СБОРНИК Татьяна Русуберг Антон Харламов Владимир Коваленко Александр Уралов Ксения Филиппова Марти Бурнов Сборник рассказов конкурса «Перекрестный огонь»

Литературные конкурсы сайта «Создатели миров» – 01

Этап – 02

Аннотация Что вас ждет в этом сборнике? Разное… Светлое. Воздушное. Мрачное. Приземленное.

Красочное. Что произойдет? Будет война, и будет мир. Будут чувства: радостные и не очень. Ведь в

этом мире возможно все! Здесь может случиться, и случается - все!

Новый Рыцарь света приходит на смену павшему другу. В седьмом секторе происходят непонятные вещи. Брошенные, оставленные и просто купленные девочки превращаются в воинов, имея за своей спиной только одну мать – Город, который их воспитал. Искусственно созданный интеллект подчиняет себе человечество с помощью синтекса, материала способного заменить белковые ткани. И ради того, чтобы считаться незаменимым для людей, совершает невозможное – начинает военный конфликт. Оказываясь тем самым внутренним врагом, толкающим человечество на битву с самим собой. Врагом, который может жить в каждом из нас. Врагом, заставляющим пойти на многое ради спасения собственной жизни. И в то же время не все так жестоко и мрачно. Ведь есть и надежда. Потому, что ангел-

полукровка уже получила в подопечные сына Господа, который должен довести людям, что судьба и жизнь идут рука об руку. Как идут рука об руку автор и его читатель.

Сборник конкурса «Перекрестный огонь»

(2 этап)

КОНКУРСНЫЕ РАБОТЫ

Вступительное слово Первый тур успешно пройден. Авторы, нашедшие ключики к сердцам наших пользователей,

перешли во второй, но это не означало, что они могут спокойно почивать на лаврах. Ведь конкурс еще не был закончен, и все мы с нетерпением ждали продолжения соревнования. И сочинения победивших были предоставлены на ваш суд. Прочитаны, поняты и оценены по достоинству. Результаты уже известны. Победитель, а также призеры второй и третьей степеней получили моральное и небольшое материальное удовлетворение. А мы получили удовлетворение от вашей (и не скрою – нашей) хорошо выполненной работы.

Наши участники справились с заданием каждый по-своему. Они, как опытные художники, описали свои мечты и фантазии. Только не на холсте, а на бумаге или с помощью клавиатуры. Хотя - в каждом произведении просматривается легкость акварели, классика масляных красок, простота линий графики, воздушность и мягкость пастели. В некоторых рассказах преобладала какая-то одна краска, в некоторых - все они смешивались ярким хороводом, переплетаясь лентами, жгутами, свивались в спирали, расцвечивая повествование радужными разводами. Но вся эта яркость и кажущаяся легкость не мешала нам по достоинству оценить каждого из авторов.

Рассказы второго тура перед вами. Познакомьтесь с ними, если вы их еще не видели. И перечитайте еще раз, даже если вы их уже читали. Ведь хорошее должно повторяться.

Татьяна «suelinn» Русуберг

Враг внутри

(драма в пяти действиях с эпилогом)

-=- Боевая фантастика -=- 1

«Автоматрикс – программа, автоматизирующая управление

различными аппликациями на плаформах Debian, MEPIS и Ubuntu вплоть до наноуровня, через подключение к единой информационной сети».

Википедия. – Вы говорили с кем-нибудь о том, что с Вами случилось? Голос психолога был профессионально приятным и мягким. За аккуратно стриженой головой

разливалась прохладная голубизна океана, призванная настроить клиента на умиротворенный лад. Просторная терраса, по-спартански меблированная двумя легкими креслами, располагала к доверительной беседе. Даже волны были профессиональными – тоже мягкими, с едва намечающимися белыми гребешками – и, как и все прочее в кабинете, очень дорогими. Стереоэкран не только имитировал стеклянную стену с морем за ней, но и преображал отдаленный уличный шум в рокот прибоя.

– Нет. – Почему? В свои 19 лет Шейд уже успел уяснить, что события, оставившие глубокий след в его душе и

памяти, совсем не обязательно интересны для окружающих и редко уместны в цивилизованной беседе. Но пытаться объяснить это психологу, было все равно, что рассказывать о Морфии девушке с сиреневыми контактными линзами. Тогда был его первый отпуск с Десятого, и после пары ядовито-синих коктейлей в «Пьяном мехе» ему стало казаться, что сиреневоглазая – это та самая. Та, что его поймет. Он рассказывал скупо, не вдаваясь в детали, то ли оттого, что боялся спугнуть, то ли потому, что нужные слова не находились, разбегаясь по шумным, забитым веселящейся публикой углам.

Морфий был таким же новичком, как и он сам, но старшим в их паре. На инструктаже им рассказывали о «духах», но Шейд никогда не думал, что они могут быть настолько реальными. В тот день Десятый принял образ города, стертого ураганным огнем, как ластиком, до уровня первых этажей. Сначала был только мячик. Он выкатился, чуть подпрыгивая, из-за угла, неуместно яркий на серо-коричневом фоне, где краски смешались, превращенные в грязь. Шейд и Морфий замерли в своей нан-обороне, неотличимые от окружающего, слившиеся в одно с оплавленным камнем.

Потом в перекрестье прицела появилась девочка. Подняла мяч и стала бросать его о полуразрушенную стену. Он глухо стучал по неровной поверхности, поднимая облачка пыли. Ноги девочки в рваных тапочках были уже вымазаны серым до колен. Автоматрикс отказался определить ее как объект. Если честно, он вообще отказался чего-нибудь определять или давать связь. Кстати, верный признак присутствия «духов». Но это теперь Шейд знал, крепкий задним умом. А тогда… Сеть на нуле, базу не вызвать. Коммуникация только визуальная.

«Откуда тут ребенок?» – «Может, он не наш, а их?» – «А кто сказал, что они на нас похожи? Хозяев еще никто не видел. Может, они вообще не гуманоиды?» – «Лапищами поменьше махай, а то она заметит. Или оно?» – «А чего нам дитё сделает-то? Зато вот если пауки на вибрацию набегут, то они не только мячик слопают, но и двух дундуков в придачу, причем вместе с броней!» – «Меняем позицию?» – «Я меняю. Ты остаешься, прикроешь».

Шейд помнил, как плоско звучали его слова, тужившиеся перекрыть ресторанный шум. Мячик. Ребенок. Взрыв. Он помнил, как глаза девушки, похожие на маленьких скользких улиток, стремились спрятаться за сиреневыми ракушками линз. Как она сама вжималась в круглое кресло, напоминавшее о том, что его, Шейда, реальность не имела ничего общего с ее миром попкорна, синих коктейлей и светских новостей, в которых сводке о войне за Десятый отводилось 60 гребаных секунд. Она сменила тему. Она не хотела видеть отражения белого пламени в его зрачках, пламени, вплавившего плоть его друга в обломки брони, которые Шейд находил в радиусе 50 метров от эпицентра и складывал в бот-труповозку… Мы не оставляем наших ребят на чужой земле. Даже если их разорвало на тысячу кусков. Ха-ха.

С того момента девушка обращалась с Шейдом так, будто тем взрывом ему оторвало что-то жизненно важное, и она изо всех сил старалась не показать, что заметила его ущербность. А ведь тогда он был еще целым.

– Вас смущает имплантат? – снова подал голос психолог, так и не получивший ответ на свой

последний вопрос. – Нет. – Я обратил внимание на Ваши темные очки… Вы сняли их как только вошли. Шейд чуть напрягся. Глаза психолога холодно поблескивали, как линзы камер, регистрируя его

реакцию. В этот момент он ненавидел аналитика, от заключения которого зависело так много. Но он заставил свой голос звучать ровно:

– Мое зрение еще адаптируется к разнице. К тому же я отказался от пластической операции и не уверен - как гражданские буду реагировать на… – Шейд замялся.

– Очевидный синтез? – закончил за него психолог. – Уверяю Вас, металлическая глазница – зрелище вполне выносимое, – кажется, док пытался пошутить. – Кстати, а почему Вы отказались от пластики?

Шейд вздохнул. Сколько раз ему уже задавали этот вопрос? – На нанопластику государство не раскошелилось. А обычная не стоит потраченного врачами

времени. Психолог понимающе кивал, сияя дорогой улыбкой. Искусственная розовая плоть – не то,

что выращенные из остатков корней зубы. Шейд видел кукольные пластиковые физиономии солдат с повреждениями черепных костей. Чистый металл показался ему лучшим решением.

– Значит, Вы – максималист? Все или ничего? – психолог пометил что-то в электронном журнале и снова вскинул на Шейда острый взгляд. – Почему тогда не заменить и второй глаз на имплантат? Избежать синхронизации? Сократить время на адаптацию зрения? Вы ведь, – он опять сверился с журналом, – хотите как можно скорее вернуться в Десятый сектор?

Шейд ждал этого вопроса, знал, что ответ не украсит его файл, но не мог сформулировать это иначе:

– Я полагаюсь на собственное тело больше, чем на автоматрикс. – Киберфобия? – аналитик хмыкнул, задумчиво поглаживая безупречно выбритый подбородок.

– У человека с пригоршней чипов в мозгу? Вот это было уже слишком: – Я просто хочу вернуться в Десятый, док, о’кей? Я привык смотреть в прицел своим

собственным глазом! С автоматриксом или без, он меня пока еще не подводил. Так какое будет заключение?

Психолог снова поводил пальцем над дисплеем журнала: – Когда Вы были дома в последний раз, Хэйзел? Шейд был готов к этому вопросу. То, что он не нашел времени посетить родителей за весь

месячный отпуск, могло навести людей в белых халатах на мысли о ПТСС. ПТСС значил санаторий, и увольнение в запас. Врачи могли начинить чипами мозги, вживить имплантат с подключением к автоматрикс на место выбитого осколком глаза, заменить искрошенные кости надбровья синтексом… Но вот посттравматический синдром вылечить они не могли.

– Я знаю, что это покажется странным… – осторожно начал он. – Ну, что я за целый месяц не навестил своих. Но я встретил кое-кого… Здесь, в Новополисе.

Психолог нахмурился, колдуя в воздухе над журналом. – Понимаете, это… девушка, – Шейд надеялся, что ему удалось придать своему голосу

необходимый трепет. Он не очень умел врать. – Мне кажется, что это, ну… Серьезно. Взгляд аналитика оторвался от дисплея, брови взметнулись к кромке волос. – Поздравляю! – расцвел он дежурной улыбкой. – Что же думает избранница о Вашем увечьи? Это была явная провокация. У Шейда руки чесались открутить доку его модно стриженую

голову, но вместо этого он хищно осклабился. – Она говорит, что важна не внешность, а содержание. Понимаете, о чем я? – он подмигнул

психологу живым глазом. – Это как в Вашем журнале - неограниченный доступ к порно-страницам в рабочее время и совещание с Моникой – это та блондинистая секретарша? – в обеденном перерыве… Как-то не соответствует это профессиональному имиджу, а, док?

Психолог побледнел так быстро, что вокруг носа резко выступила нездоровая желтизна. Он явно недооценил возможности автоматрикс. Доступ к компьютеру через единую сеть был

блокирован паролем, зато вот скрытая камера в углу кабинета открывала Шейду прекрасный обзор не только на себя самого, но и на экран докова журнала. Рука аналитика спазматически дернулась к дисплею.

– Я даю Вам допуск. Остальное зависит от военного командования. Вы ведь… – острый кадык скользнул вверх и вниз над идеально выглаженным воротом рубашки, – сохраните дискретность? У меня жена… Дети…

Шейд встал с неудобного кресла, потянулся, демонстративно медленно нацепил темные очки: – Привет жене. Матовая стена кабинета бесшумно скользнула в сторону. Из-за офисного стола в приемной

сверкнула улыбкой белокурая секретарша.

2

«Автоматрикс дал человечеству свободу. Он освободил не только наши руки, но и умы. За последнее десятилетие научная мысль шагнула далеко вперед. Человек раздвинул границы четырехмерного пространства и открыл для себя десятое измерение с бесконечностью новых миров. Многие из них оказались безжизненны и непригодны для обитания. Но СХУР-1010, известный также как Десятый Сектор, открытый конкистадорами XXIII-го века, может стать нашим Новым Светом – идеальной средой обитания и решением проблемы перенаселения Земли…»

Президент Хинанг Чин. Речь по случаю первой годовщины открытия Врат. Из архива Вечерних новостей. Канал ЗР-1.

Он думал о ней, когда врал психологу. Уголки ее карих глаз были слегка оттянуты книзу, как у

азиатов, но волосы были длинные, светло-русые, собранные в хвост. Некоторые пряди выбивались из прически, ветер бросал их через узкое лицо, и она отводила помеху в сторону тонкими пальцами. Он видел ее как-то сразу и со всех сторон – трайб-тату на обнаженном предплечье, движение острых лопаток под простой рубашкой, испачканные зеленью коленки потертых джинсов. В ней было странное сочетание хрупкости, даже надломленности, и решительной силы, которое одновременно пугало и притягивало его.

Картинка отдалилась, и в поле его зрения попал ландшафт, через который шла девушка: росистое утро в горах, плантация чая, молодые сочные побеги. Низкие тучи плывут вдоль зелёного ковра, закрывая восходящее солнце. Слева мокрые скользкие скалы и камни. Близкая пропасть с тёмным ущельем. Чья-то брошенная плетёная корзинка. Вот девушка миновала ее, и все стало быстро меняться. Макушки скал осыпались и приняли искусственные очертания, облака упали в пропасть, заполнив ее свинцовой массой, солнце залило городские развалины сероватым светом, не отбрасывающим теней. Здесь все было безжизненно и голо. Только там, где ступала девушка, пробивали камни робкие зеленые ростки.

Шейд понял, что они были в Десятом. На том, ничем особенным, непримечательном пятачке руин, где Морфий стал вонючей, пузырящейся изнанкой наноброни. Ему стало страшно. Он закричал, желая предупредить, предотвратить… Но она не слышала. Ведь у нее не было шлема. Она подошла к остаткам стены, от которой когда-то отскакивал мячик. Подняла острый осколок и начала быстро чертить по закопченной поверхности. Шейд бросился к ней, чтобы оттолкнуть… И прежде, чем страшный удар разорвал его изнутри, он успел прочитать угловатую, скачущую надпись, выходящую из-под маленькой ладошки: «Враг внутри».

Шейд дернулся в кресле и проснулся. Собственный вопль еще звенел у него в ушах, но если он

и кричал в действительности, то звук, скорее всего, заглушил шум моторов транспортника. Или не совсем заглушил? Парни в новенькой с иголочки форме десантников, сидевшие через проход от Шейда, ухмылялись, переглядываясь и косясь в его сторону. Хэйзелу не нужен был автомарикс и

доступ к сети – у ребят и так на лбу было написано «зеленое пополнение». Он заворочался в кресле, разминая затекшие ноги, и снял темные очки – вроде как глаз протереть. Лица у пареньков вытянулись как по команде, от ухмылок не осталось и следа. Остаток пути к нулевой базе они только тихонько перешептывались, кидая украдкой взгляды на зеркальные черные стекла, снова надежно спрятавшие под собой имплантат.

В звено Браво Шейд прибыл с опозданием. У него случилась небольшая дискуссия с

незнакомым кадровиком по поводу темных очков, не соответствующих уставу. Фокус, поставивший на место настырного аналитика, Хейзел проделать со штабным не рискнул, и его крутой аксессуар остался в столе капитана Хичико.

Родную роту Шейда расформировали по причине потерь. Но худощавый насмешливый сержант, разыгрывавший интеллектуала перед разношерстной группкой парней, сбитых Хичико в новое звено, был ему знаком. Павел Левша. Шейд встречал его в Десятом, еще в чине рядового, только почему-то думал, что Левша – это прозвище, как у многих.

– … кто-то тут только что получил Кентавра на рукав, и думает – все, прорвался, теперь я звездный десантник, один из двадцати процентов, которых не отсеяла тренировочная программа. Так вот – это ваша первая ошибка. У нас тут не Луна-1, не кольца Сатурна и не пираты на астроидах. У нас – Десятый Сектор!

– А я думал, десятый класс, – нарочито разочарованно протянул чернявый и носатый, из тех, что скалился напротив Шейда в транспортнике. Кто-то прыснул. Звеньевой растянул широкий рот в улыбке и неуловимо быстрым движением скользнул к чернявому, перехватывая его взгляд:

– Ах, какие умные детки пошли. Все-то они знают, все проходили. А не взяли бы вы всю вашу теорию и не подтерли ею свои нежные цыплячьи задницы…

– У нас не только теория была, но и занятия на имитаторе… – у этого паренька был тонкий, вроде как надорванный, и хриплый голос. Лица Шейд рассмотреть не мог – камера под потолком не могла поймать верный угол, а входить в тренировочный бокс Хейзел не спешил – его забавляла новоприобретенная способность подглядывать через закрытую дверь. – Мы решали ситуации, основанные на боевых видеосъемках…

– А ваш хваленый имитатор менял рельеф местности по три-четыре раза в день? Это новая фишка сектора: утром отстреливаемся от «гномов» в дюнах, а вечером воюем с «пауками» в речной долине. То есть, воюет, кто не утоп, когда в песках Амазонка разлилась. Остальные кверху брюхом плавают. Захватывает? Ага. А с «эльфами» на имитаторе приходилось сходиться? Нет? Жаль-жаль. Это тоже новая гадость, летучая в придачу и полупрозрачная, на радарах невидимая, зато палит иглами и очень неприятными. Замораживают наноброню в хлам, – сержант упер палец в потухшего чернявого. – Вот поймаешь такую и будешь валяться в стальном гробу, пока тебя не подберут. А свои или чужие – это уж как повезет. И кстати, – Левша окинул притихшее пополнение орлиным взглядом, – по уставу обращаться к звеньевому командиру следует «сэр». Это ясно?

Именно сей патетический момент Шейд избрал для своего появления. «Есть, сэр!» - прозвучало нестройно. Звено Браво в полном составе пялилось на лицо вновь прибывшего. Шейд знал, что они видят. То же, что показывали ему угловые камеры – стальную маску, отчего-то на три четверти обтянутую плотью. Эффект речи сержанта был безнадежно испорчен.

– Рядовой Хейзел прибыл в Ваше распоряжение. Сэр, – добавил Шейд после секундной паузы. – Поздравляю с повышением.

Синие глаза Левши моргнули пару раз, в них мелькнуло узнавание, красивое лицо застыло в странном, передернутом выражении, будто сержант никак не мог решить - улыбнуться ему или нахмуриться. Шейд не стал дожидаться исхода этой внутренней борьбы и стал в строй между споро посторонившимся чернявым и коротко, под мальчика, стриженой девушкой. Это ей принадлежал хриплый голос. И вот с этими цыплятами ему завтра отправляться в Десятый? Помилуй нас, господи!

3

Мужик на приеме у врача: – Док, у меня проблемы с синтетическим членом. – Не может быть! Он управляется автоматриксом и должен

вставать по первому желанию. – Да он встает, встает, – отмахивается мужик. – Только почему-то на

соседа Борю… Мягкий пластик стен приглушил громовой хохот, но Дария неуютно передернула острыми

плечами. – Не обращай внимания, – миролюбиво бросил Шейд на ходу, – нервишки у парней шалят, вот

и травят анекдоты. Так часто бывает перед первой выброской. – Да я ничего против юмора не имею, – Дария прибавила шаг, стараясь попадать с остальными

в ногу, – только вот почему у парней он всегда должен быть ниже пояса? Шейд представил себе неделю в Десятом в обществе рядового Дарии Дарк, доставшейся ему в

напарницы, и загрустил. Придется, видать, следить не только за «гномами», но и за своим лексиконом. И за руками тоже, а то и без последнего глаза остаться можно. Вон, как Лютик – так прозвали носатого-чернявого – фингалом цветет.

Тут звено вышло в ангар, и «цыплята» примолкли. Через шлюз открывался вид на повисшие в прозрачной трубе Врата. База 0 не случайно была построена в глубоком космосе, на плавающей в черноте баранке внеорбитальной станции. В худшем случае отсек с вратами можно было легко отстыковать от модуля и уничтожить. В еще более худшем – уничтожению подлежала вся станция. На Земле это было бы не более заметно, чем чиркнувший по ночному небу метеорит.

Звено Браво отправлялось с базы последним. Остальные десантники уже исчезли в пустоте между синими линиями, отмечавшими края силового поля. Врата был невидимы для человеческого глаза. Их местонахождение указывала только цветовая разметка в трубе: желтые линии, сначала пунктирные, потом сплошные, жирная красная полоса, отмечавшая точку невозвращения, и светящееся синее кольцо, за которым были те же самые полосы и угадывался шлюз на противоположном конце коридора.

Левша прошелся вдоль маленькой шеренги, бубня вполголоса боевую задачу, которую все уже и так выучили наизусть: конвой в квадрате С4 на транспортной линии синтетика. Напряжение сержанта было очевидно и заразительно. Шейд внезапно понял, что у Павла эта высадка тоже первая, в чине командира. Табло у шлюза мигнуло зеленым, неуместно нежный женский голос в наушниках потребовал активировать наноброню. Лица солдат скрылись под зеркальными щитками. Теперь они мало напоминали людей – серебристый сплав синтекса и металла покрывал тела как вторая кожа, способная регенерировать за считанные минуты. Руки и плечи были отягощены хищными стволами стандартного боекомплекта, но экзоскелет и искусственная мускулатура брони делала их почти невесомыми и родными, как продолжение собственной плоти.

Ребристые подошвы ступили на желтые полосы – колонна вошла в туннель. Чернота бездонного пространства обступила людей, автоматически включилась камуфляжная функция, и восемь фигурок потемнели. Броня вспыхнула отражениями частых, голубоватых звезд.

– Так странно, будто мы идем по Млечному Пути, – прошептала Дария, зачарованно оглядываясь по сторонам. Шейду было хорошо знакомо это ощущение: в прозрачном туннеле казалось, будто желтые полосы разметки висят прямо в пустоте, и солдаты шагают через звезды. Per aspera ad astrа.

– Ага, а молоко скисло, – прыснул впереди Лютик. Дария забыла переключиться на закрытый канал.

– Рядовой Дарк, кончаем флудить! – рявкнул Левша в наушниках так, что шлемы загудели. – Есть кончать, сэр! – по-уставному четко отозвалась Дария. Лютик не выдержал и прыснул, но выговор получить не успел. Их поглотили Врата.

4

– Отец Василий, нам известно негативное отношение православной церкви к синтезу и синтексу. Не изменилось ли оно теперь, когда жизнь самого папы Римского была спасена путем имплантации синтетической почки?

– Православная церковь осуждает это решение. Мы глубоко убеждены, что синтез живой плоти и искусственной материи, к тому же управляемой автоматриксом, это прямое нарушение воли Божьей.

– Не смотря на то, что этот синтез уже спас тысячи человеческих жизней?

– А сколько молодых ребят уже погибло за эту чудесную панацею? Синтекс – вещество, обнаруженное в Десятом Секторе, и не имеющее ничего общего ни с человеком, ни с миром Божьим. Это искушение, посланное людям от дьявола. Врата в Десятый – это врата в Ад!

Программа «Дебат». Альтернативный канал. Нецензурированная копия.

– Fuck! Pis! Твою мать! Scheisse! Шейд и не подозревал, что его напарница была полиглотом. – Где этот гребаный бот, у меня только «Скорп» остался! С его позиции Дария была не видна – девушку закрывал выступ скалы. Но яркие голубые

вспышки лазерной пушки указывали ее местонахождение также верно, как выведенный на щиток дисплей радара. Воздух над скалой колебался и дрожал – ее осаждали «эльфы». Шейд видел желтую точку бота-жука с боеприпасами в двух километрах к северу от них, но помочь Дарии сейчас ничем не мог: все его внимание занимали мех-транспорты с синтексом, ползущие по дну ущелья. «Пауки» сосредоточили усилия на головной и замыкающей машинах, державших силовой щит над колонной. Ну, а Шейд сосредоточил свой огонь на многолапых.

Он осторожничал с лазером – не хотел выдать позицию «эльфам». Разрывные у него тоже кончились, но и магнитных зарядов на «пауков» хватало. Маленькие черные конусы легко прилипали к металлическим телам. Пуф! – и у многолапых полностью вышибало их электронные мозги. Только вот если тела не сжечь, «гномы» их потом утащат и восстановят. Или в «эльфов» переделают. Ходили слухи, что летучих тварей «гномы» варганят из «пауков» и остатков наноброни…

Радар пискнул, сообщая об опасности сзади. Шейд крутанулся, вскинув «Скорп». Против «эльфов» магнитки были бесполезны.

– Чтоб я у папы на трусах засох… – Чего? – напряжено прохрипела в интерком Дария, но отвечать Шейду было уже некогда. Как

взобрался на горную кручу трехтонный «тролль», выяснять тоже времени не оставалось. Наверное, модель усовершенствовали. Или мех сам интеллектуально постарался. От лазера «троллю» было ни жарко, ни холодно. Зато десантника он так жахнул, что щит чуть не сгорел. К счастью для Шейда, подвижность у «тролля» была не то, что акселерация. Хлопнув меху между ног пригоршню последних мин-магниток, он сиганул со скалы в ущелье.

Автоматрикс сработал четко, разворачивая крылья. Рассчитав скорость падения, система активировала мины. Поток пламени сверху иссяк – оборвало у «тролля» яйца. Наноброня на спине впрыскивала обезболивающее, одновременно затягивая жженую дыру. Крылья горели, но Шейд знал, что до земли дотянет. В выражениях он уже не стеснялся, и засорял эфир и нежные Дарьины уши почем зря: больнее было, пожалуй, только когда ему разворотило глаз.

Он рухнул прямо на незащищенную спину «паука» и активировал «Скорп» – на «эльфов» ему было уже начхать. Многоногий загарцевал, пытаясь сбросить неожиданного седока, понес вдоль

колонны. Но броня послушно отрастила когти, и Шейд стоял крепко, будто корни пустил. Тут «паук» слева вспучился розовым нутром и тюкнулся в землю, поджав ноги. Неужто подоспела воздушная поддержка, вызванная уже 22 минуты назад?

Хейзел скатился со своего «коня», отблагодарив его хорошим пенделем из «Скорпа». Тут мир вокруг расцвел красным, Шейда подняло в воздух и шваркнуло в пекло, мгновенно ослепившее все наружные системы. Телеметрия тоже накрылась. Броня пузырилась, пощипывая кожу, старалась восстановить ущерб. Удивительным образом на этот раз сам он был невредим.

Шейд убрал щиток шлема, чтобы вернуть хоть какую-то видимость. Пыльный дым клубился вокруг, тошнотворно воняло паленым синтексом, резиной и чем-то еще, неопределенно едким. Нехотя он переключился на автоматрикс имплантата. Картинка замигала, выбирая лучший ракурс. Его давали еще недодавленные «эльфами» «комары» – висящие над ущельем боты-наблюдатели. Воздух был чист. Зато внизу, в пурпурном инферно разрывов, палила из обеих плечевых пушек одинокая серебристая фигура, вычищая ущелье от недобитых пауков. Дария дождалась-таки «жука» с боеприпасами. Транспортная колонна без потерь покинула их зону.

Шейд перевел дух, мысленно пожелав удачи Лютику с Павлом, принявших теперь опеку над транспортами. Земля под ним дрогнула и провалилась, сведя на нет неловкие усилия подняться на ноги. Он выглянул из ямы в поисках еще одного «тролля», но вместо этого «комар» показал ему рушащиеся в ущелье вершины, глубокие трещины, прорезавшие повсюду горный массив, и набирающий силу обвал, вот-вот настигнущий несущуюся к нему длинными прыжками Дарию. Странно, но Шейда окружал кокон тишины: ни грохота лавины, ни скрежета расходящихся пластов земли, ничего… кроме легкого шелеста на границе слуха. Все-таки, наверное, контузия.

Он едва успел выбраться из ямы, когда дрожащая поверхность под его ногами пошла трещинами. Дария внезапно оказалась над ним, крича что-то за прозрачным щитком шлема, из чего он не слышал ни слова. Девушка поняла. Расправила крылья и ткнула пальцем вверх. Шейд мотнул головой – за спиной у него торчали жалкие обломки. Восстановить их можно было только на базе. Дария протянула ему руку. Шейд знал, что она не сможет поднять двоих. Земля между ними разверзлась. Девушка потянулась через разрыв, пытаясь ухватить его за плечо. Но Шейд увернулся и сорвался вниз.

5

«Изменчивой среде Десятого сектора пока не найдено убедительного научного объяснения. На этот счет существует несколько теорий. Теория живого мира утверждает, что весь десятый сектор – живой организм, и частые изменения рельефа – продукт его жизнедеятельности. Теория мимикрии предполагает, что изменения среды – не что иное, как защитная реакция на вторжение извне. Наконец, психическая теория отталкивается от идеи о том, что ландшафт сектора – это проекция сознания людей. Иными словами, Десятый воспроизводит наш собственный мысленный ландшафт, что, конечно, приводит к парадоксальному выводу о том, что мы никогда не видели реальности этого мира, увлеченные призраками, восставшими из глубин нашей психики…»

Профессор Николай Родригес. Принстонский университет. Аудиоконспект лекции, записанный студенткой третьего курса Дарией Дарк.

– Ты как, Феникс? Вопрос Дарии прозвучал хрипло, но в этом не было вины автоматрикса – просто такой был у

девушки голос. – Вроде нормально, – Шейд был рад, что функции брони восстановились, как и его слух. – А

почему вдруг – Феникс?

– Ну, ты ж вроде как восстал из собственного пепла, – хмыкнула Дария. – К тому же, на дереве ты смотришься совсем неплохо. Птичка.

Шейд огляделся. Вокруг было сплошное море зелени, и до земли, с которой взывала к нему почти невидимая за густой листвой напарница, было, навскидку, метров двадцать. Надо сказать, ему здорово повезло, что он грохнулся на макушку выросшего прямо из камня то ли дуба, то ли баобаба – в ботанике он был не силен.

– Ты что, так и собираешься там сидеть? – не давала расслабиться Дария. – Вертушка заберет нас с речного берега в направлении 07.00 отсюда. Ровно через 42 минуты.

– Есть предложения, как отсюда спуститься? – осведомился Шейд. – Возможно, от твоего внимания ускользнул тот факт, что на стволе – колючки?

– Просто отпусти руки, – хихикнуло в наушниках. До берега они добрались до назначенного срока. Дария беззаботно шлепнулась на песчаный

пляж и открыла щиток шлема. Шейд присел рядом, нашарил протеиновые таблетки, кинул две из них за щеку и запил тепловатой водой из услужливо ткнувшегося в губы шланга. Краем глаза он наблюдал за девушкой, задумчиво пересыпавшей желтоватый песок из одной ладони в другую. Эти карие глаза с чуть опущенными вниз уголками казались ему странно знакомыми. Сейчас в них застыло задумчивое выражение, между густыми бровями залегла морщинка.

– Ты никогда не задумывался, почему никто еще не видел хозяев? – внезапно заговорила она. – Мы сражаемся с машинами, роботами. Эльфы, тролли, гномы… Кстати, какой шутник их так окрестил? Кто управляет всем этим зоопарком? Пусть даже они самовосстанавливаются и самовоспроизводятся… Но кто-то же должен дергать за ниточки? Кто? – Дария обратила на Шейда серьезный, испытующий взгляд.

Он пожал плечами, отводя глаза: – А мне почем знать? Генералы пусть на эту тему мозги ломают, на то и погоны дадены. А у

меня задание – транспорт охранять. За это с меня на базе спросят, а не чего я там про хозяев надумал.

– Генералы! – фыркнула Дария, швыряя горсть песка в темную воду. – Мозгов у них хватает только на то, чтобы расширить границы сектора. Будто все так просто, враг сидит и ждет нас там, за периметром. Помнишь чем последний оффенсив кончился?

Шейд зябко поежился. Ему не нравился этот разговор, спину жгло невыносимо – действие обезболивающего заканчивалось, а новую дозу он сможет получить только на базе. Последний штурм периметра он помнил более чем хорошо – именно ему был обязан потерей глаза. Но Дарии об этом знать было не обязательно. Вопрос девушки был, по-видимому, риторическим – она продолжала, не дожидаясь ответа:

– Потери с нашей стороны – 1 418 человек! А насколько мы продвинулись внутрь сектора? На 56 несчастных метров? В этом все дело, Хейзел! У нас гибнут люди, товарищи, а у них… Пауки и гномы. Которых на завтра наштампуют в двойном количестве. И за что они гибнут? За синтекс, который продляет жизнь престарелых медиамагнатов и банкиров?

В груди у Шейда шевельнулось что-то мохнатое, и неожиданно для себя самого он окрысился: – Ну, у тебя-то еще никто не погиб! – Никто? – переспросила Дария не своим, звонким голосом. Взгляд ее отдалился и поблек. –

Никто, – она отвернулась и снова погрузила ладони в песок. Шейд понял, что брякнул что-то не то, совершил ошибку, которую невозможно исправить.

Автоматрикс мягко прошептал на ухо, что вертушка будет на месте через восемь минут. В ней тоже должно быть обезболивающее. Не надо будет даже дожидаться базы.

– Кто? – тихо спросил он. – Кто-то из семьи? Русая голова качнулась из стороны в сторону. – Мой парень, – это был почти неслышный шепот. По темной воде у их ног поплыли желтые

пятиконечные листья. Шейд не знал, что в Десятом могла быть осень. – Поэтому ты здесь? Дария кивнула. Задумчиво провела ладонью по песку, будто стирая что-то.

– А ты? – повернулась к нему, испытующе заглядывая в глаза. – Почему? На этот раз он не отвел взгляда: – В первый раз – не помню уже. Честно. Второй раз… По той же причине, что и ты. Мой

напарник… И столько других. А потом… потом невыносимо стало оставаться там, пока здесь… Короче, в какой-то момент до меня дошло, что значила присказка одного старичка сектора: Десять всегда больше, чем ноль…

– Кажется, я понимаю, – задумчиво протянула Дария. На мгновение она отвела взгляд, наблюдая за скольжением цветных листьев в темной воде. Внезапно, словно приняв решение, девушка всем телом повернулась к нему. Карие глаза были серьезными и огромными на узком лице.

– Что, если… – она облизнула пересохшие губы, кашлянула, прогоняя хрипоту из голоса, – если бы ты узнал, что хозяева здесь не причем? Что враг – не за пределами периметра, как утверждает пропаганда, а… внутри его?

Шейд вздрогнул. Эти слова он уже слышал раньше. Видел эти чуть раскосые глаза с шоколадными радужками. Мгновение он боролся с желанием спросить, есть ли у Дарии трайб-тату на левой руке. Наконец, он оглянулся на глухую, молчаливую стену леса за спиной. Имплантат не показывал ничего примечательного, кроме приближающейся вертушки:

– Что ты имеешь ввиду – внутри? Дария беспокойно шевельнулась: – Ты в курсе, что вся документация о первой выброске из врат «утеряна»? – Дария закавычила

слово согнутыми пальцами. – Не осталось ничего – ни видеозаписей, ни отчетов, ни журнальных рапортов…

– Ты-то откуда знаешь? Это закрытая информация! – недоверчиво фыркнул Шейд. Дария вздохнула. На лице ее появилось выражение воспитательницы детсада, собирающейся в

очередной раз показать малышу, как завязывать шнурки: – Я – выпускница Принстона. Работала в лаборатории синтеза и исследований биосреды до

того, как… – девушка замялась и провела рукой по лицу, будто отбрасывая упавшие на лоб несуществующие пряди. Жест заставил пульс Шейда подскочить на десяток ударов. – Мне удалось раздобыть доступ, но слишком поздно. Все файлы уже были уничтожены.

– Кем? Выражение очевидного скепсиса на лице собеседника не произвело видимого впечатления на

Дарию: – К этому я и веду! Единственное, что мне удалось обнаружить, заметки доктора Родригеса,

цитирующие оригинальные источники. Они были сделаны на автономном носителе и потому… – Автономном носителе? – переспросил Шейд. – На бумаге, – терпеливо пояснила девушка. – У старичка была ярко выраженная киберфобия.

Это однако не меняет того факта, что он был гениальным ученым. Так вот, согласно его записям, первый десант встретил цветущий, зеленый мир, одновременно похожий и не похожий на Землю прошлого. Разведчики были настолько очарованы им, что дали ему имя Марвел.

Шейд скептически хмыкнул и запустил в реку подвернувшимся под руку камушком: – Ничего себе, Чудо-Юдо! Небось, они быстро его перекрестили, как им «пауки» перцу задали. – То-то и дело! – Дария порывисто ухватила его за руку, заглядывая в глаза. – Никаких пауков

тогда и в помине не было! Так же, как и духов, гномов, троллей… Марвел был дружелюбным миром, не опасным для человека… По крайней мере, так описывают его цитаты из блокнота Родригеса. Одна из них, правда, очень короткая, указывает на возможное наличие белковой формы жизни и разумных существ…

– Хозяева. – Да. Возможно. Но тебя не удивляет, что все упоминания о Марвеле исчезли без следа, будто

стертые вирусом? Шейд пожал плечами. Вертушке пора бы уже было появиться. – А что, если я скажу, что записи о первой высадке исчезли примерно тогда, когда в секторе

обнаружили синтекс?

– То я отвечу, что вертушка была обстреляна в квадрате Е8, но будет здесь через 3.32. Дария посмотрела на него долгим, каким-то сочувственным взглядом, который Шейду очень не

понравился. Потом она поднялась с песка и принялась стягивать броню. – Эй! Ты чего? Зеленый код только на нулевой базе! – то, что они открыли щитки шлемов, уже

было нарушением правил безопасности, но то, что выделывала Дарья, даже для Шейда, частенько клавшего на коды и правила, было слишком. В конце концов, он – ведущий в паре, и несет за нее ответственность! – Сейчас же пакуйся обратно!

Дарья грациозно выступила из брони, серебряной чешуей поблескивавшей на песке. Как русалочка, сбросившая хвост.

– Уникальный материал, выделяемый из синтекс-руды, позволяет синтезировать белковые ткани с искусственными, произведенными на его основе. Синтекс открывает неограниченные возможности интеграции человеческого разума с совершенством новейших технологий. Ученые ухватились за эту возможность. В поисках бессмертия. В поисках идеального человека.

– Надень броню, Дария. Это приказ! Девушка покачала головой, медленно отступая от него к лесу: – Синтез не функционирует без операционной системы. Без автоматрикса. Ты не задумывался -

какой скачок в его применении произошел с момента открытия свойств синтекса? Еще полстолетия назад автомарикс был распространен только в строительной и транспортной промышленности. Да еще в сфере сервиса. Теперь без его вмешательства человек и шагу не может ступить. Единая сеть повсюду. Ей известна каждая наша мысль, каждый шаг.

– Дария, я не знаю, что ты задумала, но это глупо! – Шейд осторожно приближался к девушке. Вертушка будет здесь через 1.23. На базе 10 он отправит отчет психологам. Подозрение на ПТСС.

– СМИ кричат о небывалом развитии научной мысли. Но что мы развиваем? Боевую технику? Роботов-убийц? Синтетические извилины для стареющих мозгов людей, вертящих судьбами нашего родного мира?

– Да-да, мир катится в бездну, а мы уже в аду. И что в этом нового? – говоря, Шейд лихорадочно прикидывал как запихать Дарию в вертолет, не причиняя ей особенного ущерба. – Послушай парня с синтетической извилиной. Имплантат спас мое зрение и позволил вернуться в строй. Честно говоря, мне трудно видеть в этом проделки дьявола. Так что будь паей, и напяль гребаную броню!

– Пельмень контуженный! Ты не прозрел, ты ослеп! Не видишь, что творится у тебя под носом! Десятый сектор – это полигон, искусственно созданный автоматриксом! Чем дольше идет эта война, тем быстрее развиваются его технологии, тем больше людей получают синтетические элементы, влияние сети растет… Она заменила нам глаза и уши, органы чувств. Мы уже не отличаем реальность от виртуальной действительности, созданной кибер-разумом. Почему, ты думаешь, в секторе введен запрет на снятие наноброни? Мы никогда не выиграем эту войну, Хэйзел! Разве ты не видишь? Если мы ничего не предпримем, то в этой битве будет только один победитель – авто…

Вертушка беззвучно вынырнула над верхушками деревьев за их спинами. Шейд увидел выпущенные ею ракеты только благодаря имплантату. Он успел в падении повалить Дарию и накрыть ее своим телом прежде, чем серия разрывов достала их. Песок еще не успел опасть, а Шейд уже тащил оглушенную девушку к лесу:

– Что, это достаточно реально для тебя?! Или хочешь подождать, пока за нас примутся гномы? – Здесь нет никаких гномов, идиот! – прохрипела, откашливаясь, Дария. – Вертушка палит по

нам! Словно в подтверждение ее слов их накрыла новая серия разрывов. На этот раз у Шейда не

осталось сомнений – огонь велся только с одной стороны. С той, откуда он ожидал спасения. Шейд попытался связаться с автопилотом, но интерком упорно молчал. Если бы не густая растительность, их с Дарией давно бы уже развешало по веткам, вроде елочного дождика. Видно, пилот тоже оценил ситуацию и стал прожигать в лесу просеки, не особенно заботясь о местной экологии. Шейд тряхнул Дарию за плечи, вглядываясь в закопченое лицо с потеками пота:

– Нам надо разделиться. Я у пилота как на ладони. Держись рядом с пожарами – это источники

тепла. Ее ответа Шейд уже не слышал, мчась через горящий лес. Из оружия у него оставались только

заряды в лазерных пушках. Но для вертушки этого должно быть достаточно. Жаль, что обезболивающие ему так и не достанутся.

Эпилог

Он нашел Дарию на черном, выгоревшем клочке земли неподалеку от реки, остановившей

пожар. Телеметрия горела алым и была бесполезна, так что он просто шел по маленьким узким следам в пепле. Ему потребовалось опустошить аптечку своей брони прежде, чем девушка подала признаки жизни. Остатки униформы висели на ней горелыми клочьями, не скрывая тату на левой руке и хромовой поверхности синтекса там, где должны были быть тонкие девичьи лодыжки.

Они не говорили об этом, пока искали в песке Дарьин боекомплект. Не говорили, пока не активировали магнитную мину, превратившую имплантаты девушки в безжизненные протезы, и вторично лишившие Шейда зрения на левый глаз. Не говорили, пока не вышли за периметр сектора. Точнее, шел Шейд.

Когда лес кончился и перед ними открылся вид на горное плато и низкое облачное небо, Дария начала рассказывать. Ее дыхание мягко щекотало его шею у уха, хрупкое тело согревало против порывов влажного, напоенного непривычными, свежими ароматами ветра. Она говорила о своей детской травме и хромоте. О своем женихе, погибшем в одном и оффенсивов в Десятом. О своих исследованиях, зашедших в тупик. О безуспешных попытках доступа к секретным исследованиям базы 0. Об отказе приемной комиссии по причине физической неполноценности. Об имплантации, на которую ушли все сбережения, и добровольной записи в десант.

Шейд слушал, не перебивая, осторожно выбирая путь в длинной траве. Он чувствовал мертвый вес протезов на своем левом предплечье, но не видел их. Он видел только узкое лицо с тем самым выражением хрупкости, и одновременно несгибаемой силы, которое больше не пугало его. На это лицо легла тень – его собственная. Из-за низких туч впервые выглянуло солнце. Его лучи заставили вспыхнуть изумрудным зелень плантации, уходящей к отрогам далеких сиреневых гор. Его взгляд запнулся о маленькое коричневое пятнышко, разбившее зеленую гамму пейзажа. Между ровными рядами похожих на чай растений лежала плетеная корзинка.

Антон «Терран» Харламов Колючий ангел

-=- Юмористическое фэнтези -=- – Девушка, а как вас зовут? Высокая и ослепительно красивая девушка, в своем элегантном красном пальто выглядевшая

довольно дико в очереди в «табачку», смерила храбреца снисходительным взглядом. – Эвазия, – наконец ответила она, прекрасно зная, о чем подумает ухажер. – А меня – Клеросил, приятно познакомится! – парень смутился лишь на мгновенье. – А

сколько вам лет? В том маловероятном случае, если «Клеросил» хотел разозлить Эвазию, он своего добился. Ну

не задают таких вопросов девушкам! – 155, – отрезала она, стремясь побыстрее отвязаться от настойчивого кавалера. В карих глазах вспыхнули насмешливые огоньки: – И вы – ангел? – Какие догадливые нынче смертные пошли… Эвазия открыла глаза. Пробуждение было легким и приятным, будто она проспала не жалкие

пару часов, а все двенадцать. Скосив глаза, она с легким удивлением принялась разглядывать «Клеросила», который со счастливой улыбкой сопел рядом.

«Охренеть… И как же так вышло-то?». Все, что помнила девушка – какой-то не слишком чистый бар, какое-то не слишком дорогое

пиво и… свой смех. Паренек оказался не лишен чувства юмора. – Дура ты, Колючка, – вынесла она вердикт. Или диагноз. – Как есть дура. Осторожно выскользнув из-под одеяла и накинув теплый домашний халат, она уселась перед

монитором никогда не выключающегося компьютера и первым делом вышла на «рабочую» страничку. Она ждала важных новостей. Привычно кликнув на иконку «Визиты» и, дождавшись окончания загрузки, с замирающим сердцем отыскала сообщение, оставленное Павлом…

«Колючка, буду завтра в 9 утра. Твое заявление рассмотрели, готовься танцевать!»

Счастливая улыбка продержалась на ее лице недолго. Ровно столько, сколько нужно, чтобы

перевести взгляд на часы… «8:59» – гласили безжалостные электронные измерители Хроноса. Все, что успела сделать Эвазия, – выдать длинное предложение, где Божественные трусы тесно

переплетались с «двинутыми ранними пташками». Впрочем, даже выдать не успела, потому что во время описания процесса обнюхивания Павлом этих самых трусов посреди комнаты вспыхнул костер, откуда донесся укоризненный голос:

– Ай-яй-яй, Колючка, ну как же можно… Ты же знаешь, как Он трепетно относится к своему нижнему белью…

– Убавь яркость, Павлуша, и умерь фонтан своего красноречия, пока его не заткнули старым нестиранным тапком, – огрызнулась Эвазия, подтверждая свое прозвище.

Костер расхохотался и, вспыхнув напоследок, обрел свой истинный облик – трогательного десятилетнего мальчугана с озорными глазами и непокорной шевелюрой.

– Кому сказала – умерь фонтан! – прошипела Эвазия, грозно взвешивая в руке тапочек. – У меня… гости.

– Этот что ли? – Павел жизнерадостно вскочил на кровать и принялся скакать по ней. – Спит, как сурок. Умотала, ненасытная…

«Ну, все! Это перебор!» Калибр орудия Божьего Гнева был резко увеличен с легкого тапочка до плюшевого мишки,

подаренного мамой лет пять назад. – Давай к делу! – сделала она попытку призвать к порядку это стихийное бедствие,

распархивающее под потолком на белоснежных крыльях. – Что они решили? – Танцуй! – потребовал ангел. – В ЭТОМ? – Эвазия критическим взглядом оглядела «танцевальный» наряд. Старый,

потрепанный домашний халатик ее любимого красного цвета, один тапочек на босу ногу… Тысячелетний ангел, которого так и тянуло называть Павлушей за его непоседливый характер,

расхохотался в голос: – Ладно, будем считать, что ты достаточно заплатила! Вид ослепительной Колючки в домашней

среде обитания я запомню надолго! – Если ты сейчас не расскажешь мне, что Они ответили – я перейду к резиновым уткам! –

пригрозила Колючка. – Ну, маааам! – взмолился ангел, однако, повнимательней рассмотрев выражение лица Эвазии,

сдался. – Они согласны! Тебя переводят в отдел «Хранители» с испытательным сроком в год. Подопечный на это время у тебя будет только один, так что все, что от тебя требуется – не дать ему наделать больших глупостей и не мешать научиться на мелких.

Из Эвазии будто разом вынули все кости. Неожиданно потеряв все силы, она грохнулась обратно в кресло:

«Ну что, мама? Полукровке никогда не стать ангелом, да?» – Будешь часто так думать, Они могут и пересмотреть свое решение… – серьезно предупредил

Павел. – Самодовольство и гордыня – грех.

– Значит, Семикрылых не волнует… вот это, – она кивнула на «гостя». – А порадоваться собственному успеху нельзя?

– Во-первых, твоя радость носит скорее мстительный и самолюбовальный характер, – возразил ангел. – А во-вторых… Это ведь для тебя нехарактерно, я прав?

– Нет, я всегда тащу в постель едва знакомых людей! – огрызнулась Колючка, не понимая, куда клонит ее давний приятель.

– Вот видишь… А раз это произошло наперекор твоим принципам… – он заглянул ей в глаза. – Это - Судьба.

Эвазия вздрогнула. Такими словами ангелы не бросаются. – Как зовут моего подопечного? – спросила она непослушными губами. – Олег, – ответил Павел, как-то позабыв про свой обычный образ мелкого шалопая. – И скоро

вы познакомитесь ближе. А пока… можешь звать его Клеросил. – ‹вырезано цензурой› !- не сдержалась Эвазия. Да, это определенно будет замечено на небесах

и пойдет в ее личное дело, но… плевать! – Скажу больше, даже Семикрылые ничего не смогли с этим поделать, – вестник сочувственно

коснулся ее плеча. – Это - Судьба. – Но это же против правил! – Судьбе плевать на правила… – грустно заметил Павел. – Ладно, чувствую, тебе нужно побыть

одной, да и мне пора… Не скучай, Колючка! – Заскучаешь с вами… – проворчала Эвазия. – Право слово, лучше бы в подопечные дали

розового слона с садистскими наклонностями… Но ее собеседника уже не было в комнате. Скорее всего, он уже был в совсем ином мире… И

только убийственно серьезный голос ответил на ее последнее замечание: – Васильевич с тобой бы не согласился… Колючка, морщась от бьющего в глаза света, рассматривала своего подопечного, рассеянно

скользя взглядом по мерно поднимающейся и опускающейся груди, спокойному лицу и довольной улыбке кота, втихомолку умявшего бочку сметаны.

Осознав, что засмотрелась, Эвазия вздрогнула. Закусив губу, она заставила себя отвести взгляд от Клеро… Олега.

«Черт возьми… Неужели и правда – Судьба?.. Черт! Колючка, не будь дурой – Семикрылые не ошибаются. Значит, в этого человека мне суждено влюбиться до беспамятства, а потом – прожить с ним остаток дней? ЕГО дней? История повторяется? Я – полукровка, а мои дети будут жалкими «четвертушками»?»

– У тебя озабоченный вид, – внезапно раздавшийся голос заставил Эвазию вздрогнуть. «Черт! Нервы надо лечить!» – Тебе показалось, Оле… Клеросил. – Как ты узнала, что меня зовут Олег? – с интересом поинтересовался ее «возлюбленный». – В студенческом посмотрела! – ляпнула Колючка первое, что пришло в голову. – Ааа… Эвазия с трудом подавила желание схватиться за голову. «ОН - СТУДЕНТ! Дура, ой дуууурааа… На мальчишек потянуло, да, Колючка? – больше всего

ей сейчас хотелось закатить самую настоящую истерику. – Так. Стоп. Спокойно, дуреха великовозрастная, спокойно… Все могло быть хуже…»

«Школьник? – прошелестел на задворках сознания вредный внутренний голос. – Ты и он – это почти что растление малолетних.»

– Все кончено, да? – полуутвердительно спросил Олег. – С чего ты так решил? – обреченным голосом спросила Эвазия. – Ну как… ты же - ангел. – ЧТО?! – девушка, вскочив с кресла, изумленно уставилась на подопечного. Ей очень хотелось

спросить: «Как ты узнал?», но в последний момент она несколько переформулировала вопрос: – С чего ты решил?

– Вчера… То есть сегодня ночью, когда мы… ну, ты поняла… У тебя были крылья, – признался он. – Полупрозрачные, такого неописуемого нежно-голубого оттенка…

Эвазия со стоном села прямо на пол. Все полетело к черту! За один день! Все правила, законы, привычный образ жизни… Все!

– Не плачь, мой ангел… – он уже был рядом и нежно обнимал за плечи. – Я никому не скажу. – Это уже не имеет значения, глупый… – прошептала спрятавшая шипы Колючка. – Это

случилось. А раз это случилось, то об этом уже знают. Некоторое время он молчал. А потом недоуменно спросил: – Но мы же еще живы! И джедаев с огненными мечами я пока не заметил… Эвазия глубоко вздохнула и сделала попытку заглушить рвущуюся наружу истерику. А что?

Она – хрупкая девушка, на которую свалилось слишком много новостей за какие-то жалкие полчаса. Имеет она право немного поистерить? Спросите любую девушку, и вы получите недвусмысленный ответ – еще как!

«Так… Он знает - кто я. Значит, знают и Семикрылые… Но, как выразилась жертва кинематографа, никаких джедаев не наблюдается. Вывод… нам разрешено?» – полуагнел наконец-то смогла взять себя в руки. Право, несложно это сделать, находясь в теплом кольце рук человека, назначенного тебе Судьбой…

– …Или этим занимается другое ведомство? – А? – рассеяно отозвалась Колючка, продолжая размышлять о сложившейся ситуации. – Ну, «плохие парни», черти, демоны, вампиры… – пустился в перечисление Олег, и Эвазия

вдруг отчетливо поняла, почему он не боится. Ему просто безумно интересно. Как же – целый новый мир, который можно исследовать! Вампиры, черти, демоны и самоотверженно сражающиеся с ними ангелы. Мальчишка…

– Нет никакого другого ведомства… Вы, люди, и сами прекрасно справляетесь с этой функцией…

– В смысле? – В прямом. Зло – ваше изобретение, не наше. И нет ведомства, которое бы этим занималось, –

Эвазия отстраненно отвечала на вопросы подопечного, а сама в это время сосредоточенно обдумывала совсем другое…

«И что с того, что он младше меня? Начнем хотя бы с того, что на Земле вообще нет человека одного со мной возраста. И будь ему хоть двадцать, хоть сорок, разница все равно огромна… И он в любом случае останется для меня глупым несмышленышем».

Олег еще что-то говорил, спрашивал, тормошил ее, опасаясь, что она вновь сорвется в слезы… Он не то, что не боялся ни капельки – даже не удивлен! И в умную (и что - что блондинка?) голову девушки постепенно закрадывалось пока смутное, но со временем обретающее четкость подозрение…

– Хранитель Эвазия, вам туда нельзя… – Отвянь, мордатый! – отмахнулась Колючка, пытаясь просочиться мимо Стража, своей

объемистой тушкой перегородившей дорогу. «Мордатый» припух. Нечасто, видимо, полукровки разговаривают в таком тоне с Пятикрылым

Стражем Седьмого Неба… Воспользовавшись замешательством ангела, Эвазия миновала ворота. – Хранитель Эвазия! – спустя пару минут обратился к ней коллега «Мордатого». – Отвянь, мордатый! – уже куда более уверено заявила девушка, невозмутимо отодвигая

препятствие. Уткнувшись носом в дверь, ведущую в Чертоги Семикрылых, Колючка уже была твердо

уверена, что «Отвянь, мордатый» – это такой специальный пароль, установленный самим Богом в качестве пропуска куда угодно. А как еще объяснить тот факт, что все встречные Стражи (в количестве 12 штук), все как один хватались за сердце и ошалело вращали глазами?

Однако, оказавшись у цели своего недолгого путешествия, Эвазия внезапно оробела. К кому она явилась требовать ответов? Еще бы к Самому постучалась, право слово… Ее сомнения разрешились самым неожиданным образом.

Дверь открылась, и Колючка спешно согнулась в поклоне, приветствуя Семикрылого. Тот некоторое время сердито ее разглядывал, а затем, тяжело вздохнув, спросил:

– И долго ты тут еще собираешься стоять? Заходи, раз пришла. Ослушаться прямого приказа Эвазия не решилась. Скромно потупив глаза, она вошла в Чертоги

вслед за Серафимом. – Метатрон, а ты ведь должен мне пять массажей ступней… – довольно заявил один из десяти

присутствующих Семикрылых. – Она все-таки прибежала сразу, причем ее не смогли остановить твои хваленые Стражи…

– Еще слово, и я вспомню, что нам вообще нельзя спорить! – огрызнулся ангел, названный Метатроном.

– Девочка… – начал третий ангел. – Ты явилась задавать вопросы не по адресу. Колючка зло стиснула зубы. Она уже было собралась лезть в бутылку, но ее мягко прервали: – Тебе надо в ту дверь, – Метатрон, взяв ее за плечо, мягко развернул девушку в нужном

направлении. – Там ты найдешь ответы на любые вопросы… Эвазия замерла. Во внезапно опустевшей голове принялись бегать наперегонки две мысли:

«Видимо, я слишком часто поминала Его белье…» и «Я же даже не накрашена!» – Вы что, издеваетесь надо мной? – прохрипела девушка. – Ну, да, только этим мы, ангелы, и занимаемся… – улыбнулся Серафим. – Те, кто умеют

издеваться лучше всех, получают семь крыльев и возможность издеваться над всем миром… Иди, девочка. В последнее время ты слышишь это слово слишком часто, но я повторю его еще раз. Это – судьба.

«Нет, это определенно какой-то розыгрыш…» – все еще не верила Эвазия, хотя сама уже взялась за ручку двери. Глубоко вздохнув и кинув последний взгляд на табличку, висящую над входом, Колючка резко открыла дверь и сделала шаг в ослепительный белый свет, потоком хлынувший ей в глаза…

Некоторое время Эвазия просто стояла, не решаясь открыть глаза. Даже сквозь плотно

закрытые веки пробивался неистовый белый свет, и казалось, что стоит открыть глаза, и он просветит тебя насквозь, до самых глубин души, выжигая по пути все, что сочтет «непотребным».

Наконец свет погас. Колючка, еще некоторое время настороженно ожидающая возвращения опасности, решилась открыть глаза.

– А, это ты, Эвазия… – пробурчал рассеянный голос, раздававшийся из центра столба белого света, недавно так напугавшего девушку. – Опять мой сынуля натворил что-то совсем не божественное?

– Чего? – прифигела Колючка, пытаясь припомнить, когда она в последний раз видела Христа. Вроде бы Всевышний уже знает про тот ночной клуб? Или нет? – Да мы только немного…

– Знаю я ваше немного… – вздохнул Бог. – Мне опять успокаивать Третье Небо? – Чего? – нет, Эвазия прекрасно помнила, что «самое главное нацайство» у нее с приветом, но

чтобы настолько… Пора было приводить дедушку в чувство. – Слушай, тот клуб был на Земле! И вовсе мы не заставляли всех прокрякивать «Аве мария»!

Теперь настала очередь Всевышнего озадачено хмурить брови, ненадолго выплывшие на поверхность белого света.

– Ааа… – наконец протянул он. – Так это еще не случилось… Божество замолчало, о чем-то конкретно так задумавшись. Видимо о том, какой сейчас год… – Создатель? – осторожно напомнила о себе Эвазия спустя пару минут. – А? – вскинулся он. – Ты кто? «Твою ж мать…» – Слушай, дедуля… – медленно закипая, проговорила Колючка. – Кончай меня подкалывать, я,

между прочим, ругаться пришла! – А, узнал! – вскричал Всевышний, пока Эвазия выбирала выражения помягче. Начальство, как-

никак… – Ты – жена Олега! – Ангел-хранитель! – прошипела девушка.

Некоторое время Создатель молчал, будто испытывая и без того довольно не отличавшуюся терпением Колючку. Из столба света высунулась густо заросшая волосами рука и принялась загибать пальцы, что-то неразборчиво бормоча.

– Ааа! Ты пришла требовать объяснений насчет Олега и своей Судьбы! Так, значит, я зря сегодня наехал на Метатрона по поводу любви к компьютерным играм?

– Дедууляя… – угрожающе протянула Эвазия. Хотя, спрашивается, чем это она собиралась угрожать божеству? Более частым упоминаниям Его нижнего белья? – Ближе к делу!

– Да, да… Вот скажи, чего ты от меня хочешь? – Объяснений! – Почему твой подопечный ничему не удивляется? Почему не боится? Почему именно он и

именно ты? Колючка только кивнула. Прерывать Создателя она не решилась, опасаясь очередного

отклонения от темы. – Глубоко внутри он всегда знал, что мы есть. Ему дано видеть и понимать куда больше, чем

остальным людям на этой планете… – Почему? – Ну, видишь ли… – столб света забавно поерзал, словно ему вдруг стало неуютно. – Иисус уже

пару столетий просит братика… А человечеству давно уже нужен хоть один умный индивид, чтобы все остальные знали, на кого равняться… А то поп-звезды, торгаши да бандюки…

Всевышний еще что-то говорил, приводил какие-то доводы, объяснял, почему так, а не по-другому… почему именно она…

«Олег – Божий сын? – Колючка постаралась припомнить что-то эдакое в поведении подопечного. Искала и… не находила. – Может, Он опять чего напутал? Ну, как тогда, когда присобачил бобру утиный нос и заставил нести яйца?..»

– Я ничего не напутал Эвазия… Олег – мой сын. И я хочу, чтобы ты была рядом с ним. «Вот теперь точно пора закатить истерику…» – пронеслось в мгновенно опустевшем сознании

Эвазии. Но как-то не получалось. – …Эвазия! – сквозь шум в голове, чем-то напоминающий самые обыкновенные радио-помехи,

пробился голос Всевышнего. – Колючка, выходи из транса, Шухер ушел! – А? Божество тяжко вздохнуло: – Я спрашиваю – хочешь ли ТЫ этого? – Нет! – выпалила Колючка. – Уверена? – хитро переспросил Всевышний. – Да! – подтвердила девушка, хотя вовсе не чувствовала никакой уверенности. – Ну, значит, придется сменить ему Хранителя… – огорченно проговорил Господь. – На кого? – мгновенно подобралась Колючка. Все-таки, это был ее подопечный, и отдавать его

кому попало она не собиралась. А вдруг попадется какая-нибудь дура? – Ты же уже отказалась? – хихикнул Создатель. Эвазия помолчала, осознав, что все же несколько погорячилась… – Нуу… – Ты вовсе не против того, чтобы быть Хранителем Олега и даже не против того, чтобы любить

его. Тебе просто не нравится, что все решили без тебя? И вновь Колючке пришлось согласно кивать. Ну как спорить с существом, знающим ответы на

любые вопросы? – А теперь ответь на самый главный вопрос… Ты думаешь – это плохая Судьба? – Нет… – пробормотала Эвазия после непродолжительного молчания, вызванного скорее

битвой с упрямством, нежели настоящими раздумьями. – Или, быть может, ты опасаешься, что я вновь допущу повторения прошлой ошибки? А вот этот вопрос действительно заставил девушку задуматься. – Да нет, вроде… – наконец проговорила она. – Тогда какого хрена ты чуть не довела до инфаркта 12 Стражей, да еще и мне нервы тут

мотаешь?! «Упс…» – Да я это… – смутилась девушка и поспешила перевести разговор на другую тему. – Дедуля,

извини, но я прослушала… почему я? Всевышний пробормотал что-то о цвете волос Эвазии. Девушка решила обидеться чуть позже –

когда получит все ответы. – Ты – наполовину Ангел, наполовину человек. Единственная в своем роде на данный момент.

Взявшая лучшее от ангелов и сохранившая ту Искру, что я вложил в людей. Ты ближе всех к Олегу, который тоже не человек, но и не божество. Да и, в конце концов, я знал, что ты ему понравишься. Чего плохого в том, чтобы познакомить двух до неприличия подходящих друг другу людей и посмотреть, что из этого получится?

– Разве что тот факт, что ты и без «посмотреть» прекрасно знал, чем все кончится… – возразила Колючка, но уже, скорее, по инерции. В изложении Создателя все это не казалось таким уж возмутительным…

– Значит, ты согласна? – одним голосом улыбнулся Всевышний. – Я подумаю… – Вот и славно! – обрадовалось божество. – А теперь марш к моему сыну, нечего отвлекать

меня от просмотра «Друзей»! Рэйчел думает, что Джо сделал ей предложение, а ты меня всякой чепухой отвлекаешь!

Эвазия только покачала головой и вышла в услужливо распахнувшуюся дверь. «Несмотря на то, что наш Создатель определенно безумен, он все-таки гений…» – была

вынуждена признать девушка. Переживания, вопросы, нервное напряжение – все как рукой сняло. В груди ровным пламенем сиял огонек умиротворения и любви ко всему живому…

Олег снимал однокомнатную квартиру на девятом этаже. Эвазия, не утруждая себя стуком в

дверь и прочими мелочами, осторожно, почти нежно провела ладонью по мощной железной двери и, когда та распахнулась, вошла внутрь. Огляделась, подсознательно ища что-то необычное, что свидетельствовало бы о происхождении Олега, его предназначении… Но ничего не было. Разве что небольшой образ Богоматери, висящий напротив двери.

Эвазия покачала головой. Уже давно не девочка, пора было понять, что необычность – она не снаружи, не во внешности и не в обстановке…

Будущий Спаситель мирно спал, не совсем удобно устроив голову на незаконченном чертеже. Комната – типично студенческая, с раскиданной тут и там одеждой, тарелками с остатками завтрака, сверху донизу обклеенная плакатами неизвестных Эвазии групп.

Девушка, боясь потревожить подопечного, уселась перед ним на корточки и, запрокинув голову, принялась рассматривать умиротворенное лицо этого парня, почти мальчишки, которому предстояло вскоре взвалить на плечи, без преувеличения, весь мир.

«Что же в тебе такого особенного, мальчик? – думала она. – Да, ты умница, у тебя доброе сердце, прекрасное чувство юмора и все же… Что отличает тебя от остальных шести миллиардов созданных «по образу и подобию»?»

Колючка со вздохом поднялась. Будить уставшего парнишку было жаль, и полу-ангел уселась на подоконник, вдыхая прохладный ночной воздух. Прижав колени к груди, Эвазия задумчиво смотрела на звезды, размышляя о своем.

Ей было страшно. Страх перед неизвестностью – чувство, знакомое всем, от Семикрылых и до последнего сорвиголовы, прыгающего с Великой Китайской стены без парашюта.

Но еще хуже страх перед неизбежностью. И именно он заставлял девушку возражать самому Всевышнему, связавшего ее судьбу с судьбой своего Сына.

«Многие ошибочно полагают, что самое сложное – всю жизнь бороться с судьбой. Те, кто так думает, просто ни разу не пробовали смириться с ней, какой бы тяжелой она не была…» – сейчас, наедине с самой собой, Эвазия могла позволить себе быть искренней. Не выставлять шипов, не носить масок, не притворяться наконец неприступной Колючкой, известной даже на Седьмом небе своей невосприимчивостью к авторитетам. Быть просто собой, хоть на краткие пару часов, пока не

взойдет солнце. – А ты такая красивая, когда грустишь… Эвазия чуть не сверзилась с окна. «У этого мальчишки ужасная способность просыпаться не

вовремя!» – А кто тебе сказал, что я грущу? – огрызнулась Колючка, раздраженно оборачиваясь к

подопечному. Тот улыбнулся, и Эвазия вдруг поняла – его не обмануть. Кого угодно, но только не его. – Я вижу, – ответил Олег, присаживаясь рядом с девушкой. – Я просто вижу. Это бывает очень

тяжело – видеть, что человеку плохо и не иметь возможности помочь… – Не иметь возможности? Почему это? – Помочь можно только тому, кто действительно хочет, чтобы ему помогли. И далеко не все,

кому нужна помощь, хотят ее получить… – Значит, я хотела? – сделала несложный вывод Эвазия. – Да, – Олег избегал смотреть на девушку. – Ты отчаянно хочешь, чтобы кто-то однажды

принял тебя такой, какая ты есть, вместе с твоими шипами и, не обращая внимания на попытки уколоть, согрел тебя и поддержал в такие моменты, как сейчас. Когда ты боишься. Могу я узнать – чего?

– Своей Судьбы. – Почему? – Это непростая Судьба. Тяжелый, тернистый путь с пока не очень ясной целью и способами ее

достижения и… да много еще чего! Все в старых добрых традициях пафосных книжек… только в реальности и боль, которую будут причинять испытания, самая настоящая.

– Так не бывает, чтобы все было плохо. Есть ведь наверняка и что-то хорошее? – Есть, – вынуждена была признать Эвазия. – Эта Судьба – одна на двоих. Со мной всегда будет

рядом очень хороший человек… Олег долго молчал. Эвазия буквально кожей чувствовала его напряжение, возникшее после

последних произнесенных ею слов. Однако он не стал узнавать - кто этот человек. Он спросил совсем другое…

– А чего ты вообще хочешь от жизни? Только честно. – Больше не быть одной. Одиночество – слишком тяжкий груз… – Тяжелее, чем испытания? – Да… – Тогда почему ты боишься? – Дурак! – Эвазия снова вспомнила, почему ее прозвали Колючкой. – Ни черта ты не

понимаешь! Ты просто глупый маленький мальчик, возомнивший о себе невесть что! Ты… Слова замерли на ее губах, когда девушка посмотрела в глаза своему подопечному. Она

говорила злые вещи, злым голосом и была твердо уверена, что ее лицо сейчас выражало только холодную ярость.

Да, выражало. Где угодно, но только не в глазах Олега. Вместо всего перечисленного в них отражалось зареванное лицо молодой девушки, напуганной открывшейся перед ней дорогой. Эвазия видела в этих глазах себя, себя настоящую, – не ту, что видели все остальные!

И тогда она расплакалась. Просто безвольно опустилась на пол и, прикрыв ладонями лицо, беззвучно задрожала, выпуская наружу сдерживаемые эмоции.

Он был рядом все это время. Два этих бесконечно длинных часа, пока Эвазия то беззвучно, то

во весь голос плакала непонятно о чем, Олег был рядом, крепко прижимая ее к себе и шепча успокаивающие глупости.

И лишь когда солнце бросило первый приветственный луч из-за горизонта, иссякло невыплаканное соленое море. Эвазия затихла, спрятав заплаканное и немного опухшее лицо на груди подопечного, и молчала. За спиной медленно разворачивались полупрозрачные крылья цвета пронзительного степного неба в середине иссушающего лета. Олег, завороженный открывшимся ему зрелищем, тоже молчал, только крепче прижав к себе своего ангела.

Наконец, крылья полностью развернулись. Застыв на пару мгновений в таком положении и мелко подрагивая в унисон с дрожью души хозяйки, они обняли застывших на полу людей, скрыв происходящее под крыльями от посторонних глаз. Между душами Олега и Эвазии протягивалась тонкая ниточка, навеки связывающая Хранителя и его подопечного.

Владимир «ВЭК» Коваленко

Несестра -=- Историческая фантастика -=- Вместо побудки – тревога. Фанфары кричат на разрыв, заходится боем колокол. Сотни тел

бездумно и споро готовятся исполнять гражданский долг. Привычно: рубаха-штаны-пояс-сапоги-куртка. Пояс с оружием. На все – минута. Бегом через оружейную, построение на плацу… Легат – руки сложены за спиной, морда каменная – меряет взглядом часы на венчающей Училище башне. Факелы дают достаточно света, чтобы различить секунды. Разумеется, норма будет исполнена с запасом, а что дальше – зависит от начальства. Толи:

– Неплохо управились! Благодарю! И – марш досыпать! Толи ночной бросок на два десятка миль. Тоже привычно. Так почему души полощет, как белье

на стиральной мельнице? Вот и плац. Из брусчатки – искры! Тяжелая пехота не легкая, сапоги не уширены – по торфяникам ходить, зато на подошвы набиты стальные пластинки. И гвоздей – по семь десятков в сапоге! Легат, за спиной троица трибунов, синеющие от натуги трубачи… Смотрит не поверх голов, в глаза. Острый взгляд режет сердца пониманием: тревога не учебная. Спокойные, неторопливые слова:

– Сигнал с побережья: пользуясь дурной погодой, бандформирование преодолело Барьер, идет на Лландиврдуи. На перехват успеваем только мы…

Дальше – бег по предутренней тьме, лязг оружия, подбадривающие выкрики командиров. Все так же, как на учебе, и дорога та же… только на этот раз всерьез. Легат бежит рядом, пешком как все. Мелькает в сумраке белое пятно венчающего шлем султана. Отличие: единственное послабление, которое себе позволяет Ангара верх Рома во время бросков учебных – бежать с непокрытой головой. Теперь… помоги ей, Господи: в городе у нее шестеро детей, не доросших до опоясывания. Помоги, Господи, мужу ее, если она вернется живой с моря – его корабль часть Барьера, и, значит, в высадке варваров виноват он. «Не он один…», «он тоже…» – не извинение. Легат доли вины циркулем мерить не будет. Она такая!

– Девочки, скорей! Скорей! Вы - дочери Республики или кто? Дочери Республики… Что они помнят – самое первое? Холод. Если Республика – мать, то повитухи Флот да Почта. Колыбельки – рядком. На корабле

качает море, в повозке – веревочная рессора. Кричи, не кричи – пока кормилица не решит, что пора, молока не дождешься. Много вас у нее… Много! Даже у римлян когда-то был обычай – как женщина родит ребенка, подносит его главе семейства. Чтоб решил: нужен семье лишний рот или нет. Если не нужен – младенчика отнесут на перекресток, там и бросят. Вдруг кто подберет? И несли. Обычно девочек. Варвары поступали – и продолжают поступать – так же. У норгов, например, больше двух дочерей в семье не держат. Вот сыновей-воинов – сколько угодно!

Первый Рим обычай почитал цивилизованным. Второй Рим – терпел. Третий, островной, решил попросту забирать детей себе. Кормить, поить, растить. Дать шанс… Сумеют ли стать кем-то – их забота. А еще стали забирать ненужных детей[1]у варваров. Дешево, а девок совсем за бесценок.

Они получают общее отчество: ап Рома - мальчики, верх Рома - девочки. Сын или дочь Рима. Потом: ясли, школа. Училище: прежде, чем бросить в бой, их три года учат убивать и не умирать. Увы, сейчас в бой бегут недоучки.

В одной колонне: черноволосые красавицы с прямым носом – ожившие профили с античных ваз, русые-курносые-круглолицые синеглазки, что не украсят славянские селения, рыжие-

зеленоглазые проказницы – те, от кого отказались здесь, в Британии. Есть и такие же как Ангара -[2]белобрысые, с тяжелым подбородком – этих привез Флот из разбойничьей Норвегии. Теперь – все римлянки и точка! Смуглянок, от которых отказались в песках Сахары, горбоносых карфагенянок, да просто тех, кто поздновато дорос до тележной оси, направляют в другие училища: легкая пехота, конница, боевые машины… Тяжелая пехота – гром-девки. Рост, стать, сила. Нужно таскать на себе поддоспешник, кольчугу, зерцало, шлем, копье, ростовой лук, колчан со стрелами, окованный железом щит, равно округлый со всех сторон, клевец – лучше не один, булаву, дротики, лопатку… Легионеры Цезаря звали себя мулами. Дочери Республики, которых судьба занесла в ряды тяжелой пехоты – кобылы ломовой породы.

Правда, кобылам иногда жеребцы положены, а девочки обходятся. Вот оно, христианское милосердие! Что говорят простые римлянки? Что женщин в стране и так больше, чем мужчин, а за казенный счет со стороны тащат! Бытие определяет нравы – до восемнадцати лет ни-ни, гражданка ты прирожденная или дочь республики. Соседки придавят. Ножку показать не смей, шею открыть не смей… А за то, что тебя выкормили сытно, выучили грамоте, счету, языкам – отслужи! Тогда тебе и гражданство, и право купить дом в том городе, который пишется с большой буквы: Город. Три года училища, три года активной службы. Выжила – гражданка, но без гроша, своего – что надето. Голову сложила… жаль, но оплачут только соседки по строю. Еще три года риска и славы – можно поступать в Университет или завести небольшое дело. И – замуж!

Грохочут сапоги будущих невестушек… останутся живы – нарасхват пойдут. Сильные, умные, при деньгах. Красавицы…кому морду не посекло. Выйдет такая на улицу, волосы распустит – все мальчики ее. Так Ангара мужа нашла… ну и что, что на пять лет моложе? Ангара – девять лет службы, Университет, свадьба – и снова служба, наставницей в училище. Росли чины: центенарий, трибун, легат. Ангара, несмотря на годы, считает себя неотразимой и права. В третьем Риме эталон женской красоты включает способность пробежать десяток миль и не помереть на финише…

Тяжело девочкам бежать, тяжело. Женщине вообще тяжело нести воинскую службу, слабей они… но тут дочерям республики чуть легче. Они сильные. Слабые не пережили возки, холода, их животы не приняли козьего молока. Выживших с мала приучают к кольчуге, мечу, копью и луку, а учебное оружие не в пример увесистей боевого… Но впереди – их первый бой, и привычная экипировка втройне тяжелей.

На холмах взлетают факелы. Враг впереди! Колонна разворачивается в боевой строй. Сначала луки, потом, как враг подойдет, дротики. Потом – щит к щиту, копье в копье. А женщины, как ни крути, слабее мужчин… Ничего. Строй стоит не силой одного бойца.

Так думала легат Ангара. Почти не ошиблась. Строй стоял мертво, умывался кровью, отбивая атаки, девочки из задних рядов становились на место павших… Грабителям-норгам тоже пришлось несладко. Все, кто грыз край щита до пены на губах, бросался вперед в одиночку – полегли. Да и стена щитов поредела. Взошедшее солнце осветило две тонкие шеренги. Без резерва за спиной. С вождями – в линии.

Солнце превратило стоящих напротив – руку протяни – врагов из ночных демонов в людей. Людей, которые знают, что единственный надежный способ выжить – это победить.

Еще одна стычка. Ангаре не повезло с противником… слишком ловок, слишком умел. Ее щит расколот, меч отбит древком булавы. Сейчас меч ударит… Падет не одна Ангара верх Рома, падет весь строй Дочерей. Позади никого. Норманнская ярость захлестнет волной и живых еще девочек, и укрытый их спинами город. Успеют ли там поднять ополчение?

Враг медлит, рука с мечом опускается. Открылся. Ударить! Увы, левая висит тряпкой, в правой предательская дрожь, еле меч держит. А враг говорит – рокочет, словно камни ворочает. Языкам врагов дочерей Республики учат неплохо, слова понятны. Каждое по отдельности. Вместе – нет.

– У тебя лицо моей матери. Ангара молчит. В левой руке просыпается боль, в правой – сила. Еще чуть… Пасть или

победить! – У меня было две сестры, – говорит варвар, – но одну забрала оспа, другую набег… А боги

дарят третью! Посмотри на меня… Мы одной крови. Иди с нами!

Улыбается… Меч входит пониже улыбки, между воротом кольчуги и ремешком шлема. – Моя мать – Рим, – шепчет Ангара верх Рома. Дочь Республики делает первый в этом бою шаг вперед – по телу того, кто мог бы быть ее

братом. Если…

Александр «Vedmak» Матющенко Абсолютная магия

-=- Героическое фэнтези -=- Жемчужно-красные в лучах заходящего солнца воды северного моря Наргааль с бешеной

скоростью проносились перед взором Всадника. Золотое светило клонилось к закату. Вдалеке, в бескрайнем просторе холодного моря забрезжилась точка. Горы Кендора. Что в

переводе с древне-гномьего означает «Сияние». Считалось, что дважды в год, в день солнцестояния, на эти могучие, омываемые непокоренным морем горы, сходит загадочная сила необыкновенной мощи. Само волшебное запечатление происходит незаметно окружающим, но после него в необитаемых ущельях и заброшенных гномьих штольнях находят магические кольца древней работы. И можно было бы с уверенностью сказать, что это чистое совпадение – много кто мог за столетия сгинуть в темных необитаемых землях, и артефакты, потерявшие своего хозяина, просто оставались лежать на пропитанной сыростью и холодом земле. Но в это совпадение трудно было поверить. И раз за разом находились смельчаки, а то и целые группы по два-три десятка, которые отправлялись в эти гиблые места за наживой. Все они лишь бесследно исчезали.

Сейчас, в последние дни лета первого года третьего столетия Второй Эпохи Керальда драконий всадник из небольшого, потерянного в северных горах королевства Хескаль, приближался к горам Кендора. В высоком небе дракон сделал круг, высматривая место для посадки и в следующий момент изящно сел на небольшой клочок ровной поверхности. Всадник легко спрыгнул на мерзлую корку почвы. Сняв шлем, он внимательно посмотрел на заходящее солнце.

Всадник был облачен в легкие, но необычайно прочные драконьи зачарованные доспехи. Чешуя дракона прекрасно защищала даже от самых мощных и искусных чар, а покрытые пластинами из гномьей стали доспехи выдерживали любой удар оружия. На поясе висел выкованный и закаленный в огне дракона полуторный меч с магическим топазом в рукояти.

Прекрасно сложенный боевой дракон породы Горных Гарпий, сложив крылья, замер рядом со своим всадником. Склонив голову, дракон прищурил глаза от миллионов играющих на воде солнечных бликов. Внизу, между подножьями гор, росли чахлые, но необыкновенно зеленые для такой местности деревья и кустарники. Постепенно, по мере приближения к морю, они становились все меньше и меньше, переходя в едва видимый ершик темно-зеленой травы. Мелкая галька вперемешку с огромными валунами отражала в тысячах рассеянных брызг янтарные бисеринки света. Один всплеск волн и янтарно-зеленая вода, всего мгновение назад играющая мириадами солнц, потухла.

Дракон, тряхнув головой, обратился к всаднику: – Уныние и грусть царят здесь, Приам. – Я тоже чувствую это, Ульрик. Но мы здесь не просто так. Дракон громко втянул носом воздух. – Где предлагаешь начать поиски? Ты заметил что-нибудь интересное с воздуха? – Интересного много. Взять хотя бы эту землю, – Ульрик проехал когтями по твердой земле, –

она стоит на костях. Это очень древнее и темное место, но я не могу сказать ничего определенного – что за зло здесь вершилось.

– Геоден так не считает. – Геоден – придворный маг. Он говорит то, что надо говорить! – дракон возмущенно фыркнул.

– Подумай сам, кому надо на столетия умерщвлять всеми забытое место кромешной тьмой, только лишь ради того, чтобы что-то спрятать.

– А если понадобилось спрятать нечто от Сил света?

– Вот это меня и пугает. Это должно быть нечто очень темное и могущественное, и притом припрятанное про запас.

– Что говорит тебе твое сердце? – Мое сердце говорит, что здесь кромешная тьма и вечный холод моря. Но мой разум слишком

молод, чтобы отговаривать своего всадника от верной гибели. – Ты прав, Ульрик, Леарин борется и для нас дорого каждое мгновение. – Ты спасешь и без этого, Приам. – Я должен сделать это. Приам положил шлем в сумку у седла и достал Звезду Вечного Сияния. – Приам, там, в штольнях, царит кромешная Тьма. Она древнее моего прадеда, я не знаю - с чем

ты столкнешься. Имей это в виду. Всадник, сжав в одной руке Звезду, левой придерживая ножны, направился к покосившемуся от

дряхлости входу в штольню. Позади услышал мощный взмах крыльев поднимающегося в воздух дракона. Приам не отошел

еще и на два десятка шагов от входа, как ощутил, что попал в настоящее царство смрада и тьмы. Прошептав короткое заклятие, Приам зажег Звезду. Воспарив над его головой, яркий лучик света осветил уходящий вниз проход узкой шахты. Увиденное было удручающим. Низкий потолок и неровные стены были покрыты слоем какого-то мха вперемешку с паутиной. Сверху тяжело падали мерные капли воды. Под ногами неприятно захрустело, обглоданные останки принадлежали явно не человеку – двойной ряд зубов, вытянутая челюсть и низкий лоб говорили о неизвестном существе. Прогнав неожиданно нахлынувшее чувство неопределенности, Приам медленно пошел вперед.

Заметно опустившись вниз, Приам почувствовал резкое похолодание и сырость. Но больше его насторожил неизвестно откуда доносившийся скрежет, словно тысячи маленьких муравьев неустанно грызли гранит. Пройдя еще метров двести, он натолкнулся на развилку. На сводах низкого потолка, прямо над развилкой, была надпись на неизвестном языке. Приам, как офицер Гвардии владел всеми основными языками – всеми пятью наречиями народа хескалей, некрамским из центральных королевств, бегло говорил по-эльфийски и по-орочьи. Но написанное видимо было на одном из гномьих наречий, хотя и невозможно было прочитать написанное. Надпись была выцарапана на твердой породе скалы, при этом вся плесень и мох словно избегали появляться на этой части твердой породы – стена была абсолютно чистой и ровной.

Всадник повернул направо. Пройдя всего несколько шагов, Приам услышал позади грохот. Резко развернувшись и вжавшись в стену, он увидел, что проход, через который он только что прошел, закрыт. На его месте был тупик, словно развилки позади и не было. Новая стена оказалась необычайно ровной, как и в месте развилки. Это наводило только на один вывод – здесь была магия. Драконьи Всадники хоть и являются в первую очередь воинами, но и наделены своей особой магией – магией Всадников. Их сила заключена в кольце, которое связывает в одно целое всадника и его дракона. Проведя правой рукой с кольцом по необычайно гладкой стене, Приам ощутил сильное воздействие на ладонь – словно неизвестная магия не хотела подпускать кольцо к себе.

Мрачные предчувствия, как правило, оправдываются. Если учесть, что присутствия ни одной из рас здесь не было обнаружено ранее, то вполне вероятно, что эта гора представляет собой одно большое заклятие. Но покопавшись в памяти, Приам так и не смог вспомнить никаких признаков, позволяющих выявить такое большое скопление магии.

Его раздумья прервали доносящиеся спереди звуки. Это был чеканный шаг строя. Боевого строя? Здесь, глубоко в заброшенных шахтах? Приам не сразу понял, что двигалось ему навстречу, а когда понял, отступать было поздно. Зачарованные Скелеты Павших воинов вынырнули из тьмы прямо перед его носом. Одним хорошо отточенным движением, Всадник выхватил свой меч и парировал удар. Но из ниоткуда появились еще три скелета. У каждого в руке меч и умение им биться. Павшие быстро оттесняли Приама назад, их было все больше и больше. Вот их уже шестеро. Против Зачарованных драконий клинок бессилен. Отстранив от себя очередной удар, Приам перебросил меч в левую руку, освобождая правую. И в следующую

секунду Магия Всадника испепелила два Скелета. А когда через пять секунд на мокрый пол шахты села пыль оставшихся, Приам понял, что очутился в неизвестном месте.

Не опуская меча, медленно осмотрелся. Потолок здесь был значительно выше и стены были не так сильно покрыты мхом. Он опять был в тупике. Единственный путь резко уходил вниз. Но неугасаемый свет Звезды как будто не мог протиснуться сквозь плотный слой тьмы – ничего не было видно. Только усилился непонятный скрежет.

Позади раздался шорох. Приам резко развернулся. Как оказалось - лишь для того, чтобы встретить взглядом огромную дубину, вслед за которой навалилась тьма…

Перед его взором показался силуэт любимой. Она неподвижно лежала укутанная несколькими простынями. Лихорадило. Судя по бледному лицу, ей стало только хуже после его ухода.

– Леарин? Он хотел взять безмолвно покоящуюся руку, но не смог. …Это был сон. Кто-то выплеснул ему на голову ведро ледяной воды. – Уууу… Гляди, очухался. Я уж думал, ты его совсем прибил. Не хотелось бы есть мертвятину,

а он гляди – жив. Сегодня у нас будет свежатина. Уууу… Глянь - какой упитанный… – Оставь его, – послышался глухой звук удара. – Займись делом. Голова болела ужасно. Приам попытался пошевелиться, тщетно - надежно связан. Крепко

связанные руки и ноги начинали затекать. Значит, в отключке пробыл не так долго. Приоткрыл глаза. Он находился в скудно освещенной комнате. Прямо на него смотрел орк.

– О, да вы и впрямь очнулись, господин гвардеец, – голос принадлежал второму орку. – Что же не сидится Всадникам в замке? Теперь вот вас придется сварить на ужин. Но вы не беспокойтесь – я мастер в этом деле, вы ничего неприятного не почувствуете.

И орк пошел прочь. Рассмотрев его, Приам понял, что с ним только что говорил орк-шаман. Правда, сам он видел

орка-шамана впервые, чего не скажешь об орке, который сразу узнал в нем Всадника. Рассмотрев внимательнее снующие тени остальных, Приам вдруг понял, что перед ним не совсем орки, а прескуры – пещерные орки. Специально выведенная порода орков для ведения войн с гномами в их бесконечных шахтах. Прескуры отличались значительно меньшими размерами, нежели обычные орки, их зрение было лучше приспособлено к темноте и ели они весьма мало. Так что, поймав Приама, эти пятеро могли припеваючи прожить месяц.

Приам, насколько это позволяли его путы, осмотрелся в поисках своего меча… – Не бери меч в руки! Но было поздно. Предостережение шамана одному из подопечных явно запоздало – тот взялся

за рукоять меча Всадника и в мгновение ока сгорел заживо. – Вот идиот. Ну да ладно, на один рот меньше. А этот шаман и впрямь знает свое дело – магия Всадников не известна посторонним. Мало кто

знает, что враг не может взять в руки меч Всадника. Приам вдруг понял, что кольцо до сих пор на нем. – Я читаю ваши мысли. Господин Всадник, не надо пытаться воспользоваться кольцом. Вы

находитесь в магическом круге – кольцо вам не поможет. Приам опустил взгляд – и действительно, вокруг него был очерчен магический барьер. Орк-

шаман грузно посмотрел на него, поднял левитацией с пола упавший меч и пошел к бурлящему котлу.

И Приам рискнул: – А что вы здесь делаете? – Вам знать это не обязательно, господин Всадник. – Почему вы меня все время называете «господин Всадник»? Откуда вам так много известно о

нас? – У меня богатый опыт работы с людьми, – орк-шаман показал два ряда своих зубов. – Но

знайте, если бы Павшие Скелеты вас прогнали, мы бы вас не тронули. Лишняя суматоха нам ни к чему, а вы вот стерли их в порошок. Эх, то были мои недельные труды. Вы думаете так легко

склепать из гниющих останков качественного Павшего? Нет… – А как я вдруг очутился в неизвестном месте? – Приам перебил бормотанье орка. – Как? Я откуда знаю. Это все гора. – Гора? Я не понял – что значит «гора»? Внезапно мирно лежавший на столе нож метнулся и насквозь проткнул орка. И, не замедлив

движения, врезался в крепкие путы Приама, разрезая их словно нитки. Вбежавший в комнату орк, увидев падающего на пол шамана, выхватил из ножен кривой орочий меч и было кинулся на Приама, но в следующую секунду упал замертво. Подхватив вдруг потерявший жизнь спасительный нож, Приам разрезал веревки на ногах и выполз на плохо слушающихся ногах за пределы магического круга. Судя по крикам из коридора, еще одного орка постигла участь товарищей. Оставался еще один.

Обведя взглядом комнату, Приам увидел свой меч. Тот лежал у противоположной стены. В этот миг, выхватив кинжал, на него из темноты кинулся последний орк. Взмахнув рукой с кольцом, Приам левитацией отшвырнул орка в угол комнаты, а сам бросился за мечом. Обнажив клинок, Приам замахнулся на орка, но тот, сделав шаг в его сторону, неожиданно рухнул мертвым.

Вокруг все завращалось. Стены все быстрее и быстрее проносились мимо, пока не слились в одно целое. Один удар сердца, и ноги больно ударились о твердую поверхность. Меч, выскользнув из руки, упал. Тряхнув головой, Всадник осмотрелся. Он был в каком-то огромном зале. Всего в паре шагов стоял седовласый старик.

– Приам Леонер, Всадник, капитан Королевской Гвардии, если не ошибаюсь? – степенно сложив руки, старик внимательно смотрел на него.

– Д-да, – от неожиданности Приам отшатнулся назад. – С кем имею честь разговаривать? – Некоторые зовут меня Энголиант Персиваль, но для тебя я просто Персиваль. – Вы спасли меня, Персиваль, – Приам слегка поклонился. – О, не стоит, мой мальчик, не стоит. Это был сущий пустяк. К тому же я с теми орками давно

собирался покончить, да все руки не доходили. С тихим шелестом клинок вошел в ножны. – Может, присядем? - и не дожидаясь ответа, старик одним мановением руки вытащил из

воздуха два кресла с мягкой обивкой. – Присаживайся, нам есть о чем поговорить, Приам. – Но, мне надо спешить. – Сядь, – старик величаво поднял руку. – Ты никуда не опоздаешь. Задание свое ты выполнишь,

и Леарин твоя будет жива. А если наберешься терпения на беседу с дряхлым стариком, то и узнаешь кое-что интересное.

– Кто вы? – Я не могу тебе сказать - кто я, ты просто не поймешь. Придет время – ты все узнаешь. А пока

я для тебя Смотритель Каиры. – Кого? – О, прадеды мои! Ты пришел сюда и не знаешь куда именно? Тебя послали найти Дары Каиры

– весьма могущественные артефакты. – В моем мире это место называют Горы Кендора. И поэтому именно меня, Всадника Гвардии,

отправили сюда. Понятное дело, это нельзя было доверить солдатам или наемникам. – А в Хескале разве жалуют наемников? – глаза старика хитро сузились. – Мне казалось

Королевство Хескаль – это в первую драконья держава. Пусть и маленькая, но держава. Или я ошибаюсь?

– Нет, Персиваль, Вы правы. Хескаль – один из трех драконьих держав. Хескаль на севере, Империя Крамо на востоке и центре континента и Амазония на Южных островах. Все три драконьи державы хранят мир в наше время.

– Мир ли? – Почти пятьдесят лет не было ни одного, даже мелкого, конфликта. И уже триста лет, с

момента начала Второй Эпохи Керальда и идеи появления драконьих держав, нет крупных войн. – Приам, как ты молод и горяч.

– Простите, Персиваль, я что-то не понимаю - куда вы клоните. – Я никуда не клоню, сын мой, я только поражаюсь вашему слепому спокойствию и высокому

мнению о себе. Старик посмотрел из-под огромных седых бровей на Всадника. И в этот миг Приаму

показалось, что он увидел то, что не заметил сразу. Глаза этого старца были больше, чем просто глазами человека в самом широком смысле. В свои почти тридцать лет Приаму доводилось видеть и умственно неуравновешенных столетних магов, и одержимых манией мщения эльфов, и даже мало кому понятные орки показались теперь ему более естественными. В глазах этого незнакомого старца было что-то непонятное, нечеловеческое, неестественная бездна, и вместе с тем глубина и всевидящая проницательность. И это пугало.

Старик с молодецкой легкостью встал с кресла и показал на вдруг появившуюся дверь в дальнем конце зала:

– Коль ты так торопишься, то давай прогуляемся и заодно поболтаем. Стоило Приаму встать, как зачарованные кресла испарились. – Вот скажи мне, Приам, что является сдерживающим фактором в настоящее время. Что не дает

развернуться новым войнам? – Драконы. – Верней, их отсутствие у недраконьих держав. Я правильно понял? – Драконы есть у каждого, даже самого маленького королевства, но не в таком количестве. – Значит, я прав. Идем дальше. А что мешает этим маленьким и не очень королевствам

обзавестись драконами? – В первую очередь - это экономический фактор. Драконы требуют весьма большого внимания.

Это и столетние навыки Всадников, но главное - драконы требуют уйму провианта. – Приам, а разве Хескаль не маленькое королевство? Откуда же столько денег у вашего короля

на закупку продовольствия? – Хескаль – горная страна. У нас непроходимые горы граничат с обширными равнинами.

Драконы, патрулируя недоступные человеку места, сразу и питаются живностью. Мы ничего не закупаем. Если говорить об Империи Крамо, то у них достаточно средств не только на драконов. А в Амазонии Водные или Голубые драконы питаются рыбой. На их многочисленных островах это не проблема.

– Но, а если подсобрать денег? Ведь ты же сам сказал, во всех армиях есть драконы, но не так много.

– Полагаю, вы и сами знаете ответ, Персиваль. Зачем эти вопросы? – А ты ответь. – Существует запрет на продажу взрослых драконов. И жесткий контроль на развод, продажу и

запас драконьих яиц. В случае нарушения договора, который подписали все королевства и империи, - даже Империя Орков подписала договор - нарушителю будет объявлена война всеми драконьими державами.

– Что, понятно, грозит нарушителю неминуемым поражением? – Естественно. Против одного-двух драконов еще можно выстоять и даже дать отпор, но сотням

драконов – нет. – А сколько сейчас драконов у Хескаль? Приам замялся. – Могу подсказать, Приам. Я, например, точно знаю, что у Амазонок на юге восемь десятков

драконов, а у Крамо – почти сотня. Ты доволен моими знаниями? – Сэр, я… – Приам, еще раз говорю – я знаю все, но хочу, чтобы мои мысли дошли и до тебя. – У Хескаля девяносто два дракона различных Огненных пород. Они, наконец, прошли бесконечный узкий коридор. То, что Приам увидел, выйдя из него,

поразило его настолько, что он стал на месте как вкопанный. Перед его ногами раскинулась огромная, необъятных размеров пещера. Других концов видно не было – они просто терялись во тьме. Высоченный потолок также казался бесконечным, но Приам знал, что это не так – они как

никак были внутри горы. Но больше его поразил стоящий в этой пещере город. Правильно очерченные, необычайно ровные улицы и площади были полностью застроены гордо возвышающимися каменными зданиями. Одно казалось странным – на улицах не было ни одного прохожего.

– Это - мертвый город древнего рода гномов. У него нет названия на человеческом языке. Мы сейчас на огромной глубине, так что не особо удивляйся увиденному. Твои знакомые орки искали именно его. И почти нашли, кстати.

– А зачем им понадобился этот город? – А зачем ты здесь, Приам? Они искали то же самое. Пройдемся? Хочу тебе кое-что показать.

Так вот, а кто контролирует исполнение договоренностей между всеми государствами? Ведь нарушить договор так легко, само его существование толкает на это.

– Есть еще Совет Магов. Раз в три года все крупные ордена и сообщества собираются для принятия особо важных решений. Но Совет может быть и экстренно созван. Например, на случай нарушения какого-либо крупного договора или начала войны.

– Напомни старику. Насколько я знаю, на последнем совете, полтора года назад, впервые присутствовали представители орков?

– Да. В совет входят три ордена магов, представители двух государств эльфов, смотритель от гномов, Верховный маг Объединенной Малой Империи Западного Плоскогорья и, теперь на постоянной основе, верховный шаман от Империи Орков.

– Ты знаешь - для какой цели Геоден разыскивает Дары Каиры? – Два дня назад состоялось закрытое собрание. Туда пригласили короля, полковника

Всадников, капитана Боевых Магов и нас, троих Всадников. Само собрание созвал Геоден. Оно проходило в его личном кабинете для большей секретности. На самом собрании сказано было довольно мало. Смысл сводился к тому, что общий кризис магии в наше время грозит обернуться появлением некоторого нового, грядет открытие новой особо сильной магии. Для создания, хоть какого, баланса и чувства защищенности, Геоден разработал некий план, по которому необходимо собрать мощные артефакты на территории нашего королевства. Мне выпала доля исследовать и добыть нечто ценное в горах Кендора.

– И при этом ты не знал - с чем столкнешься? Любопытно. А отправляя тебя в путь, Геоден как бы между прочим сообщил тебе, что почти нашел лекарство от болезни Леарин?

– Именно, – Приам вдруг резко остановился. – Так во всем замешан Геоден? – Геоден? Нет, успокойся, мальчик мой, Геоден - чрезвычайно мудрый маг, хоть и всего-то

человек. Я не мог знать - о чем говорилось на том собрании – уровень секретности действительно был на высоте. И это опять-таки заслуга Геодена. То, что он отправляя тебя в путь, сообщил о почти готовом лекарстве, тоже было сказано не зря – он хотел только подстегнуть тебя.

Приам почувствовал себя неуютно. Создавалось впечатление, что им просто гнусно воспользовались. Как игрушкой.

– Скажи-ка, Приам, ведь твой брат Гестель Леонер является первым помощником в совете по контролю за магами при дворе вашего короля?

– Да. – И он хоть раз говорил, что ваши маги ведут себя нечестно или хотя бы подозрительно? – Нет. – Вот видишь. Геоден не действовал только в свою угоду. Уж поверь мне. О, ты только

полюбуйся. Они остановились на площади. Посреди огромного открытого пространства росло одинокое

дерево. Это было поистине удивительно – живое, раскидистое дерево, здесь, глубоко под скалами. Его зеленые листики, словно живые, почти неуловимо трепыхались. Старик подошел ближе к дереву. Осторожно погладил его белый в черную крапинку ствол.

– Подойди сюда, Приам. Всадник, завороженный увиденным, осторожно подошел ближе. – Смотри. Старик указал на качающийся маленький плод дерева. По форме он напоминал колбу,

заполненную золотистой жидкостью. – Почти готово. Еще буквально секунду. И легким прикосновением старик сорвал плод. Но это уже был не плод, а прозрачная колба с

золотистой жидкостью. – Бери, – Персиваль протянул колбу. – Это лекарство для Леарин. Геоден был прав, говоря, что

лекарство почти готово. – Но,… я думал, он имел в виду, что почти его приготовил. – Нет, – старик печально покачал головой. – У него не было лекарства для Леарин, как и нет ни

у кого в мире лекарства от проказы. Да-да, твоя Леарин больна проказой. Но время еще есть, у нее только первые симптомы болезни.

– Но как тогда Геоден знал? – Знал? Он ничего не знал. Верней, он знал, что с этим заданием можешь справиться только ты,

вот и отправил тебя к цели с мыслью, что Леарин поправится. Что он мог сказать тебе? Отправить тебя с камнем на сердце? Брось, не капризничай. Геоден поступил правильно, а я дарю тебе это лекарство.

– Вы же сами только сказали, что ни у кого в мире нет лекарства от проказы. – Да, нет. Но раньше было. Обернись, посмотри. Слева, между высокими зданиями, стояла скульптура высокого бородатого воина в закрытом

шлеме, тяжелых доспехах и с топором. – Гномы, как видишь, не всегда были такими уж маленькими, какими их привыкли все считать.

И развита их цивилизация была настолько, что они имели лекарство от проказы. Это ведь их город, хоть и самих уже давно нет.

Приам стал, склонив голову, на левое колено. Но старик поднял его: – Не время, Приам, да и не за что меня благодарить. Сперва, увидев тебя, я хотел, как и тех

орков, отправить к праотцам, но потом что-то остановило меня. Глядя прямо в глаза своим тяжелым взглядом, старик продолжил: – Но прежде чем уйдешь, ты должен узнать еще кое-что и передать это Геодену. Через год

будет созван очередной Совет Магов. На Совете будет предложено разрешить свободную продажу драконьих яиц. И более того, пройдет голосование членов Совета, и предложение получит одобрение.

– Но как это возможно? Ведь все в мире знают, что благодаря только искусному ограничению на драконов с одной стороны и существования драконьих держав с другой, возможен мир без войн. Кому это нужно?

– Кому? Тому, кому нужна война. Драконы перестанут быть той незримой мощью, какой являются сейчас.

– Персиваль, это как-то связано с тем, что узнал Геоден? – Самым прямым образом. Только Геоден, а точней его орден, лишь догадываются о

предстоящих событиях. А я тебе сказал причину, одолевающую беспокойством мирное время магического сообщества. И ты обязан передать это Геодену. Ты понял?

– Да… – А теперь иди. Старик протянул руку для прощального рукопожатия. Приам ответил – рука его была крепка. И

в следующую секунду мир вокруг него завращался. Через секунду он стоял перед развилкой прохода. На правой руке, рядом с Кольцом Всадника, отливало золотым блеском кольцо. Это было довольно обычное кольцо, единственной отличительной особенностью его было наличие Магических рун. Это был Дар Каиры. Приам пошел к выходу из пещеры.

Впереди забрезжил свет. У выхода взгляд остановился на останках черепа с двумя рядами зубов. В голове сразу всплыл образ горных орков.

Снаружи донесся мощный гул крыльев дракона. Выбежав из штольни, Приам зажмурился от яркого света, бьющего ярким потоком сквозь легкие облака.

Сжав в руке спасительную колбу и легонько поцеловав, Приам прошептал: – Я уже иду, Леарин.

И запрыгнув в седло, направил Ульрика отвесно вверх.

Александр «uralov» Уралов Демонология в хрущёвках

-=- Городское фэнтези -=- – … как плохо, что ты зашёл. – Почему? – Стас был неприятно удивлён. – Ты же сам звонил! Он переступил с ноги на ногу. Знакомый с детства заплёванный, разрисованный пакостными

рисунками подъезд вдруг стал до тошноты гадким. Обшарпанная дерматиновая обивка двери квартиры N77, ободранная когтями незабвенного и давно почившего кота Мурзика, походила теперь на шкуру давно сдохшего животного.

Лицо Армена, когда-то красивое и надменное, а теперь опухшее, почерневшее от щетины, было похоже на чёрно-белую фотографию из местной газеты – «если кто-то из вас опознал этот труп, звоните»…

Армен прикрыл оплывшие глаза и потёрся щекой о захватанный руками косяк. – Ты не обижайся, – хрипло пробормотал он. – Плохо совсем… – Иринке плохо? – сглотнув, спросил Стас. – Что Ирка… я её выгнал… – Выгнал?!! – Стас толкнул рукой дверь. – Ты что, совсем спятил? Армен, молча, пропустил Стаса внутрь в вонючую духоту прихожей… Они были знакомы давно – с первого класса. Стасу всегда нравилось, что Армен – его друг.

Причём не просто друг, а друг, который был старше всех одноклассников на целый год! Подумать только, Армен уже учился бы во втором классе… а может быть, даже и в третьем… если бы милосердная к Стасу судьба не уложила Армена на полгода в больницу с каким-то там острым менингитом.

Папа Армена – высокий, седой, всегда пахнущий какими-то лекарствами, сколько помнил его Стас – иногда рокотал, – Стас не раз слышал эти разговоры через неплотно прикрытую дверь кухни:

– Слушай, вот отдал бы я Арменчика в первый класс в шестилетнем возрасте, глядишь, он бы и не заболел.

– От судьбы не уйдёшь, – тихо отвечала мама-Ванда. – Откуда нам знать, что бы тогда было? – Мама-Ванда, ты совсем аполитично рассуждаешь, – обычно отвечал Василий Арамович. –

Фаталисты не вписываются в марксистское видение мира. И кстати, дальше детского сада менингококк тогда нигде, н-и-г-д-е не проявился…

Словом, взрослый друг, да ещё и увлекающийся самбо… наперекор воле отца-хирурга – это,

конечно же, подарок судьбы. И тихий очкастый Стас только радовался тому, что коварный вирус-менингококк подарил ему такого замечательного одноклассника.

Школьником Стас почти каждый вечер бежал в 3-й подъезд в гости к Армену. Дверь обычно открывала мама-Ванда, – так её звали не только Армен, но и Стас, и Ленка – глупая младшая сестра Стаса, и ребята во дворе, и даже, за глаза, некоторые соседи.

– Полячка… все они такие – гордые… прямо, как не знаю что… – ворчала иногда мать. Но, как ни странно, ворчала не зло, а даже с какой-то ноткой гордости… вот, мол, мы, бабы…

какими можем быть, если к нам с любовью да лаской… Отец, вечно работающий посменно, да ещё и подхалтуривающий на каких-то отделочных

работах, только хмыкал и заваливался спать. Сколько Стас себя помнил – отец либо был на работе, либо отсыпался после ночной смены. Все его отпуска и выходные выпадали на какие-то скучные будни. Иногда выходной отца случался в воскресенье… и он явно не знал, что делать. Пытался иногда тащить Стаса и Ленку погулять в парк или сходить в кино, но растущие дичками

дети старались увильнуть и смыться во двор, где, конечно же, было всяко интереснее, чем с неуклюже заботливым отцом.

Тогда он с явным облегчением что-то ремонтировал, подкрашивал, ковырялся в вечно протекавшем бачке унитаза, таскал из подвала разломанные дощатые ящики из-под бутылок… для титана – вымороченной голландской печурки в ванной… горячую воду провели уже после смерти отца…

Много лет спустя, когда умерла и мать, Стас вдруг подумал – а был ли отец когда-нибудь в отпуске? Вспоминались только грязный свердловский вокзал… декабрьский холод… нарисованный на стекле зала ожидания красноносый Дед Мороз… какая-то жёлтая дыня, совершенно неуместная на заиндевевшей уличной скамейке… хлопочущая радостная мать, пытающаяся взять у отца сумку… и сам папа, протягивающий сыну подарок на пластмассовой подставочке – кусок толстого оргстекла, в глубине которого непостижимым для шестилетнего Стаса образом было выгравировано море… три волнистые линии и пароходик с дымом из трубы… а выше пять волшебных и непонятно волнующих душу букв: «Анапа» …

И всё. Споткнувшись о пустую пластиковую бутылку «Арсенального», Стас вошёл в маленькую

кухоньку. За прошедшие годы она стала ещё меньше… Чёрт! Чистюля Иринка никогда бы допустила до такого! Плита, заплывшая пригоревшим

намертво чёрным жиром, зияла разбитым стеклом духовки, все настенные шкафчики были открыты, под ногами смачно хрустел рассыпанный крахмал. Батарея пустых бутылок выстроилась под столом и подоконником…

Стас распахнул бывшие когда-то ярко-жёлтыми шторы. Сквозь забрызганное мутное стекло виднелась кирпичная стена соседского дома. Стас обернулся… над проемом кухонной двери по-прежнему висела репродукция картины «Грачи прилетели». На мгновение Стасу показалось, что нарисованные берёзы, которые когда-то так нравились маме-Ванде, качнулись… в лицо пахнул сырой мартовский ветер…

– Зря ты пришёл, – тускло сказал Армен. – Пошли лучше к тебе… Стас, молча, вынул из пакета первую бутылку коньяка и поставил на кухонный столик между

грязными тарелками. Под донышком бутылки неприятно хрустнули хлебные крошки. – Знаешь, – сказал он, – я сейчас приберусь тут… Потом, если хочешь – ко мне. Позвоню –

Ленка подъедет с мужем… Светка обещалась… У тебя телефон работает? Я скажу, чтобы все ко мне заходили… у тебя здесь бардак.

– Бардак – это мягко сказано, Стас… – пробормотал Армен. – Ладно, я сейчас умоюсь… Он повернулся. – Армен! – окликнул его Стас. – Налить грамм сто… поправиться? – Потом… – на миг остановившись, сказал Армен. – После того, как я побреюсь и приду в

себя… Он скрылся в ванной и сразу же начал бренчать какими-то тазиками. Гулко загудела вода,

послышались невнятные ругательства – Стас! – крикнул из ванной Армен почти совсем нормальным голосом. – Раз уж ты пришёл –

будь другом, в спальную не входи, ладно? Вопреки ожиданиям Стаса, в спальной не валялась никакая шлюха с вокзала. Правда,

застарелый табачный запах, густо замешанный на перегаре, и плотно задёрнутые шторы придавали комнате вид притона, но когда Стас отдёрнул шторы и открыл дверь на балкон, то комната показалась неожиданно прибранной.

Ну, смятое покрывало на диване – спал, видимо, не раздеваясь, – пыль на полках и телевизоре… но в углах не наблёвано и грязных тарелок нет…

На стене на огромном гвозде висели яркие, начищенные до зеркального блеска странные предметы. Стас хорошо помнил, что в детстве на этой стене они развешивали картинки, новогоднюю мишуру, тонкую проволоку-антенну для «Спидолы»… это была единственная стена

в доме, в которую почему-то легко вбивались гвозди, и к десятому классу этих самых гвоздей в стене было, как иголок в игольнице.

Стас шагнул ближе… – Зашёл всё-таки? – с усмешкой спросили за спиной. Стас вздрогнул: – Ты меня напугал. – Да ладно тебе, – со знакомой с детства интонацией сказал Армен. – Подумаешь!.. Ну,

здравствуй, дорогой!.. Стас видел прежнего Армена. Честно-честно! Прежнего! Это был именно он – боевой, слегка

нахохленный, хоть и немного постаревший, но подтянутый и улыбающийся! Это был друг… это был почти что брат… это был он – Армен!

Армен нахмурился и смерил Стаса взглядом… О! Он всегда был лидером, с самой их первой встречи! Он первым обнял Стаса и, хлопая его по

спине, внезапно севшим голосом прошептал: – Эх, Стаська, Стаська… где же ты был зимой?..

* * *

Браслет с ярко сверкавшими шипами был угрожающе тяжёлым. Кинжал больше походил на короткий меч древних греков. Ошейник был усыпан серебряными бляшками. Пояс слепил глаза чешуей…

– Нагрудник ещё был, – сказал быстро захмелевший и ставший неприятно желчным Армен, – да я его Ирке отдал. Не помогло… дурака я свалял тогда, понимаешь? Полез… тоже – герой!

Стас машинально выпил. Всё происходящее казалось ему сном. – Зачем же ты её выгнал? – спросил он онемевшими губами. Армен нагнулся к нему через кухонный столик, чуть было не опрокинув бутылку: – Не смог, понимаешь? Не смог я больше… Он встал, нащупал на подоконнике пачку сигарет и закурил. Стас молчал, пытаясь собраться с мыслями. Коньяк неприятно ударил в голову. Мыслей не

было. Вертелась только назойливая попсовая мелодийка: «Люблю – не люблю, Я ему говорю, Не давлю, не молю, Захочу – разлюблю…» – Выгнал, – не оборачиваясь, глухо сказал Армен. – Пусть лучше несчастной ходит, чем со

мной… Он яростно втиснул окурок в кофейное блюдечко и обернулся: – Думаешь, это прикольно… как в «Ночном дозоре»? Не-е-ет… это страшно! Нет никакого

договора между Светом и Тьмой, нет! И не было никогда. Земные наши дела их не интересуют – это верно. Но – до той поры, пока демоны не начнут побеждать… тогда они и полезут… ко всем нам полезут… в открытую… здра-а-а-асьте!

Армен пьяно покачнулся: – Они за души дерутся… за нас… за нас всех… и тебя, и меня… Иринкину… пока мы тут с

тобой коньяк и водку пьём – мы им не нужны… но – тс-с-с-с! – как только ты о них узнаешь… Армен сел и, расплёскивая, плеснул водки в стаканчики. Стас с ужасом видел, как за его спиной

распрямилась засохшая в горшке хризантема и мгновенно налилась кровью, закапавшей с лепестков.

– Спросишь, какая разница – знаю я о них или нет? Э-э-э, брат… это – говно вопрос… Стас крепко сжимал стаканчик и не мог заставить себя отвести взгляд от цветка. Боковым

зрением он улавливал какие-то волосатые тени, шевелившиеся по углам. По пояснице провело

холодным пальцем… словно что-то, царапая джинсовую куртку, игриво пощекотало… как бритвой… чуть что – располосует, распластает, перерезав позвоночник… одним резким и внезапно сильным движением

– …и вот получивши до-ка-за-тель-ства, ты вместо того, чтобы успокоиться, начинаешь интересоваться… рыться… понимаешь? Ты, как мудак, с… с… с-суёшь нос во всё это дерьмо… Тебя, видите ли, жжёт интерес… пытливость, сраная, пытливого ума!

Армен преувеличенно захохотал. Глаза его налились кровью. Стас судорожно вздохнул и выпил.

… снег… лучше думать о снеге… белом снеге Камчатки… о том, как почти тридцать лет они с

Арменом не виделись… как он, Стас Романский, мотался по всей стране… как прозаически боролся за заработок… как женился и разводился… разводился и женился… как спокойно тянулись долгие годы редкой переписки с Арменом… и короткие радостные встречи…

Господи, зачем я вернулся сюда?! Зачем??? …однажды в третьем классе я спас Армена… а он спасал меня много раз – очкарика

затюханного… много раз… и мама всегда говорила, что Армен – мой самый надёжный друг… и мой отец учил его ремонтировать велосипед… и первую рюмку мы выпили у меня, тайком от родителей… и Иринку я помню ещё годовалую, в коляске, когда пришёл из армии… Ларискина дочь – такая же голубоглазая девчонка-кудряшка… и Армен, написавший мне:

«Я должно быть совсем сошёл с ума, но мы с Иринкой хотим пожениться, представляешь? Приезжай!!!»

…а я не смог тогда… подарок выслал…. телеграмму… и на сотовый звонил… из Дудинки…

вот так вся жизнь и прошла… и я не знал… не знал… …и не хочу знать!!! …что на свете есть такое… зачем, зачем, ЗАЧЕМ мне это знание?!!

* * *

Стас проснулся дома. Похмелье, какого он давно не испытывал, ломало тело. Не мальчик всё-таки так много пить.

Весь день он прихлёбывал пиво, припасенное заранее в холодильнике… чувствовал, видимо, что переберёт накануне…

К вечеру он более или менее пришёл в себя. Думать ни о чём не хотелось. Сумка висела в прихожей. Около 12-30 приходил милиционер… следователь. Стас, стесняясь своего похмелья, внятно

рассказал ему то, что было нужно. В окно маленькой комнаты он видел, как в труповозку втащили завёрнутое в старенький ковёр тело. Ковёр он помнил хорошо. Они с Арменом всегда сворачивали его, когда играли в солдатиков…

… а копья и луки мы делали из прутиков веника, стоявшего в туалете… вскоре веник становился совсем худеньким… и мама-Ванда нас иногда журила… не ругала, нет-нет!..

…а Василий Арамович рассказывал нам об огнестрельных травмах… и мы тайком листали у

него книги по военно-полевой хирургии… разложив их прямо на этом самом ковре…

* * *

Ближе к 19-00 Стас снял сумку с крючка, отнёс на кухню и открыл… … серебряные блики… В ванной на стене присохли кусочки окровавленной плоти. Стас смотрел на них безумными

глазами… поморщился, смыл тугой струёй воды из душа. Из слива раковины пробулькало что-то угрожающее, и он пулей вылетел из ванной. Кинжал

неприятно стучал по бедру… под браслетом чесалось… Стас чувствовал, как пропотевшая рубашка прилипает к спине. – Армен, – тоскливо позвал он. Стало тихо. Совсем тихо. Мерзко хихикнули где-то за газовой плитой. Сам не замечая этого, он поднял руки к груди, сжав кулаки… За стеной чисто прозвучала струна… И надо было идти. Единственный его друг Армен… лучший в жизни Друг… спившийся Рыцарь Света… теперь

Стас понимал его, как никогда… – Прости меня, Стас, – прошелестело в ухо. – Прощаю, – медленно сказал Стас. – Теперь я на твоём месте. Они не обращают на нас внимания. Пока мы не увидим их. И единожды увидев, невозможно больше не замечать того, как

истончается, прогибается плёнка реальности, готовая прорваться и впустить Инферно… – Я – Рыцарь Света, – негромко сказал Стас. – Я пришёл вслед за павшим. Сумерки сгустились. В ушах послышался нарастающий вой. Осталось последнее – шагнуть вперёд и принять бой… без награды, без победы, без

удовлетворения… …во всяком случае, на этой земле… Стас шагнул вперёд, стиснув в руке рукоять кинжала.

Ксения «Rakesha» Филиппова Седьмой сектор

-=- Космическая фантастика -=- – Рикки, прием, - раздался в наушнике звонкий голос Ларины. Дерик буркнул что-то

нечленораздельное в ответ. - Хватит переживать, подумаешь…. – Угу, - капитан Виенг мрачно покосился на панель приборов, та весело помигивала

разноцветными лампочками. – Не понимаю твоей легкомысленности. Нас выкинули из проекта… – …перед финишем. Да-да-да! Я в курсе! - со смехом перебил Дерика девичий голосок. – Мы же вышли на их базу! А нас, как последних недотёп, отстраняют от операции! «Ваши

навыки нужны Империи в другом месте», - передразнил капитан гнусавый голос полковника Ларса.

Ларина хихикнула и сказала: – А ты не думал, что именно потому, что вышли, и отстранили? – Думал, - чуть помолчав, ответил Виенг и сменил тему. - Слушай, здесь неподалеку астероид

М-15-489, более известный как «Таверна «Крыло белого ястреба». – Да? Не слышала о таком, но название мне нравится,- ответила девушка. – Хозяин кто-то из

отставников? – Лично не знаком, но пятнадцать лет назад этот самый хозяин в одиночку уделал дюжину

рейдеров, решивших сменить таверне название. Кухонный тесак против бластеров. Так что? Леди разрешит пригласить ее на завтрак?

– А мы успеем? Дерик посмотрел на часы. До контрольного часа прибытия пред светлые очи нового начальства

еще почти три часа. – Должны. – Ну, тогда командуйте, капитан! - рассмеялась Ларина. Виенг, уточнив координаты астероида, скинул их на бортовой компьютер напарницы. – О, и правда, совсем рядом, - катер Ларины завис над катером капитана, световой луч

скользнул по обшивке. - Кстати, ты водишь! – и серебристая машина напарницы с эмблемой косморазведки – парящим между звездами ястребом – сорвалась с места.

Ровно в назначенное время капитан Дерик Виенг и старший лейтенант Ларина О’Брас-Шел

вошли в кабинет начальника разведывательной базы 71/5 полковника Ргыын Тана. Полковник был выходцем с планеты Прайн-Ык. Низкорослый, коренастый, с полным

отсутствием волосяного покрова, маленькими, цепкими, чуть на выкате глазками и двумя парами рук. Кожа отливала голубоватым, что делало господина Тана слегка похожим на мертвеца, этому же способствовали два ряда мелких черных зубов, темные пластины ногтей и оттеняющая всю эту красоту форма сочного синего цвета.

– Явились, голубчики, - вместо приветствия буркнул полковник, не отводя глаз от мониторов. Напарники синхронно щелкнули каблуками и вытянулись по стойке смирно. – Как раз ваши характеристики читаю. Мда…И за что мне такое счастье? – с непонятной

интонацией сказал полковник, вздохнул и, наконец, поднял голову. - Что же мне с вами делать? Насколько было известно капитану, полковник Тан засыпал Управление просьбами «выделить

ресурсы». А когда «ресурсы» прибыли в полное распоряжение, не знает что с ними делать. Или делает вид, что не знает?

Полковник несколько минут рассматривал, представших пред его очами, разведчиков. Оценил и выправку, и идеально сидевшую форму, и отсутствующее, «уставное» выражение лица. Чуть поморщился, заметив нашивки в виде белых крыльев. Нелюбовь к «Белым ястребам» у Тана образовалась с того самого времени, как был отклонен его собственный рапорт о переводе в этот элитный отряд. Собственно сейчас Ргыын не променял бы свое положение и послужной список ни на каких «ястребов», но осадок, как говорится, остался.

– Так. Вот что, голубчики, в Глаховом треугольнике засекли аномальный выброс энергии. Радиус поиска – шестой и седьмой секторы. Никакой инициативы, только проверка. Информация здесь, – Ргыын Тан протянул Дерику флэш-диск с данными. - По возвращении доложить.

Виенг взял протянутую вещицу и коротко кивнул. Полковник еще раз окинул пару внимательным взглядом: – Свободны. Когда дверь за напарниками закрылась, Тан перевел хмурый взгляд на монитор: – Парочка – два подарочка… Единственная в своем роде разведгруппа, состоящая из двух бойцов. Обычно при выпуске либо

в процессе службы группы представляли собой трех или четырех бойцов. А эти вдвоем.

«Капитан Дерик Виенг - человек, потомок переселенцев в систему Глизе 581. Возраст – 31 земной год.»

«По сути, совсем еще мальчишка», - размышлял полковник, за последние сотни лет

продолжительность жизни человеческой расы значительно увеличилась и составляла в среднем сто двадцать-сто тридцать лет.

«Окончил с отличием Первую Звездную Академию»

«Специализация не указана. Странно, - полковник пролистал послужной список. - Не густо,

зато насыщенно. Капитана получил полгода назад за блестяще проведенную операцию. Снова белое пятно, что за операция?»

Тан перевел взгляд на соседний монитор, на котором было открыто досье на девушку.

«Ларина О’Брас-Шел - ларифа-полукровка.» «Не понятно… Как девчонка-полукровка оказалась в Академии, да еще и закончила ее?»

«Ларифы - гуманоидная раса, внешне очень схожая с человеком. Отличаются тонкими чертами лица, разнообразными, яркими оттенками волос. Высокомерны, замкнуты, консервативны. Не допускают чужаков в свои владения. Все торговые и прочие переговоры предпочитают решать на нейтральной территории».

Представителей других рас, побывавших в святая святых Мю Ара, можно пересчитать по

пальцам. Мда… Насколько знал Ргыын законы ларифов по отношению к полукровкам и иже с ними были более чем строги. Проще говоря - всех рожденных нечистокровных детей убивали. А эта жива и здравствует. Тут два варианта: либо девочка родилась за пределами системы Мю Ара, что вероятнее всего, либо ее очень удачно скрывали, а потом отправили в Академию от греха подальше. Или до лучших времен… «Очень интересно», - Тан перевел взгляд на следующую строчку.

«Место и дата рождения не известны».

«Так и есть, - полковник отметил в памяти этот факт, собираясь навести справки через

«неофициальные» источники. - Что дальше?» «Учеба в Первой Звездной, группа сформировалась уже на последних курсах, совместное

дипломное задание. Последний выпуск перед окончанием Третьей Имперской Войны, аккурат за пару месяцев до подписания Договора. Отметились в кампании Эридана, что не удивительно, к этому созвездию тогда направили почти весь выпуск. Многие там и остались, а этим повезло.

По окончании официальных боевых действий переведены в разведку, точнее в специальный разведывательный отряд, который носит гордое название, - полковник поморщился, - «Белые ястребы». Нет, чтобы вместо этих двоих прислать взвод обычной десантуры».

– Что скажешь?- поинтересовалась Ларина, запуская двигатель разведкатера. – Странная у него реакция. Смысл выпрашивать в управе бойцов… – Да я не про полковника. И вообще, может он на роту рассчитывал, а прислали нас с тобой. Я

про треугольник. Дерик пожал плечами, хотя Ларина и не могла увидеть этого движения: – Прокатимся – посмотрим. В данных толком никакой информации. Да ты и сама видела.

Единичный, кратковременный выброс. Хотя откуда он там? В Глаховом треугольнике никогда ничего подобного не было. Нет ни источников, ни аномалий. Правда, экипажу грузовоза с полгода назад привиделся «Призрак».

– Наверняка перебрали глэрда, - девушка фыркнула, все эти «Призраки», «Блуждающие крейсера», «Серые» и блуждающие черные дыры были не более чем космическими байками.

Капитан нажал кнопку пуска, плавно оторвал катер от площадки и, переключаясь на максимум,

сказал: – Кстати, ты - сифа… Темный и одновременно яркий простор космоса, подсвеченный триллионами мерцающих звезд,

причудливыми изгибами галактик, цветными пятнами туманностей… – Мы на месте. Шестой сектор, - раздался в наушниках голос Дерика. Ларина оторвалась от созерцания загадочной пустоты, включила сканер и, помедлив, защитный

контур катера. Вывела на экран схему сектора: – Предлагаю разделиться, просканируем по периметрам. – Согласен. Твои ZX, мои ZY. Поехали. На связи. Катер Виенга чуть подернулся туманной дымкой и резко ушел вниз. Ларина направила машину

вправо и запустила анализатор. Одна звезда с тусклым номером Л-549, четыре безжизненных планеты, с полтора десятка

астероидов. И ничего, что могло бы вызвать всплеск энергии в сто восемьдесят баллов по шкале Гройцига.

– Рик, у меня ничего, у тебя как? – Пусто, – раздалось в наушниках. – Седьмой на очереди. Схема та же. – Угу, - отозвалась Ларина. - Что тут у нас… Седьмой сектор был еще большей пустышкой. Скопление астероидов, плотным кольцом окружавших мертвую планету УТ-74. Все давно

исследовано, разработано, освоено. Ларина собралась было отрапортовать Дерику о своих результатах, как внимание девушки

привлекла одна странность. Система упорно выдавала информацию, что упомянутая звезда практически не имеет собственного излучения и, как следствие всех присущих этому энергий, сканеры же оповещали о повышенном уровне гравитационной энергии.

– Ларина, заметила? - спросил Виенг. – Да, гляну поближе. – Давай, я закончу периметр и подтянусь к тебе. Осторожнее. – Так точно, сэр, - усмехнулась девушка и, подкорректировав курс, направила катер к планете. –

Что же у тебя генерит, милая? Скинув запись сканирования периметра в память бортового компьютера, Дерик отследил

координаты катера напарницы. Система показывала, что Ларина начала облет планеты по внешнему кольцу астероидов. Можно выдвигаться к ней.

– Рик, меня притягивает, - голос старшего лейтенанта звучал спокойно. – В смысле? - не понял Виенг. – Радиус облета уменьшается, система не засекает аномалий, по данным бортового компьютера

все в порядке, – ответила девушка и, помолчав, добавила: - Через два круга войду в кольцо астероидов.

– Понял. Три минуты и я у тебя. – Рик, скорость увеличивается и …защита пропала. – Держись! - капитан переключил скорость на максимум. – Вытяну. Вот она - мертвая планета, окруженная темными, неровными пятнами колец астероидов. Дерик увидел серебристое пятнышко – катер Ларины. Набрал на панели ряд команд, активируя

«сеть». От катера Виенга к машине напарницы потянулся лучик, набухающий на конце каплей энергии.

Раз – луч прошелся по обшивке, два – запустилась система захвата, три – катер Ларины окутало белесое облачко.

Дерик выдохнул и «потянул» машину на себя. Будто нехотя серебристый конус поддался, двигаясь по обратной траектории.

– Кажется, получилось? - неуверенно спросила девушка. Дерик открыл рот для ответа, но его собственная машина дрогнула, луч, связывающий его с

катером напарницы начал истончаться и… «лопнул». Остатки луча хлестнули по обшивке, отдачей катер капитана отшвырнуло в сторону, сам Виенг крепко приложился затылком о подголовник.

– Ларина… Катер О’Брас-Шел, разрывая остатки «сети», серебристой полоской скользнул к астероидам и

скрылся в кольце. – Рик, отказали все системы, на ручное управление не переключить, - послышался в наушниках

глухой голос. - Такое ощущение, что кто-то ведет машину вместо меня. Рикки… Капитан мотнул головой, пытаясь избавиться от гула. – Попробуем по-другому… - пробормотал Виенг и направил катер к астероидам. Следящие датчики выводили на экран траекторию движения катера Ларины. Машина четко

обходила все опасные места в плотном кольце астероидов, будто зная дорогу. Внезапно яркая точка на дисплее начала мигать, с каждой секундой становясь все бледнее.

Дерик увеличил скорость, но…чертова планета вместе со своими астероидами даже и не думала приближаться. Щелкнув переключателем скорости на максимум, Виенг перешел на ручной режим управления. Катер, будто прорвав какую-то преграду, рванул к астероидам и натолкнулся на невидимую стену. Защитный контур вспыхнул и пропал, в кабину потянуло гарью. Запищала система оповещения, отключая управление и переводя машину в автономный режим.

Капитан Виенг в сердцах саданул кулаком по приборной панели. Панель мигнула в ответ, оповещая о режиме сканирования. Чертов Гришфал, обещал же отключить безопасники.

– Дерик, я прошла кольцо. Тянет к планете, не поверишь - сканер фиксирует… - передатчик зашипел, голос девушки затих.

– Ларина! – обратный отсчет сканирования, казалось, завис. - Ларина! В наушниках снова зашипело: – …Выбро…серые…уходи…перед….анные…ажно… Какие «серые»? Что она несет? – Я не брошу тебя! Держись! – заорал в микрофон капитан. – Рикки, - внезапно четко, без помех сказала О’Брас-Шел. - Ты не поможешь сейчас, доставь

информацию… Система безопасности катера снова пискнула, герметизируя кабину пилота и запуская систему

аварийного возвращения. Мигал датчик приема данных. Пять лет спустя Дерик Виенг сидел за стойкой бара и пил, вернее напивался. Целенаправленно. Экипаж «Шкурки», а точнее небольшого грузового судна с названием «Золотое Руно», почти в

полном составе, мрачно глазевший на своего капитана, сидел за соседним столиком и тихо переговаривался.

– Эх, говорил я, – посетовал зеленокожий штурман, делая глоток из кружки, - нечего было тащиться в эту дыру. И глэрд здесь помои.

– Ну, бывало и похуже, - философски заметил старпом, – а то, что притащились сюда… Темноволосый, с едва заметной проседью старший помощник Шамтур неопределенно махнул

рукой. Зеленый уроженец планеты Триин кисло улыбнулся, продолжая прихлебывать глэрд и одной

парой глаз наблюдать за Дериком, а второй косясь на пышногрудую танцовщицу, медленно съезжавшую вниз головой по пилону под аккомпанемент ненавязчивой музыки.

Сидящий рядом уританец, исполнявший на корабле обязанности механика, повел тонким хвостом и хмыкнул, проследив взгляд:

– Увлекаешься киборгами? – Ша… - вяло отмахнулся штурман, – я ж не потрогать, посмотреть… Сидевший между ними рыжий веснушчатый паренек сделал вид, что смотрит не на девицу,

вилявшую задом, а на витиеватую россыпь лампочек на потолке. – Аааа…Ну, да… ты же говорил… - насмешливо протянул механик, - что лучше триинских баб

нет во всей вселенной. А что вы их тогда от всех прячете? А, Вьюн? Показали бы Мирам свое сокровище.

Штурман лениво покосился на уританца, не поддавшись на провокацию: – Да тьфу на тебя, хвостатый… Рыжий юноша уныло поболтал в стакане томатный сок. Команда не сошлась во мнении по

поводу его совершеннолетия, и как не доказывал им Петька, что ему уже есть восемнадцать (а по законам его родины уже самое совершеннолетие и есть), ничего крепче кефира ему не полагалось. Парнишка бросил осторожный взгляд на небольшую сцену, но давешняя девица уже успела испариться.

– Сэр Шамтур? - вежливо обратился к старпому Петька, хоть он уже и успел обжиться в команде, но зеленокожего ворчуна-штурмана побаивался, а от уританца в ответ получишь одни насмешки. – А правда, зачем мы прилетели? Топлива у нас хватило бы и до Салены-5, всяко более оживленное место, чем это. Да и, может, заказ какой…

Человек зыркнул на мальчишку исподлобья, собираясь поставить юнца на место, потом передумал и сказал:

– Это, Петька, давняя история… Хвостатый уританец фыркнул, Вьюн снова вздохнул и уткнулся в кружку. Шамтур удивленно

покосился на обоих: – Неужели еще не просветили, болтуны? – «болтуны» синхронно мотнули головами. - Странно,

– окинул парочку недоверчивым взглядом старший помощник. – Ну, слушай… Нагим-уританец махнул шестипалой рукой, подзывая официанта-киборга, что-то шепнул ему

на ухо и с интересом воззрился на старпома. Петьке вдруг подумалось, что либо Шамтур был очень хорошим рассказчиком, либо история с

каждым разом обрастала все новыми подробностями. – …Была у нашего кэпа девка, - Петька понимающе улыбнулся. Еще бы у такого и не было. –

Ты не лыбся мне тут! - заметил ухмылку Шамтур. - Подруга боевая, дружили еще с Академии, вместе служили. Про «Белых ястребов» слыхал? – Петька кивнул. Кто же не слышал про элитный отряд разведчиков. - Вот! Третью Имперскую кэп курсантом зацепил, повоевать пришлось, но так. Зато после войны, когда приходилось шваль всякую из разных углов галактик выковыривать, тут ему с напарницей равных не было. Но всех не переловишь, и откомандировали парочку в Богами забытую часть. Очень уж тамошний полкан пополнения просил.

Шамтур прервался, делая глоток пива: – Так вот, полковник этот ребят отправил аномалии в дыре под названием Глахов треугольник

проверять. Отсюда не далеко, кстати, - старпом замолчал, задумчиво разглядывая дно кружки и погрузившись в свои мысли.

Петька поерзал на стуле от нетерпения, но прервать затянувшееся молчание не решился. Уританец скосил на паренька ехидные глаза и подхватил рассказ:

– Что конкретно произошло - один Крит знает. Катер капитана безопасником выкинуло обратно к базе, говорят, сам он был в невменяемом состоянии. Кинулся с кулаками на полковника, нес что-то про «серых», про важные данные и прочее.

Петька от удивления приоткрыл рот. Все знают, что блуждающие Черные дыры, «серые», а так же Призрачный крейсер и прочие байки - всего лишь сказки.

Старший механик удовлетворенно кивнул Петькиному удивлению и продолжил: – После этого случая славного капитана Дерика Виенга вынудили уволиться в запас, покрутив

при этом у виска и чуть не отправив под трибунал по обвинению в «халатности, нарушении дозволенных границ безопасности и бла-бла-бла».

– А девчонку так и не нашли. Как и данных, подтверждающих слова капитана, в системе катера Дерика, - буркнул Вьюн. - Таскаемся на этот астероид каждый год…

– Почему? - не выдержал Петька. – Как почему! – ехидно протянул Нагим, покачивая хвостом из стороны в сторону. - Место

рандеву. Тут кэп с барышней кофий отведывать изволили. – Язва ты хвостатая, - беззлобно покосился на уританца старпом.

А Петька с непонятным чувством толи зависти, толи сочувствия посмотрел на широкую спину капитана у барной стойки.

Виенг сосредоточенно разглядывал дно пузатой рюмки и с сожалением понимал, что зря

переводит продукт. Хмеля не было ни в одном глазу. Сидевшая недалеко команда что-то оживленно обсуждала. Дерик прислушался, понятно, вводят Петра в курс дел и судьбы капитана.

Запретить экипажу сплетни он не мог, стараясь всегда игнорировать столь скользкую тему. Но его история не была секретом и успела обрасти самыми разными подробностями. Как, например, та, что он набил морду полковнику Тану. Не набил, о чем долго сожалел впоследствии.

– Капитан Виенг? – раздался сзади глухой голос. Дерик чуть наклонил голову, но не повернулся. – Есть небольшой заказ, – продолжили за спиной. Заказ так заказ, Виенг крутанулся на стуле и сложил руки на груди, молча рассматривая

потенциального заказчика. Фигуру и лицо незнакомца скрывал широкий плащ с капюшоном. Мысленно Дерик усмехнулся

- таким можно и плазмо-пушку протащить, а можно и просто пускать пыль в глаза. Дабы произвести впечатление на незадачливого исполнителя.

– Небольшой груз необходимо доставить в Глахов треугольник. Капитан невозмутимо смотрел на закутанную фигуру. Личное отношение к месту доставки ни в

коей мере не должны влиять на заказ. Заказчик назвал сумму. – Это аванс, за срочность, если отправитесь прямо сейчас. Все более интересно, хотя шанс попасть именно в Седьмой сектор были минимальны: секторов

в месте под названием Глахов треугольник было шестнадцать, и в половине из них велись исследовательские работы. Мало ли кому и что нужно доставить.

– Для кого груз? – А это вас не касается! - резко ответил незнакомец и спокойно добавил. - Вас встретят. Общая

сумма в три раза больше. Если согласны, передам координаты конечной точки. – Окончательный расчет? – На месте. – Согласен. Фигура извлекла из-под плаща небольшой хромированный ящик, поставила его на пол, сверху

легла флеш-карта и пластиковая кредитка. – Груз. Координаты. Аванс, – отрывисто произнес заказчик. - Надеюсь, у вас хватит ума не

лезть внутрь. Виенг усмехнулся и подхватил ящик, тот оказался более чем тяжелым для своих размеров.

Когда Дерик поднял глаза, рядом уже никого не было. – Кэп, координаты в системе, - Вьюн быстро набирал на панели управления команды. Виенг перевел взгляд на экран и поморщился. Седьмой сектор, один из астероидов кольца

вокруг УТ-74. Пять лет назад капитан перерыл этот чертово место – астероиды, планету – вдоль и поперек.

Сначала вместе с поисковой группой, потом сам. И снова туда… Но заказ есть заказ, к тому же аванс принят. – Нагим, старт через тридцать секунд, - отрывисто произнес Дерик по кор-связи. – Понял, кэп, - бодро отозвался уританец. – Будем на месте через четыре часа двадцать восемь минут семнадцать секунд, - выдал

информацию Вьюн. Виенг кивнул, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. – Барахлит хроно-циркуль, капитан, - вывел из оцепенения Дерика голос штурмана. - На две

секунды двадцать три сотых обманул. Надо менять….

Виенг покосился на мониторы. Внешние камеры демонстрировали пустынную каменистую поверхность астероида.

– Ну, и где этот получатель? – Дерик поднялся и направился к отсекам с гермо-костюмами. Через десять минут капитан с грузом спустился по трапу и пошел в сторону от корабля. Прошагав по астероиду добрых пару километров, капитан остановился около серого с

маслянисто-черными вкраплениями валуна и поставил ящик на землю. Момент, когда рядом возникла человеческая фигура, затянутая в черный гермо-костюм, Виенг

пропустил. Просто, повернув голову, обнаружил ее стоящей в нескольких метрах от себя. Фигура сделала несколько шагов к Дерику и чуть склонила голову набок. Капитан стукнул

серебристый ящик ногой и приглашающе кивнул. Заказчик вытащил плоскую коробочку и поднес к ящику. Нажал на один из углов и провел над

поверхностью груза. На плоском предмете мигнули две лампочки, одна зеленым цветом, вторая желтым.

Удовлетворенно кивнув, фигура протянула Дерику кусочек синего пластика - кредитку с остатками оговоренной суммы.

Виенг шагнул ближе, протянул руку, вскользь посмотрел в чуть затемненное стекло шлема, зацепился за локон фиолетовых волос и изумрудное сияние глаз…

– Ларина…. - прошептал Дерик, выпуская из пальцев кредитку. Фигура в гермо-костюме с силой оттолкнула мужчину, одновременно с легкостью подхватывая

ящик. Капитан не удержался на ногах и, нелепо взмахнув руками, опрокинулся на землю. Тут же вскочил, но фигуры в черном гермо-костюме уже не было…

Серые с черными масляными прожилками камни на поверхности астероида равнодушно

наблюдали, как человек в гермо-костюме крутится на месте, мечется, лихорадочно кого-то или что-то высматривает и раззевает рот в крике, повторяя, похоже, одно единственное слово. Или имя.

Марти «Марти» Бурнов

Homo Nosferatu -=- Постапокалипсис -=- Свалка на окраине города. Олег выбрался к ней днем и старался идти как можно незаметнее.

Людей не попадалось. «Водорослей», к счастью, тоже. Как всегда, лил дождь. Карты под рукой не было, и Олег не знал толком, куда выйдет. Главное - чтоб не на болото. За два прошедших месяца, после начала армагеддона, Питер изрядно подтопило, а людей почти

не осталось. Олег сам не понимал, что его удерживало там. Все разбежались, а кто не успел… тот стал очередной «водорослью», зомби.

Сперва на улицах под дождем начали появляться участки, покрытые зеленовато-сиреневой слизью. Поначалу не обращали на слизь внимания, не до того было. Потом люди стали замечать, что она, будто живая, шевелится, набухает пузырями. А потом, потом стало уже поздно что-то с этим делать. Стоило прикоснуться к ней - она ползла по телу, разрастаясь. Олег сам однажды угодил, да спас костюм химзащиты - сбросил вместе со штанами. А те, кому не повезло - шатались по городу, зеленовато-сиреневые, в волдырях, ни на что не реагируя.

Потом людей-водорослей стало много. Очень много. И у них появилось что-то вроде коллективного разума. И они начали охоту…

Олег ушел. Отбился. Правда, пули из табельного ПМ-а не останавливали водорослей. Только задерживали. Да и патронов осталось мало.

Что ждало впереди – можно было только гадать. Дороги оказались где затоплены, а где забаррикадированы (наверняка водоросли постарались). Пришлось идти пешком. А как там, за городом - никто не знал. Связь не работала уже давно. Вообще ничего не было известно.

Свалка заканчивалась. Впереди, сквозь пелену дождя, замаячил перелесок, когда Олег услышал

крик. Кричала женщина. Человек. Водоросли вообще не издают никаких звуков. А человекам надо

помогать… Олег вытащил из кобуры пистолет и, пригибаясь, поспешил на помощь. Трое водорослей гнали девушку по свалке. Она бежала уже из последних сил, и каждое падение

могло оказаться последним. Бегуны из водорослей, конечно, никакие, но они как гиены загоняли жертву, заходя с разных сторон, брали измором. Вот и сейчас, наверняка эти трое - не единственные на свалке.

Бежали в его направлении. Олег немного подождал, потом выстрелил в того, что был в стороне. Затем подскочил к девушке, схватил ее за руку и потащил за собой, к лесу. Отстреливаться, стоя на месте, смысла не было. Патронов могло не хватить.

К счастью, мусор тут был слежавшийся, утрамбованный. Бежать было легко. Когда девушка, лишившись сил, упала, Олег подхватил ее, забросил на плечо, удивившись - какая она легкая. Так передвигаться оказалось легче и быстрее. Он, конечно, здорово запыхался, но водоросли безнадежно отстали, потерялись где-то за пеленой дождя.

Девушка пришла в себя и дальше шла сама. Пробирались через подтопленный лес по колено в воде. Молчали. Олег нервничал. Начинало смеркаться, а он так и не присмотрел место для ночлега. Идти ночью было нельзя. Слизи не заметишь. А вляпаешься - и все, капут.

– Ты местная? – спросил Олег девушку. Та кивнула. – Где ближайший поселок? – Там… – она остановилась и указала направление дрожащей рукой, – …но там эти… – А люди есть? – Не знаю… не думаю… может, я - последняя. Девушка посмотрела на Олега большими серыми глазами. И не было ничего в этих глазах, ни

грусти, ни страха… была лишь безысходность. – Все равно надо туда идти, – сказал Олег, невольно отводя взгляд. – Ночевать тут нельзя. Надо

найти помещение. Девушка обреченно кивнула. Они пошли. К счастью, за перелеском обнаружилась грунтовая дорога более-менее сухая. Шли по ней на

юг, мимо раскисшего поля и леса. Уже в сумерках неожиданно сквозь дождь проступили черные силуэты небольших частных домов.

– Который твой? – спросил Олег. – Мой далеко, в Глинках, а это - Ладога. – Не знаешь тут никого? – Нет. – Тогда без разницы, – Олег направился к ближайшему дому. – Этот сойдет. Не крайний и

вроде крепкий. Пойдем! Девушка нерешительно направилась за ним. Обустроились на ночь. Дом оказался крепким, крыша не текла. В доме обнаружилась свечка,

инструмент, чтобы заколотить ставни и двери, и даже немного консервов. Очевидно, хозяева покидали его в спешке или превратились в водорослей и больше не возвращались.

Девушку звали Юля. Она во всем помогала Олегу, но разговаривала мало и неохотно. Ела жадно, а потом моментально уснула, будто ее выключили.

Олег же долго ворочался на большой пружинной кровати. Ему было жаль Юлю. Он мог лишь представлять, что ей пришлось пережить. Ему было жаль себя. Ему вообще всех было жаль. И он не знал, что делать дальше. Что если во всех городах и поселках теперь так? Что его ждет? Долго ли он будет скитаться, пока не превратится в водоросля?.. «Хотя, нет, – он похлопал по пистолету в кобуре. – Живым не дамся. Оставлю себе патрончик…»

Они пришли под утро. В том, что это водоросли, можно было не сомневаться. Глухой стук раздался одновременно со всех сторон. Зомби колотились в окна, в дверь и даже в

стены. Они чувствовали людей. Юля сидела на кровати и смотрела перед собой невидящим взглядом.

Олег, вооружившись ломом, обходил дом, смотрел - где тварям удастся прорваться в первую очередь. Собирался встретить гостей. Затем он поднялся на чердак и выглянул в небольшое круглое окошко, оценить обстановку.

Вокруг дома собралось штук тридцать водорослей. Прорваться не представлялось возможным. Коснешься одного - и конец. Даже если двух-трех подстрелить, не проскочить.

Послышался треск досок и звон битого стекла. Окно на кухне! – Юля! Не сиди! Помоги мне! – крикнул Олег и бросился на кухню. Ответа не последовало. Наотмашь, со всей силы, он заехал ломиком по просунутой внутрь руке. Та оторвалась и

шлепнулась на пол. Но на этом не успокоилась. Зашевелилась. Поползла. В молчаливом остервенении Олег лупил по ней еще и еще, пока не превратил в кашу.

Обернулся. Из проломленной дыры торчало уже несколько рук. Доски трещали, долго не продержаться.

Закрыв дверь на кухню, Олег судорожно заколачивал ее гвоздями, когда звон и треск раздались в комнате.

Юля вздрогнула, но продолжала сидеть на месте. Громыхнула входная дверь. Оторвалась верхняя петля. Нижняя еще держалась, но множество

рук тянули ее. Олег лупил ломом по этим рукам, да все без толку. Это конец! Он вытащил из кобуры пистолет и подошел к Юле. – У меня патрона три осталось. Один - для себя, остальные… – Давай. Я готова, – кивнула Юля. Она сказала это так спокойно, что не возникло никаких сомнений в ее словах. Но Олег

отвернулся и застыл. Сможет ли он? Сможет ли вот так запросто пристрелить девушку?.. Одно дело водоросли, а тут…

И тут с улицы послышался рев мотора. Потом - скрип тормозов. А потом кто-то громким хриплым голосом прокричал:

– Всем выжившим! Немедленно поднимайтесь наверх! Все - наверх, на чердак! Олег схватил ничего не понимающую девушку за руку и потащил к лесенке на чердак.

Признаться, он все еще не верил в возможность чудесного спасения, но ухватился за надежду бульдожьей хваткой.

Внизу застрочил пулемет. Юля вздрогнула и прижалась к Олегу. А потом раздалось шипение. Олег выглянул из окошка.

Человек в камуфляжной форме палил из огнемета остатки водорослей перед домом. К счастью, дождь сегодня был не слишком сильный, и от огнемета был толк. Завоняло горелой плотью и варёной гнилью. Занялся дом, обшитый вагонкой.

Человек заметил Олега и махнул рукой. – Прыгайте! – крикнул он. – Прыгайте и уходим. Я не знаю, сколько их уже в доме. Давайте

быстрее! Олег выбил ботинком стекло вместе с рамой. Юля скользнула наружу, спустилась на козырек, а затем прыгнула. Человек внизу помог ей.

Следом спрыгнул Олег. Все трое заскочили в УАЗик и рванули прочь от этого места. Их спасителем оказался майор Павел Харчев, командир военной базы, что находилась

неподалеку. Правда, Харчев тут же признался, что он уже несколько лет как в отставке, на базу набрел случайно, из военных там было лишь двое парней-охранников, остальные разбежались. Вот он и «принял командование».

База оказалась удобной в плане защиты от водорослей. Небольшой периметр был огражден высоченным бетонным забором, представляющим для зомби непреодолимое препятствие. А внутри обнаружился вход в ракетную шахту, переоборудованную под бомбоубежище. Там хранились приличные запасы еды (правда, весьма однообразной) и горючего. В общем, если идти некуда - самое подходящее место, чтобы остановиться…

Майор, иногда в компании, но чаще - в одиночку совершал вылазки по окрестным поселкам. Привозил еду, которую удавалось обнаружить, да спас от водрослей десятка полтора человек, таких же несчастных, вроде Олега и Юли.

А еще майор привозил дрова. На базе было тепло, но сложилась такая традиция - сидеть вечерами у костра, что разводили в большом ангаре.

Сегодня вечером люди сидели у костра. Не все, конечно (всего на базе было к этому времени

человек сорок). В ангаре собрались Олег, Харчев, бомж-Семеныч, да еще пара горемык. Вечер был омрачен похоронами. У стены появился уже третий холмик. Люди были на пределе,

и кто-то опять не выдержал. Суицид. Олег взялся похоронить, а неунывающий Семеныч вызвался ему в помощники. – Вроде как «за упокой» положено, – ворчал Семеныч, ковыряя палкой угли. – Держи! – Харчев протянул флягу и плеснул Семенычу в кружку. – Завтра опять в рейд? – спросил Олег майора. В последние дни «в рейд» они с Харчевым выезжали, как правило, вместе. Толку, правда, от

этих рейдов было немного. Спасли одного… как раз того, который повесился утром. Привезли продуктов с какого-то склада, да раздобыли немного водки. И больше ничего. Харчев сказал Олегу, что выезжать в «рейды» он затеял, прежде всего, чтоб получить хоть какую-то информацию. Но информации не было. И спасенные люди ничего о случившемся не знали, сами больше спрашивали.

– Конечно в рейд, Олег Петрович! – улыбнулся Харчев. – Нравишься ты мне. Психика, как и подобает менту - железная. А ведь засидишься тут и тоже удавишься с тоски… Конечно в рейд, тут и разговоров быть не может! Ну, давайте… – майор побулькал остатками во фляжке. Хлебнул. – Я - на боковую, а вы посидите еще…

Майор ушел. На секунду мелькнул свет из открывшейся двери в бомбоубежище, а потом темнота вновь поглотила все вокруг. Лишь угли догорающего костра высвечивали красным лица людей.

– Правда что ли мент? – сипло усмехнулся Семеныч. – Правда. Лейтенант Обручев, транспортная милиция, – ответил Олег. Семеныч взглянул на него исподлобья, но скорее с хитрецой, чем злобно. – Не люблю я вашего брата… хотя теперь какая уже разница! Кругом водоросли енти. И ты для

меня, лейтенант Обручев, все равно как родненький. Захмелевший бомж полез обниматься. Олег деликатно отстранился. – Вот скажи мне, Семеныч, – решил он задать давно мучавший вопрос, – ну, понятно, раньше

ты был бомжом. А сейчас-то чего? Душевые майор наладил, работают, мойся-не хочу. Одежды кругом приличной - пруд пруди. Да и побриться несложно…

– Скажешь тоже… – вздохнул Семеныч. – Да ведь я, черт возьми, возможно - последний бомж на этой планете. Водоросли енти, знамо дело, наших в первый черед захапали. И что ты мне предлагаешь? – он кивнул на свежую могилу. – Вот так вот поставить крест на субкультуре? Похоронить ее? Ну, уж нет, – старик ударил себя в грудь, – пока я жив - будут на земле и бомжи!.. Хотя бы один…

Наутро был рейд. Потом - вечер у костра, водка. А на следующий день - снова рейд. Дождь,

старый УАЗик и неунывающий Харчев. И так много дней. Олег уже сбился со счета. Все казалось бессмысленным, нереальным, словно в дурном сне.

Рейды, конечно, давали какие-то результаты. Удалось отбить у водорослей и привезти на базу еще с десяток человек. Но толку-то… Благо, за эти дни никто не удавился, хоть попытки и были.

Юля жаловалась, что больше так не может, что надо что-то делать. Вот только что?.. Олег не слушал ее. Он вообще в последнее время никого не слушал. Только майора, да и то, потому что тот говорил громко. Да еще Олег как-то сдружился с Семенычем. Может потому, что тот тоже любил допоздна сидеть у костра, а может потому, что бомж был не так прост, как казалось на первый взгляд, и вовсе не был сумасшедшим, как считали все на базе.

Очередной дождливый вечер коротали в ангаре. Была уже глубокая осень, а температура на

улице не менялась. Вообще ничего не менялось. Дождь, сыро и тепло. Уже и не верилось, что что-то может измениться…

– Эх, подвалы-то подтопило в городе, – начал Семеныч, подбрасывая еще дров. Дров теперь было много, за этим следил Олег. Он набирал по полному багажнику каждый раз,

когда они, возвращаясь из рейда, проезжали мимо брошенных частных домов с дровяниками. – Тебе-то что, Семеныч?! – усмехнулся Олег. – Ты ж у нас последний бомж. Ну, хочешь, спроси

майора, нет ли подвала в бомбоубежище. Уверен, его не подтопило. Военные все с гидроизоляцией строили. Тем более - ракетный комплекс. А то - пойди сам полазай там, может, найдешь себе подвал… или тебе обязательно вонючий надо?..

Олег заметил, что бомж при упоминании подвала в бомбоубежище, слегка занервничал. Глазки забегали, а плотно сжатые губы спрятались в косматой бороде.

– Ну, прости, Семеныч, не хотел обидеть, – сказал Олег. – А я вот что думаю: а зима-то теперь будет? И что это вообще такое? Почему дождь все время, откуда эти водоросли?..

Олег решил перевести тему на более привычную. – Зима - это вряд ли, – воодушевленно подхватил Семеныч. – Какая ж теперь зима?.. А отчего

так сделалось – дык, черт его знает: может, Солнце протуберанцем пердануло, а может, ученые наши чего напортачили. Одно могу точно сказать - как раньше уже никогда не будет… ну, а ежели и будет, то не доживем мы до этого…

Бомж хотел добавить еще что-то, но разговор прервал парнишка, выскочивший из темноты. – Ребят, вы Настьку не видели? – спросил он дрожащим голосом. – Какую Настьку? – поинтересовался Олег. – Невысокая такая, волосы светлые… с утра ее ищу, – обреченно ответил парень и присел у

костра. – Не припомню, – сказал Олег и глянул на Семеныча. Бомж сосредоточенно ковырялся в костре, давая понять, что его это все не касается. – Людей-то спрашивал? – спросил Олег парня. – Всех. И всю территорию осмотрели… – Странно… – Олег задумался и вздрогнул, когда почувствовал на своем плече чью-то

тяжеленную ладонь. – Здравия желаю, товарищ майор! – каркнул бомж, заметивший Харчева первым. – И вам не хворать, – ответил тот добродушно. – Подвинься, Олег, дай к костерку присяду. – Майор, понимаете, я знаю, знаю… – зашептал парнишка, разыскивающий Настьку. – Николай, я же говорил тебе, – неторопливо начал майор, – не шуми. Не дергай людей, не

нервируй. Ну откуда ж им знать, где Настька твоя. На базе она в безопасности. Но видишь, – он кивнул в сторону могил, – уходят люди. Нервы у них не выдерживают. И я их понимаю, я не виню их в этом. Но вот помочь, к сожалению, ничем не могу.

– Вы думаете, она покончила с собой? – недоуменно и на грани истерики пропищал парнишка. – Не совсем, – спокойно ответил майор. – Я думаю, что она через стену сиганула, хоть по

ящикам тем же да ушла. К маме пошла, к подружке или еще куда… Не она первая, не она последняя, как говорится. Но в нынешних обстоятельствах, это равносильно самоубийству…

Воцарилась тишина. Майор откупорил бутылку водки и разлил поровну на четверых: себе, Олегу, Семенычу и парню. Выпили молча. Помянули. Николай ушел.

– Пожалуй, и я пойду, – Харчев хлопнул по плечу Олега, – завтра ж в рейд опять!.. Олег с бомжом остались одни. Семеныч долго сидел задумчивый, а потом, когда Олег уже

поднялся уходить, ухватил его за рукав. – Подожди, Олежек, расскажу тебе еще кое-что. – Ладно, валяй, – спать Олегу особо не хотелось, а чем ворочаться в постели - лучше старика

послушать. – Когда-то давно первобытный человек охотился на животных, – неторопливо начал Семеныч,

будто не замечая недоуменного взгляда слушателя. – Лес тогда был велик, и дичи в нем водилось

видимо-невидимо. Но племя людское росло, и настало время, когда лес уже не мог прокормить всех дичью. И тогда стал человек скотоводом. Строил ограды и загоны, сараи всякие… там и держал скотинку.

– Это ты о чем? – усмехнулся Олег. – Погодь, дослушай сначала, – насупился Семеныч. – Хорошо… – Ну, так вот… а кто сказал, что человек - сам не дичь? Ведь есть же вампиры. Носфератусы… – Жжешь, Семеныч! – А то! – хмыкнул бомж. – Так вот, некоторые из них, оставшись без охотничьих угодий,

создают себе заповедники, вроде того, в котором мы живем. – Знаешь что, Семеныч, ты уж прости, но ну тебя нафиг. Разморило тебя сегодня что-то от ста

грамм с небольшим… Так что я - спать. И ты бы это… не сидел бы тут один, допоздна… а то, знаешь какие они, носфератусы! Бу-гагагага! – Олег скорчил зверскую рожу и, напугав притихшего Семеныча, отправился спать.

Следующий рейд проходил как обычно. Пару раз палили из огнемета водорослей, но потом

оказывалось - напрасно. Людей не было. Нашли несколько бутылок коньяка, подцепив УАЗиком и выломав железную дверь небольшого коттеджа. Больше ничего интересного не обнаружили.

Возвращаясь на базу, завернули в Глинки, родной поселок Юли, чтоб набрать побольше дров. УАЗик заехал на участок. Олег полез в дровяник, а майор, как обычно, остался в машине

покурить. Разгребая мусор и доски, подбираясь к дровам, Олег не заметил шума и движения за спиной. А

когда заметил, было поздно. Пятеро водорослей преградили ему выход. Из машины выскочил майор с огнеметом. Но никак не мог примериться: стены дровяника были

из жердей, «решеточкой», и если пальнуть по водорослям, поджарился бы и Олег. А монстры уже тянули лапы к добыче. Олег выстрелил. Одного отбросило, но он тут же начал подниматься. Еще выстрел - эффект тот

же. А потом «щелк» - и все. Кончились патроны. Один из мертвяков сорвал дверь. Олег заехал ему доской, но гнилая деревяха только

рассыпалась. И тут с диким, нечеловеческим воплем, на водорослей набросился майор. Он орудовал куском

дюймовой трубы с тяжелым краном на конце. Одному зомби снес голову, другого уложил и придавил дверью от сарая.

Олег, швырнув в ближайшего водоросля увесистым поленом, вырвался и метнулся к машине. Майор - за ним. Обернувшись, Олег заметил шматок зеленой слизи, что поднималась по рукаву Харчева. Он вцепился в рукав майора и рванул изо всех сил. Спасибо дождю, нитки хорошо гнили. Рукав отлетел в сторону, а обалдевший Харчев смотрел то на Олега, то на свою голую татуированную руку, пока не заметил слизь на рукаве, что лежал теперь в небольшой грязной луже.

– Спасибо! – кивнул майор. – Тебе спасибо, – ответил Олег. – Однако… – он указал на водорослей, приходящих в себя: – Валим! – Согласен! Вечером опять сидели у костра. Майор так и остался без рукава. «Завтра сменю» – отмахивался

он. – Выспись, Олег. Завтра - особый рейд, необычный. Покажу тебе кое-что, – сказал на прощание

Харчев и ушел спать раньше обычного, еще до темноты. Семеныч был необычайно молчалив. Лишь поглядывал исподлобья, изучающе. – Колись, Семеныч, чем я тебя на этот раз обидел? – не удержался Олег. – Да разве ж можно бомжа обидеть?.. – хрипло усмехнулся старик. – Просто вот смотрю на тебя

и понимаю: ты не такой, как все мы. Ты в этом загоне не скотина. Ты там, – он ткнул вверх грязным корявым пальцем. – Так что тебе с нами, смертными, разговаривать?.. Вы с майором другие…

– Ага. Носфератусы. Бе-е-е-е! – Олег снова состроил зверскую рожу, так что Семеныч шарахнулся от него, чуть в костер не угодив. – Иди ты к черту, Семеныч, а я спать пойду.

На этом разговор и закончился. Олег долго не мог уснуть. Все думал, что это за рейд завтра предстоит, и почему он

«особенный», что хочет показать Харчев. Еще неприятной занозой въелся в сознание сегодняшний разговор с Семенычем. Правда, неприятно было скорее от того, что Олег решил - у бомжа крыша потекла. Все ж на нервах, Семеныч - тоже человек. Вот и несет всякий бред.

Сон этой ночью снился кошмарный и навязчивый. Олег видел слизь. Много. В каком-то помещении без окон и дверей, где некуда было бежать. Слизь наползала на него, падала шматками с потолка, впивалась в тело. Начинала пожирать заживо. Он кричал что было сил, а потом впивался в нее зубами, рвал на части. Тогда она отступала, а потом все начиналось снова.

Утром УАЗик долго петлял по проселкам, пока не выехал на раздолбанную бетонку. Майор

прекрасно ориентировался на местности и без карты, а Олегу даже карта не помогла бы. – Эх, не застрять бы тут! – ворчал майор, преодолевая огромную, метров тридцать, лужу. Лужа была совсем мелкой, но если случайно съехать с дороги, которую под ней, разумеется, не

видно, то можно угодить в кювет. И там машина потонет без сомнения. По самую крышу. Сквозь туман и мелкий дождь прорисовался силуэт какого-то большого строения. – Что это? – спросил Олег. – Завод Металлоконструкций, – ответил Харчев. Они подъехали к воротам. Калитка в железных воротах была выворочена с мясом. То тут, то там на земле виднелись пятна

ненавистной, пузырящейся слизи. – Чего-то ее тут многовато, – кивнул на одно Олег, – может, ну его… поедем отсюда? – Нет, – твердо ответил майор и шагнул внутрь здания. – Как скажешь, – Олег последовал за ним. Внутри, вопреки ожиданию, оказалось светло: часть крыши провалилась и теперь свешивалась

почти до пола. С ее края стекал мощный поток собиравшейся по всей кровле дождевой воды. – Смотри, – майор указал в сторону потока. Там, под струей воды, на полу, слегка раскачиваясь и, как показалось Олегу, чуть светясь,

лежал невиданных размеров ком слизи. Метра два диаметром. От него в разные стороны тянулись щупальца-жгуты. Теперь, среди хлама и строительного мусора, Олег разглядел и с десяток водорослей, к которым эти жгуты тянулись. Некоторые из зомби выглядели нормально, а иные – были раза в два меньше обычного человека. Дети?!

– Ё… Меня сейчас вытошнит, – простонал Олег. – Что это за дрянь? – Это что-то вроде их нервного центра, – спокойно ответил майор. – А маленькие водоросли - это дети? – Я тоже сперва так подумал, – усмехнулся Харчев. – Но нет, не дети, оказалось. Если постоять

тут с часок - сам увидишь, они все уменьшаются. Оно их высасывает. – Жрёт? – Вроде того. – Давай спалим эту дрянь! Бензина нальём и… – А смысл? Тут же новая вырастет. Их, таких, по всему городу знаешь сколько… да и по всей

планете уже, наверно… Услышав хруст битого стекла, Олег резко обернулся: – Эй! Сзади! От ворот к ним приближался водоросль. Майор махнул рукой: – Здесь они безопасны. Главное - не стой у них на пути.

Олег как завороженный наблюдал за зомби, который равнодушно прошлепал мимо, подошел к одному из щупалец, обернул его вокруг себя и улегся на пол.

– Вот, дрянь… – выдохнул Олег. – Успокойся, – с укором сказал майор. – Я думаю, оно разумное. Будем наблюдать. Может,

удастся войти в контакт. Раньше я часто сюда приезжал. Потом было такое ощущение, что оно что-то сказало мне или внушило… но не вспомнить, что именно.

– Хорошо… понаблюдаем. Несколько часов спустя они вышли из заводского здания и направились на базу. Надо было

поспешить, пока не стемнело, и майор гнал. Олег молчал, чтоб не мешать. А на базе, сославшись на усталость, Харчев отправился к себе. Олег тоже не сидел этим вечером у костра. Нестерпимо захотелось спать. Снился тот же сон,

что и предыдущей ночью, только наоборот. Теперь сам Олег чувствовал себя сгустком слизи. Он ел людей. Это было обыденно и даже как-то привычно. И осадок от этого сна остался странный. Будто он испытал какое-то новое ощущение, но так и не смог определиться, как к нему отнестись.

На следующий день в рейд не пошли, майор захотел отдохнуть. Олегу было нечем себя занять, и после обеда он побрел к ангару - посидеть у костра, послушать

байки Семеныча. Бомж ковырялся в угольках, разогревая порцию каши с тушенкой. На этот раз он был

необычайно молчалив, и разговор не клеился. Начало смеркаться, когда к ним присоединился Николай - тот парень, что искал на днях

Настьку. Он подошел и переминался с ноги на ногу, будто желая что-то спросить или сказать. – Что, Николай, Настька твоя нашлась? – спросил Олег. – Нет… майор просил не беспокоить людей, но я думаю, вам надо знать, – нерешительно начал

Николай. – Юля пропала. – Какая? – Та, что с вами пришла. Позавчера еще. Олег, конечно, хорошо помнил Юлю, но даже сам сейчас удивился, насколько безразлична ему

ее судьба. – Искали? – поинтересовался он, скорее ради приличия. – Да. Вчера весь день, да и сегодня… – Значит, ушла, – уверенно сказал Олег. – Она говорила что-то, что больше так жить нельзя… а

я что могу сделать? – Гляньте завтра в ее поселке, – попросил Николай. – Нет проблем. Парень ушел, а Олег долго сидел у костра и смотрел в небо, туда, где кончалась крыша ангара.

Лил дождь. Небо было затянуто тучами. А ведь где-то там, над тучами, светят звезды. Доведется ли их еще увидеть?..

– Сожрали ее! – прохрипел бомж. – Кто сожрал, кого сожрал?! – спросил Олег, вырванный из неторопливых раздумий. – Носфератус Юльку твою схарчил. Ха-х-х-х! – Семеныч был явно не в себе и начал противно,

хрипло хихикать. – А ну-ка пойдем, покажешь мне своего носфератуса! – Олег подскочил и схватил бомжа за

шкирку. – Нечего языком трепать… – Я… не… никак… – упирался Семеныч. – Аб-р-р-р! – Олег опять состроил страшную рожу. – Да я тебя самого сейчас схарчу! Руки старика затряслись, каша с тушенкой полетела в костер. – Не надо меня… я таво… – А ну идем! – Олег подбодрил его пинком. Бомж, прихрамывая, поковылял к бомбоубежищу. Они вошли, повернули налево, прошли длинным, под уклоном, коридором и вышли к лестнице,

что уходила вниз рядом с ракетной шахтой. Олег никогда не был здесь, внутренности бомбоубежища его не интересовали. Путь им освещали редкие и тусклые лампочки в пыльных плафонах из толстого, армированного стекла. Пока еще они горели, но на ночь майор отключал генератор, так что в любой момент свет мог погаснуть. Эта мысль чуть было не заставила Олега повернуть обратно.

Семеныч, тихо поскуливая, ковылял вперед. Наконец, когда они спустились на очередной уровень, бомж остановился, помялся и свернул в

проход, уходящий в сторону от ракетной шахты. Прошли по нему метров тридцать и остановились перед дверью. Ничем не примечательной, железной, такой же, как и все прочие тут, да к тому же еще и запертой.

– Здесь, – буркнул Семеныч. – Что здесь? – Он здесь. – Кто? – Майор. – Ну, так давай постучим, – улыбнулся Олег. – Сам стучи! – с этими словами бомж рванул со всех ног и скрылся в коридоре. Олег никак не ожидал от старика такой прыти. Он мог бы его, конечно, догнать, только зачем?..

Он негромко постучал. Прислушался. Потом постучал громче, ботинком. Дверь распахнулась неожиданно. Из помещения хлынул свет, ослепивший Олега, и запах

печеного мяса. Свет не был особенно ярким, просто глаза уже привыкли к темноте, а запах показался приятным и даже аппетитным.

На пороге стоял майор и добродушно улыбался: – Привет, Олег! А я-то думаю все, когда же ты ко мне зайдешь?! Как нашел-то?.. – Семеныч привел. – Бомж… – Харчев поморщился. – Ну, проходи, чего стоишь! Есть будешь? – Не откажусь. Олег прошел к столу, что стоял посреди комнаты. Кроме стола, пары металлических шкафов,

нескольких стульев, да мусорного ведра, набитого костями, в комнате ничего не было. Только голые бетонные стены. Да дверь в соседнее, смежное помещение.

– Тебе руку или ногу? – донесся оттуда голос Харчева. – Руку, – машинально ответил Олег. Майор вошел с продолговатым металлическим подносом в руках. Такие были в армейских

столовых. Он поставил поднос перед Олегом и присел напротив, откинувшись на спинку стула. Закурил.

Олег взглянул на поднос. На нем действительно лежала рука. Небольшого размера - скорее всего женская, хорошо пропеченная, с румяной золотистой корочкой.

– Извини, я уже поел, – сказал майор. – Угощайся. Олег отломил средний палец. Тихо хрустнул хрящик. Кожа оказалась нежной, в меру

просоленой, мясо сочным и чуть сладковатым. Тщательно обглодав каждую косточку, Олег деликатно сплюнул на поднос ноготок.

– Не могу удержаться, – улыбнулся Харчев. – Ешь ты вкусно, аппетитно… мне еще захотелось. Он вытащил из ножен на поясе нож, поиграл им, прикидывая, какой кусочек выбрать, затем

отрезал часть бицепса и подцепил на кончик лезвия. – Вкусня-атина… – протянул Олег, разобравшись с кистью. – А как ты готовишь это? – Так в муфельной печи. Ставлю на триста, да время от времени маслом поливаю. Хорошо

прожаривается, со всех сторон. А Юлька твоя - так сама по себе нежная. – Да-а-а… – ответил Олег, принимаясь за предплечье. – Недаром я ее у водорослей отбил… Наутро пропал Семеныч.

ВНЕКОНКУРСНЫЕ РАБОТЫ

О внеконкурсных работах Рассказы, представленные вне конкурса, приятно порадовали. В них есть и искрометный юмор,

и глубокая философия, и тонкая ирония. Авторы постарались передать свое виденье фантастических миров, ситуаций, героев. Они разные. Даже где-то противоположные. Но очень непростые, глубокие, каждый со своим характером и восприятием.

Прирожденная Ката, сильная магичка, которая общается с духами, привидениями, ангелами и нечистыми. Тишек, понимающий истинную суть вещей и существ, которого все считают дурачком, и которого никто не знает по-настоящему. Алексей Листвин, простой обыватель, оказавшийся инспектором хроностражи Основного потока времени. Медвежуть, смешной до колик толи Медведь, толи пациент желтого дома. Маша Калинкина, которая не оценила в 5-том классе ухаживания мальчика, и была пристыжена за это перед всем городом. Антон, который встретил ангела - небесного и земного.

Как-то странно, что рассказы вне конкурса не собрали много комментариев. Но зато получили очень хорошие оценки. Видимо, наши пользователи увидели в них то, что их самых увлекает, беспокоит и интересует.

Это значит только одно - рассказы заняли свое место в конкурсе и в душах наших читателей. Немного разочаровывает только то, что авторы не подали их на основной конкурс. Мне кажется, тогда результаты могли бы быть другими. А, в общем и целом – очень приятно читать эти сочинения, и мы благодарны авторам, предоставившим их. Хочется надеяться, что в следующем конкурсе они не упустят свой шанс, и мы еще будем удостоены чести познакомиться с их новыми фантазиями.

Ирина «Lita» Зауэр

Ловушка для дураков -=- Юмористическое фэнтези -=- Они недолго собирались в этот квест. Цель была: дом великана, который выращивал

волшебные цветы, но ни с кем не желал делиться чудом. Задача: украсть, выманить или отобрать у него это чудо - вот что собирались сделать эти четверо, традиционная квестовая четверка: маг воин, вор и менестрель. Они не думали о поражении - победа была нужна им даже больше, чем цветы, о которых никто ничего не знал толком, если уж говорить начистоту.

Задача оказалась непростой. Заколдованный лес, чудовище, едва не превратившее их в статуи, унизительная работа которую пришлось делать для другого чудовища, неожиданности и ловушки, непонятности и трудности… Но когда они, наконец, подошли к дому великана, их ждали два сюрприза.

Во-первых, дом просто утопал в цветах; даже на крыше, плоской крыше, открыто глядевшей на

солнце, росли одуванчики. А во-вторых, великана не было дома, на счастье измотанных и злых приключенцев.

– Рвем цветочки, и домой, – сказал воин. – Какие именно? – нервно спросила девушка-вор, потирая ушибленную в прошлом

приключении спину, – тут их больше чем кровопийц на Комариных болотах. – Верно заметила, Умница-Льёлль, – проворчал менестрель, добивая крупного комара, одного

из тех, что упорно сопровождали странников от всуе помянутых болот. – Рвем любые, главное - побольше.

Маг, светловолосый красавчик, поправил полу балахона и задумчиво окинул взглядом цветущий сад. Розы, люпины, астры, анютины глазки, гиацинты, львиный зев, васильки,

бессмертники, вербена, резеда, настурция - и все цвело, не обращая внимания на сезон-несезон. – Не вижу в них ничего волшебного… – Не ворчи, Тарик[3] . Лучше проверь. Тарик-маг нехотя повел ладонью. Сад заволновался, точно деревья стремились сойти с места и

отправиться встречать, пусть и незваных, но все равно гостей. – Ловушка… – удивленно заметил маг. – Какая еще ловушка? – проворчал менестрель, алчно, но с подозрением поглядывая на цветы. –

Зачем тут ловушка? – Как раз для таких удачливых как мы, Мати, – ответила за мага Льёлль. – Тарик, что за

ловушка? Маг достал откуда-то закорючку, если чем и напоминавшую волшебную палочку, то только

тем, что она тоже была деревянной, почесал ею ладонь и, коротко хакнув, кинул с той же ладони похожий на мыльный пузырь шар. Шар летел медленно и лениво и на лету развернулся в радужную пелену, накрывшую дом великана вместе с садом. Накрывшую и исчезнувшую со звуком похожим на кошачий чих.

– Ловушка для дурака, – прокомментировал маг. – Она для тех, кто самое простое ухитряется сделать наперекосяк… Для недотеп. Но мы ведь не такие, и для нас она не страшна.

– Раз есть ловушка, значит, цветы представляют ценность, – сделал вывод воин. Маг лениво кивнул. Льёлль нервно хихикнула: – Слушай, Тарик, а тебе никогда не хотелось сменить имя? Все-таки именоваться так же, как

медный грош - это несерьезно для серьезного мага. – Мне нравится, – пожал плечами маг и тут же уселся прямо на землю, воткнул рядом с собой

свою палочку и закрыл глаза. – Все, ушел в астрал, – Мати-менестрель сердито сплюнул, – и чего они все находят в том

астрале? Надо однажды тоже попробовать… – Не расслабляйтесь, – воин сбросил лишнее вооружение и достал из походной сумы

безразмерный мешок, в свернутом виде занимавший не больше места, чем носовой платок, – берем добычу, а дома разберемся - какие из цветов волшебные, и с какого бока. И по сторонам все равно смотрим.

Льелль и Мати, запасшиеся такими же мешками, послушно кивнули. Это была просто работа; быстрое и безжалостное обрывание цветов и поспешное упихивание

их в мешки до тех пор, пока они не наполнились, а после - свирепое трамбование упиханного с целью запихать сверху еще немного. И притом это была тяжелая работа. Трое были бы не против, если бы и маг присоединился к ним, но тот продолжал «витать» и лезть к ним не собирался. Так что прошло нимало времени, прежде чем они удовлетворились сделанным, и, похватав мешки, покинули цветочное поле битвы.

– Проснись уже, – воин пихнул в плечо Тарика-мага, – пора назад. – Я не сплю, – лаконично отозвался тот и лениво поднялся. Как бы ни сопротивлялся маг, но ему пришлось помогать с добычей; уменьшить вес мешков он

мог, но с размером не справлялся, от чего сам же и страдал больше всего, потому что ленив был до крайности.

Первую половину пути Тарик ныл, отвлекая всех от спора о том, какими могут быть волшебные свойства цветов, вторую - молчал, свирепо обруганный Мати, его товарищем по мешку, за то, что постоянно отлынивал и норовил бросить громоздкий груз. Впрочем, ворчание и обиды мага были самой большой неприятностью на обратном пути, и ничего плохого с ними больше не случилось. Возник только один опасный момент, да и тот по их собственной вине.

– Как «сено» делить будем, Дорна? – на первом же привале спросил менестрель у воина. Эйфория эйфорией - но он первым пришел в себя и подумал о насущном, то есть о деньгах.

– Как обычно. А что не так? – Дорна увидел, как приподнялись брови Мати, как недовольно косится на него Льёлль, и даже Тарик-маг не поленился выразить неодобрение, слегка

нахмурившись и тронув тонкими пальцами тонкий же подбородок. – Не покатит, – отрезал менестрель. – Поровну и точка. Ты у нас, конечно, командир и все

такое… Но вот например я… если бы я не заморочил философской дребеденью то лесное чудовище, где бы мы сейчас были? Или взять Льёлль. Диких шуршанцев помнишь? Кто бы из нас додумался, что твари боятся запаха лимона? Вооот. Про Тарика вообще молчу, он у нас в этот раз прямо герой. Это он облил нас всех лимонадом и спас от жутких степных тварей. А если вспомнить грифона…

Лицо Тарика пошло красными пятнами. – Превращу в мышь, – тихо, но с угрозой пообещал он. Льёлль коротко хохотнула. – Правда, Мати, не зли его, в таком состоянии он все может, даже материализовать еще одну

катапульту… – Грифон назвал меня НЕПРАВИЛЬНЫМ магом! – вспылил Тарик. – А ты доказал ему что и он - неправильный грифон, – Мати серьезно посмотрел на воина, – ну

так что насчет честного раздела? Воин не спешил отвечать. – Кто придумал все это? – медленно и внятно, словно объясняя что-то детям, вопросил он. –

Кто раздобыл сведенья и узнал дорогу? Кто вас вел? Покажите мне этого человека! – Это ты, – сказала Льёлль с каким-то нехорошим намеком, – и если тебе нужна слава, то вся

она твоя. А «сено» - поровну. Маг не спорил, но он тоже смотрел на Дорну, и воину этот взгляд нравился не больше, чем

пропитавший всю их одежду запах лимонов. – Хорошо, поровну, – согласился он. В конце концов, с этим можно будет еще поспорить

потом, при непосредственной дележке. Но спора не вышло. Они, в самом деле, разделили «сено» поровну и разошлись - до нового

квеста. …И встретились вновь в доме у мага; воин терпеть не мог гостей, Льёлль не имела своего дома

и моталась по гостиницам, а у барда была большая семья: куча братьев и сестер, в чьем доме он и обитал на птичьих правах, поэтому все встречи проходили у Тарика.

– Как? – коротко спросил воин. – Никак, – признался бард, – сено оно сено и есть. – Я свое скормила лошади, – зло сказала Льёлль по прозвищу Умница. – И что получилось? – Навоз! – рявкнула девушка и замолчала. – Одно из двух. Или мы взяли не те цветочки… или та последняя ловушка была хитрее, чем

думал наш уважаемый маг. После этих слов трое уставились на одного светловолосого красавчика, носящего то же имя, что

и медная монетка. – Так что это была за ловушка? – Я же сказал - ловушка для дурака. Она не срабатывает на обычных людей. – А на обычных магов, которые не могут сказать ничего путного и потому придумывают всякие

отговорки? – сощурилась Льёлль. Мати-менестрель не упустил случая поддеть свою давнюю соперницу в спорах: – Если среди нас есть дурак, то он все равно не признается… Верно, Умница Льёлль? – Сейчас кину чем-нибудь, – пообещала девушка. – Лучше кинь в меня, – отвлек девушку воин, – я хоть поймаю. Льёлль отмахнулась от этой попытки пошутить: – А ну вас всех. В следующий квест без меня пойдете. – Льёлль, мы же команда… – Фигушки! – по-детски обиженно заявила девушка. – С каких это пор? – Стоп! – прекратил споры Мати. – У нас дело есть, не забыли? Итак. Если среди нас нет

дураков… то почему сработала ловушка на дурака?

– Потому что она дурацкая! И не факт, что сработала… – А может все наоборот? Если ловушка на дурака, то только дураку она не страшна? –

задумчиво проговорил воин. Трое уставились на него как кентавр на пегаса. – Идея еще более дурацкая… – Да нет, почему же… – сощурилась Льёлль, – можно проверить. У меня на примете есть

нужный тип. – Льёлль, а что насчет сохранения тайны? – спросил Дорна. – Это, как ты помнишь, была тайна

- маршрут пути, местонахождение дома великана и все такое… – Ты не знаешь Тишека. Он наивный как дитя, поверит всему, что я скажу, и не станет болтать,

если попрошу. К тому же Тишек в меня влюблен. Мати фыркнул, воин покачал головой: – И что? Пошлешь его к великану? Льёлль, мы там вчетвером еле прошли. – Не важно. Если он не пройдет - не жалко. А если пройдет и сумеет достать мне цветочек…

охапку цветочков, – заметив напоминающий взгляд, поправила девушка, – то тем лучше. – Интересные у тебя способы избавится от назойливого поклонника, – ухмыльнулся Дорна. – Он не поклонник. Он просто дурак, – сказала девушка. …– Так принесешь? Тишек кивнул - и это было все. Он ужасно стеснялся, хотя вот сказать ей, что любит, не

постеснялся, надо же! Льёлль всегда удивлялась, как ему хватило на это смелости… А ума не хватило сейчас потребовать с нее хотя бы поцелуй. Это было как-то даже обидно.

Впрочем, нечего! Это сентиментальная ерунда, а Льёлль сентиментальность терпеть не могла. Осталось только рассказать Тишеку дорогу.

…И нарисовать карту, чтобы не заблудился. Зная Тишека, ничего другого Льёлль от него не ждала. Но посылала она его со спокойной совестью, и полностью отдавая себе отчет в том, что он даже с картой может заблудиться. Правда, это ее не слишком волновало.

Тишек глянул на карту два раза и убрал подальше - не до того было. Очень уж красивые открылись места за пределами города - сначала чудная, прямая как стрела дорога с яркими цветами по обочинам - просто как в сказке! - потом березовый лес, полный чистого ясного света, птичьих песен, свежести и беспечального очарования позднего лета… Тишеку хотелось остановиться, присесть на траву, послушать тихую музыку леса, но он обещал Льёлль, а обещания надо выполнять. И, в конце концов, слушать музыку он мог и на ходу.

Небольшая поляна, куда он вышел, беспечно напевая песенку, была не пуста. Во-первых, место на ней занимали странные предметы - что-то вроде изваяний больших и маленьких, причудливых и простых, а во-вторых, тут же присутствовало существо, которое можно было назвать чудовищем, хотя со стороны оно и выглядело как человек; человеческий облик не делал его человеком, как и любого другого. Существо было занято - вытягивало прямо из воздуха пучок тонких синих нитей. Нити упорно сопротивлялись, но то, что удалось вытянуть, чудовище скатывало в клубок и уже из клубка тянуло в стороны отдельные нити. Вытянутые, переплетенные, завязанные причудливыми узлами, они так и застывали словно окаменев. Клубок обрастал узелками, плетениями, отростками, свивавшимися, словно сами собой, в новые узелки и клубки.

– Садись, не стой, – не оборачиваясь, предложило чудовище незваному гостю, который так и стоял, глазея на его работу, и только тогда рассеянный Тишек заметил небольшой столик и несколько стульев на другом конце поляны.

– Спасибо, – поблагодарил путешественник, подходя и присаживаясь, потом вспомнил о вежливости и запоздало поздоровался. Чудовище кивнуло, не отвлекаясь от работы.

Пока оно создавало нечто из синих нитей, Тишек рассматривал другие его поделки. Они изображали живых существ или скопления предметов, а в некоторых невозможно было узнать хоть что-то. Все были сделаны из материалов разного цвета и вида; иные казались каменными, иные - рыхлыми, словно весенний снег, а некоторые колебались точно горячий воздух.

Чудовище закончило работу - завершенное творение, стоявшее на земле, имело вид

неряшливый и почему-то грустный, - стряхнуло с рук остатки синих нитей, подошло к столику и тоже село. Разлив чай из стоявшего тут же чайничка, оно предложило гостю чашку с ароматным напитком.

– Спасибо, – снова поблагодарил Тишек, – скажи, а что ты делаешь С чашкой в руках чудовище почему-то еще меньше было похоже на человека. – Разное, – ответило оно. – Все зависит от того, какими ты видишь мои творения. Тишек еще раз окинул взглядом поляну. – Они разные, – согласился он. – Почему-то мне кажется, что я их уже где-то видел, хотя такого

ведь не может быть. – И какая из моих работ кажется тебе самой знакомой? – Вон та, – Тишек кивнул на темно-серую скульптуру, изображавшую огромный мешок с

проступавшими сквозь его бок монетами, прилепившимися к нему короной, мечом, большой книгой, мольбертом и кистью, и множеством других предметов.

– Я сделал ее из зависти, а последнюю - из нетерпения, – сказало чудовище, повернув голову в сторону застывшего скопления клубков и узелков. – Видишь ли, сильные чувства не уходят просто так и постоянно возвращаются к своему хозяину, не давая ему покоя, даже когда он уже отказался от них. Но если взять гнев или печаль или жажду славы и сделать из них простую вещь, то они теряют власть над человеком. Все просто и никакого подвоха. Материя может воздействовать только на ту материю, что одной с ней природы. Только у людей иначе - они изменяют все, к чему прикасаются, и обо всем судят так, как подсказывают им разум, сердце и душа.

– Как же еще нам судить? – удивился Тишек. – Может быть, иногда стоит просто верить тому, что у тебя пред глазами, а порой не стоит

верить ничему. Правда, до тебя здесь были люди, которые ничему не верили, и с ними было тяжело общаться.

Юноша покачал в ладони чашку с чаем. Взгляд его вернулся к серому мешку-зависти: – Мне кажется, я никогда никому не завидовал… Мастер заметил, куда он смотрит и поспешил успокоить: – О, нет! То, что тебе больше всего знакома зависть, вовсе не значит, что ты завистлив. Просто

в жизни ты часто встречал ее или же те многие вещи, из которых она складывается. В ней есть частичка обиды, частичка жадности, гордыня и ревность и много чего еще.

– Так вот откуда берется зависть? Она собирается из разных вещей, а сама по себе вовсе не существует? Я так и знал!

Тишек отпил из чашки и поставил ее на стол, как ставят точку в конце предложения. По правде сказать, он был слишком беспечен, чтобы всерьез и долго вести подобные разговоры.

– Уже уходишь, – заметило Чудовище, хотя Тишек только подумал о том, что стоит попрощаться. – Куда же ведет тебя твой путь?

– К великану, – ответил юноша, отчего-то смущаясь тем, что, в самом деле, должен уйти. – К Славу? Предай ему привет от меня, – попросило Чудовище. Тишек хотел спросить, как его зовут и от кого передавать привет, но постеснялся. Поэтому он

просто еще раз поблагодарил хозяина и отправился в путь снова. Долина, что встретила его солнечным светом после тенной прохлады леса, простиралась до

самого горизонта и была полна шуршания и шелеста. Шелестели высокие травы, а шуршало нечто в этих травах. Тишеку то и дело казалось, что его кто-то пристально разглядывает. Это ощущение появлялось и исчезало так быстро, что вскоре он просто перестал обращать на него внимание. И именно тогда из травы прямо у него из-под ног вынырнуло пушистое зеленое существо с огромными глазами и тонкими лапками. Тишек, едва не поставивший ногу именно туда, где нарисовалось это чудо, так и остался стоять на одной ноге; существо фыркнуло, и Тишек от неожиданности покачнулся и сел в высокую траву. Насмешливо мурлыкнув, зеленое чудо два раза подпрыгнуло и приземлилось на колено Тишека.

– Что? – озадаченно спросил путешественник. Существо снова фыркнуло и издало мелодичный

посвист, и тут же юноша оказался окружен зелеными созданиями, появившимися из травы. Они подпрыгивали, мурлыкающе переговаривались и шуршали, шуршали, шуршали… Тишек осторожно погладил того, что сидел на его колене - зеленое чудо не было против, однако с колена спрыгнуло и присоединилось к остальным. Путешественник пожал плечами и встал на ноги… Окружавшие его шуршарики как по команде сорвались с места и попрыгали прочь с такой скоростью, что он мигом потерял их из виду. Но один остался. Он подскочил на месте, словно к чему-то примериваясь, потом прыгнул в сторону, остановился, посмотрел на Тишека и моргнул. Юноша сделал шаг в траве, шуршарик отпрыгнул снова, потом подскочил к нему, дернул юношу за штанину и коротким прыжком вернулся на прежнее место.

– Идти за тобой? – наконец понял Тишек. – Но куда? Шуршарик фыркнул, и это вполне могло означать: «А какая разница?» Но для Тишека разница была. – Мне к великану надо, который Слав, – сказал он. – Только, кажется, это далеко. Шуршарик негромко проворчал, явно выражая свое мнение об этом самом «далеко»,

стремительно исчез в траве и так же быстро вернулся, словно показывая, что расстояния не имеют никакого значения.

– Я так не умею, – пожаловался Тишек. Шуршарик не понял или не поверил, он снова дернул его за штанину и поскакал прочь. Тишек

поспешил за ним. Поспешил? Ну не то чтобы… Ноги то и дело запутывались в траве, он спотыкался и пару раз

шлепнулся, вызвав насмешливое шуршание со всех сторон, а безжалостный проводник то и дело увеличивал темп. Юноша быстро выдохся, и когда он в очередной раз растянулся в траве, шуршарик-проводник, наконец, остановился. Зеленое существо обскакало юношу по кругу, нырнуло в траву, пошуршало, явно совещаясь со своими собратьями, и вернулось с маленьким цветочком, который протянуло Тишеку. Но когда юноша хотел взять подарок, шуршарик подпрыгнул, уцепившись за одежду Тишека тоненькими лапками, и сунул цветок под нос

юноше. У цветка не было запаха, но от пыльцы его у путешественника отчаянно защекотало в

носу. Тот оглушительно чихнул и вдруг обнаружил, что трава, в которой он сидит, сильно подросла и достает почти до неба. Он огляделся - его окружали шуршарики, но они были такого же роста, как и он сам.

– Ой, – сказал Тишек. Сказал? Как бы не так! Он прошуршал это и только тогда увидел, что вместо рук и ног у него тоненькие лапки, что он покрыт мягкой зеленой шерсткой и понял, что ему очень хочется прыгать.

«Играем… – прошуршало тут же, – догоняй, догоняй, догоняй!» И зеленая волна шуршариков отхлынула от него в разные стороны, как круги от упавшего в воду камня.

Желание вскочить и бежать, едва касаясь лапками травы, прямо подбросило его, и мгновение спустя, он и правда бежал, легко и одухотворенно, самозабвенно гонясь за одним из веселых зеленых чуд.

Это было восхитительно и очень весело. Он догонял, и его догоняли, он играл, и с ним играли тоже, он прыгал и снова бежал, тело его полнилось легкостью и силой, он не мог остановиться ни на миг и был счастлив. И так могло бы продолжаться бесконечно, если бы на свете не существовали ночи. Но когда темнота опустилась на долину, шуршарики прекратили свои игры и, свернувшись комочками, кто тут, кто там, засопели; сопение их тоже было каким-то шуршащим…

И Тишек уснул вместе с ними, уютно устроившись на травяной постели. Разбудило его ясное солнце и ощущение привычного человеческого тела. Он потянулся,

огляделся и понял, что находится на окраине долины, как раз там, где начинались невысокие холмы. Рядом не было ни одного шуршарика. Тишек немного опечалился от того, что не может сказать спасибо своим маленьким друзьям. Впрочем, он мог сделать это на обратном пути. Радуясь новому погожему дню, путешественник направился в сторону холмов.

Через полчаса полил дождь, который не кончался добрую половину дня. Насквозь промокший,

Тишек искал хоть какое-то укрытие, пока не наткнулся на домик, слишком маленький, чтобы оказаться жилищем великана; какой-то на удивление взъерошенный, вросший в землю, с покрытыми мхом стенами и новехонькой дверью, с крышей, похожей на смешную детскую шапочку. Он прилепился к одному из холмов и казался его частью. У самого порога рос кустик фиалок. Настроение у Тишека было прекрасное; он сорвал один цветочек, сунул за ухо и постучал в дверь, в надежде что хозяин или хозяйка разрешат ему обсушиться и переждать ливень. На стук никто не ответил, но дверь оказалась не заперта. Путешественник смело толкнул створку.

Дверь отворилась легко и без скрипа, но стоило юноше войти, как он услышал звук, сделавший бы честь самой скрипучей из дверей. Короткий коридор в три шага привел его в комнату, где всего-то и помещалось, что стул, стол, большой тролль и маленькая колыбель. Тролль (а вернее, троллиха) качала колыбельку и напевала скрипучим голосом. Слов было не разобрать, но ребенок в колыбели преспокойно посапывал. На окнах занавески в цветочек слабо колыхались от сквозняка.

– Здравствуй, – тихо, стараясь не разбудить ребенка, сказал Тишек, – прости, если помешал… Нельзя ли мне обсушиться у твоего очага и переждать дождь?

– Если не будешь шуметь, – довольно громко ответила троллиха. – Конечно, нет! – Тишеку хотелось подойти посмотреть на дитя, и он осторожно спросил, –

можно? Троллиха склонила голову, рассматривая его, и кивнула. Тишек приблизился. В колыбельке

лежал крохотный тролленок; малыш посапывал широким плоским носом, причмокивал во сне большими темными губами и слегка шевелил пальцами с крохотными коготками.

– Он прелестный, – заметил Тишек с улыбкой. – Как бы не так! – свирепо, но не зло фыркнула троллиха. – Это - ТРОЛЛЬ! Он должен внушать

ужас и почтение с пеленок! – Зачем? – удивился путешественник. – Зачем кого-то пугать? – Затем, что у нас так принято, – уже без рычания ответила троллиха, – как, например, у людей

принято давать детям смешные имена вроде Овцетряс или Мимохват. Юноша от удивления икнул: – Никогда не видел человека по имени Овцетряс. – Зато я видела. Ко мне в гости заходили несколько твоих соплеменников, один из них назвался

именно так. Остальные представились еще более странными именами, которых я не могу повторить. Ну, как бы их не звали, но вели себя они правильно - не спорили и сделали все, что я сказала - спели колыбельную моему сыну и починили мою дверь…

В этот миг на улице раздался шум - словно брошенный в небо большой камень упал обратно у самого порога, заставив вздрогнуть домик троллихи. До этого крепко спавший малыш проснулся и открыл глаза, но плакать не торопился, а с любопытством рассматривал окружающее.

Троллиха вскочила мгновением раньше, чем в дверь кто-то постучал. – Никого нет дома! – крикнула хозяйка. – Особенно для грифонов, которые учатся летать с

катапульты! Тишек удивленно заморгал. Должно быть, приняв восклицание хозяйки за разрешение войти, в

дверь протиснулось недоразумение с телом льва, головой и крыльями орла и робким детским взглядом.

– Извините, – сказал грифон, – я не нарочно. Опять недолет… – А куда ты хотел попасть? – спросил Тишек. – Никуда. Недолет - это я. Но все равно я должен придерживаться плана. – Единственное, чего ты должен придерживаться - это собственных крыльев! – фыркнула

троллиха, взяв на руки запросившегося к ней малыша. – Чаю хотите? Вопрос явно был обращен ко всем. Взъерошенный грифон и Тишек, с которого все еще капало, синхронно кивнули. – Тогда сейчас будем пить чай, – подвела итог хозяйка. В маленьком доме и кухня была маленькая. Доверив дитя присевшему к очагу Тишеку,

готовому подержать малыша на коленях, троллиха без особой спешки повыставляла на стол

сладкие приятности, вроде медового печенья, мятных конфет и вафель с маком. Грифон удобно устроился на полу - лег, обернувшись крыльями, и довольно мурчал, его растрепанные перья постепенно приглаживались. От очага шло приятное тепло; вернувшему дитя маме-троллихе Тишеку нравилось смотреть на огонь, уплетая печенье с горячим сладким чаем. Грифон по-птичьи пил из блюдечка и клевал покрошенные для него вафли.

– А какой у тебя план и для чего он тебе нужен? – спросил Тишек. Грифон покосился на него: – А тебе зачем? У тебя что, нет своего плана? Или ты не знаешь, что для того, чтобы сделать

что-то правильно, обязательно нужен план, и правильный не должен быть простым? Троллиха фыркнула; малыш сидел у нее на колене и пытался утянуть со стола печеньку. – Скажи, как ты летал раньше, без плана? – спросила она. – По-разному, – признался грифон, – вообще-то у меня, кажется, неплохо получалось. – Тогда в чем дело? Зачем тебе еще что-то кроме крыльев и простора? – спросил

путешественник. – Ты не понимаешь, – вздохнул грифон, – один мудрый человек сказал мне, что без плана я

рано или поздно упаду, а я не хотел бы падать, это больно, – грифон потер лапой макушку. – По-моему, именно твой план и заставляет тебя падать. – А что делать, если он слишком простой для правильного плана? Но я знаю тайну - если не

можешь составить правильный план, то он тебя осенит, когда набьешь побольше шишек. Только я забыл спросить того человека: побольше - это сколько?

Троллиха не выдержала и засмеялась. Тишек тоже едва мог сдерживаться, хотя и очень старался оставаться серьезным.

– Расскажи, с чего все началась, – попросил он. – С того, что я летел, – грифон вздохнул, – летел, увидел сверху людей и спустился, чтобы

познакомиться. Один из них сказал, что он маг, но он не был похож на мага - ни посоха, ни красивого плаща, расшитого звездами, ни забавной шапки, ни амулетов, ни даже волшебной палочки. Я сказал ему, что он, по-моему, неправильный маг. А он ответил: «А ты уверен, что ты - правильный грифон? Правильные летают по плану, а как это делаешь ты?» Я попытался понять - как, и оказалось, что у меня нет плана, а составить настоящий, правильный, очень трудно. Но добрый маг подарил мне катапульту, чтобы я смог тренироваться.

Веселая троллиха снова налила всем чаю. – Сдается мне, что это все-таки был правильный маг, – сказала она, – хитрый, наглый и

ленивый. – А, по-моему, все просто, – заметил Тишек, – он забыл рассказать тебе об идеальном плане:

когда ты просто знаешь как летать, то делаешь это, безо всяких катапульт. – А это не слишком просто? – усомнился грифон. – Нет-нет! Это как раз тот план, по которому ты летал раньше, то есть это не просто идеальный

план, но и действенный. И потом, что тебе стоит попробовать взлететь согласно ему? Грифон почесал лапой загривок. – Обязательно попробую, – сказал он и поднялся, – тем более что дождь уже кончился. И это была правда. Солнце как-то договорилось с тучами, и они, тяжело переваливаясь,

отправились дальше на восток, тогда как светило снова правило на ярком синем небе. Троллиха с малышом, грифон и Тишек вышли на воздух; ребенок на руках у матери самозабвенно угукал, ни на минуту не замолкая.

– Хорошо-то как! – грифон раскинул крылья, по-кошачьи потянулся, и довольно щелкнул клювом. – Как же я соскучился по небу и ветру!

И взлетел; у него и в самом деле хорошо получалось. Тишек любовался созданием, которое на земле казалось несколько неуклюжим, и думал - как

же мало надо, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым. Грифон то поднимался, то опускался, совершал в воздухе удивительные кульбиты и счастливо клекотал. Однако он не увлекся и вскоре вернулся на землю.

– Я - правильный грифон, – не без гордости заметил он, – но что теперь делать с катапультой?

– Можешь вернуть тому, кто ее тебе дал, или оставить там, где она есть. Грифон фыркнул: – Пусть ее заберет тот, кому она нужна. Ну, до свидания! Он взмахнул крыльями, подняв ветерок, и умчался куда-то по своим делам. Тишек улыбнулся. Дождь ему уже не грозил, юноша обсох, и даже подкрепился, и пора было

продолжать путь. Путешественник поклонился хозяйке домика, потом достал из-за уха фиалку и протянул ее

троллихе. – Благодарю за гостеприимство! Троллиха осторожно взяла цветочек большой когтистой лапой и улыбнулась в ответ: – Заходи в гости, когда пожелаешь. Дорога звала Тишека, и она уже нравилась ему сама по себе. Катапульту он так и не увидел, должно быть, она пряталась за одним из холмов. А дом

великана Тишек увидел сразу, хотя он вовсе не был большим, просто, словно лодка, плыл в цветочном море, ярком и благоухающем. Подойдя к калитке, Тишек заметил работавшего в саду хозяина. Он был настоящим великаном, но и он казался маленьким по сравнению с некоторыми из деревьев в его саду.

– Доброго вам дня и привет от… от чудовища из леса. – Дня доброго тебе, мой гость, – ответил великан очень приятным голосом. – А что, лесной тот

мастер все так же занят своими глупостями? – Почему глупостями? – Ведь человек справляться должен сам с надеждами, с печалями своими, не ждать, когда

другой ему поможет, освободит от слишком сильных чувств. Но верно ты пришел не к разговору, а с делом до меня. Помочь мне хочешь?

Тишек охотно согласился, и до самого вечера они сажали цветы и пересаживали кусты, пололи грядки, равняли и выкладывали цветными камешками дорожки, словом, проводили время с пользой. И, конечно же, разговаривали. Ритмическая, напевная речь великана немного смущала Тишека, но он быстро привык.

А за вечерним угощением великан спросил: – Ты за цветами? – Ага, – уже без смущения ответил Тишек. – Все за цветами, и никто, увы, ко мне так просто в гости не придет на чай, – грустно кивнул

великан, – но для чего тебе волшебные цветы? Тишек, который впервые слышал, что цветы волшебные, удивился, но не очень сильно. В конце

концов, все прекрасное - немного волшебное. – Я подарю их любимой девушке, – признался он. – Подаришь просто? Если я скажу, что те цветы легко исполнить могут твое желанье? Как?

Изменишь взгляд свой? – Зачем? Исполнять свои желания я и сам могу, – ответил Тишек. Великан рассмеялся. В этом смехе не было ничего обидного. – Когда-то был я карликом, представь, – сказал он, отсмеявшись, – а утром как-то я таким

проснулся. Но и тогда не удивлялся так, как после слов твоих. Но знать ты должен - в цветах нет никакого волшебства. А все, что слышал ты - неправда, сказка. Я сам пустил по миру этот слух, чтобы хоть изредка тут кто-то появлялся, и не было мне так уж одиноко. В моих цветах есть только красота, и то не для любого, ведь бывает, что лишь в глазах смотрящего она. Захочешь видеть красоту - и видишь, а нет, так все равно, что пред тобой, уродство или то, что восхищает. Любых цветов нарви, я буду рад.

– И даже тех, которые на крыше? – Одуванчиков? – великан по имени Слав улыбнулся. – Конечно. Сколько хочешь. Останься,

скоро ночь уже, а утром позавтракаешь и в обратный путь. Тишек согласился. Утром Слав приставил к стене дома лестницу, по которой юноша и залез на плоскую крышу

дома, золотистую от солнечных цветов. Рвать их было жалко; но Тишек подумал, как обрадуется Льёлль, и собрал небольшой букетик.

Но Льёлль не обрадовалась. – Одуванчики??? – воскликнула она, когда юноша попытался вручить ей слегка увядший

букетик. – Где ты взял эту ерунду? Ты хочешь обмануть меня? На самом деле ты никуда не ходил, а нарвал цветов с ближайшей обочины и теперь…

Она замолчала, но не потому, что ей не хватило слов. На самом деле она не думала, что Тишек обманывает - он не умел врать. Но ее глубоко возмутило, что он принес всего лишь одуванчики. В мечтах она представляла себе целый букет прекраснейших роз из великаньего сада, лилии или хоть ирисы! Их не стыдно было бы показать другим, а это…

– Больше никогда ко мне не подходи! И перестань, наконец, улыбаться! Один раз попросила у тебя подарка, и даже это ты не мог сделать как все нормальные люди! Ну что ты за дурак, Тишек!

Юноша понурился; он хотел поделиться с ней рассказом о своем путешествии, хотел предложить вместе с ним сходить в гости к троллихе и удивительному великану, но… Но вместо этого он молча выслушивал упреки, пока Льёлль не надоело браниться и пока она, подкарауливавшая Тишека у дверей его дома, не убеждала прочь.

Юноша вошел в дом и тотчас отправился на кухню - поставить цветы в воду. Пусть в одуванчиках не было ничего чудесного, но это был подарок, да и никакие цветы не заслуживают того, чтобы дурно с ними обращаться.

Только вечером он заметил, что один из цветов зацепился за крючок на его одежде. Тишек распутал стебель одуванчика, беспечно улыбнулся и сунул цветок за ухо, как ему нравилось. Юноша верил, что сможет помириться с Льёлль, он просто не любил огорчаться. И Тишек готов был поверить, что цветы из сада великана в самом деле волшебные. Хотя бы тот, что у него за ухом. «Если так, то чего я пожелаю? – подумал он с улыбкой. Выбрать оказалось легко: – Вот бы вернуть катапульту тому неправильному магу. И не просто так вернуть…»

Идея была забавная. Тишек хотел, чтобы маг улыбнулся, получив такой подарок. Когда четверо снова собрались в доме мага, и мрачная Льёлль рассказала им про Тишека, никто

не стал над ней смеяться. Единственный, кто что-то сказал по этому поводу, был Мати-менестрель:

– Только дурак верит во всякую ерунду. Словно в ответ на его слова со двора донесся жуткий грохот. Когда ошалевшие четверо

вывалились во двор, ожидая чего угодно, вплоть до явления соперников, менее удачных квестовых команд, пришедших с желанием подраться, им открылось умопомрачительное зрелище - посреди двора, воткнувшись углом рамы в мягкую землю, торчала катапульта. На раме темнела надпись:

«Осторожно, неправильная катапульта! Только для неправильных магов!» До них не сразу дошло, а когда дошло… – Эй, Тарик, тут тебе знакомый грифон подарочек прислал, – заметил Мати. Льёлль засмеялась,

Дорна еще кое-как сдерживался, но через миг и он не выдержал. – Ага… с памятной запиской… однозначного содержания… – захохотал воин. Маг побагровел. – Убью… – прошептал он. Льёлль согнулась пополам от смеха: – Слуушай, Тарик… а он в тебя не влюбился? Вон уже и подарки делает! Мати-менестрель уже просто захлебывался от смеха: – Если надумаешь ответное письмецо строчить… я помогу стишками… И подарок сделай

такой, чтобы… нам не было за тебя стыдно… – Да, ты только скажи… И я что-нибудь украду, чтобы тебе… не пришлось покупать

подарок…- сквозь смех выговорила Льелль. Тарик не выдержал. Он прорычал короткое злое слово и сделал жест, который ни один человек

не смог бы повторить, не вывихнув пальцев. Катапульта со звуком лопнувшего воздушного шарика исчезла, и всех, кто был во дворе, окатил невесть откуда взявшийся поток ледяной воды.

Взвизгнувшая Льёлль тут же умолкла и, сжав кулачки, двинулась на Тарика. – Ты что творишь, бездельник?? Дорна тоже не был доволен таким поворотом, и только Мати как ни в чем не бывало выжимал

одежду прямо на себе и ухмылялся. Воин принюхался - окатившая их вода пахла лимоном. – А что, лимонадные ванны полезны для здоровья? – с редкой для него иронией спросил он. – Еще как, – парировал маг, который, не смотря на браваду в голосе, выглядел самым

несчастным из всех.- Особенно для вашего, уважаемый Овцетряс… – Все, забыли, – с усталой злостью бросил переставший ухмыляться Мати. – Нам всем нужно

заняться делом. – Точно, – спохватился Дорна. – На днях мне удалось достать одну карту… Они вернулись в дом, принеся с собой запах лимонада; и начался спор - стоит ли браться за это

новое дело, и сколько и чего оно может им принести. Спор затянулся до самой ночи, так что все четверо успели высохнуть, взмокнуть и снова высохнуть.

А на следующее утро приключенцы встретились вновь. Они собирались в новый квест и не сомневались, что на этот раз им обязательно повезет.

Александр «Imperialist» Кулькин

К. К. К. -=- Городское фэнтези -=-

Первое К В темном коридоре раздались возмущенный мяв и грохот. Я удивленно поднял бровь - странно.

В квартире я один, ночь на дворе, входная дверь закрыта. Интересно. Первым в освещенную кухню влетел Рыжий Первый, за ним, щурясь, вошел незнакомый военный. Хотя…, если этот тип военный, то из какой-то оперетты. Ярко-зеленый мундир, сверкающие как бриллианты погоны и лимонно-желтые петлицы, в которых кровенели «кубики». Все страньше и страньше, как говорила одна умная девочка. Передвижной цирк из города вроде уже уехал, а этот клоун что, отстал?

Наконец-то отморгавшись, вояка строго на меня посмотрел и торжественно провозгласил: – Ты избран! Тебе и только тебе доверена важнейшая миссия… – По наливанию чая, – невозмутимо продолжил я и встал из-за стола за чашкой. – Нет! – возмутился не прошеный гость, но потом смущенно спросил: – А что такое чай? – Напиток такой, тонизирующий. Очень вкусный, – я деловито расставлял на столе чашки,

блюдца, масло. Достал и батон. – Наркоти-и-к? – вояка нахмурился и демонстративно полез в карман. Но, заметив мой

заинтересованный взгляд, смутился и сделал вид, что просто поглаживает роскошный лампас. – А почему наркотик? – лениво спросил я, наливая заварку в чашку. – Так в ваше время все употребляют наркотики, особенно в таких странах. – Ага, – удовлетворенно констатировал, открыл сахарницу, подумал, но все-таки не решился

насыпать. Сахар - это же «белая смерть», так что пускай сам травится. – Что - «ага»? – насупился гость, пытаясь аккуратно столкнуть с табуретки Рыжего Второго.

Коту это нравилось, он также деликатно отталкивал руку и поощрительно мурлыкал. Первый тем временем зализывал хвост и явно строил планы жестокой мести.

– «Ага» - это ага. С какого века в наших краях? Небось проголодался по дороге? – Я из далекого будущего! – гордо ответствовал военный, победивший кота и устроившийся на

сиденье. Кот поднялся, оценивающе посмотрел на этакого невежду и удалился на военный совет. Ничего

не подозревающий гость тем временем выдавал страшные тайны о счастливой жизни в очень далеком времени, где даже кухонные табуретки саморегулируются для удобства. Наконец-то отхлебнув чаю, он потрясенно посмотрел на меня и заявил:

– ОН горький! – А вот сахар и ложечка есть. Зачерпываешь сахар, насыпаешь в чашку, размешиваешь до

полного растворения. И так столько раз сколько надо. Пока растерянный товарищ выполнял алгоритм действий, я достал сигареты, посмотрел на

потомка и решил не рисковать. Примет еще за газовую атаку, и ремонтируй потом кухню. – В общем, мы решили поручить тебе великую и тайную миссию! – он вернулся к цели своего

визита, сделав второй, но уже удачный глоток. – И какая такая миссия? – зевнул я, посмотрев на часы. – Ты назначаешься Корректором Реальности! – Зачем? – Как зачем!? Мы пришли к выводу, что наше время нуждается в защите. – Понятно. Двоечники, – я показал кулак Пусе, который своей черной блестящей шубкой, внес

разнообразие в генеральное совещание котобанды. – Кто-о-о? – Вы. Двоечники, потому что знаете ответ задачи и пытаетесь подогнать под этот ответ

решение. Потрясенный моей логикой, суперпрапорщик (мне наконец-то удалось рассмотреть две

маленьких звездочки на переливающихся погонах) попытался отхлебнуть из пустой чашки, не смог, и, решительно поставив ее на блюдце, все же ответил:

– Неправда! Время нужно корректировать, а будущее незыблемо и оно - единственное! Наше! – А зачем его тогда корректировать? – резонный вопрос, похоже, вызвал у него сбой

программы, потому что он замолчал на целую минуту и вновь попытался выпить свою чашку. Отобрав у него чашку, я внимательно посмотрел на котов и отрицательно покачал головой. Налив чая, и пододвинув сахарницу, задал вопрос:

– А кто это «мы»? Правительство? Суперпрапоршик очухался и категорическим тоном возразил: – У нас никакого правительства нет! Мы - свободные люди, и все решения принимаются на

референдумах! – Как вам повезло, – вежливо восхитившись, я продолжил: – Ну, допустим, соглашусь стать

корректором. И что я с этого буду иметь? – Как что? – искренне удивился вояка. – Почет, уважение потомков. Занесение имени на

Почетную стену… – Это все потом, – вновь зевнул я, – а сейчас что? – Ничего, – растерялся гость, но потом вдруг радостно рассмеялся: – А, вспомнил! Это

называется «шутка»? – Никаких шуток, – строго ответил я и спросил у вошедшей кошки: – Так ведь, Мыша? Нам

зверей кормить надо! – Но это очень почетно, – проблеял потомок, старательно поднимая ноги, которые

инспектировала кошка. – А кто это все затеял, раз правительства у вас отродясь не было? – Ну, у нас «Служба коррекции времени» - клуб такой общественный. Но он очень почетный! – Ясно. Мало того, что двоечники, так ещё и на общественных началах. Короче, мил человек,

двигай ты обратно, а то мне утром на работу рано вставать. Хлеб свой насущный зарабатывать в трудах тяжких. У нас не будущее, а суровое настоящее.

– Но… – Двигай, двигай. Так и скажи своим друзьям, что послал я тебя в светлое будущее. Великий суперпрапорщик удалился в темноту коридора, что-то грустно бормоча себе под нос.

Запахло озоном, чихнула кошка. – Подождем еще, Мыша. Думаю, что это только начало.

Второе К

Вечер спокойно взрослел и тихо переходил в ночь. Чего, увы, нельзя было сказать о моей

котобанде. Именно сейчас я сидел и воспитывал рыжих бандитов. Жертва скособочилась в глиняном горшке. Очередном. Кто именно грохнул с подоконника бедный кактус, я не знаю, но при составлении протокола попались, как обычно, золотистые брательники. Пуси предсказуемо не обнаружилось, так что сейчас он сидел у меня на плече, время от времени обличительно мурлыкая.

Неожиданно он прервался и выгнул спину. Хвост моментально превратился в верстовой столб, а глаза сверкнули лазерным огнем.

– Спокойней, котик. Ну, кого на этот раз принесло, на ночь глядя? В самом темном углу комнаты сверкнули белки глаз, и кто-то ответил с неуловимым акцентом: – Я сейчас покажусь. Разрешите? – Раньше надо было спрашивать. А если уже в квартире, то зачем задаешь глупые вопросы?

Выходи уж. На свет выплыло лицо, всего остального не было видно. Лицо было черным как душа мытаря.

Вначале я одернул Пусю, сделав ему замечание за нецензурное шипение, потом прикрикнул на рыжиков, которые вообще мявкали такое, что невозможно повторить при дамах. За компанию досталось и маме. Только потом я поднял глаза и спокойно сказал:

– Слушай, потомок. Порядочные люди, даже если они негры, в гости в «Хамелеонах» не ходят. – Я не негр! И вообще это расизм, так неполиткорректно выражаться! – А мне хоть девятижаберный пятиног! В моем доме матерными словами могу только я

говорить! – Я же не ругался. У нас никто не ругается. – Я повторяю. В моем доме, обратите внимание, «в моем», никто и никогда не произносит

матерное слово «политкорректность». В русском языке вполне достаточен слой нелитературных выражений, так что незачем заниматься словотворчеством!

Лицо возразило: – Ну, ведь нельзя называть негра негром. Это языковой расизм. – Это признание факта, что ты являешься представителем негроидной расы. Если назвать тебя

«афрохроносом», белее ты не станешь. – Почему? – и в полумраке стремительно материализовалась белая фигура. Черное лицо,

обрамленное капюшоном, вообще провалилось за границы цвета. – Тьфу! – в сердцах я сплюнул в пепельницу. – Сколько можно это старье использовать?

Неужели на складах вторсырья гравитационных «невидимок» не нашлось? Путешественник во времени заметно растерялся: – А в каком я веке? – В начале двадцать первого, – любезно ответил я, подумал и добавил: – От рождества

Христова. – А откуда такие знания о спецкостюмах? – насторожился собеседник. – Фантастику читать надо! – назидательно ответил я. – Гравиневидимку описал ещё Снегов

полвека назад. – А-а-а, – с облегчением протянул гость, потом добавил: – Все-таки я просил бы называть меня

«афрогуманоидом». Надеюсь, просить-то я могу? – Сколько угодно, – милостиво разрешил я. – В этом вопросе у меня сплошная, даже не

побоюсь сказать, махровая демократия. Проси, сколько хочешь. – И? – И останешься негром. Здесь и сейчас командую я. Вопросы? – Это автократизм! Я заявляю решительный протест! – Заявляй! Я тоже заявляю - или говори, зачем пришел, или проваливай, куда хочешь! – Ах, да. В общем, я пришел, чтобы предложить тебе ответственную работу. – Опять?! – я повернулся к котенку. – Пуся, ты слышал? Да, я тоже так думаю. Нет, чтобы

предложить что-нибудь хорошее, миллиард баксов к примеру. А то - работу… Опять, что ли,

корректором? – Нет, что ты! Тот посланник был самозванец. Мы просто не уследили. – Я так и подумал. Сразу, как услышал про все эти демократические референдумы. Достаточно

задать правильный вопрос, чтобы получить нужный ответ. – Точно сказано! – восхитился негр. – И что мне будет предложено теми, кто задает правильные вопросы? – Место Координатора. – И какие бонусы положены координатору? Иновременник восхищенно закатил глаза: – Власть! Неограниченная ничем и никем власть над целым континентом! Вернее, над

корректорами, но через них можно влиять на кого угодно! – И только? – разочарованно протянул я. – Над одним континентом? Фи. Посланник несколько раз открыл и закрыл рот, не в силах чего-либо сказать. Сверкание

белоснежных зубов сильно напоминало полным отсутствием звука далекие зарницы. – Разве этого мало? – Мало. Не забывай про моих котов. Я, может быть, хочу назначить их своими наместниками

над континентами. Пуся будет Африкой командовать, по цвету подходит. И политкорректность не вспоминает. Рыжих в Америки, они у меня «не разлей вода». Мама Мыша будет Евразией руководить, она самая большая.

– А Австралия кому? – в полнейшей растерянности от моих мегапланов поинтересовался хроноэмиссар.

– А в Австралии будет моя штаб-квартира и личный домен. Давно мечтал кенгуру погонять по бушу.

– Буши же все в Америке, я специально историю изучал… – Ерунда. Рыжики мне в такой мелочи не откажут. Вывезу всех бушей в Австралию, пускай

кенгуришки порезвятся. – Это я не могу решать. Но я же предлагаю такую власть! Ты не можешь отказаться! – Слушай ты, «ужас, летящий на крыльях ночи». Нелитературное выражение тебе по всей

морде лица! Тебе русским языком сказано: или все, или пошел вон! Задолбали эти крохоборы, шатаются, спать не дают, котят матерным словам учат. Давай хроноковыляй отсюда по холодочку. Пока я ещё дальше не послал.

Гость удалился без спецэффектов. Не было ни вспышки, ни запаха серы, только котята во главе с мамой собрались у меня на коленях и хором начали мурлыкать.

– Спокойно, ребята, спокойно. Я знаю, в чем тут дело.

Третье К Третьего вечера я ожидал с мрачной решимостью. Сегодня должно все решиться. Не знаю,

конечно, что мне предложат на этот раз, но явно пряник будет очень большим. Коты тоже чувствовали это. Поэтому старались держаться возле меня, время от времени подбадривая мурлыканием.

Тем не менее, звонок в дверь был неожиданным. Покосившись на настороженные уши Мыши, я пошел открывать. На площадке стоял невысокий человек с какими-то смазанными чертами лица. Одет он был в классический костюм-тройку, вот только галстук не гармонировал с белоснежной рубашкой. Эти супермодные узкие «селедки» с нарочито неправильным узлом никогда мне не нравились.

– Вы позволите? – Проходите, – вздохнул я, отступая вглубь коридора. «Элегантный как рояль» гость прошел в комнату, снисходительно похвалил котят,

настороженно сверкающих на него глазищами, и остановился около кресла. – Присаживайтесь, – вновь вздохнул я и уселся сам.

– Я вижу, что вы догадываетесь, кто к вам пришел. – Догадываюсь, – помрачнел я. – Но не пойму, зачем я вам так сдался? Если вчерашний, кгхм,

гуманоид целый материк обещал, так значит, людей вам хватает. – Вы о «шоколадке»? Не стесняйтесь, я ваши чувства разделяю, и можете говорить откровенно.

Видите ли, уважаемый… Слишком много узелков завязано именно в вашем времени. Именно сейчас формируется наше, я повторяю, наше время. И именно в вашем месте. И нам очень нужен умный человек, потому что те дебилы, что мы могли привлечь к сотрудничеству, годны только для выполнения разовых акций.

– Ну не прибедняйтесь. За океаном вы уже победили. – А-а-а! – он махнул рукой. – Тех даже побеждать неинтересно. Парочку технических идей,

мечту о мировом господстве и самое главное - абсолютный эгоизм, слегка замаскированный защитой всех справедливо и несправедливо обиженных. Вот с вами гораздо сложнее и, значит, интереснее.

– Понимаю, – встав с кресла, я обратил внимание, как напрягся гость. – Не понимаю только одного, почему именно я?

Гость сделал вид, что задумался: – Понимаете, у вас очень раскованная фантазия. Вы спокойно отнеслись к явлению гостей из

будущего, этот факт не вызывает у вас отторжения. Вы, в принципе, разделяете наши ценности. И, кроме того, здоровый эгоизм - это тоже очень важный фактор.

– Кстати, об эгоизме. Надеюсь, вы сможете предложить мне что-нибудь интересное. Вновь усевшись в кресло, я посмотрел на собеседника. Тот обозначил улыбку и одобрительно

кивнул: – Разумеется. В этом времени место Консула, главы всей организации. – В этом…? – Браво. Вы зрите в корень. В этом, да. А когда подойдет ваш биологический срок, перенос в

наше время и место Консула, но согласитесь, не первого. Мы добродушно рассмеялись. Пуся потянулся, потерся об меня пушистым бочком и спрыгнул

на пол. Эмиссар-вербовщик не сводил с меня глаз: – Что вы еще хотите? – Всё! Рыже-черная тень, материализовавшаяся в углу, в стремительном броске уронила кресло моего

собеседника на пол и окутала его сетью. На ковер с глухим стуком упала кобура с чем-то явно смертоубийственным. Огромный кот почти с меня ростом повернулся ко мне и басовито сказал:

– Мря. – Ты уверен? – Мря-я-я… – Ну, смотри, брат. Тебе его тащить. – Что это? – наконец-то очухался консул. – Не «что», а кто, – я присел на корточки. – Мультикот, а имени его вам знать не обязательно.

Позвольте представиться, Алексей Листвин, инспектор хроностражи Основного потока времени. Вы обвиняетесь в хронотерроризме и создании нелегальной развилки Истории. Для дальнейшего следствия и суда вы будете препровождены во время нахождения центральной Базы хроностражи.

– Это невозможно! – от недавнего лоска не осталось и следа. Брызгая слюной, это существо орало, что они отследили каждую секунду моей жизни, и я - человек этого, только этого времени! Я только улыбнулся, чувствуя, что знание делает мою улыбку грустной:

– Да. Именно на это мы и рассчитывали, внедряя матрицу в еще не рожденного младенца. Я родился в этом времени, в этом и умру. Поэтому прощайте. И ты прощай, брат. Мне будет скучновато без тебя.

Мультикот на секунду смазался, и вот в мою ладонь уже тычется розовый носик маленького черно-рыжего пушистого чуда.

– Ты уверен? – Мур-р-р…

– Благодарю. Теперь мне есть ради кого жить. Проводив мультика вместе с грузом, и стараясь не потревожить мурлыкающий клубочек на

своих коленях, я налил себе чаю и задумался. Сколько мне осталось в этом времени? Не знаю, но обратный переход невозможен. Моя биография уже легла небольшим камушком в фундамент Основного потока, и изъять его никто не может. Невозможно просчитать все изменения, и всегда существует опасность, что именно этот камушек является краеугольным. Что же, я знал - на что шёл. Значит, будем ждать…

Игорь «Green» Марченко Медвежуть и все, все, все…

-=- Юмористическое фэнтези -=-

ПРИХОД I: В котором четко прослеживается - кто с кем и зачем, от кого и для чего! (трактовка событий от лица Медведа) Солнце едва успело опуститься за заросшие джунглями сопки Чернобыля, последними лучами

уходящего дня лаская покатые бока четвертого энергоблока, как его ночной Зодчий - Медвежуть - уже был на берегу Припяти, где любил полакомиться ягодами величиной с приличную дыню. Жадно давясь и чавкая кроваво-красными плодами, приветливо махнул лапой с длинными когтями прошагавшему неподалеку Димсу с электроудочкой на плече, которого лесные жители отчего-то с поразительным упорством называли Кузьмичом. На удивление бодренький после вчерашнего браконьер раньше остальных спешил занять самое рыбное место у реки, пока его никто не опередил и не отоварил, не отходя от кассы.

– Привет, Медвежуть! – Превед, Кузьмич! – Как дела? – Нормальна. А у тебя? – Лучше не бывает… Так слово за слово Медвежуть и Кузьмич снова съездили друг другу по физиономии, в

очередной раз, продемонстрировав несговорчивость. Дело дошло было до греха, но их потасовку остановил веселый женский смех: – Ах, вот вы где, шалуны! Как дела, мальчики?

Медвежуть, сжимающий лапами горло Димса, испуганно сглотнул и прекратил дожимать удушающим приемом ненавистного лесника. В трех метрах от них стояла доярка Нюрка, задорно упирая кулачищи в свои необъятные телеса. Все ее складки колыхались от смеха, наводя ужас на случайных свидетелей.

– Отпусти! – просипел Димс и скинул с себя охнувшую тушу Медвежутя. – Вы куда? – расстроилась Нюрка, когда два закадычных приятеля кинулись улепетывать от

нее, проламываясь сквозь хвойные ветки, аки стадо атакующих носорогов. – Чуть не попались! И все из-за тебя! – с трудом отдышавшись, обвинил Димс вылизывающего

шерсть на лапах Медвежутя, угрожающе зарычавшего на него в ответ. – И нечего тут рычать! Вот сдеру с тебя шкуру и продам американцам на военную базу!

Медвежуть, покосившись на горизонт, где стартовали в небо серебристые сигары тяжелых бомбардировщиков НАТО седьмого воздушного полка армии США, разжал средний коготь и показал его Кузьмичу. – «Вот тебе, а не моя шкура!» – чуть не ответил он, но вдали снова послышался Нюркин смех, и приятели быстро распрощавшись, растворились в лесу, направляясь каждый по своим делам.

Ближе к рассвету, когда неугомонный Медвежуть возвращался к себе в берлогу, придерживаясь в качестве ориентира покосившегося забора близ Диканьки, далекое пение и звон бутылок привлекли его внимание. Давно здесь никто не веселился.

– Гоооп… Стоооп… Канааадааа! Голых баб… неее надо! Дай нам… гоооорилки, жарче зажигай! Хоп! Хоп! – орал задорный голосок.

Увидав вывалившегося на поляну пьяного в хлам медведа, беснующиеся на старом хуторе люди ничуть не удивились и не испугались. Медвежутя здесь все знали и уважали, так как он был местной достопримечательностью и ходил в авторитете. Чтобы отвадить мохнатого от местных девок, медведу наливал и чукча в чуме, и якут в яранге, и индус в Ашраме, и японец в «Хонде», и русский в бане, и еврей в банке, и чеченец в Швейцарии, и афроамериканец в Афроамерике. Словом, все!

Усатые и чубастые колхозники тут же усадили ничуть не растерявшегося Медвежутя за стол и набулькали ему в граненый стакан боевых двести пятьдесят горилки-первачка. Вложив в лапу приличных размеров шмат сала с соленым огурцом, все вернулись к прерванной гулянке.

«Хорошо-то как в кругу друзей!» – растрогался медвед, после рюмки чуть не прослезившись от умиления. И так ему сделалось на душе тепло и уютно, что он, растеряв бдительность, проворонил тот момент, когда сзади к нему на цыпочках подкралась Нюрка и грохнула по медвежьей башке тяжеленной чугунной сковородой кило на двадцать. Вмиг перед глазами вспыхнули искры далеких созвездий, после чего в небе зажглась ослепительная сверхновая. «Влип… как кур в ощип!» – еще подумал медвед, прежде чем второй удар по затылку отправил его в глубокий нокаут.

– Я тебе покажу, окаянный, как убегать от честной девушки! Отделаю как бог черепаху, так что небо покажется в алмазах! – радостно взвизгнула Нюрка, когда поняла, что маневр удался. – Чего уставились? Тащите его ко мне на дачу, мне одной не справиться! Ню?!

…Наблюдавший за этой сценой c пригорка браконьер Кузьмич не смог сдержать тоскливого вздоха. Медведа он недолюбливал - да и за что его любить? Он только и делал, что жрал, разве что не из помойки, спал, с кем попало, гадил, где приспичит, да пугал заезжих туристов своим идиотским возгласом: «Превед!! Как дела?» Но такой участи, как угодить в Нюркины лапы, врагу не пожелаешь. Быстро охлопав карманы на предмет оружия, Димс пришел к неутешительным выводам. Кроме тесака как у Рэмбо, автоматического карабина для охоты на слонопотама, шестиствольного пулемета как у Шварца в Терминаторе-2, трофейной американской базуки системы «Шеридан» - которую он, кстати, честно стянул у одного из поисковых отрядов америкосов - никаким иным вооружением он похвастаться не мог. «Да, маловато волын для Нюрки, – снова вздохнул Димс. – Этого не хватит даже чтобы ее пугнуть. Однако влип лохматый».

– Рождается план… – через полчаса пробормотал Димс, вспомнив о ржавом бронепоезде времен Второй Мировой, навеки застывшего на постаменте у входа в заброшенное депо имени Клима Ворошилова, громившего басмачей еще в Гражданскую. Быстро докурив косячок с коноплей, лесник заторопился осуществить задуманное, пока для Медвежутя еще не стало слишком поздно. Как бы Димс к нему не относился, оставлять соседа в руках сумасшедшей бабы было просто… бесчеловечно и не гуманно! О, как!

…Сознание медленно возвращалось в ноющую, мохнатую башку, украшенную на макушке огромной фиолетовой шишкой.

– Где это я? – рыкнул Медвежуть, с трудом всматриваясь в багровую тьму. – ТАМ ЖЕ, ГДЕ И Я!! ГЫЫЫЫ! – зловеще рассмеялась Нюрка и щелкнула в полутьме

электрическими зажимами для сосков. Затянутая в блестящую кожу, увешанная цепями и патронташами из разнокалиберных фаллоимитаторов, доярка воистину могла напугать и более подготовленного мазохиста, принимающего тяжелые, галлюциногенные препараты для стимуляции собственного либидо.

– Наконец-то мы одни, мой котенок! – мурлыкнула Нюрка, вихляющей походкой подходя к напуганному до смерти Медвежутю, по шкуре которого побежали волны нервной дрожи.

– Еще немного и мы выведем сверхрасу, способную завоевать весь мир! Не пьющую, не травящую пошлых анекдотов и не рассуждающую, - армию, целиком послушную своей госпоже! Мы изгоним янки и хохлов с Украины, китайцев и казахов из Оренбургских степей, а семейство криминального авторитета Ладина по кличке Гоблин из Первомайки! Мы завоюем планету и

отправим к далеким звездам наших потомков! – «Опять ее понесло», – вздохнул Медвежуть и напряг мышцы лап. Цепи, удерживающие его на

кровати, были из добротной стали и даже не дрогнули, но стоило Нюрке поднять с пола ведро вазелина и приблизиться со зловещей улыбкой поближе, как цепи сами собой лопнули. Медвед и не догадывался - какая в нем таится силища, особенно перед лицом неминуемой угрозы! С ревом вскочив с кровати, он бешено заметался по комнате, ища выход, когда откуда-то с улицы раздался протяжный гудок локомотива и протяжное пение Кузьмича: «По тууундре, по железной дорооооге! Несееееется! Боевой наш экспресс!»

ДИМС НА ИЗМЕНАХ ИЛИ ТРАВКА КАК ПРЕДЧУВСТВИЕ…

ПРИХОД II:

В котором Димс познает силу галаперидола и спасает Нюрку от дурдома! (трактовка событий от лица Кузьмича) – Слушайте, я совсем запуталась в показаниях свидетелей! – всплеснула лапками прокурорша

по кличке Тигринка. Это была огромных размеров пушистая белка, привыкшая прогонять проблемы лесных жителей через свой Департамент Юстиции. Пухлая папка с делом о Медвежути, деревенской дурочки Нюрки и угнанного Димсом локомотива с одной стороны тянула на обычную бытовуху, а с другой - тут тебе и вандализм, и похищение, и сексуальные домогательства в особо извращенной форме. А в особенности - порча государственного имущества, записанного на Чернобыльский военный округ, не считая жалоб армии США на похищение тридцати тонн высокооктанового авиационного спирта, пропавшего накануне. В общем, налицо криминал, тянущий на червонец с конфискацией…

– Ну, чего тут не понятного? – поерзал в кресле Кузьмич, глубоко затягиваясь косячком. – Дык епть, значица гулял я по лесу, собирал шишки, никому не мешал и вдруг вижу Нюрку! Идет распутница по лесу в одних красных панталонах и манит меня, манит… говорит: «Иди ко мне, Кузьмич, нахлобучь, осчастливь!» Тут бы ни один нормальный мужик не устоял…

– Не было такого! Ничего не было! – охнула Нюрка, прожигая Кузьмича испепеляющим взором горящих глаз. – Я - девушка приличная, а вы на меня наговариваете! Грех это!

– Ну, а что скажет сам пострадавший? – подозрительно сощурила Тигринка зеленые глазищи, обратив внимание на всхрапывающего в углу с открытым ртом Медвежутя.

– А у него нет права голоса, он же - обычный медвед! – разом заголосили Димс и Нюрка. – Вы, госпожа прокурор, ближе к телу. Смотрите на факты жестче, а на людей мягче…

– Поддерживаю требование сторон! – неожиданно проснулся от тяжкого похмелья всеми уважаемый и горячо любимый мировой судья Ладин Кола Кельды или просто Гоблин, от которого за версту тянуло не только вчерашним днем, но и нелегалом. Держась одной парой рук за уголовный кодекс, другой парой он усердно массировал лоб. – Колись, Кузьмич, зачем похитил бронепоезд и на нем врезался в Нюркин сортир?

– Значит, правду-матку вам подавай, контры!? – взвился Димс, разрывая на груди тельняшку и хватаясь за наган. – Сами напросились! А дело было вот как…

И тут Остапа понесло. По его словам выходило, что ровно ничего из вышесказанного вообще не имело место в реальности. Они со своим корефаном-медведом зашли к Нюрке в гости на рюмку чая и не рассчитали сил. В результате ему захотелось покататься на локомотиве, а когда он увидел целующуюся за сортиром парочку, временно утратил контроль над башкой и ревниво направил поезд на таран предателей! А то, что Нюрка была одета не по форме, так в лесу демократия - каждый одевался как захочет, да и тепло сейчас!

– За неимением улик дело закрыто! – хлопнул молотком по пробегающему мимо таракану мировой судья Ладин-Гоблин. – Первоначальное требование сторон - отправить Нюрку в дурдом на принудительное лечение от нимфомании - не поддерживается, потому что я знаю, что она не виновна!

– Откуда вы знаете? – заупрямился Кузьмич. – Где это написано?! – Она вчера добровольно пришла ко мне в кабинет и сказала: «Папа! Я ни в чем не виновата!»,

и я ей верю! А тебе, борода многогрешная, пять кубиков галаперидола прямо в зад, шоб не наговаривал гадости на нашу семью, и до кучи коробку звездюлей в придачу!

Не слушая возмущенных воплей Димса, Гоблин сделал знак двум своим дюжим санитарам, стоящим в дверях: – Выведите-ка этого хама за дверь и отдуплите как следует! На этом слушанье считаю законченным.

– Погодь! – дернула усами Тигринка. – А шо с медведом? Он, вроде как, не при делах. – А ну его к черту! – поскучнел Гоблин, ковыряясь вилкой в зубах. – Он смирный. Если будет

нарываться, верните его в зоопарк. А ты, Нюрка, завязывала бы якшаться с разным зверьем ушастым! – он наставительно указал пальцем на дочку. – Тебе шо, деревенских дурней мало, что на экстрим потянуло?

– Люблю его окаянного… – всхлипнула Нюрка, провожая взглядом уходящего Медвежутя. А тем временем армейский патруль американцев в количестве трех бронетранспортеров и

дюжины рыл патрулировал зону отчуждения вокруг зоны заражения, ставя перед собой цель: не допустить несанкционированного выхода мутации за границы очерченных и согласованных с Вашингтоном.

– Курки? Млеко? Яйки? Фак! – выругался чернокожий капрал, когда на приграничном хуторе ему в очередной раз дали в рыло, еще и обстреляв из РПГ на прощанье.

– Слющай, нэ понымаю я этих русских, да! – грустно вздохнул рядовой Кикабидзе из грузинского полка миротворцев. – У ных зымой снегу не допросишься! Вах!

– Святая правда, хлопчи! – подкрутил усы украинский погранец с вызывающей фамилией Москалев. – Жмот на жмоте и жмотом погоняет! В прошлый раз у северного хутора попросил водицы испить, так пока поили, у нас стянули с хаммера колеса и открутили все зеркала, не считая щеток для стекол! Пришлось плестись обратно пешкодрапом!

– Фак! – снова выругался капрал, наступив новеньким ботинком на чью-то какашку. – Фокинг фифт мо то анала секьют! – тут же разразился он нецензурщиной.

– Ты чего нить секешь в его мове? – спросил грузина хохол. – Бачишь по ихнему? – Слющай, радное сердце, если бы я гнал по ихнему, меня бы здесь не было… Из кустов неожиданно вылетел черный вихрь, вмиг смел всех солдат наземь, а сами

бронемашины разорвал в клочья. При этом черный капрал упал лицом на какашку и завизжал как девка.

– Ай! Спасайтесь, собака Баскервилей проснулась!! – орал погранец по-русски, вмиг позабыв украинский. – Она бешенная!

– Какая это собака, да?! Это жи настоящий медведь! Тот самый, что скушал Гоги! Пьяный в хлам Медвежуть, еще немного поглумившись над развороченными машинами и

бегающими в панике американцами, сердито фыркнул и снова исчез в кустах. – Это всёё неспростааа! – глубокомысленно изрек прибалт по кличке Хиля, вылезая из

разрушенного сортира. – Вызывайте подмогуу! Рыбачащий неподалеку Кузьмич по достоинству оценил ковровое бомбометание, которое

устроили американцы. Весь ближний кордон от действия полуторатонных английских бомб «Толбой» стал смахивать на лунный пейзаж, изрытый алыми кратерами.

– Опять тоже самое… – сплюнул в воду Димс, наблюдая - как дохлая рыба всплывает брюхом кверху. – Этих янки нужно подколоть галаперидолом, а не меня! – болезненно потерев исколотый иглами зад, ахнул. – Никак медвед снова взялся за старое?!

РЕАЛЬНАЯ ВИРТУАЛЬНОСТЬ

ПРИХОД III:

В котором все возвращаются домой - в дурдом! (трактовка событий от лица заведующей отделением «тёти Нюры»)

– Так чем все закончилось? – жадно поинтересовался тощий сосед по койке, ерзая в

смирительной рубахе. – Ты победил американцев и спас мир, как когда-то я под Аустерлицем и Ватерлоо?

– Разумеется! – важно напыжился Димс, выпятив грудь – Мы с Медвежутем, когда раздавим по пузырю, любого порвем на британский флаг! Скажи, Мишик…

– Да пошел ты! – огрызнулся мрачного вида громила, помимо смирительной рубахи привязанный к кровати еще и толстенными ремнями. Лохматый и взъерошенный он действительно всем своим видом напоминал большого медведя.

– Добрый день, мальчики! – приветствовала всех с порога дородная женщина в белом халате лет тридцати пяти. – Вижу ваши дела, как на ладони. Господину Кузьмичу заметно полегчало после вчерашних уколов, а вот вы мой дорогой Михаил меня беспокоите…

– Я не Михаил, а Медвежуть! – буркнул громила. – Не вздумай ко мне приставать, Нюрка! – Я как раз об этом и говорю. Вы наотрез отказываетесь возвращаться в людское общество,

застряв где-то посреди своей любимой виртуальной реальности или реальной виртуальности - это уж как угодно. У вас компьютерщиков и так от рождения не все дома, а вы лишь ухудшаете ситуацию, играя в разные компьютерные игры вроде Сталкера.

Отдернув занавеску на окнах, заведующая отделением для особенно буйных и невменяемых индивидуумов лишь вздохнула, наблюдая, как остальные больные внимают Дмитрию - он же Димс.

– Если вздумаете кусаться, я снова вызову американских солдат-мед братьев, которые вернут вас в кровать, – предупредила заведующая, заметив блеск в глазах Михаила.

Солнце медленно поднималось из-за темной громады леса, лаская первыми лучами полосатую трубу котельной, так сильно смахивающей на четвертый энергоблок. Медвежуть поневоле залюбовался рассветом, прежде чем вспомнил, что он уже не в волшебном лесу, а в больнице им. Кащенко города Москвы, куда его привезли с диагнозом - шизофрения. День проходил за днем, складываясь в недели и месяцы, а ему по-прежнему было херово. Соседи по койке не разделяли его замкнутости и всеми способами старались поддержать и развеселить, но Медвежутю было уже все по одному месту. Лишь вечерняя доза успокоительного скрашивала жизнь, отправляя обратно в лес, о котором грезила вся палата. Утром жизнь снова превращалась в оживший кошмар, но ночью, когда неведомая сила чьего-то гения фармакологии отправляла всех в странный мир, где жители палаты номер семь оказывались все вместе, начиналась другая песня. Здесь любой мог стать кем угодно, приобрести любое тело, но самый большой секрет заключался в том, что врачи дурдома, употребляющие успокоительное втайне от всех, сами оказывались в том мире, реализовывая свои больные фантазии, но уже, как они думали, во сне.

– Слушай, ты зачем дразнишь американцев? – спросил у Медвежутя Димс, понизив голос, когда в комнату вошли дюжие санитары. – Они мне всю рыбу в реке повыведут.

– Их нужно выгнать за зону отчуждения. Кажется, они начинают о чем-то догадываться! – шепнул Медвежуть. – Они интуитивно заходят на нашу территорию, легко проходя границу между сном и явью. Если они прорвутся к нам, наша жизнь в лесу станет как в реальности - невыносимой. Их необходимо раз и навсегда отвадить.

– Согласен, но что ты предлагаешь? – Ударить сегодняшней ночью по их авиабазе за рекой! Если мы разорвем нить, связывающую

их сны с нашим миром, мы навсегда закроем дорогу в наш лес. Тем же вечером вся палата в нетерпении ждала новую дозу успокоительного, что таинственным

для всех образом переселяло на время души больных в удивительный мир грез, где любая фантазия осуществлялась. Уколы, как всегда, делали два дежурных по отделению, которые в волшебном лесу тоже имели своих прототипов в лице многорукого мирового судьи Ладина по кличке Гоблин и мутированной гигантской белки Тигринки.

– У, контры! Ничего… доберется до них еще Красная армия! – растирая зад, поморщился Димс. – Готов?

Медвежуть кивнул и уже через пять минут сотрясал палату громовым храпом…

ПОСЛЕДНИЙ БОЙ – ОН ТРУДНЫЙ САМЫЙ

ПРИХОД IV:

В котором по всей округе пошла такая реакция, которая и не снилась реакционеру Пол-Поту” (трактовка событий от лица Лукавого) Приняв свой прежний облик, Медвежуть первым делом для пробы свалил дерево и развалил на

части огромный валун. Силища приятно порадовала мохнатого. – Хватит бузить! – вздохнул Димс и извлек из своего кармана партбилет. Друзья быстрой

рысью побежали в деревню, где жителями были все обитатели палаты номер семь, в нетерпении ждущие плана сражения. В атмосфере витали идеи революции…

– Революционный комитет Красной армии в лице товарищей Медведова и Димсова постановлением народных Комисаров от семнадцатого ноль десятого признает их врагами народа и революции! – громко читал приговор Димс захваченным врасплох Гоблину и Тигринке, коих вынули из кроватей в одних пижамах. Спрятав левую руку в карман малиновых штанов с лампасами, а правой размахивая над головой наганом. Кузьмич изредка поглядывал на Медвежутя, где-то раздобывшего изъеденную молью кавалерийскую бурку и папаху с красным околышем наискосок. Сжимая в мохнатых лапах огромный пулемет, он красноречивее слов нагонял жути на потенциальных врагов народа, коим были чужды идеи революции и перемен.

– Только массовые расстрелы спасут родину от полного уничтожения и тлетворного влияния внешнего мира! – закончил выступление Кузьмич, чуть не поскользнувшись на покатой башне БТРа, с которого он и толкал речь в массы. Изредка отхлебывая самогон из протянутого стакана, он часто обращался за идеями к туалетной бумажке, на которой начеркал некоторые изречения Маркса и Энгельса. Как друзья и предполагали, народ в целом поддержал смену власти. Теперь, когда у путчистов был явный перевес над силами НАТО по количеству шашек, тачанок, пушек и пулеметов, можно и в бой идти.

– Что делать с пленными и арестованными? – поинтересовался Медвежуть. – Кидайте на рытье траншей и расширения новых укрепрайонов! Мы объявляем администрации

Новой Американской Террористической Организации… ВОЙНУ! Проникнутый величием момента, Кузьмич снял кожаную фуражку с красной звездой, огладил

бороду, нервно закурил конопляный косячок, после чего вернулся к разработке планов генерального сражения с силами тьмы.

– Значица так… наши краснознаменные пехотные полки и кавалерия ударят во фланг наступающей группировки войск противника под Бобруйском. Мои механизированные танковые корпуса под прикрытием тяжелой корабельной артиллерии нанесут упреждающий удар по всей протяженности линии фронта! После блокирования портов Пилау и оккупированного вражинами Крондштата, мы всенепременно организуем окружение всего подводного Северного флота Прибалтики и Норвегии силами партизанских и комсомольских ячеек! Высадим десант под Нарвиком и отрежем противника от поставок железной руды из нефтеносных районов Скандинавии. Далее…

Водя электроудочкой по земле, Кузьмич возбужденно рисовал жирные круги, вероятно означающие силы противника в окружении, а то старательно выводил длинные стрелы главных ударов, наносимых отчего-то по Берлину, Алма-Ате, Вашингтону, Таллину, Киеву и Тбилиси. Медвежуть чуть не вывихнул себе челюсть, зевая в полный рот. Стратегия его не слишком интересовала, его больше привлекал сам процесс экшена и мордобоя. Почесав задней лапой у себя за ухом, он прервал словесный понос друга, который, впав в невменяемое состояние, уже грезил победой к сорок пятому, капая слюнями на карту нового мироустройства, где он был новым председателем Мао!

– Окстись, Кузьмич! Какие к чертям танки, десант и артиллерия?! У нас всего один бронепоезд времен Гражданской, который ты же и разбил, врезавшись в сортир Нюрки!

Упоминания печального эпизода с бронепоездом несколько охолодили пыл Димса, вызвав досаду, но не успокоили его взрывную натуру.

– А это не важно! Капиталистам уже ни за что не остановить мировых интеграционных процессов! После первой победы к нам присоединится все остальное измученное кока-колой и борьбой с терроризмом развитое человечество! Тогда и появятся танки и самолеты, а пока бери в руки шашку, сынок, и руби всю эту белогвардейскую сволочь направо и налево! Ты сегодня же проникнешь на аэродром НАТО под Припятью и выведешь из строя всю стратегическую авиацию янки, учудив несколько громких диверсий в своем духе. Тогда у нас будет превосходство в воздухе! Иди, лохматый, выполняй приказ партии, и родина тебя не забудет!

– С одним пулеметом не многое навоюешь… – протянул Медвежуть. – Извини, пулемет придется оставить. А вдруг янки устроят отвлекающее контрнаступление

под Москвой? Чем тогда прикажешь отбиваться? Матюгами? В общем, могу выделить только это! Конфискат! – и вложив в лапы изумленного медведа огромный фаллоимитатор Нюрки, смахивающий на дубинку, поспешно засобирался. – Сам понимаешь - трудные времена. В стране Кризис. Со снабжением тяжко, так что помни… ты только того… не этого… бывай!

Прилизав волосы, и браво подкрутив усы, Кузьмич важно заверил, что у него еще несколько выступлений на пленуме ЦК КПСС, после чего, украдкой купив букет алых роз и бутылку Зубровки, рванул к Нюрке на дачу, пока Медвежуть не очнулся и не передумал.

– Вот же… нехороший человек! – чуть не взвыл медвед, но резиновую «дубинку» взял. …Тихо на военной базе янки после обеда. Лишь еле слышимые поскрипывания крыльев Б-52

на ветру, да далекий лай собак нарушают сытую тишь да благодать. Часовые дремлют на вышках, вполуха слушая надрывающиеся колонки в центре базы, транслирующие «Криденса». Чутко прислушиваясь к звукам на аэродроме, вдоль минного поля ползла мохнатая туша Медвежутя, собравшего у себя под брюхом кучу мин и напряженно сжимающего в зубах чудовищный фаллоимитатор. Первого часового он застал врасплох и отоварил по затылку резиновым членом прямо у КПП, а на второго просто упал с крыши сторожевой будки. И так была велика извечная классовая ненависть простого русского медведа к буржуям, что все методы были хороши. Используя природные укрытия, он благополучно переполз бетонку взлетного поля, где и добрался до первого в шеренге бомбардировщика которому и отгрыз хвостовой стабилизатор. Теперь при попытке взлететь, Б-52 непременно утратит контроль и рухнет на землю. На то, чтобы нейтрализовать остальные самолеты, коих на аэродроме насчитывалось не менее полусотни, потребовалось пожертвовать долгими тремя часами, сломанным зубом, и все это под носом у спящих наблюдателей. Первый этап диверсии удался. Теперь предстояло добраться до склада с кока-колой и уничтожить его, тем самым окончательно добив ненавистного врага, ибо, как известно, янки не могут воевать без этого напитка.

Тенью прокравшись на военные склады газировки, Медвежуть нос к носу столкнулся с офицером, за которым плелся на дозаправку полк «зеленых беретов». Изумленно открыв рот, офицер хотел было заорать, предупредив остальных, но медвед, не растерявшись, забил ему в глотку резинового дружка Нюрки, разметал в разные стороны сонных спецназовцев и припустил к главному резервуару с кока-колой, куда минуту спустя и нагадил три кучи.

По аэродрому прокатилась унылая сирена тревоги, когда медвед уже вовсю улепетывал обратно в лес, провожаемый длинными очередями автоматов, пулеметов и безоткатных 150-мм-х пушек. Рычащая бронетехника еще только покидала автопарк, а Медвежуть уже прибежал обратно в деревню, где народ кинулся чествовать и прославлять народного героя, первого секретаря компартии Залесья, заслуженного Академика и почетного строителя - Кузьмича (он же Димс). За заслуги перед отечеством и народонаселением палаты номер семь больницы им. Кащенко в борьбе против мирового капитализма его в торжественной обстановке отлили в бронзе и наградили орденом Ленина!

– …Так закончилось самое жестокое противостояние Востока с Западом со времен падения

Тунгусского метеорита и реакционера Пол Пота, – заметив приближение санитара со шприцем, Димс быстро склонился к упакованному в смирительную рубаху слушателю и быстро зашептал: –

Я дважды номинировался на Оскар в Голливуде и предлагал Нюрке отдаться мне на сеновале, но трижды был бит. Говорят, она сбежала в Панаму к наркодиллеру Мануэлю Нарьеге, помогать ему контролировать наркотрафик из Америки.

– А что случилось с Медвежутем? – выкрикнул слушатель, наблюдая, как Димса санитары упаковывают ремнями и в принудительно-добровольном порядке тащат на лекарственные процедуры и электрошок.

– После тяжелого и кровопролитного, по его словам, боя на аэродроме НАТО Медведа, как водится, все снова обласкали, но членство в партии не дали! От обиды и запоя он бросился грудью на амбразуру и погиб как герой Припяти! – раздался из коридора затихающий крик, прежде чем не исчезнуть за поворотом.

– Какая история! – мечтательно вытянулся на кровати погранец Москалев, он же хлопчик из украинского батальона «Сало в шоколаде». – Главное, понимаешь ли… не пожалел своей поганой жизни ради блага партии и народа! Герой!

– Ты его больше слушай… он тебе еще не про такое наплетет, – мрачно буркнул громила Михаил, он же Медвежуть. – Завтра он расскажет, что стал верховным генералиссимусом Иосифом Виссарионовичем, а послезавтра Царем и Императором всея Руси и всей Галактики!

Проходящая с обходом заведующая отделением удовлетворительно покивала головой. – На поправку идете, Михаил. Значит, Вы еще не потеряны для общества. – Не подлизывайся, Нюрка, я все твои ухищрения знаю наизусть! – ухмыльнулся Медвежуть, с

удовлетворением наблюдая - как улыбка заведующей превращает в гримасу.

Екатерина Коняхина Маша Калинкина

-=- Юмористическое фэнтези -=- Законы образования облаков Маша, естественно, изучала. Было это, правда, давно: где-то в

классе пятом на уроках естествознания. Поэтому она ничего толком не помнила, и лишние знания не мешали Маше любоваться первозданной природой. Хотя в наше время даже облака уже с трудом можно назвать «первозданной природой» - так много в них намешано всякой химии. Вот и теперь ярко-розовые барашки стремительно неслись по небу, образуя….

Маша слегка приоткрыла рот от изумления. Изменения цвета легко объяснялись приближающимся закатом, быстрое передвижение - ветром

с севера, а проявившиеся на фоне неба буквы…. Стоп! Буквы объяснить было трудно. Особенно, если учесть, что они складывались в слова. И если

фраза: «Дура ты, Маша» ее не особенно бы насторожила, то проявившееся: «Дура ты, Маша Калинкина» повергло в легкое недоумение. Недоумение сменилось паникой, когда из соседнего отдела заглянула подружка и спросила: – Маш, а ты в окно давно смотрела? Вскоре собрался целый консилиум, и места у окна не осталось. Сначала вспомнили кино

«Любовь и голуби». Но там надпись была написана звездами и, возможно, Васе лишь мерещилась, а здесь-то все видят.

Потом решили немножко отметить такое уникальное событие оставшимся после предновогодней вечеринки шампанским. Пока отмечали, надпись стала ярче.

Маша задумалась: кто бы мог ей так насолить и за что? Девушка она была свободная, довольно симпатичная и неглупая. Идиоты-поклонники остались в ранней юности. Сейчас настало время людей солидных, на глупости не разменивающихся. Хотя ни солидные, ни бестолковые ухажеры

такого сделать бы не смогли. Да вообще НИКТО такого сделать не смог бы. На этом рассуждении в Машиной душе проснулся ужас, смешанный пополам с гордостью: про

главбуха-то не написали на небе, а про нее написали! И не важно, что именно. Слабо вякнула электронная почта, и Маша автоматически нажала на кнопочку, открывая

письмо. На экране высветилось сообщение:

«Если Вы хотите убрать нежелательную надпись на небе, пошлите смс на номер 000007».

Маша восхитилась: «Вот это скорость у мошенников… Только узнали о проблеме - уже смс!» Приблизительно через час в интернете появились новости о происшествии в небе, их

перепечатали все мировые СМИ, и Маша успокоилась, потому что не одну собаку Жучкой зовут, видимо есть еще одна такая Маша, а может и не одна, и вообще скоро стемнеет.

Стемнело. И все стало хорошо, спокойно и даже немного обидно, что все закончилось. Купив в магазине у дома вкусные салатики, девушка устроила себе праздник живота и, посмотрев какую-то ерунду по СТС, заснула, поставив будильник на шесть утра.

Проснувшись вовремя и повалявшись еще немного, Маша вдруг подскочила, посмотрела в окно, но поскольку на дворе стоял январь, и рассветало поздно, не стоило и беспокоиться раньше времени - все равно ничего не видно.

Позавтракав, девушка пошла на работу и, выходя, увидела несколько незнакомых молодых людей у подъезда. Прошмыгнув мимо, Маша удивилась, что не почувствовала запаха перегара, а трезвым стоять у подъезда в полвосьмого утра смысла никакого. И тут девушку, будто током ударило: на небе вновь проявилась надпись. С изменениями. На этот раз надпись гласила:

«Ну и дура ты, Маша Калинкина, проживающая по адресу: г. Саратов,

Новоастраханское шоссе д. 2, кв. 12.». Это уже был диагноз. Вопрос «Что делать?» не выходил из Машиной головы все время, пока она сбрасывала

входящие звонки с мобильного. И только маме девушка ответила бодрым голосом, заявив, что контролирует ситуацию. На самом деле ситуацию вместо Маши уже контролировали два молодых человека спортивного телосложения и притом прилично одетых. Они как-то незаметно взяли девушку в тиски с двух сторон. В другое время Маша обязательно бы клюнула на запах французского парфюма и нежное поглаживание локотка, но только не на этот раз. Сбитая с толку нервирующей ситуацией, Маша увидела в провожатых не импозантных мужчин, а дополнительную угрозу и лихо бросилась прочь через дорогу, чудом не попав под машину.

«Вот бы сейчас спаслась!»- подумала девушка, забежав в большой супермаркет. Других мыслей в голове у Маши не осталось. Чтобы прийти в себя, Маша немного поплутала по магазину, запутывая следы и притворяясь, будто ищет увиденную в одном из отделов кофточку.

Отдышалась Маша только в кафе, где заказала себе любимое мороженое - фисташковое с миндалем, но чуть не проглотила ложечку, потому что на экране телевизора над стойкой бара увидела свое личико, правда страшноватое и с ужасной прической (фотография явно взяли из ее первого паспорта). Убедившись, что здесь по этой фотографии ее никто не опознает, девушка принялась неторопливо есть, вслушиваясь в текст последних новостей.

Из новостей Маша узнала, что ей двадцать два года, она имеет высшее образование и постоянную работу, не замужем, детей нет, за границу не выезжала, не состоит, не привлекалась и так далее. Из интервью Илоны (бывшей школьной подружки) выяснилось, как сильно та любит и уважает Машу, как у них нет секретов друг от друга, и что Мишу Илона вовсе не уводила - он сам от Маши ушел.

«Интересно как, – подумала Маша. – Вот так не видишь человека три года, а оказывается до сих пор лучшие друзья!» Больше полезной информации по телевизору не показали. Подумав, Маша решила где-нибудь затаиться на время.

Чтобы оформить отпуск за свой счет, она позвонила шефу. Тот не возражал, только попросил,

чтобы в известной надписи появилось еще и название фирмы, в которой Маша работает. Решив проблему с работой (не дай бог уволят, пятнадцать тысяч в месяц на дороге не валяются), Маша отправилась менять внешность.

Недалеко от кафе был магазин косметики Рив Гош. Его-то бесплатными возможностями и решила воспользоваться девушка. Вдоволь поэкспериментировав с пробниками, она добилась нужного эффекта. Теперь по улицам можно было смело гулять, зато в поезд и на самолет Машу бы не пустили. И в приличную гостиницу - тоже.

Маша была близка к отчаянью, когда подумала: «А от чего я, собственно, бегу? От славы или от известности? А может теперь со мной как с Марией Шараповой подпишут за большие деньги контракт на рекламу!»

С таким позитивным настроем, вдоволь нагулявшись по холоду, девушка побежала домой, по дороге вспоминая, в каких случаях она обязана открыть входную дверь представителям власти. Подумав, решила вовсе не открывать - надпись-то не она делала. Вот пусть ищут того, кто писал, и с ним разбираются!

Народу у подъезда собралось как на хороший митинг. Пробившись сквозь толпу у дома с причитанием: «Пропустите, у меня тут тетя живет!», Маша оказалась в подъезде и хотела уже расслабиться, но не получилось - незнакомые граждане дежурили на каждом этаже, в том числе и у Машиной двери.

«Ну и наивная же я нанайская девочка!» – подумала Маша, пытаясь слиться со стенкой подъезда. Однако добровольные «сторожа» тут же уставились на девушку с выражением оправданной надежды.

Решив пойти «ва-банк», Маша медленно и важно проследовала к своей двери и тихо, но очень веско сказала:

– Всем отойти от двери. Испепелю! Странно, но это подействовало. Маша даже чуть сама не поверила, что может испепелить.

Минута замешательства дала девушке возможность достать ключи и прошмыгнуть в дверь. Почти всю ночь Маша не спала, ожидая то стука в дверь, то тени в окне, смотря подряд все

новости и удивляясь новым открытиям и неизвестным фактам о самой себе, своем детстве и юности. И с каждой новостью Маша становилась все печальнее. Девушке было ясно, что ничего не ясно, но со спокойной жизнью покончено навсегда.

Уснула Маша тяжелым сном лишь под утро и проснулась от своего же крика - девушке приснился ужастик про инопланетян, которые тайком провели тесты и выяснили, что Маша - самый глупый представитель человечества. Надпись на небе во сне гласила:

«Ну и дура ты, Маша Калинкина, проживающая по адресу: г. Саратов,

Новоастраханское шоссе д. 2, кв. 12. Не пойдем мы из-за тебя на контакт с жителями Земли!»

Собравшись с силами и выпив кофе при задернутых шторах, девушка только через час

решилась выглянуть в окно. Надпись была и притом с дополнениями. Маша прочла ее, еле шевеля губами от страха, с

минуту изумленно похлопала ресницами, а потом расплылась в счастливой улыбке. Надпись гласила:

«Ну и дура ты, Маша Калинкина, проживающая по адресу: г. Саратов, Новоастраханское шоссе д. 2, кв. 12, что отказалась со мной дружить в 5 классе. Вот увидишь, я еще получу Нобелевскую премию!»

Алескандр «Vedmak» Матющенко Ангел

-=- Городское фэнтези -=-

Мой ангел со мною Незримой стеною Защитой стоит. Хранитель добра, Хранитель любви, Хранитель мечты, Хранитель души. (гр. Легион «Невидимый воин», 2010)

Изумительный поток яркого небесного света медленно скрывался в весенних тучах. Взгляд

никак не мог оторваться от ускользающих белых облаков. Она так привыкла смотреть на землю и людей сверху, что уже совсем забыла, как это красиво - смотреть вверх, на божественную прелесть неба.

Накрапывал свежий дождик. Темные тучи окончательно заволокли небо. На нос упала крупная капля - поежилась от неожиданности. Хорошо, что без крыльев - стоило ступить на землю в поисках, как они сразу пропали, - в дождь с ними неудобно.

Всегда оживленная городская улица сегодня была свободной. Люди спешили по своим делам, совершенно не обращая внимания на прекрасное создание, шедшее среди них. Она остановилась перед кофейней. В огромном окне в человеческий рост увидела свое отражение. На неё смотрела стройная девушка с темными слегка вьющимися волосами чуть ниже плеч. Необычайно светлые глаза, казалось, озаряли живым светом все вокруг. Скромная неопределенного цвета майка, обычные джинсы и расстегнутый плащ ниже колен придавали спустившемуся ангелу с Небес вполне земной вид. Из кофейни вышел очередной посетитель. На мгновение открытая дверь принесла аромат свежего кофе, который тонкими струйками ласкал обоняние. Что-то знакомое шевельнулось в памяти. Надо вливаться в земную жизнь. Она открыла дверь и шагнула внутрь.

Через десять минут вышла на улицу с ароматным карамельным капучино в руке. Теплый стакан согревал руки в легкой весенней прохладе. Посмотрев по сторонам, девушка увидела вход в парк. В это время там не должно быть многолюдно, можно отдохнуть и собраться с мыслями. Дождь перешел в морось.

Единственная сухая скамейка стояла под большим раскидистым деревом. На нем уже проклюнулись первые листики. Серебряный бисер капель на нежных светло-зеленых листиках играл всеми цветами радуги в лучах внезапно выглянувшего солнышка. Она так и замерла: в шаге от скамейки, с прижатым к груди сладко пахнущим капучино и устремленным вверх взглядом.

– А ты красива. Можно присесть? Девушка вздрогнула от неожиданности - она не слышала, как подошел незнакомец: – Да, конечно. – Вы вздрогнули. Я вас не напугал? – Нет-нет. Я просто не слышала вас. Парень сел на противоположный конец скамейки. Одет он был довольно своеобразно - высокие

берцы, темные джинсы, белая футболка и черная расстегнутая косуха. Девушка вспомнила, что он её видит и рассматривать так внимательно некрасиво. Села рядом.

Кофе почти остыл. – Извините, что я обратился к вам на «ты». Просто ваша красота меня выбила из колеи. Я

прошу прощения. – Ничего страшного, со всеми бывает, – девушка слегка улыбнулась. – Позвольте узнать ваше имя. Меня зовут Антон. – Ольга. – Очень приятно, Оля. Вы здесь кого-то ждете? Я вам не помешаю? А то, понимаете, мой вид

может спугнуть нормальных людей… – «Нормальных людей», а вы ненормальный? Нет. Я здесь никого не жду… … Ангел никогда не спускается с Небес просто так. Когда на грешную Землю ступает ангел,

который что-то ищет, он становится человеком - крылья, придающие светоносную силу и скорость, пропадают, тело становится человеческим, но именно таким, какое имело душа, когда жила в человеческом мире. И ангел будет человеком до тех пор, пока не найдет то, что искал. …

– …я только ищу одного человека. – Здесь? Он назначил тебе свидание? Ох, прости, я опять на «ты». – Да ничего, давай переходить на «ты». Мне так больше нравится, – она выбросила пустой

стаканчик в урну. Все произошло в доли секунды. В это время из ниоткуда взялась огромная собака. Она неслась

во весь опор, а далеко позади с обрывком поводка в руке бежал её хозяин. В нескольких метрах мерно гуляли малыши - брат и сестра, взявшись за руки, медленно шли по дорожке парка. И именно на них, оскалив пасть, несся огромный ротвейлер. Вскочив с места, Антон схватил детей в охапку, накрывая их своей толстой курткой, и пригнувшись, заслонил собой детей.

Но прошла одна секунда, вторая, третья… Медленно открыв глаза, он не поверил в увиденное. Положив морду на лапы, мгновение назад взбешенный ротвейлер, мирно лежал у ног красивой незнакомки. Она смотрела на успокоившуюся собаку, а из красивых глаз словно лился свет. Свет цвета лазурного неба.

* * *

– Нет, ну как ты смогла успокоить собаку? Она ведь явно была чем-то взбешена. Они медленно шли вдвоем по дорожке все того же парка. – Не знаю. Просто, если ты желаешь кому-то добра, добра по-настоящему, то он, ведь не может

на тебя злиться, правильно? – И ты желала добра взбешенной собаке, которая готова была напасть на тебя? – в голосе

Антона звучало недоверие. – Да, именно так. Но скажи мне - почему ты кинулся прикрывать собою детей? Разве тебе не

было страшно? – девушка, слегка прищурив глаза, с любопытством смотрела на парня. – Ну, – Антону стало явно не по себе от её пронизывающего взгляда, – было, конечно, страшно,

куда без этого. Что? Они остановились. Девушка продолжала внимательно в него всматриваться. – Ну, если честно, я не успел ничего подумать. Они же дети, их надо защищать. Что мне могла

сделать собака? Могла, конечно, покусать, – Антон пожал плечами, – а детей - покалечить. – Я редко встречаю таких людей. Они медленно пошли дальше. – Уже поздно… – она посмотрела куда-то в сторону. – Ты уходишь? – Я думаю, тебе пора идти, – девушка посмотрела на Антона. – Ты увидела того, кого искала? Девушка посмотрела в темную сторону парка. И, не говоря ни слова, медленно пошла прочь. Антон непонимающе смотрел ей вслед, но не знал, что на её прекрасном ангельском лице

играла легкая улыбка. Улыбка от того, что она нашла, кого искала… Небо стало ясным как слеза ребенка. Одинокие звезды печально смотрели на людей. Подул

легкий ветерок, разнося аромат весны.

* * *

Антон сразу пошел домой. Таинственная незнакомка выбила напрочь из головы все его планы на эту ночь. Дома он был один - родители уехали в отпуск. Парень вышел на балкон. Квартира находилась на последнем этаже семиэтажного дома. Перед ним раскинулись завораживающие огни ночного города. В небе сияли, словно изредка подмигивая ему, звезды.

«Как же она красива. Легка и светла, словно…» – Вот видишь, она тебе так и не сказала, что она - ангел. От неожиданности Антон чуть не подпрыгнул, резко развернулся и уставился на говорившего

незнакомца. – Они всегда так, сначала затягивают на твоей шее петлю, потом говорят: «А я - ангел, ты разве

не знал?». Незнакомец сидел, развалившись в комнате на диване. Он явно чувствовал себя здесь в своей

тарелке. Одет был весьма элегантно - в костюм-тройку и кипельно-белую рубашку. На вид - лет двадцать пять.

– Что вы сказали? – Антон с опаской подошел к нему, глазами пытаясь найти телефон. – Она - ангел. Та девушка, что ты сегодня встретил - она ангел. Видя непонимание, незнакомец улыбнулся белоснежной улыбкой. – А вы кто? Как вы сюда попали? – Ох, извини, забыл представиться, как же это я. Меня зовут Матфей, – незваный гость схватил

руку Антона и горячо затряс её. – Я - демон. Да ты успокойся, дыши глубже, сядь, посиди. – Что за чушь! Я звоню в милицию. – Ну, зачем? – невинно-удрученный тон демона обезоруживал. – Пока твоя милиция приедет,

меня тут уже не будет. Если ты не против, перейдем к делу, а то у меня сегодня ночь напряженная. Ты в списке первый, а мне еще надо к братишкам-сатанистам наведаться, не хотел бы их разочаровывать.

Убрав неизвестно откуда взявшийся блокнот в карман, демон поморщился, словно сказанные слова про сатанистов были горьки на вкус.

– Итак, – ночной гость отвернулся к окну, – что она от тебя хотела? Предлагала продать душонку в рабство, взамен вечной жизни в раю?

– Эээ… Вообще-то нет. – Нет? Матфей резко повернулся. Зажженная галантная сигара чуть не выпала из его руки. – И я не понимаю - про что вы тут говорите и зачем пришли. – Ох, и молодежь пошла, ничего с первого раза не принимают на веру. Вот раньше было время:

рога и хвост себе прирастишь - сразу начинают верить каждому слову. Ладно, не дрейфь - сейчас все расскажу, а то эта их небесная канцелярия дел натворит, а нам все расхлебывать.

Демон сел рядом с Антоном, сложил сцепленные руки на коленях и уставился пронзительным взглядом, слегка наклонив голову на бок, словно думая с чего начать.

– А знаешь, я догадываюсь, почему она выбрала тебя. Нет, ничего не говори. В тебе что-то есть, что-то несгибаемое. Ну, да ладно. Должно быть, тебе известно, что есть Ад и Рай. Я заглянул к тебе из самого сердца Ада, а твоя незнакомка, – демон поморщился, – спустилась с Небес, прямо из Рая. Мы с ангелами ведем постоянную борьбу за ваши души - что уж тут кривить.

Гость лучезарно улыбнулся. Мечтательно глядя в потолок, продолжил: – Но времена меняются, верней меняется ваша людская жизнь, а вот кое-что остается не

зыблемым - душа человека. Мой босс говорит, что ангелы проиграли свою битву, хоть и не признают из-за своего ослиного упрямства. Они считают человеческую душу неким эталоном, эталоном чистоты и нравственности что ли, не знаю. А душеньки-то ваши перестали быть этим эталоном. А знаешь почему?

Демон внимательно посмотрел на Антона: – Да все потому, что мы победили. Ангелы-то в глубоком нокауте, хоть и не знают этого.

Правильней сказать, не знают рядовые, вроде твоей красавицы, а вот архангелы это прекрасно понимают и посылают еще неоперившихся ангелочков на поиски не заблудших душ, как у тебя.

Матфей замолк, с превосходством глядя на Антона. – И вдобавок, вот вы все говорите «ангелы-ангелы», а взять твою встречу с одним из них.

Почему она ничего тебе не сказала? Чего боялась? Что ты не поймешь её и не поверишь или посчитаешь это бредом сумасшедшего? Нет. Она просто не стала говорить из-за твоей природы - ты ведь всего лишь человек по сравнению с ними. Что ты можешь понять, а они ведь ангелы! А я

все тебе рассказал - разжевал и на блюдечке преподнес. И не боюсь, что ты не поверишь мне или не захочешь слушать. Мы, демоны, верим в вас - людей, а вот ангелам нужна только ваша душа, они хотят обрести только её, а на вас самих этим святошам плевать с очень большой колокольни. Не веришь мне на слово? Пораскинь мозгами сам - я ничего от тебя не скрываю.

– Но погоди немного, – Антон тряхнул головой, – всем известно, что демоны забирают душу в Ад, где ей гореть вечно? Разве не так?

– Бабушкины сказки, – Матфей поморщился. – Кто тебе это сказал? Ты сам проверял? А ты знаешь, что тебе предлагают ангелы? Ты уже и сам понял, что нам, что тем чувакам с крылышками нужна только ваша душа, только за неё идет торг, а вы сами, ваши желания, взгляды на жизнь, чувства – им они не нужны. Мы, прежде чем заключить договор…

– Подожди-подожди, какой договор? – Прерывать собеседника нехорошо - дай мне договорить. Мы, прежде чем заключить договор,

подробно оговариваем, что от вас хотим в обмен на душу, раскрываем вам, слепцам, глаза на всю суть вещей и кое-что даем - так, некий эквивалент вашей души. Ангелы этого никогда не оговаривают, они забирают душу в вечное свое рабство и дело с концом.

Разве не видно разницы? Мы как добросовестные покупатели предлагаем высокую цену за товар, рассказываем о сделке и заботимся, чтобы товар не пришел случаем в негодность. Более того, мы предоставляем право вам самим назвать цену. Конечно, в разумных пределах.

Матфей оценивающе посмотрел на Антона, словно от решения того зависела очень многое в жизни демона:

– Вероятно, ты хочешь узнать возможную цену? О, это может быть практически любая твоя мечта - успешность, привлекательность, продвижение по работе, девушка, которая будет тебе верна до конца дней и, конечно, деньги, много денег.

– Я все же не понимаю, – Антон тряхнул головой, – к чему все это? – Как к чему? Тебе выпала возможность получить все в этой жизни. Абсолютно все! Тебе

поступило, ну, считай, поступило, предложение с самих Небес, но я предлагаю более выгодное предложение.

– А если я приму предложение ангела, что тогда? – Тогда? Тогда тебя ждет вечная жизнь в лишениях, самобичевании и служению непонятно

кому и во имя чего, – брезгливо закончил демон. – Хотя, нет. Конечно, всем известно во имя чего - во имя любви к ближнему, и все это во имя вашего Творца. Но кому это сейчас надо? Никому!

– А если я не захочу принимать ни твое, ни её предложение? – Не захочешь? – Матфей удивился. – Скажу по чести, за триста лет моей работенки еще

никому не удалось выбраться из этой передряги. Либо Небеса, либо Ад - третьего не дано. Матфей широко улыбнулся.

* * *

– Привет. В парке перед самым домом нагнала его она. – О, привет, Оля. Не ожидал тебя увидеть. – Но хотел? – Сказать по правде - да. – Так чего ж удивлен так? А, понимаю, Матфей… Они стояли в тишине, внимательно рассматривая друг друга. Прошла, казалось, целая вечность,

прежде чем девушка нарушила молчание: – Мне кажется, ты хочешь что-то спросить? – Да, – Антону стало несколько неуютно от своих мыслей. – Может, пойдем в парке посидим? – Ты знаешь его? Матфея? – Антон осторожно сел на краешек скамейки. – Знаю… – девушка, закрыв глаза, позволила легкому ветерку овеять волосы. – Он же демон,

мы часто пересекаемся. Ну, лично я - всего раз, но слышала о нем от других ангелов. Полагаю, он

тебе рассказал, что я - ангел? – Да, он мне все рассказал. – Все? Нет, он тебе рассказал не все, далеко не все. А то, что и рассказал, перевернул с ног на

голову. Он тебе уже предложил сделку? – Да. Он сказал, что ты, – Антон нервно вздохнул, – пришла за моей душой. – И ты ему поверил? – Даже не знаю, как сказать. Если ты и он существуете, то - как тут можно не поверить? – А с чего ты взял, что мы существуем? Ты ведь никогда не верил ни в ангелов, ни в демонов. – Не знаю, – Антон закрыл ладонями лицо. – Теперь, увидев вас, я поверил. Почему - не знаю.

Когда с этим сталкиваешься, начинаешь… – он не закончил фразу. Повисла тишина. Девушка опустилась рядом с ним. Осторожно взяла его ладони в свои: – Я знаю - начинаешь смотреть на мир по-другому. Все кажется другим. Я ведь была

человеком. – Ты была человеком? А как же ты…? – Однажды ко мне пришел ангел и предложил дорогу на Небеса. – Когда ты умерла? – Нет, – она склонила голову набок, глядя ему в глаза. – Я дала свое согласие и продолжала

жить, но моя жизнь изменилась. Я стала смотреть на мир под другим углом, а потом попала на Небеса.

– Но что именно изменилось в твоей жизни? Ты ушла в монастырь? Какой? – Монастырь? – прекрасные ангельские глаза сощурились. – Ох, Матфей… Хорошо он тебе

мозги промыл. И суть передал, но в угоду себе, - все исказил, как мог. Нет, конечно, не было никакого монастыря. Пойми, дать согласие на предложение ангела пройти на Небеса может только человек с чистой душой. И дело тут не в том, что пришел к тебе ангел или нет, - это как раз скорей не ангел приходит к человеку, а наоборот - душа находит ангела, который ищет человека с такой душой. Когда ты даешь согласие, то душа расправляет крылья. В переносном смысле.

Оля улыбнулась, видя изумленное выражение лица на последние слова: – И ты начинаешь жить в гармонии со своей душой, в союзе с лучшими порывами сердца.

Внешне твоя жизнь не меняется - ты можешь по-прежнему учиться, ходить на ту же работу и продолжать тусить на пати. Ну, касательно последнего - захочешь ли сам.

– Но из твоих слов следует, что не всякий может встретить ангела? Почему один может, а другой - нет. Кто это решает?

Девушка печально пожала плечами: – У меня нет ответа на твой вопрос. Ты тот, кто ты есть. Тот, кем ты стал в результате жизни,

кем ты себя воспитал. Конечно, можно сказать, на человека и его внутренний мир влияет окружение. Но решения-то ты принимаешь сам и отвечаешь перед самим собой, в первую очередь, тоже только ты. Ты не можешь сказать, что принял решение только по тому, что тебе его кто-то навязал. Под влиянием чего-то - да, но ведь душа и разум человеку даны именно для этих благих целей - отсеивать семена от плевел. И тот, кто сможет в итоге противостоять искушению на свою душу - у того и остается она чиста.

Вдалеке, у небосвода, идущее к закату солнце озарило последними вечерними лучами пропитанный легкостью весенний воздух.

– Значит, у меня нет выбора? – Нет выбора, почему? – удивленно приподняла брови девушка. – Если я откажусь от твоего предложения… – Моего предложения? – перебила она. – Я тебе ничего не предлагала. И уж тем более ты не

давал мне никаких обязательств. Наоборот, это ты мне должен сказать - готов ты или нет. Я еще раз повторяю - твоя душа, ты меня нашел, и ты же скажешь, когда будешь готов.

– Но Матфей мне сказал: « Либо - Ад, либо - Небеса». Как это понять? – Здесь он прав - рано или поздно, когда придет время, твоя душа попадет либо в Ад, либо в

Рай. Но он как обычно исказил истину. Ведь ты же не думаешь, что он оставит тебя в покое? Причина тут в том, что твоя душа для него весьма ценна, но найти тебя он не мог, как и я. Но так

получилось, что мы встретились, и он узнал о тебе. Как, спросишь ты. Да просто, мы - ангелы и они - демоны связаны. Например, он будет знать, что я приходила к тебе сейчас. И главное состоит в том, что он тебя не оставит. Мы ведь тоже разные. И ангелы, и демоны - это души некогда живших на земле людей. И, зная Матфея, могу тебе сказать наверняка - тебя он не оставит до тех пор, пока либо не сломит, либо не получит твое согласие.

– А если я выберу Небеса? – Я буду оберегать тебя, – девушка улыбнулась. – Теперь ты мой ангел-хранитель? В этот миг ему показалось, что резко наступил ясный солнечный день - от яркого света

заболели глаза. Но через секунду Антон понял, что произошло. Перед ним стоял настоящий ангел - огромные светлые крылья и воздушный нимб несли живой свет всему вокруг.

Рядом опустилась девушка-ангел. – Это значит, что ты дал согласие, – её голос ничуть не изменился. Только теперь симпатичная

незнакомка Оля стала ангелом. – Но, что мне теперь надо делать? – Антон развел руками. – Я даже в церкви никогда не был. – Живи. Поступай по совести, живи в гармонии с душой и слушай сердце, – они тебя не

обманут, потому что ты их воспитал в гармонии с собой. Проходящие по парку люди, словно не обращали никакого внимания на божественное сияние

ангела. – Они меня не видят, – прочитав недоуменный взгляд Антона на прохожих, ответила Ольга. – Я

ведь твой ангел-хранитель и видеть теперь меня можешь только ты. – Когда я тебя увижу? – Я всегда буду присматривать за тобой с Небес. – Значит, мы еще увидимся? – Конечно.

* * *

Настало и прошло лето. Листья закружились в вальсе. Землю оросили первые осенние дожди. Антон возвращался домой. Решил срезать путь дворами. Неожиданно из темноты навстречу

вышел человек: – Добрый вечер, Антон. Давно хотел тебя повидать. Это был не человек. – А, Матфей. Добрый вечер. Не узнал вас. Демон оценивающе уставился на него: – И все-таки ты выбрал её предложение. – Уж так получилось. – Ага, как-то само собой, правда? А ведь знаешь, я на тебя много времени потратил. На

уговоры, на прояснение сложившейся ситуации, на выбор возможной оплаты. Вот скажи - у тебя сейчас есть любимая девушка?

– Нет, но… – А я ведь предлагал тебе и это, и многое другое. Но нет, ты выбрал Небеса, – демон

возмущенно фыркнул, демонстративно вытащив и затянувшись сигарой. – А ведь предлагал же… – Послушайте, я сделал свой выбор и ничуть не жалею. – Ты так ничего и не понял. Глупец! Удар сердца, и на месте демона, словно из-под земли, выросли четверо громил. – Ну что, парень, не учила тебя мама, что ходить ночью одному, да еще по темным переулкам –

не хорошо? Антон, ошарашенный внезапной переменой, стоял на месте как вкопанный, широко открыв

глаза. Четверка взяла его в круг. – Что у тебя есть? Мобилу покажи. Ну, живо, - набычился первый.

– Как по мне, так я, чур, беру его косуху, – осклабился второй. Ночь озарилась светом. – Матфей! Перед Антоном стоял его ангел-хранитель, спустившийся прямо с Небес. И никакой четверки -

только демон в ближайшем темном углу. Взяв Антона за руку, Ольга одним легким взмахом крыльев перенесла его на крышу

ближайшей шестиэтажки. – Подожди секунду, – сказала она. – Сейчас я разберусь с этим демоном. – Разберешься, а как же! – Матфей оказался в паре метров от них. Тоже на крыше. – Рада тебя видеть, Матфей. По правде говоря, я удивлена, что ты так долго не наведывал

Антона. – Не поверишь - дела, – сладко улыбнулся демон. – Может, поведаешь, с чем пожаловал? – Хотел посмотреть на твоего подопечного. – И наслать на него парочку гопников? – Ну, уж извини, это издержки моей профессии. Неужели ты думала, что коль он перешел в

разряд кандидатов на получение крылышек, я его оставлю в покое? Даже, такая крутая крыша как ты, меня не смущает.

– Да? А зря. Ангел расправил крылья. Антону показалось, что настал вечный день - не было ни кусочка ночи

вокруг него: – Зря ты сегодня пришел, Матфей. В правой руке ангела из воздуха возник меч. Трудно было сказать - меч излучает свет или сам

свет слагает клинок. – Уходи, Матфей. Говорю последний раз. Ты прекрасно знаешь, что не прав. Тебе не победить,

я сильнее. – Неужели? – лицо демона озарила плотоядная улыбка, а в руке возник темный, почти черный,

огненный шар. – Может, проверим, кто сильней? В левой руке ангела возникла яркая звезда. Демон сделал свой ход. Огненный шар полетел в Антона. В следующий миг, стоявший в

полуметре ангел, крыльями накрыл его. В ответ звезда небесного света заставила двигаться демона. Но один взмах светоносного меча, и демон спешно ретировался.

* * *

Следующее утро выдалось необычайно светлым и по-летнему теплым. Они сидели за столиком уличного кафе. На этот раз ангел-хранитель принял вид обычного

человека. Верней - прекрасной девушки. – Теперь понимаю, что ты имела ввиду под «всегда буду присматривать за тобой». – Я даже приходить в гости к тебе могу, – Ольга улыбнулась. – Как человек. – Как человек, – эхом откликнулась девушка, закрыв глаза, вдыхая аромат своего карамельного

капучино. – Так ты действительно ничего не помнишь из своей жизни человеком? – Антон внимательно

смотрел на неё. – Ну, кое-что, конечно, помню. Например, я точно знаю, что очень любила карамельный

капучино, – улыбнулась она. – Но твоя земная жизнь только начинается. У тебя еще будет уйма времени подумать о вечном. Лучше посмотри на это.

Она подбородком указала за его спину. Антон обернулся, но ничего не увидел: – На что? Развернулся, но ангела уже не было.

Через мгновение к нему подошла симпатичная девушка. – Тут свободно? – Конечно, – Антон улыбнулся ангелу в своем сердце.

Михаил «Михсух» Сухоросов Тихие игры

-=- Историческая фантастика -=- Летом, как известно, ночи короткие, и Ката на сеновале уже извертеться успела: ну когда ж,

наконец, стемнеет и отец спать уйдет? Колдун - не колдун, а ночами-то спать надо! А ну, как она к полуночи опоздает? Юркая Тень - этот еще ладно, этот поймет, а вот Белянчик обидеться может. Белянчик - он правильный… таким занудой иногда бывает!

Но все никак не темнело, и жбан с крепкой наливкой все не пустел, и троица за столом, вынесенным ради жары во двор, расходиться не собиралась.

– Да хватит тебе, святой отец, кружку крестить! Нечистый уже в жбане мерещится? – широкий, разлапистый Лешко-мельник хохотнул гулко, довольный своим остроумием. Ката вчера его сыну, Больке, такому же рыжему и щекастому как отец, хор-рошую трепку дала. Надо ж, говорит, будто отцов меч в руках держал, да еще и «сатанинским семенем» обзывался!

– Не бойтесь, святой отец, нечистый к этой наливке не притрагивался. Маловат кувшинчик - с нечистыми делиться… – Витко-колдун, отец Каты, осклабился, плеснул по новой в глиняные кружки, сверкнул на левой руке тусклым серебром тесный браслет-оберег. Татка говорит, чуть ли не родился с ним, и снять можно, только если сам кому отдать захочет. Конечно, оберег колдуну - первое дело…

Патер Николаус возвел к темнеющему небу выцветшие круглые глазки: – …Ибо рыщет повсюду подобно льву рыкающему, и козни его неисчислимы. И дабы в тенета

дьявольские ненароком не попасть… – шмыгнул острым носиком, мелким, почти вороватым движением кружку крестом осенил, запрокинул - только кадык заходил на тощей морщинистой шее. Мельник аж крякнул восхищенно:

– Ну, христовы гвозди! Как архиепископ пьешь, святой отец! Только скажи ты мне, что нечистому - не к ночи будь помянут! - в наших-то краях делать? Голытьба ведь одна… Вот разве только наливкой у Витко баловаться… А у него, поди, тоже губа не дура, ему красавиц белотелых подавай, князей в золотой короне - то пожива добрая…

Патер стыдливо промокнул бледные старческие губы рукавом сутаны: – Не божись, Лешко, ибо… – Не скажу насчет нечистого, – неторопливо перебил колдун, – а вот князь Мечислав, который с

нашим Лодимиром воюет, у нас погулять-поживиться не прочь. Недалеко где-то гуляет, того и гляди, к нам пожалует. Может, даже этой ночью.

– Один, что ли? – Зачем - один? С дружиной. – Так надо к Лодимиру скакать, пусть воев даст! – Поздно. Да и не придет он - занят, с князем Вырой воюет - с тем, который старому князю

двоюродный брат. Может, потом у Мечислава деревеньку-другую спалит… – Сатана им в штаны, жеребцам стоялым! Как подать брать - всегда тут как тут… Бьерн-

управитель, варяжское племя, нехристь шведский, весной приезжал, так муки десять мешков забрал, да солоду, да масла бочонок… – мельник горестно закопошился пятерней в бороде. – Разрази его святой Петр с ключами и все святые ангелы! Хотя, опять же, Лодимировых воев на постой пустить - еще больше сожрут, язви их в крест и в бога душу, чумы на них нет!

– Не божись, Лешко, ибо… – И чуму не зови, она тоже близко ходит. Не ровен час, услышит. – А, ну вас! – мельник мрачно захрустел огурцом. – Пить с вами тошно, Господни язвы! Того не

говори, сего не поминай… «Отче наш», что ли, читать?

– А ты, Лешко, еще «Отче наш» помнишь ли? – тихо поинтересовался патер Николаус. Он и вообще тихий, незаметный почти. И проповедует, говорят, все тем же маленьким голосочком. Сама Ката не слышала, ей-то в церкви делать нечего, да и Белянчик получше любого священника будет, а может, и самого Папы. Но все равно хороший он, патер Николаус - не ругается никогда, при встрече через плечо не сплевывает, как некоторые… Только если народ на работу поднимать - крышу в церкви чинить, звонницу ставить - он Петра посылает, служку, третьего сына Радима-кузнеца. У Петра глотка луженая, кулачищи в пол-арбуза - любого уговорит…

Ката перекатилась на спину, руки заложила под голову. Ну, сколько в самом-то деле разговаривать можно? Дождь на них, что ли, наслать? Татка рассердится… А Ката его сердить не любит, хотя он ее и пальцем не трогает. Раз только и досталось - когда зимой пыталась на бондаревых сыновей Морену заговорить. Татка тогда испугался - Ката знает, почуяла - да с испугу вожжами… До сих пор вспоминается. Конечно, не его же головой в сугроб засунули… А потом спрашивал долго: кто научил, да кто научил? Ката, наконец, кулаком размазывая слезы, проревела: «Сама!». Татка сразу какой-то старый стал, всю долгую зимнюю ночь за жбаном просидел. Даже мельника на порог не пустил…

Глаза сами закрывались, и Ката, стараясь не шуршать соломой, села, обхватив руками колени. Не помогло это, и чтоб не уснуть, она снова стала слушать хмельной говор.

– …А епископ тебя, святой отец, не похвалит, не-ет… Вот узнает, что ты с колдуном наливку хлещешь, того и гляди - с нечистым, не к ночи будь помянут, обедню служить станешь, и не похвалит… Может, и расстриг бы он тебя, да стричь-то нечего, – мельник снова хохотнул. Патер только улыбнулся грустно. В самом деле, тонзуру уж и брить не надо - только редкие седые кустики по краям обширной плеши торчат…

– Вспомните притчу о блудном сыне: один раскаявшийся господу милей, нежели десять праведников. Витко, Витко, блудный сын, скорбит душа моя: такой человек умный да дельный, а в господа нашего - Иисуса не веруешь, – перекрестился пьяно-истово. – Любомудрию сатанинскому да ворожбе предаешься, Витко, душа твоя заблудшая… А все равно люблю тебя, истинно, истинно тебе говорю… Ведь не веруешь, Витко?

– Отчего же… Верую, отец Николаус, только и других не забываю. Ибо сказано: воздавай богу богово, кесарю кесарево, дьяволу дьяволово, а мне мое отдай и не греши.

– Ну, Витко! – мельник от восторга головой замотал. – Кабы не колдун, какой бы проповедник вышел, христовы гвозди! Налей-ка святому отцу по этому случаю, да и меня не забудь.

Сколько Ката помнит, эти двое - патер и рыжий вороватый мельник - всегда любили у татки посидеть, языки почесать, а не в корчме на другом конце деревни. Мельник по первости пытался как-то татку надуть - по привычке, он без этого не может. Потом, поняв, кого обманывает, испугался, с бочонком пива прибежал… С тех пор зачастил. А патер Николаус вознамерился было изгнать дьявола, наставить на путь истинный и окрестить колдуна - да только выяснилось, что окаянный колдун в святом писании не хуже него разбирается, да и наливка у него добрая, в корчме такой нет… После третьей кружки кончались душеспасительные беседы тем, что сам патер начинал запутываться и сомневаться. Но ходить к колдуну не перестал - очень уж ему наливка полюбилась, да и сам колдун полюбился.

– Во многой мудрости, Витко, многие печали, а мудрость не от господа - сие дьявольский соблазн…

– Соблазн соблазном, но живому псу, отец Николаус, лучше, нежели мертвому льву, а живому колдуну - нежели мертвому священнику.

– Ну, я пока, хвала Иисусу, живой священник. – А хочешь и дальше живым оставаться, готовься к набату. Мечиславовы дружинники - им все

равно - в штанах ты или в рясе. – А, в Богородицу и святого Иосифа их! Опять прятаться, что ли? Так ведь - что не унесут, то

пожгут… – Да их всего человек двадцать будет. Поднимай людей, пока время есть. – Двадцать не двадцать, а в железе все… Ладно, Харек Толстый еще у старого князя в

дружинниках ходил, Радимов Средний не только по железу стучал, знает - как копье держат…

Еще с хуторов подтянутся… А ты-то что? – Увидим. – Увидим… Людей будить надо, по хуторам слать. Опять, скажут, напился Лешко… – Скажи, Витко-колдун сказал. – Эх… Может уж в леса, ну их? – Твое дело. Я предупредил. – Предупредил он, господни ребра… – мельник грузно поднялся, пропал в темноте. Наконец-

то! Ката размяла затекшие ноги. Полночь ведь уже скоро! Белянчик-то еще ладно, обидится, конечно, но дождется, а вот Юркая Тень подождет-подождет, да и один куда-нибудь удерет, а потом вернется и такого понарасскажет - неделю завидуешь…

Наконец, ушел, пропустив напоследок кружечку, и патер, дверь дома скрипнула - татка спать отправился. Он не запирает никогда - кто ж к колдуну в самое логово полезет?.. Ох, до полуночи-то и в самом деле мало осталось, а Кате еще на другой конец деревни зайти, за Янкой-байстрюком… Еще и татка мельника переполошил со своим Мечиславом, тот всю деревню сейчас поднимет, задами пробираться придется, да еще мимо дома тетки Грипы - ведьмы липовой. Она, эта Грипа, вредная как старуха, хоть и лет ей меньше, чем татке… Сама румяная, личико круглое, и вся она какая-то кругленькая, голосок ласковый, сладенький… а все равно вредная. Подлая. Чужих коров она по ночам выдаивает. Как-то, весной еще, Кату встретила, давай охать-ахать, жалеть: «Ох, сиротинушка, ах, неприкаянная… – а потом вдруг: Не хочешь ко мне в науку?»… Тоже хитрая какая! Всей науки-то у нее - травки-корешки собирать, узелки завязывать, да солому на свечке жечь. Ката еще пешком под стол ходила, а уже все это знала… Тогда она сказала только: «А я не сирота, я с таткой живу», – и посмотрела на Грипу, а смотреть - это она умеет. Ох, тетка Грипа перепугалась - весь румянец сошел… Смех: ведьма, а чуть не перекрестилась. С тех пор, как Кату встретит, губы подожмет, бормочет под нос: «Вражья сила, семя сатанинское». Бормочет, а сама боится, рукой-то обережные знаки так и пишет… С ней бы встретиться не хотелось, это да. А вот как приспичит ей сегодня за своими травками-корешками?.. Да нет, до того, как луна в силу войдет, еще четыре дня, а Грипа дура дурой, но это уж знает…

Ката отодвинула заранее отодранную доску, повисла на руках, соскользнула в холодную от росы траву, подвернула подол, чтоб не замочить. Тоже, Грипы бояться! Не маленькая уже - зимой одиннадцать стукнет…

А у Грипы вон огонек сквозь ставни видно. Опять чьих-то коров выдаивает. Сквасить бы ей молоко как-нибудь… Так ведь сразу поймет, чьих рук дело… А тут старый Чок живет со всей большущей семьей. Внучка у него, Елька рыжая - дурочка, пауков боится до визгу. Дурочка. Не знает, что пауки счастье приносят. Не всем, правда… Дальше - бондарь, у него на дворе Хват, злющий кобелина. Кату он, конечно, не тронет - не родился еще такой зверь, чтоб ее тронуть, - а вот на Янку может и лай поднять…

Хват, помахивая хвостом, ткнулся мордой в колено. Ката, тихонько напевая без слов - тут и слов-то не надо, - провела ладонью по собачьей лобастой башке. Пусть спит Хват, свои собачьи сны смотрит. Интересно, что ему сниться может?

Хата Марыськи, Янкиной матери, на отшибе стоит, и собаки нет. Когда же Марыська что-то делать успевает? Целыми же днями перед распятием колени протирает… Сама черная, сухая, глаза жгучие, на Янку не похожа совсем… Интересно, а кто его отец? Одни говорят - дружинник старого князя, другие - бродяга с клюкой, из сказителей… А Янка-то в последний момент не забоится? Если сегодня в доме спит, это ж сколько времени зря пропало! Ну, тогда завтра Ката ему покажет… Договорились ведь!.. … Днем на старом кладбище скучно было. Юркая Тень, как обычно, мотался где-то. Белянчика, похоже, опять не отпустили… В лес и к горным карлам одной неинтересно, да и не хочется. Плывуна старого - и того куда-то унесло. Тоска. С горя пришлось куст ежевики объесть. И тут Ката почувствовала, что не одна на кладбище. Выкапываться днем ни один нормальный мертвяк не станет, да и не хоронили никого с весны… Наверно, опять Ильяшка-деревяшка на сосновой подпорке прихромал с баклажкой вина. Он, как выпьет, рассказывать любит - и как со старым князем, с Лихославом, за море плавал, к финнам и дальше, до самой Дании, и как там княжичи за корону дрались. И сказки знает всякие - там еще про русалок

смешно, настоящие вилы и русалки не такие совсем, Ката уж знает, видит их чуть не каждый день… хотя, опять же, может - в море русалки другие?

В тени, в ивняке, обнаружился не одноногий пьяница, а веснушчатый чумазый парнишка тех же лет, что и Ката. Сидит, губы надуты, руками колени обхватил, костяшки ободраны. Янка-байстрюк, Марыськин сын.

– Ты чего тут делаешь? Вздрогнул, обернулся. Вместо холодной Морены в белом платье стоит по колено в траве

худенькая светловолосая девчонка, дочь Витко-колдуна. Стоит, и на щеке царапина - кто ж виноват, что ежевика такая колючая? И тут же ощетинился привычно:

– А ты чего? Ворожишь да могилы раскапываешь? – Вот, смотрю, чтоб мертвяки одного дурака не утащили… А чего это у тебя руки ободраны?

Выкапываться трудно было? – Спроси Яроша корчмарева - чего у него нос разбит. – Чего не поделили? Не ответил. Шмыгнул носом, отвернулся. – А я тебя знаю. Ты Марыськи с выселков сын. – Ну. – А отец твой кто? Умер, что ли? Вскочил, кулаки сжаты: – Знаешь что… – Не-а, не знаю. Расскажи, буду знать. Странно, вроде, не смеется колдунова дочка… Сел опять, бросил коротко: – Не было у меня отца. Ничего, конечно, Ката не поняла, но решила не выспрашивать. Помолчала, потом тоже села

рядом: – А у меня мамки нет. Померла, говорят, когда меня рожала… Нагнулась, поискала - вот она - жив-трава, на кладбище ее хоть косой коси. Тоже понятно,

лучше всего на мертвых костях растет… – Давай руку. Янка поглядел исподлобья, но руку все ж протянул. Ката траву в ладонях растерла, к разбитому

приложила, нужные слова пропела. Слова-то она давно знает - не учил никто, просто знает и все, - только тут не в словах дело. Тут надо подумать правильно…

Янка зажившую руку разглядывал, на Кату круглые глаза вскинул: – Ты что - тоже колдовать умеешь? Как тетка Грипа? – Дура - твоя тетка Грипа. И молоко чужое любит. Только не говори никому - сглазит. – А ты тоже сглазить можешь? – Дурацкое дело нехитрое… – А-а, тебя отец учит, да? – Да никто меня не учит. Юркая Тень говорит, я - Прирожденная. – Кто-кто говорит? Вот Кату угораздило - проговорилась как маленькая! – Да так… Много будешь знать - скоро состаришься. – Тетка Грипа говорит, ты с нечистым знаешься… Это он и есть, что ли? – Сам-то ты больно чистый… Умылся бы. – Так что ж она врет, что ли? – Врет. – Значит, нет никакого нечистого? Этой Юркой Тени твоей? – Дурак. Хочешь его увидеть? – Ну-ка? – Быстрый выискался… Приходи ночью сюда - может, увидишь. Отскочил Янка, снова оскалился как волчонок: – Заманиваешь, колдунья, семя сатанинское?!

– Че-го?! – Ката тоже поднялась. Ох, сказать бы сейчас пару слов, да познакомить нахала с Волосатым Духом… или Лесному Рогачу отдать? А может, просто в нос ему двинуть?

Ничего этого не стала Ката делать, только произнесла свысока: – Нужен ты мне - заманивать… Штаны сначала просуши. Янка невольно вниз глянул, на свои штаны. Сообразил, что попался по-глупому, покраснел. А

колдунова дочка, сатанинское семя, еще и смеется!.. – Думаешь, испугался? Приду! – Так-таки придешь? – Сказал, приду! Ката остыла слегка. Юркая Тень, конечно, пошутить мастер, да только не всем его шутки

нравятся. Недавно вот плотника из Лосиной Долины мало что не до смерти напугал… А Белянчик - тот и вообще людям на глаза показываться не любит. Как-то наткнулся тут на них с Катой Ильяшка-деревяшка, Кату и не заметил даже, сразу на землю - хлоп, и ну голосить: «Ангел небесный, ангел небесный!»… Потом и по всей деревне разнес, да только не поверили ему. Мало ли что после жбана браги примерещится? Видели его как-то - по церковному двору метлой чертей гонял…

– Ты один-то не ходи. Одному тут опасно. – А вдвоем что - не опасно? – Со мной не тронут, меня тут знают… Ладно. Ты на сеновале ночуешь? Я за тобой зайду,

свистну три раза - вот так… Ката трижды тихонько свистнула по-птичьи, замерла. Долго ждать не пришлось: зашуршала

солома, тоненькая фигурка соскочила с сеновала, что-то у нее под ногами хрустнуло… – Тише ты! Всю деревню разбудишь. – Чего будить, не спит никто… Двери везде хлопают, свет вон горит… Чего это они? – Татка говорит, Мечислава ждут. Ох и будет этому Мечиславу… Только через деревню ходить

нельзя, заметят. Пошли по болоту? – Ты чего?! Там же болотницы! – Ну и что? – Затянут же! – Сдались мы им, у них и без нас тесно… Вот колесник в прошлом году там потонул, помнишь?

- этот может… Только со мной ему не сладить. Пошли, только быстро, полночь скоро. А в лесу хоть глаз выколи, только над болотом огоньки вьются. Ката Янку за руку вела - сама-

то она через все это болото что днем, что ночью с закрытыми глазами пройдет. Только ночью тут про себя Сторожевую Песню петь надо - болотницы эти злые бывают. С тоски, что ли? Никто ведь с ними разговаривать не желает… С Лесовиками - с теми охотники стараются дружбу водить, а кто поудачливей - те и с самим Лесным Рогачом. Он, толстомордый, пиво да брагу очень любит… Старатели все с Горными Карлами якшаются. Карлы эти тож не мед, но если очень хорошо попросить - и агаты покажут, и другие всякие камушки. Плывун - тот жирует: и рыбаки его задабривают, и сплавщики, и мельник, вот и плавает старик надутый, что сам князь. А в болоте чего кому надо? Вот и бесятся болотницы.

– Что там? – Янка сильно рванул Кату за руку. Ката только его ладонь сжала. Не знает, что ли - когда Сторожевую Песню поешь, отвлекать нельзя. Даже если колесник из трясины вылез. И ползет, пьянь болотная, прямо к Янке с Катой! Совсем, видать, нюх потерял…

Колесник, бледно светящийся, дорогу загородил, руки расставил. Ката брови свела по-взрослому:

– Тины обожрался, лягушачий нахлебник?! Не видишь, кто идет? – Ох ты, дочка колдунова, Прирожденная… А чего тебе на болоте надо? – Не твое лягушачье дело. – Ну, и не мое… Подари мальчонку, а? У меня внизу хорошо, только скука одному… – Сейчас договоришься - запою… Паром стать не терпится? Колесник, потускнев, стушевался перед нешуточной угрозой, что-то недовольно-ругательное

бормоча, зашлепал дальше по водяным окнам - по своим утопленницким делам. Только тут Ката

услышала, что Янка зубами стучит: – Испугался, что ли? – Н-нет… Ката решила не настаивать. Тем более, вон и кладбище недалеко, и Белянчик точно там -

сияние легкое видно. Не такое, как от колесника и болотных огней - от Белянчика свет ровный и чистый. Как Ледяная Шапка.

Когда в темноте сквозь густой ивняк продрались, Янка уже зубами стучать перестал. А Ката почуяла - оба друга уже здесь, ее ждут. Белянчик, понятно, до поры до времени на глаза не показывается, а Юркая Тень - тот сразу навстречу кинулся. Слава Великой Матери, в человечьем обличье. Вообще-то обличий у него гибель, не поймешь, какое настоящее - иногда даже Ката пугается… А сейчас человек человеком - худущий, чернявый. Цыган - Ката их как-то видела. Только у людей глаза в темноте желтым не светятся.

– Хей-я! Сестренка приползла! А это кто еще? Янка обиделся даже: – А ты-то сам кто? Нечистый, что ли? – Посмотрим? – ну и зубы у Юркой Тени - даже в темноте светятся… Ох, эти парни - все бы

собачиться, а с Юркой Тенью шутки плохи… Вот с этим и Белянчик согласен - тоже на открытое место вышел:

– Хватит, Темный. Не драться же вам. – Почему же? – Нечестно. Он-то человек, а ты… Янка Белянчика увидел - глаза совсем круглые стали: – А ты кто? Ангел, что ли? – Ангел, ангел… – Юркая Тень опять зубами засверкал. – Ангелов не видел? Смотри, пока не

улетел. Ну вот, и Белянчик обиделся: – Сейчас сам улетишь. Это ваше дело - не в дело на глаза всем лезут, креста на вас нет… – И не надо мне твоего креста, – Юркая Тень на Белянчикову обиду внимания не обратил. –

Куда сегодня? На Пасеках костры сегодня всю ночь жгут, медведь там одного заломал. – А зачем костры? – поинтересовался Янка. – Маленький, что ли - не знаешь? Мертвяка самого в лодке отправили, по реке, а пока

доплывет, знаешь, сколько времени пройдет? Изголодается мертвяк, вот и кидают в костер всякое - еду, питье, чтоб он за ними не вернулся… Только это ж Мечиславовы земли, тамошние Дикие вас не любят, будь ты хоть сто раз Прирожденная.

– Какие еще Дикие? – Ох, учить вас - кулаки разболятся… Ну, боги бывшие. Как вот Лесной Рогач. – В лодках хоронить неправильно, – сообщил Белянчик. – А правильно - ночами на кладбищах гулять? – коварно осведомился Юркая Тень. Белянчик

опять надулся и замолчал. Вообще, дуется он часто, зато отходит быстро. Он не как Юркая Тень, мары никакой не наводит, если б не сияние - просто светленький губастый парнишка. И нос картошкой как у жителей Побережья. Жила в деревне семья оттуда, только всех за одну зиму сюда стаскали…

– А этот, в волчьей шкуре, там будет? Помнишь, мы его у Горных видели? Они его еще боялись?

– А как без него-то? Он тебе кто - дядька? – ухмыльнулся Юркая Тень. – Дядька не дядька, а говорит, обижать не даст. – Ого… – Юркая Тень с уважением на Кату поглядел. Белянчик, насупившись, буркнул: – Я тебя тоже обижать не дам. А с бывшими мне даже говорить не разрешают. – А с нами что, разрешают? – Так я ж не спрашивал. А то еще не разрешат тоже… – Эх ты, воин небесный… – Юркая Тень вздохнул даже. – Ну что, пошли, или подождем, пока

там все упьются?

– А скоро упьются? – подал голос Янка. Юркая Тень на него глянул быстро - что-то сообразил: – Да, а ты-то туда как? Человеку до Пасек три дня ходу… если ходит быстро и дорогу знает. – А Ката? – Да она-то Прирожденная, ей просто… – Может, к Плывуну? – Белянчик, как обычно, пытается, чтоб всем хорошо вышло. – А, скажешь… Русалок тухлых не видел? Да и Плывун твой, щучье семя, вредный как зараза

болотная. Жертвы-то жрет, а живых не любит, утянет к себе, и поминай, как звали… – А к Рогачу? – Рогач тоже на Пасеках. Ему там два жбана браги выставили, а к нему, к пьяному, даже я под

руку не сунусь. Янка беспомощно на Кату глянул - это из-за него ничего сегодня не выходит? - и Ката

решилась: – Ладно, вы на Пасеки отправляйтесь или куда, а мы… мы здесь. – Боишься, сестренка? Ничего Ката не сказала, просто посмотрела на Юркую Тень. Юркая Тень - он, конечно, не

Грипа, его этим не испугаешь, но понял, что говорить этого не стоило: – Ладно-ладно, сестренка, пошутил… Да и вам тут сегодня весело будет. – Почему? – Увидишь, сестренка, – Юркая Тень подмигнул. – Ну что, небесный воин, полетели? Белянчик поколебался-поколебался, на Кату еще оглянулся, потом кивнул. – Только на глазах там не вертись. Дикие, сам понимаешь, вашего брата не жалуют…

Увидимся, сестренка. Юркая Тень в пятно черноты перетек, пропал. Белянчик еще померцал виновато, видно, сказать

чего хотел, да так и не придумал – что, и тоже пропал. Остались Ката с Янкой да луна в небе, почти круглая, белая в синих прожилках.

– Ну что? Наврала, скажешь? – Кате грустно стало - там, на Пасеках, сейчас весело будет, костры будут жечь… а она вот…

Янка глянул на нее - почти так же, как Белянчик: – А эти… Они кто? Откуда? – Отовсюду, – Кате все равно обидно. Сама, конечно, осталась, никто за язык не тянул, а все-

таки… – А почему ты с ними можешь, а я нет? Ты ж тоже… – Что - тоже? Сказано тебе - Прирожденная я. – Ты и летать, что ли, умеешь? – Да не умею я летать! – разозлилась Ката. – Это просто… А, да ты не поймешь. – А может, научишь? Чтоб с вами можно было, а? Ката испугалась слегка. Конечно, может она сделать, чтоб Янка с ней, да с Белянчиком, да с

Юркой Тенью играть мог, только как-то страшно все это. Татка узнает - влетит как за Морену, если не хуже:

– Тут не научить, тут другое. – Ну и пусть другое. – Сам же потом жаловаться будешь. – Не буду. – Ладно, подумаю, – неохотно пообещала Ката. И не ломалась - просто и в самом деле очень ей

не хотелось того, что сделать придется. Янка, конечно, после хоть к Плывуну в гости ходить сможет, хоть Лесного Рогача в глаза ругать, а вот с Болькой мельниковым рыбку ловить ему уже не придется.

– А когда… – Тихо! – Ката негромко говорила, но велела. Татка ей почудился, в хате. Над большой

деревянной чашей наклонился, смотрит в нее до головной боли, а кого зовет - непонятно… – Пошли. Не болотом только - не успеем. Глина дороги под луной блестит мокро, жирно. А по обочинам лозняк густой - Ката с Янкой

как раз спрятаться успели, услышав всадников. Те, дробя блеск луж, расшвыривая копытами темные комья, махом пролетели с тяжелым грохотом - грузные, бородатые, в черных шлемах… Стих топот.

– Кто это? Мечислав? – Ката на Янку оглянулась, тот улыбнулся, наконец: – Не, это Йошко Некрещеный с Кабаньего хутора… Опять Мечислав идет? Он приходил как-то

- я маленький был, мать в погребе со мной пряталась… Густой хриплый звон по верхушкам деревьев прошелся, улетел к низкой луне, еще раз ударил в

уши, еще зачастил, слился в сплошной опасный гул. – Побежали! – Кате кричать пришлось. Луна в гладких лужах разбрызгалась и пропала,

податливая дорога заставляет босые ноги скользить… Корчма на въезде: огни погашены, только хриплый колокол стонет в высоте, на бревенчатой игле-колокольне. Замолк.

Не успели оглянуться Ката с Янкой - уже крайний дом, за ним - толпа. Кто с луком, кто с рогатиной, кто с копьями да с топорами. Хуторские плотной кучей - у этих всех мечи длинные. Ката и Янка в кустах спрятались, гомон слушают:

– Коров в лес гоните! – Эй, у кого луки, сюда! – Не рассыпайся, держись кучней! – Радим, сюда, к нам становись! – У меня рука тяжелая… – Огня! Не видно ни… А дальше - внезапно как во сне: черные кони на дороге, луна серебром на доспехах, вопль

пронзительный - непонятно, кто кричит, что… Стога на лугу разом вспыхнули, земля под копытами загудела, факела мелькают. Один из седла вырвался, остальные накрыли, пронеслись. Навстречу кто-то длинный выскочил, с жердиной, жердь коню в грудь угодила, подняла его на дыбы. Взлетел, царапая луну, широкий меч, не стало длинного. Не разобрать - где кто, только огонь мельтешит…

Отца Ката не увидела - почувствовала. Как он нужные слова договорил. И вышел из леса тот самый, в волчьей шкуре. Понятно, никто его кроме Каты не увидел, лошади только. Не понравился он лошадям - заржали визгливо, заплясали, понесли прочь по белой дороге за черный лес. Мечиславовых только двое осталось, спешенные - бородач в кожаном жилете, с браслетами на толстых руках, усы по груди метут, и второй - молодой, в шлеме и с широким топором. Встали спина к спине, толпа вокруг сомкнулась, а нападать никому не хочется. Молодой выкрикнул:

– Ну, говнюки, подходи! Подходи, кто в землю хочет! Выскочил из толпы Лешко-мельник с мечом, встал раскорякой, толпа еще придвинулась,

рогатины со всех сторон метнулись - молодой заорал хрипло, от земли на трех рогатках оторвался, задергался, как рыба на остроге. Остальные вокруг бородатого сомкнулись с воем, отхлынули. Затихло все. Только слышно как трещит, полыхая, солома, разбрасывает огненные клочья…

– Все, что ли? – Горим! Стога седым пеплом рассыпались, непонятно - толи ветром огонь перекинуло, толи из

Мечиславовых кто факел швырнул, только горит Марыськин дом. Крыша с треском рухнула, искры в черное небо улетели… Янка Кату за рукав дернул - глаза огромные, блестят странно:

– Ну, колдунья, давай! Делай, что хотела. Быстрее! – Пошли, – поняла Ката, что не отвертеться. И страшно, а делать надо. Словно не сама шла, а за

руку кто вел… Молча до своего дома добралась, Янка не отставал. Хорошо еще, на глаза никому не попались… У Каты рядом с углом дома под большим камнем нож спрятан - бывает такое, что без ножа никак не обойтись. Правда, убивать этим ножом никого не пришлось пока… Развернула тряпицу, роговая рукоятка в ладонь легла.

– Пойдем, – тяжело Кате, муторно, мыслей никаких. И рада бы она не делать этого, а тот, кто ведет, не отпускает. Янка молчит, только глаза блестят все так же.

И в лесу почему-то пусто и страшно стало, как в заброшенном доме. Ни человека не слыхать, ни зверя, ни птицы, ни нечисти какой, словно разом все куда-то подевались. Вот и поляна круглая.

На ней раньше большие камни стояли, только Лихослав старый, когда народ крестил, расколоть их приказал - Ката знает, отец рассказывал… И заросло все, трава Кату почти с головой скрывает. Теперь и у нее зубы застучали - наверно, от росы промокла. Мокрая трава пахнет - голова кругом. Метнулся над поляной и пропал одинокий светляк…

– Ну, колдунья! – Янка смотрел серьезно, сдвинув светлые брови. – Делай, что задумала. – Да, сейчас, – словно кто другой вместо Каты произнес: – Ляг на землю, глаза закрой. Янка лег послушно, руки вдоль тела вытянул, Ката рядом на колени опустилась, зажмурилась.

Широкий нож неподъемной тяжестью руку оттянул. Ну, пора… А Янка зато и с Юркой Тенью играть сможет, и к Рогачу в гости ходить… и на Пасеки… и к Горным Карлам…

Ката примерилась, быстро ножом по тонкой шее провела, под откинутым упрямым подбородком. Сперва туго пошло, с каким-то скрипом царапающим, а потом нож словно провалился разом в живое тело, Янка выгнулся, ногами забил, захрипел… на руки, на траву плеснуло темным и горячим… Ката, сглатывая слезы, забормотала - словам ее никто не учил, они просто сами с языка шли:

– Мать Великая, земля сырая, прими его кровь горячую на щедрое поле! Отец, Гром Небесный, прибери его тело молодое, дай ему свои стрелы… Сестрица-Луна, омой ему лицо, заплети ему кудри! Братец, вольный Ветер, унеси его на светлую реку… И все вы, что в ночи гуляете, огнем и водой, землей и воздухом вас прошу, примите его, как брата родного…

Слова еще отзвучать не успели, и тело Янки холодеть не начало, а Ката поняла вдруг, что не одна она тут. Подняла глаза - и точно: стоит тот самый, в волчьей шкуре, стоит и на нее смотрит, и лицо печальное, строгое, а рядом с ним - высокая женщина в белом платье, в венке. И оба, вроде, здесь, а все сквозь них видно: и траву, и звезды…

Мужчина заговорил, наконец - негромко и грустно, обращаясь не к Кате, а к своей спутнице: – Девочка все же смогла… Ты думаешь, это к лучшему? – Так надо. Для нее это неизбежно. Если б она испугалась, было бы хуже. – Ты считаешь, будет лучше? То, что есть у нее, счастья никому не принесет - и ей тоже. – Так надо, – негромко повторила женщина. И снова Ката одна осталась. И еще одинокий

светляк на мокром стебле и вытянувшийся в траве Янка - серый, чужой. И небо над лесом светлеть начало.

А татка, похоже, ждал ее - у самой деревни из-за дерева вышагнул, руку тяжелую на плечо опустил. Ката, сжавшись, снизу вверх на него глянула - поняла: знает. Брови сошлись, складка между ними, усы обвисли… Постоял, не убирая руку, пробормотал почти про себя:

– Значит, кровь ты прошла… Верил я, что без этого… Видно, ты в самом деле Прирожденная, теперь учить тебя придется. Ох, боюсь я, - и от тебя много зла будет, и тебе…

Тетка Грипа рассказывала потом, будто Витко-колдун напился в ту ночь пьяным, ушел куда-то на болота, и уж что там творилось, никто не скажет: будто бы и гром гремел, и огни сверкали… Грипа, конечно, и соврать могла, только люди с тех пор это болото Пьяной Марой прозвали и обходят подальше: нечего там крещеному человеку делать, да и некрещеному забредать не стоит - мало ли чего…

– Да-а, христовы гвозди… Петра убили Радимова, Йошковых ребят помяли, сено все спалили, да Марыську сожгли - а так, можно сказать, обошлось… – мельник пьяно помотал головой. – И байстрюк Марыськин пропал. Оно, конечно, чего пащенка жалеть, пропал - туда и дорога, нечистый его забери. А только люди болтают, нечистое тут дело…

– Пусть болтают, – колдун угрюмо дергал себя за ус. Патер на него только поглядывал - обеспокоено, но и с надеждой. Мается человек, мается, а вдруг ему в голову раскаяться взбредет?..

– Не-ет, Витко, – мельник потряс коротким пальцем перед лицом колдуна. – Нечистое тут дело. Да ты и сам, небось, знаешь: видели твою дочку с байстрюком… Может, ты сам его, чтоб греха не вышло, а? Кто вас, колдунов, отродье сатанинское, поймет… – расхохотался, было, мельник, но тут же смех оборвал - стальные пальцы колдуна у него на запястье сомкнулись:

– Забыл, с кем разговариваешь, Лешко? – и колдун улыбнулся. От такой улыбки мельник даже протрезвел:

– Ты чего, Витко? Да ей-богу… Чего ты? Пошутить уж нельзя, святая колбаса…

– Не божись, Лешко, – привычно промямлил патер Николаус. Мельник размял освобожденную кисть, с опаской глядя на колдуна:

– Экий ты, Витко… Уж и пошутить, в самом деле, нельзя, христовы гвозди… Пойду я, пожалуй.

Поднялся, заторопился прочь, часто оглядываясь. А колдун со священником сидеть остались. Колдун голову руками подпер, в стол глядя. А патер Николаус - он же добрый. Ему утешить человека надо:

– Брось, Витко, нет такого прегрешения, которое бы не отпустил отец наш небесный. Только покайся…

– Перед кем же каяться, святой отец? – Ах, Витко, гордыня твоя станинская в геену огненную приведет тебя, прямо в адову пасть… Поднял голову колдун, на патера тяжелым взглядом уставился: – В ад, отец Николаус? Это ты верно сказал, только нет в вашем аду для меня теплого места, а

свой ад я с собой ношу. Холодно там, отец Николаус, ох, как холодно… Солнце уже за самый лес уползло, но припекает все равно, и Ката забралась в самую гущу

ивняка, сидит, травинку жует. Недалеко тут неделю назад Петра зарыли, служку, которого Мечиславовы зарубили. Патер Николаус еще важный такой был, читал что-то нараспев… Только неправильно он читает, нет у него в голосе настоящей силы. Но правильно или нет, а Петр спокойно лежит, из-под земли не лезет, как некоторые…

– Хей-я! Сестренка! Обернулась Ката, а Юркая Тень уже тут как тут, и Янка с ним. Оба чумазые, рты до ушей: – Угадай, где мы были! – На Пасеках? – Ну-у, сестренка… – Да рассказывайте уж! – А мы к Диким забрались! – И что? – А в нас молнией шарахнули! – довольно сообщил Янка. – И что, попали? – Куда им, стареньким, – Юркая Тень рукой махнул. – Убегать вот долго пришлось - они,

Дикие, теперь шуток не понимают. Кстати о шутках: а где это наш воин небесный запропал? – Опять его не пускают… – Ладно, так и быть, слетаю поглядеть, как он там. Авось, вытащу, – Юркая Тень - он такой. Ни

минуты на месте не сидит. Вот и сейчас - только что тут был и пропал… А Янка напротив Каты на землю уселся - прямо как живой:

– А там, у Диких, интересного столько… Но Ката - она и сама знает, сколько у Диких интересного, поэтому она на Янку посмотрела

внимательно: – Слушай, а ты на меня не сердишься? Ну, что я тогда… Янка, похоже, смутился даже: – Ты чего это вдруг? – Нет, не сердишься? – Да не сержусь я! Я ж тогда понял, что ты делать будешь… А потом кто приходил? – Потом? – Ката о тех, о мужчине в волчьей шкуре и женщине в венке, даже Янке рассказывать

не захотела, произнесла невпопад: – Лето скоро кончится… – Ну и что? – Что-что… Зимой-то я сюда приходить не смогу. – Так потом-то опять лето будет. Да и сейчас не кончилось. – Будет, будет… Зима-то длинная. Янка на нее смотрел - не поймешь, то ли серьезно, то ли посмеиваясь: – А давай тем летом с тобой поженимся?

– Дурак! – Сама такая. Весело ж будет, все подарки нам дарить будут, Лесного Рогача попросим, чтоб

музыкантов прислал… – А пиво для него ты где возьмешь? Лесной Рогач за так ничего не делает… Ладно, меня татка

зовет. Ночью-то тут будешь? – Понятно, тут. – Увидимся. Ката не спеша шла по тропинке, почти незаметной, нагретая за день трава щекотала подошвы.

Поженимся… Шутник этот Янка. Впереди-то еще зима, да потом весна, много всякого случиться может. А потом… потом снова лето, и Юркая Тень, и Белянчик, и Янка.

Мягкое и теплое солнце тонуло в листве, лениво гудел припозднившийся гнус, да где-то за лесом мычало на разные голоса, возвращаясь домой, деревенское стадо.

Заключительное слово С тихим шелестом перевернута последняя страничка. Где-то там, в прошлом, остались метания,

волнения, споры и принятые решения. Первый литературный конкурс окончен. Прочитав этот сборник, каждый из нас задумается и, возможно, задаст себе какой-то вопрос. Одним из наших вопросов был: «А что изменилось?». Кто-то скажет: «Ничего», кто-то подумает: «Мало», а мы решили, что - многое. Многое изменил этот конкурс. Сколько было яростных обсуждений, споров до хрипоты, обменов мнениями и доказательствами собственной правоты (и, поверьте, не только между пользователями!).

Лично мне этот конкурс напомнил праздничный фейерверк. Яркие ленты, кружева и конфетти фэнтези, темные полотнища постапокалипсиса, мрачные шелка ужасов и мистики, венецианские классические маски космической фантастики. Все это многообразие красок, тонов и полутеней свернулось в один клубок пестрых ниток, из которых хорошая рукодельница связала огромный разноцветный палантин, в котором гармонично переплелись узоры и мотивы разных жанров фэнтези.

Вот эта нитка - взмах крыльев летучей мыши, этот узелок - камешек в бастионе, который защищают до последней капли, а эта тесьма - романтическая история любви двух непохожих существ. Там - яркой оранжевой кистью на конце этого палантина, качнулся рыжий кот, а здесь - маленьким ярким амулетом, сверкнула судьба ребенка, от которого зависит существование мира.

Этот конкурс стал показателем - показателем творчества рядовых (и не только) пользователей. Показателем творчества и ответственности админов и модераторов, которым доверили сайт. Хочется, чтобы все теплое, хорошее, светлое (и не только - ведь есть и ужасы с мистикой!), откровенное, что открыл в нас этот конкурс, осталось здесь надолго. И чтобы все эти ваши и наши качества помогли нам провести еще не один интересный конкурс!

Над сборником работали: Автор идеи и руководитель: Дмитрий «Забатар» Аникин Редакторы: Наталья «Случайная» , Роман «OMu4» Фомин Автор сопроводительных статей: Татьяна «tanyaversal» Медведева Сопровождение на форуме: Дмитрий «Забатар» Аникин, Татьяна «tanyaversal» Медведева, Надежда «Listik» Леонова, Наталья «Случайная» , Юлия «ulyaivanyuk2009@» Иванюк Верстка: Роман «OMu4» Фомин Дизайн исходной обложки: «Kaverella De Vine»

Комментарии

1 Обычай избавляться от лишних детей историчен. Скупка младенцев – альтернативна.

2 Angharad – Ангарат, кельтское женское имя. В разговорной латыни «т» на конце «съелось», тем

более, латынь предпочитает оканчивать женский род на «-а».

3

Тарик – медная монетка, аналог копейки.