве- ствующих общественных институтов.
Чувствуя нарастание этой угрозы, наше правительство принимает ответные меры. Но на поверку
24
они оказываются полумерами. Поскольку главная его беда заключается в том, что, настаивая на материализме, оно лишило себя возможности дать своему волевому методу правления единственно убедительное, т.е. мистическое оправдание, ему приходится изобретать мистификаторские оправдания. Божье помазанничество заменяется неким современным суррогатом - либо рекламируемой на всю страну необычайной гениальностью человека, занимающего высший государственный пост, либо, якобы вытекающей из классовой социальной теории, непогрешимостью партии. Первое ведет к культу личности, второе к господству безликости. И то, и другое успело себя дискредитировать, а третьего ничего не придумали. В итоге, мы живем какой-то странной жизнью: не верим уже ничему, что исходит от власти, но по инерции еще подчиняемся ей. Ясно, что развязка так же близка для нас, как и для жителей Запада. Разница лишь в том, что, сохранив остатки мистической национальной души, мы чувствуем приближение развязки гораздо острее.
Нужны ли еще какие-либо подтверждения того, что затея рукотворного человеческого устроения полностью провалилась? Для меня это свершившийся факт. К уже осознанным всеми нами трем главным кризисам, связанным с загрязнением окружающей среды, истощением топливных ресурсов и гонкой вооружения, мы должны причислить еще более фундаментальный кризис: организационный. Организоваться своими собственными силами мы не смогли, и нам надо признать это со всей откровенностью. Чем дольше мы будем успокаивать себя надеждой, будто что -то еще можно придумать и как-то договориться, тем меньше шансов останется на спасение.
Но на кого же нам надеяться, если не на самих
25
себя?Я ожидаю этого вопроса моих современников, и
думаю: далеко же зашло наше отупение, если мы с недоумением спрашиваем о таких вещах, которые всякому нормальному уму должны быть очевидны.
Конечно, вся наша надежда - только Бог.Знаменитый философ двадцатого века, Мартин
Хайдеггер, в 1966 году дал интервью журналу «Шпигель», которое просил не опубликовывать при его жизни. Журнал выполнил просьбу, и интервью было напечатано только 31 мая 1976 года, через пять дней после смерти философа. В нем Хайдеггер заявил, что человечество зашло в тупик, выйти из которого своими силами не сможет, и никто, кроме Бога, нас не спасет. Это заявление можно расценивать как завещание, выстраданное представителем того поколения, чья молодость пришлась на самый расцвет уверенности в уготовленном нам наукой и разумом светлом будущем. Хайдеггер оказался достаточо честным и мужественным мыслителем, чтобы признать незадолго до смерти абсурдность того, во что верил всю жизнь. Но если бы он с самого начала смотрел на вещи не извращенным естественнонаучной идеологией, а нормальным человеческим взором и понимал, где нужно искать истинную мудрость, то он мог бы предсказать все еще в начале столетия, как за сто лет до него предсказали все преп. Серафим Саровский, Гоголь и Достоевский. Ведь сказано: ничто не удержится, что не от Бога. А мы хотели во всем действовать не от Бога, а от себя. И не удержались.
Но где же нам взять Бога, чтобы спастись?Конечно, внутри себя. Пока мы дышим, Он есть
в каждом из нас.В одной из своих проповедей о. Димитрий Дудко
рассказал следующее. «В наш храм ходит женщина
26
врач. Лет десять тому назад она заболела раком желудка. Диагноз установлен был точно. Да и без диагноза было видно - доживает последние дни. Ежедневная рвота, трупный запах. Чувствуя близость конца, она решила собороваться и причаститься. И вот совершается чудо. После соборования и причастия мгновенно прекращается рвота, со временем исчезает трупный запах, врачи снимают ее с учета, как выздоровевшую. Жива и сейчас, здорова, бодра, работает попрежнему врачом». В этой истории для нас глубокое поучение. Женщина, разумеется, не знала, как лечить рак, поразивший ее организм. Но Бог знает и может все. И от женщины потребовалось лишь соприкоснуться с Богом. Когда она это сделала, все остальное довершила излившаяся от Него Благодать.
Точно то же требуется для исцеления от раковой болезни, поразившей человеческое общество. Коренная наша ошибка до сих пор состояла в том, что мы непременно пытались рассчитать свое будущее во всех деталях. Но это невозможно, и не по техническим причинам, не потому, что для этого нужна правильная социологическая теория, которая нам неизвестна, а даже в принципе. Для будущего не может быть никакой теории, ибо оно не вытекает необходимым образом из настоящего, не определяется полностью сегодняшними условиями. О но т в о р и т с я . Поэтому самое большее, что можем мы сделать, заботясь о нашем будущем, - это содействовать благоприятному для нас его сотворению. Но его творит Бог, значит мы должны помогать Богу, должны стать Его сотрудниками. К этому призывает нас весь Новый Завет. Но для этого прежде всего необходимо вспомнить Бога как живую реальность, осознать Его существование и всемогущество. И этого же, как ни
27
странно, будет и достаточно. Остальное придет к нам само, и жалкая наша сегодняшняя жизнь начнет быстро преображаться, открывая перед нами такие новые цели, о которых мы сейчас не можем и догадываться.
Сколько раз уже мы доверяли свою судьбу политикам, но всегда обманывались! Не рискнем ли теперь доверить ее Богу?
Правда, для этого нам придется учиться элементарным, но забытым истинам, заново осваивать заброшенный нами в погоне за призраком рукотворного рая мир подлинной духовности. И надо начать с самого болезненного - с осознания своей вины.
Это очень трудно, но без этого все равно не обойтись.
Великие истины всегда просты, и их формулировки всем известны. Известна и кратчайшая формулировка той истины, которая сейчас нам нужнее всех других. Она состоит из одного слова: покайтесьі
О, как сейчас нам нужно покаяние! Весь мир сегодня кричит о правах, и это самый яркий симптом нашего безумия.
Я включаю радио или беру в руки газету, и будто попадаю на птичий базар, где крикливые чайки и гагары с шипением защищают свои крошечные участки. Помимо «неотъемлемых прав человека», принадлежащих, видимо, каждому из нас прямо от рождения, имеются, как выясняется, и специфические права слоев, классов и групп, которые надо отстаивать с той же бескомпромиссностью. «Французские феминистки собираются ехать в Тегеран, чтобы изучить положение с правами женщин в Иране»; «Этот законопроект ставит под угрозу право трудящихся на забастовки»; «По случаю международного дня ребенка комитет выступил в защиту прав детей» - вот об
28
рывки фраз, которые доносятся до моего слуха и мелькают перед моим взором. Вслушиваться и вчитываться в них внимательно я так же не в силах, как вникать в смысл воплей ссорящихся на коммунальной кухне соседок. Тоска охватывает мое сердце, и мне хочется крикнуть на весь мир: не тем вы занимаетесь, люди, не тем! Но кто меня станет слушать. . . Приел ушиваются-то все как раз к кухонной ссоре. Недавно мне рассказали о школьнике, который всегда отличался примерным поведением, и вдруг стал перечить родителям. Оказалось, он где-то наслушался о «правах подростков», про которые раньше ничего не знал, и усмотрел в этом руководство к действию.
Я понимаю, что многие люди вкладывают в слова «права человека» благородный смысл, что эти слова укрепляют их решимость противостоять обидчикам и притеснителям, рождают в них чувство человеческого достоинства. Но тем хуже для нашей цивилизации, что она позволяет дьяволу играть на прекрасных чувствах и, прикрываясь ими как дымовой завесой, вести свою разрушительную работу.
«Права человека» - великое понятие. Но для нас звучит сегодня лишь какое-то дальнее его эхо, поэтому дьяволу ничего не стоит его фальсифицировать. И наше будущее во многом зависит от того, вспомним ли мы его истинное значение.
Слово «право» родственно слову «правота». Действовать так-то имеет право тот, кто прав в своем действии, кто поступает правильно. Про такого мы говорим: он правильный человек. А понятия «правота» и «правильный человек» подразумевают праведность. Таким образом, по изначальному и забытому сейчас смыслу, человеческие права неразрывно связаны с праведностью человеческого поведения. Права даются тому, кто живет по правде, а «жить по прав-
29
де» - это выполнять обязанности. Значит, права вытекают из обязанностей. Но раскатывается гулом по свету кампания по отстаиванию человеческих прав, и никто не упоминает о человеческих обязанностях. Это и есть та ловушка, в которую мы все попали и страшной опасности которой не сознаем.
Не сознаем же мы ее потому, что наше сознание отравлено ложью, замутнено. «Сознание» есть «со -знание», совместное знание. Совместное с кем же? В этом нетрудно разобраться. Сделать сознание ясным - значит просветить его, озарить Фаворским Светом, божественной благодатью. Сознание и имеется в том, кто получает знание от Бога, т.е. сознание есть совместное с Богом знание. А теперь вслушаемся в слово «совесть», «со-весть». «Весть» означает почти то же, что и «знание» - это известие, информация. Поэтому сознание и совесть - понятия, в сущности, идентичные. Недаром, когда мы говорим «какой сознательный поступок», мы имеем в виду поступок совестливый, самоотверженный. Следовательно, очистить свое сознание от лжи означает прислушаться к своей совести, покаяться. Сознание своего человеческого достоинства есть не что иное, как осознание своей вины и решимость искупить эту вину перед Богом. И если философия обиды не сменится в нас философией вины, нам не удержаться. Никакого другого пути к спасению для нас нет.
Путь к спасению через внутреннее строительство души был единственным во все времена. Но сейчас, в конце двадцатого века, возникла особенно благостная возможность им воспользоваться.
Семьдесят лет назад Николай Бердяев писал: «Если возможно религиозное возрождение, то только на почве раскрытия религиозного смысла светской культуры». «Религиозный переворот, который дол
30
жен вывести ищущее человечество на путь Вселенской Церкви . . . - переворот космического порядка, в нем раскроется истина о человечестве, как центре божественного космоса, в нем приоткроется тайна творения». Истина о человечестве, неотделимая от осознания Замысла всего творения, как раз и была в понимании Бердяева той «религиозной антропологией», которой он не находил в христианстве. Теперь мы видим, что он ошибался: эта истина четко провозглашена в евангельском тексте. Но там ее никто не хотел услышать. Только когда она стала звучать в таких областях, где ее никто не предполагал искать, мы с удивлением обнаруживаем, что все эти века она была у всех на виду. По нашему маловерию, нам понадобились косвенные или независимые от Евангелия ее подтвреждения. Одна из главных частей светской культуры - естествознание - действительно начала наполняться религиозным смыслом, и в этом нельзя не ощущать провиденциальности.
На Тайной Вечере Иисус сказал ученикам: «Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел». Казалось бы, что может быть лучше общения с Христом - воплощенной Истиной? В наши дни смысл этих слов приоткрывается. Лучше, а вернее, не лучше, а нужнее - самостоятельно добытая Истина. Апостолам выпало счастье получить свет знания непосредственно от Бога; нам пришлось идти к нему тяжким извилистым путем заблуждений. Но нет худа без добра: теперь открылась возможность водрузить религию на такое широкое и прочное основание, какого у нее прежде не было. Сделать это - значит осуществить «религиозное возрождение» и «религиозный переворот», т.е. преобразовать нашу жизнь и не искорениться.
Когда-то Христос шел по берегу Генисаретского
31
озера и увидел двух братьев-рыбаков. «Оставьте свои сети и идите за Мной, - сказал Он им, - будете ловцами человеков». Сегодня Бог поступил иначе: Сам расставил сети фактов и событий, чтобы уловить в них людей. Истина делается видимой, и достаточно лишь начать к ней приглядываться, как мироздание предстанет взору таким, какое оно есть. А тот, кто увидит его в истинном свете, раз и навсегда перестанет впутываться в политическую возню, в споры о платформах и программах, о проектах социальных преобразований. Он не будет даже слушать обо всем этом. Ему станет ясно, что если эти вещи и имеют для людей какой-то смысл, то только потому, что каждый человек, сам того не подозревая, скрепляет их актом «запечатления» с объектами нематериального мира, о которых хранит воспоминание его душа, но с которыми разучился работать его разум, - с живыми данностями, населяющими онтологическую часть Бытия. Он поймет, что разобраться в мешанине словесного мира нет никакой надежды до тех пор, пока не будет наведен порядок в мире онтологии, т.е. в мире реальностей. Он с полной отчетливостью увидит причину невозможности разрешить партийные разногласия, заключающуюся в том, что разные люди, в силу случайных причин воспитания и темперамента, скрепляют ностальгию по своей Духовной Родине с разными материальными структурами, но в одичании, на которое обрекла их естественнонаучная идеология, они умеют говорить и думать лишь о структурах. Тот же, кто услышит Истину, будет говорить не о моделях, а о подлинниках. Но в то же время он преисполнится терпимости к людским моделям, ибо будет сочувствовать желанию каждого человека иметь милый сердцу талисман.
Мечта о светлом будущем человечества - великая
32
мечта. Но тем хуже для нашей цивилизации, что она позволяет дьяволу - этому вечному мимикристу - обманывать нас этой мечтой. Дьявол не выступает открыто против благородных побуждений, он даже как бы поощряет их, но он переводит их из реального пространства ответственной за себя перед Богом человеческой личности в иллюзорное пространство всеобщей ответственности, которая оборачивается всеобщей безответственностью. И мы поддаемся на эту уловку, поскольку можем при этом культивировать свои смутные «высокие порывы», испытывая от них эстетическое удовольствие, и в то же время освобождать себя от тягостного самоконтроля индивидуальной совести. Говорят, что разделение мира на два лагеря выгодно обоим лагерям, ибо каждый из них пугает своих граждан недостатками другого и тем самым укрепляет себя. Это, может быть и верно, но есть еще более глубокое объяснение. Собственный лагерь нужен нам для того, чтобы сваливать на него все свои грехи и пороки, а далекий и покрытый туманом неизвестности противоположный лагерь - чтобы проектировать на него какие-то смутные идеалы райской жизни. А надо понять простую истину: не существует коллективного способа попасть в рай; туда каждый приходит своей дорогой, и дорога эта пролегает через покаяние и вытекающее из него духовное самоусовершенствование. Мы доели почти весь запас благодати, который наши предки создавали тысячелетиями и вложили в религию, обряды, национальные сознания и народные традиции. Теперь нам снова нужно добывать ее из основного глубинного источника - из своих душ. Как только мы обратимся к этому источнику, все начнет прилагаться. Что именно приложится - об этом бессмысленно сейчас говорить. Знать этого нельзя. Будущее творится!
33
* * *
После Воскресения Христос явился к ученикам и обедал с ними. Потом Он сказал Петру: иди за Мною. Петр же, обернувшись, увидел идущего за ним Иоанна. Подумав, что, может быть, им надо идти за Христом вместе, он спросил: Господи, а он что? Христос на это ответил: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? ты иди за Мною».
Всякий, кому открылась сейчас Истина, должен идти за Богом, не оглядываясь на тех, кому предназначено пока пребывать в ожидании. Что ему до них? Он должен идти вверх.
Март 1978 - Март 1979
34
С.И. Беликова
РУССКАЯ ИЗБА
(ПОПЫТКА ПОНИМАНИЯ ФИЛОСОФИИ РУССКОЙ САМОБЫТНОСТИ)*
При упоминании об избе чаще всего представляется или нечто сказачно-пряничное, изукрашенное, об одном окошке - вроде тех, из которых на страницах наших букварей Лиса-Патрикеевна вызывала доверчивого Петушка, или, наоборот, темная, грязная, тесная - злоталантливого Ейзенштейна, образ, навязанный нам слева и с Запада. Нашими недругами. Крепко навязанный. Так крепко, что реальному образу через этот и пробиться-то трудно, хотя свидетельств реальному образу - литературных, архитектурных, исторических - предостаточно! Получается некий парадокс:
- хозяин 1/6 обитаемой суши, который по личной инициативе распространял русскую культуру во все стороны - до Белого моря и до Черного, через всю Сибирь до Аляски, на Кавказ и Туркменистан - распространял не мечом, не декретом сверху - примером распространял (ту же избу стали местные жители, подражая ему, строить, напр. буряты, зыряне и т.д.), обитатель избы, сынов которого ценили и выпрашивали для своей гвардии могущественные государи Европы - за силу, выносливость, смекалку, ги
* Доклад прочитан на Съезде русской православной общественности летом 1986 г.
35
гантский рост, статность, храбрость, и покладистый характер
- и тщедушный, изнуренный, забитый, темный мужичонко, живущий впроголодь чуть ли не в конуре. Эти два типа в единый образ никак не сливаются, и в мизерное жилище, нашему сознанию слева и с Запада навязанное, очень трудно втискиваются.
И писатели, и художники в нашем познавании русского исторического быта часто играют роль не слишком благоприятную. Суриков, например, умудрился бедного Меншикова посадить в такую избу, что если он встанет, то, как князь Гвидон, вышибет крышу. Для суриковского художественного замысла это дало очень убедительный штрих - «из князя - в грязь», но со свидетельствами об огромных избах, а также с замерами - 3, 3 1/2, 4 метра высоты внутри избы - не вяжется. Над дверьми обыкновенной избы (а высота дверей 2, 2 1/2 метра) делаются полати, и на них, хотя и пригнувшись, тоже передвигаться нужно (еще метра полтора). И того, опять-таки 3 1 /2 -4 метра высоты внутри избы. И остальные габариты избы: 3 - 4 окошка с простенками тоже в 2 - 3 метра не вместишь, а на любой фотографии деревенской ѵлицы 3 - 6 - 8 окон по фронту в избе - подряд.
То вдруг чудесная картина Рябушкина «Свадебный поезд»: все в алые, зеленые шелка, бархат и парчу разряжены, а прохожие - чуть ли не по колено в грязи. Может, где оно было и так, но не там, где почва способствовала сохранению дерева веками, (раскопано до 17 слоев мощеной бревнами улицы- первые нам известные, как установлено анализами- IX века). Вот и делайте выводы. В каждом городе, в каждой семье даже - не без урода. Бывают конечно и неудачники, и больные, и пьяницы - Божьим наказанием или Божьим попущением: не нашего ума де
36
ло. Были и бедные избы, и мужички плюгавенькие. Вопрос в пропорции - что правило, а что исключение. Но если, глядя на случайные фотографии деревенской улицы (не намеренно же советским издательством подобранные, чтобы доказать благосостояние русской деревни XII - XIX веков!) я насчитываю подряд 6, 8, 10 изб с 8 - 12 окнами по фронту, я в праве предположить, что в этой деревне правило - не развалюшки, а именно вот эти красавицы, срубленные на века и разукрашенные, как невесты - не голодной же рукой! Нам на загляденье, хозяину и потомкам его - на славу.
Наткнувшись на эти парадоксы, мы два года жизни посвятили изучению материалов по русской избе. Глазам своим не верили, сверяли, рисовали. В частности - попала нам в руки книга - «Деревянное зодчество на Руси», издания Академии Наук 62 года. Книгу эту нам любезно предоставил один русский архитектор. Он же, увидав вот этот макет, презрительно махнул рукой: «Фантастика! Откуда такой дворец?» - «Гм. . . Гм. . . А у вас давно эта книга?»- «Лет 20». - «А вы в нее заглядывали?» - Наш друг даже обиделся: «Замечательные образцы зодчества! Все мои коллеги-иностранцы восхищались!» - «А масштабы видели? Подсчитали? Да это же ‘типичная’, т.е. далеко не самая обширная и разработанная!»- «Не может быть!» - «Вот калибр и линейка, вот счетная машинка». Архитектор полчаса считал, сам себе не веря. Вот до какой степени нами владеет «прогрессивная» пропаганда!
Мы исходили из мысли, что Господь Бог создал человека - свободным, разумным, ответственным и- творцом. По образу и подобию Своему. Каждое человеческое обиталище есть результат его, человека, жизненной философии и мировоззрения, и, в свою
37
очередь, каждое человеческое жилье формирует философию и мировоззрение следующего поколения. Как формировала изба, извечно обиталище наших предков, свое население?
Изба — это примитив - или совершенная, обдуманная, выверенная веками, обжитая и духовно образующая простота?
Изба - колыбель предков, дедов, отцов.Максимум разумного - а не развращающего ком
форта, максимум уюта, тепла удобств, экономии времени, при минимуме затрат - времени, горючего, места, труда. Идеально использованные объемы- почти без потерь на проходы, закоулки.
Уже в выборе места для ее построения предок наш был весьма требовательным - и в практическом, и в эстетическом смысле. Старались строиться главным образом по берегам рек, что обеспечивало общение, транспорт, поливку огородов, рыбный промысел - и широту горизонта, вид. Вид на церковь на пригорке был также почти обязателен. Из новгородских писцовых книг следует, что на алтарь приходилось около ста душ. Уложение о градостроении уже 16-го века предусматривает, что, в случае загороже- ния благолепного вида соседу, незадачливому хозяину следует помочь в перенесении хором на другое место. Вот вам и примитив. Случалось это редко, т.к. строились широко - вспомните «московский дворик» Поленова. Недаром сказано даже не двор, а дворик- одного хозяйства, небольшой по тем понятиям. А как широко в нем раскинулись службы, подсобные постройки - амбары, погреб, хлев, сарай. Не скучены - простор!
Даже материал, из которого изба строится, не удаляет человека от природы, и изба вписывается в ландшафт органически. Русский человек чувствует и
38
ценит естественную красоту дерева. Да и суровый климат заставляет человека зоботиться о тепле, изоляции от стужи, ветров, сырости.
Изба - оазис уюта, защищенности, тепла, радости, веселья среди белой, на зиму замершей природы. Мягкие очертания избы, снежные шапки над кровлей вдохновили зодчих на купола, отражающие стремление ввысь после распространения вширь - после объемного освоения пространства. Греческий аскетизм нам чужд. Мы славим Бога не только в храме - светлом и радостном, но и в сотворенном Им мире, обживая землю себе и ближним на радость, но всем этим окончательно устремляясь ввысь, к Творцу и Богу нашему.
Крестьянская изба - это одно из тех явлений, которое с первого взгляда не кажется заслуживающим внимания, мнится обыденным. Мимо нее обычно проходят, просто не замечая. А при ближайшем рассмотрении она оказывается чудом, которым без конца можно любоваться, восторгаться, удивляться, словно это не дело рук человеческих, - вроде цветка. Есть такие цветы: вроде бы и невзрачные, а присмотришься - верх совершенства. Так же, как цветок, многообразна наша изба, проста, рациональна - ничего лишнего, но все, что в ней есть - необходимо, гармонично, красиво. Мы столкнулись с ней случайно - заболели избой, стремлением окунуться в ее чудесную, формирующую силу.
Не мы первые: вот уже несколько десятков лет, как русская интеллигенция, в лице лучших своих представителей, открыла для себя избу, и, всем советским рогаткам вопреки, стремится хотя бы часть года прожить в ней, облагодетельствовать свою семью, своих детишек, да и - почерпнуть силы своему творчеству. Люди вольных профессий забираются в
39
глушь, селятся в заброшенных избах, приводят их в порядок, возвращая жилое состояние - возвращают им душу. И поколениями обжитая, поколениями намоленная изба - помогает жить правильно, по правде, как предки наши живали, руководствуясь теми принципами, о которых в Суете городской жизни и думать позабыли. Вам наверно приходилось испытывать это особое чувство в некоторых церквах - чувствовать, что церковь «намолена», сила в ней такая особенная. Вспомните, что во время бедствий и пожаров в первую очередь русский человек «святых выносил», т.е. иконы спасал. И что, куда бы русского человека не занесло - он сразу церковь строит - и на далеком Севере, и на Аляске, и даже вот мы, в эмиграции. А каждая изба - это своя, домашняя церковь.
Московские, да и иных городов жители испокон веков на лето снимали избы (пока более умудренные их хозяева, набравшись за зиму «избяной благодати», на лето перекочевывали на сеновал или в амбарушку) - и редкий ребенок в России не живал в избе хотя бы пару недель, вспоминая об этом с благодарностью и восторгом потом всю жизнь. Однако, в прошлом русская прогрессивная интеллигенция избу, в общем-то, проглядела - все на Запад смотрела, рай там для народа высматривала. А вот иностранцы - те из них, кто не слишком спесивы и самовлюбленны, те, которые в России побывали с открытыми глазами - избу оценивают по достоинству, видя в ней вершины смелой зрительной гармонии, красоты, разнообразия, и богатства форм, не обедненных симметрией - напр., есть избы, в которых все наличники* варьируют, не
* Здесь и далее в тексте * означает: См. приложение - «Словарь» на стр. 65 .
40
повторяясь, некую тему, но все гармонируют, перекликаются с узорами причелен* и полотенца*. Окна делают там, где они строителю «глянутся» - там, где они ему нужны и кажутся красивыми, часто не симметрично, напр., 3 в верхнем, 2 в нижнем этаже. Группируют свободно, с размахом, и того размера и формы, которые ему указывает его чутье и верный художественный вкус. Считается, что архитектура выражает душу народную. У нас-то и пропорции иные - не обязательно золотое сечение, не модуль Корбузье, не модерный выхолощенный рационализм.
Сами по себе вековые избы с массивными цикло- ическими бревнами в срубе, посеребренные дыханием времени, достаточно живописны. Это хорошо понимали уже древние зодчие, не допускавшие в своих постройках излишеств в различных резных и выпи-
41
ловочных украшениях.Перед совершенством пропорций, основанных на
применении в строительстве простых кратных отношений, связанных с размером бревна-модуля, в восторге останавливались большие художники - Врубель, Рерих, Грабарь, Корбузье и другие, соотечественные и - еще больше - иностранные. Но мимо всего этого совершенства простоты и тонкого вкуса наша интеллигенция, во главе с Ключевским, прошла с брезгливым отвращением, узрев только скудость и отсутствие фантазии: изба не копировала рабски европейские образцы, чтобы ей угодить. Даже привнесенные элементы декора, в которых можно увидеть черты барокко, восприняты, переосмыслены и применены так, что органически вписываются в нужном месте. Истинный художник не боится что-нибудь и скопировать, если оно ему годится для общей его творческой идеи. Он не застывает на канонах, кем-то жестко ограниченных, не смущается введением неожиданных тем и материалов. Напр., изба Зенона Шарыпова в деревне Фыкалка (Алтай), родного деда наших знакомых староверов, по словам искусствоведа Щелкова, (автора очень эрудированного труда «Русское народное зодчество Западной Сибири», издательства Академии Наук СССР за 1950 год) - «производит исключительно сильное впечатление, особенно в сумерках: темное пятно избы совсем растворилось на фоне лиловых гор. Видны лишь неясные очертания постройки, и только жестяные ромбики фриза, отражая в себе трепетный свет гаснущей зари, горят, как фантастические огоньки-глаза на мрачном челе дряхлого дома.
Удивительное спокойствие и тонкое настроение сообщаются зрителю при виде этого своеобразного эффекта. Эта картина как-то тепло отзывается в ду
42
ше и смягчает дикость и суровость окружающего пейзажа. Особенности декоративного оформления, так сильно действующие на психику человека, были прекрасно поняты строителем и применялись с большим мастерством и тонким вкусом, начиная с орьен- тации избы по странам света и кончая мелкими деталями оформления». От себя добавим: сколько же наблюдательности и просто времени нужно было этому крестьянину, чтобы так вписать свое жилище в данный ландшафт!
Как икона, в начале нашего века, вдруг открылась изумленным и восторженным взглядам искусствоведов, так и творчество русских умельцев с каждым днем все более очаровывает знатоков. Умельцев - зодчих, умельцев - скульпторов малых форм (ибо каждая деревянная игрушка - зверек или человеческая фигура - чем не скульптура?), умельцев в обработке деревянной утвари, резчиков и художников. А вышивки, а кружева? Как же так - тончайшие кружева, сплошь вышитые скатерти - в обиходе курной избы? А что такое - приснопоминаемая курная изба? Такие избы, отапливаемые по-черному, строились в бесконечно далекие времена. Дым из печки в таких избах выходит прямо в жилое помещение и, расстилаясь по потолку, вытягивается в особое отверстие с задвижкой и уходит в деревянный дымоход - дым- ник*. «Когда входишь в курную избу, - говорит Ополовников в книге «Русский Север», - прежде всего рушатся все привычные поверхностные представления о том, что в курной избе темно и грязно, что повсюду сажа и копоть. Ничего похожего здесь нет! Напротив, полы, гладко стесанные стены, широкие лавки, печной сруб и все, что находится ниже воронцов, блещет чистотой, обычной для всех изб. Более того, на чистом столе - белая вышитая ска
43
терть, на стенах - вышитые полотенца и одежда, в красном углу - традиционный иконостас с медными блестящими иконами. И лишь несколько выше человеческого роста - чернота закопченных верхних венцов сруба и потолка, блестящая, отливающая синевой, как вороново крыло. Дым, расстилаясь по по- толоку, опускается до определенного и всегда постоянного уровня, и граница между чистой и закопченной частью стены лежит в пределах лишь одного-двух венцов*. По этой границе и проходят вдоль стен широкие полки - ‘воронцы’*, очень четко и, можно сказать, архитектурно отделяющие светлый и чистый интерьер избы от ее черного верха». Воронцы эти, они еще называются подзором, часто бывают украшены резьбой; под ним-то и висят белоснежные ручники, отороченные кружевом ручной работы.
Разнообразию оформления изб нет конца: от похожих на неприступную крепость до предельно-изукрашенных, ярких и светлых. Сказочность украшений избы не случайна. Помимо эстетических функций, в старые времена все эти кружочки, ломаные линии, точки - символизировали молитву, охраняли отверстия, края, от проникновения злых сил, были «оберегами». Изба завершалась вырезным коньком*, вокруг окон и дверей - отверстий - узоры, но и по подолу сарафана, вырезу рубахи для шеи, по краю рукавов. Все эти узоры «читались», имели смысл.
В избе украшается всё, все предметы обихода- несмотря на то и вопреки тому, что к жилью своему истинно-православный человек относится как ко временному. Внимание же основное, первой важности- к вечному и его представительству на этом свете- церкви, храмам, их строительству и украшению. В храмы он сносил все наилучшее, на что способен был его творческий порыв: часто единственным ка
44
менным, а, следовательно, и долговечным зданием в селе красуется церковь, и в нее приносили самое драгоценное - от жемчугов на иконы и до шуб, которыми украшали стены.
Основной, изначальный модуль избы - клеть - чаще всего 3 окошка на улицу. Размеры даны длиной бревна - от 6 до 12 метров. Дерево заготавливается загодя, любовно и тщательно отмечают подходящие лесины, когда их встречают в лесу. Зимою рубят, по снегу - волоком - вывозят и, если спеху нет особого, оставляют на просушку. Углы рубят в лапу*, в обло*, в шип - есть еще немало способов. Цель: крепость сооружения, теплоизоляция, красота. В верхнем бревне выбивается жолоб, точно повторяющий конфигурацию всех выпуклостей нижнего бревна. Прокладывают мхом, который потом, через год усадки, еще раз проконопачивают. За сколько времени можно построить избу? Вспомним, что «обыденную» церковь строили в один день. Избу - тоже миром строили, быстрота зависела от «помочи», от того, сколько у хозяина друзей и родственников. Ниж-
45
ние венцы* и крыша - предмет особых забот хозяина. Выбираются они из негниющих пород дерева - напр., лиственницы, опирают на камни или «курьи ножки» - пни, для остова крыши сруб стен чаще всего расширяют в последних венцах («повал»)*, затем две противоположные стены продолжаются, постепенно укорачивая бревна - «самцы»*. Быки и слеги* составляют каркас крыши; верхняя слега - «Князева» или «конева» - более толстая; курицы* поддерживают поток*, в который упираются теснины. Все это завершает охлупень или шелом, который впереди и сзади оканчивается коньком*, т.е. корневищем, вырубленным в форме конской головы. В центральной России избы чаще кроются соломой, теперь шифером или железом.
Наивный и задорный конёк - гордость каждого хозяина.
46
Интересно, что стены избы одновременно и изолируют прекрасно от холода, но и дышат - пар не осаждается, а впитывается и вымерзает уже снаружи. Смола озонирует воздух, нейтрализует тяжелые запахи. Об избяном лесном духе - смолы, дымка, свежеиспеченного хлеба, трав лечебных, травок и ягод для заварки чая, с удовольствием вспоминают все, кто в нормальных или хотя бы относительно-нормальных условиях побывал в избе. Есть и отрицательные свидетельства - обычно тех, кто там бывал в ненормальные моменты: оккупации, войны, голода, коллективизации.
Когда-то безоконная изба сначала обзавелась волоковыми*, затем кощатыми* окнами. Волоковые - это вырубленные или врезанные на полбревна вверх и вниз. Эти окна очень практичны, т.к. не требуют рам, креплений, и не ослабляют конструкцию. Они и до сих пор освещают и вентилируют подсобные помещения - коровники, сараи, амбары, кладовые и т.д., а так же обеспечивают необходимую вентиляцию подклети. Они чрезвычайно украшают как главный фасад, так и остальные стены своими разнообразными формами и оригинальным решением сторон. Напр., счесав бревно наискось, получаем очень красивый срез дерева с естественным и неповторяемым рисунком прожилок. Чудесной «топорной» работы бывают и разнообразные вырубленные формы как верхнего, так и нижнего полбревна.
В горницах, светелках и особенно в избах стали делать большие окна, - но это требовало устанавливать оконные рамы, и, учитывая усадку бревен со временем, тщательно врезывать эти рамы «в шип». Разница температуры между наружным северным морозцем и желаемым жилым теплом может доходить до 80 градусов С (125 градусов по Фаренгейту), да
47
48
еще и сильные ветры - из малейшей щели дует страшно! Все возможные места утечки тепла прикрывают наличниками*. А раз они нужны - почему их не украсить? Тут богатая фантазия умельцев изощряется в долгие зимние вечера в полное свое удовольствие! Деревянные кружева, оригинальнейшие формы, бесконечное разнообразие. Дерево оставляют натуральным, красят или разрисовывают, а то и инкрустируют.
Вопреки уверениям левой пропаганды разрешу себе усумниться в том, что тот, кто вытачивал эти замысловатые балясины систематически голодал и нуждался в самом необходимом. А ведь такие разукрашенные дома - вдоль всей улицы.. . Где-то и завалюшки были, но - поглядите на эти фотографии. Они отображают быт деревни XII - XIX столетий.
Очень своеобразен, неповторим облик северной избы - нарядной, приветливой, «веселой».
49
Таких изб в северных деревнях много.
Вернемся к беднейшему, но и основному - к срубу, четырехстенку. При первой возможности к нему прирубается еще подстолько - кладовая и сени - буфер от холодного воздуха, чтобы не сразу со двора в избу: не натопишь! План, конечно, схематичен. Сколько хозяев - столько и вариантов избы. Крылечко. Снег веничком отряхнуть, или грязь обчистить об железку - на полу в избе полагаются домоткатные яркие половички, их хозяйка под большие праздники, а при детях и чаще - стирает. Пол на севере - доски, их скоблят ножом или кирпичом добела. В избе ходят в чулках, чтобы не пачкать. Натоплено, тепло, чисто. Обувь оставляют в сенях или у входа. Недалеко от двери, бочка с водою, ведра, ковши, тут же верхняя одежда и обувь. Так и по сей день. . .
Вероятно, если вы теперь захотите построить себе избу для жилья, вы проведете водопровод, а необходимую гимнастику ежедневно будете проделывать не с ведрами и водой, а со специальными гирями и
50
гантелями. Но это вопрос вкуса. Кстати, вода из колодца или родника, минуя металлические трубы и хе- микалии, полезнее (свинец причастен раку, окись железа - язве и т.д.), но ее можно - родниковую, чистую и полезную - покупать в пластиковых бутылочках. Во времена широкого распространения изб оных еще не выпускали. . . К колодцу же и на речку за водой бегали весьма охотно - проследите по песням.
Печь, разделяющая избу - целая поэма.Печь разделяет помещение на жилое, спальню и
бабий кут, т.е. разделяет функционально, но не отделяет: семья живет вместе, общими интересами. Воздуха полно, простора тоже.
Печь создает тепловой режим: на печи теплее всего - для стариков, больных, младенцев; на пола-
Печь и кормит, печь и греет. . .
51
тях - тепло достаточно и самый чистый воздух - детишкам; у дверей - рабочее место - прохладнее всего, больше вентиляции; умеренно-тепло у стола - здесь еда, развлечение, отдых.
В печи приготовленная пища - самая здоровая: ровный жар, не жарит, а парит и печет (даже блины пекут, а не жарят), пища в ней не подгорает, даже не варится, а «доходит», сохраняя максимум витаминов и ферментов - т.е. вполне в соответствии с самыми передовыми научными требованиями. И психологическими - вкусно-то как!
Печь отвечает лечебным требованиям: перегрев помогает избавляться от вирусов, от простуд. И гигиеническим: если еще не обзавелись своей баней, что уж совсем признак неустроенности, а соседи или родственники не топят сегодня баню, - в остывающей печи на худой конец вымыться можно. С баней не сравнить, но тепло изрядно.
Печь отвечает воспитательным требованиям: у бабки или деда, причем не важно, родного или приписного, на печи всегда есть место и время для приболевшего, или обиженного, или скучающего внучонка, и связь «через поколение» очень сильна, ко взаимной пользе. Недаром бабушкины сказки и дедушкины поделки и игрушки, а то и быль и воспоминания, заполняют нашу литературу. Да и дед и баба - у дела, нужны, любимы, ценимы (по заслугам), излучают и получают ласку, не чувствуя одиночества, заброшенности и необходимости в старческих приютах, в индивидуальной и групповой терапии чужих психиатров и психологов. Основы богословия и морали, истории, этики и эстетики внушались малышам на печи. . . Здоровые, подросшие, уже более самостоятельные ребятишки лезли выше - на полати (да и взрослые охотно!), кто постарше с краю уклады
52
вался. И у взрослых вечером под ногами не вертелись, и укрывать их не надо - теплынь, и заснут, когда их время придет, каждому индивидуально, свое, укладывать-уговаривать не надо, и повозятся на ночь в полное удовольствие; и старшего, кто за столом вслух читает-старается, послушают без насилия (не: учи уроки! а - научишься чему - порадуй всех: и мать с отцом, и стариков, и малышей в назидание и надежду: я тоже научусь, тогда меня будут слушать!). Вопреки понятию о безграмотном мужике, практика чтения вслух (очень в крестьянской среде распространенная), как и остальные занятия и обучение (не никому ненужная «зубрежка» или игра - «на будущее»), уже сразу приносит пользу и удовольствие. С младенчества сдобренный родительской похвалой за старание, а потом за успехи, труд становится не проклятием, а радостью. Вспомним хотя бы радость трудового процесса даже голодного заключенного- Ивана Денисовича! А если на своей ниве, до под голубым небом, окруженный необъятным горизонтом и благодатью родного края - какое счастье! Не- проклятьем заклейменный, а кольцовский пахарь или косец. Раззудись, плечо, размахнись, рука. . .
Удивительно использован внутренний объем избы. Функциональные моменты расположены по углам и стенам, и, т.к. они обычно используются не одновременно, то весь объем посредине и придается поочередно одной из функциональных единиц, которой в данный момент пользуются: кухня - вот она, вернее, бабий кут, но где ему конец? Он не замыкается, и в предпраздничной стряпне захлестывает всю площадь, да и участвуют в ней почти все. Но окончилась горячка, и кухня свернулась в этот уголок, не занимая лишней площади. Вот тут под окном можно шить - а если много нужно шить, например, прида
53
ное заканчивать (что само по себе праздник, с особыми обрядами и песнями), то швейная также завладевает и обеденным столом, и лавками, и сундуками. К обеду извольте убраться - все по своим местам, в порядке. Порядку же учатся с младенчества - иного не дано. За тем же столом учатся, читают, рукодельничают, поют - всему свое время. Опоздал к обеду - мать с любовью накормит в уголочке, да не полагается так. Нежесткая, но настойчивая дисциплина, лад, порядок владеют избой. Надо всем этим - благословляющие иконы. Любовь да согласие, четкое, но не жесткое распределение функций - так же взаимопроникающие, а не исключающие, как и распределение углов и объемов в избе. При случае мужчина подменяет женщину и наоборот в любых работах. Старшая у печи - мать или жена - в какой-то момент передает свое место «главного экономиста, распределителя и хозяйки» одной из подросших женщин или девушек. Далеко не обязательно по календарному старшенству, скорее в соответствии со способностями и характером. Это самоограничение, а не вынужденная уступка, воспринимается с благодарностью и любовью, и как честь, и как доверие, и обеспечивает отступившей «старшой» уважение и участие в важных семейных решениях. Вообще же многооплаканная «долюшка женская» никак не говорит о женском бесправии: права - неписанные - иные, чем у мужчин, прерогативы также; они не конкурируют, а дополняют друг друга. И пьяницу-мужа вполне может отутюжить решительная супруга в подходящий момент, не вызывая никакого у окружающих осуждения, скорее - наоборот. Назавтра она опять уважительная, и послушная жена.
Немногие деньги, циркулирующие в избе, прячет обычно жена, и расходуются они по детальном об
54
суждении. В принципе поле, семена, сыновья - домен хозяина; дочки, детвора, лекарство, припасы еды- заготовки, огород, скот, изба - бабье царство. Исполнением обрядов руководят оба, а чаще - старики. Молитвы, посещение храма (при большой индивидуальной свободе) соблюдаются всеми. Хотя детей ведут в храм, учат молиться, пока они малы, потом они охотно бегают в церковь самостоятельно, по убеждению или в подражание - как кто. Кое-кто и манкирует, конечно, но принуждение не в обычае: «подрастет - образумится». Вера, искренняя и глубокая, а не привычка к исполнению только обрядов, столь часто бытующая в мещанской и интеллигентской среде, а также совестливость, одухотворяют избу, каждый этап дня, года, жизни.
Духовно осмыслен труд на ниве. Утро начинается с крестного знамения и молитвы: бабушки с малышами, остальные в одиночку, каждый по своей потребности, хотя бывают и общие зачины. Просто удивительно, сколько взаимного уважения, целомудрия, такта, деликатности обитает в избе!
Вообще, тактичность, мера и вкус - отличительные качества русского мужика, обнаруженные даже писателями золотого века нашей литературы. В наше же время, писатели-выходцы из крестьянской избы- а я осмелюсь их считать теперь за наилучших- даже о подсоветском крестьянине, его чуткости и душевном величии повествуют чудеса.
Религиозность? А где после почти 70 лет систематического уничтожения икон находят их Солоухин и его единомышленники, как не в каморках, от лишнего глаза старательно запрятанных, ухоженными и намоленными? Запрятанных от охальников, активистов, недоумков и недоучек, дурней - которых тоже, к сожалению, предостаточно расплодилось, да и рань
55
ше случались, себе и миру на горе. Но в церкви и сегодня службу на зубок знают не одни старухи.
Молитва, крестное знамение предваряют и глоток воды, и трапезу, и начало и конец каждого дела, сопровождают горе и радость. В крепком народе и ДО СИХ ПОР. Я разумею, конечно, не всех. Не даром же именно на избу, исчерпав весь арсенал пропаганды и насилия, ополчились даже «научные институты», стараясь заменить ее сельским домом! Или - о ужас - высотной хрущебой!
Но вот эта примитивнейшая, простейшая клеть -изба требует расширения. Лес под боком, руки свои- расширяй сколько душа просит! А просит она, если душа здоровая, а не хапуги-хвастуна, нужное: девкам светелка - роскошь или необходимость? Тут и работать, и попеть, и радостями и заботами девичьими с подружками поделиться, - вот она! Или мастерская здесь - это смотря по составу семьи. Дальше прирубается еще один сруб - используя те же сени. Потом- семья-то растет! - может быть, второй этаж, «верхние избы»? Или дальнейшие пристройки в один этаж. При выросшей семье, да разрастающихся семейных и социальных связях (крестных полагается брать не из семьи - ребенку в случае семейных невзгод духовное руководство надо обеспечить, и дополнительное окошко в мир, да и материальная помощь в нужную минуту всегда подоспеет) - вот уже и чистая горница напрашивается, чтобы всех вместить на праздник, и свадьбы скоро пойдут - девки спеют! К тому времени и старшим больше покою хочется. Хотят - с малыми, а хотят - в отельное помещение. Может тетка бездетная овдовела - не жить же ей бобылкой никому ненужной. Если характер уживчивый - и ей место уготовлено: и отдельно, и к своим близко. Сын женится, и, если отделяться не торопится - тоже ему
56
хоромы тут же. Да в сторонке, чтобы все-таки новая семья крепла, не под критическим взглядом родителей, а сама собою. Растет изба - строятся дополнительные помешения.
Чем более суров климат - тем ближе жмутся постройки и службы к основной избе, постепенно замыкаясь в прямоугольник, а на Севере просто все под одну крышу - и скот, и сеновал, и склады, и баню. Мы предлагаем вашему вниманию макет одного из многочисленных типов изб, сделанный по схеме из журнала «Наука и Жизнь» за сентябрь 82 г. Это не самая большая, не самая усовершенствованная и изукрашенная изба - сказано - типичная. Рассчитана на 10-14 человек, включая детей и стариков. Разнообразнейшие планы больших изб - в вашем распоряжении. Фотографии целых улиц таких изб - так же. Они никак не исключения. В нашем случае изба состоит из нижней исть-бы, т.е. истопляемого помещения, горницы (размеры опять-таки даны длинною бревна: от 18 до 36 футов каждая сторона), трех меньших изб и трех жилых «каморок» (правда, эти «каморки» размера от 18 до - страшно сказать! - 70 кв. метров). Крестьянин тесноты не любил, и, вопреки пропагандой распространенному мнению, жил в огромном объеме. Большую часть такого дома занимают конюшни, хлев, птичник, склады, баня, и «удобства» в нижнем этаже. Наверх вели: лестницы в жилую часть, ввоз в служебную - там конь с телегой или санями, с возом сена, напр., должен был развернуться. Там и был сеновал, сено через отверстие прямо сбрасывали скотине. Тут же лари с зерном, крупой и мукой, запасы солонины и сала, кож, пряж, материалов для зимних работ - лен, пенька, деревянные заготовки. Человек был творцом своего жилища, творцом свободным - о чем и свидетельст-
57
По взвозу - на повёть.*
вует обилие и разнообразие планировок - и творил жилье свое на свою личную потребу, в соответствии со своим вкусом. Творил всю жизнь, справедливо считая, что улучшать ее, приукрашать сплачивало всех ее насельников, каждый по мере сил участвовал: тесали, вырезали, выпиливали, раскрашивали, узорочьем изукрашали, вышивали, пряли и ткали, кружева плели и вязали - каждый в меру своих талантов, сил и желания - свободно - участвовал в общем деле домостроительства. Было оно свое, семейное, общее, ни с чьим не одинаковое - гимн красоте, изобретательности, трудолюбию, гармонии. Свободе творчества, индивидуальному вкладу в общее дело. Работа радостная, веселая - человек создает. Крепнет чув
58
ство локтя, взаимосвязанности, взаимопомощи. Все это помогает жить, укрепляет эмоциональную стабильность. Каждый из нас, сделав что-нибудь, любую мелдочь, своими руками - радуется и гордится: не так совершенно, как покупное, но - сам сделал. Где -то в тайниках души это вырабатывает и немаловажное чувство независимости, выживаемости и самоуважения. И уважения со стороны детей. Умение, сноровка отца всю жизнь приглашает к подражанию и совершенствованию, что радует всю семью. И если что-нибудь сын достигает сверх отца, то усилием и с отцовского благословения, и чаще всего, благодушного признания.
Воспитание в семье обеспечивается всей семьей. Распределение маленьких детей по возрастным группам для их воспитания есть результат чисто умозрительных упражнений «научной педагогики», практикой совсем не оправдываемое. Так же, как объединение под одной крышей стариков (старческие дома) - результат той же умственной гимнастики. Может быть, в данных конкретных условиях и наименьшее зло, но старику нужен естественный человеческий контакт с различными возрастными группами, где возможности передачи знаний и жизненного опыта играют наиважнейшую эмоционально-стабилизирую- щую роль. Старик скорее найдет благодарного слушателя и собеседника в малолетнем внуке-внучке, своем или соседском, для которого нужны время и ласка (даже если это сопровождается ворчанием), умение что-то вылепить, нарисовать, вырезать, рассказать, объяснить, чем в старике своего же возраста. С последним основной общей темой могут быть лишь болезни и горечь пережитых обид, а в наилуч- шем случае - состязание в тщеславности воспоминаний, когда заинтересованных слушателей нет, а есть
59
только самопревозносящий себя рассказчик. Т.е. вывод практический на сегодняшний день: когда родители отправляют детишек в детский садик на много часов в день (здесь, как и во многом другом, вопрос меры), отделяя этим или иным способом жизнь и интересы ребенка от таковых всей семьи, они готовят себе отправку в старческий дом через 30-50 лет. Если не позаботиться об общих интересах в детстве, их неоткуда взять в старости. В избе под одной крышей жили 3-4 поколения. Воспитывали, главным образом, старый и малый, располагавшие достаточным временем и интересом к духовным запросам воспитываемых. Старшие братья-сестры, а также малолетние тетки и дядья - по близости, сходству интересов; старики - терпением, любовью и жизненным опытом, снимая с родителей излишнюю нагрузку.
В результате общего дела и семья держалась крепко, неразрывно. Если уходили - стремились вернуться к неповторимому своему, тятенькой и дедом созданному, не шаблонному, не стандартному. Изба способствовала сплочению, гармонизации индивидуальных усилий и решений, предоставляя каждому свободу выбора точки приложения своих сил, труда, творчества. Ритм определяла Церковь, природа, необходимость. Именно в этом порядке: в воскресенье или в праздник - работать грех. Даже если зерно из колоса сыплется - на то Божья воля. Только самое необходимое - скот обрядить, пищу приготовить. Свободное время (после церковной службы) посвящается общению, философствованию, осмыслению жизни - у старших; веселью, пению, играм - у остальных. Каждый праздник освящен традициями, большинство из которых восходят ко временам языческим и доисторическим: мудрая наша Церковь не уничтожала их, если они прямо Церкви не противоречили,
60
а - или вкрапляла в христианские праздники, вроде бы отождествляла (многое в древнеславянской языческой символике словно предвосхищает христианскую), или - допускала, терпела.
Ритм времен года отражается на всем образе жизни в избе: зимою все стремятся к очагу, все спят поближе к теплу. Всем нужно приноровиться жить так, чтобы не мешать окружающим. А с приближением тепла каждый норовит воспользоваться возможностью индивидуального обиталища, и члены семьи расселяются по светелкам, горницам, клетям, а то и сеновалам - наслаждаться ароматами и шумами близости природы, чтобы к зиме опять радоваться теплу очага и более тесному общению с близкими. Этот ритм и гармония напоминают процесс дыхания: вдох - выдох, и помогают психической уравновешенности как всей семьи, так и каждому члену ее в отдельности. Сейчас очень много говорят о биоритмах. Этот самый биоритм естественно задан в избе - по солнышку и морозу, по церковному календарю, где праздники - с обилием эксцентрики, песен, хороводов, плясок, общения и угощения, потребления белков и вообще обильного питания - сменяются постами, духовным подъемом, покаянием, самокритикой, приведением в порядок взаимоотношений (начиная с Прощеного Воскресенья), самоконтролем (кто, кроме собственной совести, уследит за сорванцом, ворующим в пост яйца из гнезд?). А с точки зрения медицины, даже советские врачи рекомендуют «разгрузочные дни»: без животных белков и жиров. Чем не пост? Одни фрукты, овощи и зерновые. Не удивительно, что надобность и диэтологах, психологах и психиатрах, специалистах по печеночным, желудочным, почечным, сердечно-сосудистым заболеваниям сводится к минимуму в избе. Добавим к этому баню
61
(регулярное ею пользование).Кстати о банях. Почему-то говорят о банях фин
ских, турецких, римских. Сколько их всего-то, этих бань, было? Сотни? А где вы услышите о сотнях тысяч русских бань? Ведь при редкой избе нет своей баньки! В чем дело? Нужно русских представить грязнулями?
Ритм натурального хозяйства подчиняется временам года, погоде - пахота, сев, огородное хозяйство, сенокос, жатва, сбор урожая - перемежались сбором ягод и грибов, охотой и рыбалкой - не баловством, а для пропитания. Все начиналось с молебна-праздника, обрядов и ритуалов каждый раз особых; наряды, утварь и украшения создавали незабываемые, разнообразные переживания.
Ритм молитвенный и бытовой: весьма строгий пост - в еде, одежде, поведении, даже темах разговоров - и радость, яркость, духовный подъем праздников и уменье создать их материальное оформление.
Красоты искал русский человек в расположении своего жилища (и в первую очередь храмов) в наиболее живописных местах. Но он не был пассивным потребителем ее, а - творцом: украшал и садиками с цветами, и калитками, крылечками, наличниками, коньками - богатейшим набором выразительных средств: скульптурой, выпиловкой, плетением, вытачиванием, раскраской, и даже инкрустацией - снаружи и изнутри, где добавлялись вышивка, вязание, ткание чудесных, глаз радующих предметов ежедневного обихода. Разделочная доска - на ней каждый день лук крошат, а на стену повесишь - картина! Ручник - после грязной работы руки вымытые вытирать - произведение искусства. Дуга, сани, лари, ложки, миски, ковры и дорожки, коромысло. Сарафаны, рубахи, запоны, занавески. Человек в избе
62
Такой архитектуре украшения не нужны.
окружает себя красотой. Гармония господствует в объемах - и в убранстве избы, в одежде. Бабий кут женщина украшала для себя - там она проводила немало времени. А яркие вышитые запоны (передники) хозяйки и дочек! Обязательно в тон или в контраст с сарафаном, да еще чтобы с вышивкой рубахи гармонировали. Увлечение старинной крестьянской утварью во всем мире в наше время на самом высоком художественном и экономическом уровне (и, конечно, на менее высоком - копируя) - неспроста. Действительно, это предметы непревзойденной красоты, формы и практичности, по которым наш современник так соскучился.
Гармония господствовала в распределении времени и обязанностей, в отношениях человеческих, в соотношении поколений, во взаимопроникаемости - в нежестких переходах: объемов избы, распределении времени и обязанностей, соотношения дисциплины и индивидуальной свободы, авторитарности и уваже-
63
ния к личности, женских и мужских ролей, праздника и труда.
Обычно о внутри-избяной жизни мы судим по отдельным, из контекста вырванным наблюденям - проходя мимо нормальной жизни народа, которая строится по воле Божьей и совести христианской.
Нашими восторгами руководит не идеализация, а ознакомление с бытовым и историческим материалом и - статистика. Мы просто пытаемся воздать должное, призываем к изучению.
Мера являлась отличительным свойством избяного быта: мера в труде и еде, в обилии (девичий сундук), в богатстве (помеха в спасении души), в украшении, в помещениях, в выявлении чувств. Каждое из этих утверждений - нам кажется - заслуживает изучения, для понимания философии русской самобытности.
Мы не археологи, не кабинетные исследователи. Мы просто ищем в нашем прошлом то, что пригодно быть нашим, не привозным, органическим лекарством нашего настоящего и здоровой базой нашего будущего. Это не означает бездумного возвращения во тьму веков, а - пристальное осмысление векового опыта и отбора: это мне годится для духовного здоровья и усовершенствования, для сильного государства (не за счет моего рабства, а как содружество свободной инициативы хозяев своей судьбы) для красивой жизни, для крепкой семьи, для радости бытия - и спасения души.
И л л ю с т р а ц и и в зя т ы и з:1 ) В . О р ф и н с к и й , Логика красоты, И з д а т е л ь с т в о « К а р е л и я » , П е т р о з а в о д с к , 1 9 7 8 .2 ) А . О п о л о в н и к о в , Г . О с т р о в с к и й , Русь деревням. И зд а т е л ь с т в о « Д е т с к а я л и т е р а т у р а » , М о ск в а , 1970 .
64
СЛОВАРЬ
Алтарный прируб алтарь - в о с т о ч н а я ч аст ь ц е р к в и , о т д е л е н н а я о т о с т а л ь н ы х п о м е щ е н и й и к о н о с т а с о м ( с м .) .
Балясник - а ж у р н о е о г р а ж д е н и е б а л к о н о в , г у л ь б и щ , з в о н н и ц и
т .д . , с о с т о я щ е е и з ф и г у р н ы х с т о е к (б а л я с и н ) , н е су щ и х п о р у ч е н ь .
Безгвоздевая (и л и самцовая) крыша. - В э т о й к р ы ш е т е с к л а д ет с я
н е н а н а к л о н н ы е с т р о п и л а , как о б ы ч н о , а на г о р и з о н т а л ь н ы е б р е в н а - с л е г и . К о н ц ы э т и х п р о д о л ь н ы х с л е г в р у б л е н ы в п о п е р е ч н ы е с т е н ы с р у б а , и л и , и н а ч е , сам ц ы . Ч т о б ы т е си н ы н е с о ск а л ь з ы в а л и , их с н и зу п о д д е р ж и в а е т в ы д о л б л е н н о е б р е в н о - « п о т о к » ( с м .) , о п и р а ю щ и й с я н а « к у р и ц ы » (с м .) . Т а к а я к р ы ш а с т р о и л а с ь
б е з е д и н о г о г в о зд я и д е р ж а л а с ь о ч е н ь п р о ч н о .
Бочка - о д н а и з ф о р м к р ов л и ст ар и н н ы х д е р е в я н н ы х зд а н и й . О б а е е ск ата за к р у г
л е н ы , а в в ер х у о н и с х о д я т ся п од о ст р ы м у г л о м н а п о д о б и е к и л я у л о д к и . Б о ч к и б ы л и ш и р о к о р а с п р о с т р а н е н ы в ц е р к о в н о й и с в е т с к о й (х о р о м н о й ) а р х и т е к т у р е .
Брус - с а м ы й р а с п р о с т а р е н н ы й ти п к р е с т ь я н с к о й и з б ы , в к о т о р о й все п о м е щ е н и я с п л а н и р о в а н ы о д н о за д р у г и м н а о д н о й о с и , в ф о р м е в ы т я н у т о г о п р я м о у г о л ь н и к а . И н а зы в а е т ся о н т а к п о с х о д с т в у с б р у с к о м
- б р е в н о м , о б т е с а н н ы м , и л и , как г о в о р я т . о к а н т о в а н н ы м , с д в у х , т р е х и л и ч е т ы р е х с т о р о н .
65
Вежа - с т о р о ж е в а я н а б л ю д а т е л ь н а я б а ш н я в к р е п о с т и .
Венец - о д и н г о р и з о н т а л ь н ы й р я д б р е в е н в с р у б е , с в я за н н ы й в у г л а х в р у б к а м и .
Верх - к о м п о з и ц и о н н о е за в е р ш е н и е ц е н т р а л ь н о й ч а с т и ц е р к в и . Х а р а к т е р в е р х а и о п р е д е л я е т т и п ц е р к в и , е е а р х и т е к т у р н о - х у д о ж е с т в е н н ы й о б р а з . Ц е р к в и п о с в о и м в е р х а м р а з л и ч а ю т с я
н а к л е ц к и е . ш а т р о в ы е , я р у с н ы е , м н о г о г л а в ы е и т .д .
Взвоз - н а к л о н н ы й п о м о с т , в ед у щ и й на в т о р о й э т а ж х о зя й с т в е н н о г о д в о р а с е в е р н о й и зб ы (п о в е т ь ) .
Висячее крыльцо - к р ы л ь ц о , о п и р а ю щ е е с я н е на с т о л б ы , а на в ы п у ск и ( с м .) , т о е с т ь к он -
— цы б р е в е н , в ы с т у п а ю щ и е из с а м о г о с р у б а .
66
Волоковое окно - н е б о л ь ш о е о к о н ц е , к о т о р о е и зн у т р и за к р ы в а л о с ь ^ ( з а в о л а к и в а л о с ь - о т с ю д а и н а зв а - z r
н и е ) д о с к о й -з а д в и ж к о й .
Волюты - з а в и т к и , у к р а ш а ю щ и е в е р х о к о н н ы х н а л и ч н и к о в . Э т а д е к о р а т и в н а я
ф о р м а з а и м с т в о в а н а и з г о р о д с к о й к а м е н н о й а р х и т е к т у р ы . Т в о р ч е с к и п е р е о с м ы с л е н н а я н а р о д н ы м и з о д ч и м и , в о л ю т а п р о ч н о
у т в е р д и л а с ь в д е р е в я н н о й а р х и т е к т у р е П р и - о н е ж ь я .
Воронцы - д л и н н ы е д е р е в я н н ы е п о л к и , р а с п о л о ж е н н ы е в и з б е п р и м е р н о н а у р о в н е г о л о в ы . Т я н у т с я о н и в д о л ь
с т е н и о т п е ч и . В « ч е р н о й » , к у р н о й , и з б е о н и к а к б ы р а з д е л я ю т в е р х
н ю ю з а к о п ч е н н у ю ч а с т ь к о м н а т ы о т н и ж н е й , ч и с т о й . Н а эт и в о р о н ц ы к р е с т ь я н е с т а в и л и
р а з н у ю д о м а ш н ю ю у т в а р ь , п о с у д у , и н с т р у м е н т ы .
Восьмерик - ч а с т ь зд а н и я , и м е ю щ а я в о с ь м и г р а н н у ю ф о р м у , в о с ь м и г р а н н ы й
с р у б .
67
Выпуски, и л и помочи, - к о н ц ы б р е в е н , в ы п у щ е н н ы е из
с р у б а . Э т и п о м о ч и п о д д е р ж и в а ю т с в е сы к р о в е л ь , г а л е р е и . п л о щ а д к и в и ся ч и к к р ы л ец .
Выставки, выселки, починки - м а л е н ь к и е д е р е в у ш к и и з н е с к о л ь к и х д в о р о в . О н и в о зн и к а л и , к огд а к р есть я н е в п о и ск а х б о л е е у д о б н ы х и п л о д о р о д н ы х з е м е л ь « в ы сел я л и сь » и з б о л ь ш и х д е р е в е н ь ,
с е л и п о г о с т о в .
Глаголь - т и п с е в е р н о й к р е с т ь я н с к о й и з б ы , и м е ю щ и й в п л ан е ф о р м у б у к в ы « Г » : х о зя й с т в е н н ы й д в о р п о с т а в л ен п о д п р я м ы м у г л о м к ж и л о й ч а с т и .
Горница - п а р а д н а я , « ч и ст а я » к о м н а т а в к р е с т ь я н с к о й и з б е на в т о р о м э т а ж е . О б ы ч н о о н а л е т н я я , н е о т а п л и в а е м а я . Н а зв а н и е п р о и с х о д и т о т « г о р н я я » , т о е с т ь н а х о д я щ а я ся н а в ер х у .
Глава, главка - ц е р к о в н ы й к у п о л в в и д е л у к о в ки с к р е с т о м , к о т о р а я з а в е р ш а е т все зд а н и е или
к а к у ю -л и б о е е ч а с т ь .
68
Городня - б р е в е н ч а т ы й с р у б (к л е т ь ) , з а п о л н е н н ы й в н у т р и к а м н е м или з е м л е й : г о р о д н и . п р и м к н у т ы е о д н а к д р у г о й . с о с т а в л я л и к р е п о с т н у ю с т е н у .
Гульбище - г а л е р е я , к р ы т а я и ли о т к р ы т а я , о п о я с ы в а ю щ а я з д а н и е в н и зу
л и б о н а у р о в н е в т о р о г о э т а ж а с д в у х -т р е х с т о р о н .
Дымник - п е ч н а я т р у б а , в ер хн я я н а р у ж н а я ч а ст ь
д е р е в я н н о г о д ы м о х о д а .
Жароток - ч а с т ь р у с с к о й п е ч и , в к о т о р о й хр ан я тся г о р я ч и е у г л и .
Н а х о д и т с я с б о к у о т ш е с т к а (с м .) .
Закомары - п о л у к р у г л ы е з а в е р ш е н и я н а р у ж н ы х с т е н ц ер к в и .
Замковое кольцо - д е т а л ь в и с я ч е г о п о т о л к а
- « н е б а » ( с м .) .
69
Звонница - в е р х н я я ч а с т ь к о л о к о л ь н и , в к о т о р о й п о д в е ш и в а ю т
к о л о к о л а .
Иконостас - с т р о г о о п р е д е л е н н а я , к а н он и ч еск ая к ом п о зи ц и я и к он , р а с п о л о ж е н н ы х , к ак п р а в и л о , в н е с к о л ь к о я р у со в . В ц е р к в а х и к о н о с т а с о т д е л я е т а л т а р ь о т с о б с т в е н н о ц е р к в и , т о е с т ь п о м е щ е н и я .
в к о т р о м п р о и с х о д и т с л у ж б а . В м а л ен ь к и х ч а с о в н я х , н е и м е ю щ и х
а л т а р н о г о п р и р у б а , и к о н о с т а с н а х о д и т с я н е п о с р е д с т в е н н о на в о
с т о ч н о й с т е н е .
Интерьер - а р х и т е к т у р н о -о р г а н и з о в а н н о е п р о с т р а н с т в о в н у т р е н н и х п о м е щ е н и й зд а н и я .
Камелек, камеленок, каменка - п е ч ь , о ч а г , с л о ж е н н ы й и з к а м н е й н а с у х о , б е з с в я зы в а ю щ е г о р а с т в о р а . Д ы м и з н е г о и д ет н е п о с р е д с т в е н н о в с а м о п о м е щ е н и е и в ы т я ги в ае т с я л и б о в д в е р ь , л и б о в с п е ц и а л ь н о е о т в е р с т и е в с т е н е .
Клетьс р у б .
к р ы т ы й п р я м о у г о л ь н ы й д ер ев я н н ы й
70
Кокора - с т в о л д е р е в а , с р у б л е н н о г о с о д н и м и з о т в е т в л е н и й к о р н я , о б р а з у ю щ и м к р ю к . У к р е п л е н н а я в с л е г а х б е з г в о з д е в о й т е с о в о й к р о в л и и н е с у щ а я п о т о к ( с м .) к о к о р а н а з ы в а е т с я к у р и ц ей .
Кокошник - д е к о р а т и в н а я з а к о м а р а ( с м .) , о б ы ч н о с з а о с т р е н н ы м в е р х о м , н а п о м и н а ю щ а я п о ф о р м е т р а д и ц и о н н ы й ж е н с к и й г о л о в н о й у б о р . К о к о ш н и к и у к р а ш а ю т с т е н ы , с в о д ы , б а р а б а н ы с т а р и н н ы х р у с с к и х ц е р к в е й .
Конек - в е р х н и й с т ы к д в у х с к а т о в к р о в л и . Э т о т ст ы к с в е р х у п р и к р ы т в ы д о л б л е н н ы м б р е в н о м , т а к н а зы в а е м ы м о х л у п н е м , или
ш е л о м о м ( т о е с т ь ш л е м о м ) . П о д ним л е ж и т к о н е в а я с л е г а , з а в е р ш а ю щ а я к о н с т р у к ц и ю с а м ц о в о й , б е з г в о з д е в о й к р о в л и ( с м .) , а к о
н е ц ш е л о м а , в ы х о д я щ и й н а ф а с а д и з б ы , ч а с т о у к р а ш а л ся и з о б р а ж е н и е м к о н с к о й г о л о в ы . Ч т о б ы ш ел о м н е с о с к а л ь зы в а л , е г о
с к р е п л я ю т с к о н е в о й с л е г о й ск в о зн ы м и ш п о н к а м и -с т я ж к а м и , к о т о р ы е н а з ы в а ю т с я с о р о к а м и .
Коник - д е т а л ь р у с с к о й п еч и : м асси в н ая р езн а я
д о с к а , о т д е л я ю щ а я ш е с т о к ( с м .) о т р у к о м о й н и к а . С л у ж и т м е с т о м д л я р у ш н и к о в (п о л о т е н е ц ) и
ч и с т ы х х о з я й с т в е н н ы х т р я п о к .
71
Кошель - т и п р у с с к о й и зб ы в З а о н е ж ь е . К в а д р а т н ы й в п л а н е , к о ш е л ь и м е е т а с и м м е т р и ч н ы й б о к о в о й ф а с а д , п о с к о л ь к у к о н е к ( с м . ) п р о х о д и т п о ц е н т р у н е в с е г о зд а н и я , а е г о ж и л о й ч а с т и , р а с п о л о ж е н н о й с б о к у х о з я й с т в е н н о г о д в о р а .
Костер - пирамидальный сруб, сделанный «в режь» (см.).
Косящатое (красное) окно - о к н о , о б р а м л е н н о е м о щ н ы м и г л а д к и м и к о с я к а м и , с о е д и н е н н ы м и п о д у г л о м - «в у с » . В о т л и ч и е о т в о л о к о в ы х о к о н , к о с я щ а т ы е о к н а б о л е е с л о ж н ы , к р а с и в ы и п а р а д н ы .
Красный тес - т е с и д у щ и й на в т о р о й , в ер хн и й
с л о й д е р е в я н н о й к р о в л и . Н и ж н и е , с в и с а ю щ и е к о н ц ы к р а с н о г о т е с а ч а с т о о б р а б а т ы в а л и с ь в
ф о р м е у с е ч е н н о й п и к и , ч т о п р и д а в а л о в сей
к р о в л е к р у ж е в н у ю а ж у р н о с т ь , в ы г о д н о к о н т р а с т и р у ю щ у ю с м а с с и в о м б р е в е н ч а т ы х с т е н .
Кремль - о б н е с е н н а я к р е п о с т н ы м и с т ен а м и ц ен т р а л ь н а я ч аст ь д р е в н е г о г о р о д а .
Куб - к у б о в а т ы й , и ли к у б а с т ы й , в е р х ; ч е т ы р е х г р а н н о е п о к р ы т и е ч е т в е р и к о в (с м .) , н а п о м и н а ю щ е е п о ф о р м е м а с с и в н у ю л у к о в и ч н у ю главу ( с м .) .
72
Курица - с м . К о к о р а .
Липа, рубка «в лапу» - с п о с о б с о е д и н е н и я (р у б к и ) б р е в е н в у г л а х , п р и к о т о р о м к о н ц ы б р е в е н н е в ы х о д я т з а п р е д е л ы с т е н ы .
Лемех - д е р е в я н н а я ч е р е п и ц а , у п о т р е б л я в ш а я с я
д л я п о к р ы т и я г л а в , ш е е к , б о ч е к , к о к о ш н и к о в и д р у г и х ч а с т е й ц е р к о в н ы х в е р х о в .
Лоток - б р у с с в ы д о л б л е н н ы м ж е л о б о м -в о д о с т о к о м .
Луковица - ц е р к о в н а я гл ав а ( с м .) , н а п о м и н а ю щ а я п о ф о р м е л у к о в и ц у .
Матица - б а л к а , н е с у щ а я д ер ев я н н ы й п о т о л о к .
73
Мост - к р о м е о б ы ч н о г о зн а ч е н и я , о б о з н а ч а е т в с я к о е м е с т о , в ы м о щ е н н о е б р е в н а м и ; н а с т и л п о л а ; п о л в сен я х .
Наличник - д е к о р а т и в н о е о б р а м л е н и е о к о н н ы х п р о е м о в .
«Небо» - о с о б ы й в и д п о т о л к а , ч а с т о в с т р е ч а ю щ и й с я в с ев ер н ы х
д е р е в я н н ы х ц е р к в а х . В ц е н т р е м а сси в н ы й к р у г - з а м к о в о е к о л ь ц о , в к о т о р о е у п и р а ю т с я н а к л о н н о и д у щ и е б а л к и -т я б л а . П р о с т р а н с т в о м е ж д у т я б л а м и з а п о л н я л о с ь б о л ь ш и м и и к о н а м и или д о ск а м и .
Облам - н а в е с в в е р х н е й ч а ст и к р е п о с т н о й с т е н ы .
Обло, рубка «в обло» и л и «с остатком», - с п о с о б с о е д и н е н и я б р е в е н в у г л а х , п р и к о т о р о м к о н ц ы б р е в е н - о с т а т к и в ы х о д я т за п р е д е л ы с т е н ы .
Острог, острожец - у к р е п л е н н о е м е с т о с о б о р о н и т е л ь н о й о г р а д о й .
Охлупень, и л и шелом - с м . К о н е к .
Плаха, пластина - п о л о в и н а р а с к о л о т о г о или р а с п и л е н н о г о в д о л ь б р е в н а ; п л а х и у п о т р е б л я л и с ь д л я н а с т и л а п о л о в и п о т о л к о в .
74
Повал - в е р х н я я , п о с т е п е н н о р а с ш и р я ю щ а я ся ч а с т ь с р у б а , в ы п о л н я ю щ а я а р х и т е к т у р н о
-к о н с т р у к т и в н у ю р о л ь к а р н и за .
Поветь - в т о р о й э т а ж х о з я й с т в е н н о г о д в о р а и зб ы с е в е р н о г о к р е с т ь я н и н а .
Подзоры - р е з н ы е д о с к и , ш и р о к о у п о т р е б л я е м ы е к ак д е к о р а т и в н о -х у д о ж е с т в е н н ы е и к о н с т р у к т и в н ы е д е т а л и в д е р е в я н н о м з о д ч е
с т в е (п о д с к а т а м и к р о в е л ь , на к р ы л ь ц а х , н а ф р о н т о н н ы х п о я с а х
( с м .) , н а л а в к а х и т .д . ) .
Подклеть, и ли подклет - н и ж н и й э т а ж д е р е в я н н о г о зд а н и я , о б ы ч н о с л у ж е б н о -х о з я й с т в е н н о г о н а зн а ч е н и я .
Подтесок - т е с , и д у щ и й на п е р в ы й , н и ж н и й с л о й д е р е в я н н ы х к р о в е л ь .
Полок в бане - в ы со к и й с т у п е н ч а т ы й д ер ев я н н ы й н а с т и л , на к о т о р о м п а р я т с я .
Полица - н и ж н я я , п о л о г а я ч а с т ь к р о в л и .
75
Полотенце - к о р о т к а я р е зн а я д о с к а , з а к р ы в а ю щ а я с т ы к п р и ч е л и н (с м .) .
Помочи - с м . В ы п у с к и .
Портал - г л а в н ы й д в е р н о й п р о е м .
Поток - д е т а л ь б е з г в о з д е в о й
т е с о в о й к р о в л и : б р у с или л о т о к ( с м .) , в к о т о р ы й у п и р а ю т ся н и ж н и е к о н ц ы к р о в е л ь н о г о т е с а .
Прируб - б о л е е н и зк а я ч а ст ь зд а н и я , о р г а н и ч е с к и в к л ю ч е н н а я в е г о о б щ у ю к о м п о з и ц и ю .
76
Причелина - д о с к а , з а к р ы в а ю щ а я н а р у ж н ы е т о р ц ы п о д к р о в е л ь н ы х с л е г ( с м .) . О н а о б ы ч н о п о к р ы в а е т с я р е з ь б о й и с л у ж и т н е о т ъ е м л е м о й ч а с т ь ю т е с о в ы х к р о в е л ь .
Прясло - ч а с т ь к р е п о с т н о й с т е н ы м е ж д у дв ум я б а ш н я м и ; о г р а д а
и з ж е р д е й , з а щ и щ а ю щ а я п о л я и о г о р о д ы о т с к о т а .
Режь, сруб «в режь» - т и п с р у б а , в к о т о р о м б р е в н а у л о ж е н ы н е п л о т н о , а на н е к о т о р о м р а с с т о я н и и о д н о о т д р у г о г о , р е д к о , и с в я за н ы м е ж д у с о б о й т о л ь к о в у г л а х .
Рундук - в ер х н я я п л о щ а д к а к р ы т о г о к р ы л ь ц а .
Ряж - о п о р а , о с н о в а н и е п о д с о о р у ж е н и е , с р у б л е н н о е и з б р е в е н в
в и д е к л е т и .
77
Светелка - к о м н а т к а в в е р х н е й ч а с т и и зб ы , о б ы ч н о н е о т а п л и в а е м а я .
Столп - ц е н т р а л ь н а я , н а и б о л е е в ы со к а я ч аст ь зд а н и я .
Тарасы - д в у х р я д н а я р у б л е н а я к р е п о с т н ая с т е н а , з а п о л н е н н а я в н у т р и к ам н ем
и л и з е м л е й . О т л и ч и е е е о т г о р о д н и в
т о м , ч т о о н а с п л о ш н а я .
78
Тетива (косоур) - о с н о в н о й э л е м е н т к о н с т р у к ц и и л е с т н и ц ы : о д и н и з д в у х н а к л о н н ы х б р у с ь е в , н е с у щ и х с т у п е н и .
Трапезная - н е в ы с о к а я п р и с т р о й к а с з а п а д н о й
с т о р о н ы ц е р к в и , с л у ж и в ш а я м е с т о м о б щ е с т в е н н ы х с о б р а н и й .
Тябла - г о р и з о н т а л ь н ы е б р у с ь я -п о л к и , на к о т о р ы е с т а в и л и сь и к о н ы в и к о н о с т а с е ; н а к л о н н ы е б а л к и в ц е р к о в н о м п и р а м и д а л ь н о м п о т о л к е т и п а « н е б о » .
Фронтонный пояс - р я д о с т р о у г о л ь н ы х
к р о в е л е к - ф р о н т о н ч и к о в , - о х в а т ы в а ю щ и й в о с ь м е р и к ц е р к в и . Э т а д е т а л ь з а щ и щ а е т с р у б в о с ь м е р и к а о т о с а д к о в и о д н о в р е м е н н о с м я г ч а е т с у р о в о с т ь е г о
м а с с и в а .
Четверик - ч е т ы р е х г р а н н ы й с р у б .
79
Шатер, шатровый верх, шатровое покрытие - в ы с о к о е ч е т ы р е х - , ш е с т и -, или в о сь м и г р а н н о е п и р а м и д а л ь н о е п о к р ы т и е б а ш н и , ц ер к в и , к о л о к о л ь н и .
Шейка, шея - г л у х о й б а р а б а н , н е су щ и й ц е р к о в н у ю г л а в к у .
Шелом, охлупень - с м . К о н е к .
Шесток - м е с т о п е р е д т о п к о й р у с с к о й п еч и .
Шипец, самец (фронтон) - в ер хн я я ч а ст ь т о р ц о в о й с т е н ы с р у б а , о г р а н и ч е н н а я дв ум я с к а т а м и к р о в л и .
Ярус - у б ы в а ю щ е е п о в ы с о т е г о р и зо н т а л ь н о е ч л е н е н и е о б ъ е м а зд а н и я ; г о р и зо н т а л ь н ы й ряд
и к о н в и к о н о с т а с е .
80
Прот. Виктор Потапов
ДЕЯТЕЛИ РУССКОГО ДУХОВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ ПРОШЛОГО:
МИТРОПОЛИТ ИННОКЕНТИЙ московский, «АПОСТОЛ АЛЯСКИ»
Со времени перенесения главного управления русских колоний на Аляске из Кадьяка в Ново-Архан- гельск (ныне Ситка), то есть с 1808 по 1816 годы, в этом портовом городе не было священнослужителя. Священник Лавров, назначенный в Ново-Архангельск, остался на Камчатке, а преклонные возрастом старцы - первой миссии - Герман, Иоасаф и Афанасий, не решались предпринимать опасных морских путешествий, чтобы добраться до Ново-Архангельска. Между тем, новая колония укреплялась и расширялась. На службу в Русско-Американской компании приезжало много православного народа, как из России, так и из других поселений и колоний. Таким образом, число христиан в Ново-Архангельске умножилось, но они были лишены богослужения. Крещения, погребения и другие требы исполнял мирянин, служитель Российско-Американской компании Беляев, которого правление компании уговаривало принять священство. Но Святейший Синод на это не согласился. Тогда правитель компании Александр Баранов стал просить о назначении в Ново-Архангельск священника из России. В 1816-ом году по распоряжению Синода в Ново -Архангельск был послан священник Алексей Соколов. В то же время была устроена временная церковь.
В 1821-ом году были возобновлены Императором
81
дарованные компании привилегии и права, но при этом было вменено ей в обязанность иметь в колониях священников. Поэтому из Иркутска было отправлено в Америку трое священнослужителей: на остров Уналашку - отец Иоанн Вениаминов, на остров Кадьяк отец Фрументий Нордовский и в Атку отец Иаков Нецветов. Так образовалось четыре прихода по числу главных отделов колонии. Русско -Американская компания взяла на себя содержание церквей и священников и все расходы по их миссионерским поездкам. В церковно-административном отношении новые миссионеры подчинялись иркутскому архиерею.
Особенно полезно для православной Церкви на Аляске оказалось служение и миссионерская деятельность священника уналашкинского отдела русской колонии отца Иоанна Евсеевича Вениаминова, впоследствии святителя Иннокентия, прибывшего на Уналашку в 1824 году.
44 года своей жизни отец Иоанн Вениаминов посвятил делу проповеди Евангелия в Северной Америке; из них 16 лет в сане священника и 28 лет в сане епископа Алеутского и Камчатского. Такое многолетнее, полное труда и энергии, служение отца Иоанна делу православия в русской Америке принесло богатые плоды, так что и до сих пор многое из того, что было сделано или чему было положено начало при Вениаминове, осталось как памятник его ума, любви и преданности. Я сам был свидетелем этого, когда посетил Аляску прошлым летом.
Отец Иоанн Вениаминов родился в 1797 году. Отец его, бедный пономарь Ангинского села иркутской епархии, Евсевий Попов, вскоре после его рождения, умер, оставив свою семью в бедности.
В детстве даровитый мальчик нашел себе покро
82
вителя в лице своего родного дяди, который на последние средства помог определить Ваню в Иркутскую семинарию. В семинарии Ваня Попов был лучшим учеником и семинарское начальство, в знак своего к нему благоволения, дало ему фамилию Вениаминов, по имени скончавшегося незадолго перед тем архиепископа. Вениаминов в семинарии увлекся механикой, вполне освоился с часовым мастерством и вообще проявлял интерес ко многим наукам. Как лучший ученик, Вениаминов, по окончании курса семинарии, был бы послан в духовную Академию, но Богу было угодно, чтобы его жизнь устроилась совершенно иначе. За год до окончания курса он женился, потеряв этим право идти в академию, был посвящен в диаконы и приписан к одной из церквей Иркутска. Через четыре года, 1821 году он был рукоположен в сан священника и оставлен при той же церкви. Здесь он обнаружил свою любовь к делу пастырства. Чинность богослужения, проповеди, и особенно внебогослужебные собеседования с пасомыми обратили на молодого пастыря внимание всего Иркутска. Часовое мастерство, как подспорье к содержанию от церкви, делало его жизнь в материальном отношении вполне обеспеченной. Отцу Иоанну предстояла скромная доля приходского священника. Но в это самое время архиепископ Иркутский Михаил получил указ Синода о назначении на Аляску священника из числа духовенства Иркутской епархии. . .
Все, кому архиепископ Иркутский Михаил предлагал ехать на апостольское служение в далеком краю, один за другим отказывались. Но вдруг является к архиерею священник Вениаминов и объявляет о своем желании ехать в Америку. Епископ, изумленный таким решением молодого священника, дорожа им, как образцовым пастырем в Иркутске, долго ко
83
лебался отпустить его в Америку, но все же отпустил.Отец Иоанн прибыл на новое место своего слу
жения 24 июля 1824 года.На острове Уналашке он нашел обширное по
прище для миссионерства. Правда, большинство жителей Уналашки было крещено еще одним из первых миссионеров, иеромонахом Макарием. Но с тех пор прошло более двадцати лет. За это время успело вырасти новое поколение, совсем ничего не знающее о христианстве, а старшее поколение успело забыть то, чему их учил отец Макарий, и поэтому алеуты, жители острова, в прямом смысле слова, молились «неведомому Богу».
Для того, чтобы успешно учить алеутов, отцу Иоанну необходимо было изучить их язык, что он безотлагательно и сделал. В то же время он начал постройку храма. Отец Иоанн решил строить храм собственными силами при помощи своих прихожан. Очень ему помогло здесь то, что он был мастером многих ремесел и смог обучить наиболее способных алеутов плотницкому, столярному, слесарному и кузнечному мастерствам. Под его наблюдением и руководством в один год был выстроен храм во имя Вознесения Господня, и в 1826 году освящен.
Для просвещения своих прихожан, живших по большей части в далеком расстоянии от Уналашки, на других островах, отец Иоанн Вениаминов постоянно разъезжал с острова на остров, знакомясь с языком, нравами и обычаями своих пасомых. Посвящая таким путешествиям значительную часть года, он подвергал себя опасностям и разным лишениям, плавая по океанским волнам в утлых челноках, так называемых байдарках, сделанных из тюленьей кожи на деревянных или чаще костяных порках, и до того узких, что ноги можно было держать только вытя
84
нутыми. При этом почти все тело до пояса плотно закрывалось в байдарке, чтобы внутрь ее не могла проникнуть вода, и нужно было строго держать равновесие, чтобы не опрокинуться. Бесстрашие и ловкость отца Иоанна изумляли всех.
Из множества подобных путешествий особенного внимания заслуживает посещение им в 1828 году острова Акум. Об этом посещении отец Иоанн Вениаминов сообщил своему архиерею следующее:
«Проживши на острове Уналашке 4 года, я в Великом Посту отправился в первый раз на остров Акум к алеутам, чтобы приготовить их к говению. Подъезжая к острову, я увидел, что они все стояли на берегу напряженными, как бы в торжественный праздник, и когда я вышел на берег они бросились ко мне и были чрезвычайно со мной ласковы. Я спросил их, почему они такие нарядные? Они отвечали, потому что мы знали, что ты выехал и сегодня должен быть у нас; вот мы на радостях и вышли на берег, чтобы встретить тебя».
Удивленный этим, отец Иоанн стал расспрашивать их, как они узнали об его приезде. Они ответили, что это сказал им их шаман алеут Смиренников. В числе других говеющих явился и этот шаман. Но о. Иоанн как-то упустил из виду расспросить Смирен- никова, отчего его называют шаманом и откуда он знал о его приезде. Вдруг он услышал, что Смиренников изъявил через своего таена (начальника рода) неудовольствие, что о. Иоанн не спросил его на исповеди, почему его называют шаманом. Тогда отец Иоанн попросил привести к нему этого шамана. Но Смиренников сам явился к нему и сказал: «Я знаю, что меня зовет священник отец Иоанн, и я иду к нему». Из расспросов оказалось, что алеут Смиренников, хотя и не грамотен, но Евангелие и молитвы
85
знает и что узнал о прибытии отца Иоанна от своих товарищей. Эти товарищи были, по его словам, какие-то белые люди. «Они, кроме того сказали мне,- говорил старик Смиренников, - что ты в скором будущем отправишь свою семью берегом, а сам придешь водой к великому человеку и будешь говорить с ним. Они живут недалеко здесь в горах и приходят ко мне каждый день». Старик описал их наружность такой, как иногда изображают на иконах Архангела Гавриила, то есть в белых одеждах и препоясанных розовой лентой через плечо. Далее старик рассказал, что эти люди явились ему вскоре после того, как его окрестил отец Макарий. На вопрос отца Иоанна, не может ли и он их увидеть, старик сказал, что спросит их и через несколько дней ответил, что, хотя они и изъявили согласие видеть и принять его, но при этом прибавили: «Зачем ему видеть нас, когда он сам учит вас тому, чему мы учим?»
«Тогда что-то необъяснимое произошло во мне,- писал далее о. И. Вениаминов в своем донесении иркутскому Архиепископу, - что, ежели в самом деле,- подумал я, - увижу их, этих ангелов?. . . И я , как недостойный, решился не ходить к ним, сделав предварительно по этому случаю соответствующее наставление, как старику Смиренникову, так и его собратьям - алеутам, чтобы они более не называли Смиреннрикова шаманом».
Отец Иоанн понимал, что, чтобы хорошо поставить дело просвещения алеутов, недостаточно было одной устной проповеди, нужны были еще и письменные материалы, на их собственном языке. Однако, у них не было еще собственной письменности. Ее и дал алеутам сам о. Иоанн Вениаминов, к тому времени в достаточной степени изучивший разнообразные алеутские наречия. Отец Иоанн перевел на але
86
утский язык Катихизис и Евангелие от Матфея, и, чтобы дать возможность алеутам читать эти книги, составил для них алеутский букварь. В это же время он написал ставший знаменитым труд «Указание пути в царствие небесное». Для обучения алеутов грамоте и вере, открыл им училище, где сам преподавал по своим же учебникам.
Отец Иоанн всегда заносил в свою записную книжку все, что казалось ему важным для миссионерского дела или интересным для науки. В полярные зимы, когда прекращалось сообщение между островами, он разбирал свои записи, объединял их и систематизировал. Он внес ценный вклад в науку, написав свои исследования «Записки об островах Уна- лашкинского отдела», а также составив «Грамматику и словарь алеутского языка».
Все это обратило на ревностного пастыря внимание правительства. По ходатайству начальника русской колонии, в 1828 году Вениаминов был награжден имперским крестным отличием, (которое в то время в Иркутской епархии имел только кафедральный протоиерей), а в знак внимания к его полезной службе, в виде повышения, он был переведен в 1834 году на остров Ситху, в Ново-Архангельск. Здесь был центр русской колонии в Америке и ему открылось новое миссионерское поприще - обращение в христианство воинственных Северо-Американских индейцев - тлинкитов.
По своему обыкновению, прежде чем начать проповедывать, отец Иоанн стал знакомиться с языком, нравами и верованиями тлинкитов. Но сильная их вражда к русским делала опасным даже посещение тлинкитских селений. Еще долго могло бы продолжаться такое положение, если б не следующий случай. В начале 1836 года у тлинкитов вспыхнула эпи
87
демия оспы, которая погубила около половины их населения, но совсем не тронула русских. Отец Иоанн Вениаминов предложил тлинкитам обратиться к русскому врачу-христианину за помощью, а не полагаться на колдунов. Тлинкитам стали прививать оспу и мало-помалу эпидемия прекратилась. Увидев, что русские доброжелательны и умны, тлинкиты прониклись доверием к ним и стали сами приезжать в Ново -Архангельск. Между недавними врагами завязались торговые отношения. Появилась и возможность начать среди них проповедь. Но о. Иоанн не торопился с обращением тлинкитов. Он ожидал добровольного почина, собственного их желания принять крещение.
15-летняя деятельность дала о. Иоанну возможность основательно изучить свою паству и познакомиться со всеми сторонами миссионерской работы. Это привело его к выводу, что как бы ревностно не относился он к своему делу, - усилий одного человека совершенно не достаточно для ведения столь важного дела. Вениаминов пришел к выводу, что надо укрепить Американскую миссию и увеличить число свя- щенников-миссионеров. Он решил лично представить свои планы Синоду.
В 1839 году отец Иоанн поехал в Петербург, где он был тепло принят как церковными, так и светскими властями. Его внушительная внешность и увлекательные рассказы возбудили интерес среди членов Синода как и к Американской миссии, так и к самой личности проповедника. Вскоре он был возведен в сан протоиерея, а через год Синод дал согласие на его план о сооружении в Ново-Архангельске соборного храма (в котором служили бы два священника), духовного училища при храме и, помимо двух существующих церквей, еще двух походных. Старшего священника было решено назначить благочинным.
88
Однако, во время успешного пребывания отца Иоанна в столице, его постигло горе. До него дошла весть, что его матушка, делившая с ним все труды и лишения его полной опасностями жизни, умерла в Иркутске, оставив на его руках большую семью. Пораженный горем, он хотел было все бросить и ехать в Иркутск. Но проницательный Московский митрополит Филарет (Дроздов), зная как дорога и полезна его деятельность для Церкви, уговорил его принять монашество. В конце 1840 года протоиерей Иоанн Вениаминов был пострижен в монашество с именем Иннокентия, в честь просветителя и первого епископа Иркутска, с тем, что он останется американским миссионером. На следующий день после пострига он был возведен в архимандриты, а через две недели состоялась его хиротония в епископа Камчатского, с кафедрой на Аляске, на острове Ситке, то есть в Ново-Архангельске.
Прибыв на свою новую кафедру, преосвященный Иннокентий сразу же принялся за свою просветительскую деятельность. Она теперь стала шире, полнее и плодотворнее, так как новое епископское звание и полученные им материальные средства позволяли устранить те слабые стороны миссионерского дела, которые так его беспокоили раньше. С первых же дней по приезде епископ Иннокентий начал укреплять миссию, следя за успехом распространения христианства среди тлинкитов, кадьякцев, креолов, и алеутов. Но возложенные на него новые обязанности епископа Камчатского, Курильского и Алеутского не позволили ему заниматься лишь своей прежней деятельностью. Епископ Иннокентий отправляется в долгое и трудное путешествие по своей обширной епархии.
Ему приходилось проезжать десятки тысяч километров, причем в каких условиях! Особенно тяжело
89
было путешествие по Камчатке на собаках. В пово- зочке, запряженной собаками, еле-еле может поместиться один человек - ни пошевелиться, ни повернуться в ней нельзя. . . В дороге епископ сотни раз подвергался риску замерзнуть, быть занесенным пургой, свалиться в обрыв, погибнуть голодной смертью. . .
«Как сейчас вижу, - пишет ступник Владыки, протоиерей Громов, - епископа Иннокентия, в темную зимнюю ночь, сидящего в одеянии из оленьих кож на камне, освещаемого заревом, отражающимся на вершинах гор, окружающих пропасть. Сидит он среди добродушных детей природы - камчадалов, грызущих юколу, и ни одной сотней маленьких ездовых животных, свернувшихся в клубки и крепко заснувших от утомления. Ни одному из русских иерархов не доводилось еще вносить свое благословение в подобные юдоли».
Годы архипастырского служения еп. Иннокентия в Камчатской епархии протекли в беспрерывных, многотрудных путешествиях. Останавливаясь то в одном, то в другом месте на более или менее продолжительное время и, смотря по надобности и удобству, перенося даже центр епархиального управления с одного места на другое, епископ Иннокентий имел возможность лично следить за развитием миссионерской работы в его епархии. Он утверждал миссии, наставлял, учил, поощрял. Трудов стало еще больше, когда к его епархии была присоединена и Якутская область. В этом, как и в других случаях, его заботы прежде всего были направлены на просвещение якутов путем проповеди на их собственном наречии. Были переведены на якутский язык священные книги, и память о том дне, в который они услышали литургию в первый раз на своем наречии, - до самой революции 17-го года отмечалась якутами.
90
В 1857 году Владыке были назначены в помощники два епископа-викария, в Якутск и в Ново-Архангельск. Это назначение сильно утешило его, так как обширность епархии не позволяла ему посещать все ее области так часто, как он считал это необходимым для пользы дела. Но и после этого епископ Иннокентий не давал себе отдыха, предпринимая неоднократные поездки по Амуру и другим местам, с целью наставления и утверждения в вере обращенных.
Великие труды архипастыря - миссионера не проходили незамеченными. Еще в 1850 году он был возведен в сан архиепископа, а в 1856 году был представлен к ордену Св. Александра Невского.
К этому времени архиепископ Иннокентий уже был 70-летним старцем. Здоровье его от непрерывных трудов стало слабеть: давняя болезнь глаз усилилась настолько, что он стал с трудом разбирать письма. Владыка Иннокентий стал думать об уходе на покой. И вот в это время к нему приходит весть о назначении его митрополитом Московским на место почившего святителя Филарета. И от этого послушания не отказался архипастырь. В Москве он служил в сане митрополита 11 лет, с 1868 по 1879 годы. И здесь он продолжал свое миссионерское дело, основав Российское миссионерское общество. «Господу угодно, - радовался митрополит Иннокентий, - чтобы и здесь, в центре России, в летах преклонных, я не оставался чуждым миссионерской деятельности, которой по воле промысла Божия в отдаленных окраинах отечества посвящена была вся моя жизнь с ранней молодости».
Миссионерская деятельность святителя Иннокентия это - исключительное явление в истории не только русского, но и мирового христианского миссионерства.
91
Умер святитель Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский, 31 марта 1879 года и похоронен в Троице-Сергиевой Лавре рядом с его предшественником по кафедре, митрополитом Филаретом. Несколько лет тому назад, по просьбе Православной Церкви в Америке, митрополит Иннокентий Русской Православной Церковью был причислен к лику святых.
92
Герман Ермолаев*
ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ В «СТАРИКЕ» ЮРИЯ ТРИФОНОВА
В начале 70-х годов Трифонов собирался написать две вещи. В одной из них действие должно было происходить в настоящее время и центральным конфликтом намечалась борьба за домик, оказавшийся без наследников в дачном подмосковном поселке. Вторая вещь была задумана как документальная книга о Филиппе Миронове, военачальнике гражданской войны. В 1976 году Трифонов приступил к работе над первой вещью и, увидев, что она выходит неинтересной и плоской, решил соединить ее сюжет с историей Миронова.* 1 Так возник роман «Старик», впервые опубликованный в третьем номере журнала «Дружба народов» за 1978 год.
Связующим звеном между прошлым и настоящим стал вдовый старик, пенсионер Павел Евграфович Летунов, по профессии инженер. Жизнь его показана с перерывами на протяжении каких-нибудь шестидесяти лет, начиная с осени 1914 года, когда он был гимназистом в Петрограде. В 1917-1920 годах он участвовал в революции и гражданской войне на стороне красных и одно время служил председателем окруж-
* Г .С . Е р м о л а е в - п р о ф е с с о р Р у с с к о й л и т е р а т у р ы в о т д е л е С л а в я н с к и х я з ы к о в и л и т е р а т у р П р и н с т о н с к о г о у н и в е р с и т е т а .
П е р е п е ч а т ы в а е м с т а т ь ю п р о ф . Е р м о л а е в а и з ж у р н а л а « Р у с с к и й я з ы к » ( X X X V I I , № 128 , 19 8 3 ) с л ю б е з н о г о р а з р е ш е н и я е г о
и з д а т е л я - М у н и р а С е н д и ч а .
1. П р и м е ч а н и я н а с т р . 155 .
93
ного ревтрибунала. В 1932 году Летунова едва не арестовали за «вредительство», а в конце 30-х годов он просидел три года в советском концлагере. Как бывший репрессированный, он всю войну провоевал рядовым.
Настоящее в романе охватывает борьбу разных лиц за дачный домик, безнравственные поступки важного министерского работника Кандаурова, отношения Летунова с семьей и знакомыми, его переписку и встречу с Асей Игумновой, которую он безнадежно любил в молодости. По словам Трифонова, действие в настоящем происходит в жуткую московскую жару 1972 года;2 однако, даты в романе указывают скорее всего на 1973 год. Говорится, например, что осенью 1914 года Асе было четырнадцать лет, а Летунову, который моложе нее на пол года, должно было скоро исполниться четырнадцать.3 Следовательно, Ася родилась в первой половине 1900 года; и если в начале романа Летунов получает в июле письмо от семидесятитрехлетней Аси (стр. 27, 28), то это значит, что речь идет о лете 1973 года.
Прошлому в романе отведено в два раза больше места, чем настоящему. Кроме разных событий из жизни Летунова до 1973 года, в повествование о прошлом включена история дачного кооператива, в частности семейства Извариных, бывших владельцев домика, из-за которого идет спор. Самое главное в описании прошлого - это история Сергея Мигулина, прототипом которого послужил Филипп Миронов.
Войсковой старшина, то есть подполковник, Донского казачьего войска, Мигулин безоговорочно принимает революцию. Убежденный социалист, он примыкает к большевикам и успешно сражается с белыми казаками, особенно зимой 1918-1919 годов, возглавляя ударную группу красных войск на Дону. Ус
94
пеху Мигулина во многом способствует его популярность среди казаков северного Дона. Однако к Ми- гулину, как к бывшему офицеру и члену партии народных социалистов, испытывают недоверие и вражду многие большевики из ревкомов, Донбюро РКП(б), Реввоенсовета Южного фронта. Они знают, что Ми- гулин не одобряет их жестокого обращения с казаками, и добиваются перевода его в Белорусско-Литовскую армию. Но когда в июне 1919 года красные попадают на Дону в критическое положение, Мигулина отзывают с Западного фронта и назначают командиром Донского казачьего корпуса, который он должен сформировать в городе Саранске Пензенской губернии.
По возвращении на Дон Мигулин досконально знакомится с подробностями террора, проводимого большевиками в отношении к казачеству. Устно и письменно он докладывает Ленину о бесчинствах коммунистов. Но именно такие коммунисты - бывшие председатели ревкомов и ревтрибуналов - управляют политотделом Донского корпуса. Между ними и Ми- гул иным разгорается ожесточенная борьба. Политработники пишут на своего командира доносы, отказываются принять его в партию. Командование Южного фронта саботирует формирование корпуса. Мигулин в отчаянии. И когда в августе 1919 года для красных создается угрожающее положение, Мигулин, вопреки приказу Реввоенсовета Южного фронта, выступает со своим корпусом навстречу Деникину. Через три недели красные войска Скворцова берут мигулинский корпус в плен на пути к фронту.
В начале октября в Балашове Чрезвычайный трибунал приговаривает Мигулина и его ближайших сподвижников к расстрелу по обвинению в вооруженном мятеже против Советской власти, но уже на сле-
95
дующий день ВЦИК принимает решение о помиловании всех осужденных.
Осенью 1920 года Мигулин командует 2-ой Конной армией против Врангеля, а в январе 1921 года назначается главным инспектором кавалерии Красной Армии. По дороге в Москву он заезжает в свою родную станицу Михаилинскую, где вступает в бой с местными властями из-за того, что они отбирают у населения хлеб и терроризируют его. Власти арестовывают Мигулина по ложному обвинению в подготовке вооруженного восстания и отправляют его в Москву.
В романе не говорится прямо, что стало с Мигу- линым в столице, но об этом можно судить по отдельным замечаниям, например по словам Аси: «случилась известная тебе трагедия» (с. 27) - или по разговору других персонажей о том, что «Мигулин своей судьбы не избег» (с. 153). В действительности прототип Мигулина Миронов был убит 2 апреля 1921 года во время прогулки во дворе Бутырской тюрьмы. Убийство было совершено без суда и без постановления Чека. Убийцы до сих пор не известны, но не подлежит сомнению, что они были высокопоставленные коммунисты, которые организовали и арест и уничтожение неугодного им человека.4
Значительную роль в романе играет тема террора на Дону, вызвавшего Верхнедонское восстание весной 1919 года. Непосредственной причиной террора является секретная директива, присланная из центра всем ответственным работникам в казачьих районах. Директива требует полного «расказачивания»: массового террора против казачьих верхов, конфискации хлеба, переселения крестьян в казачьи области, расстрела всех, кто не сдаст оружия (стр. 67, 69). Директиву рьяно выполняют представитель Донревкома Шигон-
96
цев и представитель Гражданского управления Южного фронта Браславский. В их распоряжении находится карательный Стальной отряд, «грозная и непреклонная сила» (стр. 66). Этот отряд, как говорит Браславский, «проходит Карфагеном» по донским хуторам и станицам (стр. 68). Профессиональный революционер Шигонцев не только каратель, но и теоретик террора. В его узком, вытянутом кверху черепе, похожем на плохо испеченный хлеб (стр. 56), рождаются уродливые мысли. Человечество, по его разумению, обречено на гибель, если оно не изменит свою психику, не откажется полностью от чувств и эмоций (стр. 71). Поскольку казачество протестует против революции, оно подлежит уничтожению. Донская область должна быть превращена в развалины (стр. 66).
Свою проповедь жестокого террора в целях удержания власти Шигонцев подкрепляет обильными примерами из французской революции (стр. 66, 67, 72). Подобными ссылками на французскую революцию защищает большевистское насилие и член Реввоенсовета Южного фронта Янсон, выступающий главным обвинителем на процессе Мигулина в Балашове. С его точки зрения, «ужасные поступки Конвента» исторически оправданы, ибо их совершал прогрессивный класс (стр. 137). Напрашивается вывод, что неоднократным сопоставлением французского террора с большевистским, Трифонов проводит мысль о том, что произвол большевиков коренится не в характере русского народа, не в Иване Грозном, а в революционном классовом подходе, основанном на человекоистребительном опыте якобинских диктаторов.
В пользу этого вывода говорит и то обстоятельство, что аргументы Шигонцева и Янсона вполне со
97
ответствуют взглядам Ленина и отцов марксизма на французскую революцию. Ленин называл большевиков якобинцами, считал, что якобинцы были «с революционными передовыми классами своего времени», и в августе 1917 года писал, что для удержания власти революционный класс России должен будет последовать примеру Конвента в проведении «беспощадной расправы с контрреволюционной буржуазией». s Маркс и Энгельс всегда восторгались плебейским терроризмом французской революции, а его наиболее омерзительные крайности приписывали некоторым классовым особенностям буржуазии.6
Только один из видных профессиональных революционеров выступает в романе против поголовного террора и предвидит его последствия. Этот человек - Шура Данилов, председатель Михайлинского окружного трибунала и дядя Павла Летунова. Восемнадцатилетний Летунов, заняв пост заболевшего Данилова, тоже противится огульным расстрелам (стр. 72). Трифонов не обходит молчанием и зверства белых казаков (стр. 68), хотя зачастую они были актом возмездия. К тому же белый стан не знал директив, приказывающих массовое и организованное уничтожение целых слоев населения.
Тема террора и жестокости выходит за рамки гражданской войны. Ряд эпизодов романа свидетельствует о преемственности насилия. На заре Советской власти погибает невинный Мигулин, противник смертной казни. В начале 30-х годов судят инженеров. В сети ежовщины попадают Летунов и Изварин. Независимо от своих желаний Трифонов, разумеется, не мог писать открыто о произволе и жестокости властей в настоящее время. Но, думается, именно эти вещи он имеет в виду в эпизоде убийства бездомных собак по распоряжению Моссовета. Вид человека,
98
хладнокровно расстреливающего собак в дачном поселке, и содействие в поисках жертв, которое оказывает ему кое-кто из дачников, наводят на мысль о том, что в советском обществе достаточно лиц, готовых палить по кому угодно. Летунов приходит в ужас, когда слышит радостный голос своего тринадцатилетнего внука, зовущего смотреть, как будут убивать их собственного пса (стр. 128).
Незадолго до этого Летунов случайно услышал фразу внука: «А ты ей отплатил сторицей?» - в которой речь, очевидно, шла о соседской девочке. Фраза заставила старика задуматься о душе внука и прийти к заключению, что месть, по-видимому, стала теперь модной. И тут же Летунов вспомнил об антиподе мести - благодарности. Беззубый зэк - бывший священник-расстрига - преподнес ему в лагере кусочек сахара в знак благодарности за спасение от расстрела двадцать лет тому назад. При этом даритель был рад не тому, что смог хоть как-нибудь отблагодарить Летунова, а тому, что «чувство благодарности есть проявление божества» (стр. 74). Любопытно, что носителем этого чувства является верующий человек старой России, в то время как увлечение местью в советской жизни сродни мстительному характеру Шигонцева, разрушителя России. Живя в Австралии, после побега из сибирской ссылки, Шигонцев с вожделением мечтал о мести приват-доценту, перед которым ему пришлось унизить себя, чтобы избежать исключения из университета (стр. 57).
Шигонцевская проповедь бесчувствия воплощена в значительной мере в новом советском человеке Кандаурове, ровеснике революции. Бесчувствие позволяет этому карьеристу и материалисту жить исключительно в свое удовольствие, унижать и эксплуатировать других людей. Отец семейства, он
99
имеет молодую любовницу и всякими бесчестными путями пытается заполучить дачный домик. На Кандаурова нет управы в советском обществе, но Трифонов наказывает его неожиданно нагрянувшей смертельной болезнью, как бы демонстрируя наличие высшей силы, которой нет дела до земного статуса человека. Шигонцев был убит неизвестно кем в январе 1920 года, но до этого не понес никакого наказания от властей за участие в истреблении казаков. Верховные вдохновители террора не наказывали самих себя. Чтобы задобрить население, они отделались расстрелом нескольких мелких сошек, особенно свирепствовавших при исполнении директивы о расказачивании.
Не наказанным ни властью, ни болезнью остается в романе председатель дачного кооператива Приходько, на совести которого политические доносы при Сталине, корыстные махинации в борьбе за дачный домик, бессердечное участие в расстреле собак. Этот ловкач не только удержался в партии в 1925 году, когда на чистке были вскрыты его пребывание в юнкерском училище и кое-какие антисоветские дела, но и вскоре пробился на должность директора фабрики.
Кандауров и Приходько олицетворяют собой высокопоставленный слой сегодняшних руководителей. От них и от кратких упоминаний о более значительных лицах у читателя складывается явно неблагоприятное впечатление о привилегированной советской бюрократии, тем более что Трифонов не противопоставляет им никаких добродетельных персонажей из их среды.
Судя по отношению Приходько и Кандаурова к Летунову, преуспевающие бюрократы не испытывают благоговения перед революционными заслугами старых большевиков. Приходько не забыл, что Летунов
100
голосовал за исключение его из партии в 1925 году, и накануне войны сообщил властям о том, что вернувшийся из лагеря Летунов незаконно приезжает в дачный поселок из Мурома. Для Кандаурова Летунов нечто вроде реликта, «из той породы полувымерших обалдуев, кому ничего не надо, кроме воспоминаний, принципов и уважения...» (стр. 88). В том, что основатели дачного кооператива назвали его лет сорок тому назад революционным именем «Буревестник», Кандауров видит проявление «идиотского самообольщения» (стр. 84). Нисколько не лучше мнение Кандаурова о согражданах, стоящих ниже него на социальной лестнице. В его глазах дачники - замухрышки и завистники. Глухой стеной отделили его от них «Волга» и поездки на Запад. Спрашивается, стоило ли летуновым биться за новый строй, при котором величайшим благом станет путешествие в капиталистический мир?
За вычетом Кандаурова и Приходько, современное общество представлено главным образом средними городскими интеллигентами. Видное исключение составляет Митька, дальний родственник последней владелицы домика, из-за которого идет спор. Человек без определенных занятий, пьяница и вымогатель, Митька достает Кандаурову дефицитные предметы домашнего обихода и вместе с Приходько участвует в истреблении собак. Большинство интеллигентов имеют прямое или косвенное отношение к борьбе за дачный домик. Особенно заинтересованы в приобретении домика дети Летунова Руслан и Вера. Добавочная жилплощадь нужна Вере для создания больших удобств своему сожителю Николаю Эрастовичу, кандидату наук. Дети всячески пытаются вовлечь Летунова в борьбу за домик. В конце концов, он уступает их настойчивым просьбам и идет проси
101
телем к Приходько с чувством унижения перед бывшим юнкером. К счастью, он не застает Приходько дома, а после случившегося вскоре столкновения с ним из-за убийства собак о визите к нему не может быть и речи.
В дальнейшем выясняется, что вся борьба за домик была впустую, так как власти решили снести дачный поселок и построить на его месте пансион для младших сотрудников какого-то важного учреждения. Наряду с темой произвола властей автор затрагивает здесь вопрос о невозможности предвидеть будущее, о неожиданных поворотах в личной жизни и в истории, которые разбивают все замыслы и чаяния, как это случилось с эгоистическими расчетами смертельно заболевшего Кандаурова и с надеждами Мигулина на светлое будущее.
Борьба за дачный домик частично отражает конфликт между отцами и детьми. Тяга к материальному благополучию проявляется у послереволюционного поколения сильнее, чем у его отцов. Однако роман не дает оснований утверждать, что современное общество живет только материальными интересами. Руслан, главный инженер завода, не нажил никакого состояния, да и не стремился к этому. В нем также жива готовность к бескорыстным поступкам. Он добровольно отправляется на тушение торфяных пожаров и получает ожоги. Людям его поколения не чужды и духовные запросы. Временами они обращаются к философским и историческим проблемам. Ярый спор вспыхивает, например, между Русланом и Николаем Эрастовичем об Иване Грозном. Кандидат наук считает царя выдающимся государственным мужем - взгляд, которым пользовался Сталин для оправдания своего террора и захватнической политики. Руслан же безоговорочно отвергает насильственное
102
расширение государственных границ и обвиняет Грозного в развращении народа, в разделении его на палачей и жертв. «Сволочи» опричники не умели воевать и при нападении татар бежали вместе с царем, оставив Москву на поругание врагу (стр. 31). Не трудно увидеть в словах Руслана намек на сталинский террор и на бегство властей при наступлении немцев на Москву осенью 1941 года.
В семейном и любовном отношениях дети обнаруживают в «Старике» меньше устойчивости, чем отцы. Супружескую верность нарушает не только Кандауров, но и Руслан, от которого уходит жена. Вера семь лет сожительствует с Николаем Эрастовичем, делает аборты и с каждым годом теряет возможность устроить себе настоящую семейную жизнь. Не случайно, видно, среди выросших при Советской власти Трифонов не показывает ни одного прочного брака, наподобие того, что связывал Летунова с его женой, и ни одной беззаветной обоюдной любви, которая напоминала бы любовь Аси и Мигулина.
Важным моментом в описании настоящего является одиночество Летунова. Есть доля правды в его сетованиях на невнимательность и черствость его детей, но, с другой стороны, и он потерял интерес к семейным делам после смерти своей жены, и «глухо, будто сквозь слой воды, доходили до его сознания голоса и зовы детей, внуков, в жизни которых что-то происходило» (стр. 30). Отчужденность его усиливается и оттого, что почти никому из родных и знакомых нет дела до гражданской войны и Мигулина. Но как судить их, если жена покойного сына Мигулина и слышать не хочет о своем свекре из опасения, что родство с ним может помешать ее служебному продвижению?
Однако не только люди послереволюционного
103
поколения пренебрегают историей своей страны. Некоторые сверстники Летунова навечно окрестили Мигулина мракобесом и твердокаменно уверены в том, что никакое изучение его жизни не внесет ничего нового в его политический облик (стр. 50). В этом месте Летунов, не без одобрения автора, осуждает распространенное в Советском Союзе наклеивание одиозных политических ярлыков.
Несмотря на все трудности, изучение истории в сегодняшнем советском обществе не рисуется Трифонову безнадежным. В конце романа, через год после смерти Летунова, приезжает из Ростова-на-Дону аспирант, пишущий диссертацию о Мигулине. Руслан вручает ему все собранные отцом материалы. Эстафета передана, и связь времен не будет утрачена.
Историческое содержание «Старика» обусловлено давним интересом его автора к гражданской войне, к участию в ней его отца Валентина Трифонова, крупного большевистского деятеля, расстрелянного Сталиным в конце 30-х годов. В 1965 году Трифонов опубликовал в журнале «Знамя» документальное произведение о своем отце под названием «Отблеск костра». Несколько страниц этой вещи были посвящены Миронову, у которого Валентин Трифонов прослужил около двух недель комиссаром Донского корпуса.7 В 1966 году «Отблеск костра» вышел отдельной книгой в несколько переработанном виде и с небольшими добавлениями к истории Миронова.
В советских исторических трудах Миронов - фигура противоречивая. Хотя он был официально реабилитирован в 1960 году, некоторые историки и маршал Семен Буденный продолжали считать его мятежником и изменником. Вследствие долгого замалчивания, имя Миронова в Советском Союзе малоизвестно. Например, критик И.И. Плеханова в своем разборе
104
«Старика» принимает Мигулина за действительно существовавшего человека («Русская литература», 1980, № 4). Литература периода гражданской войны и 20-х годов, содержащая сведения о Миронове, запрещена или почти недоступна. Это касается «Военных очерков» (1923) И.Т. Смилги, мемуаров Троцкого «Как вооружалась революция» (т. 2, кн. 1, 1924) и книги И. И. Ульянова «Казаки и Советская республика» (1929). Самое обширное исследование о Миронове, основанное на тщательном изучении редких архивных материалов, не опубликовано из-за цензуры. Это книга Сергея Старикова и Роя Медведева, выпущенная в 1978 году в английском переводе под заглавием «Philip Mironov and the Russian Civil War». Трифонов, как сообщила его вдова Ольга Мирошниченко-Трифонова на 14-м всеамериканском съезде AAASS в Вашингтоне в октябре 1982 года, читал рукопись этой книги.
До появления «Старика» наиболее доступными для советского читателя источниками о Миронове были «Отблеск костра», военно-исторический очерк В.В. Душенькина «Вторая Конная» (1968) и мемуары Буденного «Пройденный путь» (кн. 1, 1959).8 Однако, Душенькин пишет о Миронове только как о командире второй Конной, а Буденный представляет его в искаженном свете. Таким образом, «Старик» стал в СССР главным источником информации о Миронове, знакомящим читателя с одним из важнейших этапов гражданской войны и с одной из самых колоритных личностей того времени. Поэтому особенное значение приобретает вопрос о переплетении в романе исторических фактов с художественным вымыслом.
В общем история Мигулина-Миронова отображена достоверно; в роман введены разнообразные документы: приказы, доклады, письма, телеграммы,
105
воззвания, выдержки из протокола судебного заседания. И само положение Мигулина, оказавшегося между молотом и наковальней, между неприемлемыми для него белыми и коммунистами, отражает действительную ситуацию и трагедию Миронова. Несколько отступлений от фактов продиктовано художественными соображениями, в первую очередь тем, чтобы придать больше драматизма отдельным эпизодам, положениям, чувствам героев, сюжетным линиям. Для наиболее яркого изображения беспредельной любви Аси к ее второму мужу Мигулину, Трифонов посылает ее на процесс мигулинцев в Балашове. Летунов участвует в процессе в качестве помощника секретаря суда. В исступлении Ася предлагает ему себя за то, чтобы он устроил ей хоть минутное свидание с Мигулиным (стр. 133). На самом деле вторая жена Миронова - Надежда Суетенкова - во время суда над ним находилась в Нижнем Новгороде.9
Чтобы заострить конфликт между Мигулиным и большевиками, участвовавшими в терроре 1919 года, Трифонов сталкивает его с Шигонцевым в январе 1920 года. Шигонцев назначается комиссаром в корпус Мигулина (стр. 39). В феврале Мигулина арестовывают, возможно, по подозрению в убийстве Шигон- цева. Миронов же в январе-феврале 1920 года служил заведующим земельным отделом Донисполкома, аресту не подвергался и даже был принят в коммунистическую партию.10
Своей службой в корпусе Мигулина и несогласием со сплошным террором Шура Данилов очень напоминает отца Трифонова. В романе есть даже подлинный документ за подписью Мигулина и Данилова, под которым в действительности расписались Миронов и Валентин Трифонов (стр. 114).11 Чтобы эффективнее раскрыть абсурдность и вредность террора
106
против казаков, Трифонов отправляет Шуру на Дон в феврале 1919 года. Отец же писателя прибыл туда только в июне.12
В известной степени отступлением от историзма следует признать замалчивание важных вещей по политическим причинам. Это прежде всего вещи, которые никак не могла пропустить цензура, хотя сам автор, может быть, и желал включить их в роман. Самое существенное умолчание касается директивы о терроре против казаков. Не сказано, что она исходила из самых верхов большевистского правительства, что она была принята в конце января 1919 года Организационным бюро ЦК РКП(б) и подписана его председателем Яковом Свердловым, который был также и председателем ВЦИК. Замалчивание этого факта автоматически возлагает всю ответственность за террор на большевистские власти на Дону, в первую голову на Донбюро РКП(б). Хотя Донбюро и настаивало на принятии жеточайших мер по отношению к казакам, хотя оно продолжало проводить в жизнь директиву после ее отмены 16 марта 1919 года,13 главная вина за массовый геноцид лежит на большевистских вождях.
Наиболее жестокие пункты директивы приводятся в романе в сокращенном или смягченном виде. Где роман говорит о «преследовании всех, кто имел какое-либо отношение к борьбе с советской властью» (стр. 67), в директиве стоит: «Провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью».14 По этому пункту расстреливали казаков, мобилизованных в Донскую армию в 1918 году. В романе также не говорится о том, что директива требовала поголовного истребления богатых казаков и конфискации не
107
только хлеба, но и других сельскохозяйственных продуктов (стр. 69).
Роль Ленина в принятии директивы не выяснена. Стариков и Рой Медведев полагают, что она была составлена Свердловым без ведома Ленина.15 Не известно также и отношение Ленина к директиве, хотя трудно предположить, чтобы он о ней не знал. Во всяком случае, в своих телеграммах Реввоенсовету Южного фронта и Троцкому он беспрестанно требовал немедленного подавления восстания, «свирепой, беспощадной расправы»16 с повстанцами, не вдаваясь в причины, заставившие их взяться за оружие.
Ленин относится к Мигулину положительно, считает его нужным человеком (стр. 118). Трифонов повторяет высказанное им в «Отблеске костра» мнение, что судьба Мигулина могла сложиться иначе, если бы у него был такой истинный комиссар, как Фурманов у Чапаева (стр. 119).17 И тут же автор довольно искусственно утверждает, что Ленин видел, в чем суть дела, когда он в сентябре 1919 года настаивал на отправке на юг «лучших энергичнейших комиссаров» (стр. 119). О том, что Ленин в августе 1919 года придавал «громадное значение» поимке выступившего против Деникина Миронова,18 в романе - ни слова.
В цитируемых в романе высказываниях Мигулина (Миронова) опущены его наиболее резкие суждения о коммунистах, терроре, отсутствии свободных выборов в советы, туманности марксисткого учения. В его докладе Ленину и Калинину 8 июля 1919 года снята фраза о сжигании красными казачьих хуторов и об артиллерийском обстреле церквей во время богослужения (стр. 117).19 Из воззвания Миронова, выпущенного по выступлении его корпуса против Деникина, удален призыв: «Долой самодержавие комисса
108
ров и бюрократизм коммунистов, погубивших революцию!» (стр. 126).20
Показательно, что документы, адресованные Мироновым лично Ленину и другим вождям, имеют в романе, как правило, коллективных адресатов: Москву (стр. 114), ЦИК (стр. 117), - или цитируются вообще без указания адресатов, как письмо Ленину от 31 июля 1919 года (стр. 118). Очевидно, все это сделано для того, чтобы не возник вопрос: почему же вожди, в частности Ленин, не прекратили террор, зная к чему он ведет?
Политические замалчивания в романе позволяют толковать изображение террора на Дону в духе теперешней официальной версии: в терроре повинны не Ленин, не Свердлов, не партия, а Троцкий, троцкисты, Донбюро во главе с Сергеем Сырцовым и разные чуждые, примазавшиеся к партии лица - все, кто смотрел на казачество как на контрреволюционную Вандею. Возможностью такой интерпретации и объясняется то, что цензура пропустила роман. К чести Трифонова нужно сказать, что он не выделяет Троцкого как организатора террора, хотя Троцкий в романе - личность далеко не симпатичная.
Но возможен и другой подход к роману в вопросе об ответственности за террор. По-моему, Трифонов не уклоняется от ответа, но дает его осторожно. Знаменателен в этом отношении разговор между отцом Павла Летунова и болыиевиком-матросом Саввой в январе 1918 года об убийстве лидеров кадетской партии Шингарева и Кокошкина в Мариинской больнице, в Петрограде. В ответ на утверждение Саввы, что убийцами были матросы-анархисты, за которых он не отвечает, отец Летунова заявляет: «Нет, отвечаете за все. За всех и за все» (стр. 53). По всей вероятности, Летунов выражает здесь мнение автора.
109
Косвенным подтверждением этому служат слова Трифонова, сказанные им при профессоре Джоне Б. Данлопе во время посещения Оберлинского колледжа в 1977 году: «Я принимаю Февральскую революцию, но не принимаю Октябрьскую». Можно сказать, что в изображении большевистского террора и его корней, Трифонов в «Старике» дошел до того предела, за который он не мог выйти, если хотел, чтобы роман был напечатан в Советском Союзе.
Некоторое отношение к историзму романа имеет выбор фамилий для действительно существовавших лиц. В «Старике» преобладают вымышленные фамилии, чем автор, по-видимому, хотел подчеркнуть, что роман его прежде всего художественное произведение, а не историческое исследование. Смилга в романе - Янсон, Сырцов - Купцов, Буденный - Скворцов, враждебные Миронову политотдельцы Рогачев и Ларин - это Логачев и Харин. Каратель Марчевский, употреблявший выражение «пройти Карфагеном по хутору», - прототип Браславского. Судьи, обвиняемые и адвокат на процессе Мигулина носят чужие фамилии. Среди тех, кому автор сохранил настоящие фамилии: Ленин, Троцкий, Сокольников, провокатор Скобиненко, оклеветавший Миронова в 1921 году. Любопытно, что некоторые герои носят фамилии людей, каким-то образом связанных с Мироновым. Ася - однофамилица сотника Степана Игумнова, который в 1917 году чуть не зарубил Миронова за революционную агитацию.21 В романе Игумнов назван Герасимовым (стр. 50-51). Сослуживцем Миронова был комиссар Данилов, а одним из свидетелей по его делу был Изварин.22 Не случайно, видимо, в романе есть Шура Данилов и семейство Извариных.
Фамилия Мигулин происходит, конечно, от ста
110
ницы Мигулинской, активной участницы Верхнедонского восстания. В станице Михайлинской легко узнать родную станицу Миронова - Усть-Медведиц- кую. Распространенная на Дону фамилия Кандауров дана московскому карьеристу. Возможно, что имя Павла Летунова имеет отношение к его тезке Лурье, юному адьютанту Валентина Трифонова в гражданскую войну, а позже инженеру и участнику второй мировой войны.23
Для людей настоящего прошлое живет в их памяти. Старик Летунов ведет две жизни: «всамделишную» (настоящую) и призрачную, созданную памятью, причем последняя захватывает его все больше и больше. Это усугубляет его одиночество и отчуждение от текущей жизни и от семьи.
Воспоминания Летунова касаются главным образом его покойной жены Гали и истории Мигулина. Первое время после смерти Гали воспоминания о ней приносили Летунову лютые страдания, и он воспринимал память как самоказнь. Но постепенно, вместе с болью, он стал испытывать радость от того, что Галя была с ним. И он решил, что память «это отплата за самое дорогое, что отнимают у человека. Памятью природа расквитывается с нами за смерть» (стр. 33). Но это только один из видов памяти - память о любимом человеке, память сердца.
Другой вид памяти можно условно назвать головным или умственным. Это память исследователя, отыскивающего в прошлом реальные события, побуждения, мысли. Так Летунов воспроизводит в памяти историю Мигулина, чтоб ответить себе на кардинальный вопрос: какова истинная причина выступления Мигулина на фронт в августе 1919 года? (стр. 130, 150). И когда Летунов задает этот вопрос Асе, то в ответ слышит: «никого я так не любила в своей дол
111
гой, утомительной жизни...» (стр. 153). Это говорит память сердца, для которой Мигулин не объект изучения, а самый дорогой человек. И в то же время чувством и инстинктом любящей женщины Ася отвечает Летунову, что Мигулин - не изменник. Познание чувством оказывается вернее познания умом. Но оба вида познания имеют свои особенности, и читателю дана возможность видеть Мигулина и глазами Летунова, и глазами Аси.
Проблема памяти приобретает в романе этическое звучание. Сознательно или подсознательно человек может исключить из памяти тягостные или постыдные события своей жизни. Так Летунов непроизвольно, на всю жизнь, забыл, что он содействовал гибели Мигулина. В 1921 году он сказал следователю, что допускает возможность участия Мигулина в контрреволюционном заговоре (стр. 153). До конца своих дней Летунов не мог избавиться от недоверия к Мигулину, несмотря на то, что знал его лично, изучал его жизнь и принял участие в его посмертной реабилитации.
Трифонов сказал, что Мигулин «погиб от недоверия, от того, что его не понимали».24 Это недомолвка. Недоверие - самое меньшее, что могли чувствовать к нему большевики. Недоверие было лишь следствием того, что его понятия о свободе и справедливости были совершенно несовместимы с диктатурой и произволом большевиков. Рано или поздно он должен был положить голову на плаху.
Так как память Летунова то и дело переносится из одного времени в другое, в романе более двадцати переходов из настоящего в прошлое и наоборот. Длина отрывков, повествующих об одном времени, колеблется от абзаца до двадцати пяти страниц журнального текста. Прошлое воспроизводится вне хро
112
нологической последовательности. Где смена времени происходит быстро, повествование принимает калейдоскопический характер. Мысли Летунова перескакивают с предмета на предмет или без видимой связи, или по внешней причине, или по ассоциации. Когда он пишет Асе о Мигулине и слышит выстрелы, он принимает их вначале за стрельбу в мигулинском корпусе. Но вскоре понимает, что стреляют из охотничьего ружья, и возвращается к действительности, в которой идет уничтожение собак (стр. 128). Получив неожиданное письмо от Аси, Летунов мысленно говорит себе: «Она еще жива, еще дышит...». Следующее предложение состоит из слов: «Она еще дышит» - и знаменует перенос действия в февраль 1919 года, когда Летунов несет на руках чуть живую, избитую казаками Асю (стр. 33). Душная августовская ночь в настоящем побуждает Летунова вспомнить подобную ночь в августе 1919 года, когда пришло извещение о самовольном выступлении Мигулина на фронт (стр. 108).
В более широком плане жара вносит напряженность в настоящее и таким образом сближает его с полным драматизма прошлым. Картина горящих лесов и Москвы, задыхающейся от мглы - то черной, то бурой, то красноватой, - мглы, которая, как туман, заволакивает дома и улицы столицы, ассоциируется с метафорическим воссозданием атмосферы массового террора зимой 1919 года, когда время текло «вулканической лавой. . . затопляя, погребая огн ем ...» , когда «нечем дышать в багряной мгле» (стр. 69). Трифонов говорил, что образ московской жары и мглы был «совершенно необходим. Он все сжимал, как обруч».25
Стиль романа отражает его драматизм и динамичность. Часто встречаются короткие предложения,
113
иногда безглагольные: «Сорок семь. А ей девятнадцать» (стр. 39), «Февраль девятнадцатого. Начало марта» (стр. 71). Такие фразы акцентируют значительность изображаемого времени, места, отношений. Кроме того, для усиления драматизма автор охотно использует тире, многоточие, восклицательный знак. Все эти приемы вызывают в памяти «рубленую», динамическую прозу 20-х годов. Время от времени передача чувств и мыслей героев несобственно-прямой речью и употребление существительных типа «недогляд», «недобег», «недочувствие» напоминают стиль Солженицына.
«Старик» - произведение многогранное. Его тематика охватывает старость, одиночество, любовь, семью, доверие, бесчувствие, жестокость, политический фанатизм. Но основная тема романа - террор, его безнравственность и бесплодие в прошлом и настоящем. К теме террора Трифонов обращался уже в «Нетерпении» (1973) и в «Доме на набережной» (1976), и она волновала его до конца жизни. Роман Достоевского «Бесы» был для него пророческой, гениальной книгой, которая «звучит сегодня современнее, чем произведения многих современных писателей», ибо от ее верховенских и шигалевых тянется прямая нить к нынешнему терроризму банд Баадера, красных бригад и других «псевдореволюционеров».26 Конечно, в высказываниях, предназначенных для печати, Трифонов не мог коснуться связи «Бесов» с нечаевщиной большевиков или с ролью Советского Союза в сегодняшнем терроризме, но трудно себе представить, чтобы человек, пришедший к неприятию Октября, не видел между ними никакого родства. Иначе бы он не написал «Старика», своего наиболее смелого и оригинального произведения.
114
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Ю р и й Т р и ф о н о в . « Г о р о д и г о р о ж а н е » , Лит. газета, 1 9 8 1 , 2 5 м а р т а .
2 . Т а м ж е .3 . « Д р у ж б а н а р о д о в » , 1.978, № 3 , с т р . 3 9 . Д а л е е ссы л к и н а
э т о и з д а н и е п р и в о д я т с я в т е к с т е .4 . S erg ei S tarik ov and R oy M ed v ed ev , “ P h ilip M ironov and the
R u ssian C iv il W ar” , tr. G u y D a n ie ls (N ew York: K n op f, 1 978 ), с т р . 2 2 1 -2 2 2 , 2 2 9 -2 3 0 .
5 . В . И . Л е н и н . Полн. собр. соч. И з д . 5 -е , т . 11 , с т р . 4 7 ;
т . 3 2 , с т р . 2 1 6 ; т . 3 4 , с т р . 3 7 . К у р с и в Л е н и н а .6 . В .Г . Р е в у н е н к о в . Марксизм и проблема якобинской дик
татуры. И з д -в о Л е н и н г р а д с к о г о у н и в е р с и т е т а , 1 9 6 6 , с т р . 3 4 .7 . « О т б л е с к к о с т р а » . Знамя, 1 9 6 5 , № 3 , с т р . 162.8 . С м . т а к ж е « П р о й д е н н ы й п у т ь » . Дон, 1 9 6 9 , № 9 , с т р . 2 0 -2 2
и № 1 1 , с т р . 6 -1 0 .9 . S tarik ov and M ed v ed ev , “ P h ilip M iron ov” , с т р . 184 .
10 . Т а м ж е , с т р . 1 9 1 . У б и й с т в о Ш и го н ц ев а и а р е с т М и г у л и н а
н а п о м и н а ю т н е в ы я с н е н н о е у б и й с т в о к о м и с с а р а к о н н о г о к о р п у с а , к о т о р ы м к о м а н д о в а л св о е н р а в н ы й Б о р и с Д у м е н к о . В р а г и Д у м е н к о
з а п о д о з р и л и е г о в о р г а н и за ц и и у б и й с т в а к о м и с с а р а и в к о н т р р е в о л ю ц и о н н о м з а г о в о р е . О н б ы л а р е с т о в а н в ф е в р а л е 1920 г о д а и р а с с т р е л я н в м а е . С м . « О т б л е с к к о с т р а » в ж -л е « З н а м я » , 1 9 6 5 , № 3 , с т р . 174.
11 . S tarik ov and M ed v ed ev , “ P h ilip M iron ov” , с т р . 1 3 6 -1 3 7 .12 . О т б л е с к к о с т р а . « З н а м я » , 1965 , № 3 , с т р . 162 .13 . П о д р о б н о с т и о д и р е к т и в е и т е р р о р е п р и в о д я т с я в Starik ov
and M ed v ed ev , “ P h ilip M ir o n o v ” , с т р . 1 0 1 -1 2 9 . Т о л ь к о т р и б у н а л а м и о д н о й 8 -о й а р м и и б ы л о р а с с т р е л я н о с в ы ш е 8 т ы ся ч ч е л о в е к (т а м
ж е , с т р . 1 4 8 ).14 . Ц и т . п о : Р о й А . М е д в е д е в . « З а г а д к и т в о р ч е с к о й б и о г р а
ф и и М .А . Ш о л о х о в а » ( К и с т о р и и р о м а н а « Т и х и й Д о н » ) . К с е р о к о п и я м а ш и н о п и с и , 1 9 7 6 г . , с т р . 14 . П о с в и д е т е л ь с т в у Р . М е д в е д е в а , т е к с т д и р е к т и в ы н и к о г д а н е б ы л о п у б л и к о в а н п о л н о с т ь ю в с о в е т
с к о й п е ч а т и (т а м ж е ) .15 . “ P h ilip M ir o n o v ” , с т р . 112.1 6 . Т е л е г р а м м а Г .Я . С о к о л ь н и к о в у , 2 4 а п р е л я 191 9 г . , в кн .
« Л е н и н о Д о н е и С е в е р н о м К а в к а з е » . Р о с т о в с к о е к н и ж н . и з д -в о , 1 9 6 9 , с т р . 2 3 3 . С м . т а к ж е с т р . 2 3 1 , 2 3 4 , 2 3 6 , 2 3 7 , 2 3 9 -2 4 6 .
1 7 . « З н а м я » , 1 9 6 5 , № 3 , с т р . 166.
115
1 8 . Э .М . С к л я н с к о м у , 3 0 а в г у с т а 191 9 г . , П о л и . с о б р . с о ч . , т . 5 1 , с т р . 4 0 . К у р с и в Л е н и н а .
1 9 . С р . И .И . У л ь я н о в . « К а з а к и и С о в е т с к а я р е с п у б л и к а » . М .- Л . , Г о с и з д а т , 1 9 2 9 , с т р . 8 0 . З д е с ь и в а н г л и й ск о м п е р е в о д е к н и г и С т а р и к о в а и М е д в е д е в а (с т р . 14 1 ) в д о к л а д е М и р о н о в а у п о м я н у т п о л к о в н и к З а с т е г а е в . О ч е в и д н о , и м е е т с я в ви ду п о л к о в н и к В . Р а с т я г а е в , в о зг л а в и в ш и й п е р в о е а н т и б о л ь ш е в и с т с к о е в о с с т а н и е н а Д о н у в м а р т е 1 9 1 8 г о д а .
2 0 . С р . У л ь я н о в « К а з а к и и С о в е т с к а я р е с п у б л и к а » , с т р . 85 .2 1 . “ P h ilip M ir o n o v ” , с т р . 33 .2 2 . Т а м ж е , с т р . 17 4 , 17 5 , 184.2 3 . « О т б л е с к к о с т р а » . Знамя, 1 9 6 5 , № 2 , с т р . 155.2 4 . « Г о р о д и г о р о ж а н е » . Лит. газета, 1 9 8 1 , 25 м а р т а .2 5 . Т а м ж е .2 6 . « О т к р о в е н н ы й р а з г о в о р » . Лит. Россия, 1 9 8 1 , 17 а п р ел я и
Ю . Т р и ф о н о в . « Р о м а н с и с т о р и е й » . Вопросы литературы, 1 982 , № 5 , с т р . 6 7 -6 8 .
ПРИЛОЖЕНИЕ
В с е м о т в е т с т в е н н ы м р а б о т н и к а м в к а за ч ь и х р а й о н а х .П о с л е д н и е с о б ы т и я н а р а з л и ч н ы х ф р о н т а х в к а за ч ь и х р а й о
н а х , н а ш и п р о д в и ж е н и я в г л у б ь к а за ч ь и х п о с е л е н и й . . .* за с т а в л я ю т н а с д а т ь у к а з а н и я п а р т и й н ы м р а б о т н и к а м о х а р а к т е р е их р а б о т ы в у к а з а н н ы х р а й о н а х . Н е о б х о д и м о , у ч и т ы в а я о п ы т г р а ж д а н с к о й в о й н ы с к а з а ч е с т в о м , п р и зн а т ь е д и н с т в е н н о п р ав и л ь н ы м с а м у ю б е с п о щ а д н у ю б о р ь б у с о в с е м и в е р х а м и к а за ч е с т в а п у т ем п о г о л о в н о г о и х и с т р е б л е н и я .
1. П р о в е с т и м а с с о в ы й т е р р о р п р о т и в б о г а т ы х к а за к о в , и с т р е б и в и х п о г о л о в н о . П р о в е с т и б е с п о щ а д н ы й м а сс о в ы й т е р р о р п о
о т н о ш е н и ю к о в с е м к а за к а м , п р и н и м а в ш и м к а к о е -л и б о п р я м о е и л и к о с в е н н о е у ч а с т и е в б о р ь б е с С о в е т с к о й в л а с т ь ю . К с р е д н е м у к а з а ч е с т в у н е о б х о д и м о п р и м ен и т ь в с е т е м е р ы , к о т о р ы е д а ю т га р а н т и ю о т к а к и х -л и б о п о п ы т о к с е г о с т о р о н ы к н о в ы м в ы ст у п л е н и я м п р о т и в С о в е т с к о й в л а ст и .
* П р о п у с к , п е р е в е д е н н ы й н а а н г л и й ск и й я зы к к ак «and dem o
r a liza tio n a m on g the C o ssa ck fo rces» .C m . S e r g e i S tarik ov and R oy M ed v ed ev , “ Ph ilip M ironov and the
R u ssia n C iv il W ar” , tr. by G u y D a n ie ls . N ew York: K n op f, 1978 ,
pp . 1 1 0 -1 1 1 .
116
2 . К о н ф и с к о в а т ь х л е б и за с т а в и т ь с сы п а т ь в с е и зл и ш к и в у к а з а н н ы е п у н к т ы , э т о о т н о с и т с я к ак к х л е б у , т а к и к о в сем с е л ь
с к о х о з я й с т в е н н ы м п р о д у к т а м .3 . П р и н я т ь в с е м е р ы п о о к а з а н и ю п о м о щ и п е р е с е л я ю щ е й с я
п р и ш л о й б е д н о т е , о р г а н и з у я п е р е с е л е н и е , г д е э т о в о з м о ж н о .4 . У р а в н я т ь п р и ш л ы х и н о г о р о д н и х с к а за к а м и в з е м е л ь н о м и
в о в с е х и н ы х о т н о ш е н и я х .5 . П р о в е с т и п о л н о е р а з о р у ж е н и е , р а с с т р е л и в а т ь к а ж д о г о , у
к о г о б у д е т о б н а р у ж е н о о р у ж и е п о с л е с р о к а с д а ч и . В ы д а в а т ь о р у ж и е т о л ь к о н а д е ж н ы м э л е м е н т а м и з и н о г о р о д н и х . . .**
Ц е н т р а л ь н ы й К о м и т е т п о с т а н о в л я е т п р о в е с т и ч е р е з с о о т в е т с т в у ю щ и е у ч р е ж д е н и я о б я з а т е л ь с т в о Н а р к о м з е м у р а з р а б о т а т ь в
с п е ш н о м п о р я д к е ф а к т и ч е с к и е м ер ы п о м а сс о в о м у п е р е с е л е н и ю
б е д н о т ы н а к а з а ч ь и з е м л и .
2 9 я н в ар я 1919 г о д а . Я .М . С в е р д л о в .
Ц П А , ф . 1 7 , о п . 4 , д . 2 1 , л . 2 1 6 . Р о й А . М е д в е д е в . « З а г а д к и т в о р ч е с к о й б и о г р а ф и и М .А . Ш о л о х о в а . (К и с т о р и и р о м а н а ‘Т и х и й
Д о н ’) » , 1 9 7 6 , с т р . 1 4 -1 5 (м а ш и н о п и с ь ).
** П р о п у щ е н о :
7. Вооруженные отряды оставлять в казачьих станицах впредь до установления полного порядка.
8. Всем комиссарам, назначенным в те или иные казачьи поселения, предлагается проявить максимальную твердость и неуклонно проводить настоящие указания.
См. Виталий Рапопорт и Юрий Алексеев, «Дело гражданина Миронова», Грани, 134, 1984, стр. 233. Следует заметить, что предложение «Выдавать оружие только надежным элементам из иногородних» образует в этой статье и в указанном выше английском переводе отдельный шестой пункт. Текст директивы в обоих случаях взят из неопубликованной на русском языке работы Старикова и Медведева «Жизнь и гибель Ф илиппа Кузьмича Миронова. Советская власть и донское казачество в 1917-1921 гг.» (1974).
117
Оксана Антич
« . . .БОГА НЕТУ. НАУЧНЫЙ ФАКТ» - А ВСЕ К НЕМУ ОБРАЩАЮТСЯ
«О Господи», «Боже мой», - восклицают советские граждане при каждом случае. Причем не какие -то набожные, дореволюционные старушки, а современные советские граждане: в одном случае молодая учительница, в другом - мама школьника.
В статье « .. .Бога нету. Научный факт», журналист Б. Степанов замечает, что ему за примерами не пришлось далеко ходить: достаточно полистать периодику, чтобы столкнуться с «архаичной лексикой». Например, председатели колхозов, в качестве героев газетных журнальных очерков, здороваясь непринужденно с работающими в поле колхозниками желают им: «Бог в помощь, бабоньки», а фиктивный герой очерка Степанова, советский обыватель, собираясь посетить своих родителей, заявляет: «Родные места - святые места. Даст Бог - съездим». Степанов саркастически замечает, что вот тот же фиктивный герой, рассеяно полистав в постели свежий номер толстого журнала, выхватывает из длинной поэмы почему-то строчки:
Чугунно тяжелеет голова.Молись!Но не умею я молиться!..
Думая, что и он не умеет молиться, вздыхает и ловит себя «на нелепейшем до абсурда желании пе
118
рекреститься». «А, день прошел, и слава Богу», мелькает последняя сознательная мысль перед сном. При этом - выдуманный герой - « .. .с младых ногтей атеист».1 А вот другой атеист - известный писатель и поэт Анатолий Софронов2 3 - в длиннейшей «Поэме прощания» совершенно неожиданно обращается к Богу, когда умирает от рака любимая женщина. Эти строки:
О, Господи! Что делать атеисту,Который лоб свой
в жизни не крестил?Где волю взять
и где набраться сил,Чтоб не упасть,
а выстоять, 3а выстоять!?
производят своей неожиданностью глубокое впечатление в довольно бледной и слабой поэме. На последней, 37-ой странице, Софронов пишет:
Как говорится,смертью смерть поправ.. ,4
Говорится, скорее поется так в Пасхальном Богослужении: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав.. .».
На сцене театра появляются религиозные персонажи. В одном спектакле - смерть с косой стоит на
1. « Ж у р н а л и с т » , № 6 , 1 9 8 5 , с т р . 18 -19 .2 . А н а т о л и й С о ф р о н о в - г е р о й с о ц и а л и с т и ч е с к о г о т р у д а , л а у р е а т
г о с у д а р с т в е н н о й п р е м и и , гл а в н ы й р е д а к т о р ж у р н а л а « О г о н е к » .
3 . « О к т я б р ь » , № 3 , 1 9 6 8 , с т р . 9 0 .
4 . Т а м ж е , с т р . 125 .
119
готове и ожидает грешника-пьяницу. Святой Петр заявляет, что душе пьяницы уготовано место в аду и компания чертей уволакивает пьяницу в ад, после того, как они отвоевали грешную душу у ангела.5
На новогоднем представлении для детей в Олимпийском спортивном комплексе в Москве выступил Кощей Бессмертный, который, по словам возмущенных читателей «Московской правды», все время ап- пелировал к Богу: «Креста на вас нет! Бога вы не боитесь!» А клялся «святым крестом». Сценарий этот был написан известным кинорежиссером Э. Ке- осаяном - лауреатом премии Ленинского комсомола. Хотя критики отмечают, что дети-то вообще и ведать не ведают, что такое «святой крест», в ответ на эти замечания оправдывается начальник репертуарного отдела, а газета выражает желание узнать «как такое могло произойти» у заместителя директора по творческой работе.6
А к Богу взывают и дальше, не только писатели, режиссеры, и обыватели, но и партийные вожди. В интервью журналу «Таймс», генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, говоря о советско-американских отношениях заметил: «Несомненно, Всевышний не лишил нас настолько разума, что мы не могли бы найти пути для улучшения наших отношений. . .».7
Вне сомнения, кампания против упоминания имени Божия будет проводиться и далее. Насколько «религиозный лексикон» - просто привычка, а где начинается подсознательная тоска по Богу - сказать никто не может. И поэтому, не потеряло силы до сегодня
s . P C 1 4 8 /7 6 . « А т е и с т и ч е с к и й с п е к т а к л ь » , 2 3 .3 .1 9 7 6 .6 . « М о с к о в с к а я п р а в д а » , 1 9 .1 .1 9 8 5 . с т р . 4 .
7 . “ T im e ” , # 3 6 , S ep t. 9 , 1985, р. 14. (П е р е в о д с а н гл и й ск о го - О А ) .
120
шнего дня гениальное высказывание советского ребенка в книге Чуковского От двух до пяти: «Бог есть, но я в Него, конечно, не верю!»8
----------------- * -------------------
В подтверждение высказанного, приводим выдержку из книги В. Солоухина «Осенние листья».
Редакция
Люди, никогда не читавшие Библии и даже считающие ее источником мракобесия, употребляют все же в своей устной речи, а также в брошюрах, докладах и выступлениях много библейских выражений, не подозревая, откуда они взялись. Я стал вспоминать некоторые из таких выражений - и вот что мне удалось вспомнить.
«Краеугольный камень». «Злачное место». «Корень зла». «Кто не работает, тот не
ест».«Злоба дня».«Камень преткновения». «Блудный сын».«Нести крест». «Соломоново решение». «Время жить и время
умирать».«Сучок в глазу другого». «Бесплодная смоковница «Суета сует».
«Хлеб насущный». «Соль земли». «Заблудшая овца». «Не хлебом единым». «Терновый венец».
«Кинуть камень». «Что есть истина?».
». «Скрижали».«Иудин поцелуй».
8 . От двух до пяти, К о р н е й Ч у к о в с к и й , Г о с . и зд . д е т с к о й л и т е р а т у р ы , М о с к в а , 1 9 6 3 , с т р . 112 .
121
«Тридцать сребреников». «Да минует меня чашасия».
«Выпить чашу до дна». «Страшный суд». «Геенна огненная». «Содом и Гоморра».«Манна небесная». «Обетованная земля».«Зарыть талант в землю». «Вавилонское столпо
творение».«Камня на камне не
оставить». «Альфа и омега».«Вложить персты в язвы». «Знамение времени». «Построить дом на песке». «Жнет, где не сеял». «Не мечите бисер перед
свиньями». «Глас вопиющего в
«Книжники и фарисеи».
«Кость от кости и плоть от плоти».
«Козел отпущения».«В поте лица своего».«Отряхнуть прах со своих
ног».«Колосс на глиняных
ногах».«Нищие духом».«Фома неверующий».«Упасть на добрую
почву».«Тайное стало явным».
«Верблюду пролезть в игольное ушко».
«Ноев ковчег».«Семь пар чистых, семь
пар нечистых».
122
пустыне».«Взявший меч от меча и
погибнет».
«Имя им - легион».«По образу и подобию». «Иерихонская труба».
«Почить от дел».
«Невзирая на лица».«Не сотвори себе кумира». «Беречь как зеницу ока».
«Притча во языцех». «Никто не пророк в своем отечестве».
«Посыпать пеплом главу». «Всемирный потоп».
«Отделить овнов от козлищ».
«От лукавого».«Ничтоже сумняшеся». «Райские кущи». «Змей-искуситель».
«На йоту».«Скрежет зубовный». «Оливковая ветвь».
«Запретный плод». «Кесарю кесарево».«Не ведают, что творят».
«Блудница вавилонская».
«Око за око и зуб за зуб».«Власть предержащая».«Изгнать из рая».«Отделить плевелы от
пшеницы».«Святая святых».«Не от мира сего».«Кто посеет ветер, тот
пожнет бурю».«Бросать слова на ветер».«Не убий».«Не судите, не судимы
будете».«Мерзость запустения» . . .
123
Гр. М.Н. Толстая
ВОСПОМИНАНИЯ*
Грозной, зловещей тучей наступал 1917-ый год. Я тогда писала свой журнал и помню 31 декабря 1916-го года описывала то жуткое чувство, которое испытывали тогда почти все. Мы жили в Царском Селе, куда переехали после моего вдовства. Шел 3-ий год ужасной, всемирной войны. В воскресенье 2-ой недели Великого Поста приехал ко мне Миша из Кронштадта, где он служил в первый год своего офицерства. Была еще Клавдинька из Петербурга и говорила о том, что в Петербурге неспокойно и ожидается остановка трамвайного движения. С моим Мишей в тот вечер простилась спокойно, даже не перекрестила - думая, что мы расстаемся всего на неделю. Во вторник 27-го февраля стали ходить слухи о том, что толпа рабочих из Колпина идет в Царское Село. Вечером Миа пошла поблизости в гости, а я читала трем малдшим вслух, как вдруг вбежал наш повар-матрос Яська со словами: «Скорее тушите свет! Идет большая толпа и стреляет!» Я однако продолжала читать до конца книги. Скоро вернулась Миа, которая видела эту толпу, и выстрелы стали летать вокруг дома. На дворе было 16 градусов мороза и я все боялась, что прострелят окно и дети простудятся! Это оказалось толпой солдат, и так эти слова тогда внушали доверие, что как только мы узнали, что это
* Продолжение - начало см. «Р.В.» №22, 25, 27-28, 29, 30, 31, 32, 33, 34.
124
солдаты, а не рабочие, мы решили, что значит тревожиться нечего. Говорили, что они только отбирают оружие по домам. Всю ночь продолжались стрельба и крики. Мы сидели в темноте и с трудом уложили детей, напуганных всем происходящим. Наконец, около 2-х часов мы легли. Я искала утешение, читая паремии того дня (вторник, кажется, 2-ой или 3-й недели поста) и пришла в ужас от страшного пророчества Исаии, кончающегося словами: при всем этом не обратится гнев Его и рука Его еще простерта. Мы с тоской смотрели в сторону дворца, боясь за участь Царской Семьи. Утром солдаты грабили лавки, но в общем свободно можно было ходить всюду. Затем появились слухи о временном правительстве и, наконец, о том, что Государь отказался от Престола в пользу Вел. Кн. Михаила Александровича и через день, что Михаил Александрович отказался. Все это шло с головокружительной быстротой. 2-го марта отказался Государь. Замечательно, что 2-го марта 1917-го года в селе Коломенском Московской губ. явилась Икона Державной Божией Матери. Она явилась во сне одной старушке, которая ее нашла. Это очень большая икона, как Иверская, и когда была найдена, то была так темна, что трудно было рассмотреть ее. Ее очистили, и стало видно итальянское письмо и Пресвятая Богородица в красной ризе держащая скипетр и державу в руках и над ней Бог Отец. Мне рассказала о явлении этой иконы Вел. Кнг. Елизавета Феодоровна.
К стыду моему сознаюсь, что в начале у меня была надежда, что временное правительство спасет Россию от той гибели, к которой ясно, мы летели стремглав. Была иллюзия, что эти люди из любви к Родине взялись за управление. Очень недолго продолжалась такая ошибка. Скоро все поняли, что за не
125
годяи они были. И теперь, пережив большевизм, я скажу, что они были хуже большевиков - от бешеных ничего ожидать нельзя, а эти не были бешеные, и, однако, Гучков подписал приказ № 1, подорвавший всякую дисциплину в войсках и погубивший армию на радость врагам. И временное правительство одобрило этот приказ, допустило его и когда Государь написал свои последние слова прощальные к войскам это благородное правительство скрыло их, боясь за свою судьбу. Эти негодяи, как только стало не совсем безопасно для них, все попрятались и бросили свои посты. «А наемник бежит, яко наемник есть и нера- дит об овцах».
2-го и 3-го марта Нат. Ф. мне телефонировала, что в Кронштадте перебиты все офицеры. Я послала телеграмму моему Мише и через несколько дней получила ответ: «Здоров». Через две недели он вернулся ко мне, но в каком виде: он был произведен осенью в офицеры и все у него было, конечно, новое, а тут он появился в каком-то фантастическом костюме без погон и кокарды - это прежде всего уничтожили во флоте. Он мне рассказал, что у них происходило: 2-го или 3-го марта военные части Кронштадта уже знали об отречении Государя и что они освобождались от присяги, но не дали о том знать морскому ведомству города. Миша вечером играл в карты в гостях, когда пришла весть, что в городе бунт. Он тотчас вернулся в свой полуэкипаж. Командир приказал запереть ворота и сказал Мише, что стрелять не стоит - такая идет толпа. 2-ой офицер не слыхал распоряжения и, когда ворвалась толпа, выстрелил и был убит как и командир. Миша остался цел и пошел в экипаж, к которому они были прикомандированы. По пути матрос его схватил и, на вопрос Миши: «Тебе что?», ответил грубо: «Ты меня на улице останав
126
ливал из-за курения, а теперь я тебя! Иди-ка со мной!» и отвел его в экипаж, где сидели все вместе арестованные офицеры. Двух из них в соседней комнате били всю ночь, а утром провели к ним, напоили чаем и с руганью сказали, что ведут их на расстрел. Этих двух тут и расстреляли, а остальных повели в морскую тюрьму, которая была в таком состоянии тогда, что некоторые с ума сошли пока там сидели. Пока их вели, фельдфебель с некоторыми матросами Мишиного экипажа перехватили его, накинули на него шинель солдатскую и спрятали его в чайной, где он скрывался несколько дней. Туда приходили с обыском. Он говорил, что старушка хозяйка при этом громко молилась, чтобы Господь его сохранил. Через несколько дней пришли его матросы и взяли его к себе в полуэкипаж. У него не было денег и они его кормили и относились хорошо к нему. Наконец он сказал, что хочет съездить ко мне, и они его отпустили, взяв обещание, что он вернется через три дня. Мы имели радость с ним исповедоваться и приобщиться в Федоровскую Субботу. Я ничего уж не могла ему посоветовать. Он думал ехать на фронт, где пока было еще спокойно, но дядя Павел Игн., с которым он тогда был близок, советовал ему не бросать морскую службу, говоря: «самое тяжелое ты уже пережил». Вот как мало можно было себе дать отчет о будущем. Он вернулся и всю кампанию принимал участие в войне с немцами на трал ере. В Кронштадте было перебито тогда окло 70 человек офицеров, а временное правительство продолжало подчеркивать, что эта «бескровная революция».
Мы узнали, что у Царских детей тяжелая форма кори, и что вся прислуга разбежалась и некому помочь Императрице в уходе за ними (это был неверный слух). Тогда я позвонила по телефону во Дворец
127
к Деревеньке, дядьке Наследника, предлагая через него мои услуги Императрице. Он обещал передать и на другой день мне ответил, что Императрица очень благодарит, но что при детях есть ухаживающие. Он прибавил от себя: «кажется все, слава Богу, успокаивается?!» Это было тогда, когда мне только что передали, что в Кронштадте все офицеры перебиты. Вот какие иллюзии были во Дворце. Скоро бедного Государя привезли, арестованного, в Царское Село. Он просил сходить с Императрицей помолиться в церкви Знамения. Ему ответили, что он может пойти один, так как за Императрицу не ручаются, чтобы ее не растерзали на пути. Тогда Государь совсем не пошел. Духовник Царской Семьи о. Васильев заболел и заменил его по выбору Государя, настоятель Феодо- ровского Собора о. А. Беляев. Он был и моим духовником. От него я слыхала, как он служил первую Литургию после переворота во Дворце в присутствии Государя, и как это было тяжело. Вот его рассказ: «Литургия шла в зале; ближе к алтарю, около середины, стояли Государь и Императрица. За ними ширма, а за ней, в глубине, свита, охрана и пр. Мне так трудно и тяжело было в первый раз пропустить по- минование о Царе и всем Царственном Доме, что на Великом Выходе я все молитвы сказал сам, вместо диакона. Когда я молился «о Великой стране нашей Российской», Государь встал на колени, а за ним Государыня! Когда кончилась обедня и я вышел с крестом, Царь и Царица, видимо, думая, что они уже не первые тут, не подходили. Тогда я пошел к ним и они, увидав это - ко мне. Государь подошел к кресту, держа руки по швам. Тогда я взял его руку и поцеловал ее, а он мою, и у нас обоих были слезы на глазах. Перед Страстной власти спросили о. Афанасия, будет ли он служить всю неделю. Он сказал, что
128
будет Страстную и до Пасхи, т.е. до Понедельника на Святой. Его предупредили, что в таком случае он и все служащие с ним будут на положении арестованных до возвращения на Пасху Керенского. Однако, он к Пасхе не вернулся, а Боткин настаивал, чтобы о. Афанасию дали отдых, в виду его больного сердца. Его отпустили позднее, нежели он и, главное, семья его, собравшаяся отовсюду к этому дню, ожидали. Митрополит Вениамин, узнав о том, что он нездоров, обратился ко всей своей епархии, предлагая временно заменить о. Афанасия при Дворе. Н и к т о не откликнулся, только позднее пришел к о. Афанасию один молодой священник, только что окончивший Академию, и сказал, что он охотно пойдет. О. Афанасий записал его фамилию и адрес, но в то время решил, что останется непременно сам, и остался. Я у него была тотчас после отъезда Царской Семьи в Тобольск. Это было 31-го июля, в рождение бедного Наследника. Отец Афанасий ничего не знал об отъезде, но после обедни кн. Долгорукий сказал, что Государь просит напутственный молебен. Отец Афанасий сказал проповедь, обращаясь к Наследнику и приводя слово из библии, кажется: «если забуду Родителей, забвенна будет десница моя» и напоминал все, чем были для него его Августейшие Родители. Он говорил, что всегда шпионили во время его проповедей. Прощанья никакого не было, ни слова.
В это лето мы поехали в Ярославль, к милым, добрым Урусовым. Они нам отвели 2 комнаты. У одной был балкон. В ней спали все наши девочки. Однажды, рано утром, по балкону с набережной (дети спали с открытой дверью на балкон) влезли два вора, прошли через эту комнату в столовую и, взяв серебро, опять спустились тем же путем, но тут полиция их схватила. На них нашли ножи. Мы очень
129
хорошо провели лето, хотя не было спокойно и дороговизна страшно росла. Евреи часто устраивали хождение по улицам с красными флагами и революционными надписями. Стали ходить усиленные слухи, что в такой-то день будут избивать буржуев. Это очень тревожило Княгиню и, так как Князь решил остаться, и она с ним, то я предложила увезти всех детей на эти два дня в Николо-Бабаевский монастырь. Мы провели ночь в сенном сарае и туда, уже ночью, приехали Кн. и Кнг. после празднеств, которые прошли без буйства, только с угрозами. Я ездила в конце июля в Царское Село собрать зимние вещи для отъезда на Кавказ, так как решила там перезимовать.
Было воззвание ко всем Православным приготовиться к открытию Собора говением и чтобы все приобщились или в Успение или накануне. Князь был выбран членом Собора и я решила ехать с ним в Москву на это великое торжество, тем более, что ровно перед тем получила письмо от моей Эли, где она мне писала, что хочет ехать в Тобольск ухаживать за Императрицей Александрой Феодоровной. Оказалось, что она написала гр. Гендриковой (бывшей при Императрице в ссылке), что предлагает свои услуги в качестве сестры милосердия и получила ответ, что Императрица с благодарностью их принимает, так как два раза обращалась в Общины, ею основанные, прося за деньги сестру оттуда и оба раза получила отказ и решила больше не искать сестры. Я исповедовалась и приобщалась за ранней обедней в Никит, монастыре, рядом с домом моих родителей, где я тогда останавливалась в последний раз. Моя Эли пришла ко мне тотчас после, мы напились чаю и пошли вместе на Красную Площадь, где всенародный молебен был назначен в 12 ч. Мы стали у храма
130
Св. Василия Блаженного на ступенях, откуда было очень хорошо видно. Крестные ходы от всех Московских сорок сороков с пением молитв Богоматери сходились к Лобному месту в сопровождении своих прихожан. Впечатление было, что весенние ручейки пробивались под ледяной корой неверия и смуты, и стекались к самому сердцу России. Ровно в 12 ч. стал выходить крестный ход из Спасских Ворот. Все великие святыни несли тут из Кремлевских сокровищниц. Конечно, Иверская Икона, Корсунские Кресты и сколько святынь. Бесконечная лента попарно идущих в светлых ризах архиепископов, епископов и всего духовенства. Они прошли на Л о б н о е М е сто , где все участвовали в молебне. Мы почувствовали, что затеплилась лампада неугасимая сквозь объявшую Россию тьму и засветилась у Престола Божьего. «В рождестве девство сохранила еси, во успении мира не оставила еси Богородице Дево. . . и молитвами Твоими избавлявши от смерти души наши» молилась одной душой Россия. Восемь страшных лет прошло с того дня. Большая часть духовенства бывшего на Лобном месте, замучены, казнены, другие в ссылке, все « .. .проидоша въ милотехъ . . . лишёни, скорбяще, озлоблени: Ихже не бѣ достоин (весь) миръ,. . . скитающееся. . . в вертепахъ...» . Но лампада неугасима и обратилась в великий свет, который борется и побеждает теперь сатанинскую тьму. Кто был тогда на Красной Площади, понял, что значат слова Апостола Иоанна: « . . . и сія есть побѣда, побѣдившая миръ, вѣра ваша».
Эли мне сказала, что Вел. Кнг. Елизавета Феодоровна пожелала меня видеть по поводу отъезда Эли. Она нас приняла,кажется, около 5-ти часов в Марфо-Мариинской Общине. Кто там бывал, знает тот отпечаток красоты и простоты, который лежал
131
на всем там, отпечаток той светлой души, которая создала это великое дело служения ближнему. Самое название - «Марфо-Мариинская» сколько говорит: облегчив измученное тело, начинайте дело Марии, все оставившую ради учения Христова. Мы ждали Великую Княгиню в ее светлой, веселой маленькой гостиной ( у меня впечатление, что она вся была полна цветов, но оно не так, а было несколько цветов в вазе), когда она к нам вошла радостная, прекрасная в своем сером сестринском платье, и именно как сестра весело меня поцеловала, как старую знакомую. Мы с ней не видались с 1889 года, что мы с ней и вспомнили. Она почти тотчас заговорила об Эли и об ее желании ехать, и сказала, что хотя Эли последнее время довольно часто у нее бывает, но что она мало еще знает ее характер и, перед тем как решиться ее отъезд, хотела бы поставить два вопроса: «Есть ли у вашей дочери характер и подпадает ли она под влияние?» Эли ответила: «Никакого характера, я тряпка и подпадаю под всякое влияние». «В таком случае, не пускайте ее!» - воскликнула Елизавета Феодоровна. Но я ответила, что раз она нужна Государыне, не могу не отпустить ее. Она мне сказала: «Моя сестра очень начитана в церковных вопросах. Мы с вами прочтем страницу или две творений Св. Отцов, а она целую книгу». Вопрос зашел о характеристике Императрицы, точных слов не помню, но смысл был: если когда-нибудь она себе даст отчет в том, что она содействовала тому, что случилось, - она будет безутешна. Тут же она мне рассказала о чудесном явлении Державной Иконы Богоматери с Младенцем Христом. Речь зашла о Торжестве Открытия Собора. Мы обменивались впечатлениями и Великая Княгиня рассказала, что она была у обедни в Успенском Соборе, куда к молебну приехал Керен
132
ский и стоял впереди всех, заложив руку в жилет и ни разу не перекрестился. Она в шесть часов ушла ко всенощной. Это была наша последняя встреча. Кстати о Керенском: в разговорах с о. Беляевым я спрашивала его мнение о Керенском, о котором тогда еще мало было известно, и ходили слухи, что он сочувствовал Государю и старался облегчить их участь, но он сказал, что считает его самым худшим из ужасного временного правительства, и что он был враждебен к Царской Семье. Все это оправдалось. Эли знала хорошо одну его племянницу (т.е. Керенского) и она передавала следующий разговор между Государем и ее дядей: Государь его спрашивал как дела, начинает ли Россия успокаиваться несколько, и Керенский отвечал «очень плохо». Тогда Государь сказал: «Может быть для успокоения России нужна жертва? Тогда знайте, что я готов».
Мы с моей Эли провели три дня. Она служила тогда сестрой в Георгиевской Общине в Москве. За два дня до нашего отъезда по Волге из Ярослава она приехала нас проводить. Не думала я, прощаясь с ней, моей Эли любимой девочкой, что мы прощались навсегда.
Хотелось бы подольше остановиться на жизни нашей в Ярославе, воспоминание о которой и теперь согревает душу той лаской, с которой нас приняла дорогая семья Урусовых. Это была такая русская доброта, которая со всех сторон отогревает вас. Княгиня была прекрасная хозяйка, умеющая при очень ограниченных средствах кормить, одеть и воспитать свою большую семью. Притом она была очень слабого здоровья. Несмотря на все эти заботы, она всем интересовалась, конечно, в то время особенно политикой. Она нам надавала провизии до самой Астрахани. Мы сели на пароход 31-го августа вечером. В Нижнем
133
была пересадка, и потом прямо до Астрахани. Кто ездил по Волге,тот знает и поймет, что это целое откровение. Я видала Рейн, Дунай и другие реки Европы. Рейн очень живописный, Волга куда менее, только в Нижнем она очень живописна (Жигули мы проходили ночью), но Волга как бы вростает в вас, вы ее воспринимаете и чувствуете, что она родная Русь. Это точно что-то в тебе не доделано, пока не пережил этого путешествия. Погода стояла чудная и до Саратова ехали мы тихо, спокойно, чудесно. В Саратове сели беспорядочные войска. Все пассажиры испугались их, так как были слухи, что солдаты высаживали пассажиров, где вздумается на берег, и те не знали, как добраться с детьми до селения. Это случилось с пароходом предшествовавшим нам. Пока они не высадились, мы из кают не выходили, так как они были очень разнузданы. В Астрахани все гостиницы были полны, а пароход по Каспийскому морю в Петровск неизвестно когда отходил. Мы остались на пристани, и я пошла просить капитана одного Волжского парохода дать нам хотя бы переночевать на палубе. Он резко ответил, что вероятно на рассвете уйдет и на палубе холодно, но я все же детей привела и уложила на полу в корридорах, и мы отлично проспали, а утром долго занимали очереди для пароходных билетов. Вечером отходил маленький пароходик до взморья, где на заре была пересадка на большой пароход. Толпа народу бушевала на пристани, требуя, чтобы их пустили раньше буржуев,и крича: «Мы их всех в воду побросаем». Кое-как вошли на пароходик и достигли Петровска. Всех укачало по пути. Мы были в Петровске в полночь, и опять негде было приютиться и пришлось лечь на пристани. Ночь была южная. На мне были все мои деньги, и надо было сторожить багаж, и мы с моей Миинькой ре
134
шили по очереди сторожить. Первая очередь была моя, и я изнемогала от сна, стараясь разогнать его и следя как весело сарты всю ночь таскали грузы с судов. Поблизости стоял сарай и двое часовых при нем. Я их попросила дать нам переночевать в сарае, на что они тотчас согласились и еще подложили нам брезент. Мы хорошо выспались и утром восхищались красивым городком и чудным взморьем. Дети выкупались в море, а мы с Миинькой в ванных с килем вместо мыла, а вечером с трудом добились билетов и поехали во Владикавказ. На всех больших станциях толпа бушевала у поезда, крича: «Мы в окна влезем и выкинем буржуев!» Конечно, только хладнокровие кондукторов и проводников нас спасало, но было просто жутко эту ночь. Во Владикавказе я бегала, ища комнату в гостинице и все напрасно. Мы были в изнеможении. Дети оставались на вокзале. Наконец, в одной гостинице, получив обычный ответ, я села в изнеможении в передней, когда вдруг швейцар мне говорит переждать и, когда мы остались вдвоем, он говорит мне: комната есть, везите детей. Дети улеглись на полу, а мы с Мией на кровати, и три дня отдыхали и не могли придти в себя. Это был канун Воздвижения, так что мы были у всенощной и обедни. В это время дорогая т. Вера нам устроила помещение в Ессентуках в ожидании, чтобы в Кисловодске освободилась квартира отца Павла Калмакова. Отдохнув во Владикавказе, мы благополучно добрались до Ессентуков, где нас так уютно приняла добрая Маруся Шевич. В начале октября мы поселились в Кисловодске. Жизнь там тогда была нормальная и, сравнительно с Петербургом, не дорогая. Наша квартира была удобная, и мы жили дружно с Мещерскими. Игнатьевы тоже там жили, но мы видались не так часто. В конце октября моя Миинька, мое ясное
135
солнышко, стала невестой Андрюши Лехочива. Свадьба была назначена в январе,и к этому времени подъехал Миша и привез мое благословение - икону Казанской Божией Матери, благословение философа о. Голубинского на брак Дедушке Толстому. Миша проездом через Москву видал Эли у тети Паши и вот что она поручила мне передать: несколько времени спустя после того, как мы расстались, она поехала в Петербург к Керенскому просить отпустить ее в Тобольск ухаживать за Императрицей Александрой Феодоровной. Он принимал в Зимнем Дворце и, в ожидании приема, к ней подошел адъютант, спрашивая по какому она делу. Когда она ему сказала по какому, он протянул ей руку говоря: «примите мое глубокое сочувствие и верьте, что я буду всячески Вам содейстовать». Эли спросила его,отчего в таком случае, он служит у такого человека, как Керенский. «Так сложились обстоятельства», отвечал он. Когда она вошла в кабинет, Керенский ей протянул два пальца, говоря:
- Садитесь!- Я могу стоя сказать, что мне надо. Я пришла
просить вас разрешить мне ухаживать за бывшей Императрицей Александрой Феодоровной.
- Что вам надоело что ли голову носить на плечах! - воскликнул он.
- Что касается до этого, то ничья голова теперь не держится крепко на плечах.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил он.- Да то, что ни ваша, ни моя голова крепко не
держится.- Что же вам вздумалось ухаживать за этой
преступницей?- Я прошу ухаживать за больной, сосланной жен
щиной, бывшей моей Императрицей, у которой я
136
была фрейлиной.- А знаете ли вы, что очень вероятно, что она
будет подвергнута одиночному заключению?!- После суда, надеюсь, - сказала Эли.- Какой там суд! Моего одного слова достаточно!
Конечно, я вам не разрешу к ней ехать.- В таком случае, - ответила Эли, - я обращусь
к совету крестьянских и рабочих депутатов.Тут он сразу изменился и спросил:- А разве у вас там есть связи?- Да, у меня мои бывшие больные там, которые
мне помогут в этом деле.- Так вы бы начали с того, что мне это сказали.
В таком случае, вот что: через месяц напишите мне о вашей просьбе через кого-либо из моих адьютан- тов. У вас, вероятно, между ними много знакомых?
- Нет, ни одного. Я напомню через сегодняшнего адьютанта. Больше мне нечего сказать.
И ушла, не дав ему руки. Любопытно, что стража у него стояла и перед дверью в кабинет, и за дверью в кабинете. Через месяц она через адьютанта напомнила о своей просьбе и получила отказ, но несколько дней спустя случился большевистский переворот, Керенский бежал, и Эли, в общей суматохе, поехала в Тобольск, везя икону и письмо Императрице от Вел. Кн. Елизаветы Феодоровны. Письмо она принуждена была уничтожить в пути, когда был обыск. Она доехала до Тобольска, но там комиссар, заведующий охраной, ей сказал, что Императрица в уходе не нуждается. Тогда Эли упросила его повидать Императрицу, раз она приехала издалека, и передать икону. Он разрешил с условием, что ни слова не будет сказано между ними. На другой день моя Эли была допущена к Императрице, которая сидела в кресле, молча передала икону и поцеловала руку, а Импе
137
ратрица ее благословила молча, и они расстались. На другое утро она в церкви видала Царских детей, но Государя не видала. Вероятно, это было в ноябре. На обратном пути она попала в крушение и тут сильно повредила ногу, так что много месяцев не могла служить сестрой. Дорогие Голицыны ее приютили, а потом она жила в Георгиевской Общине, где ей давали пищу и помещение. Она мне не раз писала, как добры были к ней все родственники Папа, находящиеся тогда в Москве. В то время все дорожало и начинался голод на севере. До Кавказа он докатился позднее.
Мы жили на Петруш, ул., кажется в 16 номере, занимая нижний этаж - 6 комнат и кухня, и питались хорошо еще. На том же дворе жили Лихачевы с Ли- хониным и Серовыми. Мы часто по вечерам собирались друг у дружки, бывало пение. Часто молодежь собиралась у Батюшки, о. Павла Калмакова. Какое еще тогда бывало веселие, играя в игры и иногда отправляясь в дальние прогулки. Еще во дворе жила семья Стасс, с которой дети тоже очень подружились и летом уходили большой компанией покупать в станицах ягоды и фрукты, где они продавались за бесценок. О большевиках доходили неопределенные еще слухи; народ скорее с доверием к ним относился, так как пропаганда была сильная и умели показаться народу какими-то благодетелями. С севером было сообщение; письма, хотя и не аккуратно, но доходили еще. У нас была в виде прислуги еще в ту зиму кухарка наша Петербургская и девочка.
14-го января 1919 г. мы отпраздновали свадьбу нашей ненаглядной Миечки с Андрюшей. Я была посаженной матерью и невесты и жениха с посаженными отцами дядей Петей и дядей Павлом, а Павлуша мальчиком богоносцем. На свадьбе было 60 че
138
ловек приглашенных, и многие в мундирах еще. Все были на угощении. Мы жили близ церкви Св. Пантелеймона, где отпевали Папа и венчали Мииньку все тот же незабвенный и дорогой о. Павел Калма- ков. Как 60 человек разместились в двух небольших комнатах, мне не ясно! Угощение было очень хорошее. Правда мне помогли, присылая пироги и сдобные хлеба, а накануне вечером собралось много молодежи делать сандвичи и так весело и уютно работали. После свадьбы мы проводили молодых на поезд, и они поехали в Ессентуки, где милые Романенко им приготовили все и отнеслись к ним как к родным. Они провели там недели три, при чем Миинька болела дезинтерией и очень подкосила свое и так некрепкое здоровье. Оттуда они вернулись ко мне, и мы зажили все вместе. Весной они ездили разыскать родителей Лехович, которые были под властью большевиков в Александр, и переехали, как только освободились, в Таганрог. В августе преждевременно родилась наша крошка Мая. Мия упала, гуляя, и в тот же день к вечеру начались роды. Она родилась 9-го августа. Мия нашла себе хорошо рекомендованную акушерку, которая не имела и первобытных понятий. Помню как во время родов она сморкнулась в пальцы, а на следующий день не пришла и я делала омовение. Все привело к тому, что у Мии сделалась родильная горячка. Когда ей было всего хуже, она приобщилась Св. Таин и с того времени стала поправляться. Маинька была для всех нас радостью. Я никогда не видала такого популярного ребенка. Не удивительно ее доверие к роду человеческому, когда с самого рождения все принимали в ней участие и она была окружена уходом и лаской. Паша особенно с ней нянчилась, вставая по ночам к ней. Да и все нянчились с ней. Слухи о большевиках все раздава
139
лись настойчивее. Летом был короткий и, как всегда, кровавый их набег. Несколько человек расстреляли. Я видела, как выносили на Топол. аллеи из одного дома окровавленный труп Нагорского и швырнули его на повозку.
До чего тогда все было неожиданно доказывается тем, что 25 сентября утром началась паника бегства перед подходящими большевиками. Мы все разошлись после утреннего чая, ничего не подозревая, Миша и Андрюша пошли в те части, где они служили. Дети стали прибегать с известиями, что все бегут, и так настойчиво, что когда Андрюша вернулся, я спросила есть ли опасность. Он отвечал, что утром со своим начальником объезжал посты, и речи о приближающихся большевиках не было. Тогда мы решили, как всегда, посоветоваться с тетей Верой, куда я и пошла. Надо было пройти по всему городу и мимо Вел. Кнг. Марии Павловны, куда я и завернула как раз в ту минуту, когда Вел. Кнг. усаживалась в коляску с Алекс. Севаст. Эттер. Они мне прокричали прощальный привет и уехали. В городе была паника: экипажи, телеги, дрогали тянулись в два нескончаемых ряда по Топол. аллее. Я подошла было спросить ген. Н., где бы найти повозку, но он от страху ничего не понимал, переживая панику. Т. Вера не подозревала, что делалось в городе и сказала, что Вел. Кнг. не думает уезжать, но когда узнала от меня об ее отъезде, ответила, что не знает на что решиться и мы расстались в нерешительности обе (они сделали попытку бежать всей семьей, но скоро увидали невозможность этого без экипажа с детьми, и к вечеру вернулись). Я увидала, что о повозке думать нечего, а так всем бежать невозможно, и мы решили остаться. Около 12-ти Миша ушел с Стасенко, а попозднее пришел Андрюша проститься. Они все уходили в го
140
ры, т.е. все мужчины и многие с семьями. К нам переселилась г-жа Стасенко с двумя младшими детьми и Кн. М.Б. Щербатов, который решил, что у нас безопаснее. Я должна была в случае обыска его выдать за учителя детей. Около 4-х часов слышны стали выстрелы. Детям не сиделось и они прибегали со всеми последними вестями. Стерльба никого не удивляла со времен революции. Были видны по улице разведки диких красных войск, совсем опричники. Дети прибежали с известием, что у нас на улице убит офицер и его невеста. Я пошла туда и нашла его лежащего на дороге, раскинувши руки, с сорванными погонами, а на траве убитую молодую девушку. Старуха соседка рассказывала, что она видела из своего дома, как банда кавалерии наехала на них, сорвала с него погоны, а девица бросилась на колени, прося его пощадить, и они прикладом по голове разбили ей череп. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас и я не могла их закрыть. Я обратилась к собравшейся толпе, прося мне помочь перенести тело офицера с дороги, и какой-то мужчина взял его за плечи, а я за ноги и мы его переложили на траву, рядом с убитой девушкой. При этом посыпались разорванные письма и одна записочка о назначенном свиданье, которые мне передала какая-то женщина тут, а я со временем переслала ее его матери, хотя не знаю, конечно, его ли почерк это был, но это все, что уцелело. Я закрыла ему глаза и скрестила руки и поцеловала их обоих, поминая отсутствующих родных. Когда я стала на колени около девушки, кто-то в толпе мне сказал: «осторожнее, Вы попадете в мозг» и я увидала, что мозг тут лежал и взяла ее шелковый платочек и завернула его, боясь собак. Она была такая хорошенькая даже в смерти. Когда я уходила, то подошла Соф. Мих. Соловая, с которой
141
мы были очень близки, и я просила ее дать знать в больницу, чтобы похоронили их, что она и сделала, далеко не без труда. Мысль, что их тронут собаки, меня пугала, и вечером я пошла еще раз к ним, ища, чем бы их покрыть. Уже никого не было, только мужчина с женщиной сидели недалеко у ворот. Я им сказала о своей тревоге и они ответили, что собаки не тронут, а что большевики запретили к ним подходить. Возвращаясь домой в первый раз, мне навстречу попался разъезд и, указывая на толпу, спросили меня:
- Это что?- Убитый офицер.- За что убит?- За то, что офицер, наверное.- Кем?- Конечно вами.Они молча уехали. После я узнала, что он был
летчик и выходил из Кисловодска вместе с моим Мишей около 1 часа дня и вдруг сказал, что вернется проститься с матерью. Миша отговаривал, говоря, что большевики уже подходят и что сам не простился, сознавая, что только мне причинит лишнюю тревогу. Но он вренулся и встретил свою знакомую, которая ужаснулась, увидя его и сказала, что большевики уже в городе и предложила его спрятать у своей сестры на нашей улице, так как это было почти на окраине. Она его вела туда. Не доходя 4-5 домов, они встретили разъезд и свою смерть. Ее фамилия была Фавишевич. Много позднее ее сестра приходила меня благодарить, как-то узнав. Я все разыскивала мать летчика и узнала, что она помешалась после смерти сына. Ее скрыли друзья, и я им передала записку, найденную на нем. Их тела только на другой день отвезли в больницу. Соф. Мих. видела, как их
142
схватили за ноги и швырнули на повозку. Она, кажется, была на отпевании: их отпевала их прислуга. Утром, проходя, я увидела, что не собаки их тронули, а люди, украв все верхнее платье.
У нас был обыск в первый день, но кончился благополучно и ничего не тронули и не заметили довольно большую фотографию Папа. Солдаты были пьяны. Мы очень боялись обысков, так как у нас были спрятаны сабли и револьверы Андрюши и его седло. Наши немногие драгоценности мы запекли в хлеб. Тогда все изощрялись скрывать, кто закапывал, кто прятал. Через некоторое время опять явились солдаты с обыском. Вызвали хозяйку и я пошла:
- .. .отсюда бежали кадеты?- Нет, кадетов не было!- Были здесь офицеры, что ли?- Да, были.- Ты кто: мать?- Да.- Ну, так реквизировать у нее все!Они хотели ломать сундуки, но я сказала, чтобы
не ломали, сама отопру, а руки у меня дрожали и я не могла найти ключей сразу, а они сели у угла, где стояла икона с Афона св. Пантелеймона. Я взглянула на икону с грешной мыслью сомнения, неужели не избавит нас от грабежа? В эту минуту спокойно вошел наш милый хозяин А.И. Земский с бумагой, говоря, что эта бумага дана каким-то большевиком о том, что этот дом не подлежит обыску и что это лицо сейчас в соседнем доме. С этими словами он их всех увел.
(Продолжение следует).
143
ВОСПОМИНАНИЯ ЗЕМСКОГО НАЧАЛЬНИКА
(ИЗ ЗАПИСОК А.С. БЕХТЕЕВА)
В судебной моей практике мне пришлось встретиться с тремя интересными кражами. Первая могла бы служить рекламою для наших мест заключения.
Дело было в октябре месяце, в самом начале. Все население было на копке сахарной свеклы (бураков). Выезжали в поле плантации целыми семьями. Это был крупный годовой заработок. Одна подвода с семьею могла выработать за месяц до 150 рублей, т.е. обеспечение, при тогдашних низких ценах, на целый год. Старшие копали, младшие сидели и счищали землю и обрезали ботву. Тут же стояли телеги, на которые накладывалась уже готовая свекла. Поле имело вид лагеря. К телегам были привязаны лошади с торбами овса. В телегах лежало сено. Кое-где горели костры, варили пищу и пекли картофель. Повсюду видны были люди, бегали дети - все поле кишело народом. Прямо с поля возы со свеклою шли на завод.
Дел в это время было мало, к разбору их я не назначал, чтобы не отвлекать людей от работы, а занимался чисто канцелярскими делами. Вот в один солнечный день, сидел я в камере и работал с моим помощником Калитиным по делам вывода из общины. В дверь камеры раздался стук. Письмоводитель впустил двух стариков - десятских, сопровождавших молодого малого в рваном полушубке, без шапки, с всклокоченными волосами. Десятский подал мне пакет. Читаю протокол, составленный урядником
144
о краже двух лошадей у крестьянина Ивана Кольцова, на бурачной плантации при имении Янковке, принадлежащем действительному статскому советнику П.И. Харитоненко.
Обвиняемый Павел Дашутин, крестьянин села Тарасовки, 27 лет; проходя по дороге около плантации и пользуясь тем, что хозяин был далеко, а лошади стояли привязанными около дороги, внезапно отвязал двух лошадей, вскочил на одну из них и, нахлестывая обеих прутом, поскакал прочь по дороге. Иван Кольцов поднял крик. Работавшие на плантации бросили работу и помчались на своих лошадях ловить вора, которого скоро догнали, ссадили с лошади и препроводили в волость. Тут же приложен список свидетелей.
Прочел я протокол. Посмотрел на Дашутина - стоит оборванный и на меня смотрит. Приказал письмоводителю написать постановление о заключении Дашутина в арестный дом, как средство пресечения ему возможности уклонения от суда, и препроводительную в этот дом. Вздохнули бедные старики десятские, им предстояло еще сделать прогулку верст пятнадцать в город. Послал я их на кухню имения, чтобы их покормили. А сам стал думать, что бы это все значило. Ведь глупее выдумать ничего нельзя было: днем, при массе народа и лошадей на поле, на ровном месте красть лошадей, зная, что непременно поймают - да тут должен быть умысел быть пойманным. Посмотрел я на Калитина и спрашиваю - «Вы этого Дашутина знаете?» - «Да, - отвечает, - знаю. Малый совсем некудышний. Жена его бросила. Надел в аренду сдал и деньги пропил. Сами видели, как он одет. Ходит, где день, где два поработает, покормят и то спасибо. Я хоть сам крестьянин, но так думаю, напрасно розги отменили. А то смотрите, он
145
озорничает, а людям работа. Вот эти старики его от Новой Рябины сюда вели, верст 12 отмахали, да вот отсюда в Богодухов поведут, тоже верст более 15-ти. Приведут, сдадут, и опять дорогу мерь до волости. И нам работа повестки писать, свидетелей вызывать, а им время терять. Вот, из-за одного такого сколько людям беспокойства, а то бы в волости по решению волостного суда посекли, он бы больше не хулиганил».
В душе я был совершенно согласен с мнением моего письмоводителя, но критиковать порядков установленных не мог.
- А вот после суда, посадят его в тюрьму. Думаете, что это его испугает?
- Да я и сам думал, - сказал я, - что он себе квартиру на зиму ищет со столом, освещением и отоплением. Да еще кое-что подработает.
- Так точно. Ведь такие как он тюрьму-то не иначе как «Романовская Гостиница» зовут. Кто ее, тюрьму-то боится. Нет, народ сам с конокрадами раньше расправлялся, а теперь что?
- Ну, Калитин, смотрите, я ему настоящее наказание устрою. Ведь мне ясно, что расчет у него простой. Теперь середина октября, пока суд, пока что, время пройдет. Он на шесть месяцев рассчитал. Из тюрьмы в апреле выйти хочет по теплу, а зиму перезимовать в тюрьме. Так мы это дело будем рассматривать не как кражу, а как попытку на кражу и смягчение ему сделаем. Пускай в конце января выйдет по морозцу.
Калитин весело рассмеялся: «Пропасть не пропадет, а попрыгать-попрыгает».
Через недели две назначен был суд. Дело было несложное, все на виду. Допросил свидетелей. Обвиняемый себя виновным сам признает. Приступил к составлению приговора. Над мотивировкою своего
146
будущего решения, просто как адвокат в пользу Да- шутина старался. Так, выходило, что не кража, а попытка - и очень неудачная! - на первую кражу. Чистосердечное сознание, и т.д. А на этом основании положенное ему наказание убавил так, что с зачетом пребывания в Арестантском доме он подлежал освобождению в январе месяце. Читаю я приговор, а Дашутин стоит да по пальцам что-то считает, а потом как закричит: «Ваше Высокоблагородие! Мне же по закону 6 месяцев полагается, а вы меня в конце января на февральские морозы выпускаете».
Все присутствующие так со смеху и повалились. А я цепь снял и говорю: «Ты вот над нами всеми шутки шутил, а вот и получил, что тебе полагается».
Был я в городе. Еду по улице, работают арестанты, складывают снег. Вдруг слышу голос: «Ваше Высокоблагородие, да ты меня не узнал? Ведь я Дашутин! Эх, обсчитал ты меня на два месяца. Ну, да ничего, даст Бог в январе тепло будет». Все работавшие с ним бросили работу и весело хохотали. Видно им Дашутин про суд и свою беду рассказывал.
Вот лучшая реклама для тюремного Ведомства в Царское время.
* * *
Получил я протокол о краже коровы у бедной вдовы в деревне Пуговке. Коровенка была паршивенькая, украли ее из сарая. Но что было интересно, что кругом сарая, где она стояла, следы были лишь ног людей, а коровьих следов совсем не было видно на свежем, выпавшем еще с вечера, снегу. Об этом упоминалось и в протоколе.
Выходило так, что или коровенку из сарая на руках вынесли, или она улетела. Ни то, ни другое предположение серьезным почитаться не могло.
147
Дня через два после кражи кто-то обратил внимание на то, что над ольховою рощицею летает воронье, кричит и спускается в рощицу. Пошли из любопытства в ольшаник и нашли обглоданный скелет коровы. Кто ее украл и зарезал, очевидно на кожу, так как по худобе она на мясо годна не была, осталось невыясненным. Однако, за день перед исчезновением коровы, видели крестьянина Ивана Бурлакова, ходившего около дома старухи и как бы что-то высматривавшего. Был он соседом вдовы, пьяницею и гулякою, не раз уже навлекал на себя подозрения. На суде, слушая его рассказы, можно было подумать, что корова из сарайчика сама убежала в лес и там покончила жизнь самоубийством. Дело я отложил за неявкою одного свидетеля и в надежде, что за это время, до нового разбора, что-либо выяснится. Прошло месяца три, но нового ничего обнаружено не было, а между тем, надо было представлять в Губернское присутствие сведения о движении судебных дел. Пришлось за необнаружение виновного, дело производством прекратить. К числу обязанностей земских начальников относилось и переселенческое дело. В Сибири Переселенческое Управление каждый год нарезало земельные участки, для желающих переселиться. Сведения о их размерах и числе в каждой губернии сообщались и вывешивались в Волостных Правлениях и в камерах Земских Начальников. Решившиеся на переселение крестьяне, отправлялись ходоками осматривать и выбирать участок за счет Правительства и для этого получали ходаческое свидетельство, на бесплатный проезд. Выбрав себе участок и получив на него удостоверение, они возвращались и ехали, тоже даром, с семьею в предоставлявшемся им даром товарном вагоне, на новые места, где им переселенческое Управление оказывало вся
148
кую помощь к их устройству. Несмотря на то, что Сибирские земли были богаты, особенно в Томской, Тобольской, Акмолинской и Семиреченской областях, крестьяне редко пользовались предоставленным им правом и предпочитали сидеть и ждать черного передела. Объяснялось это с одной стороны ленью и отсутствием предприимчивости, а с другой революционной агитацией.
Является ко мне раз Бурлаков и просит ходаче- ское свидетельство. В первую минуту я думал, что он напакостил и удирает. Нет, представляет от Волости удостоверение, что за ним ничего плохого не числится. Выдал я ему просимое свидетельство, и он уехал в Томскую губернию, в Барнаульский уезд, один из самых плодородных. Прошло месяца два. Снова он ко мне является - теперь уже за получением товарного вагона на переезд с семьею. Веселый, довольный. Участок хороший попался. Все нужное ему было выдано. Порадовался я в душе, что одним вором в участке меньше будет. «Ну, - говорю, - Бурлаков, так как дело о корове прекращено, и возобновить его уже нельзя, да и сами вы уезжаете, скажите по совести, ведь корову вы украли?» Я в этом убежден был, да только улик нехватало. Засмеялся Бурлаков и говорит мне: «Да, это дельце моих рук». - «А как же, - спрашиваю, - следов коровьих ног на свежем снегу не было, одни человеческие». - «Да я ее в валенки обул, когда из сарая выводил».
- Спасибо, - говорю, - что меня научили, как коров без следов красть. Ну, и я вам совет дам. Помните, что Сибирь не Россия, там за кражу расплата скорая и жестокая, так вы там - полегче.
- Не извольте беспокоиться. Спасибо вам, наделы закрепили. Я их соседу продал, пить бросил, хочу человеком стать, а вам за хлопоты большое спасибо».
149
Так мы с ним и расстались. Вышел он из камеры, а я стал думать, возможно ли, чтобы этот человек и впрямь переменился. Были шансы за, были и против. С одной стороны, он стал сам хозяином и теперь у него могло явиться чувство известного самоуважения, а с другой стороны: ад вымощен весь добрыми намерениями. Не принесет ли он в эту мостовую и свой посильный камень.
* * *
В своей практике земского начальника, я принял за правило терпеливо выслушивать даже вздор, который несли приходившие ко мне по делам, по возможности объяснять им все их недоумения, и не повышать голоса. Таким образом, у меня не было личных врагов, которые мстили бы мне, скрываясь за спинами других, на сходах. Была у меня одна старушка, которая периодически приходила и рассказывала мне свои напасти. Сделать что-либо для нее было невозможно, она пропустила давным давно все сроки на обжалованье. С момента суда прошли годы и, несмотря на мои разъяснения, все же она приходила ко мне, и вновь рассказывала то же самое. Потом говорила, что теперь ей как-то легче, и шла домой, почти за пятнадцать верст с сознанием, что была у Земского и все ему рассказала. Приехал я из села Тарасовки в село Ямное. День был невероятно жаркий. Подъезжаю к сельскому правлению, сидит на крыльце старшина Приходько. Кафтан нараспашку, лоб платком вытирает. Увидел меня, встал навстречу идет. «Ну, - говорю, - Приходько, вот деньги - пошлите купить две бутылки Фиалок» (это такая шипучая водица была). Принесли; сидим пьем со Старшиною. Спрашиваю - «что нового?» - «Да все хорошо, только вот у нас хату украли». - «Много, -
150
говорю, - вы, Приходько, вчера выпили?» - «Нет, - говорит, - я не пил, а вот к вам и сам потерпевший идет, верно вас увидал, как проехали».
Смотрю, идет старик. Был он прежде Старостою и всеми яменцами был очень уважаем за долгую и честную службу. Старик был типичный хозяин. Хохол с густою на голове гривою и сросшеюся с нею бородою, немного сутулый, широкоплечий, кряжистый. Поднявшись по ступеням крыльца и улыбаясь под густыми усами, начал рассказывать, что у него хату украли. «Ну, вот что, - сказал я, - мне жалобы не подавать, а то и меня и вас в сумасшедший дом посадят». - «Да вот тут недалеко, извольте пройти» - предложил Старшина.
Пришли мы на усадьбу, засажена она была картошкою и капустою, а посередине ее стоит только печь с плитою и трубою, из которой дымок еще шел, а против нея притолка, с дверью стоит, а на двери нетронутый замок висит. Вид печи, трубы и стоящей перед нею дверью посередь усадьбы, был так глуп, что я невольно рассмеялся. В это время в усадьбе появился молодой малый лет двадцати пяти. «Вот он самый разбойник!» - закричал старик и затопал ногами, но в лице его особого гнева не было, и глаза смеялись. Старшина стоял и тоже смеялся. Я понял, что это был маленький водевиль специально для меня устроенный.
- С каких же это пор хаты с усадьб увозить можно? - обратился я строго к молодому.
Тот понял, что мой гнев был притворным. «Извольте видеть, печь на месте, даже еще дымок идет. Дверь тоже, и замок висит неповрежденный. Это значит взлома не было. А что крыши и стен касается, то погода теплая, так они почитай и не нужны».
- Ну и дал же тебе Господь внука, дед, - обра
151
тился я к старику. - Ну, теперь говори, как дело -то было.
- Отлучился я, - сказал старик, - на три дня в Большую Писаревку к родным. Там престольный праздник был. Вернулся, а хаты моей нет. Глаза протер, думал непротрезвился. Это он со своими приятелями над стариком надсмеялся. Не оставьте без наказания!
Посмеялись мы все вместе и пошли в Сельское Правление, а старик и внук на усадьбе остались.
- Ну расскажите, Приходько, в чем дело?- Старика вы знать изволите. Почтенный, долгое
время старостой ходил, все на селе его уважают. Был у него брат, (сам он овдовел), а у брата сын был. Умер брат, померла и его жена. Остался мальченок. Взял к себе племянника старик - воспитал его, женил и внука, хоть и двоюродного, дождался. А в скором времени, когда было внуку лет пять, (болесть по селу ходила), померли его родители. Вот этого-то внука старик выростил, на ноги поставил, оженил и хозяином сделал. Не хотел старик с молодыми жить, стеснять их, помог внуку на отцовской усадьбе хату построить. Только, и внук, и жена его, никак не хотели, чтобы дед один жил, очень уже его любили. А дед упорный был: «не хочу, да не хочу». Вот, когда дед в Писаревку поехал, внук-то хату и перенес. К своей пристроил для деда. А теперь, что деду остается? - только при молодых жить, да правнуков, хоть не родных, а двоюродных, няньчить.
Рассказ Приходьки произвел на меня самое хорошее впечатление. Есть еще хорошие люди. Хорош дед, но хорош и внук и Внукова жена.
Вот какими людьми держалась Россия!
152
Д.В. Шульгин
КОЛЮЧКИ*
Поэтому наши планы к побегу группировались вокруг да около лагерного госпиталя - километров в пятнадцати, в окрестностях Римини. Попасть в госпиталь было нетрудно. Надо было лишь придумать вроде коликов в животе, или, де, видеть вот стало труднее. .. Начальство госпиталя смотрело сквозь пальцы на таких симулянтов, отлично понимая, что людям хочется хотя-бы один день побыть в другой обстановке, а в госпитале все же веселее и легче, чем в лагере.
В госпитале были те же три ряда проволоки и те же консервные банки. Но не было «ходячих» часовых, что было очень выгодно. Томики вместо этого сидели на вышках, в расстоянии 150-300 метров. У них на их вышках были прожектора, которые ночью светили на проволоку своими голубыми лучами. Против прожекторов у нас были в нашу пользу всякие неровности местности и канавки, против которых даже и самый свирепый прожектор был бессилен, ибо там была, хотя и ничтожная, но все же спасительная тень, хоть какая-то надежда остаться незамеченным . . . Да и подходы к проволоке были несравненно короче.
Весь тот день, то есть день моего побега, я провел в изучении деталей. Было воскресенье. Попав в лагерь, я не пошел регистрироваться ни к одному из
* Продолжение - Начало см. «Р.В.» №34.
153
врачей. Никто этим и не интересовался - ходи себе сколько хочешь!. . . Была только одна плохая сторона. Если бы я зарегистрировался, я был бы автоматически зачислен на паек. А так как я оной регистрацией пренебрег, в целях сохранения максимальной свободы действий, то и оставался голодным целый день. Неприятно, но что поделать - кто не голодает не бежит, кто бежит, тот голодает. . .
Я осмотрел линию проволоки очень основательно. Ходил, смотрел, сравнивал... В некоторых местах проволока казалась как-будто жиже, но подход к ней не внушал доверия. . . В других местах подход казался не плох, но проволока угрожала своими колючками. И банки везде и всюду. . .
Наконец, я нашел нечто, что, если и не было идеальным, то, во всяком случае, в моем положении было находкой. Почему отхожие места в госпитале были пододвинуты почти вполтную к проволоке, это секрет изобретателя, но, тем не менее, это факт. В некоторых местах они подходили на 3-4 метра. Здесь в госпитале эти места были галантно обнесены рогожей - в лагере же все было на чистоту. . . в открытую. Значит, притулившись за рогожей, можно было скрыться от всевидящего глаза Томика и его прожектора, не вызвав, вероятно, с его стороны каких-либо подозрений.
Дальше, можно было лечь на землю и проползти ПОД рогожей, и оказаться таким образом между нею и проволокой. Тут Томик мог заметить, а мог и не заметить - не смотрит же он пристально все время в одну точку. Томик мог и прозевать.
В одном из этих «учреждений» я обнаружил что -то вроде ручейка, с какой-то полумутной вонючей жидкостью в перламутровых разводах, идущего прямо к проволоке, а слева от него бугорок. Ручеек доходил
154
до проволоки и там терялся в траве, но бугорок шел дальше, через проволоку поперек, и даже с другой стороны ее продолжался на какое-то расстояние. Вышка с Томиком была метрах в ста слева. При солнечном свете я не был уверен, что ночью бугорок прикроет меня своей дружеской тенью. Но была надежда, а другого выхода по существу и не было.
Вышка, как я сказал, была слева, а справа ничего не было. То есть я хочу сказать, что не было второй вышки. В метрах 200 справа были въездные ворота, в которые проволока и упиралась вплотную. Там были многочисленные Томики, ибо там было их караульное помещение. Раз справа не было вышки, то и прожектора не было, и это было очень кстати.
Одно обстоятельство было крайне неприятным. При входе «за рогожку» была надпись на трех языках: «Для сифилитиков». Единственным плюсом можно было считать, что посетители тут не будут в слишком большом количестве. . . Очень, очень неприятно, но, как говорят французы «на войне, как на войне», что в русском переводе значит «наплевать». . .
Осмотрев все подробности, подсчитав все минусы и тощие плюсы, я решил, что буду пробовать здесь. И ушел, и до вечера больше сюда не возвращался, чтобы не искушать терпения Томика и не навести его на подозрения.
Старался держаться центра госпиталя, подолгу сиживал на траве в тени какой-нибудь палатки и мучительно голодал. Менял место, и в промежутках гулял по дорожкам усыпанным шлаком, стараясь выглядеть равнодушным.. .
Во время одной из таких прогулок, я обнаружил на стене штабного здания плакат, объявлявший, что госпитальное начальство решило доставить военнопленным удовольствие, и что с девяти часов вечера и
155
до полуночи будет концерт духового оркестра. Это было несомненно в мою пользу. Все или большинство будут около эстрады слушать музыку. Томики у ворот, вероятно, тоже будут в неполном составе, и останутся, главным образом те, что на вышках. Но и их внимание будет несколько отвлечено, и они будут прислушиваться издали к вздохам оркестра. Погибать, так с музыкой, говорят у нас в народе. Я не хотел погибать, но идея «музыкального побега» мне пришлась очень по душе . ..
Время шло медленно, но все же шло, и пришло . . . По пространству госпиталя зажглись огни, и щупальцы прожекторов прорезали итальянскую ночь и заблестели брильянтами на банках, на проволоке... На моих часах было без четверти девять. . . Пора!. . .
Мое «обмундирование» на побег было не слишком подходящим, но другого и не было. .. Штаны на мне были «средние» - не штатские и не военные, а так, ни то, ни се . . . сойдет. На теле рубашка, а поверх нее военная немецкая куртка, какие нам выдали, кажется, в лагере, или я обменялся с кем-то. На путешествие она никуда не годилась, ибо явно выдавала «нелегальщину», но важно было то, что она была из толстой материи и могла защищать от колючек. А уже за проволокой я ее сниму и суну в первые попавшиеся кусты, и стану «вольным», хотя и в одной рубашке. Ботинки были несколько велики на меня, но крепкие, военного образца и выдержат всякие походы.
Была еще у меня плетенка-авоська (выменял в лагере за табак), и в ней половина казенного одеяла. Там же была и схематическая карта - один итальянец, солагерник, сделал за порцию хлеба, и даже адрес дал, где меня примут, как родного: и накормят, и оденут, и отдохнуть дадут, стоит только мне назвать
156
его фамилию.. . Вот, чудно! Ибо пропитание в пути было под большим вопросом. Я попросту о нем и не думал, ибо что я мог придумать?.. . Был еще в плетенке листик бумаги, с переписанной от православного батюшки - тоже военнопленного - молитвой о . . . путешествующих. «Путь и истина сый, Христе,...»
Без четверти девять я завернул часы в тряпочку, засунул их поглубже в карман, и стал двигаться к «театру военных действий».
* * *
Итак, я был за рогожкой, в двух-трех метрах от проволоки, и трусливо решал «быть или не бы ть...» И мысль все та же, все одна в бесконечном повторении, упрямо лезла в голову: «Не вернуться-ли? Пока не поздно. . . не вернуться-ли?»
Было темно и тихо. Шаги на дорожках замолкли. Люди, вероятно, уже собрались и ждут музыки... И я ждал ее тож е. . . Сердце билось неровно. . .
«Та-тааам, тара-ра рам, там-там, та-ра-рааа-ра рам. . .»
Резкий звук труб вторгся в тишину. Концерт начался . . . Какой-то марш, быть может из «Аиды»- ведь, Верди и Италия неразлучны. . .
В ту же минуту я стал как бы посторонним наблюдателем. И я видел, как кто-то, в «обыкновенных» штанах и военной куртке, с плетенкой в руке, лег на землю, приподнял слегка рогожу, и пополз вдоль вонючего ручейка туда - к проволоке. . . Я не помню, как это вышло. Я только чувствовал, что это не я, там на земле, что это кто-то другой, что это не я решил «быть». . . И страх куда-то исчез- раз это не я, тот человек там, так чего же бояться? . . .
Прожектор светил ярко, чуть-чуть даже зловеще, но бугорок делал свое дело: тень лежала черным
157
пятном и, вгрызшись в землю, можно было передвигаться.
«Мертвое» пространство между рогожей и началом проволоки было покрыто быстро. . . «Ну, двадцать минут еще, ну полчаса, и я буду на свободе...» , наивно думал я. Я сунул голову между проволок. Это было совсем легко и просто. Я лежал на правом боку, лицом к Томику и его прожектору, так сказать, лицом к противнику - хуже ведь ничего не бывает, как удар в спину. Я засунул руку вслед за головой и . . . все стало совсем не легко, и не просто!
Десятки колючек зацепились за рукав. . . Я сделал резкое движение рукой, и две-три банки отозвались минорным тоном. . . Притих, прислушался. . . страха нет, только напряжение. . . Нет, шагов не слышно. . . Слышна только далекая музыка. . . Томик не заметил, может быть он увлекся звуками, может быть его очаровала Аида. . .
Осторожно свободной рукой я стал освобождать «севший на мель» рукав. . . Колючка, за колючкой. . . потихоньку. . . осторожно, осторожно. . . чтобы не беспокоить больше банок в их алмазном сиянии над головой. . .
Ну вот, последняя колючка. . . Я двинул плетенку и руку на вершок вперед, и все началось снова. Свежие колючки зацепили меня своей цепкой хваткой. . . Опять отцепляюсь . . . колючка за колючкой. . . осторожно, потихоньку. . . Еще подвинулся на вершок и опять все тоже. . . колючка, за колючкой. . . внимательно, медленно,..
Через некоторое время, я приобрел некоторую сноровку и опыт, и дело пошло чуть лучше. Но от этого легче не стало. Чем дальше я влезал в проволоку, тем большая часть тела застревала. Сначала только рукав, потом плечо, часть бока, весь бок,
158
бедро, наконец и ноги. . . Я был целиком внутри.Сколько колючек теперь впивалось в меня не
имею понятия. Знаю только, что им не было конца, и каждое продвижение вперед требовало все больше и больше времени, до отчаяния много. . .
Колючка за колючкой. . . Все? . . . Нет, еще какая-то держит. . . Все теперь? . . . Все. . . Плетенка вперед, вершок вперед и опять за работу!.. Первая колючка. . . н-ная колючка. . . последняя колючка. . . Без конца и без края. . .
В этом было что-то знакомое - это ощущение бескрайности. Как у Гоголя... «Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно. . . без меры в ширину, без конца в длину...» Вряд ли я тогда думал о Днепре. Я думал лишь о том, что эти колючки бесконечны. . . А может быть и не думал вовсе - я отцеплялся. . .
Боли, уколов я не ощущал, или ощущал очень мало - куртка предохраняла. Только иногда один из этих шипов укусит. . . А кроме того, какая там боль, когда я так занят, когда колючки стали частью меня самого!. . .
В середине теперь, в самой гуще. Все тело зацеплено. Несмотря на всю осторожность, одна банка прямо над головой слегка бренчит. Не отцепить -ли ее, чтобы не мешала? Я протянул к ней руку, и рука засветилась голубая, как мертвая. . . Я поскорее убрал руку. . . Бог с ней с банкой, только еще осторожнее. . .
Колючка за колючкой . . . брень, брень. . . молчи банка . . . колючка за колючкой . . .
Сколько времени прошло?. . . Сколько еще осталось ползти? . . . Не знаю, не знаю. . . Мыслей нет, только музыка вдали .. . Играет? .. Ну, и слава Богу .. . пропадать так с музыкой. . . Отцепляюсь. . .
159
Пропадать?. . . А почему эта банка, которая меня так пугала, почему она уже не над головой, а где-то там над бедрами? . . . Значит? . . . Значит я двигаюсь . . . Колючки . . . о, Боже мой, сколько их . . . Оркестр играет, плачет. . . Я не плачу. . . я отцепляюсь . . . колючка, за колючкой. . . без конца и без края . . .
И, вдруг, я почувствовал, что произошла какая -то перемена. Все как будто как и было - та же проволока, те же бессчетные колючки и бесконечная отчужденность от остального мира, и та же тупая усталость в мускулах, во всем теле. И все ж е. . . что -то не то, что-то изменилось, что-то было иначе . . .
Я огляделся. Оказывается..., нет, этого не может быть, это мне только кажется... моя голова вне проволоки!.. Из какого-то отупелого автомата, я стал снова человеком. . . Хотелось рвануться вперед . . . скорее, скорее . . . Тише, тише . . . спокойней . . . продолжаю свое прямое предназначение. . . отцепляюсь . . . А сердце торопит. . .
Еще через какое-то время, совсем уж невероятно, осталась только одна колючка, которая держит меня за ногу. Отцепляю и ее. Прополз вдоль бугра быстро, быстро к большому ветвистому дереву. Теперь я уже вне прожектора и его луча. Я на свободе. Я встал.
Чувство радости охватило меня?.. Ничего похожего. Я только знаю, что устал, что я был там за рогожей, а теперь я тут, под деревом, повидимому в каком-то саду, который отделен разрушенной каменной оградой от улицы. Музыки больше не слышно. С той стороны проволоки голоса, шаги. Томики в караулке загалдели оживленно. Концерт кончился . . . Понадобилось три часа, чтобы выползти на свободу...
Снял куртку. Куда ее деть? Никаких кустов поблизости. Ну, положу просто под дерево, Бог с ней.
160
В саду царит глубокая ночь. Особенно глубокая по контрасту с прожектором, который все еще светит там . . .
Надо идти. Надо выйти на улицу и идти. . . Подошел к ограде - справа у Томиков светит приветливо фонарь над воротами. Последний раз мелькает мысль, - не пойти-ли туда, к ним?.. Ведь, впереди ждет так много трудностей, так много неизвестных и так мало данных, чтобы решить это уравнение. . . Так приветливо светит этот фонарь у них!.. Ну, накажут, конечно, но не расстреляют ж е. . . Не пойти ли? . .. Только каких-нибудь сотня, две шагов. .. Не пойти-ли?. . .
Перешагнул через ограду и, повернув влево спиной к Томикам, пошел . . .
На улицах пусто. В одном только месте какой-то итальянский гвалт. Обошел их по боковым уличкам. Город сильно разбит, все больше ограды из кирпича или камня, ограды, да ограды, без решеток, без ворот, кирпичи, да камни. . .
Вот и конец городу. Открытая дорога впереди, а по бокам все те же беззубые ограды. Шел часа два, наверное. Надо бы передохнуть, усталость сказывается. Вот как-будто и подходящий сад. Перешагнул через ограду, прошел десятка два шагов и лег под деревом, которое мне показалось наиболее черным. Свобода. . . И заснул, как убитый.
Проснулся от того, что меня что-то стукнуло сильно по голове. Уже рассвет. Рядом с головой огромная спелая груша, сорвавшаяся вниз по неизвестной мне причине. . . Может быть птичка сбросила из шалости. . . Я ее тут же и съел.
Воззрите на птицы небесныя: яко не сѣютъ, ни жнутъ, ни собираютъ в житницы, и Отецъ вашъ Небесный питаетъ ихъ. (Матф. 6, 26)
161
* *
А дальше? Ну, и дальше все в том же духе - колючки, да колючки, только в ином виде и образе. Рассказать обо всем трудно, да и не нужно - многое, ведь, интересно лишь для меня самого. Многое тоже забылось и остались только отдельные картинки. Эти картинки остались со мной навсегда, придав жизни некоторый добавочный оттенок. Оттенок чуть странный, чуть нездешний, чуть не из мира повседневной реальности, чуть какой-то воздушный, облачный, ароматный, особенный. . . Об этом, быть может, и стоит рассказать. . . Об оттенках. . .
* * *
Утро. Я шел по дороге. Идти неудобно - дорога когда-то асфальтированная, теперь разбитая, пыльная, камешки то и дело подворачиваются под ноги, ноги вихляют и от этого больно в щиколотках. Стараюсь держаться обочины, где местами растет еще жалкая полузасохшая травка. Груша ниспосланная сверху уже давно в прошлом, и я опять голоден.
Часов с девяти меня начинают обгонять военные грузовики с английскими солдатами. Одни из них курят и бросают на дорогу окурки, иногда еще не потухшие. Подбираю с умилением, и от английского табака и от голода слегка кружится в голове. Другие едят на ходу какой-то там их «брекфест», и бросают куски хлеба мне под ноги. Подбираю и прячу в свою сумку-плетенку. Солдатики смеются. Им весело, что, вот, идет старичек, с виду лет на все 60 (в действительности, мне было тогда сорок, но жизнь в лагере и сражение с колючками, ведь, не украшают), и нагибается, и кланяется, подбирая благоговейно хлеб
162
из дорожной пыли. И мне весело тоже - вопрос с пропитанием был решен! «Воззрите на птицы небесныя ...»
♦ *
К первому городку - названия которого точно не помню, кажется что-то вроде Цесена - я подошел часам к одиннадцати. Недалеко от первых домов - я еще не совсем дошел до них - стояла группа из трех человек. Один был в форме карабиньера, в шляпе с пером и верхом на мотоциклете. Два других были в штатском и, так сказать, в пешем строю. Ясно - пост. Мимо них шли люди, кто в город, кто из города. Эти трое что-то там делали, кого-то задерживали, кого-то не задерживали, что-то спрашивали, смотрели какие -то бумаги. Подойдя немного ближе, я сообразил: задерживали только тех, кто шел из города, а идущих в город не трогали. Я прибавил шагу и прошел мимо. Карабиньер на своем мотоциклете, как статуя на коне. Он по южному красив. Тех других я не разглядел.
Но, благополучно войдя в город, я тут же встревожился. А что если этот пост не случайный, что если и на других дорогах такие же посты? Как же я тогда выйду? Без бумаг, без языка, кроме «грациа» и «анданте кантабилэ»? . . . Как быть?
Чтобы подождать и не сразу впасть в панику, рассуждаю, что, ежели бы этот пост был бы постоянным, то рядом была бы будочка, пусть даже крошечная, как у всякого уважающего себя поста и бывает. А то, ведь, так - прямо в чистом поле! Наверное это все случайно - кто-нибудь чего-нибудь там украл в городе, или еще чего ... Наверное дорога на Форли, куда лежит мой путь, свободна. Для храбрости, достаю один из драгоценных окурков, и . . . - этот
163
ведь язык понимают все народы - прикуриваю у встречного. «Грация, грациа...» и иду дальше.
Городок маленький, идти особенно некуда. Сознательно плутаю по боковым уличкам в надежде найти какую-нибудь, как говорят французы, «ракур- си» - сократиловку. Ничего подобного. Все переулочки в конечном счете возвращаются на главную дорогу. Нечего делать. Иду. А на душе скребут кошки.
Вот она, эта главная дорога - вьется впереди среди полей и садов за дырявыми кирпичными оградами. Иду.
Вдали сбоку дороги стоит автомобиль. Около него двое в штатском. Две черные фигуры. Разговаривают с кем-то внутри автомобиля, или проверяют что-либо. . . не знаю. За поворотом я их не сразу заметил.
Повернуть назад? . . . Бежать? .. . Поздно, слишком близко. . . Карабиньера не видно, но он им и не нужен, у них автомобиль... Ноги идут сами по себе, как свинцом налитые.
Впереди меня, шагах в пятидесяти, шлепает мелкими шажками старушечка, вся в черном, с черной косынкой на голове, как ходят многие итальянки. Она и я . . . и те двое там дальше у автомобиля. . . Никого больше кругом. Только краски, итальянские яркие краски, стали еще ярче, напряженно ярче, без полутонов и полутеней. . .
Женщина уже около автомобиля. . . Она, готовясь пройти, как-то наклонилась левым плечом вперед, вроде как для разбега. . . Почти прошла. . . когда один из них, почти не оборачиваясь, протянул руку, схватил ее за косынку и остановил. Она покачнулась назад. . . косынка спала с головы на плечи, и мне видны ее белые волосы, такие ярко-белые, под полуденным итальянским солнцем, без полутонов и
164
полутеней. . .Ее обыскивают, хлопают по спине, по бокам,
еще по чем-то. . . Куда мне деться? .. . Некуда. . . Иду, хотя ноги плохо двигаются. Совсем близко теперь. Приготовился к тому, что сейчас меня схватят за шиворот. . . Старушечку обыскивают, подхожу вплотную. . . ну, вот, сейчас . . . и все. . . и конец. . . и опять проволока, если не хуже. . .
Еще один шаг, другой. . . Между шагами целая вечность. . . Третий ш аг. . . потом четвертый. . . десятый . . . Они уже сзади. . . Хочу бежать, и с трудом иду медленно.
Прошел около километра, было бодро прибавил шагу, но тут же сбавил ход. Они ведь уже позади, а силы надо беречь. Путь дальний. Иду.
Иду. .. Иду, и чувствую, и знаю. . . Пускай кто хочет смеется, пускай скептики хмурят свои строгие брови. .. Но я знаю!.. Ангел Божий закрыл их глаза своими крыльями, и Святая Дева распростерла свой покров надо мной. . . О ни м ен я не в и д е л и ! ..
* *
Мне необходимо дойти до Форли. Это еще километров двадцать. Мне необходимо дойти, потому что там, по словам моего милого приятеля итальянца, меня примут, как родного, и накормят, и пригреют. . .
Вот, наконец, и Форли. Иду, можно сказать, из последних. Вечереет. Справа к северу сгущаются тучи. В лагере тренироваться в пешем хождении возможности было маловато - ведь, не даром же говорят, что в лагере «сидят». Да еще эти мои ботинки «слегка» не по ноге!.. К вечеру ноги сильно разбиты. Но идти все же надо. Иду.
В Форли ни постов, ни каких-нибудь застав или
165
патрулей не видно. Это очень кстати. А может быть пошли ужинать, или, там, в оперу какую. . . Как бы то ни было, вынимаю из сумки план, так охотно приготовленный моим итальянским товарищем. Так, т а к . . . все правильно, вот боковая улица, куда надо свернуть, вот сюда. . . Иду, как лошадь к финишу. . . Раскаты грома впереди, будет гроза. Что-то номера домов какие-то странные, не похоже на то, что он рассказывал. . . На плане указан предпослений дом слева. . . Поскорее бы!.. Ну, вот и дом. . . номер совсем не тот, должно быть мой друг немного перепутал или забыл от невзгод лагерной жизни. . . Бог с ним с номером, надо зайти.
Сворачиваю с дороги, стучу. Называю фамилию, которая должна служить пропуском, если не в рай, то во всяком случае в что-то очень похожее. . . Смотрят на меня, удивляются, переспрашивают, качают головой, опять спрашивают кого-то в глубине дома, опять качают головой, дают воды в кружке, я говорю «грациа», дверь закрывается, и я опять на дороге. . . Выбрасываю в придорожную канаву план как более ненужный.
Капли дождя начинают падать. Блеснула молния. Через дорогу, на той стороне, не то сад, не то большой двор и там большой стог соломы. Дождь усиливается. Тороплюсь, шкандыбая, туда к этому стогу, копаю в соломе нору и залезаю. Дождь льет ливнем. Пусть льет. . . я «дома», принят как родной. . . Надул итальяшка за кусок хлеба насущного. . . Может быть ему этот кусок нужнее, чем мне - он ведь в лагере, а я на свободе. . . Думать и огорчаться буду потом. . . Сейчас нет времени, сейчас это неважно. . . Мелькает молния, гром раскатывается бомбежкой. . . Через минуту я сплю. . . Это самое важное.
Ночью оказалось, что в этой норе я не один.
166
Кто-то глубже в соломе шевелится, возится и толкает меня в бок. Кот, собака, лисица?. . . Кто его разберет . . . Толкнул обратно «это самое». . . «оно» успокоилось, и я сплю дальше. . .
Проснулся на заре. Серо. Гроза прошла, только дождик моросит слегка. Надо идти, хотя и не хочется . . . тут в моей норе так хорошо. Надо идти, хотя ноги, кажется, отказываются служить. . . Но надо идти, надо. . . А раз надо. . . Бреду, хромая.
* * *
До Болоньи оставалось одиннадцать километров. Я иду босиком, ботинки в сумке. По дороге где-то вымыл ноги в ручье, и потом одеть ботинки снова оказалось невозможным. Прошел за сегодняшний день что-то около пятидесяти километров. Опять вечереет.
Много лучше было бы идти полями, или проселками между полей. Но во многих местах надписи с черными черепами на них: «Берегись, мины!». . . Берегусь, и иду по большой дороге из Форли в Болонью. Хуже всего мостики и мосты. Там никогда не знаешь - есть ли пост, или нет. Часть из них охраняется, часть нет. Пока мне везло - не трогали.
Вот еще мостик и будочка рядом - значит охрана. Прохожу, кажется опять благополучно. Не успел вздохнуть свободно, как за спиной шорох велосипедных шин, и чья-то рука взяла меня за плечо. Кара- биньер на велосипеде и с пистолетом в руке.
Объяснения короткие, больше мимикой. Сажает на раму своего велосипеда и куда-то везет. Все очень быстро и определенно. . . А я сижу на раме и счастлив, что меня везут и не надо больше двигать ногам и.. . Прижимаю покрепче к себе мою драгоценную сумку. . . везут, какое сумасшедшее счастье!. . .
167
* *
Полицейский пост, или что-то в этом роде. Откуда-то набралась куча итальянцев в блестящих, или менее блестящих формах. Стоит темпераментный итальянский разговор, похожий более на крик, чем на что-либо другое. Это меня допрашивают. Задают вопросы по-итальянски, я отвечаю по-французски, мы понимаем друг-друга плохо, и от этого крик еще больше. Впрочем, выясняется, что моим объяснениям, что я русский и разыскиваю семью, они не верят, а считают, что я немецкий шпион - спионе тедеско. . .
Через полчаса допрос кончается, наступает тишина, и меня сажают в камеру, которая рядом с комнатой, где происходил допрос; дверь закрывается на засов.
Не проходит и десяти минут как стучит засов, дверь открывается. . . новый допрос. Шум такой же как и раньше, только народу еще больше. . . Прибавилась и еще одна важная персона - на нем серебра больше, чем сукна, он кричит больше других. . . Линия обвинения без изменения. . . Спионе тедеско. . . Ясно!.. Через десять минут допрос окончен, и я опять в камере.
Хотел лечь на койку, но не успел. . . еще допрос. Народу тьма. Крик достигает своего максимума - фортиссимо и выдвигается новое и неоспоримое доказательство моей виновности: раз я босой, а ботинки держу в . . . о комо террибильменте!.. сумке, то я без всякого сомнения шпион, и к тому же немецкий . .. спионе тедеско!
Наконец, я не выдержал и «загнул на десятый этаж» на чисто-русском языке с киевским акцентом в придачу и с прибавлением морской терминологии. . . «Какой же я чорт немец, дьявол бы вас всех италь-
168
янцев забрал, трах-тах-тах...» И вдруг, один из них закричал:
- Руссо!. . . Руссо!. . .Как выяснилось потом, он был в русском плену,
и . . . научился там «терминологии», и тут вспомнил родной язык . . .
Наступила гробовая тишина. Он еще раза два прибавил «руссо» и еще длинную тираду по-итальянски очевидно в пояснение этого важного оборота всего дела. Несколько возгласов удивления, появились улыбки . . . Я понял, что я выиграл битву. . .
Но все же я вскоре опять очутился в камере. Все ушли, кроме двоих - тот, который привез меня на велосипеде, и тот, который закричал «руссо».
Я, наконец, с облегчением лег на койку, и тут же вскочил. Соломенный туфяк был весь в каких-то волнах, буграх, что-то твердое выпирало из него, лежать на нем не было никакой возможности. С удивлением я приподнял его и . . . батюшки светы, что я увидел под ним!. . . Два автомата, одна винтовка, один пистолет и куча патронов в обоймах и без них. . . Как ошарашенный я сел на край койки. . . И тут же понял две вещи. Первая, что это был итальянский способ хранить оружие - подальше от взоров начальства и всяких там осмотров и скучных инспекций и других строгих требований устава. И второе, что это открытие - это путь к свободе. Постучать в дверь, чтобы открыли, дать хорошую очередь из автомата по этим двоим стерегущим меня, выскочит наружу и через сады, садики и прочее. . . и ищи ветра в поле!. . .
Слышу тихий шопот за спиной: «Не убий!...»Постучал в дверь. Когда они открыли, я показал
на койку и на то, что было под матрасом. . . Их благодарности не было конца и края. . . «Грация. . . гра
169
ция. . . молте грация!...» - сыпалось из их уст непрерываемым потоком. Вероятно даже в Италии хранить оружие в камерах для заключенных могло иметь для них последствия весьма неприятные. . . молте неприятные. . . Они забрали оружие и с несчетными «грациа» закрыли дверь, но не на засов.
Я снова был один и с наслаждением растянулся на койке. Но не надолго. Дверь отворилась, они знаками пригласили меня выйти и сесть за стол, где лежали хлеб, ветчина и виноград. . . Боже мой, как я обрадовался в свою очередь!. . . И ел с восторгом под обоюдные «грациа». . . А кто-то за спиной улыбался незримой улыбкой. «Не убий!...»
На следующий день утром моему карабиньеру на велосипеде приказано было отвезти меня. . . о, какое счастье - отвезти. . . на мотоциклете в Болонью в штаб к англичанам. Итальянцы все же считали, что пусть англичане разберут и решат, им, ведь, и карты в руки, они ведь победители.
У англичан на допросе ни крика, ни шума не было, все тихо и благопристойно. Но, странное дел о . . . Побежденные итальянцы на своих допросах не только не пытались бить меня, но даже и пальцем не тронули. Победители же надавали мне хороших тумаков, так что я даже иной раз летел на пол, в духе самой лучшей демократии. . . Пока я, в конце концов, не обозлилися и сделал толстомордому и краснощекому сержанту такую свирепую рожу, что его поднятый кулак застыл в воздухе. . . Он очевидно понял, что, если он ударит меня еще раз, то получит сдачи и будет скандал. .. Это же поняли, очевидно, и господа офицеры-победители, молча наблюдавшие эту сцену.
В конечном же счете все для меня окончилось чрезвычайно благополучно. Англичане решили, что я быть можеи и идиот, но не шпион, вернули мне
170
мою плетеночку и ботинки, и сдали меня обратно моему велосипедно-мотоциклетному карабиньеру, который, по их же приказу, отвез меня в лагерь для Ди-пи. Я стал легальным Ди-пи и легально был на свободе.
* * *
В этом лагере я прежде всего отдохнул и мои ноги пришли в порядок. Я также был в состоянии обменять мои большие, крепкие, но наделавшие мне столько бед «шпионские» ботинки на мягкие и более по ноге, хотя быть может и не такие уж крепкие. В этом лагере я мог оставаться, так сказать, до бесконечности - никто меня никуда не гнал.
Никто меня не гнал - это верно. Но что толку? Мне ведь надо было двигаться дальше. Как капитан Гетерас Жюля Верна я стремился на север. Все мои попытки в качестве законного Ди-Пи найти законный способ передвижения неизменно оканчивались неудачей. Начальник лагеря - итальянец, говоривший и по-французски, и по-немецки - очень мне сочувствовал, но на все мои сетования, он качал головой и говорил, что на юг бывает сколько угодно транспорта (он имел ввиду автомобильный транспорт), но на север нет и не будет, во всяком случае в обозреваемые сроки.
Между прочим, ему очень понравились мои часы, в особенности после того, как я их нарочно для него выкупал в стакане воды. Однажды он мне сказал:
- Я хочу вам помочь. На север транспорта нет и вряд ли будет. Но поезда ходят. У вас конечно нет денег на билет, да и билет купить нельзя без подорожной. Так вот, я вам предложу: за ваши часы я вам дам три тысячи лир и дам подорожную до Удине. Там уже недалеко до границы, и вы там скорее най
171
дете какой-нибудь транспорт дальше, чем отсюда. Подумайте.
И я стал думать. Три тысячи лир были, конечно, по тем временам деньги не слишком большие, но для меня представляли целое богатство. Можно было купить билет, да еще останется кое-что на дорогу. Времена были суровые, сентиментальность была не к месту. Я еще немного подумал и согласился. Некоторые вещи бывают больше, чем просто вещи. . . Я получил деньги и подорожную, но потерял товарища тех бурных дней. . .
(Продолжение следует).
172
К 1000-ЛЕТИЮ КРЕЩЕНИЯ РУСИ
А.А. Никольский
НАЧАЛО ХРАМОСТРОИТЕЛЬСТВА НА РУСИ*
ХРАМ СВ. СОФИИ ПРЕМУДРОСТИ БОЖИЕЙ В КИЕВЕ
Сын Владимира Ярослав Мудрый продолжал деятельность своего отца, направленную к украшению и возвышению Киева в культурном и религиозном отношении. В его княжение холм Кия принимает вид настоящего уголка Царьграда и наиболее важное из сооружений Ярослава - храм св. Софии существует доселе и является не только киевской, но и национальной русской святыней. Деятельность Ярослава в этом отношении прекрасно оценена современником его, очевидцем его построек, митрополитом Иларио- ном. В торжественной речи, сказанной в Десятинной церкви в присутствии самого Ярослава, жены его Ирины-Ингигерды и всего княжеского дома, Илари- он, обращаясь мысленно к умершему Владимиру, сказал:
«Добръ послухъ благовѣрію твоему, о блаженни- че, святая церковь святыя Богородица Маріа юже созда на правовѣрней основѣ, идѣже и мужественное твое тѣло нынѣ лежитъ, ожидая трубы Архангеловы. Добръ же зѣло и вѣренъ послухъ сынъ твой Георгій,
* О к о н ч а н и е - н а ч а л о с м . « Р .В .» № 3 5 .
173
его же сотвори Господь намѣстника по тебѣ твоему владычеству, не рушаща твоихъ уставъ, но утверж- дающа, ни умаляюща твоему благовѣрію положенія, но паче прилагающа, не казяща, но учиняюща, иже недоконченная твоя доконча, аки Соломонъ Давыдова, иже домъ Божій великий святой его Премудрости създа на святость и освященіе граду твоему, юже со всякою красотою украси златомъ и сребромъ, и съсуды честными, яже церкви дивна и славна всѣмъ округныимъ странамъ, якоже ина не обрящется во всѣмъ полунощіи земнѣмъ отъ востока до запада и славный градъ твой Кыевъ величествомъ, яко вѣнцемъ, обложилъ, предалъ люди твоя и градъ святѣй всеславнѣй, скорѣй на помощь Христіаномъ, святѣй Богородицѣ, ей же и церковь на великыих вратѣхъ созда во имя перваго Господскааго праздника свята- аго Благовѣщенія, да еже цѣлованіе Архангелъ даетъ Дѣвицы, будетъ и граду сему. Къ оной бо: радуйся, обрадованная, Господь съ тобою! Къ граду же: радуйся, благовѣрный граде, Господь съ тобою».
Эти слова митрополита Илариона находят подтверждение и пояснение в следующих словах нашего летописца: «Заложи Ярославъ городъ великій, у него же града суть Златыя врата; заложи же и церковь Святая Софья, митрополью и посемъ церковь на Золотыхъ воротѣхъ святыя Богородицы Благовѣщенье, по семь святого Георгія монастырь и святыя Ирины» (под 1037 годом).
Ярослав вместо прежних деревянных стен выстроил каменные и, подражая Царьграду, главные или великие ворота назвал «Золотыми». В подражание столице Византии и, можно думать, по завету своего отца, он выстроил и церковь св. Софии в Киеве. Начальная летопись так описывает это событие. В 1036 году Печенеги обложили Киев. Ярослав
174
выступил против них с войском: «Печенѣзи присту- пати почаша и сступишася на мѣстѣ, идѣ же стоитъ нынѣ святая Софья, митрополья Руськая; бѣ бо тогда поле внѣ града». Следовательно церковь св. Софии в Киеве была выстроена на месте победы Ярослава над Печенегами на поле вне города на нерушенной земле. Строили ее по всей вероятности греческие мастера, вызванные еще Владимиром для постройки Десятинной церкви, или их ученики. Из выше приведенного слова митрополита Илариона можно с достоверностью утверждать, что храм св. Софии задумал строить Владимир, но его намерение привел в исполнение сын его Ярослав, как Соломон, выстроивший Иерусалимский храм, задуманный отцом его Давидом (Айналов, ук. соч. 88-89).
История главных эпох Софийского собора заключается в следующей надписи, которая сохранилась под его куполом, вокруг сводов: «Изволеніемъ Божіимъ нача здатися сей Премудрости Божія храмъ въ лѣто 1037, благочестивымъ княземъ и самодержцемъ всея Руси, Ярославомъ Владимировичемъ: совершися же въ лѣто 1039 и освященъ Ѳеопемптомъ, митрополитомъ Кіевскимъ и даже до лѣта 1596 православными митрополитами отъ Востока содержимъ бысть. Въ лѣто же то отступникомъ Михаиломъ Рагозою въ запустѣніе и разореніе прейде, и даже до лѣта 1631 въ томъ пребысть. Благодатію же Божіею, егда царствовати нача Владиславъ четвертый, великій Король Польскій, благочестивыя церкви Восточныя сынамъ возврати и отдаде. Въ лѣто же 1634 тщаніемъ и иждивеніемъ преосвященнаго Архіепископа, Митрополита Кіевскаго, Галицкаго и всея Руси, экзарха ѳрону Константинопольскаго, архимандрита Печерскаго, Петра Могилы, обновлятися начатъ, во славу Бога въ Троицѣ славимаго, аминь». (А. Муравьев.
175
«Киев и его святыня». Киев 1861 г., стр. 71).Надпись эта, как видно из ее текста, вероятно,
была сделана во время митрополита Петра Могилы. Следует заметить, что не все ее данные подтверждаются историческими исследованиями. Если дату о закладке собора св. Софии в Киеве, т.е. 1037 год можно признать, по мнению наших церковных историков митрополита Макария, архиепископа Филарета (Гумилевского) и Е. Голубинского, началом постройки храма, то дату 1039 едва ли можно признать временем окончания постройки собора св. Софии. Проф. Голубинский в своей Истории русской церкви (T. I; 2, 102) утверждает, что время это точно неизвестно, «ибо об этом ничего не говорят летописи». По мнению митрополита Макария, можно полагать, что Софийский собор был окончен вероятно в 1045 году. Не определяет этой даты и архиепископ Филарет (Макарий История русской церкви СПБ. 1857. I, 222; Филарет История русской церкви М. 1888, T. I, 107).
Проф. Д. Айналов, основываясь на сказании Новгородской летописи под 1017 годом: «Иде Ярославъ на Берестье. Заложена бысть св. Софья Кые- вѣ», - полагает, что церковь св. Софии в Киеве была заложена в 1017 году, а окончена в 1037 году (о. с. 89). Но проф. Е. Голубинский в своей Истории русской церкви (I, 2, 99-102) говорит: «Запись Новгородской летописи о заложении церкви св. Софии в Киеве в 1017 году есть поврежденная. . . В этом (1017) году Ярослав, победив Святополка, только что занял престол великокняжеский; возможно ли, чтобы человек, не успевший осмотреться на месте, прежде всего и первым делом принялся за сооружение монумента, каким была Софийская церковь. . . Свя- тополк не считал свое дело проигранным и бежал за помощью к своему тестю Болеславу Польскому. В
176
1023 году Ярослав боролся с другим братом Мстиславом Тмутараканским и до 1037 г. он не был единовластным и самодержцем». А потому, если признать справедливым показание древней летописи Новгородской, то это без сомнения была другая церковь (Митрополит Макарий о. с. 221).
Таким образом год закладки собора (1037 г.) можно признать установленным нашими церковными историками, но примечательно, что самый день этой закладки неизвестен, между тем день освящения собора по свидетельству митрополита Макария (ibid, стр. 42 и 222), основанному на записи пергаментного пролога Новгородской Софийской библиотеки, известен, это - 4-е ноября, каковой день, по желанию великого князя Ярослава, был установлен, как общерусский праздник.
Софийский собор щедрою рукою князя был украшен, по свидетельству Начальной летописи, золотом, серебром, драгоценными камнями, дорогими сосудами, фресками и мозаикой, возбуждая удивление окружающих народов. «Ярославъ, - продолжает летопись, - весьма любилъ книги, прилежно читалъ самъ и днемъ и ночью, собралъ много писцовъ, велѣлъ имъ перевести книги с греческаго на славянскій языкъ и положилъ ихъ въ св. Софіи...» .
Многоценные богатства храма, после смерти Ярослава, погребенного в нем в роскошной мраморной гробнице, послужили приманкою для многих и не только для внешних врагов, но и для некоторых русских князей. Так в 1169 г. его ограбили войска Мстислава, сына Андрея Боголюбского, а в 1203 г. войска князя Рюрика Ростиславича и черниговских князей. Весьма значительное опустошение собора, но, к счастью, не разрушение, последовало от Татар в 1240 г. при занятии ими Киева. После этого раз
177
грома собор стал явно клониться к упадку. Богослужение в нем более 10 лет не совершалось. Митрополиты оставили Киев и не посещали его в течение очень многих лет. В 1482 г. Менгли-Гирей, хан крымский, разорив Киев, нашел добычу в св. Софии - золотые сосуды и послал их в дар союзнику своему Иоанну Ш-му.
Пребывавший в Вильне митрополит Киевский Макарий в 1497 г. решился посетить свою митрополию, но по дороге в с. Скриголове, близ Мозыря, был убит татарами. Мощи его почивают в соборе и ежегодно 1-го мая, в день его мученической кончины, обносились вокруг храма (до большевиков).
После этого события преемники митрополита Макария в течение 80 лет опасались посещать Киев и собор оставался без всякого надзора. Внутри его нашли приют дикие звери, а на кровлях росли сорные травы и кустарники. После Брестской унии собор был захвачен униатами, владевшими им 37 лет. Они сорвали мраморные плиты пола собора и унесли в свои церкви. Заботясь только о приписанных к собору вотчинах, они привели его в полный упадок.
Сыну господаря Молдавского православному митрополиту Петру Могиле в 1633 г. удалось отобрать его от униатов. Он изыскал весьма значительные средства на его ремонт и обновление, чтобы предупредить его полное разрушение. При нем был надстроен верхний ярус и подведены наружные каменные опоры (контрфорсы), расширены окна, сделаны щиты и купола (15), совершенно изменившие древний вид Ярославова храма. Со времен Петра Могилы Софийский собор обращен был в кафедральный монастырский храм. Братия этого монастыря была довольно многочисленна, но влачила убогое существование, помещаясь в развалинах древних каменных
178
зданий и в деревянных, часто страдавших от пожара. Улучшение монастыря Софийского началось уже в конце XVII в. при князе Гедеоне Четвертинском, митрополите Киевском, когда Киевская митрополия, с согласия константинопольского патриарха, подчинилась Московской патриархии всея Руси. Благодаря денежной помощи от русских царей Петра и Иоанна и от гетмана Мазепы митрополит Гедеон обновил Софийский храм и прилегавшее к нему здание. Но особенно потрудились для обновления храма митрополиты Варлаам Ясинский и Рафаил Заборовский. Первый начал строить новый митрополичий дом (в стиле южного барокко) против западных дверей собора, а второй докончил эту постройку, соорудил колокольню, обнес монастырь оградою и устроил богато украшенный иконостас собора, сохранивший свой вид до нашего времени.
Благодаря особому попечению митрополита Филарета (Амфитеатрова) в десятилетие с 1843 до 1853 г. он был вполне восстановлен в своем благолепии, но не в прежнем своем виде, времен Ярослава. В 1843 году по Высочайшему повелению работы по реставрации старинных фресок собора были поручены академику Ф.Г. Солнцеву, который исполнил это ответственное и трудное поручение, хотя и добросовестно с материальной стороны, но работы его впоследствии вызвали справедливую критику проф. А.В. Прахова и И. Грабаря, так как велись без должной осторожности и открываемые фрески немедленно и весьма грубо реставрировались. В настоящее время, по газетным известиям, в Софийском соборе открыты новые, весьма интересные фрески.
Заложенный ровно через 1400 лет после своего прототипа храма св. Софии Юстиниана, оконченного сооружением в 537 г., Киевский собор св. Софии да
179
же в своем древнем наружном виде резко от него отличался и по величине и по форме. По сведениям церковной истории митрополита Макария, константи- нополький храм имел в длину 38 сажень, в ширину 34, а в вышину 26, а Киевский в длину - 17 сажень, в ширину 25 1/2, а в вышину 10 (op. cit. 222 стр.). Вместо одного купола Софии Цареградской Ярославов храм имел 13 куполов*). Купола эти стояли на высоких фонарях или барабанах, с окнами в главном куполе. Внутри целые ряды столбов (а не четыре только) держат арки и своды. Пропорции в высоту иные, более узкие и стройные. По плану храм имел вид почти четыреугольника с пятью первоначальными абсидами и напоминал скорее церковь Пантократора (Вседержителя) в Царьграде, близкую по времени построения к церкви св. Софии Киевской. Киево-Софийский собор сохранил в целости среднюю часть своего архитектурного остова, т.е. пять алтарей с отвечающими им продольными кораблями (или нефами) и нижние основания галлерей или портиков, окружавших этот остов с трех сторон: северной, западной и южной. Эти портики или галлереи на колоннах или столбах были открытыми. Теперь они застро
* « М н о г о к у п о л и е н а ц е р к в а х м о г л о б ы т ь у н ас т о л ь к о п я т и к уп о-
л и е м . И н а С о ф и й с к о м с о б о р е д е й с т в и т е л ь н о п я ть к у п о л о в , н о с
д о б а в л е н и е м : в м е с т е с п я т ь ю б о л ь ш и х и , т а к с к а за т ь , н а ст о я щ и х к у п о л о в н а н е м б ы л о е щ е в о с е м ь м а л ы х к у п о л о в , т а к ч т о в сех к у п о л о в . о ч е в и д н о , в о о б р а з С п а си т е л я и 12-ти а п о с т о л о в б ы л о
1 3 - т ь . . . В м е с т о э т и х , т е п е р ь , с о к р ы т ы х , м а л ы х к у п о л о в н ад п а п е р т я м и с о б о р а в о зв ы ш а е т с я ш ест ь н ов ы х к у п о л о в , так ч т о т е п е р ь
в с е х к у п о л о в на н е м 11. Н а в о п р о с : с к а к о г о о б р а з ц а Я р о сл а в взял с в о е 1 3 -к у п о л и е , н е м о ж е т б ы т ь д а н о п о л о ж и т е л ь н о г о о т в е т а . Ч т о
к а с а е т с я о т в е т а п р е д п о л о ж и т е л ь н о г о , т о он с л е д у ю щ и й . Т ак как
в о в с е н е и з в е с т н о ни г р е ч е с к и х ни за п а д н ы х ц е р к в е й , к о т о р ы е м о г л и б ы п о л с у ж и т ь д л я Я р о с л а в а о б р а з ц о м в с ем о т н о ш е н и и , т о
180
ены целым рядом сооружений почти в высоту храма и только кое-где видны следы их существования.
По своей архитектуре Киево-Софийский собор принадлежит к числу купольных зданий второго тысячелетия (Айналов, ibid. 89). Еще в XVI столетии он сохранял облицовку из различных камней на своих внешних частях. В 1595 году католический бискуп Верещинский видел эту облицовку и писал: «храмъ этотъ отстроенъ роскошно и не имѣлъ цѣны. Не только самое зданіе было возведено изъ камня, похожаго на халцедонъ, но и внутри вмѣсто живописи красками онъ былъ украшенъ изображеніями святыхъ лицъ изъ золотыхъ и смальтовыхъ камешковъ разныхъ цвѣтовъ». По верному замечанию проф. Айналова Верещинский принял облицовку их из особого камня похожего на холцедон (вероятно красного шифера), за тот материял, из которого были выстроены стены храма. Павел Алепский (в эпоху Алексея Михайловича) с восхищением говорит о церкви св. Софии в Киеве: «Умъ человѣческій не въ силахъ обнять ее (церковь) по причинѣ разнообразія цвѣтовъ ея мраморовъ и ихъ сочетаній, симметричнаго расположенія частей ея строенія, большого чис-
о с т а е т с я д у м а т ь , ч т о о б р а з ц о м дл я н е г о п о с л у ж и л и н аш и д е р е в я н н ы е , п о с т р о е н н ы е п р е ж д е н е г о ц е р к в и . . . и п р е д с т а в л я е т с я в е р о я т н ы м , ч т о Я р о с л а в , п р и в ы к ш и й в и д ет ь в Р о с т о в е и Н о в г о р о д е на и х к а ф е д р а л ь н ы х с о б о р а х 13 -т и в е р ш и е и , т а к с к а з а т ь , с р о д н и в ш и й ся с э т и м с и м в о л и ч е с к и м , или о б р а з н ы м ч и с л о м в е р х о в , п о ж е л а л в о с п р о и з в е с т и е г о и в к у п о л а х К и е в с к о г о С о ф и й с к о г о С о б о р а » . (Г о л у б и н с к и й , История русской церкви. I, 2 . С т р . 10 3 -1 0 5 ). Д о б а в и м , ч т о п о с в и д ет е л ь ст в у 2 -й Н о в г о р о д с к о й л е т о п и с и , еп и ск о п
И о а к и м в ы ст р о и л в 9 8 8 г о д у в Н о в о г о р о д е хр ам св. С о ф и и и з д у б а о 13 в е р х а х « ч е с т н о у с т р о е н и у к р а ш е н » (о н с г о р е л в 1045 г . ) . Т а к и м о б р а з о м , т р а д и ц и я 1 3 -к у п о л ь н ы х С о ф и й с к и х х р а м о в н е с о м н е н н о в о с х о д и т к к н я ж е н и ю С в . В л а д и м и р а .
181
л а и высоты ея колоннъ, возвышенности ея куполовъ, ея обширности, многочисленности ея портиковъ и притворовъ».
Вот краткая, так сказать, внешняя история собора св. Софии в Киеве. Обратимся к его внутреннему убранству. В настоящем своем виде это убранство дает лишь отдаленное представление о том великолепии и гармонической красоте, какое собор имел в XI веке.
Нельзя вступить внутрь этого храма без чувства особого благоговения, если вспомнить, что здесь молились все великие князья наши, начиная с его строителя Ярослава Мудрого, цари и святители древней и новой Руси, бывшие в Киеве, чудотворцы Петр, Алексей, Иона, Феогност и др., и миллионы русских людей, находя здесь утешение и духовную радость. Чувство благоговения должно еще усилиться, когда мы вспомним, что под сводами этого нерушимого храма почиют великий основатель его Ярослав и величайший из его преемников Мономах и другие князья домонгольского периода Руси и что здесь усыпальница многих митрополитов киевских и мощи святителя Макария.
Первое, что приковывает взор каждого, входящего в храм св. Софии в Киеве, это величественное мозаическое изображение Божией Матери типа «Оранты» в восточной стороне собора в алтарной нише под второю аркою. Святая Дева стоит на золотом камне, как незыблемом основании всех притекающих к Ней. Ее хитон - небесного цвета, пояс с лентионом червленый, на воздетых к небу руках - голубые поручи. Золотое покрывало спускается с Ее главы и в виде омофора перевешено на левое плечо. Три звезды сияют на Богородице: одна на Ее челе и две на плечах. Недаром эта икона называется «Не
182
рушимой стеной»: в течение девяти веков она прошла невредимой чрез все бурные эпохи Киева. Чьей работы это дивное изображение - неизвестно, но что оно божественно прекрасно - это несомненно. Над этим изображением, в самом ключе основной арки сохранилось столь же прекрасное мозаическое изображение Господа Эммануила, а в углах арки остатки мозаики, изображавшей двух евангелистов: Иоанна и Матфея, а на противоположной арке - два других евангелиста. Внутри алтаря, на второй арке с наружной ее стороны под самым ликом Эммануила (Пан- тократора) помещена другая мозаическая икона Спасителя, называемая «Деисус» (моление) с двумя предстоящими: Богоматерью и Иоанном Предтечею. На арке сохранилась надпись по-гречески вокруг абсиды, что значит в переводе: «Богъ посредѣ ея (т.е. церкви) и не поколеблется, поможетъ ей Богъ отъ утра и до утра», а на столбах, поддерживающих эту арку, - образ Божией Матери с веретеном в руках и благовест- вующий Архангел со скипетром. Говорят, что вышеприведенная надпись была и на кирпичах Юстинианова храма.
Ниже изображения Матери Божией «Нерушимой стены» представлено также мозаическое изображение совершения Божественной Евхаристии. Под белою сенью, на трех столпах, стоит трапеза, покрытая багряною пеленою, с золотыми под ней цветами; на средине ее четвероконечный крест между золотым дискосом с раздробленным на нем Агнцем, и серебристой звездой с копием. С обеих сторон трапезы два ангела, в белых одеждах, осеняют ее золотыми рипидами. Художник, желая изобразить св. причащение под обоими видами, по чину восточной церкви, представил на двух углах трапезы два совершенно сходных изображения Спасителя в золотом хитоне и
183
голубой хламиде: с левой стороны подающим обеими руками шести апостолам св. хлеб (артос), а с правой другим шести апостолам св. чашу. Над ними соответственно надписаны черной мозаикой по-гречески известные слова Евхаристии: «пріимите, ядите, сіе есть тѣло Мое». . . и «піите отъ нея вси, сія есть кровь Моя» . ..
Изящная полоса мозаических арабесок отделяет эту картину от нижнего яруса, где помещены мозаичные изображения святителей и отцов церкви. Здесь сонм святителей торжествующей на небесах церкви, как бы видимо сослужительствует воинствующей церкви на земле. Все они изображены в белых кре- щатых фелонах с Евангелием в руках, как истинные проповедники дома Премудрости Божией.
Можно себе представить, какая дивная картина открывалась пред нашими предками, когда иконостас собора по древнему обычаю был низкий и все молящиеся могли видеть не только эти священные изображения, но и сидящих за престолом на возвышениях из семи ступеней священнослужителей в парчевых ризах, т.е. полное объединение той и другой части церкви. . . Из других мозаичных изображений достойны внимания 15 медальонов, относящихся к циклу 40 мучеников Севастийских. Все мозаики собора весьма ценны, как несомненные памятники XI века. Другие стены собора были расписаны фресками в духе византийских церквей XI века. Лучше всего сохранились фрески на стенах и столбах лестниц, ведущих на хоры, но это уже картины не религиозного содержания. Здесь мы видим сцены охоты, ловы, потешные бои и т.п. Всего можно насчитать до 130 фигур, прекрасно сохранившихся до наших дней.
Из чтимых в соборе икон я укажу на очень древнюю икону «Купятинской» Божией Матери (на фоне
184
креста), перенесенную в собор в XVII в. из Пинского монастыря, и также древнюю икону св. Николая Мокрого (на хорах), которая была прославлена спасением из воды младенца. Особое же внимание следует обратить на престольно-храмовую икону св. Софии, Премудрости Божией.
По сказанию византийской летописи, первое наименование св. Софии, что по-гречески значит мудрость, было внушено ангелом во сне императору Юстиниану Великому (VI в.), когда он строил свой великолепный храм и был в колебании, кому посвятить его. Существуют различные изображения св. Софии. В цареградском храме она изображена в виде Божией Матери с предвечным Младенцем на лоне и с двумя архангелами по сторонам, как Мать воплотившегося Слова и Премудрости Божией.
В Новгороде на древней иконе Премудрость изображена в виде огнезрачного «ангела великого совета», сидящего на престоле, укрепленном на семи столбах. Вверху его изображен Спаситель, имеющий по сторонам Богоматерь и Предтечу, а на облаках - Евангелие.
В Киеве икона св. Софии представляет Божию Матерь, стоящую на облаке и луне под сенью на семи столбах и ступенях. На груди Ее Божественный Младенец. Наверху Бог Отец в сонме ангелов и от Него исходящий Святой Дух, осеняющий Пречистую Деву. На иконе имеется надпись из притчей Соломоновых: «Премудрость созда себѣ домъ и утверди столповъ седмь». Пред Материю Божиею стоят на ступенях праотцы и пророки.
Не вдаваясь в детальное, весьма интересное, объяснение этих икон, находящееся в рукописи Московской Синод. Библ. № 70 и в других источниках, я считаю необходимым заметить, что под св. Софиею
185
наша церковь издревле резумела не «женственное начало в Боге», как неправильно полагает о. Булгаков, а самого «Иисуса Христа, Божию силу и Премудрость», Божию же Матерь считали домом, в который вселилось «Слово». Она была, по выражению церковному, «освященнымъ градомъ Божіимъ и селеніемъ Вышняго». Этим же объясняется и празднование св. Софии в дни, посвященные памяти Богородицы, с той только разницей, что в Киеве, с глубокой древности, был избран для сего день Ее Рождества (8 сентября), когда строился на земле дивный «дом» Премудрости Божией, а в Новгороде и других городах - день Успения, когда Она, как освященный храм Божества, была взята на небо.
Кроме главного алтаря со времен основания Софийского собора в честь Софии Премудрости Божией в нем уже в позднейшие времена были устроены в двух ярусах и другие приделы: 12 апостолов, Рождества, Воскресения и Вознесения Христовых, Богоявления и Преображения и др.
В приделе, посвященном св. равноапостольному князю Владимиру (в сев. части храма), находится мраморная гробница строителя собора Ярослава. На ней изображены пальмы и кресты, смешанные с листьями дуба и винограда. В верхних углах креста помещены две рыбы. Вокруг каждого креста греческие буквы «І.С.Х.С.».
В 1937 г. исполнилось ровно 900 лет со времени основания собора. В Киеве, конечно, не могло быть и речи о каком-либо церковного характера торжестве, но и в нашем рассеянии эта дата не была отмечена должным образом.
186
ГОВОРЯТ СВИДЕТЕЛИ
письмоАЛЕКСАНДРА ОГОРОДНИКОВА МАТЕРИ*
Мамочка!
Итак, появилась маленькая возможность для откровенного разговора. Слава Христу! Во-первых, запомни четко, если в течение месяца от меня не было двух писем, это знак тревоги - это значит, что в лучшем случае письма конфисковали или меня посадили в карцер (ШИЗО) или помещение камерного типа (ПКТ), или еще какие-либо репрессии. Обычно в этих случаях родственники политзэка поднимают тревогу, посылают запросы и сообщают западным корреспондентам. . . Я самый неинформированный зэк . . . Пустой зал суда, где кроме чекистов сидели вы вдвоем (низкий поклон тете Вере). . . симптоматичное свидетельство потери интереса к моему делу - делу религиозного возрождения России, расслабленности христианского делания. . . ведь я же сижу не за себя, а за Мать-Церковь, за других. И ваше молчание в ответ на мое вынужденное молчание, когда душат мои крики в толстых стенах карцеров - является молчаливым пособничеством моим гонителям. От меня не было писем полтора года и вы только к концу срока стали проявлять признаки беспокойства. . . Конечно, картина пустого зала, где не было ни одного
* П е р е п е ч а т ы в а е т с я в с о к р а щ е н н о м в и д е и з с а м и зд а т с к о й к о п и и п и с ь м а , п о л у ч е н н о й К е с т о н К о л л е д ж о м .
187
из моих друзей, удручающа. Она четко говорит о том, что меня позабыли. На следующем суде зал, вообще будет пуст.
. . .Те зэка, родственники которых тревожат мировую общественность. . . не только во время выходят из этих мрачных стен, не получая добавки, но и режим у них легче на зоне. . . Попробуй такого зэка лишить свидания, поднимут шум на весь мир. А я чувствую себя на положении пасынка. . . Я единственный человек на зоне, получающий от жены одно письмо в год, от вас 4-5 писем в год; остальные каждый месяц пачками, в неделю по 3-5. А я - православный и за мной стоит Русская Православная Церковь. Националисты иногда даже намекают мне: «Где же она, Святая Русь? Что же она позабросила своего?» От друзей письма конфискуют, я узнаю, что пишут даже незнакомые мне люди. . . Иногда у меня возникает желание. . . считать и себя приучать к мысли, что я совсем один и кроме Господа Бога никому нет дела до тебя.
. . .Чем меньше информации, тем слабее защита человека. Из-за страха не пускать информацию в ход. . . это, впрочем, не изменяет отношения КГБ к вам .. . Их уверенность в вашей бездеятельности и моей беззащитности выросла настолько, что они пошли на то, что перед судом демонстративно посадили меня в карцер, остригли, обрили, а после суда снова в карцер, да в самый холодный, при температуре около 0 градусов. И это при теперешней остроте реакции на наши боли со стороны западных правительств и общественности. Надо сказать, что весь срок в Пермском изоляторе меня подчеркнуто пытались унизить, что совершенно не было свойственно в Ленинграде и Калинине. Садить в Пермские ледяные подвалы только за то, что в камере не взял руки за
188
спину - 10 суток, за то, что не сел в коридоре на корточки, поскольку это унижает человека - 8 суток. Они сдернули сдерживающие путы в репрессиях против меня. Но я уверен, станет это известно гласности, и каратели мои будут вынуждены воздерживаться. Это уже испытано не раз. А сейчас в их поведении сквозит явная безнаказаность. Уже доходит до избиений - 13 марта во время этапирования из Чусового в Пермь нач. конвоя, прапорщик, ударил меня ногой в «Столыпине». . .
В этих условиях я повторяю свою настоятельную просьбу. . . Вы поймите, что смерть для меня сейчас это прекращение пыток, освобождение от мук. Я уже брал на себя страшный грех и покушался на свою жизнь: тайно вскрывал вены; меня обнаружили в бессознательном состоянии и капельницами отхаживали. Повторяю эту просьбу - обратиться в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством о вынесении мне милосердной меры - расстрела, чтобы избавить от пожизненных, от медленно тянущихся вот уже восьмой год мук, пытки лишением достойных человека условий жизни, лишением книг, культуры, пытки голодом, холодом в ШИЗО и ПКТ, унижением и бесправием, заброшенностью. Запрет даже молиться, бесконечные срывания крестиков, 659 суток голодовок за право иметь Библию и Молитвослов, 411 суток карцеров. Это все выдавливание из меня капля за каплей здоровья, надежды, жизни. Это жизнь, обращенная в пытку. Медленно тянущееся убийство в угрюмых мощных стенах. Обреченность на одиночество и даже на обвинение. Я вынужденно отголодал за Библию - кто-то из христиан поддержал хоть раз, хоть когда-нибудь мое требование перед богоборческой властью? Боюсь, что нет. Впереди у меня по приговору еще 8 лет — 3 и 5 ссылки. . . И за это
189
- молчание. Мучат человека так, что он хочет смерти, а мало кому до этого есть дело. Ведь добивают же тяжелораненных, чтобы избавить от мучений; загнанных лошадей, ведь, пристреливают. Так почему же меня лишают даже возможности умереть, а обрекают на пожизненные муки. Наложить на себя руки это страшный непрощаемый грех. А если гонитель убьет меня, то избавит меня от мук. Мама, если в вас живо сострадание ко мне, то ты обратись в Президиум с таким ходатайством и обратись к общественности с просьбой, чтобы они просили; они это те, в ком не умерло чувство сострадания. . .
Дела беззакония всегда ищут тьмы, чтобы под покровом изоляции, тайны, разглагольствуя о гуманизме, в тишине подвальных карцеров пытать нас холодом, голодом, беззаконием. Только гласность, проливающая свет на дела тьмы, наше спасение. Она способна удержать тяжелую руку власти. А моя гласность возможна только через вас, а еще через моих друзей. . . Молчание, необеспокоенность, в то время, когда нас репрессируют, стараются карательными мерами сломать волю к жизни - есть молчаливое пособничество палачам. Метод борьбы - гласность. Только в неподкупном свете дня беззаконие вынуждено остановиться, прекратить свои грязные дела.
Учтите, что в случае отправки меня на уголовную зону, меня просто выбрасывают в океан беззакония .. . где не будет даже поддержки зэков, которая в какой-то мере существует на политзонах. Меня просто не будут выпускать из карцеров и ПКТ и там сделают все, чтобы сломать меня, если не духовно, то физически, вплоть до натравливания на меня уголовников. Помимо бесконечной работы, и по выходным, маршировать как солдат на плацу; строем марш в столовую, строем из столовой, нельзя вынести хлеба
190
из столовой в казарму. Политинформация каждый день. И наказание за любой пустяк, за плохо заправленную койку. И там полное бесправие. Конечно, один Господь знает, что с нами будет. Вся моя надежда на милосердие Спасителя; да будет эта надежда неуязвима и бессмертна. Тем более, что режим сейчас ужесточен, карателен и так создан, что его невозможно не нарушить. . .
Начальник оперчасти Управления КГБ по Калининской обл. полк. Егоров в мае 83 г. заявил мне следующее - «Зарубите себе на носу: мы или поставим вас на колени, или не выпустим из этих стен. На вас уже есть материал для возбуждения дела по ст. 70, ч. 2». 14 окт. 85 г. следователь Управления КГБ по Пермской обл. Щукин с майором КГБ Вакулиши- ным ознакомили меня с частью материалов из уже готового на меня дела по ст. 70, ч. 2 (10 лет и 5 ссылки). При этом они заявили, что это дело по ст. 70, ч. 2 пока не будет возбуждено, поскольку у администрации есть ко мне претензии по ст. 188 (з), ч. 2, и она (администрация) обязана мне их предъявить; а уже после дела по ст. 188 (з), ч. 2 я снова буду иметь дело по ст. 70, ч. 2. Вот так, дорогие мои, это пожизненный срок. Пока они исполняют слова.
.. .Только Господь еще поддерживает в тебе огонь жизни и робкую искру надежды. И дело, за которое ты сидишь, видимо уже позабыто. Наверное и сейчас мои разглагольствования никому не нужны. Сиди себе в карцере и дрожи от холода.
Нужно будет с воли возбудить уголовное дело против оперчасти ВС 368/36 по факту кражи у меня под видом конфискации 34 книг, общей стоимостью, включая и почтовые расходы, около 90 рублей. . . Когда от меня нет писем и нет свиданий, есть возможность узнать друг о друге через адвоката, кото-
191
рый имеет доступ на зону. Поручить эту поездку адвокату могут родственники или я сам. Но мне могут помешать связаться с адвокатом, а вы же беспрепятственно можете просить адвоката приехать. Это нужно будет использовать обязательно. . . Для меня это может быть спасительным. . .
Поймите, кампания гласности и протестов за конкретного человека может развиваться, в основном, в том случае, когда эту кампанию питают информацией о положении этого человека. Обо мне позабыли там и это развязало руки моим гонителям. Как огонь нуждается в дровах, так кампания борьбы нуждается в информации - это ее энергия. . .
Я проголодал за Библию, а потом и крестик в общей сумме 659 суток (!), когда голод грызет чрево, мучит вкусовыми иллюзиями, когда тяжело подняться с нар, даже тяжело повернуться на другой бок. Голодовки в карцерах, когда голод ослабляет тело, гнет волю, а холод терзает ослабевшее тело. Тяжело даже двигаться по камере, чтобы хоть чуть унять не- оставимую крупную дрожь. Мне приходилось свыше двух месяцев голодать с декабре 83 - по февраль 84 г. в холодной камере ПКТ, где наледь льда с потолка спрускалась до пола; наледь находилась в нескольких сантиметрах от головы в темной камере, в которой отключался свет днем, а маленькое окошко с жалюзи еле пропускало скудный, блеклый свет короткого зимнего дня. И свидетелями этих мучений кроме Всемилосерднейшего Христа были лишь угрюмые стены, да издевающиеся, ухмыляющиеся охранники. Две тысячи лет существует христианская Церковь, создавшая глубинную духовную культуру, а где же христианское братство, братская любовь, сострадание к ближнему, являющаяся по мнению Ф. Достоевского главным христианским чувством? Насколь
192
ко мне известно, о моих голодовках не знают в христианском мире. А я ведь голодаю, не за то, чтобы меня освободили! А только за то, чтобы иметь Библию, молитвослов, крестик, чтобы питать вдохновение веры от источника Божественного Откровения. Все заявления Святейшего Патриарха о свободе веры перечеркиваются только одним этим фактом.
С меня сорвали 30 крестиков! Если бы кто выступил в мою защиту, призвал христиан к молитве за мою многогрешную душу и ослабление уз, это имело бы силу и было бы вкладом в дело религиозного возрождения России, в миссию Церкви по предста- тельству за гонимых и обличение гонителей. Хоть кто-нибудь! Неужели не найдется сострадательной души в мире? Неужели так иссякла любовь? И некому даже обратиться к западным иерархам с просьбой официально выслать мне на зону Библию и молитвослов, можно на английском, французском или немецком языке. . . Поскольку я столько отголодал за Библию, неужели этим лишением я не заслужил такого внимания и права. Мощная христианская вселенская Церковь неужели не скажет слово в защиту одного из гонимых чад Церкви, пусть блудного и грешного, но все-таки сына Церкви.
А религиозное преследование только усиливается .. . Перед судом и на срок суда посадить меня в карцер. Перед судом не просто сорвать крестик, а выбросить его в форточку. Когда меня этапировали из Чусового, то вновь посадили в карцер досиживать срок в самую холодную камеру, где изо рта шел пар, посадили в майке, трусах и в карцерной робе. Двое суток в этой камере я не мог сомкнуть глаз. Двигался, сколько было сил, чтобы не окоченеть окончательно, но не мог прогнать озноб. Только после этого меня перевели в другую камеру потеплее, где темпе
193
ратура тоже была ниже 18 град. Выйдя из карцера, я обнаружил, что вещи мои тщательно обысканы и исчезли все бумаги, заявления, которые не успел отправить или дописать, выписки из дела. .. Исчезли два крестика, один из которых был самодельный.
Показательно, что и на этапах, в вагон-зэка меня иначе стали этапировать. 11 марта меня не вывели на оправку и не дали пить, хотя весь вагон поили и водили в туалет, меня же обрекли на пытку. 13 марта меня этапировали из Чусового, куда меня возили на суд, пользуясь тем, что вы не знаете о дате суда, меня хотели тихо осудить. Однако суд был отменен по моему протесту (и к моему удивлению) из-за того, что не было адвоката и я не был обеспечен защитой. Оперативники привезли в Чусовой на этот суд часть моих книг, 120 из 154, в специально разбитых чемоданах. Когда я, с этими книгами в развалившихся чемоданах и разломанном ящике высаживался из «Столыпина» (вагон-зэка) в Перми, начальник конвоя ударил меня ногой. Что же ждет меня впереди? Одному Богу известно. Держат меня в камере с конфликтными уголовниками, в основном с убийцами, пытаясь косвенно спровоцировать конфликт. Один уголовник, убивший двух человек, и ждущий расстрела, прямо мне заявил, что ему все равно за что получать расстрел: могу, мол, взять еще один труп. Прямо угрожал меня убить. И ложась спать, я не знаю, проснусь ли. Полагаюсь только на волю Божью.
. . .В суде все бессмысленно. Срок был вынесен мне в Москве, а в Чусовом просто по нотам разыгрывали присланную из Москвы партитуру. . .
Для меня печально то, что Дима даже косвенно не чувствует отцовскую руку на своем отроческом плечике. Помните, я просил вас присылать ему ко дню рождения 30 марта подарок от моего имени,
194
чтобы он хотя бы так знал своего отца. . .Вот и увидел вас наконец. Спаси вас Христос за
то, что приехали. Ибо как сказал Господь - «Я был в темнице и вы посетили меня». И скажут они: «Господи, когда мы посетили Тебя в темнице?» - «Любого, кого из малых сих вы посетили в темнице, Меня посетили». . . Печально осозновать, что ты никому не нужен, что ты обречен без сочувствия забыто потерять жизнь, полную энергии, в голоде, холоде, без книг, в карцерах, где даже священный дар Божий - жизнь - превращена в мучение. Вы напишите мне письмо, как приговор вступит в силу, я должен по закону его получить. И я обретаю право писать вам, вот только реализовать это право не могу - отобрали бумагу, конверты и все мои заявления. Я не имею адресов многих знакомых, вы мне пришлите их.
Пообщался с вами и почувствовал аромат жизни на общем режиме (так мы называем жизнь на воле) . . . Помни о возможности в случае моего молчания или невзгод прислать адвоката на зону. . . Достаточно и того для меня, если вы помянете имя мое за молитвой. . .
Пишу, выискиваю выражения, страдаю, вынашиваю, стремлюсь воплотить голос сердца в разных заявлениях, письмах, а единственными читателями остаются гебисты. И весь мой труд тонет в их бездонных архивах.
Среди прочего изъяли важное заявление. . . которое собирался закончить призывом к тем, в ком жив голос сострадания, обратиться в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством о вынесении мне милосердной меры - расстрела, чтобы избавить меня от мучений и пыток. И вот заявление изъято. Пытаюсь хотя бы отчасти его восстановить, но если оно даже и попадет к вам, кому это нужно?
195
. . .Если я раньше думал, что я кому-то нужен, мои страдания не впустую, и я своей борьбой утверждаю дело русского религиозного возрождения, обо мне думают, молятся, защищают, то теперь я твердо и жестоко уяснил, что у людей свои заботы, может быть страх; что меня позабыли, равнодушны к моим мукам, а ведь мои муки за вас, за отстаивание свободы, веры, Церкви . . .
Чтобы писать мне, нужно не просто отправлять письма, а с уведомлением о вручении, заказные и через прокуроров. . . и через шум добиваться того, чтобы я хотя бы знал о факте написания письма. . .
Целую, обнимаю. Да сохранит вас Господь! Май 1986 г.
Саша
* *
Уму не постижимы все нечеловеческие издевательства, описанные Александром Огородниковым, которым подвергается в течение многих лет ежедневно и ежечасно ведь не только он, но и многие другие исповедники веры Христовой, томящиеся в лагерях, психиатрических больницах и ссылках.
Безбожная власть и ее верные слепые исполнители путем угроз родным и друзьям и конфискацией писем создают впечатление, что Огородников и ему подобные заключенные оставлены и забыты всеми, не исключая близких родных.
Знают, ведь, гонители, что неправда это, что не оставлен и не забыт Саша Огородников: немало времени потратили они на конфискацию писем, на возвращение их отправителям, даже зарубежным. Но об этом не знает Огородников; он может только до
196
гадываться, что и усугубляет его чувство отчаяния и одиночества.
Нет, Саша Огородников не оставлен и не забыт. За него молились и продолжают молиться; о его положении слышали, но очевидно, не достаточно сделали, чтобы помочь ему.
Зная твердо, что вера без дел мертва, возьмемся за дело.
Каждый день, садясь за стол, ложась в теплую постель, любуясь своими детьми - вспомним Сашу; наслаждаясь покоем и свободой - вспомним Сашу; отрывая каждый день листок календаря - вспомним Сашу и, хотя бы на минуту, вообразив, что он наш сын, брат или муж - молитвенно вспомним его.
И если жива еще в нас совесть и не иссякли любовь и христианское сострадание к ближнему, будем предавать гласности настоящее положение Саши Огородникова, выступать в его защиту не раз, не два, а сколько понадобится для его освобождения.
В первую же очередь будем усерднее молиться за раба Божия АЛЕКСАНДРА и других преследуемых исповедников веры Христовой, за укрепление их духовных и физических сил, за их освобождение. Невозможное нам немощным возможно Спасителю, победившему смерть! Да хранит их всех Господь и Пресвятая Богородица!
День Покрова Пресвятой Богородицы Октябрь 1986 г.
«Православное Дело» в Австралии
Обращайтесь в защиту Александра Иоильевича Огородникова ко всем, кто имеет силу гі возможность оказать сопротивление злу и защитить беззащитного.
197
Владимир Павленко*
НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ
(БЫЛЬ)
Мне бы хотелось поделиться с читателями весьма замечательным случаем из моей служебной практики.
Я долгое время занимал должность псаломщика приходской церкви в одном из столичных городов на Балканах. Волна первой эмиграции хлынула на Балканы в братские славянские страны. Туда же были перевезены и части русской Добровольческой Армии из Галлиполи и Лемноса.
Эта масса русских беженцев, конечно, легла тяжелым бременем на тогда еще не оправившиеся от мировой войны славянские страны и, конечно, мно-
Жизненный путь В. С. Павленко являет собой достойнейший образ человека, неуклонно и беззаветно служившего Богу и родине. Его прошлое характерно для тех, кому Русская Православная Церковь за рубежом обязана многим, т.к. именно духовная и военная среда, к которой принадлежал он, дала немало достойнейших служителей Церкви - как мирян, так и священников и епископов.
Внук, сын и отец священников, В. С. Павленко окончил Одесское Военное Училище и прошел весь страдный и героический путь русского патриота - война, Белое Движение, Галлиполи, Русский Корпус. В Болгарии он был псаломщиком у протопресвитера Георгия Шавельского, а позднее псаломщиком и секретарем Епархиального управления при епископе Серафиме Богу- чарском. Он продолжал служить Церкви и эмигрировав в Америку. На 90-ом году жизни, тихо и мирно предстал пред Господом.
Редакция
198
гим было очень трудно устроиться и получить какую-либо работу. Семейным было как-то легче устроиться и приспособиться к обстановке, а наличие детей морально обязывало благотворительные организации прийти к ним на помощь.
Но в худшем и даже трагическом положении оказались одинокие беженцы, в большинстве солдаты - чины Добровольческой Армии. Не имея регулярной и постоянной работы, часто не имея своего угла, они в поисках работы, бродили по городам и селам страны и ютились, где только возможно, вплоть до кладбищенских склепов и мавзолеев, и так прозябали, редко получая случайную работу и, еще реже, какую-либо помощь от благотворительных организаций. Но еще большая трагедия была, когда такой бездомник-одиночка заболеет и свалится где-нибудь на улице. Его подберут, увезут в городскую больницу, и судьба его остается неизвестной.
На такое тяжелое положение и такую трагическую судьбу русских одиноких беженцев обратила свое внимание администрация, находившегося в городе, госпиталя Российского Общества Красного Креста. Она условилась с городскими властями и полицией, которая всегда подбирала таких больных, чтобы они впредь доставляли их только в госпиталь Красного Креста. Там за ними был надлежащий уход и, по выздоровлении, их, по возможности, устраивали и уже не оставляли без внимания в дальнейшем. Если же больной умирал, в церкви совершали отпевание и хоронили его на специально отведенном для русских участке городского кладбища. На погребение таких бедных бездомных и одиноких городская община присылала бесплатно: катафалк последнего, 4-го, разряда, простой деревянный гроб, наскоро сколоченный из неостроганных досок, и черный деревянный
199
крест, на котором санитары госпиталя делали соответствующую надпись; а вместо покрова, госпиталь давал простыню, не первого сорта, и наволоку, которую набивали соломой, и она служила покойнику подушкой.
Однажды полиция привезла в госпиталь тяжело больного в бессознании русского солдата. В ту же ночь он, не приходя в сознание, умер. Сообщили в церковь, назначили день погребения и, в назначенное время, мы, в присланном госпиталем экипаже, дежурный священник и я, поехали в госпиталь. Должен сказать, что в нашем городе было много продавцов цветов. Они, увидя катафалк, бегут и предлагают цветы родным покойника. Так было и теперь. У госпитальных ворот стоял катафалк, но не четвертого разряда, как бывало обыкновенно для таких бесплатных похорон, а, приблизительно, второго, - для платных и более дорогих похорон. И здесь же оказался продавец цветов, мальчик цыганенок, который начал предлагать нам цветы. Я ему сказал: «напрасно ты беспокоишься, здесь нет никого родных и никто у тебя не купит цветов для этого покойника».
Зная всех мортусов (мортус - служащий погребального бюро), я спросил: «Что это значит? Ведь, похороны бесплатные. Почему такой шикарный катафалк?» Он мне ответил, что назначенные для таких похорон заняты и община, чтобы не опоздать к назначенному времени, распорядилась прислать один оставшийся - этот. Я не мог не обратить своего внимания на еще одно обстоятельство. Когда происходили такие похороны одиноких, без присутствия друзей и знакомых, то гроб ставился на катафалк, священник и я садились в экипаж, дежурный санитар садился рядом с кучером и держал крест, и мы по немноголюдной окраинной улице ехали на кладбище. Сей
200
час же лошади стояли в обратном направлении, т.е. к центру города. Я спросил мортуса: «Почему?» Он мне ответил, что наша окраинная улица закрыта, там проводят воду, и мы должны ехать по главной улице.
Санитары вынесли закрытый гроб с покойником - простой, деревянный, белый - и поставили в этот, так сказать, шикарный катафалк. И мы по главной и многолюдной улице поехали на кладбище.
Подъезжая к кладбищу, я заметил необычайное оживление: масса публики, по виду состоятельной, много автомобилей и экипажей. Перед церковью стоит прекрасный, с зеркальными окнами, первейшего разряда, запряженный шестеркой цугом, катафалк.
Мы в нерешительности остановились у ворот кладбища, не зная, как нам быть и что делать. Церковь занята каким-то важным погребением. В это время проходящий кладбищенский священник сказал нам, что есть и место в церкви и время: эти похороны будут позже, так как ждут представителя правительства.
Мы подъехали к церкви, и мортус с санитаром внесли в церковь этот более, чем скромный гроб. Когда его открыли для отпевания, я увидал, что простыня, служащая покрывалом, была коротка и не закрывала ног покойника; из порванных носков выглядывали пальцы. В храме стоял на высоком пьедестале, весь увитый цветами и обложенный массой венков, прекрасный, блестящий серебром, металлический гроб до половины покрытый белым шелковым покрывалом с серебряными кистями и позументами. Какой одинокий, какой печальный вид имел, в сравнении с ним, скромный, деревянный, некрашенный гроб нашего покойника! Предстояло погребение, о чем мы узнали потом, матери министра председа
201
теля. Ждали представителей двора.Купив свечи, мы начали отпевание. Только один
дежурный санитар стоял у гроба.И вот, я вижу, в церковь входит дама в трауре с
большим букетом прекрасных белых роз. Взглянув, в нерешительности остановилась она перед гробом нашего покойника, подошла ближе, посмотрела, быстро перекрестилась, взяла большую половину от своего букета и положила на гроб нашего покойника. Затем прошла вперед и положила оставшиеся цветы у гроба покойницы. За ней другая сделала то же самое. И я вижу, что все входящие с цветами дамы, проходя, обязательно оставляют часть своих цветов, которые они несли покойнице, нашему покойнику. Гроб его был буквально весь усыпан цветами. Покойник был весь ими закрыт, и оставалось не закрытым только его лицо.
Многие покупали свечи и ставили их у гроба покойника. И все входящие, прибывавшие на погребение покойницы, не проходили вперед, а оставались у гроба нашего покойника. Повернувшись в сторону, я увидал, что рядом со мной стоит принцесса Е. По окончании отпевания я увидал, что за священником стоит принц К. Представитель двора, прибывший на погребение важной покойницы, тоже не прошел вперед, а остался у гроба нашего покойника. Когда гроб, усыпанный цветами, выносили из храма, до дверей за гробом прошел принц К., и вся публика только после выноса гроба прошла вперед к покойнице.
Перед погребением я вынул цветы из гроба и потом положил их на могилу неизвестного солдата. Его свежая могила была ими вся усыпана, вся закрыта. . .
И вспомнил я тут, как я сказал мальчику-цы- ганенку, предлагавшему цветы, что нет никого, кто
202
бы купил цветы и положил на могилу неизвестного солдата. . .
Кто был он? Откуда? Как его имя? Все это осталось неизвестным. Никаких документов при нем не было. Опрашивали, справлялись, допытывались, - ничего не узнали. Единственным удостоверением его личности были, в боковом кармане его полуист- репанного английского френча, - два солдатских Георгиевских креста. Ему их положили в гроб.
Так и отпевали его: «Имя же его, Ты, Господи, веси».
203
A.H.
ЗНАМЕНАТЕЛЬНАЯ ПАНИХИДА
В этом году исполнилось сорок лет с того дня, как русские патриоты, искавшие путей для освобождения нашей родины от безбожного коммунизма, были преданы мучительной смерти.
В жестоком немецком плену не только военнопленные, но и т.н. гражданские пленные, т.е. русское население вывезенное на работы в Германию, вымирали от голода. И в это время нашелся человек, который, в этих неописуемых условиях, сумел поднять знамя русского освободительного движения. Знамя не ПРОТИВ России, как пытается это изобразить коммунистическая власть, а ЗА свободу России - как от интернационального коммунизма, так и от немецкого порабощения. Этим человеком был генерал-лейтенант отбивший немецкое наступление уже на подступах к Москве - Андрей Андреевич Власов.
Его, как и ближайших его сотрудников, приговорили к смертной казни, как, якобы, изменников родины, и в подвалах КГБ повесили под ребро на железный крюк, чтобы смерть была особенно долгой и мучительной.
Это было сорок лет тому назад. А.А. Власов и его соратники принесли себя в жертву во имя спасения миллионов соотечественников и во имя лучшего будущего своей Родины. Они шли на это сознательно, с верой, как истинные христиане. Мы твердо верим, что жертвы эти не были напрасны, ибо они выражали чаяния большинства нашего народа.
204
П од Н ью -Й орком за последние десятилетия о б разовалось больш ое русское кладбище и женский монасты рь - Н ово-Д ивеево. На этом кладбищ е стоит памятник генералу А .А . Власову и всем борцам погибш им за свободу России. У этого памятника, 3-го августа с.г . епископом Иларионом и рядом свящ енников бы ла отслуж ена панихида, на которую , ввиду знаменательной годовщины, собралось особенно больш ое количество молящихся.
Д а б у д ет память о бор ц ах , павш их за св о б о д у и б л а г о д ен ст в и е Р осси и , вечной в наш ем русском н ар од е .
205
СОДЕРЖАНИЕ
Патриарх Тихон - Поучение на праздникРождества Христова ...............................................6
B . Н. Тростников - Письма о болезни иисцелении ............................................................ 10
C. И. Беликова - Русская изба ..................................35(Словарь) ............................................................65
Прот. Виктор Потапов - Деятели русскогодуховного возрождения прошлого .....................81
Герман Ермолаев - Прошлое и настоящее в«Старике» Юрия Трифонова ..............................93
Оксана Антич - « . . .Бога нету. Научный факт»- а все к Нему обращаются ............................ 118
Гр.М .Н . Толстая - Воспоминания .................... 124А. С. Бехтеев - Воспоминания земского
начальника ........................................................ 144Д.В. Ш ульгин- Колючки ....................................... 153
К 1000-ЛЕТИЮ КРЕЩЕНИЯ РУСИ А. А. Никольский - Начало храмостроительства
на Руси ............................................................... 173
ГОВОРЯТ СВИДЕТЕЛИА. Огородников - Письмо матери ........................ 187Владимир Павленко - Неизвестный солдат ....... 198
ХРОНИКАА.Н. - Знаменательная панихида .......................... 204
РУССКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕНезависимый русский православный
национальный журналПодписка:
На 1 годВоздушной почтой Отдельный номер
США и Канада 24 ам. долл. 39 ам. долл.
7 ам. долл.
Франция Германия ISO фр. 50 н.м.
45 фр. 15 н.м.
Желающих содействовать бесплатной передаче журнала в Советский Союз просим увеличить подписнуюплату. насколько кто может.Просьба чеки выписывать на:
Russkoe Vozrozhdenie - St. Seraphim Foundation, Inc.
Подписную плату следует посылать:Russkoe Vozrozhdenie - St. Seraphim Foundation, Inc.
322 West 108 St.New York, N.Y. 10025
В Европе, Канаде и Австралии — нашим представителям.
Ж елаю подписаться на "Русское Возрождение" ня 198... г.
Фамилия:.........................................................................................Имя и отчество:..........................................................................Адрес: ...........................................................................................
С пересылкой обыкновенной почтой воздушной почтой
добавляю поддержку
Подпись: ....................................................
Дата: ............................................................
RUSSIAN RENASCENCEPrinted in U.S.A. New York, N.Y.
П Р Е Д С Т А В И Т Е Л И « Р У С С К О Г О В О З Р О Ж Д Е Н И Я » А В С Т Р А Л И Я :С и д н е й - Mr. N .M Sereb riak ov . P .О . Box А 3 /0 . Syd ney South. 2000
N S W . A ustralia .М е л ь б у р н - Mr. A . Sou prou n ovich . 7 R endell C rt.. O akleieh 31 6 6 .
V ic to r ia . A ustralia .А д е л а и д а - M iss G .N . L ob atchevsky. 58 Elizabeth S t .. C roydon.
S ou th A ustralia 5 0 0 8 .Г Е Р М А Н И Я и А В С Т Р И Я :H err V .A . K u tsch e . D ie se l Sfr. 19. M ünchen 5 0 . G erm any.К А Н А Д А :Т о р о н т о - M rs. N . Ivanchenko. 4 Indian V alley C rescet. Toronto.
O n t .. C anada M 6R IY 6.М о н р е а л ь - M iss S o fia A praxine. 53 1 6 D uquette. M ontreal. Q uebec
H 4A IJ4 C anada.С О Е Д И Н Е Н Н Ы Е Ш Т А Т Ы А М Е Р И К И :Н ь ю -Й о р к - 1000th A nniversary C om m ittee. 322 W . 108th Street.
N e u Y ork. N .Y . 10025.Mr. A .O . R odzianko. 272 Germonds Road. W est N yack. N .Y . 10994.
В а ш и н г т о н - M rs. G . T unik -R osn ianskv. 4 9 2 0 W eaver Terrace N .W . W ash in g ton . D C. 20 0 1 6 .
М а с с а ч у с е т с - Mrs E. V orobey. 16 Custer Street. Jamaica Plain. M A . 0 2 1 3 0 .
К а л и ф о р н и я - M r. M irosh n ich en k o . P .O . B ox 6 0 5 0 1 . S u n n yva lley , C A . 9 4 0 8 8
Ф Р А Н Ц И Я :
П а р и ж — M m e M arina Déruguine.
17. m e de Boulainvilliers. 75016 Paris. France