Федеральная служба исполнения наказаний Академия ФСИН России

Научно-исследовательский институт ФСИН России Ассоциация юристов России Попечительский совет УИС

III МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПЕНИТЕНЦИАРНЫЙ ФОРУМ «ПРЕСТУПЛЕНИЕ, НАКАЗАНИЕ, ИСПРАВЛЕНИЕ»

(к 20-летию вступления в силу Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации)

г. Рязань, 21–23 ноября 2017 г.

Сборник тезисов выступлений и докладов участников

Том 2

Материалы Международной научно-практической конференции «Совершенствование норм уголовного

и уголовно-исполнительного законодательства»

Рязань 2017

ББК 67.409.02 М43

М43 III Международный пенитенциарный форум «Преступление, на-

казание, исправление» (к 20-летию вступления в силу Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации) : сб. тез. выступ. и докл. участников (г. Рязань, 21–23 нояб. 2017 г.) : в 8 т. – Рязань : Академия ФСИН России, 2017.

ISBN 978-5-7743-0900-9 Т. 2 : Материалы Международной научно-практической конферен-

ции «Совершенствование норм уголовного и уголовно-исполнительного законодательства». – 2017. – 422 с.

ISBN 978-5-7743-0902-3

В сборнике представлены тезисы выступлений участников III Меж-дународного пенитенциарного форума «Преступление, наказание, ис-правление», состоявшегося в Академии ФСИН России 21–23 ноября 2017 г., по основным направлениям развития уголовно-исполнительной системы России, работы пенитенциарных учреждений иностранных го-сударств, а также материалы передового зарубежного опыта в сфере ис-полнения уголовных наказаний.

Предназначен для преподавателей, адъюнктов, аспирантов, слуша-телей, курсантов, студентов, работников учреждений и органов, испол-няющих уголовные наказания.

ISBN 978-5-7743-0900-9 ISBN 978-5-7743-0902-3 (т. 2)

ББК 67.409.02 © Коллектив авторов, 2017 © Академия ФСИН России, 2017

СОДЕРЖАНИЕ

8 Арпентьева М. Р. Проблема этнической преступности: между этатиче-ским легизмом и юснутарализмом

16 Артемьев Н. С., Понкратов В. А. Анализ и криминологическое прогнози-рование – научная основа планирования мер по предупреждению реци-дивной (пенитенциарной) преступности

21 Баранов В. М., Ромашов Р. А. Уголовно-правовое наказание как технико-юридическая конструкция

29 Гирько С. И., Ширванов А. А. Подследственность уголовно-исполнительной системы как органа дознания – проблема, которую необходимо решить в первоочередном порядке

37 Гришко А. Я. Уголовно-исполнительная политика и предмет уголовно-исполнительного права

41 Зубкова В. И. Принцип справедливости при назначении уголовных на-казаний

46 Лапшин В. Ф. Действительные причины официального сокращения числа преступлений, совершаемых в сфере экономической деятельности

49 Лосева С. Н., Гирько С. И. Обеспечение правопорядка и противодействие преступности при взаимодействии уголовно-исполнительной системы с правоохранительными органами

55 Маркунцов С. А. К вопросу о генезисе перечня основных средств исправ-ления осужденных

61 Мишальченко Ю. В., Яцкина А. В. Международное и государственно-правовое регулирование организационно-управленческой деятельности пенитенциарных систем государств – членов Совета Европы

66 Новиков А. В. Организация и правовые основы функционирования под-разделений, выполняющих правоохранительные функции в системе дру-гих органов исполнительной власти

70 Опальский А. П. Проблемные вопросы, связанные с антикоррупционным декларированием доходов сотрудниками правопорядка

75 Румянцева Ю. Н., Середа И. М. Противодействие должностным злоупот-реблениям в России и во Франции: предпринимаемые меры и основные результаты

83 Сверчков В. В. Система целеполагания при назначении, исполнении уго-ловных наказаний: обоснование и перспективы развития

87 Середа И. М. К вопросу о соотношении понятий «уголовная ответствен-ность», «уголовно-правовое отношение», «уголовное преследование» и «наказание»

92 Сумачев А. В. О лженаучных уголовно-правовых теориях 96 Сыч К. А., Панарина В. В. Общественная опасность деяния в связи с пози-

тивистской концепцией опасного состояния личности 102 Тимофеева Е. А. Частные тюрьмы: возможности интеграции зарубежного

опыта в деятельность уголовно-исполнительной системы

3

108 Трунцевский Ю. В. Об исключении преступности, освобождении от уго-ловной ответственности и смягчении наказания

114 Шеслер А. В. Совершенствование уголовно-правовой охраны деятельно-сти уголовно-исполнительной системы

119 Аверкин С. Д. Роль режимных мероприятий в процессе возбуждения уго-ловного дела

122 Бачернихина М. В. Совершенствование юридической техники установле-ния фактической основы дела как фактор повышения эффективности пра-воприменительной деятельности

128 Белова Е. Ю. Реализация Правил Нельсона Манделы в вопросах социаль-ной адаптации несовершеннолетних осужденных в льготных условиях отбывания наказания

133 Голодов П. В. Проблемы правового риска в уголовно-исполнительном за-конодательстве

138 Демидова О. В. Особенности уголовно-исполнительного законодательст-ва государств – участников Содружества Независимых Государств

142 Евтушенко И. И. Законность и справедливость замены обязательных и исправительных работ на лишение свободы

148 Звонов А. В. Штраф как уголовное и административное наказание: крат-кая сравнительная характеристика

153 Каданева Е. А. Законодательные меры противодействия рецидивной пре-ступности незаконных мигрантов

159 Калашников И. В. Проблемы привлечения к уголовной ответственности несовершеннолетних

164 Корякин Е. А. О выработке ведомственного приказа, регламентирующего организацию труда осужденных в исправительных учреждениях

169 Кулакова Н. Г. О применении принудительных мер медицинского харак-тера в зарубежных странах

172 Кутуков С. А. О совершенствовании профилактического учета в исправи-тельных учреждениях

176 Насреддинова К. А. Проблемы назначения и исполнения принудительных работ на современном этапе

180 Никитин Д. А. Совершенствование норм уголовного права, обеспечи-вающих личную безопасность лиц, содержащихся в местах принудитель-ной изоляции

183 Нуждин А. А. Предупреждение преступности: теоретико-правовой аспект

187 Одинцова Л. Н. Совершенствование уголовно-правовых основ объекта составов незаконного задержания, заключения под стражу или содержа-ния под стражей

195 Оловенцова С. Ю. Особенности исполнения уголовного наказания в виде ограничения свободы в отношении несовершеннолетних

199 Павленко А. А. Реализация Правил Нельсона Манделы в сфере медицин-ского обеспечения заключенных в российском законодательстве

4

207 Перемолотова Л. Ю., Хотькина О. К. Социально полезные связи осу-жденных к лишению свободы как фактор, способствующий их исправлению

210 Пихов А. Х.-А. Повышение эффективности противодействия преступлени-ям, относящимся к террористической деятельности

214 Помогалова Ю. В. Проблемы нормативного закрепления административ-ной преюдиции в уголовном законодательстве

221 Розенко С. В. Об отдельных аспектах системы наказания по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года

225 Руденко А. С. Особенности освобождения от уголовной ответственности за экономические преступления (зарубежный опыт)

229 Семенова О. Н. Международный механизм защиты от пыток и другого жестокого обращения в местах принудительного содержания уголовно-исполнительной системы

235 Смирнов А. М. К вопросу о совершенствовании уголовно-правовой рег-ламентации необходимой обороны

238 Смирнов С. Н. О субъективном праве осужденных к лишению свободы на поощрение

245 Тараканов И. А. Необходимая оборона: особенности установления нали-чия угрозы применения насилия, опасного для жизни обороняющегося или другого лица

251 Уваров И. А. Преодоление негативных последствий отбывания наказа-ния в местах лишения свободы средствами пенитенциарной профи-лактики

258 Усеев Р. З. Некоторые проблемы уголовно-исполнительного законода-тельства Российской Федерации

264 Устинов А. А. К вопросу об ответственности осужденных к лишению свободы в колонии-поселении за уклонение от прибытия к месту отбыва-ния наказания

268 Харьковский Е. Л., Середин А. А. Социальная обусловленность установле-ния особого уголовно-правового статуса сотрудников уголовно-исполнительной системы как специальных потерпевших

274 Шатов С. А. К вопросу о совершенствовании механизма противодейст-вия коррупции в уголовно-исполнительной системе

280 Шидловский А. В. О законодательном обеспечении эффективности соци-альной функции лишения свободы

285 Щербаков А. В. Международно-правовые положения, касающиеся общих вопросов пенитенциарной безопасности

291 Яковлева О. Н. Принцип законности в деятельности уголовно-исполнительной системы: история и современность

295 Аветисян Б. Р., Аветисян К. Р. К вопросу об уголовной ответственности пособника в организации и проведении азартных игр вне игорной зоны

298 Анискина Н. В. Применение мер административного принуждения к осуж-денным (на примере физической силы, специальных средств и оружия)

5

302 Апкаев Д. М. Назначение наказания за финансирование экстремистской деятельности

306 Бадамшин С. К. К вопросу об уголовно-правовой характеристике престу-плений террористической направленности

310 Бакулин В. К. Контроль и надзор за пенитенциарной системой за рубежом 316 Белюкова Т. И. Рецидивная преступность осужденных, в отношении ко-

торых отсрочено отбывание наказания в связи с беременностью или на-личием малолетних детей

322 Витовская Е. С. Актуальные вопросы отсрочки отбывания наказания больным наркоманией

327 Дроздов Д. Е. Особенности уголовной ответственности за преступле-ния, связанные с применением насилия в отношении должностных лиц правоохранительных органов, в странах Евразийского экономиче-ского союза

332 Ефремова О. С. Международный опыт предупреждения преступлений: региональный аспект

336 Заборовская Ю. М. Правовые и криминологические проблемы исполне-ния наказания в виде лишения свободы в отношении осужденных инва-лидов

342 Карлов И. В. Криминологическая характеристика и профилактика пре-ступлений и правонарушений курсантов образовательных организаций Федеральной службы исполнения наказаний, связанных с нарушением правил поведения

349 Килимбаев Р. В. Совершенствование института неоконченного преступ-ления в отечественном уголовном законодательстве

353 Кохман Д. В. О проблеме нарушения принципа справедливости при опре-делении понятия злостного нарушителя установленного порядка отбыва-ния наказания в акте об амнистии

358 Кошелюк Б. Е. Профилактика незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ в местах лишения свободы

362 Майорова С. Е. О понятии запрета в уголовно-исполнительном праве 365 Мачехин М. С. Историко-правовой анализ уголовной ответственности

за участие в массовых беспорядках, совершаемых в исправительных учреждениях

373 Медяков Т. С. Некоторые проблемы становления и развития пенитенциар-ного права

377 Наурзалиева С. М. Основные криминологические показатели преступно-сти несовершеннолетних Республики Казахстан

386 Обернихина О. В. Современные проблемы применения норм об обратной силе уголовного закона при снижении категории преступления

390 Павлова Е. В. Совершенствование правового механизма привлечения к труду осужденных к лишению свободы

396 Прокопов В. В. Система мер предупреждения побегов осужденных, отбы-вающих наказание в колониях-поселениях

6

400 Сторожев С. А. Проблема своевременного привлечения осужденных к отбыванию обязательных работ

404 Трифонова А. И. Анализ исследований комплексного изучения личности осужденного в теоретических источниках

409 Фасоля П. В. Принудительные работы как альтернатива лишению сво-боды: социальная обусловленность, правовая природа и сферы приме-нения

415 Федотова Е. Н. Применение уголовного наказания в виде лишения права заниматься определенной деятельностью в отношении несовер-шеннолетних

419 Цыплакова А. Д. Некоторые аспекты теоретического исследования лично-сти осужденного к лишению свободы

УДК 378 МАРИЯМ РАВИЛЬЕВНА АРПЕНТЬЕВА,

доктор психологических наук, доцент, профессор кафедры психологии развития и образования,

Калужский государственный университет имени К. Э. Циолковского, г. Калуга, Российская Федерация,

e-mail: mariam_rav@mail.ru

ПРОБЛЕМА ЭТНИЧЕСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ: МЕЖДУ ЭТАТИЧЕСКИМ ЛЕГИЗМОМ И ЮСНУТАРАЛИЗМОМ1

Аннотация: посвящено проблемам соотношения легалистких и юснатура-листских ориентаций в решении правовых и нравственных аспектов социально-политических и межличностных отношений мультикультурных сообществ. Право в западных странах опирается на индивидуализм и рационализм, защищая право сильного и право суверена. Этатистский патернализм закрепляет неравенство и иерархию, поддерживает моральный релятивизм и апеллирует к порядку. В во-сточных странах иной образ права: основной его источник – религия. Позитивное право – вспомогательный: к законам прибегает лишь слабая власть, не имеющая поддержки общества. Человеческое право не нуждается в оправдании и обоснова-нии, поскольку не является значимой ценностью ни в глазах государства, ни в гла-зах подданных. Юснатурализм обосновывает право как благо, апеллируя к спра-ведливости, опирается на коллективизм и интуитивизм, закрепляя сущностное ра-венство и право Бога, жизненные ценности, творение.

Ключевые слова: право, мораль, этатизм, юснатурализм, мультикультура-лизм, транскультурализм.

Современный век, как и век предыдущий, столкнул сообщества и государ-ства с проблемами так называемой этнической преступности. Этническая пре-ступность как феномен этатического легизма связывается с различиями куль-тур, якобы способствующих или препятствующих формированию и укрепле-нию преступного поведения. Этатизм («statism») есть легистская идеология, утверждающая ведущую роль государства в политической жизни, включая подчинение интересов как отдельных людей, так и групп интересам государ-ства; политика активного вмешательства государства во все сферы обществен-ной и частной жизни. Однако отмечается некорректность понятия этническая преступность» и рассуждений о том, что те или иные сообщества (культуры) формируют преступное поведение. Юснатурализм опирается на представление о том, что люди одной культуры разные, а также представление о том, что часть проблем, провоцирующих так называемое «преступное поведение» связано с различиями осмысления себя и мира у людей разных культур, включая разли-чия, связанные с легистскими и натуралистскими ориентациями права в сооб-

© Арпентьева М. Р., 2017

8

mailto:mariam_rav@mail.ru

ществах. Новая и новейшая история продемонстрировала чем сопровождаются и заканчиваются попытки внедрения концептов типа «этнической неполноцен-ности», «этнической преступности» и т. д.: этнические конфликт и столкнове-ния на этнической и религиозной почве и терроризм, концлагеря с пытками и опытами над людьми, геноцид и фашизм, физическое и культурное уничтоже-ние наций и стран. Она продемонстрировала преступность правовых систем, создаваемых легистами («статистами») и ограниченность правовых систем, опирающихся на концепцию натурального права и «защиту» культурных отли-чий, включая отличия в понимании преступности (мультикультурализм с его ловушками изоляции и самоизоляции, преференций и стравливанием этниче-ских групп друг с другом); показала первичность нравственных основ отноше-ний, а также необходимость воспитания представителей всех сообществ: всем людям есть куда развиваться, гармонизируя свое внутреннее и внешнее бытие с высшими, духовно-нравственными ценностями, обеспечивающими актуальную гармонию социальных отношений, правильное осмысление прошлого опыта и конфликтов, выживание в трудных и новых жизненных ситуациях и т. д.

Идейная противоположность юснатурализма в праве, а также антиэтатист-ских воззрений, которые как могут полностью отрицать государство и управле-ние вообще (анархизм), так и могут стремиться к уменьшению размера и обла-сти влияния государства к минимуму (например, минархизм), или могут защи-щать безгосударственное общество как отдаленную цель (к примеру, автономизм). Легисты (lex – закон) – сторонники позитивистского учения о праве («юридического позитивизма») отрицают как ложные и «метафизиче-ские» положения о сущности, ценностях права и т. д. Право для них – это лишь властная принудительность (приказ власти), которое именно по признаку при-каза – произвола отличают право от неправа. Суть легистского (позитивистско-го) подхода суммировали Т. Гоббс, Д. Остин, И. Бентам, Г. Харт, Г. Ф. Шерше-невич, В. Д. Катков и др. Так, в рамках «чистого учения о праве» Г. Кельзена: «Право отличается от других социальных порядков тем, что это принудитель-ный порядок. Его отличительный признак – использование принуждения; это означает, что акт, предусмотренный порядком в качестве последствия социаль-но вредного действия, должен осуществляться также и против воли его адреса-та, а в случае сопротивления с его стороны – и с применением физической си-лы» [19, с. 51]. В этом контексте, понятно, что у легистов, в том числе этати-стов, нет критерия отличия права от произвола. Именно поэтому Г. Кельзен замечает, что «всякое произвольное содержание может быть правом. Не суще-ствует человеческого поведения, которое как таковое – в силу своего содержа-ния – заведомо не могло бы составлять содержание правовой нормы». [19, с. 51–52; 18, с. 835–836; 40]. Устанавливаемые правопорядком санкции соци-ально имманентны (в отличие от трансцендентных, надчеловеческих) и соци-ально организованы в отличие от простого одобрения или осуждения. «Таким образом, – пишет Г. Кельзен, – государство, основными элементами которого являются население, территория и государственная власть, определяется как относительно централизованный, в общем, и целом действенный правопорядок

9

с ограниченной пространственной и временной сферой действительности, су-веренный или непосредственно подчиненный международному праву» [19, с. 51–52]. Юснатуралисты (приверженцы естественного права), противопостав-ляя естественное и позитивное право, рассматривают закон (позитивное право) как нечто неподлинное (и в качестве сущности, и в качестве явления), а есте-ственное право – как единственное подлинное право (нерасторжимое единство сущности и явления подлинного права). Они различают естественное и пози-тивное право, отрицая позитивное право в пользу естественного, заменяя про-извол и самовластие национального государства (власти, у отстаивающего про-извол позитивного права) надгосударственными, трансцендентными, инстанци-ями («космополисом» и т. д.).

Г. Д. Торо пишет: «Я всецело согласен с утверждением: «Лучшее прави-тельство то, которое правит как можно меньше», и хотел бы, чтобы оно осу-ществлялось быстрее и более систематически. Осуществленное, оно сводится в конце концов и за это я тоже стою – к девизу: «Лучшее правительство то, кото-рое не правит вовсе», а когда люди будут к этому готовы, то именно такие пра-вительства у них и будут» [17, с. 2]. Эта ситуация родилась на Западе. Право опирается на индивидуализм и рационализм, защищая право сильного и право суверена. Этатистский патернализм закрепляет неравенство и иерархию, под-держивает моральный релятивизм и апеллирует к порядку. На Востоке иной образ права: основной его источник – религия. Позитивное право – вспомога-тельный: к законам прибегает лишь слабая власть, не имеющая поддержки об-щества. Человеческое право не нуждается в оправдании и обосновании, по-скольку не является значимой ценностью ни в глазах государства, ни в глазах подданных. Юснатурализм обосновывает право как благо, апеллируя к спра-ведливости, опирается на коллективизм и интуитивизм, закрепляя сущностное равенство и право Бога, жизненные ценности, творение.

Соотношение и конфликт этатических и автономистских (персоналист-ских) ориентаций особенно выпукло выступает в зонах социального неблагопо-лучия, кризиса, как на общегосударственном и общегражданском, так и на групповом и субгрупповом, а также на межличностном и внутриличностном уровнях. Один из примеров – ситуация с мультикультурализмом и транскуль-турализмом [8; 21; 31; 40]. В мире поликультурных (мультикультунных) сооб-ществ и сообществ, возникающих и исчезающих на границах различных этно-конфессиональных и иных групп и субгрупп, этатизм и персонализм проявля-ются в выборе модели отношений между ними, а также в особенностях формирования и реформирования идентичности ленов этих групп. Мульти-культуральность способствует либо становлению и развитию транскультурной субъектности и гибридной идентичности, признающей свободу человека и за-дающей признание человеком важности всего сущего, важности сообщества и его естественных прав и обязанностей, или десоциализации, отказу от культур-ной идентичности, а также промежуточным формам транскультурной социали-зации в виде лоскутной или маргинальной идентичности, которые пестуются разными типами мультикультуральных доктрин, государством, акцентирую-

10

щем права и игнорирующем обязанности одних групп по сравнению с други-ми – как перед этими другими, так и перед самими собой. Под идентичностью обычно понимается система более или менее осознанных переживаний лично-стью тождества с собой – личностная идентичность, и своей принадлежности к той или иной группе, воспринимаемой исторически непрерывной и простран-ственно целостной, – социальная идентичность [20]. Особенности личностной и социальной идентичности выражаются в специфике межличностных отноше-ний мигрантов. «Личностная идентичность» и «межличностные отношения» отражают меру принятия и понимания человеком себя и мира, степень гармо-ничности отношения индивида и (или) группы к себе и к другим людям, в том числе в контексте мультикультурных отношений, то есть – гармоничности со-циализации человека. Ведь сообщества, в которых и между которыми «кочуют» мигранты, в большинстве случаев – мультикультурные [9; 32; 33; 41; 43]. Мультикультуральность, миграции и кочевничество – одно из проявлений де-территориализации и «денационализации», потери культурной идентичности, ведущей к десоциализации или к формированию транскультурой идентичности (субъекности) [6; 15; 30], он производен от эпохи «текучей современности» [Bauman, 2000]. Эпоха, в которую мы живем, и в которой и самое частное больше не является полностью личным, равно как и национальным, прочно связанным с определенной территорией и народом, их культурой [42]. Мы ста-ли «свидетелями реванша кочевого стиля жизни над принципом территориаль-ности и оседлости» [3]. Фактически, люди подвергаются деиндивидуализации. Лишенная стабильных духовно-нравственных основ идентичность неустойчи-ва, номадизм становится одним из результатов этих метаний. Исследователи отмечают, что «принадлежность мигранта расщеплена между опытом домаш-него очага и беспределом улицы» [10; 11; 12; 16, с. 1]: представители разных культур меньшинства и большинства так или иначе признают свою собствен-ную этническую гибридность как данность, инициирующую силу и власть, и ищут пути превращения своего этнического сообщества в культурно значимый, действующий слой общества. У субъекта мультикультурного контакта – пере-ходная (двойственная, «гибридизированная») идентичность. В ней отражается диалектика оппозиций «общность – необщность» с той или иной группой лю-дей, той или иной нацией, религией, профессией, «принадлежность – непри-надлежность» к ним [7, с. 84]. Напротив, человек с корнями, хотя и нуждается в автономности, периодически пересматривает свою идентичность и принадлеж-ность, реинтегрируясь в общество на тех или иных основаниях, направлен именно на реальность, стремится к глубоким и разносторонним отношениям с собой и миром [20]. Либералы, персоналисты, утверждают, что индивид может свободно определять свое собственное понимание жизни, а коммунитаристы, этатисты же убеждены, что личность встроена (embedded) в систему социаль-ных отношений: человек наследует тот или иной образ жизни [14; 25; 26; 34; 35]. С. Бенхабиб, определяет ситуацию культурного плюрализма, поддержива-ющего феномен цифрового номадизма, как наличие «радикального», «лоскут-ного», «мозаичного» мультикультурализма [4, с. 9]. В борьбе разных групп за

11

существование и развитие прослеживаются стремление к разнообразию и от-вержение дискриминации и (или) неравенства, эгалитаризм и властные амби-ции, саморефлексия и индивидуализация, признание ценности предписываемой группе негативной идентичность и желание ее реабилитировать [1]. В то же время, вероятен иной вариант эволюции мигрантов и кочевников, их идентич-ности вариант «сдержанной интеграции». А. И. Куропятник описывает его как «балансирование между полюсами «исключения» и «включения» иммигрантов в культурный контекст» [цит. по 13, c. 85]. Мультикультурализм обычно проти-вопоставляется концепции унификации или «плавильного котла» (melting pot), который предполагает слияние всех культур в одну [25]. Однако, более точной и этически корректной признана четвертая концепция «салатницы», ее акцен-том о важности как на транскультурных, так и специфических для каждой культуры аспектов. Первой моделью является ассимиляция: поглощение мень-шинств в более широкой, доминирующей культурной и этнической общности. Вторая модель основана на интеграции – сохранении каждой этнокультурной общностью своей идентичности в рамках частной жизни. Все эти концепции отражают реальные процессы в сфере миграции и ее изучения [25; 35]. Однако, этому представлению нанесен существенный урон: с середины ХХ века наблю-дается, по выражению Э. Смита, «этническое возрождение» (ethnic revival), или подъем этнонационализма как деколонизации [10; 44; 45]. Миграционные пото-ки, размывая этническую и религиозную однородность того или иного государ-ства, формируют в пределах его территории очаги различных культур: проис-ходит «колонизация наоборот» и самогеттоизация [14; 35]. Мультикультура-лизм возник как комплекс идей и действий различных социальных субъектов (государственных и иных организаций), направленных на равноправное разви-тие различных культур [1; 5; 35]. Он этатичен и служит интересам государства, но не общества. Его цель – стереть «иное» с повестки дня, пусть и ценой вре-менного, парциального ущемления «своего». «В транскультурации «иное» не просто видимо, но и рассматривается не как препятствие, а как самостоятель-ный субъект, общение с которым может происходить только на подлинно пари-тетных условиях». При этом, «…в отличие от мультикультурализма, строяще-гося по-прежнему на западной игре со временем и игнорировании простран-ства, транскультурация смело развоплощает эту модель и реабилитирует пространство и субъектность «иного», ставя под сомнение сами изобретенные в западноевропейской культуре понятия модерности и традиции и выступая за реальный диалог равных культур в настоящем» [15, c. 126, 143]. Транскультур-ная идентичность выступает как результат эгалитарного культурного взаимо-действия, она скорее гибридна, чем маргинальна, скорее целостна, чем лоскут-на. Транскультурация, согласно Ф. Ортису [38], «прославляет самосознание пе-риферии, точку схождения противоположностей, которая позволяет людям превратить границу в центр и создать текучие, но значимые идентичности вза-мен фрагментированных историй» [29, p. XLI]. Она формирует своебразное двойное сознание, существующее между мирами и культурами, в пограничье – «la frontera», в котором сталкиваются, смыкаются и перетекают друг в друга

12

сущности и смыслы [22]. Идентичности «пограничья» основаны на понимании «иного» как самостоятельного голоса [22, р. 3, I–II]. Человек с такой идентич-ностью «выживает путем культивирования в себе терпимости к противоречиям и неоднозначности… не только сохраняет противоречия, он переводит амбива-лентность в иное качество» [22, р. 79].

Ведущие модусы отношений, структурирующие сознание, идентичность мигрантов и номад – антитезы свободы и зависимости, близости и отчуждения, труда и отдыха, новизны и привычности, развития и стагнации.

На путях поиска модели отношений общества и государства выделяются две основные модели: этатический легизм как мультикультурализм и юснута-рализм как транскультурализм. Первая работает непродолжительное время успешно, в перспективе приводя к нарастанию социальной напряженности, де-социализации и т. д. Вторая – важный компонент решения межнациональных, межгрупповых, межличностных и внутриличностных проблем мигрантов и но-мад [2; 24; 27; 28].

Таким образом, этатический легизм или статистический патернализм уве-ковечивает неравенство и иерархию, поддерживающие моральный релятивизм и призывы к порядку. Статизм может принимать различные формы от минар-хизма до тоталитаризма. Минархисты предпочитают «минимальное» государ-ство, типа «ночного сторожа», необходимое для тог, чтобы защитить людей от агрессии, краж, нарушения контрактов и договоренностей, мошенничества и т. д. Государство всеобщего благосостояния и другие умеренные уровни статиз-ма также отражают идеи этатического легизма. Тоталитаристы предпочитают максимальный всеохватывающий контроль государства над обществом (ре-прессии, геноцид), каждого над каждым (гласность и доносительство, госу-дарство-«паноптикум» или тюрьма народов). Юснатурализм исходит из есте-ственных основ справедливости, имманентных миру и сути человека и обще-ства. Эти законы могут быть обнаружены или найдены, но не созданы в том числе не требуют увековечивания с помощью законов и биллей о правах и т. д. они возникают в результате естественного процесса разрешения конфликтов разных этнических, религиозных, экономических и т. д. групп, воплощаясь в эволюции права. Они опираются на нравственные принципы и опираются на осмысление сущности, а не формы происходящего.

Проблема этнической преступности – создана и раздувается государствами мира искусственно, ради сохранения собственной власти: не случайна поэтому внутренняя и заботливая поддержка США и иными странами мира сепарати-стов, террористов и т. д. Декларируя стремление защитить общество, государ-ство разрушает его в угоду собственным интересам, декларируя право государ-ства вершить судьбы «преступников», общество избегает ответственности за собственные преступления и закрывает глаза на преступления государства.

Список литературы 1. Арпентьева М. Р. Психологические аспекты правоохранительной деятель-

ности: эссе по юридической психологии. Калуга : КГУ, 2017. 270 с.

13

2. Бард А., Зодерквист Я. Netократия. Новая правящая элита и жизнь послекапитализма. СПб. : СШЭ в Санкт-Петербурге, 2004. 252 с.

3. Бауман З. Индивидуализированное общество. М. : Логос, 2005. 390 с.4. Бенхабиб С. Притязания культуры. М. : Логос, 2003. 350 с.5. Головкина О. В. Канадский мультикультурализм как основа националь-

ной идентичности Канады // Вестник Волгоградского ГУ. Сер. 4. История. Ре-гионовед. Междун. отношения. 2004. № 9. С. 44–54.

6. Делез, Ж., Гваттари, Ф. Тысяча плато. Капитализм и шизофрения. Ека-теринбург, 2000. 895 с.

7. Касавин И. Т. «Человек мигрирующий»: онтология пути и местности // Во-просы философии. 1997. № 7. С. 74–84.

8. Красинская Е. С. Профессиональная деформация личности сотрудникаорганов внутренних дел и ее предупреждение // Вестник Восточно-Сибирского института МВД России. 2016. № 3. С. 48–52.

9. Кужелева-Саган И. П. Общество-сеть // Воздушный замок. 2014.№ 32(19). С. 29–42.

10. Ле Коадик Р. Мультикультурализм // Диалоги об идентичности и муль-тикультурализме / под ред. Е. И. Филипповой, Р. Ле Коадика. М. : ИАЭ РАН, Наука, 2005. С. 78–104.

11. Минигалиева М. Р. Толерантность и мультикультурализм. Калуга :КГУ им. К. Э. Циолковского, 2012. 332 с.

12. Носова С. С, Кужелева-Саган И. П. Молодежь в сетевом информацион-но-коммуникативном обществе // Сибирский психологический журнал. 2013. № 49. С. 85–96.

13. Русских Л. В. Основные направления политики мультикультурализма вРоссии // Вестник Южно-Уральского гос. ун-та. Сер. Соц.-гуман. науки. 2014. № 2. С. 85–89.

14. Солдатова Г. У., Нестик Т. А., Шайгерова Л. А. Принципы формирова-ния толерантности и управления рисками ксенофобии // Национальный психо-логический журнал. 2011. № 2. С. 60–79.

15. Тлостанова М. В. От философии мультикультурализма к философиитранскультурации. М. : РУДН, 2008. 251 с.

16. Толкачев С. П. Мультикультурализм в постколониальном пространствеи кросс-культурная английская литература // ИГП «Знание. Понимание. Уме-ние». 2013. № 1. С. 1–12.

17. Торо Г. Д. О гражданском неповиновении // Новые пророки. Торо. Тол-стой. Ганди. Эмерсон. СПб., 1996. 348 с.

18. Философия / под ред. В. В. Миронова. М. : Норма, 2005. 928 с.19. Чистое учение о праве Г. Кельзена. Сб. пер. Вып. l. M. : АН СССР

ИНИОН, 1987. С. 51–52. 20. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис : пер. с англ. Флинта, 2006.

342 с. 21. Aguinis H., Lawal S. O. Lancing // Human resource management review.

2013. Vol. 23. Iss. 1, рр. 6–17.

14

22. Anzaldúa, G. Borderlands / La frontera: the new mestiza. San-Francisco:Spinsters / Aunt Lute, 2012. 312 р.

23. Barley S. R., Kunda G. Contracting: a new form of professional practice // TheAcademy of management perspectives. 2006, vol. 20, no. 1, рр. 45–66.

24. Bauman Z. Liquid Modernity. Cambridge : Polity, 2000. 224 р.25. Beck Ul. What is Globalization? Cambridge (UK), Polity press, 2000.26. Berry J.W, Pleasants M. Ethnic tolerance in plural societies // International

conference on authoritarism and dogmatism. Potsdam, 1984. 27. Boden D. Worlds in action // B. Adam, U. Beck, J. van Loon (eds). The risk

society and beyond. London : Sage, 2000. 240 p. 28. Boden D., Molotch H. The compulsion to proximity // R. Friedland,

D. Boden (eds). Nowhere. Space, time and modernity / Berkeley : university of Cali-fornia press, 1994, рр. 257–286.

29. Coronil F. Transculturation and the politics of theory // Ortiz, F. CubanCounterpoint. Durham, N. C. : Duke univ. press, 1995, рр. I–XLI.

30. Deleuze G., Guattari F. Nomadology: the war machine / trans. by В. Massumi.New York : Semiotext(е), 1986. 629 р.

31. Fernández V. A. Nomadismos contemporáneos. Murcia: Universidad deMurcia, Servicio de publicaciones, 2010. 160 p.

32. Gussekloo A., Jacobs E. Digital Nomads. N. Y. : location-independent pub-lishers, 2016. 280 p.

33. Howe N., Strauss W. Generations. N.Y. : Q.W. Morrow, 1991. 544 p.34. Kymlicka W. Multicultural odysseys. Oxford : Oxford university press,

2007. 374 p. 35. Le Coadic R. Multiculturalism // Débats sur l’identité et le multiculturalisme / отв.

ред. Е. Филиппова и Р. Ле Коадик. М. : РАН, 2005. С. 126–149. 36. Makimoto T., Manners D. Digital nomad. Chichester : John Wiley, 1997. 256 р.37. McLuhan M. Understanding media. Milton park : Routledge, 2001. 400 p.38. Ortiz F. Cuban counterpoint. Durham, N.C. : Knopf , 2012. 408 p.38. Osnowitz D. Managing time in domestic space home-based contractors and

household work // Gender & Society. 2005. Vol. 19(1), рр. 83–103. 40. Parker M., Fournier V., Reedy P. The dictionary of alternatives utopianism

and organisation. London, England : Zed book, 2010. 338 р. 41. Peters J. D. Exile, nomadism, and diaspora // H. Naficy (ed.). Home, exile,

homeland. N. Y. : Routledge, 1999, рр. 17–41. 42. Putnam R. Bowling alone. N. Y. : Simon & Schuster, 2001. 544 р.43. Sisson N. The Suitcase entrepreneur. N. Y. : Tonawhai press, 2013. 314 p.44. Smith A. D. The ethnic revival in the modern world. Cambridge : Cam-

bridge university press, 1981. 240 р. 45. Smith A.D. Chosen peoples. Oxford : Oxford university, 2004. 350 p.

15

УДК 343.851 НИКОЛАЙ СЕМЕНОВИЧ АРТЕМЬЕВ,

доктор юридических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы Российской Федерации,

профессор кафедры криминологии и организации профилактики преступлений, Академия ФСИН России, г. Рязань, Российская Федерация,

e-mail: apu.kiopp@yandex.ru; ВАСИЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ПОНКРАТОВ,

кандидат юридических наук, доцент, начальник института,

ФКУ ДПО Кировский ИПКР ФСИН России, г. Киров, Российская Федерация, e-mail: ipk-fsin-kirov@mail.ru1

АНАЛИЗ И КРИМИНОЛОГИЧЕСКОЕ ПРОГНОЗИРОВАНИЕ – НАУЧНАЯ ОСНОВА ПЛАНИРОВАНИЯ МЕР ПО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЮ

РЕЦИДИВНОЙ (ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ) ПРЕСТУПНОСТИ

Аннотация: за последние годы, как в целом по России, так и по большин-ству регионов страны, наметилась устойчивая тенденция роста удельного веса ре-цидивной преступности (более 40 %). Ее наибольший удельный вес отмечается в регионах Дальневосточного федерального округа (высокая рецидивная преступ-ность в Хабаровском крае, Приморском крае, Магаданской и Амурской областях). Высокий удельный вес рецидивной преступности отмечается в регионах Сибир-ского федерального округа (Кемеровская и Томская области, Республика Хакасия, Красноярский край). Выше среднероссийского удельный вес рецидивной пре-ступности в Приволжском федеральном округе (наиболее высокий удельный вес рецидивной преступности в Ульяновской, Кировской, Оренбургской областях).

Рецидивная (пенитенциарная) преступность – ядро всей преступности, так как речь идет о контингенте, наиболее упорно противопоставляющем себя нравствен-ным ценностям общества, правопорядку и вовлекающим в преступления новых лиц. Именно она готовит кадры для профессиональной и организованной преступ-ности. Значение ее предупреждения связано с тем, что рецидив умышленных пре-ступлений обусловливает относительную устойчивость и самопроизводимость пре-ступности в целом как негативного социального явления. Рецидивисты – активные носители и распространители традиций преступной и иной антисоциальной среды.

Этот вид преступности концентрирует в себе опаснейшие негативные яв-ления: криминальный профессионализм, организованность, субкультуру пре-ступного мира, наркобизнес и т. д. Она является серьезной проблемой для правоохранительных органов, в том числе для учреждений, где отбывает нака-зание наиболее криминогенная часть преступников. В связи с этим совершен-ствование ее предупреждения в современный период развития страны приоб-ретает особое значение.

© Артемьев Н. С., Понкратов В. А., 2017

16

mailto:apu.kiopp@yandex.rumailto:ipk-fsin-kirov@mail.ru

Возрастает роль научного подхода к управлению социальными процессами, являющимися непосредственной сферой приложения управляющих воздействий со стороны правоохранительных органов, в первую очередь органов внутренних дел (полиции) и исправительных учреждений. Стиль и методы их работы часто не соответствуют складывающейся криминогенной обстановке и требованиям, предъявляемым к ним на современном этапе развития страны. На основании этого важной задачей, стоящей перед правоохранительными органами, выступает по-вышение научного уровня предупреждения рецидивной преступности, которое в значительной степени зависит от всестороннего анализа ее причин и условий, ей способствующих, прогноза развития ее состояния на будущее и разработки на этой основе действенных, эффективных мероприятий по ее предупреждению.

Ключевые слова: рецидивная (пенитенциарная) преступность, анализ ре-цидивной (пенитенциарной) преступности, прогноз, прогнозирование, соотно-шение анализа, прогнозирования и планирования.

Задачей первостепенного значения в настоящее время является повышение научного уровня планирования предупреждения рецидивной преступности, ко-торое в значительной степени зависит от ее всестороннего анализа и прогноза рецидивной преступности. Отсюда вытекает значимость разработки научно обоснованных решений в правоохранительных органах, в том числе планов (те-кущих и перспективных) на основе глубокого и тщательного анализа состояния рецидивной преступности и ее криминологического прогнозирования.

Вопрос об определении правильного соотношения криминологического ана-лиза, прогнозирования и планирования в системе научной организации управле-ния в правоохранительных органах имеет не только научное, но и практическое значение в разработке наиболее эффективных мероприятий по предупреждению рецидивной (пенитенциарной) преступности. Одним из основных направлений по повышению управления уголовно-исполнительной системой, предусмотренных Концепцией развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года, является обеспечение приоритетности диссертационных исследова-ний, направленных на научный анализ актуальных проблем практической дея-тельности учреждений и органов уголовно-исполнительной системы [1, с. 12].

Большинство авторов при рассмотрении элементов (функций, стадий) управленческого цикла так или иначе решают вопрос о месте в нем функции оперирования информацией. Независимо от того, выделяют авторы или нет в качестве самостоятельного элемента управленческого цикла сбор, обработку и анализ информации, исследователи отмечают, что информационные процессы пронизывают весь управленческий цикл [2].

Как анализ, так и криминологическое прогнозирование не существуют сами по себе и взаимодействуют друг с другом, повышают научный уровень планиро-вания мер по предупреждению рецидивной (пенитенциарной) преступности. С помощью анализа изучаются в полном объеме состояние рецидивной преступ-ности в стране, республике, крае, области, городе, районе, населенном пункте, исправительном учреждении и результаты ее предупреждения. На основании

17

анализа планируются мероприятия по совершенствованию предупреждения ре-цидивной (пенитенциарной) преступности как в настоящее время (текущее пла-нирование), где криминологическое прогнозирование является необходимым. Криминологический прогноз как бы приближает эти планируемые мероприятия, рассчитанные на перспективу, к действительной обстановке, которая сложится только через пять и более лет. Он дает возможность уже заранее предусматри-вать меры по нейтрализации нежелательного развития такого отрицательного явления, как рецидивная преступность, от успешного предупреждения которой во многом зависит эффективность укрепления правопорядка в целом.

Между анализом и прогнозированием имеется тесная связь. С помощью ана-лиза выявляются важные тенденции и закономерности, присущие рецидивной (пенитенциарной) преступности, которые используются при ее прогнозировании, а с помощью прогноза получают информацию о будущем состоянии рецидивной (пенитенциарной) преступности (ее структуре, динамике и т. д.). С учетом этих данных составляются перспективные план, где предусматриваются конкретные задания и меры воздействия на рецидивную (пенитенциарную) преступность.

Анализ способствует выявлению еще нерешенных вопросов, резервов даль-нейшего улучшения предупредительной работы, судебной практики и уголовно-исполнительного процесса, совершенствования организации форм и методов ра-боты правоохранительных органов и исправительных учреждений. [3, с. 61–62].

Криминологическое прогнозирование не только дает информацию о буду-щем состоянии рецидивной (пенитенциарной) преступности, но и вооружает практических работников правоохранительных органов сведениями о выборе целесообразных средств и методов ее предупреждения. Это способствует пра-воохранительным органам, и в первую очередь, органам внутренних дел (поли-ции) и исправительным учреждениям намечать наиболее эффективные меро-приятия по предупреждению рецидивной (пенитенциарной) преступности. Уже при вынесении приговора суд определяет наказание, интуитивно представляя будущее поведение данного лица и возможности его исправления в соответ-ствии с целями, указанными в статье первой Уголовно-исполнительного кодек-са Российской Федерации. Однако такой интуитивный прогноз не может явить-ся научной основой планирования мер по предупреждению рецидивной (пени-тенциарной) преступности, так как он не основан на применении специального аппарата прогностики.

Научное и практическое значение прогнозирования состоит в том, что оно дает прогностическую, опережающую время информацию о будущем состоя-нии рецидивной (пенитенциарной) преступности и тем самым способствует определению основных направлений деятельности государственных органов в целом и правоохранительных органов в частности в вопросах предупреждения рецидивной преступности. Криминологическое прогнозирование должно опи-раться не только на закономерности, присущие рецидивной (пенитенциарной) преступности, но и учитывать социальные процессы в жизни общества, что по-вышает обоснованность и точность криминологического прогноза и способ-ствует разработке более эффективных мер по предупреждению рецидивной

18

(пенитенциарной) преступности. Государственный органы совместно с право-охранительными органами, и в первую очередь, органами внутренних дел (по-лицией) и исправительными учреждениями, должны знать как будет развивать-ся рецидивная преступность в будущем, чтобы заранее спланировать систему предупредительных мер, нейтрализующих или сдерживающих негативное раз-витие рецидивной (пенитенциарной) преступности.

Криминологический прогноз в отличие от плана не предусматривает непо-средственного воздействия на рецидивную (пенитенциарную) преступность. Основная его задача – способствовать повышению научного уровня и, следова-тельно, эффективности планирования предупредительных мер. Научное про-гнозирование выступает не только элементом планирования предупредитель-ных мер, но и процесса выработки любого оптимального управляющего воз-действия на рецидивную (пенитенциарную) преступность. Принимая то или иное управленческое решение в процессе предупреждения рецидивной (пени-тенциарной) преступности, следует предвидеть, какие последствия повлечет за собой его реализация, в каком направлении будет развиваться рецидивная (пе-нитенциарная) преступность.

Кроме прогностической информации для составления любого плана по предупреждению рецидивной (пенитенциарной) преступности используется много других данных. При этом следует отметить, что необходимость в про-гнозе возникает не только при составлении планов, но и при контроле за их вы-полнением и уточнением.

Если прогнозирование общественных процессов и социальных проблем, одной из которых является предупреждение рецидивной (пенитенциарной) пре-ступности, носит предположительный, рекомендательный характер, то плани-рование отличается конкретностью и директивностью. План определяют сроки выполнения намеченных предупредительных мероприятий, объемы работ, ис-точник финансирования и т. д., в то время как прогноз может лишь наметить несколько вариантов будущего состояния рецидивной (пенитенциарной) пре-ступности, и повышает научную обоснованность планируемых мероприятий по предупреждению рецидивной (пенитенциарной) преступности.

С учетом изложенного следует сделать следующие выводы: 1. В последние годы в стране отмечается тенденция роста удельного веса

рецидивной преступности, которая является «ядром» всей преступности, по-скольку речь идет о контингенте преступников, упорно противопоставляющих себя нравственным ценностям общества, правопорядку, и вовлекающие в со-вершение преступлений все новых лиц. Именно рецидивная (пенитенциарная) преступность «готовит кадры» для профессиональной и организованной пре-ступности, а также рецидив преступлений во многом обусловливает относи-тельную устойчивость и самопроизводство преступности в целом как негатив-ного социального явления.

2. Криминологический рецидив – это повторное совершение уголовно-наказуемых деяний как лицами, к которым применялось уголовное наказание либо меры его заменяющие, независимо от снятия или погашения судимости за

19

прежние преступления, так и лицами, к которым уголовно-правовые меры воз-действия не применялись. А рецидивная преступность – часть всей преступно-сти, выделенная на основе особой характеристики субъекта преступления – ли-ца, характеризующегося криминологическим рецидивом.

3. В настоящее время задачей первостепенного значения является повы-шение научного уровня планирования мер по предупреждению рецидивной (пенитенциарной) преступности, которое в значительной степени зависит от ее всестороннего анализа и прогноза. Отсюда вытекает значимость разработки научно обоснованных решений в правоохранительных органах, в том числе планов (текущих и перспективных) на основе глубокого и тщательного анализа состояния рецидивной (пенитенциарной) преступности и ее криминологическо-го прогнозирования.

4. Анализ, прогнозирование и планирование – это самостоятельные, хотя ивзаимосвязанные функции (этапы) научной организации работы правоохрани-тельных органов, каждая из которых играет важную роль в предупреждении рецидивной (пенитенциарной) преступности.

Список литературы 1. Об утверждении Концепции развития уголовно-исполнительной системы

Российской Федерации до 2020 года : распоряжение Правительства Рос. Феде-рации от 14 октября 2010 г. № 1772-р // Собр. законодательства Рос. Федерации. 2010. № 43. Ст. 5544.

2. Артемьев Н. С. Организация борьбы с рецидивной преступностью :учеб. пособие. М., 1997.

3. Горожанин А. В., Артемьев Н. С., Некрасов А. П. Роль исправительныхучреждений в борьбе с рецидивной преступностью : монография. Самара, 2005. 236 с.

20

УДК 343.81 ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ БАРАНОВ,

доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации,

почетный работник высшего профессионального образования Российской Федерации,

помощник начальника академии по инновационному развитию научной деятельности,

ФГКОУ ВО «НА МВД России», г. Нижний Новгород, Российская Федерация, e-mail: baranov_prof@bk.ru;

РОМАН АНАТОЛЬЕВИЧ РОМАШОВ, доктор юридических наук, профессор,

заслуженный деятель науки Российской Федерации, профессор кафедры теории права и правоохранительной деятельности,

Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация,

e-mail: romashov_tgp@mail.ru

УГОЛОВНО-ПРАВОВОЕ НАКАЗАНИЕ КАК ТЕХНИКО-ЮРИДИЧЕСКАЯ КОНСТРУКЦИЯ

Аннотация: раскрываются природа и цели уголовно-правового наказания, рассматривается технико-юридическая конструкция этого самобытного фено-мена, анализируются его взаимосвязи с судимостью, государственным поощре-нием, характеризуется дисбаланс права и закона в сфере исполнения уголовно-правовых наказаний.

Ключевые слова: уголовное наказание, цели уголовно-правового наказа-ния, уголовная ответственность, юридическая конструкция, уголовно-процессуальное правоограничение, судимость, уголовно-правовое поощрение, дисбаланс сферы исполнения уголовно-правовых наказаний.

1. Понятие и признаки уголовно-правового наказания. Уголовно-правовыенаказания и уголовно-процессуальные правоограничения.

Почти все международно-правовые договоры между Росс�