№ 60 июнь 2015ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПОДВАЛ

Премьера мая«Мадонна с цветком»Интервью с Юлианой Гребе

Итоги XXIX театрального сезона

Десять фактов о Максиме Горьком

Главный редактор: Фил РезниковШеф-редактор: Александр СтульневКорректор: Валерия ЛюбимцеваДизайн и верстка: Феликс ВасильевЭлектронный архив номеров: www.issuu.com/t-podval/Электронный адрес редакции : reznikov@tabakov.ru

В журнале использованы фотографии К. Бубенец, А. Булгакова, М. Гутер-мана, В. Дмитриева, Д. Дубинина, Д. Жулина, И. Захаркина, А. Иваниши-на, И. Калединой, Л. Керн, В. Луповского, Э. Макарян, В. Плотникова, А. Подошья-на, Е. Потанина, Ф. Резникова, В. Сенцова, В. Скокова, Е. Цветковой, О. Черноуса, Д. Шишкина, а также фотографии из личных архивов актеров труппы и сотруд-ников театра

Йеппе-с-горыРежиссерГлеб ЧерепановВ ролях:Сергей Беляев,Роза Хайруллина,Александр Воробьев,Виталий Егоров,Дмитрий Бродецкий и др.

Три сестрыРежиссерАлександр МаринВ ролях:Алена Лаптева,Аня Чиповская,Арина Автушенко,Игорь Петров,Яна Сексте и др.Ближайшие спектакли16.06, 29.06

Мадонна с цветкомРежиссерАлександр МаринВ ролях:Юлиана Гребе,Алена Лаптева,Наталья Качалова,Павел Шевандо,Александр Кузьмин,Алексей Усольцев и др.Ближайшие спектакли11.06, 21.06, 24.06

В номере3

Итоги XXIX театрального сезона5

Юлиана Гребе: «Я не догадывалась, какую роль мне хотят дать...»

10На страницах – война.

Часть пятая16

Дмитрий Николаевич Журавлев20

Десять фактов о Максиме Горьком22

«Хронограф»: июнь

ПРИ ПОДДЕРЖКЕПРАВИТЕЛЬСТВА

МОСКВЫ

2

ПОСЛЕДНИЕ ПРЕМЬЕРЫ

ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПОДВАЛвахтенный журнал театра олега табакова № 60 (июнь 2015) 12+

3

ПОМРЕЖ FM

Итоги XXIX театрального сезонаТеатральный сезон 2014/15 в нашем театре начался 29 августа 2014 года с традиционного сбора труппы, на котором Олег Табаков приветствовал новых членов коллектива — молодых актеров соз-данной стажерской группы, а также студентов-первокурсников сво-ей Театральной школы и рассказал о планах театра на грядущий сезон. Большинство из них было реализовано.

В начале сентября театр отправился на гастроли в Калининград, где был представлен «Рассказ о счастливой Москве». Этот же спек-такль был показан месяц спустя в Минске в рамках Международно-

го форума театрального искусства «Теарт». После минских гастро-лей случилась большая неприятность: водитель-белорус, управляв-ший фурой с декорациями спектакля, уснул за рулем и на скорости врезался в экскаватор, также двигавшийся по трассе. С перелома-ми рук и ног он был доставлен в больницу. В результате аварии се-рьезно пострадали декорации «Рассказа о счастливой Москве», од-нако их оперативно восстановили, и запланированный ближайший показ спектакля в Москве отменен не был.

В октябре же свой новый спектакль представил Александр Ма-рин. Он в очередной раз в своей режиссерской биографии обратил-ся к творчеству Чехова, а именно к пьесе «Три сестры». В интервью нашему журналу режиссер рассказал, что

захотелось поставить «Трех сестер» именно здесь, в родном мне театре, по-тому что я увидел новое поколение артистов, вдохновляющее меня с мо-мента начала работы над спектаклем «Брак 2.0», и в особенности благода-ря работе над «Сестрой Надеждой».

«Три сестры» плотно вошли в репертуар театра и к началу июня были сыграны 23 раза.

3 ноября в рамках общегородской акции «Ночь искусств» в на-шем театре прошла читка пьесы Александра Марина по роману но-белевского лауреата Дж. М. Кутзее «В ожидании варваров». В чит-ке, которую посетили более 50 зрителей, приняли участие Сергей Со-сновский (МХТ), Евгений Миллер, Яна Сексте, Алексей Усольцев и другие артисты театра.

Н. Журавлева, П. Казанцева и В. Бриченко на сборе труппы А. Чиповская, А. Лаптева, А. Автушенко, Е. Миллер, А. Усольцеви И. Петров в спектакле «Три сестры»

Несколькими днями позже артист «Табакерки» Михаил Хомя-ков был удостоен премии Правительства Москвы в области культу-ры в номинации «За вклад в развитие культуры города Москвы».

27 декабря состоялась премьера спектакля Глеба Черепанова Animal Planet, в котором были заняты преимущественно актеры ста-жерской группы. Спектаклю не суждено было остаться в репертуа-ре театра — в последний раз он был сыгран 28 мар-та. Причиной снятия спек-такля с репертуара послу-жило то, что работа оказа-лась художественно несо-вершенной, и продолжать играть спектакль художе-ственное руководство соч-ло неправильным.

20 января спектакль «Год, когда я не родился» гастролировал в Самаре.

Спустя два месяца Олег Табаков в очеред-ной, двадцатый, раз вру-чил свою именную пре-мию. С весны 1995 года Олег Павлович награжда-ет представителей творче-

ПОМРЕЖ FM

4

ских профессий, внесших, по его мнению, особый вклад в развитие современных искусства и культуры за последнее время. В 2015 году награды среди прочих были удостоены Андрей Звягинцев, Андрей Смоляков, Алексей Серебряков и Евгений Писарев.

26 марта театр принял участие в акции «Ночь в театре», в рамках которой зрителям был показан вечер-посвящение «Жизнь свою за други своя…», приуроченный к 70-летию Победы в Великой Отече-ственной войне. Постановщиком вечера выступил заслуженный ар-тист России Виталий Егоров. Вечер-посвящение был показан еще дважды — 9 мая, в День Победы — и стал важным событием в жизни и истории «Табакерки», так как впервые объединил в полуто-рачасовом действии, наполненном песнями и стихами о войне, поч-ти всю труппу театра — 34 человека.

Конец сезона, как обычно бывает в «Табакерке», выдался насы-щенным: 20 мая Александр Марин представил спектакль «Мадонна с цветком» по роману Марии Глушко «Мадонна с пайковым хлебом», а в самом начале июня «Вия» должен выпустить Василий Сигарев.

Обо всем, что случилось и случится в конце XXIX сезона, мы обя-зательно расскажем в следующем номере нашего журнала, кото-рый, мы надеемся, появится в конце августа.

О. Табаков с лауреатами его именной премии 2015 г.

Участники и создатели вечера-посвящения «Жизнь свою за други своя...»

— Она не бывала в школе на ваших показах?— Нет, к сожалению. Но мне очень хотелось бы, чтобы она посмо-трела «Мадонну с цветком».— А родные бывали?— Мама приезжала. Ей нравится. Поначалу они с бабушкой отпускать меня в Москву боялись, но все-таки отпустили и, надеюсь, не жале-ют об этом. Мама понимает, как для меня важно то, чем я занимаюсь.— Что было самым запоминающимся во время поступления в Школу Табакова?— Самым волнительным был момент, когда во время второго тура я оказалась в последней шестерке, которую Олег Павлович, торопив-шийся на запланированную встречу, отказался прослушивать. Он предложил нам прийти назавтра. В итоге на следующий день я про-шла сразу два тура — второй и третий. Очень нервно…

К ПРЕМЬЕРЕ

5

Юлиана Гребе: «Я не догадывалась, какую роль мне хотят дать...»ИНТЕРВЬЮ: ФИЛ РЕЗНИКОВ

20 и 21 мая в Театре Олега Табакова состоялась премьера спек-такля «Мадонна с цветком» по роману Марии Глушко «Мадон-на с пайковым хлебом». Главную роль в нем играет Юлиана Гре-бе, студентка Московской театральной школы Олега Табакова. Накануне премьеры мы поговорили с молодой актрисой о шко-ле, в которой она учится, о том, как она попала в новый спек-такль Александра Марина, о том, как ее встретили в «Табакер-ке», а также о том, каково это — играть на одной сцене со своим педагогом.

— Юлиана, расскажите, пожалуйста, откуда вы родом, из ка-кой семьи — театральной или нет?— Совершенно не из театральной. Моя мама по образованию ме-дик, а бабушка — учитель. Родилась я в Уральске, что в Казахстане, но детство мое прошло в Энгельсе Саратовской области. Корни наши именно там: мои предки — поволжские немцы.— Интересное совпадение: ваша героиня, Нина, после скита-ний оказывается именно в Саратове.— Да, что удивительно. И именно в Уральксой области моя геро-иня рожает.— С чего началось ваше приобщение к театру?— Мама привела меня в театральный кружок. Это не значит, что с самого детства я мечтала стать актрисой. В кружке мне понравилось, и я в нем осталась. Через какое-то время ходить в кружок я перестала, а когда мой педагог перешла в Школу искусств на театральное отделение, я вернулась к ней. Именно она рассказала мне, что в Саратов приезжает Табаков, набира-ющий детей в свой колледж. Со Светланой Геннадьевной Жу-ковой, моим первым педагогом, мы продолжаем общаться. Она для меня уже не просто педагог, а друг, всегда и во всем меня понимающий.

«Мадонна с цветком». Нина – Юлиана Гребе

— Олег Павлович… Какой он для вас?— Справедливый. Проницательный. Понимающий. Очень добрый. Неоспоримый авторитет. В его присутствии я испытываю сильней-шее волнение, но оно приятное.— Школа Табакова — заведение уникальное. Что для вас в ней самое интересное и главное?— Наверное, то, что, с одной стороны, для нас созданы тепличные условия, в которых приятно работать, а с другой — важно то, что мы, студенты, находимся рядом друг с другом двадцать четыре часа в сутки, и поэтому здесь, в этом месте, мы не просто учимся мастер-ству и разным наукам, но и проходим определенную школу жизни. Думаю, четыре года обучения в школе (для меня прошли пока три) очень сильно меняют характер ее обитателей, делая их более сильны-ми, способными плодотворно работать в большом коллективе, умею-щими друг другу помогать, друг друга слышать. Школа преподает та-кие уроки, которые, возможно, жизнь преподала бы нам гораздо поз-же, и это было бы намного неприятней и больней. С одной стороны, стены школы ты покидаешь довольно «зеленым», но, с другой, за пле-чами имеешь гораздо больше опыта, нежели твои сверстники.— Я знаю, что, работая над ролью в «Мадонне с цветком», вы параллельно выпускали в школе спектакль «Вишневый сад», где вы играете Аню. Насколько непростым оказалось для вас подобное совмещение?

— Над «Вишневым садом» с Виталием Михайловичем Егоровым мы работаем уже два года, а потому большинство сцен были уже готовы. Но я понимала, что важно довести до конца ту работу и вме-сте с тем по максимуму вложиться в роль Нины в «Мадонне с цвет-ком». Я верила, что смогу это сделать. Мне кажется, я сумела разу-мно распределиться.— Когда вам предложили работу в спектакле Александра Ма-рина, что вы прочли первым: роман или инсценировку?— Роман.— Какими были первые впечатления?— Читая роман, я не догадывалась, какую роль мне хотят дать. Меня пригласил к себе директор театра Александр Сергеевич, предложил прочитать роман и сказать, что я о нем думаю. Я прочла дня за два. Очень много слез было пролито мною над ним. Он зацепил меня. Может быть, в силу очевидных причин. Мы с Ниной, главной героиней, одного возраста, и ее первые шаги в жизни совпадают с какими-то моими первыми шагами, с моим нынешним ощущением, что я уже не ребенок, а взрос-лый человек, которому следует начинать принимать самостоя-тельные решения и брать на себя ответственность за свои по-

К ПРЕМЬЕРЕ

6

Виктор – Павел Шевандо, Нина – Юлиана Гребе

Нина – Юлиана Гребе

очень много времени. С самой первой встречи я ему как-то откры-лась. Для посторонних, новых людей я человек, скорее, закрытый, но ему я сразу начала доверять. С ним легко: он говорил со мной на по-нятном мне языке, мне не приходилось ничего переспрашивать. Он не ломал меня, а шел от меня. Поэтому, наверное, ему удалось по-мочь мне выстроить образ Нины.— Как вас приняли в «Табакерке»?— С самого первого курса, когда я пришла сюда впервые, «Таба-керка» казалась мне очень уютным местом. Заходишь в зал, са-дишься — и чувствуешь себя очень хорошо. Так бывает не во всех театрах. Когда же я стала здесь репетировать, я ощутила рас-положение со стороны окружающих почти с самого первого дня. Многие помогали мне, что-то советовали. Никакого негатива. Я очень хотела, чтобы так было, и так оно и случилось. Поначалу я была скованной, но вскоре поняла, что людей, меня окружающих, незачем опасаться и можно пытаться, не стесняясь, пробовать и спокойно работать. Помогали даже те, кто не участвовал в «Ма-донне с цветком». Например, Яна Сексте, про которую я просто не могу промолчать. Она репетировала «Вия» в соседнем зале, а в свободные минуты старалась что-то подсказать. Объясняла, как обращаться с ребенком, что необходимо для моей роли в спекта-кле. Она давала мне общаться и играть со своей маленькой доч-кой. Это было крайне важно.

К ПРЕМЬЕРЕ

7Ипполитовна – Наталья Качалова

Тетя Женя – Алена Лаптева, Нина – Юлиана Гребе

ступки. В общем, многое в моей душе откликнулось на события, описанные в романе.— О роли Нины тогда не думали?— Еще бы о ней не думать! Я читала и понимала, что основной пер-сонаж — Нина. Потом появляются Тетя Женя и Ипполитовна…— Ну, кажется, эти две вам сложно на себя примерить.— Несмотря на то что Наташа Качалова так молода, роль Ипполи-товны получается у нее, на мой взгляд, гениально. Потрясающе! Ког-да она начала репетировать, я была в шоке: она не намного старше меня, а так мастерски перевоплощается в старуху!..Дочитав роман, я позвонила Александру Сергеевичу и рассказала о своих впечатлениях. Он сказал: «Ну, хорошо» — и попрощался. Я ничего не поняла… Через какое-то время, в школе, мне говорят: к тебе пришел какой-то мужчина, он ждет внизу. Какой? Зачем? Им оказался Александр Петрович, заведующий труппой «Табакер-ки». Он сказал мне: «Пойдемте, вас ждет Александр Валентинович Марин». У меня шевельнулась мысль, что меня берут в спектакль, и вскоре Александр Валентинович сказал, что я — Нина.— Как складывалось ваше сотрудничество с ним?— Мы встречались практически каждый день и проводили вместе

К ПРЕМЬЕРЕ

8 Отец Виктора – Алексей Усольцев, Нина – Юлиана Гребе, Вера – Арина Автушенко

— Спрошу еще про одного человека. Вы с ней много време-ни проводите на сцене. Это Алена Лаптева, ваш педагог в шко-ле. Каково это — играть вместе со своим педагогом, какой она партнер?— Она просто гений. Других слов у меня нет. Она классная. Всегда позитивно настроенная. Достаточно просто на нее взглянуть — и ты вдохновлен. То, что она делает на сцене, очень помогает мне. Мне проще работать, когда она рядом. Поначалу я не знала, как себя вести с нею: из-за того, что она мой педагог, я ожидала от нее иного отношения к себе, но она не давала мне понять, что и здесь, на сцене, она остается моим педагогом. Она партнер. Пар-

тнер, у которого можно многому научиться. Я не боюсь спросить у нее совета.— Накануне премьеры прогоны «Мадонны с цветком» при-ходили смотреть и ваши однокурсники, и ваши педагоги. Они уже успели вам что-нибудь сказать об увиденном?— Сергей Викторович Угрюмов сказал: «Тебе еще есть куда расти!» Это правильно, и я очень рада, что он так сказал. Он подстегивает. Ребята говорят, что хорошая работа… Но это «свой» зритель. Нуж-но дождаться, когда придет зритель, который покупает билеты, ко-торый идет в театр, чтобы познакомиться с новым спектаклем, а не просто чтобы посмотреть на кого-то из своих знакомых.

На страницах — войначасть пятая

«Хатынская повесть» І Алесь Адамович

Хатынь. Деревня, не существую-щая на географических картах с весны 1943 года.

Хатынь. Символ трагедии бе-лорусского народа, потерявше-го в годы Второй мировой войны каждого четвертого из своих сы-новей и дочерей.Хатынь. Страница истории, кото-

рую невозможно вырвать ни из одного учебника истории.149 жителей деревни Хатынь, из которых 75 — дети, были со-

жжены заживо и расстреляны фашистами 22 марта 1943 года.Трагедия, постигшая Хатынь и другие белорусские дерев-

ни, поселки и города, легла в основу «Хатынской повести» Але-ся Адамовича, одного из лучших писателей белорусской зем-ли прошлого века. Чуть позже повесть была положена в осно-ву сценария кинофильма «Иди и смотри» — одного из мощней-ших и страшнейших фильмов о Великой Отечественной войне и войне вообще.

Когда война началась, Адамовичу было тринадцать; когда кон-чилась — семнадцать. Его мать, Анна Митрофановна, с сентября 1941 года была активной участницей подполья: работая заведую-

РУБРИКУ ВЕДУТ АЛЕНА БОНДАРЕВА И ФИЛ РЕЗНИКОВ

щей в аптеке, она добывала медикаменты для партизан, вместе со своими детьми выполняла различные поручения партизан. В нача-ле 1943 года Анна Митрофановна вместе с детьми «пошла в лес», вступив в ряды партизанского отряда имени Кирова 37-й бригады имени Пархоменко Минского соединения. Отправляясь в партиза-ны, 15-летний Алесь буханку хлеба, которую положила ему в сумку мать, заменил томиком сочинений Пушкина. В партизанском отря-де первое время он работал по хозяйству, а затем принимал участие в боях. В конце года часть отряда соединилась с Красной Армией, а еще спустя время Алесь был отправлен в Лениногорск на Алтае, где стал учиться и работать. День Победы он встретил там.

Личный опыт, рассказы партизан, горькая и невыносимая история Хатыни и других белорусских деревень послужили толч-ком к созданию «Хатынской повести», над которой Адамович ра-ботал в течение пяти лет, с 1966 по 1971 год. Произведение тогда

уже небезызвестного автора и литературного критика вызвало ре-зонанс в обществе и снискало множество положительных оценок, однако автор остался не совсем удовлетворен работой: «Выявил, поднял, показал одну только крупицу правды, каплю с того, что увидел, понял, а бездонный океан народной, огненной, хатынской памяти остался там же, неслышимый, невидимый миру», — го-ворил он позже. Так Адамович пришел к мысли о создании доку-ментальной книги. Написанная в соавторстве с Янком Брылем и Владимиром Колесником, она увидела свет в 1975-м под назва-нием «Я из огненной деревни…» Трое авторов объехали с маг-нитофоном всю Беларусь, побывали в сотнях сожженных дере-вень, опросили более трехсот свидетелей военной трагедии. (Чуть

Мы заканчиваем наш рассказ о книгах, которые легли в основу сценариев знаменитых кинофильмов о Великой Отечественной войне. В завершающем материале мы расскажем о произведе-ниях Алеся Адамовича и Константина Симонова.

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

10

Трагедия, постигшая Хатынь и другие белорусские деревни, поселки и города, легла в основу «Хатынской повести»

Адамовича, одного из лучших писателей белорусской земли.

11

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

позже Адамович вместе с Даниилом Граниным создаст не менее важную и значимую «Блокадную книгу», основанную на рассказах блокадников-ленинградцев.)

Документальные свидетельства Адамович вплетает в и без того непростую структуру «Хатынской повести»: в ней и рассказ о насто-ящем, и воспоминания главного героя — слепого бывшего парти-зана Флориана — о войне, и взгляд на Флориана со стороны. Все это переплетается в 200-страничной повести, не разделенной на главы. В тот момент, когда Флориан, Флёра, оказывается в подожженном немцами и полицаями амбаре, битком набитом жителями деревни, писатель вплетает в ткань художественного повествования страш-ные свидетельства уцелевших.

Сказали всем идти в церковь и помолиться богу, и нас пустят домой. В церкви немец подошел ко мне: «Отдай киндера матке», — а меня за воротник и вытолкал вон! Вытолкал. Если детей оставляешь, пущали! Пу-щали! Женщин, матерок тоже, но не каждая мати так может сделать. Ну, моя жонка не кинула, не кинула… Не знаю… Но кто-то должон и в живых остаться, раз так, правда или нет? А моя не захотела, осталась с малым. Немцы церковь подпалили, мы все, которые на улице, слышим, как люди там летают. Из пулеметов всех перерезали — огонь только…

Это свидетельство Юлиана Рудовича из деревни Доры. А вот рассказ Анны Синицы из деревни Борки:

Зашли в хату и, не говоря ничего, выстрелили в маму. Перед этим мы слышали: «пак-пак-пак!» — стреляют у соседей. Мама тогда сказала: «Ку-рей стреляют». Даже не подумали, а на улицу боялись выйти. Кто выйдет, они просили: «Матка, нахауз». В маму как выстрелили, она еще вбежала в нашу комнату: «Детки!» Я сразу на печь взлетела, и девки за мной. Я у стенки была, потому и осталась. Один на кровать встал, чтобы выше, и стрелял из винтов-ки. Раз — зарядит, и снова — бах! Сестренка была с краю, и на мне еще лежали подруги, соседки наши, я слышала, как убили их. А кровь на меня льется. «Ой! Мамочка!» — а на меня кровь. Потом я слышала, как говорили, смеялись. Патефон был, так они завели, наши пластинки слушают. «Полюшко-поле…» Поиграли и пошли. Я сползла с печи, печь красная-красная, мама на полу, а в окне горит деревня, и мы горим, школа тоже…

Читать эти строки невыносимо. Невыносимо читать свидетель-ства из «Я из огненной деревни…», «Блокадной книги», «Черной

книги» (под редакцией И. Эренбурга и В. Гроссмана), в которой со-браны свидетельства о зверствах фашистов и их прихвостней в от-ношении евреев на территории Советского Союза в годы войны. Из-учать эти книги и невыносимо, и необходимо.

Но все же «Хатынская повесть» — не собрание документаль-ных свидетельств, а тяжелый рассказ о судьбе 18-летнего парти-зана Флёры, ставшего свидетелем невыносимых вещей: уничтоже-ния своей деревни, своей семьи, сотен белорусов — и чудом избе-

жавшего смерти. Спустя тридцать лет ослепший уже в мирное вре-мя Флёра, едущий с выжившими однополчанами к открывающему-ся памятнику павшим партизанам, говорит:

Некрасив человек, когда его убивают! Это всегда прочитывается на обиженных лицах палачей. Как я помню и эти физиономии, и мстительное чувство убиваемого: так вот вам, хари, вот вам! Я увертываюсь, кусаюсь, отвратительно визжу, я готов хориную вонь пустить в эти морды, на кото-рых трепещет палаческая обида.

Не менее мощно история, поведанная в «Хатынской повести», зазвучала в двухсерийном фильме Элема Климова «Иди и смотри» 1985 года. Климов, недовольный своей предыдущей работой —

Алексей Кравченко в картине «Иди и смотри»

Документальные свидетельства Адамович вплетает в и без того непростую структуру «Хатынской повести».

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

12

картиной «Агония», искал материал для нового фильма. Ему, ста-линградцу, повидавшему в детстве все ужасы войны, хотелось соз-дать о ней фильм. Он долго искал подходящий материал, пока, на-конец, не наткнулся на повесть Адамовича. После этого Климов стал внимательно знакомиться с творчеством белорусского автора, в ре-зультате чего в сценарий «Иди и смотри» вошли отдельные мотивы произведений Адамовича «Партизаны», «Каратели» и «Я из огнен-ной деревни…»

Изначально сценарий фильма назывался «Убейте Гитлера»: на-звание было задумано в глобальном смысле, как призыв убить дья-вольское начало, в первую очередь в себе. Климов понимал, что это будет очень жестокий фильм, и полагал, что вряд ли кто-нибудь сможет его смотреть. Поделившись сомнениями с Адамовичем, Климов услышал в ответ: «Пусть не смотрят. Мы должны это оста-вить после себя. Как свидетельство войны, как мольбу о мире». Так появилось название — «Иди и смотри».

Фильм, главную роль в котором сыграл 15-летний кинодебю-тант Алексей Кравченко, стал событием не только в СССР, но и за его пределами. Фильм даже оказался в числе претендентов на премию «Оскар», но в итоге не был номинирован. По версии журнала Time Out, картина занимает шестую строчку в списке «50 лучших военных фильмов всех времен», одновременно являясь лучшим фильмом о Второй мировой войне. В 2008 году британский журнал Empire вклю-чил ленту в список «500 величайших фильмов всех времен» под но-мером 60. По результатам опроса, проведенного в 2012 году бри-танским журналом Sight & Sound среди режиссеров, картина заняла 30-е место в списке лучших фильмов всех времен.

О том, какое значение имеет «Хатынская повесть», о том, что она собой представляет, очень точно сказал другой выдающий-ся писатель-белорус, Василь Быков: «“Хатынская повесть” — это талантливо воплощенная память войны, повесть-напоминание и повесть-предупреждение. Опыт тех, кто пережил войну, не может пропасть даром. Он учит человечество, может, самой элементарной из истин: только не щадя своей жизни, можно отстоять свободу и победить врага. Тем более такого изощренного, каким был немец-кий фашизм».

Фил Резников

«Живые и мертвые» І Константин Симонов

Военная карьера Константина Симонова (настоящее имя — Кирилл — писатель отверг из-за особенностей дикции: плохо вы-говаривал «р» и твердое «л») началась еще в 1939 году в Халхин-Голе, куда он, вчерашний первокурсник Литинститута, отправился военкором. К началу Великой Отечественной войны Симонов был не только в хорошей писательской форме, но и точно знал, где и с кем хочет работать.

Впрочем, первое время он сотрудничал с разными газетами: пе-чатался и в «Известиях», и в «Красноармейской правде», пока но-вый редактор «Красной звезды» (а на деле старый знакомец по Халхин-Голу) Давид Ортенберг не затребовал Симонова в свой ли-тературный батальон.

Перед глазами стоит худой, в щеголеватой гимнастерке, похожий на «вольноопределяющегося» Костя Симонов — работник безотказный и ве-селый. Как непреклонно он стремился — правдой и неправдой — обо-

Э. Климов и А. Адамович на съемках «Иди и смотри»

Фильм, главную роль в котором сыграл 15-летний кинодебютант Алексей Кравченко, стал событием не только в СССР, но и за его пределами.

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

13

гнать других, когда речь шла о командировке на опасный и важный уча-сток фронта, каким он был нежным и заботливым, когда ему казалось, что друг нуждается в поддержке! Он неожиданно появлялся в редакции ве-чером, диктовал стенографистке свой очерк и утром снова улетал на фронт, успевая скоротать ночь с товарищами за столом, где военные харчи при-чудливо смешивались с разноцветными ликерами фирмы Бачевского — трофеями наших войск кампании 1939 года из подвалов пустынного тогда Клуба писателей, —

писал в своих мемуарах литературный секретарь «Красной звезды» Александр Кривицкий.

Скорее всего, именно журналистская прыть молодого корре-спондента и повлияла на желание Ортенберга заполучить Симонова для газеты. Ведь пока некоторые военные, не говоря уже о корре-спондентах, застигнутые врасплох войной, нервно метались в поис-ках своих мест прикрепления, Симонов не только побывал на фрон-те, но и привез из-под осажденного Могилева два очерка. Тре-тий — «Горячий день» — вышел 20 июля 1941-го, как раз в оче-редную «отлучку» автора на передовую. В очерке рассказывалось о подвиге 172-й стрелковой дивизии, ведшей тяжелые оборонитель-ные бои под Могилевом и уничтожившей за сутки 39 немецких тан-ков. Материал напечатали вместе с фотопанорамой. Через несколь-ко лет очерк практически целиком лег в основу романа «Живые и мертвые» (1959), первой книги одноименной трилогии. Вторая часть — «Солдатами не рождаются» — появилась в 1962 году, а тре-тья — «Последнее лето» — в 1971-м.

Однако военная журналистика с Константином Симоновым сыграла и недобрую шутку. С одной стороны, разъезды по все-му фронту дали ему возможность взглянуть на войну в масшта-бе и протяженности, познакомиться с солдатами и офицерами, увидеть вблизи подвиги и тех, кто их совершает. За годы воен-ной (и послевоенной) корреспондентской карьеры писатель со-брал богатейший архив: интервью, воспоминания, мемуары, пись-ма фронтовиков (часть архива даже была закрыта до 2009 г.). Но с другой — беглое военкоровское письмо не дало книге необхо-

димой глубины, превратив ее в полудокументальный, полупубли-цистический труд. Некоторые сегодняшние литературоведы пусть и неохотно, но все же признают: с художественной точки зрения «Живые и мертвые» мало чем интересны. Но парадокс: панорам-ность и эпичность повествования, а также скрупулезное описание подвига в тылу, на передовой, в небе и на земле (фактически у всех персонажей есть реальные прототипы, да и многие события, пусть и лишенные психологизма, отражены четко и правдиво) не-обратимо ставят роман в ряды лучших на полке военной литера-туры. Не последнюю роль сыграла и удачная экранизация первой части книги Александром Столпером. К тому же к моменту вы-хода первой части трилогии Симонов, овеянный славой военно-го лирика («Жди меня», «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщи-ны…», «Дни и ночи» и другие тексты давно полюбились читате-лям), был настолько популярен, что любая его книга вызывала не-вероятный ажиотаж.

Что же касается стихов, то именно поэтические тексты первыми появились на страницах «Красной звезды». Ортенберг, забирая жур-налиста из «Известий», дал на завершение дел с коллегами неделю, а сам согласился печатать поэзию.

Так, 24 июля 1941 года вышло пламенное «Презрение к смер-ти», рассказывающее о подвиге наводчика Сергея Полякова, за раз

К. Симонов

Некоторые сегодняшние литературоведы пусть и неохотно, но все же признают: с художественной точки зрения «Живые и мертвые» мало чем интересны.

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

14

спалившего пять фашистских танков. Бойкие финальные слова тогда запомнились многим фронтовикам:

Учись, как нужно презиратьОпасности в боюИ, если надо, — умиратьЗа Родину свою.

Вскоре появился и не менее знаменитый «Секрет победы», по-священный летчику-истребителю Николаю Терехину, сбившему на своем «ястребке» три «юнкерса» (два он последовательно протара-нил). Занятно и то, что персонажи обоих стихотворений перекочевали и в роман, правда, каждый на свой лад. Первый немного проглядывает в усталом капитане Плотникове; черты второго улавливаются в погиб-шем (в отличие от раненого Терехина) генерал-лейтенанте Козыреве.

Зато главный герой — военкор Синцов, — похоже, превратил-ся в alter ego автора. Вот только Синцов, скорее, человек, каким Си-монов мог бы (да и, видимо, хотел) стать, не выскочи он из Могиле-ва на служебной машине в 1941-м за несколько часов до смыкания немецкого кольца. Но обо всем по порядку.

Известие о начале войны застало Синцова и его жену Машу на вокзале в Гурзуфе, куда они только-только приехали на отдых. Их маленькая дочь и мать супруги остались в Гродно, с которым боль-ше не было связи — город захватили немцы. Теперь Синцову пред-стояло менять билеты, искать свою редакцию, придумывать, как добраться до Гродно, и выяснить, что же произошло с его близки-ми. С этого момента и начались скитания.

Но в отличие от персонажей Бондарева и Шолохова (см. «Бата-льоны просят огня» и «Они сражались за родину»), жадно желающих мирной жизни, герой Симонова почти не думает о прошлом. Он пол-ностью погружается в войну, бегает, суетится, пытается разобраться в том, что происходит; переживает, ведь Красная Армия, судя по все-му, отступает на всех фронтах; но вскоре берет себя в руки, начина-ет выполнять приказы, учится не жалеть себя и быть полезным. Он отказывается от писательства и остается на фронте (отважно дерется на передовой, командует людьми, попадает в окружение, выходит из него, вновь отправляется в зону боевых действий, оказывается в пле-ну, бежит оттуда). Но даже мысли о пропавшей дочери (девочка, ско-

рее всего, давно умерла) и жене, перед отъездом заявившей Синцо-ву о том, что она тоже хочет пойти воевать, для него редки и не так волнующи, как размышления о роли комбрига Серпилина, к которому Синцов в итоге попадает под командование и вместе с ним два меся-ца прорывает оцепление. (Потом персонажи то и дело сталкиваются на протяжении всего романа.)

К слову сказать, одним из прообразов Серпилина, замеча-тельного командира, участника гражданской войны, посидевше-го в сталинских лагерях, но от того совершенно не озлобленного и по-прежнему искренне любящего советскую власть и военное дело, стал Семен Федорович Кутепов (командир 388-го полка той самой 172-й стрелковой дивизии). Любопытно и то, что в симоновских дневниках (а также в книге с их анализом — «Разные дни войны») первая встреча с Кутеповым описана слово в слово как в романе.

Всех троих нас под конвоем доставили в штаб полка. Из око-

па поднялся очень высокий человек и спросил, кто мы такие. Мы сказали, что корреспонденты. Было так темно, что лица невозможно было разглядеть.

— Какие корреспонденты? — закричал он. — Какие корреспонден-ты могут быть здесь в два часа ночи? Кто ездит ко мне в два часа ночи? Кто вас послал? Вот я вас сейчас положу на землю, и будете лежать до рассве-та. Я не знаю ваших личностей.

Мы сказали, что нас послал к нему комиссар дивизии.— А я вот положу вас до рассвета и доложу утром комиссару, чтобы

он не присылал мне по ночам незнакомых людей в расположение полка.

Кадр из фильма «Живые и мертвые»Одним из прообразов Серпилина стал Семен Федорович

Кутепов, командир 388-го полка 172-й стрелковой дивизии.

НА СТРАНИЦАХ — ВОЙНА

15

Оробевший поначалу провожатый наконец подал голос:— Товарищ полковник, это я, Миронов, из политотдела дивизии. Вы

ж меня знаете.— Да, вас я знаю, — сказал полковник. — Знаю. Только поэтому и

не положу их до рассвета. Вы сами посудите, — вдруг смягчившись, обра-тился он к нам, — сами посудите, товарищ, корреспонденты. Знаете, какое положение? Приходится быть строгим. Мне уже надоело, что кругом все диверсанты, диверсанты. Я не желаю, чтобы в расположении моего пол-ка даже и слух был о диверсантах. Не признаю я их. Если охранение несе-те правильно, никаких диверсантов быть не может. Пожалуйте в землянку, там ваши документы проверят, а потом поговорим.

Однако нельзя сказать, что Кутепов стал единственным прото-типом, все-таки Серпилин — собирательный образ, объединив-ший в себе всю командирскую отвагу, честь и мудрость. Он точ-но знает, что отступать нельзя ни при каких условиях и надежда в этой войне только на него и ему подобных. Но в то же время под-виг 172-й дивизии (как и личность Кутепова) настолько поразил Си-монова, что даже похоронить себя писатель завещал на Буйничском поле (там был рассеян его прах и установлен монумент). Поэт всег-да говорил, что именно тут, благодаря отваге наших людей, он впер-вые понял: с немцами можно не просто драться, но и побеждать их.

Алена Бондарева

ШКОЛА МХАТА

16

Отдавая должное таланту актрисы «подвального» театра Наталии Дмитриевны Журавлевой, Олег Табаков нередко прибавляет: «Но вы не знаете, какой у нее был папа!» Об этом удивительном чело-веке Олег Павлович написал однажды: «Дмитрий Николаевич Жу-равлев был, по сути дела, лучшим мастером художественного чте-ния своего времени».

Начиная с 1930 года и в течение всей своей творческой карьеры Дмитрий Николаевич собирал на своих литературных концертах не-изменные аншлаги по всему Советскому Союзу. Выступая на сцене, почти всегда без микрофона, Журавлев в считаные мгновения по-гружал своих слушателей в другую эпоху, в другую атмосферу. Зри-

Дмитрий Николаевич ЖуравлевТЕКСТ: ЕКАТЕРИНА СТРИЖКОВА

тели внимали ему, затаив дыхание. Люди плакали, смеялись и зано-во открывали для себя знакомые с детства книги. Виртуозность ма-стера обнажала глубинные смыслы исполняемых им произведений так, что любое произносимое Журавлевым со сцены слово приобре-тало живой, почти магический смысл.

Со стороны зрительного зала чтение Дмитрия Николаевича ка-залось легким, абсолютно естественным. Однако мало кто знал, сколько тяжелого труда скрывалось за этой внешней простотой и кажущейся легкостью. На подготовку всего одной чтецкой програм-мы у Журавлева порой уходил целый год. Да что там год — годы! Дмитрий Николаевич читал наизусть громадные отрывки сложней-ших произведений Пушкина, Толстого, Лермонтова, Чехова, Тургене-ва, Блока, Маяковского, Бабеля, Мопассана, Платонова, Лескова… И всякий раз блестяще, будто материализуя своим талантом образы звучащей литературы. Один из секретов успеха гениального чтеца с образцовым московским произношением заключался в его природ-ном даре читателя, тонко чувствующего и понимающего творчество представляемого им автора.

Путь Дмитрия Журавлева на вершину артистического Олимпа получился довольно долгим. И сложился он, скорее, не благодаря, а вопреки жизненным обстоятельствам.

Дмитрий Николаевич родился под Харьковом, в селе Алексеев-ка Змиевского уезда в 1901 году (по документам — в 1900-м) и был младшим из пятерых сыновей. Его мама, Матрена Федоровна, сумела дать своим детям приличное образование. Она часто соби-рала мальчиков, чтобы почитать вместе вслух. Семейными чертами характера у всех пятерых братьев были внутреннее благородство и добросовестность.

После смерти мамы восемнадцатилетний Дмитрий уехал к дальним родственникам в Крым. В Симферополе юный Журавлев поступил в Театральное товарищество В.А. Ермолова-Бороздина, примой которого являлась Павла Леонтьевна Вульф. Там же служи-ла молодая актриса Раневская. Уже перебравшись в Москву, Дми-

В очередном материале рубрики, посвященной мхатовским учи-телям, речь пойдет о Дмитрии Николаевиче Журавлеве (1901–1991), уникальном чтеце и знатоке русской литературы.

ШКОЛА МХАТА

17

трий Николаевич и Фаина Георгиевна поддерживали очень теплые дружеские отношения на протяжении всей жизни.

Журавлев обладал даром заводить друзей, всегда быстро нахо-дил общий язык с коллегами. В симферопольском театре подвиж-ный юноша невысокого роста с огромными карими глазами был за-нят в массовке, но артист труппы Сергей Иванович Днепров доволь-но скоро заметил у него актерские способности: «Дима, вам обяза-тельно нужно получить образование в Москве — поезжайте туда, я дам вам рекомендательное письмо». В 1922 году Журавлев прибыл в столицу и поселился у своего старшего брата Михаила, в его един-ственной комнате, где почти все квадратные метры занимал кон-цертный рояль: Михаил Николаевич, по профессии химик, был пре-красным пианистом. И настоящим меломаном, который даже в го-лодные послереволюционные годы тратил последние гроши на то, чтобы послушать музыку, пусть даже с галерки. Дмитрий охотно стал посещать оперу и концерты вместе с братом, слушать Собинова и Нежданову, Степанову и Обухову, Петрова и Козловского.

Рассказывает Наталия Дмитриевна Журавлева:

Как и все приехавшие с юга люди, папа разговаривал быстро-быстро. На экзаменах в театральном училище он читал стихотворение Блока «Соль-вейг». Получалось у него примерно следующее: «Сольвейх! Ти прибежаля на лижах ко мне…» Его тут же остановили: «Спасибо. Идите». У нас дома даже сохранилась папина анкета абитуриента с написанным поперек сло-вом «НЕТ». Вообще, украинский и польский говоры среди специалистов считаются неуничтожимыми до конца. Но папа решил преодолеть свой го-вор во что бы то ни стало. Ему безумно нравилась размеренность и мяг-кость московской речи: «дьверь», «сумерьки», «церькофь». Он начал хо-дить по столичным храмам и вслушиваться в то, как разговаривали меж-ду собой женщины, пекущие просфоры. Папа всегда был очень упорным. Параллельно с этим он поступил учиться в драматическую студию Мина-са Германовича Миная и работал в труппе Любимова-Ленского при Каля-евском народном доме.

Через два года, выучившись говорить без акцента, Дмитрий Ни-колаевич поступил в Третью студию МХАТ (впоследствии — учили-ще при Театре им. Е. Вахтангова, которому в 1939 году было присво-ено имя Бориса Щукина). На экзамене Журавлев очень хорошо про-чел «Эпизод, как я нашел древнюю пушку» Леонида Леонова, начи-навшийся словами «Я по археологической науке не знаток. Однако

старую вещь могу отличить от новой безо всякого труда». На талант-ливого молодого человека сразу же обратили внимание и приняли на курс, где учились всего семь студентов. Их педагогами были зна-менитые вахтанговцы: Рубен Николаевич Симонов, Цецилия Львов-на Мансурова, Вера Константиновна Львова. Кстати, позднее, когда звезда Дмитрия Журавлева уже взошла на эстраде, Вера Констан-тиновна сама брала уроки модного в те времена художественного чтения у своего бывшего студента.

По окончании училища Журавлев десять лет был артистом Те-атра Вахтангова. За роль Суфлера в спектакле «Лев Гурыч Синич-кин» его работу похвалил сам Всеволод Мейерхольд. Но реализация главного жизненного призвания была для артиста впереди. Дми-трий Николаевич всегда помнил, как сильно поразило его когда-то в юности мастерство Александра Яковлевича Закушняка. Этот бле-стящий рассказчик обладал умением завладевать вниманием пере-полненного концертного зала и удерживать его на протяжении не-скольких часов. Журавлев попробовал читать сам, исполняя в сбор-ных концертах отдельные номера. Публика принимала его очень теп-ло. В 1930 году артист представил в Доме литераторов программу, куда входили «Медный всадник» Пушкина, «Во весь голос» Мая-ковского, «Матренища» Зощенко, «Соль» Бабеля и «Бобок» Досто-евского. А уже через год состоялся первый сольный концерт Журав-лева в Малом зале МГК имени П.И. Чайковского, составленный из произведений Пушкина, Чехова, Тургенева, Лескова и Маяковского.

Дмитрий Журалев с дочерью Наталией

Дмитрию Николаевичу несказанно повезло, потому что на первых же порах своей сольной карьеры он познакомился и подружился с уче-ницей К.С. Станиславского Елизаветой Эфрон, родной сестрой Сергея Эфрона, мужа Марины Цветаевой. Елизавета Яковлевна стала бес-сменным режиссером литературных концертов Дмитрия Николаеви-ча, его верным другом и строгим, требовательным партнером в ра-боте. Сам Журавлев писал об этом так: «Встреча с Елизаветой Яков-левной стала великим событием моей жизни. Она не прощала про-махов, не закрывала глаза на недостатки, за что я ей бесконечно благодарен».

Елизавета Эфрон познакомила Дмитрия Николаевича с Мариной Цветаевой. В 1937 году, через сто лет после гибели Пушкина, Журав-лев снялся в фильме «Путешествие в Арзрум» режиссера М.И. Леви-на, где сыграл роль Александра Сергеевича. Марина Ивановна ска-зала тогда артисту: «Вы не похожи на Пушкина, но вы ни на кого не похожи. И вот этим вы похожи на Пушкина».

В 1939 году Дмитрий Николаевич ушел из театра и стал соли-стом Московской филармонии. Его все чаще стали приглашать ра-ботать на радио. Во время Великой Отечественной войны Журав-лев читал там в основном военную прозу и поэзию: «Киров с нами» Николая Тихонова, «Так воюет Россия» Ильи Эренбурга. После по-беды его радийный репертуар составила классика русской литера-туры: произведения Пушкина, Чехова, Толстого, Тургенева. В Совет-ском Союзе, кажется, не осталось ни одного человека, которому не был бы знаком голос уникального чтеца.

Дмитрий Николаевич был очень счастлив в семейной жизни. Он был нежнейшим, внимательнейшим мужем и отцом. Жена его, Ва-лентина Павловна Гонтарь, была певицей с консерваторским образо-ванием. Она подарила Дмитрию Николаевичу двух обожаемых до-черей — Марию и Наталию. Маша была похожа на мать, а Ната-ша — на отца.

Наталия Дмитриевна вспоминает: «У родителей была неувяда-ющая любовь друг к другу на протяжении всех долгих лет их со-вместной жизни. Мама создала дома обстановку взаимной любви, понимания, преклонения перед папиным делом; без маминого уча-стия его карьера могла сложиться совсем по-другому. Мама пол-ностью отстранила папу от бытовых проблем, и он мог витать в об-лаках искусства. И так всю жизнь, с 1935 года, года женитьбы, до 1 июля 1991 года, когда папы не стало, — пятьдесят шесть лет се-мейного счастья!»

Валентина Павловна обычно сопровождала мужа на гастролях, бывала на всех его московских концертах. Михаил Талесников рас-сказывает: «Каждое произносимое им слово было слышно в самой дальней глубине зала… А где-то в первых рядах всегда сидела Ва-лентина Павловна, и когда, случалось, Дмитрий Николаевич “терял” текст, почти беззвучно ею бросалась реплика, и концерт шел своим путем…» Все, кто бывал на концертах Журавлева, отмечали, что его работа каждый раз приносила ему самому истинное наслаждение, и это настроение обязательно передавалось слушателю. Люди ухо-дили с его концертов одухотворенными.

У Журавлевых было много добрых друзей. «Открытость папы, искренний интерес к людям, какая-то детская восторженность пе-ред любыми талантами привлекали к нему многих. Его очень ува-жала, к примеру, Зинаида Виссарионовна Ермольева — женщина-ученый, которая изобрела пенициллин. А великая Анна Ахматова, впервые побывав на папином концерте в городе на Неве, сама при-шла к нему за кулисы со словами: “Мне о вас очень много говорили. Но мне про вас ничего не сказали”. С тех пор в каждый приезд Дми-трия Николаевича в Ленинград Анна Андреевна приходила на его концерты и общалась с моими родителями.

В папу просто нельзя было по-человечески не влюбиться. Он был невероятно галантным и предупредительным. Всегда вставал, если в комнату заходила дама. Даже своим студенткам, несмотря на все их протесты, каждый раз подавал пальто.

Его буквально обожали все его близкие друзья — и Борис Ле-онидович Пастернак, и Марина Ивановна Цветаева, и Генрих Густаво-вич Нейгауз, и Святослав Теофилович Рихтер с Ниной Львовной Дор-лиак, и Виталий Яковлевич Виленкин, и Михаил Владимирович Ал-патов — цвет московской творческой интеллигенции. Все они были частыми, желанными гостями в нашем доме.

Постоянно общаясь с великими поэтами ХХ века лично, папа читал стихотворения одной только Анны Андреевны. Хотя Борис Леонидович и был настоящим кумиром всей нашей семьи (папа боготворил его), но на концертах его стихов почему-то долго не читал. Пастернак даже подарил папе свою фотографию с надпи-сью “Моему отрицателю от всепрощающего автора”. Папа завол-новался: «Борис Леонидович, что это значит?» — «Это шутка. Но направленная». После смерти Пастернака папа сделал изу-мительную программу, где, наконец, зазвучали стихи Бориса Ле-онидовича.

ШКОЛА МХАТА

18

В мае 1953 года папу везли на филармонической машине с одного концерта на другой, из города Новочеркасска в город Ростов-на-Дону. Машина попала в тяжелейшую автокатастрофу, в которой мой отец пострадал больше всех. Никто из врачей не давал нам га-рантии, что он выживет после множественных травм. Во время тре-панации черепа, которую проводят без наркоза, папа нашел в себе силы пошутить: «Профессор, ну оставьте что-нибудь бедному арти-сту». Он очень долго восстанавливался, но потом все-таки поднял-ся и продолжил свои чтецкие концерты», — вспоминает Наталия Дмитриевна.

Журавлев не только вернулся в строй, он взял на себя новую обязанность, став педагогом Школы-студии МХАТ, где начиная с 1955 года проработал целых двадцать лет.

Одним из первых его студентов стал Олег Табаков. Наличие боль-шого таланта у будущего артиста было очевидно для Журавлева. И за это он многое прощал своему ученику: «Дмитрий Николаевич препо-давал в Школе-студии художественное слово. Он был необыкновенно интеллигентен и неизменно добр. Его нетрудно было обмануть. Чем мы и пользовались иногда. Однажды на экзамене по сценречи я должен был сдавать новеллу Мериме “Федериго”. Но, будучи занят более ин-тересными вещами, текста не выучил и в итоге знал лишь пять стра-

ШКОЛА МХАТА

19

ничек из четырнадцати. Дальше шла чистая импровизация. Елена Ми-хайловна Губанская, педагог сценречи, мою отсебятину легко “расчу-хала”. А Дмитрий Николаевич как смотрел с начала влюбленными гла-зами, так и просмотрел до конца», — говорит Олег Павлович.

Восьмидесятилетний юбилей Дмитрия Николаевича отмечался в Государственном музее А.С. Пушкина. Одним из концертных номе-ров было выступление Святослава Рихтера, исполнившего для сво-его давнего друга миниатюру Дебюсси «Вереск». Благодарный Жу-равлев заключил музыканта в объятия, а зрительный зал все апло-дировал и аплодировал юбиляру, человеку, ставшему центром, во-круг которого в течение его жизни собирались уникальные лично-сти, настоящие звезды эпохи.

Дмитрий Николаевич ушел из жизни в возрасте девяноста лет, окруженный любовью своих родных и близких. В Гостелерадиофон-де сохранилось более ста пятидесяти записей литературных произ-ведений в его исполнении. Младшая дочь Дмитрия Николаевича, Наталия Дмитриевна, пошла по его стопам, совмещая работу в Те-атре Олега Табакова с преподаванием в Школе-студии МХАТ и с ху-дожественным чтением. Звучащее литературное слово продолжа-ет жить, заставляя современных людей задумываться и вдохновляя всех нас на правильные поступки.

Весной 1891 года Пешков отправился в путешествие по стране и оказался на Кавказе, где на год осел в Тифлисе, работая мо-

лотобойцем, а затем конторщиком в железнодорожных мастерских.

Литературная карьера Горького началась с работы провинци-альным газетчиком. Первые его вещи издавались под псев-

донимом «Иегудиил Хламидов». Впервые именем «Максим Горь-кий» он подписался в 1892 году, когда в газете «Кавказ» напечата-ли «Макара Чудру».

Вершиной раннего творчества писателя стала пьеса «На дне», которая в 1902 году благодаря Константину Станиславскому

была поставлена в Художественном театре и имела огромный успех, а уже через год шла в Берлине.

Стали афоризмом слова Сатина, героя пьесы «На дне», — «Че-ловек — это звучит гордо». Стали афоризмами и другие цита-

ты из произведений Горького, такие, как: «Рожденный ползать ле-тать не может», «В карете прошлого никуда не уедешь», «Человека приласкать никогда не вредно», «В солнечный день не спрашивают, отчего светло» и другие.

В 1901 году Горького избрали почетным академиком Импера-торской академии наук, но вскоре царь аннулировал назначе-

ние из-за ареста Горького в связи с его призывами к свержению самодержавия. В знак протеста Академию покинули писатели Че-хов и Короленко.

Горький принял деятельное участие в революционных событиях 1905 года и даже был заключен в Петропавловскую крепость.

Протест русской и мировой общественности вынудил правительство освободить писателя из-под стражи.

В конце 1906 года в связи с обострением туберкулеза Горький поселяется на острове Капри у берегов Италии. Здесь он пишет

ДЕСЯТЬ ФАКТОВ

Десять фактов о Максиме ГорькомСпектакли по пьесам Максима Горького (1868–1936) шли на сце-не нашего театра дважды, и оба были поставлены Адольфом Шапиро: «Последние» — в 1995-м, «На дне» — в 2000 году. Не исключено, что в следующем сезоне в афише «Табакерки» по-явится еще одна постановка по произведению Горького, но гово-рить об этом рано, а пока в нашей рубрике «Десять фактов» мы расскажем о классике русской литературы.

Уроженец Нижнего Новгорода Алексей Пешков (таково настоя-щее имя Максима Горького) очень хотел учиться в университе-

те и отправился для этого в Казань. Поступить, однако, ему не уда-лось. Оставшись в Казани на некоторое время, Горький работал са-довником, а затем пекарем.

1

4

5

6

2

3

20

8

7

ряд повестей, роман «Мать», сборники «По Руси» и «Сказки об Ита-лии». Одновременно с этим он редактирует первые газеты больше-виков — «Правда» и «Звезда». Италия, и в частности Капри, станет одним из самых любимых мест писателя.

После смерти мозг писателя был удален из тела и передан для изучения в Московский институт мозга.

Образ Максима Горького в кино воплотили два десятка арти-стов. Среди них: Павел Кадочников, Николай Черкасов, Влади-

мир Емельянов, Илья Олейников, Георгий Тараторкин и Андрей Смо-ляков.

ДЕСЯТЬ ФАКТОВ

10

9

21

К. Станиславский с М. Горьким

В. Ульянов (Ленин) в гостях у М. Горького на острове Капри

ХРОНОГРАФ

«Хронограф»: июньПоследние полтора года в рубрике «Хронограф», явившейся своего рода продолжением книги «Этапы пути. Хронограф» (2012), мы вспоминали о менее знаменитых наших спектаклях, появлявшихся в разное время. В настоящем номере мы публикуем последнюю главу рассказа, но надеемся, что непременно когда-нибудь вернемся к нему.

«Чайка»2 июня… четыре года тому назад

Первая версия «Чайки» Константина Богомолова разительно отличается от второй версии, увидев-шей свет через два года: и по своему содержа-нию, и по режиссерской концепции, и по исполни-телям ролей.

Представленная в самом начале лета 2011 года, богомоловская «Чайка» с Олегом Та-баковым, Мариной Зудиной и Константином Ха-бенским в главных ролях вызвала немало разго-воров и, безусловно, стала одним из главных со-бытий театрального сезона 2010/11.

«Мы решили говорить о “Чайке” как о совре-менной бытовой пьесе, — признавался режис-сер после премьеры. — Если угодно, как о новой драме. Эта пьеса о нас самих. О наших современ-никах. И с актерами, в том числе и с Табаковым, Хабенским, Зудиной, и с ребятами, которые испол-

няют роли Треплева и Нины, мы говорили, что мы смотримся в этот текст, как в зеркало. И должны сказать себе: “Я есть Тригорин. Я есть Ар-кадина. Я есть Дорн. Я есть Нина. Я есть Треплев”».

«Богомолов, манипулируя исходными данными своих героев, заставляет зрителя покатываться от хохота. Сосновский, к примеру, голосом Зыкиной поет “Волгу-Волгу”, Тригорин “не может отказать” ни одной женщине, а Треплева, пытающегося в первом акте застрелиться, больно бьет по голове портретом Толстого, все вместе они мило проводят время под жуткий шансон начала 90-х. Вся эта кутерьма, осмеивающая чехов-ских персонажей, а заодно всю советскую и постсоветскую интеллигенцию, подтверждена видеоперформансом. На больших экранах в переры-вах между актами зрителю демонстрируют каких-то мошек, которые меняют головы античным статуям, предварительно высасывая у них мозг.

Абсурдность происходящего доведена в этом спектакле до предела. Порой кажется, что это не спектакль вовсе, а мрачный капустник, призванный явить миру признаки театрального разложения. Правда, не один Богомолов разглядел в прославленном театре пустившую кор-ни попсовость (местные актеры умеют смеяться над собой), но пока только он c восторгом и бесстрашием осмелился в этом же театре над этим фактом глумиться», — писала о спектакле Наталья Витвицкая.

Первая версия «Чайки» шла ровно год — до 6 июня 2012 года.

Тригорин – К. Хабенский, Аркадина – М. Зудина

22

«Двенадцатая ночь»11 июня… два года тому назад

Так же недолго (по разным причинам), как и первая версия «Чайки», шел на сцене «Табакер-ки» спектакль Михаила Станкевича «Двенадцатая ночь». Эту пьесу Шекспира в Подвале пы-тались ставить еще в 90-х, но тогда работа не сложилась.

«Он игровой и позволяет взрослым артистам, как детям, включаться в игру, — говорила о шекспировском материале Ольга Красько, исполнительница роли Виолы. — Моя роль при-влекательна именно этим. Ведь если разобраться, невозможно объяснить, зачем Виола за-теяла игру с переодеванием и почему просто не сказала, что она с корабля, который потер-пел крушение. Объективной подоплеки у ее бесшабашной выходки нет. И это замечательно. Артисты ведь как дети, им дай только повод: “А давай ты будешь со шпагой…” И понеслось! Шекспир позволяет быть легким, радостным и хулиганистым. Для артиста — это всегда про-верка “внутреннего двигателя”».

Спектакль, играли в котором Михаил Пореченков (только в июне 2013-го), Михаил Хомя-ков, Евгений Миллер, Алексей Усольцев, Евгения Борзых и другие, был сыгран 26 раз. По-следний показ состоялся в июне 2014 года.

Мальволио – М. Хомяков

Фесте – И. Петров, Виола – О. КраськоМальволио – М. Пореченков

ХРОНОГРАФ

23

вс 7› КУКЛА ДЛЯ НЕВЕСТЫ› ДЬЯВОЛ на Малой сцене МХТ имени А.П. Чехова

пт 26› БРАК 2.0 (1-Я И 2-Я ВЕРСИИ)› ЧАЙКА на Основной сцене МХТ имени А.П. Чехова

сб 27› ЛИЦЕДЕЙ› ВОЛКИ И ОВЦЫ на Малой сцене МХТ имени А.П. Чехова

вс 28› БИЛОКСИ-БЛЮЗ› ПОХОЖДЕНИЕ на Основной сцене МХТ имени А.П. Чехова

пн 29 › ТРИ СЕСТРЫ

вт 30 › ВИЙ / ПРЕМЬЕРА

пт 5 › ВИЙ / ПРЕМЬЕРА

ср 10› РАССКАЗ О СЧАСТЛИВОЙ МОСКВЕ› ГОД, КОГДА Я НЕ РОДИЛСЯ на Основной сцене МХТ имени А.П. Чехова

сб 13 › ЖЕНИТЬБА

вт 16 › ТРИ СЕСТРЫ

вт 23 › СЕСТРА НАДЕЖДА

пн 22 › ЖИЗНЬ СВОЮ ЗА ДРУГИ СВОЯ... (начало в 12:00)› РАССКАЗ О СЧАСТЛИВОЙ МОСКВЕ (начало в 19:00)

пн 22 › ШКОЛА ЖЕН на Основной сцене МХТ имени А.П. Чехова

чт 25 › ВИЙ / ПРЕМЬЕРА

ср 24 › МАДОННА С ЦВЕТКОМ

вс 14 › ЖЕНИТЬБА

ср 17 › ВИЙ / ПРЕМЬЕРА

чт 11 › МАДОННА С ЦВЕТКОМ / ПРЕМЬЕРА

вт 9 › ЖЕНА

пн 8 › ЖЕНИТЬБА БЕЛУГИНА

сб 6 › ВИЙ / ПРЕМЬЕРА

ИЮНЬ 2015

чт 18 › СТРАХ И НИЩЕТА В ТРЕТЬЕЙ ИМПЕРИИ

пт 19 › ЖЕНА

сб 20 › ОТЦЫ И ДЕТИ

вс 21 › МАДОННА С ЦВЕТКОМ / ПРЕМЬЕРА

пт 12 › ОТЦЫ И ДЕТИ

пн 15 › ДВА АНГЕЛА, ЧЕТЫРЕ ЧЕЛОВЕКА