Валентин Петрович КатаевСын полка

Серия «Школьная библиотека(Детская литература)»

Текст книги предоставлен правообладателемhttp://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=8217563

Сын полка [Вступ. ст. С. Баруздина]: Дет. лит.; Москва; 2001ISBN 5-08-003985-X

АннотацияШироко известная повесть о судьбе крестьянского

мальчика Вани Солнцева, осиротевшего в годы ВеликойОтечественной войны и ставшего сыном полка.

СодержаниеО Валентине Катаеве – авторе этой книги 7Сын полка 14Конец ознакомительного фрагмента. 75

ВалентинПетрович Катаев

Сын полкаПовесть

1897–1986

О Валентине Катаеве– авторе этой книги

Есть хорошее русское слово – «сочинение». Ны-

нешний школьник не всегда правильно понимает этослово: ему думается, что сочинение – это что-тошкольное, заданное. И он, к сожалению, не без по-мощи учителей, в чём-то прав, ибо всем школьникамприходится писать на уроках сочинения, то есть зани-маться не всегда приятным, но обязательным делом,да ещё получать за это дело отметки.

Мне хочется напомнить, что словом «сочинение»назывались и называются до сих пор произведенияПушкина и Байрона, Лермонтова и Джека Лондона,Некрасова и Марка Твена, Тургенева и Жюля Верна,Толстого и Конан Дойла, Чехова и Киплинга, Горько-го, Роллана, Маяковского, Есенина, Хемингуэя и мно-гих других отечественных и зарубежных писателей. Ине случайно, когда выходит наиболее полное изда-ние книг того или иного писателя, на них пишут слова:«Полное собрание сочинений».

Сочинять или сочинить, говорил когда-то наш со-отечественник, знаток русского языка Владимир Ива-нович Даль, – это изобретать, вымышлять, придумы-

вать, творить умственно, производить духом, силоювоображения.

Это очень точные слова, и их можно отнести к ра-боте каждого настоящего писателя, художника, ком-позитора, учёного, когда он изобретает, творит, созда-ёт, и мы верим в это созданное, ибо так бывает, такмогло или может быть в жизни.

Таким писателем, таким художником всегда был иостаётся для меня Валентин Петрович Катаев. Я знали принял его таким, когда ещё мальчишкой прочитал«Белеет парус одинокий» и «Я, сын трудового наро-да…», а чуть позже (уж так случилось!) – ранее напи-санный роман его «Время, вперёд!». И потом, когда вгоды Отечественной войны появилась повесть «Сынполка» – одна из лучших книг в советской литературедля детей, – для меня было естественно, что её на-писал Валентин Катаев.

Продолжением читательской дружбы с писателем впослевоенные годы стало знакомство с книгами «Ху-торок в степи», «Зимний ветер», «За власть Сове-тов», которые вместе с повестью «Белеет парус оди-нокий» вошли потом в эпопею «Волны Чёрного моря»,и, наконец, с книгой В. Катаева «Маленькая железнаядверь в стене», книгой необычной, но очень интерес-ной для читателя и творчества самого писателя.

Сочинения Валентина Катаева стали добрыми

спутниками людей всех возрастов – больших и ма-леньких. Они волнуют читателя, они раскрывают пе-ред ним большой и сложный мир жизни. Они порой,к примеру, как «взрослая» повесть В. Катаева «Свя-той колодец», вызывают горячие споры. А ведь людии спорят о том, что им небезразлично…

Прежде чем говорить о повести «Сын полка», кото-рую вы прочитаете в этой книге, мне хочется немногорассказать oб её авторе. Я знаю, что детей, и не толь-ко детей, интересует жизнь каждого полюбившегосяписателя, его биография: когда и где он родился, каквёл себя в детстве и как учился, ну и, естественно, какстал писателем.

Для начала приведу слова самого В. Катаева:«Я родился на Украине. Там протекли моё

детство, отрочество и юность. Мой отец былкоренной русский. Мать – коренная украинка.В моей душе с самых ранних лет сплетено„украинское“ и „русское“. Вернее, даже несплетено, а совершенно слито».

Валентин Петрович Катаев родился в Одессе 28января 1897 года. Он рано научился читать. Шевчен-ко, Пушкин, Гоголь, Никитин, Кольцов, Толстой сталипервыми его любимыми писателями и учителями. Этопроизошло естественно и просто, может быть, даже

незаметно для будущего писателя: он рос в семье, гдепо-настоящему знали и любили классическую лите-ратуру. В тринадцать лет Валя Катаев напечатал своёстихотворение «Осень» в газете. Так же страстно тя-нулся к литературе его брат Женя (впоследствии за-мечательный советский писатель Евгений Петров –один из создателей романов «Двенадцать стульев» и«Золотой телёнок»).

Валентин Катаев рос и мужал как человек, гражда-нин и писатель в бурную историческую эпоху. Рево-люция 1905 года, начало и крах Первой мировой вой-ны, Великая Октябрьская революция, годы социали-стического строительства и первых пятилеток – вотсобытия, свидетелем или участником которых он были которые легли потом в основу многих его книг.

Большую роль в творческой биографии ВалентинаКатаева сыграли такие выдающиеся мастера нашейкультуры, как Владимир Маяковский, Иван Бунин, Де-мьян Бедный, Максим Горький, Алексей Толстой, Кон-стантин Станиславский, Сергей Прокофьев, ЭдуардБагрицкий, Юрий Олеша, с которыми в разные годысталкивала писателя жизнь. Они были верными дру-зьями В. Катаева, его добрыми советчиками и учите-лями.

Повесть «Сын полка» Валентин Катаев написал в

1944 году, в дни Отечественной войны нашего наро-да с гитлеровскими захватчиками. Вспоминая это вре-мя, Валентин Петрович говорил: «Всегда и везде, всамые критические минуты советские писатели былис народом. Они делили с миллионами советских лю-дей невзгоды и лишения трудных военных лет».

Военный корреспондент газет «Правда» и «Крас-ная звезда», писатель Валентин Катаев сам прошёли проехал тысячи километров фронтовых дорог.

Война принесла нашей стране много горя, бед инесчастий. Она разорила десятки тысяч городов исёл. Она принесла страшные жертвы: двадцать мил-лионов советских людей, больше чем население иныхгосударств, погибло в ту войну. Война лишила тыся-чи ребят отцов и матерей, дедов и старших братьев.Но наш народ победил в этой войне, победил потому,что проявил величайшую выдержку, мужество и отва-гу. Победил потому, что не мог не победить. «Побе-да или смерть!» – говорили наши люди в те годы. Ишли на смерть, чтобы другие, оставшиеся в живых,победили. Это была справедливая борьба за счастьеи мир на земле.

Повесть «Сын полка» возвращает читателя к труд-ным, героическим событиям военных лет, о которыхсегодняшние ребята знают лишь по учебникам да рас-сказам старших. Но учебники не всегда интересно го-

ворят об этом, а старшие не всегда любят вспоминатьвойну: уж слишком горестны эти воспоминания…

Прочитав эту повесть, вы узнаете о судьбе просто-го деревенского мальчишки Вани Солнцева, у которо-го война отняла всё: родных и близких, дом и самодетство. Вы узнаете, как, став смелым разведчиком,Ваня мстил фашистам за своё и народное горе. Вме-сте с Ваней Солнцевым вы пройдёте через многиеиспытания и познаете радость подвига во имя побе-ды над врагом. Вы познакомитесь с замечательнымилюдьми, воинами нашей армии, – сержантом Егоро-вым и капитаном Енакиевым, наводчиком орудия Ко-валёвым и ефрейтором Биденко, которые не толькопомогли Ване стать смелым разведчиком, но и воспи-тали в нём лучшие качества настоящего человека. И,прочитав повесть «Сын полка», вы, конечно, поймё-те, что подвиг – это не просто смелость и героизм, абольшой, великий труд, железная дисциплина, несги-баемость воли и, самое главное, огромная любовь ксвоей Родине…

Повести Валентина Катаева живут на свете ужемногие десятки лет. За эти годы их прочитали и полю-били миллионы читателей не только у нас в стране,но и за рубежом. Полюбили, как и многие другие книгиВалентина Катаева – большого писателя, художника,мастера слова. И если вы не всё еще прочитали из со-

чинений Катаева, то вам можно только позавидовать:у вас много хорошего и радостного впереди.

Сергей Баруздин

Сын полка

Посвящается Жене и Павлику Катаевым

Это многих славных путь.Некрасов

1

Была самая середина глухой осенней ночи. В лесубыло очень сыро и холодно. Из чёрных лесных болот,заваленных мелкими коричневыми листьями, подни-мался густой туман.

Луна стояла над головой. Она светила очень силь-

но, однако её свет с трудом пробивал туман. Лунныйсвет стоял подле деревьев косыми, длинными теси-нами, в которых, волшебно изменяясь, плыли космыболотных испарений.

Лес был смешанный. То в полосе лунного света по-казывался непроницаемо чёрный силуэт громаднойели, похожий на многоэтажный терем; то вдруг в отда-лении появлялась белая колоннада берёз; то на про-галине, на фоне белого, лунного неба, распавшегосяна куски, как простокваша, тонко рисовались голыеветки осин, уныло окружённые радужным сиянием.

И всюду, где только лес был пореже, лежали на зем-ле белые холсты лунного света.

В общем, это было красиво той древней, дивнойкрасотой, которая всегда так много говорит русскомусердцу и заставляет воображение рисовать сказоч-ные картины: Серого волка, несущего Ивана-цареви-ча в маленькой шапочке набекрень и с пером Жар-птицы в платке за пазухой, огромные мшистые лапылешего, избушку на курьих ножках – да мало ли ещёчто!

Но меньше всего в этот глухой, мёртвый час дума-ли о красоте полесской чащи три солдата, возвращав-шиеся с разведки.

Больше суток провели они в тылу у немцев, вы-полняя боевое задание. А задание это заключалось в

том, чтобы найти и отметить на карте расположениенеприятельских сооружений.

Работа была трудная, очень опасная. Почти всёвремя пробирались ползком. Один раз часа три под-ряд пришлось неподвижно пролежать в болоте – в хо-лодной, вонючей грязи, накрывшись плащ-палатками,сверху засыпанными жёлтыми листьями.

Обедали сухарями и холодным чаем из фляжек.Но самое тяжёлое было то, что ни разу не удалось

покурить. А, как известно, солдату легче обойтись безеды и без сна, чем без затяжки добрым, крепким та-бачком. И, как на грех, все три солдата были заядлыекурильщики. Так что, хотя боевое задание было вы-полнено как нельзя лучше и в сумке у старшого ле-жала карта, на которой с большой точностью былоотмечено более десятка основательно разведанныхнемецких батарей, разведчики чувствовали себя раз-дражёнными, злыми.

Чем ближе было до своего переднего края, темсильнее хотелось курить. В подобных случаях, как из-вестно, хорошо помогает крепкое словечко или весё-лая шутка. Но обстановка требовала полной тишины.Нельзя было не только переброситься словечком –даже высморкаться или кашлянуть: каждый звук раз-давался в лесу необыкновенно громко.

Луна тоже сильно мешала. Идти приходилось

очень медленно, гуськом, метрах в тринадцати другот друга, стараясь не попадать в полосы лунного све-та, и через каждые пять шагов останавливаться и при-слушиваться.

Впереди пробирался старшой, подавая командуосторожным движением руки: поднимет руку над го-ловой – все тотчас останавливались и замирали; вы-тянет руку в сторону с наклоном к земле – все в ту жесекунду быстро и бесшумно ложились; махнёт рукойвперёд – все двигались вперёд; покажет назад – всемедленно пятились назад.

Хотя до переднего края уже оставалось не большедвух километров, разведчики продолжали идти всётак же осторожно, осмотрительно, как и раньше. По-жалуй, теперь они шли ещё осторожнее, останавли-вались чаще.

Они вступили в самую опасную часть своего пути.Вчера вечером, когда они вышли в разведку, здесь

ещё были глубокие немецкие тылы. Но обстановка из-менилась. Днём, после боя, немцы отступили. И те-перь здесь, в этом лесу, по-видимому, было пусто. Ноэто могло только так казаться. Возможно, что немцыоставили здесь своих автоматчиков. Каждую минутуможно было наскочить на засаду. Конечно, разведчи-ки – хотя их было только трое – не боялись засады.Они были осторожны, опытны и в любой миг готовы

принять бой. У каждого был автомат, много патронов ипо четыре ручные гранаты. Но в том-то и дело, что бойпринимать нельзя было никак. Задача заключалась втом, чтобы как можно тише и незаметнее перейти насвою сторону и поскорее доставить командиру взводауправления драгоценную карту с засечёнными немец-кими батареями. От этого в значительной степени за-висел успех завтрашнего боя.

Всё вокруг было необыкновенно тихо. Это был ред-кий час затишья. Если не считать нескольких далёкихпушечных выстрелов да коротенькой пулемётной оче-реди где-то в стороне, то можно было подумать, что вмире нет никакой войны.

Однако бывалый солдат сразу заметил бы тысячипризнаков того, что именно здесь, в этом тихом, глу-хом месте, и притаилась война.

Красный телефонный шнур, незаметно скользнув-ший под ногой, говорил, что где-то недалеко – непри-ятельский командный пункт или застава. Несколькосломанных осин и помятый кустарник не оставлялисомнения в том, что недавно здесь прошёл танк илисамоходное орудие, а слабый, не успевший вывет-риться, особый, чужой запах искусственного бензинаи горячего масла показывал, что этот танк или само-ходное орудие были немецкими.

В некоторых местах, тщательно обложенных ело-

выми ветками, стояли, как поленницы дров, штабелямин или артиллерийских снарядов. Но так как не былоизвестно, брошены ли они или специально приготов-лены к завтрашнему бою, то мимо этих штабелей нуж-но было пробираться с особенной осторожностью.

Изредка дорогу преграждал сломанный снарядомствол столетней сосны. Иногда разведчики натыка-лись на глубокий, извилистый ход сообщения илина основательный командирский блиндаж, накатов вшесть, с дверью, обращённой на запад. И эта дверь,обращённая на запад, красноречиво говорила, чтоблиндаж немецкий, а не наш. Но пустой ли он, или внём кто-нибудь есть, было неизвестно.

Часто нога наступала на брошенный противогаз, нараздавленную взрывом немецкую каску.

В одном месте на полянке, озарённой дымным лун-ным светом, разведчики увидели среди раскиданныхво все стороны деревьев громадную воронку от авиа-бомбы. В этой воронке валялось несколько немецкихтрупов с жёлтыми лицами и синими провалами глаз.

Один раз взлетела осветительная ракета; она дол-го висела над верхушками деревьев, и её плывущийголубой свет, смешанный с дымным светом луны, на-сквозь озарил лес. От каждого дерева протянуласьдлинная резкая тень, и было похоже, что лес вокругстал на ходули. И пока ракета не погасла, три солда-

та неподвижно стояли среди кустов, сами похожие наполуоблетевшие кусты в своих пятнистых, жёлто-зе-лёных плащ-палатках, из-под которых торчали авто-маты. Так разведчики медленно подвигались к своемурасположению.

Вдруг старшой остановился и поднял руку. В тот жемиг другие тоже остановились, не спуская глаз со сво-его командира. Старшой долго стоял, откинув с голо-вы капюшон и чуть повернув ухо в ту сторону, отку-да ему почудился подозрительный шорох. Старшойбыл молодой человек лет двадцати двух. Несмотряна свою молодость, он уже считался на батарее быва-лым солдатом. Он был сержантом. Товарищи его лю-били и вместе с тем побаивались.

Звук, который привлёк внимание сержанта Егоро-ва – такова была фамилия старшого, – казался оченьстранным. Несмотря на всю свою опытность, Егоровникак не мог понять его характер и значение.

«Что бы это могло быть?» – думал Егоров, напрягаяслух и быстро перебирая в уме все подозрительныезвуки, которые ему когда-либо приходилось слышатьв ночной разведке.

«Шёпот! Нет. Осторожный шорох лопаты? Нет.Повизгивание напильника? Нет».

Странный, тихий, ни на что не похожий прерыви-стый звук слышался где-то совсем недалеко, напра-

во, за кустом можжевельника. Было похоже, что звуквыходит откуда-то из-под земли.

Послушав ещё минуту-другую, Егоров, не оборачи-ваясь, подал знак, и оба разведчика медленно и бес-шумно, как тени, приблизились к нему вплотную. Онпоказал рукой направление, откуда доносился звук, изнаком велел слушать. Разведчики стали слушать.

– Слыхать? – одними губами спросил Егоров.– Слыхать, – так же беззвучно ответил один из сол-

дат.Егоров повернул к товарищам худощавое тёмное

лицо, уныло освещённое луной. Он высоко поднялмальчишеские брови.

– Что?– Не понять.Некоторое время они втроём стояли и слушали, по-

ложив пальцы на спусковые крючки автоматов. Зву-ки продолжались и были так же непонятны. На одинмиг они вдруг изменили свой характер. Всем троимпоказалось, что они слышат выходящее из земли пе-ние. Они переглянулись. Но тотчас же звуки сдела-лись прежними.

Тогда Егоров подал знак ложиться и лёг сам живо-том на листья, уже поседевшие от инея. Он взял в роткинжал и пополз, бесшумно подтягиваясь на локтях,по-пластунски.

Через минуту он скрылся за тёмным кустом мож-жевельника, а ещё через минуту, которая показаласьдолгой, как час, разведчики услышали тонкое посви-стывание. Оно обозначало, что Егоров зовёт их к се-бе. Они поползли и скоро увидели сержанта, которыйстоял на коленях, заглядывая в небольшой окопчик,скрытый среди можжевельника.

Из окопчика явственно слышалось бормотание,всхлипывание, сонные стоны. Без слов понимая другдруга, разведчики окружили окопчик и растянули ру-ками концы своих плащ-палаток так, что они образо-вали нечто вроде шатра, не пропускавшего свет. Его-ров опустил в окоп руку с электрическим фонариком.

Картина, которую они увидели, была проста и вме-сте с тем ужасна.

В окопчике спал мальчик.Стиснув на груди руки, поджав босые, тёмные, как

картофель, ноги, мальчик лежал в зелёной вонючейлуже и тяжело бредил во сне. Его непокрытая голо-ва, заросшая давно не стриженными, грязными воло-сами, была неловко откинута назад. Худенькое горловздрагивало. Из провалившегося рта с обмётаннымилихорадкой, воспалёнными губами вылетали сиплыевздохи. Слышалось бормотание, обрывки неразбор-чивых слов, всхлипывание. Выпуклые веки закрытыхглаз были нездорового, малокровного цвета. Они ка-

зались почти голубыми, как снятое молоко. Короткие,но густые ресницы слиплись стрелками. Лицо былопокрыто царапинами и синяками. На переносице вид-нелся сгусток запёкшейся крови.

Мальчик спал, и по его измученному лицу судорож-но пробегали отражения кошмаров, которые пресле-довали мальчика во сне. Каждую минуту его лицо ме-няло выражение. То оно застывало в ужасе; то нече-ловеческое отчаяние искажало его; то резкие глубо-кие черты безысходного горя прорезывались вокругего впалого рта, брови поднимались домиком и с рес-ниц катились слёзы; то вдруг зубы начинали яростноскрипеть, лицо делалось злым, беспощадным, кулакисжимались с такой силой, что ногти впивались в ладо-ни, и глухие, хриплые звуки вылетали из напряжённо-го горла. А то вдруг мальчик впадал в беспамятство,улыбался жалкой, совсем детской и по-детски беспо-мощной улыбкой и начинал очень слабо, чуть слышнопеть какую-то неразборчивую песенку.

Сон мальчика был так тяжёл, так глубок, душа его,блуждающая по мукам сновидений, была так далекаот тела, что некоторое время он не чувствовал ниче-го: ни пристальных глаз разведчиков, смотревших нанего сверху, ни яркого света электрического фонари-ка, в упор освещавшего его лицо.

Но вдруг мальчика как будто ударило изнутри, под-

бросило. Он проснулся, вскочил, сел. Его глаза дикоблеснули. В одно мгновение он выхватил откуда-тобольшой отточенный гвоздь. Ловким, точным движе-нием Егоров успел перехватить горячую руку мальчи-ка и закрыть ему ладонью рот.

– Тише. Свои, – шёпотом сказал Егоров.Только теперь мальчик заметил, что шлемы солдат

были русские, автоматы – русские, плащ-палатки –русские, и лица, наклонившиеся к нему, – тоже рус-ские, родные.

Радостная улыбка бледно вспыхнула на его исто-щённом лице. Он хотел что-то сказать, но сумел про-изнести только одно слово:

– Наши…И потерял сознание.

2

Командир батареи капитан Енакиев сидел нанебольшой дощатой площадке, устроенной на вер-хушке сосны, между крепкими суками. С трёх сто-рон площадка была открыта. С четвёртой стороны, сзападной, на неё было положено несколько толстыхшпал, защищавших от пуль. К верхней шпале былапривинчена стереотруба. К её рогам было привязанонесколько веток, так что сама она походила на рога-

тую ветку.Для того чтобы попасть на площадку, надо было

подняться по двум очень длинным и узким лестницам.Первая, довольно пологая, доходила примерно до по-ловины дерева. Отсюда надо было подниматься повторой лестнице, почти отвесной.

Кроме капитана Енакиева, на площадке находи-лись два телефониста – один пехотный, другой артил-лерийский – со своими кожаными телефонными аппа-ратами, повешенными на чешуйчатом стволе сосны,и начальник боевого участка, командир стрелковогобатальона Ахунбаев, тоже капитан.

Так как на площадке больше четырёх человек непомещалось, то остальные два артиллериста стоя-ли на лестнице: один – командир взвода управлениялейтенант Седых, а другой – уже знакомый нам сер-жант Егоров. Лейтенант Седых стоял на верхних сту-пеньках, положив локти на доски площадки, а сержантЕгоров стоял ниже, и его шлем касался сапог лейте-нанта.

Командир батареи капитан Енакиев и командир ба-тальона капитан Ахунбаев были заняты очень сроч-ным, очень важным и очень кропотливым делом:они ориентировали на местности свои карты, уточ-няя данные, доставленные артиллерийской развед-кой. Карты эти, меченные-перемеченные разноцвет-

ными карандашами, лежали рядом, разостланные надосках. Оба капитана полулежали на них с каранда-шами, резинками и линейками в руках.

Капитан Ахунбаев, сдвинув на затылок зелёныйшлем и наклонив хмурый, почти коричневый широ-кий лоб, резкими, нетерпеливыми движениями тол-стых пальцев передвигал по своей карте прозрачнуюлинейку. Он пускал в ход то красный карандаш, то ре-зинку и в то же время быстро искоса взглядывал в ли-цо Енакиеву, как бы говоря: «Ну, что же ты, друг ми-лый, тянешь? Давай дальше. Давай поскорее».

Он, как всегда, горячился и плохо скрывал раздра-жение.

В эти последние часы, а может быть даже минуты,перед боем всё казалось ему слишком медленным.Он внутренне кипел.

Капитан Енакиев и капитан Ахунбаев были старыебоевые товарищи. Случилось так, что последние двагода они почти во всех боях действовали вместе. Таквсе в дивизии и привыкли: где дерётся батальон Ахун-баева, там, значит, дерётся и батарея Енакиева.

Славный путь проделали плечом к плечу Енакиеви Ахунбаев. Били они немцев под Духовщиной, билипод Смоленском, вместе окружали Минск, вместе гна-ли врага с родной земли. Не раз и не два и даже нетри раза столица наша Москва от имени Родины оза-

ряла вечерние тучи над Кремлём огненными залпа-ми в честь доблестного фронта, где воевали батальонАхунбаева и батарея Енакиева.

Много хлеба и соли съели вместе, за одним по-ходным столом, боевые друзья. Немало воды выпилиони из одной походной фляжки. Случалось, что и спа-ли рядом на земле, укрывшись одной плащ-палаткой.Любили друг друга, как родные братья. Однако ни ма-лейшей поблажки по службе друг другу не делали, хо-рошо помня поговорку, что дружба дружбой, а службаслужбой. И достоинства своего друг перед другом ни-когда не роняли. А характеры у них были разные.

Ахунбаев был горячий, нетерпеливый, смелый додерзости. Енакиев тоже был храбр не меньше другасвоего Ахунбаева, но был при этом холодноват, сдер-жан, расчётлив, как и подобает хорошему артиллери-сту.

Сейчас, перенося на свою карту данные, добытыеразведчиками Енакиева, капитан Ахунбаев торопил-ся покончить с этим делом и поскорее отпустить связ-ных, присланных от каждой роты за схемами разве-данной местности: они стояли внизу под деревом иждали.

Приказ о наступлении ещё не был получен. Но помногим признакам можно было заключить, что ононачнётся очень скоро, и до его начала Ахунбаев хотел

обязательно побывать в ротах и лично проверить ихбоевую готовность.

Однако как быстро ни скользила целлулоидная ли-нейка Ахунбаева по карте, как проворно ни наносилкрасный карандаш кружочки, ромбики и крестики сре-ди кудрявых изображений лесов и голубеньких жилокрек, дело подвигалось далеко не так быстро, как хоте-лось бы капитану. Почти перед каждым новым знач-ком, который Ахунбаев собирался наносить на карту,капитан Енакиев останавливал его учтивым, но твёр-дым движением небольшой сухощавой руки в потёр-той коричневой замшевой перчатке:

– Прошу вас. Одну минуту повремените, хочу про-верить. Лейтенант Седых!

– Здесь.– Посмотрите у себя. Квадрат девятнадцать пять.

Сорок пять метров северо-северо-восточнее отдель-ного дерева. Что у вас там замечено?

Не торопясь, но и не копаясь, лейтенант Седыхпододвигал к себе планшетку, лежавшую на доскахна уровне его груди, опускал немного припухшие, по-красневшие от недосыпания глаза и, покашляв, гово-рил:

– Подбитый танк, вкопанный в землю и превращён-ный неприятелем в неподвижную огневую точку.

– Откуда это известно?

– По донесению разведки.– Правильно, верно, – быстро говорил капитан

Ахунбаев, от нетерпения развязывал и завязывал нашее тесёмки плащ-палатки. – Моя разведка то жесамое доносит. Значит, не может быть двух мнений.Смело можно наносить.

– Всё же одну минуточку повремените, – говорилкапитан Енакиев, подумав.

Он наклонялся и заглядывал за край площадкивниз.

– Сержант Егоров!– Здесь, товарищ капитан, – откликался сержант

Егоров с лестницы.– Что это у вас там за подбитый танк на квадрате

девятнадцать пять? Вы не сочиняете?– Никак нет.– Лично видели?– Так точно.– Собственными глазами?– Так точно, собственными глазами. Туда шли – ви-

дел и на обратном пути видел. На том же месте стоит.– Так они что? Выходит, превратили его в неподвиж-

ную огневую точку?– Так точно. В неподвижную огневую точку.– Откуда это известно?– Они вокруг него производят земляные работы.

– Закапывают?– Так точно.– А может быть, они хотят его вывезти?– Никак нет. Они к нему как раз, когда мы там были,

боеприпасы на полуторке привезли.– Сами видели?– Так точно. Собственными глазами. Они ящики вы-

гружали. Тогда же мы и засекли.– Хорошо. Больше ничего.– Точно! Точно! – радостно восклицал сквозь зубы

капитан Ахунбаев и выставлял на карте маленькийкрасный ромбик.

А то вдруг, уточняя положение какой-нибудь цели,капитан Енакиев, сделав свой учтивый, но твёрдыйостанавливающий жест, опускался на колени передстереотрубой и – как казалось капитану Ахунбаеву,очень долго – рыскал по туманному, слоистому гори-зонту, то и дело справляясь с картой и прикладываяк ней целлулоидный круг. В это время Ахунбаев го-тов был от нетерпения скрипеть зубами и не скрипелтолько потому, что слишком хорошо знал своего дру-га. Скрипи или не скрипи, всё равно не поможет.

Достаточно было одного взгляда на капитана Ена-киева, на его старенькую, но исключительно опрят-ную, ладно пригнанную шинель с чёрными петлица-ми и золотыми пуговицами, на его твёрдую фураж-

ку с лаковым ремешком, чёрным околышком и пря-мым квадратным козырьком, несколько надвинутымна глаза, на его фляжку, аккуратно обшитую солдат-ским сукном, на электрический фонарик, прицеплен-ный ко второй пуговице шинели, на его крепкие, нотонкие и во всякую погоду начищенные до глянца са-поги, чтобы понять всю добросовестность, всю точ-ность и всю непреклонность этого человека.

Утро было серое, холодное. Иней, выпавший нарассвете, хрупко лежал на земле и долго не таял. Онмедленно испарялся в сыром синем воздухе, мутном,как мыльная вода. Деревья на опушке не шевелились.Но это впечатление было обманчиво. Верхушка сос-ны раскачивалась по кругу, а вместе с ней раскачива-лась и площадка, словно это был плот, который плав-но носит вокруг широкого медленного водоворота.

Воздух всё время вздрагивал от пушечных выстре-лов и разрывов. Это постоянное и неравномерное со-стояние воздуха можно было не только чувствовать.Его можно было как бы видеть. При каждом ударе влесу встряхивались деревья, и жёлтые листья начи-нали сыпаться гуще, крутясь и колыхаясь.

3

Человеку непривычному могло показаться, что

идёт большое сражение и что он находится в самомцентре этого сражения. На самом же деле была обыч-ная артиллерийская перестрелка, не слишком дажесильная. Какая-нибудь батарея, наша или немецкая,желая пристрелять новую цель, выпускала несколькоснарядов. Эту батарею сейчас же засекали наблюда-тели противника, и тотчас по ней из глубины ударялкакой-нибудь специальный контрбатарейный взвод.За этим взводом, в свою очередь, начиналась охота.Таким образом, очень скоро на участке завариваласьтакая каша, что хоть уши затыкай ватой. Со всех сто-рон били орудия мелких калибров, ещё более мел-ких калибров, средних, калибров покрупнее, наконец,крупных, очень крупных, самых крупных, а иногда исверхмощные пушки, еле слышно ухавшие глубоко втылу и вдруг с неожиданным воем, скрежетом, вих-рем низвергавшие свои колоссальные снаряды в ка-кой-нибудь на вид невинный лесок, над которым под-нималась в воздух вместе с кустами и деревьями иобваливалась вниз скалистая туча, чёрная, как антра-цит, и продёрнутая в середине молниями.

Иногда откуда-то, с неожиданной стороны, врывал-ся осколок, с силой ударялся в землю, делал рикошет,кружился, трещал, звенел, ныл, как волчок, и с отвра-тительным стоном уносился прочь, сбивая по пути сдеревьев ветки и шишки.

Однако люди, работавшие над картой на верхушкесосны, казалось, ничего этого не слышат и не видят.И только изредка, когда в каком-нибудь месте огоньособенно учащался, телефонист крутил ручку своегокожаного аппарата и негромко говорил:

– Дай «Фиалку». Это «Фиалка»? Говорит «Стул».Проверка линии. Что у вас там делается?… Пока всётихо? Ну ладно. У нас тоже всё тихо. Воюйте дальше.До свидания.

Когда наконец работа была окончена, капитанАхунбаев сразу повеселел. Он быстро засунул кар-ту в полевую сумку, решительно завязал на короткойшее тесёмки плащ-палатки, вскочил на свои короткие,крепкие, немного кривые ноги и крикнул вниз вестово-му:

– Коня!Затем он посмотрел на часы:– Проверьте. У меня девять шестнадцать. У вас?– Девять четырнадцать, – сказал капитан Енакиев,

скользнув взглядом по своей руке.Капитан Ахунбаев издал короткий торжествующий

гортанный звук. Его глаза сузились, сверкнули глян-цевой чернотой.

– Отстаёшь, капитан Енакиев.– Никак нет. Я не отстаю. У меня верно. Это вы то-

ропитесь… по своему обыкновению.

– Зайцев, точное время! – азартно крикнул Ахунба-ев.

Телефонист сейчас же позвонил на командныйпункт полка и доложил, что время девять часов че-тырнадцать минут.

– Твоя взяла, бог войны, – миролюбиво сказалАхунбаев и, приставив свои часы к часам Енакиева,перевёл стрелки. – Пусть будет на сей раз по-твоему.Прощай, комбат.

Грубо шурша плащом, он единым духом, не сделавни одной остановки, спустился мимо посторонивших-ся артиллеристов по обеим лестницам вниз, бросилкарту адъютанту, вскочил на коня и умчался, осыпае-мый жёлтыми листьями.

После этого капитан Енакиев снял со своей запис-ной книжки тугой резиновый поясок и перебрался кстереотрубе. В книжке были записаны цели. Все этицели были пристреляны. Но капитану Енакиеву хоте-лось, чтобы они были пристреляны ещё лучше. Емухотелось добиться, чтобы в случае надобности его ба-тарея могла сразу, с первых же выстрелов, перейтина поражение, не тратя драгоценного времени на по-вторную пристрелку. «Пройтись по целям» не пред-ставляло, конечно, никакого труда. Но он боялся, чтоего батарея, выдвинутая далеко вперёд, на линию пе-хоты, и хорошо спрятанная, может обнаружить себя

раньше времени. Вся же задача заключалась имен-но в том, чтобы ударить совершенно неожиданно, всамый последний, решающий момент боя, и ударитьтуда, где этого меньше всего ожидают. Такое место,по мнению капитана Енакиева, было на правом флан-ге боевого участка, между развилками двух дорог ивыходом в довольно глубокую балку, поросшую моло-дым дубняком.

В данный момент это место не представляло ниче-го интересного. Оно было пустынно. На нём не бы-ло ни огневых точек, ни оборонительных сооружений.Обычно на полях сражений таких неинтересных, ни-чем не замечательных мест бывает довольно много.Сражение проходит мимо них, не задерживаясь. Ка-питан Енакиев это знал, но у него было сильное, точ-ное воображение.

В сотый раз рисуя себе предстоящий бой во всехвозможных подробностях его развития, капитан Ена-киев неизменно видел одну и ту же картину: бата-льон Ахунбаева прорывает немецкую оборонитель-ную линию и загибает правый фланг против возмож-ной контратаки. Потом он нетерпеливо выбрасыва-ет свой центр вперёд, закрепляется на оборонитель-ном склоне высотки, против развилки дороги, и, по-степенно подтягивая резервы, накапливается для но-вого, решительного удара по дороге. Именно недале-

ко от этого места, между развилкой дороги и выходомв балку, капитан Ахунбаев и останавливается. Он дол-жен там остановиться, так как этого потребует логи-ка боя: необходимо будет пополнить патроны, подо-брать раненых, привести в порядок роты, а главное –перестроить боевой порядок в направлении следую-щего удара. А на это необходимо хотя и небольшое,но всё же время. Не может быть, чтобы этой паузойне воспользовались немцы. Конечно, они воспользу-ются. Они выбросят танки. Это самое лучшее времядля танковой атаки. Они неожиданно выбросят свойтанковый резерв, спрятанный в балке. А в том, что вбалке будут спрятаны немецкие танки, капитан Енаки-ев почти не сомневался, хотя никаких положительныхсведений на этот счёт не имел. Так говорило ему во-ображение, основанное на опыте, на тонком понима-нии манёвра и на том особом, математическом скла-де ума, который всегда отличает хорошего артилле-рийского офицера, привыкшего с быстротой и точно-стью сопоставлять факты и делать безошибочные вы-воды.

«А может быть, всё же рискнуть, попробовать?»– спрашивал себя капитан Енакиев, подкручивая поглазам окуляры стереотрубы.

Расплывчатый серый горизонт светлел, уплотнял-ся. Мутные очертания предметов принимали пре-

дельно чёткую форму. Панорама местности волшеб-но приблизилась к глазам и явственно расслоиласьна несколько планов, выступавших один из-за друго-го, как театральные декорации.

На первом плане, вне фокуса, мутно и странноволнисто выделялись верхушки того самого леса, гдестояла сосна с наблюдательным пунктом. Даже одинсук этой сосны, чудовищно приближенный, прямо-та-ки лез в глаза громадными кистями игл и двумя гро-мадными шишками.

За ним выступала полоса поля. По нижнему краюэтого поля со стереоскопической ясностью тянуласьволнистая линия нашего переднего края. Все его со-оружения были тщательно замаскированы, и толькоочень опытный глаз мог открыть их присутствие. Капи-тан Енакиев не столько видел, сколько угадывал ме-ста амбразур, ходов сообщения, пулемётных гнёзд.

По верхнему же краю поля так же отчётливо и также подробно, но гораздо мельче, параллельно нашимокопам тянулись немецкие. И мёртвое пространствомежду ними было так сжато, так сокращено оптиче-ским приближением, что казалось, будто его и вовсене было.

Ещё дальше капитан Енакиев видел водянистуюпанораму немецких тылов. Он прошёлся по нейвскользь. Быстро замелькали оголённые рощицы,

сплющенные болотца, возвышенности, как бы накле-енные одна на другую, развалины домиков.

И наконец капитан Енакиев вернулся к тому само-му месту между развилкой дорог и узкой щелью овра-га, которое было занесено в его записную книжку подименем: «Дальномер 17».

Он напряжённо всматривался в это ничем не при-мечательное, пустынное место, и его воображение –в который раз за сегодняшнее утро! – населяло этоместо движущимися цепями Ахунбаева и маленьки-ми силуэтами немецких танков, которые вдруг начи-нали один за другим выползать из таинственной ще-ли оврага.

«Или лучше не стоит?» – думал Енакиев, стараяськак можно точнее подвести фокус стереотрубы на этоместо. Это не была нерешительность. Это не было ко-лебание. Нет. Он никогда не колебался. Не колебал-ся он и теперь. Он взвешивал. Он хотел найти наи-более верное решение. Он хотел отдать себе полныйотчёт в том, что же для него всё-таки выгоднее: с наи-большей точностью пристрелять «цель номер семна-дцать», хотя бы для этого пришлось пойти на рискпреждевременно обнаружить свою батарею, или досамой последней минуты не обнаруживать батарею,рискуя в критический, даже, быть может, решающиймомент боя потерять несколько минут на корректи-

ровку.Но в это время внизу раздались голоса, лестни-

ца зашаталась, послышалось дробное позваниваниешпор, и на площадку выскочил, тяжело дыша, моло-дой офицер, почти мальчик, со смуглым курносым ли-цом и очень чёрными толстыми бровями. Это былофицер связи. На его лице, которое изо всех сил ста-ралось быть официальным и даже суровым, горелажаркая мальчишеская улыбка.

Он стукнул шпорами, коротко бросил руку к козырь-ку, точно оторвал её с силой вниз, и подал капитануЕнакиеву пакет.

– Приказ по полку… – сказал он строго, но не удер-жался и, ярко сверкнув карими глазами, взволнован-но добавил: – … о наступлении!

– Когда? – спросил Енакиев.– В девять часов сорок пять минут. Сигнал – две ра-

кеты синих и одна жёлтая. Там написано. Разрешитеидти?

Енакиев посмотрел на часы. Было девять часовтридцать одна минута.

– Идите, – сказал он.Офицер связи стукнул шпорами, вытянулся, бро-

сил руку к козырьку, с силой оторвал её вниз, повер-нулся кругом с такой чёткостью и щегольством, слов-но был не на верхушке дерева, а в столовой артилле-

рийского училища, и одним духом ссыпался вниз полестницам, обрывая шпоры о перекладины и веселочертыхаясь.

– Лейтенант Седых! – сказал Енакиев.– Я здесь, товарищ капитан.– Вы слышали?– Так точно.– Командный пункт здесь. Связь между мной и все-

ми взводами – телефонная. При движении вперёднаращивать проволоку без малейшей задержки. Отвзводов не отрываться ни на одну секунду. В случаенарушения телефонной связи дублируйте по радиооткрытым текстом. При командире каждой роты на-значьте двух человек – один связной, другой наблю-датель. Обо всех изменениях обстановки доноситьнемедленно по проводу, по радио или ракетами. За-дача ясна?

– Так точно.– Вопросы есть?– Никак нет.– Действуйте.– Слушаюсь.Лейтенант Седых сошёл на одну ступеньку ниже,

но остановился:– Товарищ капитан, разрешите доложить. Совсем

из головы выскочило. Как прикажете поступить с

мальчиком?– С каким мальчиком?Капитан Енакиев нахмурился, но тотчас вспомнил:– Ах да!Ему докладывали о мальчике, но он ещё не принял

решения.– Так что же у вас там с мальчиком? Где он нахо-

дится?– Пока у меня, при взводе управления. У разведчи-

ков.– Очухался малый?– Будто ничего.– Что же он рассказывает?– Много чего говорит. Да вот сержант Егоров лучше

знает.– Давайте сюда Егорова.– Сержант Егоров! – крикнул лейтенант Седых

вниз. – К командиру батареи!– Здесь! – тотчас откликнулся Егоров, и его шлем,

покрытый ветками, появился над площадкой.– Что там с вашим мальчиком? Как его самочув-

ствие? Рассказывайте.Капитан Енакиев сказал не «докладывайте», а

«рассказывайте». И в этом сержант Егоров, всегдаочень тонко чувствующий все оттенки субординации,уловил позволение говорить посемейному. Его утом-

лённые, покрасневшие после нескольких бессонныхночей глаза открыто и ясно улыбнулись, хотя рот иброви продолжали оставаться серьёзными.

– Дело известное, товарищ капитан, – сказал Его-ров. – Отец погиб на фронте в первые дни войны. Де-ревню заняли немцы. Мать не хотела отдавать коро-ву. Мать убили. Бабка и маленькая сестрёнка помер-ли с голоду. Остался один. Потом деревню спалили.Пошёл с сумкой собирать куски. Где-то на дороге по-пался полевым жандармам. Отправили силком в ка-кой-то ихний страшный детский изолятор. Там, конеч-но, заразился паршой, поймал чесотку, болел сыпнымтифом – чуть не помер, но всё же кое-как сдюжил. По-том убежал. Почитай, два года бродил, прятался в ле-сах, всё хотел через фронт перейти. Да фронт тогдадалеко был. Совсем одичал, зарос волосами. Злойстал. Настоящий волчонок. Постоянно с собой в сумкегвоздь отточенный таскал. Это он себе такое оружиевыдумал. Непременно хотел этим гвоздём какого-ни-будь фрица убить. А ещё в сумке у него мы нашлибукварь. Рваный, потрёпанный. «Для чего тебе бук-варь?» – спрашиваем. «Чтобы грамоте не разучить-ся», – говорит. Ну что вы скажете!

– Сколько ж ему лет?– Говорит, двенадцать, тринадцатый. Хотя на вид

больше десяти никак не дать. Изголодался, отощал.

Одна кожа да кости.– Да, – задумчиво сказал капитан Енакиев. – Две-

надцать лет. Стало быть, когда всё это началось, емуещё девяти не было.

– С детства хлебнул, – сказал Егоров, вздыхая.Они помолчали, прислушиваясь к звукам артилле-

рийской перестрелки, которая стала заметно стихать,как это всегда бывает перед началом боя.

Скоро наступила напряжённая, обманчивая тиши-на.

– И что же, хороший паренёк? – спросил капитанЕнакиев.

– Замечательный мальчишка! Шустрый такой,смышлёный! – воскликнул Егоров уже совсем по-до-машнему.

Капитан нахмурился и отвернулся.Был когда-то и у капитана Енакиева мальчик, сын

Костя, правда немного поменьше возрастом – теперьбы ему было семь лет. Были у капитана Енакиева мо-лодая жена и мать. И всего этого он лишился в одиндень три года назад. Вышел из своей квартиры в Ба-рановичах, по тревоге вызванный на батарею, и с техпор больше не видел ни дома своего, ни сына, ни же-ны, ни матери. И никогда не увидит.

Они все трое погибли по дороге в Минск, в то страш-ное июньское утро сорок первого года, когда немец-

кие штурмовики налетели на беззащитных людей –стариков, женщин, детей, уходящих пешком по Мин-скому шоссе от разбойников, ворвавшихся в роднуюстрану.

Об их гибели рассказал капитану Енакиеву очеви-дец, его старый товарищ, случившийся в это времясо своей частью возле шоссе. Он не передавал по-дробностей, которые были слишком ужасны. Да капи-тан Енакиев и не расспрашивал. У него не хваталодуху расспрашивать. Но его воображение тотчас на-рисовало картину их гибели. И эта картина уже нико-гда не покидала его, она всегда стояла перед глазами.Огонь, блеск, взрывы, рвущие воздух в клочья, пуле-мётные очереди в воздухе, обезумевшая толпа с кор-зинами, чемоданами, колясками, узлами и малень-кий, четырёхлетний мальчик в синей матросской ша-почке, валяющийся, как окровавленная тряпка, раски-нув восковые руки между корнями вывороченной изземли сосны. Особенно отчётливо виделась капита-ну Енакиеву эта синяя матросская шапочка с новы-ми лентами, сшитая бабушкой из старой материнскойжакетки.

В это лето, несмотря на свои тридцать два года, ка-питан Енакиев немного поседел в висках, стал суше,скучней, строже. Мало кто в полку знал о его горе. Онникому не говорил о нём. Но, оставаясь наедине с со-

бой, капитан всегда думал о жене, о матери, о сыне.О сыне он думал всегда как о живом.

Мальчик рос в его воображении. Каждую минуту ка-питан знал точно, сколько бы ему сейчас было лет имесяцев, как бы он выглядел, что бы говорил, как быучился. Сейчас его сын, конечно, уже умел бы читатьи писать и его матросская шапочка ему бы уже не го-дилась. Эта шапочка теперь лежала бы у матери в ко-моде среди других вещей, из которых его Костя ужевырос, и, возможно, из неё бабушка сделала бы те-перь какую-нибудь другую полезную вещь – мешочекдля перьев или суконку для чистки ботинок.

– Как его звать? – сказал капитан Енакиев.– Ваня.– Просто – Ваня?– Просто Ваня, – с весёлой готовностью ответил

сержант Егоров, и его лицо расплылось в широкую,добрую улыбку. – И фамилия такая подходящая: ВаняСолнцев.

– Ну так вот что, – подумав, сказал Енакиев, – надобудет его отправить в тыл.

Лицо Егорова вытянулось.– Жалко, товарищ капитан.– То есть как это – жалко? – строго нахмурился Ена-

киев. – Почему жалко?– Куда же он денется в тылу-то? У него там никого

нету родных. Круглый сирота. Пропадёт.– Не пропадёт. Есть специальные детские дома для

сирот.– Так-то оно, конечно, так, – сказал Егоров, всё ещё

продолжая держаться семейного тона, хотя в голо-се капитана Енакиева уже послышались твёрдые, ко-мандирские нотки.

– Что?– Так-то оно так, – повторил Егоров, переминаясь

на шатких ступенях лестницы. – А всё-таки, как бы этосказать, мы уже думали его у себя оставить, при взво-де управления. Уж больно смышлёный паренёк. При-рождённый разведчик.

– Ну, это вы фантазируете, – сказал Енакиев раз-дражённо.

– Никак нет, товарищ капитан. Очень самостоятель-ный мальчик. На местности ориентируется всё рав-но как взрослый разведчик. Даже ещё получше. Онсам просится. «Выучите меня, говорит, дяденька, наразведчика. Я вам буду, говорит, цели разведывать. Яздесь, говорит, каждый кустик знаю».

Капитан усмехнулся:– Сам просится… Мало что он просится. Не поло-

жено. Да и как мы можем взять на себя ответствен-ность? Ведь это маленький человек, живая душа. А нукак с ним что-нибудь случится? Бывает на войне, что

и подстрелить могут. Ведь так, Егоров?– Так точно.– Вот видите. Нет, нет. Рано ему ещё воевать, пусть

прежде подрастёт. Ему сейчас учиться надо. С первойже машиной отправьте его в тыл.

Егоров помялся.– Убежит, товарищ капитан, – сказал он неуверен-

но.– То есть как это – убежит? Почему вы так думаете?

– «Если, говорит, вы меня в тыл начнётеотправлять, я от вас всё равно убегу по дороге».

– Так и заявил?– Так и заявил.– Ну, это мы ещё посмотрим, – сухо сказал капитан

Енакиев. – Приказываю отправить его в тыл. Нечегоему здесь болтаться.

Семейный разговор кончился. Сержант Егоров вы-тянулся:

– Слушаюсь.– Всё, – сказал капитан Енакиев коротко, как отру-

бил.– Разрешите идти?– Идите.И в то время, когда сержант Егоров спускался по

лестнице, из-за мутной стены дальнего леса медлен-но вылетела бледно-синяя звёздочка. Она ещё не

успела погаснуть, как по её следу выкатилась другаясиняя звёздочка, а за нею третья звёздочка – жёлтая.

– Батарея, к бою, – сказал капитан Енакиев негром-ко.

– Батарея, к бою! – крикнул звонко телефонист втрубку.

И это звонкое восклицание сразу наполнило злове-ще притихший лес сотней ближних и дальних отголос-ков.

4

А в это время Ваня Солнцев, поджав под себябосые ноги, сидел на еловых ветках в палатке раз-ведчиков и ел из котелка большой деревянной лож-кой необыкновенно горячую и необыкновенно вкус-ную крошёнку из картошки, лука, свиной тушёнки, пер-ца, чеснока и лаврового листа.

Он ел с такой торопливой жадностью, что непрожё-ванные куски мяса то и дело останавливались у него вгорле. Острые твёрдые уши двигались от напряженияпод косичками серых, давно не стриженных волос.

Воспитанный в степенной крестьянской семье, Ва-ня Солнцев прекрасно знал, что он ест крайне непри-лично. Приличие требовало, чтобы он ел не спеша,изредка вытирая ложку хлебом, и не слишком сопел

и чавкал.Приличие требовало также, чтобы он время от вре-

мени отодвигал от себя котелок и говорил:«Много благодарен за хлеб, за соль. Сыт, хватит», –

и не приступал к продолжению еды раньше, чемего трижды не попросят: «Милости просим, кушайтеещё».

Всё это Ваня понимал, но ничего не мог с собой по-делать. Голод был сильнее всех правил, всех прили-чий.

Крепко держась одной рукой за придвинутый вплот-ную котелок, Ваня другой рукой проворно действовалложкой, в то же время не отводя взгляда от длинныхломтей ржаного хлеба, для которых уже не хваталорук.

Крепко держась одной рукой за придвинутый

вплотную котелок, Ваня другой

рукой проворно действовал ложкой…

Изредка его синие, как бы немного полинявшие отистощения глаза с робким извинением поглядывалина кормивших его солдат.

Их было в палатке двое: те самые разведчики, ко-торые вместе с сержантом Егоровым подобрали его влесу. Один – костистый великан с добродушным щер-батым ртом и непомерно длинными, как грабли, рука-ми, по прозвищу «шкелет», ефрейтор Биденко, а дру-гой – тоже ефрейтор и тоже великан, но великан со-всем в другом роде – вернее сказать, не великан, абогатырь: гладкий, упитанный, круглолицый сибирякГорбунов с калёным румянцем на толстых щеках, сбелобрысыми ресницами и светлой поросячьей ще-тиной на розовой голове, по прозвищу Чалдон.

Оба великана не без труда помещались в палатке,рассчитанной на шесть человек. Во всяком случае,им приходилось сильно поджимать ноги, чтобы они невылезали наружу.

До войны Биденко был донбасским шахтёром. Ка-

менноугольная пыль так крепко въелась в его тёмнуюкожу, что она до сих пор имела синеватый оттенок.

Горбунов же был до войны забайкальским лесору-бом. Казалось, что от него до сих пор крепко пахнетядрёными, свежеколотыми берёзовыми дровами. Ивообще весь он был какой-то белый, берёзовый.

Они оба сидели на пахучих еловых ветках в стё-ганках, накинутых на богатырские плечи, и с удоволь-ствием наблюдали, как Ваня уписывает крошёнку.

Иногда, заметив, что мальчик смущён своей непри-личной прожорливостью, общительный и разговорчи-вый Горбунов доброжелательно замечал:

– Ты, пастушок, ничего. Не смущайся. Ешь вволю. Ане хватит, мы тебе ещё подбросим. У нас насчёт хар-чей крепко поставлено.

Ваня ел, облизывал ложку, клал в рот большие кус-ки мягкого солдатского хлеба с кисленькой каштано-вой корочкой, и ему казалось, что он уже давно живётв палатке у этих добрых великанов. Даже как-то неверилось, что ещё совсем недавно – вчера – он про-бирался по страшному, холодному лесу один во всёммире, ночью, голодный, больной, затравленный, какволчонок, не видя впереди ничего, кроме гибели.

Ему не верилось, что позади были три года нище-ты, унижения, постоянного гнетущего страха, ужаснойдушевной подавленности и пустоты.

Впервые за эти три года Ваня находился среди лю-дей, которых не надо было опасаться. В палатке былопрекрасно. Хотя погода стояла скверная, пасмурная,но в палатку сквозь жёлтое полотно проникал ровный,весёлый свет, похожий на солнечный.

Правда, благодаря присутствию великанов в палат-ке было тесновато, но зато как всё было аккуратно,разумно разложено и развешано!

Каждая вещь помещалась на своём месте. Хоро-шо вычищенные и смазанные салом автоматы виселина жёлтых палочках, изнутри подпиравших палатку.Шинели и плащ-палатки, сложенные ровно, без еди-ной складки, лежали на свежих еловых и можжевёло-вых ветках. Противогазы и вещевые мешки, постав-ленные в головах вместо подушек, были покрыты чи-стыми суровыми утиральниками. При выходе из па-латки стояло ведро, покрытое фанерой. На фанере вбольшом порядке помещались кружки, сделанные изконсервных банок, целлулоидные мыльницы, тюбикизубной пасты и зубные щётки в разноцветных футля-рах с дырочками. Был даже в алюминиевой чашечкепомазок для бритья, и висело маленькое круглое зер-кальце. Были даже две сапожные щётки, воткнутыедруг в друга щетиной, и возле них коробочка ваксы.Конечно, имелся там же фонарь «летучая мышь».

Снаружи палатка была аккуратно окопана ровиком,

чтобы не натекала дождевая вода. Все колышки бы-ли целы и крепко вбиты в землю. Все полотнища туго,равномерно натянуты. Всё было точно, как полагает-ся по инструкции.

Недаром же разведчики славились на всю бата-рею своей хозяйственностью. Всегда у них был изряд-ный неприкосновенный запас сахару, сухарей, сала.В любой момент могла найтись иголка, нитка, пугови-ца или добрая заварка чаю. О табачке нечего и гово-рить. Курево имелось в большом количестве и самыхразнообразных сортов: и простая фабричная махор-ка, и пензенский самосад, и лёгкий сухумский табачок,и папиросы «Путина», и даже маленькие трофейныесигары, которые разведчики не уважали и курили в са-мых крайних случаях, и то с отвращением.

Но не только этим славились разведчики на всю ба-тарею.

В первую голову славились они боевыми делами,известными далеко за пределами своей части. Никтоне мог сравниться с ними в дерзости и мастерстверазведки. Забираясь в неприятельский тыл, они до-бывали такие сведения, что иной раз даже в штабедивизии руками разводили. А начальник второго от-дела иначе их и не называл, как «эти профессора ка-питана Енакиева».

Одним словом, воевали они геройски.

Зато и отдыхать после своей тяжёлой и опасной ра-боты привыкли толково.

Было их всего шесть человек, не считая сержантаЕгорова. Ходили они в разведку большей частью па-рами через два дня на третий. Один день парой на-значались в наряд, а один день парой отдыхали. Чтоже касается сержанта Егорова, то, когда он отдыхает,никто не знал.

Нынче отдыхали Горбунов и Биденко, закадычныедружки и постоянные напарники. И хотя с утра шёлбой, воздух в лесу ходил ходуном, тряслась земляи ежеминутно по верхушкам деревьев мело низким,оглушающим шумом штурмовиков, идущих на работуили с работы, оба разведчика безмятежно наслажда-лись вполне заслуженным отдыхом в обществе Вани,которого они уже успели полюбить и даже дать емупрозвище «пастушок».

Действительно, в своих коричневых домотканыхпортках, крашенных луковичной шелухой, в рванойкацавейке, с торбой через плечо, босой, простоволо-сый мальчик как нельзя больше походил на пастушон-ка, каким его изображали в старых букварях. Даже ли-цо его – тёмное, сухощавое, с красивым прямым но-сиком и большими глазами под шапкой волос, напо-минавших соломенную крышу старенькой избушки, –было точь-в-точь как у деревенского пастушка.

Опустошив котелок, Ваня насухо вытер его коркой.Этой же коркой он обтёр ложку, корку съел, встал, сте-пенно поклонился великанам и сказал, опустив рес-ницы:

– Премного благодарны. Много вами доволен.– Может, ещё хочешь?– Нет, сыт.– А то мы тебе ещё один котелок можем положить, –

сказал Горбунов, подмигивая не без хвастовства. –Для нас это ничего не составляет. А, пастушок?

– В меня уже не лезет, – застенчиво сказал Ваня,и синие его глаза вдруг метнули из-под ресниц быст-рый, озорной взгляд.

– Не хочешь – как хочешь. Твоя воля. У нас такоеправило: мы никого насильно не заставляем, – сказалБиденко, известный своей справедливостью.

Но тщеславный Горбунов, любивший, чтобы вселюди восхищались жизнью разведчиков, сказал:

– Ну, Ваня, так как же тебе показался наш харч?– Хороший харч, – сказал мальчик, кладя в коте-

лок ложку ручкой вниз и собирая с газеты «Суворов-ский натиск», разостланной вместо скатерти, хлебныекрошки.

– Верно, хороший? – оживился Горбунов. – Ты,брат, такого харча ни у кого в дивизии не найдёшь.Знаменитый харч. Ты, брат, главное дело, за нас дер-

жись, за разведчиков. С нами никогда не пропадёшь.Будешь за нас держаться?

– Буду, – весело сказал мальчик.– Правильно, и не пропадёшь. Мы тебя в баньке

отмоем. Патлы тебе острижём. Обмундирование ка-кое-нибудь справим, чтоб ты имел надлежащий воин-ский вид.

– А в разведку меня, дяденька, будете брать?– И в разведку тебя будем брать. Сделаем из тебя

знаменитого разведчика.– Я, дяденька, маленький. Я всюду пролезу, – с ра-

достной готовностью сказал Ваня. – Я здесь вокругкаждый кустик знаю.

– Это и дорого.– А из автомата палить меня научите?– Отчего же. Придёт время – научим.– Мне бы, дяденька, только один разок стрель-

нуть, – сказал Ваня, жадно поглядев на автоматы, по-качивающиеся на своих ремнях от беспрестанной пу-шечной пальбы.

– Стрельнёшь. Не бойся. За этим не станет. Мы те-бя всей воинской науке научим. Первым долгом, ко-нечно, зачислим тебя на все виды довольствия.

– Как это, дяденька?– Это, братец, очень просто. Сержант Егоров доло-

жит про тебя лейтенанту Седых. Лейтенант Седых до-

ложит командиру батареи капитану Енакиеву, капитанЕнакиев велит дать в приказе о твоём зачислении. Стого, значит, числа на тебя и пойдут все виды доволь-ствия: вещевое, приварок, денежное. Понятно тебе?

– Понятно, дяденька.– Вот как оно делается у нас, у разведчиков… По-

годи! Ты это куда собрался?– Посуду помыть, дяденька. Нам мать всегда прика-

зывала после себя посуду мыть, а потом в шкаф уби-рать.

– Правильно приказывала, – сказал Горбунов стро-го. – То же самое и на военной службе.

– На военной службе швейцаров нету, – назида-тельно заметил справедливый Биденко.

– Однако ещё погоди мыть посуду, мы сейчас чайпить будем, – сказал Горбунов самодовольно. – Чайпить уважаешь?

– Уважаю, – сказал Ваня.– Ну и правильно делаешь. У нас, у разведчиков,

так положено: как покушаем, так сейчас же чай пить.Нельзя! – сказал Биденко. – Пьём, конечно, внаклад-ку, – прибавил он равнодушно. – Мы с этим не счита-емся.

Скоро в палатке появился большой медный чайник– предмет особенной гордости разведчиков, он же ис-точник вечной зависти остальных батарейцев.

Оказалось, что с сахаром разведчики действитель-но не считались.

Молчаливый Биденко развязал свой вещевой ме-шок и положил на «Суворовский натиск» громаднуюгорсть рафинада. Не успел Ваня и глазом мигнуть, какГорбунов бултыхнул в его кружку две большие грудкисахару, однако, заметив на лице мальчика выражениевосторга, добултыхнул третью грудку. Знай, мол, нас,разведчиков!

Ваня схватил обеими руками жестяную кружку. Ондаже зажмурился от наслаждения. Он чувствовал се-бя как в необыкновенном, сказочном мире.

Всё вокруг было сказочно. И эта палатка, как быосвещённая солнцем среди пасмурного дня, и грохотблизкого боя, и добрые великаны, кидающиеся гор-стями рафинада, и обещанные ему загадочные «всевиды довольствия» – вещевое, приварок, денежное, –и даже слова «свиная тушёнка», большими чёрнымибуквами напечатанные на кружке.

– Нравится? – спросил Горбунов, горделиво лю-буясь удовольствием, с которым мальчик тянул чайосторожно вытянутыми губами.

На этот вопрос Ваня даже не мог толково ответить.Губы его были заняты борьбой с чаем, горячим, какогонь. Сердце было полно бурной радости оттого, чтоон останется жить у разведчиков, у этих прекрасных

людей, которые обещают его постричь, обмундиро-вать, научить палить из автомата.

Все слова смешались в его голове. Он только бла-годарно закивал головой, высоко поднял брови доми-ком и выкатил глаза, выражая этим высшую степеньудовольствия и благодарности.

– Ребёнок ведь, – жалостно и тонко вздохнул Би-денко, скручивая своими громадными, грубыми, какбудто закопчёнными пальцами хорошенькую козьюножку и осторожно насыпая в неё из кисета пензен-ский самосад.

Тем временем звуки боя уже несколько раз менялисвой характер.

Сначала они слышались близко и шли равномер-но, как волны. Потом они немного удалились, ослаб-ли. Но сейчас же разбушевались с новой, утроеннойсилой. Среди них послышался новый, поспешный, какказалось, беспорядочный грохот авиабомб, которыевсё сваливались и сваливались куда-то в кучу, в одноместо, как бы молотя по вздрагивающей земле чудо-вищными кувалдами.

– Наши пикируют, – заметил вскользь Биденко, при-слушиваясь среди разговора.

– Хорошо бьют, – одобрительно сказал Горбунов.Это продолжалось довольно долго.Потом наступила короткая передышка. Стало так

тихо, что в лесу отчётливо послышался твёрдый звукдятла, как бы телеграфирующего по азбуке Морзе.

Пока продолжалась тишина, все молчали, прислу-шивались.

Потом издали донеслась винтовочная трескотня.Она всё усиливалась, крепчала. Её отдельные зву-ки стали сливаться. Наконец они слились. Сразу повсему фронту в десятках мест застучали пулемёты.И грозная машина боя вдруг застонала, засвистела,завыла, застучала, как ротационка, пущенная самымполным ходом.

И в этом беспощадном, механическом шуме толькоочень опытное ухо могло уловить нежный, согласныйхор человеческих голосов, где-то очень далеко пев-ших «а-а-а…».

– Пошла царица полей в атаку, – сказал Горбунов. –Сейчас бог войны будет ей подпевать.

И, как бы в подтверждение его слов, опять со всехсторон ударили на разные лады сотни пушек самыхразличных калибров.

Биденко долго, внимательно слушал, повернув ухов сторону боя.

– А нашей батареи не слыхать, – сказал он наконец.– Да, молчит.– Небось наш капитан выжидает.– Это как водится. Зато потом как ахнет…

Ваня переводил синие испуганные глаза с одноговеликана на другого, стараясь по выражению их лицпонять, хорошо ли для нас то, что делается, или пло-хо. Но понять не мог. А спросить не решался.

– Дяденька, – наконец сказал он, обращаясь к Гор-бунову, который казался ему добрее, – кто кого побеж-дает: мы немцев или немец нас?

Горбунов засмеялся и слегка хлопнул мальчика позагривку:

– Эх ты!Биденко же серьёзно сказал:– Ты бы, Чалдон, верно, сбегал бы к радистам на

рацию, узнал бы, что там слышно.Но в это время раздались торопливые шаги чело-

века, споткнувшегося о колышек, и в палатку, нагнув-шись, вошёл сержант Егоров.

– Горбунов!– Я.– Собирайся. Только что в пехотной цепи Кузьмин-

ского убило. Заступишь на его место.– Нашего Кузьминского?– Да, очередью из автомата. Одиннадцать пуль. По-

быстрее.– Есть!Пока Горбунов, согнувшись, торопливо надевал

шинель и набрасывал через голову снаряжение, сер-

жант Егоров и ефрейтор Биденко молча смотрели нато место, где раньше помещался убитый сейчас раз-ведчик Кузьминский.

Место это ничем не отличалось от других мест. Онобыло так же аккуратно – без единой морщинки – за-стлано зелёной плащ-палаткой, так же в головах сто-ял вещевой мешок, покрытый суровым утиральником;только на утиральнике лежали два треугольных пись-ма и номер разноцветного журнала «Красноармеец»,принесённые полевым почтальоном уже в отсутствиеКузьминского.

Ваня видел Кузьминского только один раз, на рас-свете. Кузьминский торопился на смену. Так же, кактеперь Горбунов, Кузьминский, согнувшись, надевалчерез голову снаряжение и выправлял складки шине-ли из-под револьверной кобуры с большим кольцоммедного шомпола.

От шинели Кузьминского грубо и вкусно пахло сол-датскими щами. Но самого Кузьминского Ваня рас-смотреть не успел, так как Кузьминский сейчас жеушёл. Он ушёл, ни с кем не простившись, как уходитчеловек, зная, что скоро вернётся. Теперь все знали,что он уже никогда не вернётся, и молчаливо смотре-ли на его освободившееся место. В палатке стало как-то пусто, скучно и пасмурно.

Ваня осторожно протянул руку и пощупал свежий,

липкий номер «Красноармейца». Только теперь сер-жант Егоров заметил Ваню; мальчик ожидал увидетьулыбку и сам приготовился улыбнуться. Но сержантЕгоров строго взглянул на него, и Ваня почувствовал,что случилось что-то неладное.

– Ты ещё здесь? – сказал Егоров.– Здесь, – виновато прошептал мальчик, хотя не

чувствовал за собой никакой вины.– Придётся его отправить, – сказал сержант Егоров,

нахмурясь точно так, как хмурился капитан Енакиев. –Биденко!

– Я!– Собирайся.– Куда?– Командир батареи приказал отправить мальчиш-

ку в тыл. Доставишь его с попутной машиной во вто-рой эшелон фронта. Там сдашь коменданту под рас-писку. Пусть он его отправит в какой-нибудь детскийдом. Нечего ему у нас болтаться. Не положено.

– На тебе! – сказал Биденко с нескрываемым огор-чением.

– Капитан Енакиев распорядился.– А жалко. Такой шустрый мальчик.– Жалко не жалко, а не положено.Сержант Егоров ещё больше нахмурился. Ему и са-

мому было жаль расставаться с мальчиком. Про се-

бя он ещё ночью решил оставить Ваню при себе связ-ным и с течением времени сделать из него хорошегоразведчика.

Но приказ командира не подлежал обсуждению. Ка-питан Енакиев лучше знает. Сказано – исполняй.

– Не положено, – ещё раз сказал Егоров, властными резким тоном подчёркивая, что вопрос решён окон-чательно. – Собирайся, Биденко.

– Слушаюсь.– Ну, стало быть, так и так, – сказал Горбунов, вы-

правляя складки шинели из-под обмявшейся, потёр-той до глянца кобуры нагана. – Не тужи, пастушок.Раз капитан Енакиев приказал, надо исполнять. Тако-ва воинская дисциплина. По крайней мере, хоть намашине прокатишься. Не так ли? Прощай, брат.

И с этими словами Горбунов быстро, но без суетывышел из палатки.

Ваня стоял маленький, огорчённый, растерянный.Покусывая губы, обмётанные лихорадкой, он смотрелто на одевавшегося Биденко, то на сержанта Егоро-ва, который сидел на койке убитого Кузьминского сполузакрытыми глазами, бросив руки между колен, и,пользуясь свободной минутой, дремал.

Оба они прекрасно понимали, что творится в душемальчика. Только что, какие-нибудь две минуты на-зад, всё было так хорошо, так прекрасно, и вдруг всё

сделалось так плохо.Ах, какая чудесная, какая восхитительная жизнь на-

чиналась для Вани! Дружить с храбрыми, великодуш-ными разведчиками; вместе с ними обедать и питьчай внакладку, вместе с ними ходить в разведку, па-риться в бане, палить из автомата; спать с ними водной палатке; получить обмундирование – сапожки,гимнастёрку с погонами и пушечками на погонах, ши-нель… может быть, даже компас и револьвер-наган спатронами…

Три года жил Ваня, как бродячая собака, без дома,без семьи. Он боялся людей и всё время испытывалголод и постоянный ужас. Наконец он нашёл добрых,хороших людей, которые его спасли, обогрели, накор-мили, полюбили. И в этот самый миг, когда, казалось,всё стало так замечательно, когда он наконец попалв родную семью – трах! – и всего этого нет. Всё эторассеялось, как туман.

– Дяденька, – сказал он, глотая слёзы и осторожнотронув Биденко за шинель, – а дяденька! Слушайте,не везите меня. Не надо.

– Приказано.– Дяденька Егоров… товарищ сержант! Не велите

меня отправлять. Лучше пусть я у вас буду жить, – ска-зал мальчик с отчаянием. – Я вам всегда буду котелкичистить, воду носить…

– Не положено, не положено, – устало сказал Его-ров. – Ну, что же ты, Биденко! Готов?

– Готов.– Так бери мальчика и отправляйся. Сейчас как раз

с полкового обменного пункта пятитонка со стреляны-ми гильзами уходит обратным рейсом. Ещё захвати-те. А то наши на четыре километра вперёд продви-нулись. Закрепляются. Сейчас начнут тылы подтяги-ваться. Куда мы тогда малого денем? С Богом!

– Дяденька! – закричал Ваня.– Не положено, – отрезал Егоров и отвернулся, что-

бы не расстраиваться.Мальчик понял, что всё кончено. Он понял, что меж-

ду ним и этими людьми, которые ещё так недавнолюбили его, как родного сына, добродушно называлипастушком, теперь выросла стена.

По выражению их глаз, по интонациям, по жестаммальчик чувствовал наверняка, что они продолжаютего любить и жалеть. Но так же наверняка чувствовали другое: он чувствовал, что стена между ними непре-одолима. Хоть бейся об неё головой.

Тогда вдруг в душе мальчика заговорила гордость.Лицо его стало злым. Оно как будто сразу похуде-ло. Маленький подбородок вздёрнулся, глаза упрямосверкнули исподлобья. Зубы сжались.

– А я не поеду, – сказал мальчик дерзко.

– Небось поедешь, – добродушно сказал Биден-ко. – Ишь ты, какой злющий. «Не поеду»! Посажу тебяв машину и повезу – так поедешь.

– А я всё равно убегу.– Ну, брат, это вряд ли. От меня ещё никто не убе-

гал. Поедем-ка лучше, а то машину не захватим.Биденко легонько взял мальчика за рукав, но маль-

чик сердито вырвался:– Не трожьте, я сам.И, цепко перебирая босыми ногами, вышел из па-

латки в лес.А в лесу уже обозники увязывали на повозках

кладь, водители заводили машины, солдаты вытаски-вали из земли колья палаток, телефонисты наматы-вали на катушки провод.

Повар в белом халате поверх шинели торопливорубил на пне топором ярко-красную баранину.

Всюду валялись пустые ящики, солома, консерв-ные банки с рваными краями, куски газет, и вообщевсё говорило, что тылы уже тронулись следом за на-ступающими частями.

5

На другой день поздно вечером Биденко вернулсяв свою часть. Он был очень злой и голодный.

За это время на фронте произошли большие пе-ремены. Наступление быстро разворачивалось. Пре-следуя врага, армия продвинулась далеко на запад.

Там, где вчера шёл бой, сегодня размещались вто-рые эшелоны. Там, где вчера стояли вторые эшело-ны, сегодня было тихо, пустынно. А передний крайпроходил там, где ещё вчера у немцев были глубокиетылы.

Лес остался далеко позади. Сражение, начавшеесяв нём, теперь продолжалось на открытом месте, сре-ди полей, болот и небольших холмов, поросших ку-старником.

На этот раз команда разведчиков помещалась ужене в палатке, а занимала немецкий офицерский блин-даж – прекрасное, солидное сооружение, крытое тол-стыми брёвнами в четыре наката и обложенное свер-ху дёрном.

Хозяйственные разведчики высмотрели себе этотблиндаж ещё тогда, когда он находился в немецкомрасположении и в нём ещё жили немецкие офице-ры. Засекая немецкие огневые позиции, разведчикина всякий случай засекли и этот блиндаж, который имуже тогда очень понравился.

Когда Биденко, никого по дороге не расспрашиваяи единственно руководствуясь своим безошибочнымчутьём разведчика, добрался до блиндажа, было уже

совсем темно.На западном горизонте раскатисто гремело, рыча-

ло. Там беспрерывно вспыхивали и подёргивались,отражаясь в зловещих тучах, длинные багровые спо-лохи.

Спустившись вниз по земляным ступеням, обши-тым тёсом, Биденко вошёл в просторный блиндаж.Первое, что бросилось ему в глаза, была новая кар-бидная лампа, лившая из-под потолка очень яркий, нокакой-то едкий, химический, мертвенно-зеленоватыйсвет. Видно, немцы второпях не успели её унести.

В стенах, в специальных деревянных нишах, акку-ратно рядами, как книги, стояли немецкие ручные гра-наты с длинными деревянными ручками.

Посередине стоял крепкий обеденный стол, вбитыйв землю. В углу топилась докрасна раскалённая чу-гунная немецкая походная печка, и рядом с ней былнебольшой запасец дров, приготовленный тоже нем-цами.

Как видно, немцы устраивались здесь прочно, по-хозяйски, рассчитывали зимовать. Во всяком случае,они даже повесили на стене картину в деревяннойраме. Это была большая раскрашенная фотографиякрасивого домика с готической крышей, окружённо-го ярко цветущими яблонями. Через всю эту слаща-вую бело-розовую картинку тянулась красная печат-

ная надпись: «Фрюлинг им Дейчланд», что значило:«Весна в Германии».

Во всём же остальном блиндаж уже имел впол-не обжитый русский вид: в головах коек, застланныхбез единой морщинки русскими артиллерийскими ши-нелями, попонами и палатками, стояли зелёные ве-щевые мешки, покрытые чистыми утиральниками; напечке грелся знаменитый медный чайник; на столе,покрытом листками «Суворовского натиска», вокругбольшой буханки хлеба в строгом порядке были раз-ложены деревянные ложки и расставлены кружки, ахорошо вычищенное, жирно смазанное русское ору-жие висело в углах под зелёными русскими шлемами.

В блиндаже было полно народу. Был тот редкийслучай, когда все разведчики собрались вместе. Би-денко также заметил и много посторонних. Это былизнакомые и земляки из других взводов. Они пришлик хлебосольным, зажиточным разведчикам покуритьхорошего табачку и попить чайку внакладку из знаме-нитого чайника.

Судя по всему этому, Биденко понял, что за времяего отсутствия в дивизии произошла смена частей ичто их батарея в данное время находится в резерве.

Почти все курили, и в жарко натопленном блиндажестоял тот самый крепкий солдатский дух, о которомпринято говорить: «Хоть топор вешай».

– А, здорово, Вася! – увидев дружка, сказал Горбу-нов, который в это время занимался своим любимымделом – угощал гостей.

Прижав к животу буханку, он нарезал толстые лом-ти хлеба.

– Ну как, сдал мальчика? Садись к столу. Аккурат кчаю попал.

Он был без гимнастёрки, в одной бязевой сороч-ке, в расстёгнутом вороте которой виднелась могучая,жирная, розовая грудь.

– А мы, брат, нынче в резерве. Гуляем. Раздевайся,Вася, грейся. Вот твоя койка, я её убрал. Ну, как тебепоказалась наша новая квартира? Такой, брат, квар-тиры ни у кого во всей дивизии не сыщешь. Особен-ная!

Биденко молча разделся, подошёл к своей койке,сердито кинул на неё снаряжение и шинель, приселна корточки перед печкой и протянул к ней большиечёрные руки.

– Ну, что там слыхать в штабе фронта, Вася? Нем-цы ещё мира не запросили?

Биденко молчал, ни на кого не глядя и хмуро поса-пывая.

– Может, закуришь? – сказал Горбунов, заметив, чтодружок его сильно не в духе.

– А, пошло оно всё к чёрту! – неожиданно пробор-

мотал Биденко, пошёл к своей койке и вяло на неё по-валился животом.

Было ясно, что с Биденко случилась какая-тонеприятность, но проявлять излишнее любопытство кчужим делам считалась у разведчиков крайне непри-личным. Раз человек молчит, значит, не считает нуж-ным говорить. А раз не считает нужным, то и не надо.Захочет – сам расскажет. И нечего человека за языктянуть.

Поэтому Горбунов, ничуть не обидевшись и сделаввид, что ничего не замечает, хлопотал по хозяйству,продолжая рассказывать батарейцам о том, как еговчера чуть не убило в пехотной цепи, где он заступилна место убитого Кузьминского.

– Я, понимаешь ты, как раз взялся за ракетницу. Со-бираюсь давать одну зелёную, чтобы наши перенеслиогонь немного подалее. Как вдруг она рядом со мнойкак хватит! Прямо-таки под самыми ногами разорва-лась. Меня воздухом как шибанёт! Совсем с ног сби-ло. Не пойму, где верх, где низ. Даже в голове на однуминуту затемнилось. Открываю глаза, а земля – вотона, тут, возле самого глаза. Выходит дело – лежу. –Горбунов захохотал счастливым смехом. – Чувствую –весь побит. Ну, думаю, готово дело. Не встану. Осмат-риваю себя – ничего такого не замечаю. Крови нигдена мне нет. Это меня, стало быть, соображаю, зем-

лёй побило. Но зато на шинели шесть штук дырок. Нашлеме вмятина с кулак. И, понимаешь ты, каблук направом сапоге начисто оторвало. Как его и не бывало.Всё равно как бритвой срезало. Бывает же такая че-пуха! А на теле, как на смех, ни одной царапины. Вотоно, как снесло каблук. Глядите, ребята.

Радостно улыбаясь, Горбунов показал гостям по-порченный сапог. Гости внимательно его осмотрели.А некоторые даже вежливо потрогали руками.

– Да, собачье дело, – заметил один деловито.– Бывает, – сказал другой, искоса поглядывая на

рафинад, который Горбунов выкладывал на стол. – Ито же самое и с нами было. Когда мы под Борисовомфорсировали Березину, у нас во взводе у красноар-мейца Тёткина осколком поясной ремень порезало. Аего самого даже не задело. Этого никогда не учтёшь.

Конец ознакомительного

фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».Прочитайте эту книгу целиком, купив полную ле-

гальную версию на ЛитРес.Безопасно оплатить книгу можно банковской кар-

той Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильноготелефона, с платежного терминала, в салоне МТСили Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.День-ги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другимудобным Вам способом.