1

№4 (46)АПРЕЛЬ

2017

Литературный журнал «СИМБИРСКЪ»

2

Редакционный совет:

Председатель – Владимир ЛучниковВладимир Артамонов

Александра БеловаОльга ДарановаВиктор Малахов

Светлана МатлинаНиколай Марянин

Ольга ШейпакЮрий ШерстневТатьяна Эйхман

Литературный журнал «СИМБИРСКЪ» №4 (46), апрель 2017

CодержаниеГлавный редакторЕлена Викторовна Водкина (Кувшинникова)E-mail: karamz_sad@mail.ruТелефон 89603693212

Зам.главного редактораАлександр ЛайковE-mail: laickov@yandex.ruТелефон 89648559054

Издание осуществлено при поддержкегубернатора Ульяновской области

Сергея Ивановича Морозова

© Дизайн, компьютерная верстка – Олеся ТюльпаКорректоры – Ольга Абрамова, Ксения Козлова.На обложке: Картина Татьяны Горшуновой «Муза».

Издание зарегистрировано Управлением Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Ульяновской областиПИ №ТУ 73-00350 от 21 марта 2014 г.Учредитель: Областное государственное автономное учреждение «Издательский дом «Ульяновская правда».

© Литературный журнал «СИМБИРСКЪ» №4 (46), 2017.

Подписано в печать 19.04.2017 г. Дата выхода 27.04.2017 г.Тираж 600 экз. Заказ №307.

АО «Областная типография «Печатный двор»432049, г. Ульяновск, ул. Пушкарева, 27.

Издатель: Областное государственное автономное учреждение «Издательский дом «Ульяновская правда»; Адрес издателя, адрес редакции: г. Ульяновск, ул. Пушкинская, 11.

Рукописи принимаются только в электронном виде, не ре-цензируются и не возвращаются.

Авторы несут ответственность за достоверность предо-ставленных материалов.

Мнения автора и редакции могут не совпадать.При перепечатке ссылка на «Симбирскъ» обязательна.

Журнал «Симбирскъ» можно приобрести в киосках «Симбирская печать»

и в отделе распространения по адресу:ул. Пушкинская, 11.

По всем вопросам подписки (в том числе альтернативной) на журнал можно

проконсультироваться по телефону

41-04-32

ОФОРМИТЬ ПОДПИСКУ можно тремя способами:

– Подпишитесь на почте и журнал принесут вам домой (цена на 1 мес. – 80,53 руб.).

Индекс издания 54516. – Подпишитесь в редакции и заберите журнал сами

по адресу: г. Ульяновск, ул. Пушкинская, 11; пр. Ленинского Комсомола, 41, ком 204 (Новый город).

(цена на 1 мес. – 58.00 руб). г. Димитровград, ул. Юнг Северного флота, 107

(тел. 884(235) 3-26-49)– Подпишитесь через

ООО «Урал-Пресс Поволжье» (тел. 41-01-41).

Я всё весной приемлю и люблю…С любовью ко всему родномуДарья Козловская. «Француз» на службе у русской литературы.... 4-5Валентина Костягина. «Мне тебя не забыть, мой единственный город!» (О Николае Арнольде) ...................................................................................6-15Край мой на ВолгеМаксим Григорьев. Волжские мотивы в творчестве поэтов ХIХ века...................................16-17День детской книги .................................................................................................................... 18Татьяна Горшунова. «Художник служит добру.» .......................................19-20Литературное наследиеАлександр Андрюхин. Более чем про это. Роман-версия .............21-41Страна поэзияВручение поэтической премии им. Н.Н. Благова ..................................42-43Виктор Малахов. Стихи ......................................................................................................... 44Александр Дашко. Стихи ....................................................................................................... 45Леонид Сурков. Стихи ............................................................................................................. 46Владимир Дворянсков. Пари, душа, высоко ...............................................47-50Николай Благов о Владимире Дворянскове ....................................................... 50Александр Лайков. «Как песня скворца на заре…» ......................................... 51Владимир Дворянсков. Гнездо. Рассказ ...........................................................52-54Владимир Петров. «Когда душа парит» ...........................................................55-57Сергей Кочетков. И распахнет окно душа. Стихи .................................58-60ГостьНина Маркграф-Орлова. В светлице дня. Стихи ..................................61-64Наталья Лясковская. Птица русского неба .......................................................... 65Житейские историиОльга Даранова. Платье её мечты .........................................................................66-68ГлубинкаШафик Иматдинов. Лабиринты любви.Провинциальная драма .................................................................................................69-90Молодые голосаДанила Ноздряков. Голоса современности .................................................91-93Юбилейный календарь ..................................................................................................94-96

Внимание! Теперь читать любимые издания стало возможным с монитора компьютера, экрана теле-фона и планшета! С марта 2017 года можно офор-мить не только почтовую, но и электронную подписку на газеты «Ульяновская правда», «Народная газета», «Чемпион» и журналы «Мономах», «СимбирскЪ», «Сим-бик». Подробности, цены и пошаговая инструкция – на информационном портале ulpravda.ru. Электрон-ная подписка – оперативно, современно, выгодно!

3

В апрельском номере «Симбирска» представля-ем ульяновских авторов и гостей журнала. В рубрике «С любовью ко всему родному» Валентина Костяги-на рассказывает о симбирянине Николае Арнольде (публикация подготовлена на основе материалов из личного фонда художника Д.И. Архангельского). «…Я и до седин страстный волжанин и симбирянин и душой всегда на своей любимой родине», – писал Н. Арнольд.

Волжские мотивы ярко звучали в стихах поэтов- симбирян. Этой теме посвящена творческая работа юного автора Максима Григорьева.

Дарья Козловская в статье «Француз» на службе у русской литературы» рассказывает о Дмитрии Григо-ровиче (к 195-летию со дня рождения писателя).

В этом номере мы продолжаем публикацию ро-мана-версии Александра Андрюхина о Владимире Маяковском «Более чем про это».

В апреле в областной научной библиотеке про-водилась традиционная выставка «Симбирская кни-га». Подробнее об ее итогах мы расскажем в следую-щем номере журнала. А на страницах этого выпуска читайте материалы о книгах для детей, представлен-ных на выставке. Подробнее мы знакомим с издани-ем «Сказки народов Поволжья». Читайте интервью с Татьяной Горшуновой – художником, оформившим эту книгу сказок.

В начале весны состоялось заметное областное литературное событие – вручение поэтической пре-мии имени Николая Благова. Лауреатами на этот раз стали три поэта: Виктор Малахов, Александр Дашко и Леонид Сурков.

Большая публикация посвящена памяти недавно ушедшего поэта Владимира Дворянскова. Отрадно, что о поэте не просто помнят – по его творчеству проводят в школах тематические уроки, а сенгилеев-ская библиотека имени В.П. Носова работает по про-грамме изучения творческого наследия поэта-зем-ляка. Кроме того, Тушнинская библиотека борется за право носить имя Владимира Дворянскова.

Когда-то талантливого молодого поэта поддер-жал сам Николай Благов, он, в частности, писал: «Ли-рическое мастерство Владимира Дворянскова выте-

кает из традиций русского народного стиха. Здесь он чувствует себя полновластно. И что особенно радует – никогда не оступается с той дороги, которую сам он выбрал для себя, и прокладывает ее от родной избы, родного села в большой мир людей». Николай Благов был прав. Сейчас можно сказать, что, прожив боль-шую творческую жизнь, Владимир Дворянсков не из-менил себе и выбранному пути.

На страницах журнала представляем творчество ульяновского барда, поэта Сергея Кочеткова, предла-гаем вниманию читателей поэтическую подборку «И распахнет окно душа!». В рубрике «Житейские исто-рии» читайте рассказ Ольги Дарановой «Платье ее мечты».

Мы продолжаем знакомить читателей с творче-ством татарских писателей нашего края, публикуем провинциальную драму Шафика Иматдинова «Лаби-ринты любви» (перевод с татарского Р. Илькина).

В гостях у «Симбирска» московский поэт Нина Маркграф-Орлова. Публикуем подборку ее стихов «В светлице дня».

…День радостный! Ты как светлица В убранстве веток, птиц-сорок, И тень дорожкою ложится К нам на крылечко и порог.Надеемся, что наше творческое сотрудничество

будет продолжено.В рубрике «Молодые голоса» журналист и поэт

Данила Ноздряков рассказывает о фестивале актуаль-ной поэзии, прошедшем недавно в городе Чебоксары.

Завершает выпуск «Юбилейный календарь» на май 2017 года. Раздел подготовлен Николаем Маряниным.

Весна вступает в свои права. Настала пора про-буждения природы, вдохновения, обновления, творчества!

Накрой меня, весенняя волна, Чтоб я сумел ото всего забыться. Пусть на скворечнях распевают птицы, Да роща шепчет, солнышком полна.(Владимир Дворянсков)

Елена Кувшинникова

«Я ВСЁ ВЕСНОЙ ПРИЕМЛЮ И ЛЮБЛЮ…»

4

«ФРАНЦУЗ» НА СЛУЖБЕ У РУССКОЙ

ЛИТЕРАТУРЫ

Дарья КОЗЛОВСКАЯ, старший научный сотрудник литературного музея «Дом Языковых».

Страницы жизни Д.В. ГригоровичаМарт 2017 года в литературном календаре Симбирского-Ульянов-

ского края ознаменован 195-й годовщиной со дня рождения прозаи-ка, переводчика и искусствоведа Дмитрия Васильевича Григоровича (1822 – 1900).

«Веселый собеседник, товарищ всяческих проказ и мастер рассказать смеш-ной анекдот» – таким остался в воспоминаниях современников уроженец села Никольское-на-Черемшане Ставропольского уезда Симбирской губернии. О сво-ей малой родине, «дворянском гнезде», делами которого в годы владения им лите-ратора В.А. Соллогуба занимался его отец В.И. Григорович, Дмитрий Васильевич писал: «Я был на Волге в первые годы моего детства. В моей памяти успели изгла-диться живописные холмы, леса и села, которые на протяжении многих и многих сотен верст смотрятся в светлые благодатные волжские волны». Вероятно, именно в этих картинах детства берут свои истоки и произведения писателя, в числе них – деревенские повести и романы о народной жизни. При этом следует заметить, что полученное им от матери и бабушки – француженок – чисто французское воспитание, а как следствие, и образование, не способствовали даже написанию Григоровичем-подростком самого простого детского письма по-русски, не го-

Д.В. Григорович. Из фондов УКМ

5

воря уже о становлении его как русского писателя. Так, о времени, проведенном в пансионе Монигет-ти, он с удивлением писал: «Каким образом выучил-ся я в это время читать по-русски и особенно писать, т. е. выводить пером русские слова, до сих пор не могу объяснить себе».

Между тем, свой творческий путь Д.В. Григоро-вич, ставший одним из наиболее крупных предста-вителей «натуральной школы» в русской литературе 40-50-х гг. XIX века, начал с переводов пьес для теа-тральной сцены. Увлечение театром овладело им еще в детстве, о чем он не преминул рассказать в «Литера-турных воспоминаниях»: «У меня была одна страсть, доходившая до мании: строить крошечные театры, вырезывать для них кулисы, разрисовывать деко-рации. Страсть эта, совершенно меня поглотившая, внезапно открылась после первого посещения теа-тра…». Первым переводом Григоровича стала драма Сулье, которая, несмотря на слабость перевода и оби-лие «длинных периодов и риторических трескучих фраз», шла на сцене Александринского театра под на-званием «Наследство».

Одной из первых значимых литературных ра-бот Д.В. Григоровича стал очерк «Петербургские шарманщики», написанный в 1845 году для альмана-ха Н.А. Некрасова «Физиология Петербурга». В этом произведении в полной мере проявился жанр так называемой «литературной физиологии»: героем повествования автор выбрал не вымышленного, ти-пичного персонажа, а реальную социальную группу, среду города. Написанию очерка предшествовало своеобразное научное исследование, проведенное писателем: «Я прежде всего занялся собиранием ма-териала. Около двух недель бродил я по целым дням в трех Подьяческих улицах, где преимущественно селились тогда шарманщики, вступал с ними в раз-говор, заходил в невозможные трущобы, записывал потом до мелочи все, что видел и о чем слышал». Недаром великий русский литературный критик В.Г. Белинский высоко отозвался о «Петербургских шарманщиках» как о «прелестной и грациозной картинке, нарисованной карандашом талантливого художника», особенно подчеркнув свойственные ав-тору «наблюдательность, умение подмечать и схва-тывать характеристические черты явлений и переда-вать их с поэтическою верностью».

Во второй половине 40 – 50-х гг. создание ряда деревенских повестей, в числе которых «Деревня» и «Антон Горемыка», а затем и появление романов «Проселочные дороги» и «Рыбаки», принесло Дми-

трию Васильевичу Григоровичу не только широкую литературную известность, но и имя первого писа-теля народной жизни. Именно в этих произведениях писатель «ввел мужика в литературу» и «первый заго-ворил о жалости и сострадании к мужику, первый в ярких красках обрисовал его несчастное положение».

В 1860-е гг. Григорович надолго оставил лите-ратурные занятия и выступил в печати как критик-искусствовед. Кроме того, в эти годы он занял пост секретаря Общества поощрения художников, где проработал почти 20 последующих лет.

К литературной деятельности Дмитрий Васи-льевич вернулся только в 80-е гг., создав ряд произ-ведений, в числе которых – повесть «Гуттаперчевый мальчик», названная критикой маленьким шедевром. Широкую читательскую аудиторию она привлекла не только простотой сюжета, но и благородными взгля-дами автора. В это же время увидел свет и перевод Григоровичем новеллы Проспера Мериме «Этрус-ская ваза». О сложной задаче переводчика он писал: «Свое писать легче, право! Здесь, по крайней мере, пишешь по воле, и слова, повинуясь мысли, склады-ваются сами собою, – тогда как там приходится стро-ить фразу согласно чужой воле и вдобавок так ее пе-режевывать, чтобы она выходила не по-французски, а по-русски. Не знаю, удалось ли, по крайней мере, употребил все мое старание». Об удачности перевода Д.В. Григоровича позволяет судить тот факт, что его перевод не раз включался в собрание сочинений Ме-риме наряду с переводами других авторов.

Пожалуй, главным трудом последних лет жизни Григоровича стали «Литературные воспоминания» – мемуары писателя, описывающие 40-е и 50-е гг. XIX века – два десятилетия литературной жизни. По собственным словам автора, работа над ними про-ходила уже в ту пору, когда он чувствовал себя «окон-чательно выброшенным за борт, оставленным за штатом в «русской литературе». На страницах «Лите-ратурных воспоминаний» перед читателем предстает множество лиц – как первых величин литературного процесса того времени (Н.А. Некрасов, Ф.М. Достоев-ский, И.С. Тургенев, И.А. Гончаров), так и второстепен-ных деятелей, причастных к литературе и искусству, о каждом из которых Дмитрий Васильевич рассказы-вает «бывалые и небывалые сцены» с присущим ему, в том числе и комическим, талантом. По словам совре-менницы, «острый язык создавал ему массу врагов: у него их было столько же, как и друзей, но он мало го-ревал об этом», оставаясь верным самому себе.

Бывший господский дом Дурасовых-Соллогубов в с. Никольское-на-Черемшане. Фото 1939 г. Из фондов УКМ

6

Дорогой мой Дмитрий Иванович!Вы интересуетесь моей биографи-

ей. Родился в 1895 г., 1 января в Симбир-ске на Покровской улице в доме Алексан-дры Бычковой, вдовы гвардии поручика. Отец мой был ротным командиром, а до этого воспитателем в кадетском корпусе. Вы, должно быть, его помните. Звали его Владимиром Густавовичем. Он был учеником и воспитанником Ильи Николаевича Ульянова, так как учился мой покойный батюшка в Ни-жегородской классической гимназии с 1862-го по 1869 г. Илья Николаевич был в классе моего отца и классным наставником и препода-вателем математики. После Русско-турецкой во-йны 1877 – 1878 гг., в которой мой отец принимал участие, так как был офицером лейб-гвардии Фин-ляндского полка, в который он поступил по окон-чании юридического факультета Петербургского университета, сначала как вольноопределяющий-ся для отбывания воинской повинности, а потом так и остался в полку, из которого перешел на должность офицера-воспитателя в Симбирский кадетский корпус. Это было в 1884 году. Уговорил его перейти из гвардии на военно-педагогическую работу его троюродный брат, хорошо известный Вам Николай Андреевич Якубович, отец Таисии Ни-колаевны, который тоже, как и мой отец, был вну-ком С.Н. Марина.

В Симбирске отец, конечно, очень часто бы-вал у своего старого учителя и воспитателя и

там-то, у Ульяновых, он и познакомил-ся с моей матерью Ольгой Петровной Петровой, подругой и одноклассницей Ольги Ильиничны Ульяновой. Они часто бывали у Ульяновых запросто, а на се-мейных торжествах и на елках тоже постоянно вместе со своей двоюрод-ной сестрой Екатериной Дмитриевной Нагаткиной (и мать моя, и тетка по-сле смерти родителей воспитывались у моей бабушки Натальи Николаевны Нагаткиной, которая имела в Симбир-ске на Б. Улице дом и т.д.) Вот так-то

она и встретилась у Ильи Николаевича в доме с моим отцом, а тетка Катя с братом отца Рома-

Валентина КОСТЯГИНА

«МНЕ ТЕБЯ НЕ ЗАБЫТЬ, МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ ГОРОД!»

О симбирянине Николае Владимировиче АрнольдеВ бесценном личном фонде Архангельско-

го, переданном в Музей-мемориал В.И. Ленина его внучкой Натальей Андреевной Мешалкиной, хра-нится книга 10-я Летописей Государственного ли-тературного музея.

На авантитуле – дарственная надпись: «Моему дорогому, милому Дмитрию Ивановичу Архангель-скому, дивному художнику, солнечному поэту Волги, моему земляку и другу, дарю свой труд с большой лю-бовью и уважением. Н. Арнольд.»

Изданный в 1948 г. объемом в 573 страницы этот том Летопи-сей посвящен творчеству поэта-сатирика Сергея Никифоровича Марина и является полным со-бранием его сочинений.

С.Н. Марин (1776 – 1813) – его императорского величе-ства флигель-адъютант, пол-ковник и кавалер, герой От-ечественной войны 1812 г.,

ближайший друг партизана и поэта Дениса Давыдо-ва и Багратиона – был очень популярен в свое вре-мя. О Марине в своих произведениях упоминают А.С. Пушкин и Л.Н. Толстой. Эпоха войны 1812 г., жизнь и мысли русского передового общества наш-ли отражение в его творчестве. Острые пародийные эпиграммы Марина широко расходились по рукам и имели большой успех, многие из его песен вошли в фольклор. Он переводил Вольтера («Меропа») и Лонж-Пьера («Медея»).

Книга вышла под общей редакцией главного редактора изданий Государственного литератур-ного музея доктора исторических наук В.Д. Бонч-Бруевича.

Автором критико-биографического очерка о С.Н. Марине, научного описания рукописей, ком-ментариев явился Николай Владимирович Арнольд.

В одном из писем к Д.И. Архангельскому Николай Владимирович

излагает свою биографию.21 апреля 1959 г.

Николай Владимирович Арнольд (слева), Елена Алексан-дровна Пузыревская, Всеволод Николаевич Арнольд

Художник Дмитрий Архангельский

С.Н. Марин

7

ном Густавовичем, тоже воспитателем корпуса, и две двоюродных сестры вышли замуж за родных братьев Арнольдов. У тетки Кати есть воспомина-ния, хранящиеся в Доме-музее В.И. Ленина в Ульянов-ске об Ульяновых. Из Ульяновска мне прислали <фо-тографию> группы гимназисток выпуска 1887 г. в подарок, за что я очень им, т.е. Дому-музею, благо-дарен. В этой группе есть О.И. Ульянова, моя мать, моя тетка Е.Д. Нагаткина и наша родственница Лиза Якубович.

Я воспитывался в корпусе, которому очень многим обязан, т.к. у нас были прекрасные педа-гоги, и дело преподавания и воспитания было по-ставлено отлично. Вы, безусловно, многих, если не всех моих преподавателей и воспитателей знаете сами, поэтому Вам о них нечего и говорить. Один Павел Ильич Пузыревский, которого я очень любил и высоко ценил, сам говорит за себя. Писать сти-хи и прозу я начал очень рано и стал печататься, сначала в печатном кадетском журнале «Первый труд» (он печатался в типографии Токарева в Симбирске). Первые мои стихи были напечатаны в 1906 г. в газете «Симбирянин». Мои стихи часто читались на нашей кадетской эстраде во время праздников. Потом я работал в целом ряде газет и журналов во время 1-й Отечественной <мировой – Ред.> войны. У меня был сборник стихов и расска-зов, но теперь этого, конечно, не найти, хотя, мо-жет быть, где-нибудь и сохранился.

Со школьной скамьи меня преследовала мысль, которая возникла и не давала покоя – собрать все рукописные и печатные произведения сатирика конца XVIII – начала XIX века Сергея Никифоро-

вича Марина, о котором мне очень много расска-зывала моя бабушка Анна Аполлоновна Арнольд (мать моего отца), урож-денная Марина. Это был ее дядя, и отец ее – его брат – был тоже инте-реснейший поэт. Оба они участники Бородинского сражения.

Мое собиратель-ство по крохам длилось чуть ли не с самых юных лет, но война, в которой я участвовал, надолго оторвала меня от люби-мой работы. Собранное я два раза терял и снова кропотливо возобновлял потерянное и наконец в 1948 г. мой труд был на-печатан в «Летописях» Государственного ли-тературного музея под главной редакцией не-безызвестного Вам Вла-димира Дмитриевича Бонч-Бруевича. Должен Вам сказать, что в Лите-ратурном музее я рабо-тал в качестве научного

сотрудника с 1934 г. по 1949 г. «Марина» я собирал, конечно, не в часы работы, а в свободное время, а в служебное – разбирал и описывал интересней-шие архивы. Почти с самого начала своей работы в Литмузее я был вплотную занят П.И. Бартене-вым – основателем и редактором журнала «Рус-ский архив». Весь эпистолярный архив этого заме-чательного историка-литературоведа и первого пушкиниста я аннотировал для картотеки, ко-торая сейчас находится в Литературном архиве в с. Никольском. Состоит из 50000 карточек. Архив интересен тем, что корреспондентами Бартене-ва были крупные писатели и исторические лица, начиная с людей пушкинской эпохи и участников декабрьского восстания 1825 г., поэты до наших с Вами дней… до 1917 г. (Бартенев умер в 1912 г., его дело продолжал внук). Я много почерпнул из этого архива. В журнале «Литературное наследство», где я до сих пор печатаю свои научные перлы, есть моя статья «Первое стихотворение Н.В. Гоголя». Эта статья представляет большой интерес, т.к. я на-шел совершенно новый текст стихотворения «Не-погода», который до моей публикации печатался с большими пропусками, и это стихотворение счи-талось погибшим безвозвратно.

Вы сами знаете, что я много печатался в раз-личных журналах и газетах, когда был на воен-ной службе. Да, я забыл Вам сказать, что, выйдя из корпуса «на сторону», в Московский коммерческий институт, в 1914 г. я был призван в ряды действу-ющей армии. Окончил военное училище и из запас-ного полка был прикомандирован и затем пере-веден в лейб-гвардии Царскосельский стрелковый полк. Был с полком на фронте, заболел тяжелой формой ревматизма и бронхиальной астмой. По-сле войны работал в Москве, где вместе с извест-ным московским педагогом Паршиной организовы-вал целый ряд учебных заведений при инвалидной организации, а именно: курсы бухгалтерии, ино-странных языков, стенографии, машинописи, чер-тежные курсы, курсы кукол и игрушек и даже курсы театральных гримеров. Это были Практические курсы коммерческих знаний им. Милютина и по-мещались они на Арбате в д. №24. Я был председа-телем и основателем артели, где и проработал до тех пор, пока не был приглашен на работу в каче-стве старшего научного сотрудника Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем в Литературный музей, где и работал вплоть до 1949 г., пока не за-болел и не перешел на работу в инвалидную артель Интрудобслуживания, где работаю и до сих пор в переводческо-библиотечной группе. Литератур-ную работу я не забросил. До сих пор пописываю и стихи, которые я собрал в 3 томика, а сейчас ду-маю, в связи с юбилеем моего прадеда со стороны матери Сергея Тимофеевича Аксакова, в одном из журналов опубликовать письмо дочери Аксинии Степановны (моей прабабки) Веры Борисовны Куроедовой, ур. Нагаткиной, с комментариями и целый ряд других своих изысканий, и по этой и по другой линии совершенно не связанных с ними, но представляющих большой литературно-исследо-вательский интерес…

Ваш Н. Арнольд. 15 ноября 1954 г.

8

Милый и дорогой мой Дмитрий Иванович!Спасибо Вам за Ваше письмо, за память и за

дорогой подарок, который меня очень порадовал. Ваши картины я бережно храню и постоянно, гля-дя на них, переношусь в колыбель моего детства, в наш милый город, который я так же нежно люблю, как и Вы, и о нем скучаю постоянно…

Симбирск – это мое святое святых, и Волга, ко-нечно. Поэтому я так высоко ценю ее поэтов, одни-ми из больших поэтов Волги я по праву считаю Вас и П.И. Пузыревского.

Ваш Н. Арнольд

«Обрыв над Волгой». Худ. П.И. Пузыревский

Во многих письмах Н. Арнольд, восторгаясь ак-варелями Архангельского, присылает Дмитрию Ива-новичу свои стихи, пронизанные глубокой любовью к родному краю.

/отрывок незаконченного стихотворения/

На высокой горе, на горе на крутойУтопает в садах мой Симбирск дорогой,А внизу расстилается Волга-река,Словно Русь широка, глубока, велика.С Волгой лес вековечный ведет разговор…Вот где русская ширь, вот где русский простор!На красавицу матушку Волгу с ВенцаЯ, бывало, глядел да глядел без конца.

В половодье, в Киндяковке, в самый разлив,До чего же хорош Гончаровский обрыв!В Карамзинском саду вспоминается мнеМуза Клио с развернутым свитком в руке.Знаменитых симбирцев всех не перечесть:Карамзин, Гончаров – наша гордость и честь…Я всегда тем горжусь и гордился,Что на Волге, в Симбирске, родился.

ПАВЛУ ИЛЬИЧУ ПУЗЫРЕВСКОМУ/к картине «Гончаровский обрыв»/

Ты воплотил на полотнеРодную местность Гончарова,Обрыв, склонившийся к рекеПри блеске солнца золотого.Вдали песчаных волжских горПриветливые очертанья,Зеленых берегов узорИ Волги грозное молчанье.На всех картинах у тебяТак много чувства, вдохновенья,Любви к искусству и стремленьяК чему-то высшему всегда.Художник, труд твой драгоценныйВ сердцах у нас оставил след,Ты и художник, и поэт,Поэт глубоко вдохновенный.

1913 г., г. Симбирск

В КИНДЯКОВКЕ/Гончаровский обрыв/

Посвящаю Николаю Николаевичу Столову

Сегодня чудный день, и солнце светит ярко,Сияют небеса, и золото во всем;А как опять тепло, как по-июльски жарко,Но пахнет осенью, червонным сентябрем.

Вот именно сейчас, сейчас, сию минуту,Мне хочется опять на Волгу, на простор,В симбирские сады, где все полно уюта,Где все ласкает слух, где все ласкает взор.

В усадьбу Райского, в Малиновку родную,К симбирским яблоням и грушам на столе…И вот мне кажется – я бабушку целую,И Вера с Марфинькой опять бегут ко мне.

Я с детства знал семейство Бережковых,Но с ним я сблизился особенно потомЧерез писателя Ивана Гончарова,Который с бабушкой был коротко знаком.

Я слушал бабушку с каким-то умиленьемИ с ней в окно глядел на Волгу и обрыв…А как приятен чай с малиновым вареньем,С вареньем из ранет и из душистых слив.

Вот Марфинька идет кормить своих питомцев:Индеек и цыплят и кур и голубей.Как ласково печет сентябрьское солнце,И наши небеса весенних голубей.

Чу, слышу выстрелы из глубины обрыва,Вот кто-то вниз сбежал дорожкой через парк.Опять волнуется и ждет нетерпеливоВ полуразрушенной беседке Веру Марк.

За Верой я слежу влюбленно и ревниво,И так же, как Борис, бежать за ней готов…Сегодня хорошо у самого обрываС тобой беседовать о прошлом, Гончаров.

9 сентября 1928 г.

Н.Н. Столов – краевед, библиограф, один из орга-низаторов Дворца книги <В.К.>

9

1.У Д. Давыдова есть стихотворение «Полусолдат», которое начина-ет так: «Нет, братцы, нет, Полусолдат тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят, Да щи, да каша с запеканкой».

2. «Кто дал Давыдову советОставить лавр, оставить розы?Как мог унизиться до прозыВенчанный музою поэт». (А.С. Пушкин)3. Пушкин всегда говорил, что он научился у Д. Давыдова искусству «кручения» стиха.

ДЕНИС ДАВЫДОВ В СИМБИРСКОЙ ВОТЧИНЕ

«Я люблю кровавый бой»(Д. Давыдов)

От своры спущенной собакБегут затравленные лисы,Храпит усталый аргамак,Дымится жуковский табакВ походной трубочке Дениса.В сызранской вотчине поэтОхотой и хозяйством занят,Давно заржавел пистолет,Поддевкой заменен колет,И партизан не партизанит.К Бестужеву иль в АкшуатЗаедет по привычке старой.

Он и в отставке, и женат,Лихой гусар «полусолдат»1,Ночами пишет мемуары.«Кто дал Давыдову советОставить лавр, оставить розы?»2

Напрасно сетует поэт – Давыдову подобных нет.В «крученьи» пик стиха и прозы3.И блещет сабли полосойЖивая мысль в его рассказе…Гусар любил «кровавый бой»,Но сердце пробило отбойНе средь мечей, а в Верхней Мазе.

«Памятник Н.М. Карамзину. Симбирск-Ульяновск». Худ. Д.И. Архангельский. 4 мая 1959 г.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИНВ АСТАФЬЕВЕ

«Бессмертный Карамзин. Его бытописаньяНе позабудет русский мир». Н. Языков

Вот кабинет Карамзина,И сам историк перед нами.Событья, люди, времена,И он царит над временами,Венчая царственный народВ веках бессмертием и славой.И каждый русский патриотГордиться им имеет право.Он в ленте с Анненской звездой,Высокий лоб, густые баки(Вернулся из гостей домой,Где полагалось быть во фраке).Почти полдня отнял визит, В Москву поехал на рассвете.Теперь до ночи просидитОн за работой в кабинете.Скрипит гусиной перо,В шандалах ярко блещут свечи,На половицы сереброБросает лунный майский вечер.Раскрыла клавиши жена,А здесь, в рабочем кабинете,Опять воскресла старинаИ слышны поступи столетий.Поет старинный клавесинРоманс давным-давно забытый.И прослезился КарамзинНад романтической сюитой.Смахнул слезинку на глазахИ снова пишет он прилежно,И стал Владимир Мономах Таким «чувствительным» и «нежным».Так пишется за томом том,И впереди работы масса…Деревья шепчут о быломВ аллеях «Русского Парнаса».

19.04.1956 г.

«Симбирск. Вид со Старого Венца». Худ. Д.И. Архангельский. 1920-е гг.

10

МОЯ РОДИНА«Симбирские виды уступаютв красоте немногим в Европе»

Н.М. Карамзин

Я на Волге родился вблизи Жигулей,Там, где яблони, груши да сливы,Где в садах, заливаясь, поет соловей,Золотые волнуются нивы.

Там обрывами падают в Волгу леса,Хоронятся чудесные клады…Высоко-высоко город мой поднялся К небесам, как святая лампада.

А на Волге они без конца и числа,Да гудки пароходные слышно.Лунный отблеск ложится на взмахи весла,Запах яблонь цветущих и вишен.

Здесь струги проходили, здесь Разин СтепанГолытьбу поднимал на богатых.Вспоминает о нем Молодецкий курган,И поют о нем песни девчата.

Здесь, на Волге, казак Емельян ПугачевПродолжал это смелое дело…Сколько плеч молодецких да буйных головНа плотах и белянах висело.

Я на Волге родился вблизи Жигулей,Там, где яблони, груши да сливы,Где в садах, заливаясь, поет соловей,Золотые волнуются нивы.

РАННЕЕ ДЕТСТВООтец полковник, ротный командирВ Симбирском корпусе, где мы тогда и жилиВ одной из комфортабельных квартир,Что для командного состава отводили.

С камином помню кабинет большой,Затем гостиную, столовую и спальни,Цветы кругом, вот розы с резедойИ наши сверстницы – три финиковых пальмы.

На Волгу из гостиной чудный вид:Наш сад, Бычковой дом видны из окон детской.Напротив зданье корпуса стоит – За каменной стеной, и задний плац кадетский.

Бывало с няней смотрим мы в окно –Последние лучи заката догорают.«За Волгой спят и нам велят». ДавноДрема томит? и дети засыпают.

Тогда меня берет, целуя, мать И бережно кладет в уютную кроватку…Как нам на склоне дней необычайно сладкоБезоблачное детство вспоминать.

12.XII-1953.

СИМБИРСКЯ не поехал бы в мой милый Симбирск, он стал совсем не тот.Пусть у меня все то, что было,В воспоминаниях живет.В домах живут все те же люди,Как сорок лет тому назад.И разве сердце позабудетВенец и Карамзинский сад.Пускай по склону косогораТеперь нет яблонь, груш и сливИ нет Симбирского собора,Но мой Симбирск, Симбирск мой жив!Чудесные воспоминаньяОстались у меня о нем,И каждой улицs названьеЛюблю я в городе моем –Покровской, Троицкой, Московской,Стрелецкой – всех не перечтешь…Обрыв на Волге ГончаровскийВесной особенно хорош.Я в этом городе родилсяИ прожил восемнадцать лет.Вчера мне чудный сон приснился:Кадетский корпус – я кадет.Я не поехал бы в мой милыйСимбирск, он стал совсем не тот.Пусть у меня все то, что было?В воспоминаниях живет.

28.08.1959 г..

Милый, дорогой Дмитрий Иванович! Я в вос-торге от ваших акварелей. Вы хорошо знаете, что я всегда был горячим поклонником Вашего талан-та. Вы певец и поэт Волги и нашей Великой Родины. Чудный солнечный пейзаж, масса жизни и воздуха! Милый наш Ульяновск-Симбирск, сегодня я как буд-то перенесся туда душой. Вспомнил свое детство и Вас.

Крепко Вас обнимаю, Ваш земляк и друг Н. Арнольд.

«Деревня Поливна под Симбирском». Худ. Д.И. Архангельский. 1953 г.

11

НА ВОЛГЕ ОКОЛО СИМБИРСКА

IПоливна

Дух замирает… Посмотришь в лесу –Пропасть, двухверстный до Волги обрыв.Лося и волка, медведя, лисуВстретишь, по этим местам побродив.

Я на обрыве, на самом краю.Волга внизу, а над ней облака,Птицы в лесу, заливаясь, поют,Очаровательно нежен закат.

Да, я тебя бесконечно люблю,Милый Симбирск и Поливна моя.Грежу тобой, если даже не сплю,Грежу тобой среди белого дня.

Слышу вдали пароходный гудок,Сверху «Фельдмаршал Суворов» идет.Волны игриво рябит ветерок,Жарко июльское солнце печет.

Пахнет малиной, малины у нас Целые заросли, только сбирай.Здесь красота безо всяких прикрас,А для меня, для волжанина, – рай!

IIВ Поливну

Город, и казармы, и КолкиГде-то там остались далеко…Едем над крутым обрывом Волги,На душе привольно и легко.

И бегут, бегут поля ржаные,В Волгу опрокинулись лесаИ мои симбирские родныеНежно-голубые небеса.

Мы уже к Поливне подъезжаем.Где найти прекрасней наших мест?Из-за леса, с солнышком играя,Засиял кадетской церкви крест.

Забелели мостики, канавыИ бараки трех кадетских рот.Дом в лесу виднеется направо,В нем директор корпуса живет.

Едем дальше, к домику родному,Где крутой до самой Волги склон.Все мне близко, мило и знакомо,И во все я до смерти влюблен.

Вид на Волгу с нашей дачи дивный,Даль лесная манит и зовет…Издали, где «Старая Поливна»,Еле-еле виден пароход.

IIIКрасная скамейка в Поливне

Красная скамейка над обрывом, Волга величавая внизуЛентой серебристого извиваГде-то там теряется в лесу.

Блещут разноцветными огнямиБаржи, пароходы и плоты.Лес над Волгой грезит чудесамиСказочно-волшебной красоты.

Над обрывом жгли костры и пелиМы, кадеты, весело порой.Соловьиные переливались трели,Да кукушки куковали под горой.

Заиграли: «Спать, спать, по баракам»Кажется, сидели б до утра.Вспомнил я Поливну и заплакал,Все ушли… и значит мне пора.

IVВот наши лагеря в Поливне

Над самой Волгою в лесу,Где соловьиной песней дивнойРокочут трели переливно,Из леса слышится: «Ку, ку!»

И воздух полон ароматом

Дорогой и милый мой Дмитрий Иванович!Большущее Вам спасибо за Вашу чудную аква-

рель Поливны и Карамзинского садика гравюру. Я их получил, и они доставили мне громадное удоволь-ствие, я им радовался, как самому дорогому и люби-мому подарку…

Ваш Н. Арнольд

«Деревня Поливна Симбирской губернии». Худ. Д.И. Архангельский 1910-е гг.

12

ЛАРЕЦ С ПЕРЛАМУТРОВОЙ ДВЕРЦЕЙcимбирская быль

Посвящается матери Паисии, схимомонахиниСимбирского Спасского женского

монастыря (из рода дворянАндреевых. Из этого рода происходил

писатель – актер Андреев-Бурлак).

Есть в ларце с перламутровой дверцейИнтересный старинный дневник,В нем признание нежного сердцаИ такой задушевный язык.

Он – блондин в керасирском колете,Выпускная смолянка она.И над ним ей, единственной в свете,Вся сердечная власть отдана.

Раз в аллее тенистого садаПод журчанье серебряных струй,Где всегда полумрак и прохлада,В первый раз прозвучал поцелуй.

А потом – бал в Дворянском собраньи.Ждет его, вот явился и он.Вновь горячие ласки, признаньяИ луной озаренный балкон.

Панорама задумчивой Волги,Аромат из фруктовых садов.Поцелуи горячи и долги,Много счастья и ласковых слов.

Неожиданно дама в карете.Роковое открытье: жена.Сколько злого презренья в лорнетеИ в словах: «Неужели она?»

Дорогой и любимый мой друг Дмитрий Иванович!…Большущее Вам спасибо за Ваши бесценные подарки. Я

очень люблю Вашу поэтическую солнечную акварель…В следующем письме я вышлю Вам свою поэму «Ларец с

перламутровой дверцей» – симбирскую быль, тесно связанную с Симбирским женским монастырем. Вы как бы предугадали, прислав мне эту литографию, что я об этом монастыре на-писал поэму. Я думаю, что она будет Вам интересна. Итак, ждите моего письма, а стихи о Симбирске я буду Вам посы-лать, если Вы ничего не имеете против. Они у меня есть, и пусть они будут и у моего милого Дмитрия Ивановича.

Крепко Вас целую. Ваш Н. Арнольд.

Вишневых, яблочных садов,А небеса уже объятыПожаром алого заката,За Волгою огни костров.

И свой костер зажгли кадетыДа песни звонкие поют…Поливну вспоминаю, лето,И ярче солнечного светаКартины прошлого встают.

НАША ДАЧА В ПОЛИВНЕПосвящается певцу Волги

Д.И. АрхангельскомуДача на склоне обрыва,К Волге спускается лес.Много в Поливне красивых,Очаровательных мест.

Дали, чудесные дали,Как тут с ума не сойти,

Краше их, право, едва лиМожно на свете найти.

В сторону старой ПоливныДивный, чарующий вид.Песнь соловья переливноТак и звенит, и звенит.

Милые Лысые горы,Клады, зарытые там.Ночью о них разговоры – Все это нравилось нам.

Мы этой сказкою жили, Сказкой волшебной своей.Как мы Поливну любили,Как мы грустили о ней.

В детстве с гудком пароходнымПерекликалась душа.Волга у нас многоводна,Волга у нас хороша!

30.04.1959 г

«Церковь Спаса Нерукотвор-ного женского Спасского мона-стыря». Худ. Д.И. Архангельский, 1922 г.

13

МАРИШКАcимбирская легенда

IХоть по царскому указуСтроил город Хитрово,Только рос Симбирск не сразу,Долго строили его…

Там, над озером, в посадеПоселилась с ПокроваВсем завистницам к досадеЧернобровая вдова.

Все ее Маришкой звали.Мужа только прошлый год

Как из крепости угнали,Не спросясь жены, в поход.

Разве плохо с чернобровой Он в медовый месяц жил?Парень где-то возле Пскова Буйну голову сложил.

Солнца не возьмешь руками, Хоть оно над головой.Мужики и парни самиТак и ходят за вдовой.

Но она свою свободу Пуще глаза бережетДа в веселом хороводеЗвонче девушек поет.

Дорогой и милый мой Дмитрий Иванович!Шлю Вам свою поэму «Маришка» (легенда вре-

мен Алексея Михайловича), которая была написа-на мною ровно 20 лет тому назад. Ее очень высоко оценили покойный поэт, друг Блока, Борис Алексан-дрович Садовской… и Сергей Городецкий, которого Вы уже, конечно, знаете как поэта.

Видимо, и годы не влияют на нас, симбирян. Мы продолжаем все крепче и крепче любить и свой го-род, и Волгу…

Дерзкий смех торжествующей львицы,Тонкий запах столичных духов…Опустились, чуть вздрогнув, ресницы,И все стало понятно без слов.

Вальс пьянящий умолк, оборвался,Как любви недосказанный сон,А из женской обители мчалсяНа молитву сзывающий звон.

Вдохновенная мысль окрылила,Развернулась в могучую ширь,И она непреклонно решилаБросить все и уйти в монастырь.

IIОсобняк на Крестовском пустуетБрошен полк, и жена, и бостон.В подмосковном именье тоскуетО былом в одиночестве он.

Завсегдатай охот и попоек,Он от них отказался давно.И не слышно заливистых троекВ растворенное настежь окно.

Не бывает любви без мученья.Он пустился с отчаянья в путь.Все равно, хоть ценой преступленья,Невозвратное счастье вернуть.

Быстро тройка до Волги домчалась.Вот и город в фруктовых садах.Отчего это в сердце закралосьИ волненье, и трепет, и страх?

Наконец, промелькнула застава,Прямо с тройки в чем был – в монастырь.Монотонно по букве уставаКто-то в черном читает псалтырь.

Перед ней он бессилен, ни слова,Погребальные свечи горят…В этот день над невестой ХристовойПостриженья свершился обряд.

Поздно. Кончено все. Как сраженный,Где стоял, там и рухнулся он.Раздавался в честь вновь постриженнойЗаунывно-торжественный звон.

IIIЕсть преданье, что в майские ночиВ упоительном сне золотомЕй любимые грезились очи,Блеск кирасы и каски с орлом.

И она не могла в обаяньиПревозмочь упоительный сон:Бал в Симбирском дворянском собраньиИ луной озаренный балкон.

1923 г.

«Смоленский спуск». Худ. Д.И. Архангельский. 1920 – 1930-е гг..

14

Воеводский сын пригожийСвах к Марине засылал,Да ни с чем вернулся тоже –Знать, не солоно хлебал.

Лучше всех была Марина:Грудь бела, как яблонь цвет,Вскинет бровью соболиной, Помутится белый свет.

И заноет ретивое,Лехорадка изобьет.Что же – дело молодое,Кто не любит – не живет!

IIТо не зорька заалелась,В небе полымем зажглась,А Марина загляделась,Вся румянцем залилась.

Гусли звонкие рокочут,Песнь веселая звенит.Если спеть гусляр захочет,Песней сердце защемит.

Захотел Иван Курчавый Взять красавицу в полон,Ту, что ходит словно пава Посреди ревнивых жен.

Сам он – парень загляденье:Кудри русые до плеч…От такого искушенья Можно ль сердце уберечь!

Каждый вечер хороводыДа любовные слова.Так еще у парня сроду Не кружилась голова.

Раз под рокот соловьиныйВ ночку лунную тайкомПовстречалася Марина С раскрасавцем гусляром.

И тряхнул гусляр кудрями,Гусли наземь положил,Опустил глаза и замер…«Люб ли я тебе?» – спросил.

«Люб!» – она ему сказалаИ склонилась на плечо,И до утра целовалаДорогого горячо.

Иссушила летним зноемСтрасть любовников моих.Соловей, что пел весною,В ночь июльскую затих.

Замирая, шепчет сладкоМилой на ухо Иван:«Я тебе, моя касатка, Привезу из дальних стран…

Бархат и парчу на платье,Горностая подарю,Как царицу одевать яБуду милую мою.

Золотые караваны возят Волгой богачи.Я всего тебе достану:И алмазов, и парчи.

Через год вернусь с дарами,Будем жить да поживать.Коли жить – так господами,А не жить – так наплевать!»

И ушел Иван Курчавый, Как ни плакала вдова,Захмелела бранной славой Удалая голова.

IIIНе оправлены перины,Не прошел хмельной угар.И оставил у МариныГусли звонкие гусляр.

И пошел гулять по ВолгеОн без песен с кистенем…Чтобы песни не замолкли,Мы их сами запоем.

От кургана до курганаСлышен отклик: «Кто идет?»Ох, беда, коль атаману Не по сердцу пешеход.

Вниз по Волге перекатомНадвигается гроза,Где он вольницей богатым Не колол еще глаза.

Береги, купец, карманы!Воевода, берегись,Удалому атамануНа пути не попадись.

Жигули почти до неба Закудрявились листвой.Хорошо, купец, тебе быНе встречаться с голытьбой…

А погодка верховая,Волга ходит ходуном,Разрезая, потрясаетНебо молния и гром.

Удальцам теперь раздолье,Удальцам широкий путь,Чтоб потом в меха собольиЧьи-то плечи завернуть.

«Стой, купец! Сарынь на кичку!Что? Попался наконец!»Шел к чертям на перекличкуНезадачливый купец.

15

Хочет удаль молодаяВольной волюшкой пожить,В соболях да в горностаях, В платьях шелковых ходить.

IVЕсли бабы разозлятся,Словно куры заклюют,А над кем начнут смеяться,Непременно засмеют.

«Что, Маришка, ждешь, голубка,Понапрасну гусляра?Перешей-ка лучше шубку,Ой, красавица, пора!»

Дуракам всегда потеха,Только палец покажи,Изольются звонким смехом:«Где же милый твой, скажи?»

Вот уже зима проходит,Что-то милый не идет…Не другой ли в хороводеПесни сладки поет?

Ждет Марина не дождетсяДруга милого домой.Говорил назад вернетсяРаньше Троицы, весной…

Не нужны ей горностаи,Дорогие соболя,Поскорей бы снег растаял, Что ложится на поля.

Он придет, когда над Волгой Будут яблони белеть.Жди, красавица, недолгоОстается потерпеть.

Потянулись птицы с юга,Вскрылась бурная река.Он приедет с первым стругомК дорогой издалека.

Пуще прежнего в посадеБабы ладят на своем:«Позовешь ли нас на свадьбу?Мы гостинцы принесем!»

Плачет, кается Марина,Что поверила в посул.Милый друг ее покинул,В самом деле обманул.

VОтчего кричит тоскливоОдинокая сова?Ночью в озеро с обрываС горя бросилась вдова.

А под утро стук в окошко:«Эй, Маришка, отвори!Опоздал к тебе немножко,Да уж ладно, не кори.

Я привез тебе обновы,Песни, счастье и любовь.На, мой светик чернобровый,Все бери, не прикословь».

Долго он в окно стучалсяИ к себе Марину звал.С горя парень зашатался,Наземь замертво упал.

Привязалась огневица,Чуть в могилу не свела.Что без милой жить томиться –Жизнь без милой не мила!

Эх, не шелестели травы,Лес над озером шумел.Гусли взял Иван КурчавыйИ заплакал, и запел.

Струны звонкие рыдали…Говорят, что как-то раз С гусляром вдову видалиПри луне в полночный час.

Ночь июльская видала,Видел месяц золотой,Как она его ласкала,Да звала его с собой.

Как ушел гусляр к невесте,Так пропал и вести нет…Этой песни скоро двестиДевяносто девять лет.

Окрестил Маришкой с грустьюЭто озеро народИ о нем, настроив гусли,Добрый молодец поет.

23.01.1937

В одном из последних писем Н.В. Арнольд при-знавался: «…Я и до седин страстный волжанин и сим-бирянин и душой всегда на своей любимой родине».

В 1957 г. Николай Владимирович начал работу над составлением «Словаря симбирских-ульяновских достопамятных людей». Болезнь прервала работу, а смерть прекратила ее. Николай Владимирович Ар-нольд ушел из жизни 9 сентября 1963 года. Его архив хранится в Российском государственном архиве ли-тературы и искусства.

Как талантливый литературовед и поэт, Н.В. Ар-нольд, безусловно, не должен быть забыт. Его имя до-стойно занять свое место в блестящей плеяде знаме-нитых симбирян-ульяновцев, воспевших красавицу Волгу и родной край.

16

Из краеведческих работ школьников – участников Вторых краеведческих чтений (2017 год)Максим ГРИГОРЬЕВ, ученик 9 класса МОУ Ховринской ООШ Вешкаймского района.

ВОЛЖСКИЕ МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ПОЭТОВ

XIX ВЕКА…Одним из первых фольклористов был Николай Михайлович Карамзин

(1803 – 1846). Живя в пределах Симбирской губернии, он собирал былины, на-родные песни, поговорки, загадки, сказки. Например, он отыскал и отредактиро-вал известную сказку «Горшеня».

Карамзинка – родовое имение Карамзиных – распологалось недалеко от Симбирска (теперь в черте города). Здесь прошли детские и отроческие годы Н.М. Карамзина. Первым его учителем был сельский дьячок. Раннее чтение рома-нов из богатой библиотеки отца сказалось на развитии воображения и чувстви-тельности впечатлительного мальчика. Здесь же, в Карамзинке, с будущим писа-телем произошло одно необычайное событие: однажды во время грозы он бежал домой, как вдруг из леса на него бросился медведь; мальчик упал в ужасе без чувств,

17

но когда он очнулся, то увидел зверя подле себя мерт-вым – его убило молнией. Этот случай Карамзин под-тверждал неоднократно.

В 1777 – 1778 годах Карамзин учился в Симбир-ске в пансионе Фабеля, потом в Москве. На родину он приехал в 1783 году, жил преимущественно в Сим-бирске. И литературная жизнь его началась в Сим-бирске, где он в 1783 году перевел идиллию Гесснера «Деревянная нога».

Дальнейшее творчество писателя развернулось вне родных мест, но они нашли отражение в его про-изведениях. Начало его стихотворения «Волга» долго оставалось крылатой фразой:

Река священнейшая в мире,Кристальных вод царица, мать!Дерзну ли я на слабой лиреТебя, о Волга! величать…Трудно переоценить значение Николая Карамзи-

на в истории русской литературы. Белинский не раз восторженно писал о нем, называя его «незабвенным мужем», его дело «великим подвигом», а заслуги – «бессмертными».

«Карамзин отметил своим именем эпоху в нашей словесности, – подчеркивал Виссарион Белинский, – его влияние на современников было так велико и сильно, что целый период нашей литературы от 90-х до 20-х годов по справедливости называют Карам-зинским».

Под непосредственным влиянием Николая Язы-кова собиранием фольклора увлеклись оба его брата, сестра и ближайшие соседи. «Я завлек брата Алек-сандра в верное предприятие собирать заодно со мною и еще кое с кем русские песни», – писал Языков В.Д. Комовскому 24 января 1833 года.

«Не ослабевай и ты в деятельности на сем попри-ще всенародной литературы, – советовал поэт сестре П.М. Бестужевой. – Если будешь в Репьевке (село Но-воспасского района), то особенно приударь: там рап-содов много и сановитая древность процветает». Под влиянием Николая Языкова старший из его братьев, Петр Михайлович, серьезно увлекся собиранием и даже кое-что из собранного опубликовал в современ-ной ему периодической печати.

О своей работе Н.М. Языков был высокого мне-ния, называя ее «благим начинанием». Он возлагал на нее большие надежды, говорил, что если она осуще-ствится, то «сделается на Руси дело великое – явится миру сокровище бесценное и самоцветное!»

Все собранное Николай Языков и Иван Кире-евский предполагали издать, причем предисловие к сборнику должен был написать А.С. Пушкин. Не-которые из записей Языкова были опубликованы в «Отечественных записках», «Москвитянине», но боль-шая часть вошла в знаменитое «Полное собрание И.В. Киреевского». Последний писал в 1848 году, что благодаря Языковым его собрание стало «столь за-мечательным и получило известность». Собранный Языковым фольклор питал и музу поэта: на основе записанного на Волге материала он создал драмати-ческую сказку «Жар-птица». Николай Языков писал о Волге так:

…Я волжанин: тебе приветы Волги нашейПринёс я. Слышал ты об ней?Велик, прекрасен ты! Но Волга больше, краше,Великолепнее, пышней,И глубже, быстрая, и шире, голубая!Не так, не так она бурлит,Когда поднимется погодка верховаяИ белый вал заговорит!

А какова она, шумящих волн громада,Весной, как с выси береговЧерез её разлив не перекинешь взгляда,Чрез море вод и островов!По царству и река!..(Из стихотворения Н. Языкова «К Рейну»)Привлекал волжский фольклор и Павла Василье-

вича Анненкова, писателя и критика, нашего земляка, оставившего очень интересные высказывания о на-родном творчестве на Волге.

Особенно много для изучения фольклора нашей области сделал Дмитрий Николаевич Садовников (1847 – 1883), этнограф, поэт, автор до сих пор по-пулярной песни «Из-за острова на стрежень».

Садовников родился, учился и долгое время жил в Симбирске, порядочно походил и поездил по селам и деревням бывшей Симбирской губернии, записывая разные народные произведения. Больше всего песен и сказаний Дмитрий Николаевич записал в тепереш-них Чердаклинском и Ульяновском районах нашей области. В результате появилась книга «Загадки рус-ского народа» и ряд статей: «Из волжских преданий о Степане Разине», «Жигули и Усолье на Волге» и другие. В поэтическом творчестве самого Садовникова очень сильна струя поволжского фольклора, что делает его стихотворения для нас особенно ценными и инте-ресными. Много стихов Дмитрий Садовников посвя-тил Волге.

Тебе несу стихи, река моя родная,Они - навеяны и созданы тобой –Мелькали предо мной, окраскою сверкая,Как рыбки вольные сверкают чешуей.Простор песков твоих, лесов живые краски,Разливы вешние ликующей водыИ темных Жигулей предания и сказкиНа них оставили заметные следы…Позднее сбором фольклора занимался поэт

Аполлон Коринфский (родился в1867 году). Детство свое Коринфский провел в селе Ртищево-Каменка, учился в Симбирске. Записывал он фольклор глав-ным образом в пределах двух теперешних районов: Ульяновского и Майнского. Как и у Садовникова, зна-чительная часть его стихотворений создана на фоль-клоре, на местном волжском материале.

Фольклор нераздельно связан с его исполните-лями или сказителями. Это – мастера устного народ-ного творчества, своеобразные поэты. В нашей обла-сти жил замечательный сказочник – крестьянин села Помряскино Абрам Кузьмич Новопольцев (умер в 1885 году, 65 лет от роду).

Абрам Новопольцев – ярко одаренный сказоч-ник-профессионал. Ученые фольклористы высо-ко оценивают талант Новопольцева. Профессор М.С. Азадовский пишет: «Новопольцеву принадлежит одно из первых мест в галерее мастеров русской сказ-ки; по количеству же и разнообразию записанных от него текстов, по богатству своего репертуара он зани-мает бесспорно первое место».

Со слов Новопольцева Д. Садовников записал 72 текста. Потомки Новопольцева сейчас живут в Ин-зенском районе.

Нет сомнения, что мастеров народного твор-чества на Симбирской земле немало. В собирании фольклора и наша Ховринская школа может сыграть огромную роль, тем более что фольклор нашей об-ласти богат, разнообразен, интересен во всех отно-шениях. Такой район, как Чердаклинский, по своей песенной и сказочной традиции не уступает прослав-ленному Северу.

18

ДЕНЬ ДЕТСКОЙ КНИГИ

Издания для детей были представлены в рамках проведения Всероссийской выставки-ярмарки «Симбирская книга-2016» 7 апреля во Дворце книги Ульяновской областной научной библиотеке имени В.И. Ленина.

Ульяновская областная библиотека для детей и юношества имени С.Т. Аксакова представила книгу «Н.М. Карамзин. Сказки».

Сборник издан библиотекой по итогам откры-того городского конкурса детского художественного творчества «Иллюстрируем сказки Н.М. Карамзина». Лучшие иллюстрации вошли в издание. Уникальность книги заключается в том, что впервые был издан сборник с тремя сказками Карамзина с иллюстраци-ями читателей.

В этот же день состоялась презентация книги «Сказки народов Поволжья». Сборник был под-готовлен к печати в ульяновском издательстве «Арт-студия «Фризия».

Сказки поволжских народов, вошедшие в книгу, знакомят читателей со сказочными традициями По-волжья, учат добру, любви и трудолюбию, наполнены шутками и зарифмованными присказками. Начина-ется книга со сказок А. К. Новопольцева, известного сказочника, родившегося и жившего в селе Ясашное Помряскино Ставропольского уезда Симбирской гу-бернии (ныне Старомайнского района Ульяновской области).

Организаторами мероприятия выступили со-трудники краеведческого отдела Дворца книги. Ве-дущая презентации Нина Александровна Морозова представила участников встречи.

Директор ООО «Арт-студия «Фризия» Наталья На-конечная рассказала о том, как проходила работа над книгой сказок, как отбирался материал. Книга вели-колепно проиллюстрирована ульяновской художни-цей Татьяной Горшуновой. Рассказывая о том, как она

Выступает Наталья Наконечная

работала над иллюстрациями, Татьяна Анатольевна продемонстрировала собравшимся свои эскизы, по-делилась впечатлениями о сказках, которые вошли в сборник. Присутствующие на презентации студенты специальности «дизайн» Ульяновского колледжа куль-туры и искусства расспрашивали художницу о том, как создавались сказочные образы, интересовались ее планами в качестве иллюстратора книг.

Среди гостей встречи были известные ульянов-ские художники Валентин Бобыльков и Борис Клево-гин, а также читатели и библиотекари.

Ярким дополнением презентации стали танце-вальные и вокальные номера народных коллективов: вокальной студии «Соло» и арт-студии «Игра» (рук. М.Ю. Карташева) г. Ульяновск.

Книга «Сказок народов Поволжья» издание, кото-рое по достоинству оценят юные читатели.

Выступает художник Татьяна Горшунова

19

– Татьяна Анатольевна! Вас в нашем городе знают и любят как художника.

У ваших картин нежная душа. Мне кажется, как по-эзия может переливаться в ваши рисунки, так и ваши картины могут становиться стихами.

У вас есть любимые те-мы-образы? Земные приме-ты и предметы реального мира преображаются, попа-дая в ваше художественное пространство. Что на ваш взгляд главное для художни-ка, чему он служит?

– Любимые темы... Очень сложно сказать одно-

значно. В разные периоды жиз-ни, они разные.

Всякий раз это повод выра-зить свое собственное настрое-ние, размышление, отношение.

Состояние, настроение кар-тины, ее энергетический заряд очень важны для меня. Важны образ, цвет...! Цвет – это как му-зыка.

Мне интересно все... и на-тюрморт, и пейзаж, и человече-ские взаимоотношения.

Для художника, на мой взгляд, главное – искренность. А еще очень надо любить то, чем занимаешься, и отдаваться этому всей душой, тогда результат дол-жен быть обязательно. Думаю, что художник служит добру.

– Расскажите об опыте художника-иллюстратора. Это иное ощущение? Ведь ког-да один на один с картиной – это свобода. Ограничен ли иллюстратор замыслом автора книги?

Иллюстрировать стихи и оформлять книгу сказок – это внутренне для вас раз-ные чувства?

– Я свободолюбивый чело-век: не смогу сделать ничего хо-рошего, когда загоняют в рамки. Работа над иллюстрациями не была для меня «несвобода». Со-всем даже нет.

Когда работала над иллю-

страциями к сборнику стихов Олега Капитонова, мне важно было почувствовать его мир и передать ощущение моего вос-приятия его стихов, его мира...

Это особый случай, Олега я знала с самого его рождения, очень его чувствовала. Много было внутренних совпадений...

И цвет для иллюстраций был выбран не случайно: белый, синий, черный. Он как-то сам нашелся и возник из его стихов. Вслушивалась, вчувствовалась... Без этого «вчувствования» вряд ли что получится, совершенно не зависимо от того, работаешь ли над иллюстрациями или над холстом.

При работе над сказками тоже совершенно не было тако-го: «заказчик» и «исполнитель». Мне была предоставлена полная свобода, было полное доверие, как к художнику. Я очень за это благодарна! Если бы было иначе, вряд ли бы согласилась...

– Расскажите попод-робнее о работе над книгой «Сказки народов Поволжья».

– Работа над книгой погло-щает полностью... Делать что-то другое просто невозможно!

Сначала сомневалась, справлюсь ли... А потом «вошла», почувствовала, как это мож-но сделать. И увлеклась! Много было эскизов, поисков; какой же он должен быть «Кот Бессмерт-ный»...? И вообще, что это за та-кое «чудо-юдо» кот? Обычно в сказках Кощей Бессмертный, а здесь вдруг кот. Но потихоньку как-то все стало складываться и рождаться. Появилась собака со щенятами, ворона с воронята-ми, «трое сапог железных и три шляпы железных» да еще «три просвирки железных», опустев-ший сундук с улетевшей уткой и образ Марьи Еридьевны воз-ник. Главное – войти в процесс, это самое мучительное, а потом уже все само собой возникает и движется. Работать было очень интересно! Сказки разные, раз-ные авторы, а решение должно

«ХУДОЖНИК СЛУЖИТ ДОБРУ…»

интервью с Татьяной Горшуновой

«День птиц» Т. Горшунова

Рисунок Татьяны Горшуновой к обложке книги стихов Олега Капитонова «Бумажный змей»

«…Особое место в творчестве Татьяны Горшуновой занимает тема полета. В частности, ей посвящена серия с пти-цами: на окне, в клетке, а чаще около от-крытой клетки, в руках человека. Пре-рванный по воле случая или судьбы полет. Только исходящая от картин теплота и доверительность может представить пернатых в роли судей: «Кто ты, человек, которого не боятся птицы?»...Творчество художника Татьяны Горшу-новой будет востребовано всеми, кому близок мир русской культуры с ее высо-кой духовностью, поисками гармонии и идеала». (Елена Сергеева, искусствовед)

20

быть единое. Объединяющее все эти сказки – это Волга. Поэтому возникло такое решение обложки: Волга, берега, острова и небо; и кусочек деревенского поволжского быта: керосиновая лампа, колокольчик, перышко и игрушечная птичка.

– Ваша картина «Муза» украсит обложку на-шего журнала. Пусть она летит над «Симбир-ском», вдохновляя художников и поэтов.

– Спасибо вам большое! Я очень рада, что моя «Муза» появится на обложке вашего журнала!

– Есть ли у вас любимые стихотворные строки?

– Стихотворных строк любимых очень много. Одно из них:

«Я сама себе открыла,

Я сама себе шепчу:Я вчера была бескрыла,А сегодня полечу.И над улицей знакомой,И над медленной рекой,И над старенькою школой,И над маминой щекой...»

(Вероника Долина)– Ваши пожелания авторам и читателям на-

шего журнала.– А всем авторам и читателям журнала хочется

пожелать много-много света, добра, любви... Любви к жизни, к людям, к делу, которому служишь!

Беседовала Елена Кувшинникова

Наша справка:Татьяна Анатольевна Горшунова родилась 6 сентября

1954 года в Казани. Окончила Казанское художественное учили-ще (1970 – 1974), Институт живописи, скульптуры и архитек-туры им. И.Е. Репина (С.-Петербург, 1977 – 1983).

Член Союза художников России с 1989 года. Живет и работа-ет в Ульяновске.

Участница областных, региональных, республиканских, меж-дународных выставок.

Произведения находятся в собраниях Ульяновского област-ного художественного музея, Министерства культуры Россий-ской Федерации, Союза художников России, в частных коллекци-ях и галереях Британии, Германии, Греции, Голландии, Ирландии, Канады, Кореи, Кувейта, России, США, Франции, Швейцарии, Шот-ландии, Дании и других стран. Татьяна Анатольевна Горшунова

21

БОЛЕЕ ЧЕМ ПРО ЭТОроман-версия

Продолжение. Начало см. «СимбирскЪ» №3 – 2017Александр АНДРЮХИН

Часть вторая

ЕЛЕ РАССТАЛИСЬ, РАЗВИДЕЛИСЬ ЕЛЕГлава первая

Как известно, именно это убогое жилище в Полуэктовском переулке поэт обессмертил в своих стихах: «Двенадцать квадратных аршин жилья. Четверо в помещении: Лиля, Ося, я и собака Щеник». Собака появится позже, когда ее при-везут из Подмосковной деревни Акулово.

На самом деле, в этой квартире было много комнат. Однако в ту холодную зиму их отапливать было непросто. Поэтому троица из экономии поселилась в гостиной, где были печь и камин.

В доме не было никаких удобств, как и в большинстве московских домов. Ближайший туалет на Ярославском вокзале. Однако бытовая неустроенность ни-когда не угнетала Бриков, а тем более Маяковского. Главное, что в эту московскую квартиру, так же как и в Петроградскую, набивалось несметное количество твор-ческой интеллигенции. Гостями Маяковского с Бриками были не только поэты, но и художники с кинематографистами. Сюда, кроме Пастернака, Асеева и Кру-ченых, запросто приходили художник Малевич и кинорежиссер Эйзенштейн.

Угощать в тот голодный год особо было нечем, кроме чая да черного хлеба. Однако сюда приходили не за угощеньем, а за теплом, которое исходило от этого семейства. Вечно сияющим солнцем на этих двенадцати квадратах конечно же была хозяйка квартиры Лиля, которая своим веселым нравом могла превратить любые будни в праздники. В этот период женщина просто светилась от счастья. Она была одновременно и музой гения, и обожательницей любимого мужчины.

Лиля не могла не видеть, что Осип по-прежнему ее любит и также вожделе-ет, как и в первые месяцы их брака. Но он очень сдержан, терпелив и тактичен.

22

А, кроме того, совершенно ни в чем не требователен в отличие от Володи. «Такие качества у мужчин са-мые прекрасные», – вздыхала про себя Лиля и счита-ла мужа совершенным идеалом.

Вот Володя – полная противоположность иде-алу: ревнивый, нетерпеливый, обидчивый и крайне истеричный. К тому же огромный, нескладный, гор-ластый. С таким невозможно ходить по улицам. На него все оглядываются. Нет, мужчины подобного рода никогда не нравились Лиле. «И дернул же черт с ним связаться!» – досадовала про себя она, когда Володя в очередной раз устраивал сцены ревности. Хотя открытых скандалов он не устраивал. Видя, как Лиля по обыкновению строит глазки кому-то из го-стей, Володя мгновенно мрачнел и удалялся в другую комнату, громко хлопая дверью. Осип к амурным штучкам жены относился с равнодушием и продол-жал вести задушевные беседы с гостями о тонкостях литературного искусства.

Следует пояснить, что Лиля с Маяковским одо-бряли революционные перемены, происходящие в стране. Они искренне верили, что совершенный в 1917 году переворот – нечто новое в истории чело-вечества, и новые веяния прямиком ведут к светлому будущему.

– Если Александр Блок, умнейший из россий-ских поэтов, принял революцию, значит истина где-то рядом, – горячился Маяковский, когда слышал ворчания по поводу голода и разрухи.

Лиля тоже была фанаткой революции, поэтому наотрез отказалась от эмиграции, в которую ее зва-ли мама с сестрой. Она считала, что ее место здесь, и строить новую справедливую жизнь – ее долг. Что касается Осипа, то он к революции относился настороженно, однако своих взглядов не афиши-ровал и, будучи человеком покладистым, надеялся приспособиться.

Так что в окна РОСТА Маяковский пошел ра-ботать почти из идейных убеждений, хотя зарабо-ток играл в этом вопросе не последнюю роль. Не исключено, что он действительно полагал, что для безграмотного населения России агитки и плакаты будут более действенны, чем стихи. Но от стихов Маяковский ни в коем случае не отказывался, хотя и склонялся к мысли, что писать всякую любовную муть на данном этапе не время. Из тех же идейных соображений к художникам в окнах РОСТА присо-единилась и Лиля.

Идейные соображения членов семьи вскоре были оценены и Осипом. Правда, с практической точки зрения, поскольку семейство в Полуэктовском переулке, благодаря работникам РОСТА, начало вы-бираться из нищеты. Брик добытчиком не был. Он предпочитал оставаться дома, читать литературо-ведческие книги и редактировать Володины стихи. У него были более глобальные планы, чем рисование агитплакатов. Осипа Максимовича тянуло к вечному. К весне он учредил Общество изучения поэтическо-го языка, надеясь в дальнейшем под этой вывеской издавать литературные журналы и газеты.

Весной 1919 года Маяковский испытал то самое потрясение, из-за которого едва не застрелился во второй раз. Приехав однажды из Ярославля, он во-шел в квартиру, прошел в гостиную и остолбенел. На

его с Лилей кровати под стеганым одеялом лежали двое: Лиля и Осип.

– Это что? – спросил Маяковский помертвевши-ми губами.

– Мы замерзли и греемся, – как ни в чем не быва-ло ответила Лиля и вдруг звонко рассмеялась. – Толь-ко не делай такие ужасные глаза. Вспомни, что Ося мне муж.

– Как муж? – еще больше растерялся поэт. – А я?Наступила тишина. Лиля с Осей сконфуженно

переглянулись. Маяковский понял все. Лиля его об-манула, когда уверила, что они с Осей давно не живут физически. «Значит, она обманывала всегда?» – по-холодел от страшной догадки поэт.

Он достал из заднего кармана пистолет, при-ложил к сердцу и вышел из комнаты. Супруги снова переглянулись. Затем, словно опомнившись, вскочи-ли с кровати и нагими побежали за ним. В холодной кухне Ося отнял у Володи пистолет, который не вы-стрелил из-за осечки. Лиля обняла беднягу и приня-лась его успокаивать. Маяковский разрыдался. Ося сходил в комнату и накинул на Лилю халат. Истерика продолжалась несколько часов. Маяковский то успо-каивался, то снова с красными от бешенства глазами требовал вернуть пистолет. В конце концов он от-толкнул их обоих и выбежал из квартиры.

– Пускай уходит, – сказала Лиля. – Ведь он нам не нужен?

Осип едва заметно улыбнулся и тихо ответил:– Нужен.

Глава втораяМаяковский вернулся в полночь. Он был вдре-

безги пьян. Еще никогда Брики не видели его таким. Маяковский часто пил. Но пил в основном сухие вина. Он никогда не пьянел и никогда не терял чело-веческого облика. На этот раз от него сильно разило сивухой, и он не мог произнести ни единого внят-ного звука.

Супруги дотащили его до кровати, уложили в постель, и Лиля начала гладить его голову. Упрямец несколько раз стряхивал ее руку, но потом заснул. Наутро Маяковский по обыкновению проснул-ся раньше всех, выпил два ковша холодной воды и угрюмо сел на кровать рядом с Лилей. Он долго со-пел, собираясь с мыслями, наконец, выдавил из себя:

– И давно это у вас… с Осей? – С детства! – резко ответила Лиля.Маяковский схватился за голову и застонал. – Хватит! – крикнула Лиля. – Мне надоела твоя

мещанская любовь. Мы свободные люди! У нас сво-бодное общество.

Маяковский поднял влажные глаза на Лилю, но потупился от ее строгого взгляда.

– Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне, – тихо произнес он.

– Что у тебя за собственнические замашки? – возмутилась Лиля. – Ося нуждается в ласке не мень-ше, чем ты. Уходи!

В комнату встревоженно вошел Осип. Бедняга поднял на него глаза и вдруг уткнулся Лиле в грудь.

– Лилечка, только не гони меня! Без тебя я не смогу! Ося, прости!

Маяковский снова зарыдал белугой. Лиля метну-

23

ла вопросительный взгляд на мужа. Тот развел рука-ми. Лиля провела рукой по жестким волосам поэта.

Когда через час в квартире установилась тиши-на, Лиля назидательно произнесла:

– Давайте договоримся так: днем каждый делает, что хочет, а ночью мы собираемся под одной крышей.

Маяковскому ничего не оставалось, как кивнуть, хотя он прекрасно понял, что Лиля отвоевывает себе право заниматься любовью с Осей днем, когда он уходит на работу. Поэт вспомнил, что его довольно часто не бывает дома, а Лиля с Осей остаются одни. До вчерашнего вечера ему и в голову не приходило, что бывшие супруги способны наставлять ему рога.

С этого дня что-то сломалось в поэте. Выходя из дома, он ежеминутно думал о Лиле с Осей, которые оставались в квартире одни. Нет, ревновать к Осе Ма-яковский себе не позволял. Но мысль, что он делит Лилю еще с кем-то, отравляла его душу. Эта горечь не давала радоваться. Она, словно змея, начала вползать и в стихи. Но уйти от Лили, от ее ласковых рук, мяг-ких губ и озорных глаз Маяковский был не в силах.

Внешне он продолжал оставаться горлопаном, сильным и самоуверенным, но в душе у него все дребезжало. Мало кто догадывался, что это глыба, имевший такую мощь в поэтических строфах, не мог найти в себе сил уйти от унижений. И вскоре по-следовали новые унижения. Однажды в одно апрель-ское воскресение, когда Маяковский писал очеред-ную поэму, сзади подошла Лиля и ласково положила руки на плечи.

– У тебя вдохновение? – спросила она шаловливо.Володя перевел на нее взгляд. Ее глаза озорно

светились. – Вот и прекрасно! – продолжила он. – Если так,

тебе ведь все равно, где писать? Она мягко подняла его из-за стола и отвела на

кухню. Усадив за кухонную тумбу, Лиля рассмеялась и вышла вон. Володя с удивлением услышал, как в дверях заскрежетал ключ. Он подошел и стукнул по двери. Нет, он не ослышался. Его заперли.

– Зачем ты меня закрыла, Лиля? – спросил он че-рез дверь.

– Будь умницей, посиди немного, – ласково про-пела Лиля. – Нам с Осечкой нужно уединиться.

Первым порывом было разнести кухонную дверь. Но пришлось сдержаться. Второго скандала на почве ревности Лиля не простит.

Володя слышал, как его возлюбленная прошла с Осей в спальню, как сначала в ней было тихо, а по-том оттуда донеслись протяжные мужские вздохи и родные Лиличкины стоны. Поэт тоже застонал, но от горечи и досады. Захотелось в щепки разнести дверь, но самое большее, на что он отважился, – со-драл себе все ногти, отчаянно царапаясь в дверь.

«Уйду от них! – тоскливо затикало в висках. – Как только отопрут кухню, сразу уйду! Навсегда!».

Но когда час спустя свежая и румяная Лиличка отперла дверь, Маяковский взглянул в ее горящие глаза и понял, что уйти не сможет. Он крепко при-жал ее к себе, ощутив родной запах тела, впрочем, уже с примесью чего-то инородного, кажется, Оси-ного одеколона, но она гибко высвободилась из рук и шаловливо прошептала:

– Для тебя, Володечка, будет ночь…

Глава третьяНельзя сказать, что, когда Володя с Лилей уходи-

ли на работу, Осип Максимович целыми днями лежал на диване и предавался позорной праздности. Он, ко-нечно, лежал на диване с книгой в руках, но в какой-то момент книга падала на пол и взгляд читателя на-долго замирал на потолке. Это были не просто пустые мечты бездельника, а грандиозные проекты, многие из которых впоследствии осуществились. Брик видел себя во главе несметной армии российских литера-торов и государственным разработчиком многочис-ленных литературных направлений.

Осип Максимович уже управлял литературным процессом. Правда, пока в масштабах одного челове-ка. Изданные Бриком поэмы Маяковского принесли свои плоды. Именно после них поэтом-новатором заинтересовались солидные издательства, которые сначала относились к Маяковскому с пренебреже-нием. Благодаря Брику Владимир Владимирович к 1919 году стал одним из самых популярных поэтов. Более того, хорошо чувствующий политическую конъюнктуру Брик побудил Маяковского к созданию ряда революционных поэм, а для некоторых он даже разработал заготовки.

Маяковский не мог не оценить заслуг Осипа. Как человек недостаточно образованный и не умевший скрупулезно выписывать строки, поэт все больше впадал в зависимость от него. «Теперь, когда у Мая-ковского было имя, грех было не использовать его в качестве афиши», – соображал Брик. Он предложил Маяковского, а заодно и себя, в редколлегию газеты «Искусство коммуны». Но это – мелочевка. Брик меч-тал встать во главе мощного писательского союза, в подчинении которого были бы не только журналы и альманахи, но и книжные издательства. Лицом орга-низации, конечно, стал бы Маяковский, но управлял бы организацией он, Осип Брик.

Для осуществления проекта не хватало связей во властных структурах. В этом, как ни странно, помог Осипу его отец, Максим Павлович.

Когда Брики переехали в Москву и Максим Петрович узнал, что теперь его сын делит жену с каким-то уличным горлопаном, впал в окончатель-ное уныние. Однако Осип объяснил родителю, что это не просто горлопан, а величайший из поэтов, имя которого останется в веках. Разговор с отцом происходил в начале девятнадцатого года в кварти-ре Бриков. Пришедший в гости отец ужаснулся тому, в каких условиях живет его единственный сын. Лиля с Маяковским в это время отсутствовали.

– Сейчас все говорят о Маяковском, – согласил-ся Максим Петрович. – Но даже если он и знамени-тость, как ты терпишь, что твоя жена спит с ним на твоих глазах.

Осип грустно вздохнул и потупил взгляд:– Что делать? Такова наша еврейская доля. С женой

Авраама тоже спал фараон. И еще какой-то царь. Благо-даря этому Авраам и дожил до благородных седин.

– В твоем случае вопрос о жизни или смерти не стоит, – покачал головой отец. – А в случае с Авра-амом – это, как мне кажется, было коммерческим предприятием. Благодаря этому, собственно, Авраам и разбогател.

Губы Осипа тронула едва заметная усмешка. – Считай это тоже коммерческим предприятием.

24

Максим Петрович весьма скептически отнесся к прожекту сына по созданию писательского союза с подчинением ему органов печати. Как бывшей ку-пец 1-й гильдии он не верил, что литераторы будут играть какую-нибудь существенную роль в новом обществе.

– Сейчас тон задают комиссары и те, кто побли-же к новой власти. А поэты – тьфу! – покачал голо-вой бывший купец ювелирных изделий.

– Поверь мне! – горячо возразил Осип. – Комис-сарам скоро понадобятся писатели и поэты.

Максим Петрович махнул рукой и вдруг вспом-нил:

– А помнишь моего компаньона Абрама Шацки-на из Польши? Тоже купца 1-й гильдии? Мы еще оста-навливались у них. Наверное, помнишь его сына, Лазаря. Тогда ему было два года, а тебе – четырнад-цать. Сейчас Лазарь – большой начальник. Личный секретарь Сталина. Собирается в Берлин учреждать Коммунистический интернационал молодежи. Тебе бы с ним сойтись…

В ту минуту Осип с раздражением отмахнулся от отца, подумав, что вряд ли с секретарем тогда мало кому известного Иосифа Сталина у него могут быть какие-то общие дела. О нем он вспомнил только спу-стя полгода, узнав, что этот прыткий семнадцатилет-ний сын бывшего компаньона отца избран главой Коммунистического интернационала молодежи. Осип попросил отца устроить с ним встречу.

Глава четвертаяВстреча состоялась осенью того же года. Лазарь

Шацкин был энергичным молодым человеком. Его хватало на все. В пятнадцать лет он с головой бро-сился в революцию, вступив в семнадцатом году в ВКП(б), а затем он также сломя голову бросился в гражданскую войну. В начале восемнадцатого года ему пришла мысль создать Российский коммуни-стический союз молодежи. С этой мыслью он явил-ся лично к товарищу Ленину. Идея вождю мирового пролетариата понравилась. Он дал добро на созда-ние молодежного союза и с тех пор считается ос-нователем комсомола. Однако это не так. Основал комсомол Шацкин, который в то время был личным секретарем Иосифа Сталина.

Когда Брик вошел в кабинет к Шацкину, то был поражен его петушино-мальчишеским видом. Ла-зарь энергично тряхнул руку Брику и любезно спро-сил, без всякого предисловия:

– Чем могу быть вам полезен, Осип Максимо-вич?

Брик понял, что времени у него мало и что не-конкретных предложений юноша, скорее всего, не воспримет, поэтому сразу начал излагать идею об объединении в единую организацию всех россий-ских писателей, которая станет мощным рупором пропаганды советской власти.

– Идея неплохая, – ответил Лазарь. – Но боюсь, не могу вам в этом помочь. Мы – молодежная орга-низация. А для молодежи нужна совсем другая про-паганда. Молодежь, как известно, стихов не читает. Ей бы все больше частушки.

В голосе комсомольского вожака слышалась досада. Брик чутко уловил, что с пропагандой сре-

ди молодежи у Лазаря неважно. И действительно, вскоре секретарь начал жаловаться, что в комсомол практически не вступает деревенская молодежь. Да и нормальная городская относится к организации с подозрением.

– Вступает только пролетарское дно из трущоб, человеческий сброд, лишенный всякой морали, уго-ловные элементы, преступники всех мастей… Ну ка-кие из них работники!

– Верно, – согласился Брик. – Для кузницы ком-мунистических кадров материал трухлявый. Что касается крестьянской молодежи, она слишком хитроватая, чтобы заманивать ее энтузиазмом. Ей надо дать что-то более существенное.

– Что мы можем дать! – развел руками Лазарь. – Дополнительные пайки? Невозможно! Вы видите, в каком состоянии страна. Знаете, сколько в комсомо-ле числится? Чуть более двадцати тысяч! А нам нуж-но несколько миллионов.

Брик понимающе покачал головой. Затем вни-мательно посмотрел на Лазаря.

– Только одним можно заманить в комсомол де-ревенскую молодежь: свободной любовью.

– Шутите?– Нисколько. Представьте, что таинство отноше-

ний между мужчиной и женщиной в союзе молодежи рассматривается как классовый предрассудок. Дев-ственность признана странным наследием темного мира, наследием царства эксплуатации человека че-ловеком. А отношение полов будет рассматриваться лишь в контексте революционной целесообразно-сти. Нужно запустить мнение, что половая похоть не должна быть препятствием для строителей комму-низма, что жажда половой потребности между пар-нем и девушкой в комсомоле станет удовлетворяться также просто, как жажда голода.

Лазарь серьезно слушал Брика. Потом неожи-данно рассмеялся.

– Идея любопытная! Надо обдумать. А скажите, Осип Максимович, товарищ Маяковский готов вы-ступить рупором свободной любви?

Брик расплылся в торжествующей улыбке.– Готов. И уже выступает.Лазарь снова рассмеялся. Почесал голову.– Решительно интересная идея! Здесь надо

очень хорошо покумекать. Молодой человек внезапно сделался серьезным. – А скажите, сколько вам лет, Осип Максимович?– Тридцать один.– Жаль, – вздохнул Шацкин. – Комсомольский

возраст только до двадцати восьми. Я бы вас взял к себе… Впрочем, подождите! Я, кажется, знаю, куда вас можно устроить. Ведь вы по образованию юрист?

Лазарь сорвал с телефона трубку, быстро набрал какой-то номер и деловито произнес:

– Соедините меня с Аграновым.Глава пятая

Особоуполномоченный особого отдела ВЧК Яков Агранов только начинал свою чекистскую ка-рьеру. Он работал в секретариате у Ленина, и Влади-мир Ильич ценил его за исполнительность и аккурат-ность. Много секретных документов прошло через руки этого человека. В 1918 году он познакомился

25

с Лазарем Шацкиным, который пришел на прием к Ленину со своей идеей о создании Коммунистиче-ского союза молодежи. Два еврея сразу понравились друг другу и немедленно нашли общий язык.

Кроме того, что Шацкин добился согласия Ле-нина на формирование молодежной организации, он еще убедил Агранова стать личным информато-ром Сталина, у которого состоял секретарем. Юно-ша пообещал Агранову стремительный карьерный взлет и высокие государственные должности в бу-дущем, если тот примет его предложение. Агранов к предложению секретаря Иосифа Виссарионовича отнесся серьезно и принялся снимать копии доку-ментов, которые проходили через его руки. Копии он передавал Шацкину, а тот – лично товарищу Ста-лину. Тут надо отметить, что будущий отец народов не оставил без внимания усердие секретаря вождя мирового пролетариата и однажды взял его с собой в Царицын на продразверстку, чтобы проверить в деле. Деловые качества Агранова Иосифу Виссарио-новичу понравились, и он дал протекцию Дзержин-скому на перевод его в ВЧК. Агранова сразу приняли на должность особоуполномоченного.

По просьбе Шацкина Агранов дал рекоменда-цию Брику для определения его на службу в юри-дический отдел ВЧК. Чтобы устроиться на работу, Осипу Максимовичу пришлось спешно вступить в партию. К вступлению мужа в правящую партию Лиля отнеслась с пониманием, а Маяковский с сар-казмом. Хотя поэт с уважением отнесся к тому, что Осип стал чекистом.

Приблизительно через месяц после встречи Брика с Шацкиным по Москве поползли слухи о «на-ционализации» женщин в пользу передового проле-тариата. Лилю эти слухи очень веселили. Она слов-но сошла с ума. Не проходило вечера, чтобы она не подсаживалась на колени к кому-нибудь из гостей и не начинала с ним на двоих курить сигарету. Это означало, что после курения она готова на все. К лю-бовным заигрываниям жены Осип по-прежнему от-носился с равнодушием, а Маяковский мрачнел. Ког-да поэту становилось невмоготу видеть Лиличкины амуры с гостями, он выходил из комнаты и громко хлопал дверью. Через минуту возвращался и мрач-нел еще больше, потому что Лиля на его реакцию не обращала ни малейшего внимания.

Тогда Маяковский снова выскакивал из комнаты и хлопал дверью еще сильнее. А затем хлопал вход-ной дверью.

– По всей видимости, Володечка пошел прове-триться, – иронично комментировала Лиля, и все смеялись.

Однажды, когда гости разошлись и Лиличка пе-ред этим очень нежно расцеловалась с поэтом Алек-сеем Крученых, Осип тоже засобирался на улицу.

– Ты куда? – удивилась Лиля.– Пойду поищу Володю. Сегодня он выбежал со-

всем не в духе.– Решительно не в духе, – иронично вздохнула

Лиля. – В последнее время он что-то сильно нервни-чает. Видно, сильно устает на своих агитках.

Лиля мстительно рассмеялась. Осип укоризнен-но посмотрел ей в глаза.

– Зачем ты его дразнишь?Лиля сделалась серьезной. Она приблизилась к

мужу и положила ему руки на плечи.– Дурачок, – произнесла она нежно. – Я дразню

не его, а тебя. Осип отстранился.– Тебе его не жалко?– Нет, – ответила Лиля.А тем временем в стране начиналось шествие

великого революционного эротизма. В начале двад-цатых появилась та самая скандальная статья то ли Александры Коллонтай, то ли Клары Цеткин про те-орию стакана воды. Ни Коллонтай, ни Цеткин к этой статье не имели отношения, хотя на их взглядах о семье и основывалась эта революционная теория. Самым загадочным было то, что ни один человек не видел газеты, в которой была напечатана статья. Текст распространялся в листовках, перепечатывал-ся на печатных машинках и переписывался от руки. В листовках говорилось, что половая потребность должна находить удовлетворение без всяких услов-ностей. Это должно быть так же просто, как утолить жажду, выпив стакан воды.

Статья взорвала молодежь. Все газеты дискус-сировали на одну и ту же тему. В дискуссию ввязался даже Луначарский, который написал свой знамени-тый опус «О быте: молодежь и теория стакана воды». Да что Луначарский. Даже Ленина не обошла всеоб-щая дискуссия. «Конечно, жажда требует удовлетво-рения, – соглашался вождь мирового пролетариата, – но разве нормальный человек при нормальных ус-ловиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, края которого захватаны десят-ком губ?».

Заметка Ленина не содержала праведного гнева, как в отношении классовых врагов. Она больше на-поминало ласковое отеческое пожуривание. Поэто-му революционный эротизм, не видя серьезного со-противления власти, продолжал набирать обороты.

На комсомольских собраниях секретари убеж-дали молодежь право на свободную революцион-ную любвь. Но если бы только на собраниях. По всем российским городам и весям, на городских площа-дях и деревенских сходках выступали молодые ора-торы, пропагандирующие прелести новой жизни и свободы половых отношений.

Во всех газетах, и не только молодежных, без конца публиковались письма сознательных комсо-мольцев. На улицах стали появляться молодые люди с плакатами следующего содержания: «Каждый ком-сомолец может и должен удовлетворять свои поло-вые стремления. А каждая комсомолка обязана идти ему навстречу, иначе она мещанка».

– Вот посмотрите, что напечатала «Правда», – восторженно воскликнула Лиля, прибежав однаж-ды с улицы. – Письмо студентов политехнического. «Как нам удовлетворять естественные надобности, если девушки не идут навстречу товарищам-комсо-мольцам? Где их революционное сознание. Девуш-ки должны снимать с нас сексуальное напряжение, чтобы мы, вдохновленные, смело шли к новым тру-довым победам!».

Лиличка залилась веселым хохотом.– А вот еще письмо от петроградских студентов.

Послушайте! «Студенты косо смотрят на тех комсо-молок, которые отказываются вступить с ними в по-ловые сношения. Они считают их мелкобуржуазны-

26

ми ретроградками, которые не могут освободиться от устаревших предрассудков».

Лиля повалилась на диван от смеха. Затем, не-много успокоившись, шаловливо закатила глаза к потолку:

– И почему я не комсомолка?Володя нахмурился и отвернулся. Осип, напро-

тив, расплылся в снисходительной улыбке. – Если ты наденешь красную косынку, то мо-

жешь сойти за комсомолку.

Глава шестаяТеперь в литературном салоне Лили не столь-

ко читались стихи, сколько шли дискуссии на тему свободной любви. Хозяйке салона эти споры были по душе. Во время дискуссий ее глаза горели особым огнем.

– М-да, – скептично хмыкал Ося. – Оказывается, раскрепощение нравов вызывает брожение не толь-ко в штанах, но и в умах.

– О да! Болтовни на эту тему стало как-то черес-чур много, – морщился Маяковский.

– Болтовни много, а дела мало! – озорно воскли-цала Лиля и бросала многозначительные взгляды на Алексея Крученых. – Я согласна с Володей! Делом нужно заниматься!

Все, кроме Маяковского, знали, что у Лили с Кру-ченых роман. Они встречались каждый день у него на квартире. И хотя это было очевидно, Маяковский упрямо не хотел понимать, почему его жена зачасти-ла к поэту.

– Знаете, сейчас появилась еще одна теория, – проявил осведомленность Крученых, метнув много-значительный взгляд на Лилю. – Теория эроса.

– Название многообещающее, – страстно сощу-рилась Лиля и, закурив сигарету, передала ее Алек-сею.

Тот с наслаждением вдохнул дым и продолжил: – Как я понимаю, теория имеет задачу – уверить

общество, что в целях достижения полной свободы и скорейшей победы коммунизма необходимо из-бавиться от всех условностей старого мира: любви, семьи, дома. Для этого следует полностью обнажить человеческое тело – в живописи, на сцене, в кино. Стыдливость – это искажение всего нормального и здорового. С ней надо вести борьбу. Что касается любви, то ее, согласно теории эроса, нет вообще. Есть только голое размножение! Не более чем физи-ологическое явление природы.

Асеев рассмеялся и хитро посмотрел на Осипа.– Эта теория тоже сочинялась в вашем ведом-

стве?Осип скромно пожал плечами.– Наше ведомство занимается более серьезны-

ми задачами. – О да, наслышан! – иронично произнес Пастер-

нак. – Кстати, заходил сегодня в издательство. Сти-хи не приняли! Сказали, сейчас не время для таких стихов, как у меня. Издательство ждет произведения с современной героиней. Как мне сказали, задача со-временного писателя на сегодня такова: создать но-вый образ женщины, которая будет приветствовать измены своего мужа, и сама с пониманием удовлет-ворять сексуальные инстинкты мужчин на стороне.

Компания весело расхохоталась.

– Володя, – строго произнесла Лиля, взглянув на Маяковского. – Ты должен создать такой образ. А я буду твоей музой! Сделаю все возможное, чтобы об-раз героини был как можно достовернее.

– Я не пишу прозы, – ответил Маяковский и оби-женно отвернулся.

– Я создам такой образ, – неожиданно вмешался Брик.

И все снова засмеялись, сочтя это за шутку. Одна-ко Осип не шутил. К удивлению Маяковского и даже самой Лили, он действительно через два месяца раз-родился повестью под названием «Не попутчица». Главный герой, естественно, коммунист и большой начальник. Он без конца воспитывает жену. «Ника-кой супружеской верности я от тебя не требую, – за-являет он. – Мы – коммунисты, а не мещане…». В ре-зультате женщина связалась с коварным нэпманом, который в любви преследовал только корыстные интересы.

Повесть соответствовала духу времени и была напечатана. Однако никакой славы Брику не при-несла. На нее набросились критики, которые ругали автора за дубовый язык и называли произведение образцом пошлости.

Осип Максимович в очередной раз убедился в своей заурядности, однако не сдался. Он сел за ро-ман под названием «Еврей и блондинка», который впоследствии был широко анонсирован, но света так и не увидел по причине своей очевидной беста-ланности.

Однако, несмотря на неудачи в большой литера-туре, Брик на службе продвигался довольно успеш-но. В качестве юриста отдела по борьбе со спеку-ляцией, в который его взяли первоначально, Брик проработал недолго. Вскоре он был переведен в 7-е отделение секретного отдела ВЧК, и ему дали долж-ность уполномоченного. В органах оценили способ-ность Брика влиять на политическую конъюнктуру Маяковского. По сути, с подачи Брика в начале двад-цатых годов Маяковский, сам того не ведая, удовлет-ворял идеологические потребности новой власти, которые разрабатывались в секретном отделе ВЧК.

К этому времени вся Москва уже знала об их се-мье втроем. Агранова сильно интересовала семья его сотрудника. Не столько из-за сальных подробностей жизни втроем, сколько из-за семейной психологии.

– А что, действительно перед чарами твоей жены не может устоять ни один мужчина? – допытывался у Брика Агранов.

Брик скромно пожимал плечами и отвечал, что сильный человек устоит перед всем, поскольку сила человека заключается в трезвом уме и холодном рас-судке. Что касается Маяковского, то он не обладает ни трезвым умом, ни холодным рассудком. Он живет чувствами, и в этом его слабость.

– То есть, все, кого очаровала твоя жена, люди слабые? – уточнил Агранов.

– Безусловно, – ответил Брик. – Они все рабы своих инстинктов. Лиля – женщина, способная про-буждать в мужчинах истинные природные инстинкты. Именно таких женщин использовали египетские жрецы для испытания посвященных перед тем, как передать им высшие знания.

Агранова весьма интересовали и египетские жрецы и высшие знания посвященных. Несмотря на

27

то, что чекист имел четыре класса образования, себя он считал знатоком человеческой психологии. И он действительно был хорошим психологом, вот поче-му именно ему поручили составить список интелли-генции, подлежащей высылке из страны.

– А как ты считаешь, Осип, если в мужчине об-нажается его природная суть, это развязывает язык?

– Еще как! – ответил Брик. – Проявление чувств – это синоним болтливости. Возьмите, к примеру, Мату Хари, знаменитую шпионку-любовницу.

– Знаем такую, – улыбнулся Агранов и вдруг пытливо посмотрел на собеседника. – А нельзя ли будет познакомиться с твоей женой поближе?

Брик нахмурился. Агранов чутко уловил недо-верчивость сотрудника.

– Я подумал, что, если египетские жрецы брали на службу женщин, способных обнажать человече-скую природу, почему бы нам не воспользоваться опытом египетских жрецов, – хитро прищурился Агранов.

Глава седьмаяТо ли дух революционного эроса оказал пагуб-

ное влияние на Лилю, то ли в ней снова возоблада-ла ее истинная природная сущность, но она начала крутить романы совершенно открыто. Кстати, те-ория эроса возымела эффект и в деле привлечения молодежи в передовые ряды. Уже в двадцатом году к третьему съезду рабочей и крестьянской молодежи в комсомольских рядах насчитывалось более 400 ты-сяч человек.

Брики с Маяковским переехали в Водопьяный переулок в более просторную квартиру. Свой пере-езд в новый дом они означили громким скандалом, о котором потом трезвонила вся Москва.

Скандал произошел ночью. В этот день до слуха поэта донесли, что его Лиля каждое утро наведыва-ется в квартиру одного высокопоставленного то-варища из ВЧК. Маяковский нахмурился. Он давно заметил, что Лиля в последнее время стала как-то прохладно относиться к работе в окнах РОСТА. Но если бы только к работе. Она потеряла интерес и к своим супружеским обязанностям. Домой приходи-ла ближе к ночи, а иногда вообще не приходила.

Вечером Владимир вернулся домой. Лили еще не было. Возвратившийся со службы Брик лежал на диване и читал книгу. По поводу отсутствия жены он равнодушно пожал плечами.

Лиля вошла в квартиру около десяти вечера, как всегда веселая. Ее глаза озорно сверкали.

– Страна утопает в уличных изнасилованиях, – радостно рассмеялась она. – Только в этом году московский суд рассмотрел 400 дел по групповым изнасилованиям.

– Откуда такие сведения? – мрачно спросил Ма-яковский. – Снова из газеты «Правда»?

– Нет! – лукаво подмигнула Лиля. – В газете та-кая информация не печатается. Она секретная.

Маяковский промолчал. Он едва дождался, когда закончится семейный ужин и они с Лилий уединятся в спальне. После того, как они легли, поэт строго за-глянул ей в глаза и мрачно пробасил:

– Мне сказали, что ты завела любовника из ВЧК.Глаза Лили брызнули яростью. Она выскочила

из постели и поставила руки в боки:

– Разве мы не договаривались, Володечка, что днем каждый из нас делает все, что ему заблагорас-судится, и только ночью мы все трое собираемся под одной крышей? По какому праву ты вмешиваешься в мою дневную жизнь?

– По праву любви, – прохрипел Маяковский.– Как ты мне надоел со своей мещанской любо-

вью, – еще более стервозно взвизгнула Лиля. – В кон-це концов, так больше продолжаться не может! Нам надо расстаться! Немедленно! Сию минуту.

– Нет! – завопил Маяковский и кинулся к стулу, на котором висели его штаны.

Он извлек из заднего кармана пистолет, и Лиля, что было голоса, завопила:

– Ося, спаси! Володя хочет меня застрелить.– Ни тебя, а себя! – закричал Маяковский и на-

правил пистолет себе в грудь. В эту минуту в спальню вбежал Ося. Он бросился

на Маяковского с кулаками и начал вырывать писто-лет. Пока они дрались, Лиля барабанила в стену и ис-терично кричала, чтобы соседи вызвали милицию. Через минуту в дверь постучали. К этому времени пистолет уже был в руках у Осипа, и он извлекал из него обойму. Лиля открыла дверь. На пороге стояли трое мужчин и женщина в красной косынке. У жен-щины в руках была веревка.

– Кого здесь вязать? – деловито осведомилась она.

Осип вышел в прихожую и стал уверять, что вязать никого не нужно, что они уже разобрались и успокоились. Потом, когда соседи ушли, супруги возвратились в спальню. Маяковский сидел на кро-вати, обхватив руками голову, и молчал. Лиля подо-шла к нему, тронула за плечо и произнесла:

– Володечка, так действительно больше жить нельзя. У нас разные взгляды на жизнь, на брак и на любовь. Нам надо расстаться.

Маяковский обхватил руками Лилю и уткнулся головой в ее живот. Лиля кинула быстрый взгляд на Осипа.

– Володечка, – произнесла она ласково. – Мы не будем с Осей возражать, если ты уйдешь…

– Нет! – зарыдал Маяковский. – Вы – моя семья. Расстаться с вами, все равно что отрубить руку или ногу.

Рыдания продолжались около часа. Брики успо-каивали его по очереди. В конце концов, Лиля заяви-ла, что хочет спать, но с Володей сегодня не ляжет.

Осип вывел поэта из спальни. В гостиной они сели на диван, и Ося по-дружески его обнял.

– Лилю под себя подлаживать бесполезно, – ска-зал он. – Она – стихия. Остановить ее также невоз-можно, как остановить снег или дождь. Так что ты как-нибудь попроще относись к ее слабостям…

В это время из них троих Осип Максимович был меньше всех заинтересован в том, чтобы Мая-ковский покинул семью. Благодаря Володе у Осипа двигалась карьера в ВЧК и уже обозначился остов бу-дущего объединения литераторов, который он меч-тал возглавить. Это объединение могло стать реаль-ностью только в одном случае, если его лицом будем Маяковский.

Для самого Маяковского уход от Бриков означал смерть. К этому времени он не только привязался к Лиле, но и, казалось, прирос к ней всей своей пло-

28

тью. Поэт уже не мог представить свое существова-ние вдали от нее.

Что касается Лили, то она единственная из них троих могла расстаться с Маяковским без какого-либо сожаления. Ее самолюбие, конечно, тешило, что такой громадный поэт посвящает ей поэмы, но в качестве второго мужа он ее уже не интересовал. На тот момент она окончательно поняла, что Мая-ковский – не ее мужчина. Лиля теперь четко знала, каких мужчин она любит – мужественных, терпе-ливых, серьезных и сильных. Маяковский – каприз-ный, слезливый, нетерпеливый и совершенно нему-жественный.

– А что если мы заведем любовницу, – шаловли-во предложила Лиля на другой день. – Впрочем, Во-лодечка, вкуса у тебя нет. Я сама найду тебе девушку. Как насчет Зинки Гинзбург?

Маяковский подумал, что Лиля по обыкновению иронизирует. Но через пару дней на поэтическом вечере она подвела его к Зинаиде Гинзбург, а по-том незаметно исчезла, оставив их наедине. Когда оставшаяся вдвоем пара вышла на улицу и побрела по ночной Москве, девушка неожиданно пригласила нового знакомого к себе.

После того, как у Володи с легкой руки жены вспыхнула внезапная страсть с Гинзбург, Лиля сроч-но засобиралась в Ригу к своим родственникам. За-одно по делам издания книг Маяковского. В Риге у Лили завертелся бурный роман с работником нар-коминотдела Михаилом Альтером. Несмотря на то, что они оба крутили романы на стороне, вечерами Володя с Лилей писали друг другу нежные письма.

Глава восьмаяСегодня ни для кого не секрет, что в двадцать

первом году Лиля Брик начала сотрудничать с ВЧК. Во всяком случае, ее чекистское удостоверение под номером 15073 датируется апрелем 1921 года. Мне не удалось выяснить, являлся ли ее роман в Риге с Михаилом Альтером служебным заданием или был ее привычным проходным флиртом. Возможно все-таки заданием, потому что в письмах она писала Ма-яковскому: «Жди меня! Не изменяй!!! Я ужасно боюсь этого. Я верна тебе абсолютно…».

Ее роман с Альтером обсуждался среди знако-мых довольно широко. Но, возможно, романы по заданию ВЧК Лиля не считала изменой мужьям. По-тому что Брику вслед за Маяковским она писала из той же Риги: «Солнышко мое, кисонька Осик! Я тебя разлюбила?! Я невозможно тебя люблю!! Вспоминаю все время!».

Словом, непонятно. Но в нашем распоряже-нии имеется факт, что в Ригу Лиля отбыла не одна, а с особоуполномоченным иностранного отдела ВЧК Львом Эльбертом, который в дневниках Лили Юрьевны фигурирует как «Сноб». Известно также, что именно Эльберт передавал Маяковскому нежные письма от Лили, поскольку ездил туда и обратно бес-прерывно. Оставим Ригу. Тут можно только гадать.

Что мне доподлинно известно, так это то, что летом двадцать первого года именно чекисты на-доумили Бриков снять дачу в подмосковной дерев-не Акулово. Позже Маяковский там купит дачный домик. Незадолго до этого в Акулово приобрел крепкий бревенчатый дом отозванный из Примо-

рья председатель правительства Дальневосточной Республики Александр Михайлович Краснощеков, или по-еврейски Абрам Моисеевич Краснощек. В период борьбы по созданию Дальневосточной Ре-спублики Краснощеков проводил в Приморье ис-ключительно линию Ленина. Естественно, для Ста-лина, который в это время прибирал все к рукам, Краснощеков на Дальнем Востоке был как кость в горле. Глава Республики периодически подвергался обвинениям коммунистов, но держался на своем по-сту благодаря заступничеству Ленина.

В 1921 году его назначили заместителем народ-ного комиссара финансов РСФСР. Будучи верным ленинцем, он не мог не вызывать настороженность у сталинского крыла. Летом того же года Красноще-ков на даче в Акулово так и не появился. Однако на следующий год в ВЧК появилась информация, что Краснощеков намерен провести на даче несколь-ко недель. К этому времени нарком финансов был в поле особого внимания чекистов, поскольку он с одобрения Ленина возглавил Промбанк СССР. Сре-доточие финансов в руках верного ленинца буду-щий вождь народов допустить не мог. Брики срочно выехали в Акулово.

Для Маяковского жизнь на даче в то лето была безмятежной. Лиля с утра усаживала его за стол и за-ставляла писать стихи. Поэт искренне считал, что она заботится о рождении гениальных произведе-ний для потомства. Но Лилина голова была занята совсем другим. Усадив любовника за стихи, она от-правлялась гулять. И не просто гулять, а дефилиро-вать поблизости от дома наркома. В конце концов, бывший глава Дальневосточной Республики об-ратил внимание на маленькую изящную женщи-ну, прогуливающуюся неподалеку от его дома. Они познакомились.

Лиле не представляло большого труда сделать так, чтобы Краснощеков в нее влюбился. Трудность заключалась в другом – сделать так, чтобы Маяков-ский ничего не заметил и не закатил очередную сце-ну ревности. Приходилось вечером прочитывать его стихи и устраивать разнос по поводу халтуры. Бед-няга все принимал за чистую монету и действитель-но думал, что в кое-каких местах он недостаточно добросовестно прописал строки. Осип прекрасно понимал в чем дело и молча наблюдал за происхо-дящим, поражаясь остроумию и изобретательности жены.

Бурная сцена любви с наркомом произошла именно в тот день, когда поэт написал свое знамени-тое стихотворение про солнце: «Светить и никаких гвоздей, вот лозунг мой и солнца».

Уже вечерело, а новый возлюбленный Лили все никак не хотел отпускать домой веселую сосед-ку. Маяковский, отписав дневное задание, вышел из дома и сел на лавочку.

– Куда ушла Лиля? – спросил он у Осипа.– Вроде с утра собиралась за грибами с сосед-

кой, – вяло зевнул Брик и углубился в книгу. Вечернее солнце слепило глаза. Маяковский

достал тетрадь и принялся записывать накатившие строки. Он так увлекся, что не заметил, что солнце село. А Лили все не было. Он хотел подняться и от-правиться на поиски, но тут увидел ее. Маяковский радостно пошел к ней навстречу.

29

– Вот послушай, какое приключение сейчас со мной произошло, – воскликнул он по-детски, не за-мечая, что корзина с грибами у Лили отсутствует, да и вид у нее слегка помятый.

Маяковский принялся читать, а Лиля по обыкно-вению восхищаться.

– Очень хорошо! – засмеялась она. – Тебя по-лезно оставлять одного. Я специально так долго не приходила. Чувствовала, что ты пишешь что-то гениальное.

О новом любовнике Лили Маяковский узнал только в Москве. Слухи о ее романе с главой Пром-банка разнеслись по всем окрестностям. Были оче-редные вспышки ревности, и Осипу в очередной раз приходилось проводить сеансы психотерапии с Во-лодей. Маяковский бушевал, а Лиля, обливаясь слеза-ми, твердо отстаивала свою свободу.

Когда Маяковский ушел на работу в окна РОСТА, Брик спросил у жены иронично:

– Ну что, наш Абрам Моисеевич?– Рассказал, что положил кругленькую сумму на

счет своей дочери от первого брака Луэллы. – Деньги казенные?– Естественно! Быть у воды и не напиться? Это

решительно не по-еврейски!– Да ты вторая Мата Хари! – похвал Брик. – На-

чальство будет довольно!Вскоре Краснощеков был арестован. Причина

ареста ни для кого не явилась секретом. По сообще-нию наркома РКИ Куйбышева, во время проверки в Промбанке были установлены бесспорные фак-ты присвоения Краснощековым государственных средств, использование хозяйственных сумм банка в целях обогащения родственников.

Бывшего любовника Лили приговорили к шести годам одиночного заключения. Но пробыл в Лефор-тове он только девять месяцев. Затем был переведен в тюремную больницу. Его в тюремной палате посе-тила Лиля. При виде нее Краснощеков расплакался.

– Никто меня не навестил, кроме тебя! Сто-ит оступиться, мгновенно все забывают. Одна ты – добрая душа.

Лиле было не по себе от этих слов. Потому что в больницу она явилась отнюдь не из добрых побуж-дений, а выведать, в каких отношениях Краснощеков состоит с Троцким. Ведь, кроме Ленина, Красноще-кова еще активно поддерживал Троцкий.

– Да у меня на Льва Давидовича вся надежда! – простодушно ответил нарком. – Он обещал, что сде-лает все возможное, чтобы я попал под амнистию.

Краснощеков умоляюще заглянул Лиле в глаза.– Моя Луэлла осталась совсем одна… – Я возьму ее к себе, Моисеич! Не беспокойся!– Вот, спасибо, добрая душа.Лиля вышла из тюремной больницы расстроен-

ная. Она решила не сообщать в ВЧК о том, что Троц-кий пообещал Краснощекову устроить амнистию. «Все-таки я не Мата Хари, – подумала она. – Мата Хари не распустила бы сопли…».

В этот же вечер Лиля привела домой четырнад-цатилетнюю дочку Краснощекова Луэллу. Осип от-несся к поступку Лили с пониманием, а Маяковский нахмурился. Как никак, дочь любовника.

У Бриков Луэлла прожила недолго. Через пол-года Краснощекова действительно освободили по

амнистии прямо из тюремной больницы. Так что в тюрьму он не вернулся. Роман у Лили с Краснощеко-вым больше не возобновлялся. Впоследствии он воз-главит народный комиссариат земледелия. В 1937 году его расстреляют.

Глава девятаяВ 1922 году Лиля поехала к своей матери в Лон-

дон. Туда же из Парижа отправилась ее сестра Эльза, которая в это время была замужем за французским офицером Андре Триоле. Договорились, что из Лон-дона Лиля с Эльзой приедут в Берлин, куда через не-которое время прибудут оставшиеся члены семьи – Брик и Маяковский.

Когда мужчины прибыли в столицу Германии, Лиля с Эльзой уже были там. Они остановились в «Курфюрстен-отеле».

После голодной России сытая Германия немно-го помутила рассудок певца революции. Этому по-содействовало еще то обстоятельство, что немецкая марка тогда ничего не стоила. Наши герои с совет-скими деньгами неожиданно оказались миллионе-рами.

В характере Маяковского стало проявляться что-то барское. По утрам он заказывал Лиле такие громадные корзины с цветами, что они едва проле-зали в узкие гостиничные двери. Если по пути поэт намеревался купить возлюбленной букет, то непре-менно брал его вместе с вазой, стоящей в витрине. Обедать и ужинать компания ходила в самый доро-гой ресторан «Хорхер». Когда Маяковский встречал кого-то из знакомых, то непременно тащил его с собой в ресторан, в котором щедро платил за всех. Бюргеры перед поэтом заискивали и называли «Герр Маяковски», стараясь всячески угодить богатому клиенту. После московской разрухи Маяковский за-казывал себе на десерт не менее пяти порций дыни или компота. Словом, жизнь в Берлине была сытой, пьяной и не лишена приятностей.

У Маяковского было несколько выступлений. Все остальное время он сидел в своем номере и ре-зался с друзьями в покер. Где в это время находилась компания и чем она занималась, Лиля Юрьевна в своих мемуарах умалчивает. Впрочем, кое-что про-сочилось из писем знакомых Бриков, проживающих тогда в Берлине. Оказывается, пока поэт оттачивал свои поэтические навыки на картах, Лиля довольно активно посещала технические выставки. Также из-вестно, что муза «Герра Маяковски» частенько встре-чалась в одной кофейне с сотрудником полпредства СССР в Германии товарищем Червяковым. Кем был товарищ Червяков и какие общие интересы могли у него быть с музой певца революции? Об интересах можно только догадываться, а кем он был – сегод-ня ни для кого не секрет. Червяков был советским разведчиком Михаилом Горбом. После разведыва-тельной работы в Германии в 1924 году он вернулся в Россию и принял должность замначальника ино-странного отдела ОГПУ. Горб дослужился до началь-ника Центрального управления мер и весов НКВД СССР, однако 29 апреля 1937 года был арестован за участие в антисоветском заговоре и в тот же день расстрелян.

Из Берлина Маяковский отправился в Париж по приглашению Дягилева. По возвращении из Фран-

30

ции он снова засел за карты. Так, во всяком случае, пишет Лиля Юрьевна в своих воспоминаниях.

Когда два месяца спустя Маяковский с Лилей возвратились в Москву, произошел очередной скан-дал на почве ревности. Брики в доме устроили ве-черинку по поводу своего возвращения из Европы. Пришло много гостей, и кто-то из них привел де-вятнадцатилетнего танцора Большого театра Асафа Мессерера. Тридцатиоднолетняя Лиля как взглянула на юношу, так и не сводила с него жадных глаз до конца вечера, чем смущала его не по-детски. Гости усмехались, Осип по обыкновению зевал, а Маяков-ский не находил себе места. Когда Лиля закурила и передала танцору прикуренную сигарету, Маяков-ский, выйдя из комнаты, громко хлопнул дверью.

Юноша вздрогнул, но, увидев подбадривающие улыбки гостей, включился в игру, которую нагло на-вязывала хозяйка. Он осмелел настолько, что начал украдкой поглаживать ее ноги. Лиля вожделенно закатывала глаза, а гости, напротив, их отводили и делали вид, что не замечают того, что происходит в укромном уголке на диване. Лиля вошла в такой раж, что собралась утащить танцора в соседнюю комнату, но тут влетел разгневанный Маяковский. Увидев, до какой стадии дошли отношения его возлюбленной с нежданным гостем, он мрачно приблизился к ним и как можно любезнее попросил юношу выйти с ним в прихожую на пару слов.

Лиля встревожилась. Маяковский заверил, что это деловой разговор. Гости продолжали вести ум-ные беседы об искусстве, но в то же время с любо-пытством ждали развития.

Юноша послушно вышел за поэтом и больше не вернулся. Все услышали, как хозяин квартиры лю-безно попрощался с ним и после этого громко хлоп-нула входная дверь. Поэт возвратился в комнату за-метно повеселевшим.

– А где Асаф? – спросила Лиля.– Отправился домой. Просил извиниться.

Завтра ему рано вставать, – ответил Маяковский и вдруг рассмеялся.

Все тоже дружно рассмеялись. А Лиля нахмури-лась. К полуночи инцидент был всеми забыт. Но Лиля не забыла. В тот вечер она ничего не сказала Маяков-скому, однако, когда они укладывались спать, Лиля неожиданно придралась к какой-то мелочи. Придра-лась довольно стервозно, раскричалась на весь дом и прогнала поэта на диван. Наутро Лиля проснулась злой и раздраженной.

– У меня завтра выступление в Политехниче-ском музее, – сообщил за завтраком Володя. – Тема: «Что Берлин?» А завтра: «Что Париж?». Лилек, помо-жешь оформить афиши?

– Ни за что! – отрезала Лиля. – Я не хочу уча-ствовать в этой халтуре. Что ты можешь рассказать про Берлин, если ты его не видел? Ты же не выходил из номера со своими картами!

Глава десятаяАфиша была нарисована без участия Лили. Сна-

чала она наотрез отказалась идти на выступление в Политехнический музей, но Маяковскому удалось ее уговорить. Несмотря на то, что выступление намеча-лось на вечер, конная милиция уже с утра окружила здание музея. К вечеру, когда Лиля подошла к назна-

ченному часу, то увидела столпотворение. Маяков-ский ушел раньше, пообещав встретить Лилю внизу. Однако не встретил. Не смог физически. Не только площадка перед зданием была забита народом, но и лестница внутри помещения. Лиля долго стояла в толпе безбилетников и подумывала, а не отправить-ся ли домой. Но тут откуда-то вынырнул Алексей Крученых. Он схватил Лилю за руку и протащил в здание мимо контроля.

В зале была давка. Публика усаживалась по два че-ловека на место. Зрители расположились в проходах, на ступенях и уже рассаживались на сцене, свешивая ноги. На эстраде были поставлены стулья для знако-мых, но их уже заняли. Пришлось втиснуться в толпу юношей, которые сидели на сцене на корточках.

Раздались аплодисменты. На сцену вышел Мая-ковский. Он обвел глазами зал и принялся энергич-но рассказывать про Берлин. Когда он живописно описал, в каких тесных конурках обитают несчаст-ные рабочие берлинских заводов, Лиля выкрикнула с места:

– Скажите, товарищ Маяковский, а вы сами ви-дели эти конурки?

– Конечно, – не моргнув, ответил Маяковский и продолжил выступление.

Когда он рассказал, что бедные немецкие рабо-чие съедают в день только по крохотной тарелке го-рохового супа, Лиля опять выкрикнула с места:

– Товарищ Маяковский, а про это вам рассказы-вали сами рабочие?

На Лилю со всех сторон зашикали. Однако лек-тора не смутил ни этот наглый вопрос с места, ни возмущенное шиканье зала.

– Да! – нахмурился он. – Это мне рассказывали сами рабочие.

– Сидя за картами? – уточнила Лиля. Поднялся гул возмущения. Попросили, чтобы

гражданка на сцене не мешала лектору рассказывать про Берлин. Маяковский тем же ровным голосом продолжал лекцию, однако иногда с тревогой ко-сился на Лилю. Когда он рассказал, что был поражен техническими достижениями Германии, которые демонстрировались в Берлинском музее, Лиля ехид-но рассмеялась:

– А какой экспонат вас больше всего поразил?Зрители, которые до этого слушали Маяковско-

го затаив дыхание, снова возмущенно загалдели.– Да, в конце концов, выведите из зала эту бур-

жуйку, – закричали зрители. – Зачем она сюда при-шла? Она же ничего не понимает!

Когда наступил перерыв, к Лиле подбежал устроитель концентра Долидзе. Он схватил женщи-ну за руку и утащил в артистическую комнату. Усадив на стул, Долидзе принялся умолять, чтобы Лиля не скандалила.

– Он врет в каждом слове! – возмутилась Лиля. – Ничего этого он не видел. Он все это рассказывает с чужих слов.

– Это не важно! – замахал руками Долидзе. – Вы видели, как его слушают.

Когда прозвенел звонок, устроитель не рискнул выпустить Лилю из артистической. Впрочем, она сама решила возвратиться домой.

Маяковский вернулся в полночь. Лиля уже ле-жала в постели и делала вид, что спала. Маяковский

31

открыл дверь, постоял немного и пошел на диван. Утром перед работой он зашел в спальню и винова-тым голосом спросил:

– Сегодня придешь на вечер? – Ни за что! – ответила Лиля. – Мне надоела твоя

халтура! Как ты можешь так обманывать людей? Ты же ничего этого не видел. Ты все время играл в карты!

– Что же мне не выступать? – смутился Маяков-ский.

– Как хочешь, – отрезала Лиля.Разумеется, вечернее выступление Маяковский

отменять не собирался. Его рассказ о Париже произ-вел еще больший фурор, чем вранье про Берлин.

С утра начали звонить знакомые, которые сна-чала восторгались выступлением Маяковского, за-тем недоуменно выведывали, почему его музы не было на таком интересном вечере?

Маяковский пришел на обед мрачнее тучи. Он посмотрел Лиле в глаза и ничего не сказал.

– Нам надо расстаться, – произнесла она.Маяковский встрепенулся. Глаза его тут же на-

полнились слезами.– Почему? – спросил он.– Неужели не видишь, что мы гибнем? Мы тонем

в быту! Привыкли друг к другу, к тому же обуты, оде-ты, живем в тепле. То и дело чай пьем. А как безобраз-но ты вел себя в Берлине? Точно буржуй! Рестораны, цветы, подарки. Нет, ты больше ничего не напишешь настоящего! Ты привык к халтуре, к удовольствиям – к легкой, сытой жизни.

Маяковский заплакал и уткнулся Лиле в грудь, принимая упреки возлюбленной за чистую монету. Если бы он был менее доверчивым и более прозор-ливым, то, безусловно, бы отметил, что легкая, сытая жизнь с удовольствиями Лиле очень даже нравилась. В Берлине она охотно принимала корзины с цвета-ми и всякие буржуйские подарки, а кроме того, с удо-вольствием посещала с Маяковским дорогие ресто-раны. Да и отель, в котором они жили, был далеко не пролетарской котировки. И за все три месяца про-живания в Германии Лиля не выказала ни единого упрека по поводу их буржуйских замашек. Ни что не шевельнулось у нее в германской столице в направ-лении праведной революционной сознательности.

В ту минуту Маяковскому и в голову не могло прийти, что его муза, мягко говоря, не совсем ис-кренна. Пристыженный, он признал, что за ним име-ется такая червоточина, как любовь к комфорту, но это исправимо. Он попросил Лиличку дать ему шанс исправиться.

– Если ты настаиваешь, давай расстанемся. Толь-ко не навсегда. На месяц! Через месяц ты увидишь со-всем другого человека.

– На два! – отрезала Лиля. Маяковский задумался, затем тяжело вздохнул:– Хорошо. Сегодня 28 декабря. Значит, 28 фев-

раля увидимся. В ту же минуту он поднялся из-за стола и ушел,

энергично хлопнув дверью. Вечером курьер принес от Маяковского письмо.

«Лилек, я вижу, ты решила твердо. Я знаю, что мое приставание к тебе – для тебя боль. Но, Лилик, слишком страшно то, что случилось сегодня со мной, чтоб я не ухватился за последнюю соломинку,

за письмо. Так тяжело мне не было никогда – я, должно

быть, действительно чересчур вырос. Раньше, прого-няемый тобою, я верил во встречу. Теперь я чувствую, что меня совсем отодрали от жизни, что больше ни-чего и никогда не будет. Жизни без тебя нет. Я это всегда говорил, всегда знал. Теперь я это чувствую, чувствую всем своим существом. Все, все, о чем я ду-мал с удовольствием, сейчас не имеет никакой цены – отвратительно.

Я не грежу, я не вымогаю прощения. Я ничего тебе не могу обещать. Я знаю, нет такого обещания, в которое ты бы поверила. Я знаю, нет такого способа видеть тебя, мириться, который не заставил бы тебя мучиться. И все-таки я не в состоянии не писать, не просить тебя простить меня за все.

Если ты принимала решение с тяжестью, с борь-бой, если ты хочешь попробовать последнее, ты простишь, ты ответишь.

Но если ты даже не ответишь – ты одна моя мысль. Как любил я тебя семь лет назад, так люблю и сию секунду. Что б ты ни захотела, что б ты ни велела, я сделаю сейчас же, сделаю с восторгом. Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расстава-нии сам виноват.

Я сижу в кафе и реву. Надо мной смеются про-давщицы. Страшно думать, что вся моя жизнь дальше будет такою.

Я пишу только о себе, а не о тебе, мне страшно думать, что ты спокойна и что с каждой секундой ты дальше и дальше от меня, и еще несколько их и я за-быт совсем.

Если ты почувствуешь от этого письма что-нибудь, кроме боли и отвращения, ответь ради Хри-ста, ответь сейчас же, я бегу домой, я буду ждать. Если нет – страшное, страшное горе.

Целую. Твой весь. Я. Сейчас 10, если до 11 не ответишь, буду знать,

ждать нечего».

Лиля не ответила. И не могла ответить. В ту ми-нуту, когда Маяковский сидел в кафе, глотая пьяные слезы, Лиля наслаждалась искусством балета, распо-ложившись в служебной ложе Большого театра. Это письмо она прочла на второй день и оставила без ответа.

Глава одиннадцатаяОбщеизвестно, что именно в этот период до-

бровольного заточения в своей комнате на Лубян-ском проезде, которая служила поэту кабинетом, Маяковский написал свою гениальную поэму «Про это». Певец революции доказал всем, и прежде все-го себе, что как поэт он далеко не закончился из-за этих революционных агиток, которые по сути явля-лись халтурой.

Все эти шестьдесят дней без Лили Маяков-ский страдал. И довольно искренне. Об этом сви-детельствуют его письма, которые он ежедневно писал возлюбленной, передавая их через домра-ботницу Аннушку. Ни на одну записку Лиля не ответила. В то время ей было не до страданий Маяковского. Ее мысли были заняты совсем другим – девятнадцатилетним танцором Большого театра Асафом Мессерером, которого так неделикатно вы-

32

дворил поэт из литературного салона Лили.Как вспоминает сама Лиля Юрьевна, Маяков-

ский не только посылал ей записки и рисунки, но и вечерами ходил под ее окнами. Только зря он ходил под ее окнами. Вечерами Лили не было дома. Все ве-чера она проводила в Большом театре, а после него – в коммунальной комнатушке Асафа Мессерера, ко-торую он снимал неподалеку от театра.

С ним же Лиля встретила новый 1923 год и, по свидетельству очевидцев, была чрезвычайно счаст-ливой. Только к началу февраля страсть юного тан-цора к зрелой женщине начала угасать. Молодой человек стал бессовестно прогуливать свидания и ночевать в общежитии Московского хореографиче-ского училища. В общежитии доступ к его телу был ограничен сидящим на входе охранником. Однако настойчивости Лили можно только позавидовать. Она среди ночи извлекала юношу из комнат юных танцовщиц и тащила в его же коммуналку, где на ра-дость соседям устраивала разнос. Несколько раз по пути в Большой театр Лиля встречала Маяковского, который искал с ней встречи, но она делала вид, что его не замечает, и мышкой проскальзывала мимо. Ей было не до него. Она спешила отлавливать этого веч-но ускользающего мальчишку-попрыгунчика.

Все это происходило на глазах у Брика. Однаж-ды, когда Лиля вернулась домой в мрачном настрое-нии, Осип, повинуясь дурным предчувствиям, залез в ее сумочку и обнаружил только что купленную в аптеке пачку веронала. Брик усадил жену за стол и, сунув ей в нос таблетки, укоризненно произнес:

– Неужели желторотик этого стоит? Ты уже поч-ти вошла в историю как возлюбленная Маяковского, наряду с Лаурой и Биатриче. Будет решительно анек-дотично, если ты отравишься из-за какого-то пацана.

Аргумент, как ни странно, подействовал. Лиля начала расспрашивать про Володю. Узнав, что он пишет очередную гениальную поэму, где она главная героиня, настроение Лили изменилось.

– Не рассказывай ему ничего, – попросила она.Брик облегченно вздохнул. Дело в том, что раз-

рыв Лили с Маяковским грозил подставить под удар его мечту, к которой он шел столько лет. К этому вре-мени Осип уже добился официального разрешения на создание литературного объединения с правом выпуска собственного журнала. Тогда в стране суще-ствовали две мощные литературные группировки: Союз российских писателей и Российская ассоциа-ция пролетарских писателей.

Левый фронт искусств, а попросту ЛЕФ Маяков-ского, задумывался как самый воинственный и не-примиримый литературный союз. Он должен быть и салоном, и вертепом, и штурмовым отрядом одно-временно, а, кроме того – коммерческим предпри-ятием, приносящим хорошую прибыль. Именно на это объединение было дано добро в соответствую-щих органах, но при условии, что его лицом будет самый крикливый из современных поэтов – Влади-мир Маяковский. Провалить такое дело для Брика было равносильно самоубийству. «Даже если Мая-ковский порвет с Лилей, я с ним не должен рвать ни при каких обстоятельствах», – решил про себя он.

Во время двухмесячного моратория Осип Мак-симович ежедневно приходил к Маяковскому и по-буждал его к созданию новых поэтических глав.

Можно сказать, что, если бы не Брик, поэт бы про-сто замкнулся в своей тоске по Лиле, и поэма «Про это» никогда бы не увидала свет. Однако чем ближе приближался день окончания заточения, тем вос-торженнее становился Маяковский. Осип любил его таким, восторженным и вдохновенным, и дога-дывался, что это высшие силы вселяют в него гор-нюю жизнь. Приходила в себя от безумной страсти к Асафу и Лиля.

Она захотела куда-нибудь съездить, развеяться. Но муж посоветовал дождаться окончания морато-рия и отправиться с Володей в Петроград.

– Это будет у вас нечто вроде свадебного путе-шествия, – иронично подмигнул Осип Максимович.

Когда Брик рассказал заточенцу, что Лиличка согласилась прокатиться с ним да города револю-ции, Маяковский сошел с ума от радости. Он схватил Осипа в охапку, расцеловал и несколько раз подбро-сил к потолку.

В ночь на 28 февраля Маяковский не спал. «Не-ужели я завтра увижу Лиличку и у нас снова будет как прежде», – думал он, ворочаясь в постели. И никак не мог в это поверить.

Вскочив в шесть утра, Маяковский засел за сти-хи, но через час к ним охладел и начал думать о том, чем занять себя интересным, чтобы дожить до полу-дня. Их поезд в Петроград отправлялся после обеда.

Едва дождавшись назначенного часа, он выско-чил из дома, и, сбивая прохожих, помчался на вок-зал. Когда Володя увидел Лилю на ступенях вагона, как всегда веселую и красивую, то от волнения едва не лишился чувств. Безумец схватил возлюбленную в охапку и поволок в вагон, расталкивая пассажиров, которых было как селедки в бочке. До купе он Лилю не дотащил. Впечатал ее лопатки в тамбурное стекло и, не обращая ни на кого внимания, принялся кри-чать ей в ухо свою новую поэму. Пассажиры стали возмущаться и угрожать, что если он не прекратит безобразничать, то они дернут стоп-кран и ссадят его посреди поля. Но Маяковского было не оста-новить. Он продолжал читать, чеканя каждый слог. Лиля слушала с распахнутыми глазами. Пассажиры постепенно утихли. Когда Маяковский закончил, на-ступила ошеломляющая тишина, прерываемая мер-ным стуком колес. Тишина длилась с минуту, потом поэт не стесняясь разрыдался, уткнувшись в мехо-вой воротник Лилиной шубки. Лиля рассмеялась и подумала, что, пожалуй, она действительно войдет в историю, как Лаура. А пассажиры стыдливо попрята-ли глаза.

Глава двенадцатаяЛЕФ Маяковского образовался в 1923 году. Пер-

вый номер журнала вышел в канун того дня, когда известный чекист Яков Агранов взошел на новую должность заместителя начальника секретного от-дела ОГПУ, который позже назовут секретным поли-тическим отделом. Именно Агранов дал Брику зеле-ную улицу на создание писательского союза. Лицом Левого фронта, как и планировалось, стал Маяков-ский. Но главой фактически был Осип Брик.

– Теперь твоя задача, Осип Максимович, направ-лять творческие массы, – проинформировал его Агранов. – А о тех, кто не согласен идти в нужном на-правлении, срочно докладывать мне.

33

К этому времени Агранов уже сделал блестящую карьеру в ОГПУ. Он проявил себя как контрразвед-чик в армии, когда возглавлял 16-е спецотделение ВЧК. Особую славу снискал на посту начальника Особого бюро по делам административной высылки антисоветских элементов и интеллигенции. Именно ему было поручено составление списков представи-телей старой интеллигенции, подлежащим высылке из РСФСР в 1922 году, среди которых были Бердяев, Лосский, Осоргин и другие. Их погрузили на паро-ход, известный впоследствии как «философский», и отправили в Европу. Агранов лично курировал ра-боту следствия по делу Тактического центра, боевой организации Таганцева, а также дело по антонов-скому и кронштадскому мятежам. Агранов подписал расстрельный список на 87 человек, среди которых был и поэт Николай Гумилев.

Однако время открытых мятежей прошло. Новая власть ждала взрыва изнутри, вот почему она была озабочена настроением творческих людей. Объеди-нения в союзы давали возможность отслеживать на-строение пишущей братии и направлять их высокие порывы в правильное русло.

– Все-таки стихи Маяковского обладают мощ-нейшим воздействием, – похвалил Агранов. – Не каждый человек способен так мастерски подбирать слова, которые заводят толпу.

– Все просто! – пожал плечами Брик. – У него живое слово. Как в начале, когда каждое слово было Бог. Именно живое слово творит грядущее. Сначала было Божье слово, потом Божий мир. Сначала было слово Гомера, потом героическая Греция…

– Какое же, по-твоему, слово предшествовало революции, – сощурился Агранов.

– Думаю, декадентское, – засмеялся Брик. – Де-кадентство дохлой интеллигенции породило здра-вые мысли о переменах.

– То есть, нынешнее слово – это завтрашняя ре-альность? Так я понял? – уточнил Агранов.

– Совершенно верно. Я бы назвал живое слово реализмом будущего.

– Социалистическим реализмом, – поправил Агранов.

– Пусть будет социалистическим, – согласился Брик.

– А что! Интересная мысль! – оживился чекист. – Сформировать в объединении направление со-циалистического реализма. Но это в перспективе. А на сегодня наша задача такова, чтобы мощное слово Маяковского не обернулось против нас. Ведь слово убивает, не так ли?

– Пока я рядом, такого не произойдет, – похва-лился Брик. – Он умеет воздействовать на толпу. А я умею воздействовать на него.

– Ну-ну, – задумчиво произнес Агранов. – Если не будет хватать времени, пожалуй, мы освободим тебя от оперативной работы. Основная работа те-перь у тебя идеологическая.

Через год Брика действительно уволили из ОГПУ. Формально из-за его купеческого происхож-дения. На самом деле для прекращения слухов, что ЛЕФ – чекистская организация. Однажды, когда Брик возвратился домой, на его двери висела бумаж-ка со стихами:

Вы думаете, здесь живет Брик –Исследователь стиха?Ошибаетесь! Здесь живет шпикИ следователь ЧК.

Осип Максимович сразу узнал руку Алексея Кру-ченых. Но когда эпиграмма разлетелась по Москве, Брик доложил начальству, что стихи по стилю напо-минают Сергея Есенина. Алексея-отступника Брик решил не выдавать. Все-таки он близкий знакомый, и в ОГПУ могут подумать, что Осип не в силах кон-тролировать знакомых.

Официально Брик был уволен из органов, одна-ко неофициально оставался внештатным уполномо-ченным секретного отдела ОГПУ.

Глава тринадцатаяПоэтическая слава Маяковского стала разлетать-

ся по всему миру. Он начал беспрепятственно выез-жать за границу. Иногда за границу выезжала Лиля, но значительно реже. Брик сидел в Москве и руково-дил Левым фронтом искусств. В 1925 году Лиля пере-жила серьезное потрясение. В это время Маяковский был в Америке и оттуда написал ей, что познакомил-ся с прекрасной русской эмигранткой Елизаветой Зиберт, которую на американский манер зовут Эли Джонс. Поэт не скрывал, что у него завязались с ней довольно серьезные отношения. Однако Лиля была настолько уверена, что Маяковский никуда не денет-ся, что не придала его письмам большого значения.

Но следующее событие повергло ее в шок. Вне-запно Осип после стольких лет тишины тоже закру-тил роман. И с кем? С замужней женщиной, которую отбил у кинорежиссера Виталия Жемчужного. Лиля понимала, что Осип по своей натуре далек от легко-мыслия, и если он завязывает с кем-то отношения, то всерьез и надолго.

И действительно, с Евгенией Соколовой-Жем-чужной Брик потом не расставался до конца жиз-ни. Но это потом. А в тот вечер, когда Осип заявил жене, что уходит жить к своей милой Евгении, Лиля растерялась.

– Как это уходишь жить? Мы же договорились, что будем вместе всегда. Днем делаем что хотим, но к ночи собираемся под одной крышей.

– Женя против этого, – развел руками Брик. – Извини! Пора становиться взрослыми.

Осип Максимович интеллигентно улыбнулся, собрал вещи и ушел. Лиля осталась одна. И не просто одна – а совершенно одна. Такого с ней еще не было. Маяковский в Америке, крутит роман с какой-то длинноногой девицей, и неизвестно – вернется ли? Брик ушел к любовнице, и он точно не вернется. И как назло на сегодняшний день у Лили не было даже проходного любовника.

От мрачных раздумий спас телефонный звонок. Из Ленинграда позвонил писатель Юрий Тынянов. Он издал свою повесть в журнале ЛЕФ и спрашивал, когда можно приехать в Москву за гонораром? За него несчастная уцепилась, как за соломинку.

– Завтра можете приехать? – деловито осведо-милась она.

– Могу, – обрадовался писатель. – Тогда я жду.Когда на следующий день Тынянов вошел в

34

квартиру Бриков, то в смущении застыл на пороге. Его с озорной улыбкой встретила жена редактора журнала. Точнее, жена обоих редакторов. Лиля была облачена в черное прозрачное платье до щиколоток, под которым больше ничего не было.

– Простите, – произнес Тынянов и отвел глаза. – Я, наверное, не вовремя.

– Отчего же, – улыбнулась чаровница. – Очень даже вовремя. Проходите. Я как раз собиралась ужинать.

Тынянов проследовал в гостиную и опять застыл у двери. Посреди комнаты стоял накрытый стол. И был накрыт шикарно – на две персоны, с двумя све-чами в медных подсвечниках и бутылкой вина меж-ду ними. Писатель растерянно взглянул на хозяйку.

– Извините, я собственно…– Проходите и садитесь, – произнесла Лиля го-

лосом не терпящего возражения. – Садитесь и отку-порьте вино.

Лиля элегантно чиркнула спичкой и зажгла све-чи. Затем потушила свет, изящно опустилась на стул и закурила. Прикурив, она передала сигарету гостю.

Когда на следующее утро ленинградский гость прощался с Лилей, то неожиданно вспомнил:

– Кстати, а гонорар?Глаза хозяйки возмущенно вспыхнули.– Ах, вам еще и гонорар?– Простите, – буркнул Тынянов и, сконфужен-

ный, вышел из квартиры.Однако с его уходом Лилю снова охватил страх.

Такого страха у нее еще не было. Впереди вечер, а она одна. Лиля бросилась к телефону и принялась обзванивать знакомых.

Вечером собралась компания. Хозяйка литера-турного салона вела себя в ней как всегда – озорно и весело. На этот раз она нацелилась на кинорежис-сера Всеволода Пудовкина. Всеволод был веселым и компанейским парнем. Он так же, как и остальные, выкурил с Лилей сигарету, но когда гости засоби-рались домой, внезапно поднялся и направился на выход.

– Ты куда? – удивилась Лиля. – Как куда? – еще больше удивился Пудовкин. –

Домой.– Но ты можешь остаться. Ты гениальный ре-

жиссер! Я хочу, чтобы ты рассказал мне наедине о своих будущих гениальных работах.

Пудовкин сделался серьезным и отрицательно покачал головой, пропустив мимо ушей лесть «вели-кой» ценительницы киноискусства.

– Ни в коем случае! Давайте лучше, Лиля Юрьев-на, останемся друзьями, – произнес он, неожиданно перейдя на «вы».

Когда дверь за ним захлопнулась, Лиля еще дол-го стояла в прихожей, не веря, что ее приглашением пренебрегли. Ей впервые в жизни отказали в любви? Не может быть! Это какой-то кошмарный сон!

Лиля прошла в комнату и посмотрелась в зерка-ло. Она пощупала щеки, подбородок, глаза. «Неуже-ли так постарела?» – прошила тоскливая мысль. Лиля кинулась на диван и принялась истерично вгрызать-ся в подушку. В дверь постучали.

«Одумался и вернулся!» – обрадовалась Лиля и бросилась в прихожую. Но, увы, это оказалась соседка.

– Все ли у вас нормально? – спросила она

с тревогой.– Все! – ответила Лили и захлопнула дверь. Она прошла в комнату Брика, зачем-то выдвину-

ла ящик письменного стола и вдруг увидела ту самую пачку веронала, которую она купила, чтобы отра-виться из-за того несчастного танцора.

– Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не пони-мают, – прошептала она. – Еще ему нужно разрешить то, чего не разрешают дома, например, курить или ездить, куда вздумается. Остальное сделает хорошая обувь и шелковое белье…

Она закинула в рот горсть таблеток, запила во-дой и рухнула на диван. Когда в голове стало мутить-ся, бедняжка услышала, как в двери повернулся ключ. Через минуту в комнату вошел Осип.

– Ося! – слабо всхлипнула Лиля. – Не покидай меня!

Метнув тревожный взгляд на пустую пачку из-под таблеток, Осип бросился к телефону. Вызвав врачей, он поднял Лилю с дивана, довел до ванной и заставил выпить пять кружек воды.

Глава четырнадцатаяЛилю откачали. Встревоженный состоянием

духа жены, Осип поклялся, что будет всегда прихо-дить ночевать домой. Лиля грустно покачала головой.

– А что толку? Мыслями ты с ней. – Затем доба-вила с неподдельной грустью: – Одиночество – это когда не к кому прислонить голову.

– Но почему же не к кому? – возразил Осип. – У тебя есть я. Есть Володя.

Еще никогда Осип Максимович так сильно не хотел, чтобы Маяковский поскорее вернулся домой. Он знал, что после Америки, поэт собирался в Мек-сику, а затем в Берлин.

– А что если тебе съездить в Европу, развеяться, – предложил Осип. – Ты давно не была у матери в Лондоне. И у сестры во Франции давно не была. За-тем съездишь в Берлин. Встретишься там с Володей.

– Во Францию не хочу, – поморщилась Лиля. – Хочу в Италию. На грязи. И вообще, я пообносилась…

Когда Маяковский возвратился из Мексики и прибыл в Берлин, то получил от Лили письмо, пол-ное любви и нежности.

«Милый мой, любимый, родной Щеник, завтра утром еду в Рим и постараюсь оттуда прислать тебе визу. Если не скоро удастся, то, давай, встретимся в Берлине и поедем вместе в Москву.

100 дом. кот. ты мне выслал? Я не получила! При-шлось телеграфировать Леве. Вообще у меня с день-гами вышла ерунда: долго писать – расскажу. Теле-графируй, есть ли у тебя деньги?

Я совершенно оборванец – все доносила до дыр. Купить все нужно в Италии – много дешевле. Хорошо бы достать тебе визу, чтобы смог приехать за мной! Кажется, есть прямой поезд «Париж – Рим». Неверо-ятно по тебе соскучилась! Мы бы поездили дней 10 по Венециям – и домой! Я приготовила для тебя в Москве замечательный подарок. Волосит, милый, да-вай встретимся поскорее! Я тебя ужасно люблю.

Твоя Лиля».

35

Маяковскому не успели оформить визу в Ита-лию. Точнее сказать, после того, как Лиля получила от него деньги, она перестала хлопотать по поводу его визы, намекнув на то, что у нее задание. Она от-правилась в Италию одна. Через некоторое время вернулась в Берлин с большим саквояжем и посели-лась в «Курфюрстен-отеле», в котором остановил-ся Маяковский. Тот короткий период пребывания их в Берлине для Маяковского был одним из самых счастливых в жизни. Лиличка снова была с ним, и снова была такой, как прежде: ласковой, веселой, восторженной.

Следует упомянуть, что перед поездкой Маяков-ского в Америку в их отношениях с Лилей наметился кризис. Первейшая муза откровенно пренебрегала поэтом и без конца повторяла, что не питает к нему прежних чувств. В ее словах иногда проскальзывало, что их отношения до неприличия затянулись и пора бы их завершить. Однако любой намек на заверше-ние отношений приводил Маяковского в смятение. Он был готов терпеть новые унижения и прощать бесконечные измены, лишь бы не расставаться с ней.

Осип в их отношения не вмешивался. Он фило-софски наблюдал со стороны и думал, что Володя подсажен на его жену, как на морфий. Лиля всегда его держала точно собачонку на поводке: захочет – подтянет, захочет – отпустит. Питал ли еще Осип чувства к Лиле как к женщине, неизвестно. Но, похо-же, к этому времени его беспокоило только одно, как бы разрыв их отношений не привел к развалу Левого фронта искусств.

На этот раз Берлин не видел более счастливой пары, чем Володя с Лилей. У Маяковского снова на душе была легко, несмотря на то, что в Америку он уезжал с тяжелым сердцем. Поэт откровенно рас-сказал Лиле о своем романе с красивой русской эмигранткой Эллой Джонс. Впрочем, – признался турист, – это был не просто роман. Он действитель-но в нее влюбился. И она, кажется, питает к нему серьезные чувства. Во всяком случае они договори-лись, что как только Маяковский вернется в Россию, то сразу начнет пробивать ей визу.

Этот разговор происходил в их любимом ресто-ране «Хорхер». Наблюдавшие за ними официанты были свидетелями, как «Герр Маяковски», отчаянно жестикулируя, с виноватым видом оправдывался пе-ред маленькой элегантной женщиной, одетой во все итальянское. Женщина снисходительно улыбалась и лениво потягивала коктейль из высокого бокала.

– Уж не собрался ли ты на ней жениться? – бес-печно рассмеялась Лиля.

Маяковский нахмурился:– Когда находился в Америке, был уверен, что

женюсь, но сейчас… – поэт запнулся и взглянул на Лилю детскими глазами. – Она ждет от меня ребенка.

Ни один мускул не дрогнул на лице его спутни-цы. Она также лениво приложилась к бокалу и, улыб-нувшись, произнесла:

– Но ведь ты совершенно равнодушен к детям, Володечка!

Такой ответ почему-то взбесил Маяковского. Во-первых, он не равнодушен к детям. И дети его любили. К нему в комнату на Лубянке захаживала це-лая ватага детей, и ему нравилось с ними возиться. Во-вторых, Маяковского не мог не взорвать равно-

душный тон Лилички, с которым она говорила о его женитьбе. Поэт вскочил и шарахнул свой стакан с компотом об пол. Официанты испуганно перегля-нулись. Однако и на этот раз ни единый мускул не дрогнул на напудренном лице женщины. Она так-же спокойно приложилась к бокалу и иронично подмигнула:

– Если у тебя с ней действительно так серьезно, то я не буду стоять между вами.

– Нет! – отчаянно вскричал он. – Это она не бу-дет стоять между нами! Прости!

Он кинулся к Лиле и принялся жадно покры-вать ее поцелуями. Официанты снова недоуменно переглянулись.

– Лиличка, – прошептал Маяковский, – я сегод-ня же напишу ей, что не люблю никого, кроме тебя. А ты стала еще красивее, Лиличка…

На этих словах официанты и посетители ре-сторана начали стыдливо отводить глаза, а Лиличка принялась со смехом отбиваться от пылких поры-вов спутника.

– Ну, погоди же! Постой! Да опомнись, здесь люди! А как же ребенок?

– Все расходы по ребенку я приму на себя…Когда пара возвратилась в Москву и Маяковский

узнал, что у Осипа появилась женщина, то поначалу это его обрадовало. Бедняга по наивности подумал, что теперь вся Лилина любовь будет доставаться только ему. Очень скоро Осип уйдет к своей возлю-бленной, и у них с Лилей, наконец, начнется нор-мальная супружеская жизнь вдвоем. Но поэт в оче-редной раз ошибся.

Однажды вечером в гости к Брикам пришла Ев-гения. Лиля встретила ее как родную. Сначала Женя пила чай со странным семейством весьма насторо-женно, затем раскрепостилась и начала даже сме-яться. Когда она ласково гладила Осину руку, то чи-тала одобрение в глазах законной супруги. Но когда пришло время прощаться, и она, схватив Осипа за рукав, потащила его в прихожую, настроение у Лили изменилось.

– Евгения Гавриловна, Осечка, останется дома, – произнесла хозяйка голосом, не терпящим возра-жений.

Гостья удивленно посмотрела на Осю, и тот про-изнес умоляюще:

– Лиличка, я провожу Женю и… сегодня останусь у нее.

Лиля нахмурилась и поставила руки в боки.– Проводи! Но ночевать придешь домой. Ведь

мы договаривались, что до конца жизни к ночи бу-дем собираться под одной крышей.

– Как до конца жизни? – распахнула глаза Женя. – Я ушла от мужа ради Оси…

– Это наши семейные дела! – оборвала Лиля. – Володя, скажи Осе, чтобы не уходил. В конце концов, ты мужчина или нет?

Лилины глаза наполнились слезами. Намечалась истерика. Женя укоризненно взглянула на Осипа и, ничего не сказав, выскочила из квартиры. За ней собрался выбежать Осип, но Володя преградил ему дорогу. Брик попытался его отстранить, но не тут-то было. Завязалась потасовка.

Осип кричал, что он свободный человек и впра-ве делать все, что ему заблагорассудится. Володя в

36

ответ басил, что он первым делом должен думать о близких людях и в частности о Лиле. В эту минуту в открытую дверь Бриков вошел поэт Асеев. Он уви-дел странную картину, которую не мог представить и во сне. Маяковский с Бриком держали друг друга за грудки и с ненавистью брызгали слюной. Больше всего залетного гостя поразила реакция Лили. Она с мокрыми от слез щеками сидела на диване, курила папиросу и периодически восклицала:

– Володечка, врежь ему! Хорошо врежь, чтобы он запомнил на всю жизнь.

Асеев ринулся разнимать друзей, но Маяковский закричал, чтобы он не вмешивался в их семейные дела.

Словом, в тот вечер Осип остался дома. Что ка-сается гостя, то сразу же после скандала они уселись с Асеевым за стол, и Лиля отправилась разжигать са-мовар. В дальнейшем Осип взял за правило, что бы ни случилось, всегда приходить ночевать домой, под их общую с Лилей и Володей крышу.

Глава пятнадцатаяЧерез некоторое время эта скандальная семья

въехала в новую просторную квартиру в Гендрико-вом переулке №13/15. Жилье пробил Маяковский. Он прописал в нем обоих супругов Бриков. По протек-ции поэта Лиля устроилась работать в кинематограф ассистентом постановщика Абрама Рома. В первый же день у нее завязался роман со старым знако-мым – кинорежиссером Львом Кулешовым. Страсть была настолько сильной, что им не пришло в голо-ву хоть немного засекретить свои отношения. Су-пруга Кулешова, известная киноактриса Александра Хохлова, узнав, что ее муж изменяет с этой наглой вертихвосткой Брик, наглоталась сонных таблеток. Она осталась живой только чудом.

Лиля на ее горе среагировала с раздражением.– Что за бабушкины нравы? Все-таки как глубо-

ко в людях сидит мещанство. Попытка самоубийства актрисы ни в коем случае

не отразилась на ее романе с Кулешовым. Когда Мая-ковский узнал, чем отплатила Лиля за ее устройство в кинематограф, то принялся стыдить ее, напирая на то, что по Лилиной вине едва не рассталась с жизнью прекрасная женщина и талантливая актриса.

– Извини, Володечка, но что я могу поделать, если у меня к тебе больше нет прежних чувств, – без-застенчиво ответила Лиля.

Роман Маяковского с редактором Госиздата На-тальей Брюханенко, можно сказать, был ответным ходом. Он завертелся с горя. Когда влюбленные ука-тили в Ялту, все почему-то заговорили о женитьбе поэта. Лиля к этому отнеслась с полнейшим равно-душием. Однако в скором времени в Ялту полете-ло ее письмо. «Володечка, – писала Лиля. – Ужасно крепко тебя люблю. Пожалуйста, не женись всерьез! А то все уверяют, что ты страшно влюблен и обяза-тельно женишься…».

Практически все исследователи уверяют, что Лиля, несмотря на свои бесконечные измены, по-прежнему любила Маяковского, и в минуты опас-ности ее чувства обострялись. Однако мало кому известно, что это письмо в Ялту было написано Ли-лей сразу после разговора Осипа Максимовича с Аграновым, который частенько захаживал к Брикам.

Летом 1927 года чекист заглянул к своим знакомым в Гендриков переулок и рассказал Осе о планах пар-тии относительно писательских ассоциаций.

– Есть информация, что скоро все писательские объединения упразднят и вместо них образуют одну писательскую ассоциацию, которая будет подчи-няться непосредственно партии, – хитро подмигнул Агранов.

Брик насторожился и внимательно всмотрелся в собеседника.

– Давно пора, – произнес он после некоторой паузы. – Писатель должен шагать в ногу со временем, а не растекаться соплями по древу, как некоторые поэтические объединения.

– Очень хорошо, что ты это понимаешь, – ска-зал Агранов. – В первую очередь ассоциация объеди-нит пролетарских писателей, которые станут про-двигать идеи социалистического реализма.

Бриг вздрогнул и мелко задрожал от волнения:– А кто возглавит эту единую писательскую

организацию? Агранов расплылся в понимающей улыбке.– Возглавит самый достойный и самый предан-

ный идеалам революции человек. Не догадываешь-ся кто? На сегодняшний день у партии только один кандидат.

– Неужели Маяковский? – воскликнул Брик.– Безусловно, – ответил чекист. – Но учти, гово-

рю тебе это по секрету…После ухода Агранова Брик взволнованно за-

метался по комнате. Неужели сбудется его мечта и он станет руководить всей этой многотысячной ордой советских литераторов? Флагманом, разуме-ется, станет Маяковский, но фактическим руководи-телем будет он, Осип Брик. Это Агранов дал понять однозначно.

Когда ближе к полуночи возвратилась Лиля, Осип набросился на нее, как волк на косулю, и с вол-нением пересказал свой разговор с Аграновым.

– Володя должен быть наш и больше ничей. Иначе мы скоро останемся за бортом. Надеюсь, ты еще имеешь над ним власть.

– Что за вопрос? Только я и имею, – распахнула глаза Лиля.

– Боюсь, уже нет, – озабоченно покачал головой Брик. – Он собрался жениться на Наташке Брюха-ненко.

Две недели Брики жили как на иголках. От Мая-ковского не было ни писем, ни телеграмм. «Неужели разлюбил?» – мучилась ночами Лиля и наутро вста-вала с бордовыми мешками под глазами. От бессон-ницы и переживаний у нее снова полезли волосы, как тогда в тринадцать лет. «Неужели он уже не мой?»

Женщина забыла о Кулешове и думала только о том, что если Маяковский действительно разлюбил ее, то она этого не переживет. Осип тоже переживал. Он забыл о своей новой гражданской жене и, при-ходя с работы, первым делом спрашивал:

– Ну что Володя?Лиле можно было не отвечать. По ее серому об-

лику виделось, что пока все без изменений. «Даже если они с Лилей разбегутся, это не означает, что я не продолжу с ним работать» – Выстраивал отход-ные пути Брик.

Однако все переживания оказались напрасны-

37

ми. Когда однажды Осип Максимович вернулся до-мой, Лиля с сияющим видом показала ему телеграмму.

– Он приезжает! – радостно запрыгала она. – Указал поезд, вагон и день приезда. Это означает, что он очень хочет, чтобы я его встретила.

Лиля счастливо рассмеялась и хвастливо доба-вила, назидательно подняв палец кверху:

– Никого! Слышишь, Ося? Никого он не будет любить так же, как меня…

Когда на второй день счастливая Наталья Брю-хоненко, поддерживаемая под локоток Маяковским выходила из вагона, то от неожиданности вздрогну-ла. На перроне с букетом цветов, как ни в чем не бы-вало, стояла Лиля. Она сияла и радостно махала буке-тиком. Ее вид был до безобразия уверенным. Наталья знала, что Маяковский до беспамятства влюблен в Лиличку. Он ей об этом говорил. Но он же и уверил, что намерен бросить ее к чертовой матери!

Наталья обернулась и, перехватив жадный взгляд Маяковского, устремленный на Лиличку, все поняла. Она вырвала локоток и, отведя глаза от встречающей, торопливо направилась в сторону вокзала. Женщи-на еще надеялась, что Володя ее окликнет, холодно представит Лиле, и они вместе отправятся к нему на Лубянскую квартиру. Но он не окликнул. Прежде, чем нырнуть в здание вокзала, Наталья обернулась.

Лиля висела у него на шее, и Маяковский со счастливым видом бормотал ей на ухо свои стихи. Когда он закончил, Лиля озорно повела глазами:

– Захотел стать мещанским мужем, да? А меня бросить, да? Захотел нарожать детей и отрастить брюхо, да? А писать стихи бросить?

– Нет! – ответил Маяковский. – Я никогда не брошу ни тебя, ни стихи…

Глава шестнадцатаяЯков Агранов захаживал к Брикам довольно ча-

сто. Многие утверждают, что он также был любов-ником Лили. Дескать, и легендарный чекист не смог устоять перед чарами этой обольстительницы. Но это вряд ли. Просто по роду служебных обязанно-стей Агранов должен был знать настроение творче-ской интеллигенции. Он был другом не только Мая-ковского, но и Леопольда Авербаха, возглавлявшего Всероссийскую ассоциацию пролетарских писате-лей. Однако дом Бриков для Агранова был особым. К Брику чекист часто обращался за консультацией. Агранов образования не имел. А Брик был хорошо образован. Когда сотрудник ОГПУ впервые услышал об уникальных знаниях великих тибетских учителей из страны Шамбала, то обратился к Брику за разъяс-нениями. Осип Максимович подтвердил существо-вание этой страны.

– Говорят, что сказочная страна Шамбала дей-ствительно существует и находится в Гималаях, – подтвердил чекисту Брик. – Говорят, что она хра-нительница уникальных человеческих знаний, со-бранных за весь период существования человече-ства. Сначала эти знания хранились в египетских пирамидах, но после завоевания Египта Ассирией были перевезены в Тибет.

– Уверен, Осип Максимович, что это не бабкины сказки? – подозрительно сощурился Агранов.

– Я ни в чем не уверен. Так говорят, – неопре-деленно пожал плечами Брик. – На самом деле этой

страны никто не видел.– Но это не означает, что ее нет?– Разумеется… Сразу после разговора с Бриком Агранов начал

готовить экспедицию ОГПУ в Гималаи. Как известно, в 1925 году подготовленный Аграновым чекист Яков Блюмкин влился в экспедицию Николая Рериха под видом странствующего монаха, и она отправилась на поиски той сказочной страны. Знания учителей Востока очень интересовали Агранова. В июне 1926 года Агранов пришел к Брику в гости со странным письмом, которое Рерих привез наркому иностран-ных дел Чичерину, прервав специально для этого экспедицию. Это знаменитое послание гималайских учителей к советским коммунистам до сегодняшне-го дня вызывает горячие споры. Приведу его полно-стью.

«На Гималаях мы знаем совершаемое Вами. Вы упразднили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверия. Вы уничтожили мещанство, ставшее про-водником предрассудков. Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы уничтожили семью лицемерия. Вы сожгли войско рабов. Вы раздавили пауков жизни. Вы закрыли ворота ночных притонов. Вы избавили землю от предателей денежных. Вы признали ни-чтожность личной собственности. Вы признали, что религия есть учение всеобъемлемости материи. Вы угадали эволюцию общины. Вы указали назна-чение познания. Вы преклонились перед красотою. Вы принесли детям всю мощь космоса. Вы открыли окна дворцов. Вы увидели неотложность построе-ния домов общего блага! Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преждевременным, также мы признали своевременность вашего движения и по-сылаем Вам нашу помощь, утверждая единение Азии. Знаем, построения совершатся в годах 28 – 31 – 36. Привет Вам, ищущим общего блага!»

Осип Максимович прочел текст с большим ин-тересом, после чего настороженно посмотрел на Агранова.

– Меня беспокоит фраза по поводу упразднения церкви, ставшей якобы, рассадником лжи и суеве-рий, – произнес Брик. – Нужно было изложить как-нибудь потоньше. В России еще очень много верую-щих. Не поймут.

Агранов удивленно вздернул брови: – Ты что думаешь, это послание сочинили в

ОГПУ?– А разве нет? – в свою очередь удивился Брик. –

Тогда, пардон.Он снова вчитался в письмо, более скрупулезно.

Затем поднял глаза, и его очки блеснули иронично. – А что намечает партия в двадцать восьмом,

тридцать первом и тридцать шестом годах?Агранов рассмеялся. – Для тебя, Осип Максимович, должен быть ин-

тересен только двадцать восьмой год. В этот год про-изойдет слияние литературных объединений в одну писательскую ассоциацию. Планы остальных лет не-ведомы даже мне.

Осип с пониманием покачал головой.– Значит, все-таки сочинено в ОГПУ.– Да нет же, Осип Максимович, – затряс головой

38

Агранов. – Действительно послание передано Чиче-рину товарищем Рерихом. Впрочем… – задумался че-кист. – О, черт! Неужели Блюмкин? Если Шамбала не будет найдена, я его лично расстреляю!

В 1929 году Якова Блюмкина действительно расстреляют, а Шамбала Рерихом найдена не будет. Впрочем расстреляют легендарного чекиста отнюдь не за то, что он не нашел страну великих учителей, а за то, что привез Карлу Радеку письмо от Троцкого. Руководил расстрелом Агранов и, по слухам, стре-лял сам. Однако внедрение чекиста в экспедицию Рериха не было безрезультатным. В 1935 году Агра-нов начал подготовку беспрецедентной акции, за-вершенной уже после его ареста, – танкового рейда спецподразделения НКВД по следам экспедиции Ре-риха-Блюмкина.

Глава семнадцатаяЧто имели в виду великие учителя Тибета, называя

эти годы великих свершений в России? Как мы знаем, 1928 год – завершение НЭПа и начало индустриали-зации страны с предшествующей ей коллективизаци-ей. В этом же году началась первая пятилетка.

В 1931 году страна полным ходом завершает пя-тилетний план, который, как известно, уложился в четыре года и три месяца. В 1931 году началось гене-ральное наступление на крестьян-единоличников.

В 1936 году завершалась вторая пятилетка. К этому времени советское государство, на удивление всему миру, сделало такой экономический рывок, на который другим странам понадобилось бы сто лет. Россия начала самостоятельно производил все, что нужно. Сталин завершил становление государствен-ной власти, основанной на беспрекословном подчи-нении одному человека.

Однако не победы же в становлении сталинской диктатуры имели в виду тибетские учителя, называя данные годы великих свершений.

Скорее всего, они имели в виду достижения в области духовного прорыва человечества, которые, как известно, воплощаются в произведениях искус-ства. В 1928 году Андрей Платонов завершил свой гениальный «Чевенгур», а Булгаков засел за роман «Мастер и Маргарита». В том же году в журнале «Ок-тябрь» напечатана первая часть «Тихого дона» Шо-лохова. А в 1931 году на экраны страны вышла карти-на «Путевка в жизнь», потрясшая своей гуманностью. Этот фильм, собственно, и принес мировую славу советскому кинематографу. В 1936 на экраны выш-ли фильмы «Цирк», «Дети капитана Гранта», «Семеро смелых» и другие. От этих фильмов действительно веет космической мощью, настолько они добры и справедливы к людям…

Но может быть, махатмы имели в виду иное? Дух всеобщего единения, который воцарится в СССР в эти годы? Ведь многие западные наблюдатели отме-чали, что в Стране Советов граждане трудятся прак-тически на голом энтузиазме. «Все ходят оборван-ные, голодные, живут в бараках, но у всех горящие глаза, в которых уверенность, что они совершают что-то великое», – писал писатель Герберт Уэллс, ко-торый приезжал в Россию трижды. Не это ли и име-ли в виду махатмы, упомянув про угадывание эволю-ции общины?

Впрочем, выяснение истинного смысла по-

слания тибетских учителей не входит в нашу зада-чу. Упоминаю его только как факт, с которым было поручено разобраться заместителю начальника се-кретного политического отдела ОГПУ Якову Аграно-ву, и он консультировался по поводу письма с Оси-пом Бриком.

Но что любопытно, именно в 1928 году и про-изошло то самое событие, которое через два года приведет Маяковского к роковому выстрелу из мау-зера в доме №3 по Лубянскому проезду. Однако об этом позже.

Вернемся в 1927 год. По возвращении из Крыма Маяковский рвет всякие отношения с Натальей Брю-ханенко, с которой он чуть не дошел до загса, и их неземная любовь с Лилей обретает второе дыхание. Поэт снова верит, что он – единственный и неповто-римый Лиличкин мужчина и она принадлежит толь-ко ему. Одновременно Маяковский реанимирует ли-тературный журнал ЛЕФ, который к этому времени уже прекратил свое существование.

Теоретически возрождение журнала не име-ло для поэта смысла. Маяковский уже не нуждался в собственной трибуне, как в 1923 году. Его публи-ковали все центральные газеты и журналы. Редкое книжное издательство отказывало ему в издании книги, потому что он был самым раскупаемым по-этом. Поэтические сборники Маяковского перево-дились на иностранные языки и широко издавались за рубежом. Поэтому к выпуску литературного изда-ния Левого фронта Маяковский охладел. Брик тоже охладел, потому что редактирование левого лите-ратурного авангарда ему уже было мелковато. Осип Максимович занялся написанием киносценариев и оперных либретто.

Так что возрождение журнала «Новый Леф» было чисто политической акцией. Высокопостав-ленным товарищам нужно было показать, что дух боевого революционного фронта жив и Маяков-ский по-прежнему ведет активную организаторскую деятельность.

Несмотря на то, что слияние всех литературных организаций намеревались осуществить на осно-ве самой многочисленной российской ассоциации пролетарских писателей, возглавляемой Авербахом, никто почему-то не сомневался, что во главе объеди-нения поставят интеллигента Маяковского.

Надо отметить, что для этой роли он подходил идеально. Маяковский был и авторитетным, и по-пулярным одновременно. За ним укрепилась слава вечного бунтаря, однако на самом деле он никогда не выходил за идеологические рамки партии. Канди-датуру Маяковского по запросу Центрального коми-тета рекомендовал секретный отдел ОГПУ, и Цент- ральный комитет имел на него в качестве главы Все-союзного писательского объединения.

Брик уже сладострастно потирал руки, видя себя на посту серого кардинала будущей организации, а Маяковского, разумеется, – генеральным секрета-рем. Однако на их беду в 1928 году в Советский Союз принесло истинно пролетарского писателя Максима Горького. Автор «Буревестника» вернулся на родину еще неокончательно, но Сталин задался целью вер-нуть его навсегда. И вопрос с главой единой писа-тельской организации практически был решен.

В мае 1928 году прошел 1-й Всесоюзный съезд

39

пролетарских писателей. Было образовано Всесо-юзное объединение ассоциации пролетарских пи-сателей, в которое вошли РАПП, ВУСПП, московское литературное объединение «Кузница» и Ассоциация писателей Белоруссии, Закавказья, Туркменистана и Узбекистана.

Во главе объединения Центральный комитет поставил литературного критика Владимира Суты-рина, поскольку Горький к этому времени еще не определился с окончательным возвращением на ро-дину. Левый фронт искусств на съезд не пригласили. О Маяковском в качестве кандидата в генеральные секретари никто не вспомнил. Его упоминали на съезде. Но только в качестве «попутчика». На съезде провозгласили гегемонию пролетарской литерату-ры и потребовали подмять под себя все литератур-ные журналы страны, а из их редколлегий исключить «попутчиков», присосавшихся к спинам пролетари-ев. К числу таких «попутчиков» был отнесен и Ма-яковский, отчасти из-за того, что его кандидатура была отклонена в качестве главы объединения.

Бедняга пережил это очень тяжело. Однако Брик продолжал себя тешить надеждой, что это толь-ко первый шаг к объединению писателей. И точно. Союз советских писателей, который так мечтал воз-главить Осип Максимович, будет образован через четыре года. Возглавит его Горький. Маяковского к этому времени уже не будет в живых.

Глава восемнадцатаяЧтобы понять, с каким настроением осенью

1928 года Маяковский отправился в Париж, следует рассказать и про его личные неудачи, и про атмос-феру, царившую тогда в стране. После съезда про-летарских писателей поэт неожиданно вышел из Левого фронта, чем крайне удивил всех своих вер-ных товарищей, включая своего компаньона Осипа Брика. Потом критики и литературоведы в один го-лос будут уверять, что Маяковский разочаровался в политики ЛЕФа, поэтому он его и покинул.

Такие утверждения не могут не вызвать недоуме-ния. Получается, что глава литературного крыла ра-зочаровался в политике, которую сам же и утверждал.

Маяковский мог выйти из ЛЕФа только по одной причине – он неожиданно оказался в оппозиции генеральной линии партии. Лавры оппозиционе-ра певца революции не прельщали. Он всегда был в авангарде коммунистической партии и стремился быть поближе к существующей власти. Верил ли он в революцию, как в мать родную, этого мы никогда не узнаем, поскольку чужая душа – потемки. Но офици-альное недовольство его произведениями, или даже равнодушие к ним, он переживал весьма болезнен-но, о чем свидетельствует множество фактов.

В том же году на экраны вышел фильм по его сценарию «Декабрюхин и Октябрюхин». Критика к картине отнеслась более чем холодно, и среди зрите-лей фильм не снискал популярности. Следом вышел фильм по сценарию Осипа Брика «Потомок Чин-гисхана». Картина возымела успех и вошла в анналы советского киноискусства. Это была какая-то новая струя в кинематографе, и Брик, чутко улавливающий свежее веяние, оказался на высоте. Маяковский со своей идеей о жизни втроем на фоне революцион-ных будней просто устарел. К концу двадцатых годов

революционный эрос уже завершал свое победонос-ное шествие, и напоминание о нем у большинства населения страны вызывало раздражение.

Верховная замануха в партию передовой моло-дежи дала свои невеселые плоды. К 1929 году в ком-сомоле насчитывалось более 3 миллионов членов, из них 1,5 миллиона – деревенская молодежь. Од-нако же к этому времени страна погрязла в уличных насилиях, которых с каждым годом становилось все больше. К примеру, в 1926 году только Московским судом было рассмотрено 547 случаев изнасилова-ния, в 1927 году – 726, в 1928 году – 849. За престу-пления сексуального характера давали не более пяти лет, если дело доходили до суда. Большинство дел до суда не доходило. Комсомольские вожаки вынужда-ли обиженных отказываться от каких-либо претен-зий к комсомольцам и призывали их к революцион-ной сознательности.

Однако в 1926 году зверское изнасилование двадцатилетней крестьянки Любы Беляковой в Ле-нинграде потрясло всю страну. Ее насиловало сорок человек из числа представителей передовой молоде-жи, кандидатов в члены ВКП(б) и коммунистов. На-сильники на суде не понимали, в чем они виноваты?

– Никакого изнасилования не было, – заявляли они судьям с широко распахнутыми глазами. – Был акт, который совершался без согласия женщины.

Дело получило такой резонанс, что грозило со-рвать планы по намечавшейся индустриализации. Именно поэтому вместо обычных пяти лет шесте-рых насильников приговорили к расстрелу. Осталь-ные получили длительные сроки отсидки.

Однако эту запущенную машину революцион-ного эроса было уже не так просто остановить. Че-рез год снова громкое изнасилование, от которого в очередной раз содрогнулась страна. У Петропав-ловской крепости тринадцать учащихся ФЗУ при Балтийском заводе после споров о сроках торжества коммунизма во всем мире зверски изнасиловали трех девушек, одна из которых погибла. Суд по дан-ному делу стал показательным только потому, что одна из жертв оказалась дочерью видного партий-ного деятеля.

К 1928 году наметилась еще одна проблема. Комсомольцы ни в какую не желали жениться на комсомолках. Их услугами в удовлетворении клас-совой похоти они пользовались охотно, но в жены предпочитали брать девушек, не запятнанных «ком-сомольской деятельностью». К концу двадцатых го-дов образовалась целая армия перезревших одино-ких комсомолок, у которых не было никаких надежд на замужество.

В этом отношении страна начала склоняться к классическому браку и здоровой семье. Так что Ма-яковский, продолжавший воспевать свободную лю-бовь, у многих вызывал раздражение, причем как у простых читателей, так и у партийной верхушки. Словом, позорный неуспех его картины был очень даже предсказуем.

Кроме прочего, в обществе нагнеталась тревога по поводу насильственной коллективизации. Мно-гие были недовольны жесткой политикой Сталина и в кулуарах шептались, что кремлевский горец на посту генсека долго не протянет, потому что партия ему не простит повсеместного разорения крестьян.

40

НЭП завершался. Недовольство возрастало. В умах даже самых преданных революции людей на-чался разброд. А у Маяковского с Лилей начался оче-редной период отчуждения. Маяковский спешно засобирался во Францию. Неожиданное желание поэта уехать из страны вызвало удивление у Лили и подозрение у Осипа. Маяковский объяснил свой отъезд нездоровьем. Он заявил, что едет в Париж до-лечивать воспаление легких. Однако Михаил Горб из иностранного отдела ОГПУ довел до сведения Агра-нова, что одновременно из США в Италию пребыва-ет Эли Джонс со своей трехлетней дочкой. Агранов проинформировал об этом Бриков. Супруги всполо-шились.

– Ты думаешь, это случайность? – спросил у жены Осип.

– Скорее всего, они списались, – пожала плеча-ми Лиля. – И что из этого?

Брик задумчиво покачал головой. – А если он там останется? Ты знаешь, что с нами

сделают?Лиля рассмеялась. – Неужели ты думаешь, что он променяет меня

на ее? – Мне кажется, он очень хочет семейного гнезда

и детей.– Не выдумывай! – оборвала Лиля и вдруг заду-

малась.За три дня до отъезда в Париж произошло то са-

мое событие, которое впоследствии и приведет Ма-яковского к гибели. К поэту на Лубянскую квартиру позвонил мужчина, который представился работ-ником ЦК, и доверительным голосом сообщил, что с ним хочет встретиться Лазарь Абрамович Шацкин.

– Из ЦК комсомола? – удивился поэт.– Нет, – ответил секретарь. – Шацкин из ЦК

комсомола недавно перевелся в ЦК партии. Он хо-чет с вами встретиться в редакции газеты «Правда», в которой он – член редколлегии.

– Хорошо, – ответил Маяковский. – Когда подойти?

– Через час, – ответили на том конце. – И стро-жайшая просьба: об этой встрече не должен знать никто.

Глава девятнадцатаяПодозрения Осипа оправдались. Эльза написа-

ла из Парижа, что Володя собирается в Ниццу, что-бы встретиться со своей подругой Эли Джонс. Лиля не на шутку встревожилась. Как-никак Маяковский впервые увидит свою дочь. Какие чувства овладеют им при этом? Непредсказуемо.

– Осип, напиши ему письмо, – попросила Лиля. – Напиши, что я очень скучаю и очень его жду. И хочу, чтобы он привез мне из Парижа огромный флакон французских духов и… автомобиль «Рено Клер». И напиши, что письмо ты написал втайне от меня, чтобы сделать мне сюрприз.

Брик вытаращил глаза.– Почему должен написать я. Почему не напи-

шешь ты?– Если напишу я, то он подумает, что это мои

очередные женские штучки. И не отнесется к письму серьезно. Я писала ему год назад в Париж, что очень хочется автомобильчик, желательно «Форд». Но он

подумал, что я хочу подлизаться после скандала, и не среагировал.

– Хорошо, я напишу, – вздохнул Брик. – Но ты тоже напиши. Только как-нибудь помягче.

В тот же день Лиля написала в Париж письмо.

«Ты писал, что едешь в Ниццу, а телеграммки все из Парижа (НЕТ). Значит, не поехал? Когда же ты будешь отдыхать?! Ты поганейший Щен! И я тебя со-вершенно разлюблю!!!

Что с «Рено Клером»? Если не хватит денег, то пошли хоть (через Амторг) 450 долларов на «Фор-дик» без запасных частей. Запасные части, в крайнем случае, можно достать для «Форда» и здесь.

У-yy-ууу!!!?-!!!?Скажи Эличке, чтоб купила мне побольше таких

чулок, как я дала тебе на образец, и пары три абсо-лютно блестящих, в том смысле, чтобы здорово бле-стели, и тоже не слишком светлых. Купи еще штуки 3 др. р[азных] р[азмеров?] и попроси Эличку купить бутылочку Нютиной красной водички.

Отчего не пишешь? Мне это интересно!Пудовкины на днях едут в Берлин.Очень прошу тебя, Волосенька, отдохни где-

нибудь хоть немножечко!Обнимаю тебя, мой родненький зверит, и

страшно нежно целую.Твоя».

Весь октябрь супруги жили в напряжении. И не напрасно. Явился Агранов и сообщил, что из Ниццы пришли весьма неприятные новости. Маяковский встречался с Эли Джонс и в беседе с ней очень креп-ко ругал страну Советов.

На лбу Брика выступил холодный пот. – Еще он ей пожаловался, что Лиля сообщает о

каждом его шаге в ОГПУ, – нахмурился Агранов. – Не может быть! – побледнел Брик. – А еще он в Ницце встретился с художником

Юрием Анненским и сказал ему, что в России боль-ше творить невозможно, что идеи коммунизма – это одна вещь, а коммунистическая партия, которая пользуется всеми выгодами власти, – совсем другая.

Брик потерял дар речи, а чекист скривился в зловещей усмешке.

– А я рекомендовал его кандидатуру Централь-ному комитету в качестве руководителя писатель-ской организации. Ты хоть понимаешь, Осип Мак-симович, что с нами сделают, если он останется за границей?

– Нет! – закрутил головой Брик. – Он не оста-нется за границей. Он не сможет там жить. На всякий случай, я думаю, нужно послать туда Лилю.

– Ни в коем случае! – возразил Агранов. – Он сразу поймет, что ее послали мы. Успокойся, Осип! Наши люди сделают все возможное, чтобы встреча Маяковского с Эли Джонс была как можно короче.

Их встреча действительно была короткой. Двад-цатого октября Маяковский выехал из Парижа в Ниццу, а двадцать пятого уже вернулся. После этой поездки он был очень хмурым и выглядел убитым. Как ни допытывалась от него Эльза подробностей об их встречи с Эли и его дочкой, Маяковский не рассказал ни слова. Видимо, встреча была не очень счастливой. Он обронил лишь одну фразу:

41

– Только большая, хорошая любовь еще может меня спасти.

– Но разве любовь к Лиле – это не спасение? – удивилась Эльза.

Глаза Маяковского сверкнули бешенством.– Любовь к ней – моя гибель. Я устал от ее измен.

А между тем я никогда ей не изменял…Эльза не стала высказывать недоумения. И спо-

рить не стала. Она уже имела указание от сестры по-знакомить Маяковского с такой женщиной, которая отшибет ему память. Но, кажется, в этом не было не-обходимости. Поэт не пылал страстью к матери сво-ей дочери и не собирался отправляться с ней в Аме-рику, чтобы просить там политического убежища.

Тем не менее в этот же день, двадцать пятого октября, Эльза в салоне художника Шухаева пред-ставила Маяковскому красивую молодую женщину по имени Татьяна. Двадцатидвухлетняя русская эми-грантка Татьяна Яковлева работала моделью в доме Шанель. Когда Маяковский с Яковлевой взглянули друг другу в глаза, то Эльза подумала, что если они действительно сойдутся, то будут прекрасной па-рой. Володя большой, красивый, статный, Татьяна – красавица, высокая, стройная, по дстать ему. Все, кто присутствовал при их знакомстве, утверждали, что Маяковский влюбился в нее в сию же минуту. На-сколько это правда, неизвестно. Однако то, что по-сле этого они начали встречаться ежедневно, под-тверждают многие.

Конечно, Эльза регулярно информировала се-стру, как у Володи развивался роман с Татьяной, но это не удовлетворяло Лиличкино любопытство. Еще ее настораживало, что Володечка совершенно пере-стал писать. Тогда она сама написала ему. «Отчего не пишешь?». Маяковский отвечал уклончиво и не всег-да правдиво: «Моя жизнь какая-то странная, без со-бытий, но с многочисленными подробностями. Это для письма не материал, а только можно рассказать, перебирая чемоданы…».

Лиля знала, что Маяковский – человек увлекаю-щийся. Но не догадывалась, что он увлечется подсу-нутой ему девушкой до такой степени, что напрочь забудет про свою истинную семью. А между тем, до Лилиного слуха дошло, что Маяковский начал по-свящать новой возлюбленной стихи. Это уже выхо-дило за все рамки. Ведь Маяковский никому, кроме Лили, стихов не посвящал. Он определенно влюбил-ся. И влюбился крепко.

Дни шли за днями. Уже прошел Новый год, а Ма-яковский и не думал возвращаться. Беспокойство охватило не только Лилю, но и товарищей из ОГПУ. Кажется, муза потеряла всякую власть над поэтом.

Безусловно, Маяковский относился к своей любви серьезно. А Яковлева, по всей видимости, не очень. На его глазах она неожиданно зафлиртовала с

Шаляпиным, а затем укатила за ним в Барселону, где певец давал концерт. Своей матери в Пензу Татьяна писала: «У меня сейчас масса драм. Если бы я даже за-хотела быть с Маяковским, что стало бы с Ильей? И, кроме него, есть еще двое. Заколдованный круг…».

С Ильей Маяковскому познакомиться не уда-лось, как, впрочем, и с двумя другими, о которых упоминала в письме Татьяна. Зато поэту посчаст-ливилось однажды утром застать в квартире воз-любленной какого-то мужчину, с которым Татьяна познакомилась по возращении из Барселоны. Мая-ковский явился к ней в восемь утра в романтическом настроении, с корзиной белых роз. Однако картина, представшая его глазам, не выглядела романтичной. Незнакомый гость несвежего вида сидел в кресле, курил сигару и скучно зевал. Он был едва одет. Муж-чина, видимо, только что проснулся и не очень одо-брил ранний визит Татьяниного соотечественника с изуверской корзиной цветов.

– Виконт Бертран дю Плесси, – представила мо-дель своего нового друга.

Поэт побледнел и застыл на пороге, как статуя. Когда пришел в себя, немедленно швырнул корзи-ну на пол и вне себя от ревности кинулся в коридор. Дверь захлопнулась с такой силой, что с потолка по-сыпалась штукатурка. Виконт удивленно посмотрел на Татьяну.

– Кто это был? – спросил он по-французски.– Мсье Маяковский, – ответила Татьяна. – Вели-

чайший русский поэт. В тот же день величайший русский поэт ку-

пил билет до Москвы. Когда поезд пересек границу Франции, Маяковский немного успокоился и начал сочинять письмо Татьяне. Он написал, что, несмотря ни на что, продолжает любить ее и надеяться на се-рьезные отношения.

Яковлева ответила, что тоже надеется на серьез-ные отношения и по этой причине немного удивле-на его внезапным отъездом.

Маяковский приехал из Парижа другим, более самостоятельным. Он стал проявлять характер и довольно холодно общаться с Лилей. Женщину му-чила ревность. Больше всего Лилю убивало, что Во-лодя посвятил два стихотворения другой женщине и публично прочел их в Париже. Она впервые почув-ствовала, что Маяковский от нее ускользает. Всеми мыслями поэт еще находился во Франции. Не было вечера, чтобы он не написал письма Татьяне, где слезно жаловался, что тоскует по ней отчаянно и чрезмерно.

Но главное было достигнуто. Маяковский в Рос-сии. И рядом с ним Лиля, которая по-прежнему счи-тала, что возродить в нем былые чувства – только во-прос времени.

Продолжение следует

42

ВРУЧЕНИЕ ОБЛАСТНОЙ ПОЭТИЧЕСКОЙ

ПРЕМИИ ИМ. Н.Н. БЛАГОВА

Лауреатами премии стали Виктор Малахов, Леонид Сурков, Александр Дашко

3 марта отмечается Всемирный день писа-теля. Именно к этой дате была приурочена це-ремония награждения лауреатов премии име-ни Николая Благова. Торжество состоялось в историко-мемориальном центре-музее имени И.А. Гончарова.

Обладателями премии, разделившими между со-бой призовой фонд в 100 тысяч рублей, в этом году стали поэты Виктор Малахов, Леонид Сурков и Алек-сандр Дашко. Малахов стал победителем в номина-ции «Художественное мастерство и верность тради-циям Николая Благова», Сурков в номинации «Край на Волге», а Дашко как лучший молодой автор. Пре-мию вручал губернатор Ульяновской области Сергей Иванович Морозов.В. Малахов, О. Шейпак, С. Морозов, А. Дашко

43

Глава региона предложил повысить статус пре-мии, сделать ее Поволжской. Теперь соискателями этой награды могут стать поэты из других регионов, с берегов Волги.

Состав совета по присуждению премии тоже должен пополниться новыми участниками, писателя-ми из городов Поволжья.

Предполагается и увеличение призового фонда. В торжественном событии приняли участие ла-

уреаты и дипломанты конкурса «Первая роса». Гла-ва региона пообещал выделить средства на публи-кацию коллективного сборника молодых авторов, тем самым поддержать талантливую литературную молодежь.

Виктор МАЛАХОВ:«Быть лауреатом премии имени Николая Бла-

гова – очень почетная и престижная награда. Мне посчастливилось быть лично знакомым с этим за-мечательным поэтом. От встречи с его стихами возникло ощущение крупности, народности его поэзии. Личное знакомство только усилило это впечатление. Поражала метафоричность и афо-ристичность его языка. Например, огромные и дра-матические перемены в народной жизни переданы всего двумя строчками: «Была изба – пристанище до гроба, / теперь изба – до вылета гнездо»! Творче-ство Николая Благова до сих пор не оценено в полной мере ни на его родине, у нас в Симбирске, ни в России. Стихи такой удивительной емкости и такого на-кала должны работать! И одна из важнейших за-дач этой премии – способствовать популяризации творчества нашего земляка. У нас в области есть два равномощных столпа, две ярких личности в об-ласти живописи и поэзии. И это Аркадий Пластов и Николай Благов. Традиции, ими заложенные, – это то, что надо беречь и развивать».

Александр ДАШКО:«Когда я получил областную поэтическую пре-

мию имени Николая Благова, я осознал, что это – не просто награда, но и ключевое событие, после ко-торого я уже не имею права понижать свою твор-ческую и жизненную планку. Эта премия – импульс для дальнейшего развития. Вместе с тем, награда, освещенная именем нашего выдающегося земляка поэта Николая Благова, – большая ответствен-ность, которая требует дальнейшего движения по пути служения Поэзии.

Имя Николая Благова значимо не только для ульяновской, но и для российской словесности. Неудивительно, что такой поэт вырос и сформи-ровался именно на Ульяновской земле, на берегу ве-ликой реки Волги. Его имя стоит в одном ряду с та-кими выдающимися симбирскими поэтами, как Де-нис Давыдов, Николай Языков, Аполлон Коринфский… Я надеюсь, что эта наследственность не прервет-ся, что премия имени Николая Благова будет объ-единять вокруг себя лучших представителей улья-новской литературы, которые напишут в книге ее истории новые страницы».

Премию Виктору Малахову вручает губернатор С.И. Морозов

Премию Александру Дашко вручает губернатор С.И. Морозов

44

ВОЛНУЮЩЕ-ПРЕКРАСНОЕБоюсь теплом и ласкоюОднажды оскудеть,Волнующе-прекрасногоПриход не разглядеть!

Его прикосновения Волшебны и редкИ,Как чудо вдохновения И свежести строки!

Его ни с чем не спутаешь.Когда оно придет,Все тою же минутоюЧудесно оживет!

Душа ты моя русская,Скорби, да не робей!Ты так не любишь узкогоИ тесного в себе!

Жить осторожно, с краешку,Тебе не по нутру.Найди себе товарищаПо духу и перу!

Ах, как же сильно хочетсяГлядеть на Млечный ПутьНе в гордом одиночестве,Ища свою тропу!

ЛИШЬ ТОГДА Слова обманывают нас:Друзья уходят и приятели,Но мы в понятие «смертный час»Свое непониманье спрятали!

И я поверить не могуНи в боль других, ни в умирание,И сам себе привычно лгу,Держась за ярлыки-названия.

И этот мой текущий годОтмечен новыми потерями.А мне не верится в уход,Ну вот нисколечко не верится!

Так жил я, сердцем отстранясь,Ну то есть так, как получается.Ты отшатнулась от меняИ лишь тогда, себя виня, Я смог почувствовать отчаянье!

ТЫ ЭТО УМЕЕШЬ САМАЯ времени вызвал машину,И вот мы вернулись назадВ то время, когда ты решилась – На мне задержала свой взгляд.

Умерим немножечко пылкостьИ голос приглушим обид.Отсюда начнется развилка,И выбор тебе предстоит.

Меня одного он коснется, –Я просто исчезну с пути!И будет по-прежнему солнцеНа милую землю светить.

Все станет спокойней и проще,Воздастся тебе за труды!И с тропками Винновской рощиМои разочтутся следы.

Мы станем мгновенно чужими,Свое позабудем родство.Тебе мое скромное имяНе скажет уже ничего.

Я вижу: уже ты решилась!Тем более скоро зима.Зачем тебе эта машина?Ты это умеешь сама.

Ты, кажется, этого хочешь?Каких-нибудь пара минут –И эти печальные строчкиИз виду совсем пропадут.

НАШЕ МЕСТОА знаешь, уже я не маюсь,У обид не иду в поводу.Я место свое занимаюВ почетном не первом ряду.

Уже мне, мой друг, «не до жиру,Быть живу» бы не напоказ!Не нам расставлять по ранжиру,Пусть этим займутся без нас!

Мы тоже тянулись за славойЗемной по незрелости лет,Учились гордиться по праву Негромкостью наших побед.

Мы в суетной жизни сумели Какие-то тайны постичь.И души у нас уцелели,И руки у нас не пусты.

Нам годы не стали помехой,Нас беды сломить не смогли.Мы были божественным эхомНа рынках толкучих земли.

СТИХИ ЛАУРЕАТОВ ПРЕМИИ ИМ. Н.Н. БЛАГОВАВиктор МАЛАХОВ, лауреат премии им. Н. Благова

45

Александр ДАШКО, лауреат премии им. Н. Благова

* * *Граненый лед моим растоплен жаром,дыханием, касанием простым.Смурное небо старым самоваромпускает серый, в клочья рваный дым.

А мне бы чай… Какая незадача!У Бога видно кончилась вода.Растоплен лед, но снег кряхтит, как кляча,Увы, борьба – удел наш навсегда.

Идти в пургу, пусть даже наудачу,споткнуться, поскользнуться и упасть…Быть может, кто-то все же выдаст сдачуза эту неразменяную страсть.

Тогда какой-то голос незнакомыйменя вдруг спросит, будто невзначай:«Ведь хорошо, что в пору ту истомына небесах не пил ты с Богом чай».

И я пойму, что падал я недаром,с души сдирая кожу… а покасмурное небо старым самоваромпускает серым дымом облака.

* * *Слишком быстро все таету меня на виду.Путь к убогому раюя по лужам пройду.

Кто облил соком утраголубые дома,поступил очень мудро.И простилась зима.

И идет то ли дождик,то ли слезы текут.Я вдыхаю до дрожизапах этих минут.

Я вдыхаю. И таетна груди липкий снег.До убогого раяне добраться вовек.

* * *Дядя Коля продул мундштук,пробурчал мне: «Пойдем покурим».За окном был трамваев стук,в голове: «Ну какой ты дурень».

Мне семь лет. И обрывочный снегв стороне, на изломе веток.Мне казалось, уже третий векв нашей кухне не видно света.

Мне казалось, уже третий векя не вижу родные лица.Вечерами под топот и смехдядя Коля любил напиться.

Вот закашлялся. Старый уже.Как и все в задымленной кухне.Да и воздух не стал бы свежей,даже если бычок потух бы.

Мне казалось, уже третий векэтих мелких нелепых бедствий.За окном был обрывочный снег,а в душе лишь обрывки детства.

* * *Вы снитесь мне всегда к добру,прозрачной осенью согреты.И я порой не разберу,где ложный сон, а где заветный.

То Вы смеетесь надо мной,то, как богиня, в длинном платье,то как желтеющий прибойко мне торопитесь в объятья.

И я молюсь, склоняясь ниц,И верю, сон мой будет вещим.И не боюсь я веток-спиц,что так черны и так зловещи.

Пусть солнце срезало краяо горизонт. Распались листья.Но знаю точно: жизнь мояот снов моих теперь зависит.

* * *Тюльпаны на столе – какая щедрость мая. Тюльпаны на столе, лишь миг и отцветают.

Как факелы горят прелестным красным цветом. Как ранняя заря в предвестье скором лета.

Тюльпаны на столе и слезы на ресницах. Как жаль, что на земле весна мгновенье длится.

Она так коротка, как поцелуй прощальный. И в лепестках цветка лишь след ее дыханья.

Тюльпаны на столе... Вот бы весна навеки цвела в душе моей и в каждом человеке.

46

Леонид СУРКОВ, лауреат премии им. Н. Благова

РУСЬОпять снегами золотымиЗаносит осень мой порог.В ночи за далями глухимиЦветет огней чертополох.Темно и пусто в доме сонном.Лишь вишен мокрые кустыЗатравленно и обреченноГлядят в окно из темноты.Но скрипнет дверь – и мрак отпрянет,В углах пугливо хоронясь.Она войдет, в глаза мне глянет,Как утра свет: «Бог в помощь, князь».Платок развяжет, улыбнется…О Русь! Века моих тревог!Нет, над тобой уж не взметнетсяАркан Батыевых дорог.Пожар Москвы не вспыхнет сноваВ запалах пушек той войны,Когда Европа к ВатерлооШла по мостам Березины.И все ж какая боль нам будет?Какую примешь ты беду?Тевтон ли тишь твою разбудит,Чтоб на чудском сразиться льду?Иль, может, грянет голос зычныйПод стук клюки: «Ужо я вас!»И поведет тебя опричникМосковской улицей в приказ?А, может, вновь метелью браннойДохнет в окно твое война,Чтоб всем высотам безымянным Оставить наши имена?Не дашь ответа ты, не скажешь,Что за полем впереди…Узлом судьбы моей завяжешьПлаток заветный на груди.

* * *Желтеют в окнах липы, вязы.И вот уж много дней подрядПо гулкой крыше долговязоДожди прямые семенят.Над серой Волгой птицы кружат.Сентябрь, макая тополя,Как кисть, в палитру ближней лужи,Свои рисует вензеля.С утра роман читаю старый.Под вечер время тороплю,Чтобы услышать в пять ударовУсловный стук в окно: л-ю-б-л-ю.Вчера лишь, выйдя в ночь сырую,Она сказала зло: «Не жди…»А вот сейчас я вновь целуюЕе лицо, ее дожди.Целую всплески глаз и руки,Потоп волос и плащ ее,И сердца в пять ударов стуки,Все счастье мокрое мое.

БЕЛАЯ СИРЕНЬДень уходил. Струилось летоГорячим маревом полей.Заката красные браслетыГорели на руке твоей.

Над тихой Волгой старый топольРонял с ветвей свои снега.Стриж одинокий в небе штопалИголкой черной облака.

Потом гасила ночь, как свечи,Сирени белые цветы,Чтоб в лунных брызгах твои плечиСветили мне из темноты.

Но ты ушла, в ночи белея.И, лепестков осыпав снег,Судьбы сиреневой аллеяНас развела с тобой навек.

И вот промчались годы, даты,И грустно сделались для насПоследней встречи той закатом,Что на руке твоей погас…

В ночи качает тихо осеньВоспоминаний колыбель…Сиренью белою заноситВиски мне памяти метель.

* * *Не ругайтесь и не спорьте!Я скажу один за двух:Не в удобствах и комфортеСовершенствуется дух.

Прав ли я, не прав ли в этом,Но дала мне жизнь понять:Для того, чтоб стать поэтом,Надо в ней уметь пропасть.

Где-то я читал иль слышал,Что поэтам – свой закон.Проза лишь апокриф пишет,А поэт – души канон.

И кому в смешной обидеУпрекать его за то,Что порой шесть ликов виделОн на Троице Святой.

Что не жалуясь, не каясь,Знал на все один ответ:Чтоб плодами стала завязь,Должен пасть на землю цвет…

Не ругайтесь и не спорьте,Я скажу один за двух:Не в удобствах и комфортеСовершенствуется дух.

47

* * *Добро твори незримо,Чтоб видел только Бог.Пусть мимо, мимо, мимо.Гордыня вдоль дорог.

Пусть даже и «спасибо»Не слышится в ответ.Пусть льется негасимоВ душе небесный свет.

Не от людей, – от БогаВоздастся за добро.Пари, душа высоко,Отринув серебро.

Пари в дали весеннейСредь майской красоты,И обретешь спасеньеЗа скромность доброты.

* * *Я судьбу никогда не угадывал,Жил, как дышат в лугах и в лесу.Тишиною, как будто бы ватою,Охраняя и смех, и слезу.

Для меня было главное – чувствовать,Чтобы сердце работало всласть.Если пули летели над бруствером.Я совсем не страшился пропасть.

Все, что было, – душою приемлю,Все, что будет, – готов полюбить,Как люблю я родимую землю,Где дорога моя, словно нить.

Жить, быть может, осталось немного,Знаю, камень заряжен в пращу.Всей душою я верую в Бога,У него лишь прощенья прошу.

* * *В храме зазвенят колокола,И душа воспрянет от печали.Вы, наверно, тоже замечали,Что на сердце стало меньше зла.

Что упала в волны суета,Пусть вода несет ее подальше.Пустословье приумолкло даже,И на сердце начало светать.

ПАРИ, ДУША, ВЫСОКО

Владимир Николаевич Дворянсков. Фото А. Галагозы

Владимир ДВОРЯНСКОВ родился 15 ноября 1948 года в деревне Екатери-новка Сенгилеевского района Ульяновской области.

Из автобиографии поэта: «Крутолобые холмы, овеянные легендами, синеющий лес вдалеке, размаши-

стые поля, подступающие прямо к окнам, бескрайнее небо над головой именно такой пейзаж назначено было мне увидеть, когда я пришел в этот мир. И по-тому, наверное, для меня нет ничего дороже, чем родной край. Благодаря его красоте, родились первые поэтические строки…

Годы, проведенные в нашей деревянной школе, самые светлые, потому что здесь было все впервые: первые мечты, первые стихи и первая любовь.

После восьмилетки приехал в уездный городок Сенгилей. Волжская волна плещется здесь прямо у домов. А белые пароходы пристают в самом центре.

Но больше всего меня поразило, что не только в садах, но и вдоль троту-аров на улице выстроились яблони и вишни. Мне повезло: в школе преподавал литературу и вел поэтический кружок литератор Сергей Александрович Осипов.

На первые занятия кружка пришел я один. Стихи начинающего поэта учителю понравились. И через некоторое время районная газета опублико-вала мою большую стихотворную подборку с крупным заголовком и портре-том…».

После окончания школы Владимир Дворянсков поступил на историко-филологический факультет Ульяновского педагогического института. После окончания института работал по распределению в Таджикистане. Служил в армии на Дальнем Востоке. Вернулся в Ульяновск. Здесь продолжил литера-турную деятельность. Был принят в Союз писателей СССР. В начале 80-х го-дов руководил литературным объединением «Надежда». Работал в Областной библиотеке для детей и юношества, в журнале «Мономах». В последние годы жизни занимался профессиональной литературной работой. Издал более де-сяти книг стихов и прозы. Умер 4 октября 2016 года. Похоронен на родине, в селе Екатериновка Сенгилеевского района Ульяновской области.

48

И пришел, как званый гость, покой.И растаял гнев лихой,И распри.Мы об этом не мечтали разве,О судьбе не думали такой?Высоко звенят колокола,Отгоняя беды и печали.С плеч как будто свалится гора, И легко вдруг станет, Как вначале.

* * *Жизнь промелькнет, как за окошком птица,И чтоб разладом дни не сокращать,Чтоб мирно жить, не ссориться, не злиться,Старайтесь близким чаще уступать.

Не в старости, когда придут недуги,А с юных лет душою дорожи,Когда виски не забелили вьюги,И только вышел в путь С названьем «жизнь».

* * *Как будто груз скатился с плеч,И снова льется ангельское пенье.Свет и тепло идут в сердца от свеч, –И чудо в них, и Божье озаренье.

И каждый раз стремлюсь я в Божий храм,Где нахожу и силы, и здоровье.Где по молитве вновь дается нам Все, что просили,Щедро и с любовью.

Плывет волною колокольный звон,С души снимая наши прегрешенья.Он словно невесомый, будто сон,И слышен и вблизи, и в отдаленье.

* * *Добро имеет множество врагов,Его порой наказывают строго.С ним выпадает тяжкая дорогаСреди дождей ненастных и снегов.

И все ж добро сумеет победить.Оно, как солнце, чисто и высоко.Все потому, что нам дано от Бога,Чтоб праведно на этом свете жить.

* * *Потухнет свет в невидящих глазах,И этот миг для близких будет страшен.И Божий суд свершится в небесахНе по мирским законам, не по нашим.

А будет суд воистину высок.Он в мелочах ненужных не утонет.В твои глаза на миг заглянет Бог,И вот – вся жизнь твоя, как на ладони.

* * *Живем в ожиданьи сверкающих весен,Цветущих садов соловьев на заре.У Бога молитвами милости просим,Склоняя главу,Что уже в серебре.

А нынешний день представляется серым,В котором нельзя красоту разглядеть.Всю жизнь проживаем с надеждой и верой,Что счастьем удастся нам всем завладеть.

Но зряшны бывают стремлений потуги.Жар-птица опять уплывает из рук.Но мы все же тянем просящие руки:А вдруг все ж поймаем ее мы…А вдруг.

И так в ожидании годы проходят,И дни улетают, как птицы на юг.И кажется, вовсе не жили мы, вроде,Хоть там впереди уж смыкается круг.

…А жить надо тем, что дается сегодня,И праздник, и будни встречая душой.А мы все живем, как в ночи новогодней.Смотря за окошко с надеждой большой.

* * *В хрустальной вазе на столеБукет весенний…Все чувства были на нулеОт невезений.

И день, что разгорался вновь,Казался серым.И я витал, нахмуря бровь,В далеких сферах.

Чтоб позабыть хотя б на часИль на минуту, Печаль, что в сердце разлилась,Лихую смуту.

Не выходило ничегоИз той затеи.Увяз в печали с головойНа самом деле.

В душе усталой стало вдруг светлей,Пришло спасенье:В хрустальной вазе на столеБукет весенний.

Владимир Дворянсков с сыном

49

ПОСЛЕДНИЙ ОСЕННИЙ БУКЕТ

Последний осенний букет,Он ярок,Но все же застенчив.Он аурой доброй увенчанИ дарит лишь радость и свет.

И словно твердит мне: «Не смейДушой предаваться гордыне».И сердце средь горя не стынетОт этих последних космей.

И как-то совсем невзначай,Он вдруг мне напомнит о лете.…Но памяти крепкие сетиОпять притащили печаль.

И как мне забыть о тебе,О нашем с тобой расставанье,Все больше к тебе расстоянье,И праздников меньше в судьбе.

Последний, осенний букет.Как бабочек крылья, – космеи.Хоть дождики ветер резвее,Но в сердце не вечер, –Рассвет.

* * *Жизнь мимолетна, словно краткий сон,Когда ручьи звенят в ночи весенней.Поэтому подумай о спасеньеСредь смуты раскричавшихся ворон.

Держись подальше от людского зла,Не рассуждай о зверствах в этом мире.Они на сердце лягут словно гири,И сдавят горло посильней узла.

Не стой, как крепость на своем.Не будь рабом упрямой воли.Приносим мы немало болиТому, С кем рядом мы живем.

Упрямство порождает гнев,Что разрушительно греховен,Стань кротким…Словно онемев,Молчи,Иль будь немногословен.

* * *Как будто фонари роняют снег,Он лишь под ними различим и виден.А в темноте – он молчалив и скрытен, Как будто бы его и вовсе нет.

Лишь чувствуешь, как тает на лице,Да тяжелит воздушные ресницы.Но нет его владениям границы,Скрипит повсюду: в поле, на крыльце.

В лесу безмолвном и среди дорог,На тропке всякой, коль по ней проходишь,Снег сыплется. А при такой погодеНет на душе ни скорби,Ни тревог.

* * *И вновь разлиты за окошком сумерки,И вновь на сердце скопище тревог.И нету в жизни никакой изюминки,Струится дней безрадостный поток.

Да и когда же это все закончится,Когда воскреснут над землей лучи?И в эту темень мне услышать хочется,Как у берез звенят, звенят ключи.

Умоюсь я сейчас святой водицею,И полегчает сразу на душе.Чтоб дом вдруг стал веселою светлицею,И птицы встрепенулись на меже.

* * *Тропка, словно бы стежокПо заснеженному лугу.Вновь посыпался снежок:Туча двинулась по кругу.

Снег не падает,Висит:Вероятно, легче пуха…Все притихнулоИ спит:Нет ни шороха, Ни звука.

А на сердце чистота,Словно ты совсем безгрешен.Дым из печки без следаТает,Легок и неспешен.

Словно праздник для души, –Хорошо-то, Боже Святый!Снег пушистый, легкий, падай,Беды все запороши.

Владимир Дворянсков

50

Чтоб нежданно.Вновь,ОпятьВозвратилась радость к людуСловно Божья благодать –Этот снег, что вьется всюду.

* * *Не бывает прекрасней природы,Чем весной, когда светится май.Зелень сада и синь небосвода, –И цветы на лугу…Это рай.

По ночам соловьиные трели, –Как симфония первой любви.И поверишь, во что ты не верил,И огонь разгорится в крови.

Тяжкий грех – не вылазить из дома,Коль такая настала пора.На крыльцо выходите с подъема,С ранней зорькой рассветной,С утра.

Чтоб успеть надышаться, напитьсяАроматов цветущей земли.Чтоб душою парить, словно птица,Что порхает над полем вдали.

Хоть какое тяжелое бремяНи лежало у вас на плечах.В эту пору,В прекрасное времяВсе расплавится в майских лучах.

* * *Укрой меня,Весенняя волнаБерезового шума, птичьих песен.А где обрыв над речкою отвесен,Пускай поет хрустальная струна.Я все весной приемлю и люблю,Хоть каждый путь окован гололедом,Хоть дом родной под синим небосводом Стоит в воде на зависть кораблю.

Лишь больно видеть, как дрожат грачи, Что с юга прилетели слишком рано –Вон струйкою рассветного тумана До неба дым восходит из печи.

А дни идут, как в небе облака. Задумчиво идут, неторопливо, Как санный путь, что пролегает криво По полю, где скукожилась река.Накрой меня, весенняя волна, Чтоб я сумел ото всего забыться. Пусть на скворечнях распевают птицы, Да роща шепчет, солнышком полна.

«Впервые Владимир Дворянсков зашел ко мне еще совсем неоперенным студентом-первокурсни-ком в полном цвету безза-щитной деревенской за-стенчивости.

– Из деревни?– Да, из Сенгилеевско-

го района.И тут я вспомнил, как

года за два перед этим в од-ном из обычных разгово-ров на литературные темы сенгилеевский учитель и

поэт Сергей Осипов как-то сказал:– Вот у нас в школе учится мальчишка – этот, я

уверен, будет поэтом!– Володя Дворянсков? – спросил другой сенгиле-

евский поэт Михаил Небыков. – Он уже сейчас пишет лучше многих.

Листая тетрадь Владимира Дворянскова, легко было понять, почему его учителя, старые солдаты, хватившие фронтового лиха, перечитавшие сотни стихотворных сборников и сами написавшие не-мало, говорили о нем с какой-то воплощающейся на глазах надеждой, нацеленной на далекое и большое.

В тетради были собраны стихи, многие из кото-рых впоследствии печатались в книгах без заметных поправок, многие разлетелись основообразующими строками по другим стихотворениям, многие раз-

рослись в циклы новых произведений. В сборниках Дворянскова нет чужеродных стихов, все они как бы развились из первой тетради, из первых впечатлений, где-то отбросив напрасное, где-то обогатившись но-выми живыми побегами.

Но что особенно поразило первых учителей Вла-димира Дворянскова – это высокие нравственные ка-чества его поэзии, глубокое понимание судьбы фрон-тового отцовского поколения. Не случайно на недав-нем пленуме правления Московской писательской организации о Владимире Дворянскове и других мо-лодых поэтах, пришедших в нашу литературу вместе с ним, было сказано: «Самое молодое поколение по-этов свободно, к счастью, от болезни беспамятства». Потому и возникают строки о дожде:

На дорогу, на тропу ли,Где воды. Как в борозде,Лягут капли, словно пули,Белой трассой по воде.Обожгут внезапным светом,Брызнут капли чьих-то слезНа лицо мне рикошетом,Рикошетом от берез.

Лирическое мастерство Владимира Дворянско-ва вытекает из традиций русского народного стиха. Здесь он чувствует себя полновластно. И что особен-но радует – никогда не оступается с той дороги, ко-торую сам он выбрал для себя и прокладывает ее от родной избы, родного села в большой мир людей».

Николай Благов о Владимире Дворянскове

Фотографии из семейного архива

51

Он широко известен читателям и как прозаик. В 1982 году в «Ульяновской правде» появилась его первая прозаическая публикация – рассказ «Послед-ний рейс». С тех пор на страницах местной печати все чаще стали появляться не только рассказы, но и очерки и статьи Дворянскова. Тематика последних ширится с годами: это и воспоминания о земляках и о городе юности – Сенгилее, это и зарисовки приро-ды и взволнованные статьи о бережном отношении к «драгоценной росписи русских слов».

Писатель с тревогой размышляет о бездуховно-сти, заразившей души. Выступает в защиту лирики, ка-чественных текстов современных песен. Немало ста-тей о чтении, библиотеках, рецензий на новые книги.

Публицистика В. Дворянскова говорит о нем как о человеке, интересы которого теснейшим образом связаны с жизнью его народа.

Но подлинная известность к Дворянскову-проза-ику пришла с выходом его художественных и научно-популярных книг.

Проза В. Дворянскова органично связана с его поэзией. Он затрагивает в ней те же близкие и важ-ные для него темы и проблемы: единение с приро-

дой, стремление к высоким нравственным идеалам и эстетическим ценностям, необходимость неустанно-го роста души, преодоление равнодушия и уныния. И самое главное: поэт и в своей прозе сохраняет свой-ственное ему поэтическое видение мира. Это и при-дает его прозе высокую художественность. «Его проза не менее благоуханна, чем его поэзия», – так сказал о Дворянскове его первый учитель, поэт Сергей Осипов.

О творчестве Владимира Дворянскова

Поэзия Владимира Дворянскова чиста и про-зрачна, как песня скворца на заре. Вместе с тем она умна, интеллектуальна, воспевает не только красоту средневолжской природы, но и обращается к дере-венской теме, со всеми ее злободневными проблема-ми. Хрестоматийное стихотворение о войне «Не ды-мятся дали, пыль черна от слез» гениально, я считаю,

что его необходимо включить в школьную програм-му по литературе.

Яркий представитель «тихой лирики», он умел заметить и поддержать искру таланта поэтов совсем другого направления и стиля. К нему обращались многие литераторы с просьбой прочесть и оценить их рукописи, и Владимир Дворянсков внимательно читал присланные стихи, а потом писал рецензии и отзывы.

Владимир Николаевич очень добросовестно и серьёзно работал с молодёжью, умел найти «изюмин-ку» в творчестве любого поэта, деликатно и ненавяз-чиво отметить недостатки и вдохновить на новые творческие дерзания. Именно Владимир Николаевич дал мне рекомендацию сначала в Союз журналистов, а позднее в Союз писателей России.

Поэзия Владимира Дворянскова и сегодня нахо-дит отклик в душах читателей.

Александр ЛАЙКОВ, лауреат международной поэтической премии

«Душа добру открыла двери»,поэтической премии имени Николая Благова

«КАК ПЕСНЯ СКВОРЦА НА ЗАРЕ…»

О Владимире Дворянскове у меня сохранились самые добрые и сер-дечные воспоминания. Мы общались с ним, когда он работал литкон-сультантом в «Ульяновской правде», руководил литобъединением «На-дежда» и позднее, когда уже будучи больным, приносил свои стихи в городскую газету «Ульяновск сегодня». Это один из самых талантливых поэтов Симбирского края.

По характеру своего дарования В. Дворянсков преимущественно поэт, поэт-лирик. Но он никогда не ограничивал себя только лишь по-этической формой.

Владимир Дворянсков. Встречи с читателями

52

У нас дом как дом. Как все крупноблочные. И нравится он мне лишь тем, что окна его выхо-дят в школьный сад, где множе-ство деревьев: от русской север-ной рябины до изнеженной при-хотливой гостьи – белой акации.

Сад прекрасен всегда. И весной, когда почти поминутно можно наблюдать, как распуска-ются листья на березах. Снача-ла легкая светло-зеленая дымка окутывает верхние ветки. Потом опускается ниже. И вот уже заше-лестят, зазвучат говорливые ли-сточки. Хорошо здесь и осенью: столько оттенков золотого и алого! Зимой среди деревьев вы-растают сугробы, высокие и пу-шистые. А летняя прохлада при-манивает под узорчатую тень и стариков и детей. В общем, этот пейзаж в оконной раме – моя самая любимая картина. И она многие годы почти не менялась. И вдруг в начале нынешней весны на одну из самых высоких берез прилетели две сороки. Поси-дели. Осмотрелись. Глянули вниз. И одна спустилась на землю, где лежал сломанный тонкий прут. И схва-тив клювом, чтоб соблюсти равновесие, за середину, затащила его на одну из веток.

И тут началось. Забурлила, закипела работа. Пти-цы, обгоняя друг друга, пикировали на землю к уви-денной сломанной засохшей ветке, хватали ее и нес-ли наверх. И не бросали, как попало, а аккуратно и ста-рательно укладывали. Это только со стороны может показаться, что гнездо бес-форменное. На самом деле это сложное архитектурное сооружение. Здесь необхо-димо соблюсти множество условий. Во-первых, оно должно быть более-менее безопасным, чтобы хищни-ки не могли добраться до малых птенчат – особенно вездесущие полазучие кош-ки. Для этого нужна боль-шая высота и маскировка. Хотя, как ни маскируй, до первых листьев гнездо все равно бросается в глаза. Но когда развернется и зашелестит листва, то порой невозможно определить его местонахождение. Во-вторых, оно должно быть максимально удобным. И для родителей и, в первую очередь, для птенцов. Что-бы жилось им как в настоящей колыбели. Чтоб ветра, раскачивая ветки, баюкали малышей, чтоб им было уютно и тепло.

Конечно, с помощью палок и прутьев удобно

устроиться не так-то просто. Но птицы стараются изо всех сил. Для постели принесут самой мягкой и сухой травы, а потом еще сверху пухом устелят. Уви-дишь – завидки возьмут.

Основную работу птицы завершили за два дня. На голых ветках березы появился акку-ратный шар, ловко мастерски сооруженный из бросового под-собного материала.

Но это было лишь начало: остов, стены… Еще две недели птицы достраивали свой дом.

Почти с первых дней пти-цам не везло. Строили гнездо, стояло ведро. Солнышко при-гревало щедро, по-весеннему. И поэтому на душе было хорошо и спокойно. Но не успели до кон-ца завершить строительство, как налетела непогода. И не кра-

тковременная, случайная, пролетная, когда до обеда сумеречь, а потом до закатной зари беспрестанно – солнце.

Местность заполонило затяжное ненастье. Ка-жется, такого и зимой не видали: снег, дождь, туман. Все вперемешку. Но полшага не видать. И эта муть, слякоть не приносили радости ни людям, ни птицам. После полудня к тому же поднялся штормовой ветер. Бил в грудь, не давал идти. Со всего размаха швырял весенний, оплавившийся снег, словно колол глаза мелкими стекляшками.

А когда я взглянул на сад, сердце екнуло. Ветер раскачивал березы так раз-машисто, широко, что они кланялись в пояс. На гнездо боязно было смотреть.

Возможно, птицы до-пустили строительный просчет (на слишком тон-ком дереве соорудили свое жилище). Но береза, види-мо, сознавала свою ответ-ственность перед птицами, прижимала гнездо креп-ко-крепко к своей груди гибкими ветвями. И все же в гнезде оставаться было небезопасно. И белобокая

парочка покинула дом, но улетела недалеко, а сидела рядышком, на соседнем дереве, крепко вцепившись в пружинящие ветки.

Ветер не утихал почти до вечера. И лишь перед самыми сумерками внезапно сник, сложил крылья.

Но беда одна не приходит…На другой день проснулся я довольно поздно. И

первым делом – к окну: как там мои птахи? Глянул –

Владимир ДВОРЯНСКОВ

ГНЕЗДО

53

и не поверил глазам: вместо белобоких, длиннохво-стых птиц по гнезду хозяевами расхаживали большие серые вороны. Я потер веки: может, это у меня спро-сонок такое? Но нет – никакого зрительного обмана. На самом деле, гнездо захватили вороны. А настоя-щие хозяева притулились, как совершенно посторон-ние, на соседней липе. И возмущенно стрекотали, ви-димо, стыдя захватчиц и взывая к их совести. Но те – ноль внимания, лишь искоса и строго посматривали на обескураженных птиц, мол как бы не решились на какой-нибудь безрас-судный поступок. Одна ворона периодически об-хаживала гнездо вдоль и поперек. Другая забралась вовнутрь, нагло хозяйни-чая там. Сороки кричали, возмущались, звали на по-мощь. И было это очень похоже на людские отно-шения, где простой небо-гатый человек бесправен, как эти бедные сороки. И чувствовалось, что они го-товы на отчаянные меры. Сороки перелетели на бе-резу и стали прыгать с ветки на ветку, поднимаясь к гнезду. Это заметила верхняя ворона и приготовилась к нападению, подняв клюв безжалостный и крепкий, как долото. И тут сороки спикировали на захватчицу. Но та не очень-то испугалась, лишь повела в их сто-рону головой. Сороки не унимались, с каждым разом все смелее и смелее набрасываясь на серую обидчицу. И та, в конце концов, не выдержала напора и сдела-ла вид, что потеряла интерес к чужому жилищу. Да и впрямь? Зачем ей гнездо? Во-первых, шумно: внизу шмыгают туда-сюда машины. Во-вторых, небезопас-но: додумались глупые птицы устроить себе дом в школьном дворе, который прямо кишит мальчишка-ми-хулиганами… Ворона взмахнула тяжелыми кры-льями и, не торопясь, улетела.

Сороки обрадовались, оживились. Теперь оста-лось вытурить вторую захватчицу, что оставалась в гнезде. Та оказалась более упорной и настырной. К тому же гнездо ей, видимо, приглянулось. И она стала активно защищать захваченную территорию. Спаса-ясь от ее клюва, сороки отступили, им пришлось спу-ститься на нижние ветки и снизу возмущаться веро-ломством серой разбойницы. Страсти накалялись. И сороки, не помня себя от возмущения, снова забира-лись выше и выше, приближаясь к вороне. Та от нати-ска отпрянула. Здесь сороки и вовсе расхрабрились и стали щипать плутовку за крылья. И серая захват-чица сдалась. От греха подальше ретировалась. По-сле схватки прошло два дня. Утром выглянул в окно: у нашего дома, возле подъезда разгуливает ворона. Та ли это? Вдруг от гнезда спикировали на ближайшую березу знакомые сороки. И стали, не спуская глаз, сле-дить за передвижением серой птицы». Значит, это та самая», – утвердился я в своей догадке. Сороки при-метили ее издалека. И, видимо, в целях пущей без-опасности решил в случае чего дать отпор на дальних подступах к гнезду. Ворона чувствовала, что за ней на-блюдают, но не подавала виду. И подчеркнуто демон-стрировала, что увлечена поиском среди подтаявше-

го снега чего-нибудь съестного. Она явно оторопела от такой сорочьей решимости. К тому же была одна. А двое на одного, – всегда в выигрыше. Сделавшись тише воды, ниже травы, она бочком, бочком стала удаляться. А потом и вовсе улетела. И назревавший конфликт благополучно разрешился. А вообще-то сороки – тоже небезгрешные. Не божьи одуванчики. И все же они симпатичные птицы. Знаю еще с дере-венского детства. Сколько в них озорства, веселости, птичьего обаяния. Жалко лишь, что с каждым годом

их становится все меньше. И нечасто встретишь сей-час сорок не только в горо-де, но и в деревне.

У русского народа со-рока не на плохом счету. Во всяком случае, она – один из персонажей детских пе-сенок – игр.

Сорока-белобокаКашку варила,Деток кормила:Этому дала, Этому дала,А этому не досталось…О нелюбимой птице

народ не стал бы сочинять песенку…Птица эта очень полезна, потому что активно

уничтожает огородных вредителей, даже не брезгует колорадским жуком… Птицы принимаются за строи-тельство гнезда довольно рано – в начале марта. Вы-бирают высокие деревья. Высота гнезда колеблется от 2,5 до 18 метров. Вот как говорится о сорочьем гнезде в одной научной книге:

«В южных районах в конце марта, в начале апре-ля, в северных – в мае появляются яйца. В кладке бы-вает от 3-х до 9-ти яиц… Голубовато-зеленой окраски с буроватыми крапинками. Насиживает самка в тече-ние 17 - 20 дней. Самец, находясь поблизости, кормит ее от 3-х до 7-ми раз в час, охраняет гнездо, криком предупреждает об опасности. В первые дни после вылупления птенцов самка согревает их, находясь в гнезде. Подросших птенцов кормят оба родителя. Птенцы находятся в гнезде около четырех недель… В средней полосе России птенцы появляются в мае, в первой половине июня встречаются выводки».

До этого моим знакомым сорокам далековато. Тем более в умной книжке ничего не говорится, как быть, когда вместо весеннего тепла, ласкового солн-ца, вдруг налетит такая пурга, что свету вольного не видно. И когда снежный ветер бьет прямо меж проду-ваемых решетчатых стенок гнезда. И никуда от этой жуткой неурочной стихии не деться. У меня даже по этому поводу сложились стихи.

Апрель не за горами.Широк вдали простор.Но в застекленной рамеОт инея-узор.И ночь чернее сажи,И бьет от стужи дрожь.Ну что на это скажешь? –Руками разведешь.…Снова сквозной ветер сгибал вершину березок

так резко, что становилось страшно за птичье гнездо. Птицам было слышно, как оно, ходя ходуном, стонет

54

и скрипит. Они сидели внутри, пришипившись, с ужа-сом ожидая, что с минуты на минуту дом развалится. С другой стороны сороки были уверены в его проч-ности, ведь делали на совесть, для себя. Стихя не уни-малась. Прохожие громко и раздраженно возмуща-лись: «Вот погодка в феврале…».

Но природа живет по закону равновесия. Потому-то зима и отыгривается в весенние дни.

Пурга металась и ночь, и день. Лишь к вечеру сле-дующих суток немного приутихла. Гнездо стало темнее. А может, в этом был виноват снег, который лежал сверху, на крыше, и оттенял черноту.

Я обрадовался, что по-года улучшилась. И успо-коился за сорок: бедные, сколько они натерпелись. Наконец-то, видимо, окон-чательно морозы и мете-ли отступили. Солнце по утрам, выглянув из-за леса, начинало светить в пол-ный накал, ни на минуту не отзанавешиваясь тучками. И все вокруг было этому радо. Сороки весело стре-котали, словно говорили друг другу, что при такой благодати можно и птенцов высиживать.

Для меня эти птицы стали родными. Я их уже различал: сорока летала медленней и плавней. Ее спутник – энергичнее, раз-машистее. Птицы поднима-ли настроение, в тяжелые минуты лечили душу. Пона-блюдаешь за их деловой су-етой и забываешь о заботах и неурядицах нашей жизни. Как все же хорошо, что сви-ли они гнездо почти перед самыми окнами.

И я по-писательски размечтался. Как это пре-красно быть очевидцем важных событий птичьей жизни: наблюдать, как они высиживают птенцов, не оставляя гнездо ни на мину-ту без тепла, как из скорлупы появятся сорочата, как родители беспрестанно будут кормить их гусеница-ми и жучками… А самый первый полет… Да это просто неповторимое зрелище! Последние три дня сороки почти не было видно. Она не покидала гнезда. И ее спутник то и дело приносил ей в клюве корм. Это оз-начало, что сорока начала высиживать птенцов. Ну и слава богу! Скоро появятся веселые белобокие детки.

…В тот день из дома я ушел рано, даже не успел взглянуть на гнездо и сказать, как всегда: «Доброе

утро, сороки!» Вернулся к обеду. Навстречу – расстро-енные домашние:

– Березу спилили…– Какую березу?!– Да где сорочье гнездо было…Я ничего не понимал. И кинулся к окну. Смотрел

и не верил тому, что случилось. Березы, на вершине которой, где покачивалось от ветра, словно детская колыбель, гнездо, не было. Она была варварски спиле-на. Я сдерживался, но слезы проступили сами собой. Бедные вы мои птицы! За что с вами так расправи-лись? Чем вы им помеша-ли? Почему живет в людях слепая страсть к разруше-нию?

Сколько вы перетер-пели с гнездом, все силы клали, чтоб построить его, не однажды страдали от метельных ветров, храбро защищали его от крылатых захватчиков… А от лихих людей защитить не сумели. Я выбежал на улицу. И пря-мо к искалеченной березе. По стволу стекал светлый, как слезинка, весенний сок. И на земле образовалась целая лужица. Береза пла-кала…

Рядом были разбро-саны прутья, остатки от гнезда – теплого живого комочка. Справа – растоп-тана, вдавлена в проснув-шуюся землю скорлупа. Я непроизвольно погрозил кулаком в пространство тем, кто совершил это пре-ступление. Тем злоумыш-ленникам, которые ночью забрались на березу. Прав-да, лезть на самую вершину струхнули: кабы не сверз-нуться, не ушибиться. И потому спилили верхнюю часть ствола. И он рухнул вместе с гнездом и с буду-щими птенцами.

Уверен, что эти весе-лые, озорные птицы неслу-

чайно проявили доверчивость, приблизив свое гнез-до к людям. Чтобы как-то скрасить нашу нынешнюю убогую жизнь. И их за это «отблагодарили»…

Куда делись сороки? Не знаю. Может их и убили, может, они навсегда улетели подальше от этого зло-получного места. Я их больше не видел…

Но ничего не проходит в жизни бесследно. Этот грех может аукнуться разорителям…

…Я больше не смотрю в окно, откуда был виден птичий дом.

Владимир ДВОРЯНСКОВ

* * *У разоренного гнезда,

Быть может, это дух высокий,

Душа нетронута, чиста:

Не улетают две сороки

От разоренного гнезда.

Хотя тот день казался адом,

Когда их жизнь пошла враспыл,

Живут они на крыше рядом

С березой той, где дом их был.

Живут одни, без малых деток,

С глубокой раной на душе,

Порой мелькая возле веток,

Стряхая боль на вираже.

А то средь полдня, в дебрях сада,

Засядут, громко стрекоча,

Как будто бьют из автомата

В того злодея-палача.

Фото Татьяны Мельник

55

«Когда душа парит» – так назывался урок-встреча, прошедший в шестом классе гимна-зии №30, что в Желез-нодорожном районе, и посвященный творче-ству недавно ушедшего из жизни большого по-эта-земляка Владимира Николаевича Дворян-скова. Он жил рядом с нами, не раз приходил в нашу школу, его часто можно было встретить на тропинках Виннов-ской рощи, у родника, на улицах Хрустальной и Варейкиса…

Основной целью урока было познако-миться с личной и по-этической судьбой Вла-димира Николаевича, основными темами и

образами его лирики. Кабинет литературы был красочно оформлен,

подготовлены книжная выставка, мультимедийная презентация, фонограммы. Дети нашли и выучили наизусть стихотворения, в которых упоминался об-раз, наиболее часто встречающийся у В. Дворянскова – образ птицы.

Занятие началось со вступительного слова учи-теля, в котором он процитировал отзывы известных людей о поэте, рассказал о его жизни и творческом пути, о впечатлениях от личных встреч с ним.

Переходя к основной части урока, педагог отме-тил, что у разных поэтов из произведения в произве-дение кочуют одни и те же образы; если, к примеру, у Николая Благова это образ дома, то у Владимира Дво-рянскова – образ птицы:

Затоскую опять без причины...Почему так случается вдруг,Если ветер качает вершиныИ теряет снежинки вокруг. Иль в окно одинокая птица Постучится и глянет в глаза. Почему мне подолгу не спится, Коль она улетит в небеса…После этих строк учитель обратился к ребятам с

просьбой прочитать стихотворения поэта, в которых встречаются упоминания о птицах. На фоне записи голосов пернатых звучали следующие стихи:

Кончен день. И месяц тает,И темнее небосклон.А кукушка все считает,Сколько выросло копен…(«Сенокос»)Лишь тяжелы средь солнца и лазуриНамокшие деревья и трава.Да черный коршунВ час своей охотыТак грозно зависает у села…(«Взгляну с горы – и вот как на ладони...»)И летит, летит косяк гусиный,Над селом, над домом, где я рос. Не зови их, не удержишь — где там, Уронили перышки на луг. Этих перьев хватит всем поэтам, Что живут на триста верст вокруг…(«Как задетый срубленной лесиной...»)…Вновь мальчишкой на рассветеСлышу песню снегиря.И на снег,Что чист и светел,Льется алая заря. И горят с утра ворчливо Отсыревшие дрова, И друзья еще все живы. Даже бабушка – Жива.(«Вот опять сквозь дни и годы…»)Синица под ветромПродрогла.Забилась в тепло,За карниз.И ветка рябиныНамокла.Тяжелая,Свесилась вниз…(«Синица под ветром продрогла…»)И слышал я на сеновале.Как соловьи, прервав покой,Над речкой песню запевали,Сперва – один, потом – другой. И даль открылась – нараспашку. И пахнет в кружке молоко То медуницей, то ромашкой, То одуванчиком, то кашкой – Что разбежались далеко…(«Утро»)

Владимир ПЕТРОВ

«КОГДА ДУША ПАРИТ»

Владимир Дворянсков возле гимназии №30. г. Ульяновск

Урок ведет учитель Владимир Петров

56

Когда расцветает над речкою пижма,И берег от солнечных брызг золотой,На тусклом рассвете отчетливо слышно,Как лето уходит за взгорок крутой. Туда, где висит журавлиная стрелка И, путь указуя, Дрожит в небесах…(«Когда расцветает над речкою пижма…»)И сманит от дома дорога,За дальний увал уводя.Стрекочет и скачет сорока,По белому снегу следя…(«Отъезд из дома»)Скажите,Как узнали птицы,Что прилетать уже пора? Откуда знать им в дальних странах, Что солнце стало горячей, Что возле речки на полянах Струится мартовский ручей?Себя догадкою потешу,Что это дятелЗа моряОтбил им срочную депешуВ последних числах февраля…(«Весна»)Мотор вдали стучит все глуше.И пароход, тревожа гладь,Подходит к пристани Криуши.До отчих мест – рукой подать. Где на ветру под небом вешним Бегут поля во все концы, Где новоселья по скворешням Справляют первые скворцы…(«Вновь в сердце радость зазвучала…»)Но теперь эта даль от метелей слепа,От метелей все дали – седые. Не услышит никто – хоть кричи, не кричи... Но дождусь я, Когда сквозь метели, На рассвете увидев, как вьются грачи, Кто-то крикнет: «Грачи прилетели!»(«Не услышит никто – хоть кричи, не кричи…»)Много размышлений и откликов вызвали следу-

ющие строки:И скрипнут сени мерзлой половицей,И тополя прижмутся потесней,Гнездо в ветвях, покинутое птицей, –Нет ничего печальней и грустней…(«И скрипнут сени мерзлой половицей…»)Одни дети предполагали, что Владимир Дворян-

сков здесь говорит о доме, опустевшем после того, как мужчины ушли на войну, другие – о брошенных избах, пустеющих в деревеньках, третьи – о том, как города поглощают деревенскую молодежь.

Разговор незаметно перешел к первичному по-ниманию терминов «образ-символ», «сквозные обра-зы в произведениях», «литературные традиции».

Русская литература корнями уходит в устное на-родное творчество, и потому нельзя было не остано-виться на пословицах и поговорках, которые дети выписали при подготовке к уроку: «Птицу знать по перьям, сокола по полету», «Высоко летишь, где-то сядешь», «Глупа та птица, которой гнездо свое не

мило», «На чужой сторонушке рад своей воронушке», «Счастье – вольная пташка: где захотела, там и села», «На кукушкиных яйцах цыплят не выведешь», «От ху-дой курицы худые яйца». Ребята отгадывали загадки: «Рук нет, а строить умеет», «На шесте дворец, во двор-це певец», «Верст не считал, по дорогам не ездил, а за морем бывал», «Не король, а в короне, не гусар, а при шпорах», «Начальник не велик, а долго спать не велит», «Живет в лесу, ухает как разбойник, люди его боятся, а он людей боится». Есть народные приметы, связанные с птицами: «Домашняя птица ощипывает-ся к ненастью, а вольная – к ведру», «Если пташка ку-пается в пыли – жди дождя», «Птицы вьют гнезда на солнечной стороне – к холодному лету», «Птица хох-лится – к непогоде» и другие.

В литературе образ птицы широко распростра-нен и приобрел дополнительную роль, передавая ощущение окружающей природы, показывая настро-ение лирических героев:

Сижу за решеткой в темнице сырой.Вскормленный в неволе орел молодой…

(А.С. Пушкин)Ласточки пропали,А вчера зарейВсе грачи леталиДа, как сеть, мелькалиВон над той горой.С вечера все спится,На дворе темно.Лист сухой валится,Ночью ветер злитсяДа стучит в окно.

(А.А. Фет)Проснулся: в широкие щели сараяГлядятся веселого солнца лучи.Воркует голубка; над крышей летал,Кричат молодые грачи;Летит и другая какая-то птица –По тени узнал я ворону как раз…

(Н.А. Некрасов)Так же, как и многие русские поэты, Владимир

Дворянсков часто обращался к образу птицы, потому что птица – это образ высокого, светлого, солнечно-го, то есть того, без чего не существует поэтическое восприятие мира, все живое «ближайшая в мире род-ня»:

В.Н. Дворянсков с учителями-филологами гимназии

57

…Но гляжу в темноту небосвода,Словно тоже собрался в полет.Или вправду:И птицы, и звери,И деревья вдали – для меняНет, не просто – «в какой-то там мере», –А ближайшая в миреРодня.В конце урока ребята ответили на вопрос учите-

ля, каким им теперь представляется наш поэт-земляк Владимир Дворянсков?

Ответов было много: возвышенным, мудрым, любящим свой край и людей, чутким, поэт учит нас видеть красивое, бережно относиться к тому, что нас окружает…

На предложение прочитать свои стихи первой откликнулась З. Амалия – она написала стихи о жи-вотных. Даша К. попыталась изложить свои мысли о доброте:

Добрый поступок будит в людях уверенность – Чувство, которое греет в душе.Знают все с детства: добро – это радость, И ожидают ту радость все-все.

Добрых людей есть на свете немало, Каждый из нас может радость нести;В горе, беде ведь бывает не страшноС тем, кто способен беду отвести.

Встретить непросто теперь бескорыстных,Молча творящих добро от души – Будем, друзья, мы в сердцах благородны, Добрым, отзывчивым счастливо жить!

Знакомство с творчеством поэта Владимира Дво-рянскова пробудило в юных слушателях чувства до-брые и желание читать и писать стихи.

В редакции. За рабочим столом

Фотографии из семейного архива

За книгой На заседании литературного объединения «Надежда»

В родных местах

58

* * *Постели мне постельЗа туманной рекой,Где поет коростель,Где блаженный покой.Ты венок мне сплетиИз душистой травы,И со мной пропадиВ вышине синевы.

Постели мне постельЗа стеною лесов;Скроет листьев пастельОт мирских голосов.Растерзай, задушиМой телесный дурман,Все возьми, лишь душиЯ тебе не отдам.

* * *Осенний желтый лист лица коснулся взглядомСквозь тишину портьер и акварель дождя.А солнца луч со мною будет рядом,В заплаканную серость проходя.Сегодня чувства в сундуки не прячуИ пусть нескладных слов наговорю:Я – дождь, а ты – тот луч и это что-то значит,Я за тебя – тебя благодарю.

Осенний желтый лист – прошедшая страница…А может, это лист прошедшего меня?Никчемной суетой не насладитьсяУ прогоревшего огня.Пусть желтою хандрою листопадаОтзеленев, по осени горю;Касаясь вновь твоих колен, моя награда,Я за тебя тебя благодарю.

ЗАКРУЖИЛА…Закружила хоровод осень пьяная,Зажелтила, забросала листвой.Поплывет под утро дымка туманнаяНад бедовою моей головой.Я давно уже такого не видывал,Или раньше был я мыслями прост,В костерок когда листочки подкидывал…Ну, а пепел – ветер в сумерки нес.

Побродяжничал по жизни я досыта,И любил, и ненавидел подчас;Что-то делал, не подумавши, просто так,По отмеренному резал семь раз.Но тянуло на поляну забытую,И на речку, где удил окуней,И к скворечнику, на бане прибитому…Ничего на свете нету родней.

Пусть давно уже в серебряных вышивкахРазвевается вихор головы,И душою поселился на выселках, И все чаще грусть приходит, увы...Понесется звонким эхом, покатитсяПо есенинским просторам мой крик!Нынче осень в своем желтеньком платьицеПодарила мне свой сказочный миг.

НАСТРОЕНИЕТвое платье синее с белыми цветочками,Завитки воздушные, хрупкая ладонь…Веришь? – ты красивая, это знаю точно я,Разожгла в моей душе трепетный огонь.

Ни к чему, наверное, говорить подобное,Волшебство красивых фраз в след тебе твердят.Не придумать, верно, мне нежное и томное,Чтоб поймать хотя бы раз благодарный взгляд.

Что за настроение? Запятые с точкамиПутаю в тетрадке я, думая о ней.Твое платье синее, с белыми цветочками…Знаешь, ты красивая, нет тебя милей.

Сергей КОЧЕТКОВ, автор-исполнитель. Член Российского союза профес-сиональных литераторов с 2001 года. Член КСП г. Ульяновска. Писать стихи, играть на гитаре, сочинять песни начал в 14 лет. Много выступает на раз-личных площадках Ульяновска и области. Гастролировал в Германии, Москве, Санкт-Петербурге. Неоднократный лауреат различных песенных конкурсов г. Ульяновска и области. Печатался в различных литературных сборниках и изданиях г. Ульяновска.

Выпустил три альбома собственных песен: «Облака», «Я тебе пропою», «Что искал».

И РАСПАХНЁТ ОКНО ДУША

59

«ЕСЛИ СПРОСИТЕ МЕНЯ…»Если спросите меня, Где моя печаль?Я отвечу не тая –Это поля даль;В небе облаков табун,Перебор гитарных струн.

Если спросите меня,Где моя любовь?Я отвечу не тая,Что волнует кровьТолько та, чье имя на устах,Образ чей взлелеян был в мечтах.

Если спросите меня,Где моя мечта?Я отвечу не тая –Огонек костра;Первый майский дождь,И первый гром,И березка за моим окном.

Если спросите меня,Что такое Русь?Я отвечу не тая – Русских песен грусть.Это мама добрая моя,Это ты и это я.

* * *Твоя кожа пахнет медом,Волосы – травой душистой,Теплоту и нежность дарятРук твоих прикосновенья.

Красотою глаз лучистыхЛюбоваться не устану,Целовать тебя хотел быС трепетаньем днем и ночью.

Для тебя сияет солнце,Небо звезды зажигает,Твои плечи покрываетОсень желтизною листьев.

И банальных фраз созвучьяГоворю тебе сегодняС чистотой души и сердца –Боже мой! Ты так прекрасна!

Я ТЕБЕ ПРОПОЮЯ тебе пропою Эту песню свою,За окном пусть лютует зима.И на землю метель Тихо стелет постель, Серебром укрывает дома.

Догорает свеча…Мрак коснулся плеча,Покачнул тяжесть старых гардин.И в ночной тишинеПроплывет, как во сне,

Красота заоконных картин.Спи, любимая, спи, –Только добрые сныПусть приснятся тебе в эту ночь.Пусть улыбка твоя Будет лишь для меня,А печаль – пусть уносится прочь.

Я тебе пропою Эту песню свою,Посижу в темноте у окна…Мягко кружится снег,Скор у времени бег…Мягкой поступью ходит зима.

* * *Туристам, бродягам, путешественникам

Прочь отбросив печали,Он стоит у порога,Воздух утренний свежий с наслаждением пьет.И в далекие далиУбегает дорога,Вновь его, как и прежде, за собою зовет.

Шум морского прибоя,Или грома раскаты,И могучей вершины изумруд ледяной.Он не знает покояИ стремится куда-то, Восхищаясь волшебной красотою земной.

Напоенный морямиИ овеянный ветром,Скажет солнцу: «Ну, здравствуй!», – у преддверья небес.Не расскажешь словами,Не напишешь об этом,Ведь огромное счастье, что так много чудес.

Треск костра навеваетТолько добрую радость,И собою залечит всю душевную грусть.А гитара играет… И, конечно, не в тягостьТот рюкзак, что на плечи давит тяжестью – пусть! * * *Упадут под ноги звезды,Небо их подарит ночью.Облаков седые клочьяВетер унесет порочный.Прогремят под утро грозы…На небесной колесницеИз ручья воды напитьсяСолнце поспешит жар-птицей.

Распахну окно и двери,Новый день увижу скоро,Но тяжелой пыли порохМне подарит шумный город.Я не верю, нет, не верю,Что веселый луч летящий,Озарив святой образчик,Не разбудит души спящих.

60

Души жалких человечков,Что прекрасное забылиИ палитру красок смыли,Все присыпав серой пылью.Говорят, что время лечит, –Излечиться всем желаю…Я опять во сне летаю,Я летаю и мечтаю…

* * *Чтобы понять в чем истина твоя,Достаточно свое принизить Я.Ведь наше Я для нас как монумент.Возвигнут на нетленный постамент.

Чтобы узнать души безмерной суть,Быть может, стоит в церковь заглянуть,Но только свято помнить об одном,Что вера – не об пол стучаться лбом.

Чтобы узнать, как жизнь свою прожить,Достаточно всего лишь – просто жить...Когда оценишь это и поймешь,Тогда себя другого обретешь!

ИСПОВЕДЬПодари, Господь, мне прощениеЗа дурную плоть, ухищрения.И корысти злой червоточинуИ завистливой мрази вотчину.

Ты прости, что жил не по правилам,Не твоя рука мною правила.Или это лишь испытание,И твое ко мне сострадание?

Верую! Верую! Верую!Новым аршином меряя.Жизни познаю меру я.Верую! Верую! Верую!

Подари, Господь, мне любовь свою!Душу грешную ею напою.Чернь уходит пусть, не оставив след,За нее всю жизнь мне держать ответ.

Ты в ладони дай светлых капель горсть.На земле, как все, я всего лишь гость.Темным душам свет раздарить бы рад,А такая честь выше всех наград.

Верую! Верую! Верую!

ОДНАЖДЫНеумолимо время Нам прибавляет звенья...Ты оцени мгновенья, Даренные судьбой.

Кто-то тебя забудет,Кто-то желанным будет,Вместе одну большую жизнь,Кто-то пройдет с тобой.

В бытной рутине спящей,Прошлой и настоящей,Жизни, как миг летящей,Старые мысли жгут.

Где-то ночует счастье,Где-то вьюжит ненастье.За пеленой дождей-разлукГде-то кого-то ждут.

Жизни своей однаждыКнигу откроет каждый,Впишет в листок бумажныйНесколько важных фраз...

Снова капель весноюСлякоть души умоет,И распахнет окно ДушаСнова, как первый раз!

На сайте Издательского дома «Ульяновская правда» (ulpravda.ru) смотрите выпуск литературной видеогостиной, посвященный творчеству Сергея Кочеткова.

Сергей Кочетков. Фото Павла Шалагина

61

Нина МАРКГРАФ-ОРЛОВА родилась на Алтае, в селе Андроново. В юности жила в любимом городе Камышине, училась в медицинском училище. Работала медсестрой в городе Волгограде, параллельно училась заочно в Саратовском университете, после чего уехала в Москву, где окончила Литературный ин-ститут им. А.М. Горького.

Поэт, переводчик, автор детских книг. Член Союза писателей России с 1995 года. Стихи входили в такие антологии поэзии, как «Московская муза XVII – XXI», «Русская поэзия. XX век», «Вечерний альбом» и другие.

Печаталась во многих литературных журналах, таких как «Аврора», «Наш современник», «Отчий край», «Немига», «Вышгород», в альманахе «День поэзии», многих поэтических сборниках. Вышло три книги стихотворений: «Царь-сердце» (1991), «Утешение» (2007), «Птицы-летицы» (2015), а так-же две книги переводов стихотворений кумыкской поэтессы Шейит - Ханум Алишевой. Издательством «Белый город» изданы книги рассказов и повестей для детей по истории России: «Северная столица», «Цари и императоры», «Самозванцы», «Екатерина II» – всего семь книг. В московских издательствах вышли книжки стихов для малышей: «Дерево-Жираф», «Зверушки на опушке», «Пасхальный подарок детям», «День Ангела». Стихотворение «Дерево-жираф» включено в знаменитый учебник Занкова.

Книга стихов «Азбука для православных детей» неоднократно переиз-давалась издательством Сретенского монастыря. Автор-составитель книг «Мысли русских патриархов», «Мудрый сердцем», (о московском священнике о. Николае Голубцове), «Библия и Закон Божий для детей и их родителей», «Пра-вославный букварь» и других.

Лауреат премии имени святого благоверного князя Александра Невского, лауреат премии имени Сергея Нилуса, лауреат премии имени Сергея Михал-кова.

62

ОНЕГА. ПРОЩАНИЕ С ОЗЕРОМ

Николаю Коняеву Я думал о счастье больших городов,я брел по огнистому снегу,далеко на севере – всполохи льдов –Там русской Жар-птицы, там сказки гнездо –и к небу пристыла Онега.

Лижемской Губой приоткрылся залив.Я глянул на профиль ажурный.Губа-то не дура: лежит на мели,и свежую лижет снежуру!

И сала онежского нежны слои, две зимние птахи толкуют:– Как вкусно! – чив-чив!– Ну, еще бы! – кви-кви!сестрицы, посолонкуем!

Звенели ключи от подземных замков –их вытащил кто-то! Могли же ржаветь они в скважине тыщу веков!Я долго стоял у знакомых мостков,и прядали чуткие лыжи.

В железо мороза закован был склон,мне вспомнилась ручка дверная,и детским, и розовым языкомлизнула заря его – и потом…потом что бывает – ты знаешь!

АКСИНЬЯ-ОСЕНЬВойна, война…убили брата.Умерла жена.и женщина,что так его любила,лежит в степи, в солончаке могильном,бессмертником и серебром ковыльным окружена.В висках стучит и в голове, как в колоколе било: Зачем ты жизнь была, зачем все было? До хутора пешком он шел с винтовкой и армейским вещмешком, ремень совсем истерся,отяжелели ордена на гимнастерке, горела грудь от боли,будто к сердцу награды эти прикололи.

Уж виден был конек, чело отцова дома, Да ноги сами повернули к Дону – Тиха вода, прозрачная дремота,Плывет чегошник-гусь...Но кто там,как ясная и золотая осеньСтоит на берегу? Накидку сбросив,плечами пышными поводити глядит с опаской. Как знакома эта из батиста баска, и лента золотистая на кромке, поясе атласном!

Чуть дрожа,она по икры смуглые ступаетв донскую воду, и отчего-то начинает расплетаться,и вот уж вместо колоса косыволна волос начнет плескаться!Вода у мостика придет в движеньеи зарябит, и затрепещет отраженье,рябины гроздья, синьи ярких листьев россыпь –Аксиньюшки подол цветастый.

НА РЕКЕ КУЛУНДИНКЕИней сросся с ветвями старинных ракит,ели заиндевели, и решетка жемчужная у реки – В мельбе розовой гнутые ивняки –снегири в них поспели.

Лед под берегом чист, в нем застыла струя, И под гладью зеленоватой красноперую рыбу увидела я, черепицей вздымалась ее чешуя , рот открыт, глаз чернеет агатом. Здесь бывало рыбачили с братом. Вечереют снега. Лен небесный сборит, и дымы поднялись, как стремянки.Слышен кашель, подшитого валенка скрип,и сорвавшись с ветвей, падают снегирив свои снежные ямки.

В СВЕТЛИЦЕ ДНЯЗима. Вот дерево гуляет,Нам снежным яблоком сияет,И птиц мгновенные цветыКачают зимние кусты.И белый холм стоит как храм,И небосклон стал склоном снежным,И так арбузом пахнет свежим,

В СВЕТЛИЦЕ ДНЯ

63

когда заря краснеет там!День радостный! Ты как светлицаВ убранстве веток, птиц-сорок,И тень дорожкою ложитсяК нам на крылечко и порог.

ДУША КОЛОКОЛАА этот Пленник-Колокол был снят с морозной монастырской колокольни. Его связали с головы до пят,На вервие тащилии сажали в саниОдин среди снегов под небесаминесокрушим и грозен, как раскольник,гремел он: «Человече! убойся Бога!»Угрюмовозница погонял коней, и думал: вот ведь выдалась дорога! Шел рысью коренник, тянула пристяжная.Трещал мороз, трещал настил саней.И ехал колокол – куда? Теперь я знаю, что был он в ближний город переправлен, И ввергнут в огненную печьи переплавлен.

Но душа,что триста лет звала,взывала, возвещала,Я верю, что онаВ родной вернулась купол, рыдала, забившись в угол,когда главу собора усекли, оклады сняли, изрубили образаи на костре cожгли, Святые мощи вынули из раки и побросали. Аналой сломали, и на конях умчались, как мамаи.Все тихо стало. Иногда лишь лай –когда брели бродячие собаки.К весне артель строителей пришлаи кельи перестроили в бараки. Рабочие завода жили здесь.Любили ребятишкииграть у колокольни, у колонни часто слышался им колокольный звон.Они глядели вверх, вытягивая шеи,как ветви яблонек,как дети лишь умеют.Звон сыплетсяв сосновый новый сруб,на трубы фабрик,корпуса их длинные,И привитает* над широкими долинами,и возвращается под купол ввечеру.

*привитать – пребывать, обитать, проживать.

ПРЕД ИВЕРСКОЙПред Иверской стояли мы вдвоем.Сестра сказала строго: «Видишь, Анна?На щечке у Пречистой, видишь, рана?То варвар лик святой пробил копьем.

И сразу кровь из раны излилась. И стало страшно варвару и тяжко.Ведь он считал икону деревяшкой –Откуда кровь живая здесь взялась?

То было в доме женщины одной.Она икону тайно укрывалаВот варвар вышел. Мрак навис ночной.И женщина, укрывши покрывалом,

Чудесный образ к морю отнесла,На волны полные тихонько опустила,И, поклонившись, берегом пошла.А Матерь Божия ее перекрестила.

ЗВОНЗдесь колокольни нет, и колокола нет, Но слышен звон порой – скитальческий, бездомный, Над зимником –над Меловой горой,над полыньей,озерной, темной.

Но по весне, когда оттает лед,и в рамы дней, высокие и синие,весна качает воздух-мед,и умягченно, радостно зовет земля оратая: «Микула! Селянин!..»И расступается,бел камень-алатырь отодвигается –и к ней выходит пахарь – богатырь.А глаза-то у оратая –ясна сокола,а брови у оратая –черна соболя,у Микулушки-то кудри качаются,скатным жемчугом на плечи рассыпаются...

Так грезится земле. Пахать пора!Уже с бригады едут трактора.Грачи летят на свежие комки,а в небе жаркий свети жаворонки!И звон возносится,веселый и привольный,он над холмом стоит, он сам, что колокольня,сам – колокол то громкий, как набат,а то тепло плывет чуть слышный над долинами,в пыльце березовойон чуть зеленоват, А на Страстной – малиновый.

64

ПАСХА В ЛЕСУмальчику Елисею посвящается

Не хруст кустов, а звон хрустальный сейчас в лесу. Он весь пасхальный!Сочает пасоку береза,ища священный ход-надрез,И веток золотеет крестНа маковке далекой елки.У белки прибрано в светелке. Эх, Пасха красная в лесу!Я на руках кулич несу,а грудки гладкие яицпохожи на зарянок – птиц.Ласкает солнце лисьим мехом,со всех сторон несется эхо:– Давайте здесь!– Не отставайте!– Поставь кулич на пень, под елью! И ,наконец, в кружок все сели.На всех разрезали кулич,взял каждый красное яичко –вдруг птица рядом:«свирь-свире-ли!» –нас окропили капли трели!И, выпустив жука из рук,наш Елисей, как солнце весел,сказал: «Мне эта птичка – друг! Христос воскресе!»

СЧАСТЬЕОпять как яблоко ловлю,когда ты шепчешь надо мноютяжелое и наливное«Люблю!»

На этой горестной земледругого нет отдохновенья,чем лепет деток на коленяхи ласки милого во тьме.

А завтра – снова тяжкий труд,суровый день под серым небоми добыванье с потом хлеба,и очага простой уют.

КОРЗИНЫ СВЕТАИ вот уж смуглые слуги летанесут на землюкорзины света.

По лесенкам, По златым полоскам,как по оструганнымтеплым доскам.

С плетеной тары свисают гроздья:как виноград созревает воздух!

Он станет сочным,густым и пряным,с росой медвяной, чуть-чуть с тимьяном. Над садом – сладким, малиной млея,ранетом райскимв листве алея.

Июль по-древнему месяц – грозник –озона звоны,из радуг воздух!

Земля тяжела.И всяко древо,несет в себе плодоносно чрево.

65

Бывают стихи – «птицы зла», бывают – «птицы горя», «птицы победы», а стихи Нины Маркграф-Ор-ловой – всегда «птицы света и радости»: «И нет здесь темноты, и жизнь святая дышит», даже если в них зву-чат печальные или трагические мотивы. Свои чувства она выражает в поэтической форме удивительно ор-ганично, как органичны дождь, снег, солнце и другие явления природы. Ключевое слово лексикона Нины – «небо» и связанные с ним понятия и определения: птицы во всех видах; свет – «в грушевидных дольках света», «и вот уж смуглые слуги лета несут на землю корзины света», «и свет трепещущий, крылатый, нис-ходит с ласковых высот, как голубь нисходил когда-то...»; воздух – «искристым, сахарным стал воздух», «озона звоны, из радуг воздух!» Тут и нежное небо среднерусской полосы – «васильки небес», и мисти-ческое – «Медведицы небес спустили факел синий», и яркое небо Алтая – «А небо полощется, складками плещет – звезду низвергает одну за одною, а то вдруг зарницами блещет зловеще — степное, родное!» И, конечно, библейские Небеса. Читая ее стихи, я всег-да по ассоциации вспоминаю Тютчева (высшая связь тут несомненна!):

Как бы эфирною струеюПо жилам небо протекло.Стихи Нины – это подлинная христианская по-

эзия, то есть созданная верующим человеком. Давно уже ведутся споры: что такое христианская литерату-ра? На мой взгляд, она вовсе не должна быть непре-менно связана с христианской проблематикой, хотя и такие в сборнике имеются: «Чудо с лилиями», «Пасха в лесу», «Крещение», «Пред Иверской» и др. Главный ее признак – душевное единение с миром Божиим, ощущение его радостной красоты и торжества. Если у поэта, у творца это единение есть, то в его произ-ведениях даже банальные и, казалось бы, давно уже захватанные и опошленные чувства и картины начи-нают дышать яркими красками, уродняются сердцу каждого, кто прочтет такие, например, строки:

Звон колокола был похож на зовродной души – и близкой и незримой,и я увидела давно забытый кров,и дольку дали за рекой родимой.Может показаться, что Нина пишет в основном

о земном: о детях, о любви, о Родине (стихотворение «Камышин» – одно из самых лучших, из самых мне дорогих). Но все оживает, все пронизано таинствен-ным дыханием жизни, веяньем вечного божествен-ного чуда! Настоящий поэт чувствует веянье духовно-

сти, откуда бы оно ни исходило: со страниц Писания, в любви, в природе: «Остров лосится, лосятами весь колосится», «и птиц мгновенные цветы качают зим-ние кусты», «Опять как яблоко ловлю, когда ты шеп-чешь надо мною тяжелое и наливное: «Люблю!» В сти-хотворении «Зов» Нина Маркграф-Орлова мысленно уносится туда, где она родилась, душа ее словно про-щается со всем сущим – и оттого так щемяще отзыва-ются в нас печально-прекрасные слова:

А этот мальчик – как он мне знаком!В стожок улегся, разбросав сандали.И мать сидит – в платочке, с туеском –по ягоды ходили и устали.Я вижу их, как видела б душа,когда она, от тела отлетая,даль озирает, все успеть спеша,в три дня положенных.И все запоминает.Когда она в последний раз глядитна милый край, на дом под новой кровлей,всех видит и со всеми говорити плачет, и прощается с любовью.Так может воспринимать мир только настоящее

христианское сознание, так может передать свое вос-приятие мира только поэт, обладающий даром от Бога. Как гениально определил В. Жуковский: «Сие присутствие Создателя в созданье».

Нина Маркграф-Орлова виртуозно владеет сло-вом, громоздкое понятие «аллитерация» как-то не прилагается к ее стихам, тут скорее уместна легкая, светящаяся «звукопись»:

Не хруст кустов, а звон хрустальный сейчас в лесу. Он весь пасхальный!Сочает пасоку береза,ища священный ход-надрез,и веток золотеет крестна маковке далекой елки.Щедрая избыточность звукоряда, метафориче-

ское богатство – редко кто из поэтов умеет сегодня так легко расставаться со своими поэтическими со-кровищами. Как она это делает? Да так же, как птицы поют с их «свирь-свире-лями»: «Так проходит в Ка-мышине лето. (Лучшей птицей воспето оно, как поэ-том)», – тайное признание «поэт-птица» звучит здесь так естественно…

Слова – суть дела поэта. Не устаю восхищать-ся новым открытиям в ее поэзии, которые являются следствием непрестанного движения к совершенству.

Наталья ЛЯСКОВСКАЯ

ПТИЦА РУССКОГО НЕБАо стихах Нины Маркграф-Орловой

66

Ольга ДАРАНОВА, ученый секретарь Дворца книги Ульяновской областной научной библиотеки имени В.И. Ленина, заслуженный работник культуры Ульяновской области.

Родилась и живет в Ульяновске. Окончила Ульяновский государственный педагогический институт имени И.Н. Ульянова, историко-филологический факультет. С 1980 года работает в Ульяновской областной научной библио-теке. Автор и ведущая многих презентаций, встреч с творческой интеллиген-цией города, литературных передач на «Радио России Ульяновск», посвящен-ных симбирянам-ульяновцам. Куратор проекта «Литературная филармо-ния». Подборки стихов публиковались в журнале «Симбирскъ».

ПЛАТЬЕ ЕЁ МЕЧТЫрассказ

Каждый год в день 8 марта она давала себе зарок больше не сидеть дома, не стоять у плиты, не чувствовать себя кухаркой и загнанной лошадью. Каждый год этот зарок не выполнялся. А ей хотелось почувствовать себя женщиной! Наряд-ной, красивой, окруженной вниманием и любовью. Ей хотелось купить дорогое платье, пойти в ресторан, ну хотя бы в кафе, на вечеринку, куда-нибудь, лишь бы взорвать этот тихий мирок, сделать жизнь ярче. Хоть на один день. Хоть на миг... В том, что этого не происходит, она, конечно, обвиняла мужа, который в будни и в праздники всегда был вовремя дома, перед телевизором, в любимом продавлен-ном кресле, в безмятежном добродушном настроении, в гармонии с собой и со всем окружающим миром.

Но праздник все-таки случился. Торжество по случаю Международного жен-ского дня было назначено на завтра, а сегодня у нее еще оставалось много работы. Вот ведь парадокс: сетуя и терзая себя за то, что личная жизнь ее такая тусклая,

67

что годы и красота уходят, она старательно и вполне осознанно заполняла свою жизнь любимой работой, заботой о близких, образцовым ведением домашнего хозяйства. Собственно говоря, вся ее жизнь была рас-писана по минутам: насыщенные рабочие будни, вы-ходные с мамой, уборка и готовка, звонки и встречи с замужней дочерью, которая жила отдельно. Все было объяснимо и оправдано, и главное, по-другому она бы и не смогла... Но что-то внутри восставало...

Приближался конец рабочего дня, она торопли-во дописала срочные бумаги, выключила компьютер и вышла из здания в прохладный мартовский вечер. Она шла вроде бы домой, вроде бы на остановку. Но подсознательно путь ее неминуемо лежал через за-ветное место, где в витрине магазина, в свете люми-несцентных ламп застыла дама-манекен в восхити-тельном платье.

На это платье она обратила внимание давно, пробегая утром до работы мимо фирменного мага-зина элитной одежды. Платье было нежно-розового, пудрового цвета, отделанное гипюром и стразами. Оно притягивало как магнит и одновременно оттал-кивало своей запредельной для ее финансовых воз-можностей ценой. Она мысленно надевала его, при-кидывала, какие туфли к нему подойдут. Да, туфли… Нужны будут еще и туфли подходящего цвета, либо в тон, либо в контраст и обязательно с сумочкой! Ма-ленькой дамской сумочкой для торжественных слу-чаев. Туфли были. И сумочка была. Но не того цвета и не той формы. Вместе это было бы не соединимо, это взаимоисключалось.

Она придерживалась консервативных взглядов в одежде, когда туфли и сумка должны были быть одно-го цвета.

Вся прошедшая жизнь, встречи и расставания, несбывшаяся любовь, все невысказанное, невопло-щенное, неслучившееся сконцентрировалось для нее сейчас в этом платье, недоступно висевшем на без-молвном холодном манекене, сопровождаемом вос-хищенными, завистливыми взглядами проходящих мимо женщин.

Она втайне надеялась, что магазин будет уже за-крыт, и решение будет принято само собой: пойти на торжество в том платье, которое она приготовила за-ранее – синее в бежевую полоску, скромное, но эле-гантное.

До закрытия салона оставался час. Его витрины призывно светились. Дама-манекен равнодушно и гордо взирала на спешащих мимо прохожих.

Помедлив мгновенье, она открыла дверь и вошла. Подержала в руках вожделенное платье под придир-чивым взглядом продавца-консультанта. «Примери-те?» – спросила продавец таким тоном, что ее вопрос прозвучал как приказ. «Да, пожалуй», – неуверенно сказала она, понимая, что отступать некуда.

Она быстро сбросила свои вещи в примерочной, внутренне досадуя на то, что вообще зашла сюда, что

продавец стоит неотступно рядом, как часовой, что вот вся она такая – нерешительная и неразумная.

Эти мысли пронеслись в ее голове до того мгно-вения, как платье оказалось на ней. Оно окутало ее легким утренним розовым облаком, мягко коснулось изгибов тела, скрадывая лишнее и выгодно подчер-кивая то, что еще оставалось привлекательным. Оно было на атласном чехле, слегка приталенное, с не-большим декольте, с мягкими складками, со шлейфом на открытой спине. В темном интерьере примероч-ной оно было сгустком света, островком рая, фата-морганой, сном. Ее кожа матово просвечивала сквозь гипюр, темные волосы выгодно оттеняли белизну лица и розовый муар платья.

Продавец услужливо предложила ей изящные туфельки на шпильке для того, чтобы образ получил-ся законченным. Она посмотрела на себя в зеркало, и глаза ее заблестели от счастья. Это было не просто красиво. Это было стильно, утонченно, непередава-емо! Это было платье аристократки, истинной леди. Она почувствовала себя королевой. Да, завтра будет праздник! Он уже начался. Мир вокруг нее закружил-ся в легких звуках мазурки, в сиянии тяжелых, хру-стальных люстр старинного бального зала, куда она завтра приглашена.

Краем глаза из-за шторки примерочной она уви-дела женщину напротив, примерно ее возраста, оде-вающую скромное, цвета весенней травы, платье. Та женщина взглянула на бирку с ценой, облегченно вздохнула и протянула продавцу платье со словами: «Спасибо, я возьму его!»

В тот же миг в ее голове пронеслись мысли о не-скорой зарплате, ближайшем дне рождении дочери, вечно обделенном муже и больной матери.

В следующее мгновение она сдернула с себя пла-тье и, словно навсегда расставаясь с мечтой, медлен-но протянула его продавцу. Та дерзко вскинула голову, повернулась и быстро застучала каблучками в глубь зала, унося на руках ее мечту, а на губах – насмешку над королевой-неудачницей.

...Она вышла из магазина в темный неласковый вечер. Подгоняемая колючим злым ветром, совсем не весенним, быстро дошла, почти добежала до останов-ки и села в подошедший громыхающий трамвай.

...Ночью ей приснилось розовое облако, мягко окутавшее плечи.

Утро следующего дня выдалось светлым, про-зрачным и тихим. Весна набирала силу, снег почти весь стаял, земля радовалась своему освобождению от зимнего плена. Женщина вздохнула полной грудью и знакомым маршрутом направилась к остановке.

Предпраздничный день на работе сократили на два часа, можно было не торопиться. По пути она ку-пила недорогие подарки своим подругам, шампан-ское, мандарины. «Время еще есть, можно пройтись пешком», – подумала она.

68

Но как она ни старалась, обмануть себя не уда-лось. Вот она, знакомая витрина, ноги сами привели ее сюда.

Решительно открыв дверь, она сняла со стойки платье и протянула его продавцу. Сегодня была дру-гая смена, и девушка удивленно посмотрела на нее: «Возьмете без примерки?».

«Да, и побыстрее, пожалуйста, я опаздываю», – каким-то бесцветным голосом сказала она. Необхо-димые туфли и сумочка лежали у нее в пакете уже че-рез тридцать минут.

А через два часа она уже входила в белоснеж-ный колонный зал. Сверкали тяжелые старинные хрустальные люстры, столики были задрапированы белой тканью и напоминали кораблики, плывущие в белой пене. Гирлянды живых цветов украшали ко-лонны. Музыканты настраивали инструменты, вскри-кивали скрипки, бархатно постанывала виолончель. Белая бабочка на крахмальной сорочке дирижера, ка-залось, сейчас упорхнет под высокие своды зала. Пе-струю палитру дамских нарядов дополняли черные силуэты мужских смокингов. Утонченно пахло духа-ми. Вышколенные официанты в белых перчатках с серебряными подносами в руках выстроились вдоль стен, готовые предупредить любое желание гостей. Она поймала на себе восхищенный взгляд ведущего, несколько завистливых взглядов соседок по столику, села, небрежно повесив сумочку на кресло. В следу-ющий миг официант налил ей шампанское в бокал. Зазвучала мазурка, и рука кавалера легла на ее талию.

...Проснувшись утром, она улыбалась, вспоминая прошедший день, чудесный, сказочный праздник, ко-торого она так ждала и который случился. Мазурка еще звучала в ее голове, когда она услышала стреко-танье яичницы из кухни, свисток вскипевшего чай-ника, почувствовала запах утреннего кофе. Муж тор-жественно вручил ей сэкономленную «тысячную», поздравил с женским днем и с чувством выполненно-го долга ушел на кухню отваривать овощи для салата «оливье». «Если нужно что-то в магазине, я схожу, на-пиши!» – крикнул он ей.

К обеду пришла мама, принесла домашний холо-дец, пирожки, два букетика хризантем (дочке и внуч-ке). Она с трудом поднялась на пятый этаж, останав-ливаясь на каждом лестничном пролете. Муж помог ей снять шубу, сапоги. Она тяжело опустилась в крес-ло. Бледное ее лицо, припудренное к празднику, по-крылось испариной. На ней была прошлогодняя си-няя кофточка, две нитки белого искусственного жем-чуга, «как у настоящей английской леди», как часто говорила ей дочь. Колени ног ее сильно распухли, по-краснели. Ноги были деформированной формы, хо-дила она очень тяжело. «Опять нужно делать укол», – как-то виновато сказала мама. – Ходить совсем не могу. Как будто на гвозди наступаю. Но ведь это так дорого..! И в сердце перебои... Да или уж ладно, сколь-ко выдержу…».

Дочка подарила ей синий лаковый поясок к пла-тью в полоску – завершающую деталь, которой давно не хватало, – и радостно сообщила, что ей совсем не-много осталось накопить себе на новый мобильный телефон.

Вошел в комнату муж, поставил цветы в вазу. Се-годня он надел ее любимую рубашку, не новую, но тщательно выглаженную, еще добротную.

Она надела синее платье. Поясок, подаренный дочерью, оказался очень кстати.

Стол был накрыт, маленьким семейным мирком они сели вокруг него. Ей показалось, что зазвучала музыка. Нет, не вчерашняя мазурка, а тихая, простая, до боли знакомая, щемящая музыка. Это была музыка их сердец.

За столом, покрытым клетчатой скатертью, в не-большой уютной комнате сидели самые родные ей люди. Они смотрели на нее добрыми, светящимися любовью и какими-то виноватыми глазами, говорили хорошие слова. Она была нужна им. Они любили ее.

…Ей хотелось плакать.

69

Шафик ИМАТДИНОВ – поэт, прозаик, заместитель председателя област-ного объединения татарских писателей, член Союза писателей Республики Татарстан.

Родился 8 сентября 1950 года в деревне Старые Какерли Дрожжановского района Республики Татарстан. Со школьных лет пишет стихи на татарском языке, некоторые из которых переведены на русский. Публиковался в район-ных газетах «Байрак» («Знамя»), «Яңа юл» («Новая дорога»), в республиканских газетах «Яшь ленинчы» («Молодой ленинец»), «Татарстан яшьләре» («Молодёжь Татарстана»), в журналах «Ялкын» («Искра»), «Казан утлары» («Огни Казани») и других.

После окончания 8 классов родной школы уехал в Ульяновскую область, окончил строительный техникум и начал трудовую деятельность в район-ном посёлке Красный Гуляй Сенгилеевского района. Прошёл путь от должно-сти рядового механика до руководителя предприятия.

В 2011 году переехал в город Ульяновск. Шафик Иматдинов является постоянным автором областной та-

тарской газеты «Өмет» («Надежда»), татарской республиканской газеты «Мәдәни җомга» («Культурная пятница»), «Халкым минем» («Мой народ»); журна-лов «СимбирскЪ», «Идел» («Волга»). Он автор трёх книг: «Дәрьяларга каршы йөзәм» («Плыву вопреки всему»), «Сиңа гына» («Только тебе»), «Йөрәк сәгате» («Сердеч-ные часы»). Подготовлена к изданию четвёртая книга «Еллар тудырган җырлар» («Песни, рожденные дорогами»).

За многолетний и добросовестный труд награждён многочисленными грамотами и благодарственными письмами Всемирного конгресса татар, За-конодательного собрания Ульяновской области, правительства Ульяновской области, областной национально-культурной автономии, муниципального образования «Сенгилеевский район», городской думы.

Шафик Хасиятуллович Иматдинов – председатель Совета татарской национально-культурной автономии Засвияжского района города админи-страции города Ульяновска. Заведующий отделом по работе с писателями Ис-полкома Ульяновской областной татарской национально-культурной авто-номии, член общественного совета Засвияжского района. Награжден медалью «Ветеран труда», лауреат премии имени Габделжаббара Кандалый.

70

Эта невыдуманная история произошла где-то в восьмидесятых годах прошлого века. Некоторые действующие лица этой повести еще живы, и поэто-му имена их изменены, а место действия обозначено схематично.

Глава перваяИз Татарстана в небольшой рабочий поселок,

расположенный в одном из соседних регионов стра-ны, приехал молодой человек по имени Фаргат. Герой нашей повести родился и вырос в большой многодет-ной семье, в родной деревне получил восьмилетнее образование. Он был одним из тех молодых людей, которые, достигнув определенного возраста, поки-дали родные места в поисках счастливого будущего. Никакой профессиональной подготовки Фаргат не имел, и его приняли разнорабочим в ремонтную бри-гаду железной дороги. Родственников и знакомых в поселке у парня не было, поэтому ему выделили ме-сто в общежитии железнодорожников.

Бригадиром ремонтников оказалась молодень-кая миловидная татарочка по имени Сания. Несмотря на молодость, она была мастером своего дела и умело руководила мужским коллективом. Сания, то ли жа-лея Фаргата, то ли потому что он был единственным татарином в бригаде, опекала его, и ее особое к нему отношение было заметно для окружающих. Она об-учала молодого рабочего тонкостям профессии: как пользоваться ручным инструментом или инструмен-том типа «марка-ключ», как заводить и выключать компрессор; объясняла, какие дорожные знаки и для чего предназначены, в какое время и как их использо-вать… А вскоре руководство отделения железной до-роги своим приказом официально утвердило Санию наставником Фаргата.

Прошло около полугода. Фаргат приобрел опыт, подготовился и сдал экзамены по своей профессии, комиссия присвоила ему третий разряд работника железной дороги. В результате повысился не только его статус, но и зарплата. В свободное от работы вре-мя Сания уводила Фаргата в сторонку и с удовольстви-ем общалась с ним на родном татарском языке. Под-робно расспрашивала о доме, о деревне, соглашалась с трудностями жизни в многодетной семье и одобри-ла его решение уехать на заработки: «Молодец, Фар-гат, сидеть на шее у родителей – не мужское это дело. Правильно сделал, что приехал в наш поселок».

Сания как-то спросила парня, есть ли у него лю-бимая девушка? Фаргат на этот вопрос не ответил, только загадочно улыбнулся: догадайся, мол, сама.

Фаргат стеснялся спросить, сколько лет Сание, а она не торопилась заполнять себе анкету: стройная, с тонкой талией, длинной темной косой и синими глазами – красивая! Не красилась, но одеваться ста-ралась по моде. Многие мужчины с ней заигрывали, пытались наладить отношения, но у нее был один от-

вет: «Ключ-марка» не подходит, бесполезно потеешь».Оказалось, что Сания тоже приехала в поселок из

деревни лет десять назад с маленькой дочкой. По мо-лодости, обманом, в шестнадцать лет ее выдали замуж. Так называемый муж был намного старше, дошли слу-хи, что у него была другая семья. В деревне работы не нашлось, и он работал на стороне, но помощи от него почти никакой не было. Сания, забрав дочь, сбежала от мужа. Приезжал ли он к ней, пытался ли вернуть ее обратно – неизвестно, об этом она не рассказывала.

Благодаря своей настойчивости и упорству Са-ния не только устроилась на работу, определила ре-бенка в детский сад, но и поступила на заочное от-деление железнодорожного техникума. И вот теперь она дипломированный специалист и без преуве-личения самый авторитетный бригадир отделения железной дороги. Заработная плата тоже была при-личной: в те времена не каждый мужчина мог найти работу под 300 рублей. Дочь училась в школе, решил-ся и жилищный вопрос. Жилищно-бытовая комис-сия, рассмотрев ее семейное положение, выделила ей в типовом четырехквартирном доме двухкомнатную квартиру с просторной кухней и верандой. При доме имелся и небольшой приусадебный участок. Кроме этого, у нее была и дача. Родом из села, Сания очень любила работать на земле, на зиму запасала картошку, консервировала овощи. Летом в выходные тоже дома не сидела, с дочерью собирала ягоды и заготавливала варенье. Все было свое – покупать не надо.

Правда, ее беспокоило, что молодые годы прохо-дят в одиночестве, что рядом нет спутника. Конечно, были попытки мужчин познакомиться с ней побли-же, завязать отношения, но она не находила среди них никого, кто пришелся бы ей по сердцу, затронул душу…

Только вот… приезд Фаргата в поселок неожидан-но пробудил в ней какие-то неясные помыслы, внес смятение в ее налаженную жизнь.

Фаргат был на хорошем счету у начальства, дис-циплинированным и трудолюбивым, старался осво-ить все тонкости своей новой профессии. В общежи-тии ему выделили отдельную комнату, и он, кое-что прикупив, по возможности благоустроил ее. Зарплата по тем временам была неплохой, и Фаргат старался одеваться и выглядеть по-современныму. Мясо, кар-тошку и другие продукты привозил из деревни – ро-дители помогали. Они подарили ему мотоцикл «Иж-Юпитер», оставшийся от старшего брата, и парень ездил на нем на работу. В поселке была вечерняя шко-ла, появилась возможность завершить учебу. Фаргат подал туда документы и, проучившись два года, полу-чил среднее образование.

В поселке все понимали, что такое быстрое пре-ображение деревенского парня произошло не без участия и помощи Сании.

Работа ремонтников железной дороги связана с

Шафик ИМАТДИНОВ

ЛАБИРИНТЫ ЛЮБВИпровинциальная драма

Перевод с татарского Р.Б. ИлькинаХудожественный редактор Александр Лайков

71

переездами и проходит каждый день в разных местах. Еду возят с собой: горячий чай в термосах, продукты, у кого что есть – и все вместе, как одна семья, собрав-шись за импровизированным столом, обедают. Са-ния любила и умела вкусно готовить, обеденный стол накрывала сама, а мыть посуду после еды помогали остальные.

Когда ремонтники не успевали вовремя завер-шить плановое задание, приходилось выполнять его в так называемое нерабочее время. Это четко про-писано в правилах обслуживания железной дороги, потому что ни в коем случае нельзя нарушать график движения поездов. В такие моменты Сания задер-живала самых опытных и ответственных рабочих, и среди них неминуемо оказывался Фаргат. Он хорошо владел несколькими смежными профессиями и был готов работать ночи напролет, лишь бы у Сании не было нареканий от руководства.

Члены ремонтной бригады и многие жители по-селка замечали, что между Санией и Фаргатом образо-валась какая-то незримая связь, намечались серьезные отношения. Но сами они никак не могли прояснить свои чувства друг к другу: Фаргат из-за своей природ-ной застенчивости, а Сания считала, что женщина-та-тарка не должна первой начинать такой разговор. Она была постарше парня, но выглядела как ровесница, хотя разница в возрасте достигала восьми лет.

Фаргат в свободное время с удовольствием помо-гал Сании, выполняя всю мужскую работу по дому, а на даче даже забор отремонтировал. Сания тоже, хотя бы раз в неделю убиралась у Фаргата в комнате, по-женски наводила порядок, стирала его вещи. Когда в праздничные дни Фаргат уезжал в деревню, Сании его не хватало, она скучала по нему. Да и Фаргат уез-жая на четыре дня, возвращался через день-два и обя-зательно старался попасть ей на глаза. Значит, где-то в душе они все понимали, и их нарождающиеся чув-ства не давали им покоя – но признаться друг другу, объясниться почему-то не могли.

Незаметно пролетали дни за днями. Сания и Фаргат по-прежнему работали вместе в ремонтной бригаде на железной дороге. Фаргат закончил орга-низованные в поселке водительские курсы и приоб-рел еще одну специальность. Санию выдвинули на должность мастера участка железной дороги, ее дочь Сария окончила восемь классов и перешла в девя-тый. Она повзрослела, стала удивительно похожей на мать: походка, разговор, фигура, длинные волосы, си-ние глаза, тонкая талия. А ее очаровательная улыбка и радостный смех с ямочками на щечках – кого угодно могли свести с ума. Эта девочка, не по возрасту рано созревшая, расцвела и превратилась в смешливую, озорную, милую и красивую девушку. Она во всем по-могала матери по дому, сама высаживала и ухаживала за цветами около дома и на даче. Фаргат научил ее во-дить мотоцикл, теперь Сария не отставала от парней – вовсю гоняла на мотоцикле. Если бензин кончался, девушка обращалась к Фаргату и не как к взрослому, а по-простому: «Федя…». Современная молодежь – она такая.

Пролетели летние месяцы, земледельцы и дачни-ки старались до осенних дождей убрать урожай. В те годы в колхозах и совхозах, хоть и трудно было, но еще работали по-ударному, старались вовремя убрать зерно в хранилища, посеять озимые и провести осен-

нюю обработку земли. В поселке также кипела работа. Укрупнялась, расширялась и развивалась база по ор-ганизации снабжения и проведению строительных работ на селе. Были построены и заработали: стро-ительный комбинат, железобетонный завод, а также парк машин с большой грузоподъемностью, подъем-ными кранами, экскаваторами и многое другое. Эта крупная производственная база называлась «Меж-колхозстройобъединение». Строились новые дома, в объединение поступало большое количество раз-личной техники, в том числе новые автокраны, экска-ваторы, большегрузные автомобили. На эту стройку со всех сторон приезжала и устраивалась на работу молодежь, для них строились дома молодоженов и общежития. Поселок становился все более много-людным. В основном люди приезжали и устраивались на работу из соседних районов Татарстана, среди них было много односельчан Фаргата. Новый железнодо-рожный вокзал и столовая, больница, школа, детский сад, стадион, автовокзал, асфальт на дорогах – все это яркие приметы большой стройки тех лет не только в поселке, но и в целом по стране. Непонятно, кто и по-чему этот период в истории страны назвал «временем застоя»?

С водительскими правами в кармане Фаргату уже не хотелось работать на железной дороге. Он мечтал устроиться водителем на автобазу, но Сания и слы-шать об этом не хотела, а Фаргат почему-то считал, что нехорошо поступать вопреки ее желанию.

Наступил ноябрь. Как всегда, в дни празднования очередной годовщины Октябрьской революции, от-мечала свой день рождения и Сания. Она по-своему, потихоньку уже начала готовиться: решала, кого по-звать, какие продукты, напитки приобрести; поду-мывала сшить ли новое платье в ателье или поехать в город поискать подходящее по магазинам и рынкам?

Фаргат тоже хотел на день рождения Сании по-добрать подарок, но с ней вместе. Поэтому решили в предстоящие выходные дни вдвоем, даже не вдвоем, а втроем проехаться по городским магазинам. Сария тоже напросилась ехать с ними, ей захотелось на ма-мином дне рождения покрасоваться в новом платье. К тому же и на работе к выходным обещали выдать за-работную плату.

День рождения Сании решили отмечать шесто-го ноября. Будущих гостей коллег по работе, соседей хотя бы выборочно посчитали, составили список. На-биралось прилично, около сорока человек. Из боль-шой комнаты – зала вынесли мебель, Фаргат тоже помогал. Используя подручный материал, соорудил столы и скамейки – опыт работы с топором у него был достаточным – деревенский же парень! Рубанок, ножовку и другие лишние отцовские инструменты он уже давно перетаскал из деревни.

Фаргат организовал примерку и приготовил в подарок Сание красивое платье. А про себя решил, что в день рождения сделает ей сюрприз в виде боль-шого букета цветов. Да и сам он, идя навстречу поже-ланиям Сании, несмотря на бережливость, приоделся с ног до головы – для этого была достаточно весомая причина.

Сания к тому времени со многими родственни-ками Фаргата уже была знакома. Пригласили и их.

Наконец-то день рождения! Стали потихонь-ку собираться соседи, товарищи по работе. Вот-вот

72

должны были подъехать родственники Фаргата из деревни. Он, решив их встретить сам, пошел в обще-житие, они не знали точно, где проживает Сания и потому должны были подъехать к Фаргату.

Вот одна, вторая, третья легковушки с татарстан-скими номерами с шиком подъехали и остановились у дома, где он жил. Из них посыпались семьями брат и сестренки Фаргата, а в третьей машине, когда он сам подошел и открыл двери – то даже растерялся – си-дели его отец и мать. Все родственники приехали с большими сумками, полными деревенскими яствами и подарками и большими букетами цветов! Поздоро-вались между собой за руки и, поставив автомобили на место указанное Фаргатом, решили идти пешком к дому, где жила Сания. Она жила совсем недалеко, но около их дома машины поставить было уже негде. В те годы у многих были свои легковые автомобили.

Местные гости уже собрались, Сания встретила Фаргата, поздоровавшись по мусульманскому обы-чаю, познакомилась с его отцом, матерью и род-ственниками. Провела их через холодную комнату типа деревенской веранды в зал. Сария в это время помогала гостям раздеться и устроить одежду, одно-временно, представляясь «Сария, Сария», – успевала с ними познакомиться. Для гостей из деревни места были оставлены в передней части стола. У мусульман так принято: гости, приехавшие издалека, считаются самыми дорогими и уважаемыми. Уступая друг другу, уговаривая друг друга пройти первыми, все потихонь-ку устроились. Зал был набит битком. Подаренными букетами цветов, поставив их в вазы, украсили столы. Санию же посадили во главе стола – ведь ее же день рождения! Заметив, что Фаргат, встречая и рассажи-вая гостей, сам остался без места, она пригласила его к себе и с трудом, потеснившись, усадила рядом.

Объявили причину торжества, начали выступать поздравляющие, зазвучали тосты. Сания покорила всех обаянием, душевностью, какой-то внутренней да и внешней красотой. Рядом Фаргат, уже не простой деревенский парень, а современный молодой чело-век; с галстуком, в костюме, который Сания, обойдя с ним более десяти магазинов, участвуя в примерке, выбирала сама, заставив купить тот, который ей по-нравился. То ли потому что впереди были нерабочие, праздничные дни, то ли потому что давно не было таких застолий, гости пили рюмку за рюмкой. По-здравления продолжались, но наконец-то объявили и о первом перерыве.

Во время перерыва, пока мужчины курили и раз-влекались анекдотами, Фаргат поговорил с отцом и матерью, а потом старший брат, отозвав его в сторон-ку, по-взрослому давал ему какие-то советы. Оставши-еся за столом женщины, как обычно уговаривая друг друга, пользуясь отсутствием рядом мужей, выпили по рюмке и начали петь. Их мелодичные голоса были слышны и на улице. Некоторое время спустя в дверях появилась Сания и попросила Фаргата приглашать гостей за стол.

Началась вторая половина застолья, и у Сании, и у Фаргата настроение было прекрасное – было вид-но, что всем пришелся по душе этот праздник. После перерыва выбрали из гостей острого на язык парня по имени Ирек ведущим, тамадой. Ирек сначала, пре-доставил слово родственникам и подругам Сании, затем переключился на родителей и родственников

Фаргата, старшего брата и сестренок, в то же время, успевая наполнять рюмки, в общем, взял все руковод-ство праздником на себя. Торжество раскручивалось, праздник продолжался.

Между тем, кто-то из «перегревшихся» гостей, за-быв на каком именно торжестве он находится, а, мо-жет быть, увидев, как Сания и Фаргат мило посматри-вают друг на друга и, почувствовав, как они близки, громко на весь зал выкрикнул: «Горько!» Его поддер-жали, как сговорившись, начали повторять: «Горько! Горько! Горько!». Одна шаловливая женщина встала, положила кусочек лимона на рюмку и тоненьким голоском, проникающим в сердце, несколько раз по-вторила: «Горько, горько!». Сания и Фаркат растерян-но, ничего не понимая, встали и в первый раз в жизни поцеловались. Лицо Фаргата покраснело, как спелое красное яблоко, он застеснялся, ему стало неловко перед отцом с матерью, перед родственниками и го-стями, пришедшими на день рождения, которое вдруг превратилось в свадебное торжество.

«Свадебный тамада» Ирек тут же провозгласил тост за молодых. Потребовал выпить стоя и до дна, показать пустые рюмки, надев их на большой палец. Сания, чокнувшись с Фаргатом, выпила рюмку до дна и повесила ее на большой палец Фаргата. Фаргат, вы-пив рюмку и не слыша возгласов «раз, два, три…де-сять», обнимал и целовал Санию…

Вот так… День рождения внезапно превратился в «свадебное торжество»! Ирек, не растерявшись, обра-тился к присутствующим с просьбой высказываться с пожеланиями молодым и первыми предоставил сло-во родителям Фаргата.

– Ну, что поделаешь, – сказал отец, – конечно, это для нас неожиданное событие, но мы все равно рады. Да, видимо, настало время нашему сыну вступать в се-мейную жизнь, несмотря на то, что мы сегодня впер-вые видим нашу будущую невестку, заметно, что она домовитая, гостеприимная и чем-то похожа на на-ших родственников. Будьте счастливы, в добрый час!

Присоединилась и мать Фаргата: – Фаргат и Сания – очень красивая пара, я на-

шей будущей снохе очень благодарна. Хоть и знаю ее только со слов сына, кажется, что с ней давно знакома. Живите хорошо, слушайте и понимайте друг друга. Будьте счастливы! – и, подняв рюмку с минеральной водой, предложила выпить за молодых, за их счастье.

Уже изрядно опьяневшие гости, не торопились разойтись по домам, оставив начавшийся как день рождения и превратившийся в свадьбу праздник; гар-монист весь в поту продолжал играть то песенные, то плясовые мелодии. Под конец все вместе спели известную татарскую свадебную песню с повторяю-щимися в припеве словами: «Не забудьте пригласить, младенцу пяточки обмыть…».

Тут и там появились прикорнувшие мужчины, женщины предложили тамаде благодарственными словами завершить торжество. Помогая одеться опья-невшим мужьям, стали расходиться. Фаргат с бутыл-кой и рюмкой, повторяя: «На посошок, на посошок», – провожал гостей.

Когда гости разошлись, уже светало. Сания и Фаргат, немного прибравшись на столах, уложив спать приехавших издалека гостей, лукаво посматри-вали друг на друга. Устали и, думая, как бы, пока гости отдыхают, и самим отдохнуть, но не найдя себе ме-

73

ста, решили идти к Фаргату. В те времена еще не было привычки, закрывать на замок уличную калитку, но они, воткнув какую-то веточку на всякий случай, при-крыли ее и направились в сторону общежития.

В комнате Фаргата Сания прибиралась всего два дня назад, наверное, что-то чувствовала сердцем и по-стелила новые постельные комплекты. Будто ожидала проведения здесь их первой брачной ночи. У обоих сердца стучали в унисон, зашторив окно, выходящее на улицу, вернули в комнату ночную таинственную темноту, раздеваясь на ходу, бросились в объятья друг друга. Казалось, что все необходимые слова уже давно были сказаны, ожиданием жившие души отпустили на свободу сдерживаемые до того чувства. Ненасытно милуясь, повалились в постель…

Неизвестно сколько прошло времени, Фаргат и Сания погрузились в сладкий сон. Ни усталость от начавшегося со дня рождения Сании и превративше-гося в свадьбу праздника, завершившего долгие годы ожидания; ни проведенные часы за ненасытными ла-сками друг друга не помешали им вовремя проснуть-ся. Полные вчерашних забот, они умылись и поторо-пились к гостям, на квартиру Сании. Там уже гости были на ногах, мужчины пропустили по рюмочке, а женщины накрывали на стол. Родители Фаргата со-бирались домой:

– Только вас ждали, дома полно домашних жи-вотных, соседи обещали присмотреть, но неудобно, пора. Спасибо вам, здоровья, будьте счастливы, живи-те дружно! Привезенные продукты, Сания, мы загру-зили в холодильник, – с этими словами они попро-щались и уехали.

Соседи, согласившиеся остаться еще на один день, старший брат и сестренки Фаргата, собравшись, сели за стол. За столом посчитали, что свадьба просто так завершиться не может, что ближе к Новому году надо провести свадебную вечеринку.

Только вот Сария – дочь Сании, которая к тому времени уже училась в выпускном классе, как ушла вчера вечером на дискотеку, так домой вроде и не приходила. По крайней мере, никто из присутствую-щих ее не видел. Когда Фаргат спросил, где она, Сания ответила:

– У подруг, наверное, ночевать осталась; или пришла, увидела, что нас нет дома, и снова к подру-гам ушла. Если немного погодя не придет, к соседям и подругам заглянем, – и продолжила разговор с го-стями.

Сегодня Фаргат и Сания сидя за столом впервые, по-настоящему почувствовали себя мужем и женой. Угощали гостей, шутили и смеялись. Теперь они в квартире Сании будут жить втроем, еще в прошлом году она разделила спальную комнату на две малень-ких спаленки, установила капитальную перегородку и вторую дверь, благо планировка квартиры позволя-ла. Если Фаргат так же хорошо будет работать, может, в новом пятиэтажном доме, строящемся для железно-дорожников, и квартиру им дадут.

В скором времени в дверь влетела и Сария, торо-пливо снимая верхнюю одежду:

– Ну и как день рождения? А я вот услышала от соседей, что в нашем доме свадьба. Несправедливо мама, дядя Фаргат очень несправедливо, но все равно я вас поздравляю! – повторяла она, снова и снова. По-целовала мать и Фаргата, вынесла из своей комнаты

букет цветов и поставила в вазу перед ними. Только вот на сердце у Сарии возникло какое-то беспокой-ство, что-то не так что ли, будто чего-то не хватает или лишнее? Или она на мать обиделась? За что? Или, называемый ею шутливо «Федя», Фаргат виноват? Или до маминого дня рождения – до свадьбы с «Федей» у них были несколько другие планы? Не спросив у нее, они это сделали? Вопросов много, а у Сарии в голове ни на один вопрос ответа нет. Несмотря ни на что, Са-рия старалась не показывать свои переживания окру-жающим. Мать и «Федю» поздравив, попила с гостями чаю, и стала куда-то собираться.

– Ты куда снова собираешься, доченька, Сария? – спросила Сания, заходя в комнату дочери. Прошло несколько минут, Сария почему-то быстро выскочи-ла из своей комнаты, заглянула в зал и со словами: «Всем пока, чао», – ушла на улицу. Сания, выйдя в зал, старалась не показывать ничего, но ее глаза почему-то, не улыбались, а по-своему, как-то тревожно и во-просительно, смотрели вслед дочери.

Гости и пришедшие на вечерний чай соседи ре-шили, что «молодым» надо наверно отдохнуть и ста-ли потихоньку вставать из-за стола. Соседи попроща-лись и ушли, а гости, приехавшие издалека, помогали убирать со стола и мыть посуду. Говорили о том, что поутру поедут домой, и надо бы пораньше лечь спать; затем постелили себе по парам в разных комнатах и стали готовиться ко сну. Фаргат и Сания, пожелав им спокойной ночи, пошли в общежитие продолжать «медовый месяц».

Сания о своей ссоре с дочерью Фаргату ничего не сказала. Обнимаясь и целуясь, они не заметили, как пришли в общежитие, в знакомую комнату. Фаргат торопливо своими руками освободив Санию от одеж-ды, поднял ее на руки, уложил на еще неубранную по-стель, и оба, забыв про все на свете, стали говорить друг другу нежные слова, до этого не приходившие им в голову. Обнимая и лаская друг друга, слившись воедино, они не заметили, как прошла ночь. Испытав все радости любви, незаметно уснули.

Эх, любовь!.. Какие бы муки не переживала, прой-дя через годы ожиданий, она все равно добивается своего, Господь мужчину и женщину за это и возлю-бил, наверное…

Сания, проснувшись пораньше, поцеловала Фаргата, стала готовить на стол. И Фаргат уже начал просыпаться. Попили чаю, собрались домой – остав-шихся гостей надо было накормить и проводить, им завтра на работу. Да и женских дел полно: постирать, прибраться в комнатах, на пару дней приготовить еды...

Когда хозяева вернулись, гости уже все просну-лись и готовились к отъезду. Сания с Фаргатом вдвоем быстренько прибрали стол и посадили гостей пить чай. Сания хоть и поняла, что Сария второй день дома не ночевала, ничего не говорила. Гости быстро поза-втракали и на предложения не торопиться отвечали, что путнику лучше быть в пути. Попрощались, улыба-ясь, расселись по машинам и уехали.

Фаргат и Сания, стоя у калитки, проводили их… Наверное, увидев в окно, как уезжают гости, от сосе-дей, накинув куртку на плечи, вернулась домой Сария.

– Сария, ты и сегодня у соседей ночевала? Можно было, наверное, и предупредить? – сама на себя оби-жаясь, сказала мать.

74

Сария, сбросив куртку, молча быстро шмыгнула к себе в комнату, укрылась одеялом с головой и при-тихла.

– Фаргат, ты ложись в нашей комнате отдохни, тебе завтра на работу, ты ведь человек занятый физи-ческим трудом, да и на железной дороге, наверное, за праздники много работы накопилось…

Обращение Сании Фаргат, кажется, не расслы-шал, оделся, вышел в сени и подмел там. По-своему привел в порядок ведра, сита, дощечки, приготовлен-ные для бани дрова, – все разложил по местам. Пред-упредив Санию, несмотря на выходной день, решил сходить на работу. Почему? Да потому что он теперь стал мужем мастера отделения железной дороги. Фар-гат ведь не первый день здесь трудиться, и на работу жены надо зайти, работающих по графику дежурных проверить. Ему не хотелось, чтобы Сания нарвалась на замечание руководства.

Да, в эти праздничные дни в жизни Сании и Фар-гата произошли неожиданные изменения. А завтра всем на работу: Сании к семи часам, потому что в это время начинается селекторное совещание, Фаргату можно и к половине восьмого. Но он как-то еще стес-нялся выходить вдвоем из одного дома.

Сария, то ли поняв, что мать ушла на работу, или не желая с ней встречаться, только в половине вось-мого вышла из своей комнаты и пошла в школу. И ей ведь в этом году сдавать экзамены, становиться на большую дорогу.

Начался рабочий день. Молодых поздравляли с медовым месяцем. Фаргат одних стеснительно по-благодарил, других вроде и не услышал – своим де-лом был занят. А Сания сказала, как отрезала: «Вот-вот «марка-ключ» подошел, и дверка открылась», – эти с усмешкой сказанные слова никого не удивили.

По-прежнему рабочие дни, собираясь в месяцы, пролетали друг за другом, Фаргат и Сания уже при-выкли вместе ходить на работу. Только вот у Сарии отношения с матерью почему-то изменились. Дочь стала немногословной, и из школы, и с вечерней про-гулки с подругами старалась прийти как можно поз-же. Дома в большинстве случаев из своей комнаты не выходила, с матерью и Фаргатом за стол старалась не садиться, взяв со стола, что нужно уходила к себе в комнату.

Что поделаешь, возможно, матери с Фаргатом мешать не хотела или, наоборот, какие-то свои ду-шевные тайны скрывала. А может, на сердце какой-то камень лежал, чему-то мешал?

Когда начали приближаться новогодние празд-ники, Сария объявила, что хочет провести каникулы в деревне у родственников матери. Сания, вспомнив, что дочь никогда от нее на две недели никуда не уез-жала, возразила:

– Вот на два-три дня я согласна, две недели очень много будет. Да тебе и к экзаменам готовиться надо!

– Я уж не маленькая, мам, сама вправе решать, а учебники я возьму с собой, – сказала Сария, и мать не смогла отказать дочери.

Сания и Фаргат, понимая, что без проведения вечеринки не обойтись, как договаривались, стали готовиться. Фаргат в выходные привез от родителей из деревни мясо, молоко, сметану, катык, мед и другие продукты, пригласил родственников. Провожая Фар-гата, отец сообщил:

– Мы уж, сынок, не поедем, пригласите больше молодежи, проведите молодежную вечеринку и рас-ходов меньше будет, – с этими словами сунул в кар-ман Фаргату сколько-то денег и добавил. – Мы двух-годовалого бычка зарезали и мясо продали. От нас подарком будет.

Сания тоже со своей стороны больше молодежи пригласила. Как-то вечером, сидя за чаем, Сания ска-зала Фаргату:

– У меня вот какая задумка есть, Фаргат. А что если в кафе или в рабочей столовой проведем торжество? На улице зима – холодно, молодежь ведь она любит поскакать-поплясать, всякие игры придумывает. В ра-бочей столовой к Новому году и елка будет, я работ-ников столовой хорошо знаю, и по оплате за аренду помещения скидку нам сделают и в меню минимум дежурных блюд впишут, а напитки и остальную заку-ску с собой принесем. Мне кажется, получится недо-рого.

– Конечно, Сания, я тоже с тобой согласен, дома тесновато будет и проблем много. В столовой и по-мощники есть, и просторнее. И на второй день соби-раться не надо, деревенских гостей, которые у нас за-ночуют, утром чаем угостим и проводим.

На такой мысли оба и остановились. Как говори-ли, так и сделали: большинство продуктов и напитки принесли с собой и аренду только за три часа дого-ворились оплатить. Если посчитать, по сравнению с проведением дома намного дешевле и проблем вроде меньше получилось.

Слава Аллаху! – вместе с Новым годом, свадьбу не свадьбу, так называемую молодежную вечеринку и провели. В десятых числах января и Сария верну-лась. Когда она вошла, Фаргат был дома один. Сания пошла на работу узнать, как там дела, Фаргат приво-дил в порядок рабочую одежду. У Сарии то ли потому что провела каникулы в деревне так, как ей хотелось, то ли увидела, что матери нет дома, настроение было приподнятое. Снимая обувь и верхнюю одежду, она заговорила, сама особо не вникая в смысл сказанных слов, как и прежде, шутя:

– Привет, «папа Федя», как ваши дела? Значит, вы человек занятой, ваше сердце тоже должно быть за-нято – да?

Фаргат не растерялся и тоже шутя ответил: – Сердце, может, и занято, но душа у меня для

всех открыта. Сария, переодевшись в своей комнате, надев на

себя новый коротенький халатик, вышла на кухню и принялась что-то себе готовить на обед.

– Мне вот на новый год мамины родственники халат подарили, как тебе, нравится? – и покрутилась перед Фаргатом.

Фаргат тоже не простой парень, только вчера приехавший из деревни, он во многом уже освоился с современным образом мужчины. Уйдя из кухни, хоть и лег в спальной комнате, но через открытую дверь, глазами постреливая, внимательно наблюдал, как Са-рия проходя то в одну, то в другую сторону, сверкала созревающими голыми бедрами, выглядывающими из-под коротенького халатика. То ли устав на работе, то ли потому что у молодожена были короткие ночи, утопая в тайных мыслях, он незаметно уснул. Во вре-мя короткого сна, ему то Сания, то Сария снились, пу-таясь между ними и ничего не понимая, не услышал,

75

как Сания вернулась с работы, и очнулся от звуков оживленного разговора матери с дочерью. Просыпа-ясь на ходу, он прошел на кухню и поцеловал Санию. «А меня?» – сказала Сария, встала со стула и шагнула к Фаргату, Фаргат хоть и обрадовался, но перед Санией, как бы вынужденно, поцеловал и Сарию. Они впер-вые одной семьей сидели за столом, разговаривали и пили чай.

…Фаргат и Сания по-прежнему ходили на работу, а Сария, задерживаясь после уроков, готовилась к эк-заменам. Когда мать с дочерью оставались дома одни, они до тонкостей продумывали, какое платье сшить на выпускной вечер, какие туфли можно уже сейчас купить, и обсуждали, какое учебное заведение вы-брать, в какой институт поступать? Мать беспокоило, что у Сарии до сих пор не было своего парня. Сария своей красотой, походкой, двумя длинными косами до пояса, аккуратной и не по возрасту рано сформи-ровавшейся фигурой многих привлекала. На улице не только молодые парни, но и мужчины постарше, засматривались, восхищенными взглядами прово-жая ее «за поворот». Одеваться она любила подражая матери, если очень нравились, то и мамины наряды носила. В общем, старалась быть похожей на мать, повторяла ее во всем. Да и мать, поскольку она была единственной и любимой доченькой, ей ни в чем не отказывала, наоборот, все ее желания были для нее чуть ли не законом.

К 23-ему февраля и Сания, и Сария готовили по-дарки Фаргату. Он, хоть и не служил в армии, был единственным мужчиной в их семье. Фаргат имел от-срочку от службы в армии, так как их семья в деревне была многодетной. Сария выбрала понравившийся ей душистый одеколон с названием «Я мужчина», вручая, подчеркнула: «Будь мужчиной!». Сания же, женившая на себе Фаргата, чтобы жизнь без мужа впустую не прошла, любила ему покупать что-нибудь из одежды.

Приближалось 8-ое марта – Международный женский день, Фаргат подарил им обеим одинаковые ночные сорочки. По дороге из города, не забыл и цве-ты купить. Отметили восьмое марта дома, в узком кру-гу, по-свойски, втроем, угощая друг друга. Фаргат пе-ред домом разжег мангал, жарил шашлык из курицы и угощал девчат, а они приготовили разные салаты.

Потихоньку проходили дни и месяцы. Сания хоть и чувствовала свою беременность, Фаргату гово-рить не торопилась, время придет, фигура изменится, сам поймет, посчитала, что так будет лучше. «Немного погодя подойдут декретные месяцы, надо подумать, кого на работе на свое место порекомендовать, кого подготовить», – вот какие мысли крутились у нее в го-лове.

Фаргат же, прочитав в газете объявление, что на автобазу требуются водители, как банный лист, при-стал к Сание:

– Сания, я хочу перевестись водителем на авто-базу, прошу тебя, не мешай, имея в кармане водитель-ское удостоверение, сколько можно таскать железки в бригаде ремонтников железной дороги? Вон, после меня приехавшие в поселок ребята, уже водят новень-кие автомобили, и зарплата у них больше трехсот рублей, и на квартиру в очереди стоят. На автобазе пятиэтажный 80-квартирный дом строят, а дом для железнодорожников, когда еще будет, завтра пойду на работу и напишу заявление.

После этих слов Сания долго молчала, потом в конце концов ответила:

– Фаргат, ты ведь теперь сам хозяин дома, спаси-бо, что посоветовался. Как считаешь тебе лучше, так и делай. С дачи будет на чем мусор вывозить, удобрения привезти, осенью картошку уберем – и тут транспорт пригодится, а то бегаем, ищем. Сария вот окончит школу, учиться поступит, ей кровать, холодильник, телевизор в город отвезти надо будет.

Фаргат где-то за неделю, дней за десять, напи-сав заявление, прошел медкомиссию и наконец-то добился того, чего так хотел, устроился работать на автобазу. Ему выделили автомобиль «ЗИЛ», и он на-чал возить песок из карьера. Пообещали, что в первое время недалеко, строительные материалы возить бу-дет, со временем опыта наберется, в дальние рейсы будут выпускать. Помня, что мужчине и семидесяти профессий мало, Фаргат записался на водительские курсы, проучился, сдал экзамены и получил доку-менты на право вождения автомобилей разных кате-горий. В выходные дни ранней весной вывез с дачи мусор, картошку из погреба тоже на плечах не таскал. Работы по копке-посадке тоже втроем быстро завер-шили, из соседней деревни удобрения привез и зем-лю удобрял сам, по-своему, как хозяин.

Пришло время Сании идти в декретный отпуск, ей провели в поликлинике УЗИ. Когда узнали, что будет мальчик, Фаргату это еще больше и гордости, и радости прибавило. И на работе, подружившись с опытными, в возрасте, водителями он как-то, находя для себя удовольствие что ли, работал с большим ув-лечением.

Сария, окончив среднюю школу, сдала вступи-тельные экзамены в вуз, получила студенческий би-лет. В институтском общежитии дали место в комна-те на три человека, все необходимое, конечно, Фаргат привез. Сария в поездках туда-сюда от Фаргата не отставала, ездила с ним на машине, иногда просила Фаргата поучить ее вождению. После работы и в вы-ходные работали вместе на даче. Сария охотно помо-гала Фаргату во всем.

В конце августа Санию увезли в роддом. Через два-три дня Сания стала матерью второго ребенка – мальчика. Имя ему уже давно придумали, созвучно имени Фаргат решили назвать Талгат. Санию через неделю после родов из роддома выписали. Фаргат, ко-нечно, на легковой машине жену и ребенка, как надо, вручив подарки врачам, с букетом цветов поздравил и привез домой. До начала осенних работ пригласи-ли муллу, который прочитал молитву и присвоил вы-бранное имя ребенку. Потом собрали родственников и знакомых, как говорят у русских, обмыли «пяточки».

Сария привыкала к городской жизни, а по вы-ходным торопилась приехать к матери и младшему братику, одну ночь переночует, продукты соберет и еще на неделю пропадет. По понедельникам Фаргат обычно брал рейс в город и Сарию с сумками старал-ся завезти прямо в общежитие. Иногда, если работа была несрочной, Сария приглашала его в комнату и угощала чаем.

Сания сидела дома с ребенком. Мальчик рос, ме-нялся с каждым днем. Фаргат, пригласив старшего брата и сестренок, завершил осенние работы на даче, выкопал картошку и заложил в погреб. Наверное, от-того, что учеба у Сарии была трудной, она стала и по

76

выходным редко приезжать. Когда она не приезжала, Фаргат на работе старался подобрать попутный рейс и завозил Сарии приготовленные матерью сумки с продуктами и вещами. Подруги Сарии после того, как Фаргат стал часто появляться, начали подшучивать:

– Иди, у тебя жених приехал. Фаргат и внешним обликом и шутливыми разговорами, хоть и в рабочей, но в чистой, аккуратной, приличной одежде, перед подругами Сании старался выглядеть моложе своих лет. Сария не скрывала, что Фаргат немного старше. А на слова подруг:

– Он у тебя, наверное, после армии, – свои секре-ты не раскрывала, наоборот, улыбаясь, переводила разговор на другую тему. И ребята-студенты, навер-ное, потому что часто видели Фаргата с Сарией, зна-комиться, про «дружбу» заводить с ней разговоры не пытались.

Когда Фаргат стал достаточно опытным водите-лем, ему доверили КамАЗ с прицепом. Стали направ-лять его в командировки на неделю, на десять дней. Иногда даже больше месяца, не приезжая домой, он возил грузы по разным уголкам страны. Всю зара-ботную плату, отдавал жене, но Сания этой его рабо-те была не рада. Скажете почему? Так она ведь одна мальчика растить, жить одной при живом муже не подписывалась! Около мужа, в его объятьях, любя и будучи любимой, хотела жить, по молодости совер-шив ошибку, вернуть долг долгой одинокой безмуж-ней жизни, ощущать рядом запах мужчины, ласкаясь, рука об руку ходить в гости… Еще и Сария к матери стала приезжать все реже. Дескать, если будет хорошо учиться и стипендия будет больше. Если экономить, то на месяц растянуть можно, у матери и продукты брать и деньги просить не хотела, видимо, считала это чем-то для себя унизительным.

Фаргат между командировками хоть дома и жил, домашнюю работу делал неохотно и к Сание как-то, его отношение становилось все холоднее. Она это чувствовала. Из каждой командировки он привозил сыну Талгату много разных игрушек, одежду, но Са-ние чего-то не хватало. Ей в голову приходили всякие тревожные мысли: Фаргат в долгих командировках, может, нашел себе подругу? Может, может… Нет, нет об этом, наверное, и думать не надо.

Она, когда ее ребенок на время засыпал, делала домашние дела, трудилась на своих двух сотках, рас-положенных возле дома, лишь бы нехорошие мысли в голову не приходили. Про Фаргата все время стара-лась думать только хорошее, желая ему счастливой дороги, скорейшего возвращения. Вспоминала, как, входя в двери, он раздавал цветы и подарки, и кра-мольные мысли старалась в голове не держать.

«Когда Талгат немного подрастет, в детском саду, может быть, ясельную группу откроют. Сына в са-дик отдаст, может, немного легче будет, и на работу выйдет. Фаргат, наверное, экономит деньги, машину хочет купить, день и ночь работает. В его возрасте у многих мужчин уже свои машины есть. Вон сосед Ха-тып на своей машине каждый год с семьей в теплых краях отдыхает… Мы тоже так сможем, с помощью Аллаха… Пусть работает Фаргат. Если каким-то обра-зом он собьется с дороги, все равно до нее эти слухи дойдут. Только вот дочь – Сария почему-то к матери стала приезжать все реже, раз в месяц. Город же не-далеко, автобусы ходят регулярно, приехать на одну

ночь переночевать, поделиться своими секретами, мать, братишку повидать – и Сание было бы легче. Вон соседские девчата каждую неделю приезжают, даже по две ночи ночуют. А, может, Сария нашла пар-ня, и с ним проводит выходные дни? У матери моло-дые годы впустую прошли – в шестнадцать лет вышла замуж, и мужа-то мужем назвать трудно было, водку пил, дрался, за другими женщинами волочился», – так думала она иногда, вспоминая нехорошим словом и отца Сарии.

Соседи тоже Санию замучили, вроде в шутку во-просами:

– Сания, у тебя и муж, и дочь, как ясное солныш-ко, то появляются, то исчезают.

Она им тоже отвечала, отшучиваясь: – Не знаю? Что за черт их путает? У одного в голо-

ве – деньги, а у другой – учеба.Свои тайные мысли она старалась не раскрывать.

«Как бы тебе плохо не было, виду не показывай», – эту пословицу она хорошо знала. Скучая по Фаргату, чув-ствуя охлаждение отношений с дочерью, их все боль-шее отдаление друг от друга, ночами частенько пла-кала. Что поделаешь, жизнь ведь, терпеть надо.

Так пролетали дни и месяцы. В день, когда Талгату исполнился годик, Фаргат и Сария приехали в одно время, друг за другом. Фаргат, как всегда, преподнес Сание букет цветов, на день рождения сыну – игруш-ки, одежду и продукты на стол, все до мелочей, даже напитки привез, все из городских магазинов. И Сария братишке подарила игрушки и одежду. Только одно непонятно – Фаргат раньше и Сарие подарки дарил вместе с ними, а в этот раз ей подарка не было. Сария была одета в новую модную куртку, новое платье и но-вые туфли. Увидев это, мать схватилась за голову:

– Сария, доченька, ты что, учебу бросила и на ра-боту устроилась? Откуда, на какие деньги оделась? И Талгату дорогие подарки купила… Мне твои поступки очень подозрительны. К матери раз в месяц приез-жаешь, ночь переночуешь и опять на месяц пропада-ешь…

Говорила прямо в лицо, но Сария на вопросы ма-тери не отвечала, возилась с братишкой, примеряла новую одежду и перебирала с ним игрушки. И Фар-гат, как обычно, баню не торопился растапливать. Он объяснил, что заехал попутно, ненадолго, даже и груз не разгрузив, чтобы только сына с днем рождения по-здравить. По быстрому накрыли стол и попили чаю. Только Талгат на полу, ничего не понимая, возился с игрушками.

Сания за чаем Фаргата и Сарию забросала вопро-сами, но ни на один вопрос толкового ответа не полу-чила. Они оба отнекиваясь, неохотно вели разговор.

Фаргат быстро переоделся в спальной комнате и сказал:

– Путнику лучше быть в дороге, груз надо на ме-сто хозяевам доставить, опаздывать нельзя ни на ми-нуту.

Взял на руки игравшего на полу Талгата, обнял, поцеловал. Молча стоявшую перед ним, ничего не по-нимавшую Санию, тоже поцеловал и заторопился на выход.

Сария, быстро одевшись, тоже обняла мать:– Мама, прости за все, я тоже с Фаргатом до по-

ворота доеду. Я ведь по вечерам на учебу хожу, еще и подготовиться надо.

77

Сания, ничего не понимая, подняв сына на руки и прислонившись к столбу калитки, проводила мужа и дочь. Потом, не сдерживая слез, всхлипывая и плача, ушла в дом.

Уложив в постель уснувшего на руках ребенка, начала искать в домашней аптечке какие-нибудь та-блетки. Найдя какое-то лекарство, положила под язык, легла на кровать рядом с сыном. Лекарство, наверное, оказалось снотворным, Сания вскоре и сама не заме-тила, как уснула. Во сне ее мучили кошмары. Якобы Фаргат, бросив Санию, путается с ее дочерью Сарией. В одном обрывке сна: она сидит с матерью Фаргата на свадебном торжестве как равная сваха. Во втором обрывке сна: от Фаргата родившийся у Сарии сын, внук Сании, с ее сыном Талгатом на улице в песочни-це игрушечные машины катают, одинаково одетые, и разница в возрасте у них один или полтора года.

…Сания проснулась от толчков голодного сына, просящего покормить его. Дав сыну грудь, почти в полусне женщина постаралась продолжить сон, но ничего не получилось: ребенок описался, намочив и свою, и ее одежду. Почувствовав это, она проснулась окончательно. Встала, раздела сына и поспешила в ванную комнату. Искупав его, завернула в полотенце, отнесла и положила на кровать, потом помылась сама и поменяла одежду. Сын, насосавшись материнского молока, продолжал спать.

Только вот Сания, не находя себе места, ходила из угла в угол по комнате, успокаивая часто бьюще-еся сердце, сама себе и виденному во сне не веря. «Не было счастья и не будет, наверное», – думала она…

Глава вторая

Когда Фаргат приехал и устроился в рабочем поселке, у него сразу возникли определенные слож-ности: ни друзей, ни родственников, русского языка толком не знает… Он принимал помощь Сании, хотя понимал, чем это может закончиться, но ее от себя не отталкивал. В устройстве на работу, в освоении про-фессии, в знакомстве и общении с окружающими, поддержка Сании была неоценимой. Позже Фаргат и сам, считая, что «долг платежом красен», старался во всех делах помогать ей. Еще до того, как они сошлись, он с удовольствием участвовал во всех домашних де-лах Сании: где забор подправить или поработать на даче, выбрать и перебрать картофель из погреба и многих других мелочах. Только вот, когда она смотре-ла на Фаргата, ее глаза светились какой-то таинствен-ной улыбкой. Проходя мимо, она могла без всякой причины коснуться Фаргата, слегка задеть бедром, легонько толкнуть или, подкравшись сзади, закрыть ему глаза руками – заигрывать и шутить была люби-тельница.

Фаргат и сам понимал, что потихоньку загоняет-ся в угол, попадает в капкан, но у него были большие планы на будущее. Он по-своему мечтал, что немного поработав, освоит несколько профессий, встанет на ноги и заработает приличные деньги. Приоденется с ног до головы, отложит часть средств, вернется в род-ную деревню, найдет равную себе девушку и сыграет свадьбу. Девчата ведь и в деревне подрастают. По обы-чаю татарских парней, если невеста моложе на пять-шесть и даже десять лет, они, наоборот, этим очень гордятся.

Когда Фаргат приехал в поселок и, делая первые

шаги на своем большом жизненном пути, начал на-лаживать свою жизнь, дочь Сании – Сария, из хруп-кой девчушки превратилась в созревшую раньше вре-мени, вполне взрослую девушку. С высокой грудью, с двумя уложенными косами до тоненькой талии, с выглядывающими из под коротенькой юбочки пол-ными бедрами, она невольно притягивала взоры мо-лодых людей. Фаргат любовался ею, находя в каждом движении Сарии что-то особенное, только ей свой-ственное, и никак не мог на нее наглядеться.

Только вот мать девушки Сания имела на Фаргата свои виды, мечтала приворожить его, хотела, чтобы он смотрел только на нее. И это было видно многим. Несмотря на это, Фаргат свои секреты раскрывать не торопился, наоборот, старался не показывать зарож-дающуюся в своем сердце любовь к взрослеющей Са-рие. Когда они втроем вместе работали у дома или на даче, Сария иногда, шутя, предлагала поиграть в дого-нялки. Фаргат, догнав девушку и подхватив за талию, поднимал ее высоко в воздух. Сания, немного ревнуя и наполовину в шутку, наполовину всерьез строго глядя, выговаривала:

– Молодежь, хватит вам, хватит что-ли? Вы сюда работать или в догонялки играть пришли?

Когда Фаргат привез из деревни мотоцикл, Сария вообще прилипла к нему как банный лист. Вначале, оглядываясь на мать, робко просила:

– Федя, прокати, ну прокати что-ли? Получив разрешение матери, садилась на мото-

цикл верхом и прижималась к Фаргату сзади, обняв его за талию. Они долго-долго кружили по полям и дорогам. Однажды на песчаной дороге мотоцикл опрокинулся и Фаргат свалился на Сарию сверху, она сама не понимая, что делает, поцеловала его в губы. Это, наверное, был ее первый поцелуй в жизни. У них у обоих в душе он сохранился надолго. Правда, снача-ла Фаргат посчитал, что Сария, выросшая без отца, не получившая отцовской ласки, была лишена мужского общества и, наверное, поэтому так себя вела.

Со временем желания Сарии только выросли, она хотела большего. Казалось, только вчера девушка просила Фаргата покатать ее по улице, а сегодня уже научить водить мотоцикл!

– Ну, когда ты, Федя, научишь меня управлять мотоциклом? – приставала Сария, уже не стесняясь матери. Конечно, среди подруг Сарии были девчата, разъезжающие на легких мотоциклах и моторолле-рах. Вон соседская девчонка, хоть и на год моложе Сарии, второе лето на мотоцикле «Минск» рассека-ет: к отцу на работу, в обеденный перерыв привозит еду, кормит его, гусят у реки успевает проведать – не гоняют ли их вороны, по поручениям матери из ма-газина привозит то, что необходимо. Сария при ма-тери, завидуя соседской девчонке, жалея себя «чем я хуже других», иногда даже плакала. «Погоди немного, на следующий год купим тебе дамский мотороллер, вдоволь покатаешься», – успокаивала ее мать. Только Сария была девушка с характером, не из тех, кто сда-ется. Узнав, что мать уехала в город на совещание ра-ботников железной дороги и приедет вечерним по-ездом часов в одиннадцать, отправилась на работу к Фаргату. Найдя его среди вагонов, стала уговаривать:

– Федя, а, Федь, сегодня маманя уехала на собра-ние железнодорожников, приедет ночным пассажир-ским. У меня другого момента не будет, пораньше сорвись с работы, пожалуйста, научи меня самостоя-

78

тельно мотоциклом управлять… А я перед тобой в дол-гу не останусь, отблагодарю как–нибудь… Ну, Федь, ну, пожалуйста.

Фаргату, конечно, было приятно, услышать от нее такую просьбу, но он, не зная, как поступить, ответил:

– Быстрее беги отсюда, чтобы никто не увидел! Видишь, зеленый загорелся, сейчас пассажирский сквозняком пойдет. Вот приду с работы, посмотрим на твое поведение, – и, взяв за руку, проводил ее через рельсы.

Сария, посматривая на часы, не спускала глаз с дороги, по которой должен был возвращаться Фаргат. Ей хотелось так же, как соседская девчонка, на зависть всем за рулем мотоцикла промчаться по улицам. Эх, молодость, молодость!

Фаргат, вернувшись с работы, быстренько умыл-ся, переоделся, попил чаю. В это время Сария уже кру-тилась возле мотоцикла, вытирала с него пыль, успе-ла проверить, сколько бензина в бензобаке. Этим не оставила, Фаргату найти причину для отказа.

Разговаривая между собой, вытолкали вдвоем мотоцикл на улицу. Фаргат завел мотоцикл, Сарию, как и раньше, посадил сзади себя. Как выехали из по-селка, никто не видел. Сария сзади, Фаргата все силь-нее и сильнее обнимая за талию, шептала ему на ухо какие-то ласковые слова… Наконец, когда они выеха-ли на находящуюся недалеко взлетную полосу старо-го аэродрома для учебных самолетов, Сария попро-сила:

– Федь, останови, это самое удобное место, что-бы учиться управлять мотоциклом.

Фаргат, хотя и раньше объяснял девушке, что та-кое газ, сцепление, тормоз, еще раз все снова повто-рил. Посадив Сарию за руль, сам сел сзади нее и поло-жил свои длинные руки сверху на мягкие руки Сарии, лежащие на руле. Сария нисколько не противилась тому, что Фаргат, тесно прижавшись, обнимал ее сза-ди, наоборот, хоть и сидела наполовину на бензобаке, спустилась пониже на сиденье, еще сильнее прижав-шись к нему.

До самой темноты по асфальтированной полосе аэродрома они делали круги, пока не устали, потом съехали с асфальта на поле и сели. Фаргат тут же и по-хвалил Сарию:

– Вот сегодня, как пользоваться рулем, газом, тормозом, ты уже хорошо научилась. В свободное от работы время и остальным навыкам обучу, – и, обхва-тив Сарию за талию, прижал к себе. Сария же уже на-чала привыкать к неожиданным выходкам Фаргата.

В любое удобное для них время Сария и Фаргат, скрывая это от Сании, стали пропадать на аэродром-ной площадке. Чтобы мать об этом не узнала, из по-селка девушка выезжала, сидя сзади Фаргата, а уже в поле с наслаждением гоняла столько, сколько хотела.

На складывающиеся между Санией и Фарга-том отношения Сария смотрела ревниво, но она как взрослая понимала необходимость жить одной се-мьей. Вот закончит она школу, ей ведь не всю жизнь тут жить, самой на жизненную дорогу вставать, свою жизнь строить надо будет. С такими мыслями, мечтая, она была согласна терпеть, а в будущем поживем, уви-дим.

Поступив в институт, она сдерживала себя, ста-раясь думать только об учебе. Хотела жить только учебой, но не получилось. В комнате, оставаясь одна, думала о матери, о маленьком братишке Талгате и о

Фаргате, временами плакала. Сколько бы около нее парней-студентов ни крутилось, она не обращала на них внимания. Среди студентов ей дали прозвище «кулугурка», но она не обижалась, наоборот, шутя от-вечала:

– Кулугурка так кулугурка, что тут поделаешь, мать такую родила.

Надо сказать, что кулугурами называли старове-ров-раскольников, проживающих в Поволжье. Обы-чаи кулугуров – не курить, не пить алкоголь, не упо-треблять бранных слов, жить в молитве и трудиться. В бытовой речи слово «кулугур» применялось как про-звище, дразнилка.

Сария считала своим долгом изредка, хотя бы раз в месяц, хотя бы ненадолго приехать к матери. Мать она ведь мать.

Она была против того, что мать связалась с Фар-гатом, и не старалась изменить девичье свое к нему отношение. Свои сердечные тайны хоть явно и не по-казывала, но то, что между ними, матерью и дочерью, отношения разладились, хорошо понимала.

Сания на продолжающееся охлаждение отно-шений с Сарией смотрела свысока, относила это к взрослению дочери. Фаргат думал, что после того, как Сария устроится в городе в общежитие, он будет дер-жать себя свободнее, больше внимания уделять семье. Но все равно, когда приезжала Сария, они как-то на-ходили возможность пообщаться. Оба понимали, что только у них двоих были сердечные тайны, о которых можно было говорить только между собой.

И вот однажды в субботу вечером Фаргат, возвра-щаясь из рейса, как обычно, заехал к Сарии в обще-житие. Соседки по комнате разъехались по домам, и она осталась в комнате одна. Попили чаю, поболта-ли, припозднились, и Сария предложила Фаргату не выезжать на ночь глядя, а переночевать у нее на со-седней койке. Фаргата, усталого с дороги, сон сморил быстро. Проснулся он оттого, что почувствовал на себе теплое со сна тело Сарии и ее жаркое дыхание:

– Мой, только мой, любимый! – шептали девичьи губы…

И Сария, и Фаргат свое по отношению к Сании предательство, свою перед ней вину хорошо понима-ли, но ничего не смогли поделать. Фаргат, пользуясь тем, что работает на машине, заезжал к Сарии, даже вызывал ее с лекций, и они уединялись у нее в ком-нате.

Фаргат частенько привозил подарки Сарии, оставлял ей деньги, о которых не знала жена. Он по-нимал, что так долго продолжаться не может, что двойную жизнь необходимо прекращать, но жил подчиняясь своим внутренним чувствам, помыслам, порывам. Какая-нибудь причина проявится, надеял-ся он, и тогда его жизнь внезапно изменится, выведет его на правильную дорогу.

Возвращаясь из дальних командировок, Фаргат первым делом заезжал к Сарии. Если попадал на вы-ходные дни, пользуясь тем, что ее подруги по комна-те уезжали домой, оставался ночевать. Потом говорил жене и сыну, что заехал к ним только по дороге, отда-вал подарки и снова спешил к Сарии.

Сания же видя, что сын, подрастай и все больше становится похожим на Фаргата. Глядя на него, хоть слезы и проливала, не показывала своих пережива-ний, старалась, чтобы окружающие не поняли, не ви-дели ее страданий.

79

Сания и, как две капли похожая на нее Сария, – мать и дочь – стали между собой соперницами. Их ге-рой – прокравшийся простеньким котенком в семью, деревенский мальчишка Фаргат. Получается, что сбы-лась пословица о том, что у любви нет границ,.

…Приближался конец первого курса, после сдачи экзаменов в июне Сария с Фаргатом подумывали о переводе на заочное отделение. Найдя и сняв одно-комнатную квартиру, собирались переехать, потому что беременность уже была видна ощутимо.

Подруги студентки и преподаватели на Сарию стали смотреть как-то по-другому, как ей казалось, или жалея, или одобряя, и вопросы задавали поверх-ностные, понимая, что она скоро станет матерью, со-ветовали ей быть осторожнее. Они с Фаргатом, когда оставались одни миловались и любились от души и никак не могли насытиться друг другом. Но у обоих из головы не выходил вопрос, как выплыть из этой ситуации, а ответа на это не было. В голову к Фаргату приходили мысли, чтобы люди на смех не подняли, или уж бесследно пропасть, в дальние земли уехав, устроиться, никому не сказав, попробовать начать новую жизнь. Однако он не мог выкинуть Сарию из сердца, он ведь ее смолоду, как сердечную тайну в душе хранимую, единственной мечтой считал и счи-тает. Да скоро и ребенок на свет появиться должен.

Фаргат отчетливо понимал, что по-настоящему сильно любит Сарию. А встречу с ее матерью, при-ведшую к таким последствиям, считал ошибкой мо-лодости и этим сам себя успокаивал. Только вот ро-дившийся от Сании сын Талгат временами приводил его в глубокое беспокойство. Он, вырастая, начнет все понимать. Какое отношение у него будет к отцу? Ведь получается, что Сария теперь его родная сестра?!

Нет, конечно, нет… Им, наверное, теперь откры-та лишь одна дорога – когда Сария первый курс за-кончит, надо уехать подальше и попробовать жить с чистого листа. Может быть, из этих запутанных собы-тий время освободит, очистит их души…

Фаргат продолжал работать, пропадая в коман-дировках. Он, встречаясь со своими коллегами-води-телями дальнобойщиками, иногда описывал им ситу-ацию, в которой оказался. Подробно расспрашивал их обо всем: об условиях жизни в тех регионах, где они проживали, о стоимости проживания в съемной квартире и многих других обстоятельствах. Он думал, что, если удобный случай представится, организует себе место проживания, заберет с собой Сарию и уе-дет. Ему даже один друг оставшуюся от матери одно-комнатную квартиру предложил и по поводу работы обещал переговорить со своим руководством. Фаргат в следующий приезд своими мыслями поделился с Сарией. Она и сама об этом думала, скоро должен ро-диться ребенок, осталось два-три месяца, надо что-то делать.

Фаргат, уезжая в очередную командировку, ре-шил попутно заехать к Сании. Надо было забрать оставшуюся одежду и попросить Санию простить его, обещая не оставлять ее без помощи. Приехав в поселок, он обнаружил, что двери в квартиру Сании закрыты. Как сказали соседи, она в это время прохо-дила медкомиссию с Талгатом, чтобы устроить его в детский сад, кроме того, она предупредила их, что еще заглянет на работу.

Фаргат, открыв дверь своим ключом и войдя в дом, собрал свои вещи в сумки и мешки, перетаскал

все в машину. Ключи от квартиры, чтобы Сания на-шла, сунул в почтовый ящик, висящий на двери, и быстро уехал из поселка. Доехав до нужного города, поставил машину на эстакаду под кран на выгрузку. Некоторое время спустя подъехал протянувший руку помощи друг. Поздоровавшись, на вопросительный взгляд Фаргата он ответил:

– Все, Фаргат, с хорошими знакомыми из ру-ководства поговорил, мне новую машину дают, а ты на мою машину сядешь, вместе будем ездить. Ты по-сле этого рейса напиши заявление, быстро заканчи-вай свои дела и поторопись на новое место работы. Устроишься и свою Сарию привезешь. Как договари-вались, первое время на маминой квартире поживете, когда все устроится, может, себе что-то другое подбе-рете.

Фаргат с навернувшимися на глаза слезами от нахлынувших чувств обнял друга:

– Спасибо, ты настоящий друг! Я так про тебя и думал, вся надежда была на тебя.

Фаргат достал из машины термос, и они сели пить чай. За чаем переговорили на беспокоящие Фар-гата темы, какая будет зарплата, сколько платить за съемную квартиру, можно ли ее посмотреть?

– Идем, – ответил друг, – сейчас машины разгру-жают, квартира отсюда недалеко, я, заранее зная о на-шей встрече, ключи взял с собой.

Фаргат был от радости на седьмом небе. Они вдвоем, закрыв борта машины, поправили тенты и направились на квартиру.

Фаргату квартира очень понравилась. Оказыва-ется, и вся мебель есть, и холодильник работает. От-крыли краны, проверили горячую и холодную воду. Выразив другу свою горячую благодарность, закрыв квартиру и положив ключи в карман, он заторопился в обратный путь.

На почти тысячекилометровую дорогу между двумя городами Фаргат обычно тратил около суток, сегодня же он как на крыльях летел, и приехал к своей Сарии вдвое быстрее.

Фаргат все подробно рассказал ей. Они оба были рады, но хорошо понимали, что наносят Сании неиз-лечимые раны и просто убегают.

– Фаргат, – вытирая слезы, потоком текущие из глаз, сказала Сария, – матери как-то хотя бы через кого-то сообщить надо. Я слышала, она Талгатика в садик устроила и вышла на работу. Возможно, что она захочет навестить меня и приедет.

…Фаргат свою большую вину перед Санией по-нимал давно, но с мыслью, что от судьбы не уйдешь, начал собирать вещи. Обоим было горько и стыдно. Несмотря на это, собрав все вещи в узлы, решили уез-жать утром. Фаргату оставалось сходить на работу, написать заявление, забрать документы и получить расчет. Заведующий гаражом о причине ухода Фар-гата с работы хоть и основательно спрашивал, но, не получив внятного ответа, не стал противоречить, со-гласился и подписал заявление. Желающих работать на дальних рейсах было много, да и зарплата была приличной.

Фаргат закончил все дела до обеда, на нанятой «Газели» подъехал к общежитию Сарии. Она как раз сдавала ключи от комнаты коменданту. Попросили проходящих по улице двух студентов помочь. С тре-тьего этажа очень быстро перетаскали сумки, чемо-

80

даны, узлы, аккуратно загрузили их в машину и вы-ехали на дорогу.

Около двух часов ночи они добрались до города, в котором собирались жить, и остановились около девятиэтажного дома. Квартира, которую снял Фар-гат, располагалась на пятом этаже. Так как по ночам лифт не работал, им пришлось все вещи на пятый этаж таскать самим. Но вот подняли все вещи наверх и, рассчитавшись с водителем, остались одни. Хотя они и падали с ног от усталости, но сон их не брал. Ничего, не говоря друг другу, погрузились в глубокое раздумье.

Фаргат встал утром и, попив чаю, заторопился на новое место работы. Сария же насколько хватало сил принялась размещать привезенные вещи. Прежде чем Фаргат оформившись на работу выедет в рейс, надо ей сходить в поликлинику и встать на учет. Не-много успокоившись, она решила отдохнуть, но ре-бенок в животе начал толкаться, напоминая о себе.

В мыслях о будущем маыше и в домашних хлопо-тах незаметно и прошел первый день Сарии на новом месте. Во время короткой передышки она думала о том, какое горе принесла родным, какими будут отно-шения с самым близким в мире человеком – матерью; как продолжать жить, в такой ситуации… Перед мате-рью она считала себя очень виноватой. Однако как-то надо было выкручиваться из этих драматических событий ради будущего ребенка, который должен родиться, и это наполняло ее жизнь большим смыс-лом. Как интересно донесли матери известие об их отъезде? Об их исковерканной жизни жители посел-ка, наверное, рассказывают, кто смеясь, кто обвиняя в произошедшем саму Сарию.

А Фаргат? Фаргат в этой запутанной истории, на-верное, виновен вдвойне. Вначале, как котенок, вос-пользовавшись мягкотелостью Сании, разбудил в ее душе несбывшиеся ранее девичьи мечты. А сам в тоже время положил глаз на ее дочь Сарию, немного по-годя и начал с нею путаться. Эх, судьба, судьба… Такое бывает даже ни в одном случае из тысяч и это в голове не умещается, загадка, вообще, невозможная.

…Фаргат оформил все документы, принял у дру-га машину, забежал в магазин и купил необходимые продукты. Уже смеркалось, когда он пришел домой к своей Сарии. Поняв, что она не в настроении, утешил:

– Ты уж только не заболей, нам только этого не хватало. Мы ведь с тобой весь шар земной перевер-нули. Нам всем от рождения, наверное, такая судьба была писана. От судьбы не уйдешь, от людских пере-судов и позора хоть и убежали, от самих себя не спря-чешься.

Сария ответила, вытирая слезы, наполовину по-татарски, наполовину по-русски:

– Федь, почему жизнь такая сложная штука? И я ведь тебя смолоду, еще девчонкой полюбила, я даже не знала и не думала о ваших отношениях с матерью до ее дня рождения, в чем моя вина?

Они, не находя слов, которые надо было сказать друг другу, легли рядом на неприбранную, стоящую посреди комнаты кровать и затихли.

Глава третья

Ставшего мужем Сании Фаргата, его побег с ее дочерью Сарией, то, что Сария забеременела от Фар-

гата, жители поселка, наверно, шумно обсуждают, в некоторых местах даже преувеличивая, спорят, так казалось Сании. Она старалась не выходить из своей квартиры, не показываться людям на глаза. На сына Талгата глядя, вытирая текущие из глаз слезы, думала: – За что Аллах проклял меня? Я ведь, глупая, от чисто-го сердца, любя, с большими мечтами в душе, краси-вую жизнь построить хотела. Меня с сыном бросить – это одно дело, изменить мне с моей дочерью, что это? Она то уж еще глупее меня, с мужем матери спутав-шись, забеременев, на весь мир меня и себя ославив, и мне и себе душу огнем опалила. А полуторагодовалый Талгат, ничего не понимая, сидел в середине зала на полу и возился с игрушками.

Сания, чтобы от горя совсем с ног не свалиться, несколько дней не выходила из дома только из-за ма-ленького Талгата жила, готовила ему еду, обихажива-ла, радовалась.

Сколько бы не пыталась, она не могла выбросить из головы свои мысли про Фаргата с Сарией. Она рас-тила дочь, не спуская с нее глаз, столько отдав ей ма-теринской любви, а сейчас и ругала, и упрекала ее; а что наделал Фаргат, исподтишка подкравшийся, как хитрый лисенок, она поняла окончательно только сейчас.

Наверно, потому что Сания несколько дней не выходила из дома, сегодня с утра, выгнав малую и большую скотину в стадо, соседка Зяйняп входя в две-ри:

– Здравствуйте, как ваше здоровье, Сания, и око-ло дома не появляетесь, думаю, с Талгатом что-нибудь случилось или вас в больницу положили, я поэтому зашла, так как ваше здоровье? Прошла в зал и села на стул, как будто ничего не знала о произошедших со-бытиях.

– Все проходит, только на нас глядя, жизнь не останавливается, вот уже несколько дней плохо себя чувствую. Может, в поликлинику сходить проверить-ся, – говоря, Сания с целью угостить Зяйняп чаем, по-шла на кухню. Зяйняп хоть все новости полностью знала, первой об этом разговор не начинала, подума-ла, что у Сании и без нее проблем хватает. Услышав, как зашумел чайник, и Зяйняп пошла на кухню. Сания, уже чашки чаем наполнив, то открывая, то закрывая шкафчик, выставила на стол сладости и сказала:

– Зяйняп, давай немножко чаю попьем, а то у меня от этих проблем голова кругом идет, позорище, на глаза людям показаться стыжусь, как будто и права на это не имею, – первой начала разговор Сания. Она хорошо понимала, что Зяйняп все касающиеся их со-бытия, конечно, знает. Скрывать нечего, от этого ни-какой пользы не будет, наоборот, поговорив между собой, народ может быстрее забудет.

– Зяйняп, погоди-ка, у меня где-то забытая бутыл-ка вина есть, – и, быстренько вынеся из спальни, по-ставила бутылку на кухонный стол. Зяйняп с тех пор как осталась без мужа, иногда немного выпивала, об этом Сания давно знала.

Напевая какие-то только что придуманные слова в виде частушки:

«Эх дочь, да эх мать, Вчера только мужем был, А сегодня уже зять», – налила вино в бокалы. – Давай, Зяйняп, вспомним что ли дни рождения

и свадебный вечер и выпьем за это. Пропади оно все

81

пропадом и эта так называемая жизнь тоже. С этими словами выпила сама, и, не дав Зяйняп заговорить, за-ставила ее выпить.

– Сания, не ломай голову, от этого толку не будет, только вред один, пропади оно все пропадом, народ поговорит, поговорит, устанет и перестанет, тебе ведь без отца оставшегося ребенка вырастить, на ноги по-ставить надо, вот об этом нельзя забывать. Конечно, они нанесли твоему сердцу неизлечимую рану, И все равно ты должна быть стойкой, терпеливой должна быть, Сания, душенька моя, родненькая, – продолжа-ла успокаивать Санию. – Даст Аллах, до твоей старо-сти сынок подрастет, тебе опорой будет.

Сама нашла, сама из рук выпустила радость жиз-ни, пусть хоть они попользуются. Сына женим, среди наших знакомых хорошую девушку найдем, – говоря, что-то шепнула Сании на ухо, и они громко рассме-ялись.

То ли от выпитого вина, то ли вспомнив, что и соседку Зяйняп муж ведь тоже бросил, в этом мире я одна, что ли без мужа осталась, такие мысли, как ей показалось, изменили настроение в лучшую сторо-ну. Она поблагодарила Зяйняп за то, что зашла про-ведать и проводила ее, но все равно, в одиночестве, мысли из головы так быстро выбросить и успокоить себя не могла.

Эх, Сария, Сария, ты ведь не только себя, но и родную мать своим немыслимым поступком опозо-рила, как ты могла так поступить? Нет, это, наверно, не только ошибка молодости, наверно, повлияли и события в окружающей обстановке, то, что мать по молодости обманутая, в шестнадцать лет замуж вы-йдя, без мужа дочь вырастила, стараясь не отстать от жизни, спуталась с Фаргатом, второй раз обманулась; а относительно дочери, наверно не хватило сил вос-питать, и в этом тоже, наверно, кроется причина.

Сания, взяв больничный лист на две недели в же-лезнодорожной поликлинике, написала заявление заведующей детским садом, на две недели решила по-ехать к родственникам в деревню. Она стала бояться оставаться одна со своими печальными мыслями и переживаниями. От людского зубоскальства, от пере-судов немного отдохнуть, да и родственники ее пой-мут, наверно. Ей почему-то казалось, что до деревни слухи о событиях в ее жизни не дойдут.

Приехала в деревню, а родственники удивились: – Как это ты, Сания, в середине лета бросив такую ответственную работу, одна без Фаргата приехала? Несмотря на это, лишними вопросами ее не мучили. Приготовили и попили чай с соседями, пришедшими ее проведать. За чаем Сания, чтобы лишних вопро-сов ей не задавали, сама, перескакивая с вопроса на вопрос, не давая никому слова сказать, деревенские новости выспрашивала. Попив чаю, взяв с собой Тал-гата, решила прогуляться по деревенским улицам за-глянула, в магазины, не забыла и в мечеть подаяние «садака» занести, долго-долго разговаривала со встре-тившимися знакомыми. В деревне, видимо о том, что с ней произошло, не слышали, никто таких вопросов не задавал. О состоянии здоровья расспрашивали, как меняется жизнь в их краях, среди земляков какие новости, конечно, таких вопросов много было. Об-щаясь с односельчанами, Сания и не заметила, как пролетел день. Встретив дочь соседки, ее на чай. За чаем как бы та пригласила ее семейные секреты вы-пытать не пыталась, Сания коротко отвечала:

– Жизнь на одном месте не стоит, движется, только мы от года к году стареем, дочка Сария, хоть и поторопилась, замуж вышла, скоро ребенка родит, так потихоньку и живем, – старалась разговор на эту тему прекратить.

Деревенская жизнь течет по-своему. Имеющие работу утром уходят, неимеющие – сами себе заня-тие находят: либо скотину выращивают, либо куплей продажей занимаются. Мужья, сказав, что поехали работу искать, подолгу живут на стороне, и среди женщин, оставивших детей родителям, на стороне работающих, все больше становится. По этой при-чине немало разведенных семей, в каждой семье своя печаль. В последние годы изменения на селе видны невооруженным взглядом. Богатые еще больше раз-богатели, строят двухэтажные коттеджи. В такой бы-стро меняющейся жизни, не нашедшая себе места молодежь, стариковские пенсии «ощипывая», на их шее сидит.

Сания, и приехав в деревню, не сидела сложа руки, сходив недалеко к лесу, березовых веников для бани заготовила, собрала и засушила душицу, в этом году, оказывается, и черной смородины много, мало ли, много ли, но и варенья наварить успела. Как ей по-казалось, в деревенской жизни печали ее несколько рассеялись.

Прожив две недели в деревне, Сания вернулась к себе домой. Сходила в поликлинику к детскому врачу взяли справки, отвела Талгата в детский сад, а сама по-торопилась выйти на работу.

Утром, отведя сына в детский сад, с головой по-грузилась в свою работу, вечером надо успеть забрать ребенка из садика, в общем, ей было ясно как день, что все тяготы жизни нести придется на своих плечах. Ей не хватало и выходных дней. Ведь обычно хоть на пару часов, но вызывали на работу, и она,уходила из дома, бросив домашние дела, отложив собранное за неделю для стирки белье, и всё старалась успеть. По-тому что и денег постоянно не хватало.

Но вот и лето подходит к концу. На зиму еще надо было заготовить картошку, и другие овощи. Это была ее забота. Но одолевали еще и мысли. Сарию совсем из головы выбросить невозможно, нельзя о ней не беспокоиться, ведь ребенок уже родился, наверное, и та себя на адовы муки обрекла... Когда необходимо, даже мать пригласить возможности не осталось у до-ченьки, муж так называемый, не признавая своих гре-хов, на работе пропадает, наверно. На чужой стороне, в городе, где она даже соседей не знает, с маленьким ребенком как дни проводит, как мучается? Ребенок ведь все равно в душе остается ребенком... Такие мыс-ли часто ее доводили до слез, когда она оставалась в одиночестве.

Интересно, судьбу, так называемую, кто при-думал? Или она приходит вместе с человеком, с его рождением? Почему она, горькая судьба, не ко всем так прилипает? Почему всю свою жизнь только Сания должна ее горечь ощущать? Почему только почув-ствуешь, что встала на ноги, тут же спотыкаешься? Где конец этому? Месяцами, годами, или всю жизнь это испытывать? Кому-то с головой счастья наваливает, а кому-то и отщипнуть не дает…

То направо повернешь, То налево повернешь. Ах, коварная судьба, И куда ж ты нас ведешь?

82

Хотя бы разок, хоть издалека, посмотреть бы на доченьку. И она маминой молодости ошибки пони-мает, наверно. На эту жизнь, с какой стороны не по-смотришь, дороги судьбы куда только не забрасывали Санию. По молодости обманувшись, с шестнадцати лет забеременев, в двадцать лет с маленьким ребен-ком из деревни уехала в поисках счастья в чужих краях, сколько трудностей испытала, вот оно счастье – нашла, думала, что в мужскую ласку, помощь окуну-лась – на тебе, одна рана за другой разрывает сердце на кусочки.

Она, выйдя на работу, сколько не пыталась вы-бросить из головы все печали, ничего не получалось, оставшись одна после всех дел, закрывшись в комна-те отдыха на работе, вновь и вновь мысленно возвра-щалась к произошедшим событиям, перебирала их, пытаясь понять совершенные ошибки, и долго си-дела, погрузившись в свои горькие мысли. Вечерами после работы, забрав ребенка из детского сада, дома домашними делами и ребенком занималась, хоть и уставала так, что падала с ног, ночью спать не могла. В голове крутилось все одно и то же: ее, безвинную, муж, опозорив, оставил сидеть с маленьким ребен-ком, с дочерью спутавшись, сбежал. С соседями тоже общение прекратилось. Только в магазин по выход-ным ненадолго, выбегала. Она стала жить очень тай-но, закрывшись сама с собой, считая прожитые дни с мыслью, что надо терпеть, хотя бы сжав зубы терпеть. Но так, закрывшись, как в тюрьме, жить кому это нуж-но? Если рядом нет человека, с которым можно пере-терпеть жизненные неурядицы, рассказывая, делясь сердечными тайнами, в горе и радости вместе, мечтая о завтрашнем дне, с большими надеждами на будущее жить. Зачем нужна такая жизнь? Кому понадобилось так все запутать? Кто им помешал?

Судьба, все та же самая подколодная судьба, на-верное…

Глава четвертая

Фаргат и Сария, переехав в другой город, в пер-вые недели обустраивались в квартире, проходили медкомиссию. Фаргат на новой работе договорился со своим руководством, чтобы его направляли пока только в ближние рейсы. Ребенок родится, деньги бу-дут нужны – для этого они ежемесячно откладывали часть зарплаты. На ежедневные расходы Фаргат брал немного, подрабатывал шабашками. И сыну Талгату – много ли, мало ли – из разных городов переводы отправлял. Фаргат хорошо понимал, что Сания с Тал-гатом нисколько не виноваты в том, что произошло, наоборот, он сам перед ними сильно виноват. Толь-ко вот не смог вовремя остановиться, удержать себя в рамках, не смог со своими жизненными проблемами справиться. Жил по принципу: будь, что будет. И вот что получилось, итог налицо, виден, как на ладони.

У Сарии, по словам врачей, пошли последние не-дели перед родами. Если УЗИ показало правильно, то они ожидали мальчика. Для него купили заранее пеленки, распашенки и другие необходимые вещи. Сария успела познакомиться с соседками. Они оказа-лись молодыми мамами, находящимися в декретном отпуске по уходу за детьми. Общаясь между собой, женщины помогали ей советами, делились секретам ухода за ребенком.

Фаргат перед родами Сарии написал заявление

и на одну неделю взял отпуск за свой счет. Наконец в один из дней, вызвал скорую отвез жену в роддом. «О, Аллах! Не оставь нас в своих заботах! Лишь бы здо-ровы были!» – с такими мыслями Фаргат оставил ее в больнице и поехал на работу.

На новой работе коллеги, с которыми он уже по-знакомился, узнав, что его жена в роддоме, намекнули ему: «Федя, готовься, скоро пяточки обмывать будем!». Он ответил одним словом: «Обязательно!» А вечером Фаргат поспешил к Сарии. Выйдя из проходной, про-шелся по магазинам, купил продукты, которые мож-но было отнести роженице. В роддоме, он узнал, что жену еще только готовили к родам. Радуясь, что ско-ро станет отцом, Фаргат решил не уходить домой, а ждать в роддоме.

Ждать Фаргату пришлось долго. Только перед самым рассветом на свет появился его сын. Узнав о здоровье сына и Сарии, немного успокоившись, с мыслью, что надо хотя бы несколько часов поспать, он вернулся домой.

Отдохнув, Фаргат опять заторопился к Сарие и новорожденному сыну, у которого еще не было име-ни. Надо узнать, как они себя чувствуют. Потом, как обещал товарищам по работе, чтобы «обмыть пяточ-ки сыну», придется сходить в магазин, купить продук-ты и напитки.

Придя в роддом, Фаргат еще раз подробно рас-спросил, как прошли роды. Спросил про вес и рост сына. Поблагодарил всех врачей и медсестер, при-нимавших его малыша. Сария написала записку, в которой попросила мужа принести ей нижнее белье. Фаргат летал, как на крыльях, радовался жизни и ма-ленькому наследнику.

Он отнес жене все необходимое и решил, что пора выполнять обещание, которое дал товарищам на работе. Накупил в магазине продуктов и с полной сумкой пошел в гараж. Там его уже ждали: водители, слесари-ремонтники, грузчики, даже механик по ре-монту еще был на работе. Собравшись вместе, накры-ли стол. Сослуживцы Фаргата пожелали здоровья его жене и сыну и выпили по паре рюмок. На новом месте ему предстояло работать с ними еще долго, плечом к плечу, хотелось узнать про их семейные дела и про-блемы, стать своим человеком в коллективе.

Через неделю Сарию с ребенком выписали. В большой деревенской семье среди остальных

братьев и сестер для Фаргата самой близкой, в том числе и по возрасту, была сестренка Альфия. Он по-звонил ей, поделился последними новостями, расска-зал, где они живут. Альфия жила в соседнем с роди-телями селе и знала об истории, которая произошла с Фаргатом и Сарией. Поздравив их с рождением ре-бенка, она пообещала, что в ближайшее время, конеч-но же, хотя бы на пару дней приедет навестить их.

Фаргат нанял легковую машину, купил цветы и, наконец-то привез домой жену с новорожденным сыном. Они давно уже придумали ему имя, но по обы-чаю, по имени к нему не обращались. Вначале надо было пригласить муллу из мечети, чтобы прочитал молитву и присвоил имя.

Молодые родители решили не откладывая со-брать гостей дома и обмыть пяточки сына. За день до этого приехала из деревни Альфия. Сария, считая себя виноватой перед сестренкой Фаргата, растеря-лась и даже не знала, как себя с ней вести. Поняв ее

83

смущение, Альфия сама начала разговор: – Ладно, что было, то было. Теперь уже ничего на-

зад не вернешь. Слава Аллаху, что вы сами и ваш ребе-нок живы и здоровы! Благополучия вам в будущем! – и подойдя к ребенку спросила, кем будет этот батыр, какое имя придумали?

– Мы с Фаргатом решили Маратом назвать, Ма-рат Фаргатович, вроде нормально звучит, – улыбну-лась Сария. Фаргат продолжил:

– Пусть будет современное имя, мы ведь теперь городские жители. Будем живы и здоровы, в детский сад, потом в школу пойдет. Меня вот все Федей зовут, а его имя не надо будет коверкать, своим именем будут звать.

Утром из городской мечети приехал мулла, про-читал молитву и присвоил мальчику имя. Накрыли красивый стол, попили чаю, проводив муллу, при-гласили соседских женщин с детьми, угостили и их. Альфия привезла с собой из деревни много гостин-цев: мясо, масло, молоко, катык, мед. Решили вечером, когда соседские мужья вернутся с работы, собраться еще раз. И Альфия, и соседи подарили маленькому Маратику различные погремушки и другие игрушки.

Вечернее застолье, конечно, не обошлось без вина и водки. Русских за столом было больше, а, как говорит народная пословица: «В чьи сани садишься, у того и вожжи в руках». Марату пяточки по-мужски водочкой и помыли.

Между тем, Альфия решила еще на два-три дня остаться. Фаргат утром собрался на работу, за пару дней проверив готовность машины, взяв груз в на-правлении деревни, обещал, что подвезет Альфию до дома.

Сария за эти дни крепко подружилась с Альфи-ей, успела поделиться с ней своими накопившимися проблемами. Они поговорили обо всем: о том, что с детских лет Сария была влюблена в Фаргата, что ви-дела, как вздыхает мать, бросая на него тайные взгля-ды… Но Сария никогда не думала, что станет Фаргату женой…

Видимо, потому что рядом не было человека, с кем можно было откровенно поговорить, они про-вели эти дни практически без сна, раскрывая друг перед другом свои сердечные тайны. Альфия в жизни тоже много перенесла. За первого мужа ее выдали не спросив согласия. Хоть и родила ребенка, жизнь не сложилась. Прожили несколько лет и развелись. Не-много погодя вышла замуж за парня, в которого была влюблена в юности. Может быть, поэтому она не счи-тала Сарию виноватой. И Фаргата не осуждала. Навер-ное, потому, что он был самым дорогим ей родным братом. Она была близка с ним по возрасту, и у них с детства было много общего. «Вовремя надо было гла-за разуть – два счастья рядом не ходят», – говорила она, стараясь понять и Фаргата, и Сарию, и ее много-страдальную мать. Альфия все время напоминала, подчеркивала, что нельзя забывать и обижать ее сына Талгата. Надо им во всем помогать, поддерживать сво-их самых близких родственников.

Когда Альфия поделилась своими секретами, Са-рия неожиданно для себя выложила перед ней все, что у нее накопилось на душе. Как мать вовремя не увидела возникшие между дочерью и Фаргатом чув-ства? Их постепенное сближение разве только слепой бы не заметил. А, может быть, и видела, но не хотела

знать. Будто не понимала. Как это взрослая девчонка целыми днями с Фаргатом на мотоцикле неизвестно где пропадает? Как на это не обратить внимание? Как Сария в прозрачной ночной сорочке перед Фаргатом надо не надо пролетала, – это она должна ведь была видеть? Как они, когда Сания с опозданием приходи-ла с работы, лежа вдвоем на диване, смотрели телеви-зор… Видела и не заподозрила ничего? Или боялась, что Фаргат обидится и уйдет от них в свою комнату, в общежитие? Теперь это все уже осталось в прошлом.

Фаргат вышел на работу очень удачно: очеред-ной дальний рейс оказался рейсом в Казань. Загрузив машину, он заехал домой. Альфия уже собрала вещи и ждала его, Сария им в дорогу термос с чаем и другие продукты приготовила. Перед отъездом вместе попи-ли чаю.

– Давайте трогаться, путнику лучше в дороге на-ходиться, до вечера надо большую часть пути про-ехать, – сказал Фаргат, взял сумки Альфии, поцеловал жену и пошел к двери. Сария, поняв, что остается одна с ребенком, расплакалась.

– Федь, через сколько дней ждать тебя? Ты уж по-старайся, пожалуйста, побыстрее вернуться, – с таки-ми словами, не закрывая двери, проводила их за по-рог.

Фаргат и Альфия долго ехали молча. Бесконечные ночные разговоры без сна с Сарией, видимо, повлия-ли, и Альфия уснула. Фаргат любил ездить, включив негромкую музыку и тихонько напевая. Работающие на дальних рейсах водители дальнобойщики после пяти - шести часов поездки обычно останавливаются на стоянке, проверяют машину; потом и сами, разми-ная мышцы, сделав несколько физкультурных упраж-нений, трогаются в путь. Альфия, когда Фаргат на од-ной из таких остановок вышел, решила перекусить, выложила продукты, чай приготовила. В это время Фаргат с одним из водителей, наверное, с каким-то знакомым, очень долго разговаривал. Альфия прислу-шалась и поняла, что это водитель с прежней работы Фаргата, в их разговоре прозвучало имя сына Сании, Талгата. Услышав это, она прислушалась еще внима-тельнее. Из обрывков разговора поняла, что Сания за-болела, сына отвезла в деревню, а сама больше меся-ца пролежала в больнице. Сейчас она уже находится дома, занимается только Талгатом. За последнее вре-мя женщина сильно похудела, по слухам от жителей поселка, у нее онкологическое заболевание и она уже прошла первый сеанс химиотерапии.

Наконец, Фаргат попрощался с другом, и машина поехала дальше. Фаргат понял, что Альфия слышала разговор. Наливая чай из термоса, она сказала:

– Фаргат, ты Сарии эту новость пока не сообщай. Она ведь ребенка грудью кормит, от этих новостей у матери молоко может пропасть.

Молча попили чаю, в рот ничего не лезло. Аль-фия заговорила снова:

– Если крюк не очень большой, нам в деревню к родителям заехать надо. Я с большой дороги домой и на маршрутке доеду. У отца немного денег попросим, у меня небольшой запас есть, а то у Сании, может, и на ежедневные расходы денег нет. Ты перед ними в долгу, последние слухи, конечно, и до деревни дош-ли. Трусить, бояться и скрываться поздно уже. Если ты считаешь неудобным для себя к Сание заехать, я сама, показавшись в деревне, хоть на один день к ней зайду.

84

Фаргат промолчал. Они убрали продукты и по-ехали дальше.

Фаргат совсем онемел. Хоть он бросил курить, в машине всегда были сигареты. И сейчас, найдя их, он курил одну за другой, не замечая ничего вокруг. Перед рассветом подъехали к повороту на деревню, до нее еще было километров пятьдесят. Альфия, сколько ни ехала с закрытыми глазами, уснуть так и не смогла. Сон куда-то улетучился. Как ни старалась ни о чем не думать, не получалось. Как в будущем будет со здоро-вьем у Сании? Как будет растить Талгата? Эти мысли не давали ей покоя. Фаргат тоже старался не показы-вать своего беспокойства, но в голове были те же са-мые горькие мысли.

Утром часам к семи подъехали к деревне. Вы-йдя из машины, Альфия зашла в дом. Фаргат обошел машину вокруг. Отец без слов вышел и сел на бревно перед палисадником. Фаргат попинал колеса, увидев отца, подал ему руку:

– Здравствуй, папа! Как здоровье, как дела? Увидев, что отец не настроен с ним разговари-

вать, вошел в дом. Там уже Альфия успела с матерью переброситься несколькими словами. Фаргат обнял мать и погладил ее по спине:

– Здравствуй мама, как здоровье? Как жизнь? Мне вот попутно удалось, слава Аллаху, заехать и узнать, как вы тут живете… Все гонимся за чем-то, не помня себя. Работаем, а не будешь работать, никто ведь сам тебе за так деньги не принесет. О моих последних со-бытиях в жизни, наверно, слышали. Уж простите, что и вас расстроил и вам беспокойство причинил…

В это время отец, стоя в дверях между комнатами, оказывается, слушал Фаргата. Альфия на кухне гото-вила чай, выкладывала на стол свои привезенные из города сладости. Немного погодя собрались все вме-сте за столом. К этому времени отец уже успел и баню затопить.

– Скоро баня будет готова, дорожную пыль смо-ете, отдохнете немного, потом посидим обо всем по-говорим подробно, – сурово сказал отец.

Фаргат, помывшись в бане, решил немного от-дохнуть перед дальней дорогой, прошел в спальню. Альфия обещала, что основательно поговорит с ро-дителями о том, что случилось с Сарией, и изложит им мысли, к которым они пришли в результате раз-говора в пути. Если подумать, и Фаргат, по молодости уехав из деревни, свою жизнь хотел устроить сам, и родители, вырастив семь детей, всю жизнь не в раю – в нужде жили. И сегодня скотину откармливают, до двадцати ульев пчел держат. Уход за ними – очень большой труд, которым необходимо заниматься по-стоянно и основательно.

Пока Фаргат отдыхал, Альфия старалась смяг-чить отца. Мать по-своему, по-женски уже смирилась с тем, что случилось. Ближе к обеду, понимая, что бра-ту надо вовремя доставить груз на место, Альфия раз-будила Фаргата.

Он, хорошо выспавшись, еще раз сходил в баню. Собрались все вместе, пообедали. За столом отец на-чал разговор.

– Ладно, что нам предназначено, другие не увидят, теперь хоть как-нибудь через все трудности пройти надо. Через пару дней Альфия, побыв дома, уладив дела на работе, проведает Санию с твоим сы-ном Талгатом, узнает, как там у них дела, и тебя не-

много постараемся поддержать, – тихо и спокойно сказал отец и продолжил пить чай.

…Фаргат, поблагодарив отца и мать, начал оде-ваться. Альфия приготовила ему в дорогу термос с чаем и продукты. Все вышли провожать Фаргата. Мать, вытирая слезы, попросила:

– Сынок, постарайся чаще приезжать. Чем от лю-дей новости узнавать, мучится, если сам поставишь в известность, легче будет. Дорога будет рядом прохо-дить, мимо не проезжай!

Поднимая пыль на деревенских улицах, машина Фаргата выехала из деревни. Альфия вернулась в от-цовский дом, собрала сумки и вышла на остановку – отправилась к себе домой. Отец и мать, все еще сидя на бревне перед домом, не отрывая глаз, еще долго смотрели в ту сторону, куда уехал сын. Они по-своему и осуждали, и жалели Фаргата.

Деревня притихла. Когда-то, полный детски-ми голосами дом, опустел, а люди продолжали жить своей жизнью. Одни занимались земляными работа-ми, другие, притулив тележку к колесному трактору, возили груз то в одну, то в другую сторону. Такой уж он деревенский народ, каждый занят своим делом: кто на зиму корма для скотины заготавливает, кто, доехав до леса, дрова для топки печей собирает… А молодежь, уехав на сторону, деньги зарабатывает, а вернувшись домой, дворы подправляет.

Деревенская жизнь так потихоньку своим ходом и движется. Колхозы и совхозы самораспустились, общественные работы прекратились – их организо-вывать стало некому. У фермеров тоже дела идут не лучшим образом: куда не повернешься – одни заботы, и все трудности на их собственных плечах. Государ-ство помогает только на словах, на деле же никакой помощи нет, только по телевизору все красиво. Стои-мость топлива растет постоянно, про удобрения уже стали потихоньку забывать… На многих землях по-садили многолетнюю траву. Потом косят и это сено в стожки собирают и, скрутив в тюки, по деревням продают. Таким образом убытки закрывают. Хоть как-то, но люди стараются жить, если по правде сказать – выживать. Жизнь резко в другую сторону повернув, может, и в лучшую сторону, быстро перестроить не удается.

Через пару дней Альфия снова приехала к ро-дителям. Как и договаривались, она собиралась про-ведать Санию. Мать для Сании, что могла, собрала, подарки приготовила. И хозяина, то бишь отца, дочь вдвоем с матерью уговорив, собрали немного денег. В этот же день Альфия выехала к Сание. От деревни до поселка всего-то и было три-четыре часа пути. Но от горьких мыслей, не уходящих из головы, дорога показалась ей очень долгой. Что она скажет Сание? Как начнет разговор? Кто она ей? Скажешь родня – не родня, если враг – в чем вина Альфии перед ней? На самом деле, она ведь только тетя Талгата, родная се-стра его отца.

Альфия с автобусной остановки вошла в поселок пешком. Когда она проходила около дома, где раньше жил Фаргат, из переулка вывернулась, возвращающа-яся откуда-то Сания с Талгатом на руках. От неожи-данной встречи, не веря своим глазам, обе встали, как вкопанные. Альфия положив сумки на землю, взяла Талгата на руки.

– Здравствуй, Сания, откуда возвращаетесь? Смо-

85

три, смотри, а Талгат-то как подрос! Тьфу, ты, чтоб не сглазить. Вот я, я…

Альфия замешкалась на несколько мгновений и, не зная, как продолжить разговор, закашлялась.

– Здравствуй, Альфия. Вас сюда, каким ветром за-несло? Заблудились что ли?

Сания, поняв, что Альфия оказалась в неудобном положении, поспешила сгладить ситуацию:

– А мы вот из поликлиники возвращаемся. Сама пока на больничном, по врачам хожу. И чтобы Талгата в детский сад отвести, надо к детскому врачу за справ-кой сходить.

Обе чувствовали возникшее между ними отчуж-дение, но все-таки обнялись, и Сания пригласила Аль-фию к себе домой:

– Пойдем, что на улице стоять? Пойдем ко мне домой, поговорим, попьем чайку. А может, и ночевать останетесь?

Альфия хоть и думала переночевать, слова Сании, сказанные как-то с неохотой, ей не понравились. Аль-фия, спустив Талгата с рук, подняла сумки, и женщи-ны отправились дальше. Проходя мимо дома, где жил Фаргат, Сания сказала:

– Вот и комната пустует… На квартиру кого-ни-будь пустили бы, глядишь, и деньги бы пригодились.

Так, разговаривая, подошли и к квартире Сании. Накрыли стол, сели чаевничать. Только разговор как-то не получался, как будто не находилось успокаива-ющих и примиряющих друг друга слов. Как говорят, пролитое полным не бывает видимо. И той, и другой начать разговор про Фаргата и Сарию или не хоте-лось, или смелости не хватало. Сания у Альфии про дела, здоровье отца и матери подробно расспросила. И у них старость подошла уже, и болеют частенько, рассказывала Альфия. Сания про свою неожиданную болезнь, хотя Альфия и расспрашивала, в открытую не говорила и на заданные вопросы отвечала как-то с неохотой и коротко. Альфия от отца и матери го-стинцы «садака» вручив, начала собираться обратно домой.

– Ладно, Сания, я, хоть и поздно, вечерним ав-тобусом поеду, наверное. Прости меня за все. Дома работы много, и папе с мамой помочь надо. За уго-щение спасибо, от болезни постарайся избавиться, выздоравливай, здоровья тебе. Сильно не печалься.

Она попрощалась и поспешила на автобусную остановку. Про себя сильно пожалела и Санию, и Тал-гата, они оба показались Альфие несчастными. Осо-бенно удручало неожиданно потерянное здоровье Сании – от этой нехорошей болезни еще никто не спасался. Очень печально.

…В мирских хлопотах, каждый в своих делах ко-паясь, не заметили, как и лето прошло. Сания, хоть и попыталась вновь выйти на работу, не смогла – здо-ровье день ото дня ухудшалось. Врачи сами, хотя по-стоянно вызывали и контролировали ее, но ничего определенного сказать не могли…

Глава пятая

Фаргат между дальними поездками находил раз-личные причины для проведения дополнительной проверки готовности машины к новому рейсу. Этим он выгадывал день-два, чтобы побыть с семьей. Са-рия после родов расцвела, окрепла, стала более жен-

ственной. Мальчик тоже рос здоровым, красивым ребенком. Сария постепенно становилась умелой хозяйкой, как-то быстро осваивала и домашние дела, и тонкости ухода за ребенком. Переехав на новое ме-сто, она нашла среди соседок более близких себе по возрасту и положению женщин и успела с ними под-ружиться. Они вместе, уложив детей в коляски, по-долгу гуляли на свежем воздухе, по очереди бегали по магазинам и решали другие личные проблемы.

Только вот неожиданная болезнь матери вызыва-ла у Сарии глубокое беспокойство. Альфия, частенько звонила по телефону, интересовалась, как у них идут дела, в то же время успевала, хоть и вкратце, сообщить о событиях в деревенской жизни. Предупреждала, что у нее есть желание еще раз посетить их и обещала в скором времени подъехать.

Во время поездок дорога Фаргата обычно проле-гала мимо сел и деревень, где на обочине всегда стоя-ли жители, продающие продукцию своих подсобных хозяйств. Он покупал у них картошку, фрукты, ягоды, овощи, привозил домой и для питания, и для заготов-ки на зиму. Старался также по пути купить у придо-рожных продавцов и привезти домой мясо, молоко, сметану и другие продукты. Один раз, возвращаясь из рейса, привез из деревни картошку, продал ее в горо-де и заработал приличные деньги. Купил и повесил на стену современный телевизор, потихоньку прикупал всякие другие необходимые в квартире вещи. Иногда Фаргат вместе с Сарией мечтали, что когда-нибудь, скопив деньги или взяв ссуду в банке, смогут приоб-рести свою квартиру.

Сария, написав заявление по месту учебы, пере-велась на заочное отделение. Учебу бросать не соби-ралась, несмотря на то, что во время сессии придется Фаргату брать отпуск и сидеть дома с ребенком. По-этому решили потихоньку отучать Марата от груди, подкармливать детским питанием, приобретая его в детской кухне.

Фаргат и на новой работе показал себя с лучшей стороны, и был с руководством в хороших отноше-ниях. Может, поэтому его стали часто посылать в от-ветственные рейсы. И зарплата была неплохая, и без премий не оставался – стороной его не обходили. К новогодним праздникам ожидалось поступление но-вых автомашин, казалось, что одну из них непремен-но предложат Фаргату. Он еще ближе познакомился с товарищем, который помог ему устроиться на работу и предложил квартиру матери. А вскоре пригласил их в гости всей семьей. Подруга его жизни оказалась очень простой миловидной женщиной. Они с Сари-ей очень подружились, несколько раз в день перезва-нивались по телефону, узнавая, как идут дела. У новых друзей, оказывается, второму сыну тоже было около двух лет. Они приносили Марату в подарок иногда новую или уже ставшую для своего сына маленькой одежду.

Жизнь текла спокойно и однообразно. Но Фаргат время от времени задумывался, перебирая в памяти прошедшие события, пытался сделать для себя какие-то выводы. Для него и женитьба на Сание, и рожде-ние их общего ребенка прошли как-то незаметно. С детских лет по-своему полюбив ее дочь, он как будто сам вырастил Сарию. Как же было от такого Аллахом данного счастья отказаться? То, что Сария тянулась к Фаргату, видела же и Сания! Почему они все, все пони-мая, совершили эту ошибку? А он ведь Сание никаких

86

клятв не давал. Все-таки она воплощала свои мечты в жизнь. А как же Фаргат и дочь Сария? Их мнение не надо было что ли выслушать? День рождения? День рождения, превратившийся в свадебное торжество… А вдруг это было заранее продуманное решение? Ду-мая так, Фаргат не считал себя виноватым. Как полу-чилось, так получилось, теперь ничего не изменишь, время само рассудит, что поделаешь?

Лето и осень пролетели быстро. Наступил Новый год. И Марат уже по комнате пытался делать первые шаги. Весь в отца, крупный будет парень, а глаза не мамины – синие, а черные, как у отца татарские глаза.

Сария продолжала заочную учебу, собиралась ехать на зимнюю сессию сдавать экзамены. Хотели на время сессии найти кого-то посидеть с ребенком. Когда об этом поговорили с соседями, присмотреть за Маратом вызвалась русская женщина, с одного с ними этажа.

– Сария, да не расстраивайся ты! Даже не думай об этом, – успокаивала она соседку. – У меня уже Ва-дик большой, оставишь Марата у нас. Он к нам уже привык, с моим Вадиком будут играть.

Действительно, время придет, возможно, и Фар-гат сможет на несколько дней с работы отпроситься или на пару недель из деревни Альфия приедет.

Сария со своей одноклассницей, с которой сред-нюю школу вместе закончила, поддерживала по теле-фону тесную связь. Через нее девушка узнавала о при-сходящем в поселке, о здоровье матери и братишке Талгате, об их делах. До Сарии дошли слухи, что мать после Нового года готовится лечь на операцию. Обо-стрившаяся болезнь матери беспокоила ее: как прой-дет операция? С кем оставит Талгата? Кто с ней будет в больнице? Такие вопросы не давали покоя, расстра-ивали Сарию.

Ах, эта жизнь! Становится все сложнее и слож-нее… Или уж ей ближе к Новому году поехать к ма-тери, попросить прощения за все, попробовать вос-становить отношения? Все равно ведь когда-нибудь надо между собой утрясти все проблемы. Сколько и матери, и ей можно мучиться, терпеть?

Сария решила поговорить обо всем этом, когда Фаргат вернется с работы. Он, когда пришел, увидел ее беспокойное, задумчивое лицо и с тревогой спро-сил:

– Ты что? Заболела? Подожди, приведу себя в по-рядок, поговорим. – Не ожидая ответа, зашел в ван-ную. – Когда он вышел, Сария сказала:

– Фаргат, у меня к тебе очень важный разговор. Сейчас я сына накормлю, уложу спать, и мы с тобой все обсудим. Пока иди ужинай, на кухне все приготов-лено.

Сделав все намеченные дела, Сария подошла к Фаргату. Они говорили долго, основательно обсуждая все проблемы: про болезнь Сании, про то, что Талгату и матери как-то надо помочь. И в этом оба были еди-нодушны. Фаргат обещал завтра на работе написать заявление на две недели отпуска. Решили пригласить Альфию. Может, на пару недель приедет и побудет с ребенком, а Сария в это время с матерью встретится, в институт заедет, экзамены попробует сдать.

Утром девушка стала собираться к матери, давно решив поехать домой, по-немногу начала готовить гостинцы и ей, и братишке. Вот и Фаргат, написав заявление, пришел с работы. И Альфия позвонила, поставила в известность, что собирается в дорогу…

Сария решила в первый день заехать к матери, пере-ночевать у нее и только на следующий день ехать в город, на сессию. Закончив подготовку к поездке, она присела и глубоко задумалась. Как встретиться с матерью, какие найти слова, чтобы попросить у нее прощения? Можно ли спрашивать или нет, каким об-разом мать заболела? Как повлиял на нее совершен-ный с Фаргатом побег? Что мать сама об этом всем в последнее время думает? Будущая встреча отноше-ния между ними смягчит, или, наоборот, еще глубже, больше рану увеличит? Как бы то ни было, эту встречу Сария считала очень нужной.

Фаргат встретил Альфию на автовокзале. Она, как обычно, приехала с большими сумками, с деревен-скими гостинцами. Привезла мясо, молоко, сметану, куриные яица. Брат с сестрой по дороге обговорили все новости: про здоровье отца и матери, о том, что Сания в конце января ложится на операцию.

К их приезду Сария уже приготовила чай. За сто-лом она сказала Альфие, что хочет заехать к своей ма-тери, попросила у нее совета, как себя держать, какие слова сказать матери? Альфия ответила:

– Сария, вы – мать и дочь. Что будет лучше за вас решить никто не сможет. Как тебе сердце подсказы-вает, так и поступай, так и будет правильно.

Сария показала Альфие, где лежит одежда сына, рассказала, чем кормить, когда купать, во сколько укладывать спать, – объяснила все подробно.

Фаргат, когда ходил встречать Альфию, купил би-лет для Сарии, вызвав такси к указанному времени, от-вез на автовокзал, посадил на место, пожелал удачной дороги и, помахав вслед автобусу, вернулся домой.

Когда Сария подъезжала к поселку, уже смерка-лось. Сойдя с автобуса и шагая по вечерним улицам, она или не узнавала встречавшихся по дороге земля-ков или, даже если узнавала, не желала, чтобы узнали ее, делала вид, что не узнает. Вся в глубоких раздумьях подошла к дому, в котором выросла. Дрожащими ру-ками, открыв дверь, вошла в квартиру. В комнатах какая-то таинственная тишина, только на кухне горит свет. Сария положив сумки, стала раздеваться. Снимая обувь, она не заметила, как мать вышла из передней комнаты и встала около нее. Повернулась и увидела Санию.

– Мама, прости меня за все! Я больше так жить не смогу, – с дрожащими губами, повторяясь и путаясь в словах, вся в слезах, положила руки на плечи матери.

Неизвестно сколько времени прошло, а они дол-го, без слов, обнявшись, все стояли посередине ком-наты. Обе, не находя слов, не зная, что сказать друг другу, вытирали мокрые, заплаканные лица. Сания хотела сказать дочери какие-то обвиняющие, заго-товленные заранее фразы, но не смогла. У нее пере-хватило дыхание, она задыхалась от слез.

– Мама, родная, прости меня, ради Аллаха, – всхлипывая, бормотала Сария. Мать, окаменев от на-хлынувших чувств, гладила ее по спине, по голове, стала успокаивать и ее, и себя:

– Ладно, давай успокоимся, и нам, и вам как-то нужно жить. Жизнь на одном месте не стоит. Талгат растет, он же твой братик, и у тебя ребенок – мой вну-чок, говорят, Маратом назвали. Теперь уже нам, навер-ное, больше всего нужно думать о детях.

Сания, покопавшись в лекарствах, лежащих на кухонном столе, нашла нужные и запила их водой. Сария, не зная о чем говорить, что делать, стала вы-

87

нимать из сумки гостинцы и передавать матери. Про-снувшемуся к тому времени Талгату тоже вручила по-дарки.

Привезенные гостинцы и сладости Сания раз-ложила на столе, стала вынимать из шкафчиков свои вкусности, вспоминая, где что лежит. Вынимая про-дукты из холодильника, продолжила рассказывать:

– Вот, доченька, мы с Талгатом так и живем-по-живаем. Ладно еще он около меня крутится, есть кому, Аллах не зря мне этого ребенка дал. Не будь его, од-на-одинешенька, что бы я делала? Вот и ты выросла, хорошо ли, плохо ли на свою дорогу жизни вступила. Дочерей, живущих с матерью всю жизнь, очень мало, или, можно сказать, совсем нет. Об этом мне, глупой, раньше немного по-другому думать надо было. Что поделаешь? Не все получилось, как мне хотелось…

Они, вдвоем, мать с дочерью, распивая чай за столом, пересматривали фотоальбомы, вспомина-ли прошедшую жизнь. Про Фаргата ни мать, ни дочь не обмолвились ни словом, наверное, обе подумали о возможности возникновения ссоры. Сария расска-зала матери, что продолжает учебу на заочной осно-ве, и что завтра собирается ехать в институт, сдавать экзамены. Сания же рассказала о своей внезапной болезни, о предстоящей в конце месяца операции, о том, что Талгата решила оставить с Галия-апа (так звали старшую сестру матери) и об этом уже догово-рилась. Разговаривали и о многом другом, не замечая, как летит время. Когда они собрались ложиться спать, стрелки часов уже показывали около двух часов ночи. Утром в шесть часов Сария встала и стала собираться в дорогу, так как в восемь ей надо было быть в инсти-туте. Да и мать тоже, хоть и не спала толком, провела бессонную ночь, передумав всякое, встав, проводила дочь в дорогу. Здоровье у нее, действительно, было не очень, нечем было похвалиться…

Экзаменационная сессия Сарии проходила день за днем, заполненные экзаменами и зачетами дни ле-тели быстро. Хотя на время сессии выделялось место в общежитии, она, как и обещала себе, стала возвра-щаться к матери: дорога-то занимала всего несколь-ко часов. Отношения между матерью и дочерью, еще оставались напряженными, и многое было недоска-зано, но они по-взрослому поняли друг друга. Сария, хотя и видела, что здоровье матери сильно пошатну-лось, лишними вопросами ее не донимала.

«Только вот, – думала Сария, – когда мать поедет на операцию, Талгата, наверное, надо будет взять с со-бой. Лучше будет, если бы Галия-апа присмотрела за матерью в больнице.» Но с матерью на эту тему заго-ворить не осмелилась или не нашла пока подходяще-го момента.

Братишка Талгат, хоть Сария утром уходила рано, а приезжала поздно, уже сильно к ней привык. Вече-ром с приходом сестры подбегал к ней и ждал, что она что-нибудь для него достанет из кармана.

Сария в выходные дни прибралась в маминой квартире, выстирала, погладила и сложила белье. Сняла и постирала оконные занавески. Пока они сохли, помыла и успела почистить окна. Последние полтора-два года у Сании на такие дела ни времени, ни желания не было. Вначале маленький ребенок, за-тем никем неожиданные горести, а сейчас уже и здо-ровье сильно пошатнулось. Все драматические собы-тия последних лет, видимо, оказали на нее сильное влияние. Но все же в эти дни настроение Сании вроде

бы улучшилось. Она даже шутила и с дочерью Сарией, и с играющим и уже бегающим по дому Талгатом:

– Вот, и в нашу сторону солнышко глянуло, и в доме вроде бы светлее стало.

И, как прошли проведенные с дочерью считан-ные дни, даже не заметила. Сария успешно сдавала экзамены, в тоже время, позвонив Альфие, расспро-сив про домашние дела, выяснила, что Фаргату скоро выходить на работу. В последний день сессии снова приехала к матери, чтобы не возвращаться, собрала и приготовила все сумки. Всю ночь без сна с ней про-вели в разговорах. Сания была не против того, что Са-рия на время операции заберет Талгата к себе.

– Ладно, как считаешь лучше, так и делай, – со-глашаясь, сказала она.

Утром перед уходом Сария ласково взяла на руки братишку Талгата и, попрощавшись с ним и с мате-рью, ушла. Внутри дома наступила еще более таин-ственная тишина. Только ничего не понимающий Талгат, разбросав игрушки посреди комнаты, играл с маленькими машинками. Сания же еще глубже оку-нулась в непреходящие горькие мысли и осталась с ними в большой квартире одна. На ее нахлынули и еще больше усугубили болезнь сердечные пережива-ния из-за того, что с единственным близким ей чело-веком, с дочерью, делясь секретами, она не сказала о главном. И об этом жалела. Какой-то внутренний го-лос, как ей показалось, удерживал и предостерегал ее от этого. Сария же, сдав сессию, заполнив зачетку, то-ропилась домой. И она, понимая, что мать полностью перед ней не раскрылась, представляя себе ее таин-ственные невысказанные слова, возвращалась вся в раздумьях. На автовокзал встречать ее вместе с Фарга-том пришла и Альфия, уже готовая к отъезду. Марата, оказывается, оставили у соседки. Фаргат встретил Са-рию прямо у выхода из автобуса. Они, наверное, силь-но соскучились друг по другу, не обращая внимание на окружающих, обнялись и поцеловались. Подняв сумки, двинулись в зал ожидания. Альфия уже купила билет на автобус, до его отхода оставалось полчаса. Все они, перебивая друг друга, делились новостями. Альфия рассказала про Марата:

– Ой, Сария, он за эти дни так изменился, мне ка-жется, ты придешь домой и не узнаешь его. Он так хо-рошо ест. Все твои предписания выполнила, Фаргат мне во всем помогал.

Сария и Фаргат, посадив в автобус и проводив Альфию, заторопились домой. Вернувшись, чтобы быстрей увидеть Марата, Сария постучалась к сосе-дям, но соседка объяснила, что ребенок только сей-час заснул, пусть немного поспит. Согласившись с ней, они зашли к себе домой. Сария и Фаргат за дни разлуки так соскучились друг по другу, что дали сво-боду своим чувствам. Они не сопротивлялись тому, что заложено природой.

Какие бы печальные мысли в голове не копоши-лись, любовь делает свое дело.

Через некоторое время Сария снова постучалась к соседям и, разбудив сына, забрала его домой. Марат вначале матери дичился, но потом, освоившись, на-чал по-своему с ней разговаривать.

– Федь, мне кажется, сыночек очень подрос и даже прибавил в весе, тяжелее стал, – говорила она, лаская сына.

Сария, только сейчас поняв, как она соскучилась по сыну, не могла на него наглядеться, всего его пере-

88

целовала и так замучила ребенка, что тот расплакался и успокоился, только когда его отпустили.

Фаргат, подогрев сваренный Альфией суп, по-звал Сарию к столу. Они наконец-то снова поужина-ли втроем. Ребенка, передавая с рук на руки, играясь с ним, довели до усталости. Сария коротко рассказала про свою учебу, о состоянии матери и Талгата. Фаргат знал, что Сание предстояло в конце месяца ложиться на операцию, по-своему переживал.

А Сария, жалея мать, вновь продолжила: – Не знаю, как она выдержит операцию, види-

мо, уже и химиотерапия не помогает. Она даже не возражала, чтобы оставить Талгата у нас. Перед тем, как мать ляжет в больницу надо, съездить забрать его. Талгату и новую одежду надо купить, зимняя уже мала стала.

Фаргат тоже уже давно не видел сына Талгата, со-скучился. «Большой уже, наверное, стал, – подумал он, – скоро и про отца спрашивать начнет…».

Предстоящие выходные дни решили провести вместе. Фаргату выходить на работу с начала недели. Надо бы переговорить с руководством, попросить выгодные рейсы. Ведь теперь им надо было думать не только о том, как прокормить себя, – в помощи нуждались близкие им люди. Сание после операции необходимо помочь. Талгат – первый сын, и его забы-вать нельзя. Фаргату только работать и работать. Если получится, и к родителям заехать, хоть и тяжело, но и от их помощи отказываться не стоит. Сколько смогут – помогут, – с такими мыслями Фаргат уснул.

И Сария, уложив спать ребенка, нырнула в объ-ятья мужа. Еще ладно, что мысли и чувства общие, дружно живут. С дороги устав, наверное, и Сария бы-стро уснула.

Утром, Фаргат заторопился на работу. Руковод-ство, довольное его честным трудом, предложило ему новую машину. Теперь он считался опытным, заслу-женным работником в среде дальнобойщиков. Это означало, что ему теперь будут поручать самые ответ-ственные рейсы.

Время летело – и вот уже Фаргат обслуживал длительные, семи-десятидневные рейсы, и размер заработной платы стал ощутимо больше. Сария пока сидела дома, сын день ото дня менялся, рос красивым подвижным ребенком. С соседскими женщинами и с хозяйкой квартиры встречались часто, общались на разные темы и жили дружно. Одним словом, жизнь шла своим чередом.

Сария утром ждала Фаргата из очередного рей-са, уже подошел конец недели, если к выходным при-едет, хоть день-два с семьей побудет. Любовь их была так сильна, что проснувшись ночью, она скучала по проведенным с ним ночам, представляла их себе как наяву, очень ждала его и скучала по нему. Молодость, она и есть молодость! К приезду мужа Сария приго-товила сюрприз – купила себе тонкую, прозрачную ночную сорочку. Хотела, надев ее, ему свою красоту показать, еще сильнее разжечь его любовь. Подумала она и о еде: приготовила новые салаты и убрала их в холодильник. Если дорога будет успешной, сегодня ночью он должен приехать. Фаргат тоже, наверное, торопиться к любимой жене и сыну.

Сария, ожидая Фаргата ночью или к утру, готови-ла разные блюда. И вдруг раздался звонок сотового телефона. Это звонила бывшая одноклассница, со-седка и подруга:

– Сария, маму твою увезли в больницу, вчера с ней плохо стало. Местные врачи сделали какие-то уколы, медсестра поехала ее сопровождать, Талгат пока у нас… – не успела она договорить, связь оборва-лась.

Девушка застыла на месте. Придя в себя, побежа-ла к соседке, пока Марат спал.

– Наташа, у меня беда, маму на скорой помощи увезли в больницу, видимо, оперировать будут, что мне делать? Фаргат еще из рейса не вернулся. Может, мне вызвать такси и срочно выехать к матери, ведь она серьезно больна. Марата возьмешь к себе? Скоро Фаргат должен приехать, – и, не ожидая ответа Ната-ши, вернулась к себе и стала собираться в дорогу.

Немного погодя подъехал Фаргат. Он, как обыч-но груженый сумками, входя, громко сказал:

– Сария, я дома, где вы? Сняв обувь и пройдя в зал, услышал слова Сарии,

обращенные к нему: – Фаргат, маму на скорой помощи увезли в боль-

ницу, наверное, будут оперировать. Мне недавно зво-нила одноклассница, Талгат у соседей. Нужно ехать к ней, вызови, пожалуйста, такси, пока я соберусь. За Маратом присмотрит Наташа, я с ней договорилась.

– Сария продолжала торопливо готовиться в дорогу. Соседка Наташа тоже подошла. Она, поздо-ровавшись с Фаргатом, прошла в зал. Сария показа-ла Наташе, что где лежит из одежды сына, выйдя на кухню, стала автоматически вынимать продукты из шкафчика на стол. Фаргат, не зная что делать, ходил за Сарией из угла в угол. Из своей сумки купленную для Талгата одежду переложил в сумку, в которую Са-рия собирала вещи. В это время Наташа, заметив, что Марат проснулся и хнычет, стала им заниматься. За-звонил телефон Фаргата, из ответа стало ясно, что подъехало такси.

Наташа, одев Марата, решила забрать его к себе. Фаргат, пока Сария одевалась, вынес сумки в машину, вернувшись, сунул в карман Сарии деньги. Она сказа-лала ему:

– Фаргат, я, наверное, по пути заеду в мамину де-ревню, заберу Галия-апа, – мало ли что? Простившись с Фаргатом, села в машину. Он провожая ее, крикнул:

– Сария, ты мне звони, пока я два-три дня буду дома! Не волнуйся – все будет хорошо.

Фаргат долго стоял на улице, думая обо всем, что произошло, с трудом стараясь представить себе, к чему могут привести все эти события. То, что их, хоть и короткая пока жизнь, очень осложнилась, сильно запуталась, он хорошо понимал.

Он зашел домой и поторопился в ванную, так как с дороги необходимо было помыться, поменять одежду. Подогрел еду и сел за стол. Хотел позвонить Альфие и сообщить новости, но оказалось Сария уже успела это сделать. Закончив дела на кухне, включил телевизор. Позвонил Наташе, узнал, как дела у Мара-та, сказал, что заберет его на ночь, но Наташа не со-гласилась, решила оставить его у себя.

– Фаргат, пусть он ночует у нас, они вон с нашим Вадиком как хорошо играют! Да и ты с дороги устал, отдохни, завтра днем сыночек твой будет с тобой, – и они решили оставить все как есть.

Фаргат с дороги, в самом деле, очень устал, даже не заметил, как уснул у телевизора. Где-то в середине ночи, проснувшись, выключил его, думая о Сарие, пе-

89

ребрался на кровать и вновь уснул. Утром, около девяти часов, он проснулся от те-

лефонного звонка. Из телефона слышался какой-то тихий голос – это звонила Сария из больницы. Она сказала Фаргату, что операцию матери уже сделали, пока она еще в реанимации, врачи толком ни на ка-кие вопросы не отвечают, только одна медсестра ей на ухо прошептала, что одно больное легкое удалили. Сказала Фаргату и о том, что заехав по пути, забрала с собой Галию-апа, и она сейчас с ней.

Сария с родной тетей просидели весь вечер в больнице, но ни у кого о здоровье матери, и резуль-таты операции ответа не получили. Только под вечер врачи отделения реанимации торопливо забегали ту-да-сюда. У Сарии потемнело в глазах, ноги ослабли, не удержавшись, она по стенке сползла на пол, упала на колени. Галия-апа позвала врачей. Сарию подхватили под руки и провели в процедурную, там положили на койку и сделали укол. Когда ей немного полегчало, она придя в себя спросила:

– Как там с мамой, скажите же что-нибудь? Не-ужели все… – и не получив ответа, снова потеряла со-знание.

Сидевшей в коридоре Галия-апа, старшей сестре матери, уже успели сказать, что у сестренки переста-ло биться сердце. Она, взрослая, опытная женщина, взяв себя в руки, позвонила в деревню родственни-кам и известила их. Они, посовещавшись, решили, что утром увезут тело Сании в родную деревню и там предадут земле.

Сария пришла в себя, сидя в коридоре на койке. Опираясь на плечо тети, сидевшей рядом, и всхлипы-вая, повторяла:

– Апа, наверное, я во всем виновата! Я, только я виновата, бедная моя мама.

Галия-апа старалась ее успокоить: – Сария, остановись, доченька! У Аллаха терпе-

ния попросить надо. Сейчас ты матери ничем не по-можешь, у самой маленький ребенок, и Талгат теперь у тебя на руках остается, ради них надо жить. Она вы-тирала слезы, обильно текущие из глаз Сарии, у нее и самой лицо было мокрым от слез.

У Сарии в кармане зазвонил сотовый. Она, с тру-дом найдя телефон, протянула его тете:

– Наверное, Фаргат звонит. Поговори, объясни ему, пожалуйста, я не могу, у меня нет сил, – и совсем повалилась на койку.

В телефоне и правда слышался голос Фаргата: – Сария, Сария… – Это не Сария, это ваша тетя Галия-апа. Фаргат,

плохи наши дела, недавно Сания скончалась. Я уже в деревню позвонила, завтра мои братишки, зятья при-едут заберут, в деревне решили похоронить…

Только успела сказать, как Сария, выхватив из рук тети телефон, крикнула:

– Фаргат, мама все… это мы с тобой виноваты в этом, слышишь, только мы. Я себя всю оставшуюся жизнь не смогу простить за это…

В коридоре появилась группа врачей в белых ха-латах. Один из них пригласил Сарию и ее тетю в ком-нату психолога. Там сидела пожилая женщина – врач. Она спокойным голосом произнесла:

– Давайте сначала успокоимся, так надо, потом очень внимательно слушаем меня, – и начала разго-вор. Пригласила медсестру, обеим сделали по уколу.

Им из-за того что идти было некуда, разрешили провести ночь в этой комнате. Посреди безумного сна не смолкал телефон. Фаргат и его сестренка Альфия звонили несколько раз. Поскольку старшая сестра матери Галия-апа была здесь в больнице, ей тоже бес-прерывно звонили. Спрашивали, что приготовить, к какому времени они приедут, когда хоронить – в тот же день или на другой? Советовались и по другим во-просам. Проведенная в больнице ночь, казалось, рас-тянулась на целый месяц. Утром, около девяти часов, на двух машинах из деревни приехали родственники Сании. В «санитарку» УАЗ поместили Санию, а в легко-вую автомашину села Сария, ее отправили в поселок забрать и привезти Талгата. Деревенские муллы ре-шили, что покойницу на ночь оставлять не стоит, се-годня же надо похоронить. Сария забрала братишку, и, когда приехала в деревню, покойницу уже обмыва-ли. С кладбища пришли и предупредили, что могила готова. Сария отвела Талгата к недалеко, на соседней улице, живущим родственникам.

Санию обмыли и до того, как завернуть в саван, пригласили Сарию – в последний раз показать мать. У нее не оставалось сил ни плакать, ни долго стоять около матери. Она хотела куда-нибудь уйти, дать волю слезам, но с трудом себя сдержав, села, закрыв лицо мокрым платком. Покойницу вынесли на улицу, прочитали молитву и унесли на расположенное в на-чале села кладбище. Среди людей, которые пришли проводить Санию, говорят, видели и отца Сарии.

Соседские женщины начали мыть полы. Жена младшего брата матери, обняв Сарию, увела ее к себе домой. Там братишка Талгат, как казалось Сарие, взглядом будто спрашивал ее, где мама?

Вечером позвонил Фаргат. Сария объяснила ему, что приехать не сможет, пока не пройдут поминки. У Фаргата было желание побыть на них, Сария объ-яснила, что лучше этого не делать. «На меня и так косо смотрят, как мне кажется, если еще ты приедешь, еще больше рассердишь родственников мамы», – коротко обрезала она.

Сария ни на второй, ни на третий дни после по-хорон матери не могла поднять головы с подушки. Деревенская фельдшерица дважды в день приходила, делала уколы, успокоительное и снотворное давала, но пользы не было, Сарию сон никак не брал. На де-сять-пятнадцать минут засыпала, закрывала глаза и тут же с испугом просыпалась.

С трудом, помогая провести ритуальные три и семь дней, забрав Талгата, она стала собираться до-мой. Младший брат матери решил проводить их на машине. Отсюда к ним, в их город, автобусы ходили регулярно. Квартиру матери дядя, посмотрев, пообе-щал закрыть на замок. Время пройдет, Сария подума-ет: продавать или на квартиру кого-то пустить пока; там еще ведь пустовала комната Фаргата. Если нет, с Фаргатом посоветовавшись, обе продать и приобре-сти квартиру в городе, где они живут.

С такими мыслями Сария тронулась в дорогу. Талгат положил голову ей на колени и уснул. Посреди сна, когда автобус останавливался или трогался, бор-мотал:

– Мам, мам… Сария отвечала: – Я здесь, мама здесь! Спи, Талгатик, спи, мой хо-

роший.

90

Гладила его по головенке и по спине. Ей было очень жалко Талгата. Ребенок теперь без матери остался…

Сария твердо решила Талгата никогда не оби-жать, со своим Маратом как родных братьев воспиты-вать, растить. За принесенные матери страдания хотя бы с помощью Талгата оправдаться. А Фаргату же, по-моему, никакой разницы не будет, потому что оба они его дети, сыновья». С такими мыслями приехала до-мой. Поскольку время было позднее, на автовокзале их встретил Фаргат. Сария обратилась к Талгату:

– Иди к папе, он твой папа, ты его помнишь? – подтолкнула мальчика к Фаргату. Фаргат поднял сына на руки, Талгат хоть ничего и не понимал, свои руки на плечи отца положил… Они, поймав попутную ма-шину, поехали домой. Время было позднее, но Сария так сильно соскучилась по сыну, что позвонив к На-таше забрала спящего Марата, и они пошли домой. Фаргат, искупав Талгата в ванной, передал Сарие. А он то на Фаргата, то на Сарию поглядывал, казалось, что все не понимал. Попили чаю и начали укладываться спать. Талгату постелили на диване. Он на новом ме-сте немного покрутился, но скоро заснул сладким сном. И Фаргат с Сарией, поскольку время было позд-нее, оставив разговоры на завтра, легли спать.

Последующие выходные дни прошли в семей-ных хлопотах очень быстро. Пока дети спали, они обо всем, поделившись печалью, поговорили, но, на-верное, эти разговоры никогда не кончатся – так им казалось.

Фаргат – отец двоих детей, одного, взяв за руку, другого, положив в коляску, каждый день в свобод-ное от работы время гулял возле дома. Чтобы Талгат быстрее к нему привык, старался с ним больше об-щаться. А Сария домашними хлопотами занималась: готовила еду, ходила по магазинам, покупала все не-обходимое. Однако печаль по матери не проходи-ла. Через месяц, на сороковой день со дня кончины матери, последний день траура, Сария на несколько дней съездила в деревню. Талгата взяла с собой, а Ма-рата также оставила у соседки. Фаргата от работы от-рывать не стала, так как и денежный вопрос в связи с предстоящими хлопотами мог возникнуть, и за квар-тиру надо вовремя заплатить, и семья увеличилась, расходы будут больше.

Проходили недели, месяцы, прошел год. Сария снова побывала в деревне, на годины матери съез-дила. Сердечные мучения еще больше увеличились. Талгат уже немного освоился, но время от времени, может быть, тоскуя по матери, тихо плакал. Успокаи-вая брата, Сария слез старалась не показывать. Только уложив детей спать, когда Фаргата не было дома, тихо выплакивалась в подушку. Или потому что считала себя перед матерью очень виноватой, или потому что не смогла (не успела) сказать ей какие-то главные слова, тоска по матери не давала покоя. Но ведь, как говорят, река вспять не течет, прошлое не вернуть, ошибки исправить невозможно. Только и оставалось, что, покорившись судьбе, жить дальше…

91

Данила НОЗДРЯКОВ

ГОЛОСА СОВРЕМЕННОСТИ

Многоликое Поволжье… Разноцветье национальностей со своим оригиналь-ным бытом, укладом жизни и своей неповторимой философией. Стоит отъехать на 100 – 200 километров от Ульяновска, как попадаешь в другую культуру и другой мир. Это меня всегда и привлекало в путешествиях по Поволжью. И поэтому я ни-когда не отказывался от возможности посетить города на великой реке, даже если неоднократно в них и бывал прежде.

Очередной повод приехать в Чебоксары выдался в выходные дни, с 25 по 26 марта. В городе проходил восьмой фестиваль актуальной поэзии «ГолосА». В столице Чувашской республики свои произведения читали авторы из Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Казани и, конечно же, хозяева фестиваля. Ульяновск представляли поэт Дмитрий Сопыряев и ваш покорный слуга.

Фестиваль впервые прошел в 2008 году, с тех пор организаторы пытались устраивать собрание современных поэтов каждый год. Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает. Случалось несколько перерывов в фестивальной деятельности. Менял формат и сам «ГолосА» - проходил в Казани, пару раз парал-лельно на два города: Казань и Чебоксары, Чебоксары и Нижний Новгород, пока окончательно не прописался в столице соседней республики.

– «ГолосА» – очень камерный фестиваль, на нем собираются не больше 20 – 25 авторов. Это сделано сознательно, чтобы можно было послушать и почи-тать, как можно больше произведений, – раскрыл концепцию фестиваля его осно-ватель и бессменный организатор Алеша Прокопьев.

92

Своеобразная фишка фестиваля – особое внимание, уделяемое поэ-тическому переводу. Это неудивительно. С переводческой деятельностью был связан отец современной чувашской поэзии Геннадий Айги. В Чебок-сарах ныне царит настоящий его культ. От Айги его ученики унаследова-ли связи со шведскими авторами, которых в основном и переводят.

Звучали стихи Рагнара Стремберга, Шегрена Леннарта, Перниллы Берглунд и Давида Викгрена. Читали участники Свияжской переводче-ской мастерской (названной так, потому что первое ее собрание прошло на острове Свияжск под Казанью), которой руководят Алеша Прокопьев и Микаэль Нюдаль. Для знакомства отрывок из поэмы Рагнара Стрембер-га «Луно-Слов, или инструкция для начинающих»:

Пик популярности у садовых гномиковпришёлся на конец пятидесятых,когда окладистая борода всё ещё ассоциироваласьсо старомодной благожелательностью.От дома без тайн остаётся только луна в чердачном окне.

Всякая глубина это шепчущая поверхность.Всякая форма покоящаяся граница.

Если бы я был цветком,скажем, незабудкой,сорвала бы ты меня?

Удивительные и странные метаморфозы. Поэты из Чувашии и Татар-стана читали переводы на русский язык шведских авторов. Где, как не в этом, раскрывается универсальность такого способа коммуникации, как поэтический язык?

Нашел удивительные переливы мотивов в творчестве Рене Шара, одного из зачинателей французского сюрреализма и Майкла Палмера, самого европейского из современных американских авторов, извест-ный московских молодой поэт Кирилл Корчагин, представший в амплуа переводчика.

Из фонтана ртути, Махмуд,струится потокэхо вещейсолнце и камни цикадаговорящие с макома не райское млеконе река звезд прорезающая темнотутолько изогнутое колесо днейбессмысленная зыбь жары(Майкл Палмер в переводе Кирилла Корчагина).Презентовал две свои книги «Шестьдесят шесть и шесть» и «Ну и» пи-

терский поэт Валерий Земских. Краткие, афористичные стихи, местами очень напоминающие своей емкостью монологи Михаила Жванецкого:

Ну я знал зналХоть и не догадывалсяА теперь не знаюНо догадываюсьПосле перешли к поэтическим чтениям. Так совпало, что открывали

и закрывали их ульяновские поэты – начало положил Дмитрий Сопыря-ев, последним своими строчками делился Данила Ноздряков. Совпаде-ние? Может быть, может быть, но…

– Обычно чтения на фестивале дают начинать и заканчивать прове-ренным поэтам, которые могут привлечь и удержать слушателей, - объяс-нил на следующий день один из организаторов чебоксарского собрания стихотворцев и переводчиков Дмитрий Воробьев.

Наукоемкие тексты Дмитрия Сопыряева:полутон имеет не измененное начало полусветакогда в момент прибытия от лодки прошлого берег оторвался

Валерий Земских (С.-Петербург) презентует свои сборники «Шесть-десят шесть и шесть» и «Ну и»

Читает Дмитрий Сопыряев

93

который плыл задавая траекторию полукруга лодки нового отсчетапропущенного будущим не узнавая лопасть сверхбыстрого винтасмотрел предмет из вне-предмета шел берега истокуравновешивала и дополняла документальная поэзия Данилы Ноз-

дрякова:интернет появился а потом ушел затем вновь появился но на секундочки только и вновь пропал во мраке отчуждения приходил интернет и вновь маячил в отдалении.

Утро второго дня началось с поездке к Айги-юба – дубовому памят-нику-столбу с высеченными на нем строчками из стихов Геннадия Айги, установленному чувашским скульптором Виктором Аванмартом в этно-графическом парке Чебоксар. Наше путешествие захватило еще Марий Эл, путь в заволжскую часть Чувашии, где расположен парк, пролегал че-рез эту соседнюю поволжскую республику.

Под горячий вкусный чай поэты читали по кругу стихи классика чу-вашской литературы. Зимний пейзаж в весенний месяц как нельзя лучше подходил к занятиям ландшафтной поэзией. Что это такое? На заранее за-готовленных картонках поэты писали стихи как свои, так и чужие и раз-вешивали затем на соснах этнопарка. По шутливой договоренности было принято решение обязательно приехать ровно через год и посмотреть, остались ли картонные таблички, может, прибавилось новых. В качестве культурного обмена на своем кусочке ландшафтной поэзии я написал строчки симбирянина Дмитрия Минаева:

Я уснул, и в каком-то безумном бредуМне приснился волшебный, невиданный свет:Будто, в дивном садуПо цветам я идуИ бессмертные птицы поют мне приветИ кивают цветы мне головками вслед.

После вылазки на природу, в заволжский лес, ульяновцам предстояло еще одно путешествие, но уже на Родину. Теплое расставание, заверения обязательно вернуться на следующий год. Гостей же фестиваля ждала на-сыщенная программа второго дня насыщенная программа, включавшая презентацию новой книги нижегородской поэтессы Евгении Сусловой «Животное», читка короткой пьесы московского автора Ксюши Жуковой «Кульшичи» и поэтические чтения.

Ландшафтная поэзия в этнопарке города Чебоксары

Наша справка:Геннадий Айги (Лисин) (1934 – 2006) поэт, переводчик.

Народный поэт Чувашской Ре-спублики; лауреат премии Ан-дрея Белого; лауреат Пастер-наковской премии; лауреат премии Французской Академии; лауреат премии Петрарки.

Читает Данила Ноздряков

94

МАЙ 20171 мая – 70-летний юбилей отмечает актер и писа-

тель Николай Иванович Шадрин (р. 1.05.1947, д. Бирюса Абанского р-на Красноярского края). Работал в Димитров-градском драмтеатре (1973 – 1976), написал воспоминания о поездках по Ульяновской области. С 1977 – актер Курского театра им. А.С. Пушкина. Автор книг прозы «Там, в краю да-леком» (1989), «Грех» (1993), «Без царя» (2002), «Китеж-град» (2002), «Бог простит» (2003) и др. Лауреат Всероссийской премии им. В.М. Шукшина (1999). Член Союза писателей Рос-сии (1991).

2 мая – 170-летие со дня рождения историка-кра-еведа и общественного деятеля Павла Любимовича Мартынова (2.05.1847, г. Кронштадт – 21.05.1921, г. Сим-бирск, ныне Ульяновск). В 1886 – 1913 г.г. служил в Симбир-ском окружном суде, был членом губернской архивной ко-миссии, а в 1917 – 1921 г.г. ее председателем. Автор 12 трудов по истории Симбирской губернии, в т.ч. книги «Город Сим-бирск за 250 лет его существования» (1898), являющейся од-ной из наиболее востребованных в краеведческой литерату-ре нашего края.

95

5 мая – 110 лет назад ро-дился публицист и краевед Всеволод Николаевич Ар-нольд (5.05.1907, г. Симбирск – 30.09.1985, г. Куйбышев, ныне Самара). Детские и школь-ные годы провел в Симбир-ске, студенческие – в Москве, с 1932 года жил и работал в Са-

маре переводчиком и преподавателем иностранных языков. С 1950-х выступал в печати Куйбышева и Улья-новска с рассказами о своих краеведческих находках, критическими разборами литературы о Симбирске. Автор книги «Семья Ульяновых в Самаре» (1979).

7 мая – 170 лет со дня рождения поэта, перевод-чика, собирателя русского фольклора и историка лите-ратуры Дмитрия Николае-вича Садовникова (7.05.1847, г. Симбирск, ныне Ульяновск – 31.12.1883, г. С.-Петербург). Учился в Симбирской муж-ской гимназии, жил в Москве и

С.-Петербурге. Его известное стихотворение «Из-за острова на стрежень» стало народной песней. Автор фольклорных сборников «Загадки русского народа» (1875) и «Сказки и предания Самарского края» (1884). Открыл сказочника Абрама Новопольцева.

9 мая – 70-летний юби-лей отмечает поэтесса Вик-тория Геннадьевна Хвалова (р. 9.05.1947, р. п. Сурское Улья-новской обл.). Окончила Крас-нослободский медтехникум (1965), жила и работала в г. За-речный Пензенской обл. Публи-ковалась в местной «Любимой газете», в журнале «Сура» (Пен-

за). Автор поэтических сборников «Разнополосье» (2006), «На перекрестке двух ветров» (2007), «Волне наперерез» (2011). Член Союза писателей России (2012). Сейчас живет в г. Белореченск Краснодарско-го края.

12 мая – 75 лет со дня рождения писателя, поэта и переводчика Игоря Юрьеви-ча Куберского (р. 12.05.1942, г. Ульяновск). Окончил филфак Ленинградского гос. универси-тета (1970). Переводил произве-дения Г. Миллера, Р. Баха, Р. Же-лязны и др. Пишет в жанре эро-тической прозы. Автор более

20 книг, в т.ч. «Свет на сцену» (1979), «Отблески» (1987), «Ночь в Мадриде (1997), «Пробуждение улит-ки» (2003), «Массажист» (2004), «Маньяк» (2004), «Лола» (2004), «Игры с ветром» (2010). Член Союза писателей Санкт-Петербурга.

14 мая – 50-летний юбилей отмечает поэт и бард Владимир Николаевич Артамонов (р. 14.05.1967, г. Ульяновск). Окончил Ульяновский пе-дагогический университет им. И.Н. Ульянова (1996). Доктор филологических наук (2007), профессор,

заведующий кафедрой русского языка, литературы и журнали-стики УлГПУ. Автор поэтических сборников «Сказки гадкого утен-ка» (2006), «Стихафоризмы и по-здравирши» (2013).

Написал более 400 песен, большинство из которых на соб-ственные стихи. Член Союза пи-

сателей России (2015). 15 мая – 60 лет со дня

рождения писателя Вадима Александровича Арефьева (р. 15.05.1957, г. Губаха Перм-ской обл.). Член Русского гео-графического общества, воен-ный моряк, путешественник. Совершил плавание на парус-ных судах «Крузенштерн» (2005 – 2006) и «Надежда»

(2011). Лауреат Международной литературной пре-мии им. И.А. Гончарова (2008) за книгу «Вокруг света на «Крузенштерне». Был в Ульяновске на вручении премии 21-22 июня 2008 года. Член Союза писателей России (1995). Живет в Москве.

16 мая – 130 лет назад родился поэт Сере-бряного века Игорь Васильевич Лотарев, ли-тературный псевдоним – Игорь Северянин (р. 16.05.1887, г. С.-Петербург – 20.12.1941, г. Таллин). Издал 35 поэтических сборников, в т.ч. «Громокипя-щий кубок» (1913), «Златолира» (1914), «Ананасы в шампанском» (1915), «Вервена»(1920), «Менестрель» (1921). Во время турне по России выступал с «поэзо-концертом» в Симбирске, где «пел свои стихи». На-зывал город «волжской жемчужиной», восхищался памятником Н.М. Карамзину.

18 мая – 145 лет назад ро-дился британский философ, лауреат Нобелевской пре-мии по литературе Бертран Рассел (р. 18.05.1872, Уэльс – 2.02.1970, там же). В июне 1920 года посетил Симбирск с иностранной делегацией, путе-шествуя на пароходе по Волге от Н. Новгорода до Саратова. В

Москве встречался с В. Лениным, Л. Троцким, А. Бло-ком, М. Горьким. Написал книгу «Практика и теория большевизма» (1920). Нобелевскую премию получил в 1950 году за книгу «Брак и мораль» и публицистиче-скую деятельность.

19 мая – 115 лет со дня рождения поэта Воль-фа Иосифовича Эрлиха (р. 19.05.1902, г. Симбирск, ныне Ульяновск – 24.11.1937, г. Ле-нинград, ныне С.-Петербург). Детство провел в слободе Часов-ня. Учился в Симбирской муж-ской гимназии (1911 – 1919). В 1921 году переехал в Петроград.

Дружил с Сергеем Есениным, который посвятил ему последнее стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья...». Автор книг «Волчье сердце» (1928), «Пра-

96

во на песнь» (1930), «Порядок битвы» (1933) и др. Рас-стрелян по ложному обвинению.

22 мая – 65 лет отмечает поэт и бард Николай Ивано-вич Шабунин (р. 22.05.1952, д. Веслянка Кунгурского р-на Пермской обл.). Учился в Улья-новском педагогическом инсти-туте. Стихи публиковал в газетах «Ульяновский комсомолец» и «Ульяновская правда», журналах «Мономах», «Симбик». В Заволж-

ском доме пионеров создал детский клуб авторской песни «Кредо» (1987). Лауреат Грушинского фестива-ля. Автор нескольких книг стихотворений. В 90-х гг. переехал в Пермь, занимается художественной ков-кой металла.

26 мая – 65 лет назад ро-дился поэт Валерий Викто-рович Крушко (р. 26.05.1952, г. Ульяновск – 24.11.2008, там же). Учился в Ульяновском педаго-гическом институте. Некоторое время жил и работал в Ленин-граде (ныне Санкт-Петербург), где проникся духом петербург-ской поэтической школы. Стихи

публиковались в газетах «Стрежень», «Ульяновская правда», «Град Симбирск», в журнале «Симбирскъ» и самиздатовском альманахе «Северный царь». Первая книга стихов «Пыль пепла» издана в Ульяновске по-смертно в 2009 году.

27 мая – 80-летний юби-лей отмечает писатель Ан-дрей Георгиевич Битов (р. 27.05.1937, г. Ленинград). Автор более 20 книг прозы, за романы «Улетающий Мона-хов» и «Оглашенные» получил Государственную премию РФ (1992, 1997). Член Союза писа-

телей СССР (1965). В феврале 2006 года приезжал в Ульяновскую обл., посетил музей Дениса Давыдова в с. Верхняя Маза Радищевского р-на. В Ульяновске по-бывал в Музее современного искусства им. А.А. Пла-стова, в областном Дворце книги, встретился с ректо-ром и студентами УлГУ.

30 мая – 105 лет со дня рождения поэта Льва Ивано-вича Ошанина (р. 30.05.1912, г. Рыбинск Ярославской губ. – 30.12.1996, г. Москва). Автор бо-лее 70 поэтических сборников, повестей и пьес, лауреат Ста-линской премии (1950). Член Союза писателей СССР (1976).

Вел в Литературном институте семинар для молодых поэтов. Не раз бывал в Ульяновске, подарил книгу с дарственной надписью библиотеке Ленинского ме-мориала. Написал стихотворение «Над родным Сим-бирском» (1942), текст песни «Ленин всегда с тобой» (1955).

31 мая – 190 лет на-зад родился исследова-тель русской литературы Петр Петрович Пекарский (р. 31.05.1827, поместье Отрада, ныне в черте г. Уфы – 24.07.1872, г. Павловск, похоронен в С.-Петербурге). Окончил Казан-ский университет (1847). Слу-жил в удельной конторе Самар-

ской губ., вел лесоустроительные работы в Ставро-польском уезде (ныне Ульяновская обл.). С 1851 года жил в Петербурге, печатался в журнале «Современ-ник». Автор многих трудов, в т.ч. «Наука и литература в России при Петре Великом» (1862).

Николай Марянин,поэт и краевед