Эзра Паунд - Стихотворения и избранные cantos.- СПб.,...

EZRA POUND

Collected Early Poems

ЭЗРА ПАУНД

Стихотворения. Избранные Cantos.

T. I

Под редакцией Яна Пробштейна

Составление Яна Пробштейнапри участии Марка Фрейдкина

УДК 82/821ББК 84�5

П 21

© Издательство «Владимир Даль», 2003© Переводчики, 2003© Я. Пробштейн, составление, предисловие, 2003© Санкт�Петербургский университет МВД России, 2003© Фонд поддержки науки и образования в области право�

охранительной деятельности «Университет», 2003© А. Мельников, оформление, 2003© П. Палей, дизайн, 2003ISBN 5�93615�028�3

Двуязычное собрание «Стихотворений и избранных Cantos» Эзры Паунда, вкоторое вошли все лирические стихотворения, поэмы и переложения Паунда, атакже более 25 Cantos,— издание уникальное. Эзра Паунд был одним из влия�тельнейших поэтов и критиков XX века. Однако его творчество ещё не известнорусскоязычному читателю. В силу ряда исторических, идеологических и полити�ческих причин до сих пор стихи основоположника американского и европей�ского модернизма публиковались на русском языке лишь в антологиях и в пе�риодических изданиях, за исключением одной маленькой книги стихотворений,уже давно ставшей библиографической редкостью. В данное собрание отобранывсе лучшие переводы из числа опубликованных, включены архивные материалы(переводы М. Зенкевича, В. Дукельского, В. Рогова, А. Кистяковского), а ведущиемастера перевода, среди которых М. Л. Гаспаров, В. М. Микушевич, О. Седакова,М. Фрейдкин, И. Кутик, Я. Пробштейн и другие, впервые перевели на русскийязык произведения Паунда.

Ценность издания заключается также в том, что это первое аннотирован�ное издание стихотворений и поэм Паунда на русском языке.

«Федеральная целевая программа „Культура России“»(подпрограмма «Поддержка полиграфии и книгоиздания России»)

Эзра ПаундСтихотворения и избранные Cantos.— СПб.: Владимир Даль, 2003.—

887 c.ISBN 5�93615�028�3

П21

УДК 82/821ББК 84�5

Содержание

Ян ПробштейнВечный бунтарь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

A LUME SPENTO1908

A LUME SPENTO1908

Grace Before Song . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 60Молитва перед песней . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 61Перевод Я. Пробштейна

La Fraisne . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62La Fraisne . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 63Перевод В. Микушевича

Cino . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 66Чино . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 67Перевод М. Фрейдкина

In Epitaphium Eius . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70In Epitaphium Eius . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 71Перевод Я. Пробштейна

Na Audiart . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 72Na Audiart . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73Перевод Я. Пробштейна

Villonaud for This Yule . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 76Вийонада на святки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 77Перевод М. Фрейдкина

A Villonaud. Ballad of the Gibbet . . . . . . . . . . . . . . 78Вийонада. Баллада виселицы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 79Перевод В. Микушевича

Mesmerism . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 82Месмеризм . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 83Перевод В. Микушевича

Fifine Answers . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 84Ответы Фифины . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 85Перевод Я. Пробштейна

Anima Sola . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 88Anima Sola . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 89Перевод Я. Пробштейна

In Tempore Senectutis . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 92In Tempore Senectutis (I) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 93Перевод Я. Пробштейна

Famam Librosque Cano . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 96Famam Librosque Cano . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 97Перевод В. Микушевича

The Cry of the Eyes . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 100Мольба глаз . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101Перевод Я. Пробштейна

Scriptor Ignotus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 102Scriptor Ignotus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 103Перевод Я. Пробштейна

Donzella Beata . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 108Donzella Beata . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 109Перевод Я. Пробштейна

Vana . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 110Vana . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111Перевод Я. Пробштейна

Li Bel Chasteus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 112Li Bel Chasteus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 113Перевод Я. Пробштейна

That Pass Between the False Dawn and theTrue . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 114Меж истинной и мнимою зарей . . . . . . . . . . . . . 115Перевод В. Микушевича

5

In Morte de . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 116In Morte de . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 117Перевод М. Фрейдкина

Threnos . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118Threnos . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119Перевод Я. Пробштейна

Comraderie . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 120Comraderie . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 121Перевод В. Широкова

Ballad Rosalind . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122Баллада о Розалинде . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123Перевод Я. Пробштейна

Malrin . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 126Мелрин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 127Перевод Я. Пробштейна

Masks . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 130Маски . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 131Перевод В. Широкова

On His Own Face in a Glass . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 132К отражению в зеркале . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133Перевод В. Широкова

The Tree . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 134Дерево . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 135Перевод О. Седаковой

Invern . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 136Invern . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 137Перевод В. Широкова

Plotinus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 138Плотин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 139Перевод В. Микушевича

Prometheus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 140Прометей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 141Перевод В. Микушевича

De Ægypto . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 142De Ægypto . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 143Перевод О. Седаковой

Ballad for Gloom . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 144Баллада мрака . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 145Перевод Я. Пробштейна

For E. McC. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 146Посвящение Ю. МакК. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 147Перевод Я. Пробштейна

Salve o Pontifex! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148Salve o Pontifex! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 149Перевод В. Микушевича

To the Dawn: Defiance . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 154К заре: вызов на бой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 155Перевод В. Микушевича

The Decadence . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 156Декаданс . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 157Перевод Я. Пробштейна

Redivivus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 158Redivivus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 159Перевод В. Микушевича

Fistulae . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 160Fistulae . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 161Перевод В. Микушевича

Song . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 162Песня . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163Перевод Я. Пробштейна

Motif . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 164Мотив . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 165Перевод Я. Пробштейна

La Regina Avrillouse . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 166Королева апреля . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 167Перевод В. Микушевича

A Rouse . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 170Тост . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 171Перевод В. Микушевича

Nicotine . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 174Никотин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 175Перевод М. Фрейдкина

In Tempore Senectutis . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 178In Tempore Senectutis (II) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 179Перевод Я. Пробштейна

Oltre la Torre: Rolando . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 180Oltre la Torre: Rolando . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 181Перевод В. Микушевича

Make�strong Old Dreams Lest World LoseHeart . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 182Без древних грёз исчезнет сердце мира . . . . . 183Перевод В. Микушевича

6

A QUINZAINE FOR THIS YULE, BEINGSELECTED FROM A VENETIAN

SKETCH�BOOK «SAN TROVASO»1908

ПЯТНАДЦАДЬСТИХОТВОРЕНИЙ НА СВЯТКИ,

ВЫБРАННЫХ ИЗ ТЕТРАДИ«САН ТРОВАЗО»

1908

Prelude: Over the Ognisanti . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 188Прелюдия: на Ognisanti . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 189Перевод В. Микушевича

Night Litany . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 190Ночная литания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 191Перевод О. Седаковой

Purveyors General . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 194Основные поставщики . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 195Перевод А. Прокопьева

Aube of the West Dawn. Venetian June . . . . . . 198

Утренняя песнь Западной заре. Венециан�ский июнь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 199Перевод Г. Мосешвили

To la Contessa Bianzafior (Cent. XIV) . . . . . . . . 200Графине Bianzafior (XIV век) . . . . . . . . . . . . . . . . . 201Перевод В. Микушевича

Partenza di Venezia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 206Partenza di Venezia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 207Перевод О. Седаковой

Lucifer Caditurus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 208Lucifer Caditurus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 209Перевод А. Прокопьева

Sandalphon . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 210Sandalphone . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 211Перевод А. Прокопьева

Fortunatus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 214Fortunatus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 215Перевод А. Прокопьева

Beddoesque . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 216В духе Беддоуза . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 217Перевод О. Седаковой

Greek Epigram . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 218Греческая эпиграмма . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 219Перевод А. Прокопьева

Christophori Columbi Tumulus . . . . . . . . . . . . . . 220Эпитафия Христофору Колумбу . . . . . . . . . . . . . 221Перевод А. Прокопьева

Histrion . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222Гистрион . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 223Перевод Евг. Витковского

Nel Biancheggiar . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 224Nel Biancheggiar . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 225Перевод А. Прокопьева

To T. H. The Amphora . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 226К Т. Х. Амфора . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 227Перевод А. Прокопьева

PERSONÆ1909

PERSONÆ1909

Praise of Ysolt . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 232Хвала Изольде . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 233Перевод А. Прокопьева

Tally�O . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 238Tally�O . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 239Перевод Я. Пробштейна

At the Heart O’ Me . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 240В сердце моем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 241Перевод А. Прокопьева

Xenia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 244Xenia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 245Перевод Я. Пробштейна

Occidit . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246Occidit . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 247Перевод Я. Пробштейна

An Idyl for Glaucus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 248Идиллия для Главка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 249Перевод В. Широкова(под ред. Я. Пробштейна)

In Durance . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 254В заточении . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 255Перевод А. Прокопьева

Guillaume de Lorris Belated . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 258Запоздалый Гильом де Лоррис . . . . . . . . . . . . . . . 259Перевод О. Седаковой

7

In the Old Age of the Soul . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 266В старости души . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 267Перевод Я. Пробштейна

Alba Belingalis . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 268Alba Belingalis . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 269Перевод А. Прокопьева

From Syria . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 270Из Сирии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 271Перевод А. Прокопьева

From the Saddle . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 274Не покидая седла . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 275Перевод А. Прокопьева

Marvoil . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 276Марейль . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 277Перевод А. Прокопьева

Revolt . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 280Бунт . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 281Перевод М. Фрейдкина

And Thus in Nineveh . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 284И поэтому в Ниневии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 285Перевод О. Седаковой

The White Stag . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 286Белый олень . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 287Перевод А. Прокопьева

Piccadilly . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 288Пиккадилли . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 289Перевод М. Фрейдкина

EXULTATIONS1909

ТОРЖЕСТВА1909

Guido Invites You Thus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 294Гвидо приглашает так . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 295Перевод О. Седаковой

Sestina: Altaforte . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 296Cестина: Альтафорте . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 297Перевод О. Седаковой

Piere Vidal Old . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 300Пейре Видаль в старости . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 301Перевод В. Микушевича

Ballad of the Goodly Fere . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 306Баллада Доброго Друга . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 307Перевод А. Шараповой

Hymn III . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 310Гимн III . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 311Перевод О. Седаковой

Sestina for Ysolt . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 312Сестина Изольде . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 313Перевод О. Седаковой

Portrait . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 316Портрет . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 317Перевод О. Седаковой

«Fair Helena» by Rackham . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 318«Прекрасная Елена» Рэкема . . . . . . . . . . . . . . . . . . 319Перевод О. Седаковой

Laudantes Decem PulchritudinisJohannae Templi . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 320Laudantes Decem PulchritudinisJohannae Templi . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 321Перевод О. Седаковой

Aux Belles de Londres . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 328Aux Belles de Londres . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 329Перевод О. Седаковой

Francesca . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 330Франческа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 331Перевод О. Седаковой

Nils Lykke . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 332Нильс Люкке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 333Перевод О. Седаковой

A Song of the Virgin Mother . . . . . . . . . . . . . . . . . . 334Песня Девы Матери . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 335Перевод О. Седаковой

Planh for the Young English King . . . . . . . . . . . . 336Плач по молодому английскому королю . . . . 337Перевод О. Седаковой

Alba Innominata . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 340Alba Innominata . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 341Перевод О. Седаковой

Planh . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 342Плач . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 343Перевод О. Седаковой

8

CANZONI1911

ИЗ КНИГИ «CANZONI»1911

The Yearly Slain . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 348Канцона: Ежегодная жертва . . . . . . . . . . . . . . . . . . 349Перевод В. Микушевича

Canzon: The Spear . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 352Канцона: Копьё . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 353Перевод В. Микушевича

Canzon . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 356Канцона . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 357Перевод В. Микушевича

Canzon: of Incense . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 360Канцона: Фимиама . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 361Перевод В. Микушевича

Canzone: of Angels . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 364Канцона: Ангелов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 365Перевод В. Микушевича

To Our Lady of Vicarious Atonement . . . . . . . . . 368Матери Божией искупления грешных . . . . . . 369Перевод О. Седаковой

To Guido Cavalcanti . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 370К Гвидо Кавальканти . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 371Перевод М. Фрейдкина

Sonnet in Tenzone . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 372Сонет в тенцоне . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 373Перевод В. Микушевича

Sonnet: Chi è Questa? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 374Сонет: Chi è Questa? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 375Перевод В. Микушевича

Ballata, Fragment . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 376Баллата, отрывок . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 377Перевод В. Микушевича

Canzon: the Vision . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 378Канцона: Видение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 379Перевод В. Микушевича

Octave . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 382Октава . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 383Перевод Я. Пробштейна

Sonnet . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 384Сонет . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 385Перевод Я. Пробштейна

Ballatetta . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 386Ballatetta . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 387Перевод О. Седаковой

Madrigale . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 388Мадригал . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 389Перевод О. Седаковой

Era Mea . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 390Era Mea . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 391Перевод Я. Пробштейна

Paracelsus in Excelsis . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 392Paracelsus in Excelsis . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 393Перевод О. Седаковой

Prayer for His Lady’s Life . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 394Молитва о жизни его госпожи . . . . . . . . . . . . . . . 395Перевод О. Седаковой

Speech for Psyche in the Golden Book ofApuleius . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 396Речь Психеи в Золотой Книге Апулея . . . . . . . . 397Перевод О. Седаковой

«Blandula, Tenulla, Vagula» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 398«Blandula, Tenulla, Vagula» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 399Перевод О. Седаковой

Erat Hora . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 400Erat Hora . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 401Перевод О. Седаковой

Epigrams . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 402Эпиграммы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 403Перевод О. Седаковой

La Nuvoletta . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 404La Nuvoletta . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 405Перевод В. Микушевича

Rosa Sempiterna . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 406Rosa Sempiterna . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 407Перевод В. Микушевича

The Golden Sestina . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 408Золотая секстина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 409Перевод В. Микушевича

Rome . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 412Рим . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 413Перевод В. Микушевича

9

Her Monument, the Image Cut Thereon . . . . . 414Ей памятник, над ней возникший образ . . . . 415Перевод В. Микушевича

Victorian Eclogues . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 418Викторианские эклоги . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 419Перевод Я. Пробштейна

A Prologue . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 426Пролог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 427Перевод О. Седаковой

Maestro Di Tocar . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 432Maestro Di Tocar . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 433Перевод О. Седаковой

Aria . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 434Ария . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 435Перевод О. Седаковой

L’Art . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 436L’Art . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 437Перевод В. Микушевича

Song in the Manner of Housman . . . . . . . . . . . . . 438Песня в манере Хаусмена . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 439Перевод Я. Пробштейна

Und Drang . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 440Und Drang . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 441

I . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 440I . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 441Перевод Я. Пробштейна

II . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 440II . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 441Перевод Я. Пробштейна

III . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 442III . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 443Перевод Я. Пробштейна

IV Elegia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 442IV Элегия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 443Перевод Я. Пробштейна

V . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 444V . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 445Перевод Я. Пробштейна

VI . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 444VI . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 445

Перевод Я. Пробштейна

VI b . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 446VI b . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 447Перевод Я. Пробштейна

VII The House of Splendour . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 446VII Дом великолепья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 447Перевод Я. Пробштейна

VIII The Flame. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 448VIII Огонь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 449Перевод О. Седаковой

IX Horae Beatae Inscriptio . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 450IX Horae Beatae Inscriptio . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 451Перевод Я. Пробштейна

X The Altar . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 452X Алтарь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 453Перевод О. Седаковой

XI Au Salon . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 452XI Au Salon . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 453Перевод Я. Пробштейна

XII Au Jardin . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 454XII Au Jardin . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 455Перевод Я. Пробштейна

POEMS WITHDRAWNFROM CANZONI

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕВ КНИГУ CANZONI

Leviora . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 458Leviora . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 459

I Against Form . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 458I Против формы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 459Перевод Я. Пробштейна

II Hic Jacet . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 458II Hic Jacet . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 459Перевод Я. Пробштейна

IV To My Very Dear Friend — Remonstratingfor his Essay upon «Mighty Mouths» . . . . . . . . . . 460IV Моему дорогому другу — протестуяпротив его эссе о «могучих устах» . . . . . . . . . . . . 461Перевод Я. Пробштейна

To Hulme (T. E.) and Fitzgerald (a Certain) . . . 462Хьюму (Т. Е.) и Фитцджеральду (некоему) . . . 463Перевод Я. Пробштейна

10

Redondillas, or Something of that Sort . . . . . . . 466Редондильи или нечто в этом роде . . . . . . . . . . . 467Перевод Я. Пробштейна

THE ALCHEMIST (TWO VERSIONS)АЛХИМИК (ДВА ВАРИАНТА)

The Alchemist . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 482Алхимик . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 483Перевод А. Нестерова

The Alchemist . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 486Алхимик . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 487Перевод А. Нестерова

RIPOSTES1912

ОТВЕТНЫЕ ВЫПАДЫ1912

Silet . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 496Silet . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 497Перевод Я. Пробштейна

In Exitum Cuiusdam . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 498In Exitum Cuiusdam . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 499Перевод Я. Пробштейна

Apparuit . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 500Apparuit . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 501Перевод О. Седаковой

The Tomb at Akr Çaar . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 502Гробница в Акр Сааре . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 503Перевод Я. Пробштейна

Portrait d’une Femme . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 506Портрет d’une Femme . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 507Перевод А. Сергеева

N. Y. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 508Нью�Йорк . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 509Перевод А. Парина

A Girl . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 510Девушка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 511Перевод Я. Пробштейна

«Phasellus Ille» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 512«Phasellus Ille» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 513Перевод Я. Пробштейна

An Object . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 514Предмет . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 515Перевод Я. Пробштейна

Quies . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 516Quies . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 517Перевод О. Седаковой

The Seafarer . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 518Морестранник . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 519Перевод Я. Пробштейна

Echoes . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 524Отголоски . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 525Перевод В. Микушевича

An Immorality . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 528Безнравственность . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 529Перевод В. Дукельского

Dieu! Qu’il la Fait . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 530Dieu! Qu’il la Fait . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 531Перевод В. Микушевича

Dèria . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 532Dèria . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 533Перевод О. Седаковой

The Needle . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 534Игла . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 535Перевод Я. Пробштейна

Sub Mare . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 536Sub Mare . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 537Перевод И. Вишневецкого

Plunge . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 538Погружение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 539Перевод Я. Пробштейна

A Virginal . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 540Целомудрие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 541Перевод Я. Пробштейна

Pan Is Dead . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 542Пан умер . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 543Перевод Я. Пробштейна

The Picture . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 544Картина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 545Перевод Я. Пробштейна

Of Jacopo del Sellaio . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 546О Якопо дель Селайо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 547Перевод Я. Пробштейна

The Return . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 548Возвращение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 549Перевод И. Вишневецкого

11

Effects of Music Upon a Company of People . . . 550Воздействие музыки на публику . . . . . . . . . . . . . 551Перевод Ю. Орлицкого

POEMS FROMTHE SAN TROVASO NOTEBOOK

СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ТЕТРАДИСАН ТРОВАЗО

San Vio. June . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 556Сан Вио. Июнь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 557Перевод В. Микушевича

Roundel for Arms . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 558Рондель к оружию . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 559Перевод В. Микушевича

Roundel . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 560Рондель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 561Перевод В. Микушевича

Sonnet of the August Calm . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 562Сонет августовскому покою . . . . . . . . . . . . . . . . . . 563Перевод В. Микушевича

To Ysolt. For Pardon . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 564Изольде. С мольбой о прощении . . . . . . . . . . . . . 565Перевод В. Микушевича

For Ysolt. The Triad of Dawn . . . . . . . . . . . . . . . . . . 566Изольде. Триада Зари . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 567Перевод В. Микушевича

Piazza San Marco . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 570Пьяцца Сан Марко . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 571Перевод В. Микушевича

Lotus�Bloom . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 574Цветенье лотоса . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 575Перевод Я. Пробштейна

For a Play . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 580Сюжет для пьесы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 581Перевод Я. Пробштейна

The Rune . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 582Руна . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 583Перевод В. Микушевича

Narcotic Alcohol . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 584Алкогольному опьянению . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 585Перевод Я. Пробштейна

Blazed . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 586Зарубки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 587Перевод В. Микушевича

For the Triumph of the Arts . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 588Во имя триумфа искусств . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 589Перевод В. Микушевича

Alma Sol Veneziae . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 592Alma Sol Veneziae . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 593Перевод О. Седаковой

Fragment to W. C. W.’s Romance . . . . . . . . . . . . . . 594Отрывок о романсе У. К. [Уильямса] . . . . . . . . . 595Перевод Я. Пробштейна

[Fragmenti] . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 598Отрывки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 599Перевод Я. Пробштейна

[In That Country] . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 600В той стране . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 601Перевод Ю. Орлицкого

Autumnus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 602Осеннее . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 603Перевод Я. Пробштейна

Fratello Mio, Zephyrus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 604Fratello Mio, Zephyrus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 605Перевод В. Микушевича

For E. McC. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 606Посвящается Ю. МакК. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 607Перевод Я. Пробштейна

Ballad of Wine Skins . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 608Баллада винных мехов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 609Перевод В. Микушевича

I Wait . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 610Я жду . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 611Перевод Я. Пробштейна

[Shalott] . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 612[Шэлотт] . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 613Перевод Я. Пробштейна

Battle Dawn . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 614Рассвет�воитель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 615Перевод Ю. Орлицкого

For Italico Brass . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 616Для италийских медных . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 617Перевод Ю. Орлицкого

12

Envoi . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 620Envoi . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 621Перевод Я. Пробштейна

[ADDITIONAL POEMSIN THE SAN TROVASO NOTEBOOK]

[ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СТИХИИЗ ТЕТРАДИ «SAN TROVASO»]

She Is a Thing Too Frail to Know . . . . . . . . . . . . . 624Она хрупка, чтоб знать . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 625Перевод Я. Пробштейна

Statement of Being . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 626Формулировка бытия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 627Перевод В. Микушевича

Das Babenzorn . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 628Das Babenzorn . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 629Перевод В. Микушевича

POEMS FROM BLAST1914

СТИХИ ИЗ ЖУРНАЛА «BLAST»1914

Salutation the Third . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 632Приветствие третье . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 633Перевод Я. Пробштейна

Monumentum Ære, etc. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 636Monumentum Ære, etc. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 637Перевод Я. Пробштейна

Come My Cantilations . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 638Придите, мои песнопенья . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 639Перевод Я. Пробштейна

Before Sleep . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 640Перед сном . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 641Перевод Я. Пробштейна

Post Mortem Conspectu . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 642Post Mortem Conspectu . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 643Перевод Я. Пробштейна

Fratres Minores . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 644Fratres Minores . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 645Перевод М. Фрейдкина

UNCOLLECTED MISCELLANEOUS POEMS1902�1912

СТИХИ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ1902�1912

Ezra on the Strike . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 648Эзра о забастовке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 649Перевод Я. Пробштейна

Dawn Song . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 652Рассветная песнь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 653Перевод Я. Пробштейна

To The Raphaelite Latinists . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 654Рафаэлитам�латинистам . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 655Перевод И. Ковалевой

In Epitaphium . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 656In Epitaphium . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 657Перевод Я. Пробштейна

Thersites: on the Surviving Zeus . . . . . . . . . . . . . . 658Терсит: об уцелевшем Зевсе . . . . . . . . . . . . . . . . . . 659Перевод В. Широкова под ред. Я. Пробштейна

The Fault of It . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 662Недостаток . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 663Перевод В. Широкова

For a Beery Voice . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 664Пьяным голосом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 665Перевод Я. Пробштейна

L’Invitation . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 666L’Invitation . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 667Перевод Я. Пробштейна

Epilogue . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 668Эпилог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 669Перевод М. Фрейдкина

POEMS FROMMISCELLANEOUS MANUSCRIPTS

(1902–1917)

СТИХИНЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ

(1902–1917)

Swinburne: a Critique . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 672Суинберн: критика . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 673Перевод С. Александровского

13

To E. B. B. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 674К Э. Б. Б. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 675Перевод С. Александровского

The Summons . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 676Призыв . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 677Перевод С. Александровского

Ballad of the Sun’s Hunting . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 678Баллада об охоте за солнцем . . . . . . . . . . . . . . . . . . 679Перевод С. Александровского

Quia Amore Langueo . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 680Quia Amore Langueo . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 681Перевод С. Александровского

Capilupus Sends Greeting to Grotus . . . . . . . . . . 682Капилуп — Гроту. Приветствие . . . . . . . . . . . . . . 683Перевод С. Александровского

The Hills Whence . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 688Холмы отколе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 689Перевод С. Александровского

From Chebar . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 690От Ховары . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 691Перевод С. Александровского

«Chommoda» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 696«Chommoda» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 697Перевод С. Александровского

«It Is a Shame» — With Apologies To theModern Celtic School . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 698«Сие — позор» (приношу извинения ны�нешним исследователям кельтов) . . . . . . . . . . . . 699Перевод С. Александровского

The Logical Conclusion . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 702Логическое завершение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 703Перевод С. Александровского

UNCOLLECTED MISCELLANEOUS POEMS(1913–1917)

СТИХИ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ(1913–1917)

Pax Saturni . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 706Pax Saturni . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 707Перевод М. Фрейдкина

Xenia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 710Ксении . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 711Перевод М. Фрейдкина

The Choice [Preference] . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 712Выбор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 713Перевод Я. Пробштейна

Xenia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 714Ксении . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 715Перевод Ю. Орлицкого

Legend of the Chippewa Spring and Minne�haha, the Indian Maiden . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 716Легенда об источнике Чиппевы и о Минне�гаге, индейской деве . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 717Перевод В. Коллегорского

Homage to Wilfrid Scawen Blunt . . . . . . . . . . . . . 720Приношение Уилфреду Скоувену Бланту . . . 721Перевод Я. Пробштейна

Pastoral . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 722Пастораль . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 723Перевод М. Фрейдкина

Gnomic Verses . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 724Гномические стихи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 725Перевод М. Фрейдкина

Our Respectful Homages to M. LaurentTailhade . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 726Наша дань глубочайшего почтения М. Лора�ну Тайаду . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 727Перевод Ю. Орлицкого

Et Faim Sallir Les Loups des Boys . . . . . . . . . . . . . . 728Et Faim Sallir Les Loups des Boys . . . . . . . . . . . . . . 729Перевод Ю. Орлицкого

Love�Song to Eunoё . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 730Любовная песнь к Эвное . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 731Перевод Ю. Орлицкого

Another Man’s Wife . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 732Чужая жена . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 733Перевод М. Фрейдкина

Poem: Abbreviated from the Conversation ofMr. T. E. H. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 734Cтихи, почерпнутые из беседы с м�ромТ. Э. Х. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 735Перевод Ю. Орлицкого

14

Reflection . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 736Размышление . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 737Перевод М. Фрейдкина

To a City Sending Him Advertisements . . . . . . . 738Городу, приславшему свои предложения . . . . 739Перевод Ю. Орлицкого

UNCOLLECTED POEMS (1912–1917)

СТИХИ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ(1912–1917)

To Whistler, American . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 746Уистлеру, американцу . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 747Перевод Ю. Орлицкого

Middle�Aged . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 748Достигнув средних лет . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 749Перевод Ю. Орлицкого

In a Station of the Metro . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 750На станции метро . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 751Перевод И. ВишневецкогоПеревод Ю. Орлицкого

Ikon . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 752Икона . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 753Перевод Ю. Орлицкого

Abu Salammamm — A Song of Empire . . . . . . . 754Имперская песнь Абу Саламмамма . . . . . . . . . 755Перевод Я. Пробштейна

War Verse (1914) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 758Военные стихи (1914) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 759Перевод Я. Пробштейна

1915: February . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 760Февраль 1915 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 761Перевод Я. Пробштейна

L’Homme Moyen Sensuel . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 762L’Homme Moyen Sensuel . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 763Перевод Я. Пробштейна

Love Lyrics of Ancient Egypt . . . . . . . . . . . . . . . . . . 778Из любовной лирики Древнего Египта . . . . . 779Перевод О. Седаковой

Conversations In Courtship . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 782Разговоры влюбленных . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 783Перевод О. Седаковой

Дополнения

THE COMPLETE POETICAL WORKSOF T. E. HULME

1883–1917

СТИХИ ТОМАСА ЭРНЕСТА ХЬЮМА1883–1917

Перевод Я. Пробштейна

Autumn . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 796Осень . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 797

Мana Aboda . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 798Mana Aboda . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 799

Above The Dock . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 800Над доком . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 801

The Embankment . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 802Набережная . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 803

Conversion . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 804Превращение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 805

Параллели

ВАРИАНТЫ ПЕРЕВОДОВСТИХОТВОРЕНИЙ,

ПОМЕЩЁННЫХ В ОСНОВНОМ КОРПУСЕ

Чино . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 808Перевод В. Рогова

Чино . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 810Перевод А. Парина

К собственному лицу в зеркале . . . . . . . . . . . . . . 812Перевод А. Парина

Плотин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 813Перевод В. Широкова

Прометей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 814Перевод В. Широкова

De Ægypto . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 815Перевод А. Парина

Прелюдия: на Ognisanti . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 816Перевод Г. Мосешвили

Гистрион . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 817Перевод А. Прокопьева

15

Xenia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 818Перевод В. Широкова

Так зовет тебя Гвидо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 819Перевод А. Парина

Баллада о Благом Сотоварище . . . . . . . . . . . . . . . . 820Перевод А. Парина

Алхимик (короткий вариант) . . . . . . . . . . . . . . . . 822Перевод И. Вишневецкого

Гробница в Акр Сааре . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 824Перевод В. Микушевича

Портрет d’une Femme . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 826Перевод Я. Пробштейна

Девушка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 827Перевод В. Рогова

Девушка . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 828Перевод В. Дукельского

Плащ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 829Перевод О. Седаковой

Dèria . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 830Перевод И. Вишневецкого

Картина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 831Перевод А. Парина

О Джакопо дель Селлайо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 832Перевод А. Парина

Возвращение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 833Перевод В. Рогова

Сюжет для пьесы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 834Перевод А. Нестерова

Перед сном . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 835Перевод З. Венгеровой

Эпитафия самому себе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 836Перевод В. Коллегорского

Выбор . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 837Перевод Ю. Орлицкого

Приложение

Зинаида ВенгероваАнглийские футуристы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 841

Примечания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 849

ВЕЧНЫЙ БУНТАРЬ

Уильям Батлер Йейтс назвал его «одиноким вулканом», Джеймс Джойс — «не�предсказуемым пучком электричества», поэтесса Х. Д. (Хильда Дулитл), первая лю�бовь поэта,— «вихрем зигзаобразной молнии», Уиндэм Льюис — «Троцким от ли�тературы» и «педагогическим вулканом», магмой которого был язык, бьющий из«трагических трещин» личности, из расщелин эмоций, который выбрасывал приэтом неограниченную энергию или гнев, сохранявшиеся в течение тридцати лет» 1.Гертруда Стайн, которая невзлюбила его с первой встречи, назвала Паунда «дере�венским умником, который сидит во главе стола и всех поучает, что замечательно,если ты тоже из деревни, но не годится для других» 2. В разные годы к нему обра�щались за поддержкой, читали ему свои произведения в поисках одобрения иликритики: Хемингуэй, Элиот и даже Уильям Батлер Йейтс, который хотя и был летна двадцать старше Паунда, но влияние младшего собрата признавал. ТомасСтернс Элиот, стихи и поэмы которого Паунд редактировал, в 1946 г. писал: «Па�унд не создавал поэтов, но он создал такую среду, где впервые зародилось течениемодернизма, в котором участвовали как английские, так и американские поэты,знакомились с работами друг друга и друг на друга влияли» 3. Джеймс Джойс, Ро�берт Фрост, Уильям Карлос Уильямс, Мэриан Мор и другие многим обязаны Па�унду. При этом в искусстве он почти никогда не ошибался. На титульном листе по�эмы, принесшей славу Т. С. Элиоту, «Бесплодная земля», которую Паунд отредак�тировал, придав ей форму и вдвое сократив, стоит посвящение: «Эзре Паунду, ilmiglior fabbrо» 4. Паунд не только был выдающимся поэтом и критиком — он сто�ял у истоков европейского модернизма, поддерживал многих начинающих тогдапоэтов, писателей, художников, которые весьма прислушивались к его мнению.

Некоторые критики, среди которых Дональд Лайонс, К. К. Ратвен и другие, счи�тают Эзру Паунда «выдающимся (или крупнейшим) второстепенным поэтом» (ароссийский литературовед А. М. Зверев отказывает Паунду даже в этом) *. Напро�тив, поэты Т. С. Элиот, Уиндэм Льюис, Арчибальд Маклиш, Чарльз Олсон (кото�рый, кстати, весьма неоднозначно относился к политическим и социально�фило�

17

* См. Lyons, Donald «A Major Minor Poet» // The New Criterion. Vol. 17, No. 10, June 1999. Ruthven,A Guide to Ezra Pound’s Personae (1926), U of California Press, 1969. Introduction, p. 21; Зверев, А. М. «Де�ревенский умник» //ИЛ №2, 1991. Сс.221–229.

софским воззрениям Паунда), Аллен Гинзберг и Джон Эшбери, литературоведыАйра Б. Нэйдел, Джордж Борнстейн и многие другие считают его выдающимсяпоэтом без всяких оговорок **. Его «Пизанские Песни» («Pisan Cantos»), удостоен�ные Болингеновской премии, одной из высших литературных премий США, еслине породили, то дали толчок нескольким крупнейшим направлениям современ�ной американской поэзии: так называемому «исповедальному направлению», од�ним из ярчайших представителей которого был Роберт Лоуэлл, «поэтам Блэк Ма�унтэн» (Black Mountain) 5 и «битникам».

Вместе с тем Эзра Паунд известен и сотрудничеством с Муссолини, ярым при�верженцем которого был с середины 1920�х гг. В более чем 100 радиопрограммахитальянских фашистов, которые Паунд не прекратил даже после того, как СШАофициально объявили войну странам «Оси», он подвергал нападкам политику Руз�вельта и Черчилля, обвиняя их в том, что они поддерживают всемирный еврей�ский заговор и несут ответственность за развязывание войны, а фашистские госу�дарства якобы сражаются за духовные ценности и культуру Европы. Радиопереда�чи прослушивались ФБР, и в 1943 г. Паунд был обвинён в измене, приговорён квысшей мере наказания, но признан невменяемым и провёл почти 13 лет в боль�нице cв. Елизаветы, психиатрическом заведении, где содержались душевноболь�ные преступники. Так кем же был Паунд — гениальным безумцем, фашистом,анархистом, расистом, бунтарём, невменяемым?

Эзра Лумис Уэстон Паунд родился 30 октября 1885 г. в штате Айдахо. Предкипоэта были из первых поселенцев. Дедушка, Таддеус Паунд, живое воплощениеамериканской мечты, сменивший множество профессий, несколько раз наживав�ший и терявший состояние, был учителем, бухгалтером, владельцем магазина,компании, занимавшейся лесозаготовками, затем начал строить железные дороги.Он ввёл систему оплаты сертификатами, и рабочие, занимавшиеся лесозаготовка�ми, затем отоваривали их в его магазине. Таким образом, он получал двойной до�ход и был, так сказать, двойным капиталистом, чего не заметил или не захотел за�метить внук, когда пропагандировал систему дедушки в подтверждение экономи�ческой теории справедливого распределения. Разбогатев, Таддеус Паунд занялсяобщественной и политической деятельностью. Был избран сначала в ассамблеюштата Висконсин, стал её спикером, в 1870–1871 гг. был действующим губернато�ром этого штата, а затем членом конгресса США, куда трижды переизбирался. Онбыл страстным оратором и борцом за справедливость, а его экономические взгля�ды в некотором смысле предвосхищали взгляды внука. Так, он яростно протесто�вал против того, чтобы право чеканить деньги принадлежало «владельцам слит�ков», то есть банкирам. В семье была традиция давать детям библейские имена:были Элии, Иезикили, Эпифалеты. Исключением явился отец поэта, которому дед

18

** См. Nadel, Ira. «Introduction. Understanding Pound» // The Cambridge Companion to Ezra Pound /Ed. Ira B. Nadel. Cambridge: Cambridge UP, 1999. 1–21. Bornstein, George «Ezra Pound and the Making ofModernism» // The Cambridge Companion to Ezra Pound / Ed. Ira B. Nadel. Cambridge: Cambridge U P,1999. Pp. 22–42.

дал имя Гомер. Это был спокойный, уравновешенный, тихий человек, впрочем, нелишённый характера: он самовольно оставил одно учебное заведение, а когда отецопределил его в Академию Вест Пойнт, сбежал с поезда, не доехав до места назна�чения. Впоследствии, когда он женился на Изабел Уэстон, отец добился для негопоста государственного смотрителя земельных угодий в Хэйли, Айдахо, где жилишахтёры, золотоискатели и где многие конфликты решались при помощи ору�жия — как в вестернах. Гомер Паунд не очень подходил для этой работы, а егожена возненавидела Хэйли и, забрав сына, уехала в Нью�Йорк. После этого Тадде�ус добился для своего сына поста в Государственном монетном дворе в Филадель�фии, где тот отвечал за анализ и измерение золота. Семья жила в Уинкоте, доволь�но респектабельном пригороде Филадельфии, а соседями их были самые извест�ные и богатые семьи этого города.

В 11 лет Паунд написал своё первое стихотворение. В 12�летнем возрасте его отда�ли в военную школу Челтенхэм, в двух милях от дома, и Паунд возненавидел муштру. Вшколе его прозвали профессором за то, что он носил очки и любил читать. Он ходил вширокополой шляпе и белых фланелевых брюках, за что одноклассники насмехалисьнад ним. В дальнейшем различия Паунда со сверстниками всё более усугублялись.В 1898 г. любимая тетушка Фрэнк, владелица небольшой гостиницы Нью�Уэстон вНью�Йорке, впоследствии разорившаяся, взяла Паунда с матерью в трёхмесячнуюпоездку по Европе. Венеция произвела на него неизгладимое впечатление, и он решилво что бы то ни стало туда вернуться. Уже в 15 лет, как писал Паунд в биографическомочерке «Как я начинал» (1913), он знал, что будет поэтом. Более того, он знал, что бу�дет эпическим поэтом, а идеалами для подражания для него уже тогда были Гомер,Данте и, как бы это ни казалось на первый взгляд странным, Уитмен. Уже в раннемстихотворении из книги «A Lume Spento» (1908) «Scriptor Ignotus», что в переводе слатыни означает «Неизвестный писатель», Паунд от лица некоего Бертольда Ломакса(один из ранних примеров использования приёма «маски» в поэзии Паунда) проро�чески говорит: «Моя душа сорокалетний гнёт // Возвышенного эпоса несёт, // Скло�няясь, как сивилла. Как ты знаешь, // Тот эпос не написан» (перевод Я. Пробштейна).В примечании Паунд не менее пророчески пишет о некоем «англичанине БертольдеЛомаксе, исследователе творчества Данте и мистике, который умер в Ферраре в1723 г., а его «великий эпос» так и остался призраком, тенью, которой изредка каса�лись лучи чудесного света». Примечательно, что его собственный эпос «Cantos», кото�рому Паунд посвятил почти полвека, начиная с 1915 г. и до своей смерти в 1972 г., так�же остался незавершённым. Родители с юности и до конца своих дней всячески под�держивали сына, гордясь каждой его публикацией, а мать хотела, чтобы сын написалэпическую поэму об американском Западе. Паунду не исполнилось ещё 16 лет, когдаон поступил в Пенсильванский университет. Программа обучения была довольно жё�сткой, а его интересовали только языки, искусство, литература и, особенно, поэзия, костальным же предметам он был равнодушен и особых успехов в учёбе не проявлял.Однокурсники готовились стать юристами и врачами, а он читал древнеримских по�этов, Браунинга и Россетти, что ещё больше усугубляло его различие с окружающими.

19

Они подшучивали над ним не всегда безобидно: то выльют кувшин холодной воды вкровать, то столкнут в грязный пруд. Правда, с одним из них, будущим врачом, он под�ружился на почве поэзии. Звали его Уильям Карлос Уильямс. Судьба связала их навсю жизнь, хотя дружба эта была непростой, начиная с соперничества двух поэтов вюности (причём не только в поэзии, так как одно время оба были влюблены в ХильдуДулитл), до полного размежевания во время и после войны, когда Уильямс полагал,что Эзра Паунд понёс заслуженное наказание, но так же, как и разделявшие его взгля�ды Роберт Фрост и Арчибальд Маклиш, ходатайствовал об его освобождении, считая,что 12 лет — достаточное наказание поэту.

Была в те годы у Паунда и первая любовь. Ему было 16 лет, ей — 15. Она была пол�на мечтательности, любви к античности, прежде всего к Древней Греции, ещё не вы�сказанных стихов. Он уже был поэтом, называл её дриадой, учил её латыни и грече�скому, писал стихи в тетрадь, которую затем переплёл, назвав «Книгой Хильды». Еёотец, профессор астрономии Пенсильванского университета Дулитл был также ди�ректором обсерватории, и всё, что находилось ближе луны, было ему неинтересно.Паунд уже тогда вызывал у него подозрение своими экстравагантными манерами, акогда профессор застал молодых целующимися в кабинете, он и вовсе попросил ихограничить общение. Немудрено, что когда Паунд через несколько лет попросилруки Хильды, ему было отказано. Профессор Дулитл презрительно бросил, что «ЭзраПаунд не более, чем кочевник». Хильда же была влюблена в него. Она познакомилаего с Мэриан Мор, своей однокурсницей по университету Брин Мар. Дружбе с Мор,которая благополучно миновала порог неразделённой любви, также суждено былопродлиться до конца их дней. Важной для Паунда среди его немногочисленных в товремя знакомств была дружба с Уильямом Бруком Смитом, рано умершим студен�том художественного отделения, начинающим живописцем, которому Паунд по�святил впоследствии свою первую книгу «A Lume Spento». Смит ввёл его в круг своихдрузей и единомышленников и познакомил Паунда с новейшими течениями в ис�кусстве и литературе того времени — от лондонского эстетизма 1890�х гг. до УолтераПатера и Оскара Уайльда. Одинокий и застенчивый в то время Паунд проводил в бо�гемной компании Смита всё больше и больше времени, что не могло не насторо�жить его степенную матушку. Учёба и взаимоотношения с однокурсниками остав�ляли желать лучшего. Один из них заметил, что Паунд в те годы «был одиноким вол�ком… застенчивым мечтателем, у которого, казалось, не было друзей, да тот и не стре�мился с кем�либо подружиться» 6. Родители перевели будущего поэта в колледж Га�мильтон, который находился в северной части штата Нью�Йорк. Карлос Трейси Чес�тер, пастор пресвитерианской церкви «Голгофа», старостой которой был Гомер Па�унд, отец поэта, незадолго до этого посетил колледж и остался им доволен. Родители исам Эзра весьма прислушивались к мнению отца Честера. К тому же, что было нема�ловажно для пастора и родителей, президент и несколько преподавателей были так�же священниками, и колледж пёкся о достойном христианском воспитании своихпитомцев, что довольно любопытно, если принять во внимание последующий бунтПаунда против христианства (и любого монотеизма) и сознательное обращение по�

20

эта к язычеству. Прибыв в колледж осенью 1903 г. в сопровождении опекавшей егоматушки, Паунд был в силу этого встречен недружелюбно и немедленно подвергнутостракизму: его не приняли в так называемое братство, насмехались и подвергализлым шуткам так же, как и в университете до этого. Друзьями и наперсниками поэтастали его преподаватели — Уильям Шеферд, сухой и замкнутый медиевист, открыв�ший Паунду поэзию провансальских трубадуров и Данте, и преподобный ДжозефИбботсон, преподаватель англосаксонского и древнееврейского, изучавший с Паун�дом памятник древнеанглийской лирики VIII века «Морестранник», который поэтпереложил впоследствии на современный английский. Тогда же Паунд сделал пере�ложение «Alba Belingalis» (1905) 7, которое считается старейшим из известных сти�хотворений этого жанра в Провансе:

Прежде Феб сияет, чем луч его блистает,Слабый свет Аврора на землю посылает,Сонный страж нас будит:

«Проснитесь, скорее!»

Рефрен

Над скалой и океаном стал рассвет белее,Стража, сумрак разгоняя, идёт по аллее.

(Перевод А. Прокопьева)

Проявивший блестящие способности и специализировавшийся в романскихязыках и сравнительном литературоведении, Паунд стал любимцем обоих про�фессоров. В 20 лет он закончил колледж, поступил в аспирантуру Пенсильванскогоуниверситета, а через год, в 1906 г., получил степень магистра и, став стипендиатомХаррисона, отправился в Европу и впервые посетил Мадрид и Прованс, ставший внекотором смысле его духовной родиной:

Под Рошшуаром,Где плавные холмы

бегут в три стороны,И три долины, все в извивах троп,Расходятся на север и на юг,Стоят деревья ... серые, во мху.Я там бродил и вспоминал

предания минувшей старины.

(«Provincia Deserta», перевод И. Болычева)

Пейзажи Прованса, его история и, конечно же, стихи и песни провансальскихтрубадуров будут сопровождать Паунда всю жизнь. Прованс привлекал его ры�царским духом, свободолюбием, поклонением красоте, куртуазностью, любве�

21

обильностью, которая для Паунда была неразрывно связана с творчеством, изо�бретательством, ведь провансальское слово «trobar» означало — «изобретать,творить»:

Горю, дрожу, немеюВо сне и наяву;Надеяться не смею,

Что оживу.Кто спросит, исцелит лиОна меня.Три года я ищуОтвета, но ответ

За ней одной навек.

Я без неё, и смерть — удел мой неизбежный,А умереть — попастьНавеки к ней под власть.

(«Лангедок», перевод В. Микушевича)

Немаловажную роль играло и мастерство — виртуозное владение изощрённы�ми формами, которых в поэзии трубадуров насчитывалось около 900. К тому же,как предположил Паунд в статье «Психология и трубадуры», трубадуры сохрани�ли свет античности и язычества во времена Тёмного Средневековья, это был мос�тик от античности к Возрождению: «Прованс куда меньше, чем вся остальная Ев�ропа, был затронут нашествием с Севера во времена Темного Средневековья; еслиязычество где и выжило, то именно в Лангедоке, втихомолку. Вот каким духом былпроникнут Прованс, чья эллинистичность бросится в глаза каждому, кто сравнит„Греческую антологию“ с произведениями трубадуров. Они, так или иначе, утра�тили имена богов, но сохранили в памяти имена возлюбленных. Такое впечатле�ние, что главными текстами для них были „Эклоги“ Вергилия и Овидий» 8.

Работая над докторской диссертацией, посвящённой образу шута в драматургииЛопе де Вега, он начал преподавать в колледже Уобаш в Индиане. В городке Крофор�дсвилл с населением в восемь с половиной тысяч, гордящемся тем, что там жил гене�рал Лью Уоллес, автор некогда нашумевшего исторического бестселлера «Бен Гур»,придерживались строгих пуританских нравов, и даже курение было запрещено.Президентом колледжа, где обучалось 150 студентов, был некто Макинтош, доктортеологии. В колледже посещение утренней службы в церкви было обязательным, иоб отсутствующих писали в студенческой газете. Уже одно то, что вместо белой ру�башки с жестким воротничком, серых брюк и чёрного сюртука Паунд носил широ�кополую шляпу на манер Уитмена, чёрный вельветовый пиджак и трость из ротангана манер Уистлера, делало его вольнодумцем в глазах всех окружающих. К тому жеПаунд курил. Однажды президент колледжа Макинтош отчитал Паунда за это, какмальчишку. Тогда�то и были написаны такие стихотворения, как «В заточении»: «Со�скучился я по себе подобным. // Их много здесь, я знаю... добрых лиц... // Но я тос�кую по себе подобным» (пер. А. Прокопьева) и «Anima Sola» (Одинокая душа).

22

Изнывая по общению с себе подобными, Паунд засыпaл письмами МэрианМор, та кокетливо отвечала, и он объяснился ей в любви, предложив руку и сердце.Она ответила, что не любит гениев. Дочь президента железнодорожной компании,одного из богатейших людей в Трентоне, по�иному представляла себе своё буду�щее. Как�то выбежав на почту холодным январским вечером, через четыре месяцапосле начала работы, он встретил в городке знакомую англичанку, актрису�траве�сти, несчастную, неприкаянную и без копейки в кармане. Он пригласил её домой,не подумав о том, что его домовладелицы, сёстры Холлс, состоят в приятельскихотношениях с президентом колледжа. Сёстры, естественно, проверили комнатуПаунда после того, как он утром отправился на занятия, и обнаружили в его крова�ти актрису. Хотя он и утверждал, что спал на полу, его уволили с позором за амо�ральный образ жизни и сообщили об этом в Пенсильванский университет. Егоакадемическая карьера на этом закончилась. Более того, и в Филадельфии, как пи�сала Хильда Дулитл, все были настроены против него. Так как ему заплатили доконца семестра, он в феврале 1908 г. отправился в Европу на судне, перевозившемскот (так было дешевле всего). Когда он в апреле высадился в Гибралтаре, первымчеловеком, протянувшим ему руку помощи, был еврей. Он помог Паунду устро�иться и даже взял его с собой в синагогу (впоследствии Паунд описал свои впечат�ления в стихотворении «Цвет лотоса»). Так Паунд впервые в жизни столкнулся снародом�кочевником, не подозревая, что и его ждёт судьба изгоя и странника.Отослав новые стихи в журнал «Harper’s», он отправился в Италию.

Летом Паунд уже был в Венеции. Он поселился над булочной возле моста СанВио в Дорсотуро, неподалеку от мастерской по ремонту гондол в Сан Тровазо. Вене�ция вернула ему силы:

Былые силы мне возвращеныВенецианским солнцем щедрых лет.Жизнь повторима в странствиях весныДень пряжею запутанной одет.Мой дух — пловец, уставший от волны.

Цветов на берегу пустынном нет.

(«Сан Вио. Июнь», перевод В. Микушевича)

Паунд записывал эти стихи в тетрадь, которая получила название «Сан Тровазо».Часть стихов из этой тетради он отобрал для своей первой книги «A Lume Spento»,некоторые другие вошли в последующие за ней книги «Пятнадцать стихотворенийна Святки» (1908), «Маски» («Personae», 1909), «Торжества» («Exultations», 1909) и«Канцоны» (1911). Стихотворения же, которым Паунд по определённым причинамне нашёл места в своих книгах, так и остались в тетради и были опубликованы в «Со�брании ранних стихотворений Эзры Паунда» в 1976 г. Отбирая стихи для книги«Personae» (1926), Паунд предъявлял весьма строгие требования к своим стихотво�рениям как с формальной, так и с содержательной точки зрения. Более половиныстихотворений были им исключены. Мы приводим эти стихи не только ради их

23

ценности для истории литературы (хотя о поэте можно судить не только по опуб�ликованным им стихотворениям, но и по качеству тех, которые он отбросил), нотакже в силу того, что среди них, на наш взгляд, немало незаурядных стихов, имею�щих самостоятельную ценность. Следует заметить, что мы по возможности, но невсегда следовали принципу эквилинеарности — нашей целью было представить насуд читателя перевод книги стихов, а не учебник с параллельными текстами).

В Венеции Паунд впервые использовал приём «маски» в стихотворении «Гист�рион», опубликованном в журнале «Evening Standard» в 1908 г.:

Никто не смел сказать об этом вслух,Но знаю, что порой великий духНа время входит в нас — по каплеПереплавляемся в великих мы,Не став простыми слепками их душ.Так, я на срок в ином пространстве — ДантИли король баллад и вор Вийон,Или таким я назван из имён,Что страшно осквернить его своим,Но миг один — и вновь огонь потух.

(Перевод Евг. Витковского)

По верному наблюдению Хью Уайтмейера, маски Паунда в этом стихотворе�нии ещё не столько служат для разыгрывания ролей, сколько являются «мгновен�ными воплощениями великих душ прошлого» в духе неоплатонической метафи�зики 9. Немаловажно и то, что драматический монолог в «Гистрионе» не толькодаёт возможность Паунду лицедействовать, но и пророчествовать, как это пони�мали древние греки, то есть «говорить за другого». Пророк мог толковать волю бо�гов, либо говорить по воле божественного вдохновения, и в этом смысле поэтыбыли пророками Муз, а в более широком смысле «пророком» можно было назватьучителя или толкователя священных текстов. «Я не учу — я пробуждаю»,— писалПаунд в примечании к «Гистриону». В дальнейшем развитии теории и приёмамаски Паунд опирался на Браунинга и его метод использования драматическогомонолога в передаче опыта, который поэт не может пережить сам. В стихотворе�нии «Ответы Фифины» Паунд перекликается с Браунингом, по�своему отвечая навопрос Дон Жуана цыганке�танцовщице Фифине из стихотворения «Фифина наярмарке»: «Презренные, отчего они так ценят жизнь?» У Паунда образ Фифины(и вообще художника�изгоя) смыкается с образом Христа, таким образом, поэтдоводит почти до святотатственного предела мысль и образ Браунинга:

Делю изгнанье с ним, страстей костёр,Его свободу, пью его позорИ пытку тех Голгофовых часов,

24

Свободных, но по�прежнему рабовСил моря, света, воздуха — душаК нему стремится, молит чуть дыша:«Пить»,— губы жаждут. Губка с желчью тут.

(Перевод Я. Пробштейна)

Однако, как верно подметил Т. Джексон, есть между стихотворениями Брау�нинга и Паунда заметные различия. «У Браунинга Фифина воплощает характер�ную мораль и философскую неопределенность того, каков же статус искусства.Стоит ли то, что получает художник, тех жертв, которые он приносит? Не бесчес�тит ли (букв. проституирует) он себя, предлагая свои произведения публике? Па�унд задаёт те же вопросы и с готовностью отвечает утвердительно, объединяя про�ститутку, художника�изгоя и Христа» 10. «Маска» в этом стихотворении для Паун�да — не только средство скрыть истинное «я», но возможность изучать публику,одновременно её развлекая. В другом стихотворении, которое так и называется«Маски», Паунд ещё более, чем Браунинг, настаивает на необходимости поэтиче�ской маски как средства самозащиты. Кроме того, как пишет Джексон, маска идраматический диалог служили ещё одной, едва ли не важнейшей для Браунинга идля Паунда цели — «исследованию истории в поисках Истины, будь то платониче�ские идеи или истоки творчества» 11. Однако Паунд протестовал против тенден�ции Браунинга изменять исторические факты, если того требовала поэзия. Так, вCantos II и III Паунд не соглашается с образом итальянского трубадура Сорделло,как его показал Браунинг в одноименной поэме.

Впоследствии Паунд напишет о своих поисках в статье «Вортицизм»:В «поисках себя», в поисках «искреннего самовыражения» ищешь наощупь, на8

ходишь некое кажущееся правдоподобие. Говоришь: «Я — есть» сие, то, илитретье, и едва произнес эти слова, уже перестаёшь им быть.

Я начал поиск реального в книге под названием «Personae», сбрасывая одну задругой завершённые маски самого себя в каждом стихотворении» 12.

Дальнейшее развитие приём «маски» получил в переводах Паунда. В те же годыПаунд совершенствовал версификационную технику. Впоследствии он писал, чтомолодой поэт «должен овладеть всеми известными формами и метрическими сис�темами» и подражать произведениям великих мастеров, ибо «все старые мастераживописи советовали своим ученикам начинать с копирования работ старых мас�теров, а затем приступать к собственному творчеству» 13. Одной из следующих«масок» был Франсуа Вийон — «не вор, а великий вор», бунтарь и великий поэт.Паунд даже изобрел новую форму: вийонаду — балладу в манере Вийона:

Когда приходит Рождество(Христу дар нищего угодней)И волки жрут в снегах стервоПод пиво вьюги новогодней,

25

Печалям сердца моегоНа святках дышится свободней.Пусть пью средь сброда — что с того! —За призрак счастья прошлогодний!

(«Вийонада на святки», перевод М.Фрейдкина)

Освоив изощрённейшие формы, Паунд сумел впоследствии написать блестя�щую «Сестину Альтафорте», в которой сумел «воскресить» Бертрана де Борна,знаменитого провансальского трубадура и синьора Перигора (вторая половинаXII века), которого Данте поместил в девятый ров Ада за разжигание раздора, приэтом высоко отзываясь о поэзии де Борна («О народном красноречии» II, II, 9) и оего щедрости («Пир» IV, XI, 14):

Весь этот чёртов Юг воняет миром.Эй, сукин сын Папьоль! Валяй музыку!Жить можно там, где сталь о сталь гремит.О да! Где стяги рвутся к верной встрече,А поле впитывает свежий пурпур,Там воет во мне сердце от восторга.

(Перевод О. Седаковой)

Уже тогда Паунд всерьёз занимался переводом: «Зачем писать то, что я могуперевести из латыни эпохи Возрождения или переложить, взяв у бессмертных(букв. у святых умерших)?» 14. В своей теории и практике перевода Паунд оттал�кивался от провансальского «trobar» (изобретать, творить), произошедшего отлатинского «tropus», которое в свою очередь связано с греческим «trephein» (из�менение мысли или выражения), как заметил Минг Кси, китайский исследова�тель Паунда, ссылаясь на Джеймса Уилхелма 15. Джон Драйден подразделял пе�ревод на три вида: «метафраз» (точный, дословный эквилинеарный перевод),«парафраз» (перевод, передающий суть и смысл) и «имитацию», когда поэт«пользуется свободой… отбрасывая [слова и смысл оригинала] по собственномуразумению» 16. В наследии Паунда есть все упомянутые виды переводов — отточных, почти дословных переводов из Гейне, переводы из Дю Белле, из прован�сальских трубадуров — Арнаута Даниэля, Арнаута Марейля, Пейре Видаля, Бер�нарта де Вентадорна, «Alba Belingalis», «Гимн» из Проперция, которые сам Па�унд называл «чисто экзегетическими»; имитации�интерпретации, как «Марейль»или «Na Audiart» (Дама Аудиарта), в которых Паунд использовал и развивал при�ём «маски», до вольных переложений, как «Морестранник» или цикл «Катай», вкоторых Паунд выразил в остранённой форме своё отношение к миру и бытию,при этом сохранив и воссоздав суть и дух оригинала, как подтверждают В. Маля�вин и уже упомянутый Минг Кси 17. Сам же Паунд подчеркивал, что для него«Морестранник» и «Приношение Проперцию», о котором ниже, являются

26

важнейшими масками. Более того, как заметили итальянский исследовательМассимо Бачигалупо и Минг Кси, помимо «перевода�маски», Паунд изобрелещё одну разновидность перевода — перевод как критическое исследование(и разновидность критики как перевод) 18. Здесь прежде всего следует выделитьвесьма нашумевшее в своё время «Приношение Сексту Проперцию», принятоев штыки академическими кругами. «Проперций» Паунда — это и критическоеисследование�переложение (весьма вольное) Проперция, и «маска» Паунда, имолодой задор, даже некоторое зубоскальство, и гротеск (а в переводе М. Л. Гас�парова превалирует сарказм), и — главное — не только и не столько воссозданиеатмосферы имперского Рима времен Проперция, сколько Англии после первоймировой войны:

Цезарь строит план против Индии,По его указке потекут и Евфрат и Тигр,На Тибете — римские полицейские 19,У парфян — наши статуи и римская религия;И общий плот через дымный Ахеронт,Марий и Югурта — вместе.

(«Приношение Сексту Проперцию»,перевод М. Л. Гаспарова)

Впоследствии Паунд писал, что «не было даже и речи о переводе, по крайнеймере о буквальном переводе. Моей задачей было вернуть мертвеца к жизни, пока�зать живой образ» 20. Следует, однако, заметить, что поначалу Паунд преподнёс«Проперция» как новое слово в переводе, что и вывело его противников из себя.Подражание мастерам и перевод были для Паунда разновидностью пристальногочтения (а пристальное чтение есть своего рода перевод, заметим в скобках). Чте�ние же литературы от Гомера до Йейтса, которого Паунд уже тогда считал величай�шим из всех современных ему поэтов, пишущих по�английски, не могло не привес�ти молодого поэта к критическому пересмотру романтических традиций и совре�менной ему поэзии. Уже в 1908 г. в письме к своему другу Уильяму Карлосу Уильям�су Паунд перечисляет банальности, избитые темы и сюжеты современной ему по�эзии, среди которых он отмечает:

1. «Весна — приятное время года. Цветочки и т. д., и т. п., распускаются побеги,и т. д., и т. п.

2. Фантазии юношей. Лёгкие, живые, игривые и т. д., и т. п.3. Любовь — восхитительная щекотка. Неописуемо и т. д., и т. п. А) Днём и т. д.,

и т. п. Б) Ночью и т. д., и т. п.4. Деревья, холмы и т. д., и т. п., предусмотрительно расставленные природой в

разнообразном порядке в разнообразных местах.5. Ветры, облака, дожди и т. д., и т. п. несутся сквозь и над ними.

27

6. Любовь мужчин к женщинам…7. Мужи бьются в сраженьях и т. д., и т. п.8. Мужи пускаются в странствия 21.

В том же письме Паунд определяет свою поэтику, некоторые пункты которойв видоизменённом, конечно, виде будут впоследствии повторены в манифестеимажистов, в статьях «Взгляд назад» и «Вортицизм»:

1. Живописать вещь, как я вижу её.2. Красота.3. Свобода от дидактизма.4. Если ты лишь повторяешь то, что по крайней мере некоторые делают лучше

или короче,— это всего лишь хорошие манеры. Вымучивать оригинальность,конечно, исключено.И потом, ты должен помнить, что я не пытаюсь писать для публики. Я не могу.У меня не такой интеллект» 22.

Однако одно дело — проповедовать определённые взгляды, а другое дело — ис�поведовать их. До поры до времени Паунд и сам был подвержен тем же банально�стям, против которых боролся — чем дальше, тем решительнее. В этом ему впо�следствии помог и Форд Мэдокс Форд, который, как пишет автор одной из луч�ших, на наш взгляд, биографий Паунда Тайтел, в своей экстравагантной манере,буквально «катался по полу в истерических конвульсиях», упрекая Паунда в том,что его «Канцоны» написаны «скудным, высокопарным языком, который тогдасходил за „хороший английский“ в среде „артритиков“, которые контролировалиреспектабельную британскую критику — Ньюболт, Фред Мэннинг, сотрудникижурнала „Квотерли“ (Quarterly) и прочие» 23. Следует, однако, заметить, что кан�цоны Паунда отличает не только виртуозное владение сложнейшей формой, но ивесьма своеобразное видение, чему Паунд был обязан поэтам 1890�х в меньшейстепени, чем, скажем, провансальским трубадурам:

(I)

Царящий в сферах света властелинЯвил мне полноту своих щедрот,Видением обрадовав меня,Так что мой дух преодолел оплот,Которым скрыт от смертных глаз притин,Где для души свобода — лишь броняВ прообразах первичного огня.Три светоча священных я узрел.Сияние к сиянью восходило,

28

Сквозь кров несуществующий будилоЭфир и с ним того, кто духом цел;Тончайший в звёздах проявлялся свет,И для него сравнений в мире нет.

(V)

ТОРНАТА

Ты, песнь моя, к ней, чей спокойный нравМне шпат напоминает полевой,Я шлю тебя. Ступай, моё созданье,И возвести ты ей, что сам не свойПравдив я был, когда я пел, воздавЕй честь в благоговейном ожиданье,В котором разве только оправданьеТех скрытых сил, чей выдал я секрет,Ей передав с тобою мой привет.

(«Канцона: Ангелов», перевод В.Микушевича)

Опубликовав за свой счет в Италии первую книгу стихов и отослав часть тира�жа отцу и друзьям, в частности Уильяму Карлосу Уильямсу, Хильде Дулитл и Мэ�риан Мор, Паунд отправился в Лондон, который наряду с Парижем считался ли�тературной и культурной столицей Европы. Главными фигурами литературнойжизни Лондона в то время были Генри Джеймс, Дж. Конрад, Т. Харди, Г. Уэллс,А. Беннет, Б. Шоу и Суинберн, который к тому времени уже почти не писал и в1909 г. умер. Как пишет Тайтел, Паунд щеголял в зелёных брюках из билльярдно�го сукна, розовом вельветовом пиджаке с голубыми стеклянными пуговицами и врасписанном вручную галстуке. На голове у него красовалось сомбреро, из�подкоторого выбивалась светлая шевелюра с рыжеватым отливом, он носил боро�ду�эспаньолку на манер испанских конкистадоров, а в одном ухе была серьга би�рюзового цвета. Он снял маленькую комнату в Кенсингтоне и жил на два фунта внеделю 24. Паунд познакомился с Элкином Мэтьюзом, владельцем книжного ма�газина, известного как лавка писателей. Через Мэтьюза Паунд познакомился с по�этом Морисом Хьюлеттом, будущим поэтом Лоренсом Биньоном, специалистомпо восточному искусству, который работал в Британском музее, и с поэтом Фре�дериком Мэннингом, довольно посредственным, который в течение многих летбезуспешно ухаживал за молодой Дороти Шекспир. Мэннинг на свою голову ввёлПаунда в дом Шекспиров. Дороти, как свидетельствуют её дневники, тотчас жебезумно влюбилась в Паунда. Мать Дороти, Оливия, была двоюродной сестройпоэта Лайонела Джонсона и близким другом (а некогда и возлюбленной) Уилья�ма Батлера Йейтса. В то время все восхищались жизненной силой и неуёмнойэнергией молодого американца. Он быстро сходился с людьми. Вскоре он уже был

29

участником Клуба поэтов (Рифмачей), где познакомился с Б. Шоу, Хилари Бело�ком, поэтом и критиком Ф. С. Флинтом и, конечно, с высоким дородным ТомасомХьюмом, организатором клуба и одним из ведущих его участников. Вторая книга,«Пятнадцать стихотворений на Святки», была весьма благосклонно встреченакритиками. Ещё больший успех выпал на долю книги «Personae», на которуюодобрительно отозвались поэты Руперт Брук в «Кэмбридж ревью» и Эдвард То�мас, поместивший рецензию в «Инглиш ревью». В «Personae» Паунд начал осво�бождаться от «поэтизмов», устаревших форм, а такие стихотворения, как «Бунтпротив сумеречных настроений в современной поэзии» выражают протест про�тив поэтики викторианской Англии и эпигонов романтической поэзии, а такжепрерафаэлитов, Суинберна (которого Паунд весьма ценил, но так же, как и Элиотсчитал, что выхода из «сумеречной страны» Суинберна нет) и поэтов 1890�х, о чёммного пишет Элиот в прилагаемой статье. Благодаря успеху последней книги круглитературных знакомств Паунда быстро расширялся. Он познакомился с ФордомМэдоксом Хьюфером, который после первой мировой войны сменил фамилию наФорд. Внук известного художника�прерафаэлита Форда Мэдокса Брауна, Фордщеголял в коричневом вельветовом пиджаке Д. Г. Росетти и был главным редакто�ром журнала «Инглиш ревью». Рано умерший отец Форда, немец по происхожде�нию, был искусствоведом, автором незаурядной книги о Провансе и влиятельныммузыкальным критиком лондонской «Таймс», где писал восторженные статьи оВагнере. Зная, с каким восхищением Паунд относится к поэзии Йейтса, Оливияпознакомила молодого поэта сначала с леди Грегори, другом и покровителемЙейтса, а затем привела его на один из регулярных поэтических вечеров в егодоме. Это было начало дружбы, длившейся почти до самой смерти великого ир�ландского поэта, причем с течением времени Паунд стал литературным секрета�рем Йейтса, и старший поэт обсуждал с ним свои собственные стихи — и старые,и готовившуюся в то время к публикации книгу «Ответственность» (1914), и по�следовавшие за ними. Йейтс писал леди Грегори: «Он весь наполнен средневе�ковьем и помогает мне вернуться от современных абстракций к точному и кон�кретному пути. Обсуждать с ним стихотворение — это всё равно, что выразить вязыке мысль. Всё становится просто и естественно» 25.

Паунд становился всё более заметной фигурой на лондонской литературнойсцене. Он стал активным сотрудником журналов «Инглиш ревью», «Нью Эйдж»,иностранным корреспондентом чикагского журнала «Поэзия», который издавалаХэрриет Монро, а затем суфражистского филадельфийского журнала «NewFreewoman», впоследствии переименованного по настоянию Паунда в «Эгоист».Паунд неустанно находил и пестовал таланты. Он не только редактировал и печа�тал их произведения, как было с Элиотом, Джойсом, Х. Д., Уильямсом, МэрианМор, Д. Г. Лоуренсом, молодым индийским поэтом Рабиндранатом Тагором, но изаботился об их материальной поддержке. Льюис, относившийся к Паунду, как,впрочем, и ко многим другим, неоднозначно, писал: «Я не знал никого, кто был быменее озабочен личными чувствами. Это, возможно, и помогло Паунду сделаться

30

странной фигурой — великий поэт и великий импрессарио в одно и то же время.Кроме того, он — прирождённый учитель, и благодаря своему влиянию, прямомуи косвенному, он основательно изменил нашу литературную технику и крити�ку» 26. Паунд мог оценить даже чуждый себе талант, как было, например, с Фро�стом, признав, что тот ни на кого не похож, и убедил Хэрриэт Монро опубликоватьстихи Фроста, хотя они ей не нравились. Паунд принадлежал к той редкой породехудожников, которые любили литературу, искусство больше, чем себя в искусстве.

Паунд стал непременным и незаменимым участником «Клуба поэтов», на заседа�ния которого приходили редактор «Нью Эйдж» Оредж, автор двух книг о Ницше,социалист и последователь Гурджиева, скульптор Джэкоб Эпстайн, и даже поэты�ге�оргианцы Эдвар Марш, Гарольд Монро и Руперт Брук, с которыми Паунд и Хьюмвскоре разошлись. Хьюм был талантливым поэтом и критиком, чья последователь�ная борьба с романтизмом и теория «тяжёлого сухого (сдержанного) образа» («harddry image») оказала влияние на имажизм. В эссе «Романтизм и классицизм» он опре�делил романтизм как «пролитую религию» («spilt religion») и предсказывал появле�ние новой «радостной, сдержанной и сложной поэзии» («cheerful, dry andsophisticated»). Паунд разделял мнение Хьюма, что романтическое, вернее, псевдоро�мантическое настроение было бичом современной поэзии, однако добрая стараяАнглия ещё придерживалась установок времён королевы Виктории. (ВпоследствииПаунд полушутя�полусерьёзно включил стихотворения Хьюма, погибшего на пер�вой мировой, в свои книги «Ответные выпады» и «Personae».) Когда зимой 1910 г.была организована выставка постимпрессионистов в галерее Грэфтон в Лондоне, гдебыли выставлены картины Манэ, Сезанна, Ван Гога и Гогена, респектабельные англи�чане назвали их «чистой порнографией» и «поразительно неприличными», критикиразгромили выставку, назвав её «скандальным бесчестьем», а в «Таймс» её охаракте�ризовали как ребяческое отрицание культуры, когда ради того, чтобы «обрести про�стоту, отбрасывается мастерство художников прошлого, которые приобретали и со�храняли его в течение долгого времени» 27. Паунд был во время открытия выставки вСША, но, вернувшись, разумеется, оценил современное искусство по достоинству.

Паунд выдвинул идею обновления языка и образа («make it new» — сотворитьзаново), позаимствовав идею вечного обновления у Чинг Танга, основателя китай�ской династии Шанг, и, совместно с Р. Олдингтоном, Х. Д. (Хильдой Дулитл), кото�рая в 1910 г. последовала вслед за Паундом в Лондон, и Ф. С. Флинтом, основал те�чение «Имажизм» (от английского слова «образ»). В своём манифесте, в значи�тельной мере разработанном и написанном Паундом (по крайней мере, основныеположения были, как сказано выше, намечены уже в письме к Уильямсу 1908 г., авпоследствии включены в статьи «Взгляд назад» и «Вортицизм»), имажисты дела�ли упор на образе как таковом, очищенном от хаоса романтизма, призывали к об�новлению языка, к использованию разговорной речи, к тому, чтобы каждое словобыло точным и стояло на месте, выступали против украшательства в поэзии, стре�мились обновить музыку стиха, основываясь на каденции, а не на метре, ввести но�вые ритмы, которые бы отражали новые настроения, отстаивали свободный стих,

31

в котором, по мнению Паунда и его единомышленников, «личность поэта можетбыть выражена лучше, чем в традиционном стихе». «Разрушенье пентаметра былопервым прорывом»,— писал Паунд в Canto LXXXI. Уже в работе «The Spirit ofRomance» Паунд говорил, что «поэзия — это род вдохновенной математики, выра�жающая равенство не абстрактных цифр, … но человеческих чувств» 28. В разработ�ке понятия «имэджа» и «имажизма», Паунд основывался на идеях Хьюма, а такжеФорда, который призывал привить стилистические принципы Флобера англий�ской прозе. Для Паунда «имэдж» имел также некое метафизическое значение ипередавал существенный опыт даже без посредства языка: «Он даёт ощущениевнезапного освобождения, такое чувство свободы от временных и пространствен�ных ограничений, такое чувство внезапного роста, которое мы испытываем передвеличайшими произведениями искусства»,— писал Паунд 29. Хотя Паунд и отри�цал это, но его идея о сверхъестественном, мистическом значении образа была в неменьшей мере обязана символизму Йейтса, то есть неоплатонической вере втрансцедентальное происхождение и провидческое созвучие некоторых образов(эйдолонов), являющихся в бодрствующем или спящем сознании поэта, как заме�тил Уайтмейер, который также отмечает близость «имэджа» понятию светскойэпифании Джойса — «оба являются откровениями, которые выявляют образ ипроявляются в повседневной жизни, освящая будни и даруя профанному атмо�сферу святости» 30. Отвергая всё расплывчатое и неопределённое, имажисты стре�мились к поэзии труднодоступной, но ясной. В задачи, намеченные ими, входило:

1. «Непосредственно изображать предмет, субъективно или объективно.2. Не употреблять ни единого слова, не создающего образ.3. Что касается ритма, сочинять в последовательности музыкальной фразы, а не

метронома» 31.

Отмежёвываясь от символизма, Паунд писал, что «имажизм — это не симво�лизм. Символисты были озабочены „ассоциациями“, иначе говоря, чем�то вродеаллюзии, почти аллегории. Они низвели символ до статуса слова. Они превратилиего в одну из форм метрономии. Можно быть чрезвычайно „символическим“, ис�пользуя слово „крест“ для обозначения „испытания“. Символы символиста имеюттвердо установленное значение, как числа в арифметике, как 1, 2 и 7. Образы има�жиста обладают переменным смыслом, как алгебраические знаки a, b и x.

Более того, никто не желает зваться символистом, потому что символизм обыч�но ассоциируется со слащаво�сентиментальной техникой стиха.

С другой стороны, имажизм — это не импрессионизм, хотя многое из импрес�сионистского метода подачи заимствуется или могло бы заимствоваться. Но этолишь определение путем отрицания. Если же от меня требуется дать психологиче�ское или философское определение „изнутри“, я могу сделать это лишь с опорой намою биографию. Точная формулировка подобного вопроса должна основыватьсяна личном опыте» 32.

32

Далее Паунд пишет, как он впервые по�новому увидел образ и нашел его выра�жение. Было это в 1910–1911 гг. 26�летний поэт был тогда в Париже и, как он самписал впоследствии, «однажды выйдя из поезда метро, вдруг увидел прекрасноелицо, потом другое, потом третье... В тот вечер я нашёл выражение — не в словах, ав неожиданных цветовых бликах». Под влиянием поразившего его образа он по�пытался написать стихотворение (около тридцати строчек) и тут же уничтожилего — слишком был слаб энергетический заряд, не хватало тяги. Через полгода оннаписал вариант вдвое короче первого, но вновь не был им удовлетворен. Через годпоявилось стихотворение, которое впоследствии вошло во многие антологии:

НА СТАНЦИИ МЕТРО

В толпе безликой появились эти лица —На чёрной влажной ветке листья.


Следуя восточной традиции, Паунд отсёк частицу «как» и, пользуясь контра�стом и методом «надставки», на деле лишь подчеркнул сходство образов: явлениесветящихся прекрасных лиц в безликой толпе и появление листьев на чёрной го�лой ветви. В процессе работы над этим стихотворением Паунд впервые сформули�ровал теорию контраста как структурного приёма в поэзии, а затем описал свойопыт сначала в периодических изданиях «T. P’s Weekly» (6 июня 1913 г.) и «Fort�nightly Review» (1 сентября 1914 г.), а затем в статье «Вортицизм»:

«„Монообразное стихотворение“ есть форма надставки, то есть положение, ко�гда одна идея накладывается на другую 33. С его помощью я и выбрался из того ту�пика, в который меня завело моё парижское впечатление. Я набросал тридцати�строчное стихотворение и уничтожил его, потому что оно оказалось тем, что мыназываем произведением „второй интенсивности“. <…>

Осмелюсь утверждать, что эти строки кажутся лишёнными смысла, если толь�ко читатель не вник во вполне определённый ход мысли. В стихотворении такогорода есть попытка запечатлеть в точности мгновение, когда нечто внешнее и объ�ективное трансформируется либо прорывается во что�то внутреннее и субъектив�ное» 34.

Начало века было эпохой сдвигов в искусстве. В России Шкловский выдвигалтеорию сдвига, которая сводилась к борьбе против устоявшихся конвенций в ли�тературе, к «остранению». Кручёных призывал к сознательному использованию«сдвига» в языке, в поэзии, к избавлению от всего косного и даже изобрёл термин«сдвигология». В это же время идею обновления в искусстве выдвигали художникиБрак и Пикассо, Малевич, Н. Гончарова и Кандинский, композитор Эрик Сати,Гийом Аполлинер, Маринетти и итальянские художники�футуристы — ДжакомоБалла, Умберто Боччиони и многие другие. Аполлинер заявил, что «цвет в живопи�си является и формой, и содержанием», французские художники Робер и Соня

33

Делоне выдвинули идею симултанизма — постепенного перехода цветов из одно�го в другой.

Как известно, революция футуристов началась с их бунта против истории,яростных атак на прошлое, они преклонялись перед техническими изобретения�ми своего времени, всё возраставшей скоростью, бредили будущим, что особеннохарактерно для русских футуристов. Некоторые исследователи литературы назы�вают эти явления «дегуманизацией искусства», как выразился испанский фило�соф Ортега�и�Гассет 35, другие, как Ренато Поджиоли 36, находят в них демократи�ческие черты. Футуристы призывали в своих манифестах сжечь музеи, «расстре�лять Растрелли», «сбросить Пушкина с корабля современности». Так, итальянскийпоэт и художник, один из главных идеологов западных футуристов, Маринетти,восставая против прошлого, призывал в своем февральском манифесте 1909 г.«разрушить музеи и академии и освободить землю от вонючей гангрены старыхпрофессоров, археологов, чичероне и антикваров». В манифесте 1914 г. Маринеттипровозгласил рождение новой красоты, отличительной чертой которой был «син�хронизм, порождённый туризмом, бизнесом и журналистикой» 37.

З. Венгерова, которая побывала накануне первой мировой войны в Лондоне навыставке вортицистов, видела первый выпуск журнала «Бласт» и даже перевеланесколько стихотворений оттуда, назвала Паунда (Поунда, как она написала в ста�тье, опубликованной в «Стрельце» за 1915 г.), Льюиса и их единомышленниковфутуристами, против чего те яростно возражали.

В книге «Культура времени и пространства 1880–1918» американский иссле�дователь Стивен Керн показал, как изобретение телеграфа, телефона и других тех�нологических новшеств, возрастание скорости передвижения, с одной стороны, ас другой — открытие Эйнштейном теории относительности изменили человече�ское восприятие времени и пространства 38.

Для А. О. Барнабу, вымышленного путешественника Валери Ларбо, Европабыла «как один громадный город». Новые ощущения, выраженные героем фран�цузского поэта в стихотворениях и очерках 1908 г., характеризуют сдвиг в челове�ческом сознании: «Когда захотим, войдём в девственные леса, // В пустыню, в пре�рии, покорим гигантские Анды, // Белый Нил, Тегеран, Таймыр, южные моря, //И вся поверхность планеты наша, // когда захотим!» (Подстрочный переводмой.— Я. П.)

Сеттембрини, один из героев «Волшебной горы» Томаса Манна, доказывал, чтотехнические изобретения уничтожили предрассудки и суеверия человечества. Егодевиз был: «Техника и Мораль». (Однако другим следствием новейших техниче�ских изобретений было то, что житель большого европейского города осознал, чтона земле живет 5 миллиардов людей: он чувствовал, что растворился в этой грома�де, потерял своё «я» и неприкосновенность своей личной жизни.)

Художники Анри Руссо и Робер Делоне каждый по�своему выразили идею вре�мени�пространства на холсте, где башня Эйфеля на заднем плане символизирова�ла наступление новой эпохи. Анри�Мартин Барзун, Блэз Сандрар и Гийом Аполли�

34

нер изобрели синхронную поэзию. В 1912 г. Барзун основал журнал, в котором из�лагал свою теорию синхронной поэзии и печатал произведения, которые, на еговзгляд, её подтверждали. Он провозгласил век демократии — эпоху людских толпи общественных собраний, восхвалял век авиации и объединение человечества по�средством телеграфа.

В отличие от большинства новаторов, в первую очередь от Маринетти в Италиии Маяковского в России, Паунд никогда не отказывался от мировой культуры, оттрадиции, не призывал сбрасывать кого бы то ни было «с корабля современности»,напротив, он призывал поэтов обогатить музыку английского стиха, привнеся внего всё богатство поэзии иноязычной, что с успехом делал и сам, в разной меревладея доброй дюжиной языков — от латыни, древнегреческого и провансальско�го до китайского. Уиндэм Льюис даже обвинял Паунда в том, что тот «влюблён впрошлое». Однако Паунд был убеждён, что у мастеров прошлого следует учиться,и только благодаря этому можно возродить искусство и литературу в Америке, на�чать американское Возрождение: «Первый шаг возрождения или пробуждения,это — заимствование образцов живописи, скульптуры или литературы… Мы долж�ны научиться всему, чему можем, у прошлого, мы должны научиться тому, что дру�гие народы успешно проделали в аналогичных обстоятельствах, мы должны обду�мать, как они сделали это» 39.

В это время Паунд издаёт наиболее современную из своих книг — «Ответныевыпады» (Ripostes, 1912), позаимствовав для заглавия термин из фехтования.В книге немало полемики — ответы критикам имажизма и его собственного твор�чества, как в «Phasellus Ille», сатирическом стихотворении, в котором Паунд паро�дийно использует стихотворение Катулла, в таких стихах, как «Предмет», «Порт�рет дамы». Немало стихов, как всегда, было посвящено прославлению красоты илюбви, как целомудренному, так и наполненному гедоническим мотивом «CarpeDiem» («Лови день»). Среди последних примечательны стихотворения «Игла»,«Плащ», которое является вольным парафразом двух эпикурейских эпиграмм —Асклепиада Самосского и Юлиана Египетского,— и остроумное стихотворение«Безнравственность»:

Поём безделье и любовь;Всё прочее — пустое.

Во многих странах я бывал;Оставим их в покое.

Не плачьте розы — лучше мнеВосторгом жить любовным,

Чем где�то в Венгрии прослытьГероем баснословным.

(Перевод В. Дукельского)

35

Паунд публиковал стихи имажистов в американских и английских журналах, азатем собрал их в антологии с французским названием «Des Imagistes» 40. В 1913 г.Паунд познакомился с Мэри Феноллоза, вдовой американского дипломата и ис�следователя японского искусства, которая уже знала Паунда по его публикациям вчикагском журнале «Поэзия». Понравился Паунд ей и при личной встрече, и она,будучи сама писательницей, решила доверить Паунду архив покойного мужа. Онполучил в наследство рукописи японских пьес Но, китайскую поэзию в переложе�ниях на японский, наброски подстрочных переводов Феноллозы на английский иего статью «Китайский иероглиф как средство поэзии», которую Паунд опублико�вал впоследствии со своими примечаниями. Феноллоза нашёл в китайской иерог�лифической письменности конкретно�образное восприятие мира в его динамиче�ском единстве и высказывал спорные с точки зрения ученых�синологов мысли отом, что «иероглиф�идеограмма» есть одновременно и «примитивная метафора»,которая передаёт или переносит энергию с одной вещи на другую, и графическийобраз, смысл которого раскрывается через картину�пиктограмму и через связь по�нятий�иероглифов, каждый из которых не отрицает друг друга, но дополняет, при�сутствуя в третьем. Как убедительно показал В. В. Малявин, в статье, дающейся вприложении ко 2�му тому, «мысли Феноллозы были во многом поверхностны испорны в лингвистическом отношении, но плодотворны в поэтическом и, упав науже подготовленную почву, дали новый толчок развитию „имэджа“. Даже там, гдеПаунд следовал в поэзии за ошибочными суждениями Феноллозы, поэтическаяинтуиция и видение помогали ему открывать новые пути в поэзии». Как пишетЭлиот, «Паунд открыл китайскую поэзию нашего времени». Там же, где уповая наидеограмму, Паунд пытался решать проблемы западной политики и экономики,он заблуждался так же, как и тогда, когда стремился соединить Конфуция с эконо�мической теорией Кларенса Дугласа или полагал, что политика Муссолини вела кдуховному и политическому возрождению Италии и Европы. К противоречиям изаблуждениям Паунда мы ещё вернёмся. В книге же «Катай» Паунду помимо об�разной и языковой точности и выразительности удалось сохранить верность и вы�держанность тона, не впадая ни в сарказм, ни в сентиментальность:

Северным — дайским — коням ненавистен ветер с этсу;Южные — этсуйские — птицы не летают на север — дай,—Так вот и чувства людей лепит привычная жизнь.

Кажется, только вчера вышли мы из Гусиных Ворот...А сегодня — Драконья Гора, слепящее солнце, песок,Завтра — белёсые небеса, варварский холод, буран,И вши, как снежные муравьи, копошатся в нашей одежде.

Но наши души и дух — там, где наши знамёна,Где гремят бои — без наград

И куётся безоглядная верность.

36

Сложил белоснежную головуЛетающий Генерал — Ри�сё�гу,Пал, защищая страну,—

Кто его будет оплакивать?

(Перевод А. Кистяковского)

Автор, как всегда, скрывается под маской рассказчика�воина, в разочарован�ном тоне которого звучит грусть и покорность судьбе, но нет сентиментальнойжалостливости. Веер образов как бы сокрывает, а не выставляет напоказ мысль:«Так вот и чувства людей лепит привычная жизнь» — и кинжальный вывод о бес�смысленности войны: «Кто его будет оплакивать?» (Немаловажно и то, что данноепереложение сделано Паундом во время войны.)

Следующая книга Паунда, «Lustra» (1916), была едва ли не самым ярким образ�цом «имажистской» поэзии, наполненной в то же время энергией «вортекса».Стихи в этой книге делятся на три группы: к первой относятся лирические стихи,утверждающие красоту, любовь, желание, жизненную силу, в том числе и сексу�альную; ко второй — сатирические, состоящие из эпиграмм, восходящих к древ�неримским сатирикам; к третьей же группе можно отнести ораторские монологив духе Уитмена. В юности Паунд относился к Уитмену сложно: с одной стороны,Уитмен для него — воплощение Америки, хотя «груб до невыносимого зловония»,и всё же голос Уитмена– это «пустота в утёсе, вторящая времени». Самолюбова�ние Уитмена невыносимо Паунду, но это — голос победителя, который несмотряни на что достиг цели и задачу свою выполнил. Возмужав, Паунд примирился сУитменом, о чём свидетельствует не только стихотворение «Договор» из книги«Lustra» , но и множество стихотворений, в которых авторский голос всё настой�чивее прорывается сквозь «маски»:

Я заключаю мир с тобой, Уолт Уитмен,—Я тебя ненавидел достаточно долго,Я к тебе прихожу, как взрослый сынК упрямому и крутому отцу;Я возмужал и ценю друзей;Это ты прорубал девственный лес,А теперь время искусной резьбы.Мы с тобой одного черенка и корня —Пусть будет мир между нами.

(«Мирный договор», перевод М. Зенкевича)

Паунд честно признавался: «Мысленно я Уолт Уитмен, научившийся носить во�ротничок и сорочку (хотя временами сопротивляюсь и тому, и другому). Сам я срадостью скрыл бы свои отношения с духовным отцом и похвалялся бы более ге�ниальными предками — Данте, Шекспиром, Феокритом, Вийоном, однако родо�

37

словную немного трудно установить. И, говоря откровенно, Уитмен для моего оте�чества … то же, что Данте для Италии, а я в лучшем случае могу лишь бороться завозрождение в Америке утраченной или временно потерянной красоты, истины,доблести, славы Греции, Италии, Англии и всего остального» 41.

Как оказалось впоследствии, образ (image) как основной приём великолепноподходил для малых форм и был недостаточен для более крупных. Тогда�то и заро�дилась у Паунда совместно с художником и поэтом Уиндэмом Льюисом и скульп�тором Анри Годье�Бржешка идея «вортекса» — вихря, водоворота, воронки, вечнообновляющейся творческой энергии, а течение получило название «Вортицизм».Вортекс, по Паунду,— это перенесение мысли в действие, то есть речь шла уже нетолько о технике, но и о некоем видении, как в стихотворении «Игра в шахматы»из «Lustra»:

Центростремительный вихрь! Шах! Корользаверчен гибельным смерчем,

Удар, топот резервов, железные линииверноподданных цветов,

Брезжит померкший свет. Спасен. Новая битва.

(Перевод И. Болычева)

В этом вортицистском стихотворении, созвучном по мысли и чувству, но не поэнергетике, стихотворению из «Поднебесной», рассказчик одновременно взвол�нован и безличен, воздерживаясь от попытки воззвать к сентиментальным чувст�вам читателя или возбудить жалость.

К слову сказать, уже в раннем сонете «Плотин» у Паунда появляется образ водо�ворота, «вортекса» как некоей движущей силы. Для Паунда вортексом был италь�янский Ренессанс, и он жил в предчувствии нового, модернистского ренессанса.С точки зрения «вортициста», искусство лучше всего служит обществу, когда нис�провергает наиболее лелеемые его верования. Парадоксально, но от некоторых ро�мантических понятий ни Паунд, ни вортицисты так и не избавились. Утверждение,что «поэты — это антенна мира», трактовка образа поэта как бунтаря, изгоя и оди�ночки (от ранних стихов до «Моберли») или подспудная идея «Lustra» о том, чтогрехи нации являются следствием отрицания красоты, поэзии и поэтов, — вполне вдухе романтизма, например вполне созвучно высказываниям Шелли в «Защите по�эзии»: «Поэты — непризнанные законодатели мира» 42 — и: «поэзия… дает бессмер�тие всему, что есть в мире лучшего и наиболее прекрасного» 43. Не случайно, что Ор�тега�и�Гассет, Ренато Поджиоли и другие находили общие черты между романтиз�мом и модернизмом, считая романтиков предтечами модернизма и подчеркивая, вчастности, такие явления, как бунт против социальной несправедливости, отказ отабстрактности, стремление к непосредственному изображению человека, его чувстви духовного мира, что особенно характерно для английских младших романтиков.Е. Г. Эткинд заметил, что «романтики отошли от традиционной образности. Время,

38

имевшее для них важнейшее значение, утратило надчеловеческую, роковую властьи приблизилось к поэту, приобретя свойства доступности» 44. Так же, как впослед�ствии модернисты, романтики расшатали не только общепринятые взгляды на че�ловека и общество, но и традиционные классические формы, синтаксис, рифмы иритмы, саму музыку поэзии, изменили язык и словарный состав её, а старые формынаполнили новым содержанием (например, Байрон и Шелли пользовались Спен�серовой строфой в больших повествовательных произведениях). Несомненно, чтоПаунд разделял также веру романтиков в мистику метаморфоз, на чём мы подроб�нее остановимся ниже. Ещё одним важнейшим для Паунда мотивом, которыйсближает его с романтиками и который можно проследить от самых ранних егостихов до поздних набросков из Cantos, было поклонение прекрасному, красоте: «Яне хочу откладывать хвалу // Всему, что хрупко: лучшей красоте…» («Сестина Изоль8де», перевод О. Седаковой),— писал он в раннем стихотворении. Затем в несколькоироничной, остранённой манере возвращается к этому мотиву в «ПриношенииСексту Проперцию»: «Злым языкам не верь. // Красота мишень клевете. // Это про�бовано всеми красавицами» (пер. М. Л. Гаспарова) или в «Моберли»:

Даже когда его глазРадовало совершенствоИзысканных форм и цветаИ приносило блаженство,

О человечьей природеНе изменял он мненья,Красота обостряла лишьБыстротечность мгновенья.


В последних набросках «Cantos», написанных в конце жизни, Паунд как быподводит итог пережитому и выстраданному, вновь подтверждая свое кредо: «Нокрасота не род безумства, // Хотя следы ошибок моих и крушений лежат бреме�нами на мне. // А я не полубог, //Я не могу всё воедино связать. // Если нет в домелюбви, нет ничего. // Голос голода не слышен. //Как в противоборстве с тьмою та�кой красоту, // Красоту двойную под вязами –// Спасут белки и сойки? (CantoCXVI, перевод Я. Пробштейна). Здесь явно слышится перекличка с Китсом: «Пре�красное пленяет навсегда» и «Краса есть правда, правда — красота». Д. Г. Лоуренскак�то заметил, что отличается от Паунда тем, что «его божество — красота, а моё —жизнь». Уильям Карлос Уильямс, всю жизнь работавший врачом, а Уоллес Стивенс —юристом страховой компании, относились к поэзии как к глубоко личному делу, ихотношение к поэзии и к миру было начисто лишено романтических иллюзий.

Журнал «Бласт» (что можно перевести как «долой» или «взрыв»), издаваемый«вортицистами», был вполне «футуристическим» органом, с синхронной поэзией

39

Льюиса и энергичным, агрессивным шрифтом в духе Маринетти, от которого,впрочем, вортицисты пытались отмежеваться. Одно время вортицисты виделидаже в войне проявление вортекса, неуёмной энергии, по�своему притягательной.Однако разразившаяся вскоре настоящая война, разрушившая иллюзии объеди�нения человечества и унёсшая миллионы жизней, в том числе Т. Хьюма и Го�дье�Бржешки, едва ли не самого близкого друга Паунда, заставила последнего за�думаться о причинах мировой бойни и войны вообще. В творчестве Паунда тех летнемало антивоенных стихов: «Пришествие войны: Актеон», IV главка I части «Мо�берли», «Военные стихи» и «Февраль 1915», «Песня лучников Шу», «Плач погра�ничного стражника», «Южные воины во вьюжном краю» из «Катая» — все они де�монстрируют недвусмысленное неприятие войны. Война, послевоенная реакцияи застой в Англии виделись Паунду адом. Cantos XIV, XV — это «Ад» Паунда, пер�вые подступы к пропасти, откуда ему помог выбраться его вожатый Плотин, ихитроумный способ, когда при помощи щита, отражавшего взгляд Горгоны�Меду�зы, они «осушили» бескрайнее болото дерьма. Знаменательно, что философ�неоп�латоник и творчество стали для Паунда спасительной нитью Ариадны.

В работе «Поклоняясь странным богам» Элиот заметил по поводу «Ада» Паун�да, что «с исчезновением идеи первородного греха и напряжённой нравственнойборьбы люди, изображаемые в современной прозе и поэзии, <… > становятся всёменее и менее реальными. На самом деле, именно в моменты нравственной и ду�ховной борьбы, которая зависит от духовных установок, а не в те „минуты замеша�тельства“, когда мы все весьма похожи друг на друга, мужчины и женщины болеевсего близки к тому, чтобы стать реальными. Если же с этой борьбой покончить иутверждать, что благодаря терпению, доброй воле, неагрессивности, а также пере�распределению и увеличению покупательной способности в сочетании с предан�ностью элиты искусству, мир станет таким благим, как хотелось бы каждому, то�гда можно ожидать, что человеческие существа будут становиться всё более и бо�лее бесформенными. Именно это мы и находим в обществе, которое г�н Паунд по�мещает в „Ад“ в своём „Наброске XXX Cantos“. Он состоит из <… > политиков, ба�рышников, финансистов, владельцев газет и их работников, агентов�провока�торов, Кальвина, Св. Клемента Александрийского, англичан, вице�крестонос�цев, лжецов, дураков, педантов, проповедников, тех, кто не верит в „Социаль�ный кредит“, епископов, женщин, играющих в гольф, фабианцев, консервато�ров и империалистов; и всех тех, „кто жажду денег // Предпочли чувственнымнаслажденьям“. Это, в своём роде, восхитительный Ад „без чести, без трагедии“<… > У меня же есть одно существенное возражение против Ада такого рода: чтоад без всякой чести подразумевает и Рай также без чести. Если не делать различиямежду индивидуальной ответственностью и тем, что происходит в Аду, между су�щественным злом и социальными катастрофами, тогда и предполагаемый рай(если таковой есть) будет столь же банален и случаен. Ад г�на Паунда, несмотря навсе ужасы, совершенно удобное место, где современный ум может поразмышлять,при этом не нарушая ничьей самоуспокоенности: это Ад для других, о ком мы чи�

40

таем в газетах, не для себя или своих друзей» 45. Но, впрочем, как оказалось впо�следствии, настоящий Ад у Паунда был впереди.

Обстановка в Англии начала угнетать Паунда. Это усугублялось тем, что онумудрился испортить отношения с огромным количеством людей. Если раньшераздавались отдельные критические голоса вроде респектабельного консерватив�ного писателя Эдмунда Госсе, назвавшего Паунда «нелепым американским пира�том и шарлатаном», то после войны у Паунда появилось немалое количество вра�гов. «Отсутствие такта нанесло Паунду огромный ущерб»,— писал Элиот в письмеих общему покровителю Джону Куину. В 1920 г. Эзра и Дороти Паунд решили пе�ребраться в Париж. Орэдж напечатал в своём журнале «Нью Эйдж» нечто вродепрощального слова, в котором отметил, что «Паунд оказал вдохновляющее влия�ние на культуру Англии. Он оставил след во многих видах искусства — в литерату�ре, музыке, поэзии и в скульптуре… Однако Англия ненавидит людей искусствапока они не умрут» 46. Тем не менее лондонский период был, возможно, самымплодотворным в творчестве Паунда.

Жизнь в Париже была по�прежнему насыщенной, к тому же, она была гораздодешевле, чем в Англии. Паунды погрузились в атмосферу, сходную с той, которуюописал Хемингуэй в «Празднике, который всегда с тобой». Париж бурлил идеями,рождались новые направления в искусстве. В это время в Париже жили и работа�ли художники Пикассо, де Кирико, Пикабиа, Миро, Арп, Макс Эрнст, скульпторБранкузи, Дягилев и Стравинский (многие из них были эмигрантами, причём вы�ходцами из Восточной Европы, которые якобы замутили «американский дух» народине Паунда, что следовало из переписки с Джоном Куином, преуспевающимадвокатом и покровителем Паунда). Появилось новое течение, заинтересовавшееПаунда,— дадаизм, в котором он находил немало общих черт с вортицизмом. Да�даизм, по замыслу его основоположника, румынского поэта�эмигранта ТристанаТзара, был ответом на бессмыслицу мировой бойни. Отрицая скомпрометировав�шую себя мораль и буржуазное общество, дадаисты доводили до бессмыслицы об�щепринятые ценности, в том числе и художественные, и «слово как таковое». Самтермин «дада» был позаимствован Тристаном Тзара из детского лексикона и обо�значал «игрушечную лошадку�качалку». Однако Олдингтон с присущим ему здра�вым смыслом уже тогда предупреждал Паунда, что, «дискредитируя литературу,дадаисты уничтожают её». Паунд близко подружился с Жаном Кокто, ФрансисомПикабиа, Бранкузи, чем�то напоминавшим Паунду Анри Годье�Бржешка, отсмерти которого Паунд так до конца и не оправился. Паунд тесно общался с по�этами�сюрреалистами — Арагоном, Бретоном, Супо, посещал салоны Коко Ша�нель и американки Натали Барни, дочери американского магната, поклонникомкоторой был Реми де Гурмон. В Париже Паунд общался с Каммингсом, Джойсом,здесь жил в те годы Хемингуэй, который учил Паунда боксу, а тот учил писателя из�бавляться от прилагательных. «Паунд научил меня не доверять прилагатель�ным»,— заявил он. Появился в Париже и Элиот, подавленный службой в банке иухудшающимся психическим состоянием жены. Элиот привёз Паунду рукопись

41

поэмы на 40 машинописных страницах. Несмотря на длинноты, Паунд немедлен�но понял, что перед ним произведение такого же размаха и мощи замысла, как и«Улисс» Джойса. Проделав «кесареву операцию», он вдвое сократил и реорганизо�вал поэму, придав ей цельность. Элиот безусловно оценил по достоинству работуПаунда и посвятил ему поэму, написав: «Непревзойдённому мастеру». В 1922 г.,знаменательном для модернизма, одновременно появились в печати два «детищаПаунда» — «Бесплодная земля» Элиота и отдельное издание «Улисса» Джойса. То�гда же был задуман проект «Бель Эсприт», что можно перевести как «благород�ный дух», поддержанный Натали Барни, призванный помочь Элиоту избавитьсяот необходимости служить. Паунд активнейшим образом участвовал и в двух дру�гих проектах — финансировании и издании двух журналов «Трансатлантик ре�вью», редактором которого стал Форд Мэдокс Форд, и «Крайтирион», который ре�дактировал Элиот, обладавший выдержкой и тактом, качествами, которых так не�доставало Паунду. С течением времени «Крайтирион» быстро завоевал популяр�ность и влияние, а Элиот стал влиятельнейшим критиком.

В Париже Паунд познакомился с молодым композитором Джоржем Энтей�лом, учеником Эрнеста Блоха, автором экспериментальной, диссонансной музы�ки, в которой поэт уловил близость исканиям «вортицистов» и своим собствен�ным. Он написал «Трактат по гармонии», в котором выделил главный, по его мне�нию, элемент в музыке — время, доказывая, что звуки или сочетания звуков любойвысоты могут следовать один за другим, если временной интервал между нимиточно выверен. Энтейл помог Паунду завершить и оркестровать его собственнуюоперу — «Le Testament» («Завещание»), написанную по одноимённому произве�дению Франсуа Вийона. Опера была небезынтересна, но особого успеха, мягко го�воря, не снискала.

1 июня 1923 г. Паунд посетил лекцию художника Леже об использовании техни�ки и машины в искусстве. Леже утверждал, что красота в её идеальном состоянии за�висела не от сентиментальных ассоциаций или чувственных реакций, но исключи�тельно от формы и, следовательно, могла быть явлена с таким же успехом как в фор�ме машины, так и в форме цветка. Леже познакомил Паунда с поэтом Блэзом Санд�раром, и втроем они обсуждали проблемы симултантного или синхронного искус�ства, когда неожиданные «наплывы», крупные планы и монтаж кадров, как в кино,мгновения наивысшей концентрации мысли и чувства неожиданно сменялись в по�вествовании резкими сдвигами без плавных переходов и объяснений. Подобный ме�тод Паунд использовал и в своих «Cantos». Правда, философ Джордж Сантаяна, жив�ший после выхода на пенсию в Риме, заметил, в ответ на идею Паунда о соединениичастностей посредством интеллектуальных скачков во избежание абстракций, чтоПаунд не имеет в виду «любые частности, иначе ваша тенденция к скачкам столь не�преодолима, что связь частных деталей, между которыми вы прыгаете, будет не все�гда очевидной. Это интеллектуальное попурри (букв. корзинка со всякой всячиной).Если вы не хотите описывать мелочи, видимо, нужна какая�то скрытая классифика�ция или скрытая генетическая связь между ними» 47.

42

В «Cantos» («Песнях», как известно, такое название дано главам «Илиады» и«Одиссеи» Гомера и «Божественной комедии» Данте), книге стихов, эпическихпо размаху, лирико�философских по форме, он пытался объять всю мировую куль�туру, историю и цивилизацию с древнейших времён до современности, переме�жая цитаты из Гомера, древнекитайской поэзии и поэзии трубадуров. При помо�щи цитат и аллюзий, приёма, которым Паунд владел в совершестве и уже в поэме«Моберли» применял с блеском, поэт не только развивал образ или углублялмысль, но нередко, работая на контрасте, создавал иронический или сатирическийэффект, как в том же «Моберли», являющемся наиболее совершенной «маской»из всех, созданных Паундом, либо при помощи так называемого приёма «надстав�ки», о котором пишет В. Малявин, выявлял новый образ или смысл. Культура дляПаунда — своего рода форма времени: время, материализовавшееся в культурноепространство. Он с такой же увлечённостью пишет статьи о поэзии трубадуров,Арнауте Даниэле, Гвидо Кавальканти, эпохе Возрождения, французских символи�стах, как и о творчестве своих современников — Джойсе, Элиоте и Фросте и мно�гих других. В статье «Первые переводчики Гомера» он последовательно и основа�тельно разбирает переводы из Гомера на английский, французский, латынь, а в«Canto», ставшей впоследствии первой, «остраняет» «Песнь XI» «Одиссеи», в кон�це обращаясь к Андреа Диву и Георгию Дартоне (Критянину), переводчикам Го�мера на латынь.

Любопытно, что в этой «Песни» движение в пространстве ограничено некимкругом: Одиссей и его спутники покидают Цирцею и вновь возвращаются к ней(а Паунд возвращается к пребыванию Одиссея у Цирцеи в «Canto XXXIX»). Этимкак бы подчеркивается, что главное событие — это схождение Одиссея в мир те�ней, в Аид, пророчества Тиресия и то, что было после — спустя столетия и вечно —странствия «Одиссеи» сквозь века. Именно поэтому Паунд упоминает Дива иДартону. Не случайно и то, что заканчивается «Песнь» Паунда своеобразно «ост�ранённым» латынью гимном Киприде — Афродите, богине любви: у искусства илюбви есть надежда преодолеть забвение. Обращаясь к странствиям Одиссея, Па�унд выявляет движение мифа во времени, а сквозь миф, точнее, через миф, запечат�лённый в поэзии,— движение самого времени. В этой «Песни», а если шире — впоэзии вообще — Паунд показывает неделимость времени. Время в «Cantos», какзаметил К. Ратвен, всегда настоящее. Для поэта, который сумел почувствовать себясовременником Гомера и Вийона, «оживить» Секста Проперция и Бертрана деБорна, сделав их своими современниками и перевоплотившись в них, не существу�ет временных и пространственных границ. Как он сам писал в «The Spirit ofRomance»: «В Ерусалиме светает, а над Геркулесовыми столпами нависла ночь. Всепрошедшие века существуют в современности… Это особенно верно в отношениилитературы, где реальное время не подвластно очевидности и где многие из умер�ших — современники наших внуков» 48.

Для Паунда творчество великого китайского поэта VIII века Ли Бо так же со�временно и важно, как творчество Генри Джеймса, Джойса или Элиота. В работе

43

«Китайские импровизации Паунда», выходящей далеко за рамки исследованийсобственно китайских влияний на его творчество, В. Малявин говорит о том, чтоЭзра Паунд уловил родство между древнеанглийской поэмой «Морестранник»(«Морской скиталец» у Малявина), переведённой им на современный англий�ский язык в 1911 г., и «Письмом изгнанника» Ли Бо, китайского поэта VIII века.«Главное, что их роднит,— пишет Малявин,— это «эпическое» восприятие жизникак быстротечного, но героического мгновения и как вечного странствия в неуют�ном мире. Мужественная печаль их героев рождена сознанием хрупкости челове�ческого бытия, но в этой же печали сокрыто обещание бесконечности человека.Бессмысленно всякое слово об ушедшем миге жизни и неисчерпаемо слово чело�века, открывшего себя в нём». (Статья прилагается во II томе.)

Странствие, причём не в пространстве, а во времени, в истории — не лейтмотив«Cantos», но их поэтический мотив 49: совокупность основной темы, отношенияличности художника к действительности, «поэтически понятого», то есть не ими�тация реальности, но создание особой, поэтической, художественной реальности.Личность художника, его отношение к пространству и времени, а если шире — кбытию, является, на наш взгляд, доминантным признаком поэтического мотива.Воплощение поэтического мотива есть его словесно�синтаксическая реализация вконкретном произведении, «разыгранная при помощи орудийных средств» (Ман�дельштам). Мифологический мотив странствия�поиска обычно предполагает, какзаметил Е. М. Мелетинский, «посещение царства мёртвых и символику посвяще�ния, а обряды инициации развёртываются в мифологические картины посещенияиных миров и соответствующих испытаний…» 50.

Как объяснял сам Паунд в письме 1927 г. к отцу, главной темой «Cantos» явля�ется:

А. А. Живой человек сходит в мир Мёртвых;С. В. «Повторение в истории»;В. С. «Магическое мгновение» или мгновение метаморфозы, прорыв из обыден�

ности в «божественный или вечный мир» 51.«Эпос — это стихотворение, вмещающее в себя историю»,— писал Паунд в

«Make It New» («Сотворить заново») 52 и преуспел в этом. Его «Песни» вмещаютисторию от античности и средневековья до войны за независимость и провозгла�шения США и до современной истории, очевидцем и участником которой былпоэт. Вместе с тем реальная история переплетается с мифом, а миф вплетается вдействительность.

Миф и метаморфоза волновали Паунда с юности. Уже в таких ранних стихах,как «Ясень» («La Fraisne»), «Дерево», «Прометей», «Речь Психеи в Золотой КнигеАпулея», «Пейре Видаль в старости», «Возвращение» и других, присутствует мигмагического превращения, который затем в полной мере проявится в «Cantos».Вера в мистику превращений, выходящая далеко за рамки «Метаморфоз» Овидия,сближает Паунда с романтиками. У романтиков, в частности, у Новалиса, как намуказал В. Микушевич, неживая природа превращается в живую, растения превра�

44

щаются в животных, животные в людей, а человек в божество. Для романтиков че�ловек существует постольку, поскольку он может стать богом. Уже в раннем на�броске эссе из «Тетради Сан Тровазо» Паунд пишет: «Любое искусство начинает�ся с физической неудовлетворённости (или пытки) одиночества и отъединённости[от бытия, т. е. ощущения себя как обособленной частицы].

Именно для того, чтобы восполнить это, человек впервые создал форму из пус�тоты. И от силы жажды к нему постепенно пришла сила, власть над естествомзари, над частицами света и первоосновой музыки.

А я? Из отражения зари, как здесь видно, чувствуется теченье первочастиц кра�соты (здесь в основном цвета, насколько мне помнится), пока они постепенно невоплотились в форму.

Из подобного мироощущения появились первые мифы происхождения полу�богов. Так же и древние мифы метаморфоз появились из вспышек космическогосознания. Например, „Дерево“ [попытка выразить чувство или восприятие, кото�рое открылось мне из внутренней сути истории Дафны]» 53.

Однако мифологизм у зрелого Паунда — не просто воспроизведение мифоло�гических сюжетов или образов, не то, что говорится во время ритуальных действ,даже не символ или архетип, а способ мышления, позволяющий выявить в образе,символе или архетипе такое отношение ко времени, пространству и бытию, благо�даря которому воссоздается картина мира. Не достоверность пересказа мифоло�гических сюжетов, а трансформация, метаморфоза или даже транспонированиемифа, то есть как бы разыгрывание мифа в другом месте и времени, или деконст�рукция мифа (неомифологизация, по выражению Е. М. Мелетинского), что харак�терно для «Cantos», выявляет неизменное в вечно меняющемся, утверждает неде�лимость времени и культуры, облекает плотью символ и архетип. В. Н. Топоров от�метил, что «мифопоэтическое являет себя как творческое начало эктропическойнаправленности, как противовес угрозе энтропического погружения в бессловес�ность, немоту, хаос», принадлежит «к высшим проявлениям духа» и «является од�новременно участником двух различных процессов, работающих на одно общее»:мифологизации, которую В. Н. Топоров интерпретирует как «создание наиболеесемантически богатых, энергетичных и имеющих силу примера образов действи�тельности», и демифологизации, то есть разрушения стереотипов мифопоэтиче�ского мышления, утративших свою „подъёмную“ силу» 54.

Нельзя не согласиться с Мелетинским, что «мифологизм является характер�ным явлением литературы ХХ века и как художественный приём, и как стоящее заэтим приёмом мироощущение» 55, а также и с тем, что «мифологизм повлек за со�бой выход за социально�исторические и пространственно�временные рамки» 56.Подобное отношение к мифу мы находим и у старшего современника ПаундаУ. Б. Йейтса, и в «Бесплодной земле» Т. С. Элиота, и, конечно же, в «Улиссе» Джой�са. Отодвигая границы, пределы, раздвигая мир, поэт вбирает его в себя, растворя�ясь в нем. Прожить заново то, что было «до» — значит раскрыть смысл корней. Ос�мысление времени есть восстановление его, распадающегося под гнётом злобы

45

дня, в единстве и, следовательно, восстановление истории, в которой происходитстановление человека, становящегося самим собой. Хайдеггер писал, что «мысльлишь даёт в своей речи слово невыговоренному смыслу бытия. Употреблённыйздесь оборот «даёт слово» надо взять теперь совершенно буквально. Бытие, высвет�ляясь, просит слова. Слово тем самым выступает в просвет бытия. Только так языквпервые начинает быть своим таинственным и, однако, всегда нами правящимспособом. Поскольку тем самым в полноте возвращённый своему существу языкисторичен, бытие сберегается в памяти. Экзистенция мысляще обитает в доме бы�тия». «Язык,— по выражению Хайдеггера,— это — дом бытия» 57. Поэт — храни�тель языка, хранимый им. Таким образом, мы приходим к выводу, что язык — ин�струмент постижения времени и бытия. Как писал Паунд, «только один язык иможет разгадать загадку и выпутаться из сетей» 58. «Великая литература,— писалПаунд,— это язык, до предела заряжённый смыслом» 59.

В «Cantos»— множество языков, голосов, отголосков, тем — от сошествия вмир теней и странствия до злободневной политики и экономики. «Красота труд�на»,— писал Паунд в «Canto LXXIV», обращаясь так же, как Йейтс, к декларацииБердслея и предвосхищая упреки в чрезмерной усложнённости. «Cantos»— этотакже своего рода «эпический перевод» или «эпос перевода», многоязычное ин�тертекстуальное переплетение культур, где Паунд объединяет все виды перевода:от «маски» до аллюзии или цитаты и даже пародии. Для позднего Паунда важен«не столько перевод с одного языка на другой или из одной культуры в другую,сколько метаморфический переход из культуры в культуру или взаимодействиемежду ними. Таков метод «идеограмматического» перевода Паунда жизненноважных культурных фрагментов и ценностей»,— как заметил Минг Кси 60. Цельюего является слияние сжатых фактов и идей из разных культур в универсальнуюпайдеуму (paideuma), термин который Паунд позаимоствовал у немецкого антро�полога Лео Фробениуса, определив его как «клубок или комплекс глубоко кореня�щихся идей любой эпохи» 61.

Однако в многоголосии и — особенно — в многоязычии таится и угроза — рас�твориться, потерять нить Ариадны и заблудиться, не найдя выхода из созданногособственным воображением лабиринта, чтобы не сказать Ада. Ибо в отличие отДанте, у которого был ясный архитектурный замысел, любовь и вера, которые по�могли пройти ему все круги Ада и увидеть Рай, у Паунда ни плана, ни чёткого за�мысла, ни, быть может, самое главное, веры не было. Загромождая созданное имбытие�мироздание глыбами, он уповал лишь на путеводную нить и на силу своегоинтеллекта и заблудился в собственном аду. Дело даже не в том, что Паунд откры�то отрёкся от христианства и, если не исповедовал, то по крайней мере, пропове�довал язычество, в особеннности же дионисийство. Как заметил Элиот, Кавалькан�ти был ближе Паунду, чем Данте, потому лишь, что первый «был скорее всего ере�тиком, если не скептиком» 62. Язычество Паунда было чисто эстетическим, умо�зрительным. Элиот писал: «Заболевание, которым поражена современная эпоха,состоит не просто в неспособности принять на веру то или иное представление о

46

Боге или человеке, которое питало наших предков, но в неспособности испыты�вать к Богу и человеку такое чувство, которое испытывали они» 63.

Безусловно, Эзра Паунд — личность настолько же яркая, насколько парадок�сальная и противоречивая. Выступавший за социальное равенство, за контрольгосударства над финансами и экономикой, он, как истый американец, был приэтом поборником индивидуализма и свободы личности, несовместимой с по�добным контролем. Ещё будучи сотрудником «Нового Века» («New Age»), Па�унд познакомился с теорией социального кредита майора Кларенса Дугласа, во�енного инженера, ставшего экономистом, и стал убеждённым её сторонником.Проект «социального кредита» был основан на создании индустриальных бан�ков, контролируемых государством, в которые предприятия вносили бы зара�ботную плату и прибыль и через которые государство перечисляло бы предпри�ятиям определённый процент, чтобы компенсировать потери в доходах, обу�словленные системой фиксируемых государством цен, более низких по отноше�нию к совокупной стоимости. Паунд был убеждён, что эта новая экономическаяпрограмма уничтожит одну из главных причин войны, сведя к минимуму зави�симость от долгового финансирования, ссуд капитала и борьбы за иностранныерынки. Паунд, как и Дуглас, был противником частных банков, боролся противростовщического процента, которые эти банки взимали. В «Cantos» он страстнообрушивается на пороки капиталистического общества, а в «Canto LXV», в духепророка Исайи, выражает гневный протест против Юзуры, ростовщичества, ко�торое предстает в образе мирового зла, придавая ему вслед за Уильямом Блей�ком космический и метафизический характер. При этом, как это ни парадок�сально, начиная с 1914 г. Паунд, который гордился тем, что за исключением ко�роткого эпизода в колледже Уобаш, Индиана, нигде и никогда не служил и, со�ответственно, большую часть своей жизни не имел постоянных доходов, зависелот доходов своей жены Дороти Шекспир, которые были не чем иным, как рос8товщическим процентом — дивидендами акций компаний Колгэйт�Пэлмо�лайв, Жилет, Вэлволин Ойл, Савой Плаза Корпорейшн и Кэртис Паблишинг, за�благовременно и мудро приобретёнными отцом Дороти, Генри Х. Шекспиром,преуспевающим адвокатом. Отцом другой возлюбленной, Ольги Радж, был так�же капиталист, крупный маклер по продаже недвижимости, который купил до�чери маленький домик в Венеции, когда та, вслед за Паундами перебралась вИталию. Среди тех, кто помогал Паунду или его друзьям по ходатайству поэта,можно было бы назвать Натали Барни, дочь американского магната, главы кор�порации по производству железнодорожных вагонов, Джона Куина, преуспе�вающего нью�йоркского адвоката и финансиста, и многих других.

Общеизвестно, что так же, как и многие его друзья, Паунд недолюбливал им�мигрантов, особенно из Восточной Европы, разделяя взгляды президента Теодо�ра Рузвельта и Джона Куина, мецената и покровителя поэта и его друзей, чтоиммигранты погубили вольный англо�саксонский дух, заменив его мелкобуржу�азным стремлением к благосостоянию и жаждой к обогащению. Что же касает�

47

ся антисемитизма Паунда, то уже после первой мировой войны он всё ярче про�являлся в высказываниях, книгах, стихах и Cantos, а его радиопередачи пестрелиантисемитскими выпадами. Однако и в этом Паунд был непоследователен: сре�ди друзей его молодости был филадельфийский журналист Джон Курнос, еврей,родители которого были эмигрантами из России, в Лондоне Паунд был дружен свыдающимся скульптором Джэкобом Эпстайном, в Париже близко сошелся соснователем Дада Тристаном Тзара и скульптором Бранкузи, эмигрантами изРумынии, в более поздние годы всячески поддерживал поэтов Чарльза Резни�коффа и Луиса Зукофски, американских евреев, а на склоне лет давал интервьюАллену Гинзбергу, который, как известно, отнюдь не был англосаксом. При этомПаунд называл евреем президента Франклина Рузвельта, которого «окрестил»Франклином Финкельштейном Рузвельтом и Рузвельтштейном. Еще одним тра�гическим парадоксом жизни Паунда было то, что, обвиняя евреев в том, что уних не было настоящих корней и, соответственно, привязанности к дому и пат�риотизма, Паунд сам всю сознательную жизнь провел в скитаниях и, оставаясьамериканским гражданином, был осуждён за измену родине и сотрудничество сфашистами.

Задолго до переезда в Раппало осенью 1924 г. Паунд с интересом пригляды�вался к левым в поисках социальной справедливости и справедливого распреде�ления. Так, в Париже он слушал лекцию американца Стеффенса о СоветскойРоссии. Следил он и за растущим национал�социализмом, в особенности за Мус�солини, который пришел к власти в Италии и которого Хэмингуэй называл ду�той величиной, демагогом и «опереточным фигляром на политической сцене».Однако Паунда привлекало то, что в то время, когда Европа никак не могла вы�карабкаться из последствий мировой войны, в США началась «Великая депрес�сия», в Италии было некое подобие экономической стабильности. Сыграло своюроль и то, что «дуче» до поры до времени заигрывал с интеллигенцией, и Паундуказалось, как уже отмечалось, что «дуче» воскресит великий дух Возрождения,Risorgimento (это слово употреблялось, когда речь шла о воссоединении Италиив XIX веке). Муссолини удостоил его личной аудиенции, и Паунд, подарив емутолько что вышедшую из печати книгу «A Draft of XXX Cantos» (Набросок XXXПесен), не без удовольствия и тщеславия выслушал витиеватые комплименты ирассуждения «вождя». Он изложил Муссолини экономическую теорию и напи�сал Дугласу, что не встречал никого, кто бы столь быстро её постиг. В результате,он начал сотрудничать с Муссолини, обвиняя Англию, Францию и США в подго�товке новой мировой войны. Паунд не опомнился, когда итальянские войскаразвязали войну в Абиссинии, ни даже когда фашистская Германия оккупиро�вала Норвегию, Голландию и Бельгию. Дважды он побывал в США, тщетно пы�таясь убедить правительство не начинать войну. После первой мировой он былубеждённым противником войны, затем он пересмотрел свои взгляды. Какимибы благородными намерениями ни руководствовались некоторые исследовате�ли творчества Паунда, утверждая, что Паунд был очарован Муссолини, а к не�

48

мецкому фашизму относился «с нескрываемым отвращением» 64, это извраще�ние фактов: в середине 1930�х гг. Паунд начал подписывать свои письма «ХайльГитлер» и состоял в личной переписке с экономическими советниками Гитлера.Он рассылал по 150 статей и сотни писем в год, убеждая как своих сторонников,так и противников в том, что теория социального кредита — единственное спа�сение. Он начал вести передачи на фашистском радио, и 7 декабря 1941 г., в деньнападения японцев на Перл Харбор, заявил, что «Рузвельт находится во властиевреев ещё больше, чем Вильсон в 1919 г.» 65. Некоторые из его статей отвергалидаже редакторы фашистских газет, так Эрманно Амикуччи из миланской«Корьере делла Сера» отказался печатать материал Паунда, находя его «невнят�ным, примитивным и полным пропаганды» 66. Он стал нетерпим к критике и,казалось, перестал интересоваться искусством. Многие друзья, в том числеЙейтс, Форд, переехавший в Нью�Йорк, и Уильямс, с тревогой замечали, что«туман фашизма засорил ему мозги», и начали отдаляться от него.

Как свидетельствуют очевидцы, идеи Паунда о том, что в мировом зле и не�справедливости повинны евреи, начали проявляться у него ещё в 1920�е годы, а в30�е превратились уже в навязчивую идею, переросшую впоследствии в маниа�кальный психоз 67. В своих выступлениях по итальянскому радио во временаМуссолини Паунд совершенно серьёзно повторял идеи, изложенные в «Прото�колах Сионских Мудрецов»: о жидо�масонском заговоре, о том, что «странамина деле управляет тайный конклав неодолимо могущественных и порочных ев�рейских банкиров», что «коммунизм был изобретён евреями для своих еврей�ских нужд», что «Талмуд — единственный источник большевистской систе�мы» 68. Паунд говорил также о «еврейском предложении сделать Рузвельта все�мирным правителем (императором) и поместить Новый Иерусалим на Панам�ском перешейке» 69, о «связи между масонами… евреями, англо�израильтянамии британской секретной службой» 70 и что «Эйб Линкольн стал мишенью и былумерщвлён из�за того, что воспротивился стремлению иностранных еврейскихбанкиров завладеть контролем над средствами денежного обращения США» 71.Мейер Ротшильд и президент США Ф. Д. Рузвельт стали для Паунда символамимирового зла и еврейского заговора. Без антисемитских выпадов не обошлись и«Сantos»:

Петэн защищал Верден, пока Блюмзащищал бидэ (LXXX/514)

Мейер Ансельм [Ротшильд], ррромантика, да, да,

конечно,но ты будешь ещё большим кретином,если поддашься ей два века спустя. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

49

жид — стимулятор, а гои — стадо,в брутто/пропорции, которое покорно идёт

на бойкую бойню. (LXXXIV/ 459)


В дополнении к Canto C, написанном около 1941 г., Паунд употребляет не толь�ко латинское «Usura» и английское «Usury», но и еврейское «neschek»: «Зло естьРостовщичество, neschek// змей//neschek, чье имя известно, губитель…»

Кстати сказать, Паунд нападал также на христианство, как, впрочем, и на лю�бую монотеистическую религию. Философу Сантаяне он как�то написал, что «хри�стианство — это фальшивый сельскохозяйственный культ», а когда Паунд позво�лил себе заметить в письме из больницы св. Елизаветы к Элиоту: «…твоё паршивоехристианство»,— тот просто вернул письмо, однако всю жизнь относился к другу систинно христианским терпением.

Паунд продолжал вести передачи на фашистском радио, даже на радио марио�неточной республики Сало, до конца войны. Его программы открывались преам�булой, гласившей, что «Доктор Паунд выступает у микрофона дважды в неделю.Определено, что он не будет затрагивать вопросы, идущие вразрез с его убежде�ниями или противоречащие его долгу американского гражданина» 72. Однако по�зволь он себе малейшие критические замечания в адрес политики Муссолини илиГитлера, в лучшем случае передачи были бы прекращены, а в худшем — он мог быи более сурово поплатиться за это. За передачами Паунда следило ФБР, и 26 июля1943 г. суд округа Колумбия в Вашингтоне вынес Паунду обвинение в государст�венной измене, что в то время каралось смертной казнью. Паунд услышал об этомпо Би Би Си и написал большое письмо министру юстиции Фрэнсису Биддлу, в ко�тором пытался объяснить свою позицию. Не вдаваясь в подробности, заметимлишь, что в письме Паунд, уповая на свободу слова, продолжал утверждать, что пы�тался предотвратить вступление США в войну, говоря о том, что война между Ита�лией и США чудовищна, как будто не было Перл Харбора, бомбардировок Англии,не было попрано пол�Европы, а уж Восточную Европу и её население Паунд прези�рал ещё до войны.

Как показал Рональд Буш, ещё в конце 1944 г., живя в Сан�Аброджио, Паундначал набрасывать в записной книжке лирические фрагменты, символистские постилю и фашистские по мировоззрению 73. В декабре 1944 г. он написал две Песнипо�итальянски — «Canto 72 и 73». Толчком послужили три события — то, что виюне 1944 г. авиация союзников разбомбила Замок Малатесты, персонажа«Cantos VIII–XI», смерть футуриста и фашиста Ф. Т. Маринетти 12 декабря 1944 г.и последняя речь Муссолини 16 декабря того же года, в которой тот призывал к со�противлению и контратаке. В 72�й «Песни» Паунду является дух Маринетти, ко�торый просит позволить ему воплотиться в тело Паунда, чтобы продолжать борь�бу. Затем является тиран Эццелино да Романо, гиббелин, которого Данте помес�тил в «Ад», и, яростно проклиная предателей�миротворцев, призывает отомстить

50

за уничтожение памятников в Римини. В 73�й «Песни» устами Гвидо Кавальканти,который только что явился из сферы Венеры, воспевается подвиг итальянской де�вочки, которая завела канадских солдат, изнасиловавших её, на минное поле и по�гибла вместе с ними — нечто в духе Ивана Сусанина и «Смерти пионерки» Баг�рицкого. Отрывки из этих «Песен» были опубликованы в газете моряков фашист�ской республики Сало. Другие итальянские фрагменты были посвящены Куниццеда Романо, сестре тирана, за которой ухаживал трубадур Сорделло. У Паунда онаоправдывает своего жестокого брата. Куницца, которая провела свою старость вдоме Гвидо Кавальканти, а Данте в это время был ещё мальчиком, была важна дляПаунда как символ передачи лирической мощи Прованса Италии. Ещё один жен�ский образ, появляющийся в этой Песни — Изотта дельи Атти, возлюбленная Ма�латесты, вдохновившая его построить храм, Tempio Malatesta. Через несколько ме�сяцев Паунд оставил итальянские наброски. Попав в военную тюрьму в Пизе, онначал переписывать наброски, переделав их символизм в реалистический дневникв манере Вийона. Затем, потрясённый известиями о смерти близких друзей и всёболее думая о том, что его самого могут казнить, он начал в третий раз переписы�вать «Песни», впоследствии получившие название «Пизанских», добавив испове�дальные и полемические рассуждения в стремлении оправдаться. Таким образом,«Пизанские песни» представляют собой как бы многослойный палимпсест, в ко�тором на символизм наложен «обнажённый до кости» 74 реализм, а на упрямое не�желание признать ошибки и пересмотреть свои взгляды — запоздалое раскаяние.

Паунд продолжал вести радиопередачи, призывая к сопротивлению и утвер�ждая, что «незыблемый закон природы заключается в том, что сильные должныповелевать слабыми». Так продолжалось, пока союзные войска не взяли Раппало.Уильямс назвал его «Лордом Га�га» и «дураком», а передачи «жалким спектак�лем». Прослушав записи передач, Хемингуэй заметил, что Паунд «явно безумен»,но что обвинение в государственной измене было бы чересчур строгим наказани�ем для человека, «который выставил себя полным кретином, достигнув столь мало�го в итоге» 75. После того как американские войска заняли Раппало, Паунд спус�тился с горы Сан�Амброджио, готовясь сдаться, при этом у него была страннаяидея предложить им свои услуги, так как он хорошо знал Италию. В кафе он встре�тил несколько американских офицеров, которые не проявили к нему ни малейше�го интереса, и Паунд вернулся в квартиру, где он, Дороти и Ольга Радж проживалипод одной крышей. На следующий день в их дверь постучали два бородатых пар�тизана, полагая, что за поимку Паунда они получат награду. Он сунул в карман ки�тайский словарь и томик Конфуция, которого переводил в то время. Они наделина него наручники и отвели в свой штаб, где Паунд потребовал, чтобы его передалиамериканскому командованию. 3 мая его отвезли в центр контрразведки США вГенуе, где допрашивали в течение двух дней, а затем временно отпустили, преду�предив, чтобы он был готов давать показания в суде, если таковой состоится. Тогдаже Паунд заявил американскому репортёру Эдду Джонсону, что «человек долженбыть готов умереть за свои убеждения» . Через несколько дней в Сан�Амброджио

51

наведался специальный агент ФБР Эмприм и после обыска изъял около тысячи пи�сем, статьи и тексты радиопередач. Несколько недель спустя Паунда арестоваливновь, приковали наручниками к солдату, обвинённому в изнасиловании и маро�дерстве, и препроводили в центральную дисциплинарную тюрьму (нечто вроде га�уптвахты) войск США в Пизе. Там его поместили в металлическую клетку разме�ром 6 ×6 футов, «клетку для горилл», как называл её Паунд, под палящим солнцем,где содержались приговорённые к высшей мере наказания, а его охранникамбыли даны указания соблюдать строжайшие меры безопасности, чтобы предот�вратить побег или самоубийство. Паунду было 60 лет. Через несколько недель, про�ведённых в клетке под раскалённым солнцем, у Паунда помутилось сознание и по�сле серьёзного приступа, он перестал узнавать окружающих, временно утратилпамять и перестал есть. Впоследствии он скажет: «На меня обрушился мир». Паун�да перевели в медчасть, находившуюся в большой палатке, и подвергли психиатри�ческому обследованию. Психиатры Ричард Финнер и Уолтер Бэйтс, занимавшиесяпсихоанализом, который Паунд всегда ненавидел, пришли к заключению, что ихпациент страдал от последствий клаустрафобии, нелогичностью мышления, отсут�ствием гибкости психики (что психологи в США квалифицировали как маниа�кальный психоз), частой и резкой сменой настроения и общей неадекватностью.Психиатры предупреждали, что Паунд перенёс тяжёлый приступ, вызванный па�нической тревогой и страхом (что было немудрено в его положении) и рекомен�довали перевести его в стационарное учреждение в США с лучшими условиями.С другой стороны, они нашли Паунда вполне вменяемым. Паунда оставили в мед�части, разрешили читать и даже пользоваться пишущей машинкой. Из газет он уз�нал о том, что в нескольких европейских странах состоялись процессы над колла�борационистами: во Франции маршала Петэна приговорили к пожизненому за�ключению, его заместителя Пьера Лаваля к расстрелу, семидесятисемилетнего пи�сателя Шарля Мора к пожизненному заключению, где тот и умер через семь лет,норвежца Видкуна Квислинга, который в радиопередачах призывал своих сооте�чественников принять нацистсткую оккупацию, и британского подданного Уиль�яма Джойса, сподвижника Освальда Мосли,— к смертной казни. Тогда же Паундвозобновил работу над Cantos, как бы заклиная враждебный мир и надвигающее�ся небытие: «Что возлюбил всем сердцем, не отнимут». В «Canto LXXXI» он пере�числяет Лоуза, Дженкингса, Уоллера, Долметча 76 как хранителей незыблемыхкультурных традиций. В стихах Паунда появились мотивы смирения:

И муравей — кентавр в своем стрекозьем мире.Тщеславье сбрось, сие не человекомПорядок созданный, отвага или милость –Тщеславье сбрось, я говорю, отринь.Ищи как ученик в зелёном мире местоНа лестнице изобретений иль искусств…

(Canto LXXXI, перевод Я. Пробштейна)

52

Как полагал Дж. С. Фрэзер, а вслед за ним и Дональд Дэйви, Паунд приближает�ся к идее А. Поупа о лестнице и Великой Цепи Бытия, в которой все звенья на мес�те 77. Более того, Паунд, подобно русскому поэту Мандельштаму, стремится занятьна этой лестнице последнюю ступень, слиться с природой (ср.: «На подвижной лест�нице Ламарка // Я займу последнюю ступень…»), пойти к ней в ученики и, быть мо�жет, раствориться в ней. Завершается же «Песнь» пронзительной исповедью, в ко�торой есть доля раскаянья и самобичевания, но и самооправдания также:

Себя обуздывай, тогда с другими сладишьТщеславье сбрось,

Ты лишь побитый градом пёс,Ты тетерев�глухарь под вспышкой солнца,Ты чёрно�бел до кончиков волос,Не различаешь, где крыло, где хвост,Тщеславье сбрось.

Как ненависть твоя низка,Взращённая на лжи,

Тщеславье сбрось,На разрушенье скор, на милость скуп,Тщеславье сбрось,

Я говорю, отринь.

Но действовать взамен безделья —не есть тщеславье,

Достойно сокрушитьТо, что и Блант открыл,

Вобрать из воздуха традицию живуюили огонь неукрощённый из старческих прекрасных глаз —Не есть тщеславье.

Бездействие здесь было бы порочнои нерешительность подобна смерти…

(Canto LXXXI, перевод Я. Пробштейна)

Подобные строки и породили исповедальное направление в американской по�эзии.

18 ноября 1945 г. Паунд был доставлен на военном самолете в Вашингтон, по�мещён в федеральную тюрьму, а затем подвергнут психиатрическому обследова�нию большой комиссией психиатров. Несмотря на споры, протесты обществен�ности и даже литераторов, Паунда признали невменяемым и как такового помес�тили в больницу св. Елизаветы на неопределённый срок, так как обвинение в госу�дарственной измене при этом не было снято. В 1946 г. Дороти удалось, наконец,обменять паспорт, и, приехав в США, она сняла маленькую квартиру неподалёку

53

от больницы и ежедневно приходила на целый день к мужу. Так продолжалось доего освобождения в 1958 г. Паунду было разрешено принимать посетителей, сре�ди которых были известные поэты, писатели, университетские профессора и жур�налисты. Дороти была официальным опекуном Паунда. Она следила за его режи�мом, помогала ему вести записи, принимать многочисленных посетителей (разу�меется, содержание в больнице Святой Елизаветы отличалось от содержания ина�комыслящих, скажем, в больнице Сербского). Ежегодно по издательским деламприезжал Элиот. Когда он после получения Нобелевской премии приехал навес�тить Паунда в 1948 г., тот не дал ему раскрыть рта в течение двух часов, а в концепоинтересовался: «Ну как дела?» Оказавшись среди настоящих душевнобольных впсихиатрической тюрьме, Паунд начал яростно отстаивать свою правоту в стрем�лении противодействовать системе. Он не только не пересмотрел своих взглядов,но даже поддерживал некоего Джона Каспера, связанного с Ку�Клукс�Кланом инеонацистами. Касп, как его называл Паунд, выступал за сегрегацию, особенно жепротестовал против совместного обучения белых и чёрных. Он открыл магазинчикв Гринвич�вилледж, где продавал нацистскую символику и литературу, а впослед�ствии основал издательство «Сквер доллар», нечто вроде популярной дешёвойбиблиотеки. Одна из листовок его организации «Прибрежного совета белых граж�дан» полностью имитировала форму и шрифт манифеста Льюиса�Паунда из жур�нала «Бласт» 1914 г.

В 1949 г. разразился очередной скандал: Паунду, всё ещё пребывавшему в за�ключении, была присуждена Болингеновская премия, в те годы находившаяся введении Библиотеки Конгресса США. В прессе поднялась буря протестов. В итогепремию Паунду оставили, а право присуждать премию было передано Йельскомууниверситету. В 1958 г. увенчалась успехом кампания за освобождение Паунда. Втечение многих лет её вели Арчибальд Маклиш, который был помощником гос�секретаря во время войны и одним из ближайших сподвижников Рузвельта, Ро�берт Фрост, в то время один из самых популярных поэтов Америки, Эрнест Хе�мингуэй, который заявил в 1954 г., узнав, что ему присуждена Нобелевская пре�мия, что её нужно было вручить Паунду и что этот год весьма подходит для освобо�ждения поэтов, Т. С. Элиот, который написал письмо генеральному прокурору, тобишь министру юстиции США Герберту Браунеллу младшему, аргентинская по�этесса Габриэла Мистраль, старый парижский друг Жан Кокто, Грэм Грин, ИгорьСтравинский, Уильям Сароян и даже Генеральный секретарь ООН Даг Хаммер�шельд, именем которого ныне названа площадь в Нью�Йорке, где располагаетсяштаб�квартира ООН. При этом Паунд в письмах к Маклишу сравнивал сенатораГерберта Лимана (именем которого ныне назван колледж в Нью�Йорке) с Бери�ей, а ФБР с КГБ. Сам Маклиш иронично замечал: «Нельзя протянуть Эзре руку по�мощи, чтобы он не укусил за палец». Хемингуэй заметил, что «охотничья лицензияПаунда должна быть ограничена запретом писать о политике и заниматься ей».Фрост написал просьбу о помиловании, которая была поддержана аналогичнымипрошениями Элиота, Хемингуэя, Маклиша и других. В конце концов Паунда осво�

54

бодили и разрешили уехать в Италию. Он провел ещё три недели в больнице св.Елизаветы, пакуя книги и бумаги, затем посетил с Дороти свой старый дом в Уин�коте, больного Уильямса и других друзей. 30 июня 1958 г. Паунд, Дороти и Мар�селла Спанн, техасская учительница, ставшая секретарем и очередной любовни�цей Паунда, сели на теплоход с символичным названием «Кристофор Колумб» и9 июля того же года прибыли в Неаполь. Паунд явился встречавшим его друзьям ирепортёрам, выкинув руку в фашистском приветствии.

Первые годы жизни в Италии, живя попеременно то в Раппало, то в Брюн�ненбурге, где у его дочери от Ольги Радж, Мэри, и её мужа, князя Бориса де Ра�шевилтца, происходящего из австрийской знати, был на склоне итальянскихАльп небольшой замок XII века, Паунд был довольно активен. Он подготовил кизданию очередную часть «Cantos» — «Престолы», как оказалось, последнююзаконченную часть, многие «Cantos» появились на страницах периодических из�даний. Позже он скажет в интервью молодому поэту Дональду Холлу, что «Пре�столы в „Раю“ Данте — место душ людей, создавших хорошее правительство.Престолы же в „Cantos“ — попытка уйти от эгоизма и дать некое определениепорядка, возможного или по крайней мере мыслимого на земле». Затем, заме�тив, что он сорок лет писал поэму, которую немногие могут понять, и зная, чтоне сможет её завершить, подвел итог: «Трудно написать рай, когда все внешниепризнаки говорят о том, что ты должен писать апокалипсис. Очевидно, что наземле гораздо легче найти обитателей ада или даже чистилища» 78. Приехав вИталию, он с воодушевлением заметил в письме к Бриджит Пэтмор, «что сей�час, кажется, большее оживление чем когда бы то ни было с 1919 г.». Через не�сколько лет он скажет: «Я, очевидно, последний американец, переживающийтрагедию Европы». Он сопротивлялся и упорствовал, когда нужно было выжить иработать в условиях психиатрической больницы�тюрьмы, где настоящие сума�сшедшие кричали по ночам, а буйные ходили в смирительных рубашках, «гдемёртвые ходят, // а живые сделаны из картона» (из «Canto CXV», перевод Я. Проб8штейна). Когда же нечеловеческое давление и напряжение исчезли, он начал ду�мать и подводить итоги. Он бунтовал против Бога, против косности в искусстве илитературе, против социальной и экономической несправедливости. В концежизни Паунд взбунтовался против самого себя.

Аллену Гинзбергу он сказал, что «Cantos»— бессмыслица, везде тупость и неве�жество, что он слишком многое в поэме непоправимо испортил, по недомыслиювпустив в текст политику, и что самой худшей ошибкой было его «тупое провин�циальное предубеждение против евреев, которое одно всё испортило» 79. Когда ле�том 1960 г. Мэри поместила его в больницу в Мерано и какой�то репортёр спросилПаунда, знает ли он, где находится, тот ответил: «В аду». «В каком аду?» — настаи�вал журналист. «Здесь, здесь»,— отвечал он, показывая рукой на сердце. Глубокораскаиваясь в содеянном, сказанном и написанном, уже начиная с 1960�х гг. Па�унд стал подвержен продолжительным и тяжёлым депрессиям, которые, по сви�детельству Дороти, сопровождались суицидальными наклонностями 80. Его сын от

55

Дороти, Омар, писал доктору Оверхользеру в больницу св. Елизаветы, что его отецсчитает 13 лет, проведённых в св. Елизавете, мученичеством, а труд всей жизни«Cantos»— бесцельным. Полон отчаянья, раскаянья и боли, он жаловался Элиоту,и тот, пытаясь ободрить старого друга, писал, что Паунд был уже одним из бес�смертных в поэзии и по крайней мере значительная часть его трудов останется.Ободрённый, Паунд вновь начинал работать и читать, но вскоре опять наступаладлительная депрессия. Когда его спрашивали: «Как поживаете?»,— он отвечал:«В маразме». Наступали периоды длительного молчания, когда он в буквальномсмысле ни с кем не разговаривал. «Это не я достиг молчания, это оно настигломеня». Дороти вернулась в Англию, а Паунд провёл последние годы жизни с дру�гой своей возлюбленной, Ольгой Радж, в Венеции, где и умер 31 октября 1972 г. наследующий день после своего 87 дня рождения. Мятущийся бунтарь и мятежныйязычник похоронен на кладбище Сан Микеле в любимой им Венеции. Чуть по�одаль, на православном кладбище, находятся могилы Дягилева и Стравинского.Рядом недавно появилась ещё одна — Иосифа Бродского.

По сути своей Паунд был идеалистом и эстетом, божеством которого былакрасота, как сказал Олдингтон. В душе он так и остался романтиком и бунтарём,подобно П. Б. Шелли. Когда Паунд служил поэзии, она помогала ему найти вы�ход даже из, казалось бы, ошибочных положений, как было с некоторыми идея�ми Феноллозы. Когда Паунд был полон любви, любовь помогала ему найти выходиз тяжелейших жизненных ситуаций, как после фиаско в Крофордсвилле. Поли�тика если не погубила его поэзию, то нанесла ей значительный ущерб. Йейтс пи�сал о Паунде в предисловии к «Оксфордской антологии современной поэзии»:«Рассматривая его поэзию в целом, я нахожу в ней больше стиля, чем формы;временами больше стиля и больше осознанного благородства и средств его во�площения, нежели у любого из известных мне современных поэтов, но этотстиль постоянно прерывается, ломается, искажается, превращается в ничто сво�ей прямой противоположностью, нервной одержимостью, кошмаром, нечлено�раздельной сумятицей; он экономист, поэт, политик, злобно неистовствуя, онсоздаёт невнятные персонажи и мотивы, гротескных героев из детских сказок очудовищах. Подобная потеря самоконтроля, присущая революционерам, ред�ка — Шелли был подвержен этому в некоторой степени — для людей такойкультуры и эрудиции, как у Эзры Паунда» 81.

Ненависть разрушала его. Он дорого заплатил за свои иллюзии, заблуждения иошибки. Остались стихи и — пусть незавершённый — памятник современнойэпической поэзии, источник, откуда до сих пор черпают англоязычные поэты. Из�лишне что�либо доказывать тем, кто, взяв на вооружение собственную фразу Па�унда о том, что в «Cantos» «всё рассыпается, ничего не вяжется» («It does not co�here»), отрицают этот эпос XX века, считая его чуть ли не заумным бредом (не втом же ли в свое время обвиняли Хлебникова?). Для того чтобы отвергать или при�нимать какое�либо произведение, нужно прежде всего это произведение про�честь, а не брезгливо перелистывать. Если же это невозможно осилить без коммен�

56

тариев и словарей, как в случае «Cantos» или «Поминок по Финнегану» Джойса,что ж, следует обратиться к комментариям и словарям. В некрологе на смертьЭлиота Паунд писал: «Должен ли я писать о поэте Томасе Стернсе Элиоте? о моёмдруге „Опоссуме“ 82? Да покоится в мире. Могу лишь повторить то, что настоятель�но делал пятьдесят лет назад: ЧИТАЙТЕ ЕГО». Да, величественного здания «Боже8ственной Комедии» не получилось. Таланта и величия замысла оказалось недоста�точно для этого. Не достало величия духовного усилия. Дантова Рая не получилось.«Трудно написать рай, когда все внешние признаки говорят о том, что ты долженписать апокалипсис». Политик, идеолог и экономист Паунд не состоялся. Состо�ялся незаурядный литературный критик, один из основоположников модернизмаи теоретик искусства. Однако главное — остался поэт. Читайте его.

Ян Пробштейн

A LUME SPENTO

1908

In Memoriam Eius Caritate Primus

William Brooke Smith,Painter, Dreamer of dreams

A LUME SPENTO 1

1908

In Memoriam Eius Caritate Primus 2

Уильяму Бруку Смиту,художнику, сновидцу грёз

GRACE BEFORE SONG

Lord God of heaven that with mercy dightTh’ alternate prayer wheel of the night and lightEternal hath to thee, and in whose sightOur days as rain drops in the sea surge fall,

As bright white drops upon a leaden seaGrant so my songs to this grey folk may be:

As drops that dream and gleam and falling catchthe sun,

Evan’scent mirrors every opal oneOf such his splendor as their compass is,So, bold My Songs, seek ye such death as this.

60 61

МОЛИТВА ПЕРЕД ПЕСНЕЙ

Господь небесный, кто милостью озаряет иноеСвое колесо молитвы ночноеИ несёт в себе вечный свет, наши дни пред тобою,Словно капли дождя, пучиной пожрутся морскою,

Яркими белыми каплями на свинцовой равнине морейПозволь моим песням стать для этих серых людей:

Теми каплями, что, мечтая, ловят солнце, сверкнувв паденье,

В их зеркалах эфемерных опаловое струеньеТакого же блеска его, как их компас морской, —Смелее же, Песни Мои, ищите смерти такой.

LA FRAISNE(Scene: The Ash Wood of Malvern)

For I was a gaunt, grave councilorBeing in all things wise, and very old,But I have put aside this folly and the coldThat old age weareth for a cloak.

I was quite strong — at least they said so —The young men at the sword�play;But I have put aside this folly, being gayIn another fashion that more suiteth me.

I have curled mid the boles of the ash wood,I have hidden my face where the oakSpread his leaves over me, and the yokeOf the old ways of men have I cast aside.

By the still pool of Mar�nan�othaHave I found me a brideThat was a dog�wood tree some syne.She hath called me from mine old waysShe hath hushed my rancour of council,Bidding me praise

Naught but the wind that flutters in the leaves.

She hath drawn me from mine old ways,Till men say that I am mad;But I have seen the sorrow of men, and am glad,For I know that the wailing and bitterness are a folly.

And I? I have put aside all folly and all grief.I wrapped my tears in an ellum leafAnd left them under a stoneAnd now men call me mad because I have thrown

62 63

LA FRAISNE 3

(Сцена: ясеневая роща в Малверне)

Угрюмый муж совета, был я тощ,Во многом искушён, однако стар;Отбросить мне пришлось былой безумный жарИ холод, ветхий плащ преклонных лет.

Я крепок был средь молодых людей,Среди мечей играющих и лат.Безумье сбросил я, и с той поры я радЖить, как натура требует моя.

Средь ясеневых скрюченный стволов,Уткнувшийся в дубовую листву,Я, сбросив гнёт минувшего, живу,И мне ярмо былых путей претит,

Где пруд бесшумный Мар�нан�ота,Невеста для меня нашлась;Ирга во мне участье принялаИ совлекла меня с былых путейИ прогнала мою дурную мудрость,А хор вестей,

Оказывается, лишь ветер в листьях.

И совлекла меня с былых путей.Сказали: это бред,Но знал я горести, изведал тайный вред,Я помню: жалоба и горечь – лишь безумье.

А я от горечи и от безумья чист,Я мои слёзы завернул в кленовый лист,Под камнем схоронив;Прослыл безумным я, безумье отстранив,

All folly from me, putting it asideTo leave the old barren ways of men,Because my brideIs a pool of the wood andTho all men say that I am madIt is only that I am glad,Very glad, for my bride hath toward me a great loveThat is sweeter than the love of womenThat plague and burn and drive one away.

Aie�e! ’ Tis true that I am gayQuite gay, for I have her alone hereAnd no man troubleth us.

Once when I was among the young men…And they said I was quite strong, among the young men.Once there was a woman……but I forget… she was……I hope she will not come again.

…I do not remember…I think she hurt me once but…That was very long ago.

I do not like to remember things any more.

I like one little band of winds that blowIn the ash trees here:For we are quite aloneHere mid the ash trees.

64 65

Как ненавистного врагаТак совлекла меня с былых путейМоя Ирга,Сестра пруда лесного; пустьМеня безумием корят,Я знаю только, что я рад,Я очень рад, что я не женщиной любим,Любовь моей невесты слаще;Она к тому же выжигает зло.

Ау! Мне повезло,Так повезло, что с нею мы вдвоём,И не тревожат нас.

Я крепок был средь молодых людей,Я слушал этих молодых людейИ женщину я вдруг увидел…Она была… но я забыл, забыл…Надеюсь, больше не придёт она.

Нет, я не помню…Пусть ранила она меня,Но это было так давно.

Я предпочёл бы больше не вспоминать.

Мне нравится, что дуют ветеркиСредь ясеней вблизи,И мы совсем одниСредь ясеней других.

CINO(Italian Campagna 1309, the open road)

«Bah! I have sung women in three cities,But it is all the same;And I will sing of the sun.

Lips, words, and you snare them,Dreams, words, and they are as jewels,Strange spells of old deity,Ravens, nights, allurement:And they are not;Having become the souls of song.

Eyes, dreams, lips, and the night goes.Being upon the road once more,They are not.Forgetful in their towers of our tuneingOnce for Wind�runeingThey dream us�toward andSighing, say «Would Cino,«Passionate Cino, of the wrinkling eyes,«Gay Cino, of quick laughter,«Cino, of the dare, the jibe,«Frail Cino, strongest of his tribe«That tramp old ways beneath the sun�light,«Would Cino of the Luth were here!

Once, twice, a year —Vaguely thus word they:

«Cino?» «Oh, eh, Cino Polnesi«The singer is’t you mean?»«Ah yes, passed once our way,«A saucy fellow, but…«(Oh they are all one these vagabonds),

66 67

ЧИНО 4

(Италия. Кампанья. 1309. На большой дороге)

В трёх городах я женщин пел!Да только что с того?Теперь я солнце петь хочу!

Спел, улыбнулся — они и попались.Много ль им надо — губы, слова...Всё это — жертвы прежним кумирам:Ворон, ночь, роковой обольститель...Были — и нет их,Лишь в песнях и живы.

Губы, взгляды — ночь прошла.Снова в путь, и их со мноюБольше нет.Когда�нибудь в своих башнях тесныхОни о наших вспомнят песняхИ загрустят о нас, и скажут,Вздыхая: «Ах, если бы Чино —Неистовый Чино со сверкающими глазами,Весёлый Чино, нежный Чино,Чино, насмешник и смельчак,Самый отчаянный из всех бродяг,Что с лютней болтаются по дорогам —Ах, если б он вновь появился у нас!»

А то ещё подчасРассеянно обмолвятся: «Ах, да!

«Чино?» – «Чино Полнези.Вы это про певца?» —«Захаживал сюда...Забавный малый, но...(Ах, знаете, эти проходимцы все на один лад!)

«Peste! ’tis his own songs?«Or some other’s that he sings?«But you, My Lord, how with your city?»

But you «My Lord!» God’s pity!And all I knew were out, My Lord, youWere Lack�land Cino, e’en as I am,O Sinistro.

I have sung women in three cities.But it is all one.I will sing of the sun.…eh?… they mostly had grey eyes,But it is all one, I will sing of the sun.

«’Pollo Phoibee, old tin pan, youGlory to Zeus’ aegis�day,Shield o’steel�blue, th’ heaven o’er usHath for boss thy lustre gay!

’Pollo Phoibee, to our way�fareMake thy laugh our wander�lied;Bid thy ’fulgence bear away care.Cloud and rain�tears pass they fleet!

Seeking e’er the new�laid rast�wayTo the gardens of the sun…». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

I have sung women in three citiesBut it is all one.

I will sing of the white birdsIn the blue waters of heaven,The clouds that are spray to its sea.

68 69

Чума его возьми!Свои ль поёт он песни?А что у вас, мой Господин, он не был?»

«Мой Господин!» Помилосердствуй, небо!Скажи я вслух секрет ваш хоть один, мой Господин,И быть вам безземельным, как и Чино.O Sinistro.

В трёх городах я женщин пел,Но это всё вчера.Теперь мне солнце петь пора!...что?... они там всё больше сероглазые...Но это всё вчера, теперь мне солнце петь пора!

«Так бренчи же, Полло Фиби,На кастрюле жестяной!Синий свой небес над нами —Это Зевса щит стальной!

Пусть твой смех и ликованьеСтанут нашей wander�lied,А твоих лучей сияньеЛивням литься не велит!

Нам к садам счастливым солнцаНовый путь искать пора...». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В трёх городах я женщин пел,Но это всё вчера.

Воспою я белых птицВ голубых волнах небес,Облака, разбросанные в этом море.

IN EPITAPHIUM EIUS

Servant and singer, TroubadourThat for his loving, loved each fair face moreThan craven sluggard can his life’s one love,

Dowered with love, «whereby the sun doth moveAnd all the stars.»They called him fickle that the lambent flameCaught «Bice» dreaming in each new�blown name,

And loved all fairness tho its hidden guiseLurked various in half an hundred eyes;

That loved the essence tho each casement boreA different semblance than the one before.

70 71

IN EPITAPHIUM EIUS 5

Слуга, певец, он, Трубадур, любил.Любой прекрасный лик милее былЕму, чем трусу жизнь. В его крови

Тёк огненным потоком дар любви,«Вращавшей солнце, звезды, хор светил».Его прозвали ветреником, онБыл только в красоту всегда влюблён, —

В любых объятьях он мечтал о «Биче»,А красота, менявшая обличье,

Иной казалась доброй сотне глаз,И снова изменялась всякий раз.

NA AUDIART(Que be8m vols mal)

Tho thou well dost wish me illAudiart, Audiart,

Where thy bodice laces startAs ivy fingers clutching thruIts crevices,

Audiart, Audiart,Stately, tall and lovely tenderWho shall render

Audiart, Audiart

Praises meet unto thy fashion?Here a word kiss!

Pass I onUnto Lady «Miels�de�Ben,»Having praised thy girdle’s scope,How the stays ply back from it;I breathe no hopeThat thou shouldst…

Nay no whit

Bespeak thyself for anything.Just a word in thy praise, girl,Just for the swirlThy satins make upon the stair,Cause never a flaw was thereWhere thy torse and limbs are met:Tho thou hate me, read it setIn rose and gold *,Or when the minstrel, tale half toldShall burst to lilting at the phrase

«Audiart, Audiart»…

72

* I. e. in illumed manuscript.

73

NA AUDIART 6

(Que be8m vols mal 7)

Пусть ты мне желаешь зла,Аудиарта, Аудиарта,

Пальчики витиеватоВьются в складках на корсаже,Дух захватывает даже,

Аудиарта, Аудиарта,Высока, стройна, нежна,Ты меня лишаешь сна,Кто бы мог живописать,

Аудиарта, Аудиарта,Красоту твою и стать?Словом лишь тебя целуя,

Расскажу яО прекрасной «Мьельс�де�бен»8 –Талии хвалу спою,Взят корсетом этим в плен,Не надеюсь на твоюБлагосклонность…

Ни на йоту,Не сулишь мне ничего ты,Дева, но хочу опять яЛишь воспеть круженье платья,Атласа водоворотыНа ступеньках. Нет изъянаВ устье ног твоих и стана, —Пусть тебе я ненавистен,Это как одну из истинВ украшенье позолоты *

Ты прочтешь или балладуМенестрель прервет руладой:

«Аудиарта, Аудиарта»…

* То есть в украшенном красками и позолотой манускрипте (примеч. Паунда).

Bertrans, master of his lays,Bertrans of Aultaforte thy praiseSets forth, and tho thou hate me well,Yea tho thou wish me ill

Audiart, AudiartThy loveliness is here writ till,

Audiart,Oh, till thou come again*.And being bent and wrinkled, in a formThat hath no perfect limning, when the warmYouth dew is coldUpon thy hands, and thy old soulScorning a new, wry’d casementChurlish at seemed misplacementFinds the earth as bitterAs now seems it sweet,Being so young and fairAs then only in dreams,Being then young and wry’d,Broken of ancient prideThou shall then softenKnowing I know not howThou wert once she

Audiart, AudiartFor whose fairness one forgave

Audiart, AudiartQue be�m vols mal.

74

* Reincarnate.

75

И Бертран из Альтафорта,Мастер высшего полёта,Так воспел твои красоты, —Пусть ты мне желаешь зла, —

Аудиарта, Аудиарта,Чтоб услышать гимн смогла

Ты в грядущем воплощенье *,Тем избегнешь ты забвенья.А когда стара, согбенна,Ты утратишь совершенноСовершенство формы, стать,Будет хладом обжигатьВешний дождь, — стара душой,Проклянёшь дом новый свой,Станет жизнь горька в унынье,Как теперь сладка она,Лишь в мечтах тогда, юна,

Отрешившись от гордыни,Ты смягчишься, чтоб узнать,Что я сам не знаю ныне, —Тою ты была ль когда�то,

Аудиарта, Аудиарта,Ради чьей красы прощал,

Аудиарта, Аудиарта,Que be�m vols mal.

* Имеется в виду реинкарнация (примеч. Паунда).

VILLONAUD FOR THIS YULE

Towards the Noel that morte saison(Christ make the shepherds’ homage dear!)Then when the grey wolves everychoneDrink of the winds their chill small�beerAnd lap o’ the snows food’s gueredonThen makyth my heart his yule�tide cheer(Skoal! with the dregs if the clear be gone!)Wineing the ghosts of yester�year.

Ask ye what ghosts I dream upon?(What of the magians’ scented gear?)The ghosts of dead loves everyoneThat make the stark winds reek with fearLest love return with the foison sunAnd slay the memories that me cheer(Such as I drink to mine fashion)Wineing the ghosts of yester�year.

Where are the joys my heart had won?(Saturn and Mars to Zeus drawn near!) *

Where are the lips mine lay upon,Aye! where are the glances feat and clearThat bade my heart his valor don?I skoal to the eyes as grey�blown mere(Who knows whose was that paragon?)Wineing the ghosts of yester�year.

Prince: ask me not what I have doneNor what God hath that can me cheerBut ye ask first where the winds are goneWineing the ghosts of yester�year.

76

* Signum Nativitatis.

77

ВИЙОНАДА НА СВЯТКИ 9

Когда приходит Рождество(Христу дар нищего угодней)И волки жрут в снегах стервоПод пиво вьюги новогодней,Печалям сердца моегоНа святках дышится свободней.Пусть пью средь сброда — что с того! —За призрак счастья прошлогодний!

Спроси, зову ли я кого(Чей зов волхвов в дорогу поднял?)Зову любовь, но всё мертвоВ пустой душе, и всё бесплоднейНадежда кличет своегоГонца из вьюжной преисподней.Так выпьем за мое вдовство,За призрак счастья прошлогодний!

Где сердца боль и торжество?(Пути планет сошлись сегодня!) 10

Где губ расставшихся родство?(А чьи теперь моих безродней!)Где глаз озёрных волшебство?(Что тех озёр глубоководней?)Кто в них глядит? — пьем за него!За призрак счастья прошлогодний!

Что мог я сделать? — Ничего.Мой жребий был в руке Господней.Так выпьем, принц, за суд Его,За призрак счастья прошлогодний!

A VILLONAUD. BALLAD OF THE GIBBETOr the Song of the Sixth Companion

(Scene: «En cest bourdel ou tenons nostre estat»)It being remembered that there were six of us with Master

Villon, when that expecting presently to be hanged he writ aballad whereof ye know:

«Freres humains qui apres nous vivez.»

Drink ye a skoal for the gallows tree!Francois and Margot and thee and me,Drink we the comrades merrilyThat said us, «Till then» for the gallows tree!

Fat Pierre with the hook gauche�main,Thomas Larron «Ear�the�less,»Tybalde and that armouressWho gave this poignard its premier stainPinning the Guise that had been fainTo make him a mate of the «Hault Noblesse»And bade her be out with ill addressAs a fool that mocketh his drue’s disdeign.

Drink we a skoal for the gallows tree!François and Margot and thee and me,Drink we to Marienne Ydole,That hell brenn not her o’er cruelly.

Drink we the lusty robbers twain,Black is the pitch o’ their wedding dress,*Lips shrunk back for the wind’s caressAs lips shrink back when we feel the strain

78

* Certain gibbeted corpses used to be coated with tar as a preservative; thus one scare crow served aswarning for considerable time. See Hugo «L’Homme qui Rit».

79

ВИЙОНАДА. БАЛЛАДА ВИСЕЛИЦЫ 11

Или песнь Шестого Компаньона

(Сцена: En cest bordel ou tenons nostre estat) 12.Помнится, нас было шестеро с мастером Вийоном, ко�

гда в ожиданье повешенья он написал балладу, которую вызнаете:

«Freres humaine qui apres nous vivez»13.

За древо�виселицу пьём,Марго и Франсуа вдвоём;Пьём, весельчак с весельчаком,Пока не вздёрнут нас живьём.

Известный Пьер, левша�толстяк;Тома без уха, тот же вор;Тибальд, готовый дать отпорДесятку Гизовских рубак,Купив у Шлемницы тесак,Их кровью крашенный с тех пор,Чтоб с «высшей знати» смыть позор,Над чем смеялся бы дурак.

За древо�виселицу пьём,Марго и Франсуа вдвоём;Марьен Идоль мы в ад возьмём,Где как�нибудь огонь уймём.

Пьём за повешенных бродяг.У бывших пьяниц и обжорУста — подобья тёмных нор;И в платье смоляном костяк.*

* Трупы некоторых повешенных для сохранности покрывали смолой; таким образом, подобное пуга�ло служило предостережением в течение длительного времени. Смотрите «Человек, который смеётся»Гюго (примеч. Паунда).

* Трупы некоторых повешенных для сохранности покрывали смолой; таким образом, подобное пуга�ло служило предостережением в течение длительного времени. Смотрите «Человек, который смеётся»Гюго (примеч. Паунда).

Of love that loveth in hell’s disdeignAnd sense the teeth thru the lips that press’Gainst our lips for the soul’s distressThat striveth to ours across the pain.

Drink we skoal to the gallows tree!François and Margot and thee and me,For Jehan and Raoul de VallerieWhose frames have the night and its winds in fee.

Maturin, Guillaume, Jacques d’Allmain,Culdou lacking a coat to blessOne lean moiety of his nakednessThat plundered St. Hubert back o’ the fane:Aie! the lean bare tree is widowed againFor Michault le Borgne that would confessIn «faith and troth» to a traitoress«Which of his brothers had he slain?»

But drink we skoal to the gallows tree!François and Margot and thee and me:

These that we loved shall God love lessAnd smite alway at their faibleness?

Skoal!! to the Gallows! and then pray we:God damn his hell out speedilyAnd bring their souls to his «Haulte Citee.»

80 81

Любовь для мёртвых не пустяк.На поцелуи ветер скор,Но зубы — клацающий хор,А за зубами тот же мрак.

За древо�виселицу пьём,Марго и Франсуа вдвоём,Рауль и Жан, вы под дождём,Скелеты, сданные внаём.

Гийом, и Матюрен, и ЖакБратоубийственный собор;Гусиный Зад посмертно хвор;Святой Юбер лечить мастакТех, кто наполовину наг;Вступают кости в разговор.Кривой Мишель! Где твой задор?Расторгнут с древом тощим брак.

За древо�виселицу пьём,Марго и Франсуа вдвоём.

Нас, Боже, не пугай огнём,Над нашим сжалься чёрным днём.

Ад прокляни, как мы клянём,И в Горнем Граде мы ТвоёмК Тебе, Спаситель наш, прильнём.

MESMERISM

«And a cat’s in the water�butt»Robt. Browning, Mesmerism

Aye you’re a man that! ye old mesmerizerTyin’ your meanin’ in seventy swadelin’s,One must of needs be a hang’d early riserTo catch you at worm turning. Holy Odd’s bodykins!

«Cat’s i’ the water butt!» Thought’s in your verse�barrel,Tell us this thing rather, then we’ll believe you,You, Master Bob�Browning, spite your apparelJump to your sense and give praise as we’d lief do.

You wheeze as a head�cold long�tonsilled Calliope,But God! what a sight you ha’ got o’ our innards,Mad as a hatter but surely no Myope,Broad as all ocean and leanin’ man�kin’ards.

Heart that was big as the bowels of Vesuvius,Words that were wing’d as her sparks in eruption,Eagled and thundered as Jupiter Pluvius,Sound in your wind past all signs o’ corruption.

Here’s to you, Old Hippety�hop o’the accents,True to the Truth’s sake and crafty dissector,You grabbed at the gold sure; had no need to pack centsInto your versicles.

Clear sight’s elector!

82 83

МЕСМЕРИЗМ14

«И в бочке кот»Роб. Браунинг, Месмеризм.

Ты, старина, месмерист, как ни странно.Мысли твои так стихами спелёнуты,Что разве только встающего раноВдруг допускаешь к заветному лону ты.

В бочке пусть кот, что же в стихососуде,Нам ты поведай, хоть суть закавычь нам,Мастер Боб�Браунинг, своей же причудеНаперекор прыгни в смысле привычном.

В длинных миндалинах у Каллиопы,В душах ли наших свистящие звуки,В них ты, старатель, прокладывал тропы,Ты сумасшедший, но не близорукий.

Сердце большое, как недра Везувия,Слово как вспышка его изверженияВслед за громами Юпитера ПлювияЗвук на ветру твоём вне разложения.

Ты мелочам предпочёл элементы,Истине в жертву принёс безопасность.Золото рыл ты. На что тебе центы,Если в стихах твоих ценность…

И ясность.

FIFINE ANSWERS

«Why is it that, disgraced,they seem to relish life the more?»

Fifine at the Fair, VII, 5.

«Sharing his exile that hath borne the flame,Joining his freedom that hath drunk the shameAnd known the torture of the Skull�place hoursFree and so bound, that mingled with the powersOf air and sea and light his soul’s far reachYet strictured did the body�lips beseech«To drink»: «I thirst.» And then the sponge of gall.

Wherefor we wastrels that the grey road’s callDoth master and make slaves and yet make free,Drink all of life and quaffing lustilyTake bitter with the sweet without complainAnd sharers in his drink defy the painThat makes you fearful to unfurl your souls.We claim no glory. If the tempest rollsAbout us we have fear, and thenHaving so small a stake grow bold again.We know not definitely even thisBut ’cause some vague half knowing half doth missOur consciousness and leaves us feelingThat somehow all is well, that sober, reelingFrom the last carouse, or in what measureOf so called right or so damned wrong our leisureRuns out uncounted sand beneath the sun,That, spite your carping, still the thing is doneWith some deep sanction, that, we know not how,Without our thought gives feeling; You allowThat ’tis not need we know our every thoughtOr see the work shop where each mask is wroughtWherefrom we view the world of box and pit,

84 85

ОТВЕТЫ ФИФИНЫ

Презренные, отчего они такценят жизнь? 15

«Фифина на ярмарке», VII, 5.

Делю изгнанье с ним, страстей костёр,Его свободу, пью его позорИ пытку тех Голгофовых часов,Свободных, но по�прежнему рабовСил моря, света, воздуха — душаК нему стремится, молит чуть дыша:«Пить», — губы жаждут. Губка с желчью тут.

Бродяг дороги серые зовут —Мы их рабы и всё�таки вольны,Без жалоб мёд и горечь пить должны,Мы кубок жизни жадно пьём, докольВ его питье мы презираем боль,Из�за которой боязно душеДругим открыться. Славы мы ужеНе ищем. Нас пугает грозный шторм,Но храбрость обретаем вновь потом —Ведь нечего терять нам в самом деле,Мы смутно это сознаём с похмелья,Ни в чём не в силах дать себе отчёт,Нам кажется, что всё пока течётНормально — добродетель иль порокДосуг, неисчислимый, как песок,Решить не можем, и хотя брюзжим,Довольны втайне творчеством своим,В анализ не вдаваясь, полагая,Что и не надо знать, а мастерская,Где маски создают для представленья,Скорее служит не для изученья,Но чтоб взирать на зрителей — любая

Careless of wear, just so the mask shall fitAnd serve our jape’s turn for a night or two.

Call! eh bye! the little door at twelve!

I meet you there myself.

86 87

Сгодится, лишь была б она подстать,Чтоб зал денёк�другой позабавлять.

Прощай! Двенадцать! Дверка на запоре!

Я сам тебя там встречу вскоре.

ANIMA SOLA

«Then neither is the bright orb of the sun greeted nor yeteither the shaggy might of earth or sea, thus then, in the firmvessel of harmony is fixed God, a sphere, round, rejoicing incomplete solitude.»

Empedokles

Exquisite lonelinessBound of mine own capriceI fly on the wings of an unknown chord

That ye hear not,Can not discern

My music is weird and untamedBarbarous, wild, extreme,I fly on the note that ye hear notOn the chord that ye can not dream.And lo, your out�worn harmonies are behind me

As ashes and mouldy bread,I die in the tears of the morning

I kiss the wail of the dead.My joy is the wind of heaven,

My drink is the gall of night,My love is the light of meteors;

The autumn leaves in flight.

I pendant sit in the vale of fateI twine the Maenad strands

And lo, the three EumenidesTake justice at my hands.

For I fly in the gale of an unknown chord.The blood of light is God’s delightAnd I am the life blood’s ward.

88 89

ANIMA SOLA *

«Тогда ни на яркой орбите приветственного солнца, нитем более в грубой мощи земли или моря, тогда лишь в не�колебимом сосуде гармонии покоится Бог, сфера, шар, ра�дующийся в полном одиночестве».

Эмпедокл

Изысканность уединенья,Где по прихоти лишь вдохновеньяНа крыльях парю небывалых созвучий

Невнятных вам нот,Неслышный полёт,

Музыкой странной,Дикой, могучейВзмываю на ноте в незримом полёте,Аккорд вам не снился такой,Гармонии ваши отмёл я вчера,

Они хладной лежат золой,А я умираю в слезах утра

И целую мёртвых покой.Горние ветры — отрада моя,

А желчь ночи мне — мёд.Любовь моя – свет метеоров,

Осенних листьев полёт.

Я восседаю в долине судьбы,Заплетаю пряди Менад,

И три Эвмениды суровый судПо воле моей вершат.

Ибо шквалом созвучий парю средь огня,Бога радует вновь пламени кровь,А кровь жизни хранит меня!

* Одинокая душа (лат.)* Одинокая душа (лат.)

O Loneliness, O Loneliness,Thou boon of the fires blownFrom heaven to hell and back againThou cup of the God�man’s own!

For I am a weird untamedThat eat of no man’s meatMy house is the rain ye wail against

My drink is the wine of sleet.

My music is your disharmonyIntangible, most mad,

For the clang of a thousand cymbalsWhere the sphinx smiles o’er the sand,

And viol strings that out�sing kingsAre the least of my command.Exquisite, alone, untrammeledI kiss the nameless signAnd the laws of my inmost being

Chant to the nameless shrine.

I flee on the wing of a note ye know not,My music disowns your law,Ye can not tread the road I wed

And lo! I refuse your bidding.I will not bow to the expectation that ye have.Lo! I am gone as a red flame into the mist,My chord is unresolved by your counter�harmonies.

90 91

Одиночество, Одиночество,Ты дар огня навек,Взметёшь из рая в ад и вновь назад,Твой кубок пьёт лишь Богочеловек!

Ибо я странен и дик,И пищи не ем людской,Мой дом –это шквал, пугающий вас,

Я ливень пью ледяной.

Созвучья мои для вас дисгармония,Невнятица, бред, ошибка,

Где тысяч цимбал перезвон,Словно сфинкса в песках улыбка,

А пение всех царейЗатмевает даже вторая скрипка.Безымянный целую знак,Одинок и неуязвим,Сокровенный закон моей жизни поёт

Алтарю безымянному гимн.

В небывалом полёте воспаряю на ноте,Отвергающей ваш закон,Не найдёте мой след до скончания лет,

Презираю все ожиданья,А для торгов я слишком горд,Как багровое пламя, исчезну в тумане,Ваши звуки с моим не составят аккорд.

IN TEMPORE SENECTUTIS

For we are oldAnd the earth passion dyeth;We have watched him die a thousand times,When he wanes an old wind cryeth,

For we are oldAnd passion hath died for us a thousand times

But we grew never weary.

Memory faileth, as the lotus�loved chimesSink into fluttering of wind,But we grow never wearyFor we are old.

The strange night�wonder of your eyesDies not, tho passion flyeth

Along the star fields of ArcturusAnd is no more unto our hands;

My lips are coldAnd yet we twain are never weary,And the strange night�wonder is upon us,The leaves hold our wonder in their flutterings,The wind fills our mouths with strange words

For our wonder that grows not old.

The moth hour of our day is upon usHolding the dawn;

There is strange Night�wonder in our eyesBecause the Moth�Hour leadeth the dawnAs a maiden, holding her fingers,The rosy, slender fingers of the dawn.

He: «Red spears bore the warrior dawn«Of old.

92 93

IN TEMPORE SENECTUTIS (I) 16

Ибо мы стары,И вечно умирает страсть земная,При нас он умирал так много раз,И ветер провожал его, рыдая,

Ибо мы стары,Страсть умирала в нас так много раз.

Слабеет память, ветер, улетая,Звон лотосов уносит вдаль от нас,Мы никогда не устаём с тобою,Ибо мы стары.

Не умирает магия ночнаяТвоих чудесных глаз,

Как страсть, звезда Арктура полеваяПо небу пронеслась.

Пусть холод на моих губах,Мы никогда не устаём с тобою,На нас снисходит магия ночная,Хранимая трепещущей листвою,А ветер странныe вдохнул слова в уста,Но чудо не стареет в нас.

Час мотыльковый снизошёл на нас,Ведя зарю с собою,

Ночная тайна – чудо наших глаз;Как девушку, час мотылька зарюВедёт, держа за розовые пальцы,За тонкие и розовые пальцы.

Он: Несёт заря�воительница копья,Как встарь,

«Strange! Love, hast thou forgotten«The red spears of the dawn,«The pennants of the morning?»

She: «Nay, I remember, but now«Cometh the Dawn, and the Moth�Hour

«Together with him; softly«For we are old.»

94 95

Любимая! Как странно, развеЗабыла ты багрянец этих копийИ утренние вымпелы рассвета?

Она: Нет, помню, но сейчасИдёт заря, а с ней – час мотылька

Идёт, легко ступая,Ибо мы стары.

FAMAM LIBROSQUE CANO

Your songs?Oh! The little mothters

Will sing them in the twilight,And when the nightShrinketh the kiss of the dawnThat loves and kills,What time the swallow fillsHer note, then the little rabbit folkThat some call children,Such as are up and wideWill laugh your verses to each other,Pulling on their shoes for the day’s business,Serious child business that the worldLaughs at, and grows stale;Such is the tale— Part of it — of thy song�life.

Mine?A book is known by them that readThat same. Thy public in my screedIs listed. Well! Some score years henceBehold mine audience,As we had seen him yesterday.

Scrawny, be�spectacled, out at heels,Such an one as the world feelsA sort of curse against its guzzlingAnd its age�lasting wallow for red greedAnd yet; full speedTho it should run for its own getting,Will turn aside to sneer at’Cause he hathNo coin, no will to snatch the aftermath

96 97

FAMAM LIBROSQUE CANO 17

Песни твои?О! маленькие матери

Будут петь их на рассвете,Когда ночьВ себя вбирает поцелуй зари,Которая, любя, убьёт,Когда время – лишь полётЛасточки, а маленький народКроликов, зовущийся детьми,Встать едва успев,Друг другу адресует смешок – твой стишок,Обуваясь ради дневных дел,Ради серьёзных детских дел, хотя смеётся светНад ними, отчего и скис;Таков эскизТвоей песни�жизни.

Песни мои?Но кто же книг моих знаток?Кто размотает, как моток,Мой свиток через двадцать лет,Когда простынет следТех, кто читал меня вчера?

Костлявый, в очках, колченог,Из тех, кто мира терпеть не мог,Проклиная его обжорствоИ вечную лужу, где ищет корысть,Кого бы загрызть,В погоне за собственной шкурой,Отвернётся с усмешкой он,Недостаточно прост,Чтобы деньги иметь; он плюёт на подрост

Of Mammon.Such an one as women draw away fromFor the tobacco ashes scattered on his coatAnd sith his throatShows razor’s unfamiliarityAnd three days’ beard;

Such an one picking a raggedBackless copy from the stall,Too cheap for cataloguing,Loquitur,

«Ah�eh! the strange rare name…«Ah�eh! He must be rare if even I have not…»And lost mid�pageSuch ageAs his pardons the habit,He analyzes form and thought to seeHow I ’scaped immortality.

98 99

Маммона.Он из тех, кого женщины знать не хотят,Ибо на его пиджакеНе табачный сор ли,А у него на горле,Забывшем бритву,Трёхдневная борода.

Схватит с полки растерзанный экземплярБез корешка,Слишком ветхий для каталога,Говоря:

«Ага, странное редкое имя…Раритет, незнакомый даже мне…»Вырывали страницыОдну за другой,Что же, век был такой,И поймёт аналитик в свой век,Как в мой век я бессмертья избег.

THE CRY OF THE EYES

Rest Master, for we be aweary, wearyAnd would feel the fingers of the windUpon these lids that lie over usSodden and lead�heavy.

Rest brother, for lo! the dawn is without!The yellow flame palethAnd the wax runs low.

Free us, for without be goodly colors,Green of the wood�moss and flower colors,And coolness beneath the trees.

Free us, for we perishIn this ever�flowing monotonyOf ugly print marks, blackUpon white parchment.

Free us, for there is oneWhose smile more availethThan all the age�old knowledge of thy books:And we would look thereon.

100 101

МОЛЬБА ГЛАЗ

Мастер, опочи, ибо мы истомимся, устанемИ ощутим, как под пальцами ветраНабрякнут, свинцом наливаясь, веки,Которые нас прикрывают.

Брат, опочи, ибо померкла заря,Бледнеет жёлтое пламя,И воск истаял свечи.

Освободи нас, ибо лишимся прекрасных цветов,Зелени мха и лесных цветовИ прохлады под сенью древ.

Освободи нас, ибо погибнемВ сей монотонности вечнойПечатных уродливых знаков,Чернеющих на пергаментной белизне.

Освободи нас, ибо есть та,Улыбка которой милее всегоДревнего знанья твоих манускриптов,И мы будем смотреть туда.

SCRIPTOR IGNOTUS

to K. R. H.Ferrara 1715

«When I see thee as some poor song�birdBattering its wings, against this cage we call Today,Then would I speak comfort unto thee,From out the heights I dwell in, whenThat great sense of power is upon meAnd I see my greater soul�self bendingSibylwise with that great forty�year epicThat you know of, yet unwritBut as some child’s toy ’tween my fingers,And see the sculptors of new ages carve me thus,And model with the music of my couplets in their hearts:Surely if in the end the epicAnd the small kind deed are one;If to God, the child’s toy and the epic are the same.E’en so, did one make a childs toy,He might wright it wellAnd cunningly, that the child mightKeep it for his children’s childrenAnd all have joy thereof.

Dear, an this dream come true,Then shall all men say of thee«She ’twas that played him power at life’s morn,And at the twilight Evensong,And God’s peace dwelt in the mingled chordsShe drew from out the shadows of the past,And old world melodies that elseHe had known only in his dreamsOf Iseult and of Beatrice.

102 103

SCRIPTOR IGNOTUS *18

К. Р. Х.Феррара, 1715 г.

Когда я вижу, как, ломая крылья,Ты бедной певчей птицей бьёшься в клетке,Которую зовут Сегодня люди,Хочу тебя утешить с тех высот,Где обитаю, полон сил, когдаМоя душа сорокалетний гнётВозвышенного эпоса несёт,Склоняясь, как сивилла. Как ты знаешь,Тот эпос не написан, — как игрушкаВ руках ребёнка, — вот таким меняВ грядущем скульпторы изобразят,В душе лелея музыку мою,Конечно, если эпос равен делу,Для Бога эпос то же, что игрушка.Игрушку тоже должно делать с толком,Искусно, чтобы детям и потомкамОна потом дарила радость долго.

Когда мечте сей сбыться суждено,Все скажут, дорогая, о тебе:«Дарила силы музыка еёЕму с рассвета жизни до закатнойВечерней песни, и покой ГосподенВ тех спутанных аккордах обитал,Что из теней минувшего, из древнихОна мелодий мира извлекала,Которые в мечтах лишь об ИзольдеИ Беатриче знал он до тех пор».

* Неизвестный писатель (лат.).* Неизвестный писатель (лат.).

Dear, an this dream come true,I, who being poet only,Can give thee poor words only,Add this one poor other tribute,This thing men call immortality.A gift I give thee even as Ronsard gave it.Seeing before time, one sweet face grown old,And seeing the old eyes grow brightFrom out the border of Her fire�lit wrinkles,As she should make boast unto her maids«Ronsard hath sung the beauty, my beauty,

Of the days that I was fair.»

So hath the boon been given, by the poets of old time(Dante to Beatrice, — an I profane not —)Yet with my lesser power shall I not strive

To give it thee?

All ends of things are with HimFrom whom are all things in their essence.If my power be lesserShall my striving be less keen?But rather more! if I would reach the goal,

Take then the striving!«And if,» for so the Florentine hath writWhen having put all his heartInto his «Youth’s Dear Book»He yet strove to do more honorTo that lady dwelling in his inmost soul,He would wax yet greaterTo make her earthly glory more.Though sight of hell and heaven were price thereof,If so it be His will, with whomAre all things and through whomAre all things good,Will I make for thee and for the beauty of thy music

104 105

Когда мечте сей сбыться суждено,Я, дорогая, — лишь поэт, могуТебе дарить лишь бедные слова,Прими ещё один убогий дар,Который все бессмертием зовут.Таким же одарил тебя Ронсар.Сквозь время вижу, как прекрасный ликСтареет, но в сетях морщин горящихЯснеет взгляд старушечий, когдаСлужанкам похваляется она:«Ронсар воспел красу, мою красу

Во дни, когда прекрасна я была».

Так воспевали дев поэты встарь(Как Данте Беатриче) – неужели,Хотя и с меньшим даром, не дерзну

Тебе воздать хвалу?

Всё обретает завершенье в Нём,Откуда суть вещей проистекла.И пусть я меньше одарён, неужтоСтремиться должен меньше? Нет, скорейУж больше! Если к цели я стремлюсь,

Придётся побороться!«И если», — ибо Флорентиец такПисал, когда вложил всю душуВ «Любимейшую Книгу юных дней»,И всё ж хотел прославить больше ту,Которую хранил в своей душе,Ещё усерднее корпел, дабыЕё земную славу обессмертить,Но дорогой ценою заплатилОн, созерцая Рай и Ад с тех пор, —Но если воля такова Того,В ком существует всё, через КогоВсё превращается во благо, то

A new thingAs hath not heretofore been writ.

Take then my promise!

Note. Bertold Lomax, English Dante scholar and mystic, died in Ferrara 1723, with his «greatepic,» still a mere shadow, a nebula crossed with some few gleams of wonder light. Thelady of the poem an organist of Ferrara, whose memory has come down to us only inLomax’ notes.

106 107

Я новое творение создамИ напишу, как прежде не писал.

Клянусь тебе.

Примеч. Паунда: англичанин Бертольд Ломакс, исследователь творчества Данте и мистик,умер в Ферраре в 1723 г., а его «великий эпос» так и остался призраком, тенью, кото�рой изредка касались лучи чудесного света. Дама из стихотворения – органистка изФеррары, память о которой сохранилась лишь в записях Ломакса.

DONZELLA BEATA

Era meaIn qua terra

Dulce myrti floribusRosa amoris

Via errorisAd te coram veniam?

Soul,Caught in the rose�hued meshOf o’er fair earthly flesh,Stooped you this thing to bearAgain for me? And beRare light to me, gold�whiteIn the shadowy path I tread?

Surely a bolder maid art thouThan one in tearful, fearful longingThat should waitLily�cinctured at the gateOf high heaven, Star�diadem’d,Crying that I should come to thee.

108 109

DONZELLA BEATA

Era meaIn qua terra

Dulce myrti floribusRosa amoris

Via errorisAd te coram veniam?19

Душа,Уловленная в розовые сетиПрекрасной бренной плоти,Взгнетёшь ли снова бремя на себя?И редким светом бело�золотымТы станешь ли на сумрачном пути,Где вынужден я целый век брести?

Ты, дева, без сомнения, смелейТого, кто пояс носит из лилей,И страждет у небесных он ворот,Под звёздной диадемой в страхе ждёт —Рыдая жду, когда к тебе войду.

VANA

In vain have I strivento teach my heart to bow;

In vain have I said to him«There be many singers greater than thou.»

But his answer cometh, as winds and as lutany,As a vague crying upon the nightThat leaveth me no rest, saying ever,

«Song, a song.»Their echoes play upon each other in the twilightSeeking ever a song.Lo, I am worn with travailAnd the wandering of many roads hath made my eyesAs dark red circles filled with dust.Yet there is a trembling upon me in the twilight,

And little red elf words crying «A song,»Little grey elf words crying for a song,Little brown leaf words crying «A song,»Little green leaf words crying for a song.

The words are as leaves, old brown leavesin the spring time

Blowing they know not whither, seeking a song.

110 111

VANA 20

Я тщетно пыталсянаучить сердце смиренью;

Я тщетно твердил:«Найдутся певцы, кто величьем превзойдут тебя в пенье».

Но сердце в ответ, словно ветер и пение лютни,Точно о ночи плач смутный,Не дающий покоя, вечно зовущий:

«Песнь, о песнь».В сумерках отзвук ложится на звук,Играют, как струны,Вечно зовущие песнь.Пытки эти меня изнурили,А глаза мои от вечных блужданий,Будто круги багровые пыли.И всё же, в сумерках я до сих пор полон дрожи,

И маленький красный эльф взывает: «О песнь»,И маленький серый эльф взывает: «О песнь»,И малый бурый листок взывает: «О песнь»,И малый зелёный листок взывает: «О песнь».

Слова, словно листья, прошлогодние бурые листья весной,Не зная, куда гонит их ветер, песни взыскуют, песню зовут.

LI BEL CHASTEUS

That castle stands the highest in the landFar�seen and mighty. Of the great hewn stonesWhat shall I say? And deep foss wayThat far beneath us bore of oldA swelling turbid seaHill�born and torrent�wiseUnto the fields below, whereStaunch villein and wanderedBurgher held the land and tilledLong labouring for gold of wheat grainAnd to see the beards come forthFor barley’s even tide.

But circle�arched, above the hum of lifeWe dwelt amid the ancient boulders,Gods had hewn and druids runedUnto that birth most wondrous, that had grownA mighty fortress while the world had sleptAnd we awaited in the shadows thereWhile mighty hands had labored sightlesslyAnd shaped this wonder ’bove the ways of menMe seems we could not see the great green wavesNor rocky shore by TintagoelFrom this our hold,But came faint murmuring as undersongE’en as the burghers’ hum aroseAnd died as faint wind melodyBeneath our gates.

112 113

LI BEL CHASTEUS 21

Здесь этот замок выше всех вознёсся,Издалека он виден, мощно сложенИз глыб обтёсанных, а там вдалиВода во впадине бурлит, неся следыКлокочущего моря, чей истокНесется с горПотоком на поля,Где верный виллан или бывший бюргер,Покинув город для трудов нелёгких,В поту возделывают землю, чтобыУзреть пшеничных золото колосьевИ волны ячменя.

Но под аркадой над жужжаньем жизниМы пребывали среди древних глыб,Обтёсанных богами, а друидыЗдесь руны выбили, предвосхитивРожденье чуда, ставшего твердыней,Пока был сном объят весь мир, и мыВ тени смотрели, как, трудясь незримо,Из чуда длани мощные ваялиТо, что превыше разуменья смертных;Казалось, ни валы зелёных волн,Ни брег скалистый Тинтаджела 22 намОтсюда не видны, лишь смутный гул,Как песенка без слов,Как лепет бюргеров, напев ветров,Стихает у ворот.

THAT PASS BETWEEN THEFALSE DAWN AND THE TRUE

Blown of the winds whose goal is «No�man�knows»As feathered seeds upon the wind are borne,To kiss as winds kiss and to melt as snowsAnd in our passing taste of all men’s scorn,Wraiths of a dream that fragrant ever blowsFrom out the night we know not to the morn,Borne upon winds whose goal is «No�man�knows.»An hour to each! We greet. The hour flowsAnd joins its hue to mighty hues out�wornWeaving the Perfect Picture, while we tornGive cry in harmony, and weep the RoseBlown of the winds whose goal is «No�man�knows.»

114 115

МЕЖ ИСТИННОЙИ МНИМОЮ ЗАРЕЙ

Игралище ветров, чья цель — «как знать…»,Как рой семян крылатых на ветру,Как поцелуй снегов (их не догнать),И горькая усмешка не к добру,Как призраков благоуханных рать,Когда проходит ночь, но не к утру,Под натиском ветров, чья цель — «как знать…»Час каждому, привет, но рвётся гладьОттенков, завершив свою игруКартиной; остаётся нам в мируВ слезах слезами розу поминать,Игралище ветров, чья цель — «как знать…»

IN MORTE DE

Oh wine�sweet ghost how are we borne apartOf winds that restless blow we know not whereAs little shadows smoke�wraith�sudden startIf music break the freighted dream of air;So, fragile curledst thou in my dream�wracked heart,So, sudden summoned dost thou leave it bare.O wine�sweet ghost how are we borne apart!As little flames amid the dead coal dartAnd lost themselves upon some hidden stair,So futile elfin be we well awareOld cries I cry to thee as I depart,«O wine�sweet ghost how are we borne apart.»

116 117

IN MORTE DE 23

О, нежный дух, что разлучило нас?Ветра ль бессонно веющие где�то?Как тень внезапно прячется от глазПри музыке, вспугнувшей сны рассвета,Так ты ушла, заслышав некий глас.Недолго жизнь была тобой согрета.О, нежный дух, что разлучило нас?Как язычки огня в последний разСредь угольев остывших рвутся к свету,Так жили мы тщетой и знали это.Я плачу над тобой в прощальный час.«О, нежный дух, что разлучило нас?»

THRENOS

No more for us the little sighingNo more the winds at twilight trouble us

Lo the fair dead!

No more do I burn.No more for us the fluttering of wingsThat whirred the air above us.

Lo the fair dead!

No more desire flayeth me,No more for us the tremblingAt the meeting of hands.

Lo the fair dead!

No more for us the wine of the lipsNo more for us the knowledge.

Lo the fair dead!

No more the torrentNo more for us the meeting�place(Lo the fair dead!)Tintagoel.

118 119

THRENOS 24

Нет отныне у нас робких вздохов,Не тревожат ветра по ночам.

Да будет пухом земля!

Не горит уже моё пламя,Крылья, взбивавшие воздух над нами,Отныне уж не воспарят.


Отныне меня не сжигает желанье,Отныне случайные прикосновеньяНе вызовут дрожи в руках.


Отныне вина не пригубим из губ,Отныне мы не умножим познаний.


Не будет стремнинНе будет свиданий(Да будет пухом земля!)

Тинтаджел 25.

COMRADERIE

«E tuttoque io fosse a la compagnia di molti,quanto alla vista.»

Sometimes I feel thy cheek against my faceClose�pressing, soft as is the South’s first breathThat all the subtle earth�things summonethTo spring in wood�land and in meadow space.

Yea sometimes in a bustling man�filled placeMe seemeth some�wise thy hair wanderethAcross my eyes, as mist that hallowethThe air a while and giveth all things grace.

Or on still evenings when the rain falls closeThere comes a tremor in the drops, and fastMy pulses run, knowing thy thought hath passedThat beareth thee as doth the wind a rose.

120 121

COMRADERIE

«E tuttoque io fosse a lacompagnia di molti,quanto alla vista» 26.

Порой я ощущал твоей щекиКасанье, словно дуновенье Юга;Казалось, что взывает вся округаК весне в лугах и в роще близ реки.

Что ж, иногда рассудку вопрекиВдруг прорастают волосы упругоСквозь ливень глаз, и входим мы друг в друга,А воздух времени немеет вкруг руки.

А то по вечерам дождинки слёз,Дрожь каплевидна, и напрасной жертвойМой пульс несётся, зная: чувство смертноИ пронеслось, как ветер розу нёс.

BALLAD ROSALIND

Our Lord is set in his great oak throneFor our old Lord liveth all alone

These ten years and gone.

A book on his knees and bent his headFor our old Lord’s love is long since dead.


For our young Lord Hugh went to the East,And fought for the cross and is crows’ feast


«But where is our Lady Rosalind,Fair as day and fleet as wind

These ten years and gone?»

For our old Lord broodeth all aloneSilent and grey in his black oak throne


Our old Lord broodeth silent thereFor to question him none will dare

These ten years and more.

Where is our Lady RosalindFair as dawn and fleet as wind.

These ten years and gone?

Our old Lord sits with never a wordAnd only the flame and the wind are heard


. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

122 123

БАЛЛАДА О РОЗАЛИНДЕ

На троне дубовом наш Господин,Ибо наш Господин обитает один,

Десять лет пролетело, лихих годин.

На коленях книга, поникла глава,А любовь его давно уж мертва,


На Востоке за крест молодой лорд ХьюВоевал и достался на пир воронью,


Но где ж Розалинда теперь госпожа,Прекрасна, как день, и, как ветер, свежа —

Десять лет пролетело, лихих годин?

В раздумьях сидит наш ГосподинБезмолвно на чёрном троне один


В раздумьях сидит, окружён тишиной,И никто не смеет нарушить покой,


Но где ж Розалинда, теперь госпожа,Прекрасна, как день, и, как ветер, свежа —


Сидит он безмолвно, с поникшей главой,Огня лишь да ветра доносится вой,

Десять лет с лишком пролетело с тех пор.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

«Father! I come,» and she knelt at the throne,«Father! know me, I am thine own.

«These ten years and more

«Have they kept me for ransom at Chastel d’ Or«And never a word have I heard from thee

«These ten years and more.»

But our old Lord answered never a wordAnd only sobbing and wind were heard.

(These ten years and gone.)

We took our Lord and his great oak throneAnd set them deep in a vault of stone

These ten years and gone,

A book on his knees and bow’d his headFor the Lord of our old Lord’s love is dead

These ten years and gone,

And Lady Rosalind rules in his stead(Thank we God for our daily bread)


124 125

На колени склонилась: «Пришла я, Отец,Я раба твоя, Отче, ответь, наконец,


За выкуп меня увезли в Замок д’Ор,Но ты не сказал мне ни слова, отец,

Десять лет с лишком пролетело с тех пор».

Безмолвно сидел он, поникнув главой,В ответ лишь рыданья да ветра вой,


И тогда подошли мы со всех сторон,И в склеп опустили его и трон,


На коленях книга, поникла глава,А любовь его давно уж мертва,


Леди Розалинда правит нами здесь(Мы же славим Бога, хлеб дает он днесь)


MALRIN

Malrin, because of his jesting stood without, till all the guests wereentered in unto the Lord’s house. Then there came an angel unto himsaying, «Malrin, why hast thou tarried?»

To whom, Malrin, «There is no feeding till the last sheep be gone intothe fold. Wherefor I stayed chaffing the laggards and mayhap when it waseasy helping the weak.»

Saith the angel, «The Lord will be wroth with thee, Malrin, that thouart last.»

«Nay sirrah!» quipped Malrin, «I knew my Lord when thou and thywings were yet in the egg.»

Saith the angel, «Peace! hasten lest there be no bread for thee,rattle�tongue.»

«Ho,— quoth Malrin,— is it thus that thou knowest my Lord? Aye! I amhis fool and have felt his lash but meseems that thou hast set thyignorance to my folly, saying „Hasten lest there be an end to his bread.“»

Whereat the angel went in in wrath. And Malrin, turning slowly,beheld the last blue of twilight and the sinking of the silver of the stars.And the suns sank down like cooling gold in their crucibles, and therewas a murmuring amid the azure curtains and far clarions from the keepof heaven, as a Muezzin crying, «Allah akbar, Allah il Allah! it is finished.»

And Malrin beheld the broidery of the stars become as wind�worntapestries of ancient wars. And the memory of all old songs swept by himas an host blue�robed trailing in dream, Odysseus, and Tristram, and thepale great gods of storm, the mailed Campeador and Roland and Villon’swomen and they of Valhalla; as a cascade of dull sapphires so poured theyout of the mist and were gone. And above him the stronger clarion as aMuezzin crying «Allah akbar, Allah il Allah, it is finished.»

126 127

МЕЛРИН

Мелрин, стоя у входа, народ потешал, пока не вошли все гости кГосподу Богу в дом. И вышел ангел к нему и спросил: «Мелрин, почемузамешкался ты?»

А Мелрин в ответ: «Не приступают к кормленью скота, покапоследняя овца в загон не войдёт. Потому�то я и порол увальнейчушью, ибо слабым нетрудно помочь».

Ангел молвил: «Господь, прогневается на тебя, Мелрин, за то, что тыпоследним придёшь».

«Нет, сир, — Мелрин хмыкнул в ответ, — я Господа знал ещё до того,как ты вместе с крылышками вылупился из яйца».

Молвил Ангел: «Успокойся и поспеши, не то не останется хлеба,трещотка, тебе».

«Ха,— сказал Мелрин, — так ли ты знаешь Господа моего? Отнюдь!Я его шут и отведал его плетей, но сдается мне, что глупость мою тыневежеством лечишь, сказав: „Поспеши, не то не останется хлеба его“».

И разгневанно ангел последовал в дом. А Мелрин, медленноповернувшись, созерцал последнюю синь сумерек и россыпи звёздногосеребра. И пролились солнца, как золото в тигли, чтобы остыть, и шепотраздался за лазурной завесой, и дальние трубы из цитадели небес, ивскричал Муэдзин: «Аллах акбар, Аллах иль Аллах! свершилось сие».

И Мелрин созерцал, как ветер выткал из звёздных кружев ковры свиденьями древних войн. И память старинных песен, как сон, вкотором облаченный в мантии сонм проплывал – Одиссей иТристрам, и бледные боги бурь, и закованный в латы Campeador, иРоланд, и дамы Вийона, и те, из Валгаллы – словно каскад тусклыхсапфиров пролился из мглы и исчез. И громче над ним зов трубыпрозвучал и вновь Муэдзин вскричал: «Аллах акбар, Аллах иль Аллах!свершилось сие».

And again Malrin, drunk as with the dew of old world druidings, wasbowed in dream. And the third dream of Malrin was the dream of theseven and no man knoweth it.

And a third time came the clarion and after it the Lord called softlyunto Malrin, «Son, why hast thou tarried? Is it not fulfilled, thy dreamand mine?»

And Malrin, «O Lord, I am thy fool and thy love hath been my scourgeand my wonder, my wine and mine extasy. Bill one left me awroth andwent in unto thy table. I tarried till his anger was blown out,»

«Oh Lord for the emding of our dream I kiss thee. For his anger is withthe names of Deidre and Ysolt. And our dream is ended, PADRE.»

128 129

И снова Мелрин, пьян, словно испил росу волхвований древних,погрузился в виденья. А третий сон его был сновиденьем о семи, но ниодному смертному не ведом сей сон.

И в третий раз зов трубы прозвучал, и Господь позвал Мелриналасково: «Сын, отчего замешкался ты? Не свершилось ли разве твоё имоё сновиденье?»

И Мелрин молвил: «Господь, я твой шут, и любовь твоя была для менякарой и чудом, вином и восторгом. Но некто был на меня во гневе и такпрошествовал к столу твоему. Я медлил, дабы гнев его вышел».

«О, Господь, за свершенье нашего сновиденья целую тебя. Ибо гневтого остался с именами Изольды и Дейдры. А наш сон закончен,PADRE».

MASKS

These tales of old disguisings, are they notStrange myths of souls that found themselves amongUnwonted folk that spake an hostile tongue,Some soul from all the rest who’d not forgotThe star�span acres of a former lotWhere boundless mid the clouds his course he swung,Or carnate with his elder brothers sungEre ballad�makers lisped of Camelot?

Old singers half�forgetful of their tunes,Old painters color�blind come back once more,Old poets skill�less in the wind�heart runes,Old wizards lacking in their wonder�lore:

All they that with strange sadness in their eyesPonder in silence o’er earth’s queynt devyse?

130 131

МАСКИ

Ах, эти сказки вытертых личин,Причудливые мифы душ, чью рваньИсторгла иноземная гортань,Заблудшая по множеству причин,А звёздного ристалища починНе ограничен облаками, тканьКолеблется: запеть в такую раньО Камелоте прадедов зачин?

Забывшие мелодии певцы,Художники, цветослепые сплошь,Поэты, рифм сломавшие венцы,И колдуны, вещающие ложь:

Ужель они с тревогою в глазахОбдумывают молча жизни крах?

ON HIS OWN FACE IN A GLASS

O strange face there in the glass!

O ribald company, O saintly host!O sorrow�swept my fool,What answer?

O ye myriadThat strive and play and pass,Jest, challenge, counterlie,

I ? I ? I ?And ye?

132 133

К ОТРАЖЕНИЮ В ЗЕРКАЛЕ

О странное лицо в зеркальной мгле!

О гнусный компаньон! О дух святой!О, мой тоской�истасканный дурак,Что скажешь?

О, конечно, тьмы и тьмыСражаются, играют и проходят,Острят, бросают вызов, противостоят,

Я ? Я ? Я ?А ты?

THE TREE

I stood still and was a tree amid the woodKnowing the truth of things unseen before,Of Daphne and the laurel bowAnd that god�feasting couple oldeThat grew elm�oak amid the wold.’Twas not until the gods had beenKindly entreated and been brought withinUnto the hearth of their heart’s homeThat they might do this wonder�thing.Nathless I have been a tree amid the woodAnd many new things understoodThat were rank folly to my head before.

134 135

ДЕРЕВО 27

Так я стоял; я был стволом в лесуИ знал всю правду о невероятном:Про Дафну и её внезапный лавр,Про двух богоприимных стариков,Спасённый вяз�и�дуб среди лугов.Но, впрочем, прежде следовало богаПриветить и впустить, и от порогаПрепроводить до очага души,Тогда уж он и чудо совершит.И всё же был я деревом в лесу,И многое узнал, и достоверно,О том, что прежде почитал за басни.

INVERN

Earth’s winter comethAnd I being part of allAnd sith the spirit of all moveth in meI must needs bear earth’s winterDrawn cold and grey with hoursAnd joying in a momentary sun,Lo I am withered with waiting till my spring cometh!Or crouch covetous of warmthO’er scant�logged ingle blaze,Must take cramped joy in tomed LonginusThat, read I him first timeThe woods agleam with summerOr mid desirous winds of spring,Had set me singing spheresOr made heart to wander forth among warm rosesOr curl in grass nest neath a kindly moon.

136 137

INVERN

Пришла зима земли,И я — зимы частица,Дух всех движений ощутим во мне;Я вынужден переносить земную зиму,Часами в зябкой серости томясьИ радуясь скупым мгновеньям солнца,Увял я в ожидании весны!А то ещё алкать тепла, согнувшисьНад скудными прожилками огняВ зажжённом очаге и черпатьСкупую радость в томике Лонгина —Когда б читал я в первый раз,Леса бы заблистали летомИль с дрожью отдались ветрам весны;Позволило бы чтение вниматьПоющим сферам или сердцеПринудить к блужданию среди горящих роз,Иль под луной любезной свить в траве гнездо.

PLOTINUS

As one that would draw thru the node of things,Back sweeping to the vortex of the cone,Cloistered about with memories, alone

In chaos, while the waiting silence sings:

Obliviate of cycles’ wanderingsI was an atom on creation’s throneAnd knew all nothing my unconquered own.

God! Should I be the hand upon the strings?!

But I was lonely as a lonely child.I cried amid the void and heard no cry,And then for utter loneliness, made INew thoughts as crescent images of me.And with them was my essence reconciledWhile fear went forth from mine eternity.

138 139

ПЛОТИН

Как тот, кто с хаосом наединеУзлы вещей пройдя не без препон,Вращеньем движим там, где испокон

Веков поёт молчанье в тишине,

Я, позабыв круги эпох во сне,Был атомом, и я взошел на тронТворенья, где я сам себе урон.

Мне, Боже, быть рукою на струне?

Я был как тот, кто в детстве одинок,Кричал, но был не слышен мне мой крик,И в полном одиночестве постигЯ всех произрастание начал;Так самого себя я превозмог,И страх из вечности моей бежал.

PROMETHEUS

For we be the beaten wandsAnd the bearers of the flame.

Our selves have died lang syne, and weGo ever upward as the sparks of lightEnkindling all’Gainst whom our shadows fall.

Weary to sink, yet ever upward borne,Flame, flame that riseth everTo the flame within the sun,Tearing our casement everFor the way is oneThat beareth upwardTo the flame within the sun.

140 141

ПРОМЕТЕЙ

Мы трости ломкие,Но в нас огонь.

Давно мы мёртвые, но мыВозносимся, мы, искры света, ввысь,Чтоб с неба до землиВсё наши тени, падая, зажгли.

Падать уставшие, ввысь мы несёмся,Пламя, рвущееся в пламяСолнечных глубин,Из наших окон пламя,Ибо путь у нас один:Вверх мы несёмсяВ пламя солнечных глубин.

DE ÆGYPTO

I, even I, am he who knoweth the roadsThrough the sky and the wind thereof is my body.

I have beheld the Lady of Life.I, even I, that fly with the swallows.

Green and grey is her raimentTrailing along the wind.


Manus animam pinxit,My pen is in my hand

To write the acceptable word…My mouth to chaunt the pure singing!

Who hath the mouth to receive it,The Song of the Lotus of Kumi?


I am flame that riseth in the sun,I, even I, that fly with the swallows.

The moon is upon my forehead,The winds are under my lips.

The moon is a great pearl in the waters of sapphire,Cool to my fingers the flowing waters.

I, even I, am he who knoweth the roadsThrough the sky, and the wind thereof is my body.

142 143

DE ÆGYPTO 28

Я, воистину я, — тот, кому известны дорогиВ небесах, и ветер, соответственно, — моё тело.

Я воочию видел Владычицу Жизни,Я, воистину я, — летящий в облаке ласточек.

Серы и зелены её одеянья,Влачась в широком ветре.

Я, воистину я — тот, кому известны дорогиВ небесах, и ветер, соответственно, — моё тело.

Manus animam pinxit.Перо моё в руке моей,

Дабы написать благоприятное слово...Уста мои — дабы возвестить чистое пенье!

Кто имеет уста воспринять его,Песнопение Кумского Лотоса?

Я, воистину я, — тот, кому известны дорогиВ небесах, и ветер, соответственно, — моё тело.

Я — пламя, восстающее в солнце,Я, воистину я, — летящий в облаке ласточек.

Луна на челе моём,И ветры под языком моим.

Луна — жемчужина в водах сапфира.Прохладны в пальцах моих быстрые воды.

Я, воистину я,— тот, кому известны дорогиВ небесах, и ветер, соответственно, — моё тело.

BALLAD FOR GLOOM

For God, our God, is a gallant foeThat playeth behind the veil.

I have loved my God as a child at heartThat seeketh deep bosoms for rest,I have loved my God as maid to manBut lo this thing is best:

To love your God as a gallant foethat plays behind the veil,

To meet your God as the night winds meetbeyond Arcturus’ pale.

I have played with God for a woman,I have staked with my God for truth,I have lost to my God as a man, clear eyed,

His dice be not of ruth,

For I am made as a naked bladeBut hear ye this thing in sooth:

Who loseth to God as man to manShall win at the turn of the game.

I have drawn my blade where the lightnings meetBut the ending is the same:

Who loseth to God as the sword blades loseShall win at the end of the game.

For God, our God, is a gallant foethat playeth behind the veil.

Whom God deigns not to overthrowHath need of triple mail.

144 145

БАЛЛАДА МРАКА

Ибо враг галантный Господь наш Бог,Сокрытый покровом при этом.

Я Бога сердцем любил, как дитя,На груди у него хотел отдохнуть,Я Бога, как дева мужа, любил,Но гляди – это лучший путь:

Возлюбить Его, словно Бог – твой врагИ сокрыт покровом при этом,

Мы сходились в ночи, где безвиден мрак,Как ветра за Арктуровым светом.

Я боролся за женщину с Богом,С ним за правду скрестил клинок,Но всегда с неизменным итогом –

Разит безжалостно Бог!

Да и сам я словно клинок стальной,Но утешить могу лишь надеждой одной:

Кто Богу, как муж в бою, проиграл,Тот в конце концов превозмог.

Там, где молний свет, я меч обнажал,Но всегда одинаков итог:

Кого Господь в бою поражал,Тот в конце концов превозмог.

Ибо враг галантный Господь наш Бог,но всегда за покровом Он,

Того не станет сбивать Он с ног,Кто тройной бронёй защищен.

FOR E. MCC.That was my counter8blade under

Leonardo Tetrone, Master of Fence.

Gone while your tastes were keen to you,Gone where the grey winds call to you,By that high fencer, even Death,Struck of the blade that no man parrieth,Such is your fence, one saith,

one that hath known you

Drew you your sword most gallantlyMade you your pass most valiantly

’Gainst that grey fencer, even Death.

Gone as a gust of breath.Faith! no man tarrieth,«Se il cor ti manca,» but it failed thee not!«Non ti fidar,» it is the sword that speaks«In me.»*

Thou trusted’st in thyself and met the blade’Thout mask or gauntlet, and art laidAs memorable broken blades that beKept as bold trophies of old pageantry,As old Toledos past their days of warAre kept mnemonic of the strokes they bore,So art thou with us, being good to keepIn our heart’s sword�rack, tho thy sword�arm sleep.

ENVOI

Struck of the blade that no man parriethPierced of the point that toucheth lastly all,’Gainst that grey fencer, even Death,Behold the shield! He shall not take thee all.

146

* Sword�rune «If thy heart fail thee trust not in me».

147

ПОСВЯЩЕНИЕ Ю. МАКК 29

Моему спарринг8партнеру, с которым мы фехтовали подруководством тренера Леонардо Терроне, мастера фехтования.

Ушёл – в расцвете сил сражёнИ серым ветром унесён.Была соперником твоимСмерть, чей удар неотразим,Клинок твой также был таким,

Был молнии подобен он.

Ты выхватил галантно шпагу,Вложил в свой выпад всю отвагу,

Но серой Смертью был сражён.

Как выдох, ветром унесён.В тебе кто б усомниться мог!«Se il cor ti manca 30», — нет, не подвело!«Non ti fidar» – но говорит клинок, —«В меня».В себя ты верил, не боясь нимало,Удар встречал без лат и без забрала, —Хранить мы будем в памяти своей,Как сталь турнирных рыцарских мечей,Как сталь толедская, следы боёвНа лезвиях зазубренных клинков,Застыла пусть разящая рука,Останешься ты с нами навека.

ПОСЫЛКА

Для смертных сей удар неотразим,В конце концов он каждого сразит,Ведь Смерть была соперником твоим,Но весь ты не умрёшь – сие твой щит!

SALVE O PONTIFEX!To Swinburne; an hemichaunt.

One after one do they leave thee,High Priest of Iacchus,

Toning thy melodies even as winds toneThe whisper of tree leaves, on sun�lit days.Even as the sands are manyAnd the seas beyond the sands are oneIn ultimate; So we here being manyAre unity. Nathless thy compeers

Knowing thy melody,Lulled with the wine of thy musicGo seaward silently, leaving thee sentinelO’er all the mysteries,

High Priest of Iacchus,For the lines of life lie under thy fingers,And above the vari�colored strandsThine eyes look out unto the infinitudeOf the blue waves of heaven,And even as Triplex SisterhoodThou fingerest the threads knowing neitherCause nor the ending.

High Priest of IacchusDraw’st forth a multiplicityOf strands, and beholdingThe color thereof, raisest thy voiceToward the sunset,

O High Priest of Iacchus!And out of the secrets of the inmost mysteriesThou chantest strange far�sourced canticles;

O High Priest of Iacchus!Life and the ways of Death herTwin born sister, being Life’s counterpart(And evil being inversion of blessingThat blessing herself might have being)

148 149

SALVE O PONTIFEX! 31

Суинберну; полугимн.

Один за другим покидают они тебя,Жрец Верховный Иакха,

Подхватывая твои мелодии, когда звучат даже ветры,Шёпот листьев древесных солнечно�жаркими днями.Не бесчисленные ли песчинки,Не моря ли за песками единыВ беспредельном, здесь мы, хоть нас много,Мы единство, но твои присные,Постигнув твои мелодии,Убаюканные вином твоей музыки,Идут молча к морю, оставив тебя, ты стражникНад мистериями,

Жрец Верховный Иакха,Ибо линии жизни под перстами твоими,А над разноцветным побережьемГлаза твои смотрят в бескрайниеСиние волны небес.Как Тройное Сестричество,Трогаешь нити, не знаяНи причины, ни цели.

Жрец Верховный Иакха,Притягиваешь многообразиеПобережий и созерцаешьИх цвета, возвышаешь свой голосК закату,

Ты, Жрец Верховный Иакха!Таящийся в тайнах таинств,Ты поёшь странные, дальнородные гимны,

О, Жрец Верховный Иакха!Жизнь и смерть со своими путями,Сестры�близнецы, смерть – двойник жизни(А злосущность – изнанка благословения,Чтобы само благословение обрело сущность)

And night and the winds of night;Silent voices ministering to the soulsOf hamadryads that hold council concealedIn streams and tree�shadowingForests on hill slopes,

O High Priest of IacchusAll the manifold mysteryThou makest wine of song of,And maddest thy followingEven with visions of great deedsAnd their futility, and the worship of love,

O High Priest of Iacchus.Wherefor tho thy co�novices bent to the scytheOf the magian wind that is voice of Prosephone,Leaving thee solitary, master of initiatingMaenads that come thru theVine�entangled ways of the forestSeeking, out of all the world

Madness of Iacchus,That being skilled in the secrets of the double cupThey might turn the dead of the worldInto beauteous paeans,

O High Priest of IacchusWreathed with the glory of years of creatingEntangled music that men may notOver readily understand:

Breathe!Now that evening cometh upon thee,Breathe upon us that low�bowed and exultantDrink wine of IacchusThat since the conquering*

Hath been chiefly contained in the numbersOf them that even as thou, have wovenWicker baskets for grape clustersWherein is concealèd the source of the vintage,

O High Priest of Iacchus

150

* Vicisti, Nazarenus!

151

И ночь, и ночные ветры,Молчаливые голоса, сослужающие душамДриад, чей тайный собор заседаетВ ручьях и в древотенистыхЛесах на склонах холмов,

О, Жрец Верховный Иакха,Из многообразной тайныИзвлекаешь ты вино песниИ опьяняешь свою свитуНе виденьями ли великих деянийИх тщетностью и ритуалом любви,

О, Жрец Верховный Иакха.Посему твои со�послушники склоняются на косуВетра магического; он голос Прозефоны,Оставляющий тебя в уединении, мастер посвящений,Ради менад, приходящих черезОплетённые диким виноградом дебри,Чтобы упиться вне всего мира

Безумием Иакха,Чтобы, изощрившись в тайнах двойной чаши,Они обратили мёртвое мираВ красоту пеанов,

О, Жрец Верховный Иакха,Увенчанный славой первотворенья,Опутанный музыкой, которую людиНе готовы понять:

Овей нас!Теперь, когда вечер на тебя нисходит,Овей нас чашесклонным, пьянящимНапитком, вином Иакха,Что со времени завоеванья *

Содержалось главным образом в сонмахТех, кто, как ты, плёл из прутьевКорзины для виноградных гроздьев,Где таится виноисточник;

О, Жрец Верховный Иакха,

* Vicisti, Nazarenus! (Ты победил, Назареянин! – слова, приписываемые Юлиану Отступнику).* Vicisti, Nazarenus! (Ты победил, Назареянин! – слова, приписываемые Юлиану Отступнику).

Breathe thou upon usThy magic in parting!

Even as they thy co�novicesBeing mingled with the seaWhile yet thou mad’st canticlesServing upright before the altarThat is bound about with shadowsOf dead years wherein thy IacchusLooked not upon the hills, that beingUncared for, praised not him in entirety,

O High Priest of IacchusBeing now near to the border of the sandsWhere the sapphire girdle of the sea

Encinctureth the maidenProsephone, released for the spring.Look! Breathe upon usThe wonder of the thrice encinctured mysteryWhereby thou being full of years art young,Loving even this lithe ProsephoneThat is free for the seasons of plenty;

Whereby thou being young art oldAnd shalt stand before this Prosephone

Whom thou lovest,In darkness, even at that timeThat she being returned to her husbandShall be queen and a maiden no longer,

Wherein thou being neither old nor young,Standing on the verge of the sea,Shalt pass from being sand,

O High Priest of Iacchus,And becoming wave

Shalt encircle all sands,Being transmuted thru allThe girdling of the sea.

O High Priest of Iacchus,Breathe thou upon us!

152 153

Овей нас твоеюМагией, нас покидая!

Не тогда ли, когда твои со�послушникиС морем сочетаются,А ты, гимны слагающий,Служишь, выпрямляясь перед алтарем,Повязанным тенямиМёртвых лет, когда твой ИакхОтвратился от холмов, пренебрегающихЕго присутствием, чтобы не славить его всецело,

О, Жрец Верховный Иакха,Приближаешься ты ныне к рубежу песков,Где сапфировый пояс моря

Ниспослан девеПрозефоне, отпущенной ради весны.Воззри! Овей насЧудом трижды опоясывающего таинства,Пока ты, преисполненный летами, юн,И не любишь ли ты эту гибкую Прозефону,Освобождённую ради урожая;

Когда ты, будучи юным, станешь стар,Ты предстанешь перед Прозефоной,

Которую ты любил,Во мраке, не в то ли время,Когда она, возвратившись к супругу,Будет царицей, а не девой, как сейчас.

Пока ты не молод, не стар,Стоя на краю моря,Не стал ещё песком,

О, Жрец Верховный Иакха,И волна прибылая

Не окаймила пески,Превратясь через всёВ пояс моря,

О, Жрец Верховный Иакха,Овей нас!

TO THE DAWN: DEFIANCE

Ye blood�red spears�men of the dawn’s arrayThat drive my dusk�clad knights of dream away,Hold! For I will not yield.

My moated soul shall dream in your despiteA refuge for the vanquished hosts of nightThat can not yield.

154 155

К ЗАРЕ: ВЫЗОВ НА БОЙ

Ты, воинство кровавое зари!Строй снов моих попробуй разори!Не взять их в плен.

Я в противостоянье роковом.Моя душа средь грёз моих за рвом.Не взять нас в плен!

THE DECADENCE

Tarnished we! Tarnished! Wastrels all!And yet the art goes on, goes on.Broken our strength, yea as crushed reeds we fall,And yet the art, the art goes on.

Bearers of beauty flame and wane,The sunset shadow and the rose’s bloom.The sapphire seas grow dull to shine againAs new day glistens in the old day’s room.

Broken our manhood for the wrack and strain;Drink of our hearts the sunset and the cry«Io Triumphe!» Tho our lips be slainWe see Art vivant, and exult to die.

156 157

ДЕКАДАНС

Пали мы, пали! Жизнь прошла, как миг!Но всё живёт искусство, всё живёт.Сила иссякла, сломленный тростник,Искусство же, искусство всё живёт.

Свет красоты несём мы и распад,Цветенье розы и заката тень.Морей сапфиры гаснут и горят,И в старый дом приходит новый день.

От бед и бурь иссякли силы тут,Испейте же закат из чаш сердецИ крик: «Ио, Триумф!» Уста умрут,Живёт искусство, и нам мил конец.

REDIVIVUS

Hail Michael Agnolo! my soul lay slainOr else in torpor such, death seems more fair,I looked upon the light, if light were thereI knew it not. There seemed not any pain,Nor joy, nor thought nor glorious deed nor strainOf any song that half remembered wereFor sign of quickness in that soul; but bareGaunt walls alone me seemed it to remain.

Thou praisest Dante well, My Lord: «No tongue«Can tell of him what told of him should be«For on blind eyes his splendor shines too strong.»If so his soul goes on unceasinglyShall mine own flame count flesh one life too longTo hold its light and bear ye company?

158 159

REDIVIVUS 32

Мой Анжело! Архангел! Я убит.Смерть в темноте моей – желанный свет,Но я не знаю, есть он или нет,И мёртвая душа моя скорбит,Хоть, скажут, был я в песнях даровит,Но мой мотив последний не допет;И добрых не находится приметВ стенах, чья тень мрачней могильных плит.

Прославив Данта, ты сказал: «ЯзыкНе выговорит этого, и глазК сиянию такому не привык».А вдруг мой пламень прежний не погас,И во плоти один из горемык,Я всё�таки настичь отважусь вас?

FISTULAE

«To make her madrigal«Who shall the rose sprays bring«To make her madrigal«And bid my heart to sing?»

160 161

FISTULAE

Сложить ей мадригал,Чтоб розе пламенеть,Сложить ей мадригал,Чтоб сердцу зазвенеть?

SONG

Love thou thy dreamAll base love scorning,Love thou the windAnd here take warningThat dreams alone can truly be,For ’tis in dream I come to thee.

162 163

ПЕСНЯ

Люби мечты,Отринув вожделенье,Люби ветра,Прими предупрежденье:Реальна лишь мечта твоя —К тебе в мечте являюсь я.

MOTIF

I have heard a wee wind searchingThru still forests for me,I have seen a wee wind searching

O’er still sea.

Thru woodlands dimHave I taken my way,

And o’er silent waters, night and dayHave I sought the wee wind.

164 165

МОТИВ

Я слышал, как искал ветерокМеня в притихших лесах,Я слышал, меня искал ветерок

В застывших морях.

Сквозь чащу я шёлДень и ночь напролёт,

Искал его над гладью вод,Но до сих пор не нашёл.

LA REGINA AVRILLOUSE

Lady of rich allure,Queen of the spring’s embrace,Your arms are long like boughs of ash,Mid laugh broken streams, spirit of rain unsure,Breath of the poppy flower,All the wood thy bower

And the hills thy dwelling place.

This will I no more dream,Warm is thine arm’s allureWarm is the gust of breathThat ere thy lips meet mineKisseth my cheek and saith:«This is the joy of earth,Here is the wine of mirth

Drain ye one goblet sure,

Take ye the honey cupThe honied song raise up,Drink of the spring’s allureApril and dew and rain,Brown of the earth sing sure,Cheeks and lips and hairAnd soft breath that kisseth where

Thy lips have come not yet to drink.»

Moss and the mold of earthThese be thy couch of mirth,Long arms thy boughs of shadeApril�alluring, as the bladeOf grass doth catch the dew

166 167

КОРОЛЕВА АПРЕЛЯ *

Ты прелесть из прелестных,Царица вешних нег;Как ветви ясеня, твои простёрты руки;Ты смех ручьёв, ты дух дождей небесных,Пьянящий запах мака,Лес вместо бивуака,

И средь холмов ночлег.

Дороже грёз теплоОт рук твоих прелестных;В тебе затаено,Губ избежав моих,Коснулось щёк оно,Сказав: «НапоеноДушой земли вино

Из чаш её телесных;

Кто пьёт весенний мёд,Тот с мёдом песнь поёт;Пей влагу дней прелестных,Апрель, росу и дождьИз чаш земли телесных,Ты пей со щёк, с волос,Лишь бы поцелуй пророс;

Ждут губы. Где же шёпот: «Пей!»?

Мох – мех, а в нём виноС весельем заодно.Мой образуют стихАпрель и прелесть рук твоих;А на траве роса,

* В оригинале — «La Regina Avrilusa» (прованс.), перевод дан в заглавии.* В оригинале — «La Regina Avrilusa» (прованс.), перевод дан в заглавии.

And make it crown to hold the sun,Banner be you

Above my headGlory to all wold display’d

April�alluring, glory�bold.

168 169

И солнце у неё в гостях;Твоя краса –

Мой вечный стяг;Слава – мотив лесной глуши.

Апрель и прелесть – слава нив.

A ROUSE

Save ye, Merry gentlemen! Vagabonds and Rovers,Hell take the hin’most,We’re for the clovers!

«Soul» sings the preacher.Our joy’s the light.

«Goal» bawls ambition.Grass our delight!

Save ye, merry gentlemen!Whirr and dew of earth,Beauty ’thout raiment,

Reed pipes and mellow mirthScot free, no payment!

Gods be for heaven,Clay the poet’s birth!

Save ye merry gentlemen!Wind and dew and spray o’ sea

Hell take the hin’most,Foot or sail for ArcadyVoice o’ lark and breath of bee

Hell take the hin’most!Our drink shall be the orange wine,House o’ boughs and roof o’ vine

Hell take the hin’most!Laugh and lips and gleam o’ hairFore�kiss breath, and shoulders bare,

Save you queen o April!

170 171

ТОСТ

Вы господа! Весёлая ватага!Чертям обиняки,Нам жизненные блага.

«Душа», — твердит священник.Свет веселей.

«Цель!» – восклицает гордость.Трава милей.

Пью, господа, за вас.Вы песнь, роса, красаСозревшей рани.

Свирелей голосаБез всякой дани.

Слеплен богамиНа земле поэт.

Пью, господа, за вас!Волна морская весела,

К чертям обиняки!А нам Аркадия мила,Где жаворонок и пчела.

К чертям обиняки!Вина мы выпьем с духом грозПод сенью виноградных лоз.

К чертям обиняки!Хорош волос её каскад.За королеву пить я рад

И за апрель.

(La Regina Avrillouse loquitur).

Follow! follow!Breath of mirth,

My bed, my bower green of earth,Naught else hath any worth.

Save ye «jolif bachillier!»Hell take the hin’most!

172 173

(La Regina Avrillouse loquitur ) *.

Дальше! Дальше!Сладок хмель.

Зелёный лес, моя постель.Вот единственная цель.

Кавалеры! Пью за вас!И к чертям обиняки!

* La Regina Avrillouse loquitur — Королева апреля говорит (лат.).* La Regina Avrillouse loquitur — Королева апреля говорит (лат.).

NICOTINEA Hymn to the Dope

Goddess of the murmuring courts,Nicotine, my Nicotine,

Houri of the mystic sports,trailing�robed in gabardine,

Gliding where the breath hath glided,Hidden sylph of filmy veils,Truth behind the dream is veilédE’en as thou art, smiling ever, ever gliding.Wraith of wraiths, dim lights dividing,Purple, grey, and shadow green,

Goddess, Dream�grace, Nicotine.

Goddess of the shadow’s lights,Nicotine, my Nicotine,

Some would set old Earth to rights,Thou and I none such I ween.

Veils of shade our dream dividing,Houris dancing, intergliding,Wraith of wraiths and dream of faces,Silent guardian of the old unhallowed places,Utter symbol of all old sweet druidings,Mem’ry of witched wold and green,

Nicotine, my Nicotine:

Neath the shadows of thy weavingDreams that need no undeceiving,Loves that longer hold me not,Dreams I dream not any more,Fragrance of old sweet forgotten places,Smiles of dream�lit, flit�by facesAll as perfume Arab�sweetDeck the high road to thy feet.

174 175

НИКОТИНГимн Дурману

Гурия блаженных стран,Царственная Никотин!

Ты одета, как в туман,В стелющийся габардин.

Ты беззвучна, как дыханье,О, Сильфида дымной мглы!Снов и истин колыханьеСкрыто за твоей улыбкой,Что рождает в дымке зыбкойТусклый ряд цветных картин,

Фея грёзы, Никотин!

О, ночных огней кумир,Царственная Никотин!

Переделать этот мирМы с тобою не хотим.

Ты двоишься тенью зыбкой,Словно танец грёзы гибкой,Сон о лицах, сонм видений,Мест нечистых добрый гений,Память древних заклинаний,Страж немой гнилых низин,

Царственная Никотин!

Под твоей зелёной теньюСнам не нужно пробужденье.Там мечты минувших летИ любовь, которой нет,И забытых мест названья,И размытых лиц мельканье —Как кальяна сладкий дым,Стелются к ногам твоим.

As were Godiva’s coming fatedAnd all the April’s blush belatedWere lain before her, carpetingThe stones of Coventry with spring,So thou my mist�enwreathéd queen,Nicotine, white Nicotine,

Riding engloried in thy hairMak’st by�road of our dreams

Thy thorough�fare.

176 177

Подобно шествию Годивы,Когда пред ней апрель стыдливыйРумянца вешнего ковёрНа камни Ковентри простёр,Увита облаком седин,Ты, царица Никотин,

Паришь в плаще своих волос,Чтоб торным стал путём твоим

Просёлок наших грёз.

IN TEMPORE SENECTUTIS(An Anti8stave for Dowson)

When I am oldI will not have you look apartFrom me, into the cold,Friend of my heart,Nor be sad in your remembranceOf the careless, mad�heart semblanceThat the wind hath blown awayWhen I am old.

When I am oldAnd the white hot wonder�fireUnto the world seem cold,My soul’s desireKnow you then that all life’s shower,The rain of the years, that hourShall make blow for us one flower,Including all, when we are old.

When I am oldIf you rememberAny love save what is thenHearth light unto life’s DecemberBe your joy of past sweet chalicesTo know then naught but this«How many wonders are less sweetThan love I bear to theeWhen I am old.»

178 179

IN TEMPORE SENECTUTIS (II)(Анти8строфы Доусону)

Когда состарюсь я,Не дам глядеть в холодный мракТебе, любимая,Свой взгляд не отвратишь никак,И вспоминать не дам в печалиО том, что ветры вдаль умчалиБезумства, лёгкость бытия,Когда состарюсь я.

Когда состарюсь яИ на ветру погаснет пламяЧудес, мечта моя,Чтоб воплотилось всё, что с намиСлучилось, наших лет потокИ ливень жизни в миг, чтоб могДля нас взрасти один цветок,Когда состаримся.

Когда состарюсь я,Но не забудешь ты,Моя любимая,Хоть миг любви, мечты, —Что нам декабрь холодный наш,Коль греет сладость прошлых чаш,Скажу: «Чудесней в мире нетМоей любви на склоне лет»,Когда состарюсь я.

OLTRE LA TORRE: ROLANDO

There dwelt a lady in a tower high,Foul beasts surrounded it,I scattered them and left her free.

O�la! Oll�aa! The green�wood treeHath many a smooth sward under it!

My lady hath a long red cloak,Her robe was of the sun,This blade hath broke a baron’s yoke,That hath such guerdon won.

Yea I have broke my Lord Gloom’s yokeNew yoke will I have none,Save the yoke that shines in the golden bowBetwixt the rain and the sun.

Ol�la! Ol�la! the good green�wood!The good green wood is free!Say who will lie in the bracken highAnd laugh, and laugh for the winds with me?

180 181

OLTRE LA TORRE: ROLANDO 33*

Таилась в башне госпожаПод стражею зверей.Освободил я госпожу,

О�ля! О�ля! В лесу брожу,В лесу трава добрей.

Как солнце, был мне плащ знакомБагряный налету;Избавил я своим клинкомОт ига красоту.

Повержен Мрак, её сеньор.На что мне новый гнёт?Под игом радуги с тех порЛюбовь моя живёт.

О�ля! О�ля! Зелёный лес,Признал он госпожу.Кто скажет мне, смеясь в тишине,С кем я в траве лежу?

* Oltre la torre: Rolando — Вопреки Башне: Роландо.* Oltre la torre: Rolando — Вопреки Башне: Роландо.

Make8Strong Old DreamsLest World Lose Heart

For man is a skinfull of wineBut his soul is a hole full of GodAnd the song of all time blows thru himAs winds thru a knot8holed board.

Tho man be a skin full of wineYet his heart is a little childThat croucheth low beneath the windWhen the God8storm battereth wild.

182 183

Без древних грёз исчезнетсердце мира

Что человек? Мех для вина.Душа, дыра, Богом полна.Ветер в дырах звучитПесней на все времена.

Пусть человек – мех для вина,Сердце его – дитя,И ветер может сердце спугнуть,С Богом над ним летя.

A QUINZAINE FOR THIS YULE

Being selected froma Venetian sketch�book «San Trovaso»

1908

ПЯТНАДЦАДЬСТИХОТВОРЕНИЙ НА СВЯТКИ

Выбранных из тетради«Сан Тровазо»

1908

To the Aube of the West Dawn

Beauty should never be presented explained. It is Marvel and Wonder, andin art we should find first these doors — Marvel and Wonder — and, comingthrough them, a slow understanding (slow even though it be a succession oflightning understandings and perceptions) as of a figure in mist, that still andever gives to each one his own right of believing, each after his own creed andfashion.

Always the desire to know and to understand more deeply must precede anyreception of beauty. Without holy curiosity and awe none find her, and woe tothat artist whose work wears its «heart on its sleeve.»

Weston St. Llewmys

186 187

Посвящается Заре Западного Рассвета

Никогда не должно объяснять красоту. Она — Чудо и Диво,— и в искусст8ве мы должны искать именно эти двери — Чудо и Диво — и, пройдя сквозьних, обретать медленное понимание (медленное, даже если это цепь оза8рений) — так воспринимаешь силу — это в тумане — и это даёт каждомуправо на собственное мнение, каждому — согласно его вере и склонностям.

Желание глубже познавать и понимать всегда должно предшествоватьлюбому восприятию красоты. Без святой любознательности и благого8вейного трепета никто не находит её — и горе тому художнику, кто вы8плескивает свои чувства, чье творение «шито белыми нитками».

Уэстон Сент�Лльюмнис 1

PRELUDE: OVER THE OGNISANTI

High�dwelling ’bove the people here,Being alone with beauty most the while,Lonely?

How can I be,Having mine own great thoughts for paladinsAgainst all gloom and woe and every bitterness?

Also have I the swallows and the sunsetAnd I see much life below me,

In the garden, on the waters,And hither float the shades of songs they singTo sound of wrinkled mandolin, and plash of waters,Which shades of song re�echoedWithin that somewhile barren hall, my heart,Are found as I transcribe them following.

188 189

ПРЕЛЮДИЯ: НА OGNISANTI *

Превыше масс народных обитаяС бессмертной красотой наедине,Один я?

Как мне бытьС моими мыслями о паладинахСредь мрака, среди горечи и скорби?

Но ласточки со мной, со мной закат,И жизнь кишит внизу,

В садах струятся водыИ тени песен, спетых ими там,Пока морщинистая мандолина вторитЖурчанью вод и теням,Когда моё в бесплодном зале сердце,И я записываю эхо песен.

* Ognisanti – День всех святых (итал.) (примеч. пер.).* Ognisanti – День всех святых (итал.) (примеч. пер.).

NIGHT LITANY

O Dieu, purifiez nos coeurs!Purifiez nos coeurs!

Yea the lines hast thou laid unto mein pleasant places,

And the beauty of this thy Venicehast thou shewn unto me

Until is its loveliness become unto mea thing of tears.

O God, what great kindnesshave we done in times pastand forgotten it,

That thou givest this wonder unto us,O God of waters?

O God of the night,What great sorrow

Cometh unto us,That thou thus repayest us

Before the time of its coming?

O God of silence,Purifiez nos coeursPurifiez nos coeurs

For we have seenThe glory of the shadow of the

likeness of thine handmaid,

Yea, the glory of the shadowof thy Beauty hath walked

Upon the shadow of the watersIn this thy Venice.

190 191

НОЧНАЯ ЛИТАНИЯ 2

О, Dieu, purifiez nos coeurs!Purifiez nos coeurs!

Да, ты разместил эти строки во мне,очарованный ряд.

И эту Венецию, город твоей красоты,ты мне показал,

Пока её сладость не стала во мнеделом плача.

О, Боже, какую великую милостьсотворили мы где�тои забыли о ней,

Что ты это чудо даруешь нам,О, Господи вод.

О, Боже ночи!Какая великая скорбь

Движется к нам,Что ты утешаешь нас

Прежде её приближенья?

О, Боже молчанья,Рurifiez nos coeurs,Purifiez nos coeurs!

Ибо мы виделиСлаву тени подобия твари твоей,

Да, славу теникрасоты, проходящей

По тени водыВ этой Венеции.

And before the holinessOf the shadow of thy handmaid

Have I hidden mine eyes,O God of waters.

O God of silence,Purifiez nos coeurs,Purifiez nos coeurs,

O God of waters,make clean our hearts within us,For I have seen the

shadow of this thy Venicefloating upon the waters,

And thy stars

Have seen this thing out of their far coursesHave they seen this thing,

O God of waters.Even as are thy starsSilent unto us in their far�coursing,Even so is mine heart

become silent within me.

Purifiez nos coeursO God of the silence,

Purifiez nos coeursO God of waters.

192 193

И перед святостьюэтой тени творенья

я спрятал лицо моё,Господи вод.

О, Боже молчанья.Рurifiez nos coeurs,Purifiez nos coeurs,

О, Господи вод,сердце чисто созижди в нас,ибо я видел

Тень Венеции этой,Плывущую по водам,

И звёзды твои

Видели это,С высоких кругов своих видели это,

О, Господи вод.И как твои звёздыМолчаливы для нас на кругах своих,Так моё сердце

замолчало во мне.

Purifiez nos coeurs,О, Боже молчанья!

Purifiez nos coeurs,О, Господи вод!

PURVEYORS GENERAL

Praise to the lonely ones!Give praise out of your easeTo them whom the farther seasBore out from amongst you.

We, that through all the worldHave wandered seeking new thingsAnd quaint tales, that your easeMay gather such dreams as please

you, the Home�stayers.

We, that through chaos have hurledOur souls riven and burning,Torn, mad, even as windy seasHave we been, that your easeShould keep bright amongst you;

That new tales and strange peoplesSuch as the further seasWash on the shores of,That new mysteries and increaseOf sunlight should be amongst you,

you, the home�stayers.

Even for these things, driven from you,Have we, drinking the utmost leesOf all the world’s wine and sorrowingGone forth from out your ease,

And borrowingOut of all lands and realms

of the infinite,New tales, new mysteries,New songs from out the breeze

194 195

ОСНОВНЫЕ ПОСТАВЩИКИ

Одиночкам воздайте хвалу!Тем воздайте, кто вечно вдыхает бриз,Оставляя вас в праздности, миссис и мисс, —Тем, кого море уносит всё дальше от вас.

Это мы исходили мирВ поисках новых сокровищИ причудливых вымыслов, чтоб могла всерьёзВаша праздность нарвать нам букеты грёз,

домовницы — для вас,

Мы, бросавшие в хаос,От себя отрывая пылавшую душу,Больную, безумную душу без всяких риз,—Море были мы, ветреный мыс,Чтоб роскошью праздность сияла средь вас;

Чтоб соль новых вымыслов, голь чужестранцев,Как невиданных дальних морей парадиз,Вновь смывала волна, приносящая на побережьеНовых тайн и восходов чуть влажный эскиз,Чтобы вечно он таял близ вас,

домовницы — для вас.

И опять за сокровищамиУходили мы, осушая до капли изВселенских бокалов вино печали,И покидали вас, новый готовя сюрприз,

и получалиИзо всех областей и окраин

бесконечности —Новые вымыслы, новые тайны,Новые песни (их ночью приносит бриз,

That maketh soft the far evenings,Have brought back these things

Unto your ease,Yours unto whom peace is given.

196 197

Созидающий нежно далекие ночи),И приносили всё вам,

дабы ваш утолить каприз.Вам, живущим в покое и праздности.

AUBE OF THE WEST DAWN.VENETIAN JUNE

From the Tale «How Malrin chose for his Lady the reflectionof the Dawn and was thereafter true to her.»

When svelte the dawn reflected in the west,As did the sky slip off her robes of night,I see to stand mine armouress confessed,Then doth my spirit know himself aright,And tremulous against her faint�flushed breastDoth cast him quivering, her bondsman quite.

When I the dawn reflected in the west,Fragile and maiden to my soul have pressed,Pray I, her mating hallowed in God’s sight,That none asunder me with bale of mightFrom her whose lips have bade mine own be blest,My bride, «The dawn reflected in the west.»

I think from such perceptions as this arose the ancientmyths of the demigods; as from such as that in «The Tree»(A Lume Spento), the myths of metamorphosis.

198 199

УТРЕННЯЯ ПЕСНЬ ЗАПАДНОЙ ЗАРЕ.ВЕНЕЦИАНСКИЙ ИЮНЬ

Из легенды «Как Мелрин, избрав своей Дамойотражение Зари, оставался ей верен».

Встаёт в зерцале запада рассвет,Снимает небо свой ночной наряд,Любви победа слаще всех побед.Ликует дух, я трепетом объят,И грудь её волнуется в ответ...Её рабом я сделаться бы рад!

Я сам — в зерцале запада рассвет.Греха в невинном, чистом сердце нет,Слиянью тел не уготован ад.Какие силы зла нас разлучат?Невесты поцелуй — забвенье бед.Она — в зерцале запада рассвет.

Я думаю, что подобные восприятия восходят к античныммифам о полубогах, так же как то, о чем я писал встихотворении «Дерево» (A Lume Spento) — и мифамметаморфоз (примеч. Паунда).

TO LA CONTESSA BIANZAFIOR(CENT. XIV)

(Defense at Parting)

I

And all who read these lines shall love her thenWhose laud is all their burthen, and whose praiseIs in my heart forever, tho’ my laysBut stumble and grow startled dim againWhen I would bid them, mid the courts of men,Stand and take judgment. Whoso in new daysShall read this script, or wander in the waysMy heart hath gone, shall praise her then.Knowing this thing, «White Flower,» I bid thy thoughtTurn toward what thing a singer’s love should be;Stood I within thy gates and went not on,One poor fool’s love were all thy gueredon.I go — my song upon the winds set free —And lo!

A thousand souls to thine are brought.

II

«This fellow mak’th his might seem over strong!»

Hath there a singer trod our dusty waysAnd left not twice this hoard to weep her praise,Whose name was made the glory of his song?

Hear ye, my peers! Judge ye, if I be wrong.Hath Lesbia more love than all Catullus’ daysShould’ve counted her of love? Tell me where straysHer poet now, what ivory gates among?

Think ye? Ye think it not; my vaunt o’er bold?Hath Deirdre, or Helen, or Beatrys,More love than to maid unsung there is?

200 201

ГРАФИНЕ BIANZAFIOR(XIV ВЕК) 3

(Прощальное оправдание)

I

И кто бы не прочёл сих странных строк,Привержен ей, когда моя хвалаДля сердца моего не тяжела,Хоть стих мой, спотыкаясь, изнемог,И как бы суд к поэту не был строг,Покуда рукопись моя цела,Какая бы эпоха ни пришла,Сердца другие вторят ладу строк.Воспел я славу «Белому Цветку»,Не чая никаких других даров,Священны для меня твои врата.Гордись любовью бедного шута!Свободной песнью на пиру ветровПоверь!

К тебе я души привлеку!

II

«Не так уж этот парень даровит!»

Пыль на путях певца, над ними мгла.Клад плачущий – любви моей хвала.Чьё имя славой песнь мою живит?

Пусть приговор суда меня язвит,Но Лесбия ужели не светла,Тогда как тень Катулла обрелаВрата слоновой кости и Аид.

Певцу навек ты дерзость разреши!Елена, Дейрдре, Беатриче, к ним,Воспетым, страстью каждый одержим.

Be not these other hearts, when his is cold,That seek thy soul with ardor manifold,A better thing than were the husk of his?

III *

Whose is the gift of love? Tell me, whose isThe right to give or take? The thing is mine?Think ye, O fools! It is not mine nor thineThough I should strive, and I might strive y�wis,Though I should strive what would we make o’ thisLove for her soul, a love toward the divine,A might within what heart that seeks such wineAs is the love betwixt her lips and his?Were I to stand alone and guard this drinkTo shut it off from such as come to pray,What were the gueredon I bid ye thinkTo one that strove to hold the sun in goal?Know ye first love, then come to me and say,«Thou art inconstant and hast shamed thy soul.»

IV

Night and the wax wanes. Night, and the text grows dim.Who hath more love? Who brings more love?

Speak strait.Sung? Or unsung? Wedded? Or maid to waitA thousand hearts who at the rune of himThat saw thy soul amid the SeraphimShall bear their incense to the horny gateWhereby true dreams arise and hold their state?

Ye mock the lines. Pardon a poor fool’s whim.

I, that have seen amid the dreams so much,Speak dimly, stumble and draw forth your scorn.

202

* [This, and part IV following, were omitted from A Quinzaine for This Yule, perhaps because of spacelimitations. They are printed here from the San Trovaso Notebook, thus explaining—and eliminating—thecryptic «III» and «IV» that appeared below part II on page 14 of the original printing.]

203

Неужто в поисках твоей душиСожжённые сердца нехороши,Золой которых мы не дорожим?

III

Кому же мы в любви принадлежим?Даянье? Дар? Где двое заодно,Подумайте, глупцы: давным�давноЯ бьюсь, но кто томит, а кто томим?Я бьюсь, порывом движимый таким.,Как будто божество затаеноЛишь в ней, и вверено моё виноЕё устам, а не губам людским.Храню напиток этот я один,Его неукоснительно ценяПревыше наилучших в мире вин.Но кто удержит солнце взаперти?Приди ко мне и, пристыдив меня,Душе непостоянство запрети.

IV

И ночь, и воск воскурены. Так судНад сердцем тщетен? Как я честь воздамВенчанной среди тысяч, если тамСредь серафимов праведницу ждут?И остается ли хотя бы трудКурить благоговейно фимиамМне в роговых вратах правдивым снам?

Тебе смешны стихи моих причуд.

Приглядываюсь к снам я без конца;Туманной песнью вызываю тень

Whether availeth more one prisoned manGiving such labor as a bonds�man can,Or a host of vagrants crying the mornWith «Hail» and «Day’s grace» from the hearts o’ such.

«queren lo jorn»

204 205

Презренья твоего, пока в пленуЯ, труженик, влачу мою вину;Кричать бродягам поутру не лень:«Привет!» «Бог помощь!» И велят сердца:

«Лови свой день!»

PARTENZA DI VENEZIA

Ne’er felt I parting from a woman lovedAs feel I now my going forth from thee,Yea, all thy waters cry out «Stay with me!»And laugh reflected flames up luringly.

O elf�tale land that I three months have known,Venice of dreams, if where the storm�wrack draveAs some uncertain ghost upon the wave,For cloud thou hidest and then fitfullyFor light and half�light feign’st reality,If first we fear the dim dread of the unknownThen reassured for the calm clear tone«I am no spirit. Fear not me!»

As once the twelve storm�tossed on GalileePut off their fear yet came not nighUnto the holier mystery.So we bewildered, yet have trust in thee,And thus thou, Venice,

show’st thy mastery.

206 207

PARTENZA DI VENEZIA 4

И никогда я с женщиной любимойНе расставался, как теперь с тобой,Все воды твои мне кричат: «Постой!»И смех в них плещет, как огонь двойной.

Земля легенд, Венеция, виденье,И если остов, потерпевший крах,Как некий призрак, брезжил на волнах,Внезапным облаком укрыв его,Ты в полусвет и свет рядила вещество,И, в первый миг пугаясь наважденья,Мы слышали твое спокойное внушенье:«Нет, я не дух. Не бойтесь ничего!»

Как некогда двенадцать рыбарей,Утешенные в робости своей,Не приближались к тайне животворной,Так мы, дивясь, доверились тебе,И ты, Венеция,

вставала в силе чудотворной.

LUCIFER CADITURUS

By service clomb I heavenAnd the law that smites the spheres,Turning their courses even,Served me as I serve God.

And shall all fearsOf chaos or this hell the Mover dreams —Because he knows what is to me yet dim —Bid me to plodAn huckster of the sapphire beamsFrom star to starGiving to each his small embraced desire,Shall I not bear this lightUnto what farUnheavened bourne shall meet my fireWith some toward sympathyThat wills not rule?

By service clomb I heavenAnd the Law served me, evenAs I serve God; but shall this emperyBid me restrict my course, or plodA furrow worker in a space�set sodOr turn the emeralds of the empyreanBecause I dread some pale remorseShould gnaw the sinews of m’ effulgent soulDeigned I to break His bonds

That hold the law?

208 209

LUCIFER CADITURUS 5

Полз наверх я в служебном раже,И закон, так планеты заковывая,Что с орбит их выталкивал даже,Мне служил, как Господу я служил.

Но если все ужасы непустяковыеХаоса и преисподней, которые Движущий МиромЗамыслил — он знает — всё то, что я вижу с трудом,Заставят меня, вылезая из жил,Торговцем сапфира, лучей ювелиромБрести от звезды к звезде,Безделушками яркими всех одаряя,Не возьму ль я с собойЭто сиянье туда,Где граница, не ровня родным небесам подступает, горя,Как заря моя, с дружелюбием, чуждымВсякого рвенья к владычеству надо мной?

Полз наверх я в служебном ражеИ Закон мне служил; так же,Как Господу я служил. Но если верховная властьНаправит дорогой тернистой и тесной,Или заставит брести, словно Сеятель, зябью небесной,Или вращать изумруд ампиреев всласть,—Потому что — боюсь я — и слабых раскаяний стонПодорвать может силы моей лучезарной души,—Не порву ль я скорее те долговые оковы,

На которых держался твердый Его закон?

SANDALPHON *

And these about me die,Because the pain of the infinite singingSlayeth them.Ye that have sung of the pain of the earth�horde’s

age�long crusading,Ye know somewhat the strain,

the sad�sweet wonder�pain of such singing.And therefore ye know after what fashionThis singing hath power destroying.

Yea, these about me, bearing such song in homageUnto the Mover of Circles,Die for the might of their praising,And the autumn of their marcescent wingsMaketh ever new loam for my forest;And these grey ash trees hold within themAll the secrets of whatso thingsThey dreamed before their praises,And in this grove my flowers,Fruit of prayerful powers,Have first their thought of life

And then their being.

Ye marvel that I die not! forsitan!Thinking me kin with such as may not weep,Thinking me part of them that die for praising— yea, tho’ it be praising,past the power of man’s mortality todream or name its phases,

210

* Note on Sandalphon. The angel of prayer according to the Talmud stands unmoved among the angelsof wind and fire, who die as their one song is finished; also as he gathers the prayers they turn to flowers in hishands. Longfellow also treats of this, but as a legend rather then reality.

211

SANDALPHONE *

Все вокруг умирают,Ибо муки рожденья бессмертного пеньяУбивают их.Вам, кто мучался песней вековечных крестовых походов

орд и полчищ земных,Вам отчасти знакомы натяжения струн, эти звуки —

эта сладкая боль, эти светлые муки подобного пенья.Значит, знаете вы, отчегоРазрушающей силой такие напевы полны.

Да, вокруг меня те, кто вынашивал песни из чувстваПреклонения перед Творцом, Перводвижущим Сферы,И они умирают за мощь восхвалений своих,И печальная осень их увядающих крыльевНасыщает подзол моих рощ перегноем,—Где пепельно�серый ясеньСокровенные в ясности тайны хранит,Что пригрезились им,И соцветья мои,Плод молитв и любви,Здесь впервые проклюнулись мыслью о существованье,

И о своём существе.

Как чудесно, что я не умру! forsitan! 6

Я из племени тех, кто права рыдать не имеет,Я из рода таких, кто погиб за свои славословья— да, хотя бы то были хвалысвыше сил этих смертных:не назвать, не понять, и во сне не увидеть фрагмента,

* Об ангеле по имени Sandalphone. По Талмуду, это …ангел молитв, стоящий недвижно меж ангеловветра и пламени, которые умирают, лишь только допоют свою песнь; он же собирает молитвы, которыев его руках превращаются в цветы. Как известно, Лонгфелло тоже писал на эту тему, но видел в ней, ско�рее, легенду, а не реальность (примеч. Э. Паунда).

* Об ангеле по имени Sandalphone. По Талмуду, это …ангел молитв, стоящий недвижно меж ангеловветра и пламени, которые умирают, лишь только допоют свою песнь; он же собирает молитвы, которыев его руках превращаются в цветы. Как известно, Лонгфелло тоже писал на эту тему, но видел в ней, ско�рее, легенду, а не реальность (примеч. Э. Паунда).

— yea, tho’ it chaunt and paeanpast the might of earth�dweltsoul to think on,— yea, tho’ it be praisingas these the winged ones die of.

Ye think me one insensateelse die I also

Sith these about me die,and if I, watchingever the multiplex jewel, of beryl and jasper

and sapphireMake of these prayers of earth ever new flowers;Marvel and wonder!Marvel and wonder even as I,Giving to prayer new languageand causing the works to speakof the earth�horde’s age�lasting longing,Even as I marvel and wonder, and know not,Yet keep my watch in the ash wood.

212 213

— да, хотя бы то гимн и пеан,сверх возможности даже помыслить о нихобитающей землю душе,— да, хотя бы то были хвалы,за которые смертью крылатые ангелы платят.

Вы считаете, так я безжизнен,что будто бы гибну

Вслед за теми, кто умирает вокруг,но если я всё ж сторожудух несметных сокровищ — яшму, берилл

и сапфир,из молений земли этих вновь сотворяя цветы,—Диво дивное!Диво дивное именно я,прививающий новую речьэтим вечным желаньям,вековечной алчбе орд земных,Диво дивное я! хотя и не знаю,Всё ль ещё их сторожу в серо�пепельном ясене.

FORTUNATUS

Resistless, unresisting, as some swift spear upon the floodfollow’th the river’s course and tarries notBut hath the stream’s might for its on�sped own,So towards my triumph, and so reads the will,’Gainst which I will not, or mine eyes grow dim,And dim they seem not, nor are willed to be.For beauty greet’th them through your London rain,That were of Adriatic beauty loved and won,And though I seek all exile, yet my heartDoth find new friends and all strange landsLove me and grow my kin, and bid me speed.

Caught sometimes in the current of strange happiness, borneupon such winds as Dante beheld whirling the passion8pale shapesin the nether8gloom*; so here in the inner sunlight, or above cool,dew8green pasture lands, and again in caves of the azure magic.

Weston St. Llewmys

*«E paion si at vento esser leggieri.»«Ombre portate dalla delta briga.»

214 215

FORTUNATUS 7

Безвольно, как теченьем острогаПодхвачена, невольно с быстринойСоперничает в скорости всё большей,—Несусь к триумфу, так неволит воля,Не против — я, иль замутится зренье,Но зорок зрак и отвергает муть.Да, и сквозь лондонский ваш дождь емуИз Адриатики сияет красота,И пусть ищу изгнания, душаПолна друзьями новыми, и любитМеня чужбина, и несёт быстрее.

Иногда тебя настигает поток странного счастья, по8рожденного теми ветрами, которые, по наблюдениюДанте, носят бледные тени грешников в мраке Ада;* та8кое же чувство овладевает нами и здесь, в сердцевине сол8нечного света или над прохладными, росисто8зеленымипастбищами и в пещерах волшебной лазури.

Уэстон Сент�Лльюмис

*«E paion si al vento esser leggieri».«Ombre portate dalla dette briga».

BEDDOESQUE

——— and going heavenward leavesAn opal spray to wake, a track that gleamsWith new�old runes and magic of past timeCaught from the sea deep of the whole man�soul,The «mantra» of our craft, that to the sun,New brought and broken by the fearless keel,That were but part of all the sun�smit sea,Have for a space their individual being,And do seem as things apart from all Time’s hoard,The great whole liquid jewel of God’s truth.

216 217

В ДУХЕ БЕДДОУЗА 8

——— взлетая, за собойОн оставляет бледный след, свеченьеЗаклятий, древне�новых рун, добытыхИз бездны человеческой души,Как «мантра» нашей силы; ныне, с солнцемСоединясь, они бесстрашным килемРассечены, как световое море,Их область — собственное бытие.Их Время не упрячет в закрома.Горящее сокровище воды, величье Божье.

GREEK EPIGRAM

Day and night are never weary,Nor yet is God of creatingFor day and night their torch�bearersThe aube and the crepuscule.

So, when I weary of praising the dawn and the sunset,Let me be no more counted among the immortals;But number me amid the wearying ones,Let me be a man as the herd,And as the slave that is given in barter.

218 219

ГРЕЧЕСКАЯ ЭПИГРАММА

День и ночь неутомимы.Зажигает ДемиургДень и ночь, и тех, кто с ними:Факелы зари и сумерек.

Потому, когда устану воспевать восходы и закаты,Не ищи меня ты больше средь бессмертных;Называй меня душой безвольнойПусть я буду, словно скот, безмолвный,Словно раб, что взят в обмен на рынке.

CHRISTOPHORI COLUMBI TUMULUS

(From the Latin of Hippolytus Capilupus,Early Cent. MDC)

Genoan, glory of Italy, Columbus thou sure light,Alas the urn takes even thee so soon out�blown,Its little space.

Doth hold thee, whom Oceanus had not the mightWithin his folds to hold, altho’ his broad embraceDoth hold all lands.

Bark�borne beyond his boundries unto Hind thou wastWhere scarce Fame’s volant self the way had cast.

220 221

ЭПИТАФИЯ ХРИСТОФОРУ КОЛУМБУ

(Ипполит Капилуп, начало XVII века,перевод с латыни) 9

Ты, гений Генуи, блистательнейший планОсуществил. Но, погребальной урнойОбъят, покоишь душу.

А ведь тебя не мог сдержать и Океан,Сжимающий в объятьях крепких сушуВолной лазурной.

Туда, за грань его, стремился ты зайти,Где Слава лишь могла путь в небесах найти.

HISTRION

No man hath dared to write this thing as yet,And yet I know, how that the souls of all men greatAt times pass through us,And we are melted into them, and are notSave reflexions of their souls.Thus am I Dante for a space and amOne François Villon, ballad�lord and thiefOr am such holy ones I may not write,Lest blasphemy be writ against my name;This for an instant and the flame is gone.

’Tis as in midmost us there glows a sphereTranslucent, molten gold, that is the «I»And into this some form projects itself:Christus, or John, or eke the Florentine;And as the clear space is not if a form’sImposed thereon,So cease we from all being for the time,And these, the Masters of the Soul, live on.

222 223

ГИСТРИОН 10

Никто не смел сказать об этом вслух,Но знаю, что порой великий духНа время входит в нас — по каплеПереплавляемся в великих мы,Не став простыми слепками их душ.Так, я на срок в ином пространстве — ДантИли король баллад и вор Вийон,Или таким я назван из имён,Что страшно осквернить его своим,Но миг один — и вновь огонь потух.

Так наше «Я» — пылающая сфераРасплавленного золота. И тамВнезапно в новой форме возникаютТо Данте, то Креститель, то Христос.Так нет пустого места, если формаПрименена.Мы лишь на время обретаем жизнь,Навек дана Владыкам Душ она.

NEL BIANCHEGGIAR

Blue�grey, and white, and white�of�rose,The flowers of the West’s fore�dawn unclose.I feel the dusky softness whirrof color, as upon a dulcimer«Her» dreaming fingers lay between the tunes,As when the living music swoonsBut dies not quite, because for love of us— knowing our stateHow that ’tis troublous —It wills not die to leave us desolate.

With thanks to Marco Londonio for his delightful Italianparaphrase of these lines appearing in «La Bauta» for Aug. 9th.

224 225

NEL BIANCHEGGIAR 11

Голубо�синий, розовый и бледный,Рассвет на Западе цветы раскрыл победно.И красок их я слышал разговор,Как будто на цимбалах переборПрелестных пальчиков «Ея»,Как будто музыка звучит из забытья,Но вся не умерла, жалея нас— И зная, как нам было б тяжело

Одним, покинутым в сей сумеречный час —Осталась жить, и стало нам светло.

Приносим нашу благодарность Марко Лондонио завосхитительный парафраз этих строк на итальянском языке,появившийся в «La Bauta» (примеч. Э. Паунда).

TO T. H. THE AMPHORA

Bring me this day some poet of the past,Some unknown shape amid the wonder lords!Yea of such wine as all time’s store affordsFrom rich amphorae that nor years can blastWith might of theirs and blows down�rained fast,Falernian and Massic of the Roman hoards,I’ve drunk the best that any land accords,Yet dread the time that I shall drink the last.

Bring me this day from out the smoky roomSome curved clay guardian of untasted wine,That holds the sun at heart. Search i’ the gloomBoy, well, and mark you that the draught be good.Then as an answer to this jest of mine,Luck brought th’ amphora, and the clasp was «HOOD.»

226 227

К Т. Х. 12 АМФОРА

Пришли мне днесь безвестного в векахПоэта, призрака среди владык!Вино времён, к которому привык,Из амфор, сохранённых в тайникахСвятого Рима. Я им весь пропах! —Фалернской горечью, струёй Массик;Чем освежить негнущийся язык?Всё высохло на битых черепках.

Пришли мне днесь из закопчённых стенКогорту неопробованных вин,Что солнцем дышат. Там, где мрак и тлен,Ищи получше, мальчик. Есть резон!И амфора явилась из руин,До наших запечатана времён.

PERSONÆ

1909

PERSONÆ

1909

«Make8strong old dreams lestthis our world lose heart»

THIS BOOK IS FORMARY MOORE

OF TRENTON, IF SHEWANTS IT

«Без древних грёзисчезнет сердце мира»

ЭТА КНИГА ПОСВЯЩАЕТСЯМЭРИ МОР

ИЗ ТРЕНТОНА,ЕСЛИ ОНА ЭТОГО ХОЧЕТ

PRAISE OF YSOLT

In vain have I strivento teach my heart to bow;

In vain have I said to him«There be many singers greater than thou.»

But his answer cometh, as winds and as lutany,As a vague crying upon the nightThat leaveth me no rest, saying ever,

«Song, a song.»

Their echoes play upon each other in the twilightSeeking ever a song.Lo, I am worn with travailAnd the wandering of many roads hath made my eyesAs dark red circles filled with dust.Yet there is a trembling upon me in the twilight,

And little red elf words crying «A song,»Little grey elf words crying for a song,Little brown leaf words crying «A song,»Little green leaf words crying for a song.

The words are as leaves, old brown leaves in the spring timeBlowing they know not whither, seeking a song.

White words as snow flakes but they are coldMoss words, lip words, words of slow streams.In vain have I striven

to teach my soul to bow,

232 233

ХВАЛА ИЗОЛЬДЕ

О, смирись мое гордое сердце, —твердил я, — найдутся певцы познатней,

С чьим величьем твоё не сравнится,Куда уж и песне твоей.

Шорох ветра ответом мне был и литания лютни,Голос, чуть различимый впотьмах,Не дающий покоя мне, повторяющий без конца:

«Песнь, о песнь».

Отзвук на отзвук бежал, это за эхом — в тёмных ночах,В поисках песни — зовущие песнь.Вот — я истерзан путями, как путами,Пыль в глаза мне швыряют дороги,Превращая их в тёмно�багровые диски.И всё ещё трепетом полон я в тёмных ночах

И словами — в шёпоте красного сильфа,зовущего: «Песнь!»,

И словами — в шёпоте серого сильфа,зовущего: «Песнь!»,

И словами — в шорохе жёлтых листьев,взывающих: «Песнь!»,

И словами — в шорохе листьев зелёных,зовущих песнь.

И слова эти были — прошлогодние бурые листьяв весеннюю пору,

Гонимые ветром невесть куда, в поисках песни —зовущие песнь.

И слова эти были — белые, словно снежинки,и холодные, как они,

Шелест мха, шёпот губ, шорох медленного ручейка.«О, душа моя, надо смириться,—

In vain have I pled with him,«There be greater souls than thou.»

For in the morn of my years there came a womanAs moon light callingAs the moon calleth the tides,

«Song, a song.»Wherefore I made her a song and she went from meAs the moon doth from the sea,But still came the leaf words, little brown elf wordsSaying «The soul sendeth us.»

«A song, a song!»And in vain I cried unto them «I have no songFor she I sang of hath gone from me.»

But my soul sent a woman, a woman of the wonderfolk,A woman as fire upon the pine woods

crying «Song, a song.»As the flame crieth unto the sap.My song was ablaze with her and she went from meAs flame leaveth the embers so went she unto new

forestsAnd the words were with me

crying ever «Song, a song.»

And I «I have no song,»Till my soul sent a woman as the sun:Yea as the sun calleth to the seed,As the spring upon the boughSo is she that cometh the song�drawerShe that holdeth the wonder words within her eyesThe words little elf words

that call ever unto me«Song, a song.»

234 235

Тщетно я говорил ей,— найдутся певцы познатней.С чьим величьем твое не сравнится,

Куда уж и песне твоей».

Ибо в утро дней моих юных вошла прекрасная дама,Словно лунный блик,Да, словно луна, окликающая прилив и отлив:

«Песнь, о, песнь».Почему, сколько бы я ей ни пел, всё она бы ушла от меня,Как луна побережье морское к утру покидает.Но шуршали отцветшие сильфы, словно сор

прошлогодних листьев,Говоря: «Нас послала душа твоя.

О песнь, песнь».Напрасно я отзывался: «Отзвучала моя песнь,Ибо та, которую я воспевал, ушла от меня».

И послала душа мне прекрасную даму из страны фей.Была она — страстный костер из сосновых поленьев,

взывавший: «Песнь, о песнь!»,Да, к сосновой смоле воззывавшее пламя.Песнь моя воспыла любовью, но фея ушла от меня,Как огонь покидает истлевшие угли, так ушла она

в новые чащи,Лишь слова оставались со мной,

зовущие: «Песнь, о, песнь!»

И опять отзывался я: «Отзвучала моя песнь»,Пока не послала душа мне прекрасную, словно солнце.Да, словно солнце, взывающее к зерну.Как прекрасна весна над рисунком ветвей,Так она хороша, та, что во мне поселила песнь,Та, у которой в глазах оживает чудесный шёпот,Слова�сильфы, да, крошечных сильфов слова,

повторяющих без конца:«Песнь, о песнь».

ENVOI

In vain have I striven with my soulto teach my soul to bow.

What soul bowethwhile in his heart art thou?

236 237

ПОСЫЛКА

О, душа моя, надо смириться, —тщетно я разговаривал с ней.

Но смирится ль душа, если в сердцеты с бессмертною песней своей?

TALLY�O

What ho! the wind is up and eloquent.Through all the Winter’s halls he crieth Spring.Now will I get me up unto mine own forestsAnd behold their bourgeoning.

238 239

TALLY�O

В ударе ветер — он Весну зовёт,В дворцах Зимы крича красноречиво,И мне в леса пора идти в походИ почек наблюдать разрывы.

AT THE HEART O’ ME

A. D. 751

With ever one fear at the heart o’ meLong by still sea�coasts

coursed my Grey�Falcon,And the twin delights

of shore and sea were mine,Sapphire and emerald with

fine pearls between.

Through the pale courses ofthe land�caressing in�streams

Glided my barge andthe kindly strange peoples

Gave to me laugh for laugh,and wine for my tales of wandering.

And the cities gave me welcomeand the fields free passage,

With ever one fearat the heart o’ me.

An thou should’st grow wearyere my returning,

An «they» should call to theefrom out the borderland,

What should avail mebooty of whale�ways?

What should avail megold rings or the chain�mail?

What should avail methe many�twined bracelets?

240 241

В СЕРДЦЕ МОЁМ

Anno Domini 751 1

Одного лишь боялся я в сердце моём,Когда вдоль безмолвного побережья

мчался мой «Серый сокол»И двойное блаженство — земли и воды —

принадлежало мне,Как сапфир и смарагд

с пенными перлами посередине.

Сквозь размытую бледную линиюлижущей пляжи вольной волны

Проносилась ладья моя,и дружелюбные чужестранцы

Дарили мне смех за смехи подносили вино за рассказы и вымыслы.

Города открывались передо мнойи поля приглашали пройтись,

Но одного лишь боялся яв сердце моём.

Ведь если устанешь ты прежде,чем я возвращусь,

И если тебя окликнут«они» из мглы порубежной,

Что толку мне будет в кольчугеи золотых колечках,

Что толку мне будет в браслетах,сдвоенных многократно,

Что толку мне будет,возлюбленная моя,

What should avail me,O my beloved,

Here in this «Middan�gard» *

what should avail meOut of the booty and

gain of my goings?

242

* Anglo�Saxon, «Earth».

243

Здесь, в «средиземье»* 2, —что толку мне будет

В трофеях, удаче, успехахславных походов моих?

* «Middangard» (англосакс.) — Срединный мир (прим. Паунда).* «Middangard» (англосакс.) — Срединный мир (прим. Паунда).

XENIA

AndUnto thine eyes my heartSendeth old dreams of the spring�time,Yea of wood�ways my rimeFound thee and flowers in and of all streamsThat sang low burthen, and of roses,That lost their dew�bowed petals for the dreamsWe scattered o’er them passing by.

244 245

XENIA 3

ИСердце лишь твоим глазамШлёт древние мечты весны.Мои напевы, рифм полны,Нашли тебя средь троп лесных, ручьёв,Рокочущих напевы, среди роз,Чьи чаши�лепестки из рос

опали под потоком грёз,Которые мы пролили на них.

OCCIDIT

Autumnal breaks the flame upon the sun�set herds.The sheep on Gilead as tawn hair gleamNeath Mithra’s dower and his slow departing,While in the sky a thousand fleece of goldBear, each his tribute, to the waning god.Hung on the rafters of the effulgent west,Their tufted splendour shields his decadence,As in our southern lands brave tapestries,Are hung king�greeting from the ponticellsAnd drag the pageant from the earth to air,Wherein the storied figures live again,Wind�molden back unto their life’s erst guise,All tremulous beneath the many�fingered breathThat Aufidus * doth take to house his soul.

246

* The West Wind.

247

OCCIDIT 4

Огонь осенний над закатным стадом.Рыжеет шерсть овец на ГилеадеПод скиптром Митры в час его ухода,И в небе сотни златорунных стадВ честь бога уходящего горят.Свисая с балок запада, их кистиХранят его распад великолепьем —Так в наших южных землях гобеленыПриветствовали королей с балконовИ увлекали шествие на небо,Где их герои снова оживали,Дрожа от многорукого дыханья,Им Ауфидус *5 дарил их прежний облик,Забрав в свои чертоги душу бога.

* Западный ветер (лат.) (прим. Паунда).* Западный ветер (лат.) (прим. Паунда).

AN IDYL FOR GLAUCUS

Nel suo aspetto tal dentro mi feiQual si fe’ Glauco nel gustar dell’ erbaChe il fe’ consorto in mar degli altri dei.

Paradiso, I, 67–9.

«As Glaucus tasting the grass that madehim sea�fellow with the other gods.»

I

Whither he went I may not follow him. His eyesWere strange to�day. They always were,After their fashion, kindred of the sea.

To�day I found him. It is very longThat I had sought among the nets, and when I askedThe fishermen, they laughed at me.I sought long days amid the cliffs thinking to findThe body�house of him, and thenThere at the blue cave�mouth my joyGrew pain for suddenness, to see him ’live.Whither he went I may not come, it seemsHe is become estranged from all the rest,And all the sea is now his wonder�house.And he may sink unto strange depths, he tells me of,That have no light as we it deem.E’en now he speaks strange words. I did not knowOne half the substance of his speech with me.

And then when I saw naught he sudden leapedAnd shot, a gleam of silver, down, away.And I have spent three days upon this rockAnd yet he comes no more.He did not even seem to knowI watched him gliding through the vitreous deep.

248 249

ИДИЛЛИЯ ДЛЯ ГЛАВКА

Nel suo aspetto tal dentro mi feiQual so fe’ Glauco nel gustar dell’ erbaChe il fe’ consorto in mar degli altri dei.

Paradiso, I, 67–9 6.

«Как только Главк попробовал траву,она превратила его в морское существо,равное другим богам».

I

Куда б он ни пошёл, не повлекусь за ним.Его глаза сегодня были странны. ОниВсегда такие, родственные морю.

Сегодня я нашла его. Искала долго,Среди сетей, расспрашивая рыбарей;Они смеялись надо мной до колик.Искала долго среди скал, найти боясьЛишь плоти дом, когда ж мелькнула радостьСвиданья в устье голубой пещеры�уст,Внезапно стало больно зреть его живым.Куда б он ни пошёл, не повлекусь за ним;Казалось, он давно чужой для всех;И ныне море лишь его волшебный дом.Ныряет он в престранные глубины,Где света нет, как полагаем мы.Вот и сейчас речёт он странные слова.Речей не поняла и половины.

Потом не уследила, как он прыгнул вдруг,Как выстрелил серебряным лучом, и — вглубь ушёл.Я провела три дня под той скалой,Он больше не пришёл.Казалось, он не ведал даже,Что я следила, как скользил он меж витражей�глубин.

II

They chide me that the skein I used to spinHolds not my interest now,They mock me at the route, well, I have come again.Last night I saw three white forms moveOut past the utmost wave that bears the white foam crest.I somehow knew that he was one of them.

Oime, Oime! I think each time they comeUp from the sea heart to the realm of airThey are more far�removed from the shore.When first I found him here, he sleptE’en as he might after a long night’s taking on the deep.And when he woke some whit the old kind smileDwelt round his lips and held him near to me.But then strange gleams shot through the grey�deep eyesAs though he saw beyond and saw not me.And when he moved to speak it troubled him.And then he plucked at grass and bade me eat.And then forgot me for the sea its charmAnd leapt him in the wave and so was gone.

III

I wonder why he mocked me with the grass.I know not any more how long it isSince I have dwelt not in my mother’s house.I know they think me mad, for all night longI haunt the sea�marge, thinking I may findSome day the herb he offered unto me.Perhaps he did not jest; they say some simples haveMore wide�spanned power than old wives draw from them.Perhaps, found I this grass, he’d come again.Perhaps ’tis some strange charm to draw him here,’Thout which he may not leave his new�found crewThat ride the two�foot coursers of the deep,And laugh in storms and break the fishers’ nets.Oime, Oime!

250 251

II

Они пеняли мне, что пряжу больше не сучу,Утратив вовсе интерес,И насмехались, что хожу на берег. Что ж, я пришла опять.Вечор я видела три белые фигурыЗа гранью волн, вздымавших белопенный крест.Я догадалась, что он был одним из них.

Ойме, Ойме! Я думаю, что каждый раз, когда ониИз сердца моря в царство воздуха выходят,От берега всё дальше. Когда впервыеНашла его, он спал, как будто отдыхалОн после долгого ночного лова средь глубин.Когда ж очнулся, отблеск старой дружеской улыбкиУ губ его забрезжил, и ближе стал он мне.Но вспыхнули пугающие бликиВ глазах сероглубинных, словноОн сквозь меня смотрел, меня не видя.Когда ж заговорил, то с мукой.Затем нарвал травы и повелел мне съесть.И вновь меня оставил ради моря,Враз ухватился за волну и скрылся с глаз.

III

Не ведаю, зачем траву он есть велел.Не помню, сколько не жила в родимом доме.Они меня считают сумасшедшей,Ночами долгими по берегу бродила,Ища траву, что предлагал мне он.Он не шутил, быть может; говорят,У той травы магическая власть,О чём не знают старые ведуньи.Найди я заповедную траву, он снова бы пришел,Быть может, чары завлекли б его,Иначе никогда он не покинетДрузей, что мчатся на два фута в глубине,Смеются в штормы, рвут рыбачьи сети.Ойме, Ойме!

SONGVoices in the Wind.

We have worn the blue and vair,And all the sea�cavesKnow us of old, and know our new�found mate.There’s many a secret stairThe sea�folk climb…

Out of the Wind.Oime, Oime!

I wonder why the wind, even the wind doth seemTo mock me now, all night, all night, andHave I strayed among the cliffs here.They say, some day I’ll fallDown through the sea�bit fissures, and no moreKnow the warm cloak of sun, or batheThe dew across my tired eyes to comfort them.They try to keep me hid within four walls.I will not stay!

Oime!And the wind saith; Oime!

I am quite tired now. I know the grassMust grow somewhere along this Thracian coast,If only he would come some little while and find it me.

ENDETH THE LAMENT FOR GLAUCUS

252 253

ПЕСНЯГолоса на ветру:

Наш наряд из горностая,Здесь нас знает каждый грот.И тебя, наш новый друг.Потайные тропы зная,Мы идём, морской народ.

Вне ветра:Ойме, Ойме!

Почему же ветер, даже ветерНадо мной смеётся вновь всю ночь,Заблудилась я среди утесов.Мне пророчат, что однаждыУпаду в расщелину морскую,Солнечный покров навек утративИ глаза росой не исцелив.В клетке стен меня не удержать,Не останусь я вовек!

Ойме!И ветер вторит мне: Ойме!

Я изнурена. Но верю, что траваГде�то на фракийском берегуСыщется, коль он меня найдёт.

ОКОНЧАНИЕ СТЕНАНИЯ ПО ГЛАВКУ

IN DURANCE

I am homesick after mine own kind,Oh I know that there are folk about me, friendly faces,But I am homesick after mine own kind.

«These sell our pictures!» Oh well,They reach me not, touch me some edge or that,But reach me not and all my life’s becomeOne flame, that reacheth not beyondMine heart’s own hearth,Or hides among the ashes there for thee.«Thee?» Oh «thee» is who cometh firstOut of mine own soul�kin,For I am homesick after mine own kindAnd ordinary people touch me not.

Yea, I am homesickAfter mine own kind that know, and feelAnd have some breath for beauty and the arts.

Aye, I am wistful for my kin of the spiritAnd have none about me save in the shadowsWhen come they, surging of power, «DAEMON,»«Quasi KALOUN.» S. T. says, Beauty is most that, a

«calling to the soul.»Well then, so call they, the swirlers out of the mist

of my soul,They that come mewards bearing old magic.

But for all that, I am homesick after mine own kindAnd would meet kindred e’en as I am,Flesh�shrouded bearing the secret.«All they that with strange sadness»Have the earth in mock’ry, and are kind to all,

254 255

В ЗАТОЧЕНИИ

Соскучился я по себе подобным.Их много здесь, я знаю... добрых лиц...Но я тоскую по себе подобным.

«Картины наши продают!» Так что ж,Они меня не трогают, касаясьТой или этой грани, жизнь моя —Кармин во мраке, рокот струн в камине,В кармане каменном пылающего сердца,И в тёплом пепле ждёт тебя. «Тебя?»О, этот «ты» — тот, кто приходит первыйИз родственной мне, близкой мне души,Ведь по себе подобным я тоскую,Не трогают меня простые люди.

Да, я соскучилсяПо тем, кто мне подобен, тем, кто знает,Кто чувствует в творенье красоту.

Да, по родству, по духу я томлюсь,В безвестности, в тени мои собратья,Когда они приходят, колебатели энергий,«Quasi KALOUN», «DAEMON». Как говорит S. T.: 7

«Прекрасное — то, чток душе взывает».

Так и они взывают, смерч из мракамоей души,

По душу древнюю мою идущие волхвы.

Но всё ж соскучился я по себе подобным,И встречусь — родственник — с соравными себе,С завёрнутою в саван тела тайной.«Все те, кто в наваждении печали»Смееётся над землёй, но сердцем добр,

My fellows, aye I know the gloryOf th’ unbounded ones, but ye, that hideAs I hide most the whileAnd burst forth to the windows only whiles or whilesFor love, or hope, or beauty or for power,Then smoulder, with the lids half closedAnd are untouched by echoes of the world.

Oh ye, my fellows: with the seas between us some be,Purple and sapphire for the silver shaftsOf sun and spray all shattered at the bowsOf such a «Veltro» of the vasty deepAs bore my tortoise house scant years agone:And some the hills hold off,The little hills to east us, though here weHave damp and plain to be our shutting in.

And yet my soul sings «Up!» and we are one.Yea thou, and Thou, and THOU, and all my kinTo whom my breast and arms are ever warm,For that I love ye as the wind the treesThat holds their blossoms and their leaves in cureAnd calls the utmost singing from the boughsThat ’thout him, save the aspen, were as dumbStill shade, and bade no whisper speak the birds of how«Beyond, beyond, beyond, there lies…»

256 257

Собратья милые, я знаю славуБесплотного. Но вы�то не бесплотны,Лишь прячетесь, как я, по большей части,Да в некий час кидаетесь к окну —К любви, надежде, силе, красоте,И — снова — в пепел: тлеть, глаза прикрыв,Ни отзвуком мир не коснется вас.

Но кое�что есть между нами в море,Сапфир, багрянец, солнечных лучейСеребряные брызги — волн — в форштевень,И «Veltro» 8, как наитье, мчит над бездной,Мой черепаший дом над скудным прошлым:С холма на холм, и всё равно — ни с места,Холмы, холмы — к востоку; сыро, душноКак в заточеньи, в прошлом было б нам.

Но «Вверх!» — поет душа, и вновь единыИ ты, и Ты, и ТЫ, и все подобья,Кому тепло от рук моих и губ,Ведь я люблю вас, как деревья — ветер,Который гладит листья, исцеляя,И пенье извлекает из ветвей,Что без него молчат (о, лишь осина...)И немотой взывают, тенью звукаК беспечным птицам: «Там… туда… за край…»

GUILLAUME DE LORRIS BELATEDA Vision of Italy

Wisdom set apart from all desire,A hoary Nestor with youth’s own glad eyes,Him met I at the style, and all benignHe greeted me an equal and I knew,By this his lack of pomp, he was himself.

Slow�Smiling is companion unto him,And Mellow�Laughter serves, his trencherman.And I a thousand beauties there beheld.And he and they made merry endlessly.And love was rayed between them as a mist,And yet so fine and delicate a hazeIt did impede the eyes no whit,Unless it were to make the halo round each oneAppear more myriad�jewelled marvellous,Than any pearled and ruby diadem the courts o’ earth

ha’ known.

Slender as mist�wrought maids and hamadryadsDid meseem these shapes that ministered,These formed harmonies with lake�deep eyes,And first the cities of north ItalyI did behold,Each as a woman wonder�fair,And svelte Verona first I met at eve;And in the dark we kissed and then the wayBore us somewhile apart.And yet my heart keeps tryst with her,So every year our thoughts are interwoveAs fingers were, such times as eyes see much, and tell.And she that loved the master years agone,That bears his signet in her «Signor Square,»«Che lo glorifico.»*

258 259

ЗАПОЗДАЛЫЙ ГИЛЬОМ ДЕ ЛОРРИС 9

Видение Италии

Премудрость, непричастная желаньям,Белоголовый Нестор с юным взглядомНад хартией; завидев, благосклонноОн мне кивнул, как равному. Я понялПо простоте величья: это он.

С ним Тихая Улыбка, экономка,И Мягкий Смех, слуга и приживал.И тысячи красавиц: вместе с нимиОн продолжал свой бесконечный пир.Любовь вилась меж ними, как туман,Как испаренье, тонкое настолько,Что зренью не препятствует ничуть,Но каждую венчает ореоломМерцающим мирьядом самоцветов,Которые затмят рубин и жемчуг земных венцов.

Стройны, как гостьи воздуха, дриады,Предстали мне прислужницы его.И Северной Италии селеньяЯ первыми увидел. Каждый городБыл женщиной чудесной красоты.И первой вышла гибкая Верона:Мы в темноте поцеловались; дальшеНас что�то друг от друга увело.Но в сердце я ей назначал свиданья,И каждый год сходились наши мысли,Как пальцы с пальцами, глаза с глазами.Она, в иные годыЛюбившая того, чей знак донынеНа Piazza dei Signori: да, того,«Сhe lo glorifico»*.

She spread her arms,And in that deep embraceAll thoughts of woe were perishedAnd of pain and weariness and all the wrackOf light�contending thoughts and battled�gleams,(That our intelligence doth gain by strife against itself)Of things we have not yet the earned right to clearly see.And all, yea all that dust doth symbolizeWas there forgot, and my enfranchised soulGrew as the liquid elements, and was infusedWith joy that is not light, nor might nor harmony,And yet hath part and quality of all these three,Whereto is added calm past earthly peace.

Thus with Verona’s spirit, and all timeSwept on beyond my ken, and as the seaHath in no wise a form within itself,Cioè, as liquid hath no form save where it bounden isBy some enshrouding chalice of hard things —As wine its graven goblet, and the seaIts wave�hewn basalt for a bordering,So had my thought and now my thought’s remembranceNo «information» of whatso there passedFor this long space the dream�king’s horny gate.

And when that age was done and the transfusionOf all my self through her and she through me,I did perceive that she enthroned two things:Verona, and a maid I knew on earth;And dulled some while from dream, and then becomeThat lower thing, deductive intellect, I sawHow all things are but symbols of all things,**And each of many, do we knowBut the equation governing.And in my rapture at this vision’s scopeI saw no end or bourn to what things mean,So praised Pythagoras and once more raisedBy this said rapture to the house of Dream,

260 261

Она простерла руки,И всё в её объятии глубокомИсчезло: все воспоминанья горя,Вся боль, вся немощь, жалкие обломкиЗлых помыслов, разбитых озарений(Душа их копит, мучая себя),Чего мы разгадать не заслужили.И всё, что означала эта персть,Забылось; облегчённая душаВошла в стихию влаги, и проникласьНе светом, не гармонией, не мощью,Но тем, что этой троице причастно,И больше: тишиной послеземной.

Таков был дух Вероны; время шло,Превосходя мой разум: как моряВ себе самих не обладают формой,Cioè, как жидкость обретает формуЛишь схваченная формой твёрдых тел,Вино — своим гранёным кубком, море —Базальтовою чашей берегов,Так мысль моя и память этой мыслиНе даст вам формы знания о том,Что шло ко мне из роговых ворот.

Когда кончалась эра претвореньяВсего меня в неё, её в меня,Я понял: в ней увенчаны две вещи:Верона — и старинная любовь.Тут сновиденье смерклось, я очнулсяИ низшее начало, рассужденье,Мне подсказало: вещи — только знаки **Других вещей, все — всех, одна — любых,Владей мы только правилом пропорций.Я, в исступленье, на краю виденьяЗнал, что значенью вещи нет границ.Так, честь воздавши Пифагору, вновьЯ возвратился к дому сновиденья

Beheld Fenicè as a lotus�flowerDrift through the purple of the wedded seaAnd grow a wraith and then a dark�eyed she,And knew her name was «All�forgetfulness,»And hailed her: «Princess of the Opiates,»And guessed her evil and her good thereby.

And then a maid of nine «Pavia» hight,Passed with a laugh that was all mystery,And when I turned to herShe reached me one clear chalice of white wine,Pressed from the recent grapes that yet were hungAdown her shoulders, and were boundRight cunningly about her elfish brows;So hale a draught, the life of every grapeLurked without ferment in the amber cloud.And memory, this wine was, of all good.

And more I might have seen: Firenza, Goito,Or that proudest gate, Ligurian Genoa,Cornelia of Colombo of far sight,That, man and seer in one, had well been twain,And each a glory to his hills and sea;And past her a great bandBright garlanded or rich with purple skeins,And crimson mantles and queynt fineriesThat tarnished held but so the moreOf dim allurement in their half�shown folds:So swept my vision o’er their filmy ranks,Then rose some opaque cloud,Whose name I have not yet discerned,And music as I heard it one clear nightWithin our earthly night’s own mirroring,Cioè, San? ——— San Pietro by Adige,***Where altar candles blazed out as dim stars,And all the gloom was soft, and shadowy formsMade and sang God, within the far�off choir.And in a clear space high behind

262 263

И увидал Фениче: лотос плылПо пурпуру обвенчанной водыИ духом стал, и черноокой девой.И я узнал: ей имя — «Все�забвенье»,Её зовут «Владычицей Дурманов»,И зло её и благо угадал.

И Павия высокая вошла,Смеясь таинственным чудесным смехом,И подошла ко мне, и поднеслаПрозрачный кубок светлого винаИз только что отжатых гроздьев; гроздиЛежали на плечах её, и пышнымУбором увенчали дивный лоб.Я отпил, вкус был чист: как бы не хмель,А жизнь лозы таилась в янтаре.И был он — память обо всем, что мило.

И далее: Флоренция и Гоито,И Генуя, Лигурии отрада,Корнелия Колумба своего:Муж и провидец, в нём едином — двое,И каждый — честь и слава отчих мест;За нею пышная толпаВ венках, гирляндах, пурпурных нарядах,В плащах пунцовых, в тканях драгоценных,В поблекшем, но тем более чудесномОчаровании глубоких фалд:Мой взгляд скользил по их сквозным рядам,Но тут: как будто облако тугое,Чьё имя я ещё не угадал,И музыка, какую ясной ночьюЯ слышал в зеркале земных ночей,Cioè? San? ——— Сан Пьетро у Адидже,***Где свечи алтаря горят, как звёзды,И мягкий сумрак лепит формы�тени,И славит Бога в глубине, на хорах,А наверху, в пространстве освещённом,

Them and the tabernacle of that place,Two tapers shew the master of the keysAs some white power pouring forth itself.

And all the church rang low and murmuredThus in my dream of forms the music swayed.And I was lost in it and only wokeWhen something like a mass bell rang, and thenThat white�foot wind, pale Dawn’s annunciatrice,Me bore to earth again, but some strange peaceI had not known so well before this swevynClung round my head and made me hate earth less.

264 265

Над ними и над ракой, в высотеДве свечки озаряют ключаря,И сила света хлещет, как вода.

Весь храм позванивал и лепетал:Так музыка влилась в мои виденья;Я в ней терялся; и пришел в себя,Когда, как слышалось, звонят к обедне,И ветер, белоногий вестник Утра,Вернул меня земле. Но странный мир,Какого прежде я почти не знал,Звучал в уме и примирял с землёй.

IN THE OLD AGE OF THE SOUL

I do not choose to dream; there cometh on meSome strange old lust for deeds.As to the nerveless hand of some old warriorThe sword�hilt or the war�worn wonted helmetBrings momentary life and long�fled cunning,So to my soul grown old —Grown old with many a jousting, many a foray,Grown old with many a hither�coming and hence�going —Till now they send him dreams and no more deed;So doth he flame again with might for action,Forgetful of the council of the elders,Forgetful that who rules doth no more battle,Forgetful that such might no more cleaves to himSo doth he flame again toward valiant doing.

266 267

В СТАРОСТИ ДУШИ

Я не хочу мечтать — мной овладелаСтранная старая страсть к делам.Как меча рукоять иль в боях изрубленный шлемСилы вселяет и ловкость былуюВ уставшую длань старого воина,Так и моя душа,Состарясь в поединках, набегах,Состарясь в походах и переходах, —Пусть ныне кормят её мечтами, а не делами, —Вновь воспылала мощной тягой к деянью,Забыв о совете старейшин,Забыв, что правитель сам в поединках не бьётся,Забыв, что сила в руках уж не та,Вновь воспылал я жаждою подвигов ратных.

ALBA BELINGALIS

Phoebus shineth ere his splendour fliethAurora drives faint light athwart the landAnd the drowsy watcher crieth,

«ARISE.»

Ref.

O’er cliff and ocean the white dawn appearethIt passeth vigil and the shadows cleareth.

They be careless of the gates, delaying,Whom the ambush glides to hinder,Whom I warn and cry to, praying,

«ARISE.»

Ref.

O’er cliff and ocean the white dawn appearethIt passeth vigil and the shadows cleareth.

Forth from out Arcturus, North Wind blowethThe stars of heaven sheathe their gloryAnd sun�driven forth�goeth

Settentrion.

Ref.

O’er sea mist, and mountain is the dawn display’dIt passeth watch and maketh night afraid.

From a tenth�century ms.

268 269

ALBA BELINGALIS 10

Прежде Феб сияет, чем луч его блистает,Слабый свет Аврора на землю посылает,Сонный страж нас будит:

«Проснитесь, скорее!»

Рефрен


Скрипнули ворота — что ты медлишь, что ты?Ты, которую засада ждёт в извивах сада,Ты, которую прошу я:

«О, проснись скорее!»

Рефрен


От Арктура веет Норд и суровеет.Ореол звезды небесной бледно индевеет.Солнцем запряжен,

Грядёт Settentrion 11

Рефрен

Над скалой — заря, над морем — дымка показалась,Нет, не зря ночная мгла дозора испугалась.

(Из манускрипта десятого века).

FROM SYRIA

The song of Peire Bremon «Lo Tort» that he madefor his Lady in Provença:he being in Syria a crusader.

In April when I see all throughMead and garden new flowers blow,And streams with ice�bands broken flow,Eke hear the birds their singing do;When spring’s grass�perfume floateth byThen ’tis sweet song and birdlet’s cryDo make mine old joy come anew.

Such time was wont my thought of oldTo wander in the ways of love.Burnishing arms and clang thereof,And honour�services manifoldBe now my need. Whoso combineSuch works, love is his bread and wine,Wherefore should his fight the more be bold.

Song bear I, who tears should bringSith ire of love mak’th me annoy,With song think I to make me joy.Yet ne’er have I heard said this thing:«He sings who sorrow’s guise should wear.»Natheless I will not despairThat sometime I’ll have cause to sing.

I should not to despair give wayThat somewhile I’ll my lady see.I trust well He that lowered meHath power again to make me gay.But if e’er I come to my Love’s landAnd turn again to Syrian strand,God keep me there for a fool, alway!

270 271

ИЗ СИРИИ

Песнь Пейре Бремона «Lo Tort», которую онсочинил в бытность свою крестоносцем в Сириидля своей Дамы из Прованса 12.

В апреле, когда всё цветёт,Благоухают все сады,Когда идут по рекам льды,И птаха каждая поётИ травы пахнут по лугам, —В апреле нежном птичий гамС души моей снимает гнёт.

В такие дни отрадно мнеБродить дорогами любви,Начистив латы. ПризовиК себе в далёкой сторонеОруженосцев чести. Где бИ кто б ни пел — вино и хлебСуть песнь любви, а меч — вдвойне.

Я ту пою, что все годаВ слезах являлась, как назло.Пою, чтоб нынче повезло.Противник скорого суда,Мол, «тот поёт, чей жалок вид»,Тем менее я тем убит,Что повод петь найду всегда.

Я не отчаялся попастьВ страну, где страсть сильней огня.Ведь Тот, кто вечно гнал меня,Всё мне вернуть имеет власть.Но если путь к Любви найду,Я снова в Сирию приду —Сия пусть минет нас напасть.

God for a miracle well shouldHold my coming from her away,And hold me in His grace alwayThat I left her, for holy�rood.An I lose her, no joy for me,Pardi, hath the wide world in fee.Nor could He mend it, if He would.

Well did she know sweet wiles to takeMy heart, when thence I took my way.Thout sighing, pass I ne’er a dayFor that sweet semblance she did makeTo me, saying all in sorrow:«Sweet friend, and what of me to�morrow?»«Love mine, why wilt me so forsake?»

ENVOI

Beyond sea be thou sped, my song,And, by God, to my Lady sayThat in desirous, grief�filled wayMy nights and my days are full long.And command thou William the Long�SeerTo tell thee to my Lady dear,That comfort be her thoughts among.

The only bit of Peire Bremon’s work that has come down to us, and through its being printedwith the songs of Giraut of Bornelh he is like to lose credit for even this. — E. P.

272 273

Являя чудо, неспростаТворец употребляет власть:Чтоб мог для милой я пропастьИ зреть распятого Христа.И я же здесь ложусь костьмиЗа мир в награду, чёрт возьми! —Безмолвны Божии уста.

Дарила мне улыбку? — что ж,Она уловка только, частьКоварств жеманных. Хватит, страсть,Не смей вздыхать, не проведёшьПодобием любви таким:«А завтра будешь ли моим?А от меня не улизнёшь?»

ПОСЫЛКА

Лети, мой стих, над лоном вод,Чтоб к ушку милому припасть.Скажи ей: и тоска, и страстьВсе дни и ночи напролётВедут меня. Пусть Уильям�плутИль кто другой — пусть ей споют,Утешив Даму в свой черёд.

Единственное произведение Пейре Бремона, которое дошло до нас, и, хотя оно былоопубликовано с песнями Гираута Борнеля, ему, кажется, не воздано даже за это (примеч.Паунда).

FROM THE SADDLED’Aubigne to Diane

Wearied by wind and wave death goesWith gin and snare right near alwayUnto my sight. Behind me bayAs hounds the tempests of my foes.Ever on ward against such woes,Pistols my pillow’s service pay,Yet Love makes me the poet play.Thou know’st the rime demands repose,So if my line disclose distress,The soldier and my restlessnessAnd teen, Pardon, dear Lady mine,For since mid war I bear love’s pain’Tis meet my verse, as I, show signOf powder, gun�match and sulphur stain.

274 275

НЕ ПОКИДАЯ СЕДЛАД’Обинье — Диане 13

Снова смерь идёт волной,Ветер ставит мне силки,Вихрей снежные полкиС лаем гонятся за мной.Взял постельничий с собойИ мушкеты и клинки,Рифма лёгкой ждёт руки,Передышки, но игройЗдесь командует Любовь.Милая, не хмурьте бровь,Если строчек этих тонВам покажется больным,Всё в стихах: любовный стон,Порох, прах, огонь и дым.

MARVOIL

A poor clerk I, «Arnaut the less» they call me,And because I have small mind to sitDay long, long day cooped on a stoolA�jumbling o’ figures for Maitre Jacques Polin,I ha’ taken to rambling the South here.

The Vicomte of Beziers’s not such a bad lot.I made rimes to his lady this three year:Vers and canzone, till that damn’d son of Aragon,Alfonso the half�bald, took to hangingHis helmet at Beziers.Then came what might come, to wit: three men and

one woman,Beziers off at Mont�Ausier, I and his ladySinging the stars in the turrets of Beziers,And one lean Aragonese cursing the seneschalTo the end that you see, friends:

Aragon cursing in Aragon, Beziers busy at Beziers —Bored to an inch of extinction,Tibors all tongue and temper at Mont�Ausier,Me! in this damn’d inn of Avignon,Stringing long verse for the Burlatz;All for one half�bald, knock�knee’d king of the

Aragonese,Alfonso, Quatro, poke�nose.

And if when I am deadThey take the trouble to tear out this wall here,They’ll know more of Arnaut of MarvoilThan half his canzoni say of him.

276 277

МАРЕЙЛЬ 14

Я бедный клирик, Арнаут�меньшой,Но мало видел проку в том я, чтобыПросиживать весь долгий день — днём долгимУ Мэтра Жака путаясь в ногах.Нет, веселей бродяжничать на юге!

К виконту де Безье претензий нет.Три года я кропал стишки жене его —Канцоны и стихи, покуда арагонскийЩенок, Альфонсо, в плешь его, не взял за правилоШлем оставлять в гостях у де Безье.Зане случилось то, что и случилось —Три рыцаря, а дама

лишь одна:Безье, отбывший в Монт�Озье, и мы с женой его,Поющие о звёздах,И тощий Арагонец, зло клянущийВ финале этой сцены сенешаля.

Арагон, ругающийся в Арагоне, и Безье,Безумствующий в Безье,Здесь обрекли меня на угасанье(Злорадствовала Тиборс в Монт�Озье!).Меня! В этом грязном трактире под Авиньоном,Где плету бесконечные вирши любимой моей.И всё из�за полуплешивого и козлоногого короля

Арагонского,Альфонсо Четвертого 15, всюду сующего нос.

Но если по смерти моейРазберут эту грязную стену,То больше узнают об Арнауте Марейле,Чем было известно из прежних его канцон.

As for will and testament I leave none,Save this: «Vers and canzone to the Countess

of BeziersIn return for the first kiss she gave me.»May her eyes and her cheek be fairTo all men except the King of Aragon,And may I come speedily to BeziersWhither my desire and my dream have preceded me.

O hole in the wall here! be thou my jongleurAs ne’er had I other, and when the wind blows,Sing thou the grace of the Lady of Beziers,For even as thou art hollow before I fill thee with

this parchment,So is my heart hollow when she filleth not mine eyes,And so were my mind hollow, did she not fill utterly

my thought.

Wherefore, O hole in the wall here,When the wind blows sigh thou for my sorrowThat I have not the Countess of BeziersClose in my arms here.Even as thou shall soon have this parchment.

O hole in the wall here, be thou my jongleur,And though thou sighest my sorrow in the wind,Keep yet my secret in thy breast here;Even as I keep her image in my heart here.

Mihi pergamena deest.

278 279

Ибо нечего мне по себе в этом мире оставить,Как только «Канцоны и песни в честь милой моей

де БезьеВ награду за первый её поцелуй».Когда б я мог в Безье перенестисьСкорей, чем страсть моя и грёзы.О, верный мой тайник! Жонглёром 16 будь моим!Другого не было жонглёра у меня, и если ветерОдин поёт, томись и ты по милой де Безье.

Как ты был пуст, покуда я тебястихами не наполнил,

Так пусто на сердце, коль взор не полон ею,Так голова моя пуста, пока любимой не полнятся

все помыслы мои.

А посему, тайник в стене, когда лишь ветерОдин поёт, и ты вздыхай о том,Что никогда в объятия своиНе заключу графиню де Безье,Хоть был бы ты и доверху наполнен!

О, верный мой тайник, жонглёром будь моим!Томись моей тоской, когда поёт лишь ветер...Но тайну сердца моего храни,Как в сердце тайну милую храню...

Mihi pergamena deest 17.

REVOLTAgainst the Crepuscular Spirit

in Modern Poetry

I would shake off the lethargy of this our time,and give

For shadows — shapes of powerFor dreams — men.

«It is better to dream than do?»Aye! and, No!

Aye! if we dream great deeds, strong men,Hearts hot, thoughts mighty.

No! if we dream pale flowers,Slow�moving pageantry of hours that languidlyDrop as o’er�ripened fruit from sallow trees.If so we live and die not life but dreams,Great God, grant life in dreams,Not dalliance, but life!

Let us be men that dream,Not cowards, dabblers, waitersFor dead Time to reawaken and grant balmFor ills unnamed.

Great God, if we be damn’d to be not men but only dreams,Then let us be such dreams the world shall tremble atAnd know we be its rulers though but dreams!Then let us be such shadows as the world shall tremble atAnd know we be its masters though but shadow!

Great God, if men are grown but pale sick phantomsThat must live only in these mists and tempered lights

280 281

БУНТПротив сумеречных настроений

в современной поэзии 18

Я бы хотел отбросить прочь унынье наших днейи дать

Теням — подобье силы,Грёзам — жизнь.

«Но грёзы лучше жизни?»Да! и Нет!

Да! — если в грёзах мощные идеи,Сердца горячие, великие дела.

Нет! — если в грёзах бледные цветочки,Да созерцанье медленных минут, что томноОпадут, как перезревшие плоды с деревьев слёзных.Что ж, жить и умирать не наяву, а в грёзах?Всесильный Бог! Пошли нам жизни в грёзы!Не праздности, но жизни!

Да будем мы людьми, что грезят жизнью!А не слюнтяями, что малодушно ждут,Чтоб умершее время излечилоНемые скорби их.

Всесильный Бог! Уж если суждено нам жить лишь в грёзах,Пусть этих грёз трепещет мир и знает,Что мы им будем властвовать и в грёзах!Уж если суждено нам быть тенями,Пусть тех теней трепещет мир и знает,Что мы им будем править и тенями!

Всесильный Бог! Коль выродились людиВ убогие созданья, для которых

And tremble for dim hours that knock o’er loudOr tread too violent in passing them;

Great God, if these thy sons are grown such thin ephemera,I bid thee grapple chaos and begetSome new titanic spawn to pile the hills and stirThis earth again.

282 283

Опасен свет дневной и страшен шумНеумолимых лет; Всесильный Боже!

Коль выродились дети твои в виденья чахлые — молю:Восстань на хаос и яви на светТитанов новых, громоздящих горы, и зановоПеретряхни наш мир.

AND THUS IN NINEVEH

«Aye! I am a poet and upon my tombShall maidens scatter rose leavesAnd men myrtles, ere the nightSlays day with her dark sword.

«Lo! this thing is not mineNor thine to hinder,For the custom is full old,And here in Nineveh have I beheldMany a singer pass and take his placeIn those dim halls where no man troublethHis sleep or song.And many a one hath sung his songsMore craftily, more subtle�souled than I;And many a one now doth surpassMy wave�worn beauty with his wind of flowers,Yet am I poet, and upon my tombShall all men scatter rose leavesEre the night slay lightWith her blue sword.

«It is not, Raama, that my song rings highestOr more sweet in tone than any, but that IAm here a Poet, that doth drink of lifeAs lesser men drink wine.»

284 285

И ПОЭТОМУ В НИНЕВИИ 19

«Так! Я поэт, и к моему надгробьюДевушки будут складывать розыИ мужи мирт, пока ночьНе занесёт над светом свой синий меч.

«Что же, этого ни я,Ни ты не отменишь.Уж очень древний это обычай.И здесь, в Ниневии, сколько раз я глядел,Как уходили певцы, как занимали местаВ этих смутных домах, где никто не мешаетИх сну или песни.И многие, многие пелиИскусней, чем я, и одушевлённей, чем я;Многие и теперь превосходятВолнообразную мою красоту своим ветром цветущим.Но я поэт, и моё надгробьеКаждый осыплет розами,Пока ночь не занесёт над светомСвой синий меч.

«Не то что, Раама, песня моя вышеИли слаще звучит, чем чья�нибудь ещё, но яЗдесь поэт: я пил жизнь,Как мало кто пьёт вино».

THE WHITE STAG

I ha’ seen them ’mid the clouds on the heather.Lo! they pause not for love nor for sorrow,Yet their eyes are as the eyes of a maid to her lover,When the white hart breaks his coverAnd the white wind breaks the morn.

«’Tis the white stag, Fame, we’re a8hunting,Bid the world’s hounds come to horn!»

286 287

БЕЛЫЙ ОЛЕНЬ

Я их видел: в облаках душистых верескаНезамедленны любовь с тоской и неизменны.А глаза оленьи, как у девушки, глядящей на возлюбленного,В час, когда обман развеет белая душа загубленная,В час, когда развеет белым дуновеньем полутьму.

«Вот он, Слава: белый, гордый — наша цель излюбленная,Выпусти собак Вселенной, в громкий рог труби ему!»

PICCADILLY

Beautiful, tragical faces,Ye that were whole, and are so sunken;And, O ye vile, ye that might have been loved,That are so sodden and drunken,

Who hath forgotten you?

O wistful, fragile faces, few out of many!

The gross, the coarse, the brazen,God knows I cannot pity them, perhaps, as I should do,But, oh, ye delicate, wistful faces,

Who hath forgotten you?

288 289

ПИККАДИЛЛИ

Прекрасные, трагические лица! 20

Всегда ль вы были так мерзки и грязны?О вы, что быть возлюблены могли,А нынче так пьяны и безобразны,

Кем позабыты вы?

О, жалкие, немногие из многих!

Холёным, сытым, наглымЯ б тоже должен сострадать, но не могу, увы.Но вы, трагические лица,

Кем позабыты вы?

EXULTATIONS

1909

ТОРЖЕСТВА

1909

I am an eternal spirit and the things I make are butephemera, yet I endure:

Yea, and the little earth crumbles beneath our feetand we endure.

TO CARLOS TRACY CHESTER

«amicitiae longaevitate»

Я вечный дух и то, что я создаю, эфемерно, ноя пребываю:

Да, и маленькая земля крошится под нашей стопой,и мы пребываем.

КАРЛОСУ ТРЕЙСИ ЧЕСТЕРУ 1

«amicitiae longaevitate»

GUIDO INVITES YOU THUS *

«Lappo I leave behind and Dante too,Lo, I would sail the seas with thee alone!Talk me no love talk, no bought�cheap fiddl’ry,Mine is the ship and thine the merchandise,All the blind earth knows not th’ empriseWhereto thou calledst and whereto I call.

Lo, I have seen thee bound about with dreams,Lo, I have known thy heart and its desire;Life, all of it, my sea, and all men’s streamsAre fused in it as flames of an altar fire!

Lo, thou hast voyaged not! The ship is mine.»

294

* The reference is to Dante’s sonnet «Guido vorrei…»

295

ГВИДО ПРИГЛАШАЕТ ТАК 2

«Лаппо я брошу здесь, и Данте с ним,С тобой одной мы выйдем в это море!Не затевай любовной болтовни,Решаем: мой корабль, твой товар.Слепая ли земля предложит дар,Какого ищешь ты, и я ищу?

Слушай, я видел дух твой в глубине,Слушай, я знаю: сны твои жестоки;Жизнь — моё море; вся; людей потокиСмешались в нём, как в жертвенном огне!

О, ты не знала странствий! Вот корабль».

SESTINA: ALTAFORTE

LOQUITUR: En Bertrans de Born.

Dante Alighieri put this man in hell for that hewas a stirrer�up of strife.Eccovi!Judge ye!Have I dug him up again?

The scene is at his castle, Altaforte. «Papiols» is his jongleur.«The Leopard,» the device of Richard (Cœur de Lion).

I

Damn it all! all this our South stinks peace.You whoreson dog, Papiols, come! Let’s to music!I have no life save when the swords clash.But ah! when I see the standards gold, vair, purple, opposingAnd the broad fields beneath them turn crimson,Then howl I my heart nigh mad with rejoicing.

II

In hot summer have I great rejoicingWhen the tempests kill the earth’s foul peace,And the lightnings from black heav’n flash crimson,And the fierce thunders roar me their musicAnd the winds shriek through the clouds mad, opposing,And through all the riven skies God’s swords clash.

III

Hell grant soon we hear again the swords clash!And the shrill neighs of destriers in battle rejoicing,Spiked breast to spiked breast opposing!Better one hour’s stour than a year’s peaceWith fat boards, bawds, wine and frail music!Bah! there’s no wine like the blood’s crimson!

296 297

CЕСТИНА: АЛЬТАФОРТЕ 3

По Бертрану де Борну

LOQUITUR: Эн Бертран де Борн.

Данте Алигьери поместил этого человека в Адкак разжигателя брани.Eccovi!Судите сами!Не выкопал ли я его?

Место действия — замок Бертрана, Альтафорте. Папьоль — егоменестрель, «Леопард» — боевой клич Ричарда (Львиное Сердце).

I

Весь этот чёртов Юг воняет миром.Эй, сукин сын Папьоль! Валяй музыку!Жить можно там, где сталь о сталь гремит.О да! Где стяги рвутся к верной встрече,А поле впитывает свежий пурпур,Там воет во мне сердце от восторга.

II

Я душным летом жду себе восторга:Сверкнёт гроза, как лезвие над миром,И молнии во мрак забросят пурпур,И гром сыграет славную музыку,И ветер — в тучи, в брюхо им, навстречу,И божья сталь сквозь рваный свод гремит.

III

Услышим, чёрт возьми, как сталь гремит!И кони ржут, шалея от восторга,Грудь в грудь, сталь в сталь, шип в шип идут навстречу!Час урагана слаще года мира —Обжорства, своден, вин, пустой музыки!Но где вино, как крови нашей пурпур!

IV

And I love to see the sun rise blood�crimson.And I watch his spears through the dark clashAnd it fills all my heart with rejoicingAnd pries wide my mouth with fast musicWhen I see him so scorn and defy peace,His lone mignt ’gainst all darkness opposing.

V

The man who fears war and squats opposingMy words for stour, hath no blood of crimsonBut is fit only to rot in womanish peaceFar from where worth’s won and the swords clashFor the death of such sluts I go rejoicing;Yea, I fill all the air with my music.

VI

Papiols, Papiols, to the music!There’s no sound like to swords swords opposing,No cry like the battle’s rejoicingWhen our elbows and swords drip the crimsonAnd our charges ’gainst «The Leopard’s» rush clash.May God damn for ever all who cry «Peace!»

VII

And let the music of the swords make them crimson!Hell grant soon we hear again the swords clash!Hell blot black for alway the thought «Peace!»

298 299

IV

И я люблю восход: кровавый пурпурСветила: меч его сквозь мрак гремит,Переполняя грудь мою восторгом,А глотку воплем радостной музыки,Когда, гнушаясь малодушным миром,Оно одно идёт всей тьме навстречу.

V

Тот, кто дрожит войны, шипя навстречуМоим хвалам — уж у того не пурпурТечёт по жилам. Нежась бабьим миром,Он не слыхал, как честь, как сталь гремит.Смерть этих тварей встречу я восторгом;О, да! Всем громом сладостной музыки!

VI

Папьоль, Папьоль, музыки!Есть лучший звук: клинков с клинками встреча.Есть лучший вопль: вопль бранного восторга,Когда с локтей, с клинков закаплет пурпурИ ввстречу «Леопард!» наш клич гремит.Пусть в ад идет любой охотник мира!

VII

Пусть музыка клинков найдет в нём пурпур!Услышим, чёрт возьми, как сталь гремит.Позор тому, кто умоляет: «Мира!».

PIERE VIDAL OLD

It is of Piere Vidal, the fool par excellence of all Provence, of whomthe tale tells how he ran mad, as a wolf, because of his love for Loba ofPenautier, and how men hunted him with dogs through the mountainsof Cabaret and brought him for dead to the dwelling of this Loba(she�wolf) of Penautier, and how she and her Lord had him healed andmade welcome, and he stayed some time at that court. He speaks:

When I but think upon the great dead daysAnd turn my mind upon that splendid madness,Lo! I do curse my strengthAnd blame the sun his gladness;For that the one is deadAnd the red sun mocks my sadness.

Behold me, Vidal, that was fool of fools!Swift as the king wolf was I and as strongWhen tall stags fled me through the alder brakes,And every jongleur knew me in his song,And the hounds fled and the deer fledAnd none fled over long.

Even the grey pack knew me and knew fear.God! how the swiftest hind’s blood spurted hotOver the sharpened teeth and purpling lips!Hot was that hind’s blood yet it scorched me notAs did first scorn, then lips of the Penautier!Aye ye are fools, if ye think time can blot

From Piere Vidal’s remembrance that blue night.God! but the purple of the sky was deep!Clear, deep, translucent, so the stars me seemedSet deep in crystal; and because my sleep— Rare visitor — came not, — the Saints I guerdonFor that restlessness — Piere set to keep

300 301

ПЕЙРЕ ВИДАЛЬ В СТАРОСТИ 4

Это слова Пейре Видаля, прославившегося безумием на весьПрованс; о нём рассказывают, что он сошёл с ума, уподобляясь вол�ку, из�за своей любви к Лобе де Пуэйнаутьер, и его травили собака�ми на горах Кабарет и принесли его замертво в жилище Лобы (вол�чицы) де Пуэйнаутьер, где она и её супруг излечили его и привети�ли, и он провел некоторое время у них при дворе. Он говорит:

Припомнив мёртвые былые дни,Манящие великолепным бредом,Я проклял мощь мою,Располагавшую к победам;За мёртвым в небесахГлумящееся солнце следом.

Видаль, опомнись, из глупцов глупец.Царь�волк, могуч я был в расцвете лет,Оленей гнал я в зарослях ольхи,Искусными жонглёрами воспет;Не успевал простыть передо мнойОлений след.

Я был грозой для серых волчьих стай,Но как оленья кровь ни горячитРать белую зубов и пурпур губ,Гораздо горячее вкус обидОт гордой доны де Пуэйнаутьер,Но быстротечный век не помрачит

В душе Видаля голубую ночь.Как был глубок пурпурный небосклон,Глубок и ясен, Боже; в звёздах весьХрусталь небес; не приближался сон,Редчайший гость, ко мне; благодарюСвятых за бденье, как велит закон

One more fool’s vigil with the hollyhocks.Swift came the Loba, as a branch that’s caught,Torn, green and silent in the swollen Rhone,Green was her mantle, close, and wroughtOf some thin silk stuff that’s scarce stuff at all,But like a mist wherethrough her white form fought,

And conquered! Ah God! conquered!Silent my mate came as the night was still.Speech? Words? Faugh! Who talks of words

and love?!Hot is such love and silent,Silent as fate is, and as strong untilIt faints in taking and in giving all.

Stark, keen, triumphant, till it plays at death.God! she was white then, splendid as some tombHigh wrought of marble, and the panting breathCeased utterly. Well, then I waited, drew,Half�sheathed, then naked from its saffron sheathDrew full this dagger that doth tremble here.

Just then she woke and mocked the less keen blade.Ah God, the Loba! and my only mate!Was there such flesh made ever and unmade!God curse the years that turn such women grey!Behold here Vidal, that was hunted, flayed,Shamed and yet bowed not and that won at last.

And yet I curse the sun for his red gladness,I that have known strath, garth, brake, dale,And every run�way of the wood through that great

madness,Behold me shrivelled as an old oak’s trunkAnd made men’s mock’ry in my rotten sadness!

302 303

Глупцу, который бодрствовал средь мальв;Как ветвь, знаменовавшая весну,Над Роной Лоба близилась в тиши,Одетая в зелёную волнуИз шёлка, затаившего едваОбворожительную белизну,

Завоевав меня, завоевав!Моя волчица молча шла ко мне.Слова? Но для чего любви слова?Любовь пылает молча,Как и судьба молчит в своей броне,И всё, захватывая, отдаёт.

Прелестной смерти я принадлежал.Она белее мрамора гробниц.Уже последний вздох мне угрожал,Когда сподобился увидеть яНаполовину в ножнах сей кинжал,Который тотчас весь был обнажён.

Она смеялась над моим клинком,А я, царь�волк, был к ней одной влеком.Неужто красоте распад знаком,И женщины седеют в ходе лет?Затравлен волк Видаль, избит он в кровь,Но восторжествовал в конце концов.

Несущийся всегда за мною следом,Будь проклят, солнце, твой глумливый смех.Беглец, в лесах гонимый диким бредом,Принять меня готов за ветхий дуб,Хоть я терял когда�то счёт победам.

No man hath heard the glory of my days:No man hath dared and won his dare as I:One night, one body and one welding flame!What do ye own, ye niggards! that can buySuch glory of the earth? Or who will winSuch battle�guerdon with his «prowesse high»?

O Age gone lax! O stunted followers,That mask at passions and desire desires,Behold me shrivelled, and your mock of mocks;And yet I mock you by the mighty firesThat burnt me to this ash.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ah! Cabaret! Ah Cabaret, thy hills again!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Take your hands off me!.. (Sniffing the air.)Ha! this scent is hot!

304 305

А кто слыхал о подвигах моих?Их повторить не смеет жалкий сброд.Едино пламя и едина плоть!Куда вам, скряги, до моих щедрот.И до подобной славы не земле,Где прозябанье — вечный ваш оплот?

Не может подражать мне хилый век,Личинами вы дразните меня,Смеётесь вы над ветхостью моей.Послушайте смех моего огня,Чей пепел я теперь.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Ах, Кабарет! Опять холмы твои.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Прочь руки!.. (Нюхает воздух.)

Я горячий чую след.

BALLAD OF THE GOODLY FERE *

Simon Zelotes speaketh it somewhile after the Crucifixion.

Ha’ we lost the goodliest fere o’ allFor the priests and the gallows tree?Aye lover he was of brawny men,O’ ships and the open sea.

When they came wi’ a host to take Our ManHis smile was good to see,«First let these go!» quo’ our Goodly Fere,«Or I’ll see ye damned,» says he.

Aye he sent us out through the crossed high spearsAnd the scorn of his laugh rang free,«Why took ye not me when I walked aboutAlone in the town?» says he.

Oh we drank his «Hale» in the good red wineWhen we last made company,No capon priest was the Goodly FereBut a man o’ men was he.

I ha’ seen him drive a hundred menWi’ a bundle o’ cords swung free,That they took the high and holy houseFor their pawn and treasury.

They’ll no’ get him a’ in a book I thinkThough they write it cunningly;No mouse of the scrolls was the Goodly FereBut aye loved the open sea.

306

* Fere — Mate, Companion.

307

БАЛЛАДА ДОБРОГО ДРУГА 5

(Так говорил Симон Зилот вскоре после Голгофы) 6

Он добреньким не был, наш Добрый Друг —Мой друг Иисус Христос.Не зря он в товарищи выбрал нас —Властителей волн и гроз.

Когда стража пришла, а за ней толпа,Он сказал нам: «Не надо слёз,Я возвращусь к вам, мои друзья,И незачем вешать нос!»

Он и пленный казался свободней всех —Выше всех он голову нёс.«Почему же я в городе не был взят?» —Услыхал я его вопрос.

Он не звал нас — мы сами пошли за ним,Был он строен, темноволос,По вечерам мы вкушали мёдСреди виноградных лоз.

А книжных червей не любил наш друг —Не хотел принимать всерьёз,Только нас, рыбарей, он позвал в друзья,Властителей волн и гроз.

И таких, чтоб статью сравняться с ним,На земле немного б нашлось,Когда же он проповедь говорил,С каждым словом он словно рос.

If they think they ha’ snared our Goodly FereThey are fools to the last degree.«I’ll go to the feast,» quo’ our Goodly Fere,’Though I go to the gallows tree.»

«Ye ha’ seen me heal the lame and blind,And wake the dead,» says he,«Ye shall see one thing to master all:’Tis how a brave man dies on the tree.»

A son of God was the Goodly FereThat bade us his brothers be.I ha’ seen him cow a thousand men.I have seen him upon the tree.

He cried no cry when they drave the nailsAnd the blood gushed hot and free,The hounds of the crimson sky gave tongueBut never a cry cried he.

I ha’ seen him cow a thousand menOn the hills o’ Galilee,They whined as he walked out calm between,Wi’ his eyes like the grey o’ the sea.

Like the sea that brooks no voyagingWith the winds unleashed and free,Like the sea that he cowed at GenseretWi’ twey words spoke’ suddently.

A master of men was the Goodly Fere,A mate of the wind and sea,If they think they ha’ slain our Goodly FereThey are fools eternally.

I ha’ seen him eat o’ the honey�combSin’ they nailed him to the tree.

308 309

Он сказал: «Увидите, оживу!» —И поправил волну волос… —«А красиво смелый идет на смерть!» —С улыбкой он произнёс.

«Лучше всех меня слышит, кто слеп и слаб,Оклеветан, голоден, бос:Ибо только страдавший имеет власть» —Так говорил Христос.

И многие тысячи шли за ним —Сыном Божиим был Христос,Но по крови своей человек он был —Человека же нет без слёз.

Он плакал от боли, и кровь лилась,Обагряя черный утёс.Но, как счастье, принял он эту боль,И, как жизнь, её перенёс…

На холмах Галилеи я видел его —Он тянул с рыбаками трос,Отплыть готовясь в Генисарет —Загорел и наг, как матрос.

Я помню глаза — то как пена волн,То как тихий, бесшумный плес.И недаром друзьями он сделал нас,Властителей волн и гроз…

Я видел тебя вкушающим мёд —Я зрел твою казнь, Христос.

HYMN III

From the Latin of Marc Antony Flaminius,sixteenth century

As a fragile and lovely flower unfolds its gleamingfoliage on the breast of the fostering earth, ifthe dew and the rain draw it forth;

So doth my tender mind flourish, if it be fed with thesweet dew of the fostering spirit,

Lacking this, it beginneth straightway to languish,even as a floweret born upon dry earth, if thedew and the rain tend it not.

310 311

ГИМН III

Перевод с латыни из Марка Антония Фламиния,шестнадцатый век.

Как милый хрупкий цветок развернёт, засветитвенчик свой на груди земли�кормилицы, еслироса и дождь его напоили;

Так мой кроткий ум расцветает, отведавчистой росы кормильца�духа,

Без него же быстро чахнет он, вянет,как убогий цветок на сухой земле,ни дождя, ни росы не видавший.

SESTINA FOR YSOLT

There comes upon me will to speak in praiseOf things most fragile in their loveliness;Because the sky hath wept all this long dayAnd wrapped men’s hearts within its cloak of greyness,Because they look not down I sing the stars,Because ’tis still mid�March I praise May’s flowers.

Also I praise long hands that lie as flowersWhich though they labour not are worthy praise,And praise deep eyes like pools wherein the starsGleam out reflected in their loveliness,For whoso look on such there is no greynessMay hang about his heart on any day.

The other things that I would praise to�day?Besides white hands and all the fragile flowers,And by their praise dispel the evening’s greyness?I praise dim hair that worthiest is of praiseAnd dream upon its unbound loveliness,And how therethrough mine eyes have seen the stars.

Yea, through that cloud mine eyes have seen the starsThat drift out slowly when night steals the day,Through such a cloud meseems their lovelinessSurpasses that of all the other flowers.For that one night I give all nights my praiseAnd love therefrom the twilight’s coming greyness.

There is a stillness in this twilight greynessAlthough the rain hath veiled the flow’ry stars,They seem to listen as I weave this praiseOf what I have not seen all this grey day,And they will tell my praise unto the flowersWhen May shall bid them in in loveliness.

312 313

СЕСТИНА ИЗОЛЬДЕ

Я не хочу откладывать хвалуВсему, что хрупко: лучшей красоте;Поскольку небо плакало весь деньИ перепеленало сердце хмурью,Не видящие нас я славлю звёзды,Я в марте славлю майские цветы.

Я славлю руки, тихие цветы,Чья праздность — не помеха для хвалы;Я похвалю озёра глаз, где звёздыСияют углублённой красотой;Кто видел их, уже не видит хмури,Гостящей в сердце каждый божий день.

Но что ещё прославить в этот день?Что дальше, руки, хрупкие цветы,Хвала которым — снадобье от хмури?Я славлю пряди, облака хвалы,За их рассыпанную красоту,За то, что я сквозь них увидел звёзды.

Сквозь облака их я увидел звёзды,Кочевье звёзд в ночи, укравшей день.Там, в облаках, цвела их красотаТак, что померкли для меня цветы.Той ночи — всех ночей моих хвалаИ сумерек моих с их бледной хмурью.

О, есть отрада в сумеречной хмури,Пускай завесил дождь живые звёзды,Они улышат: я плету хвалуТому, чего не видел целый день;От них её послушают цветы,Когда воскреснут в майской красоте.

O ye I love, who hold this lovelinessNear to your hearts, may never any greynessEnshroud your hearts when ye would gather flowers,Or bind your eyes when ye would see the stars;But alway do I give ye flowers by day,And when day’s plucked I give ye stars for praise.

But most, thou Flower, whose eyes are like the stars,With whom my dreams bide all the live�long day,Within thy hands would I rest all my praise.

314 315

Вы, души милые, вы, красотеНе чуждые сердца! Досадной хмуриНе тронуть рук, сбирающих цветы,И глаз, когда они глядят на звёзды.Вам все цветы мои — на всякий день,На всякий день — созвездья для хвалы.

Но ты, Цветок мой, чьи глаза, как звёзды,В чьей памяти вся жизнь моя, как день,В твоих руках почит моя хвала.

PORTRAITFrom «La Mere Inconnue»

Now would I weave her portrait out of all dim splendour.Of Provence and far halls of memory,Lo, there come echoes, faint diversityOf blended bells at even’s end, orAs the distant seas should send herThe tribute of their trembling, ceaselesslyResonant. Out of all dreams that be,Say, shall I bid the deepest dreams attend her?

Nay! For I have seen the purplest shadows standAlways with reverent chere that looked on her,Silence himself is grown her worshipperAnd ever doth attend her in that landWherein she reigneth, wherefore let there stirNaught but the softest voices, praising her.

316 317

ПОРТРЕТ 7

Из «La Mere Inconnue» 8

Я свил бы облик из туманной славы.С далёких гор преданья, из ПровансаПриходит эхо: чудный разнобойКолоколов в конце вечерни, илиЕй посылают дальние моряДань трепетанья своего, немолчныйСвой рокот. Из собранья сновиденийПошлю ли к ней мой глубочайший сон?

Нет! Я видал, как пурпурные тениСледят за ней в почтенье неотступном,Молчанье — набожный её служитель —Настороже, и посему страны,Где царствует она, достигнуть можетЛишь лучший голос, славящий её.

«FAIR HELENA» BY RACKHAM

«What I love best in all the world?»

When the purple twilight is unbound,To watch her slow, tall grace

and its wistful loveliness,And to know her face

is in the shadow there,Just by two stars beneath that cloud —The soft, dim cloud of her hair,And to think my voice

can reach to herAs but the rumour of some tree�bound stream,Heard just beyond the forest’s edge,Until she all forgets I am,And knows of meNaught but my dream’s felicity.

318 319

«ПРЕКРАСНАЯ ЕЛЕНА» РЭКЕМА

«Что мне милее всего?»

Когда раскроется лиловый сумрак,Наблюдать её тихие руки, высокие плечи

и печальное их очарованье.И знать, что лицо её

там, в тени,Там, где две звезды за облаком —Нежным дымным облаком волос,И думать: мой голос

слышен ей не иначе,Как шум какого�то глухого потокаДалеко, за краем леса,Пока она вовсе про меня не забудет,Ведая обо мнеОдно: счастье моего сновиденья.

LAUDANTES DECEM PULCHRITUDINISJOHANNAE TEMPLI

I

When your beauty is grown old in all men’s songs,And my poor words are lost amid that throng,Then you will know the truth of my poor words,And mayhap dreaming of the wistful throngThat hopeless sigh your praises in their songs,You will think kindly then of these mad words.

II

I am torn, torn with thy beauty,O Rose of the sharpest thorn!O Rose of the crimson beauty,Why hast thou awakened the sleeper?Why hast thou awakened the heart within me,O Rose of the crimson thorn?

III

The unappeasable lovelinessis calling to me out of the wind,

And because your nameis written upon the ivory doors,

The wave in my heart is as a green wave, unconfined,Tossing the white foam toward you;And the lotus that poursHer fragrance into the purple cup,Is more to be gained with the foamThan are you with these words of mine.

320 321

LAUDANTES DECEM PULCHRITUDINISJOHANNAE TEMPLI 9

I

Когда ты станешь чудом песнопений,Слова мои смешаются с толпой,И ты поверишь правде бедных слов.И, может быть, утомлена толпой,Ты вспомнишь среди многих песнопенийТо давнее безумье бедных слов.

II

Я ранен, ранен твоей красотой,О, Роза с лютым шипом!О, Роза, пунцовой твоей красотойЗачем ты будишь сновидца?Зачем ты сердце будишь во мне,О, Роза с лютым шипом?

III

Безответное очарованьеговорит мне из ветра,

И, как имя твоёначертано на вратах слоновой кости,

В сердце моём зелёные бесконечные волныГонят белую пену к тебе;И лотос, когда он точитБлагоуханье в багровую чашу,Легче собрать этой пеной,Чем тебя моими словами.

IV

He speaks to the moonlight concerning the Beloved.

Pale hair that the moon has shakenDown over the dark breast of the sea,O magic her beauty has shakenAbout the heart of me;Out of you have I woven a dreamThat shall walk in the lonely valeBetwixt the high hill and the low hill,Until the pale streamOf the souls of men quench and grow still.

V

Voices speaking to the sun.

Red leaf that art blown upward and out and overThe green sheaf of the world,And through the dim forest and underThe shadowed arches and the aisles,We, who are older than thou art,Met and remembered when his eyes beheld herIn the garden of the peach�trees,In the day of the blossoming.

VI

I stood on the hill of Yrmawhen the winds were a�hurrying,

With the grasses a�bendingI followed them,

Through the brown grasses of Ahvaunto the green of Asedon.

I have rested with the voicesin the gardens of Ahthor,

I have lain beneath the peach�treesin the hour of the purple:

322 323

IV

Он говорит лунному свету, имея в виду Любимую

Бледные пряди луна рассыпаетНа тёмное лоно морей,О, колдовство красоты осыпаетСердце жизни моей;Из тебя я спряду сновиденьеО дороге в долине пустойМежду низким холмом и высоким холмом,Где неяркий потокЧеловеческих душ утихает и меркнет в сиянье ночном.

V

Голоса, говорящие солнцу

Красный лист, будто по ветру носимый,Над зелёным стогом землиИ сквозь тусклую чащу и в нижнюю тьму,Под тенистые арки и своды,Мы, которые старше тебя,Помним глаза его, обращённые к нейВ персиковом саду,В день цветенья.

VI

Я стоял на вершине Ирмы,когда ветры поторопили

И как травы клонились,так я пошёл за ними

По бурым травам Ахвык зелени Аседона.

Я отдыхал с толпой голосовв садах Антора,

Я лежал среди персиковых стволовв час вечернего пурпура.

Because I had awaited inthe garden of the peach�trees,

Because I had feared notin the forest of my mind,

Mine eyes beheld the vision of the blossomThere in the peach�gardens past Asedon.

O winds of Yrma, let her again come unto me,Whose hair ye held unbound in the gardens of Ahthor!

VII

Because of the beautiful white shoulders and therounded breasts

I can in no wise forget my beloved of the peach�trees,And the little winds that speak when the dawn is

unfurledAnd the rose�colour in the grey oak�leaf’s fold

When it first comes, and the glamour that restsOn the little streams in the evening; all of theseCall me to her, and all the loveliness in the worldBinds me to my beloved with strong chains of gold.

VIII

If the rose�petals which have fallen upon my eyesAnd if the perfect faces which I see at timesWhen my eyes are closed —Faces fragile, pale, yet flushed a little, like petals

of roses:If these things have confused my memories of herSo that I could not draw her faceEven if I had skill and the colours,Yet because her face is so like these thingsThey but draw me nearer unto her in my thoughtAnd thoughts of her come upon my mind gently,As dew upon the petals of roses.

324 325

И за то, что я ждалв персиковом саду,

И за то, что я страха не зналв чаще ума моего,

Мне открылось виденье цветкаТам, в аседонских садах.

О, ветры Ирмы, пришлите мне сноваТу, чьи волосы бьются по ветру в садах Ахтора!

VII

Ради прекрасных белых плеч, радиокруглой груди

Как я забуду любовь мою в персиковом саду?И тонкий ветер, оповестивший начало

заката,И розовый свет, пригретый серой дубовой корой,

И тихое сияние на трепещущем блюдеВечерней воды; всё, что здесь и чего я жду,Всё зовёт меня к ней, и всей вселенной отрадаКуёт меня к любимой цепью золотой.

VIII

Если розовые лепестки засыплют мне векиИ совершенные лица, которые вижу порой,Когда закрываю глаза,Хрупкие, бледные, но чуть румянясь,

как светлые розы:Если всё это вдруг смешает память мою о нейТак, что я не смог бы изобразить её,Даже будь у меня краски и уменье,Но, поскольку лицо её так им подобно,Они меня вовлекают дальше и глубже к ней,И мысль о ней приходит в разум мой кротко,Как роса на розовые лепестки.

IX

He speaks to the rain.

O pearls that hang on your little silver chains,The innumerable voices that are whisperingAmong you as you are drawn aside by the wind,Have brought to my mind the soft and eager speechOf one who hath great loveliness,

Which is subtle as the beauty of the rainsThat hang low in the moonshine and bringThe May softly among us, and unbindThe streams and the crimson and white flowers

and reachDeep down into the secret places.

X

The glamour of the soul hath come upon me,And as the twilight comes upon the roses,Walking silently among them,So have the thoughts of my heartGone out slowly in the twilightToward my beloved,Toward the crimson rose, the fairest.

326 327

IX

Он говорит дождю

О, жемчужины на серебряных цепочках,Голоса, которые шепчут и шепчутСреди вас, и как вы, уносятся ветром,Вложили в мой разум нежную жадную речьО великом очарованье.

Оно высоко, как прелесть дождя,Висящего в лунном светеИ несущего Май, раскрываяРеки и пунцовые и белые розы,

и проникаяГлубоко, до самых тайных глубин.

Х

Сиянье души посетило меня,И как сумерки опускаются к розам,Медленно проходя между ними,Так мысли моего сердцаВ сумерках медленно уходятК моей любимой,К пунцовой розе, к чудесной.

AUX BELLES DE LONDRES

I am aweary with the utter and beautiful wearinessAnd with the ultimate wisdom and with things terrene,I am aweary with your smiles and your laughter,And the sun and the winds againReclaim their booty and the heart o’ me.

328 329

AUX BELLES DE LONDRES 10

Я утомлён последним нежным утомленьемИ мудростью запредельной и перстью земной,Я утомлён улыбками вашими и смехом,А солнце и ветер сноваТребуют себе дани и сердца моего.

FRANCESCA

You came in out of the nightAnd there were flowers in your hands,Now you will come out of a confusion of people,Out of a turmoil of speech about you.

I who have seen you amid the primal thingsWas angry when they spoke your nameIn ordinary places.I would that the cool waves might flow over

my mind,And that the world should dry as a dead leaf,Or as a dandelion seed�pod and be swept away,So that I might find you again,Alone.

330 331

ФРАНЧЕСКА

Ты выходила из ночиИ были цветы в руках твоих.Теперь ты придёшь из толпы и шума,Из болтовни о тебе.

Я, видевший тебя среди начальных вещей,Как я злился, когда о тебе судачилиВ заурядных местах.Но если холодные волны окатят

мой умИ мир унесётся, как мёртвый листок,Или разлетится, как одуванчик по ветру,Вдруг да я снова найду тебяОдну.

NILS LYKKE

Beautiful, infinite memoriesThat are a�plucking at my heart,Why will you be ever calling and a�calling,And a�murmuring in the dark there?And a�reaching out your long handsBetween me and my beloved?

And why will you be ever a�castingThe black shadow of your beautyOn the white face of my belovedAnd a�glinting in the pools of her eyes?

332 333

НИЛЬС ЛЮККЕ 11

Долгие прекрасные воспоминанья,Пожива моего сердца,Зачем вам звать и зватьИ бормотать в темноте,И протягивать длинные рукиМежду мной и подругой?

Зачем вам кидать и кидатьЧёрную тень чужой красотыНа белое лицо моей любимойИ сверкать в озерах её глаз?

A SONG OF THE VIRGIN MOTHER

In the play «Los Pastores de Belen»From the Spanish of Lope de Vega

As ye go through these palm�treesO holy angels;Sith sleepeth my child hereStill ye the branches.

O Bethlehem palm�treesThat move to the angerOf winds in their fury,Tempestuous voices,Make ye no clamour,Run ye less swiftly,Sith sleepeth the child hereStill ye your branches.

He the divine childIs here a�weariedOf weeping the earth�pain,Here for his rest would heCease from his mourning,Only a little while,Sith sleepeth this child hereStay ye the branches.

Cold be the fierce winds,Treacherous round him.Ye see that I have notWherewith to guard him,O angels, divine onesThat pass us a�flying,Sith sleepeth my child hereStay ye the branches.

334 335

ПЕСНЯ ДЕВЫ МАТЕРИ

В пьесе «Los pastores de Belen» 12

С испанского, из Лопе де Вега

О, веющие в пальмахВы, ангелы святые;Дремлет мой младенец,Не тревожьте ветки.

О пальмы Вифлеема,Вы бьётесь под гневомНеистового ветра,Ревущего ненастья,Полно, не шумите,Тихо, тихо стойте,Дремлет мой младенец,Успокойте ветки.

Божественный младенецЗадремал, забылсяОт плача, от страданьяПо горю всего мира.Пусть передохнёт онСамую малость;Дремлет мой младенец;Не шумите, ветки.

Идёт к нему ветерЛедяной и грозный.Видите, мне негде,Негде его спрятать,О ангелы, духи,Летящие над нами,Дремлет мой младенец,Не тревожьте ветки.

PLANH FOR THE YOUNG ENGLISH KING

That is, Prince Henry Plantagenet, elder brotherto Richard «Cœur de Lion.»

From the Provençal of Bertrans de Born —

«Si tuit li dol elh plor elh marrimen.»

If all the grief and woe and bitterness,All dolour, ill and every evil chanceThat ever came upon this grieving worldWere set together they would seem but lightAgainst the death of the young English King.Worth lieth riven and Youth dolorous,The world o’ershadowed, soiled and overcast,Void of all joy and full of ire and sadness.

Grieving and sad and full of bitternessAre left in teen the liegemen courteous,The joglars supple and the troubadours.O’er much hath ta’en Sir Death that deadly warriorIn taking from them the young English King,Who made the freest hand seem covetous.’Las! Never was nor will be in this worldThe balance for this loss in ire and sadness!

O skilful Death and full of bitterness,Well mayst thou boast that thou the best chevalierThat any folk e’er had, hast from us taken;Sith nothing is that unto worth pertainethBut had its life in the young English King,And better were it, should God grant his pleasureThat he should live than many a living dastardThat doth but wound the good with ire and sadness.

From this faint world, how full of bitternessLove takes his way and holds his joy deceitful,

336 337

ПЛАЧ ПО МОЛОДОМУ АНГЛИЙСКОМУ КОРОЛЮ 13

То есть, по принцу Генриху Плантагенету,старшему брату Ричарда Львиное Сердце.

С провансальского, из Бертрана де Борна —

«Si tuit li dol elh plor elh marrimen».

Когда бы все рыданья, вопли, скорбь,Всю боль, всё зло, все чёрные злочастья,Прошедшие над нашим скорбным миром,Сложить в одно — всё это было б шуткойПред смертью молодого Короля.Достоинство в руинах, Юность в горе,Тягчайшей тенью мир обременён.Где утешенье? где предел печали?

Рыданья, вопли, тяготы и скорбь —Теперь удел простых и благородных,Жонглёров, и льстецов, и трубадуров.Смерть�Госпожа! ты многих поразила,Ударив в молодого Короля,Перед которым и щедрейший — скряга.Увы! не знал и не узнает мир,Чем исцелиться от такой печали.

О, Смерть, умело строящая скорбь!Теперь хвались: бывал ли лучший рыцарьТобой сражён? Всё, чем гордился мир,Всё это мы увидели, любуясьДелами молодого Короля.Уж лучше бы судил Господь пожитьЕму, а не оравам негодяев,Вводящих нас в напасти и печали.

Неверный мир! как через эту скорбьИдёт Любовь оплакивать Надежду!

Sith no thing is but turneth unto anguishAnd each to�day ’vails less than yestere’en,Let each man visage this young English KingThat was most valiant mid all worthiest men!Gone is his body fine and amorous,Whence have we grief, discord and deepest sadness.

Him, whom it pleased for our great bitternessTo come to earth to draw us from misventure,Who drank of death for our salvacioun,Him do we pray as to a Lord most righteousAnd humble eke, that the young English KingHe please to pardon, as true pardon is,And bid go in with honoured companionsThere where there is no grief, nor shall be sadness.

338 339

Здесь нет того, что бы не стало прахом,И каждым утром больше, чем вечор.Гляди на молодого Короля,Вот он лежит, достойнейший достойных!Разрушена прекраснейшая плоть,И потому мы стонем от печали.

Того, Кто соизволил нашу скорбьУтешить воплощеньем от Марии,Кто смерть вкусил для нашего спасенья,Того умолим: Боже правосудный,Помилуй молодого Короля!Прости его, но истинным прощеньем,Да внидет он в сообщество святое,Где нет болезни, скорби и печали.

ALBA INNOMINATAFrom the Provençal

In a garden where the whitethorn spreads her leavesMy lady hath her love lain close beside her,Till the warder cries the dawn — Ah dawn that grieves!Ah God! Ah God! That dawn should come so soon!

«Please God that night, dear night should never cease,Nor that my love should parted be from me,Nor watch cry ‘Dawn’ — Ah dawn that slayeth peace!Ah God! Ah God! That dawn should come so soon!

«Fair friend and sweet, thy lips! Our lips again!Lo, in the meadow there the birds give song!Ours be the love and Jealousy’s the pain!Ah God! Ah God! That dawn should come so soon!

«Sweet friend and fair take we our joy againDown in the garden, where the birds are loud,Till the warder’s reed astrainCry God! Ah God! That dawn should come so soon!

«Of that sweet wind that comes from Far�AwayHave I drunk deep of my Beloved’s breath,Yea! of my Love’s that is so dear and gay.Ah God! Ah God! That dawn should come so soon!»

ENVOI

Fair is this damsel and right courteous,And many watch her beauty’s gracious way.Her heart toward love is no wise traitorous.Ah God! Ah God! That dawn should come so soon!»

340 341

ALBA INNOMINATA14

С провансальского

В садах под жимолостью золотойВладычица моя играла с другом,Но бьют: «Заря!» — Заря, гонец лихой!Господь! Господь! Заря спешит нещадно!

О ночь, зачем ты кончилась? И вы,Любовь моя, отрадные объятьяПокинете? «Заря!» — Заря, увы!Господь! Господь! Заря спешит нещадно!

Друг милый, верный друг, уста! Уста!Уже в долине запевают птицы!Безумна ревность и любовь чиста!Господь! Господь! Заря спешит нещадно!

Друг милый, нежный друг, мы вновь придёмСюда, в сады, где птицы распевают,Покуда сторож на рожке своемНе известит: заря спешит нещадно!

Дух дивных стран, невиданных морейЯ пил в дыхании моей Любимой,Моей Любимой, радости моей!Господь! Господь! Заря спешит нещадно!

ПОСЫЛКА

Учтива дама, вежества полна,И многие красе её дивятся.Своей любви не предаёт она.Господь! Господь! Заря спешит нещадно!

PLANH

It is of the white thoughts that he saw in the Forest.

White Poppy, heavy with dreams,O White Poppy, who art wiser than love,Though I am hungry for their lips

When I see them a�hidingAnd a�passing out and in through the shadows— There in the pine wood it is,And they are white, White Poppy,They are white like the clouds in the forest of the skyEre the stars arise to their hunting.

O White Poppy, who art wiser than love,I am come for peace, yea from the huntingAm I come to thee for peace.Out of a new sorrow it is,That my hunting hath brought me.

White Poppy, heavy with dreams,Though I am hungry for their lips

When I see them a�hidingAnd a�passing out and in through the shadows— And it is white they are —But if one should look at me with the old hunger in

her eyes,How will I be answering her eyes?For I have followed the white folk of the forest.

Aye! It’s a long huntingAnd it’s a deep hunger I have when I see them

a�glidingAnd a�flickering there, where the trees stand apart.

But oh, it is sorrow and sorrowWhen love dies�down in the heart.

342 343

ПЛАЧ

Из белых мыслей, виденных им в Лесу.

Белый Мак, беременный виденьями,О, Белый Мак, ты мудрее любви.Пусть я голодаю по губам их –

Они прячутся, они мелькаютИ пропадают и являются в тенях –В этой роще пиний,И белы они, Белый Мак,Белы, как облака в лесах небесных,Прежде чем звёзды выйдут на охоту.

О Белый Мак, ты мудрее любви.Я пришёл за миром, да, с охотыПришёл я к тебе за миром.Из новой печали пришёл,В какую эта охота меня завела.

Белый мак, беременный виденьями,Пусть я голодаю по губам их –

Они прячутся, они мелькаютИ пропадают и являются в тенях –И белы они —Но если б одна из них на меня взглянула

со старым голодом в глазах,Что я отвечу глазам её?Я ведь ушёл за белым лесным народом.

Да! Долгая охотаИ глубок мой голод, когда я вижу,

как они прячутся,И вспыхивают там, где стволы расступились.

Но о! Есть печаль и печаль,Когда любовь умирает в сердце.

CANZONI

1911

ИЗ КНИГИ «CANZONI»

1911

«Quos ego Persephonae maxima dona feram.»

Propertius

TOOLIVIA AND DOROTHY SHAKESPEAR

«Quos ego Persephonae maxima dona feram.»

Propertius 1

ОЛИВИИ И ДОРОТИ ШЕКСПИР

THE YEARLY SLAIN

(Written in reply to Manning’s «Kore»)«Et huiusmodi stantiae usus est fere in omnibuscantionibus suis Arnaldus Danielis et nos eumsecuti sumus».

Dante, De Vulgari Eloquio, II. 10.

I

Ah! red�leafed time hath driven out the roseAnd crimson dew is fallen on the leafEre ever yet the cold white wheat be sownThat hideth all earth’s green and sere and red;The Moon�flower’s fallen and the branch is bare,Holding no honey for the starry bees;The Maiden turns to her dark lord’s demesne.

II

Fairer than Enna’s field when Ceres sowsThe stars of hyacinth and puts off grief,Fairer than petals on May morning blownThrough apple�orchards where the sun hath shedHis brighter petals down to make them fair;Fairer than these the Poppy�crowned One flees,And Joy goes weeping in her scarlet train.

III

The faint damp wind that, ere the even, blowsPiling the west with many a tawny sheaf,Then when the last glad wavering hours are mownSigheth and dies because the day is sped;This wind is like her and the listless airWherewith she goeth by beneath the trees,The trees that mock her with their scarlet stain.

348 349

КАНЦОНА: ЕЖЕГОДНАЯ ЖЕРТВА 2

(Написано в ответ на «Кору» Мэннинга) 3

«Et huiusmodi stantiae usus est fere in omnibuscantionibus suis Arnaldus Danielis et nos eumsecuti sumus.»

Dante, De vulgari eloquio, II, 10.

I

Когда не терпит время алых роз,Когда листва багрянцем залита,Когда поблекнет зелень там, где севПшеницы белой не минует нив,А луноцвет отцвёл, и был таковМёд, и пропала звёздная пчела,Тогда во мраке деву ждёт супруг.

II

Прекрасней Хенны, где весной возросЦерерин гиацинт, чья красотаНе уступает звёздам, посветлевВ саду на майском солнце, хоть ревнивЛуч, затерявшийся средь лепестков,Она царицу маков превзошла,Хоть слёзы ярко�красные вокруг.

III

А ветер тучи гонит под откос.Без кряжистых снопов земля пуста.Часы косить выходит, осмелев,Смерть; умер день, а только что был жив,Ветшает над богиней летний кровИ в кущах листопада дразнит мглаСлезами ярко�красными разлук.

IV

Love that is born of Time and comes and goes!Love that doth hold all noble hearts in fief!As red leaves follow where the wind hath flown,So all men follow Love when Love is dead.O Fate of Wind! O Wind that cannot spare,But drivest out the Maid, and poorest leesOf all thy crimson on the wold again,

V

Kore my heart is, let it stand sans gloze!Love’s pain is long, and lo, love’s joy is brief!My heart erst alway sweet is bitter grown;As crimson ruleth in the good green’s stead,So grief hath taken all mine old joy’s shareAnd driven forth my solace and all easeWhere pleasure bows to all�usurping pain.

VI

Crimson the hearth where one last ember glows!My heart’s new winter hath no such relief,Nor thought of Spring whose blossom he hath knownHath turned him back where Spring is banished.Barren the heart and dead the fires there,Blow! O ye ashes, where the winds shall please,But cry, «Love also is the Yearly Slain.»

VII

Be sped, my Canzon, through the bitter air!To him who speaketh words as fair as these,Say that I also know the «Yearly Slain.»

350 351

IV

Любовь — дочь времени из рода гроз,Владычица сердец, их правота;Как листья гонит вихрь, летучий гнев,Так мёртвая любовь, живых пленив,Их за собой влечёт, как властный зов,И Дева среди них пока цела,Хоть окроплён кроваво�красным луг.

V

Моё ты сердце, Кора, и допросНапрасен, если мучает мечта,А в сердце скорбь — язвительный напев,Чей властный угрожающий мотивКроваво�красный в зелени дубров,И радость, разорённую дотла,Сменяет повелительный недуг.

VI

Алеет уголь, гаснущий в мороз.Для сердца моего зима — тщета.Нет больше ни весны, ни юных дев,Томлюсь я, в сердце пламень схоронив,А век, утративший весну, суров,Когда любовь убита, ты, зола,Скажи, кто ежегодной жертвы друг.

VII

Рассейся, песнь моя, средь облаков.Пусть возвестит певцу моя хвала:Я этой жертвы ежегодной друг.

CANZON: THE SPEAR

I

’Tis the clear light of love I praiseThat steadfast gloweth o’er deep waters,A clarity that gleams always.Though man’s soul pass through troubled waters,Strange ways to him are opened.To shore the beaten ship is spedIf only love of light give aid.

II

That fair far spear of light now laysIts long gold shaft upon the waters.Ah! might I pass upon its raysTo where it gleams beyond the waters,Or might my troubled heart be fedUpon the frail clear light there shed,Then were my pain at last allay’d.

III

Although the clouded storm dismaysMany a heart upon these waters,The thought of that far golden blazeGiveth me heart upon the waters,Thinking thereof my bark is ledTo port wherein no storm I dread;No tempest maketh me afraid.

IV

Yet when within my heart I gazeUpon my fair beyond the waters,Meseems my soul within me prays

352 353

КАНЦОНА: КОПЬЁ 4

I

Я свет любви пою; он святНад глубочайшими водами;Вознаграждён сияньем взгляд,Омрачена душа водами.А странные пути светлейДля повреждённых кораблей;Которым свет любви помог.

II

Небесный свет — копьё; блестятЗлатые древки над водами;В лазури зоркого прельстятЛучи, сияя над водами,А сердцу скорбному милейСредь голубеющих полейЦелебный свет, небесный ток.

III

Лавины туч сердцам грозятНад омрачёнными водами,Но копья света отразятИх дикий натиск над водами.Мой барк бежит среди зыбейТуда, где небо голубей,Где нет ни страха, ни тревог.

IV

А в сердце множество утратОт бурь, нависших над водами,Но я в душе моей крылат:

To pass straightway beyond the waters.Though I be alway banishedFrom ways and woods that she doth tread,One thing there is that doth not fade,

V

Deep in my heart that spear�print stays,That wound I gat beyond the waters,Deeper with passage of the daysThat pass as swift and bitter waters,While a dull fire within my headMoveth itself if word be saidWhich hath concern with that far maid.

VI

My love is lovelier than the spraysOf eglantine above clear waters,Or whitest lilies that upraiseTheir heads in midst of moated waters.No poppy in the May�glad meadWould match her quivering lips’ redIf ’gainst her lips it should be laid.

VII

The light within her eyes, which slaysBase thoughts and stilleth troubled waters,Is like the gold where sunlight playsUpon the still o’ershadowed waters.When anger is there mingledThere comes a keener gleam instead,Like flame that burns beneath thin jade.

VIII

Know by the words here mingledWhat love hath made my heart his stead,Glowing like flame beneath thin jade.

354 355

Моя молитва над водами.Я изгнан был в теченье днейИз чащ, где сросся сердцем с ней,Чей образ в бурях не поблёк.

V

Но я не сам ли виноват,Что ранен в сердце над водами,Копьём, которое закатПронзить готово над водами,В то время, как среди огнейИ среди сумрачных тенейЯ с красотой не одинок.

VI

Любовь — тончайший аромат,Любовь — шиповник над водами;Любовь — благоуханный сад,Оберегаемый водами;Мак ярок, но любовь алей,Чистейшая среди лилей;Чей свеж и нежен лепесток.

VII

Любовь лучом казнит развратНад возмущёнными водами,Просвечивает сквозь гагатНад омрачёнными водамиЖар сердца в ярости углей,Но этот жаркий луч смелей;Отрадный в пламени залог.

VIII

Слова горят среди углей,А сердце в пламени смелей,Во тьме пылающий залог!

CANZON

To be sung beneath a window

I

Heart mine, art mine, whose embracesClasp but wind that past thee bloweth?E’en this air so subtly gloweth,Guerdoned by thy sun�gold traces,That my heart is half afraidFor the fragrance on him laid;Even so love’s might amazes!

II

Man’s love follows many faces,My love only one face knoweth;Towards thee only my love floweth,And outstrips the swift stream’s paces.Were this love well here displayed,As flame flameth ’neath thin jadeLove should glow through these my phrases.

III

Though I’ve roamed through many places,None there is that my heart trowethFair as that wherein fair growethOne whose laud here interlacesTuneful words, that I’ve essayed.Let this tune be gently playedWhich my voice herward upraises.

356 357

КАНЦОНА

для пения под окном 5

I

Дверца сердца, зов живого.Не тебя ли шлют мне дали,Где бы ветры не блуждалиРади следа золотого.Схож с любовью аромат.Сердце в чаянье усладДрогнуть в ужасе готово.

II

Много милых для мужскогоСердца женских лиц, но я лиК ним качнусь в моей печали?Мне твоё милей любого;Так любовь, мой тайный клад,Словно пламя сквозь гагат,Сквозь моё мерцает слово.

III

Пусть мне жить любовью ново,Как бы нас ни услаждалиТе, кого предугадалиЗвуки пенья неземного,Лишь одну я славить рад;Ей стихи мои звучат,Избегая остального.

IV

If my praise her grace effaces,Then ’tis not my heart that showeth,But the skilless tongue that sowethWords unworthy of her graces.Tongue, that hath me so betrayed,Were my heart but here displayed,Then were sung her fitting praises.

358 359

IV

Зла хвала в плену мирского.Как слова ни угождали,Красоту лишь повреждалиБредни мнения людского.Только сердце наугадВ похвалах являет ладСредь разлада рокового.

CANZON: OF INCENSE

I

Thy gracious ways,O Lady of my heart, have

O’er all my thought their golden glamour cast;As amber torch�flames, where strange men�at�armsTread softly ’neath the damask shield of night,Rise from the flowing steel in part reflected,So on my mailed thought that with thee goeth,Though dark the way, a golden glamour falleth.

II

The censer swaysAnd glowing coals some art have

To free what frankincense before held fastTill all the summer of the eastern farmsDoth dim the sense, and dream up through the light,As memory, by new�born love corrected —With savour such as only new love knoweth —Through swift dim ways the hidden pasts recalleth.

III

On barren days,At hours when I, apart, have

Bent low in thought of the great charm thou hast,Behold with music’s many�stringed charmsThe silence groweth thou. O rare delight!The melody upon clear strings inflectedWere dull when o’er taut sense thy presence floweth,With quivering notes’ accord that never palleth.

360 361

КАНЦОНА: ФИМИАМА6

I

Путём святымя, Госпожа, ведом был,

Вверяя мысль мою твоим лучам,Где при янтарных факелах войскаИ ночь для рыцаря — надёжный щитВ предчувствии почти зеркальной стали;С тобою мысль моя в своей кольчуге,Пока сияет золото ночное.

II

Кадильный дымчудесным облачком был,

Над углями струился фимиам;С востока лето шло, издалека,Покуда спящих грёза не прельстит,Любовью новой утолив едва лиЛюбовь былую в сумрачной округе,Где золотым дождём живёт земное.

III

Но дням пустым,когда к тебе влеком был,

Как до сих пор, я песней честь воздам;И музыкой в молчании строкаРедчайшую отраду возвестит,Чтобы мелодиями трепеталиЖивые струны в сладостном испуге,Присутствие твоё тая родное.

IV

The glowing raysThat from the low sun dart, have

Turned gold each tower and every towering mast;The saffron flame, that flaming nothing harmsHides Khadeeth’s pearl and all the sapphire mightOf burnished waves, before her gates collected:The cloak of graciousness, that round thee gloweth,Doth hide the thing thou art, as here befalleth.

V

All things worth praiseThat unto Khadeeth’s mart have

From far been brought through perils over�passed,All santal, myrrh, and spikenard that disarmsThe pard’s swift anger; these would weigh but light’Gainst thy delights, my Khadeeth! Whence protectedBy naught save her great grace that in him showeth,My song goes forth and on her mercy calleth.

VI

O censer of the thought that golden gloweth,Be bright before her when the evening falleth.

VII

Fragrant be thou as a new field one moweth,O song of mine that «Hers» her mercy calleth.

362 363

IV

Так огневымохвачен вдруг лучом был

Град с башнями, подобными свечам,А пламени шафранного река,Где Кадиса жемчужина гостит,Течёт, струясь, в сапфировые дали,Где ты вверяешься своей подруге,Чьё платье голубеет водяное.

V

Дары почтим!Для них построен дом был:

Сокровищница Кадис или храм,Где леопард — заложник цветника,Где воздух благовония растит,Мой Кадис, где мне душу нагадали,Мой скрытый дар не по моей заслуге,И в песне благодать, не что иное.

VI

Кадило мысли, золото в лачуге,Где блещет к вечеру всё остальное.

VII

А песнь моя, как жница на досуге,Взывает к ней в благоуханном зное.

CANZONE: OF ANGELS

I

He that is Lord of all the realms of lightHath unto me from His magnificenceGranted such vision as hath wrought my joy.Moving my spirit past the last defenceThat shieldeth mortal things from mightier sight,Where freedom of the soul knows no alloy,I saw what forms the lordly powers employ;Three splendours, saw I, of high holiness,From clarity to clarity ascendingThrough all the roofless, tacit courts extendingIn æther which such subtle light doth blessAs ne’er the candles of the stars hath wooed;Know ye herefrom of their similitude.

II

Withdrawn within the cavern of his wings,Grave with the joy of thoughts beneficent,And finely wrought and durable and clear,If so his eyes showed forth the mind’s content,So sate the first to whom remembrance clings,Tissued like bat’s wings did his wings appear,Not of that shadowy colouring and drear,But as thin shells, pale saffron, luminous;Alone, unlonely, whose calm glances shedFriend’s love to strangers though no word were said,Pensive his godly state he keepeth thus.Not with his surfaces his power endeth,But is as flame that from the gem extendeth.

III

My second marvel stood not in such ease,But he, the cloudy pinioned, winged him on

364 365

КАНЦОНА: АНГЕЛОВ 7

I

Царящий в сферах света властелинЯвил мне полноту своих щедрот,Видением обрадовав меня,Так что мой дух преодолел оплот,Которым скрыт от смертных глаз притин,Где для души свобода — лишь броняВ прообразах первичного огня.Три светоча священных я узрел.Сияние к сиянью восходило,Сквозь кров несуществующий будилоЭфир и с ним того, кто духом цел;Тончайший в звёздах проявлялся свет,И для него сравнений в мире нет.

II

Возникший из пещеры светлых крыл,Весельем вес явив отрадных дум,Невозмутимо в ясности паря,Так что в очах его лучился ум,Таков, насколько помню, первый был,Сказал бы я, крыла нетопыря,Но в них не тень, а вечная заря,Прозрачней хрупких раковин шафран;В уединении не одинок,Любвеобильный излучал он ток,Целительный для всех душевных ран.И вне себя сиял он, совершенный,Как пламенеет камень драгоценный.

III

Другой не столь величественно тихС крылами, походившими на мглу,

Then from my sight as now from memory,The courier aquiline, so swiftly gone!The third most glorious of these majestiesGive aid, O sapphires of th’ eternal see,And by your light illume pure verity.That azure feldspar hight the microcline,Or, on its wing, the Menelaus wearethSuch subtlety of shimmering as bearethThis marvel onward through the crystalline,A splendid calyx that about her gloweth,Smiting the sunlight on whose ray she goeth.

IV

The diver at Sorrento from beneathThe vitreous indigo, who swiftly riseth,By will and not by action as it seemeth,Moves not more smoothly, and no thought surmisethHow she takes motion from the lustrous sheathWhich, as the trace behind the swimmer, gleamethYet presseth back the æther where it streameth.To her whom it adorns this sheath impartethThe living motion from the light surrounding;And thus my nobler parts, to grief’s confounding,Impart into my heart a peace which startethFrom one round whom a graciousness is castWhich clingeth in the air where she hath past.

V — TORNATA

Canzon, to her whose spirit seems in soothAkin unto the feldspar, since it isSo clear and subtle and azure, I send thee, saying:That since I looked upon such potenciesAnd glories as are here inscribed in truth,New boldness hath o’erthrown my long delaying,And that thy words my new�born powers obeyingVoices at last to voice my heart’s long mood —Are come to greet her in their amplitude.

366 367

Исчез уже из памяти моей;Он скрылся, уподобившись орлу,Но третье чудо, высшее из них.Вообразите синеву морейСапфирную; её крыла светлей,Чем синий шпат, в себя вобравший даль,И плащ не из такой ли тонкой тканиЦарь Менелай носил на поле брани?И не таков ли царственный хрустальВеликолепной чаши, чьё сиянье,Как солнце, греет мир на расстоянье.

IV

Как под Сорренто движет глубинаНыряльщиком, когда смельчак всплывает,Когда лазурь знакомая всё шире,И не плывёт он, только уповает,Так, помнится, явилась мне онаИз ярких лат, сверкающих в эфире,Свой след, как в море, оставляя в мире,Где ярче блещут латы, чем блистали,И воцарился свет во мне всецело,Так что прошло всё, что во мне болело,Последние тревоги и печали,Которые сменяет благодать,Когда её дано мне увидать.

V — ТОРНАТА

Ты, песнь моя, к ней, чей спокойный нравМне шпат напоминает полевой,Я шлю тебя. Ступай, моё созданье,И возвести ты ей, что сам не свойПравдив я был, когда я пел, воздавЕй честь в благоговейном ожиданье,В котором разве только оправданьеТех скрытых сил, чей выдал я секрет,Ей передав с тобою мой привет.

TO OUR LADY OF VICARIOUS ATONEMENT

(Ballata)

I

Who are you that the whole world’s songIs shaken out beneath your feetLeaving you comfortless,Who, that, as wheatIs garnered, gather inThe blades of man’s sinAnd bear that sheaf?Lady of wrong and grief,Blameless!

II

All souls beneath the gloomThat pass with little flames,All these till time be runPass one by oneAs Christs to save, and die;What wrong one sowed,Behold, another reaps!Where lips awake our joyThe sad heart sleepsWithin.

No man doth bear his sin,But many sinsAre gathered as a cloud about man’s way.

368 369

МАТЕРИ БОЖИЕЙ ИСКУПЛЕНИЯ ГРЕШНЫХ 8

(Баллада)

I

Кто ты, что пенье всей вселеннойУ ног твоих лежит, как прах,И оставляет безутешной?Кто ты, одна в пустых полях,Когда зерно свезли, тиха,Солому нашего грехаСбирающая в тяжкий сноп,Царица бедствий и хвороб,Сосуд безгрешный!

II

И каждая душа, сквозь мракБредущая со слабым светом,—Доколе этот мир стоит,Идут, одна другой вослед,Спасти, как Иисус, и умереть;Один посеял зло, гляди:Другому жать!Где радость на губах,Печали мертвая печатьВ груди.

Никто свой грех не донесёт,Но множество греховВисит, как туча, над его путём.

TO GUIDO CAVALCANTI

Dante and I are come to learn of thee,Ser Guido of Florence, master of us all,Love, who hath set his hand upon us three,Bidding us twain upon thy glory call.Harsh light hath rent from us the golden pallOf that frail sleep, His first light seigniory,And we are come through all the modes that fallUnto their lot who meet him constantly.Wherefore, by right, in this Lord’s name we greet thee,Seeing we labour at his labour daily.Thou, who dost know what way swift words are crossedO thou, who hast sung till none at song defeat thee,Grant! by thy might and hers of San Michele,Thy risen voice send flames this pentecost.

370 371

К ГВИДО КАВАЛЬКАНТИ 9

И Дант, и я пришли к стопам твоим,Сер Гвидо, о искуснейший меж нас.Амур, торивший тропы нам троим,Обрёк двоих воспеть твой мощный глас.Он разорвал покровы нежных фразИ сладких грёз развеял легкий дым,Чтоб мы, придя к тебе, прошли в свой часВсё то, что ждёт познавших встречи с Ним.Вот почему в твоих деяньях славныхЕго деяний отблеск мы узрели.Ты, что постиг, как властвовать словамиИ долго пел, не зная в песнях равных,Пусть голос твой и Донны в Сан МикелеЗажжёт сегодня Троицыно пламя!

SONNET IN TENZONE

LA MENTE

«O Thou mocked heart that cowerest by the doorAnd durst not honour hope with welcoming,How shall one bid thee for her honour sing,When song would but show forth thy sorrow’s store?What things are gold and ivory unto thee?Go forth, thou pauper fool! Are these for naught?Is heaven in lotus leaves? What hast thou wrought,Or brought, or sought, wherewith to pay the fee?»

IL CUORE

«If naught I give, naught do I take return.’Ronsard me celebroit!’ behold I giveThe age�old, age�old fare to fairer fairAnd I fare forth into more bitter air;Though mocked I go, yet shall her beauty liveTill rimes unrime and Truth shall truth unlearn.»

372 373

СОНЕТ В ТЕНЦОНЕ 10

LA MENTE *

«Осмеянное сердце, у дверейСпособно ли надеяться ты впредь?Осмелишься ли ты её воспеть,Когда вся песнь твоя в тоске твоей?Где золото и где иворий твой?Прочь, нищий дурень! Или твой товарЛишь небо в листьях лотоса? Твой дарЖар чар, платить же следует с лихвой»!

IL CUORE **

«Дар на товар нисколько не похож.«Ронсар меня воспел»,*** и предпочтуЯ старости святую старину;Горчайшую затрону я струну,И тот смешон, кто предал красоту,Кто, рифму обезрифмив, сложит ложь».

* La mente: ум (итал.).** Il cuore: сердце (итал.).

*** «Ронсар меня воспел» («Ronsard me celebroit») — цитата из Ронсара (сонет из цикла «К Елене»).

* La mente: ум (итал.).** Il cuore: сердце (итал.).

*** «Ронсар меня воспел» («Ronsard me celebroit») — цитата из Ронсара (сонет из цикла «К Елене»).

SONNET: CHI È QUESTA?

Who is she coming, that the roses bendTheir shameless heads to do her passing honour?Who is she coming with a light upon herNot born of suns that with the day’s end end?Say is it Love who hath chosen the nobler part?Say is it Love, that was divinity,Who hath left his godhead that his home might beThe shameless rose of her unclouded heart?If this be Love, where hath he won such grace?If this be Love, how is the evil wrought,That all men write against his darkened name?If this be Love, if this…

O mind give place!What holy mystery e’er was noosed in thought?Own that thou scan’st her not, nor count it shame!

374 375

СОНЕТ: CHI È QUESTA?11

Но кто она, прекрасная, когдаНе солнечный над нею свет и в грозыИ головы пред ней склоняют розы,В свой краткий век не знавшие стыда?Что если в ней сама Любовь, чей дом,Достойный неземного божества —Безоблачное сердце существа,Чьё сердце незнакомо со стыдом?Любовь? Тогда откуда благодать?Любовь? Тогда откуда столько зла,Что за любовь любви влюблённый мстит?Пускай любовь…

Как тайну разгадать?Связала тайну мысль верней узла,Но разве не судить её — не стыд?

BALLATA, FRAGMENT

II

Full well thou knowest, song, what grace I mean,E’en as thou know’st the sunlight I have lost.Thou knowest the way of it and know’st the sheenAbout her brows where the rays are bound and crossed,E’en as thou knowest joy and know’st joy’s bitter cost.Thou know’st her grace in moving,Thou dost her skill in loving,Thou know’st what truth she proveth,Thou knowest the heart she moveth,O song where grief assoneth!

376 377

БАЛЛАТА, ОТРЫВОК 12

II

Ты знаешь, песнь, чью милость я воспел;Ты знаешь солнце, чей утрачен свет,Лишь над бровями царственными цел,Где луч лучу соперник и сосед,И средь очаровательных приметТы знаешь милость милой,Ты дышишь вещей силойТы, как любовь, правдива,Ты дух живого дива,Ты песнь, в которой горе.

CANZON: THE VISION

I

When first I saw thee ’neath the silver mist,Ruling thy bark of painted sandal�wood,Did any know thee? By the golden sailsThat clasped the ribbands of that azure sea,Did any know thee save my heart alone?O ivory woman with thy bands of gold,Answer the song my luth and I have brought thee!

II

Dream over golden dream that secret cist,Thy heart, O heart of me, doth hold, and moodOn mood of silver, when the day’s light fails,Say who hath touched the secret heart of thee,Or who hath known what my heart hath not known!O slender pilot whom the mists enfold,Answer the song my luth and I have wrought thee!

III

When new love plucks the falcon from his wrist,And cuts the gyve and casts the scarlet hood,Where is the heron heart whom flight avails?O quick to prize me Love, how suddenlyFrom out the tumult truth has ta’en his own,And in this vision is our past unrolled.Lo! With a hawk of light thy love hath caught me.

IV

And I shall get no peace from eucharist,Nor doling out strange prayers before the rood,To match the peace that thine hands’ touch entails;

378 379

КАНЦОНА: ВИДЕНИЕ 13

I

Кто знал тебя, когда я в первый разТебя в твоём сандаловом челнеВ серебряном тумане увидал,Знакомую лишь сердцу моему?Забрезжил мне твой ненаглядный цветСлоновой кости с золотом вдалиИ с лютней песнь мою внушила мне ты.

II

Над грёзой грёза для бессонных глаз,Твоё же сердце, как моё, во мне,Как день бы, серебрясь, не увядал,Сердечную затрагиваю тьму,Где вверен мне заветный твой секрет.О, нежный кормчий! В лютню мне вселиОтвет на песнь, что разрешила мне ты.

III

Как сокол, чтобы с длани взмыть в свой час,Рвёт путы, так любовь наединеСо мною, с дичью… Как я угадалОпасную не мне ли самому?Заранее полёт её воспет,И сердцу сострадают журавли.Ты свет�скопа! С небес грозила мне ты.

IV

Когда священник таинством не спасМеня перед распятьем на стене,От рук твоих я исцеленья ждал,

Nor doth God’s light match light shed over meWhen thy caught sunlight is about me thrown,Oh, for the very ruth thine eyes have told,Answer the rune this love of thee hath taught me.

V

After an age of longing had we missedOur meeting and the dream, what were the goodOf weaving cloth of words? Were jewelled talesAn opiate meet to quell the maladyOf life unlived? In untried monotoneWere not the earth as vain, and dry, and old,For thee, O Perfect Light, had I not sought thee?

VI

Calais, in song where word and tone keep trystBehold my heart, and hear mine hardihood!Calais, the wind is come and heaven palesAnd trembles for the love of day to be.Calais, the words break and the dawn is shown.Ah, but the stars set when thou wast first bold,Turn! lest they say a lesser light distraught thee.

VII

O ivory thou, the golden scythe hath mownNight’s stubble and my joy. Thou royal souled,Favour the quest! Lo, Truth and I have sought thee!

380 381

Надеясь, что телесную тюрьмуМою преобразит Господень свет;Глаза твои земной превыше тли:И в тайных письменах светила мне ты.

V

За веком век в свидании отказ.Не по моей ли пристальной винеТкань слов я многократно повреждал,Дурманом беспокойному умуВ непережитом причиняя вред?Но разве, озарив тщету земли,Свет совершенный не сулила мне ты?

VI

Кале, со словом звук вне тщетных фразПеснь образуют в жалобном огне!Кале, где б только ветер не блуждал,Твой пламенник любви я восприму.Кале, заря в словах — горячий след,Откуда сонмы звёзд произошли,Пока светить не запретила мне ты.

VII

В слоновой кости золотой стилет.В родстве с твоей душою короли:Свет Истины предвозвестила мне ты.

OCTAVE

Fine songs, fair songs, these golden usuriesHer beauty earns as but just increment,And they do speak with a most ill intentWho say they give when they pay debtor’s fees.

I call him bankrupt in the courts of songWho hath her gold to eye and pays her not,Defaulter do I call the knave who hath gotHer silver in his heart, and doth her wrong.

382 383

ОКТАВА 14

Прекрасных песен лепта золотая —Её красы заслуженный доход,Не выплата, но плата наперёд,Злословят, должниками их считая.

Но тот на песенном суде банкрот,Кто золото красы узрел без платы,Кто ж в сердце затаив, алчбой объятый,Скрыл серебро её,— мошенник тот.

SONNET

If on the tally�board of wasted daysThey daily write me for proud idleness,Let high Hell summons me, and I confess,No overt act the preferred charge allays.

To�day I thought — what boots it what I thought?Poppies and gold! Why should I blurt it out?Or hawk the magic of her name aboutDeaf doors and dungeons where no truth is bought?

Who calls me idle? I have thought of her.Who calls me idle? By God’s truth I’ve seenThe arrowy sunlight in her golden snares.

Let him among you all stand summonserWho hath done better things! Let whoso hath beenWith worthier works concerned, display his wares!

384 385

СОНЕТ 15

Когда напишут на доске растратМне счёт за праздность гордую, за лень,Готов держать ответ за каждый день —Пусть призовёт на суд высокий Ад.

Я думал — но пред кем держать ответ?О золоте и маках! Но к чемуБолтать? Как именем волшебным тьмуГлухих дверей пробить, где правды нет?

Ленив я? Но я думал лишь о ней.Ленив я? Но тому свидетель Бог:В её златых силках видал зарю.

Пусть тот, кто сделал что�нибудь ценней,Меня к ответу призовёт, кто смогСоздать, работу пусть несёт свою.

BALLATETTA

The light became her grace and dwelt amongBlind eyes and shadows that are formed as men;Lo, how the light doth melt us into song:

The broken sunlight for a healm she bearethWho hath my heart in jurisdiction.In wild�wood never fawn nor fallow farethSo silent light; no gossamer is spunSo delicate as she is, when the sunDrives the clear emeralds from the bended grassesLest they should parch too swiftly, where she passes.

386 387

BALLATETTA 16

Свет стал её красой и жил средиСлепцов, теней, устроенных, как люди;И пел он, этот свет, у нас в груди:

В венке лучей, как в шлеме световом, —Та, у кого мой дух в повиновенье.Лань и олень, зачем в лесу глухомСтоль тихий свет? О, паутины вязьГрубей её. И солнце, торопясь,Сбирает изумруды со стеблей,Не то они погаснут перед ней.

MADRIGALE

Clear is my love but shadowedBy the spun gold above her,Ah, what a petal those bent sheaths discover!

The olive wood hath hidden her completely.She was gowned that discreetlyThe leaves and shadows concealed her completely.

Fair is my love but followedIn all her goings surelyBy gracious thoughts, she goeth so demurely.

388 389

МАДРИГАЛ 17

Любовь моя сияет, но над нейЛитое золото, резная тень,О, лепесток в футляре златотканном!

Оливы её спрятали, укрыли,Вся роща — плащ её укромный, илиЛиства и тень её совсем укрыли.

Любовь моя прекрасна, но за нейНа всех путях, как верная охрана,Благие мысли; шаг её смирен.

ERA MEA

Era meaIn qua terraDulce myrti floribus,Rosa amorisVia errorisAd te coramVeniam?

ANGLICE REDDITA

Mistress mine, in what far land,Where the myrtle bloweth sweetShall I weary with my way�fare,Win to thee that art as day fair,Lay my roses at thy feet?

390 391

ERA MEA 18

Era meaIn qua terraDulce myrti floribusRosa amorisVia errorisAd te coramVeniam?

ANGLICE REDDITA 19

Госпожа моя, в какие края,Где сладок мирт, отправлюсь я,Покорю ли, долгим путем изнурён,Прекрасную, как день, госпожу,И розы к твоим стопам возложу?

PARACELSUS IN EXCELSIS

«Being no longer human why should IPretend humanity or don the frail attire?Men have I known, and men, but never oneWas grown so free an essence, or becomeSo simply element as what I am.The mist goes from the mirror and I see!Behold! the world of forms is swept beneath —Turmoil grown visible beneath our peace,And we, that are grown formless, rise above —Fluids intangible that have been men,We seem as statues round whose high�risen baseSome overflowing river is run mad,In us alone the element of calm!»

392 393

PARACELSUS IN EXCELSIS 20

«Уже не человек, зачем я будуПрикидываться сей эфемеридой?Людей я знал, и как. Никто из нихЕщё не сделался свободной сутью,Не стал простой стихией — так, как я.Вот зеркало исходит паром: вижу.Внимание! Мир формы отменёнИ очевидный вихрь смыл предметы.И мы уже вне формы восстаём —Флюиды, силы, бывшие людьми,Подобно изваяньям, в чьи подножьяКолотится безумная река,И в нас одних стихия тишины».

PRAYER FOR HIS LADY’S LIFE

From Propertius, Elegiae, Lib. III, 26

Here let thy clemency, Persephone, hold firm,Do thou, Pluto, bring here no greater harshness.So many thousand beauties are gone down to AvernusYe might let one remain above with us.

With you is lope, with you the white�gleaming Tyro,With you is Europa and the shameless Pasiphae,And all the fair from Troy and all from Achaia,From the sundered realms, of Thebes and of aged Priamus;And all the maidens of Rome, as many as they were,They died and the greed of your flame consumes them.

Here let thy clemency, Persephone, hold firm,Do thou, Pluto, bring here no greater harshness.So many thousand fair are gone down to Avernus,Ye might let one remain above with us.

394 395

МОЛИТВА О ЖИЗНИ ЕГО ГОСПОЖИ

Из Проперция, Элегии, книга III, 26 21

Смилуйся, Персефона, постой, помедли,И ты, Плутон, удержи своё свирепство.Тысячи тысяч красавиц ушли к Аверну,Пускай же эта ещё побудет с нами.

У вас Иопа, у вас белая Тиро,У вас Европа и бесстыдная Пасифая,Все красавицы Трои и Ахаи,Всех разрушенных царств, Фив, и старика Приама;Все девицы Рима, сколько их не рождалось,Все ушли, и съело их ваше голодное пламя.

Смилуйся, Персефона, постой, помедли,И ты, Плутон, удержи своё свирепство.Тысячи тысяч красавиц ушли к Аверну,Пускай одна ещё останется с нами.

SPEECH FOR PSYCHEIN THE GOLDEN BOOK OF APULEIUS

All night, and as the wind lieth amongThe cypress trees, he lay,Nor held me save as air that brusheth by oneClose, and as the petals of flowers in fallingWaver and seem not drawn to earth, so heSeemed over me to hover light as leavesAnd closer me than air,And music flowing through me seemed to openMine eyes upon new colours.O winds, what wind can match the weight of him!

396 397

РЕЧЬ ПСИХЕИВ ЗОЛОТОЙ КНИГЕ АПУЛЕЯ 22

Всю ночь, и только что улёгся ветерНа темных кипарисах, он лежал.И если он держал меня — не больше,Чем ближний воздух: словно лепесткиЛетят и медлят — или их земляК себе не тянет? — лёгкий, как они,Но ближе мне, чем воздух, он лежал.И музыка во мне, казалось, вот,Вот�вот глаза мои откроет...Вы, ветры, кто из вас тяжёл и лёгок, как он?

«BLANDULA, TENULLA, VAGULA»

What hast thou, O my soul, with paradise?Will we not rather, when our freedom’s won,Get us to some clear place wherein the sunLets drift in on us through the olive leavesA liquid glory? If at SirmioMy soul, I meet thee, when this life’s outrun,Will we not find some headland consecratedBy aery apostles of terrene delight,Will not our cult be founded on the waves,Clear sapphire, cobalt, cyanine,On triune azures, the impalpableMirrors unstill of the eternal change?

Soul, if She meet us there, will any rumourOf havens more high and courts desirableLure us beyond the cloudy peak of Riva?

398 399

«BLANDULA, TENULLA, VAGULA»23

И что тебе, душа, небесный рай?Не лучше ли, обзаведясь свободой,Отправиться куда�нибудь, где солнцеЦедило бы в масличную листвуЖивую славу? В Сирмии, допустим,Тебя я встречу после этой жизни,И мы найдём залив, благословенныйАпостолами прелести земной,И учредим служенье на воде —Сапфир и кобальт, чистый цианин —На тройственной лазури непостижных,Подвижных зеркалах метаморфоз?

Душа, а вдруг Она придёт? И слухО лучших поселеньях и дворахНас увлечёт туда, за пики Ривы?

ERAT HORA

«Thank you, whatever comes.» And then she turnedAnd, as the ray of sun on hanging flowersFades when the wind hath lifted them aside,Went swiftly from me. Nay, whatever comesOne hour was sunlit and the most high godsMay not make boast of any better thingThan to have watched that hour as it passed.

400 401

ERAT HORA 24

«Благодарю, и что бы ни случилось...»И отвернулась, и, как луч в цветах,Когда их ветер быстро раздвигает,Уходит. Что бы дальше ни случилось,Вот посещённый светом час. И богиНе видывали лучшего занятья,Чем наблюдать, как этот час уходит.

EPIGRAMS

I

O ivory, delicate hands!O face that hoversBetween «To�come» and «Was,»Ivory thou wast,A rose thou wilt be.

II(THE SEA OF GLASS)

I looked and saw a searoofed over with rainbows,

In the midst of eachtwo lovers met and departed;

Then the sky was full of faceswith gold glories behind them.

402 403

ЭПИГРАММЫ

I

О, слоновой кости хрупкие руки!О, лицо, мерцаньеМежду «Вот�вот» и «Уже»,Слоновой кости ты было,Розой ты будешь.

II(МОРЕ ЗЕРКАЛА)

Я поглядел и увидел мореосенённое кровлей из радуг,

В каждой из нихдвое влюблённых встретились и простились;

И небо наполнили лицас золотыми славами за плечами.

LA NUVOLETTA

Dante to an unknown lady, beseeching hernot to interrupt his cult of the dead Beatrice.

From «II Canzoniere,» Ballata II.

Ah little cloud that in Love’s shadow liefUpon mine eyes so suddenly alightest,Take some faint pity on the heart thou smitestThat hopes in thee, desires, dies, in brief.

Ah little cloud of more than human fashionThou settest a flame within my mind’s mid spaceWith thy deathly speech that grieveth;

Then as a fiery spirit in thy waysGreatest hope, in part a rightful passion,Yet where thy sweet smile givethHis grace, look not! For in Her my faith liveth.

Think on my high desire whose flame’s so greatThat nigh a thousand who were come too late,Have felt the torment of another’s grief.

404 405

LA NUVOLETTA *

Данте к неизвестной даме, умоляя еёне нарушать его культ мёртвой Беатриче.

Из «Кансоньере» Баллата II

В тени любви ты облачко, чья дальМоим глазам видение внушилаИ сердце восхищеньем сокрушила,Так что былого до смерти мне жаль.

Ты облачко, ты слишком человечно,Ты пламенем в мою проникло грудь,Соблазн смертельного примера;

Дух огненный, влечёшь меня ты в путь;Твоей улыбкой безупречнойМеня твоя прельщает сфера,Но только верностью жить может вера.

В горенье нестерпимом чувств моихПредчувствую, что тысячам другихИзведать предстоит мою печаль.

* La nuvoletta — облачко (итал.).* La nuvoletta — облачко (итал.).

ROSA SEMPITERNA

A rose I set within my «Paradise»Lo how his red is turned to yellowness,Not withered but grown old in subtler wiseBetween the empaged rime’s high holinessWhere Dante sings of that rose’s deviceWhich yellow is, with souls in blissfulness.Rose whom I set within my paradise,Donor of roses and of parching sighs,Of golden lights and dark unhappiness,Of hidden chains and silvery joyousness,Hear how thy rose within my Dante lies,O rose I set within my paradise.

406 407

ROSA SEMPITERNA25

Мой рай, где долго розу я хранил,Пока не впал багрянец в желтизнуИ старостью тончайшей не пленилМеня, напомнив ясную луну,Как розу Дант воспел среди светил,Для душ блаженных жёлтую страну.Мой рай, где долго розу я хранил,Дарительницу роз, чей образ мил,Таящий в золотистом глубину,И сумрак, и сиянье, и весну,Среди страниц, а не во тьме могилМой Дантов рай мне розу сохранил.

THE GOLDEN SESTINA

From the Italianof Pico della Mirandola

In the bright season when He, most high Jove,From welkin reaching down his glorying hand,Decks the Great Mother and her changing face,Clothing her not with scarlet skeins and goldBut with th’ empurpling flowers and gay grass,When the young year renewed, renews the sun,

When, then, I see a lady like the sun,One fashioned by th’ high hand of utmost Jove,So fair beneath the myrtles on gay grassWho holdeth Love and Truth, one by each hand,It seems, if I look straight, two bands of goldDo make more fair her delicate fair face.

Though eyes are dazzled, looking on her faceAs all sight faileth that looks toward the sun,New metamorphoses, to rained gold,Or bulls or whitest swans, might fall on JoveThrough her, or Phoebus, his bag�pipes in hand,Might, mid the droves, come barefoot o’er our grass.

Alas, that there was hidden in the grassA cruel shaft, the which, to wound my face,My Lady took in her own proper hand.If I could not defend me ’gainst that sunI take no shame, for even utmost JoveIs in high heaven pierced with darts of gold.

408 409

ЗОЛОТАЯ СЕКСТИНА

С итальянскогоИз Пико де ла Мирандолы

Когда весну зовёт верховный Дий,Свою протягивая с неба длань,Чтобы покрыть благословенный ликВеликой Матери не златом зорь,А нежной свежестью цветов и трав,Год обновляя, обновляет свет,

И если госпожа, чиста, как свет,Как сотворил её верховный Дий,Под сенью миртов средь цветов и травС любовью, с правдой простирая длань,Обеими являет злато зорь,Тем ослепительнее милый лик.

Пускай слепит глаза прекрасный лик,Все взоры в мире привлекает свет,Метаморфозы: дождь со златом зорьТо бык, то лебедь,— с ней верховный Дий,И Феб, с пастушеской цевницей длань,Босой средь стад, средь наших сочных трав.

Увы! Она таилась в чаще травСтрела, потом пронзившая мой лик.У госпожи безжалостная длань,И поразил меня жестокий свет.Я не стыжусь: и сам верховный ДийСражён бывает в небе златом зорь.

Behold the green shall find itself turned goldAnd spring shall be without her flowers and grass,And hell’s deep be the dwelling place of JoveEre I shall have uncarved her holy faceFrom my heart’s midst, where ’tis both Sun and sun;And yet she beareth me such hostile hand!

O sweet and holy and O most light hand,O intermingled ivory and gold,O mortal goddess and terrestrial sunWho comest not to foster meadow grass,But to show heaven by a likened faceWert sent amongst us by th’ exalted Jove,

I still pray Jove that he permit no grassTo cover o’er thy hands, thy face, thy goldFor heaven’s sufficed with a single sun.

410 411

Но зелень обернётся златом зорь,Весна поблекнет без цветов и трав,И снизойдёт в Аид верховный Дий,Прежде чем я изглажу дивный ликИз сердца моего, где свет и свет,Пусть даже мне её враждебна длань.

О, пресвятая сладостная длань,Иворий белоснежный в злате зорь,О, смертная богиня, дольний свет,К нам снизошедший, но не ради трав,А чтобы небесам явился лик,Чью красоту послал верховный Дий.

Верховный Дий! От наступленья травИзбавь ты длань прекрасную и лик,Поскольку в ясном небе свет один.

ROME

From the French of Joachim du Bellay«Troica Roma resurges»

PROPERTIUS

O thou new comer who seek’st Rome in RomeAnd find’st in Rome no thing thou canst call Roman;Arches worn old and palaces made common,Rome’s name alone within these walls keeps home.

Behold how pride and ruin can befallOne who hath set the whole world ’neath her laws,All�conquering, now conquered, becauseShe is Time’s prey and Time consumeth all.

Rome that art Rome’s one sole last monument,Rome that alone hast conquered Rome the town,Tiber alone, transient and seaward bent,Remains of Rome. O world, thou unconstant mime!That which stands firm in thee Time batters down,And that which fleeteth doth outrun swift time.

412 413

РИМ 26

С французского, из Иоахима дю Белле«Troica Roma resurges»

PROPERTIUS

О, ты, пришелец, посетивший РимИ не нашедший в древнем Риме Рима,Когда тщета в былых чертогах зримаИ славен город именем одним.

Гордыне и разрухе в свой чередПодвластны те, кто правил здесь и там.Завоеватель завоеван сам,Так Время всех со временем пожрёт.

Рим — памятник себе же самому.Рим Римом был в конце концов разбит;Спешит, как прежде, в море, как во тьму,Лишь древний Тибр. Над Римом шутит злоМир, чьи твердыни время сокрушит.А что течёт, от времени ушло.

HER MONUMENT, THE IMAGE CUT THEREON

From the Italian of Leopardi (Written 1831–3 circa)

Such wast thou,Who art nowBut buried dust and rusted skeleton.Above the bones and mire,Motionless, placed in vain,Mute mirror of the flight of speeding years,Sole guard of griefSole guard of memoryStandeth this image of the beauty sped.O glance, when thou wast still as thou art now,How hast thou set the fireA�tremble in men’s veins; O lip curved highTo mind me of some urn of full delight,O throat girt round of old with swift desire,O palms of Love, that in your wonted waysNot once but many a dayFelt hands turn ice a�sudden, touching ye,That ye were once! of all the grace ye hadThat which remaineth nowShameful, most sadFinds ’neath this rock fit mould, fit resting place!

And still when fate recalleth,Even that semblance that appears amongst usIs like to heaven’s most ’live imagining.All, all our life’s eternal mystery!To�day, on highMounts, from our mighty thoughts and from the fountOf sense untellable, BeautyThat seems to be some quivering splendour castBy the immortal nature on this quicksand,And by surhuman fates

414 415

ЕЙ ПАМЯТНИК, НАД НЕЙ ВОЗНИКШИЙ ОБРАЗ 27

С итальянского из Леопарди (написано около1831–33 гг.)

Такой была ты.Ты теперьПрах погребённый, ты скелет поблекший.Недвижное, воздвигнутое тщетноНемое зеркало годов бегущих,Страж горести,Страж памяти,Ты образ минувшей красоты.

Взгляд бывший твой теперь и не теперь,Когда вселял твой взглядОгонь в мужские жилы, губ изгиб,Напоминавший вазу, где восторг,На шее ожерелье, быстрый пыл,Любви ладони на путях твоих;Не раз, не два на днюКасание похолодевших рукВлекла ты. Где же красота твоя,Недавняя теперь?Лишь стыд и грусть —Под камнем тленье бывших форм твоих.

И всё�таки, накликано судьбою,Подобие любое среди нас —Поистине живой небесный образ,В котором тайна жизни нашей вечна.И ныне ввысьВозносится из мысли, от истока,Где красота сокрытаИ трепетный отбрасывает светБессмертья на струящийся песок,Как будто бы опеку

Given to mortal stateTo be a sign and an hope made secureOf blissful kingdoms and the aureate spheres;And on the morrow, by some lightsome twist,Shameful in sight, abject, abominableAll this angelic aspect can returnAnd be but what it wasWith all the admirable concepts that moved from itSwept from the mind with it in its departure.

Infinite things desired, lofty visions’Got on desirous thought by natural virtue,And the wise concord, whence through delicious seasThe arcane spirit of the whole MankindTurns hardy pilot… and if one wrong noteStrike the tympanum,InstantlyThat paradise is hurled to nothingness.

O mortal nature,If thou artFrail and so vile in all,How canst thou reach so high with thy poor sense;Yet if thou artNoble in any partHow is the noblest of thy speech and thoughtSo lightly wroughtOr to such base occasion lit and quenched?

416 417

Даруя человеку,Сверхчеловеческий нам рок сулитВ блаженном царстве сферу золотую,И поутру изгибом света вдруг,Отвратностью своею пристыжён,Вид ангельский вернуться может весьК нам, ныне пусть былой,Чьи дивные прообразы исчезли,Покинув дух, покинутые духом.

Видений, в бесконечности желанных,Мысль вожделеет с доблестью природнойВ согласье мудром в море ненаглядном,Где тайный дух всего людского рода —Надёжный кормчий… Но неверной нотойВ звучанье,Пусть мгновенной,Весь этот рай ввергается в ничто.

О, смертная природа,Если тыВся лишь порок и тлен,Как ты высот, убогая, достигла?А если ты,Хоть в малости знатна,Как знатность помыслов твоих и речиИссякла вся,В ничтожестве презренном отблистав?

VICTORIAN ECLOGUES

IEXCUSES

Ah would you turn me back now from the flowers,You who are different as the air from sea is,Ah for the pollen from our wreath of hours,You who are magical, not mine as she is,Say will you call us from our time of flowers?

You whom I loved and love, not understanding,Yea we were ever torn with constant striving,Seeing our gods are different, and commandingOne good from them, and in my heart revivingOld discords and bent thought, not understanding.

We who have wept, we who have lain togetherUpon the green and sere and white of every season,We who have loved the sun but for the weatherOf our own hearts have found no constant reason,What is your part, now we have come together?

What is your pain, Dear, what is your heart nowA little sad, a little… Nay, I know notSeeing I never had and have no part nowIn your own secret councils wherein blow notMy roses. My vineyard being another heart now?

You who were ever dear and dearer being strange,How shall I «go» who never came anear you?How could I stay, who never came in rangeOf anything that halved; could never hear youRightly in your silence; nay, your very speech was strange.

418 419

ВИКТОРИАНСКИЕ ЭКЛОГИ 28

IИЗВИНЕНИЯ

Заставишь отвернуться от цветов,Мы разные, как воздух и волна,Пыльца лишь от соцветия часов,Ты не моя, хоть магии полна,Скажи, прервёшь ли этот час цветов?

Тебя любя, не понимаю сам,Нас разрывает вечное стремленье,Мы разным поклоняемся богам,Равно стремясь к добру — откуда треньеСердец и дум, не понимаю сам.

Мы, кто рыдали вместе и лежалиНа охре, зелени и белизне,Любили солнце, но сердец печалиСвоих не понимали мы вполне,В союзе нашем — кем ты станешь мне?

Грустит ли ныне сердце, Дорогая?Светла ли грусть, легка ль… не знаю сам,Участия теперь не принимаяВ твоих советах тайных, их ветрамЗакрыт. Мой сад — тебе душа чужая?

Ты всё роднее мне и всё ж чужда мнеКак мне «уйти», когда не приближался?Как мне «остаться», коль грозит беда мнеСтать половиной; я понять пыталсяТвоё молчанье — но и речь чужда мне.

You, who have loved not what I was or will be,You who but loved me for a thing I could be,You who love not a song whate’er its skill beBut only love the cause or what cause should be,How could I give you what I am or will be?

Nay, though your eyes are sad, you will not hinder,You, who would have had me only near not nearer,Nay though my heart had burned to a bright cinderLove would have said to me: «Still fear her,Pain is thy lot and naught she hath can hinder.»

So I, for this sad gladness that is mine now,Who never spoke aright in speaking to you,Uncomprehending anything that’s thine now,E’en in my spoken words more wrong may do youIn looking back from this new grace that’s mine now.

Sic semper finis deest.

IISATIEMUS

What if I know thy speeches word by word?And if thou knew’st I knew them wouldst thou speak?What if I know thy speeches word by word,And all the time thou sayest them o’er I said,«Lo, one there was who bent her fair bright head,Sighing as thou dost through the golden speech.»Or, as our laughters mingle each with each,As crushed lips take their respite fitfully,What if my thoughts were turned in their mid reachWhispering among them, «The fair deadMust know such moments, thinking on the grass;Oh how white dogwoods murmured overheadIn the bright glad days!»How if the low dear sound within thy throatHath as faint lute�strings in its dim accord

420 421

Ты не меня любила, как я есть,Любила ты лишь то, чем мог бы стать я,Не песню, что я пел иль мог бы спеть,Любила ты причину — как отдать яМог бы тебе всего себя как есть?

Пусть грусть в глазах, ты переступишь смело,Мне позволяешь рядом быть, не ближе,Пусть сердце, словно уголёк сгорело,Любовь твердила мне: «Страшись, смотри же,Боль — твой удел, она раздавит смело».

Что ж, в радости печальной пребывая,Не смог тебе себя же объяснить я,Не знаю, кто же ты теперь такая,А говоря с тобой, теряю нить я,В сей новой благодати пребывая.

Sic semper finis deest.

IISATIEMUS 29

Коль знаю всё, что скажешь, наизусть,Ты говорила бы, об этом зная?Коль знаю всё, что скажешь, наизустьИ про себя твержу, тебе внимая:«Вот клонится головка золотая,Со вздохом златоусто льётся речь».Когда ж смеёмся до изнеможенья,Вольются губы в губы, отдыхая,Но и тогда, коль мысли в речь облечь,Я про себя шепчу: «Благие тениСредь трав, быть может, то же чувство знали,Как белые цветы ирги шепталиВ те радостные дни над нами!»А низкий звук из милой мне гортаниНапомнил лютни смутное звучанье,

Dim tales that blind me, running one by oneWith times told over as we tell by rote;What if I know thy laughter word by wordNor find aught novel in thy merriment?

IIIABELARD

«Pere Esbaillart a Sanct Denis.» Villon

«Because my soul cried out, and only the long waysGrown weary, gave me answer andBecause she answered when the very ways were dumbWith all their hoarse, dry speech grown faint and chill.Because her answer was a call to me,Though I have sinned, my God, and though thy angelsBear no more now my thought to whom I love;Now though I crouch afraid in all thy darkWill I once cry to thee:

Once more! Once more my strength!Yea though I sin to call him forth once more,Thy messengers for mine,Their wings my power!And let once more my wings fold down above her,Let their cool length be spreadOver her feet and headAnd let thy calm come downTo dwell within her, and thy gown of peaceClothe all her body in its samite.O Father of all the blind and all the strong,Though I have left thy courts, though all the throngOf thy gold�shimmering choir know me not,Though I have dared the body and have donnedIts frail strong�seeming, and althoughIts lightening joy is made my swifter song,Though I have known thy stars, yea all,

and chosen one.Yea though I make no barter, and repent no jot,Yet for the sunlight of that former time

422 423

Так смутные сказанья ослепляли,Как будто ты их знала слово в слово;Что, если смех твой знаю наизустьИ всё твоё веселье мне не ново?

IIIАБЕЛЯР

«Pere Esbaillart A Sanct Denis.» Villon 30

«Ибо душа кричит, лишь долгие пути,И те, устав, ответили мне, ибоОна дала ответ, когда, прервав потокСухих и грубых слов, дороги онемели.Ибо ответ её ко мне призывом был,Пусть я грешил, мой Бог, пусть ангелы твоиЛюбимой весть мою на крыльях не домчат;Хотя во тьме твоей бреду я в страхе ныне,Взываю вновь к Тебе:

«Приди, придай мне сил!»Хоть вновь к нему воззвав, я снова согрешил,Пришли ко мне гонцов,Даруй мне силу крыл!Дай силы мне раскрыть над нею крыльев сень,Да осенит их теньПрохладой, тишиной,Даруя твой покой,Чтоб мира благодатьГлаве и стопам дать,Всю облачи её шелками и парчой!О, ты, Отец всех сильных духом и слепых,Пусть я неведом хору ангелов твоих,Пусть дом покинул твой и плоти возжелал,Дерзнул надеть наряд я бренности земной,И пусть, возликовав, иную песнь запел,Хоть звёзды знал твои,

одну себе избрал,Хотя ещё сейчас не каюсь ни на йоту,Даруй мне благодать, хотя бы в знак того ты,

Grant me the boon, O God,Once more, once more, or I or some white thoughtShall rise beside her and, envelopingAll her strange glory in its wings of light,Bring down thy peace upon her way�worn soul.Oh sheathe that sword of her in some strong case,The doe�skin scabbard of thy clear Rafael!Yea let thy angels walk, as I have seenThem passing, or have seen their wingsSpread their pavilions o’er our twin delight.Yea I have seen them when the purple lightHid all her garden from my drowsy eyes.

424 425

Что в прошлом знал твой свет,Молю, ещё хоть раз перенестись позвольСейчас мне самому иль мысли белоснежной,Дабы сокрыть огонь её столь странной славы,Даруя твой покой, души утишить боль,Иль в ножны прочные, но всё ж из замши нежнойЕё мятежный меч пусть вложит Рафаил!Пусть ангелы твои, как видел это я,Пройдут среди небес иль крыльев их шатры,Сокрыв двойной восторг, раскинутся над нами,Я видел их, когда пурпурными огнямиЕё сокрылся сад от сонных глаз моих.

A PROLOGUE

SCENE — IN THE AIR

The Lords of the Air:What light hath passed us in the silent ways?

The Spirits of Fire:We are sustained, strengthened suddenly.

The Spirits of Water:Lo, how the utmost deeps are clarified!

The Spirits Terrene:What might is this more potent than the spring?Lo, how the nightWhich wrapped us round with its most heavy clothsOpens and breathes with some strange�fashioned

brightness!

IN HEAVEN

Christ, the eternal Spirit in Heaven speaketh thus, over thechild of Mary:

O star, move forth and write upon the skies,«This child is born in ways miraculous.»

. . .O windy spirits, that are born in Heaven,Go down and bid the powers of Earth and AirProtect his ways until the Time shall come.

. . .O Mother, if the dark of things to beWrap round thy heart with cloudy apprehensions,Eat of thy present corn, the aftermathHath its appointed end in whirling light.

426 427

ПРОЛОГ 31

СЦЕНА В ВОЗДУХЕ

Князи воздухаЧто это был за свет, минувший нас?

Духи ОгняМы вдруг окрепли. Сила прибывает.

Духи ВодыО, высвечена глубина глубин!

Духи ЗемлиНо что это, сильней самой весны?Смотрите, ночь,Укутавшая нас в глухие тучи,Вдруг распахнулась, дышит

и сияет!

В НЕБЕСАХ

Христос, вечный Дух в небесах, так говоритнад младенцем Марии:

Ступай, звезда, пиши по небесам:«Таинственно рождение его».

. . .Вы, духи�веянья, с родных небесСпускайтесь вниз и накажите силамЗемли и Воздуха беречь егоНа всех путях, пока не пробил Час.

. . .О, Мать, когда тебе грядущий мракОбвяжет сердце смутным предвещаньем,Ешь хлеб твой нынешний. А то, что следом,Тому конец назначен: вихрь сиянья.

Eat of thy present corn, thou so hast shareIn mightier portents than Augustus hath.

. . .In every moment all to be is born,Thou art the moment and need’st fear no scorn.

Echo of the Angels singing «Exultasti:»Silence is born of many peaceful things,Thus is the starlight woven into stringsWhereon the Powers of peace make sweet accord.Rejoice, O Earth, thy LordHath chosen Him his holy resting�place.

Lo, how the winged signFlutters above that hallowed chrysalis.

IN THE AIR

The invisible Spirit of the Star answers them:Bend in your singing, gracious potencies,Bend low above your ivory bows and gold!That which ye know but dimly hath been wroughtHigh in the luminous courts and azure ways:Bend in your praise;For though your subtle thoughtSees but in part the source of mysteries,Yet are ye bidden in your songs, sing this:

«Gloria! gloria in excelsisPax in terra nunc natast.»

Angels continuing in song:Shepherds and kings, with lambs and frankincenseGo and atone for mankind’s ignorance:Make ye soft savour from your ruddy myrrh.Lo, how God’s son is turned God’s almoner.Give ye this littleEre he give ye all.

428 429

Ешь хлеб твой нынешний, ты в нём приялаМощнее знак, чем то, что Август ведал.

. . .Есть в каждом миге рождество всего.Ты — этот миг: не бойся ничего.

Эхо Ангелов, поющих «Exultasti»:Молчанье, плод стозвучной тишины,Так свет звезды вмешался в строй струныПод миротворной Ангельской рукой.Ликуй, Земля, Создатель твойИзбрал Его и в Нём почил, и спит.

Смотри: крылатый знакНад светозарной куколкой парит.

В ВОЗДУХЕ

Невидимый дух звезды отвечает им:Склонитесь в пенье, благостные силы,Склонитесь ниже над златым смычком!Вы только смутно знаете о том,Что совершилось в горней синеве:Склонитесь в похвале;Ваш тонкий ум провидит лишь отчастиИсточник таинств у престолов власти,Но ваше дело петь, воспойте так:

«Gloria! gloria in excelsisPax in terra nunc natast.»

Ангелы продолжают петь:Цари и пастухи, ягнята, ладан, злато,За слепоту людей вы принесёте плату:Пусть миро ваше льёт живые ароматы.Сегодня Божий Сын — даятель тароватый.Отдайте эту малость:Он даст вам всё.

ON EARTH

One of the Magi:How the deep�voiced night turns councillor!And how, for end, our starry meditationsAdmit us to his board!

A Shepherd:Sir, we be humble and perceive ye areMen of great power and authority,And yet we too have heard.

DIANA IN EPHESUS

(Lucina dolentibus:)«Behold the deed! Behold the act supreme!With mine own hands have I prepared my doom,Truth shall grow great eclipsing other truth,And men forget me in the aging years.

Explicit.

430 431

НА ЗЕМЛЕ

Один из Волхвов:Ночь тихогласая, советник чудный!Конец науки звёздной, трудной:Она нас допустила к сим дверям.

Пастух:Мы люди тёмные, а вы, видать,Не нам чета: владыки, мудрецы.Но слух и к нам пришёл.

ДИАНА ЭФЕССКАЯ

(Lucina dolentibus):«Се, дело дивное! Се, длань небес!Сама себе я саван соткала.Восходит Истина: она затмит другие,И обо мне не вспомнит человек.

Explicit.

MAESTRO DI TOCAR

(W. R.)

You, who are touched not by our mortal waysNor girded with the stricture of our bands,Have but to loose the magic from your handsAnd all men’s hearts that glimmer for a day,And all our loves that are so swift to flameRise in that space of sound and melt away.

432 433

MAESTRO DI TOCAR 32

(W. R.)

Вы, знавшие не смертное касанье,Кому наш мир не господин, не друг,Мы волшебства хотим из ваших рук:И всех сердец упорное мерцанье,И всей любви томленье по огнюВзлетев, растают в области звучанья.

ARIA

My love is a deep flamethat hides beneath the waters.

— My love is gay and kind,My love is hard to find

as the flame beneath the waters.

The fingers of the windmeet hers

With a frailswift greeting.

My love is gayand kind

and hardof meeting,

As the flame beneath the watershard of meeting.

434 435

АРИЯ

Любовь моя — глубокий огоньутаённый под пологом вод.

— Любовь моя веселится, играетЛюбви моей никто не узнает,

как огня под пологом вод.

Пальцы ветрак пальцам её

Прикасаютсяв быстром привете.

Любовь моя веселаи проста,

и никтоеё не приметит,

Как огонь под пологом водникто не приметит.

L’ART

When brightest colours seem but dull in hueAnd noblest arts are shown mechanical,When study serves but to heap clue on clueThat no great line hath been or ever shall,But hath a savour like some second stewOf many pot�lots with a smack of all.’Twas one man’s field, another’s hops the brew,’Twas vagrant accident not fate’s fore�call.

Horace, that thing of thine is overhauled,And «Wood notes wild» weaves a concocted sonnet.Here aery Shelley on the text hath called,And here, Great Scott, the Murex, Keats comes on it.And all the lot howl, «Sweet Simplicity!»’Tis Art to hide our theft exquisitely.

436 437

L’ART 33

Когда тускнеют краски без лучей,Так что в искусствах стынет прежний жар,А выучка — лишь поиски ключей,И настоящий невозможен дар,Когда в чужих горшках не горячейВторичный перемешанный отвар,И в поле запустевшем хмель ничей,Как механизм заимствованных чар,

Гораций, пересмотрен твой завет.«Песнь дикая лесов» — строка в сонете.Воздушный Шелли, в тексте твой секрет.Великий Скотт, Китс, Мюррекс на примете.Так простотою хвастается страсть:Искусство в том, чтобы искусно красть.

SONG IN THE MANNER OF HOUSMAN

O woe, woe,People are born and die,We also shall be dead pretty soonTherefore let us act as if we were

dead already.

The bird sits on the hawthorn treeBut he dies also, presently.Some lads get hung, and some get shot.Woeful is this human lot.

Woe! woe, etcetera …

London is a woeful place,Shropshire is much pleasanter.Then let us smile a little spaceUpon fond nature’s morbid grace.

Oh, Woe, woe, woe, etcetera …

438 439

ПЕСНЯ В МАНЕРЕ ХАУСМЕНА 34

Увы, увы!Рождаются и умирают люди,И не сносить нам тоже головы,А посему давайте жить мы будем,

Как будто умерли уже.

Поёт в боярышнике соловей,Но вскоре он умрёт среди ветвей.Одних повесят, а других застрелят —Горестна людская доля,

Горе, горе и так дале…

Лондон есть юдоль печали,Шропшир гораздо мне милей,Что ж, улыбнёмся всеПрироды пагубной красе,

Горе, горе, и так дале…

UND DRANG

Nay, dwells he in cloudy rumour alone?Binyon

II am worn faint,The winds of good and evilBlind me with dustAnd burn me with the cold,There is no comfort being over�man;Yet are we come more nearThe great oblivions and the labouring night,Inchoate truth and the sepulchral forces.

II

Confusion, clamour, ’mid the many voicesIs there a meaning, a significance?

That life apart from all life gives and takes,This life, apart from all life’s bitter and life’s sweet,Is good.

Ye see me and ye say: exceeding sweetLife’s gifts, his youth, his art,And his too soon acclaim.

I also knew exceeding bitterness,Saw good things altered and old friends fare forth,And what I loved in me hath died too soon,Yea I have seen the «gray above the green»;Gay have I lived in life;

Though life hath lainStrange hands upon me and hath torn my sides,Yet I believe.

. . . . .Life is most cruel where she is most wise.

440 441

UND DRANG 35

Неужто он один в заоблачной молве?Биньон 36

IЯ изнурён —Ветра добра и злаСлепят, взметая пыль,И обжигают холодом меня,Нет утешенья для сверхчеловека,И всё ж, коль ближе подойдёшь,Великое забвение и труженица ночьЯвляют истину и сонм загробных сил.

II

Смятенье, крик — среди многоголосьяЕсть ли значенье, смысл?

Та жизнь даёт, берёт — вне жизни остальной,А эта жизнь — вне горечи и сладости земной —Полна добра.

Скажите же: даров той жизни вышеЕго искусство, молодость, талантИ скорое признание его.

Я тоже горечи хлебнул с лихвой,Видал, как «серость затмевала зелень»,Добро на службе зла, предательства друзей,Да, жизнь я прожил чудаком,

Хотя онаМеня в объятьях странных истерзала,Но всё же веры не утратил я.

. . . . .Чем жизнь мудрее, тем она жесточе.

III

The will to live goes from me.I have lain

Dull and out�wornwith some strange, subtle sickness.

Who shall sayThat love is not the very root of this,O thou afar?

Yet she was near me,that eternal deep.

O it is passing strange that loveCan blow two ways across one soul.

. . . . .And I was Aengus for a thousand years,And she, the ever�living, moved with meAnd strove amid the waves, and

would not go.

IVELEGIA

«Far buon tempo e trionfare»

«I have put my days and dreams out of mind»For all their hurry and their weary fretAvailed me little. But another kindOf leaf that’s fast in some more sombre wind,Is man on life, and all our tenuous coursesWind and unwind as vainly.

. . . . .I have lived long, and died,Yea I have been dead, right often,And have seen one thing:The sun, while he is high, doth light our wrongAnd none can break the darkness with a song.

To�day’s the cup. To�morrow is not ours:Nay, by our strongest bands we bind her not,

442 443

III

Уходит воля к жизниот меня.

Я изнурёнизысканной и странной хворью.

Кто сможет доказать,Что не любовь тому виной,О, как ты далека.

Но всё ж была она так близко,та вечная пучина.

Не странно ль, что одну и ту же душуЛюбовь способна дважды поражать.

. . . . .И был я Энгусом тысячелетье,Она ж, бессмертная, всегда была со мной,С волнами спорила, но всё ж

не уходила.

IVЭЛЕГИЯ

«Far buon tempo e trionfare»

«Былые дни забыл я и мечты»,Ибо от спешки их и суетыЯ мало преуспел. Но вихрь другой,Как мрачный ветер хрупкие листы,Так жизнь людей влечёт — бессильны узыЗемных путей и наших мелких дел.

. . . . .Я долго жил и умер в этот час,Да, умирал я в жизни много раз,Но лишь одно я в ней узреть сумел:Светилом наше зло обнажено,А мрак рассеять песней не дано.

Сегодня — чаша. Завтра уж не наше —Над ним не властны узы наших пут,

Nor all our fears and our anxietiesTurn her one leaf or hold her scimitar.

The deed blots out the thoughtAnd many thoughts, the vision;And right’s a compass with as many polesAs there are points in her circumference,’Tis vain to seek to steer all courses even,And all things save sheer right are vain enough.The blade were vain to grow save toward the sun,And vain th’ attempt to hold her green forever.

All things in season and no thing o’er long!Love and desire and gain and good forgetting,Thou canst not stay the wheel, hold none too long!

V

How our modernity,Nerve�wracked and broken, turnsAgainst time’s way and all the way of things,Crying with weak and egoistic cries!

. . . . .All things are given over,Only the restless willSurges amid the starsSeeking new moods of life,New permutations.

. . . . .See, and the very sense of what we knowDodges and hides as in a sombre curtainBright threads leap forth, and hide, and leave no pattern.

VI

I thought I had put Love by for a timeAnd I was glad, for to me his fair faceIs like Pain’s face.

444 445

Тревоги же — листа не шелохнут,И страхи не удержат ятаган.

Деянье затмевает мысли,А мысли застят виденье,И правда — компас, на которомЛюбая точка — полюс, так что тщетныПопытки к правде выпрямить пути,Добро и справедливость утверждая.Без солнца и былинка не взойдёт,Но вечно зеленеть не сможет зелень.

Есть время для всего, ничто не вечно!Любовь, желанье, прибыль, добродетельПрейдут — не остановишь колеса!

V

Как наша современность прёт,Неврастеничка сломленная, противТеченья времени и хода всех вещей,Эгоистично и бессильно плача.

. . . . .Незыблем ход вещей,Лишь воля неуёмноВсё рыщет среди звёздИ новой жизни ищет,И новых форм её.

. . . . .Смотри, как суть того, что нам известно,Ловчит, скрываясь, как бы за завесой —Сверкнула нить — исчез бесследно образ.

VI

Казалось мне, что я Любовь на времяЗабыл и рад был, ибо лик прекрасныйПодобен маске Боли.

A little light,The lowered curtain and the theatre!And o’er the frail talk of the inter�actSomething that broke the jest! A little light,The gold, and half the profile!

The whole faceWas nothing like you, yet that image cutSheer through the moment.

VI b

I have gone seeking for you in the twilight,Here in the flurry of Fifth Avenue,Here where they pass between their teas and teas.Is it such madness? though you could not beEver in all that crowd, no gownOf all their subtle sorts could be your gown.

Yet I am fed with faces, is there oneThat even in the half�light mindeth me.

VIITHE HOUSE OF SPLENDOUR

’Tis Evanoe’s,A house not made with hands,But out somewhere beyond the worldly waysHer gold is spread, above, around, inwoven,Strange ways and walls are fashioned out of it.

And I have seen my Lady in the sun,Her hair was spread about, a sheaf of wings,And red the sunlight was, behind it all.

And I have seen her there within her house,With six great sapphires hung along the wall,Low, panel�shaped, a�level with her knees,And all her robe was woven of pale gold.

446 447

Свет притушен,Приспущен занавес — дают спектакль!Был скован разговор в антракте, ноВдруг промелькнула шутка. Свет притушен,Твой полупрофиль в золоте!

Лицо жеКак будто было не твоим, но образМгновение наполнил совершенством.

VI b

Я в сумерках тебя искал повсюду,Здесь, в суматохе Пятой авеню,Где все гуляют до и после чая —Не род безумства ли? однако тыНе можешь быть в толпе, да и нельзяТебя представить ни среди толпы,Ни в этих, пусть изысканных, нарядах.

Я сыт по горло лицами — комуЗдесь дело до меня, а мне до них?

VIIДОМ ВЕЛИКОЛЕПЬЯ

Евнои дом,Нерукотворный дом,И золото из неземных высотСтруилось, озаряя всё вокруг,Вплетаясь в странные узоры стен.

Я видел даму сердца своего,На солнце волосы её — как крылья,И солнца свет за нею полыхал!

Да, я увидел даму в её доме,Где со стены свисали шесть огромныхСапфиров, достигая до коленЕё в наряде бледно�золотом.

There are there many rooms and all of gold,Of woven walls deep patterned, of email,Of beaten work; and through the claret stone,Set to some weaving, comes the aureate light.

Here am I come perforce my love of her,Behold mine adorationMaketh me clear, and there are powers in thisWhich, played on by the virtues of her soul,Break down the four�square walls of standing time.

VIIITHE FLAME

’Tis not a game that plays at mates and mating,Provençe knew;’Tis not a game of barter, lands and houses,Provençe knew.We who are wise beyond your dream of wisdom,Drink our immortal moments; we «pass through.»We have gone forth beyond your bonds and borders,Provençe knew;And all the tales they ever writ of Oisin say but this:That man doth pass the net of days and hours.Where time is shrivelled down to time’s seed cornWe of the Ever�living, in that lightMeet through our veils and whisper, and of love.

O smoke and shadow of a darkling world,These, and the rest, and all the rest we knew.

’Tis not a game that plays at mates and mating,’Tis not a game of barter, lands and houses,’Tis not «of days and nights» and troubling years,Of cheeks grown sunken and glad hair gone gray;There is the subtler music, the clear lightWhere time burns back about th’ eternal embers.We are not shut from all the thousand heavens:

448 449

Из золота все залы в доме том,Чеканка и тончайшие эмалиУзорчатые стены украшали,Шёл золотой сквозь пурпур камня свет.

Я вынужден открыться был в любви,Поняв, что просветлилоМеня благоговенье к ней, а силы,Что пробудила добродетель девы,Недвижный куб стен времени смели.

VIIIОГОНЬ

Игра не на женитьбы и супруговВ Провансе знали;Игра не на наделы, сделки, замки,В Провансе знали.Мы, помнящие то, что вам не снится,Мы пьём свое бессмертье: мы «преходим».Поверх барьеров ваших и межей,В Провансе знали;И в этом вся премудрость Уасина 37

Пройти сквозь невода часов и дней,Где время иссыхает до зерна.Мы Вечной Жизни — в этом свете странном —Сквозь шёпот наш коснемся, и любви.

О, дым и тень темнеющего мира,И вас, и всё, что кроме вас, мы знали.

Игра не на женитьбы и супругов,Игра не на наделы, сделки, замки,На «дни и ночи», скучные года,Потухшие глаза и седину;Есть музыка сильней, есть чистый свет,Где время вспыхнет из бессмертных углей.Нас не изгнали с тысячи небес:

Lo, there are many gods whom we have seen,Folk of unearthly fashion, places splendid,Bulwarks of beryl and of chrysoprase.

Sapphire Benacus, in thy mists and theeNature herself’s turned metaphysical,Who can look on that blue and not believe?

Thou hooded opal, thou eternal pearl,O thou dark secret with a shimmering floor,Through all thy various mood I know thee mine;

If I have merged my soul, or utterlyAm solved and bound in, through aught here on earth,There canst thou find me, O thou anxious thou,Who call’st about my gates for some lost me;I say my soul flowed back, became translucent.Search not my lips, O Love, let go my hands,This thing that moves as man is no more mortal.If thou hast seen my shade sans character,If thou hast seen that mirror of all moments,That glass to all things that o’ershadow it,Call not that mirror me, for I have slippedYour grasp, I have eluded.

IXHORAE BEATÆ INSCRIPTIO

How will this beauty, when I am far hence,Sweep back upon me and engulf my mind!

How will these hours, when we twain are gray,Turned in their sapphire tide, come flooding o’er us!

450 451

О, множество божеств бывало с нами!Иное племя, дивные места,Валы берилла, молы хризопраза.

Сапфир Бенакус 38, в облаках твоихПрирода превосходит чин природы;Кто, глядя в эту синь, не имет веры?

Зашторенный опал, бессмертный перл,Ты, тайна тёмная с лучистым полом,Во всех метаморфозах ты моя.

И если дух мой дрогнет, если вдругЯ буду схвачен, связан чем угодно,Там ты найдёшь меня, о, злое ты,Стучащее с тоской в мои ворота.Нет, говорю, мой дух не здесь, он чуден.Не требуй губ моих, Любовь, пусти:То, что ты видишь, не из рода смертных.Увидев тень мою без очертаний,Увидев это зеркало мгновений,Волшебное стекло пустых вещей,Не называй их мной: я там, где тыНи зги не различишь; я ускользнул.

IXHORAE BEATÆ INSCRIPTIO

Как эта красота вдали отсюдаНахлынет на меня когда�нибудь!

Поток часов, когда мы поседеем,Прольётся вновь сапфировым приливом!

XTHE ALTAR

Let us build here an exquisite friendship,The flame, the autumn, and the green rose of loveFought out their strife here, ’tis a place of wonder;Where these have been, meet ’tis, the ground is holy.

XIAU SALON

Her grave, sweet haughtinessPleaseth me, and in like wiseHer quiet ironies.Others are beautiful, none more, some less.

I suppose, when poetry comes down to facts,When our souls are returned to the gods

and the spheres they belong in,Here in the every�day where our actsRise up and judge us;

I suppose there are a few dozen veritiesThat no shift of mood can shake from us:

One place where we’d rather have tea(Thus far hath modernity brought us)«Tea» (Damn you!)

Have tea, damn the Caesars,Talk of the latest success, give wing to some scandal,Garble a name we detest, and for prejudice?Set loose the whole consummate pack

to bay like Sir Roger de Coverley’s.

This our reward for our works,sic crescit gloria mundi:

Some circle of not more than threethat we prefer to play up to,

Some few whom we’d rather pleasethan hear the whole aegrum vulgus

452 453

XАЛТАРЬ

Мы возведём изысканную дружбу,Огонь и осень, и зелёной розой,Розой любви их битву доиграем;Здесь место чуда, здесь земля священна.

XIAU SALON

Её чарующе�угрюмаяЗаносчивость мила мне так же,Как тихих шуток едкость — думаю,Среди красавиц нету краше.

Когда поэзия до фактов снизойдёт,А души наши возвратят к богам,

в родные их пределы,Тогда деянья наши в свой черёдВосстанут, и судить нас будет дело.

Есть, полагаю, два десятка истин,Незыблемых, они всегда при нас:

Чай в том же месте в тот же час(Куда нас современность завела!)«Чай». (К чёрту!)

Цезарей к чертям, пей чай,Успехи все обсудим и дела,Обмажем грязью тех, кто ненавистен,Скандал раздуем, спустим свору невзначай,

Дабы как псы де Коверли лаяй.

Сие награда наша за труды,Так зарождается земная слава:

Наш круг, где человека три от силы,Которые нам остальных милей,

Немногие, чьё мнение важней,Чем aegrum vulgus, что разинет пасть,

Splitting its beery jowla�meaowling our praises.

Some certain peculiar things,cari laresque, penates,

Some certain accustomed forms,the absolute unimportant.

XIIAU JARDIN

O you away high there,you that lean

From amber lattices upon the cobalt night,I am below amid the pine trees,Amid the little pine trees, hear me!

«The jester walked in the garden.»Did he so?

Well, there’s no use your loving meThat way, Lady;For I’ve nothing but songs to give you.

I am set wide upon the world’s waysTo say that life is, some way, a gay thing,But you never string two days upon one wireBut there’ll come sorrow of it.

And I loved a love once,Over beyond the moon there,

I loved a love once,And, may be, more times,

But she danced like a pink moth in the shrubbery.

Oh, I know you women from the «other folk,»And it’ll all come right,O’ Sundays.

«The jester walked in the garden.»Did he so?

454 455

И перегаром в лица нам дыша,начнёт нам вымяукивать хвалу.

Вполне конкретных несколько вещей —пенаты, дорогие сердцу лары,

Есть несколько привычных, точных форм,при этом бесполезней не сыскать.

XIIAU JARDIN

О, ты, кто в вышине,склонилась там,

Над ночью синею с янтарного балкона,Внизу я среди пиний,Средь невысоких пиний, внемли мне.

«По саду шут прошел».Неужто он?

О, Госпожа моя,Бессмысленна любовь такая, ибоЯ только песни дать могу.

Я посреди земных путей стоюИ говорю, что жизнь — причуда,Ты ж не нанижешь и два дня на нить одну,Но в этом есть печаль.

Я был влюблён лишь миг,Там, под луной,

Я был влюблён лишь миг,А может, даже больше.

Она ж порхала, словно алый мотылек средь роз.

Я, знаю, что вы, женщины, другие,И всё уладитсяПод воскресенье.

«По саду шут прошел».Неужто он?

POEMS WITHDRAWNFROM CANZONI

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕВ КНИГУ CANZONI

LEVIORA

IAGAINST FORM

Whether my Lady will to hear of meThe unrimed speech wherein the heart is heard,Or whether she prefer to the perfumed wordAnd powdered cheek of masking irony?Decorous dance steps ape simplicity,The well�groomed sonnet is to truth preferred;Let us be all things so we’re not absurd,Dabble with forms and damn the verity.Bardlets and bardkins, I do bite my thumb.Corset the muse and «directoire» her grace,Marcel the elf�looks of sa chevelure,Enamel Melpomene’s too sun�kissed faceAnd then to have your fame forged doubly sureLet taste rule all and bid the heart be dumb.

IIHIC JACET

When we be buried in anthologies,Subjective egoists, objective makersTied cheek by jowl, the true and false partakersOf semi�fame, and drear eternitiesWarmed by no fire save scholastic comment,Will those among us who have pleased ourselvesNot sit more snugly than the crabbed elvesWho made the work a trade, as if ’twere so meant?And when the eyes we sing to are grown dim,Think you we fellows who have loved our lovingThink you that we, who for their sake we’ve sung to,Have jammed our words within the sonnet’s rimAnd for love’s sake set all our lines a�moving,Think you we’ll care what shelf the tomes are flung to?

458 459

LEVIORA 1

IПРОТИВ ФОРМЫ

Изволит ли услышать госпожаБез рифмы речь, где сердца страсть слышна,Или прикрасы предпочтет она,Иронии лишь маской дорожа?Милы нам па холёного пажаСонета, безыскусность нам смешна,Под слоем пудры правда не видна,Страшась насмешек света, как ножа,Займёмся формой — к чёрту правду впредь!Кусаю ногти, барды, свет не мил.Завивку музе, талию — в корсет,Лик Мельпомены скроет слой белил,Напишем по всем правилам сонет,А сердце мы заставим онеметь.

IIHIC JACET

Когда всех нас в могилах антологийЗароют — эгоистов и творцов,Как сельдей в бочке, честных и лжецов,Кто полуславы свет искал убогий,Согреют в мрачной вечности ужелиНас комментариев научных томы,А сибариты скрючатся, как гномы,Подумайте — вы этого ль хотели?Когда ж глаза померкнут, что воспеты,Подумайте, кто так любовь любили,Лишь ради них мы, други, пели тут,Слова сдавили мы в тисках сонета,Любовью стих в движенье приводили,Не всё ль равно, куда тома швырнут?

IVTO MY VERY DEAR FRIEND — REMONSTRATING

FOR HIS ESSAY UPON «MIGHTY MOUTHS»

Deaf… dericus, deaf… ingides,Thou passest Midas, if the truth be told,I mean in hearing and in manifoldBombastic statement of unverities.Leave, Friend, ah leave such wordy fields as these,Thou deck’st poor plaster with thin leaves of gold,And then thou chokest e’en as Midas old,Whose fated touch begat such bright disease.

Disturb not high Olympus with the claimsOf this bemotlied mimic of the great,Priapus hides him ’neath Jehova’s coat.Some musty corner in the tomb of fameWhere thou and ——— ——— shall hold future stateWould better fit this «Mouth» whom thou dost note.

460 461

IVМОЕМУ ДОРОГОМУ ДРУГУ — ПРОТЕСТУЯПРОТИВ ЕГО ЭССЕ О «МОГУЧИХ УСТАХ»

Глух… dericus, глух… ingides, мой друг,Мидаса превзойдя, сразил ты нас,То бишь невероятный твой рассказНапыщенностью всё затмил вокруг.Покинь, о Друг, ты многословья луг,Узором золотым не скроешь грязь, —Ты задохнёшься, как старик Мидас,Кого столь яркий поразил недуг.

Ты жест великих повторить не смог,Олимп попыткой тщетной не тревожь,Сокрыт Приап под платьем Иеговы.В гробнице славы затхлый уголокВ удел тебе и ——— ——— в жизни новой,Где место лучшее «Устам» найдёшь.

TO HULME (T. E.)AND FITZGERALD (A CERTAIN)

Is there for feckless povertyThat grins at ye for a’ that!A hired slave to none am I,But underfed for a’ that;For a’ that and a’ that;The tails I shun and a’ that,My name but mocks the guinea stamp,And Pound’s dead broke for a’ that.

Although my linen still is clean,My socks fine silk and a’ that,Although I dine and drink good wine —Say, twice a week, and a’ that;For a’ that and a’ that,My tinsel show and a’ that,These breeks ’ll no last many weeks’Gainst wear and tear and a’ that.

Ye see this birkie ca’ed a bard,Wi’ cryptic eyes and a’ that,Aesthetic phrases by the yard;It’s but E. P. for a’ that,For a’ that and a’ that,My verses, books and a’ that,The man of independent meansHe looks and laughs at a’ that.

One man will make a noveletteAnd sell the same and a’ that.For verse nae man can siller get,Nae editor maun fa’ thatFor a’ that and a’ that,

462 463

ХЬЮМУ (Т. Е.)И ФИТЦДЖЕРАЛЬДУ (НЕКОЕМУ) 2

Бессильно скалит зубы здесьВам нищета при всём при том!Зато не раб я никому,Хотя не сыт при всём при том;Зато при этом и при томСвожу свои концы с трудом,Фунт просто как издёвка,А Паунд банкрот притом.

Пока бельё в порядке,Носки ношу из шёлка,В неделю, скажем, дваждыПью дорогие вина,Пускай пускаю пыльВ глаза при всём при том,Недолгим праздник будет,Нужда в дверях притом.

Вот этот бард, то бишь поэтС загадочнейшим взглядом,При всём при том ещё эстет,ЭП слывет поэтом,На книги и стихи моиПри всём при том при этомСо средствами мужчинаПосмотрит с хохотом.

Один рассказик настрочитИ сразу же в печатьПродаст его при всём при том,Стишки ж кропать глупее нет —Кто станет покупать?

Their royalties and a’ that,Wi’ time to loaf and will to writeI’ll stick to rhyme for a’ that.

And ye may praise or gang your waysWi’ pity, sneers and a’ that,I know my trade and God has madeSome men to rhyme and a’ that,I maun gang on for a’ thatWi’ verse to verse until the hearseCarts off me wame and a’ that.

464 465

Но коль достанет воли мне,Был бы досуг при этом,Останусь я поэтом.

Хвалите иль хулите жизнь,Жалейте, жалуясь притом,Владею ремеслом, а БогДал рифмовать кому�то дар,Останусь я при этомДо той поры поэтом,Пока на катафалке в дальНе отвезут мой труп потом.

REDONDILLAS, OR SOMETHING OF THAT SORT

I sing the gaudy to�day and cosmopolite civilizationOf my hatred of crudities, of my weariness of banalities,I sing of the ways that I love, of Beauty and delicate savours.

No man may pass beyondthe nets of good and evil

For joy’s in deepest helland in high heaven,

About the very portsare subtle devils.

I would sing of exquisite sights,of the murmur of Garda:

I would sing of the amber lights,or of how Desenzano

Lies like a topaz chainupon the throat of the waters.

I sing of natural forcesI sing of refinements

I would write of the various moodsof nuances, of subtleties.

I would sing of the hatred of dullness,of the search for sensation.

I would sing the American people,God send them some civilization;

I would sing of the nations of Europe,God grant them some method of cleansing

The fetid extent of their evils.I would sing of my love «To�morrow,»

But Yeats has written an essay,Why should I stop to repeat it?

466 467

РЕДОНДИЛЬИ 3 ИЛИ НЕЧТО В ЭТОМ РОДЕ

Роскошь сегодня пою и культуру коспомолитов,Грубости ненавидя, устав от банальностей,То пою, что люблю — красоту, изысканность ароматов.

Никто не избежитсетей добра и зла,

Есть радость и в раю,есть радость в бездне ада,

Где черти утонченные на стражестоят у входа.

Я воспою краёв великолепьеи бормотание ди Гарда: 4

Янтарные огнииль то, как Десенцано

Лежит топазной цепьюна горле синих вод.

Природы силы я поюи утончённость,

О тонких состояньях напишу,нюансах, переходах.

Я буду петь о ненависти к скуке,о пробужденье чувств.

Я воспою народ американский —послал им Бог культуры горсть,

Европу воспою — Господьим способ очищенья дал

От смрада их пороков.Я спел бы «Завтра» о любви своей,

Да Йейтс уж написал эссе о том —Зачем же повторять?

I don’t like this hobbledy metrebut find it easy to write in,

I would sing to the tune of «Mi Platz»were it not for the trouble of riming,

Besides, not six men believe mewhen I sing in a beautiful measure.

I demonstrate the breadth of my vision.I am bored of this talk of the tariff,

I too have heard of T. Roosevelt.I have met with the «Common Man,»

I admit that he usually bores me,He is usually stupid or smug.

I praise God for a few royal fellowslike Plarr and Fred Vance and Whiteside,

I grant them fullest indulgenceeach one for his own special queerness.

I believe in some lasting sapat work in the trunk of things;

I believe in a love of deeds,in a healthy desire for action;

I believe in double�edged thoughtin careless destruction.

I believe in some parts of Nietzsche,I prefer to read him in sections;

In my heart of hearts I suspect himof being the one modern christian;

Take notice I never have read himexcept in English selections.

I am sick of the toothless decayof God’s word as they usually preach it;

I am sick of bad blasphemous versethat they sell with their carols and hymn tunes.

I would sing of the soft airand delight that I have in fine buildings,

468 469

Не нравится мне скачущий размер,да им писать легко,

Я спел бы на мотив «Mi Platz» 5,да трудно рифмовать,

К тому же сладкозвучью моемуповерят вряд ли слушателей пять.

Я покажу свой кругозор.Устал от обсужденья пошлин я,

Я тоже о Т. Рузвельте слыхал 6,я «Человека Среднего» встречал,

Хотя обычно он невыносим,Как правило, тупица иль индюк.

За благородных нескольких друзей,как Пларр или Фред Вэнс, или Уайтсайд 7,

Благодарю Творца я,им, чудакам, я все грехи прощаю.

Я верю, что в внутри вещейработают живительные соки

Я верую в любовь к делам,в здоровое стремление к деянью;

Я верю в мысль двуострую, когдаона беспечно сеет разрушенье.

Я верю в кое�что из Ницше,я по частям его читаю;

Я в глубине души подозреваю,что он и есть христианин,

Прошу заметить, я читаллишь избранное по�английски.

Мне тошен проповедей смрад,беззубый слова Божьего распад,

И богохульно�скверные стишки,что продают впридачу к песенкам и гимнам.

Я воспою и нежный ветерок,и свой восторг архитектурой,

Pray that God better my voicebefore you are forced to attend me.

I would turn from superficial thingsfor a time, into the quiet

I would draw your minds to learnof sorrow in quiet,

To watch for signs and strange portents.. . . . .

Delicate beauty on some sad, dull faceNot very evil, but just damned, through weakness,Drawn down against hell’s lips by some soft sense;When you shall find such a face

how far will your thought’s lead fathom?Oh, it’s easy enough to say

’tis this, that and the other,But when some truth is worn smooth

how many men really do think it?We speak to a surfeited age,

Grant us keen weapons for speaking.

Certain things really do matter:Love, and the comfort of friendship.

After we are burnt clear,or even deadened with knowledge;

After we have gone the whole gamut,exhausted our human emotions,

Still is there something greater,some power, some recognition,

Some bond beyond the ordinary bondsof passion and sentiment

And the analyzed method of novels,some saner and truer course

That pays us for foregoing blindness.

Whenever we dare, the angels crowd about us.There is no end to the follies

sprung from the full fount of weakness;There is great virtue in strength

470 471

Молю, чтоб голос мне поставил Богпред тем, как вас заставят слушать.

На время от поверхностных явленийк покою обращусь,

Я научу вас грусти в тишине,я научу вас замечать

Чудные знаменья и знаки.. . . . .

Тонкая красота на грустном, тусклом лице,Не столь порочном, сколь проклятом из�за бессилья,К адским устам безволие заставило припасть —Когда такое встретите лицо,

сколь глубоко за ним падёте мыслью?Довольно просто утверждать:

это есть то, другое или третье,Но если истина изношена,

то многие ли думают о ней?Пресыщенный мы просим век:

Дай остроту речей.

Но важно всё же кое�что:любовь и утешенье дружбы.

Когда мы сожжены дотлаили убиты знаньем,

Когда весь пройден спектр,истощены запасы чувств,

Ещё есть нечто,есть признанье, сила,

Бывают узы крепчеобычных чувств, страстей,

Изученные методы романа —верней и здоровей,

Сей путь — за нашу слепоту награда.

Когда б мы не дерзали, роятся ангелы вокруг.И глупостей не счесть,

которые питает слабость,Есть добродетель в силе,

even in passive resistance.God grant us an open mind

and the poise and balance to use it.They tell me to «Mirror my age,»

God pity the age if I do do it,Perhaps I myself would prefer

to sing of the dead and the buried:At times I am wrapped in my dream

of my mistress «To�morrow»We ever live in the now

it is better to live in than sing of.

Yet I sing of the diverse moodsof effete modern civilization.

I sing of delicate huesand variations of pattern;

I sing of risorgimenti,of old things found that were hidden,

I sing of the senses developed,I reach towards perceptions scarce heeded.

If you ask me to write world prescriptionsI write so that any can read it:

A little less Paul Verlaine,A good sound stave of Spinoza,

A little less of our nervesA little more will toward vision.

I sing of the fish and the sauce,I sing of the rôti de dindon;

I sing of delectable things thatI scarcely ever can pay for.

I love the subtle accordof rimes wound over and over;

I sing of the special case,The truth is the individual.

472 473

в сопротивленье, пусть пассивном.Господь нам дал пытливый ум,

уменье применять его с оглядкой.Мне говорят: «Отображай сей век»,

о, Боже, смилуйся тогда над веком!Быть может, предпочел бы

я вовсе петь о мёртвых:Я иногда мечтой окутан,

о «Завтра» грежу, как о даме,В сегодня мы живем с трудом,

но лучше жить, чем петь о том.

Но всё же я пою о разных состояньяхупадочной культуры современной.

Я воспеваю тонкие оттенки,игру полутонов, узоров;

Пою risorgimenti 8,о древностях, вновь найденных, пою,

Я чувств развитие пою,и достигаю редких ощущений.

Коль выписать рецепт для мира,я б написал понятно для любого:

Поменьше бы Верлена,Здоровой дозы бы Спинозы,

Поменьше нервотрепки,А тяги к виденью побольше.

Пою о рыбе и приправе,о rôti de dindon 9;

Я о вещах изысканных пою,которые себе позволить не смогу.

Люблю созвучье рифм,их перевивы, обрамленье;

Я об особенном пою,ведь не бывает общих истин.

Tamlin is the truest of ballads,There is more in heaven and earth

Than the priest and the scientists think of.The core in the heart of man

Is tougher than any «system.»I sing devils, thrones and dominions

At work in the air round about us,Of powers ready to enter

And thrust our own being from us.I sing of the swift delight

Of the clear thrust and riposte in fencing,I sing of the fine overcoming,

I sing of the wide comprehension.I toast myself against the glow of life

I had a trace of mind, perhaps some heartNature I loved, in her selected moods,

And art,perhaps a little more than need be.

I have no objection to wealth,the trouble is the acquisition,

It would be rather a horrible sellto work like a dog and not get it.

Arma, virumque cano, qui primus, etcetera, ab oris,Even this hobbledy�hoy

is not my own private invention.We are the heirs of the past,

it is asinine not to admit it.O Virgil, from your green elysium

see how that dactyl stubs his weary toes.

I too have been to the play�house,often bored with vapid inventions;

I too have taken delightin the maze of the Russian dancers.

I am that terrible thing,the product of American culture,

Or rather that product improved

474 475

«Тамлин» — правдивейшая из баллад 10,Есть много больше на земле и в небе,

Чем думает священник и учёный.Ядро же сердца человека,

Прочнее всех «систем».Я дьяволов пою, престолы, силы,

Что в воздухе трудясь, вокруг роятся,Готовы эти силы в мир проникнуть

И нашу жизнь отнять.Пою стремительный восторг,

Когда клинок встречает точный выпад в фехтованье,Прекрасное пою преодоленье

И всеобъемлющий охват и пониманье.На углях жизни жарю сам себя,

Есть у меня и признаки ума, возможно, сердце,Люблю природу, но в её особых состояньях,

Люблю искусство,но, быть может, чуть чрезмерно.

Против богатства я не возражаю,да только нелегко разбогатеть,

Ужасно было бы впустуюработать, как собака, день�деньской.

Arma virumque cano, qui primus, etcetera, ab oris 11,Но даже эту неуклюжесть

не я придумал.Мы прошлого наследники, и это

одни ослы могли бы отрицать.Смотри с высот зелёного элизия, Вергилий,

как в стоптанных ботинках твой дактиль ковыляет.

Я тоже хаживал в театр,от плоских выдумок скучая часто;

Я тоже приходил в восторгот вихря русского балета.

Я сам ужасное созданье,культуры я продукт американской,

Вернее, чуть улучшенный продукт

by considerable care and attention.I am really quite modern, you know,

despite my affecting the ancients.I sing of the pleasure of teas

when one finds someone brilliant to talk to.I know this age and its works

with some sort of moderate intelligence,It does nothing so novel or strange

except in the realm of mechanics.Why should I cough my head off

with that old gag of «Nascitur ordo»?(The above is not strictly the truth

I’ve just heard of a German named Ehrlich.Medical science is jolted,

we’ll have to call back FracastoriTo pen a new end for «De Morbo.»)

But setting science asideTo return to me and my status;

I’m not specifically local,I’m more or less Europe itself,

More or less Strauss and De Bussy.I even admire and am

Klimt and that horrible Zwintscher.Shall I write it: Admiror, sum ergo?

Deeds are not always first proof,Write it thus: By their Gods ye shall know them.The chief god in hell is convention,

’got by that sturdy sire StupidityUpon pale Fear, in some most proper way.

Where people worship a shamThere is hardly room for a devil.

You’ll find some such thing in Hen. Ibsen.I’m sorry Dame Fashion has left him

and prefers to imbibe him dilutedIn… Why name our whole tribe of playwrights?

Mistrust the good of an ageThat swallows a whole code of ethics.

Schopenhauer’s a gloomy decadent

476 477

вниманьем и усердьем постоянным.И, несмотря на всё пристрастье к древним,

вы знаете, вполне я современен.Я радость чаепитья воспеваю,

когда блестящий собеседник есть.И в меру разуменья своего,

я знаю этот век, его свершенья,Он странного иль нового не изобрёл

за исключением механики пока.С какой мне стати голову терять

от бородатых шуток «Nascitur ordo»? 12

(Что верно не совсем, поскольку,я только что о немце Эрлихе 13 узнал.

Науку медицинскую трясёт,придётся вызвать снова Фракастори 14 —

переписать конец «De Morbo»).Но если от науки вновь вернуться

К себе и положенью своему,одной стране я не принадлежу,

Но всей Европе более иль менее,и Штраус я, и Дебюсси в какой�то мере.

Я равно восхищён и в равной мерея Климт 15 и тот ужасный Цвинтчер 16.

Напишем, что ли: Admiror sum ergo? 17

Дела ведь не всегда есть доказанье,Напишем так: «Узнаете их по богам их»,В аду верховный бог — условность,

рождённая Боязнью бледнойОт племенного бугая Идиотизма.

Где фальши служат,Там дьяволу найдётся вряд ли место.

Такое в «Курице» 18 найдете. Ибсен.Жаль, отвернулась леди Мода от него

и пьёт его разбавленным, как в пьесах…Зачем всех наших драматургов называть?

В добро не верьте века,Который слопал весь моральный кодекс.

А Шопенгауэр — мрачный декадент,

Somewhat chewed by the worms of his wisdom.Our mud was excreted of mind,

That mudless the mind should be clearer.Behold how I chivvy Lucretius,

Behold how I dabble in cosmos.Behold how I copy my age,

Dismissing great men with a quibble.I know not much save myself,

I know myself pretty completely.I prefer most white wine to red,

Bar only some lordly Burgundy.We all of us make mistakes,

Give us reasonable time to retrieve them.The future will probably meet

With people who know more than we do.There’s no particular end

To this sort of a statement of being,no formal envoi or tornata

But perhaps a sort of a bow.The musician returns to the dominant.

Behold then the the that I am;Behold me sententious, dégagé,

Behold me my saeculum in parvo,Bergson’s objective fact,

London’s last foible in poets.I love all delicate sounds,

The purple fragrance of incense;I love the flaked fire of sunlight

Where it glints like red rain on the water;I love the quaint patterns inwoven

In Mozart, Stiebelt, Scarlatti,I love their quavers and closes,

The passionate moods of singing.

478 479

Обглоданный червями мудрости своей.Вся наша грязь изверглась из ума,

Который чистый разум замутил.Глядите, как Лукреция терзаю,

Как в космосе барахтаюсь, глядитеГлядите, как изображаю век,

Великим я даю отставку, каламбуря.Немного знаю, разве что себя,

Себя�то я изрядно�таки знаю.Предпочитаю белое вино,

За исключеньем благороднейших бургундских.Мы все ошибки совершаем,

Так дайте время их исправить.Быть может, будущее встретит

Людей, кто знает больше нас.Нет завершенья четкого такой

Формулировке бытия —формальных нет envoi или tornata 19,

Возможна раздновидность лишь поклона.Вернётся к доминанте музыкант.

Глядите же на то То, что я есмь,Как я нравоучителен, dégagé 20,

Глядите, вот мой saeculum in parvo 21,Бергсона объективный факт,

Поэты слабость Лондона.Люблю изысканные звуки,

Пурпурный фимиама аромат;Люблю чешуйчатое пламя солнца,

Как будто красный дождь блестит на водной зыби;Люблю узор изысканных мелодий

Я в Моцарте и в Штeйбельте 22, в Скарлатти 23,Люблю их трели и кадансы,

Люблю накал страстей в их пенье.

THE ALCHEMIST (TWO VERSIONS)

1912

АЛХИМИК (ДВА ВАРИАНТА)

1912

THE ALCHEMISTChant for the Transmutation of Metals

Sail of Claustra, Aelis, Azalais,As you move among the bright trees;As your voices, under the larches of ParadiseMake a clear sound,Sail of Claustra, Aelis, Azalais,Raimona, Tibors, Berangèrё,’Neath the dark gleam of the sky;Under night, the peacock�throated,Bring the saffron�coloured shell,Bring the red gold of the maple,Bring the light of the birch tree in autumnMirals, Cembelins, Audiarda,

Remember this fire.Elain, Tireis, Alcmena’Mid the silver rustling of wheat,Agradiva, Anhes, Ardenca,From the plum�coloured lake, in stillness,From the molten dyes of the waterBring the burnished nature of fire;Briseis, Lianor, Loica,From the wide earth and the olive,From the poplars weeping their amber,By the bright flame of the fishing torch

Remember this fire.Midonz, with the gold of the sun, the leaf of the

poplar, by the light of the amber,Midonz, daughter of the sun, shaft of the tree, silver

of the leaf, light of the yellow of the amber,Midonz, gift of the God, gift of the light, gift of

the amber of the sun,Give light to the metal.

Anhes of Rocacoart, Ardenca, Aemelis,From the power of grass,

482 483

АЛХИМИК 24

Заклинание для трансмутации металлов

Саиль де Клаустра, Аэлис, Азалаис,Уходящие дальше и дальше в прозрачность рощи;Покуда голоса ваши продолжаются в кронахРайских листвениц — шелестом,Саиль де Клаустра, Аэлис, Азалаис,Раймона, Тиборс, Беренгьера,В тёмном мерцанье небес,Под ночи покровом, разодранным криком павлина,Принесите шафраном одетую раковину,Принесите красное золото клёнов,Свет, которым сияют берёзы по осениМиральс, Цимбелинс, Аудиарда,

Храните огонь наш.Элайн, Тиреида, Алкмена,В серебре, шуршащем спелой пшеницей,Аградива, Аньес, АрденсаОт озера, чья вода, цвета сливы, застыла покоем,От расплавленных красок водПринесите сожжённую суть огняБрисеида, Линор, Лоиса,От распахнутых пустошей и олив,От тополей, плачущих янтарём,Осыпаясь ночными факелами рыбаков,

Храните огонь наш.О, донна, пламенем солнца, листом

тополиным, светом янтарным,Госпожа, дочь солнца, стволинка прямая, серебро

листьев, свет желтизны янтаря,Госпожа, дар Бога, дар света, дар

янтаря, что от солнца,Дай металлу сиянье.

Аньес из Рошшуара, Арденса, Амелис,От силы, что гонит траву в рост,

From the white, alive in the seed,From the heat of the bud,From the copper of the leaf in autumn,From the bronze of the maple, from the sap in the bough;Lianor, Ioanna, Loica,By the stir of the fin,By the trout asleep in the gray�green of water;Vanna, Mandetta, Viera, Alodetta, Picarda, ManuelaFrom the red gleam of copper,Ysaut, Ydone, slight rustling of leaves,Vierna, Jocelynn, daring of spirits,By the mirror of burnished copper,

O Queen of Cypress,Out of Erebus, the flat�lying breadth,Breath that is stretched out beneath the world:Out of Erebus, out of the flat waste of air, lying

beneath the world;Out of the brown leaf�brown colourless

Bring the imperceptible cool.Elain, Tireis, Alcmena,

Quiet this metal!Let the manes put off their terror, let them put off

their aqueous bodies with fire.Let them assume the milk�white bodies of agate.Let them draw together the bones of the metal.

Selvaggia, Guiscarda, Mandetta,Rain flakes of gold on the water,

Azure and flaking silver of water,Alcyon, Phætona, Alcmena,Pallor of silver, pale lustre of Latona,By these, from the malevolence of the dew

Guard this alembic.Elain, Tireis, Allodetta

Quiet this metal.

[From Umbra (1920), where table of contents notes: «unpublished 1912.»]

484 485

От белизны, что в семени жива,От весеннего жара почек,От меди листвы осенней,От бронзы клёнов, от сока ветвей древесных;Линор, Иоанна, Лоиса,Шевелением плавников,Форелью, спящей в воде зеленисто�серой;Ванна, Мандетта, Виера, Алодетта, Пикарда, МануелаОт жарко�красного свечения меди,Изольда, Идона, лёгкое трепетание листьев,Вирна, Жослин, отважные духом,Зеркалом меди сгорающей,

О, Кипарисов Царица,Из Эреба, простёршегося внизу,Дыхания, что колышется ниже нашего мира:Из Эреба, из плоской пустыни воздушной,

пустыни, что ниже мира,Из бурого, цвета палой листвы, бесцветья

Принесите прохладу нездешнюю.Элайн, Тиреида, Алкмена,

Закрепите металл!Пусть маны совлекут личины ужасные, будто одежды,

совлекуттела свои водяные, пройдя сквозь огонь.

Да облекутся они в молочно�белое тело агата.Да извлекут они из металла костяк его ветхий.

Сельваджа, Гвискарда, Мандетта,Излейтесь дождём золотым на воду.

Лазурью и хлопьями серебра этой воды,Алкиона, Фаэтона, Алкмена,Серебра бледность, тусклый светильник Латоны,— Сим, от росы злобных происков

Охраняйте алембик.Элайн, Тиреида, Аллодетта,

Закрепите металл.

[Из книги «Umbra» (1920), где в содержании указано: «не опубликовано 1912»].

THE ALCHEMIST

Sail of Claustra, Aelis, AzalaisAs you move among the bright treesAs your voices, under the larches of paradiseMake a clear sound,Sail of Claustra, Aelis, Azalais,Raimona, Tibors, Berangèrё,’Neath the dark gleam of the sky,Under night, the peacock�throated,Mirals, Cembelins, Audiarda.Bring the red�gold leaf of the maple,Bring colour from the birch tree in autumn,Mirals, Cembelins, Audiarda,

Remember our fire.Raimona, Tibors, Berangèrё,

seek the gleam on the cup.Raimona, Tibors, Berangèrё,

watch over our metal.

Elain, Tireis, Alcmena,Amid the silver rustling of wheatMove with a light tread.Bring sound in metalElain, Tireis, Alcmena,

think of our longing.

Agradiva, Anhes, Ardenca,From the plum�coloured lake in stillness,From the molten dyes of the water

Bring the burnished nature of fireAgradiva, Anhes, Ardenca,

watch over our lembic.

Briseis, Lianor, Loica,From the wide earth and the olive,

486 487

АЛХИМИК 25

Саиль де Клаустра, Аэлис, Азалаис,Уходящие дальше и дальше в прозрачность рощиПокуда голоса ваши продолжаются в кронахРайских листвениц — шорохом.Саиль де Клаустра, Аэлис, Азалаис,Раймона, Тиборс, Беренгьера,В тёмном мерцанье небес,Под ночи покровом, разодранным криком павлина,Миральс, Цембелинс, Аудиарда,Принесите красное золото клёнов,Принесите свет, которым сияют берёзы по осени,Миральс, Цембелинс, Аудиарда,

Храните огонь наш.Раймона, Тиборс, Беренгьера,

Следите отблеск на чаше.Раймона, Тиборс, Беренгьера,

Над металлом стойте на страже.

Элайн, Тиреида, Алкмена,Среди шороха серебряного пшеницыПройдите, оставив дорожку света.Даруйте металлу звучанье,Элайн, Тиреида, Алкмена,

Вспомните нашу жажду.

Аградива, Аньес, Арденса,От глади озера, чёрно�сливовой на солнце,От расплавленных красок вод

Принесите сожжённую суть огняАградива, Аньес, Арденса,

Следите за алембиком нашим.

Брисеида, Линор, Лоиса,От бескрайних пустошей и олив,

From the poplars weeping their amber,By the flaked rain of the sunlightBring body and glitterBriseis, Lianor, Loica,

bring these to our fireBy the flame of the fishing torch,

Remember this fire.

Midonz, with gold of sun, the leaf of the poplar, by the lightof the amber. Midonz, daughter of the sun, shaft of thetree, silver of the leaf, light of the yellow of the amber,Midonz, gift of the god, gift of the light,gift of the amber of the sun.

Give light to the metal.Anhes of Rocacoart, Ardenca, AemelisFrom the power of grass, from the white alive in the seed,

from the heat of the bud, from the copper of the leafin autumn, from the bronze of the maple, from thesap in the bough

Lianor loanna LoicaBy the stir of the fin, by the trout asleep

by the green grey of streams,Vanna, Mandetta, VieraAlodetta, Picarda, Manuela,

From the red gleam of copper, the hand ofour lady of cypress, matter of fire.

Ysaut, Ydone, Ysavesslight rustling of leaves, pure spirit of metal,

Ysaut, Ydone, YsaureVierna, Jocelyn, Miquela

daring of spiritsThe mirrour of burnished copper, o queen of Cypress.

Out of Erebus, the flat�lying breadth,The breath that is stretched beneath the worldOut of Erebus, out of the flat waste of air lyingBeneath the world, out of the brown leaf�coloured

colourless

488 489

От тополей, плачущих янтарём,Окунув в расплав золотистого солнцаПринесите сиянье и телоБрисеида, Линор, Лоиса,

Принесите сиянье и тело к огнюПламенем факела среди ночи

Зажгите память огня.

О, донна, пламенем солнца, листвой тополиной,светом янтарным. Госпожа, дочь солнца, стволинка прямая,серебро листьев, свет желтизны янтаря,Госпожа, дар Бога, дар света,дар янтаря, что от солнца,

Дай металлу свеченье.Аньес из Рошшуара, Арденса, Амелис,От силы, что гонит траву в рост, от белизны побегов, разрывающих семя,

жара почек, от меди осенних листьев, от бронзыклёнов, от сока ветвей древесных

Линор, Иоанна, Лоиса,Шевелением плавников, сонным движеньем форели,

в зеленовато�серых водах стремнины,Ванна, Мандетта, Виера,Алодетта, Пикарда, Мануела,

От красного отблеска меди, от ладонинашей Госпожи кипарисов — сути огня.

Изольда, Идона, Исавель,лёгкое трепетание листьев, чистый металла дух,

Изольда, Идона, ИсаураВирна, Жослин, Микаела,

ведомые духом,Зеркало меди сгоревшей, Кипарисов Царица.

Из Эреба, простёршегося без конца и края,Дыхания, что веет ниже нашего мира:Из Эреба, из плоской пустыни воздушной,из тени нижнего мира, из бурого, цвета палой листвы,

бесцветья —

Bring the imperceptible coolElain Tireis Alcmena

quiet this metal.Let the manes put off their terror, let them put off

their aqueous bodies, with fire, let them assume themilkwhite bodies of agate,let them draw together the bones of the metal

Selvaggia, Guiscarda, Mandettarain flakes gold on the water.

Rain that is entombed in the earth, rain under sun,As the rain of fire has fallen, a hail of suns out of night.

Azure and flaking silver of water, gold in the sea.Out of ichor of sea, out of passion of water, gold in the blood,Naumaka

blue over desert, voices of sandMahaut, Cembelins, Audiart, Mirals, Alcmena, Maent,Raimona, Tibors, Berangèrё,

Alcyon, Mnasidika,Plum�coloured lake, Azemar, Bresiliada,Flame of the fisherman’s torch, gleam of many scales,

manes coming through darknessDoria, Phaetona, Alença

pallor of silver, pale lustre of Latonafrom the ever�flowing, from the

malevolence of the dewguard this alembic

Animisguard this alembic.

Silver crashing of wheat,Mahaut, Cembelins, Esmengards

crashing of cymbalsAllodetta, Picarda, Biatritz de Dia.Dark edge of the cloud.

[From typescript and manuscripts in the Pound Archive].

490 491

Принесите прохладу нездешнюю.Элайн, Тиреида, Алкмена,

Закрепите металл.Пусть маны совлекут личины ужасные, будто одежды, совлекут

тела свои водяные, пройдя сквозь огонь,да облекутся они в молочно�белое тело агата,да извлекут они из металла костяк его ветхий.

Сельваджа, Гвискарда, Мандетта,излейтесь дождём золотым на воду.

Обрушьтесь ливнем, когда погребённое в недрах земныхпрольётся солнцем,

Огненным ливнем, градом солнц из утробы ночи.

Лазурь и хлопья серебра этой воды, золото в море.Из ихора моря, из страсти вод, золота крови,Наумака,

синева над пустыней, голоса пескаМагот, Цимбелинс, Аудьярт, Миралис, Алкмена, Маэнт,Раймона, Тиборс, Беренгьера,

Алкиона, Мнасидика,Озеро цвета сливы, Аземар, Бресилиада,Пламя рыбацкого факела, отблеск на склонах гор,

маны, идущие путями своими сквозь тьмуДориа, Фаэтона, Аленса,

серебра бледность, тусклый светильник Латоны,От вечных духов воздуха,

от росы злобных происковохраняйте алембик.

Анимис,стой на страже алембика.

Серебряный хруст дробимой пшеницы,Магот, Цембелинс, Эсменгарда,

гром кимваловАллодетта, Пикарда, Беатриса де Диа.Тёмная кайма облака.

[Из машинописи и рукописей в архиве Паунда].

RIPOSTES

1912

ОТВЕТНЫЕ ВЫПАДЫ

1912

Whereto are appendedthe complete poetical works of

T. E. HULMEwith prefatory note

TOWILLIAM CARLOS WILLIAMS

Gird on thy star, We’ll have this outwith fate

С приложениемполного собрания стихотворений

Т. Э. ХЬЮМАсо вступительной заметкой *

УИЛЬЯМСУ КАРЛОСУ УИЛЬЯМСУ

Держись своей звезды, Мы превозможем этос помощью судьбы

* Стихотворения Т. Э. Хьюма помещены в Приложении.* Стихотворения Т. Э. Хьюма помещены в Приложении.

SILET

When I behold how black, immortal inkDrips from my deathless pen — ah, well�away!Why should we stop at all for what I think?There is enough in what I chance to say.

It is enough that we once came together;What is the use of setting it to rime?When it is autumn do we get spring weather,Or gather may of harsh northwindish time?

It is enough that we once came together;What if the wind have turned against the rain?It is enough that we once came together;Time has seen this, and will not turn again;

And who are we, who know that last intent,To plague to�morrow with a testament!

496 497

SILET 1

Когда смотрю, как чёрные чернилаБессмертно льются с вечного пера,—Хотя зачем нам знать, что осенило —Довольно нам, что мне сказать пора.

Довольно и того, что все мы вместе, —Что толку всё на свете рифмовать?Благие ль нам в полночном ветре вести?Весна ль придёт средь осени опять?

Довольно и того, что все мы вместе.Что если б ветру дождик разогнать?Довольно и того, что все мы вместе —Не побежит свидетель�время вспять.

Кто мы, кто этой жизни полон знаньем —Чуму наслать на завтра завещаньем!

IN EXITUM CUIUSDAMOn a certain one’s departure

«Time’s bitter flood»! Oh, that’s all very well,But where’s the old friend hasn’t fallen off,Or slacked his hand�grip when you first gripped fame?

I know your circle and can fairly tellWhat you have kept and what you’ve left behind:I know my circle and know very wellHow many faces I’d have out of mind.

498 499

IN EXITUM CUIUSDAM 2

На уход некоего

Известно нам: «Жесток времён поток»,Но где же оступился старый другИли ослабил славы он узду?

Сказать могу, мне наш известен круг,Что сохранил, чего ты не сберёг —Наш знаю круг, скажу тебе, мой друг,Так много тех, кто ныне мне далёк.

APPARUIT

Golden rose the house, in the portal I sawthee, a marvel, carven in subtle stuff, aportent. Life died down in the lamp and flickered,

caught at the wonder.

Crimson, frosty with dew, the roses bend wherethou afar moving in the glamorous sundrinkst in life of earth, of the air, the tissue

golden about thee.

Green the ways, the breath of the fields is thine there,open lies the land, yet the steely goingdarkly hast thou dared and the dreaded æther

parted before thee.

Swift at courage thou in the shell of gold, cast�ing a�loose the cloak of the body, cameststraight, then shone thine oriel and the stunned light

faded about thee.

Half the graven shoulder, the throat aflash withstrands of light inwoven about it, loveli�est of all things, frail alabaster, ah me!

swift in departing,

Clothed in goldish weft, delicately perfect,gone as wind! The cloth of the magical hands!Thou a slight thing, thou in access of cunning

dar’dst to assume this?

500 501

APPARUIT 3

Золото и роза чертога. Вижу:Ты, о диво, в дверном проеме, знаме�Нье, печать резная. Жизнь умерла и жарко

Вспыхнула в плошке.

Алые в росе ледяные розыПред тобой склоняются, в славе солнцаПроходящей, впивающей землю, воздух,

Плещущей златом.

Зелены пути, для тебя единойДышит поле, луга раскинулись, но стальюТы проходишь, бестрепетно рассекая

Дрогнувший воздух.

В коконе золотом — о, как отважноТы откидываешь одеянье телаНа ходу! идешь, и сияют сени, и меркнет

Свет потрясённый.

Полувысечено плечо, у горла вспышкиСветовых полос, их узлы у беско�Нечно милого: алебастра хрупкого, горе!

Он покидает,

В сети, в чешуе драгоценной рыбыУходя, как ветер! Одежда чудотворныхРук! О лёгкая вещь, в изощреньи чуда

Примешь ты это?

THE TOMB AT AKR ÇAAR

«I am thy soul, Nikoptis. I have watchedThese five millennia, and thy dead eyesMoved not, nor ever answer my desire,And thy light limbs, wherethrough I leapt aflame,Burn not with me nor any saffron thing.

See, the light grass sprang up to pillow thee,And kissed thee with a myriad grassy tongues;But not thou me.

I have read out the gold upon the wall,And wearied out my thought upon the signs.And there is no new thing in all this place.

I have been kind. See, I have left the jars sealed,Lest thou shouldst wake and whimper for thy wine.And all thy robes I have kept smooth on thee.

O thou unmindful! How should I forget!— Even the river many days ago,The river? thou wast over young.And three souls came upon Thee —And I came.And I flowed in upon thee, beat them off;I have been intimate with thee, known thy ways.Have I not touched thy palms and finger�tips,Flowed in, and through thee and about thy heels?How ‘came I in’? Was I not thee and Thee?

And no sun comes to rest me in this place,And I am torn against the jagged dark,And no light beats upon me, and you sayNo word, day after day.Oh! I could get me out, despite the marks

502 503

ГРОБНИЦА В АКР СААРЕ 4

«Никоптис, я, твоя душа, следилаЯ пять тысячелетий за тобой,Глаза ж твои недвижны и мертвы,Я ринулась в тебя огнём шафранным,Но чресла лёгкие не возгорелись.

Смотри, трава взросла у изголовья,Тебя целуя сотней язычков,Меня ж ты не целуешь.

Прочла на стенах надпись золотую,Пытаясь тщетно знаки разгадать.И ничего не происходит здесь.

Смотри, я запечатала кувшины,Коль ты вина попросишь, пробудившись.Я за твоей одеждою слежу.

Как ты забывчив! Я ль могла забыть!— Ту реку много�много дней назад,Ту реку? Ты в те дни был очень юн,И три души сходили на Тебя,И я сошла.Я хлынула в тебя, отбросив их;Я сблизилась с тобой, тебя познала.Я не вошла ль до кончиков ногтей,В тебя влилась — от головы до пят?Не стала ль я тобою и Тобой?

Не дарит солнце мне покоя здесь,Я здесь исколота колючей тьмой,Здесь ни луча, а ты молчишь — ни словаНе проронил все дни.Я выбраться могла бы, несмотря

And all their crafty work upon the door,Out through the glass�green fields…. . . .Yet it is quiet here:I do not go.»

504 505

На хитрые те знаки на дверях,Сквозь изумруд полей зеркальных…. . . .Но как же тихо здесь —Я остаюсь».

PORTRAIT D’UNE FEMME

Your mind and you are our Sargasso Sea,London has swept about you this score yearsAnd bright ships left you this or that in fee:Ideas, old gossip, oddments of all things,Strange spars of knowledge and dimmed wares of price.Great minds have sought you — lacking someone else.You have been second always. Tragical?No. You preferred it to the usual thing:One dull man, dulling and uxorious,One average mind — with one thought less, each year.Oh, you are patient, I have seen you sitHours, where something might have floated up.And now you pay one. Yes, you richly pay.You are a person of some interest, one comes to youAnd takes strange gain away:Trophies fished up; some curious suggestion;Fact that leads nowhere; and a tale for two,Pregnant with mandrakes, or with something elseThat might prove useful and yet never proves,That never fits a corner or shows use,Or finds its hour upon the loom of days:The tarnished, gaudy, wonderful old work;Idols and ambergris and rare inlays,These are your riches, your great store; and yetFor all this sea�hoard of deciduous things,Strange woods half sodden, and new brighter stuff:In the slow float of differing light and deep,No! there is nothing! In the whole and all,Nothing that’s quite your own.

Yet this is you.

506 507

ПОРТРЕТ D’UNE FEMME 5

Ваш ум и вы — Саргассова трясина,Лет двадцать Лондон вами проплывал,В вас с кораблей попадали пустыеИндейки, сплетни, пёстрые тряпицыИ прочий вздор — в уплату за услуги.Великие умы искали вас —За неименьем никого получше.А вы — второго сорта. Что, трагично?Нисколько. Сами вы боялись будней,Единственного преданного мужа —Один и тот глупел бы год от года.О, ваша выдержка! Я видел, выЧасами ждёте, не плывет ли кто.Теперь вы сами платите за это.Вы чем�то интересны. К вам заходят,От вас уносят странные предметы:Какой�нибудь трофей, чудную мысль,Никчёмный фактик, сплетню, что приводитК химерам мандрагоры, что�то там,Что вроде бы и может пригодиться,Да всё не пригождается, не можетЗанять свой угол, обрести свой час:Какой�нибудь подсвечник или идол,Мозаика, янтарь или топаз.Вот ваше достояние; и всё жеВ старинном барахле морского клада,Разбросанного меж подводных трав,На разной глубине, в различном свете —Нет ничего! Нигде нет ничего,Чтоб было вашим.

Всё же это вы.

N. Y.

My City, my beloved, my white! Ah, slender,Listen! Listen to me, and I will breathe into thee a soul.Delicately upon the reed, attend me!

Now do I know that I am mad,For here are a million people surly with traffic;This is no maid.Neither could I play upon any reed if I had one.

My City, my beloved,Thou art a maid with no breasts,Thou art slender as a silver reed.Listen to me, attend me!And I will breathe into thee a soul,And thou shall live for ever.

508 509

НЬЮ�ЙОРК 6

Мой Город�Дева, о, возлюбленная, белая! О, стройная,Внимай! Меня послушай — душу я в тебя вдохну.Внемли прилежно тростнику, склони свой слух!

Я понимаю, что сошла с умаВ объятиях людского миллиона, от сутолоки злого.Не дева перед вами.И не сыграть на тростнике, возьмись он у меня.

Мой Город�Дева, о, возлюбленная сердца,Ты дева, чьи ещё не видны груди,Ты стройная, как сребролиственный тростник!Склони свой слух, внемли мне!Вдохну в тебя я душу,И жить ты будешь вечно.

A GIRL

The tree has entered my hands,The sap has ascended my arms,The tree has grown in my breast —Downward,The branches grow out of me, like arms.

Tree you are,Moss you are,You are violets with wind above them.A child — so high — you are,And all this is folly to the world.

510 511

ДЕВУШКА

Вошло в мои руки дерево,По рукам заструился сок,Вросло в мою грудь дерево –Кроной вниз,Как руки, ветви растут из меня.

Ты — это дерево,Ты — это мох,Ты — фиалки на ветру в высоте,Дитя — в высоте — это ты,Но всё это — глупость для мира.

«PHASELLUS ILLE»

This papier8mâché, which you see, my friends,Saith ’twas the worthiest of editors.Its mind was made up in «the seventies,»Nor hath it ever since changed that concoction,It works to represent that school of thoughtWhich brought the hair�cloth chair to such perfection,Nor will the horrid threats of Bernard ShawShake up the stagnant pool of its convictions;Nay, should the deathless voice of all the worldSpeak once again for its sole stimulation,’Twould not move it one jot from left to right,

Come Beauty barefoot from the Cyclades,She’d find a model for St. AnthonyIn this thing’s sure decorum and behaviour.

512 513

«PHASELLUS ILLE» 7

Сие папье�маше, друзья, пред вамиРечёт, что был редактором он лучшим.Сформировался он в «семидесятых»И не менял он взглядов с той поры.Воздастся мастерам той школы мысли,Кто волосами стулья набивали,Сам Бернард Шоу угрозами не в силахСтоячий пруд их взглядов всколыхнуть;Когда бессмертный голос всей землиВоззвал бы, чтоб его расшевелить,Он и тогда б не сдвинулся на йоту.

Босая Красота с Киклад придя,За образец Антонию святомуПреподнесла б декорум сей вещицы.

AN OBJECT

This thing, that hath a code and not a core,Hath set acquaintance where might be affections,And nothing now

Disturbeth his reflections.

514 515

ПРЕДМЕТ

Лишь форма в сём предмете, а не суть,Он чувства заменил на лёгкое общенье,И в мире ничего теперь отнюдь

Его не потревожит размышленье.

QUIES

This is another of our ancient loves.Pass and be silent, Rullus, for the dayHath lacked a something since this lady passed;Hath lacked a something. ’Twas but marginal.

516 517

QUIES 8

Ещё одна старинная любовь.Молча пройдем, мой Рулл: в земных делахЧто�то зияет, если нет её.Что�то зияет. Впрочем, на полях.

THE SEAFARER

(From the early Anglo�Saxon text)

May I for my own self song’s truth reckon,Journey’s jargon, how I in harsh daysHardship endured oft.Bitter breast�cares have I abided,Known on my keel many a care’s hold,And dire sea�surge, and there I oft spentNarrow nightwatch nigh the ship’s headWhile she tossed close to cliffs. Coldly afflicted,My feet were by frost benumbed.Chill its chains are; chafing sighsHew my heart round and hunger begotMere�weary mood. Lest man know notThat he on dry land loveliest liveth,List how I, care�wretched, on ice�cold sea,Weathered the winter, wretched outcastDeprived of my kinsmen;Hung with hard ice�flakes, where hail�scur flew,There I heard naught save the harsh seaAnd ice�cold wave, at whiles the swan cries,Did for my games the gannet’s clamour,Sea�fowls’ loudness was for me laughter,The mews’ singing all my mead�drink.Storms, on the stone�cliffs beaten, fell on the sternIn icy feathers; full oft the eagle screamedWith spray on his pinion.

Not any protectorMay make merry man faring needy.This he little believes, who aye in winsome lifeAbides ’mid burghers some heavy business,Wealthy and wine�flushed, how I weary oftMust bide above brine.Neareth nightshade, snoweth from north,

518 519

МОРЕСТРАННИК 9

(Из древнего англосаксонского текста)

Не зачать ли правдивую песнь о себе,О хожениях слово в суровые дни,Как напасти одолевал я часто.Испытанья жестокие превозмог,Киль мой изведал много невзгодИ бурных бурь, когда на носуЯ часто глаз не смыкая стоял,А шхуна моя металась меж скал.Холод цепями сковывал ноги,Голод в море морил до мороки,И рвал мне сердце на части шквал.Не ведает тот, кто в достатке живётНа суше, как изнурён волной ледяной,Стужей истерзан и бешеным шквалом,Я зяб среди зыбей зимой, забыв о родстве,Убогий изгой.Снегом облеплен, градом побит,Оглох от грохота волн и рёва ветров,Только на миг лебедя крикВой прорывал да бакланов ор,Вопли скопы были смехом�забавой,Мёдом�питьём только чаек кличи.Вал за валом вставал, разбиваясь о скалы,Гребешками льда на корме рассыпался,Часто кричал над пучиной орёл,Оперённый пеной.

Странно тому,Кто на суше живёт, не зная забот,Что тяга странствий влечёт чудаков,Наживая добро и сограждан почёт,Пунцов от вина, доволен собой,Не верит он, как я изнурён,

Frost froze the land, hail fell on earth thenCorn of the coldest. Nathless there knocketh nowThe heart’s thought that I on high streamsThe salt�wavy tumult traverse alone,Moaneth alway my mind’s lustThat I fare forth, that I afar henceSeek out a foreign fastness.For this there’s no mood�lofty man over earth’s midst,Not though he be given his good, but will have in his youth

greed;Nor his deed to the daring, nor his king to the faithfulBut shall have his sorrow for sea�fareWhatever his lord will.He hath not heart for harping, nor in ring�havingNor winsomeness to wife, nor world’s delightNor any whit else save the wave’s slash,Yet longing comes upon him to fare forth on the water.Bosque taketh blossom, cometh beauty of berries,Fields to fairness, land fares brisker,All this admonisheth man eager of mood,The heart turns to travel so that he then thinksOn flood�ways to be far departing.Cuckoo calleth with gloomy crying,He singeth summerward, bodeth sorrow,The bitter heart’s blood. Burgher knows not —He the prosperous man — what some performWhere wandering them widest draweth.So that but now my heart burst from my breast�lock,My mood ’mid the mere�flood,Over the whale’s acre, would wander wide.On earth’s shelter cometh often to me,Eager and ready, the crying lone�flyer,Whets for the whale�path the heart irresistibly,O’er tracks of ocean; seeing that anyhowMy lord deems to me this dead lifeOn loan and on land, I believe notThat any earth�weal eternal standethSave there be somewhat calamitous

520 521

С солёной боролся волной.Надвигается ночь из полночных краёв,Землю мороз оковал, и пал на поляГрад крупой ледяной. Но паче всегоСердце гложет кручина, что мне над пучинойБурунов бунт одному покорять.Разум же, странствий алкая, всё дальше толкает,К странной стремясь быстрине.Ибо на суше ни власть, ни почёт не влечёт,Ни доблесть, ни злато — юность безумством объята,Монарху верность отринет и парус поднимет,Повелителя волю презрев.Ни прелести мира, ни златокумиры,Ни ласки девы, ни арфы напевы его не блазнят,Лишь волн перехлёст и вод безбрежность влечёт.В рощах лепет листвы, ягод и трав лепота,Зеленеют поля, оживает земля, но тот,Кто странствием пьян, жаждой пространств обуян,Рвётся прочь, видеть это невмочь,Сердце зовёт его на простор.Кличет кукушка, тугу предвещает,В лето зовёт�зазывает назад,В жилах кровь леденя. Горожанин живётДостатком доволен — ему невдомёк,На что иной сподобиться смог.Ныне же сердце рвётся из персей,Око летит вровень с волнамиЗа окаём вослед за китами.Часто приют у меня находилОдиночка�летун, выбиваясь из сил,А сердце стремится вдаль неустанно,Взыскуя китовой тропы океана.Мой господин прельщает меня,В ссуду мне эту землю суля,Но блага прейдут, захиреют поля,Обречены человека пути,Только лишь чудо может спасти.Немощь, недуг и ненависть�меч

That, ere a man’s tide go, turn it to twain.Disease or oldness or sword�hateBeats out the breath from doom�gripped body.And for this, every earl whatever, for those speaking after —Laud of the living, boasteth some last word,That he will work ere pass onwardFrame on the fair earth ’gainst foes his malice,Daring ado,..So that all men shall honour him afterAnd his laud beyond them remain ’mid the English,Aye, for ever, a lasting life’s�blast,Delight mid the doughty.

Days little durable,And all arrogance of earthen riches,There come now no kings nor CæsarsNor gold�giving lords like those gone.Howe’er in mirth most magnified,Whoe’er lived in life most lordliest,Drear all this excellence, delights undurable!Waneth the watch, but the world holdeth.Tomb hideth trouble. The blade is layed low.Earthly glory ageth and seareth.No man at all going the earth’s gait,But age fares against him, his face paleth,Grey�haired he groaneth, knows gone companions,Lordly men are to earth o’ergiven,Nor may he then the flesh�cover, whose life ceaseth,Nor eat the sweet nor feel the sorry,Nor stir hand nor think in mid heart,And though he strew the grave with gold,His born brothers, their buried bodiesBe an unlikely treasure hoard.

522 523

Вышибут дух из бренного тела.И у таких же бренных потомковМолит вельможа вельми величаний,Ради сего на прекрасной землеВ ковы врагов уловляет, являетДоблесть деяний…Дабы воздали славою вящей,Честью средь англов навеки покрыв,Дабы не смёл её жизни порыв,Но вечной звездою сияла б герою.

Дни преходящи,Пременна надменность кумиров земных,Не станет ни Цезарей, ни царей,Ни щедрых вельмож�богачей.В какой бы роскоши ни купались,Как бы ни жили державно�вельможно,Услады прейдут и померкнет величье!Время прейдёт, мир же пребудет.Горе сокроют гроба. Низко нависла коса.Стареет и меркнет слава земная.Всех ожидает забвенье и тлен,Старость зияет, cед и согбен,Каждый бредёт по дороге утрат,Всякий вельможа пожрётся жерлом,Персти во плоть не дано облачиться,Ни сострадать, ни яства вкушать,Ни десницу воздеть, ни сердцем взлететь,Пусть он насыпал злато в гробницы,Братьям его не дано возродиться,И с ними сгинет зарытый клад.

ECHOES

IGUIDO ORLANDO, SINGING

Befits me praise thine empery, Lady of Valour,Past all disproving;Thou art the flower to me —

Nay, by Love’s pallor —Of all good loving.

Worthy to reap men’s praisesIs he who’d gaze upon

Truth’s mazes.In like commend is he,Who, loving fixedly,Love so refineth,

Till thou alone art sheIn whom love’s vested;

As branch hath fairest flowerWhere fruit’s suggested.

II *

Thou keep’st thy rose�leafTill the rose�time will be over,Think’st thou that Death will kiss thee?Think’st thou that the Dark House

Will find thee such a loverAs I? Will the new roses miss thee?

524

* Asclepiades, Julianus Ægyptus.

525

ОТГОЛОСКИ 10

IГВИДО ОРЛАНДО ПОЁТ:

Тебя я славлю, дама Драгоценность,Ты безупречна.Цветок ты для меня —

Любовь, смиренность,Чистосердечна.

Сомнения отриньте!Достоин тот похвал,

Кто в лабиринтеЕё распознавал.А кто влюблён,Тот просветлёнСвоей любовью,Тебе и ей наряд

Любви дарован;На ветке плод цветком

Замаскирован.

II 11

Свой лист хранишь ты, роза,Но время роз минует,А смерть к тебе нежна ли?И кто же в Доме Мрака,

Как я, тебя ревнует,А новым розам ты нужна ли?

Prefer my cloak unto the cloak of dust’Neath which the last year lies,

For thou shouldst more mistrustTime than my eyes.

This great joy comes to me,To me observing

How swiftly thou hast powerTo pay my serving.

526 527

Ты праху предпочесть мой плащ решись,Он для тебя броня;

Ты времени страшись,А не меня.

И пусть мне радость подтвердитВ живом сближенье,

Как ты вознаградить способнаМоё служенье.

AN IMMORALITY

Sing we for love and idleness,Naught else is worth the having.

Though I have been in many a land,There is naught else in living.

And I would rather have my sweet,Though rose�leaves die of grieving,

Than do high deeds in HungaryTo pass all men’s believing.

528 529

БЕЗНРАВСТВЕННОСТЬ 12

Поём безделье и любовь;Всё прочее — пустое.

Во многих странах я бывал;Оставим их в покое.

Не плачьте розы — лучше мнеВосторгом жить любовным,

Чем где�то в Венгрии прослытьГероем баснословным.

DIEU! QU’IL LA FAIT

From Charles D’OrleansFor music

God! that mad’st her well regard her,How she is so fair and bonny;For the great charms that are upon herReady are all folk to reward her.

Who could part him from her bordersWhen spells are alway renewed on her?God! that mad’st her well regard her,How she is so fair and bonny.

From here to there to the sea’s border,Dame nor damsel there’s not anyHath of perfect charms so many.Thoughts of her are of dream’s order:God! that mad’st her well regard her.

530 531

DIEU! QU’IL LA FAIT *13

Из Карла Орлеанского.Для музыки

Бог красоту такую дал ей,Что близ любезной чаровницыЕй преданные вереницы,Но мало всё�таки похвал ей.

Упрёками не досаждал ейТот, кто попал в её границыИ держится близ чаровницы;Бог красоту такую дал ей.

И до морских солёных далейНе сыщешь дамы иль девицыЧьи так сияли бы зеницы,Пристанище моих печалей.Бог красоту такую дал ей.

* Dieu! Qu’il la fait – Бог! Её сотворивший… (франц.).* Dieu! Qu’il la fait – Бог! Её сотворивший… (франц.).

DèRIA

Be in me as the eternal moodsof the bleak wind, and not

As transient things are —gaiety of flowers.

Have me in the strong lonelinessof sunless cliffs

And of grey waters.Let the gods speak softly of us

In days hereafter,The shadowy flowers of Orcus

Remember Thee.

532 533

DèRIA 14

Будь во мне, как бессмертные перепадыледяного ветра и не

Как мимолетные вещи —веселье цветов.

Держи меня в одиночестве крепкомбессолнечных скал

И седой воды.Пусть боги с улыбкой скажут о нас

В иные дни,Лилии Ахерона

Помнят тебя.

THE NEEDLE

Come, or the stellar tide will slip away.Eastward avoid the hour of its decline,Now! for the needle trembles in my soul!

Here have we had our vantage, the good hour.Here we have had our day, your day and mine.Come now, before this powerThat bears us up, shall turn against the pole.

Mock not the flood of stars, the thing’s to be.O Love, come now, this land turns evil slowly.The waves bore in, soon will they bear away.

The treasure is ours, make we fast land with it.Move we and take the tide, with its next favour,AbideUnder some neutral forceUntil this course turneth aside.

534 535

ИГЛА

Идём! Не то схлынет звёздный прилив.Скорей на восток, пока он не угас,Не мешкай! Ибо в душе моей трепещет игла!

Здесь мы настигли с тобою наш звёздный час,Здесь мы застали наш день, твой и мой.Скорей, пока сила, что нас вознесла,Не обратилась на полюс другой.

Не смейся над звёздным ливнем, нам повезло.Не мешкай, любовь, ибо земля сползает во зло.Вода прибывает, но скоро схлынет она.

Сокровище — наше, к земле устремимся скорей,Пока благоприятна для нас волна,Себя подчинивБезучастной стихии сей,Пока назад не увлёк нас отлив.

SUB MARE

It is, and is not, I am sane enough,Since you have come this place has hovered round me,This fabrication built of autumn roses,Then there’s a goldish colour, different.

And one gropes in these things as delicateAlgæ reach up and out, beneathPale slow green surgings of the underwave,’Mid these things older than the names they have,These things that are familiars of the god.

536 537

SUB MARE 15

И есть, и нет — но я ещё в уме.С тех пор, как ты пришла, оно вокругКачается, как поле роз осенних,И золотистым цветом отливает.

А ты в него вступаешь осторожно,Как если б погружалась, уходяВ покой зеленоводных колебанийСреди того, что старше всех названий,Среди того, что близко Божеству.

PLUNGE

I would bathe myself in strangeness:These comforts heaped upon me, smother me!I burn, I scald so for the new,New friends, new faces,Places!Oh to be out of this,This that is all I wanted

— save the new.

And you,Love, you the much, the more desired!Do I not loathe all walls, streets, stones,All mire, mist, all fog,All ways of traffic?You, I would have flow over me like water,Oh, but far out of this!Grass, and low fields, and hills,And sun,Oh, sun enough!Out, and alone, among someAlien people!

538 539

ПОГРУЖЕНИЕ

Я в странность окунуться бы хотел —Меня удобства придавили эти!Горю, пылаю жаждой новизны —Туда, где лица новые, друзья,Края!О, только бы расстаться мне с рутиной,Всё, что хочу на этом свете —

есть жажда новизны.

А ты,Любимая, желанная моя!Я отторгал ли отродясьВсе улицы, все стены, камни,Туман и мглу, и грязь,И транспорта поток?Я с головой бы окунуться в это мог,Да только бы всё бросил я сейчас!К траве, долинам и холмамИ к солнцу,К солнцу без конца!Бродить бы в одиночестве, не видяНи одного знакомого лица!

A VIRGINAL

No, no! Go from me. I have left her lately.I will not spoil my sheath with lesser brightness,For my surrounding air has a new lightness;Slight are her arms, yet they have bound me straitlyAnd left me cloaked as with a gauze of æther;As with sweet leaves; as with a subtle clearness.Oh, I have picked up magic in her nearnessTo sheathe me half in half the things that sheathe her.

No, no! Go from me. I have still the flavour,Soft as spring wind that’s come from birchen bowers.Green come the shoots, aye April in the branches,As winter’s wound with her sleight hand she staunches,Hath of the trees a likeness of the savour:As white their bark, so white this lady’s hours.

540 541

ЦЕЛОМУДРИЕ

Нет, прочь! Я только что расстался с нею.Не запятнаюсь меньшей белизной,Ведь новый свет сияет надо мной,Легка её рука, но тем сильнееЭфирным облекла меня покровом,Как свежею пахучею листвой,Магической пленённый чистотой,Сживаюсь с ней, как бы с обличьем новым.

Нет, прочь! Ещё со мной благоуханье,Как будто вешний ветерок принёсДыханье зеленеющих берёз,Или когда зимы обдаст дыханье,Покрыв деревья инеем — полныЕё часы такой же белизны.

PAN IS DEAD

Pan is dead. Great Pan is dead.Ah! bow your heads, ye maidens all,And weave ye him his coronal.

There is no summer in the leaves,And withered are the sedges;

How shall we weave a coronal,Or gather floral pledges?

That I may not say, Ladies.Death was ever a churl.That I may not say, Ladies.How should he show a reason,That he has taken our Lord awayUpon such hollow season?

542 543

ПАН УМЕР 16

Пан умер. Мёртв великий Бог.Склоните головы, о, девы,Сплетите для него венок.

Но в этих листьях лета нетИ все цветы увяли,

Как сможем выполнить обет —Сплести венок печали?

Не знаю, девы, я того,Ведь смерть всегда груба и зла,Не знаю, девы, я того.Как объяснить бы смерть могла,Что Бога нашего взяла,Когда в природе всё мертво?

THE PICTURE *

The eyes of this dead lady speak to me,For here was love, was not to be drowned out,And here desire, not to be kissed away.

The eyes of this dead lady speak to me.

544

* «Venus Reclining,» by Jacopo del Sellaio (1442–1493).

545

КАРТИНА*

Красноречивы очи мёртвой дамы,Такая в них нетленная любовь,Не утолят желанье поцелуи.

Красноречивы очи мёртвой дамы.

* «Лежащая Венера», Якопо дель Селайо (1442–1493).* «Лежащая Венера», Якопо дель Селайо (1442–1493).

OF JACOPO DEL SELLAIO

This man knew out the secret ways of love,No man could paint such things who did not know.

And now she’s gone, who was his Cyprian,And you are here, who are «The Isles» to me.

And here’s the thing that lasts the whole thing out:The eyes of this dead lady speak to me.

546 547

О ЯКОПО ДЕЛЬ СЕЛАЙО

Он ведал тайные пути любви,Непосвящённый так писать не мог бы.

Та, что была Кипридою, мертва,А вы все здесь, кто мне как «Острова».

И вот, что всё навек соединяет:Красноречивы очи мёртвой дамы.

THE RETURN

See, they return; ah, see the tentativeMovements, and the slow feet,The trouble in the pace and the uncertainWavering!

See, they return, one, and by one,With fear, as half�awakened;As if the snow should hesitateAnd murmur in the wind,

and half turn back;These were the «Wing’d�with�Awe,»

Inviolable.

Gods of the winged shoe!With them the silver hounds,

sniffing the trace of air!

Haie! Haie!These were the swift to harry;These the keen�scented;These were the souls of blood.

Slow on the leash,pallid the leash�men!

548 549

ВОЗВРАЩЕНИЕ 17

Вновь они, видишь — о, как же опасливыДвижения, еле ступает нога,Тяжёл каждый шаг, и едва�то поймешь,Что там колышется.

Вновь они, видишь — один за другимСо страхом, сна не прогнав до конца,Как если бы снег, сомневаясь, потёкНазад и о чём�то

шептал в зимнем ветре;Они, «окрылённые страхом», идут,

Неприкасаемые.

Боги в крылатых сандалиях!Вокруг — серебристые псы

по следу воздушному, ноздри раздув.

Гей, гей!Эти скоры для бега,Больно нюх их остёр —Ну, не звери, а — души пролившейся крови.

Но привязь крепкау псаря побледневшего.

EFFECTS OF MUSICUPON A COMPANY OF PEOPLE

IDEUX MOUVEMENTS

1. Temple qui fut.2. Poissons d’or.

1

A soul curls back,Their souls like petals,Thin, long, spiral,

Like those of a chrysanthemum curlSmoke�like up and back from theVavicel, the calyx,Pale green, pale gold, transparent,Green of plasma, rose�white,Spirate like smoke,Curled,Vibrating,Slowly, waving slowly.O Flower animate!O calyx!O crowd of foolish people!

2The petals!On the tip of each the figureDelicate.See, they dance, step to step.Flora to festival,

550 551

ВОЗДЕЙСТВИЕ МУЗЫКИНА ПУБЛИКУ 18

IDEUX MOUVEMENTS *

1. Temple qui fut. **2. Poissons d’or. ***

1

Душа отпрянула,Их души — лепестки:Тонки, длинны, спиралевидны,

Как хризантемы завитки, ониДымоподобны и стремятся вверх и прочьОт сердцевиныБледнозелёные и бледнозолотые,Прозрачные, зелёные как плазма,И бело�розовые, вьющиеся дымом,Дрожащие,ЛетящиеИ вьющиеся медленной волнойO, ты, Цветок одушевлённый!Чаша!И вечная толпаГлупцов вокруг!

2О, Лепестки!И каждый завершается фигуройИзысканной.Смотри, они танцуют, шаг за шагом,Как будто Флора прибыла на бал.

* Две части (франц.)** Храм, которого нет (франц.). Cм. комментарии в конце тома.

*** Золотые рыбки (франц.).

* Две части (франц.)** Храм, которого нет (франц.). Cм. комментарии в конце тома.

*** Золотые рыбки (франц.).

Twine, bend, bow,Frolic involve ye.Woven the step,Woven the tread, the moving.Ribands they move,Wave, bow to the centre.Pause, rise, deepen in colour,And fold in drowsily.

IIFROM A THING BY SCHUMANN

Breast high, floating and wellingTheir soul, moving beneath the satin,Plied the gold threads,

Pushed at the gauze above it.The notes beat upon this,Beat and indented it;Rain dropped and came and fell upon this,Hail and snow,My sight gone in the flurry!

And then across the white silken,Bellied up, as a sail bellies to the wind,Over the fluid tenuous, diaphanous,Over this curled a wave, greenish,Mounted and overwhelmed it.This membrane floating above,And bellied out by the up�pressing soul.

Then came a mer�host,And after them legion of Romans.The usual, dull, theatrical!

552 553

Изгиб, поклон, ещё один поклон,Игривые движенья.Шаг игривый,Круженье, волны, танец лепестков.Колышутся всем многоцветьем ленты,Теперь ещё поклон на середину,Вот замерли, взлетели, потемнелиИ вяло опадают внутрь цветка.

IIИЗ ПЬЕСЫ ШУМАНА

Как дышит грудь, волнуясь, подымаяИх душу, быстро двигаясь под платьем,Волнуя золото одежд, колебля

Вуаль над ними.Чеканка звуков, всё покрыв,Глубины обнажила;И только дождь приходит, заливает,А следом — град и снег,В их мельтешеньи затерялся взгляд!

И лишь затем сквозь белоснежность шёлка,Вздымая ткань, как ветер паруса,Струя флюид тончайший и прозрачный,Сквозь всё и вся — зелёная волна,Покрыла всё, накрыла, захлестнула —И только пена уплывает дальше,От сбросившей давление души.

Потом придёт хозяин�водяной,А там и римлян легион,—Привычный, скучный, театральный!

POEMS FROMTHE SAN TROVASO NOTEBOOK

СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ТЕТРАДИСАН ТРОВАЗО 1

SAN VIO. JUNE

Old powers rise and do return to meGrace to thy bounty, O Venetian sun.Weary I came to thee, my romeryA cloth of day�strands raveled and ill�spun,My soul a swimmer weary of the sea,The shore a desert place with flowers none.

Old powers rise and do return to me.The strife of waves, their lusty harmonyA thundered thorough bass the rocks upon,Makes strong forgotten chanteys, and anonMy heart’s loud�shouted burden proves to theeOld powers risen have returned to me.

June 22

556 557

САН ВИО. ИЮНЬ

Былые силы мне возвращеныВенецианским солнцем щедрых лет.Жизнь повторима в странствиях весныДень пряжею запутанной одет.Мой дух — пловец, уставший от волны.Цветов на берегу пустынном нет.

Былые силы мне возвращены.Гармонией безбрежной глубиныТон основной над скалами пропет.Забытый стих среди других приметЛишь вторит сердцу ладом старины:Былые силы мне возвращены.

[22 июня (1908)]

ROUNDEL FOR ARMS

All blood and body for the sun’s delight,Such be the forms, that in my song bid spring,Should lead my lyric where the ways be dightWith flowers fit for any garlandingAnd bid the lustre of our arms be brightWho do our chaunting ’gainst the «Lord Gloom» fling.

All blood and body for the sun’s delight,I bid ye stand, my words, and in the fightBear ye as men and let your glaive�strokes ringBasnet on falchion ’till the chorusingProclaim your triumph and ye stand aright,All blood and body for the sun’s delight.

Cino. June.

558 559

РОНДЕЛЬ К ОРУЖИЮ

Для солнца кровь и плоть — сладчайший клад;Вот формы; среди них мой стих рождён,Влекома песнь моя в заветный сад,Где строй цветов как множество племён,Пока мечами с блеском наших латЛорд Мрак навек не будет побеждён.

Для солнца кровь и плоть — сладчайший клад.Слова мои, вы доблестней солдат,Чьи мечены мечи в лучах времён,А знаменья видней среди знамён,И вы других не чаете наград.Для солнца кровь и плоть — сладчайший клад.

Чино, июнь

ROUNDEL

After Joachim du Bellay

I come unto thee thru the hidden ways,Soul of my soul, whose beauty quiverethWithin her eyes to whom my former daysAs wined libation poured I, while my breathStrove to her homage in unskillful laysAnd bade my heart make his high vaunt ’gainst death.

I come unto thee thru the hidden waysWho art the soul of beauty, and whose praiseOr color, or light, or song championeth,And of whom Time as but an herald saith,«Trust tho thou sense not, spite of my delays,Her whom I bring thee thru the hidden ways.»

Cino. June

560 561

РОНДЕЛЬ

Из Иоахима дю Белле

К тебе ведёт меня мой тайный путь,Душа души моей, чья красотаВ твоих глазах; я рад ей присягнуть,Вином былого трогая уста,А безыскусный стих колышет грудь,Где наглой смерти сердце не чета.

К тебе ведёт меня мой тайный путь,Чтоб в душу красоты мне заглянуть,Где свет, где песнь, где звуки и цвета;Герольдом Время служит неспроста,Вещая: «В проявленьях медлит суть.Лишь к ней тебя ведёт мой тайный путь».

Чино, июнь

SONNET OF THE AUGUST CALM

When Summer hath her noon, it likes me lieSomewhile quite parted from the stream of things,Watching alone the clouds’ high wanderings,As free as they are in some wind�free sky,

While naught but weirds of dream as clouds glide byOr come as faint blown wind across the stringsOf this odd lute of mine imaginingsAnd make it whisper me quaint runes and high.

In such a mood have I such strange sooth seenAnd shapes of wonder and of beauty’s realmSuch habitants, that time’s uncertaintyUpwells within me and doth nigh o’erwhelmMy body’s life, until Truth dawns to meThat where the treasure is the heart hath been.

S. Trovaso. June

562 563

СОНЕТ АВГУСТОВСКОМУ ПОКОЮ

Я летним днём, не ведая тревог,Люблю лежать от буден в стороне,Когда не властен в ясной вышинеНад облаками тихий ветерок.

В мечтаньях странных мой покой глубок,Хотя блуждает ветер в тишинеТо по одной, то по другой струне:На лютне сокровенной струны строк.

Мне остаётся ввериться мечтамЗа неименьем красоты иной,Которой на земле не изъяснишь.Но брезжит истина передо мной:«Где ты своё сокровище хранишь,Твоё, не сомневайся, сердце там».

Сан Тровазо, июнь

TO YSOLT. FOR PARDON

My songs remade that I send greet the worldThou knowest as at first they came to me,Freighted with fragrance of thyself and furledIn stumbling words that yet us seemed to beTrue music, sith thy heart and mine empurledTheir outer sense with inner subtlety.

My songs remade that I send greet the worldMe seem as red leaves of the Autumn whirledOut thru the dust�grey ways, that dearer we,As green bough�banners, held more lovinglyWith simpler color than these turn�coats hurled,As songs remade sent forth to greet the world.

? San Trovaso

564 565

ИЗОЛЬДЕ. С МОЛЬБОЙ О ПРОЩЕНИИ

Мир в песнях изменённых мной воспет.Ты знаешь, как они пришли ко мнеС твоим благоуханьем, чей секретВ словах, которые шепчу во сне,И в музыке, когда различий нетВнутри между сердцами или вне.

Мир в песнях изменённых мной воспет.Краснеют листья осенью чуть свет,Стыдясь измены в пыльной быстрине,А мы верны по�прежнему весне,Зелёные, мы не считаем лет,И в песнях изменённых мир воспет.

? Сан Тровазо

FOR YSOLT. THE TRIAD OF DAWN.

Phila. 07. August, or Sept.

[I]

Unto her wonderful, the night’s own mightThat is the spirit of the gloom and keysThese seven dol’rous lays of mine ill easeWith freight of malice, venomous of blight,Have born out all my grief upon the night.Lo, with the dawn there whirreth mid the treesThru foliate sunlight madrigal of beesCrying to Myop «See God’s earth aright.»

Wherefor I turn me now from all her splendorThat is all mystery and portent strange,And all the lure of pain such might should lend herIs broken night before the law of changeNor secret lore availeth to defend herWhen dawn is up and takes the sky his range.

[II]

May hap my words are dark, as were the laysThat shew me bitter on a vanquished field.But now, sith sunlight for a brand I wieldBehoov’th me sing thru unencumbered ways.Black gloom I cried to open earth’s dispraiseAnd praised her singing where the mock’ry pealedIn tearful bell�note for all wounds ill healed,And wept for Truth’s sake Truth’s o’er�clouded days.

Because she sang me might amid the gloomI cried unto her when the gloom’s returningHad dammed my soul unto such bitter tombI saw him not for might of all my yearning

566 567

ИЗОЛЬДЕ. ТРИАДА ЗАРИ

Филадельфия, 1907, август или сентябрь

[I]

Пусть власть её, власть ночи облеклаДух мрака, затаив ключи�лады,Семь песен, эти скорбные следыМоих утрат с горчайшим ядом зла,Летает с мадригалами пчела,Жужжанием приветствует сады;От Бога в листьях солнечной страдыВесть близорукому: Земля цела.

Я уклонился от ночных заклятий,Хранимый таинством среди примет;Вольно меня сияньем ослеплять ей:Ночь рушится, и тьме продленья нет.День ясный невозможно отдалять ей,Когда Заря дарует небу свет.

[II]

Темны слова, быть может, как мой стихНа поле битвы, где постиг разгромВойска, но служит солнце мне тавром,Петь позволяя на путях глухих.Мрак окликаю, чтобы не затихДразнящий звон в пространстве мировом,Смеющийся над правдой и добром,Когда земля стыдится ран своих.

Она мне пела в скорбной темноте,И я желал возврата мрачным чарам;Когда душа томилась в пустотеСвоей могилы с горьким перегаром;

And fought against my visions narrow roomTill heat of words set all my heart a�burning.

[III]

If for so small a flame I praise the lightShall I be tacit of munificence,Hold back wing’d words from running throat�ways whenceThese low�bowed pilgrims won to broader sightAnd from the barren hold, inchoate flightForeboded. Sun�child shall my alms dispensePot�scrapings solely of gloom’s opulenceOr shall bard fiat and all things be bright.

I cry no less her grace who sing to theeFor wonder of the chords her soul unfoldeth.I own her glory in no less degreeAnd yet some truth that only thine heart holdethAnd reacheth toward my knowing lovlilyBids me cry, sun, the soul of earth beholdeth.

568 569

Пока виденья бились в тесноте,Слова зажгли мне сердце новым жаром.

[Ш]

За малый пламень светочу хвала!Благодарю за множество щедрот,Из мрака заселяющих оплотМоей гортани, где свои крылаСлова простёрли, не подняв чела,Паломники, почуявшие сводСвятынь, куда дочь солнца, мне народВещей даруя, барда призвала.

Ты только милости её внемли,И к струнам ты прислушайся чудесным;Её сиянье вечное вдали,А правда внушена союзом тесным;Мне явлена тобой душа земли,Хоть солнцем остаёшься ты небесным.

PIAZZA SAN MARCO

June

[I]

Master Will, so cussed human,Careless�clouted god o’ speech,Is there twist o’ man or womanToo well�hidden for thy reach?

Diadems and broken roses,Wind and Tritons loud at horn,Sack�stains half thy screed discloses,Th’ other half doth hold the morn.

[II]

Some comfort ’tis to catch Will Shaxpeer stealing.All bards are thieves save Villon, master thief,Who pilfered naught but wine and then, wide reeling,Lilted his heart out, Ballad�Lord in chief.(True to his song’s good, spit the fate hands dealing,With lips the bolder for a soul�hid grief.)

[III — AFTER SHAKESPEARE’S SONNET]XCVIII

When proud�pied April leadeth in his trainAnd yellow crocus quick’neth to the breathOf Zephyr fleeting from the sun�shot rain,Then seek I her whom mine heart honoureth.She is a woodland sprite and suzerainOf every power that flouteth wintry death.

570 571

ПЬЯЦЦА САН МАРКО

Июнь

[I]

Ты чертовски человечен,Мастер Виль, ты речебог,И тобой ли не замеченЖенско�мужеский подвох?

Трубный глас тритона внятенСреди роз и диадем;Письменами винных пятенВозвещаешь всё ты всем.

[II]

Шекспира в кражах обвинять забавно;Как всякий бард, Вийон был мастер�вор,Но лишь вино он воровал исправно,В балладах затаив хмельной раствор,Судьбе перечил песней своенравно,Оспаривая смертный приговор.

[III — ПО СОНЕТУ ШЕКСПИРА]ХСVШ 2

Когда, роскошно пёстр, апрель придётИ жёлтый крокус чает ветерка,С дождём и солнцем ощутив полёт,Я чувствую: владычица близка,И лес преодолел смертельный гнёт,Так что проходит зимняя тоска,

When proud�pied April leadeth in his trainAnd freeth all the earth from cold’s mort�main,Then with her fairness mine heart journeyethThru bourgeon wood�ways wherein tourneyethEarth’s might of laughter ’gainst all laughter slainEre proud�pied April led in feat his train.

572 573

Когда, роскошно пёстр, апрель придёт,И радостям теряет сердце счёт,Мне с госпожой моей среди лескаТропа не широка и не узка;Смех против зимних гибельных тенёт,Едва, роскошно пёстр, апрель придёт.

LOTUS�BLOOM

What tho the lotus bloomThis our Fenice

Doth hold its strong enchantmentoer my soul

What tho the lotus of heavenoer this our Fenice

Shedeth a stole,Shedeth a stole of white light

that cloud�brokenMaketh a dream «the Salute»

white tokenOf grace of old graunted

In this our Fenice

Two candles offered unto that QueenThat for new dreaming «coelum regnitEt regnet in semper» O Matri Dei,Yea these twain towers, to thee?

And yet the older queen?

Upon the hills of Greece, I ween,Her diadem, her arc, hath beenOf older Times than thine the altar lamp.She lighteth thy candles

O Matri DeiYea, by her light are they brightened

that give thee their praise.

«The song of the Lotus of Kumi!»Yea the old lays

That to Isis they chaunted of eldPraised thy lamp in the night.

Regina sub quale?

574 575

ЦВЕТЕНЬЕ ЛОТОСА

Цветеньем лотосаСия наша Fenice 3

К себе мою приворожиладушу ты

Но лотосом небес,над нашею Fenice

Сквозь облакаНиспали ризы света,

преобразив мечты,Спасенья церковь la Salute

В сиянье белизны одета,Дарует символ древней благодати

Тебе, наша Fenice,

И две свечи дарованы ЦарицеВ залог мечтаний новых «coelum regnitEt regnet in semper» O Matri Dei,Две башни�близнецы даны тебе?

И всё же старшею царицей?

Однако на горах ЭлладыОгни древней твоей лампады,Её аркада и венец твоих древнее,Те свечи в алтаре,

O Matri Dei,Она зажгла — даруют свет и славу

Твоим свечам её огни.

«Песнь Лотоса из Кум»!Да, в оны дни

Изиде гимны пели,Твою лампаду славя по ночам.

Regina sub quale?

II

What tho the lotus�bloomThis our Fenice

Doth hold its strong enchauntmentOer my soul

What tho the lotus of heavenOer this our Fenice

Looseth her stole!

Unto three queens mine homageUnto thine eyes my heart

«For tis our wont to dreamof distant friends

And half�forgotten Times.»

Unto three queens mine homageUnto thine eyes my heartSendeth old dreams of the spring time.Yea of wood�ways my rimeFound thee and flowers in, and of all streamsThat sang low burthen, and of rosesThat lost their dew�bowed petals

for the dreamsWe scattered o’er them passing by.What tho the lotus�bloom

This our FeniceDoth hold its strong enchantment

Oer my soulShall stronger wizardry

than her’s not rollThe might of old dreams toward me

or the scrollOf old imaginings not ope?

576 577

II

Цветеньем лотоса,наша Fenice,

К себе мою приворожиладушу ты,

Как лотосом небесОблечена, Fenice,

Ты ризами мечты!

Я трём царицам дань воздамНо сердце лишь твоим глазам

«Ибо мечта влечётк друзьям далёким,

К полузабытым Временам».

Я трём царицам дань воздам,Но сердце лишь твоим глазам 4

Шлёт древние мечты весны.Мои напевы, рифм полны,Нашли тебя средь троп лесных, ручьёв,Рокочущих напевы, среди роз,Чьи чаши�лепестки из рос

опали под потоком грёз,Которые мы пролили на них.Цветеньем лотоса,

Fenice,Мою приворожила

душу ты,Но магии мощней

твоей стократНе суждено ль явиться

иль свитку не раскрытьсяИ древних чар не узрит взгляд?

III

Once I have seen the law�scrolls boundUpon two staves that bear strange namesAnd saw there holy things opened and read

while roundThe synagogue, beneath quaint flamesOf high�hung lamps of silver, gowned

In older fashion than our ownThere went processional levite and priest.

IV

E’en as the coil of the Law between its stavesSo is this coil «the Salute» where the waves,The low rising flow of Giudecca,

run in behind it.And e’en as such staves

the twin pillarsBear it between them.

So of the older lawShall I not read?Grace to who holds my screed

Regina sub quale?

S. Vio. June.

578 579

III

Однажды видел я законов свиткиМеж стержней двух с чудными именами 5,Когда ж святые свитки развернув,

читали,По синагоге шли под древними огнямиСветильников, свисающих с высот,

Священник и левит в высокой зале,В наряд древней, чем наш, облачены.

IV

Как между стержней заключён Закон,Так вкруг Salute переливы волнПрилива низкого Джудекки

со всех сторон.Канал меж близнецов�колонн,

Как между стержней заключён.Неужто не прочту

древнейший сей закон?Ужель не обретуЯ милость свыше той, кто держит мои вирши

Regina sub quale?

Сан Вио. Июнь

FOR A PLAY

(Maeterlinck)

Personality — amourbrings me to death,

My lady Willow�wispthat brings me to light

(a wandered forest gleam that fades)leaving me to see the rocks turnas if sans her connection

and then the sun,The sea sapphire, the grass emeraldand the white�blue above.

S. Vio. June.

580 581

СЮЖЕТ ДЛЯ ПЬЕСЫ

(Из Метерлинка) 6

Завлечёт любовь�Amor,доведёт меня до смерти,

Дева�Ивушка моя,к свету выведет меня

(бродит по лесу мерцанье),А когда исчезнет вдруг,скалы рушатся вокруг,

будто без её участья,а после — солнце, изумруд травы,сапфир волны, лазурь над головой.

Сан Вио. Июнь

THE RUNE

O heart o’ me,Heart o’ all that is true in me,Beat again.

O Love o’ me,Love out of all that is true in me,Rise again.

Gib[raltar]. March

582 583

РУНА

О, сердце моё,Сердце всего, что истинно во мне,Забейся вновь.

О, любовь моя,Любовь за пределом всего, что истинно во мне,Возникни вновь.

Гиб[ралтар]. Март.

NARCOTIC ALCOHOL

They call thee lecherous.Speak! Canst thou be treacherous?That art so fair?The others have failed me, all.Unto my callOnly are thy white handsOutstretched. I know no bands.They prate of thy commands,Thy sting, thy lure.

Of these one thing. I knowNaught of thy gall, thy pain,Only to me, heart�slain,Head�tortured, wracked of the endless strain,Thy peace, thy rest.Surely this thing is best,. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

To sleep and dreamOnly thy peace, thy calm.

Granada or after —08—

584 585

АЛКОГОЛЬНОМУ ОПЬЯНЕНИЮ

Развратником зовут тебя.Ты можешь предавать, губя?Столь верный друг?Все предали меня. На зовТы был один готовОбъятья белых рукРаскрыть. Не знаю пут,Но по твоим приказам тутВсе органы живут,Ты жало и соблазн.

Не мучили меняНи желчь, ни боль твоя,С разбитым сердцем я,Истерзан мозг, от напряженья изнемог,Обрел с тобойТвой мир и твой покой.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Уснуть, чтоб грезился во снеПокой и мир твой в тишине.

Гранада или позже, 1908

BLAZED *

That they that have not beenshall dream new dreams of this

And ye familiar wanderersgrew warm with memory of how

Rich�glowed as BurgundyWas this fair spot most sweet

at such a tideOr were the roses by the palace wallMost sweet for March

or for Mid�summer’s callAt such or such a place along the wayOr of what eyes ye kissed at such a spotOr «would have kissed had not. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

eh. some trifle intervened.»

586

* Term as in forestry.

587

ЗАРУБКИ *

Кто не был здесь,тот всё равно подвержен грёзам,

И чуткие пришельцысогреты будут памятью о том,

Как по�бургундски жарко,Как сладостно красиво здесь

в то время года,Когда роскошны розы близ дворцов;И в марте,

и в разгаре лета зовНезабывающегося пути,Где поцелуи были вместо вех,А «если не было их, как на грех,. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

То помешал пустяк».

* Термин как в лесоводстве (примеч. Паунда).* Термин как в лесоводстве (примеч. Паунда).

FOR THE TRIUMPH OF THE ARTS

And what are the Arts?The Protagonist, «The Truths that speak

with Beauty for a tongue.»

And (to the protagonist) whoart thou?

«Write me then Mammonhis arch enemy.»

S. Trovaso July

Jacques Chardinel—Of the Albigenses

I

Ye that a thousand earth�spinshence shall read these lines

And marvel that they gave me bitter bread,Ye that a thousand years of dreamers deadHave thrown between you and this time of mineAnd dare to marvel that they let me starve,Take mine own truth that to your teeth I tellThat they that speak the truth get your disdeignAnd stones and die about your gates

even as weThat bore truth’s lamp did from your forebears fare.Earth casts out truth and did and willUntil that all�consuming flame,

our God of Truth,Shall slay the earth y�drowned

in ’ts molten gold.

588 589

ВО ИМЯ ТРИУМФА ИСКУССТВ

Что есть искусство?Протагонист: «Искусство — это правда,

у которой тот же язык, что и у красоты».

А (к протагонисту) ктоты?

«Пускай Маммон меня считает кровнымсвоим врагом».

Сан Тровазо. Июль.

Жак Шардинель — из Альбигойцев 7

I

На обороте тысячном землиКак не перечитать вам этих строк,

Не удивившись: горек был мой хлеб.Для грезивших тысячелетье — склеп,Что между мной и вами, как порог.Зубами правду пробуйте мою,Хоть свойственно вам правду презирать,Чтоб умирали мы у ваших врат,Как и при ваших предках, вам неся

Светильник правды, вопреки земле,Пока всеистребляющий огонь

Бог Правды наш,В расплавленное золото всю землю

не погрузит.

II

O ye my brothers of the flame that after fare,Count not your dying bitter gueredon,But as ye keep the flame and die thereonCry out your triumph to th’encircling stars.We die and live because our truth goes on.They die and rot nor do their tombs remain.

Be glad your chançon, tho yourtongues grow faint

And give thy cloak to beauty, tho the coldOf all the world that seeks to slayBeauty, shall bitter be

To bear thy life away.

Triumph, and Triumphfor the arts fail not

While yet our bloodshall bid the arts withstay

Hate and the cold and wrathwherewith the world would slay

Beauty, that being Truth doth allthe world

Accuse of all world’s shame andworldly littleness.

Io Triumphe, till the sun with usShall die for one last time

entombed in gold.

(Simon’s soldiers stop his mouth with a spear.)

590 591

II

Собратья по огню! Кто говорит,Что только в горькой смерти наш почёт?И в пламени наш непрерывный взлёт,А свой триумф мы звёздам возвестим.Умрём, а правда нас переживёт.У них в гробницах разве только тлен.

Будь песне рад,хоть онемел язык

Ты красоте отдай свой плащ, пусть хладОставшегося мира красотеГрозит и жизнь твою

изводит в пустоте.

Триумф, триумфискусств не минет нас,

Лишь наша кровьих вторит правоте,

Когда грозитвся злоба мира красоте,

Которой правда 8

обличает мирВ позоре

и в ничтожестве мирском.

Вот наш триумф. Не с нами ли умрётНавеки солнце

в золоте своём.

(Ратники Симона копьём затыкают ему рот).

ALMA SOL VENEZIAE(Baritone)

Thou that hast given me backStrength for the journey,

Thou that hast given me backHeart for the Tourney,

O Sun venezian,Thou that thru all my veins

Hast bid the life�blood run,Thou that hast called my soul

From out the far crevices,Yea, the far dark crevices

And caves of ill�fearing,

Alma tu sole!Cold, ah a�cold

Was my soul in the cavesOf ill�fearing.

S. Vio

592 593

ALMA SOL VENEZIAE 9

(Баритон)

Ты, возвратившее мнеВолю к движенью,

Ты, возвратившее мнеСердце — к Сраженью,

Солнце Венеции, дарТвой это, жизни и крови

В жилах очнувшийся жар,Твой, приказавший душе

Выйти из скважин,Да, из глубоких и спрятанных скважин

И пещер малодушья.

Аlma tu sole!Зябко, о, зябко

Было душе моей в этих пещерахМалодушья.

Сан Вио

FRAGMENT TO W. C. W.’S ROMANCE

Oh Hale green song,O Song as water flowing,That cooleth all my soulAnd freeth me, from shapesOf dread,

and every gloomFrom out the darkThat threatneth me and leerethFrom the walls of this my consciousnessAnd hisseth mutterings against my heart.

O stream soft�flowing of thy good contentThat healeth, blesseth and is soft untoMy forehead twitch�strained

and mine eyes that tire.O thou soft�breathed song of sweet content,Of fields and flowers and hale greenery,Thou calm of friendliness that be my friendAs mead unto my lips in honied flowThat soothes, that healeth all this heart o’ me.

This factious striver ’gainst the ways o’ men,This sore rent prophet in the streets of guile,This pilgrim weary in an age whereinThe truth lies panting in the ways of gain.O blessedness of calm and of content,O hale green song that this my

friend hath sentAs wind sea�strong of salt

upon my lips to beAn after�dream�thing of

old minstrelsy.

594 595

ОТРЫВОК О РОМАНСЕ У. К. [УИЛЬЯМСА]

О, песнь зелёная, благаяТы, как проточная вода,Мне душу остужая,Меня освобождаешьОт страхов

и унынья,Которое из мракаГрозит, косясь со стенСознанья моего, шипя,Шипы угроз вонзает в сердце мне.

О, тихое журчанье содержаньяБлагого, исцеляющего лобОт спазм,

глаза от напряженья.О, содержанья лёгкое дыханьеЗелёных трав, цветов, полей,А дружественный мне покой, как мёд,Как патоки поток в уста течётИ в сердце льёт целительный елей.

Восстал, борясь со злом людских путей,Где правда среди улиц лжи лежит,Больной пророк, бичующий порок,Ты средь дорог корысти одинок.Благословенье глубины, покояЗелёной песни, посланной сюда

мне дружеской рукою,Как соль ветров морских

для губ моих, —Из грёз оживший въяве

старинный менестрелей стих.

O take my thanking, for to givethee praise

Were but a base thing sithmy heart doth raise

Its banners greeting thee as friend,tho to the gaze

Of many thou shall standforth and be

A song, a romance —a celebrity.

N. J. — March

596 597

За дар благодаря,воздам хвалою,

Где низменность вздохнёт,там сердце пред тобою

Штандартов ряд взметёт,из строя

Ты смело выходивперёд

Будь песней и романсом —будь звездою.

Нью�Джерси — март

[FRAGMENTI]

O tender�heartedness right bitter grownBecause they knew thee not in all the worldNor would, that gentleness thou hast to give.

. . . . .And are chevaliers in the court of HimWho reigneth ever where the stars grow dimBeyond our sight.

. . . . .Marble smooth by flowing waters grown.

598 599

ОТРЫВКИ

Ты, нежность сердца, стала едким ядом,Ибо тебя не признаёт весь мир,Он не узнает щедрости твоей.

. . . . .И рыцари те при Его дворе,Кто царствует, где звёзды на зареМутнеют перед нашим взглядом.

. . . . .Волной отполирован мрамор белый.

[IN THAT COUNTRY]

Looking upon my Venice and the starsThere stood one by me and his long cool handsOn mine were layed as in the times before.

Wherefor this question rose which I set forth.

Whether ’twere better, forge of thine own soulThy hand�wrought image in the things of earth,Or were it better in a gentler fashionWeighing man’s song by other signs of worthTo hover astral o’er some other soulAnd breathe upon it thine own outpouring passionOf how this line were wrought or how from chaosThe God outwrought the sprinkled dust of starsOr say what blendingOf hue on hue on hue would make the endingOf such a sketch or such show how the nightIs cavernous and dark and how deep hollowsBehind the veil of shade grow luminousIf eye but knew the secret there indwelling.

. . . . .Or sing strange runes past this my pen’s faint telling,Recondite chaunting of the ways unknown,Of how the fields more fair are «in that country,»And how the Truths stand visible and whole— Platon hath seen them thus,

we know who dream —

Whether ’twere better, with one’s own hand to fashionOne lone man’s mirroring upon the sandOr were it better in the air to glideFrom heart to heart and fill each heart with passionTo see, and make, and know what truths abide.

Una pax tibi, let the dream abide.

600 601

В ТОЙ СТРАНЕ

Подняв глаза на Город и на звёзды,Стоял он рядом, и холодными рукамиДержался за мои, совсем как прежде.

Тогда�то этот и возник вопрос.

Что лучше — сделать из своей душиСвой рукотворный образ в поднебеснойИли пойти другим путём, смиренья,И взвесить человеческую песню,Чтобы парить над душами средь звёзд,Вдыхая в них всю страсть и разуменье,Того, как линия начертана, как БогомИз хаоса воссоздан звёздный путь,Иль обьяснить, как нужно шаг за шагом,Оттенки слить друг с другом на бумаге,Чтоб завершить изображенье ночи,Таинственной и тёмной, как пустотыВ тени глубокой вспыхивают цветом,Как будто знает глаз секрет творца…

. . . . .Иль вслед перу запеть чужие песни,Неясные, неведомые руны,О том, как весело живется «в той стране»,Чтобы увидеть наяву Идеи,— Как их Платон узрел,

Уж мы�то знаем —

А может, лучше собственной рукойСоздать зеркальный образ на песке,Или вспорхнуть, и в воздухе от сердцаК другому сердцу мчать, их наполняя страстью,Чтоб видеть, и творить, и знать: всё будет.

Una pax tibi 10, пусть живёт мечта.

AUTUMNUSTo Dowson—Antistave

Lo that the wood standeth drearily!But gaunt great banner�staves the treesHave lost their sun�shot summer panopliesAnd only the weeping pines are green,The pines that weep for a whole world’s teen.Yet the Spring of the Soul, the Spring of the SoulClaimeth its own in thee and me.

Lo the world waggeth wearily,As gaunt grey shadows its people be,Taking life’s burthen drearily,Yet each hath some hidden joy I ween,Should each one tell where his dream hath beenThe Spring of the Soul, the Spring of the SoulMight claim more vassals than me and thee.

July 13

602 603

ОСЕННЕЕАнтистрофы Доусону

Гляди, как мрачно этот лес застыл!Деревьев древки голые стоят,Утратив шлемов солнечный наряд,Лишь плачущие сосны зелены,Оплакивают юный мир весны.И всё ж, Весна Души, Весна ДушиЗовёт служить не только нас с тобой.

Смотри, весь мир склоняется без сил,Народ, как призрак серый, сам не свой,Под бременами головы склонил,Но люди тайной радостью полны,Другим откроют и мечты, и сны,Ведь у Весны Души, Весны ДушиВассалы, друг, не только мы с тобой.

13 июля

FRATELLO MIO, ZEPHYRUS

My wandered brother wind wild bloweth nowDriving his leaves upon a dust�smit air.September, «proud�pied gold,» that sang him fairWith green and rose tint on the maple boughSulks into dullard brown and doth endowThe wood�way with an tapis rich and rare,And where King�Oak his panoply did wearThe dawn doth show him but an shorne stave now.

Me�seem’th the wood stood in its pageantryA castle galliarded to greet its queenThat now doth bear itself but ruefully.A grief whereof I get no bastard teenSith one there is doth bear the spring to meDespite the blast that blow’th the autumn keen.

604 605

FRATELLO MIO, ZEPHYRUS 11

Бродячий брат мой, ветер, ты теперьВдаль гонишь листья, рыщешь, дик и груб.Клён в сентябре твоих краснее губ,А золото — предвестие потерь,Ты в пышных кущах крадущийся зверь,В ненастье бурном ты не лесоруб,Хоть без доспехов королевских дубДоскою голой высится теперь.

Как замок, был разубран лес на вид,Блистательный для королевы кров.О прежних лес роскошествах скорбит,Но я простить ущерб ему готов,Когда целитель всех моих обидВесенних не лишит меня даров.

FOR E. MCC.The Rejected Stanza

Gone ere the tang of earthGrew toothless and muttering mirth,Gone while the wine was red to you,Gone ere good jests were dead to you,Gone ere the birds were sped to you,

The birds of desire,Gone with the spray on your eyelids,

The spray of the broken waves,Gone ere the loves of women

Sought out little graves,Little desolate graves each one.

606 607

ПОСВЯЩАЕТСЯ Ю. МАКК.(Строфа, исключенная из одноименногостихотворения в книге «A Lume Spento»)

Ушёл — и стихли страсти жизни грубой,Туда, где радость шамкает беззубо,Ушёл, когда был красен цвет вина,Туда, где удаль шуток не слышна,Ещё к тебе стремила птиц весна,

желаний птиц,Унёс ты брызги на концах ресниц,

Блеск сломленной волны на них застыл,Туда, где женщины любви искали,

А находили холмики могил,Заброшенные холмики печали.

BALLAD OF WINE SKINS

As winds thru a round smooth knot�holeMake tune to the time of the storm,The cry of the bard in the half�lightIs chaos bruised into form.

The skin of my wine is broken,Is sunken and shrunken and old.My might is the might of thistle down,My name as a jest out�told.

Yet there cometh one in the half�lightThat shieldeth a man with her hair,And what man crouch from in his soulThe child of his heart shall bear.

608 609

БАЛЛАДА ВИННЫХ МЕХОВ

Ветер в дупла подул,Лес в бурю стройно звучит;Кричит в полумраке бард,Хаос формой побит.

Мой винный мех продырявлен,Источник вина иссяк.Имя моё — насмешка,Сила моя — сорняк.

Из тонких своих волосЩит мужу жена совьёт;Дитя его сердца будетНести души его гнёт.

I WAIT

As some pale�lidded ghost that callsI wait secure until that other goesLeaving thee free for thy high self of old,Upon which soul then free, will mine begetSuch mighty fantasies as we beforeBade stand effulgent and rejoice the world.

I wait secure and waiting know I notA bite of anger at thy littleness, nor even envyOf that other one that bindeth theeWithin the close�hewn shroud of womanhood.

Being at peace with God and all his starsWhy should I quail the stings of nettle TimeOr fret the hour.

Are there canals less greenOr do the mottled colors of reflexionLess dew their waters with mild harmony?Is there less merriment and life withallAmid this hoard of half�tamed bratsThat rollick o’er the well�curb,

while one crownedIn mock of finery doth lead the routHalf�scared at all the

new�found pompAtop of him?

A Czar in very soul.And if they mock the world in this their spotIs not their jest as near to

wisdom as are we?

610 611

Я ЖДУ

Как некий бледный призрак, призывая,Я жду, когда освободит другойВозвышенную прежнюю тебя,Моя душа в твоей, освобожденной,Могучий рой фантазий зародит,Как встарь, когда мы радовались миру.

Я жду, не чувствуя ни капли гневаК ничтожности твоей, жду, не ревнуяК тому, как туго спеленал другойТебя покровом женственности новым.

В согласье с Богом, звёздами егоЯ Времени ожогов не боюсь,Что мне часов укус?

Поблекла ль зеленьКаналов или бликов разноцветьеГармонией не орошает их?Лишат неужто жизни и весельяНас толпы разгулявшихся юнцовНад бездною,

когда в короне шут,Глумясь над пышным блеском, сброд ведётИ сам страшится новой мишуры,Его довлеющей?

В душе лишь Царь.Но коль глумятся здесь они над миром,Не так же ль к мудрости они

близки, как мы?

[SHALOTT]

I am the prince of dreams,Lord of Shalott,

And many other things long since forgot.Oer land & seaI roam where it pleaseth meAnd whither no man knowethSave the wind that bloweth free.

612 613

[ШЭЛОТТ] 12

Я — князь мечтаний,лорд Шэлотт,

Всё позабыв, иду вперёд,По суше, по морямБлуждаю здесь и там,Никто не знает, где я,Лишь ветер, волей вея, зовёт.

BATTLE DAWN

Hail brother dawn that casteth lightathwart the world

And comest as a man against the night.Unsheathe the sun�blade brand and smiteAll owl�winged gloom and dred outright.

For this our phalanx isat one with thee

Phoibei, Phoibei, Apollo.

S. Tr[ovaso]. July 29

614 615

РАССВЕТ–ВОИТЕЛЬ

Привет, тебе, рассвет, мой брат,Дарящий миру свет,

Как воин�муж, которым мрак разъят,Из ножен извлеки свой солнечный булатИ совокрылый мрак и страх гони назад.

Фаланга наша рвется в бой,Вся, как один, с тобой,

Феб, Феб, Аполлон.

Сан Тр[овазо]. Июль, 29

FOR ITALICO BRASS

From boat to boat the bridge makes long its strandAnd from death’s isle they on returning wayAs shadows blotted out against far cloudHasten for folly or with sloth delay.When thou knowst all that these my hues strive sayThen shall thou know the pain that eats my heart.Some see but color and commanding swayOf shore line, bridge line, or how are composedThe white of sheep clouds ere the wolf of stormThat lurks behind the hills

shall snap wind’s leashAnd hurl tumultuous on the peace before.But I see more.

Some as I saySee but the hues that gainst more hues laugh gayAnd weave bright lyric of such interplayAs Monet claims is all the soul of art.But I see more.

If ’tis Death’s isle to Northshall I not know

How death’s own isle doth insome wise partake

Of all the reek and mystery of braggart death?And if the hoard returns

Tis as one saith,«That boasted door not every

way concludes.»What — if? Tis out of death we comeAnd not thereto as every old wive’s sawWorn toothless saith.Tis thither thither wafts the

616 617

ДЛЯ ИТАЛИЙСКИХ МЕДНЫХ 13

Уходят лодки, удлиняя взгляд,И, остров смерти обогнув, летят,Как тени, скрытые покровом туч,Замешкавшись лениво, вновь спешат.И лишь узнав, что краски говорят,Почувствуешь ту боль, что есть во мне.Но здесь немногим лишь доступен цвет,Рисунок берега и линии моста;Овечка�облако и хищник�ураган,

который затаился за холмом,Чтобы напасть и разорвать потом.Я вижу больше их.

Им не даноСвести в картине радости виноС глубокой грустью лирики — в одно,Как от искусства требовал Моне —Я вижу больше их.

На Севере ли островСмерти тот,

Но что меня там ждёт,какая пасть,

Какая тайна и зловонный дух?И есть ли путь назад,

Как говорят,«Не всякий путь

Кончается в аду» —Что, если так? Удастся ль ускользнутьОт смерти, так пугающей старух,Пустую пасть минуя, вновь попастьТуда, где жизни

life�wind’s breath.And to the West that pregnancy

that bodes the stormUnsensed of foregrounds

«oil upon the sea»If here the water and the

tranquil folkSee not the lowered West, his threatening,Can these things beBut play of shade and web of line to me?

When thou knowst all that these my hues strive say,Then shalt thou know some whit the painThat gnaws, then shalt thou

know some whit the strainThat spite the palate

eats the heart away.

[Aug. 7 S. Trovaso]

618 619

веет ветерок?А Запад в чреве

вечно носит шторм,Не видя «маслом

усмирённых волн»,Но если так же безмятежен

и народ,Угрозы Запада не ждущий наперёд,Как может это всё казаться мнеИгрой теней и линий на волне?

Но лишь узнав, что краски говорят,Почувствуешь и боль, что есть во мне,И муку злую

от горения в огне,И все терзания,

что сердце мне едят.

[7 августа С. Тровазо]

ENVOIA mon bien aime

Well have I loved ye,little songs of mine,

Well have I loved thedays that saw ye born.

As frail perfectionsblown upon the wing

I bid ye «via!»And as unconfined be ye

As swallowswinnowing the wind

— before the pale cloudstaste the wine of morn —

While th’ uncrushedstars still cling upon the vine.

620 621

ENVOI 14

A mon bien aime 15

Да, я любил вас,песенки мои,

Да, я любил и дни,когда рождались вы.

Как хрупкие прекрасные созданьявы распрямляли крылья,

Я говорил вам: «via»!Вольны, парили

Как ласточки,пока

под утро не бледнели облака,испив вина зари,

Но звёзды все ж несокрушимы были —держались за лозу они.

[ADDITIONAL POEMSIN THE SAN TROVASO NOTEBOOK]

[ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СТИХИИЗ ТЕТРАДИ «SAN TROVASO»]

She is a thing too frail to knowour life,

Its strife and torment and the changing tides.

Lo I would have her writ — on somefair page —

The finest parchment and the dearest gold.

Thoughts movingin her eyes

as sunset colorshadows

on Giudecca.

The hazethat

doth the sun prolong.

I have felt the lithe windblowing

under one’s fingerssinuous.

624 625

Она хрупка, чтоб знатьпро нашу жизнь,

Её борьбу, приливы и отливы.

Запечатлел бы милый образ — на самойизысканной бумаге

Нежнейшим золотом я на пергаменте тончайшем.

Движенье мыслив её глазах,

как цвет тенейзакатных

на Джудекке.

Та дымка,что

свет солнца продлевает.

Я чувствовал, как гибкий ветервеял

и пальцы снизуовевал.

STATEMENT OF BEING

I am a grave poetic henThat lays poetic eggsAnd to’enhance my temperamentA little quiet begs.

We make the yolk philosophy,True beauty the albumen.And then gum on a shell of formTo make the screed sound human.

626 627

ФОРМУЛИРОВКА БЫТИЯ

Похож на курицу поэт,Хоть он слывёт певцом.Тружусь, пока не разражусьЛирическим яйцом,

Где философия — желток,А красота — белок,И форма — только скорлупа,Для болтуна предлог.

DAS BABENZORN

Scorns have I seen but Lady Babchen’s scornOutscorneth all the scorns that I have seen.All ye that pass I bid my song forwarnLest for some dyeing of deep verdant greenThat with thee in thine intellect was bornThou catch the chance to learn what «scorn» doth mean.

Scorns have I seen but Lady Babchen’s scornHath all scorns scorned leaving them forlornAs moulting candles when the sun doth preenHis ostrich plumage in the noon’s serene.Swear not to conquer it lest thou forswornReturn from meeting mit den Babenzorn.

628 629

DAS BABENZORN *

Как леди Бабхен вдруг приходит в гневИ гневную столь многое гневит,Что возрастает гнев, зазеленев,Но гнев прелестен, а не ядовит,Так что разгадывает мой напев,На что же в гневе гнев её сердит.

Как леди Бабхен вдруг приходит в гнев,Напоминая этим королев;Плюмаж из перьев страуса на вид,Расплавить свечи солнце норовит.Недальновидный видит, покраснев,Как леди Бабхен вдруг приходит в гнев.

* По�немецки следовало бы — Der Babenzorn: гнев Бабхен. (Примеч. пер.)* По�немецки следовало бы — Der Babenzorn: гнев Бабхен. (Примеч. пер.)

POEMS FROM BLAST

1914

СТИХИ ИЗ ЖУРНАЛА «BLAST»

1914

SALUTATION THE THIRD

Let us deride the smugness of «The Times»:GUFFAW!

So much for the gagged reviewers,It will pay them when the worms are wriggling in their vitals;These are they who objected to newness,Here are their tomb�stones.

They supported the gag and the ring:A little BLACK BOX contains them.

So shall you be also,You slut�bellied obstructionist,You sworn foe to free speech and good letters,You fungus, you continuous gangrene.

Come, let us on with the new deal,Let us be done with pandars and jobbery,

Let us spit upon those who pat the big�bellies for profit,Let us go out in the air a bit.

Or perhaps I will die at thirty?Perhaps you will have the pleasure of defiling my pauper’s

grave;I wish you joy, I proffer you all my assistance.It has been your habit for long

to do away with good writers,You either drive them mad, or else you blink at their suicides,Or else you condone their drugs,

and talk of insanity and genius,But I will not go mad to please you,

I will not flatter you with an early death,Oh, no, I will stick it out,

Feel your hates wriggling about my feetAs a pleasant tickle,

to be observed with derision,

632 633

ПРИВЕТСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Давайте высмеем самодовольство «Таймс» —ХА�ХА�ХА!

В лицо лжецам�обозревателям,Пусть черви выедают их нутро,Противников новизны,Воздвигнем памятники им,

Кто поддерживал ложь и фальшь,В ЧЁРНЫЙ ЯЩИЧЕК их поместим,

Твоё место тоже там,Жирный неряха, грязный боров,Заклятый враг свободы слова и словесности,Ты, грибок на теле литературы, газовая гангрена.

Вперёд, заключим новый договор,Покончим со взяточниками и пандарами,

Плюнем в лицо тем, кто от доходов жиреет,Выйдем на свежий воздух.

А может, я умру в тридцать?И вы с радостью оскверните могилу бедняка?Я охотно вам в том помогу, желаю вам получить

наслаждение.Вы всегда разделывались

с хорошими писателями,Доводили их до сумасшествия или самоубийства,Либо потворствовали наркомании, а потом,

размышляли о безумстве и гении,Но я не сойду с ума, чтоб доставить вам удовольствие,

Не обрадую вас ранней смертью,Нет, я выстою до конца,

чувствуя, как ваша ненависть вьётся у моих ног,Как приятная щекотка,

достойная лишь презрения,

Though many move with suspicion,Afraid to say that they hate you;

The taste of my boot?Here is the taste of my boot,

Caress it,lick off the blacking.

634 635

Пусть многие проявляют осторожность,дабы не выказать вам свою ненависть.

Чем пахнет мой сапог?А вот чем —

Прильните,ваксу на нем полижите.

MONUMENTUM ÆRE, ETC.

You say that I take a good deal upon myself;That I strut in the robes of assumption.

In a few years no one will remember the buffo,No one will remember the trivial parts of me,The comic detail will be absent.As for you, you will rot in the earth,And it is doubtful if even your manure will be rich enough

To keep grassOver your grave.

636 637

MONUMENTUM ÆRE, ETC. 1

Ты говоришь, что я слишком много беру на себя,Что шествую важно в кичливом наряде.

Через несколько лет никто не вспомнит о буффонаде,Никто не вспомнит о мелочах,Комическое улетучится.Что ж до тебя, ты сгниёшь в земле,И сомнительно даже, что из твоего навоза

Сможет взрасти траваНад могилой твоей.

COME MY CANTILATIONS

Come my cantilations,Let us dump our hatreds into one bunch and be done with them,Hot sun, clear water, fresh wind,Let me be free of pavements,Let me be free of the printers.Let come beautiful peopleWearing raw silk of good colour,Let come the graceful speakers,Let come the ready of wit,Let come the gay of manner, the insolent and the exulting.We speak of burnished lakes,Of dry air, as clear as metal.

638 639

ПРИДИТЕ, МОИ ПЕСНОПЕНЬЯ

Придите, мои песнопенья,Свалим всё ненавистное в кучу и с этим покончим, —Палящее солнце, чистую воду, свежий ветер,Да буду свободен от мостовых,Да буду свободен от типографий,Пусть придут прекрасные люди,Одетые в наряды из шёлка�сырца красивых цветов,Пусть изящные ораторы явятся,Пусть придут острословы!Пусть придут дерзкие, ликующие, беспутные,Поговорим о блестящих озерах,О сухом воздухе, чистом, как металл.

BEFORE SLEEP

1The lateral vibrations caress me,They leap and caress me,They work pathetically in my favour,They seek my financial good.

She of the spear stands present.The gods of the underworld attend me, O Annubis,These are they of thy company.With a pathetic solicitude they attend me;Undulant,Their realm is the lateral courses.

2Light!

I am up to follow thee, Pallas.Up and out of their caresses.You were gone up as a rocket,Bending your passages from right to left and from left to rightIn the flat projection of a spiral.The gods of drugged sleep attend me,Wishing me well;I am up to follow thee, Pallas.

640 641

ПЕРЕД СНОМ 2

1Боковые теченья ласкают меня,Наскакивают и ласкают меня,Трогательно работают на благо мне,Заботясь о моём благосостоянье.

Но она остается с копьём.Боги подземного мира приходят ко мне, о, Аннубис,Это те, из твоей компании,С трогательной заботой навещают меняВолнообразно,Их владенья — побочные явленья.

2Свет!

Я готов идти за тобой, Паллада!Вперёд и прочь от их забот.Ты исчезла, как ракета,Извиваясь в полёте то справа налево, то слева направо,Оставляя широкий спиралeвидный след.Боги наркотического сна приходят ко мне,Желая мне добра.Я готов идти за тобой, Паллада!

POST MORTEM CONSPECTU

A brown, fat babe sitting in the lotus,And you were glad and laughingWith a laughter not of this world.It is good to splash in the waterAnd laughter is the end of all things.

642 643

POST MORTEM CONSPECTU 3

Смуглый толстый младенец сидел в позе лотоса,А ты радовалась и смеяласьСмехом не от мира сего.Хорошо плескаться в воде,А смех конец всех вещей.

FRATRES MINORES

With minds still hovering above their testiclesCertain poets here and in FranceStill sigh over established and natural factLong since fully discussed by Ovid.They howl. They complain in delicate and exhausted metresThat the twitching of three abdominal nervesIs incapable of producing a lasting Nirvana.

644 645

FRATRES MINORES 4

Блуждая мыслями вокруг собственных тестикул,Некоторые поэты у нас и во ФранцииДо сих пор вздыхают об одном общеизвестном и естественном явлении,Сущность которого в своё время достаточно полно разъяснил Овидий.В изысканных и исчерпанных размерах они, завывая, сетуют на то,Что сладкие судороги трёх чревных нервовНеспособны произвести длительную Нирвану.

UNCOLLECTED MISCELLANEOUS POEMS

1902–1912

СТИХИ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ

1902–1912

EZRA ON THE STRIKE

Wal, Thanksgivin’ do be comin’ round.With the price of turkeys on the bound,And coal, by gum! Thet were just found,

Is surely gettin’ cheaper.

The winds will soon begin to howl,And winter, in its yearly growl,Across the medders begin to prowl,

And Jack Frost gettin’ deeper.

By shucks! It seems to me,That you and I orter beThankful, that our Ted could see

A way to operate it.

I sez to Mandy, sure, sez I,I’ll bet thet air patch o’ ryeThet he’ll squash ’em by�and�by,

And he did, by cricket!

No use talkin’, he’s the man —One of the best thet ever ran,Fer didn’t I turn Republican

One o’ the fust?

I ’lowed as how he’d beat the rest,But old Si Perkins, he hemmed and guessed,And sed as how it wuzn’t best

To meddle with the trust.

Now Pattison, he’s gone up the flue,And Coler, he kinder got there, tew,So Si, put thet in your cud to chew,

And give us all a rest.

648 649

ЭЗРА О ЗАБАСТОВКЕ 1

Ну вот, Благодаренье скоро.И на индейку цены в гору,А уголь, раз нашли такую гору,

Как пить, подешевеет.

Ударит скоро уж мороз,Покажет нам свой Красный Нос,А там зима пойдёт вразнос,

И ветры ошалеют.

Ей�богу, мы должны с тобойДовольны быть своей судьбой,Раз удалось со всей гурьбой

Расправиться так Теду.

Я с Мэнди бился об закладНа эту рожь, что всех подрядСогнёт наш славный кандидат,

И праздную победу.

Чего трепаться, лучших, чай,Чем Тед, не видывал наш край,Республиканцем, почитай,

Я был из первых, ей�же�ей.

Других побьёт, надеюсь, тоже,Но старый Перкинс с постной рожейБрюзжит: обманывать негоже

Доверие людей.

У Паттисона дом в закладеИ Коулер вроде тож в накладе,Си, обмозгуй всё Бога ради

И дай покой нам, право.

Now thet I’ve had my little sayI wish you all a big Thanksgivin’ day,While I plod on to town with hay,

And enjoy it best.

[Jenkintown Times8Chronicle, Jenkintown,Pa., Nov. 8, 1902]

650 651

Я всё сказал, на том кончаюИ с сеном в город уезжаю,Благодаренье всем желаю

Отпраздновать на славу.

DAWN SONG

God hath put me hereIn earth’s goodly sphere

To sing the joy of the day,A strong glad song,If the road be long,

To my fellows in the way.

So I make my song of the good glad lightThat falls from the gate of the sun,

And the clear cool wind that bloweth goodTo my brother Everyone.

[Munsey’s Magazine, December, 1906]

652 653

РАССВЕТНАЯ ПЕСНЬ 2

Бог послал меняПеть о радостях дня

В прекрасной юдоли земной.Радостно петьБуду я впредь

Друзьям, идущим со мной.

Я песни творю из весёлого света,Что льётся из солнечных врат,

Из чистого ветра, что дарит прохладуВсем, ибо всякий мне брат.

TO THE RAPHAELITE LATINISTSBy Weston Llewmys

Ye fellowship that sing the woods and spring,Poets of joy that sing the day’s delight,Poets of youth that ’neath the aisles of night

Your flowers and sighs against the lintels fling;

Who rose and myrtle in your garlands bringTo marble altars, though their gods took flightLong ere your dream�shot eyes drank summer light

And wine of old time myth and vintaging,

Take of our praise one cup, though thin the wineThat Bacchus may not bless nor Pan outpour:

Though reed pipe and the lyre be names uponThe wind, and moon�lit dreams be quite out�gone

From ways we tread, one cup to names ye bore,One wreath from ashes of your songs we twine!

[Book News Monthly, January, 1908]

654 655

РАФАЭЛИТАМ�ЛАТИНИСТАМ 3

Вам, кто воспел весенний цвет лесов,Кто младость пел среди её затей,Кто своды ночи хором голосов

Будил, томясь у запертых дверей,

Кто мирт и розу в честь немых боговПринёс на мрамор хладных алтарей,Кто грезил наяву, под сенью снов,

О сказках и о жатвах прежних дней, —

Заздравный кубок, братья, вам в хвалу,Хоть чуждо Вакху жалкое вино,

Хоть лира и свирель — лишь тени слов,Хотя богов не видно и следов,

Хоть скука — имя вам, и на венок,Мы вам собрали ваших од золу!

IN EPITAPHIUM

Write me when this geste, our life is done:«He tired of fame before the fame was won.»

[The Book of the Poets’ Club, 1909]

656 657

IN EPITAPHIUM 4

Пусть надпись эта мой украсит пьедестал:«Он славы не стяжал, но от неё устал».

THERSITES: ON THE SURVIVING ZEUS(With apologies to all the rhetorical odists)

I

Immortal Ennui, that hath driven menTo mightier deeds and actions than e’er LoveWith all his comfit kisses brought to be,Thee only of the gods out�tiring Time,That weariest man to glory ere the grave,Thee do we laud within thy greyest courts!O thou unpraised one, attend our praise!

II

Great Love hath turned him back but never thou,O steely champion, hast let slip the rein.Great deeds were thine in Rome and MacedonWhen small gods gleaned the stubble of man’s praise,And silent thou alone didst know their birth.Revealed wast to none but thine electWho trod the chaff of earth’s death�dusty crowns.

III

Immortal Ennui that hath saved the worldFrom dry contagion of man’s great dull books,O Wisdom’s self that stillest wisdom’s voice,The frank Apollo never stole thy sheep,No song hath lured thee from thy granite throne.There is no bourne to thine insistency,No power to turn the sword of thy disdain.

IV

All deeds are dust and song is less than deedThou dost beget such hunger in the soul.To mightier conquests and to wars more vain

658 659

ТЕРСИТ: ОБ УЦЕЛЕВШЕМ ЗЕВСЕ 5

(С апологией ко всем риторическим одистам)

I

Бессмертный Сплин, ты вдохновлял людейНа подвиги сильнее, чем ЛюбовьУтешить может, приторно целуя,Из всех богов ты Время победил,Что славу смертным воздает в могиле,Тебя мы славим при дворах скучнейших,О ты, бесславный, вслушайся в хвалу!

II

Взор отвратит Великая Любовь,Ты ж, чемпион стальной, из рук вовекНе выпустишь бразды. Ты преуспелИ в Македонии, и в Риме, где божки,Увы, напрасно собирали жатвуЛюдских похвал, а ты молчал один,Корон земных мякину попирая.

III

Бессмертный Сплин, ты этот мир спасалОт скуки величайших книг людских.Ты мудро голос мудрости затмил,Твоих овец не крал наивный Феб,Ибо не пел ты песен никогда,Упорству твоему предела нет,Твой меч презренья повернуть нет сил.

IV

Деянья — прах, а песнь — деяний тень,И этот голод ты в душе рождаешь.В бесцельных войнах движутся твоим

The sands of men are driven by thy breath;Thine is the high emprise [of] lordly lays.O thou inspiring Might, drink deep this praise,Ere our great boredom pass its several ways!

[The English Review, April, 1910]

660 661

Дыханием людей песчинки в бой;На ниве божьих поприщ ты — герой.Тебе, Могучий, воздадим хвалой,А наша скука — верный спутник твой.

THE FAULT OF IT«Some may have blamed you —»

Some may have blamed us that we cease to speakOf things we spoke of in our verses early,Saying: a lovely voice is such and such;Saying: that lady’s eyes were sad last week,Wherein the world’s whole joy is born and dies;Saying: she hath this way or that, this muchOf grace, this little misericorde;Ask us no further word;If we were proud, then proud to be so wiseAsk us no more of all the things ye heard;We may not speak of them, they touch us nearly.

[Forum, N. Y., July, 1911]

662 663

НЕДОСТАТОК 6

«Некоторые могли бы порицать тебя…»

Пусть порицают нас, что мы молчим,О том, что мы в стихах зарифмовали,Сказав: любимый голос был таким,Сказав: глаза её полны печали,Но где родится радость, где умрет?В ней милость и жестокость, но Бог с ним:Кинжал — нередко жалости основа,И более не пророним ни слова —Не в мудрости ли гордости оплот?Не спрашивай об очевидном снова —Слова излишни, боль ещё живет.

FOR A BEERY VOICE

Why should we worry about to�morrow,When we may all be dead and gone?Haro! Haro!

Ha�a�ah�rro!There’ll come better menWho will do, will they not?The noble things that we forgot.If there come worse,

what better thingThan to leave them the curse of our ill�doing!Haro! Haro!

Ha�ah�ah�rro!

[Poetry Review, February, 1912]

664 665

ПЬЯНЫМ ГОЛОСОМ 7

Что нам о грядущем печься,Коли завтра все помрём?Хо�хо, чарку! и споём!Лучшие придут вослед,Чтоб творить добро, не так ли?До того нам дела нет.Если ж худшие придут,

нам и в этом повезло,Отвечать придётся тут

им сполна за наше зло!Хо�хо, чарку!

и споём!

L’INVITATION

Go from me. I am one of those who spoilAnd leave fair souls less fair for knowing them;Go from me, I bring light that blindeth menSo that they stagger.

It doth ill become me.Go from me. I am life the tawdry one,I am the spring and autumn.

Ah the drearHail that hath bent the corn!

The ruined gold!

[Poetry Review, February, 1912]

666 667

L’INVITATION 8

Прочь, ибо я из тех, кто портит душиПрекрасные, познанием разрушив,Прочь! Я несу слепящий страшный свет,Сбивая с ног.

Я источаю яд.Прочь! Я лишь ряд безвкусных клоунад.Весна и осень я.

Ужасный град,Погибель злаков я!

Пропавший клад!

EPILOGUE(To my five books containing mediaeval studies,

experiments and translations)

I bring you the spoils, my nation,I, who went out in exile,

Am returned to thee with gifts.

I, who have laboured long in the tombs,Am come back therefrom with riches.

Behold my spices and robes, my nation,My gifts of Tyre.

Here are my rimes of the south;Here are strange fashions of music;Here is my knowledge.

Behold, I am come with patterns;Behold, I return with devices,Cunning the craft, cunning the work, the fashion.

[Composed 1912. Collected Shorter Poems, 1968]

668 669

ЭПИЛОГ 9

(К пяти моим книгам, включающим работыпо средневековью, опыты и переводы)

Я принёс тебе трофеи, моя страна,Я, уходивший в изгнание,

Возвращаюсь к тебе с дарами.

Я, долго трудившийся, разрывая могилы,Прихожу к тебе с сокровищами.

Смотри, моя страна — вот одеяния и пряности,Мои дары с Востока.

Вот мои рифмы с Юга,Вот чужая диковинная музыка –Вот они, мои знания.

Смотри, я пришёл к тебе с образцами;Смотри, я вернулся, полный замыслов,Опытным мастером, искушённым в трудах и ремёслах.

POEMSFROM MISCELLANEOUS MANUSCRIPTS

1902–1917

СТИХОТВОРЕНИЯИЗ РАЗРОЗНЕННЫХ РУКОПИСЕЙ

1902–1917

SWINBURNE: A CRITIQUE

Blazes of color intermingled,Wondrous pattern leading nowhere,Music without a name,Knights that ride in a dream,Blind as all men are blind,Why should the music show

Whither they go?I am Swinburne, ruler in mystery.

None know the ending,Blazes a�blending in splendor

Of glory none know the meaning on,I am he that paints the rainbow of the sunset

And the end of all dreams,Wherefor would ye know?

Honor the glowOf the colors care not wherefore they gleam

All things but seem.

Out from CaerleonInto the world unknown,

Young knights be riding.Know they love sorrow,Death comes tomorrow.

Priest of the old Gods I,Priest of the Gods that die,

Swinburne.

672 673

СУИНБЕРН: КРИТИКА 10

Сполохи цвета, красок вихрь,Вязь чудес, ведущих в никуда,Музыка без названья;Рыцари мчат во сне,Слепы, как слепы все.Скажет ли струнный лад,

Куда они мчат?Я — Суинберн, тайны властелин.

Конец неведом,Сполохи следом блистают

Во славе, которой никто не познал;Я тот, кто пишет радугу заката

И мерцанье мечты;А познает ли взгляд?

Чтите закатКрасок не вопрошайте, зачем светел он:

Всё — только сон.

Из КэрлеонаВ мир незнакомый

Рыцари мчатся —Им полюбилась тоска,И гибель уже близка.

Идолов древних жрец,Коим грядет конец, —

Я, Суинберн.

TO E. B. B.(Elizabeth Barrett Browning,Sonnets from the Portuguese)

Poor wearied singer at the gates of deathTaking thy slender sweetness from the breath

Of the singers of old time,With all thy sweet youth’s dreaming come to naughtSave to find those same dreams fraughtWith bitterness, as is to them that fareForth with good hope, and find despair:

When, as sun unto a leaden seaHe came, thy Poet,Gilding each separate wave�crestWith splendor of the orient and dawn,Making that grey soul of thineOne golden shimmer, with clear deepsAnd pearled fastnesses beneath the tides.

674 675

К Э. Б. Б.(Элизабет Барретт Браунинг,«Сонеты с португальского»)

Ворота смерти пред собой узрев,Ты, скорбная, переняла напев

У поэтов прошлых дней.Мечты былые рухнули во прах;Разочарованье, страхИ горечь подступили, чтоб замкнутьТобой не завершённый путь.

Но, словно солнце над морем хмурым,Поэт сверкнул —И воссияли гребни волнРассветной позолотою востока...Душу сирую твоюОн озарил — и в ясной глубиЧертоги сотворил из жемчугов.

THE SUMMONS

I can not bow to woo theeWith honey words and flower kissesAnd the dew of sweet half�truthsFallen on the grass of old quaint love�talesOf broidered days foredone.Nor in the murmurous twilightMay I sit below thee,Worshiping in whispersTremulous as far�heard bells.All these things have I known onceAnd passedIn that gay youth I had but yester�year.And that is goneAs the shadow of the wind.Nay, I can not woo thee thus;But as I am ever swept upwardTo the centre of all truthSo must I bear thee with meRapt into this great involving flame,Calling ever from the midst thereof,

«Follow! Follow!»And in the glory of our meetingShall the power be reborn.And together in the midst of this powerMust we, each outstriving each,Cry eternally:

«I come, go thou yet further.»And again, «Follow,»For we may not tarry.

676 677

ПРИЗЫВ

Тебя прельщать не стануНи медовым словом, ни лобзаньем томным,Ни росою нежных полуправд,Упавших на траву легенд любовныхВ былые времена.И в сумерках безмолвныхШёпотом не будуО тебе молиться —Тихим, словно дальний звон.Всё это знал я прежде,И прожил —Совсем недавно, в юности весёлой.И всё прошло,Подобно тени ветра.Тебя прельщу не так;Но, устремляясь вечно ввысь,К самой сердцевине истины,Я должен взять тебя с собой,Упоённую, в бескрайний пламень, —И взывать без устали оттуда:

«За мной! За мной!»И в ликовании нашей встречи —Пыл душевный родится вновь...И, две пылких, жаждущих души,Состязаясь, мы начнемЗвать без устали:

«Я здесь, гряди же дальше!»И снова: «За мной!», —Ибо медлить нельзя.

BALLAD OF THE SUN’S HUNTING

I hang from the horn of the crescent moonTo watch the sun out�ride.

He’s a�riding o’ the boundriesBy creation’s t’other side.

I left myself a�weepingFor a love that would not smile.

My soul hath rode a�huntingWith the star dogs for a while.

I hang from the horn of the crescent moonTo watch the hunt out�ride.

There rings shrill cry and horningFrom creation’s t’other side.

My soul hath caught the sun out�ridingBy creation’s t’other side.

The sun hath kissed her lips out�rightAnd hath my soul to bride.

Ezra Pound, Milligan Place, Crawfordsville, Ind.

678 679

БАЛЛАДА ОБ ОХОТЕ ЗА СОЛНЦЕМ

Я повис на роге ущербной луны, —Слежу за солнцем я.

А оно летит галопом —Там, за гранью бытия.

Простился я с любовью,Что не знала нежных слов.

Душа стремится нынчеВслед за сворой звёздных псов.

Я повис на роге ущербной луны, —Охочусь нынче я.

Ловчие трубят и кличут —Там, за гранью бытия.

И солнце настигла моя душа, —Там, за гранью бытия.

И любовью слитно они дышали,Лобзаний жар лия.

Эзра Паунд, Миллиган Плэйс, Крофордсвилл, Индиана.

QUIA AMORE LANGUEO

Tho I steal sweet words from long ago,Tho I sing in the sun and the rain,I bid thee come where the west winds blow

Quia Amore langueoAnd forget the world and the old world pain

Quia Amore langueo.

Tho I can not sing with the organ’s note,Still I use the best that I know,Tho my song were the cry of a broken rote

Quia Amore langueoI bid thee come where the west winds blowIn the land of the warm spring rain.

Tho I wander far in the rain and the windThat rose�strewn land I may not find

Quia Amore langueoUnless you call thru the forest dim

«Quia Amore langueo,Come! O heart to the utmost rimOf the worlds beyond the sea,

Quia Amore langueo,Bear thou thy love unto me.»

Many a voice my ear hath heardThru the soft green shadow o’ pine

Quia Amore langueoFor false loves know many a luring wordEre one hath won unto thine,Ere one hath come where the west winds blow

Quia Amore langueoTo the land of the sweet spring rain.

Ezra Pound, Crawfordsville, Ind.

680 681

QUIA AMORE LANGUEO11

Вторую сладость давних строф,Напеваю в жару и стынь...Приди на запад, в страну ветров,

Quia Amore langueo,Мир оставь, и боль мировую отринь,

Quia Amore langueo.

Не умею органной звучать трубой,Но петь, как умею — готов;Я пою, как рыдает усталый прибой,

Quia Amore langueo.Приди на запад, в страну ветров,Под неба весеннюю синь.

Сквозь дождь и сумрак не вижу вдалиЦветущей западной земли,

Quia Amore langueo;Но внемлю призыву в лесной глуши;

«Quia Amore langueo,В края далекие спеши,Пересеки простор морей,

Quia Amore langueo,Приди на зов любви моей!»

Много слышится речей,И глубок зеленый бор,

Quia Amore langueo,И ложь струится, журча как ручей —Но ты позвала! С тех порСтремлюсь на запад, в страну ветров,

Quia Amore langueo,Под неба весеннюю синь.

CAPILUPUS SENDS GREETING TO GROTUS *

Mantua, 1500

To Giles Grotus, vir amplissimus,Man to the full, who’ll take:My saying for what it’s worthAnd for its directness. StraightFrom the shoulder will I speakAnd strike. For know yeI care no more for the tumble of an ictusOr the tinkle of a rimeThan thou dost for the colorOf the paper my brief wordsBe printed on,So to God’s glory they be strong,With all a man’s good feelingAnd contempt of sneers.And know ye that I will not bendTo rime yoke nor to time yoke,Nor will I bow to BaalNor weak conventionThat the crawlers think is law.An ye read me not for my hard thinkingAnd strong feeling, and for my love of beautyThat is strong above them all(and is as hill�dew to the grassand as starlight to the waters of the ford)

Then read me not.Thou Grotus lovest flowersAnd this beauty that I follow as the stars the sun;Therefor wilt thou read me.Thou too canst think and feel and thereforWilt thou read me, that thou mayst know

682

* Capilupus, latin poet of early renaissance. His «Song to the night» is among [the] masterpieces [of] latelatin. Grotus imaginary. This is accompaniment thereto, when sending same to his friend. Ezra Pound. Wyncote.

683

КАПИЛУП — ГРОТУ. ПРИВЕТСТВИЕ 12

Мантуя, 1500

Жилю Гроту, vir amplissimus,Достойнейший муж,Что ценит речь моюПо заслугам. НапрямикИ наотмашь изрекуИ ударю. Ведай:Не более на размах удара я взираю,Или на размер стиха,Чем ты на цвет бумаги,Где слова моей рукойНачертаны, —Крепки, к вящей славе Божьей,Добры и недоступныСуетным насмешкам.Ты ведаешь, я не склонюсьПод игом и пред мигом,Не покорюсь ВаалуИ предрассудкам,Что поставлены в закон.Не читай меня, чтоб мысли черпать,Силы подкрепить, красотой упиться,Красотою, что для чувств —Как росы для стеблей травы,Как звёздный свет над переправой водной, —

О, не читай!Но любишь ты цветы,И красу, лечу за коей, как за солнцем — звёзды;А посему — прочти.Ты чувствуешь и мыслишь: посемуПрочти меня, дабы уведать,

What I think and feelAnd thereby add to thy knowledge of mankindOne grain more fact andOne strain more of fancy.Mayhap some quaintness or some oddCrotchet of my manner’ll makeThee a’smile to keep some cold half�hourOnly half�frozen. Mayhap some half�hundredOther half things.Know thou to end this much,That I do love thee and respect thee,That I send thee first my poemAnd after thee, such others as may chooseTo scoff or smile or be content therewithAs may best suit their temperOr their mood or state of being.And lastly to such othersWhose heads are likeA store box, where KingsAnd misers put their treasure,

And God’s trash,May such find herein some factOr thought and put it in thatStore box head of theirs —To keep six months and rot.

But unto thee Grotus and them like theeWho make each new thought and factA tool to make their newer thoughtOr light to find new fact,To thee God’s greeting and my poemWith right good will, love and

VALE.There will be ever some to say«He hath no novelty, this is of one manAnd this from that old tome you know well,On the fourth shelf third from end.»

For this, know you that I wouldMake my poem, as I would make my self,

684 685

Как чувствую и мыслю.Прочтёшь — и прибавишь к сужденью о ближнихПесчинку знаний,Крупинку раздумий.Пускай причуда иль извивСлога моегоТебе поможет хоть на полчасаПолуоттаять, принесёт полсотниПолуулыбок.Ты ведаешь, о, Грот:Тебя люблю и почитаю,Первому сию поэмуТебе я шлю, а после остальным —Презреть, иль заучить, иль ухмыльнуться,Как боле им по нраву,По духу, или положенью.И, наконец, таким,Чьи головы — шкатулки, где корольИль нищий прячут злато

Либо мусор.

Какой�нибудь отыщут фактИли же мысль — и положатБережно в шкатулку эту,И там оставят гнить.

Но тебе, о, Грот, и тебе подобным,Кто каждую мысль и фактКладёт в подножье новой мысли,В основу новых фактов, —Во имя Божье шлю стихи,Пожеланья добрые и

VALE.Всегда отыщется такой,Что скажет: «Сотворённое не ново.Заимствовал поэт, списал из томаНа четвёртой полке слева».

Ведай же: творю созвучьяЯ точно так же, как себя творю, —

From all the best things, of all good menAnd great men that go before me.

Yet above all be myself.The test tubes of your alchemy give me the figureFor, some fluid that you call a certain long equation,Plus some new substance,Is no longer the same fluid but a new,Though all the elements thereofBe known unto thy father’s father in thine art.Yet as ever by some new combination of old elementsYe do seek the gold, so seek I perfection;And as in your searching, ye find not goldBut have found and will find through coming cycles

Many new things of old elements,All for man’s use and mayhap better for some useAnd present purpose than the very gold.

So make I rimesSeeking ever gold, yet happyIf by chance break of syphonOr some slip of flameI fall on some new colorTo delight the eye, as CaponlaniAt his glass furnace yesteryear,Or some new perfume, as «What’s�his�name»That’s been ten years courtingGuido, for his daughter’s dowry.

686 687

Из наилучших, и величайших,И мудрейших, бывших прежде.

Но пребуду я собой.В ретортах у тебя кипят, родятся числа;Ты жидкость наречёшь длиннейшим уравненьем,Прибавишь новой —И мигом обретёшь неведомый раствор,Хотя все части составныеАлхимик распознал уже давным�давно.Составные части ты сочетаешь по�иному,Золота взыскуешь; я же — совершенства.И, как ты не золото обретаешь,Но старых составных частей

Иные сочетания находишь, —Для наших целей, для употребленья намиЦенней они, чем золото, намного.

Так я рифмую, —Алчу золота, но счастлив,Коль, уронивши колбу,Пламя упустив,Открою новый цвет, —Как совсем недавно КапонланиВ стеклодувной мастерской, —Иль благовонье, — как имярек,Что десять лет ухаживал за Гвидо,Соблазнясь приданым дочки.

THE HILLS WHENCE

I will get me up unto the hills:Unto the great bare mountains of my birth.

And the winds shall be keen upon my lipsAnd I will be free

of the dampAnd twining mist of the low�land.

I will get me up unto the hills:Unto the great bare mountains.

And I will stand me a shadow’gainst the blue metal

of the sky at even.

688 689

ХОЛМЫ ОТКОЛЕ

Я взойду на голые холмы,На горные вершины, где рождён.

И ветер опалит мои уста,И освобожусь

от сыройИ вьющейся дымки низин.

Я взойду на голые холмы,На горные вершины.

И я восстану теньюНад сталью голубой

небес закатных.

FROM CHEBAR

Before you were, America!

I did not begin with you,I do not end with you, America.

You are the present veneer.If my blood has flowed within you,Are you not wrought from my people!

Oh I can see you,I with the maps to aid me,I can see the coast and the forestAnd the corn�yellow plains and the hills,The domed sky and the jagged,The plainsmen and men of the cities.

I did not begin aboard «The Lion,»I was not born at the landing.

They built you out of the woodsAnd my people hewed in the forest,My people planned the railsAnd devised your ways for water.

Before they found you with shipsThey knew me in Warwick and Cornwall,They knew me at Crecy and Poictiers,

my name was aloud in the East.

Out of the old I was, I held against the Romans,I am not afraid of the dark,I am he who is not afraid to look in the corners.

690 691

ОТ ХОВАРЫ 13

Я старше, о, Америка!

И возник я не с тобой,И кончусь не с тобой, Америка.

Ты возблистала ныне.Кровь моя текла в тебе,Мой народ тебя восставил!

Тебя увижу,И карта мне поможет,И увижу берег и лес,И поля кукурузы, и небо,Пронзённое горами,И фермеров, и горожан.

И возник я не на деке «Льва», 14

И родился не на сходнях.

И мой народ среди лесовВозводил тебя из брёвен,Народ мой рельсы клал,Углублял речное ложе.

Меня узнали до тебяПри Варвике и Корнуолле,Узнали при Креси и Пуатье,

и мне поклонился Восток.

Я древностью рождён, я не страшился римлян,Я не убоюсь темноты,Я тот, кому не страшно искать по углам.

I have seen the dawn mistMove in the yellow grain,I have seen the daubed purple sunset;You may kill me, but I do not accede,You may ignore me, you may keep me in exile,You may assail me with negations, or you

may keep me, a while, well hidden,But I am after you and before you,And above all, I do not accede.

I do not join in the facile praises,In the ever ready cries of enthusiasms.

I demand the honesty of the forest, I am notTo be bought with lies.

I am «He who demands the perfect,»I am he who will not be put off,I came with the earliest comers,I will not go till the last.

Your personal ambition is not enough,Your personal desire for notoriety

is insufficient.There is only the best that matters.Have done with the rest. Have clone with

easy contentments.Have done with the encouragement

of mediocre production.

I have not forgotten the birthright.I am not content that you should be

always a province.The will is not enough,The pretence is not enough,The satisfaction�in�ignorance is insufficient.

There is no use your quoting Whitman against me,His time is not our time, his day and hour

were different.

692 693

Я туман рассветныйВидел встающим над нивой,Видел я закат в огне пунцовом;Убейте — и всё же я не уступлю,Сошлите — и, сослав, забвенью обреките,Кляните беспощадно и, кляня,

до времени сокройте,Но я — и Омега, и Альфа,И, конечно, я не уступлю.

Я петь не стану в хвалебном хоре,Я не приемлю воплей воодушевления.

Я взыскую первобытной честности, меняНе подкупишь ложью.

И я жажду лишь совершенства,И я тот, кого не избыть,И пришел я сюда меж первых,И не исчезну до конца.

Твоих деяний славных — не довольно,Твое стремленье к вящему почету —

неплодоносно.Лишь наилучшее имеет цену.Покончено с прочим. Покончено

с лёгкой радостью.Покончено с поощрением

творчества средней руки.

Я помню о праве рожденья.Довольно тебе оставаться

провинцией вечной.А воли — не довольно,А дерзаний — не довольно,А отрадное невежество — неплодоносно.

Незачем сопоставлять меня с Уитменом,Его время не было нашим, его день и час

были иными.

The order does not end in the arts,The order shall come and pass through them.

The state is too idle, the decrepit church is too idle,The arts alone can transmit this.They alone cling fast to the gods,Even the sciences are a little below them.They are «Those who demand the perfect,»They are «Not afraid of the dark,»They are after you and before you.

They have not need of smooth speeches,There are enough who are ready to please you.

It is I, who demand our past,And they who demand it.

It is I, who demand tomorrow,And they who demand it.

It is we, who do not accede,We do not please you with easy speeches.

694 695

Правила не кончаются на искусствах,Правила приходят и проходят сквозь них.

Государство никчёмно, и церковь тоже никчёмна,Лишь искусства всесильны.Лишь искусства любезны богам,Даже науки стоят ступенью ниже.Лишь искусства жаждут совершенства,Лишь им не страшна темнота,Лишь искусства — Омега и Альфа.

Чужды им гладкие речи,И в толпу льстецов не стремятся искусства.

Это я призываю Вчера,И они призывают.

Это я призываю Завтра,И они призывают.

Это мы, и мы не уступим,И тебя не тешим речью сладкой.

«CHOMMODA»

«et hinsidias Arrius insidias»Catullus

For two years I had observed this impeccable Mycennienne profile,I had observed the wave�patterns in her chevelure,At the end of that time she spoke.

I said (she was drawing the blind), and I said,The closing regulations say you should close at 8:30;She replied:

«Hno heyghte o’klok.»

696 697

«CHOMMODA» 15

«et hinsidias Arrius insidias»Catullus

На протяженье двух лет сей классический профиль микенскийЯ созерцал, и волос вьющихся блеск созерцал;Пробил час — и она глаголет.

Я сказал — она задергивала занавеску, и я сказал:По правилам вы должны закрывать в 8�30;Она ответила:

«Не�а, в восемь».

«IT IS A SHAME» — WITH APOLOGIESTO THE MODERN CELTIC SCHOOL

Or P’ti’cru—a Ballad

I have heard the yap of the fairy dogP’ti’cru

Of the pearl white pupP’ti’cru

His hide is an incandescent lightHis every whisker gloweth bright

P’ti’cruHis yap is like the sea’s soft sound

P’ti’cruHis grave is six feet underground

P’ti’cruHis whine is like a horse’s bark

P’ti’cruHe calleth people after dark

P’ti’cruTo chase the wind to hullabaloo

P’ti’cruMy heart is filled with painFor Blutwurst is my boozum fainTo masticate and gastricate

P’ti’cruAlas his nose is undergroundAnd his chop bones may not be found

P’ti’cruWherefor alas forsooth must IOf counternecine hunger die

P’ti’cruAlas he yappeth in the wind

698 699

«СИЕ — ПОЗОР» (ПРИНОШУ ИЗВИНЕНИЯНЫНЕШНИМ ИССЛЕДОВАТЕЛЯМ КЕЛЬТОВ)

Или П’ти’кру — Баллада 16

Да, я слышу, лает волшебный пёсП’ти’кру

Снежно�белый пёсП’ти’кру

И всякий волосок на нёмГорит мерцающим огнём

П’ти’круОн лает, как шумит волна,

П’ти’круЕго могила холодна,

П’ти’круОн воем гонит лошадей,

П’ти’круОн по ночам зовёт людей,

П’ти’круНо те встают лишь поутру.

П’ти’кру«Я в сердце боль несу,Сколь кровяную колбасуОтрадно съесть, в утробу ввесть,

П’ти’круУвы, сокрыла нос земля,Котлеты позабыть веля,

П’ти’круИ скорбен есмь, и больно мнеОт голода умру зане».

П’ти’круУвы, он лает, ветер носит,

P’ti’cru yappeth in the windHe chases the chickens in the barnyard of the winds

P’ti’cru

In the impassioned rehash of the mystically beautiful Celtic mythology, I find one touchingfigure neglected. My Lords: justice for the fairy dog. He came from Avalon. The olde frenchebooke says one could not tell his qualities or beauty, and his color was historically as I havedescribed it.

700 701

П’ти’кру лает, ветер носит,П’ти’кру ловит цыплят на подворье всех ветров

П’ти’кру

Лихорадочно роясь в таинственной и прекрасной кельтской мифологии, я обнаружил,что некий трогательный образ позабыт. Господа, будьте справедливы к волшебному псу. Онпроисходит из Авалона. Старая французская книга сказывает, будто свойства и краса егонеизрекомы, а цвет был в точности таков, как я описал (примеч. Паунда).

THE LOGICAL CONCLUSION

When earth’s last thesis is copiedFrom the theses that went before,When idea from fact has departedAnd bare�boned factlets shall bore,When all joy shall have fled from studyAnd scholarship reign supreme;When truth shall «baaa» on the hill crestsAnd no one shall dare to dream;

When all the good poems have been buriedWith comment annoted in fullAnd art shall bow down in homageTo scholarship’s zinc�plated bull,When there shall be nothing to researchBut the notes of annoted notes,And Baalam’s ass shall inquireThe price of imported oats;

Then no one shall tell him the answerFor each shall know the one factThat lies in the special ass�ignmentFrom which he is making his tract.So the ass shall sigh uninstructedWhile each in his separate bookShall grind for the love of grindingAnd only the devil shall look.

Against the «germanic» system of graduate study and insanespecialization in the Inanities.

702 703

ЛОГИЧЕСКОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ

И трактат составят последний —Из трактатов минувших лет;Распрощается с фактом идея,Скучный факт обратится в скелет.И безрадостная учёностьЗахватит престол, как тать,И правда заблеет на взгорьях,И мир не дерзнёт мечтать;

Стихи погребёт в примечаньяхИ сносках рука мудреца;Учёность почтят поэты,Как цинкового тельца.И только толкованья толкованийЧтец усердный примет всерьёз;И спросит осёл Валаамов,Почём привозной овёс.

А мудрый не даст ответа,Владея лишь фактом одним,Который постиг, ослабивВниманье к фактам иным.И вздохнёт осёл безутешно...А мудрая величинаПродолжит зубрить прилежно,—Но взглянет лишь сатана.

Писано против «германской» системы высшего образо�вания и безумной специализации в безмозглогии.

UNCOLLECTED MISCELLANEOUS POEMS

1913–1917


1913–1917

PAX SATURNI

Once… the round world brimmed with hate,..........................and the strongHarried the weak. Long past, long past, praise GodIn these fair, peaceful, happy days.

A Contemporary

O smooth flatterers, go over sea,go to my country;

Tell her she is «Mighty among the nations» —do it rhetorically!

Say there are no oppressions,Say it is a time of peace,Say that labor is pleasant,Say there are no oppressions,Speak of the American virtues:

And you will not lack your reward.

Say that the keepers of shops pay a fair wage to thewomen:

Say that all men are honest and desirous of good aboveall things:You will not lack your reward.

Say that I am a traitor and a cynic,Say that the art is well served by the ignorant pretenders:

You will not lack your reward.

Praise them that are praised by the many:You will not lack your reward.

Call this a time of peace,Speak well of amateur harlots,

706 707

PAX SATURNI 17

«Кода8то... вся земля переполнилась ненавистью................…и сильныйРазорял слабого. Давным8давно, давным8давно...Благодарите ГосподаЗа наше прекрасное, мирное, счастливое время».

Современник.

О, лукавые льстецы, отправляйтесь за океан,отправляйтесь в мою страну;

Скажите ей, что она «средь стран других могучая держава» —и сделайте это красноречиво!

Скажите, что там нет угнетения,Скажите, что там царят мир и благоденствие,Скажите, что там тяжёлый труд доставляет радость,Скажите, что там вовсе нет угнетения;Говорите во весь голос об американских добродетелях –

И вам воздастся.

Скажите, что владельцы магазинов честно расплачиваютсяс продавщицами,

Скажите, что все там живут по совести и превыше всегоставят стремление ко благу —И вам воздастся.

Скажите, что я циник и предатель,Скажите, что искусство может обходитьсяневежественными имитаторами —


Прославляйте их, прославленных многими —И вам воздастся.

Называйте всё это порой мира и благоденствия,Помяните добрым словом любительскую проституцию,

Speak well of disguised procurers,Speak well of shop�walkers,Speak well of employers of women,Speak well of exploiters,Speak well of the men in control,Speak well of popular preachers:


Speak of the profundity of reviewers,Speak of the accuracy of reporters,Speak of the unbiased press,Speak of the square deal as if it always occurred.Do all this and refrain from ironic touches:


Speak of the open�mindedness of scholars:You will not lack your reward.

Say that you love your fellow men,O most magnanimous liar!


[Poetry, April, 1913]

708 709

Помяните добрым словом тайных сводников,Помяните добрым словом администраторов универмагов,Помяните добрым словом нанимателей женщин,Помяните добрым словом эксплуататоров,Помяните добрым словом стоящих у власти,Помяните добрым словом модных проповедников —


Говорите о глубокомыслии обозревателей,Говорите о чистоплотности репортёров,Говорите о непредвзятости прессы,Говорите, что там в ходу только честные сделки.Говорите всё это и воздержитесь даже от намёка на иронию —

И вам воздастся.Говорите о широком кругозоре учёных —


Скажите, наконец, о, великодушные лжецы,Что вы любите своих сограждан —

И вам воздастся!

XENIA

ITHE STREET IN SOHO

Out of the overhanging gray mistThere came an ugly little manCarrying beautiful flowers.

II

The cool fingers of science delight me;For they are cool with sympathy,There is nothing of fever about them.

[Poetry, November, 1913]

710 711

КСЕНИИ 18

IУЛИЦА В СОХО

Из тяжёлого серого туманаВышел некрасивый человек,С букетом прекрасных цветов.

II

Меня радуют прохладные пальцы знания,Потому что их прохлада доброжелательна.В них нет ничего лихорадочного.

THE CHOICE [PREFERENCE]

It is true that you say the gods are more use toyou than fairies,

But for all that I have seen youon a high, white, noble horse,

Like some strange queen in a story.

It is odd that you should be covered with long robesand trailing tendrils and flowers;

It is odd that you should be changing your faceand resembling some other woman to plague me;

It is odd that you should be hiding yourselfIn the cloud of beautiful women who do not concern me.

And I, who follow every seed�leaf upon the wind?You will say that I deserve this.

[Poetry, November, 1913, Lustra, 1916, Personae, 1926]

712 713

ВЫБОР 19

Вы правы были, когда утверждали,что боги нужнее волшебников вам,

Однако я видел, как вы восседалиНа благородном белом статном коне,

Как странная та королева из сказки.

Странно, что вы были в длинном платьеи цветы украшали ваши волнистые пряди,

Странно, что ваше лицо могло измениться,напомнив другую, чтоб мучать меня;

Странно, что вы решили укрытьсяВ облаке тех красавиц, что мне безразличны.

А как же я, кто за каждым листком следит на ветру?Скажете вы, что я обращенье такое сам заслужил.

XENIA

IV

Come let us play with our own toys,Come my friends, and leave the world to its muttons,You were never more than a few,Death is already amongst you.

V

She had a pig�shaped face, with beautiful coloring,She wore a bright, dark�blue cloak,Her hair was a brilliant deep orange colorSo the effect was charmingAs long as her head was averted.

[Smart Set, December, 1913]

714 715

КСЕНИИ 20

IV

Давайте жить, игрушками играя,А этот мир вернём его баранам.Быть в меньшинстве — привычнее для вас,А смерть уже свой выбирает час.

V

Лицо свиньи, но макияж прекрасен,Блистающее платье на плечах,Оранжевый парик — великолепен.Она очаровательна, покаНе разглядишь копыт и пятачка.

[Декабрь, 1913]

LEGEND OF THE CHIPPEWA SPRINGAND MINNEHAHA, THE INDIAN MAIDEN

«If you press me for the legend,For the story of this maiden,Of this laughing Indian maiden,Of this radiant MinnehahaWho was won by Hiawatha,I will answer, I will tell youBriefly of her courtship,And how Hiawatha won her.She, of all Chippewa maidens,Was the most fascinating,And her charms were captivating;Of the braves who sought this maiden,And with passion almost frenziedLed the chase and made hot battle,Hiawatha was the bravest,But his arrow was quite aimless,And his game gave little heed toSmiles of braves, or cupid’s weapon.Faint one day in early autumn,Picking berries from the marshes,And thirsting for a gourd of water,She reclined upon the hillside,Where a spring made merry laughter.Hiawatha, from chase returning,Saw the maiden thus reclining,And, catching swift the inspiration,Straightway brought the gourd of water,Placed it to the lips so parching,And bade her drink of ‘Laughing Water,’Scarcely had her lips been moistened,By this fascinating nectar,When she raised, with arms outstretching,

716 717

ЛЕГЕНДА ОБ ИСТОЧНИКЕ ЧИППЕВЫИ О МИННЕГАГЕ, ИНДЕЙСКОЙ ДЕВЕ

«Утаю ли я легендуОб индейской юной деве,О смеющейся, прелестной,Лучезарной Миннегаге,Покорённой Гайаватой,Безыскусное преданьеО войне за сердце девыИ победе Гайаваты.Дева ж гордая в ЧиппевеВсех затмила красотою,Всех умом живым пленила;Смельчаков, что в жарких схватках,Воспылав безумной страстью,Домогались тщетно девы,Всех храбрей был Гайавата,Но стрела его ни разуНежной не достигла цели —И добыча ускользала.Раз сентябрьским днём морошкуСобирая на болотах,Дева, мучимая жаждой,Прилегла без сил на склоне,Где смеялся ключ весёлый.Там её смятенным взоромИ приметил ГайаватаИ, охваченный желаньем,Поспешил к устам иссохшимПоднести бутыль из тыквыСо «Смеющейся Водою».И, живительным нектаромОмочив сухие губы,Встала дева, призывая

Bade her lover come and kiss her.Thus it was that Hiawatha,On the Chippewa’s southern slope,Where the fountain still is flowing,And a city is fast growing,Won and wed our Minnehaha,Won and wed this beauteous maiden.

* * * * *Above, from happy hunting grounds,Looking down, their watch they’re keepingOn this rippling, laughing fountain,Which gives health to all who drink it,And with health, gives joy and gladness.»

[Chippewa County: Wisconsin Past and Present, 1914, dated 1913]

718 719

Заключить её в объятья.Так счастливец ГайаватаНа Чиппевы южном склоне,Где всё так же бьёт источникИ разросся мощно город,Покорил и взял там в жёныНедотрогу Миннегагу.

* * * * *С высоты полей блаженныхЗорок взгляд их стерегущийСвой смеющийся источник,Укрепляющий всечасноВсех, кто страждет исцеленья».

(«Графство Чиппева: Висконсин, прошлое и настоящее», 1914,стихотворение датировано 1913 г.)

HOMAGE TO WILFRID SCAWEN BLUNT

Because you have gone your individual gait,Written fine verses, made mock of the world,Swung the grand style, not made a trade of art,Upheld Mazzini and detested institutions;

We, who are little given to respect,Respect you, and having no better way to show it,Bring you this stone to be some record of it.

[The Times, January 20, 1914]

720 721

ПРИНОШЕНИЕ УИЛФРЕДУ СКОУВЕНУ БЛАНТУ 21

Вы шли всегда своим путём,Прекрасные стихи писали, смеясь над миром,Высокий штиль поколебали, не торговали лирой,Мадзини защищали вы и презирали учрежденья,

И мы, кто мало унаследовал достойного почтенья,Вас чтим, и не найдя другого способа для выраженья,Сей камень дарим вам в знак памяти о том.

PASTORAL

«The Greenest Growth of Maytime…» — A. C. S.

The young lady oppositeHas such beautiful handsThat I sit enchanted

While she combs her hair in decollete.I have no shame whateverIn watching the performance,The bareness of her delicate

Hands and fingers does notIn the least embarrass me,

BUT God forbid that I should gain further acquaintance,For her laughter frightens even the street hawkerAnd the alley cat dies of a migraine.

[Blast, June, 1914]

722 723

ПАСТОРАЛЬ 22

«Расцвет зелёный мая...» — A. C. S.

У молодой женщины в окне напротивТакие красивые руки,Что я зачарованно смотрю,

Как она причёсывается, сидя в decollete.Мне вовсе не стыдноНаблюдать за этим представлением.Обнажённость её изящных рук

Не вызывает во мнеНи малейшей неловкости.

Но Боже сохрани меня искать малейшего знакомства,Потому что её смех пугает даже уличного разносчика,И кошка на углу умирает от мигрени.

GNOMIC VERSES

When the roast smoked in the oven, belching out blackness,I was bewildered and knew not what to do,But when I was plunged in the contemplation

Of Li Po’s beautiful verses,This thought came upon me, —When the roast smokes, pour water upon it.

[Blast, July, 1915]

724 725

ГНОМИЧЕСКИЕ СТИХИ 23

Когда в духовке начинал дымиться ростбиф,Смущался прежде я, не зная, как мне быть.А нынче, погрузившись в изученье

Ли Бо стихов прекрасных,Я понял мысль одну:Коль ростбиф пригорает, полей его водой!

OUR RESPECTFUL HOMAGESTO M. LAURENT TAILHADE

OM MANI PADME HUMLET US ERECT A COLUMN, an epicene column,

To Monsieur Laurent Tailhade!It is not fitting that we should praise himIn the modest forms of the Madrigale or the Aubade.Let us stamp with our feet and clap handsIn praise of Monsieur Laurent Tailhade,Whose «Poemes Aristophanesques» areSo�very�odd.Let us erect a column and stamp with our feetAnd dance a Zarabondilla and a Kordax,Let us leap with ungainly leaps before a stage sceneBy Leon Bakst.Let us do this for the splendour of Tailhade.

Et Dominus tecum,Tailhade.

[Blast, July, 1915]

726 727

НАША ДАНЬ ГЛУБОЧАЙШЕГО ПОЧТЕНИЯМ. ЛОРАНУ ТАЙАДУ24

ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ! —ДАВАЙТЕ ВОЗДВИГНЕМ БЕСПОЛУЮ КОЛОННУ

В честь славного Месье Лорана Тайада!Чем нам его без устали хвалитьВ убогих мадригалах, серенадах,—Давайте лучше топать, бить в ладоши,Плясать, притопывать —Чтобы восславить Лорана Тайада,В чьих «Аристофанических стихах»Так много странного.Воздвигнем же колонну и станцуемСарабандилью в честь него и КордаксИ станем в честь него скакать козламиНа сцене, что оформил Лео Бакст —Всё это сделаем во славу Тайаду

И Бог с тобою навсегда,Тайад.

ET FAIM SALLIR LES LOUPS DES BOYS

I cling to the spar,Washed with the cold salt iceI cling to the spar —Insidious modern waves, civilization, civilized hidden snares.

Cowardly editors threaten: «If I dare»Say this or that, or speak my open mind,Say that I hate my hates,

Say that I love my friends,Say I believe in Lewis, spit out the later Rodin,Say that Epstein can carve in stone,That Brzeska can use the chisel,Or Wadsworth paint;

Then they will have my guts;They will cut down my wage, force me to sing their cant,Uphold the press, and be before all a model of literary

decorum.Merde!

Cowardly editors threaten,Friends fall off at the pinch, the loveliest die.That is the path of life, this is my forest.

[Blast, July, 1915]

728 729

ET FAIM SALLIR LES LOUPS DES BOYS 25

Я вцепился в мачту,И льдом меня солёным окатило,Но я вцепился в мачтуМой коварный враг — культура, цивилизации ловушки

и капканы.Редактор�трус грозит: «А ну, попробуй!»Сказать то или это, только прямо,Сказать, что ненавижу я врагов,

Сказать, что я друзей своих люблю,Что верю в Льюиса, на позднего ж Родена —Плюю, но верю, что ЭпстайнуПослушен камень, и резец послушен Бржеске,Что Уодсворт — живописец;

чтоб потом меня сожрать,Заставить жить на медные гроши, в их дудку дуть;И прессу защищать, стать образцом приличья —

Merde!Редактор�трус грозит, друзей — ушли,А самые любимые — убитыВот жизни путь, вот сумрачный мой лес.

LOVE�SONG TO EUNOЁ

Be wise:Give me to the world,Send me to seek adventure.

I have seen the married,I have seen the respectably marriedSitting at their hearths:It is very disgusting.

I have seen them stodged and swathed in contentments.They purr with their thick stupidities.

O Love, Love,Your eyes are too beautiful for such enactment!Let us contrive a better fashion.

O Love, your face is too perfect,Too capable of bearing inspection;O Love,Launch out your ships,Give me once more to the tempest.

[Smart Set, July, 1915]

730 731

ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЬ К ЭВНОЕ 26

Будь мудрой,Миру возврати меня,Пошли меня на поиск приключений.

Я видел их, женатых,Я видел их, женатых по всем правилам,Сидящих у очагов —О, это так ужасно!

Я видел, как они мурлыкают от счастья,Довольные тупой и сытой жизнью.

Любовь, Любовь,Твоим глазам не нужно это видеть.Я покажу тебе чего�нибудь получше.

Любовь, ты так прекрасна, что нельзяТебе позволить эту мерзость видеть.Любовь,Пусти меня на твой корабль,Отдай меня ещё раз урагану!

ANOTHER MAN’S WIFE

She was as pale as oneWho has just produced an abortion.

Her face was beautiful as a delicate stoneWith the sculptor’s dust still on it.

And yet I was glad that it was you and not IWho had removed her from her first husband.

[Others, November, 1915]

732 733

ЧУЖАЯ ЖЕНА 27

Она была так бледна,Как будто только что сделала аборт.

Её лицо было прекрасно, как благородный камень,Что весь ещё в пыли от резца скульптора.

И всё же я был рад, что это ты, а не яУвёл её от первого мужа.

POEM: ABBREVIATED FROMTHE CONVERSATION OF MR. T. E. H.

Over the flat slope of St. EloiA wide wall of sandbags.Night,In the silence desultory menPottering over small fires, cleaning their mess�tins:To and fro, from the lines,Men walk as on Piccadilly,Making paths in the dark,Through scattered dead horses,Over a dead Belgian’s belly.

The Germans have rockets. The English have no rockets.Behind the lines, cannon, hidden lying back miles.Before the line, chaos:

My mind is a corridor. The minds about me are corridors.Nothing suggests itself. There is nothing to do but keep on.

[Catholic Anthology, 1915]

734 735

CТИХИ, ПОЧЕРПНУТЫЕИЗ БЕСЕДЫ С М�РОМ Т. Э. Х. 28

Как спустишься с холма Сент Элуа —Широкая стена мешков с песком.Ночь,В тишине испуганные людиСклонившись у костров, едят из котелков:Туда�сюда слоняются по тихим переулкам,Прогуливаясь, как по Пиккадилли,Дорожки пролагая в темноте,По трупам лошадей, и через брюхоБельгийца мёртвого.

У немцев есть мощные пушки. У англичан мощных пушек нет.В тылу — за линией огня, за много миль отсюда — там пушки

спрятаны,А здесь, на линии огня — разброд и хаос.

Мой разум — словно коридор. И разум каждого — такой же коридор.Нет выбора. И ничего не остаётся — лишь держаться.

[Католическая Антология, 1915]

REFLECTION

I know that what Nietzsche said is true,And yet —I saw the face of a little child in the street,And it was beautiful.

[Smart Set, January, 1916]

736 737

РАЗМЫШЛЕНИЕ 29

Я знаю: то, что говорил Ницше — это правда.И всё же,Я видел лицо ребёнка на улицеИ оно было прекрасно.

TO A CITY SENDING HIM ADVERTISEMENTS

But will you do all these things?You, with your promises,

You, with your claims to life,Will you see fine things perish?Will you always take sides with the heavy;Will you, having got the songs you ask for,Choose only the worst, the coarsest?Will you choose flattering tongues?

Sforza… Baglione!Tyrants, were flattered by one renaissance,

And will your Demos,Trying to match the rest, do as the rest,The hurrying other cities,Careless of all that’s quiet,Seeing the flare, the glitter only?

Will you let quiet menlive and continue among you,

Making, this one, a fane,This one, a building;

Or this bedevilled, casual, sluggish fellowDo, once in a life, the single perfect poem,

And let him go unstoned?Are you alone? Others make talk

and chatter about their promises,Others have fooled me when I sought the soul.And your white slender neighbor,

a queen of cities,A queen ignorant, can you outstrip her;

Can you be you, say,As Pavia’s Pavia

738 739

ГОРОДУ, ПРИСЛАВШЕМУ СВОИ ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Но будешь ли ты делать это всё?С твоими обещаньями,

С твоею жаждой жизни?Смотреть, как погибает красота?Всегда стоять на стороне сильнейших;Услышав звуки песен по заказу,Довольствоваться самой злой и грубой?Ты выберешь язык льстецов твоих?

О Сфорца... Баллионе!Тираны, льстил которым Ренессанс,

Как будет твой Народ,Стараясь быть как все, всем угодить,Спеша сейчас же в города иные,О тишине ничуть не беспокоясь,И видящий лишь вспышки, только блеск?

Позволишь ли ты этим тихим людямпо�прежнему жить тихо среди вас,

Творя, ну этот, как его там, храм,Вот этот храм,

Или тому вон путанику, увальню,Создать, раз в жизни, вечные стихи

И удалиться, избежав кнута?Ты одинок? Зато другие могут

болтать и обещанья раздавать,Они меня дурачили, пока искал я душу.И безупречная твоя соседка,

царица городов,Невежественная — посмеешь ли её опередить;И быть собой при этом — скажем,

Как Павия — лишь Павия всегда,

And not Milan swelling and being moderndespite her enormous treasure?

If each Italian city is herself,Each with a form, light, character,

To love and hate one, and be loved and hated,never a blank, a wall, a nullity;

Can you, Newark, be thus,setting a fashion

But little known in our land?The rhetoricians

Will tell you as much. Can you achieve it?You ask for immortality, you offer a price for it,

a price, a prize, an honour?

You ask a life, a life’s skill,bent to the shackle,bent to implant a soul

in your thick commerce?Or the God’s foot

struck on your shouldereffortless,

being invoked, properly called,invited?

I throw down his ten words,and we are immortal?

In all your hundreds of thousandswho will know this;

Who will see the God’s foot,who catch the glitter,

The silvery heel of Apollo;who know the oblation

Accepted, heard in the lasting realm?

If your professors, mayors, judges…?Reader, we think not…

740 741

А не Mилан, надутый, современный,на все свои богатства несмотря?

И если каждый итальянский городИмеет образ свой, характер, свет,

Способен ненавидеть и любить,вовек не станет пустотой, стеной, ничем.

Ньюарк, ты можешь точно так жезаконы устанавливать и моды,

Но оставаться столь же горд и скромен?Ораторы

Нам всякого наскажут, ну а ты?Бессмертья просишь ты, и предлагаешь цену

и ценности, и даже честь свою?

Взываешь к жизни ты, к её искусству, чтобыона сама залезла в кандалы,вложила душу

в твою торговлю жирную?Или к стопе создателя,

легко твоё плечозадевшей,

тобою призванной, желанной,званной?

Лишь десять слов Его я набросал —и что же — мы бессмертны?

Из сотен тысяч жителей твоих,кто будет это знать;

Стопу кто узрит Бога,заметит, как она в лучах сияет,

Серебряная Фебова пята,и кто из них поймет, что жертву

Бог принял, все слова твои услышав?

Твои профессоры, правители и судьи...?Не верь, читатель мой...

Some more loud�mouthed fellow,slamming a bigger drum,

Some fellow rhyming and roaring,Some more obsequious back,

Will receive their purple,be the town’s bard,

Be ten days hailed as immortal,But you will die or liveBy the silvery heel of Apollo.

[The Newark Anniversary Poems, 1917]

742 743

Лишь несколько горластых мужиков,в свой барабан огромный громко бьющих,

Да несколько орущих рифмоплётов,Подобострастно прячущихся сзади,

Получат мантиитвоих певцов

На десять дней — бессмертье,Но ты умрешь — или сумеешь выжитьПод Фебовой серебряной пятой…

UNCOLLECTED POEMS

1912–1917


1912–1917

TO WHISTLER, AMERICAN

On the loan exhibit of his paintings at the Tate Gallery.

You also, our first great,Had tried all ways;Tested and pried and worked in many fashions,And this much gives me heart to play the game.

Here is a part that’s slight, and part gone wrong,And much of little moment, and some fewPerfect as Dürer!

«In the Studio» and these two portraits,*if I had my choice!

And then these sketches in the mood of Greece?

You had your searches, your uncertainties,And this is good to know — for us, I mean,Who bear the brunt of our AmericaAnd try to wrench her impulse into art.

You were not always sure, not always setTo hiding night or tuning «symphonies»;Had not one style from birth, but tried and priedAnd stretched and tampered with the media.

You and Abe Lincoln from that mass of doltsShow us there’s chance at least of winning through..

[Poetry, 1912]

746

* «Brown and Gold—de Race.»«Grenat et Or—Le Petit Cardinal.»

747

УИСТЛЕРУ, АМЕРИКАНЦУ 30

На открытие выставки его живописи в галерее Тейт.

Ты тоже, первый наш великий,Сквозь всё прошел,Во всех манерах испытать себя сумел,И в такт с твоим моё забилось сердце.

Там слабовато вышло, здесь неточно,В одном деталей многовато, но зато другое —Как Дюрер, совершенно!

Из всех полотен я назвал бы эти —Картину «В студии», и два ещё портрета*,Да те рисунки в эллинской манере…

Ты мучился, искал и находил,Но что всего сейчас для нас важнее,Для тех, кто за Америку в ответе —Сумел понять и выразить её.

Нет, не всегда ты знал наверняка,Как тьму сокрыть, как музыку зажечь.Не получив в наследство ничего,Ты мучился, старался и искал.

Линкольн и ты — из множества тупиц —Вы показали нам, как побеждать.

* «Коричневый и золотой — де Рейс»,«Гранат и золото — маленький Кардинал».

* «Коричневый и золотой — де Рейс»,«Гранат и золото — маленький Кардинал».

MIDDLE�AGEDA Study in an Emotion

«’Tis but a vague, invarious delight.As gold that rains about some buried king.

As the fine flakes,When tourists frolickingStamp on his roof or in the glazing lightTry photographs, wolf down their ale and cakesAnd start to inspect some further pyramid;

As the fine dust, in the hid cellBeneath their transitory step and merriment,Drifts through the air, and the sarcophagusGains yet another crustOf useless riches for the occupant,So I, the fires that lit once dreamsNow over and spent,Lie dead within four wallsAnd so now loveRains down and so enriches some stiff case,And strews a mind with precious metaphors,

And so the spaceOf my still consciousnessIs full of gilded snow,

The which, no cat has eyes enoughTo see the brightness of.»

[Poetry, 1912]

748 749

ДОСТИГНУВ СРЕДНИХ ЛЕТОпыт изучения чувств

«Неясное, прекрасное на вид,Как дождь из золота над прахом короля,

Как капель чудных рать —Её не соскоблитьТуристам, лезущим к вершинам пирамид —Сфотографироваться, голод утолить,И к пирамиде следующей мчать.

Как пыль прекрасная, сокрытая в щели,Чтобы не чувствовать их праздные шагиИ глупый смех, — по воздуху летяИз гроба в новый гроб, туда,Где злато бесполезное лежит —Так я, когда мечты огонь угас,Лежу, покойник, в четырёх стенах;Так и любовь сейчасДождём роскошным мумию живит,Мозг наполняет золотом метафор,

А всё пространствоЗастывшего сознанья моего,Засыпанное снегом золотым,

Блистает незаметно — зоркий кот,Его не различит в ночи и тот».

IN A STATION OF THE METRO

The apparition of these faces in the crowd :Petals on a wet, black bough .

[First version: Poetry, 1913]

750 751

НА СТАНЦИИ МЕТРО(первый вариант)

Прорастанье этих лиц в толпе :Лепестки на чёрной влажной ветке .*

Перемещенье этих лиц в толпе :Листья на влажной, чёрной ветке .**

* Перевод И. Вишневецкого.** Перевод Ю. Орлицкого.* Перевод И. Вишневецкого.

** Перевод Ю. Орлицкого.

IKON

It is in art the highest business to create the beautiful image; to createorder and profusion of images that we may furnish the life of our mindswith a noble surrounding.

And if — as some say, the soul survives the body; if ourconsciousness is not an intermittent melody of strings that relapsebetween whiles into silence, then more than ever should we put forththe images of beauty, that going out into tenantless spaces we havewith us all that is needful — an abundance of sounds and patterns toentertain us in that long dreaming; to strew our path to Valhalla; togive rich gifts by the way.

[The Cerebralist, 1913]

752 753

ИКОНА

В искусстве главное — создать прекрасный образ; создатьбогатство образов и строй, чтоб разум жил в достойном окруженье.

И если, как принято считать, душа переживает тело в самом деле,сознанье же не прерывается мелодией скрипичной, обрушиваясь втишину,— тогда тем более должны мы образы прекрасные растить,которые возьмём с собою в необжитые пространства,— у нас естьвсё для этого: и звуков, и узоров изобилье, чтобы развлечь нас в этомдолгом сновиденье; украсить путь в Валгаллу; богатыми дарамиодаряя по дороге.

ABU SALAMMAMM —A SONG OF EMPIRE

Being the sort of poem I would write if King George V should haveme chained to the fountain before Buckingham Palace, and shouldgive me all the food and women I wanted.

To my brother in chains Bonga�Bonga.

Great is King George the Fifth,for he has chained me to this fountain;

He feeds me with beef�bones and wine.Great is King George the Fifth —His palace is white like marble,His palace has ninety�eight windows,His palace is like a cube cut in thirds,It is he who has slain the Dragon

and released the maiden Andromeda.Great is King George the Fifth;For his army is legion,His army is a thousand and forty�eight soldiers

with red cloths about their buttocks,And they have red faces like bricks.Great is the King of England and greatly to be feared,For he has chained me to this fountain;He provides me with women and drinks.Great is King George the Fifth

and very resplendent is this fountain.It is adorned with young gods riding upon dolphinsAnd its waters are white like silk.Great and Lofty is this fountain;And seated upon it is the late Queen, Victoria,The Mother of the great king, in a hoop�skirt,

Like a woman heavy with child.

Oh may the king live forever!Oh may the king live for a thousand years!

754 755

ИМПЕРСКАЯ ПЕСНЬАБУ САЛАММАММА

Подобное стихотворение я бы написал, если бы король Георг Vприковал меня цепями к фонтану перед Букингемским дворцом идал бы мне любую еду и женщин, которых бы я пожелал.

Моему брату в цепях Бонга�Бонга.

Велик король Георг пятый,ибо к фонтану сему он приковал меня;

Он кормит меня говяжьими костями и поит вином.Велик король Георг пятый —Дворец его бел, как мрамор,Во дворце — девяносто восемь окон,Дворец его точно куб, рассечённый на трети,Это он поразил дракона

и деву Андромеду освободил.Велик король Георг пятый,Ибо войск у него легион,В войске его тысяча сорок восемь солдат,

красной тканью обтянуты их ягодицы,И лица у них багровы, как кирпичи.Велик король Георг пятый и страх великий внушает,Ибо к фонтану сему он приковал меня;Он даёт мне женщин и выпивку.Велик король Георг пятый,

И фонтан его полон всклянь.Он украшен юными богами верхом на дельфинах,И воды его словно шёлк.Велик и высок сей фонтан,И покойная королева Виктория восседает на нём,Мать великого короля, в кринолине,

Словно она на сносях.

Да здравствует вечно король!Да живет он тысячу лет!

For the young prince is foolish and headstrong;He plagues me with jibes and sticks,And when he comes into powerHe will undoubtedly chain someone else to this fountain,And my glory willBe at an end.

[Poetry, 1914]

756 757

Ибо юный принц глуп и упрям,Он донимает меня скалками и палками,А когда придёт к власти,То непременно ещё кого�нибудь прикуёт к фонтану,И славе моей наступит конец.

WAR VERSE (1914)

O two�penny poets, be still! —For you have nine years out of every tenTo go gunning for glory —

with pop�guns;Be still, give the soldiers their turn,And do not be trying to scrape your two�penny gloryFrom the ruins of Louvain,And from the smouldering Liège,From Leman and Brialmont.

758 759

ВОЕННЫЕ СТИХИ (1914) 31

Застыньте двухгрошовые поэты! —Ибо вы девять лет из десятиХлопушками сражаетесь за славу,—Умолкните, пусть говорят

солдаты,Копеечную славу соскрестиНе тщитесь вы с руин Лувена,Пожарищ Льежа,Лемана и Бриальмона.

1915: FEBRUARY

The smeared, leather�coated, leather�greaved engineerWalks in front of his traction�engineLike some figure out of the sagas,Like Grettir or like Skarpheddin,With a sort of majestical swagger.And his machine lumbers after himLike some mythological beast,Like Grendel bewitched and in chains,But his ill luck will make me no sagas,Nor will you crack the riddle of his skull,O you over�educated, over�refined literati!Nor yet you, store�bred realists,You multipliers of novels!He goes, and I go.He stays and I stay.He is mankind and I am the arts.We are outlaws.This war is not our war,Neither side is on our side:A vicious mediaevalism,A belly�fat commerce,Neither is on our side:Whores, apes, rhetoricians,Flagellants! in a yearBlack as the dies irae.We have about us only the unseen country road,The unseen twigs, breaking their tips with blossom.

[The two preceding poems, written shortly after the outbreak of World War I, were firstpublished in James Longenbach’s Stone Cottage: Pound, Yeats, and Modernism (New York:Oxford University Press, 1988), p. 115–120]

760 761

ФЕВРАЛЬ 1915

Механик в грязной кожанке, как в латах,Идёт пред тягачом своим,Как будто он герой из саг —Греттир иль Скарфеддин,Он важен, точно маг.Его машина грохает за ним,Как зверь из мифа илиКак Грендель заколдованный в цепях,Не вдохновит меня на сагу его удача злая,А вам, сверхобразованные утончённые писаки,Загадку черепа его не разгадать!Ни вам, производители романов,Вам, доморощенные реалисты!Идёт он, я иду за ним,Он встанет, я стою.Он — человечество, а я — искусства.Изгои оба мы.Война сия не наша,Не принимаем мы сторон.Порочное средневековьеИ толстобрюхая торговля,Не принимаем мы сторонШлюх, обезьян, фанатиков, витийИ садомазохистов! Через год,Как Dies irae, чёрный,Останутся незримые проселки,Незримые ростки и взрывы почек.

L’HOMME MOYEN SENSUEL*

«I hate a dumpy woman»— George Gordon, Lord Byron.

’Tis of my country that I would endite,In hope to set some misconceptions right.My country? I love it well, and those good fellowsWho, since their wit’s unknown, escape the gallows.But you stuffed coats who’re neither tepid nor distinctly boreal,Pimping, conceited, placid, editorial,Could I but speak as ’twere in the «Restoration»I would articulate your perdamnation.This year perforce I must with circumspection —For Mencken states somewhere, in this connection:«It is a moral nation we infest.»Despite such reins and checks I’ll do my best,An art! You all respect the arts, from that infant tickWho’s now the editor of The Atlantic,From Comstock’s self, down to the meanest resident,Till up again, right up, we reach the president,Who shows his taste in his ambassadors:A novelist, a publisher, to pay old scores,A novelist, a publisher and a preacher,That’s sent to Holland, a most particular feature,Henry Van Dyke, who thinks to charm the Muse you pack her inA sort of stinking deliquescent saccharine.

762

* (Note: It is through no fault of my own that this diversion was not given to the reader two years ago;but the commercial said it would not add to their transcendent popularity, and the vers�libre fanaticspointed out that I had used a form of terminal consonance no longer permitted, and my admirers (j’en ai),ever nobly desirous of erecting me into a sort of national institution, declared the work «unworthy» of mymordant and serious genius. So a couple of the old gentlemen are dead in the interim, and, alas, two of thegreat men mentioned in passing, and the reader will have to accept the opusculus for what it is, some rhymeswritten in 1915. I would give them now with dedication «To the Anonymous Compatriot Who Produced thePoem ‘Fanny,’ Somewhere About 1820,» if this form of centennial homage be permitted me. It was no smallthing to have written, in America, at that distant date, a poem of over forty pages which one can still readwithout labour. E. P.)

763

L’HOMME MOYEN SENSUEL *32

«Унылых женщин ненавижу»Джордж Гордон, лорд Байрон

Я обращусь сейчас к моей странеВ надежде, что часть заблуждений мнеУдастся устранить. Люблю господ,Которых не дождался эшафотЛишь потому, что остроумье ихОсталось втуне. И о вас, пустых,Напыщенных, ни тёплых, ни горячих,Редакторишках жалких и незрячих,Как в «Реставрации» хотел бы написать я,Чтоб рассказать о вашем же проклятье.Писать с оглядкой должен я про это,Ибо заметил Генри Менкен где�то:«Мы развращаем нравственный народ».Готов я, не жалея сил, вперёд,Преодолев преграды и препоны,Идти ради искусства непреклонно —Оно рождает почитанья дрожьВ таком, как Комсток, маленькая вошь,И в президенте нашем, кто ословПослал в Еропу в качестве послов —Издателя, пророка, романиста, —Ван�Дайк прельщая Музу, в сахаристый

* Человек — как средство чувственности (франц.) — выражение Мэтью Арнольда из его эссе оЖорж Санд. Перевод примечания Паунда см. в комментариях в конце тома.

* Человек — как средство чувственности (франц.) — выражение Мэтью Арнольда из его эссе оЖорж Санд. Перевод примечания Паунда см. в комментариях в конце тома.

The constitution of our land, O Socrates,Was made to incubate such mediocrities,These and a taste in books that’s grown perennialAnd antedates the Philadelphia centennial.Still I’d respect you more if you could buryMabie, and Lyman Abbot and George Woodberry,For minds so wholly founded upon quotationsAre not the best of pulse for infant nations.Dulness herself, that abject spirit, chortlesTo see your forty self�baptized immortals,And holds her sides where swelling laughter cracks ’emBefore the «Ars Poetica» of Hiram Maxim.All one can say of this refining mediumIs «Zut! Cinque lettres!» a banished gallic idiom,Their doddering ignorance is waxed so notable’Tis time that it was capped with something quotable.

Here Radway grew, the fruit of pantosocracy,The very fairest flower of their gynocracy.Radway? My hero, for it will be more inspiringIf I set forth a bawdy plot like ByronThan if I treat the nation as a whole.Radway grew up. These forces shaped his soul;These, and yet God, and Dr. Parkhurst’s god, the N. Y. Journal(Which pays him more per week than The Supernal).These and another godlet of that day, your day(You feed a hen on grease, perhaps she’ll layThe sterile egg that is still eatable:«Prolific Noyes» with output undefeatable).From these he (Radway) learnt, from provosts and from editors

unyieldingAnd innocent of Stendhal, Flaubert, Maupassant and Fielding.They set their mind (it’s still in that condition) —May we repeat; the Centennial ExpositionAt Philadelphia, 1876?What it knew then, it knows, and there it sticks.And yet another, a «charming man,» «sweet nature,» but was Gilder,De mortuis verum, truly the master builder?

764 765

Сироп облёк вонючий. О, Сократ,В стране моей бездарностей плодят,Способствует тому и конституция,Литература ценится там куцая,Но в Филадельфии в канун столетияВсё ж больше уважал бы вас, поверьте, я,Когда бы Мэйби, Эббота и ВудберриПохоронили вы, чёрт их бери,Ибо основываться на цитации —Негоже для развитья юной нации.Там даже Тупость ухмыльнулась, глядя,Как сонм бессмертных ваших смеха радиЧитает «Ars Poetica» Максима,Невежество их впрямь неколебимо,На это «Zut! Cinque lettres!» * им отвечу яЗабытой фразой галльского наречия.

Возрос здесь Рэдвей, плод пантосократииИ лучший цвет на древе женократии.Рэдвей? Герой мой — лучше чрезвычайноСюжет избрать вульгарный в стиле Байрона,Чем всех судить. Его сформировало —Бог Паркхерста, статейки из Н.�Й. Журнала,(Что прибыльней гораздо, чем Небесное),Другой божок — явление чудесное(Корми несушку пищею обильной,Съедобны яйца будут и стерильны) —«Обильный Нойес» плодовит без меры,У них учился Рэдвей, ни Флобера,Ни Филдинга не ведал, ни Стендаля,Редакторы его сформировали,И к выставке той в семьдесят шестомТак и остановился он на том.Ещё был Гилдер, он, De mortuis verum **,Неужто «душка» душ был инженером?

* «Эх (междометие), пять писем» (франц.).** «О мёртвых — только правду» — лат. (парафраз известного изречения «О мёртвых только хоро�

шо или никак».

* «Эх (междометие), пять писем» (франц.).** «О мёртвых — только правду» — лат. (парафраз известного изречения «О мёртвых только хоро�

шо или никак».

From these he learnt. Poe, Whitman, Whistler, men, their recognitionWas got abroad, what better luck do you wish ’em,When writing well has not yet been forgivenIn Boston, to Henry James, the greatest whom we’ve seen living.And timorous love of the innocuousBrought from Gt. Britain and dumped down a’top of us,Till you may take your choice: to feel the edge of satire orRead Bennett or some other flaccid flatterer.

Despite it all, despite your Red Bloods, febrile concupiscenceWhose blubbering yowls you take for passion’s essence;Despite it all, your compound predilectionFor ignorance, its growth and its protection(Vide the tariff), I will hang simple factsUpon a tale, to combat other tracts,«Message to Garcia,» Mosher’s propagandasThat are the nation’s bolts, collicks and glanders.Or from the feats of Sumner cull it? Think,Could Freud or Jung unfathom such a sink?

My hero, Radway, I have named, in truth,Some forces among those which «formed» his youth:These heavy weights, these dodgers and these preachers,Crusaders, lecturers and secret lechers,Who wrought about his «soul» their stale infection.These are the high�brows, add to this collectionThe social itch, the almost, all but, not quite, fascinating,Piquante, delicious, luscious, captivating:Puffed satin, and silk stockings, where the kneeClings to the skirt in strict (vide: «Vogue») propriety.Three thousand chorus girls and all unkissed,O state sans song, sans home�grown wine, sans realist!«Tell me not in mournful wish�washLife’s a sort of sugared dish�wash!»Radway had read the various evening papersAnd yearned to imitate the Waldorf capersAs held before him in that unsullied mirrorThe daily press, and monthlies nine cents dearer.

766 767

Лишь за границей получили славуУитмен, По, Уистлер — и по праву,В ту пору Генри Джеймсу не простилиВеличие и совершенство стиля,Когда любовь и робкие мечтанияОткрыла всем нам Великобритания,Что ж, выбирайте: остриё сатирыИль Беннетт, иль другой писака сирый.

Но вопреки горячке полнокровья,Которую вы спутали с любовью,И стойкое к невежеству пристрастье(Тариф его хранит), дабы напастиДругие победить, простые фактыЯ выложу на стол пред вами, как�то:«Послание Гарсии», пропагандаЭстета Мошера, глисты и гланды.Иль Самнера деянья? Разве б могФрейд или Юнг такой открыть поток?

Рэдвей — герой мой, я назвал едва лиВсе силы, что его сформировали, —Тяжеловесы, ловкачи, пророкиИ лекторы, погрязшие в пороке,Болезнью заразили застарелой,К высоколобым сим добавьте смелоОбщенья зуд, где все так восхитительны,Пленительны, пикантны, соблазнительны:Чулочек шёлковый под юбочкой к коленуПрильнул — в согласье с нормой непременно(К журналу «Вог» внимание приковано).Три тысячи хористок не целованы,Народ без песни, без вина страна,Без реалиста правда не видна!«Не говорите мне с тоскою,Что жизнь есть сладкие помои!»Рэдвей читал вечерние газеты,В них черпая заветы и советы,

They held the very marrow of the idealsThat fed his spirit; were his mental meals.Also, he’d read of Christian virtues inThat canting rag called Everybody’s Magazine,And heard a clergy that tries on more wheezesThan e’er were heard of by Our Lord Ch… J…So he «faced life» with rather mixed intentions,He had attended country Christian Endeavour Conventions,Where one gets more chancesThan Spanish ladies had in old romances.(Let him rebuke who ne’er has known the pure Platonic grapple,Or hugged two girls at once behind a chapel.)Such practices diluted rural boredomThough some approved of them, and some deplored ’em.Such was he when he got his mother’s letterAnd would not think a thing that could upset her…Yet saw an «ad.» «To�night, THE HUDSON SAIL,With forty queens, and music to regaleThe select company: beauties you all would knowBy name, if named.» So it was phrased, or rather somewhat soI have mislaid the «ad.,» but note the touch,Note, reader, note the sentimental touch:His mother’s birthday gift. (How pitifulThat only sentimental stuff will sell!)

Yet Radway went. A circumspectious prig!And then that woman like a guinea�pigAccosted, that’s the word, accosted him,Thereon the amorous calor slightly frosted him.(I burn, I freeze, I sweat, said the fair Greek,I speak in contradictions, so to speak.)I’ve told his training, he was never bashful,

768 769

Тогда как о высоких идеалахЧитал он в ежемесячных журналах,(Они на девять центов подороже),И Волдорфской стремился молодежиОн подражать в желании утех.Читал он также и «Журнал для всех»,Где призывая Господа в свидетели,Ханжи вопили так о добродетели,Как не кричал и сам И… Х…Итак, знакомство с жизнью началосьС намерений весьма диаметральных,Он в съездах христиан провинциальныхУчаствовал, где много больше шансов,Чем у сеньор испанских из романсов.(Кому неведом платонизма дух,Тот, кто не тискал в церкви сразу двух,Пусть укоряет.) Так он сельской скукиУнылые разнообразил муки.От матушки письмо пришло затем(Он не расстраивал её ничем)…И вот Рэдвей увидел объявление:«Ночной Круиз Гудзонский — развлечение,Красавицы для избранной компании,Достойны имена упоминания, —Так приблизительно оно звучало,Давно то объявление пропало,Но как сентиментален без сомненияПодарок матушкин ко дню рождения —Таков, читатель, вывод мой печальный:Здесь нарасхват товар сентиментальный.

И он пошёл. Какой практичный хлыщ!Там женщина, похожая на свищ,Им завладела, право, завладела,Такой был жар, что всё заледенело.(Гречанка говорила: «Я в огне,В ознобе», — парадокс простите мне.)Итак, Рэдвей не робок был нимало,

And his pockets by ma’s aid, that night with cash full,The invitation had no need of fine aesthetic,Nor did disgust prove such a strong emeticThat we, with Masefield’s vein, in the next sentenceRecord «Odd’s blood! Ouch! Ouch!» a prayer, his swift repentance.

No, no, they danced. The music grew much louderAs he inhaled the still fumes of rice�powder.Then there came other nights, came slow but certainAnd were such nights that we should «draw the curtain»In writing fiction on uncertain chancesOf publication; «Circumstances,»As the editor of The Century says in print,«Compel a certain silence and restraint.»Still we will bring our «fiction as near to fact» asThe Sunday school brings virtues into practice.

Soon our hero could manage once a week,Not that his pay had risen, and no leakWas found in his employer’s cash. He learned the lay of cheaper

places,And then Radway began to go the paces:A rosy path, a sort of vernal ingress,And Truth should here be careful of her thin dress —Though males of seventy, who fear truths naked harm us,Must think Truth looks as they do in wool pyjamas.(My country, I’ve said your morals and your thoughts are stale ones,But surely the worst of your old�women are the male ones.)

Why paint these days? An insurance inspectorFor fires and odd risks, could in this sectorFurnish more data for a compilationThan I can from this distant land and station,Unless perhaps I should have recourse toOne of those firm�faced inspecting women, whoFind pretty Irish girls, in Chinese laundries,

770 771

Стараниями матушки шуршалоВ карманах, и не нужно быть эстетом,Чтоб приглашение принять, при этом,И отвращенья не было. И всё же,В манере Мэйсфилда напишем: «Боже!Ой, Господи!», запечатлев отчаянье,Молитву и мгновенное раскаянье.

Нет, танцевали. Музыка всё громче,Как ложь под пудрой. И другие ночиЗатем последовали, так что впоруНад ними опустить стыдливо штору,Тем более, что велики сомненияНасчёт издания произведения.Нам дал редактор «Века» указание:«Храни молчанье или воздержание»,Но всё же будем ближе к жизни, что ли,Как к добродетелям в Воскресной школе.

Позволить раз в неделю развлеченьяОн мог, хотя не дали повышеньяИ не было в конторе недостачи,Он научился действовать иначе:Дешёвых мест нашёл он массу, прыткий —Свободный вход и всяческие скидки,Где истине прикрыться бы от срама,Но старикам на истине пижамаМилей, чем нагота. (Морали духПрокис, но всё ж чуть меньше у старух.)

Зачем живописать те дни? ИнспекторГораздо лучше знает этот сектор,Страхуя от пожаров и напастей,Кроме инспекторш строгих тех отчасти,Кто юных дев ирландских обнаруживВ китайских прачечных, в поту к тому же,Не могут разрешить недоуменье,

Upstairs, the third floor up, and have such quandariesAs to how and why and whereby they got inAnd for what earthly reason they remain…Alas, eheu, one question that sorely vexesThe serious social folk is «just what sex is.»Though it will, of course, pass off with social scienceIn which their mentors place such wide reliance.De Gourmont says that fifty grunts are all that will be prized.Of language, by men wholly socialized,With signs as many, that shall represent ’emWhen thoroughly socialized printers want to print ’em.«As free of mobs as kings?» I’d have men free of that invidious,Lurking, serpentine, amphibious and insidiousPower that compels ’emTo be so much alike that every dog that smells ’em,Thinks one identity isSmeared o’er the lot in equal quantities.Still we look toward the day when man, with unction,Will long only to be a social function,And even Zeus’ wild lightning fear to strikeLest it should fail to treat all men alike.And I can hear an old man saying: «Oh, the rub!I see them sitting in the Harvard Club,And rate ’em up at just so much per head,Know what they think, and just what books they’ve read,Till I have viewed straw hats and their habitual clothingAll the same style, same cut, with perfect loathing.»

So Radway walked, quite like the other men,Out into the crepuscular half�light, now and then;Saw what the city offered, cast an eyeUpon Manhattan’s gorgeous panoply,The flood of limbs upon Eighth AvenueTo beat Prague, Budapesht, Vienna or Moscow, *

Such animal invigorating carriage

772

* Pronounce like respectable Russians: «Mussqu».

773

Как те попали в это положенье…Один вопрос, увы, нас гложет очень,Что соцработник сексом озабочен,Но менторы найдут ему решеньеС развитьем соцнауки без сомненья.Гурмон сказал: образовать бы надоЛишь пятьдесят ослов, и в том награда.Для языка, чтоб воплотили мыслиТе, кто развился в социальном смысле,Когда те знаки воплотят реальноИздатели, развившись социально.«Свободен от толпы, как царь»? ЛюдейОсвободить от гнусных бы идей,От скользкой, вероломной, тёмной силы,Которая их так поработила,Что все они похожи стали, други,И полагают даже псы в округе,Что личность лишь одна, сие доказано,Раз поровну по всем она размазана,Но верит человек, как в благодать,В соцфункцию и жаждет ею стать,Нарушить равноправье побоитсяСам Зевс, боясь метнуть свою громницу.У старика сорвалось как�то с губ:«Я в Гарвардский зашёл однажды клубУзнать, что думают, но все надеждыОставил, увидав покрой одежды,Один и тот же, те же шляпы, лица,Такое лишь в кошмарном сне приснится».

Другим подобно, выходил РэдвейСмотреть сквозь сумрак на парад огней,Глазел на городские развлеченияИ зрел Манхэттен в блеске облачения,А топот ног на авеню Восьмой

As nothing can restrain or much disparage…Still he was not given up to brute enjoyment,An anxious sentiment was his employment,For memory of the first warm night still cast a haze o’erThe mind of Radway, whene’er he found a pair of purple stays orSome other quaint reminder of the occasionThat first made him believe in immoral suasion.A temperate man, a thin potationist, each dayA silent hunter off the Great White Way,He read The Century and thought it niceTo be not too well known in haunts of vice —The prominent haunts, where one might recognize him,And in his daily walks duly capsize him.Thus he eschewed the bright red�walled cafés andWas never one of whom one speaks as «brazen’d.»

Some men will live as prudes in their own villageAnd make the tour abroad for their wild tillage —I knew a tourist agent, one whose art isTo run such tours. He calls ’em… house parties.But Radway was a patriot whose venalityWas purer in its love of one locality,A home�industrious worker to perfection,A senatorial jobber for protection,Especially on books, lest knowledge break inUpon the national brains and set ‘em achin’.(’Tis an anomaly in our large land of freedom,You can not get cheap books, even if you need ’em).Radway was ignorant as an editor,And, heavenly, holy gods! I can’t say more,Though I know one, a very base detractor,Who has the phrase «As ignorant as an actor.»

But turn to Radway: the first night on the river,Running so close to «hell» it sends a shiverDown Rodyheaver’s prophylactic spine,Let me return to this bold theme of mine,Of Radway. O clap hand ye moralists!

774 775

Был несравним ни с Веной, ни с Москвой,Звериная здесь так играла сила,Что ничего б её не укротило,Но не любил он грубых развлечений,Лишь область чувств предмет его влечений,А память первой ночи — как туман,И розовый корсет был, как дурман,Или внушал другой предмет сакральныйЕму, что все стремленья аморальны.Непьющ, воздержан, каждый день РэдвейШёл, как немой охотник на Бродвей,Читал он «Век» и почитал за счастье,Что обвинить его в порочной страстиНикто не мог бы: обходили ногиИзвестных злачных мест пороги.

Одни живут в деревне, как святые,А за границею во все тяжкиеПускаются — знал турагента как�то,Он их возил и называл их… акты.Но Рэдвей патриотом был — без честиИ продавался он в родимом месте,Был труженик великий без сомненьяИ выполнял сената порученья:Очистить книги он хотел от знаний,Храня мозги народа от страданий,(В стране, где так свободен человек,Дешёвых книг не сыщете вовек).Хоть был своей работой упоён,Редактор был невежественный он,Но клеветник знакомый с давних порТвердит: «Невежественный, как актёр».

Но к Рэдвею вернёмся: ночью тойОн чуть не оказался за чертой —В аду, но пусть ликует моралист:Стараниями Господа был чистРэдвей, когда встречал его, столпом

And meditate upon the Lord’s conquests.When last I met him, he was a pillar inAn organization for the suppression of sin…Not that he’d changed his tastes, nor yet his habits,(Such changes don’t occur in men, or rabbits).Not that he was a saint, nor was top�lofticalIn spiritual aspirations, but he found it profitable,For as Ben Franklin said, with such urbanity:«Nothing will pay thee, friend, like Christianity.»And in our day thus saith the Evangelist:«Tent preachin’ is the kind that pays the best.»

’Twas as a business asset pure an’ simpleThat Radway joined the Baptist Broadway Temple.

I find no moral for a peroration,He is the prototype of half the nation.

[The Little Review, 1917]

776 777

Он общества стал по борьбе с грехом…Не изменил ни вкусам, ни привычкам(Не свойственно такое даже птичкам),Он духом не вознёсся и святымНе стал, сведя всё к выгодам простым:Изрёк Бен Франклин: «Отыскать нельзяНам христианства выгодней, друзья».И молвил проповедник наших дней:«В палатке проповедовать верней».

И бизнесом занявшись, прост и прям,Пошёл к баптистам он в Бродвейский Храм.

Нравоученья вряд ли здесь нужны:Таких, как он, едва ль не полстраны.

LOVE LYRICS OF ANCIENT EGYPT

Diving and swimming with you hereGives me the chance I’ve been waiting for:To show my looksBefore an appreciative eye. —

My bathing suit of the best material,The finest sheer.Now that it’s wetNotice the transparency,How it clings.

Let us admit, I find you attractive.

I swim away, but soon I’m back,Splashing, chattering,Any excuse at all to join your party.

Look! a redfish flashed through my fingers!You’11 see it betterIf you come over here,Near me

II

Nothing, nothing can keep me from my loveStanding on the other shore.

Not even old crocodileThere on the sandbank between usCan keep us apart.I go in spite of him,I walk upon the waves,

Her love flows back across the water,

778 779

ИЗ ЛЮБОВНОЙ ЛИРИКИ ДРЕВНЕГО ЕГИПТА 33

Нырять и плавать здесь, с тобой —Вот случай, которого я дожидалась:Покажу мою красотуБлагодарному взгляду.

Купальный наряд мой из лучшей ткани,Из тончайшего полотна,Оно намокло — заметил:Как просвечивает,Как облепило.

Не спорю, ты и правда хорош собою.

Я уплываю прочь, но скоро вернусь обратно,Вскрикивая, поднимая брызги.Как бы нам оказаться вместе?

Смотри! Рыбка�малютка сверкнула у меня в пальцах!Ты разглядишь её лучше,Если подойдёшь поближе,Сюда, ко мне.

II

Ничто, ничто не остановит меня, о, любовь моя,Стоящая на другом берегу!

Даже старый аллигатор,Крокодил на отмели между нами,Даже он меня не остановит.Я иду, на него не глядя,Я прохожу по волнам,

Любовь её стелет мне путь через воду,

Turning waves to solid earthFor me to walk on.

The river is our Enchanted Sea.

III

To have seen herTo have seen her approachingSuch beauty isJoy in my heart forever.

Nor time eternal take backWhat she has brought to me.

IV

When she welcomes meArms open wideI feel as some traveller returningFrom the far land of Punt.All things change; the mind, the senses,Into perfume rich and strange.And when she parts her lips to kissMy head is light, I am drunk without beer.

V

If I were one of her femalesAlways in attendance(Never a step away)I would be able to admireThe resplendenceOf her bodyEntire.

If I were her laundryman, for a month,I would be able to wash from her veilsThe perfumes that linger.I would be willing to settle for lessAnd be her ring, the seal on her ringer.

780 781

Обращая волны в надёжную землюУ меня под ногами.

Эта река — наше Зачарованное Море.

III

То, что я видел её,То, что я видел её приближеньеТо, что она прекрасна — вотРадость сердцу моему навеки.

И вечные времена не отнимутТого, что она принесла мне.

IV

Когда она встречает меняШироко раскинув рукиЯ как странник на дороге к домуИз дальних стран, с чужбины Пунта.Всё превращается: разум мой и чувстваВ один аромат, глубокий и странный.И когда она уходит, поцеловать её в губы —О, голова моя идёт кругом, я пьян без пива.

V

Сделаться бы её служанкойВерной, усердной, всегда под рукой(Ни на шаг не отлучиться)Тогда�то бы я налюбовалсяНа всё сияниеТела еёЗолотого.

Наняться бы к ней в прачки на месяц,Смывать бы с её покрывалОстатки благоуханий.Но и меньшего мне довольно:Буду перстнем её, печаткой на безымянном пальце.

CONVERSATIONS IN COURTSHIP

HE SAYS:Darling, you only, there is no duplicate,More lovely than all other womanhood,

luminous, perfect,A star coming over the sky�line at new year,a good year,Splendid in colours,with allure in the eye’s turn.Her lips are enchantment,

her neck the right lengthand her breasts a marvel;

Her hair lapis lazuli in its glitter,her arms more splendid than gold.Her fingers make me see petals,the lotus’ are like that.Her flanks are modeled as should be,her legs beyond all other beauty.Noble her walking

(vera incessu)

My heart would be a slave should she unfold me.Every neck turns—that is her fault—

to look at her.Fortune’s who can utterly embrace her;he would stand first among all young lovers.

Deo mi par esseEvery eye keeps following her

even after she has stepped out of range,A single goddess,

uniquely.

782 783

РАЗГОВОРЫ ВЛЮБЛЕННЫХ

ОН ГОВОРИТ:Ты единственная, любовь моя, нет тебе подобной,Милее всех женщин, всего своего рода,

сияющая, святая,Звезда, восходящая на горизонте в начале года,благого года,Сверкающая всеми цветами,с длинным влекущим оком.

Губы её как заклинанья,шея её высока и соразмерна

и сосцы её — диво;Волосы её камень лазурит во всем блеске

плечи её ослепительней золотого слитка.Пальцы её лепестки у меня в глазах,лепестки лотоса перед моими глазами.Бедра её выточены без изъяна,ноги её прекраснее всей красоты.Благородна поступь её

(vera incessu).

Сердце моё продалось бы в рабство, если б она отпустила.Каждый повернёт шею — она виною —

чтоб проводить её взглядом.О, счастливец тот, кто её обнимет;Первым он встанет среди всех любовников юных.

Deo mi par esseВсе взгляды следуют за нею,

Даже когда она уходит из виду,Истинная, единственная богиня,

нет подобных.

SHE SAYS:His voice unquiets my heart,It’s the voice’s fault if I suffer.My mother’s neighbor!

But I can’t go see him,Ought she to enrage me?

MOTHER:Oh, stop talking about that fellow,

the mere thought of him is revolting.

SHE:I am made prisoner ’cause I love him.

MOTHER:But he’s a mere kid with no brains.

SHE:So am I, I am just like him and he don’t knowI want to put my arms round him.

THAT would make mama talk…May the golden goddess make fate,

and make him my destiny.

Come to where I can see you.My father and mother will then be happyBecause everyone likes to throw parties for you

And they would get to doing it too.

SHE SAYS:I wanted to come out here where it’s lovely

and get some rest,Now I meet Mehy in his carriage

with a gang of other young fellows,How can I turn back

Can I walk in front of himas if it did not matter?

784 785

ОНА ГОВОРИТ:Голос его тревожит моё сердце,По вине голоса его я страдаю.Сосед моей матери!

Но мне нельзя его видеть,Что же она так на меня бранится?

МАТЬ:Ох, не говори мне об этом шалопае,

И думать о нём противно.

ОНА:Я пленница, мама, я его полюбила.

МАТЬ:Но он — всего лишь глупый мальчишка.

ОНА:И я такая, я точно как он, и он не знает,Как хочу я обвить его руками.

НА ЭТО мама бы сказала...Пусть золотая богиня решит мою долю

и сделает его моим наречённым.

Приходи туда, где мне позволено тебя увидеть.Отец и мать мои сами потом будут рады,Ведь каждому приятно тебя приветить,

И им от этого никуда не деться.

ОНА ГОВОРИТ:Хотела я выйти куда�нибудь, в приятное место,

немного передохнуть,А навстречу Мехи в своей повозке

со всей ватагой приятелей,Как же мне повернуть обратно?

Или пройти перед нимкак ни в чём не бывало?

Oh, the river is the only way to get byand I can’t walk on the water.

My soul you are all in a muddle.If I walk in front of him my secret will show,I’ll blurt out my secrets; say: Yours!

And he will mention my name andhand me over to just any one of themwho merely wants a good time.

SHE SAYS:My heart runs out if I think how I love him,I can’t just act like anyone else.It, my heart, is all out of place

It won’t let me choose a dress or hide back of myfan.

I can’t put on my eye make�upor pick a perfume.

«Don’t stop, come into the house.»That’s what my heart said, one time,

And does, every time I think of my beloved.Don’t play the fool with me, oh heart.Why are you such an idiot?Sit quiet! keep calm

and he’ll come to you…And my alertness won’t let people say:

This girl is unhinged with love.When you remember himStand firm and solid, don’t escape me.

HE SAYS:I adore the gold�gleaming Goddess,and I praise her.

I exalt the Lady of Heaven,I give thanks to the Patron.She hears my invocation

and has fated me to my lady,

786 787

Ах, одна дорога в обход: река,а по воде я ходить не умею.

Душа моя, ты вся перепуталась, как пряжа.Если пройти перед ним, тайна моя выйдет наружу,Все тайны мои я выболтаю, скажу: Я твоя!

И он назовёт моё имя ипустит по рукам, передаст кому угодно,а им�то, известно, только бы поразвлечься.

ОНА ГОВОРИТ:Сердце моё мчится прочь, только вспомню, как я люблю его,Не могу я жить, как все другие,Сердце моё, сердце не находит места

не пороешься, говорит, в нарядах, не поиграешьвеером.

Не могу я тушь положить на веки,подобрать притиранье.

«Не стой на пороге, входи, не медли».Вот что сердце сказало мне однажды,

И говорит всякий раз, как я вспомню о любимом.О, сердце! Полно меня дурачить.Почему ты так одурело?Тихо сиди! Оставайся себе в покое,

и он придёт к тебе сам…И тревога меня не выдаст, и люди не скажут:

Девочка�то совсем от любви рехнулась.Когда вспомнишь о нём,Держись, мужайся, не убегай от меня.

ОН ГОВОРИТ:Я почитаю златоблещущую Богинюя пою ей хвалы.

Я ублажаю Царицу НебесПокровительнице воздаю благодаренье.Внимает она моему моленью

она вручила мне мою госпожу,

Who has come here, herself, to find me.What felicity came in with her!I rise exultant in hilarity

and triumph when I have said:Now,

And behold her.Look at it!The young fellows fall at her feet.Love is breathed into them.

I make vows to my Goddess,because she has given me this girl for my own.I have been praying three days,calling her name.For five days she has abandoned me.

SHE SAYS:I went to his house, and the door was open.

My beloved was at his ma’s sidewith brothers and sisters about him.Everybody who passes has sympathy for him,

an excellent boy, none like him,a friend of rare quality.He looked at me when I passed

and my heart was in jubilee.If my mother knew what I am thinkingshe would go to him at once.

O Goddess of Golden Light,put that thought into her,

Then I could visit himAnd put my arms round him while people were lookingAnd not weep because of the crowd,

But would be glad that they knew itand that you know me

What a feast I would make to my Goddess,My heart revolts at the thought of exit,If I could see my darling tonight,

Dreaming is loveliness.

788 789

И та пришла навестить меня.О, какое блаженство вошло с ней вместе!Я вознёсся душой, ликуя и празднуя,

как триумфатор, и я сказал:Вот,

Это она.Любуйтесь!Юноши падают к её ногам.Любовь их испепеляет.

Я даю обеты моей Богине,ибо она вручила мне эту девицу в обладанье.Три дня я молился,имя её призывая.Пять дней, как я её не видел.

ОНА ГОВОРИТ:Я подошла к его дому, дверь была открыта.

Мой возлюбленный под крылом у мамы,вокруг него братья и сестры.Каждый, кто взглянет, сразу его похвалит,

превосходный юноша, таких немного,редкостный друг.Он взглянул, когда я проходила,

И сердце моё заиграло от счастья.Если б мама знала мои мысли,тут же бы к нему прибежала.

О Богиня Золотого Света,вложи ей этот помысел в сердце,

Тогда я смогу навещать егоИ обовью руками, пускай себе люди смотрятИ не заплачу от того, что толпа глазеет,

Но порадуюсь, что они это узналии что ты меня знаешь

Какой пир я устроила бы моей Богине,Сердце моё бунтует при мысли о прощанье,Если суждено мне увидеть его под вечер

Сон мой чуден.

HE SAYS:Yesterday. Seven days and I have not seen her.

My malady increases; limbs heavy’I know not myself any more.High priest is no medicine,

a disease beyond recognition.I said: She will make me live,

her name will rouse me,Her messages are the life of my heart

coming and going.My beloved is the best of medicine,

more than all pharmacopoeia.My health is in her coming,I shall be cured at the sight of her.Let her open my eyes

and my limbs are alive again;Let her speak and my strength returns.Embracing her will drive out my malady.Seven days and

she has abandoned me.

790 791

ОН ГОВОРИТ:Вчера. Семь дней и я её не видел.

Недуг мой крепнет, тело моё, как камень,Я сам не узнаю себя больше.Храмовый жрец — не исцеленье,

Болезнь, которой никто не знает.Я сказал: Она одна вернёт меня к жизни,

имя её меня поднимет,Записки от неё — жизнь моего сердца,

приходы его, уходы.Возлюбленная моя — лучшее лекарство,

Лучше всех снадобий фармакопеи.Здоровье моё в её приходе,Я исцелюсь от одного её взгляда.Пусть она мне глаза откроет

и оживёт моё телоЗаговорит она — и сила моя вернётся.Обниму её — и недуг меня покинет.Семь дней — и

она обо мне забыла.

ДОПОЛНЕНИЯ

THE COMPLETE POETICAL WORKSOF T. E. HULME

First published at the end of Ripostes 1912

1883–1917

СТИХИ ТОМАСА ЭРНЕСТА ХЬЮМА

Впервые опубликованные в конце «Ответных выпадов» 1912 г.и включённые Паундом в книгу «Personae»

1883–1917 1

AUTUMN

A touch of cold in the Autumn night —I walked abroad,And saw the ruddy moon lean over a hedgeLike a red�faced farmer.I did not stop to speak, but nodded,And round about were the wistful starsWith white faces like town children.

796 797

ОСЕНЬ

Тронул холод осеннюю ночь,Я ушёл за межуИ увидел, как над плетнём склониласьРыжая луна с лицом краснощёкого фермера.Я лишь кивнул на ходу, не останавливаясь поболтать,А вокруг роились грустные звёзды,Бледные, как городские дети.

МANA ABODA

Beauty is the marking�time, the stationary vibration,the feigned ecstasy of an arrested impulse unable toreach its natural end.

Mana Aboda, whose bent formThe sky in archèd circle is,Seems ever for an unknown grief to mourn.Yet on a day I heard her cry:«I weary of the roses and the singing poets —Josephs all, not tall enough to try.»

798 799

MANA ABODA

Красота есть метка времени, движение на месте,притворный восторг застывшего импульса, которыйне может достичь своего естественного завершения.

Mana Aboda, чья дугаВ аркаду неба вписана, как в круг,Казалось бы, скорбит от неизвестных мук,Но днём я слышал, как она рыдала:«От роз и пения поэтов я устала, —Иосифы они, им не хватает высоты».

ABOVE THE DOCK

Above the quiet dock in mid night,Tangled in the tall mast’s corded height,Hangs the moon. What seemed so far awayIs but a child’s balloon, forgotten after play.

800 801

НАД ДОКОМ

Запутавшись меж строп в затишии высоком,Висит луна в ночи, застыв над тихим докомСредь мачт. Что кажется далёким, как миры,—Лишь детский шарик, что забыт после игры.

THE EMBANKMENT

(The fantasia of a fallen gentlemanon a cold, bitter night)

Once, in finesse of fiddles found I ecstasy,In the flash of gold heels on the hard pavement.Now see IThat warmth’s the very stuff of poesy.Oh, God, make smallThe old star�eaten blanket of the sky.That I may fold it round me and in comfort lie.

802 803

НАБЕРЕЖНАЯ

(Фантазии падшего джентльменав холодную колючую ночь)

Когда�то в изяществе скрипок я черпал восторг,В искрах из�под золотых каблучков на мостовой.Но мне открылось теперь,Что тепло есть поэзии плоть.Опусти пониже, Господь,Изъеденное звёздами покрывало небес, чтоб я смогЛечь, завернувшись в него с головой.

CONVERSION

Lighthearted I walked into the valley woodIn the time of hyacinths,Till beauty like a scented clothCast over, stifled me. I was boundMotionless and faint of breathBy loveliness that is her own eunuch.

Now pass I to the final riverIgnominiously, in a sack, without sound,As any peeping Turk to the Bosphorus.

804 805

ПРЕВРАЩЕНИЕ

Беззаботно вошёл я в лесистый дол,Когда гиацинты цвели, но в дурманеОт красоты, что как тканью,Источающей благоуханье,Окутав, лишила дыханья и сил, —Евнух её, очарованье, меня поборол.

Теперь влачусь к последней рекеНем, унижен, в мешке, —Так любопытный турок к Босфору спешил.

ПАРАЛЛЕЛИ

Варианты переводов стихотворений,помещённых в основном корпусе

ЧИНО

(Италия. Кампанья. 1309. На большой дороге)

Плевать! В трёх городах воспевал я женщин,Но это всё едино.Буду петь о солнце.

Уста, слова — и они в капкане.Грёзы, слова — и они, как брильянты,Странные чары старого божества,Вороны, ночи, обольщение —И нет их больше:Они стали душами песни.

Очи, грёзы, уста — и ночь проходит.Вновь на большой дороге,А их не стало.Забывчивы в башнях наших струн,Что Ветру мы возвели для рун,Грезят они в нашу сторону иВздыхают: «Если бы Чино,Пылкий Чино морщинок у глаз,Весёлый Чино быстрого смеха,Чино дерзкий, Чино ехидный,Хрупкий Чино, сильнейший из племениБродящих под солнцем по исхоженным дорогам,Если бы Чино de Luth* был здесь!»

Единожды, дважды в годуНевнятно они промолвят:

«Чино?» «О, э, вы имеете в видуЧино Польнези, певца?»«Ах да, однажды он здесь проходил,Нахал, но всё же...

808

* Лютнист (итал.).

(Ах, все они, бродяги, одинаковы!)Peste! Свои он песни поётИли сочинённые кем�то другим?А вы8то, мессер, как в городе вашем?»

Но вы�то, мессер, помилуй Бог!Никого из знакомых я не застал, мессер, выБыли Чино Безземельным, совсем как я,O, Sinistro*.

В трёх городах воспевал я женщин,Но это всё одно.Солнце воспеть пора мне давно.… а?.. они обычно были сероглазы,Но это всё равно, солнце воспеть пора давно.

Песельник, песельник Хвеб Аболон,Зевса эгиду, стальной его щитИссиня�сизый, то бишь небеса,Сиянье твоё веселит!

Смех твой да будет, Хвеб Аболон,Наш Wanderlied ** в далеком пути,Пусть будет он светом твоим озарён,Чтоб дождям и заботам скорее пройти!

Новую тропку проложим в саду,Где солнцу вечно сиять дано…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В трёх городах воспевал я женщин,Но это всё одно.

Я буду петь про белых птицВ голубых водах неба,Про облака, пенные брызги его моря.

809

* О, Мрачный (итал.).** Песня странника (нем.).

ЧИНО

(Кампанья, 1309 г., пустынная дорога)

Довольно! В трёх городах я пел прелестниц,Но всюду всё одно и то же,И вот хочу я солнце петь.

Губы, слова — и вот ты в ловушке,Грёзы, слова, они словно яхонты,Странные ковы древней богини,Вороны, ночи, прельщенья.Да полно, есть ли они?Стали теперь средостением песен.

Губы, грёзы, глаза, и ночь на исходе.Ты снова в пути —Их больше нет.Разнежась в башнях наших мелодий,Дамы в душевном разбродеГрезят о насИ, вздыхая, рекут: «О, если бы Чино,Страстный Чино, чей прищур лукав,Резвый Чино, чей смех проворен,Чьи насмешки остры, чьи быстры объятия,Нежный и самый сильный из шатии,Что извечной стезею под солнцем бредёт,О, если бы Чино�Лютнист был тут!»

И дважды, и трижды талдычит молва,Словно нехотя перебирая слова:

—Чино? — Часом, не Чино Польнези ли,Сладкопевца, поминаете вы?— Когда�то и к нам захаживал он.Бойкий малый, да только...

810

(Побродяжки, они на одно лицо!)— Да чтоб он сдох! Да свои ли песниПоёт он или чужие вовсе?

А у вас, синьор, как в городе дела?— А дела, синьор, как сажа бела.— А с которых�то пор я помню, синьор,Лишь Безземельного Чино,О беспощадный Рок!

В трёх городах я женщин пел,Но всюду всё одно и то же.И вот хочу я солнце петь.

…ах!.. их глаза, как правило, серы,Но мне всё равно, солнце хочу я петь одно.

«Полло, тазик оловянный,Слава Зевсова щита,Шустрый блеск твой заправляетВ синем небе неспроста!

Полло, смех твой, зов к отрадам,Станет нашей вандерлид,И твоим лучистым взглядомБудет путь дождям закрыт!

Путь нетореный, блаженныйК солнцу в сад искать я буду…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В трёх городах я пел прелестниц.Но всё одно и то же всюду.Петь я стану белых птицВ синих водах неба,Облака, эти брызги небесного моря».

811

К СОБСТВЕННОМУ ЛИЦУ В ЗЕРКАЛЕ

О странное лицо в стекле!О гнусная компания! О воинство небесное!О шут мой, грустью обуянный!Что скажете в ответ? Вы, мириада,Ты, что бурлишь, лицедействуешь, сходишь со сцены,Кривляешься, обличаешь, на ложь отвечаешь ложью.Я? Я? Я?

А кто же вы?

812

ПЛОТИН

Как тот, кто прозревает всюду связь,Стремясь назад к водовороту света,Взыскуя лишь прапамяти ответа,

В пучине хаоса молчания стыдясь —

Забывши циклы странствий, Парки власть,Был атомом я на пути обетаИ знал: мертво, что духом не согрето.

О, Боже! Дашь рукой на струны пасть?!

Как бедное дитя, утратив путь,Я в пустоте кричал, не слыша крика,Отверженность меня лишила лика,Но я создать себя из мыслей смог,И с этим примирилась жизни суть,И страх покинул вечности порог.

813

ПРОМЕТЕЙ

Был сломан жезл, из полости егоОгонь был явлен. Наше естество

Во славу прежних дней скончалось,И мы взмываем, словно искры света,Воспламеняя всё,Чего коснулись наши тени.

Паденьями своими утомлён,Всегда несомый вверх огонь, огонь,Стремящийся к огнюВо чреве солнца,Из мрака к будущему днюПуть лишь один — к огнюВо чреве солнца.

814

DE ÆGYPTO 1

Я, именно я — тот, кто знает путиЧрез небеса, и дыханье небес есть моя плоть.

Я лицезрел Владетельницу Жизни,Я, именно я, чей лёт ласточек выше.

Серо�зелёное, резвевалосьЕё на ветру одеянье.


Manus animam pinxit.Перо в моей руке.

Дабы приемлемое слово начертать...Уста — дабы пропеть чистейшую из песен.

У кого уста таковы,Что примут песню Лотоса из Кум?


Я — пламя, что вздымается на солнце,Я, именно я, чей лёт ласточек выше.

Месяц у меня на лбу,Ветры под моими устами.

Месяц — большая жемчужина в водах сапфирных,Пальцы мои холодят бегущие воды.


815

ПРЕЛЮДИЯ: НА OGNISANTI*

Здесь пребывая, высоко над миром,Всегда я с красотой наедине.Один?

Я одиночества не знаю,Ведь у меня есть рыцарское войскоВеликих замыслов — оно защитойМне будет от уныния и горя.

Ещё есть ласточки и есть закат.А внизу мир полон жизни —

Там — в садах, и там — на водахИ тени песен долетают до меня,Тех песен, что поют под плеск волны,Под треньканье иссохшей мандолины.И тени песен, эхом отзываясь,Звучали в опустевшем доме сердца —И я их записал, идя за ними вслед.

816

* День всех святых (итал.) См. примечание на с. 189.

ГИСТРИОН

И пусть ещё никто не смел такоеИзречь, я знаю, что подчас текутСквозь нас творцов великих души,Мы плавимся, переливаясь в них,Не блики тут — их души в нас живут.Так, Данте — я в иных пространствах, я —Вийон — в других, король баллад и плут,А то — в святых мой свет, чьи именаПроизнесу — и: богохульник,— скажут.Но миг один лишь — и огонь угас!

А где�то в нас, нетварное, как пламя,Творёным золотом просвечивает «Я»,И сквозь него — фигуры тех, других:Христос, и Иоанн, и Флорентинец;И так как сфера та — не просто сводИль наложение фигур и фаз,Бывает так, что сходим мы на нет,Живут они, Творцы Души, за нас.

817

XENIA*

ИВ твои глаза сердце моёПослало древние мечты весны,Да, рифмы мои, как сны,На тропках лесных нашли тебя средь цветов,Средь поющих низко ручьев,Средь роз с опавшими лепестками,Ибо вместо росы мы их окропили мечтами.

818

* «Подарки уходящим гостям» (древнегреч.) — cм. примеч. 3 на с. 861.

ТАК ЗОВЕТ ТЕБЯ ГВИДО

«Оставлю Лаппо я и Данте тоже.В путь! Лишь с тобой хочу я мчаться в море!О страсти не болтай, шарманки пошлой хватит!Ладья — моя, твои на ней товары.Земле слепой не снился подвиг ярый,На коий звал ты и зову днесь я.

В путь! Я тебя видал в тисках мечты твоей.В путь! Я постиг души твоей законы.Жизнь вся как есть — вот море, всех людейПотоки слиты как алтарные пламёна,В путь! Знаешь странствий зуд? Ладья — моя!»

819

БАЛЛАДА О БЛАГОМ СОТОВАРИЩЕЕё поет Симон Зилот в некий час после Распятия

А, ужели пропал наш наиблагойИз�за виселицы и попов?Он до страсти любил моряков�смельчаков,Паруса и гребни валов.

Как с толпою пришли брать Мужа Мужей,Он улыбкою встретил врагов:«Прочь ступайте, — сказал Сотоварищ Благой, —Не проклясть бы мне ваших сынов!»

Он нас прочь отослал сквозь скрещенья пик,Но разил его смех беглецов.«Что ж меня не нашли, как бродил я одинПо проулкам?» — сказал он, суров.

Добрым красным вином мы почтили егоНа последнем из всех пиров,Сотоварищ Благой не попом�каплуномБал, а молодцем из молодцов.

Я видал, как он гнал много дюжин людей,Помавая связкой снурков,Ибо храм святой приспособили теДля казны и торговых рядов.

Знаю, в книгу они ему путь преградят,Сеть сплетая зловредных ков.Сотоварищ Благой был не книжным червём,А важнейшим из моряков.

Счесть, что пойман в силок Сотоварищ Благой,Могут только глупцы из глупцов.«Отправляюсь на празднество, — молвил Благой, —И на смертную муку готов».

820

«Вы видали, как мёртвых я воскрешал,Как целил я хромых и слепцов.Но увидите то, что всё превзойдёт:Смерть храбрейшего из храбрецов».

Божьим Сыном был Сотоварищ Благой,Звал он братьями всех дружков.Я видал, как он тыщи людей устрашил,Я видал его в лапах врагов.

Не кричал он, как рвали ногти емуВ тёплой пене кровавых ручьёв,Небо красными псами взвывало ввыси —Не исторг он ни стонов, ни слов.

Я видал, как он тыщи людей устрашилНа холмах галилейских краёв.Все завыли, как он между нами прошёл,Взор был тёмен его и суров,

Словно море, которое в путь не спешитПод кнутом своевольных ветров,Словно Генисаретского озера гладь,Что смирил он при помощи слов.

Был Владыкой людей Сотоварищ Благой,Был он другом морей и ветров.Счесть, что жизни лишён Сотоварищ Благой,Могут только шуты из шутов.

Я видал, как он ел из медовых сотПод гвоздями катов�глупцов.

821

АЛХИМИК (КОРОТКИЙ ВАРИАНТ)

Песнь о превращении металлов

Саиль из Клаустры, Айлис, Азалаис —Вы бродите среди деревьев светлых,И ваши голоса звучат, чисты,Под кроной райских лиственниц;Саиль из Клаустры, Айлис, Азалаис,Раймона, Тиборс, Беранжера —Под сумрачным мерцаньем небаВы из гортаней узких извлекитеШафрановую раковину илиЛистов кленовых золотой багрянец,Или осенний свет берёзы — о,Миральс, Цембелинс, Аудиарда —

Вспомните тот жар —Элаин, Тиреис, Алкмена —Средь серебристых шорохов пшеницы —Аградива, Анес, Арденка —Из озера сливового, из красокРасплавленных — наружу, на свободуБлистающее существо огня —Брисеис, Лианор, Лоика —Из рощ оливковых, из всей земли,Из тополей, роняющих янтарь:Вот светоча ныряющее око —

Вы вспомните тот жар.Мидонц, с золотом солнечным, с листком тополиным,

со светом янтарным,Мидонц, дочерь солнца, ствол дерева, листка серебро,

жёлтый свет янтаря,Мидонц, дар Господень, дар света,

дар солнечного янтаря,Извлеки из потёмок свет,светящий металлам.

822

Анес из Рокакоарта, Арденка, Аймелис —Из силы, сокрытой в траве,Из белого, что ещё живо в зёрнах,Из вздувшихся почек,Из меди увядшей листвы,Из бронзы кленовой, из сока древесных ветвей —Лианор, Иоанна, Лоика —Сквозь плавника шевеленьеФорели, уснувшей в серо�зелёном —Ванна, Мандетта, Вьера, Аллодетта, Пикарда, Манвела —Из красного блеска меди —Изот, Идон — тихий шепот листвы,Вьерна, Жоселен — безумная смелость духов;Сквозь зеркало блещущей меди,

О Кипариса Царица,Покидая Эреб, ширину уплощённуюСловно дыханье в глубинах подземного мира,Покидая Эреб, полый воздух

в глубинах подземного мира,Бесцветность коричневых листьев,

Извлеки этот холод непрочный наружу —Элаин, Тиреис, Алкмена —

Вот он, металл!Пусть окружающий огнь перейдёт в водяные тела,Млечные эти тела станут цвета агата,И проступит металла скелет.

Сельваджа, Гискарда, Мандетта,Дождь золотом каплет в лазурь

Воды и в россыпь серебряной влаги —Альциона, Файтона, Алкмена —Бледное серебро, бледный глянец Латоны;

Сохрани в них от едкой росы эту жилку.Элаин, Тиреис, Аллодетта —

Вот он, металл.

823

ГРОБНИЦА В АКР СААРЕ

«Я твой дух, Никоптис. Я бодрствовалЭти пять тысяч лет, а твои мёртвые глазаНе двигались, и не отвечали даже на моё желанье,И твои лёгкие члены, в которых я, вспыхнув, прыгал,Больше не воспламеняются ни мною, ни шафраном.

Видишь, лёгкая трава проросла у тебя в изголовьеИ тебя целует мириадами травянистых языков;Но не ты меня.Я читал золото на стене,Изнурял мою мысль над знаками,Но нет ничего нового здесь.

Я был добр. Видишь, я запечатал кувшины,Вдруг ты проснёшься и начнёшь клянчить своего вина,И все твои одеянья разгладил я на тебе.

О, ты, забывчивый! Разве я мог бы забыть!— Даже ту реку много дней назад…Река? Ты через неё переправился молодым.Три души перешли тебя,И я тёк по тебе, извергнув их,Я с тобой сжился, я знал твои пути,Я ли не касался твоих ладоней и кончиков пальцев твоих,Я ли не тёк в тебя, сквозь тебя, пропитав твои пятки?Как я проник в тебя? Разве я не был тобой и Тобой?

Но никакое солнце не приходит успокоить меня здесь,И я разодран зубчатой тьмой,И надо мной не пробивается свет,И день за днём у тебя для меня ни слова нет.

824

О! Я мог бы выйти вопреки эмблемамИ хитрой отделке дверей,Наружу за эти стеклянно�зелёные поля.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Но здесь мне спокойно:Я не уйду».

825

ПОРТРЕТ D’UNE FEMME 2

Ты и твой разум — наше Саргассово море.Лондон тебя омывал все эти долгие годы,А светлые корабли тебе оставили в даньСтарые сплетни, странные останки вещей,Сплетенья причудливых знаний и странных идей —Потускневшие ценности. На безрыбьеТы привлекала умы великих людей —Была ты всегда второю. Трагично? Ничуть.Это ты предпочитала обыденности — унылому мужу:Какой�нибудь женоподобный зануда,Посредственный ум, по мысли теряющий каждый год.О, ты терпелива. Я видел, как тыСидела часами, надеясь, что нечто всплывёт.А ныне ты платишь. И платишь сполна.Людям ты интересна. Приходишь к тебеЗа странной добычей и странный уносишь улов:Причудливое предположенье,Никуда не ведущее рассужденье,Пару историй, настоянных на мандрагореИли на чем�то ещё в таком роде,Что могло бы сгодиться и никогда никудаНе годится — ни к городу, ни к селу,Что не поместится ни в каком углу,В дымке дней очертанья утративший час —Изощрённый шедевр потускнел и угас:Серая амбра, идолы, инкрустация —Вот кладезь твой, сокровища и богатство,Но за кладом морским быстротечных явлений,Где причудливы полузатопленные леса,Виднеется всё ж посветлей полосаВ неторопливом теченье переменчивых тенейВглубь скользящего света. Но нет! Твоего,В общем и целом, нет ничего!

А всё ж это — ты.

826

ДЕВУШКА

Дерево в ладони мои вошло,Сок по рукам моим взошёл,Дерево в груди моей возросло

Книзу,Ветви растут из меня, словно руки.

Ты — дерево,Ты — мох,

Ты — фиалки и ветер над ними,Ты — дитя, вот такого роста;И всё это для мира — пустяк.

827

ДЕВУШКА

Дерево внедрилось в мои руки,Сок его поднялся к моему плечу,Дерево выросло в моей груди —

ПонижеВетви растут из меня, как руки.

Дерево это ты,Мох это ты,

Ты — как на ветру фиалки.Ты — как маленькое дитя;А миру всё это кажется пустяками.

828

ПЛАЩ

И ты думаешь лепестки уберечь,Когда время роз отойдёт?Или смерть к тебе явится с поцелуем?Или в чёрном Орке

Тебя такой любовник ждёт,Как я? Или с новой розой мы о прежней горюем?

Нет, мой плащ получше, чем одеянье из праха,Под которым прошлое спит в пыли.

Время, милая, — вот предмет для страха:Оно опасней, чем глаза мои.

829

DèRIA*

Пребудь во мне, как вечные ладыветров холодных, но не

Как преходящее для нас —цветов услада.

Твой — в вековечной наготебессолнечных утёсов

И серых вод.Пускай в грядущем боги нежно говорят

О нас,я знаю: Орка дымные цветы

Тебя не позабудут.

830

* См. примеч. 14 на стр. 877.

КАРТИНА

Читать могу я по глазам умершей этой дамы,Поскольку здесь была любовь, и не затем, чтоб сгинуть.И здесь желанье — от него не отцелуешься.Читать могу я по глазам умершей этой дамы.

831

О ДЖАКОПО ДЕЛЬ СЕЛЛАЙО

Сей муж прознал о потайных путях любви;Изобразить не зная, никому не удаётся.И вот она ушла, та, что была его Кипридой,А вы все здесь, кто для меня суть Острова.

И здесь осталось то, что длится в ходе жизни:Глаза сей мёртвой дамы говорят.

832

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Смотри, они возвращаются; ах, смотри, как неуверенныИх движения, их медленные шаги,Неровная поступь, сомнения,Робость!

Смотри, они возвращаются, один за другим,Испуганно, словно полупробуждённые;Снег будто замешкается,Забормочет на ветру

и полуобернётся назад;То были «Окрылённые Священным Ужасом»,Неприкосновенные.Боги крылатых сандалий!И с ними — серебряные гончие

вдыхают воздушный след!

Ату! Ату!Они были горазды терзать,

Они славились тонким нюхом,Они были душами крови.

Медленны идущие на сворах,бледны держащие своры!

833

СЮЖЕТ ДЛЯ ПЬЕСЫ 3

(Метерлинк)

Амор,к смерти меня ведущий,

Госпожа моя, Стволинка Ивовая,ведущая к свету

(извилист путь через сумрак лесной)она меня покидает, чтобы открылось— так расступаются скалы:пустота и утрата

а потом вдруг — солнце,моря сапфир, изумруд травы— и это белое в синеве небесной.

834

ПЕРЕД СНОМ(Из цикла стихов в журнале «Blast»)

1.

Боковые движения ласкают меня,Они ныряют и ласкают меня,Они трогательно трудятся на благо мне,Они заботятся о моём финансовом благополучии.Копьеносица стоит тут же подле меня.Боги преисподней пекутся обо мне, о, Аннуис!Твои спутники заодно с баюкающими движениями.С трогательной заботливостью они пекутся обо мнеВолнообразныеИх царство в боковых движениях.

835

ЭПИТАФИЯ САМОМУ СЕБЕ

Рождён для славы, к славе охладелОн раньше, чем достичь её сумел.

836

ВЫБОР

Ты верно говоришь, что боги тебе нужней, чем феи,Но я же видел тебя на благородном, статном, белом коне.Как, помнишь, королеву в сказке.Странно, но твоё тело обвивали длинные одежды и вьющиеся

травы и цветы;Странно, но ты изменила внешность и стала похожа на другую,

чтобы ещё сильнее терзать меня,Странно, но ты скрываешься в облаке прекрасных женщин,

до которых мне нет дела.

И я, следящий за каждым листом на ветру!..Потом они скажут, что я заслужил это!..

837

ПРИЛОЖЕНИЕ

Зинаида Венгерова

АНГЛИЙСКИЕ ФУТУРИСТЫ 1

— Английские футуристы...— Мы не футуристы, прежде всего не футуристы,— прерывает меня с злобным

упрямством высокий, тонкий блондин с закинутыми назад длинными волосами, сугловатыми чертами лица, с крупным носом и светлыми, никогда не улыбающи�мися глазами. Это Эзра Паунд, обангличанившийся американец. Он вместе софранцуженным Уиндэмом Льюисом — главные вдохновители нового движения.

Эзра Паунд подводит меня к стене, где развешаны оттиски манифестов, заго�товленных для «Blast»’а, первого программного сборника новых поэтов и худож�ников. Он указывает на слова: «Маринетти�труп».

— Вы видите?Я вижу. Их пафос в том, чтобы отмежеваться, чтобы стереть слова, сказанные

накануне.— Мы «вортицисты», а в поэзии мы «имажисты». Наша задача сосредоточена

на образах, составляющих первозданную стихию поэзии, её пигмент, то, чтотаит в себе все возможности, все выводы и соотношения — но что ещё не вопло�тилось в определённое соотношение, в сравнение, и тем самым не стало мёрт�вым. Прошлая поэзия жила метафорами. Наш «вихрь», наш «vortex» — тотпункт круговорота, когда энергия врезается в пространство и даёт ему своюформу. Всё, что создано природой и культурой, для нас общий хаос, который мыпронизываем своим вихрем. Мы не отрицаем прошлого — мы его не помним.Оно далеко и тем самым сентиментально. Для художника и поэта оно — средст�во отвести инстинкт меланхолии, мешающий чистому искусству. Но и будущеедалеко, как и прошлое, и тем самым тоже сентиментально. Оно — отвод для оп�тимизма, столь же тлетворного в искусстве, как и печаль. Прошлое и будущее —два лупанара, созданных природой. Искусство — периоды бегства из этих лупа�наров, периоды святости. Мы не футуристы: прошлое и будущее сливается длянас в своей сентиментальной отдаленности, в своих проекциях на затуманенном

841

и бессильном восприятии. Искусство живо только настоящим, — но лишь на�стоящим, которое не подвластно природе, не присасывается к жизни, ограничи�ваясь восприятиями сущего, а создаёт из себя новую живую абстракцию. Мы —вихрь в сердце настоящего, и те углы и линии, которые создаются нашим вих�рем в нашем хаосе, в жизни и культуре, какой мы её застали, и есть наше искус�ство. Мы — «новые egos», и наша задача — «обесчеловечить» современный мир;определившиеся формы человеческого тела и всё, что есть «только жизнь», утра�тили теперь прежнюю значительность. Нужно создать новые отвлечённости,столкнуть новые массы, выявить из себя новую реальность...

Схватив карандаш и бумагу, Эзра Паунд чертит воронку, изображающуювихрь, и делает математические выкладки, показывающие движения вихря в про�странстве. Я тщетно пытаюсь отвлечь беседу от программ и формул в сторону жи�вых художественных достижений «вортицистов» и «имажистов». Им владеет со�блазн теорий и ему кажется, что, создавая программы для «новых egos», он точноволшебными заклинаниями вызовет их к жизни.

И не только в беседе с Эзрой Паундом, но и во всём, в чём выявилась деятель�ность английских вортицистов, сказывается роковое расхождение смелых и несо�мненно интересных программ с полной беспомощностью их осуществлений.В жизни вортицисты процвели и — что как будто бы идёт вразрез с их отрешениемот вкусов современности — «вошли в моду». Правда, их упорно называют в Англиифутуристами, не считаясь с их учёным самоопределением, но зато их декоративныйстиль признан последним словом английского вкуса. Они заменили все цвета упор�ным blanc et noir, соответствующим синтетическому представлению о пространст�ве, прорезанном вихрем, и столь же настойчиво утверждают обнаженную геомет�ричность форм, истребляющую витиеватую округлённость, волнистость и деталь�ность. Эта схема окраски и форм воцарилась в Англии — до полной назойливости.Зайдите в театр — и даже в пьесах старого репертуара вы неизбежно натолкнётесьна постановки в «новых футуристских тонах». В глазах начинает рябить от чёрных сбелым полосатых обоев, от пола в чёрных с белым квадратиках, от чёрных бархат�ных портьер, чёрных с белым подушек, абажуров и т. д. В домах, декорированныхУиндэмом Льюисом и его собратьями, утомительная замена индивидуальных дета�лей стремлением к геометрическому узору. Футуристская мастерская «Омега» уста�навливает каноны синтезирующего обесцвечивания, и их образцам следует весь«рынок». В посудных магазинах витрины уставлены «футуристскими» чашками ичайниками в широких и мелких чёрных и белых полосах... Словом, футуризм в моде,вплоть до дамских туалетов, до книжных переплётов и т. д.

В литературе новое движение, уже не соприкасаясь так близко с искажениямипромышленников, смогло оградить себя от клички футуризма и твёрдо держитсянаименований «вортицизма» и «имажизма». Все внешние признаки жизнеспо�собности у него налицо. Есть два специальных журнала, объединяющих «новыхegos», журнал «The Egoist» и американский журнал «Poetry», главные сотрудникикоторого — английские вортицисты. Есть специальное издательство в Лондоне

842

(The Poetry Bookshop), издающее имажистов, выпустившее в свет антологию но�вых поэтов под французским заглавием «Des Imagistes». Там же, в помещении из�дательства, читаются лекции о «вортексе». Наконец, незадолго перед началом вой�ны появился большой сборник «Blast» с манифестами, со стихами и прозой, а так�же с рисунками представителей новой школы. Весь «оркестр средств» — по ихсобственному выражению — собран, и симфония вортицизма должна зазвучать,заглушив всё ей предшествовавшее.

Но где, в чём эта новая симфония?Раскройте «Blast». Начиная с внешности и всей книги и каждой отдельной

страницы, в нём много бьющего на эффект, на то, чтобы запугать добронравного ипростодушного читателя. Но, увы, вся эта пугающая внешность — прямой сколокс уже приевшихся приёмов футуристов, и итальянских, и в особенности француз�ских. Само заглавие «Blast» («Долой») — смягчённая замена более грубого руга�тельства, стоявшего в заголовке знаменитых манифестов Guillaume Apollinaire’a,который сводил счёты с прошлым и в своих перечнях давал сжатые и меткие фор�мулы прежних литературных школ и направлений.

Следуя его образцу (и не сознаваясь в этом), составители «Blast»’а тоже про�изводят ревизию всего культурного прошлого и настоящего; подводя итог всему,что следует смести (Blast), они противопоставляют «сметённому» то, чему онишлют своё благословение (Bless). Гильом Аполлинэр «пел славу» всем большим ималым борцам в своих рядах — и это понятно и естественно в манифесте новойлитературной школы. Нелепо было бы ставить ему в упрёк незначительностьпрославляемых им имён в сравнении с величием отвергаемых представителейстарого. Но в «Blast»’е суд производится в более широких размерах; признаниеили остракизм распространяется не только на имена и явления из области ис�кусства, но и на города, на национальные черты, на учреждения, даже на пред�меты и на лекарства. После мотивированных классификаций на приемлемое инеприемлемое идут два списка просто имён, учреждений и предметов, прият�ных сердцу вортициста или же вызывающих его неудовольствие. Шутнику дос�таточно было бы отметить, что в список «Blast» попал «рыбий жир», а в список«Bless» — «касторовое масло», чтобы уже утвердиться в дешёвом вышучиванииозорства вортицистов, которые принимают касторку, но отвергают рыбий жирво имя космической теории вихрей... К той же области курьёзов относится по�ставленный во главе списка «Blast» почтамт — которому в списке «Bless» проти�вопоставляется почтовый адрес: «33 Church Street». Правда, посвящённые знают,что по этому адресу проживает Эзра Паунд, но какое это имеет отношение к ис�кусству, культуре и жажде «новых отвлечённостей»?

Но допустим, что эти и подобные курьёзы были, быть может, даже нарочнопридуманы, чтобы поддеть удобных для рекламы насмешников. Гораздо знамена�тельнее то, что и все «всерьёз» названные имена не связаны никаким соответстви�ем какой бы то ни было идее. Можно разрушать отжившие святыни, но, очевидно,не во имя столь же старой пошлости. А между тем в список «осужденных» попали:

843

Вейнингер, Рабиндранат Тагор, Бергсон, Анни Безант, а в список «благословен�ных» — каскадная знаменитость Габи Делис, опереточная певица Герти Миллер,враг ирландской свободы, пресловутый политик Карсон, самая сентиментальнаяиз общественных организаций в Англии — Армия спасения, а из писателей почтиединственное имя — Д. М. Барри, почти официальный представитель лживой сла�щавости, бытописатель шотландских «пейзан» и ловкий мастер банальных коме�дий. Вот кого гордо свергают с пьедесталов и кого умилённо благословляют проро�ки новой «реальности настоящего». Увы, заимствовав у французских футуристовпрограммные классификации, они воспользовались чужим приёмом себе же вовред, обнаружив отсутствие вкуса и главное — идейности.

Свои проклятия и благословения вортицисты расточают не только отдельнымлюдям. Они сводят счёты и с психологией англичан и, мало того, с силами природы.Эта расправа производится в мотивированных проклятиях и благословениях, на�писанных уже с явной целью запугать доверчивого читателя. Его пугают преждевсего самым видом страниц, произвольным чередованием разнообразных шриф�тов, то крупных и жирных, как на афишах, то тут же мелких, неожиданностямираспределений слов на строчках и т. д. Разумно наивный читатель может даже про�стодушно принять большую часть сборника, в особенности же страницы «обосно�ванных» «Blast» и «Bless», просто за каталог шрифтов — и, право же, не будет такнеправ. Но если превозмочь первое недоумение и прочесть эти страницы так, какбудто бы они были напечатаны нормально, то сразу становится ясно, что пугатьсябыло нечего; читатель видит, что ничего действительно нового ему не сообщено.Только одно «проклятие» и одно «благословение» стоит выделить — одно за егооригинальность, другое за его стильность и внутреннюю логику. Первое зарегист�рировано под номером 1 (все приговоры по�судейски пронумерованы; проклятийвсего шесть, а если присоединить к мягким «Blast» более энергичные «Curse» и«Damn» — к черту, — то целых семь; «благословений» меньше — всего четыре) иотносится к климату Англии вообще, а в частности — к Гольфстрэму, «к тому вод�ному пространству в тысячу миль длины и в два километра глубины, которое при�гнано к нам из Флориды, чтобы сделать нас кроткими». Проклинать живительнуюструю тепла, приносящую «туманному Альбиону» солнечный свет и жизненнуюсилу,— до этого не додумался до вортицистов ни один поэт, так же как никогдаещё Англия не была заподозрена в чрезмерной кротости и женственности. Жаждасеверной силы и «русских снегов» довела вортицистов до солнцебоязни и до мечтыо каком�нибудь изобретательном химике, который бы доставил им необходимуюдля духовного развития Англии возможность отмораживать себе руки или ноги...Солнце оказывается таким же врагом «созидателей нового хаоса», как Бергсон иТагор.

Менее безнадёжно, чем их метеорологический и географический «поход наГольфстрэм», их скромное, но стильное благословение цирюльникам. «Благослове�ние цирюльнику» значится под номером 2 «благословений». «Он вооружаетсяпротив матери�природы за малую плату. Он час за часом вспахивает головы за

844

шесть пенсов, скребёт подбородки и губы за три пенса. Он — наёмник в система�тической войне против дикости, он преображает бесцельные и устарелые зарослив гладкие сводчатые формы и правильные углы. Благословение мастерам из Гессе�на или Силезии, исправляющим карикатурный анахронизм нашей внешности».Против этого «благословения» нельзя ничего возразить. Сводя всё многообразиеживых форм к геометрическим линиям и углам нового хаоса (не они первые из�мыслили эту новую схему бытия — связь с кубизмом и футуризмом тут слишкомочевидна, чтобы о ней говорить), вортицисты имеют полное право и достаточноеоснование видеть прародителя и символ своих художественных идеалов — в бра�добрее. Обращение к нему остроумно по выдержанности параллели.

Во всех же своих остальных определениях, проклятиях и благословениях широ�ковещательные пророки «Blast»’a лишь грозно и многошрифтно повторяют давнои достаточно сказанное до них. Они проклинают английских эстетов, прямо по�вторяя манифесты Гильома Аполлинера, проклинают снобов, обличённых и разъ�яснённых с достаточной полнотой и талантом даже уже Теккереем, проклинаютбуржуазные идеалы в искусстве, наследие эпохи королевы Виктории, давно ужеосуждённой за мещанство и безвкусие. И с таким же видом новых откровенийони благословляют Англию за морские порты и перечисляют при этом все порто�вые сооружения. Они поют хвалу «Англии, фабричному острову, пирамидальноймастерской, верхушка которой в Шетланде, а подножье которой вливается в оке�ан», видимо, не сознавая футуристского характера своей хвалы, которую мог бы суспехом произнести сам Маринетти. С большим оригинальничанием предаётсяпоруганию сентиментальный юмор Диккенсовского образца и всякое зубоскаль�ство «с его двоюродным братом и сообщником — спортом», прикрывающее «глу�пость и сонливость». И в то же время превозносится «трагический и жизнеспособ�ный смех Свифта и Шекспира» и т. д. и т. д. Можно ли считать расчищением дорогдля грядущего нового искусства такие варианты ходячих мнений?

Кто же, наконец, эти поэты «имажисты», участники нового вихря, для благо�получия и свободы которых нужно даже насильственно изменить климат Англиии «смести» всех современных мыслителей, а вместе с ними и почтамт, и оставитьв Англии только певиц легкого жанра, да ещё Армию спасения? — В «Blast»’е вы�ступает с рядом стихотворений только один из них, Эзра Паунд. Но и остальныеизвестны по антологии «Des Imagistes» и по стихам, напечатанным в разных из�даниях. Эзра Паунд — культурный поэт с выработанным многообразным сти�хом, прямой наследник ритмических изысканий Суинберна, воспевший своегоучителя в классически строгом пэане «Salve O Pontifex». Он знаток поэзии труба�дуров и ранних итальянских поэтов, прекрасно перевёл сонеты Гвидо Кавалькан�ти. Он художественный критик, автор книги с любопытными эстетическимитеориями — «The Spirit of Romance». Всё это очень почтенно и полно литератур�ных достоинств. Говоря о современных английских поэтах и писателях общегоуровня, следует, конечно, включить в их число и Паунда, отмечая индивидуаль�ные особенности его музыкального ритма и его эксперименты в применении

845

старофранцузских, а также и греческих ритмов к английскому стиху. Но теперьЭзра Паунд не вообще поэт: он создатель «имажизма», выкинувший из поэзиивсё, кроме образа, кроме того, что в зародыше и в то же время в синтезе объеди�няет в себе все образы, как бы включает в себя хаос — и в то же время проектиру�ет его в первозданной отвлечённости. Если читатель, ознакомившись с этой мно�гообещающей теорией «имажизма», будет ожидать от стихов Эзры Паунда дей�ствительно новых откровений — его ждёт большое разочарование. Теоретик —что самое роковое для поэзии — ринулся вперёд, и поэзия его осталась в прежнейплоскости, лишь насильственно иногда подогнанная под измышленную теорию.Паунд остался новатором имажистом лишь в своих вещаниях, а стихи его боль�шей частью чисто «литературные», насквозь проникнутые классическими воспо�минаниями, даже с греческими и латинскими заглавиями: «Doris», «Phasellusille», «Quies» и т. д. (как это, казалось бы, согласовать с гордым заявлением: «про�шлое нами просто забыто»). Наиболее близким к «имажизму» — и то не в смыс�ле новой отвлечённости образов, а только по общемодернистской окраске вос�приятия — был один стих большого, чисто описательного стихотворения Паун�да, напечатанного год тому назад в «Poetry». В этом стихе он говорит о солнечномлуче, который явился его взору «точно позолоченная Павлова». Тут есть свежаянепосредственность современного поэта: красота, им осознанная, в которой онсоучаствует своей индивидуальностью, становится для него критерием при вос�приятии вне его стоящего мира. Природа становится образом, реальность перено�сится в мир индивидуального сознания. Это не «новое», но это наше, и тем самымнам близко, отражает нашу правду.

В «Blast»’е наиболее имажистским является полуироническое, полуобразноестихотворение Паунда «Перед сном». Приводим его в близкой передаче:

«Боковые движения ласкают меня,Они ныряют и ласкают меня,Они трогательно трудятся на пользу мне,Они заботятся о моём финансовом благополучии.Копьеносица стоит тут же подле меня.Боги преисподней пекутся обо мне, о, Аннуис!Твои спутники заодно с (баюкающими) движениями.С трогательной заботливостью они пекутся обо мнеВолнообразныеИх царство в боковых движениях».

Это стихотворение свидетельствует и о вкусе, и о непосредственном поэтиче�ском чутье Эзры Паунда — но ведь мы ждём, мы вправе ждать от него дерзнове�ний и откровений. А любое стихотворение Суинберна ещё с большей ритмично�стью и лиризмом сливает индивидуальные эмоции и волю с движениями и жиз�нью космоса.

846

А когда Эзра Паунд хочет быть дерзновенным, он теряет и присущую ему стиль�ность. В «Monumentum Ære etc» он бросает вызов тем, которые осуждают его в высо�комерии, в том, «что он слишком много взял на себя». Он говорит им, что всё мелкоеи смешное в нём забудется. «А вы, — грозит он враждебной толпе, — вы будете ле�жать в земле, и неизвестно, будет ли ваш тлен достаточно жирным удобрением, что�бы произросла из него трава на вашей могиле». Не стоило, казалось бы, писать мани�фесты о вихрях, чтобы романтично гордиться своим поэтическим призванием, даещё отругиваться в духе Золя. Нет, Паунд, провозгласивший царство «имажизма»,только проповедник грядущих «новых egos», а в своей поэзии никаких откровенийон не даёт. Как образец истинного «имажизма», полного соответствия его задани�ям, сами проповедники «вортекса» приводят стихотворение одного из участниковимажистской антологии, поэта (вернее, поэтессы) H. D. Вот оно:

«Вздыми свои остроконечные сосны,Расплесни свои огромные мощные сосныНа наши скалы.Метни на нас свою зелёностьПокрой нас твоими прудами елей».

Это стихотворение программно выдержанное, всё в образах, намеренно неразделённых на соотношения между включёнными в них землёй, стихией моря ичеловеком, — и потому рождающее в воображении невыраженные эмоции трёхотдельных, но слитых в картине миров. Тут есть поэтическая идея — но плодо�творная ли, дерзновенная ли, отражающая ли нашу душу, или же просто новый от�тенок виртуозности формы, новый вариант отживающего александризма?

Чтобы пронизать пространство вихрем и создать новые отвлечённости, нужныне учёные синтезы образов, а нужно освобождающее ответное слово смятенномумиру. Если таким словом не был и футуризм, сбившийся на отражение коммерче�ски�завоевательных инстинктов буржуазной толпы, то не холодному (напрасновортицисты так ополчились на солнценосный Гольфстрэм: солнца и так мало в анг�лосаксонской крови), мудрящему над слитно�раздельными образами, имажизмусказать нужное нам слово, создать новые отвлечённости, признав всё сущее хао�сом для сотворения нового мира.

Есть ещё и другие имажисты: Олдингтон, Флинт, а также Хьюм (T. E. Hulme),«полное собрание сочинений» которого, т. е. счётом пять стихотворений, каж�дое в четыре или в семь стихов, издано в виде приложения к книге Эзры Паунда«Ripostes». Но обо всех них едва ли стоит и упоминать. Они совершенно бес�цветны и — что уже кажется просто насмешкой над их собственными определе�ниями своих задач — полны перепевов греческих мотивов. Уж если всё дело всинтетичности и вместе с тем индивидуальности образов, то следовало бы хотьобладать воображением и создавать их, а не черпать их готовыми из «забытого»ими прошлого.

847

Пожалуй, правы обличаемые Эзрой Паундом враги его: он слишком много взялна себя, возвестив о нарождении «новых egos». В Англии, по крайней мере, ониещё не народились. Не достаточно ещё действенными оказались проклятия вор�тицистов английскому климату, юмору, боязни быть смешным и т. д. Поэзия има�жистов ничего яркого не дала — как не дали ничего нового их проклятия и благо�словения. Но теория «вихря в пространстве» и необходимости создать новые от�влечённости сама по себе плодотворная. Где же и когда она воплотится в творчест�ве, перестав быть только теорией и мечтой?

848

ПРИМЕЧАНИЯ

Примечания к вступительной статьеЯ. Пробштейна «Вечный бунтарь»

851

1 Цит. по: Tytell John. Ezra Pound: The Solitary Volcano. N. Y; L.: Anchor Press, 1987. P. 3. (Здесь и да�лее — перевод прозы, если это не оговорено особо, мой — Я. П.).

2 Gertrude Stein. The Autobiography of Alice B. Toklas. N. Y.: Harcourt, Brace, 1933. P. 246.3 Eliot T. S. Introduction to Literary Essays of Ezra Pound // Literary Essays of Ezra Pound. L., 1985. P. XI.4 Непревзойдённому мастеру (букв. кузнецу [языка] — итал.). Примечательно, что Паунд в главе,

посвящённой Арнауту Даниэлю, в книге «The Spirit of Romance», пишет о том, что Данте так же назы�вал своего предшественника Даниэля. «The Spirit of Romance» — первая критическая работа Паунда,посвящённая поэзии cредних веков и Возрождения, в основу которой легли его лекции, прочитанные вЛондонском политехническом институте в 1908–1909 гг. Перевести можно как «Дух cредневековогоромана» или «Дух романской культуры».

5 В группу поэтов, связанных с колледжем Блэк Маунтэн возле г. Эшвил, в Северной Каролине,входили Чарльз Олсон (1910–1970), ректор колледжа в 1950�х, лидер группы, Р. Крили, Роберт Дан�кэн, Дениз Левертов. Работа Олсона «Проективный стих» (Projective Verse, 1950) была воспринята каксвоего рода манифест, в котором упор делался на динамическую энергию слова и фразы, а синтаксис,рифма и метр подвергались критике. В жyрнале «Black Mountain Review», который редактировал Кри�ли, печатались также произведения следовавшего за ними поколения — битников Аллена Гинзберга,Джека Керуака и др.

6 Tytell John. Ezra Pound: The Solitary Volcano. N. Y.; L.: Anchor Press, 1987. P. 20.7 Альба — жанр любовной лирики. (См. комментарий к данному стихотворению.)8 «Психология и трубадуры» (пер. А. Нестерова).9 Witemeyer Hugh. Early Poetry 1908–1920 // The Cambridge Companion to Ezra Pound / Ed. Ira B.

Nadel. Cambridge: Cambridge UP, 1999. P. 45.10 Thomas H. Jackson. The Early Poetry of Ezra Pound. Cambridge: Harvard UP, 1968. P. 7.11 Там же. С. 11.12 Pound Ezra. Vorticism // Fortnightly Review. XCVI. 573 (September I, 1914). P. 463–464.13 «Prolegomena»/ Poetry Review. I, 2. (February, 1912). P. 72, 73.14 The Letters of Ezra Pound, 1907–1941 / Ed. by D. D. Paige. L., 1951. P. 37.15 James J. Wilhelm. Pound and the Troubadours: Medieval and Modern Rebels // Ezra Pound: The

Legacy of Kulchur. Tuscaloosa: University of Alabama Press, 1988. P. 113–114. Цит. по: Ming Xie. Pound asTranslator // The Cambridge Companion to Ezra Pound / Ed. Ira B. Nadel. Cambridge: Cambridge UP,1999. P. 205.

16 John Dryden. Preface to Ovid’s Epistles (1680) // Dryden John. Of Dramatic Poesy and OtherCritical Essays / Ed. G. Watson. L.; N. Y.: 1962. I, 268.

17 Ming Xie. Pound as Translator // The Cambridge Companion to Ezra Pound / Ed. Ira B. Nadel.Cambridge: Cambridge UP, 1999. P. 209–211.

852

18 См.: Там же. С. 205, а также: Massimo Bacigalupo. Pound as Critic // The Cambridge Companion toEzra Pound / Ed. Ira B. Nadel. Cambridge: Cambridge UP, 1999. P. 201. Выражение «критика через пере�вод» восходит к самому Паунду (Literary Essays of Ezra Pound // Edited and with an introduction byT. S. Eliot. N. Y.: New Directions, 1954; rpt. 1985. P. 74).

19 Вся эта строка — вставка Паунда.20 Literary Essays of Ezra Pound //Edited and with an introduction by T. S. Eliot. N. Y.: New Directions,

1954; rpt. 1985. P. 148–149.21 The Letters of Ezra Pound, 1907–1941 / Ed. by D. D. Paige. L., 1951. P. 37–38.22 Там же. С. 38.23 Tytell John. Ezra Pound: The Solitary Volcano. N. Y.; L.: Anchor Press, 1987. P. 68.24 Tytell John. Ezra Pound: The Solitary Volcano. N. Y.; L.: Anchor Press, 1987. P. 5.25 Цит. по: Ellmann Richard. Ez and Old Billyum // Eminent Domain: Yeats Among Wilde, Joyce,

Pound, Eliot and Auden. N. Y.: Oxford UP, 1967. P. 67.26 Цит. по: Bornstein George. Ezra Pound and the Making of Modernism // The Cambridge

Companion to Ezra Pound / Ed. Ira B. Nadel. Cambridge: Cambridge UP, 1999. P. 23–24.27 Цит. по: Tytell John. Ezra Pound: The Solitary Volcano. N. Y.; L.: Anchor Press, 1987. P. 66.28 The Spirit of Romance. Dent. 1910; New Directions, 1952, revised edition. P. Owen, 1953. P. 14.29 Literary Essays of Ezra Pound //Ed. and with an introduction by T. S. Eliot. N. Y.: New Directions,

1954; rpt. 1985. P. 4.30 Witemeyer Hugh. Early Poetry 1908–1920 // The Cambridge Companion to Ezra Pound / Ed. Ira B.

Nadel. Cambridge: Cambridge UP, 1999. P. 48.31 Ezra Pound. A Retrospect // Literary Essays of Ezra Pound /Ed. and with an introduction by

T. S. Eliot. N. Y.: New Directions, 1954; rpt. 1985. P. 3. (Перевод мой — Я. П.)32 Перевод С. Нещеретова.33 Ср. со статьёй В. Малявина.34 Перевод С. Нещеретова.35 Ortega y Gasset Jose. The Dehumanization of Art and Other Writings on Art and Culture. N. Y.,

1956.36 Poggioli Renato. The Theory of Avant�Garde. Boston: The Belknap Press of the Harvard UP, 1968.37 Marinetti. Selected Writings / Ed. Flint R. W. N. Y., 1971.38 Kern Stephen. The Culture of Time and Space. Harvard: Harvard UP, 1983. P. 57.39 Ezra Pound. The Renaissance // Literary Essays of Ezra Pound / Ed. and with an introduction by

T. S. Eliot. N. Y.: New Directions, 1954; rpt. 1985. P. 219.40 К слову сказать, недавно вышедшая «Антология имажистов» в русском переводе значительно

превышает по объёму все вместе взятые антологии имажистов, опубликованные по�английски, к томуже стихи самого Паунда почему�то даны не в хронологическом порядке, причём, среди них большин�ство ранних, а собственно «имажистских» — не более десяти (см.: Антология имажизма /Сост. и ред.А. Кудрявицкого. М.: Прогресс, 2001).

41 Ezra Pound. Selected Prose 1909–1965 / Ed. William Cookson. L.; N. Y., 1954. P. 115–116.42 Шелли П. Б. Защита поэзии / П. Б. Шелли. Избранные произведения. М., 1998. С. 744.43 Там же. С. 740. Перевод З. Александровой.44 Эткинд Е. Г. Осип Мандельштам — трилогия о веке / Осип Мандельштам. Слово и судьба. М.,

1991. С. 247.45 Eliot T. S. After Strange Gods: A Primer of Modern Heresy // Цит. по: Ezra Pound. A Critical

Anthology / Ed. J. P. Sullivan. Penguin, 1970. P. 181–182. (Пер. Я. Пробштейна.)46 Цит. по Tytell John. Ezra Pound: The Solitary Volcano. N. Y.; L.: Anchor Press, 1987. P. 159.47 Там же. С. 256.

853

48 The Spirit of Romance. Dent, 1910. New Directions, 1952, revised edition. P. Owen, 1953. P. VI.49 Мы пользуемся понятием поэтического мотива, которое было впервые введено Вильгельмом

Дильтеем, а в отечественном литературоведении разрабатывалось Веселовским, Богатырёвым, Б. Гаспа�ровым, Б. В. Томашевским, В. Микушевичем, В. Рудневым и др.

50 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1995. С. 315.51 Selected Letters of Ezra Pound // Ed. D. D. Paige. N. Y.: New Directions, 1971. P. 210.52 Literary Essays of Ezra Pound // Ed. and with an introduction by T. S. Eliot. N. Y.: New Directions,

1954; rpt. 1985. P. 86.53 Collected Early Poems of Ezra Pound / Ed. by Michael John King, with an introduction by Louis L.

Martz. N. Y.: New Directions, 1982. P. 322.54 Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.

С. 5.55 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1995. С. 295.56 Там же. С. 296.57 Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Время и бытие / Пер. В. Бибихина. М., 1993. С. 219.58 Literary Essays of Ezra Pound / Ed. and with an introduction by T. S. Eliot. New Directions, 1954; rpt.

1985. P. 77.59 Там же. С. 23.60 Ming Xie. Pound as Translator // The Cambridge Companion to Ezra Pound / Ed. Ira B. Nadel.

Cambridge: Cambridge University Press, 1999. P. 218.61 Ezra Pound. Guide to Kulchur. N. Y.: New Directions, 1968. P. 57. Сейчас так (Paideuma) называет�

ся журнал, посвященный изучению творчества Паунда.62 Eliot T. S. After Strange Gods: A Primer of Modern Heresy. Цит. по: Ezra Pound. A Critical Antholo�

gy / J. P. Sullivan. Penguin, 1970. P. 181.63 Элиот Т. С. Социальное назначение поэзии // Назначение поэзии / Пер. А. Зверева. Киев; М.:

1997. С. 192. .64 См.: Нестеров А. «Я пытался написать рай…» Эзра Паунд: в поисках европейской культуры //

Литературное oбозрение, 1995. № 6. С. 56–63.65 Цит. по: Tytell. P. 263.66 Цит. по: Tytell. P. 273.67 Flory Wendy Stallard. The American Ezra Pound. New Haven: Yale University Press, 1989; Её же:

Pound and Anti�Semitism // The Cambridge Companion to Ezra Pound / Ed. Ira B. Nadel. Cambridge:Cambridge University Press, 1999. P. 284–300.

68 Ezra Pound Speaking. Radio Speeches of World War II / Ed. Lenard W. Doob. Westport, CT:Greenwood, 1978. P. 117.

69 Там же. С. 258.70 Там же. С. 114.71 Там же. С. 281.72 Цит. по: Tytell J. Ezra Pound. P. 264.73 Bush Ronald. Modernism, Fascism, and the Composition of Ezra Pound’s Pisan Cantos // Modernism

/ Modernity 2.3 (1995). Johns Hopkins UP, 1995. P. 69–87.74 Pound Ezra. A Retrospect // Literary Essays of Ezra Pound / Ed. and with an introduction by T. S.

Eliot. N. Y.: New Directions, 1954; rpt. 1985. P. 12.75 Цит. по: Tytell J. Ezra Pound. P. 275.76 См. примечания и комментарии к «Canto LXXXI».77 Fraser G. S. Vision and Rhetoric; Davie Donald. The Poet as Sculptor // Ezra Pound. A Critical

Anthology / Ed. J. P. Sullivan. Penguin, 1970. P. 317–318.

854

78 Paris Review N 128 (1962). Цит. по: Ezra Pound. A Critical Anthology // Ed. J. P. Sullivan. Penguin,1970. P. 278–279.

79 Ginsberg Allen. Encounters with Ezra Pound // City Lights Anthology / Ed. Lawrence Ferlinghetti.San Francisco, 1974. P. 13–15.

80 Из писем Дороти Паунд своему адвокату В. Муру (в Библиотеке Лилли Индианского универси�тета).

81 Цит. по: Tytell. P. 246.82 Так Паунд называл Т. С. Элиота, автора «Практического руководства по котам и кошкам старо�

го Опоссума».Комментарии. Стихотворения приводятся по изданиям:Pound Ezra. Collected Early Poems of Ezra Pound / Ed. Michael John King. N. Y.: New Directions,

1976.Pound Ezra. Personae. Revised Edition / Ed. Baechler, Lea and A. Walton Litz. N. Y.: New Directions,

1990.Pound Ezra. Cantos. N. Y.: New Directions, 1998.

Примечания к книге «A Lume Spento»

1 «A Lume Spento» (итал.) — при погашенных огнях (или свечах) из III Песни «Чистилища»Данте, где говорится об отлучённом от церкви Манфреде, короле Неаполя и Сицилии (с 1258 по1266 г.), сыне императора священной Римской империи Фридриха II. Непримиримый противникпапства, он был отлучён от церкви и после гибели в битве при Беневенто его тело несли к месту по�гребения «при погашенных огнях». Посвящено памяти первого дорогого друга, Уильяма Брука Сми�та, рано умершего (в 1908 г.) студента художественного отделения, начинающего живописца, кото�рый в бытность Паунда студентом Пенсильванского университета познакомил будущего поэта с но�вейшими течениями искусства и литературы того времени (см. также вступительную статью Я. Про8бштейна «Вечный бунтарь»).

2 Памяти первого дорогого друга (лат.).3 La Fraisne — переводится как «ясень». Это название Паунд хотел первоначально дать всей кни�

ге стихов.Заметка Паунда, предварявшая «Ясень» в первом издании:

Когда душа истощит свой огонь, дух возвращается к первоприроде, и на него нисходит великийпокой, как тот, что царит в лесах:

«magna pax et silvestris» (покой великий и <подобный покою> лесов — лат.).Так обретает родство с фавном и с дриадой тот, кто стал насельником дебрей среди скал и ручьёв.«consociis faunis dryadisque inter saxa sylvarum»(«Фавнам друг и дриадам среди лесов каменистых»).

Янус Базельский

(Ссылка для контраста на «Daemonalitas» преп. Отца Синистрари из Амено (ок. 1600 г.). Трактат,где показано, что на земле встречаются разумные существа, кроме человека, одарённые, подобно ему, те�лом и душою, рождающиеся и умирающие, как он, искупленные Господом нашим Иисусом Христом,предназначенные к спасению или к погибели». Латинский и английский текст. Pub. Liseux. Paris, 1879.)

Именно так трактовал это мистер Йейтс в своих «Кельтских сумерках», к тому же я и склоня�юсь, чувствуя, что во мне существуют раздельно «я» телесное и «я» эфирное, которое «обитает близпотоков вод и в кущах лесных» и пребывает вечно, ибо имеет простую природу, а сказано:

Примечания и комментарии, если это не оговорено особо, Я. Э. Пробштейна

855

«Aeternus quia simplex naturae»(«Вечен, ибо природою прост» — лат.).

Таково освобождение от гнёта души, что «способна спастись или погибнуть», когда скорбное,мятущееся существо, столь много претерпевшее, было милосердно у меня отнято, как будто нектопрошёл, подобный говорящему в Книге Мёртвых: «Я, внемли! Я собиратель душ», — и взял это с со�бой, оставив лишь «simplex naturae». («Простую природу» — лат.), так что обрёл я покой за грани�цею чувств, став подобным лесному озеру.

Существует легенда: «Мираут де Газелас, много претерпевший страдания от любви к Риелс изКалидорна, но ничего не добившись, в безумии убежал в лес. И как Пейре Видаль бежал, прикинув�шись волком, из�за дамы Пуэйнатьер, хотя иные утверждают, что то было лишь глупой забавой, икак вправду случилось бежать Гарульфу Бисклаврету (Оборотень — бретонск.), поистине бежал,пока король не принёс ему избавление (см. «Лэ» Марии Французской), так Мираут жил у корнейясеневого древа».

Вот его речь: (тихо, медленно произносит он, как некто не в себе, размышляя [egare] — Заблуж�дающийся — прованс.) (пер. и примеч. в скобках — В. Микушевича).

Комментарии. Поскольку Лудовико Мария Синистрари родился в 1622 г., ссылка на«Daemonalitas» 1600 г. либо ошибочна, так как Паунд часто цитировал по памяти, не сверяясь с ис�точниками, либо произошла опечатка (возможно, дата 1700 г.).

Ст. 3, 4, 7, 11–12, 23–24 — аллюзии на книгу Йейтса «В Семи Лесах». Ср.:

Я слышал, как голуби в Семи ЛесахРобкий гром издавали, как садовые пчёлыЖужжали в липах, и отбросил прочьСтенанья пустые, былую горечь,Что сердце опустошали.


Мар8нан8ота — вымышленное название, возможно, сочетающее в себе библейское «Марана�та» (1 Послание к Коринфянам, 16:22) и кельтские слововобразования Йейтса, как Клут�на�Бэр(Clooth�na�Bare). (Примеч. составителя).

Упоминаемое Паундом «Лэ об оборотне» Марии Французской является своеобразным клю�чом к стихотворению. В Лэ рассказывается, что некий безымянный рыцарь (Паунд наделяет его име�нем Гарульф), будучи оборотнем, раскрыл свою тайну супруге, та же, когда в очередной раз произош�ло превращение, спрятала его одежду, и несчастный не смог вернуть себе человеческий облик. Дамавышла замуж за другого, но однажды, когда король был на охоте, он столкнулся со странным волком,который вместо того, чтобы бежать от охотника, стремился к нему. Волк был взят во дворец, где в тупору пребывала и неверная жена. Волк�оборотень по случайности находит свои одежды и возвраща�ет себе человеческий облик. Характерным образом Паунд «удваивает» этот сюжет, упоминая рядомс ним о любви Пейре Видаля к Лобе де Пуэйнаутьер, чье имя означало «волчица», когда трубадур об�лачился в волчью шкуру и дал затравить себя собаками. (См. примечания к стихотворению «ПейреВидаль в старости» и «Canto IV».)

В стихотворении Паунда женское божество, держащее в своей власти старого воителя, связанос бересклетом. (В переводе бересклет заменён на иргу — растение из семейства кизиловых. В англий�ском и то и другое дерево часто называют dog�tree.) С этим ядовитым растением связано поверье,что его ягоды, добавленные в воду, смертельны для собак, волков и оборотней. Само латинское родо�вое название бересклетов Euonymus означает «благоименная» (то есть, та, кого лучше не называть поимени) — и косвенно указывает на богиню Ночь, давшую, согласно Эсхилу, жизнь страшным Эри�ниям�мстительницам.

Все остальные растения, упоминаемые Паундом, также носят магический характер. Ясень, дуби вяз особо почитались друидами. Ясеневая роща на Малвернских холмах в Ворчестершире была од�

856

ним из друидических центров. В друидической магии влияние ясеня считалось «отбирающим силы»,а само дерево связывалось с водной стихией, то есть противоположной «огненной» стихии воина.Следует также отметить, что в английском «пепел» и «ясень» — омонимичные слова. В упоминае�мом Паундом «Лэ о ясене» Марии Французской «Ясень» и «Орешник» — имена двух девушек�близ�нецов, разлучённых во младенчестве и оспаривающих любовь одного и того же знатного сеньора.

Основная коллизия стихотворения Паунда — отречение от суеты мира, забвение мирской суеты впокое священной рощи. При этом Паунд настойчиво использует библейские аллюзии — «муж совета»,параллели с «Песнью песней» в повторяемости грамматической конструкции типа «муж среди мужей».

Развёртывание стихотворения воспроизводит некий инициационный ритуал: герой уходит врощу, где его осыпают дубовой листвою, он совлекает с себя суету и скорби, он отрекается от слёз истрадания, завернув свои слёзы в лист священного вяза и положив их под камень, чтобы отныне слы�шать лишь шелест ветра в дубовой листве.

Именно по шороху в листве Додонского дуба прорицал самый почитаемый оракул в Греции.Также и Сивилла писала свои предсказания на дубовых листьях. Тем самым герой стихотворенияприслушивается лишь к голосу божества (примеч. А. Нестерова).

4 Очевидно, имеется в виду Чино да Пистойя (ок. 1270—ок. 1336), итальянский поэт, учившийсявместе с Данте в Болонье.

Полнези (Polnesi ) — вероятно, искаж. «Bolognese» — «из Болоньи».Полло Фиби (Pollo Phoibee) — Аполлон Феб.Wanderlied (нем.) — песня странника.

5 Опубликовано в «Книге Клуба поэтов» за 1909 г. In epitaphium eius — не вполне правильнаялатынь: (Надпись) на его могилу.

6 Na — дама (прованс.) Аудиарта — женское имя.7 Эпиграф переводится как «Пусть ты мне желаешь зла» и взят из строки стихотворения про�

вансальского поэта XII века Бертрана де Борна, к которому Паунд также обращался в стихотворени�ях «Provincia Deserta», «Dompna Pois De Me No’Us Cal», являющемся переложением стихов Бертра�на, из которого Паунд впоследствии взял основную тему для стихотворения «Близ Перигора». Альта�форт — Замок Бертрана де Борна на провансальском языке носил название Аутафорт. (См. примеч. кэтим стихам, а также к Cantos V, VII.) Примечание Паунда: «Тому, кто читал что�либо о трубадурах,хорошо известна легенда о Бертране де Борне и Мадам Маэнт из Монтаньяка, а также песня, кото�рую он сложил о ней, тогда как она не посвятила ему ни одной строчки; песню, в которой он, стре�мясь изобразить её совершенной, молит у каждой знатной дамы Лангедока какую�нибудь прекрас�ную черту или качество: так, у Цембелины он заимствует её «escart amoros», остроумие и взгляд, оза�рённый любовью; у Аэлис — красноречие; у виконтессы де Шале — шею и руки; у Аньес из Рошшуа�ра — волосы, такие же золотистые, как у Изольды; и даже у леди Аудиарты, «несмотря на то, что тажелала ему зла», он позаимствовал и восхвалил её прекрасную фигуру. Всё это он сделал для того, что�бы создать «Una Dompna Soiseubuda», составной образ или, как говорили итальянцы, «Una DonnaIdeale» (идеальную даму)» (примеч. Я. Пробштейна).

8 Псевдоним Гишарды де Бежу, жены виконта де Гомборн. (По�французски: Mieux�que�bien.)9 Вийонада (villonaud) — неологизм Э. Паунда. Стихотворение (баллада) в стиле Ф. Вийона, ле�

гендарного французского поэта и вора («Король баллад и вор», — назвал Паунд Вийона в стихотворе�нии «Гистрион» и « мастер�вор» — в «Piazza San Marco»). О Вийоне достоверно известно лишь то, чтоон родился скорее всего в 1431 г. (но, возможно, и в 1432), настоящая его фамилия не известна, воз�можно Монкорбье (но есть предположения, что Дижон). Восьми лет от роду он потерял отца, былусыновлён священником по имени Гийом де Вийон, в 1443 г. был принят на факультет искусств па�рижского университета, получил сначала степень бакалавра (1449), а затем лиценциата (1452), болеепродолжать учебу не стал, бродяжил, воровал, был несколько раз арестован, приговорён к повеше�нию, помилован в 1463 г., но изгнан на 10 лет из Парижа. После 1463 г. достоверных сведений о Вий�

857

оне нет. (Едва ли не самое полное собрание переводов стихотворений Вийона на русский было со�ставлено Евг. Витковским: М.: Риппол классик, 1998.) Паунд считал Вийона, «единственного поэта безиллюзий», величайшим поэтом, ставил его рядом с Данте и восхвалял его за «неприкрашенную и глу�боко личную речь». Более подробно см. статью Паунда «Монкорбье alias Вийон» (Путеводитель покультуре / Сост. и ред. К. Чухрухидзе. Пер. А. Нестерова. — М.: Логос, 1997. С. 69–83) и вступитель�ную статью Евг. Витковского к Полному собранию поэтических сочинений Франсуа Вийона (М.:Риппол классик, 1998. С. 5–36).

10 В оригинале: «Saturn and Mars to Zeus drawn near!» — «Сатурн и Марс приближаются к Юпите�ру». Комментарий Э. Паунда. «Signum Nativitatis» (лат.) — знамение Рождества, Вифлеемская звезда.

11 «Баллада повешенных», написанная от лица «шестого компаньона», является импровизациейПаунда на тему одноимённой баллады Вийона, которая приводится ниже в переводе Вл. Микушевича,выполненном специально для этого издания и публикующемся впервые. Первый эпиграф взят из реф�рена «Баллады толстушке Марго», а второй является первой строкой «Эпитафии» Вийона. Имена не�которых персонажей взяты из Вийона (Франсуа, Марго, Марьен Идоль, Гусиный Зад), другие же вы�мышлены.

Франсуа ВИЙОН

БАЛЛАДА ПОВЕШЕННЫХ

Вы, те, кто после нас остался жив,Кто среди вас нас, грешных, проклянёт,Ад супротив бедняг вооружив?Молитесь Богу; ваш придёт черёд.Пять или шесть нас было, что за счёт!Смотрите, как мы, мёртвые, гниёмНа празднике соития с червём!Смеётесь вы, но мы тела, не туши.Так не глумитесь над небытиём.Молите Господа за наши души.

Мы ваши братья. Наш язык не лжив.Простите нас, хоть недруг нас клянёт.Висим, такую участь заслуживПо правде. Мы для виселицы гнёт,Как всякий, кто на ближних посягнёт.Но мы, Тебя, Сын Девы, призовёмНа помощь в злоключении своём.Избавь нас от великой адской суши.Тогда мы вместе с вами оживём.Молите Господа за наши души.

Дождь гложет нас, питатель тучных нив,Нас вычернив, к нам с неба солнце льнёт;Клюёт нас ворон, крыльев не сложив.Бровей не оставляя и бород,Пернатый нас расклёвывает сброд,И каждый клюв нам кажется копьём.В глазницы дует ветер нам и в уши.

858

Ваш смех мы нашей жалобой прервём.Молите Господа за наши души.Мы умерли и больше не умрём.Царь Иисус, оставшийся царём,Не дай Ты нам изведать адской глуши,Смеяться грех над нашим чёрным днём.Молите Господа за наши души.

(Перевод В. Микушевича)

12 В том бардаке, где вечный наш приют (франц.).13 Вы, те, кто после нас остался жив (франц.).14 «Месмеризм» или «Гипнотизм» — приношение английскому поэту Роберту Браунингу

(1812–1889), творчество которого оказало большое влияние на Паунда. Более подробно см. вступи�тельную статью Я. Пробштейна «Вечный бунтарь». Приводим вариант перевода:

Свои месмеризуя дарованья,Ты так запеленал свои мотивы,Что лишь ценою раннего вставаньяХоть кто�нибудь уловит их извивы.

«Кот в бочке». Мысль в твоём стихососуде.Что ты сказать хотел, теперь скажи нам;Боб�Браунинг, вопреки своей причудеПрыжком яви свои ты рубежи нам.

Ты слышал звук в гортани Каллиопы,И был он выразительней, чем лира,Но ты не близорук, ты видел тропыНа побережье внутреннего мира.

А сердцем одарил тебя Везувий;Ты счёл словами искры изверженья,И грохотал в тебе Юпитер Плювий,А вихрь унёс приметы разложенья.

Открыл ты восклицания когда�то,При этом верен правде, мастер вскрытий!Бумажным деньгам предпочёл ты златоВ своих стихах…

И в ясности событий!(Перевод В. Микушевича)

15 Вопрос Дон�Жуана из стихотворения Браунинга «Фифина на ярмарке», в котором «презрен�ная» танцовщица, цыганка Фифина дорожит свободой и творчеством более всего в жизни (см. такжевступительную статью Я. Пробштейна «Вечный бунтарь»).

16 In tempore senectutis — В пору старости (лат.).17 «Славу и книги пою», — поэт иронически перефразирует начало «Энеиды» Вергилия: «Arma

virumque cano» — «Битвы и мужа пою». Фраза получила особое звучание после выхода в 1894 г. кни�ги «Оружие и человек» Бернарда Шоу.

859

18 Посвящено известной пианистке Кэтрин Рут Хейман (Katherine Ruth Heyman), которая былана 15 лет старше Паунда и непродолжительное время была его возлюбленной. (Прим. Я. Пробштей8на.) См. также вступительную статью.

19 Стихотворение из «Книги Хильды» (Hilda’s Book). Латынь несколько странная, но (судя по пе�реводу в Era Mea) смысл такой:

Моя госпожа,В какой земле,Сладостной миртовыми цветами,С розою любвиДорогою странствий

Я приду, чтобы увидеть тебя?(Перевод В. Витковского)

См. также стихотворение «Era Mea» из сборника «Canzoni», в котором Паунд даёт переложе�ние стихотворения из эпиграфа.

20 Тщета (лат.). Первоначальный вариант, впоследствии вошедший в стихотворение «ХвалаИзольде» из сборника Personae.

21 Прекрасный замок (франц.) Стихотворение из «Книги Хильды» (Hilda’s Book); перепечатно в«Canzoni» (Лондон, 1911).

22 Тинтаджел — замок, легендарное место рождения короля Ричарда Львиное Сердце (см. такжепримечание к стихотворению Threnos).

23 На смерть (такой�то) — итал.24 Плач по умершим (древнегреч.). Как считают исследователи творчества Паунда, в стихотворе�

нии говорится о Тристане и Изольде.25 Легендарное место рождения короля Ричарда Львиное Сердце.26 Название переводится как «товарищество», «дружба» (итал.). Эпиграф — «И хотя казалось,

<что> я был как будто бы в большой компании…» (итал.). Стихотворение из «Книги Хильды» (Hilda’sBook); перепечатно в книгах «Canzoni» (Лондон, 1911), «Umbra» (Лондон, 1920), «Personae», 1926.

27 Два популярных античных мифологических сюжета о превращении в деревья: нимфа Дафна, убе�гавшая от любовного преследования Аполлона и по её просьбе превращенная в лавр; и Филемон и Бав�кида, супружеская пара фракийских крестьян. Они гостеприимно приняли Юпитера и Меркурия в об�разе странников, и были спасены ими от потопа, погубившего всё их селение; в час смерти по их прось�бе они были превращены в дуб и липу, растущие из одного корня (Овидий. Метаморфозы. Кн. 8.619–725). (Примеч. О. Седаковой.)

28 В первой публикации название было «Ægypton». «О Египте», или «Египетское». Египет, сынБела, царя Аравии, завоевал страну, которая была названа его именем. Стихотворение написано подвлиянием прозы Д. Г. Россетти, «Рука и душа» («The Hand and Soul»). Оттуда заимствовано латин�ское изречение «Manus animam pinxit» — «Рука нарисовала душу» (лат). Владычица Жизни у Паун�да напоминает Душу в этом рассказе Россетти, также одетую «в серое и зелёное». Просодия и стильстихотворения (такие конструкции, как I, even I) носят библейскую окраску, и в этом тоже усматри�вается влияние Россетти, так как эта конструкция встречается в сонете «Выбор» (книга сонетов«Дом Жизни», LXXIII). (Примеч. О. Седаковой.)

29 Посвящение Юджину МакКартни, с которым Паунд учился вместе в Пенсильванском универ�ситете и занимался фехтованием под руководством Леонардо Терроне. В книге «San Trovaso» приво�дится строфа из этого стихотворения, исключённая впоследствии Паундом.

30 Если сердце тебя подведёт, не доверяй мне (исп.).

860

31 Привет тебе, о, Понтифик (лат.). Стихотворение написано за 3 года до смерти Суинберна(в 1909 г.) и опубликовано в первой книге Паунда в 1908 г., затем перепечатано в журнале «PoetryReview» (1912), в книгах «Ripostes» (1912) и «Lustra» (Нью�Йорк, 1917). В юности Паунд испытывалбольшое влияние Суинберна, стремясь найти такой же мощный источник воображения, как Суин�берн в древнегреческой поэзии. В дальнейшем Паунд так же, как и Элиот, понял, что поэзия Суин�берна — это одновременно и достижение, и тупик. См. также примечания к стихотворениям «Суин�берн: критика», «Меж ложною и истинной зарей», к стихотворениям «Послание г�на Хаусмэна»,«Бунт против сумеречных настроений в современной поэзии» и к балладе «П’ти’ кру». В 1917 г. Па�унд пересмотрел своё отношение к этому стихотворению, написав в записке, когда решил всё�такиперепечатать его: «Болтовня, но пусть остаётся из�за ритма».

Иакх — бог Элевсинских мистерий, который также ассоциировался с Дионисом (Вакхом).Прозефона, возможно, объединяет в себе Прозерпину и Персефону.

32 Redivivus — воскресший (лат.).

Примечания к книге«Пятнадцадь стихотворений на Святки»

1 Псевдоним Эзры Паунда. Пер. Г. Мосешвили. См. также Примечания к «Fortunatus» «Мобер�ли». Ч. II.

2 Литания — общее моление. Венеция предстает как видение Града Божия; слог и ритм стихо�творения («версет») напоминают псалмодию.

O Dieu, purifiez nos couers — Боже, очисти наши сердца (франц.), изменённая цитата из пс. 50(51) (примеч. О. Седаковой).

3 Bianzafior буквально переводится как «Белый цветок» (прованс.).Перевод примечания к английскому изданию: части III и IV были опущены в первоначальной

публикации 1908 г., возможно, из�за недостатка места, и помещены в тетради «San Trovaso». Вслед засоставителем американского издания ранних стихов Паунда (Collected Early Poems of Ezra Pound //Michael John King, editor, with an introduction of Louis L. Martz. N. Y.: New Directions, 1976), мы вос�станавливаем первоначальное расположение стихов.

4 Partenza di Venezia — отъезд из Венеции (итал.).«Нет, я не дух, не бойтесь» — слова воскресшего Христа ученикам (Лк. 24, 38).Двенадцать рыбарей — контаминация нескольких евангельских эпизодов: укрощение бури на

море Галилейском (Мк. 4, 37–41), явление воскресшего Христа ученикам там же (Ин. 21, 4–14) и вИерусалиме (Лк. 24, 36 — 40) (примеч. О. Седаковой). Стихотворение, очевидно, было посвященопианистке Кэтрин Хейман (см. примеч. к «Scriptor Ignotus»).

5 Lucifer caditurus (лат.) — Люцифер перед падением.6 Forsitan — может быть, возможно, пожалуй (лат.).7 Fortunatus — счастливчик (лат.). Уэстон Сент�Лльюмнис — один из псевдонимов Паунда. См. так�

же: примеч. к «Заре Западного Рассвета», «Моберли», Ч. II.8 Беддоуз (Beddoes Thomas Lowell, 1803–1849) — английский поэт, кончивший жизнь самоубий�

ством. Его сочинения полны мистических и загробных образов (посмертно изданные «ИзреченияСмерти»).

9 Переложение стихотворения Ипполита Капилупа из двухтомной «Антологии поздней латин�ской поэзии», собранной Ранутием Гером (псевдоним Яна Грутера) и опубликованной во Франкфур�те в 1608 г. Паунд опубликовал статью об этой антологии в «Books News Monthly for February 1908».

861

10 Гистрион (лат.) в средние века — странствующий актер, был одновременно певцом, музыкан�том, гимнастом и т. д. Впервые опубликовано в журнале «Evening Standard» (1908) и «St. JamesGazette» (Лондон, 26 октября 1908 г.).

11 Nel Biancheggiar — К Белеющей (итал.). Впервые опубликовано в журнале «Evening Standard»(1908) и «St. James Gazette» (Лондон, 26 октября 1908 г.).

12 Посвящение Томасу Эрнесту Хьюму (1883–1917), талантливому английскому поэту и крити�ку, близкому другу Паунда, оказавшему влияние на него. Погиб на фронтах первой мировой войны.Наряду с Паундом и Ф. С. Флинтом стоял у истоков имажизма. Подробнее см. комментарии к стихо�творению «Хьюму Т. Э. и Фитцджеральду (некоему)».

Примечания к книге «Personæ»

1 751 г. — год падения династии Меровингов. Англосаксонское слово «земля», кеннинги и, бытьможет, самое главное — мотив странствия связывают это стихотворение с англо�саксонским стихо�творением VIII века «Морестранником», одной из важнейших «масок» Паунда. Впоследствии Паундпереложил «Морестранника» на современный английский. Более подробно см. вступительную ста�тью Я. Пробштейна «Вечный бунтарь» и комментарии к «Морестраннику».

2 В оригинале «Middangard» (англосакс.) — Срединный Мир. Так англосаксонские племена на�зывали Землю, мир, существующий для человека в его земной жизни. (Примеч. А. Прокопьева).

3 Xenia — ксения (греч.),— букв. «подарок <уходящему> гостю», название XIII книги эпиграммримского поэта Марциала (примечание И. Ковалевой): короткое стихотворение, часто имеющее ха�рактер афоризма или эпиграммы. Данное стихотворение — фрагмент�вариация стихотворения«Цвет лотоса» из «Тетради Сан Тровазо».

4 Occidit — заходит (солнце) или закат (лат.)5 Паунд переводит Aufidus как Западный ветер. Aufidus — река в Апулии, которую упоминает

Гораций в «Памятнике» (на эту оду — III, 30 — у Паунда есть и другие аллюзии).— Прим. В. Витков�ского.

6 Я стал таким, в её теряясь взоре,Как Главк, когда вкушённая траваЕго к бессмертным приобщила в море.

(Данте. «Рай». Песнь первая, ст. 67–69.Перевод М. Лозинского)

«Идиллия для Главка» — аллюзия на Данте, но прежде всего на XIII Книгу «Метаморфоз» Ови�дия (ст. 905–968), где повествуется о том, что Главк, отведав чудодейственной травы, превратился вморское божество:

Был я весь телом другой, чем раньше, и духом не прежний.Тут я впервые узрел синеватую бороду эту,Волосы эти мои, что широко по морю влачатся,Плечи свои увидал, громадные синие рукиИ оконечности ног, как рыбьи хвосты с плавниками.

(«Метаморфозы». XIII. 959–963Перевод С. Шервинского)

Примечательно, что у Овидия преображённый Главк ищет любви Скиллы, страшащейся его чу�довищного вида и спасающейся от него бегством. У Паунда же некая безымянная дева ищет Главка.Метаморфозы — один из основных лейтмотивов творчества Паунда от ранних его стихов до Cantos.Так, в балладе «Пейре Видаль в старости» и в «Canto IV» повествуется о провансальском трубадуре

862

(кон. XII–нач. XIII), домыслы в отношении которого явно преобладают над достоверностью. Будучи добезумия влюблённым в даму по имени Лоба (прованс. — «волчица»), он оделся в волчью шкуру и далсебя затравить собаками (см. комментарий к этим стихам). Паунд проводит параллель между Видалеми Актеоном. В «Главке» же, очевидно, важна не просто метаморфоза сама по себе, но то, что Главк, отве�давший травы и преобразившийся, стал чужд всем смертным, и все стали чужды ему. Возможно, всёстихотворение — развернутая метафора влияния искусства на художника (поэзии на поэта).

7 S. T. — C. Т. Кольридж. Паунд имеет в виду эссе Кольриджа, в котором тот говорит, в частности,что для древних греков предмет прекрасного, «Quasi kaloun», есть то, что «взывает к душе».

8 «Борзая» — аллюзия из Данте (см. «Inferno», I, 102).9 Примечания Э. Паунда:* «che lo glorifico» На площади Piazza dei Signori вы увидите надпись, которая переводится так:

«Здесь Кан Гранде делла Скала приютил Данте Алигьери, того самого, который прославилего, посвятив третьему свою вечную песнь».

C. G. vi accolse D. A. che loglorifico dedicandogli la terzadelle eterne sue cantiche»

Комментарии. Надпись на стеле переведена неточно. Правильный перевод: «Здесь Кан Гран8де приютил Данте Алигьери, который прославил его, повятив ему третью из своих вечных кан8тик» (то есть «Рай», третья Кантика «Божественной Комедии» — примеч. О. Седаковой).

** Ср.: Ришар Сен8Викторский, «О приготовлении к созерцанию», где он различает размышление,медитацию и созерцание.

В размышлении мысль или внимание бесцельно порхает вокруг своего предмета.В медитации она описывает круги вокруг него, то есть видит его систематически, со всех сто�

рон, строя перспективу целого.В созерцании она излучается из центра, то есть как свет, который исходит от солнца по беско�

нечному числу путей и достигает предметов, которые к нему относятся или от него зависят.Я передаю это своими словами, потому что у меня нет при себе текста Benjamin Minor.Продолжая образ излучения у Сен�Викторского: поэзия на своих вершинах есть выражение

созерцания.Ришар Сен8Викторский — один из крупнейших представителей знаменитой парижской шко�

лы Сен�Виктор де Пари, процветавшей в XV–XVI вв. и развивавшей созерцательное и мистическоебогословие (примеч. О. Седаковой).

*** San Pietro Incarnato. Между собором и рекой расположены несколько рядов зданий.Собор Сан Пьетро Инкарнато («Ап. Петра во плоти»). Адидже — река в Северной Италии.

Комментарии. Гильом де Лоррис, средневековый французский поэт (ум. ок. 1238), автор пер�вой части «Романа о Розе», аллегорического куртуазного и мистического эпоса.

Нестор, старейший из ахейских героев; здесь в принятом употреблении: учитель, предшест�венник в какой�либо науке.

Фениче — название знаменитого оперного театра в Венеции, который Паунд сравнивает с ло�тосом также в стихотворении «Цвет лотоса» (см. комментарии к этому стихотворению).

Верона и далее: Павия, Флоренция, Гоито, Генуя — северно�итальянские города.Cioe — то есть, а именно (итал.)Роговые ворота — ворота, из которых выходят вещие сновидения (греч. миф.).Корнелия Колумба своего — Генуя, родина Христофора Колумба, сравнивается с римской ма�

троной Корнелией, дочерью Сципиона Африканского, прославленной матерью двух Гракхов, Тибе�

863

рия Семпрония и Гая Семпрония (см.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания). Паунд говорит,что в одном Колумбе мать Генуя вырастила двух сыновей, «мужа и провидца».

Ключарь — ап. Петр (Перевод и примеч. О. Седаковой).10 Альба — жанр любовной лирики, её обычная тема: стенание любовника по поводу приходяще�

го утра, которое заставляет расстаться с любимой. «Белангальская альба» считается старейшим из из�вестных стихотворений этого жанра в Провансе. Впервые опубликовано в «Hamilton LiteraryMagazine» (1905). См. также одноимённые стихотворения: «Alba Innominata», «Alba» в книге«Lustra» и стихотворение, предваряющее цикл «Langue D’Oc».

11 Settentrione (итал.) — север.12 Один из немногих дошедших до нас фрагментов поэзии Пейре Бремона, однако если напеча�

тать его вместе с песнями Гираута де Борнеля, то и его подлинность станет весьма сомнительной(примеч. Э. П., пер. А. Прокопьева).

Пейре Бремон — провансальский трубадур.«Lo Tort» (прованс.) — «Вина».

13 Теодор Агриппа Д’Обинье (1552—1630), французский поэт и историк, гугенот, соратник Генри�ха Наваррского. Активный участник религиозных войн во Франции конца XVI в.

14 Арнаут Марейль (1170—1200) — провансальский трубадур.Арнаут Меньшой… — так же назван в книге Паунда «The Spirit of Romance». Великим или

Большим был Арнаут Даниэль. См. также комментарии к стихотворению «Provincia Deserta».Мэтр Жак — вымышленное имя. Виконт де Безье или, точнее, де Безьер был женат на Азалаисе

де Тулуз, с которой предположительно Арнаут Марейль был в любовной связи.Альфонсо — в биографии Бутье и Шютца говорится о том, что Альфонсо приревновал Азалаис

к Марейлю и начал так сплетничать об их связи, что Азалаис вынуждена была уволить Арнаута сосвоей службы (примеч. А. Прокопьева).

Монт8Озье или Мантазьер — вотчина Тибора де Монтазьера. См. также комментарии к«Dompna Pois De Me No’Us Cal» и к «Близ Перигора».

15 Анахронизм. Скорее, речь может идти об Альфонсо II Арагонском.16 Так называли бродячих певцов�менестрелей, исполнителей чужих песен. Здесь — исполнитель

песен своего господина.17 Mihi pergamena deest (лат.) — Мне не хватает пергамента.18 Помимо влияния Браунинга, Паунд, как уже было сказано, в юности испытывал влияние Суин�

берна, Россетти и других прерафаэлитов, а также последователей Суинберна, «декадентских» поэтов1890�х гг. — Доусона, Дэвидсона, Лайонела Джонсона и, в особенности, молодого Йейтса, которыйразвивал темы и грёзы Суинберна в своих кельтских вариациях. Мощь Суинберна и Росетти былавыхолощена эпигонами, чьи писания отличались вялым эротизмом, меланхолическими грезами, не�выразительной архаичной лексикой. См. также примечания к стихотворениям «Salve, O Pontifex»,«Суинберн: критика», «Меж ложною и истинной зарёй», к «Посланию г�на Хаусмэна», и к балладе«П’ти’ кру».

19 Воображаемая надпись на могиле поэта в древней Ниневии, царской резиденции Ассирии.Раана (иначе: Раама, Рана) — богиня моря в скандинавской мифологии. Одушевлённей — в

оригинале subtle�souled. Определение Шелли, которое тот впервые употребил по отношению кКольриджу в «Peter Bell the Third» (V, II, 2).

20 В оригинале — «Beautiful, tragical faces...» — ср. у Ч. Лэма: «The old familiar faces» — «Старые,знакомые лица». Ср. также со стихотворением «На станции метро» из «Lustra» (КомментарииЯ. Пробштейна).

864

Примечания к книге «Торжества»

1 Стихотворение посвящено священнику пресвитерианской церкви «Голгофа», старейшинойкоторой был Гомер Паунд, отец поэта, в Уинкотте, пригороде Филадельфии. Честер, автор рассказови статей, помогал редактировать несколько периодических изданий и оказывал большое влияние наюного Паунда, поддерживая в нём интерес к творчеству, а также призывал его изучать Библию.

amicitiae longaevitate — в честь давней дружбы (лат.). Здесь ошибка Паунда в латыни: правиль�но — amicitiae longaevitati (примеч. И. Ковалёвой).

2 Воображаемый ответ Гвидо Кавальканти (1250?—1300), которого Паунд переводил («TheSonnets and Ballads of Guido Cavalcanti»), на сонет молодого Данте «Guido, i’vorrei che tu e Lapo edio» («Гвидо, когда бы Лапо, ты и я», XXXII). Данте приглашает Гвидо и Лаппо Джанни с их возлюб�ленными в идиллическое морское плавание. Реальный ответ Гвидо — сонет «S’io fu quello che d’amorfu digno» («Когда б я был тем, кто любви достоин»), в котором он сообщает, что переменил подругу.Паундовский Гвидо отказывается от дантовского приглашения другим образом. Он предпочел бы ос�таться с возлюбленной без друзей (примеч. О. Седаковой).

3 Впервые опубликовано в журнале «English Review» (June 1909). Провансальская виртуознаястихотворная форма сестины, изобретённая Арнаутом Даниэлем, любимая Петраркой, привлекалаПаунда (ср.: «Сестина Изольде», «Золотая сестина»). «Альтафорте» написана от лица Бертрана деБорна, по преданию, собиравшего союз против Ричарда Львиное Сердце и написавшего несколькостихотворений, призывавших баронов присоединиться к этому союзу. «Альтафорте» Паунда — непереложение какого�то конкретного стихотворения де Борна (как «Плач о молодом короле», см.), асвободная фантазия на его темы. «Альтафорте», с её эпатирующим милитаристским пафосом и не�привычно грубой лексикой, прославила молодого Паунда.

Loquitur — говорит (лат.).Бертран (Бертрам) де Борн — знаменитый провансальский трубадур и синьор Перигора (вто�

рая пол. XII века).Данте поместил Бертрана в девятый ров «Ада», к зачинщикам раздора (Ад, песнь 28, 136–142):

«Знай, я Бертран де Борн, тот, что в былом /Учил дурному короля Иоанна. /Я брань воздвиг межсыном и отцом (...) /За это мозг мой отсечён навек /От корня своего в обрубке этом: /И я, каквсе, возмездья не избег». При этом Данте высоко отзывался о поэтических созданиях де Борна(«О народном красноречии» II, II, 9) и о его щедрости («Пир» IY, XI, 14).

Eccovi! — Вот вам! (итал.). Примеч. О. Седаковой.4 В «Жизнеописаниях трубадуров» о Пейре Видале (ок. 1183–1204) рассказывается следующее:

«Пейре Видаль родом был из Тулузы, скорняцкий сын. Пел он лучше всех в мире, будучи, однако, од�ним из самых сумасбродных людей, когда�либо живших на свете, ибо считал за правду всё, что емунравилось или хотелось… Дама же Лоба <де Пуэнаутьер> была из округи Каркассонской, и эн Пей�ре ради неё назвался волком и герб носил волчий. И на горе Кабарет дал он на себя охотиться пасту�хам с собаками, овчарками и борзыми, как охотятся на волка, облачась в волчью шкуру, дабы волкомпредставиться перед собаками и пастухами. И стали пастухи с собаками его травить и так его отде�лали, что он был замертво снесён в дом доны Лобы де Пуэнаутьер» («Жизнеописания трубадуров»,LVII, 1, 3. Пер. М. Мейлаха).

Паунд этот «анекдот» о влюблённом безумце соединяет с мотивом волка�оборотня, восхо�дящим, возможно, к преданию о другом трубадуре — Понса де Капдюэйле, который, обернувшись вполнолуние волком, долгое время оставался в этом обличье, причиняя большой вред своему краю,пожирая младенцев и загрызая старцев, покуда некий плотник, повстречав его, не отрубил ему топо�ром лапу, отчего тот снова стал человеком.

Ещё один мотив, звучащий в подтексте стихотворения: миф об Актеоне, превращённом в оле�ня и преследуемом гончими псами Артемиды�охотницы. Заметим, что Артемида была сестрой Апол�

865

лона, среди ипостасей которого — волк (Аполлон Ликийский). Отчасти этот мотив перерастает в мо�тив «Дикой охоты» (комментарии А. Нестерова). См. также комментарии к «La Fraisne» и «Canto IV».

5 Впервые опубликовано в журнале «English Review» (October 1909), перепечатано в журналах«Literary Digest» (October 1909), «Current Literature» (March 1910), «The New Poetry» (1917), а так�же в книгах «Торжества» (Exultations), «Provença» (Boston, 1910), «Umbra» (London, 1920),«Personae: the Collected Poems» (N. Y., 1926).

6 Симон Зилот — один из апостолов Иисуса Христа.Ст. 6–8. См. Иоанна 18:8.Ст. 11–12. См. Луки 22:53.Ст. 13–16. См. Матфея 26–27.

7 Впервые опубликовано в журнале «English Review» (October, 1909).8 «Матерь неизвестная» (франц.)9 Здесь: «Восхвалим (букв. восхваляющие) десять красот Иоанны Темпла» (лат.). Джованна

(Джоана у Д. Г. Россетти) — прекрасная дама из сонетов Кавальканти и «Новой Жизни» Данте, ко�торые Паунд читал в известном издании Темпла (Temple).

10 Красавицам Лондона (франц.)11 Впервые опубликовано в журнале «English Review» (October 1909).12 «Пастухи Вифлеемские» (исп.).13 Провансальский жанр надгробного «Плача» (Planh). Довольно точный первод «Плача» Бертра�

на де Борна (см. «Альтафорте»), написанного вскоре после смерти Генриха Плантагенета, старшегосына Генриха II, коронованного в 1170 и известного в Провансе под именем «Молодого Короля». Попреданию, Бертран, друживший с Плантагенетом, подбивал его выступить против брата Ричарда.Однако, прежде чем война началась, Генрих Плантагенет заболел лихорадкой и умер (июнь 1183).Примеч. О. Седаковой.

14 Альба без названия (лат.).

Примечания к книге «Canzoni»

1 Цитата из II книги, 13 элегии Проперция:«(Хватит мне, хватит вполне, коль в процессии будут три книги),Как величайший свой дар их Персефоне несу» (лат.). Пер. Л. Остроумова. Очевидно, Паунд,

так же, как Проперций, полагал, что достаточно написать 3 хорошие книги за жизнь.2 Впервые опубликовано в журнале «English Review» (January 1910).3 Фредерик Мэннинг — посредственный поэт, который так же, как и Паунд, ухаживал за Доро�

ти Шекспир. Обе канцоны — «Кора» Мэннинга и «Ежегодная жертва» Паунда — были посвященыДороти. Эпиграф: «И такого рода станца обычна почти во всех канцонах Арнальда Даниеля, и мыследовали ему…». (Пер. Ф. А. Петровского.) Название трактата во всех изданиях дается как «DeVulgari Eloquentia» («О народном красноречии»). В оригинале у Данте: «Et huiusmodi stantia…», а неstantiae — очевидно, Паунд цитировал по памяти (наблюдение В. Витковского).

4 Впервые опубликовано в журнале «English Review» (January 1910) .5 Впервые опубликовано там же.6 Впервые опубликовано там же.7 Впервые опубликовано в «Provença» (Boston, 1910).

866

8 Матерь Божия Искупления грешных — один из образов Богородицы. Впервые опубликовано в«Provença» (Boston, 1910).

9 Впервые опубликовано в «Provença» (Boston, 1910). См. Комментарии к стихотворениям «Гви�до приглашает так», «Продавщица», «Provincia Deserta», Canto IV.

10 Тенцона — жанр провансальской лирики; спор, состязание, соревнование, поединок. Впервыеопубликовано в «Provença» (Boston, 1910).

11 Chi è questa — «Кто она?» (итал.). Впервые опубликовано в «Provença» (Boston, 1910).12 Впервые опубликовано там же.13 Впервые опубликовано в «Forum» (N. Y. October, 1910). Перепечатано в «Provença» (Boston,

1910) и «Canzoni».14 Впервые опубликовано в «Provença» (Boston, 1910).15 Впервые опубликовано там же.16 Маленькая баллада (см. примеч. к «Мадригалу»). Перепечатано в «Personae: the Collected

Poems» (N. Y., 1926).17 Форма стихотворения, мадригал, и женский образ, как он изображён здесь и в других стихах

(ср. «Ballatetta»), восходят к любовной лирике провансальцев, стильновистов и Данте «Новой Жиз�ни» (примеч. О. Седаковой).

18 Era mea (лат.) – «моя госпожа». Впервые опубликовано в «The Book of the Poets’ Club» (1909).См. стихотворение «Donzella Beata» из сборника «A Lume Spento», в котором данное стихотворениеприводится в эпиграфе.

19 Anglice reddita — «в переводе на английский» (итал.).20 Название: «Парацельс в вышних» (в Евангелии от Луки «Gloria (слава) in excelsis (в вышних)

Deo» (лат.) — ср. также примеч. к «Прологу»). Впервые опубликовано в «The Book of the Poets’Club» (1909).

Парацельс Бомбастес (1493–1541) — знаменитый швейцарский алхимик. Ответ на стихотво�рение Р. Браунинга «Парацельс», где изображена смерть героя. У Паунда Парацельс переходит в бес�смертие: свойственная Паунду оптимистическая перспектива «расчеловечивания» бессмертнойдуши (ср.: «Огонь», «Blandula, tenulla, vagula» и др.) (примеч. О. Седаковой).

21 Довольно точный перевод Проперция (Eleg. кн. III, XXVI, 1–10), без последних шести стихов. По�втор принадлежит Паунду. Ср. «Приношение Проперцию», IX, где тот же оригинал сильно переработан.

Персефона и Плутон — цари подземного мира.Прославленные мифологические красавицы: Антиопа (Иопа) — дочь речного бога Асопа, воз�

любленная Зевса, Тиро — возлюбленная Посейдона, Пасифая — жена царя Миноса, мать Минотав�ра, Европа — возлюбленная Зевса.

Ахея — область на севере Пелопонесса. Читатели, соглашавшиеся с У. С. Хэйлом в том, что Па�унд толком не знал латыни и его перевод из Проперция («Приношение Сексту Проперцию») выка�зывает его невежество, были удивлены, увидев это стихотворение как доказательство того, что Паундбыл вполне способен создать «совершенно буквальный и настолько же неверный и „ложный в духов�ном смысле“ перевод» («New Age». Декабрь, 1919).

22 «Сказка об Амуре и Психее» входит в книгу Луция Апулея (II в.) «Метаморфозы, или Золотойосел» (гл. IV–VI). «Золотой книгой» роман Апулея назвал У. Патер, включивший перевод апулеев�ской сказки в свою книгу «Марий Эпикуреец» (Walter Pater. «Marius the Epicurean»). Это стихотво�рение, как и «Blandula, tenulla, vagula» (cм.), вдохновлено книгой Патера.

Монолог Психеи у Паунда передает её изумление после первого посещения Амура.Как ветер — ветер, Зефир, отнёс Психею во дворец Амура.Вот8вот глаза мои откроет — Психея, смертная, не должна была видеть своего божественно�

го супруга: когда она нарушила этот запрет, он её покинул (примеч. О. Седаковой).

867

23 Название — неточная цитата первой строки стихотворения, с которым, по рассказу ЭлияСпартиана, император Адриан перед смертью обратился к своей душе: Animula, vagula, blandula:

О душенька, беженка, неженка,подружка�гостья бренности,куда теперь отправишься,раздетая, сирая, бледная?утехи твои кончились!

(Перевод. О. Седаковой)

Первые четыре строки были поставлены эпиграфом к одной из глав книги У. Патера (см.примеч. к «Речи Психеи»). Предсмертное стихотворение Адриана переводили А. Поуп, Байрон; Па�унд пользовался французским переводом Фонтенеля. Паунд развивает тему Адриана противополож�ным образом: душа и по смерти предаётся земным утехам.

Латинского слова tenulla не существует, это ошибка Паунда или неологизм, образованный имот tenuis — незначительный, простой.

Сирмия — лат. Sirmio, аллюзия на Катулла (XXXI): O venusta Sirmio! — о, милая Сирмия! (пра�вильнее — Сирмиона — совр. Сирмион), городок на южном побережье озера Гарда, который частопосещали поэты от Катулла до Байрона и где неоднократно бывал Паунд.

Рива — городок на северном побережье озера Гарда, у подножия Альп (комментарии О. Седа8ковой).

24 Был час (лат.).25 «Rosa sempiterna» («Вечная Роза», восходит к стиху Данте: «Nel giallo della rosa sempiterna»

(Par. XXX, 124) — «И в жёлтой сердцевине вечной розы» (примеч. В. Микушевича).26 Эпиграф взят из Проперция (Элегии, IV, I, 87): «Dicam: Troia Cades, et Troica Roma resurges’»

(«Скажу, Троя, что ты падёшь, но ты, Рим Троянский, вновь восстанешь» — перевод И. Ковалёвой).Паунд использует мотив «второй Трои» также в стихотворении «Provincia Deserta». Сонет «Рим» яв�ляется переводом с французского из «Римских древностей» (1558) Иоахима дю Белле (1522–1560):

Римские древности III

Ты в Рим пришёл и не находишь Рима.Где в Риме Рим? Владеет лишь закатРуинами чертогов и аркад.«Рим», — говоришь и видишь: слава мнима.

Минувшее — фантом и пантомима.Самой себе гордыня — супостат.Рим по своим законам виноват.Снедь времени, жизнь временем гонима

Рим — памятник себе, свой вечный след;Рим сам одна из всех его побед.Лишь в море Тибр по�прежнему спешит.

Мир к вечному был беспощаден граду.Твердыни — прах. Их время сокрушит,А что течёт, противится распаду.

(Перевод В. Микушевича)

868

Это стихотворение дю Белле является в свою очередь переводом с латыни поэта эпохи Возрож�дения Джованни Витали, а стихотворение дю Белле было переведено в «Руинах Рима» ЭдмундомСпенсером («Жалобы», 1591). Таким образом, этот сонет, как некий пратекст, переходит из языка вязык, путешествуя (или шествуя) через века и страны. Знаменательно, что В. Б. Микушевич уловил ипередал не только общий дух, воплотив его на сей раз в русском языке, но и некоторые различия.Сам же Паунд считал, что дю Белле сыграл весьма важную роль для перехода лирической поэзии изИталии в Англию. Он писал: «Итальянцы… обновили искусство [лирической поэзии], они писали налатыни, а некоторые даже на греческом, и использовали древнегреческие размеры. Дю Белле перевёлНавгериуса на французский, а Спенсер перевёл переложения дю Белле на английский, и так же, какво времена Чосера и последующие за ними, англичане приобретали технику за Ла�Маншем» (По�эзия, январь 1914). Как заметил К. К. Ратвен (Ruthven), ритм первой строки терцетов «Rome that artRome’s one sole last monument» позаимствован Паундом из I сонета Шекспира: «Thou that art nowthe world’s fresh ornament» (комментарии и перевод Я. Пробштейна).

27 Джакомо Леопарди (1798–1837) — итальянский поэт. Умер в том же году, что и Пушкин,старше которого был на год. Отличался крайним пессимизмом, сближающим его с Артуром Шопен�гауэром. Для Леопарди природа — царство бессознательного, безразличного к человеку зла. Красотаприроды — иллюзия, творимая искусством, но эта художественная иллюзия — единственная отрададля человека. Отсюда культ строгой классической формы в сочетании с романтическими порывами,заранее обречёнными на тщетность. «Песни» («Cаnti») Леопарди перекликаются с канцонами Пет�рарки, отчасти воспроизводя его строфику, хотя рифма у Леопарди встречается лишь эпизодически,но она тем существеннее в музыкальной композиции. В то же время Леопарди предвосхищает мно�гое в поэзии ХХ века. Не исключено, что «Cаnti» Леопарди были одним из источников или образцовдля «Cantos» Эзры Паунда.

Стихотворение Эзры Паунда является лишь маской, характерной для него, поэтической вариа�цией, а не переводом, хотя и приближается к переводу, почти достигая местами дословности.В 1915 г. Эзра Паунд писал: «В Леопарди такая искренность, такой пламень мрачного пессимизма,что его манера не даёт повода ни для критиканства, ни для вопросов». Любопытно, что Эзра Паундсмягчает натуралистический пессимизм Леопарди, и там, где итальянский поэт говорит о камне надгнилью и костями («fango ed ossa»), у Паунда только «стыд и грусть» (комментарии В. Микушевича).Ниже приводится стихотворение Леопарди в переводе Вл. Микушевича:

К изображению красавицы,высеченному в монументе над её гробом

Прекрасна прежде, ты в земле сегодняСкелет и прах. Над гнилью и костями,Изваяно искусно, но напрасноНавек в немом внимании к пропажеСтоит на грустной стражеЛишь принадлежность памяти, подобьеМинувшей красоты; взгляд этот нежный,Бросавший в дрожь других, теперь недвижный,И губы, взор прельщавшие сосудом,Который наслажденьем переполненНеудержимым; шея в ожерельеЖеланья; длань, которую опасноПри встрече вожделеннойПотрогать было; руки леденели,Грудь, от которой люди,Её увидев, пламенно бледнели;

869

Сегодня камень только над костямиИ гнилью, труд искусный,Сей вид постыдно грустный грустно прячет.

Но так по воле рокаСредь нас подобье более подобноЖивому небу, этой тайне жизниИ бытия; там наша мысль гнездитсяИ там родится в чистоте первичной;Там красота, оттудаСияние истокаБессмертного, чей дар в земной пустыне;Там власть судеб над нами,Над временами золотого векаВ надёжной благостыне,И там не одинокаЖизнь, движимая смертью,Но мерзкий, грязный, смрадныйЗдесь тот, кто реял в небе,По�ангельски нарядный;Оставленного духомИ жизненною силойПрообраз ненаглядный покидает.

Безбрежные желанья,Высокие виденьяРождают побужденьяК добру в премудром строе,Где в море дух наш тайныйИзбрал необычайныйПуть в солнечные далиСквозь океан бескрайный,Но первый звук фальшивыйВ ничтожество повергнетВесь этот рай, где странствует счастливый,

Когда природа нашаРазрушится в напасти,Как может прах столь дивно быть украшен?А если хоть отчастиНаш дух привержен мысли благородной,Как мелочью бесплоднойОн может быть низвержен и погашен?

28 Цикл из трёх стихотворений «Викторианские эклоги» был опубликован в книге «Canzoni»(1911); в дальнейшем Паунд включил в «Personae» (1926) только II стихотворение цикла.

Sic semper finis deest — Так всегда не хватает концовки (лат.).29 Аллюзия на «Элегии» Проперция: «Dum nos fata sinunt, oculos satiemus amore» (II, xv, 23) —

«Страстью насытим глаза, покуда судьба дозволяет» (пер. Л. Остроумова). Ср. с «ПриношениемСексту Проперцию» (VII, 16). Стихотворение Паунда является также аллюзией�ответом стихотво�рению Эрнеста Доусона, название которого, в свою очередь, восходит к той же элегии Проперция.

870

Перекличка с Доусоном прослеживается и на образно�словесном уровне: так, у Доусона — «взды�хающие ветви», а в конце стихотворения он просит возлюбленную перестать смеяться.

30 III. Пьер Абеляр (1079—1142) — блестящий философ и теолог, чей труд «Sic et Non» считаетсяедва ли не первым трудом схоластической теологии, был более философом�диалектиком, нежелитеологом. Яростным оппонентом Абеляра был Св. Бернар. Абеляра обвинили в ереси в 1142 г. Онвоспылал страстью к своей ученице Элоизе, племяннице Фулбера, влиятельного каноника Нотр�Да�ма, в доме которого квартировал Абеляр. По приказанию Фулбера Абеляра оскопили и поместили вмонастырь Сен�Дени. Элоиза также была заключена в монастырь. Несмотря на столь трагические об�стоятельства, возлюбленные не перестали любить друг друга, а их любовь и несчастья запечатлены в«Переписке Абеляра с Элоизой» и в «Истории моих бедствий» Абеляра.

Эпиграф: Пьер Эсбайар (Абеляр) из Сен8Дени (Вийон) — (франц.) взят из «Баллады о дамахпрошлых времён» Франсуа Вийона:

Где Элоиза — цвет науки?Любя её в былые дни,Изведал оскопленья мукиПьер Абеляр из Сен�Дени.

(Перевод Павла Лыжина, 1896–1969, Париж)

Приводим также перевод Николая Гумилёва:

И Элоиза где, вдвойнеРазумная в теченье спора?Служа ей, Абеляр вполнеПознал любовь и боль позора.

(Комментарии Я. Пробштейна)31 «Пролог» — фантазия на тему средневековых рождественских мистерий. Впервые опубликован

в «Sunday School Times» (Филадельфия, 3 декабря 1910 г.) под названием «Рождественский Пролог».«что Август ведал» — вероятно, имеется в виду легенда о том, как Августу, после того как он

обратился к Тибуртинской Сивилле с вопросом, явится ли когда�нибудь человек более великий, чемон, на римском холме Палатине, возле храма Небесного Алтаря (Ara coelis), явилось видение Девы смладенцем.

«Exultasti — «Возвеличился еси» — стих псалма, литургическое песнопение (лат.).«Gloria! gloria in excelsisPax in terra nunc natast —«Слава! слава в вышних,Ныне мир на земле родился» — рождественское песнопение (лат.).Диана Эфесская — правильнее было бы: Артемида Эфесская (греческий культ Артемиды в

Эфесе). Паунд употребляет римское соответствие имени Артемиды, Диана (она же Луна, Тривия,Луцина).

Lucina dolentibus — богиня родов (лат.), «Луцина для тех, кто в родовых муках» (Катулл,XXXIV, 13). Диана, Луна в римской мифологии (примеч. О. Седаковой).

32 Maеstro di tocar — (правильное написание toccare) — виртуоз прикосновения (итал.). Стихо�творение, вероятно, посвящено Уолтеру Раммелу (Walter Morse Rummel), музыканту, который по�ложил на музыку некоторые из ранних стихов Паунда и с которым поэт одно время проживал вме�сте в Лондоне.

33 Искусство (франц.).34 Впервые включено Паундом в книгу «Канцоны Эзры Паунда» (Лондон, 1911, июль). Первона�

чальное название: «Песня в манере Хаусмена» (Song in the Manner of Housman). Затем стихотворе�

871

ние называлось «Послание г�на Хаусмена человечеству». Паунд сожалел о том, что изменил первона�чальное название. Стихотворение было включено также в сокращённый (сентябрь, 1917) и полный(октябрь 1917) варианты книги «Lustra и ранние стихотворения Эзры Паунда» (Нью�Йорк) и вкнигу «Personae. Собрание стихотворений Эзры Паунда» (Нью�Йорк. Декабрь, 1926). Так же, какМакс Бирбом, Паунд полагал, что пародия — вполне допустимый вид критики. Более того, он писалХэрриет Монроу в октябре 1912 г., что «искусство расцветает в атмосфере пародии» и что «паро�дия — это лучший вид критики — она отделяет долговечное от видимого» («Письма». С. 47. Цит. поизд.: Ruthven K. K. A Guide to Ezra Pound’s Personae. Berkeley and Los Angeles: U. of California P., 1969.)Несмотря на то, что Паунд сам в юности испытывал влияние «Кельтских Сумерек» Йейтса, Суин�берна и поэтов 1890�х, он восставал против сумеречных настроений в поэзии. В данном стихотворе�нии пародируется «Шропширский парень» Хаусмена. См. также Примечания к стихотворениям«Salve, o Pontifex», «Суинберн: критика», «Меж ложною и истинной зарёй», к стихотворению «Бунтпротив сумеречных настроений в современной поэзии» и к балладе «П’ти’Кру».

35 От немецкого «Sturm und Drang» («Буря и натиск»). Цикл написан под влиянием немецкихромантиков и Габриэля Данте Россетти, цикл сонетов которого «Дом жизни», возможно, повлиял ина выбор Паундом названия VII части — «Дом великолепья». В первоначальной редакции цикл, ко�торый здесь приводится полностью, состоял из 12 стихотворений и не переиздавался Паундом послеэтого. В книгу «Персоны» 1926 г. были включены стихотворения VII–XII, первоначальный порядоккоторых был сохранен.

IV. Эпиграф «Far buon tempo e trionfare» переводится как «наслаждаться и ликовать» (итал.)VII. «Дом великолепья» — Евноя (Evanoe) — вымышленное имя, в котором соединены грече�

ское «Эвноя» («ясная разумом», см. выше «Любовная песнь к Эвное») и Ева (примеч. И. Ковалёвой).Нерукотворный дом — аллюзия на Второе Послание Коринфянам (5–1): «Ибо знаем, что когда зем�ной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный,вечный».

IX. Horae Beatæ Inscriptio — буквально переводится: «Надпись счастливого часа» (лат.).XI. Au Salon — салон (франц.). Сэр Роджер де Коверли — персонаж, созданный Джозефом Эдди�

соном в «Спектейторе», типичный представитель класса крупных помещиков времён правления Ко�ролевы Анны.

Sic crescit gloria mundi (так возрастает земная слава, лат.) — переделанное Паундом изречение«Sic transit gloria mundi» (так проходит земная слава). Aegrum vulgus (больная чернь — лат.) — так вработе «The Spirit of Romance» Паунд упоминает итальянского писателя эпохи Возрождения Джо8ванни Аурелио Аугурелло (1440–1524), где утверждает, что его «aegrum vulgus» («болезненная тол�па») ещё более презрительна, нежели «profanum vulgus» («бесмысленная чернь») Горация.

XII. Au Jardin — сад (франц.). Ответ�перекличка со стихотворением Йейтса «Колпак с бубенца�ми» («The Cap and Bells»). У Паунда, в отличие от Йейтса, Пьеро не собирается умирать во имя любви.

36 (Роберт) Лоренс Биньон (1869–1943) — драматург, поэт, искусствовед, писавший в основномоб английском и восточном искусстве. Наиболее известны его работы «Живопись Востока»(«Painting in the Far East», 1908) и «Пейзаж в английском искусстве и поэзии» («Landscape inEnglish Art and Poetry», 1931). Пьесы «Аттила» (1907) и «Артур» (1923), музыку к последней напи�сал Элгар. Автор известного стихотворения о первой мировой войне «Павшим», которое было вклю�чено во все антологии, а также двух больших од «Сирены» (1924) и «Идолы» (1928). «Собрание сти�хотворений» Биньона было издано в 1931 г.

37 Французская огласовка имени Оссиана.38 Так называли озеро Гарда Вергилий, Гораций и Катулл. Benacus — латинское название озера.

См. также примечания к стихотворению «Редондильи».

872

Примечания к главе«Стихотворения, не вошедшие в книгу „Canzoni“»

1 Leviora — более низкий жанр (лат.). Изначально цикл включал в себя 4 сонета, один из кото�рых, «L’ Art» (III), был опубликован в «Canzoni».

II. Hic Jacet — Здесь покоится (лат.). Традиционное начало латинской эпитафии.IV. Ingeris, dericus — возможно, два псевдолатинских словообразования Паунда — анаграмма

ingeris id decus — привносишь красу (лат.). Паунд скорее всего просто имитирует латинские слова,показывая, насколько напыщенны и непонятны стихи адресата.

2 Опубликовано в «Des Imagistes» (1914). Томас Эрнест Хьюм (1883–1917) — талантливыйпоэт и критик, чья последовательная борьба с романтизмом и теория «тяжелого сухого (сдержанно�го) образа» («hard dry image») оказала влияние на имажизм. В эссе «Романтизм и классицизм» опре�делил романтизм как «разлитую (пролитую) религию» («spilt religion») и предсказывал появлениеновой «радостной, сдержанной и сложной поэзии» («cheerful, dry and sophisticated»). Погиб на по�лях первой мировой войны. Только шесть стихотворений было опубликовано при жизни, пять изних под заголовком «Полное собрание стихотворений Т. Э. Хьюма» в журнале «Новый век», которыйиздавал и редактировал Альфред Орэдж при поддержке Бернарда Шоу и в котором печатались Шоу,А. Беннет, Г. Уэллс, Э. Паунд, К. Мэнсфилд и Р. Олдингтон. Паунд написал предисловие к «Полномусобранию стихотворений Т. Э. Хьюма» и даже поместил стихи Хьюма в книги своих стихотворений«Ответные выпады» и «Personae». В «Новом веке» Хьюм печатал также свои статьи, в частности оБергсоне, которого переводил на английский. Многие из работ Хьюма остались в записных книжкахи были опубликованы посмертно, среди них следует отметить «Размышления: эссе о гуманизме ифилософии искусства» (1924) и «Заметки о языке и стиле» (1929), опубликованные под редакциейсэра Герберта Рида (1893–1968). Будучи одновременно консерватором и модернистом, оказал за�метное влияние на искусство XX века. Т. С. Элиот писал о нём в 1924 г. как «о классицисте, реакцио�нере и революционере».

Очевидно, имеется в виду Десмонд Фитцджеральд (1890–1947), ирландец, посещавший кру�жок Хьюма. Участвовал в восстании 1916 г. в Дублине, за что был приговорен англичанами к пожиз�ненному заключению. После провозглашения Ирландского правительства был выпущен из тюрьмыи назначен сперва министром иностранных дел, а затем — министром обороны.

3 От испанского слова «redondo» — круглый, окружность. Впервые опубликовано в журнале«Poetry Australia» (апрель, 1967). В корректуре зачёркнут подзаголовок: «Локсли�холл 40 лет спустя».Замечание Паунда: «Пятьдесят лет назад это излияние назвали бы „Век“» — также зачёркнуто.

4 Озеро Лаго ди Гарда — крупнейшее из итальянских озер на границе Ломбардии, Венето и Аль�то Адидже. Вергилий, Гораций и Катулл называли его Лакус Бенакус (см. примечание к стихотворе�нию «Огонь»), который был переименован в Гарда императором Карлом в IX в. Десенцано — один изгородков, расположенных на берегу озера.

5 «Cobleiarai, car mi platz» — жанр лирики трубадуров.6 Теодор Рузвельт (1858–1919) — 26�й президент США (1901–1909).7 Пларр, Виктор (1863–1929) — английский поэт, член так называемого Клуба Рифмачей

(Rhymers Club), который посещал Паунд. Вэнс Фред Нельсон (1880–1926), американский худож�ник, известен пейзажами и фресковой, монументальной живописью; обучался живописи в Парижеи Риме. Паунд познакомился с ним в городке Крофордсвил, когда преподавал в колледже Уобаш. Впримечаниях к стихотворению Паунд пишет, что основные работы Вэнса — «Христос, идущий по во�дам» (Париж, Салон, 1903) и «Бар в Сан Диего». Уайтсайд — американский художник�пейзажист.

8 Здесь: возрождения (мн. ч., итал.). Это слово употреблялось, когда речь шла о воссоединенииИталии в XIX веке, но Паунд начиная с 1910 г. много писал и говорил об американском возрожде�

873

нии, об «American risorgimento». Сам Паунд в примечаниях к этому стихотворению пишет:«Йейтс У. Б. — специалист по возрождениям».

9 Жареная индейка (франц.).10 «Тамлин» (также «Там Лин» или «Там Лэ») — знаменитая шотландская баллада о рыцаре Там

Лине, заколдованном Королевой фей, и принцессе Джэнет, которая спасла его своей любовью и вер�нула в мир живых.

11 Цитируется начало «Энеиды» Вергилия (I и II стихи): «Битвы и мужа пою, кто первым, и т. д.,от берегов… (Трои)», которое пародируется.

12 Аллюзия на знаменитую IV эклогу Вергилия: «Magnus ab integro saeclorum nascitur ordo», ко�торую считали пророчеством о рождении Христа. («Сызнова ныне времён начинается строй велича�вый» — пер. С. Шервинского).

13 Эрлих Пауль (1854–1915), немецкий врач, прославившийся открытиями в области гематоло�гии, иммунологии и химотерапии, особенно же тем, что впервые нашёл эффективный метод лечениясифилиса. В 1908 г. поделил Нобелевскую премию по физиологии с И. Мечниковым.

14 Фракасторо Джироламо, лат. имя — Иероним Фракастори (род. в 1478 в Вероне, ум. в 1553 г.).Итальянский врач, астроном, поэт и геолог. В университете Падуи преподавал одновременно с Ко�перником. За 300 лет до Пастера и Коха выдвинул научную теорию о микробах. Известен как автортруда в стихах «Сифилис, или французская болезнь» (1530; «Syphilis or the French Disease»), в кото�ром описывается болезнь, впервые открытая им. Он также интенсивно изучал эпидемические забо�левания. Паунд имеет в виду другой знаменитый труд Фракастора «О заразе и заразных заболевани�ях» (1546), в котором Фракасторо научно обосновал предположение римского учёного I века до н. э.Марка Вара о том, что невидимые глазу частицы передают инфекционные заболевания по воздухуили при непосредственном контакте.

15 Климт Густав (1886–1918) — австрийский художник, основатель группы «Венское обособле�ние», родственной направлению Арт Нуво.

16 Цвинтчер Оскар (Zwintscher, 1870–1916) — немецкий живописец и педагог, представительакадемического и реалистического направления в живописи. С 1903 г. преподавал в Дрезденскойакадемии художеств. О. Цвинтчер также считался новатором и совместно с К. Унгером, С. Шнайде�ром и Р. Мюллером сформировал символистическое направление, которое характеризовалось сак�сонским колоритом.

17 Я восхищаюсь, следовательно, существую. Парафраз известного изречения Рене Декарта: «Я мыс�лю, следовательно, существую».

18 Имеется в виду пьеса Ибсена «Дикая утка».19 Посылка (франц. и итал.). Tornata — последняя строка канцоны. См. «Канцону Ангелов».20 Здесь: свободен от обязательств, незаангажирован (франц.).21 Здесь: великое в малом (во мне мой век, как в капле) (лат.).22 Штейбельт Даниэль (1765–1823) — немецкий пианист, дирижёр, композитор. С 1810 г. —

капельмейстер придворной Французской оперы в Санкт�Петербурге. Один из первых начал исполь�зовать педаль и описал технику педализации в книге «Полная практическая школа для фортепиано».Гастролировал как пианист и дирижер во многих городах Европы, в том числе в России. Автор опер,балетов и множества фортепьянных сочинений.

23 Имеется в виду Алессандро Скарлатти (1660–1725), итальянский композитор, автор опер,месс, ораторий, религиозной и светской камерной музыки, отец Доменико Скарлатти. А. Скарлаттиизвестен тем, что впервые ввёл трёхчастную форму итальянской оперной увертюры, тем самымпредвосхитив форму классической симфонии, повлияв на творчество Моцарта и Шуберта. Новаторст�во Скарлатти заключалось также в том, что он первый широко ввёл духовые инструменты в оркестр.

874

24 Некоторые общие знания об алхимии Паунд мог получить от У. Б. Йейтса, своей тещи ОливииШекспир или её подруги, Дион Форчун, входивших в «Герметический орден Золотой Зари» и доста�точно серьёзно изучавших алхимические практики (см., в частности: А. Нестеров. У. Б. Йейтс: SubRosa Mystica/ У. Б. Йейтс. Видение. М., 2000. С. 599–617). Также Паундом в сентябре 1906 г. в «BookNews Monthly» опубликована рецензия на работу Сара Пеладана «Тайны трубадуров», затрагиваю�щую, среди прочего, символику «Алхимического брака».

Истинная цель алхимии — не получение золота как такового, но трансмутация, преображе�ние самого алхимика, позволяющее ему выйти за пределы «падшего мира» и обрести бессмертие.Для этого необходимо было привести в равновесие композицию четырёх элементарных стихий(земли, воды, воздуха и огня) и добиться слияния противоположностей, мужского и женского, Солн�ца и Луны в алхимическом андрогине. Материя алхимического делания сперва «убивалась», то естьподвергалась «гниению» и низведению до состояния Первородного хаоса. «Тело» и «дух» разделя�лись и подвергались «мучению» и «очищению», а потом соединялись вновь — тем самым достига�лось «состояние до грехопадения». На уровне духовной алхимии это понималось как брак адепта сего внутренней «Белой дамой». Именно в этом — ключ к использованию женских имён в данномстихотворении Паунда. Большинство из этих имён — из стихов провансальских трубадуров, в пер�вую очередь, Арнаута Даниеля, Пейре Видаля и Бертрана де Борна. Некоторые из имён можно дос�таточно точно соотнести с реальными историческими персонажами:

Саиль де Клаустра — сестра дофина Овернского, бывшего графом Клермона и Монферрана,возлюбленная трубадура Пейроля (ок. 1188–1222). Важно, что прозвище «Клаустра» означает «за�творяющая, запирающая». Один из самых известных алхимических трактатов носил название: «От�крытый вход в закрытый дворец Короля».

Аэлис — Аэлис де Монфор, прославленная в так называемой «составной канцоне» Бертрана деБорна: «Дама Аэлис, дурман/ Вашей речи сладок, прян».

Азалаис — имя Алазаис (в транскрипции Паунда — Азалаис) носили две дамы, воспетые Пей�ре Видалем: Алазаис де Рокмартин, жена виконта Раймона Джауфре Барраля Марсельского, — иАлазаис, сестра маркиза Бонифаччо Монфератского, вышедшая в 1182 г. замуж за маркиза де Салюс.

Беренгьера — Беренгьера Кастильская, дочь короля Альфонсо VIII (1558–1214) и жена Аль�фонсо IX (1188–1229), воспетая влюбившимся в неё трубадуром Бонифацием Кальво.

Цимбелин — сеньяль, тайное имя дамы, встречающийся у Бертрана де Борна и Пейре Видаля.Гвискарда — Гвискарда де Боже, вышедшая ок. 1184–1187 гг. замуж за виконта Комборнско�

го, воспета Бертраном де Борном.Ряд имён в стихотворении Паунда — «говорящие», отчасти связанные с первостихиями: Ар8

денса означает «пылающая» (огонь), Сельваджа — «лесная» (ср. «selva selvaggia» — «сумрачный лес»у Данте: «Inferno», I, 5), Мнасидика — «памятующая о правде». Для понимания алхимической сутистихотворения важно указать, что в нём упоминаются все четыре первостихии: земля, вода, воздух иогонь.

Возможно, особую нагрузку несет имя Изольды — героини одной из стихотворных версий «Ро�мана о Тристане и Изольде», автором которой является Готфрид Страсбургский. Изольда в его рома�не наделена ярко выраженным «алхимико�мистическим» характером.

Ряд имён и аллюзий восходит к греческой мифологии. Так, в тополя были превращены дочериГелиоса, безутешно оплакивающие гибель брата Фаэтона, а их слёзы стали янтарём. Особую нагруз�ку несут в стихотворении имена Алкмены и Латоны, ставших матерями богов: титанида Латонародила Аполлона и Артемиду, а смертная Алкмена — Геракла. Заметим, что Аполлон — бог Солнца,Артемида же — Лунная богиня. В алхимической символике Латона означала Первоматерию. Све8тильник Латоны — Луна. В некоторых алхимических трактатах двенадцать этапов алхимическогомагистерия уподоблялись двенадцати подвигам Геракла.

Алкиона — дочь Эола, супруга царя Кеика, вместе с которым она была превращена в зимород�ков. Эта пара — один из символов супружеской верности.

875

Крик павлина — в алхимии павлин означал особую стадию трансмутации металлов: в момент,когда происходило соединение «тела» и «духа», на поверхности металла появлялось радужное свече�ние, называемое «caudia pavonis» — хвост павлина.

Шафраном одетая раковина — раковина, связанная в алхимии со стихией воды, в христиан�ской иконографии была одним из атрибутов Богоматери. Так, на картине Филиппо Липпи(1440–1445) «Мадонна с младенцем» (National Gallery of Art, Washington) дева Мария изображенана фоне раковины, играющей примерно ту же роль, что арочное окно в портретах той эпохи. Свое�образное «обыгрывание» этих представлений можно обнаружить в «Рождении Венеры» Боттичелли,где богиня любви стоит на раковине.

Царица кипарисов — Изида, владычица подземного царства — и покровительница алхимии.Эреб — царство мёртвых, у Паунда явно выступает в роли стихии воздуха.Алембик — алхимический сосуд.Закрепите металл — в алхимии после достижния трансмутации металла в золото была необ�

ходима его «фиксация»: в противном случае, металл возвращался к первоначальному состоянию(комментарии А. Нестерова).

25 Среди упоминающихся в этой версии имён есть несколько говорящих: Аградива — «богиняполей», Мнасидика — «памятующая о правде».

Ихор — жидкость, текущая в жилах богов вместо крови (комментарий А. Нестерова).

Примечания к книге «Ответные выпады»

1 Он молчит (лат.). Впервые опубликовано в «Smart Set» (май, 1912).2 Перевод с латыни приводится в подзаголовке.

«Жесток поток времён» («Time’s bitter flood») — аллюзия на стихотворение Йейтса.«… наш известен круг» — Паунд познакомился с Йейтсом в 1909 г. в Лондоне и регулярно по�

сещал так называемые «Йейтсовские вечера» с августа 1911 г. См. также вступительную статью.3 Apparuit — в стихотворении два ряда ассоциаций: один ведет к Сафо, другой к дантовской

«Новой жизни». И молодой Данте, и лирика Сафо постоянно присутствуют в мысли Паунда. Впер�вые опубликовано в «Poetry Review» (февраль 1912).

Версификация стихотворения приблизительно имитирует сафическую строфу (включая раз�рывы слов на границах стиха). В содержательном отношении ближе всего к оде 2 (по Diehl) и фраг�ментам, посвященным Гонгиле (Diehl, 97). Сафо принадлежит образ золотого чертога, в которомобитают Музы и Афродита (Diehl, 1).

Название стихотворения отсылает к латинскому комментарию, который сопровождает пер�вое явление Беатриче у Данте: «Apparuit jam beatitudo vestra» — «Се, явлено ваше блаженство»:«И тогда дух животный, обитающий в той верхней келье, куда все духи чувств приносят то, что вос�приняли, пришёл в великое изумление и, обращаясь особо к Духам зрения, сказал такие слова:Apparuit jam beatitudo vestra» (La Vita Nuova di Dante cоn le illustrazioni di Dante Gabriele Rossetti.Torino: Casa Editrice Nazionale, 1903. P. 34. Примеч. и пер. О. Седаковой).

4 Впервые опубликовано в «Ripostes» (1912). Обращение души выдуманного персонажа Никоп�тиса к его мумифицированному телу. Одно из редких в творчестве Паунда стихотворений, посвя�щенных Египту. Из знакомых Паунда Т. Э. Хьюм увлекался геометрическими свойствами египетско�го искусства. Паунд сравнительно поздно заинтересовался египтологией. Египетские иероглифывпервые появились в «Cantos» в 1955 г. (Rock�Drill Cantos), а в 1960 г. Паунд начал переводить циклстихотворений, который несколько лет спустя был опубликован под заголовком «Любовные стихо�творения древнего Египта» (cм. стихотворение в переводе О. Седаковой).

Ст. 10. Знаки — иероглифические надписи на стенах гробницы.

876

Ст. 15–24. Здесь, очевидно, повествуется о борьбе бесплотных душ за тело новорожденногоНикоптиса.

Ст. 25–28. Не дарит солнце мне покоя здесь — бесплотные души должны были возвращатьсяна заре в гробницы.

Ст. 29–30. Хитрые знаки — гробница была опечатана орнаментальными завитками с именемтого, кто в ней находится. Нельзя было проникнуть в гробницу, не сорвав печать.

5 Портрет дамы (франц.). Эдвард Марш хотел включить это стихотворение и «Балладу о ДобромДруге» в антологию «Георгианская поэзия 1911–1912». Перевод А. Сергеева впервые опубликован вантологии «Поэзия США» (Библиотека литературы США / Сост. А. Зверев. М.: Худож. лит., 1982).

6 Зимой 1910–1911 гг. Паунд жил в Нью�Йорке и собирался писать урбанистические стихи. Онписал в журнале «New Age» (сентябрь 1912): «А впрямь ли Нью�Йорк красивейший город в мире?Он недалёк от этого. Ни в одном городе ночь не похожа на ночи в Нью�Йорке. Я глядел на город изокон с высоты. И тогда великие здания переставали быть реальными и приобретали магическуюсилу. Они нематериальны, то есть кроме освещённых окон ничего не видно. Везде огненные площа�ди, вырезанные из эфира и застывшие в нём. В этом наша поэзия, ибо мы по своей прихоти срываемзвёзды». Перевод В. Топорова впервые опубликован в антологии «Поэзия США» (Библиотека лите�ратуры США / Сост. А. Зверев. М.: Худож. лит., 1982).

7 Phasellus ille — пародийная переделка стихотворения Катулла (IV), которое начинается так:

Кораблик этот (он пред вами, странники!)Клянётся, что быстрейшим из судов морскихКогда�то был он…

(Перевод Адр. Пиотровского)

Бернард Шоу — английский драматург. Отношение Паунда к Шоу сменилось от восторженно�го в начале творческого пути до полной антипатии в зрелые годы. Особенно его задел отказ Шоу под�писаться на публикацию «Улисса» Джойса в 1922 г.

8 Покой, отдых (лат.). Надпись на могильных плитах.9 Впервые опубликовано в журнале «New Age» (ноябрь, 1911), было перепечатано в книге «Ка�

тай» (1915), «Umbra» (London, 1920) и в книге «Personae» (1926). Каждый стих англосаксонскоготекста VIII в. не только чётко распадается на две части с цезурой посередине и нередко с внутреннейрифмой, но каждое полустишие графически обозначено пробелами. В переложении древнеанглий�ского текста, который Паунд назвал «английским национальным реактивом» и неизменно включал вкруг чтения, он стремился передать ритмику и звукопись древнеанглийского текста так, чтобы этобыло понятно современному читателю, однако максимально приблизив своё переложение к ориги�налу и сохранив при этом архаизмы и так называемые «кеннинги» — сочетания двух слов, как на�пример, «морестранник», «ненависть�меч». Предваряя публикацию в «New Age», Паунд писал, что«текст данного стихотворения довольно запутан. Я отказался от части ст. 76 [Доблесть деяний… —Я. П.], прочёл «англы» вместо «ангелы», отказался от перевода отрывка о душе и отбросил более длин�ный пассаж, начинающийся словами: «Премного бойся Всемогущего» и заканчивающийся величест�венным, но банальным обращением к Богу: «Старейшина мира, великий создатель, во все века,аминь». Существует много предположений, как текст обрёл свой настоящий вид. Весьма вероятнымкажется то, что фрагмент оригинала, который весьма ясен в первых тридцати строках, а затем его со�вершенно невозможно разобрать, попал в руки монаха с литературными амбициями, который за�полнил пробелы своими собственными догадками и «улучшениями». Первоисточник, возможно, былболее длинным повествовательным стихотворением, но «лирика», как я её принимаю, довольно чёт�ко разделяется на «Испытания на море», «Соблазн [странствий]» и «Причитания о Старости» [99стихов, у Паунда — 100 из 124 — Я. П.]. В примечании к «Umbra» Паунд подчеркнул, что «Морест�ранник» наряду с «Письмом изгнанника» и «Приношением Сексту Проперцию» являются для него

877

основными масками [«personæ»]. «Морестранник» Паунда получил противоречивые оценки — отвосторженных до уничижительных (в академических кругах). Паунда обвиняли в незнании древне�английского, либо в извращении оригинала. На самом же деле, можно довольно чётко определить,где Паунд мог допустить ошибку, приняв древнеанглийское «purh» (через, сквозь) за «pruh» (гроб)или «læne» (преходящий) за слово «cсуда» («læn»). В большинстве же случаев Паунд сознательно за�менял древнеанглийские слова омофонами, даже не всегда близкими им по значению. В более позд�них исследованиях профессор Фред Г. Робинсон, специалист по древнеанглийской литературе, убе�дительно показал, что выбор Паунда был сознателен и что он серьёзно изучал древнеанглийский, и вовремя учебы в колледже Гамильтон был любимым студентом преподобного Джозефа Д. Ибботсона,преподававшего англосаксонский и древнееврейский (Fred C. Robinson. «The Might of the North»:Pound’s Anglo�Saxon Studies and «The Seafarer» // The Yale Review, 71 (1981–1982). P. 199–224).Подробнее о «Морестраннике» см. статью В. В. Малявина «Китайские импровизации Паунда» вПриложении ко второму тому.

10 Впервые опубликовано в «North American Review» (январь, 1912).11 Вольный парафраз двух эпикурейских эпиграмм: Асклепиада Самосского (1–6 с.) и Юлиана

Египетского (7–10 с.). В книгу «Personae» (1926) Паунд включил лишь вторую часть стихотворениябез последней строфы под названием «Плащ» («The Cloak»); последнее приводится в переводе О. Се�даковой в дополнениях.

12 Впервые опубликовано в «Poetry Review» (февраль, 1912).13 Переложение стихотворения герцога Карла Орлеанского (1394–1465), замечательного поэта.

покровителя Франсуа Вийона, отца короля Франции Людовика XII, прославившегося поэтическимсостязанием (1457–1460), которое он устроил в своём родовом замке Блуа. (Более подробно см.:Семь веков французской поэзии в русских переводах / Сост., вступ. статья и справки об авторах Евг.Витковского. СПб.: Евразия, 1999.) Приводим стихотворение Карла Орлеанского в переводе В. Мику�шевича, специально выполненном для этого издания и впервые публикующемся:

От Бога эта красота,Изящная и всеблагая.Все говорят ей: «Дорогая!»И ей хвалу поют уста.

Расстаться с ней? Но жизнь — тщетаБез переменчивого рая.От Бога эта красотаИзящная и всеблагая.

Заморской деве не чета,Затмила дам родного края;Среди других она другая,Лишь ей сопутствует мечта.От Бога эта красота.

14 Впервые опубликовано в «Poetry Review» (февраль, 1912). Наиболее вероятно, что заголовокнадо понимать как «дорийская» или «дориянка». Dèria — возможное (хотя чаще Dèreia, doreia),написание греч. слова: дорийская. С дорийским элементом в греческой традиции связывается пред�ставление о строгости, простоте, мужестве (в противоположность более изысканным и «изнежен�ным» эолийскому, ионическому и др.). Скорее всего Паунд имеет в виду музыкальный дорийскийлад, который традиционно считался ладом благородного и самоотверженного мужества (см.: Платон.Государство. 3, 399 а�в). Или же архитектурный дорийский ордер, суровый и простой, в противопо�

878

ложность ионийскому. Как предположил Чарльз Норман в биографии Паунда (ст. 80), название сти�хотворения перекликается с именем Дороти (Шекспир), с которой Паунд познакомился в 1909 г., ав 1914 г. они вступили в брак (примеч. О. Седаковой).

15 Буквальный перевод заголовка: «Под морем» (лат.). Впервые опубликовано в «Poetry Review»(февраль, 1912).

16 О смерти Пана повествует Плутарх («Об упадке оракулов», 419 с.). Это — повторяющийся мо�тив европейской литературы. Для Паунда смерть Пана — символ конца язычества, которым он стольвосхищался и стремился поэтому в своих стихах воскресить языческих богов, преданных забвениюпри христианстве.

17 Впервые опубликовано в «Poetry Review» (июнь 1912).18 Вероятно, имеются в виду произведения Клода Дебюсси: 1) «Затонувший собор» (часть III из 4

Прелюдий); и 2) «Золотые рыбки» из 2�й тетради, часть III «Образов».

Примечания к главе«Стихотворения из тетради Сан Тровазо»

1 Летом 1908 г. Паунд жил в Венеции. Он поселился над булочной возле моста Сан Вио в Дорсо�туро, неподалеку от мастерской по ремонту гондол в Сан Тровазо, и много писал. Паунд записывалстихи в тетрадь, которая получила название «Сан Тровазо». Часть стихов из этой тетради он отобралдля своей первой книги «A Lume Spento», некоторые вошли в последующие за ней книги «Пятна�дцать стихотворений на Святки» (1908), «Маски» («Personae», 1909), «Торжества» («Exultations»,1909) и «Канцоны» (1911). Стихотворения же, которым Паунд по определённым причинам ненашёл места в своих книгах, так и остались в тетради и были опубликованы в «Собрании ранних сти�хотворений Эзры Паунда» в 1976 г. (см. также вступительную статью).

2 Приводим этот сонет Шекспира в переводе В. Микушевича:

Я без тебя переживал весну,Когда, роскошно пёстр, апрель воскресИ, смехом нарушая тишину,В ночи плясал Сатурн�тяжеловес,Но пенье птиц и запахи цветовИсторий не могли мне даровать,И, одинокий, не был я готовЦветы благоуханные срывать.Ни лилий белых я не оценил,Ни роз, чей соблазнителен багрец,Настолько образ твой меня пленил,Для них для всех прелестный образец.Что мне весна! Зима в её чертах.Лишь тень твоя мне виделась в цветах.

3 Fenice (феникс — итал.) — название знаменитого театра в Венеции. Возможно, театр был дляПаунда символом Венеции. Паунд играет словами Fenice (феникс) — Venice (Венеция). Примеча�тельно, что дважды, в 1836 и в 1996 г., театр сгорел дотла.

Церковь Santa Maria della Salute была построена в 1631–1683 гг. архитектором БальдассареЛонгена (Baldassare Longhena, 1598–1682). Белоснежная, она со всех сторон омывается водой.

coelum regnit /Et regnet in semper — «Небо правит и будет править во веки веков» (лат.).

879

O Matri Dei — Божьей Матери (лат.).И всё же на горах Эллады… — царица в диадеме на холмах Греции — Кибела (диадема в виде

городской стены — её отличительный признак, и она же имела титул Матери Богов). В позднеантич�ные времена Рея�Кибела отождествлялась с Изидой (наблюдение И. Ковалёвой).

Regina sub quale? — Буквально: «Царица, под властью которой» (лат.), подразумевается: «Вер�ховная царица». Вероятно, Паунд так и не может решить для себя, кто же верховная царица.

4 Но сердце лишь твоим глазам…/ Которые мы пролили на них. Данная строфа с незначитель�ными изменениями была опубликована как отдельное стихотворение под названием «Xenia» в книге«Personae» (1909).

5 Очевидно, в III и IV частях — воспоминание Паунда о посещении синагоги в Гибралтаре.Стержень, на который наматывается пергаментный Свиток Торы, называется «Эц Хаим», что в пе�реводе с иврита означает «древо жизни». На стержни надеты две рукоятки в виде башенок или фи�гурных колонн, как правило, увенчанные навершиями, которые на иврите называются «риммо�ним», что означает плоды граната; тем самым подчёркивается значение жизненной силы (сообще�ние Л. Ф. Кациса).

Джудекка — остров в Венеции, напротив которого стоит собор Сан Марко, а также одна извнутренних областей Ада у Данте (примеч. Я. Пробштейна).

6 Характерным для Паунда образом стихотворение проникнуто дантевскими аллюзиями. Нача�ло стихотворения отсылает к тому пассажу из «Новой жизни» (гл. III), где Данте говорит о явленииему Амора: «Мне казалось, что в комнате моей я вижу облако цвета огня и в нём различаю обличьенекоего повелителя, устрашающего взоры тех, кто на него смотрит…» (этим наблюдением мы обяза�ны И. Ковалёвой). В «Комедии» же восхождение Данте к Раю и свиданию с ушедшей из жизни Беат�риче начинается с того, что автор «очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины»(пер. М. Лозинского). Все эти мотивы: извилистый лесной путь, разлука с возлюбленной и в конце —обретение просветления, — звучат в паундовском тексте. Образ «поворачивающихся», движущихсяскал, очевидно, восходит к легендарным Симплегадам из греческих мифов. «Растительная» символи�ка стихотворения отчасти связана с древесной магией, подобной той, что присутствует в раннем сти�хотворении «La Fraisne» — «Ясень». Считалось, что талисман из ивового прута отгонял от владельцаадские видения. Отсылка же к Метерлинку здесь весьма иронична и имеет в виду прежде всего сугге�стивный характер его пьес (примеч. А. Нестерова).

7 Аллюзия на альбигойские войны и крестовый поход, который возглавил граф Симон де Мон8фор (1150–1218) против альбигойских еретиков в XIII веке. Паунда, очевидно, более волнует свобо�долюбие альбигойцев, их отрицание папской власти и догматов, корысти и стяжательства церкви,поклонение красоте и прекрасному, нежели дуализм и ересь альбигойцев, считавших, что тело иплоть Христову грешно вкушать во время причастия, а материальный мир был создан Сатаниилом.Однако следует отметить стремление к свету и свободе «совершенными», к которым явно принадле�жал лирической герой стихотворения Жак Шардинель, радостно шедшими на костёр.

8 Ср.: Джон Китс. «В прекрасном правда, в правде красота» (пер. и примеч. В. Микушевича).9 Alma Sol Veneziae — кормилица�Солнце Венеции (лат.), по образцу alma mater: школа, место,

где человек воспитывался.Сраженье — Tourney, рыцарский турнир.Alma tu sole — ты солнце — кормилица (итал.).

10 Мир тебе (лат.).11 Брат мой, Зефир (итал.).12 Заглавие опущено в «Тетради Сан Тровазо», но указано в содержании тетради. После стихотворе�

ния в тетради — набросок эссе: «Любое искусство начинается с физической неудовлетворённости (илипытки) одиночества и отъединённости [от бытия, т. е. ощущения себя как обособленной частицы].

880

Именно для того, чтобы восполнить это, человек впервые создал форму из пустоты. И от силыжажды к нему постепенно пришла сила, власть над естеством зари, над частицами света и первоос�новой музыки.

А я? Из отражения зари, как здесь видно, чувствуется теченье первочастиц красоты (здесь, в ос�новном, цвета, насколько мне помнится), пока они постепенно не воплотились в форму.

Из подобного мироощущения появились первые мифы происхождения полубогов. Так же идревние мифы метаморфоз появились из вспышек космического сознания. Например, «Дерево» [по�пытка выразить чувство или восприятие, которое открылось мне из внутренней сути истории Даф�ны]» (перевод и примеч. Я. Пробштейна).

В «Книге о сэре Ланселоте и Гвиневре» из «Смерти Артура» Томаса Мэлори есть рассказ о ледиЭлейн, Прекрасной Деве из Астолата (Шалотта), влюбившейся в Ланселота, и готовой стать его же�ной или возлюбленной, однако встретившей отказ рыцаря. Дева же любила его столь сильно, чтоумерла от любви. Перед смертью она упросила отца, чтобы он положил её тело в траурную барку ивложил в руки письмо, где говорилось бы о причине её смерти — и отправил барку вниз по течениюТемзы, чтобы приплывала она ко двору короля Артура, где был в ту пору её возлюбленный. Сэр Альф�ред Теннисон написал на этот сюжет балладу «Леди Шалотт» и идиллию «Ланселот и Элейн». В изда�нии стихов Теннисона 1857 г. балладу проиллюстрировал Данте Габриэль Россетти: на гравюре сэрЛанселот достаёт письмо из складок плаща мёртвой красавицы, лежащей в гробу. В конце концов,баллада стала настолько популярна, что имя «Леди Шалотт» приобрело эмблематичное значение. Та�ким образом, стихотворение Паунда — это, предположительно, речь влюблённого, встретившего от�каз (комментарии А. Нестерова).

13 Остров Смерти — остров Сан Микеле в Венеции, на котором расположено кладбище, где 68лет спустя был похоронен Паунд (так что в некотором смысле это стихотворение пророческое).

14 Посылка (франц.)15 Моему любимому (франц.).

Примечания к главе «Стихи из журнала „Blast“»

1 Заголовок взят из первой строки «Памятника» Горация (ода III, 30). Буквально: «Памятник(прочнее) бронзы». Полностью строка выглядит по�латыни так: Exegi monumentum aere perennius.

2 «Но она остается с копьём», здесь — Афина Паллада.Анубис — египетский бог подземного мира.

3 Перевод заголовка: «После лицезрения смерти». Первоначальное название стихотворения:«Madonna e desiato in sommo cielo» — «Моя дама желанна для небес» (итал.) — из четвёртого катре�на «Vita Nuova» Данте. Идея заимствована из учения философа Анри Бергсона.

4 Fratres minores (лат.) — младшие братья.

Примечание к главе «Стихи, не вошедшие в сборники»

1 Впервые опубликовано в городской газете «Дженкинтаун Таймс�Кроникл» (JenkintownTimes�Chronicle, 8 ноября 1902 г., Пенсильвания). Перепечатано в «Poetry Australia», № 46, 1973, соследующим комментарием: стихотворение основано на забастовке угольщиков 1902 г., которая дли�лась с ноября по декабрь и оставила Филадельфию без угля для отопления, так что некоторые семьизакрывали свои дома и снимали квартиры в многоэтажных домах с центральным отоплением илиперебирались в гостиницы. Газеты Филадельфии сообщали о «больших бедствиях бедняков». Хотя

881

большинство фактов свидетельствует о том, что стихотворение написал Паунд, остаётся небольшоесомнение в этом. Приблизительно в то же время несколько подобных стихотворений опубликовалУильям Барнз Лоувер в «Дженкинтаун Таймс�Кроникл», и не исключается, что стихотворение «Эзрао забастовке» написано им. Однако, когда вышло собрание стихотворений Лоувера в 1954 г., стихо�творение «Эзра о забастовке» не было включено в книгу (Carl Gatter and Noel Stock. E. P.’s Pennsyl�vania. Цит. по: Collected Early Poems of Ezra Pound /Ed. by Michael John King, with an introduction byLouis L. Martz. N. Y.: New Directions, 1982. P. 312).

Тед — очевидно, Теодор Рузвельт (1858–1919) — 26�й президент США (1901–1909).2 Опубликовано в «Munsey’s Magazine» (декабрь, 1906).3 Опубликовано в «Book News Monthly» (январь, 1908). Weston Llewmys — один из псевдонимов

Паунда.4 Эпитафия (лат.). Опубликовано в «The Book of the Poets’ Club», 1909.5 Опубликовано в журнале «The English Review» (апрель, 1910). Терсит — один из участников

Троянской войны. Хромоногий, безобразный, болтливый и ворчливый, Терсит убеждал греков вер�нуться домой — покуда не был убит Ахиллом, разгневанным на него, среди прочего, за насмешки надцарицей амазонок, Пентесилеей, сражавшейся на стороне троянцев. Апология, вложенная в уста по�добного персонажа, насквозь иронична. При этом подзаголовок стихотворения «Зевс уцелевший»содержит аллюзию на два сатирических диалога Лукиана: «Зевс уличаемый» и «Зевс трагический».

Из всех богов ты Время победил… Зевс — единственный из детей Кроноса (Времени), избе�жавший участи своих братьев и сестёр — быть проглоченным отцом сразу после рождения. Спря�танный от отца и тайно вскормленный в пещере на о. Крит, Зевс, возмужав, сверг и оскопил Кроноса.

Твоих овец не крал наивный Феб… — намеренно «неправильное» обыгрывание гомеровского«Гимна к Гермесу», где рассказывается, как Гермес сразу после рождения украл у Аполлона его коров.

(Комм. А. Нестерова)6 Опубликовано в журнале «Forum» (Нью�Йорк. Июль, 1911).7 Опубликовано в журнале «Poetry Review» (февраль, 1912).8 Приглашение (франц.). Опубликовано в журнале «Poetry Review» (февраль, 1912).9 Написано в 1912 г. Впервые опубликовано в «Полном собрании лирических стихотворений»

(Collected Shorter Poems, 1968).10 Паунд воссоздаёт атмосферу сумеречной страны грёз и грусти, столь присущей Суинберну, но

при этом показывает, что дальше дороги нет. Как писал Элиот в эссе, посвящённом Эзре Паунду,«Вопрос заключался в том, куда нам идти после Суинберна? и ответ был — никуда» (Eliot T. S. EzraPound // An Examination of Ezra Pound / Ed. Peter Russel. L.; N. Y., 1950. P. 25. (Пер. Я. Пробштейна).См. также примечания к стихотворениям «Меж ложною и истинной зарёй», к «Посланию г�на Хаус�мэна», к стихотворению «Бунт против сумеречных настроений в современной поэзии» и к балладе«П’ти’ кру».

11 Quia Amore Langueo (лат.) — зане томлюсь от любви. Стихотворение написано в Крофордс�вилле, Индиана, где Паунд преподавал в колледже Уобаш.

12 Капилуп — латинский поэт раннего Возрождения. Его «Ночная песнь» числится среди шедев�ров позднего латинского стихосложения. Грот вымышлен. Сие прилагается к вышеозначенной по�эме, отосланной Капилупом другу (примеч. Э. П.). Написано в Уинкотте, Пенсильвания.

13 Название отсылает к первому стиху из книги Пророка Иезекииля: «И было: в тринадцатый ме�сяц, в пятый день месяца, когда я находился среди переселенцев при реке Ховаре, отверзлись небеса,и я видел видения Божии». Подчёркивая мотивы изгнания и протеста, ритм библейских пророчествв этом стихотворении Паунд перемежает ритмикой Уитмена. Из письма Паунда Джону Куиннуследует, что стихотворение было написано не позднее 1915 г.

882

14 Так назывался корабль, на котором предки Паунда прибыли в Америку в 1632 г. В этой и сле�дующей строфе поэт рассказывает о своих предках, в частности о дедушке Таддеусе Паунде. См. так�же вступительную статью.

15 В эпиграфе цитата из Катулла. Стихотворение LXXXIV начинается по�латыни так:

Chommoda dicebat, si quando commoda velletDicere, et insidias Arrius hinsidias…

Перевод С. Шервинского:«Хоммода» стал говорить вместо общего «коммода» Аррий,Вместо «инсидиас» — «хинсидиас» говорит…

Аррий, о котором идет речь у Катулла, отправляется на Восток и говорит (со своим провинци�альным произношением) о «благах» (commoda) и опасностях (insidiae), которые его там ожидают.(В. Витковский). Герой стихотворения Катулла, модник, подражает греческому произношению, спридыханием (h) в начале слова и на некоторых согласных. Commoda — удобства. Insidiae — козни.Перевод эпиграфа: Аррий называет козни «хознями» (комментарии А. Маркова).

16 Несмотря на то, что Паунд сам в юности испытывал влияние «Кельтских Сумерек» Йейтса, Су�инберна и поэтов 1890�х, он восставал против сумеречных настроений в поэзии, размытых пейза�жей, атмосферы грусти, вялой эротики, архаичной и безжизненной лексики, усвоенных эпигонами.См. также примечания к стихотворениям «Суинберн: критика», «Меж ложною и истинной зарёй», к«Посланию г�на Хаусмэна», и к стихотворению «Бунт против сумеречных настроений в современ�ной поэзии».

17 Pax Saturni — Сатурнов мир (лат.). Впервые опубликовано в журнале «Поэзия» (апрель, 1913).18 Впервые опубликовано в журнале «Поэзия» (ноябрь, 1913). Эти стихотворения стояли в нача�

ле цикла, в который также входили стихи: (III) «Песнь восхождения», «Itè» и «Dum CapitoliumScandet», впоследствии включённые в книгу «Lustra».

19 Это стихотворение было опубликовано несколько раз под разными названиями с разной стро�фикой и пунктуацией. Английский вариант печатается по книге «Personae», 1926.

20 Эти стихи входили в цикл, куда также входили стихотворения: (I) «Дайвесу», (II) «Альба», (III)«Эпитафия», (VI) «Causa», (VII) «Ванна», (VIII) «Эрайдис», (IX) «Встреча», (X) «Simulacra», (XI) «До�машний кот», впоследствии включённые в книгу «Lustra». Стихотворение V было включено в «Col�lected Shorter Poems» (1968) под заголовком «Восторг» («The Rapture»).

21 Паунд написал это стихотворение в день семидесятилетия Бланта. Опубликовано в «Таймс»20 января 1914 г. Уилфред Скоувен Блант (Wilfred Scawen Blunt), 1840–1922 — английский поэт иполитический писатель Викторианской эпохи, служил на дипломатической службе, был учёным�ара�бистом, глубоко знал Египет, Индию, Персию, давал советы по Ближнему Востоку ведущим англий�ским политикам, Ллойд�Джорджу, Асквиту и тогда молодому Черчиллю, с которыми состоял в друж�бе. Йейтс, Паунд и многие другие современники восхищались Блантом за то, что, несмотря на своёвысокое положение и связи, он никогда не торговал искусством и первым начал, по выражению Па�унда, «войну против абстракций, обобщений» и старался заменить естественной речью приподня�то�напыщенную лексику Викторианской эпохи. У. Б. Йейтс в приветственной речи говорил, что вВикторианскую эпоху «абстрактный поэт был в зените славы. В те времена поэт писал не как чело�век, живший по какому�нибудь адресу на лондонской улице, у которого был определённый доход и ко�торый придерживался определённых традиций, но как некая абстрактная личность. Считалось, чтопоэт должен быть намного мудрее остальных людей. <… > Единственным возражением такой концеп�ции поэта было то, что невозможно поверить, что таковой существует. <… > А вместо абстрактной по�эзии Вы писали стихи, которые были весьма хорошей поэзией прежде всего потому, что в них былипрекрасные вещи, которые Вы думали или говорили в реальной жизненной ситуации. <… > Сейчас мы

883

в конце викторианской романтики, в полном конце. Можно восхищаться Теннисоном, но невозмож�но его читать» (Poetry / Ed. Harriet Monroe. Vol. III. October�March, 1913–1914. P. 223).

22 Впервые опубликовано в журнале «Бласт» (июнь, 1914). Эпиграф скорее всего из Суинберна(Algernon Charles Swinburne).

23 Впервые опубликовано в журнале «Бласт» (июль, 1915).24 Лоран Тайад (1854–1919) французский поэт�парнасец, эссеист и анархист, проповедовавший

«пропаганду действием». Ему принадлежит изречение: «Какое значение имеют жертвы, если жестпрекрасен?» В поэзии дебютировал сборником «В саду мечтаний». Наибольшую известность получи�ли его «Аристофанические стихи». В 1905 г. отрёкся от анархизма, пристрастился к опиуму. Во времяпервой мировой войны писал шовинистические статьи. На русский язык стихи Тайада переводилиВ. Брюсов, И. Тхоржевский, М. Кузмин и Б. Лившиц (см.: Семь веков французской поэзии в русскихпереводах / Сост., вступ. статья и справки об авторах Евг. Витковского. СПб.: Евразия, 1999). Стихо�творение Паунда впервые опубликовано в журнале «Бласт» (июль, 1915).

Ом мани падме хум (чаще — «ом», а также «аум», «ум» — мистическое восклицание, впослед�ствии символ троицы буддизма (Вишну, Шива и Брахма).

Ом мани падме хун — священная формула буддизма (в особенности у ламаистов), которая пе�реводится как «О, жемчужина Лотоса, Аминь».

Леон Бакст (Лев Самойлович Розенберг) родился в Гродно в 1866 г. Выдающийся театральныйхудожник, график и портретист. В 1898 г. основал (совместно с Бенуа и Дягилевым) «Мир искус�ства». В 1906 г. стал преподавателем в частной художественной школе Елизаветы Званцевой, и средиего учеников был Марк Шагал. В 1909 г. совместно с Дягилевым основал «Русский балет» и стал егохудожественным директором. Особую славу ему принесли декорации к «Шехерезаде» и балету «По�слеполуденный отдых Фавна». С 1912 г. постоянно жил в Париже, где умер в 1924 г. Паунд дружил сДягилевым и Стравинским и был на всех премьерах «Ballets Russes».

В оригинале — Et Dominus tecum (лат.) — «Господь с тобой».25 Опубликовано в журнале «Бласт» (Blast) в июле 1915 г.

Букв.: «От голода лесные пляшут волки» (старофранц.) — аллюзия на «Завещание» Вийона(XXVI):

О, Боже, в юности шальнойУчился б я и чтил порядки,То нынче, как любой другой,Имел бы дом и спал в кроватке.Но лавры не казались сладкиПримерного ученика,—С локтей давно не сходят латки,Пишу, а на сердце тоска.

(Перевод Ю. Кожевникова)

Уиндэм Льюис (1885–1957) — английский художник, писатель и критик, совместно с Паун�дом стоял у истоков вортицизма.

Джэкоб Эпстайн (1880–1959) — выдающийся английский скульптор американского проис�хождения.

Анри Годье8Бржешка (1891–1915) — один из ближайших друзей Паунда, скульптор, стоявшийу истоков вортицизма. Паунд, посвятивший ему статьи и стихи, считал его гениальным и был по�трясён его гибелью на первой мировой войне.

Эдвард Уодсворт — английский художник, по преимуществу работавший темперой.Merde! — дерьмо (франц.).

26 Эвноя (греч.) — «говорящее» имя, «ясная разумом». Ср. ниже Evanoe в «Und Drang» — контами�нация имен Евы и Эвнои (Примеч. И. Ковалевой). Впервые опубликовано в «Smart Set» (июль, 1915).

884

27 Впервые опубликовано в сборнике «Другие» (ноябрь, 1915).28 Томас Эрнест Хьюм (1883–1917), погибший на фронте в первую мировую войну. См. вступи�

тельную статью и комментарии к стихотворению Паунда «Хьюму Т. Э. и Фитцджеральду (некоему)».29 Впервые опубликовано в «Smart Set» (январь, 1916).30 Впервые опубликовано в журнале «Поэзия» в 1912 г. Выставка Уистлера в галерее Тейт прохо�

дила с большим успехом с июля по октябрь 1912 г. Паунд считал, что Джеймс Эбботт МакНил Уи8стлер (1834–1903) был единственным великим американским художником мирового уровня. Па�унд писал Хэрриэт Монро: «Я считаю его нашим единственным великим художником, и даже это не�формальное посвящение, каким бы оно ни было грубым, вряд ли неуместно в преддверии того, что, янадеюсь, станет попыткой привнести в нашу американскую поэзию такую же насыщенность ижизнь, какую он внёс в современную живопись» (The Letters of Ezra Pound, 1907–1941 / Ed. byD. D. Paige. L., 1951. P. 44). В журнале «Нью Эйдж» Паунд писал, что выставка Уистлера придала емубольше мужества, чем любое иное проявление американской энергии. Он также писал о том, чтодаже Альбрехт Дюрер (1471–1528), который был для него образцом неподражаемой точности, несмог бы превзойти те два портрета, о которых он пишет в стихотворении.

31 Это и последующее стихотворение были написаны вскоре после начала первой мировой вой�ны, а впервые опубликованы в работе Джеймса Лонгенбаха «Стоун Коттедж: Паунд, Йейтс и модер�низм». N. Y.: Oxford University Press, 1988. P. 115–120.

32 Примечание: не по моей вине сие отступление не было предоставлено читателю два года назад;но в коммерческих изданиях заявили, что оно ничего не прибавит к их исключительной популярно�сти, а фанатики верлибра указывали, что я использовал концевые созвучия, которые более не былидозволены, а мои почитатели (j’en ai), всегда благородно стремящиеся превратить меня в своего роданациональый памятник, заявили, что эта работа «недостойна» острого и серьёзного гения. Тем вре�менем, несколько джентльменов преклонных лет умерли, и, увы, двое из упомянутых великих такжепреставились, и читателю придется принять сей небольшой опус как он есть, а рифмы, как они былинаписаны в 1915 г. Я предпошлю сейчас им посвящение: «Неизвестному соотечественнику, сочинив�шему стихотворение „Фанни“ около 1820 г.», если подобная форма столетнего чествования будет мнепозволена. Отнюдь не пустяк было написать в то далёкое время в Америке стихотворение объемом бо�лее сорока страниц, которое и теперь читается без усилия» — Э. П<аунд>. Перевод Я. Пробштейна).

Комментарии. Эпиграф из «Дон Жуана» (I, LXI). Два джентльмена преклонных лет: ЭнтониКомсток (1844–ум. в сентябре 1915 г.), организовавший общество по борьбе со злом, и ГамильтонРайт Мэйби (1845 — ум. в декабре 1916 г.), нью�йоркский критик и редактор, связанный с журна�лом «Outlook». Двое великих — Реми де Гурмон (ум. в сентябре 1915 г.) и Генри Джеймс (ум. в февра�ле 1916 г.). «Неизвестный соотечественник» — Фитц8Грин Хэллек, который в 1819 г. опубликовалпод заголовком «Фанни» байроническую сатиру нью�йоркского общества того времени.

К истории создания: Джон Курнос, филадельфийский журналист и первый биограф Паунда,упоминает в своей «Автобиографии» (1935), что однажды застал Паунда за сочинением большогостихотворения, около 240 строк. Стихотворение как недостойное пера Паунда отверг сначала ГенриМенкен (1880–1956), который был в то время редактором «Smart Set» (см. также комментарии к«Canto LXXXI»), а затем У. К. Уильямс, который в то время был членом редколлегии «Others».

Ст. 7. Напыщенных, ни тёплых, ни горячих — аллюзия на «Откровение Святого Иоанна Бого�слова»: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о если бы ты был холоден или горяч!» (3:15).

Ст. 19. И в президенте нашем.… Вудро Вилсон, президент США (1913–1921). Его часто крити�ковали за то, что он назначал на дипломатические посты незначительных писателей.

Ст. 21. Издателя, пророка, романиста… У. Х. Пейдж (1855–1918), один из совладельцев изда�тельского дома Даблдей, Пейдж и Кo., был назначен послом в Великобританию в 1913 г.

Пророк — Генри Ван Дайк (1852–1933), был в 1913 г. назначен послом в Нидерланды и Люк�сембург.

Романист — Т. Н. Пейдж (1853–1922), автор нескольких романов, в том числе популярного вто время романа «Красная скала» (1898), был назначен послом в Италию в 1913 г.

885

Ст. 26. Но в Филадельфии в канун столетия — В 1876 г. в ознаменование столетия со дня при�нятия Декларации Независимости США в Филадельфии была организована выставка, посвящённаядостижениям промышленности и образования.

Ст. 29–30. Когда бы Мэйби, Эббота и Вудберри…/Похоронили вы.. О Мэйби см. выше.Лиман Эбботт (1835–1922), редактор журнала «Outlook».Джордж Эдвард Вудберри (1855–1930), поэт, преподаватель и редактор, сотрудничавший с

журналами «Atlantic Monthly» и «Nation».Ст. 34. Читает «Ars Poetica» Максима… Возможно, имеется в виду Хадсон Максим

(1853–1927), автор труда «Искусство поэзии и философия языка» (1910), а не упомянутый у Паун�да Хирам Максим (1840–1916), изобретатель пулемёта.

Ст. 39–40. Возрос здесь Рэдвей, плод пантосократии /И лучший цвет на древе женократии…Пантосократия — так назвали Кольридж и Саути свой план учреждения идеальной коммуны

на берегах реки Сасквеханна. Байрон упоминает об этом в «Дон Жуане» (III, XCIII).Женократия — правление женщин, о чём также упоминает Байрон. Паунд употребляет право�

писание Байрона.Cт. 44. Чарльз Генри Паркхерст (1842–1933), священник пресвитерианской церкви Мэди�

сон�сквер в Нью�Йорке.Нью�Йоркский «Вечерний журнал» (New York Evening Journal) в 1914 г. имел самый большой

тираж в США — почти 800 000.Ст. 49. Альфред Нойес (1880–1958). Английский поэт. Придерживался традиционного на�

правления в поэзии. Женившись на американке, эмигрировал в США, где стал профессором в Прин�стоне (1914–1923). В 1922 г. появляется поэма «Факелоносцы», написанный белым стихом панеги�рик в честь невоспетых до него людей умственного труда, учёных. В «Некоторых аспектах современ�ной поэзии» (1924) публикует литературные статьи в защиту традиционализма, пишет драматиче�ские произведения, а также исследования об Уильяме Моррисе и Вольтере.

Ст. 55–56. Ричард Уотсон Гилдер (1844–1909) — редактор журнала «Век» (Century). Паундписал в «Литл ревью»: «Это был действительно величайший день американской литературы, когдаГилдер отказал в публикации Р. Л. Стивенсону» («Little Review». April 1918, 27).

Джеймс Эбботт Макнил Уистлер (1833–1903) — американский художник, который в возрас�те 21 года уехал в Париж и больше никогда не возвращался в Америку. Паунд считал его величайшимамериканским художником. См. также комментарии к стихотворению «Уистлеру, американцу».

Ст. 68. Арнольд Беннетт (1867—1931) английский писатель. См. также комментарии к «ХьюСелвин Моберли».

Ст. 72. Тариф его хранит — «оградительный тариф на книги является препятствием для сво�бодного распространения мысли, с которым должно быть покончено», — писал Паунд в журнале«Поэзия» в марте 1917 г.

Ст. 75. «Послание Гарсии» (1899) — роман Элберта Хабберда о героизме курьера в испа�но�американской войне.

Ст. 76. Томас Берд Мошер (1852–1923), «известный эстетствующий издатель и книжный пи�рат», по характеристике Паунда, возможно, обязан включением в этот ряд из�за того, что не переиз�дал книгу Паунда «A Lume Spento».

Ст. 77. Самнер — возможно, Чарльз Самнер (1811–1874), который призывал к отмене рабстваи которому посвящено стихотворение Лонгфелло.

Ст. 89. «Вог» — в 1914 г. Эдна Вулман Чейз стала редактором этого известного журнала, для ко�торого Паунд в октябре 1916 г. написал статью.

Ст. 91–92. Народ без песни, без вина страна, /Без реалиста правда не видна!— аллюзия на«Как вам это нравится» Шекспира.

Ст. 93–94. «Не говорите мне с тоскою, / Что жизнь есть сладкие помои!» — пародия на началь�ные строки «Псалма жизни» Лонгфелло.

Ст. 100. Уолдорф — роскошный отель в Нью�Йорке.

Ст.102. «Журнал для всех» («Everybody’s Magazine») был основан в 1899 г.Ст. 131–132. «Я в огне, // в ознобе» — аллюзия на II Оду Сапфо, переведенную в LI стихотворе�

нии Катулла. Ср. ниже «Разговоры влюбленных».Ст. 138–140. Джон Мэйсфилд (1878—1967) — английский поэт, к творчеству которого Паунд

испытывал мало симпатий.Ст. 173. Реми де Гурмон (1858—1915) — французский писатель�декадент и критик, оказавший

влияние на Паунда, который посвятил Гурмону эссе.Ст. 177. «Свободен от толпы, как царь»? — аллюзия на «Дон Жуана» Байрона (IX, XXV).Ст. 224: Изрёк Бен Франклин: «Отыскать нельзя //Нам христианства выгодней, друзья» —

аллюзия на «Автобиографию Бенжамина Франклина», в начальном абзаце которой тот пишет, чтообязан достатком благословению Господа (перевод и комментарии Я. Пробштейна).

33 Стихотворения вошли в сборник «Love poems of Ancient Egypt», изданный Паундом совместнос Н. Стоком в 1957 г. (Liriche Amorose degli Antichi Egizioni. Milano. Изд. В. Шаймиллер). Материа�лом к ним послужили древнеегипетские папирусы, а также надписи на гончарных изделиях. Источ�ники: The Turin Papyrus. The Harris and Chester Beatty I and II Papyri, British Museum. OstrakonN 25218 pottery, Cairo museum. (1567–1085 B. C.) Их впервые расшифровал, сделав итальянскийподстрочник, зять Паунда, граф Борис де Рашевилтц. Затем они были переведены на английский са�мим Паундом (наблюдение К. Чухрукидзе).

«Разговоры влюблённых». Возможно, в названии содержится намёк на «Разговоры богов», «Раз�говоры в царстве мёртвых», «Разговоры гетер» и «Морские разговоры» Лукиана. Ст. 18. Veraincessu — из строки Вергилия (Энеида, кн. 1, 328): et vera incessu patuit dea — «истинная богиня яв�ляется в поступи» (лат.): считалось, что боги ходят, не переставляя ног. Вергилий заимствует этопредставление у Гомера.— (примеч. И. Ковалёвой).

Ст. 24. Deo mi par esse — первая строка Катулла (Carm. LI): Ille mi par esse deo videtur — тот ви�дится мне равным богу (лат.), переложения оды Сафо (31).

Комментарии к Дополнениям

1 См. Комментарии к стихотворению Паунда «Хьюму Т. Э. и Фитцджеральду (некоему)».

Комментарии к Приложениям

1 Эссе было опубликовано З. Венгеровой в 1915 г. в «Стрельце». Статья была, разумеется, написа�на по правилам старой орфографии, которая в данной публикации не сохранена. Изменена такжетранслитерация некоторых имён, в частности «Поунд» заменён на «Паунд», Уиндгем Люис на Уин�дэм Льюис, Гельм на Хьюм и т. д. (Составитель).

Комментарии Я. Пробштейна при участии В. Витковского, И. Ковалёвой и А. Маркова (ан�тичность), В. Микушевича, Л. Кациса, А. Нестерова, О. Седаковой и К. Чухрукидзе.

Комментарии к Параллелям

1 De Ægypto («О Египте», лат.)Manus animam pinxit («Рука нарисовала душу», лат.). См. Примечание 28 на с. 859.

2 Портрет D'Une Famme («Портрет дамы», франц.). См. Примечание на стр. 8763 См. Комментарии к одноимённому стихотворению в основном корпусе.

Эзра Паунд

СТИХОТВОРЕНИЯ И ИЗБРАННЫЕ CANTOS

Подписано к печати 21.04.03.Формат 70 × 90 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура Лазурского.

Печать офсетная. Усл. печ. л. 64.4 Уч.�изд. л. 33. Тираж 2000 экз.Тип. зак. №

Издательство «Владимир Даль»193036, Санкт�Петербург, ул. 7�я Советская, д. 19.

Редактор издательства О. В. ИвановаВерстка Е. В. Малышкин

Санкт�Петербургская типорафия «Наука» РАН199034, Санкт�Петербург, 9 лин., 12.

Эзра Паунд - Стихотворения и избранные cantos.- СПб.,...

Documents