Михаил Колчинский Mikhail Kolchinskiy В ВЕКАХ ПРЕБУДУТ

EWIGLICH BESTEHEN

ПЕРЕВОДЫ ÜBERSETZUNGEN

Гамбург 2011 Hamburg 2011

Михаил Колчинский

Mikhail Kolchinskiy

В ВЕКАХ ПРЕБУДУТ

EWIGLICH BESTEHEN

СТИХОТВОРЕНИЯ (Переводы) DIE GEDICHTE

( Übersetzungen)

Гамбург 2011 Hamburg 2011

На обложке:„Рыцарь и время“ – худ. Ю.Шутов, 2004.

Auf dem Umschlag:„Ritter und die Zeit“ - Künstler Yury Shutov, 2004.

Copyright @ bei Mikhail Kolchinskiy Alle Rechte in dieser Aufgabe vorbehalten

ISBN 978-3-941590-34-2

К читателю

Дорогой, редкий мой читатель!Редкий потому, что стихи читают редко, мало, неизвестного автора и того меньше. Тем более дорог человек небезразличный, любо-знательный, интересующийся многим, поэзией в том числе, и потому редкий – раритет. В книге - представители разных эпох. Юные и пожилые, они обращаются к нам из уютной квартиры и из-за колючей проволоки концлагеря; из дорожной кареты и из-за стен гетто; из изгнания и одиночества. Они обращаются к нам, живущим, к потомкам - с надеждой и мольбой. В своих стихах и песнях они говорят о любви и печали, радости и горе, всем, чем живет человек. Я познакомился с их творчеством и хотел бы донести до русскоязычного читателя их голос, не испортив смысл, содержание, глубину и оригинальность звучания. Посмотрите на картину „Рыцарь и время“ на обложке. Думаю, мой друг художник Юрий Шутов вложил в нее глубокий философский смысл. Ведь Рыцарь в широком понимании – это человек, „сочетающий в себе такие качества, как добродетель, мужество, справедливость, верность, отсутствие чувства высокомерия и превосходства над другим, обязанность защиты бедных и обездоленных, помощь им“ (Duden-Lexikon, Band 3, S.1909- Mannheim, 1972). Но мы не видим лица рыцаря! Осталась одна оболочка! Не теряет ли человечество свое лицо и не мчится ли оно сквозь время к своему закату? Художник как бы нас предупреждает: еще не поздно (пока не поздно) возродить все лучшее в человеке. Что касается заголовка книги - это интерпретация строчки из стихотворения Генриха Гейне „К Вильяму Ратклиффу“:

„Исчезну я, мое исчезнет имя,Но песня эта пусть в веках пребудет».

Да пребудут в веках стихи и песни наших героев!

2

Für Leser

Mein lieber, seltener Leser!

Ein seltener Leser, weil die Menschen nur noch sehr selten und wenig Gedichte lesen, besonders noch von einem unbekannten Autor. Desto wertvoller ist der Mensch, welcher nicht gleichgültig und wissbegierig ist, welcher für Vieles, auch für die Poesie einschließend, interessiert und deshalb auch selten ist – die Rarität. Im Buch werden Autoren verschiedener Epochen vertreten. Jung und Alt, wenden sie sich an uns aus ihrer gemütlichen Wohnung, aus dem stacheligen Draht des Konzentrationslagers, aus der Reisekutsche, hinter den Wänden des Gettos und aus der Verbahnung und der Einsamkeit. Mit der Hoffnung und dem Flehen wenden sie sich an uns, an die Lebenden und die Nachkommen. In ihren Gedichten und Liedern erzählen sie über die Liebe und Treue, über die Freude und den Kummer, über alles, was ein Mensch in seinem Leben erlebt. Ich lernte ihr Schaffen kennen und wollte dem russischsprachigen Leser ihre Stimme überbringen, ohne den Sinn, den Inhalt, die Tiefe und die Originalität der Töne zu verändern. Schauen Sie sich das Bild „der Ritter und die Zeit“ auf dem Umschlagblatt an. Ich denke, mein Freund und Maler Jurij Shutow legte den tiefen philosophischen Sinn im Bild an. Das ist im breiten Verständnis ein Mensch, der in sich solche Eigenschaften wie „Tugend, Tapferkeit, Gerechtigkeit, Treue, keinen Hochmut und keine Überlegenheit an anderen Menschen und Verpflichtung für den Schutz der Armen und Unglücklichen“ vereinte. (Duden-Lexikon, Band 3, S.1909 – Mannheim, 1972).Aber wir sehen kein Gesicht des Ritters! Es ist nur eine Hülle geblieben! Ob die Menschheit ihre Gesichter nicht verliert und ob sie durch die Zeit zu ihrem Untergang nicht rast? Damit würde uns der Maler warnen: es ist nicht zu spät (noch nicht zu spät) das Gute im Menschen zu erneuern.

Was den Buchtitel anbetrifft, ist das eine Interpretation der Zeile aus dem Gedicht von Heinrich Heine „Zu William Ratkliff“:

„Ich und mein Name werden untergehen, Doch dieses Lied muss ewiglich bestehen“.

Sollen Gedichte und Lieder unserer Helden ewig bestehen bleiben!

3

Мысли знаменитых людей(Из книги „Поэзия в рифмах и стихах“.Pattloch Verlag. Augsburg. 1996)

Перед Богом склоняются,потому что он так велик,перед ребенком склоняются,потому что он так мал!

Петер Розеггер

***Что за радость, коль вокругГоворят: «Ты стар, конечно,Но зато цветущ твой дух».

Готхольд Эфраим Лессинг

***Полна иллюзий и сомненийЖизнь на земле.Мы по волнам скользим, как тени,Кружа во мгле.Бредем во времени-пространстве, - И вы, и я,Не зная цели наших странствийИ бытия.

Иоганн Готфрид Гердер

***

Не стой в долине ты!Не забирайся в гору!

Мир с полувысотыПредстанет краше взору.

Фридрих Ницше

4

Die Gedanken der berühmten Menschen(Aus dem Buch „Poesie in Reim und Vers“.Pattloch Verlag. Augsburg. 1996)

Vor Gott muss man sich beugen,weil er so groß ist,vor dem Kinde,weil er so klein ist!

Peter Roseger (1843-1918)

***Welche Freude, wenn es heißt:Alter du bist an Haaren,blütend aber ist dein Geist.

Gothold Epfraim Lessing (1729-81)***

Ein Traum, ein Traum ist unser LebenAuf Erde hier.Wie schatten auf die Wogen schwebenund schwinden wir.Und messen unsere trägen TritteNach Raum und Zeit;Und sind (und wissen’s nicht) in MitteDer Ewigkeit.

Johann Gottfried Herder (1744-1803)

***

Bleib’ nicht auf ebnen Feld!

Steig’ nicht so hoch hinaus!Am schönsten sieht die WeltVon halber Höhe aus.

Friedrich Nietzsche (1844-1900)

5

Что знаешь – молчи о том.Коль счастлив – так счастлив будь.Что есть – храни под замком.Беда найдет к тебе путь.

Мартин Лютер

***Люди высокой пробыУчатся быстро, мудры до гроба.Люди другого толкаБывают мудры, но учатся долго.Есть третьего сорта люди, -Учи, не учи их – толку не будет.

Конфуций (Кун-цзы. Ок.551-479 до н.э.)

***

Хороший советСуп жена пересолила, -Мудрым будь, скажи жене:«приготовленное милойс каждым годом слаще мне».

Г. Гейне

***

Счастье – легкого нрава дева.На месте одном не сидится ей.Погладит, и тут же спешит налево.

Целует, а мысль – улизнуть скорей.

Несчастье – иного сорта дама.То страстно к сердцу тебя прижмет,То сядет в постель и твердит упрямо,Что никогда от тебя не уйдет.

Г. Гейне

6

Weißt du was, so schweig.Ist dir wohl, so bleib.Hast du was, so halt.Unglück mit seinem breiten Fuß kommt bald.

Martin Luther (1483-1546)

***

Menschen von der ersten Preiselernen kurze Zeit und werden weise.Menschen von dem zweiten RangeWerden weise, lernen aber lange.Menschen von der dritten SorteBleiben dumm und lernen Worte.

Konfuzius (*551-479)

***

Guter ratHat versalzen Dir di Suppe.Deiner Frau , bezähm die Wut,sag ihr lächelnd; „Süße Puppe,alles, was du kocht, ist gut“.

H. Heine (1797-1856)

***

Das Glück ist eine leichte DirneUnd weilt nicht gern am selben Ort;Sie streichelt das Haar dir von der Stirne,

Und küsst die rasch und flattert fort.Frau Unglück hat in GegenteileDich liebefest aus Herz gedrückt;Sie sagt, sie habe keine Eile.Setzt sich zu dir ans Bett und strickt.

H. Heine

7

Народная поэзия(Из книги „Gedichte. Lyrik und Balladen“.Verlag Erziehung und Wissenschaft Hamburg.1972)

Песня-спор между жизнью и смертью

Жизнь говорит:Мир этот – мой.Цветы и птицы чтут меня.Я – солнца свет, я – радость дня.Так жизнь твердит:Мир этот- мой.

Смерть говорит:Мир этот – мой.Светила – блестки мишуры,Их путь – во мрак, в тартарары.Так смерть твердит:Мир этот – мой.

Жизнь говорит:Мир этот – мой.Пусть гроб твой мраморный. ТудаЛюбовь не сманишь никогда.Так жизнь твердит:Мир этот – мой.

Смерть говорит:Мир этот – мой.Я все в могилу уложу,

Нашлю чуму, войну рожу.Так смерть твердит:Мир этот – мой.

8

Volksdichtung (Aus dem Buch „Gedichte. Lyrik und Balladen“.Verlag Erziehung und Wissenschaft Hamburg.1972)

Streitlied zwischen Leben und Tod

So spricht das Leben:Die Welt ist mein,mich preisen die Blumen und Vögelein,ich bin der Tag und Sonnenschein.So spricht das Leben:Die Welt ist mein.

So spricht der Tod:Die Welt ist mein,dein Leuchten ist nur eitel Pracht,sinkt Stern und Mond in ewge Nacht.So spricht der Tod:Die Welt ist mein.

So spricht das Leben:Die Welt ist mein,und machst du Särge aus Marmorstein,kannst doch nicht sargen die Liebe ein.So spricht das Leben:Die Welt ist mein.

So spricht der Tod:Die Welt ist mein,

ich habe ein großes Grab gemacht,ich habe die Pest und der Krieg erdacht.So spricht der Tod:Die Welt ist mein.

9

Жизнь говорит:Мир этот – мой.Могила пашней стать должна,Мои взойдут в ней семена.Так жизнь твердит:Мир этот – мой.

P.S. (Постскриптум переводчика):

Так жизнь и смерть с далеких порВедут свой бесконечный спор.И смерть права, и жизнь права:Смерть сеет смерть, а жизнь жива!

Снег выпал

Снег выпал раньше срока.Вокруг белым-бело.До милого порогаДорогу замело.

Мой дом совсем не новый.Фронтона нет давно,Разрушены засовы,В нем холодно, темно.

Ах, сжалься, друг мой милый,Не смейся надо мной,

И от зимы постылойВ объятиях укрой.

10

So spricht das Leben:Die Welt ist mein,ein jedes Grab muss ein Acker sein,mein ewiger Samen fällt hinein.So spricht das Leben:Die Welt ist Mein.

P.S. (Postskriptum vom Übersetzer ):

So führen sie die ganze Zeit, An allen Ecken ihren Streit.Und beide haben immer recht,sie führen aber das Gefecht.

Es ist ein Schnee gefallen

Es ist ein Schnee gefallen,und ist es doch nicht Zeit,man wirft mich mit dem Ballen,der Weg ist mir verschneit.

Mein Haus hat keine Giebel,es ist mir worden alt.Zerbrochen sind die Riegel,mein Stüblein ist mir kalt.

Ach, Lieb; lass dich’s erbarmen,dass ich so elend bin.Und schließ mich dein Arme,so fährt der Winter hin.

11

Аноним

(после 1150г.)

Ты – моя, я тоже твой

Ты – моя, я тоже твой.Мы повенчаны судьбой.В сердце верном ты однаНавсегда заключена.Ключ потерян золотой –Будешь вечно ты со мной.

Когда б я птичкой был

Когда б я птичкой был,имел бы два крыла,к тебе летел.Но одному страдать, -

вот мой удел.

Я от тебя вдали,но в грезах я с тобой,Свидетель – Бог.но лишь очнусь – опятья одинок.

Проходит ночь без снав мечтаньях о тебе.Мечты, мечты…В них сердце тыщу размне даришь ты.

12

Anonym

Du bist mein, ich bin dein(nach 1150)

Du bist mein, ich bin dein,dessen sollst du sicher sein.Du bist verschlossenin meinem Herzen,verloren ist der Schlüssel fein –du musst für immer drinnen sein.

Wenn ich Vöglein war

Wenn ich Vöglein wär’Und auch zwei Flügel hätt’,flög ich zu dir;Weil’s aber nicht kann sein,

bleib ich all hier.

Bin ich gleich weit von dir,bin ich doch im Traum bei dirund red mit dir;wenn ich erwachen tu,bin ich allein.

Es vergeht kein Stund in der Nacht,da nicht mein Herz erwachtund an dich denkt,das du mir vieltausendmaldein herz geschenkt.

13

Маттиас Клаудиус (1740-1815)

Вечерняя песня (1779)

Взошла луна в ущербе,И звезды дарят щедроПрозрачный, чистый свет.Чернеет лес безмолвный.В лугах тумана волныБегут луне вослед.

Как тихо в мире снова!Под сумрачным покровомОн так уютен, мил,

Чтоб ккаждый в тихой спальне, Уснув, про день печальныйИ горести забыл.

Луна почти в зените.Вон серп ее, смотрите.Но ведь она кругла!А мы не видим это:Скрывает суть предметаНепознанного мгла.

Мы, люди, так тщеславны,Надменны, своенравны,А знаний – лишь чуть-чуть.Мы из эфира дажеПрядем иллюзий пряжу,И к цели ищем путь.

О боже, дай нам веру,Деяньям нашим – меру,Тщеславью – путь закрой.И чистыми, как детиПозволь на этом свете Нам быть перед тобой.

14

Matthias Claudius (1740-1815)

Abendlied

Der Mond ist aufgegangen, Die goldnen Sternlein prangen Am Himmel hell und klar; Der Wald steht schwarz und schweiget, Und aus den Wiesen steiget Der weiße Nebel wunderbar.

Wie ist die Welt so stille, Und in der Dämmrung Hülle So traulich und so hold!

Als eine stille Kammer, Wo ihr des Tages Jammer Verschlafen und vergessen sollt.

Seht ihr den Mond dort stehen? Er ist nur halb zu sehen, Und ist doch rund und schön! So sind wohl manche Sachen, Die wir getrost belachen, Weil unsre Augen sie nicht sehn.

Wir stolze Menschenkinder Sind eitel arme Sünder Und wissen gar nicht viel; Wir spinnen Luftgespinste Und suchen viele Künste Und kommen weiter von dem Ziel.

Gott, laß uns dein Heil schauen, Auf nichts Vergänglichs trauen, Nicht Eitelkeit uns freun! Laß uns einfältig werden Und vor dir hier auf Erden Wie Kinder fromm und fröhlich sein!

Когда наступит времяЗемное сбросить бремя,Ступить на твой порог,Позволь печалей нашихС собою взять нам чашиО, наш Господь, наш Бог!

Твой лик несет спасенье,Собратьям - утешенье.Сжимает холод грудь...Ты пощади нас, Боже,Нам, и соседу тоже Больному – дай уснуть!

16

Wollst endlich sonder Grämen Aus dieser Welt uns nehmen Durch einen sanften Tod! Und, wenn du uns genommen, Laß uns in Himmel kommen, Du unser Herr und unser Gott!

So legt euch denn, ihr Brüder, In Gottes Namen nieder; Kalt ist der Abendhauch. Verschon uns, Gott! mit Strafen, Und laß uns ruhig schlafen! Und unsern kranken Nachbar auch!

17

Фридрих Ницше (1844-1900)

Свободный дух. Прошание

Гвалт средь ворон,Летящих тучей над страной.Уж вьюги звон…Добро, кто кров имеет свой.

Застыл, как рак:Глядишь назад, ни сесть, ни встать.Зачем, чудак,В мир от зимы решил бежать?

Наш мир – вратаВ пустыню, в холод немоты,Надежд тщета, -В нем обрываются мечты.

Тоской томим:Проклятья разрывают грудь.Они - как дым,Что в небо вечно ищет путь.

Пока без пут, -Лети и песню пой для всех,И спрячь ты, шут,Больное сердце в лед и смех!

Гвалт средь ворон:Кружат и застят белый свет.Уж вьюги стон...Беда, когда приюта нет!

18

Friedrich Nietzsche (1844 - 1900)

Der Freigеisт. Abschied

Die Krähen schrei'n Und ziehen schwirren Flugs zur Stadt: Bald wird es schnei'n – Wohl dem, der jetzt noch – Heimat hat!

Nun stehst du starr,

Schaust rückwärts ach! wie lange schon!Was bist du, Narr, Vor Winters in die Welt – entflohn?

Die Welt – ein Tor Zu tausend Wüsten stumm und kalt! Wer Das verlor, Was du verlorst, macht nirgends Halt.

Nun stehst du bleich, Zur Winter-Wanderschaft verflucht, Dem Rauche gleich, Der stets nach kältern Himmeln sucht.

Flieg', Vogel, schnarr' Dein Lied im Wüsten-Vogel-Ton! –Versteck' du Narr, Dein blutend Herz in Eis und Hohn!

Die Krähen schrei'n Und ziehen schwirren Flugs zur Stadt: Bald wird es schnei'n – Weh dem, der keine Heimat hat!

19

Генрих Гейне (1797-1856)

Девицу юноша любит(Первое стихотворение, опубликованное в журнале «Hamburgs Wächter“ 08.02.1817г. под псевдонимом Фройдхольд Ризенхарф)

Девицу юноша любит,-Другой девице милей.Другой же любит другую,И в браке он счастлив с ней.

За первого встречного замужВышла девица со зла.Остался юноша с носом, -Плачевны его дела.

История старой этойНе видно снова конца,И бедным ее героямВ ней надвое рвут сердца.

Девица ждет у моря

Девица ждет у моря,Вздыхает тяжело.Она в слезах от горя, Что солнышко зашло.Дитя, поверь на слово,Ведь это старый трюк:Оно вернется снова,Свершив небесный круг.

20

Heinrich Heine (1797-1856)

Ein Jüngling liebt ein Mädchen(Erste Gedichtpublikation in der Zeitschrift „Hamburgs Wächter“, 08.02.1817, unter dem Pseudonym Freudhold Riesenharf)

Ein Jüngling liebt ein Mädchen, Die hat einen andern erwählt; Der andre liebt eine andre,

Und hat sich mit dieser vermählt. Der Mädchen heiratet aus Ärger Den ersten besten Mann, Der ihr in den Weg gelaufen; Der Jüngling ist übel dran.

Es ist eine alte Geschichte, Doch bleibt sie immer neu;

Und wem sie jüst passieret, Dem bricht das Herz entzwei.

Die Fräulein stand am Meer

Das Fräulein stand am Meereund seufzte lang und bang.Es rührte sie so sehreDer Sonnenuntergang.Mein Fräulein! Sein sie munter,das ist ein altes Stück;hier vorne geht sie unterund kehrt von hinten zurück.

21

Из «Книги песен»

Колыбель моих страданий

Колыбель моих страданий,Славный памятник судьбе,Чудный город, до свиданья!Нет...прощай! – кричу тебе.

Ты прощай, приют священный,

Где я с милой встречи ждал,Где ее в час незабвенныйЯ впервые повстречал.

Сердца гордая царица,Вот и грянула беда.Не случиться, не свершитьсяНашей встрече никогда.

Не сердил тебя признаньем,О любви я не молил.Здесь, где милое дыханьеВеет, я бы тихо жил.

Но меня отсюда гонятНелюбви твоей слова.Сердце раненное стонет,И в безумье голова.

Суждено мне до могилыПосох странника влачить.Но до смерти образ милый В бедном сердце будет жить.

22

Aus dem „Buch der Lieder“

Schöne Wiege meiner Leiden

Schöne Wiege meiner Leiden, schönes Grabmal meiner Ruh',

schöne Stadt, wir müssen scheiden, - Lebe wohl! ruf' ich dir zu.

Lebe wohl, du heil'ge Schwelle, wo da wandelt Liebchen traut; lebe wohl! du heil'ge Stelle,

wo ich sie zuerst geschaut.

Hätt' ich dich doch nie gesehen, schöne Herzenskönigin! Nimmer wär' es dann geschehen, daß ich jetzt so elend bin.

Nie wollt' ich dein Herze rühren, Liebe hab' ich nie erfleht; nur ein stilles Leben führen wollt' ich, wo dein Odem weht.

Doch du drängst mich selbst von hinnen, bittre Worte spricht dein Mund;

Wahnsinn wühlt in meinen Sinnen, und mein Herz ist krank und wund.

Und die Glieder matt und träge schlepp' ich fort am Wanderstab, bis mein müdes Haupt ich lege

ferne in ein kühles Grab.

23

На дальнем горизонте

На дальнем горизонтеВстает, как мираж, стеной, В бойницах башен город,Укрытый вечерней мглой.

Гуляет влажный ветерПо спинам серых волн.В печальном ритме движет

Усталый гребец мой челн.

Еше раз вспыхнул в небеЛуч солнца, кроваво ал,И указал то место, Где я любовь потерял.

На чужбине

Я жил в когда-то в сказочной стране.Там дуб могучийРос высоко. Фиалки снились мнеВ том сне летучем.

Я был любим, взлелеян „auf deutsch“*.Сгустились тучи.Слова любви, мечты умчались прочь,Как сон летучий.

*по-немецки

24

Am fernen Horisonte

Am fernen HorisonteErscheint, wie ein Nebelbild,Die Stadt mit ihren Türmen,In Abenddämmrung gehült.

Ein feuchter Windzug kräuseltDie graue Wasserbahn;Mit traurigem Takte rudertDer Schiffer in meinem Kahn.

Die Sonne hebt sich noch einmalLeuchtend vom Boden empor,Und zeigt mir jene Stelle,Wo ich das Liebste verlor.

In der Fremde

Ich hatte einst ein schönes Vaterland.Der Eichenbaumwuchs dort so hoch, die Veilchen nickten sanft –es war ein Traum.

Das küsste mich auf deutsch und sprach auf deutsch(man glaubt es kaum,wie gut es klang) das Wort: „Ich liebe dich!“Es war ein Traum.

25

Я Атласа несчастней! Я Атласа несчастней! Мир, весь мирСтраданий, горя, слез носить я должен.Какая ноша! Сердце от любвиГотово разорваться.

Ах, сердце гордое! Хотело тыСчастливым быть безмерно, бесконечно,Или несчастным – тоже без конца,И ты теперь несчастно.

Приходят года и уходят

Приходят года и уходят,В могилы сводя людей,А в сердце моем с годамиЛюбовь к тебе сильней.

Еще раз тебя мне увидеть,Склониться к твоим ногам,И говорить, умирая:Я вас люблю, мадам!

26

Ich unglücklicher Atlas!

Ich unglücklicher Atlas! Eine Welt,Die Ganze Welt der Schmerzen muss ich tragen,Ich trage Unerträgliches, und brechenWill mir das Herz im Liebe.

Du stolzes Herz! Du hast es ja gewollt!Du wolltest glücklich sein, unendlich glücklichOder unendlich elend, stolzes Herz,Und jetzo bist du elend.

Die Jahre kommen und gehen

Die Jahre kommen und gehen,Geschlechter steigen ins Grab,Doch nimmer vergeht die Liebe,Die ich im Herzen hab.

Nur einmal noch möcht ich dich sehen,Und sinken vor dir aufs Knie,Und sterbend zu dir sprechen:Madame, ich liebe Sie!

27

Три волхва

Шли долгой дорогою три волхва,В селеньях людей вопрошая:«Скажите, в какой стороне Вифлеем?»,А им отвечали: «Не знаем».

Не ведал дороги ни стар, ни мал,Но словно волшебная силаВлекла их вослед золотой звезде,Что ласково им светила.

Над домом Иосифа встала звезда.Войти они внутрь посмели.Там ослик ревел, ребенок кричал...Волхвы Алелуйю пели.

28

Die heil'gen Drei Könige

Die Heil'gen Drei Könige aus Morgenland, Sie frugen in jedem Städtchen: "Wo geht der Weg nach Bethlehem, Ihr lieben Buben und Mädchen?“

Die Jungen und Alten, sie wussten es nicht,die Könige zogen weiter,sie folgten einem goldenen Stern,der leuchtete lieblich und heiter.

Der Stern bleibt stehn über Josefs Haus,da sind sie hineingegangen;das Öchslein brüllt, das Kindlein schrie,die heil'gen Drei Könige sangen.

29

Дополнительные посвящения в стихах к собственным сочинениям

(1845 – 1856)

К «Вильяму Ратклиффу»1

Я с силой сдвинул ржавые засовыИ распахнул ворота царства духов,И с красной книги, что зовут ЛюбовьюСорвал я семь таинственных печатей;

И все, что я в словах увидел вечных,

Найдешь ты в отраженьи этой песни.Исчезну я, мое исчезнет имя,Но песня эта пусть в веках пребудет.

Рождество. 18232

.Я сладкой любви напрасно ждал,Лишь горькая ненавитсь мне явилась.Я тяжко вздыхал, я все проклинал,И кровь из тысячи ран сочилась.

Я ночью и днем сгорал дотла,Со всяческим сбродом шатаясь лихо,И, только отбросив эти дела, Спокойно я написал Ратклиффа.

(Гамбург, 12 апреля 1826г.)

30

Nachgelassene Widmungsgedichte zu eigenem Schriften(1845 – 1856)

Zum „William Ratkliff“

1Mit starken Händen schob ich von den PfortenDen dunkeln Geisterreichs die Rosten Eisenriegel;Vom roten Buch der Liebe riss ich dortenDie urgehemnisvollen sieben Siegel;

Und was ich schaute in den ewigen Worten,Das bringe ich dir in dieses Liedes Spiegel.

Ich und mein Name werden untergehen,Doch dieses Lied muss ewiglich bestehen.

Weinachten 1823

2

Ich habe die süße Liebe gesucht,Und hab den bittern Hass gefunden,Ich habe geseufzt, ich habe geflucht,Ich habe geblutet aus tausend Wunden.

Auch hab ich mich ehrlich Tag und NachtMit Lumpengesindel herum betrieben,Und als ich all diesen Studien gemacht,Da hab ich ruhig den Ratkliff geschrieben.

(Hamburg, den 12 April 1826)

31

7

Мой день был светел, счастьем ночь была.Лишь трону лиру, - всюду ликованье.И были в песне радость и мечтанья,И раздувала пламя их молва.

Еще в разгаре лето. Но ужеВесь урожай в моем амбаре сложен.Всё, что мне любо, я оставить должен,Что дорого – на этом рубеже.

Рука над струнами уже не властна.Сосуд разбит. Теперь до боли ясно:

Мне больше не играть на чудной лире.

Мой Бог! Как смерть горька, ужасна!Мой Бог! Как жизнь сладка, прекраснаВ земном уютном, сладком этом мире!

32

7

Mein Tag war heiter, glücklich meine Nacht.Mir jauchzte stets mein Volk, wenn ich die LeierDer Dichtkunst schlug. Mein Lied war Lust und Feuer,Hat manche schöne Gluten angefacht.

Noch blüht mein Sommer, dennoch eingebrachtHab ich die Ernte schon in meine Scheuer -Und jetzt soll ich verlassen, was so teuer,So lieb und teuer mir die Welt gemacht!

Der Hand entsinkt das Saitenspiel. In ScherbenZerbricht das Glas, das ich so fröhlich ebenAn meine übermütgen Lippen preßte.

O Gott! wie häßlich bitter ist das Sterben!O Gott! wie süß und traulich läßt sich lebenIn diesem traulich süßen Erdenneste

33

Кочующие крысы

Два рода крыс: одни досытаЖрут из домашнего корыта,И вечно странствуют другие,Всегда голодные и злые.

От мест родных навстречу ветруБегут за тыщи километров.Их бег в любое время годалишь пить и Не сдержат мрак и непогода.

Им нет числа. Они - как тучи.Ломая шеи, прут на кручи.В морских просторах утопая,Вперед стремится крысья стая.

Ужасный вид у этих монстров:Затылки лысы, зубы остры.Они свирепы и нахальны,В своих решеньях радикальны.

Не знают Бога, долга, чести,И свой приплод они не крестят.В «любвеобильной» той общинеУ самок общие «мужчины».

И все лишь пить и жрать готовы.Все истребят, и жаждут снова.Их мозг сомнение не сушит:Бессмертны или смертны души?

Все на пути сметут до крошки.Их не страшат ни ад, ни кошки.Мошна пуста, но – жажда житьИ мир по-своему делить.

34

Die Wanderratten Es gibt zwei Sorten Ratten: Die hungrigen und satten. Die satten bleiben vergnügt zu Haus,Die hungrigen aber wandern aus.

Sie wandern viel tausend Meilen,Ganz ohne Rasten und Weilen, Gradaus in ihrem grimmigen Lauf,Nicht Wind noch Wetter hält sie auf.

Sie klimmen wohl über die Höhen, Sie schwimmen wohl durch die Seen;Gar manche ersäuft oder bricht das Genick,Die lebenden lassen die toten zurück.

Es haben diese Käuze Gar fürchterliche Schnäuze; Sie tragen die Köpfe geschoren egal, Ganz radikal, ganz rattenkahl.

Die radikale Rotte Weiß nichts von einem Gotte.

Sie lassen nicht taufen ihre Brut, Die Weiber sind Gemeindegut.

Der sinnliche Rattenhaufen,Er will nur fressen und saufen, Er denkt nicht, während er säuft und frisst,Dass unsre Seele unsterblich ist.

So eine wilde Ratze,Die fürchtet nicht Hölle, nicht Katze;Sie hat kein Gut, sie hat kein Geld Und wünscht aufs neue zu teilen die Welt.

35

Но вот они сюда, о горе!И с суши движутся, и с моря,За легионом легион.Их жуткий свист - со всех сторон.

О горе! Все мы потеряли,Они нас всех в осаду взяли1А бургомистр и сенатЛишь говорят да говорят.

Народ берется за оружье.Звонят колокола натужно.

Ведь ставка – собственность- основаСуществования земного.

Но ни набат и не молитвы,Словесные в сенате битвы,Все пушки грозные на светеВам не помогут, божьи дети1

Вас не спасет искусство речи,Коль крысы прыгают на плечи.Не ловят крыс на силлогизмы,На ваши тонкие софизмы.

Войдет скорее, чем в рассудок,Им супа логика в желудок.Им аргументы из жаркого,Колбас-цитат – ценнее слова.

И рыба, жареная в масле,Приятней им, чем ваши басни,Чем Мирабо и Цицерон...Все громче свист со всех сторон.

36

Die Wanderratten , o wehe! Sie sind schon in der Nähe. Sie rücken heran, ich höre schon Ihr Pfeifen – die Zahl ist Legion.

O wehe! Wir sind verloren, Sie sind schon vor den Toren! Der Bürgermeister und Senat, Sie schütteln die Köpfe, und keiner weiß Rat.

Die Bürgerschaft greift zu den Waffen,

Die Glocken läuten die Pfaffen. Gefährdet ist das Palladium Des sittlichen Staats, das Eigentum.

Nicht Glockengeläute, nicht Pfaffengebete, Nicht hochwohlweise Staatsdekrete, Auch nicht Kanonen, viel Hundertpfünder, Sie helfen euch heute, ihr lieben Kinder!

Heut helfen euch nicht die Wortgespinste Der abgelebten Redekünste. Man fängt nicht Ratten mit Syllogismen, Sie springen über die feinsten Sophismen.

Im hungrigen Magen Eingang finden Nur Suppenlogik mit Knödelgründen, Nur Argumente von Rinderbraten, Begleitet mit Göttinger Wurstzitaten.

Ein schweigender Stockfisch, in Butter gesotten,Behaget den radikalen RottenViel Besser als ein MirabeauUnd alle Redner seit Cicero.

37

Германия. Зимняя сказка

Глава ХХ

Из Гарбурга в Гамбург поехал я.Был вечер, и в небе звездыСветили ласково мне в пути,И мягок, и свеж был воздух.

От радости мать, увидав меня,Застыла на миг сначала,Потом, руками всплеснув, она«Сынок мой родной!» вскричала.

«Мое дитя, тринадцать летЖдала я, между прочим.Скажи мне, что ты будешь есть?Ведь ты голодный очень!

Есть рыба, есть с начинкой гусь,А также апельсины».Так дай мне рыбу и гуся,А также апельсины».

С большим аппетитом я ел, и матьСчастлива была, довольна.Но вот вопросы ее порой Уж каверзны были больно.

«Скажи, сынок, твоя женаКак часто моет чашки?Умеет штопать и стирать Твои чулки, рубашки?»

«Да, мама, рыба хороша.Готовишь ты прекрасно.Но рыбу есть и говоритьИз-за костей опасно.»

38

Deutschland. Ein WintermärchenCaput XX

Von Harburg fuhr ich in einer Stund'Nach Hamburg. Es war schon Abend.Die Sterne am Himmel grüßten mich,Die Luft war lind und labend.

Und als ich zu meiner Frau Mutter kam,Erschrak sie fast vor Freude;Sie rief: «Mein liebes Kind!» und schlugZusammen die Hände beide.

«Mein liebes Kind, wohl dreizehn Jahr'Verflossen unterdessen!Du wirst gewiß sehr hungrig sein -Sag an, was willst du essen?

Fisch und GänsefleischUnd schöne Apfelsinen.»«So gib mir Fisch und GänsefleischUnd schöne Apfelsinen.»

Und als ich aß mit großem App'tit,Die Mutter ward glücklich und munter,Sie frug wohl dies, sie frug wohl das,Verfängliche Fragen mitunter.

«Mein liebes Kind! und wirst du auchRecht sorgsam gepflegt in der Fremde?Versteht deine Frau die Haushaltung,Und flickt sie dir Strümpfe und Hemde?»

«Der Fisch ist gut, lieb Mütterlein,Doch muß man ihn schweigend verzehren;Man kriegt so leicht eine Grät' in den Hals,Du darfst mich jetzt nicht stören.»

39

Тут следом за рыбою гусь на столВозлег, золотисто-розов.Запахло жареным, но ужеОт мамочкиных вопросов.

«Мое дитя, где лучше жить,У нас или в Париже?Какой же все-таки народТебе роднее, ближе?»

«Ах, мама, наш немецкий гусьХорош, как и французский,Но начиняют все же там

Гусям получше гузки».

Откланялся гусь, и подали тутЧудесные апельсины.Я ел со вкусом, и обходить Старался в беседе мины.

О тысяче разных вещей меняЗа ужином мать спросила,Порой забавных, порой таких,Что мне не до шуток было.

Мой милый сын, ты все ещеВ политику играешь?Какой же партии теперьСлужить предпочитаешь?»

«Как апельсины хороши!А сок – сплошное чудо!Вот видишь, мама, как растетДушистых корок груда!»

40

Und als ich den braven Fisch verzehrt,Die Gans ward aufgetragen.Die Mutter frug wieder wohl dies, wohl das,Mitunter verfängliche Fragen.

«Mein liebes Kind! in welchem LandLäßt sich am besten leben?Hier oder in Frankreich? und welchem VolkWirst du den Vorzug geben?»

«Die deutsche Gans, lieb Mütterlein,Ist gut, jedoch die Franzosen,

Sie stopfen die Gänse besser als wir,Auch haben sie bessere Saucen.»

Und als die Gans sich wieder empfahl,Da machten ihre AufwartungDie Apfelsinen, sie schmeckten so süß,Ganz über alle Erwartung.

Die Mutter aber fing wieder anZu fragen sehr vergnüglich,Nach tausend Dingen, mitunter sogarNach Dingen, die sehr anzüglich.

«Mein liebes Kind! Wie denkst du jetzt?Treibst du noch immer aus NeigungDie Politik? Zu welcher ParteiGehörst du mit Überzeugung?»

»Die Apfelsinen, lieb Mütterlein,Sind gut, und mit wahrem VergnügenVerschlucke ich den süßen Saft,Und ich lasse die Schalen liegen».

41

Германия. Зимняя сказка (из главы ХХ11)

Издревле в Гамбурге живутИ христиане, и евреи,Друг к другу чаще относясьСкорей прохладней, чем теплее.Всем христиане хороши:Едят свой «Миттаг» в полдень точно,И погашают в срок долги,А часто даже и досрочно.

Евреи вновь разделены:Часть отошла к другому Богу,И в церковь ходят новички,А старички – те в синагогу.

Свинину новые едят,Стараясь быть демократичней.На фоне этих старичкиГораздо аристократичней.

Люблю ортодоксов, люблю новичков,Клянусь, нет милее заботы.Но все-таки больше я рыбку люблю,Что кличут: «копченые шпроты».

***

42

Deutschland. Ein Wintermärchen(aus Caput XX11)

Die Population des Hamburger StaatsBesteht, seit Menschengedenken,Aus Juden und Christen; es pflegen auch Die letztren nicht viel zu verschenken.

Die Christen sind alle ziemlich gut,Auch essen sie gut zu Mittag,Und ihre Wechsel bezahlen sie prompt,

Noch vor dem letzten Respittag.

Die Juden teilen sich wieder einIn zwei verschiedne Parteien;Die Alten gehen in die Sinagog’,Und in den Tempel die Neuen.

Die Neuen essen Schweinfleisch,Zeigen sich widersetzig,Sind Demokraten; die Alten sindVielmehr aristokrätzig.

Ich liebe die Alten, ich liebe die Neun –Doch schwör ich, beim ewigen Gotte,Ich liebe gewisse Fischchen noch mehr,Man heißt sie geräucherte Sprotten.

43

17 февраля 1856г. умер Генрих Гейне. Три дня спустя он был похоронен на кладбище Монмартра, где по воле поэта через 27 лет также нашла свое успокоение его Матильда. В 1901 г. Датский скульптор Луис Хассельрюс установил на могиле мраморный бюст поэта и высек его стихотворение.

Где?

Где найдет беглец опальный Свой забвения приют?

Под высокой южной пальмой?Липы ль Рейна отпоют?

Может, буду я в пустыне Погребен чужой рукой?Иль могилою отнынеСтанет берег мне морской?

Пусть! ведь небо там, далечеТо же, что в стране родной.Запылают, словно свечи- Звезды в небе надо мной.

Am 17. Februar 1856 starb Heinrich Heine. Drei Tage später wurde er auf dem Friedhof Montmartre beerdigt, wo nach dem ausdrücklichen Willen des Dichters 27 Jahre später auch Mathilde ihre letzte Ruhe fand. Das im Jahre 1901 erstellte Grabmal ziert eine von dem dänischen Bildhauer Louis Hasselriis stammende Marmorbüste Heines und sein Gedicht Wo?:

Wo?

Wo wird einst des Wandermüdenletzte Ruhestätte sein?

Unter Palmen in dem Süden?Unter Linden an dem Rhein? Werd ich wo in einer Wüsteeingescharrt von fremder Hand?Oder ruh ich an der Küsteeines Meeres in dem Sand? Immerhin, mich wird umgebenGotteshimmel, dort wie hier.Und als Totenlampen schwebenNachts die Sterne über mir.

45

Герхарт Гауптман ( 1862-1946)

ПосвяшениеК полету в космос дальний Пришел от плуга я,И от коров мычынья _К руладам соловья.

Дорог на свете много,

Их равно ценит ум,Иду ль земной дорогой,Парю ли в царстве дум.

В природе равно важен Крупицы каждой грамм:Вы дали зерна ваши, -Дарю я песни вам.

Мать у колыбелиСпи сладко, милый мальчик мой!Ты копия – отец родной!Хоть он смеется без конца,-Твой носик – не с его лица.

Сейчас вот только здесь он был,В лицо смотрел и говорил:Похож, похож. Однако, носМой, или нет, еще вопрос»!

Твой носик, верно, очень мал, Чтоб он его своим признал.Ну что за чушь отец твой нес?Откуда б взялся этот нос? Спи, мальчик. Что отец твердит, Он это в шутку говорит.Пусть нос не папин. Ну и что ж?Будь сердцем на него похож!

Gerhart Hauptmann (1862-1946)

WidmungIch kann vom Pflug der ErdeZum Flug ins weite All –Und vom Gebrüll der HerdeZum Sang der Nachtigall.

Die Welt hat manche Straße,

Und jede gilt mir gleich;Ob ich ins Erdreich fasse,Ob ich Gedankenreich.

Es wiegt mit gleicher SchwereAuf Erden jedes Glied –Ihr gabt mir eure Ähre,Ich gebe euch mein Lied.

Die Mutter bei der Wiege

Schlaf, süßer Knabe, süß und mild!Du, deines Vaters Ebenbild!Das bist du; zwar dein Vater spricht,du habest seine Nase nicht.

Nur eben jetzo war er hierUnd sah dir ins Gesichtund sprach: Viel hat er zwar von mir,doch meine Nase nicht.

Mich dünkt es selbst, sie ist zu klein,doch muss er Nase sein;denn wenn’s nicht seine Nase wär,wo hättest du den die Nase her?

Schlaf, Knabe, was dein Vater spricht,spricht er wohl nur im Scherz,hab immer seine Nase nichtund habe nur sein Herz!

Иоахим Рингельнатц(Псевдоним Ганса Бёттихера (1883-1934)-немецкого писателя и артиста кабаре, известного сатирическими и юмористическими стихотворными произведениями)

Муравьи

В Гамбурге два муравья проживали,Съездить в Австралию вдруг пожелали.

Вышли из Альтоны, но на дорогеВскоре у них заболели ноги.Тут же вернулись домой муравьи:Были дороже им ноги свои!

Часто приходится делать и намВыбор, подобный двоим мудрецам.

***

Дарить

Дари и млад и стар,и в том уверен я:совесть чиста твоя, если добротен дар.

Дари от сердца тывсе, что в тебе живет:мысли, юмор, мечты...радость к тебе придет.

Дари, мой друг, с душой.Помни без лишних слов:каков твой дар, такойистинный образ твой!

48

Joachim Ringelnatz (1883-1934)

Die Ameisen

In Hamburg lebten zwei Ameisen,die wollten nach Australien reisen.Bei Altona auf der Chaussee,

Da taten ihnen die Beine weh,und da verzichteten sie weisedann auf den letzten Teil der Reise.

So will man oft und kann doch nichtUnd leistet dann recht gern Verzicht.

(Aus dem Buch O.Irlenkäuter, „Hamburg, 69 Dichter und Ihre Stadt. 2006.“)

Schenken

Schenke groß oder klein,aber immer gediegen.Wenn die bedachtendie Gaben wiegen,sei Dein Gewissen rein.Schenke herzlichund frei.Schenke dabei,was in Dir wohntan Meinung, Geschmackund Humor,so dass die eigeneFreude zuvorDich reichlich belohnt.Schenke mit Geistohne List.Sei eingedenk,daß Dein GeschenkDu selber bist.

Герман Гессе

(1877-1962)

Ступени

Цветенья краток час. Ведь все на светеИмеет свой черед, свои ступени. Есть юности предел. И добродетель, И даже мудрость времени подвластны.И сердцу есть резон к прощальной сценеИ к новому началу быть готовым,Чтобы отважно, не скорбя напрасно,Явить себя в чудесной, новой связи.Наполнится очарованьем новымНачало жизни в каждой новой фазе.

Должны пройти мы радостно пространстваСтупенями к вершинам, к непокою,Ведомые душою мировою,Не скованные цепью постоянства.Едва в родном, привычном круге жизниОбжились мы – уже пора прощанья.Лишь тот, кто в путь готов – без укоризны,Спокойно принимает расставанье.Быть может, смерть – в миры иные дверца,Ступень существования иного.Ведь жизнь на нас не кончится... Что ж, сердце,Теперь прощай, и снова – будь здоров 2005

50

Hermann Hesse

(1877-1962)

Stufen

Wie jede Blüte welkt und jede JugendDem Alter weicht, blüht jede Lebensstufe,Blüht jede Weisheit auch und jede TugendZu ihrer Zeit und darf nicht ewig dauern.Es muss das Herz bei jedem LebensrufeBereit zum Abschied sein und Neubeginne,

Um sich in Tapferkeit und ohne TrauernIn andre, neue Bindungen zu geben.Und jedem Anfang wohnt ein Zauber inne,Der uns beschützt und der uns hilft, zu leben.Wir sollen heiter Raum um Raum durchschreiten,An keinem wie an einer Heimat hängen,Der Weltgeist will nicht fesseln uns und engen,Er will uns Stuf' um Stufe heben, weiten.Kaum sind wir heimisch einem LebenskreiseUnd traulich eingewohnt, so droht Erschlaffen,Nur wer bereit zu Aufbruch ist und Reise,Mag lähmender Gewöhnung sich entraffen.

Es wird vielleicht auch noch die TodesstundeUns neuen Räumen jung entgegen senden,Des Lebens Ruf an uns wird niemals enden...Wohlan denn, Herz, nimm Abschied und gesunde! 04.05.1941

51

Чужой город

Как странно в городе чужомБродить в ночи. Вокруг все спит.

Как одиноко, грустно в нем,И лунный блеск глаза слепит,

А над фронтоном, в даль спеша,Плывет угрюмых туч гряда,Как одинокая душа,Что ищет родину всегда.

И ты даешь себя увлечьОчарованью ночи той,И странствий груз снимаешь с плеч,И плачешь над своей судьбой.

Одиночество

Мой путь далек, мой путь тяжел,Иного не дано;Кто к одиночеству пришел,Тем жизнь и смерть оно.

Тоска в душе. Тоска в крови.А снизу мир зовет.Как тяжек зов его любви:Он, как огонь и лед.

Но кто из чаши сей испил,Забыв про отчий дом,Тот птицу счастья упустил.Тому не быть вдвоем.

52

Fremde Stadt

Wie das so seltsam traurig macht:Eingang durch eine fremde Stadt,Die liegt und schlecht in stiller Nacht

Und mondbeglänzte Dächer hat-

Und über Turm und Giebel reistDer Wolken wunderliche FluchtStill und gewaltig wie ein Geist,Der heimatlos nach Heimat sucht.

Du aber, plötzlich übermannt,Ergibst dem wehen Zauber dichUnd legst dein Bündel aus dem HandUnd weinest lang und bitterlich.

April 1901

Einsamkeit

Der Weg ist schwer, der Weg ist weit,Doch kann ich nicht zurück;Wer einmal dein ist, Einsamkeit,Dem bist du Tod und Glück.

Die Sehnsucht brennt; von drüten herRuft mütterlich die Welt;Wie ist ihr Ruf von Liebe schwer,Wie rot von Lust erhellt.

Doch wer den ersten Becher trankVom Wasser Einsamkeit,Dem singt kein Vogel mehr zu Dank,Der geht nicht mehr zu zweit.

53

Любовная песня

О что же, я не знаю,Ты сделала со мной.Я света избегаю,

Люблю лишь мрак ночной.

Не так, как в полдень хмурый,А в золоте ночейМечты о белокуройВсе ярче, горячей.

Блаженство обещает Её лучистый взгляд,И звуки песен таютВдали от райских врат.

Плывет небесным краемСчастливых тучек рой.О что же, я не знаюТы сделала со мной.

Язык весны

Знает и дитя вексны язык:Ты расти, цвети, люби, надейся,Увлекайся, радуйся и смейся.Не робей: прекрасен жизни лик.

Знает и старик весны язык:Старый, ты зажился что-то слишком!Не пора ль дорогу дать мальчишкам?Не страшись: привычен смерти лик.

54

Liebes Lied

O du, ich kann nicht sagen,Was du aus mir gemacht,Ich fliehe vor den TagenUnd liebe nur die Nacht.

Die Nacht ist mir so goldenWie sonst kein Tag mir war,Da träum ich von einer holdenFraue mit blondem Haar.

Da träum ich von seligen Dingen,Die mir ein Blick verhieß,Da hör’ ich Lieder klingenFerner vom Paradies.

Da sehe ich Wolken jagenUnd schaue lang in die Nacht –O du, ich kann nicht sagen,Was du aus mir gemacht.

Sprache des Frühlings

Jedes Kind weiß, was der Frühling spricht:Lebe, wachse, blühe, hoffe, liebe,Freue dich und treibe neue Triebe,Gib dich hin und fürcht das Leben nicht.

Jeder Greis weiß, was der Frühling spricht:Alter Mann, lass dich begraben,Räume deinen Platz den muntern Knaben,Gib dich hin und fürcht das Sterben nicht.

55

Вольф Бирман

Не страшно за страну теперь

Не страшно за страну теперь

К единству вновь открыта дверь И под небесной влагойПромокнем славно. РожденаСвобода в муках: нам она Проклятие и благо.

Тоска по родине прошла Германия, долой сомненья Твоя дорога вновь светла Лишь я еще в смятеньи.

Не страшно за страну теперьХоть сердце в шрамах от потерь И кажется не страннымНе иссякает слез потокСочится крови черный сок Не заживают раны

Тоска по родине прошла Германия, долой сомненья Твоя дорога вновь светла Лишь я еще в смятеньи

Не страшно за страну теперьИ с верой, знаньем, - верь, не верь Живу я полной жизньюК друзьям и недругам привыкИ мне не даст родной язык Остаться без Отчизны

56

Wolf Biermann Um Deutschland ist mir gar nicht bang

Um Deutschland ist mir gar nicht bangDie Einheit geht schon ihren Gang

untern MilliardenregenWir werden schön verschieden naßWeh tut die Freiheit und macht Spaß ein Fluch ist sie, ein Segen

Heimweh nach früher hab ich keins nach alten Kümmernissen Deutschland Deutschland ist wieder eins Nur ich bin noch zerrissen

Um Deutschland ist mir gar nicht bangDie deutsche Wunde ist noch lang Nicht ausgeheilt , es rinnenSchmerzbäche, wo die narbe klafftNur blutet jetzt der schwarze Saft Statt raus tief nach innen

Heimweh nach früher hab ich keins nach alten Kümmernissen Deutschland Deutschland ist wieder eins Nur ich bin noch zerrissen

Um Deutschland ist mir gar nicht bangUnd ich als Weltkind mittenmang Ob Wissen oder GlaubenOb Freund ob Feind, ob Weib ob MannDie liebe Muttersprache kann Kein Vaterland mir rauben

Heimweh nach früher hab ich keins nach alten Kümmernissen Deutschland Deutschland ist wieder eins Nur ich bin noch zerrissen 57

Родина

Ищу покой, но всюду – бой.Летят мгновенья жизни краткой,И все, что мне дано судьбой,Хочу отдать я без остатка.

Мой мир – мой дом, мои друзьяСо мною в жизни круговерти.Жить в этом мире жажду я,И не спешу в объятья смерти.

Глубоким сном спокойно спатьПроснувшись, думать: кто мы? Где мы?Чай, бутерброд...Легко решатьЛюдей извечные проблемы.В борьбе свободу обретать,Презрев невзгоды и лишенья.Бороться, но не забывать:В победе скрыто пораженье.

Налей, вакханочка, вина,И станем зверем мы двухспинным!Хочу испить любовь до дна.Хочу познать ее вершины.Мы за любовь поднимем тост,И за стихи – тебе в награду,За саламандры новый хвост...Так пишут, люмпены, баллады.

Ищу покой, но всюду – бой.Летят мгновенья жизни краткой,И все, что мне дано судьбой,Хочу отдать я без остатка. Я другу друг. Я – враг врагу.Отмщенье ждет его, поверьте.Спокойно встретить смерть смогу,Хоть не спешу в объятья смерти.

58

Heimat

Ich suche Ruhe und finde StreitWie süchtig nach lebendig LebenZu kurz ist meine lange ZeitWill alles haben, alles gebenWeil ich ein Freundefresser bin

Hab ich nach Heimat Hunger – immer!Das ist der Tod, da will ich hinAnkommen aber nie und nimmer

Tief schlafen, träumen ohne SchreiAufwachen und ein bisschen dösenSchluck Tee, Stück Butterbrot dabeiLeicht alle Menschheitsfragen lösenIm ewig jungen FreiheitskriegDas unerträgliche ertragen:Die Niederlage steckt im SiegTrotz Furcht: Die Liebe tapfer wagen!

Zur Nacht ein Glas Rioja-WeinWeib! Weib, du bist mein BacchanalchenLass Tier uns mit zwei Rücken sein!Flieg du nochmal und ich nochmalchenDir bau ich den Balladen-TextWenn meinem Salamander wiederDer abgebissne Schwanz nachwächstUnd so, ihr Lumpen, macht man Lieder

Ich suche Ruhe und finde StreitWie süchtig nach lebendig LebenZu kurz ist meine lange Zeit!Will alles haben, alles gebenWeil ich ein Feindefresser binHab ich nach Rache Hunger – immer!Das ist der Tod, da will ich hinAnkommen aber nie und nimmer

59

На кладбище Монмартра

Здесь, на кладбище МонмартраНебо дышит зимней стужейЯ в ботинках модных, тонкихПерепрыгиваю лужиВ лужах плавают окурки

И дерьмо собачек милыхХоть мои промокли ногиГейне я нашел могилу.

Белым мрамором укрытыйПрах его в изгнаньи стынетС ним лежит его МатильдаС тех далеких пор донынеНо не только как подругаВ камне высечена тайнаТекст, и в нем поэта имяНиже просто: «Frau Heine“.

В ту пору, когда чернелаВсюду свастика на РейнеБыло предано проклятьюЭто имя - Генрих Гейне.Хлеб изгнанника не сладок Только точно знаю яЧто не отдали французыГейне мраку забытья.*

Здесь, на кладбище МонмартраНебо дышит зимней стужейЯ в ботинках модных, тонкихПерепрыгиваю лужиВ лужах плавают окуркиИ дерьмо собачек милыхПусть мои промокли ногиГейне я нашел могилу.

60

Auf dem Friedhof am Montmatre

Auf dem Friedhof am MontmatreWeint sich aus der WinterhimmelUnd ich spring mit dünnen SchuhenÜber Pfützen, darin schwimmenKippen, die sich langsam öffnen

Kötel von Pariser HundenUnd so hatt’ ich nasse FüßeAls ich Heines Grab gefunden.

Unter weißem Marmor frierenIm Exil seine GebeineMit ihm liegt da Frau MathildeUnd friert er nicht alleine.Doch sie heißt nicht mehr MathildeEingemeißelt in dem SteineSteht da groß sein großer NameUnd darunter bloß: Frau Heine.

Und im Kriege, als die DeutschenAn das Hakenkreuz die Seine-Stadt genagelt hatten, störteSie der Name Henri Heine!Und ich weiß nicht wie, ich weiß nurDas: er wurde weggemachtUnd wurd wieder angeschriebenVon Franzosen manche Nacht.

Auf dem Friedhof am MontmatreWeint sich aus der WinterhimmelUnd ich spring mit dünnen SchuhenÜber Pfützen, darin schwimmenKippen, die sich langsam öffnenKötel von Pariser HundenUnd ich hatte nasse FüßeAls ich Heines Grab gefunden.

61

Большой алый цвет Шагала*

Да, это другойШагал, не тот вечный скрипач, не сновав букете лабильная пара влюбленных

в стабильном пареньеИкар падает с небаОдессы. В сельских пределахпаденье. Мужчины и женщиныглазеют, на низких кровляхсидя, стоя, невозмутимо

крушения ожидаяи я могу быть свидетелемкак те, что в полях наблюдаютпадение к смерти. Большойкровоточит алый цветШагала, его большой алый цветкровотоком сверху внизТогдаиз коричневых труб стекалХолокост в мой дом. Струйкаалого цвета из Голливудакрохотный алый цветстекал в никуда

*«Падение Икара». Холст. Масло. 213x198. Париж, Mузей совр. иск.

63

Großes Rot bei Chagall

Ja, das ist ein andererChagall, nicht der ewigeFiedler, nicht wiederim Blumenstraußdas labile Liebespaar

in stabiler Schwebe

Ein Ikarus stürzt aus OdessasHimmel. Stürzt in eine bäuerlicheMenschheit. Männer, Frauenglotzen, auf niedrigen Dächernsitzend, stechend, gelassender Fall war erwartet worden

Ich aber kann mitansehnwie die da mitansehndie Landung zum Tode, großBlutet ein RotChagall, sein Großes RotBlutet den Berg herunter

Dann aus der braunschen Röhre tropftHolocaust ins Haus. Rinnsalaus Hollywood ein Rotdas kleine Rot kriecht unter den Teppich.

64

Когда солнце часом позже

Когда солнце часом позжеОт Израиля на западУтром в Альтону приходит,

Я не сплю, я жду оттуда

Новостей и жалоб горьких.Камни, пиццерия, танкиВ Иерушалаиме Аль-АксаХамас, Ливан, ХизболлаСедер вечером в Нетании.Тель-Авив. И смерть на диско. Хайфа, Вифлеем и Яффа. Видишь: не нуждаюсь я в газетах, Вести в них претят вдвойне. Мое солнце рассказало Здесь, в Германии, всю правду, Обо всем правдиво мне.

Хуже, чем под платьем бомбыХуже, чем в руках мальчишкиИ Калашников, и камниЭто – ненависть слепаяТа, что с малых лет вскормилаВ человеке людоеда, да…Семь десятков юных гурийЖдут в раю самоубийцу,А семье его пророчатСлаву и блага земные.Там, где Бог велик чрезмерно,Меньше там его подобий. Видишь: не нуждаюсь я в газетах Вести в них претят вдвойне Мое солнце рассказало Здесь, в Германии, всю правду Обо всем правдиво мне

64

Wenn die Sonne eine Stunde

Wenn die Sonne eine Stundespäter zu mir kommt am Morgenwestwärts bis nach AltonaAuf dem Weg von Israel, dannLieg ich wach und warte schon auf

ihre News und TotenklagenSteine, Pizzeria, PanzerIn Jerushalajm Al-AksaHamas, Libanon, HisbollaSederabend in NetanyaTel Aviv. Tod in der DiscoHaifa, Bethlehem und Jaffa Siehste: Ick brauch jar keene Zeitung Tagesschau, die doppelt quält meine Sonne hat mir schon alles hier in Deutschland über alles viel wahrhaftiger erzählt

Schlimmer als am Bauch die BombenSchlimmer als in KnabenhändenDie Kalaschnikow, die Steine daSchlimmer noch ist dieser blindeHaß von klein auf eingefüttertIn die mörderische Brut da, ja… Paradiesisch siebzig Jungfrauen Winken jedem SelbstmordmörderRuhm und Rente winken irdischDer Familie solcher OpferDenn wo Gott so übergroß wirdSchrumpfen seine Menschenkinder Siehste: Ick brauch jar keene Zeitung Tagesschau, die doppelt quält meine Sonne hat mir schon alles hier in Deutschland über alles viel wahrhaftiger erzählt

65

И в тревоге по ВестбанкуХодят юные евреи.Мир клеймит их: оккупанты!Месть рождает месть взаимно.Чистых рук в братоубийствеНет на водах Иордана.Палестинский флаг на гробе,

Иль покрыт он белым флагом С голубой звездой Давида,Ах! Слезы матери у гробаОдинаково повсюдуЖгучи, жгучи, жгучи…

На пороге сна и пробуждения (песня)

Усни, родная, эта ночьСомнений, дум неясных, прочьБежит, не дав ответаДай руку: через реку сновПеренести тебя готовЛишь поцелуй – за это.

Проснись, любимая, проснись!На радость нам с тобой вернисьИз сумрачного края!Луч солнца милые чертыЛаскает, и не видишь тыКак я, любя, страдаю.

66

Und blutjunge Juden stiefelnAngstvoll, von der Welt geächtetals Besatzer durch die Westbank daRache wird gerächt mit RacheKeiner kommt mit saubren HändenKeiner kommt mit saubren Händenaus dem Bruderkrieg am Jordan

Ob die Palästina-FahneÜberm Sarg liegt, ob der blaueDavidstern auf weißem LakenAch! bei dem Begräbnis sind aufBeiden Seiten Müttertränensalzig salzig salzig salzig

Einschlaf und Aufwachlied

Schlaf ein, mein Lieb, sonst ist die NachtVorbei und hat uns nicht GebrachtAls wirre irre FragenGib mir dein’ Arm und noch ein’ KussIch muss ja durch den SchlafenflußUnd will dich rüber tragen.

Wach auf, mein Lieb, du schläfst ja noch!Komm aus den dunklen Träumen hochUnd freu dich an uns beiden!Die Sonne hat längst dein GesichtGestreichelt, und du merkst das nicht- das mag ich an dir leiden.

67

Перспектива поэтов

Прекрасное во мне рождает восхищеньеУводит прочь меня от злых, бесплодных думПроснись! Иди скорей к окну! Смотри, быть можетМелодия его твой очарует ум!

Лег утренний туман в застывшую долинуИз моря солнце поднимается. А вотСмотри: три центнера Хичкока белых чаекС востока к северу свершая поворот

Садятся на воду. Другие же на пашнеПасутся, как стада рождественских гусейЧто ищут там они? Червей? Букашек? Озимь?Я, городской поэт, не знаю. Им виднейКлюют прекрасные пилоты-рыболовыКак птицы сельские, кому высок порогЖена права: подсолнух может стать событьемКогда погрузит в краски кисть Винсент ван Гог.

Безумный мастер сам себе отрезал ухоТак что? Я сердце вырезаю каждый разКогда пою. Но вновь оно в груди теснитсяНе трепещи, поэт, пред рифмой «боль» тотчасНе больно Бирману, когда себя он режетОн к ранам резаным привык, и страха нетГляжу: пять центнеров изящных белых чаекВзмывает круто ввысь, в белесый утра свет.

68

Poetenperspektive

Mich weckte heute das Entzücken meiner SchönenEs riß ihr Jauchzen mich aus HalbtraumgrübeleinWach auf! Komm schnell zu mir ans Fenster! Schau, das könnteEin kleines neues Lied für mich zum Singen sein!

Die Morgennebel hingen nachtkalt in den MuldenDurch Wolkenschleier stieg die Sonne aus der SeeEin Vogelschwarm: Drei Zentner weiße Hitchcock-MöwenVon Osten landeten mit eleganten Dreh

In Richtung Nordwind. Mehr noch strömten auf den AckerUnd weideten wie Weinachtsgänse vor sich hinWas finden die da: Würmer? Käfer? Wintersaaten?Egal! Ich kann’s nicht wissen, Stadtmensch, der ich bin

Ich sah die eleganten Fischfangflieger pickenWie plumpes Federvieh, das nie mehr fliegen brauchtDie Frau hat recht: `ne Sonnenblume wird EreignisWenn ein van Gogh den Pinsel in die Farben taucht

Der irre Maler hat sein Ohr sich abgeschnittenNa und? Ich schneid mir täglich aus der Brust mein HerzWeil`s ja im Rippenkäfig nachwächst, wenn ich singeNur keine Angst, Poet! Vorm Schlagerreimwort „Schmerz“Es schmerzt den Biermann in mir nicht, wenn ich mich schneideDer ist der scharfen Schnitt gewöhnt. Ich fürcht mich nichtMit kaltem Kennerblick sah ich fünf Zentner MöwenAls Schwarm auffliegen in das fahle Morgenlicht.

69

Эльза Ласкер-Шулер (1869-1945)«Это была величайшая лирическая поэтесса, которую

Германия когда-либо имела» Готфрид Бенн

Мой синий рояль

Есть в моем доме синий рояль,Только вот нот я не знаю.Пыли подвальной на нем вуаль,С тех пор, как мир дичает.

Звездной мелодии льется печаль.Дева в челне распевает –В танце резвится лишь крысья шваль.Клавиатуры разбитой жаль...Над синим мертвым рыдаю.

Ах, мой ангел, поймешь едва ль.Горький я хлеб вкушаю.Дверь отвори мне в синюю даль,К звездам, к запретному раю.

Приходит вечер

Приходит вечер, я обращаюсь к звездам.Мой путь домой в душе уже воссоздан.Давно во мраке родина моя.

Здесь отдыхает сердцем вся семья,В одной скорлупке -Два ядра миндали –

...Моя рука – в твоей. Пусть это лишь мечта.Застыли околдованные дали...Душа трепещет: предо мной – твои уста.

70

Else Lasker-Schüler„Dies war die größte Lyrikerin, die Deutschland je hatte“

Gottfried Benn Mein blaues Klavier

Ich habe zu Hause ein blaues Klavier Und kenne doch keine Note. Es steht im Dunkel der Kellertür; Seitdem die Welt verrohte.

Es spielen Sternenhände vier - Die Mondfrau sang im Boote - Nun tanzen die Ratten im Geklirr. Zerbrochen ist die Klaviatür... Ich beweine die blaue Tote.

Ach liebe Engel öffnet mir - Ich aß vom bitteren Brote - Mir lebend schon die Himmelstür - Auch wider dem Verbote.

Es kommt der Abend

Es kommt der Abend und ich tauche in die Sterne, Daß ich den Weg zur Heimat im Gemüte nicht verlerne Umflorte sich auch längst mein armes Land.

Es ruhen unsere Herzen liebverwandt, Gepaart in einer Schale: Weiße Mandelkerne -

... Ich weiß, du hältst wie früher meine Hand Verwunschen in der Ewigkeit der Ferne ... Ach meine Seele rauschte, als dein Mund es mir gestand.

71

Твои глаза

Твои глаза полны лазури –Но почему же сердце так дрожитПред этим небом?

Душа предчувствует утрату,И сердце клонится к закату.

Прощание

Я хотела тебе всегда,Как люблю, говорить часами.

А ты беспокойно ищешьЗапропавшее где-то чудо.

Но пробьет на часах кукушка, -Мы отпразднуем свадьбу.

Как же, милый, глаза твои сладки,Как мои любимые розы;

Рай небесный – сердце твое;Дай в него наглядеться.

Ты как будто из глянцевой мяты,И так мягко задумчив…

Я хотела тебе всегда,Как люблю, говорить часами.

Что же я не решаюсь?

72

In deine Augen

Blau wird es in deinen Augen –Aber warum zittert all mein HerzVor deinen Himmeln.

Nebel liegt auf meiner WangeUnd mein Herz beugt sich zum Untergange.

Abschied

Ich wollte dir immerzuViele Liebesworte sagen;

Nun suchst du ruhlosNach verlorenen Wundern.

Aber wenn meine Spieluhren spielen,Feiern wir Hochzeit.

- O deine süßen AugenSind meine Lieblingsblumen;

Und dein Herz ist mein Himmelreich;Laß mich hineinschauеn.

Du bist ganz aus glitzernder MinzeUnd so weich versonnen . . .

Ich wollte dir immerzuViele Liebesworte sagen, -

Warum tat ich das nicht?

(E.L.S.: Werke und Briefe. Kritische Ausgabe. Bd.I,1. Gedichte, 1996)

73

Прощание

Но ты не приходишь под вечер –Я в звездном плаще сидела.

…Когда же в мой дом стучались, -

Стучало в ответ мое сердце.

Оно на двери на каждой,Оно и к твоей прильнуло;

Меж бычков огненно-красныхВ коричневой гирлянде.

Небеса тебе в цвет ежевикиЯ окрасила кровью сердца.

Но ты не приходишь под вечер –…В золотых башмачках я стояла.

Мой народ

Разрушена скала,Откуда родом,И где я Богу гимны пела…Я сброшена с тропы,И все во мне, струясь,Стремится к морю.

Моей кровиПеребродивший сокУже отхлынул.Но эхо все еще звучит, звучитВо мне,Когда, к востоку обратясь,Обломки той скалы, - Народ мой, Взывает к Богу.

74

Abschied

Aber du kamst nie mit dem Abend –Ich saß im Sternenmantel.

...Wenn es an mein Haus pochte,

War es mein eigenes Herz.

Das hängt nun an jedem Türpfosten,Auch an deiner Tür;

Zwischen Farren verlöschende FeuerroseIm Braun der Guirlande.

Ich färbte dir den Himmel brombeerMit meinem Herzblut.

Aber du kamst nie mit dem Abend –...Ich stand in goldenen Schuhen.

Mein Volk

Der Fels wird morsch,Dem ich entspringeUnd meine Gotteslieder singe ...Jäh stürz ich vom WegUnd riesele ganz in mirFernab, allein über KlagegesteinDem Meer zu.Hab mich so abgeströmtVon meines BlutesMostvergorenheit.Und immer, immer noch der WiderhallIn mir,Wenn schauerlich gen OstDas morsche FelsgebeinMein VolkZu Gott schreit.

75

ИерусалимБог создал из своего позвоночника Палестину,из одной единственной кости – Иерусалим.

Брожу я как будто по мавзолею –Из камня вырос наш город святой.

Здесь ложа мертвых озер каменеют, -Где волны играли – свистят суховеи.

Долины здесь сурово так глядят,И тонет странник в океане ночи.Как жуток их оцепенелый взгляд.

О если б ты пришел...В альпийский плащ закутан голубой,И сумрак дней, печаль мою развеял –Я обняла б тебя – молясь на образ твой.

Лишь в сердце вспыхнет боль, как раньше, как вчера, -Я глаз твоих голубизну представлю,И прочь уходит скука и хандра.

О если б ты пришел...К отцовскому порогуИ, как ребенка, наставлял бы строго:Иерусалим – роднее нет Отчизны!

Зовет нас флаг,Оживший флаг Единственного Бога,Наполненный дыханьем новой жизни.

76

JerusalemGott baute auf seinem Rückgrat: Palästina,aus einem einzigen Knochen: Jerusalem.

Ich wandele wie durch Mausoleen –

Versteint ist unsere Heilige Stadt.Es ruhen Steine in den Betten ihren toten SeenStatt Wasserseiden, die da spielten: Kommen und Vergehen.

Es starren Gründe hart den Wandere an –Und er versinkt in ihre starren Nächte.Ich habe Angst, die ich nicht überwältigen kann.

Wenn du doch kämmest…Im lichten Alpenmantel eingehüllt –Und meines Tages Dämmerstunde nahmest –Mein Arm umrahmte dich, ein hilfreich Heiligenbild.

Wie einst wenn ich im Dunkel meines Herzens litt –Da deine Augen beide: blaue Wolken.Sie nahmen mich aus meinem Trübsinn mit.

Wenn du doch kämmest…In das Land der Ahnen,Du würdest wie ein Kindlein mich ermahnen.Jerusalem – erfahre Auferstehen!

Es grüßen uns Des „Einziges Gottes“ lebendige Fahnen,Grünende Hände, die des Lebens Odem säen.

77

Примирение

Звезда большая вдруг падет в мои колени…Хотим мы бодрствовать в ночи,

На языках молиться,Звучанью арф подобных.

Хотим мы примирения в ночи –Нас Бог переполняет.

Как дети – наши сердца: хотели бЗабыться в истоме сладкой.

И губы так жаждут твоих поцелуев,Что же ты медлишь?

Сердце мое – с твоим.Кровь твоя красит в пурпур щеки мои.

Хотим мы помириться в ночи,Пока мы любим, мы не умрем.

Звезда большая вдруг падет в мои колени.

78

Versöhnung

Es wird ein großer Stern in meinen Schoß fallen ...Wir wollen wachen die Nacht,

In den Sprachen beten,Die wie Harfen eingeschnitten sind. Wir wollen uns versöhnen die Nacht -So viel Gott strömt über.

Kinder sind unsere Herzen,Die möchten ruhen müdesüß.

Und unsere Lippen wollen sich küssen,Was zagst du?

Grenzt nicht mein Herz an deins -Immer färbt dein Blut meine Wangen rot.

Wir wollen uns versöhnen die Nacht,Wenn wir uns herzen, sterben wir nicht.

Es wird ein großer Stern in meinen Schoß fallen ...

79

Маша Калеко (1907-1975)

Лист на ветру

Дай мне, родной, твое услышать сердце,

Чтобы не слышать собственного бой.Открой его таинственные дверца,Вот ключ от них, - лежит перед тобой.

Мою любовь не выразить словами,Не источить горючих слез из глаз.Та сила, что соединила нас,Глухой стеною встала между нами.

Всю боль мою отдам я поцелую,Всю тайну, как дитя, носить – мой рок.Я лист, что сорван в пору грозовую.

Ужель, кто любит, так же одинок?

Соло для женского голоса

Уходишь ты – приходит дождь, рыдая,И одиночество стучится в двери.Свою судьбу кляну, любимый, верь мне,Но дни твои вовек благословляю.

Ворвался ты, как вихрь, как буря, в душу, -И стены дома моего разбиты.Не дал ты ни покоя, ни защиты,А мой девичий мир навек разрушил.

Мой дух тысячекратно умирал,Но ты входил, я воскрешала снова.Так вслушайся в несказанное слово,Как раньше ты моим словам внимал…

Mascha Kaleko (1907-1975)

Blatt im Wind

Laß mich das Pochen deines Herzens spüren, Daß ich nicht höre, wie das meine schlägt.

Tu vor mir auf all die geheimen Türen, Da sich ein Riegel vor die meinen legt.

Ich kann es, Liebster, nicht im Wort bekennen, Und meine Tränen bleiben ungeweint, Die Macht, die uns von Anbeginn vereint, Wird uns am letzten aller Tage trennen.

All meinen Schmerz ertränke ich in Küssen. All mein Geheimnis trag ich wie ein Kind. Ich bin ein Blatt, zu früh vom Baum gerissen.

Ob alle Liebenden so einsam sind?

Solo für Frauenstimme

Wenn du fortgehst, Liebster, wird es regnen,klopft die Einsamkeit, mich zu besuchen.Und ich werde meinem Schicksal fluchen.Deine Tage aber will ich segnen.

Du drangst wie Sturmwind in mein junges Leben,und alle Mauern sanken wie Kulissen.Du hast das Dach von meinem Haus gerissen.Doch neuen Schutz hast du mir nicht gegeben.

So starb ich tausendmal. Doch da du kamst,mocht ich das Glück, dir nah zu sein, nicht stören.Wie aber solltest du mein Schweigen hören,da du doch nicht einmal mein Wort vernahmst...

Сонет в мажоре

Спрошу себя в минуты откровений:Чем до тебя, любимый, жизнь была?Что я искала в ней, и что нашла,Когда ты снял с души немые тени?

В былом хочу сама я разобраться,

Но не пойму, где правда, где обман.Я погружаюсь в будней океан,В который все мечты мои стремятся.

Забыла я, как сладко птицы пели,И – до тебя – цветное платье лет.Остались мне лишь белые метели,Да одиночества пустынный след.

Они в дверях. Оставь меня одну.Не возвратить ушедшую весну.

82

Sonett in Dur

Ich frage mich in meinen stillen Stunden,was war das Leben, Liebster, eh du kamstund mir den Schatten von der Seele nahmst.Was suchte ich, bevor ich dich gefunden?

Wie war mein Gestern, such ich zu ergründen,

und sieh, ich weiß es nur noch ungefähr.So ganz umbrandet mich das Jetzt, dies Meer,in das die besten meiner Träume münden.

Vergaß ich doch, wie süß die Vögel sangen,noch eh du warst, der Jahre buntes Kleid.Mir blieb nur dies von Zeiten, die vergangen:Die weißen Winter und die Einsamkeit.

Sie warten meiner, lässt du mich allein.Und niemals wieder wird es Frühling sein.

83

Сонет в миноре

Я думаю о тех ушедших днях,О свете, что сиял в душе сначала,Когда любовь короной увенчалаДитя на разноцветных облаках.

Мне снится, как по улицам бродили

Мы в упоении, рука в руке…Где та страна? В далеком далеке.Мы к ней давно дорогу позабыли.

Теперь там страж в воротах – смотрит зверем,И сорван с головы моей венец,И розовым мечтам пришел конец,И свет, сиявший в нас, давно потерян.

В мечтах твоих лишь чувства пламенеют.-я чувствую, как дни мои тускнеют.

Ночь без сна

Я знаю, ты проводишь ночь без сна.В моей, бессонной, тоже мысли роем.И на до мной холодная луна,Как и тебе, сияет непокоем.

Я знаю: боль, что от тебя таю,Найти покой в моих стихах сумеет.Так пусть же боль сокрытую твоюПрохладой утешающей обвеет.

84

Sonett in Moll

Denk ich der Tage, die vergangen sindUnd all des Lichtes, das tief in uns strahlte,Da junge Liebe Wolken rosig malteUnd goldne Krone lieh dem Bettlerskind,

Denk ich der Städte, denk ich all die Straßen,Die wir im Rausch durchflogen, Hand in Hand . . .Sie führten alle in das gleiche Land,Das Land, zu dem wir längst den Weg vergaßen.

Nun stehn die Wächter wehrend vor den TorenUnd reißen uns die Krone aus dem Haar.Grau ist die Wolke, die so rosig war.Und all das Licht, das Licht in uns – verloren.

Im Traume nur siehst du es glühn und funkeln.- Ich spür es wohl, wie unsre Tage dunkeln. Mascha Kaléko, Verse für Zeitgenossen. Cambridge Mass. 1945

Nacht ohne Schlaf

Ich weiß, das du jetzt wachst in deiner Nacht,So wie ich schlaflos wache in der meinen.Der gleiche Mond, der mich so kühl verlacht,Wird wohl auch jetzt dir Ruhelosem scheinen.

Ich weiß, das Leid, das ich dir nicht geklagt,Wird mir im stillen Vers zur Ruhe gehen.So mag dein Weh, das du mir nicht gesagt,Dich tröstend wie ein Morgenwind umwehen.

85

Третья симфония

Я снова «Третьей“ Малера внимаю,И тени прошлого встают вокруг.На крыльях бесконечности я вдругВзлетаю, бросив этот град суетный,Который причинил мне столько мук,

В страну любви – прекрасную Винету*.

Вчерашнее не кануло в столетья,Дверь лишь полузакрыта, и теперь„Сезам, откройся!“ – Малерова „Третья“распахивает настежь эту дверь.И все, что там десятилетья спит,Мне чудится, мелодия хранит.

Японские бумажные цветыВ простой воде чудесно расцветают.Так прошлого виденья и мечтыВо мне при каждом такте оживают.Но звуки, удаляясь, замирают.О, если б мог их удержать эфир,И голос, что сзывает нас на пир,Из ледниковых трещин поднимая,В мир музыки, бессмертный, светлый мир.

*Винета – легендарный город на Балтийском море, по преданию, поглощенный морем.

(Примечание переводчика)

86

Die dritte Sinfonie                                        

Als ich heut wieder Mahlers »Dritte« hörte,                   Umfingen mich die Schatten alter Zeit,Und auf den Schwingen der UnendlichkeitEntfloh ich dieser Stadt und dem Getriebe,

In das Gewoge der Vergangenheit,In das Vineta unsrer ersten Liebe. Ein gestern grüßte mich bei jedem Schritte,Das dunkle Tor, das dem Erinnern sichStets halb verweigert hatte — Mahlers »Dritte«Erschloß es wie ein »SESAM ÖFFNE DICH!«Und alles, was jahrzehntelang schon schlief,Schien aufbewahrt in unserem Motiv . . . Wie Japanblumen, leblos im Papier,Im Wasser aufgehn und sich bunt entfalten —So regten sich bei jedem Takt in mirDie eingefrornen Träume und Gestalten.Daß es doch möglich war, sie festzuhalten,— Den Augenblick, und was ihm bang entstieg,Die Stimme, wie sie sagte und verschwieg —Sich fortzuretten aus den GletscherspaltenIns Sonnenreich unsterblicher Musik.

87

В изгнании

„Я жил когда-то в сказочной стране“, -так пел опальный Гейнео милом сердцу Рейне.Мой Бранденбург приснился мне.

Мы все там жили (где – смотрите выше).Чума сожрала все – до самой крыши.Цветок мой на лужайкеЗатоптан „Силы“ шайкой.*

В тоске умолкли соловьи,Забросив гнездышки свои.Лишь коршуны кругами летают над гробами.

Моей страныужасен вид, -И невозможно мир сберечь.Вновь колокольчик зазвенит,Когда запрячут в ножны меч.

Судьба скитальца нелегка,И сердцу больно моему.Порой такая в нем тоска!А я не знаю – почему.

* „Сила через радость» -националистическая организация в фашистской Германии

88

Im Exil

Ich hatte einst ein schönes Vaterland -So sang schon der Flüchtling Heine.Das seine stand am Rheine,Das meine auf märkischem Sand.

Wir alle hatten einst ein (siehe oben!)Das fraß die Pest, das ist im Sturm zerstoben.O Röslein auf der Heide,Dich brach die Kraftdurchfreude.

Die Nachtigallen werden stumm,Sahn sich nach sicherm Wohnsitz um.Und nur die Geier schreienHoch über Gräberreihen.

Das wird nie wieder, wie es war,Wenn es auch anders wird.Auch, wenn das liebe Glöcklein tönt,Auch wenn kein Schwert mehr klirrt.

Mir ist zuweilen so, als obDas Herz in mir zerbrach.Ich habe manchmal Heimweh.Ich weiß nur nicht, wonach . . .

89

Авто(р)биографическое

Я, как разумный эмбрион,И не стремилась в этот мир.

Лишь десять месяцевИ десять дней спустя

Я сжалилась над стонущей мамашейИ путь сыскала в несвободу.

Часов 180, может быть, и больше, -- Рассказывала бабушка, вздыхая, -Стоял наш дом в предощущеньи смерти.

Я задаюсь вопросом иногда:Как Фрейд из Вены это разрешил бы,Или в Лимате сам профессор Юнг?

Итак, июньским ранним утром,В чудесный месяц роз, под знаком Близнецов,Под звон колоколов, к пяти часам,Колеблясь, прекратила я борьбу,И временный оставила приют.

Уже тогда я чужаком считалась.Отцову дочь – меня пленяла даль,И стаи птиц, и звезд мерцанье.

На детском фотоснимкеМашу руками я и вырываюсьИз рук кормилицы моей.

Меня влекло неведомо куда.В пять лет я, наконец, бежала прочь.Но каждый раз меня ловили всюду.А жаль.

Нет, не понравилось все это мнеСнаружи.

Auto(r)biografisches

Ich war ein kluges Embryo,Ich wollte nicht auf die Welt.

Nach zehn Monaten erst undVollen zehn TagenErbarmte ich mich der jammernden Mutter

Und suchte den Weg ins Unfreie.

Nicht weniger als hundertachtzig Stunden- So hat’s die Großmutter seufzend berichtet – Stand unser Haus im Zeichen des Todes.

Ich habe mich später manchmal gefragt,Wie Freud aus Wien das wohl beurteilt hätteOder Professor Jung an der Limmat.

Genug, an einem Junimorgen,Im Monat der Rosen, im Zeichen der »Zwillinge«,Bei Glockengeläut um fünf Uhr frühGab ich zögernd den Widerstand aufUnd verließ mein provisorisches Domizil.

Ein Fremdling bin ich damals schon gewesen,Ein Vaterkind, der ferne zugetan,Den Zugvögeln und den Sternen.

Auf einem Kinderbildnis Reiße ich mich mit weitgereckten SchwingenAus den Armen der Amme.

Früh schon gefiel mir das Anderswo.Mit knapp fünf Jahren lief ich endlich fort.Man hat mich aber immer eingefangen.Leider.

Nein, es hat mir gleich nicht gefallen Hier unten.

Эпиграммы(Mascha Kaleko. Gedichte und Epigramme.Aus dem Nachlaß. Deutscher Taschenbuch Verlag. München, 2007)

«Не все слова тут взяты у саксонцев, -Часть - на моем дерьме росла под солнцем.

Хоть семечко взошло в чужой стране,Я рос в земле, удобренной вполне». Гете, „Изречения в стихах»

(Перевод мой. МК)В словах, приведенных чуть выше,Нашла я собственную нишу:При англосаксах я росла частично,И на своем навозе – преотлично.И что сыта земля в моей стране,Поведал ветер на чужбине мне.

Третье

Есть три кита, сказал пиит,-на них вся музыка стоит:ритм и мелодия, без слов,и тишина – в конце концов.

Бессмыслица и смысл

Все ищешь смысл. А смысла не находишь.В потемках разума напрасно бродишь.Живи легко. Не надрывай живот.Ведь часто смысл в бессмыслице живет!

92

Epigramme(Mascha Kaleko. Gedichte und Epigramme.Aus dem Nachlaß. Deutscher Taschenbuch Verlag. München, 2007)

„Diese Worte sind nicht alle in Sachsen,Noch auf meinem eigenem Mist gewachsen.

Doch was für Samen die Fremde bringtErzog ich im Lande, gut gedüngt“.

Goethe, „Sprüche in reimen“

Zu den hier mitgeteilten WortenFand ich den Anlaß vielerorten.Teils bei Hellenen und Angelsachsen,Und teils auf eigenem Mist gewachsen.Auch was einst das Land meiner Heimat gesät,Der Wind hat es mir in die Fremde geweht.

Das Dritte

Drei Dinge sind’s, sprach der Poet,aus deinen die Musik besteht:Die Melodie, der Rhythmus unddas Schweigen auf dem Erdenrund-

Unsinn und Sinn

Du suchst und suchst. Und rannst den Sinn nicht finden.Gib’s auf; denn so wirst du ihn nicht ergründen.Pfeif dir ein Liedchen; träume vor dich hin ,wie oft enthüllt im Un-Sinn sich der Sinn!

93

Дорожный указатель

Распутье. Сфинкса молит он:Какая лучше из сторон?Смеется сфинкс: «Ты выбрал путь,Тебе с него нельзя свернуть.Тут, слева, шторм, там – бури вой:

Сквозь лабиринт – твой путь домой.»

Где хотели бы вы жить?

Поэта утомленного мадамспросила, где б он жить мечтал.Недолго думал тот, - «везде, mon äme,лишь в этом мире жить бы я не стал.»

Психосоматическое

Терзает тело боль,И душу жжет страданье.Что тяжелее –Боль или страданье?Задачу не решить моей особе:Ведь каждый день меня терзают обе.

Каждый спасет душу в своей вере

Еврей, христианин ли, - Бог един,Лишь именем различен он меж нами.Не спросит Он, как встанем перед ним,Какими мы пришли к нему путями.

94

Wegweiser

Am Kreuzweg fragt er die Sphinx:Geh ich nach rechts geh ich nach links?Sie lächtelte: „Du wählst die Bahn,Die dir bestimmt ward im dem Plan.Linkst brauchst der Sturm, rechts heult der Wind:

Du findest heim ins Labyrinth.“

Wo möchten Sie leben?

Den lebensmüden Dichter fragt Madame,wo’s in der Welt am besten ihm gefällt.Der schwieg nicht lange. – Überall, mon äme,an jedem Orte; nur nicht in der Welt.“

Psychosomatisches

Schmerz guält den Leib,die Seele martern Leiden.Was trägt sieh schwerer –Schmerzen oder Leiden?Ich kann mich immer noch nicht recht entscheiden:Ich werde täglich heimgesucht von beiden.

Es werde jeder selig nach seiner Konfession

Ob Jud, ob Christ; es gibt nur einen Gott,Doch sucht der Mensch in unter vielen Namen.Stehn wir von Ihm, so fragt Er nicht danachAuf welchem Pilgerweg wir zu Ihm kamen.

95

Сердце против мозга

Как силится наш интеллектпознать какой-нибудь объект!А интуиция зевает:«Ах, это...? – Это каждый знает!»

Никто нас не спросит

Никто не спросит, жизнь по вкусу нам,ее мы ненавидим или славим.Непрошенны, пришли мы в этот храм,и, не спросясь, навек его оставим.

Условие человечности

Годам к тридцатипяти, -как говорит Мыслитель,-будь ты нищ,будь ты правитель,раб страстей своих,или воин, -у каждого есть лицо,которого он достоин.

96

Herz kontra Hirn

Wie müht sich unser Intellekt,bis er ein Körnchen „Gold“ entdeckt:Drauf gähnt Madame Intuition:„Ach, das…? – Das wußt immer schon!“

Es fragt uns keiner

Es fragt uns keiner, ob es uns gefällt,ob wir das Leben lieben oder hassen.Wir kommen ungefragt in diese Weltund werden sie auch ungefragt verlassen.

La condition humaine

Mit fünfunddreißig –so sagte ein Weiser –sei er ein Bettler,sei er ein Keiser,ob er geführt wurdeoder verführt,- hat jeder das Angesicht,das ihm gebührt.

97

Готфрид Бенн Го́тфрид Бенн (нем. Gottfried Benn; 1886 —1956) — немецкий поэт-экспрессионист ,эссеист, новеллист, драматург; наиболее популярный из немецких поэтов по опросам современных читателей в Германии. Будучи доктором медицины, он сначала был сторонником, а затем критиком Национал-социалистической революции. Бенн оказал большое влияние на немецкую литературу до- и посленацистского периода. Лауреат Премии Георга Бюхнера в Германии.

Синий час

1Я в странный час вступаю, темносиний –там, в глубине, видны твои черты:рисунок алых губ, как на картине,и вазой поздних роз на синем – ты.

Мы знаем оба: все, чем прежде жили,не возвратить. И ни к чему слова. Они – ничто, мираж, частицы пыли.Закончена последняя глава.

Все дольше наше горькое молчанье.Все призрачней надежды и мечты.И час настал – без веры, без страданья –и вазой поздних роз на синем – ты.

2

Твой час прошел, и белизна - в награду,но все еще хранят твои устаи страсть, и пурпур, и, презрев преграды,цветет еще былая красота.

Ты так бледна, и , мнится, духом палапред белизной, пролив немало слез.А на губах еще горят кораллыКак чистый снег, смертельно-белых роз.

98

Gottfried Benn (1886-1956)

Blaue Stunde

1

Ich trete in die dunkelblaue Stunde -da ist der Flur, die Kette schließt sich zuund nun im Raum ein Rot auf einem Mundeund eine Schale später Rosen - du!

Wir wissen beide, jene Worte,die jeder oft zu anderen sprach und trug,sind zwischen uns wie nichts und fehl am Orte:Dies ist das Ganze und der letzte Zug.

Das Schweigende ist so weit vorgeschrittenund füllt den Raum und denkt sich selber zudie Stunde - nichts gehofft und nichts gelitten -mit ihrer Schale später Rosen - du.

2

Dein Haupt verfließt, ist weiß und will sich hüten,indessen sammelt sich auf deinem Munddie ganze Lust, der Purpur und die Blütenaus deinem angeströmten Ahnengrund.

Du bist so weiß, man denkt, du wirst zerfallenvor lauter Schnee, vor lauter Blütenlos,todweiße Rosen Glied für Glied - Korallennur auf den Lippen, schwer und wundergroß.

99

Ты так мягка, все испытав доныне:паденье, взлет…Явь это или сон?Пройдет твой час, как небо, темносиний,и не заметишь, был иль не был он.

3

Я спрашивал: зачем, с другим играя,ты мне приносишь поздние цветы?Ты говоришь: мечты и время тают,что значим в нем – и он, и я, и ты?

Рожденье – смерть, и вновь явлений смена,Пустыня – сад, и снова ад пустыни.Цепь замкнута. Молчанье в этих стенах,А там – простор, высокий, чистый, синий.

Только две вещи

Мы многие формы проходим, -И я , и ты, а меж темОтвета мы не находимНа вечный вопрос: зачем?

Вопрос этот детский, отчасти,Узнаешь позже, в чем толк.И беды терпеть, и ненастья,Но разум, искания, страстиВекам отдавать – твой долг.

И розы, и снег – все бренность,добыча небытия.Две вещи лишь есть: БезмерностьИ животворящее Я.

100

Du bist so weich, du gibst von etwas Kunde,von einem Glück aus Sinken und Gefahrin einer blauen, dunkelblauen Stundeund wenn sie ging, weiß keiner, ob sie war.

3

Ich frage dich, du bist doch eines andern,was trägst du mir die späten Rosen zu?Du sagst, die Träume gehn, die Stunden wandern,was ist das alles: er und ich und du?

"Was sich erhebt, das will auch wieder enden,was sich erlebt - wer weiß denn das genau,die Kette schließt, man schweigt in diesen Wändenund dort die Weite, hoch und dunkelblau."

Nur zwei Dinge

Durch so viel Form geschritten,durch Ich und Wir und Du,doch alles blieb erlittendurch die ewige Frage: wozu?Das ist eine Kinderfrage. Dir wurde erst spät bewußt,es gibt nur eines: ertrage- ob Sinn, ob Sucht, ob Sage -dein fernbestimmtes: Du mußt.Ob Rosen, ob Schnee, ob Meere,was alles erblühte, verblich,es gibt nur zwei Dinge: die Leereund das gezeichnete Ich.

101

Стихотворение

Что значит это побужденье:эскиз, намек, полурасчет?Откуда натиск и стремленьебежать от горестных забот?

Из ничего сложилась груда:из частностей, из попурри.Огонь и пепел взяв оттуда,гася, хранишь ты: для игры?

Ты знаешь, все объять не сможешь.В кольце зеленом жизни клеть,Ты все спокойствие положишь,чтоб недоверье одолеть.

Так дни и ночи, друг за другомидут. А ты долбишь свое,и серебро вбиваешь в фугу,И это – Бытие твое.

Последняя весна

Возьми букет сирени золотой,*смешай ее чудесные соцветья,с твоею кровью, счастьем и бедой,с мечтами, уходящими в столетья.

Уже все в прошлос. Тянутся недели.Конец или начало – не поймешь.И, может быть, к июню, в самом деле,Ты с розами как раз и отцветешь.

*Форзиция (Forsythia,или Goldflieder (золотая сирень). В России ее называют еще „золотой дождь“.Цветет в апреле-мае 20-25 дней.

102

Gedicht

Und was bedeuten diese Zwänge, halb Bild, halb Wort und halb Kalkül, was ist in dir, woher die Dränge aus stillem trauernden Gefühl?

Es strömt dir aus dem Nichts zusammen,aus einzelnem, aus Potpourri ,dort nimmst du Asche, dort die Flammen,du streust und löschst und hütest sie.

Du weißt, du kannst nicht alles fassen, Umgrenze es, den grünen Zaun Um dies und das, du bleibst gelassen, Doch auch gebannt in Mißvertraun.

So Tag und Nacht bist du am Zuge,auch sonntags meißelst du dich einund klopfst das Silber in die Fuge,dann lässt du es - es ist: das Sein.

1955

Letzter Frühling

Nimm die Forsythien* tief in dich hineinund wenn der Flieder kommt, vermisch auch diesen mit deinem Blut und Glück end Elendsein,dem dunklem Grund, auf den du angewiesen.

Langsame Tage. Alles überwunden.Und fragst du nicht, ob Ende, ob Beginn,dann tragen dich vielleicht die Stundennoch bis zum Juni mit den Rosen hin.

103

Эпилог. 1949 (Германия) 1

Волны взбегают на скалы –Синь отдана на расправу.Кружево бледных кораллов,В центре – остров Палау.

Спала волна прилива, -Она не твоя, не моя.Лишь света в руках переливы –Безмолвный мазок бытия.

Пламя, приливы – картина!Пепел в итоге. Гляди:Жизнь – это мост над стремниной:Пройден – и все позади.

2

Овраг широкий из молчанья,Из ночи мрачная стенаВкруг дома, где прошли мечтанья,Где отцвела весна.

Предчувствий полон ярких,Рифмую строки я.Где те станки и парки,Что выткали тебя?

Какой же тайной чашейТы в этот мир излит,Волшебной нитью-пряжейНа вдохе был прошит?

Задумал этот стих я;Мозг шепчет: завершай.Овраг и камень тихоУйдут в далекий край.

Epilog 1949 (Német)

IDie trunkenen Fluten fallen – die Stunde des sterbenden Blauund der erblaßten Korallenum die Insel Palau 

Die trunkenen Fluten endenals Fremdes, nicht dein, nicht meinsie lassen dir nichts in den Händenals der Bilder schweigendes Sein Die Fluten, die Flammen die Fragen -und dann auf Asche sehn:Leben ist Brückienschlagenüber Ströme, die vergehn 

2Ein breiter Graben aus Schweigen,eine hohe Mauer aus Nachtzieht um die Stuben, die Steigenwo du gewohnt, gewacht. In Vor- und Nachgefühlenhält noch die Strophe sich:"auf welchen schwarzen Stühlenwoben die Parzen dich, aus wo gefüllten Krügenentströmst du und verrinstauf den verzehrten Zügenein altes Traumgespinst." Bis sich die Reime schließen,die sich der Vers erfand,und Stein und Graben fließenin das weite, graue Land

105

3 Могила. Фьорд. Крест на златых воротах,В лесочке – камень. Камни – впереди.И песня – ор до хрипоты, до пота:Заходят ваши звезды – уходи!

Твой образ – чуть бравады, чуть сомненья,

В тревоге вечной грех тебе носить.И бабочка в счастливом неведеньиДо осени в нем так и будет жить.

Последний мотылек в пучине тонет,И день к концу. Такая боль в груди! А хор большой поет, кричит и стонет:Твоя звезда заходит – уходи!

4Порою сад близ Одера я вижуСреди равнин бескрайней шиирины,Овраг и мост, а там, немного ниже,Кусты сирени, сини и пьяны.

Вот мальчуган, о ком скорблю порою,На озере, прошитом тростником.Судьба еще не потекла рекою, Сперва, как счастье, забытье – потом.

Вот фраза, над которой размышляю,Ее я также вставил в этот том:Что мне судьбой обещано – не знаю:„to sais“ – „ты знаешь“ - надпись под крестом.

5Есть вещи, что от всех в душе ты прячешь,Сквозь дни твои несешь в себе самом,И в разговоре словом не означишь,Не выдашь их ни взглядом, ни письмом.

3

Ein Grab am Fjord, ein Kreuz am goldenen Tore,ein Stein im Wald und zwei an einem See -:ein ganzes Lied, ein Ruf im Chore:"Die Himmel wechseln ihre Sterne - geh!" Das du dir trugst, dies Bild, halb Wahn halb Wende,

das trägt sich selbst, du mußt nicht bange seinund Schmetterlinge, März bis Sommerende,das wird noch lange sein. Und sinkt der letzte Falter in die Tiefe,die letzte Neige und das letzte Weh,bleibt doch er große Chor, der weiterriefe:die Himmel wechseln ihre Sterne - geh. 

4Es ist ein Garten, den ich manschmal seheöstlich der Oder, wo die Ebenen weit,ein Graben, ein Brücke, und ich stehean Fleiderbüschen, blau und rauschbereit. Es ist ein Knabe, dem ich manchmal trauere,der sich am See in Schilf und Wogen ließ,noch strömte nicht der Fluß, vor dem ich schauere,der erst wie Glück und dann Vergessen hieß. Es ist ein Spruch, dem oftmals ich gesonnen,der alles sagt, da er dir nichts verheißt -ich habe ihn auch in dies Buch versponnen,er stand auf einem Grab: >tu sais< - du weißt. 

5Die vielen Dinge, die du tief versiegeltdurch deine Tage trägst in dir allein,die du auch im Gespräche nie entriegelt,in keinen Brief und Blick sie lie0est ein,

107

Они безмолвны – добрые и злые.Страдая с ними, с ними ты умрешь.Но там, вдали, где ждут миры иные,Ты снова вместе с ними оживешь.

Твои черты

Твои черты, в которых голос крови -Единый человечества исток,Я видел, но в дремоте и безмолвьиБыл погружен в манящий твой поток.

Меня еще влекут врата забавы:Мерцанье кубка, кубика игра,И слов прощальных сладкая приправа,Но близится забвения пора.

Твердыни пали. Исчезают виды.Адамов род поработил зверье.Уходят рати, боги, Атлантиды,И только грезы красят Бытие.

108

die schweigenden, die guten und die bösen,die so erlittenen, darin du gehst,die kannst du erst in jener Sphäre lösen,in der du stirbst und endend auferstehst.

Die Züge deiner…

Die Züge deiner, die dem Blut verschworen,der Menschheit altem, allgemeinen Blut,da sah ich wohl und gab mich doch verloren,schlummerbedeckt und schweigend deiner Flut.

Trugst mich noch einmal zu des Spieles Pforten: die Becher dunkel und die Würfel blind, noch einmal zu den letzten süßen Wortenund zum Vergessen, daß sie Träume sind.

Die Festen sinken und die Arten fallen,die Rasse Adams, die das Tier verstieß,nach den Legionen, nach den Göttern allen, wenn es auch Träume sind - noch einmal.

109

Нелли Закс(1891, Берлин —1970, Стокгольм) — немецкая поэтесса, лауреат Нобелевской премии по литературе (совместно с Ш.   Й.   Агноном 1966). Википедия.

Мертвый ребенок говорит(Из книги «В жилищах смерти»)

Мама держала меня за руку.Тут поднял кто-то нож разлуки.Мама отпустила мою руку,Чтобы он меня не задел.Но вновь она тихо коснулась моего бедра –И ее рука была в крови.

И перерезал мне нож разлукиЧасть горла надвое –Он поднялся на рассвете вслед за солнцем.В глазах моих он начал заостряться.В моем ухе точились ветра и воды,И в сердце голос утешающий колол.

А когда я умирала,В последнее мгновенье ощутила,Как выдернули острый нож разлуки.

110

Nelly Sachs(1891 Berlin; † 1970 Stockholm) eine deutsche Schriftstellerin und Lyrikerin jüdischen Glaubens. 1966 verlieh das Nobelpreiskomitee ihr – gemeinsam mit Samuel Josef Agnon – den Nobelpreis für Literatur „für ihre hervorragenden lyrischen und dramatischen Werke, die das Schicksal Israels mit ergreifender Stärke interpretieren.“(Wikipedia)

Ein totes Kind spricht(aus Buch „In Wohnungen des Todes“)

Die Mutter hielt mich an der Hand.Dann hob jemand das Abschiedsmesser:Die Mutter löste ihre Hand aus der meinen_Damit es mich nicht träfe.Sie aber berührte noch einmal leise meine Hüfte –Und da blutete ihre Hand –

Von da ab schnitt mich das AbschiedsmesserDen Bissen in der Kehle entzwei –Es fuhr in der Morgendämmerung mit der Sonne hervorUnd begann, sich in meinen Augen zu schärfen –In meinem Ohr schliffen sich Winde und Wasser,Und jede Trostesstimme stach in mein Herz –

Als man mich zum Tode führte,Fühlte ich in letzten Augenblick nochDas Herausziehen des großen Abschiedsmessers.

111

Всегда там, где умирают дети(Нелли Закс. Из книги „Побег и превращения“)

ВсегдаТам, где умирают детиМногие вещи теперь бесприютныЗакат закутан в плащ печалиВ нем темная душа дрозда Ночь обвиняет –Ветерки, над дрожащей травой вея

Обломки гаснущего светаИ смерть сея –

Всегда Там, где умирают детиСтыд опаляет лики ночиОдиноко хранящей тайнуИ кто знает о знаке дорожномЧто смерть посылаетНа запах древа жизни.Крик петуха сокращает деньВолшебные часы ужаса осениВ детских комнатах заколдованы –Воды смывают на берег мракаШумящий, влекущий сон времени -

ВсегдаТам, где умирают детиЗанавешивают зеркала кукольных домиковСо вздохом.Не видно больше танцев лилипутов-пальцевВ атлас детской крови одетых;Танец застылСловно в биноклеОтдаляющем лунный мир.

ВсегдаТам, где умирают детиВстанут звезда и камень И бродят мечты бесприютны.

Immer dort, wo Kinder sterben(Nelly Sachs. Aus Buch „Flucht und Verwaldung)

Immerdort wo Kinder sterbenwerden die leisesten Dinge heimatlos.Der Schmerzensmantel der Abendrötedarin die dunkle Seele der Amseldie Nacht heranklagt –kleine Winde über zitternde Gräser hinwehenddie Trümmer ihres Lichtes verlöschend

und Sterben säend –

Immerdort wo Kinder sterbenverbrennen die Feuergesichterder Nacht, einsam in ihrem Geheimnis –Und wer weiß von den Wegweiserndie der Tod ausschickt:Geruch des Lebensbaumes,Hahnenschrei der den Tag verkürztZauberuhr vom Grauen des Herbstesin die Kinderstuben hinein verwunschen –Spülen der Wasser an die Ufer des Dunkelsrauschender, ziehender Schlaf der Zeit –

Immerdort wo Kinder sterbenverhängen sich die Spiegel der Puppenhäusermit einem Hauch,sehen nicht mehr den Tanz der Fingerliliputanerin Kinderblutatlas gekleidet;Tanz der Stille stehtwie eine im Fernglasmondentrückte Welt.

Immerdort wo Kinder sterbenwerden Stein und SternUnd so viele Träume hematlos.

Смесь

Смесьматерии отцапод закрытыми векамизвезд

Где был бы тыгде была бы я

где бы наша любовь таиласькогда б сплелись иначев объятьях хвосты кометв небесном склепев солнечном затменииистаяли секундыИли месяц волшебной белой рукойнащупывая артерию морясдерживает отлив и смерть –

Однажды замкнутыйв сосуд предсказаний рожденийот Адамавопрос спит покрытыйнашей кровью

114

Mischung

Mischungdieser Mutterdieses Vatersunterm geschlossenen Augenlidaus Stern

Wo wärest duwo wäre ich

wo unsere Liebe verstecktwenn anders verschlungender Kometensweife Umarmunghimmlisches Begräbnisin Sonnenfinsternisdie Sekunde vertauertoderder Mond mit zaubernder Weißhandpulsende Meersader rückwärts gezügeltin Ebbe und Tod –

Einmal verschlossenin der Gebürtenbüchse der Verheisungenseit Adamdie Frage schläft zudecktmit unserem Blut

115

Народы Земли

Вы, силой неоткрытых созвездий,словно в кокон спеленутые, вы шьете и распарываете сшитое,вы в смешении языков жужжите,как в улье,чтобы жалить всласть,чтобы ужаленными быть.

Народы Земли,не разрушайте Вселенную слов,не разрывайте ножами ненавистизвук, одновременно с дыханием рожденный.

Народы Земли,о, если б ни один не имел в виду смерть,говоря «жизнь»,и не имел в виду кровь,говоря «колыбель“.

Народы Земли,оставьте слова у их источника, ведь они могут возвратить горизонтыистинному небу,и своей другой стороной,как маской, скрывая зевки ночи,помогают рождаться звездам.

116

Völker der Erde

ihr, die ihr euch mit der Kraft der unbekanntenGestirne umwickelt wie Garnrollen,die ihr näht und wieder auftrennt das Genähte,die ihr in die Sprachverwirrung steigtwie in Bienenkörbe,um im Süßen zu stechenund gestochen zu werden -

Völker der Erde,zerstöret nicht das Weltall der Worte,zerschneidet nicht mit den Messern des Hassesden Laut, der mit dem Atem zugleich geboren wurde.

Völker der Erde,O daß nicht Einer Tod meine, wenn er Leben sagt -Und nicht Einer Blut, wenn er Wiege spricht -

Völker der Erde,lasset die Worte an ihrer Quelle,denn sie sind es, die die Horizontein die wahren Himmel rücken könnenund mit ihrer abgewandten Seitewie eine Maske dahinter die Nacht gähntdie Sterne gebären helfen.

117

Пауль Целан (1920-1970)

Фуга смертиЗдесь «…опыт Холокоста и чувство вины уцелевшегоперед

миллионами уничтоженных претворены в восходящий к библейским псалмам реквием.

Большой энцикл. Словарь. М.1998

Черное молоко рассвета мы пьем под вечерМы пьем его в полдень и утром мы пьем его ночью

Мы пьем его пьемМы в воздухе роем могилу лежать в ней просторноВ доме живет человек он играет со змеями пишетОн пишет в Германию ночь твои золотые волосы МаргаритаОн пишет выходит из дома звезды сверкают он свистом собак подзываетОн свистом евреев вперед посылает вырыть могилу в землеПриказ отдает нам играть в ритме танца

Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночьюМы пьем тебя утром и в полдень мы пьем и под вечерМы пьем тебя пьемВ доме живет человек он играет со змеями пишетОн пишет в Германию ночь твои золотые волосы МаргаритаПепельные твои СуламифьМы в воздухе роем могилу лежать там не узко

Кричит он эй глубже копайте а вы там играйте и пойтеСрывает с ремня пистолет грозит нам глаза его голубыеВтыкайте поглубже лопаты а вы там играйте играйте

Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночьюМы пьем тебя в полдень и утром мы пьем и под вечерМы пьем тебя пьемВ доме живет человек твои золотые волосы МаргаритаПепельные твои Суламифь он играет со змеямиКричит он играйте мне слаще а смерть из Германии мастерКричит он мрачнее играйте и в воздух взовьетесь как дымМогила вам там в облаках хватит места вам всем

Paul Celan (1920-1970)

Todesfuge

Schwarze Milch der Frühe wir trinken sie abendswir trinken sie mittags und morgens wir trinken sie nachtswir trinken und trinkenwir schaufeln ein Grab in den Lüften da liegt man nicht engEin Mann wohnt im Haus der spielt mit den Schlangen der schreibt

der schreibt wenn es dunkelt nach Deutschland dein goldenes Haar Margareteer schreibt es und tritt vor das Haus und es blitzen die Sterne und er pfeift seine Rüden herbeier pfeift seine Juden hervor lässt schaufeln ein Grab in der Erdeer befiehlt uns spielt auf nun zum Tanz Schwarze Milch der Frühe wir trinken dich nachtswir trinken dich morgens und mittags wir trinken dich abendswir trinken und trinkenEin Mann wohnt im Haus der spielt mit den Schlangen der schreibtder schreibt wenn es dunkelt nach Deutschland dein goldenes Haar MargareteDein aschenes Haar Sulamith wir schaufeln ein Grab in den Lüften da liegt man nicht eng Er ruft stecht tiefer ins Erdreich ihr einen ihr anderen singet und spielter greift nach dem Eisen im Gurt er schwingts seine Augen sind blaustecht tiefer die Spaten ihr einen ihr andern spielt weiter zum Tanz auf Schwarze Milch der Frühe wir trinken dich nachtswir trinken dich mittags und morgens wir trinken dich abendswir trinken und trinkenein Mann wohnt im Haus dein goldenes Haar Margaretedein aschenes Haar Sulamith er spielt mit den Schlangen Er ruft spielt süsser den Tod der Tod ist ein Meister aus Deutschlander ruft streicht dunkler die Geigen dann steigt ihr als Rauch in die Luft dann habt ihr ein Grab in den Wolken da liegt man nicht eng  119

Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночьюМы пьем тебя в полдень а смерть из Германии мастерМы пьем тебя вечером утром мы пьем тебя пьемСмерть из Германии мастер глаза его голубыеВстречает тебя он свинцовою пулею меткоВ доме живет человек твои золотые волосы МаргаритаОн травит собаками нас он дарит нам в небе могилуИграет со змеями он мечтает а смерть из Германии мастер

Золото волос твоих Маргарита

Пепел волос твоих Суламифь

Псалом

Никто не лепит нас сноваиз земли и глины,никто не говорит о нашем прахе.Никто.

Благословен будь, Никто.Благодаря тебемы цветем.К тебестремимся.

Ничеммы были, есть и станем,цветущие:ничто мы –ничья роза.

Пестиком светлой души,тычинкой небесно-пустынной,короной алойиз пурпура слов, которые пели мынад, о, надтерновником.

Стихотворение написано в 1963г и посвящено жертвам концлагеря Аушвитц.Это гениальная попытка нового осмысления триады Бог — Мир — Человек.

Schwarze Milch der Frühe wir trinken dich nachtswir trinken dich mittags der Tod ist ein Meister aus Deutschlandwir trinken dich abends und morgens wir trinken und trinkender Tod ist ein Meister aus Deutschland sein Auge ist blauer trifft dich mit bleierner Kugel er trifft dich genauein Mann wohnt im Haus dein goldenes Haar Margareteer hetzt seine Rüden auf uns er schenkt uns ein Grab in der Lufter spielt mit den Schlangen und träumet der Tod ist ein Meister aus Deutschland 

dein goldenes Haar Margaretedein aschenes Haar Sulamith

PsalmNiemand knetet uns wieder aus Erde und Lehm,niemand bespricht unseren Staub.Niemand.Gelobt seist du , Niemand.Dir zulieb wollenwir blühn.Direntgegen.Ein Nichtswaren wir, sind wir, werdenwir bleiben, blühend:die Nichts-, dieNiemandsrose.Mitdem Griffel seelenhelldem Staubfaden himmelswüstder Krone rotvom Purpurwort, das wir sangenüber, o überdem Dorn.

Das Gedicht „Psalm“, das aus vier Strophen besteht, wurde von P. Celan 1963 geschrieben und ist eins der Niemandsrosengedichte, die den Opfern von Auschwitz gewidmet sind.

Годы от тебя ко мне

Снова вьются предо мной твои волосы, когда я плачу.Синевой глазнакрываешь ты стол нашей любви: ложе между летом и осенью.Мы пьем то, что приготовлено – ни мной,ни тобой, ни третьим:мы глотаем пустоту и остатки.

Мы видим себя в зеркалах морских глубини предлагаем друг другу блюда.Ночь есть ночь, она начинается с утра,она соединяет меня с тобой.

Сон и еда

Покров твой дыхание ночи, и темень ложится к тебе,щекочет висок и лодыжки, и к жизни зовет, и ко сну,и Слово твое она ловит, желанья и мысли.И в каждом из них затаилась, манит и влечет.Соль из ресниц твоих вычесав, потчует ею тебя.Слушает шорох песка часов твоих, и ставит его пред тобой.Что розою было, водою и тенью, - питьем подает.

122

Die Jahre von dir zu mir

Wieder wellt sich dein Haar, wenn ich wein. Mit demBlau deiner Augendeckst du den Tisch unsrer Liebe: ein Bett zwischenSommer und Herbst.Wir trinken, was einer gebraut, der nicht ich war,noch du, noch ein dritter:wir schlürfen ein Leeres und Letztes.

Wir sehen uns zu in den Spiegeln der Tiefsee undreichen uns rascher die Speisen:die Nacht ist die Nacht, sie beginnt mit dem Morgen,sie legt mich zu dir.

Schlaf und Speise Der Hauch der Nacht ist dein Laken, die Finsternis legt sich zu dir. Sie rührt dir an Knöchel und Schläfe, sie weckt dich zu Leben und Schlaf, sie spürt dich im Wort auf, im Wunsch, im Gedanken, sie schläft bei jedem von ihnen, sie lockt dich hervor. Sie kämmt dir das Salz aus den Wimpern und tischt es dir auf, sie lauscht deinen Stunden den Sand ab und setzt ihn dir vor. Und was sie als Rose war, Schatten und Wasser, schenkt sie dir ein.

123

Роза Ауслендер

(1901-1988)

Слепое лето

Красные розы на вкус горькиВ это горькое лето в мире

Ягоды налиты черниламиВ это серое лето в мире

Пламя малины погаслоВ это серое лето мира

Люди ходят с опущенным взоромПо рыжему берегу роз туда-сюда

Люди ждут почту белого голубяИз чуждого лета в мире

По мосту из специального металлаМожно ходить только маршевым шагом

Ласточка не находит пути на юг –В этом слепом лете мира

124

Rose Auslender

(1901-1988)

Blinder Sommer

Die Rosen schmecken ranzig-rot —es ist ein saurer Sommer in der Welt

Die Beeren füllen sich mit Tinteund auf der Lammhaut rauht das Pergament

Das Himbeerfeuer ist erloschen —es ist ein Aschensommer in der Welt

Die Menschen gehen mit gesenkten Lidernam rostigen Rosenufer auf und ab

Sie warten auf die Post der weißen Taubeaus einem fremden Sommer in der Welt

Die Brücke aus pedantischen Metallendarf nur betreten wer den Marsch-Schritt hat

Die Schwalbe findet nicht nach Süden —es ist ein blinder Sommer in der Welt

125

День в изгнании

(1968)

День в изгнанииДом без дверей и окон

На белой доскеуглем отмеченовремя

В ящикепосмертные маскиАдамАвраамАгасферкто знает все имена

День в изгнанииЧасы изгибаютсячтобы из подпольяв комнату войти

Тени сгущаютсявкруг света вечной масляной лампычтоб рассказывать историидесятью темными пальцамивдоль стен

126

Ein Tag im Exil

Ein Tag im ExilHaus ohne Türen und Fenster

Auf weißer Tafelmit Kohle verzeichnetdie Zeit

Im Kastendie sterblichen MaskenAdamAbrahamAhasver

Wer kennt alle Namen

Ein Tag im Exilwo die Stunden sich bückenum aus dem Kellerins Zimmer zu kommen

Schatten versammeltum‘s Öllicht im ewigen Lämpchenerzählen ihre Geschichtenmit zehn finstern Fingerndie Wände entlang

127

Хильда Домин (1909-2006)

Немецкая писательница, поэтесса. С 1939г – эмиграция (Доминиканская республика). С 1961- Хайдельберг.В 1992г -лит. премия, присуждаемая в Германии за «литературу в изгнании немецкому писателю“. Она стала её первым обладателем, а после её смерти в 2006 году премии было присвоено её имя.

Жуткий бег

Ты спросил о сожженой шхуне, -- там ведь был и мой пепел –ты мечтал: вот бы с якоря сняться,- там была я – в открытом море,и не дома, - в новой стране,- там была я зарытакак чужая, в чужую землю,и дерево с редким названьем,впрочем, как все деревья,росло из меня,как из всех убитых,неважно, где.

Дом без окон

Боль загоняет в гроб в доме без окон.Солнце, то, что цветы раскрывает, кажет свой крайвсе отчетливей.Это куб из молчаньяв ночи.

Утешеньедверей и окон найти не может,войти желая,вместе с хворостом злобу приносити, желая добиться чуда,поджигаетмой дом из боли.

Hilda Domin (1909-2006)

Makabrer Wettlauf

Du sprachst vom Schiffe-Verbrennen- da waren meine schon Asche -,du träumtest vom Anker-Lichten- da war ich auf hoher See -,von Heimat im Neuen Land- da war ich schon begrabenin der fremden Erde,und ein Baum mit seltsamem Namen,ein Baum wie alle Bäume,wuchs aus mir,wie aus allen Toten,gleichgültig, wo.

Haus ohne Fenster

Der Schmerz sargt uns ein in einem Haus ohne Fenster. "Die Sonne, die die Blumen öffnet, zeigt seine Kanten nur deutlicher. Es ist ein Würfel aus Schweigen in der Nacht."

Der Trost, der keine Fenster findet und keine Türen und hinein will, trägt erbittert das Reisig zusammen. Er will ein Wunder erzwingen und zündet es an, das Haus aus Schmerz.

129

Только роза – опора

Я стараюсь комнату в воздух поднятьк высоте акробатов и птиц:на трапеции чувств мое ложе,как гнездо на ветру,на ветке, на самом краю.

Покупаю себе одеяло нежнейшей шерститонкорунной овечки, чтов лунном светес облаком схожа,над землею плывущим.

Закрываю глаза и закутываюсьв шерсть преданного зверя.Я хочу песок под копытцем почувствовать,и щелчок засова услышать,что вечером двери замкнет.

Вот лежу я на птичьих перьях, в синем небе качаясь.Головокруженье. Не сплю.Моя рукаищет опору и находиттолько розу как опору.

Упрек

Молчанье: каменьна горле словаМое дышашее слово тонетв колодце

130

Nur eine Rose als Stütze

Ich richte mir ein Zimmer ein in der Luftunter den Akrobaten und Vögeln:mein Bett auf dem Trapez des Gefühlswie ein Nest im Windauf der äußersten Spitze des Zweigs.

Ich kaufe mir eine Decke aus der zartesten Wolleder sanftgescheitelten Schafe dieim Mondlichtwie schimmernde Wolkenüber die feste Erde ziehen.

Ich schließe die Augen und hülle mich einin das Vlies der verläßlichen Tiere.Ich will den Sand unter den kleinen Hufen spürenund das Klicken des Riegels hören,der die Stalltür am Abend schließt.

Aber ich liege in Vogelfedern, hoch ins Leere gewiegt.Mir schwindelt. Ich schlafe nicht ein.Meine Handgreift nach einem Halt und findet nur eine Rose als Stütze. 

Vorwurf

Schweigen: der Steinam Halse des WortsMein atmendes Wort ertrinktIn dem Brunnen

131

Стихия

Все плавают в этойводе

Рыбыс большими глазамии печальным ртомплавают вокруг меняпечальнобез рукдержась рядом

Рыбыв водев которой я тону

Отступление

Я прошу слова вернуться ко мнея заманиваю мои словачто так беспомощны

Я собираю картиныландшафты приходят ко мнедеревья и люди

Даль ничтовсе собираютсягде много света

Я частица всеговозвращаюсьобратно в себяи закрываюсьи иду прочьиз сияющего светазелени золота синевыв беспамятство

Element

Alle schwimmen in diesemWasser

Fischemit großen Augenund traurigen Mundschwimmen um mich herumtraurigohne HändeHände halten

FischeIn dem WasserIn dem ichErtrinke

Rückzug

Ich bitte die Worte zu mir zurückIch locke alle meine WorteDie hilflosen

Ich versammle die Bilderdie Landschaften kommen zu mirdie Bäume die Menschen

Nichts ist fernAlle versammeln sichSo viel Helle

Ich ein Teil von allemKehre mit allemIn mich zurück

Und verschließe michUnd gehe fort aus der blühenden HelleDem Grün dem Gold dem BlauIn das Erinnerungslos

Через одну войну

У меня нет рукМои руки закреплены в плечахкак крыльявозможно должна была я стать птицейно я не летаювозможно я человеки я не убита и я не попаду в объятья убицычья рука бросает камнииз века в вектолько праща изменилась

Следующая войнаговорил Эйнштейнбудет вновь вестись луком и стрелойследующим холодильникомбудет вновь глиняный кувшинс дождевой водой

До этого вероятнонеподготовленному миру нужна лунакак универсальный KZ*

KZ* – концентрационный лагерь(прим. переводчика)

Слова

Слова – спелые гранаты,падают на землюи раскрываются.Все, что внутри, выходит наружу.Фрукт открывает свою тайну,являя свои семена, -новую тайну.

134

Die übernächste Krieg

Ich habe keine ArmeMeine Hände sind an meine Schultern geheftetwie Flügelvielleicht sollte ich ein Vogel werdenaber ich fliege nichtvielleicht ein Menschich tote nicht und ich brauche euch nicht zu umarmenihr Töterderen Hand den Stein wirftvon Anbeginnnur die Schleuder hat sich verändert

Der übernächste Kriegsagte Einsteinwird wieder mit Pfeil und Bogen geführtder übernächste Kühlschrankwird wieder ein Tonkrugmit Regenwasser sein

Bis dahinfür die Unangepassten der Welt vielleicht noch der Mondals universales KZ

Worte

Worte sind reife Granatäpfel,sie fallen zur Erdeund öffnen sich.Es wird alles Innre nach außen gekehrt,die Flucht stellt ihr Geheimnis bloßein neues Geheimnis

135

На полном ходу

Мы сидим в поезденикто не спросит насхотим ли мы сойтии мы въезжаем на мостготовый обрушитьсяЭтот мост или следующийобрушится непременно

Как больно мне делаешь тыкак больно я делаю тебекуда мы несемсяв такой спешкена мосткоторый не держит

Эскимосская птица

Часто,когда я засыпаю,чувствую под собойшаткий полетбольшой эскимосской птицы,что, как заблудившийся самолет,ищет свой курс.

Я лежу на ее спине,между крыльев,но ты,многообразный зверь,сидишь на хвосте птицыи летишь со мной,склонясь надо мной,и мое дыханиеслилось с твоим.

136

In voller Fahrt

Wir sitzen in einem Zugniemand fragt ob wiraussteigen wollenund fahren auf eine Brücke zuund die Brücke wird brechenDiese Brücke oder die nächsteWird brechen

Wie weh du mir tustwie weh ich dir tuwo wir dahinfar’nin solcher Eileauf eine Brücke zu –die nicht tragen wird

Eskimovogel

Oftwenn ich einschlafefühle ich unter mirden schwankenden Abflugdes großen Eskimovogels,der wie ein zögerndes Flugzeugseinen Kurs sucht.

Ich liege auf seinem Rückenzwischen den Flügeln,aber du,ein vielgestaltiges Tier,sitzt auf dem Schwanz des Vogelsund fliegst mit,über mich gebeugt,und mein Atementkommt dir nicht.

137

Дерево цветет вопреки

Дерево цветет всегдавопреки всему Деревьядаже перед казнью цветут

Цветы вишнии бабочекгонит ветерпринуждая к ложу

Они летят дальшеа стебли без голов провожаютяркий хоровод

Кто-то скажет тебе словоТы считаешь, он говорит Мимоходом

Так тихо оно

Кто смог бы

Кто смог бымир высоко подброситьчтобы ветернасквозь продул

Стихотворение

Стихотворение – замороженный миг,который каждый читатель для себя в ручейздесь и сейчас превращает.

Всему свое время.

Der Baum blüht trotzdem

Der Baum blüht trotzdemImmer haben die Bäumeauch zur Hinrichtung geblühtKirschblüten undSchmetterlinge treibt der Wind auch dem Verurteilten insBett

Sie gehen weiterBlütenhalter ohne den Kopf zu wendendie hellen Reihen

Mancher sagt ein Wort zu diroder du glaubst, dass er spricht im Vorbeigehen

Weil es so still ist

Wer es könnte

Wer es könntedie Welthochwerfendass der Windhindurchfährt

Ein Gedicht

Ein Gedicht ist ein gefrorener Augenblick,der jeder Leser für sich wieder ins Fließen,ins Hier und Jetzt bringt.

Alles hat seine Zeit.139

Курт Тухольский

Курт Тухольский (1890-1935) - немецкий поэт и журналист, песенник и сатирик, пацифист и антифашист.

„Все мы - люди в клетках. Наша жизнь кажется иногда весьма привлекательной тем, кто проходит мимо. Но изнутри все видится совсем-совсем иначе...“ Курт Тухольский

В клетке

В клетке стальной из моих идеаловмечусь я вдоль зарешёченых стен.Вижу: няни снуют, генералы,вдовушка там с господином N.

Кто-то пустым удостоит взглядом:Тигр? Ах, бедный, несчастный зверь…Тетушку вспомнить кому-то надо, „шлет, мол, нечто в бумаге теперь“.

Выйти бы мне и всласть потянуться.У многих времени – про запас.Они – снаружи, но коль оглянуться,схожи мы в профиль- анфас.

…Зевает тигр. Бежать – но карта бита:не перегрызть железный переплет.Оставил сторож дверцу приоткрытой:куда уйдет?

140

Kurt TucholskyKurt Tucholsky (1890 -1935) – deutsсher Dichter und Journalist, Liedertexterund Satiriker, Pazifist und Antifaschist.

Im Käfig

Hinter den dicken Stäben meiner Idealelauf ich von einer Wand zur andern Wand.Da draußen gehen Kindermädchen, Generale,Frau Lederhändlerswitwe mit dem Herrn Amant ... Manchmal sieht einer her. Mit leeren Blicken:Ah so! ein Tiger – ja, das arme Tier ...Dann sprechen sie von »Tantchen auch was schickenin Pergamentpapier«. Ich möcht so gern hinaus. Ich streck und dehn mich –die habens gut, mit ihrer großen Zeit!Sie sind gewiß nicht rein, und doch: ich sehn michnach der Gemeinsamkeit, Der Tiger gähnt. Er käm so gern geloffen ...Doch seines Käfigs Stäbe halten dicht.Und ließ der Wärter selbst die Türe offen:Man geht ja nicht. 

Theobald TigerDie Weltbühne, 30.05.1918, Nr. 22, S. 507,wieder in: Fromme Gesänge. 

141

Райнер Мария Рильке(1875-1926)

Пантера

Ее глаза из-за железных прутьевустало так глядят на белый свет,как будто бы за прутьями, по сути,другого мира, кроме прутьев, нет.

Кошачье-мягким шагом, сильным, гибким,кружит в тоске навязанной игры.В пространстве тесном в ней желанья зыбки,А мощь и сила дремлют до поры.

Лишь изредка зрачков завеса рвется.Беззвучно мир врывается тогда.И дрожью в теле молча отзовется, И в сердце пропадает без следа.

6.11.1902, Париж

Осень

Листва – в паденьи, будто там, вдали,Садов небесных время увяданья;В паденьи листьев жесты отрицанья.И в ночь от звезд приходит осознаньеПаденья в оиночество Земли.Мы все в паденьи, годы и века.Оно во всем, - безмерно и безбрежно.

Но есть Один, Кто бесконечно нежноНас держит, и рука его крепка.

142

Rainer Maria Rilke(1875-1926)

Der Panther Im Jardin des Plantes, Paris

Sein Blick ist vom Vorübergehn der Stäbe so müd geworden, dass er nichts mehr hält. Ihm ist, als ob es tausend Stäbe gäbe und hinter tausend Stäben keine Welt.

Der weiche Gang geschmeidig starker Schritte, der sich im allerkleinsten Kreise dreht, ist wie ein Tanz von Kraft um eine Mitte, in der betäubt ein großer Wille steht.

Nur manchmal schiebt der Vorhang der Pupille sich lautlos auf -. Dann geht ein Bild hinein, geht durch der Glieder angespannte Stille - und hört im Herzen auf zu sein.

6.11.1902, Paris

Herbst

Die Blätter fallen, fallen wie von weit,als welkten in den Himmeln ferne Gärten;sie fallen mit verneinender Gebärde.Und in den Nächten fällt die schwere Erdeaus allen Sternen in die Einsamkeit.Wir alle fallen. Diese Hand da fällt.Und sieh dir andre an: es ist in allen, Und doch ist Einer, welcher dieses Fallenunendlich sanft in seinen Händen hält.  

143

Иоганнес Бехер (1891-1958)

Слезы Отечества. Год 1937.

1

Германия! Смотри, что сделали с тобой?!Сильна ты и в чести? Ты празднуешь свободу?Народ кует добро? Что ты даешь народу?О благе всех в стране радеет бюргер твой?

«Германия, проснись!» - ты помнишь клич былой?Два раза не вступай в одну и ту же воду.Кто грабил, тот поет тебе сегодня оды, На горло наступив железною пятой.

Твоя душа во тьме. Твой помутился разум.Твои слова – обман. Где подлости предел?Все, что скрывает ложь, откроет время разом:Тяжелый поднял бич знаток заплечных дел.

С ухмылкою палач кровь с лезвия стирает.О, сколько новых бед он к старым прибавляет!

11

Ты - Баха мощный глас - звук фуги и кантаты!Ты – нежная лазурь, что Грюневальд создал.Ты – Гельдерлина гимн: он страстно так звучал!О, краски, слово, звук, - все предано, распято!

Природа не сдалась еще на вашу милость?!О, Рейн и Неккар мой, вам течь не запретили?Ты – детства сад, - он пуст, сейчас о нем забыли.Шварцвальд и Бодензее, что с вами приключилось?

144

Johannes R. Becher (1891- 1958) Deutscher expressionistischer Dichter und Politiker

Tränen des Vaterlandes Anno 1937

     I

O Deutschland! Sagt, was habt aus Deutschland ihr gemacht?!Ein Deutschland stark und frei ?! Ein Deutschland hoch in Ehren?!Ein Deutschland, drin das Volk sein Hab und Gut kann mehren,Auf aller Wohlergehn ist jedermann bedacht?!

Erinnerst du dich noch des Rufs: »Deutschland erwacht!«?Als würden sie dich bald mit Gaben reich bescheren,So nahmen sie dich ein, die heute dich verheeren.Geschlagen bist du mehr denn je in einer Schlacht.

Dein Herz ist eingeschrumpft. Dein Denken ist mißraten.Dein Wort ward Lug und Trug. Was ist noch wahr und echt?!Was Lüge noch verdeckt, entblößt sich in den Taten:Die Peitsche hebt zum Schlag ein irrer Folterknecht,

Der Henker wischt das Blut von seines Beiles Schneide -O wieviel neues Leid zu all dem alten Leide!

   II

Du mächtig deutscher Klang: Bachs Fugen und Kantaten!Du zartes Himmelsblau, von Grünewald gemalt!Du Hymne Hölderlins, die feierlich uns strahlt!O Farbe, Klang und Wort: geschändet und verraten!

Gelang es euch noch nicht, auch die Natur zu morden?!Ziehn Neckar und der Rhein noch immer ihren Lauf?Du Spielplatz meiner Kindheit: wer spielt wohl heut daraufSchwarzwald und Bodensee, was ist aus euch geworden?

145

Четвертый год подряд режим несчастья множит,И слезы не сдержать из раненых сердец,Они проникли в кровь, они в крови текут.

Прошу, не надо слез! Пусть ненависть поможетНам громко объявить: «Всем бедствиям конец!»

И краски, слово, звук вновь силу обретут!

Стихотворение написано на сонет Андреаса Грифиуса«Слезы Отечества. Год 1636»

146

Das vierte Jahr bricht an. Um Deutschland zu beweinen,Stehn uns der Tränen nicht genügend zu Gebot,Da sich der Tränen Lauf in so viel Blut verliert.

Drum, Tränen, haltet still! Laßt uns den Haß vereinen,

Bis stark wir sind zu künden: »Zu Ende mit der Not!«Dann: Farbe, Klang und Wort! Glänzt, dröhnt und jubiliert!

Das Gedicht bezieht sich auf das Kriegs-Sonett »Tränen des Vaterlandes. Anno 1636« von Andreas Gryphius.

147

Гюнтер Грасс(1927) — немецкий писатель, скульптор, художник, график, лауреат Нобелевской премии по литературе 1999 года

Наше

(из книги „Novemberland.13 Sonette- Göttingen, 1993) „Страна –ноябрь. 13 сонетов. Геттинген, 1993)

На свете есть страна, в чьей песне, как в проспекте,к равнинам Севера с холмов зовет ее краса,заселена ( в наш век) уже под небеса:где дети прятались – теперь укрыться негде

от гнева взрослых. Тайны больше нет.Мы так открыты миру, что любой сосед,весь свет, увидев счастья нашего росток,сочтя своей бедой, от зависти бы слег.

Свободный рынок нам позволил встать с колен:из пепла, из руин возрождена страна.Страданий, горя, слез разорван жуткий плен,и даже на грехи нам скинута цена.Живет страна-ноябрь, кляня свой тяжкий труд,страшась расплаты там, где ждет всех Страшный Суд.

148

Günter Grass(1927) ist ein deutscher Schriftsteller, Bildhauer, Maler und Grafiker mit kaschubischen Vorfahren. Grass war Mitglied der Gruppe 47 und gilt als einer der bedeutendsten deutschsprachigen Autoren der Gegenwart. Im Jahr 1999erhielt er den Nobelpreis für Literatur.

Das Unsre(aus Buch „Novemberland.13 Sonette- Gönningen, 1993)

Breit liegt das Land, in dessen Lied wie in Prospektensich Schönheit weit gehügelt austrägt, gegen Norden flach,besiedelt, eng (in dieser Zeit) bis unters Dach.Wo sich die Kinder einst vor Vaters Zorn versteckten,

ist keine Zuflucht mehr, nein, nichts schließt mehr geheim.So offen sind wir kenntlich, allseits ausgestellt,dass jeder Nachbar, ringsum alle Weltals Unglück treiben sieht, was unsres Glückes Keim.

Wo mir uns finden, hat verkehrte Konjunkturuns fett gemacht. Dank Leid und Kummer satt,Schlug mästend Elend an als freien Marktes Kur;und selbst auf unsre Sünden gab’s Rabatt.Stiel liegt Novemberland, verflucht zum tugendhaften Fleiß,in Angst vorm Jüngstgericht, dem überhöhten Preis.

149

В яйце

Мы живем в яйце.Стены внутри скорлупыизмарали мы непристойными рисункамии именами наших врагов.Нас высиживают.

Кто нас высиживает,высиживает также и наши карандаши.Вылупившись однажды,тотчас мы напишемпортрет нашей наседки.

Мы думаем, что нас высидят.Мы представляем себе добродушное создание,и пишем школьные сочиненияо цвете и расе нашей наседки.

Когда мы вылупимся?Наши пророки в яйцеспорят за некую платуо сроках инкубации.Они предпочитают день Х.

От скуки и подлинной нуждымы придумали инкубатор.Мы очень заботимся о нашем потомстве в яйце.Мы бы охотно рекомендовали наш патенттем, кто над нами.

У нас есть крыша над головой.Стареющие цыплята,Эмбрионы со знанием языковБолтают весь деньИ обсуждают еще свои проекты.

150

Im Ei

Wir leben im Ei.Die Innenseite der Schalehaben wir mit unanständigen Zeichnungenund den Vornamen unserer Feinde bekritzelt.

Wir werden bebrütet.

Wer uns auch brütet,unseren Bleistift brütet er mit.Ausgeschlüpft eines Tages,werden wir uns sofort ein Bildnis des Brütenden machen.

Wir nehmen an, dass wir gebrütet werden. /Wir stellen uns ein gutmütiges Geflügel vor /und schreiben Schulaufsätze über Farbe und Rasse der uns brütenden Henne.

Wann schlüpfen wir aus? Unsere Propheten im Ei streiten sich für mittelmäßige Bezahlung über die Dauer der Brutzeit. Sie nehmen einen Tag X an.

Aus Langeweile und echtem Bedürfnishaben wir Brutkästen erfunden. Wir sorgen uns sehr um unseren Nachwuchs im Ei. Gerne würden wir jener, die über uns wacht unser Patent empfehlen.

Wir aber haben ein Dach überm Kopf. Senile Küken, Embryos mit Sprachkenntnissen reden den ganzen Tag und besprechen noch ihre Träume.

151

А если вдруг нас не высидят?И не будет дыры в скордупе никогда?Если наш кругозор – кругозор наших каракулейостанется с нами внутри?Но мы надеемся, что нас все же высидят.

Если говорить только о высиживании,есть опасение, что нектовне нашей скорлупы, почувствовав голод,бросит нас на сковородку и посыпет солью.Что будем делать тогда, собратья по яйцу?

„Я“ – немецкого языка

Тихо, на носках, скользят слова по бумаге, образуя фразы, как эти: мы недороги, нас можно менять, мы скоропортящиеся. Говорят, у нас есть начало и конец.

Сейчас слова я стираю вновь до белого листа. Приятно пишущей руке; сила, владеющая мной – мое пожизненное увлечение.

Нехватка и теснота. Устное и написанное. „Ich“ немецкого языка отказывается, в конце концов, быть речью.

152

Und wenn wir nun nicht gebrütet werden? Wenn diese Schale niemals ein Loch bekommt? Wenn unser Horizont nur der Horizont unser Kritzeleien ist und auch bleiben wird? Wir hoffen, dass wir gebrütet werden.

Wenn wir auch nur noch vom Brüten reden, bleibt doch zu befürchten, dass jemand, außerhalb unserer Schale, Hunger verspürt, uns in die Pfanne haut und mit Salz bestreut.-Was machen wir dann, ihr Brüder im Ei?*(1958; In: G.G.: Gleisdreieck. Gedichte. 1960)

Ich, deutscher Zunge

Leise, auf Socken huschen die Wörter übers Papier und bilden Sätze wie diese: Wir sind billig zu haben. Uns kann man tauschen. Wir sind verderblich. Uns sagt man Anfang und Ende nach.

Jetzt lösche ich Wörter, bis wieder weiß das Blatt und gefällig des Schreibers Hand; Zwang, der mich knechtet, mein lebenslanges Vergnügen.

Schwund und Gedränge. Gesprochen, geschrieben. Ich, deutscher Zunge: Mit drei Buchstaben nur Wird endlich Sprache versagt.

153

Эрих Кестнер(1899-1974) -немецкий писатель, сценарист и кабаретист. Свою популярность в Германии Эрих Кестнер завоевал благодаря своим полным искромётного юмора произведениям для детей и сатирической поэзии на злободневные темы.

Монолог слепого

Нет в толпе многолюдной,Кто бы помог.Слеп я. Стоять мне трудно:Я ведь стою здесь с трех.

Тут еще и дождь меня «приветил». В дождь прохожий так и норовитПоскорей пройти и сделать вид,Будто он меня и не заметил.

Я, безглазый, в городе родномОдинок, не нужен, как чужой.Вечерами только песик мойСлужит мне поводырем.

В августе горячем проклят будьДень, когда навеки свет погас.Лучше бы осколок впился в грудь,Прямо в сердце, только бы не в глаз.

Ах, не по мне наукаОткрытками торговать.Мне б хоть семь пфенигов взять,Что я платил за штуку.

Раньше все я видел, как и ты:Солнце, звезды, женщин, города.И не позабыть мне никогдаМатери черты.

154

Erich Kästner(1899 -1974) Deutscher Schriftsteller, Drehbuchautor und Verfasser von Texten für das Kabarett, der breiten Kreisen der deutschen Bevölkerung vor allem wegen seiner humorvollen, scharfsinnigen Kinderbücher und seiner humoristischen bis zeitkritischen Gedichte bekannt ist.

Monolog eines BlindenAlle, die vorübergehn,gehen vorbei,Sieht mich, weil ich blind bin, keiner stehn?Und ich steh seit Drei ...

Jetzt beginnt es noch zu regnen!Wenn es regnet, ist der Mensch nicht gut.Wer mir dann begegnet, tutso, als würde er mir nicht begegnen.

Ohne Augen steh ich in der Stadt.Und sie dröhnt, als stünde ich am Meer.Abends lauf ich hinter einem Hunde her,der mich an der Leine hat.

Meine Augen hatten im Augustihren zwölften Sterbetag.Warum traf der Splitter nicht die Brustund das Herz, das nicht mehr mag?

Ach, kein Mensch kauft handgemalteAnsichtskarten, denn ich hab kein Glück.Einen Groschen, Stück für Stück!Wo ich selber sieben Pfennig zahlte.

Früher sah ich alles so wie sie:Sonne, Blumen, Frau und Stadt.Und wie meine Mutter ausgesehen hat,das vergeß ich nie.

155

Делает слепыми нас война...Дождь сечет. И ветер все сильней.Помнит ли здесь матушка однаСына своего, убийц кляня?Есть ли у кого из матерейЧто-нибудь – немного! - для меня?

Фантазия о послезавтра

И вновь расколот мир войной.Но женщины крикнули: нет!Своих мужчин, - все до одной,закрыли в домах, в ответ.И, палки взяв, чтобы верней,Пошли к дворцам скорее,оттуда вытащив парней, тех, кто войну затеял.И погуляли палки всласть!И под удар попалвсяк, предержащий эту власть,министр и генерал.Все палки сломаны. И вмигумолкли хвастуны.По всей земле раздался крик,что больше нет войны.А дома женщин в тревоге ждалии муж, и сын, и брат.„Конец войне» - фрау сказали,и долго в радости не замечали,как пристально в окна те глядят

156

Krieg macht blind. Das seh ich an mir.Und es regnet. Und es geht der Wind.Ist denn keine fremde Mutter hier,die an ihre eignen Söhne denkt?

Und kein Kind,dem die Mutter etwas für mich schenkt?

Fantasie von Übermorgen

Und als der nächste Krieg begannda sagten die Frauen: Neinund schlossen Bruder, Sohn und Mannfest in der Wohnung ein. Dann zogen sie in jedem Landwohl vor des Hauptmanns Hausund hielten Stöcke in der Handund holten die Kerls heraus Sie legten jeden über's Knie der diesen Krieg befahl: die Herren der Bank und Industrie, den Minister und General. Da brach so mancher Stock entzweiund manches Großmaul schwieg.In allen Ländern gab's Geschrei,doch nirgends gab es Krieg. Die Frauen gingen dann wieder nach Haus zu Bruder und Sohn und Mann und sagten ihnen: der Krieg sei aus. Die Männer starrten zum Fenster hinaus und sahen die Frauen nicht an...

157

По существу романс

Они друг друга восемь лет любили.Любовь познать сполна им довелось.Но где-то вдруг они ее забыли, как забывают шляпу или трость.

Грустили. Попытались целоваться,Но рос меж ними равнодушья вал.Но как же в нелюбви двоим признаться?Она в слезах была, и он вздыхал.

А за окном корабль провожали.Лениво стрелки двигались к пяти.Играли где-то рядом на рояли.Он предложил в кафе вдвоем пойти.

В кафе они сидели допоздна, уже и не пытаясь разобраться,кто больше прав, и чья была вина.Любовь (и кофе) выпиты до дна,но страшно встать, и навсегда расстаться.

158

Sachliche Romanze

Als sie einander acht Jahre kannten - und man darf sagen: sie kannten sich gut - kam ihre Liebe plötzlich abhanden

wie andern Leuten ein Stock oder Hut.

Sie waren traurig, betrugen sich heiter versuchten Küsse, als ob nichts sei, und sahen sich an und wußten nicht weiter. Da weinte sie schließlich. Und er stand dabei.

Vom Fenster aus konnte man Schiffen winken. Er sagte, es wäre schon Viertel nach Vier und Zeit, irgendwo Kaffee zu trinken Nebenan übte ein Mensch Klavier.

Sie gingen ins kleinste Café am Ort und rührten in ihren Tassen. Am Abend saßen sie immer noch dort. Sie saßen allein und sie sprachen kein Wort und konnten es einfach nicht fassen.

159

Бертольт Брехт(1898—1956) — немецкий поэт, прозаик, драматург, реформатор театра

Песня немецкой матери

Коричневую рубашку

мой сын, тебе я дала.Повесилась лучше б, коль знала,что нынче узнать лишь смогла.

Мой сын, ты Гитлера славилрукою, прямой, как доска.Не знала я: кто его славит,отсохнет тому рука.

Мой сын, поколенье героеврасхваливал ты горячо.Не знала, не догадалась:ты был его палачом.

Мой сын, я тебя увидалашагающим Гитлеру вслед.Не знала я: кто с ним шагает, -обратной дороги нет.

Мой сын, ты сказал, что ГерманииИная судьба суждена.Не знала я: станет пепломИ камнем кровавым она.

Была я совсем не противтой формы, тебя любя.Не знала я, что одевалаВ коричневый саван тебя.

160

Bertolt Brecht ( 1898 - 1956 ) gilt als einflussreichster deutscher Dramatiker und Lyriker des 20. Jahrhunderts.

Lied einer deutschen Mutter

Mein Sohn, ich hab dir die Stiefelund dies braune Hemd geschenkt:Hätt ich gewusst, was ich heute weißhätt ich lieber mich aufgehängt.

Mein Sohn, als ich deine Hand saherhoben zum hitlergrußwusste ich nicht, das dem, der ihn grüßerdie Hand verdorren muß.

Mein Sohn, ich hörte dich redenVon einem Heldengeschlechte.Wußte nicht, ahnte nicht, sah nicht:Du warst ihr Folterknecht.

Mein Sohn, und ich sah dich marschierenHinter dem Hitler herund wusste nicht, daß, wer mit ihm ausziehtzurück kehrt er nimmermehr.

Mein Sohn, du sagtest mir, Deutschlandwird nicht mehr zu kennen sein.Wußte nicht, es würd werdenZu Asche und blutigem Stein.

Sah da braune Hemd dich tragenHabe mich nicht dagegen gestemmt.Denn ich wusste nicht, was ich heut weiß:Er war dein Totenhemd.

161

Гертруда Кольмар (наст . фам. Ходцизнер) (1894-после 1943), немецкая поэтесса.Книга"Стихи" (1917). Подвергалась травле нацистов, уничтоживших последний прижизненный сборник ее стихов (1938), погибла в газовой камере в концлагере. Впервые ее поэзия в полном объеме опубликована посмертно в книге "Лирика" (1955).

Серая ночь

Серая ночь прошита серебряною иглой.Дуб оголенный небо подпер головой.

Сверху черешню покрыла серая пелена.В чудище превратилась сгорбленная сосна.

Все по другому видится: зданий суровых ряд;Как пирамиды, фронтоны сумрачно в небо глядят.

Кое-где свет из окон... Странный, забытый край.Стрекот кузнечиков где-то, хриплый собачий лай.

Змейкою золотистой поезд шуршит во мгле.Влага из синей кружки на листьях и на земле.

Дальше иду по саду... Давно я не здесь душой;Только совсем стемнеет, буду я вновь с тобой.

162

Gertrud Kolmar

Gertrud Käthe Chodziesner [eigentlicher Name]) geboren am 10. Dezember 1894 in Berlin, gestorben vermutlich Anfang März 1943 in Auschwitz(amtlich festgelegter Todestag: 2. März 1943 )jüdisch-deutsche Dichterin und Schriftstellerin.

Die graue Nacht

Die graue Nacht ist mir silbernen Nadeln gerafft.Kahler Stamm starrt hinan, riesiger Säulenschaft.

Der Kirschbäume Wipfel sind wie Schleier verweht,Breit kauert der Kiefer buckliger Unhold am Beet.

Alles ist anders. Nirgends lugen mehr Häuser hervor,Giebel stieren, steil, schwarz, Pyramiden, empor.

In Finstern sind irgendwo kleine Vierecke hell –Surrendes Grillenzirpen, reißendes Hundegebell.

Eine goldsprühende Otter zischt im Fernen der Zug.Sacht auf Boden und Baum tröpfelts aus bläulichem Krug.

Ich wandre im Garten, weiter und weiter, schon längst nicht mehr hier.Und wenn es ganz dunkel geworden ist, bin ich bei dir.

(1918)

163

Сердце

Я шла по лесу. В немСердца росли в неволеИ, алые от боли,Горды, холодным жгли огнем.

На веточках мореллы*-Солнцеподобные сердца.Задену их, и без концаОни звучат несмело.

И.спелое одно,Я сорвала зачем-то.Меня цветком и лентойИз трав - украсило оно.

Все думаю: а так лиЯ поняла молящий взгляд,Когда, червонно, как гранат,Оно срывалось каплей.

И, слабое от мук,В расколотой скорлупкеВ надежде бьется хрупкой...Сердечка слышу тихий стук.

*Род вишни (прим. переводчика)

164

Das Herz   Ich ging durch einen Wald, Da wuchsen viele Herzen. Sie waren rot in Schmerzen, Sie waren stolz und grün und kalt.

Sie rieselten und hingen Von dünnem Ast, Morellenast. Ich wog die sonneneigne Last Und ließ sie schüchtern klingeln.

Ich habe eins gepflückt, Das dunkel schien vor Reife; Es hat mit grüner Schleife Und einer Blume mich geschmückt.

Ein Herz ist heißes Klopfen. Ich ahnte zögernd, daß es bat. Zuweilen, blutschwarz wie Granat, Zersprang ein großer Tropfen.

Es lappte gräserwärts Mit aufgerißnen Schalen. Da schlug aus welken Qualen Ein kleines, kleines blaues Herz

165

Некролог (между 1939-1940)

Жизнь граблями исчерчена. Судьба мне,Как многим людям, жить и умереть.Останусь я зарубкою на камне.

Легко и тихо, и без боли давнейВ пустое небо буду я смотреть,

Склонив главу, сложив вдоль тела руки,Мертва. Ничто – в ничто ушедших лет.Вот нищий шарит посохом со стукомЗдесь на углу. И золото без звукаВ пустой картуз бросает лунный свет.

Его худые пальцы взять не в силе,И не отдать за пищу торгашу.А я лежу, сыта, тепла, в могиле,А радость, горе, все, чем прежде жили,Теперь лишь моря в раковине шум.

И я была.. И стану пылью, сором.И вы ушли в неведомую даль.Здесь- торгаши, марионетки, воры;Вы ждете молча перед светофоромНеотвратимо, мягко, как печаль,

Рука прикована к тележной балке.Кому-то нож вонзили в грудь сейчас.Здесь правит вор. Снуют шуты, гадалки.Я пыль. Меня попрать ногам не жалко.То, что я есть, узнала я от вас,

На вашем лике это отразилось,Как в зеркале. Его не обмануть.Но вот оно ослепло и разбилось...Ах, что я в вечности? Я – чья-то милость?Песчинка, взблеск, ничтожной доли суть?

Nachruf (zwischen 1939-1940)

Ich werde sterben; wie die Viele sterben;Durch diese Leben wird die Harke gehenUnd meinen Namen in die Scholle kerben.

Ich werde leicht und still und ohne Erben Mit müden Augen kahle Wolken sehn,

Den Kopf so neigen, so die Arme strecken Und tot sein, ganz vergangen sein, ein Nichts. Und Bettler klammern noch die Wanderstecken Wie Zauberruten, stehn an Straßenecken, In leerem Hut das Gold des Abendlichts,

Das ihre magren Finger doch nicht halten, Dafür der Händler nie Kartoffeln tauscht. Ich aber liege satt und warm im Kalten, Und Zorn und Gram und Lust und Händefalten Sind Meer, davon die große Muschel rauscht ...

Ich war. Und werde Staub, den Füße trampeln. Ich weiß es. Ihr. Ihr starbet lang und seid. Die Krämer rechnen und die Narren hampeln; Ihr wartet schweigend unter roten Ampeln So sanft und unerbittlich wie das Leid,

Den Arm noch festgeschnallt am Henkerkarren, Und einem strahlt das Messer in der Brust. Da raffen Diebe, und da peitschen Narren, Und ich bin Staub, den tausend Füße scharren, Ich bin - und habe doch von euch gewußt.

Und hab auf diesem Antlitz euch getragen; Der schwache Spiegel ward es, der euch fing, Der hingestürzt, erblindet und zerschlagen. Ach ich. Was bin ich euren ewigen Tagen Als Blick, als Sandkorn, rinnend und gering?

Ком глины мягкой круто замесили.Его нещадно руки ваши мнут.Вы все, кто из пещер на свет ступили,Что вам до сердца, что вас так молило,И что до уст, что славу вам поют?

АгасферДатируется 20.9.1933, в оригинаде „Вечныйжид“; как„Агасфер“- с 1960г. Имеется в виду мифическая фигура Агасфера связи с положением евреевв Германии того времени.

Ноги ноют:Пыль вобрали тысячи дорог.Нет покоя, нет покоя;Все иду... но где ж родной порог?

Меж домамиТой скамьи заветной больше нет.Робко я коснусь рукамиСтен, меня прождавших столько лет.

Столб дорожный.Посох ставлю иногда к нему.Ах, я плачу, мне ведь можно, -Стар я. Горько сердцу моему.

Мои ребраТощи, словно ноги мертвецов.Те вон губы кривятся недобро,Плюнуть чтоб просящему в лицо!

НатравитеВы дворняг на рваный мой кафтан.Пепел вместо глаз моих, смотрите!А внутри лишь искры да туман.

168

Die weiche Krume Lehm, die ihr geknetet Und noch zur Form mit harten Händen zwingt. Ihr. Die ihr ernst aus euren Nischen tretet, Was wißt ihr von dem Herzen, das euch betet,

Was von dem Mund, der eure Glorie singt?   (Das Lyrische Werk S.456) (R.Günter, E.Wübbena „Diese Suchen und dies Finden. 100 Gedichte der beliebtesten. Dichterinnen deutscher Sptache.

Hamburg 2006. ISBN -10;3-937257-30-6)

Ewiger Jude (Das Manuskript ist datiert auf den 20.9.1933. Gedruckt in Ahasver (156f.) nach einer Druckvorlage von 1960.) G. Kolmar hat 1933 die mythische Gestalt Ahasvers in Beziehung zur Situation der Juden im zeitgenössischen Deutschland gesetzt ist Schriftträger.

Meine SchuheBringen Staub der tausend Straßen mit,Keine Ruhe, keine Ruhe;Immer weiter schleppt mich böser Schritt.

An der WändenVor der Häusern steht die Bank nicht mehr;Und ich tast mit blöden HändenUm die Mauern meiner Wiederkehr.

Meilensteine,Dass der Stock sich manchmal lehnen kann.Ach, ich weine, ach, ich weine;Denn ich bin ein alter, alter Mann.

Meine RippenHart und fassbar schon wie Totenbein.Diese runden, blutgefühllten Lippen,Die dem Bittenden ins Antlitz spein!

Hetzt die Tölen!Keiner, der den Riß im Kaftan flickt.Meine Augen sind nur Aschenhöhlen,Drin ein roter Funke trüb erstickt.

Корку мне быОт доски, ненужной никому,Вместо хлеба, вместо хлеба,За спасибо с плесенью приму.

С содроганьемСлышу голос, что меня хулит.Желтый символ, знак изгнанья,Вашим взглядом мне на грудь пришит

ИспещрилиЛоб мой непростые письмена,Что для вас каракулями слыли,А ученым – тягость лишь одна.

ПрегрешеньяВсе тут на письме стоять должны.Их названья, все решенья.Посмотрите, мне же не видны.

Псов зовите!Ах, я стар, мне так желанна смерть.Бейте в кровь, до смерти рвите, -Вечный – он не может умереть!

170

Von der PlankeHolt man Krüsten, die sonnst niemand isst.Und ich danke, und ich dankeFür die Gabe, die der Schimmel frisst.

Zittrig SchleichenUm die Menschenstimme, die mich smäht.Ach, das Zeichen, gelbes Zeichen,Das ihr Blick auf meine Lumpen näht.

Ist bemakeltMeine Stirn mit wunderlichter Schrift?So verworren, so gekrakelt,Dass sie nirgends mehr der Deuter trifft.

Meine SündenMüssen alle da geschrieben stehnMit der Namen, mit der Gründen:Seht sie an; ich kann sie selbst nicht sehn.

Ruft die Hunde!Ach, ich bin ein alter, alter Mann.Schlagt die Wunde, Todeswunde,Ewig dem, der niemals sterben kann!

171

Еврейка

Я чужая.

Так как меня опасаются люди,

Хочу за башнями скрыться пока,Такими, что в каменных шапках будутВстречать облака.

И вы не найдете бронзовый ключК лестнице дряхлой, что кверху змеится,Будто гадюка поймать стремитсяСолнечный луч.

Ах, эти стены стары, как скалы,Тысячелетий омыты рекой.Птицы, шеи морщиня устало,В норах там ищут покой.

В недрах песчаных, чудится мне,Пестрые ящерки ищут спасенье.Как я мечтала найти погребеньяВ древней моей стране!

Там, в погребеньях в Уре ХалдейскомВстретится, коль улыбнется судьба,Идол Дагон, шатер иудейский,Иерихона труба.

Вид этих стен поблекших мне люб.Из глубины они смотрят надменно.Чудится, слышу, как дышат стеныПод громыханье труб.\А в сундуках, засыпанных пылью,Ждут одеянья ушедших людей,Мертвенный блеск голубиных крыльевИ бегемота культей.

172

Die Jüdin  

Ich bin fremd.

Weil sich die Menschen nicht zu mir wagen, Will ich mit Türmen gegürtet sein, Die steile, steingraue Mützen tragen In Wolken hinein.

Ihr findet den erzenen Schlüssel nicht Der dumpfen Treppe. Sie rollt sich nach oben, Wie platten, schuppigen Kopf erhoben Eine Otter ins Licht.

Ach, diese Mauer morscht schon wie Felsen, Den tausendjähriger Strom bespült; Die Vögel mit rohen, faltigen Hälsen Hocken, in Höhlen verwühlt.

In den Gewölben rieselnder Sand, Kauernde Echsen mit sprenkligen Brüsten - Ich möcht eine Forscherreise rüsten In mein eigenes uraltes Land.

Ich kann das begrabene Ur der Chaldäer Vielleicht entdecken noch irgendwo, Den Götzen Dagon, das Zelt der Hebräer, Die Posaune von Jericho.

Die jene höhnischen Wände zerblies, Schwärzt sich in Tiefen, verwüstet, verbogen; Einst hab ich dennoch den Atem gesogen, Der ihre Töne stieß.

Und in Truhen, verschüttet vom Staube, Liegen die edlen Gewänder tot, Sterbender Glanz aus dem Flügel der Taube Und das Stumpfe des Behemoth.

Одежды – по мне, я ведь мала.Жаль, далеко то великое время.Даль – как защита. Мыслью я с теми,Давними, слиться смогла.

Странно: то в Риме себя ощущаю,То в Карфаген направляю стопы.Жертвенник будто в себе возжигаюСредь мудрецов и толпы.

Чаши сокрытой чудо-литьёКровь горячит золотым сияньем.Хочется песне носить в названьиИмя мое.

В небе цветные знаки стынут.Смысл их не подвластен уму,Словно лисьи следы в пустыне,-Не разобрать никому.

Мощных колонн разбитая рать:Зелень нефрита, коралла алость.Бог их забыл. Судьба им досталась –Тысячелетья стоять.

174

Ich kleide mich staunend. Wohl bin ich klein, Fern ihren prunkvoll mächtigen Zeiten,

Doch um mich starren die schimmernden Breiten Wie Schutz, und ich wachse ein.

Nun seh ich mich seltsam und kann mich nicht kennen, Da ich vor Rom, vor Karthago schon war, Da jäh in mir die Altäre entbrennen Der Richterin und ihrer Schar.

Von dem verborgenen Goldgefäß Läuft durch mein Blut ein schmerzliches Gleißen, Und ein Lied will mit Namen mich heißen, Die mir wieder gemäß.

Himmel rufen aus farbigen Zeichen. Zugeschlossen ist euer Gesicht: Die mit dem Wüstenfuchs scheu mich umstreichen, Schauen es nicht.

Riesig zerstürzende Windsäulen wehn, Grün wie Nephrit, rot wie Korallen, Über die Türme. Gott läßt sie verfallen Und noch Jahrtausende stehn.   (Das Lyrische Werk S.101)

175

ЗверьПоследняя прижизненная публикация стихотворения появилась в еврейском издательстве „Erwin Löwe“ под названием "Женщина и звери". Весь тираж

был после ноябрьского погрома 1938 г. уничтожен, а издательство оказалось под запретом. В некоторых стихотворениях отношения между людьми и животными полны взаимной любви; в других безжалостно разрушены, Об этом говорится в стихтворении, в котором суд зверя показан как конец человеческой истории: здесь звери выносят свой приговор.

Приди. И смерть мою узри, и в вечность канувшее «ах“,Как жизнь пройдет последний раз по телу дрожью мелкой,И знай, со скрюченной ногой мне не уйти. И дело – швах.Не спрашивай, кто я теперь: зайчонок, мышка или белка?

Мне все равно. С тобою я добра, но зла за то,Что произвола стал царем, закон создав такой,Который ценит всех людей, как шляпы их, и как пальто.Того, кто против, травишь ты: он враг, чужак, изгой.

Ты на могилы молча лег тобой истерзанных людей.Но каждый вписан в небесах, как мученик, святой.Ты – мертвой матери повтор, повторен в дочери твоей;Игрушки сделал для нее замученный тобой.

Для вас мы – скот и дичь: падем,- и нас в трофеи занесут.Не моря дар, не дар земли, вам мяса только бы сожрать.Спокойно спите: сдохнем мы, и нас, как падаль, погребут.А вы скорбите: нас нельзя убить, сожрать опять.

Картины я тебе дала, на них молиться ты хотел,Был человечий Бог тебе звериного милей.Моих потомков ты убил. Источник мой окаменел.Закон зверей произошел из алчности твоей.

Живешь надеждой: в мире том, куда уйдет душа твоя,за прегрешения она расплаты избежит.Тысячекратно больно мне, и жжет одежды чешуя.Я – коврик: на колени пав, душа твоя вопит.

176

Das Tier Als letzte Veröffentlichung zu ihren Lebzeiten erschienen bei Erwin Löwe im Jüdischen Buchverlag unter dem Namen Gertrud Chodziesner die Gedichte "Die Frau und die Tiere", in denen deutlich wird, wie sehr sich die Dichterin Tieren, insbesondere den Amphibien

verbunden fühlte, vermeintlich hässlichen Tieren, denen im allgemeinen keine Liebkosung gilt. Die Auflage musste jedoch nach dem Novemberpogrom im Jahr 1938 und dem anschließenden Verbot jüdischer Verlage eingestampft werden. In manchen Tiergedichten ist die Beziehung zwischen Mensch und Tier innig und voll Liebe, in anderen wird die Natur durch die Natur oder durch die Menschen rücksichtslos zerstört, Dann wieder gibt es Gedichte, in denen ein Gericht der Tiere gestaltet wird, ein Ende der Menschheitsgeschichte, über das die Tiere das Urteil fällen.

Komm her. Und siehe meinen Tod, und siehe dieses ewige Ach,Die letzte Welle, die verläuft, durchzitternd meinen Flaus, Und wisse, daß mein Fuß bekrallt und daß er flüchtig war und schwach, Und frag nicht, ob ich Hase sei, das Eichhorn, eine Maus.

Denn dies ist gleich. Wohl bin ich dir nur immer böse oder gut;Der Willkürherrscher heißest du, der das Gesetz erdenkt, Der das nach seinen Gliedern mißt wie seinen Mantel,  seinen Hut Und in den Mauern seiner Stadt den Fremdling drückt und kränkt.

Die Menschen, die du einst zerfetzt: an ihren Gräbern liegst du stumm; Sie wurden leidend Heilige, die goldnes Mal verschloß. Du trägst der toten Mutter Haut und hängst sie deinem Kinde um, Schenkst Spielwerk, das der blutigen Stirn Gemarterter entsproß.

Denn lebend sind wir Vieh und Wild; wir fallen: Beute, Fleisch und Fraß Kein Meerestau, kein Erdenkorn, das rückhaltlos ihr gönnt. Mit Höll und Himmel schlaft ihr ein; wenn wir verrecken, sind wir Aas, Ihr aber klagt den Gram, daß ihr uns nicht mehr morden könnt.

Einst gab ich meine Bilder her, zu denen du gebetet hast, Bis du den Menschengott erkannt, der nicht mehr Tiergott lieb, Und meinen Nachwuchs ausgemerzt und meinen Quell in Stein gefaßt Und eines Höchsten Satz genannt, was deine Gierde schrieb.

Du hast die Hoffnung und den Stolz, das Jenseits, hast noch Lohn zum Leid, Der, unantastbar dazusein, in deine Seele flieht; Ich aber dulde tausendfach, im Federhemd, im Schuppen- kleid, Und bin der Teppich, wenn du weinst, darauf dein Jammer kniet.

Клэр Голл (1980-1977)

Где слезы примет этот град…

Где слезы примет этот градС асфальтиррованным небом?Меж прохожими часто блуждаюОдиноко, как липы бульвараЧто о лесе апрельском мечтают

Я хотела б от жизни вдалиВ берегах твоих глаз оказатьсяПод Кавказом лба твоегоПод твоими ресницами скрытьсяКак под ивой плакучейВ буйном папоротнике волосГде мы часто теряли дыханьеЗайцы, мыслящий стебель и яВ страхе пред ноябрем

Уж десять лет …

Уж десять лет твоей любвиКак десять сладостных минутА я с тобой – как в первый раз

Сумки полны розБудущие слезы за очкамиКак алмазы в витринеВ твоей груди жаворонокИ под робкими перчаткамиНежность будущего

Уж десять лет твоей любвиИ время здесь на всех часахостановилось

Claire Goll( 1890 -1977 )Aus: Zehntausend Morgenröten. Gedichte einer Liebe. 1954 Limes Verlag Wiesbaden Wallstein Verlag, Göttingen

Wo soll man weinen in dieser Stadt...

Wo soll man weinen in dieser StadtMit dem asphaltierten Himmel?Immer irrend unter den PassantenEinsam wie die Linden der BoulevardsDie von ihrem Aprilwald träumen

Sehr fern vom Leben möchte ich seinAn der Ufer deiner AugenDiesen zwei BergseenUnter dem Kaukasus deiner StirnMich verbergen unter deinen WimpernMeinen TrauerweidenUnd im krausern Farn deiner HaareWo wir uns oft selbstmordetenDie Hasen, das Sinnkraut und ichIn der Angst vor Nowember

Zehn Jahre schon...

Zehn Jahre schon, dass du mich liebstZehn Jahre zehn Minuten gleichUnd immer seh ich dich zum ersten Mal

Die Taschen voller RosenKünftige Tränen hinter der BrilleWie Diamanten in VitrinenIn deiner Brust eine LercheUnd unter den schüchternen Handschuhndie Zärtlichkeiten der Zukunft

Zehn Jahre schon daß du mich liebstDaß auf allen UhrenDie Zeit auf immer stillstand

Ицхок Лейбуш Перец

(1851-1915) – писатель, писал на идиш и иврите. Острые психологические новеллы, рассказы, драмы с протестом против социального угнетения.

Утешение

Мой народ,будь в бедах тверд,Крепок сердцем, духом горд.Заставь огонь души гореть, И чисть фитиль: ночь – это смерть.Писаньястроки говорят:Ночь – это смерть, а сон есть яд.Мой народ,будь в бедах тверд.

Будь крепок сердцем, духом горд, -Ведь свет сиял в ночи порой,Ты храбро шел в неравный бой,Ты крепко флаг в руках держал,Не страшен моря грозный вал:Твой дух – плотина, твой оплат.Раздуй же пламя, мой народ!

Крепись, народ мой, не робей,Ты славен стойкостью своей.Она, как столб огня в ночи.Уходит ночь, и дня лучи,Как вестники того огня,Теплом приветствуют меня.Утешься в горе, мой народ,Будь крепок сердцем, духом тверд!

180

Jizchok Leib Perez

(1851-1915) – Jiddischer Schriftsteller; Novellen, Erzählungen, Dramen über das Judische Volksleben).

Trost

Tröst mein Volk, vom Not umkreist:Stärkt das Herz, macht fest dein Geist,blast die Flamme, dass sie loht,verlöscht sie nicht, denn Nacht ist Tod.Und putzt den Docht der Flammenschift,denn Nacht ist Tod und Schlaf ist Gift.Tröst mein Volk, vom Not umkreist!

Macht fest das Herz und stärkt den Geist.Es hat geleuchtet manche Nacht,es hat gesiegt in mancher Schlachtund gab die Fahne nimmer herund steht im kochen wilden Meer –ein hoher eisenfester Damm!O stärkt das Volk, entfacht die Flamm!

O stärkt das Volk, und nicht erschlafft,soll steigen hell die Lebenskraftals Feuersäule in der Nacht.Es sinkt die Nacht, der Tag erwachtUnd schickt uns Strahlen - goldne PfeifeAls einen Gruß der Feuersäule.O tröst mein Vol, von Not umkreist:Macht fest das Herz und stärkt den Geist.

181

Стихи и песни поэтов гетто

После войны втайнике под развалинами варшавского гетто были обнаружены потрясающей силы последние стихи Кальмана Лиса, Шмуэля Имбера, Мордехая Гебиртига и других погибших в гетто поэтов, а также стихи спасённого партизанами вильнюсского поэта Аврома Суцкевера. Поэты погибали, но оставались их стихи, осталась поэзия тех лет, когда еще было живо восточноевропейское еврейство. Они – наследие убитого народа. Я подготовил цикл переводов этих произведений. Они взяты в основном из книги "Der Fiedler vom Getto". Leipzig, Verlag Philipp Reclam, 1968. Это свидетельства страданий, боли, борьбы и смерти детей, женщин, стариков – всех, кто попал в гетто и концлагеря...

Кальман ЛисРодился в 1903 году на Волыни.. Входил в кружок революционных писателей предвоенной Польши. Руководил приютом для больных еврейских детей. В 1942 году он погиб, защищая приютских детей от жандармов.

Ручки

Жизнь моя идет к концу, видать.Ах, ко всем чертям бы жизнь такую!Где тепла мне детским ручкам дать,Посиневшим в стужу ледяную?

Ручки деток пухнут. Как мне быть?Пальчики совсем окоченели.Целый мир хотел им подарить,-Но могу лишь петь под свист метели.

Дети просят хлеба. Хлеба нет.Что им даст поэт? Одно лишь Слово.Я твержу: терпеть! Придет рассвет,Вы дождетесь лучшей жизни, новой.

Жизнь моя идет к концу, видать.Ах, ко всем чертям бы жизнь такую!Где тепла мне детским ручкам дать,Посиневшим в стужу ледяную?

Gedichte und Lieder der Getto-poeten

Nach dem Krieg wurden die letzten, von erschüttender Kraft gekennzeichneten Gedichte von Kalman Lis, Schmuel Imber, Mordechaj Gebirtig und von anderen im Warschauer Ghetto umgekommenen Dichtern und auch Gedichte des von den Partisanen geretteten Dichters Avrom Suzkewer gefunden. Die Poeten sind umgekommen, aber ihre Gedichte blieben, es blieb die Poesie der Jahre, in denen es das osteuropäische Judentum noch gab. Dies ist das Erbe des ermordeten Volkes. Ich habe eine Übersetzungsreihe dieser Werke vorbereitet. Sie wurde hauptsächlich dem Buch "Der Fiedler von Ghetto" entnommen (Leipzig, Verlag Philipp Reclam, 1968). Das sind Zeugnisse des Leidens, des Schmerzes, des Kampfes und des Todes der Kinder, der Frauen, der Greise – all derer, die in Ghettos und in Konzentrationslager kamen …

Kalman LisGeboren 1903 in Kowel, Wolhynien. Mitglied unterirdischer revolutionärer Schriftstellerkreise im Vorkriegs Polen. Leiter einer Erziehungsanstalt für kranke Kinder. 1942 von der deutschen Gendarmerie mit den Kindern ermordet.

Händchen

s ist, als ging mein Leben heut zu End –ach, zu allen Teufeln, so ein Leben!Waren blaugefrorne Kinderhändausgestreckt, ich sollte etwas geben.

Händchen, die geschwollen sind vor Kält,und mit weißen Flecken auf den Fingern.Wollt ich schenken meine ganze Welt,könnt ich ihnen geben nur das Singen.

Bitten aber Kinder mich nach Brot –was kann da ein Dichter Kindern geben?Bleibt nur eines: kämpfen mit den Notbis zum letzten Blut für neues Leben.

s ist, als ging mein Leben heut zu End –ach, zu allen Teufeln, so ein Leben!Waren blaugefrorne Kinderhändausgestreckt, ich sollte etwas geben.

Авром Суцкевер

Род.в 1913 г. в Зап. Белоруссии. В 1937 г. в Варшаве вышла его первая книга — «Лидэр» (Стихотворения»). В 1941 г. с женой и матерью был арестован и отправлен в Виленское гетто. Стал членом боевой организации. В сентябре 1943 г. Накануне ликвидации гетто в составе отряда участников сопротивления бежал из Вильны в Нарочанскую пущу. По ходатайству И. Эренбурга в марте 1944 г. поэта вывезли на военном самолете с партизанской базы в Москву. Участвовал в работе Антифашист- ского еврейского комитета, познакомился с Борисом Пастернаком. 27 февраля 1946 г. выступал свидетелем обвинения на Нюрнбергском процессе. В 1946 г. уехал в Польшу, затем во Францию и Нидерланды. В 1947 году - в Израиль. В 1949 г. стал главным редактором ежеквартального журнала «Ди голдене кейт» («Золотая цепь») на идиш. Умер 20.01.2010г.

Скрипач из гетто

Здесь не услышать больше песен, дарящих всем тепло и свет.Мир гетто страшен, темен, тесен, и чудо-скрипки больше нет.

Исчезли звуки, краски, лица.Огонь души ушел вослед,и чуду больше не родиться:ведь чудо-скрипки больше нет.

Он скрипку- боль свою и славузарыл, как амфору вина. Ей не попасть теперь в облаву,ей пуля больше не страшна.

Но без любимой – что он значит? –без чувств, без мыслей, - ком костей.Придет пора, его запрячутв сырую землю, ближе к ней.

Что слезы? Нет к ним больше веры.Слова – что пыль на ветерке.К закату солнце стало серымИ вдруг погасло вдалеке.

184

Awrom Suzkewer

Er wurde im Jahre 1913 in West-Weißrussland geboren. Im Jahre 1937 erschien sein erstes Buch in Warschau,welches den Namen „Lieder“ trägt. 1941 wurde er verhaftet und in ein Ghetto in Vilnius geschickt zusammen mit seiner Ehefrau und Mutter. Daraufhin wurde er Mitglied in einer illegalen Kampforganisation. Vor der Liqiudation des Ghettos im Sempember 1943 flüchtete er in die Wälder. Im Jahre 1944 wurde er nach Moskau geschickt. Dort war er Teilnehmer im Kommitee der Antifaschisten. Am 27. Februar 1946 sagte er als Zeuge im Nürnberger Prozess aus .1947 zog er nach Israel.1949 war er ein Radakteur in der Zeitschrift „ Die goldene Kette“. Am 20. Januar 2010 verstarb er.

Der Fiedler vom Getto

Da seine Lieder nimmer klangen die ihm das Leben einst beseelt, sind Traum und Wahrheit ihm vergangen: die Fiedel hat ihm sehr gefehlt.

Mit ihrem Klingen ging verloren sein Feuergeist, der nun verschwelt. Nie wird ein Wunder mehr geboren, die Fiedel hat ihm sehr gefehlt.

Er hat sie in geheimer Trauer vergraben wie ein Fläschel Wein jenseits von Tor und Gettomauer, sollt nicht mit ihm gefangen sein

Jedoch was ist er ohne Geige: Ein Bündel Knochen ohne Sinn. Es rinnt die Zeit und geht zur Neige, und wie sie kommt, so geht sie hin.

Die Träne ist nur mehr ein Tropfen, ein Wort ist wie ein Staub in Wind. Die Abendröte ihm zukopfe

Wird grau, noch ehe sie zerrinnt.

185

По гетто бродят привиденья,забыв слова: цветы, любовь.И кровь повсюду на каменьях

не понимает слова : кровь.

Скрипач решился: темной ночьюпрокрался он в разбитый дом.Увидеть скрипку вновь воочью –жила одна надежда в нем.

Как жаждал он открыть бессмертныйЧистейший музыки родник!Он рыл... Из кучки неприметнойзнакомый абрис вдруг возник.

Обняв ее двумя руками,он так спасенной скрипке рад...И вновь ползет он меж домамиобратно в свой кромешный ад.

Там, перед каменной стеноюсамозабвенно он играл.Казалось, прах своей игроюна вещих струнах оживлял.

Слова – как дети, уж поверьте,а дети – музыка небес.она всегда сильнее смерти,она чудесней всех чудес.

И восстает пред ним картина:Выходят люди из могил.он узнает жену и сына,всех тех, кого он так любил.

И каждый музыкой волшебнойдушой и сердцем укреплен.Жестокий мир слезой целебной, -теперь целебной, окроплен.

186

Die Menschen leben wie in Spiegeln. Man lebt und weiß nicht, was man tut.

Und Blut auf Steinen und auf Ziegeln Weiß nicht, daß es genannt ist: Blut.

Mit einem Spaten, spät am Abend Schlich er sich zum zerstörten Haus Und hoffte, nach der Fiedel grabend Gräbt er am End die Hoffnung aus.

Wie giert er nach der Fiedel: trinken Will er aus ihrem Quell das Licht. Er wühlt und gräbt, und sieht sie blinken, sie drängt sich aus der Erden schlicht,

er beugt sich, greift mit beiden Händen: Daß er die Fiedel wieder hat! Schleicht leise an den Hauswänden zurück in seine Judenstadt,

und vor denselben grauen Steinen spielt er in heißem Überschwang. Da regt es sich in den Gebeinen, und wie ein Herrscher geht der Klang.

Und Wörter freuen sich wie Kinder, und Kinder werden gar Musik. Sie ist ein Todesüberwinder – aufsteht, wer lange schon entschwieg.

Und Massen kommen aus den Gruben, Gefährten, angetan mit Tau. Er findet seinen toten Buben und dort ist auch die tote Frau.

Und jeder wird von seinen Tönen gestärkt und innerlich erhellt, und Tränen sind nun keine Tränen – in jeder läutert sich die Welt.

И люди видят: все, как прежде:приходит жизнь.Уходит страх.

Вселяет музыка надежду,и веру, и любовь в сердцах.

Кровь на камнях взывает к мщенью,а слово снова - флаг и честь.Никто не будет больше тенью,а тем - кем был, и тем - кто есть.

188

Und alle gehen, alle gaffen und sehen sich zum ersten Mal.

Der Klang hat alle neu erschaffen mit neuem Herz und Hoffnungsstrahl.

Und Blut auf Steinen wird zu Stürmen, als Flagge wird das Wort gehisst. Wie Keller sich zum Himmel türmen! Und jeder Mensch ist – was er ist.

189

Шмуэль Янкев Имбер

Род.в Галиции в 1889 году. Отец его был писателем на языках идиш и иврит. Он получил еврейское образование - религиозное и светское. Жил во Львове, Вене, Нью-Йорке и Кракове. Бывал в России и Палестине. В 1942 году погиб в одном из концлагерей Польши.

Потомкам

Вам, кто на смену ушедшим придет, вам, кому жизни прекрасный черед –песню для вас, о, для вас я пою.Сердцем услышьте вы песню мою.

Вам, кто однажды придет в этот мир,вам, кто в отчаяньи, беден и сир,всем вам, кто счастлив, и счастлив не столь,-Я отдаю мою радость и боль, -

Вам, кто придет, как посланник богов,Музыкой полон и песенных слов;В песне пребудет мой дух, верю я! Все вы – родные мои сыновья.

И придет солнце

Придет к нам солнце той страны, улыбки всем даря,и предвещая ясный день,прогонит ночь заря.

Примчится ветер той страны,зажжет он в сердце кровь.Придет и слово той страны,и станет песней вновь.

Придет мечта из той страны, как дар моей судьбе.И полетит моя душа,Страна моя, к тебе.

Scmuel Jakub Imber

Er ist in Galizien im Jahre 1889 geboren. Sein Vater war Schriftsteller, er schrieb auf Jüdisch und Iwrit. Er hatte eine jüdisch religiöse und weltlich Ausbildung. Er hat in Ukraine , Polen und Amerika gelebt. Außerdem war er in Russland und Palästina. 1942 wurde er im KZ in Polen ermordet.

An die kommenden

Ihr, die Ihr kommt, wenn ich lang nicht mehr bin,ihr, die Ihr kommt schon von Uhr-Anbeginnin euern herzen last Leben mein Lied,für euch, o für euch hat mein Lied einst geblüht.

Ihr, die Ihr kommt einst nach Jahren und Tag,ihr, die Ihr kommt voller Zorn und verzagt,ihr, die Ihr kommt in des glückes Geleit –er kannten euch alle mein Leid, meine Freud.

Ihr, die Ihr kommt, von den Göttern geschickt,von Liedern beglückt und von Träumen umstrickt –o dass auch mein Geist eure Traüme bewohn!Ein Jeder von euch ist mein teuerster Sohn.

Und kommt die Sonne

Und kommt die Sonne von jenem Land,sie rotelt sich und lacht,sie bringt mir einen hellen Tag,so hell wie dort die Nacht.

Und kommt ein Wind von jenem Land –wie mir das Herz erglüht,und kommt ein Wort von jenem Land,es wird bei mir zum Lied.

Und kommt ein Traum von jenem Land –Ich laß ihn nicht von mir.Dann reißt er mir die Seele ausUnd fliegt, mein Land, zu dir.

Ицхак Кацнельсон

(1886-1944).Еврейский поэт, драматург и педагог, участник боёв в Варшавском гетто. Писал на идиш и иврите. Песня «Дона дона» (Теленок) – о судьбе еврейского народа, ассоциируется с Холокостом. Переведена на английский, немецкий, польский и др. Он написал также «Песнь об убиенном еврейском народе» - трагическую поэму – реквием по жертвам Холокоста- в транзитном лагере Виттель во Франции перед отправкой в Освенцим, где погиб вместе со своим сыном 3 мая 1944 г. Листочки с поэмой были закопаны его другом в лагере и найдены после освобождения лагеря союзными войсками. Опубликованная в 1945 г. поэма стала известна всему миру и стала памятником духовного сопротивления евреев.

Теленок

На возу лежит теленок,Связан так, что не вздохнуть.В небе ласточка летает, -Для нее свободен путь.

Припев:

В поле ветра смех, в поле ветра стон.Он смеется днем, ночью плачет он.Дона, дона, дона, дона, дона, дона, дона, дай,Дона, дона, дона, дона, дона, дона, дона, дай.

Как дитя, теленок плачет,А хозяин так сказал:Ты бы птицею родился,И, как ласточка б, летал.

Припев.

Бедный маленький теленок,Коротка твоя судьба.Были б крылья, не ждала быДоля горькая раба.

Припев.(перевод с идиш)

Izhak Kaznelson (1886-1944)

Donaj, donaj (a Kelbl)

Dieses Lied, genauer seine Melodie, ist wohl durch den Gesang von Donavan unter dem Titel »Dona, Dona« das bekannteste jüdische Lied in Deutschland. Aber wer weiß schon, daß es aus dem jüdischen Ghetto in Warschau stammt?Wer weiß schon, daß es Itschak Katsenelson unter dem Eindruck der Deportation seiner Eltern nach Auschwitz schrieb? Wer weiß schon, daß er selbst später in Auschwitz durch Giftgas im April 1944 ermordet wurde?Die letzte Strophe heißt in Deutsch: »Arme Kälbchen darf man binden, und man verschleppt sie und schlachtet sie. Wer Flügel hat, fliegt in die Höhe und ist bei niemand ein Knecht.«

Ojfn Farel ligt a Kelbl,Ligt gebundn mit a Strik,Hojch in Himel fligt a Fojgl,Fligt un drejt sich hin un ts`rik.

Refrain:Lacht der Wind in Korn, lacht un lacht un lacht;Lach er op a Tog, a gantsn un a halbe Nacht.Donaj, donaj, donaj, donaj, donaj, donaj, donajdaj.Donaj, donaj, donaj, donaj, donaj, donaj, donajdaj.

Schreit dos kelbl, sagt der pojer, wer-ssche hejst dich sajn a kalb? Wolst gekent doch sain a foiglwolst gekent doch sajn a schwalb! 

Refrain.

Bidne kelblech tut men bindn,un men schlept sej un men schecht. Wer's hot fligl, flit aroif tsu,  is bej kejnem nischt kejn knecht. 

Refrain193

Мордехай Гебиртиг (1877-1942)

Один из наиболее известных авторов песен в Польше 20-30 гг. Как песни Высоцкого и Галича, баллады «Битлз» - это жанровые сценки, монологи, диалоги, картины жизни простого народа. Наиболее известна песня «Горит, братья, горит», она стала гимном еврейского сопротивления. Погиб в лагере смерти в 1942г.

Хэй, музыканты

Музыканты, други-братья,ставлю доброе вино,песню радости сыграйте,Пусть печальуйдет на дно.

Что-то душу мне тревожит,больно сердцу моему.Что его томит и гложет?Я не знаю, не пойму.

Может быть, от звуков скрипкибудет грустно уж не столь.Так от маминой улыбкиутихала в сердце боль.

Кружит песня, словно рыбка.Будет в мире благодать?Плачет флейта, плачет скрипка.Как бы мне не зарыдать.

Музыканты, други-братья,пейте доброе вино.Веселей, прошу, играйте,пусть печаль уйдет на дно.

(перевод с идиш)

194

Mordehaj Gebirtig (1877-1942)

Er ist der bekannteste Autor der Lieder im Polen aus dem Jahre 1920-1930. Am meisten ist das Lied „Es brennt!“ bekannt, welches die Hymne judischen Widerstandes wurde. Er wurde im KZ im Jahre 1942 ermordet.

Hey Klezmorim 

hey, klezmorim, gute briderir bakumt fun mir oykh vaynshpilt mir oyf a freylekh lidl, shleft mayn moyre-skhoyre ayn.

troyerik iz mir oyfn hartsn, kh'fil dort epes nogt un kvelt z'bengt nokh epes mayn neshome shleft mayn moyre-skhoyre ayn.

shpilt  farvigt mit ayere tenermir dem umet in mayn harts,vi mayn mame flegt farvignmit a lidele mayn shmerts.

shpilt mir oyf a freylekh lidl epes shpilt ir troyerik haynt z'veynt dos fleytl, z'veynt der fidlalts arum mir epes veynt.

hey, klezmorim, gute briderir bakumt fun mir oykh vayn shpilt mir oyf a freylekh lidl,shleft mayn moyre-skhoyre ayn.

195

Хирш Глик

Род. в Вильнюсе в 1920 году. Во времена немецкой оккупации попал в концлагерь «Вайсе Ваке». Там он написал целый ряд стихотворений. В 1943 году евреи были переведены в Вильнюсское гетто.Там он установил связь с партизанами Балтии. После ликвидации гетто Хирш Глик был снова схвачен гестапо и заключён в концентрационный лагерь. Оттуда ему удалось бежать в близлежащие леса. Он погиб позже в бою c немецкими войсками в возрасте 23 лет.

Тишь. Мороз...

Слова и музыку к этой песне поэт написал во время первого восстания в Вильнюсском гетто в 1942 году. Он вспоминает о девушке Витке Кемпер, которая принимала участие в этом восстании.

Тишь. Мороз. Горят в ночи Звезды в дальнем далеке.Помнишь, я тебя училПистолет держать в руке?

Шубка девичья. Берет.И в руке зажат наган.Милый друг, мой лунный свет,Ждет в засаде караван.

Выстрел. Цель подбита вмиг.Ай да маленький наган!И с оружьем грузовикСтал добычей партизан.

В полдень из лесу ушла,Снег – короной на кудрях....Вновь огонь борьбы зажглаТой победою в сердцах!

(перевод с идиш)

196

Hirsch Glik

Hirsch Glik, Dichter und Partisan, wurde 1920 in Wilna, Litauen, geboren. Bei der Besetzung durch die Deutschen im zweiten Weltkrieg kam er in das KZ Waisse Wake.Dort schrieb er eine Reihe von Gedichten, die ihm später einen Preis des Wilnaer Ghettos einbrachten. 1943 wurden alle Juden aus dem KZ Weisse Wake in das Wilnaer Ghetto gebracht, und wo aus Glik sich den Partisanen anschloss. Hirsch Glik wurde nach der Liquidation des Wilnaer Ghettos erneut von der Gestapo verhaftet und in ein KZ nach Erstand gebracht. Dort gelang ihm die Flucht in die nahe liegenden Wälder. Er fiel kurze Zeit später im Kampf gegen deutsche Truppen im Alter von 23 Jahren.

Schtil,di Nacht

Auch die Worte und Weise dieses Liedes stammen von Hirsch Glik, das er während des ersten Aufstands im Ghetto von Wilna 1942 verfasste. Er soll an das Mädchen Witke Kempner erinnern, die an diesem Aufstand teilnahm.

1. Schtil,di Nacht is ojsgeschterntUn der Frosst hot schtark gebrent.Zi gedenkstu wi ich hob dich gelerntHaltn a Schpajer in di Hent?

2. A mojd a Pelzl un a Beret,un halt in Hand fest a Nagan.A Mojd mit a sametenem Ponim,Hit op dem ssojne`ss Karawan.

3. Gezielt, geschossn un getrofn!Hot ir kleininker Pistojl.An Oto, a fulinkn mit wofn Farhaltn hot si mit ein Kojl!

4. Fartog, fun wald arojssgekrochn,Mit Schnejgirlandn ojf di Hor.Gemutikt fun kleininkn Nizochn

Far unser najem, frajen Dor!

197

Партизанская песня

Песня «Зог ништ кейн мол...» («Никогда не говори») на мелодию песни Дм.Покрасса «То не тучи...» — стала боевым гимном виленских партизан.

Ты не верь, что это твой последний путь,Если небо, как свинцом, сдавило грудь.Звездный час настанет. С нами наша честь.Прогремит наш шаг: мы здесь всегда, мы – есть!

От зеленых пальм и до седых снегов, -Всюду терпим боль и муки от врагов.Но, где капли нашей крови упадут,Семена отваги, мужества взойдут.

Солнца луч сегодня радует с утра.Враг исчезнет, как проклятое вчера.Если даже вдруг замедлит солнце ход,Наша песня, как пароль, пойдет в нарол.

В этой песне зреет вольный дух борьбы.За свободу бьются пленники судьбы.Наш очаг разбит, но пусть страшится враг:Песню мы поем с оружием в руках.

Ты не верь, что это твой последний путь,Если небо, как свинцом, сдавило грудь.Звездный час настанет. С нами наша честь.Прогремит наш шаг6 мы здесь всегда, мы – есть!

(Перевод с идиш)

198

Sog nit kejnmol

Das Lied wurde das jiddische Partisanenlied. Das Lied ruft alle Juden auf, sich zu wehren, nicht aufzugeben, auch wenn die Wände zusammenbrechen, der Himmel sich verdunkelt. Es ist ein militantes Lied, gesungen mit Pistolen in den Händen.

Sog nit kejnmol_as du dejsstdem letztn Weg,Chotsch Himlen blajene farschteln bloje Teg.Kumen wet noch unser ojssgebenkte Scho,Ss’wet a Pojkton unser Trot: wir senen do!

Fun grjnem Palmenland bis wejtn Land fun Schnej,Mir kumen on mit unser Pejn, mit unser Wej,Un wu gefaln is a Schpriz fun unser Blut,Schprozn wet dort unser G’wure, unser Mut.

Sswet di Morgensun bagildn uns dem Hejnt,Un der Nechtn wet farschwindn mitn Fajnd.Nor ojb farsamen wet di Sun un de Kajor,Wi a Parol sol sajn doss Li dfun Dor zu Dor.

Doss Lid geschribn is mit Blut un nit mit Blaj,Ss’is kejn Lid fun a Fojgl ojf der Fraj,Doss Lid gesungen mit Naganess in der Hent.

Sog nit kejnmol_as du dejsstdem letztn Weg,Chotsch Himlen blajene farschteln bloje Teg.Kumen wet noch unser ojssgebenkte Scho,Ss’wet a Pojkton unser Trot: wir senen do.

199

Лейб Розенталь

01.1942 г. основал в Виленском гетто партизанскую организацию (FDP). Шмерке Качергинский написал „Партизанский марш» на мелодию «Песни единого фронта» Бертольда Брехта и Ганса Айслера. Летом 1943 г. Л. Розенталь написал новый текст песни - «Раз, два, три», имеющий другой характер. Эту песню полюбили и пели узники гетто. Песня «Мы живем вечно» была написана им в 1943 г. в Вильнюсском гетто. Это была финальная песня театра в гетто, где среди ее слушателей были также немецкие солдаты и эсесовцы. Лейб Розенталь погиб в концлагере Клога в 1944г.

Живем мы вечно

Живем мы вечно, хоть мир в огне.То под конем мы, то на коне.Назло врагам всем, что нас тиранят,Нас очерняют, и сердце ранят.

Живем мы вечно, живем сейчас,Живем мы вечно, и каждый час.Мы жить хотим, и мы живем,Лихие дни переживем.Живем мы вечно, и в этот час!

200

Lejb Rosenthal

Am 21.1.1942 wurde im Wilnaer Ghetto die »Farejnikte Partisaner Organisazje« (FPO) gegründet. Schmerke Katscherginski schrieb als eine Hymne für die FPO den »Partisaner-Marsch« und griff dabei auf die Melodie des »Einheitsfrontliedes« von Bertold Brecht und Hanns Eisler. Im Sommer 1943 schrieb Lejb Rosenthal einen weiteren Text zu dem Lied, der nicht mehr auf die Arbeiterbewegung anspielt. Das markige »Zu ejnss, zwej, draj« hat in jeder Strophe eine andere Bedeutung und dadurch auch einen anderen Charakter. Dieses Lied war im Ghetto Wilna wie auch in den Konzentrationslagern sehr beliebt.Auch das Lied »Mir lebn ejbig« schrieb Lejb Rosenthal 1943 im Wilnaer Ghetto. Es war das Finallied des Ghetto-Theaters, zu dessen Publikum auch deutsche Soldaten, sogar SS-Mitglieder gehörten.Lejb Rosenthal starb im Konzentrationslager Kloga.

Mir lebn ejbig

Mir lebn ejbig! Ess brent a Welt.Mir lebn ejbig on a Groschn Geld.Un ojf zu Pikeness di ale SsonimWoss wiln uns farschwarzn unser Ponim.Mir lebn ejbig, mir sejnen do,Mir lebn ejbig in jeder Scho!Mir weln lebnun derlebn,Schlechte Zejten ariberlebn.Mir lebn ejbig! Mir lebn ejbig!

Wir leben ewig

Wir leben ewig! Es brennt eine Welt.Wir leben ewig ohne einen Groschen Geld.Allem feinden zum Trotz,Die uns anschwärzen,Wir leben ewig, wir sind da,Wir leben ewig, in jeden Stunde,Wir wollen leben und erleben,Und schlechte Zeiten überleben.Wir leben ewig, wir sind da!

201

ПЕСНИ ИСЧЕЗНУВШИХ МЕСТЕЧЕК

Тумбалалайка

Парень стоит, уйти не в мочь,Думает думу он всю ночь,Как бы жениться, чтоб не стыдиться,Как бы жениться, не ошибиться.

Припев:

Тумбала, тумбала, тумбалалайка,Тумбала, тумбала, тумбалалайка, Тумбалалайка, тумбалалайка,Тумбалалайка, радость дари.

«Девушка, сможешь ли ты ответить,Что без дождя растет на свете?Что же горит, горит, не сгорая?Что может плакать, слезы скрывая?

Припев

«Глупый ты парень, просто ответить:Камень растет без дождя на свете!Только любовь горит, не сгорая!Плачет сердечко, слезы скрывая!»

Припев:

Тумбала, тумбала, тумбалалайка,Тумбала, тумбала, тумбалалайка, Тумбалалайка, тумбалалайка,Тумбалалайка, радость дари.

202

LIEDER DER VERSCHWUNDENEN STÄTTCHEN

Tumbalalayka

Schtejt a Bocher, schtejt un tracht  Tracht un tracht a ganze Nacht  Wemen zu nejmen un nit varschejmen  Wemen zu nejmen un nit varschejmen.

Refrain: Tumbala, tumbala, tumbalalaika  Tumbala, tumbala, tumbalalaika,  Tumbalalaika, tumbalalaika  Tumbalalaika, frejlich soll sain. 

"Mejdl, Mejdl 'ch well baj dir fregnWos kon waksn, waksn on Rejgn?  Wos kon brennen, un nit ojfheren?  Wos kon benken, wejnen on Trenen?"  

Refrain

"Narrischer Bocher, was derfstu fregen:  Libe kon brennen un nit ojfheren!  Libe kon brennen un nit ojfheren! A Harts kon benken, wejnen on Trenen!"

Refrain

Tumbala, tumbala, tumbalalaika  Tumbala, tumbala, tumbalalaika,  Tumbalalaika, tumbalalaika  Tumbalalaika, frejlich soll sain. 

203

Для меня ты прекрасна

Пусть черна ты, как ночь, моя крошка, Пусть глаза твои словно у кошки, Пусть хромаешь немножко, Как из дерева ножки, - Я скажу: пустяки! Пусть улыбка твоя глуповата, И умом ты слегка пустовата, Пусть дика ты, как индианка, Или даже как галицианка, - Я скажу: пустяки!

-Скажи, как мне это понять?

- Что хочу я сказать?Прекрасней ты всех,Прелестней ты всех,Ты в мире одна для меня!Шикарней ты всех,Желанней ты всех,Дороже всех благ для меня!Так много милых девушек хотят быть со мной,Но счастье я найду лишь только с тобой.Прекрасней ты всех,Прелестней ты всех,Ты в мире одна для меня!

204

Bay mir bistu sheyn

Wen du zolst zaun shwarz wi a toter, wen du host oygn wi bay a koter, un wen du hinkst tsubislach, host hiltserne fislach - zog ich, dos art mich nit. Un wen du host a narishn shmeuchl, Un wen du host-wey tsu uns –seychl, wen du bist wild wi indianer, bist afile a galitsianer - zog ich: dos art mich nit!

Zog mir wi derklerstu dos? Ch'vel dir zogn, bald far wos:

Bay mir bistu sheyn, bay mir hosttu cheyn, bist eyne bay mir oyf der welt. Bay mir bistu git, bay mir hostu it, bay mir bistu tayerer fun geld. Fil sheyne meydlfch hobn shoyn gewolt nehmen mich,un fun wey ale oysgeklibn hob ich nor dich!Bay mir bistu sheyn, Bay mir hostu cheyn

bist eyne bay mir oyf der welt.

205

Нам нужно помириться

Нам нужно помириться, помириться,ставь самовар;нам нужно помиритьсяИ кончим базар.

Нам нужно помириться, помириться,купи померанцы,нам нужно помириться,пойдем на танцы.

Нам нужно помириться, помириться. Что стоишь у двери?Нам нужно помириться,На меня посмотри.

Нам нужно помириться, помириться,Стыдись, Этл-Двойра! Нам нужно помириться, -Жалеть будем скоро.

Нам нужно помириться, помириться,Купи фисташки.Нам нужно помириться, помириться,дари мне ласки.

Нам нужно помириться, помириться,мы чужие с утра.Нам нужно помириться, помириться,И жениться пора!

206

Lomir sich iberbetn

Lomir sich iberbetn, iberbetn,schtel dem samowar;lomir sich iberbetn, sey-sche nischt kein nar.

Lomir sich iberbetn,iberbetn.... kojf mir a por marantsn;l lomir sich iberbetn, lomir gejen tantsn.

Lomir sich iberbetn, iberbetn,wos schtejst du baj der tir? Lomir sich iberbetn, gib a kuck ouf mir.

Lomir sich iberbetn, iberbetn,shem sich_ Etl-Dwoyre!Lomir sich iberbetn, di tzaut iz an aweyre.

Lomir sich iberbetn, iberbetn, kouf a por pistashkes; Lomir sich iberbetn, shenks mir dayne laskes.

Lomir sich iberbetn, iberbetn, genug shoyn zayn wi goyim; Lomir sich iberbetn, lomir shraybn tnoyim.

207

Сыграй мне песенку на идишТекст: И.Котляр, композитор неизвестен

Ты сыграй мне песенку на идиш,и на лицах радость ты увидишь.И малый, и большой споет ее с душой,Из уст в уста пойдет напев простой.

Припев:

Играй, клезмер, играй,Песней ты надежду людям дай.Пусть звучит напев родной,Играй его и сердцем, и душой.

И не надо слез, не надо вздохов,Каждый чтоб сказал: сыграл неплохо!Чтоб каждый видеть мог: пред нами сто дорог,Я жив, пою, а значит, с нами Бог!

Припев.

Ты сыграй мне песню про свободу,Что всего желанней год от году,Чтоб всяк, велик и мал, друг друга понимал,Без войн и ссор тогда б счастливым стал.

Припев.

Так споем же вместе эту песню,Как друзья, а дружбы нет чудесней.Как дети пусть одной мы матери родной.А в хоре прозвучит и голос мой.

Припев.

208

Schpil-she mir a Lidele in Jiddisch

Schpil-she mir a Lidele in Jiddisch, Derwekn soll ess Frejd unnischt kajn Chidesch –As ale Menschn grojss un klejn, soln ess farschtejn,Fun Mojl doss Lidele sol gejn.

Refrain :Schpil, schpil, Klesmerl, schpil,Wejsst doch woss ich mejn un woss ich wil.Schpil, schpil, a Lidele far mir –Schpil a Nignd mit Harz un mit Gefil!

A Lidele on sifzn un on Trern,Schpil asoj, as ale soln hern,As ale soln sen,ich leb un singen ken,Schener noch un besser wi gewen.

Refrain

Schpil-she mir a Lidl wegn Scholem,Sol schojn sejn Scholem un nischt kejn Cholem,As ale Felker grojss un klejn, sol take sich farschtejn,on Krign un on Milchomess sich bagejn.

Refrain

Lomir singen `ss Lidele zusamen,Wi gute Frajnd, wi Kinder fun ejn Mamen.Majn ejnziger Farland, `ss sol klingen fraj un frank,Un alemenss Gesang ojch majn Gesang.

Refrain

209

Содержание – Inhalt

От автора 3Мысли знаменитых людей 4Die gedanke der berümten Menschen 5Народная поэзия. Песня-спор между жизнью и смертью 8Volksdichtung. Streitlied zwischen Leben und Tod 9Снег выпал 10Es ist ein Schnee gefallen 11Аноним… Когда б я птичкой был 12Anonim… Wen ich Vöglein war 13Маттиас Клаудиус. Вечерняя песня 14Matthias Klaudius. Abendlied 15Фридрих Ницше. Свободный дух. Прощание 18Friedrich Nietzsche. Freigast. Abschied 19Генрих Гейне. Девицу юноша любит 20Девица ждет у моря 20Heinrich Heine.Ein Jüngling liebt ein Mädchen 21Die Fräulein stand am Meer 21Из «Книги песен». Колыбель моих страданий 22Aus „Buch der Lieder“.Schöne Wiege meiner Leiden 23На дальнем горизонте… На чужбине 24Am fernen Horisonte… In dem Fremde 25Я Атласа несчастней!...... Приходят года и уходят 26Ich unglücklicher Atlas!... Die Jahre kommen und gehen 27Три волхва 28Die heil'gen Drei König 29Дополнительные посвящения в стихах 30Nachgelassene Widmungsgedichte 31Кочующие крысы 34Die Wanderratten 35 Германия. Зимняя сказка гл. ХХ 38Deutschland. Ein Wintermärchen .Caput XX 39Германия. Зимняя сказка (из главы ХХ11) 42Deutschland. Ein Wintermärchen (aus Caput XX11) 43Где? 44Wo? 45Герхарт Гауптман. Посвящение.… Мать у колыбели 46Gerhart Hauptmann. Wiedmung. Die Mutter bei der Wiege 47Иоахим Рингельнатц. Муравьи …Дарить… 48Joachim Ringelnatz. Die Ameisen…Schenken… 49Герман Гессе. Ступени 50Hermann Hesse. Stufen 51Чужой город. … Одиночество 52

Fremde Stadt… Einsamkeit 53

Любовная песня……Язык весны 54Liebes Lied…Sprache des Frühlings 55Вольф Бирман. Не страшно за страну теперь 56Wolf Biermann. Um Deutschland ist mir gar nicht bang 57Родина 58Heimat 59На кладбище Монмартра 60Auf dem Friedhof am Montmatre 61Большой алый цвет Шагала 62Großes Rot bei Chagall 63Когда солнце часом позже 64Wenn die Sonne eine Stunde 66На пороге сна и пробуждения 65Einschlaf und Aufwachlied 67Перспектива поэтов 68Poetenperspektive 69Эльза Ласкер-Шулер. Мой синий рояль. Приходит вечер 70Else Lasker-Schüle.r Mein blaues Klavier… Es kommt der Abend 71Твои глаза...Прощание 72In deine Augen…Abschied 73

Прощание...Мой народ 74Abschied…Mein Lied 75Иерусалим 76Jerusalem 77Примирение 78Versöhnung 79Маша Калеко. Лист на ветру…Соло для женского голоса 80

Mascha Kaleko... Blatt im Wind…Solo für Frauenstimme 81Сонет в мажоре 82

Sonett in Dur 83 Сонет в миноре …Ночь без сна… 84

Sonett in Moll… Nacht ohne Schlaf 85Третья симфония 86Die dritte Sinfonie 87В изгнании 88Im Exil 89Автобиографическое 90Auto(r)biografisches 91Эпиграммы 92Epigramme 93Готфрид Бенн. Синий час 98Gottfried Benn. Blaue Stunde 99Только две вещи 100

Nur zwei Dinge 101

Стихотворение... Последняя весна 102Gedicht… Letzter Frühling 103Эпилог. 1949 (Германия) 104Epilog 1949 (Német) 105Твои черты 108Die Züge deiner 109Нелли Закс…Мертвый ребенок говорит. 110Nelly Sachs… Ein totes Kind spricht 111Всегда там, где умирают дети 112Immer dort, wo Kinder sterben 113Смесь 114Mischung 115Народы земли 116Völker der Erde 117Пауль Целан … Фуга смерти 118Paul Celan... Todesfug 119Псалом 120Psalm 121Годы от тебя ко мне…Сон и еда 122Die Jahre von dir zu mir…Schlaf und Speise 123Роза Ауслендер…Слепое лето 124Rose Auslender… Blinder Sommer 125День в изгнании 126Ein Tag im Exil 127Хильда Домин...Жуткий бег…Дом без окон 128 Hilda Domin …Makabrer Wettlauf..… Haus ohne Fenster 129Только роза опора...Упрек 130Nur eine Rose als Stütze… Vorwurf 131Стихия …Отступление 132 Element… Rückzug 133Через одну войну...Слова… 134Die übernächste Krieg…Worte 135На полном ходу... Эскимосская птица… 136In voller Fahrt… Eskimovogel… 137Дерево цветет вопреки...Кто смог бы...Стихотворение... 138Der Baum blüht trotzdem… Wer es könnte… Ein Gedicht… 139Курт Тухольский…В клетке 140Kurt Tucholsky…Im Käfig 141Райнер Мария Рильке…Пантера…Осень... 142Reiner Varia Rilke…Der Panter…Herbst… 143Иоганнес Бехер…Слезы Отечества. Год 1937 144Johannes R. Becher… Tränen des Vaterlandes Anno 1937 145 Гюнтер Грасс... Наше 148

Günter Grass…Das unsre 149В яйце....“Я“ немецкого языка 150

Im Ei… Ich, deutscher Zunge 151

Эрих Кестнер...154

Erich Kästner.. Monolog eines Blinden.. Fantasie von Übermorgen 155По существу романс. 158Sachliche Romanze 159Бертольд Брехт …Песня немецкой матери 160Bertolt Brecht…Lied einer deutschen Mutter 161 Гертруда Кольмар…Серая ночь…Сердце…Некролог 162 Gertrud Kolmar…Die graue Nacht… Das Herz… Nachruf 163Агасфер…Еврейка……Зверь.... 168Ewiger Jude… Die Jüdin … Das Tier… 169Клэр Голл…Где слезы примет этот град..... 178Claire Goll…..Wo soll man weinen in dieser Stadt… 179Ицхок Лейбуш Перец…Утешение 180Jizchok Leib Perez…Trost 181Стихи и песни поэтов гетто 182-200Gedichte und Lieder der Getto-poeten 183-201Кальман Лис.. .Ручки 182Kalman Lis…Händchen 183Авром Суцкевер... Скрипач из гетто 184Awrom Suzkewer..Der Fiedler vom Getto 185Шмуэль Янкев Имбер…Потомкам…И придет солнце 190Scmuel Jakub Imber..An die kommenden… Und kommt die Sonne 191Ицхак Кацнельсон...Теленок 192Izhak Kaznelson… Donaj, donaj (a Kelbl) 193Мордехай Гебиртиг…Хэй, музыканты 194Mordehaj Gebirtig … Hey Klezmorim 195  Хирш Глик…Тишь.Мороз. 196Hirsch Glik…Schtil,di Nacht 197Никогда не говори (партизанская песня) 198Sog nit kejnmol 199Лейб Розенталь…Живем мы вечно 200Lejb Rosenthal…Mir lebn ejbig 201Песни исчезнувших местечек…Тум балалайка 202Lieder der verschwundenen Stätchen…Tumbalalayka 203 Для меня ты прекрасна 204Bay mir bistu sheyn 205Нам нужно помириться 206

Lomir sich iberbetn 207Сыграй мне песенку на идиш 208Schpil-she mir a Lidele in Jiddisch 209

Встреча со зрителями

Михаил Колчинский – родился в 1934г. Образование высшее.Статьи, очерки, заметки, стихи в военных и региональных периодических изданиях. С 1999 года живет в Гамбурге (Германия).В 2007 году стал победителем в трех номинациях конкурса „Переводы – мосты между культурами“ и в ряде других конкурсов литературных переводов. Печается в России и Германии.В 2011 году за книгу «Избранное „( Лирика. Миниатюры. Эпиграммы. Переводы) награжден Дипломом финалиста в номинации «Поэзия“ в международном литературном конкурсе „Лучшая книга 2010“ в Берлине.

214

Michail Kolchinsky ist 1934 geboren. Er hat Hochschulbildung.Artikel, Essays, Notizen und Gedichte wurden in Militär- und regionalen Zeitschriften verfasst. Seit 1999 lebt er in Hamburg (Deutschland). Im Jahr 2007 gewann er in drei Nominationen des Wettbewerbs „Translation – eine Brücke zwischen den Kulturen“. Er wurde auch Gewinner einiger anderen literarischen Übersetzungswettbewerbe. M. Kolchinsky wird in Russland und Deutschland veröffentlicht. 2011 bekam er ein Diplom als Finalist in der Nomination „Poesie“ im internationalen literarischen Wettbewerb „Bestes Buch 2010“ in Berlin für das Buch „Ausgewähltes (Lyrik. Miniaturen. Epigramme.Übersetzungen.)“

215