azərbaycan Ədəbiyyatının virtual kitabxanası · играет. Только сейчас...
TRANSCRIPT
Azərbaycan Ədəbiyyatının Virtual Kitabxanası
Annotation
МаленькаялирическаяповестьизвестногосоветскогодетскогописателяА.Гайдарапосвященаодномуднюизжизнигероини–девочкиСветланы,которыйзапомнитсяейнавсюжизнь.Длядетеймладшегошкольноговозраста.
АркадийГайдарГолубаячашкаПримечания
АркадийГайдар
Голубаячашка
Мне тогда было тридцать два года.Марусе двадцать девять, а дочери нашейСветланешестьсполовиной.Тольковконцелетаяполучилотпуск,инапоследнийтёплыймесяцмыснялиподМосквойдачу.
МысоСветланойдумалиловитьрыбу,купаться,собиратьвлесугрибыиорехи.Апришлосьсразуподметатьдвор,подправлятьветхиезаборы,протягиватьверёвки,заколачиватькостылиигвозди.
Намвсёэтооченьскоронадоело,аМарусяоднозадругимвсёновыедановыеделаисебеинампридумывает.
Тольконатретийденьквечерунаконец-товсёбылосделано.Икакраз,когдасобирались мы втроём идти гулять, пришёл к Марусе её товарищ – полярныйлётчик.
Они долго сидели в саду, под вишнями. А мы со Светланой ушли во двор ксараюисдосадывзялисьмастеритьдеревяннуювертушку.
Когдастемнело,Марусякрикнула,чтобыСветланавыпиламолокаиложиласьспать,асамапошлапроводитьлётчикадовокзала.
НомнебезМарусисталоскучно,даиСветланаоднавпустомдомеспатьнезахотела.
Мыдосталивчуланемуку.Заварилиеёкипятком–получилсяклейстер.
Оклеилигладкуювертушкуцветнойбумагой,хорошенькоразгладилиеёичерезпыльныйчердакполезлинакрышу.
Вот сидиммы верхомна крыше.И видно нам сверху, как в соседнем саду, укрыльца,дымиттрубойсамовар.Анакрыльцесидитхромойстариксбалалайкою,ивозленеготолпятсяребятишки.
Потомвыскочилаизчёрныхсенейбосоногаясгорбленнаястаруха.Ребятишектурнула, старикаобругалаи, схвативтряпку, сталахлопатьпоконфоркесамовара,чтобыонзакипелбыстрее.
Посмеялись мы и думаем: вот подует ветер, закружится, зажужжит нашабыстраявертушка.Отовсехдворовсбегутсякнашемудомуребятишки.Будетиу
настогдасвоякомпания.
Азавтрачто-нибудьещёпридумаем.
Может быть, выроем глубокую пещеру для той лягушки, что живёт в нашемсаду,возлесырогопогреба.
Можетбыть,попросимуМарусисуровыхнитокизапустимбумажногозмея–выше силосной башни, выше жёлтых сосен и даже выше того коршуна, которыйцелыйденьсегоднясторожилснебахозяйскихцыплятикрольчат.
Аможетбыть,завтрасраннегоутрасядемвлодку–янавёсла,Марусязаруль,Светланапассажиром–иуплывёмпорекетуда,гдестоит,говорят,большойлес,гдерастут на берегу две дуплистые берёзы, под которыми нашла вчера соседскаядевчонкатрихорошихбелыхгриба.Жальтолько,чтовсеонибыличервивые.
ВдругСветланапотянуламенязарукавиговорит:
–Посмотри-ка,папа,аведь,кажется,этонашамамаидёт,икакбынамстобойсейчаснепопало.
И правда, идёт по тропинке вдоль забора нашаМаруся, а мы-то думали, чтовернётсяонаещёнескоро.
–Наклонись,–сказаляСветлане.–Можетбыть,онаинезаметит.
НоМарусясразуженасзаметила,поднялаголовуикрикнула:
– Вы зачем это, негодные люди, на крышу залезли? На дворе уже сыро.Светлане давно спать пора. А вы обрадовались, что меня нет дома, и готовыбаловатьхотьдополуночи.
–Маруся,–ответиля,–мынебалуем,мывертушкуприколачиваем.Тыпогодинемного,намвсеготригвоздядоколотитьосталось.
– Завтра доколотите! – приказалаМаруся. –А сейчас слезайте, или я совсемрассержусь.
ПереглянулисьмысоСветланой.Видим,плохонашедело.Взялиислезли.НонаМарусюобиделись.
И хотя Маруся принесла со станции Светлане большое яблоко, а мне пачкутабаку,–всёравнообиделись.
Таксобидойиуснули.
А утром – ещё новое дело! Только что мы проснулись, подходит Маруся испрашивает:
– Лучше сознавайтесь, озорной народ, что в чулане мою голубую чашкуразбили!
Аячашкинеразбивал.ИСветланаговорит,чтонеразбивалатоже.Посмотрелимыснейдругнадругаиподумалиоба,чтоужэтонанасМарусяговоритсовсемнапрасно.
НоМарусянамнеповерила.
– Чашки, – говорит она, – не живые: ног у них нет. На пол они прыгать неумеют.Акромевасдвоих,вчуланниктовчеранелазил.Разбилиинесознаётесь.Стыдно,товарищи!
После завтракаМаруся вдруг собралась и отправилась в город, а мы сели изадумались.
Воттебеиналодкепоехали!
Исолнцекнамвокназаглядывает.Иворобьипопесчанымдорожкамскачут.Ицыплятасквозьдеревянныйплетеньсодворанаулицуисулицынадворшмыгают.
Анамсовсемневесело.
–Чтож!–говорюяСветлане.–Скрышинасстобойвчерасогнали.Банкуиз-подкеросинаунаснедавноотняли.Закакую-тоголубуючашкунапрасновыругали.Развежеэтохорошаяжизнь?
–Конечно,–говоритСветлана,–жизньсовсемплохая.
–Адавай-ка,Светлана,наденьтысвоёрозовоеплатье.Возьмёммыиз-запечкимоюпоходнуюсумку,положимтуда твоё яблоко,мой табак, спички,нож,булкуиуйдёмизэтогодомакудаглазаглядят.
ПодумалаСветланаиспрашивает:
–Акудатвоиглазаглядят?
–Аглядятони,Светлана,черезокошко,вотнатужёлтуюполяну,гдепасётсяхозяйкина корова. А за поляной, я знаю, гусиный пруд есть, а за прудом водянаямельница,азамельницейнагореберёзоваяроща.Ачтотамзагорой,–ужэтогояисамнезнаю.
–Ладно,–согласиласьСветлана,–возьмёмихлеб,ияблоко,итабак,атолькозахвати ты с собой ещё толстую палку, потому что где-то в той стороне живётужаснаясобакаПолкан.Иговорилимнепронеёмальчишки,чтоонаодногочуть-чутьдосмертинезаела.
Такмыи сделали.Положили в сумку что надо было, закрыли все пять окон,заперлиобедвери,аключподсунулиподкрыльцо.
Прощай,Маруся!Ачашкитвоеймывсёравнонеразбивали.
Вышлимызакалитку,анавстречунаммолочница.
–Молоканадо?
–Нет,бабка!Намбольшеничегоненадо.
–Уменямолокосвежее,хорошее,отсвоейкоровы,–обиделасьмолочница.–Вернётесь,такпожалеете.
Загромыхала она своими холодными бидонами и пошла дальше. А где ейдогадаться,чтомыдалекоуходими,может,невернёмся?
Да и никто об этом не догадывался. Прокатил на велосипеде загорелыймальчишка. Прошагал, наверное в лес за грибами, толстый дядька в трусах и струбкой.Прошлабелокураядевицасмокрымипослекупанияволосами.Азнакомыхмыникогоневстретили.
Выбрались мы через огороды на жёлтую от куриной слепоты поляну, снялисандалииипотёплойтропинкепошлибосикомчерезлугпрямонамельницу.
Идёммы,идёмивотвидим,чтоотмельницывовесьдухмчитсянамнавстречукакой-точеловек.Пригнулсяон,аиз-заракитовыхкустовлетятемувспинукомьяземли. Странно нам это показалось. Что такое? У Светланы глаза зоркие,остановиласьонаиговорит:
– А я знаю, кто это бежит. Это мальчишка, Санька Карякин, который живётвозлетогодома, гдечьи-тосвиньивсаднапомидорныегрядкизалезли.Онвчераещёпротивнашейдачиначужойкозеверхомкатался.Помнишь?
ДобежалдонасСанька,остановилсяислёзыситцевымкулькомвытирает.Амыспрашиваемунего:
–Почемуэто,Санька,тывовесьдухмчалсяипочемуэтозатобойиз-закустовкомьялетели?
ОтвернулсяСанькаиговорит:
–Менябабкавколхознуюлавкузасольюпослала.АнамельницесидитпионерПашкаБукамашкин,ионменядратьхочет.
ПосмотрелананегоСветлана.Воттакдело!
Разве же есть в Советской стране такой закон, чтобы бежал человек вколхознуюлавкузасолью,никогонетрогал,незадираливдругбыегонистогониссегодратьстали?
–Идёмснами,Санька,–говоритСветлана.–Небойся.Намподороге,имызатебязаступимся.
Пошлимывтроёмсквозьгустойракитник.
–Вотон,ПашкаБукамашкин,–сказалСанькаипопятился.
Видим мы – стоит мельница. Возле мельницы телега. Под телегой лежиткудластая, вся в репейниках, собачонка и, приоткрыв один глаз, смотрит, какшустрыеворобьиклюютрассыпанныепопескузёрна.АнакучкепескасидитбезрубахиПашкаБукамашкинигрызётсвежийогурец.
УвидалнасПашка,нонеиспугался,абросилогрызоквсобачонкуисказал,нинакогонеглядя:
–Тю!..Шарик…Тю!..Вонидётсюдаизвестныйфашист,белогвардеецСанька.Погоди,несчастныйфашист!Мыстобоюещёразделаемся.
ТутПашкаплюнулдалековпесок.Кудластаясобачонказарычала.Испуганныеворобьи с шумом взлетели на дерево. А мы со Светланой, услышав такие слова,подошликПашкепоближе.
–Постой,Пашка,–сказаля.–Можетбыть,тыошибся?Какойжеэтофашист,белогвардеец?Ведьэтопросто-напростоСанькаКарякин,которыйживётвозлетогодома,гдечьи-тосвиньивчужойсаднапомидорныегрядкизалезли.
–Всё равно белогвардеец, – упрямо повторилПашка. –А если не верите, тохотите,ярасскажувамвсюегоисторию?
ТутнамсоСветланойоченьзахотелосьузнатьвсюСанькинуисторию.Мыселина брёвна, Пашка напротив. Кудластая собачонка у наших ног, на траву. ТолькоСаньканесел,а,уйдязателегу,закричалоттудасердито:
– Ты тогда уже всё рассказывай! И как мне по затылку попало, тожерассказывай.Думаешь,позатылкунебольно?Возьми-касебедастукни.
–Есть вГермании городДрезден, – спокойно сказалПашка, –и вотиз этого
городаубежалотфашистоводинрабочий,еврей.Убежалиприехалкнам.Аснимдевчонкаприехала,Берта.Самонтеперьнаэтоймельницеработает,аБертаснамииграет. Только сейчас она в деревню за молоком побежала. Так вот, играем мыпозавчеравчижа:я,Берта,этотчеловек,Санька,иещёодинизпосёлка.БертабьётпалкойвчижаипопадаетнечаянноэтомусамомуСанькепозатылку,чтоли…
–Прямопомакушке стукнула, – сказалСанькаиз-за телеги. –Уменя головазагудела,аонаещёсмеётся.
–Нувот,–продолжалПашка,–стукнулаонаэтогоСанькучижомпомакушке.Онсначалананеёскулаками,апотомничего.Приложиллопухкголове–иопятьснами играет. Только стал он после этого невозможно жулить. Возьмёт нашагнетлишнийшаг,даиметитчижомпрямонакон.
– Врёшь, врёшь! – выскочил из-за телеги Санька. – Это твоя собака мордойткнула,вотон,чиж,иподкатился.
–Атынессобакойиграешь,аснами.Взялбыдаиположилчижанаместо.Нувот.Метнулончижа,аБертакакхватитпалкой,такэтотчижпрямонадругойконецполя,вкрапиву,перелетел.Намсмешно, аСанька злится.Понятно,бежатьему зачижом в крапиву неохота… Перелез через забор и орёт оттуда: «Дура, жидовка!Чтоб ты в свою Германию обратно провалилась!» А Берта дуру по-русски ужехорошо понимает, а жидовку ещё не понимает никак. Подходит она ко мне испрашивает: «Это что такое жидовка?» А мне и сказать совестно. Я кричу:«Замолчи, Санька!» А он нарочно всё громче и громче кричит. Я – за ним череззабор.Он–вкусты.Такискрылся.Вернулсяя–гляжу:палкаваляетсянатраве,аБертасидитвуглунабрёвнах.Язову:«Берта!»Онанеотвечает.Подошёля–вижу:наглазахунеёслёзы.Значит,самадогадалась.Поднялятогдасземликамень,сунулвкарманидумаю:«Ну,погоди,проклятыйСанька!ЭтотебенеГермания.Ствоим-тофашизмоммыисамисправимся!»
ПосмотрелимынаСанькуиподумали:«Ну,брат,плохаяутебяистория.Дажеслушатьпротивно.Амы-тоещёсобиралисьзатебязаступиться».
И только хотел я это сказать, как вдруг дрогнула и зашумела мельница,закрутилось по воде отдохнувшее колесо. Выскочила из мельничного окнаобсыпаннаямукой,ошалелаяотиспугакошка.Спросонокпромахнуласьисвалиласьпрямо на спину задремавшему Шарику. Шарик взвизгнул и подпрыгнул. Кошкаметнулась на дерево, воробьи с дерева – на крышу. Лошадь вскинула морду идёрнулателегу.Аизсараявыглянулкакой-толохматый,серыйотмукидядькаи,неразобравшись,погрозилдлиннымкнутомотскочившемуоттелегиСаньке:
–Но,но…смотри,небалуй,атосейчасживовыдеру!
Засмеялась Светлана, и что-то жалко ей стало этого несчастного Саньку,котороговсехотятвыдрать.
– Папа, – сказала она мне. – А может быть, он вовсе не такой уж фашист?Может быть, он просто дурак? Ведь правда, Санька, что ты просто дурак? –спросилаСветланаиласковозаглянулаемувлицо.
ВответСанькатолькосердитофыркнул,замоталголовой,засопелихотелчто-то сказать. А что тут скажешь, когда сам кругом виноват и сказать-то, по правдеговоря,нечего.
НотутПашкинасобачонкапересталавдругтявкатьнакошкуи,повернувшиськполю,поднялауши.
Где-тозарощейхлопнулвыстрел.Другой.Ипошло,ипошло!..
–Бойнеподалёку!–вскрикнулПашка.
–Бойнеподалёку,–сказалия.–Этопалятизвинтовок.Авотслышите?Этозастрочилпулемёт.
–Актоскем?–дрогнувшимголосомспросилаСветлана.–Развеужевойна?
Первым вскочил Пашка. За ним помчалась собачонка. Я подхватил на рукиСветлануитожепобежалкроще.
Не успели мы пробежать полдороги, как услышали позади крик. МыобернулисьиувиделиСаньку.
Высокоподнявруки,чтобымыегоскореезаметили,онмчалсякнамнапрямикчерезканавыикочки.
– Ишь ты, как козёл скачет! – пробормотал Пашка. – А чем этот дурак надголовойразмахивает?
–Этонедурак.Этоонмоисандалиитащит!–радостнозакричалаСветлана.–Я их на брёвнах позабыла, а он нашёл и мне их несёт. Ты бы с ним помирился,Пашка!
Пашка насупился и ничего не ответил. Мы подождали Саньку, взяли у негожёлтые Светланины сандалии. И теперь уже вчетвером, с собакой, прошли черезрощунаопушку.
Перед нами раскинулось холмистое, поросшее кустами поле. У ручья,позвякиваяжестянымбубенчиком,щипалатравупривязаннаякколышкукоза.Авнебеплавнолеталодинокийкоршун.Вотивсё.Ибольшеникогоиничегонаэтомполенебыло.
–Такгдежетутвойна?–нетерпеливоспросилаСветлана.
–Асейчаспосмотрю,–сказалПашкаивлезнапенёк.
Долго стоялон,щурясьот солнцаи закрывая глазаладонью.Икто его знает,
чтоонтамвидел,нотолькоСветланеждатьнадоело,иона,путаясьвтраве,пошласамаискатьвойну.
–Мнетрававысокая,аянизкая,–приподнимаясьнацыпочках,пожаловаласьСветлана.–Иясовсемневижу.
–Смотриподноги,незаденьпровод,–раздалсясверхугромкийголос.
Мигом слетел с пенька Пашка. Неуклюже отскочил в сторону Санька. АСветланабросиласькомнеикрепкосхватиламенязаруку.
Мыпопятилисьитутувидели,чтопрямонаднами,вгустыхветвяходинокогодерева,притаилсякрасноармеец.
Винтовка висела возле него на суку. В одной руке он держал телефоннуютрубку и, не шевелясь, глядел в блестящий чёрный бинокль куда-то на крайпустынногополя.
Ещёнеуспелимыпромолвитьслова,какиздалека,словногромсперекатамииперегудами, ударил страшный орудийный залп. Вздрогнула под ногами земля.Далеко от нас поднялась над полем целая туча чёрной пыли и дыма. Каксумасшедшая, подпрыгнула и сорвалась с мочальной верёвки коза. А коршунвильнулвнебеи,быстро-быстромахаякрыльями,умчалсяпрочь.
–Плоходелофашистам!–громкосказалПашкаипосмотрелнаСаньку.–Воткакбьютнашибатареи.
–Плоходелофашистам,–какэхоповторилхриплыйголос.
Итутмыувидели,чтоподкустамистоитседойбородатыйстарик.
Устарикабылимогучиеплечи.Врукахондержалтяжёлуюсуковатуюдубинку.Ау егоног стояла высокая лохматая собакаи скалила зубынаподжавшего хвостПашкиногоШарика.
Старикприподнялшироченнуюсоломеннуюшляпу,важнопоклонилсясначалаСветлане,потомужевсемнам.Потомонположилдубинкунатраву,досталкривуютрубку,набилеётабакомисталраскуривать.
Онраскуривалдолго,топриминаятабакпальцем,товорочаяегогвоздём,каккочергойвпечке.
Наконец раскурил и тогда так запыхтел и задымил, что сидевший на деревекрасноармеецзачихаликашлянул.
Тут снова загремела батарея, и мы увидели, что пустое и тихое поле разоможило,зашумелоизашевелилось.Из-закустарника,из-забугров,из-заканав,из-закочек–отовсюдусвинтовкаминаперевесвыскакиваликрасноармейцы.
Онибежали,прыгали,падали,поднималисьснова.Онисдвигались,смыкались,ихстановилосьвсёбольшеибольше;наконецсгромкимикрикамивсейгромадойониринулисьвштыкинавершинупологогохолма,гдеещёдымилосьоблакопылиидыма.
Потом всё стихло. С вершины замахал флагами еле нам заметный и точноигрушечныйсигналист.Резкозаиграла«отбой»военнаятруба.
Обламывая тяжёлыми сапогами сучья, слез красноармеец-наблюдатель сдерева. Быстро погладил Светлану, сунул ей в руку три блестящих жёлудя иторопливоубежал,сматываянакатушкутонкийтелефонныйпровод.
Военноеучениезакончилось.
–Ну, видал?–подталкиваяСанькулоктем, укоризненно сказалПашка. –Этотебенечижомпозатылку.Тутвамбыстропособьютмакушки.
–Странныеяслышуразговоры,–двигаясьвперёд,сказалбородатыйстарик.–Видно,яшестьдесятлетпрожил,ауманенажил.Ничегомненепонятно.Тут,подгорой,нашколхоз«Рассвет».Кругомэтонашиполя:овёс,гречиха,просо,пшеница.Этонарекенашановаямельница.Атам,вроще,нашабольшаяпасека.Инадвсемэтим я главный сторож.Видал яжуликов, ловил и конокрадов, но чтобынамоёмучасткепоявилсяхотьодинфашист–присоветскойвластиэтогоещёнебывалониразу.Подойдикомне,Санька–грозныйчеловек.Дайянатебяхотьпосмотрю.Дапостой, постой, ты только слюни подбери и нос вытри. А то мне и так на тебявзглянутьстрашно.
Всё это неторопливо сказалнасмешливый старики с любопытством заглянулиз-подмохнатыхбровей…навытаращившегоглазаизумлённогоСаньку.
–Неправда!–шмыгнувносом,завопилоскорблённыйСанька.–Янефашист,авесьсоветский.АдевчонкаБертадавноуженесердитсяивчераоткусилаотмоегояблокабольшеполовины.АэтотПашкавсехмальчишекнаменянатравливает.Самругается,ауменяпружинузажулил.Разяфашист,значит,ипружинафашистская.Аонизнеёдлясвоейсобакикакую-токачалкусделал.Яемуговорю:«Давай,Пашка,помиримся»,–аонговорит:«Сначалаотдеру,апотомпомиримся».
–Надобездраньямириться,–убеждённосказалаСветлана.–Надосцепитьсямизинцами, поплювать на землю и сказать: «Ссор, ссор никогда, а мир, мирнавсегда». Ну, сцепляйтесь! А ты, главный сторож, крикни на свою страшнуюсобаку,ипустьонанашегомаленькогоШариканепугает.
–Назад,Полкан!–крикнулсторож.–Ляжьназемлюисвоихнетрогай!
–Ах,вотэтокто!Вотон,Полкан-великан,лохматыйизубатый.
ПостоялаСветлана,покрутилась,подошлапоближеипогрозилапальцем:
–Иясвоя,асвоихнетрогай!
Поглядел Полкан: глаза у Светланы ясные, руки пахнут травой и цветами.Улыбнулсяивильнулхвостом.
ЗавиднотогдасталоСанькесПашкой,подвинулисьониитожепросят:
–Имысвои,асвоихнетрогай!
Подозрительно потянул Полкан носом: не пахнет ли от хитрых мальчишекморковкойизколхозныхогородов?Нотут,какнарочно,вздымаяпыль,понёссяпотропинкешальнойжеребёнок.ЧихнулПолкан, такинеразобравши.Тронуть–нетронул,нохвостомневильнулигладитьнепозволил.
–Нампора,–спохватилсяя.–Солнцевысоко,скорополдень.Ух,какжарко!
–Досвидания!–звонкопопрощаласьсовсемиСветлана.–Мыопятьуходимдалёко.
–Досвидания!–дружноответилиужепомирившиесяребятишки.–Приходитекнамопятьиздалёка.
–Досвидания,–улыбнулсяглазамисторож.–Янезнаю,кудавыидётеичегоищете, но только знайте: самое плохое для меня далёко – это налево у реки, гдестоитнашестароесельскоекладбище.Асамоехорошеедалёко–этонаправо,черезлуг,черезовраги,гдероюткамень.Дальшеидитеперелеском,обогнётеболото.Там,надозером,раскинулсябольшущийсосновыйлес.Естьвнёмигрибы,ицветы,ималина.Тамстоитнаберегудом.ВнёмживутмоядочьВалентинаиеёсынФёдор.Иеслитудапопадёте,тоотменяимпоклонитесь.
Тутчуднойстарикприподнялсвоюшляпу,свистнулсобаку,запыхтелтрубкой,оставляязасобойширокуюполосугустогодыма,изашагалкжёлтомугороховомуполю.
ПереглянулисьмысоСветланой–чтонампечальноекладбище!Взялисьмызарукииповернулинаправо,всамоехорошеедалёко.
Перешлимылугаиспустилисьвовраги.
Виделимы,какизчёрныхглубокихямтащатлюдибелый,каксахар,камень.Инеодинкакой-нибудьзавалящийсякамешек.Навалилиужецелуюгору.Аколёсавсёкрутятся,тачкискрипят.Иещёвезут.Иещёнаваливают.
Видно,немаловсякихкамнейподземлёйзапрятано.
ЗахотелосьиСветланезаглянутьподземлю.Долго,лёжанаживоте,смотрелаона в чёрную яму. А когда оттащил я её за ноги, то рассказала она, что виделасначалатолькооднутемноту.Апотомразгляделаподземлёйкакое-точёрноеморе,и кто-то там в море шумит и ворочается. Должно быть, рыба акула с двумяхвостами, один хвост спереди, другой – сзади. И ещё почудился ей Страшила втристадвадцатьпятьног.Исоднимзолотымглазом.СидитСтрашилаигудит.
ХитропосмотрелянаСветлануиспросил,невидалалионатамзаоднопароход
сдвумятрубами,серуюобезьянкунадеревеибелогомедведянальдине.
ПодумалаСветлана,вспомнила.Иоказывается,чтотожевидала.
Погрозиляейпальцем:ой,неврётли?Ноонавответрассмеяласьисовсехногпустиласьбежать.
Шлимыдолго,частоостанавливались,отдыхалиирвалицветы.Потом,когдатащитьнадоедало,оставлялибукетынадороге.
Я один букет бросил старой бабке в телегу. Испугалась сначала бабка, неразобравши,чтотакое,ипогрозиланамкулаком.Нопотомувидала,улыбнуласьикинуласвозатрибольшихзелёныхогурца.
Огурцы мы подняли, вытерли, положили в сумку и весело пошли своейдорогой.
Встретилимынапутидеревеньку,гдеживутте,чтопашутземлю,сеютвполехлеб,садяткартошку,капусту,свёклуиливсадахиогородахработают.
Встретилимызадеревнейиневысокиезелёныемогилы,гдележатте,чтосвоёужеотсеялииотработали.
Попалосьнамдерево,разбитоемолнией.
Наткнулисьмынатабунлошадей,изкоторыхкаждая–хотьсамомуБудённому.
Увидали мы и попа в длинном чёрном халате. Посмотрели ему вслед иподивилисьтому,чтоосталисьещёнасветечудаки-люди.
Потомзабеспокоилисьмы,когдапотемнелонебо.Сбежалисьотовсюдуоблака.Окружилиони,поймалиизакрылисолнце.Нооноупрямовырывалосьтоводну,товдругуюдыру.Наконецвырвалосьизасверкалонадогромнойземлёйещёгорячейиярче.
Далекопозадиосталсянашсерыйдомиксдеревяннойкрышей.
ИМаруся,должнобыть,давноужевернулась.Поглядела–нет.Поискала–ненашла.Сидитиждёт,глупая!
–Папа!–сказаланаконецуставшаяСветлана.–Давайстобойгде-нибудьсядемичто-нибудьпоедим.
Сталиискатьинашлимытакуюполянку,какаянекаждомупопадётсянасвете.
С шумом распахнулись перед нами пышные ветки дикого орешника. Всталаостриём к небумолодая серебристая ёлка.И тысячами, ярче, чемфлаги вПервоемая–синие,красные,голубые,лиловые,–окружалиёлкудушистыецветыистоялинешелохнувшись.
Дажептицынепелинадтойполяной–такбылотихо.
Только серая дура-ворона бухнулась с лёту на ветку, огляделась, что не тудапопала, каркнула от удивления: «Карр… карр…» – и сейчас же улетела прочь ксвоимпоганыммусорнымямам.
–Садись,Светлана, стереги сумку, а я схожуи наберу вфляжку воды.Да небойся:здесьживётвсеготолькоодинзверь–длинноухийзаяц.
– Даже тысячи зайцев я и то не боюсь, – смело ответила Светлана, – но тыприходипоскореевсё-таки.
Водаоказаласьнеблизко,и,возвращаясь,яужебеспокоилсяоСветлане.
Ноонанеиспугаласьинеплакала,апела.
Я спрятался за кустом и увидел, что рыжеволосая толстая Светлана стоялаперед цветами, которые поднимались ей до плеч, и с воодушевлением распевалатакуютолькочтосочинённуюпесню:
Гей!..Гей!..Мынеразбивалиголубойчашки.Нет!..Нет!..Вполеходитсторожполей.Номынелезлизаморковкойвогород.Иянелазила,ионнелез.АСанькаодинразвогородлез.Гей!..Гей!..ВполеходитКраснаяАрмия.(Этоонапришлаизгорода.)КраснаяАрмия–самаякрасная,Абелаяармия–самаябелая.Тру-ру-ру!Тра-та-та!
Этобарабанщики,Этолётчики,Этобарабанщикилетятнасамолётах.Ия,барабанщица…здесьстою.
Молчаи торжественновыслушали этупеснювысокиецветыи тихо закивалиСветланесвоимипышнымиголовками.
–Комне, барабанщица! – крикнул я, раздвигая кусты. – Есть холодная вода,красныеяблоки,белыйхлебижёлтыепряники.Захорошуюпеснюничегонежалко.
Чуть-чуть смутилась Светлана. Укоризненно качнула головой и, совсем какМаруся,прищуривглаза,сказала:
–Спряталсяиподслушивает.Стыдно,дорогойтоварищ!
ВдругСветланапритихлаизадумалась.
А тут ещё, покамы ели, вдруг спустился на ветку серый чиж и что-то такоезачирикал.
Этобылсмелыйчиж.Онсиделпрямонапротивнас,подпрыгивал,чирикалинеулетал.
– Это знакомый чиж, – твёрдо решила Светлана. – Я его видела, когда мы смамойкачалисьвсадунакачелях.Онаменявысококачала.Фють!..Фють!..Изачемонкнамприлетелтакдалеко?
–Нет!Нет!–решительноответиля. –Этосовсемдругойчиж.Тыошиблась,Светлана.Утогочижанахвостенехватаетперьев,которыевыдралаемухозяйкинаодноглазаякошка.Тотчижпотолще,иончирикаетсовсемнетакимголосом.
– Нет, тот самый! – упрямо повторила Светлана. – Я знаю. Это он за намиприлетелтакдалеко.
–Гей,гей!–печальнымбасомпропеля.–Номынеразбивалиголубойчашки.Имырешилиуйтинасовсемдалеко.
Сердиточирикнулсерыйчиж.Ниодинцветокизцелогомиллионанекачнулсяинекивнулголовой.ИнахмурившаясяСветланастрогосказала:
–Утебянетакойголос.Илюдитакнепоют.Атолькомедведи.
Молча собрались мы. Вышли из рощи. И вот мне на счастье засверкала подгоройпрохладнаяголубаярека.
И тогда я поднял Светлану. И когда она увидала песчаный берег, зелёныеострова,топозабылавсёнасветеи,радостнозахлопаввладоши,закричала:
–Купаться!Купаться!Купаться!
Чтобысократитьпуть,мыпошликречкенапрямикчерезсырыелуга.
Вскоре мы оказались перед густыми зарослями болотного кустарника.Возвращатьсянамнехотелось,имырешиликак-нибудьпробраться.Ночемдальшемыпродвигались,темкрепчестягивалосьвокругнасболото.
Мы кружили по болоту, поворачивали направо, налево, перебирались похлюпкимжёрдочкам,прыгалискочкинакочку.Промокли,измазались,новыбратьсянемоглиникак.
А где-то совсем неподалёку за кустами ворочалось и мычало стадо, щёлкалкнутомпастухисердитолаялапочуявшаянассобачонка.Номыневиделиничего,кромержавойболотнойводы,гнилогокустарникаиосоки.
Уже тревога выступила на веснушчатом лице притихшей Светланки. Чаще ичащеонаоборачивалась,заглядываямневлицосмолчаливымупрёком:«Чтожэто,папка?Тыбольшой,сильный,анамсовсемплохо!»
–Стой здесь и не сходи сместа! – приказал я, поставивСветлану на клочоксухойземли.
Язавернулвчащу,ноивтойсторонеоказаласьтолькопереплетённаяжирнымиболотнымицветамизелёнаяжижа.
Явернулсяиувидел,чтоСветланавовсенестоит,аосторожно,придерживаясьзакусты,пробираетсямненавстречу.
–Стой,гдепоставили!–резкосказаля.
Светланаостановилась.Глазаеёзамигали,игубыдёрнулись.
–Чтожетыкричишь?–дрогнувшимголосомтихоспросилаона.–Ябосая,атамлягушки–имнестрашно.
Иоченьжалкосталомнетогдапопавшуюиз-заменявбедуСветланку.
–На,возьмипалку,–крикнуля,–ибейих,негодныхлягушек,почемупопало!Толькостойнаместе!Сейчаспереберёмся.
Я опять свернул в чащу и рассердился. Что это? Разве сравнить это поганоеболотце с бескрайними камышами широкого Приднепровья или с угрюмымиплавнямиАхтырки,гдегромилиидушилимыкогда-тобелыйврангельскийдесант!
Скочкинакочку,откустаккусту.Раз–ипопоясвводу.Два–изахрустеласухаяосина.Вследзаосинойполетеловгрязьтрухлявоебревно.Тяжелоплюхнулсятудажегнилойпень.Вотиопора.Вотещёодналужа.Авотонисухойберег.
И,раздвинувтростник,яочутилсявозлеиспуганноподскочившейкозы.
–Эге-гей!Светлана!–закричаля.–Тыстоишь?
–Эге-гей!–тиходонёссяизчащижалобныйтоненькийголос.–Ясто-о-ю!
Мывыбралиськреке.Мысчистиливсюгрязьитину,которыеоблепилинассовсехсторон.Мывыполоскалиодежду,и,покаонасохланараскалённомпеске,мыкупались.
И все рыбы с ужасом умчались прочь в свою глубокую глубину, когда мы схохотомвзбивалисверкающиепенистыеводопады.
Ичёрный усатый рак, которого я вытащилиз его подводной страны, ворочаясвоими круглыми глазами, в страхе забился и запрыгал: должно быть, впервыеувидалтакоенестерпимояркоесолнцеитакуюнестерпиморыжуюдевчонку.
И тогда, изловчившись, он злобно хватил Светлану за палец. С крикомотбросилаегоСветланавсамуюсерединугусиногостада.Шарахнулисьвстороныглупыетолстыегусята.
Ноподошёлсбокустарыйсерыйгусь.Многоонвидалипострашнейнасвете.
Скосил он голову, посмотрел одним глазом, клюнул – тут ему, раку, и смертьпришла.
…Новотмывыкупались,обсохли,оделисьипошлидальше.
Иопятьнамвсякогопопутипопадалосьнемало:илюди,и кони,и телеги,имашины,идажесерыйзверь–ёж,которогомыприхватилиссобой.Датолькоонскоронакололнамруки,имыегостолкнуливстудёныйручей.
Фыркнулёжипоплылнадругойберег.«Вот,–думает,–безобразники!Поищи-катеперьотсюдасвоюнору».
Ивышлимынаконецкозеру.
Здесь-тоикончалосьсамоедалёкоеполеколхоза«Рассвет»,анатомберегуужерасстилалисьземли«Краснойзари».
Тутмыувиделинаопушкебревенчатыйдомисразужедогадались,чтоздесьживётдочьсторожаВалентинаиеёсынФёдор.
Мыподошли к ограде с той стороны, откуда караулили усадьбу высокие, каксолдаты,цветы–подсолнухи.
Накрыльце,всаду,стояласамаВалентина.Былаонавысокая,широкоплечая,как и её отец, сторож. Ворот голубой кофты был распахнут. В одной руке онадержалаполовующётку,авдругой–мокруютряпку.
–Фёдор!–строгокричалаона.–Тыкуда,негодник,серуюкастрюлюзадевал?
–Во-на!–раздалсяиз-подмалиныважныйголос,ибелобрысыйФёдорпоказалналужу,гдеплавалагружённаящепкамиитравойкастрюля.
–Акуда,бесстыдник,решетоспрятал?
–Во-на!–всётакжеважноответилФёдорипоказалнапридавленноекамнемрешето,подкоторымчто-товорочалось.
– Вот погоди, атаман!.. Придёшь домой, я тебя мокрой тряпкой приглажу, –пригрозилаВалентинаи,увидавнас,одёрнулаподоткнутуююбку.
–Здравствуйте!–сказаля.–Вамотецшлётпоклон.
–Спасибо!–отозваласьВалентина.–Заходитевсад,отдохните.
Мыпрошличерезкалиткуиулеглисьподспелойяблоней.
Толстый сын Фёдор был только в одной рубашке, а перепачканные глиноймокрыештанывалялисьвтраве.
–Ямалинуем,–серьёзносообщилнамФёдор.–Двакустаобъел.Иещёбуду.
–Ешьназдоровье,–пожелаля.–Толькосмотри,друг,нелопни.
Фёдоростановился,потыкалсебякулакомвживот,сердитовзглянулнаменяи,захвативсвоиштаны,вперевалкупошёлкдому.
Долгомылежалимолча.Мнепоказалось,чтоСветланауснула.Яповернулсякней и увидел, что она вовсе не спит, а, затаив дыхание, смотрит на серебристую
бабочку,котораятихонькоползётпорукавуеёрозовогоплатья.
И вдруг раздался мощный рокочущий гул, воздух задрожал, и блестящийсамолёт,какбуря,промчалсянадвершинамитихихяблонь.
Вздрогнула Светлана, вспорхнула бабочка, слетел с забора жёлтый петух, скрикомпромелькнулапоперёкнебаиспуганнаягалка–ивсёстихло.
– Это тот самый лётчик пролетел, – с досадой сказала Светлана, – это тот,которыйприходилкнамвчера.
–Почемужетот?–приподнимаяголову,спросиля.–Можетбыть,этосовсемдругой.
–Нет, тот самый.Я сама вчера слышала, как он сказалмаме, что он улетаетзавтра далеко и насовсем. Я ела красный помидор, а мама ему ответила: «Ну,прощайте.Счастливыйпуть»…
– Папка, – усаживаясь мне на живот, попросила Светлана, – расскажи что-нибудьпромаму.Ну,например,каквсёбыло,когдаменяещёнебыло.
–Какбыло?Давсётакжеибыло.Сначаладень,потомночь,потомопятьдень,иещёночь…
– И ещё тысячу дней! – нетерпеливо перебила Светлана. – Ну, вот ты ирасскажи,чтовэтиднибыло.Самзнаешь,апритворяешься…
– Ладно, расскажу, только ты слезь с меня на траву, а то мне рассказыватьтяжелобудет.Ну,слушай!..
Было тогда нашей Марусе семнадцать лет. Напали на их городок белые,схватилиониМарусиногоотцаипосадилиеговтюрьму.Аматериунейдавноужнебыло,иосталасьнашаМарусясовсемодна…
–Что-тоеёжалкостановится,–подвигаясьпоближе,вставилаСветлана.
–Ну,рассказывайдальше.
– НакинулаМаруся платок и выбежала на улицу. А на улице белые солдатыведутвтюрьмуирабочихиработниц.Абуржуи,конечно,белымрады,ивсюдувихних домах горят огни, играетмузыка.Инекуда нашейМарусе пойти, и некомурассказатьейпросвоёгоре…
–Что-тоужесовсемжалко,–нетерпеливоперебилаСветлана.–Ты,папка,докрасныхскореерассказывай.
– Вышла тогдаМаруся за город. Луна светила.Шумел ветер. И раскинуласьпередМарусейширокаястепь…
–Сволками?
– Нет, без волков. Волки тогда от стрельбы все по лесам попрятались. ИподумалаМаруся:«УбегуячерезстепьвгородБелгород.ТамстоитКраснаяАрмиятоварища Ворошилова. Он, говорят, очень храбрый. И если попросить, то, может
быть,ипоможет».
АтогонезналаглупаяМаруся,чтонеждётникогдаКраснаяАрмия,чтобыеёпросили. А сама она мчится на помощь туда, где напали белые. И уже близко отМарусипродвигаютсяпостепинашикрасноармейскиеотряды.Икаждаявинтовказаряженанапятьпатронов,акаждыйпулемёт–надвестипятьдесят.
Ехалятогдапостеписвоеннымдозором.Вдругмелькнулачья-тотеньисразу–забугор.«Ага!–думаю.–Стой:белыйразведчик.Дальшенеуйдёшьникуда».
Ударил я коняшпорами.Выскочил за бугор. Гляжу – что за чудо: нет белогоразведчика,астоитподлунойкакая-тодевчонка.Лицаневидно,итольковолосыповетруразвеваются.
Соскочил я с коня, а наган на всякий случай в руке держу. Подошёл испрашиваю:«Ктотыизачемвполночьпостепибегаешь?»
А луна вышла бо-ольшая, большущая! Увидала девчонка на моей папахекрасноармейскуюзвезду,обняламеняизаплакала.
Воттут-томысней,сМарусей,ипознакомились.
А под утро из города белых мы выбили. Тюрьмы раскрыли и рабочихвыпустили.
Вотлежуяднёмвлазарете.Грудьуменянемногопрострелена.Иплечоболит:когдасконяпадал,окаменьударился.
Приходиткомнемойкомандирэскадронаиговорит:
«Ну, прощай, уходиммыдальше за белыми.На тебе в подарок от товарищейхорошеготабакуибумаги,лежиспокойноискореевыздоравливай».
Вотиденьпрошёл.Здравствуй,вечер!Игрудьболит,иплечоноет.Инасердцескучно.Скучно,другСветлана,одномубытьбезтоварищей!
Вдруграскрыласьдверь,ибыстро,бесшумновошлананоскахМаруся!Итакятогдаобрадовался,чтодажевскрикнул.
АМарусяподошла,селарядомиположиларукунамоюсовсемгорячуюголовуиговорит:
«Ятебявесьденьпослебояискала.Больнотебе,милый?»
Аяговорю:
«Наплевать,чтобольно,Маруся.Отчеготытакаябледная?»
«Тыспи,–ответилаМаруся.–Спикрепко.Яоколотебявседнибуду».
Вот тогда-то мы сМарусей во второй раз встретились и с тех пор уж всегдажиливместе.
–Папка,–взволнованноспросилатогдаСветлана.–Этоведьмынепоправдеушлииздома?Ведьонанаслюбит.Мытолькопоходим,походимиопятьпридём.
–Откудатызнаешь,чтолюбит?Можетбыть,тебяещёлюбит,аменяуженет.
– Ой, вре-ешь! – покачала головой Светлана. – Я вчера ночью проснулась,смотрю,мамаотложилакнигу,повернуласьктебеидолгонатебясмотрит.
–Экодело,чтосмотрит!Онаивокошкосмотрит,навсехлюдейсмотрит!Естьглаза,вотисмотрит.
– Ой, нет! – убеждённо возразила Светлана. – Когда в окошко, то смотритсовсемнетак,авоткак…
ТутСветланавздёрнулатоненькиеброви,склониланабокголову,поджалагубыиравнодушновзглянуланапроходившегомимопетуха.
–Акогдалюбят,смотрятнетак.
Как будто бы сияние озарило голубые Светланкины глаза, вздрогнулиопустившиесяресницы,имилыйзадумчивыйМарусинвзглядупалмненалицо.
– Разбойница! – подхватываяСветлану, крикнул я. –А как ты на меня вчерасмотрела,когдаразлилачернила?
–Ну,тогдатыменязадверьвыгнал,авыгнатыесмотрятвсегдасердито.
Мы не разбивали голубой чашки. Это, может быть, сама Маруся как-нибудьразбила. Но мы её простили. Мало ли кто на кого понапрасну плохое подумает?ОднаждыиСветлананаменяподумала.ДаяисамнаМарусюплохоеподумалтоже.ИяпошёлкхозяйкеВалентине,чтобыспросить,нетлинамкдомудорогипоближе.
– Сейчас муж на станцию поедет, – сказала Валентина. – Он вас довезёт досамоймельницы,атамужеинедалеко.
Возвращаясьвсад,явстретилукрыльцасмущённуюСветлану.
– Папа, – таинственнымшёпотом сообщила она, – этот сынФёдор вылез измалиныитянетизтвоегомешкапряники.
Мыпошлик яблоне, но хитрый сынФёдор, увидавнас, поспешно скрылся вгущеподзаборныхлопухов.
–Фёдор!–позваля.–Идисюда,небойся.
Верхушкилопухов закачались,ибылоясно,чтоФёдоррешительноудаляетсяпрочь.
–Фёдор!–повториля.–Идисюда.Ятебевсепряникиотдам.
Лопухипересталикачаться,ивскореизчащидонеслосьтяжёлоесопение.
–Ястою,–раздалсянаконецсердитыйголос,–тутбезштанов,вездекрапива.
Тогда,каквеликаннадлесом,зашагалячерезлопухи,досталсуровогоФёдораивысыпалпереднимвсеостаткиизмешка.
Он неторопливо подобрал всё в подол рубашки и, не сказав даже «спасибо»,направилсявдругойконецсада.
– Ишь какой важный, – неодобрительно заметила Светлана, – снял штаны иходиткакбарин!
Кдомуподкатилазапряжённаяпаройтелега.НакрыльцовышлаВалентина:
–Собирайтесь,конихорошие–домчатбыстро.
Опять показался Фёдор. Был он теперь в штанах и, быстро шагая, тащил зашиворотхорошенькогодымчатогокотёнка.Должнобыть, котёнокпривыкк такимухваткам, потому что он не вырывался, не мяукал, а только нетерпеливо вертелпушистымхвостом.
–На!–сказалФёдорисунулкотёнкаСветлане.
–Насовсем?–обрадоваласьСветланаинерешительновзглянуланаменя.
– Берите, берите, если надо, – предложила Валентина. – У нас этого добрамного.Фёдор!Атызачемпряникивкапустныегрядкиспрятал?Ячерезокновсёвидела.
–Сейчас пойду ещёдальше спрячу, – успокоил еёФёдори ушёл вперевалку,какважныйкосолапыймедвежонок.
– Весь в деда, – улыбнулась Валентина. – Этакий здоровила. А всего толькочетырегода.
Мы ехали широкой ровной дорогой. Наступал вечер. Шли нам навстречу сработыусталые,новесёлыелюди.
Прогрохоталвгаражколхозныйгрузовик.
Пропелавполевоеннаятруба.
Звякнулвдеревнесигнальныйколокол.
Загудел за лесом тяжёлый-тяжёлый паровоз. Туу!.. Ту!.. Крутитесь, колёса,торопитесь,вагоны,дорогажелезная,длинная,далёкая!
И,крепкоприжимаяпушистогокотёнка,под стук телеги счастливаяСветланараспевалатакуюпесню:
Чики-чики!Ходятмыши.Ходятсхвостами,Оченьзлые.Лезутвсюду.Лезутнаполку.Трах-тарарах!Илетитчашка.Актовиноват?Ну,никтоневиноват.ТолькомышиИзчёрныхдыр.–Здравствуйте,мыши!Мывернулись.ИчтожетакоеСсобойнесём?..Ономяукает,ОнопрыгаетИпьётизблюдечкамолоко.ТеперьубирайтесьВчёрныедыры,
ИлионовасразорвётНакуски,Надесятькусков,Надвадцатькусков,НастомиллионовЛохматыхкусков.
Возлемельницымыспрыгнулистелеги.
Слышнобыло,какзаоградойПашкаБукамашкин,Санька,Бертаиещёкто-тоиграливчижа.
– Ты не жульничай! – кричал Берте возмущённый Санька. – То на меняговорили,атосаминашагивают.
–Кто-тотамопятьнашагивает,–объяснилаСветлана,–должнобыть, сейчассновапоругаются.–И,вздохнув,онадобавила:–Такаяужигра!
Сволнениемприближалисьмыкдому.Оставалосьтолькозавернутьзауголиподнятьсянаверх.
Вдругмырастеряннопереглянулисьиостановились.
Ни дырявого забора, ни высокого крыльца ещё не было видно, но ужепоказалась деревянная крыша нашего серого домика, и над ней с весёлымжужжаниемкрутиласьнашароскошнаясверкающаявертушка.
– Это мамка сама на крышу лазила! – взвизгнула Светлана и рванула менявперёд.
Мывышлинагорку.
Оранжевые лучи вечернего солнца озарили крыльцо. И на нём, в красномплатье,безплаткаивсандалияхнабосуногу,стоялаиулыбаласьнашаМаруся.
–Смейся,смейся!–разрешилаейподбежавшаяСветлана.–Мытебявсёравноужепростили.
Подошёлия,посмотрелМарусевлицо.
ГлазаМарусибыликарие,исмотрелиониласково.Виднобыло,чтождалаонанасдолго,наконец-тодождаласьитеперькрепкорада.
«Нет,–твёрдорешиля,отбрасываяноскомсапогавалявшиесячерепкиголубойчашки.–Этовсётолькосерыезлыемыши.Имынеразбивали.ИМарусяничегонеразбивалатоже».
…Апотомбылвечер.Илунаизвёзды.
Долго втроём сидели мы в саду, под спелой вишней, и Маруся намрассказывала,гдебыла,чтоделалаичтовидела.
АужСветланкинрассказзатянулсябы,вероятно,дополуночи,еслибыМарусянеспохватиласьинепогналаеёспать.
– Ну что?! – забирая с собой сонного котёнка, спросила меня хитраяСветланка.–Аразветеперьунасжизньплохая?
Поднялисьимы.
Золотаялунасияланаднашимсадом.
Прогремелнасевердалёкийпоезд.
Прогуделискрылсявтучахполуночныйлётчик.
–Ажизнь,товарищи…быласовсемхорошая!
ПримечанияВпервые рассказ «Голубая чашка» опубликован в январском номере журнала
«Пионер»за1936годВтомжегодурассказвышелотдельнойкнижкойвДетиздате.
Можносчитать,чтовопределённоймерерассказавтобиографичен.«Мнетогдабыло тридцать два года…» – так начинается «Голубая чашка». Летом 1935 года,когда в селе под Арзамасом Аркадий Гайдар написал эти слова, и осенью вМалеевке,подМосквой,когдаписательзаканчивалрассказ,емудействительношёлтридцать второй год. На фронтовых дорогах гражданской войны встречалась емуМаруся – Мария Плаксина. В первом варианте «Голубой чашки» была не дочьСветлана,асын–Димка…
Носуть,конечно,невэтом.Рассказ«Голубаячашка»автобиографиченвином,болеевысокомсмыслеслова.ВэтомрассказеАркадийГайдарширокораспахиваетперед читателем свой внутренний мир. Здесь отчётливее, чем в другихпроизведенияхписателя,мывидимсамогоАркадияГайдара,какимонбылв своитридцатьдвагода.Егоголосзвучитсвободно,раскованно,онполончеловеческоготепла и доброты, мягкий юмор позволяет убедительно и ненавязчиво высказатьважныемысли.
Писательшагает соСветланой по этому гайдаровскомумиру –миру добрых,смелых,честныхлюдей,взрослыхималеньких,которыеживутвпрекраснойстране,крепкодружативместестроятновуюжизнь.Поначалуписательсобиралсярассказтакиназвать–«Хорошаяжизнь».
Однако для Аркадия Гайдара хорошая жизнь вовсе не означает жизньбездумнуюилибезмятежную.Врассказ,полныйтепла,солнца,напоённыйзапахамилетнегополя,врываютсяотголоскибольших,грозныхсобытий.Такбывает,когдавясныйденьгде-товдализагоризонтомзаворчитгроза.ФашистызахватиливластьвГермании. Оттуда в Советский Союз приехала со своим отцом-антифашистомдевочкаБерта.ВышливполенабоевыеучениячастиКраснойАрмии.Бытьможет,имскоропредстоитотражатьнападениеврага…
Вглубинерассказаестьиещёодиноченьважныйслой.Наддружнойсемьёйвдругнавислатучка,грозяэтусемьюразрушить.Всамомлиделеонанависла,илиэтолишьпоказалось,почудилось?
Оченьтонко,сбольшимтактомвводитписательврассказэтутему.Оналишьнамечена, обозначена несколькими штрихами, но тревога поселяется в сердцечитателя.Ипотомуснова,разомтаксветлеетмир,когдамаленькаяСветлана,чуткопонявневысказанныесомненияотца,помогаетотогнатьтучку,помогаетпонять,что«ИМарусяничегонеразбивалатоже».
Появление «Голубой чашки» вызвало дискуссию. «Одни считают эту книгуотрадным явлением в детской литературе. Другие находят её „непригодной“ длядетей, „недопустимой“ и даже „возмутительной“, – отмечала А. Жаворонкова(журнал„Детскаялитература“No5,1937год).
КритикА.Дерман,подводяитогдискуссиипо«Голубойчашке»,писал:«…Тот
факт, что ребята жадно слушают и читают книгу Гайдара, является всё-такирешающим. Мне кажется, что из фактов подобного рода и надлежит выводитьтеории о пригодности той или иной сюжетности, той или иной композиции длядетского читателя. Не по хорошим теориям создаются хорошие художественныекниги,анапротив–навнимательноманализепоследнихстроятсяхорошиетеории»(«Детскаялитература»No19–20,1937)Правильностьтакойоценкиподтвердилоивремя. Теперь, спустя полвека после того, как рассказ был написан, «Голубаячашка»,поединодушномумнениюписателейикритиков,остаётсяоднимизлучшихдетскихрассказоввсоветскойлитературе.
В «Голубой чашке» Аркадий Гайдар снова и, может быть, особенноубедительнопоказал,чтонетвопросов,окоторыхнельзявестичестныйразговорсмаленькимичитателями.Всёделовтом,кактакойразговорвести.