Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное

учреждение высшего профессионального образования«Владимирский государственный университет имени Александра

Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых»гуманитарный институт

Л. В. Акулова

Культура и искусство русской усадьбы (XVI – начало XX вв.)

Монография

Владимир 2012

1

УДК 94 (47)ББК 63. 3 (2) А 44

Рецензенты:

кафедра истории и теории культуры ВлГУ;

Н. С. Катунина – доктор философских наук, профессор кафедры

философии и религиоведения ВлГУ;

В. Н. Королькова – кандидат исторических наук, доцент, зав. кафедрой

гуманитарных наук Владимирского института бизнеса.

Акулова, Л. В.

А 44 Культура и искусство русской усадьбы (XVI – начало

XX вв.) : монография / Л. В. Акулова ; Владим. гос. ун-т. –

Владимир : Аркаим, 2012. – 324 с.

ISBN 978-5-93767-053-3

Монография представляет собой исследование, связанное с изучением русской усадебной культуры и искусства, которые являются богатым историческим наследием, не потерявшим значения в наши дни.

Работа предназначается прежде всего студентам, аспирантам, преподавателям университетов, а также всем, кто интересуется вопросами русского национального наследия в области художественной культуры и искусства.

УДК 94 (47) ББК 63. 3 (2)

ISBN 978-5-93767-053-3 © Акулова Л. В., 2012 © ФГБОУ ВПО «Владим. гос. ун-т им. А. Г. и Н. Г. Столетовых», 2012

Введение. Историография вопроса

2

Русская усадьба – важнейшее и во многом уникальное явление отечественной культуры. Она представляет собой не только культуру прошлых столетий, но вместе с тем является составной частью культуры современной. Усадьба хранит память о поколениях многих дворянских родов, которые стали гордостью нашей национальной культуры. Русская усадьба была основой всей нашей отечественной культуры прошлых веков. Влияние европейской культуры, прекрасное образование, которое получали русские дворяне в российских и зарубежных университетах и пансионах, не дали бы таких высоких результатов в области науки и искусства, если бы предварительно они не обучались в своих родовых «дворянских гнездах», не впитали бы в себя высокие понятия духовности, благородства, этические и эстетические представления о жизни, гражданские понятия чести и долга.

Интерес к изучению русской усадьбы как важнейшего пласта русской культуры заметен уже давно. Некоторые сведения о наиболее известных подмосковных усадьбах встречались в путеводителях по Москве 1-й половины XIX века, например, в историческом путеводителе, изданном в 1831 году, периодических изданиях. В путеводителях имелись небольшие разделы о достопримечательностях, находящихся в окрестностях Москвы, прежде всего это относилось к таким усадьбам, как Кусково, Останкино, Царицыно. Но путеводители содержали незначительную информацию о русских усадьбах. Важные исторические факты и подробности усадебной жизни можно почерпнуть в воспоминаниях отдельных лиц. Интересны в этом плане изданные Е. П. Яньковой «Рассказы бабушки из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово». Книга впервые была издана в 1885 году в Санкт-Петербурге и в 1989 году переиздана.

Разорение дворянства в России привело к тому, что интерес к дворянским усадьбам постепенно стал угасать, но в конце XIX – начале XX веков внимание к дворянским усадьбам оживилось. Некоторые исследователи связывают его с появлением романов И. С. Тургенева (1818 – 1883), поэтизировавших «дворянские гнезда», но, возможно, само созерцание угасающей, безвозвратно уходящей в

3

прошлое усадебной жизни с ее уникальной культурой, вызывало грустные воспоминания и стремление, если не восстановить сам быт дворянской усадьбы, то хотя бы напомнить современникам о прошлом значении усадьбы в жизни России, не дать окончательно исчезнуть памяти о ней. Это стремление проявилось в деятельности некоторых интеллектуалов. Так, в конце 80-х годов XIX века граф Сергей Дмитриевич Шереметев (1844 – 1918) совершил несколько поездок по России, посетив малоизвестные подмосковные усадьбы. Результатом этих поездок явилась серия книг об усадебной жизни минувших лет. В популярных журналах того времени появлялись отдельные публикации о подмосковных усадьбах с хорошими иллюстрациями.

В начале XX века граф Павел Сергеевич Шереметев (1871 – 1943) высказал мысль об интересном издании – «Русские усадьбы». Оно должно было выходить отдельными выпусками, в которых давалось описание усадеб центральной России, представлявших интерес как в историческом, так и в художественном отношении. П. С. Шереметев просил владельцев усадеб предоставить исследователям доступ к семейным архивам, произведениям искусства, хранящимся у них. Он считал, что «расцвет духовных сил великой страны только и возможен, что на старом основании, на старом родном корени» [1]. Несмотря на то, что вышло только два выпуска серии «Русские усадьбы», они дали понять читателям, какие ценные сокровища хранились в дворянских семейных архивах.

Важную роль в пробуждении интереса к усадебной жизни и особенно – ее художественной культуре сыграл журнал «Старые годы», выходивший с 1907 по 1916 годы в Санкт-Петербурге. Редактором и издателем журнала был искусствовед и библиофил П. П. Вейнер (1879 – 1925), который поддерживал издание журнала также и материальными средствами. Журнал «Старые годы» оказал значительное влияние на культурную жизнь России того времени в целом. «… нашим мнением стали дорожить. В публике уже стали прислушиваться к нашим отзывам и руководиться нашим вкусом» [2], – писал П. П. Вейнер. В этом журнале, кроме П. П. Вейнера, печатали свои статьи известные искусствоведы Г. К. Лукомский, Н. Н. Врангель. Впоследствии они совместно с другими

4

деятелями культуры стали активными членами Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины (1909 – 1915). Это общество ставило своей целью «препятствовать разрушению, поддерживать и способствовать сохранению в России всех памятников, имеющих художественную или историческую ценность, независимо от эпохи создания их. Архитектурные постройки, памятники кладбищ, картины, бронза, фарфор, скульптура, гравюры, предметы художественной промышленности – все это, составляющее культурное достояние России, подлежит сохранению и защите» [3]. С этой целью Общество имело в виду самую широкую пропаганду для развития в массах уважения и любви к предметам старины и искусства. Общество обещало издавать брошюры и художественные издания, читать лекции и устраивать выставки.

Немалое значение в деле популяризации быта дворянских усадеб имел журнал «Столица и усадьба», издававшийся два раза в месяц с 1913 по 1917 годы. В известных журналах, выходивших на рубеже XIX – XX веков, «Мир искусства», «Русский архив», «Исторический вестник» также печатались статьи о дворянских усадьбах. Исследованию подмосковных усадеб посвятил свои очерки Ю. И. Шамурин. Он писал: «В результате изучения усадеб мы стали богаче: открылась новая полоса русской культуры, интересная и важная не только совершенством своих материальных созданий, но и своими мыслями, своей поэзией и философией, своими верованиями и вкусами» [4].

Художественная жизнь провинциальных усадеб заинтересовала известного художника и искусствоведа Г. К. Лукомского (1884 – 1952). В его работах содержится немало сведений об усадьбах русского Севера. Г. К. Лукомский предлагал совершить 10-20 экспедиций и объездить все губернии России в течение двух лет, получив при этом богатый исследовательский материал. К несчастью, Первая мировая война помешала осуществлению его планов. В 1915 году в одной из своих работ Г. К. Лукомский с сожалением отмечал, что владельцы усадеб не воспитали у окружающих должного уважительного отношения к памятникам культуры и истории, которые им принадлежали. «Такое отношение к

5

своей собственности, являющейся историческим достоянием России, не может пройти бесследно, достойно возмездия… и рисует нам печальную картину будущего!» [5].

Несмотря на огромные разрушения послевоенных и революционных лет, интерес к русской усадебной культуре не исчез окончательно. Об этом свидетельствует создание в 20-х годах прошлого века Общества изучения русской усадьбы – ОИРУ (1922 – 1931). Оно было создано группой общественников во главе с искусствоведом В. В. Згурой, которые стремились спасти хотя бы остатки той уникальной усадебной культуры, которая еще частично сохранилась. Обществом были разработаны основные принципы изучения и популяризации русской усадебной культуры во всех ее многообразных проявлениях. Издавались сборники ОИРУ, монографические очерки, велась усадебная картотека, устраивались экскурсии в известные подмосковные усадьбы. Общество пыталось даже создать новую науку – усадьбоведение, разработать ее теоретическую основу, методологию изучения усадебной культуры. В 1931 году Общество было закрыто, и возвращение к изучению русской усадебной культуры началось только в 1950 году.

В 1992 году в Москве трудом и стараниями группы энтузиастов во главе с доктором исторических наук Л. В. Ивановой и В. П. Выголова было воссоздано Общество изучения русской усадьбы. В настоящее время интерес к изучению дворянской усадьбы как к уникальному и важнейшему пласту русской культуры непрерывно растет, и возрождение Общества изучения русской усадьбы, а также развитие нового направления в русской историко-культурологической науке – усадьбоведение – принесет большую пользу в практическом восстановлении многочисленных дворянских усадеб, в духовном и культурном обогащении современников, в развитии уважения к прошлой культуре России и стремления сохранить ее для потомков.

Глава I. Истоки русского дворянства

6

и усадебной культуры

Европейские поместья, начиная с античных времен, представляли собой сложное и многогранное явление, связанное с экономической, социальной и культурной жизнью страны, отражали интеллектуальные и культурные запросы и идеалы владельцев. Итальянские виллы эпохи Возрождения, воплощавшие определенный образ жизни и прекрасное место проведения досуга, непосредственную связь разнообразных предметов, произведений искусства и природы внутри некоторого определенным образом организованного замкнутого пространства, нашли отражение в усадьбах и королевских резиденциях Франции (Версаль, Трианон), Германии (Сан-Суси), Англии (Воксхолл, Чатсворт). Подобные резиденции были в разные эпохи и в других странах. Всюду они играли значительную роль во всех сферах общественной жизни, но в каждом государстве свою особенную. Последним аристократическим европейским обществом, которое отразило свою духовную, интеллектуальную и повседневную жизнь в усадебной культуре, было русское дворянство.

Как известно, основным типом поселений на Руси было село. Название это появилось в русских летописях с Х века и обозначало «княжеское загородное имение». Позднее так стали называть «обстроенное и заселенное крестьянами место, в коем есть церковь» [6]. Особым типом поселений было сельцо, то есть деревня, селение, «особенно барское; более где барский дом, крестьянские дворы вкупе, без церкви» [7]. Русские поселения свидетельствовали о том, что в них проживали не только крестьяне, но и представители других сословий. Так повелось исстари. Как известно из исторических источников, исключительную роль в жизни России играло сословие священнослужителей. Священники были в селах и учителями, а при храмах обычно создавались церковноприходские школы. Сельские монастыри были для крестьян не только центрами духовной и культурной жизни, но и примером организованного, продуманного ведения хозяйства, земледелия, торговли. К сожалению, немного

7

осталось сведений о сельских учителях и врачах, и они относятся чаще всего к XIX веку.

Писатель И. С. Тургенев, певец русских «дворянских гнезд», размышляя о роли русского дворянства в жизни России, отмечал: «Наши дворяне … частью ведут род свой от князей, представителей вотчинного, семейного – не феодального начала, частью от выходцев или княжеских и царских слуг или дружинников, но во всяком случае русское дворянство никогда не составляло особой касты, оно не было самостоятельным, не выводило свою власть от Божьей милости, не имело прав; права его нам дарованы – и недавно. Укрепленных замков оно не имело ни в каком смысле – ни в физическом, ни в нравственном; оно не имело власти – оно служило ей. …Они служили не одному царю, они служили близкому делу и устроению, потому что сам царь сливался с земским делом и скупал землю. Оттого-то дворянство наше никогда не вступало и не могло вступать в борьбу с правительством. Русским царям никогда не приходилось, подобно королям на Западе, искать точку опоры в сословии городском и сельском, – не приходилось прибегать к одному звену, сочлененному государству, для удержания в равновесии другого звена; Россия … представлялась государством, расширенным до семейственного государства, в ней не было отдельных звеньев.

…На Западе землею владели по праву завоевания бароны, рыцари, и сам король владел землею как первый и славный из них и по тому же праву; в России всей землей владел царь как вотчиной, как наследством, перешедшим к нему от отцов и дедов, а под ним сидели на земле дворяне наравне с крестьянами – одни в силу жалований – не завоеваний, другие опять-таки не в силу покоряющего меча, а в силу распахивающего плуга. Служба, служение царю, как центральной точке, к которой тяготела и земля, – вот то коренное начало, которое лежит в основании всему учреждению русского дворянства, которое дает ему особое значение и смысл. Дворянин служил за жалование и получал жалование за службу. И другие сословия служили, но вслед за дворянином; дворянин – первый слуга… Русский дворянин служил и служит – и в этом его сила и значение, а не во владении крестьянами – явлении

8

случайном, вызванном не столько необходимостью, сколько неумением и недоразумением, и узаконенном случайно и долженствующем исчезнуть с прекращением причин его вызвавших. Русский дворянин служит земле … но есть различные службы. Было время, когда дворяне служили земле, умирая под стенами Казани, в степях Азовских; но не всегда одной крови требует от нас наше отечество; есть другие жертвы, другие труды и другие службы – и наше дворянство не отказывалось от них» [8]. Рассуждения писателя помогают нам многое понять в самой природе такого исключительного явления, как русская дворянская усадьба.

Русское дворянство Московской, допетровской Руси представляло собой так называемый «служилый» класс, оно состояло из государевых слуг, в основном военных. Их труд, кроме жалованья, мог оплачиваться и тем, что они за свою воинскую службу «помещались» на участок земли с деревнями и крестьянами. Если дворянин переставал служить, он должен был вернуть предоставленные ему земли в государственную казну, поскольку они не были его личной собственностью. Только за особые заслуги земля могла быть дарована в наследственное владение, тогда «воинник» становился «вотчинником» [9]. В этих владениях постепенно складывалась своя особая жизнь и уникальная культура.

Как отмечал исследователь русской дворянской культуры барон Н. Н. Врангель (1882 – 1915), при слове «усадьба» нам обыкновенно представляется белокаменный дом екатерининского или александровского времени, тенистый сад, мебель красного дерева или карельской березы. Но и до Екатерины были помещичьи дома, обитаемые князьями и боярами. По описаниям заезжих иностранцев, а также по отдельным сведениям писцовых книг можно представить жизнь русской дворянской усадьбы XVI –XVII столетий.

К таким усадьбам относится село Коломенское, бывшая вотчина великих московских князей, позднее ставшая резиденцией русских царей. Коломенское впервые упомянуто в завещании великого князя московского Ивана Калиты около 1339 года. Архитектурный ансамбль Коломенского складывался в XVI – XVII веках. Он включал в себя всемирно известную церковь Вознесения

9

(1532), построенную, как гласит предание, князем Василием III в честь рождения сына, будущего русского царя Ивана IV (1530 – 1584), прозванного Грозным. Храм Вознесения являлся одним из первых каменных шатровых построек на Руси и по своим архитектурным формам сильно отличался от принятых в то время на Руси купольных храмов. Своей красотой этот храм восхищал не только современников, но и тех, кто видел его значительно позже, спустя несколько столетий. Незабываемое впечатление произвел храм Вознесения на выдающегося французского композитора XIX века Гектора Берлиоза (1803 – 1869), который во время своих гастрольных концертов в Европе дважды посетил Россию, в 1847 и в 1867 годах. Он писал: «Ничто меня так не поразило в жизни, как памятник древнерусского зодчества в селе Коломенском. Многое я видел, многим любовался, многое поражало меня, но время, древнее время России, которое оставило свой памятник в этом селе, было для меня чудом из чудес. Я видел Страсбургский собор, который строился веками. Я стоял вблизи Миланского собора, но, кроме налепленных украшений, я ничего не нашел. А тут передо мной предстала красота целого. Во мне все дрогнуло. Это была таинственная тишина, гармония красоты законченных форм. Я видел какой-то новый вид архитектуры. Я видел стремление ввысь, и долго я стоял, ошеломленный» [10].

Наиболее интенсивное строительство началось в Коломенском в XVII веке. В это время Коломенское становилось местом летнего пребывания русских царей. В 50 – 70 годы XVII века в Коломенском окончательно сложился своеобразный архитектурный ансамбль. Главным въездом в царскую усадьбу служили ворота, которые представляли собой тип парадного въезда, монастырского или усадебного, утвердившегося в русской архитектуре во второй половине XVII века. Ворота имели арки для проезда и прохода, над воротами находилась палата с особым механизмом, приводящим в действие металлических львов, стоящих перед воротами. Львы были сделаны из меди, обиты бараньими шкурами. Подъезжавших гостей они приветствовали рычанием, вращали глазами, двигали лапами. Эти диковинные львы, приводящие в восторг современников, были

10

сделаны талантливым механиком Петром Высоцким, которому принадлежал и ряд других изобретений в усадьбе Коломенское.

Композиционным центром всего ансамбля являлся деревянный царский дворец, который современники называли «осьмым чудом света». Несмотря на всю сложность и красоту постройки, дворец был сооружен очень быстро: всего за один строительный сезон. Полностью отделка дворца была завершена за три года, и в 1671 году царь Алексей Михайлович принимал в своей резиденции иностранных послов. Иностранцы говорили, что дворец своей уникальной красотой напоминает драгоценность, только что вынутую из ларца. Дворец отличался не только своими размерами: площадь 8000 м ² при высоте 50 метров, но и затейливостью, причудливостью архитектуры, многокрасочностью, узорчатостью. Как отмечают специалисты, дворец в Коломенском был построен по принципу «хоромного строения», характерного для традиций древнерусского зодчества. Свободная композиция делала его подобным небольшому сказочному городку, состоявшему из нескольких теремков, различных по высоте и размерам.

Внутренние помещения дворца были, хотя и не очень велики, но многочисленны. Во дворце было 270 комнат и около трех тысяч окон. История сохранила имена многих русских мастеров, трудившихся над постройкой Коломенского дворца. Среди них были плотники, резчики по дереву, живописцы, кузнецы. Убранство дворца отличалось редкой фантазией и изобретательностью. В многоцветном узорочье сказалась любовь русских мастеров к праздничному, нарядному стилю в зодчестве и оформлении интерьера. Здесь была и пышная золоченая резьба, и тонкие, точно кружево, металлические гребни, флюгеры. Двери, обтянутые красным сукном, с гравированными петлями также представляли собой замечательное произведение высокого искусства. Изнутри весь дворец был искусно расписан. Росписями Коломенского дворца руководил выдающийся иконописец того времени Симон Ушаков (1626 – 1686). Коломенское имело все типичные черты русской усадьбы XVII века. В нем, как и в других русских усадьбах, были многочисленные хозяйственные постройки, дома для мастеровых, которые обслуживали господскую семью.

11

Особое значение для русской усадьбы имело садово-парковое искусство. В течение нескольких веков создавались сады и парки в Коломенском. В парке вокруг дворца росли дубы, липы, вязы, а также привезенные издалека кедры и пихты. Большое внимание уделялось садоводству. К началу XIX века в Коломенском насчитывалось до пятнадцати тысяч плодовых деревьев.

Как свидетельствует история, в Коломенском прошли детские и юношеские годы будущего русского императора Петра I (1672 – 1725) , но после перенесения столицы из Москвы в Петербург, значение Коломенского как резиденции русских царей стало ослабевать. Роскошный дворец начинал постепенно разрушаться, и в 1767 году по приказу императрицы Екатерины II пришедший в ветхость деревянный дворец разобрали. Вскоре на этом месте был построен дворец для Екатерины II, который не отличался сложностью архитектуры. Этот дворец сильно пострадал во время войны 1812 год и был также разобран. Для летней резиденции императора Александра I был построен новый дворец в стиле ампир. Одновременно с постройкой дворца велась работа над созданием парка, при этом удалось сохранить сложившийся архитектурный ансамбль и живописный природный ландшафт. Но и этот дворец был разобран в конце XIX века. Появлялись новые проекты по созданию царской резиденции при императоре Николае I, но они не были осуществлены. В русской истории усадьба Коломенское так и осталась в памяти потомков как резиденция царя Алексея Михайловича со сказочным по красоте дворцом и роскошными садами и парком.

Не меньшее значение в истории русских усадеб имела Александровская Слобода, известная резиденция царя Ивана Грозного. В начале XVI века здесь появилась усадьба великого князя московского Василия III, в центре которой был построен храм Покрова Пресвятой Богородицы. Впоследствии, сбежав из Москвы от мятежей, в Александровской Слободе поселился царь Иван Грозный. Летописцы отмечали, что зимой 1564 года царь Иоанн с семьей внезапно выехал из Москвы неизвестно куда, приведя тем в смятение жителей столицы. Из-за распутицы он две недели прожил в Коломенском под Москвой, а когда реки замерзли, поехал в Свято-

12

Троице-Сергиев монастырь. Отслужив здесь молебен, царь Иоанн направился в Александровскую Слободу, где остался на долгие годы. С приездом царя в Александровской Слободе началось интенсивное строительство: возникли земляные валы, крепостные стены кремля, которые окружал ров, заполненный водой.

Отцовскую усадьбу Иван Грозный преобразил в царскую резиденцию. На некоторое время она даже затмила собой Москву. Талантливые зодчие возводили здесь белокаменные храмы, роскошные дворцы. Сюда по вызову Ивана Грозного переехал из Москвы печатник А. Т. Невежа. В 1577 году он напечатал здесь Псалтырь. В Александровской Слободе изготовляли бумагу, отливали колокола. В своей резиденции царь Иван Грозный провел семнадцать лет. Все это время Александровская Слобода была по существу столицей Руси. Здесь русский царь принимал послов из Англии, Швеции, Польши, Дании, Крыма. Историки отмечали, что приемы иностранных послов обставлялись роскошью и бутафорией. Примером этому служил придворный церемониал византийских императоров, наследником которых по материнской линии был царь Иван IV. На дороге, ведущей в царские палаты, стояли две тысячи стрельцов. У царского трона лежали механические львы, которые во время царского приема поднимались и рычали, как живые. Внешне это очень напоминает описание приема русской княгини Ольги византийским императором в X веке. Очевидец события сообщал: «Трон, на котором император принял Ольгу, был сооружен из чистого золота и усыпан драгоценными камнями. На разных частях седалища находились сидящие золотые птицы, которые в надлежащих случаях вдруг начинали гармонично петь. Точно так же трон был украшен фигурами львов, которые могли рычать так же громко, как и цари пустыни…» [11]. В палатах царя находилось множество бояр в разноцветных одеждах. Царь был облачен в бархатную одежду желтого цвета, украшенную драгоценными камнями. На голове его был шлем с золотой короной, весь в алмазах, а на всех пальцах у царя были перстни с бриллиантами.

После трагической смерти царевича Ивана Ивановича царь Иван Грозный покинул Александровскую слободу. За царем переехали в Москву его приближенные. Постепенно опустели

13

боярские дома и усадьбы, и Александровская Слобода утратила свое былое значение. В первой трети XVII века Александровская Слобода была путевым станом во время царских поездок по монастырям на богомолье. В годы правления царя Алексей Михайловича было решено основать здесь женский монастырь. Так во второй половине XVII века царская усадьба превратилась в монастырь.

Из документальных источников известно, что русские помещики времен Ивана Грозного и в XVII веке жили довольно бедно и неприхотливо. Вследствие отсутствия стремления к роскоши и комфорту, русские люди того времени жили очень просто.

При Петре I многие бояре начали устраивать свой быт на европейский манер, усваивая вкусы западноевропейских аристократов. Со временем русские вельможи вступили на новую ступень поклонения роскоши и великолепию. Это относилось прежде всего к празднествам, которые давались при дворе, и которым все знатные люди стремились подражать. Провинция, как обычно, старалась следовать столичной моде, хотя и с некоторым отставанием. Для последующих времен жизнь помещичьих усадеб XVII – начала XVIII веков оставалась загадочной, так как не сохранилось целиком деревянных домов той эпохи, которые в России тогда преобладали. Только со второй половины XVIII века стиль дворянской усадьбы можно рассматривать как вполне ясное понятие, потому что только с этого времени сохранились полностью помещичьи дома.

В начале XX века дворянские дома в усадьбах, сады, парки в большинстве своем пребывали в запустении. Отмена крепостного права в России обрушилась на помещичий уклад жизни, и он уходил в небытие. Но до октябрьского переворота катастрофа не коснулась русской деревни, в селах и деревнях еще сохранялся старинный уклад жизни. Сильнейшие разрушения грянули после 1917 года.

Специалисты отмечали, что во Франции, Германии, Бельгии, Италии в начале XX века были семьи, которые жили в своих домах с XV – XVI веков, притом не только в замках и дворцах. Свой дом хранили даже с XII века крестьяне и ремесленники. Из поколения в поколение передалось ремесло и способы улучшения жилища,

14

старинная домашняя утварь [12]. В России после октябрьского переворота осталось очень мало свидетельств о прошлой жизни русской усадьбы, сожжены помещичьи дома удивительной архитектуры, коллекции картин, семейные архивы, библиотеки, мебель. Уничтожены уникальные сокровища искусства. Всего лишь несколько имений, которые принадлежали великим русским писателям, были восстановлены, но это из нескольких десятков тысяч дворянских усадеб, разбросанных по всей России.

Эпоха расцвета русской усадебной культуры была непродолжительной. Она началась со времени правления Петра I и закончилась с революционным переворотом 1917 года. Тем не менее дворянские усадьбы успели сделаться уникальными центрами русской культуры, повлиявшими на жизнь всех слоев общества. Культурные процессы связаны с историческим движением непрерывностью духовной, нравственной, интеллектуальной жизни человека и общества. Развитие культуры всегда предполагает преемственность, сохранение опыта предшествующих поколений. Дворянская усадебная культура не является в этом отношении исключением. По установившимся традициям принадлежность к дворянскому классу означала обязательность и необходимость определенных, принятых в дворянской среде правил поведения, соблюдение этикета, принципов чести, эстетических вкусов. Усадебная дворянская культура соединяла в себе разнообразные формы выражения идеалов эпохи как эстетических, так и духовно-нравственных. Русская усадебная культура складывалась во взаимодействии духовной, общественной, экономической, повседневной и художественной сторон жизни.

«Феномен русской усадьбы состоит в том, что она имела основное значение в становлении культурных традиций. Дворяне в России играли ведущую роль в жизни общества, а экономика страны обеспечивала их даровым трудом крепостных, что давало возможность возводить большие и сложные постройки … Поэтому в России не город, а усадьба стала той почвой, той творческой средой, которая подготовила многогранную культуру XIX столетия» [13].

Быт и жизнь русской усадьбы неразрывно связаны с крепостной Россией. По мнению исследователя дворянских усадеб

15

барона Н. Н. Врангеля, своеобразное соединение утонченной европейской культуры и деспотизма было возможно только в период существования крепостного права. Со свойственной русскому человеку природной сообразительностью, крепостные крестьяне по приказанию барина могли быстро превратиться в поэтов, архитекторов, живописцев, музыкантов. Интересно, что, несмотря на такое быстрое «превращение», по мнению большинства искусствоведов, средний уровень художественных произведений, созданных в эпоху крепостной России, был значительно выше последующего творчества свободных, независимых от помещичьей прихоти мастеров. Объясняется это тем, что, во-первых, к художественному творчеству приобщали, хоть и по принуждению, людей из простой среды, из народа, а не полуинтеллигентов, как стало впоследствии. Простой русский крестьянин обладал от природы не только смекалкой, умом и находчивостью, но и сложившимся веками неизменно верным пониманием красоты. Во-вторых, наличие у начинающих русских крепостных мастеров опытных, искушенных в искусстве наставников. Как известно, немало иностранных архитекторов, живописцев, музыкантов разъехалось по многочисленным русским поместьям и создало своих подмастерьев из простых крестьян, которые впоследствии сделались замечательными специалистами в разных видах творческой деятельности.

Все заезжие иностранцы единодушно отмечали способность русского человека быстро усваивать всякую интересную мысль и новое ремесло. Иностранцы признавали удивительные способности русского крестьянина. В своих записках выдающаяся французская художница XVIII века М.-Л.-Э. Виже-Лебрён, член Парижской Королевской Академии, Академии Святого Луки в Риме, а также Руанской, Пармской, Болонской, Санкт-Петербургской, Берлинской, Женевской и Авиньонской академий, отмечала: «Русские проворны и сметливы и оттого изучают всякое ремесло на удивление скоро; а многие своими силами успешно постигают различные искусства. Однажды я повстречалась с крепостным архитектором графа Строганова. Этот юноша отличался таким талантом, что был представлен императору Павлу. Император, ознакомившись с

16

проектами юноши, включил его в число своих архитекторов и повелел руководить постройкой театрального зала по одному из виденных. Завершенного труда я не видела, но говорили, что зал получился очень красив» [14].

Сохранилось немало исторических источников, которые содержат сведения о том, с каким восторгом иностранцы, жившие в России, описывали талантливость русского народа, его способность легко осваивать самые разнообразные виды человеческой деятельности, с которыми он прежде не был знаком, и умело, творчески их использовать в своей работе. Один из иностранцев, Фабр, долго живший в России, дал такую характеристику русским людям: «Русский народ одарен редкою смышленностию и необыкновенною способностью все перенимать. Языки иностранные, обращение, искусства, художества и ремесла – он все схватывает со страшною скоростью» [15].

Как известно, у дворян, даже не очень достаточных, бывали свои песенники и музыканты, если и немного, но человек по десять. У всякого богатого помещика был большой штат крестьян, обучавшихся драматическому искусству, музыке, живописи. В помещичьей усадьбе нередко полезные ремесла соединялись с высоким искусством в одних и тех же лицах: танцовщик мог исполнять обязанности лакея, певчий – официанта, музыкант – повара.

Между дворовыми людьми не редкостью были доморощенные поэты, музыканты, певцы, архитекторы и живописцы. Их не только заставляли петь, играть на музыкальных инструментах, писать картины, но и обучать своему искусству детей и родственников хозяина. Помещик наудачу отбирал несколько крепостных мальчиков для различных ремесел: один должен стать маляром, другой – сапожником, третий – музыкантом. Несмотря на существенную роль случайности при таком отборе, обычно все они достигали значительных успехов в своей деятельности, в том числе и в области искусства, что, безусловно, свидетельствовало о всесторонней одаренности русского человека. Упомянутый выше иностранец Фабр, руководствуясь своим собственным опытом, утверждал, что «нет народа, который бы с большею легкостью

17

схватывал все оттенки и который бы лучше умел их себе присваивать …» Доказывая свое мнение, он приводил убедительные примеры: «Весной я видел сорок мужиков, присланных в Петербург для того, чтобы из них составить роговой оркестр. В сентябре же месяце мои деревенские пентюхи превратились в очень ловких парней, одетых в зеленые егерские спенсеры и исполнявших музыкальные пьесы Моцарта и Плейля.

По разным частям у нас есть несколько имен, снискавших себе знаменитость и известность повсеместную. К числу этих людей принадлежат: Семенов, славный скрипач; Захаров, резчик необыкновенный; Курбатов, ружья которого равняются с отличнейшими французскими и немецкими; Чурсинов прославился деланием отличных клеенчатых ковров и вощанок, помогающих в простудных болезнях; Мурзин, сибирский живописец, пишущий отменно хорошо и схоже портреты; Батов, скрыпки которого заслужили похвалу знаменитого скрипача Липинского, который удивляет своею игрою всю Европу, и пр., и пр.» [16].

Важную роль играли крепостные-умельцы в тех декоративных работах, которые требовали природного художественного вкуса, чувства красоты, а именно: роспись стен орнаментом, резьба по дереву, вышивание. Отделка и меблировка усадебного дома в XVIII века также сделалась настоящим искусством. Первоначально владельцы русских имений предметы интерьера ввозили из-за границы. Впоследствии спрос на предметы зарубежного происхождения заметно ослабел. Прославленные мебельщики открывали свои мастерские и магазины в Санкт-Петербурге и в Москве, и после этого необходимость в возе мебели и других предметов интерьера из Европы пропала. В мастерских, открытых иностранцами, обучались русские крестьяне – вольные и крепостные. В России стали изготовлять замечательную мебель, изысканные гобелены и различные ткани. Развитие камнерезного искусства, художественной обработки дерева и металла – все это способствовало подъему декоративного искусства. Так, например, в Кускове, имении Шереметевых, в Музыкальной гостиной был замечательный нотный столик маркетри, выполненный крепостным мастером Н. Васильевым. Техника маркетри (от фр. marqueterie ) –

18

инкрустация по дереву из мелких кусков металла, дерева и каких-либо других материалов – требует, как известно, большого искусства от мастера. Крепостной Шереметевых проявил его в высшей степени. Изделия декоративно-прикладного искусства, выполненные крепостными мастерами, стояли на очень высоком художественном уровне и достойно пополняли коллекции искусства в усадьбах русских помещиков. Искусство крепостных мастеров ценилось очень высоко. Талантливый мастер по особому дозволению мог быть принят на правах вольнослушателя в Петербургскую Академию художеств, в которой готовили не только будущих живописцев, скульпторов, архитекторов, но и столяров, резчиков по дереву, ювелиров.

Отношение помещиков к своим слугам, украшавшим их время пребывания в усадьбе, было различным. Некоторые пренебрежительно и безразлично относились к своим талантливым дворовым, и, несмотря на признанное дарование, художника могли заставить не только писать картины, но и работать на кухне или у стола. Если живописец, музыкант или певец не нужен был больше для дома, его могли продать вместе с домашней утварью, предметами мебели, лошадьми, моськами, попугаями, канарейками и т. п. или обменять на что-либо. Гуманное отношение к своим крепостным проявлял князь А. А. Безбородко. Это качество князя признавала французская художница М.-Л.-Э. Виже-Лебрён, посетившая его имение: «К крепостным в его поместьях всегда относились с большой добротой и многих обучали различным ремеслам. Когда я побывала у него, мне было показано множество предметов мебели, изготовленных знаменитым мебельщиком Дагером; причем некоторые из них являлись копиями крепостных мастеров, но отличить их от оригинала было практически невозможно». При этом она вновь отметила удивившую ее талантливость русских людей: «Я не могу не сказать, что русские крестьяне – необычайно способный народ, они быстро схватывают и делают свое дело талантливо. Принц Ligne писал: «Я встречал русских крестьян, которым их хозяева велят стать матросами, обувщиками, музыкантами, инженерами, художниками, актерами; видел тех, кто готов петь и танцевать в канаве, нырять в снег или в

19

грязь, не боясь ружей и пушек, – и каждый ловок, рачителен, почтителен и послушен!» [17].

Многие представители знатных дворянских родов проявляли внимание к своим талантливым крепостным, заботились о них. Известны меценаты И. И. Шувалов, А. С. Строганов, род Шереметевых, благодаря которым многие их крепостные окончили Академию художеств и впоследствии прославились на всю Россию и даже за рубежом. Так, строитель величественного Казанского собора в Петербурге А. Н. Воронихин (1760 – 1814) – крепостной графа А. С. Строганова, династия крепостных художников Аргуновых, из которой вышли два известных архитектора и три художника, работала в усадьбах графа Н. П. Шереметева. Князю Н. Б. Юсупову принадлежала династия крепостных Боруновых, из которой вышли талантливая актриса Анна с братом и отцом архитекторами.

В отношении воспитания талантов из числа крепостных интересна и значительна деятельность князя Н. Б. Юсупова. Он содержал настоящую художественную школу в своем имении Архангельское. Его крепостные художники делали искусные копии с произведений европейских живописцев из коллекции князей Юсуповых. Кроме того, его крепостные мастера ткали гобелены для отделки интерьера в Архангельском, изготовляли и расписывали фарфор. Мастерство крепостных умельцев по выделке шалей и шелков было настолько безупречно, что, по мнению иностранцев, не уступало прославленным мастерам французского Лиона. Князь Н. Б. Юсупов открыл и содержал бумажную фабрику, небольшой часовой завод и множество разнообразных мастерских.

История сохранила имена некоторых русских крепостных, которые настолько умело могли скопировать любой образец, что копию невозможно было отличить от оригинала. Среди них Федор Никифоров, крепостной князей Щербатовых, Иван Молчалин, принадлежавший графам Шереметевым, Матвей Веретенников, крепостной князей Салтыковых, которые создавали образцы высочайшего уровня. Но немногие предметы искусных мастеров сохранили их подписи, большинство имен русских крепостных умельцев остались неизвестными. Некоторые предприимчивые помещики открывали заводы и фабрики по производству фарфора,

20

кружев и других предметов роскоши, которыми удовлетворяли не только свои потребности, но и соседей-дворян. Их крепостные работали на таких предприятиях в качестве руководителей и мастеров производства.

Исследователь старинных русских усадеб барон Н. Н. Врангель считал, что талантливые крепостные, получившие хорошее профессиональное образование и жившие в имениях своих господ, были скорее их воспитанниками, а не слугами, их даже принимали в благородном обществе. Так, граф Н. П. Шереметев всегда полагался на вкус архитектора П. И. Аргунова (1768 –1806) при строительных и отделочных работах в своем имении, советовался с ним, а также с его братом, художником Н. И. Аргуновым (1771–ум. после 1829), когда приобретал картины для своей коллекции за рубежом.

И все-таки вознаграждение, которое крепостные мастера получали за свои труды, не соответствовало их таланту и ответственности, возложенной на них. И, конечно, главное несчастье – отсутствие свободы, полная зависимость от настроения владельца.

Известно, что усадьба русского помещика представляла собой своеобразное маленькое царство, по словам князя И. М. Долгорукого, некое «государство в государстве» [18], в котором проживало множество людей. Кроме семьи владельца имения, в нем жили воспитатели и гувернеры, учителя пения, музыки и танцев, рисования и конной езды, архитекторы и художники, парикмахеры, портные и портнихи, крепостные актеры и специалисты других видов деятельности.

Важно отметить, что большинству русских помещиков было свойственно чувство ответственности по отношению к своим дворовым. Так, когда родители и братья князя Алексея Куракина умерли, к нему перешел весь многочисленный штат их прислуги, насчитывающий восемьсот человек. По наследству князю достался и хор брата Степана, который считался лучшим в Москве. В обязанность владельца поместья вменялось содержание престарелых дворовых. Некоторые из них еще могли быть полезны в хозяйстве, других держали из милосердия. Музыкантов и певчих князь Алексей Куракин держал для развлечения.

21

Усадьба могла стать идеальным миром, в котором царили благочестие и порядок, если ею владел и разумно управлял благородный помещик. К таким, по мнению современников, относился придворный С. Ю. Храповицкий. Выйдя в отставку, он поселился в своей усадьбе Кошино Смоленской губернии. Все, кто его знал, отмечали, что он был в полном смысле заботливым отцом для своих крестьян. С. Ю. Храповицкий не любил балов, шумных развлечений, богатой одежды, роскошной обстановки. Свои средства он тратил на устройство школы для детей обедневшего дворянства, на создание богатой библиотеки, доступной для жителей окрестных мест.

До отмены крепостного права в России дворянину вменялось в обязанность нести ответственность за пропитание крепостных в годы неурожая, обеспечение их одеждой, обувью и лесом для строительства жилища. Непомерные денежные повинности, принуждение работать на помещика более трех дней в неделю воспрещалось законом. К сожалению, не все помещики выполняли свои обязанности по отношению к подвластным им крестьянам. История помнит примеры жестокого обращения дворян со своими крепостными. Бывали случаи, когда помещики, чтобы не платить за крестьян подушную подать государству, отпускали больных и престарелых, непригодных в хозяйстве крестьян на волю. Дворовые, несмотря на внешнее привилегированное положение, более других крепостных зависели от настроения и капризов хозяина. Иностранцы замечали, что русские крестьяне считали несчастьем, если их ребенка забирали в барский дом. Но многим крестьянам в то время жилось относительно неплохо. Об этом свидетельствуют наблюдения и воспоминания иностранцев. Так, например, высоко оценила уровень жизни русского крестьянина англичанка К. Вильмот, гостившая у княгини Е. Р. Дашковой (1744 – 1810) и наблюдавшая в ее имении Троицкое за работой косарей из окна усадебного дома. «Дай Бог нашим Пэдди, – писала она впоследствии, – наполовину так хорошо одеваться и питаться круглый год, как русские крестьяне» [19].

Русский писатель Д. И. Фонвизин (1745 – 1792), путешествовавший по Франции в XVIII веке, отмечал, что судьба

22

русского крестьянина показалась ему счастливее французского земледельца. А. С. Пушкин в своей известной статье «Путешествие из Москвы в Петербург», законченной им в 1834 году, сопоставлял жизнь английского рабочего и русского крестьянина. Он писал: «Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! Какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид … Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смита или иголках г-на Джаксона. И заметьте, что все это есть не злоупотребления, но происходит в строгих пределах закона. Кажется, что нет несчастнее английского работника… У нас нет ничего подобного. Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен…

Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны….» И далее автор обращал внимание читателей на то, что в России «нет человека, который бы не имел своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день… Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени… лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества» [20].

В имениях русских дворян всегда было немало приживальщиков, которые находились в материальной зависимости от владельца усадьбы. Содержать приживальщиков считалось в какой-то мере престижным: помещика могли считать несостоятельным или жадным, если при нем не приживался кто-либо

23

из чужих бедных людей. В этом проявлялась своего рода благотворительность.

Под конец жизни, а также в случае отставки по службе дворянин обычно удалялся в свою усадьбу. Об этом настроении свидетельствует признание канцлера князя А. А. Безбородко: «Я пребываю без перемены в прежних желаниях отойти от большого света и водвориться в деревне, где я, несколько и мотовато, соорудил себе пристанище на дни последние и после смерти. Под сим разумей дом, сад, церковь и гроб» [21]. Подобное настроение было свойственно и другим представителям русского дворянства. Во многих усадьбах находились фамильные мавзолеи или церкви-усыпальницы. Например, в имении Орловых Семеновское-Отрада, Чернышевых в Яропольце, Пушкиных в Михайловском, Арсеньевых, предков М. Ю Лермонтова по материнской линии, в Тарханах.

Глава II. Дворянские усадьбы XVIII – XIX веков как культурно–художественные центры

России

1. Синтез природы и архитектуры в дворцово–парковом искусстве

Русский император Петр I предпринял свое первое путешествие в Европу в 1697 – 1698 годах. После своего возвращения из этой поездки Петр I стал приглашать лучших европейских мастеров в Россию. И это было только началом миграции европейских специалистов в Российское государство. Европеизация России началась с основания Петербурга в 1703 году и строительства его пригородов. Известные всему миру дворцово-парковые ансамбли пригородов Петербурга: Петергоф, Стрельна,

24

Ораниенбаум, Гатчина, Павловск, Царское Село – имеют много общего в планировке, архитектурных стилях, отразивших веяния эпохи, но в то же время каждый из них отличается уникальностью и своеобразием, в которых проявились эстетические вкусы и интересы их владельцев.

Исход войны России со Швецией за обладание морскими путями решила Полтавская битва (1709), в которой русские войска одержали блестящую победу над шведами. С этого момента началось грандиозное строительство на берегах Невы и Финского залива. В своих заграничных путешествиях Петр I видел роскошные резиденции западноевропейских королей, которые свидетельствовали о силе, богатстве и могуществе не только их владельцев, но и всего государства. Петр I решил построить свою летнюю резиденцию, подобную французскому Версалю, на берегу пустынного Финского залива. Историки отмечают, что впервые упоминание Петергофа появилось в «Походном журнале» Петра I в сентябре 1705 года, а упоминание о Стрельне – в 1706 году. У Петра I возникли планы одновременной застройки Петергофа и Стрельны и сооружения в них дворцово-парковых ансамблей. Общие планы создания резиденций разрабатывал сам Петр I. Он приложил немало сил, чтобы привлечь для строительства Петергофа и Стрельны лучших западноевропейских архитекторов, скульпторов, садоводов.

В 1714 году началось строительство основных архитектурных ансамблей Петергофа: любимого дворца Петра I – Монплезира (от фр. mon plaisir – мое удовольствие), Верхних палат (Большого дворца).

Первыми зодчими Петергофа были иностранцы: немец И. Ф. Браунштейн, француз Ж.-Б. Леблон, итальянец Н. Микетти. Строительство первых дворцово-парковых ансамблей в пригородах Петербурга послужило хорошей школой для русских мастеров, которые в дальнейшем внесли огромный вклад в строительство и художественное оформление загородных императорских резиденций. Впоследствии к работе в Петергофе присоединились выдающиеся мастера архитектор М. Г. Земцов (1688 – 1743), скульптор К.-Б. Растрелли (1670 – 1744).

25

Монплезир представлял собой дворец, построенный по голландскому образцу, посвященный морю. Монплезир был примечателен прочностью и вместе с тем тонкостью кирпичной кладки. Стены основного корпуса были выложены в один кирпич, а увеселительного зала и галерей – в два с половиной. Основной корпус представлял собой голландский домик. Галереи дворца были предназначены для прогулок, особенно в дождливую погоду. В них же размещались картины на морскую тематику.

Иностранные и русские мастера сумели создать прекрасный дворцово-парковый ансамбль Петергофа в стиле барокко (от итал. barocco – вычурный, странный, причудливый). Этот стиль, как известно, господствовал в западноевропейском искусстве, начиная с конца XVI и до середины XVIII веков. Истоки его восходят к эпохе итальянского Возрождения, несмотря на то, что он появился как противоположность идеалам эпохи Возрождения в результате их мировоззренческого и эстетического кризиса. Основоположником стиля барокко принято считать Микеланджело Буонарроти (1475 – 1564) – итальянского скульптора, живописца, архитектора и поэта.

В конце XVI века оптимистический гуманизм, свойственный Возрождению в период его расцвета, сменился трагическим гуманизмом, который был вызван обострившимися противоречиями в социальной и политической жизни общества. Новые научные открытия показали, что человек не является центром мира, а составляет всего лишь небольшую частичку вселенной, мало влияющую на процессы, происходящие в природе и обществе, но очень сильно зависящую от них. Проникая в тайны природы, глубже познавая самого себя, человек видел как свое несовершенство, так и окружавшего его мира. Отношения личности и общества стали восприниматься как сложные, многогранные, противоречивые, непрерывно изменяющиеся. Поэтому большое внимание стало уделяться внутренним переживаниям человека, которые проявлялись в эмоциональной напряженности, особой экспрессии, неуравновешенности. Для стиля барокко во всех видах искусства характерным было тяготение к многоплановому столкновению контрастов, антиномий: света и тьмы, прекрасного и безобразного,

26

возвышенного и низменного, реальности и фантастики. Наиболее яркое воплощение стиль барокко получил в архитектуре, для которой характерными стали монументальность построек, декоративная пышность, большое разнообразие отделки зданий, сложность и вычурность пластических форм, контрастность света и тени. В XVII веке этот стиль получил большое распространение в Европе и вскоре появился в России.

За десять лет в Петергофе, кроме Монплезира, были построены дворцы Марли, Верхние палаты, возведены Эрмитаж, здание каменной Оранжереи, созданы Нижний и Верхний парки.

Значительную роль в дворцово-парковом ансамбле играло устройство садов. Одной из древних русских садоводческих традиций был интерес к душистым цветам и травам. Следуя этой традиции, в саду Монплезира высадили множество благоухающих растений: махровых роз всех цветов, жасмина, пионов, гиацинтов, душистой гвоздики, герани. По распоряжению Петра I в Петергофе в 1723 году была открыта садовая школа, в которой обучали способам посадки деревьев, созданию и содержанию оранжерей, фигурной подстрижке кустарников, разбивке цветников. Вначале в этой школе числилось двадцать пять учеников, впоследствии число их увеличилось. Из стен садовой школы вышли замечательные русские мастера, при активном участии которых были созданы прекрасные сады и парки в России XVIII века. Сады стиля барокко называли регулярными. Они имели свои особенности. Так, естественный ландшафт видоизменялся по желанию садовника, который мог прокладывать каналы, менять направление течения ручьев, проводить посадку разнообразных деревьев, кустарников, цветов по своему усмотрению. Деревья и кустарники обычно подстригались, образуя своеобразные геометрические формы: кубов, шаров, пирамид. Весь сад являлся продолжением самого дворца. Красоту садово-паркового ансамбля дополняли многочисленные скульптуры.

Иногда мастера стиля барокко использовали световые и звуковые эффекты, например, отблески воды фонтанов или звучание водяных колоколов. При Петре I в Петергофе располагались деревянные галереи, в которых находился музыкальный инструмент с хрустальными колоколами.

27

Регулярные сады и парки пышного стиля барокко были рассчитаны на пребывание королевского или царского двора, дипломатические приемы, проведение праздничных представлений и увеселений. Несмотря на то, что примером для Петергофа во многом служили западноевропейские королевские резиденции, особенно Версаль, тем не менее дворцово-парковый ансамбль Петергофа не являлся копией Версаля и других европейских дворцово-парковых ансамблей барочного типа. Своеобразие Петергофу придавало море.

Немалое значение в создании уникальной неповторимости облика Петергофа имели фонтаны. По замыслу Петра I они должны были стать главным украшением парков Петергофа. В соответствии с желанием императора, в садах и парках Петергофа были сооружены удивительные по своей красоте фонтан «Пирамида», фонтаны с бронзовыми статуями Аполлона, Психеи, Вакха, знаменитый фонтан «Самсон», «Фаворитка», самый мощный из всех фонтанов Монплезирного парка фонтан «Сноп» и множество других. Фонтаны Петергофа составляли гармоническое единство с зеленым убранством парка, скульптурой и всей окружавшей их природой.

В августе 1723 года состоялось официальное открытие загородной резиденции Петра I . Русский император со своей свитой, иностранные гости прибыли в Петергоф из Кронштадта, где в честь создания российского флота был устроен морской парад. Гости были изумлены величественным дворцом, прекрасными цветниками, разнообразием фонтанов и скульптур. Петр I считал, что даже в Версале не было такого прекрасного вида, как в Петергофе, где с одной стороны открывалось море с Кронштадтом, а с другой был виден Петербург. Иностранцев особенно поражало то, что в течение продолжительной войны, которую приходилось вести России, в суровом климате мог возникнуть столь великолепный архитектурный ансамбль. Петру I удалось достичь своей цели: поразить богатством и роскошью своей летней резиденции иностранцев. Но главное состояло в том, что создание Петергофа показало возрастающее могущество русского государства, которое стало одним из самых влиятельных в Европе в XVIII веке.

После смерти императора Петра I в 1725 году активное строительство в Петергофе не прекращалось. При Екатерине I

28

(1684 – 1727) были завершены постройки дворца Марли, небольшого по размеру, предназначенного для отдыха в узком кругу семьи и доверенных лиц, Эрмитажа, созданного для уединения, размышлений и отдыха в кругу друзей. Как известно, в Эрмитаже в течение всего XVIII века проводились литературные и музыкальные вечера. Велась также работа над созданием семидесяти пяти фонтанов Большого каскада, садов Венеры и Бахуса.

По мнению специалистов, Большой каскад является высочайшим образцом синтеза архитектуры, ваяния и движения воды. Он представляет собой один из самых совершенных архитектурных сооружений подобного типа. Постройка его была задумана еще Петром I, но полностью осуществлен этот замысел был после смерти императора. Петр I решил в аллегорической форме изобразить победу русских войск над шведами в Полтавской битве. Эта идея нашла наиболее яркое воплощение в фонтане «Самсон». Первоначально мощь России должна была аллегорически представляться мифологическим греческим богатырем Гераклом, побеждающим семиглавую гидру. Впоследствии скульптурную группу с изображением Геракла заменили скульптурной группой «Самсон». Исследователи считают, что такое изменение было не случайным. Дело в том, что библейский герой Самсон был ближе русскому сознанию. Сюжет борьбы Самсона со львом был популярен в России того века. Так, гигантская фигура Самсона стала олицетворением силы и мощи русского государства, а погибающий лев воплощал побежденную Швецию.

Все последующие правители России вносили свой вклад в строительство и украшение Петергофа. При этом в основном реставрировались и перестраивались созданные ранее дворцы и парки императорской резиденции. Своеобразное новшество ввела императрица Елизавета Петровна (1709 – 1761). По ее указанию все придворные должны были являться в Петергоф в особой одежде, верх которой сочетал белое с серебристым, а низ – темно-зеленый. Такой наряд был тщательно продуман и должен был гармонировать с парковым ансамблем. Зеленый цвет одежды сочетался с зеленью листвы, белый цвет жабо или кружевного воротника с серебристой отделкой прекрасно гармонировал с водяными струями

29

петергофских фонтанов. По мнению специалистов, только при императоре Николае I произошли наиболее существенные изменения в Петергофе. Так, рядом с прежним петровским Петергофом был построен новый дворцово-парковый ансамбль, в котором появились церковь в честь святого благоверного князя Александра Невского в готическом стиле, парк Александрия, новые дворцы, садовые павильоны.

При Петре I одновременно со строительством Петергофа велось интенсивное возведение дворцов и парков в Стрельне. В 1708 году в Стрельне были построены дом для императора и деревянная церковь Преображения Господня. Это были самые первые постройки в Стрельне. Работы по созданию дворцово-паркового ансамбля Стрельны осуществляли архитекторы К.-Б. Растрелли, которому принадлежал первый план застройки Стрельны, Ж.-Б. Леблон, Н. Микетти, а затем М. Г. Земцов, который был главным архитектором Стрельны в течение более двадцати лет.

Петр I намеревался создать в Стрельне свою парадную резиденцию, царя морской державы, но осуществить свой замысел при жизни императору не удалось. Стрельна стала знаменита тем, что поставляла фрукты и овощи на царский стол. Плодовые сады Стрельны долгое время считались образцовыми во всей России. Садовая школа Стрельны прославилась своими учениками, ставшими замечательными мастерами своего дела.

Главным сооружением дворцово-паркового ансамбля Стрельны был Большой (Константиновский) дворец. В 1797 году ансамбль Стрельны по указу императора Павла I (1754 – 1801) перешел в собственность сына императора, великого князя Константина Павловича. С этого времени Большой дворец Стрельны стал называться Константиновским. Специалисты считают его одним из наиболее интересных памятников русского зодчества первой половины XVIII века. С Большим дворцом связана вся композиция Стрельнинского парка. Работа по созданию парка была очень интенсивной. За год здесь высаживали более шестидесяти тысяч деревьев различных пород. Были созданы роскошные цветники. Стрельнинский парк сочетал элементы регулярного и пейзажного парков, поскольку воплощал идеи разных архитекторов и

30

садовников. Главным украшением парка и всей Стрельны, как и в Петергофе, по замыслу Петра I должны были стать фонтаны. Но этому желанию императора не суждено было осуществиться. Со смертью Петра I остановились работы по созданию архитектурного ансамбля Стрельны. Эти работы возобновились спустя несколько лет в царствование императрицы Елизаветы Петровны. Но только с переходом дворцово-паркового ансамбля Стрельны в собственность великого князя Константина Павловича, сына императора Павла I, строительство дворца и парковых сооружений завершилось.

В начале XIX века главный дворец сгорел, но впоследствии был восстановлен, при этом основные прежние черты его стараниями искусных мастеров удалось сохранить. В 1848 году Стрельна перешла в собственность сына императора Николая I (1796 – 1855), великого князя Константина Николаевича. В то время был произведен серьезный ремонт главного дворца и служебных помещений. Развернулась интенсивная деятельность по благоустройству парка. В результате проведенных работ в Стрельне отстроили большой каменный дворец с террасой и прекрасным видом на море. Перед дворцом раскинулись парк, цветник, живописный пруд. Парк украшало множество мраморных и бронзовых скульптур. Очевидцы отмечали еще одну достопримечательность Стрельны: перед дворцом, со стороны противоположной морю, среди зеленого луга, обрамленного деревьями, находилось бронзовое изваяние Михаила-Архангела, пронзающего копьем дракона. Скульптура прекрасно сочеталась с окружавшим ее ландшафтом, что создавало незабываемое впечатление.

Не менее интересным и значительным пригородом Петербурга является Ораниенбаум. Исследователи предполагают, что название усадьбы происходит от немецкого слова – Oranienbaum, что означает «померанцевое дерево». Существует предположение, что померанцевые, а также лавровые и многие другие экзотические деревья выращивали на террасах Большого усадебного дворца. Относительно происхождения наименования этой императорской резиденции не сложилось единого мнения. Так, некоторые исследователи считают, что образцом для русского Ораниенбаума

31

послужил дворец в стиле барокко, построенный градоправителем немецкого города Дессау в конце XVII века, по предположению других, – это название связано с крепостью Ораниенбург, которой русские овладели в 1700 году, а также вполне вероятно, «что своим названием Ораниенбаум обязан английскому королю Вильгельму III Оранскому, вызывавшему глубокие симпатии Петра I» [22].

Первоначально Ораниенбаум принадлежал фавориту Петра I А. Д. Меньшикову (1673 – 1729), но после его опалы стал резиденцией русских императоров. В 1710 году по распоряжению А. Д. Меньшикова на возвышенном берегу Финского залива началось строительство Большого дворца. Это был самый большой дворец того времени в России. Поскольку он стоял на горе, то из него открывался прекрасный вид. Фасад дворца был обращен в сторону моря. Дворец состоял из двухэтажного главного корпуса и двух флигелей. В одном из них находилась очень красивая, по мнению очевидцев, церковь, а в другом – большой зал. От дворца каменные террасы спускались в сад, который, по замыслу владельца поместья, должен был составлять единое целое с дворцом. Работы по отделке Большого дворца и благоустройству сада велись до 1727 года, вплоть до опалы А. Д. Меньшикова. Императрица Елизавета Петровна подарила Ораниенбаум своему наследнику, будущему императору России Петру III (1728 – 1762). С этого времени в императорской усадьбе начал свою деятельность знаменитый архитектор Б.-Ф. Растрелли (1700 – 1771). Он преобразил Большой дворец, построил новое здание Оранжереи, Картинный дом, украсил сад мраморными скульптурами, а также внес значительные изменения во внутреннее убранство дворцовых построек, отделав их с большим вкусом, богатством и роскошью. Интересен по своему замыслу и назначению Картинный дом императорской усадьбы. Он представлял собой одноэтажное здание, состоящее из двух половин и соединенных центральным залом. В одной из них находился Оперный дом, а в другой – библиотека и картинная галерея.

В Картинном доме Ораниенбаума находилась коллекция живописных работ великих мастеров итальянского Возрождения П. Веронезе (1528 – 1588), Я. Тинторетто (1518 – 1594), представлявших Венецианскую школу живописи, а также А. Ватто

32

(1684 – 1721), Х. Рембранта (1606 – 1669). В библиотеке Картинного дома были собраны книги различного содержания. Будущий император Петр III с интересом читал инженерные и военные книги, а также описания далеких путешествий. Он следил за изданием новых книг и нужные ему книги незамедлительно приобретал. Постепенно в Картинном доме появилась обширная библиотека.

В 1780 году по указу императрицы Екатерины II (1729 – 1796) Ораниенбаум получил статус города. Екатерина II редко посещала Ораниенбаум, а ее наследник, император Павел I, передал его своему сыну, будущему российскому императору Александру I (1777 – 1825). Но и он тоже редко бывал в Ораниенбауме. После его смерти Ораниенбаум стал принадлежать его брату, великому князю Михаилу Павловичу, и его супруге великой княгине Елене Павловне. Новая хозяйка Ораниенбаума обладала прекрасным эстетическим вкусом, что позволило ей превратить императорскую усадьбу в чудесное место отдыха. При ней регулярные парки были превращены в пейзажные, по ее замыслу была построена красивая итальянская беседка.

Общепризнанной и очень интересной достопримечательностью Ораниенбаума являлась Катальная горка. Как известно, с давних времен катание с гор было любимым развлечением на Руси не только среди простого народа, но и среди представителей знати. Катальная горка в Ораниенбауме была построена по желанию Екатерины II. Это был грандиозный трехъярусный павильон. Высота центральной части Катальной горки составляла тридцать три метра. Пристроенные к Павильону горы-скаты составляли пятьсот восемьдесят два метра длиной. Для катания использовались коляски, железные колеса которых направлялись по специально устроенным желобам. Коляски были выполнены в виде гондол, колесниц, львов, лошадей и т. п. Павильон Катальной горки отличался изяществом отделки. В стиле барокко были выполнены лепные детали на потолках и каминах. Скульптуры и живописные полотна украшали Белый, Фарфоровый и Охотничий кабинеты. Многочисленные деревянные скульптуры украшали павильон снаружи. Катальная горка Ораниенбаума славилась по всей Европе, так как нигде не имела аналогов. Современники считали, что

33

в сооружении Павильона Катальной горки строителям удалось достичь настоящего синтеза архитектуры, скульптуры, живописи и природного ландшафта. В начале XIX века Катальная горка начала разрушаться, и в 1860-х годах она была разобрана. От Катальной горки в Ораниенбауме остался только Павильон.

В феврале 1948 года Ораниенбаум был переименован в г. Ломоносов. Это изменение связано с тем, что поблизости от Ораниенбаума находилось имение Усть-Рудицы, принадлежавшее великому русскому ученому. В этом месте М. В. Ломоносов (1711 – 1765) устроил экспериментальные смальтоварочные мастерские. Они поставляли смальту, необходимую для строившихся дворцов и павильонов Ораниенбаума. В годы Великой Отечественной войны дворцово-парковый ансамбль Ораниенбаум не был разрушен и разграблен, поэтому в нем сохранились многие подлинные сооружения XVIII века.

Немалый интерес в художественном отношении представляет пригород Петербурга Гатчина. Удивительно красива природа Гатчины. Здесь расположены вековые хвойные леса, живописные ключевые озера, залежи известняков. Талантливые архитекторы и садоводы, умело используя природные красоты Гатчины, превратили это место в прекрасное произведение ландшафтного архитектурно-паркового ансамбля.

После окончания войны со Швецией император Петр I подарил Гатчину своей младшей сестре Наталье Алексеевне. В то время это была обычная русская дворянская усадьба с господским домом, обширным садом и всеми необходимыми хозяйственными постройками. После Натальи Алексеевны Гатчинская усадьба сменила нескольких владельцев. Бурное строительство в Гатчине развернул фаворит императрицы Екатерины II Г. Г. Орлов (1734 – 1783). В 1766 году здесь состоялась закладка Гатчинского дворца, который строился по проекту известного итальянского архитектора А. Ринальди (1710 – 1794). Талантливый мастер сумел разработать план, который учитывал все особенности природного ландшафта Гатчины, стал смело применять в строительстве местный известняк. По его же замыслам строились дворцы и павильон Катальной горки

34

в Ораниенбауме. Вокруг Гатчинского дворца закладывался английский парк.

В то время, как известно, пейзажные английские парки стали вытеснять регулярные сады, свойственные стилю барокко. Такая смена стилей не была случайной прихотью владельцев усадеб. Основой этих перемен в архитектуре и садово-парковом искусстве была идеология просветителей XVIII века, особенно последователей французского ученого-просветителя и писателя Жан-Жака Руссо (1712 – 1778), прославлявших «естественного человека», его жизнь на лоне природы, которую не тронула цивилизация. Для английских пейзажных парков не характерно наличие фонтанов, декоративных украшений. Главным замыслом этих садов было стремление следовать природе, обратить внимание на естественную красоту рощ, долин, холмов, озер. Архитекторам, работавшим в Гатчине, удалось соединить свои знания с глубоким пониманием красоты северного русского пейзажа. Они учитывали форму кроны деревьев, умело сочетали цвет хвои и листвы, высокие остроконечные ели с плакучими ивами, склоненными к воде озер. Леса, окружавшие Гатчину, делали незаметным и естественным переход от пейзажного дворцового парка к природному ландшафту. Граф Г. Г. Орлов приглашал Жан-Жака Руссо посетить Гатчину, уверяя французского писателя, что в его поместье прекрасный чистый воздух, удивительная вода, пригорки, озера «образуют уголки, приятные для прогулок, и возбуждают к мечтательности» [23].

После смерти графа Г. Г. Орлова владельцем Гатчины стал наследник Екатерины II, великий князь Павел Петрович, будущий российский император Павел I. С момента переезда великого князя Павла Петровича и его супруги в Гатчину началось переустройство усадьбы. Среди английского парка появились регулярные сады стиля барокко: Собственный, Верхний и Нижний Голландские, Липовый. Собственный и Голландские сады украшали статуи греческих богинь Геры, Афины, а также Флоры, Сатира, Марса, которые были приобретены будущим императором во время его путешествия в Италию. Небольшой Липовый сад также имел регулярную планировку. Он весь был засажен липами. Подстриженные невысокие липы обрамляли газоны, а самые красивые, высокие и

35

раскидистые деревья находились в центре газонов. По распоряжению Павла I в гатчинской усадьбе был вырыт шестигранный Карпин пруд, что было почти обязательным элементом усадебного парка того времени. В нем ловили рыбу члены царской семьи и приглашенные гости.

На берегу Карпина пруда был устроен гранитный колодец, называемый Иорданью. Такое название он получил в честь реки Иордан, в которой крестился Спаситель мира Иисус Христос. В православной русской традиции существовал обычай в праздник Крещения Господня (19 января по новому стилю) делать прорубь во льдах рек или каких-либо водоемов, в которую по желанию окунались многие православные люди в память о Крещении Спасителя. Такую прорубь, предварительно освященную, называли Иорданью. В гатчинском гранитном колодце находился чистый, прозрачный родник, не замерзавший даже в самые сильные морозы. Для крещенского водоосвящения он подходил как нельзя лучше. Кроме того, от Иордани открывался прекрасный вид на гатчинский дворец с большим озером перед ним.

В Гатчине были разбиты Ботанические сады, которые представляли собой два небольших регулярных сада. По мнению исследователей, в них росли вишневые и яблоневые деревья, а также целебные растения, которые использовались в медицине. Ботанические сады завершала изящная Цветочная горка.

Павел I, став императором после смерти Екатерины Великой в 1796 году, решил по-новому перестроить Гатчинский дворец и отделать его с большой роскошью. Значительно увеличилась площадь внутренних покоев дворца. В нем появились четыре тронных зала, парадные залы, Белый зал, Мраморная столовая, Овальный будуар, Кабинет и многие другие помещения, отделанные с большим мастерством и вкусом. Во дворце находились большие художественные коллекции, собранные Павлом I и его супругой. Среди экспонатов этих коллекций были редкие мраморные бюсты и барельефы, старинное оружие, исторические картины и портреты, а также библиотека, включавшая более сорока тысяч томов.

После смерти императора Павла I Гатчиной владела его супруга Мария Федоровна, которая завещала гатчинскую усадьбу

36

своему сыну, будущему российскому императору Николаю I . При новом владельце значительно расширилась территория гатчинской резиденции. Прежде всего на центральной площади построили Павловский собор. Начались существенные перестройки в гатчинском дворце: появился кабинет Николая I , а рядом с ним Адъютантская, Приемная и Большой военный кабинет. Произошли изменения и в других постройках гатчинской резиденции. Император Николай I скончался в 1855 году во время Крымской войны, и его наследник Александр II (1818 – 1881) вновь переоборудовал гатчинский дворец и парковые строения. Будучи страстным охотником, он сделал Гатчину местом придворной охоты. Царская охота из Петергофа переместилась в Гатчину. Владельцы и строители гатчинского поместья еще в XVIII веке усмотрели в его ландшафте удобное место для проведения охоты. В 1760-х годах началось устройство Зверинца как своего рода охотничьего заповедника. В глухом лесу по заранее составленному плану стали прорубать просеки, устраивать загоны для зверей. Парк Зверинец выделялся своими размерами. Он занимал более четырех сот гектаров. В парке проводилась охота на оленей, зубров, медведей, ланей, коз. Парк Зверинец был огорожен высокими кольями. В Зверинце были установлены шатры для охотников, дома для егерей. Парк Зверинец не только выполнял практические функции, к которым он был предназначен, но в то же время решал художественную задачу: прекрасно завершал гатчинский архитектурно-ландшафтный ансамбль. Несмотря на то, что Зверинец постоянно благоустраивался на протяжении всего XIX века, увеличивалась его территория, были выкопаны новые пруды для водопоя, велись многочисленные другие работы, император Александр II, хотя и любил охоту, не часто посещал Гатчину.

Постоянной резиденцией Гатчина стала для российского императора Александра III (1845 – 1894). По воспоминаниям современников императора, он так же, как и его супруга Мария Федоровна, был очень скромен и неприхотлив в своих вкусах, не любил роскоши и блеска, поэтому большую часть своего времени императорская чета проводила в скромном гатчинском дворце, в котором царили патриархальность, тишина и покой. В свободное

37

время император читал вслух для членов своей семьи, а императрица предпочитала занятие живописью, рисовала красками.

Императрица Екатерина II подарила своему сыну, престолонаследнику Павлу, и его супруге великой княгине Марии Федоровне в честь рождения у них первенца, будущего императора России Александра I, свыше 360 десятин земли, расположенной недалеко от Царского Села. Эта местность стала называться селом Павловским. Здесь были построены небольшие дворцы: Мариенталь (долина Марии) и Паульлуст (утеха Павла). Внешне Мариенталь напоминал старинный средневековый замок. Паульлуст выглядел более нарядно. Павловск был последним из императорских резиденций, построенных под Петербургом. В Павловске не было таких величественных дворцов, как в других загородных императорских резиденциях, но его архитектурно-парковый ансамбль всегда отличался редкостной целостностью стиля, единством всех составляющих его элементов. От других загородных императорских резиденций, построенных вокруг Петербурга, Павловск отличало множество уютных пейзажей, которые создавали его неповторимый облик.

В 1782 году в Павловске началось строительство Большого дворца. Он строился на месте разобранного Паульлуста. Проект дворца был продуман известным архитектором Ч. Камероном. В основу своего замысла он положил стремление соединить особенности русской усадебной архитектуры с характерными чертами итальянских вилл. Ч. Камерон был увлечен культурой античности и творчеством выдающегося архитектора эпохи Возрождения А. Палладио (1508 – 1580). Ч. Камерон был высокообразованным человеком. Он прекрасно владел латинским, древнегреческим, английским, французским, итальянским языками. Кроме того, он увлекался и плодотворно занимался астрономией и математикой, знание которой ему, как архитектору, было особенно необходимо. По мнению, Ч. Камерона, дворец должен быть удобным, уютным и в то же время красивым и изящным. Жилые комнаты располагались на первом этаже дворца, на втором находились парадные залы. В 1803 году во дворце произошел пожар. Известному русскому архитектору А. Н. Воронихину,

38

бывшему крепостному графа А. С. Строганова, было поручено восстановление Большого дворца. А. Н. Воронихин сумел воссоздать прежний облик императорской резиденции, хотя некоторые детали добавил по своему усмотрению, что придало дворцу больше эстетической выразительности. В отделке Большого дворца принимали участие известные иностранные архитекторы Дж. Кваренги (1744 – 1817), К. И. Росси (1775 – 1849).

Архитектору Ч. Камерону было поручено также и устройство дворцового парка. Ч. Камерону не чужды были модные в то время идеи Жан-Жака Руссо, воспевавшего, как известно, природу и человека, которых не коснулась цивилизация Нового времени. Ч. Камерон, следуя этим просветительским идеям, в своей деятельности по устройству парка стремился не подчинять природу желанию архитектора, а выявлять ее естественные очарование и красоту. Он отказался от устройства регулярных садов с их геометрическими линиями и четко подстриженными деревьями и кустарниками и стремился достигнуть в Павловском парке иллюзии естественной природы.

Оригинальной достопримечательностью Павловска являлся Собственный садик, или как его называли giardino secreto (секретный цветник), в котором супруга Павла I Мария Федоровна часто проводила часы досуга. Этот небольшой садик с многочисленными цветниками и клумбами предназначался для уединения и семейного отдыха. Его цветники своим рисунком напоминали ковры во дворце. Главная аллея Собственного садика была обрамлена подстриженными кустами, на мраморных постаментах стояли вазы с цветами. В создании Собственного садика принимала участие и сама владелица Павловска. Она выписывала из-за границы семена и луковицы редких декоративных растений. Главная аллея садика вела к Павильону Трех Граций, который был создан по проекту Ч. Камерона. Как считают исследователи, павильон являлся не только украшением Собственного садика, но и видовой площадкой. С него открывался вид на озера и холмы Мариентальской долины.

Одной из достопримечательностей Павловского парка являлся Вольер (от фр. voliere – площадка, огороженная металлической сеткой для содержания зверей и др.), который в данном случае

39

представлял собой помещение для певчих птиц. В России со времен императора Петра I вошло в моду, следуя западноевропейскому обычаю, заводить в пригородных резиденциях экзотических птиц. В Петергофе Петр I устроил два вольера, в которых в чисто декоративных целях содержались певчие птицы. Вольер в Павловске был построен Ч. Камероном, но частично изменен А. Н. Воронихиным в 1800-х годах. Павильон Вольер состоял из трех объемов. Центральная часть павильона представляла собой прямоугольное сооружение, над которым возвышался купол. С обеих сторон к нему были пристроены открытые галереи-колоннады. Свободное пространство между колоннами затягивалось сетками, заплетенными диким виноградом, и здесь птицы чувствовали себя достаточно свободно. Интерьеры павильона предназначались для отдыха. Они были обставлены роскошной мебелью, украшены дорогими зеркалами, произведениями античного искусства, которые хозяева Павловска приобрели во время их путешествия по Италии. Соединение живой природы, которую с особенной живостью представляли певчие птицы, со строгой красотой архитектуры павильона и богатством его интерьера создавали прекрасную гармонию дворцово-паркового ансамбля. Со временем Вольер перестал выполнять свое первоначальное предназначение. Он стал обычным садово-парковым павильоном.

В отделке Павловского дворца принимал участие прославленный итальянский художник П. Гонзаго. Первые работы П. Гонзаго украшали миланский оперный театр Ла Скала. Русский князь Н. Б. Юсупов, находясь во время своего заграничного путешествия в Италии, пригласил известного декоратора П. Гонзаго в Петербург, где он стал главным художником в императорских театрах. По приглашению супруги императора Павла I Марии Федоровны П. Гонзаго работал в Павловске, занимаясь оформлением пейзажной части парка, а также росписью стен дворцовых комнат. После смерти императора Павла I на участке Парадного поля, где император обычно проводил военные учения, П. Гонзаго разбил пейзажный парк. Здесь были посажены небольшие рощи, вырыты искусственные пруды. Парадное поле представляло собой естественную красоту природы, немного подправленную талантом и

40

рукой мастера, поэтому в парке почти не было скульптурных украшений, но все говорило о вечной гармонии природы. На месте бывших охотничьих угодий также был создан пейзажный парк, который предназначался для верховых прогулок. Замысел этого парка принадлежал Ч. Камерону и П. Гонзаго. Здесь вновь проявился талант П. Гонзаго как театрального художника: он умело выбирал наиболее красивые ландшафты, привлекающие внимание своим разнообразием и естественной гармонией.

Кроме Ч. Камерона и П. Гонзаго, в дворцовом парке работал архитектор А. Н. Воронихин. По его проекту был построен своеобразный и очень привлекательный павильон, вокруг которого росло множество кустов роз, отсюда и название павильона – Розовый. Возведение его началось в 1807 году, но по желанию вдовы императора Павла I Марии Федоровны в первоначальное сооружение были внесены изменения. Она хотела иметь на окраине парка уединенный павильон, подобный Малому Трианону в Версале. А. Н. Воронихин умело осуществил желание владелицы имения. Главным и прекрасным украшением павильона-салона стали розы, в которых утопало скромное здание павильона.

В 1814 году в честь возвращения русских войск из Парижа после победы над наполеоновскими войсками в Павловске состоялся большой праздник. В связи с проведением праздничных торжеств Розовый павильон необходимо было увеличить. С этой целью к нему пристроили большой танцевальный зал. Для того, чтобы праздничные торжества, посвященные важному историческому событию, надолго остались в памяти присутствовавших на них гостей, создавал свои декорации П. Гонзаго. Они были установлены под открытым небом и представляли собой русскую деревню с церковью и господским домом. Здесь были изображены небольшие крестьянские избы, светлицы и терема, вокруг которых зеленели сады. Эти декорации были сделаны настолько искусно и создавали такое правдоподобие реальности, что гости, присутствовавшие на празднике, не сразу могли поверить в иллюзорность всего увиденного.

Вскоре замечательный Розовый павильон стал литературно-художественным центром Павловска. По воскресным дням вдова

41

императора Павла I Мария Федоровна собирала в Розовом павильоне поэтический клуб, в котором читали свои произведения выдающиеся русские писатели и поэты: К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский, Н. И. Гнедич, Г. Р. Державин, В. А. Жуковский, Н. М. Карамзин, И. А. Крылов. Можно считать, что благодаря императрице Марии Федоровне в России зародились традиции литературно-художественных салонов. Живописное место расположения Павловского салона, утопающего в кустах благоухающих роз, как нельзя лучше способствовало творческому вдохновению поэтов. В одной из комнат павильона находился альбом, в который гости перед уходом записывали свои размышления в прозаической или стихотворной форме, а художники оставляли зарисовки с видами парка. Альбом сохранил множество автографов выдающихся деятелей русской художественной культуры того времени. Как свидетельствуют историки, сюда на встречу с императором Александром I приходили пешком из Царского Села лицеисты. В их числе был будущий великий русский поэт А. С. Пушкин (1799 – 1837).

Среди множества павильонов Павловского парка выделялся Храм дружбы. Этот павильон был построен по проекту Ч. Камерона под руководством русского архитектора Г. Пильникова. В центре павильона находилась статуя императрицы Екатерины II в виде античной богини Цереры, которая почиталась древними греками и римлянами как покровительница земледелия.

Необычны для всего дворцово-паркового ансамбля Павловска, интересны и своеобразны в своем художественном решении памятник «Супругу-благодетелю», который называли также Мавзолеем Павла I, и «Памятник родителям». Вдова Императора Павла I Мария Федоровна решила поставить в память умершего супруга мемориальное сооружение недалеко от дворца. Памятник был выполнен в виде надгробия. Очень большое значение имело место расположения Мавзолея. Он находился на глухой поляне. Вокруг него был угрюмый, мрачный лес. Высокие деревья, склонявшие свои ветви к Мавзолею, заслоняли небо. Сама природа, окружавшая памятник, создавала горестное, элегическое настроение. Другое мемориальное сооружение «Памятник

42

родителям» был создан в виде небольшого античного храма и был посвящен памяти всех умерших членов семьи супруги императора Павла I Марии Федоровны. Архитектурные и скульптурные формы этого памятника, так же, как и Мавзолея «Супругу благодетелю», удивительно гармонично сочетались с окружавшей его мрачной природой, что еще более усиливало скорбное чувство невосполнимой утраты.

Владельцами Павловского дворца после смерти вдовы императора Павла I Марии Федоровны поочередно становились великие князья Михаил Павлович и Константин Николаевич. При них в Павловском дворце происходили балы и торжественные приемы высокопоставленных гостей. Кроме того, на протяжении длительного времени Павловск обладал большой притягательной силой для творческих людей России. Его посещали и в нем творили многие русские поэты, художники, музыканты, артисты.

Немалую роль в развитии русской культуры и искусства сыграло Царское Село. Земли, на которых впоследствии было основано Царское село, император Петр I подарил своей жене Екатерине Алексеевне. Вначале здесь были построены каменные палаты, вокруг которых появились деревни. Большой сад с оранжереями был разбит перед дворцом. В палатах устраивались празднества, на которых присутствовали иностранные гости, отмечавшие хороший вкус и изящество, с которыми был отделан дом. Одновременно с работой по благоустройству каменных палат началось возведение деревянной Благовещенской церкви. К несчастью, сильный пожар уничтожил ее. На месте сгоревшей Благовещенской церкви возвели новую, Знаменскую церковь. Она была построена по проекту архитектора М. Г. Земцова.

Основательная перестройка екатерининского дворца началась при императрице Елизавете Петровне. План перестройки прежнего дворца императрица поручила М. Г. Земцову, но он вскоре скончался, и работами по проектировке нового дворца стал заниматься помощник и ученик М. Г. Земцова, талантливый молодой архитектор А. В. Квасов. По его проекту к старому зданию были пристроены церковный и оранжерейный корпуса. Перестройку дворца завершил знаменитый архитектор Б.-Ф. Растрелли. Он жил в

43

России с шестнадцатилетнего возраста, когда вместе с отцом приехал в Петербург при императоре Петре I. Б.-Ф. Растрелли умело сочетал приемы, свойственные европейской архитектуре начала XVIII века и традиции древнерусского зодчества. По его замыслу фасады дворца были оформлены колоннами, столь характерными для стиля барокко, украшены скульптурами. Екатерининский (Большой) дворец стал центром всего Царскосельского архитектурно-паркового ансамбля. Он отличался и огромными размерами, и нарядностью, которую создавали яркая голубизна стен, обилие позолоты и лепных украшений. Мраморные скульптуры украшали террасу перед дворцом. Для внутренней и внешней отделки дворца потребовалось около ста килограммов червонного золота. С. Сусальщиков, крестьянин из подмосковного села, изготовил для украшения дворца тончайшие золотые листки. По свидетельству очевидцев, они были тонки, как папиросная бумага. Во дворце находились роскошно отделанные Большой зал для танцев, Янтарная комната, Голубая гостиная. В Царском Селе императрица Елизавета Петровна отдыхала от шумной придворной жизни на лоне природы. По ее приказанию в Царском Селе были разбиты фруктовые сады, в прудах разводили рыбу, завезли оленей и лосей. Всю осень в последний год своего царствования императрица Елизавета Петровна жила в Царском Селе. По воспоминаниям ее современников, в это время она ежедневно ходила в церковь.

В декабре 1761 года императрица Елизавета Петровна скончалась, и на российский престол вступил император Петр III. Как известно, Петр III всем пригородным усадьбам Петербурга предпочитал Ораниенбаум, и Царское Село он посещал не часто. В отличие от него, Екатерина II сделала своей главной резиденцией именно Царское Село. Изменения, которые были внесены в любимую усадьбу Екатерины II, связаны с ее увлечением античностью. Императрица признавалась, что хотела бы иметь проект античного дома, спланированного по древнему образцу. Поэтому не случайно для осуществления замысла императрицы был приглашен шотландский архитектор Ч. Камерон, который, как уже отмечалось, являлся большим знатоком античной культуры и искусства. Значительную часть своей жизни он провел в Италии,

44

изучая античную культуру, особенно античные здания, римские термы, оригинальные архитектурные детали, росписи стен. По желанию русской императрицы Ч. Камерон должен был построить в Царском Селе двухэтажное сооружение с банями, подобными римским термам, располагавшимися внизу, и с галереей наверху. Желание императрицы соответствовало духу эпохи. Как известно, в то время в искусстве и архитектуре, господствовал классицизм (от лат. classicus – первоклассный, образцовый). Этот художественный стиль был основан на принципах античности, отражал мировоззрение, для которого была характерна гармония человека и мира, его окружающего. Для сторонников этого направления в искусстве эталоном совершенства считались творения античности. Французский теоретик Н. Буало в своей поэме «Поэтическое искусство» (1674) изложил основные принципы классицизма. Это произведение Н. Буало по существу стало художественным манифестом классицизма.

Известный венецианский архитектор эпохи Возрождения А. Палладио усиленно изучал античные сооружения и на их основе создавал свои оригинальные постройки, в которых отражались основные принципы античного представления о красоте и совершенстве. Труды А. Палладио получили широкое распространение в России в XVIII веке, они в свое время оказали существенное влияние на Ч. Камерона, который разделял взгляды венецианского теоретика архитектуры. Камеронова галерея и термы наглядно воплощали идеалы античности. Их строгая красота, симметрия, скромность декора, четкость линий – являли основные черты классического стиля. Камеронова галерея своими скульптурными изображениями подчеркивала идею утверждения сильной монархической власти, которая, в соответствии с мировоззрением просветителей XVIII века Ф. Вольтера и Д. Дидро, должна способствовать развитию наук и искусства, просвещению подданных. Камеронова галерея содержала более пятидесяти бронзовых скульптур, которые составляли главное ее достоинство. Скульптуры изображали выдающихся римских императоров таких, как Ю. Цезарь, М. Аврелий, греческих философов и мудрецов Сократа, Платона, легендарного поэта античности Гомера,

45

древнегреческого драматурга Софокла. Здесь были скульптурные изображения античных богов и богинь. Не был забыт и великий русский ученый, поэт и художник – М. В. Ломоносов. Его бронзовый бюст также представлен в Камероновой галерее. Он был отлит по модели скульптора Ф. И. Шубина (1740 – 1805), земляка ученого, и считается одним из лучших изображений М. В. Ломоносова.

Из Камероновой галереи можно было выйти в Висячий сад. Мощные каменные столбы поддерживали площадку, на которой был сделан свинцовый настил. Поверх него был насыпан толстый слой земли, достаточный для того, чтобы на нем произрастали деревья и кустарники. По основному принципу своего устройства Висячие сады Царского Села несколько напоминали Висячие сады Древнего Вавилона. Двухэтажное здание Холодных бань замыкало Камеронову галерею. Здесь на первом этаже находилась Русская баня, Купальная, Ванная комнаты. По мнению специалистов, первый этаж служил цокольным основанием для второго этажа. На втором этаже этого сооружения располагались Агатовый, Яшмовый кабинеты, получившие свое название из-за материала облицовки стен, Большой зал и Библиотека, предназначенные для развлечений и отдыха. В этих комнатах императрица Екатерина II работала, вела переписку с французскими просветителями Д. Дидро и Ф. Вольтером. Впоследствии коллекцию бронзовых скульптур Камероновой галереи пополнило скульптурное изображение Екатерины II, сделанное во второй половине XIX века.

Императрица Екатерина Великая считала, что каждая военная победа России должна быть ознаменована сооружением памятника. В Царском Селе были воздвигнуты монументы в честь победы русских войск над Турцией. Наиболее впечатляющим памятником, сооруженным в Царском Селе, была Чесменская колонна. В 1770 году русская военная эскадра одержала победу при Чесме в Эгейском море, где она уничтожила весь турецкий флот. В результате этой блестящей победы в 1771 году русским войскам удалось занять Крым. В ознаменование этой битвы в Царском Селе посреди Большого пруда была воздвигнута колонна из мрамора и гранита высотой около двадцати пяти метров. Она символически

46

воплощала идею господства России над Черным морем. Колонна была украшена бронзовыми барельефами и рострами. Венчал колонну бронзовый орел как символ отваги, смелости и силы.

В Царскосельском парке находились павильоны, которые были специально предназначены для развлечений как владельцев дворца, так и их гостей. К ним относились Грот и Эрмитаж. В Гроте императрица Екатерина Великая обычно работала по утрам, поэтому Грот был назван Утренею залою. В нем была размещена коллекция скульптур, среди которых особое внимание привлекала широко известная статуя французского просветителя Ф. Вольтера, изображенного сидящим в кресле. Здание Грота удивительно гармонично сочеталось с окружающей его природой. Исключительную роль в этом играл Большой пруд, в зеркальных водах которого отражался павильон.

Садовый павильон Эрмитаж был построен при участии выдающихся архитекторов М. Г. Земцова, А. В. Квасова и Ф.-Б. Растрелли. Эрмитаж был предназначен для отдыха и развлечений небольшого числа придворных. Ф.-Б. Растрелли, завершая строительство дворца по первоначальному проекту М. Г. Земцова, воплотил свою главную идею: сделать павильон Эрмитаж отголоском центрального сооружения Царскосельского дворцово-паркового ансамбля – Екатерининского (Большого) дворца. Голубой цвет стен павильона, многочисленные позолоченные украшения фасада напоминали внешний вид Екатерининского (Большого) дворца. По мнению специалистов, Эрмитаж соединил в себе все характерные и самые лучшие черты русского барокко.

Екатерина II приказала заложить новый дворец в стиле классицизма для своего внука, старшего сына императора Павла I , будущего российского императора Александра I. В 1796 году дворец был построен. В отличие от Екатерининского (Большого) дворца, фасады Александровского дворца были просты и строги, украшения минимальны и очень сдержанны. Тем не менее, по воспоминаниям очевидцев, новый дворец был очень красив. Он прекрасно вписывался в ландшафт парка. Под окнами дворца находился чудесный цветник, был разбит палисадник. Перед главным фасадом Александровского дворца были посажены кусты сирени. Красота и

47

аромат цветов сирени придавали дворцу необычайную прелесть и очарование.

Как известно, при императоре Александре I были проведены обширные реформы в области российского просвещения. При нем была введена новая система обучения, основанная на четырех уровнях. На начальной ступени – сельские и приходские школы, затем уездные и губернские училища и, наконец, университеты. При Александре I были открыты университеты в Петербурге, Харькове, Казани. Соратник императора М. М. Сперанский (1772 – 1839) разработал проект нового высшего учебного заведения, который был утвержден российским императором. Оригинальным было и наименование этого привилегированного закрытого высшего учебного заведения. Оно получило название Лицей (от гр. – Lykeion) в честь Ликейской школы, основанной древнегреческим философом Аристотелем в 335 году до н. э., которая, согласно преданию, была расположена в саду близ храма Аполлона. В этой школе философ обучал афинян. Первоначально четырехэтажное здание Лицея называлось Великокняжеским корпусом, так как было предназначено для обучения детей императора Павла I. Впоследствии в 1811 году корпус был приспособлен для размещения в нем пятидесяти воспитанников Лицея. В уставе Лицея отмечалось, что он имел целью дать образование юношам, предназначенным к важным частям государственной службы, и в своих правах совершенно равен университетам.

Открытие Царскосельского Лицея состоялось 19 октября (1 ноября по новому стилю) 1811 года. Оно было обставлено с особой торжественностью. После обедни, которая состоялась в дворцовой церкви, процессия перешла в лицейский корпус. Впереди, как всегда в подобных церемониях, шло духовенство с певчими, за ними следовал император Александр I. За императором шли обе императрицы, цесаревич Константин Павлович, великая княжна Анна Павловна. Дальше следовали придворные, министры, персонал Лицея, наконец, лицеисты и их родственники. В конференц-зале все сели соответственно своим чинам. Император занял место председателя за столом, рядом с ним сидел министр народного просвещения граф А. К. Разумовский. После торжественных

48

приветственных речей всех лицеистов лично представляли императору. По воспоминаниям И. И. Пущина (1798 – 1859), друга А. С. Пушкина, лицеист, вызванный по списку, подходя к столу, кланялся императору, который очень благосклонно вглядывался в каждого из них и терпеливо отвечал на неловкие поклоны смущенных вниманием лицеистов. Воспитанники Лицея изучали Закон Божий, историю религии, логику, русскую словесность, лингвистику, литературоведение, стилистику, эстетику, латынь, историю, географию, математические науки, психологию, энциклопедию права, французскую и немецкую риторику, политическую экономию, статистику, военные науки, архитектуру и перспективу, рисование, чистописание. Кроме того, они занимались танцами, плаванием, верховой ездой, фехтованием, спортивными играми. Освоив такую обширную программу, выпускники Лицея, обладали энциклопедическими знаниями.

Немаловажно, что располагался Александровский Лицей среди садов и парков Царского Села. Уникальная красота Царскосельского дворцово-паркового ансамбля, его живописные аллеи, пруды, мосты и беседки не могли не повлиять на эстетические вкусы воспитанников Лицея.

В Царском Селе прошли юные годы великого русского поэта А. С. Пушкина. Лицейский учитель музыки и пения Теппер де Фергюссон часто устраивал в своем особняке, находившемся за лицейским садом, литературные состязания. Юный лицеист А. С. Пушкин всегда первенствовал на этих состязаниях. За время учебы в Лицее, с 1811 по 1817 годы, А. С. Пушкиным было написано более ста двадцати стихотворений. Примечательно, что первые из них были написаны по-французски и впоследствии были переведены на русский язык. С начала Отечественной войны 1812 года, охваченный высоким патриотическим чувством, как и большинство русских людей, юный поэт стал писать стихи только по-русски. После окончания лицея А. С. Пушкин часто приезжал в Царское Село. Он навсегда сохранил о нем благодарную память.

В Царскосельском Лицее учились поэт А. А. Дельвиг (1798 – 1831), друг А. С. Пушкина, драматург, поэт и переводчик Л. А. Мей (1822 – 1862), известный русский писатель М. Е. Салтыков-Щедрин

49

(1826 – 1889), философ и культуролог Н. Я. Данилевский (1822 – 1885). За тридцать три года существования Царскосельского Лицея его окончили около трех сот человек. Деятельность Александра I в сфере российского просвещения и образования быстро принесла свои плоды. В эпоху правления императора Александра I в России выдвинулось немало выдающихся деятелей русской культуры, науки и искусства, прославивших Россию на все времена. Среди них историк Н. М. Карамзин, литераторы Е. А. Баратынский, К. Н. Батюшков, А. С. Грибоедов, В. А. Жуковский, И. А. Крылов, А. С. Пушкин, живописцы К. П. Брюллов, О. А. Кипренский, С. Ф. Щедрин и многие другие.

Преобразования, проводимые императором Александром I, прервались из-за начавшихся в Европе наполеоновских войн и особенно Отечественной войны 1812 года. После победоносного завершения Отечественной войны, триумфального освобождения Европы, когда русский император стал одним из главных правителей мира, Александр I продолжил свои реформы в области политики и культуры. Во время царствования Александра I некоторые изменения вносились в устройство Царского Села. Так, вокруг Александровского дворца был разбит новый парк, в котором было немало разнообразных павильонов. Рядом с дворцом появилась своеобразная Белая башня, в нишах которой стояли изображения средневековых рыцарей. Своим видом она напоминала средневековый замок. Александровский парк по преимуществу сохранял прежние черты регулярного стиля. Парк окружал Крестовый канал, через который были перекинуты живописные мостики. На окраине Александровского парка были расположены Ламский пруд, металлический мост через него и Ламский павильон, построенный в 1820 – 1822 годах. Этот павильон использовался как конюшня для лам, которых завезли в Царское Село из Южной Америки в подарок российскому императору Александру I .

Император Николай I, сменивший на российском престоле своего старшего брата императора Александра I, часто пребывал в своей резиденции в Петергофе. Но иногда бывал со своей семьей в Царском Селе. С пребыванием Николая I в Царском Селе было связано сооружение павильона Арсенал. Этот павильон был

50

построен в виде готического средневекового замка с четырьмя зубчатыми башнями, высокими стрельчатыми окнами. Строительство его было завершено в 1835 году. Здесь же император поместил музей своего оружия. Впоследствии эта коллекция очень расширилась. Ее пополнили разнообразные экспонаты из Польши, Италии, Франции.

По воспоминаниям очевидцев, в мае 1842 года в Царском Селе по указанию Николая I было устроено интересное зрелище: рыцарский турнир. Такие театрализованные представления устраивались еще при императоре Павле I и получили название карусель. Они проводились и при других императорах России. Театрализованные рыцарские турниры были тщательно продуманы и хорошо организованы. Одежда участников турнира блистала роскошью и соответствовала стилю разных стран и эпох. Всадники двигались по заранее определенному кругу, ловко и красиво выполняли упражнения с оружием. Такие представления соединяли в себе элементы военного парада и театрального действия. В Царскосельской карусели, устроенной императором Николаем I, участвовали несколько воинов в доспехах рыцарей начала XVI века и дамы в платьях, типичных для эпохи западноевропейского средневековья. Движение рыцарского кортежа сопровождала музыка, что придавало ему особую пышность. В этом представлении сказалось увлечение императора и его приближенных идеями романтизма, распространившимися в начале XIX века в Европе и в России и продолжавшими влиять на умы и сердца людей в эпоху царствования императора Николая I.

Романтизм (от фр. – romantisme) как идейное и художественное движение возник в Европе на рубеже XVIII – XIX веков и оказал серьезное воздействие на художественное творчество большинства деятелей культуры вплоть до середины XIX века. Для романтического направления было свойственно увлечение средневековыми традициями, некоторая идеализация феодального образа жизни и культуры. Праздник под названием «Царскосельская карусель» впоследствии по распоряжению императора Николая I запечатлел на своем полотне французский живописец Э.-Ж.-О. Верне (1789 – 1863). Прежде, в 1830-е годы, этот художник создал

51

парадный портрет императора Николая I. Э.-Ж.-О. Верне происходил из династии известных французских живописцев Верне. Основу его творчества составляла историческая живопись. Э.-Ж.-О. Верне работал в Париже, Риме, а в 1836 и 1842 – 1843 годах – в Петербурге. На картине «Царскосельская карусель» художник изобразил императора Николая I, его супругу императрицу Александру Федоровну и членов императорской фамилии в одеждах феодальной знати эпохи позднего средневековья.

Важно вспомнить, что императорские семьи жили на нижних этажах Царскосельского дворца, и вечерами люди простого звания могли беспрепятственно подходить к окнам и наблюдать за тем, что происходило в дворцовых залах. Обычно здесь танцевали или, к удивлению посетителей Царского Села, с интересом наблюдавших за развлечениями царственных особ, играли в «жмурки», «кошки-мышки» и т. п. Император и его супруга часто подходили к окнам, раскланивались с народом, радушно общались и вели разговоры с пришедшими в царскую резиденцию.

В Царском Селе проводили первое лето после свадьбы сын Николая I, будущий российский император Александр II, и его супруга великая княгиня Мария Александровна. В Царском селе проходили детские годы сыновей императора Александра II, великих князей Николая Александровича и Александра Александровича. Своему сыну Александру, будущему российскому императору Александру III, на свадьбу император Александр II подарил дворец в Царском Селе. В этом дворце, названном Александровским, впоследствии родился последний российский император Николай II.

Как известно, император Александр III своей постоянной загородной резиденцией сделал Гатчину, но для его сына, будущего императора Николая II, местом основной резиденции стало Царское Село. Александровский дворец в конце XIX века был постоянной загородной резиденцией императора Николая II (1868 – 1918). В связи с этим обстоятельством рядом с Александровским дворцом были выстроены каменные здания казарм, неоднократно перестраивавшиеся, в которых находилась царская охрана. Рядом с ними был возведен Феодоровский собор, который стал центром своеобразного Федоровского городка. Феодоровский собор был

52

построен в 1909 – 1912 годах в честь Феодоровской иконы Божией Матери. Феодоровская икона особенно почиталась в семье российских царей и императоров. С благословения этой иконой на царство Михаила Романова в 1613 году началось трехсотлетнее правление в России династии царей из рода Романовых. Образцом для Феодоровского собора послужил Благовещенский собор Московского кремля. Тем не менее Феодоровский собор представлял собой вполне самостоятельное, оригинальное сооружение и являлся замечательным памятником неорусского стиля. Высота собора составляла около сорока пяти метров, он имел подземную часть и звонницу. В соборе находилась огромная по размеру прекрасная мозаичная Феодоровская икона Божией Матери. Царская семья молилась в этом соборе.

Утверждение неорусского стиля в архитектуре конца XIX – начала XX веков представлял и Федоровский городок, который располагался недалеко от Феодоровского собора. Шатровые башни, зубчатые стены, окружавшие городок, белокаменные строения в древнерусском стиле на его территории, ворота с выразительной резьбой по камню – все это придавало Федоровскому городку вид средневекового русского кремля. Строительство городка было закончено к 1914 году. Первоначально Федоровский городок строился как жилье для лиц, служивших в Феодоровском соборе, но впоследствии, когда в 1915 году в Петрограде было организовано «Общество возрождения художественной Руси», Федоровский городок стал центром деятельности этого общества. Членами «Общества возрождения художественной Руси» были известные художники братья В. М. и А. М. Васнецовы, художник-график И. Я. Билибин (1876 – 1942), живописец М. В. Нестеров (1862 – 1942) и другие. Трудами русских художников, входивших в это общество, была собрана замечательная коллекция икон, церковной утвари, древнерусских орнаментов, многочисленных и разнообразных предметов древнерусского искусства.

В окончательном виде дворцово-парковый ансамбль Царского Села в целом включал в себя Екатерининский дворец, Холодные бани с Агатовыми комнатами, Камеронову галерею с Висячим садом, Александровский дворец и Александровский сад с

53

множеством павильонов и скульптур, мостов, прудов, каналов, цветников, Знаменскую церковь, здание Лицея, Феодоровский собор и Федоровский городок. Все эти сооружения были построены в различных архитектурных стилях, разными мастерами и в разное время. Тем не менее все они составляли гармоническое единство, благодаря тому, что талантливые зодчие и садоводы глубоко изучили и понимали законы создания архитектурно-паркового ансамбля.

Во время Первой мировой войны в Федоровском городке организовали лазарет. В Царскосельском лазарете, как известно, работали сестрами милосердия императрица Александра Федоровна и великие княжны. Выздоравливающих раненых старались как-то развлечь. В Царскосельский лазарет приезжали известные артисты императорских театров, которые давали концерты, ставили спектакли. Выдающийся русский поэт С. А. Есенин (1895 – 1925) был в числе санитаров Царскосельского лазарета. Он тоже принимал участие в концертах, которые проводились для раненых. Однажды поэт был представлен русской императрице Александре Федоровне. Он прочитал ей некоторые свои стихотворения. Императрица оценила красоту стихов С. А. Есенина, отметила их грустный характер. В Царском Селе в июле 1916 года С. А. Есениным было написано стихотворение, пронизанное тяжелыми впечатлениями, оставшимися у поэта от Царскосельского лазарета.

Как свидетельствует история, 2 марта (по ст. стилю) 1917 года император Николай II подписал вынужденное отречение от престола в пользу своего брата, великого князя Михаила Александровича. В то же время произошел арест императорской семьи в Царском Селе. Это заточение продолжалось до 1 августа. На этот день был назначен отъезд царской семьи в Сибирь. Рано утром последний российский император Николай II и его семья покинули Царское Село навсегда. Закончилась царская жизнь в загородных императорских резиденциях. Для них и для всей России началась иная жизнь.

Царские загородные резиденции являлись образцом для усадебных построек русского дворянства, начиная с XVI века. Все, что устраивалось и происходило в царских резиденциях, сразу отзывалось во множестве других дворянских усадеб. Этим можно

54

объяснить не только быстрое распространение, но и относительное сходство архитектурно-парковых ансамблей. Почти в каждой усадьбе было нечто устойчивое, отражавшее взгляд на человека, окружавшую его природу и на искусство. В дворянских усадьбах многие строения повто- рялись. Так, всюду существовали итальянские, голландские, французские павильоны, оранжереи, беседки, цветники, гроты. С течением времени и в связи с изменениями, происходившими в мировоззрении людей, менялась и философия дворцово-парковых сооружений.

В эпоху императора Петра I и его престолонаследников у русской аристократии появилась возможность непосредственно познакомиться с западноевропейскими дворцовыми строениями. Русские путешественники в конце XVII – начале XVIII веков увидели стилистическое разнообразие в европейской архитектуре, от готики до барокко, загородные виллы, дворцы, фонтаны, богато украшенные комнаты, роскошную мебель, зеркала. По императорскому повелению придворным вменялось в обязанность строить каменные дома по указанным образцам, разрабатывать геральдические гербы для своих родов, носить одежду западноевропейского типа, учиться бальным танцам, фехтованию, европейским великосветским манерам. Император Петр I ввел новые для России титулы барона и графа в дополнение к прежнему, известному со времен Древней Руси, княжескому титулу. В результате изучения служебной иерархии в Европе, особенно в Швеции и Пруссии, Петр I разработал Табель о рангах, которая сделала государственную службу непременным условием приобретения самого дворянского звания. Петр I ставил целью создание класса дворян. Для принадлежности к этому сословию необходимо было не только знатное происхождение, но прежде всего труды на благо государства.

Ориентация на западноевропейскую культуру в течение всего лишь одного поколения сделалась частью самосознания большинства русских дворян. Умение свободно говорить по-французски, легко исполнять модные в то время в Западной Европе танцы, понимать музыку и изобразительное искусство, известное от античности до XVIII столетия, безупречное владение светскими

55

манерами – приобщали человека к общественной элите. Среди самых богатых представителей русской знати вошло в обычай несколько лет своей молодости проводить за границей, где они за это время (примерно, шесть-восемь лет) вполне могли стать не только любителями, но ценителями и знатоками западноевропейского искусства, а вследствие этого и страстными коллекционерами произведений искусства. Долгое время в Париже проживали семейства князей Голицыных, Салтыковых, графа Шувалова, пока их дети получали там образование. Русские аристократы, посещая английские усадьбы, отмечали большой интерес англичан к коллекционированию и часто следовали их примеру.

В екатерининскую эпоху архитектура наиболее богатых дворянских усадеб изобиловала чертами античности, к которой, как отмечалось, проявляла большой интерес императрица Екатерина Великая. Была явно ощутима смена стиля елизаветинского барокко на более строгий по форме, сдержанный классицизм. Однако довольно часто модные стили в архитектуре усадьбы сочетались с прежними, традиционными.

Заметно, что на быт русской усадьбы повлияла античная мифология, что связано с отражением общей ситуации в мировосприятии и художественных пристрастиях дворянства того времени. Античные предпочтения XVIII века нашли выражение прежде всего в скульптуре, которая, как известно, не имела распространения в России в предыдущие годы. Русские дворяне, побывавшие в Западной Европе, начиная с эпохи Петра I, видели множество статуй на мифологические сюжеты и на площадях, и на улицах, и в садах. С этого времени скульптура стала использоваться не только в Летнем саду в Петербурге и императорских загородных резиденциях под Петербургом, но и в Москве, и в провинциальных усадебных садово-парковых ансамблях. Скульптуру размещали в аллеях, гротах, беседках, вестибюлях домов. В основном она выполняла декоративную функцию. Архитекторы считали, что скульптурные произведения «содействуют к украшению и великолепию сада и весьма усугубляют естественные онаго красоты» [24]. Содержательная сторона также не оставалась без внимания. Относительно внутреннего смысла, который несла в себе

56

скульптура, отмечалось, что «статуи по большей части представляют или языческих богов, или знаменитых в древности людей, или аллегорическия изображения; почему и поставлять их должно в пристойном означению их месте» [25].

По мнению специалистов, основные черты русской дворянской усадьбы складывались в эпоху классицизма и связаны с ее архитектурно-парковыми ансамблями, которые строились по единому планировочному замыслу. Обычно, в соответствии со сложившейся в то время традиционной схемой, главный комплекс усадьбы располагался на самом высоком месте усадьбы, на берегу водоема, который окружали парк и сады, что придавало особую живописность всему архитектурному ансамблю. Главный усадебный дом возводился с таким расчетом, чтобы он был хорошо виден издалека, поэтому зодчие стремились придать центральному зданию усадьбы черты торжественности и величия. Нередко усадебный дом русского аристократа был похож на царский дворец. Необходимым, основным звеном центральной части поместья была церковь. Планировка парка, который состоял из регулярной части, расположенной рядом с домом владельца имения, и ландшафтной части, подчинялась общей архитектурно-парковой планировке усадьбы. Размещение скульптур, прудов, беседок, разбивка цветников рядом с господским домом подчинялись основному плану, объединявшему все композиционные части имения в соответствии с интересами и вкусом владельца. Ландшафтное разнообразие пейзажных, английских, парков противопоставлялось регулярной части парка. Как уже отмечалось, английский парк лишь немного приводился в порядок садовником, поэтому его прежде всего отличала естественная пейзажная красота. Своеобразную красоту создавали аллеи парка, дорожки, небольшие лужайки, кусты и деревья, сгруппированные по форме и цвету, беседки, мраморные скамьи. Немалое эстетическое удовольствие доставляло цветоводство. Удивительные, редкие по своей красоте цветы, украшали усадьбу и сельские окрестности. Усадьбы наиболее богатых русских вельмож ненамного отличались от дворцовых сооружений. Величественный главный дом, гармонично созданные служебные постройки и многочисленные мастерские, регулярные

57

сады и большой английский парк – все эти элементы архитектурно-паркового комплекса были типичны для русской дворянской усадьбы. Они создавали единый пространственно замкнутый мир природы, быта и искусства.

С самого начала своего существования усадьба складывалась и формировалась в тесной связи с окружающей природой. Окружавшая поместье природа рассматривалась владельцем не только с утилитарной стороны, то есть, какой доход она может ему принести, но и со стороны эстетической. Леса, озера, поля и луга составляли гармоничное единство с архитектурой главного дома поместья и усадебными постройками. Благодаря этому создавалась особая духовная атмосфера усадебного быта, которая во многом утрачивалась в городской жизни. В тесном взаимодействии природы, человека и искусственного мира, им созданного, отражались утопические мечты многих представителей русской интеллигенции о прекрасном земном совершенном мире. Подобные настроения проявились в том, что нередко, помимо своего обычного названия, усадьба имела второе наименование, которое часто носило явно гедонистический характер, например, Рай-Семеновское, Семеновское-Отрада, Беспечное, Баловнево, Приютино, Любвино, Богом данное, Люблино, Мирополье, Райково, Забава, Нескучное, Надеждино, Миловидово и т. п.

Русские аристократы обычно зимой жили в Петербурге, находясь при дворе, а летом выезжали в свои загородные резиденции. Иностранцев восхищало жилище русского аристократа. В письмах своим соотечественникам они сообщали: «Дворцы аристократии в большинстве своем построены в наивысшей степени величественно и элегантно. Многие из них превосходят по своим размерам и изяществу все, что мне доводилось видеть в Англии» [26]. Множество русских дворянских семей жили обособленно в обширных подмосковных усадьбах, которые представляли собой удивительные оазисы культуры. Зачастую они изумляли своей роскошью и изяществом искушенных европейцев. Англичанка М. Вильмот, гостившая у княгини Е. Р. Дашковой в ее имении Троицкое на реке Оке, к югу от Москвы, писала своему отцу: «Место здесь чудесное. Английский вкус княгини помог на довольно скучном

58

ландшафте создать одно из самых приятных и великолепных имений, какие мне приходилось видеть!» [27]. Часто новые усадьбы сохраняли образцы старинного русского церковного зодчества, например, в Архангельском и в Останкине. Со временем связь усадьбы с национальной русской культурой становилась все менее заметной. В эпоху царствования императрицы Екатерины II русское дворянство в большинстве своем почти утратило связь со своими национальными корнями, усвоив атрибуты европейской культуры в обыденной жизни. Однако под влиянием романтического направления в искусстве некоторые из русских дворян стали проявлять значительный интерес к русской народной культуре, к своим истокам. Жизненный мир русского крестьянина сохранял национальную культуру с древних времен в основе своей неизменно, в то время как большинство дворян в своей стране сделались почти иностранцами.

Общепризнано, что в России екатерининского времени русские люди сумели создать искусство, во всех отношениях не уступавшее западноевропейскому. Некоторые помещики, чтобы не нарушать привычного для них уюта, строили совершенно одинаковые дома как в городе, так и в деревне. Любовь к привычной обстановке, а также тщеславие, заставляли богатых помещиков строить в глуши своих усадеб дворцы, не уступавшие в роскоши городским, в том числе и столичным. К таким, например, относилась подмосковная усадьба Люблино, принадлежавшая помещику Н. А. Дурасову, с ее великолепным господским домом. Госпожа К. Вильмот, современница владельца этого имения, так описывала «прелестнейшее поместье» во время праздника, который хозяин усадьбы дал в честь княгини Е. Р. Дашковой: «Когда мы подъезжали к дому, он представился нам в виде какого-то мраморного храма. Потому что весь первый этаж его покоится на мраморных колоннах. За исключением одной только средней части здания, которая имела вид величественного купола; потолок этой залы со сводами и украшен разными аллегорическими рисунками, и в дни торжественных приемов она служит столовою. Все общество было собрано под колоннами, фундамент которых состоял из мраморных ступеней, покрытых благоухающими и роскошнейшими тепличными

59

произведениями и окаймленных зеленым лужком, обсаженным деревьями и спускающимся к берегам реки.

Со всех сторон этого очаровательного места представляются новые виды, пленяющие взор своим разнообразием и счастливым сочетанием красок и теней: тут видны и кусты и рощи, луга и озера, горы и долины, а там вдали блестящие, златоглавые купола московских церквей как бы заканчивают картину. Я не стану останавливаться на описании роскошного обеда, хотя все было великолепно, как в волшебном замке. Выходя из-за стола, мы разделились на группы и разбрелись по разным частям парка; вечер снова соединил нас всех в театре, этой неизбежной принадлежности всякого сколько-нибудь замечательного поместья.

На сцене и в оркестре появилось около сотни его собственных крепостных людей, и хотя между большою и малою пьесами проплясали балет, и все сошло как нельзя лучше, но хозяин рассыпался в извинениях насчет бедности всей обстановки, которую он приписывал рабочей поре и жатве, отвлекшей почти весь его народ, за исключением той горсти людей, которую успели собрать для представления.

Однако самый театр и декорации были очень нарядны, а исполнение актеров весьма порядочное» [28].

Главный усадебный дом в Люблино удивлял не только своей роскошью, но и самобытностью, оригинальной архитектурой. Хозяин имения генерал Н. А. Дурасов был награжден орденом св. Анны. Несказанно радуясь этой награде, он выстроил главный усадебный дом в своем имении Люблино в виде орденской звезды, а статуя св. Анны венчала дворец.

Очевидно, что первые дворцы-усадьбы строили иностранцы, имевшие в этом большой опыт. Они получали заказы от богатых русских вельмож, которые желали иметь дворцы не менее великолепные, чем европейские, в отдалении от больших городов среди сельской природы. Во всех усадьбах прослеживались черты определенных вкусов их владельцев.

Время второй половины XVIII века и всех лет царствования Александра I было, как известно, господством классицизма в искусстве и его разновидности – стиля ампир (от фр. empire –

60

империя). Этот стиль возник в период империи Наполеона и распространился в Европе. Русским ампиром по аналогии часто называли стиль русского классицизма начала XIX века и особенно после войны 1812 года. В архитектуре стиля ампир использовались элементы античного искусства. Все городские и сельские дома того времени строились преимущественно в этом стиле. Строгие формы классицизма оригинально и гармонично вливались в русскую природу.

Как отмечалось выше, в 20 – 30-х годах XIX столетия отчетливо проявились увлечение романтизмом и, свойственный этому художественному направлению, интерес к средневековью. В то время стала популярна псевдоготика, и многие русские помещики стали строить свои дома в стиле феодальных замков. Наиболее полное выражение стиль псевдоготики нашел в подмосковной усадьбе Марфино.

Во время Отечественной войны 1812 года усадьба была сожжена французами. В 1820 году началось восстановление усадьбы. Архитектурный ансамбль усадьбы Марфино по существу был создан заново, когда хозяйкой имения стала графиня С. В. Панина. По ее замыслу в усадьбе возник настоящий средневековый замок: господский дом с башнями, готическими окнами, арками, фантастическими грифонами, удивительным мостом через главный пруд усадьбы. В 1707 году крепостным архитектором В. Белозеровым в Марфине была построена церковь Рождества Пресвятой Богородицы. По желанию владелицы усадьбы графини С. В. Паниной она также была перестроена в стиле псевдоготики архитектором М. Д. Быковским, приверженцем романтического направления в архитектуре. В имении Рузаевка Пензенской губернии крепостным архитектором и живописцем А. Зябловым по желанию хозяина поместья Ю. Н. Струйского одна из церквей усадьбы была возведена в готическом стиле. В соответствии со стилем домов разбивались и сады в помещичьей усадьбе. В то время в русской архитектуре традиции классицизма начали сочетаться с романтическими проявлениями.

Развитие нового мировоззрения, обусловленного веянием времени, поиски нового направления в литературе и искусстве,

61

всеобъемлющего, вбирающего в себя сложное и противоречивое мироощущение исторической эпохи, а также соответствующих ему форм воплощения, – привели к появлению изменений в усадебных постройках. По мнению некоторых исследователей, этот процесс в усадебной архитектуре начался даже раньше, чем в городской, и, несмотря правильность определения его как предромантизма, в нем тем не менее заметно проявлялись те свойственные романтизму черты, которые получили развитие и теоретическое обоснование в 30-х годах XIX столетия. Как отмечал академик Д. С. Лихачев, «отдельные романтические элементы в пейзажных парках появились гораздо раньше самого Романтизма в литературе и только впоследствии получали свое осмысление в духе эстетики Романтизма» [29]. В этой связи интересно отметить, что так называемая «псевдоготика», характерная для романтизма, в творчестве известных русских архитекторов, таких, как В. И. Баженов (1737 – 1799), М. Ф. Казаков (1738 – 1813), применялась ими в конце XVIII века только в усадебной архитектуре, но не в городской. Это во многом объясняется тем, что сам ландшафт, окружавший поместье, атмосфера парков способствовали появлению в архитектурном комплексе «псевдоготических» элементов, что свидетельствовало о появлении тенденций романтизма уже в то время в усадебном зодчестве.

Важно отметить, что использование одних лишь элементов западноевропейской готики не удовлетворяло эстетические вкусы выдающихся русских архитекторов. Творческие искания приводили их к образцам древнерусского зодчества. Так, самобытный русский архитектор В. И. Баженов в своем «Слове на заложение Кремлевского дворца» (1773) указывал на то, какое большое значение имеет русское допетровское зодчество для последующего времени. Он особенно останавливался на памятниках московского зодчества: башнях Кремля, Архангельском соборе и теремах в Кремле, храме Василия Блаженного, церкви Успения Пресвятой Богородицы на Покровке, колокольне Новодевичьего монастыря, здании Сухаревой башни и других. Заметно, что особое внимание В. И. Баженова привлекали постройки в стиле «московского» или «нарышкинского» барокко, созданные на Руси в конце XVII века. В

62

этих произведениях русских зодчих В. И. Баженов черпал вдохновение и мотивы своего творчества, когда создавал псевдоготические сооружения в дворянских усадьбах. Такое «весьма вольное воспроизведение национальных архитектурных форм прошлого в сплаве с формами, высмотренными в европейской готической архитектуре, – одно из первых проявлений той архитектуры, которая позднее, в 30 – 40-х годах XIX столетия воплощала романтические настроения в формах, свойственных новому времени» [30]. Если вначале такое явление имело место в рамках только усадебного зодчества, то в эпоху расцвета романтизма оно распространилось и на городскую архитектуру. Готические тенденции в архитектуре 1840 – 1850-х годов выражали духовные искания человека того времени, его стремление к эстетическому идеалу.

Значительное место в истории русского искусства занимает деятельность архитектора А. Н. Воронихина. Как отмечалось, он был крепостным графа А. С. Строганова. В восемнадцатилетнем возрасте по указанию графа его отправили учиться в Москву, где его учителями были выдающиеся русские архитекторы В. И. Баженов и М. Ф. Казаков. Впоследствии граф А. С. Строганов дал А. Н. Воронихину вольную. А. Н. Воронихин много путешествовал по Франции и Швейцарии. Вернувшись в Россию, он начал работать над перестройкой Строгановского дворца в соответствии с новыми тенденциями в архитектуре. За выдающиеся заслуги в архитектурном строительстве он был удостоен звания профессора Академии художеств, а впоследствии выиграл конкурс на строительство Казанского собора в Петербурге, который стал одним из совершеннейших и уникальных сооружений столицы Российской империи. А. Н. Воронихина считали одним из самых выдающихся архитекторов своего времени, не случайно его приглашали работать в загородные императорские резиденции, а также в усадьбы знатных вельмож.

Вторая половина XVIII века характеризовалась стремительным ростом городов и усадеб по всей России. Это отмечали многие иностранцы, жившие продолжительное время в России и наблюдавшие быстрые изменения, происходившие в ту эпоху в

63

русской действительности. В Москве «множество дворцов, памятники прекрасной архитектуры, монастыри, церкви, рассыпанные между деревнями по живописной сельской местности, являли удивительный вид. Это смешение пышного великолепия и сельской простоты производит фантастическое волшебное впечатление, способное очаровать всегда жадного до самобытности путешественника» [31], – так вспоминала Москву и Подмосковье французская художница госпожа М.-Л.-Э. Виже-Лебрён. Петергофскую дорогу восторженно описывала гостившая на протяжении долгого времени у княгини Е. Р. Дашковой англичанка К. Вильмот: «Затем мы отправились в Петербург, и это небольшое путешествие оказалось исключительно приятным: дорога длиною в 30 верст напоминает путь из Парижа в Версаль. То с одной, то с другой стороны тракта возникают обрамленные лесами дворцы изумительной красоты, перед которыми разбиты чудесные сады и парки. Два или три дворца – царские резиденции. Превосходная и широкая дорога заполнена самыми разнообразными экипажами, запряженными чаще всего шестеркой лошадей» [32].

Как отмечалось выше, губернские и уездные города старались не отстать от столицы, во многом подражали ей, но вместе с тем утверждали свою собственную ценность и своеобразие. Еще более самодостаточное и исключительное положение занимала дворянская усадьба. Любая усадьба, даже небольшая, уникальна по замыслу, значит, по-своему исключительна. Зачастую она старалась проявить свою полную независимость от городов, хотя в какой-то мере все равно была с ними связана. Прежде всего усадьбу и город связывала художественная сторона жизни. Можно увидеть общность в произведениях архитектуры, живописи. Большинство выдаю-щихся зодчих XVIII века трудились и в городах, и в усадьбах. Среди них А. Н. Воронихин, М. Ф. Казаков, И. Е. Старов (1745 – 1808), Дж. Кваренги. Известные живописцы: В. Л. Боровиковский (1757 – 1825), Д. Г. Левицкий (1735 – 1822), Ф. С. Рокотов (1732 – 1808), А. П. Антропов (1716 – 1795), И. П. Аргунов (1727 – 1802); скульпторы: М. И. Козловский (1753 – 1802), Ф. И. Шубин – также украшали своими произведениями как городские, так и усадебные дворцы. Крепостные художники практически осуществляли замыслы

64

выдающихся архитекторов, делали копии многочисленных живописных работ.

2. Живопись и театр

По мнению исследователей, в создании даже самого обычного поместья заметны «мемориальные притязания хозяев. Усадьба призвана быть достойной статуса фамильной резиденции. А поскольку семья имеет прошлое, настоящее и будущее, то и дом, и парк, и населяющие их произведения смотрятся зримым воплощением семейного древа» [33]. В XVIII веке в русской дворянской усадьбе складывались свои традиции. Так, в некоторых поместьях ставили обелиски в честь памятных исторических событий по примеру императрицы Екатерины Великой, которая, как известно, отмечала память о великих событиях и победах русского оружия возведением обелисков и монументов в Царском Селе. Иногда хозяева усадьбы ставили обелиски в воспоминание о посещении их дома кем-либо из царствующих особ. Так, в подмосковном имении князя Н. Б. Юсупова Архангельское был возведен храм-памятник, посвященный императрице Екатерине II, однажды посетившей княжеское владение. По указанию графа И. И. Воронцова в парке его усадьбы Вороново по обе стороны главной аллеи были воздвигнуты два каменных обелиска в честь посещения усадьбы императрицей Екатериной II в декабре 1775 года.

Тем не менее наиболее распространенным способом увековечить память был портрет. Он стал по существу необходимой частью духовной и культурной жизни помещичьей усадьбы. Специалисты отмечают, что во всех портретных галереях, при всем их разнообразии, существовали некоторые закономерности. Так, в богатых поместьях, наряду с изображением представителей данной семьи, находились портреты императоров, например, в имении графа Н. П. Шереметева в Останкино огромные портреты императрицы Екатерины II и императора Павла I украшали зал. В богатых поместьях для картинной галереи строились отдельные здания.

Существует мнение, что наиболее выдающееся таланты в истории усадебного искусства дала живопись. Стремление каждого

65

владельца усадьбы запечатлеть свое изображение, а также своих близких создало множество художников, разных по дарованию, но всегда интересных бытописателей. Среди сотен анонимных, ничего не говорящих их потомкам имен, нередко можно встретить известные, заслуживающие большого внимания. Среди них Михаил Шибанов, крепостной князя Г. А. Потемкина. Дата его рождения и отчество неизвестны. Только известно, что умер он после 1789 года. Михаила Шибанова считали настоящим самородком в живописи. Как и большинство живописцев XVIII века, он писал портреты. Его кисти принадлежат замечательные портреты Екатерины II и ее фаворита графа А. М. Мамонова. Кроме знатных людей, внимание художника привлекали сцены из крестьянской жизни. Одна из наиболее известных его картин на эту тему – «Крестьянский обед» (1774). На ней художник с большой симпатией представил жизнь и обычаи простых людей, скромную крестьянскую трапезу. Полотна Михаила Шибанова всегда привлекали симпатии зрителей своей правдивостью и добрым отношением к русским крестьянам.

Замечательными, по общему мнению, являлись в русских поместьях портреты предков хозяев имений. Почти во всех богатых помещичьих усадьбах можно найти работы лучших русских портретистов. Так, портреты членов семьи князей Голицыных, выполненные талантливыми художниками, находились в подмосковных Дубровицах, в имении Андреевское Владимирской губернии у княгини Е. Р. Дашковой-Воронцовой – фамильные портреты династии Воронцовых. По всей России крепостные русские мастера и иностранные живописцы создавали портреты владельцев усадеб и членов их семей.

Широкой известностью пользовались работы художника В. А. Тропинина, крепостного графа И. И. Моркова, а также Ивана и Николая Аргуновых, крепостных графа Н. П. Шереметева. Все они начинали как простые ремесленники, но со временем выросли в выдающихся мастеров.

В XIX веке настоящую школу крепостных живописцев подготовил А. В. Ступин, который открыл в г. Арзамасе Нижегородской губернии художественное училище, где получили образование множество воспитанников. Училище содержалось

66

графом Н. П. Шереметевым. В списках А. В. Ступина иногда указывалось «крепостной», «отпущенный на волю», а довольно часто – «обещана свобода». Некоторые из учащихся впоследствии достигли большой известности и были освобождены от крепостной зависимости, другие – навсегда остались в усадьбах помещиков писать портреты своих владельцев, выполнять их заказы и прихоти. Из крепостных Ступинской школы в истории русской живописи остались имена В. Е. Раева, К. Макарова, А. Д. Надеждина. Последний был основателем художественной школы в г. Козлове Тамбовской губернии. Его школа была открыта в 1832 году. Художник В. Е. Раев (1808 – 1871) на деньги графа П. Е. Перовского много лет провел в Париже и в Риме, изучая живопись великих западноевропейских мастеров. В 1851 году за картину «Вид Рима с Mente Maria» В. Е. Раев получил звание академика. В собрании картин известного коллекционера и тонкого знатока живописи П. М. Третьякова (1832 – 1898) появилась картина В. Е. Раева «Рим вечером» (1843). Ступинскую школу окончил художник-передвижник В. Г. Перов (1833 – 1882). Академик А. В. Ступин был одним из первых, кто заметил и высоко оценил талант этого в будущем выдающегося русского художника.

Не часто крепостной мог получить вольную. И жизнь крепостного художника иногда была очень тяжела. Достаточно вспомнить судьбу известного живописца В. А. Тропинина (1776 – 1857), упомянутого выше. Он долго был крепостным и только в 47 лет получил вольную. Вначале он принадлежал графу А. С. Миниху, жил в его родовом поместье в Новгородской губернии. Впоследствии он достался графу И. И. Моркову в качестве приданого за дочерью А. С. Миниха, Натальей. К несчастью, граф И. И. Морков не был ни любителем, ни тем более знатоком живописи и потому совершенно равнодушно смотрел на проявившееся в юном В. А. Тропинине художественное дарование. Граф не пожелал отдать его в учение к живописцу и отправил в Петербург в учение к кондитеру. Вернувшись к своему владельцу, В. А. Тропинин нередко по приказу барина красил стены, каретные колеса или колодцы. Интересны воспоминания современников художника, которые говорят о том, что выдающийся

67

талант и мастерство русского крепостного живописца было замечено и высоко оценено иностранцем. «В 1815 году Василий Андреевич написал большую семейную картину, также для своего господина. В то время, когда эта картина писалась, графа посетил какой-то ученый француз, которому предложено было от хозяина взглянуть на труд художника. Войдя в мастерскую Тропинина, бывшую на втором этаже барского дома, француз, пораженный работою живописца, много хвалил его и одобрительно пожимал ему руку. Когда, в тот же день, граф с семейством садился за обеденный стол, к которому приглашен был и француз, в многочисленной прислуге явился из передней наряженный парадно Тропинин. Живой француз, увидав вошедшего художника, схватил порожний стул и принялся усаживать на него Тропинина за графский стол. Граф и его семейство этим поступком иностранца были совершенно сконфужены, как и сам художник-слуга. Вечером того же дня гр. Морков обратился к своему живописцу: «Послушай, Василий Андреевич, твое место, когда мы кушаем, может занять кто-нибудь другой» [34].

В. А. Тропинину все же посчастливилось. Ценители таланта художника убедили графа И. И. Моркова, несмотря на его долгое и упорное сопротивление, отпустить живописца на свободу. В первый год своей свободной жизни художник создал свою знаменитую картину «Кружевница» (1823), которая принесла ему славу. Находясь на воле, он с успехом писал парадные портреты для богатых заказчиков, а также с большим удовольствием продолжал рисовать простых горожан и крестьян. Преодолев все жизненные невзгоды, связанные с крепостной зависимостью, В. А. Тропинин внес значительный вклад в сокровищницу русского изобразительного искусства. Портреты В. А. Тропинина отличаются внимательным и правдивым изображением человека в обычной окружающей его обстановке. К таким относится известный портрет А. С. Пушкина (1827). Среди лучших работ художника наиболее известны: «Портрет сына», созданный в 1818 году, «Автопортрет у окна с видом на Кремль» (1846), а также упомянутая выше «Кружевница», «Гитарист» (1832).

68

Талантливые крепостные художники были и в изве- стной школе А. Г. Венецианова (1780 – 1847). Среди них А. А. Алексеев, автор картины «Мастерская Венецианова», А. А. Златов. Оба художника принадлежали помещице О. Н. Кумановой.

В XIX веке стало известным имя крепостного художника Григория Васильевича Сороки (1823 – 1864). Его владельцем был помещик П. И. Милюков. Талант художника проявился у Г. В. Сороки в раннем детстве. Впоследствии Милюковы определили его камердинером в одном из своих имений. Благодаря своему положению он получил возможность рассматривать интересные книги, видеть замечательные произведения искусства, слышать разговоры и суждения о литературе, искусстве и художественной культуре, которые велись в доме его владельца. Г. В. Сороке посчастливилось познакомиться с известным художником А. Г. Венециановым, соседом его хозяина, который заметил дарование молодого художника и принял живейшее участие в его судьбе. А. Г. Венецианов был замечательным портретистом. Нахо- дясь на службе в Петербурге, он брал уроки живописи у В. Л. Боровиковского. Выйдя в отставку, он поселился в своем имении, где открыл художественную школу, в которой обучал искусству живописи крепостных крестьян. Помещик П. И. Милюков согласился отдать Г. В. Сороку на обучение в художественную школу А. Г. Венецианова при условии, если тот будет исполнять свои прежние обязанности: ухаживать за садом, играть в театральных постановках. А. Г. Венецианов не только давал уроки живописи ученикам в своей художественной школе, но и возил их в Петербург, посылая работы своих подопечных на академические выставки. Вскоре Г. В. Сорока стал лучшим учеником А. Г. Венецианова. Дать вольную своему талантливому крепостному живописцу помещик Н. П. Милюков, новый хозяин Г. В. Сороки, не соглашался, несмотря на настойчивые и убедительные просьбы художника А. Г. Венецианова. В 1847 году после смерти А. Г. Венецианова Г. В. Сорока лишился своего заступника. Ему пришлось вернуться к исполнению обязанностей лакея и садовника. При этом он продолжал писать портреты членов семьи Милюковых, интерьеры и пейзажи. Среди известных и лучших его работ особенно

69

запоминаются: «Рыбаки», «Вид на плотину», портрет дочери помещика Е. Н. Милюковой (1840-е годы), «Кабинет в Островках» (1844). Все творчество художника отличается поэтической проникновенностью. Тяжелые противоречия между способностями талантливого живописца и положением крепостного слуги отразились на душевном состоянии Г. В. Сороки, что окончательно сломило его дух и привело к самоубийству.

Подобный трагический случай был не единственным. Так, талантливый крепостной художник Мясников, которого хозяин не отпустил учиться, тоже покончил жизнь самоубийством. Трагически сложилась судьба замечательного художника А. В. Полякова, который принадлежал помещику Корнилову. Обучаясь в Академии художеств, А. В. Поляков делал прекрасные успехи, получал академические медали, познакомился с образованными людьми, знающими и понимающими искусство, писал по заказу портреты в лучших домах Петербурга. В 1822 году А. В. Поляков был отдан на обучение к известному английскому художнику Дж. Доу (1781 – 1829), который в то время работал в Петербурге над серией портретов русских генералов, героев Отечественной войны 1812 года, для галереи Зимнего дворца. Очевидцы рассказывали, что Дж. Доу просто подписывал своим именем портреты, созданные А. В. Поляковым, и по этому поводу был даже составлен доклад в Общество поощрения художников о предосудительных действиях известного живописца. Но вскоре барин потребовал А. В. Полякова к себе. По приказанию своего господина художник сопровождал его на запятках кареты по Петербургу. Не выдержав такой унизительной для себя жизни, А. В. Поляков «спился с кругу и пропал без вести» [35]. Подобные трагические случаи повлекли за собой важное официальное решение: училищу художника А. П. Ступина в г. Арзамасе Нижегородской губернии, который прежде имел право представлять к награде произведения наиболее одаренных учеников, впредь было отказано в этом, поскольку бывали случаи, когда «крепостные, заслужив медаль и не получив вольной от помещика, приходили в отчаяние и погибали» [36].

К счастью, судьба большинства крепостных художников складывалась более удачно. Многие из них получали свободу. Один

70

из учеников А. Н. Ступина, как отмечалось, открыл впоследствии свою художественную школу. Не менее семи учеников художника А. Г. Венецианова получили вольную и продолжали свое образование в Академии художеств в Петербурге и за границей. Один из учеников А. Г. Венецианова, С. К. Зарянко (1818 – 1871), стал профессором живописи в знаменитом Московском Училище живописи, ваяния и зодчества, где среди прочих он обучал будущих художников-передвижников. Некоторые его работы находятся в Русском музее в Петербурге. Среди крепостных были мастера, украшавшие фресками стены и потолки усадебных и городских построек. Некоторые крепостные художники специализировались на изготовлении декораций и костюмов для театральных постановок.

Сравнительно недавно стало известно имя крепостного художника Ф. А. Тулова. Он писал в основном портреты. Как отмечают искусствоведы, каждое его полотно представляет собой произведение, созданное высокоодаренным художником. Им написано несколько портретов представителей русской аристократической фамилии Шаховских. Среди них взрослые и дети, мужчины и женщины, и все они отмечены индивидуальными чертами. О самом художнике осталось очень мало сведений. Он был крепостным графа А. И. Бенкендорфа, его знали не только как талантливого живописца, но и как астронома. К занятию астрономией, как известно из истории, русские помещики нередко привлекали своих крепостных. Барон Н. Н. Врангель в своем исследовании усадебной жизни упоминал талантливого крепостного художника Калину, который не только прекрасно рисовал, но и свободно говорил по-французски, по-немецки и к тому же был превосходным актером.

Дворянские имения являлись уникальными центрами культуры. Так, например, в усадьбе Новые Ельцы, в верховьях Волги, принадлежавшей семейству Толстых в XVIII – XIX веках, был театр, оркестры духовой и роговой музыки, певчие. Музыкантами и певчими были крепостные крестьяне. Владельцы усадьбы стремились обучить крестьян музыкальной грамоте и основам художественной культуры. Интересно, что первый театр в районе Верхней Волги появился в имении Новые Ельцы, а в городе

71

Осташкове, расположенном по соседству, он возник позже. Горожане, побывав в крепостном усадебном театре, были настолько восхищены представлением, что вскоре устроили свой первый спектакль в городе, подражая тому, что видели в имении Новые Ельцы. Постепенно здесь сложился провинциальный театр, каких в России в то время было довольно много.

Уникальной по красоте, фантастическим затеям и роскоши была известная подмосковная усадьба Кусково. Она являлась своеобразным культурным центром Подмосковья.

Имение Кусково Московской губернии основано в конце XVI века как владение Шереметевых, древнего русского боярского рода, известного с XIV века. Первоначально здесь была деревянная церковь, боярский двор и жилища деловых людей. Во владении Шереметевых усадьба Кусково оставалась более трехсот лет. Расцвет усадьбы был связан с именем графа П. Б. Шереметева, сыном сподвижника Петра I, полководца, генерала-фельдмаршала Б. П. Шереметева (1652 – 1719). Шереметевы первыми в России получили графский титул. В 1706 году графского титула был удостоен Б. П. Шереметев. Очевидно, что усадьба Кусково предназначалась не столько для проживания в ней, сколько для приемов знатных гостей и увеселений. Кусково так и называлось: «летний увеселительный дом графа Петра Борисовича Шереметева». Дворец, выдержанный в стиле классицизма, являлся центром усадебного ансамбля. Интерьеры дворца делились на три группы: парадные покои, жилые комнаты, служебные помещения. Рядом с дворцом была построена Спасская церковь, которая также входила в архитектурно-парковый ансамбль усадьбы. Впоследствии для развлечения и увеселения гостей в усадьбе были выстроены различные павильоны: голландский домик, сложенный из кирпича, итальянский домик, напоминавший своим внешним видом итальянские виллы, и созданный в стиле барокко павильон Эрмитаж, здание, характерное почти для всех богатых дворянских усадеб XVIII века. Кроме павильонов, в парке находился театр.

Многие замечательные строения усадьбы создавались по проектам крепостных архитекторов графа П. Б. Шереметева: Ф. С. Аргунова (1716 – 1768), А. Ф. Миронова и других.

72

Немалую роль в устроении усадьбы Кусково сыграл крепостной графа П. Б. Шереметева В. Г. Вороблевский (1730 – 1797). Он получил хорошее образование в России, окончив частный пансион в г. Санкт-Петербурге, и впоследствии имел возможность продолжить свое образование за границей, где провел несколько лет. В. Г. Вороблевский в совершенстве владел несколькими иностранными языками. Граф П. Б. Шереметев поручил ему заведовать архивом усадьбы и библиотекой. Кроме того, он осуществлял общее руководство театром и обучением начинающих актеров, исполнял обязанности главного режиссера. Он сочинял собственные либретто для спектаклей и переводил на русский язык пьесы иностранных авторов. Несмотря на все свои заслуги, В. Г. Вороблевский так и не получил вольную и всю жизнь оставался крепостным.

В соответствии с желанием графа П. Б. Шереметева, на усадебном пруду в Кускове для того, чтобы устраивать по праздникам «музыку на воде», была выстроена небольшая флотилия гребных судов, позолоченных и ярко разукрашенных. Своеобразную театрализованность усадебного быта представляли лодки, созданные по типу венецианских гондол, которые разъезжали с разноцветными флагами по тихим зеркальным водам большого кусковского озера. Часто, особенно по вечерам, в саду звучала музыка, в театре ставились спектакли для гостей, еженедельно, по воскресным дням, и, конечно, по праздникам устраивались различные забавы и игры для крестьян кусковской усадьбы и близлежащих сел и деревень.

В усадьбе Кусково граф П. Б. Шереметев принимал императрицу Екатерину Великую. Гости, приглашенные графом на торжество в честь приезда императрицы, были поражены фантазией и роскошью приема. За ужином перед императрицей было поставлено плато, на котором возвышался рог изобилия. Все было выполнено из чистого золота, а вензель императрицы был составлен из крупных бриллиантов. После смерти графа П. Б. Шереметева его сын, граф Николай Петрович Шереметев, вывез из Кускова крепостную театральную труппу, мастеров различных специальностей в имение Останкино, которое пришло на смену Кускову. Старая усадьба постепенно приходила в запустение.

73

В годы Отечественной войны 1812 года французские войска заняли Кусково, разграбили и основательно разрушили его, но кое-что все же уцелело. Последним владельцем усадьбы Кусково был граф С. Д. Шереметев.

Среди многочисленных русских дворянских усадеб особое место принадлежит подмосковному имению рода Шереметевых – Останкино. С середины XVI века получило известность подмосковное село Осташково. Таково было прежнее название Останкино. Его дальнейшая судьба сходна с историей большинства других сел Подмосковья той эпохи, которые впоследствии стали дворянскими усадьбами. Осташково, которое существовало как поместье в течение XVI – начала XVII веков, царь жаловал то одному, то другому из своих подданных. Одним из первых владельцев Осташкова был дьяк Василий Щелкалов, хранитель государственной печати. С его именем связаны первые сооружения в Осташкове. В. Щелкалов, как и подобает православному русскому человеку, прежде всего построил в Осташкове деревянную Троицкую церковь, а затем жилища для тех, кто обслуживал поместье. Вскоре в Осташкове был возведен боярский двор, посажены кедровая и дубовая рощи. В трудные для России годы начала XVII века множество усадеб Подмосковья разорилось или сгорело в пожарах Смутного времени. Осташково (с этого времени его стали называть Останково, а впоследствии – Останкино), разделило печальную судьбу многих усадеб того века. Тем не менее после успешного отражения польско-шведской интервенции, как известно из истории, начался новый этап развития русского государства, его быстрый подъем и расцвет во всех сферах жизни. Параллельно с успешным развитием России начался новый период в истории усадьбы. Имение перешло во владение богатому роду бояр Черкасских и стало их резиденцией. В конце XVII века на месте деревянной церкви, которая к тому времени изрядно обветшала, была построена новая каменная церковь Живоначальной Троицы, которая воплотила в себе лучшие черты московского зодчества той эпохи. Как известно, преобразовательная деятельность Петра I отразилась на всех сторонах жизни России, в том числе и на активном усадебном строительстве. Довольно быстро Останкино

74

стало одним из самых роскошных и красивых усадеб Подмосковья. Здесь побывала даже сама императрица Елизавета, часто и охотно посещали поместье высокопоставленные вельможи.

Сын знаменитого сподвижника Петра I генерала-фельдмаршала Б. П. Шереметева, граф П. Б. Шереметев, женившись на В. А. Черкасской, получил в приданое Останкино. Здесь стали строиться барские хоромы, оранжереи, обустраивался парк. После смерти графа П. Б. Шереметева его сын, граф Н. П. Шереметев, унаследовал огромное богатство своего отца: 830 000 десятин земли в семнадцати губерниях России и 210 тысяч крепостных. Он начал реконструкцию имения Останкино. С его деятельностью связан удивительный художественный и культурный взлет поместья. Огромное состояние, европейское образование, увлечение искусством нового владельца Останкина – все это привело к необычайному расцвету усадьбы.

С 1769 по 1773 годы граф Н. П. Шереметев учился в Лейденском университете и много путешествовал по Европе, изучая искусство европейских стран. Уже в молодые годы граф Н. П. Шереметев проявлял большой интерес к изобразительному искусству всех жанров, музыке, театру, с которыми наиболее основательно знакомился в Париже. Именно там он приобрел своего постоянного корреспондента по делам искусства, с которым вел впоследствии переписку.

Безусловно, значительное влияние на эстетические взгляды графа Н. П. Шереметева оказало увлечение театром членов императорского дома. Как известно, большое место в жизни великокняжеской четы, наследника императрицы Екатерины II, будущего российского императора Павла I и его супруги великой княгини Марии Федоровны, занимал Гатчинский дворцовый театр. Здесь в 1787 году состоялась премьера оперы выдающегося русского композитора XVIII века Д. С. Бортнянского (1751 – 1825), который работал капельмейстером при дворе Павла I, «Сын-соперник». В основу сюжета оперы легла драма немецкого поэта и драматурга И. Ф. Шиллера (1759 – 1805) «Дон Карлос». По воспоминаниям князя И. М. Долгорукого, представление прошло с большим успехом. Этому способствовали прекрасная музыка, великолепные

75

декорации, богатые костюмы, роскошные украшения. Как отмечал князь И. М. Долгорукий, который сам был участником оперного спектакля, каждый актер показывал на себе разнообразные сокровища придворного гардероба. На одном были собраны жемчуга, на другом сияли бриллианты, аметисты или изумруды. В Гатчинском придворном театре ставились также итальянские и французские оперы, в которых принимали участие гости, приближенные к великокняжеской семье.

Как свидетельствует история, каждый просвещенный дворянин той эпохи, мечтал видеть свою усадьбу культурным центром всей округи. Не был исключением и граф Н. П. Шереметев. Он задумал создать «пантеон искусств», который должен был объединить театр, картинную галерею, библиотеку и многое другое, но этому проекту не суждено было осуществиться. Летний театр в усадьбе Останкино, первоначально задуманный всего лишь как дополнение к «пантеону искусств», принял на себя часть функций неосуществившегося замысла.

Первоначально театральная труппа складывалась в имении Кусково, также принадлежавшем графу Н. П. Шереметеву, но возросший уровень профессионального мастерства актеров требовал новой сцены, оборудованной по последнему слову техники. Замечательный театр был построен по проекту крепостного архитектора А. Ф. Миронова. Театр вскоре стал центром всей усадьбы. Вокруг театра строились многочисленные помещения фойе, павильоны, которые соединялись с главным домом галереями. Знаменитый русский зодчий И. Е. Старов и видные архитекторы того века Ф. Кампорези, В. Бренна принимали участие в проектировании дворца-театра, а русские крепостные зодчие А. Ф. Миронов, П. И. Аргунов, Г. Е. Дикушин не только активно участвовали в проектировании, но и реализовали замысел.

Немалую роль в украшении дворца сыграли крепостные живописцы. Среди них были талантливые русские мастера: С. Калинин, К. Фунтусов, Н. Шемай, Г. Мухин. Имена многих других не сохранились. В Пунцовой гостиной Останкинского дворца находился портрет императора Павла I, написанный крепостным художником Н. И. Аргуновым, одним из представителей

76

талантливой династии крепостных мастеров Аргуновых, сыном прекрасного портретиста XVIII века И. П. Аргунова (1727 – 1802). Огромное полотно было создано необычайно быстро, при его написании автор использовал как образец небольшой портрет императора. Работа была очень высоко оценена современниками, многие из которых часто обращались к графу Н. П. Шереметеву с просьбой сделать копию с портрета. По указанию владельца усадьбы Н. И. Аргунов делал копии картин западноевропейских мастеров, например, композиции необычайно популярной в то время немецкой художницы Анжелики Кауфман (1741– 1807) «Узнанный Ахиллес». Граф Н. П. Шереметев назначил в ученики и помощники Н. И. Аргунову, одному из лучших своих художников, крепостных Ивана Мельникова и Михаила Зацепина, а вскоре дал распоряжение: «Находящегося жительством в селе Кусково живописца Алексея Поздеева сына Петра определить к Николаю Аргунову в ученики и находиться ему при нем Аргунове для обучения живописному мастерству непременно, что исполнить без малейшего замедления» [37]. Граф Н. П. Шереметев стремился к тому, чтобы все работы в Останкине по возможности выполнялись своими мастерами, а посторонних работников не нанимали. Это относилось ко всем видам деятельности и художественного творчества. Портреты самого графа Н. П. Шереметева также были выполнены его крепостными живописцами Иваном Аргуновым и его сыном Николаем.

Но, конечно, главной достопримечательностью Останкина был театр. По мнению исследователя русской дворянской культуры Ю. М. Лотмана, увлечение театром в то время было связано с театральностью самой жизни. Внешний вид усадьбы, интерьеры дворца содержали элементы театральности. Так, например, дворец в Кускове был сделан из дерева, окрашенного под мрамор. В интерьерах талантливые крепостные художники расписывали потолки и стены так, что превращали их в идиллические беседки, гроты, залы с колоннами. Даже парк в усадьбе часто планировался как театральная декорация. Еще больше усиливался эффект театральности использованием в парках настоящих декораций.

Как отмечают специалисты, элементы театральности в домах и парках были подражанием европейской моде, но исполнялись они

77

«с роскошью и размахом, характерным для русского прикладного искусства конца XVIII столетия. Обилие их отражает талант и скорость, с которыми русская элита усваивала западные образцы, следуя за пристрастием императрицы к аллегоричности и зрелищности. Что касается театра, то и здесь образцами для подражания служили придворные представления в Эрмитажном театре и Китайском театре в Царском Селе» [38]. Английский путешественник так описывал пьесу, которую сочинила сама императрица: «Это трагедия с хорами, подобными античным, и с музыкой в духе Эллады: не меньше тридцати персонажей задействованы в представлении, в том числе два императора; прочие герои – соответствующего ранга; свита состоит из шестисот человек, которые все разом являются на сцене; это должно быть удивительное зрелище, я думаю. Этим утром, когда я смотрел в окно, то увидел, как тучи и башни Константинополя везли в театр на телеге. Представление состоялось во вторник в присутствии императрицы, в ее личном театре; в воскресенье же его повторяют для публики» [39]. Исследователи полагают, что в письме речь идет о постановке пьесы «Олег», которая состоялась в ознаменование побед русской армии над турками. Пьеса в трех действиях, и в ней своеобразно переплетались сцены из трагедии Еврипида, греческие хоры с русскими песнями, плясками, играми. В конце пьесы князь Олег прибивал свой щит к колонне, что могло расцениваться символически как приглашение вернуться в Константинополь. В этом было заметно стремление императрицы продемонстрировать силу русского оружия. Дворяне подражали подобным грандиозным представлениям, используя крепостных актеров и музыкантов на сценах своих усадебных театров.

Среди законодателей в области театрального искусства был граф Н. П. Шереметев. Будущие актеры проходили тщательный отбор и с семилетнего возраста получали серьезную профессиональную выучку. Они имели не только хорошую музыкальную и вокальную подготовку, но и всестороннее общее образование. Граф Н. П. Шереметев выписывал из-за границы лучших учителей музыки, пения, танцев, а также иностранных языков. В результате строго обучения под руководством умелых

78

наставников все ученики становились высокообразованными, могли свободно петь на нескольких иностранных языках. Часто граф Н. П. Шереметев сам распоряжался, к какой специальности приобщать его крепостных: актерской, живописной, музыкальной. Так, в феврале 1799 года он велел послать Дмитрия Спуховачова в Петербург в ученики к клавикордному мастеру, а Ивана Мельникова – «живописи отдать учиться рисовать красками» [40].

Кроме этого, будущие талантливые актеры и музыканты графа Н. П. Шереметева получали не только хорошее образование, но и светское воспитание. Это было необходимо, поскольку нередко после оперных спектаклей граф приглашал гостей к светскому общению и танцам со своими актерами и актрисами. Так было заведено у графа Н. П. Шереметева. Выдающаяся певица его крепостного театра Прасковья Ивановна Ковалева, по сцене Жемчугова (1768 – 1803), была дочерью кузнеца в ярославском имении Шереметевых. В возрасте семи лет, как музыкально одаренного ребенка, ее взяли в господский дом. В юности она не только выучилась пению и получила хорошее музыкальное образование, но и овладела несколькими иностранными языками, светскими манерами. В четырнадцать лет она дебютировала на сцене в имении графа Н. П. Шереметева Кусково и быстро стала ведущим сопрано в оперной труппе крепостного театра. Ее сценический псевдоним Жемчугова отражал вкусы графа, который, как известно, давал псевдонимы своим актрисам по названию драгоценностей.

Важно отметить, что живопись и театральное искусство тесно связаны между собой. Как отмечал Ю. М. Лотман, «театр и живопись – два полюса взаимопритягательные и взаимно отталкивающиеся» [41]. По мнению ученого, только в условиях функциональной связи между живописью и театром могли возникнуть такие театры, как Останкинский и ему подобные, в России XVIII века. Шереметевский театр в Останкине во многом был замечателен. Его зрительный зал был рассчитан на 250 приглашенных, а сцена была вдвое больше. Она была приспособлена для самых сложных театральных эффектов и обслуживалась двумя машинными отделениями: нижним, который располагался под сценой, и верхним, скрытым за плафоном. В последнем были

79

собраны основные механизмы театра. Под руководством талантливого крепостного механика Ф. И. Пряхина и двадцати шести его помощников, также из крепостных графа Н. П. Шереметева, осуществлялось управление технической частью спектакля. Сложные проектные чертежи и макеты присылались графу Н. П. Шереметеву из Парижа придворным виолончелистом Иваром. Затем, после переработки, они практически приводились в действие при активном участии Ф. И. Пряхина. В театре была прекрасная акустика. Удивительные по красоте и разнообразию декорации были исполнены как иностранцами Дж. Валезини, Ф. Гильфердингом, так и русскими крепостными мастерами – С. Калининым, Г. Мухиным и другими. Декорации в Останкинском театре также являлись произведениями высокого искусства.

Имение графа Н. П. Шереметева Останкино не уступало в роскоши и красоте усадьбе Кусково. Англичанин Пажет, посетивший Останкинский дворец в 1801 году, отмечал: «В отношении блеска и великолепия он превзошел все, что только могла нарисовать самая смелая фантазия художника» [42]. Дворец в Останкине служил прежде всего для театральных постановок, летнего отдыха и празднеств, а иногда и для приема монарха. Зал для бала и танцев был оснащен механизмом, в результате действия которого он мог довольно быстро превратиться в театр. Сложные машины могли передавать эффекты молнии и грома, дождя и огня. Белые колонны, расположенные по всему периметру зала, сделанные из окрашенного картона и установленные на роликах, могли перемещаться без затруднения на любое место. В театре высоко над партером располагалась галерка для управителя и актеров, не занятых в постановке, которым разрешалось смотреть спектакль. Галерка была невидима для зрителей. Для улучшения акустики театра существовали особые каналы, расположенные вдоль этой галереи.

Расцвет крепостной труппы театра усадьбы Останкино пришелся, как считают исследователи, на 1780 – 1790-е годы. К этому времени в труппе было около двухсот артистов – певцов, танцоров, музыкантов. Профессиональный уровень артистов был настолько высок, что они могли соперничать с императорским

80

театром. Совершенная система обучения искусству обеспечивала такой высокий профессиональный уровень театральной труппы. Среди преподавателей театральной школы Шереметевых были выдающиеся русские актеры П. А. Плавильщиков (1760 – 1812), который являлся также и драматургом, С. Н. Сандунов (1756 – 1820); известные итальянские учителя пения, немецкие музыканты, французский балетмейстер – все они передавали свое мастерство талантливым крепостным актерам Останкинского театра.

Граф Н. П. Шереметев во всех своих начинаниях поддерживал тесные связи с Парижем, получал оттуда все оперные новинки и всевозможную информацию о театральных постановках. Особенно интересны материалы его переписки с виолончелистом Королевской Академии Музыки Иваром, которые свидетельствуют о непосредственной связи графа Н. П. Шереметева с центром европейской музыкальной и театральной жизни. Придворный французский виолончелист сообщал графу все новости оперного репертуара, а также следил за всем, что выходило из печати: партитурами, либретто и др., и сразу, без промедления высылал весь этот материал в Россию. Масштаб требований и запросов графа Н. П. Шереметева был огромен. Складывалось впечатление, что он раньше любого парижского вельможи желал иметь у себя в театре весь оперно-музыкальный Париж. В переписке графа Н. П. Шереметева и Ивара упоминались все оперы Х. В. Глюка (1714 – 1787), о которых могла в то время идти речь в Париже. Это оперы «Армида», «Орфей», «Альцеста», «Ифигения в Авлиде», «Ифигения в Тавриде», «Эхо и Нарцисс». Наибольший интерес у графа Н. П. Шереметева вызывали оперы глубокого трагического содержания, такие, как «Альцеста» и «Ифигения в Тавриде».

В переписке графа Н. П. Шереметева и виолончелиста Ивара на первое место в количественном отношении выдвигались композиторы, которые представляли жанр французской комической оперы. Среди них А.-Э.-М. Гретри (1741– 1813), П.-А. Монсиньи (1729 – 1817). Реже упоминались оперы итальянских композиторов, в их числе наиболее часто оперы Дж. Паизиелло (1740 – 1816). В репертуарном списке театра графа Н. П. Шереметева были и оперы иностранных композиторов на русские сюжеты, и новые оперы

81

русских авторов: Е. И. Фомина «Мельник – колдун, обманщик и сват», В. А. Пашкевича «Санктпетербургский Гостиный двор», «Несчастье от кареты». Оперные постановки в театре графа Н. П. Шереметева относились к 1779 – 1797 годам.

В июне 1795 года состоялась премьера героической оперы «Зельмира и Смелон, или взятие Измаила» русского композитора И. А. Козловского (1757 – 1831) на слова князя П. С. Потемкина, непосредственного участника воспеваемых событий и сотрудника известного в то время журнала «Живописец», который издавался в г. Санкт-Петербурге. Мастерство пения и глубина актерской игры крепостных актеров, роскошно и с большим вкусом выполненные костюмы, совершенство быстро меняющихся декораций – все это поразило зрителей. Восторженно звучал апофеоз оперы, прославлявший победу русского оружия:

Пусть вселенна вострепещет От российских грозных сил, Здесь торжественно всяк плещет, Победивши Измаил. Несмотря на удивительный успех этой оперы, все же

постановки 1797 года превзошли его. Прежде всего это относилось к героической опере «Самнитские браки» композитора А.-Э.-М. Гретри, которая была поставлена с необычайным размахом. Французский посланник, присутствовавший на спектакле, вспоминал: «Не зная русского, я мог судить только о музыке и балете. Первая поразила меня приятностью гармоний, последняя – изящным богатством одежд, красотою, искусством танцовщиц и легкостью мужчин… Актеры и актрисы, танцоры и танцовщицы в балете, музыканты, составляющие оркестр, – все принадлежали графу Шереметеву» [43].

Среди крепостных актеров театра графа Н. П. Шереметева особенно выделялись: танцовщица Татьяна Шлыкова-Гранатова, певица Прасковья Ковалева-Жемчугова, а также Андрей Новиков, Петр Самгин, Василий Воробьев, Мраморов, Сердоликов, Мавра Бирюзова, Анна Изумрудова. Даже сценические фамилии актрис и актеров несли эстетическую функцию: граф Н. П. Шереметев, как отмечалось выше, выбирал их, чаще всего используя названия

82

драгоценных камней. Все эти талантливые актеры были выходцами замечательной школы театрального мастерства Шереметевых. Некоторые из них обладали разносторонними способностями. Так, балерина Т. В. Шлыкова-Гранатова имела прекрасные вокальные данные и принимала участие в оперных спектаклях в качестве певицы. Кроме того, она очень хорошо рисовала, успешно занималась резьбой по дереву. М. Бирюзова исполняла роли не только в оперных, но и в драматических спектаклях. Иногда актеры и музыканты вынуждены были исполнять деятельность, не связанную с искусством, что часто наблюдалось и в других дворянских усадьбах.

Крепостная труппа графа Н. П. Шереметева существовала более двух десятилетий. Ее репертуар насчитывал около сотни опер, балетов. Ставились почти все наиболее значительные произведения французских и итальянских композиторов: А.-Э.-М. Гретри, П.-А. Монсиньи, Дж. Паизиелло. Из русских авторов наиболее часто ставились комические оперы И. А. Козловского, В. А. Пашкевича (1742 – 1797), Е. И. Фомина (1761–1800). С театральных подмостков Останкина звучали и патриотические арии, и лирические. Театральный спектакль давался обычно по праздникам и был кульминацией, но не окончанием празднества. Его продолжали бал в помещении театра, который быстро преображали в «вокзал», ужин и концерт в музыкальном Египетском павильоне. Здесь во время ужина на хорах сидели крепостные музыканты, своим искусством услаждавшие гостей графа. По воспоминаниям современников, акустика Египетского павильона была прекрасной.

Великолепие останкинской усадьбы вполне соответствовало приему высокопоставленных гостей. Первое большое празднество состоялось в честь приезда императора Павла I. Звучал знаменитый роговой оркестр, кантата композитора И. А. Козловского. Торжественный прием, роскошь Останкинского дворца привели императора в восторг. Слух о прекрасном подмосковном имении графа Н. П. Шереметева дошел даже до польского короля Станислава-Августа Понятовского (1732– 1798) и вызвал у него желание посетить Останкино. По случаю приезда польского короля был устроен торжественный прием, на который было приглашено

83

около трех сот шестидесяти «российских господ и иностранных министров» [44]. Король Станислав-Август Понятовский в своем дневнике описал впечатления от этого празднества, кульминацией которого был театральный спектакль. Высокий гость отмечал прекрасное мастерство певцов и танцовщиц, а также «костюмы, превосходно обдуманные», отличавшиеся большим богатством, «особенно у актрис: они были залиты изумительными по пышности бриллиантовыми украшениями» [45].

Как известно, граф Н. П. Шереметев некоторое время занимал при императорском дворе высокую должность. По долгу своей службы он жил не только в Петербурге, но и в его пригородах: Петергофе, Гатчине, Павловске. Впечатления, полученные в императорских загородных резиденциях, не прошли для него бесследно. Во многом они послужили образцом для подражания при создании театра в Останкине, который поражал всех, даже самых искушенных зрителей, необыкновенной роскошью и богатством. Осенью 1801 года торжества в Останкине были связаны с приездом императора Александра I. Гремели литавры, звучали приветственные песнопения, кантаты. Огни иллюминаций, по свидетельству современников, представляли собой «ночное солнце; золотые лучи его, озаряя темный свод небес, играли, разбиваясь на тысячи огней, а среди них весело искрились и пылали бриллиантовые вензеля царственных супругов» [46].

Удивительный, яркий расцвет Останкинского театра был недолгим. Вначале отъезд графа Н. П. Шереметева в г. Санкт-Петербург по служебным делам, затем преждевременная смерть супруги графа П. И. Шереметевой в 1803 году привели к упадку деятельности театра. В 1800 году Н. П. Шереметев подписал повеление о частичном роспуске театральной труппы. Оставшихся за штатом танцовщиков он предписывал канцелярии назначить на другие должности. Девушкам же, занимавшим прежде места актрис и танцовщиц, давал позволение найти себе женихов, при этом выделял им деньги на приданое. Через три года труппа была распущена окончательно. Условия оставались прежними. Вольную получили немногие. Среди них танцовщица Т. В. Шлыкова-Гранатова, а талантливый крепостной живописец Н. И. Аргунов

84

по завещанию графа Н. П. Шереметева получил свободу только в 1816 году. С роспуском театральной труппы замерла жизнь в Останкинском дворце. Граф ненадолго пережил свой театр, он умер в 1809 году. В конечном итоге, удовлетворенный работой своего театра, граф Н. П. Шереметев в завещании писал: «Совершив величайшее, достойное удивления и принятое с восхищением публикою дело, в котором видны мое знание и вкус, буду всегда наслаждаться покойно своим произведением» [47]. Его сыну Дмитрию в то время было всего шесть лет. Под присмотром опекунов он рос и воспитывался в Петербурге. Опекунами малолетнего графа Д. Н. Шереметева в 1810 – 1811 годах были составлены описи, в которых обозначены 17 сундуков дорогих театральных костюмов, 76 сундуков, ящиков и коробок всевозможного реквизита и три сундука нот [48].

Во время войны 1812 года в Останкине стояли французы, которые разграбили дворец и усадьбу.

Останкино привели в порядок и восстановили в былой красоте в 1818 году, что было связано с приездом царской семьи. По воспоминаниям современников, торжество в честь приема царствующих особ было устроено на славу. «Это было летом; тогда долго думали, какой бы дать спектакль, и решили представить русский национальный дивертисмент; надобно, чтобы он был разнообразен, и потому выбрали пьесу «Гулянье в Марьиной роще»; сцену устроили в большом зале, вместо декораций уставили всю ее срубленными березками, таким образом, чтобы она представляла собой настоящую рощу. Вот в назначенное время послышалось раскатистое ура!.. В Останкино прибыл государь со всей фамилией своей и с высоким гостем Москвы, прусским королем; навстречу государю раздалась песня: «Ты возвратился, благодатный» (музыка к ней была сочинена композитором Антонелли, по случаю возвращения государя с венского конгресса); в импровизированном театре, еще до поднятия занавеса, раздалась песня: «Не будите меня молоду» … занавес взвился – и взорам всех представилось раздольное русское летнее гулянье. Сюда собраны были все лучшие дансеры и дансерки театра, также певцы и певицы; здесь был и русский хоровод с протяжными мелодическими песнями «Заплетися,

85

плетень, заплетися», «А мы просо сеяли, сеяли», и раздалась веселая, размашистая песня «Под липою был шатер» … Сцена оглашаема была и цыганскими … песнями; старожилы помнят еще голосистую цыганку Степаниду…, которую, бывши в Москве, с наслаждением слушала сама знаменитая Каталани; не одну слезу выжала она из глаз ее заунывным романсом Жуковского «Дубрава шумит, собираются тучи». Каталани подарила тогда Степаниде перстень в тысячу р. В Останкине, в описываемое время, Степанида пела раздольную, закатистую, надрывающую грудь и нежащую душу русскую песнь: «Зеленая рощица всю ночь прошумела, а я, молодешинька, всю ночь не спала». У нее был собственный небольшой хор, прекрасно сформированный; голос Степаниды покрывал все инструменты и голоса. После спела она живые, веселые песни «По улице мостовой»… и «Ах, вы сени мои, сени»…В этом дивертисмане участвовал еще известный тогда песельник Лебедев, который был запевалой в хороводе, оглашаемом простонародными инструментами: ложками, гремушками, дудками, жалейками или свирелями и рожками. В числе песельников был и памятный Булахов (сменивший Дружинина и поступивший на сцену Императорского театра из певцов графа Шереметева); «у него бархатный голос», говорили современники его. Там раздавался и дружный хор русских солдат (соч. Давыдовым) в честь наших воинов, одержавших победы над французами.

Театральная певица Кротова в красивом, роскошном, алобархатном русском сарафане, в блестящем золотыми галунами кокошнике и в жемчужном ожерелье, застегнутом розовым яхонтом, поднесенном ей почитателями таланта ея, пропела трогательную русскую песнь (Мерзлякова): «Я не знала ни о чем в свете тужить, пришло время, начало сердце крушить». Известная тогда дансерка Медведева тихо, плавно выплыла на сцену, как лебедь на озеро, под песню «Возле речки, возле моста» (про нее говорили, что она ногами кружева плетет); с ней картинно танцевал Ив. К. Лобанов, по-русски, по-казацки, по-цыгански. Кордебалет был составлен превосходно; … прусский король и вся его свита были очарованы русскими песнями и плясками, в которых выражается столько неги, чувства и грации» [49].

86

С тех пор таких пышных торжеств в Останкине не было. Некоторое оживление в жизнь Останкина внесло желание императора Александра II, вступившего на престол, провести неделю и говеть в Останкине перед коронацией. Это пребывание императора не сопровождалось никакими праздничными торжествами. Через два года царственная чета вновь посетила Останкино, но, кроме праздничного обеда, никаких пышных церемоний и торжеств, какие происходили прежде, не было. С 1830-х годов усадьба постепенно начала приходить в упадок. Имение Останкино памятно еще и тем, что император Александр II подписал здесь, в Останкинском дворце, проект закона об освобождении крестьян от крепостной зависимости.

Впоследствии дворец использовался лишь изредка и постепенно ветшал. Семья графа Д. Н. Шереметева жила в основном в Петербурге, а на останкинской земле стали возводиться дачи.

В конце XVIII – начале XIX веков почти все представители русского дворянства имели театральные труппы. В дворянском повседневном быту широкое распространение имели любительские спектакли и домашние театры, а также приобщение к профессиональному театру. По мнению Ю. М. Лотмана, это явление объяснялось тем, что театрализованность повседневной жизни воспринималась как уход из мира условной светской жизни, неискренней и во многом показной, в «мир подлинных чувств и непосредственности. Театр конца XVIII – начала XIX века одной из существенных тем имел характер «естественного человека» [50]. Театр вводил зрителей в прекрасный иллюзорный мир, воплощал мечту о несбыточном счастье, искренних чувствах, вечной непреходящей красоте.

В одной из самых богатых и красивых подмосковных усадеб Архангельское тоже был замечательный театр. В исторических источниках первое упоминание Архангельского относится к 1537 году, а в XVII веке здесь на крутом берегу Москвы-реки была поставлена каменная церковь Михаила Архангела (1667) и боярский дом со служебными постройками. Наибольшего расцвета имение достигло при его владельце князе Н. Б. Юсупове. При нем же был построен и знаменитый театр. Здание театра было спроектировано

87

выдающимся русским архитектором О. И. Бове (1784 – 1834) при участии талантливого итальянского архитектора и художника-декоратора П. Г. Гонзаго, который, как уже отмечалось, много и плодотворно работал в императорских загородных резиденциях. Для юсуповского театра им были написаны удивительные декорации, которые создавали иллюзию сводчатых помещений. Эти декорации принесли славу театру. Как отмечал Ю. М. Лотман, «декорации эти – произведение высокого искусства … Однако наиболее интересно их функциональное использование в спектакле: они не были фоном для действия живых актеров, а сами собой представляли спектакль. Перед зрителем под специально написанную музыку, при помощи системы машин декорации сменяли друг друга. Эта смена картин и составляла спектакль» [51]. Стали распространяться такого типа зрелища, как «живые картины». Театр в усадьбе Архангельское вошел в историю мирового театрального искусства.

С 1794 года известен театр А. Р. Воронцова в селе Андреевское Покровского уезда Владимирской губернии. В связи с приездом княгини Е. Р. Дашковой в имение брата, А. Р. Воронцова, в 1795 году Лафермьер, связанный с семейством Воронцовых дружбой, упоминал о крепостном театре в имении Андреевское: «…для того, чтобы дать ей отдохнуть от дневных трудов, каждый вечер ей давали спектакль…, так как у нас есть несколько актеров действительно хороших, она… получила довольно большое удовольствие… У нас идут спектакли раз в неделю летом и два раза в неделю с осени» [52]. А. Р. Воронцов стремился дать своим актерам и оркестрантам хорошее общее образование. Возможно, это также способствовало развитию актерского и музыкального мастерства.

Имение Андреевское Владимирской губернии было выбрано Р. И. Воронцовым, ставшим в 1778 году первым владимирским наместником. При нем был построен в селе каменный дом, подобный средневековому замку, в три этажа с парком, садами, оранжереями. Архитектура усадьбы выдержана в переходном стиле от барокко к классицизму. В 1772 году в имении была сооружена каменная надвратная церковь Андрея Первозванного. В 1770-е годы А. Р. Воронцовым были построены в Андреевском богадельня и школа. В имении располагалась фамильная портретная галерея, а в

88

1789 году в имении был создан театр, в котором играли 65 крепостных актеров. В усадьбе А. Р. Воронцова был довольно большой оркестр (около сорока человек), небольшой хор и 13 танцоров.

Связь с театральными и музыкальными центрами Европы Воронцовы поддерживали постоянно, так как С. Р. Воронцов жил в Англии и вел переписку с Веной. Так же, как и у графа Н. П. Шереметева, в имении А. Р. Воронцова крепостной оркестр исполнял симфонии, камерные ансамбли, вариации на темы русских народных песен.

Понятно, что очаги театральной культуры, подобные домам Шереметевых, Юсуповых, Воронцовых, Куракиных, Разумовских, не были многочисленными, но вокруг них возникало множество более скромных театральных центров в провинции.

Среди провинциальных театров выделялся крепостной театр графа С. М. Каменского (1771 – 1835) в селе Каменское Орловской губернии, которое впоследствии, после покупки его помещиком Сабуровым, стало называться Сабурово. Первоначально оно принадлежало фельдмаршалу графу М. Ф. Каменскому и после его смерти отошло по наследству его младшему сыну, графу С. М. Каменскому. По воспоминаниям современников Каменских, граф С. М. Каменский не отличался ни сановитостью, ни красотой, ни изяществом светских манер, столь присущих представителям высшего общества того века. Но он стал известен как страстный любитель и знаток театра. Усадьба графа С. М. Каменского прославилась на всю Россию своей крепостной театральной труппой. Театр был создан еще при графе М. Ф. Каменском, но расцвета достиг при его сыне, графе С. М. Каменском. Для процветания и успеха своего театра он не считался с огромными денежными затратами. Известен случай, когда он выменял у соседнего помещика семью талантливых крепостных актеров, состоящую из трех человек, на целую деревню и двести пятьдесят душ крепостных крестьян. В театре у него было два оркестра по сорок человек каждый. Один оркестр составляли струнные инструменты, другой – духовые. Граф С. М. Каменский сам руководил репетициями и был очень суров с актерами. И актеры, и оркестранты жили у него в условиях строгой

89

дисциплины. Его стремление подражать царскому двору сказалось в том, что у его актеров были особые чины и соответствующая им форма, как у придворных. В зависимости от успехов на сцене актеров могли понижать или повышать в чине.

Сценическому искусству в театре графа С. М. Каменского особого значения не придавалось. Но огромные деньги тратились на костюмы и декорации. В конце концов граф С. М. Каменский разорился и умер в такой бедности, что с трудом нашли средства на его похороны.

Для крепостного актера или музыканта поступление в казенный театр было первой ступенью на пути к освобождению от крепостной зависимости и получению звания «свободного художника». Бывали случаи, когда крепостных актеров и музыкантов приобретали в рассрочку. Так, например, в 1811 году А. А. Майков, директор московских императорских театров, согласился выплачивать по пятьсот рублей в год в течение четырех лет за крепостного музыканта Дмитрия Киселева его владельцу-помещику. Иногда случалось, что крепостные музыканты или актеры, скопившие кое-какие денежные средства на сторонних заработках, жертвовали эти деньги на то, чтобы их выкупил какой-либо из императорских театров. Часто такие сделки состоялись. Как известно из исторических фактов, многим крепостным музыкантам, певцам и актерам, получившим хорошую профессиональную подготовку, удавалось пробиться ценой немалых усилий на сцены государственных столичных театров. Многие из них пополняли ряды свободных русских деятелей искусства.

Примечательна в этом отношении судьба выдающегося русского актера, чей талант раскрылся в XIX веке, М. С. Щепкина (1788 – 1863). Свою карьеру он начал, будучи крепостным актером. В 1821 году его выкупили на средства по подписке. Лучшие сценические образы М. С. Щепкин создал в произведениях русской драматургии. По мнению современников актера, ему наиболее удавались комические роли. М. С. Щепкин играл Фамусова в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», городничего в пьесе Н. В. Гоголя «Ревизор». Он исполнял главные роли в пьесах французского драматурга Ж. Б. Мольера (1622 – 1673). Дарование трагического

90

актера проявилось в М. С. Щепкине при исполнении роли барона в маленькой трагедии А. С. Пушкина «Скупой рыцарь». Актер был знаком со многими деятелями русской культуры XIX века, в том числе с А. С. Пушкиным, литературным критиком В. Г. Белинским (1811 – 1848), что также отразилось на его творчестве. М. С. Щепкин проявил себя и как талантливый педагог. Он воспитал целую плеяду выдающихся русских актеров. М. С. Щепкин указывал своим ученикам на необходимость всестороннего знания жизни, глубокого постижения авторского замысла, тщательной отделки всех деталей. Дети М. С. Щепкина получили хорошее образование. Его сыновья стали адвокатами и профессорами, а дочери – актрисами, получившими звание потомственных почетных гражданок.

В 20 – 40-х годах XIX века получил известность крепостной театр меленковского помещика Н. Н. Названова Владимирской губернии. За годы службы в Петербурге Н. Н. Названов усвоил великосветскую моду и, поселившись в своем имении, селе Приклон, создал там крепостной театр. Репертуар театра не отставал от столичного. Ставили оперы, водевили, в том числе очень модную тогда оперу Е. И. Фомина на текст А. О. Аблесимова «Мельник – колдун, обманщик и сват». Репертуар театра все время обновлялся и расширялся. Здесь ставили драму, оперу, балет. В 1832 году меленковский театр выступил во Владимире. Впоследствии он выступал здесь не раз. Труппа театра состояла из очень разносторонних актеров, но специализировалась она на опере. При театре были хор и оркестр, которые отличались высоким профессиональным уровнем. Постановки этого театра пользовались успехом у публики, но со смертью Н. Н. Названова театр прекратил свое существование.

Важно отметить, что увлечение театром не мешало Н. Н. Названову заниматься делами благотворительности. Так, в селе Приклон на средства Н. Н. Названова, а также прихожан была построена церковь Архангела Михаила в 1845 – 1861 годах. С 1892 года при этом храме существовала церковноприходская школа, в которой так же, как и в других школах того времени, немалое внимание уделялось обучению пению.

91

Историки упоминают и о другом крепостном театре, существовавшем во Владимирской губернии приблизительно в то же время. Он принадлежал помещице Е. Н. Барсуковой, жившей в г. Шуя. В репертуар ее театра входили в основном популярные в XIX веке одноактные комедии и водевили. Просуществовал театр Е. Н. Барсуковой недолго. Судьба его подобна судьбе театра Н. Н. Названова: со смертью обладательницы театра он перестал существовать.

В конце 40-х годов крепостные театры стали исчезать, и театральное дело постепенно переходило от помещиков к профессионалам-антрепренерам. Так, в 1851 году во Владимире купцом 3-й гильдии И. И. Барсуковым-Лавровым был организован постоянный театр.

В этом же году был открыт театр в г. Муроме, организатором которого был коллежский регистратор Азбукин. Театр возник в Шуйском уезде, в селе Иваново, в 1852 году. Интересно, что обладателем этого театра был крепостной крестьянин А. И. Шаров, а владельцем села Иваново – граф Д. Н. Шереметев, сын графа Н. П. Шереметева, владельца усадеб Кусково и Останкино, музыканта-любителя, и крепостной певицы П. И. Жемчуговой, в замужестве графини Шереметевой. По-видимому, граф Д. Н. Шереметев унаследовал от родителей любовь к искусству и театру. По своему репертуару этот театр не отличался от других: ставили одноактные оперы и водевили.

Некоторые провинциальные театры почти не уступали столичным в роскоши. К таким принадлежал театр И. Д. Шепелева, сына известного в XVIII веке в России генерала-аншефа и гофмаршала Д. А. Шепелева. Этот театр, расположенный неподалеку от Мурома во Владимирской губернии, незначительно уступал по размерам Мариинскому театру в Петербурге. Театр располагал крепостными актерами и музыкантами самого высокого уровня, а также дорогими декорациями, костюмами, сложной технической оснащенностью. Крепостные театры в провинции были в состоянии ставить сложные для исполнения европейские и русские пьесы, оперы и балеты. Некоторые из крепостных актеров и музыкантов впоследствии становились знаменитостями. В имении И. Д.

92

Шепелева для подготовки артистов крепостного театра была создана особая школа. Помещик сам лично обучал певцов и собственноручно наказывал их, если был недоволен их работой или успехами. Некоторая театральность была и во внешнем облике И. Д. Шепелева. В своей усадьбе он носил турецкий халат, расшитые золотом туфли и феску. Под влиянием моды на восточную атрибутику он и дом свой украсил турецкими коврами и мебелью в восточном стиле.

Князь А. А. Шаховской в Нижегородской губернии и граф С. М. Каменский в Орловской губернии, так же, как и И. Д. Шепелев, давали театральные представления в роскошных зданиях с партером, ложами и галереей. На свое увлечение театром они тратили огромные средства. Театральная труппа князя А. А. Шаховского с успехом выступала не только в Нижнем Новгороде, но и выезжала на гастроли. На знаменитой Макарьевской ярмарке было устроено специальное сооружение на тысячу мест, в котором труппа князя А. А. Шаховского ставила оперы и балеты, вызывая восторг многочисленной аудитории. Его актеры имели хорошее общее и литературное образование. Исследователи предполагают, что замечательные театры крепостных актеров имели несколько сотен русских помещиков. В конце XVIII – начале XIX веков «не было ни одного богатого помещичьего дома, где бы не гремели оркестры, не пели хоры, и где бы не возвышались театральные подмостки» [53].

Европейские поместья, в отличие от российских, не были источниками развлечения всего близлежащего округа, своего рода увеселительными парками, и не имели крепостных театральных трупп. Иностранцы иногда бывали удивлены частотою и роскошью увеселительных зрелищ в России. Страстное увлечение театром приводило некоторых помещиков к разорению, как, например, богатого помещика А. Е. Столыпина из Симбирской губернии. Дочери помещика А. Е. Столыпина наряду с крепостными актерами принимали участие в театральных постановках, выступая в высоких трагических амплуа. А. Е. Столыпин устроил даже фабрику для изготовления костюмов и декораций, а крепостных юношей отдавал в ученики к лучшим парикмахерам. В 1801 году он переехал в Москву, где через три года разорился и вынужден был продать всю свою театральную труппу Московскому Петровскому театру.

93

Исследователи считают, что увлечение русских дворян театром, наряду с другими причинами, связано с их пристрастием к эффектным зрелищам, а также с желанием подражать придворным обычаям и празднествам. Пышные зрелища и процессии, иллюминации и фейерверки, пиры любила и сама императрица Екатерина Великая. Артиллерийским салютом, сооружением триумфальной арки, выступлением оркестра сопровождалось посещение Москвы императрицей Екатериной II в 1787 году. При поездке императрицы в южные губернии России ее также встречали фантастические фейерверки и «пение безупречно отмытых, пестро разодетых крестьян» [54]. Иногда для развлечения императрицы ставили театральные спектакли: русскую комедию или аллегорический балет с хором.

Проблема театрализованности помещичьего быта России сложна для анализа и далеко не исчерпывается указанными причинами. Здесь существует целый комплекс связанных между собой мотивов как социальных, культурных, так и психологических. С уверенностью можно только утверждать, что значение крепостного усадебного театра для развития русского театрального искусства очень велико. Крепостные актеры были по существу первыми профессиональными артистами в России. Как известно, в период царствования Николая I увлечение крепостным театром постепенно ослабевало, но тем не менее усадебный театр и уникальная театральность усадебной жизни оставили после себя богатое культурное наследие. Под его влиянием выросло и сформировало свои вкусы не одно поколение русских людей, оно заложило основы традиций будущей великой русской сцены.

3. Музыкальное искусство

Истоки русского музыкального усадебного искусства относятся к эпохе Древней Руси. Так, в Александровской Слободе времен царя Ивана Грозного существовал хор певчих. Здесь работал один из самых талантливых и известных распевщиков Федор Крестьянин. Он и его последователи индивидуально

94

интерпретировали традиционные напевы, вносили некоторые новые детали, но в целом не нарушали сложившуюся мелодическую структуру. По мнению некоторых ученых, царь Иван Грозный был незаурядным гимнописцем. Хор государевых певчих дьяков при Иване Грозном стал неким общегосударственным певческим центром, который задавал тон всей церковно-певческой жизни Руси. По его образцу строились и другие хоры. Многие русские бояре заводили в усадьбах свои собственные певческие хоры. В XVI веке в Новгороде выделился своими способностями Маркелл Безродный, который был распевщиком и гимнографом. Талантливые распевщики братья Роговы, Федор Крестьянин, Маркелл Безродный сотрудничали с Иваном Грозным, который создал в Александровой Слободе «нечто вроде певческой академии». Собранные здесь наиболее известные распевщики занимались не только исполнительской, но и педагогической деятельностью. Будучи почитателем церковного пения, царь Иван Грозный составил две распетые им службы – Московскому святителю Петру и Сретению Владимирской иконы Божией Матери. Целью древнерусского распевщика было не самовыражение, а создание некоего надличного молитвенного состояния. Для этого необходимо было выработать особый творческий метод. Распевщик составлял мелодии из отобранных, веками проверенных попевок, и в результате этого «он как бы создавал в себе путь для действия источника высшего вдохновения» [55]. Именно с таким явлением, по мнению ученых, мы сталкиваемся в стихирах Ивана Грозного. Иногда царь выступал и в роли регента.

В XVII веке на Руси наступил период больших изменений в государственной, общественной и культурной жизни. Эстетика барокко, свойственная второй половине XVII века, нашла свое отражение и в музыке. В начале XVIII века в русской церковной музыке наблюдалась напряженная работа по созданию новых песнопений, по гармонизации древних и местных напевов. В целом заметно стремление сохранить самостоятельность и самобытность русского богослужебного пения. Во второй половине XVIII века это движение все-таки уступило место новым видам итальянского концертного пения, проникшего в Россию. Известно, что при

95

императрице Анне Иоанновне (1693 – 1740) русские придворные певчие участвовали в исполнении итальянских опер под управлением капельмейстеров, привыкая тем самым к новому вокальному стилю. Происходило обмирщение церковного искусства. В царствование Петра I и его ближайших преемников музыка была всего лишь средством внесения в общественную жизнь большего блеска, разнообразия, оживления. Во время своего первого заграничного путешествия Петр I с удовольствием слушал итальянских певцов, но тем не менее сказал, что к такой музыке не имеет большого интереса. Когда Петр I был в Париже, многие музыканты и певцы просились к нему на службу, но он отклонил все предложения. Русские, по свидетельству иностранцев, относились к музыке как к пустому развлечению. Большое значение для развития светской музыки имел указ 1722 года, которым разрешались «в храмовые праздники при монастырях и знатных приходах, по совершению литургии и крестного хождения» запрещенные при предшественниках Петра I народные забавы, «для народного полирования, а не для какого безобразия» [56].

Наиболее демократической областью музыкального искусства в первой половине XVIII века в России был кант (от лат. cantus – пение, песня). По существу канты были многоголосной народно-бытовой песней. В честь царя и его побед исполнялись специально сочиненные «виватные» канты. Торжества по случаю победы под Полтавой в 1709 году отразились в целом цикле виватных кантов, воспевавших славу русского оружия и Петра I .

Однако торжественные виватные канты не могли в полной мере удовлетворить запросы времени. В противовес кантам на пиршествах и прогулках звучали серенады, танцы, любовные и сатирические песни. В 20-х годах XVIII века появились домашние оркестры и капеллы в усадьбах знатных дворян. Они исполняли не только различные виды прикладной музыки, но и серьезный репертуар.

Как утверждают исследователи, появление русской оперы обозначило перелом в истории русской музыки «… с давних пор, ощутимо со времен Киевской Руси, и вероятно еще ранее, складывалась музыкальная культура русского народа, зрели,

96

исподволь подготовлялись черты национальной культуры. Но только в период становления русской нации определилась и национальная культура. Первым новым общественно значимым и большим жанром, в котором явно проступили ее черты, была опера, русская комическая опера» [57]. Возникновение оперного театра в XVIII веке сыграло большую роль в воспитании музыкального вкуса общества и в формировании исполнительских традиций. На музыке опер воспитывались и композиторы, и певцы, и слушатели. Специалисты отмечали, что, несмотря на определенное влияние европейской музыкальной культуры на русскую в XVIII веке, русская опера с самого начала своего существования имела свои оригинальные особенности, своеобразные черты. Она «всегда отличалась от западноевропейской обилием хоровых сцен, что было связано с возможностью использовать в постановках крепостные капеллы и ориентацией на сюжеты обрядового фольклора» [58]. Роль хоровой музыки в русском театре была настолько велика, что композитор Д. С. Бортнянский к концу XVIII века добился даже создания специального театрального хора.

Как известно, будущий император Петр III, большой любитель музыки, сам лично руководил постановкой оперных спектаклей как в Оперном доме, так и в других концертных залах своей загородной резиденции Ораниенбаум. В июле 1750 года в Ораниенбауме был открыт оперный зал у дворцовой пристани. Во время торжественного приема гостей по случаю открытия этого концертного зала звучала итальянская музыка, вокальная и инструментальная, а с наступлением ночи была представлена великолепная иллюминация. В 1751 году в парке был построен новый Концертный зал, а в 1759 – еще один. Все они были предшественниками Оперного театра в Картинном доме. Репертуар оперных домов Ораниенбаума был обычным для того века. Часто ставились пасторали. Но особенной популярностью пользовались оперы итальянских композиторов Ф. Арайи (1709 – 1779) «Сила любви и ненависти», первая опера, поставленная в России в придворном театре в Петербурге в 1736 году, «Александр в Индии» (1755), последняя его опера, поставленная в России; В. Манфредини (1737 – 1799) «Узнанная Семирамида» (1760) и другие. В.

97

Манфредини считался придворным композитором великого князя Петра Федоровича, будущего императора Петра III, и поэтому все его оперы ставились преимущественно в Ораниенбауме.

С юных лет император Петр III увлекался игрой на скрипке. Он брал уроки у итальянских мастеров и настолько хорошо овладел искусством скрипичной игры, что при исполнении симфоний, а также вступлений к итальянским ариям мог выступать в качестве равноправного участника музыкальных ансамблей. Он держал в своем штате немецких и итальянских музыкантов высокого уровня, а в своем любительском оркестре, который состоял из сорока человек, будущий Российский император Петр III играл первую скрипку. Даже став императором, он не оставил свои занятия музыкой, по-прежнему много играл на скрипке. У Петра III были большие планы по развитию музыкального искусства в России. Один из них ему удалось осуществить: он устроил в Ораниенбауме музыкальную школу для детей придворных садовников. Петр III собрал ценную коллекцию скрипок, среди которых были инструменты, созданные великими мастерами смычковых инструментов итальянского города Кремоны, даже такими, как представители знаменитой династии Амати (XVI – XVII вв.). Музыка часто звучала в Ораниенбауме, особенно по вечерам. Во время праздников играл оркестр довольно большого состава, включавший примерно шестьдесят человек музыкантов, выступали певцы, танцоры и танцовщицы.

Императрица Екатерина II, в отличие от своего супруга Петра III, по словам ее современников, не была «чувствительна к музыке», что признавала и она сама. Из всех музыкальных жанров она отдавала предпочтение опере-буффа. Тем не менее Екатерина II считала, что наличие оперного придворного театра служит показателем могущества государства, к тому же музыка смягчает нравы, и люди, которые танцуют и поют, «зла не думают». Большинство представителей императорского дома любили музыку, многие из них обладали хорошими музыкальными способностями.

Великая княгиня Елена Павловна, супруга великого князя Михаила Павловича, брата императора Александра I, любила и понимала искусство. Она всегда покровительствовала деятелям искусства, композиторам, музыкантам, художникам. Потомки

98

великой княгини Елены Павловны, ее дочь и внуки, также очень любили искусство, были музыкальны. Особенно отличалась музыкальностью внучка великой княгини Елены Павловны, Елена Георгиевна. Она любила музыку великого немецкого композитора, органиста, клавесиниста, скрипача и хормейстера И. С. Баха (1685 – 1750) и других западноевропейских классиков, часто устраивала музыкальные вечера и концерты. Обладая красивым голосом, она сама принимала участие в концертах в качестве певицы.

Музыканты знаменитого театра усадьбы Останкино представляли один из первых симфонических оркестров России полного состава. Слава его была не менее велика, чем слава театральной труппы. Крепостные мастера делали удивительные по качеству звука музыкальные инструменты. К таким замечательным мастерам, создававшим струнные инструменты, относился И. А. Батов (1767 – 1841), которого называли «русским Страдивариусом». Он делал скрипки, виолончели и гитары. Кроме струнных инструментов, он изучал в Петербурге построение клавикордов. И. А. Батов был первым русским инструментальным мастером, получившим широкую известность. В 1829 году в Петербурге на 1-й публичной выставке российских мануфактурных изделий скрипка и виолончель его работы были удостоены Большой серебряной медали. И. А. Батов занимался также реставрацией старинных инструментов. Созданные И. А. Батовым инструменты отличались не только превосходными звуковыми качествами, но и прекрасной внешней отделкой. Если по качеству звучания эти инструменты сравнивали с инструментами великого итальянского мастера А. Страдивари, то по изяществу отделки они приближались к работам французских мастеров. Выдающийся скрипач-виртуоз, соперничавший в мастерстве с великим Н. Паганини, К. Липиньский (1790 – 1861) приобрел скрипку, сделанную И. А. Батовым. В 1822 году И. А. Батов вместе с семьей получил вольную. Свобода была дарована ему в знак благодарности за прекрасную виолончель, созданную мастером для сына графа Н. П. Шереметева – Дмитрия.

Талантливый крепостной музыкант С. А. Дегтярев (1766 – 1813) руководил хоровой капеллой графа Н. П. Шереметева. Он был не только дирижером, но и певцом, драматическим актером, а также

99

известным композитором на рубеже XVIII – XIX веков. С семилетнего возраста С. А. Дегтярев пел в хоре графа Н. П. Шереметева и учился в его певческой школе. Впоследствии он получил музыкальное образование в Петербурге, где изучал теорию композиции у известного итальянского композитора, органиста и дирижера Дж. Сарти (1729 – 1802), кроме того, посещал занятия по русской словесности и итальянскому языку в Московском университете. Затем он продолжил свое музыкальное образование в Италии. С. А. Дегтярев работал в качестве дирижера и композитора в крепостных оркестрах графа Н. П. Шереметева в имениях Кусково и Останкино. В 1803 году С. А. Дегтярев получил вольную и поселился в Москве. Им написано несколько духовных концертов и произведений других музыкальных жанров. Но в историю отечественной музыки он вошел прежде всего как основоположник жанра русской национальной оратории. В 1812 году им было создано одно из лучших и наиболее известных его сочинений оратория «Минин и Пожарский, или Освобождение Москвы», которая по своей форме приближалась к опере. Ее исполнение под управлением автора в обстановке патриотического подъема кануна Отечественной войны 1812 года вызвало восторг слушателей. Исполнение оратории было повторено в 1818 году в связи открытием на Красной площади в Москве памятника Минину и Пожарскому. Свободно владея итальянским языком, С. А. Дегтярев перевел с итальянского теоретическое пособие В. Манфредини «Правила гармонические и мелодические для обучения всей музыки».

Как известно, граф Н. П. Шереметев, будучи страстным музыкантом, играл на виолончели и сам лично участвовал в оперных спектаклях. Как видно из упомянутой переписки с Иваром, граф выписывал из-за границы огромное количество нот. Здесь были и симфонии Ф. Й Гайдна (1732 – 1809), и оратории А. Саккини, мессы, сочинения для хора, дуэты для виолончели, камерные ансамбли – словом, все, что исполнялось в то время в Париже. Музыканты графа Н. П. Шереметева разучивали скрипичные сонаты А. Корелли (1653 – 1713), В. А. Моцарта (1756 – 1791), Дж. Паизиелло (1740 – 1816), Дж.-Б. Мартини (1706 – 1784). Часто

100

исполнялись камерные ансамбли представителей западноевропейской предклассической и классической музыки XVIII века. Крепостной оркестр графа Н. П. Шереметева исполнял симфонии Ф. Й. Гайдна, произведения Е. И. Фомина. Нередко в усадьбе звучали русские народные песни под аккомпанемент гуслей.

В конце XVIII – начале XIX веков распространение крепостных театров и оркестров, как отмечалось, было повсеместным. Интересны в этом отношении воспоминания о великом русском полководце А. В. Суворове (1729 – 1800). Как известно, А. В. Суворов имел крепостной оркестр и театр. К своим крепостным музыкантам он относился с таким же отеческим чувством, как и к своим солдатам. До 1784 года, до переезда в имение Ундол Владимирской губернии, певчие и музыканты жили в его московском доме.

Из писем А. В. Суворова управляющему имением заметно, что он заботился о церковном хоре и своем театре. Подготовкой певчих руководил он сам. Оркестр у А. В. Суворова был невелик, но он придавал ему большое значение. В письмах он давал распоряжения о покупке музыкальных инструментов: «Купи еще полдюжены скрипок с принадлежностями для здешних ребятишек», – писал А. В. Суворов управляющему. Он придавал особое значение музыке в деле воспитания юношества. «Пуще всего мальчиков питай в благонравии», – указывал А. В. Суворов в письме в Ундол в августе 1785 года [59].

Будучи человеком глубоко религиозным, А. В. Суворов любил церковные песнопения. По воспоминаниям тех, кто хорошо знал его домашнюю жизнь, «…после чаю Суворов, все еще неодетый, садился на софу и начинал петь по нотным книгам духовные концерты Бортнянского и Сартия, пение продолжалось целый час. Суворов очень любил петь и всегда пел басом» [60]. Находясь в ссылке в своем имении Кончанское Новгородской губернии, А. В. Суворов продолжал заниматься музыкой. По воспоминаниям современников великого полководца, А. В. Суворов пел в церкви на клиросе, звонил в колокола.

101

Путешествующие по России иностранцы с интересом упоминали об оркестрах роговой музыки, которые не имели аналогов в Западной Европе. Слушатели сравнивали эффект, производимый звучанием этих оркестров, с впечатлениями, которые могла вызвать игра огромного органа. Звуки рогового оркестра всецело захватывали слушателей особенно в тех случаях, когда музыканты оставались невидимыми. Роговыми назывались оркестры медных духовых инструментов типа валторны, которые получили особое распространение во 2-й половине XVIII века. Обычный охотничий рог считается «родоначальником» роговых инструментов. В оркестре были инструменты различных размеров, они настраивались по полутонам, и каждый из них издавал только один звук. Для исполнения даже самых несложных произведений требовалось не менее пятидесяти музыкантов. Большие роговые оркестры, которые охватывали диапазон более четырех октав, делились на пять групп: дискант, альт, тенор, бас, и контр-бас. Звук оркестра роговых инструментов был мягким, певучим, бархатистым. Он хорошо гармонировал со всей обстановкой садово-парковых ансамблей, красотой дворцовых построек и окружавшей их природой. По характеру звучания музыку роговых оркестров можно было назвать «пасторальной», поэтому такая музыка применялась чаще всего на открытых пространствах во время летних увеселений или прогулок. В конце XVIII века роговые оркестры начали исполнять достаточно большой классический репертуар, включая симфонии Ф. Й. Гайдна, В. А. Моцарта, французских композиторов Ф. Куперена (1668 – 1733), Ж.-Ф. Рамо (1683 – 1764), а также стали участвовать в оперных спектаклях. Своеобразный тембр роговых инструментов привлекал многих любителей и знатоков музыкального искусства.

Празднества с оркестрами роговой музыки были распространены во многих дворянских усадьбах: в Подмосковье у графа П. Б. Шереметева в Кускове, у князя М. М. Голицына во Влахернском-Кузьминках, у князя Ю. В. Долгорукого в Петровском. Особенно прославился оркестр роговых инструментов князей Нарышкиных под Санкт-Петербургом, который просуществовал около ста лет. Он был создан в 1750 году, а закончил свое

102

существование в 40-х годах XIX века. Родоначальником его принято считать гофмаршала С. К. Нарышкина, большого ценителя и знатока музыки. Специалисты всегда отмечали, что игра в роговом оркестре требовала от исполнителя очень большого внимания и напряжения. Конечно, вся техника исполнения в оркестре роговой музыки, где каждый исполнитель представлял собой одну «живую клавишу», была основана на жесточайшей дисциплине. По-видимому, только в условиях крепостной системы устройства быта было возможно процветание роговых оркестров.

К середине XVIII века в России выдвинулись певцы и музыканты, способные исполнять с большим мастерством сложную вокальную и инструментальную музыку. Сложные формы инструментальной музыки, такие, как сонаты, симфонии, исполнялись придворными музыкантами или оркестрами и капеллами крепостных музыкантов в домах знатных вельмож. Но более значительное место в быту приобретала вокальная музыка, особенно главная ее разновидность – лирическая песня. Вокальное исполнительство, самое любимое и распространенное в России, достигло расцвета в XVIII веке под влиянием поэзии А. П. Сумарокова (1717 – 1777) и А. Д. Кантемира (1708 – 1744).

Инструментальная музыка в России XVIII века стояла на втором плане. Возможно, здесь сказалось влияние традиции, сложившейся в Древней Руси, когда предпочтение отдавалось пению, а музыкальные инструменты скоморохов уничтожали, и недостаточная подготовка слушателей, чтобы они могли интересоваться симфонической музыкой. Оркестровая музыка являлась принадлежностью балов и прогулок. Лучшим оркестром того времени был придворный оперный, в котором насчитывалось тридцать пять человек. В этом оркестре играли прекрасные виртуозы, среди которых выделялся И. Е. Хандошкин (1747 – 1804). Он происходил из крепостных крестьян, был зачислен в ученики придворного оркестра и занимался у скрипача Тито Порто. Вначале он был оркестровым скрипачом, но вскоре достиг положения скрипача-солиста и дирижера придворного оркестра. И. Е. Хандошкин являлся не только замечательным скрипачом-виртуозом и импровизатором, но и гитаристом, балалаечником, композитором,

103

дирижером, педагогом. И. Е. Хандошкин успешно концертировал в России и за рубежом. Несколько его произведений были изданы в Амстердаме.

Как отмечают исследователи, формирование нового музыкального языка через овладение песенными интонациями, вариантными приемами развития роднит творчество скрипача и композитора И. Е. Хандошкина с русской оперой. Важно отметить, что все русские инструментальные жанры прошли через обработку народных песен. И. Е. Хандошкин стоял на особом месте в деле обработки народной песни. Он сделал важный шаг на пути формирования самобытного музыкального стиля на основе русской народной песни. И. Е. Хандошкина считают основоположником русской скрипичной школы. Он нисколько не уступал в мастерстве выдающимся зарубежным музыкантам, и отзывы современников о его игре всегда были восторженными. И. Е. Хандошкин столь же прекрасно владел игрой на альте и гитаре. Он был не только высокообразованным музыкантом, но выдающимся композитором. В его сочинениях преобладали вариации и сонаты. Исследователь русского скрипичного искусства, в том числе и творчества И. Е. Хандошкина, И. М. Ямпольский считал, что в обработке тем народных песен композитор И. Е Хандошкин «предстает перед нами как создатель русской инструментальной кантилены лирико-элегического склада, достигшей своего высшего развития в творчестве П. И. Чайковского» [61]. На фоне общего уровня камерного инструментального искусства XVIII века произведения И. Е. Хандошкина отличались смелостью и виртуозным размахом. Специалисты отмечали не только связь его искусства с классическими традициями итальянских мастеров, но и видели в нем сближение с романтизмом.

Среди талантливых крепостных было не мало музыкально одаренных людей. В этом проявилась исключительная музыкальность русского народа. Но судьба многих крепостных музыкантов сложилась нелегко, они тяжело переживали свою зависимость от хозяина. Талантливый и хорошо образованный музыкант Финоген, крепостной помещика Хлюстина, обучал его дочерей игре на фортепиано, хорошо говорил по-французски, по-

104

немецки, по-итальянски и превосходно играл на фортепиано. Но, как отмечали соседи помещика Хлюстина, восхищавшиеся дарованием талантливого музыканта, положение крепостного очень тяготило его. Он был слишком хорошо образован по сравнению с другими дворовыми, но в общество людей высшего круга не был принят и потому жил в одиночестве. Большой радостью для него было чтение книг из библиотеки Хлюстиных. Пережив много тяжелых жизненных потрясений и неудач, в конце концов Финоген получил свободу, когда внес за себя большой выкуп, совсем разоривший его. Умер он в нищете. Несмотря на то, что таких трагических судеб среди крепостных талантов было немало, культурные интересы большинства русских дворян-помещиков привели к открытию многих артистических и художественных дарований, которые могли быть незамеченными и пропасть в других условиях. Многочисленные художники, музыканты, актеры и ремесленники не только украшали усадебную жизнь, но и внесли огромный вклад в русскую художественную культуру, значительно обогатив ее своим творчеством.

Основателем подмосковного имения Отрада был граф В. Г. Орлов, один из пяти братьев Орловых, сыгравших заметную роль в русской истории. Граф В. Г. Орлов получил образование в Лейпцигском университете и навсегда сохранил любовь и уважение к науке, интерес к философским размышлениям. Таким интересам графа более способствовала сельская жизнь в уединении, чем блестящая, полная светской суеты жизнь в столице. Выйдя в отставку и поселившись в своем подмосковном имении Отрада, он занялся обустройством главного усадебного дома, но прежде всего в усадьбе на высоком холме была построена белокаменная церковь во имя святого равноапостольного великого князя Владимира, крестителя Руси, имя которого носил граф Орлов. Большой дом-дворец строился по плану крепостного архитектора Бабакина. Изучив материалы строительства дворца, исследователи решили, что он строился крепостными мастерами графа В. Г. Орлова.

Усадебный дворец не был рассчитан на парадные приемы знатных гостей, но создавался для комфортабельного житья большой семьи графа. В имении была богатая библиотека, картинная галерея.

105

Граф В. Г. Орлов был известен как меценат и любитель музыки. В Отраде был крепостной оркестр и театр. Музыканты и актеры графа часто исполняли и служебные обязанности. У графа В. Г. Орлова в его имении Отрада, как бывало и во многих других русских дворянских поместьях, крепостной ремесленник, работавший утром в столярной мастерской, вечером становился актером театра, певцом или музыкантом. Несмотря на такое совмещение, по воспоминаниям современников, оркестр в усадьбе Отрада, состоявший из крепостных музыкантов, был настолько высокого уровня, что некоторые из его солистов после смерти графа В. Г. Орлова устроились на работу в оркестрах московских театров. Обычно в усадебном доме музыка играла во время обеда, а по субботним вечерам устраивались концерты под управлением капельмейстера, крепостного музыканта Л. С. Гурилева (1770 – 1844). Он же исполнял обязанности директора театра.

Л. С. Гурилев был и композитором. Его фортепианное творчество до сих пор представляет значительный интерес. Талантливый музыкант, Л. С. Гурилев создал музыкальные произведения разных жанров. Это и вариации на русские народные темы, и танцевальные пьесы, а также прелюдии, сонату, фугу. Будучи крепостным, он обучался у знаменитого итальянского композитора Дж. Сарти. В своих произведениях он сочетал классицистские традиции европейской музыки со стилевыми тенденциями русского инструментализма XVIII века. Созданный Л. С. Гурилевым цикл из двадцати четырех прелюдий относится к лучшим образцам русской фортепианной музыки начала XIX века. Черты русской романсовой лирики слышатся в его небольших фортепианных пьесах. Сочиненная Л. С. Гурилевым фуга представляет собой один из первых образцов сложного полифонического произведения в русской фортепианной литературе. Впоследствии навыки игры на скрипке и фортепиано он передал своему сыну, будущему известному композитору, пианисту, скрипачу и педагогу Александру Львовичу Гурилеву (1803 – 1858).

В усадьбе графа В. Г. Орлова Отрада прошли детские годы будущего композитора А. Л. Гурилева. Здесь он получил первые уроки музыки и композиции, а затем учился у выдающегося

106

ирландского пианиста-виртуоза, композитора и педагога Дж. Фильда (1782 – 1837), который с 1802 года жил в России, сначала в Санкт-Петербурге, а последние годы своей жизни – в Москве. Дж. Фильд успешно занимался педагогической деятельностью. В числе его учеников, кроме А. Л. Гурилева, композиторы А. Н. Верстовский (1799 – 1862), М. И. Глинка, И. Ф. Ласковский (1799 – 1855) и другие видные музыканты той эпохи. А. Л. Гурилев сумел многое перенять у своего учителя, особенно в области искусства фортепианной игры. Только после смерти графа В. Г. Орлова семья Гурилевых получила вольную. Наряду с композитором А. Е. Варламовым А. Л. Гурилева считают одним из создателей русского бытового романса. Его вокальная лирика близка народной и городской песне, отличается мелодичностью, задушевностью, мечтательностью и элегическим настроением. А. Л. Гурилев сделал обработку сорока семи русских народных песен и составил из них сборник, который в наше время служит одним из наиболее ценных источников по изучению русского городского фольклора первой половины XIX века. В сборник были включены также песни старинной крестьянской традиции, но переосмысленные в духе романса. Многие специалисты считают, что в смысле отбора песенного материала, а также в отношении его трактовки, сборник русских народных песен А. Л. Гурилева является своего рода «энциклопедией» русской городской песни 30 – 40-х годов XIX столетия.

Исследователи отмечают в творчестве А. Л. Гурилева черты «русского итальянизма». Это увлечение итальянским кантиленным (от лат. cantilena – распевное пение, распевание) мелосом – bell canto составляло одну из характерных особенностей не только русской, но и общеславянской музыки. Оно шло от увлечения прежде всего творчеством итальянского композитора Винченцо Беллини (1801–1835), но, возможно, некоторые черты итальянского стиля А. Л. Гурилев перенял от своего отца, который, как отмечалось, учился у знаменитого Дж. Сарти и впоследствии был первым учителем своего сына. Важно, что приемы итальянского стиля нашли тонкое и своеобразное претворение в произведениях А. Л. Гурилева и всегда имели русскую национальную окраску. Интонации песен А. Л.

107

Гурилева, их мелодичность, задушевность, безысходная грусть и печальное созерцание передают характер русской души, способной к глубоким, но затаенным переживаниям. А. Л. Гурилева считают одним из лучших интерпретаторов элегической лирики великого русского поэта М. Ю. Лермонтова (1814 – 1841). Особенно интересны романсы «И скучно, и грустно», «Оправдание», в которых композитор сумел прочувствовать лирическую исповедь поэта.

Эстетические вкусы русских дворян, нашедшие воплощение в развитии крепостных театров и оркестров в усадьбах, отразились и на их музыкальных и художественных пристрастиях за пределами своих поместий, что оказало немалое воздействие на художественные интересы общества того времени. В XVIII веке ощущалось обилие музыки в быту. Несомненно, наиболее важным и существенным для изучения истории музыкального быта являются записки современников. Записки помещика А. Т. Болотова рисуют быт русского общества, главным образом дворянства, ту среду, в которой рос его сын, Павел Болотов, составивший журнал, дошедший до потомков. Из записок Болотова мы видим, как развивалось музыкальное дело в дворянской среде и, следуя с 1764 к 1789 году, сформировались, хотя и небольшие, оркестры. Как видим из записок Болотова, интерес к музыке был превеликий.

В своих записках А. Т. Болотов отмечал: «Музыка в Москве очень была в моде. Считали до 10 тысяч музыкантов, и во многих домах были прекрасные музыканты виртуозы. В особливости щеголял музыкою генерал Гаврило Ильич Бибиков. И музыка доводима была до совершенства: множество музыкальных лавок с продажными нотами свидетельствовали о том» [62].

Музыка в то время составляла главное увеселение в провинции. Из воспоминаний А. Т. Болотова мы узнаем, что дед Павла Болотова «довольно хорошо играл на флейтузе» [63]. Была у него полковая музыка, стараниями его был создан хор из маленьких солдатских детей, которые были и певчими.

Почти каждый раз, описывая приезд гостей, А. Т. Болотов упоминал, что их увеселяли музыкой. «Днем водили их по садам и потом увеселяли музыкой и танцами» [64], – читаем в записи от 1787 года. Описывая весеннее времяпрепровождение в 1789 году и

108

приемы гостей, их часто посещавших, автор записок отмечал: «Музыка и певчие помогали нам доставлять им тысячи увеселений, а особливо при гулянии в садах с нами… Никогда еще мы так много не утешались всеми своими музыками…» [65]. В записках упоминалось, что часто играли валторны, звучала вокальная музыка, а также инструментальная, духовая и смычковая. Танцевальная музыка играла за столом и в саду.

К музыке дворяне относились с таким интересом, что сами участвовали в концертах. Так, А. Т. Болотов писал, что в один приезд среди его гостей было трое, принимавших активное участие в музыкальной части вечера: «Левшин был превеликий мастер играть на бандуре и балалайке, а Татищев затем и взят, что очень хорошо играл на скрипице, а Шахматов для пляски и подпевания; они тотчас и составили свой концерт, который в самом деле был приятен для слуха» [66].

Для обучения музыке детей был приглашен капельмейстер. Павел Болотов выучился играть на скрипке, а сестры его на фортепиано. Обучали музыке и крепостных детей, которые впоследствии составляли оркестры. К учителям музыки, как видно из записок, дворяне относились с большим уважением.

Важно отметить, что наряду со светской музыкой и пением А. Т. Болотов уделял немалое внимание церковному пению. У него был целый хор певчих, составленный из местных детей и «канцелярских служителей и обученных уже петь нанятым учителем» [67].

О том, насколько любили церковное пение в семье Болотовых, свидетельствует следующая запись: «Музыканты вдруг появились в нашей прекрасной ротунде и, проиграв несколько штучек, начали, наконец, петь и играть вечернюю благодарительную песнь к Богу. И как мелодия была избрана к Богу самая приятная и чувствительная, то все слушали ее с особым вниманием и превозносили бесконечными похвалами» [68].

Домашнее музицирование получало все большее распространение в России с середины XVIII века. Подобно совместному домашнему чтению, оно становилось одним из наиболее существенных элементов усадебного и городского быта. Музыкальное воспитание, в котором сочетались церковные напевы с

109

игрой на фортепиано, обучение танцам – было характерным для дворянства. Скрипка часто использовалась для обучения музыке юношей. Специальное музыкальное образование, каким оно являлось в певческой капелле в г. Санкт-Петербурге и в Академии Художеств, стояло на очень высоком уровне.

Первая в России специализированная школа сценического и музыкального искусства – театральное училище – было основано в 1779 году. В шляхетском кадетском корпусе кадеты обучались пению и игре на различных музыкальных инструментах. В Смольном институте, московском университете, воспитательном доме и других учебных заведениях силами воспитанников часто устраивались музыкальные вечера и концерты.

Результатом широкого распространения музыки в России XVIII века явилось появление музыкального дилетантизма, наложившего отпечаток на всю историю русской музыки в последующие столетия и служившего подготовительной ступенью для профессионального, по-настоящему серьезного занятия музыкой. Появились талантливые музыканты и певцы-дилетанты. Среди них князь Белосельский, княгиня Е. Р. Дашкова, певица и клавесинистка княжна Е. Д. Кантемир и другие. Особой музыкальностью отличалась семья сановника Г. Н. Теплова (1711 – 1779), композитора и клавесиниста.

Г. Н. Теплова считают одним из первых русских образованных меломанов и дилетантов. Современники отмечали, что он имел приятный голос и прекрасно играл на скрипке. Обладая разносторонними интересами, Г. Н. Теплов занимался музыкой и дирижировал оркестром, работал переводчиком в Академии наук, занимался библиотекой и архивом, строительством, лесным хозяйством и садоводством. Кроме того, он издал сборник песен, многие из которых сочинены на стихи А. П. Сумарокова, под названием «Между делом безделье, или собрание разных песен с приложенными тонами на три голоса». Это был первый печатный сборник не анонимных вокальных камерных сочинений. Песни Г. Н. Теплова представляли собой нечто среднее между кантом и романсом. В основном это была галантная любовная лирика аристократической среды. Во многих его песнях ощущались

110

искренность и нежность, характерные для русской поэзии и музыки того времени.

Самым распространенным камерным жанром стала песня лирического любовного содержания, которая была связана с традицией кантов, духовных псальм. В этих песнях преобладало трехголосное изложение. Обычно они исполнялись с сопровождением музыкальных инструментов. Очень широкое распространение приобрели песни с танцевальным ритмом, особенно в стиле менуэта. На основе старинной кантовой традиции и ритмов западноевропейского танца постепенно сформировался новый жанр русской вокальной музыки, который известен под названием «российская песня». В конце XVIII века она несколько изменилась, превратившись в романс.

Первыми мастерами русского романса принято считать Ф. М. Дубянского (1760 – 1796) и И. А. Козловского (1757 – 1831). Ф. М. Дубянский был композитором и музыкантом-любителем, играл на скрипке. Он вращался в литературных кругах, и, видимо, интерес к русской поэзии стал одной из причин его обращения к жанру вокальной музыки. Романсы Ф. М. Дубянского отличались редкой мелодичностью. Для них, как и для русской поэзии того времени, характерно элегическое настроение. Большой известностью и любовью пользовалась его песня «Стонет сизый голубочек» на стихи поэта И. И. Дмитриева (1760 – 1837), типичного представителя русского сентиментализма. В этой песне чувствуется влияние старинного канта. Романс Ф. М. Дубянского «Уже со тьмою нощи» на слова В. В. Капниста (1757 – 1823) полон сосредоточенной скорби. Он считается одним из лучших сочинений композитора.

В отличие от Ф. М. Дубянского, И. А. Козловский был настоящим профессионалом, крупным симфонистом и значительным музыкальным деятелем. В творчестве И. А. Козловского сформировался новый вид русского романса как сольной камерной песни с развитым фортепианным аккомпанементом. В основном его романсы были написаны на стихи выдающихся русских поэтов: Г. Р. Державина, А. П. Сумарокова и других. И. А. Козловский значительно расширил жанровую сферу вокальной лирики. Так, в

111

отличие от Ф. М. Дубянского, он создал не только любовные лирические романсы, но и простые русские песни в народном стиле, и пастораль, и драматическую песню. Романсы И. А. Козловского были очень разнообразны по своим выразительным возможностям.

Камерное инструментальное творчество русских композиторов дало прекрасные образцы национального инструментального стиля, несмотря на то, что оно не выходило за рамки домашнего музицирования.

Важно отметить, что в усадебном быту постепенно все большее место стала занимать камерная музыка, вытесняя оркестровую. В семьях помещиков играли на клавикордах, клавесинах, арфе, скрипке, виолончели. С 80-х годов XVIII века фортепиано стало излюбленным инструментом в быту русских дворян, и постепенно оно вытеснило инструменты клавесинного типа. Фортепиано стало необходимой принадлежностью каждой дворянской усадьбы. В то время появились первые обработки русских народных песен для фортепиано, а со временем возник сложный жанр фортепианной музыки – вариации на темы русских народных песен. Красивый, певучий, насыщенный звук фортепиано давал большие возможности для развития музыкального материала, и вполне естественно, что именно с вариаций на темы русских народных песен начался первый этап истории русского пианизма. Первыми образцами этого типа стали вариации И. В. Геслера (1747 – 1822), который, кроме прочих многочисленных сочинений этого музыкального жанра, написал 32 вариации на тему известной песни «Стонет сизый голубочек»; В. Ф. Трутовского (1740 – 1810), певца, гусляра, композитора и собирателя и народных песен; В. С. Караулова и других. В фортепианных вариациях все эти авторы опирались на стилистические приемы, характерные для западноевропейских композиторов-классиков: И. С. Баха, Ф. Й. Гайдна, В. А. Моцарта.

Заметные изменения произошли и в жанре танцевальной миниатюры. Танцы менуэт, экоссез, контрданс, полонез постепенно вышли из сферы прикладной музыки и к концу XVIII века обогатились более глубоким художественным содержанием. В этом отношении примечательно творчество И. А. Козловского, так как именно ему и его ученику М. К. Огиньскому (1765 – 1833)

112

принадлежит заслуга создания самостоятельного инструментального жанра – полонеза. И. А. Козловский и другие композиторы того времени, работая в жанре фортепианных миниатюр и вариаций на народные темы, обычно опирались на существующую бытовую традицию. Возможно, этим объясняется большая популярность таких произведений и особенно частое их звучание в обстановке дворянской усадьбы.

В XVIII веке появилась многочисленная литература музыкальных альманахов, таких, как «Музыкальныя увеселения, содержащия в себе оды, песни Российския, как духовныя, так и светския, арии, дуэты польския и пр.» Как следствие возникшего интереса к народному быту, старинным преданиям появились сборники народных песен, из которых самое важное место, по мнению специалистов, занимал сборник Н. А. Львова и И. Прача «Собрание народных русских песен с их голосами», изданный в Санкт-Петербурге в 1790 году. Множество разнообразных песен, представленных в сборниках XVIII века, по существу являлось единственной областью музыкального творчества, которая была доступна широкому кругу любителей музыки. По ней можно судить, чем жили несколько поколений русских людей, не приобщившихся к профессиональной музыке, но уже причастных к новым формам русского музыкального искусства.

В XVIII веке в России были заложены основы отечественной музыкальной школы в области оперного, камерного вокального и инструментального искусства.

Всестороннее развитие искусства в России приходится на XIX век. В тесном соединении с литературой, лучшими тенденциями философской мысли и различными видами искусства утверждала себя музыкальная классика в России. Русская композиторская школа прошла стремительный путь развития. Эстетика русской музыки отвечала главным требованиям духовности, глубокой содержательности, совестливости, народности русского искусства.

В начале XIX века в России не было ни консерваторий, ни концертных организаций государственного значения. Важными центрами музыкальной жизни стали Придворная певческая капелла, пансионы, лицеи, университеты. Музыка занимала значительное

113

место в деятельности литературно-музыкальных салонов и кружков, существовавших как в городах, так и в дворянских усадьбах. Тяга к классической музыке захватывала все более широкие круги русского общества. В 1802 году было основано Филармоническое общество в Санкт-Петербурге. Оно включало в свои программы произведения западноевропейских композиторов Г. Ф. Генделя (1685 – 1759), В. А. Моцарта, Л. В. Бетховена. Наряду с симфоническими концертами важное место в музыкальной культуре России занимало камерное исполнительство. Камерные концерты постоянно устраивались в дворянских «благородных собраниях», частных домах, дворянских усадьбах, разных учебных заведениях. В них принимали участие приглашенные профессиональные музыканты и любители, иностранцы и русские.

Тем не менее концертная жизнь в целом была довольно ограниченной, и домашнее музицирование в значительной степени ее возмещало. Необычайная тяга к музыке, охватившая всю Россию, составила одну из важнейших сторон процесса становления национальной музыкальной культуры. Музыка прочно входила в жизнь и быт русского общества. Музыкальные инструменты: скрипка, фортепиано, арфа, гитара – стали привычными в домашнем обиходе. Провинциальные оркестры крепостных музыкантов, возникшие в XVIII веке в подражание моде придворной знати, постепенно прекратили свое существование. Продолжительность процветания крепостных оркестров более полувека, приблизительно с 1775 по 1825 годы. Оркестры крепостных музыкантов в русских поместьях оказали несомненное влияние на развитие выдающихся русских композиторов. Крепостные музыканты сыграли значительную роль в истории русской музыки. В начале XIX века музыкальные собрания стали обычными в среде не только столичных и провинциальных дворян, но и мещан. Любители музыки, собираясь по вечерам, составляли музыкальные ансамбли, играли и пели под аккомпанемент фортепиано, гитары. Главное место в репертуаре, как и в прежнем веке, занимала русская песня, которая звучала или в сольном виде, или разрабатывалась в виде инструментальных вариаций, а также дуэтов с сопровождением

114

фортепиано. Вокальная лирика по-прежнему осталась излюбленным жанром в начале XIX века.

Литературно-художественные салоны и кружки, немногочисленные в XVIII веке, к 20-м годам XIX столетия получили большое развитие. Важное место в художественных кружках наряду с философией, эстетикой и литературой занимали музыкальные интересы. В развитии музыкальной жизни России принимали участие видные писатели и поэты: Д. В. Веневитинов (1805 – 1827), А. С. Грибоедов (1795 – 1829), А. А. Дельвиг, А. С. Пушкин, Н. И. Гнедич (1784 – 1833), И. А. Крылов (1769 – 1844), которые посещали вечера в доме А. А. Дельвига.

Немалую роль сыграл в развитии русского музыкального искусства салон крупного мецената и талантливого композитора-любителя графа Мих. Ю. Виельгорского (1788 – 1856). Первоначально он организовал симфонические концерты в своем имении Луизино Курской губернии. Затем он развил концертную деятельность в Москве. Как в усадьбе Луизино, так и в Москве, его домашние концерты всегда отличались серьезной программой. Но особенно широко развернулась меценатская деятельность графа Мих. Ю. Виельгорского в Санкт-Петербурге, где он вместе со своим братом, виолончелистом Матвеем Юрьевичем, быстро стал законодателем музыкальных вкусов.

Современники отмечали и салон Н. И. Греча, известного в то время журналиста, и кружок поэта Н. В. Кукольника, и салон президента Академии художеств А. Н. Оленина, и салон княгини Зинаиды Волконской. Кроме указанных самых знаменитых салонов, существовали и другие, менее известные, но так или иначе связанные с музыкой. Среди них выделялись «субботы» С. Т. Аксакова, вечера князя А. А. Шаховского, собрания Толстых.

Посредством бесед и общений музыкантов, литераторов, мыслителей выдвигались и распространялись идеи о самобытности русской музыки, осуждалось неверие в самостоятельное, великое будущее русского музыкального искусства.

В музыкальной жизни России XIX века особая роль принадлежала романсу. Являясь неотъемлемой частью русской музыки, романс, видимо, в большей степени, чем другие

115

музыкальные жанры, благодаря своему лирическому характеру, оказался созвучным духовному складу русской души, ее поэтической сущности. На основе народно-бытовой песенной лирики развивалось многообразное романсовое творчество русских композиторов. Расцвету романсовой лирики во многом способствовал расцвет русской поэзии в первой половине XIX века. Творчество поэтов А. С. Пушкина, Е. А. Баратынского, А. А. Дельвига создало благоприятную атмосферу для развития романса. Сам термин «романс» появился в музыкальном обиходе в России в начале XIX века. Под таким названием подразумевалось лирическое музыкальное произведение, исполняемое под аккомпанемент инструмента и созданное на поэтический текст. В то же время сформировался другой, подобный романсу, жанр вокальной музыки – «русская песня», который был более близок к фольклору. Многие «русские песни» А. А. Алябьева (1787 – 1851), А. Е. Варламова (1801 – 1848), А. Л. Гурилева стали считаться народными: настолько тонко в них претворялись черты фольклора. Русские песни и романсы соединили в себе народные песенные традиции с европеизированным бытом русского дворянства, с его стремлением соединить родную музыкальную стихию с итальянскими песенными традициями, получившими к тому времени широкое распространение в России.

Одна из основных особенностей русского романса – его задушевность. Русским композиторам-романсистам свойственна скромность в подборе выразительных средств, которая явилась результатом самоограничения, корни которого лежат в эстетических представлениях о романсе как о чисто камерном жанре. Романс был обращен не к публике, а к отдельному слушателю. Важно отметить, что русский романс отличался глубокой содержательностью. В нем чувство всегда тесно слито с глубокой мыслью, и такое слияние создавало неповторимый художественный образ.

Особое место в русской вокальной лирике получил романс А. А. Алябьева на стихи А. А. Дельвига «Соловей». Он был сочинен в 1825 году и стал своего рода символом камерной вокальной лирики того времени. Композитору удалось обобщить наиболее типичные черты романсов тех лет и придать им изысканное изящество и

116

благородство. Это произведение было очень любимо композиторами М. И. Глинкой, Ф. Листом (1811 – 1886) и другими. Популярностью пользовались обработки этого романса, созданные М. И. Глинкой (вариации на тему «Соловей» 1834 года) и Ф. Листом (транскрипции 1842 года). В творчестве А. А. Алябьева образ соловья, символизирующего Россию, появился во многих романсах: «Прощанье с соловьем», «Прощанье с соловьем на Севере», «Что поешь, краса-девица».

С 30-х годов композитора все более привлекала поэзия А. С. Пушкина. Об этом говорят романсы: «Если жизнь тебя обманет», «Под небом голубым», «Зимняя дорога», написанные на стихи великого поэта.

Можно сказать, что творчество А. С. Пушкина по существу определяло весь облик русской романсовой лирики первой половины XIX века.

Романс А. А. Алябьева «Нищая» на стихи французского поэта П. Ж. Беранже (1780 – 1857) в переводе Д. Т. Ленского был очень популярен в России. В нем композитору удалось передать образ глубокого человеческого горя в тонкой ассоциации с зимним пейзажем. Линия «психологического пейзажа» была найдена А. А. Алябьевым в «Зимней дороге». Эта линия характерна и для русского романса, и для русских песен.

Прекрасным знатоком вокальной музыки и хорового пения был выдающийся композитор первой половины XIX века А. Е. Варламов. В вокальной музыке композитора отразились наиболее характерные черты его дарования: народность, простота и ясность стиля, глубина и искренность чувств. А. Е. Варламовым написано около двух сот романсов и песен, и почти все они на стихи русских поэтов. Известная песня А. Е. Варламова «Красный сарафан» – одно из высших достижений композитора в жанре русских «песен-романсов», которые являлись подлинно народными по интонационно-мелодическому строю, но вместе с тем впитали черты романсовой городской лирики.

Как и А. А. Алябьеву, А. Е. Варламову свойственна проникновенная лирика пейзажа. К известным романсам такого типа относятся «Горные вершины» на стихи М. Ю. Лермонтова.

117

Варламовский романс «Белеет парус одинокий», по мнению специалистов, достиг высоты поэзии М. Ю. Лермонтова.

Композиторы А. Е. Варламов и А. Л. Гурилев получили общенародное признание как авторы «русских песен». Но каждый из них имел свои глубоко индивидуальные черты. Так, наряду с другими своеобразными качествами, особенностями музыкального языка, почти всем песням А. Л. Гурилева присуще элегическое начало.

Немалую роль в развитии русской вокальной лирики сыграл П. П. Булахов (1822 – 1885). Последние годы своей жизни он провел в подмосковной усадьбе графа С. Д. Шереметева Кусково, которую граф предоставил композитору. Граф С. Д. Шереметев был не только меценатом, но и страстным поклонником таланта П. П. Булахова.

Одним из самых проникновенных романсов П. П. Булахова является романс «Свидание» на стихи Н. Грекова. Иным настроением наполнен романс «Колокольчики мои» на слова А. К. Толстого (1817 – 1875): в нем радость бытия и все же затаенная грусть.

Органическое слияние с народным элементом наиболее ярко проявилось в романсе «Тройка» на стихи поэта князя П. А. Вяземского («Тройка мчится, тройка скачет…»).

В творчестве А. А. Алябьева, А. Е. Варламова, А. Л. Гурилева, П. П. Булахова звучали излюбленные русским человеком интонации народных напевов, хотя почти никогда в них не было прямых цитат. Их мелодии всегда напоминали о чем-то родном и близком, но в то же время неуловимо своеобразном, что, по-видимому, и составляет их неувядаемую, непреходящую прелесть.

Русский романс пережил период своего высшего подъема в эпоху расцвета русской классической поэзии, которая явилась его источником и основой. В истории русского романса нередко случалось, что на один и тот же поэтический текст создавалось несколько романсов, например, «На севере диком» («Сосна»), (стихи М. Ю. Лермонтова), «Не пой, красавица, при мне», «Я вас любил» (стихи А. С. Пушкина). Русский романс представляет собой музыкальное воплощение поэзии. Он являет собой органическое слияние творчества поэта и композитора, в котором поэзия и музыка

118

взаимно обогащают друг друга. Важно, что и возник романс в среде музыкантов-любителей, тесно связанных с литературными, поэтическими кругами.

Инструментальная музыка первой половины XIX века в России продолжала традиции этого музыкального жанра, сложившиеся в XVIII веке. Инструментальная музыка этого времени характеризовалась преобладанием камерности. Искусство камерного исполнительства находило плодотворную почву в условиях русской жизни. Любительские вечера, концерты в частных домах провинциальных городов и дворянских усадеб, в учебных заведениях способствовали процветанию не только камерной вокальной, но и инструментальной музыки. Поэты Г. Р. Державин, М. Ю. Лермонтов, драматург Д. И. Фонвизин, баснописец и драматург И. А. Крылов, актер и театральный деятель Ф. Г. Волков (1729 – 1763) хорошо владели скрипкой. Большие выразительные возможности скрипки, ее связь с песенным фольклором привлекали к ней внимание русских людей.

В начале XIX века было принято ко всяким торжественным событиям и праздникам сочинять музыку для куплетов, писать вальсы, мазурки, экоссезы, кадрили, марши. Многое сочинялось помещиками-любителями, но мало их произведений сохранилось.

В дворянских усадьбах исполнялись наиболее любимые в то время романсы: «Черная шаль» А. Н. Верстовского на слова А. С. Пушкина, «Соловей» А. А. Алябьева, «Вам не понять моей печали» А. Л. Гурилева на слова неизвестного автора, «На заре ты ее не буди» А. Е. Варламова на стихи А. А. Фета (1820 – 1892). Особенно часто в дворянских поместьях звучали романсы М. И. Глинки «Не искушай меня без нужды» на слова Е. А. Баратынского, «Сомнение», «Жаворонок» на стихи Н. В. Кукольника (1809 – 1868). Великосветские любители музыки и в их числе княжна Агриппина Трубецкая, графини Е. П. Лукина и А. С. Шереметева были известными исполнительницами романсов и песен, которые они распевали в усадьбах.

Графиня Е. Д. Шереметева была замужем за известным австрийским пианистом и композитором Т. Дёлером (1814 – 1856), который с 1845 года жил в России. Он также оказал определенное

119

влияние на развитие русской музыкальной жизни. Т. Дёлер сочинил ряд салонных фортепианных пьес, романсов, известную транскрипцию романса «Соловей» А. А. Алябьева, которые входили в репертуар усадебных досугов и вечеров. Граф С. В. Шереметев, владелец усадьбы Михайловское, играл на скрипке и участвовал в струнных квартетах. Особой музыкальностью и любовью к музицированию отличался весь род графов Шереметевых.

В мемуарах и письмах сохранились имена некоторых композиторов, музыкантов-виртуозов среди русских помещиков и аристократов XIX века. В их числе особое место занимал граф Б. С. Шереметев, которому принадлежало имение Волочаново Волоколамского уезда Московской губернии. Он сочинил польку «Волочаново», марш Волоколамской дружины, Покровский вальс, несколько романсов, из которых наиболее замечательным является «Я вас любил» на слова А. С. Пушкина. Важно отметить, что романс на этот пушкинский текст написал выдающийся русский композитор А. С. Даргомыжский (1813 – 1869), который являлся автором нескольких опер, в том числе таких известных, как «Эсмеральда», «Русалка», «Каменный гость», произведений для оркестра, более ста романсов и песен. Тем не менее романс графа Б. С. Шереметева с честью выдержал сопоставление с одноименным романсом знаменитого композитора и остался более известным в среде любителей русской вокальной музыки. Этот романс особенно часто звучал в фамильных усадьбах Шереметевых Волочаново, Михайловское, Покровское, Вороново и других. Он относился к числу наиболее любимых романсов императора Александра III и потому нередко исполнялся в загородной Петербургской императорской резиденции Гатчина. По свидетельству графа С. Д. Шереметева, императору Александру III особенно нравилось ritour-nell (украшение мелодии) в конце романса.

Особое место в музыкальной жизни России того времени приобрела фортепианная музыка, которая гибко откликалась на требования стремительно развивающейся русской национальной музыкальной культуры. Русская фортепианная музыка в своих истоках связана с вокальными жанрами, такими, как песня и романс.

120

Русский пианистический стиль уже на самом начальном этапе его развития отличали широкая напевность, особая задушевность и теплота. Но фортепиано способно передавать не только лирическую настроенность. В XIX веке в русской фортепианной музыке заметны и стремления к виртуозности. Сочетание песенности и виртуозного размаха проявилось в творчестве М. И. Глинки.

В первой половине XIX века в русской фортепианной музыке наиболее часто использовался жанр классических вариаций, который, как отмечалось выше, появился и начал свое развитие в России в XVIII веке. Со временем вариации стали более разнообразными по разработке тематического материала, интересными по гармонии и сложными по фактуре. Таковы вариации М. И. Глинки на тему известной в то время песни «Среди долины ровныя…». Слова этой песни, мелодия которой издавна считалась народной, написаны русским поэтом, критиком, переводчиком, профессором Московского университета А. Ф. Мерзляковым (1778 – 1830) в 1811 году.

В творчестве композиторов А. А. Алябьева, А. Л. Гурилева проявились романтические тенденции. Расширился жанровый диапазон фортепианной музыки. Баркарола, ноктюрн, прелюдия, колыбельная – стали популярными в творчестве русских композиторов. Танцевальные пьесы приобретали новую трактовку, происходила характерная для романтизма поэтизация бытового танца. Он приобретал лирический характер. Таковы были вальсы, мазурки, полонезы у западноевропейских романтиков, например Ф. Шопена (1810 – 1849). То же происходило и в русской музыке. Появились польки, мазурки и вальсы М. И. Глинки, вальсы А. С. Грибоедова, имеющие поэтический, лирический оттенок.

Развитие русского фортепианного стиля в первой трети XIX века находилось в тесной связи с европейской музыкальной культурой. Изучение западноевропейской музыки, произведений великих композиторов Л. В. Бетховена, Ф. Шо- пена, Ф. Шуберта (1797 – 1828) – содействовало развитию русского фортепианного искусства. Большую роль в создании и развитии пианистической школы России сыграли иностранные музыканты, которые по приглашению богатых русских помещиков жили и работали в их

121

усадьбах. Они обучали искусству фортепианной игры детей и родственников владельцев усадеб, а также, по желанию помещика, музыкально одаренных крепостных крестьян.

Княгиня В. Ф. Вяземская, жена поэта князя П. А. Вяземского, следила за музыкальной жизнью в России и в Европе. Для нее из-за границы присылали клавиры новых опер, в том числе популярной в то время оперы К. М. Вебера (1786 – 1826) «Вольный стрелок». Они звучали в имении князей Вяземских Остафьево. Княгиня В. Ф. Вяземская играла их в переложении для клавесина. Большое внимание к западноевропейской музыке проявлял помещик А. Я. Булгаков. Будучи горячим поклонником итальянской вокальной музыки, он, по свидетельству очевидцев, разыгрывал по слуху целые оперы в переложении для фортепиано, особенно в свободное от службы время, когда жил в своей подмосковной усадьбе Горбово, или, пребывая в гостях у своих друзей, в частности у князя П. А. Вяземского в Остафьеве.

Русский композитор, пианист и педагог А. И. Дюбюк (1812 – 1898) создавал переложения для клавира не только популярных в России опер зарубежных авторов, но и опер русских композиторов: «Аскольдова могила» А. Н. Верстовского, «Жизнь за царя» М. И. Глинки. Для любителей музыки издавалось немало нот для четырехручного исполнения симфоний и опер. Такое ансамблевое музицирование было распространено как в городах, так и в дворянских усадьбах.

Важно отметить, что фортепианная музыка оказала большое влияние и на другие виды инструментального творчества. Широко распространенная в быту того времени арфа тесно связана с фортепианной музыкой. Так же, как и для фортепиано, для арфы писали вариации на темы русских народных песен, оперных арий.

Не менее распространенным инструментом была гитара. Она стала излюбленным инструментом в среде мелкопоместного дворянства. Возникла своеобразная форма гитары, которая получила распространение только в России, – «русская», семиструнная, в отличие от «испанской», шестиструнной. Русская песня и романс часто звучали под аккомпанемент гитары, но на ней исполнялись и очень сложные, виртуозные произведения.

122

Основоположником русской школы гитаристов считается А. О. Сихра (1773 – 1850), чех по национальности. Будучи замечательным композитором, арфистом, гитаристом и педагогом, он сумел воспитать группу выдающихся исполнителей на гитаре и композиторов-гитаристов. А. О. Сихра написал большое количество вариаций на темы русских народных песен, концертные вариации на тему из оперы «Норма» В. Беллини, на темы из оперы «Вольный стрелок» К. М. Вебера и другие. Все эти произведения для гитары входили в репертуар усадебной музыки.

В первой трети XIX век выходило большое количество нотных изданий, много песенников. Обработки русских народных песен предлагались наряду с крупными сочинениями классиков зарубежной музыки. Так, в 1802 году в Москве была объявлена подписка на все квартеты Ф. Й. Гайдна, на полное собрание квартетов и квинтетов В. А. Моцарта, о чем сообщали «Московские ведомости» от 20 декабря 1802 года. Безусловно, почва для этого была подготовлена всем ходом развития русской музыки еще в XVIII веке, распространением домашнего музицирования, ростом численности кружков и салонов в начале XIX века. Нередко ноты переписывались от руки. Часто ноты приплетали к журналу «Мнемозина», «Дамскому журналу», откуда они попадали в альбомы, сборники, тетради, имевшие место во всех русских усадьбах.

Русские дворянские усадьбы, наряду с литературно-художественными салонами, стали главными музыкально-образовательными центрами в России, подготавливая самобытную русскую классическую композиторскую и исполнительскую школу.

Даже выдающиеся певцы и музыканты признавали, что их исполнение одного и того же репертуара в усадьбе и в концертных залах столичных городов имело существенные отличия. Усадебное музицирование способствовало большей свободе исполнителя, эстетическая сторона преобладала над всем остальным, например, стремлением к успеху и т. п. Искренность, непринужденность обстановки усадебного быта, доброжелательность и сопереживание слушателей создавали благоприятную почву для наиболее полного раскрытия дарования исполнителя.

123

Немалую роль в развитии русской музыкальной культуры сыграла усадьба князей Трубецких Ахтырка. Первое упоминание о ней относится к 1504 году. Усадьба находилась в трех километрах от знаменитого Покровского Хотьковского девичьего монастыря. Имение Ахтырка представляло собой образец русской дворянской усадебной архитектуры и было одним из красивейших в Подмосковье. Эта живописная усадьба часто вдохновляла художников, которые изображали ее на своих полотнах. Выдающийся русский художник В. М. Васнецов (1848 – 1926) писал здесь свои картины «Затишье», «Осока», «У опушки». В усадьбе находилась церковь в честь Ахтырской иконы Божией Матери, построенная в 1772 году, роскошный дворец в стиле empire, большой водоем, парк. Последним владельцем Ахтырки из рода князей Трубецких был князь Н. П. Трубецкой. Вместе с ним в усадебный быт Ахтырки все более проникали художественные веяния, первое место среди которых принадлежало музыке. Можно считать, что музыка вошла в жизнь усадьбы благодаря князю Н. П. Трубецкому. Он был музыкантом и композитором, автором нескольких известных романсов, песен и вокальных трио. Кроме того, он был директором Русского музыкального общества. При его активном содействии, а также благодаря оказанной им материальной поддержке, была создана Московская консерватория. Усадьбу Ахтырка часто посещал знаменитый пианист и дирижер, основатель Московского отделения Русского музыкального общества, один из основателей Московской консерватории Н. Г. Рубинштейн (1835 – 1881), брат композитора и пианиста А. Г. Рубинштейна (1829 – 1894), который был другом князя Н. П. Трубецкого. В 1867 году усадьбу Ахтырка посетил великий русский композитор П. И. Чайковский (1840 – 1893). Среди знаменитых музыкантов, которые являлись постоянными гостями Ахтырки, был чешский скрипач, композитор и педагог Ф. Лауб (1832 – 1875), который с 1866 года связал свою судьбу с Россией и был профессором Московской консерватории. В камерном классе у него занимался выдающийся русский композитор С. И. Танеев (1856 – 1915). Творческая дружба связывала Ф. Лауба с П. И. Чайковским, который посвятил памяти Ф. Лауба свой 3-й струнный квартет. Профессор Московской

124

консерватории скрипач И. В. Гржимали (1844 – 1915), тоже чех по происхождению, по приглашению Н. Г. Рубинштейна с 1869 года преподавал в Московской консерватории. В течение сорока лет он руководил высшим классом скрипичной игры. Как педагог он продолжал традиции Ф. Лауба. И. В. Гржимали был частым и желанным гостем Ахтырки. Кроме Ф. Лауба и И. В. Гржимали, Ахтырку охотно посещали и многие другие известные музыканты того времени. Прекрасная музыка часто звучала в Ахтырке, гармонично сочетаясь с архитектурно-парковым ансамблем усадьбы, создавая особую духовную атмосферу.

Во второй половине XIX века так же, как и в прежние годы, нередко встречались помещики-композиторы и музыканты. Одним из талантливых представителей композиторов-любителей этого времени был барон Александр Фальц-Фейн (1864 – 1919). Под влиянием впечатлений от жизни в своей усадьбе Гавриловка он написал произведения для фортепиано «Марш Гавриловки», «Русская полька», «День праздника». Эти и другие его сочинения хранились в семейном архиве барона Эдуарда фон Фальц-Фейна, но в настоящее время они изданы в Санкт-Петербурге, чему способствовали потомки композитора-любителя.

Многие важные вопросы, связанные с проблемами народности, национальной самобытности, творческого метода, соотношения традиций и новаторства, сравнительной ценности музыкальных жанров, назначения таланта, – ставились русскими музыкальными критиками в XVIII и особенно в XIX веках. Среди музыкальных критиков первой половины XIX века выделялись В. Ф. Одоевский (1804 – 1869), Д. Ю. Струйский, А. Д. Улыбышев. Они затрагивали в своих обзорах проблемы соотношения различных национальных композиторских школ, уделяли немалое внимание изучению классического наследия европейской музыкальной культуры. Особое место в их статьях занимало творчество В. А. Моцарта и Л. В. Бетховена. Русский усадебный быт во многом способствовал углубленным философским размышлениям критиков.

А. Д. Улыбышев (1794 – 1858) был не только выдающимся русским музыкальным критиком, но и литератором, публицистом. В свое время пользовались популярностью его пьесы обличительного

125

характера «Раскольники», «Вздыхатель без денег». А. Д. Улыбышев родился в семье дипломата и свои детские годы провел в Германии. Вернувшись в Россию, он работал в Коллегии иностранных дел. Прекрасное знание иностранных языков дало ему возможность выполнять обязанности переводчика. Выйдя в отставку в 1830 году, А. Д. Улыбышев поселился в своем родовом имении Лукино, близ Нижнего Новгорода, где все свое свободное время отдавал изучению музыки. В 1843 году А. Д. Улыбышев издал «Новую биографию Моцарта» в 3-х томах. Эта книга представляла собой серьезный и обширный труд, написанный на французском языке. А. Д. Улыбышев опередил западноевропейских исследователей. В то время не было еще ни одного значительного сочинения, посвященного творчеству В. А. Моцарта, опубликованного в Западной Европе. В 1857 году в Лейпциге вышла книга А. Д. Улыбышева «Бетховен, его критики и толкователи» на французском языке. А. Д. Улыбышев писал свои исследования по-французски, потому что, во-первых, основная литература, которой он пользовался, была написана иностранцами, русских исследований было мало, во-вторых, его работы не нужно было переводить на иностранный язык, ими сразу же могли воспользоваться зарубежные музыкальные критики. Музыковедческие работы А. Д. Улыбышева быстро получили высокую оценку в Западной Европе. На него ссылались зарубежные исследователи, его часто цитировали. Несколько статей критик посвятил молодым русским композиторам. В своих трудах он проявил себя прекрасно образованным музыкантом, эрудированным писателем.

А. Д. Улыбышев устраивал в своем доме музыкальные вечера с концертами. Здесь звучала музыка композиторов Венской классической школы: Ф. Й. Гайдна, В. А. Моцарта, Л. В. Бетховена (1770 – 1827). Часто исполнялась музыка М. И. Глинки, которую А. Д. Улыбышев очень любил и высоко ценил. Первую скрипку в квартетах исполнял сам хозяин дома. А. Д. Улыбышев многое сделал для развития и распространения русской национальной музыки. Он один из первых открыл талант будущего выдающегося русского композитора, создателя кружка музыкантов, известного под названием «Могучая кучка», М. А. Балакирева (1836 – 1910). На

126

вечерах, устраиваемых А. Д. Улыбышевым, начались первые выступления М. А. Балакирева как пианиста. В усадьбе Лукино М. А. Балакирев часто отдыхал по приглашению владельца имения. До самой своей смерти А. Д. Улыбышев оказывал покровительство и поддержку М. А. Балакиреву. Композитор М. А. Балакирев стал наследником обширной и редкой по составу нотной библиотеки А. Д. Улыбышева, а также двух его замечательных скрипок. Находясь в имении Лукино, А. Д. Улыбышев с наслаждением слушал русскую народную музыку, русские песни. Продолжительное время он жил за границей и имел возможность познакомиться с песенным творчеством других народов. Сопоставляя народные песни разных стран, он делал вывод: «Русские песни – самые трогательные, самые выразительные, какие можно услышать» [69].

Как отмечалось, музыка всегда составляла необходимую часть духовной и культурной жизни императорского дома. Не были в этом отношении исключением последние цари дома Романовых. Для российского императора Александра III постоянной резиденцией стала Гатчина. По воспоминаниям современников императора, он обладал хорошим эстетическим вкусом, знал и понимал искусство. Император Александр III обладал тонко развитым музыкальным вкусом. В юные годы он увлекался игрой на духовых инструментах. Музицировал, играя на корнете. С аккомпанементом оркестра он исполнял на корнете арию из оперы Ш. Гуно (1818 – 1893) «Фауст». Будущий император Александр III пел партию второго тенора в известном квартете из сборника музыкальных пьес Liedertafel. Он создал вокруг себя группу музыкантов, любителей и профессионалов, которые собирались для музицирования на духовых инструментах. Часто они играли в загородных императорских резиденциях, особенно в Царском Селе. В саду, на воздухе инструменты звучали мягко и красиво. Прохожие и проезжие останавливались, прислушиваясь к музыке. Это радовало и вдохновляло исполнителей. По желанию великого князя Александра Александровича был создан большой оркестр, в репертуар которого входили серьезные и сложные произведения И. С. Баха, Л. В. Бетховена, Р. Шумана (1810 – 1856), Р. Вагнера (1813 – 1883), М. И. Глинки. На репетициях великий князь Александр Александрович

127

старательно выполнял все требования дирижера. В оркестре он играл на геликоне, большом медном духовом инструменте, а также на валторне.

Будущий император Александр III не только очень любил музыку, но и стремился поднять ее уровень в России. Он всегда покровительствовал музыкантам и музыкальному делу в России. Из всех музыкальных жанров он больше всего любил оперу. Особенно нравилась ему опера П. И. Чайковского «Пиковая дама». По свидетельству современников, император Александр III восторгался музыкой М. И. Глинки, хорошо знал многие романсы композитора. Очень высоко он ценил творчество Н. А. Римского-Корсакова, особенно как великого мастера оркестровки. С большим сочувствием император Александр III относился к М. А. Балакиреву, зная о болезни талантливого композитора. Из западноевропейской музыки он многое ценил у Р. Вагнера, хотя иногда любил послушать и легкую музыку, например, ему нравились вальсы И. Штрауса. Но, конечно, на особом месте стояла у императора Александра III духовная музыка. По свидетельству графа С. Д. Шереметева, император Александр III церковную музыку очень любил. Он высоко ценил творчество композитора Д. С. Бортнянского, но предпочтение все-таки отдавал Н. А. Львову (1751 – 1804) за его задушевность. Самая любимая императором Херувимская была Н. А. Львова. Он даже назначил ее петь в день своей коронации. По вечерам в гатчинском дворце звучала музыка. Приглашались выдающиеся музыканты, например, знаменитый пианист и композитор А. Г. Рубинштейн. Обычно за обедом в гатчинской резиденции императора Александра III играл придворный оркестр, и нередко сам император просил сыграть какую-либо пьесу по его желанию.

Он был большим поклонником творчества великого русского композитора П. И. Чайковского. В марте 1884 года композитор был приглашен в Гатчину. П. И. Чайковский вспоминал об этом визите: «… утром в 10 часов выехал в Гатчину… Я был у императрицы, потом у государя. Оба были необычайно ласковы и милы. Я думаю, что кто хоть раз в жизни имел случай видеть государя с глазу на глаз, тот навек сделается его страстным поклонником, ибо нельзя

128

выразить, до чего его обращение и вся манера обаятельна и симпатична. Она тоже очаровательна» [70]. По воспоминаниям графа С. Д. Шереметева, однажды после обеда в октябре 1893 года император был особенно настроен на прослушивание музыки П. И. Чайковского и просил исполнить одну из пьес композитора. Оркестр играл очень хорошо, и музыка произвела на всех глубокое впечатление. Император просил повторить произведение и слушал его с большим наслаждением. «Все разошлись несколько позднее обыкновенного и под чудным настроением, а на другой день узнали, что в то самое время, когда все это происходило в Гатчине, умирал Чайковский. Казалось, мы слышали его лебединую песнь. И тот, кто слушал ее так внимательно и так наслаждался ею, недолго пережил его. Мог ли кто из нас тогда это предчувствовать? В этот день государь меня особенно поразил. Он слушал как-то особенно задумчиво и грустно, дивная гармония была ему доступна, и весь он был проникнут красотою этих звуков, весь отдался этому чувству, и ясно было, как сильно в нем самом сказалось художественное чутье» [71].

В Павловске, загородной императорской резиденции под Петербургом, также часто звучала музыка. Великий князь Константин Николаевич и его супруга Александра Иосифовна, владельцы Павловска, были большими любителями музыки и часто посещали концерты, которые устраивались в Павловском вокзале. Слово «вокзал» происходит от англ. Vauxhall, что первоначально обозначало развлекательное заведение под Лондоном. Впоследствии этим наименованием стали обозначать различные места для проведения отдыха. Как известно, Павловский вокзал был в свое время не только железнодорожной станцией, но и концертным залом. Вначале музыка здесь исполнялась только во время обедов, но вскоре в здании Павловского вокзала стали устраиваться концерты, начали выступать оркестры, исполнявшие разнообразный и серьезный репертуар. Сюда приглашали известных дирижеров, солистов оперы, знаменитых музыкантов. В Павловском вокзале часто звучала музыка М. И. Глинки, особенно его «Вальс-фантазия», А. Н. Серова (1820 – 1871), Р. Вагнера. В течение нескольких лет в Павловске гастролировал известный австрийский композитор и

129

дирижер И. Штраус (1825 – 1899). Во время концертов оркестр, которым он дирижировал, исполнял не только его знаменитые вальсы, но и произведения русских композиторов, в том числе молодого П. И. Чайковского. Летом в Павловске отдыхали писатели И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, композитор М. И. Глинка, художник К. П. Брюллов и другие выдающиеся деятели русской культуры XIX века.

От великого князя Константина Николаевича Павловск перешел к его сыну, великому князю Константину Константиновичу, который проявил себя человеком высокоодаренным в различных областях творческой деятельности и прославился не только как член императорской семьи, но и своими литературными, поэтическими сочинениями, переводами западноевропейских поэтов. Его перевод шекспировской трагедии «Гамлет», по мнению специалистов, являлся одним из лучших. Великий князь Константин Константинович был большим любителем театра, и сам неоднократно принимал участие в любительских спектаклях. Свои стихи, поэмы, драматические произведения он издавал под псевдонимом К. Р., чтобы скрыть свое знатное происхождение и получить более объективную оценку читателей и критиков. Великий князь Константин Константинович видел свое призвание в служении родине, русскому народу разными видами своей деятельности, и, конечно, поэтическим словом: «… пусть не тем, что знатного я рода, что царская во мне струится кровь, родного православного народа я заслужу доверье и любовь». Он стремился к тому, чтобы звуки его стихов проникали «в сердца толпы людской», утешая скорбящих и радуя «счастливого душой». Его песня «Умер бедняга в больнице военной…» стала поистине народной и долгое время бытовала по всей России.

Кроме стихов, великий князь сочинял музыку, писал романсы, переписывался с композитором П. И. Чайковским, советовался с ним по вопросам, относящимся к музыкальному искусству. В марте 1880 года произошла первая встреча великого князя Константина Константиновича с П. И. Чайковским. В письме к Н. Ф. фон Мекк от 20 марта 1880 года композитор поделился впечатлениями от встречи с великим князем: «Это молодой человек 22 лет, страстно любящий

130

музыку и очень расположенный к моей… Юноша чрезвычайно симпатичен и очень хорошо одарен к музыке. Мы просидели от 9 до 2-х часов в разговорах о музыке. Он очень мило сочиняет, но, к сожалению, не имеет времени заниматься усидчиво» [72]. Впоследствии П. И. Чайковский не изменил своего мнения и всегда с большим уважением отзывался об очень музыкальном великом князе Константине Константиновиче. П. И. Чайковский признавал, что многие из стихов великого князя «просятся под музыку». Великий князь Константин Константинович подарил П. И. Чайковскому собрание своих стихотворений. Выбрав некоторые из них, композитор написал шесть романсов. 11 июня 1888 года П. И. Чайковский писал великому князю Константину Константиновичу: «… я позволю себе испросить Вашего разрешения посвятить их Вашему Высочеству» [73]. Романсы автору стихов понравились, но особенно удачными, по мнению и поэта, и композитора, были романсы «Растворил я окно…» и «Уж гасли в комнатах огни». По сей день выдающимся поэтическим достижением литературы считается лирический шедевр великого князя Константина Константиновича «Растворил я окно…». Композитору П. И. Чайковскому удалось чутко уловить и передать «музыкальную идею, заключенную в слове. Лирическое настроение, художественно-образное содержание получили в романсе такое гармоническое воплощение, что выдерживают соседство со всем лучшим, что создано в этой области. Романс Чайковского – жемчужина мировой вокальной культуры – нигде не звучит с такой силой, как во дворцах и садах под Питером, – на родине К. Р., автора памятных строк. Слово и музыка – черемуха и соловей. Вместе они – волшебство, которое пребудет вечно» [74].

Великий князь Константин Константинович был прекрасным пианистом, одним из лучших исполнителей Первого концерта для фортепиано с оркестром П. И. Чайковского. Великий князь с большим удовольствием слушал игру пианиста А. Г. Рубинштейна, которого часто приглашали в пригородные императорские резиденции. На пятидесятилетие музыкальной деятельности выдающегося пианиста в 1889 году он написал стихи, в которых

131

выразил свое впечатление от игры замечательного музыканта и силу воздействия музыки на слушателей:

Игры упоительной звуки текли. Мы в нежном восторге внимали. Все радости неба, все горе земли Те звуки в себе отражали. Пленять нас и трогать им было дано: Пред ними стихали сомненья, И было так много обид прощено И пролито слез умиленья! О, пусть нас уносит волшебной игрой Туда, в те надзвездные дали, Где нет ни вражды, ни тревоги земной, Ни зла, ни борьбы, ни печали! [75]. Несколько лет великий князь Константин Константинович

исполнял обязанности президента Императорской Академии наук. Он организовывал научные экспедиции на о. Шпицберген, в пустыню Кара-Кум. Великий князь Константин Константинович был создателем знаменитого Пушкинского Дома в Петербурге, «Высших женских курсов» – первого в России высшего учебного заведения для женщин. Кроме того, он был инициатором создания первых комиссий, которые оказывали помощь нуждающимся ученым, писателям, музыкантам, артистам. Как и большинство великих князей, он был человеком военным и впоследствии получил должность начальника главного управления всех военных учебных заведений России. Как известно, занимая этот пост, великий князь Константин Константинович многое сделал, чтобы смягчить суровый порядок, свойственный военным заведениям. В 1884 году он организовал «Измайловские досуги» с целью расширения образования и повышения общего культурного развития офицеров Измайловского полка. Он проводил с офицерами вечера, посвященные вопросам русской литературы, музыки и других видов искусства, занимался словесностью с солдатами, чтобы привить им вкус к русской литературе и художественной культуре.

В семье последнего русского императора Николая II тоже высоко ценили искусство, очень любили музыку. Император и его

132

супруга увлекались итальянской оперой, русской классической и народной музыкой. Как известно, императрица Александра Федоровна была прекрасной пианисткой, и на вечерах ее всегда просили сыграть что-нибудь для присутствовавших гостей. Дочери царя Николая II также играли на фортепиано, а царевич Алексей, по воспоминаниям очевидцев, виртуозно владел балалайкой.

В дневниках императора Николая II часто встречаются записи, в которых он отмечал свои впечатления от прослушанных опер, увиденных балетов. В этих записях он проявлял себя как глубокий знаток и тонкий ценитель истинного искусства. Императорская семья часто посещала Мариинский оперный театр в Петербурге и Большой театр в Москве. Они с удовольствием слушали оперы выдающихся зарубежных и русских композиторов. Им особенно нравились оперы Р. Вагнера «Лоэнгрин», «Тангейзер», «Парсифаль», Ж. Массне «Вертер», Дж. Верди «Аида», Дж. Пуччини «Мадам Баттерфляй», а также русских композиторов М. И. Глинки «Жизнь за царя», Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже», Э. Ф. Направника «Дубровский». Все эти композиторы и их произведения относились к числу заслуживающих особое внимание и интерес. Но самым любимым композитором Николая II был все-таки П. И. Чайковский. Император и его семья несколько раз слушали оперу «Пиковая дама» П. И. Чайковского, музыку которой называли «чудной», смотрели его балеты «Лебединое озеро», «Спящая красавица». После прослушивания оперы П. И. Чайковского «Евгений Онегин» император Николай II сделал в своем дневнике следующую запись: «Поехали в дивный «Евгений Онегин», который Аликс еще не слыхала. Пел старый настоящий состав – великолепно! Ничего не знаю лучше этой музыки» [76]. В Царском Селе по приглашению императора выступали выдающиеся певцы Ф. И. Шаляпин (1873 – 1938), Л. В. Собинов (1872 – 1934), талант и мастерство которых Николай II и члены его семьи очень высоко ценили. Небольшие домашние концерты устраивались и силами самого императорского дома. В одной из дневниковых записей Николая II отмечалось, что его сестры Ксения, Ольга, брат Михаил и один из близких родственников Петр на двух роялях «играли в восемь рук» [77].

133

Однажды по приглашению хозяина усадьбы Архангельское император Николай II посетил его имение, когда там ставили отрывки из опер Дж. Россини «Севильский цирюльник» и Дж. Верди «Риголетто». Впечатление от всего увиденного и услышанного осталось очень хорошее. «Все было замечательно красиво и хорошо устроено; мне этот вечер напомнил прежние времена, когда происходили пиршества и увеселения у помещиков!» [78]. В загородных императорских резиденциях звучала не только классическая музыка высоких жанров, но и русская народная. Так, в 1914 году в Павловске члены императорского дома с удовольствием «слушали в саду Измайловских балалаечников» [79].

В начале XX века интерес к русской народной музыке все более возрастал во всех слоях русского общества. Это проявлялось и в домашнем музицировании, и в создании оркестров русских народных инструментов, и в широком распространении народных хоров.

Научно-технический прогресс привел к появлению в XX веке граммофона. Появились граммофонные записи голосов выдающихся певцов. В старинных русских усадьбах с граммофонов зазвучали голоса Ф. И. Шаляпина, Л. В. Собинова, А. В. Неждановой и других великих вокалистов, а также популярные инструментальные произведения. Несмотря на то, что граммофон не мог точно передавать всю красоту и тембровое богатство музыкального звука, тем не менее граммофонная запись способствовала распространению репертуара столичных певцов и музыкантов в самых глухих уголках России, отдаленных от центра русских усадьбах. Вокальный и инструментальный репертуар, популярный в то время в городах, быстро перенимался и распространялся в русских усадьбах.

4. Коллекционирование

Значительную роль в развитии русской художественной культуры сыграло коллекционирование, которым увлекались многие обладатели дворянских усадеб. Как и в других странах, приобщение к наукам и искусству сопровождалось в России интересом к коллекционированию. Можно считать, что начало

134

коллекционированию в России положил император Петр I. В галереях Монплезира он поместил более двадцати картин, объединенных морской тематикой. Коллекции картин, скульптур, фарфора, музыкальных инструментов, книг собирали и другие русские императоры. Но особенно большой вклад в дело коллекционирования внес император Александр III. С юных лет он проявлял большой интерес к живописи. Александр III был тонким ценителем изобразительного искусства, но «пристрастие его склонялось в особенности к древностям русским, памятникам зодчества, орнаментации, иконописи, фресков и мозаики» [80]. Он старался не пропускать ни одной интересной выставки живописцев. За границей он посещал не только музейные экспозиции, но и знаменитые фабрики, где изготовляли фарфор, фаянс, серебряные изделия, мебель. Он приобретал интересующие его редкости и увеличивал свою собственную коллекцию. Дворец в Царском Селе пополнился новыми полотнами К. П. Брюллова, В. Л. Боровиковского. Впоследствии император приобрел картины И. Е. Репина (1844 – 1930), Д. В. Поленова, И. И. Шишкина (1832 – 1898). В мастерской известного скульптора М. М. Антокольского (1843 – 1902) император Александр III купил бронзовую статую Петра I, которая была установлена в Петергофе перед дворцом Монплезир.

Он всегда покровительствовал русским художникам, щедро, по-царски оплачивал их труд, когда приобретал понравившиеся ему картины на выставках. Многие русские художники получали от него награды и пожизненные пенсии. «Кабинет Александра III ежегодно отпускал 20 тысяч рублей Академии художеств для пополнения художественными произведениями вновь открывающихся музеев как и в провинции, так и в Санкт-Петербурге» [81]. Из коллекции картин, собранных императором Александром III, был создан знаменитый Русский музей в Санкт-Петербурге, который носил его имя.

В подражание императорам, а также руководствуясь личными интересами, многие русские дворяне собирали в своих поместьях картинные галереи, в которых содержались не только фамильные портреты, но и полотна самых разнообразных жанров. Такие галереи

135

положили начало коллекционированию произведений искусства в дворянских усадьбах. Многие произведения привозились дворянами из-за границы, но немало делалось местными мастерами. Желая создать у себя галерею, помещик зачастую собирал ее наскоро и мог соединить первоклассные художественные произведения с совершенно безвкусными подделками и плохо выполненными копиями. Не все дворяне обладали достаточными материальными средствами для приобретения произведений искусства и потому не редко получали их путем обмена. Интересно, что картину они могли выменять на какую-либо часть своего гардероба, на коляску, предмет мебели. При этом, как отмечали исследователи, некоторые помещики иногда обнаруживали полную эстетическую безграмотность, совершенное непонимание искусства. Так, при выборе произведений живописи они чаще всего предпочитали картины, написанные яркими, сочными красками в массивных золоченых рамах. Работы, написанные в темных или несколько бледных тонах даже выдающихся художников, не пользовались у них спросом. Среди известных мастеров живописи предпочтение отдавалось картинам А. Ватто, Я. Иорданса (1593 – 1678), Дж. Доу. Русский помещик-коллекционер иногда покупал предметы искусства, даже не видя их, зная о них только понаслышке. Первоначально во многих русских усадьбах в основном находились картины или второстепенных мастеров или даже низкопробные подделки. Почти все лучшее вывозилось в Петербург и Москву.

Наиболее образованные и обладающие эстетическим вкусом владельцы усадеб были заинтересованы в том, чтобы иметь собственных архитекторов, скульпторов, художников высокого уровня и поэтому посылали своих талантливых крепостных на обучение в столицу или даже в Европу. В результате этого появились крепостные высокопрофессиональные художники, творческая деятельность которых была связана с усадебной культурой. По мнению Т. П. Каждан, изучавшей художественную жизнь русской усадьбы, «тема усадебного собирательства и вытекающая из нее тема усадебного музея по существу красной линией проходит через весь XIX век». Усадебной культуре свойственно «музейное видение», то есть восприятие владельцами

136

усадеб «своих собраний как некоего общекультурного явления, имеющего более широкое значение, чем банальное украшение интерьеров усадебного дома» [82].

Особое место среди таких коллекционеров принадлежало князю Н. Б. Юсупову, владельцу усадьбы Архангельское. В залах архангельского дворца он разместил свою художественную коллекцию. Князь Н. Б. Юсупов (1750 – 1831) был выдающимся государственным деятелем, дипломатом, знатоком искусства, меценатом и коллекционером. Как большинство русских дворян, он получил хорошее домашнее образование и затем учился в лучших культурных центрах Европы. Обучаясь в Туринском университете, он встречался с французскими философами Ф. Вольтером, Ж.-Ж. Руссо, писателем П. Бомарше (1732 – 1799). Позднее он состоял на дипломатической службе в Италии, Испании, Англии, Франции. В связи с дипломатическими поручениями ему приходилось бывать в крупнейших городах Западной Европы: в Риме, Париже, Лондоне, Вене, Неаполе, Мадриде, Амстердаме. Для Императорского Эрмитажа по поручению Императрицы Екатерины Великой он приобретал картины в Европе. Деятельностью Эрмитажа князь Н. Б. Юсупов руководил с 1796 по 1799 годы. При нем это уникальное собрание памятников искусства было преобразовано в дворцовый музей. После войны 1812 года князь Н. Б. Юсупов руководил восстановлением разрушенных зданий Московского Кремля, созданием экспозиции Оружейной палаты.

При всей своей активной общественной деятельности князь Н. Б. Юсупов, продолжая дело своего отца, занимался составлением коллекций. Собрание коллекций было начато в 1770 году. В него входили произведения живописи, скульптуры и художественные изделия другого рода. Вначале свою небольшую коллекцию князь Н. Б. Юсупов разместил в своем доме в Петербурге, но впоследствии, когда коллекция увеличилась, в 1811 году местом, наиболее подходящим для нее, стало подмосковное имение Архангельское.

В течение нескольких лет князем Н. Б. Юсуповым была создана картинная галерея, насчитывавшая более пятидесяти полотен, среди которых были работы великих мастеров живописи Дж. Б. Тьеполо (1696 – 1770), Х. Рембрандта, П. Рубенса (1577 –

137

1640), А. Ван-Дейка (1599 – 1641), Ф. Буше (1703 – 1770). Работам французского художника Г. Робера (1733 – 1808) были отведены две комнаты дворца. Итальянская живопись была представлена в зале Дж. Б. Тьеполо. В коллекции архангельской усадьбы находился известный шедевр итальянского живописца Дж. Б. Тьеполо «Пир Клеопатры». Сюжетом этой картины послужил эпизод из истории Древнего Рима. Египетская царица Клеопатра во время пира в честь римского полководца Антония растворила в бокале с уксусом знаменитую на весь мир огромную жемчужину, поразив всех собравшихся презрением к своим несметным богатствам. Шедевр великого фламандского живописца А. Ван-Дейка «Портрет дамы», который также принадлежал коллекции князя Н. Б. Юсупова, представлял тип парадного аристократического портрета, который А. Ван-Дейк создал в так называемый английский период своего творчества и который послужил образцом для нескольких поколений европейских художников.

В картинной коллекции в Архангельском представлены главным образом выдающиеся мастера живописи западноевропейских школ XVI – XVII веков, а также художники конца XVIII – начала XIX веков. Среди немногочисленных произведений отечественного изобразительного искусства в картинной галерее усадьбы Архангельское есть пейзажи основоположника русского городского пейзажа Ф. Я. Алексеева (1753 – 1824), полотна А. О. Орловского (1770 – 1832), изображающие всадников, сцены охоты в романтическом духе. В русло развития русского изобразительного искусства вошло творчество французского художника Никола де Куртейля (1768 – 30-е годы XIX века), который в 1804 году переселился в Россию. В 20-е годы XIX века он жил и работал в Архангельском. К лучшим работам живописца принадлежит «Портрет крепостной актрисы Анны Боруновой», талантливой певицы крепостного театра князя Н. Б. Юсупова.

Кроме произведений живописи, коллекция Архангельского содержала античные мраморы, старинную бронзу, китайский и японский фарфор, изделия немецкого мейссенского фарфора, ковры и гобелены.

138

Не меньшую ценность представляла усадебная библиотека, в которой насчитывалось около двадцати тысяч томов, начиная с изданий XV века. Особенно полно в ней были представлены разделы истории, искусства и литературы.

Особое место среди усадебных коллекций принадлежало имению Поречье. Согласно писцовым книгам XVI века, первоначально хозяином подмосковного села Поречье был М. И. Протопопов. Как и большинство русских дворянских усадеб, за свою историю оно сменило несколько владельцев. В XVII веке в Поречье была выстроена каменная церковь Рождества Пресвятой Богородицы. Во время Отечественной войны 1812 года усадьба сильно пострадала: главный дом был разрушен и частично сгорел, а служебные помещения сгорели полностью. В 1818 году усадьба Поречье была отдана как приданое дочери графа Л. К. Разумовского, вышедшей замуж за графа С. С. Уварова (1786 – 1855). В роду Уваровых имение оставалось до 1917 года. Разрушенная в период войны 1812 года усадьба была отстроена заново. Граф С. С. Уваров был министром народного просвещения, президентом Академии наук, автором известной триады «самодержавие, православие, народность». Граф С. С. Уваров вместе со своим сыном, графом А. С. Уваровым, создали в усадьбе замечательный археологический музей и ценнейшую библиотеку по различным отраслям знаний. Здесь были представлены и библиографические редкости. Усадьба Поречье играла роль значительного культурного центра в России в течение всего XIX века. Сюда часто приезжали выдающиеся деятели русской науки и литературы такие, как историк М. П. Погодин (1800 – 1875), поэт В. А. Жуковский (1783 – 1852).

В главном усадебном доме не было залов для увеселений и балов, традиционных для дворянских усадеб. Дворец в усадьбе Поречье был предназначен в первую очередь для размещения музейных коллекций. По мнению специалистов, библиотека Поречья была, вероятно, самой большой среди усадебных библиотек России. В ней насчитывалось около семидесяти тысяч томов.

В нижних этажах дворца располагалась портретная картинная галерея владельцев усадьбы. Интересен представленный в ней портрет казака Г. Розума, основоположника рода Разумовских.

139

Музей усадьбы Поречье считался одним из самых значительных частных собраний России. Замечательным экспонатом музея являлась Альтемпская урна, которая была вывезена графом С. С. Уваровым из Италии. Среди древних экспонатов, хранящихся в музее, выделялись бронзовый бюст, найденный графом А. С. Уваровым при раскопках в Помпеях, античные статуэтки, древнегреческие вазы с Кипра, изделия из скифских курганов, этрусский глиняный сосуд. Важную роль в оформлении интерьеров музея играл алый цвет стен, на фоне которого наиболее выразительно выглядели белокаменные итальянские скульптуры. Коллекции византийских икон и мозаик, изделия ювелирного искусства, древних монет также занимали большое место в собрании усадебного музея.

В музейной коллекции было представлено богатое собрание живописи и скульптуры выдающихся западноевропейских и русских мастеров: картины Рафаэля Санти (1483 – 1520), Дж. Тьеполо, Б. Мурильо (1618 – 1682), В. Л. Боровиковского, О. А. Кипренского (1782 – 1836), которого современники называли «русским Ван-Дейком», В. А. Тропинина, Ф. С. Рокотова.

Граф А. С. Уваров (1825 – 1884) после окончания Петербургского университета служил по дипломатическому ведомству, но вскоре оставил службу и отдал все силы археологии и коллекционированию. Он предпринял археологические раскопки на Черноморском побережье, исследовал курганы около г. Суздаля и г. Ростова. По инициативе графа А. С. Уварова в 1864 году было создано Московское археологическое общество, которое ставило серьезные задачи в деле сбережения и изучения памятников старинного искусства. Стали регулярно производиться археологические съезды, которые сплотили ученых, архитекторов, деятелей искусства. Московское археологическое общество участвовало в создании Российского Исторического музея. После смерти отца граф А. С. Уваров получил в наследство богатую фамильную коллекцию произведений искусства в усадьбе Поречье. Он выпустил «Указатель Порецкого музеума для посетителей», который считается одним из ранних путеводителей по частным музеям России.

140

Граф А. С. Уваров заботился не только о расширении коллекции, но также об ее систематизации, научном изучении. Благодаря его стараниям в музей усадьбы Поречье стали стекаться русские древности, старопечатные книги, многообразные этнографические памятники.

Работу, начатую графом А. С. Уваровым, продолжила его вдова П. С. Уварова (1840 – 1924). Она подготовила и опубликовала «Каталог собрания древностей гр. А. С. Уварова». После октябрьского переворота 1917 года из усадьбы Уваровых в Исторический музей было вывезено более семидесяти картин, множество миниатюр, саркофаг и некоторые другие предметы античности.

Как известно, богатой коллекцией живописи обладал род графов Шереметевых. Живописные полотна в картинной галерее графа Н. П. Шереметева висели в три ряда и заполняли всю поверхность стен. Здесь, как отмечалось выше, были копии работ выдающихся итальянских, голландских, немецких мастеров.

В богатых поместьях можно было встретить немало домашней утвари, воинских доспехов, посуды, фарфоровой и серебряной, которые принадлежали предкам владельцев усадьбы и представляли значительную художественную ценность.

Изделия декоративно-прикладного искусства, выполненные крепостными мастерами, стояли на очень высоком художественном уровне и достойно пополняли коллекции искусства в усадьбах русских помещиков.

Роскошными коллекциями обладали, конечно, далеко не все русские дворяне. Но небольшие, даже незначительные в художественном отношении коллекции находились в каждой русской дворянской усадьбе XVIII – XIX веков.

Представители художественного объединения «Мир искусства», деятельность которого развернулась в начале XX века, в сферу своих интересов включали изучение русской культуры прежних времен. Все они давали очень высокую оценку русского усадебного художественного творчества XVIII – начала XIX веков, которое представляло собой синтез разных видов искусства. Со многими редкими, иногда даже уникальными предметами

141

художественной культуры так называемые мирискусники часто знакомились через усадебные коллекции, в которых эти ценности бережно сохранялись владельцами усадеб в течение многих лет.

Глава III. Православие – основа духовного единства всех сословий

русского общества

1. Духовно-нравственные идеалы

В русской усадьбе аристократическое начало удивительным образом сочеталось с сельским патриархальным бытом. С одной стороны русские дворяне были приверженцами европейской культуры, о чем свидетельствуют архитектурные стили усадеб, садово-парковое искусство, но с другой стороны внутренний мир владельцев усадьбы принадлежал православной вере, исстари свойственной русскому народу. Как известно, религиозная вера имеет первостепенное значение в духовной культуре и мировоззрении человека. По мнению большинства мыслителей, чтобы понять Россию, надо прежде всего увидеть религиозные основы ее духа. Широко известны слова Ф. М. Достоевского: «… у нас вся народность основана на христианстве. Слова крестьянин, Русь православная – суть коренные наши основы … Всякий неверующий ли равнодушный решительно не может понять и никогда не поймет ни русского народа, ни русской народности» [83].

По мнению русского философа К. Н. Леонтьева (1831–1891), простой русский народ встречался с европеизированным дворянином как соотечественником только во время войны на полях сражений и в православном храме. К. Н. Леонтьев считал, что все русское общество в конце XVIII – середине XIX веков можно было разделить на две части. Одна из них – народная, которая по существу не знала ничего, кроме своего, веками сложившегося русского,

142

другая – дворянская, космополитическая, которая, за редким исключением, своего национального, русского почти совсем не знала. Только в годы лихолетья, когда России угрожало иноземное порабощение, все сословия объединялись. Главную роль в этом единстве играла православная вера, веками влиявшая на формирование личности русского человека как простолюдина, так и аристократа. Внешняя сторона жизни, иноземные ее формы в период трудных испытаний уходили, а глубинное, исконно русское, следовательно, православное, пробуждалось. Вся русская история является ярким свидетельством этому. В годы вражеских нашествий русские люди всех сословий, включая царей, представителей знатных родов и крестьян, мужественно шли на защиту веры и отечества. Русские воины, готовясь к бою, обычно молились, постились, многие причащались. Крест Христов и наиболее чтимые святые иконы сопровождали русскую армию во время военных походов.

В полной мере религиозность русского народа проявилась в страшных испытаниях Отечественной войны 1812 года. Многие исследователи считают, что это было противостояние всей Европы и России, «без всякого сомнения, эту войну можно назвать не только Отечественной войной 1812 года, но и европейско-русской» [84]. Война заставила по-иному взглянуть на жизнь, пересмотреть прежние убеждения, обратиться мыслями к Богу. Это ярко проявилось в мировоззрении русского императора Александра I. Историки отмечают, что император серьезно заинтересовался православием только во время наступления Наполеона на Россию. Впервые прочитав Евангелие в 1812 году на французском языке, Александр I был поражен необычайной мудростью этой книги, сразу прочувствовал ее таинственный и внушительный голос. Православная церковь подняла дух русского народа, подвигла его на великие жертвы и подвиги. Все воины отечественного ополчения в ту войну, от генералов до рядовых солдат, имели на своих головных уборах знак креста. Как известно из истории, святая икона Смоленской Божией Матери сопутствовала во всех походах главнокомандующему русской армией М. И. Кутузову (1745 – 1813). Молебен перед этой иконой был совершен перед Бородинским

143

сражением. «С крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие нас не одолеют» [85], – сказал император Александр I, обращаясь к русскому народу в начале войны.

Радостное известие об изгнании врагов из Москвы было отмечено торжественной церковной службой. 12 октября 1812 года звон колоколов Страстного монастыря известил жителей Москвы о том, что французы покинули столицу, и вслед за ним раздался звон колоколов всех уцелевших храмов Москвы. Князь А. А. Шаховской, очевидец тех событий, писал: «Сильный трезвон заколебал московское поднебесье. Все как будто встрепенулись, и, конечно, с победы Пожарского и всенародного избрания Михаила Федоровича не было ни одной литургии, петой в Москве с таким умилением и слушанной с таким благочестием; но когда по ея окончании священный клир возгласил славу перед царскими вратами – «Царю Небесный, Утешителю!» – все, наполнявшие монастырское здание, начальники, воины, дворяне, купцы, народ русский и иностранцы, православные и разноверные, даже башкиры и калмыки, служившие в войске, пали на колени, и хор рыданий смешался со священным пением и всеместным трезвоном колоколов» [86]. В день Рождества Христова, 25 декабря (по ст. стилю) 1812 года, Александр I подписал Манифест об окончании войны и Указ о возведении в Москве храма Христа Спасителя. Вековечным памятником Отечественной войны явился не аллегорический монумент, не мавзолей, а православный храм в благодарность Богу за спасение отечества. В манифесте о прекращении военных действий император провозглашал: «Содеянное храбрым воинством нашим превыше сил человеческих! Спасение России от врагов есть явно излиянная на нас благодать Божия!» [87].

Разгромив армию Наполеона, русские войска весной 1814 года вступили в Париж и здесь, в столице Франции, 10 апреля (по ст. стилю) праздновали Пасху. В Париже в то время не было ни одной православной церкви. На площади Согласия соорудили алтарь, и вокруг него собралась русская армия. Священники в праздничных облачениях совершили пасхальное Богослужение. В многотысячной пастве, которая состояла из русских воинов, восторженно прозвучали дорогие каждому православному возгласы: «Христос

144

воскресе! Воистину воскресе!» Император Александр I впоследствии вспоминал: «Торжественная это была минута для моего сердца; … вот, думал я, по неисповедимой воле Проведения, из холодной отчизны Севера привел я православное мое воинство для того, чтобы в земле иноплеменников, столь недавно еще нагло наступавших в Россию, в их знаменитой столице… принести совокупную, очистительную и вместе торжественную молитву Господу» [88]. Император Александр I пережил за годы войны сильнейшее душевное потрясение, которое привело его к изменению своих прежних ценностных ориентаций. Он пришел к глубокой вере в Бога, которая со временем только укрепилась. События военных лет изменили мировоззрение многих представителей господствующего класса России, их отношение к православию и церкви. Прежде они смотрели на русскую православную церковь как на духовный институт, который поддерживал в народе нравственность. Но к православной вере в большинстве своем они были равнодушны. В своем отечестве они походили на иностранцев, поскольку в основном были людьми франкоязычными. Отечественная война 1812 года выявила истинные непреходящие ценности жизни, показала великое значение православной веры и церкви, их духовную силу, исключительную объединяющую роль. После окончания Отечественной войны 1812 года произошел небывалый рост национального самосознания во всех слоях русского общества, который привел к величайшему взлету и расцвету русской культуры в течение всего XIX и в начале XX веков.

Представители царского дома Романовых были людьми глубоко верующими. Последний русский император Николай II молитвой начинал и молитвой кончал свой трудовой день. По воспоминаниям очевидцев, перед каждым важным делом «он, не спеша, истово осенял себя крестным знамением, призывая себе в помощь Господа Бога» [89]. Николай II никогда, ни при каких обстоятельствах, не пропускал церковной службы. Русский офицер Д. Ходнев вспоминал Богослужение в воскресенье 10 декабря 1906 года в церкви Царскосельского дворца, когда он впервые увидел Николая II молящимся: «Я был поражен благочестием, смирением и усердием, с какими молился Царь … В последние годы Царская

145

Семья почти не пропускала богослужений в Государевом Феодоровском соборе… Все православные церковные правила и обычаи строго выполнялись Царской Семьей – посты, исповедь, св. причастие, христосование» [90].

Во время Первой мировой войны все развлечения в семье императора Николая II совершенно прекратились. В Царском Селе сразу открыли лазареты, в которых в качестве сестер милосердия работали супруга Николая II, императрица Александра Федоровна, и их дочери. Всех поражала трудоспособность и самоотверженность, с какими они выполняли свои тяжелые обязанности. При этом они не пропуска- ли церковные службы. Интересные воспоминания оставила Т. Е. Мельник-Боткина, дочь врача Е. С. Боткина, разделившего трагическую участь императорской семьи. Во время Великого поста в 1915 году на Всенощной императорская семья, как обычно, молилась в Государевом Феодоровском соборе. По желанию членов императорской семьи на богослужении присутствовали только воины полка, располагавшегося в Царском Селе. Сильные чувства пережила в этот вечер Т. Е. Мельник-Боткина. «Я никогда не забуду того впечатления, – писала она в своих воспоминаниях, – которое меня охватило под сводами церкви: молчаливые стройные ряды солдат, темные лики Святых на почерневших иконах, слабое мерцание немногих лампад и чистые, нежные профили Великих Княжон в белых косынках наполняли душу умилением, и жаркие молитвы без слов за эту Семью из семи самых скромных и самых великих русских людей, тихо молившихся среди любимого ими народа, вырывались из сердца» [91].

Николай II, императрица Александра Федоровна и их дети всегда приходили в храм до начала службы. Император и цесаревич Алексей по традиции молились на видном месте, а императрица и великие княжны стояли за колонной. Как вспоминала Т. Е. Мельник-Боткина, для императрицы была устроена небольшая молельня вблизи алтаря. Здесь всегда горели лампадки, лежали свежие цветы перед святыми иконами.

Как в прежние времена народных бедствий и тяжелых испытаний, так и в годы Первой мировой войны, объединяющая сила православия проявилась в той же степени. Известный русский поэт

146

Н. С. Гумилев (1886 – 1921) во время Первой мировой войны был войсковым разведчиком. Он описал настроение, которое охватило всех русских воинов, офицеров и солдат, во время проведения молебна в 1915 году в действующей армии. «В конце недели нас ждала радость. Нас отвели в резерв армии, и полковой священник совершил Богослужение. Идти на него не принуждали, но во всем полку не было ни одного человека, который бы не пошел. На открытом поле тысяча человек выстроились стройным прямоугольником, в центре его священник в золотой ризе говорил вечные и сладкие слова, служа молебен. Было похоже на полевые молебны о дожде в глухих, далеких русских деревнях. То же необъятное небо вместо купола, те же простые и родные, сосредоточенные лица. Мы хорошо помолились в тот день» [92].

Духовно-нравственные идеалы, сложившиеся под влиянием православной веры, по сути своей были общими для всех слоев русского общества. В России детей с самых малых лет приучали к внутренней, нравственной дисциплине, объясняли, что не все то, чего хочется, позволительно. Взрослые старались воспитать в детях понимание превосходства в человеке духовно-нравственного начала над плотским, телесным. Некоторые разбогатевшие крестьяне строили на свои деньги церкви. Они пользовались особым уважением у односельчан. Так, например, отец великого русского ученого М. В. Ломоносова, крестьянин В. Д. Ломоносов, принимал активное участие в постройке церкви великомученика Димитрия Солунского в Архангельской губернии, а также вносил большие суммы денег на украшение этого храма.

В программе Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева (1843 – 1903) был вопрос о посещении крестьянами церкви. На него откликнулись из всех губерний России. Наиболее характерными были сообщения, подобные тем, которые прислал крестьянин Ф. Ф. Шутов из Вологодской губернии. Он писал, что его односельчане в праздники вставали в пять часов утра и отправлялись в церковь. Обязательное посещение праздничных и воскресных служб отмечали все корреспонденты Тенишевского бюро. Отмечалось, что дома крестьяне не садились за стол, не помолившись, не начинали никакого дела, не перекрестившись. Некоторые крестьяне даже

147

вставали в полночь помолиться Богу, а под большие христианские праздники молились ночью почти до рассвета. Важно заметить, что молиться они старались так, чтобы их никто не видел, следуя Евангелию, в котором сказано, что получивший награду в земной жизни в похвалах от людей, не получит ее на небе от Бога. Несмотря на то, что большинство крестьян были малограмотными и необразованными, посещение церкви, домашняя молитва, соблюдение церковных обрядов глубоко вошли в их духовно-нравственную жизнь. Большое значение придавалось строгому соблюдению постов. Корреспондент Тенишевского бюро из Орловской губернии сообщал, что некоторые крестьяне по средам и пятницам ели только один раз в день немного хлеба с водой. Во время постов крестьяне не пели песен, детям тоже не разрешалось петь и шуметь.

Выдающийся русский поэт Г. Р. Державин, будучи губернатором Олонецкой губернии, свидетельствовал о массовом движении русских богомольцев в Соловецкий монастырь в конце XVIII века. Он отмечал большие трудности этих поездок. Тем не менее все эти трудности преодолевались, потому что паломничество к святым местам считалось у русских крестьян делом богоугодным. Из среды усердных богомольцев выделялись крестьяне-проповедники.

Интересный случай описал А. С. Пушкин в 1835 году. Поэт рассказал о яркой судьбе крестьянина Ветошкина, который жил в г. Торжке в XVIII веке. Он служил приказчиком на торговых барках. Ветошкин поначалу был старообрядцем, но, видимо, не все его удовлетворяло в этой вере. Однажды он пришел к митрополиту с просьбой разъяснить ему догматы православия. Митрополит сказал ему, что для того, чтобы разбираться в догматах православной веры, нужно быть хорошо образованным человеком: знать древнееврейский и древнегреческий языки, латынь и многое другое. Через два года крестьянин вновь пришел к митрополиту, изучив за это время все, что было ему указано. К этому времени он отрекся от старообрядчества и в течение нескольких лет вел серьезные богословские споры со старообрядцами. Аристократка Н. К. Загряжская, родственница супруги А. С. Пушкина, с удивлением

148

спросила, как он достиг такой образованности. Крестьянин ответил, что сначала трудно было, а потом легче. По его словам, книги доставляли ему добрые люди: граф Никита Иванович и князь Г. А. Потемкин. Целыми днями Ветошкин был занят книгами. Князь Г. А. Потемкин все время покровительствовал Ветошкину и так полюбил своего подопечного, что взял его с собой в Молдавию, настолько к нему привязался. К сожалению, там Ветошкин вскоре заболел и умер в возрасте тридцати пяти лет [93].

Конечно, таких крестьян, как Ветошкин, было немного, но иметь несколько книг богословского и религиозного содержания было обычным явлением для большинства русских крестьян. Характерной чертой крестьянской религиозной жизни была устная передача житий святых. На это обратил внимание Ф. М. Достоевский. В своем «Дневнике писателя» за 1877 год он отмечал: «… по всей земле русской чрезвычайно распространено знание Четьи-Минеи – о, не всей, конечно, книги – но распространен дух ее по крайней мере, – почему же так? А потому, есть чрезвычайно много рассказчиков и рассказчиц о житиях святых. Рассказывают они из Четьи-Миней прекрасно, точно, не вставляя ни единого слова от себя, и их заслушиваются. Я сам в детстве слышал такие рассказы прежде еще, чем научился читать. Слышал я потом эти рассказы даже в острогах у разбойников, и разбойники слушали и воздыхали. Эти рассказы передаются не по книгам, а заучивались изустно. В этих рассказах, и в рассказах про святые места, заключается для русского народа, так сказать, нечто покаянное и очистительное. Даже худые, дрянные люди, барышники и притеснители, получали нередко странное и неудержимое желание идти странствовать, очиститься трудом, подвигом, исполнить давно обещанное» [94].

Из рассказа дьячка Куростровской Дмитриевской церкви Архангельской губернии Василия Варфоломеева о детстве великого русского ученого М. В. Ломоносова узнаем, как заучивались жития святых. В. Варфоломеев писал, что в детские годы М. В. Ломоносов в короткое время в совершенстве овладел российской грамотой. Имея 12 лет от роду, он был «охоч читать в церкви псалмы и каноны и по здешнему обычаю жития святых, напечатанные в прологах, и в том был проворен, а притом имел у себя природную глубокую

149

память. Когда какое житие или слово прочитает, то после пения рассказывал в трапезе старичкам сокращенное на словах обстоятельно» [95]. Жития святых были очень любимы в русском народе. Они давали образцы поведения, воплощая в себе нравственные христианские добродетели: самопожертвование, милосердие, смирение, аскетизм, бескорыстие, нравственную чистоту, целомудрие, любовь к людям. Конечно, в каждой крестьянской семье были иконы Христа Спасителя, Божией Матери и святых угодников Божиих, среди которых особенно почитали Святителя Николая Чудотворца, Преподобного Сергия Радонежского, Иоанна Крестителя, Илию Пророка, Иоанна Воина, Георгия Победоносца, чудотворца и целителя Пантелеимона. Религиозность русских крестьян была тесно соединена с их образом жизни, служила основой их существования.

Многие иностранцы, жившие в России или общавшиеся с русскими за рубежом, отмечали в них редкую религиозность, которая отличалась целостностью. Англичанин Стивен Грэхем, который много раз ездил в Россию, наблюдал русскую жизнь от Архангельска до Владикавказа и хорошо овладел русским языком, поделился своими впечатлениями от общения с представителями разных слоев русского общества в книге «Путь Марфы и путь Марии» (1915). Его наблюдения привели к выводам, что разговор с англичанином кончается обычно беседой о спорте, с французом – беседой о женщинах, разговор с русским интеллигентом приводит к размышлениям о России, а с русским крестьянином – к рассуждениям о Боге и религии. Стивен Грэхем считал, что русская идея – это христианская идея, так как первое место в ней занимают внимание и любовь к людям, особенно страдающим. Жизнь земную русские люди не считали подлинной жизнью, и материальная сторона жизни для них не играла большой роли. Русские люди, как считал С. Грэхем, шли путем Марии, которая, согласно Евангелию, «избрала благую часть», слушала со вниманием слово Божие, заботилась о главном в жизни человеческой, о духовном, и не увлекалась житейской суетой, которая занимала и отвлекала от слова Божиего ее сестру Марфу.

150

Французы в лице лучших знатоков русской жизни (Леруа-Болье, Де-Вогюе) замечали, что «русские глубоко и искренно интересуются только моралью и религией, хотя любят говорить об экономии и праве» [96]. Христианская вера имела ведущее значение в объединении дворян с крестьянством не только в годы лихолетья, вражеского нашествия, но и в мирное время. Религиозная вера занимала важное место в усадебном быту.

Со строительства церкви начиналась жизнь усадьбы. Церковь обычно строилась раньше, чем господский дом. Купола церквей и колокольни возвышались во всех помещичьих имениях. Часто они представляли собой прекрасные памятники архитектуры, непреходящую художественную ценность. Так, в имении князя П. И. Прозоровского Петровское, расположенном в живописном месте Московской губернии при впадении реки Истры в Москву-реку, в 1688 году была построена редкой красоты Тихвинская церковь, в честь Тихвинской иконы Божией Матери. Она представляла собой уникальный для русского зодчества храм башенного типа. Освятил церковь патриарх Иоаким. Царевна Софья и царь Иван, брат и в то время соправитель императора Петра I, присутствовали при обряде освещения этого храма.

В имении Марфино Московской губернии, принадлежавшем князьям Голицыным, в 1701 – 1707 годах была построена церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы, которую современники называли «прекрасным памятником барокко», «нарядной игрушкой». Она представляла собой оригинальное сочетание стиля древнерусского зодчества XVII века, известного под названием московского барокко, и характерных признаков получившего впоследствии распространение русского классицизма.

Замечательная церковь была построена в имении Троицкое княгини Е. Р. Дашковой. Как описывали очевидцы, каменная церковь была огромного размера, что вполне соответствовало роскоши господского усадебного дома. Церковь была не только величественна, но и красива. Изнутри она была украшена прекрасными иконами. Здесь, в Троицкой церкви, княгиня Е. Р. Дашкова была похоронена.

151

Дворяне заботились о том, чтобы в их селах строились церкви, где крестьяне могли бы получить наставления в православной вере, выполнять необходимые христианские таинства и религиозные обряды. В то же время здание церкви могло быть важным элементом и даже центром всего архитектурного ансамбля дворянской усадьбы. При перестройке главного дома и других усадебных построек изменениям подвергалось и здание церкви. Часто на место бывшего ветхого строения приходило величественное здание каменного собора, которое создавалось лучшими архитекторами того времени. К примеру, церковь в усадьбе Рай-Семеновское строилась по проекту выдающегося русского архитектора М. Ф. Казакова в течение двадцати лет. Ее интерьер был отделан итальянским мрамором и благородными металлами. Современники отмечали, что нигде в Европе нет частного человека, имеющего такую великолепную церковь. Небогатые помещики тоже тратили немалые средства на строительство церквей, считая это первостепенным делом.

После войны 1812 года многие русские дворяне лишились своих домов, при этом некоторые из них воспринимали эту беду как Божью кару за их грехи: маловерие, недостаточную набожность и т. п. Так, например, дворяне Яньковы, считали: «Господь нас за то и наказал, что мы себе дом выстроили, а церковь все еще стояла недоделанная, и решили мы сперва хотя один из приделов отделать, а между тем хлопотать о доме» [97].

Православная вера так глубоко вошла в русскую жизнь, что даже трудно представить себе русский пейзаж без православного храма, настолько неразрывно слились внешний вид храма, его архитектура, устремленные в небо купола с окружающим его природным ландшафтом. Гармоничное единство православного храма и русской природы глубоко чувствовал великий русский композитор П. И. Чайковский. В письме к Н. Ф. фон Мекк от 31 августа 1879 года он отмечал: «Вечером же… очень приятно усесться где-нибудь повыше и смотреть на … село со скромной церковью (какую прелесть придает всякому сельскому виду деревенская церковь!), на дальний лес» [98].

152

Особая глубина религиозного чувства была присуща русским женщинам. Дворянки заботились о нищих и сиротах, о странниках и Божиих людях, вместе с представителями других сословий русского общества совершали паломничества. Они делали пожертвования в церкви, создавали благотворительные общества. Англичанин Стивен Грэхем в своей книге «Неизвестная Россия» писал: «Русские женщины всегда стоят перед Богом; благодаря им, Россия сильна» [99].

Независимо от сословной принадлежности, некоторые русские люди избирали путь отречения от мирских соблазнов, полностью посвящали свою жизнь служению Богу. Со времен Древней Руси во многих дворянских семьях были родственники среди монахов и монахинь, а также среди иерархов православной церкви. Ярким примером этому в XIX веке может служить святитель Игнатий Брянчанинов (1807 – 1867), который за свою богоугодную подвижническую жизнь, раскрывшуюся в его сочинениях, написанных в духе подлинного Православного святоотеческого Предания, причислен Русской Православной Церковью к лику святых.

Епископ Игнатий (в миру Дмитрий Александрович) происходил из старинного знатного рода дворян Брянчаниновых. Его родители были людьми прекрасно образованными. Кроме того, они отличались благочестием, занимались благотворительностью: на своем иждивении они содержали приходское училище, в котором обучались крестьянские дети. Будущий епископ Игнатий (Брянчанинов) родился в селе Покровское Вологодской губернии, родовом имении своего отца. Жизнь в усадьбе оказала существенное влияние на формирование мировоззрения и характера будущего подвижника благочестия. Здесь, в уединенной сельской жизни, в соприкосновении с природой, которая явилась его первым наставником, он провел свое детство. Природа вселила в него склонность к созерцательности и размышлению. Он любил оставаться под тенью вековых деревьев обширного усадебного парка и там погружаться в раздумья о мироздании. Величественная природа северного края внушала ему возвышенные устремления. Но и позднее наблюдения над вечной природой открывали будущему

153

святителю Игнатию «книгу жизни», помогали обрести «священное тайнозрение». Глубокие размышления, которые навевала природа, отразились в его статьях: «Сад во время зимы», «Древо зимой пред окнами келии», «Дума на берегу моря», «Роса», «Размышление при захождении солнца», которые вошли в сборник его богословских трудов «Аскетические опыты».

В будущем христианском подвижнике рано проявилось религиозное чувство, но тем не менее по желанию родителей он получил светское образование, типичное для детей дворян. Блестяще, первым учеником, он окончил Главное военное инженерное училище в Петербурге. Отличная подготовка в науках, начитанность, прекрасное воспитание и благообразная внешность обратили на него внимание представителей царского дома. Император Николай I и его супруга, императрица Александра Федоровна, оказывали всяческое расположение юному Д. А. Брянчанинову. Редкие умственные способности, высокие нравственные качества, внимание и покровительство императорской семьи и высокопоставленных особ – все это открывало перед ним прекрасные перспективы. В юные годы Д. А. Брянчанинов имел большой успех и в светском обществе. Благодаря своим личным достоинствам, он был желанным гостем в великосветских салонах и домах. Он часто посещал салон А. Н. Оленина, президента Академии художеств, знатока и любителя искусств. На литературных вечерах, которые проводил в своем доме А. Н. Оленин, Д. А. Брянчанинов сделался любимым чтецом и декламатором. Его литературные дарования привлекли к нему внимание выдающихся русских литераторов: К. Н. Батюшкова, Н. И. Гнедича, И. А. Крылова, А. С. Пушкина. Общение с ними благотворно повлияло на его литературное развитие, о чем он с благодарностью вспоминал в последующие годы. Тем не менее к окружающему миру и своим светским успехам Д. А. Брянчанинов был абсолютно равнодушен. Они его совершенно не увлекали.

Напряженные поиски истины в конце концов привели Д. А. Брянчанинова на путь монашества, к которому его душа стремилась с ранних лет: уже в пятнадцатилетнем возрасте он признался отцу, что хотел бы стать монахом. Духовные устремления его были

154

настолько сильны, что ни уговоры родителей, ни императора Николая I не смогли повлиять на его решение. На этом поприще он полностью раскрыл свои дарования. Его личность, по свидетельству тех людей, которые его знали, светила христианскими добродетелями. С величайшим уважением относились к святителю Игнатию (Брянчанинову) композитор М. И. Глинка, писатель Н. В. Гоголь, художник К. П. Брюллов, герой Крымской войны адмирал П. С. Нахимов (1802 – 1855). Всей своей жизнью епископ Игнатий (Брянчанинов) представлял картину полного самоотречения ради исполнения евангельских заповедей. Глубокая вера помогала ему переносить многие трудности, беды и лишения, которыми была полна его жизнь.

Многострадальный путь привел его к преуспеянию в духовной жизни и послужил основой нового аскетически-богословского учения в духовной литературе. Аскетизм, подвижничество открывали ему тайны мироздания, истинные цели христианской жизни.

Сочинения святителя Игнатия (Брянчанинова) излагали святоотеческое учение о христианской жизни применительно к условиям жизни его современников. И в более позднее время они не утратили своего значения, по-прежнему являясь духовным руководством в жизни православных христиан. В этом одна из особенностей и достоинств его творений. Умудренный богоугодной жизнью, святитель Игнатий (Брянчанинов) оставил многочисленные богословские труды, духовно-нравственные сочинения, назидательные письма, которые являются непреходящей духовной ценностью.

Православные традиции и обряды сплачивали дворян и крестьян. Особенно ярко это проявлялось, когда отмечали Рождество Христово и Пасху. Сословные различия были чужды православной церковной жизни.

Иностранцев удивляла набожность многих русских аристократов. Например, князя Ю. Голицына, который на Святой неделе каждый день исповедовался и перед Причастием коленопреклоненно просил прощения у своих крепостных крестьян, что было очень трогательно и умиляло всех присутствовавших в

155

храме прихожан. Англичанка К. Вильмот, гостившая у княгини Е. Р. Дашковой в ее имении Троицкое, была удивлена тем, что перед исповедью все прихожане, начиная с самого царя и до крестьянина, должны просить прощения за свои грехи у верующих, присутствовавших в церкви. В имении Покровское, принадлежавшем помещикам Николевым, всегда в Прощеное воскресенье, после которого начинался Великий пост, к хозяйке имения приходили крестьяне и, кланяясь ей в ноги, просили у нее прощения, а она, в свою очередь, отдавала поясной поклон и просила прощения у них. В великую Субботу дворяне и крестьяне встречались в церкви за торжественным Богослужением, а в день светлого Христова Воскресения барин со своим семейством и крестьяне молились в одной церкви, и всех объединяла общая духовная радость. В полночь на Крестный ход, как правило, ходили все. В Пасхальную ночь никто не должен был остаться без церковной службы. Эта традиция распространялась на все слои русского общества. Стихиру «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех» и тропарь Пасхи «Христос воскресе из мертвых» пели вместе все прихожане, а не только певчие. Приветствовали друг друга словами «Христос Воскресе!» с ответом «Воистину воскресе!» и обменивались троекратным лобзанием.

В Святое Воскресение чаще всего праздничную трапезу устраивали на вынесенных во двор столах. За общим столом сидели и помещик со своим семейством, и духовенство, и крестьяне. Ели деревянными ложками, чтобы высшее сословие ничем не выделялось из среды простого люда. На Пасху священники с причтом ходили славить Христа по домам. В представлении русского народа святость великого праздника Пасхи была настолько велика, что развлекательная сторона проходила достаточно приглушенно, была не главной, увеселения не были бурными и шумными. В некоторых местностях России считалось, что разные забавы, песни не религиозного содержания, пляски в течение всей Святой недели являются греховным делом. Хороводы в это время или совсем не водили, или только в очень строгом стиле.

Другие церковные праздники обставлялись примерно так же, как и Пасха. Они начинались с торжественного Богослужения,

156

которое иногда сопровождалось крестным ходом, и завершалось трапезой. Помещики угощали крестьян пирогами, пряниками, орехами. Женщинам и девушкам раздавали перстни и серьги. В некоторых имениях крестьянам разрешалось проводить за праздничным весельем несколько дней, в каждый двунадесятый праздник веселились по три дня.

Иногда представители дворянской знати строили церкви в селах, связанных с важными историческими событиями, в память о погибших воинах. Так, вдова генерала А. А. Тучкова, геройски павшего в сражении на Бородинском поле, заложила свое тульское имение, продала все ювелирные украшения, чтобы построить сначала поминальную часовню, а потом храм-памятник Спас Нерукотворный на месте средней Багратионовой флеши, на котором погиб ее муж. Император Александр I выделил большую сумму денег на строительство этого храма, который стал первой постройкой на Бородинском поле. Вскоре после скоропостижной смерти четырнадцатилетнего сына вдова генерала А. А. Тучкова стала жить рядом с храмом Спаса Нерукотворного в небольшой церковной сторожке, чтобы всегда находиться вблизи того места, где погиб ее муж и похоронен сын. Вокруг храма вскоре зародилась община. К вдове генерала приходили крестьяне окрестных сел за добрым советом, для лечения от недугов. Впоследствии созданная М. М. Тучковой благочестивая женская община по благословению митрополита Филарета (Дроздова) (1782 – 1867) получила статус Спасского женского богоугодного общежительного заведения. Митрополит составил для него «Правила», в которых говорилось, что «особенная обязанность пребывающих в сем общежитии – приносить молитвы за православных вождей и воинов, которые в сих местах за веру, государя и отечество на брани живот свой положили в лето 1812-е» [100]. Через несколько лет М. М. Тучкова приняла монашеский постриг по благословению митрополита Филарета, своего духовника. Она была поставлена игуменьей Спасо-Бородинской женской обители. Кроме своего главного дела – молитвенного, духовного служения людям, игуменья заботилась и о временных земных радостях монахинь: она составила рецепт знаменитого бородинского хлеба (известного до сих пор), чтобы

157

внести разнообразие в строгость великого поста, укрепить своих подопечных.

В 1847 году по приглашению настоятельницы, игуменьи Марии (Тучковой), святитель Игнатий (Брянчанинов) посетил Спасо-Бородинский женский монастырь. Свои впечатления, которые произвела на него эта обитель, он изложил в статье «Бородинский монастырь».

Тяжелые жизненные испытания и многие скорби, которые особенно сильно проявлялись во времена лихолетья: нашествия врагов, стихийных бедствий, голода, эпидемий – объединяли представителей всех сословий русского общества, помогали обрести истину, подлинные непреходящие ценности жизни. По справедливому замечанию Ф. М. Достоевского, в несчастье яснеет истина.

2. Народные традициии православные праздники в усадьбах

Усадебная жизнь обеспечивала глубокую связь элитарной культуры с исконными народными традициями. «Бытовая демократия» [101], по мнению академика Д. С. Лихачева, всегда была более сильна в России, чем на Западе. Помещики могли дружить с дворовыми, особенно их дети. Няни и дядьки были, как правило, из дворовых крестьян. Дворянская усадьба была той структурой, которая не только способствовала установлению связи человека с окружавшей его природой, восприятию ее как неотделимой части усадебного мира, но и созданию на ее основе атмосферы особой духовности. Повседневная усадебная жизнь сближала дворянство с народом. После отмены крепостного права отношения между помещиками и крестьянами оставались долгое время патриархальными. Так, во время приезда писателя И. С. Тургенева в свое родовое имение Спасское-Лутовиново в его честь, а также его гостей устраивались праздники: крестьяне водили хороводы, пели песни, танцевали. Свидетели таких народных гуляний отмечали, что И. С. Тургенев и его гости с удовольствием наблюдали крестьянские увеселения. «И. Сергеевич всем одинаково

158

восхищался, и видно было, что в нем под влиянием этого широкого веселья, говорила истинно русская кровь; и действительно, обратившись к нам, он… сказал: «И про меня говорят, что я не люблю Россию и русских!.. Для меня это высокое наслаждение, лучше всякой оперы и чего хотите» [102], – вспоминал Е. М. Гаршин. В честь приезда в Спасское-Лутовиново известной артистки М. Г. Савиной, творчество которой писатель очень высоко ценил, был также устроен подобный праздник. Поэт Я. П. Полонский, друг И. С. Тургенева, вспоминал: «…баб и девок собралось около 70 душ, и опять начались песни и пляски. Казалось, артистка наша, глядя на них, училась. Невольно иногда повторяла их напевы и движения и под конец так развеселилась, что чуть не плясала» [103].

Народные песни и пляски всегда пользовались популярностью среди дворян. Так, Е. Ю. Хвощинская, урожденная княжна Голицына, в своих воспоминаниях описала свои впечатления, тогда еще пятнадцатилетней девушки, от встречи Нового 1865 года в имении ее дяди в Новгородской губернии: «Я с детства любила до страсти русскую пляску, но в большом обществе никогда не плясала. Во время самого разгара бала, под Новый год, кто-то из моих друзей, кажется, Ольга Философова, подала мысль заставить меня проплясать, русскую. Оркестр заиграл трепака! Когда я услышала любимые, родные звуки…, душа у меня загорелась, дух захватило, а ноги сами заходили! Уговаривать меня плясать, конечно, не надо было!. Я сняла свой бальный туалет, сбросила с головы цветы, заплела свои волосы в косу, надела сарафан, кокошник с фатой – и не шла, а летела в зал, под звуки родной моей пляски!..

Недаром каждая нация имеет свою родную пляску, которую изучить нельзя, если нет врожденной к ней страсти. Пляшущие вдохновляются народными звуками… в каждом незаученном их движении виден характер нации… наша русская пляска сначала плавная, грациозная, спокойная, как и наш брат – спокоен и мягок, пока не расшевелят его «ретивое»; так и в русской народной пляске, звуки «трепака» пробуждают удаль.

Меня никто не учил плясать, но я была настоящая русская девушка, выросшая в русской деревне, и когда, бывало, слышала я песню «Шла девица за водой, за холодной ключевой», то невольно

159

руки мои поднимались над головой, и хотелось плавно, как лебеди плывут по воде, неслышно выступать, не касаясь почти пола… Когда же такая музыка переходила на «трепак», или «барыню» – вскинешь, бывало, плечами, посмотришь на своего кавалера… и пойдешь плясать так, что никого и ничего не видишь, отдаваясь всей душой родным звукам!..» [104].

Народное искусство крестьян играло немалую роль в усадебном развлечении дворянства. Не только специально обученные, приобщенные к оперному, балетному, драматическому искусству, академической музыке, но и простые крестьяне своими исконно русскими песнями и плясками, игрой на народных инструментах увеселяли своих господ. Сами дворяне нередко принимали участие в таких народных развлечениях. По воспоминаниям очевидцев, в имении княгини Е. Р. Дашковой однажды исполнялись «старые русские развлечения. Все пели народные песни, двигаясь по кругу, в центре которого две девушки разыгрывали небольшие пантомимы на сюжет песен» [105]. Как известно, на протяжении всей истории русской усадебной жизни дворяне в большинстве своем с удовольствием не только слушали пение крестьян, но и сами разучивали и исполняли народные песни. Дворяне ценили талантливых исполнителей русского народного искусства. Например, в усадьбе Шереметевых Кусково был прекрасный хор. В праздничные дни он приводил в восхищение дворян, гулявших в усадебном парке, высоким мастерством исполнения русских народных песен, а также красотой и богатством народных костюмов. Крестьянский хор выступал на театральной сцене в усадьбе графа Н. П. Шереметева Останкино.

Иностранная литература и искусство в определенной степени оказывали воздействие на мировоззрение и эстетические вкусы русского дворянства, но в то же время народная культура, с которой дворяне соприкасались в усадьбе, также существенно влияла на формирование идеалов российской интеллигенции, ее интеллектуальной элиты. Как отмечал Б. Н. Чичерин (1828 – 1904), видный русский ученый-юрист, философ, историк, усадебная жизнь «есть быт того поколения, которое произвело из себя Пушкина, Жуковского, Батюшкова, Грибоедова, Крылова, Баратынского, князя

160

Вяземского, Лермонтова, Гоголя, наконец, блестящую плеяду людей сороковых годов, славянофилов и западников. Не с неба же они свалились» [106].

Большое влияние оказала русская усадебная жизнь на миропонимание и характер великой княгини Елизаветы Федоровны (1864 – 1918), супруги великого князя Сергея Алек- сандровича (1857–1905), брата российского императора Александра III. Она была родной сестрой императрицы Александры Федоровны, супруги последнего русского императора Николая II. Великая княгиня Елизавета Федоровна отличалась исключительным благочестием с самого раннего возраста. Впоследствии, когда она приняла Православие, дела милосердия стали составлять основу и смысл всей ее жизни. После трагической гибели ее супруга, великого князя Сергея Александровича, в результате взрыва, произведенного террористом, она создала на свои собственные средства обитель милосердия, известную под названием Марфо-Мариинской больницы. Здесь великая княгиня и сотрудницы больницы делали самые сложные хирургические операции, вылечивали, казалось бы, совсем безнадежно больных. Несмотря на все бесчисленные добрые дела, которые совершила великая княгиня Елизавета Федоровна, в 1918 году она была арестована и сослана в далекий сибирский город Алапаевск. Ее постигла трагическая участь всех членов императорского дома Романовых. 18 июля 1918 года великая княгиня Елизавета Федоровна и вместе с ней великие князья Иоанн, Константин, Игорь, сыновья выдающегося русского поэта великого князя Константина Константиновича, были сброшены в шахту, где, искалеченные и израненные, они скончались через несколько дней. И все это время из шахты доносились православные песнопения. Впоследствии великая княгиня Елизавета Федоровна была причислена Русской Православной Церковью к лику святых. Даже перед казнью великая княгиня молилась за своих врагов, она не имела ни на кого зла, считала, что доверчивый русский народ просто обманут. Понять же душу русского народа и простить его преступления, ей помогла жизнь в русской усадьбе, где была возможность глубоко познать характер русских людей.

161

Великокняжеская чета после бракосочетания не стала проводить свой медовый месяц за границей, как ожидалось. Они предпочли поехать в родовое имение великого князя Сергея Александровича Ильинское, которое находилось в Одинцовском уезде Московской губернии на берегу Москвы-реки. Эта усадьба была известна с 1666 года. Первоначально она принадлежала роду Стрешневых, с 1811 года – графу А. И. Остерману-Толстому. В усадьбе находилась кирпичная церковь с белокаменными резными украшениями, построенная в честь пророка Илии в начале XVIII века. При графе А. И. Остермане-Толстом она была перестроена: появились пределы во имя мученика Феодора Стратилата и апостола Христова и евангелиста Иоанна Богослова. Подверглась изменениям и колокольня церкви. Господский дом был существенно переделан, в нем появились висячие сады. Английский парк украшали беседки и павильоны, был создан летний театр. В 1830 – 1840-е годы усадьбу Ильинское часто посещали поэт Н. Я. Языков (1803 – 1847), философ И. В. Киреевский (1806 – 1856), фольклорист П. В. Киреевский (1808 – 1856), брат И. В. Киреевского, историк Т. Н. Грановский (1813 – 1855). Бывали здесь поэты Е. А. Баратынский, В. А. Жуковский, А. С. Пушкин, писатель Н. В. Гоголь. В 1860-е годы усадьбу Ильинское приобрела императорская семья. При новых владельцах усадебные здания переделывали, но больше внимания уделяли парку. Так, ландшафтное искусство стало преобладать над архитектурой. Усадьба приобрела романтический оттенок.

Это имение великий князь Сергей Александрович получил в наследство от своей матери, императрицы Марии Александровны. Усадьба Ильинское стала центром летнего отдыха великих князей и их друзей. Несмотря на то, что все в ней было выполнено с большим вкусом преимущественно в английском стиле, она почти ничем не была похожа на роскошные владения русских аристократов того века. Но здесь царили тишина и покой. Прекрасный воздух, напоенный ароматом цветов, безграничный простор полей и лугов, густые леса, пение птиц – все это создавало незабываемую красоту и очарование усадьбы. К главному усадебному дому вела липовая аллея. Господский дом был деревянным, двухэтажным, просторным. Рядом с ним находилась старинная церковь. Это была типичная

162

русская дворянская усадьба, какие часто встречались в России того времени.

Находясь в Ильинском, великий князь Сергей Александрович и его супруга вели простую сельскую жизнь, стараясь свести к минимуму строгие правила дворцового этикета. Они часто гуляли по лугам, собирая полевые цветы, катались на лодке по реке. Красота природы средней полосы России, ее величие и необозримый простор, пришлись по сердцу великой княгине Елизавете Федоровне.

Важно отметить, что по материнской линии она происходила из английской королевской семьи, а по отцу была немецкой принцессой. В России она была впервые, даже не знала русского языка, но вскоре эта чужая страна стала ей очень близкой и родной, чему во многом способствовала усадебная жизнь в Ильинском.

Император Николай II любил посещать Ильинское. Об этом свидетельствует его дневниковая запись: «… доехали до Ильинского. Радость неописанная попасть в это хорошее тихое место!» [107]. И далее через некоторое время он отметил: «С грустью покинули милое Ильинское!» [108].

Великая княгиня Елизавета Федоровна почти с самого начала своего приезда в усадьбу стала знакомиться с жизнью простых крестьян, с этой целью она обходила окрестные деревни. Она видела бедность русских крестьянских семейств и стремилась, насколько могла, им помочь. С самого начала своей замужней жизни девятнадцатилетняя великая княгиня стала заниматься благотворительностью. Несколько позднее в Ильинском по ее желанию была построена больница для окружавших усадьбу деревень.

В день своих именин великая княгиня Елизавета Федоровна устроила праздник с угощением для крестьян. По русской традиции на широком лугу были поставлены столы с едой. После трапезы начались народные гуляния с песнями и плясками. Великая княгиня получила возможность познакомиться с культурой и искусством русского народа. В то время она уже почувствовала, что по-настоящему сроднилась с Россией, и ей хотелось остаться в Ильинском навсегда. Впоследствии великий князь Сергей Александрович и его супруга часто приезжали в Ильинское. Здесь в

163

окружении прекрасной величественной русской природы они отдыхали от светского шума и суеты. Ильинское стало их летней резиденцией. Для зимнего отдыха Великий князь Сергей Александрович выстроил большой дом из кирпича и камня в английском стиле с зимним садом в имении Усово. Но более привлекательным для великокняжеской четы по-прежнему оставалось Ильинское. Много времени великая княгиня Елизавета Федоровна проводила в саду, занималась рукоделием, или писала красками с натуры. Особенно ее очаровывала весна, когда весь сад был наполнен ароматом цветущих кустов сирени и прекрасных белоснежных ландышей. Этими впечатлениями она делилась в письмах со своей бабушкой, английской королевой Викторией. Вечерами в Ильинском обычно занимались музыкой, любили чтение вслух. Великий князь Сергей Александрович очень выразительно читал. Кроме того, он принимал участие в качестве актера в любительских спектаклях вместе со своим братом и соседями по имению. Все отмечали у него наличие актерского дарования. Недалеко от Ильинского находилось имение князей Юсуповых Архангельское. Князь Ф. Ф. Юсупов писал в своих воспоминаниях, что они часто встречались с соседями из Ильинского. Они ездили друг к другу на балы, вечера, для постановки маленьких любительских спектаклей, фрагментов из русских и итальянских опер. Парк в Ильинском отличался затейливостью и сюрпризами. Интересны и необычны даже названия парковых павильонов «Пойми меня», «Кинь грусть», флигеля «Не чуй горя» [109]. По приглашению великого князя Сергея Александровича в усадьбу Ильинское приезжали А. В. Нежданова (1973 – 1950) и Ф. И. Шаляпин, которые, как общеизвестно, являлись гордостью русской оперной сцены. В свой репертуар они всегда включали русские народные песни.

В усадьбе Ильинское очень торжественно отмечали день святого Илии Пророка. Это был кафедральный праздник. Как отмечалось, здесь была церковь, посвященная Илии Пророку, и свое название усадьба получила от наименования церкви. В этот день обычно устраивалась ярмарка, которая продолжалась три дня. Крестьяне из близлежащих сел и деревень привозили свои самые

164

разнообразные изделия для продажи. Народные умельцы удивляли многообразием, красотой и своеобразием своих поделок. Местные купцы заранее строили прилавки вдоль улиц, сооружали палатки, устраивали качели и карусели, балаганы для приезжавших артистов. После Божественной литургии в день святого Илии Пророка великий князь Сергей Александрович открывал ярмарку и вместе с супругой шел за покупками. Великая княгиня Елизавета Федоровна подходила к каждому продавцу, говорила с ним и что-то обязательно покупала. Великий князь Сергей Александрович и великая княгиня Елизавета Федоровна обходили все ряды, покупая подарки для всех своих знакомых и служащих Ильинского.

Вечером начиналось народное гуляние. Звучали задорные плясовые и лирико-протяжные задушевные русские песни, музыканты-самоучки играли на гармонике, балалайке и других русских народных инструментах, крестьяне водили хороводы и весело танцевали. Каждый участник праздника демонстрировал свое мастерство, старался показать все, на что он был способен. Все оставались довольны.

Днем Ангела великого князя Сергея Александровича был день преподобного Сергия Радонежского, великого святого земли русской, основателя Свято-Троице-Сергиевой лавры, почитаемого во всем православном мире. В этот день в усадьбу Ильинское приглашали много гостей, устраивалась лотерея в пользу крестьян. После Божественной литургии и молебна устраивали завтрак на природе. Там же происходил розыгрыш лотереи. Звучала музыка. Военный оркестр играл любимые вальсы, польки и другие произведения. На этот праздник стекалось множество жителей окрестных сел и деревень, и для всех именинник и его супруга находили добрые приветливые слова. Великий князь и его супруга были душой Ильинского, их любили крестьяне и жители окрестных мест. Великая княгиня Елизавета Федоровна всегда с грустью покидала Ильинское, когда ей приходилось уезжать в Петербург или Москву, что было связано со служебными обязанностями ее супруга.

По воспоминаниям князя Ф. Ф. Юсупова, в его родовом имении Архангельское тоже сложились очень хорошие отношения

165

господ с крестьянами. «По воскресеньям после службы в церкви, – писал Ф. Ф. Юсупов, – мои родители встречались с крестьянами во дворе усадьбы. Дети получали угощения, а их родители могли обратиться с прошением или жалобой. Их всегда благосклонно выслушивали, и редко было, когда их просьбы оставались неудовлетворенными. В июле устраивались веселые праздники с песнями и танцами. Мы с братом принимали в них большое участие и каждый год с нетерпением ждали их наступления. Простота отношений с крестьянами, братского, иногда даже почтительного отношения к ним всегда изумляла наших иностранных гостей» [110].

В июле было несколько больших православных праздников, о которых вспоминал князь Ф. Ф. Юсупов. Они торжественно отмечались по всей России. К ним относятся день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского (5 июля по ст. стилю), праздник в честь явления Казанской иконы Божией Матери (8 июля по ст. стилю), день преставления равноапостольной великой княгини Российской Ольги (11 июля по ст. стилю), святого равноапостольного великого князя Владимира, крестителя Руси (15 июля по ст. стилю), день Ильи Пророка (20 июля по ст. стилю), великомученика, чудотворца и целителя Пантелеимона (27 июля по ст. стилю), Смоленской иконы Божией Матери (28 июля по ст. стилю).

Очевидно, что усадебная жизнь в значительной степени обеспечивала аристократии доступ к народной культуре. В дворянских усадьбах церковные праздники выливались в возможность крестьян показать свои таланты в области устного, музыкального, песенного и танцевального народного искусства. Помещики и члены их семей не оставались в стороне. Они в разной форме принимали участие в таких праздниках.

Многие дворяне с интересом изучали народные традиции, собирали образцы всех жанров русского фольклора, особенно народных песен, музыки, прикладного искусства и ремесел. Интерес к народному творчеству с особой силой вспыхнул в начале XIX века с публикацией известным знатоком, ценителем и собирателем древностей А. И. Мусиным-Пушкиным (1744 – 1817) в 1800 году выдающегося памятника древнерусской литературы «Слово о полку

166

Игореве», в котором описывались исторические события XII века. С увлечением читались и изучались древнерусские летописи. Усилению интереса к народному творчеству способствовало также появление в печати сборника «Древние российские стихотворения» Кирши Данилова, изданного в 1804 году, и «Собрания народных русских песен с их голосами», первое издание которых появилось, как отмечалось выше, в 1790 году. Второе, наиболее полное издание «Собрания русских народных песен» вышло в 1806 году. Оба издания составил и подготовил к печати И. Прач (год рождения неизвестен – 1818) в сотрудничестве с Н. А. Львовым. В этих сборниках древних русских стихотворений и песен заметно проявилось стремление осмыслить русский фольклор с научной точки зрения.

В литературе и искусстве стали приобретать все большую популярность жанры «русской сказки», «русской песни», которые создавались по образцам жанров русского фольклора. Своим талантом и трудолюбием, которые нашли отражение в традициях и искусстве русского народа, простые крестьяне вызывали уважение у представителей высшей знати, что также способствовало сближению всех сословий русского общества.

Глава IV. Влияние усадебного быта на формирование творческой

интеллигенции и великих деятелей русской художественной культуры

Среди обитателей усадьбы, кроме хозяев и крепостных, находились гувернеры, учителя, архитекторы, живописцы, музыканты. Поскольку жизненный путь дворянина чаще всего начинался в родовом поместье, то воспитатели и учителя играли особую роль в формировании его личности и художественных вкусов. Живя в деревне, многие дворяне занимались литературным творчеством, живописью, музыкой, участвовали в любительских спектаклях, иногда осуществляя при этом непосредственное

167

руководство крепостными, приставленными к тому ли иному виду художественной деятельности. Любительские занятия предполагали необходимый контакт с профессионалами, специалистами в той или иной сфере искусства. С раннего детства у дворян воспитывалось уважение к науке и искусству и потребность в них. Кроме систематических занятий с учителями и гувернерами, стремление к наукам и художественной культуре удовлетворялось чтением книг, журналов, беседой с образованными людьми. Немалую положительную роль играли иностранцы, приглашенные в Россию для обучения дворянских детей, но и сами владельцы усадьбы нередко выезжали за границу, чтобы пополнить свои знания в науках и искусстве. Крепостных крестьян иногда также, как отмечалось выше, обучали не только в России, но и отправляли их для приобретения большего мастерства и знаний за рубеж. Если мужчины-дворяне покидали родное имение, отправляясь учиться в университет, пансион или кадетский корпус, то девушки-дворянки получали образование дома. Много внимания уделялось их религиозному воспитанию, рукоделию, чтению. Важнейшее место в обучении девушек-дворянок принадлежало занятиям музыкой, пением, рисованием и танцами. Из музыкальных инструментов предпочтение отдавалось фортепиано и арфе. Знание искусства, владение светскими манерами были необходимы для дворянок. Искусству держать себя в высшем обществе также уделялось большое внимание и в женских пансионах. Это нашло отражение в учебных планах всех пансионов. Большинство девушек-дворянок были очень хорошо образованы. Кроме искусства, они изучали под руководством учителей историю, географию, математику, литературу, иностранные языки, особенно французский. В результате некоторые дворянки уже в раннем возрасте овладевали несколькими иностранными языками. Как вспоминала К. Вильмот, княгине Е. Р. Дашковой было все равно, на каком языке говорить, – французском, английском или русском. В разговоре она постоянно смешивала эти языки. Но, к сожалению, увлечение изучением иностранных языков привело к тому, что до Отечественной войны 1812 года русские аристократы, как мужчины, так и женщины, плохо говорили по-русски. Любовь к родному языку обычно прививалась

168

русским дворянам нянями, которые происходили из крепостных крестьян.

Большое значение в развитии русской культуры и просвещения играло книгоиздательство. Как известно, основателем книгопечатания в России был Иван Федоров. После открытия в 1563 году типографии в Москве он приступил к печатанию «Апостола», который, по мнению специалистов, явился первой русской датированной печатной книгой. Все книги, изданные И. Федоровым, представляли собой первоклассные памятники русского типографского искусства XVI века. Тем не менее в России типографии активно заработали только со времени царствования Петра I. На протяжении многих лет книги выпускались небольшими тиражами, и в основном это были сочинения, посвященные царственным особам, меценатам. Издавались также и школьные учебники.

Провинциальные издательства и частные типографии начинали успешно конкурировать с государственными со времен Екатерины II. В середине XVIII века читающее население в России составляло значительную аудиторию. Издавались книги, журналы, газеты. Провинция старалась не отстать от столицы. Так, в г. Тамбове при содействии поэта Г. Р. Державина стали выходить «Тамбовские ведомости», которые редактировал сам губернатор. В Ярославле такую же роль играл писатель и историк епископ Евгений Болховитинов. К началу XIX века в России работало двадцать светских типографий. В провинции книги приобретали во время поездок в столичные города России. По почте газеты и журналы в то время рассылались в самые отдаленные и глухие уголки Российской империи.

Богатые помещики иногда устраивали в своих усадьбах собственные типографии. Так, в имении Рузаевка Пензенской губернии, которое принадлежало роду Струйских с XVIII века, действовала типография, в которой владелец усадьбы Н. Е. Струйский печатал свои собственные поэтические сочинения. Все они отличались прекрасным высококачественным оформлением. На рубеже XVIII – XIX веков наиболее читаемыми в России как в столицах, так и в провинции, были газеты московские и

169

петербургские «Ведомости». На страницах этих газет печаталась официальная хроника, давалась информация о разных замечательных событиях и светских новостях. В начале XIX века появился ряд специализированных еженедельных и ежемесячных журналов. Например, «Журнал для женщин», который сообщал преимущественно о новостях культурной жизни.

Издавались и журналы. Альманах «Северные цветы» помещал на своих страницах романтические литературные произведения, а в «Библиотеке для чтения» публиковались романы и повести, статьи на различные темы и критические обозрения. Газеты и разнообразные журналы читались не только в российских городах, но и в помещичьих усадьбах, где также с удовольствием читали готические романы Анны Рэдклифф и произведения Жорж Санд (1804 – 1876).

Наиболее интеллектуально образованные обитатели дворянских усадеб интересовались философскими сочинениями французских энциклопедистов Ф. Вольтера, Д. Дидро, Ш. Монтескье (1689 – 1755), Ж.-Ж. Руссо, которые читали в подлиннике, на французском языке, а также «Историей государства Российского» Н. М. Карамзина (1766 – 1826). Исторические романы Вальтера Скотта (1771 – 1832) и «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо (1660 – 1731) также пользовались популярностью у русских читателей как в городах, так и в помещичьих усадьбах. Журналы и газеты, интересные книги передавали друг другу. Домашнее семейное чтение по вечерам издавна стало русской традицией.

Многие помещики имели обширную библиотеку не только на русском, но и на французском и немецком языках, а также книги античных авторов. Библиотеки русских помещиков часто насчитывали десятки тысяч томов. Например, в библиотеке аристократов Строгановых в одном из их Новгородских имений было более 24 тысяч томов. Как отмечалось выше, большую ценность представляла библиотека князей Юсуповых, в которой наиболее полно были представлены разделы истории искусства и литературы.

У многих дворян была обширная нотная библиотека, включавшая произведения иностранных классиков. Так, у князя И.

170

И. Барятинского (1767 – 1826), известного собирателя картин и произведений искусства, а также большого любителя музыки, в его родовом поместье Марьино Курской губернии была огромная нотная библиотека, насчитывавшая более пятисот произведений для оркестра, инструментальных и вокальных сочинений. Князь И. И. Барятинский имел крепостной оркестр из 50-ти музыкантов, и ноты из его библиотеки использовались музыкантами этого оркестра.

Интересно и разнообразно в интеллектуальном отношении протекала жизнь в имении Аксаковых Абрамцево. Хозяин имения С. Т. Аксаков, уединяясь, любил читать журналы «Отечественные записки», «Вестник Европы». Его дочери отдавали предпочтение художественной литературе, читая произведения А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, близкого друга их семьи, М. Ю. Лермонтова. В Абрамцеве случались и бурные дискуссии, литературные споры. Среди гостей усадьбы бывали поэт Ф. И. Тютчев, историк М. П. Погодин, Н. В. Гоголь, В. А. Жуковский.

Как известно, интерес к литературе, домашнему чтению, вопросам художественной культуры был свойствен русским императорам. Александр III следил за новинками литературы и ежедневно читал вслух императрице. Кроме произведений великих русских поэтов, он высоко ценил стихи замечательного русского поэта А. Н. Майкова (1821 – 1897), великого князя Константина Константиновича. Большое значение он придавал творчеству Ф. М. Достоевского.

По воспоминаниям современников, император Николай II «был большим знатоком родного языка, замечал малейшие ошибки в правописании, а, главное, не терпел употребления иностранных слов» [111]. Он считал, что русский язык настолько богат, что «позволяет во всех случаях заменять иностранные выражения русскими» [112]. В семье Николая II очень любили традиционное для русских дворянских семей домашнее чтение по вечерам. Обычно читал вслух сам Николай II. Превосходное знание иностранных языков давало ему возможность свободно читать по-русски, по-французски, по-английски, по-немецки, по-датски. Император любил русскую классическую литературу, особенно произведения Н. В. Гоголя. Как отмечали очевидцы, император Николай II читал

171

прекрасно, очень выразительно. В своих дневниках он часто делал записи: читал вслух, читал весь вечер, долго читал.

Из дневников императора Николая II узнаем, что его литературные интересы были очень серьезны и разнообразны. В Царском Селе по вечерам он читал вслух занимательные записки графини В. Н. Головиной, произведения Л. Н. Толстого «Набег» и «Рубка леса», «Историю Византийской империи» выдающегося русского историка Ф. И. Успенского (1845 – 1928), трилогию «Христос и Антихрист» Д. С. Мережковского (1865 – 1941), которая произвела на него тяжелое впечатление, и много других произведений русских и зарубежных авторов. Интерес к литературе не исчез даже после ареста. Находясь в ссылке, опальный император читал «Войну и мир» Л. Н. Толстого, многие произведения М. Е. Салтыкова-Щедрина. Одна из последних записей в дневнике императора Николая II 1918 года: «Окончил чтение сочинений Лескова 12 томов…» [113]. Императрица Александра Федоровна отдавала предпочтение религиозной и философской литературе. Заведующий собственной библиотекой Его Императорского Величества доставлял императору каждый месяц не менее двадцати новых книг, представлявших наибольший интерес. По признанию самого императора Николая II, бесконечные дела государственной важности не давали ему возможность посвятить любимому занятию столько времени, сколько он бы желал. Даже находясь в ссылке в Тобольске, члены царской семьи ставили домашние спектакли на иностранных и русском языках, например, одноактную пьесу А. П. Чехова «Медведь». Так, традиции усадебной культуры продолжались в самых трудных условиях и были сильней внешних тяжелых обстоятельств.

Важно отметить, что уклад усадебной жизни, общение с природой, ее окружавшей, искусством простого русского народа повлияли на формирование эстетических вкусов и миропонимание многих великих русских деятелей культуры XVIII, XIX и даже начала XX веков. Так, Л. Н. Толстой писал: «Без своей Ясной Поляны я трудно могу себе представить Россию и мое отношение к ней. Без Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего отечества, но я не буду до пристрастия

172

любить его» [114]. Брат писателя, С. Л. Толстой, также отмечал большое значение, которое имела Ясная Поляна, родовое поместье Толстых, в жизни и творчестве Л. Н. Толстого. Он подчеркивал, что Ясная Поляна была не только местом, где родился Толстой, где он провел значительную часть своей жизни, где была написана большая часть его произведений, но это то место, откуда он черпал обильный материал для своего творчества, вылившийся под его пером в художественные описания и образы.

Мировоззрение большинства выдающихся деятелей русской культуры складывалось под влиянием впечатлений, которые они получали во время пребывания в дворянской усадьбе. Будущие русские писатели, поэты, музыканты, композиторы и художники с детства пребывали в мире русских народных песен и сказок, былин и преданий, слушали народных сказителей, впитывали богатую русскую речь.

В сельских усадьбах русские интеллигенты устремлялись в философское искание истины, размышления о цели и смысле человеческого бытия, и жизнь в русской глубинке, в романтическом уединении на лоне природы как нельзя лучше этому способствовала. По мнению А. С. Пушкина, деревня – это кабинет писателя. Не удивительно, что в начале XIX века дворянская усадьба могла соперничать со столичными литературно-художественными салонами по своей популярности среди русских писателей, поэтов, музыкантов и художников.

Имение Званка, принадлежавшее поэту Г. Р. Державину (1743 – 1816) и воспетое им в стихах, было расположено на берегу реки Волхов к северу от г. Новгорода. Г. Р. Державин приобрел его в 1797 году. Имение было спроектировано родственником поэта, архитектором Н. А. Львовым, по проектам которого строилось множество дворянских усадеб в России. Н. А. Львов отличался многосторонними дарованиями. Он был писателем, художником, изобретателем. Уютный, удобный и красивый дом в усадьбе Г. Р. Державина посещали и сам архитектор Н. А. Львов, поэт В. В. Капнист, литератор П. Л. Вельяминов, будущий митрополит Е. Болховитинов. С 1803 года и до последних дней жизни поэт Г. Р. Державин проводил здесь летние месяцы. Усадьба располагалась в

173

живописном месте, на высоком берегу реки. В окружении идиллической природы литераторы и поэты читали свои произведения, обсуждали новости культурной жизни, участвовали в любительских спектаклях. Все гости Г. Р. Державина занимали видные официальные посты в Петербурге, но тем не менее их влекло к сельской жизни. Несмотря на то, что жизнь Г. Р. Державина в усадьбе была обставлена с надлежащим аристократическим комфортом, привлекательно оно было тем, что символизировало тихую сельскую жизнь в окружении природы, к которой стремилась русская интеллигенция той поры.

В усадьбе Званка Г. Р. Державиным было написано множество лучших его произведений таких, как «Тишина», «Крестьянский праздник», «Похвала сельской жизни», «Русские девушки», «Радуга». Все они были навеяны здешней природой, уютным усадебным бытом, людьми, среди которых жил поэт. Конечно, наиболее ярко и выразительно описана жизнь в родовой усадьбе в знаменитой поэме Г. Р. Державина «Евгению. Жизнь Званская». Поэма была адресована Евгению Болховитинову, будущему митрополиту, а в то время бывшего игуменом Хутынского монастыря, находившегося в 60-ти верстах от имения Званка. Епископ Евгений Болховитинов был историком, археологом, историком литературы. Он был другом Г. Р. Державина в последние годы жизни поэта. В этой поэме поэт подробно описывал времяпрепровождение в своей усадьбе. Он рассказывал читателям, что любил рассматривать гравюры, на которых изображена «вся мира красота», одаривать крестьянских детей баранками и крендельками. В этой поэме картины усадебного быта часто перемежались с описаниями скромной, но поэтичной природы русского севера. В Званке были крепостные музыканты, игравшие в основном по праздникам и услаждавшие музыкой своих господ и их гостей. В своей любимой усадьбе Званка Г. Р. Державин скончался в 1816 году. По завещанию поэта его похоронили в Хутынском монастыре. Впоследствии вдова поэта завещала устроить в имении Званка женский монастырь, который начал действовать в 1869 году. Великая Отечественная война нанесла непоправимый урон всем оставшимся постройкам имения. От знаменитой усадьбы не осталось

174

и следа. Но осталась память о ней через творческое наследие поэта Г. Р. Державина.

Особую роль в интеллектуальной жизни России играло расположенное к югу от Москвы имение Остафьево, принадлежавшее князю П. А. Вяземскому. А. С. Пушкин называл это поместье «русским Парнасом». В разные годы здесь собирались лучшие литераторы России: Е. А. Баратынский, В. А. Жуковский, А. С. Грибоедов, Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин. Исследователи считают, что А. С. Грибоедов именно здесь задумал свою комедию «Горе от ума» и некоторые из гостей князя П. А. Вяземского послужили прототипами персонажей его комедии. В библиотеке Остафьева насчитывалось более десяти тысяч томов. Ежегодно она пополнялась произведениями французской литературы, историческими и философскими книгами. Выдающийся русский историк и писатель Н. М. Карамзин имел прямое отношение к имению Остафьево, так как с 1808 года после смерти князя Андрея Вяземского он стал опекуном его сына, пятнадцатилетнего князя Петра. Дни, проведенные в имении Остафьево, историк считал самыми счастливыми и плодотворными в его жизни. Здесь он имел идеальные условия для работы над своим выдающимся трудом «История государства Российского». Книга имела огромный успех и получила не только российское, но и всемирное признание. В Остафьеве часто собирались члены литературного общества «Арзамас», в которое входили многие замечательные русские поэты и писатели. Литература, поэзия, искусство наполняли атмосферу Остафьева.

В последующие годы значительную роль в судьбе Остафьева сыграл граф С. Д. Шереметев, внук графа Н. П. Шереметева и П. И. Жемчуговой-Шереметевой, который был выдающимся государственным деятелем, историком, коллекционером, библиофилом, меценатом. По мнению современников, он был одним из последних представителей старинной русской дворянской культуры. Высокообразованный и обладающий огромным состоянием, он стал наследником благороднейших качеств русских аристократов. Его по праву считали подвижником русской культуры. Он бескорыстно отдавал ей свои знания, силы и материальные

175

средства. Граф С. Д. Шереметев был членом Государственного совета, почетным членом Петербургской (с мая 1917 года – Российской) Академии наук, председателем Археографической комиссии, председателем Общества ревнителей русского исторического просвещения, бессменным редактором исторического сборника «Старина и новизна», автором многочисленных публикаций о российских древностях. В 1877 году он совместно со своими единомышленниками организовал Общество любителей древней письменности.

Владея по наследству многими подмосковными имениями, он особым вниманием окружил усадьбу Остафьево, которая, как отмечалось выше, была связана с именами знаменитых русских писателей и поэтов А. С. Пушкина, А. С. Грибоедова, Н. В. Гоголя, Е. А. Баратынского, историка Н. М. Карамзина. В стенах усадьбы была собрана многообразная коллекция памятников искусства и старины. Конечно, особое внимание уделялось реликвиям, связанным с именами А. С. Пушкина и Н. М. Карамзина. Коллекция живописных полотен Остафьева насчитывала более шестисот произведений западноевропейских и русских художников. В коллекции гравюр XV – XIX веков находились творения таких замечательных мастеров западноевропейского искусства, как А. Дюрер (1471 – 1528), Г. Гольбейн Младший (1497 – 1543). Здесь были также коллекции, состоящие из художественного стекла и фарфора. Огромную ценность представляла библиотека усадьбы, насчитывавшая в то время более тридцати восьми тысяч томов.

По инициативе графа С. Д. Шереметева в парке усадьбы Остафьево были воздвигнуты памятники А. С. Пушкину, Н. М. Карамзину, В. А. Жуковскому, П. А. Вяземскому, П. П. Вяземскому. После октябрьского переворота 1917 года музей продолжал свое существование. П. С. Шереметеву, сыну графа С. Д. Шереметева, дали охранную грамоту, и он стал директором музея-усадьбы Остафьево. П. С. Шереметев продолжал деятельность своего отца. Он был историком, художником, знатоком и любителем искусства, членом-корреспондентом Общества истории и древностей российских. Будучи патриотом России, он, так же как и его отец, не

176

эмигрировал после октябрьского переворота. В мае 1919 года он вступил в Общество изучения русской усадьбы. Но, к несчастью, в 30-е годы уникальная коллекция усадьбы Остафьево была распределена по различным музеям, и большинство вещей из уникальной коллекции музея-усадьбы было утрачено навсегда. Директора музея П. С. Шереметева вместе со всей его семьей переселили в Надпрудную башню Новодевичьего монастыря, где, находясь в крайне бедственном положении, он умер в нищете.

Один из крупнейших усадебных ансамблей, расположенных недалеко от Петербурга, Приютино, также был значительным центром культурной жизни России первой половины XIX века. Известный русский поэт К. Н. Батюшков (1787 – 1855) в своем стихотворении «Послание к А. И. Тургеневу», подчеркивая гостеприимство хозяев усадьбы Приютино, писал о том, что «добрая Элиза» и ее «почтенный муж» всегда

С открытою душою И с лаской на устах, За трапезой простою На бархатных лугах, Без бального наряда, В свой маленький приют Друзей из Петрограда На праздник сельский ждут… Усадьба Приютино принадлежала президенту Академии

художеств, известному археологу, художнику и писателю А. Н. Оленину (1763 – 1843). Усадьба включала в себя двухэтажный господский дом, множество служебных строений, обширный пейзажный парк, большой пруд, который был центром усадьбы, многочисленные аллеи и дорожки. Среди елей, лиственниц и дубовых аллей находилась круглая беседка, напоминавшая, как отмечали посетители усадьбы, римский Пантеон. В парке был сооружен памятник-мавзолей в честь сына владельца усадьбы, погибшего в сражении на Бородинском поле в 1812 году.

Здесь текла тихая, мирная, простая сельская жизнь. Приютино было местом встреч и общения многих выдающихся деятелей культуры того века. Один из современников писал, что в Приютине

177

почти ежедневно встречались литераторы и художники. «Предметы литературы и искусств занимали и оживляли разговор… Сюда обыкновенно привозились все литературные новости: вновь появлявшиеся стихотворения, известия о театрах, о книгах, о картинах, – словом, все, что могло питать любопытство людей, более или менее движимых любовью к просвещению» [115]. Дольше всех в Приютине гостили баснописец И. А. Крылов, литератор и переводчик Н. И. Гнедич. Здесь И. А. Крылов написал басни «Осел и заяц», «Крестьянин и овца», «Плотичка» и много других. Н. И. Гнедич, славившийся как прекрасный переводчик с древнегреческого и латинского языков, работал над переводом «Илиады» Гомера.

В усадьбе Приютино часто звучала музыка. Здесь устраивались музыкальные вечера, концерты, исполнял свои романсы М. И. Глинка, играл на рояле А. С. Грибоедов (1795– 1829). Нередко ставились любительские спектакли. А. С. Пушкин тоже был частым и желанным гостем усадьбы Приютино. Здесь А. С. Пушкин встречался с А. С. Грибоедовым. Во время одной из таких встреч А. С. Грибоедов наиграл на рояле мелодию песни, которую он слышал в Тифлисе. Эта грузинская мелодия настолько понравилась А. С. Пушкину, что вскоре он написал стихи, созвучные этой мелодии, начинающиеся словами «Не пой, красавица, при мне…». Композитор М. И. Глинка, присутствовавший при этой творческой встрече, сочинил романс на эти стихи. Впоследствии прекрасные стихи А. С. Пушкина вдохновляли и других великих русских композиторов: Н. А. Римского-Корсакова, С. В. Рахманинова, написавших романсы на этот поэтический текст.

После смерти хозяйки дома А. Н. Оленин продал усадьбу, и тихий, мирный приют литераторов и деятелей искусства прекратил свое существование.

Интересно в отношении к русской художественной культуре имение Грузины, расположенное в Тверской губернии, неподалеку от г. Торжка. Первое упоминание о нем относится к 1699 году. В XVIII веке с 1740 года имение Грузины принадлежало директору придворной певческой капеллы, известному деятелю времен императриц Елизаветы Петровны и Екатерины Великой М. Ф.

178

Полторацкому. В русской истории он более прославился не как придворный вельможа, а как выдающийся представитель русской музыкальной культуры, прекрасный певец. Благодаря своему выдающемуся таланту, в шестнадцатилетнем возрасте М. Ф. Полторацкий был принят в придворный хор. Спустя всего лишь три года М. Ф. Полторацкого зачислили в Итальянский оперный театр в Петербурге. Впоследствии он стал регентом придворного хора, который был преобразован в певческую капеллу. М. Ф. Полторацкий был назначен директором этой капеллы. По отзывам современников М. Ф. Полторацкого, как русских, так и иностранных, его певческая капелла не имела себе равных не только в России, но во всей Европе. Специалисты считают, что ее можно назвать первой русской консерваторией. Выдающиеся русские композиторы XVIII века М. С. Березовский и Д. С. Бортнянский были воспитанниками этой капеллы.

Усадьба Грузины была одной из красивейших и богатейших в Тверской губернии. В 1740 – 1746 годах в усадьбе была построена огромная церковь в честь Грузинской иконы Божией Матери. По названию церкви получило наименование и все поместье. Своей роскошью и размером эта церковь не уступала городским соборам. Главный дом усадьбы Грузины представлял собой трехэтажный дворец, насчитывавший около ста двадцати комнат. Он стоял на возвышении. Перед господским домом находился сад с прекрасными цветниками, за ним – парк с живописными прудами, мостами, беседками. Парк был спланирован известным русским архитектором и деятелем культуры Н. А. Львовым. Главный дом усадьбы был построен по проекту выдающегося архитектора XVIII века Б.-Ф. Растрелли. Здесь хозяин усадьбы принимал императриц Елизавету Петровну и Екатерину Великую. В Грузинах не однажды бывал А. С. Пушкин. 1830-х годах владельцем имения был сын М. Ф. Полторацкого, генерал-майор К. М. Полторацкий – участник Отечественной войны 1812 года. С ним А. С. Пушкин познакомился в Петербурге.

Не менее замечательная усадьба Хмелита находилась недалеко от г. Вязьмы Смоленской губернии. Она известна с XVI века. Уже в то время она принадлежала роду Грибоедовых. В одной из

179

исторических записей отмечено, что «Сенька Федоров сын Грибоедов бил челом – просил разрешения построить в Хмелите новую деревянную церковь» [116]. Дед писателя А. С. Грибоедова, Ф. А. Грибоедов, владел усадьбой с 1747 года. При нем в Хмелите был создан обширный дворцово-парковый ансамбль в стиле барокко. В период своего расцвета усадьба Хмелита простиралась на 3700 десятин лесов, полей, лугов и пастбищ. На территории усадьбы находилось семь больших деревень. В усадьбе были возведены две церкви: одна для владельцев усадьбы в честь Казанской иконы Божией Матери, другая – для жителей окрестных деревень. Казанская церковь, построенная в 1759 – 1767 годах в стиле барокко, роскошные триумфальные ворота, которые вели к главному входу, двухэтажный господский дом ярко-голубого цвета с белыми наличниками и лепными деталями, красивые служебные постройки, два парка, регулярный и пейзажный, пруды, цветники – все это входило в единый дворцово-парковый ансамбль усадьбы Хмелита. В главном доме усадьбы было пятьдесят комнат. Интерьеры дворца были богато украшены декоративной росписью и цветным мрамором. Во дворце располагались картинная галерея и большая библиотека.

В XVIII веке в Хмелите проживало огромное количество дворовых людей. Это кузнецы, столяры, слесари, ткачи, ружейники, каменщики, плотники, печники, сапожники, переплетчики, портные, кондитеры, живописцы, золотошвеи, кружевницы. Все они обслуживали нужды владельцев усадьбы. Долгое время усадьба Хмелита принадлежала А. Ф. Грибоедову, который приходился родным дядей выдающемуся русскому писателю А. С. Грибоедову. А. Ф. Грибоедов в молодости находился на военной службе, был участником суворовских походов, проявляя при этом большую смелость и храбрость. Отношения родителей А. С. Грибоедова, будущего писателя, были довольно напряженные, поэтому его отец жил в своем имении во Владимирской губернии, а мать – в Москве. Летом она с детьми уезжала в усадьбу Хмелита. После окончания университета будущий писатель в течение пятнадцати лет проводил летнее время в Хмелите. Здесь он познакомился со своим дальним родственником Якушкиным, в то

180

время студентом московского университета, который в некоторой степени послужил прототипом Чацкого, главного персонажа пьесы А. С. Грибоедова «Горе от ума». Владелец усадьбы Хмелита, дядя А. С. Грибоедова, послужил для автора комедии прообразом Фамусова.

После Отечественной войны 1812 года главный дом усадьбы был перестроен. Роскошь дворца, построенного в стиле барокко, сменили на более строгий стиль классицизма. В усадьбе часто менялись владельцы, в результате чего она постепенно приходила в запустение и упадок. В годы Великой Отечественной войны усадьба Хмелита была окончательно разрушена и превратилась в руины. В 90-х годах прошлого века начались реставрационные работы в усадьбе, которые привели к некоторым положительным результатам в деле восстановления былого великолепия Хмелиты.

Значительную роль в развитии творческого гения А. С. Пушкина сыграли фамильные поместья рода Пушкиных Захарово и Михайловское. Впервые сельцо Захарово упоминалось в писцовых книгах 1620-х годов. Оно сменило несколько хозяев в течение своей истории. В 1804 году его приобрела бабушка будущего поэта Мария Алексеевна Ганнибал (1745 – 1818). Поместье Захарово находилось недалеко от большого имения Шереметевых Вязёмы. Зажиточные крестьяне шереметевской усадьбы сохранили старинную красивую обрядность в хороводах, песнях и во всем укладе русской жизни. Все вокруг дышало преданиями давнего прошлого. В прежние времена эти места принадлежали царю Борису Годунову. По его приказу была выстроена церковь в Вязёмах, а в сельце Захарово вырыты пруды. Французы, которые стояли в Вязёмах в 1812 году, сожгли богатую библиотеку усадьбы. В огне погибли многие очень ценные старинные книги.

В Захарове, поместье своей бабушки, будущий поэт провел свое детство. Приезжая в Захарово, он попадал в настоящую русскую деревню. А. С. Пушкин рассказывал своим друзьям, как он, будучи ребенком, любил бродить по усадебным рощам, предаваясь сладким, неопределенным мечтам, воображая себя героем сказочных преданий, совершающим подвиги. Исследователи творчества великого поэта на основании анализа его стихов пришли к выводу,

181

что именно тогда в Захарове ему стала являться поэтическая Муза. Здесь он начинал становиться поэтом. Несмотря на то, что поместье Захарово было очень скромной усадьбой, оно обладало для А. С. Пушкина большой притягательной силой. В лицейских стихах 1815 года он вспоминал Захарово:

Мне видится мое селенье. Мое Захарово; оно С заборами в реке волнистой, С мостом и рощею тенистой Зерцалом вод отражено. На холме домик мой; с балкона Могу сойти в веселый сад… Из окон дома, стоящего на холме, открывался чудесный вид на

окрестные поля, хвойные леса. В этих местах будущий поэт наслаждался величественным русским простором, сельским привольем, красотой северной природы.

Замечательным русским женщинам, своей бабушке и няне, связанными жизнью с усадьбой Захарово, А. С. Пушкин обязан своими первыми глубокими впечатлениями от русских сказок, народной поэзии. У своей бабушки и няни он учился красоте, выразительности и образности русской речи. Няня А. С. Пушкина Арина Родионовна была уроженкой сельца Захарово. Для своего воспитанника она воплощала русскую народную мудрость. Она передавала ему сказания русской старины, народные мысли и чувства, поэзию народной жизни, миропонимание русского народа, в устном пересказе знакомила его со всеми жанрами русского фольклора. Захарово было небогатым селом, но крестьяне в Захарове, как и в других русских поместьях, любили веселиться по праздникам. Они часто пели, плясали, водили хороводы. Все это оставляло глубокий след в душе будущего поэта. Как известно, впечатления детства – самые сильные и глубокие. Ф. М. Достоевский считал, что впечатления детства не только сильнейшие, но и самые влияющие. Сильные, чистые и святые, они формируют человеческую личность. Западая в душу, они хранятся там всю жизнь. «Но душа поэта не зарывает этот клад только для себя

182

одного, она отшлифовывает, хранит его самородки и в оправе своего вдохновения делает общим достоянием» [117].

Были у будущего поэта и свои любимые места, где он часто проводил свободное время: скамья под огромной липой на берегу захаровского пруда, на которой он любил сидеть и размышлять, березовая роща, подступавшая близко к усадьбе. Но не только радостные впечатления приносила жизнь в имении Захарово. Здесь в 1807 году скончался младший брат А. С. Пушкина Николай. Будущий поэт даже просил, чтобы после смерти его самого похоронили в Захарове, в его любимой березовой роще. В последний раз А. С. Пушкин побывал в имении Захарово в 1831 году, накануне своей свадьбы с Н. Н. Гончаровой. Он объехал все с детства любимые места и с горечью увидел, что все было разрушено и поломано.

Впоследствии на творчество поэта большое влияние оказало имение Михайловское Псковской губернии. В начале XVIII века сельцо Михайловское принадлежало царевне Екатерине Ивановне, племяннице Петра I. При императрице Елизавете Петровне в 1742 году это сельцо в числе многих других сел с восемьюстами крепостными крестьянами было пожаловано А. П. Ганнибалу за особые заслуги перед отечеством, а после его смерти было разделено между его сыновьями. Сельцо Михайловское, согласно раздельному акту, получил в наследство О. А. Ганнибал, дед будущего поэта. Это была небольшая усадьба, расположенная на холме за рекой Соротью. А. С. Пушкин впервые приехал в Михайловское в 1817 году после окончания Царскосельского лицея. Через два года он снова посетил Михайловское. В то время здесь им было написано стихотворение «Деревня». Уединенная сельская жизнь на лоне природы представлялась поэту источником русской духовности, высокой нравственности. Но самым продолжительным периодом пребывания в имении Михайловское было для поэта время ссылки с 1824 по 1826 годы.

В то время в древнем псковском крае А. С. Пушкину открылся еще один источник великого народного духа. Недалеко от Михайловского находился Святогорский Успенский монастырь. А. С. Пушкин часто посещал его. Вся обстановка монастырской жизни

183

производила на него глубокое впечатление и пригодилась для поэтического отражения ее в трагедии «Борис Годунов». В течение нескольких столетий православные русские люди шли в Святогорский монастырь на поклонение особо чтимой иконе Божией Матери Одигитрия и другим христианским святыням. Богомольцы, крестьяне из соседних деревень, странники, нищие располагались вокруг монастыря. Приходили помещики и купцы. Долгие и благолепные монастырские церковные службы часто завершались крестными ходами. Недалеко от монастыря устраивалась ярмарка, на которую народ стекался издалека. Здесь часто появлялся А. С. Пушкин. Его особенно привлекали странники, калеки, нищие, которые распевали старинные духовные стихи об Алексее Божием человеке, столь любимом в русском народе, о слепом Лазаре, о Страшном Божием суде. Эта толпа бедных людей была носителем русского духа, русской народной художественной даровитости. Этим она и привлекала поэта, имевшего безупречный эстетический вкус и интуитивно чувствовавшего, где обитает истинное искусство. Как вспоминали современники поэта, А. С. Пушкин являлся среди бродячих певцов и сказителей в ситцевой красной рубашке, подпоясанной ленточкой, в соломенной шляпе, в простой одежде русского крестьянина, но не помещика. Он садился на траву среди слепых певцов, говорил с ними, запоминал их меткие слова, интонации, их песни, и сам пел вместе с ними.

Здесь расцвел творческий гений А. С. Пушкина. В Михайловском им были написаны несколько глав романа в стихах «Евгений Онегин», народная трагедия «Борис Годунов», лирические шедевры «Я помню чудное мгновенье…», «Элегия», «Вновь я посетил…», стихотворения «19 октября», «Пророк» – всего более ста выдающихся сочинений. В последний раз А. С. Пушкин посетил Михайловское в 1836 году. После гибели поэта имение перешло в собственность его детям. Но в усадьбе долгое время никто не жил, и постепенно она разрушалась. Судьба Михайловского, как и большинства русских дворянских усадеб, была печальной. Усадебный дом дважды поджигали: в 1908 и в 1918 годах. Огромный ущерб был нанесен Михайловскому в годы Великой Отечественной войны. Впоследствии основная часть Пушкинского заповедника,

184

включающего в себя усадьбы Михайловское и Тригорское, находившееся недалеко от Михайловского, и в котором частым гостем был А. С. Пушкин, а также место погребения А. С. Пушкина и его предков Святогорский монастырь, была восстановлена к 1949 году. Восстановительные работы продолжались и в последующие годы. Заново были построены и главный дом, и служебные сооружения. Неизменной осталась только природа Михайловского и окружавшего его пространства, которая так одухотворяла творчество великого поэта. Писатель К. Г. Паустовский (1892 – 1968) отмечал: «Я объездил почти всю страну, видел много мест, удивительных и сжимающих сердце, но ни одно из них не обладало такой внезапной лирической силой, как Михайловское» [118].

Глубокие и светлые чувства испытывал при воспоминании о своем родовом поместье Даровое под г. Зарайском Московской губернии великий русский писатель Ф. М. Достоевский (1821 – 1881). Вспоминая свое детство, Ф. М. Достоевский писал: «Мне припомнился август месяц в нашей деревне: день сухой и ясный, но несколько холодный и ветреный; лето на исходе и скоро надо ехать в Москву опять скучать всю зиму за французскими уроками, и мне так жалко покидать деревню. Я прошел за гумна и, спустившись в овраг, поднялся в Лоск – так назывался у нас густой кустарник по ту сторону оврага до самой рощи… И ничего в жизни я так не любил, как лес с его грибами и ягодами, с его букашками и птичками, ежиками и белками, с его столь любимым мною сырым запахом перетлевших листьев. И теперь даже, когда я пишу это, мне так и послышался запах нашего деревенского березняка: впечатления эти остаются на всю жизнь» [119]. Спустя много лет, воспоминания о прошлых годах вновь привели писателя в имение Даровое. Как рассказывала жена писателя, А. Г. Достоевская, он посетил различные места в усадебном парке и в окрестностях, сходил в любимую им в детстве рощу «Чермашню», именем которой он потом назвал рощу в романе «Братья Карамазовы». Ф. М. Достоевский заходил в избы крестьян, своих сверстников, которых он помнил. Пожилые крестьяне узнавали и приветствовали его, с радостью приглашали в дом, предлагали угощенье, чай. Вернувшись из поездки по родным местам, писатель, по воспоминаниям А. Г.

185

Достоевской, был очень взволнован, оживленно делился своими впечатлениями и обещал своим детям непременно поехать с ними в Даровое с целью показать все свои любимые места в парке. Но это желание писателя исполнилось уже после его смерти. А. Г. Достоевская в 1884 году поехала с детьми в Даровое, и они «побывали везде, где в последний раз ходил Федор Михайлович» [120]. Ф. М. Достоевский признавался, что имение Даровое, казалось бы, незамечательное место, оставило в нем глубокое и сильное впечатление на всю жизнь, наполнив ее самыми дорогими воспоминаниями. Интересно, что воспоминания писателя связаны не с родным домом, не с предметами и вещами, его наполнявшими, оказывавшими влияние на весь быт поместья и потому дорогими сердцу. Фамильного дома тогда уже не было, а воспоминания воскресали при посещении сохранившегося парка, при общении с природой, крестьянами, жившими в тех местах.

Родовое имение Тургеневых Спасское-Лутовиново Орловской губернии, в котором прошло детство великого русского писателя И. С. Тургенева, олицетворялось в его сознании с понятием родина, Россия. Спасское-Лутовиново было типичной дворянской усадьбой первой половины XIX века. В центре усадьбы находился огромный господский дом в сорок комнат, к нему примыкали роскошные цветники, фруктовый сад, большой тенистый парк с липовыми аллеями. Живя за границей, писатель всегда с трепетом и любовью вспоминал родную усадьбу, природу вокруг нее, чудесный парк. Хорошо зная природу других стран, И. С. Тургенев все-таки считал, что нет ничего прелестнее старых садов Орловской губернии. Писатель был внутренне неразрывно связан с русской усадьбой. Он признавался, что ему пишется хорошо, только живя в русской деревне. По его словам, там даже воздух как будто «полон мыслей». В письме французскому писателю Г. Флоберу (1821– 1880) И. С. Тургенев дал выразительное описание усадебного парка: «Я только что провел целых четыре дня … в аллеях старого деревенского сада, полного сельских ароматов, земляники, птиц, дремлющих лучей солнца и теней; а вокруг – двести десятин волнующейся ржи! Это было чудесно! Замираешь с каким-то ощущением торжественности, бесконечности…» [121]. И. С. Тургенев признавался, что продажа

186

усадьбы Спасское-Лутовиново была бы для него равносильна твердому решению, никогда не возвращаться на родину.

Пребывая некоторое время в своем имении под домашним арестом, писатель много читал, слушал музыку. Вечерами в его доме часто звучали произведения великих композиторов в исполнении членов семьи управляющего фамильным имением Тургеневых Спасское-Лутовиново. В это время И. С. Тургеневу впервые пришла мысль, написать большой роман. В некотором смысле вынужденное изгнание принесло писателю и свои положительные результаты. Позже он признавал, что пребывание под арестом, а потом в деревне принесло ему несомненную пользу: оно сблизило его с такими сторонами русского быта, которые при обыкновенном ходе вещей, вероятно, ускользнули бы от его внимания. Находясь в своем имении под арестом, И. С. Тургенев посадил в парке липовую аллею. Там же он посадил дуб, о котором вспоминал, живя вдали от России. В письме известному русскому писателю Я. П. Полонскому, отправленном в 1882 году незадолго до смерти, И. С. Тургенев просил: «Когда Вы будете в Спасском, поклонитесь от меня дому, саду, моему молодому дубу – родине поклонитесь…» [122].

Впечатления, полученные в родном поместье в детские и юношеские годы, наложили отпечаток на отношение писателя к российской жизни, русскому народу, повлияли на его поэтическое видение мира. Действия лучших его романов: «Рудин» (1855), «Дворянское гнездо» (1859), «Накануне» (1860), «Отцы и дети» (1862), пьес «Месяц в деревне», «Нахлебник» – происходили в дворянских усадьбах. События многих повестей и рассказов И. С. Тургенева тоже часто разворачивались в русских дворянских поместьях.

В середине XIX века усадьба Спасское-Лутовиново предстала в новом качестве, она стала своеобразным литературно-художественным центром, очень притягательным для многих деятелей русской культуры. Имение И. С. Тургенева посещал выдающийся актер М. С. Щепкин, живший неподалеку в усадьбе своего сына, часто навещал писателя поэт Ф. И. Тютчев (1803 – 1873) со своей семьей. В этом можно видеть новый этап художественной жизни усадьбы Спасское-Лутовиново.

187

Эстетические пристрастия и миропонимание великого русского композитора, признанного основоположника русской классической музыки М. И. Глинки (1804 – 1857), современника А. С. Пушкина, также складывались под влиянием усадебной жизни. Известный русский критик XIX века В. В. Стасов считал, что во многих отношениях М. И. Глинка имеет в русской музыке такое же значение, как А. С. Пушкин в русской поэзии.

М. И. Глинка родился в селе Новоспасское Смоленской губернии. Эта усадьба перешла во владение рода Глинок в 1750 году. Главный усадебный дом был построен дедом будущего великого композитора в конце XVIII века. В то же время в усадьбе была построена Спасо-Преображенская церковь в стиле барокко, по наименованию которой получило название поместье. Во время Отечественной войны 1812 года французы заняли Новоспасское и пытались ограбить церковь, но местные крестьяне во главе со священником И. Стабровским, закрывшись в храме, отбились от врагов. Французские солдаты разграбили имение и дом священника, но церковь осталась невредимой. Из воспоминаний современников известно, что Спасо-Преображенская церковь славилась своими колоколами. Звук самого большого из них, который весил сто шесть пудов, был слышен на десять верст вокруг. Когда пришла весть о победе над Наполеоном и изгнании врагов из России, по приказанию владельца усадьбы колокола Спасо-Преображенской церкви звонили целый день. Усадебный дом был двухэтажным деревянным на каменном фундаменте. Он был выполнен с большим вкусом. По воспоминаниям сестры М. И. Глинки Л. И. Шестаковой, убранство комнат также было замечательным. «Мебель была в каждой комнате из особого дерева. Великолепные зеркала, паркеты, люстры, лампы … Все было сделано с таким вкусом и изяществом, что ежели бы перевезти наш дом в Петербург, то он не был бы одним из последних. Выстроен был он весь из дуба и сосны – прочного хорошего леса» [123]. Значительную часть территории усадьбы занимал пейзажный парк. В нем росли дубы и клены, липы и вязы. Было множество цветников.

М. И. Глинка с детства полюбил Новоспасское. Свои «Записки» – этот уникальный памятник отечественной

188

мемуаристики – композитор начинал так: «Я родился 1804 года, мая 20 утром, на заре, в селе Новоспасском, принадлежавшем родителю моему, капитану в отставке Ивану Николаевичу Глинке» [124]. Далее композитор отмечал, что в детстве его окружала типичная для дворян того века усадебная обстановка. М. И. Глинка рос кротким и добрым ребенком. Очень рано у него проявились многообразные художественные наклонности. Он любил рисовать, завороженно слушал звон колоколов и с увлечением подражал звонарям, используя вместо колоколов медные тазы. В Новоспасском большое внимание уделялось фортепианной музыке, которая, как отмечалось выше, получила распространение среди дворян в то время. Фортепианная музыка, как известно, тесно связана с условиями домашнего быта, доступна для широких слоев любителей музыки. Как и вокальные жанры, она развивалась в основном в сфере лирических переживаний. В начале XIX века фортепиано стало неизменным спутником всех любителей музыки, тем инструментом, которому люди поверяли свои личные чувства. М. И. Глинка не был исключением в своем отношении к этому инструменту. Кроме скрипки и флейты, он рано овладел игрой на фортепиано. В своих «Записках» композитор, вспоминая свою юность, признавался: «По вечерам, в сумерки любил я мечтать за фортепиано» [125]. Певучие, богатые и разнообразные по своей тембровой окраске звуки фортепиано прекрасно гармонировали с таинственностью старого парка, благоуханием цветов сирени и роз, красотой усадебных озер и необъятных просторов полей и лугов. Они ассоциировались с лирическим настроением, с мечтательным состоянием души, поэтическим восприятием природы и всей атмосферой усадебного дворянского быта.

В имение Новоспасское часто приезжали гости, в том числе дядя М. И. Глинки, у которого был хороший оркестр. Этот оркестр, состоявший из крепостных музыкантов, часто давал концерты. По праздникам оркестр играл целыми днями. Будущий композитор не только с увлечением слушал игру музыкантов, но, выучившись играть на скрипке и флейте, сам принимал участие в игре оркестра в качестве оркестрового музыканта, а впоследствии и как дирижер. Обучаясь в Петербургском благородном пансионе, М. И. Глинка

189

продолжал заниматься музыкой, совершенствовал свою игру на фортепиано. Он рано начал импровизировать и сочинять музыку, изучать оркестровое письмо. Под управлением М. И. Глинки крепостной оркестр его дяди исполнял произведения классического репертуара. Предпочтение отдавалось симфониям В. А. Моцарта, Ф. Й. Гайдна. Первым учителем музыки будущего великого композитора был сельский скрипач. Немалую роль в развитии музыкальных способностей М. И. Глинки сыграла его няня Авдотья Ивановна. Ее пение, слышанное им в детстве, по его собственному признанию, оставило глубокое впечатление, которое сохранилось на всю его дальнейшую жизнь и отразилось в композиторском творчестве. Во время ужина в усадьбе Новоспасское обыкновенно исполняли русские народные песни. «Эти грустно-нежные, но вполне доступные для меня звуки, – писал М. И. Глинка, – мне чрезвычайно нравились…, может быть, эти песни, слышанные мною в ребячестве, были первою причиною того, что впоследствии я стал преимущественно разрабатывать народную русскую музыку» [126]. Даже будучи уже молодым композитором, М. И. Глинка многому учился у двух крепостных музыкантов, братьев Нетоевых. Один из них был скрипачом, а другой – виолончелистом. В благодарность за то, что он узнавал от них о песнях, фразировке и музыкальных стилях, композитор брал обоих братьев с собой в Петербург и платил за их уроки. Зимой 1823 – 1824 годов М. И. Глинка жил в Новоспасском. Два раза в месяц к нему приезжали музыканты из оркестра его дяди. Будущий великий композитор внимательно прослушивал каждый инструмент, делал указания и после этого приступал к репетициям.

В течение почти двадцати лет, каждый раз, когда М. И. Глинка приезжал в Новоспасское, он приглашал в поместье крестьянских певцов и записывал их песни. Мелодии русских народных песен он использовал в своих сочинениях, в том числе операх «Жизнь за царя», «Руслан и Людмила». Народность и патриотизм сделали музыку М. И. Глинки столь долговечной. Творческое кредо М. И. Глинки стало широко известно со слов композитора и музыковеда А. Н. Серова: «Создаем не мы, – говорил М. И. Глинка, – создает народ; мы только записываем и

190

аранжируем» [127]. Существенные черты творчества М. И. Глинки очень верно отметил выдающийся исследователь музыкального искусства князь В. Ф. Одоевский: «Посвященный во все таинства итальянского пения и германской гармонии, композитор глубоко проник в характер русской мелодии; богатый своим талантом, он доказал блистательным опытом, что русская мелодия естественно, то заунывная, то веселая, то удалая, – может быть возвышена до трагического стиля» [128]. Как известно, М. И. Глинка любил усадьбу Новоспасское и по возможности старался посетить родное имение. Впечатления от жизни в Новоспасском отражались в его сочинениях. В июне 1847 года М. И. Глинка в последний раз побывал в своем любимом имении. После смерти композитора усадьба перешла во владение его сестрам. Впоследствии Новоспасское сменило нескольких хозяев, что привело к значительным изменениям в постройках имения, а то немногое, что от него осталось, окончательно погибло в годы Великой Отечественной войны. В 1981 году после реставрационных работ на старом фундаменте восстановили и построили главный дом поместья, где в настоящее время находится музей-усадьба великого русского композитора.

Жизнь и творчество другого великого русского композитора Модеста Петровича Мусоргского (1839 – 1881) также тесно связана с усадебным бытом. На юге Псковской губернии находилось небольшое село Карево, которому суждено было стать родиной М. П. Мусоргского. Впервые сельцо Карево упоминалось в исторических документах в 1670 году. Землей в этих местах владели предки композитора. В Кареве 9 марта 1839 года родился будущий великий русский композитор. Здесь М. П. Мусоргский провел первые десять лет своей жизни. В Автобиографической записке М. П. Мусоргский писал о себе, что он происходил из старинного русского рода. «Под непосредственным влиянием няни близко познакомился с русскими сказками. Это ознакомление с духом русской народной жизни было главным импульсом музыкальных импровизаций до начала ознакомления еще с самыми элементарными правилами игры на фортепиано» [129]. В дальнейшем все творчество композитора происходило под

191

впечатлением усадебной жизни. Большинство лучших созданий М. П. Мусоргского представляют народные характеры, типы, сцены, мотивы. По справедливому замечанию выдающегося русского критика В. В. Стасова, «постижение истории, глубокое воспроизведение бесчисленных оттенков народного духа, настроения, … силы и слабости, трагизма и юмора – все это беспримерно у Мусоргского» [130]. В семье Мусоргских сложились добрые отношения с дворовыми и крепостными крестьянами. В детстве будущий композитор и его старший брат Филарет дружили с детьми крепостных крестьян, вместе с ними бегали на речку купаться, играли в лапту и другие популярные у детей того века игры, часто заходили в гости к крестьянам. В раннем детстве будущий композитор проявлял большой интерес к русским народным песням. И не только. Существуют исторические свидетельства о том, что в детстве будущий композитор любил слушать духовные песнопения. В них сохранялись стародавние традиции. Сплетение голосов в архаических русских церковных распевах допускало некоторые черты, которых уже не было в классической музыке. Впоследствии такое голосоведение вошло в музыку М. П. Мусоргского, приблизив ее к древнерусским традициям.

Впечатления детства, проведенного в имении Карево, отразились в вокальном цикле М. П. Мусоргского «Детская», который включает пять песен: «С няней», «В углу», «Жук», «С куклой», «На сон грядущий». Этот вокальный цикл произвел большое впечатление на современников композитора, которые называли его «поистине чудной вещью», «нитями бриллиантов». Восторженную оценку вокальному циклу «Детская» дал великий венгерский пианист и композитор Ф. Лист (1811 – 1886).

Усадьба Карево была расположена на живописном берегу большого озера. С самого раннего детства будущий великий композитор слышал плеск волн, шум деревьев на берегу озера, пение птиц и крик петухов по утрам. Без сомнения, детские впечатления от общения с природой северного края нашли отражение в творчестве композитора, например, во вступлении к опере «Хованщина»

192

«Рассвет на Москве-реке», которое удивительно чутко и трепетно передает состояние пробуждающейся природы.

В усадьбе Карево М. П. Мусоргский получил свое начальное образование, в том числе и музыкальное. Родители сумели в условиях усадебного быта дать своим детям прекрасное образование. Детство М. П. Мусоргского было связано с музыкой. Его отец хорошо пел, играл на скрипке. Мать композитора была хорошей пианисткой, она дала ему первые уроки игры на фортепиано. Обладая исключительными музыкальными способностями, будущий композитор в семь лет играл на фортепиано сложные для исполнения произведения Ф. Листа, а в девять лет исполнил для гостей большой и сложный концерт Дж. Фильда, известного композитора и пианиста того века.

В возрасте десяти лет М. П. Мусоргский покинул Карево и уехал на учебу в Петербург в школу гвардейских подпрапорщиков. Тем не менее до последних дней своей жизни он вспоминал родное Карево, связанные с ним впечатления детства, усадебного быта, живописной природы, первые музыкальные впечатления. В 1868 году М. П. Мусоргский последний раз посетил родные места. К сожалению, усадьба Мусоргских не сохранилась.

Существенное влияние оказывала патриархальная усадебная жизнь на мировоззрение славянофилов. Особенности русского мировоззрения проявились во всей русской культуре, в том числе в искусстве и философии. Впервые философские интересы пробудились в России в XVIII веке, когда идеи западноевропейского Просвещения затронули русские умы. До этого времени русских людей в поисках истины удовлетворяло Православие, которое содержит в себе истину во всей ее полноте. Это сказалось на особенностях русской философии. Русская философская мысль имела славянофильские истоки и сознательно ставила перед собой задачу утвердить против европейского рационализма с его раздробленностью цельную религиозную философию. Особенности русского мышления связаны с тем, что систематическое и понятийное познание является все же чем-то схематичным, не способным дать истину во всей ее жизненности и полноте. Русские не допускали мысли, что истина может быть открыта только

193

интеллектуальным, чисто рассудочным путем. Напротив, они были уверены, что постижение сущего дается только целостной жизни духа. Стремление к абстрактной систематизации взглядов было чуждо русской философии, которая представляла собой внутреннее, мистическое познание всего сущего, его глубин. Как известно, славянофильство возникло в России в 30-х годах XIX века. Главная идея славянофилов заключалась в том, что Россия должна отказаться от копирования иностранных порядков и норм жизни, идти своим самобытным путем, на котором ее ожидают огромные свершения и великая миссия: спасти Европу от бездуховности и нравственного вырождения. Для этого, как они считали, необходимо вернуться к народным, славянским общинным началам в системе управления страной.

Две точки идейных стремлений были основными ориентирами на предполагаемых путях развития России, ее будущего. Это славянофильство и западничество. Все остальные идейные направления того времени в большей или меньшей мере сопутствовали им. «Различия между славянофилами и западниками – религиозные по смыслу и самому духу своему. В двух этих направлениях сказалось перенесенное на социально-политическую, идеологическую, культурную почву противостояние Православия и западных конфессий» [131]. Славянофилы исповедовали Православие, а западники были или безразличны к религии, или утверждали атеизм. Среди западников православных не было, так же, как не было среди славянофилов равнодушных к православной вере. Поскольку Православие ориентирует человека на внимание к внутренней жизни, на нравственное очищение, на борьбу с грехом, то вполне понятно, почему славянофилы призывали к покаянию и смирению.

Славянофилы делали упор на внутреннем, духовном своеобразии Руси, а не на Руси «с лаптями и лучиной» [132], как иногда представляется поверхностному взгляду. Они стремились возродить не столько Древнюю, сколько Святую Русь, «когда спасение души сознавалось всем народом как цель земного бытия» [133]. Все славянофилы были убеждены, что Россия должна остаться верна истине Православной Церкви и потому быть свободна от

194

рационалистического раздробления духа. Некоторые западники не отрицали самобытности русского народа. Так, западник Б. Н. Чичерин, несмотря на то, что считал Россию европейской страной, писал: «Если у каждого европейского народа при общих жизненных основах есть свои особенности, то тем более имеет их Россия» [134]. Но западники ориентировались на внешние стороны жизни, их тип мышления вел к насильственному изменению условий бытия, чтобы подчинить их своим потребностям.

Как известно, толчком к обострению споров между западниками и славянофилами послужило «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева (1794 – 1856), опубликованное в журнале «Телескоп» № 15 за 1836 год. Как убежденный западник, П. Я. Чаадаев утверждал, что русская история бессмысленна и что для России единственный путь спасения – это приобщение к европейской цивилизации. Один из идеологов славянофильства А. С. Хомяков (1804 – 1860), первым опроверг взгляды П. Я. Чаадаева и его единомышленников. Он писал: «Англичане, французы, немцы не имеют ничего хорошего за собою. Чем дальше они оглядываются, тем хуже и безнравственнее представляется им общество. Наша древность представляет нам пример и начала всего доброго… Западным людям приходится все прежнее отстранять, как дурное, и все хорошее в себе создавать; нам довольно воскресить, уяснить старое, привести его в сознание и жизнь. Надежда наша велика на будущее» [135].

Славянофильство явилось своего рода проявлением и развитием стремлений к самобытности, народности и оригинальности, которыми жила передовая общественность и литературная мысль в первой четверти XIX века. Начало этим настроениям положили события Отечественной войны 1812 года, которые ознаменовались обострением чувства патриотизма и национальной гордости во всех слоях русского общества. Движение славянофилов продолжалось и в 40 – 50-х годах XIX века. Среди наиболее видных деятелей славянофильства были упомянутый выше А. С. Хомяков, а также Ю. Ф. Самарин (1819 – 1876), И. С. и К. С. Аксаковы, И. В. и П. В. Киреевские. В России было немало людей, которые разделяли их взгляды. Несмотря на то, что со

195

смертью многих ведущих идеологов этого общественно-литературного направления славянофильство начало распадаться, оно не совсем исчезло из сознания русской интеллигенции последующих времен, поскольку главное стремление западников к земному, материальному благополучию не могло вполне удовлетворить духовные чаяния большинства русских людей. Периодически в среде русских интеллигентов с большей или меньшей силой славянофильство возрождалось.

Подмосковное имение Абрамцево принадлежало славянофилам из рода Аксаковых. Оно прекрасно воплощало идиллию патриархальной русской старины и отвечало духовным идеалам и эстетическим взглядам славянофилов. Место, на котором впоследствии было построено имение Абрамцево, первоначально в писцовых книгах XVI века упоминалось под названием «пустошь Обрамково». В конце XVIII – начале XIX веков утвердилось название Абрамцево. С 1843 по 1859 годы небольшое подмосковное имение Абрамцево принадлежало русскому писателю С. Т. Аксакову (1791 – 1859). Оно находилось в двенадцати верстах от Свято-Троице-Сергиевой лавры. Это имение не отличалось богатством, красотой и роскошью дворцовой архитектуры главного дома и парковых строений. Но внимание мог привлечь старинный деревянный дом с мезонином, простой и уютный, а также живописная природа, окружавшая усадьбу. Дом стоял на высоком берегу реки. Вниз к реке спускался старинный парк. За рекой виден был Хотьковский монастырь, в который семейство Аксаковых любило ездить на богомолье. С. Т. Аксаков называл Абрамцево «премилой деревенькой», «земным раем». Он с восторгом писал дочери: «Чудо, а не деревня, слов нет описать, как все здесь прелестно» [136]. Тихий, уединенный уголок в Подмосковье мог вполне удовлетворить страстную любовь к природе и русской патриархальной старине писателя С. Т. Аксакова.

Чудесная русская природа средней полосы России, тишина, уединение, уютный старинный дом, особая благодатная атмосфера, создававшаяся близостью двух монастырей, – все это способствовало расцвету писательского таланта С. Т. Аксакова. Здесь были написаны основные его литературные произведения:

196

«Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука», «Воспоминания». Имение Абрамцево вдохновило С. Т. Аксакова и на поэтические строки, которые были обращены к поэту А. Н. Майкову. Сочинения С. Т. Аксакова были высоко оценены писателями, критикой и всей читающей Россией. Они заняли достойное место среди произведений русской классической литературы. В творческом наследии писателя С. Т. Аксакова сохранилась и дошла до наших дней сказка «Аленький цветочек», которую рассказала ему когда-то ключница Пелагея. Сын писателя, И. С. Аксаков, предвидел, что сказка эта будет прекрасной вещью, которой суждено иметь огромный успех. Из всех русских литераторов С. Т. Аксаков больше всех ценил и любил А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя.

В течение более пятнадцати лет усадьба Абрамцево была одним из центров русской культурной и общественной жизни. Абрамцево было местом встреч и бесед многих выдающихся людей того времени. Среди гостей Аксаковых бывали писатели Н. В. Гоголь, И. С. Тургенев, поэт Ф. И. Тютчев, славянофилы, известные литераторы братья И. В. и П. В. Киреевские, поэт-славянофил А. С. Хомяков.

С Н. В. Гоголем хозяина усадьбы Абрамцево связывала тесная глубокая дружба. Впервые Н. В. Гоголь посетил Абрамцево в 1849 году, а в последний раз он был здесь незадолго до своей смерти в 1851 году. В усадьбе Абрамцево Н. В. Гоголь работал над вторым томом поэмы «Мертвые души». Обитатели абрамцевского дома были одними из первых слушателей этого сочинения Н. В. Гоголя. С. Т. Аксаков в своих воспоминаниях так описывал это событие: «…Вечером Гоголь, сидя на своем обыкновенном месте в гостиной, вдруг сказал: «Да не прочесть ли нам главу «Мертвых душ»? Мы были озадачены его словами и подумали, что он говорит о первом томе «Мертвых душ». Константин даже встал, чтобы принести их сверху, из своей библиотеки, но Гоголь удержал его за рукав и сказал: «Нет, уж я вам прочту из второго…» Не могу выразить, что сделалось со всеми нами… Ту же минуту все мы придвинулись к столу, и Гоголь прочел первую главу второго тома «Мертвых душ». С первых страниц я … пришел в совершенный

197

восторг» [137]. Н. В. Гоголь был очень привязан к С. Т. Аксакову и его семейству. Он любил слушать рассказы С. Т. Аксакова о прошлом, об его увлечении рыбной ловлей и охотой и убеждал написать об этом. Глубокое уважение С. Т. Аксакова к Н. В. Гоголю проявилось и в том, что он работал над книгой «История моего знакомства с Гоголем», которой придавал большое значение. Он рассматривал ее как «свой священный долг его памяти и потомству». В книгу вошли воспоминания С. Т. Аксакова о Н. В. Гоголе, двадцатилетняя переписка Н. В. Гоголя с С. Т. Аксаковым и членами его семьи. К несчастью, из-за болезни и смерти С. Т. Аксакова эта книга не была закончена.

Писатель И. С. Тургенев приезжал в Абрамцево в 1854 – 1855 годах. Эти посещения усадьбы очень сблизили обоих русских писателей. В это время С. Т. Аксаков задумал издавать «Охотничий сборник», и И. С. Тургенев согласился в нем участвовать. С. Т. Аксаков собирался поместить в этом сборнике рассказы и статьи ученых и писателей, относящиеся ко всем видам охоты. Выпустить этот сборник не удалось, и тогда С. Т. Аксаков издал книгу «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах», включив в нее рассказ И. С. Тургенева «О соловьях». И. С. Тургенев очень высоко ценил глубокое понимание С. Т. Аксаковым русской природы. В одной из своих рецензий он писал, что С. Т. Аксаков смотрит на природу так, как должно на нее смотреть: просто и ясно, умно и добросовестно; он только хочет увидеть, узнать. Перед таким чутким и внимательным взором природа раскрывается и дает ему «заглянуть» в себя.

С. Т. Аксаков выразил свое отношение к природе во вступлении к «Запискам об ужении рыбы», произведении, имевшем большой успех среди читателей. Он писал, что чувство природы является врожденным, но противоестественное воспитание, ложные направления и жизнь стремились заглушить голос природы, часто заглушают его или дают искаженное развитие этому чувству. «…далекая деревня, в ней только можно чувствовать полную, не оскорбленную людьми жизнь природы. Деревня, мир, тишина, спокойствие! Безыскусственная жизнь, простота отношений! Туда бежать от праздности, пустоты и недостатка интересов; туда же

198

бежать от неугомонной, внешней деятельности, мелочных, своекорыстных хлопот, бесплодных, бесполезных, хотя и добросовестных мыслей, забот и попечений! На зеленом, цветущем берегу, над темной глубью реки или озера, в тени кустов, под шатром исполинского осокоря или кудрявой ольхи, тихо трепещущей своими листьями в светлом зеркале воды, … улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды! Природа вступит в вечные права свои, вы услышите ее голос, заглушенный на время суетней, хлопотней, смехом, криком и всею пошлостью человеческой речи! Вместе с благовонным, свободным, освежительным воздухом вдохнете в себя безмятежность мысли, кротость чувства, снисхождение к другим … Неприметно, мало-помалу рассеется … недоверчивость к собственным силам, твердости воли и чистоте помышлений – эта эпидемия нашего века, чуждая здоровой натуре русского человека, но заглядывающая и к нам за грехи наши…» [138]. Публикация охотничьих книг С. Т. Аксакова была значительным событием для читающий России. Немного до него было писателей, которые так верно говорили о природе и ее значении для души человека.

Сыновья С. Т. Аксакова были известными славянофилами. Они унаследовали от своего отца и патриархальное миропонимание, и поэтическое восприятие русской природы, и любовь к сельской жизни. Несмотря на общность мировоззрения, внешне они отличались друг от друга. Так, Константин Сергеевич Аксаков (1817 – 1860), старший сын С. Т. Аксакова, носил русскую народную одежду, косоворотку и сапоги, а Иван Сергеевич Аксаков (1823 – 1886), известный собиратель русского фольклора, носил обычную европейскую одежду, как и большинство русских интеллигентов того века.

К. С. Аксаков был талантливым поэтом, драматургом, литературным критиком, публицистом, значительным лингвистом. Он был истинно православным человеком и, как большинство славянофилов, указывал главное средство от всех российских бед: «Пусть покаянье нам поможет, пусть смоет наш тяжелый грех». Сущностные идеи славянофилов он высказал в своем

199

стихотворении «Разуму» (1857). В нем он обвинял разум в гордыне, указывал на его ограниченность. Поэт считал, что всесильным разум может стать только в смирении «перед таинством святыни».

И. С. Аксаков, младший сын писателя С. Т. Аксакова, являлся одним из столпов славянофильства и был глубоко верующим православным человеком. Будучи поэтом и драматургом, он с большим сочувствием описывал жизнь простого русского народа. В его эпической поэме «Бродяга» (1852) исследователи видели мотивы, предшествующие идеям поэмы Н. А. Некрасова (1821 – 1878) «Кому на Руси жить хорошо». В поэме «Бродяга», которую по жанру иногда называют очерком в стихах, поэт выразительно и с большой любовью описывал традиционный колокольный звон на Илью Пророка и православную церковную службу в честь этого большого и любимого в русском народе христианского праздника:

А в час вечернего служенья, О, сколько там, у алтарей, Сказалось истин откровенья, Премудрых тайн, святых речей, Благих, карающих, целебных! И сколько Богу своему Спел песней клирос там хвалебный? Природа вторила ему, И мнилось, тем словам внимая, Взывала к миру и любви, Согласным хором совершая Священнодействия свои! И много ль тех, которых души Тот вечер в памяти хранят? И видят очи, слышат уши, Но вникнуть глубже не хотят. При всей своей любви к русскому народу, И. С. Аксаков видел

многие примеры духовной поврежденности русского человека, пророчески предвидел трагические последствия этой поврежденности. Тем не менее в мироощущении И. С. Аксакова не было трагической безнадежности, православная вера спасала его от уныния. Он понимал, что беды и несчастья могут объединить людей

200

в истинной вере, а это верный путь к спасению, поэтому не стоит бояться жизненных невзгод, предаваться отчаянию. Ведь «только в скорбном сливаяся хоре, наши песни согласно звучат!» – писал И. С. Аксаков.

Братья Аксаковы считали, что жизнь в деревне помогала им понять душу русского народа, его веру. Сама природа способствовала этому. «В русском поле трудно запеть другую песню, кроме русской: та же простота, та же бесконечность, и даль, и ширина, тот же мир и та же тихо и легко разнообразимая однообразность…блестят вдали полосы, извивающиеся реки, и природа развертывает ежеминутно свои неистощимые красоты, и даль, сизая даль открывает перед вами свои таинства, по мере вашего приближения отодвигаясь и застилая новую даль. И посреди всего этого сидит на козлах, в одной рубахе, царь и господин всего этого, русский крестьянин; душа его свободно вмещает в себя эту природу» [139].

После смерти С. Т. Аксакова в 1859 году усадьба Абрамцево постепенно пустела и стала приходить в упадок. В 1870 году дочь С. Т. Аксакова продала Абрамцево предпринимателю и меценату С. И. Мамонтову.

Среди представителей русской интеллигенции и выдающихся деятелей русской художественной культуры трудно найти человека, на которого не оказала бы существенного влияния повседневная усадебная жизнь с характерными для ее быта чертами. На одних это влияние сказалось в большей степени, на других – в меньшей. Но корни дворянской культуры, истоки творческого вдохновения, уникальности и своеобразия интеллектуальной элиты прошлых столетий, великих представителей русской культуры – именно в старинной русской дворянской усадьбе, вобравшей в себя характерные особенности культуры и искусства как дворянского, так и крестьянского сословий.

Особая, непринужденность усадебной повседневной жизни создавала специфическую творческую атмосферу, которая приводила к укреплению связей и взаимодействия представителей русской интеллигенции и творческой дворянской элиты,

201

способствовала возникновению и процветанию самых разнообразных явлений художественной культуры и искусства.

Глубокое и сильное воздействие дворянская культура оказывала и на все другие сословия русского общества. Главные, наиболее существенные особенности дворянской культуры, отражавшие интересы, этические и эстетические потребности русских людей, распространялись и приживались в русском народе. Таким образом, можно подтвердить сложившееся у исследователей русской усадьбы мнение, что один из сильнейших и важнейших источников русской культуры находился в дворянской усадьбе.

Глава V. Изменения в культурно- историческом развитии России

во 2-й половине XIX – начале XX веков

1. Новые владельцы усадеб

Крестьянская реформа 1861 года привела к гибели той культуры и того искусства, которые были созданы крепостными мастерами. Помещичьи усадьбы перестали существовать как пространство для постоянного проживания, а стали всего лишь местами для проведения летнего отдыха. Зачастую помещики продавали свои владения, не находя смысла в их содержании. Деревенские кулаки скупали их, вырубали сады, перестраивали имения в фабрики. Произведения искусства, предметы убранства, мебель иногда просто продавались на слом. Подобным образом погибло имение княгини Е. Р. Дашковой Троицкое в Калужской губернии. Потомок княгини, граф Воронцов-Дашков, не стремился сохранить прекрасное родовое имение. Главный дом усадьбы был перестроен. Вначале в нем размещалась суконная фабрика, а затем – писчебумажная. Впоследствии граф Воронцов-Дашков продал все свое владение, которое купил Дворянский банк. Вскоре исчезла даже жизнь фабрики, и дом оказался мертвым, полным унылого

202

запустения. Такова была судьба многих некогда богатых дворянских усадеб.

По мнению исследователей, во второй половине XIX века произошло изменение социальной структуры усадебного владычества. Как известно из истории, многие дворянские поместья перешли во владение богатых купцов и промышленников, которые представляли собой новый класс – буржуазию. Они обычно расширяли и переделывали старые постройки или создавали на прежнем месте новый усадебный комплекс. Со временем изменялись и эстетические установки, которые касались как архитектуры, так и интерьера усадьбы. Часто представители буржуазии приобретали дворянские поместья не для удовлетворения своих эстетических запросов и желания приблизиться к природе, а для расширения своего производства, в чисто коммерческих целях. Деловая направленность новых владельцев дворянских поместий приводила к переориентации всего архитектурно-паркового комплекса усадьбы. Дворянские усадьбы приобретались ими для эксплуатации земельных и водных угодий. Здесь они строили консервные и сахарные заводы, устраивали животноводческие фермы, птичники. Центральной частью поместья служил не усадебный дворец, как было прежде, а утилитарные заводские строения. Новые владельцы во всем придерживались экономических принципов, в том числе и в разбивке садов.

Аристократы, имения которых начинали приходить в упадок, какое-то время еще сосуществовали наряду с новыми хозяевами усадеб. Граф С. Д. Шереметев в конце 1880-х годов посетил хозяйку некогда роскошного имения Рай-Семеновское в Московской губернии, которое издавна принадлежало известному дворянскому роду Нащокиных. Владельцы имения любили принимать гостей, устраивать различные празднества и увеселения. Впоследствии хозяин имения разорился, финансовые дела его пришли в упадок. Граф С. Д. Шереметев нашел, что знаменитый парк и усадебный дом изменились до неузнаваемости, во всем чувствовались упадок и запустение. Несмотря на это, гостеприимство и хлебосольство, страсть к пышным приемам гостей остались прежними, в чем граф

203

С. Д. Шереметев убедился, когда был приглашен к обеду хозяйкой дома.

С усадьбами мелкопоместных дворян дело обстояло несколько иначе. Хозяева имений старались сохранить старые традиции в устройстве усадебного быта. Главным по-прежнему для них было сближение человека с природой, гармоническое соединение архитектурного комплекса с окружавшим его ландшафтом. Владельцы усадеб возводили небольшие архитектурные ансамбли, но они все-таки отличались высоким художественным уровнем, хорошим вкусом. Такие усадьбы более походили на дачи. Усадебные дома в таких поместьях строились в основном из дерева, «материала, который сам по себе способен придать «дачный» характер любому небольшому загородному сооружению» [140]. Следует учесть еще один важный момент. Дерево всегда было традиционным строительным материалом в русских деревнях и селах, и, следовательно, его применение в строительстве усадеб побуждало архитекторов к сооружению зданий в традициях русского национального зодчества.

В то время в усадебной культуре выделялись имения писателей, ученых, художников. В этой связи можно вспомнить великого русского композитора А. П. Бородина (1833 – 1887), на творчество которого повлияло пребывание в селе Давыдово Владимирской губернии. Дом, в котором останавливался композитор, принадлежал его ученику и ассистенту А. П. Дианину. Скромный дом и окружавший его сад скорее напоминали дачу, чем дворянскую усадьбу. Впервые композитор приехал сюда летом 1877 года, а затем приезжал в 1878 и 1879 годах. Здесь он работал над оперой «Князь Игорь».

Композитор посещал соборы и монастыри во Владимире и Боголюбове, детально знакомился с исторической обстановкой, отраженной в сюжете оперы, по летописям. Композитора серьезно интересовал старинный народный быт и русские народные песни, поэтому он часто общался со стариком Вахромеичем из деревни Новая Быковка, который был большим знатоком старинных русских народных песен. Он сообщил А. П. Бородину мелодию, которая легла в основу «Хора поселян» в IV действии оперы.

204

Время, проведенное композитором во Владимирской губернии, было очень плодотворным. Здесь им были написаны многие арии и хоры, части действий оперы. Но наиболее плодотворным было лето 1879 года. В Давыдове и окрестных селах и деревнях старые песни к тому времени стали забываться и уступать место частушкам и «жестоким романсам» городского происхождения. Явление это было повсеместным. Но тем не менее композитору удалось отыскать напевы народных песен, живших еще в памяти представителей старшего поколения.

Архитектура старинных монастырей Боголюбова, Суздаля, Владимира и окружавшая их природа содействовали появлению настроения, соответствовавшего написанию оперы на сюжет древнерусской истории.

Помимо серьезных занятий в селе Давыдово, некоторое время композитор уделял отдыху. В это время он обычно занимался музыкальными развлечениями со своими домочадцами. Так, в связи с отъездом в Санкт-Петербург студента Н. П. Дианина было устроено хоровое пение. А. П. Бородин писал об этом вечере: «Пели прощание охотника. Перепели все, что умели. А слушателей-то, что слушателей было! Чуть окна не высадили. Мы уж отворили окна-то, из предосторожности. Сначала показались в них только макушки голов, потом и целые головы, а там, глядишь, головы-то очутились уже в комнате, а на окнах-то локти,…(это значит, уж очень увлеклись, слушая музыку-то, почитай в горницу влезли!) Да слушают-то не просто, а с замечаниями, – это де лучше, а вот то хуже и т. д.» [141].

Сохранились названия тех хоровых произведений, о которых шла речь в письме А. П. Бородина. Это были «Хор охотников» К. М. Вебера, «Ночевала тучка золотая» А. С. Даргомыжского на стихи М. Ю. Лермонтова, который особенно часто исполнялся у Бородиных.

Через год повторилась та же картина в селе Давыдово. Композитор вспоминал, что «по-прежнему лезли в окна сначала руки, потом и головы… Вот он художественный-то элемент, как сильно развит в Давыдовцах!» [142] – заключил А. П. Бородин.

205

Композитор отмечал прекрасную природу, окружавшую село. Он говорил, что ни в одной деревне более здоровой местности не видал. Его очаровывало все: леса, бор, поля, луга, озера, пойма.

Необходимо также вспомнить, какую большую роль в русской художественной культуре второй половины XIX века сыграло имение Абрамцево, в котором была сосредоточена русская художественная жизнь уже после приобретения его крупным промышленником и меценатом С. И. Мамонтовым. В свое время он учился на юридическом факультете Московского университета, посещал театры, сам играл на любительской сцене, обладал большими музыкальными способностями, прекрасным оперным голосом, прошел солидную музыкальную подготовку. Он даже брал уроки пения у знаменитых итальянских учителей вокала, когда находился в Италии по коммерческим делам, проявлял большой интерес к изобразительному искусству. Кроме того, он был талантливым литератором и драматургом, режиссером и актером, неплохим скульптором. По общему признанию, С. И. Мамонтов был человеком редкой одаренности и необычайной энергии. Впервые С. И. Мамонтов увидел Абрамцево в 1870 году, когда собирался приобрести имение в Подмосковье. По своему мироощущению прежние владельцы усадьбы, Аксаковы, и С. И. Мамонтов были близки друг другу. Возможно, именно поэтому новые хозяева старались сохранить прежний дух усадьбы. Замечательным качеством С. И. Мамонтова было умение открывать талантливых людей, способствовать развитию их творческих способностей. Им были созданы Московский художественный кружок, Московская частная русская опера, которые быстро стали очень заметным явлением в истории русского изобразительного и оперного искусства. В своем имении Абрамцево С. И. Мамонтов создал творческое объединение, которое вошло в историю под названием Абрамцевского художественного кружка. Главной особенностью этого творческого содружества была любовь к русскому национальному искусству и как следствие – обращение к русской истории, народным традициям, истокам русского художественного творчества.

206

Реконструкцию и обустройство усадьбы Абрамцево С. И. Мамонтов начал с постройки церкви. С весны 1878 года в доме Мамонтовых установилась традиция отмечать Пасху всей семьей с друзьями в Абрамцеве. Из-за половодья и связанного с ним бездорожья не всегда удавалось съездить в Хотьковский монастырь или в Свято-Троице-Сергиеву лавру на Пасхальное Богослужение. В таком случае заутреню служили дома. По воспоминаниям Н. В. Поленовой, жены художника В. Д. Поленова, в тот «вечер словно ожил в этом старом помещичьем доме патриархальный дух прошлого и объединил всех своей задушевностью и простотой. А там за стенами просыпалась молодая весна, снег таял, везде сочилась вода, монотонно журчали весенние ручейки, и вдруг, среди словно насторожившейся природы, раздался и разлился торжественный пасхальный звон колоколов Хотьковского монастыря. Поэзия этой ночи охватила всех и оставила на всю жизнь глубокое радостное впечатление» [143]. В другой год вследствие половодья в усадебном доме Мамонтовых на Богослужение собрались крестьяне окрестных сел и деревень. С этого времени пришло решение построить в усадьбе Абрамцево часовню.

Первоначально в 1881 – 1882 годах в Абрамцеве была возведена церковь Спаса Нерукотворного, созданная в стиле древнерусского новгородского зодчества. Церковь строилась по проекту и эскизам выдающегося русского художника В. М. Васнецова. Он взял за образец древний храм Спас в Нередицах, который был построен в г. Новгороде в XII веке. Художник не просто копировал древний храм, но обогатил его приемами других архитектурных школ. Так, резьба по камню – это характерная черта владимирских зодчих, а украшение стен майоликой – ярославских мастеров. Все члены Абрамцевского художественного кружка в большей или меньшей степени принимали участие в оформлении этого храма. Художник И. Е. Репин написал икону «Нерукотворный Спас», а В. Д. Поленов создал для храма несколько икон: «Благовещение», «Тайная вечеря», «Царица Александра», «Князь Всеволод». В. М. Васнецов написал иконы «Богоматерь» и «Сергий Радонежский». По эскизам В. М. Васнецова выполнен мозаичный пол церкви. Очень красив и интересен деревянный резной иконостас,

207

который был выполнен по рисункам В. Д. Поленова. Как вспоминала Н. В. Поленова, в Абрамцеве «все жило интересом церкви и общей работы. Поленов делал эскизы для деталей, для решеток иконостаса, запрестольного креста, паникадила, подсвечников, для церковной утвари, для хоругвей и руководил всем делом. Во всех комнатах столы были завалены рисунками, чертежами, образцами материй и иконами. Елизавета Григорьевна и Наталья Васильевна Якунчикова, ближайшая сотрудница этой постройки, вышивали на хоругвях … иконы Спасителя, Богоматери, и Архангелов… Работались иконы. Репин кончал Спаса, жена его писала образ Свв. Веры, Надежды и Любви и матери их Софии, Неврев – Николая Чудотворца, а Поленов … Благовещение на царских дверях» [144]. Летом 1882 года церковь Спаса Нерукотворного освятили. В 1891 году к церкви была пристроена часовня, выполненная по проекту В. М. Васнецова. Постройка этой часовни была связана с трагическим событием: смертью сына владельцев усадьбы. Впоследствии в часовне был похоронен и сам С. И. Мамонтов в 1918 году.

В усадебном комплексе есть интересный сказочный уголок с избушкой на курьих ножках, созданный для детей С. И. Мамонтова. Художник В. М. Васнецов умело вписал сказочный домик в окружавшую природу так, что он стал неотъемлемой частью абрамцевского пейзажа. В духе русских сказок была построена баня-теремок.

Современники признавали, что всем, чем занимался С. И. Мамонтов, втайне руководило искусство. В Абрамцеве подолгу жили и работали известные художники В. М. Васнецов, И. Е. Репин, В. Д. Поленов, В. А. Серов, М. А. Врубель, К. А. Коровин, М. В. Нестеров. Гости С. И. Мамонтова, собираясь в Красной гостиной, главной комнате абрамцевского дома, декламировали стихи любимых поэтов А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, В. А. Жуковского. Выдающийся русский критик XIX века В. В. Стасов писал: «С конца 70-х и в начале 80-х гг. дом С. И. Мамонтова, зимой – в Москве, летом в селе Абрамцеве близ Москвы… сделался центром, где значительнейшие русские художники находили себе необыкновенно отрадный, полезный и приятный приют…Дружеские собрания, художественные беседы, чтения книг и журнальных

208

статей, интересовавших всех членов этого молодого талантливого общества, все настраивало новых художников на творения важные и оригинальные, все их устремляло вперед и окружало их атмосферою самою счастливою» [145]. Художник И. Е. Репин говорил своим друзьям, что Абрамцево – это лучшая во всем мире дача, настоящий идеал. Чтение письма, ответа запорожских казаков турецкому султану Ахмету IV, вдохновило его на создание знаменитого полотна «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Здесь он сделал первые наброски к этой картине. В усадьбе Абрамцево художником В. И. Серовым была написана известная картина «Девочка с персиками».

Важную роль в творческой жизни Абрамцевского объединения играло театральное искусство. Здесь часто устраивались любительские спектакли по инициативе С. И. Мамонтова. Ставились пьесы самого разного содержания. Владелец усадьбы сам писал пьесы, занимался режиссурой, выступал в качестве актера. В спектаклях абрамцевского кружка принимал участие родственник С. И. Мамонтова, К. С. Станиславский (1863 – 1938), будущий великий русский театральный режиссер, актер, педагог и теоретик театра. Для домашних спектаклей в Абрамцеве художники писали декорации, эскизы костюмов, которые впоследствии оказали сильное воздействие на театрально-декорационное искусство. В работе над декорациями художники использовали достижения пленэрной живописи, обращались к народному творчеству и в результате создавали очень выразительные, достоверные и яркие картины. Большим событием стала постановка пьесы А. Н. Островского «Снегурочка», декорации к которой и костюмы были созданы по рисункам художника В. М. Васнецова. Он был одним из первых художников-декораторов, который в своей работе обратился к народному прикладному искусству, использовал народные мотивы в своем творчестве, искусство древнерусских мастеров. В. М. Васнецов не только оформлял спектакль, но и очень удачно исполнил в нем роль Деда Мороза, конечно, не без влияния С. И. Мамонтова.

Постепенно из любительских спектаклей выросла русская частная опера. Она была основана С. И. Мамонтовым в 1885 году в

209

Москве. По мнению критиков, она послужила «могучим толчком» развитию русского оперного искусства, поскольку задачей нового оперного театра была пропаганда творчества талантливых русских композиторов, чьи сочинения не ставились в столичных театрах, и, кроме того, утверждение новых музыкальных принципов театральных и оперных постановок. На сцене мамонтовской оперы получили новое звучание оперы М. И. Глинки, А. С. Даргомыжского, М. П. Мусоргского. В Русскую частную оперу С. И. Мамонтов собрал талантливых молодых певцов и певиц Т. С. Любатович (1859 – 1932), Е. Цветкову. В Русской частной опере раскрылся редкий талант великого русского певца Ф. И. Шаляпина. В автобиографической книге «Маска и душа» он писал о С. И. Мамонтове: «Вообще это был человек очень хорошего и тонкого вкуса… Он прямо не выражал мне ни одобрения, ни порицания, но часто держал меня в своей компании, приглашал обедать, водил на художественную выставку. Во время этих посещений выставки он проявлял заметную заботу о развитии моего художественного вкуса. И эта мелочь говорила мне больше всего остального, что Мамонтов интересуется мною, как художник интересуется материалом, который кажется ему ценным» [146]. Ф. И. Шаляпин писал о том, что, благодаря С. И. Мамонтову, работа в театре шла дружно и весело. Молодого певца «приятно поразили сердечные товарищеские отношения между актерами. Всякий дружески советовал другому все, что мог со знанием дела посоветовать, сообща обсуждали, как лучше вести ту или другую сцену, – работа горела» [147]. С. И Мамонтов придавал большое значение оформлению спектакля, давал советы актерам, какого цвета лучше выбрать материю, для того, чтобы их костюмы были в гармонии с декорациями. Лучшие московские художники работали над декорациями в абрамцевском театре, например, В. М. Васнецов. Ф. И. Шаляпин всегда с радостью вспоминал тот период своей жизни. Он писал: «В атмосфере доверия, признания и дружбы мои силы как бы удесятерялись. Я работал с энтузиазмом и как губка впитывал в себя лучшие веяния времени, которое во всех областях искусства было отмечено борьбою за обновление духа и формы творений. Мамонтов открыл двери своего театра для великих русских композиторов, которыми

210

пренебрегала императорская сцена. В короткое время он поставил четыре оперы Римского-Корсакова и воскресил славу Мусоргского свежей постановкой «Бориса Годунова» и «Хованщины».

У Мамонтова я получил тот репертуар, который дал мне возможность разработать все особенные черты моей артистической натуры, моего темперамента. Достаточно сказать, что из девятнадцати ролей, созданных мною в Москве, пятнадцать были роли русского репертуара, к которому я тяготел душою. Но самым большим благодеянием для меня было, конечно, то, что у Мамонтова я мог позволить себе смелые художественные опыты, от которых мои чиновные вицмундиры в Петербурге перепадали бы все в обморок» [148].

В молодые годы в мамонтовской опере работал дирижером великий русский композитор, пианист и дирижер С. В. Рахманинов (1873 – 1943). Он только что окончил Московскую консерваторию. За свое конкурсное сочинение – оперу «Алеко» по поэме А. С. Пушкина «Цыганы» – он получил большую золотую медаль. Ф. И. Шаляпин и С. В. Рахманинов быстро подружились и пронесли свою творческую и человеческую дружбу через всю жизнь. С. В. Рахманинов часто аккомпанировал Ф. И. Шаляпину. «Когда Рахманинов сядет за фортепиано и аккомпанирует, то приходится говорить: «Не я пою, а мы поем», – вспоминал Ф. И. Шаляпин. Как композитор он тогда уже был воплощением «простоты, ясности и искренности» [149]. Частыми гостями в Абрамцеве были выдающиеся мастера русской сцены актриса М. Н. Ермолова (1853 – 1928), актер и режиссер К. С. Станиславский.

Большой интерес у всех членов абрамцевского художественного кружка вызывало русское национальное искусство. Как известно, увлечение народными традициями было свойственно русскому обществу в конце XIX – начале XX веков. Члены абрамцевского сообщества ездили по окрестным деревням, собирая домашнюю крестьянскую утварь, деревянную посуду, старинные прялки, тканую одежду, вышитые полотенца и другие изделия русских народных умельцев. Издавна окрестности Хотькова и Абрамцева славились художественным рукодельем. В близлежащих деревнях было много мастеровых людей, которые занимались

211

резьбой по дереву, вышиванием. Эти вещи использовались в практических целях и для украшения крестьянских изб.

Под руководством Е. Г. Мамонтовой, жены владельца усадьбы Абрамцево, в 1882 году в Абрамцеве была создана художественно-столярная мастерская, которая была задумана с практической целью: дать возможность крестьянским детям получить дополнительную специальность. Но существовала и другая, главная цель – предотвратить угасание народной художественной традиции, исчезновение русского культурного наследия. В руководстве художественно-столярной мастерской принимала участие художница Е. Д. Поленова, сестра художника В. Д. Поленова. Активное участие в работе мастерской принимали художники В. М. Васнецов, В. Д. Поленов. По эскизам, созданным художницей Е. Д. Поленовой, на основе глубокого, детального изучения образцов прикладного народного искусства учащиеся столярной мастерской делали резную мебель, шкафчики, полочки разнообразной формы, шкатулки и другие предметы. В их изделиях точно воскресали древнерусские сказочные петушки, фантастические звери и птицы.

Ко дню рождения Е. Г. Мамонтовой учащиеся художественно-столярной мастерской сделали ей в подарок письменный стол, богато украшенный резьбой. Эта резьба была выполнена по рисункам художницы Е. Д. Поленовой. Под ее влиянием другие члены абрамцевского художественного кружка также увлеклись искусством резьбы по дереву. Над созданием эскизов мебели, орнаментов трудились В. Д. Поленов, братья В. М. и А. М. Васнецовы.

Руководители художественно-столярной мастерской очень серьезно относились к обучению крестьянских детей. Они хотели дать им не только специальные знания, не только обучить их ремеслу, но и развить их художественный вкус, расширить общий кругозор. С этой целью в мастерской устраивались чтения книг, проводились беседы. Немало внимания уделялось улучшению быта учащихся и условий их труда. Обучение в художественно-столярной мастерской в Абрамцеве длилось четыре года, и после окончания курса обучения выпускники начинали работать самостоятельно. Как

212

известно, из стен абрамцевской мастерской вышло немало талантливых резчиков по дереву.

Изделия абрамцевских мастеров высоко ценили представители русской интеллигенции того времени. Например, один шкафчик абрамцевской резьбы украшал кабинет писателя А. П. Чехова в г. Ялте, другой – квартиру художника А. М. Васнецова (1856 – 1933) в Москве. Со временем на основе мотивов крестьянского творчества сложился особый художественный стиль, известный под названием «абрамцевский». Изделия абрамцевской мастерской были известны не только в России, они экспонировались на выставках за рубежом, получали там высокую оценку и пользовались большим спросом.

Кроме художественно-столярной мастерской, в Абрамцеве была организована мастерская женских рукоделий. Под влиянием Е. Г. Мамонтовой жительницы окрестных сел и деревень вновь взялись за тканье холстов, за плетение кушаков, вышивание полотенец и другое рукоделье, которое постепенно начинало забываться под влиянием фабричного производства.

Владелец Абрамцева С. И. Мамонтов, увлекаясь керамикой, открыл в своем имении гончарную мастерскую, в которой так же, как и в художественно-столярной, и в мастерской художественных рукоделий, процветали традиции народных художественных промыслов. Этим он положил начало возрождению забытого искусства поливных изразцов. Художники В. Д. Поленов, В. А. Серов, К. А. Коровин разделяли увлечение С. И. Мамонтова. Но особую роль в создании керамических образцов сыграл художник М. А. Врубель (1856 – 1910). По его эскизам изготовлялись изразцы, цветная майолика. Многие свои шедевры он создавал под влиянием оперной музыки русского композитора Н. А. Римского-Корсакова. К ним относятся: «Снегурочка», «Садко», «Весна», «Лель». М. А. Врубелем были созданы камины для главного дома усадьбы, скамья в усадебном парке. Художник в письме к сестре признавался, насколько сильно он увлечен своим новым делом: «… опять руковожу заводом изразцовых и терракотовых декораций… Скульптура вся собственноручная. Так всем этим занят, что к живописи стал относиться легкомысленно» [150]. Керамическая

213

мастерская действовала в Абрамцеве в течение десяти лет, но заложенные в ней традиции продолжали существовать дольше.

Как отмечалось, прикладные виды искусства существовали в русских усадьбах и прежде. В конце XVIII века поместья, в которых были крепостные мастера, обученные каким-либо прикладным видам искусства, а также мастерские с необходимым оборудованием и материалами, по своим возможностям могли соперничать с крупными городами. Так, например, в родовом поместье Грибоедовых Хмелите столярные мастерские имели не только необходимое оборудование и инструменты, но и дорогостоящее сырье, которое включало сусальное золото, краски, дерево редких, экзотических пород. Талантливый и хорошо обученный крепостной мастер был способен изготовить любые предметы мебели и домашнего интерьера: канделябры, рамы для картин, разнообразные столики, резные панели, наборные полы. Используя распространенные в то время альбомы образцов, крепостной мастер мог искусно имитировать любой стиль по желанию и выбору владельца усадьбы. Такая работа практиковалась среди богатых помещиков до второй половины XIX века.

Удивительные способности русских мастеров в работе по дереву и в резьбе отмечали многие иностранцы, считая, что это самое близкое русскому человеку ремесло. Так, Роберт Бремнер, живший в России в 30-е годы XIX века отмечал, что «вместо десяти или двенадцати разных инструментов, которые приходится постоянно иметь при себе плотнику в других странах, русский довольствуется тремя-четырьмя; между тем, главным и часто единственным помощником служит ему топор… Нам часто доводилось наблюдать, как он настилает пол или делает стул… Простота и даже изящество, с которыми он работает – всегда одной рукой, – были бы добрым уроком самым талантливым нашим мастерам» [151]. Издавна быстрота и высокое качество при сооружении деревянных построек были свойственны русским плотникам. Как свидетельствуют исторические источники, «иногда «обыденные» хоромы или церковь строились всего за один день» [152].

214

Важной заслугой абрамцевского кружка была прежде всего та, что используя давние традиции русских умельцев в прикладных видах искусства, в усадьбе Абрамцево талант мастеров использовался для возрождения и развития русских национальных традиций, для пропаганды русского искусства.

По воспоминаниям современников, семья Мамонтовых стремилась к служению народу разными способами. Так, во время эпидемии холеры в 1871 году хозяева и гости усадьбы Абрамцево оказывали самоотверженную помощь всей округе в борьбе с болезнью. Летом 1873 года недалеко от усадьбы на средства Мамонтовых была построена лечебница.

Обитатели Абрамцева во главе с владельцем усадьбы не забывали и о народном просвещении. Попечением супруги С. И. Мамонтова Е. Г. Мамонтовой была открыта школа для крестьян в селе Абрамцево. В слободе Хотьковского монастыря действовала бесплатная народная читальня. К несчастью, владельца усадьбы постигла финансовая катастрофа, и он был разорен. Впоследствии имение Абрамцево перешло по наследству внукам С. И. Мамонтова. После октябрьского переворота 1917 года усадьба Абрамцево была национализирована. В 1920 году здесь был создан Музей-усадьба имени С. Т. Аксакова. Первым директором этого музея была А. С. Мамонтова, дочь С. И. Мамонтова.

2. Усадебная жизнь, просветительская деятельность, меценатство

Благотворительность и меценатство были свойственны русскому укладу жизни со времен Крещения Руси. Как известно из истории, на постройку церкви в честь Рождества Пресвятой Богородицы (Десятинной) в Киеве в X веке (989 – 996) была выделена десятая часть казны. С тех времен стало традицией выделять десятую часть своих доходов на нужды церкви. Кроме

215

того, стремление помогать бедным, нищим, странникам, больным вошло в жизнь русского человека как необходимый ее элемент.

В большие церковные праздники даже цари посещали больницы, темницы, оказывая дела милосердия и благотворительности. К тому же очень часто представители царской династии оказывали покровительство деятелям русской культуры. Например, император Александр III оказывал материальную помощь писателям и драматургам. Выдающемуся русскому драматургу А. Н. Островскому (1823 – 1886) император назначил пожизненную пенсию в три тысячи рублей в год, что по тем временам было очень большой суммой. Семья Ф. М. Достоевского тоже могла «засвидетельствовать его попечение» [153]. Целью императора Александра III было: «Поощряя свободные искусства, по возможности, учреждать в России художественно- промышленные музеи и ремесленные школы, равно как и вводить обязательное обучение ремеслу во всех народных школах, чтоб истинные таланты могли появиться в них для окончательного образования в высшей академической школе» [154].

Семья последнего русского императора Николая II тоже всегда отличалась делами милосердия. Супруга императора и дочери занимались рукоделием, шили для бедных. Даже находясь в ссылке в г. Тобольске, они не оставляли дела благотворительности: к православным праздникам члены императорской семьи своими руками делали подарки для всех окружающих.

Не оставались в стороне от благотворительной деятельности и представители русской культуры. Писатель Н. В. Гоголь советовал своим сестрам всегда, при любых самых стесненных обстоятельствах половину своего дохода жертвовать бедным, помня, что всегда есть люди, которым живется еще тяжелее, чем им самим. А. С. Пушкин, как отмечали мемуаристы, имел «доброе и сострадательное сердце», всегда помогал в беде, выручал всех просящих, «даже своих крепостных людей деньгами награждал за заслуги». Находясь в ссылке в своем родовом имении Михайловское, поэт поручал своему младшему брату, Л. С. Пушкину, «помогать в Петербурге пострадавшим от наводнения (1824 г.)» [155]. При этом

216

свои добрые дела, как того требует христианская традиция, поэт старался сохранять в тайне.

Неоценимый вклад в русскую культуру внес профессор ботаники Московского университета, горячий поборник народного просвещения, основанного на религиозном воспитании, истинный патриот отечества – Сергей Александрович Рачинский (1833 – 1902). Его личностные качества и деятельность высоко ценили А. П. Чехов, П. И. Чайковский, который посвятил С. А. Рачинскому свой Первый струнный квартет.

Просветительскую деятельность С. А. Рачинский развернул в своем имении Татево. Эта старинная усадьба, принадлежавшая роду Рачинских, была расположена недалеко от г. Ржева. В конце XVIII века смоленский дворянин получил это имение в дар от императора Павла I. Здесь была отстроена дворянская усадьба и разбит большой сад. В дальнейшем над украшением сада особенно много трудился С. А. Рачинский, профессор ботаники. Граф С. Д. Шереметев, посетив Татево, вспоминал: «Меня поразили живописные, истинно художественные очертания сада, видимо, посаженные опытною рукою; распределение групп, подбор деревьев и кустов – во всем видны знания и любовь к делу… По дороге росли папоротники и разнообразнейшие растения… и цветы, и все росло и цвело в каком-то удивительном сочетании» [156].

В центре татьевской усадьбы находился главный дом, перед которым росли липы. В поместье был разбит регулярный сад, который плавно переходил в пейзажный парк. Усадебный ансамбль дополнял большой пруд. Граф С. Д. Шереметев так описывал впечатление от усадьбы Рачинских: «… показался чудный сад, и сквозь одну из просек неожиданно промелькнул белый с колоннами фасад дома, в окнах которого горел яркий огонь; но все это мгновенно исчезло, и мы продолжали подниматься в гору, вот ряд усадебных зданий и флигелей остался у нас влево, … и кто-то, выступая из мрака, промелькнул по дороге…» [157]. Как видно, это был дом и усадебные постройки, типичные для дворянских поместий.

С. А. Рачинский отличался не только умением применять свои знания профессора ботаники в усадебном парке, но главной его

217

заслугой являлось создание на собственные средства образцовой народной школы в своем родовом имении Татево. Главное внимание в этой школе уделялось религиозному воспитанию детей, им также прививались трудовые навыки, необходимые в крестьянской жизни. Деятельность С. А. Рачинского оставила глубокий след в русской культуре и педагогике. Его книга «Сельская школа», в которой он раскрыл методы своей работы с крестьянскими детьми, получила большую известность. Ему принадлежали также ряд статей по педагогике на актуальные темы, такие, как «Учитель и учительница», (журнал «Народное образование», 1896. № 9), «Церковная школа» (журнал «Русское обозрение», 1896, кн. 1, 2, 6, 10.) Интересна работа С. А. Рачинского «Absit omen.» (по поводу преобразования средней школы).

Для С. А. Рачинского школа была прежде всего местом воспитания. Он считал, что «школа, которая не оказывает влияния на умственный и нравственный строй последующей жизни учащихся, является более вредной, нежели полезной» [158]. Учитель, по мнению С. А. Рачинского, не должен «набивать голову ученика сухими познаниями», а должен стремиться возбудить в нем добрую волю. Не узкоспециальное, не чисто формальное образование, а воспитание гармоничной, высоконравственной личности – главная задача школы. На учителя возлагалась большая ответственность.

Просветительская деятельность С. А. Рачинского принесла свои замечательные плоды. Среди выпускников татьевской школы С. А. Рачинского был выдающийся художник, академик живописи, действительный член Академии художеств Н. П. Богданов-Бельский (1868 – 1945). Творчество этого живописца разнообразно по тематике. Он писал портреты представителей русской знати, например, его кисти принадлежит замечательный портрет князя Николая Юсупова (1908), а также картины, изображающие крестьянскую жизнь. Широко известны его живописные полотна: «Трудная задача», « У дверей школы», «Устный счет в народной школе С. А. Рачинского», «День рождения учительницы», «Ученицы», «Новая сказка» (1891), «Воскресные чтения в сельской школе» (1895). Все они повествуют о детских годах художника,

218

времени, проведенном им в народной школе, созданной С. А. Рачинским.

Н. П. Богданов-Бельский впоследствии вспоминал: «Девяти лет я попал в эту школу. С. А. Рачинский однажды заинтересовался, есть ли среди детей способные к живописи. Указали на меня как на любителя исписывать все своими рисунками. С. А. дал задание срисовать с натуры одного учителя. Экзамен происходил на виду всей школы, в Татево. Впервые мне с натуры пришлось рисовать человека. Нашли сходство. С. А. взял рисунок и отнес к своей матери. Она захотела меня видеть, и вот крестьянский мальчик попал в роскошные хоромы богатого дома. Приветливо встретила меня В. А. Рачинская, уже глубокая старуха, сестра известного поэта Е. А. Баратынского, современница Пушкина, с которым она танцевала на балах. Очень часто гостила у Рачинских их родственница, баронесса Дельвиг, сестра друга Пушкина. Много интересного рассказывали женщины о великом поэте.

Счастливые часы проводил я в обществе их и С. А. Рачинского, милого и культурного человека, безгранично любящего русский народ. Многим, если не всем, я обязан этой семье. Под ее покровительством прошло все мое дальнейшее воспитание» [159].

Художник впоследствии неоднократно приезжал в Татево. Для него был построен флигель, который служил ему мастерской. С. А. Рачинский так же, как и его предки, был похоронен в родовом склепе усадьбы Татево. Отрадно, что основная часть усадьбы Татево и здание народной школы С. А. Рачинского сохранились.

В конце XIX – начале XX веков большое влияние на художественную жизнь России оказывал журнал «Мир искусства». Неоклассицизм возник под влиянием этого журнала, который искал новые формы в области искусства, разных видов и жанров, и архитектуры. Таким новым словом в архитектуре для мирискусников явилось обращение к одному из самых выдающихся периодов русского зодчества – классицизму.

Журналы «Старые годы», «Аполлон» продолжали линию популяризации русского классицизма. Эти издания отводили большое место пропаганде русского усадебного искусства,

219

проявлявшегося в разнообразных формах и в архитектуре, и в картинных галереях.

В то время круг художников, связанных с неоклассицизмом, был довольно широк и привлекал внимание заказчиков как из дворянской среды, так и других сословий. Прежде всего, по мнению специалистов, интерес к неоклассицизму был связан с ностальгией по прошлому, влекло к нему стремление возродить усадебную жизнь ушедших времен.

В основном усадебной теме было посвящено творчество художника В. Э. Борисова-Мусатова (1870 – 1905). Он не был непосредственно связан с журналом «Мир искусства», но идеи, проповедуемые журналом, были близки его творческим интересам. Поэтическим, романтическим, прекрасным миром, исчезнувшим навсегда, представлялся художнику утраченный усадебный быт. Таковы его картины «Весна», «Водоем» (1902), «Отблеск заката» (1904). Сюжеты из прошлого полны в его картинах печали, раздумья, несбыточных грез. Как отмечал исследователь старинных усадеб Ю. И. Шамурин, русской душе вообще свойственно наполнять лирическим светом все, что ей особенно дорого, в том числе «дворянские гнезда». Поэтизация усадеб связана с их обветшанием, которое навевает романтические воспоминания, располагает к мечтательности.

Старинная усадьба привлекала внимание талантливой русской художницы М. В. Якунчиковой (1870 – 1902), которая написала ряд картин в усадьбе Введенское, запечатлевших виды этой усадьбы, в том числе известное полотно «Из окна старого дома. Введенское» (1897). С конца 1860 по 1884 годы это имение принадлежало отцу художницы, крупному московскому фабриканту и меценату В. И. Якунчикову. Он был известен и тем, что материально значительно поддерживал Московскую консерваторию. Даже после продажи имения Якунчиковы арендовали его у своих преемников. У Якунчиковых часто гостили А. П. Чехов, П. И. Чайковский, В. Э. Борисов-Мусатов.

Широкому распространению неоклассицизма в русской архитектуре начала XX века помешала Первая мировая война, поэтому законченных построек в этом стиле было сравнительно

220

немного. Ярким примером неоклассических усадеб может служить имение З. Г. Морозовой-Рейнбот Горки в Подмосковье. Этот архитектурный ансамбль возник на рубеже XVIII – XIX веков и сменил несколько владельцев. В начале XX века он был коренным образом перестроен под руководством известного архитектора того времени Ф. О. Шехтеля (1859 – 1926), который придал ему свойственные неоклассицизму черты. Завершая линию развития усадебной архитектуры конца XIX – начала XX веков, неоклассицизм возвращал ее к истокам дворянской помещичьей культуры.

Ярким представителем «мирискусников» была художница З. Е. Серебрякова (1884 – 1967). Она родилась в имении родителей Нескучное под Харьковом, ныне Курской губернии. На становление Серебряковой-живописца существенное влияние оказали не только впечатления от прошлого искусства, с которым она была хорошо знакома, поскольку происходила из семьи художников, но и современного, которое создавалось в поисках новых путей развития. Как вспоминала дочь художницы Татьяна, З. Е. Серебрякова родилась и провела детство в семье, в которой уже более ста пятидесяти лет из поколения в поколение переходила профессия архитектора и художника. Будущая художница была шестым ребенком знаменитого скульптора Е. А. Лансере (1848 –1886) и его супруги Е. Н. Бенуа (1850 – 1933), которая была дочерью известного архитектора Н. Л. Бенуа. Даже те из их рода, которые пытались уйти в другие области деятельности, почти всегда возвращались в традиционную семейную профессию. З. Е. Серебрякова была воспитана среди людей, которые ценили все истинно прекрасное, и она пронесла любовь к высокому искусству через всю жизнь, не попадая под модные влияния. Искусство было для нее спасеньем от всех бед и невзгод. Всегда и всюду она носила с собой карандаш и альбом.

В годы своей юности З. Е. Серебрякова со своими родными каждое лето проводила в имении Нескучное. Оно было расположено между Белгородом и Харьковом и отличалось удивительной живописностью. А. Н. Бенуа, дядя будущей художницы, так описывал впечатления от этих мест: «Вид был поистине

221

восхитительный в своем безграничном просторе и своей солнечной насыщенности. Ряды невысоких холмов тянулись один за другим, все более растворяясь и голубея, а по круглым их склонам желтели и зеленели луга и поля: местами же выделялись небольшие, сочные купы деревьев, среди которых ярко белели хаты» [160]. Из этого описания становится понятным, откуда появилась в живописи З. Е. Серебряковой такая «картинность», свойственная далеко не всем русским художникам начала XX века. Имение Нескучное сыграло огромную роль в жизни, миропонимании и творческих поисках З. Е. Серебряковой. Именно здесь она нашла свою тему, поняла и полюбила простых русских крестьян и природу.

Не только природа этого края, но и само имение было очень живописно. Главный усадебный дом был построен во времена царствования Екатерины Великой, большой, очень просторный, в котором соединились черты готики и классицизма. Густые деревья фруктового сада и липового парка окружали белые стены усадебного дома. В имении находилась церковь, увенчанная зелеными куполами.

В усадьбе Нескучное будущая художница впервые воочию столкнулась с крестьянским трудом во всех его многообразных проявлениях. Здесь она создавала первые рисунки, делала наброски портретов, окружавших ее крестьян, взрослых и детей, акварельные пейзажи. Рисовала она также родных и друзей своего фамильного дома, которые обычно по вечерам читали что-нибудь вслух. Например, «Дворянское гнездо» И. С. Тургенева, «На горах» П. И. Мельникова-Печерского (1818 – 1883). В Нескучном всегда кто-нибудь гостил: родственники или просто знакомые. Они любили музицировать, вести разговоры о литературе и искусстве.

Во всех работах юной художницы заметна ее любовь к России, к деревенскому, крестьянскому быту. Зарисовки крестьянок с маленькими детьми, трудящихся мужчин, а также домашних животных и типично сельских сцен – все это свидетельствовало об увлечении юной художницы новой для нее жизнью. Впечатления юности в осмысленном и обобщенном виде проявились в значительных работах З. Е. Серебряковой таких, как «Жатва», «Беление холста», «Спящая крестьянка», «Обед». Именно в этой

222

усадьбе, в тишине сельской жизни ею был создан знаменитый автопортрет «За туалетом», который принес ей известность и был приобретен Советом Третьяковской галереи, созданной коллекционером П. М. Третьяковым.

Своими впечатлениями от Нескучного юная художница делилась с матерью: «Как здесь чудно, как хорошо, вчера мы сорвали первую зацветшую ветку вишни и черемухи, а скоро весь сад будет белый и душистый: за эту ночь (шел теплый дождичек) весь сад оделся в зелень, все луга усеяны цветами, а поля ярко-зеленые, всходы чудные» [161]. По воспоминаниям сестры З. Е. Серебряковой, она в то время все ходила и искала, что бы ей нарисовать.

В 1901 году З. Е. Серебрякова окончила гимназию, и вопрос о ее будущем был совершенно ясен: она станет живописцем. Будущую художницу приняли в частную художественную школу княгини М. К. Тенишевой, в которой готовили к поступлению в Академию художеств. Этой художественной школой руководил выдающийся русский художник И. Е. Репин, но в то время, когда З. Лансере (девичья фамилия художницы З. Е. Серебряковой) поступила в нее, И. Е. Репин покинул школу. Будущая художница проучилась там только месяц по репинской системе. Ученические рисунки З. Е. Серебряковой были вполне серьезными и, по признанию специалистов, по существу уже профессиональными. Весной юная художница вместе с родными вновь отправилась в имение Нескучное, где получила новые впечатления и прилив творческих сил. Здесь она вновь создавала портреты крестьян, детей, писала акварельные пейзажные этюды.

Весной 1905 года молодая художница побывала в Петербурге на выставке портретов, устроенной С. П. Дягилевым в Таврическом дворце. Она познакомилась с творчеством великих русских портретистов конца XVIII – начала XIX веков: В. Л. Боровиковского, Д. Г. Левицкого, Ф. С. Рокотова, О. А. Кипренского, К. П. Брюллова, В. А. Тропинина. Последний был особенно ценим в кругу семьи художницы. Конечно, эта выставка имела для нее, будущей портретистки, огромное значение.

223

В 1905 году художница З. Е. Лансере вышла замуж за Б. А. Серебрякова, и молодая семья приехала в имение Нескучное. Обоим молодоженам была свойственна горячая любовь к деревенской России, ее людям, укладу жизни, быту. Оба они дружески общались с жителями деревень в окрестностях поместья. Крестьян поражала простота, отзывчивость и доброе отношение молодых супругов из интеллигентской среды к деревенским жителям. З. Е. Серебрякова и ее муж жили скромно, просто. «… это были небогатые помещики, одевались очень скромно» [162], – единодушно отмечали местные жители.

В воспоминаниях крестьян, хорошо знавших семью Серебряковых, возникали картины праздников, которые устраивались З. Е. Серебряковой и ее родными для сельских детей. Так, на Рождество Христово вместе с сельским учителем они украшали елку в школе. Учитель играл, а дети крестьян пели и танцевали. Каждый ребенок получал подарок за исполнение песни, танца, продекламированное стихотворение. Именины Серебряковы также отмечали всей семьей с крестьянами и их детьми. Многие из крестьян, которые позировали художнице в те годы и позднее, стали для нее близкими людьми, подругами. К таким относились крестьянки, с особой теплотой и задушевностью изображенные на картинах «Деревенская девушка» (1906), «Крестьянская девушка» (1907), «Спящая Галя» (1908).

В пейзажах художницу привлекала живописность ветряных мельниц в окрестностях Нескучного. Мотив уходящего к горизонту вспаханного, зеленеющего поля, открывающего зрителю безграничность пространства, был одним из любимых в творчестве З. Е. Серебряковой. К таким пейзажам вполне может быть отнесена «Пахота» (1908). Окрестности и просторы Нескучного привлекали внимание З. Е. Серебряковой и в последующие годы. Широкий луг с пасущимся стадом открывается на картине «На лугу. Нескучное» (1910). Тревожное состояние природы передано художницей в работе «Перед грозой» (1911). Очевидно, что пейзаж всегда был одним из любимых жанров художницы. В нем в значительной степени раскрывалось мироощущение З. Е. Серебряковой, и

224

открывался тот мир русской природы, который она восприняла и прочувствовала с детства в своем родном имении Нескучное.

Но, по мнению специалистов, большой успех и признание принесло З. Е. Серебряковой ее портретное творчество. Прежде всего это относится к ее знаменитому автопортрету «За туалетом» (1909). Искусствовед Е. Дорош признавался, что при взгляде на эту картину у него появлялись ассоциации с пушкинской Татьяной. Е. Дорош писал: « При этом я думал не столько о Татьяне Лариной, сколько о Пушкине, первым открывшем деревенскую Россию – поэзию ее повседневного бытия… Девушка с Автопортрета вот так по-пушкински свежо и ясно видит лежащий за окнами ее светлой комнаты деревенский мир, мало изменившийся за те восемь десятков лет, что отделяют «Евгения Онегина» от этой картины» [163]. Тем не менее З. Е. Серебрякова показала себя в этой работе очень современным для начала XX века, даже новаторским живописцем. В автопортрете «За туалетом» заметно слияние реалистической манеры письма с характерными чертами модерна. По настоянию брата художницы Автопортрет был послан в Петербург на VII выставку Союза русских художников, где получил всеобщее признание наряду с другими картинами художницы, написанными ею в течение 1906 – 1909 годов.

Весну и лето 1909 – 1911 годов З. Е. Серебрякова, как обычно, проводила в Нескучном. Иногда она оставалась там на осень и зиму. И все время она писала картины и этюды. Эти годы отмечены интенсивной работой над пейзажами, крестьянской тематикой и созданием значительных произведений портретного жанра. Вспоминая об этом времени уже в глубокой старости, З. Е. Серебрякова признавалась: «В Нескучном … и природа, и окружавшая меня крестьянская жизнь своей живописностью волновали и восхищали меня, и я вообще жила в каком-то чаду энтузиазма» [164].

Исследователи отмечали, что при изучении традиций крестьянской темы в творчестве З. Е. Серебряковой необходимо обратить внимание на живопись русского художника А. Г. Венецианова. Как известно, он был одним из самых любимых русских живописцев З. Е. Серебряковой с самого детства. И эта

225

любовь еще более усилилась после просмотра выставки его произведений, которая была открыта в 1911 году в Русском музее Петербурга. Творчество А. Г. Венецианова восхищало и во многом вдохновляло ее. Большинство исследователей творчества З. Е. Серебряковой считали ее наследницей и продолжательницей А. Г. Венецианова. При всей справедливости таких суждений, следует учитывать, что оба художника принадлежали к разным историческим эпохам и, следовательно, к разным культурным, социальным и художественным периодам развития искусства. Творчество любого художника, как известно, исторически обусловлено и исторически же ограничено. Поэтому и отношение к крестьянам у обоих художников различное. На картинах А. Г. Венецианова крестьяне вызывают уважение, любовь и в то же время сочувствие, поскольку они находились в крепостной зависимости. В работах З. Е. Серебряковой крестьяне изображались свободными равноправными людьми, занятыми трудом, который являлся залогом их физического здоровья и красоты, а также гармонического развития.

Предреволюционное время 1917 года З. Е. Серебрякова проводила в Нескучном, и оно оказалось для нее очень плодотворным. Вновь с особой силой ее увлекала крестьянская тематика. Создавалось множество рисунков, набросков, этюдов. В это время были написаны картины «Крестьянка за пряжей», «Спящая крестьянка». Все более широкая известность начала приходить к художнице. Искусствовед С. Р. Эрнст написал монографию о творчестве З. Е. Серебряковой. В январе 1917 года З. Е. Серебрякова была выдвинута в кандидаты на присуждение звания академика Академии художеств. Выборы были назначены на октябрь, но они, к несчастью, не состоялись в связи с обострением политической обстановки в России. Трагические события, охватившие страну в годы революции и гражданской войны, не обошли стороной и усадьбу Нескучное: в конце 1919 года имение было разграблено и сожжено. В пожаре погибли и многие работы художницы. Но, несмотря на гибель усадьбы, память о нем осталась в творчестве З. Е. Серебряковой, воспоминания о нем давали ей силы и поддерживали ее в трудные годы жизни в эмиграции.

226

Важную роль в русской культуре сыграл художник В. Д. Поленов (1844 – 1927). Он был потомком многих, известных в мире русской художественной культуры, людей. Сам художник признавал, что любовь к искусству он получил в наследство от матери. Его предком по материнской линии был прадед Н. А. Львов, о котором уже упоминалось. Это был известный архитектор, поэт, переводчик, музыкант. Он организовал кружок поэтов, музыкантов, художников, который называли «державинским» в честь поэта Г. Р. Державина. В этот кружок входили художники Д. Г. Левицкий, В. Л. Боровиковский, музыкант и собиратель народных песен И. Прач. Не были чужды художественных интересов бабушка и мать будущего художника. Бабушка чудесно читала стихи, знала почти наизусть отдельные главы из «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, мать рисовала акварелью, что было распространено в среде дворянских девушек и женщин того времени, и, кроме того, занималась литературой, в частности, написала детскую книжку «Лето в Царском Селе». Прадедом по отцовской линии будущего художника был А. Я. Поленов, который в свое время, удалившись от дел, приобрел имение в довольно глухих местах России. Оно было расположено на границе Петербургской и Олонецкой губерний и называлось Имоченским погостом.

Это поместье было известно с XVI века, сменило несколько владельцев, прежде чем его купил прадед будущего художника. Впоследствии в 1851 году родовое имение Поленовых было разделено между Д. В. Поленовым, отцом будущего живописца, и его братом. После раздела началось строительство нового большого дома, в котором предполагалось проводить летние месяцы.

В десятилетнем возрасте В. Д. Поленов впервые приехал в Имоченцы. Ему сразу понравился этот край диких, дремучих лесов, озер, порожистых рек. Он много ходил по этим лесам, любовался красотой огромных елей, сосен и плавающих по окрестным озерам белоснежных лебедей. Большой интерес вызывала у него и река Оять. В. Д. Поленов вычертил карту этой реки, научился разными способами управлять лодками. Любовь и привязанность к имению Имоченцы была связана с тем, что этот край представлял собой нечто вроде заповедника старого русского быта и старинной

227

архитектуры. Здесь не было татаро-монгольского ига, и поэтому в неприкосновенности сохранились традиции и обычаи прежних старых времен. Казалось, что века пронеслись, не затронув его никакими изменениями. Этот край сохранил русские былины в их первоначальном виде, старинные песни. Удивляли красотой старинные церкви и часовни, почти все сделанные из дерева. В. Д. Поленову настолько полюбился этот северный край, что впоследствии, будучи пенсионером Академии художеств и живя в Италии, он называл себя жителем «северных обонежских лесов» [165].

В июле 1876 года после заграничной поездки В. Д. Поленов приехал отдыхать в Имоченцы. Он начал писать этюды, рисунки для будущих картин. Художник признавался: «Теперь у меня русские сюжеты в голове» [166]. Один из известных этюдов этого периода – «Горелый лес» и портрет сказителя русских былин Никиты Богданова. Несмотря на разнообразную тематику творчества В. Д. Поленова, многообразие его творческих интересов, впечатления, полученные от зарубежных поездок, от пребывания в Италии, Франции, Палестине и других странах Ближнего Востока, пейзаж России всегда непреодолимо привлекал его к себе.

Имение Имоченцы и окружавшая его природа не однажды вдохновляли художника. Воспоминание о них отразилось в его картинах «Зима. Имоченцы» (1880), «Река Оять» (1889), «Русская деревня» (1889).

Родовые поместья Поленовых Имоченцы и Ольшанка нашли художественное воплощение в полотнах В. Д. Поленова. Особой поэзией веяло от старого барского дома, от зелени заросшего сада и пруда. Это был тихий, спокойный, романтический мир старинной русской дворянской усадьбы. Таким настроением пронизана картина В. Д. Поленова «Пруд в парке. Ольшанка.» (1877). Впечатления, полученные художником в своих родовых поместьях, наложили отпечаток на все его творчество, в том числе и на знаменитое полотно «Бабушкин сад» (1878). Картина была написана в один год с не менее известным произведением художника «Московский дворик». Картина «Бабушкин сад» очень красива и элегична. Несмотря на то, что на ней изображен уголок Москвы, она создает

228

настроение, свойственное тургеневским романам, действие большинства которых, как известно, происходило в дворянских усадьбах.

По мнению исследователей, любование запустением, прощальной красотой является не случайным, временным романтическим чувством, а исконным, истинно русским настроением. Писатель И. А. Бунин (1870 – 1953), находясь в эмиграции, размышлял: «Сколько заброшенных поместий, запущенных садов в русской литературе, и с какой любовью всегда описывались они! В силу чего русской душе так мило, так отрадно запустение, глушь, распад?» [167]. В связи с этим вспоминаются слова известного историка В. О. Ключевского (1841– 1911), который считал грусть русским национальным настроением. Он писал: «Всмотритесь в какой угодно пейзаж русской природы: весел он или печален? Ни то, ни другое: он грустен. Пройдите любую галерею русской живописи и вдумайтесь в то впечатление, какое из нее выносите: весело оно или печально? Как будто немного весело и немного печально: это значит, что оно грустно… Религиозное воспитание нашего народа придало этому настроению особую окраску, вывело его из области чувства и превратило в нравственное правило, в преданность судьбе, т. е. воле Божией. Это – русское настроение… национальное русское» [168]. В. Д. Поленов, как и свойственно русскому человеку, любовался красотой ветхого московского дома, подобного тем, которые строили в дворянских усадьбах, кустами сирени и, конечно, людьми, представителями разных поколений, обитателями этих домов. На картине изображены старушка, по описаниям напоминавшая бабушку художника, и молодая девушка, изящная и аристократичная, которая похожа на его старшую сестру Веру. Подобным элегическим настроением пронизаны картины В. Д. Поленова «Старая мельница» и «Заросший пруд» (1879). Они продолжали ту же тему: поэзию заброшенной дворянской усадьбы, своеобразную, трогательную красоту запустения и угасания. В 1884 году поместье Имоченцы было продано, но память о нем осталась в сердце художника, и ему хотелось возродить прежнюю жизнь своего старинного родового имения в новом месте.

229

В. Д. Поленов мечтал приобрести имение в средней полосе России, в котором можно было спокойно работать и отдыхать со своей семьей вдали от городской суеты. Весной 1888 года такое имение было найдено. Это была старая заброшенная усадьба, совсем в поэтическом духе картин художника. Недалеко находилась деревянная церковь и деревня Бёхово. В то время В. Д. Поленов признавался: «Как Европа ни хороша, а Россия в деревне мне милей в сто тысяч раз, а кроме того, прямо подло жить в Европе, когда в России надо работать…» [169]. Усадебный дом был небольшим, его окружали березы, старые вязы, одичавшие яблони и вишневая роща. Рядом был лес. Вскоре Поленовы приобрели живописный участок земли под названием «Борок». Здесь решено было строить новый дом, проект которого делал сам художник. Он очень хотел, чтобы этот дом напоминал ему тот, который был в Имоченцах. Отчасти так и получилось, хотя внешний вид дома и его планировка несколько напоминали старые английские поместья. Большая библиотека была центром первого этажа. В библиотеке находилась значительная часть картин самого В. Д. Поленова, а также его друзей: И. Е. Репина, В. И. Сурикова, И. И. Левитана, И. И. Шишкина, В. М. Васнецова, И. Н. Крамского и других.

В новый дом художник перевез портреты предков, фамильные вещи. Следуя традициям, сложившимся в русских дворянских усадьбах, одну из комнат нового дома сделали «портретной», посвященной памяти предков художника.

Впоследствии в 1904 году в имении В. Д. Поленова появилось еще одно строение, которое было спроектировано художником в готическом стиле. Из-за своего облика это здание получило название «Аббатство». Сюда художник перенес свою живописную мастерскую.

В то же время В. Д. Поленов решил заняться просветительской деятельностью, что было свойственно владельцам дворянских усадеб. Он создал народный театр в Борке. Планировка помещений в «Аббатстве» была удобна для того, чтобы сделать в нем сцену и зрительный зал.

С населением окрестных мест у В. Д. Поленова сложились очень хорошие отношения. На свои средства для жителей Бёхова и

230

близлежащего села Страхово художник построил церковь и расписал ее сам. Кроме того, в Бёхове и Страхове были построены школы. В маленьком селе была выстроена деревянная школа, а в большом селе Страхово – кирпичная. Семья В. Д. Поленова оплачивала труд учителей, следила за удобством их быта. В школе села Страхово одна из комнат была спланирована так, чтобы можно было устраивать театральные представления. Театральному делу В. Д. Поленов всегда придавал большое значение. Он считал своей задачей помочь русскому народу удовлетворить высокие духовные потребности, а искусство всегда являлось одним из самых сильных для этого средств. «Многостороннее и доступнее всего оно проявляется на сцене, на ней соединяются в одно целое: поэзия, музыка, живопись, пластика и т. д., поэтому ближайшей нашей задачей стало: содействие устройству деревенского, фабричного и школьного театров» [170]. В. Д. Поленов написал специальную небольшую книгу «Новый метод упрощенных постановок» для деревенских школьных зданий, не так хорошо приспособленных для театральных постановок, как школа в селе Страхово. Художник сам подбирал пьесы для постановок, даже сочинял их, иногда писал музыку к спектаклям. И, конечно, делал декорации. В 1912 году В. Д. Поленов даже написал оперу «Призраки Эллады», либретто для которой сочинил С. И. Мамонтов. Художником был интересно выполнен эскиз обложки партитуры этой оперы.

Даже после революции взаимоотношения семьи Поленовых и местных жителей не изменились. Сам художник признавал: «Отношения с крестьянами никогда не были так хороши, как теперь, близки, искренни и в настоящем смысле слова товарищеские» [171]. В то время они вместе ставили спектакли. В. Д. Поленов помогал во всем: подбирал необходимые костюмы, писал новые декорации. Просветительская деятельность художника и его семьи дала заметные результаты. В селах и деревнях ставили трагедии У. Шекспира «Отелло», «Король Лир», трагедию А. С. Пушкина «Борис Годунов». У сельской молодежи возникло желание добраться до Москвы, чтобы послушать, как исполняет партию царя Бориса в опере М. П. Мусоргского «Борис Годунов» великий певец Ф. И. Шаляпин. В связи с этим В. Д. Поленов послал артисту записку, в

231

которой просил: «Дорогой Федор Иванович, моей молодежи хочется посмотреть Вас в «Борисе». Если можно, оставьте 4 билета» [172]. Просьба В. Д. Поленова была удовлетворена.

Всеми силам В. Д. Поленов старался нести культуру и просвещение в народ. Последний труд его жизни в этом направлении – диорама, переносной упрощенный театр. По замыслу художника, такой театр должен был познакомить деревенских жителей со всем миром. Первоначальный вариант диорамы был сделан в 1890 году для собственных детей художника, чтобы имитировать кругосветное путешествие. С помощью диорамы В. Д. Поленов стремился украсить и разнообразить жизнь крестьян. Художник говорил: «Вы подумайте, как живут крестьяне. Полгода холода, темноты… С тоски можно умереть… И вдруг кругосветное путешествие!» [173]. Для такой диорамы он сделал 70 картин. Дебют диорамы решили устроить в селе Страхово. Показывать должен был сам В. Д. Поленов. Картины вызвали восторг зрителей. Художника почти вынесли на руках.

Когда художнику исполнилось восемьдесят лет, на юбилей съехалось множество гостей, в том числе и школьники из Бёхова и Страхова. Они исполняли песни, которые очень растрогали художника. В конце своей жизни В. Д. Поленов писал наркому просвещения А. В. Луначарскому: «Я искренне желал сделать искусство доступным народу. Другая моя заветная мечта тоже осуществляется, и окружающая нас деревенская и городская молодежь относится к ней сочувственно. Я говорю про маленький музей, собранный четырьмя поколениями. Он состоит из научных коллекций, картинной галереи, народных изделий и библиотеки. Художественные коллекции дают понятие о лучших эпохах истории искусств и вообще культуры, и надо видеть, с каким напряженным вниманием посетители, между которыми бывает много молодежи и детей, смотрят на вещи, слушают объяснения» [174]. Самым первым экспонатом музея стала картина художника XVII века Франка «Воздвижение Креста царицей Еленой». Она была приобретена прадедом художника в 1767 году. В музее находились экспонаты греческой коллекции, привезенные сто лет назад, старинное оружие и мебель, предметы народных промыслов, картины, купленные за

232

границей и в России, а также подаренные многочисленными друзьями художника и его учениками.

В 1906 году В. Д. Поленов написал свое «Художественное завещание». Оно заканчивалось словами: «Смерть человека, которому удалось исполнить кое-что из своих замыслов, есть событие естественное и не только не печальное, а скорее радостное, – это есть отдых, покой небытия, а бытие его остается и переходит в то, что он сотворил» [175]. Художник скончался 18 июля 1927 года. Крестьяне сел Бёхово и Страхово пришли поводить В. Д. Поленова в последний путь. Его похоронили на Бёховском кладбище.

Несмотря на то, что дела благотворительности и просвещения отнимали у В. Д. Поленова много времени и сил, он, следуя своему изначальному призванию и предназначению, никогда не оставлял живопись – главное дело своей жизни. Прекрасные окрестности усадьбы Поленовых, окские просторы постоянно вдохновляли художника на творчество. Под впечатлением красоты природы средней полосы России В. Д. Поленов написал несколько панорамных пейзажей: «Осень в Абрамцеве» (1890), «Золотая осень» (1893), «Разлив на Оке» (1918).

Художественный мир русской усадьбы за все время ее существования никогда не исчерпывался поисками новых форм в архитектуре дворцовых построек и садово-парковом искусстве. Загородные имения начала XX века по существу являлись усадебными культурным центрами так же, как и прежде, в XIX веке. Особый интерес представляли те усадьбы, в которых поиски новых приемов в архитектуре и художественной деятельности сочетались с меценатством. В начале XX века меценатство стало утрачивать свой покровительственный характер, но все более проявляло уважение к личности художника, артиста, музыканта, приобретало черты профессионализма, умение открывать таланты.

Продолжая традиции Абрамцева, появились новые меценатские усадьбы, среди которых выделялось Талашкино под Смоленском. Это имение принадлежало княгине М. К. Тенишевой (1864 – 1928) и в течение более двадцати лет было одним из наиболее значительных художественных центров России. В начале 1900-х годов в Талашкине были организованы столярные, керамические и

233

вышивальные мастерские. Архитектурные постройки этого времени создавались в неорусском стиле и ассоциировались с мотивами русских народных сказок. Это относится как к отдельным строениям в Талашкине, так и к отделке интерьеров главного дома. Большое внимание уделялось декоративно-прикладному искусству. Разнообразные мастерские, созданные здесь, соответствовали художественной атмосфере усадьбы. Особенно плодотворная работа наладилась в Талашкине с момента привлечения к работе известных художников В. М. Васнецова, М. А. Врубеля, К. А. Коровина, С. В. Малютина. На Всемирной выставке в Париже 1900 года с большим успехом демонстрировались балалайки, расписанные по эскизам К. А. Коровина, М. А. Врубеля, С. В. Малютина и самой владетельницы усадьбы княгини М. К. Тенишевой. Талашкинские мастера использовали в своем творчестве как образцы древнерусского искусства, так и современного им западноевропейского, но преобладали все-таки исконно русские традиции. В Талашкине был устроен музей народного искусства «Русская старина». В нем были представлены все виды крестьянского художественного творчества. Создание этого музея стало заметным явлением культурной жизни России. Журнал «Старые годы», подчеркивая ценность собрания музея, отмечал, что «особенность его не только в богатстве отдельных коллекций, особенно кружев, вышивок, резьбы из дерева, редкости отдельных экземпляров, например, некоторых древних икон, а в чрезвычайной цельности и равности, в отсутствии даже намека на музейный хлам. Всюду чувствуется строгий выбор, обдуманность, почему и получается впечатление насыщенности настоящим художеством» [176].

С просветительской целью для крестьянского зрителя, а не для гостей, был создан в Талашкине театр. В качестве артистов в спектаклях принимали участие учителя и ученики художественных мастерских и сельскохозяйственной школы, крестьяне. Были также организованы хор и балалаечный оркестр силами учеников школы и мастерских. Оркестр и хор сопровождали спектакли, которые ставились в основном на сказочные сюжеты. Была поставлена даже одноактная опера. По инициативе княгини М. К. Тенишевой было

234

основано шесть начальных школ под Брянском, курсы по подготовке учителей в Смоленске. Ее трудами была создана рисовальная школа в Смоленске, творческая студия в Санкт-Петербурге. М. К. Тенишева финансировала журнал «Мир искусства», оказывала поддержку выставке художников-передвижников в Смоленске. С 1918 года княгиня М. К. Тенишева жила за границей. С тех пор на родину она не возвращалась, но, по ее собственным словам, она «в душе была всегда чисто русским человеком» [177].

В конце XIX – начале XX веков в России появились имения, соединявшие в себе черты дворянских поместий и усадеб дачного типа. К таким можно отнести имение Мелихово под Москвой, принадлежавшее замечательному русскому писателю А. П. Чехову (1860 – 1904). Здесь А. П. Чехов прожил семь лет, с 1892 по 1899 годы. Время, проведенное писателем в Мелихове, оказалось очень важным для его творчества. В произведениях, написанных в Мелихове, отразился углубившийся интерес А. П. Чехова к судьбе простого человека, к путям его нравственного совершенствования. Живя среди народа, писатель внимательно вглядывался в положение не только русского крестьянина, но также интеллигента – учителя, врача. Он никогда не был посторонним наблюдателем жизни окружавших его людей, не стоял в стороне от их бед и забот, но, как мог, во всем помогал им. Летом 1896 года А. П. Чехов занимался строительством в деревне Мелихово колокольни для маленькой старинной церкви, построенной в 1757 году, но восходящей к более древним традициям русского деревянного зодчества. Разумеется, замысел этот возник неслучайно и связан с духовными интересами семьи Чеховых. Родители писателя были очень религиозными людьми, да и сам А. П. Чехов не был чужд православной вере, по его собственному признанию, ни одну Пасхальную ночь он не провел дома, в постели, но всегда был на праздничном Богослужении.

В письме к издателю А. С. Суворину от 6 апреля 1892 года А. П. Чехов сообщал из Мелихова: «У нас Пасха. Церковь есть, но нет причта. Собрали со всего прихода 11 рублей и наняли иеромонаха из Давыдовой пустыни, который начал служить с пятницы. Церковь ветхая, холодная, окна с решетками, плащаница – это доска в 1 ½ аршина длиною с тусклым изображением. Пасхальную утреню пели

235

мы, т. е. моя фамилия и мои гости, молодые люди. Вышло очень хорошо и стройно, особенно обедня. Мужики остались предовольны и говорят, что никогда служба не проходила у них так торжественно» [178]. В письме к Н. А. Лейкину от 1 апреля 1893 года А. П. Чехов сообщал, что на Пасху к ним приходили мелиховские крестьяне с поздравлениями. «Вчера хор парней пел у нас разное божественное. Сегодня придут девки…» [179]. А. П. Чехов часто сам ездил и возил своих гостей в монастырь Давыдову пустынь, расположенный недалеко от Мелихова. Ремонт церкви и постройку колокольни писателю удалось осуществить незадолго до отъезда из Мелихова. К строительству колокольни А. П. Чехову удалось привлечь крестьян: были разосланы воззвания о пожертвованиях. В августе 1896 года постройка колокольни была завершена. «Я стал архитектором. Построил школу, построил колокольню. Приедете, посмотрите» [180], – писал А. П. Чехов М. О. Меньшикову.

В мелиховском доме у Чеховых бывало много гостей. Среди них артисты Московского Художественного театра П. М. Свободин, О. Л. Книппер (1868 – 1959), литераторы и публицисты А. С. Суворин, В. А. Гиляровский (1853 – 1935), начинающая писательница и переводчица Т. Л. Щепкина-Куперник (1874 – 1952), художник И. И. Левитан (1860 – 1900) , издатель И. Д. Сытин, флейтист А. И. Иваненко, виолончелист М. Р. Семашко. Частыми гостями были писатель И. А. Потапенко и подруга М. П. Чеховой Л. С. Мизинова, которая так же, как и сестра А. П. Чехова, преподавала в Московской гимназии С. Ф. Ржевской. И. А. Потапенко и Л. С. Мизинова становились центром музыкальных вечеров. По воспоминаниям М. П. Чеховой, сестры писателя, с их приездом было особенно весело: «… музыка, пение, танцы, неистощимый юмор Антона Павловича… Лика тоже пела. Романсы Чайковского, Глинки, русские народные песни всегда звучали в нашей гостиной» [181].

В одном из своих писем А. П. Чехов так нарисовал жизнь в Мелихове: «Гости, игра на рояле, смех – это внутри дома, а снаружи скворцы» [182]. Произведения П. И. Чайковского особенно часто исполнялись в Мелихове. Музицировали друзья Чеховых. Л. С. Мизинова обладала хорошим голосом и мечтала стать оперной

236

певицей. Чаще всего она исполняла свой любимый романс П. И. Чайковского на слова А. Н. Апухтина «День ли царит», а также любимый романс А. П. Чехова «Снова, как прежде, один» на слова поэта Д. М. Ратгауза. Музыка П. И. Чайковского «присутствует» в повести А. П. Чехова «Моя жизнь». А. П. Чехов посвятил П. И. Чайковскому свою книгу, сборник рассказов «Хмурые люди» (1890). Оба гениальных современника находились в дружеских отношениях, с глубоким уважением относились друг к другу, переписывались. Фотография П. И. Чайковского с дарственной надписью «А. П. Чехову от пламенного почитателя. П. Чайковский. 14 окт. 89» – всегда стояла на письменном столе А. П. Чехова. В Мелихове писатель узнал о смерти великого русского композитора. 27 октября 1893 года А. П. Чехов сообщал брату композитора М. И. Чайковскому: «Известие поразило меня. Страшная тоска… Я глубоко уважал и любил Петра Ильича, многим ему обязан. Сочувствую всей душой» [183].

Несмотря на то, что в Мелихове всегда было много гостей, мелиховский период в творчестве А. П. Чехова был очень плодотворным. Здесь им было написано более сорока произведений. И среди них такие шедевры, как рассказы «Ионыч», «Анна на шее», «Дом с мезонином», «На подводе», «Человек в футляре», «Крыжовник», «Палата № 6»; повести «Три года», «Мужики», «Моя жизнь»; пьеса «Чайка», книга «Остров Сахалин». Видимо, в творчестве ему помогала природа. Писатель признавал, что общение с природой составляет необходимый элемент счастья, без которого оно невозможно. Литератор и известная переводчица Т. Л. Щепкина-Куперник писала по этому поводу: «В общем, близость природы была ему всего нужней. В природе он становился самим собой. Не могу сказать, что места около Мелихова были особенно красивы: но большая, чисто русская прелесть была в просторе полей, в темно-синей полосе леса на горизонте, в алых закатах, ложившихся на полосы сжатого хлеба. И когда мы сидели на его любимой завалинке перед воротами, смотревшей прямо в поле, глаза А. П. утрачивали свойственную ему грусть и были ясны и спокойны» [184].

По мнению исследователей, открытость мелиховского культурного быта сближала Мелихово с дачей, а патриархальный

237

характер жизни семейства Чеховых в Мелихове, высокий уровень духовной, художественной и культурной атмосферы более способствовали восприятию Мелихова как помещичьей усадьбы. Но это была особенная, по определению Т. Л. Щепкиной-Куперник, настоящая чеховская усадьба. Семейство Чеховых также не отрицало сходства Мелихова с усадьбой. А. П. Чехов признавался: «Ужасно я люблю все то, что в России называется имением. Это слово еще не потеряло своего поэтического оттенка» [185].

Большое внимание уделял А. П. Чехов просветительской деятельности. Этим он также воспроизводил одну из сторон традиционного помещичьего усадебного бытия. Ему было свойственно стремление улучшать все, что его окружало в соответствии с культурными требованиями времени. Впоследствии он назвал такую работу «культуртрегерством». Писатель в своей созидательной деятельности следовал велению своей совести и чувству ответственности перед обществом и народом, тем не менее она ассоциировалась «с традиционным воздействием усадебного культурного центра на округу» [186].

В письмах, которые А. П. Чехов посылал своим друзьям и знакомым из Мелихова, часто упоминалось о строительстве сельских школ и создании библиотек. Так, в одном из писем князю С. И. Шаховскому от 8 марта 1896 года он сообщал о постройке школы: «Был я в Талеже на постройке. Впечатление приятное» [187]. Книги русских писателей, современников А. П. Чехова, с их автографами по его просьбе посылались в библиотеку Таганрога. Своему корреспонденту П. Ф. Иорданову, члену городской управы в г. Таганроге, А. П. Чехов сообщал о посылке справочного издания «Вся Россия», а также разнообразных других справочных изданий, календарей, словарей. В письме к П. Ф. Иорданову от 15 марта 1896 года писатель сообщал: «Словарь Березина (библиографическая редкость) я уже приобрел для библиотеки и скоро пришлю. А со временем пришлю словари Брокгауза и Граната, а также некоторые справочные издания по сельскому хозяйству … Не найдете ли Вы возможным прислать мне полный каталог библиотеки? Тогда бы я знал, чего у Вас нет» [188]. А в июне того же года А. П. Чехов сообщал своему корреспонденту: «Посылаю для городской

238

библиотеки два ящика с книгами. Между прочим посылаю энциклопедический словарь Граната – Гарбеля, за исключением IV и V томов, которые пришлю, когда получу их сам» [189]. Деловая переписка А. П. Чехова с П. Ф. Иордановым касалась создания в Таганроге, городе, в котором родился писатель, публичной библиотеки, городского музея, а также установки памятника императору Петру I. Даже за несколько дней до своей смерти писатель сообщал о посылке книг для таганрогской библиотеки. Бандероли, посылки, целые ящики книг отправлял А. П. Чехов на Сахалин, поездку на который он осуществил в 1890 году, и сам лично убедился, насколько население этого отдаленного острова нуждается в просвещении. Своему брату, И. П. Чехову, в письме, посланном в начале февраля 1891 года, писатель сообщал: «Я просил известного педагога Д. И. Тихомирова попросить Комитет грамотности, чтобы тот собрал и отправил на Сахалин библиотеку… Вообще книг отправлена … пропасть» [190].

Как известно, А. П. Чеховым было построено в Подмосковье три школы: в Талеже, Новоселках и Мелихове. 26 июня 1899 года А. П. Чехов писал А. С. Суворину: «Я выстроил три школы, и считаются они образцовыми. Выстроены они из лучшего материала, комнаты 5 аршин вышины, печи голландские, у учителя камин, и квартира для учителя не маленькая, в 3-4 комнаты. Две школы обошлись по 3 тыс., а третья, меньшая – около 2 тыс. с немногим» [191]. Больших денежных средств писатель не имел, как не имели их его родственники, но каждую малейшую возможность получения денег он использовал с благотворительной и просветительской целью. Так, например, денежные средства, полученные от московских любительских спектаклей, в которых ставились пьесы А. П. Чехова, пошли на строительство земских школ Серпуховского уезда, в частности на школу, которая строилась в селе Новоселки. 8 февраля 1897 года А. П. Чехов вновь сообщал о хлопотах, связанных со строительством сельской школы. Об этом он писал А. С. Суворину: «Весь пост и потом весь апрель придется опять возиться с плотниками, с конопатчиками и проч. Опять я строю школу. Была у меня депутация от мужиков, просила, и у меня не хватило мужества отказаться. Земство дает тысячу, мужики собрали 300 р. –

239

и только, а школа обойдется не менее 3 тысяч. Значит, опять мне думать все лето о деньгах и урывать их то там, то сям…» [192].

Выручали большей частью чеховские пьесы, которые ставились актерами-любителями, но они приносили небольшой доход, который далеко не покрывал расходов по строительству начальных училищ и школ. Из Мелихова 1 марта 1897 года А. П. Чехов писал А. С. Суворину: «…Недавно я устраивал в Серпухове спектакль в пользу школы. Играли любители из Москвы. Играли солидно, с выдержкой, лучше актеров. Платья из Парижа, бриллианты настоящие, но очистилось всего 101 р.» [193].

Важно отметить, что даже в то время, когда в связи с резким ухудшением здоровья А. П. Чехов собирался покинуть Мелихово и уехать в Крым, он не оставлял заботы о народных училищах. Впоследствии, уже находясь в г. Ялте, А. П. Чехов отдавал распоряжение своей сестре, М. П. Чеховой, жившей в то время в Мелихове, чтобы все деньги, которые поступали из театров за постановку его пьес, использовались на строительство школы. Просветительская деятельность А. П. Чехова являлась выражением его мировоззрения. Для него это было делом совести и долга. Писатель считал, что каждый человек должен делать добро по мере своих возможностей. «Желание служить общему благу должно непременно быть потребностью души, условием личного счастья; если же оно проистекает не отсюда, а из теоретических или иных соображений, то оно не то» [194], – считал А. П. Чехов.

Писатель верил в честных, совестливых людей, видел спасение России в отдельных личностях, а не в организациях и партиях. Он считал, что эти скромные люди, на первый взгляд играют незаметную роль в обществе, «они не доминируют, но работа их видна; что бы там ни было, наука все подвигается вперед и вперед; общественное самосознание нарастает, нравственные вопросы начинают приобретать беспокойный характер…» [195]. Конечно, никакой общественной организации, даже самой многочисленной и авторитетной, нельзя передавать дело своего личного долга и своей совести. Школы, построенные А. П. Чеховым в Подмосковье, стали «своеобразным памятником чистой совести и выполненного долга.

240

Пусть это скромно, но такие рукотворные памятники остаются в истории народной» [196].

Исследуя деятельность просветителей и меценатов в России, нельзя не вспомнить о страстном патриоте, педагоге и общественном деятеле, реформаторе русских народных инструментов, композиторе, дирижере, виртуозе-балалаечнике, создателе первого Великорусского оркестра В. В. Андрееве (1861 – 1918). Он родился в уездном городе Тверской губернии Бежецке. Его отец был купцом первой гильдии, почетным гражданином г. Бежецка. Мать В. В. Андреева происходила из обедневшего дворянского рода. Она получила хорошее образование. Как большинство дворян, прекрасно владела французским языком, разбиралась в литературе, хорошо играла на рояле, пела. М. И. Глинка был ее любимым композитором. Благодаря ее стараниям, в доме была собрана значительная обширная библиотека, в которой были представлены сочинения русских классиков А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, С. Т. Аксакова, а также «История государства Российского» Н. М. Карамзина.

Детские и отроческие годы будущего музыканта прошли в имении матери – живописном селе Марьино. Рядом с усадьбой было большое озеро, которое окружали поля и лес. Чистый воздух, напоенный ароматами трав, тишина – все это способствовало поэтическому восприятию жизни, формированию и развитию эстетических чувств. В детстве В. В. Андреев получил образование и воспитание, типичное для детей дворян: его обучали иностранным языкам, к нему была приставлена немка-бонна. Но большое влияние на формирование характера и интересов будущего музыканта оказали русские няни. Они знали множество русских народных сказок, загадок, поговорок, народных песен. Через них произошло первое соприкосновение с фольклорным богатством русского народа, которое осталось в памяти В. В. Андреева как драгоценное наследие на всю жизнь.

Редкие музыкальные способности проявились у В. В. Андреева очень рано. В пятилетнем возрасте он играл на гармонике. По мнению специалистов, это бы первый инструмент, с которым началось знакомство В. В. Андреева с русскими народными

241

музыкальными инструментами. С этого возраста его стали обучать игре на фортепиано и скрипке. Тем не менее его непреодолимо влекло к русским народным песням и народной музыке. Большое впечатление произвела на будущего музыканта встреча с деревенским балалаечником, талантливым русским самородком крестьянином Антипом. В течение нескольких дней В. В. Андреев обучился игре на балалайке и даже превзошел своего учителя. Будущий музыкант принимал участие в крестьянских праздниках, с увлечением учился играть на разных русских народных инструментах. В четырнадцать лет он играл на двенадцати музыкальных инструментах.

После окончания гимназии В. В. Андреев поехал за границу, чтобы глубже познакомиться с западноевропейским искусством. В Италии он посещал музеи, осматривал замечательные памятники архитектуры, картинные галереи, слушал итальянские народные песни и игру на мандолине, гитаре, цитре и других итальянских народных музыкальных инструментах. В. В. Андреев пришел к выводу, что русские народные песни значительно содержательнее и глубже, чем французские и итальянские. Вернувшись в Россию, он с еще большим вниманием слушал старинные русские песни.

Недалеко от родового имения Андреевых находилось поместье А. С. Паскина, большого любителя игры на балалайке, которого В. В. Андреев часто посещал. Эти визиты принесли ему немалую пользу: у А. С. Паскина он научился новым разнообразным исполнительским приемам, улучшив свою игру на балалайке. Помещик А. С. Паскин, по его собственному признанию, впервые услышал балалайку в руках крепостных своего деда. Игра крепостных крестьян глубоко запала в его душу, и он с увлечением стал овладевать игрой на исконно русском народном инструменте. В процессе обучения игре на балалайке и изучения ее конструкции В. В. Андрееву пришла мысль усовершенствовать балалайку и вывести ее на концертную эстраду. Вскоре В. В. Андреев уехал в Петербург, где старательно изучал законы акустики, сделал чертежи усовершенствованной балалайки. Новая балалайка сохранила все качества старинного русского народного инструмента, но звук ее был более ярким, нежным и красивым. В. В. Андреев в течение

242

целого года разучивал на балалайке переложения скрипичных пьес, совершенствовал свое исполнительское мастерство, готовил концертный репертуар. В конце 1886 года В. В. Андреев вышел на сцену в Петербурге. Вначале, увидев в руках музыканта-исполнителя простонародный инструмент балалайку, столичная публика встретила В. В. Андреева презрительно, с насмешливыми репликами. Но как только музыкант заиграл, публика вначале притихла, а вскоре пришла в неописуемый восторг. На следующий день петербургские газеты писали о блестящем выступлении балалаечника-виртуоза. После первого успеха В. В. Андреев стал часто выступать на сцене. Его популярность быстро росла среди студентов и интеллигенции, но профессионалы-музыканты первое время интереса к нему не проявляли.

Кроме игры на балалайке, В. В. Андреев увлекался театром и был участником многих любительских спектаклей. Как известно, в то время любительство было характерным увлечением русской интеллигенции. Почти в каждом учебном заведении были драматические кружки. В лучших театрах России спектакли шли с аншлагом, и нередко посещались зрителями по нескольку раз. Выдающийся русский театральный режиссер Вл. И. Немирович-Данченко в своих воспоминаниях «Из прошлого» отмечал характерные особенности театра того времени: «Музыка жизни; дух легкого, свободного общения; непрерывная близость к блеску огней, к красивой речи; возбуждается все самое лучшее: идеальное отображение всех человеческих взаимоотношений… Царство мечты. Власть над толпами…» [197].

В те же годы, как отмечалось выше, в среде русской интеллигенции было широко распространено просветительство. Русские интеллигенты строили школы для крестьянских детей, поддерживали народное творчество и разные виды народных ремесел, собирали старинные предания и фольклор. Можно сказать, что увлечение В. В. Андреева народной музыкой и театром соответствовало духу эпохи. Газета «Новое время» 6 марта 1887 года писала: «В особенной моде в этом сезоне все «национальное», и почти ни один вечер не обходится без участия какого-нибудь «специально-русского» виртуоза … Г. Андреев – виртуоз-самоучка,

243

возвысил «балалайку» до степени культурного музыкального инструмента» [198].

Нередко к В. В. Андрееву приходили люди, слышавшие его игру на концертах, с просьбой, научить игре на балалайке, и он безвозмездно обучал всех желающих. Популярность В. В. Андреева была настолько велика, что его пожелали слушать даже члены императорского дома. Концерт, который дал В. В. Андреев у принца Ольденбургского, произвел очень благоприятное впечатление на русского императора Александра III и других августейших особ. Царский двор был всегда благосклонен к деятельности В. В. Андреева. У музыканта появились ученики среди великосветской знати.

Вскоре из числа своих поклонников В. В. Андреев создал «Кружок любителей игры на балалайках». В члены кружка записались многие молодые люди из разных слоев петербургского общества, не исключая нескольких высокопоставленных особ. В. В. Андреев не только руководил кружком, но и давал его участникам уроки игры на балалайке безвозмездно. В этом кружке не было профессиональных музыкантов. В него входили врач, инженер, офицер, юрист. Репертуар преимущественно разучивался по слуху, так как большинство участников кружка не владели нотной грамотой. В марте 1888 года оркестр балалаечников в составе восьми человек под управлением В. В. Андреева первые вышел на сцену. По свидетельству очевидцев, успех превзошел все ожидания. Музыкантов не отпускали со сцены, пока не заставляли сыграть каждый номер по три раза. Ансамбль В. В. Андреева принимал участие в благотворительных концертах, сборы от которых шли в пользу больниц, детей-сирот. В конце 1887 года В. В. Андреев организовал балалаечный класс из четырнадцати учеников. С этого времени началась его постоянная педагогическая работа.

У В. В. Андреева с самого начала его деятельности появились как сторонники, так и противники. В. В. Андреева упрекали в потворстве неразвитым в художественном отношении вкусам толпы, музыкально необразованным людям. С опровержением такого мнения В. В. Андреев выступал в газетах, стараясь доказать, что балалайка не может портить музыкальный вкус, потому что она

244

тесно связана с истоками русской народной музыки. В. В. Андреев глубоко уважал русского крестьянина, любил созданную им народную культуру во всех ее проявлениях, но особенно – русские песни. Он был глубоко убежден в необходимости музыкального просветительства в России, поэтому отдавал все свои силы распространению народной музыки.

В сентябре 1889 года кружок В. В. Андреева впервые выехал за рубеж и выступил с концертами в Париже. По свидетельству французской и русской прессы, гастроли были удачными. По возвращении из зарубежной поездки В. В. Андреев получил приглашение от известного музыкального деятеля, нотоиздателя и мецената М. П. Беляева (1836 – 1903) выступить на одной из его музыкальных «пятниц», на которые собирались выдающиеся музыканты и композиторы: П. И. Чайковский, Н. А. Римский-Корсаков, А. К. Глазунов (1865 – 1936), критик В. В. Стасов. Выступление ансамбля балалаечников под руководством В. В. Андреева на одной из таких «пятниц» было очень успешным и вызвало восторг присутствующих. Как отмечали очевидцы, особенно аплодировал П. И. Чайковский. Выступление на этом музыкальном вечере имело огромное значение для В. В. Андреева, поскольку его ансамбль получил признание не только профессиональных, но даже великих музыкантов. П. И. Чайковский говорил: «Какая прелесть эти балалайки! Какой поразительный эффект могут они дать в оркестре! По тембру – это незаменимый инструмент» [199]. Высоко оценил игру Андреевского кружка выдающийся пианист и композитор А. Г. Рубинштейн. Он писал В. В. Андрееву: «Я невероятно удивлен. Ничего подобного я не мог ожидать от балалаек. Эффекты, которые Вы извлекаете из них, – поразительны! Трудно создать что-либо новое вообще, а в сфере музыки в особенности. Честь и хвала Вам, Василий Васильевич! Вы внесли в музыку новый своеобразный элемент…» [200]. Постепенно В. В. Андреев стал вводить в балалаечный ансамбль новые инструменты. С 1896 года «Кружок любителей игры на балалайках» стал называться Великорусским оркестром русских народных инструментов. В. В. Андреев считал, что расширять национальный русский оркестр можно за счет только русских инструментов. В этом отношении у него сложилось твердое

245

мнение, которое он ясно выразил в одной из своих статей: «Великорусский оркестр, – писал В. В. Андреев, – получил свое название потому, что все инструменты, входящие в его состав, принадлежат средней и северной полосам России, то есть древнему государству Московскому, или Великороссии … Великорусский оркестр представляет собой (явление), выросшее на русской почве, созданное русским трудом и опирающееся на музыкальные инструменты русского народа, усовершенствованные на основании принципов, данных самим народом и строго сохранившие свой тип и присущие им особенности» [201].

Большое значение для плодотворной деятельности Великорусского оркестра В. В. Андреева было сотрудничество с одним из лучших мастеров музыкальных инструментов – С. И. Налимовым. В прошлом он был крепостным мастером-краснодеревщиком, но впоследствии достиг такого высокого уровня в изготовлении музыкальных инструментов, что его называли «русским Страдивари». В имении В. В. Андреева Марьино была создана мастерская музыкальных инструментов, в которой работал С. И. Налимов. В течение четверти века он создавал свои уникальные инструменты.

Великорусский оркестр постоянно расширял свой репертуар. Он исполнял не только обработки русских народных песен, но также русскую и зарубежную классическую музыку. Благодаря талантливой аранжировке, эта музыка не утрачивала своего глубокого содержания и красоты. Андреевский оркестр много гастролировал в России и за рубежом.

В 1891 году князь М. С. Путятин, хороший знакомый В. В. Андреева, предложил ему попробовать обучить игре на балалайке группу солдат гвардейского гарнизона г. Петербурга. Солдатский музыкальный ансамбль был создан очень быстро и успешно выступил на концерте. При поддержке князя М. С. Путятина В. В. Андреев сумел создать целую сеть кружков и ансамблей балалаечников в полках русской армии. Солдаты с удовольствием осваивали балалайку, и среди них появились талантливые музыканты. В 1897 году В. В. Андреев создал уже не только ансамбли, но и оркестры русских народных инструментов во всех

246

гвардейских полках петербургского гарнизона. Без чьей-либо помощи он ежегодно готовил огромный сводный оркестр балалаечников, в который входило более ста солдат. Впоследствии по распоряжению правительства В. В. Андреев получил должность заведующего преподаванием народной музыки в войсках гвардии и военно-учебных заведениях. Главной целью деятельности В. В. Андреева было приобщение русского народа к музыкальной культуре. Многолетняя работа в войсках позволила ему во многом осуществить этот замысел. Обученные музыке солдаты, вернувшись домой в деревню, становились носителями музыкальной культуры среди своих односельчан.

В. В. Андреев всегда старался помочь вновь возникающим оркестрам. Он находил для них руководителей, консультантов. Так было, когда княгиня М. К. Тенишева организовала в своем имении Талашкино Смоленской губернии учебные мастерские. В. В. Андреев убедил княгиню организовать оркестр русских народных инструментов из числа учащихся и направил в качестве руководителя своего ученика В. А. Лидина, выпускника Петербургской консерватории по классу виолончели. В результате его трудов этот оркестр стал одним из лучших провинциальных оркестров народных инструментов в России.

По приглашению французской газеты «Фигаро» В. В. Андреев со своим оркестром вновь выехал на гастроли в Париж. Успех был огромный. Лучшие музыканты Парижа высказывали восторженные отзывы об игре русских балалаечников. Талантом русских музыкантов восхищался выдающийся французский композитор Ж. Массне (1842 – 1912). Гастроли Андреевского оркестра стали важным событием в музыкальной жизни Франции. В. В. Андреева избрали почетным членом Французской академии искусств. Мелодии многих русских народных песен, а также произведения самого В. В. Андреева, особенно его вальсы, стали очень популярными у французов. Некоторые из французских музыкантов заинтересовались балалайкой серьезно. Ярким свидетельством этому явилось открытие в Парижской консерватории класса по обучению игре на балалайке.

247

С начала 1897 года оркестр В. В. Андреева регулярно выступал с концертами в России и за границей. В 1900 году Великорусский оркестр В. В. Андреева выступал на Всемирной выставке в Париже. Средства на поездку оркестра в Париж выделил русский император. Руководитель русского отдела Всемирной выставки князь В. Н. Тенишев и его супруга княгиня М. К. Тенишева всеми силами способствовали доброжелательному отношению иностранцев к русскому оркестру. В благотворном воздействии народной музыки на слушателей княгиня убедилась на личном опыте по игре талашкинского оркестра. На этот раз выступление Великорусского оркестра прошло с таким успехом, что правительство Франции наградило В. В. Андреева орденом Почетного легиона Кавалерского Креста – высшей наградой Франции, а оркестру присудили Высший диплом Всемирной выставки. В Русском павильоне Всемирной выставки, в котором проходили концерты Андреевского оркестра, была организована экспозиция русских народных инструментов. Замечательный музыкальный мастер С. И. Налимов был удостоен Большой золотой медали за свои уникальные инструменты.

Как свидетельствовали очевидцы, интерес к русским народным инструментам постепенно все более возрастал. Например, все дети писателя Л. Н. Толстого играли на балалайке, но особенного мастерства достиг сын писателя М. Л. Толстой (1979 – 1944), большой любитель русских и цыганских песен и романсов.

Деятельность В. В. Андреева приветствовал и поддерживал известный общественный деятель, меценат и страстный патриот граф С. Д. Шереметев. С благодарностью за понимание и поддержку, ценя редкие по глубине патриотические чувства графа С. Д. Шереметева, В. В. Андреев с грустью писал ему: «В великой России мало настоящих русских людей». [202] Родственники графа С. Д. Шереметева играли в оркестре русских народных инструментов. По воспоминаниям внучки графа С. Д. Шереметева, дочери последнего петербургского гражданского губернатора А. П. Сабурова, Ксении Александровны Сабуровой (1900 – 1984), жившей последние свои годы в г. Владимире, в одном из имений графа С. Д. Шереметева незадолго до Первой мировой войны В. В. Андреевым был создан оркестр русских народных инструментов.

248

Среди оркестрантов были представители крайне различных слоев русского общества: и простые крестьяне близлежащих сел и деревень, и дворяне-аристократы – родные братья К. А. Сабуровой, Борис и Юрий. Оба они обладали исключительными музыкальными способностями, и В. В. Андреев пригласил их играть в этом оркестре. Отличительной чертой данного оркестра было то, что музыканты были одеты в русские национальные костюмы, хотя в Великорусском Андреевском оркестре музыканты выступали во фраках.

Выдающийся русский композитор А. К. Глазунов специально для Андреевского оркестра написал «Русскую фантазию». Впервые она была исполнена в феврале 1906 года. По мнению музыкальных критиков, «Русская фантазия» в исполнении Андреевского оркестра звучала ярко, сочно и удивительно красиво. Исполнение «Русской фантазии» прошло с таким успехом, что по требованию публики ее пришлось повторить.

В 1908 году оркестр В. В. Андреева выехал на гастроли в Германию. И здесь русских музыкантов тоже ждал триумф. Известный немецкий дирижер К. Мук после концерта Андреевского оркестра сказал: «Как, однако, одарена русская нация, и какое превратное понятие имеешь о ней, пока не увидишь Станиславского и не услышишь Андреева» [203].

Осенью 1909 года оркестр В. В. Андреева по совету певца Ф. И. Шаляпина, который часто выступал с Андреевским оркестром, выехал на гастроли в Англию. Выступления начались в одном из лучших концертных залов Лондона «Колизее», вмещавшем пять тысяч зрителей. В письме одному из своих друзей В. В. Андреев писал из Англии: «Успех прямо «сумасшедший!»… Играем дважды в день, театр переполнен. Организована школа для обучения, балалайки нарасхват. Вчера получили приглашение к королю, будем играть в Виндзоре!» [204]. Во время концерта в Виндзоре по желанию английского короля Эдуарда VII некоторые русские песни повторялись. На сотом по счету концерте в Англии присутствовал весь состав русского посольства, а также английские официальные лица. Перед началом концерта прозвучал русский государственный гимн, затем английский. Вся сцена была засыпана цветами.

249

После триумфальных гастролей в Англии Андреевский оркестр приглашали выступать в Италии, Австрии, Португалии, Америке. В конце 1910 года «Великорусский оркестр» выехал на гастроли в Америку. Выступления проходили в Нью-Йорке, Вашингтоне, Бостоне, Чикаго и других городах. Американцы с восторгом принимали русских музыкантов. В газетах можно было прочитать восхищенные отзывы слушателей: «Мы помним невероятный успех в Нью-Йорке таких артистов, как Аделина Патти, Иоганн Штраус, Падеревский…; их американцы принимали с восторгом, но такого успеха, как андреевский оркестр, они не имели» [205]. Обозреватель «Бостонского вестника» писал: «Вчера я был в опере и наслаждался пением Карузо в «Богеме» Пуччини. Сегодня слушал оркестр балалаек под управлением его основателя В. В. Андреева, который между прочими номерами исполнил арию Рудольфа из той же оперы Пуччини. Этот замечательный человек своим вдохновенным исполнением заставил поблекнуть мои впечатления от пения Карузо, и я слушал эту арию, пропетую балалайками, с большим интересом и наслаждением, чем в исполнении знаменитого певца» [206].

Важно отметить, что во всех странах, где выступал Великорусский оркестр, создавались свои оркестры и ансамбли русских народных инструментов, а также мастерские по их изготовлению. Балалайки тысячами импортировались из России и распространялись по всему миру. Как известно, придворный оркестр русских балалаек завел персидский шах. Его посланники обучились игре на балалайке в Петербурге и затем представили свой коллектив в Тегеране. Шаху русские балалайки и русская музыка пришлись по душе.

В. В. Андреев проявил себя и как талантливый композитор. Он сочинил более сорока произведений, не считая обработок русских народных песен. Среди них шестнадцать вальсов, три марша, четыре мазурки, два полонеза. Оркестр часто исполнял его вальсы, мазурки, полонезы, марши. Они пользовались огромной популярностью благодаря своей мелодичности, задушевности. Не случайно выдающийся итальянский дирижер Артуро Тосканини, послушав в 1911 году в исполнении Великорусского оркестра Андреевские

250

вальсы «Фавн», «Метеор» и другие, назвал В. В. Андреева «русским Штраусом» [207].

После триумфальных зарубежных гастролей Великорусский оркестр вернулся в Россию. Последние шесть лет своей жизни В. В. Андреев гастролировал только на родине. Во время концертной поездки по городам России оркестр посетил сорок городов. В 1913 году был торжественно отмечен двадцатипятилетний юбилей Андреевского оркестра. Поздравительные телеграммы пришли почти из всех стран Европы и из Америки. Были среди них приветствия и поздравления от всемирно известных музыкантов: итальянского дирижера А. Тосканини, композиторов Р. Леонкавалло (1858 – 1919), К. Сен-Санса (1835 – 1921) и других. В марте 1914 года оркестр получил звание «Императорский Великорусский оркестр», а его основатель и руководитель В. В. Андреев – звание «Солист Его Императорского Величества».

Большое значение деятельности В. В. Андреева состояло в том, что она способствовала развитию эстетического вкуса слушателей и сохранению высоких нравственных начал в русском обществе. К несчастью, опасность нравственной деградации, характерная для западноевропейской культуры конца XIX века, существовала и для России. Об этом красноречиво свидетельствует письмо В. В. Андрееву русского певца, хорового дирижера, собирателя русских народных песен и организатора хора русской песни Д. А. Агренева-Славянского (1836 – 1908), в котором он доверительно делился своими впечатлениями о состоянии музыкальной культуры Парижа того времени: «С ужасом слежу за удовольствиями, которыми наслаждаются миллионы приезжей и здешней публики, и думаю, неужели и мы, русские, дойдем до подобного нравственного упадка? А ведь, пожалуй, и у нас дело идет к этому, и у нас всюду царит кафешантан с шансонеткою, набитый публикою» [208].

Всю свою жизнь В. В. Андреев занимался благотворительной деятельностью. В начале войны 1914 года большое количество концертов было дано в фонд помощи русской армии. Великорусский оркестр часто выступал в госпиталях и больницах. Немалые сборы от своих концертов музыканты целиком предоставляли для нужд больных и раненых, отказываясь от какого-либо вознаграждения за

251

свой труд. В одной из своих статей В. В. Андреев писал о том, что своей деятельностью он не преследовал никаких материальных целей или личных выгод, но стремился только к тому, чтобы музыкальное искусство стало доступным народу. Он отмечал, что главной целью, для которой он жил и работал, было «заполнить народный досуг в самых широких размерах занятием музыкой, ввести в самую жизнь народа, в его обиход один из благороднейших видов искусства» [209]. Он призывал молодежь, не останавливаясь «ни перед какими препятствиями, с верой в себя поработать до конца на пользу безмерно талантливого, кроткого и могучего русского народа» [210]. Это, как отмечал В. В. Андреев, есть величайшее счастье, и он испытал его.

В. В. Андреев предложил Министерству просвещения обучать сельских учителей игре на народных инструментах и таким образом готовить из них руководителей школьных оркестров. Это предложение было одобрено и получило практическое применение. Вскоре был одобрен новый проект В. В. Андреева, по которому стали создавать оркестры русских народных инструментов в железнодорожных училищах. В. В. Андреев ратовал за введение в школах преподавания народной музыки. Он считал это делом огромного культурного значения. В. В. Андреев устраивал публичные лекции- концерты с целью пропаганды русской народной музыки, а вскоре организовал общество распространения игры на народных инструментах. В. В. Андреев никогда не останавливался на достигнутом, постоянно пребывал в творческом поиске. Он писал: «Если бы мне предоставили возможность уверенно и спокойно работать, без чего немыслим никакой труд, то многое еще можно было бы прибавить к Великорусскому оркестру в смысле его художественного совершенства и музыкального развития» [211].

Сразу после октябрьского переворота многие западноевропейские страны предлагали В. В. Андрееву выехать из России и поселиться в Европе или Америке, обещая при этом большое денежное вознаграждение. В. В. Андреев отказался покинуть Россию, категорически отвергнув подобные предложения.

Свое родное имение Марьино В. В. Андреев никогда не забывал. Триумфальные гастрольные поездки за рубежом не могли

252

изгладить из памяти впечатления от русской природы, музыки и народных песен, услышанных в родовом имении в детские годы. Все началось отсюда. Здесь были истоки его творчества и вдохновения. Усадьба Марьино всегда оставалась любимым местом отдыха В. В. Андреева. Он построил в парке своей усадьбы сказочную «избушку на курьих ножках», в которой часто принимал своих гостей. Как отмечали очевидцы, он любил во всем русский стиль. Одевался он в русский народный костюм, вечерами играл на балалайке или гармонике, любил слушать народные песни в исполнении крестьян. Иногда по вечерам он катался на лодке по озеру, играя при этом на балалайке. Жители окрестных деревень специально приходили послушать импровизации талантливого радушного барина. В. В. Андреев признавался: «Чем больше живу, тем больше люблю русскую природу, русский народ и русские обычаи» [212]. Живя в усадьбе, В. В. Андреев много читал, писал, размышлял, строил планы по совершенствованию Великорусского оркестра, просвещению народа.

Трудами В. В. Андреева в селе Марьино была открыта школа для крестьянских детей. Он выделил крупную сумму денег на строительство школы, а мастер С. И. Налимов совершенно бесплатно изготовил для школы мебель. В 1907 году в школе начались занятия. В. В. Андреев был попечителем школы, во всем помогал ей, устраивал праздники для детей, и, конечно, снабжал балалайками. Как отмечалось, в Марьине В. В. Андреев оборудовал мастерскую для изготовления концертных народных инструментов. Мастеру С. И. Налимову были созданы идеальные условия для работы. Он постоянно жил в усадьбе В. В. Андреева. С. И. Налимов изготовил более трехсот инструментов, которые остались непревзойденными по качеству звучания и изяществу оформления. На всероссийской выставке «Музыкальный мир» замечательные инструменты С. И. Налимова были признаны лучшими и удостоены золотой медали. В. В. Андреева, барина по происхождению, и мастера С. И. Налимова, бывшего крепостного, связывали не только общие творческие интересы, но и большая человеческая дружба.

Свое отношение к русскому народу и его творчеству В. В. Андреев выразил словами: «Песнь русского народа вдохновенна.

253

Великая песнь. Она уносит в мир чистых помыслов и лучших желаний. Будит совесть… Я горжусь тем, что принадлежу к народу, ее создавшему» [213].

Важным источником по изучению состояния просвещения и образования в России в конце XVIII – XIX веков являлись материалы Этнографического бюро князя В. Н. Тенишева. Из материалов этого бюро, деятельность которого развернулась в конце XIX века, следовало, что в XVIII веке в России было немало грамотных крестьян. Многие челобитные были составлены и написаны собственноручно крестьянами. Встречались даже среди крестьян мастера различных письменных почерков. Некоторые письменные документы, составленные и написанные крестьянами, относились к XVI – XVII векам. Псалтыри, буквари, азбуки, которые издавались синодальной типографией, использовались для обучения крестьянских детей и были не редкостью в крестьянских семьях. Начальную грамотность крестьяне чаще всего получали от священника. Первым учителем будущего великого русского ученого М. В. Ломоносова был дьякон. Возможность обучаться в государственных учебных заведениях России была для крестьян крайне ограничена, поэтому большое значение для просвещения крестьянства имела деятельность частных лиц. Наиболее интенсивно частное обучение крестьян началось во второй половине XVIII века. Большую роль в этом благородном деле сыграли представители дворянских фамилий Шереметевых, Юсуповых, Шуваловых, Орловых, Голицыных, Мещерских, Муравьевых, Румянцевых, которые обучали грамоте своих крепостных крестьян.

В крестьянской среде имели распространение рукописные книги, поскольку печатные издания были дорогими и выпускались небольшими тиражами. Иногда в крестьянской среде встречались переписчики религиозных текстов. Так, в 1774 году один крестьянин из Сибири переписал два сборника текстов из святоотеческих сочинений Ефрема Сирина и Иоанна Златоуста. Кроме текстов духовно-нравственного содержания, переписывали летописи, сказания о Куликовской битве, о Смутном времени, а также повести светского содержания, басни, переводные романы. В XVIII веке в крестьянской письменности и книжности сохранялась

254

тесная связь с древнерусской литературой, которая вошла в новые произведения, созданные крестьянскими авторами на основе фольклорных традиций.

В течение XIX века в крестьянской среде появлялось все больше печатной литературы. Важно отметить, что среди подписчиков периодических изданий появлялись крестьяне. Некоторые крестьяне собирали библиотеки из покупных книг, которые включали сочинения разного содержания: религиозно-нравственные, исторические, научно-популярные, справочные, художественные. По свидетельству исторических источников, некоторые библиотеки крепостных крестьян насчитывали до двух тысяч томов [214].

В Тенишевском бюро отмечали, что чтением интересовались все крестьяне, как грамотные, так и неграмотные. Они слушали устные рассказы и любили чтение вслух. Особенно им нравились повествования о событиях из жизни крестьян, о терпеливом перенесении ими различных скорбей и бед, о страдании за правду. Грамотные крестьяне любили значительную часть свободного времени уделять чтению интересных и полезных книг, особенно книг духовно-нравственного содержания, исторических. Неграмотные крестьяне разных возрастов с интересом их слушали.

Во второй половине XIX века чтение среди русских крестьян стало явлением массовым. Это было связано прежде всего с деятельностью земства в сфере крестьянской грамотности, а также частной деятельностью меценатов из среды дворянства, купечества, творческой интеллигенции. Появилась специальная литература для народа, которая имела просветительский характер. К литературе такого направления относились журналы «Русское богатство», «Русская мысль», «Русское обозрение», «Вестник воспитания».

Этнографическое бюро князя В. Н. Тенишева для всестороннего изучения народной жизни выделило около пятисот пунктов, в число которых входили вопросы о круге чтения крестьян. Корреспонденты Тенишевского бюро, изучавшие жизнь крестьян в разных губерниях России, единодушно отмечали повсеместный большой интерес к чтению русских крестьян. Особенно они любили духовную литературу. По свидетельству исследователей, она была

255

любимым чтением огромного большинства крестьян. Читали Евангелие, жития святых. Проявляли также интерес к книгам светского содержания. Знали сказки А. С. Пушкина, произведения Н. В. Гоголя, особенно его повесть «Тарас Бульба», сочинения Л. Н. Толстого, басни И. А. Крылова, стихи А. В. Кольцова (1809 – 1842).

Большую роль в приобщении крестьян к чтению имели бесплатные библиотеки. В некоторых таких библиотеках насчитывалось около трех тысяч постоянных читателей среди крестьян [215]. Интересно письмо одного крестьянина среднего достатка Рязанской губернии своему приятелю, живущему в Москве: «На прилагаемые шесть рублей прошу Вас покорнейше похлопотать выслать книг из сочинений Пушкина, по Вашему выбору, какие найдете для меня больше подходящими, в числе их непременно «Евг. Онегин», а том 8-ой («Пугачевский бунт») и вовсе не надо, так как он у меня есть, стихотворения Некрасова в одном томе, Астырева «В волостных писарях» и если можно что-нибудь из изданий «Посредника», из которых какие подходящей для моих птенцов, двое из них у меня уже ходят в школу, книги высылайте без переплета, потому у меня брат по этой части смекает» [216].

Как отмечали очевидцы, хорошую книгу не возвращали в библиотеку до тех пор, пока она не побывала в руках у всех грамотных крестьян. Например, сочинение А. К. Толстого (1817 – 1875) «Князь Серебряный» обычно долго ходило среди крестьян. Так было в Саратовской, Новгородской, Орловской и других губерниях России. В больничной библиотеке села Бечевинское Новгородской губернии были книги религиозно-духовного содержания, исторические произведения, сочинения С. Т. Аксакова и его сыновей, Н. В. Гоголя, И. А. Гончарова (1812 – 1891), И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, Г. П. Данилевского (1829 – 1890), а также романы зарубежных авторов Ч. Диккенса, В. Скотта. Довольно значительной была сеть библиотек при церковноприходских школах и церквах многочисленных губерний России уже в середине XIX века.

Владимирскими земскими статистами было отчасти выявлено положение дел с крестьянским чтением в конце XIX века. Из

256

списков книг, найденных у крестьян, около 60 процентов составляли книги духовно-нравственного содержания, беллетристика – 23 процента, в том числе произведения А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, повесть Н. М. Карамзина «Бедная Лиза», романы Майн Рида (1818 – 1883). Встречались научно-популярные книги, справочные издания, календари, учебники. Значительным спросом пользовались газеты. Наиболее зажиточные крестьяне выписывали журналы «Нива», «Родина». На вопрос, какие книги крестьяне считают для себя наиболее полезными, они на первое место поставили книги «божественные» (более 60 процентов), затем – сельскохозяйственные (около 18 процентов), исторические (11,5 процентов). Остальные жанры литературы занимали значительно меньшее место среди наиболее полезных и интересных для чтения в крестьянской среде [217].

По наблюдениям Ивана Ивина, бывшего крестьянина, исследовавшего круг чтения русских крестьян и их интересы в области литературы, народу близки вечные идеалы правды. Он писал: «И весь этот многомиллионный, верующий народ во все времена своей исторической жизни заботился о религии, о жизни «по-Божьи», об устроении церквей и о спасении души гораздо больше, чем о политико-экономическом или общинном благоустройстве. Дух этого православного наро- да – христиански-человеческий; вечный идеал его – полная святость: в нем заключается источник света, правды и общественной нравственности для всех других народов. Любить ближнего и делать для него добро, по убеждению народа, можно только для Бога, для спасения души. Поэтому для народа прежде всего нужны духовные книги, без коих он никогда не обходился не обходится, а затем такие, которые вызываются потребностью самой жизни» [218]. У русского народа всегда было серьезное отношение к книгам: в них он стремился учиться мудрости.

Чтение духовной литературы было любимым и единым для всех сословий русского народа до XVIII века, но при императоре Петре I произошло резкое разделение между дворянством и народом, большинство из которого составляли крестьяне. Вследствие этого

257

разделились интересы и пристрастия в выборе книг для чтения разных сословий русского общества.

По многим исследованиям, в том числе и наблюдениям И. Ивина, в среде русских крестьян наибольшим спросом пользовались Библия, Евангелие, Псалтырь, молитвенники, святцы; сочинения святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Тихона Задонского, Ефрема Сирина; жития святых и книги религиозно-нравственного содержания такие, как «Благочестивые размышления» и т. п. За ними следовали буквари, азбуки, самоучители, затем – художественная литература, посвященная историческим событиям, басни, сказки. Все эти книги имели нравственную направленность и тем обогащали сознание народа.

Во второй половине XIX века стало появляться много дешевых книг, доступных для крестьян и простого народа. Среди них были произведения русских классиков: А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, А. К. Толстого, А. В. Кольцова, И. С. Никитина (1824 – 1861), Н. А. Некрасова. Корреспонденты Тенишевского Бюро и других исследовательских научных обществ отмечали, что крестьяне очень охотно приобретали произведения А. С. Пушкина и передавали их друг другу. Наибольшей популярностью пользовалась проза А. С. Пушкина, особенно «Капитанская дочка», «Дубровский», «История Пугачевского бунта». Из поэтические произведений А. С. Пушкина особенно любили историческую поэму «Полтава» и стихи, которые стали песнями, романсами, например, «Зимний вечер». Некоторые крестьяне в конце XIX века имели даже Полное собрание сочинений А. С. Пушкина.

Очень большим спросом пользовались «Записки охотника» И. С. Тургенева и «Кавказский пленник» Л. Н. Толстого. Бывали редкие случаи, когда крестьяне имели полное собрание сочинений нескольких классиков. Многие крестьяне имели домашние библиотеки, в которые входили отдельные книги различной тематики. Тут были книги о жизни и деятельности святых подвижников, об истории русских монастырей, а также о святых местах, куда часто отправлялись русские паломники: Святом граде

258

Иерусалиме, горе Синай, горе Афон и др. Исследователи отмечали, что иногда в семейных библиотеках крестьян хранились редкие старинные издания, которые передавались из поколения в поколение, например, «История Российская с самых древнейших времен…» В. Н. Татищева (1686 – 1750) в 5 книгах, первые книги которой были изданы в 1768 году. Эти книги не всегда можно было встретить даже у профессионального историка [219].

Все исследователи единодушно отмечали большой интерес крестьян к грамоте и чтению во всех губерниях, в самых отдаленных от центра уголках России. Несмотря на ограниченные возможности для обучения, крестьяне стремились выучить детей грамоте. Позиция крестьян в деле просвещения была очень активна. Они подписывались на журналы и газеты всей деревней или отдельной группой односельчан. Такая активность, по мнению исследователей, была самой характерной чертой «в старых традициях бытования книги в русской деревне» [220].

Как отмечалось, большую роль в деле просвещения народа играли меценаты. В усадьбе графа С. С. Уварова Поречье Московской губернии в 40-х годах XIX была открыта школа, которая предназначалась для обучения его дворовых. Позднее в ней стали обучаться все бывшие крепостные графа С. С. Уварова. После смерти графа А. С. Уварова, сына графа С. С. Уварова, эта школа содержалась целиком на средства его вдовы, графини П. С. Уваровой. Обучение в школе было бесплатным. Обычно в этой школе обучалось около ста тридцати мальчиков и девочек. Примерно тридцать из них постоянно жили при школе на полном материальном обеспечении. Для школы было выделено обширное каменное здание с хорошей мебелью и необходимыми учебными пособиями и принадлежностями. Занятия с крестьянскими детьми проводили местный священник и две учительницы. Более скромной была казенная школа в деревне Никитино в тех же окрестностях Поречья. Впоследствии в Поречье была выстроена церковноприходская школа по инициативе священника. Она была меньше. В ней обучалось около сорока детей. Полный курс обучения в школах такого типа составлял четыре года.

259

Важное место в просвещении народа занимала деятельность писателя Л. Н. Толстого. В 1859 году он организовал в своем имении Ясная Поляна школу для крестьянских детей. В основу ее работы он положил принципы свободы и творческой самодеятельности учащихся.

Писатель шел своим особенным путем, поскольку все, что он видел в европейских школах, его не удовлетворяло и не могло служить примером. В статье «О народном образовании» он отмечал: «Я мог бы написать целые книги о том невежестве, которое я видал в школах Франции, Швейцарии и Германии» [221]. В этой же статье Л. Н. Толстой утверждал, что потребность образования лежит в каждом человеке, русский народ ищет образования, которое ему так же необходимо, как воздух для жизни и дыхания. Обучение в Яснополянской школе было бесплатным. Изучалось 12 предметов, классов было 3, всех учеников примерно 40, уроков в продолжение для от 5 до 7 часов, утром с 8-ми до 12-ти часов и после обеда с 3-х до 6-ти вечера. Иногда уроки продолжались позднее, поскольку учащиеся не хотели уходить из школы и просили заниматься еще. В Яснополянской школе имели возможность обучаться и взрослые крестьяне.

По инициативе писателя в ближайших к Ясной Поляне районах было открыто значительное количество сельских школ. «В моем участке, – писал Л. Н. Толстой В. П. Боткину 26 января 1862 года, – на 9000 душ в нынешнюю осень возникла 21 школа» [222]. Для учащихся начальной школы Л. Н. Толстой написал «Азбуку» и «Книги для чтения», которые получили высокую оценку в педагогических кругах России того времени. Он издавал педагогический журнал «Ясная Поляна» и книжки для детей, предназначенные прежде всего для народных школ. Писатель защищал необходимость внимательного, гуманного отношения к детям, развития их творческих способностей, христианского религиозного учения как основы нравственного воспитания.

В Яснополянской школе детей обучали не только грамоте, но по мере возможностей давали и художественное образование. Утром занятия имели философскую направленность, вечером – художественную. Цель была одна – образование и просвещение

260

народа. Немалое внимание уделялось рисованию и пению. Писатель отмечал, что урок рисования был любимым для всех учащихся. Первый урок в послеобеденное время, который проходил часто при сумерках, посвящался изучению священной или русской истории. Уроки в вечернее время, как отмечал Л. Н. Толстой, имели особенный характер мечтательности и поэтичности. Когда шел новый рассказ все, точно замирая, слушали, но и старые истории, которые они любили, просили учителя повторить. Это прежде всего относилось к истории жизни Господа Иисуса Христа. Л. Н. Толстой отмечал, что учащиеся всякий раз требовали рассказать ее всю. Если не всю историю им полностью рассказывали, то они сами дополняли любимый конец – историю отречения апостола Петра и страдания Спасителя. «Кажется, все мертво, не шелохнется, – не заснули ли? Подойдешь в полутьме, взглянешь в лицо какому-нибудь маленькому: он сидит, впившись глазами в учителя, сморщивши лоб от внимания, и десятый раз отталкивает с плеча навалившуюся на него руку товарища … и опять весь отдается таинственному и поэтическому рассказу: как сама разорвалась церковная завеса, и темно сделалось на земле, – ему и жутко, и хорошо. Но вот учитель кончил рассказывать, и все поднимаются с места и, толпясь к учителю, перекрикивая один другого, стараются пересказать все, что удержано ими» [223].

Вечерами, как отмечал писатель, особенно любили чтение, рассказы и пение. Многие из учащихся обладали разносторонними, в том числе и большими музыкальными способностями, проявляли также, хотя и неосознанный, но тем не менее значительный интерес к проблемам художественного творчества. Однажды вечером, когда Л. Н. Толстой возвращался с учащимися из школы, зашел разговор о значении рисования и пения, о пользе и бесполезности некоторых человеческих занятий. При этом незаметно затронули многие важные вопросы эстетические и этические. Как впоследствии вспоминал писатель, тогда они переговорили «все, что сказать можно о пользе, о красоте пластической и нравственной» [224].

Даже из этих немногочисленных примеров видно, что просветительская и меценатская деятельность процветала в усадьбах всех губерний России. Среди меценатов и просветителей были и

261

дворяне, и купцы, и предприниматели, и интеллигенты. Они имели разные доходы и материальные средства, но каждый старался приносить пользу по мере своих сил и возможностей в тех областях деятельности, которая была ему наиболее знакома и доступна. Традиции благотворительности в России были древними, они исходили из христианского миропонимания, издавна свойственного русским людям.

Глава VI. Русская усадебная культура и современная Россия

1. Дух места, его роль в сохранении традиций и взаимосвязи поколений

Большое значение при изучении роли русской усадьбы в национальной культуре имеет понятие антропология места. В 2008 году в Канаде проходил научный симпозиум Международного научного комитета по архитектурному наследию Земли под названием «Поиск духа места: между материальным и нематериальным». Речь шла о духе места (spirit of place) англ., или гении места (genius loci) лат. [225], как о понятии, концепции, теории, актуальных в контексте проблем сохранения материального и нематериального культурного наследия. Докладчики отмечали, что трактовка этих понятий общеизвестна, но сложности возникают в связи с практическим их применением. Как указывала принимавшая участие в симпозиуме И. А. Полякова, основными на этом научном симпозиуме были вопросы философского содержания: об отношении между местом и духом, о проявлении духовного в материальном и т. п. В материалах симпозиума утверждалось, что не только в человеческом воображении, а вполне реально существуют области, в которых проявляется дух места. Так, в одном из определений было сказано, что дух места представляет собой материальные и

262

идеальные элементы, через которые люди наделяют данное место определенной ценностью и эмоциями.

Вопросы, связанные с понятием духа места, особенно часто обсуждались в XX веке, хотя интересовались ими и раньше. Тематика этих вопросов была достаточно обширна и охватывала сферу культуры, антропологию, ландшафтоведение, этнологию и др.

Понятие гения места играло значительную роль в античной мифологии. Выдающийся русский философ и филолог А. Ф. Лосев (1893 – 1988), исследовавший проблемы, связанные с диалектикой мифа, отмечал, что древние вкладывали в это понятие представление «об анимистическом существе, безликой, неопределенной, недифференцированной космической силе» [226]. В Древнем Риме считалось, что гений есть не только у государства и городов, но даже у каждого человека.

Впоследствии особое внимание духу места стали уделять в английской литературе и эстетике, начиная с XVIII века. Для английских интеллектуалов непосредственный эстетический опыт был связан с определенным местом. Так, некоторые из них считали, что существовало особенное время проявления гения места, что он мог овладевать человеком в часы захода солнца в старинных городах, что с наибольшей силой гений места проявлялся в точках соединения города с рекой. Такие места наполняли душу человека спокойствием и счастьем, очаровывали и воодушевляли его.

По мнению исследователей данного вопроса, формы проявления гения места могли быть очень разнообразными. Воплощения его могли быть зримыми, как например, страна, расположение улиц, ландшафт; слышимыми, например, звон колоколов, стук молота по наковальне; обоняемыми, запахи, напоминающие о каком-то определенном месте. Гений места мог проявляться в особенностях пейзажа, изгибах реки, очертаниях гор и т. п. Для постижения духа места необходимы были ассоциации, при которых человек наделял его новыми качествами, отражавшими его эстетические взгляды и настроения. «Мы входим в ландшафт и создаем субъективное, но культурно обусловленное его восприятие» [227].

263

Как отмечала И. А. Полякова, тема духа места в английской литературе и эстетике в значительной степени связана с интересом к путешествиям. Как известно, жанр сентиментального путешествия связан в английской литературе XVIII века с именем Л. Стерна (1713 – 1768), поскольку здесь на первое место выдвигалось лирическое начало, раскрытие личных чувств и переживаний человека.

Существует мнение, что место может непосредственно влиять на мировоззрение человека. Согласно этому взгляду, каждая страна имеет собственную идентичность, которая сформировала народ данной страны. Так же и определенное место может иметь свою собственную индивидуальность, особенность, вызывающую у людей специфические, своеобразные чувства. Отмечалось также, что «важной детерминантой всякой культуры является в конце концов дух места» [228]. Воспринимая какой-либо предмет, человек обычно проецирует на него свои мысли и чувства. В связи с этим появились теории, сторонники которых считали «вчувствование» способом «постижения прекрасного, проекции возвышенных чувств на предмет эстетического восприятия» [229].

Новые концепции духа места (genius loci) возникли в конце XX века. Большую роль в основании методологии этих концепций сыграли идеи философов М. Хайдеггера (1889 – 1976) М. Мерло-Понти (1908 – 1961). В центре их внимания была проблема экзистенциального положения человека в окружающем его мире. Реальная действительность, которая существует вокруг человека с древнейших времен, и с которой он вынужден взаимодействовать постоянно, и есть, по мнению сторонников данных концепций, духом места. Так, К. Норберг-Шульц (1926 – 2000), норвежский архитектор, теоретик и историк искусства, один из сторонников данной концепции, считал, что на протяжении всего хода истории дух места был живой реальностью. Место, по его мнению, – это особое пространство, имеющее свой характер, то есть дух. «Дух места выражает индивидуальность (идентичность) места и не изменяется вместе с изменением структуры места. Человеческая идентичность предполагает идентичность места» [230].

Главные идеи норвежского ученого были признаны достаточно плодотворными для развития этнологии, культурологии,

264

антропологии. Особенно значимыми для современных культурологических исследований оказались феноменологическая трактовка духа места, а также возможность преобразовать понятие духа места из метафоры в метод, который позволил бы обосновать проникновение как в суть прошлого, так и настоящего.

Во многих современных культурологических концепциях смысл духа места стоит в центре внимания. Вводится понятие «феноменология ландшафта». В соответствии с этой идеей, любое место в пространстве может вызывать у человека какие-либо особые ощущения, которые имеют значение для системы ценностей. Особенность места состоит в том, что в центре его находится человек. Ландшафт не может существовать без человека, который преобразует его уже одним только своим присутствием в нем и отношением к нему. «Познать ландшафт – значит узнать, кто ты, откуда ты и куда двигаться дальше. Поняв этот принцип организации того или иного … ландшафта, можно понять мышление его обитателей» [231].

Важно отметить, что все, изучаемые в настоящее время концепции духа места, объединяет одна проблема, которая заключается в понимании и уяснении взаимосвязи человека и места его обитания, а также признания определенного воздействия места на самого человека. В зависимости от мировоззрения исследователей, дух места может трактоваться как поэтическая метафора, философская и культурологическая концепция или анимистическое представление.

Как справедливо отметил академик Д. С. Лихачев: «Исторические воспоминания и исторические ассоциации – это и есть то, что больше всего очеловечивает природу в парках и садах, что составляет их суть и специфику. Парки ценны не только тем, что в них есть, но и тем, что в них было. Временная перспектива, которая открывается в них, не менее важна, чем перспектива зрительная» [232]. Архитектурно-парковые ансамбли дарят нам «сферу исторического времени, сферу воспоминаний и поэтических ассоциаций» [233]. Отсюда понятно, почему возникает чувство бережного, охранительного отношения к парковым сооружениям, самому месту, где расположена усадьба, даже к развалинам и

265

руинам, которые хранят память о владельцах усадеб, об исторических событиях, или просто о повседневной жизни обитателей старинных усадеб. Подтверждением этому могут служить размышления барона Н. Н. Врангеля, посещавшего и серьезно изучавшего жизнь и быт многих старинных русских дворянских поместий. Он писал: «От всех предметов и комнат этого большого, серьезного и массивного дома, от картин, портретов и стен и от тенистого сада веет какой-то особенной сосредоточенной думой, тихим и ласковым воспоминанием.

Здесь хочется работать и мечтать, читать длинные книги, грезить о далекой дороге, вспоминать о прошедших днях. Каждый дом и каждое жилье имеет свой определенный человеческий характер; в каждом думаешь, живешь и чувствуешь по-разному.

В Никольском все чудится жизнерадостной веселой улыбкой беспечного времени и прихотливых кукол-людей; в Покровском – чудаческой сказкой, недоступной и щемящей своей жуткой красотой; в Кускове – пышным праздником российского Версаля; в Петровском – тихим рассказом, степенным повествованием, задумчивой грезой» [234].

Кроме роскошных имений-дворцов, в России было немало простых, но уютных помещичьих усадеб, которые тем не менее обладали особой притягательной силой, несказанной красотой и поэзией. В дворянских усадьбах – очагах художественного быта и культуры, важны не столько частности, сколько общий фон, состоящий из всевозможных звуков, красок, которые, взятые вместе, создают особую атмосферу усадебной жизни, составляют ее удивительный, ни с чем не сравнимый, колорит. «В этом вся русская жизнь: в слиянии многих разрозненных элементов, которые и дают в целом то своеобразное обаяние, которое порабощает всякого в русской деревне. И нельзя отделить дома от деревьев, его осеняющих, птичьего говора, от игры красок на узорах стен, блеска мебели в комнатах, от топота листьев за окнами и немого разговора портретов, от тихой думы старинных книг на полках и от хриплого кашля часов на стене» [235].

Неповторимый облик русской дворянской усадьбы, ее красота и трагическая судьба, ее уникальная духовная атмосфера привлекают

266

внимание и в наши дни. Даже в разрушенных усадьбах, среди руин домов и церквей, вырубленных садов и парков, пересохших прудов продолжает существовать дух этого удивительного места. Он присутствует здесь, наполняя душу романтическими чувствами, лирическими воспоминаниями, мечтами и ассоциациями. Материальные человеческие творения могут погибнуть, но остается их духовное наполнение, которое притягивает к себе, а вместе с тем к месту существования бывшей усадьбы.

2. Значение усадебной культуры для интеллектуальной и художественной

жизни будущей России

Неоценим вклад русского усадебного искусства в поэтическую, музыкальную, театральную культуру, создание библиотек и многочисленных коллекций предметов декоративно-прикладного народного творчества. Усадебная культура во всех своих разнообразных проявлениях составляет важнейшую часть отечественного наследия. Перед нами предстает мир, внутренне целостный, несмотря на его многообразность, в котором существуют неразрывно традиционное и новаторское, дворянское и крестьянское, профессиональное и дилетантское, утилитарное и высокохудожественное.

К несчастью, со временем исчезал не только старый образ жизни, но и само воспоминание о нем считалось ненужным. Князь П. А. Вяземский еще в 1840-е годы, полемизируя с литераторами, призывавшими отречься от прошлого, как отжившего и ненужного, с уверенностью утверждал: «Разумеется, время идет, но если оно идет ныне, то оно шло и прежде. … Отнимите эти наследственные силы, разорвите цепь последствий и преданий, и время, или успехи его, то есть время в духовном значении своем закоснеет и придет в совершенный застой. Только у необразованных, диких народов нет прошедшего. (…) Ниспровергая, ломая все прошедшее на своз, как уже отжившее и ненужное, вы сами, не догадываясь о том,

267

обращаетесь к первобытной дикости. (…) Горе народу, не почитающему старины своей!» [236].

Повсеместное разрушение русских дворянских усадеб, их уникального облика и содержавшегося в них искусства является тяжелой трагедией русской культуры. Каждая дворянская усадьба, как известно, представляла собой уникальный художественный мир, и существование таких усадеб имело огромное значение «для зарождения и развития особого духовного импульса русской культуры, для ее самобытных этических, эстетических, гражданственных основ, для ее универсальных гуманистических традиций» [237]. Многие выходцы из «дворянских гнезд» стали гордостью и украшением русской истории, науки и художественной культуры, образцами чести и благородства. Как отмечалось выше, в русской усадьбе зарождалась и создавалась великая русская культура. Здесь наши корни, наши истоки.

Горькая судьба русской усадьбы связана с трагическими историческими событиями, войнами, октябрьским переворотом 1917 года и его разрушительными последствиями, когда гибель дворянских гнезд ассоциировалась с разрушением старого мира, на обломках которого предполагалось строить новый мир. Сторонники пролетарской культуры даже способствовали и радовались разрушению усадеб, монастырей, храмов. Согласно статистике, в 1800 году в Европейской части России насчитывалось тридцать пять тысяч дворянских поместий [238]. Они содержали в себе заветы многовековой Руси. Немногое от них уцелело.

Но причины гибели дворянских усадеб заключаются не только в трагических событиях русской истории. Одной из этих причин является беспечная жизнь многих владельцев роскошных имений, которые заботились только о собственных развлечениях, беззаботной жизни и крайне безответственно относились к принадлежавшим им бесценным сокровищам русской культуры и искусства.

Поучительны в этом отношении воспоминания князя Ф. Ф. Юсупова. В своей книге «Наши усадьбы» он писал: «Одной из усадеб моей семьи было Спасское Село, в окрестностях Москвы. Не знаю, по каким причинам оно стало заброшенным. Посетил я его в

268

последний раз в 1912 году. Усадьбу окружали еловые леса, на возвышенности стоял огромный дом с колоннадой. Когда я подошел ближе, я ужаснулся – ничего не было, одни руины!.. Ветер гулял по залам, завывал среди высоких колонн и отражался всюду эхом. Казалось, только он и был тут полновластным хозяином. Совы мигали круглыми глазами с балок перекрытий. От жуткой тоски я ощутил озноб. Ведь это был дом моих предков. Уходя, я думал о непростительной вине, которую совершили люди, владевшие слишком большим богатством…» [239]. Действительно, что имеем, не храним, а когда раскаяние приходит, исправить уже ничего нельзя. Есть потери невосполнимые.

От этих бед, как упоминалось выше, пророчески предостерегал исследователь русских старинных усадеб Г. К. Лукомский. Он считал, что такое небрежное отношение к своей собственности, которая в то же время является всенародным достоянием, рисует печальную картину будущего России. Так и случилось. Эту вину и связанную с ней трагическую обреченность России осознавал последний писатель русского зарубежья первой волны Б. К. Зайцев (1881 – 1972). Подытоживая закономерность случившегося, то есть октябрьского переворота и его последствий, он с горечью признавал: «Утомление, распущенность и маловерие как на верхах, так и в средней интеллигенции… Материально Россия неслась все вперед, но моральной устойчивости никакой. Дух смятения и уныния овладевал…

Тяжело вспоминать. Дорого мы заплатили, но уж значит, достаточно набралось грехов. Революция – всегда расплата. Прежнюю Россию упрекать нечего: лучше на себя оборотиться. Какие мы были граждане, какие сыны России, Родины?» [240].

В последние годы в России заметно усилилось стремление к восстановлению утраченной культуры прошлых веков. Важные функции по сохранению историко-культурного наследия выполняет Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры, которое осуществляет программы: «Храмы и монастыри», «Русская усадьба», «Русское зарубежье», «Российский некрополь».

В настоящее время некоторые старинные усадьбы реставрируются. Знаменитая усадьба Хмелита возвращается к жизни.

269

В ней восстановлена церковь, усадебный дом, парк. В Хмелите создан музей А. С. Грибоедова, стал проводиться грибоедовский праздник. Почти полностью вернулась жизнь в загородные императорские резиденции в пригородах Санкт-Петербурга, страшно разрушенные в годы Великой Отечественной войны. В них так же, как и в известных подмосковных усадьбах Кусково, Останкино, Архангельское, проводятся экскурсии, проходят концерты, устраиваются фестивали.

Конечно, очень важно, что несколько лет назад возродилась деятельность Общества изучения русской усадьбы. Издаются научные труды, сборники ОИРУ, проводятся научные конференции, на которых, наряду с другими актуальными проблемами современной культуры, обсуждаются вопросы, связанные с судьбой разрушенных русских усадеб.

ОИРУ с 1998 года возродило музыкальные вечера в старинных московских и загородных усадьбах. В программы вечеров входили преимущественно забытые сочинения, которые исполнялись в старинных русских усадьбах. Был подготовлен цикл вечеров «Русская усадьба», который включал: «Концерт из репертуара крепостных театра и капеллы Шереметевых», на нем звучали классические произведения И. С. Баха, Г. Ф. Генделя, В. А. Моцарта в исполнении солистов театра «Амодей»; «Русская гитара в старинных усадьбах», в программу которого входили произведения русских композиторов, сочиненные для гитары: вальсы, польки, мазурки, вариации на темы русских народных песен, прелюдии, а также романсы А. А. Алябьева, А. Е. Варламова, А. Н. Верстовского, А. Л. Гурилева; «Образы Италии в русской усадьбе», на котором исполнялись произведения итальянских композиторов; «Зимние вечера в усадьбах пушкинской поры», в программу которого входили романсы на стихи А. С. Пушкина, созданные русскими композиторами современниками поэта: Н. А. Мельгуновым (1804 – 1867), Н. А. Титовым (1800 – 1875), М. Л. Яковлевым (1798 – 1868).

Эти талантливые композиторы, известные в наши дни в основном только специалистам в области музыкального искусства, в первой половине XIX века были заметным явлением в русской

270

музыкальной культуре. Н. А. Мельгунов был писателем, музыкальным критиком, композитором и пианистом. В 1832 году вышел сборник его романсов и песен на стихи А. С. Пушкина, А. А. Дельвига, А. С. Хомякова. Он являлся активным общественным деятелем, поддерживал идею создания в России консерватории. Образованного музыканта-любителя Н. А. Титова называли «дедушкой русского романса». Им были написаны свыше шестидесяти романсов, несколько из которых удерживаются в концертном репертуаре певцов до наших дней. М. Л. Яковлев, лицейский товарищ А. С. Пушкина, о котором поэт не однажды вспоминал в своих стихах, был талантливым композитором и певцом. Он, так же, как и М. И. Глинка, являлся частым посетителем литературно-музыкального салона А. А. Дельвига. На концерте произведения этих композиторов звучали в исполнении вокалистов под аккомпанемент гитары, что особенно характерно для усадебного музицирования.

Программы вечеров были очень обширны, включали большое число участников. На нескольких вечерах проходили выставки живописных работ, запечатлевших на полотнах подмосковные усадьбы. Живопись усиливала впечатления музыкального вечера. К 175-летнему юбилею, началу работы А. С. Пушкина над романом в стихах «Евгений Онегин», на одном из концертов звучали отрывки из этого произведения в исполнении драматического актера. Важно отметить, что даже внешний вид актера, манера держать себя на сцене, детали костюма, – соответствовали облику русского аристократа пушкинских времен, что способствовало погружению в атмосферу прошлых лет.

Музыкальные вечера подготавливаются ОИРУ на основе использования нотных материалов архивов и частных музеев в сохранившихся старинных усадьбах. Проведение музыкальных вечеров «имеет целью возвращение к жизни в звуках и живом исполнении музыкантами забытых жемчужин русской вокальной и инструментальной музыки» [241]. Вполне возможно, что такие вечера помогут отчасти возродить культурные традиции прошлого.

Важным и благородным делом – возрождением традиций старинного русского романса – занимаются Е. Уколова и В. Уколов.

271

Несмотря, по их собственному признанию, на неблагоприятные условия, им удалось реализовать романсовые программы в усадьбах Введенское, Вороново, Кусково, Остафьево и других. В 2006 – 2007 годах были проведены два цикла вечеров в Музее русской усадебной культуры в Кузьминках. Первый цикл под названием «Романсы русской усадьбы» включал в себя десять вечеров. На этих вечерах звучали как хорошо известные, так и забытые романсы. Второй цикл вечеров проходил под названием «Романсовые вечера в Кузьминках». Он состоял из одиннадцати концертов, включавших обширную и разнообразную программу. Оба цикла вечеров дали возможность слушателям прочувствовать красоту и благородство русского романса, ощутить его благотворное влияние на их души.

Стал традиционным фестиваль «Старинная музыка в русской усадьбе». В подмосковной усадьбе «Царицыно» фестиваль 2012 года открывал Московский ансамбль старинной музыки. Исполнялись сочинения итальянского композитора А. Вивальди. Четыре его концерта op. 3 для скрипки, струнных и органа. Звучала не только инструментальная, но и вокальная музыка эпохи барокко.

В замечательном дворце усадьбы Люблино, в прошлом принадлежавшей помещику Н. А. Дурасову, звучала «Музыка королевской Европы». Московский ансамбль старинной музыки исполнял произведения И. С. Баха, Г. Ф. Генделя, Ф. Куперена, а также итальянского композитора и скрипача Т. Альбинони (1671 – 1750), творчество которого высоко ценил И. С. Бах.

Знаменитая усадьба «Остафьево» – «Русский Парнас», принимала музыкантов, исполнявших произведения итальянских композиторов-романтиков. На концертах, проходивших под названием «Шедевры итальянского романтизма», прозвучали романсы и дуэты Дж. Россини, В. Беллини, вокальный цикл Г. Доницетти, произведения Н. Паганини (1782 – 1840).

В музее-усадьбе Останкино традиционно проводятся шереметевские сезоны. На протяжении уже двадцати лет музей-усадьба Останкино ведет работу по возрождению театрального и концертного репертуара XVIII века и «дает возможность услышать эти сочинения в атмосфере усадебных празднеств» [242]. Здесь были

272

показаны опера Х. В. Глюка «Орфей» в концертном исполнении, одноактный балет «Дон-Жуан», звучала духовая музыка.

Как ни странно, наряду с произведениями В. А. Моцарта, Дж. Россини, на концертах шереметевских сезонов звучали произведения «джазовой классики («огонь, вода, и медные трубы») [243]. Джаз в данном случае звучал совершенно недопустимым диссонансом по отношению ко всему музыкальному и архитектурному строю усадебного ансамбля.

К сожалению, в наши дни в старинных дворянских усадьбах, возрождающихся к жизни, можно услышать и джаз, и рок-музыку, что свидетельствует о полном непонимании самой природы этой музыки, которой никак не место в дворянской усадьбе.

В июне 2011 года в подмосковной усадьбе Архангельское вновь проходил джазовый фестиваль «Усадьба-джаз»: американская музыка в русском поместье». Он стал уже традиционным и проводится каждый год. Подобные фестивали проходят в Санкт-Петербурге, Екатеринбурге. Международные фестивали под открытым небом в стиле джаз, фанк, blues, jazz rock и т. п. стали распространяться по всей России в старинных усадьбах. Устроители таких фестивалей считают, что культурно-развлекательная программа этих мероприятий помогает привлечь внимание к проблемам, связанным с сохранением архитектурного и культурного наследия старинных усадеб. Они не понимают, или не хотят понять, что джаз и рок-музыка имеют совсем иную природу, в корне отличную от истоков русской музыки и русской художественной культуры в целом, и ее звучание в дворянской усадьбе просто недопустимо, так как разрушает гармонию всей усадебной атмосферы, особого художественного пространства старинной русской усадьбы. Так дерзко, не продуманно вторгаясь в мир русской усадьбы, которая складывалась веками, не считаясь с ее духовными, этическими и эстетическими традициями, означает не только не возродить культуру дворянской усадьбы, но окончательно погубить ее, вернее, то, что от нее еще осталось. Мир сохранившихся русских усадеб очень хрупок, его надо оберегать, иначе потомки не будут иметь даже представления о той великой культуре, которая когда-то процветала в них.

273

В подмосковной усадьбе князей Голицыных Влахернское-Кузьминки проводился Московский международный фестиваль «Дворянские сезоны», на котором выступал диксиленд «Москва-дикси». Русское дворянство и диксиленд понятия настолько различные по своей сути, что не могут быть поставлены рядом.

Летом 2010 года в этой же усадьбе проходил VIII Международный фестиваль музыки русских усадеб. Фестиваль проводился под открытым небом, в его репертуар входили не только произведения русских композиторов, но и музыка африканская, которую представлял ансамбль «Бурундийские барабанщики». Очевидно, предвидя удивление слушателей, руководитель ансамбля Жан Христиан мотивировал его появление и выступление в русской усадьбе тем, что в Бурунди тоже жили дворяне и слушали африканскую музыку. Как известно из истории, часть экваториальной Африки принадлежала Бельгии и Франции, и была долгое время колонией этих европейских стран. Позднее государство Бурунди находилось под опекой Бельгии. Вполне естественно, что европейские дворяне (хотя их было там очень мало) жили в Бурунди, следовательно, видели и слышали искусство местных жителей. Но какое это имеет отношение к русской усадебной культуре? Ведь у русской дворянской усадьбы, как и самой России, совсем другая история, другая жизнь, другая культура, не имеющая никакого отношения к жизни африканских колоний и их владельцев. На земле существует множество разных этносов, каждый из которых обладает интересной и своеобразной культурой и искусством. Но нельзя же все их вносить в русскую усадьбу, не задумываясь о том, насколько они соответствуют самому духу русской усадьбы, ее веками сложившимся духовно-нравственным и эстетическим ценностям. Разве мало существует концертных площадок, стадионов, где можно проводить фестивали фольклорной музыки, увеселительные мероприятия?

Приходится только удивляться, что иногда даже на современных научных симпозиумах, которые, казалось бы, должны стремиться оградить культуру дворянских усадеб от проникновения в нее пошлости и безвкусицы, способствовать развитию эстетического чувства у современников, звучат слова одобрения в

274

адрес случайных заезжих зарубежных эстрадных гастролеров, джаз- и рок-музыкантов, групп «Крематорий», «Блестящие» и им подобных, выступающих с концертами в восстановленных усадьбах, но не имеющих никакого отношения к русской усадебной культуре. По поводу таких концертов на одном из всероссийских научных симпозиумов было высказано мнение: «Смешение всего и вся! Но ведь так было и в далеком XVIII веке! Возможно, и сейчас из большого количества разного рода экспериментов рождается новое усадебное искусство, уже XXI века, которое, сохранив все лучшее из прошлого, вдохнет в него ритм современной жизни» [244].

Неужели не ясно, что из подобных экспериментов не может родиться что-либо достойное прошлой великой культуры. Дворянская усадебная культура, как известно из истории и как следует из всего выше изложенного, складывалась и формировалась веками на основе православных ценностей, вбирая в себя достижения западноевропейской и русской народной культуры. Она выкристаллизовывалась под влиянием выдающихся мастеров, гениальных ученых и деятелей культуры и искусства. К тому же, как известно, любая усадьба представляет лицо ее владельца, его индивидуальность, а владельцами усадеб были представители дворянства и аристократии, элиты русского государства, среди которых было немало людей выдающихся способностей и образованности. Большинство из них прекрасно разбирались в искусстве, в состоянии были выбрать лучшее, а не смешивали все и вся. Как может из такого бездумного, хаотического смешения, которое мы сейчас наблюдаем, появиться само собой что-то прекрасное? Владельцы имений разумно руководили этим процессом и часто опирались на мнение выдающихся специалистов, глубоких знатоков художественной культуры и искусства. Кто сейчас владеет дворянскими усадьбами? Разве можно сравнить их по уровню культуры, воспитанности и образованности с прежними владельцами старинных усадеб, русскими дворянами и аристократами? Иметь много денег – еще не значит обладать высокой культурой и интеллектом. Такого смешения всего и вся быть не должно и никогда прежде его не было. Ни один уважающий себя владелец усадьбы, обладающий хотя бы минимальными

275

познаниями в области искусства и имеющий эстетическое чутье, не допустил бы его в своем имении. Чтобы выбрать лучшее из прошлого, его хотя бы надо знать и понимать, но наши средства массовой информации чаще всего способствуют противоположному процессу: стараются убить память и представление о нашей в прошлом великой культуре и искусстве. Недопустима даже мысль о соединении прошлой высокой культуры с тем, что можно иногда видеть и слышать на концертах в усадьбах в настоящее время. Как можно соединить высокое с низменным, прекрасное с безобразным, грубое, пошлое с благородным и возвышенным? Что общего у света с тьмою? Что означает понятие «новое» усадебное искусство? Усадебное дворянское искусство, как известно, относится к прошлому, оно сформировалось в определенную эпоху, под влиянием особых исторических, социальных, политических, экономических, социокультурных условий русской жизни. Восстановить, вернуть все эти условия, нельзя. Значит, нельзя вернуть полноценную жизнь русской усадьбы. Всякие новые подобия прежних усадеб являются плохим подражанием, поскольку не имеют под собой такого мощного духовного и культурного фундамента, который поддерживал быт и искусство русской усадьбы прошлых веков. Это так называемое новое не только не создаст искусство, подобное прежнему, но, напротив, совсем разрушит представление о нем.

Даже внешний вид и манера поведения посетителей концертов и театральных постановок, которые проходят в старинных усадьбах, не всегда соответствуют духу этих мест. Еще императрица Елизавета Петровна требовала, чтобы одежда ее подданных соответствовала архитектурно-парковому ансамблю ее резиденции. В дореволюционной России высокие требования предъявлялись к одежде и внешнему виду зрителей в Мариинском оперном театре в Петербурге, в Большом театре в Москве. В настоящее время в программках итальянского оперного театра Ла Скала указывается, что одежда зрителей должна соответствовать декору зала. К сожалению, у нас сейчас такого нет. Речь, разумеется, идет не о богатой и роскошной одежде, но выявлять хороший художественный вкус ее носителя, она должна. Конечно, одежда – это только внешняя

276

форма. Но она, как известно, отражает внутренний мир человека, его эстетический вкус, духовно-нравственное состояние. Форма должна соответствовать окружающей обстановке.

При реставрации разрушенных усадеб существует опасность превращения ожившей усадьбы в средство получения материальной выгоды, когда главным становится экономическая сторона дела, денежный доход, который усадьба может принести, а не духовно-нравственное и эстетическое обогащение ее посетителей.

К сожалению, часто бывает так, что новая «элитарность» «не возрождает к жизни русскую усадьбу, а создает ей альтернативу – безвкусицу и бессмыслицу» [245], в которых отражены нравы, эстетические и художественные интересы многих представителей современного общества. Так, например, уникальная подмосковная усадьба Архангельское, о которой упоминалось выше, превращена в предприятие культуры, своего рода бизнес-проект, который никакого отношения к настоящей культуре не имеет. Здесь в течение уже многих лет проходят гуляния людей, которые демонстрируют деградацию личности и культуры. Тысячи отдыхающих «собираются здесь на «концерты», затаптывая аллеи и убивая свою душу соучастием в диких звуках и воплях, которые выдаются за музыку и пение» [246].

Не только в Подмосковье, но и в других возрождающихся усадьбах происходит то же самое: проводятся различные шоу, всевозможные развлекательные мероприятия. В них царит такое же бескультурье. Сооружение аттракционов видоизменяет ландшафт, разрушает гармонию естественной природы, парка и старинных построек.

В настоящее время реставрируются и небольшие провинциальные усадьбы. Но и их подстерегают те же опасности. Недавно в Вятской губернии восстановлена усадьба Рябово, родовое имение художников В. М. и А. М. Васнецовых. Вначале здесь собирались художники на творческий пленэр. С 2006 года их число стало возрастать. В настоящее время в усадьбе Рябово предполагается полная реставрация существующих объектов, а также восстановление утраченных. Планируется в селе, где находится музей-усадьба Васнецовых, создать современную

277

туристско-рекреационную зону для популяризации васнецовской усадьбы. Кроме этого, планируется создать здесь мощный туристический центр, аттракционы и другие объекты. В случае реализации таких планов возрастет поток туристов, что даст рост экономической привлекательности территории, широкие возможности приложения сил предпринимателей, частного бизнеса [247].

Вполне вероятно, что за сооружениями туристического комплекса, гостиницами, аттракционами затеряется сама усадьба. С проведением увеселительных мероприятий будет утрачена сама уникальная атмосфера усадьбы: ее тишина, покой, способствующие размышлению и созерцанию красот северной русской природы. Будет разрушена сама гармония усадьбы и живописной природы, окружавшей ее и находившейся с ней в единстве. Посетители будут приезжать в Рябово не ради музея-усадьбы художников В. М. и А. М. Васнецовых, а лишь для развлечения, посещения увеселительных мероприятий.

При выполнении работ по восстановлению старинных усадеб необходимо постоянно помнить о высокой цели, ради которой эта работа проводится, чтобы не утратить ее в заботах об экономических выгодах, практических делах. Иначе вся деятельность может привести лишь к механическому использованию того культурного наследия, которое создавалось в прошлом многими поколениями русских людей.

Отрадно, что существуют проекты восстановления дворянских усадеб без аттракционов, всевозможных шоу и концертов рок- и джаз-музыкантов. Так, в селе Крутец Александровского района Владимирской губернии в настоящее время идет восстановление старинной дворянской усадьбы Бутурлиных-Зубовых. Первые сведения об этой усадьбе относятся к 1609 году. Прежде на этом месте находился православный монастырь, который был разрушен польско-литовскими интервентами в начале XVII века.

Первым владельцем поместья был сподвижник и фаворит императора Петра I И. И. Бутурлин, который в результате дворцовых интриг впал в немилость властей и был сослан в свое родовое

278

имение Крутец, где впоследствии и скончался. Усадьба связана с еще одной известной в России фамилией – купцов Зубовых.

Александровский купец В. П. Зубов, предприимчивый промышленник, владелец ситценабивной фабрики, был не чужд искусству: знал и любил литературу, музыку, живопись. Он собрал прекрасную коллекцию скрипок. В ней находились даже скрипки великих итальянских мастеров смычковых инструментов Амати, Страдивари. П. В. Зубов, сын В. П. Зубова, будучи ученым-химиком, увлекался нумизматикой. Собранная им коллекция русских и восточных монет в конце XIX века была крупнейшей в мире. Современники называли П. В. Зубова «Третьяковым нумизматики» [248]. Им была собрана обширная библиотека, связанная с нумизматикой: литература по культуре и истории тех стран, монеты которых он собирал.

Все члены семьи Зубовых были людьми глубоко верующими и занимались благотворительностью, при этом, стараясь, чтобы их дела милосердия по возможности не были замечены окружающими. П. В. Зубов скончался в 1921 году. Судьба его наследия, так же, как и наследия большинства других русских людей дворянского и купеческого сословия после октябрьского переворота 1917 года, была печальной: собранная им богатейшая коллекция книг, более двадцати тысяч томов, растворилась в многочисленных библиотеках страны. Наследникам П. В. Зубова, на долю которых выпало немало бедствий, с большим трудом удалось сохранить кое-что из фамильных вещей, предметов быта, портреты предков, фотографии. М. В. Зубова, внучка П. В. Зубова, активно помогала восстановлению родового поместья своих предков в селе Крутец.

В настоящее время в имении Крутец предполагается создать музей-усадьбу. В одной из комнат задумано сделать музыкальную экспозицию, отражающую увлечение музыкой В. П. Зубова, в другой – кабинет, посвященный научной деятельности П. В. Зубова, а в третьей – историю дворянского рода Бутурлиных. Владелец усадьбы, по его словам, стремится к тому, чтобы в каждом уголке усадьбы дышала частица истории. Такая документальность важна не только в познавательном отношении. Она поможет передать атмосферу прошлых веков, сохранить дух места. Хочется надеяться, что такой

279

проект осуществится и музей-усадьба выживет в современных условиях, когда посетителей музеев, воспитанных на передачах, подобных «Фабрике звезд», больше привлекают аттракционы, различные низкопробные шоу и концерты эстрадных певцов и музыкантов. Увидят ли они красоту русской старинной усадьбы, смогут ли наслаждаться тишиной и покоем, созерцанием простора, красотой ландшафта, особым духом места, которые представляют главную прелесть усадебного быта? Проникнутся ли они уважением к создателям, владельцам и благоустроителям этой усадьбы, к их заслугам перед отечественной культурой?

Проблема выживания музея-усадьбы – это проблема выживания русской культуры в целом. Одно от другого неотделимо. Усадебная культура порождена всем образом русской жизни, духовно-нравственным состоянием и мировоззрением русского общества прошедших времен, и сохранение памяти о ней также зависит от духовного, мировоззренческого и общекультурного состояния современного общества.

В культуре, а не в политике и экономике осуществляются высшие цели и задачи общества, государства. Ценность и качество жизни нации измеряются и определяются качественным уровнем развития культуры. Духовный примат в общественной жизни принадлежит культуре, которая всегда ценна древностью своего происхождения и глубокой связью с великими достижениями прошлого.

Старинные русские усадьбы представляют собой живые частицы прошлого России, свидетельствующие о русской истории и повседневной жизни. Искусство, рожденное в русской усадьбе, оказало сильнейшее влияние на появление высокой русской художественной культуры, которая признана во всем мире как величайшее достижение в этой сфере человеческой деятельности.

Общеизвестно, что в свое время дворянство являлось в России передовым культурным слоем. Исчезновение дворянства как класса не отменяет значения и эстетической ценности созданной им культуры. Внимательное отношение к изучению усадебного быта и культуры дает возможность познать действительное, а не иллюзорное прошлое России.

280

Как известно, культурное развитие всегда подразумевает непрерывность духовно-нравственной, интеллектуальной и художественной жизни общества, поэтому сохранение и глубокое осмысление русской усадебной культуры и искусства являются необходимым условием духовного и интеллектуального развития русского общества и его культуры в настоящем и будущем времени.

Заключение

Как справедливо отмечал русский философ Н. А. Бердяев (1874 – 1948), в национальной культуре «говорят не только живые, но и умершие, говорит великое прошлое и загадочное еще будущее. В нацию входят не только человеческие поколения, но также камни церквей, дворцов и усадеб, могильные плиты, старые рукописи и книги. И, чтобы уловить волю нации, нужно услышать эти камни, прочесть истлевшие страницы» [249].

В подлинной культуре всегда действуют два начала: консервативное, поддерживающее преемственную связь с прошлым, и творческое, которое созидает новые ценности и обращено в будущее. Но нельзя создать новой культуры, представляющей какую-либо ценность, на пустом месте, не имеющей глубокой связи с культурной средой и высокими культурными традициями прошлого, не почитающей своих предков. Такая культура, как правило, бывает поверхностна, не обладает высокими содержательными и эстетическими ценностями.

По мнению Н. А. Бердяева, «… тот, у кого культура есть уже во многих поколениях, имеет совсем иной культурный стиль и иную культурную крепость, чем тот, кто впервые приобщается к культуре. В настоящей, глубокой и утонченной культуре всегда чувствуется … кровная связь с культурными преданиями» [250]. К несчастью, к подобным рассуждениям не всегда прислушивались, что и привело к печальным последствиям в судьбе русской усадебной культуры.

В настоящее время из 690 усадеб Подмосковья частично сохранились только 190. Большинство стало руинами. При желании можно восстановить, хотя и сложно, дворцы, усадебные постройки, парки, аллеи, цветники, беседки. Но восстановить прежнюю жизнь

281

нельзя. Невозможно реставрировать людей. Усадьба связана самым тесным образом не только с бытом ее владельцев и обитателей, но и со всем строем и укладом жизни того общества, которое ее создало. Это была благодатная почва, на которой произрастали таланты.

Тем не менее сохранить то немногое, что еще осталось, необходимо. «Естественно, что главную роль в этом сохранении … должна играть документальность» [251]. К документальным памятникам относятся и старые деревья, и даже частично сохранившиеся садовые павильоны, и пруды, и фонтаны. Можно создать в садово-парковом ансамбле специальные павильоны музейного назначения, в которых были бы устроены экспозиции, представляющие исторические и документальные материалы, связанные с возникновением и существованием всего усадебного комплекса.

По мнению многих специалистов, не всегда и не во всех старинных усадьбах нужно производить реставрацию. «Вместо реставрации следует предпочитать… консервацию всего документально ценного. Совершенно достаточно простого раскрытия памятника и принятия мер к ограждению его от дальнейшей порчи» [252]. Иные поправки, улучшения, изменения, хотя и могут на первый взгляд показаться вполне обоснованными, часто просто недопустимы, поскольку могут исказить весь дух и облик уникальной старинной усадьбы. «… Памятник должен … оставаться документом, а не театральной постановкой» [253]. В наши дни часто бывает, что стремление передать давнюю историческую обстановку, погрузить посетителей старинной усадьбы в атмосферу древнего быта приводит именно к таким «театральным постановкам». Так, например, в усадебном комплексе Коломенское в настоящее время в иные праздничные дни посетителей встречают в кокошниках и русских костюмах XVII века, считая, что такое ряженье поможет понять и прочувствовать русскую культуру прежних времен.

Сохраненная документальность дает истинные, подлинные знания о прошлом, которые способствуют подъему общего уровня культуры современного человека, кроме того, они дают возможность сопоставления современной жизненной системы ценностей, в

282

которой чаще всего главенствуют достижения цивилизации, с усадебным бытом, его культурой. В этом случае можно лучше познать свои истоки, без знания и осмысления которых невозможно понять современную жизнь, закономерности и перспективы ее развития. Знание и постижение усадебной культуры поможет избавиться от гордыни, в какой-то степени свойственной современному человеку, который зачастую достижения цивилизации, жизненный комфорт и низкопробные примитивные развлечения считает высшими благами жизни.

Старинная русская усадьба напомнит о высокой культуре, об атмосфере возвышенных чувств и красоте, богатстве эмоционального мира, об истинном искусстве, просветляющем и очищающем душу, которые когда-то в ней появились и продолжительное время процветали.

Знание своего культурного наследия, его духовно-нравственных высот даст более глубокое видение и понимание современной художественной культуры, будет способствовать умению самостоятельно ориентироваться в огромном потоке современной информации. Стремление к высоким образцам русской культуры и искусства как своего рода идеалу поможет не только расширить и углубить представление об окружающем мире, лучше понять его, но и многое осмыслить и исправить в своей жизни, заставит задуматься о цели человеческого бытия, даст возможность обрести представление об истинных непреходящих ценностях жизни.

Возможно, что изучение и осмысление традиций культуры и искусства, царивших в старинных русских усадьбах, духовно и эстетически обогатит современных деятелей художественной культуры, и, как следствие – вдохновит их на создание шедевров во всех видах искусства.

Примечания

283

1. Шереметев, П. С. Вяземы / П. С. Шереметев // Град Святого Петра. – СПб., 1916. Вып. 1. – С. 5.

2. Старые годы: хронологическая роспись содержания. 1907 – 1916 /сост. Ф. М. Лурье. – СПб. : Коло, 2007.– С. 21. – ISBN 8-901841-45-7.

3. Цит по: Злочевский, Г. Д. Русская усадьба на страницах дореволюционных изданий / Г. Д. Злочевский // Мир русской усадьбы. Памятники Отечества. – М. : Русская книга, 1992. – № 25.– С. 83. – ISSN 0207-2203.

4. Шамурин, Ю. И. Подмосковные / Ю. И. Шамурин – М., 1912. – С. 5.

5. Цит по: Злочевский, Г. Д. Указ. соч. / Г. Д. Злочевский.– С. 86.6. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в

4 т. / В. И. Даль. – СПб. : Русский язык, 1999. – Т. 4.– С. 172. – ISBN 5-200-02662-8.

7. Даль, В. И. Там же.8. Тургенев, И. С. Некоторые мысли о современном значении

русского дворянства / И. С. Тургенев // Полн. собр. соч.: в 28 т. – М.– Л. : Наука, 1967. – Т. 14. – С. 302 – 303.

9. Лотман, Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). 2-е изд., доп. / Ю. М. Лотман. – СПб. : Искусство-СПБ., 1998. – С. 18. – ISBN 5-210-01524-6.

10. Цит. по: Муравьева, Т. В. Венок московских усадеб / Т. В. Муравьева. – М. : Вече, 2009. – С. 43–44. – ISBN 978-5-9533-2197-6.

11. Финдейзен, Н. Ф. Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца 18 в. / Н. Ф. Финдейзен. – М. –Л. : Госмузиздат, 1928. – Т. 1. Вып. 1.– С. 47 – 48.

12. См. : Врангель, Н. Н. Старые усадьбы: Очерки дворянской культуры / Н. Н. Врангель. – СПб. : Журнал «Нева», ИТД «Летний сад», 1999. – С. 12 – 13. – ISBN 5-87516-115-9 (Журнал «Нева»), ISBN 5-89740-003-2 («Летний сад»).

13. Демина, Г. В. Мир дворянской усадьбы как зеркало жизни общества / Г. В. Демина. – М. : Вестник МГУ. Серия 8. История. – 1996. – № 6. – С. 7. – ISSN 0201-7385, ISSN 0130-0083.

14. Цит. по: Врангель, Н. Н. Указ. соч. / Н. Н. Врангель. – С. 72.

284

15. Там же. 16. Там же. – С. 74.17. Цит. по: Врангель, Н. Н. Указ. соч. / Н. Н. Врангель. – С. 79.18. Цит. по: Евангулова, О. С. Художественная «Вселенная»

русской усадьбы / О. С. Евангулова. – М. : Прогресс–Традиция, 2003. – С. 95. – ISBN 5-89826-140-0.

19. Дашкова, Е. Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России / Е. Р. Дашкова ; под общ. ред. С. С. Дмитриева; сост. Г. А. Веселая. – М. : МГУ, 1987. – С. 277.

20. Пушкин, А. С. Путешествие из Москвы в Петербург / А. С. Пушкин // Мысли о литературе. – М. : Современник, 1988. – С. 213 – 215. – ISBN 5-270-00974-9.

21. Григорович, Н. И. Канцлер князь Александр Андреевич Безбородко в связи с событиями его времени / Н. И. Григорович. Т. 1. 1747–1787 // Сборник Имп. русского исторического общества. – СПб., 1879. – Т. 26. – С.441.

22. См. : Берлина, М. А. Прогулки по пригородам Санкт-Петербурга / М. А. Берлина, М. А. Несин, Н. Г. Фрейман. – М. : Вече; Ниола-Пресс, 2009. – С. 82. – ISBN 978-5-9533-3617-8 («Вече»)

ISBN 978-5-366-00435-0 («Ниола-Пресс»)23. Цит. по: Лансере, Н. Е. Архитектура и сады Гатчины / Н. Е.

Лансере // Старые годы. – СПб., 1914, июль – сен- тябрь. – С. 7. 24. Цит. по: Евангулова, О. С. Указ. соч. / О. С. Евангулова. – С.

183.25. Там же. 26. Рузвельт, Присцилла. Жизнь в русской усадьбе: опыт

социальной и культурной истории / Присцилла Рузвельт. – СПб. : Коло, 2008. – С. 58. – ISBN 978-5-901841-55-6.

27. Там же. – С. 59.28. Цит. по: Врангель, Н. Н. Указ. соч. / Н. Н. Врангель. – С. 115–

116.29. Лихачев, Д. С. Поэзия садов: к семантике садово-парковых

стилей: сад как текст / Д. С. Лихачев. – СПб. : Наука, 1991. – С. 177.– ISBN 5-02-028048-8.

30. Каждан, Т. П. Художественный мир русской усадьбы / Т. П. Каждан. – М. : Традиция, 1997. – С. 30 – 31.– ISBN 5-89493-004-9.

285

31. Цит. по : Евангулова, О. С. Указ. соч. / О. С. Евангулова. – С.15.

32. Дашкова, Е. Р. Указ. соч. / Е. Р. Дашкова. – С. 285.33. Евангулова, О. С. Указ.соч. / О. С. Евангулова. – С. 128.34. Врангель, Н. Н. Помещичья Россия / Н. Н. Врангель // Мир

русской усадьбы. Памятники Отечества.– М. : Русская книга, 1992. – № 25. – С. 57–58. – ISSN 0207-2203.

35. Там же. – С. 58.36. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт. – С.

376.37. Вейнер, П. П. Жизнь и искусство в Останкине / П. П.

Вейнер // Мир русской усадьбы. Памятники Отечества. – М. : Русская книга, 1992. – № 25. – С. 62. – ISSN 0207-2203.

38. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт.– С. 196.

39. Там же. 40. Там же. – С. 359.41. Лотман, Ю. М. Указ. соч. / Ю. М. Лотман. – С. 199.42. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Руз- вельт. – С.

102.43. Останкино / сост. и автор текста Г. Вдовин. – М. : Моск.

рабочий, 1988. – С. 43. – ISBN 5-239-00446-3.44. Вейнер, П. П. Указ. соч. / П. П. Вейнер. – С. 67.45. Там же. 46. Там же. – С. 68.47. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт. – С.

199.48. Там же. – С. 199 – 200.49. Вейнер, П. П. Указ. соч. / П. П. Вейнер. – С. 69 –70. 50. Лотман, Ю. М. Указ. соч. / Ю. М. Лотман. – С. 190.51. Там же. – С. 200.52. Цит по: Ливанова, Т. Н. Русская музыкальная культура XVIII

века в ее связях с литературой, театром и бытом / Т. Н. Ливанова. – М. : Госмузиздат, 1953. – Т. 2. – С. 277.

53. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт.– С. 205.

286

54. Там же. – С. 209.55. Мартынов, В. И. Стихиры Иоанна Грозного / В. И.

Мартынов // Мелодия. – 1990. – № 1. – С. 7. – ISSN 0206-8052.56. Русское искусство. Музыка // Россия: энциклопедический

словарь / под ред. Н. Ф. Соловьева. – Л. : Лениздат, 1991.– С. 689. – ISBN 5-289-01412-8.

57. Ливанова, Т. Н. Указ. соч. / Т. Н. Ливанова. – С. 106.58. Лебедева-Емелина, А. В. Хор в русском театре

екатерининского времени / А. В. Лебедева-Емелина // Музыка и время, 2011. – № 12. – С. 23. – ISSN 2072-9960.

59. Рыбкин, Н. Генералиссимус Суворов: Жизнь его в своих вотчинах и хозяйственная деятельность: по вновь открытым источникам за 1783 и 1874 годы и местным преданиям его вотчин / Н. Рыбкин. – М., 1874. – С. 64.

60. Домашние привычки и частная жизнь Суворова. Из записок отставного сержанта Ивана Сергеева. – М. : Маяк, 1842. – Т. 1. – С. 101 – 102.

61. Ямпольский, И. М. Русское скрипичное искусство. Очерки и материалы / И. М. Ямпольский. – М.–Л. : Госмузгиз, 1951. – С. 92.

62. Болотов, А. Т. Памятник протекших времен, или краткие исторические записки о бывших происшествиях и носившихся в народе слухах / А. Т. Болотов // Записки Андрея Тимофеевича Болотова. 1737 – 1796: в 2 т. – Тула: Приокское кн. изд., 1988. – Т. 2. – С. 450 – 451.

63. Дружинин, А. В. Журнал Павла Болотова как материал для истории русского музыкального быта XVIII в. / А. В. Дружинин // Музыка и музыкальный быт старой России. – Л. : Academia, 1927. – Т. 1. – С. 193.

64. Там же. – С. 194.65. Там же. – С. 196. 66. Там же.67. Там же. – С. 197.68. Там же. – С. 197 – 198.69. Цит. по: Зайцева, Т. А. Милий Алексеевич Балакирев:

Истоки / Т. А. Зайцева. – СПб. : Сударыня, 2000. – С. 150. – ISBN 5-88718-015-3.

287

70. Чайковский, М. И. Жизнь Петра Ильича Чайковского (в 3-х тт.) / М. И. Чайковский. – М. : Алгоритм, 1997. – Т. 2. – С. 544 – 545. – ISBN 5-88878-007-3.

71. Шереметев, С. Д. Мемуары / С. Д. Шереметев // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. – СПб. : Изд-во «Пушкинского фонда», 2001. – С. 332 – 333. – ISBN 5-89803-083-2, ISBN 5-89803-085-9.

72. Чайковский, М. И. Указ. соч. / М. И. Чайковский. – Т. 2. – С. 325.

73. Чайковский, М. И. Указ. соч. / М. И. Чайковский. – Т. 3. – С. 174.

74. К. Р. (Константин Романов). Избранное: Стихотворения, переводы, драма / К. Р. (Константин Романов) / сост. и авт. предисл. Е. И. Осетров. – М. : Сов. Россия, 1991. – С. 12. – ISBN 5-268-01248-7.

75. Там же. – С. 56.76. Дневники императора Николая II. – М. : ORBITA, 1992. – С.

126. – ISBN 5-85210-024-2.77. Там же – С. 247.78. Там же. – С. 149.79. Там же. – С. 468.80. Шереметев, С. Д. Указ. соч. / С. Д. Шереметев. – С. 323.81. Анисов, Л. М. Третьяков / Л. М. Анисов. – М. : Молодая

гвардия, 2004. – С. 277. – ISBN 5-235-02584-9.82. Каждан, Т. П. Указ. соч. / Т. П. Каждан. – С. 25.83. Достоевский, Ф. М. Письма: в 4 т. / Ф. М. Достоевский; под

ред. и с примеч. А. С. Долинина. – М. : Гослитиздат, 1928 – 1959. – Т. 4. – С. 220.

84. Сегень, А. Ю. Филарет Московский / А. Ю. Сегень. – М. : Молодая гвардия, 2011. – С. 48. – ISBN 978-5-235-03425-9.

85. Цит. по: Царевский, А. А. Значение православия в жизни и исторической судьбе России / А. А. Царевский. – Л. : Альфа, 1991. – С. 16. – ISBN 5-87062-002-3.

86. Москва в 1812 году: Исторический очерк к столетию Отечественной войны. – М., 1912. – С. 173.

288

87. Цит. по: Царевский, А. А. Указ. соч. /А. А. Царевс-кий. – С. 17.

88. Архангельский, А. Н. Александр I / А. Н. Архангельский. – М. : Молодая гвардия, 2005. – С. 201. – ISBN 5-235-02783-3.

89. Николай II в воспоминаниях и свидетельствах. – М. : Вече, 2008. – С. 112. – ISBN 978-5-9533-3425-9.

90. Там же. – С. 113.91. Мельник, Т. Е. Воспоминания о царской семье и ее жизни до

и после революции / Т. Е. Мельник. – М. : Анкор, 1993. – С. 37. – ISBN 5-85664-002-0-2.

92. Гумилев, Н. С. Записки кавалериста / Н. С. Гумилев // Москва. – 1989. – № 2. – С. 73. – ISSN 0131-2332.

93. Пушкин, А. С. Полн. собр. соч. : в 10 т. Изд. 2. / А. С. Пушкин. – М. : Изд. Академии наук СССР, 1958. – Т. 8. – С. 115–117.

94. Достоевский, Ф. М. О русской литературе / Ф. М. Достоевский; вступ. статья и коммент. Ю. И. Селезнева. – М. : Современник, 1987. – С. 270.

95. Моисеева, Г. Н. Исторические известия новонайденного Куростровского Синодика // Материалы по истории европейского Севера СССР. Северный археографический сборник. Вып. III. / Г. Н. Моисеева. – Вологда: Вологодский государственный пединститут, 1973. – С. 149.

96. Епископ Антоний Храповицкий. Слово пред панихидой о Пушкине, сказанное в Казанском университете 26 мая 1899 года / Епископ Антоний Храповицкий // А. С. Пушкин: путь к Православию. – М. : Отчий дом, 1999. – С. 194. – ISBN 5-86809-103-5.

97. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт. – С. 392.

98. Чайковский, М. И. Указ. соч. / М. И. Чайковский. – Т.2.– С. 257.

99. Лихачев, Д. С. Русская культура / Д. С. Лихачев.– М. : Искусство, 2000. – С. 416.

100. Сегень, А. Ю. Указ. соч./ А. Ю. Сегень. – С. 186.101. Лихачев, Д. С. Указ. соч. / Д. С. Лихачев. – С. 416.

289

102. Цит. по: Каждан, Т. П. Указ. соч. / Т. П. Каждан. – С. 137. 103. Там же. 104. Воспоминания Елены Юрьевны Хвощинской (Рожденной

княжны Голицыной) // Русская старина. – 1898. – № 3. – С. 581.105. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт. – С.

408. 106. Цит. по: Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла

Рузвельт. – С. 355.107. Дневники императора Николая II. – М. : ORBITA, 1992. – С.

148.108. Там же. – С. 152.109. Егорова, Л. А. Окрестности Москвы / Л. А. Егорова.– М. :

ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2006. – С. 121. – ISBN 5-94849-848-4.110. Юсупов, Ф. Ф. Наши усадьбы. Главы из книги / Ф. Ф.

Юсупов // Аврора. – 1992. – № 3. – С. 62 – 63. – ISSN 0320-6858.111. Мосолов, А. А. При дворе последнего Российского

императора / А. А. Мосолов. – М. : Анкор, 1993. – С. 28. – ISBN 5-85664-002-0-3.

112. Там же. 113. Дневники императора Николая II. – М. : ORBITA, 1992. – С.

665.114. Толстой, Л. Н. Лето в деревне / Л. Н. Толстой // Полн. собр.

соч. – М. : Терра, 1992. – Т. 5. – С. 262.115. Низовский, А. Ю. Усадьбы России / А. Ю. Низовский.– М. :

Вече, 2005. – С. 148. – ISBN 5-9533-0236-3.116. Там же. – С. 212.117. Цит. по: Низовский, А. Ю. Указ. соч. / А. Ю. Низовский. –

С. 47.118. Цит. по: Низовский, А. Ю. Указ. соч. / А. Ю. Низовский. – С.

172.119. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. / Ф. М.

Достоевский. – Л. : Наука, 1981. – Т. 22. – С. 47 – 48.120. Достоевская, А. Г. Воспоминания / А. Г. Достоевская. – М. :

Правда, 1987. – С. 338.121. Цит по: Каждан, Т. П. Указ. соч. / Т. П. Каждан. – С. 136.

290

122. Тургенев, И. С. Полн. собр. соч. и писем : в 28 т. / И. С. Тургенев. – М.–Л. : Наука, 1968. – Письма. Т. 13. кн. 1.– С. 271.

123. Цит. по: Низовский, А. Ю. Указ. соч. / А. Ю. Низовский. – С. 219.

124. Глинка, М. И. Литературное наследие / М. И. Глин-ка. – М. – Л. : Музгиз, 1952. – Т. 1. – С. 61.

125. Келдыш, Ю. В. История русской музыки / Ю. В. Келдыш, О. Е. Левашова; общ. ред. и предисл. А. И. Кандинского. – М. : Музыка, 1990. – С. 300.

126. Глинка, М. И. Литературное наследие / М. И. Глинка. – М.–Л. : Музгиз, 1952. – Т. 1. – С. 66 – 67.

127. Цит. по: Кремлев, Ю. А. Национальные черты русской музыки / Ю. А. Кремлев. – Л. : Музыка, 1968. – С. 14.

128. Одоевский, В. Ф. Письма к любителю музыки об опере г. Глинки «Жизнь за царя» / В. Ф. Одоевский // Музыкальная жизнь. – 2004. – № 2. – С. 27 – 28. – ISSN 0131-2383.

129. Федякин, С. Р. Мусоргский / С. Р. Федякин. – М. : Молодая гвардия, 2009. – С. 12. – ISBN 978-5-235-03217-0.

130. Стасов, В. В. Статьи о музыке: в 5 вып. / В. В. Стасов. – М. : Музыка, 1977. – Вып. 3 (1880 – 1886). – С. 96.

131. Дунаев, М. М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII –XX веках / М. М. Дунаев. – М. : Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003. – С. 178. – ISBN 5-94625-023-X.

132. Там же. – С. 179.133. Там же. – С. 182.134. Цит по: Зорькин, В. Д. Чичерин / В. Д. Зорькин. – М. :

Юрид. лит., 1984. – С. 48.135. Хомяков, А. С. Соч.: в 2 т. / А. С. Хомяков. – М. : Медиум,

1994. – Т. 1. – С. 463. – ISBN 5-85133-009-0. 136. Абрамцево / сост. и автор текста И. Рыбаков. – М. : Моск.

рабочий, 1988. – С. 10.137. Там же. – С. 18.138. Там же. – С. 22.139. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт. – С.

449.

291

140. Каждан, Т. П. Указ. соч. / Т. П. Каждан. – С. 160.141. Цит. по: Дианин, С. А. П. Бородин в селе Давыдове / С.

Дианин // Владимир. Литературно-художественный сб. Кн. 3. – Владимир, 1954. – С. 179 – 180.

142. Там же. – С. 184.143. Каждан, Т. П. Указ. соч. / Т. П. Каждан. – С. 208.144. Там же. – С. 208 – 209.145. Цит. по: Низовский, А. Ю. Указ. соч. / А. Ю. Низовский. – С.

7 – 8.146. Шаляпин, Ф. И. Маска и душа / Ф. И. Шаляпин. – М. :

Вагриус, 1997. – С. 69 –70. – ISBN 5-7027-0508-4.147. Там же. – С. 69.148. Там же. – С. 77–78.149. Там же. – С. 140.150. Абрамцево / сост. и автор текста И. Рыбаков. – М. : Моск.

рабочий, 1988. – С. 50.151. Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт. – С.

365.152. Коломенское: Гос. музей-заповедник. [Путеводитель] – М. :

Моск. рабочий, 1981. – С. 43.153. Шереметев, С. Д. Указ. соч. / С. Д. Шереметев. – С. 336.154. Анисов, Л. М. Указ.соч. / Л. М. Анисов. – С. 277.155. Ильин, И. А. Пушкин в жизни / И. А. Ильин // Собр. соч.: в

10 т. – М. : Русская книга, 1996. – Т. 6. кн. II. – С. 83. – ISBN 268-01319-х (т. 6 кн. II.).

156. Цит. по: Низовский, А. Ю. Указ. соч. / А. Ю. Низовский. – С. 203.

157. Цит. по: Низовский, А. Ю. Указ. соч. / А. Ю. Низовский. – С. 202.

158. Там же. – С. 203.159. Цит. по: Низовский, А. Ю. Указ. соч. / А. Ю. Низовский. –

С. 204 – 205.160. Русакова, А. А. Зинаида Серебрякова / А. А. Русакова. – М. :

Молодая гвардия, 2008. – С. 22. – ISBN 978-5-235-03108-1.161. Там же. – С. 24.162. Там же. – С. 35.

292

163. Там же. – С. 41.164. Там же. – С. 46.165. Копшицер, М. И. Поленов / М. И. Копшицер. – М. : Молодая

гвардия, 2010. – С. 20. – ISBN 978-5-235-03383-2.166. Там же. – С. 148.167. Цит. по: Копшицер, М. И. Указ. соч. / М. И. Копшицер. – С.

175.168. Цит по: Бобров, А. А. Национальная грусть / А. А.

Бобров // Русский дом. – 2006. – № 7. – С. 50.169. Цит по: Копшицер, М. И. Указ. соч. / М. И. Копшицер. – С.

291.170. Там же. – С. 318.171. Там же. – С. 298.172. Там же. – С. 319.173. Там же. – С. 322.174. Там же. – С. 324.175. Там же. – С. 325.176. Завещано России // Памятники Отечества. – М. : Русская

книга, 1993. – № 29. – С. 148. – ISSN 0207-2203.177. Там же. 178. Течение мелиховской жизни. А. П. Чехов в Мелихове. 1892 –

1899 годы / сост. и автор текста Ю. А. Бычков. – М. : Планета, 1989. – С. 46. – ISBN 5-85250-096-8.

179. Там же. – С. 118.180. Чехов, А. П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. / А. П.

Чехов. – М. : Наука, 1978. – Письма. Т. 6. – С. 172.181. Цит. по: Каждан, Т. П. Указ. соч. / Т. П. Каждан. – С. 300.182. Течение мелиховской жизни. А. П. Чехов в Мелихове. 1892 –

1899 годы / сост. и автор текста Ю. А. Бычков. – М. : Планета, 1989. – С.236. – ISBN 5-85250-096-8.

183. Там же. – С. 140.184. Цит. по: Каждан, Т. П. Указ. соч. / Т. П. Каждан. – С. 301.185. Цит. по: Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла

Рузвельт. – С. 457.186. Каждан, Т. П. Указ. соч. / Т. П. Каждан. – С. 299.

293

187. Течение мелиховской жизни. А. П. Чехов в Мелихове. 1892 – 1899 годы / сост. и автор текста Ю. А. Бычков. – М. : Планета, 1989. – С. 202. – ISBN 5-85250-096-8.

188. Там же. – С.208.189. Там же. 190. Громов, М. П. Книга о Чехове / М. П. Громов. – М. :

Современник, 1989. – С. 341. – ISBN 5-270-006162.191. Там же. – С. 338.192. Течение мелиховской жизни. А. П. Чехов в Мелихове. 1892 –

1899 годы / сост. и автор текста Ю. А. Бычков. – М. : Планета, 1989. – С. 226. – ISBN 5-85250-096-8.

193. Там же. – С. 226.194. Чехов, А. П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. / А. П.

Чехов. – М. : Наука, 1980. – Соч. Т. 17. – С. 8.195. Громов, М. П. Указ. соч. / М. П. Громов. – С. 346.196. Там же. 197. Цит. по: Баранов, Ю. Е. Подвижник музыки народной / Ю. Е.

Баранов.– М. : Моск. рабочий, 1988. – С. 10. – ISBN 5-239-00478-1.198. «Новое время». – 1887. – № 3957, 6 марта.199. Андреев В. В. Материалы и документы / сост., текстолог.

подготовка, примеч. Б. Б. Грановского. – М. : Музыка, 1986. – С. 282.200. Цит. по: Баранов, Ю. Е. Указ. соч. / Ю. Е. Баранов. – С. 38.201. Цит. по: Максимов, Е. И. Оркестры и ансамбли русских

народных инструментов. Исторические очерки / Е. И. Максимов. – М. : Сов. композитор, 1983. – С. 21.

202. Андреев В. В. Материалы и документы / сост., текстолог. подготовка, примеч. Б. Б. Грановского. – М. : Музыка. 1986. – С. 156.

203. См. : Музыкальная жизнь. – 1961. – № 1. – С. 6. 204. Коломийцев, В. П. Статьи и письма / В. П. Коломийцев. –

Л. : Музыка, 1971. – С. 187 – 188. 205. Цит. по: Баранов, Ю. Е.Указ. соч. / Ю. Е. Баранов. – С. 105.206. Там же. 207. Андреев В. В. Материал и документы / сост., текстолог.

подготовка, примеч. Б. Б. Грановского. – М. : Музыка, 1986. – С. 290.

294

208. Цит. по: Баранов, Ю. Е. Указ. соч. / Ю. Е. Баранов. – С. 55.209. Цит. по: Баранов, Ю. Е. Указ. соч. / Ю. Е. Баранов. – С. 107.210. Андреев В. В. Материалы и документы / Сост., текстолог.

подготовка, примеч. Б. Б. Грановского. – М. : Музы-ка, 1986. – С. 81.211. Там же. – С. 287.212. Цит по: Баранов, Ю. Е. Указ. соч. / Ю. Е. Баранов. – С. 121.213. Цит. по: Баранов, Ю. Е. Указ. соч. / Ю. Е. Баранов. – С. 127.214. Громыко, М. М. Мир русской деревни / М. М. Громыко. –

М. : Молодая гвардия, 1991. – С. 295. – ISBN 5-235-01030-2.215. Там же. – С. 297.216. Там же.217. См. : Громыко, М. М. Указ. соч. / М. М. Громыко. – С. 300.218. Там же. – С. 303.219. Там же. – С. 308.220. Там же. – С. 311.221. Толстой, Л. Н. О народном образовании / Л. Н. Толстой //

Полн. собр. соч. – М. : Терра, 1992. – Т. 8. – С. 18.222. Толстой, Л. Н. Яснополянская школа за ноябрь и декабрь

месяцы / Л. Н. Толстой // Полн. собр. соч. – М. : Терра, 1992. – Т. 8. – С. 497.

223. Там же. – С. 40 – 41.224. Там же. – С. 47.225. Полякова, И. А. Антропология места / И. А. Полякова //

Вопросы культурологии. – 2011. – № 10. – С. 46. – ISSN 2073-9702.226. Там же. – С. 47.227. Там же. – С. 49.228. Там же.229. Там же. 230. Там же. – С. 50.231. Там же.232. Лихачев, Д. С. Заметки о русском / Д. С. Лихачев. – М. :

Сов. Россия. 1984. – С. 29.233. Там же. 234. Врангель, Н. Н. Указ. соч. / Н. Н. Врангель. – С. 161.235. Там же. – С. 190.

295

236. Цит. по: Рузвельт, Присцилла. Указ. соч. / Присцилла Рузвельт. – С. 476.

237. Пирумова, Н. Дворянское гнездо / Н. Пирумова // Наше наследие. – 1990. – № 3. – С. 144. – ISSN 0234-1395.

238. Полякова, М. А. Русская провинциальная усадьба. XVII – начало XX века / М. А. Полякова, Е. Н. Савинова. – М. : Ломоносов, 2011. – С. 15. – ISBN 978-5-91678-046-8.

239. Юсупов, Ф. Ф. Указ. соч. / Ф. Ф. Юсупов. – С. 64.240. Зайцев, Б. К. Белый свет: Проза / Б. К. Зайцев. – М. : Худож.

лит., 1990. – С. 15. – ISBN 5-280-01868-6. 241. Вьюжная, И. Музыкальные вечера в старинных усадьбах:

(Хроника возрожденного ОИРУ) / И. Вьюжная // Русская усадьба: Сб. общества изучения русской усадьбы. – Вып. 6 (22). / ред.-сост. М. В. Нащокина. – М. : Жираф, 2000.– С. 537.

242. Абрамова, С. Шереметевские сезоны / С. Абрамова // Музыкальная жизнь. – 2000. – № 12. – С. 20. – ISSN 0131-2383.

243. Там же.244. Соколова, Л. П. Музыкальная жизнь русской усадьбы:

прошлое и настоящее / Л. П. Соколова // Всероссийский симпозиум: «Музыка в системе межкультурных коммуникаций на рубеже XX – XXI вв.» 16 – 17 окт. 2008. Сб. науч. тр.: ст., докл., сообщ. – М., 2008. – С. 155.

245. Савельев, А. Н. Судьба русской усадьбы / А. Н. Савельев // Русский дом. – 2011. – № 12. – С. 12. – ISSN 1990-9802.

246. Там же. – С. 13.247. См. : Мустафина, Н. Ренессанс усадьбы Васнецовых / Н.

Мустафина // Родина. – 2011. – № 12. – С. 30 – 31. – ISSN 0235-7089.

248. Гаген, Т. Чья эта улица, чей этот дом? / Т. Гаген // Завещано России. Памятники отечества. – М. : Русская книга, 1994. – № 29. – С. 71. – ISSN 0207-2203.

249. Бердяев, Н. А. Философия неравенства / Н. А. Бердяев. – М. : ИМА-пресс, 1990. – С. 101. – ISBN 5-7070-39-9.

250. Там же. – С. 134.

296

251. Лихачев, Д. С. Поэзия садов: к семантике садово-парковых стилей: сад как текст / Д. С. Лихачев. – СПб. : Наука, 1991. – С. 366. – ISBN 5-02-028048-8.

252. Там же. – С. 368.253. Там же. – С. 369.

Оглавление

Введение. Историография вопроса……………………………… 3 Глава I. Истоки русского дворянства

297

и усадебной культуры…………………………………7Глава II. Дворянские усадьбы XVIII – XIX веков как культурно-художественные центры России……26 1. Синтез природы и архитектуры в дворцово-парковом искусстве…………………… 26 2. Живопись и театр………………………………. 70 3. Музыкальное искусство………………………... 103 4. Коллекционирование………………………….... 146Глава III. Православие – основа духовного единства всех сословий русского общества……………………….154 1. Духовно-нравственные идеалы……………..… 154 2. Народные традиции и православные праздники в усадьбах ……………………………172Глава IV. Влияние усадебного быта на формирование творческой интеллигенции и великих деятелей русской художественной культуры………………..182Глава V. Изменения в культурно-историческом развитии России во 2-й половине XIX – начале XX веков…………………………………………………219 1. Новые владельцы усадеб………………………... 219 2. Усадебная жизнь, просветительская деятельность, меценатство…………………....... 234 Глава VI. Русская усадебная культура и современная Россия…………………………… 284 1. Дух места, его роль в сохранении традиций и взаимосвязи поколений……………………..….284 2. Значение усадебной культуры для интеллектуальной и художественной жизни будущей России………………………......289Заключение……………………………………………………... 305Примечания…………………………………………………….. 308

Научное издание

298

АкуловаЛариса Владимировна

Культура и искусство русской усадьбы (XVI – начало XX вв.)

Монография

Компьютерная верстка – Л. В. Акулова

Оригинал-макет – Л. В. Акулова

Подписано в печать 22.11.12. Усл. п. л. 18, 83. Формат 60х84 1/16. Гарнитура Times New Roman. Тираж 40 экз. Заказ 053-11 /12.

Отпечатано с готового оригинал-макета ООО «Аркаим», г. Владимир, ул. Б. Нижегородская, 1 а.

299