Светлана Титаренко

«Фауст

нашего века»:

МИФОПОЭТИКАВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА

Санкт-Петербург: ИД «Петрополис», 2012

Титаренко С. Д. «Фауст нашего века»: Мифопоэтика Вячеслава Иванова / С. Д. Титаренко: монография. СПб.: ИД «Петрополис», 2012. — 654 с., илл. 8 с.

ISBN 978-5-9676-0486-7

В предлагаемой книге впервые предпринят обобщающий подход к рассмотре-нию более чем шестидесятилетнего периода творчества поэта, прозаика и мыс-лителя Серебряного века Вячеслава Ивановича Иванова (1866–1949) в аспекте мифопоэтики как уникальной индивидуально-авторской стратегии. В центре внима-ния — философия символа и мифа в искусстве и жизни поэта. Анализируются ос-новные мифотворческие принципы, такие, как архетипность образов, мотивов и сю-жетов, музыкальный и числовой символизм, циклообразование, интермедиальность, жанрово-родовой синтез. Особое внимание уделяется онтологическим основаниям мифопоэтики и проблемам рецепции Вяч. Ивановым философско-символических систем Платона, Августина, Шеллинга, Ницше, В. С. Соловьева, идей мистического христианства и гностико-герметической эзотерической традиции. Метафизические и художественные искания теоретика русского символизма исследуются в контексте культуры эпохи, выявляя пересечения и соприкосновения его мифопоэтики с пси-хоанализом К. Г. Юнга, философскими построениями П. А. Флоренского, В. Ф. Эрна, С. Л. Франка, музыкальным и теоретическим наследием А. Н. Скрябина.

Для литературоведов, философов, культурологов, а также широкого круга чи-тателей, интересующихся проблемами развития литературы Серебряного века, философией и поэтикой мифа.

Издание подготовлено в рамках темы «Европейские основы и русский вклад в моделях возрождения культуры (Творческое наследие Вячеслава Иванова и

авторов его круга в материалах Римского архива)» Федеральной целевой программы «Научные и научно‑педагогические кадры

инновационной России» на 2009–2013 годы.

При оформлении были использованы: изображение Диониса с античной краснофигурной амфоры

(ок. 500–490 гг. до н.э. Мюнхен, Государственное античное собрание) (обложка); образ башни с издательской марки на сборнике Вяч. Иванова «По звездам» (1909) художника М. Добужинского (обложка);

фотография Вячеслава Иванова (фрагмент) (1940‑е гг.) (фронтиспис).

УДК 81ББК 83.3Т 45

© Титаренко С. Д., 2012© ИД «Петрополис», 2012

Редакционная коллегия:д. ф. н., проф. Б. В. Аверин (СПбГУ), д. ф. н., проф. Н. Ю. Грякалова (ИРЛИ РАН), д. ф. н., проф. К. Г. Исупов (РГПУ им. А. И. Герцена), д. ф. н., член-корреспондент РАН А. Л. Топорков (ИМЛИ РАН), проф. А. Б. Шишкин (Исследовательский

Центр Вяч. Иванова, Рим, Италия).

…И все же я готов веровать в Мнемосину, в непрехо-дящие посвящения, в Тезаурус. И более, чем когда либо, я исполнен глубокой благодарности за встречу с Вашими писаниями. Для меня это надежда, утешение, опора. Сре-ди всего слишком преходящего Ваши книги напоминают мне о вечной Славе, даже если и является нам она как эс-хатологическое видение.

Из письма Э. Р. Курциуса Вяч. Иванову(Бонн, 24 июля 1933 года)

5Предисловие

ПРЕДИСЛОВИЕ

Серебряный век русской литературы представлен блистатель-ной плеядой талантов, но даже на их фоне Вячеслав Иванович Ивáнов (1866–1949)  — теоретик русского символизма, поэт-мыслитель, прозаик, драматург, литературный критик, перевод-

чик, ученый-эллинист видится исключительно важной фигурой, учителем, «мистагогом», свободным и смелым экспериментатором, во многом опреде-лившим образ и дух современной ему культуры. «Как мыслитель и как лич-ность,  — писал М. М. Бахтин,  — Вяч. Иванов имел колоссальное значение. Теория символизма сложилась так или иначе под его влиянием. Все его со-временники — только поэты, он же был и учителем. Если бы его не было как мыслителя, то, вероятно, русский символизм пошел бы по другому пути»1. Cимволизм Вячеслав Иванов понимал как проект искусства будущего, ис-токи которого он находил в культурах древности и в христианстве, полагая возможным прорыв к глубочайшим метафизическим и художественным от-кровениям посредством небывалого синтеза духовных и эстетических тра-диций в пространстве творчества современной культуры.

Образ Вячеслава Иванова как поэта-ученого, писателя-философа, чело-века необычайной эрудиции и дарований вызывал у современников восхи-щение и удивление. Поражал универсализм его мировоззрения, способность ярко, артистично и талантливо жить, вдыхая воздух множества духовных и поэтических традиций, воплощая их сокровенный смысл в образном строе создаваемых поэтом и мыслителем текстов. Храм мировой культуры был родным и обжитым местом для поэта, источником творчества и прозрения, питавшим интуицию возможности беспредпосылочного познания истины на путях мифотворчества.

Андрей Белый назвал Вячеслава Иванова «Фаустом нашего века», чем определил его архетипическое значение для своего поколения и для чи-тателей XX  века. И это не случайно. Загадочный образ Фауста  — культур-философский символ европейской духовной традиции. Он притягателен и исключительно значим, воплощая, по словам О. Шпенглера, тип человека европейского культурного мышления, подверженного искушениям и соблаз-нам познания. Фауст символизирует европейскую культуру, находящуюся в состоянии непрерывного поиска разгадки тайн бытия. Пространством дей-ствия Фауста является весь мир. Его внутреннее состояние характеризуется

1 Бахтин М. М. Записи лекций по истории русской литературы. Вячеслав Иванов // Бахтин М. М. Собр. соч. / Ред. С. Г. Бочаров, Л. С. Мелихова. М., 2000. Т. 2. С. 318.

6 Предисловие

непреодолимой тягой к бесконечному, к свободе и исканиям, к вере в воз-можность пересоздания жизни по законам искусства.

Мифологема Фауста, проецируемая на личность и творчество Вячесла-ва Иванова, указывает на особую значимость и притягательность исканий философа и поэта для поколения мыслителей, писателей и поэтов русского Серебряного века, усматривающих на горизонтах познания образ человека будущего. Таким человеком виделся Иванов, вдохновляемый творческой и созидательной энергией мифа. По свидетельству М. Альтмана, он говорил о себе: «Я, быть может, как никто из моих современников, живу в мифе — вот в чем моя сила. Вот чем я человек нового начинающегося периода. Ибо, если по Конту, мир в своем развитии проходит через фазы: мифологическую, теологи-ческую и научную, то ныне наступают сроки новой мифологической эпохи. И я являюсь, быть может, одним из самых первых вестников этой грядущей эпо-хи. И тогда, когда она настанет, меня впервые должным образом оценят…»2

Великие идеи гуманистов-мыслителей и писателей, по мысли Ф. Ф. Зелинского, разделяют участь великих научных открытий — долж-но прийти время осмысления их «магнетической силы», которая «при-тягивала к ним сердца»3. Это обеспечивает преемственность в развитии великих идей. Вячеслав Иванов, как и Ф. Ф. Зелинский, считал, что ми-фология — не свод застывших образов и сюжетов, но «каменный храм», «храм незримый, нерукотворный», отражающий «живые свидетельства своего нравственного и умственного прогресса», живую душу многих по-колений, в которую облекалась идея, отражающая органическое измене-ние миросозерцания 4.

***

Начало XX века — период стремительного вхождения Вячеслава Иванова в литературу символизма. Удивительная эрудиция, глубина мышления и мно-гогранный интерес к мировой литературе, философии, религиям древности и христианству определили особую позицию его как поэта, мыслителя и учено-го и привлекли к нему внимание современников. Выходившие один за другим сборники стихов: «Кормчие Звезды» (1903), «Прозрачность» (1904), «Эрос» (1907), «Cor Аrdens» (1911–1912), «Нежная Тайна. ЛЕПТА» (1912)  — выра-жали самобытность его лирики. Книги эссе и статей Иванова: «По звездам» (1909), «Борозды и межи» (1916), «Родное и вселенское» (1918), многочислен-ные публикации стихов, прозы, переводов, рецензий на страницах ведущих журналов начала XX века, таких, как «Новый путь», «Весы», «Вопросы жиз-

2 Альтман М. С. Разговоры с Вячеславом Ивановым / Сост. и подгот. текстов В. А. Дымшица, К. Ю. Лаппо-Данилевского; ст. и коммент. К. Ю. Лаппо-Данилевского. СПб., 1995. С. 61–62.

3 Зелинский Ф. Ф. Идея нравственного оправдания, ее происхождение и развитие // Зелинский Ф. Ф. Из жизни идей. 3-е изд. Пг., 1916. Т. 1. С. 1.

4 Там же. С. 5.

7Предисловие

ни», «Золотое руно», «Аполлон»,  — свидетельствовали о многогранности и яркости дарования поэта и мыслителя.

Уже в середине 1900-х–1910-е годы он стал общепризнанным теоретиком религиозно-мистического направления в русском символизме, создателем ли-тературно-художественного салона, известного как «Башня» Вячеслава Ивано-ва (1905–1912)5. Знаменитые философские «среды», «общество друзей Гафиза», идеи мистического анархизма и реалистического символизма — эти и другие проекты привлекли к нему неослабеваемый интерес участников символист-ского движения и прежде всего Д. С. Мережковского, З. Н. Гиппиус, В. Я. Брю-сова, А. А. Блока, Андрея Белого, М. А. Волошина, К. Д. Бальмонта, Эллиса, Э. К. Метнера, представителей религиозной философии (П. А. Флоренского, В. Ф. Эрна, Н. А. Бердяева, Ф. А. Степуна, С. Л. Франка, С. Н. Булгакова, Л. Ше-стова), деятелей искусства (Вс. Э. Мейерхольда, К. А. Сомова, С. К. Маковского, А. Н. Скрябина) и многих других.

Дар Иванова-творца и мыслителя вызывал неоднозначные оценки со стороны критиков и читателей, удивляя соединением теологического и философского, художественного и научного начал, сложностью его «иера-тического», архаизированного символического языка, инспирировавшего «конфликт интерпретаций» и ситуацию непонимания многомерной и по-лифонической ткани произведений автора. Показательна противоречивая оценка его творчества современниками, например, Львом Шестовым, Ан-дреем Белым, Николаем Бердяевым.

В своей работе «Вячеслав Великолепный (К характеристике русского упад-ничества)» Лев Шестов писал, что Иванов — «один из самых умных и блестя-щих современных писателей», отмечая, что если бы Иванов жил в Римской им-перии в первые века нашей эры, то «никто бы с ним не спорил и благодарное потомство сохранило бы о нем память как о Venceslavo Magnifico, о Вячеславе Великолепном»6. При этом Шестов назвал его стихи «фантастическим бредом», замечая: «Я с наслаждением слушаю его великолепный бред… Ведь в бредах, и только в бредах, можно найти “онтологические” прозрения»7.

5 О «Башне» Вячеслава Иванова существует обширная литература. Назовем лишь не-которые из источников и исследований, посвященных этой теме: Белый А. Начало века. М., 1990; Бердяев Н. «Ивановские среды» // Иванова Л. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992. C. 319–322; Добужинский М. В. Вячеслав Иванов и Башня //Добужинский М. В. Вос-поминания. М., 1987. С. 271–275; Волошина‑Сабашникова М. В. Зеленая змея. История одной жизни / Пер. с нем. М., 1993; Троцкий С. В. Воспоминания / Публ. А. В. Лаврова // Новое литературное обозрение. 1994. № 10. С. 41–87; Пяст Вл. Встречи. М., 1997 и др. Среди современных исследований см.: Богомолов Н. А. 1) Русская литература начала ХХ века и оккультизм. М., 2000; 2) Вячеслав Иванов в 1903–1907: Документальные хроники. М., 2009; Обатнин Г. Иванов-мистик (Оккультные мотивы в поэзии и прозе Вячеслава Иванова (1907–1919)). М., 2000; Шишкин А. Б. 1) Симпосион на петербургской башне в 1905–1906 гг. // Русские пиры. Альманах «Канун». СПб., 1998. Вып. 3. С. 273–352; 2) Исто-рия «Башни». Рим, 1997; Башня Вячеслава Иванова и культура Серебряного века. СПб., 2006.

6 Шестов Л. Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 1. С. 255, 276.7 Там же. С. 276.

8 Предисловие

Сложность лирики Иванова — «поэта-филолога-мистика-полиглота-рит-миста», как назвал его Андрей Белый в своей статье, опубликованной в вен-геровском издании «Русская литература XX века», где он подытожил путь поэта, заключается в том, что она глубоко связана с мистическими религиоз-но-философскими традициями и мифопоэтическими стратегиями. Андрей Белый видел в Вячеславе Иванове «поэта словарей», виртуозно соединяю-щего «мысли Ницше с учением Августина»8. Понять творчество Иванова, как писал Белый, сложно, так как оно «мифично» и образует сложнейшую систему смыслов, а символ, «взрывающий воспоминания в нас о событии космической жизни», содержит «зерно мифа», поэтому, читая его стихи, «изживаем мы истину мифов античности» через «новый творческий миф»9.

Андрей Белый дал одно из самых точных определений мифопоэтической природы художественного мира Вячеслава Иванова, архитектоника которо-го уподобляется пирамиде, опирающейся своим основанием на всю миро-вую культуру. Многогранность творчества Иванова, по его мнению, заклю-чается в соединении в едином образе некоего всеведущего Гермеса-Протея и Фауста вечного стремления. «С Вячеславом Ивановым,  — писал Андрей Белый, — “Фаустом” нашего века, у граней культуры “сократиков” мы, в преддверии новой культуры, стоим, уличаемы Вагнером, спрятанным в нас, и убоги, и наги…»10

Не случайно П. А. Флоренский использовал понятие «восхищенность» в посвященной Вячеславу Иванову статье «Не восхищение непщева (К суж-дению о мистике)» (1912), считая, что «восхищенная душа» унесена в мир иной, зачаровавший ее. Это мир духовных странствий и испытаний позна-нием. Именно эта «восхищенность» привлекала к Иванову его современ-ников — поэтов-символистов, друзей и единомышленников, как в случае с П. А. Флоренским или В. Ф. Эрном.

Памэла Дэвидсон, анализируя критические отзывы на книги лирики Вя-чеслава Иванова, вышедшие в 1903–1907 годы, пишет, что публика была не-достаточно подготовлена к восприятию его «лирики мыслей», «эрудитских аллюзий» и архаизированного языка. Как пишет исследовательница, рецен-зенты «не соотносили сложности его поэзии с идеей мистического посвяще-ния и не замечали, что частое обращение к классической мифологии связано с задачей желанного возрождения античности»11.

Дэвидсон выделяет несколько периодов восприятия его поэзии и про-зы. Это, во-первых, 1903–1907 годы, когда Иванов только входил в сложив-шуюся литературную традицию 12. Во-вторых, 1908–1917 годы, в которые

8 См. переиздание: Белый А. Вячеслав Иванов // Русская литература XX века: 1890–1910 / Под ред. проф. С. А. Венгерова. М., 2004. С. 472–473.

9 Там же. С. 473.10 Там же. С. 484.11 Дэвидсон П. Вячеслав Иванов в русской и западной критической мысли (1903–1995)

// Studia slavica Academiae scientiarum hungaricae. Budapest, 1996. T. 41. С. 112.12 Мы не можем согласиться с мнением Р. Берда, считающего, что рождение Вячес-

лава Иванова как поэта и мыслителя продолжалось с 1903 по 1908 год вместе с форми-

9Предисловие

он воспринимался преимущественно как идеолог символизма; в-третьих, 1917–1924 годы — время между революцией и отъездом в Италию, когда в интеллектуальной среде вновь возникает интерес к его идеям, подкреплен-ный «Перепиской из двух углов» (Петербург, 1921; Берлин, 1922), написан-ной совместно с М. О. Гершензоном 13.

Интерес к его творчеству сохранялся и в римский период его жизни, ко-торый начался в 1924 году и знаменовался в 1926 году присоединением к ка-толичеству без отречения от православия.

О европейском признании свидетельствуют переписки поэта с деятелями русской эмиграции и представителями европейских интеллектуальных кру-гов, а также обширная мемуарная литература. В этот период им были напи-саны такие шедевры его лирики, как «Римские сонеты»14, «Римский дневник 1944 года» и другие, вошедшие в итоговую книгу «Свет вечерний»15, создана незавершенная «Повесть о Светомире царевиче» (1928–1949), подготовле-на к изданию книга «Достоевский. Трагедия – миф – мистика» (1932), опу-бликованная в Тюбингене, написаны многочисленные статьи и эссе для ве-дущих европейских интеллектуальных журналов, например, швейцарской «Короны» («Corona») и немецкого католического «Хохланда» («Ноchland»). Здесь были опубликованы статьи и философские эссе Вячеслава Иванова, написанные на немецком языке, — «Историософия Вергилия», «Гуманизм и религия», «Anima». Важным событием для поэта стала публикация написан-ной еще в России философской поэмы-мелопеи «Человек» (1915–1919)16.

Позднее творчество Вячеслава Иванова оценивалось его современника-ми — поэтами, писателями и мыслителями русского зарубежья — как при-надлежащее не только к периоду символизма, но и к будущему времени. Как писал Ф. А. Степун, позиция, которую занимал Иванов в последние десяти-летия своей жизни, свидетельствует, что его путь есть «редкое в наше время

рованием его личности (Берд Р. Тление и воскресение: историософия Вячеслава Ивано-ва // Studia slavica Academiae scientiarum Hungaricae. T. 41. С. 32), так как целый ряд его стихотворений из сборника «Кормчие Звезды» и из книги «Прозрачность» был создан уже в конце 1880-х–1890-е годы. 1903–1907 годы  — это именно период вхождения по-эта в литературную традицию, как утверждает П. Дэвидсон, в это время Иванов был уже сложившимся поэтом-мыслителем и сразу занял учительную позицию, о чем свидетель-ствует история его книги «Эллинская религия страдающего бога» и история «Башни» на Таврической, 25 в Санкт-Петербурге.

13 Дэвидсон П. Вячеслав Иванов в русской и западной критической мысли (1903–1995). С. 111–119.

14 «Римские сонеты», а также их переводы недавно вышли отдельным изданием. См.: Иванов Вяч. Ave Roma. Римские сонеты: на рус., англ., итал. яз. / Сост. и автор ст. А. Б. Шишкин. СПб., 2011.

15 Иванов Вяч. Свет вечерний: Poems by Vyacheslav Ivanov / With an Introduction by Sir M. Bowra and Commentary by O. Deschartes; Ed. by D. Ivanov. Oxford: At the Clarendon Press, 1962.

16 Иванов Вяч. Человек / Обложка и портрет Вячеслава Иванова работы Сергея Ива-нова. Париж: Дом книги, 1939. См. также современное издание: Иванов Вяч. Человек: [по-эма]. Репр. изд. / Приложение. Статьи и материалы. М., 2006.

Предисловие

10

явление непрерывного восхождения и совершенствования», поэтому, «бу-дучи христианским философом, он как поэт потому так абсолютно просто, легко и естественно живет в мире античности, что непосредственно ощуща-ет этот мир как бы вторым, ему лично особенно близким Ветхим Заветом христианства»17.

Подобное «сотворчество веков и поколений внутри всечеловеческого един-ства», как считал С. С. Аверинцев, — «это не простой просчет (и не беспредмет-ная игра в интертекстуальное перепутывание всего со всем, столь популярная ныне!), а выражение серьезной убежденности, определившей все мировоззре-ние Вяч. Иванова»18. Вместе с тем Аверинцев высказал мысль о том, что, с од-ной стороны, его мировоззрение, как и идеи многих символистов, веку «ны-нешнему» чужды, с другой стороны, они оказываются чрезвычайно актуальны в связи с современными спорами «подчас даже на уровне mass-media». Поэтому «воскрешение» былого видится сегодняшними глазами как «возвращение» от-цов 19.

***

Нельзя сказать, что Вячеслав Иванов  — «самый непрочитанный поэт», говоря словами А. А. Ахматовой, так как на протяжении всего XX века его сочинения вызывали интерес в русской и зарубежной науке. Недавно издан-ные библиографические указатели  — показатель роста интереса исследо-вателей к его творчеству 20. В России и за рубежом выходили тематические научные сборники, монографические исследования, регулярно проводились Международные конференции. Достаточно назвать лишь некоторые из них, состоявшиеся в Нью-Хэвене (1981), Риме (1983, 2001), Павии (1986), Гейдель-берге (1989), Женеве (1992), Будапеште (1995), Вене (1998), в Москве (2000, 2006), в Санкт-Петербурге (2002). При содействии учредителей  — ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН и Исследовательского Центра Вячеслава Иванова в Риме — с 2008 года в Санкт-Петербурге проводятся февральские научно-артистические вечера и конференции, приуроченные ко дню рождения поэ-та — 16 февраля. На одной из последних конференций в докладе Д. Н. Миц-кевича была сформулирована проблема настоятельной необходимости

17 Степун Ф. А. Встречи. Мюнхен, 1962. С. 155.18 Аверинцев С. С. Единство общечеловеческого культурного предания как тема по-

эзии и мысли Вяч. Иванова // Вячеслав Иванов — Петербург — мировая культура: Мате-риалы межд. научн. конф. 9–11 сентября 2002 г. Томск; М., 2003. С. 5–6.

19 Аверинцев С. С. Вячеслав Иванов  — сегодняшними глазами // Вячеслав Иванов и его время: Материалы VII Междунар. симп., Вена 1998 / Под ред. С. С. Аверинцева, Р. Ци-глер. Frankfurt a. M.: Lang, 2002. С. 14.

20 См.: Русская литература конца XIX – начала XX века: Библиографический указа-тель / Отв. ред. Е. В. Глухова. М.: ИМЛИ РАН, 2010. Т. I (А–М); Дэвидсон П. Библиогра-фия прижизненных публикаций произведений Вячеслава Иванова: 1898–1949 / Под ред. К. Ю. Лаппо-Данилевского. СПб., 2012. Из последних изданий см. также: Вячеслав Ива-нов. Несобранное и неизданное // Символ. Париж; М., 2008. № 53–54.

11Предисловие

систематизации идей Вячеслава Иванова с целью объяснения пробелов и связанности всех его текстов: мифопоэзии, философии искусства и религи-озно-мистических работ 21.

Но интерес к Вячеславу Иванову в настоящее время скорее следствие чисто исследовательского энтузиазма, а не читательского дара. О том, что «Муза чте-ния» Иванова «не дается» даже филологам и что «над его текстами состарилось последнее поколение XX века», писал К. Г. Исупов 22. И это определяется тем, по его мнению, что «Вяч. Иванов воспитывал своего читателя — персонального конфидента и духовного сотрапезника»23.

Круг чтения Иванова, опубликованный Н. А. Богомоловым, и список книг из его библиотеки, составленный Г. В. Обатниным, свидетельствуют о феноменальной эрудиции поэта-мыслителя 24. Фигура автора и порождае-мые им тексты определяют круг читателей.

Вячеслав Иванов всегда воспринимался и понимался как писатель и мыс-литель для немногих. А. Ф. Лосев считал его «закрытым поэтом», С. С. Аве-ринцев говорил о «запредельности» его интуиций, а М. М. Бахтин писал о «большой затрудненности» образной системы и языка поэта. Массовым чи-тателем XX века он «не прочитан», как по причине сложности и герметично-сти его поэзии, так и в связи с запретом на упоминание имени поэта и мыс-лителя в Советской России. Нет больших оснований надеяться на всплеск интереса к творчеству Иванова со стороны современного массового читате-ля, однако это ни в коей мере не умаляет значение наследия поэта и филосо-фа для поиска путей осмысления современной культуры.

Издательская судьба наследия Вяч. Иванова дожидается своего звездно-го часа. В России до сих пор нет Академического или хотя бы Малого собра-ния его сочинений и научного комментария к ним. Всеохватывающий ана-лиз поэзии в различных аспектах поэтики — задача будущего. Он возможен на основе современного научного комментария. Пока мы имеем неполное Брюссельское издание сочинений поэта в четырех томах, которое включа-ет комментарий О. А. Шор и примечания самого поэта 25, двухтомное собра-ние лирики и драматургии Иванова, составленное Р. Е. Помирчим и издан-

21 Мицкевич Д. Н. Проблема систематизации идей Вячеслава Иванова // Образы Ита-лии в России — Петербурге — Пушкинском Доме: Материалы Междунар. науч. конф. 16–19 февраля 2012 года. СПб., 2013 (в печати).

22 Исупов К. Г. Муза чтения, или для какого читателя писал Вячеслав Иванов (Вместо послесловия) // Иванов Вяч. ANIMA / Пер. с нем. С. Л. Франка; подг. текста, предисл., примеч., коммент. и исслед. С. Д. Титаренко. СПб., 2009. С. 131.

23 Там же. С. 122.24 Богомолов Н. А. К изучению круга чтения Вячеслава Иванова // Вячеслав Иванов:

Исследования и материалы / Под ред. К. Ю. Лаппо-Данилевского и А. Б. Шишкина. СПб., 2010. Вып. 1. С. 448–461; Обатнин Г. В. Материалы к описанию библиотеки Вяч. Иванова // Вячеслав Иванов: между Св. Писанием и поэзией: VIII междунар. конф. (28 окт. – 1 нояб. 2001, Рим) / A cura di A. Shishkin. Salerno, 2002 (Europa Оrientalis. XXI:2). С. 261–343.

25 Иванов Вяч. Собр. соч. / Под ред. Д. В. Иванова и О. Дешарт; введ. и примеч. О. Де-шарт. Брюссель: Foyer Oriental Chrétien, 1971–1987. Т. I–IV. Изд. не окончено.

Предисловие

12

ное в Большой серии Библиотеки поэта 26, и некоторые другие. Вышедшее в Малой серии Библиотеки поэта собрание избранных стихотворений Вяче-слава Иванова, подготовленное Р. Е. Помирчим со вступительной статьей С. С. Аверинцева, стало большой редкостью 27.

***

Мифотворческие художественные искания Вячеслава Иванова формиро-вались в тесной связи с историософскими, философскими, эстетическими и теологическими идеями Серебряного века. На этот аспект его творческого универсализма указывали его современники и прежде всего Андрей Белый, А. А. Блок, П. А. Флоренский, С. К. Маковский, Ф. А. Степун, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк, Н. О. Лосский, Л. Шестов, а также последователи традиций из у-чения философской эстетики, античного и христианского символизма и пре-жде всего М. М. Бахтин, А. Ф. Лосев, С. С. Аверинцев и другие.

Некоторые из них, например, А. Ф. Лосев, считали себя его учениками. «У него было такое ослепительное словотворчество, но не только поэзия была у него на первом плане, а и философия, и религия, и история. Для меня это ав-торитет в смысле мировоззрения. В смысле единства искусства, бытия, кос-мологии и познания человека. Я думаю, что самое ценное и интересное у Вя-чеслава Иванова — это именно эта объединенность», — писал он 28.

О специфическом типе художественности Иванова А. Ф. Лосев говорил: «Иванов  — закрытый поэт», «здесь идеальное видимо чувственно, а чув-ственное значимо сверхчувственно». Круг его переживаний, согласно мысли ученого, строится по принципу — «родное и вселенское»29. Эта характери-стика поэзии Иванова свидетельствует об ее особой философской природе, связанной с мифотворческим методом, позволившим осуществить гранди-озный синтез традиций античности, Средневековья, Ренессанса и Нового времени, воспринятых сквозь призму мистической христианской рефлексии в целях создания теургического искусства.

А. Ф. Лосев считал, что Иванов как поэт и мыслитель повлиял на его подход к изучению античности, что он понимает, вслед за Ивановым, сим-волизм как высший реализм 30. Его оценка личности и творчества Вячесла-ва Иванова многомерна и глубока. Особенно выразительно признание, сде-ланное в одной из бесед с В. Ерофеевым, где А. Ф. Лосев говорил: «Своим

26 Иванов Вяч. Стихотворения; Поэмы; Трагедия: В 2–х кн. / Сост., подгот. текста и при-меч. Р. Е. Помирчего; Вступ. статья А. Е. Барзаха. СПб., 1995. (Новая б-ка поэта). Кн. 1–2.

27 Иванов Вяч. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. С. С. Аверинцева; Сост., подгот. текста и примеч. Р. Е. Помирчего. Л., 1976 (2-е изд.: 1978).

28 А. Ф. Лосев о Вяч. Иванове / Сост. и предисл. Е. А. Тахо-Годи // Вячеслав Иванов: Архивные материалы и исследования. М., 1999. С. 142.

29 «Ведет тропа святая». Из последних бесед с А. Ф. Лосевым / Публ. Ю. Роговцева // Поэзия: Альманах. М., 1989. Вып. 53. С. 170.

30 Лосев А.Ф. В поисках смысла (Разговор А. Ф. Лосева с Виктором Ерофеевым) // Во-просы литературы. 1985. № 10. С. 212–214, 225.

13Предисловие

учителем считаю Вяч. Иванова… Вяч. Иванов читал мою дипломную работу “Мировоззрение Эсхила”, читал, сделал много замечаний. В общем, отношение его было положительное, но сделал много таких замечаний, ко-торые мне пришлось учесть… Очень внимательно отнесся… Он защитил диссертацию на латинском языке в Германии, он настоящий филолог-клас-сик. Москвичи его, конечно, не признавали. Потому что он символист, он декадент и все такое… Они не признавали, но его признавали и в Герма-нии, и в Риме, где он преподавал в университете. А Москва его не призна-вала! Ну, Иванов не всем по зубам. Это слишком большая величина, чтобы быть популярной. По-моему, он никогда популярен не будет. У него каждая строка, каждое стихотворение несли глубоко символический смысл…»31

Влияние Иванова было для А. Ф. Лосева глубоко провиденциальным, определяя образ научной и философской судьбы ученого-классика, ис-следователя античной философии и эстетики. Лосев — последователь и восприемник фаустовского начала в культуре, продолжатель философ-ской традиции, воспринятой от Вячеслава Иванова. Во вступительной статье к публикации воспоминаний А. Ф. Лосева Виктор Ерофеев гово-рит о жизни «фаустовской души» в «антифаустовское время», где «дья-вол XX века вообще терпеть не мог фаустовскую душу и целенаправлен-но шел к ее истреблению»32.

Реальность Фауста как типа европейского самосозидающегося духа всегда интересовала Вячеслава Иванова. Вторая часть гетевского «Фа-уста» должна была представлять, по словам Иванова, высказанным им в статье «Гете на рубеже двух столетий» (1912), «беспредельное, симво-лическое расширение первой» (IV, 148). Еще в юношеские годы, в 1887 году, когда поэт был студентом Берлинского университета, им был сде-лан следующий набросок: «Фауст. Русские варианты общечеловеческой легенды»33. В 1890-е годы Ивановым было задумано большое эпическое повествование — «Повесть о Светомире царевиче», не завершенное им в связи со смертью 16 июля 1949 года и ставшее по сути итоговым разви-тием темы «русского Фауста».

Жизнь и творчество поэта носили символический характер и были обра-щены в прошлое, где сакрализовано мифологизированное время, «высвет-ляющее» чаемое утопическое будущее как проект спасенного и освобожден-ного человека и человечества, некий мистический союз человеческих душ, что ярко представлено в финале философской поэмы-мелопеи «Человек». Исток фаустовского познания в жизни и творчестве Вячеслава Иванова — философия Платона и Ницше, Соловьева и Достоевского, сочинения Данте, Гете, Шиллера, Новалиса, Пушкина и Тютчева.

31 Лосев А. Ф. Страсть к диалектике. М., 1990. С. 19.32 Ерофеев Вик. Последний классический мыслитель // Там же. С. 3.33 См. в публикации М. Вахтеля «Русский Фауст» Вячеслава Иванова // Минувшее:

Исторический альманах. СПб., 1993. № 12. С. 265–266.

ú

Предисловие

14

***

Формирование личности Вячеслава Иванова в 1880–1890-е годы идет под влиянием античной традиции в русле идей немецкого идеализма и ро-мантизма. Когда поиски достигли высшего проявления в осознании себя творцом, Иванов печатает один за другим сборники стихов, где преломля-ется его опыт философа-мыслителя и историка религий. От идеи «Неведо-мого Бога», выраженной в одном из ранних стихотворений, он проходит путь почти в десятилетие  — к «Эллинской религии страдающего бога», к понятию «Диониса-Христа», показывая его воплощение в мистических ре-лигиозных исканиях европейского человека. Внутренний разлад, вызванный фаустовским сомнением, он преодолевает, как Августин, через борьбу про-тивоположностей, борьбу духа, души и тела. Это путь, которым шли, в его представлении, Николай Гоголь, Федор Достоевский, Владимир Соловьев. В  мифотворчестве древних он видел начало водораздела мысли, которая приведет к христианству. Путь Вячеслава Иванова к католичеству и присо-единение к нему «по формуле» В. С. Соловьева  — показатель истинности пути и верности идеалам единой мистической Вселенской Соборной Церкви как надконфессиональной идее, как пишет С. С. Аверинцев, «“двух легких” вселенского христианства»34.

Осваивая парадигму русского модерна, Вячеслав Иванов сохраня-ет приверженность античной и христианской религиозно-мистической традиции и намечает ее углубление. Углубление этой традиции на осно-ве веры особенно отчетливо проявилось в творчестве Иванова в рим-ский период 1924–1949 годов после перехода в католичество. Не слу-чайно С. С. Аверинцев в своей книге о Вячеславе Иванове сделал акцент на «пути поэта между мирами»35. Сам поэт в 1930-е годы отрицательно относился к попыткам реконструировать его мировоззрение на основе монтажа текстов статей, считая основополагающей именно поэзию, так как она, по его мнению, позволяет утаивать сокровенное и невыразимое. Поэтому в ответ на письмо Е. Д. Шора, приславшего ему опыт рекон-струкции его мировоззрения, он ответил, что наряду со статьями «суще-ствует и другой, и гораздо более изобильный и содержательный источ-ник для познания моих интуиций — моя поэзия»36.

В основе этой модели  — авторская космология, укорененная в филосо-фии пифагорейцев, Платона, Гераклита, Шеллинга, Шопенгауэра, В. С. Соло-вьева, Ницше. Она основана на мифопоэтических представлениях становле-ния и трансформации божественного мира как борьбы хаоса и космоса за

34 Аверинцев С. С. Вячеслав Иванович Иванов // Символ. Париж; М., 2008. № 53–54. С. 6.

35 Аверинцев С. С. «Скворешниц вольных гражданин…» Вячеслав Иванов: путь поэта между мирами. СПб., 2001.

36 Переписка Вяч. Иванова с Е. Д. Шором / Подг. текста и коммент. Д. Сегала и Н. Се-гал (Рудник) // Символ. С. 398. Оригинал по-немецки.

15Предисловие

плененного «зачарованного» Бога, или божественную гармонию, красоту (Душу Мира, гностическую Софию). «Становление — ключевое понятие мо-дерна,  — пишет Н. Ю. Грякалова,  — оно определяет смысл существования как пребывание в движении, в состоянии креативного процесса, не завер-шенного sui generis»37.

***

В связи с задачами адекватного природе символизма Вячеслава Ивано-ва изучения его наследия, в современной науке усилился интерес к его от-крытиям в области мифотворчества. Значительный вклад в этом направле-нии был сделан С. С. Аверинцевым, предложившим исследование текстов поэта на основе изучения системности символов, что позволило выявить особенности символического языка Иванова, вписанность его новаций в русскую и западноевропейскую традиции 38. Разрабатывая фундаменталь-ные идеи диалектики символа, А. Ф. Лосев наметил отдельные аспекты изучения природы ивановского мифологизма в теоретическом аспекте, представив образцы анализа некоторых его текстов, например, трагедии «Прометей», и определив его роль в русской литературе как уникальную в плане учительной и направляющей тенденции 39.

Вячеслав Иванов создает неповторимую индивидуально-авторскую ми-фологию, характеризующуюся сведением, говоря словами С. С. Аверин-цева, «в один метатекст разделенных тысячелетиями текстов мировой культуры»40, на основе которой складывается его художественная система. Причем это удивительно последовательная реализация проекта сознатель-ного созидания индивидуального творчества как отражения структуры ми-ровой культуры, близкая символистам 41. Это придает его творчеству, как и творчеству символистов, метатекстовое значение.

У Иванова как теоретика символизма тексты описания (статьи и эссе по символизму) определяются художественными произведениями, но они мо-гут и генерировать принципы, воплощенные в художественных произведе-ниях, и предвосхищать их, как, например, статья «Ты еси» (1907), которая содержит комплекс религиозно-философких идей, реализующихся в после-дующем творчестве. «Рассматривать как в себе замкнутое целое определен-ные отрезки динамического процесса вообще методологически нельзя, и в моем случае это особенно явно», — писал Иванов в письме к Е. Д. Шору от

37 Грякалова Н. Ю. Человек модерна: Биография-рефлексия-письмо. СПб., 2008. С. 3.38 Аверинцев С. С. Системность символов в поэзии Вячеслава Иванова // Контекст.

1989. М., 1989. С. 42–57.39 Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976. С. 241–246.40 Аверинцев С. С. Гномическое начало в поэтике Вячеслава Иванова // Аверин-

цев С. С. Связь времен. Киев, 2005. С. 318. 41 См. о символизме в целом: Минц З. Г. Индивидуальный творческий путь и типо-

логия культурных кодов // Минц З. Г. Блок и русский символизм: Избранные труды в 3-х кн.: Поэтика русского символизма. СПб., 2004. С. 116–117.

Предисловие

16

20 августа 1933 года, не принимая сделанного тем очерка реконструкции его мировоззрения 42.

Кроме того, важным принципом Иванова становится автоцитирование как возвращение к важнейшим утверждавшимся им идеям религиозной философии и эстетики. Не случайно в Брюссельском собрании его сочи-нений составителями  — Димитрием Вячеславовичем Ивановым и Ольгой Александровной Шор (Дешарт) — был нарушен чисто хронологический или типологический принцип, а за основу был взят тот, который позволял рас-сматривать сборники стихов и отдельные произведения (например, поэмы и драмы) в сложном контексте религиозно-философских и эстетических идей программных статей и манифестов по теории символизма. Так, сборники «Кормчие Звезды» (1903) и «Прозрачность» (1904) предваряются в первом томе написанной с 1928 по 1949 год «Повестью о Светомире царевиче»; они помещены среди статей: «Поэт и чернь», «Ницше и Дионис», «Копье Афи-ны», создававшихся в самом начале XX века. За сборником «Прозрачность» следуют публикации статей: «Символика эстетических начал» и «Кризис индивидуализма». Книга лирики «Cor Ardens» (1911–1912) во втором томе была помещена среди сложнейших работ по теории символизма 1900–1910-х годов после трагедий «Тантал» (1905) и «Прометей» (1919). Том завершался статьей «Символизм», составленной Ивановым в 1936 году для итальянской энциклопедии Треккани. Третий том собрания сочинений писателя, в кото-ром публиковались книга лирики «Нежная Тайна. ЛЕПТА» (1912) и фило-софская поэма «Человек», содержал работы раннего периода: «О веселом ремесле и умном веселии», «Идея неприятия мира», «Древний ужас», «О достоинстве женщины», статьи о Чюрленисе и Скрябине и историософ-ские работы («О русской идее», «Кручи — о кризисе гуманизма»), заверша-ясь «Перепиской из двух углов» Вяч. Иванова — М. О. Гершензона, письма-ми Иванова к А. Пеллегрини и итоговым сборником «Свет вечерний», куда вошли произведения, написанные за обширный период 1910-х–1940-х гг.

Этот принцип, сохранившийся и в четвертом томе, Димитрий Вячеславович Иванов объясняет в написанном им «Послесловии» тем, что составители исхо-дили из общности творческих установок и эстетических принципов Вячеслава Иванова, добавляя, что «как бы ни были различны поводы для их появления в свет, все эти статьи объединяются одним изначальным подходом к духовному миру изучаемого автора и теми же общими темами и лейтмотивами». Далее он пишет: «Эти темы и лейтмотивы входят в постоянный состав мировоззрения Вячеслава Иванова, в некую систему, которая по-разному, но с неизменной их последовательностью выявляется во всех его лирических и теоретических про-изведениях» (IV, 683–684). Подобная организация собрания сочинений весьма продуктивна для анализа метатекста, но нарушает хронологический (эволюци-онный) или жанрово-родовой (типологический) принципы.

Коды и знаки этого метатекста, по мысли самого Вячеслава Иванова, сторонника эзотерической традиции, доступны лишь с учетом идеи непре-

42 Переписка Вяч. Иванова с Е. Д. Шором. С. 394.

17Предисловие

рывного становления знаков-кодов этой системы и с учетом сокровенного языка индивидуально-авторских символов и мифов. Сам теоретик симво-лизма многократно подчеркивал отличие экзотерической традиции от эзо-терической, к которой себя относил, понимая эзотерическое как глубокий опыт религиозного постижения культуры в образах-символах, где, по его словам, «некоторые прежние заблуждения и ошибки мысли как-то сами собою умирали и стирались органическим ростом положительно-го начала моего мироощущения». «В моих воззрениях,  — писал он далее в письме к Е. Д. Шору 20 августа 1933 года,  — совершается непрерывная метаморфоза (в гётевском смысле этого слова), что делает для меня само-го невозможным просто отрицать какой бы то ни было предшествующий момент целостного органического развития», имея в виду свое увлечение идеями мистического анархизма или сложности с исповеданием «чистого имманентизма»43.

***

В предлагаемой книге используются не биографический или историко-ли-тературный подходы к изучению творчества поэта (в этом плане мы имеем на сегодняшний день ценные по насыщенности архивного материала специ-альные исследования и публикации Р. Бёрда, Н. А. Богомолова, Г. М. Бон-гард-Левина, М. Вахтеля, Н. В. Котрелева, Л. Н. Ивановой, А. В. Лавро-ва, Г. В. Обатнина, Е. А. Тахо-Годи, А. Б. Шишкина и некоторых других), а культур но-истори чес кий и сравнительно-типологический. Основу состав-ляет мифопоэтический и герменевтический анализ, при котором важны все факторы: истоки, влияния, контексты. Основная цель  — понимание слож-нейшей системы основных направляющих символов, образующих мифотек-тонику творчества.

Поэзия Вячеслава Иванова в этом плане наименее изучена и представля-ет большой интерес, так как обладает особыми, индивидуально-авторскими, присущими поэту принципами символотворчества и мифологизирования. Принципы неомифологизма преломились в архитектонике его книг лирики, их композиции, в развитии сквозных мифологем, авторских мифов и симво-лов, определяющихся принципами циклообразования как «с о б и р а н и я » формы целого (текста книги) в единый мифообразующий сюжет с целью воспроизведения природы духовных исканий человека и человечества.

Именно мифопоэтика, как нам представляется, позволяет приблизиться к пониманию «пограничной» природы сложных гетерогенных текстов Вя-чеслава Иванова, вбирающих в себя языки философии и теологии, эстетики и культурологии, психологии и антропологии, а также эзотерической тради-ции. Сложность исследования этой проблемы — в специфической природе герметического символизма Вячеслава Иванова.

Под мифопоэтикой мы понимаем творческие стратегии и практики, ос-нованные на таких принципах мышления и художественной обработки ар-

43 Переписка Вяч. Иванова с Е. Д. Шором. С. 398.

Предисловие

18

хаических схем представления (архетипов), которые дают возможность ре-ставрации мифологических и символических сюжетов, мотивов и образов, укорененных в памяти человечества, и создания уникальной семантически значимой для культурной и гуманистической традиции системы новых. Не случайно Бахтин в лекциях о Вячеславе Иванове подчеркнул, что «вся его поэзия есть гениальная реставрация всех существовавших до него форм»44, переведенная на язык символизма.

Своеобразие мифопоэтики Иванова, как нам представляется, заключает-ся в том, что она как способ продуцирования текстов диктует тип их истол-кования, основанный на герменевтическом методе, что не только сближает его научно-исследовательскую и художественную прозу, созданную, в основ-ном, в жанре свободного философского эссе, но и делает поэзию и прозу ла-бораторией мысли и полем экспериментаторства.

Кроме указанной проблемы влияния и «перевода» остается наиболее спорной и проблема «встроенности» мифопоэтики Иванова в литературные школы или направления филологической и философской мысли XX века. Исследователи все больше и больше пишут об их влиянии на различные научные школы или литературоведческие стратегии: кроме философской эстетики Бахтина и трудов представителей «школы Бахтина» называют так-же философию имени, символа и мифа П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова, А. Ф. Лосева, исследования по поэтике античной и византийской литерату-ры С. С. Аверинцева, труды по литературе древности и ритуалу О. М. Фрей-денберг, В. Н. Топорова и др. Намечаются интересные попытки исследова-ния литературоведения Вячеслава Иванова в контексте традиций русской мифологической школы, например, в трудах А. Л. Топоркова 45. Отмечая тяготение Иванова к русской и зарубежной ритуально-мифологической школе литературоведения в связи с его работами о дионисийской религии и прежде всего книгой «Дионис и прадионисийство» (Баку, 1923), Е. М. Ме-летинский указывает, что эта тема «требует особой разработки»46. На неизу-ченность этой темы в связи с совпадением теории и практики Иванова с аналитической философией и психологией К. Г. Юнга в разное время указы-вали С. С. Аверинцев, Т. Венцлова, В. Рудич, Л. Силард, А. Ханзен-Лёве.

В этой связи представляется возможным сформулировать гипотезу о преемственности мифопоэтики Иванова, с одной стороны, традициям рус-ской мифологической школы А. Н. Веселовского, с другой  — о его парал-лельной разработке мифокритики, близкой англо-американской ритуально-мифологической школе и юнгианскому психоанализу.

Таким образом, целостное, обобщающее и системное рассмотрение ми-фопоэтики Вячеслава Иванова диктуется потребностями изучения лите-

44 Бахтин М. М. Записи лекций по истории русской литературы. Вячеслав Иванов. С. 320.

45 Топорков А. Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века. М., 1997. С. 399.

46 Мелетинский Е. А. Поэтика мифа. М., 2012. С. 111.

19Предисловие

ратуры Серебряного века, самобытностью русского символизма и самой природой творчества поэта, мыслителя и теоретика русского символизма. Предлагаемое исследование, как обозначено в его названии, представля-ет собой первый опыт системного монографического анализа мифопоэти-ки Вячеслава Иванова как важнейшего структурообразующего аспекта его творчества и как части общелитературного процесса русского символизма.

Все ссылки на произведения Вячеслава Иванова, кроме специальных слу-чаев, приводятся по Собранию сочинений (Брюссель, 1971–1987. Т. I–IV). Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома (рим-ской цифрой) и страницы (арабской).

Предисловие

20

ПРИНЯТыЕ СОКРАщЕНИЯ:

РАИ — Римский архив Вячеслава Иванова;ИРЛИ — Рукописный отдел Института русской литературы

(Пушкинский дом) РАН (Санкт-Петербург);РГБ — Рукописный отдел Российской государственной би-

блиотеки (Москва);РНБ — Отдел рукописей и редкой книги Российской нацио-

нальной библиотеки (Санкт-Петербург);РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и

искусства (Москва);СПФ АРАН — Санкт-Петербургский филиал Архива Россий-

ской Академии наук.

НА ПУТИ К СИМВОЛИЗМУ: ПОИСКИ МИФОПОЭТИЧЕСКОГО

ЯЗЫКА В РАННИЙ ПЕРИОД

ТВОРЧЕСТВА

Глава 1

231.1. И

стоки мет

афизической и абстракт

но-символической образности в ранней лирике 1884-го – начала 1900-х гг.

1.1. ИСТОКИ МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ И АбСТРАКТНО-СИМВОЛИЧЕСКОЙ ОбРАЗНОСТИ

В РАННЕЙ ЛИРИКЕ 1884-ГО – НАЧАЛА 1900-х ГГ.

Общеизвестно, что Вячеслав Иванов как поэт-мыслитель и те-оретик русского символизма дебютировал в начале XX века своими лекциями о древнегреческой религии в парижской Высшей школе общественных наук (1903) и сборниками стихов

«Кормчие Звезды» и «Прозрачность», опубликованными в России 1. Ранний период, предшествующий этому этапу успеха и взлета популярности, был за-гадкой для его современников и поколений исследователей. Поэт, живший по существу в Европе с 1886 года до начала 1900-х годов и издавший в Рос-сии после серьезных и напряженных занятий античной историей и филоло-гией два сборника стихов, принесших ему славу поэта-символиста, был со-вершенно не известен русскому читателю.

Ранний период становления творчества Вячеслава Иванова 1880-х – 1890-х годов пока еще мало изучен в связи с историей русского символизма и ин-дивидуально-творческими исканиями поэта. Его современники  — и прежде всего С. А. Венгеров и исследователи символизма — начинали, как правило, вести отчет его творчества с публикации первых сборников, состоявшейся, как уже указывалось, в самом начале XX века, или с анализа поэмы «Младен-чество» (1918), где нашли отражение факты его жизни. биографы и иссле-дователи творчества Иванова, например, О. А. Шор (Дешарт), основывали свои свидетельства также во многом на материалах «Автобиографического письма» Иванова к С. А. Венгерову (1917), где ранний период представлен крайне скудно и в некоторой степени мифологизирован 2.

Изучение раннего периода творчества Иванова наметилось в последние десятилетия в связи с выходом в свет в конце XX – начале XXI века важных биографических и исследовательских материалов, которые показали значи-

1 Иванов Вяч. Кормчие Звезды: Книга лирики. СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1903. Ива-нов Вяч. Прозрачность: Вторая книга лирики. М.: Скорпион, 1904.

2 См. также: Аверинцев С. С. 1) «Скворешниц вольных гражданин…» Вячеслав Ива-нов: путь поэта между мирами. СПб., 2001; 2) Вячеслав Иванович Иванов // Символ. Па-риж; Москва, 2008. № 53–54. С. 10–20.

24 Гл

ава 1

. На п

ути

к сим

воли

зму:

пои

ски

мифо

поэт

ическ

ого я

зыка

в ра

нний

пер

иод т

ворч

ества

мость 1880-х – 1990-х годов для изучения творческой эволюции теоретика русского символизма 3. Логика осмысления этого периода самим поэтом в биографическом аспекте представлена в настоящее время обширными пере-писками Иванова-историка Рима и антиковеда, где поэзия остается, по сло-вам исследователей, чаще всего на втором плане, первый же представляет наука 4. Исследователи закономерно ставят вопрос о том, как он, более де-сяти лет занимавшийся историей и готовивший диссертацию по римскому землевладению, пришел к поэзии. Вместе с тем мы считаем, вслед за ис-следователями переписок Вяч. Иванова и прежде всего Н. В. Котрелевым, Г. М. бонгард-Левиным и Н. А. богомоловым, что в 1890-е годы у Иванова наблюдается внутренний духовный и поэтический рост, связанный с транс-формацией идей истории — в поэзию 5. В документированных хрониках, со-ставленных Н. А. богомоловым и относящихся к периоду 1903–1907 годов, сквозной линией проходит мысль, что Иванов как поэт и мыслитель форми-руется в ранний, еще мало изученный период его жизни и творчества конца XIX века. «Годы формирования творческой личности, — пишет Н. А. бого-молов об Иванове, — остаются для исследователей если не совершенно тем-ной, но все-таки чрезвычайно скудно освещенной территорией»6.

Период примечателен началом активной деятельности Иванова, вы-ступившего корреспондентом «Московских ведомостей» во время обу-чения в берлинском университете. Его первые статьи и заметки свиде-тельствуют о становлении у него не только публицистического стиля, но и беллетристического дара 7.

Восполняя лакуны в его биографии 8, исследователи указывают на на-стоятельную необходимость понимания религиозно-философской и фило-логической составляющей формирующегося творчества писателя, а также самого метода работы Иванова со сложнейшими источниками по римской

3 Wachtel M. Вячеслав Иванов  — студент берлинского университета // Cahiers du monde russe. XXXV. 1–2. Paris, 1994. [Un maître de sagesse au XX siècle: Vjačeslav Ivanov et son temps]. P. 353–376; Бонгард-Левин Г. М. Вяч. Иванов: «Я пошел к немцам за насто-ящею наукой» // Вестник древней истории. 2001. № 3. С. 150–184; Богомолов Н. А. Вячес-лав Иванов между Римом и Грецией // богомолов Н. А. Сопряжение далековатых: О Вя-чеславе Иванове и Владиславе ходасевиче. М., 2011. С. 18–23.

4 История и поэзия: Переписка И. М. Гревса и Вяч. Иванова / Изд., исслед. и коммент. Г. М. бонгард-Левина, Н. В. Котрелева, Е. В. Ляпустиной. М., 2006. С. 3–10. См. там же статью «Переписка