Вдумчивый странникavtor.karelia.ru/elbibl/filenko/book_strannik.pdf ·...

Сергей Филенко

Вдумчивый странникСборник рассказов

2010

© Сергей Филенко, 2010

СЕВЕР

� �

Север

Заметки на стене снежной пещеры(из дневника одинокого странника)

13 февраля 2000г. Пунктир Полярного круга ловко перемахнул через частокол Уральского хребта. Поезд стоит на тундровом полустанке совсем недолго, и, делая первый шаг к синим спинам гор, под звездным небом я уже совсем один. Молодая луна освещает мой путь. Серебрится лыжня: она, как первая борозда в поле.

У подножия гор встаю на ночлег. Среди моих вещей нет палатки: я умею делать пеще-ры. Первый домик неглубок и тесноват. Но спальник и чай согревают тело, а мерцающий огонек свечи – душу.

Цель этого одинокого solo – неторопливо поразмышлять, свой survival IQ проверить – интеллектуальный коэффициент выживания в тундре. «Выживать» – по моему разуме-нию – это не значит выползать к жилью, выжигая в запредельном напряжении все силы и вычерпывая «волю к жизни» до последней капли. (Воображение рисует портрет героя: почерневший обмороженный нос, ввалившиеся глаза, изможденное лицо). Я слабый че-ловек и не люблю уродовать тело. Воля, сила и выносливость разочарованно едут в резер-вном обозе. Ставка сделана на знания, навыки и снаряжение. Два года я читал, строил из снега свои первые пещеры, ходил в тундру с лучшими карельскими туристами, собирал необходимое. Теперь экзамен: смогу ли я встретить взгляд Севера, не опуская глаз? Смогу улыбнуться в ответ?

14 февраля 2000г. Утренние сборы – поганое время. Мерзнут руки и ноги; барахло не лезет в сани и рюкзак; пустая пещера выглядит сиротливо, как покинутый дом.

Горло вдруг сжала тоска. Трудность одиночества – в невозможности заполнить гулкую внутреннюю пустоту болтовней с приятелем, включенным телевизором, повседневной суетой.

А может, печаль эта – отсвет душ тех, кто тут жил раньше или живет сейчас? В двад-цатые-пятидесятые годы тут были лагеря. Ухта, Инта, Печора, Воркута, Елецкий… Треть населения Коми в 1938 году были заключенные. Здесь даже сидел Менахем Бегин – будущий премьер-министр Израиля и лауреат Нобелевской премии мира.

Лагпункт Елецкий давно стал рабочим поселком. Но пожимает плечами тамошний жи-тель: «Я на горы эти ё…е десять лет любуюсь», – и темнеет в глазах хмельное клеймо тоск-ливого озлобленного рабства…

Вспомнилось прочитанное когда-то:— О чем ты думаешь?— Я не думаю, я грущу.— У тебя что-то случилось?— Нет. Просто я русский человек. Сегодня День святого Валентина…

15 февраля 2000г. Ночь оставила тончайший слой разнообразнейших снежинок! Начинается кроткий, солнечный день.

Этот последний год ХХ века поразительно малоснежный. Весь день то недоуменно пет-ляю среди камней, а то и шагаю по травке. Сани оставляют на острых гранях валунов синие пластмассовые стружки. Лыжи торчат в небо по бокам рюкзака. Потрясенно нашел три про-мерзшие сыроежки – не за грибами же я сюда ехал в феврале!

Приготовил ужин, мурлыча рок-песни пэтэушной юности. Странно, ведь в агонии умирала Империя, рушились идеалы, жрать нечего было, распадался привычный мир – а вспоминается со светлой ностальгией. Все тогда было впереди у меня; все – неиспытанное – радовало и мнилось осуществимым. Мог – все!

17 февраля 2000г. «Я знаю, где сердце у оленя; знаю, где оно у реки; но кто скажет мне, где оно у тундры?» – вспоминаю слова саамов, сидя в сугробе самого восточного закоулка Европы.

18 февраля 2000г. Выкопал превосходные хоромы в мягком надуве с видом на ка-ньон. По дну ущелья тянется цепочка песцовых следов. Снега тут столько, что можно закопать трехэтажный дом. Вот он где, снежный запас гор! Поужинал на террасе, под звездным небом.

19 февраля 2000г. Ночью снились красивые цветные сны. Там, смелый и сильный, вёл я мудрые беседы с отважными и могучими героями. А утром не наступил рассвет…

Вход занесло снегом. Где-то на поверхности лыжи брякают креплениями. Пурга. Выпил чаю, беззаботно болтая ногами для тепла. Пожалуй, откопаться? Ныряю в снежный пух входа…

Ветер с силой всадил глубоко в глотку горсть снега. На вдохе!!! Выпрямляюсь в полный рост: ослепленный, задохнувшийся – и валюсь набок. Шестипудовое тело сбито оплеухой

�

Сергей Филенко. Вдумчивый странник

�

Север

пурги. A я ведь толком и не знаю, как увеличиваются такие сугробы в подобную кутерьму. В сомнении заползаю домой.

Проклятье! Пока работал снаружи, в пещеру проник страх. Он ослепил жестким ударом. Мысли с визгом мечутся в ужасе по черепной коробке: «Заметет!.. Задохнусь!.. Замерзну!.. А-а-а-а!» Какая тут на хрен «победа разума над сарсапариллой» – сердце колотится в горле.

Чтобы успокоиться, сварил крепкий кофе и нажарил оладий.И к вечеру я знаю, как растет мой надув – такой мягкий и глубокий. Крытый коридор из

снежных блоков превратил пещеру в неприступный замок. My cave is my castle. Трусоватый из меня эрл.

20 февраля 2000г. За вчерашний страх неловко. Не буду о нем никому говорить. Было совсем не опасно. Я подготовился к экспедиции хорошо. Человек умней пурги. Страх – он как дьявол. «Дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно». Нужно мыслить: в этом сила моего рода, рода Homo…

Усталость, холод, одиночество – лишь моя плата за познание себя и мира. Каждый (час-то неосознанно?) получает в итоге то, чего ему подлинно, по-настоящему сильно хочется.

Северное сияние, след росомахи; искристый свод пещеры, глоток горячего хорошего кофе – этот мир не многие видели так. Тундра внимательно смотрит в мои зрачки, как това-рищ… Как любимая…

Прошлой зимой идти сюда одному было рано. Ветер пах бы риском, опасностью. Каждый день – на пределе возможностей. (Мог бы вернуться героем! Или не вернуться – ге-роем). Два года назад такая прогулка стала бы самоубийством. А сегодня мне… уютно.

21 января 2000г. В верховьях Хоруты безнадежно уперся в камни. От ветра и мороза лица валунов красные. Сегодня под –20 и ветерок. Ботинки не оставляют следов на плотном снегу. Достаю ледоруб и, как кариес, упорно вершу дырочку в эмали сугроба. Как называет-ся этот снег? В ненецком языке около сорока названий для разного снега и льда. Вряд ли я, невежда, различу нара, марико, сырад или ябтий. И спросить не у кого: ненцы откочевали за Урал.

Темно. Устал и проголодался. Длинных кирпичей на свод из этого чертового льда во тьме не напилил: на стропила из лыж, палок и сучьев лиственницы навалил, как придется, черепицу из снежных осколков покрупнее, присыпал крошкой. Промахав пять часов ледо-рубом, осознал, ЧТО совершил в Арктике Руал Амундсен со своей экспедицией. Вшестером эти герои расчистили полосу для гидросамолета: 500 метров за двадцать четыре дня. «Позже они с трудом могли объяснить, как со столь скромным набором инструментов (топор, две

лопаты, три ножа и штык) им удалось переместить десятки, если не сотни, тонн льда и снега. И при ежедневном рационе пищи не более 250 граммов». Но почему взяли так мало инстру-мента? Ведь летели на полюс…

23 февраля 2000г. Солнце. Ветер и мороз. Тундра. В кабине самосвала тепло и сосульки на лице и капюшоне тают. Скорость машины слишком велика для моего сознания: мысли все еще небыстро идут на лыжах, а протертые сани эмоций волочатся сзади.

Говорят, Антуан де Сент-Экзюпери похвастался перед кочевниками сахеля, что путь, который их караваны идут две недели, его самолет пролетит за пару часов.

«А что ты будешь делать с оставшимся временем?» – спросили туареги изумленно.

Вот и все. В поселке вывалил мусор, отправил телеграмму, сходил в баню.Путешествие закончилось. Я еще приду на Север много раз. А сейчас – домой. Крепко

обниму любимую женщину – похудевший, нос отполирован ветром. С бесконечным вдохом к нам в дом войдет счастье.

Иначе какой все это имело бы смысл?

Спроси, ему нравится Север?

— Спроси, ему нравится наш Север? – интересуется Сергей, наш тундровый гид.Утомленно перевожу вопрос. Энди вяло кивает. Хомяк офисный. Примороженный он

какой-то. Оттого, видать, и влечет Север. Мы, – переводчик и его британский клиент, – пых-тим, напяливаем на себя два тяжелых вороха теплой одежды. Готовимся ехать на снегоходе через Кукисвумчорр. На базе хибинских спасателей поимеем ланч.

— Что на Севере ему по душе больше всего? – наш гид цепляет к «ямахе» крытые оле-ньими шкурами сани.

— Север – он север и есть, – пожимает плечами Энди. – Ландшафты? Да все они немно-го на Шотландию похожи. Погода? Напоминает климат Шотландии. Краски, цвета: совер-шенно Шотландские... Разве что Полярная звезда тут повыше, чем в небе Шотландии.

Отворачиваюсь. Профессиональная улыбка сменяется мучительной гримасой. Вчерашняя овердоза отзывается жуткой болью при малейшем повороте головы. Верные спутники пьющего толмача: депрессия и похмелье. И к депрессии, и к похмельной мигрени привык; привык.

�


�

Север

Вчера у Энди была экскурсионка по Мурманску. Самый большой город за Полярным кругом и все такое прочее. Он равнодушно похлопал глазами на немецкий станковый пу-лемет SCHWARZLOSE образца 1908 года, на модели атомных подводных лодок в музее Северного флота. Тусклые минералы и пыльные чучела краеведческого тоже не больно-то его увлекли. Ну и ехал бы в свою Шотландию. Я отвез нелюбознательного британца в гос-тиницу, объявил «свободное время» и одиноко напился в кабаке с северным названием. Наверно, я не умею жить, не умею пить. Но таки живу и пью... О-ох!

— Шотландия – это Запад. А здесь – Север. – Гид внимательно оглядывает нас. – Готовы? Переведи ему. Взять хотя бы время: на Севере оно быстрее пурги. Зима здесь тянется одну ночь, а лето проносится за один день. Календарь тут нелеп. Стрелки часов бессильны наре-зать из тьмы Полярной ночи даты зимних месяцев. А стылый свет полярного дня, – что это, как не усмешка Севера над мышлением людей, отделившихся от обезьян где-то там на Юге. И только весна и осень приобретают привычную Западу и Востоку размерность.

Начитался где-то красивого, хвилософ, а мне – переводи…Энди на тему про время не реагирует никак. — Зачем ты нас мучаешь, почему говоришь умное, северянин?.. Ты такой блин умный

оттого, что рубль на твоем Севере сильно длинный?— Я такой умный оттого, что в Полярную ночь лучше думается, – улыбается он. – Энди

посадим на снегоход сзади, а ты поедешь в санях. Окей?Мне страшновато от ветреной, чуждой, холодной необжитости гор. Я хочу домой, в

Москву. Этот Север враждебен как-то избыточно: никакая человеческая крутизна и ника-кие технологии не помогут, если он захочет убить. Равнодушно прихлопнет холодным бе-лым плевком лавины. Смахнет ледяным щелчком пурги. Делюсь опасениями с гидом.

— Не боись, парень, будет все «буртай» – хорошо! Смертность тут не выше, чем в твоей Москве, – он заводит «ямаху» и заканчивает, пронзительно глядя в мои глаза, – один человек – одна смерть.

У меня леденеет внутри.Мне нужен антифриз и антидепрессант. С собой имеется грузинский коньяк. Дружок

подгоняет за недорого. Русь поссорилась с грузинами, марки акцизные устарели, официаль-но не продать старые запасы.

— Коньяку?— Моя осуждает, – оживляется Серега. — Моя тоже, – делаю большой глоток. А Энди не пьет. Совсем.— Он-то женат? – отхлебнув, любопытствует Сергей.— Даже не пытался.

— Чудно: Энди не пьет, а никакой женщине не нужен... «Даже не пытался». Не-е! Они Запад, а мы – Север.

— Север – это такое идеальное место, где человеку не стыдно умереть, – формулирую, взбодренный коньяком.

— Север добр. Его «агрессия» – ответ на несовершенное поведение человека, не боль-ше. – Фляжка пустеет. – И выжить – это найти свое место и дело в окружающем мире... Ну что, по коням?

Ледяной ветер треплет капюшон. Из-под гусеницы в лицо летят острые льдинки. Постепенно нахожу оптимальное положение – ложусь в сани на живот, ногами вперед.

Слушаю звук снега под полозьями. Вкрадчивый шелест чередуется с тихим скрипом: будто проезжаем по кучам сахарного песка. Звуки природы начинают нравиться, незаметно для себя пытаюсь их переводить.

Из пустого в порожнее я перевел целые озера глупого пустословия. Древние греки, обитатели чудного жаркого сухого климата, додумались выпаривать треп в кристаллики афоризмов. В теплую Грецию хочу! На морозе озера пустой болтовни замерзают. Тоже не-плохо. Переводчику хочется проскользнуть по гладкому льду побыстрей: пожалуйста, мол-чите побольше, сдержанные люди Севера.

Остановка. Ветер несет плотную низовую поземку. Таксу скроет полностью, а голова сеттера, пожалуй, будет торчать. Энди оживляется: позирует, пытается принять бравый вид. Покоритель блин Севера. Покорно фотографирую, совершенно отморозив пальцы. Гид учит нас согревать руки и ноги правильными махами. Действительно, помогает. Неожиданно Энди ложится на спину в пургу и полностью исчезает в белой быстрой поверхности. «Наш человек!» – радуется Сергей. «Парня проперло. За этим и ехал», – хмыкаю я.

За перевалом ветер стихает. Гид дает Энди порулить. Британец делается крут, как нор-вежский «тундровый полицейский» на мощном монстре-снегоходе с гусеницей «супервай-дтрак». Вначале Энди катит медленно, снегоход дергается в неумелых руках. Потом осваи-вается, жмет газ. Я опять укладываюсь лицом вниз и принимаюсь дремать. Тело становится невесомым. Я взлетаю и лечу, лечу, лечу!

Сани рушатся куда-то вниз и вбок, швырнув меня в холодное северное небо.

По каменистому склону справа-внизу вперемешку кувыркаются «ямаха» и челове-ческие тела. Успеваю вытянуть вперед руки и ладонями-лицом втыкаюсь в твердый фирн. Тьма...

...Во тьме что-то свистит и пузырится. Повожу прокушенным языком по исковеркан-ному рту. Половины зубов нет, дыхание булькает сквозь сгустки. Рот теплый, живой; мне

10


11

Север

адски больно. Корчусь в животном ужасе: жить! Жить! Разлепил один глаз: вижу в упор кисть руки с жестоко сломанными ободранными пальцами. Мороз ужаса оцепеняет созна-ние. ЭТО МОЯ РУКА! Опять наваливается тьма...

...Холод добр – я не чувствую тела и боли тоже не чувствую. Дыхание сипит и булькает: я еще жив. Глупая моя жизнь кончается глупой смертью. Единственный трезвый из троих тупо кончил нас всех. Чертов Запад! Гнилой соблазн глобального потепления для нас, севе-рян. Тают, вырождаются былинные добро и зло: в богатство и нищету. Мучительно выго-вариваю: «Здесь... умереть не... не стыдно»... Рот неудержимо заполняется теплым, странно знакомым на вкус. Пытаюсь распознать этот вкус. Ускользает, ускользает...

Север навсегда закрывает мой уцелевший глаз.

Ахх! Распахиваю глаза, подскакиваю, чудом не вываливаюсь из саней. Уснул, уснул блин! Язык во сне прикусил, инструмент свой рабочий. Ха-ха! Бодро и с удовольствием по-тягиваюсь, улыбаюсь во весь рот. Я жив и здоров! Хорошо-то как!

Мы подкатываем к избе спасателей. Жизнелюбиво вскакиваю, не могу сдержать тихий радостный хохот.

Мужики в куртках с символикой МЧС безошибочно узнают иностранца. Спасатель с лицом Клинта Иствуда веско кивает на Энди:

— Спроси, ему нравится наш Север?С энтузиазмом перевожу вопрос.

Макушка Карелии

Мой поклон вам, горы, выси,Вам, леса прекрасных сосен,

Вам, осиновые рощи,Также тем, кто к вам приветлив.

Калевала, руна XIV

На самом севере Карелии, у Полярного Круга, располагается национальный парк Паанаярви. Там – дремучие леса, чистые озера, нагие вершины гранитных сопок. Зимой по-лыхает полярное сияние, а летом стоят разноцветные радуги. Край тот, будто белка хвостом, лесом укрылся.

Впрягаюсь в рюкзак и делаю первые шаги по тропе. За спиной смыкается тайга. Меня ждет «лебединая тропа», путешествие по царству хозяйки леса Миэликки...

На Нуорунен поднимаюсь далеко за полночь. И захватило от восторга дух! Внизу, во все стороны, зеленые бархатные волны дремучего, великого леса – северной тайги. Простор! Облако скользнуло с гранитной макушки горы медлительной нерпой и поплыло, плавно по-качиваясь, прочь. Сказочная тишина. Лишь тишиной здесь, на Севере, летняя ночь разнится от полдня. «Полярным днем» называют это время люди.

Лысая макушка сопки Нуорунен всего 577 м высотой, но это самая высокая вершина Карелии. На этой широте от Ботнического залива и до Урала нет гор выше.

Некогда могучий ледник выгладил горный гранит белой ладонью. А потом ледник дол-го-долго таял, ронял повсюду валуны, прихваченные на память в Скандинавии. Здесь я уви-дел необычный камень. Он будто висит над самой скалой. Это сейд, – древний священный камень саамов. Когда-то на вершинах, на островах, у порогов поднимали они на маленькие валунчики-ножки массивные камни. Саамы верили, что в таких камнях живут духи-сейды. Еще говорят, будто саамские колдуны-нойды не умирали, а уходили в тайгу и тундру, пре-вращались там в камни.

Давным-давно саамы откочевали из этих мест: на Кольский полуостров, в Лапландию, в Норвегию. Никто не просит у сейда успеха в охоте, исцеления от болезни, удачи в делах. Я, человек другой эпохи, вдруг замираю: в тишине мерещатся тихие звуки шаманского бубна. Не ушел из сейда Дух! Он живет в своем «летучем камне» и спокойно смотрит сквозь про-шлое и будущее, готовый отозваться на человеческий зов мудрым советом...

...Шагаю по старинной крестьянской торговой тропе. В болотных мхах ноги нащупыва-ют истлевшие гати. Этим путем крестьяне везли по зиме селедку с Белого моря в Финляндию лет сто назад. Хаживали тут Архангельские коробейники со своим товаром. Пробирались этим путем и торговцы тайным грузом, в обход таможен: в XIX веке мно-огие в Карелии пили контрабандный финский кофе. Само название озера Паанаярви произошло от саамс-кого слова «пана» – «путь, лыжня».

Подобрал на тропе подкову. «На счастье», – хвалят такую находку в народе. В 1884 г., – прочитал в старой книге, – в деревнях Олангской волости крестьяне держали 113 коней, 455 коров и аж 2171 оленя.

В XX веке тропа захирела: непреодолимой преградой опустился «железный занавес», рассек ее, перекрыл наглухо. Теперь часть пограничных сооружений, памятник эпохи СССР, можно увидеть. Прохожу вдоль широкой вспаханной полосы. Сейчас мох затяги-вает ее; травой зарастает и больше не обличает след человека. Гниют столбы с ржавой колючей проволокой.

12


13

Север

Отдыхаю у ручейка. Многие туристы приезжают в национальный парк рыбу ловить: кумжу, хариуса, сигов... А я не принес спиннинг: кормлю стремительную форель слепнями да мухами.

На золотистой сосновой коре, высоко, царапины: здесь забавлялся медвежонок. Взрослому грузному мишке на это нетолстое дерево не влезть. Невольно оглядываюсь, не бродит ли он рядом? «Лесной увалень Отсо, яблочко лесное», – ласково называли медведя герои карело-финского эпоса Калевала.

Опасливо прячусь под елью, кутаясь в тент. Гроза! В этом краю некогда жили по-сосед-ски русские, саамы, карелы и финны, – чей Бог сейчас гневается в небе? Древний славянский бог грозы Перун Сварожич, великий громовик саамов Тьермес или могучий Укко?

Боязливо шепчу руны «Калевалы»: «О ты, Укко, Бог великий!Ты ведь правишь туч грозой,Облаками управляешь»!

Вздрогнув от особенно раскатистого удара грома, понимаю: нет, совершенно не зря древнейший памятник карельского языка, – это четыре строки заклинаний от молнии, на-царапанных на бересте в начале XIII в.

На седьмой день подхожу к озеру Паанаярви, – «Карельскому Байкалу», воспетому пу-тешественниками еще в XIX веке. Это озеро, длиной всего 25 км и шириной около километ-ра, глубже самого Онего-батюшки!

Возвращаюсь на кордон, – путешествие закончено. У костра сидят туристы – гости этих диких мест. Люди: где-то есть и цивилизация!

Перед отъездом святое дело – попариться в бане. Выбираю из кучи дров неохватный сосновый чурбак, но помедлив, откладываю колун в сторону. Считаю возраст дерева, отме-чая годовые кольца лезвием ножа, чтобы не сбиться. Получилось четыреста с лишком лет! На Руси тогда шел 7510-й год от сотворения Мира и правил Борис Годунов. Живы были Шекспир и Да-Винчи. «Знание – сила», – торжествовал Фрэнсис Бэкон... А сколько еще эта сосна, высохнув от старости, стояла в лесу гладкой серебряной колонной? Kelo, зовут такое дерево-патриарх финны.

Сосновые поленья горят ровно и жарко. Смотрю в огонь с печалью: в феврале далекого 1600-го года в Риме сожжен Джордано Бруно. Из пламени, сквозь бездну лет и километров, доносится голос: «сжечь – не значит опровергнуть!»

Очень дорого стоит время сейчас, в эпоху огромных скоростей. Темп жизни человека невероятно быстр. А путешествие по тайге – это целая жизнь. Оно – приглашение в эпоху, когда «миля была очень длинной». Сквозь лес я медленно и вдумчиво шел день за днем, щед-ро меняя пространство на время по неслыханному ныне курсу три километра в час.

В этот великий лес я вошел, внимательно прислушиваясь к Природе и к Себе в Природе. И в тихом шепоте деревьев услышал вечные вопросы: «Кто ты? Откуда ты? Куда ты идешь?»

Слышите? Они спрашивают и Вас...

Еловый крючок

Лет восемь назад мы с женой Юлей целое лето планировали туристские маршруты в национальном парке Паанаярви, в Северной Карелии. Красота фантастическая! Ломили работу на совесть, и потому тайгу обходили форсированным маршем. Вещей и продуктов минимум, гнус жрет, чуть не круглыми сутками на ногах – благо, день Полярный, – пахота, в общем.

Какая там рыбалка: щелкнешь на ходу убитым слепнем в ручей, форелька блеснет чешуей: «ам!» «Правильный ручей, рыбный», – только и переглянемся на ходу. Идиллия. Инспектора-карелы, когда в баню на кордон приворачивали, очень на это удивлялись и чуть не насильно вложили в Юлькину ладошку снасть: «леска оснащенная номер три». Мы им «спасибо» – и думать забыли.

Очередной маршрут вывел за границы нац. парка, к речке Тавойоки. Лег я потным брюхом на теплый ледниковый валун, тянусь губами воды из омута попить, – а там! Два окуня громад-ных лениво стоят; зырят. И захотелось любимой моей жене рыбки свежей, мочи нет. Вспомнила про оснащенную леску. Вынула, размотала, слепня дохлого насадила, – не реагируют окушки. Наколола их кровопивцев на крючочек, сколько влезло, поплевала три раза, к самому носу оку-ня наживку опустила – не берет! Поглядывает эдак тупенько: на нее – на слепней, на нее – на слепней. И другой рядом в темной воде равнодушно висит, что-то себе соображает.

Юлечка глядит на меня отчаянно, губы дрожать начинают: понимаю, наступил мо-мент истины. Подвиг от мужа требуется!

Похлопал по карманам, достал рулон красной целлюлозной маркировочной ленты, – мы ей точки примечательные метим. Навертел возле крючка бант с детский кулачок и обратно в воду снасть опустил. Не тонет мой бант! Помусолил его в воде, лента намокла и ме-едленно ко дну пошла, мимо окуня. Он хвостом повел, рот неспешно открыл, будто

1�


зевнуть хочет – тут ему лента туда и влетела. Поддел я толстяка, да лопнула ветхая леска чуть ниже поплавка. Выплюнул окунь наживку, и исчезла она в темной глубине вместе с единственным крючком и грузильцем.

— Пер-р-ркеле! - выругался я по-фински и с досады кулаком по воде хлопнул. – У реки сидеть, да и рыбки не съесть!?!

— Не пугай, не пугай! Лови!!! – Юлечка звенящим шепотом кричит. Ножиком вырезал крючочек из еловой ветки. Лесочка гнилая, рвется легко; даже сло-

женную вдвое – порвал. Тогда ее вчетверо свил и привязал к крюку-деревяшке, приладил красную ленту. Той лески-то вышло – метра не будет. На валун лег, носом воду клюю, до-бычу высматриваю. Оба тут, никуда не ушли! Замерли, как залитые в прозрачный пластик. Снова под нос сонной рыбине медленно снасть подвожу... «Давай, рыбка, ловись уже!» Вдруг из глубины быстрая тень бросилась, мои лентяи от турбулентных вихрей аж заколыхались. От неожиданности я отпрянул, снасть из воды выдернул. Вовремя: огромная щука, в размах рук, пожаловала! Эту уж и подавно не вытянуть на гнилую леску.

Юлька затопала, заплясала на камне: «пошла вон»! Прогнала. Известно, человек по-сильнее рыбы будет!

Азарт пришел, интересно нам стало! И в итоге взял окунь снасть! Выдернул я его. В воздухе с деревяшки без «бородки» он, конечно, сорвался. На берегу заплясал, к воде за-прыгал. Я стою пеньком, лишь внутренний голос верещит фальцетом: «уйдет! уйдет!!!» Тут жена окуня своим телом прихлопнула, с пояса финский ножик пуукко тащит! Не ушел он от ножа. Руки у девки ходуном ходят, эмоции кипят, а в омуте!.. В омуте, – там второй трофей дожидается!

«Русло Тавойоки еще полвека назад забито бревнами при лесосплаве, кумжа с тех пор на нерест не идет, а ради щук да окуней никто не попрется топтать долгие таежные версты», – рассказали спустя неделю инспектора на кордоне. Рассказывая им про ловлю, мы не расто-пыривали рук, как горе-рыбачки. Мы гордо хвастали уловистым деревянным крючком.

Ту первую добычу мы запекли в золе, и вечером лакомились обалденно вкусным блю-дом. Насилу каждый по окуню одолел, так они были велики.

Облизывая жирные пальцы, я решил, что стал рыбаком. А Юля – она при первой воз-можности накупила разных хитрых снастей и блесен, да и вправду научилась рыбу ловить.

РУС СКИЙ ХА РА КТЕР

1� 1�

Русский характер

Ностальгия

В детстве чувство Родины предметное и простое. Точечка на огромном пространстве бескрайней кумачовой страны. По серым сопкам рассыпаны домики северного городка. Летний ветерок с Залива тянет смесью рыбы, соляры, да гниющих водорослей.

Зимним утром из трещины в печке сочится дымок: первое ведерко каменного угля загружено, и скоро мама придет меня будить; по колючему ветру полярной ночи потащит в детский садик «Чиполлино». А вечером, вечером мама прочитает русскую сказку; и я все-все увижу на белом боку печки, как на экране городского кинотеатра «Россия»...

Я остро чувствую: мне повезло родиться. Я живу в самое лучше время в самой счастли-вой стране. Остальной мир – сказочная даль, таинственный шепот из раковины витой.

Позже, школьника в синей несносимой форме, гордость переполнила: наш Союз – са-мый большой, самый добрый, самый сильный! Шестая часть суши, во как!

С щедрыми нивами. В пене сирени. Тут родятся счастливыми...

Когда ты стала распадаться в моем сознании, страна моя? Маскировочной сетью над нами кумачовое реет тряпье. Служил уже срочную... Ха! Я ж два положенных года отслужил Союзу: прозревал, охреневал и украдкой почитывал книжки. Не могу не читать, знаете. Как тот «мокрец» братьев Стругацких. Эту непохожесть свою чуть не с младенчества уловил. Да и все вокруг видели инакость, кроме разве полных слепцов. Всегда он был, этот зазор, трещинка между мной и моим народом. Ради книжек бегал в самоволки. По раскаленной степи брел в библиотеку ближайшего городка, непривычный к жуткому летнему пеклу. Я был первым и единственным советским солдатом, ставшим читателем той библиотеки.

Как мучительна и странна и бескрайня моя страна. Сон мне был, много раз снился он в армии. Безнадежно куда-то на Север бежит народ. Доносится близкая стрельба. Испуганные люди, жалкий скарб, плачь, мат, рев детей. Жутчайшие слухи. В толпе мелькают редкие солда-тики с тонкими шеями. Один за другим они отстают. Теперь моя очередь, и вот я один; с пуле-метом. Спокойствие в душе: атаку отобью; а повезет, то и все три. Отбиваю две, потом конча-ются патроны. Свинцовая пуля не лепит в лоб алую точку, и напоследок я счастливо улыбаюсь чужим лицам на фоне голубого неба: совесть моя чиста. Разжимаю кулак с гранатой...

Нутром я, видать, ловил тогда предельное напряжение центробежных сил: Союз рух-нул через год.

Холодная моя родина, ты в зоне вечной мерзлоты на две добрые трети. Осьмушка род-ной окоченевшей земли, сопоставимая с целым материком. Где-то рядом с рекой Вилюй ты промерзла аж на полтора километра – мировой рекорд «вечной мерзлоты». Мучительный развал Империи продолжается во мне, внутри; так антарктический ледяной щит плодит ай-сберги. Я постоянно налетаю на этот лед, весь корпус в шрамах. Мне страшно, что от страны останется остывший кровавый кусок, мерзлотный реликт у кромки Ледовитого океана. И мне страшно, что нынешняя оттепель закончится, и вернется Империя...

Что я понимал тогда? Что понял позже, когда уехал? Мне страшно и стыдно за Россию. Обнищавший народ оставлен на произвол судьбы, выживает по разрозненным хуторам го-родков и деревень, общее имя которым – «Мухосранск». Где-то в Москве гниет голова рыбы, правительство родины моей. Вековой лед словно свободу страны сковал. «Нация пребывает в смертной тоске», – торопливо кричит из телевизора профессор, отчего не появляется в «ящике» больше. Плакал в церкви юродивый, что не стало России...

***Нежданно, вдруг, я лечу в Россию, на Байкал! Переводчиком и помощником лимнологу

доктору Кеннигу. Сердце мое радостно молотит. Байкал! С детства я привык видеть плане-ту из Северо-Западного угла России. Если оттуда вести палец все на Восток и на Восток, за Уралом начинается неоглядная Сибирь. В полумифической Эвенкии, в крае Туруханском – полумифический же географический центр России. А немного дальше и южнее – Байкал! Славное море. Дедушка. Китайцы в своих древних хрониках именовали его «Тенгис», а бу-рят-монголы назвали «Байгаал-далай» – большой водоем. Пятая часть всей жидкой пресной воды планеты! В этом озере – на целый континент пресной влаги!

Долго летим в Иркутск... В Лимнологическом институте Эд братается с коллегами... В перегруженном корейском автобусе б/у катим в поселок Листвянку... И я впервые вижу са-мое-самое озеро самой-самой страны.

Научный корабль «Академик Коптюг» перекроен из речного буксира. Он отходит от пирса, чтобы пройти все озеро с юга на север и обратно ни юг. Восторг мой требует выхода. Подкатываю к симпатичной аспирантке:

— А какая у Байкала длина?— Сопоставима с шириной страны Гондурас.А не просты сибирячки! Добиваюсь точности, и получаю точность:— Длина этой огромной каменной чаши в центре Азии 636 км, высота над уровнем

1�


1�


моря 456 м, глубина до 1637 м. Здесь сосредоточено двадцать два процента мировых запа-сов чистой, прозрачной, маломинерализованной, щедро обогащенной кислородом, непов-торимой по качеству пресной воды. Рек, речушек и ручьев впадает до полусотни, вытекает Ангара. Нагромоздить через нее плотину повыше, чем есть, так реки за год поднимут уро-вень Байкала на два метра. Две трети обитающих в озере видов растений и животных – эн-демики.

Она пристально глядит на меня, и на всякий случай объясняет: живут только здесь. — На Земле только шесть озер глубже 500 м, вворачивает проходящий мимо востор-

женный Эд.Совместно выстраиваем короткий рейтинг озер: первое по глубине Байкал, первое по

объему Каспий, самое длинное из пресноводных Танганьика, потому что Каспий таки соле-ное море.

Долго смотрю на стекловидные волны: только так и должен выглядеть Солярис.

За ужином сходимся в кают-кампании: шестнадцать экспедиционеров и немного отде-льный я. И тут, в пяти часовых поясах от Москвы на Восток, вдруг обмираю: страна едина! Это чувство чисто и остро. Мелочи оттеняют системные закономерности: всеобщий бардак и срач, плохие дороги, иномарки б/у из ближайшей заграницы. Непременно местный ма-лый народ с самобытной культурой: тут – это буряты, как саамы на Кольском или карелы в Карелии. Не держит своих функций государственная власть. Люди стоят внутренней силой и взаимопомощью сами. Россия, родная Россия. Здесь, на Байкале, я чувствую себя дома. Родина – это там, где говорят по-русски.

Раньше, бывало, формулы «у вас за Уралом» и «у нас за Уралом» порхали в беседах. Зауралье виделось меньшим, чем на самом деле. Теперь у меня привилегия вижу страну извне. Запад есть Запад, Восток есть Восток... Они таки сошлись, два Евразийских ломтя: пешими и речными дорогами бородатые предки накрепко сшили огромный материк; и ос-тавили потомкам.

Мы вдвоем на палубе, болтаем по-русски. Ее имя – Надежда. Я жутко мерзну на ветру. Подумать только! мерзну. Пересказываю ей восторги доктора Кеннига, узнавшего значения русских имен:

— Вера, Надежда, Любовь... Какие красивые у русских имена. А есть имя «Счастье»?— Нет, говорю ему, Эд, нет. В России счастья нет... Но. Но есть покой и воля... Я заглядываю в Надины зрачки. У нее удивительно ясные искристые глаза. В них... в них

есть счастье. И тонкая русская красота, и ум. В ее глазах искорками пляшет чистая красивая душа, какая бывает у принцесс. Способная расколдовать обратно в принца. Я ловлю эти

искры; я понимаю их; запоминаю. Потом, один на палубе, долго и жадно смотрю на звезды Северного полушария. Искорки в девичьих глазах неуловимо связаны с искрами в ночном небе. Я закрываю глаза, замираю, сливаюсь с тьмой. Ностальгия рвет мое сердце.

Новый день, и судно плавно покачивается в дрейфе: лебедка небыстро отматывает в бездну «розетту», – кассету на две дюжины батометров. Батометры сработают на заданной глубине и захлопнут образцы воды с разных глубин. Я ошиваюсь с пустой пластиковой бу-тылкой в ожидании подъема: мне обещаны излишки воды с глубины в полтора километра! Мало кто пил Байкальскую воду с такой глубины. Забредаю в лабораторию. Сейчас нет хо-довой вибрации и Марина, спец по местным инфузориям, рассматривает улов. Инфузория Vorticella в микроскоп-бинокуляр похожа на рюмку в длинной редкой щетине, выросшую из зеленой колбаски водоросли. Эта рюмка эластично сокращается. Представляю, что так ведет себя обычная хрустальная рюмка – по медузьи конвульсивно дергается, выплескивает водку на скатерть. А сама – в черных черточках прущей во все стороны щетины...

Над чашками Петри колдует микробиолог Ольга. «Эту можешь открыть: безопасно», – улыбается она мне.

— Сколько красоты мы не видим! Оттого хуже понимаем и ценим доступное... Фотографии в электронный трансмиссионный микроскоп фантастически интересны. Микромир делает нас похожими на детей, возвращая новизну детского восприятия.

Ольга бесконечно смотрит в мои глаза, будто изучает душу в электронный трансмис-сионный микроскоп. А вообще так смотрят только дети. И влюбленные. Не выдерживаю, опускаю ресницы: как реликтовый рачок Эпишура, ухожу из поля зрения бинокуляра.

Боязливо рассматриваю круглые красные колонии с металлическим блеском. «Шерихия коли», – поясняет Ольга. С тех пор, как оставил стерильный белый Север, я откровенно по-баиваюсь всякой заразы... Одного «Делагила» сколько уже сожрал.

Дизеля оживают и «Академик» идет к очередной точке отбора проб. С него снима-ла фильм «про команду Кусто» сама команда Кусто, было дело. Нобелевские лауреаты тут бывали. Теперь этот переделанный речной буксир дарит крошечный уют каюты мне. Путешествие... – оно может стать просвещенным отбором проб с лабораторным прилежа-нием. В разных точках необъятной планеты Земля. Хм. Еще одно из бесконечных обоснова-ний «зачем путешествовать». Я доволен этим прозрением: следующее путешествие не будет таким праздным, как это!

Повелитель хемилюминесцентных анализаторов и озонометра Владимир объясняет доходчиво. Я все равно слишком туп.

20


21


— Замечательный тибетский йог поздней буддийской школы говорил: в монастырском университете за усложнение били линейкой по лбу, а за упрощение стегали нагайкой по спине. Вы понимаете, чем вредно упрощение? Оно привлекает!

Мы выходим на верхнюю палубу и принимаемся за местное «братское» пиво под вяле-ного омуля. Потом пьем разведенный спирт под сугудай. Разговор становится философским и требует перехода на «ты». Мы много о чем говорим, и в далеком монастырском универси-тете нас нещадно излупили бы за это и линейкой, и нагайкой. Наутро помню единственную формулу:

— Настоящий исследователь – он как бульдог, который схватил кость и пока не разгры-зет ее, не сможет отпустить. Даже если сам того захочет.

Назавтра швартуемся у пирса поселка Хужир. Надо сгонять за продуктами. Остров Ольхон – самый большой и знаменитый из 22 байкальских островов. Мчусь осмотреть мыс Бурхан. Вижу в скале сквозную пещеру, пролезаю насквозь. Мне объясняют, что когда-то в пещере проходили шаманские обряды, а позже находился «Алтарь Будды», и тут прово-дили службы ламы всех 34 дацанов Забайкалья. А еще раньше Бурхан называли «Камень-храм», и был он одной из девяти Азиатских святынь. Люди верили, что тут пребывал Хан Хутэ-Баабай, один из тринадцати Небожителей, сошедший на землю вершить судьбы людей. Становится немного стыдно за свое мальчишество и невежество. Спускаюсь к озеру и опус-каю в прозрачную воду шиллинг.

А над близким поселком Хужир летит вольготная песня «владимирский централ». Вот она, слава всенародная. Да и всякий понимает: а не надо зарекаться, ох, от сумы да от тюрь-мы. Особенно тут, в Сибири.

Заглядываю в магазин для туристов, покупаю книгу про Байкал. О песне «Славное море – священный Байкал» пишут так: «раздольная, как и само озеро, широкая и величественная, как Сибирь, песнь о Байкале». Раздольная? Величественная?

Долго я тяжкие цепи носил,Долго бродил я в горах Акатуя.Старый товарищ бежать пособил,Ожил я, волю почуя.

Отвык я что-то на чужбине от такого величия.

Уже в самолете понимаю: мир, в котором живу, в очередной раз получил новый смысл, направление изменил. Это путешествие чуть сдвинуло мой прежний мир, отчего тот стре-

мительно преобразовался и стал другим, новым. Россия не рассыпается больше в моей го-лове. Образ ее перестал крошиться, айсберги не крушат мое сердце. Что ждет ее? Безмолвно щурит свой гобийский глаз Монголия. Тоже была могущественная Империя: монгольская династия правит Поднебесной на Востоке, железная рука ига гнет русские княжества на Западе. А теперь всего монгольского населения – на два с небольшим миллиона человек...

***Теперь я живу совсем в другой стране. Здесь я печалюсь о России одиноко и безмолвно.

Гвоздем в памяти – строка Александра Сергеевича из письма Вяземскому: «Мне, конечно, ненавистно отечество мое сверху донизу, но досадно, когда иностранец разделяет со мной это чувство». На работе обязательно рассказываю о России, о Севере. Улучаю для этого осо-бенно душевный вечерок, когда раскаленный шар солнца валится за горы Заира, уступая место вечерней прохладе, а души туристов от этой красоты ненадолго теряют свои толс-тые корки... Мои рассказы подобны розам с шипами на стебле. Шипы эдакого глубокого-глубокого русского философского подтекста покалывают... Иноземцы из богатых стран си-дят вокруг костерка, чувствуют уколы, кивают уважительно: о, Россия! Балет, Достоевский, Гагарин. Русская природа и русская душа. Некоторые видели Москву или Петербург. Сквозь мою русскую душу здесь, на другом континенте, они видят добрую печальную улыбку тихой России так, как без меня не увидели и не узнали бы никогда даже там. Чувство реальности растворяется в багровом закате. Мы сидим на берегу Танганьика, длиннейшего в мире, пре-красного озера. Мы одинаково думаем каждый о своем.

Видимо в любом уголке Планеты гид-проводник – профессия патриотов.

Пусть белый прилепится к белому, а черный к черному. Сказал Киплинг. И он пони-мал. В России люди вокруг мало чувствовали меня русским. Тут, в Африке, внешне я обыч-ный чернокожий африканец. Свободно говорю по-английски и уже сносно выучил суахили. Танзания – мой новый дом.

Каждый апрель на южные луга Серенгети я вожу туристов. Фантастическая миграция миллионов животных всегда потрясает! Никак не могу привыкнуть. Еще таскаю группы на Килиманджаро. Странное чувство, когда выхожу на снег...

Судьба закинула меня прямиком в знаменитую колыбель человечества, в эту удиви-тельную страну великих разломов, где в Олдувайском ущелье доктор Лики нашел нашего далекого предка Homo Habilis. Здесь миллионы лет назад одни начинали превращаться в обезьян, а другие мучительно становились людьми. Тут под вечными звездами я грезил о прошлом и будущем человечества. И в миг озарения я не перестал быть русским. Я увидел начало льняной нити своего народа.

22


23


***Теперь я знаю, что вернусь. Я обязательно вернусь домой. Я вернусь домой в Россию. Иначе, черт возьми, что мне делать с собой!?! Мои глаза жадно глядят на Север. Там за

Бурунди, Руандой, Суданом, Египтом и Турцией они ищут точечку на огромном пространс-тве бескрайней страны...

Мои глаза глядят на Север с ледяной тоской...


Наперерез тарахтит моторка. Мужик энергично машет и орёт:— Сто-о-ой! б---ь. Суши весла, ... ...! Кури-ить е-есть? Суши весла, б---ь! Ку-у-ури-и-ить!

Вдохновенная матерная трель до тончайших нюансов выражает счастье от встречи с людь-ми. С нами.

Сблизились, он схватился за наш борт. На пальцах наколка – «ВАСЯ». Поддат, ве-сел, удачлив, словоохотлив. Возвращается с одинокого недельного промысла на лесном озере со своей избой. Роджер свернул ему папироску. (Он, руководитель экспедиции англичанин Роджер, курит ароматный табак, сворачивая папироски из конопляной бумаги.)

—У меня товару – тыщи на четыре! … 200 килограммов клюквы, … два шарабана рыбы! Окушков навялю! И с пивом!!! Осенью! – жадной затяжкой Вася уничтожает папи-роску и мечтательно закатывает глаза. Он в одной майке, а ветер холодный.

— Бр-р-р-р-р-р! Х...я, главное закалка! – он подмигивает нам и заливается смехом.Роджер сворачивает еще одну самокрутку. Размахивая ей, Василий щедро, вдохновен-

но рассказывает неслыханное еще никем: так удачливый старатель, выпив первую, швы-ряет на стойку бара самородок новой, открытой им, свежей россыпи!

— Я медведя видел! Решил, б-я, этих, ну! ё., (кулак с раздвинутыми до отказа боль-шим и мизинцем наглядно демонстрирует размеры «этих» – окушков) подергать. Ак-куш-ков! А тут он: Миша. Михайло Потапыч! Х--рит! Вот, ё- твою мать!!! Мишка! Экий у вас карбасик! – Вася хлопает ладонью о смоленый борт нашей весельной лодки и счастливо, заразительно хохочет.

Жутко, опасно балансируя, Василий перелезает на нос своей дюральки и... достает не-начатую пачку сигарет. Угощает курящих Роджера и Владислава, закуривает сам. Щедро оделяет нас рыбой и клюквой.

— Русская душа, – задумчиво заговаривает Роджер время спустя. Моторка давно стих-ла вдали, мы выгребаем против ветра.

Я позорно чиркаю по волне веслом, брызги летят в лодку.

Вечером, на стоянке, оцениваю по карте расстояние до деревушки поодаль. Сбегаю до ужина, кэп? Тороплюсь успеть до заката, поймать свет. Дорог на этом берегу нет, вечная рас-пута – там, в деревеньке, может быть интересно!

Житель только один. Сергей, лет на 20 старше меня. В хозяйстве четыре дойных козы и шестеро маленьких козлят, собака, гуси. Уже лет десять живет тут один. Жена и двое детей в городе. Говорю, что мы историческая экспедиция. Он приглашает зайти, рассказы-вает про плиты с древним языком за деревней. «Где!?!» – «Сам давно не могу найти». Он намолчался и страшно рад гостю, но осторожно проверяет качество собеседника: «а если я тебе так скажу, что живут люди вечно, ты как?» Спокойно киваю, принимая. Разговор раскручивается.

— У женщин нет ума. Это они все это (цивилизацию) придумали. Ум может быть, – только может быть! Только у мужчин...

Да, намолчался мужик. Честно внимаю. — Зачем память? Вот на фотографии я, младенец, улыбаюсь, – чему не помню. Помнят

плохое... Зачем нужно уметь считать? Может, счет и не нужен? Грамота не нужна?.. У кого не хватает, тот и считает. Кто мне дал диагноз? Вторая группа инвалидности по голове! Тот, кто сам имеет. Не имели бы, не дали. У тебя, если денег нет, ты их и не можешь дать!?

«Та-а-ак». Чуть подбираюсь. Не поворачиваться спиной, внимание, спокойствие. А лю-бопытно!

— Мать-Земля, отец-Солнце...— Вот гусиное яйцо, в нем есть жизнь. Тела еще нет, а жизнь есть. Возьми на память. В

магазинных куриных яйцах жизни нет... (Из ненужной человеку памяти медленно выплы-вает стопка ненужных человеку учебников по гистологии, биологии развития ect. Удается смолчать: улыбаюсь, киваю, благодарю).

— Сытому на улице лучше, чем голодному – дома. Я с утра на земле. В городе даже струю в землю не пустить. А тут! Обливаюсь, работаю. Не пью, не курю. Еда есть всегда!

«Здоровый образ жизни в наше время удел – ненормальных?!» – думаю я.— Обман! Нет врачей – нет больных и болезней. Обман! Нет учеников – нет и учителей.

В Ревде тоже, всё учили меня! (настораживаюсь сильнее) Пятнадцать лет строго режима, в карты на деньги играл... Цивилизация, телевидение, политика: все это обман, игра! Кто хочет выиграть? Смерть. Играем со смертью. Не надо играть!

2�


2�


«За карты столько не дают!» – лихорадочно думаю я. – «Если задумает заработать себе новый срок на моей жизни – оттолкну стол от себя, и бежать».

Он выговорился и пошел доить коз. А я улизнул: почти Улисс и пещера Циклопа. Козы и э... обстоятельства судьбы хозяина навеяли.

Усталый гость Рублевки

... Есть и такие, кто, покинув дом, не находятся в дороге...Иероглифы давнего китайского рассуждения

Нету денег – нечего и отдыхать-путешествовать. Работать надо. Хотя и нищие путе-шествуют. Что может помешать человеку? Когда же денег без счета, – можно объехать весь мир или даже слетать туристом в космос. Хотя домоседами бывают и богачи...

Я вылезаю из блестящего «Хаммера» и тяну из багажника выцветший рюкзак. «Аккуратно!» – хозяин озабоченно трогает холеным пальцем царапинку на черном лаке своей дорогой самоходной шкатулки. «Ну вот, – царапина. Ты хоть понимаешь, дружище, что попал на деньги?» – маскирует досаду шуткой.

Мне жизненно нужны деньги, оттого и занесло сюда, на Рублевку. Нелегальным де-шевым рабочим в бригаде подобных себе буду строить дорогущий дом-замок барину-оли-гарху. Сейчас я турист по любому из определений: в один голос с хозяином, до последнего будем стоять на том, что не для заработка я тут, а типа отдыхаю. Путешественник типа.

На нашем объекте работают крестьяне-россияне. Это такое современное продолже-ние традиций отходничества, когда мужики зимами подавались в города заработать денег. Плотничали, печи складывали, ямщиками работали... Двое из моих коллег отсидели, у од-ного снесло «крышу», когда служил срочную в Чечне. Есть запойный, куда уж без этого! Обаятельные мужички, жлобье деревенское.

— Ты, б.., Фил, е.. твой рот, б..! Я б.. слышал, нах., есть б.. эти, б.. нах.., гастабатеры. Это б.. чо нах., это про нас б.. чтоли?

— Нет, Николай. Гастарбайтеры – те, кто едет на заработки в чужую страну. Вон, узбе-ки за соседним забором... Или когда русские едут собирать клубнику в Финляндию. А мы с тобой работаем в собственной стране, это совсем не унизительно.

— А, б..! Я б. думал, нах., что б.. и мы попадаем под эту ху.. ю!

На соседа трудятся каменщики-узбеки. За три-пять лет безвыездной пахоты по част-ным стройкам, если «кидают» не очень часто и деньги регулярными переводами на родине не пропадут, скопить можно тысяч пять долларов на калым, на машину заработать. А то и собственный дом начать строить. Мама дорогая! Пять лет в скотских условиях!

Условия у нас у всех похожи. Месяцами без бани и душа. Конура-бытовка тесней плац-карты беспомощна против ночного осеннего холода. К утру – холодно и промозгло. На гвоз-дях висят влажные спецовки, под нарами воняют мокрые сапоги.

Мелочность и ксенофобия русских работяг. Ладно, узбеки с их непонятным рамазаном, у которых стреляем на время то пяток литров бензина, то хлеба буханку... Но вот заходят два белоруса. Боже мой: кроткие замордованные работяги. «Нам бы килограмм картошки купить на суп. Суп собрались варить, а картохи совсем нету». В раздавленной тяжкой ра-ботой пятерне зажат букетик мятых десяток. «Сколько стоит?», – боязливо спрашивает бе-лорус, иллюстрация некрасовской «железной дороги». Да не надо денег, что вы. Потерянно, суетливо ищут взятый с собой целлофановый пакетик – ой, потеряли. Горе то! Горе неиз-бывное на лицах, как теперь? Непутевые, горестно упрекают друг дружку. Пакетов – их есть у меня. Нагребаю, сколько влезает в пакетик, домашней картошки, владимирские на днях приперли. Да уберите вы деньги, мы ж братья с вами. Сами потом кому-то поможете! Уходят. Чуть опоздав, подлетают наши: «что б.. им надо нах..? Картошки им, б..!?! Нашей картошки дал, лох!?!» Взрываюсь сам: мелочные с...! Это б.. братья наши, такие же б.., работяги, как и мы! Сами же хлеб у узбеков через дорогу стреляем! Да вам, уроды, каждому в вонючий зад насовать того картофеля, что вы людям пожалели!!! Нах.. все, работать, нах.. б..!!! Ща ломом пере...!!! Свободны, великий народ!!! Нах..!!!

Вечером мужик по прозвищу Коряба зовет бухнуть со всеми, наводя хлипкие мос-ты вместо порушенных мной. Я отходчив: «бухну, но сидеть с вами не стану. Уж простите. Завтра утром только, может быть, отмякну. Вы ведь жлобье, персонажи бабелевской «конар-мии»; серые штурмовички дона Рэбы!»

Ухожу один во тьму, типа гордец. На самом деле к речке иду, обтереться, дрожа, ледя-ной водой, да и носки постирать надо.

Полдня копаю яму под фильтрационный колодец. На штык с небольшим темно-бурая почва, под ней красная тяжелая глина. Она липнет к лопате, поминутно чищу о подошву австрийского солдатского ботинка б/у. Глина на ботинках, глина на одежде... глина в душе. Жилистое тело спокойно работает, с легкой брезгливостью осуждая малодушный мозг. На участок заходит уверенный, хорошо одетый мужчина. Сосед нашего барина. Что-то типа заместителя Чубайса. Любознательно осматривает стройку. Меня не видит: ну, копошится средь куч изрытой земли работяга, уляпанный глиной и тремя видами краски, – хрен ли в

2�


2�


нем? Так белые не видели людей в индейцах. «Есть ли у индейца душа?» – спорили священни-ки... Меня выдали глаза. Он замедлился с равнодушным зевком: «как работается?» Швыряю безжалостный камешек короткого ответа, целя в мозг. Вворачиваю про амбивалентное от-ношение, печалюсь о вычерпанной толерантности. Камешек попадает, провоцируя «веерное отключение». Он пошатывается, бормочет «не буду мешать», отходит неуверенно. «Да уж помилосердствуйте, милостивый сударь!» – мстительно ору из своей ямы. Получи-ка когни-тивный диссонанс, самодовольный боров!

Потом, в яме, мне чуточку стыдно. И чё я так? Они такие же люди, только толще.Наш олигарх-барин строит вовсе не коттедж с семью холодильниками, не в этом смысл.

Не может быть смысл – в этом... У него уже есть такой особнячок в зеленом пригороде Лондона. Он создает сейчас свой идеальный дом: в своей стране и на своей земле. Чтобы чис-тый воздух и тишина вокруг; уют внутри. «Выбирай мне из Айвенго, только лучшие страни-цы. И читай их тихо-тихо, опустивши вниз ресницы. Потому что человеку нужно в сущности ведь мало: чтоб у ног его собака выразительно дремала». Любимая семья, верные друзья, – правильная жизнь. Только не будут тут читать Айвенго у огромного камина, заказанного в Германии... Будет найден и поселен в домик охраны качок с набором требуемых под долж-ность качеств. Будет посылать вон чужих, изредка сдвигать ворота в глухом заборе перед Хаммером хозяина. Будет трахать проститутку или подружку на леопардовой шкуре перед камином под огромной плазменной панелью последнего поколения. Вот тебе и весь дом...

Получаю тонкую пачечку честно заработанных денег. Выпавшую из кармана монетку суеверно подбираю. Я не хочу сюда возвращаться.

Ну их, такие путешествия.

Но работу в кризис так просто не найти, и через пару дней я приеду опять: безжалостно рвану железными удилами необходимости нежный бархат губ своей слабой души. Свистну оглу-шительно в два пальца, грохну пудовым кулаком в массивные гулкие ворота: встречай, Рублевка, бродягу-ухаря! Сыпани под ноги мои крепкие, в месиво глиняное, стразы от Сваровски!

Во хмелю что хошь намелю…

Мое левое запястье украшает алый браслетик с названием гостиницы VIP. «Live the moment». В этом сказочном тунисском отеле для меня все включено. Ох, да чтоб я всегда так шикарно жил!

Группа наша только-только вселилась. Я торопливо свалил вещи в номер, схватил по-лотенце, прибежал купаться в Средиземном море. Начало мая, после шторма вода прохлад-ная, – да все равно теплее, чем летом в Онего.

— Как браслетом-то пользоваться? – выпытываю у обладателя такой же браслетки.— В любом баре отеля выбирай, что душе угодно, и браслет показывай. Ты уже все

оплатил. Халява, братец! Наслаждайся в полный рост – все включено! Один только есть тут бар, «амэрикэн бар», строго за деньги… Он жизнерадостно декламирует – «Когда бы знали вы, какою кровью, далась нам вся эта халява!» – и счастливо рушится в шезлонг.

Принявши в номере душ, спускаюсь в холл. Весь я такой упругий и уверенный счаст-ливчик. Для начала опасливо прошу стаканчик сока – ух ты, работает браслетик!

Пора настоящие напитки брать. Надо бы местного финикового ликера попробовать. Черт, название вылетело! К бару тем временем подошла компания немцев, шумно что-то выбирают. Ничего, я в соседний зайду.

Ликера добиться от бармена не смог, зато вспомнил название местной водки: «буха». На стойке возникает бутылек с детской дозой в 100 мл. BOUKHA SOLEIL 36 градусов. Шкалик: отлично. Только браслет волшебный осечку дал. Это оказался тот самый «Амэрикэн бар», где все строго за деньги.

Сомнение на моем лице. Всего-то пять динар стоит этот аптечный пузырек – рублей сто на полновесные русские рубли. А у меня как раз столько и бренчит в кармане монетка-ми, на чаевые припасено.

Чаевые эти… У нас, на севере, отчего этот мелкий денежный бакшиш не в ходу? Я себе так понимаю, что хлопотно это, на морозе, на ледяном ветру сдергивать толстую рукавицу с озябшей руки и лезть глубоко за пазуху или за гашник. Наощупь нашаривать монетку: а человек ждет, более твоего озяб. «А! Провались оно! Свои люди – сочтемся!» Другие коды в нашем холодном мире…

Черт с вами, беру водки: денежный фартовый субъект может позволить себе широкий загул. «Работа денежку копит, хмель денежку топит». А не хр.н скупиться. «Бухал в Тунисе «буху» – отменный получится рассказ, если потом детали вспомнить смогу! А «жабу», ко-торая душит за потраченные деньги, в бухе же и утоплю. Я ль не русский: душа вольная, хмельная, пропащая!?!

Сгребаю чек, шкалик и рюмку. Мое «мерси» режет ухо.

Приземлился я за столиком в просторном холле. На фига мне, думаю, водка эта? Не люблю я водку. Невкусная, а дури и своей с лишком хватает. Я кофе и шоколадные конфеты

2�


2�


люблю. Винцо на худой конец. Почему это все решили, что «водка – национальный русский напиток?» А куда прадедовский секрет «зелена вина» дели? Вин красных, белых, розовых, – хоть залейся, а былинного «зелена вина» нету. Уже совершенно непонятно, что имелось ввиду. Не водка ж пополам с лимонадом «тархун»? Не этот же, запрещенный во многих странах, – как его, – не абсент же? – Зеленая, понимаешь, фея.

Но не выливать же продукт? Плутишка бармен крышечку с бутылька свинтил и внутрь прилавка смахнул. Нечем горлышко заткнуть. Плещу немножко в винный бокал, принюхи-ваюсь… Запах – правильный запах. Будто повариха детского садика принесла домой сухоф-рукты из казенного компота, а находчивый муж забодяжил их стыренным на своей работе спиртиком. Самое то: культурно выпить после работы в скверике под окнами.

«А принимай сто грамм разгонные! А у нас ковши бездонные!» Глотаю, крякаю: хорошо пошло. Надо б под браслет закуси добыть, да уже и отрываться лень. Мы, чай, не тухлая Европа, «не пьем после каждого куска» – в смысле, не закусываем после каких-то там ста грамм.

А что Европа? И в Европе был народ хоть куда! Мое любимое место в дневниках Кука: «Вчера праздновали Рождество и на корабле не было трезвых». Это они Рождество 1768 года в океане встречали. Бенгс тянул экспедиционную лямку ученого-натуралиста на «Индевре», при Куке. Так его та попойка впечатлила глубже: «...все добрые христиане, говоря по правде, напились столь чудовищно, что вряд ли ночью был хоть один трезвый человек; благо еще, что ветер был умеренный, – должно быть, Господу ведомо было, в каком состоянии мы на-ходились».

Мне сейчас бы с человеком бы хорошим поговорить бы… Во хмелю что хошь на-мелю, а проснусь – отопрусь. Поводил я глазами в поисках собеседника, да пуст холл. Помню, забрел я раз на философский семинар к каким-то аспирантам, а выпимши тог-да был. Длинно и культурно заворачивал им профессор из Бердяева. Расслышал я про «…любовь русского безграмотного мужика ставить вопросы философического харак-тера…», да и вякнул: «Во-во! Эталон русского культурного отдыха – выпить да потрын-деть».

За неимением качественного собутыльника листаю записную книжку. Вот напри-мер, переписал со скуки… про радость странствий… В тысяча девятьсот двадцать ка-ком-то году Ричард Олдингтон сказал: «Странствовать – значит изведать неожиданные приключения, исследовать новые места, оставлять позади милю за милей, неутомимо радоваться всему, что уже радовало тебя не раз, и открывать все новые источники на-слаждения. Вот почему так ужасен туризм: приключения, исследования и открытия он

втискивает в условные рамки, отмеряет, отвешивает, раскладывает по полочкам – и это нелепо, бессмысленно. Приключения – это значит, с тобой может случиться неожидан-ное. Открытия – значит, испытываешь такое, чего никогда прежде не испытывал. Но разве возможны какие-то приключения и открытия, если позволяешь кому-то другому – а особенно бюро путешествий! – все устроить по заранее составленному расписанию? Важно ведь не то, что видишь новые красивые места, важно, что…» «…все туристы видят одно и то же, будь это Америка или Африка, Париж или Рим, видят захватан-ные миллионами посторонних глаз случайные вещи», – недовольно перебивает Ричарда Андрей Битов. Жалею обоих: или алкоголь некачественный попался, или собеседник: оттого и сердятся; сердечные.

А об чем бы вспоминали в разговорах непьющие инородцы, заместо наших беско-нечных русских историй с выпивкой? Уж всяко – не порожний треп. Опять же, сидели раз по молодости в интеллигентных гостях с хорошей библиотекой. И про эпикурейство речь зашла: мы-де эпикурейцы. И потянул кто-то с полки толстый том. Думал про склон-ность к чувственным удовольствиям, к изнеженной жизни вычитать? Ага, счас: «...когда мы говорим, что наслаждение есть конечная цель, то мы разумеем отнюдь не наслаждения распутства или чувственности, как полагают те, кто не знают, не разделяют или плохо по-нимают наше учение, – нет, мы разумеем свободу от страданий тела и от смятений души. Ибо не бесконечные попойки и праздники, не наслаждение мальчиками и женщинами или рыбным столом и прочими радостями роскошного пира делают нашу жизнь сладкою, а только трезвое рассуждение, исследующее причины всякого нашего предпочтения и избе-гания и изгоняющее мнения, поселяющие великую тревогу в душе». Вот вам и превратно понимаемый Эпикур. Ничего общего с попойками.

Опустошил я бутылочку в бокальчик, пригорюнился. Не подходит мне эпикурейство. Нет, насчет бесконечных попоек вместе с мальчиками – это архиправильно. Про «наслаж-дение рыбным столом» – каждый знает, что лучшая рыба – это колбаса. Тут тоже правильно все. Но что останется от меня, если изъять из души великую тревогу? В грека не превра-щусь, а русским быть перестану…

Бармен не утерпел, вышел на выпивающего русского поглядеть. Подметив интерес, глотаю все залпом, своей футболкой с надписью «BARBADOS» занюхиваю.

— Оу! – уважительно таращится бармен. Для нас этот напиток слишком крепок. Слишком… – протирает столик и бокал с бутылочкой забирает.

30


31


— Брат! – маслянисто теплеют мои глазки. На моей родине снег лежит. Не кальян же нам в морозы прикажете курить? На площади Ленина?

Надменно повторяют простачки: непобедима Русь, пока пьёт… В великой тревоге своей задумываюсь об том, что одна и есть у нас оборона супротив исламской экспансии – холодный северный климат. Неуместна на морозе крохотная чашечка кофе под долгую беседу – остынет кофе, не оценит аромат сопливый нос. Опять же везти тот кофе из такого далекого далека… А «шиша» – кальян? Смешно и представить! «Закурить не будет?» – и прохожий отзывчиво распахивает тулуп, извлекает из-под полы кальян, ставит на снег и оба, на корточки присев, по очереди затягиваются. Ветер несет вдоль заметенной улицы снежную поземку. В пузырящейся жидкости с хрустальным звоном сталкиваются кусочки льда… Неминуемо водку пить начнут. А как только начнут пить «горькую» – сгинут неумо-лимо! Потому в этом деле не сдюжить супостату супротив моего великого народа. «Руси есть веселие пити, не можем без того бытии»: вежливо отшил мусульманских послов князь Владимир Святославович.

Какого черта!?! – ожгло вдруг меня – одних призвали править, к другим сгоняли за ве-рой. Не по нраву мне такая история…

Тут народ в ресторанные залы потянулся, на ужин. Выбрался из-за пустого стола и я, тоже ужинать пошел. Твердой походкой. Готовый изведать неожиданные приключения, ис-следовать новые блюда, неутомимо радоваться всему, что уже радовало не раз. И открывать все новые источники наслаждения: подслушал я, что махнув своим браслетом, можно по-лучить сносного местного винца. Выпил-то я на копейку, да погулять собираюсь не меньше как на рубль… А завтра… Завтра с утра поедем страну глядеть. И меж захватанных милли-онами посторонних глаз случайных вещей каждый из нас увидит что-то свое.

P.S. Задумывал я сюжет: чтобы не про движение в пространстве, а про движение мысли. Да

не получилось ничего. Потому что давным-давно подмечено: «пьянство ум веселит, то коли бы так кнут веселит худую кобылу».

Финиковый ликер taburine (табурин) крепостью 43 градуса, которым тунисцы обычно завершают трапезу – (вычитал о нем в Интернете перед поездкой в Тунис) – так я этот ли-кер и не попробовал... Такова моя судьбинушка: то хочется пить, да не на что купить, а то потчуют, да пить не хочется.

Бревно в стене

«А ты хоть раз попробуй – оглянись, посмотри,Что сумел, что сделал и кто этому рад».

Встреча

Макс выкатывается на проспект. Задушено раздергивает узел галстука, незряче глядит на коммуникатор в руке. Растерянно-безысходное лицо его медленно пунцовеет, и он шара-хает айподом об асфальт. Прохожие с полной невозмутимостью торопятся по своим делам. Замедляется один: крепкий мужчина провинциального вида. Сокрушенно озирает высо-котехнологичные брызги, сочувственно вздыхает: «И кто понес бы это иго?.. Когда покоем одарить нас может один удар…» Пристально вглядывается в лицо:

— Максик… ты!?!Тот узнавающе фокусирует взгляд:— Бориска!?!

«А помнишь?..» – Время спустя некогда закадычные дружбаны-одноклассники основа-тельно нагрузились.

— …Э! Тот богат, у кого есть карманные деньги. И у нас в реставрации сейчас тоже бы кончились «тучные» годы. Кабы они были, те годы. Слово тебе скажу: поехали со мной? Мне человек нужен. Островок в Национальном Парке. Бревенчатая ограда вокруг деревянного храма 1798 года: это последняя, уцелевшая в Карелии. – В уголках Борькиного рта на мгно-вение обозначаются упрямые скорбные складки. – В сентябре ни клеща, ни комара ни гнуса нет. От муравейника городского отдохнешь: живут на островке лишь несколько монахов. Рыбалка, кстати, отличная. Работы – тьфу – недели на три. Наши основные силы пашут на часовне: полная переборка из руин. Да и финансируется объект плоховато – из двухсот вет-хих метров ограды – из казны отсыпали всего на сорок. Подсобник всегда нужен. – Борис разглядывает остроносые туфли однокашника, силится на глаз оценить ткань костюма – А «рабочку» тебе фирма купит!

Макс не устоял – к тому времени он вообще не мог стоять на ногах.— К черту все! Едем! Уболтал ты меня!— Уболтал… Кто скажет слово, которое в каждую душу войдет, как входит топор в

каждое бревно? – подытоживает Борис заплетающимся языком.

32


33


Нормальный заезд…

Убогий кораблик жалковато затрясся, натужно отползает от берега. Сдвигает подтоп-ленную перегруженную коробку понтона-плашкоута и вязку длинных бревен.

Местный алкоголик пускает струю и блаженно хохочет, довольный проказой.Новенький энцефалитный костюм сидит на Максиме мешковато; ему некомфортно. Посудина ползет по озеру медленно и скучно. Борис торчит в рубке при капитане:— Течет падла-плашкоут, как бы за собой не утянул, – горюет кэптэн.— Вперед смотри: брюхом на луду не налезь! Я ваши прихваты знаю! – Борис сверяется

с картой.Заросший неопрятной бородой по глаза, страшноватый Иван трезвый и злой. Он уг-

рюмо и недоброжелательно разглядывает Макса. Достает расспросами: «ты правда финан-сист?.. А где твой белый воротничок?..» Усмехается собственной хохме: «посоветуй, где за-очно учат на рантье?»

Ветер поднимает волнишку. Озеро мелкое, оттого волна короткая и крутая. Штабель досок на плашкоуте захлестывает, раскачивается отлифтованный уазик. С десяток бревен, связанных ненадежной пеньковой веревкой, добытой в деревне (запасенного каната на все не хватило), отрывает. «Ничего: найдем, моторкой притащим» – Борис оценивает ветер, чиркает на карте. Моросит дождь.

О каменистый берег островка рушатся кофейного цвета волны. «Приехали, мужики!» – Кэптэн поднимает взгляд на купола за гребенкой елок, и витиевато матерится.

— Выгружаемся! – командует Борис.— Пусть финансист в гондон лезет, мне сапоги жмут! – Иван сует Максу полукомби-

незон из ПВХ.Макс опасливо и неуклюже перелазит на плашкоут. Кораблик отползает в озеро, канат

отделяется от него. «К берегу поднесет – прыгай! Аппарелями к берегу разворачивай! Трос мы поймаем!» – орет Борис. Они с Иваном стоя балансируют в моторке, гремят веслами.

Макс зажмуривается и прыгает в коричневую волну. Ухает в обжигающий холод с го-ловой! Выныривает с перехваченным дыханием, судорожно откашливается, цепляется за железную стенку. Ноги чиркают по дну, еще раз. Каблуки впечатываются в камни на дне; ноги заклинивает. Несчастливая случайность. Груженая ржавая железяка мешкотно ползет

к берегу. Он – на ее пути со своими потугами отжать – не справляется. Плашкоут наползает неостановимо и жутко, как в сонном мороке. Запредельная сила гнет Макса в дугу, жестоко ломит: тянет затылок к пяткам. Хрустит и подается хребет: инерция плавучего железа не-оборима. Он дышит мелко-мелко, тщетно жмет скулой и ладонями в стылый металл. Кровь жарко бухает в черепе. Легкие рвет нутряной смертный хрип-всхлип, грубый шов сварки вспарывает щеку.

Лопается невидимая тетива. Это выстреливают освобожденные ноги: откатывается донный булдыган. Макс спешно перехватывается, ловит борт в упор щекой-плечами-ру-ками. Когда-то у него был разряд по борьбе. Ноги коротко бороздят дно и упираются. В запредельном усилии Максим выжигает из тела жизнь. Яростно кряхтит, стиснув зубы. На выдохе пузырится кровавая слюна: лопнул, раскрошился зуб. Борт неохотно подается, отво-рачивает. Грохочет пузом о береговые камни. Побежденный плашкоут чуть приподнимается на волне, со скрежетом влезает немного дальше и замирает. Единственно нужным бортом.

Борис с Иваном выдираются из волны; лезут на берег с канатом; фиксируют плашкоут; надсаживаясь, скидывают аппарели.

Максим тяжко выбредает на берег водяным пузырем. Лопается пластмассовая пряжка, из полукомбинезона льется вода. Он валится навзничь на черные береговые валуны головой к волнам; мутный поток хлещет мимо вымазанного ржавчиной и кровью лица. Вывернутые из пазов суставы и разодранные мышцы возвращаются на сокрушенные кости. Тело коло-тит крупная дрожь.

Он корчится на валунах снулым налимом, изгибается в муке и наслаждении. Живой! Затылком, лопатками, содранными ладонями больно жмется к холодным твердым камням, конвульсивно сползая к воде. Распахнутым ртом жадно ловит сладкий воздух и никак не может отдышаться. Его всхлипы глушит грубое громыхание катаемых водой камней, шум-ное шевеление елей.

Низкое небо Севера царапает серое ватное брюхо о православные кресты. На лицо моросит дождик.

Не в силах удержать радость, он улыбается небу, елкам, крестам.

— Макс, чё разлегся: подымайся! Разгружаемся!

Он таскает с ними инструмент, продукты, вещи на высокий берег к бараку-бытовке: незряче-спотыкливый боксер в состоянии гроги.

Багаж на берегу кончается, и вычерпанный Максим слепо оседает на лавку у костерка.

3�


3�


Мокрая одежда исходит паром. Изо всех сил он удерживает дрожание нижней челюсти.Иван материт местного коня, схрумкавшего всю привезенную капусту. Через рукав сни-

мает закопченный чайник с железного прута, разбалтывает в кружке сахар, сует Максиму: «на, хватани горячего!» Вглядывается: «эк тебя!» Поспешно возвращается, вскрывая аптечку.

Борис разливает по кружкам, распрямляется: «Молодцы: нормальный заезд!.. Россия дала миру только два самобытных достижения архитектуры. Только два: деревянное зодчес-тво да еще конструктивизм… Выпьем, ребята, за наши беззащитные бревенчатые шедевры. – Иван и Макс поднимаются. – За красоту и подлинность, за искусство ремесла… За бревно в стене!»

Трое чокаются с братским чувством.Жидкий шар валится в желудок, разливается горячим теплом, и глаза Максима ув-

лажняются. Жизнь медленно возвращается в измочаленное тело. Он отирает с лица ржав-чину своих разом измельчавших волнений и проблем. В голове кружатся Борисовы слова: «Нормальный заезд. Нормальный заезд. Нормальный заезд».

Протопи ты мне баньку по-черному

Быстротечно катятся плотно набитые нехитрым трудом дни. С уазика снято все, кроме водительского сиденья – вывозят с берега кровельный тес.

Вытаскивают к погосту бревна.Борис с Максимом помечают и бережно раскатывают участок ограды. Аккуратно рас-

чищают валунное основание. Большая часть оригинальных бревен в дело не годится: зуба-ми непогоды и солнца изгрызло время…

— Присоединяйся к Ваньке, – велит Борис. – Окорка бревен – первый этап превраще-ния природы в культуру.

Оскобленное бревно номер раз – одиннадцатиметровая сучковатая елка – дается Максиму нелегко. Нестерпимо трещит поясница, не поднимаются руки, ноет все тело. Он еще первое не закончил, а Иван принимается за третье. С сочным хрустом его скобель споро снимает пласты толстой коры, в лицо летят мелкие брызги смолы и влаги.

Максим со стоном распластывается спиной по бревну. — Чё, несладко работать хакером? – Отирает Иван пот со лба. – Наше ремесло, оно та-

кое: приходится рвать жилы на совесть. — Хакером? – не понимает Максим.— «Хак» – так скобель называют. Окорщик – он, получается, хакер. В изначальном, хоро-

шем смысле этого слова. С хакера-окорщика начинается рубщик. Иногда такой рубщик, чье ремесленное искусство восхищенно назовут памятником архитектуры. Не допрыгнет рестав-ратор до этой планки – памятник из исторического наследия изуродуется в дрянной макет.

— Помогай Бог! – машет проходящий мимо монах. Из своей кельи в общую трапезную вышагивает, питаться.

— Добрый день. – Отзываются реставраторы.«Приветливый и пустой, как бутылка из-под дорогого вискаря», – невпопад думает

Максим.— Вот и все наше общение с чернорясниками, привычно раздражается Иван. – Как

они могут, монахи – монахи! – только жрать, только колоть дрова, только служить службу в церкви? А великое дело любви и веры!?!

Иван недовольно идет топить баню.Баню Иван топит каждый второй-третий день. Колет пяток чурок, напиленных из не-

годных бревен ограды. С полудня, набрав охапку дров, каждый час исчезает минут на пят-надцать.

Они были слегка удивлены. Вселились монахи на остров год назад. С тех пор нанятая бригада плотников срубила для каждого отдельную келью, сруб новой зимней церкви соб-рали. А бани нет.

— Что вообще можно делать на Севере без бани? – обозлился Иван. – Не потеют попы ручьями от крепкой мужицкой работы, это-то понятно... А как же «дух парной, дух святой?.. Баня все грехи смоет?.. Баня смоет, шайка ополоснет?» Что, поговорки русские позабывали? Мойдодыра не читали? Тут немытым, в несвежих носках в гости стыдно идти: а они не с кем-нибудь, – раздраженно тычет пальцем в небо, – с Ним идут в церковь разговаривать. Облачение парадное – сплошь в золотом шитье. Не жалко труда вышивальщиц? – небось нетрудовым, застарелым прогорклым потом провоняли: для того и ладан курят, вонищу отбить.

— Охр.нел!?! – строжит его Борис. – Ничего, в озере обмоемся. Не треснем.— После бани и душа чиста, спокойна, вверх стремится… Десять веков как пишут о

бане на Руси. А эти лезут в памятник деревянного зодчества, – как немытые бандюки на «терки». – Иван досадливо машет рукой. – Будет у нас баня, ща пойду сделаю.

Уходит, бормоча: «Кто их будет уважать, если они сами не уважают своего Бога? Потому и вера в людях, как выкипающая на сковороде вода».

На берегу Иван сложил большую кучу тщательно отобранных, вдумчиво подобран-ных валунов с полостью-топкой. Над каменкой собрал жердевой каркас. Топит с обеда.

3�


3�


К вечеру выгребает вишневые угли финальной, четвертой-пятой закладки, сбрызгивает каменку водой из ковшика, смывая пепел. Накрывает конструкцию тентом, заботливо подтыкая снизу камнями. Маленькая походная банька по-черному, согретая дровами XVIII века, готова принять парильщиков. Парься, сколько влезет: жару в камнях до-вольно.

Борис, Иван и Максим пьют после работы чай, греют на костре воду. Дожидаются, ког-да самый жар последней топки окончательно накалит камни. Разговаривают.

Иван маскирует раздражением свою промашку: сегодня «протормозил» с баней. — Отдадут этот остров в собственность попам, и кранты: никто на завершение рестав-

рации денег не даст. Это не будет делом государства, а с попов хр.н чего стрясешь.— Дома живы обитателями, церкви живы прихожанами. Монахи – это хорошо, пра-

вильно: с ними храм жив. – Борис мягко разъясняет для Максима, – остров оформляется не в собственность РПЦ. Формулировка хитрее: типа в пользование, пока существует органи-зация.

Что-то сопоставляет в уме, добавляет:— Прав Иван. В современной России РПЦ реставрацию деревянных памятников не

финансировала ни разу. Есть такой тонкий момент. – Он чуть медлит.– Есть и такое: как заказчик, РПЦ с большими задержками оплачивает работы. Норовят и вообще не платить. Коллеги из строительных компаний уже зарекались с ними связываться.

Ванькино лицо ожесточается:— Не вера попов влечет, а жирная устроенность, типа они избранные. Не намоленый

храм на отдаленном острове, а отдельная уютная келья, мощный японский мотор на боль-шой лодке.

— Отсутствие бани! – поддевает его Максим.— Почему у смиренных попов мотор в десять раз дороже, чем у нас, у коммерческой

фирмы?— А нам такая мощная и тяжелая махина не нужна, пожимает плечами Борис. Иван осекается, но до кучи поминает безакцизный ввоз РПЦ сигарет и алкоголя в ли-

хие девяностые: «моя претензия не к налоговым льготам, а к сути товара! Ни один же не повинился!» Итожит:

— Не люблю попов. – Кипятится – Все у них «темна вода во облацех», «паки и паки», «елико и толико». Сенобиты и анахореты.

— По делам узнают их, – вворачивает Макс. — И поделом! Попы думают, что они там, в аду, самые главные. А их всего-навсего там,

в аду, больше, чем остальных. Это я у Марка Твена спер…

— Спёр – и передернул, – поправляет Макс.— В верный момент, – по-волчьи подбирается Иван. — Стоп, Иван! Не забывай о бревне в глазу, коллега. Каждый из нас, плотников, пос-

тоянно о своем бревне должен помнить… – Слова Бориса неожиданно усмиряют Ивана. – Наши успехи и стремления, всякое дело с нами и вокруг, – все это разговор Бога с ми-ром. Битва добра со злом, она в человеке: отсюда бессмертные творения духа. Размышлять об этом имеет смысл только на личностном уровне… Не кипятись, Ванька: наладится все. Нынешний кусок ограды делаем хорошо. Прошлогодний, – фасадную часть, – тоже качест-венно сработали. Не мы, так потомки остальное восстановят. Всегда находится кто-нибудь рукастый и упертый… Сходи, Ваня, баню проверь?

— Готово! – рысит от берега радостный Ванька. Все торопливо разбирают пластмассовые тазики с банным барахлом. С костра снима-

ют оба ведра с горячей водой…

После бани обильно отпиваются чаем. Тела аж поскрипывают от чистоты, от чередова-ния жгучего духовитого пара и студеной воды с горчинкой палого листа. И души отмыты и выпарены: прозрачны, безмятежны… Безгрешны?.. Все трое полны благостной истомой непраздно прожитого дня.

Бархатная осенняя тьма за световой сферой от газовой лампы на столе густа и непод-вижна.

Ровно горит костерок подобревшей беседы.— Искусство иконописи и плотницкое ремесло – родники равной чистоты в исто-

ке русской культуры. Северный рубленый дом-комплекс подобен иконе. Нет одинаковых икон на любой сюжет, хотя в каждой есть, конечно, общее, обязательное для всех. То же с домами. А деревянные храмы Севера? Они светили, они дышали, они жили… Культурное единство держалось этими храмами. Сколько людей вложили душу, ум, мастерство, пони-мание гармонии, чтобы из-под топора, из простого соснового бревна сложился шедевр? Вложили в него мастера нечто такое… Невозможно повторить. Потому лучшее следова-ние старинным мастерам – не подражать им.

— Обязательно родится новый Нестор. Придумали ж в прошлом веке русский конс-труктивизм? Изобретем еще.

— И Борисы новые придут, типа тебя: редкой породы хрустальных людей. Тех, кого разбить, может быть, и легко… Да согнуть невозможно…

3�


3�


Чудо о лесе

В тихое утро Борис с Максом снаряжаются сгонять на моторке в деревню. В магазин надо, да и бревна оторванные пора искать.

— Слыхал местную быличку о бревнах для Погоста? Нет? Заготовили местные мужики лес на церковь, доставили водой к берегу, где хотели храм

ставить – наутро нет леса. Стали искать – нашли у берега острова, где сейчас Погост стоит. Сплавили обратно к выбранному месту. Проснулись – нету леса! Находят опять в месте, куда первый раз перенесло. На третий раз только сообразили, тугодумы: на острове, куда лес приносит, надо храм поднимать. Тут и срубили.

В 1798 году на месте обветшавшей шатровой церкви местные плотники поставили дере-вянную церковь Ильи Пророка. Считается, что существующая бревенчатая ограда Погоста построена вместе с храмом в один год. Традиционно подобные ограды возводились вокруг почти всех северных монастырей и погостов, а выжила только эта. Что значит «выжила»: два нижних венца истлели в пыль, кровля сопрела полностью, вся ограда съехала с ориги-нального каменного основания… Нам, реставраторам, этих остатков достаточно: мы видим материал, понимаем плотницкие приемы, разгадываем следы инструмента. И рубим, как работали предки. Помнишь, показывал рубку «в иглу»? Сам вживую только на этой ограде и увидел: редчайший прием!

Навстречу на деревянной лодке под мощным мотором проплыл поп. — Отец Кирилл, основатель и бессменный директор Национального Парка, – показал

на него Максиму Борис, – без него весь этот лес по берегам уже бы выкосили к матери и «за бугор» толкнули. Да и Погост рухнул или, бесхозный, рыбаки или туристы б спалили. Сейчас из директоров в священники ушел... Иерей, или вроде того.

Заговаривают о лесе и о родине. О том, что много общего в их судьбе…

Правят к берегу, о каменистую отмель-луду чуть не сносят винт, но от дремучего бе-рега не отворачивают. Жадно вглядываются в дремучую чащу, что стеной от берега. Про которую лучше писателя и не скажешь: «Вряд ли какой другой народ вступал в историю со столь богатой хвойной шубой на плечах: именитым иностранным соглядатаям, ездившим сквозь нас транзитом повидать волшебные тайны Востока, Русь представлялась сплошной чащобой с редкими прогалинами лесных поселений... – писал Леонид Леонов. – Лес стоит

такой непролазной крепостью и такого сказочного ассортимента, что былины только бога-тырям вверяют прокладку лесных дорог».

— Почему русские плотники творили почти одним топором, создавали архитектурные шедевры из круглого леса? Леса было с избытком. Прочие народы вынуждены были береж-ливо выкраивать из бревен и доски, и брус, и бруски. Придумали шпунт, вагонку, декинг; изобрели массу хитрого инструмента. Каждую щепку в дело пускали… А русские «будто дятлы в дерево пощелкивали». Топорами рубили – будто кружево плели. Топор, черта, ско-бель да пазник. Иногда тесло. Вот и весь инструмент.

В деревне сгоняли в лавку. Высоко на полке Макс приметил чуть запыленную бутыл-ку, задвинутую за крепкие сорта пива, грошовые портвейны и богатую линейку паленых водок. Придирчиво осмотрел поданную толстухой-продавщицей бутылку – настоящее! Испанское! Сухое! Таких отыскалось две. Продавщица недоверчиво озвучивает цену: Макс ретиво кивает. Та пожимает плечами – беленькой на восьмерых могли за эти деньги купить, да плюс хорошую закусь. Умники.

У магазина, поджидая Бориса, Максим вслушивается в разговор меж кучки старух:— …ак крест навместо новово-та храма на горе, что тогда строить только думали.

Крест-та тот у конторы Парка-та и выгрузили. Ак директор-та Парка, отец Кирилл, крест-та на плечи вздел да на гору ён-сам понес. Ак бабка-та Таисья за им не поспевает-та! Знаете ю, Таисью, што ноги больны, ак ходит плохо. Ак бабка-та Таисья с батожком-та своим торёпит-ся, не поспевает-та. Крест-та тяжолушший, большой крест еловый сработан. А ён широко шагат с крестом-та, отец Кирилл…

«Правильный, хороший образ, – вспоминает Максим встреченного на озере о. Кирилла, – человек, создавший Национальный Парк, несет крест… Возрождение природы, культуры, духа, веры… У каждого свой крест…»

— Бабка-та насилу ёго догнала. Да батожком ёго по хребту, батожком-та! Да кричит на ёго: «Вор! Не тебе, вор, этот крест нести! Не тебе, вор – черная твоя душа!»

— Вор и есть, – согласно кивают головами бабульки. – Все раскрал.

— Знаю эту историю, – кивает Борис пересказу Максима. – Отец Кирилл у нас в прошлом году реставрационный лес стянул. Мы потом корячились, сами валили и сне-гоходами на остров перли. Наполеон, кажись, говорил: «Для француза нет слова «невоз-можно», для русского нет слова «чужое»! Не бери в голову – поехали оторванные бревна искать.

— Не простое это место – Погост, – улыбается Макс, – вначале бревна к острову при-таскивало, теперь их уносит с острова …

�0


�1


Оторванные бревна отыскали. Шторм вколотил их в заливчик, заваленный огромны-ми каменюками: иные размером с холодильник, иные – с лифт, а которые и с комнату. Они кое-как собрали лес вместе, вылезли на согретый солнцем чуть наклонный замшелый горб камня. Вскрыли вино, нарезали сыр и хлеб. Хорошо!

Максим вертит опустевшую бутылку:— Давай напишем записку о нашей работе, вложим сюда, и под сруб спрячем?

Или – Максим оживляется – кусок бересты с именами в паз сунем? Типа берестяная грамота, и…

— Незачем это, – отмахивается Борис – ничего наши имена не значат. Мы – безымян-ные мастера. Мы сами, как то бревнышко в срубе мнэ… неперсонального, общерусского ремесла. Наше имя – русский народ. Цвет – серый: «цвет времени и бревен». Малую час-тицу национальных ценностей храним безвестно. Лоск и гламурьё персональной извест-ности – не про нас. Земную славу человека перерастет вон та обыкновенная елка… Пусть гордится тот, кто сегодня выдал три кредита, а завтра – состав нефти продал… награда наша в том, что продолжается песня русской архитектуры. Почти не слышная уже песня. Но, пока живы и можем работать – не смолкнет совсем. А подпись свою – ха-ха – в нало-говую декларацию поставь!

За разговорами пустеет и вторая бутылка. «Мало взяли» – жалеет Борис. Копается в моторке, выуживает пиво.

— …«Зело красиво и перед людьми не срамно». – Борис, покачнувшись, встает с рассте-ленного спасжилета. – Пора возвращаться. Вяжем и едем.

Он длинно сопит, возится с канатом; раздраженно раздергивает неправильный узел, пытается навязать опять.

— Ч-черт! Как всегда! – в голосе привычная досада. – Надо было вначале привязать, подготовить все, и только потом пить!

Завязать выбленочный узел пробует Максим: на обрывках пеньковой веревки сохрани-лось несколько образцов. Оступается и рушится в воду.

Какое-то время они трудолюбиво тупят. Наконец терпение иссякает. «На хр.н!»: бросив все, перелезают по камням на берег, бродят по осеннему лесу…

К острову возвращаются затемно. Тянут дюжину стволов: связали, куда деваться. Медленно, натужно, на ощупь моторка вспарывает черное стекло озера. Целят на огонек: Иван запалил на берегу сигнальный костер.

Бревно в стене

Первое оригинальное бревно возвращают в стену лишь в шестом венце. Осевшая под тяжестью лет нетронутая часть ограды, – под кровлей, превратившейся в сплошной мох, – рядом со свежими венцами выглядит особенно согбенной, дряхлой и ветхой.

Борис уже показал Максу, как выбирать паз. У Макса уже получалось.

Борис с Иваном учат Макса видеть. «Смотри на следы инструмента на торцах: из сы-рого бревна рубили. Примечай характерное замятие волокон: при рубке острым топором свежего материала торец выходит гладкий, а при рубке сухого дерева волокна заминаются. Это помогает отделить первоначальные конструкции от поздних переделок».

Объясняют рабочие принципы:— Хреново собрать новодел – это одно. А паршивая реставрация – это уже совершен-

но другое. Скверное качество реставрации подменяет подлинный памятник новоделом. «Реставрация методом новодела» – потеря памятника. Памятник – это оригинальные брев-на. В бревнах содержится ценнейшая информация о времени, способах работы, инструмен-те… Обо всем! Наша миссия – максимально сохранить оригинальный материал. Когда это невозможно – перенести на новый всю информацию со старого. Потому правила нашей работы таковы: по историческим технологиям, историческим инструментом, применяя ис-торические материалы, повторяя исторические конструкции.

Теперь Макс управляется со скобелем быстро и хорошо. Отдыхая, подходит понаблю-дать за тщательной, неспешной, красивой работой Бориса с Иваном. Вот и сейчас подо-шел. Иван замер с понурой головой, не видит его. В опущенных руках – топор на длинном прямом топорище. Макс собирается было окликнуть… прислушивается… Э… Ох-ре-неть. Ванька, он что… молится?

Иван жарко шепчет: «Господи милосердный. Отец Небесный. Вразуми и направь греш-ного. Не дай мне облажаться: не дай перерубить черту, Господи!»

Максим, не дыша, отходит, стараясь ступать неслышно…

Макс! Подбери паз по черте! – зовет Борис.Максим застывает у бревна: «оно же… старинное! Не, я еще не готов!»— Справишься! Аккуратно подбирай: без спешки. Черту не переруби. – Значительно

подняв вверх палец, внушительно добавляет. – Памятник!

�2


�3


Максим примеривается топором. Замахивается, нерешительно медлит, опускает руки… Губы сами начинают шептать: «Господи!» Голос срывается, горло сжимает спазм: «Направь! Не дай перерубить черту».

Взмокший от ответственности, проходит вдоль готового паза, аккуратно подрезает не-доснятые участки. «Вроде, все?» – последний раз капает потом со лба.

— Хватит уже дрочить! – подходит Борис – Что там у тебя – готово?Бревно садится с хлопком: звук правильный. Но – щель. Точно: щель! Дэн обливает-

ся холодным потом: «Борис, – щель!» «Вижу! – командует – на ход!» Упираются в торец, чуть сдвигают. И бревно ложится как надо. Борис осматривает: «молодец, плотно легло. Могёшь!»

Максим оседает присесть: ноги внезапно ослабли. Отворачивает лицо – перед глазами плывет.

Макс проморгался, в сомнении хмыкнул, качнул головой: «застращали древоделы. Аж пробрало!»

Рассматривает «свое» бревно:— Что я сделал такого, во что через двести лет почтительно вглядятся потомки? – ду-

мает Максим – Ничего… Не так: сейчас делаю. На бревне – почерк моего топора. Это бревно – малость, что я оставлю здесь и, возможно, в вечности. Это, в общем, примерно одно и то же время и место...

Вынимает из кармана и рвет на полоски свое берестяное «послание потомкам». Медлит. Подкапывает камень и сует под него обрывки. «Пусть археологи найдут, почитают».

Макс безмятежно смотрит в пространство, его руки отдыхают вдоль тела.

Подходит Иван, придирчиво осматривает бревно, заглядывает Максу в глаза, улыбается:— Ты как большая бабочка!— Ты веришь в Бога? – вдруг спрашивает Максим.— Нет. – Разводит руками. – Не умею совместить научное мировоззрение с верой в чу-

деса. Я не верю в чудеса. Совсем не верю… Кроме, пожалуй, одного: творчество. Творчество – это всегда чудо…

— А ты хороший мужик, Максим, – задумчиво добавляет Иван, – ладно бревно положил.

P.S. Русская деревянная архитектура поразительной красоты умирает на наших глазах. Еще

в XIX в. деревянные постройки определяли облик большинства деревень и городов России.

Теперь этот огромный пласт художественной и строительной культуры – на грани полного исчезновения.

Они гниют, рушатся, горят. Гибель самой оригинальной части нашей национальной культуры – не осознаваемая обществом катастрофа.

��

О С ТР ОВ ОК НА Д ОНЕГО Кижский лапотник

Лет пять назад я завязал. Не скажу, чтобы раньше сильно пил: по русскому обычаю в большой праздник, да после баньки, да по воскресным дням, да с устатку. Но вязать одной иглой научен. Старинное оно, это традиционное мужское ремесло: короли, рыцари и ярлы не гнушались.

А прежде я плел. Я и сейчас много чего наплести могу. Самовар да шляпу сплел из бе-ресты, лаптей несколько пар износил. В тот июнь месяц, стало быть, решил я завязать. Да не оказалось на острове Кижи мастерицы, взявшейся меня учить. Вместо вязания и сел я на Кижах из бересты плести. Аж язык к вечеру заплетался!

Сидел я у дома Елизарова. Здоровущий крестьянский дом-комплекс этак 20 на 20 мет-ров и высотой повыше шести. Вторая половина XIX века. Нечто среднее меж «кошелем и глаголем», если кто разбирается в типологии северных крестьянских домов-комплексов.

Сижу себе на скамеечке у южной стены. На солнышке, когда облаков на небе нет. Справа Онего-озеро, напротив банька. Солнышко греет, – в начале июня это очень важно! Мастерицы, они все по домам сидят. А ведь холодина там! Когда-то еще прогреются про-мороженные за долгую зиму избы. Сарафанишки на них – традиционные летние. Кутаются зябко в шали. Куртку али пальтишко на людях не накинуть – нужна не синтетика на син-тепоне, а «досюльная», – старинная, – душегрея из, скажем, меха крота. Такое раздобыть туговато.

Лапотки мне не велели надевать: тут, в Кижской волости, всяк сапоги имел! Не было лапотников. Потому в сапожках сижу, портяночки свежие образцово намотал, за голенище ножик стародавний в кожаных ножнах опустил. На шею коготок медвежий ради редкости повесил.

Турист с круизных теплоходов прет, будто гусь да утка перелетные над Мягостровом. Группа за группой, группа за группой! Англичане, немцы, итальянцы, японцы, французы, американцы... Наших соотечественников тоже немало: не все по Турциям-Египтам да в страны совсем уж далекие отдыхать подались. Культурой да историей антиресуются.

��


��

Островок над Онего

Туристы из Европы все больше сильно пожилые. Потому, – наглядно убедился я, – по-тому и родился образ «Старушки-Европы» Кто там и когда в мифологии похитил Европу на быке? Состарилась, постарела с тех пор девка. И-и-эх! Время не омманешь. Задумался, замер с плетеньем в руках... Бороду выставил вперед красиво: потому как новая группа старушек подошла, фотографируют меня.

Эти – немки пожилые. Да бойкие любознательные старички при них. Вперед просуну-лась старушка с приличным «цифровиком» в коричневой лапке. Навела зоркое прозрачное око «Карл Цейс» – я замер (а на фотоаппарат-то ейный обзавидовался – страсть!), не мор-гаю. А она медлит отчего-то.

— Арбайтен! – утратив терпение, велит бабулька повелительным прусским голосом.Я торопливо заработал, к лыкам своим берестяным склонился. Удовлетворенно нажи-

мает пуск: «данке».

А вот разновозрастные француженки. Ни одного среди них мужика. Феминистки, эмансипэ, – смекнул я. Бедняжечки.

Да и на острове окромя меня сплошь мастерицы-демонстраторы – женщины да девки. В самый сезон приедут еще резчик по дереву да мастер по игрушкам. Иногда дядька, гово-рят, сети вяжет. А сейчас только бабы да девки: плетут из бисера, ткут, на «швейке» шьют, прядут... Не стало на Руси мужика.

Ну, я этим феминисточкам и завернул про долюшку женскую. Все-все бабьи заботы пересказал голосом будто бы жалостливым. А про мужскую миссию умолчал.

Пожилые женщины помедлили чуть, внимая переводу экскурсовода, и устроили ова-цию. Я так себе смекаю: неправильное оно дело, феминизм. Вон, и чаевых никто не догадал-ся отвалить.

Итальянцы шумные, подвижные. Все руками да пальцами машут, улыбаются да бала-гурят. Громко ахают. Ленточки берестяные поодаль лежали – растырили в три секунды на сувениры для своего удивления, пучок малый успел локтем прижать, спасти. «Это вам не спагетти! Что ж вы все в роток-то тянете», – досадливо острю. Заржали бешено – жизнь ли у них там, в Италии, такая невозможно радостная, или характер у народа легкий? Может, когда-нибудь самолично побываю: увижу, пойму.

Это стремительный отлаженный конвейер, тутошний туризм. Будто шуруповертом привычно вверчиваю в податливый гипсокартон их туристских впечатлений пяток шуру-пов-фраз: «традиционное мужское ремесло», «долгими зимними вечерами», «эффект тер-моса», «долговечный и экологически чистый материал»... Я, крупного сорту мужик в своей

домотканой льняной рубахе из холста работы родной любимой бабушки, да с бородой и при сапогах вполне себе вписываюсь в представления людей о «досюльном» когдатошнем крестьянине идеально... Как компьютер – в интерьер современного офиса. Потопчутся ми-нуток эдак три-пять, расстреляют меня своими фотоаппаратами у бревенчатой у стеночки, и схлынут пестрой восторженной толпой дальше, колокола на часовне слушать. Спешат, торопятся. А куда спешить – дней у Бога много!

Что отмечаю всякий раз чуть завистливо, так это картину нередкую: идут вместе пос-таревшие за долгую совместную жизнь старичок да старушка, поддерживают друг дружку заботливо. Ласковыми взглядами переглядываются. Столько вместе прожито, что похожи сделались. Осень семейного счастья. Дай-то бы нам дожить...

А тут вдруг американец бредет сам по себе, от группы отстал. Тучный гигант с огром-ным задом. Не мудрено, что «Макдональдс», он побогаче алмазного воротилы «Де Бирса». На милицейском кепи с Арбата – значки кучей. На самой маковке машет легкими китай-скими крылами огромная искусственная бабочка. «О! бёрчь барк – это огромный крутой брэнд! Вот у нас в штате Вермонт»... – начинает шумно руками махать. «Купи – или иди уже себе, – пресекаю. – Ничего личного: это бизнес, приятель!» Он дальше было поковылял. Да я Солженицына помянул: спасибо-де за гостеприимство, плодотворно жил в вашем Вермонте. В результате с американином преотлично поговорили. «Глуп тот, кто по обличью о человеке судить берется», винюсь перед собою, наперед зарекаюсь...

Русские туристы стесняются. Стесняются улыбаться, робеют фотографировать ис-подтишка, и спросить в открытую боятся: «можно ль сфоткать тебя, борода?» Я наладился специально говорить-приглашать: «Фоткайте-улыбайтесь, за погляд денег не берем! Хочите – дите али девку на колени возьмем!»

Но если которые чуток выпимши – эти делаются вполне как иностранцы: веселы, лю-бознательны, говорливы. Жаль, через это дело цирроз да белая горячка человека, бывает, накрывает.

А у меня и без суррогатов дури в башке хватает!Вот семья с Москвы мимо гуляет: нормально поддатый муж, жена-цаца да сын-под-

росток, юный неформал. Бизнесмен в восторге: припал к корням да хлебнул с истоков, так сказать! И в бутылке ... на добрую четверть еще дорого вискаря осталось.

— Сюда бы еще музыку раздольную народную, а?!— Отобрали мой-от проигрыватель! Говорят, твой Rammstein орет на весь остров, спа-

су нет. – Мальчонка вперед высунулся. А! Знаком с репертуаром!— А грибы тут есть? – цаца с ленцой интересуется.

��


��


— Не дают собирать! – плаксиво жалуюсь я.— П-почему? – теряется дядька. Странное мужик все время говорит.— Не знаете, что у нас в стране всюду запреты? Псилоцибиновые грибочки мои все

отобрали. Только сотню и успел слопать! – подросток завистливо сглатывает – Вона, вона! Глянь-смотри – Змей Горыныч летит!

И неожиданно, голос надсаживая, зычно ору:— Бяги-иитя, спаса-а-айтясь! Пожреть на х.р!Они вздрагивают, пятятся, чуть не крестятся. Жена тянет и мужа, и отпрыска прочь...

Вот и схлынул круизный народ... А мы на них в основном работаем. С экскурсионной кометы группа тоже уж прошла. Прочий народ, кто на рейсовой кометке из Петрозаводска на остров пальнул, те сами по себе по острову шарятся, не наш клиент.

Потому вышли ко мне на солнышко из холодной избы две девки-мастерицы. Иззябли, сердечные. Я им байки плету, плечи расправил, улыбаюсь, что блин твой румяный: красивые девушки! В сарафанах своих – втрое краше, чем в модных облегушках! Сарафан да шаль – они фигуру-то скрывают. А главное самое, оно при таком наряде парню видно-понятно. В глазки гляжу, кои оконца души, устам сахарным внимаю – умна ль, – о чем голосок-ко-локольчик серебристо поет? Да пальчики тонкие рассматриваю: ах, мастерица-искусница. Сама ж своими ручками сарафан себе сшила да украсила...

Да и девки хохочут, глазками стреляют: незамужним-то девам тоже лестно подле вид-ного кавалера постоять!

Вдруг глянули за угол на тропиночку, откуда туристы приходят, да пташками испуган-ными и упорхнули. Что случилося!?!

Из-за дома неспешно мужчины выгуляли, малая ватагушка хлопцев в восемь. Глянул на них: мать моя! Да вы ж душегубы-разбойнички! А роток уж привычно, на автомате, вы-водит: «традиционное мужское ремесло», «долгими зимними вечерами»... Они передо мной скучились, оловянные глаза убивцев интерес выказали.

— Когда при хранении береста пересохла, ее надо замочить в...— «Замочить» – это мы можем! – коротко гоготнул худой бледный супостат с мертвячь-

ими глазами. Смех его осекся о взгляд другого, как о кулак. Очень осторожно стал подбирать слова и я. А уж ножик старокованый засапожный – он как брат родной мне сделался, – чуточ-ку уютней с ним, спокойнее! Спинкой в теплые бревнышки упираюсь, десницу подле правого голенища держу. Кто Варлама Шаламова читал да написанное понял – того коварное отврати-тельное обличье уголовников, кое внешне человечьего навроде, – в обман не введет!

Как можно не опознать нелюдей? Говорят ровно, вроде обычных живых людей – а вид-но ж за версту: лихие людишки, разбойнички.

Меж тем свои рассказы-прибаутки продолжаю. — А это что у тебя? – ткнул один из них пальцем в мешочек оленьей кожи на моем

поясе.— Ребята! – торжественно и вкрадчиво тяну мешочек с пояса. – Вы видели настоящее

огниво, ребята? Волшебную железку из сказки Ганса Христиана Андерсена!?!Отрицательно мотают головами и по-мальчишечьи вытягивают шеи...У меня кованое классическое огниво. Бережно прикладываю клок трута к острой грани

кремня. Тихонько шепчу заговор при высекании огня: «Царь-огонь, достанься: не табак ку-рить – каши варить!» Прицельно бью кованым огнивцем по кремню, высекаю снопики искр. Одна искорка замирает в замше трута алым пятнышком, и поднимается нежная струйка ароматного дымка.

— Ребята! – подношу к их лицам тлеющий клочок: тянутся носами. – Вы, парни, пони-мать должны, как строго и трепетно относятся к огню здесь, в музее деревянного зодчества...

— ...Да-да! ты заплюй, братан! – заботливо подхватывают несколько голосов.Атаман номер телефона своего мне записать велел: «мы в церковь не попали, закрыта

была. А ты – зайди да на свой фотоаппарат для меня икону одну нужную сними! Называется она – «Благоразумный разбойник». Очень ее братва почитает. Наши ее с фотки на доску до-сконально срисуют, не отличить!

Прощаются, руку жмут…

«Чего ты им показывал?» – интересуются вернувшиеся девицы, когда бандюки ушли. – «Еще минут пять, и они стали бы нормальными людьми!»

Скептически пожимаю плечами. Тати, – тати они и есть: шиши да мазурики.

А если вдруг спросит кто: «На фига мне это надо было, с берестой своей у дома сидеть? Не заради заработка а для непонятно чего?» Отвечу так. А интересно: людей поглядеть, себя показать. Турист косяком прет – будто глобус кто перед тобой раскрутил! Сидишь сам-то на пенечке, а кого только ни повидаешь. Ой! Да вот еще, вычитал у человека грамотного, у Дмитрия у Сергеевича Лихачева: «человечество не должно потерять ни одного из утилитар-но уже ненужных народных ремесел, навыков, умений, секретов мастерства, накопленных за историю; если не сохраним разнообразия, потеряем культуру». Вот так оно непросто все.

P.S. Про лапоть-лапотокПредки наши охотно обувались в плетеные из лыка или берёсты лапти. Плели в пря-

мую или в косую клетку, начиная с пятки или с носка – где как дедами заведено.

�0


�1


Работа не сложна, да сноровки и навыков требует. Про крепко напившегося человека и сейчас говорят, что он, мол, «лыка не вяжет»: не способен к элементарным действиям.

Остатки стоптанных лаптей, заготовки, инструмент для плетения – кочедыки, – най-дены при археологических раскопках. Кочедыки бывали костяными или металлическими. Известны кочедыки, изготовленные аж в каменном веке!

Лапти носили не только славяне, но и некоторые неславянские народы лесной полосы – финно-угры и балты, отчасти германцы. Лапти крепились к ноге с помощью длинных завязок – кожаных «поворозов» или веревочных «оборов». Были лапотки ей же ей: доступ-ной, легкой и гигиеничной обувью. Только одно в них гадство, – пронашивались быстро. Зимой, пишут – дней за десять, летом и вовсе за три. Сам я несколько дней кряду в лаптях не хаживал, посему с чужих слов могу и сбрехать. «В дорогу идти – пятеры лапти сплести» – гласила пословица. В дальний путь брали с собой не одну пару запасных лаптей. У шведов был даже термин специальный, «лапотная миля». Это расстояние, которое можно пройти в одной паре лаптей.

Были лапти зимние и летние. Различие лишь в размере: зимние были на один-два раз-мера больше, чтобы в морозы «поддеваться». Лапти на босу ногу не носились и летом. У восточных славян в обиходе онучи – длинные полосы ткани, которыми оборачивали сто-пу и голень, после чего нога крест-накрест оплеталась оборами. Летом применяли тонкие льняные онучи, весной и осенью – более толстые конопляные, зимой – шерстяные, а в силь-ные холода – иной раз и меховые. В отличие от сапог или валенок в лапти не набивался снег; имея большую площадь подошвы и лишенные каблуков, они были идеально приспособле-ны для ходьбы по насту, требуя от пешехода минимума энергетических затрат. «В лес идет – клетки кладет, из лесу идет – клетки кладет» – это загадочка про лапти.

Из некоей статьи спер давнехонько цитатку, по памяти привожу, уж не осудите, если где ошибусь: «Идя по дороге в зной, рано или поздно захочется сбросить любую обувь – только не лапти. Недаром хрестоматийным стал образ путника, несущего за спиной или через плечо связанные башмаки, сапоги и так далее, – все что угодно, кроме лаптей. В отношении удобства ходьбы с лаптями ничто не может сравниться – как, впрочем, и в смысле гигиены. Вот почему даже сельские богатеи, носившие в жилетном кармане часы с золотой цепочкой и имевшие не одну пару отличных сапог, на сенокос или лесоповал, на пахоту, в дальнюю дорогу обувались только в лапти. Вот почему лапти на протяжении веков – излюбленная обувь русских охотников, землепроходцев, паломников. Осмелюсь сделать предположение: получившие столь широкое распространение кроссовки в России заняли нишу забытых лаптей (кстати, по многим показателям кроссовки удивительно схо-жи с лаптями)».

Артелька из кольца, колдунское каменье, да дурачок

Невкотором царьстве, нашом осударьстве в стары времена понастроино было из со-сновых бревнышек разного. И храмов, и хоромин, и всячества всякого, – что не в сказку сложить, ни восхешшонным матерком обложить. Пресеклось то время. Погнили, погорели строеньица почти что все. Леса темные, дремучие, бескрайнии тож чуть не начисто свели. Народец поизвели. Не из чего новово построить, да и некому боле. Перестал народишко ши-дэвры рубить. Тока и умения, што из почвы черну жижу сосать, да ведра с гайками липить. Однако, со старых времен колечко одно осталось золотно, волшебно. Не иначе чудом каким уберегли: прочии-то волшебны вэшши по кабакам да афшорам давненько порастасканы. Которой человек это колечко с пальца на палец перекинет, тут же артелька из кольца возле какой-то погнившей хороминки окажется, споро по бревнышку раскатит да обратно собе-рет – лучче прежниво. Иногда даже на ново место периташшат, если старо потопить или разрыть заради гравия удумано. Така присказка. Далее слушайте.

В том царьстве торчал посередь озёрка небольшенький беспечальный островок. Прозван со времен старинных толи Кисы, толи Кожи, а только означает это имячко «ост-ров…» – значит – «…игришш». А ишшо было на том пупыре хитрых храмов многоглавых в старые времена нарублено, да и в новы веки сволочено хороминок всяких, да анбарцев хитрых, да бань мабуть дюжин, этта, восемь. Потому заради этих самых игрищ пер туда люд заморский. Да ешшо бревно в стене колупнуть, шшэпку на сувэнер спереть – в иных госу-дарьствах кругом сплошной пластик, бетон да жилезочки – малой шшэпочки нет, в трудну минуту по дереву постучать. Штобы, это – не сглазить. Да и местново царьства людишки – эти поиграцца для свово умеления – на теплоходных мимоходах пригуливали.

Меж прочией публеки соскочил оногды с кораблика на тот островок оден мужычонко. По видимости, особливо если издале глядеть да не всматриватса, так субъект завидной, мод-ной перец. Силушкой молодецкой не обижен. А токо дурачок. На имя Филя.

Вот и стал тот Филя игратца. Да так отвязно, заводно – чисто ухарь. В толпе дефка Фекла очутилась, на ногах ейных аленькие тупли на топлуках последной париской моды. Ей Филя на глаза и пал. Глядит она на евоные игры с-под платка эдак пристально, да думушку мичтаит: вот бы мне такого счастья в мужи. А даже хоть бы токо ево в пастель сибе залу-чить, согретца – тоже повадно.

Сонце на вечер уж клонит, пора девки ехать. А пазнакомиться с Филей некак. Так она удумала чё. Расстелила на травки свой плат, в крапиве порылась, да закатила с-под стены в тот платок булыжничок малый, с конску голову. В узел это каменье связала, да ишшо в кар-

�2


�3


маны мелких взела. Пыхтит мимо качелей, тяжело ташшит. Ну, у парня сердцо доброе: да-ром что дурак, понял – нать помогчи. Девка всего три разика на него богатырьским голосом зыкнула: помоги-де, дубина, слабой жэншынэ! Да мелким каменьицом кинула. Иму дурню в головенку метила: точнехонько в коленку угодила. Так и надоумела дурачка на помошш. Ну чо: он лигонько узилок на литое пличо закинул, деуку подруку взел биззаботно. На пречал пришли, так уж сговорено у них: он к ей в хоромы ночивать останится. Наутро подвенец: потому как дурак.

Он уж на кленовые сходенки ножку богатырскую поставил, а Феклуша посылат сво-во возлюблиного к церковке сбегать, кованый гвоздик из главки вышатать или шшэпку из трухлявой стены колупнуть. Будет этто, сувенир. А то в хороминах сирвант порозной. Токо одним хрусталем по самы антересоли и набит.

Иму чо: узелок из белых рученек выпустил, поллитру иззапазухи на хранение ей вынул, развернулся да поскакал резво, будто конёк холощёной. Дурачок, он с бабой не станет пус-теки молоть. Потому, любая бабенка такого дурня живо заткнет. Какая дак ишшо и набьет-наругает.

На беду, догнали Филю добры молодцы ватажкой. Всяк во шлему во богатырском. «Поди, дурак, к нам служить: мы пожарный надзор». Он им: «Ща, токо шшэпку колупну!» «Ну, догоняй: от камня на развилке бижи туда, где под срамным ресунком накорябана стре-лочка и написано «угорелому быть». Токо долго у каменюки не трись – дух от его нихоро-ший идет. Там, увидиш, кости лежат: это если у ково астма или серцо ноит, так в петь минут из того душа вон!»

Ну, он первому к домику дурак подскочил, шшэпку колупаит. А на дому «артелька из кольца» секирками стукочет. Тут с крыши как раз молодец из ихних о сыру землю брякнул-ся, в коровью лепешку расшибся. Помереть не помер, да изгваздался; из бригады живехонь-ко его и поперли. «Тебе теперя одна дорога – в политику!» – ржут с крыши артельнички. «А мне опосля навозу все едино: могу хоть в «едину рассею» прислонитса». Примолкли ар-тельнички, токо крестятся да мигают боязливо да уважитильно. На их глазах чудное дело начинаится – из грязи да в князи человек мостится!

— Эй, ухарь! – это Фильку заметили, с крыши ему кричат. Ристаратором стать хошь?— Как не хотеть. Хочу. А чо реставрировать станем: монархию али честь свою, что сма-

ла не уберегли?— Ну, хватит болтать, живо в бригаду полезай! – строго так иму свысоты орут.Так наш дурачок в артельку из кольца пристроился. Пра Феклу покашто начисто позабыл; а казалось бутто бы мушшина стоющий; а он

тьфу.

А Фекла пождала-пождала свово суженого, ехать нать: на шхуне уж в третий свисток дунули. Развязала платок, хатела платок обратно взять, да камнем его зажало, не выдернуть. Ослабла софсем бидняшка с любовной лихорадки. Плюнула в досаде на камень, по клено-вым сходенкам на палубу поднелась, да и кораб пастипенно истаял вдали.

Вечером вспомнил дурень про Феклушку: он же оставил ей, чтобы зазря не таскаться, поллитрушку свою заветну. Побёг на причал, кричал-кричал. Все глаза проглядел на окоем. Увидел плат знакомый на пирсу, подобрал с камнем вместе, да обратно пошел. Идет – плачет, слезами умывается. Света белого не видит.

Вывалил булдыган в крапивицу за домом. Плат разглядывает. На нем золотыми нит-ками Фёклин е-мэйл, телефон да адрес вышиты, а в уголку стобаксов вшито: стижочки бу-ковками «Филя» сложены. Типа на пароходный билет да на такси ему, дураку. Запехал дурак платочек девичий в запазуху, капнул еще разик-другой слезой горючей на камешек, нужду свою богатырскую на лопушок справил по-малому. Опосля задумался, и начал ногти на не-мытых руках нервно грызть. Через эту вредную привычку тошнить молодец наладился. На коленки пал, десницей о булыжничек хватанул.

Пришло наконец время про камушек этот хитрый слово сказать. Во времена стародав-ние, былинные, силушка колдунская была в то каменье спрятана. Валунчик могёт человека серым волком оборачивать, да желанье исполнять. Ямка на ём приметная: на манер волчок лапищей в грязюку вступил. Вот, значит, дурак ладошкой о камень оперся – тут все хитрые условия вместе и сошлися: Филя слезой горючей богатырской в ямку на камне капнул, да угодил аккурат поверх плевка девичьего, невинного (Дэ, эН, Кой, и черт-те чем богатого). Капля малая урины богатырской тоже в зачот пошла. А главное, каменье малую травку под-мяло, расплющило. Имена той могучей лихой травке разные: трава-прикрыш, блекот или волкобой, а еще омег, овечье рунишко, черное зелье.

Молния в небе над молодцем сосверкнула, в далеком столичном граде бояре под шу-мок бюджетец чуток попилили, пьянь царев кабак спалила, да бусурмане за черную жижицу три телеги медяков недодали. А молодца нашего токо приподняло, да шлепнуло. А посколь-ку жалать он в это мгном-мнение ничё сильно не жолал, то пока что отпустило.

Тут мимо те пожарники идут. Дурачка опознали, сгогатывать стали, пальцами тыкать.— Дурак ты, дурак! Стезю себе, дурак, выбрал. А вот мы тебя чичас за ж.пу возьмем да

начнем иметь за нарушение пожарной безопасности нипадецки! Зажглося сердце его ретивое, стал в ем огонь подыматься и слова с языка посыпались

язвительные, все как одно похабные. Ударился он о сыру землю, и превратился в пса-сен-бернара. Даже бочонок с винцом на ошейнике болтается. Типа, камень с пониманием на-счет МЧС оказался. Ща, думает, за ж.пы кусать вас буду! Тут перед ним на сыру землю

��


��


закоперщик со сруба-хороминки соскочил, по колени в грунт ушел. Пооттяни, грит, пес ярый. Пожалей служивых. Они ж на работе своей горят, как свечечки! В несколько сезонов, быват, с вина угорают.

Пожалел их Филька: заплакал горючими слезами, и опять человеком стал. Тот бочо-нок вместе с пожарными и выдули на брундершарф. Было в бочку чиво-то нацежоно креп-ково на бруньках, так бруньками теми и закусили. Пожарнички с того питья самого змея Горыныча, пламенем пыхаюшшэво, узрели – так по им шарам шарахнуло. Да и невкоторые «артельные из кольца» самого Зеленого Нестора узрили.

Сердечко девичье в тот миг екнуло, подумала: Филька б на пороге заявился – пусть хоть встельку бухой – молочка бы ему парного кружечку поднесла. Коклет бы полну микровол-новку разморозила… Вздохнула горестно, да водовкой с Филькиной поллитровки хрусталь из серватна протирать принялась.

Дале Филька плотничает: кто-то в осударьстве оногды кольцо с пальца на палец пере-кидыват, не забыват. Ремесло дурень познает. Антирисуется: что это в деревянну церковку все железки всякие таскают, а пол попилили да вон выкинули. Пошто этта: храм деревянной, а вокруг слесаря да сваршыки хороводы водют? Да бревнышки зачем пилят? Не понимаю ни фига. Нешто хочут внутрях навинтить чего наманер нифтяной вышки? И почему кольцо с пальца на палец не перекинуть: враз от самой маковки до подошвы всю как есть рассыпем, да соберем с пониманием и аккуратностью. Забродила евонная душа ретивая. Побегу, кри-чит, за ж.пу архитектора и металлюг покусаю. Отольется им издевательство над деревянным зодчеством невкоторого царства!

Ударился о сыру землю, обернулся страшной псиной на манер питбуля. Только глазки навроде трусовато бегают, да морда глупая. Одно слово – дурак.

Объяснили иму, дураку, артэльшыки: не поможэш ты этими кусаньями. Люди-то они все хорошие, работящие. Архетехтор дурак на манер тебя, да веть тоже, бажоной, стараитса: евон-ный проект был лучший изо всех. Руки у них у всех истинно золотые. Беда токо в том, что руки те золотые из ж.пы растут. Никакому хирургу али там ортопеду этакой беды не поправить.

Пожалел их дурак. Заплакал горючими слезами, в человека обратно обернулся.

Тут тако дело получилось, что работа вся вышла. Не, дерево гнеёт по прежнему, да кольцо золотно боле с пальца на палец нихто не перекидывает. Потому как кащеи-чинов-ники железяки да жижу вонючу черну, токо и уважают, не дерево. На железяки из казны отсыпают, а на деревянны строения, что дедами ставлены, болт огроменный, литой, с чугуна крепково, каленово, кладут. Судачат работники, закоперщика свово в заглавный город осу-

дарства налаживают. Советы суют: «ты-де чиновнику в зубы мзды с лихвой отсыпь, чтобы дело правильно понимал, да колечко золотно, от прадедов даденное, пушше глаза свово бис-стыжево берег. И погляди – может пальцы больно жырные стали, кольцо-то и не налазит боле. Так ты для этого дела слабительной травки с собой насуши».

— Откуль лихва-то? Откуль, матерь ваша? Я ж по-чести, по справедливости хочу. Мы ж худо ли бедно ли – «артелька из кольца». Откатов не суем.

Вспомнил тут Филя, что в стародавних сказках серый волк завсегда помощник в пра-вом деле, зажглося в ём ретивое, «ну щас я по-настояшшэму волчиной обернусь!» ударился он об пол, плечо расшиб. Бьется на том полу, вокруг все ором исходят: «падучая! Жми ему, эпилептику, плечи и голову к полу, а то остатний умишко отшибет!» В зубы уголок платка Феклиного сунули, дабы язык себе не откусил, бажоной.

— В следующий раз волкодлаком удумаешь перекинуться – ты из избы сперва выско-чи! – жалеют дурня.

Вышел он под красно солнушко. Ударился о сыру землю, обернулся крошечной соба-чонкой на дрожащих ножках, тельце для тепла в специальну собачью жилетку обернуто и бантом поверх стянуто. Срам, а не порода. Да-а-а: это он в своем дурьем умишке себя, блоху, соотнес, да тово боярина, кто волшебно кольцо с пальца на палец перекидывает…

— Ну, полезай хоть в карман, тварь ты дрожащая. Не нагадь там: до ветру просись.Поклонился закоперщик честной артели, да с собачечкой в кармане в стольный град

двинулся. Долго ли, коротко ли, а приехали в главну столицу. Филька по нужде из кармана аж разиков пять в дороге просился, эстолько долго доберались.

На входе урядники из-за пояса у закопершика старинный кованый топорик тово само-во досюльново Нестора вынули: «тебе это без надобности! Тута пилы в ходу, да и то исклю-чительно у большого у начальства – буджэт пялить». Заходют. Чиновников – тьма! Морды жирные бриты – это штобы по усам-то не текло, а самая малая крошечка прямиходно в рот попадала. Рты у боярства настешь да нараспашку – и этто понятно: штобы народишко нера-зумный в рот начальственный глядел. Ешшо кастюмы на их натянуты хитрые: ворот начис-то спорот. Это штобы брань народная на том вороту не висла. И у каждого карманы доверха мздой набиты. Мзду, значит, имут. А у нашего закоперщика котомочка софсем порозна.

Нескоро отыскали нужной кабинет. Выбежал ему навстречу номенклатура, ошшупал котомку, за пазуху заглянул – ни шиша у просителя нету. К травке было антерес возрос: «не от модной ле болести простатиту в помошш? А то мы все тут мучаимся». – «Не от проста-титу». Сдвинул грозно брови соболиные, упер руки в боки державные, да тут Филька мор-дочку из кармана высунул.

Хышное чиновьё увидало малую жалкую собачку, дак от умиления завизжало.

��


��


— Ой, какая прелись! — А это – Вам, нашелся закопершик. С поклоном подает. И все бы у них получилось, уж и кольцо золотно номенклатура отрыл, хочит его с

пальчика на пальчик на десницы державныя пириминить. Токо покашто шуйцу к собачёнки тянет, погладить хотит. Дурачок с непривычки оробел и на стол нагадил пазорным образом. Конечно, от начальства мометнально в ухо и огреб. Чтобы назлить просителям, мелки со-шки набижавшие колечко в унетаз упустили. Заплакал Филя горючими слезами, и в челове-ка превратился. Насилу с закопершиком оттудава ноги сваи унесли.

Артелька из кольца разбрелась по халтурам, да тихонько сгинула.

Пошто, отвечу, дурачок не добился ничего, да и в волка обешшанново ни разу не обернулся? Трешшинка в том камне образовалась, оттого часть силы вышла, ничо тол-кового камень сделать боле не может. А с волком – друга накладка. Похоже, Филька наш сортом помельче удался, чем народ досюльный, былинный, стародавний – на которово камень тот был антптичным калдуном-Тефагором рассчитан. Оттого камню и не удалось из бажоного волчару вылепить.

Филька ж опосля опять к каменью тому пришол. Заклеить трешшину захотел. Про клей самодумно докумекал, хоть и дурак. Увидал, што поддатой мужичок прямо на улицы навострился свои ласты склеить – клей у него и стянул. Токо смазавши камешок, забылся, да ж.пой на ниво и сел. Конешно, прилип. Вот дурак: вместо чтоб самому свою судьбинушку горемычную выпахивать – ж.пу теперь от камня не может оторвать. Вот так оно часто бываит у мужиков из хорошего, работящего, православного народа русс-кого. По видимости ого-го скоко готов мушшина наворотить, да к девану али бутылке бутто накрепко прилипши живет.

А Феклуша по городам, по странам ездит, Филю ишшет. Сильно ей хочится мужа лю-бимова да от нево детушек. Уже шведские столы поперег горла стоят, от звезд отельных в глазах рябит. От бесконечных спа курортцев цулюлит начисто с боков слез, загорела качественно: мужики глаза пучат и шеи сворачивают. А всё не может никак найти свое счастьицо, горемычная.

Ежели хто летом на остров Кисы (или Кожи? Никак не вспомню) приплыть сподо-бится, найдите там Филю-то. Где-то он должен на камне сидеть. Покричите «Филя, Филя!» – его может уж и не видать, крапивой зарос. Скажите ему, что Фекла его, дурака, повсюду ишшет.

А ежели совсем уж не жалко, дайте ему свою мобилу, Феклуше позвонякать. Номер-то дефкин на платке вышит, что дурак за пазухой держит.

Вот тут и сказочке конец. А кто смог до конца дочитать – молодец.


Написать чего-нибудь добротного да крепкого, ежедневно выкладываясь в честном плотницком ремесле, нереально почти: для гладкого книжного слова телу и мозгам пот-ребно внешнее безделье. Потому как хоть карандашик в руку и прыгает постоянно, да все безбуквенную, бессловесную черту по дереву ведет. Дабы по той черте тут же ровненько лишнее аккуратно стесать топориком. «Написано пером – не вырубишь топором» – плот-нику слова эти велят черты не перерубать. А то дырка получится, – ветер в дому гулять будет.

— Что ты делаешь? – строго вопрошает труженика досужий мудрец из давней притчи.— Тяжеленные доски таскаю, – отмахиваюсь, не вникая.

Что мне до незнакомого путника? У меня сейчас чуть «косяк» не вылез: в такую минуту могу и матом послать. «Пустая голова и болтовня облегчают долгий путь», очень метко ска-зано. Каждый день тысячи туристов сходят с кораблей на Кижи, малый островок над Онего. Побродят недолго, и обратно на кораблики лезут... истаивают вдали.

Тело честно трудится день за днем. Не сильно кровельные доски и тяжелые. А подтесок – этот и подавно, – дюймовка невесомая. И вот уже золотится свежим тесом традиционная крыша «по курицам и потокам».

Каждый рабочий день укладывается очередным бревном в сруб моей жизни. День за днем – бревно за бревном. Неделя за неделей – венец за венцом. Месяц пролетел: на четыре бревна поднялась стена. Между бревнами труда ежедневного – небольшой аккуратный паз свободного времени. Утеплен где мхом, а где льняной паклей немудреных ремесел – руки усталые вечером занять. Ночь вбивает в бревно последнего рабочего дня два-три крепких нагеля снов, и утром привычно шагаю на работу...

— Что ты делаешь? – не отстает с вопросами праздный мудрец. — Деньгу зашибаю, – лукавым глазом метко оцениваю реакцию на мой ответ.

��


��


Спиной чую – стоит и смотрит. Ну, вот тебе, дяденька, полюбуйся «игрой плотницкого топора в русской руке». Капельками влажнеет лоб.

— Что ты делаешь? – лишь взглядом уже вопрошает.— Культуру нашу берегу по мере сил и разумения.

Делаю свое дело. Как хочу, как знаю и умею. Над домом-то мы трудимся непростым. Тут мастерская по реставрации икон разме-

щаться будет. Дом-памятник деревянного зодчества. Простые деревенские мужики срубили согласно соображениям меры, красоты и пользы. Мы это искусство подхватили: живы пока – не исчезнет традиция ремесла. А после другие мастера свои крепкие плечи подставят, веч-ную эстафету поколений переймут.

Средство есть, – окошки чистые прорезать в рутине дней, – чтобы глядели, как очи. Это средство – душа, что трепещет от красоты вокруг, да друг-фотоаппарат. Потому что тело крепко загружено делом. Оно, тело, трудиться должно, пока может. Достоинство мужчины – мотать головой, стряхивая пот, ибо руки работой заняты. Да и что это за русский, если то-пором думать не умеет? Разум ведет руку: как бы половчее дело справить? По-дедовски – да с удалью. А душа – она остается при мне.

И вот иду вечерком с фотоаппаратом по острову Кижи – и время останавливается. Сам замираю, любуюсь закатом. Вглядываюсь в луговые цветочки. Подмигиваю комарику на тра-винке: «не лети мою кровушку пить: прихлопну!» Всматриваюсь в красивые лица. Вымокаю аж по шею, разыскивая в травах лысенький холмик с земляникой. В награду вижу, как дож-девая капля повисает на алой душистой ягодке. Часовни стоят на вершинах, труд ушедших братьев-плотников – животворят пейзаж; Бога не дают забыть. Это – Русский Север.

Без наших глаз все это – как книга без читателя. Некому извлечь смысл и красоту.

Не болтай с туристами, Фил!

Всего три часа стоит круизный теплоход у острова Кижи. Этого вполне довольно: на двухчасовую экскурсию, на потолкаться перед сувенирными лотками да выпить банку пива. Самые любознательные торопливой рысью осматривают ближайшие окрестности всемир-но известного музея.

Все лето и я тут. Меняем сгнивший тес на крышах, поднимаем и выравниваем просев-шие срубы, заменяем истлевшие венцы. Парой домкратов отодвинули от озера амбар: да мы и не такое могем.

С туристами мы не разговариваем. Молчаливо плотничаем, ободряя порой друг друж-ку тихим матерком.

Это потом, когда закончим работы и уберем мусор; когда вернется в интерьеры уютная, надежная традиционная утварь; когда мастерица в сарафане склонится над ткацким станом или присядет в уголке с прялкой… Вот тогда с группой туристов войдет обаятельный, обра-зованный экскурсовод и компетентно растолкует про житье-бытье крестьян-хлебопашцев.

Туристы после экскурсии, они такие одухотворенные. Светлые такие, притихшие. Трепетно несут в просветленных душах прекрасный образ русского деревянного зодчества: хрустальный, прозрачный: безупречный.

Бредут тихонечко мимо выставки плотницких узлов и конструкций, мимо амбара из деревни Воробьи. На Кижский погост оглядываются. Фотографируют.

Такие восторженные: беззащитные.

Которые на тропку к причалу, к своему теплоходу уютному вовремя не свернули, – эти прямиком в экспозиционный сектор «Пряжинские карелы», к амбару из деревни Коккойла выходят…

Подле амбара я на боку валяюсь. Тихонечко матерясь, по локоть ковыряюсь в залитой черной зябкой жижей яме под западной стеной. Площадку под домкрат-двадцатитонник пытаюсь организовать. Подходит дама, восторженными глазками блестит: «что Вы тут де-лаете?»

— С-сук э.. – «суседко», «амбарный». Залез, знаете, под амбар, в никакую вылезать не хочет!

— Ах! Как прелестно! Это такой как бы домовой?— Да, он самый и есть. Хочите, покажу его Вам, сударыня?— Конечно! Очень-очень хочу!— Минуточку, сударыня, живехонько позову. – Начинаю орать строгим грубым голо-

сом под амбар: «Эй, ты, на! Урод на омбарной! Вылазь на, козел ванючий! Дамочка! специ-ально хрен знает откуда! приехала! На тебя на, мудака, посмотреть жалает!»

— Минуточку, сударыня! – масляным уже голоском оборачиваюсь к женщине. – Сейчас, мигом выудим говнюка на белый светушко! Он магнитики на холодильник

�0


�1


коллекционирует. У Вас нету? Жаль. Мигом бы вылез! На фига амбарному магнитики на холодильник, как полагаете?

Никак не полагает сударыня…Шарю под амбаром. Фальшиво умолкаю ненадолго. И внезапно ору визгливо, отчаян-

но. Руку выдергиваю:— За палец тяпнул, зар-раз-за. Ну, я тебе!..Подошедший плотник-сотрудник не выдерживает, гогочет. Сударыня недоуменно

уходит.

По недосмотру начальства территорию вокруг дома крестьянина Яковлева поручили огородить мне. Реставрационные работы начинать будем, так чтобы посторонние по рабо-чей площадке не шлялись. Даже если никого не зашибет, мы санкции огребем за нарушение техники безопасности.

Турист, пока работа у меня только начата, козью морду состроить норовит да и шмыг-нуть мимо недостроенного забора к дому. Мне, некурящему, вместо папироски с новым человеком поболтать – все отдых. Эх, и понесло ж меня, болтунишку.

— Куда! Стой! Э!.. Ладно, фотографируйте. Последние две недели дом тут стоит.— Ой, как это!?!— А… продали его. Олигарху. Э… Брынцалову. На Рублевке теперь стоять будет.

Следующим туристам врать про Рублевку уже скучно. Слово за слово, и откры-ваю страшную тайну: «… разберем домик, и улетит он, мнэ… э… В Америку улетит. Под Вашингтоном стоять будет».

— Вы это серьезно!?! – спрашивают хором.— Нехорошо на Кавказе получилось, знаете. Там (тычу пальцем в чайку, летящую над

головой) решили презентовать США немножечко культурного наследия. Из нашего музея выделен этот вот дом.

— А что мы с этого будем иметь? – вырывается у мужчины солидного вида. Не иначе, бизнесмен.

— России! – улыбаюсь снисходительно, – дадут потратить денег из стабилизационного фонда. Он хранится в американских банках: общеизвестно.

— Так и есть, – мужчина сникает. «Ух ты, как достоверно получилось!» – радуюсь я. Удаляющиеся спины выдают лю-

дей, переполняемых сенсационной новостью. «Где будет стоять?» – наклоняется муж к жене. «Под Вашингтоном!» – отзывается та.

Угрюмый прораб привлекает мое внимание легким свистом и выразительно крутит пальцем у виска. Ой! Понимаю, что перебрал.

— Господа! – торопливо ору вслед туристам. – Не вздумайте никому звонить об этой безделице, господа! Помилосердствуйте, ну какой Вашингтон – тут же музей федерального значения! Сочинил я все.

Теперь они по-настоящему потрясены…

К обеду доделал забор. Делов-то! Но успеваю еще поздравить каких-то москвичей с по-бедой китайцев в тендере на строительство Кижского Диснейленда. «Да. Вместо музея. Это же все старенькое, домики гниют постоянно. Гляньте, климат-то какой – дожди да дожди…

— Это-то понятно! – кивают, соглашаются вроде… А глаза невеселые. Ободряю, как могу:

— Какие кайфные аттракционы тут будут через пару лет! А рабочие места!?! Хоть меня взять: вместо, чтобы целыми днями бревна да доски таскать и бензопилой жужжать, прогули-ваться буду в смешном, чистеньком костюме Микки Мауса. С детьми фотографироваться!

— Это-то понятно. Это-то как раз понятно…

�3

МНЕ ЧАС ТО СНИТС Я КИТА Й

В Поднебесную, на родину Лао Цзы и Конфуция

В прошедшие века увидеть Китай своими глазами было фан-тас-тически непросто! А он манил, таинственный и далекий Китай…

В 1551 году Ричард Чанселлор, Себастиан Кабот и Сэр Хью Уиллоуби основали «Тайну и Компанию Купцов – Искателей Приключений для Открытия Регионов, Доминионов, Островов и Мест неизвестных». Первая экспедиция компании отправилась на поиск севе-ро-восточного прохода в Китай. Шторм разметал суда англичан. Два из них погибли вместе с экипажем у берегов Русской Лапландии. Третий, галеон «Эдуард Бонавентура» под управ-лением штурмана экспедиции Чанселлора, благополучно бросил якорь в гавани Холмогоры. В Москву кинулся гонец, и царь Иван Грозный пригласил экзотического визитера прибыть для аудиенции при царском дворе.

Чанселлор проделал путь более 1000 км и обнаружил, что Москва – большой (больше, Лондона) и примитивно выстроенный город из дерева. Так англичане «открыли» Россию, положив глаз на бездонный рынок для английской шерсти в обмен на меха и прочие товары. В Англию Чанселлор привез письма царя, обещавшие торговые привилегии. Компания была переименована в «Московскую Компанию»: здание ее штаб-квартиры, именуемое «Старый Английский Двор», построенное еще во времена Ивана Грозного, по сей день стоит недале-ко от Московского Кремля. Но по-настоящему страстно британцы хотели в Китай!

Дженкинсон, сменивший Чанселлора, пытался добраться из Москвы до Китая посуху. Не дошел. Экспедиция англичан под руководством Берроу пыталась достичь Китая северо-восточным путем: дошли только до пролива между островами Вайгач и Новой Землей.

Британцы потом все-таки пришли в Китай, несгибаемые хозяева морей. И таки сделали это не без помощи Московии: львиная доля канатов на кораблях англичан времен битвы с «Непобедимой армадой» была сделана в России.

Я еду в Китай, избежав безмерных невзгод. Вместо аудиенции у Ивана Грозного нано-шу визит в офис туркомпании. Небезосновательно полагаю: они куда успешнее Себастиана Кабота, и я увижу Китай. Маленький рюкзачок, фотоаппарат, доллары, путеводитель: сборы не-ве-ро-ятно легки. Не надо преодолевать непомерно огромное расстояние из Европы до Москвы с риском сгинуть в шторм или рассыпаться от тряски по жутким дорогам: я уже в

��


��

Мне часто снится Китай

Москве. Наша неспешная российская речная цивилизация давно проникла далеко на вос-ток и граничит с Поднебесной, авиация делает доступными любые расстояния…

Что знаю про Китай? Мало.Самые известные пять: компас, бумага, книгопечатание, порох и фарфор. Весомый

вклад Китая в материальную культуру цивилизации. Джэки Чан и герой Ян Ливэй, первый китайский космонавт.Таинственное и непонятное Дао. «Государство лучше всего маленькое, – писал Лао Цзы,

– Население лучше всего редкое. Сложные инструменты лучше не употреблять. Людям луч-ше до самой смерти далеко не ходить…» Следование Дао привело парадоксальных китайцев к прямо противоположному результату! Китай – третье по площади государство, с огром-ным населением в 1,3 миллиарда! Самые высокотехнологичные производства со всего мира стекаются сюда, а уехавшие в США китайские ученые получают Нобелевские премии…

Первые впечатления

Как передать лавину образов, звуков, запахов и вкусов, обрушившуюся в стране Китай? Попробую издалека, как заходит на посадку тяжелый Боинг.

Лет десять назад шли мы на лыжах по Финской Лапландии, разноязыкая команда со всей Европы. Полярная ночь. И в звездном небе разгорается безмолвная разноцветная сим-фония северного сияния! Даже я, бывалый северянин, и то замер, распахнув рот. А тут де-вушка из графства Оксфордшир. Видит эдакое великолепие впервые. Потрясение таково, что в ее эмоциях буря, по масштабу сопоставимая с небесной Aurora Borealis.

— Фак! О! Нэвэ! Нэвэ-нэвэ-эвэ! Ф-фак!Подхожу, тихонько касаюсь плеча:— Ванесса, правда, что Англия – родина Шекспира? Леди смущена, лепечет «сорри». Но, заворожено обводя широким жестом небо, потря-

сенно шепчет:— Да смотри же ты, смотри, какая фантастическая красота! Фак! О! Ф-фак!!!В душе ее гармонично звучит чистой нотой новая струна, свитая из небесных кра-

сот…Здесь, в Поднебесной, я впал в это состояние нехватки слов. В душе зазвучала новая

мелодия: в мои представления о мире сполохом северного сияния ворвался причудливый и многоцветный Китай!

Его не описать и не истолковать. На то он и Китай. Страна Чжунго – Срединная Империя. Поднебесная у-ди-вительна! Первая по населению, вторая – по количеству памятников ми-

рового значения под эгидой ЮНЕСКО. Третья – по площади. Китай – это одновременное путешествие в прошлое и будущее.

История и современность здесь так близки, что захватывает дух: иероглифам в обыч-ной утренней газете – больше двух тысяч лет. Современница античного Рима и древнего Египта, эта цивилизация единственная пришла сквозь бездну побед и поражений в XXI век. Кстати, в Китае и мире клан Кун, – потомки Конфуция, – насчитывает четыре миллиона человек. Это примерно равно населению Норвегии.

Страну осеняет алый флаг с пятью золотистыми звездами. Самая крупная символизирует Компартию Китая. «Железную миску риса» как символ равенства давно сменили призывы к стимулированию потребления. Пятизвездочные отели на острове Хайнань в уик-энды запол-нены почти на 100%: вот такой здесь внутренний туризм. Страна меняется так стремительно, что китайцы вежливо улыбаются: «два года сейчас похожи на целое столетие».

Они не такие, как мы. Разум китайца располагается в желудке, душа – в печени, а мысли исходят из сердца. Счастливая цифра – 8, а четверка – злополучная. Этот народ-романтик США называет «Прекрасная страна», а Германию – «Страна добродетели».

Моему фотоаппарату нашлась масса работы. Поезд на магнитной подушке Маглев мчится из аэропорта в Шанхай лишь вдвое медленнее самолета: скорость больше 400 км в час! Всей дороги в город – меньше семи минут. (Клац! – все смазалось на скорости) По улицам Шанхая снуют бесшумные электрические мотороллеры с теплыми ручками (Клац!) Из окон небоскреба Джин Мао с самой высокоэтажной гостиницей Гранд Хайят (с 53 по 87 этаж) видна телебашня Жемчужина Востока. А если глянуть вниз – автомобили на стоянке кажутся разноцветными жемчужинками. На то, как настоящий жемчуг сортируют ловкие девушки, мы наблюдаем на жемчужной фабрике. (Клац!)

Люди, цветы, небоскребы, воздушные змеи, пальмы: вокруг фотографируют и фотогра-фируются. Лаоваи фотографируют лаонэев, лаонэи фотографируют лаоваев*…

*Лаовай – «уважаемый иностранец», лаонэй – «уважаемый местный житель». Но в гла-за так не принято говорить…

Любовь

Два миллиона самолетов еженедельно летят из пятисот крупнейших аэропортов мира. Почему я доверился искусителям в одном из бесчисленных туристских офисов? Зачем поле-тел в Китай, а не остался дома?

��


��


Там, в Шанхае, я погиб. Я увидел ее, и весь остальной мир взорвался и перестал сущес-твовать. Я коснулся губами – ведь глупо жать руку богине: «здравствуй, товарищ Чи» – и влюбился мгновенно, по уши, как мальчишка!

Мы встречались с Чи каждый день! Каждая та встреча – феерия, страсть, чудо и безмерное счастье. Я млел, шептал ей самые нежные слова, я тянулся губами. Чи приня-ла пылкую любовь страстного варвара. Она дарила сказочное, фантастическое счастье. О, совершенная Чи!

Вы знаете, о чем думают многие китайцы, услышав слова «игра», «удовольствие» или «свободное время»? Теперь я знаю. Они думают о чуде китайской кухни. Попросту, о еде. О Чи*.

Китайской едой восхищался еще Марко Поло: «Ни одна кухня мира не в состоянии из почти ничего подарить нам столько блаженства».

Поговаривают, что маньчжуры последней императорской династии захватили власть только для того, чтобы поесть от души. Китайская кухня оказалась настолько хороша, что они не покидали трон добрых три столетия (1644 – 1911).

За свою долгую историю китайцы пробовали есть все. Нужда заставила. Эту нужду они сумели обратить в многоликую пользу, и в современной китайской кухне – самый интерес-ный и обширный в мире набор блюд. Около пяти тысяч рецептов! Есть китайская шутка: тут едят всех четырехногих, кроме столов, всех крылатых, кроме самолетов, и всех пловцов, кроме подводных лодок.

Для китайца еда – истинный культ, тонкое искусство, чистое наслаждение. Традиционное китайское приветствие «Чи фань ле ма?», аналог нашего «Как дела?», буквально означает: «ты уже поел?»

Через рот китайцы воспринимают мир. У нас считают людей по душам, в Европейских странах – по телам или головам, а в Китае – по ртам. Наш открытый рот часто олицетворяет ужас, а для китайцев он – ожидание от мира хорошего. Утешение и умиротворение Китай почти всегда находил в своей кухне. И я тогда пойму, что сумел перенять частицу этой муд-рости, когда в надежде найти утешение не напьюсь по-русски вдрызг, а по-китайски наемся вкусного.

Кулинарный девиз Китая – «гармония противоречий». Трапеза сочиняется, как музы-кальный шедевр: горячее и холодное, сладкое и кислое, мягкое и твердое – инь и ян. Баланс и гармония. Инь – женское и ян – мужское начало, есть в каждом человеке, просто в разных

пропорциях. Большинство фруктов и овощей относятся к инь. Считается, что они, влажные и мягкие, имеют охлаждающий эффект и питают женскую часть нашей натуры. Пища ян – жареная, острая, содержащая красное мясо – согревает и питает мужскую часть нашей натуры.

Эстетическим значением тут наделены и цвет, и пар. Запах и фактура блюд. Каждый новый кусочек – удивительное приключение для языка и зубов. Каждая приправа, каждая луковка, каждый капустный листок имеют строго определенное место в единой системе, и еда тут не просто удивительное наслаждение, она имеет оздоровительный эффект. Читал, что в Китае связанных с неправильным питанием заболеваний на порядок меньше, чем у нас. Лекарствами считается множество традиционных китайских деликатесов – плавники акулы полезны для почек и сердца, моллюски лечат печень и снижают кровяное давление, а птичьи гнезда очищают кровь…

Китай противоречив и парадоксален. В самолете, летевшем с острова Хайнань в Шанхай, симпатичные стюардессы-китаянки вместо еды вынесли по простенькой булочке да по жалкому кексику. Неслыханно! Пассажиры роптали.

Здесь, в Поднебесной, едят за круглыми столами. Чтобы яства были доступны всем едокам в равной мере, центральную часть стола делают поворотной. Черт возьми! А ведь додумался бы легендарный король Артур оснастить свой стол таким поворотным кругом, да озаботился бы найти сносного повара, глядишь, братство «рыцарей круглого стола» было бы живо и поныне!

Лао Цзы знал главное: «мудрый ищет пропитания, а не дорогих вещей». Первым вдви-гаюсь я за один из двух круглых столов, требуемых нашей компании в пятнадцать человек. Те, кто поприметливей, уже оценили мою прожорливость, выцеливают: а за какой сяду я? И выбирают другой.

Неумело пристраиваю палочки в руке. Нижнюю закрепляю неподвижно, а верхней па-лочкой пытаюсь двигать, захватывая еду. Похоже на птичий клюв наоборот.

Как описать вкус первого кусочка? Бабушка рассказывает сказку, и одновременно мне впервые повязывают пионерский галстук, звучит любимая песня, «да» – шепчет любимая. А вместе со всем этим – волшебно, восхитительно вкусно!

Довольно быстро навостряюсь дотащить в рот орешки, кусочки мяса. Заляпываю одежду и стол скользкими овощами в ярком соусе. Вкус ракушек с начинкой восхищает меня! Роняю на пол раковину и еще креветку с «хвостом птицы Феникс». Когда на поворот-ном круге мимо проплывает тарелка с очередным неведомым кулинарным шедевром, при-цельно выхватываю палочками лакомый кусочек, пока тарелка не проехала мимо. Все чаще

��


��


доношу пищу до рта! Эх, падает иногда обратно, или срывается у самого лица. Помедлив в бороде, чертит дорожку по груди и животу и шлепает об пол, заляпав по пути штаны. «Вот, косорукий», – нестрого ругаю себя, и нетерпеливо тянусь палочками за новым яством.

Этот стол – тонкая аллегория бытия! Не я путешествую в разные места: на поворотном круге жизни плавно проезжают мимо улицы, города, страны. Кружится передо мной нор-мальный удивительный мир. Я выхватываю из него отдельные впечатления своими нелов-кими палочками. Не к каждому блюду я тянусь, далеко не все удается донести до рта, и не все попавшее в рот удается понять, оценить… Здесь, в Китае, в компании друзей принято особо лакомый кусочек положить прямо в рот товарища своими палочками. Не это ли символ миссии писателя и труда читателя? Журналисту – увидеть и понять в путешествии нечто удивительное и важное, и предложить другим лишь самое вкусное и полезное... Читателю – принять удивительную безбрежность неповторимого мира.

Похоже, мне удается выхватить сущие крохи. Подумать только! Когда наши пращуры даже и не думали призывать варягов, ибо еще

не было ни русских, ни варягов, китайцы уже тренировали ловкость пальцев палочками. Вот уже добрых 3000 лет они едят палочками, а ложка нужна только для супа или соуса. «Приспособление для приема пищи: используется для преодоления расстояния между ртом и тарелкой, для всевозможных работ на кухне, на столе, возле стола и под столом. Палочки – это китайский эквивалент швейцарского ножа: ими можно открывать бутылки и ракуш-ки, переворачивать рыбу и нанизывать скользкие грибы и упрямых противников по борьбе кун-фу», говаривал Джеки Чан.

«Прекрасная страна», называют китайцы США. «Страна добродетели», – Германию. «Эгоу» – так звучит по-китайски слово «Россия». Мне смущенно говорили перевод – «Голодная страна». Отчего такое название? Похоже, наблюдательные послы и купцы из Китая обратили внимание на особую, тонкую метаморфозу русской кухни. А именно: как бы обильна и разнообразна ни была еда на щедром пиру, при появлении на столе самого невзрачного графинчика с водкою, она мгновенно превращается в закуску!

«Эгуо! Эгуо», красивым певучим словом перешептывались шанхайцы, пока я прожор-ливо лакомился кулинарными шедеврами с простого лотка в бедном узком закоулке. И зна-ете, с аппетитом своим, родину-то я не опозорил!

Я возвращаюсь домой, и все опять встает на свои привычные места. Выпускаю из рук сумку с подарками: шелками, жемчугами и чаем. Кружу в объятиях любимую жену. «Всех вкуснее на свете сушка с маслом да женка»! – старинная Усть-Цилемская поговорка описы-вает наше счастье как нельзя лучше.

В книге о сущности Дао и Дэ, написанной Лао Цзы на заставе Саньчуань, были и слова, которые я желаю всем вам: «Пусть еда у вас будет вкусная. Одежда красивая. Жилье удоб-ное. Жизнь радостная»

*Чи – это еда.

Диалоги о Чжунго*

Хохма. Русский дома.В Шанхай должны были лететь первого апреля. Встреча всех участников поездки в

Домодедово. Планировал я с утра встретиться по делу с товарищем, да не удалось. Он поз-вонил, когда я в экспрессе уже ехал в аэропорт.

— Привет! Мчишь в Китай? (прислушался) Ха! На поезде!?— Да какой там на фиг Китай! Только выпустили, из Москвы бегу, спасаюсь. — Что так?— Это подстава оказалась, с сайтом, про который я рассказывал, да и фирма липовая! — Ты что!— Три дня назад по моему паспорту шпион с чемоданом секретов в Иран свалил. Без-

на-казанно! Они специально искали такого как я, ну, похожего на этого шпиона, чтобы фото-графию не переклеивать! Он бороду налепил и очочки нацепил, вот и прокатило. Прикинь, Дим!

— Да ты что!!!— Меня били! (я провел языком по зубам и пощупал ребра) — Где? Ты что! Ты что, был в... В Фэ Эс Бэ!?!— Да, завербовали они меня, – рыдал я в трубку, – и тут же сменяли на компромат под

Березовского! Прикинь, живого человека поменяли на бумажонки! На документики! Да я от британцев-то убежал! На китобойном судне! Простым гарпунером! Димка, я кита убил! Черт! Трепло, – я ж подписку о неразглашении давал. Расстреляют меня теперь, Дима. И ты беги. Из страны, с континента и планеты. На луну! Оттуда изо всей человеческой деятель-ности видна только Великая Китайская стена, Дмитрий. Хоть ты увидишь Китай.

***— Шутка... ммм... удалась, – пришел в себя товарищ после долгой паузы. – Фил блин,

никак не могу привыкнуть к твоим выходкам.

�0


�1


Философ. Немец в Москве.Улететь первого апреля не удалось: рейс на пару часов отложили, отчего сменилась

дата. Все разбрелись ждать... Со своей кружкой пива подсаживаюсь за столик к задумчиво-му немцу. Поздоровались, разговорились, ух ты: оба летим в Китай. Этот умный, наблюда-тельный, остроумный немец много о Поднебесной поведал. С рассказов Кая Штритматера и началось, собственно, мое путешествие в Китай. Свое пиво я рачительно растянул на все два часа задержки рейса и рассказов.

— Даосы сплавили Инь и Ян в высшую форму Тайцзи. Они учили свой народ тому, что не бывает темноты без света, холода без тепла, женского без мужского, что хорошее не обходится без плохого, более того – они проникают друг в друга. Китайцы неплохо со-седствуют с противоречиями. Мы – нет, – говорит Кай. – Поэтому каждый из нас находит свой Китай...

— Поверь мне, Фил, Тайцзи, это совсем другое, чем серый цвет угасания, в котором добро и зло, плохое и хорошее – растворяется, превращаясь в хаос, в ничто...

— «Холод побеждают ходьбой. Жару неподвижностью. Покой – основа порядка в мире», говорил Лао Цзы. Вероятно, оттого никуда не спешащая Поднебесная, современница древнейших цивилизаций, и существует так долго. История Китая строилась на основе со-циального порядка...

— И что же!?! Века после Лао Цзы и Конфуция, и нате вам: кошмар «культурной рево-люции!»

—... на основе социального порядка, но не всегда в сочетании с социальной справедли-востью. Это актуально до сих пор: три тысячелетия общественную жизнь ханьцев** опре-деляли четыре философские системы: конфуцианство, легизм, даосизм и маоистский мар-ксизм. Слово «цзыю», – свобода, импортировано в Китай из Японии только в середине ХХ века.

— У нас нет понятия «покой» в социальном смысле. Какой у нас, русских, покой, Кай? Мы ходьбой пытаемся победить холод своего государства, совершенно по Лао Цзы. Потому и страна самая большая: во-первых пришли аж на Сахалин и Курилы, а во-вторых, теперь есть, где народу ходить...

(Ни фига себе темы для разговора за пивом! Слыхал я про немецких философов, но как бы мозги мои не начали уже плавиться.)

— Ты высок и бородат: на тебя будут смотреть с любопытством. Смотри и ты на лю-дей, будь любознательным, Фил. Китайцы разные. Люди вообще разные. Смотри и думай. Виденное глазами – истина, слышанное ушами – сомнительно.

— Ты познакомишься с лучшей кухней мира! Настоящая китайская пища не только насыщает, она помогает стать здоровым, а в идеале – еще и счастливым.

— Щи да каша – пища наша! – готовно отозвался я.— И в Китае это было! Давно, во времена Чжоу, главным при императорском дворе был

канцлер, его китайский титул цзяцзай означает: «главный повар, кухонный шеф». Титулы министров, подчинявшихся ему, были «повелитель соли» и «повелитель каши»! – парировал Штритматер.

— Давно я так познавательно не выпивал кружку пива! Мистер Штритматер, Вы под-твердили мое представление о немцах: каждый – философ. Скажите, в Германии многие соседи за столиком в пивной окажутся такими же качественными собеседниками?

Мистер Штритматер рассмеялся: «те, кто различает звуки, есть везде. Но их не может быть много»...

— ...Дружба, основанная на родстве душ, имеет в Китае древнюю историю. Как почти все в стране Чжунго. Настоящий друг по-китайски называется чжиинь. Дословное значе-ние этого слова: «тот, кто различает звуки». Я объясню тебе. История эта случилась в эпоху Борющихся Царств, между 476 и 221 годами до нашей эры. У берега реки Хань сидел в своей лодке чиновник Бо Я – мастер игры на семиструнной цитре. Проходил мимо дровосек Чжун Цзыси, простой человек, любитель игры на цитре. Когда Бо Я заиграл без слов мелодию о высоких горах, дровосек воскликнул: «Восхитительно! Мощно, как гора Тайшань». Бо Я стал играть о журчащих водах, и услышал: «Чудесно! Бьет ключом, как многоводные реки»... Когда Чжун умер, Бо Я больше никогда не прикосался к своей цитре: он потерял человека, который понимает звуки.

Я пригорюнился. Сколько же раз я ничего не сказал многим и многим Бо Я про то, что понимаю их чудесную игру на цитре? Я молчаливо иду по берегу своей реки Хань, простой дровосек... И мало-помалу начинаю понимать, как слушать и слышать то, что люблю. И как понимать то, что люблю... Сколько же раз я не находил настоящих слов для настоящих людей!

— Твоя игра на цитре мудра и удивительна, как страна Чжунго, мастер Штритматер! – мы уже прощаемся.

— Обязательно выпей китайского пива «циндао»: искусство изготовления пива в Китай привезли мы, немцы. Первая наша пивоварня в Поднебесной, «Германия», открылась в Циндао в 1903 году.

Я старательно смотрел и фотографировал. На снимках и в памяти остались очень разные люди: хорошие люди! Как же китайцы стали самым многочисленным народом на планете? «Родина» и «семья» в китайском языке издавна называют одним словом «Цзя».

�2


�3


Какие такие детские пособия? 12000 долларов штрафа стоит в Шанхае завести второго ребенка. И платят, и рожают второго. Преемник Конфуция, Мэн-цзы (372–289 до н.э.), говорил так: «Есть три вида недостатка любви детей к родителям. Самый страшный – не иметь потомства».

Ганьбэй! Финн на острове Хайнань.— Ты пьешь? – строго спросила Лилия из нашей китайской группы в аэропорту

Домодедово.— Д-да, – отвечаю с легким сомнением.Она решительно берет с прилавка магазина «Такс-фри» четвертую бутылку. Я спохва-

тываюсь и покупаю виски: кто знает, что ждет в Китае?С этой бутылкой я промучился, как обезьяна с астролябией. То не ожидал, что в рес-

торане, на глазах у всех, разлить по чайным пиалам по пятьдесят грамм для аппетита ни-как не будет пресечено, и у меня с собой не было. Потом было бы очень уместно достать и употребить по пути из Шанхая на остров Хайнань: на внутренних авиалиниях никакого алкоголя нет. Да на такой рейс не пронести: будет найдено и безжалостно вылито, если не окажется торопливо влито в себя, а от этого какое же удовольствие? Я нес свой виски в гос-ти, и наутро мне его возвращали из номера, где собирались накануне. Я порывался сбегать и выставить этот заколдованный вискарь на столик под теплым тропическим небом острова Хайнань. Но финн Тимо пресек суету, налил по второй, и ноги меня уже не держат, а мозг начинает превращаться в кисель.

Это все присказка к тому, как я выпил китайской водки с финном Тимо.Взбудораженному впечатлениями далекого путешествия трудно уснуть, и я решил

выйти на воздух. За столиком у отельного бассейна сидел одинокий светловолосый евро-пеец и бормотал по мобильному телефону. Я опознал его негромкую речь. Он говорил по-фински! Для меня, пожившего в Карелии, в этой части света он почти земляк! «Говорите ли Вы по-английски?» – осторожно начиню я.

— Точно! Садись, брат, – гостеприимным жестом он протянул стальной походный ста-канчик, – будь добр, ополосни в бассейне!

Познакомились. Я изумился тесноте мира, Тимо ответил китайской поговоркой: «Если судьба, так встретишься и за тысячу ли; а не судьба, так не увидишь и в Хельсинки».

От Тимо я тоже кое-что узнал про Китай. Что пьют китайцы в основном за едой. Их традиции запрещают пить в одиночку и на пустой желудок. Что пить надо с возгласом «Ганьбэй!» – «осушить стакан», а «пэн» – когда чокаясь, отпивают по глоточку, – годится только для женщин и слабых жителей США и центральной Европы. Что напиток мужчи-ны «байцзю» – «белый алкоголь», он же рисовая или просовая водка. Причем знаменитые

марки «Маотай» и «Улянье» дороги, да их и подделывают частенько, потому предпочтителен вот этот напиток, что на столе: 65° «Эрготоу», меньше евро за поллитровый флакон.

От плеснул в наши стаканчики из початой бутылки с иероглифами и сдвинул в мою сторону горку манго, взрезанную папайю и какие-то шипастые плоды. «Ганьбэй, Фил»!

— Ганьбэй! – опрокидываю свой стаканчик в рот.Господи! Какое это жуткое, отвратительное, ужасно мерзейшее тошнотворное пойло!

Я в панике вскочил, чувствуя, как жидкая ядовитая бомба взрывается в желудке, уничтожая мой организм. «Мамочки» – шепчу я сожженным горлом.

— Стыдись! Ты же русский человек. Так вот. О чем я? Месяц я не мог взять в толк, отчего здесь в Китае мой бизнес совершенно не идет. Пока не узнал случайно, что имя на слух китайца очень похоже на слово «х.»! – он захохотал. (Я судорожно пытаюсь вдохнуть). – Тут же отпечатал новые визитные карточки, без имени! Вот, прими, местные правила веж-ливости предписывают принимать и давать их большим и указательным пальцами обеих рук одновременно. Позвони через пару недель: мне нужен дельный надежный человек на поставках рыбы Тилапии и бананов. Слыхал, что Финляндия – один из крупнейших экспор-теров бананов в мире? Экспортеров!

(Я в это время всего лишь осторожно пробую дышать)— «Пить холодную водку вредно для моего желудка. Пить теплую водку вредно для

моей печени. Не пить водки – разбить мое сердце» – так говаривал мой китайский партнер из Гуаньчжоу, продолжал Тимо. – Ну? Ганьбэй!

— Фил! Китайцы живут совершенно в ином времени, чем мы, европейцы. Рассказывают, что Генри Киссинджер в начале 1970-х спросил китайского премьер-министра Чжоу Эньлая, что-де тот думает по поводу Французской революции 1789 года? «Еще слишком мало време-ни прошло, чтобы можно было судить», – услышал Киссинджер в ответ. Каково, а!?!

— Китайцы живут там, куда все издавна стремятся попасть! В самом центре мира! Они и есть оплот прогресса и цивилизации. Слыхал, в самом Китае «Опиумные войны» называ-ли «восстанием английской провинции»?

— П-почему д-для Запада мы – дикий Восток, а д-для Востока – дикий З-запад, Тимо? – формулирую я уже с огромным трудом. Английские слова в моей голове тоже впали в лютое опьянение. Разбрелись, как пьяные британские матросы по кабакам Кантона 170 лет назад.

Ответа я не помню. Было что-то насчет «править большим царством – что чистить мелкую рыбешку», и угрозу дочиститься этих рыбешек до того, что черноволосые некруп-ные люди будут певуче выговаривать «Матуска-Рюсь», не понимая смысла, но очарованные звуками древнего языка...

Его карточку визитную я потерял. Наверное, тогда, когда меня мучительно тошнило в лазурный бассейн. Полное безумие: я осушил четыре, а то и пять порций этой невероятной

��


��


дряни. Я не помню, как добрался в номер. Судя по одежде, земля то и дело ловила меня в свои объятья. Помню одно: обернулся, а Тимо сидит за своим столиком прямо. Одинокий светловолосый европеец. Крепкий они народ, финны!

Теперь я знаю ответ на давний бессильный вопрос: «неужто нету у русского челове-ка обороны против водочного соблазну?» Есть оборона: китайский байцзю Эрготоу. С той ночи два года водку я не пил ни разу. Никакую. Лишь гляну – тошнит. Думаю, эффект полу-чился не меньший, чем от проповедей против пьянства Вэнь Вана, мифического основателя династии Чжоу.

На следующий день я стал вполне адекватен только к вечеру, после дегустации пре-восходных сортов чая и вымачивания в термальных источниках и бассейне с лечебными рыбками.

Книги. Ханец в Шанхае.Утро. Полтора часа свободного времени. С фотоаппаратом на груди, карточкой отеля с

адресом по-китайски и чжинаньчжэнем*** спешу посмотреть Шанхай! Книжный! Решительно вхожу. Рассмотреть книги, это способ понять важное о стране

и культуре. Книги – духовная Чи****. Звякнул колокольчик, девушки-продавцы улыбнулись новому посетителю. Паренек на мгновение поднял взгляд от книжки.

Древнейшие письменные памятники Китая – гадательные надписи на бронзе, камнях, костях и черепашьих панцирях известны со второй половины второго тысячелетия до на-шей эры. Древнейшие памятники литературы – «Шуцзин» («Книга истории») и «Шицзин» («Книга песен») датируются первой половиной первого тысячелетия до нашей эры. «Книга Песен» почти три тысячи лет назад прославляла чудесный мир, где «были звуки, но не было болтовни».

В Китае пишут лаконично. При переводе из страницы текста по-китайски получается 2-3 страницы по-русски.

В книжном, с утра, два парня и девушка читают! Мужчина средних лет, сидя на полу, что-то срисовывает. Их не гонят вон, как меня из чопорного московского «Библиоглобуса»! Под потолком висит телевизор, оттуда негромко доносится медитативная музыка. Рассматриваю книги. Яркие иероглифы на обложках. Целая полка переводных и местных книг на тему «как стать миллионером» или «как поступить в Кембридж». Альбомы по ис-кусству. Художественная литература...

В магазин заходит старичок. Кланяемся, он что-то спрашивает по-китайски, я улыба-юсь беспомощно, по-русски бормочу «простите, не знаю китайского».

— Не бойся, что не знаешь, бойся, что не учишься.«А? Ой, я понял, что он сказал! Он же говорит по-русски!»

О чем говорили в книжном магазине? Конечно, о книгах. Мы сидим на ступеньке у двери в подсобку. Уважаемый Чжан-лао говорит, я слушаю…

— Получается, китайская письменность – старейшая в мире?— Иероглифы объединили Китай. Это произошло в 221 году до н.э., когда иероглифы

приняли обязательную для всех форму квадрата.Никто не знает точно, сколько всего иероглифов. Узнаешь 3000 иероглифов – сможешь

прочитать меню в ресторане и название улицы. Захочешь читать газеты – придется выучить не меньше 7000. Знаменитый словарь Канси насчитывает 47000 знаков, и все их не знает никто…

Дедушка спросил что-то у девушки-продавца. Она принесла книгу о каллиграфии, по-дала с поклоном двумя руками.

— Иероглифы красивы сами по себе. Смотри! За столетия на многих китайских карти-нах сделаны каллиграфические надписи известными художниками. Обычно они выражают восхищение картиной. Иероглифы только повышают ценность картины.

— Это что? Если бы Василий Петров написал что-нибудь на картине Карла Брюллова?— И от этого ее цена на аукционе взлетела бы на миллион долларов! И еще.

Иероглифы не имеют ничего общего с произношением слов, которые изображают. Им не нужно следовать за изменениями и развитием разговорного языка. В иероглифах – ды-хание вечности!

— Наш народ издавна уважал книги. Раньше верили, что в шестое судилище ада Диюй – на севере, под морем, – попадают среди прочих грешников и те, кто при жизни непочти-тельно обращался с исписанной бумагой и книгами. В этом судилище вырезают сердца и бросают на съедение псам.

— Скажите, а современная молодежь? Знают, чувствуют традиционную культуру? — Молодой ханец со средним образованием сразу опознает знакомые иероглифы в

тексте XII или VIII века, выгравированные на стене храма. С некоторой долей везения он прочитает текст. Листья нашего дерева знают о питающих их корнях.

— Вот! Ваша страна – живая. Такие доверительные отношения с собственной историей для нас недостижимы…

— Лучше не знать иероглифов, чем не знать людей, – улыбается мистер Чжан.

Я шел в гостиницу, не заходя больше никуда. Я шагал медленно, боясь потерять тонкое чувство единства с человечеством. Я боялся вернуться в торопливую суету своей отдельной жизни слишком быстро...

��


��


Скупые комментарииЧжунго* – Срединная страна – Китай по-китайски.Ханьцы** – около 93% населения Китая, именно их мы называем китайцами. Более 50

остальных народов общей численностью 85 миллионов человек официально называют «ма-лыми народами».

Чжинаньчжэнь*** – компас. Дословный перевод с китайского – «игла, указывающая на юг».

Чи**** – конечно, это пища.

Я в Китае красавцем прослыл

Я отнюдь не совершенен. Бывает, опечалит собственная ограниченность, или безде-нежье уязвит, а то досада возьмет от беспомощности перед текущим краном.

Гляну в высь горнюю с шестка своего малого на известных и мудрых, красивых и ве-ликих. Так и те недовольны. «Во многой мудрости – многие печали,» – вздыхает Экклезиаст. «Господи, да был ли я счастлив хоть бы один день в моей жизни?» – отчаивается Наполеон. Или хоп! в новостях сообщают: актриса-красавица, которой восхищались тысячи мужчин, отравилась от неразделенной любви...

Мало ли в нас недостатков; ну, или того, что кажется нам недостатками...А чтобы красавчиком заделаться, – этого я никогда не хотел и не собирался. Не девка ж

красная; с лица не воду пить. Ну и прочее.

И вот, между прочим, бреду сам по себе ранним утром по Шанхаю в сторону набереж-ной реки Хуанпу. Сонный – страсть. Всю ночь вскакивал, рассвет ждал ради фотосъемок. Раздраженный – проспал в итоге. Самую малость боязно – утром тут все иначе. Улицы заби-ты велосипедами и мотороллерами, люди на работу спешат. Вокруг совсем другие мир, ритм, цвета, запахи и звуки. День с вечером, и те были полнейшей экзотикой! Но там были наши из русской группы, частенько туристы-европейцы на тротуарах попадались. Да и китайцы в магазинах, лавках и на улицах ожидали нас, туристов. А сейчас – особый мир, не подразу-мевающий присутствие меня, иностранца-лаовая.

Выруливаю на набережную Бунд. Что творится! Ой! Вот танцуют под музыку, поодаль занимаются Тайцзи-Цюань, далее седой дедушка с резким криком делает стремительный выпад длиннющим бамбуковым копьем, и стальным наконечником в две ладони чуть не

срезает ушко пригожей девушки. Та кланяется: поняла! Множество людей бегают трусцой, машут мечами, запускают воздушных змеев! Многие просто гуляют. Люди вокруг красивые. В дедушках есть мудрость, в старушках – радость. В мужчинах – энергия, в девушках есть очарование.

Сам я, смутно пока, поражен новым, чудным, сказочным чувством. Ловлю на себе мно-жество взглядов. Фотографируют: и открыто, и украдкой, исподтишка. Или кто-то осмели-вается попросить рядом встать, – и набегает народу, – и вот я в центре компании, выкрики-ваю «цецзы» – баклажан! И все мы покатываемся со смеху.

Иду – две девицы поравнялись, шагают-жмутся рядом. Теряюсь – что делать? Замечаю забежавшую чуть вперед их подружку, нацелившую на нас фотоаппарат. Щелк! И все трое, с детской непосредственностью, весело хохочут – ура, мы на фото с лаоваем-иностранцем!

О, понимаю! Да ведь я – редкостно красив! Я слышал про особое обожание китайцами гостей европейской внешности, ростом выше 180 см, бородатых...

Как дивно быть красивым! Я перестаю сутулиться, разворачиваю плечи, выпячиваю грудь. Украдкой взбиваю пятерней бороду, чтобы была попушистее – привлекательнее. Распахиваю глаза и широко улыбаюсь. Впервые в жизни понимаю, КАК всеобщая атмосфе-ра обожания бодрит красотку на летней набережной! И насколько мил восхищенный щебет фотоаппаратов, жадно запоминающих ее прелести сотнями фотоснимков!

Я щедро позволяю меня разглядывать. Вышагиваю медленно и плавно. Моргаю редко, чтобы случайно не испортить кадр.

Дяденька китаец восторженно ловит мой взгляд. Киваю благосклонно. Он что-то вос-хищенно лепечет. Улыбаюсь ободряюще; вот так запросто сошедший со своего Олимпа герой. Он кланяется. Киваю великодушно. Обмирая счастья и своей дерзости, – тихонь-ко тянет за бороду! Отдергивает руку, кланяется, сияет глазами по сторонам. Видели? Она НАСТОЯЩАЯ! Очевидцы восторженно ахают от удачи соотечественника и своей причас-тности к чуду!

Радостно хохочу. Из гусеницы я превратился в прекрасную бабочку! (Не вполне уве-рен, достойно ль это сравнение похвальбы на родине шелка? Миссия гусеницы – погибнуть в кипятке ради прекрасных шелковых тканей. А что будет с той бабочки?) Другими слова-ми, я обернулся красавцем, не изменившись ни внешне, ни внутренне – как герой даосской притчи.

Фи, – морщу свой красивый носик. Мне можно больше не стараться быть умным – я красив, как Парис, или... кто там есть из современных секс-символов? В общем, как все Голливудские красавчеги, вместе взятые, включая даже самого Джонни Деппа в роли капи-тана Джека Воробья!

��


��


Мне лишь мучительно хочется одного: понимать Чжунвэнь (китайский язык): что они болтают про меня?

Двух суток хватает довести мою красоту до совершенства. До анекдотичности. Имею ввиду анекдоты про блондинок.

Выходим из ресторана; наша группа уже на острове Хайнань. В голове шумят «ветер и дождь». Это такой поэтический китайский образ вина. Делаю вид, будто размышляю над словами даосской притчи: «Красавица сама собой любуется, а я не понимаю, в чем ее красота. Безобразная сама себя принижает, а я не понимаю, в чем ее уродство». А на са-мом деле ни к селу, ни к городу, вспомнил некогда вычитанное предостережение династии Мин: «собачье мясо нельзя готовить в водке, это может стать причиной геморроя». Вот почему мы в России не кушаем собак – просто не умеем их готовить; в нашей жизни и без того сплошной гемор...

На выходе две девушки кланяются выходящим и входящим. Я их увидел – ой, я пони-маю, в чем их красота, и неважно, что там они себе думают, в своих даосских притчах.

Прошу сфотографировать. Конечно, не устояли, растаяли под напором моего очарова-ния, романтизированного ветром и дождем. Ведь моя красота, по китайскому выражению, такова, что «хочется полакомиться».

— Могу прислать фотографии. Есть е-мэйл?Одна чуть понимает по-английски. Электронного адреса нет, но имеется почтовый.

Большим и указательным пальцами обеих рук принимаю переданную с поклоном «мин-пянь» – визитную карточку. Ой! Пялюсь на иероглифы, как мартышка на витрину с мобиль-ными телефонами: позвольте, а что тут, собственно, адрес? С улыбкой подчеркивает строку: «Вот, пожалуйста!»

— Стоп-стоп-стоп! Посмотрите-ка на меня: я махровый лаовай самого некитайского вида! Красивее меня только Дольф Лунгрем, если сумеет отрастить бородку, и... м-нэ-э!... И, пожалуй, Майк Тайсон, если научится улыбаться и говорить слово «сиси» – спасибо! Милые, я ж под угрозой расстрела не сумею перерисовать иероглифы на конверт! Я красивый блон-динка, я в китайской грамоте туп – по-настоящему туп!

Улыбаются непонятно по-восточному: ну тогда и не надо фотографий, если они такие же глупые, как очаровашка-фотограф.

— Как хоть имена ваши, прелестницы?— Наши? Пишет четыре иероглифа на обороте: «вот!»

«Незнание глубже, знание мельче. Незнание внутреннее, знание – внешнее». Мне му-чительно хочется уметь читать по-китайски. Добрый миллиард людей способен на это! Мой миленький лобик потеет от мучительного умственного усилия. Ой, морщинки будут. А употребить жемчужную косметику, разглаживающую морщины, боюсь: капнет на мозг, – и тогда все. Кто я тогда буду, без извилин? Я уже готов поклясться не быть интеллектуальным шовинистом, никогда не рассказывать анекдоты про блондинок...

Тут выходит наш гид, и понимаю, что я не настоящая блондинка. Крашеная! Я мгновен-но придумал выход. Прошу Гуо Личенга скопировать имена и адрес в мою тетрадку, чтобы дома отксерить и наклеить на конверт с фотографиями. Изячный ход, а!?

Дома на оборотах фотографий рисую свою стилизованную бородатую рожицу, и, когда жены нет рядом, вывожу вокруг алые сердечки. Тщательно пишу печатными буквами об-ратный адрес – кириллица кажется мне куда проще для каллиграфии!

Разумеется, ответа от них нет...

Мудрый способен быть красивым, богатым и научиться чинить водопроводный кран. Но способен и не делать всего этого, когда не хочет: я приобрел некоторую взвешенность самооценки. Мало ли в нас недостатков; ну, или того, что кажется нам недостатками? Они – продолжение наших достоинств.

Иногда простую, давно и хорошо всем известную мысль ослепительно понимаешь только далеко-далеко от дома.

И потому жизнь особенно хороша оттого, что можно путешествовать!

P.S. И лишь сейчас придумал неплохое название: «Глухарь в лебединой стае».

�1

ЛЮБ ОВЬ Русский рыцарь Блэйсдон

Три месяца я путешествовал по Англии и Уэльсу. Здесь очень просто быть туристом: питательны жирные сливки древней культуры; вкусны сочные деликатесы ландшафтов, за-мков, всяческих заманчивых диковинок. Я привез цветные фотографии и яркие буклеты. Я собирал камешки и раковины на берегу Ирландского моря. Я сохранил ветку омелы, кусо-чек тисовой коры и щепку от дерева, смытого горным ручьем семь тысяч пятьсот полово-дий назад... Подобным образом в долгом плавании обрастает смоленое днище шхуны. Мы подбираем это «на память», чтобы дома, – в сухом доке, – восхитить домоседов накопленной под бывшей ватерлинией экзотикой Эдема. Всего-то нужно лишь распахнуть глаза. Пошире распахнуть глаза.

И какая же все это несущественная ерунда и безделица!

В Англии, в графстве Глостешир, выстроен замок Блэйсдон холл: XIX век, витражи окон, высокие своды парадных залов. В том замке я вспыхнул и стал стремительно выгорать. Что мне тот замок... когда в светелке на третьем этаже живет русская принцесса. Я влюбился и погиб.

Я безнадежно сох. Вставал ночью и уходил в туман, бродить по парку и полям. Черные силуэты дубов тянули из молочной мглы ветви с сучковатыми кривыми пальца-ми. Мохнатые лианы оплетали могучие стволы. Капли падали с деревьев звучно, как удары хлыста. Привидения теснились за спиной, ждали случая испугать до смерти... Не до них мне было, не до них. Брел незряче, пугая ухоженных английских овец.

Прислонившись к секвойе, смотрю на ее окошко. «Протяну в это окно букет: признать-ся в любви и умереть!» Нужны цветы. Немедленно! Бегу в парк, ищу цветочки: нарциссы или там примулы. Фиг! Их время наступит не раньше марта, а нынче январь. Какие в январе цветочки? Тут и сказочные джентльмены Двенадцать Месяцев не помогут. По-мальчишески прочесываю деревеньку: пусто, нету цветов, которых бы натырил во тьме. «Черт, черт, черт!» Я готов отдать любимой жизнь, но не могу добыть цветок.

�2


�3

Любовь

Ноги принесли в паб «Красный олень». Ноздри щекочет запах: в камине ярко пылает каменный уголь. По стенам старые фотографии и картины. Древние, почерневшие, породис-тые балки поддерживают беленый потолок. Фермеры у стойки беседуют густыми хриплыми голосами... Пинта Гиннеса плавно движется ко мне с протяжным «Thankyou-u-u!» Делаю объемный глоток. Пиво не лезет в горло. Я здесь, чтобы добыть цветы!!!

Коренастый фермер в кепке наконец уясняет, что мне нужно: цветочек для любимой. Восторженным рукопожатием почти ломает мне руку: «у жены есть – я дам тебе цветок, парень!» Шекспир научил свой народ сочувствовать влюбленным.

Фермер с женой, обнявшись, смотрят вслед. Бегу к замку. «А я ей скажу: вот, цветочек принес. А она улыбнется и скажет: спасибо, Фил. О, как она улыбнется! А я пожму плечами: да пожалуйста. А она...» – в моей руке зажат цветок на мясистом стебле, похожий на лилию. Это мой цветочек Аленький. Я окрылен, как Пятачок, спешащий с воздушным шариком на день рождения к Иа!!!

Окно высоко; освещено. Силуэт мелькнул – она не спит...И ни фига мне в окно не залезть: чертов третий этаж!! Жалко скребусь у стены. На второй

этаж вползти не могу. Торопливо обшариваю двор и парк: лестницы нет. Вообще ничего нет – ни досок, ни веревок, ни ящиков. Ненавижу опрятную Англию! Глаза подергиваются злыми слезами бессилия. Надо было с Хейкки, финном-здоровяком, на скалолазный стенд поехать, а не в библиотеке картинки в книге «The kastles of Wales» разглядывать. Мечтал еще: ой, как классно иметь свою землю со своим фамильным замком! Там же каждый второй замок или руина стоят на частной земле. Все у них важно и осмысленно: хочешь – путешествуй, собирай в копилку подвигов древнего рода новые диковинные приключения, а хочешь – в замке мирно сиди. Звено в череде поколений, на котором ответственность за прочность всей цепи...

— Эврика! Библиотека, она – на в т о р о м этаже!Крадусь в библиотеку: никого. В окно выползаю на крышу пристройки-павильона.

Корячусь изо всех сил, взлезаю вверх по декоративным камням. Цветок в зубах: от напря-жения почти перекусываю стебель. Я сумею нарастить новое звено, продлить цепь поко-лений моего рода. Всего два шага по карнизу – и я у заветного окна: сердце бухает в горле. Заглядываю в комнату: о-го!!!

Дух перехватывает: милая Юлечка! Юлечка в ночной рубашке стоит на колене. На правой ноге треккинговый ботинок, на

полу – кованый нож. Она пытается добыть огонь трением! Разеваю рот; цветок выпадает; подхватываю; срываюсь. Бьюсь коленом о карниз и прикусываю язык. Больно!!! С мычани-ем протягиваю цветок и лезу в открытую створку порубленным в сече инвалидом.

Пряный дымок паленого дерева стелется по комнате. — Тут же пожарная сигнализация! – верчу задранной головой.— А я батарейку вынула! Плюньте в глаза тому, кто скажет, что добыть огонь трением легко. Я влюблен, я добыл

огонь. Легко. Мы ссыпаем тлеющий тисовый порошок в пук сухой коры плюща, дуем попе-ременно. Валит густой едкий дым. П-пых!!! Вспыхивает огонь! Визжим от восторга; тушим в умывальнике*. Счастливо кружимся по комнате, взявшись за руки.

— А полезли на колокольню, – предлагаю я, – бывал там уже, сову видел. Она кричит «ху-ху-хуууу».

При нашем появлении птица бесшумно улетает за ливанский кедр. — Это не сова! Это Strix aluco, Серая неясыть, – радостно шепчет Юля.— А я тебя люблю, – бестолково, невпопад ляпаю я.Наши руки встречаются, сближаются губы: миг истины, удар в такт, на одной ноте

двух сердец: мы бом-м каем-м-м в колокол. Боо-о-мммм!!! И мчимся прятаться от строгого управляющего Нила – на колокольню лазить запрещено, у них там лестница в аварийном состоянии. Забегаем в Юлину комнату. Отдышались. Отхохотали.

Норны решительно свивают тонкие льняные нити наших судеб в одну. Теперь жизни не разделить, не смотать в два отдельных клубка. Такое бывает редко, но бывает. Это любовь.

Взявшись за руки, тихонько уходим в ночь бродить и разговаривать. Мы до сих пор лю-бим гулять; мы держимся за руки, и нам есть, о чем говорить. К утру холмы сбрасывают с плеч тяжелые сырые лоскуты тумана, мягкими мазками акварели чуть обозначаются вершины де-ревьев. Где-то мычит корова. Повитуха-луна с ярко сияющим лицом скрывается за тонко вы-писанным рукой мастера кружевом дубовой рощи – родился новый английский день...

P.S.И вот еще что: на мне с того дня – отменного качества рыцарские доспехи. Я сейчас не о

девичьих мечтах «о принце на белом коне». Я о том, что обычная человеческая любовь пре-вращает заурядного балбеса в сэра рыцаря. Кто, как не прекрасная дама, посвящает в этот титул? Кое в чем вознося повыше самого сэра Ворвика, Делателя Королей. И пока рыцарь верен своему замку, – доспехи сияют, меч остер и тверда посадка в седле; не сбить с коня ничем, при любом аллюре. Разве не так? Скажите, разве это не так?

Тушим в умывальнике* – вы видели эти традиционные английские Викторианские ра-ковины: два разнесенных крана, с холодной водой и с кипятком? Тепленькая смешивается в

��


��

Любовь

заткнутой пробкой раковине, и оттуда надо умываться и чистить зубы. Я умывался под струей холодной, а в раковину плевал и сморкался. Да еще носки вече-

рами стирал... Варвар с Севера.

Сваха

Товарищи, друзья верные. Грозы уходят быстрее, солнце сияет ярче, оттого что мы вместе. Сколько ж раз печали и радости делили; сколько раз ввергали друг друга в авантю-ры - и выручали из авантюр!

Мне в Мурманск позвонил товарищ из Москвы:— Фил, как быстро приедешь в Петрозаводск? — Э... Через сутки.

Через три часа я был в отпуске: скорый вез в Карелию. Из вещей – берестяной пестерь с льняной рубахой и лаптями, да книга «Русская свадьба Заонежья». Другу срочно нужен сваха. Этим свахой буду я.

Владимирыч отдыхал себе на теплоходе от науки и залитых асфальтом пространств: прямиком из столицы отправился в круиз. Сошел он по острову-музею Кижи пройтись, су-вениров прикупить да на архитектуру деревянную без единого гвоздя поглазеть... А встре-тил любовь.

В «живой экспозиции» пряла Наташенька. Глаза ясные, руки умелые, на язык востра! Красавица, умница, мастерица; в университете учится и хоре народном поет. Александр гля-нул – и сердце у него задрожало.

Дальше не поехал, на Кижах остался. Любовь с первого взгляда! По острову гуляют, бе-седуют, планы строют: у нее родители в деревеньке рядом дом гостевой содержат, туда сваты и поедут. Вмиг молодые сговорились и все придумали.

Владимирыч меня на вокзале встретил: успел себе спешно справить костюмчик льня-ной, цветов и подарков накупил. Я-то переоделся в лапти и прочее в поезде: народ вок-руг натурально офигевает, артиста известного во мне опознать пытается. В «комету» лезем. Александр – нерв натянутый, спортсмен на старте, полководец перед битвой:

— Посватаюсь, как в заповедном краю русской народной культуры подобает. Накроем. Ошеломим! От такого натиска не отвертятся – отдадут девку.

Вот так, по-Чеховски, обнадеживаю друга… Я в поезде книгу-то про свадьбу Заонежскую маленько почитал, речи нужные выучил: теперь годен в свахи. Будь то мужчина или женщи-на – этот чин в Заонежье назывался «сваха».

Втыкаю нам в задние полы одежды булавки: так во времена досюльные поступали сва-ты для защиты от «сглаза» и «порчи». Хоть и не верим в такое, а традицию соблюсти надо.

— Крота-то сушеного припас, Владимирыч?— Какой на фиг крот, Михалыч?— Промашка у нас с кротом. В начале ХХ века парни для удачи в любви в гашник пор-

тов зашивали сушеного крота или носили в кармане траву «царские кудри». Как выглядит эта трава, не знаю, а вот с кротом – упущение...

На пристани Сенная Губа вылазим из «кометы». — Да вы до Кижей не доехали еще, это следующая остановка будет, – пробует остано-

вить нас кэптен. — Мы местные! – решительно выходим на берег. Моторку находим.— Мужичок! Довезите-ка нас, голубчик, во-о-он до той пасторальной деревеньки!

В дом входим, здороваемся. Достаю рукавицы: торжественно и медленно выкладываю их на край стола большим пальцем вверх. Теперь, по старинной примете, над хозяевами верх возьмем, отдадут невесту.

Они поняли все. Мгновенно, как в старые времена. Маменька обмерла. «Ох, ...!» – вы-дохнул папа. «Да ни ... себе!» – отозвался ейный старший брательник.

— Слышали мы, у вас есть товар. А у нас есть покупатель-купец на тот товар... — Самовар горячий! Проходите, садитесь! – суетятся хозяева.Упорно отказываемся. Нельзя сватам сразу в горницу проходить.— Мы не сидеть пришли, а постоять пришли. Можно к вам побывать? У нас есть товар,

и у вас есть товар. Может быть, поженимся или сойдемся? Будем родней!К подлинным народным формулам ничего не добавляю. Увлажнились глаза невести-

ной мамы, брат оглоблей с раскрытым ртом застыл. Глава семьи дал согласие обсудить дело. Сработало! Мы проходим и садимся на лавку, что вдоль половиц (именно вдоль, а иначе поперечие в деле будет). Процесс сватовства пошел. Правильно пошел! Жениха нахваливаю: «сам с Москвы, да породы северной, архангельской. Красота приглядится, а ум пригодится. Кандидат наук! С таким мужем жена – так чисто госпожа!»

��


��

Любовь

Из своей горенки Наташа выплыла: поджидала нас. Сарафан, «досюльные» серьги-бабочки да ожерелье, коса – в лентах атласных. Глазки скромные в пол. Я ахнул: господи, какое чудо Владимирыч высмотрел! У меня и язык отнялся; было от чего. Жар-птица... лебедушка...

— Ты-то что застыл! – тычет меня локтем жених.Применяю стародавний колдунский прием. Как старозаветный сваха, принимаюсь гла-

дить девушку по голове, повторяя что «надо, надо, Наташенька, идти, у нас парень хороший. Есть корова, есть кони, хозяйство все; и надо, надо идти. Солнце выйдет, так тепло, замуж выйдешь, так добро».

Папа крякнул, рукой махнул «бери-де дочерь!» и за водкой да соленьями в погреб полез. Мама заплакала, да и на стол стала носить: рыба копченая, сливки, в которых ложка стоит; брат в новой рубахе хлопочет тоже. Наташа «калиток» будто просто так напекла с утра, да и у нас с собой полон кошель: а мы подготовились, конечно! «Лишняя шаньга в брюхе не мешает!» – подталкиваю жениха на лавку ближе к невесте. А они и без меня только друг друга видят.

Посидели душевно, по-русски. Наташа песню завела: Пивна ягода по сахару плыла..., потом затянула: Не яхонтик по горнице катался, не жемчуг по блюду рассыпался...

А я под солнышко вышел, на завалинку сел: ноги что-то ослабли и глаза щиплет. Ох, правильно живем. Настоящее все вокруг. Люди чудо как хорошие. Дружба. Любовь...

А девку-то – отдали моему жениху взамуж! Не оплошал, значит, сваха. Не подвел. «Ой, да я сваха-филосОф, на мне немного волосОв!»

Да только чего бы это все без любви-то бы стоило?

А из окошка слышен красивый, чистый девичий голосок:Я не знала, я не ведала, не ведала, да,Откуль сватушка наехала, наехала, да,Молодая сваха, спесивая, спесивая, да,На словечушко гордливая, гордливая, да...

Новогодняя сказка

Идея озарила жену Юлю: «а давай-ка встретим новый год в лесу? Устроим себе уютный семейный праздник!» Я чуток поворчал – и согласился. Где ж еще отдыхать приличной чете с профессией era opas*, как не в лесу?

Разворачиваем карты, лезем в шкаф за походным снаряжением. Пока Юля погружается в составление праздничного меню, по былинному похвалюсь красавицей-женой. Сказать: «есть женщины в русских селеньях...» будет не точно, – живем-то мы в столице нехлебород-ной Карелии. Она не останавливает на скаку коней: ее влекут далекие вдохновенные странс-твия. Умеет она помочь при травме или болезни, разжечь огонь без спичек, испечь из сосно-вого луба хлеб и вскипятить в берестяном котелке чай. Из веток и ткани мастерит лодочку, из лапника строит шалаш. В лесу на ее поясе всегда верный ножик: лезвие на удобной ручке из карельской березы отковано самостоятельно, ножны тисненой кожи тоже сама сделала.

— Новый год мы отметим здесь, – веду пальцем по карте прочь от населенных мест. – Вернемся не позднее второго, к двадцати ноль-ноль.

— Удачи! – друзья слегка завидуют и остаются дома. Теперь при нашем невозвращении в срок они смогут грамотно и вовремя помочь. Юля одобрительно кивает: от аварийной ситуации не страхуется лишь невежда.

Прочь из города уходим на снегоступах. В Карелии этих диковинок не больше шести-сотых Мерседесов. Сделаны снегоступы в солнечной Франции. Привычные к лыжам, мы приятно удивлены скоростью ходьбы по снежной целине, ловкостью подъемов и спусков. Видать, не зря такие штуки применяют в армиях Норвегии, Швеции и США, в армии и полиции Канады, в пограничной службе Финляндии и спецвойсках НАТО. Да и неспроста предки современных французов поселились в Америке севернее англичан: вероятно, мани-ли просторы Севера.

К вечеру забрались в глухомань: небольшой лоскуток последних нетронутых лесов Европы. Болота вокруг да отсутствие речки или озера сберегли этот лес от рыбацких пожа-ров, а сложный рельеф отвел прочь вырубки.

Кидаю лопатой снег: ночевать будем в таежной пещере-квинзи. Такой домик – нечто среднее между снежной пещерой и иглу. Идеальное пристанище для путника в сильный мо-роз или пургу. «Была у зайца избушка лубяная, а у лисы ледяная», – припоминается сказка. В сказке той о недостатках ледяного жилья нет ни слова: как это верно! Обитателю снежной хатки тепло и уютно. Нам нужен этот уют: столбик термометра медленно приближается к минус двадцати.

Зависть и тяга заполучить жилье нечестно – вот изъян лисицы из сказки, – бесхитрос-тно размышляю я. Обычная история квартирного мошенничества с правильным концом.

А Юля тем временем сноровисто напилила поленницу сухих сосновых дров. В древ-ности сосну считали прародительницей медведя: «из сосняка твой род, сосна твоя родня». Все три тысячи карельских медведей сейчас крепко спят, и мы стараемся не шуметь. Тайга вокруг нас тоже хранит молчание.

��


��

Любовь

На что человек может смотреть бесконечно? Говорят, на текущую воду, горящий огонь и на труд свободного человека. Замерев, наблюдаю за разведением костра. Юля ловко плас-тает кованым топором смолистый чурбачок. Аккуратно строгает ножом полешко, отделяя вкусно пахнущие стружки. Вдумчиво укладывает растопку, рядом готовит пучок сухих тон-ких лучинок, а поодаль – кучку палочек потолще. Слежу почтительно и немного ревниво: каждый костер для меня, словно отчаянно важный экзамен на гордое звание Homo Sapiens. Лишь совершив ЭТОТ шаг, человек стал человеком. Разжигая огонь, мы чувствуем свое единство с самым далеким предком...

Юля зажигает спичку, мгновение любуется огоньком на осиновой деревяшке, и рожда-ется юный костерок. Мы дружески улыбаемся ему.

Зимний день на Севере короток. Уже в сумерках готовим и устанавливаем жерди чума. Каркас покрываем тканью во тьме. Костер слепо тычется хоботом дыма в стены чума и наши лица. Слезы брызжут из глаз, мы кашляем и выбегаем под черный бархат ночного неба. Вскоре стремительные искры находят путь вверх и уносятся к далеким звездам. Следом неторопливо шагает дым – паломник в небо. Мы возвращаемся в чум. Прижавшись друг к другу, долго беседуем и смотрим в огонь...

Искрится белый снежный свод нашей спаленки, пара простых свечек светят ярко и уютно. Читаем на ночь прелестные сказки Бориса Шергина:

«А Ванькина семья с вчера спать валилась в избушке: мамка на печки, собака под печ-кой, Ванька на лавки, кошка на шешки. А утром прохватились... На! што случилось!.. Лежат на золоченных кроватях, кошечка да собачка ново помешшенье нюхают...»

Запах смолистых еловых лап, свечной огонек и добрая сказка создают предвкушение атмосферы праздника. Как в детстве, в эпоху огромного, таинственного, свежего мира. Мы дочитываем сказку и засыпаем в ожидании праздника: безмятежно и радостно.

На завтрак в последний день года придумали испечь блинков. Оттаиваем в котелке пу-затый белый молочный кирпич. Некогда в Карелии молоко выставляли на мороз в мисках. И везли в санях на рынки мешки вкусного льда с «молочных рек». Вот уже отмякают в теплом молоке мороженые яйца, и скоро наступит черед муки. Печем блины и немедленно отправ-ляем их в рот, макая в теплое топленое масло, в сгущенное молоко или подогретый мед. Это лучший из известных нам способов есть блины: уплетать их с пылу, с жару!

Пора наряжать елку. Бедные невольницы елочных базаров, нездоровые обитатели тем-ного подлеска! Ломкие да лысенькие – наследие сухого жаркого лета; реденькие иголки стремительно осыпаются в тепле – результат рубки в морозы. Ползали по сугробам, мате-рясь, мужики с топорами в плохоньких ватниках, мерзли – куда там выбирать «постройнее да попушистее»! Мы же украсили свечками и колокольчиками живую пушистую свобод-

ную красавицу в снежной шубке. Не забудет стройная елочка двух чудаков, которым славно было водить хороводы, мягко ступая желтыми снегоступами по снежку!

Последний день декабря кротко и незаметно переходит в вечер. Перевернутые снего-ступы мостим на коленях и накрываем вышитыми салфетками: получились чудесные сто-лики. Из углей извлекаем запеченные со специями окорока кур и индюшек, наполняем де-ревянные кружки-кукши горячим сбитнем. Зажигаем свечи. С Новым годом!!!

Звезды, мороз, снег, лес... время беззвучно несет нас вперед, в будущее. Позади оста-ются события жизни: уносятся стремительно, неостановимо, навсегда. В чуме, у костра, мы подводим итоги и строим планы. Вспоминаем яркие вехи прошлого года. Загадываем про-жить следующий год чисто и красиво.

Первый день января. Мы просыпаемся в квинзи и счастливо улыбаемся друг другу, радуемся утру нового года. Мы жили в снежных пещерах за Полярным Кругом и ночевали в шалашах из елового лапника. Ютились в чулане постсоветского общежития и роскошест-вовали в английском замке. Вместе нам уютно везде...

На термометре –35°С. Разница со спальней снежного домика добрых тридцать градусов. Энергичными махами разгоняю ленивую утреннюю кровь в конечности: грей, алая, озябшие пальцы рук и ног! Вдыхаю морозный воздух первого утра года, сдергиваю рукавицу и лезу за пазуху. Развязываю мешочек оленьей кожи: сейчас! Сейчас разожгу свой первый костер этого года! Бережно отщипываю клочок трута и прикладываю к куску кремня. Кованым ог-нивом прицельно бью по камню: расцветают снопики алых брызг. Искра замирает в мягкой замше трута красным пятнышком, и мое сосредоточенное колдовство завершает тонкий рос-ток дыма…

Ледышки с маком обернуты в фольгу и брошены в жар костра – через несколько ми-нут зимние чары сняты, и они волшебно превращены в булочки к утреннему кофе. Ммм! Обычай заваривать по утрам крепкий хороший кофе мы переняли у соседей, у финнов. Путешественники, бывавшие в Карелии дореволюционных времен, непременно отмечали местный обычай пить контрабандный финский кофе. Колониальный товар облагался боль-шим налогом, вот и несли его коробейники лесными тропами в обход таможен. Даже у не-сгибаемых кержаков-староверов нередко хранился кофе: для гостей.

Свернут и упакован чум. Догорают угли костра. Снег искрится в лучах солнца драго-ценными самоцветами. Мои борода и усы смерзлись в массивную сосульку. Беремся за руки и ласково прижимаемся холодными носами: целоваться-то невозможно. Благодарно прини-маем истинное богатство судьбы: любовь и единство с миром!

Era opas* с лаконичного финского переводится так: гид-проводник по дикой природе.

�0


�1

Любовь

Верный рыцарь

В тот август в Карелию приехали немецкие студенты, – в научный тур по русской при-роде. Человек двадцать, с собственной немецкой профессурой. А мы с Иваном Орликовым были привлечены к ним гидами.

Отличный народ – немцы! Аккуратные, любознательные, выносливые, умные, краси-вые. Легкие, веселые: вечерами у костра сплошной хохот стоял! Раз объяснишь чего по делу – и проблем нет. Почти всю Карелию на автобусе и кораблике объехали. Лучшие уголки – ножками прошли. Прощались на вокзале - как родные расставались!..

А если из чащи свисток отчаянно свистел, когда сквозь тайгу шли – мы с Ванькой каж-дому аварийный запас выдали, – это кто-то из наших, из четверых русских ученых от груп-пы отстал. Отставать стали после того, как Иван на стекляшку наступил, ногу распорол. Уехал... Дорогого стоил основательный могучий профи Иван, когда последним шел. Крепок, надежен был этот тыл...

***Помню, как она глядела –

Помню губы, руки, грудь –Сердце помнит – помнит тело

Не забыть. И не вернуть.Но она была, была!

Да, была! Все это было:Мимоходом обняла –

И всю жизнь переменила.Иоганн Вольфганг Гете

— Айвен! Пойдем купаться под звездами? С тобой ничего не страшно. О, мой рыцарь Айвенго! – Фредерика внимательно смотрит в мои глаза, милая девочка. Невинные ее чары действуют безотказно. Как отказать светлой, живой, чистой, юной!? Красу которой не пере-дать, – лишь восхищенно выдохнуть, как перед божественным образом Нефертити, – «опи-сать нельзя – смотреть!»

Отчего ж не представить себя рыцарем Айвенго? Кольчуга, кожаный лентнер, железные рукавицы, бацинет со вставным забралом.

Кольчужный воротник с бармицей-хальсберге, топфхельм, щит, меч и кинжал. Мужество и

честность. Фестоны на жупоне в виде дубовых листьев. Суровая простота и стойкость. В вороненой броне германского доспеха – трепетная русская душа. Я рыцарь из воздушного замка. Моя левая рука держит треугольный щит. На нем герб

барона Иван фон Орликофф: в рассеченном поле коронованный белоснежный лебедь, сим-вол верности.

Моя королева – любимая Дарьюшка. Мы станцевали наш затейливый брачный танец, и стали мужем и женой. Тогда-то я впервые понял, изумленно разглядывая свои новенькие рыцарские латы: оборотная сторона любви – верность. С тех пор Норны прядут двойную нить наших жизней на одно веретено. Время ткет двуцветное полотно наших судеб на одном станке. Мы делим нашу жизнь безоглядно и верно. Наши детки здоровы и любознательны. Их слезы коротки, а радость – длинна. Оттого наш старомодный замок полон пушнины и самоцветов, а мишуры и дешевой бижутерии нет в нем совсем. Это ль не счастье: вместе мечтать – и жить – долго и счастливо.

Только почему человеку никогда не удается сделать, о чем мечтал? Никогда не удает-ся. Как сберечь тело для единственной, когда неверна – сама душа? Мы шагаем к Ладоге, и Фредерика так близко, что я почти теряю сознание от любви к ней. Я думаю о нас «мы».

Я влюблен: Фредерика! Все слова, что сказаны всеми влюбленными: Фредерика! В такт, в цвет, в тон. Фредерика!

Это случилось как стихия. Не остановить. Так в Мексике посреди кукурузного поля началось извержение вулкана Парикутин. Конус новой огненной горы поднялся почти на три километра.

Есть у меня уже вулкан; он совершенный, как гора Фудзи! У его белоснежной вершины выстроен мой воздушный замок. Зачем нежданное пламя любви и страсти спалило мирное кукурузное поле!?! Из бездны, из раскаленного ядра, сквозь километры камня любовное из-вержение вырвалось в небеса. Никому не нужен этот огонь – на нем не сварить кукурузную кашу. Извержение нового вулкана «Фредерика»: наши взгляды встретились, и земля под мо-ими ногами задрожала. Легкое движение ее ресниц запустило мою жизнь по новой орбите. Каждый взмах – желание, смущение, мечта. Любовь без грана фальши. Мгновение жаркой нестерпимой нежности: длись вечно!

Фредерика шепчет по-немецки стихи, и я мгновенно и навсегда влюбляюсь в немецкий язык. «Это Гете» – и я мгновенно и навсегда влюбляюсь в поэзию Гете.

Мы воркуем по-английски, на чужом для каждого из двоих языке. Мне не хватает слов - страстно, жарко лепечет влюбленная душа.

�2


�3

Любовь

Глаза в глаза: так бесконечно долго держат взгляд только дети – и влюбленные. Мы жадно пьем наши взгляды. Мы понимаем о нас – все.

— Я целовала многих, многих, многих! Юношей, дев, киногероев, давно погибших поэ-тов… Но это было во снах. Наяву целовали меня. Мало и не те...

Сбивчиво рассказываю о себе, о нас с Дашей. О воздушном замке. Алмазная вечность любви скреплена верностью. Без нее – рассеивается в графитовую

пыль? — «Есть ямы, которые ты не минуешь. Есть губы, которые не поцелуешь». Я... люблю

тебя, Фредерика! – выдыхаю с надеждой и отчаянием.— Не целуй меня – но люби! О, мой славный рыцарь Айвенго.

Кончиками пальцев, невесомо, касаюсь ее волос. Медведь, который пробует гладить стрекозу. Не смею дышать. Сердце жарко бьет в ребра. Из лат от бешеного давления выстре-ливает несколько заклепок. Срываю топфхельм и бацинет. Победоносно ревет внутренний рыцарь: «Фре-де-ри-ка!!!» Накатывает свирепая нежность. Раскаленным всесокрушающим тараном снести ворота, ворваться неостановимо, сметая все преграды. Фредерика! Тонкие пальцы лягут на литые плечи. Ладони твердости ясеневого топорища нежно подхватят лег-кое доверчивое тело...

Про рыцарскую уязвимость она знала – с детства. Простые правила старинной игры «дракон-рыцарь-принцесса». Рыцарь побеждает драконов (игрок имитирует замах мечом). Дракон ест принцесс (Р-р-р! Хищно растопыренные пальцы). Принцесса соблазняет рыца-рей (невинно потупленные глазки).

Наверно, выражение моего лица – преглупое.

Нас разделяет последний шаг.Звезды отражаются в зеркале озера. Я бьюсь в доспехе. Люблю, люблю, люблю!

Достоверность чувства пронзительна и чиста до мурашек по спине. Я жизнь отдать готов за нее. За обеих! Отдать всё – каждый свой день! Срываю невидимые миру латы. Смахиваю алмазную корону – стекляшкой замирает в песке. Рыцарь, павший от любви: от женщины рожденный, от женщины погиб.

Я не виноват в том, что вы обе так прекрасны, Фредерика и Даша: Ревекка и Ровена!Мои достоинства и пороки равно непреодолимы. Меа кульпа – моя вина. Мой посту-

пок и моя цена. Моя хромая судьба.

Воздушный замок на фоне остывшего потемневшего неба в проколах звезд истаивает; не виден.

Я делаю этот свой последний шаг.

Задохнувшись от нежности и страсти, обнимаю впервые Ее – хрупкую душу в тонком девичьем теле. Чувство мое сильное и чистое, сметает все преграды. Иначе зачем?

Какие красивые дети у нас получатся! Я смогу, смогу увеличить количество добра и счастья. В сверхчеловеческом порыве сумею сохранить свою любовь: обе любви.

Наши губы начинают сближаться.

Зеленоватые лепестки «розочки» – бутылочного донышка, – глубоко вонзаются в мою пятку, с хрустом ломаются о кость. Беззащитная нагота – нет больше стального пластин-чатого рыцарского башмака. Песок стремительно темнеет. Стон наслаждения сливается со стоном боли.

Я падаю медленно и неостановимо. В мгновение ослепительного прозрения понимаю: бессовестные малодушные анти-

чные герои подло оболгали Цирцею! Не она превращала мужчин в свиней... Просто в миг, когда верный рыцарь предает доверившуюся ему, – ради другой, – в этот самый миг он превращается в ничто, в... в свинью. Этого не скрыть, не избежать! И в ужасе отшатывается прекрасная Цирцея. Так в полночь сгинут бесследно не подарки Золушки, – сам принц, до Золушки обещавший вечно любить другую, обернется крысой.

Ее тонкие нежные руки не могут меня удержать...

***С аптечкой примчался запаленно, черт знает чего сочинил уже себе, – Фредерика смер-

тельно раненой птицей налетела, за руки тянет, захлебывается слезами, чистая истерика – никогда не видел такого отчаяния, – «Спаси! Там Айвен! Ein Blutstrahl*!»

Рана – ерунда. Подумаешь, на стекло наступил. Срезаю с ноги бурую мокрую футбол-ку – ого, артериальное! Сам приостановил, молодец. Перевязочным пакетом на атравмати-ческую салфетку брызнувший кровавый фонтанчик надежно затыкаю, анальгеник ввожу внутримышечно.

Стекол по всему берегу набито, вот уроды, ну что за страна! — Фигня, ща тебя на закорках допру. Здоровенный же ты кабан, Ваня! Говори, отвечай

мне – ты ж профи, – будь добр, покажи наличие сознания, братец! Что примолк-то от этой ерунды?.. Да что тут у тебя, черт побери, стряслось, Иван!?!

��


Молчит могучий сорокалетний мужик, губы кусает. На щеках в свете моего налобно-го фонаря мокрые дорожки блестят. Немка юная красоты неземной колени его обхватила. Навзрыд рыдает: «Айвенго! Айвенго! Айвенго!..»

* Поток крови! (нем.)

ЗДРА В С ТВУЙ, СЕРЕНЬКИЙ С ОЛДАТИК

��

Здравствуй, Cеренький солдатик

Солдат колониальной армии

Иногда просто диву даешься, как далеко может зашвырнуть человека судьба!Песню «Летят перелетные птицы» слушаю. Вслушиваюсь... Старая такая, известная

песня: слова М. Исаковского, музыка М. Блантера. Стихи года примерно 1948...

Немало я стран перевидел,Шагая с винтовкой в руке.И не было горше печали,Чем жить от тебя вдалеке.

Пойдет мой рассказ про судьбу деревенского мальчика из Холмогорского уезда. Некогда, в экспедиции по Русскому Северу прочитал книжку Т.В. Мининой «Тихая моя родина, или Емецк и его округа», изданную в Архангельской глубинке мизерным тиражом. Оттуда ос-новные повороты этой судьбы и запомнил.

30 марта 1785 года в деревне Зачачье, в крестьянской семье Спехиных, родился мальчик Ванюша. Было ему четыре года – умерла мама. Исполнилось пять – не стало и отца. Двух сестер и двух мальчиков приняла семья дяди. Ванюшка бегал к дьячку: выучился читать и писать, усвоил арифметику. С десяти лет сиротку отдали мальчиком на побегушках у куп-ца, потом услали дальше – в Архангельск, в услужение к советнику губернского правления. Пятнадцати лет Ваня вернулся в деревню, стал помогать старшему брату в крестьянских де-лах. В 1804-м Иван нанялся матросом на Архангельское судно с русской пшеницей. Пришли в Лондон, сдали зерно. Зимой идти обратно капитан побоялся, и до весны простояли на приколе. Перед отходом штурман приказал Спехину свезти себя в шлюпке в город за по-купками. Вернулся под вечер пьян: «Ты, Иван, пойди погуляй два часа, пока я просплюсь». Тот вернулся раньше, да поддатый штурман к тому времени проснулся уже да и угреб к судну сам. А темнеет уже, корабль от берега далеко, денег на перевоз нет, английского языка не знает. Беда! Вдруг подворачивается русскоязычный лондонец: «побудь, паренек, до утра у меня, а утром переброшу тебя на твоё судно!» Утром заводит в контору: бла-бла-бла по-

английски: какую-то бумагу подписать просят. Денег суют… Спехин забеспокоился: что та-кое? Лондонец опомниться не дал, потащил на корабль – «Он, паря, в Россию! на Русь идет!» Оставил и был таков.

Ага, «на Русь идет»: хрен там! Предприимчивый лондонец заманил Ваню в контору Ост-Индской компании, где продал в солдаты английской колониальной армии. У Спехина не спросили ни согласия, ни документов. По-простому записали под именем Джона Петерсона.

Эскадра из 54-х кораблей выдвинулась на Индию. Через восемь месяцев подошли к мысу Доброй Надежды, принадлежащем Голландии. С эскадры высадили трехтысячный де-сант, городок взяли приступом, голландцев перебили, подняли британский флаг. Через три недели эскадра ушла дальше, оставив гарнизон. Джон Петерсен с несколькими «завербован-ными» скрылись на берегу. Поскитались, поголодали: куда деваться – вышли к англичанам. Джону удалось устроиться к майору денщиком.

Вскоре батальон перебросили на Барбадос. За шесть лет службы из тысячи человек в стычках и от болезней погибло восемьсот. Батальон пополнили новобранцами из Англии и перебросили на Суринам. Здесь Джона произвели в капралы, затем – в унтер-офицеры. Он уже читает и пишет по-английски, преуспел в арифметике.

В колониальной армии два года считают за три. Истек и стандартный четырнадцатилет-ний контракт Джона. Командование предложило примерному солдату продолжить службу. «Ну, на нет, и суда, как говорится, нет». В 1815-м он вышел в отставку, вернулся в Англию, получил от щепетильной Британии жалованье в пятьсот фунтов стерлингов.

«Эй, Джонни, да где ж пропадал ты, старик,Джонни, Джонни?»«Был приглашен я к Вдове на пикник».«Джонни, ну, ты и даешь!»«Вручили бумагу, и вся недолга.Явись, мол, коль шкура тебе дорога,Напра-во! – и топай к чертям на рога,На праздник у нашей Вдовы».(Горн: «Та-рара-та-та-рара!»)

На Русь! На родину милую! Вначале добрался до Брюсселя. Там русский консул отпра-вил Ивана в Россию с обозом больных и раненых солдат русской армии. Помните, ЧТО за

��


��


«мясорубка» была 18 июня 1815 года в 20 км от Брюсселя, на дороге из Шарлеруа? Около пятидесяти тысяч убитых и раненых... Битва при Ватерлоо.

Только в 1817-м Спехин попал в Санкт-Петербург, оттуда добрался в Архангельск. Родина встретила... она так часто встречает, родина. Хлебом, стало быть, и солью: в

местной судейской канцелярии еще с одна тысяча восемьсот пятаго года лежало дело о са-мовольном уходе с корабля в иностранном порту матроса Спехина! Учитывая, что в то вре-мя ему было всего девятнадцать, суд вынес гуманное решение. Наказали десятью ударами плетей и оставили на свободе.

С 1825-го по просьбе земляков ветеран колониальных войск Иван занялся обучением грамоте крестьянских детей. За сорок два (!) года научил письму, чтению и арифметике бо-лее 240 человек, в том числе 13 девочек. Чтению учил по часослову, письму – по начертанной собственной рукой азбуке. Значение той грамоты, менявшей тяжкую судьбу, с чем и срав-нить-то? Это покруче будет, чем сынка на учебу в Оксфорд послать! Ученики Спехина пос-тупали в приказчики к купцам и предпринимателям. Успехи и хорошее отношение к детям принесли школе добрую славу.

В июне 1868-го, на восемьдесят третьем году, Иван Спехин умер. Говорят, у церкви в деревне Зачачье до сих пор стоит памятник: «Истинно полезному, дорогому, уважаемому, вольному учителю Спехину Ивану Петровичу благодарные ученики...»

Летят перелетные птицыУшедшее лето искать.Летят они в жаркие страны,А я не хочу улетать,А я остаюся с тобою,Родная моя сторона!Не нужно мне солнце чужое,Чужая земля не нужна.

P.S. После Ивана Спехина учить грамоте крестьянских детей взялся бездарный местный

дьячок. Плату за обучение взвинтил, детей не любил и сек, начертанную Спехиным азбуку проеб... – словом, почти сразу по пьяному делу утратил он рукописную азбуку. Детей пере-стали отдавать учиться грамоте, да и дьяк тот вскоре угорел с вина...

Здравствуй, Серенький солдатик

Я приехал в нелюбимый город своего детства. Я вошел в квартиру, куда не вернусь больше никогда...

Вот тебе обратно тропинкаИ петляй в родную землянку.А крестины там, иль поминки –Все одно...

Из книг отбираю семь; пять ставлю обратно на полки. Ближайшая библиотека через три подъезда: в больших сумках в несколько ходок сволакиваю туда самое лучшее. Некрасивые тетки-библиотекари восторженно ахают над грудами:

– Джек Лондон! Юлиан Семенов! Библиотека фантастики! Солженицын!.. Энциклопедия детская! Хэменгуэй!..

— Читать – глаза портить, – вместо обычной своей широкой улыбки шутку обозначаю уголками губ.

Провожают потрясенно; взгляды испуганных кенгуру.Долго рассматриваю фотографии, фамильную черно-белую память... Выбираю несколь-

ко. Снимаю со стены маску красного дерева; папа из Сенегала привез.В аптеке долго считает монетки бабулька, закупает грошовые лекарства; а у меня болит

голова и аллергия на пыль родного дома. Долго ее убеждаю; ее страшат мое смуглое лицо, нез-дешняя шляпа, яркая одежда. К старушке перетаскиваю сносный цветной телевизор с тумбой, стол-книжку, новый электрочайник, какую-то бытовую мелочь. Хлопоты и бабка утомляют. Угрюмо тороплюсь прочь. Медленно крестит, стоя в дверях своей нищей обители.

Продажу оформляем быстро. «Бонус», – киваю на обстановку. Завтра можно ехать.

В шкафу, за подшивками «Науки и жизни» и «Вокруг света», натыкаюсь на стопку пи-сем. «Ребята, напишите мне письмо: как там дела в свободном вашем мире?» Их писали в армию «Серенькому солдатику». Мне. Из пыльного прошлого царапнул острый коготок ностальгии и мир провернулся назад. Почти двадцать тому из этого города увезен служить срочную. Я мало в чем тогда разбирался. Я не знал, кем буду и чего хочу от жизни…

«Кто не был – тот будет. Кто был – не забудет. 730 дней в сапогах». Слегка подправлен-ная, старинная зэковская присказка.

100


101


Все семьсот пятьдесят четыре дня мечтал плюнуть на ворота части. Снаружи, из сво-бодного мира.

Вдоль стены бетонной – ветерки степные.Мы тоске зеленой – племяши родные.Нищие гурманы. Лживые сироты.Да горе-атаманы из сопливой роты.

На семьсот пятьдесят пятый день дождался: харкнул прямо в красную жестяную звезду.Конверты задумчиво сортирую по авторам: от папы и мамы, сестрицы, неграмотной

любимой бабушки... от Андрея-Ричи, Хайрулы, Толяна, Радомира, Андрея, Кирилла, Сереги, Маулена, опять Андрея, Вадима, и пр. пр. С кем-то мы переписывались все два года, другие появлялись и исчезали. Несколько конвертов пришли на этот адрес. «Здравствуй Серенький солдатик! Письма с эпистолярным архивом мы тоже получили, все положим к тебе». Они с тре-угольным фиолетовым штемпелем: «письмо военнослужащего срочной службы. Бесплатно». Самому себе на гражданку, «от самого известного тебе человека». Нераспечатаны... вскры-ваю, – там письма и разрозненные страницы солдатского дневника.

Залаяли собаки возле нашей хаты.Мама мне сказала: «Пора тебе в солдаты».Я послушал маму –Надел солнцезащитную панаму.

Давнишние письма требуют неспешности. Завтра, утром – такси и самолет. А пока, – пока целая ночь впереди. Ополаскиваю хрустальный бокал из серванта, достаю из рюкзач-ка двенадцатилетний «Ахтанак». Читаю первое, второе, третье... Я вспоминаю.

***

— Значит у вас в части есть и музей? Да и сами казармы исторические. Вот видишь куда ты попал, так что служи с честью. Ну как, привык к форме? Воротнички пришиваешь, научился? Серенький, ноги береги, почаще мой, чтобы не очень потели, и стирай портянки. Целую тебя. Мама.

— Получил твое первое письмо из армии. Ты веришь, я чуть в штаны не наложил. В юморе тебе не откажешь.

Закаляешься – правильно! Может быть ты на моем месте и не заболел бы, стоя дне-вальным по роте в одном х/б без шинели, температура +10, хлещет страшный ливень и ураганный ветер, и притом ночью. И тебя ничто не закрывает от стихии природы, кроме пилотки над головой. Может ты бы и не заболел, когда спишь постоянно под дождем в па-латке, когда ложишь голову в подушку или падаешь на матрас, а там тело заливается водой, а в уши с подушки льется вода и весь ты сырой и грязный, как последняя дворовая собака, а утром в 6:00 подъем, голый торс, сапоги и под дождем 10 км (это тебе не петушки сосать!). Короче, живу жизнью курсанта СВВПСУ и мечтаю хорошо поесть и погулять.

На твой вопрос, как стать отличником боевой и политической подготовки, отвечаю: выполнять все приказы не пререкаясь, даже самые дурные и стараться не проявлять иници-ативы. Только дурак может выполнить мое требование, я его сам не придерживаюсь. Но так ты станешь отличником (правда, какими средствами – думаю, потом тебя-отличника то-варищи будут называть «жополиз» и «чисо»). Если честно, у меня до сих пор мало представ-лений о том, как из дауна воспитать солдата, строителя нашего советского общества. Ведь таких, как ты, в СА единицы. Служи, как можешь, вот мой совет. Ричи-курсант.

— Ты уже прошел курс молодого воина, принял присягу. За это время ты уже втя-нулся в ритм службы, хотя иногда после наряда приходится и поспать всего пару часов. Думаю, время твоей учебы пролетит незаметно и ты получишь направление в боевую часть, где будете нести боевое дежурство. Вот только неизвестно, в какой город тебя бросит судьба. Папа.

— Превет из деревни! В деревне все занесло и дорог по деревне нет если только трак-тор дорогу прогрибет. Сережа посылаю тибе рубль как дойдет напиши. Конечно в армии недома. Сережа ужхоть и тяжело только слушайся подчиняйся всем жилаю хорошо все отслужить ну служи Сережа чтоб хорошо у тебя все было ведь что поделаешь такая ваша судьба. Привет тебе от нас Гали Коли Кати Саши и Настеньки от Володи Тамары Люды, Вали Марии Егоровны. Бабушка писал Вовка миня тоже в армию через полгода забирут.

— Перед тем как я села писать тебе письмо, воспользовалась твоим предложением и пос-мотрела в подзорную трубу на луну, так хорошо все было видно! А еще луна была не круглая, а месяцем, таким тонким-тонким, а все равно там были видны такие дырочки, выпуклинки разные и прямо одна, например, половинка дырочки видна, а другая затемнена, прямо как будто кто-то закрыл ее специально чем-то. Потом замерзла и закрыла форточку. Я недавно прослушала твои записи на кассетах, многие мне так понравились, теперь слушаю иногда, а можно хоть? Да, я еще хотела спросить у тебя, что означает надпись: «Ubi nil vales, ubi nil

102


103


velis»? Еще я заметила, что весы напольные показывают по-разному на ковре и на голом полу где-то килограмма на три. Ты знаешь, как это можно объяснить? Твоя сестрица Катечка.

— Пять дней назад прибыл из отпуска старшина. У него почетное звание – старший прапорщик. Все живут теперь в постоянном страхе, что могут быть определены на работы в гальюн. Вчера была тревога. Пурга, ветер, я тормознул с технической курткой и весь день торчал на ветру по шинелке. Толян.

И оживает когдатошний наивный солдатик с тонкой шеей меж добротных особнячков аракчеевского военного городка. Он аккуратно макает спичку в кашицу-хлорку, выводит на подкладке новенькой шинели свою ФИО и номер военного билета в рамочке установлен-ного образца. Нескучная юность. Доброе и глупое сердце. Марш-марш левой! Марш-марш правой! Я не видел картины дурней, чем шар цвета хаки.

Этой же хлоркой очкарик-мальчонка пишет на черной шинельной подкладке цитату из Овидия: «Иди, и там, на краю отчаяния, обретешь надежду»...

— Находясь здесь, я довольно сносно стал говорить на казахском матерном диалекте. Он понятен всем чуркам и татарам. Как скажешь какую-нибудь фразу типа «кыс шкум келе-ди», или «у тебя мамынхам голова как котактым-басы», так на душе легче. Здесь один парень может материться на четырех немецких диалектах. Когда он матерится по-гамбургски, особо приятно ушам. Но все же русский мат понятен всем. Он интернационален. Все ускогла-зые общаются первое время только на нем.

— Честно скажу, я потихоньку разочаровываюсь в будущей жизни офицера. Неизвестно, что нас ожидает, говорят, что будем воспитателями, но служить, чест-но скажу, в падлу, особенно в ВСО (военно-строительные войска). Как-то мы ходили в ВСО, и замполит роты рассказал, как одного лейтенанта военный строитель навернул табуреткой по «чайнику», в результате чего у молодого офицера легкая степень дебиль-ности. Неплохо, да? Помимо этого он рассказал еще много занимательного. Но с другой стороны, куда сейчас идти с тем дипломом учителя истории и обществоведения, кото-рый мне дадут помимо диплома о среднем военном и высшем политическом образовании. Учителем что-то не очень тянет, сейчас ученики стали, как военные строители. Но поживем – увидим.

— Недавно разоблачили одного чурбана-маструбана. Спускал под коечку. Очень забавная история, тем более что чурка не имеет крайней плоти и фактически онанистические дви-

жения ему нечем делать. «Мужикам подставил жопу – ты позоришь нашу роту. Где-то тихо подрочил – пять нарядов получил». Будь здоров земон.

— Пиши о твоей службе и успехах. Посылаю тебе лезвия: как получишь, пиши.

— На службе все по-старому. То еб.т, то кормят, извини за выражение. Сейчас наме-чаются полеты, беготня, суета, я почистил снег, подолбил лед, одним словом выполнял бое-вые действия, которые заметно повысили боеготовность авиации СФ и обороноспособность Родины в целом.

— Получили от тебя письмо с фотографиями. Ты так хорошо получился на них! Ты, оказывается, хорошо служишь, так и продолжай. Отпустили ли тебя тогда в чайную за за-правку кровати? Представляю я тебя, когда ты был в наряде в котельной, так, наверное, по-казывают и в кино шахтеров. Ты вообще молодец! У папы еще остались доллары бумажками, такие интересные, я их никогда и не видела. Завтра я уже иду в школу. Но учиться ужасно не хочется, я прямо не знаю, как ты проучился 10 лет. Будем посылать тебе в письме конверты. Я померила сорок сантиметров от земли и попробовала так пошагать (нога параллельна полу) но не очень-то получается, как-то я не ровно стою, а назад прогибаюсь. Очень по тебе скучаем.

— Недавно были тактические учения, под дождем бросали гранаты (я чуточку обтру-хался), бегали и стреляли из окопа и в наступлении. Такие дни у нас частые. В конце семи-нара была самостоятельная работа («летучка»). Я писал, вернее перечислял страны НАТО. Вопрос для идиота. Дурка, армейская дурка.

— Я рада за тебя, что ты попал в учебку, будешь радистом, и потом Славик сказал, что это лучшая учебка. Так что тебе и повезло. Только Серенький служи как надо и все будет хорошо. Начнутся занятия и время пролетит незаметно. Правда тебе будет вначале неин-тересно, так как ты уже азбуку Морзе знаешь, ну так ты помогай другим. Что-то ты ничего не пишешь о друзьях, завел ли себе?

Учебка «из лучших!» Порадовал меня тогда разве что любознательно отрытый факт: казарма нашей учебной роты роскошно разместилась в гусарской конюшне: был тут арак-чеевский военный городок: история! «Нам было досадно, что мы не попали в гусары», за-видовал в 1915 году драгун-новобранец по фамилии Жуков, именем Георгий. Ну, угодил в гусарские конюшни я, и нечему тут завидовать. Конюшека-с господа, да.

10�


10�


Исторические параллели смягчили горечь открытия: а советская-то армия – полное говно. Моя армия, случись беда, не защитит мой народ. «И нас боится Запад?», – недоумевал я. История вообще как-то настраивает на философский лад. В библиотеке для рядового со-става украдкой заглотил журнальную публикацию записок барона Герберштейна, писаных в начале XVI столетия. Традиции стародавние армии нашей родной: «Стратегия Дмитрия Донского, великого князя Московского Василия, Андрея Курбского, Петровских выскочек и екатерининских «орлов» отличались изумительной простотой и величайшей мудростью. Намереваясь дать сражение, они прежде всего «полагались боле на многочисленность сил, нежели на мужество воинов и на хорошее устройство войска».

А бездарный полководец Жуков? Великий воитель, первый маршал победившей армии. Стратег хренов: большой кровью, на своей территории. На минное поле. В атаку – безоруж-ными – «Оружие добудете в бою!»

Сколько до сих пор лежит по полям войны наших солдат: без могил, без имен? Сгинули, пропали без вести не оплаканные и не похороненные. Кратчайшим путем канули в Лету. Бывает. Приходите с гвоздикой к памятнику неизвестному солдату. Минута молчания раз в году, и снова шапки на головы...

Я читал, есть такое понятие в психологии: чувство бесстрашия большого народа. Вот, дескать, убиты в войну 27 миллионов − русские остались русскими. Погибли миллионы в лагерях − мы всё равно остаемся русскими. Подводная лодка погибла – «она утонула». А у малого народа психология другая: он вынужден каждым человеком дорожить...

Не развито у меня это чувство бесстрашия. Плачет моя душа. «Народ, народ мой − как капли из ведра, и люди считаются как пылинка на весах»...

После срочной вот уже почти двадцать лет боюсь дожить: увидеть отечество в руинах...

— А на днях угостили спиртом, разбавил напитком брусничным и въе.ал! Настроение сразу поднялось, я сейчас начинаю понимать наркоманов, на Новый Год надо опять нажрать-ся. Не достану водки, спирта, в запасе есть дежурный лосьон «Кентавр». Красивое название, не правда ли? Желаю и тебе забыться. Это не страшно.

— У нас сейчас очень много развелось радистов в резерве. Меня, наверное, отправят в отпуск. Рейс наш заканчивается 26 января, так что письма пиши на домашний адрес. По «Времени» правильно говорили: тут военные хотели сделать переворот. Было покушение на президента, но путем мирных переговоров все уладили. Новый год встречали дважды, по Москве и по местному времени. С судна были видны фейерверки, гудки. Люди всю ночь весели-лись в городе, как и везде. Только снега не было. Монетную коллекцию я тебе немного попол-нил. Приедешь, сам разберешься. Дядя Коля уходит в феврале в Перу.

— Новый год встретил нормально, до 23:30 еб.и мозги разными играми, я выиграл руб-левую ручку, фотографировались, потом жрали торты, пили лимонад, короче весело встре-чали Новый год. Около десяти часов к нам приехали наши начальники, поздравили, подарили торт, конфеты, яблоки и др. В Новом году смотрели ТВ – со шконки, жрали и занимались еще всякими вещами, которые в армии запрещены (не онанизмом). До обеда я спал, проснулся со страшной головной болью. Иные рыгали, но я выстоял. Рад сообщить, что не опустился до лосьона «Кентавр», хватило спирта и самогона.

— Желаю тебе, чтобы 1989 год стал для тебя самым счастливым годом в твоей сол-датской жизни. Поменьше тебе хаоса и дурки в нашей Советской Армии, а побольше вкусной каши, горячего чая и самого «теплого» носка – портянки.

Свой первый армейский новогодний праздник совсем не помню. Все время хотелось спать и есть, это было, да. Голод не был беспощадным убийцей ста-

линских лагерей. Он был так, мелко-докучливым, вечно бухим соседом-алкоголиком... Приземистое здание столовой смердит неприятными запахами и соцреализмом. Здесь я

открыл в себе неведомое раньше, неуместное качество − странную нерусскую брезгливость. Откуда она в молодом рабоче-крестьянском желудке? Первые два дня в армии не мог есть ничего. Позже, после первого наряда по столовой (размазывал равномерно по полу черный жир ребром толстой резины на швабре, длинные десятиместные столешницы гнусной во-нючей тряпкой тер), уже хронически голодный, опять три дня не мог есть. Но все-таки не был я холеным разборчивым гусарским конем − и понемногу брезгливость изжил.

Изжил! Не блеванул, как слабак из Питера, когда боец за нашим столом зачерпнул из перловки в своей алюминиевой миске разваренного мыша.

— Я ходил в «увал». Поел сладостей столько, что чуть не блевал, выпил коктейль, лимо-над и соков столько, что чуть не описался.

— А у нас дома стоит баночка земляничного варенья, она тебя дожидается где-то уже год.

— Кочегарка стоит среди болот, здесь много морошки, черники, грибов. Я их ем! Правда, приказ министра обороны запрещает матросам есть ягоды, фрукты и т.п., но я на него за-бил большой болт.

— Извини, маленький перерыв, надо с корешами похавать кильку, нехватка долбит. ... Ну вот и съедена чудо-килька. Не поверишь, но я ел ее линейкой в 20 см. Других приспособлений

10�


10�


для еды в палатке не нашлось. Здесь пошел грибной сезон. Но грибы тут какие-то странные, все похожи не поганки, наших подосиновиков здесь нет.

— Пишу я тебе в день твоего рождения, в честь которого бабушка испекла блинчиков, ты не волнуйся, я за тебя достаточно их съела. И пряжоников тебе тоже не должно хотеть-ся, я за себя их вообще не ела, даже крошечки, все только за тебя. Пусть, когда ты получишь это письмо, у тебя будет хорошее настроение.

А до этого мы морили тараканов, вылили три бутылочки дихлофоса. Ты не представ-ляешь, сколько их было, ужас, и пола было не видно, да все такие большие, они еще до сих пор вылазят полуживые. И это мы жили в одном доме с этими тараканами! Это же так про-тивно!

— Читал ли ты в «Смене» статейку о Викторе Цое, Дон-Кихоте из котельной? Видишь, все великие мира сего выходят из кочегарок. На суточной вахте пахал как бык, но зато сейчас пожарю картошки, зарубаю арбуз, поджарю рыбу и мясо. Неплохо для армии, сам понимаешь.

— Помню ты как-то говорил, что хочешь уединиться где-нибудь на острове или в тун-дре. Скажу я тебе, что ты круглый идиот. Мне светит месяц, если не полгода такого уеди-нения. Только жратву будут приносить три раза в день.

Солдатикам нашей учебной роты пришли первые посылки. У счастливцев – радость!?! Ага: в куцее «личное время» старшина-прапорщик ведет терпеливцев на гарнизонную поч-ту. В каптерке внимательно осматривает содержимое каждого фанерного ящика: вдруг алко-голь или что другое запретное? «А это что тут и тут такое интересное у вас, боец?» «Конечно, берите-берите, товарищ прапорщик, угощайтесь!» «Спасибо, тогда возьму еще вот это и это, а вот это – запрещено, изымаю». В казарме пищу хранить нельзя – солдат питается исклю-чительно в столовой. Разграбленные посылки запирают в каптерке. «Свободны пока, орлы! Читайте устав: там все написано».

И вот построение на обед. Рота торопливо грохочет резиновыми каблуками кирзачей, строится в широком коридоре. Обычно после короткой переклички сразу бежим строиться перед казармой и, печатая строевой шаг, маршируем в столовую, где жадно и стремительно, как помойные чайки, глотаем скудную невкусную жратву. Но сегодня выкрикивают фами-лии, и перед роту выбегают несколько человек. Прапор заводит их в каптерку; выходят с посылочными ящиками в руках: коротенькая шеренга перед строем в полторы сотни голо-дных замордованных пацанов.

Воины не выдерживают: кидаются на товарищей, стоящих с посылками в руках. Прапорщик и сержанты орут, работают кулаками – тщетно. Все кончено почти мгновенно: рота возвращается в строй, перед ней ошеломленные растерзанные бедолаги. Пол усыпан об-ломками фанеры, мусором, растоптанным печеньем, серыми обертками. Дожевывающая кро-хи добычи рота бежит в столовую. Владельцы посылок оставлены убирать мусор и чистить туалет – сержантам ничего из домашнего не досталось: конечно, обиделись. Самим счастлив-цам тоже не осталось ничего – руки-то ящиками были заняты! Я оказался среди меньшинс-тва, кто не кидался урвать кусок. Не знаю за других, про себя признаюсь честно: не моральные нормы удержали, но попросту растерялся, «тормознул»; а все закончилось молниеносно.

И я понял: посылку не отстоять. Не нужно заведомое поражение провоцировать само-му. Вечером сажусь писать письмо домой: «у меня все есть, кормят тут отлично. Ничего по-сылать не надо. А если и пошлете, я за посылкой не пойду: кормят так хорошо и все нужное есть, то присланное испортится только и будет пылиться-валяться, а мы бережем в нашей уютной исторической казарме порядок!»

Есть хотелось. Хотелось, чего там. Раз не выдержал. Закончив мытье полутора тысяч утренних мисок в наряде по столовой, шмыгнул из посудомойки. Руки красные, распарены по локоть. Сунулся в окошко хлеборезки – блатного завидного места службы, – напрямик спрашиваю бойца-хлебореза, по виду сильно нерусского:

— Брат, как по-вашему «хлеб»?— «Нон», бират.— А как по-вашему «есть», брат?— «Бар», брат.— Брат, нон бар?Он широко улыбнулся: «Па-нашему гаваришь!» И щедро сунул горячий батон. Свежий

хлеб мы в этой учебке не ели ни разу: видимо, правило такое, – выдавать только черствый. Я мгновенно слопал треть, остальное спрятал за пазуху и, отозвав близких приятелей, скор-мил им большими кусками.

С армии я способен съесть все, кроме финских лакричных конфет. А вот в чтении стал очень разборчив...

— «Архипелаг ГУЛАГ» я еще не читал, постоянно на руках, последнее время я редко по-сещаю библиотеку.

— Мама сегодня получила книгу Фолкнера, она такая маленькая, а стоит 3 руб. 90 коп., записалась на Агату Кристи, это все дают в горкоме комсомола.

10�


10�


— Я уважаемый человек в библиотеках здешнего ДОФа и Матросского клуба. В основном читаю дешевые детективы, но не прохожу стороной Пикуля. Пожалуй, это единственный из современных писателей, которого я могу читать. Читал дешевки Рыбакова типа «Дети Арбата» и «Тридцать пятый и другие годы». Может я глупый, но мне не нравится.

— Я снова выполняю твою просьбу, Серж. Цикл стихов Иосифа Бродского, которого я очень люблю. Послушай эту музыку, и ты тоже его полюбишь.

— Позавчера приезжал вагон с грушами. Два ящика похитил наш взвод. Я нажрался, еле на ногах стоял. А еще ведь впереди целый ящик. Прикинь какую музыку вырабатывают эти груши, а запах... Как говорит один мой знакомый «котак-котактын-басы».

— Представь себе кунг АУС, где я как дежурный оператор должен наводить порядок. Так вот в один, скажем прямо, не светлый день, залупился на уборку. До мозга корней остоп.здело мне за свиньями-кадетами выносить парашу. То они с ногами на стол залезут, то на пол семечек нагрызут, а я мети, три, да еще они и п.здеть будут. Одним словом, увез из учебки чистую служебную карточку, а здесь уже две благодарности и три взыскания.

А еще одно событие хоть как-то всколыхнуло нашу трясину. Прислали к нам двоих с других частей – бегунов. Так вот после разовых пиздю.ей нарисовали ноги в тайгу. И вот двое суток мы прочесывали окрестности. Нашли, они кое-кого заложили, и, если будут крутить это дело, то виновникам достанется. Ну, хоп! Все пучком! Держись! Жму руку!

... Скушно жить, мой Евгений. Куда ни странствуй, всюду жестокость и тупость вос-кликнут: «Здравствуй, вот и мы!» Лень загонять в стихи их. Как сказано у поэта: «На всех стихиях...» Далеко же видел, сидя в родных болотах! От себя добавлю: на всех широтах.

— Сейчас нахожусь в наряде - дежурным по БОУП. Но это необычный наряд. Несколько дней назад мне майор Попович объявил сначала 3 суток, затем еще 3 суток ареста. Прапорщика Филатова помнишь? Так вот, и ему и Поповичу настолько нахамил, нагрозил, а капитана Красильникова наеб.л, что это еще мало. Попович вообще грозится прокурору дело передать. Что ж, посмотрим. Мне уже все по х.ю. «Губа» дала мне возможность кое о чем подумать, по-размышлять о своей жизни прошедшей и будущей, конечно же и настоящей. Окончательный вывод не сделал, много есть противоречий.

Прочитал в армии за год: А. И. Солженицын. Знают истину танки! (Дружба народов, №11, 1987 г.); Джордж Оруэлл. 1984. (Новый Мир 2-4, 1984 г.); Варлам Шаламов. Колымские рассказы;

А. Рыбаков. Дети Арбата; А. Марченко. Мои показания. Живи как все; Кен Кизи; Фазиль Искандер; Кабеса де Вака; Тур Хейердал; Пределы роста Медоуза; Янки из Коннектикута при дворе короля Артура; Кампанелла. Наоми Уэмура. Один на один с Севером...

Только один год позади, триста шестьдесят восемь дней. Далек мой дом, ведь половина дороги в сто ри – девяносто девять ри.

До сих пор помню стихи Бродского, выученные наизусть в караулах... Хоть этот вот, помогавший уноситься вдаль, прочь, прочь, прочь:

В деревне Бог живет не по углам,Как думают насмешники, а всюду.Он освещает кровлю и посудуИ честно двери делит пополам.В деревне он в избытке. В чугунеОн варит по субботам чечевицу,Приплясывает сонно на огне,Подмигивает мне, как очевидцу.Он изгороди ставит, выдаетДевицу за лесничего, и в шутку,Устраивает вечный недолетОбъездчику, стреляющему в утку.Возможность же все это наблюдать,К осеннему прислушиваться свисту,Единственная, в общем, благодать,Доступная в деревне атеисту.

Как там звали голливудского деятеля, заявившего после самодовольного подсчета при-былей, что-де «лучшим из всех искусств для нас является кино?»

— Жизнь однообразная, сейчас еще и маршировать начали по несколько раз в день, ко-миссия солидная приезжает. В увалах я уже девочками не занимаюсь, а предпочитаю хорошее «видео» (здесь их на каждом углу), насыщенное сексом и кровью.

— 23 февраля был организованный просмотр американских боевиков. Первый фильм «Командо» – это весьма красочно поставленный боевик с простейшим содержанием: у полков-ника американской армии террористы похищают дочь. На протяжении всего фильма, убив сотни людей, он освобождает свою дочь. В гл. роли Арнольд Швареценигер, знаменитый куль-

110


111


турист – ты наверное слыхал о таком. Второй фильм «Полицейская академия» – не боевик, а замечательная кинокомедия. Это о том, как всякий сброд собрали в школу и обучали на поли-цейских. Потрясный фильм. Вот так я провел 23 февраля. А так дни проходят монотонно и однообразно. Передай привет сержантам нашей или уже вашей роты, чтоб им пусто было.

— Целыми днями смотрю видео, уже глаза не смотрят, но хочется, глупая натура, истинно советская. Посмотрел в кинотеатре «Октябрь» «Первую кровь», сильная вещь. Сколько бедного Рембо поливали у нас грязью, а теперь пожалуйста, антисоветчина в совет-ских кинотеатрах, вполне легально. На днях слушал Би-Би-Си. Так вот, «Deep Purple» выпус-тили новый альбом, «Рабы и хозяева». Сегодня день рождения у Джеймса Хетфильда, солиста из «Металлики».

— Посмотрел кучу комедий. До чего у нас с американцами различные образы жизни. Они в наши годы рассекают на машинах, где-то трахаются в лесах, живут в лагерях, участвуют в митингах, демонстрациях, прочая дрянь.

— Пересмотрел «Солярис» недавно. Одна мысль поразила. Человек никогда не имел воз-можности почувствовать, что может потерять человечество. ... Пройдет около тебя че-ловек, пусть незнакомый, полюби его, хотя бы потому что он скоро уже уйдет, исчезнет из твоей жизни и погибнет где-то и когда-то, так и не поняв ничего. Полюби его, потому что ты его и не потеряешь тогда, он останется жить в твоем сердце...

Прошла зима, зазеленели дубки, подошла к концу учебка. В воскресенье из взводов вы-дернули курсантов характером кротких и с успехами в учебе, замполит повез нас на грузо-вике в Новгород, в увольнение. Там в видеосалон завел, фильм с Брюсом Ли стали смотреть, потом еще какая-то фигня пошла. Так неразумные родители вместо общения со своими детьми включают им телевизор. Я тихонько выбрался вон. Пока они остальные фильмы будут жрать, успею в кремль сбегать, вдруг археологи раскопки проводят, знаменитую нов-городскую грамоту покажут!

Гуляю, по сторонам глазею. Хорошо! Почти свобода. Вернулся, а меня замполит уже хватился: матом орет, слюной на очки брызнул. Я вытянулся во фрунт, боюсь. Тупое лицо сделал:

— Товарищ капитан! Так ведь если б фильмы хорошие были – вовек не убежал бы я из зала. «Ленин в Октябре» я б с удовольствием бы посмотрел! «Они сражались за Родину»! Да хоть сказку «Морозко»... А это антисоветчина какая-то, карате-шмарате, тьфу. Для советско-го солдата срам, а не фильмы! Я министру обороны письмо писать буду...

Щелкнул замполит челюстью: кина я ему досмотреть не дал; а выгляжу-то дурнем пол-ным, а то и стукачом. Махнул он рукой, все в кузов полезли.

И не бывал я больше в увольнении до конца учебки, не брали меня.

А в стране уже творилось черт знает что...

Страна умирает, как древний ящерС новым вирусом в клетках.

— В стране творится черт знает что. Под шумок распустили из армии студентов, дают деньги на дембель, борются с неуставными, короче мраки. Чего доброго, будет у нас как в Румынии, а надо сказать, что найдется немало охотников сделать с Горбачевым то же что и с Чаушеску. ... Поверь, мне обидно, что ты бегаешь босиком по снегу, как Зоя Космодемьянская, тем более в красных трусах. Ты ведь не монах, чтобы заниматься истязательством.

— Что бы еще тебе написать. Ты говоришь, пиши о чем-нибудь интересном, духовном, но по-моему это будет выглядеть кощунственно в данной ситуации. Армия как эволюция, только не поднимает, а опускает человеческое в человеке.

— А что Серега творится с национальным вопросом! Литва отсоединяется, Латвия туда же, ары с айзерами режутся, таджики и даже молдаване возбухли. Открыта грани-ца Азербайджана с Ираном. СССР официально признал, что Кунашир и Шикотан являют-ся Японскими территориями, и сейчас начинаются переговоры о передаче этих островов. Поднимается вопрос малых народов: уйгуров, ассирийцев, цыган, караимов... Эти народы – те же индейцы в американских резервациях. Серега, я прожил 17 лет в области, где 62 нацио-нальности, и скажу тебе, что самые сильные националисты – это русские. Тебе наверное известна печальная судьба моей нации – немцев. 40 лет они добиваются автономии. 105000 из 2 миллионов покинули Союз – уехали в ФРГ, хотя сам знаешь, 50% советских ученых носят немецкие фамилии, это ведь цвет советского народа, а мы его теряем!

— Рад, что получил мои письма с «АиФами» и т.д. В этот раз высылаю «Собеседник». Хорошо, если мои посылки будут скрашивать твои мрачные дни.

— В части уже очень много «духов». В основном из Питера и с Закавказья. Уже несколько раз наш «Узел» «усмирял» этих абреков. Я, честно говоря, дал волю рукам, не смог смотреть

112


113


в эти рожи (других слов нет), тем более постоянно все эти чурки ассоциируются у меня с теми, которые не дают тебе покоя. Считай, что хоть так я мщу за тебя.

— Пишу тебе с высоких гор, с перевалов (откуда и тебя разглядел). Серега, ты писал в «Комсомолку», в Политический Лицей? Так вот, на мое письмо они ответили и дали твой и еще два адреса пацанов, которые тоже писали. Короче, мне пишут, чтоб я с вами «связался» и пред-лагают нам объединиться в единую сеть по Союзу и создать что-то вроде клуба (заочного). Ну, чтоб мы знали своих единомышленников, и чтоб друг от друга узнали кое-что из жизни. Мы будем короче друг у друга учиться жить нормально, и ПЛ нам поможет в освоении начальных азов экономики, политики, права и др. Мы – это те, кто не хочет смириться с прозябанием на дороге жизни, кто хочет добиться в ней хоть чего-то, но только не серости монотонной, скуки и тупости пожизненной. Вместе мы что-нибудь да и будем значить, да, Серега?

— Серега, тут на гражданке такое творится! Советской власти и КПСС уже никто не верит. Из двух девятиэтажек на первые выборы 4 марта пошло голосовать всего 50 чело-век, вот итог – 18 марта повторные выборы. В Черниговской области были сняты со своих постов весь Обком, Горком и райкомы города. В Оренбурге 27 февраля должен был состояться санкционированный митинг против Обкома КПСС, но местные власти пошли на хитрость: пустили слух, что 27-го во всех магазинах будут продаваться импортные вещи. Люди вмес-то митинга ринулись в очереди, но не импорт увидели, а огромадную фигу, так был сорван митинг! Людям х.й, а не вещи, Обком продолжает бить баклуши, сидя у народа на шее и зло-радствуя над его глупостью. А теперь небольшое социологическое исследование: разве люди ринулись бы в магазины, если вещи продавались свободно, здесь людям нечего купить. Чтобы купить сапоги зимние нужно занимать очередь в 6 часов утра. За дубленкой стоят по трое суток, причем нужно отмечаться в 12 вечера, 3 ночи и 9 утра, не пришел отмечаться – вы-черкивают из списков. Холодильники, телевизоры, пылесосы, ковры: по разнарядке – в свобод-ной продаже нет. Чай, сахар, мясо, масло, мыло, стиральный порошок, водка, мука, крупы – по талонам! От такой жизни люди обозлены – на грани взрыва!

— Серега, я очень рад, что так серьезно повлиял на формирование твоей яркой личнос-ти, твоего мировоззрения. Я верю, что ты будешь активным борцом за настоящую справед-ливость, что ты не бросишь это нужное дело, и поверь, что и я его не брошу!

— Я вижу, ты ударился в политику. Не знаю, стоил ли заниматься этим в армии. Что-то доказывать этим тупоголовым солдафонам, всевозможным командирам и замполитам – по-моему это пустое занятие. На мой взгляд надо потихоньку прожить эти два года, да

по домам. К чему вызывать на себя гнев командиров, тем более боюсь, что никаких перемен в части или в твоей роте не произойдет. Так что наверное бросай это бесполезное занятие – этих вояк ничем не проймешь. Лучше читай литературу, занимайся спортом – вот точно есть какая-то польза.

— Румыния, что очень обидно, у нас не получится, народ доведен до такой опустошен-ности, что стерпит еще не такое. Будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему.

— 90 до приказа! В воскресенье у нас в части было побоище. Да, не удивляйся, было все: кровь, ругань, избиение... Но обо всем по-порядку. В тот день узбеки (где-то 50 человек) и азербайджанцы (20 чел.) что-то не поделили (имею ввиду 4 и 5 учебные роты первого баталь-она) и стали выяснять свои отношения методом кулака с применением добавочных средств: досок, стульев, ножей. Сержанты и ответственные офицеры попробовали их разнять, так эти «звери» накинулись на них. Ситуация стала почти неуправляемой. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы не призвали на помощь БОУП. Нач. политотдела, единственное, очень просил не применять ремни. Знаю, Серег, ты против драк и «этому подобных», но... Мне пришлось тоже «пизд.ть» и связывать этих «зверей», хотя так хотелось футбол посмот-реть, прям от телевизора оторвали. Результат этого инцидента: человек 25 отправлено на «губу», отобраны были 10 штук ножей и финок, ремни... Были раненые. Одним словом, меж-национальные отношения до сих пор в армии не решены, да думаю и в ближайшее время не решатся. Жду твое мнение на все это.

— Нет, Серега, все беды человечества были от национальной розни и теперь, когда мно-гие народы идут на взаимное сближение, ни ты, ни Гумилев им не докажешь необходимости отъединяться и размежевываться. В единстве всех национальных культур и традиций, зако-нов и обычаев, правил, устоев лежит будущее человечества! Посмотри на первобытный эпос всех народов – в основе лежит одна легенда, одни герои – только названия разные, везде одна основа – борьба добра со злом!

— Вот ты пишешь: «что же это за такая страна, где все рядом – нищета и величие духа». Странное выражение. Где же быть величию духа, как не в нищете?

К утру 10 ноября 1989 года стало ясно, что Берлинской стене не устоять...25 мая в Кремле открылся I Съезд народных Депутатов СССР. Полтора месяца мы

смотрели заседания съезда: впервые обязательная «программа Время» стала фантастически интересной! Не всем, не всем...

11�


11�


Гибель атомной подлодки «Комсомолец». Смерть академика Сахарова. 12 июня 1990 года Съезд народных депутатов РСФСР провозглашает государственный суверенитет РСФСР...

— Магазины пусты, хотя в Риге торгуют по талонам. Такое впечатление, что люди должны бы давно умереть с голода, или остаться на хлебе и воде. Но как-то живут. Водка по нормальной цене здесь тоже большая редкость. Виден шикарный пример государственной спекуляции. Кооперативный винно-водочный магазин: водка – 20 руб., шампанское – 15 руб., вино – 10 руб., хотя от обычного магазина отличается лишь тем, что на каждой этикетке стоит фиолетовый штамп управления кооп. торговли. И ты знаешь, народ стоит и очередь очень внушительная.

— Здесь на узел для протирки ЗАС аппаратуры дают спирта хоть облейся. Так как я стойкий трезвенник и не допускаю спаивания молодежи, то мне приходится вытирать в аппаратной пыль и полы спиртом.

— Живу спокойно, берегу силы для будущей жизни... Не скучай, Серега, служить осталось совсем немного, скоро весь этот кошмар кончится и все это забудется как дурной сон и для своего сына, если таковой конечно будет, а не девочка, ты «кровь из носа» будешь добиваться отсрочки от армии, если конечно к этому времени наш парламент не придумает что-нибудь стоящее.

— У нас здесь в магазинах все раскупают. Разбирают лампочки, соль, масло раститель-ное бидонами носят, сливочное масло. Макаронных изделий, консервов, супов в пачках, пече-нья, картошки вообще нет. Так вот мы тут и живем.

— Извини, что я тебе не послал открытку. Не знаю, как там у вас а у нас кажется это рождение очередного дефицита. Хоть убе, но нет ни в военторге, ни на почте. Интересно, что все открытки, которые я когда-либо получа, довольно типичны и почти одинаковы. Но твоя абсолютно ни на что непохожа. Такого текста на открытке я еще никогда не читал. Еще раз спасибо.

— Эх, Серега, что творится на гражданке – это что-то напоминающее революционную обстановку. Вот данные по Оренбургу. Жизнь – по талонам, а талоны дают только по про-писке. Сахар и мясо – по 1 кг в месяц на человека; мыло – кусок хозяйственного на три месяца; стиральный порошок – 800 гр. на месяц. Масло, хотя и не по талонам, но дают в магазине не более 200 гр на рыло. Колбаса 12 руб. за кг.

— Сейчас Серега сахар в стране по талонам, а я лично был на крупном сахзаводе – где сахар песок – мокнет под дождем и этот сироп тоннами растекается по земле, уходит в почву! Сахар там на складах лежит от 1, 5 до 3 лет без реализации.

— Борис Ельцин сказал правильно: «если до 91 года не принять радикальных мер, то об-становка в стране приведет к революционной ситуации». Да наверное так оно и будет – во дворе нашего института стоит 4 броневика в полном вооружении – догадайся, для чего!?

— Очень рад был по приезду из командировки (ездил за «духами» в Москву, дома был 5 суток) прочесть два твоих письма. Несколько новшеств в Москве: введена паспортная сис-тема, ограничен въезд иногородних, полным-полно пацифистов, очень много милиции. В ма-газинах изменений мало. Кругом митинги, демонстрации. В армии недобор. Ребята косят от армады, как хотят и на что хотят. Представь, даже из Москвы! Я привез вместо 47 – 23 человека – половину, что говорить о Закавказье, Азии, Прибалтике. Бориса Николаевича Ельцина избрали председателем Верховного Совета РСФСР. В Москве все в него верят.

— Вчера получил от тебя сразу два письма. Твои послания я прочитал стоя в очереди за картошкой. Стоял 2,5 часа на улице, знаешь магазин овощной возле моего дома? Был дождь, ветер, омерзительно. Но зато купил. Такие вот дела. Я не помню такого, чтобы я так дол-го стоял в очереди. Еще накануне стоял 1,5 часа за курицами. Отхватил 2 штуки с боем. Встретил у магазина Андрюху Синякова. Его первые слова: «Здорово Толян! Слушай, еб.ны в рот, а ведь жрать совсем нечего!» Мне приятно было вести матерную беседу, как будто снова окунулся в армейскую пучину. Мы весело попиз.ели часок и разошлись.

Среди писем затесались странички моих армейских записных книжек. Многие записи закодированы простым шифром из журнала «Пионер»: «Карандаши перехватили засекре-ченное донесение резинок. Ребята, прочитайте шифровку!»

еиниткоеи.дылдчвннимйоеябуттытпньрмейсояьдооруахдл.скетниоаии:судллбсллнгршгеьеоооеуолобмамемкороигли

11�


11�


«Таков же и нищий наш ум: не имея у себя дома ничего, строит он из чужих слов, до-бавляя понемногу из своего нищего дома. Но вроде соломы и прутьев – свои слова...»

Нередко и в армии довольно неплохо. Когда накормили сытно, а работа нетяжелая. Но это принудительная работа и я – несвободный человек. Я хочу думать, говорить и делать, что считаю верным и правильным, осознанно необходимым. Я хочу быть свободным! Здесь я стал терять внутреннюю свободу.

Повидал людей, – стал более умным?Вчера видел, как летели три лебедя... Я возился со своими «мертвыми» агрегатами и

уже чертыхался. Лебеди. Красивые белые птицы; свободны.Дело было вечером, делать было нечего. Болтали с Сафоновым и Власовым. Порешили

выйти из ВЛКСМ. Что в нем держит? «Так принято», за плохую характеристику страх, угроза позднего увольнения из армии, неприятности. И не будет рекомендации для поступления в ВУЗ. Мы убеждены, что комсомол – формальная ненужная организация, убивающая посте-пенно свободу в человеке и отучающая его думать, мыслить. А потом мы стали спрашивать у всех: «хочешь выйти из комсомола?»

«А на х.я? Подъ.бываете?» – этим недоступно задуматься. Они просто живут: слушают не-сложные ритмы, едят, «тащатся», делают дембельские альбомы; их не тяготит несвобода – ос-мысление не то, чтобы недоступно, а просто незачем. К чему искать «на ж.пу приключений?»

«Вы серьезно? Ребята, это правильно, но: не в армии, здесь дурка, на гражданке я бы и не задумался; зачем все это? (в мыслях отпуск, ранняя отправка, страх расправы Беликова-Поповича-Красильникова); я боюсь, просто боюсь».

Влас твердо решился выйти из комсомола, но забрал свое заявление, он осторожен, он просто осторожен. Видимо, его немного тяготит то, как он может выглядеть в наших с Андреем глазах, но я его понимаю. Каждый решает для себя сам, если решает.

Я труслив и слаб. Не умею парировать грубость и наглость. Я малообразован. Но надо же выжимать из себя раба. «Нигде человек не чувствует себя спокойнее и беззаботнее, чем в своей душе». Я буду стараться стать свободным, честным, образованным. И совесть будет советчиком в поступках, а не палачом, пытающим меня всю жизнь. Я устал бояться и нена-видеть. Тупое равнодушие стараюсь гнать. Иди! И там, на краю отчаяния, обретешь надеж-ду! Надежду! Надежду. Иди, и пока ты идешь, у тебя есть надежда.

... «а просто представилось мне на мгновение, как я весь измочаленный с работы воз-вращаюсь в стаде таких же кретинов ... и как мне все обрыдло, и ничего мне не хочется». Пикник на обочине.

«Единый политдень». Дьячков бросил фразу: «кому не интересно, может сразу уйти». Мы с Андреем ушли, хотя колебались, оробело переглядывались, и спросили: «а что за это будет?» «Выведут за угол и расстреляют!»

Пустыня то, где нет любви уже, где даже музыка звучит некстати: она в твоей измучен-ной душе, лишенной милости и божьей благодати...

Пережил самое глубокое потрясение. Никогда раньше я так много, тяжко не думал. И совесть рвала душу, топтала здравый смысл и желание спокойствия. Я забрал заявление.

Перед этим Сокирко, комсорг, убеждал, что Сафонов – он хитрый, ищет таких как я, дурачков, все по фигу ему; а я дурак, все это никому не нужно, смешают с грязью просто. Ребята из моего призыва наперебой говорили, что иду против всех и бегу «с корабля», типа крыса и т. д. А потом глупая история: негромко и устало сказал в адрес старшины Палыча «козел». Сволокли в канцелярию, – «меня, старшего прапорщика, прослужившего 24 года в армии, схолдх-ат каз-злом обозвал!» Сняли с наряда, слухи о семи сутках ареста. И чувс-твовал я себя паршиво, о последствиях и карах думал, что в дерьме останусь; один. Я вооб-ще в те минуты ничего не соображал. Буланов случайно подслушал разговор командиров: Сафонова надо исключить как нарушителя, а меня склонить к тому, чтобы заявление забрал. Преображенский кричал, что меня надо сажать, а Попович отвечал, «как его посадишь, у него нет ни одного взыскания». Опять вызвали в канцелярию: «комсомол учит, хоть и формаль-ный. Отец у тебя беспартийный?» «Коммунист». «Вот, сообщим папе; каково ему, коммунис-ту, будет узнать такое?» Говорили они; говорили, говорили, а в голове у меня было пусто.

— Как тебя принимали в комсомол?— На подводной лодке-музее К-21 времен Великой Отечественной войны...— Вот видишь...Я стоял и молчал, лишь коленка подрагивала.И как чмо без своих мозгов, тупой и безвольный – вернул заявление...Пришел Сафонов. Как у полководца, глаза блестят в предвкушении схватки. Оп-па: — Так ты что, заявление забрал? — Да.— Ну ладно, – быстро отошел и лег на кровать лицом вниз. И я узнал, что чувствовал Иуда.— Ну вот, Сафон обиделся! Я так и знал, – пожал плечами Власов. За час буквально до

этого диалога Влас рассказал про деда репрессированного, про учебу свою в художествен-ной школе, Байкал... Хороший он человек, я совершенно не знал.

Душу долго тошнило. Пытался отлиться холодной водой, а потом представил, как мяг-ко в снегу. В родном снегу моего Севера. Без кителя, в тапочках, спустился вниз, упал в снег, лицом прижался. И хлынули слезы: впервые за годы школы, ПТУ, армии, плакал навзрыд. Горькими детскими свободными слезами. Мерцала искорка слабая – «мне почему-то не хо-лодно. А, – закаленный».

11�


11�


Решил. На собрании скажу то, что думаю. О ВЛКСМ, о стране, об армии и о себе. И новое заявление положу. Там же, на собрании. Даже если все будут против меня, даже если смешают с грязью. Если совсем один. Армия – пришел и ушел. Уйду и я домой, с этим: «ты предал. Никогда не думал, что ты предашь». Как жить? Выбор сделан. Спокойной жизни не будет. Я стал «залетчиком» и «политическим». Это ерунда: важно, каким проживу жизнь. Я устал быть рабом.

«То были дни, когда я познал, что значит: страдать, что значит: стыдиться, что значит: отчаяться». Пьер Абеляр.

Нас с Андреем Сафоновым выбрали в редакцию стенгазеты «Связист». Нужен предно-вогодний выпуск. Сафон наскоро поучил меня, салагу, журналистике: «трепаться можно о чем угодно, на вороту не виснет. Но. За каждое написанное слово будь готов ответить голо-вой». Нашу газету мы назвали «Общественное мнение». Ночь в ленкомнате сочинял статью в стенгазету. Утром прочитал – эмоции, нелепица; выбросил.

Поздравление с Новым годом написал Сафон: Волею судьбы и советских законов все мы встречаем Новый год в сыром климате

Новгородской земли. Что ждем мы от него? Какие воспоминания могут сверкающе окрасить наш праздник?

А вспомнить мы можем мрачные, никому не нужные дни, недели и месяцы армейщины, можем вспомнить слезы наших родных, слезы матери, провожающей нас сюда, можем вспом-нить, как в курсантской роте делали из нас послушных рабов, можем вспомнить тусклую, гнилую духом жизнь в Узле Связи среди всеобщего зла, ненависти, мещанства и шкурных на-строений.

Что мы ждем... Все в мире относительно. По сравнению со скудной жизнью в Армии мы ждем немало, в сравнении со свободной жизнью на гражданке мы не ждем ничего.

Заметьте, как кто-нибудь начинает говорить о празднике, почему-то нет в душе весе-лья, а только смердящая, ноющая тоска...

Редакция газеты поздравляет Вас, друзья, с Новым 1990 Годом, но не хочет и не может пожелать Вам веселья, она желает Вам задуматься над своей жизнью.

Желаем Вам больше и чаще думать и наше Вам слово, жизнь улучшится!!!Желаем счастья, любви, радости, но только после армии. («Не делай дел невозможных»,

– сказал Господь)Желаем погасить скорбь, которая была этот год и существование которой в дальней-

шем зависит от вас.Новый год – переходная точка между историей и будущим. Что принес нам 1989 год и

чего ждать от 1990 года – читай ниже в первом номере «Общественного мнения».

Евгений Лещуков. Он создан для общества и общения. Несредний его ум работает на это. Сам пишет и поет песни: простой текст и мелодия, какая нравится многим: легкая ме-лодия. Рисует, остроумен и неплохо разбирается в отношениях между людьми. Во время учений мы с ним славно проводили время в кунге-аппаратной за чайком, согретом кипя-тильником из двух лезвий.

Но мы с ним слишком разные. Он из Ташкента, уличный волчонок. В последнее вре-мя пути расходятся, а пересекаются только гнуснейшим образом. Сейчас он рисует газету «Связист». Взамен той, которую сорвал капитан Беликов, наше новогоднее «Общественное мнение».

Вчера после обеда повесили «О.м.», немногие успели прочитать за те пятнадцать минут, что провисела на стене. Замполит роты орал, чтобы я немедленно ее снял, он должен распи-саться на обороте, что разрешает выпуск. «Ты что, с.ка, не понял Чирков? Быстрей снимай!» На крик стали подходить, смотреть. Беликов вырвал лист из-за лесок на стене, кинулся в канцелярию: «какое на х.р «Общественное мнение»? Название не утверждено! Это твое с Сафоновым мнение! Ты считаешь себя рабом? Ты раб капитана Беликова? Я покажу тебе, что такое настояшее рабство! Напишу рапорт, и отправят тебя в роту охраны! В Григорово! Будешь за неделю спать 24 часа! Как ты можешь судить о Латвии! ЦК, Партия не могут ра-зобраться, а еще ты лезешь «я думаю»!!! Как коммунист, запрещаю тебе писать это!!!» «Я о Литве написал». «Да мне по х.ру!»

Лещ нарисовал и повесил новую новогоднюю газету: яркую, с конем-пегасом, поздрав-лением в две колонки, отличников перечислил! Не судья я ему. Вертится слово «штрейкбре-хер», но просто как слово звучное. Не предал он, это стиль жизни.

«Общественное мнение» распространяем «в списках».

Вышел из ВЛКСМ. Никто не смог плеснуть грязью или кинуть камень. Многие считали, что все «убеждения» мои вылетят, стоит чуток нажать. Достоин того, чтобы не считали меня человеком. Ничего.

Говорил я на собрании примерно так: Это именно мое мнение. Только мое. Я лишь простой солдат, и должен молчать. Я должен молчать, когда в ответ на заявление о выходе из ВЛКСМ в лицо летит шантаж: «сообщим папе-коммунисту, каково ему будет узнать о таком сыне?» Я должен молчать ради спокойной службы, «дембеля» вовремя, характерис-тики. Я обязан молчать, когда замполит нашего Узла Связи, орет мне: «ты что, с.ка, не понял Чирков? Снимай газету!» Когда в голос кричат в канцелярии, когда угрожают ротой охраны в Григорово. Вообще, о чем можно после этого говорить? О добре и справедливости? О во-инском долге? О защите своего народа?

120


121


После собрания на душе спокойно, как в зимнем лесу в тихую ночь под небом, пушис-тым от звезд. Хорошо сказать то, что думаешь. Правильно, иметь чистую совесть.

А Евгений «гнулся» на собрании. Жаль. Он понимает, кем стал в глазах многих. «Вы меня, наверно, убьете после этого?», – улыбнулся невесело...

...Но вспоминая в час вечерний,Про все про то, что днем сказали, – Как жить нам после отречений?Какими нам истечь слезами?..

Трое суток отсидел на гауптвахте.

«Что спасет человека? Совесть. Что спасет Россию? Правда».

Не заполнен обходной лист, только библиотекарь, жена офицера, язвительно выдохну-ла на штампик: «дочитался?» Лихорадочные сборы, «поедешь в другую часть по специаль-ности». Сафона посадили на губу, за ним в полпятого утра пришли, он обернулся в дверях казармы: «блаженны... изгнанные за правду... ибо их есть...» Дверь за ним захлопнулась.

В 19:40 отъезд. Куда-то на Юг. Торопливый плевок на ворота части.

Узин, Украина. Боец на КПП прыгает от счастья, увидев нас: «Ай, спасиба, лийти-нант! Маладых привез! Наряды хадить будут! Шюршать будут! Ай, харашо, лийтинант! Хе-хе-хе!»

Меня, похоже, повезут дальше.Больше недели жду отправки, дальше на Юг. «Вы здесь временно, с вами можно делать

что угодно. Но я же не делаю, стараюсь подходить чисто по человечески. Ну, будете здесь день спать, другой, третий. Что это, скажете, за армия такая! Или ходить тут; биллиард, понимаешь, карманный. Ну вот, занимаем вас немного, работаете», – майор в пересыльной части.

В дороге я аккуратно вскрыл сопроводительный пакет. Служебная характеристика на рядового Чиркова С. М., 1970 года рождения, образование среднее специальное, русского, в СА с ноября 1988г., водителя-электрика.

За время прохождения службы в в/ч 22558 зарекомендовал себя как неорганизован-ный, неисполнительный воин.

Над повышением своего идейно-теоретического уровня работает не в полную меру сво-их способностей, в системе полит. занятий успевает на «хорошо». Разбирается в политике го-

сударства, международных отношениях. Специалист 3 класса. Выполняя обязанности началь-ника аппаратной, стремления к ее изучению не проявлял, нуждается в контроле. Требования ОВУ знает, практически их выполняет, но отличается низкой ответственностью.

Вверенное оружие и боевую технику содержит в удовлетворительном состоянии.По характеру спокоен, рассеян. В отношениях с товарищами по службе держится ров-

но, со старшими может проявлять несдержанность. В общественной жизни подразделения участие принимает. На основании своего заявления в январе 1990 г. был исключен из членов ВЛКСМ. На замечания реагирует, но не всегда делает должные выводы.

Военную тайну хранить умеет.Начальник УС м-р «Попович».

23 февраля. Праздник, тоже мне. Приехали в Моздок, построились. Командир полка в папахе. Оркестр гражданских. Праздничная группа людей, среди них какой-то детский сад и еще один детский сад сбоку стоит – имитация толпы, что ли? Невнятный бубнеж из динами-ка. На площадь выскакивает собачонка и с подвывом лает. Бормотать с трибуны закончили, стихло, только собачка все лает и лает. Вдруг заиграл гимн – собачка вздрогнула и убежала.

Слушал по БиБиСи голос Варлама Шаламова: он читал рассказ «Воскрешение листвен-ницы». Для воскрешения нужна сила и вера. Сила и вера...

Откладываю листки дневника: нехитрый код читается очень медленно, утомитель-но. В Осетии в начале 90-го, – там поначалу нечего было читать: из трех библиотек гарни-зона не работала ни одна. Без регулярного чтения я тосковал смертно, как придуманный Стругацкими «мокрец».

У прапорщика Узла Связи оказалась сестра – библиотекарь в г. Моздок. Я осмотри-тельно расспросил и присовокупил осторожную просьбу. И напомнил. И намекнул опять, сломив изумление и непонимание спиртиком. Наконец, свинтил в свою первую самоволку: нашел библиотеку: сослался на прапора и приглянулся сестре: стал читателем. Первым и единственным на то время солдатом срочной службы, по-честному записанным в городс-кую библиотеку! Я уже освоил к тому времени весь ЗАС и вовсю рулил связью с бомберами. В секретной комнате, за аппаратурой высшего класса секретности хранил книги. Младший коллега-срочник офицеров Командного Пункта, я вскоре наладился ездить в Моздок со сме-ной. Меня высаживали прямо у библиотеки, тихого вежливого чудака-очкарика. Спецов не колыхали проблемы самовольных отлучек личного состава за отсутствием такового у них самих – был я боец не их подчинения.

И вот раз «Урал» неожиданно тормозит на КПП, и в кунг лезет замполит моей части. Оп-паньки! Увидел, опознал, охр.нел: заматерился; и вообще. Офицеры незаметно отсели

122


123


от меня, старательно демонстрируя нейтралитет в щекотливой ситуации; зона отчуждения вокруг солдатика образовалась. А машина вовсю в Моздок, в ДОС катит.

— Ты куда!?! Что!?! В. Биб-ли-а-тэк-ку!?!Я пол изучаю. Че тут скажешь? Вина моя алеет явно и тяжко, как чирей на носу.

Замполиту вечер обрезал: теперь он в этом кунге обратно в часть поедет, меня на гауптвах-ту пристраивать. Когда-то теперь домой, к телевизору попадет – из-за мудака с книжкой. Опять же пятно на всей части, «залет» – все из-за этого же мудака...

— Мне бы книжку сдать, – жалко мямлю я робким голоском.На лице его досада за испорченный вечер и раздражение на сопутствующие проблемы,

и скорбь мировая прорастает стремительно, как бамбук; об этом-то ли мечталось в юности? «Бл.дь ты очкастая», – невесело мигает его взгляд.

— Что за книга-то, бл.дь ты очкастая?Сегодня в моем специальном бумажном, «библиотечном», пакете толстенный том в

темных тисненых корках: Инка Гарсиласо де ла Вега. История государства Инков. «Наука», Питерское издание 1974 года. Гравюры бережно проложены калькой. «Пропущено с раз-решения святой инквизиции, судьи первой инстанции. Год MDCIX». Con la espada y con la pluma – со шпагой и пером!

Он вытаращил глаза, как мальчишка из фильма «Приключения Буратино» – на азбуку (всего четыр-ре сольдо!).

О, эскейпизм далекой искристой экзотики иных времен и стран! Бородатый Вира Коча, – ск’оньи Тикси-вира к’оча, – бог вулканов. Легендарный основатель Куско и династии инков-правителей Манко Капак. ... тектетан, тектетан, что означает «я не понимаю тебя». Испанцы подумали, что так называется селение, и, исковеркав слово, стали впредь называть его Юкатан, и никогда не отстанет от него это имя.

— Не дадут Вам. Я по каталогу читального зала нашел, мне на абонемент выдали только потому, что репутация безупречная, – мой голос крепнет, – зайдем вместе, я Вас порекомен-дую...

Офицеры расслабились, меж собой заговорили: рассосалось. С того раза в ЗАС аппа-ратной я читал и книги из домашней библиотеки замполита. Отличный мужик, с крепким добротным набором книг.

Стоит только начать вспоминать, и потянется слово за слово, эпизод за эпизодом. Только не во мне, по большому счету, дело. Опять читаю письма.

— Мне трудно судить о твоих мотивах, но «выйти» из ВЛКСМ можно спокойно и безболезненно после армии. Можно спокойно не встать на учет и оставить для внуков

на память этот билет. Ты пишешь «мне больно смотреть на страну, как я помогу ей?» Честно говоря, я думал, что от нас, простых смертных, в этом мире зависит немногое. Но, если ты сделал так, значит нельзя было иначе. Делай, как велит тебе ум, честь и совесть. Но думай, всегда думай, ибо «сон разума рожает чудовищ», это не я, это Гойя сказал.

— Здравствуй дорогой Сережка! Твое письмо меня огорчило и обрадовало одновременно. Огорчило потому что я недавно послал в Новоселицы письмо с такой обильной информаци-ей – теперь оно может попасть в чужие руки. Обрадовало – ведь я рад, что ты выбрался из Новоселецкого яда и вышел из рядов ВЛКСМ. Теперь ты принадлежишь одной партии – СМО! Пусть сейчас наше дело задержалось на зародышевой стадии. Но будет время и оно получит дальнейшее развитие. Наша задача – приближать это время! Нам небезразлична судьба че-ловечества и планеты. Сережка, не отступай, действуй и давай мне умных и толковых как ты людей!

— Вот видишь, брат, осталось тяжелое наследие «культа личности» и репрессий 37-39 годов. Хотя наверное высылка инакомыслящих берет свое начало еще раньше восстания декабристов, где-то в X-XI веках, когда всех недовольных либо уничтожали, либо выгоняли за границу княжеств. Вообще жить сейчас стало интересно, хочется посмотреть, чем все это кончится. Посмотреть, а вот принять участие в расколе Союза, в развале экономики совсем не хочется.

— Как тебя далеко увезли за какие грехи? Мы думали, что в Новоселицах дослужишь, там спокойно. Ну потом думали в Киеве. Ну ничего, не падай духом. Места там красивые, хоть повидаешь Лермонтовские места и узнаешь, что за Кавказ. Только береги себя, не всту-пай в конфликты и еще рядом от тебя река Терек, не купайся в ней: она быстрая и холодная. Находи себе друзей, чтобы веселей было.

— Мой совет: не пиши о своих неудачах и разочарованиях домой. Это не поможет, а ро-дители будут зря переживать. С этим откланяюсь.

— Как тебе служится на новом месте? Мама переживает, что тебя так быстро пере-вели туда и знаешь почему? Андрей сказал Олегу, что ты вышел из комсомола (это правда?), Олег видимо сказал своей маме, она – т. Зое, а т. Зоя – маме, а она думает, что из-за этого тебя оттуда перевели. Ты напиши все подробно, ладно? А т. Зоя так об этом серьезно говори-ла, а мне смешно было, что тут вообще такого-то? Что-то журналы нам так плохо ходят, все из-за нехватки бумаги.

12�


12�


— Стою теперь в резерве, народу очень много, а судов – нет. Пришел с рейса, на своем одном двигателе мы ловить рыбу были не способны. Принимали для заморозки от норвежс-ких, а потом шведских рыбаков. Обошли все норвежские и шведские шхеры. За четыре меся-ца заход был в порт Киль (ФРГ). Немного обижен, что узнал не из первых уст об исключении тебя из рядов ВЛКСМ (по заявлению). Мама очень переживала и поругает тебя в письме. Я лично считаю, что ты вполне самостоятельный человек с реальными взглядами. Если так решил, значит считал нужным. Получили письмо от вашего помполита, где он просил сообщить о тебе с родительской точки зрения. Сообщил, что претензий к тебе нет, но хочет узнать тебя шире. Я все написал, обсудили с мамой и Катей и отослал в часть. Все там положительное.

— Как я рад, что наконец-то получил твой постоянный адрес. Но конечно же это особо не радует. Ведь ты попал, как я понял, в ужасную дыру.

Знаешь, Серег, пишу откровенно: ты – нац. герой. Я даже не ожидал, что у тебя столько «друзей». Сейчас все, где можно, кричат, что ты их друг, все: Бобков, Петухов, Мацолик и т.д. Просто тошно становится. Серж, очень прошу, береги себя. Ведь там с тобой может что угодно случиться. А взгляды не меняй. Ты – молодец! Я тебе завидую. В какой-то мере, ты даже выше меня. Оставайся таким же.

— Серенький сыночек мой здравствуй, собралась тебе написать письмо, немного успо-коилась. Все что с тобой произошло – очень переживала. И зачем ты ушел из комсомола, ведь у тебя вся жизнь впереди, а не только служба. И на службе надо служить, а не делать перестройку в армии. Служил оформителем, что еще надо. И не брал бы ничего в голову, что тебе не нравится. Ведь всего два года потерпеть не мог? А придешь со службы и не комсомолец, как же жить будешь? Ведь и я была комсомолкой и папа, а если будут все ухо-дить из комсомола, то кто же будет защищать наше государство? Наоборот сейчас та-кая обстановка надо объединяться сплачиваться а ты в сторону при первой трудности или что-то тебе не понравилось. Я даже не верила когда мне сказали, даже спорила с т. Зоей что мой сын так не может поступить. Да видать плохо тебя воспитала. Может еще одумаешься и исправишься? Только я тебя очень прошу сынок дослужи как положено послед-ние полгода не выступай если тебе что-то не понравится, этим ты ничего не добьешься. Я верю в тебя. Ну хватит нравоучений, и ты не обижайся это я мама тебе говорю. Заводи себе новых друзей, одному тебе будет плохо. Дослужишь лето, а осенью домой. А у тебя там еще будет тепло. Летом я думаю там хорошо будет. Новостей в городе нет. Талоны у нас на сахар, чай, колбасу и хоз. мыло, остальное все свободно. Записалась на мебель, проверяюсь раз в месяц.

— Сережка, господи, как мне жаль, что ты попал в эту, извини, еб.ную Северно-Осетинскую. Ты действительно меня напугал. Ведь здесь, в средней полосе России, ты мог и говорить что хочешь и писать, а там... там у тебя одни звери и ублюдки. Твоего командира отделения Жэку Лещукова, оказывается в Ташкенте (он как и ожидалось прогнулся и уехал в отпуск) арестовали органы КГБ за провоз наркотиков, наверное, анаши. Из части за ним поехал офицер, а то ему грозит тюрьма. Неизвестно, привезут ли его.

— Та атмосфера, в которой ты сейчас находишься... Это ужасно. Но не хочу нудить и ныть. Несколько чисто мужских пожеланий. Собери все силы и волю в кулак, «стисни зубы», но проживи эти оставшиеся полгода. Победи то стадо и тех зверей, которые вокруг и рядом с тобой. Ты их сильнее духовно, и ты выше их. Будь молодцом. Только не сорвись. Ведь (тьфу-тьфу-тьфу...) можно и в дисбат попасть. И из-за чего?! Из того, что грохнешь какого-нибудь урюка. Не надо, Серег. У тебя спереди все лучшее и ради этого ты должен стерпеть. Понял? Мое почтение мсье Серж.

А что за атмосфера? Нормальная служба радистом и оператором ЗАС в Северной Осетии, на командном пункте базы стратегических атомных бомбовозов... Бежит радист Фирсов к нашему домику радистов, за ним гонится стая из батальона обеспечения. Успел, Фирс, дотянул – в дверях с косой без черенка, пята портянкой обмотана, – я: «всех порежу; только суньтесь, мерзавцы!» Топчутся, орут, отходят. Страшно выглядит коса, не зря с косой ходит сама костлявая Смерть. Страшно; а я ведь и полоснул бы: насмерть. За другого чело-века; или за идею; за добро – биться легко. Мог бы стать я неплохим Иолаем при путевом Геракле. Иногда и был: прижигал шеи от срубленных героем Горгоньих голов, помогая побе-де... А за самого себя биться – это сложнее. Мне сложнее.

На бомберах солдаты не летают. Мы в наряды летаем. Я иду из казармы после такого наряда в свою ЗАС-аппаратную. В этот раз не полем кукурузным, не по трассе, где в ходу автостоп, а самой длинной официальной дорогой шагаю, через аэродром. Зверобоя по пути нарвал. Всю ночь связь с «тушками» держать, буду лезвиями чаек кипятить в эмалирован-ной кружке, пока ТУ-девяностопятые на Канин нос летают.

Ой! На взлетке ежик, в лоскут раскатанный, лежит. Под колеса атомного стратеги-ческого бомбардировщика угодил, бедолага. Сел я на корточки над ним, задумался: ред-костная смерть выпала колючему зверьку: невинной жертве Холодной войны и гонки во-оружений.

...Лапку его расплющенную, переднюю правую, отломил я тогда небрезгливо, и в спирт опустил. До сих пор эта мумифицированная лапка у меня, висит на саамском оленьей кожи

12�


12�


мешочке для кофе – вместе с памятными мелочами – рострумом белемнита, австралийской монеткой, пуговкой из оленьего рога...

Статус новичка быстро и безошибочно выясняется в мелких стычках. Один такой эпи-зод был – показательный.

Черт, я не помню уже его имени! Пищевоз и пищевоз – должность такая при столовке в недрах командного пункта. Возят пищевозы в бачках-термосах пищу. Вначале кушают то-варищи офицеры – свое, офицерское; потом солдаты – солдатское, из солдатской столовой. Мы, радисты, в очередь моем посуду. Сверх этого – сам, пищевоз, делай. Конечно, радисты постарше, побыковатей, – не дежурят. А пищевозы, которые покрепче, притесняют тех ра-дистов, что послабее. Такое динамическое равновесие... Ну, поборолись мы. Я сильней и мас-сивней, не одолел он. Но тих я и миролюбив: типа ничья. Ну, послали друг друга по матери. Обычный в таком случае результат – статус-кво и вооруженный нейтралитет.

Но странно, вечерком пищевоз вызывает меня опять. Прихожу. Очки привычным ак-куратным броском летят в траву, под вишню. Равнодушно и достаточно уверенно ему: «чего надо?» Надо ему. С холма набегают человек пять. Ой! Сворачиваюсь в комок на правом боку – руки прикрывают голову; живот защищен ногами, печень не достать. Потоптались они сапожками, попинали кирзачами. «Поняль б.я п.дар а.уевший? Поняль?»

Homo violenlus – человек неукротимый. Через время подбираю очки, бреду-ковыляю на УС. Надо что-то делать... Спасаться надо, край подходит. Все ночное дежурство коп-

лю злую свирепую силу. Я, северянин, задним умом только и крепок. Утром крадусь в подземную столовку на четыре столика: еще никого, пищевоз только на столы офице-рам накрывает. Я психологически готовился: ударом в лицо сбить с ног, потом ногами. Э! Не смог в лицо ударить. Не мог я тогда человека бить по лицу, ограничитель стоял: как же можно бить человека! Сшиблись взглядами: лобовая атака двух конных армий. Мой бешеный эмоциональный перегрев рассек его волю и смелость; все было решено в секунду. Хватаю за ворот, валю на пол, верчу по кафелю визжащий ком нечеловека в отлетающих пуговицах, ногами крушу посуду со столов и сами столы. Ударить не смог, но вокруг разнес все.

Днем, – законная полудрема под жасминовым кустом после ночного дежурства в эфи-ре (а тело ходуном ходит – нервный отходняк, какая тут полудрема?), – слышу обрывок их разговора: «..ох.ель очкарик...» На обед не пошел, забоялся. К вечеру только собрался с духом. Из кстати прочитанной книги про рыцарей вооружился чеканом цитаты: «не про-играть очень просто: достаточно погибнуть, сражаясь». Самого конца ужина дождался, во-шел опасливо, присел – уперся спиной в стену за крайним столиком, ноги напряжены. Чуть

что, столик от себя, табуретом из-под задницы наотмашь, ударом о стену отломить ножку табурета и прорываться к своим, к связистам. Он увидел меня, и... и... и неожиданно растек-ся в медовой улыбке. Не человек – шербет! С тарелкой в руках угодливо плывет: «Кющай, бират! Я тибе сира аставиль, бират!» Ни-хре-е-на – сыра офицерского он мне с обеда оста-вил! Шакал Табаки почуял силу. И это ничтожество – могучим негром из Сьенфуэгоса мне казался. Урод, поганый урод!

Тому утреннему разгрому, что я учинил, нашелся свидетель. Он пересидел заварушку в кухонном закутке, решив не вылезать. Но любопытство взяло верх, и он подкатил ко мне через пару дней: «слющай, как это ты аху.но плехо рюгался, да? Чито эта значит: «кханалья», «мирзавиц» и, эта, – «миракабес»?

А это замыканье было в раскаленных нервах: самый древний пласт ругани убийствен-ной силы обнажился.

Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать:Руки прочь, прочь от меня!Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.Что будет стоить тысячи слов,Когда важна будет крепость руки?И вот ты стоишь на берегу и думаешь: «Плыть или не плыть?»Мама, мы все тяжело больны...Мама, я знаю, мы все сошли с ума...

Хр.н с ним, с подлым трусливым айзером. Лучше про другой случай расскажу: про часы и про чеченца. На присягу ко мне мама и сестрица приехали. И сунула мама, прощаясь, часы – дешевые такие механические часики. Их мало у кого в учебке было: зачем? В бане там или казарме уведут запросто, а то сильный отберет, или разлетятся вдребезги при работе в наряде. За бойца время Устав отслеживает.

Двух бань не прошло, попросил у меня часов чечен-дневальный, в грудь свою кулаком бухнул: «верну через сутки, слово чечена даю!» Они, чеченцы, за свой норов взрывной часто вне очереди дневалили.

Даже я, тишайший, дважды уже один на один с ними махался неумело. Через сутки не вернулись часики на мое запястье: положил он их на тумбочку, отвер-

нулся, да кто-то и спер. Ничего тут не поделаешь: как их теперь отыскать? Махнул рукой на извинения его, фигли теперь переживать? Утрата прошла неунизительным способом; чес-тный форс-мажор. Чего мне их желать? И вообще: счастливые часов не наблюдают. Лишь кольнул его упреком, совершенно незакомый с этнической психологией горцев: «а еще сло-

12�


12�


во чечена давал...» Эффекта не ожидал: а он взорвался. Прямое сомнение в чести его и чести народа; как с этим жить дальше!?! «Верну! Верну!! Верну!!!»

— Да ладно тебе, не кипятись, – проехали.Неделю примерно спустя кричат меня в канцелярию; а там среди прочих угрюмо набы-

чился чужой прапорщик и тяжело свистит сломанным носом и в лохмотья разбитыми губа-ми не наш боец, капает кровью на пол. Его держат два незнакомых солдата-чечена. «Твои?» – прапор сует под нос мои часы. «Да. Ни фига себе!»

Так что было: тот чечен оповестил всех своих земляков во всех ротах, неделю «носами землю рыли», проверяли всех. Часы с тумбочки дневального спер грузин из соседнего взво-да, перебросил их земляку из другой роты: а роты практически не встречаются, никак мы не общаемся. Концы в воду. Найти их – что деревенскому милиционеру откуда-нибудь из-под Архангельска вернуть похищенный мотоцикл, угнанный в Москву.

Мой разобщенный народ не способен на такой системный поиск. Может, прежде умели?

Лик Пантократора на старом древкеБыл строг, безумен, темен, и под нимСмеясь, пахали парни, пряли девки,И без оглядки пели жизнь, как гимн.

Теперь нам страх и ложь ломают брови,И честь хрипит, как под ножом овца.Мы поднимаем флаг. Он в пятнах крови.И нет лица. И нет лица.

Разворачиваю письмо от друга-Андрея, с которым из комсомола вышли и стенгазету создавали. После гауптвахты его отправили в Грузию, я уже ехал в Осетию...

— Как я рад Сергей. Я конечно знал, что ты отыщешься, но чтобы так близко!.. На письмо твое в прокуратуру ответ есть у меня. Смысл такой, что этот ответ копия, а оригинал послан командиру, чтобы он разобрался. Вот такая у нас жизнь, Серж. Если Битов говорит, что и в школе этот лагерный быт, то что говорить о военной прокуратуре.

Я наконец-то понял, что и я и ты и любой другой уже давно рабы. Это с нами сделали не-заметно, еще в учебке. Если ты хочешь сказать офицеру-подлецу, кто он такой, но боишься, то ты ведь подавляешь свой собственный бунт! Сам! Понимаешь? Сам! И никаких средств на тебя тратить не надо. Ты все сделаешь сам. Страх... Вот и все, что нужно воспитать в человеке, чтобы он стал рабом. Все просто, Серж.

Ты говоришь, пессимизм?Если я, человек по натуре жизнерадостный, чувствую его мрачное влияние, то что гово-

рить о тебе, ты ведь никогда не видел ее во всем цвету, никогда не восхищался ею так полно, отдавшись совсем, как это было со мной на свободе. Ты никогда не чувствовал благоухания, добра, солнца, земли и свободы! Ух... У нормального человека от таких воспоминаний голова бы закружилась, а я ничего не чувствую, как бревно, хочется бить себя в грудь, в бока, в лицо – растормошить как-нибудь, ведь жил же, чувствовал, жадно ловил солнечные лучи, сияние жизни...

Помню, что написано на твоей шинели. А если отчаяния край, крайнее некуда, и не кончается, и надежда с ним премило уживается, тогда как? Говоришь, я сильный? Нет, Серж. Ты просто не понял. Все перепутал ты. Силен ты. А я силен своей испорченностью, а значит слаб.

P.S. А я ведь понял тебя тогда. Ну тогда, когда прощались. Я видел как тебе было тяжело и больно, а может и слезы потом были, а?

Не научился ты еще говорить другу «прощай». А может и хорошо, что не научился. Береги себя Серж. Я очень люблю тебя Серж. Я всем глотки перегрызу за тебя Серж. Мы

еще поживем. Спасибо за все, Друг.Усталый, очень усталый,Уставший навек терять себя.Уставший чувствовать себя изгоем,Властителем без царства, побежденным,Ограбленным, оболганным, забытым...

Это Хосе Хоргес Пардон (Испания). А теперь чуть-чуть Битов: «... сзади – пропасть, впереди – небытие, слева-справа – под локотки ведут... Зато небо над головой свободно! Они в него не посмотрят, они живут на поверхности и вряд ли на ней что упустят, все щелки кровью зальют... Зато я, может, в иных условиях головы не поднял и не узнал, что свободен. Я бы рыскал во все стороны по площади имени Свободы в свободно мечущейся толпе...»

«Лучше добровольно печалиться, чем принужденно радоваться»...Когда приходит время выживать, выжигая физические и душевные силы; «не о том надо

думать, каким именно прессом давят, а о том, как вести себя под давлением. – Поддержали меня мудрые братья Стругацкие. – А думать об этом – гораздо сложнее, чем фантазиро-вать насчет царя Ашоки, потому что отныне каждый из вас ОДИН. Никто вам не поможет. Никто вам ничего не посоветует. Никто за вас ничего не решит...»

«А наши беды вам и не снились. Наши думы вам не икнулись. Вы б наверняка подави-лись. Мы же – ничего, облизнулись».

130


131


— У меня к тебе вопрос. За время службы ты поумнел или поглупел?

— Слово ощупь в предыдущем письме ты написал правильно. Да, еще всем понравилось, как ты написал: «Приветик от Серенького солдатика».

— По-моему ты рехнулся, или у тебя сдвиг по фазе. Если все что ты написал в письме правда, то ты стал идиотом, бедняга. До чего довела тебя армия. Но я тебя не осуждаю, я сам уже иногда не могу связать двух слов, если разговариваю с приличными людьми.

— Люди говорят, что в армии взрослеют. А я, как мне кажется, в армии не повзрослел, а постарел, конечно не физически...

— Людям просто плевать. Поколение пошло очень обиженное духовно. Идеалов у них, да и у нас, почти нет. Ни во что не верим, ни в бога, ни в черта. Люди пошли инфантильные, недалекие, с мещанскими потребностями, ханжи по натуре. Их уже мало что интересует.

— «Волчий вой» и «крик затравленного зверя». Все очень красиво и все очень нелепо. Наверное, никто не знает лучше меня, как это нелепо и напрасно... Еще два дня назад я был в твоем положении, в голове только мысль о самоубийстве и еще фраза: «человек который долго мучается, виноват в этом сам». Я не мог найти ответа и все больше влезал в темно-ту греха. Настала критическая точка, и вдруг я все понял. Это оказалось так просто, что ничего не может быть проще. За два часа я стал другим человеком и заново родился, сейчас хожу счастливый и меня никто не узнает. Да будет славен Господь, наш Отец, вездесущий и всемилостивейший.

Ты пишешь, что уже ничего не можешь дать своим друзьям. Да разве мне что-то нужно от тебя, я просто люблю тебя, да я разорвусь в клочья, чтобы вернуть тебе тебя. Как бы это тебе объяснить? Дело в том, что Господь, взойдя на крест, простил нам наши грехи. Мы ему теперь ничего не должны. Он настолько милостив, что даже если человек не верит, он любит его и дает это ему почувствовать. А если ты почувствовал его любовь, ты ответишь ему тем же и поверишь, а если поверишь, он даст тебе и милость и божью благодать.

Серж, я всего лишь поверил и захотел спастись, я помолился ему и он услышал меня и от-ветил мне и дал мне силы, перевернул и разукрасил до бесконечности всю мою жизнь. Теперь все просто, я сажаю его на трон в своем сердце, и он помогает мне идти за ним и развиваться. И я уже счастлив, у меня нет никаких проблем и все трудности для меня - это радости, ибо я могу испытать себя. А что может быть радостней борьбы с грехом, особенно если тебе помогает сам Бог. А когда трудности в радость, бояться больше нечего.

Мне прекрасно знакомо твое состояние: когда думаешь, что это уже крайняя степень усталости и отчаяния, когда видишь ужасную разницу между собой прошлым и собой на-стоящим, когда в душе нет места оптимизму да никому нет места кроме собственной боли, когда боишься написать другу, когда противно и мучительно стыдно за себя, когда думаешь, что жизнь клонится к закату, когда нет выхода... А выход-то есть, да еще какой блестящий! Раз, два, и я как будто только что родился и ступаю нетвердыми ногами по наполненной тайнами и загадками, которые предстоит разгадать, Земле.

И еще. Есть у Него такая фраза. «Если ты посмотрел на человека с ненавистью, значит ты уже человекоубийца». Вот так то. Думай Серж.

Я помню, помню, помню как остро, болезненно, до слез хотелось домой. И помню, как домой-то мне и не хотелось. Мне хотелось спать и жрать. Зверски хотелось читать. Хотелось любви. Курил бы если – хотелось бы курить. А домой, к маме, не хотелось. Я ночами незряче глядел в черный потолок казармы и ужасался единому отношению к себе и мамы, и Родины-матери. Что во мне не так? Ни разу они не выслушали, не попытались понять. Глупые, исте-ричные, стервозные бабы. Мачехи. Где ж ты, дом мой? Некуда мне идти. Мама, мама!.. А куда деваться: есть такое дело – сыновний долг.

Россия, Россия!.. Что же ты так к своему сыну? Будто их без счету у тебя, будто никогда не кончатся твои солдаты.

− Ты из киндербальзамов, − закричал он, смеясь, − и очки на носу. Какой паршивень-кий!.. Шлют вас, не спросясь, а тут режут за очки. – Прочитанный в армии Бабель, «Мой первый гусь».

Было их у меня, гусей моих. Я смотрел на людей с ненавистью. Значит, уже человеко-убийца...

Давлю печальный вздох. Хлопаю близоруко ресницами, щупаю мокрую полочку при умывальнике жалко и недоверчиво. Неможно медлить боле. Распрямляюсь и громко, отчет-ливо выговариваю своему отражению в зеркале: «Залупа, сука, конская сейчас блядь, пиздю-лей огребет н-нахуй! Еблище пидару разъебу к ебеням! Как-кая ебанутая с-сука пизданул мои окуляры?!?» Ухмылки товарищей моих боевых, взгляды косые, тупые. «Я этого, блядь, уебищного чмо в жопу ебал! Я блядь мать его; уебка-отца; всю его, блядь, злоебучую бляд-скую чмошную родню ебал!..» Он мгновенно вырастает рядом, черт из табакерки, бессиль-но трясется в немыслимой злобе (а то: я посильнее – проверяли уже; и земель-землячков евонных в умывалке мало, они ж меньше чем впятером не кидаются). В кулачке зажаты мои многострадальные очочки: «дыржи пидар твой ибаный ачки! Каво ти бля чмо називал? Я мать твой ибал, я атэц ибал! Понял?..» Умиротворяюще успокаиваю: «прости, прости, ну не

132


133


думал, что ты... Э-э-э... Пошутил. Ну прости, брат!» – аккуратно, вежливо разжимаю пальцы, бережно вынимаю очки.

Во дни сомнений и тягостных раздумий, ты один мне надежда и опора – о великий и могучий дар: говорить мало, но говорить смачно. Внутренний голос мой стонет горестно и жалко: «когда же закончится это... это бл.дство?»

Бл.дство закончилось в декабре.

...но ничего, прокатилиДве весны втихомолку, остаток зимыПеретерпим, раздастся надрывное «ты ли?!»По стране, и тогда закружатся взаймыРядовые запаса в классическом стиле...

Все снесли – и остались вольными... Плюю на ворота части, целя в красную звезду. Спазм в горле мешает харкнуть дважды. Высыхает рот – черной свирепой пеной ненавис-ти выкипела, высохла слюна. Спазмами в желудке – рыдание. Сжалось в сушеный абрикос лицо, в глазах блеснуло. Зло сглатываю сдавивший горло ком бессильной ярости, протираю глаза, возвращаю на место очки, сморкаюсь. Ненавижу армию. Не. На. Ви. Жу.

Лили на землю воду – Нету колосьев, – чудо! Мне вчера дали свободу – Что я с ней делать буду?!

— Жду того момента, когда смогу надеть гражданскую одежду и с гордостью носить в кармане паспорт гражданина СССР. Гражданина, а не тупорылого идиота, каких здесь фор-мируют.

— Все обсуждают дембель, кто как отметит свое прибытие домой, кто напьется, кто музыку будет слушать, кто еще чего. Я же даже не знаю, что в этом случае делать. Одно знаю наверняка, пойду к земону из Мурманска, посмотрю видак, а потом нажрусь водки и дальше за меня автопилот будет все делать. Такие вот скромные планы.

— Может все-таки приедешь в форме? Потом сдадим на вторсырье, там можно взять что дефицитное. Сережа у нас тоже как и везде в магазинах пусто, только одни соки стоят. Выдали талоны на 14 наименований. И везде за всем очередь, вот целые дни стоим.

Серенький уже стало холодно, не обливайся холодной водой, ага? Дослужи сыночек как положено, чтобы все было хорошо. С Катей тоже воюю. Дома ничего не хочет делать, только на телефоне сидит. Как приехала вот уже второй раз идет на дискотеку. И еще не нравится мне, что красится. Может ты приедешь повлияешь не нее.

— Здорово «дедушка» Серж! Пишет тебе другой «дед» Северного флота. У меня все по-старому, также кручу фильмы и езжу за почтой. Я ведь собираюсь остаться на прапорщи-ка, поэтому я уже написал рапорт и меня должны отправить учиться в мае-июне. Сейчас я готовлю себе замену (бойца из Уфы). Вообще если серьезно то он ни в чем не шарит, т.е. ранее ни с чем не сталкивался. Утомительное это дело быть «дедом», гребут со всех сторон начальники да и смену готовить надо. Вот такие дела.

«Корчились от боли без огня и хлеба. Вытоптали поле, засевая небо. Хоровод приказов. Петли на осинах. А поверх алмазов – зыбкая трясина»...

— Появились связи доставать бензин, знакомые мореманы. Неохота быть ихним пос-редником, но у нас бензиновый голод, будут хорошие проценты, но я этим не буду заниматься, пошло все к черту. Ну, пока, пиши. Внезапно позвонили, в «Доме торговли» дают кофе, куда я и послан матерью. Пиши.

— Здравствуй милый Сереженька, Серж.Очень, очень обрадовался твоему письму.Ты очень хороший Серж. Такой смешной и очень хороший. Хорошее у тебя настроение, там в письме. Я рад за тебя, потому что красота говорит

о любви. А любовь – это «совокупность совершенства» и я очень рад что ты идешь в этом направлении. Хоть в принципе ты тот же. У тебя в письме очень просто совмещаются вос-торги и суета. Ты как то можешь это совмещать. Говоришь о природе и тут же падаешь до поступления в институт и конкурсе. Хочешь взлететь и не можешь. Очень характерно для тебя. Но впрочем ты наверное не согласен, и я не претендую на правоту.

P.S. Помни меня и знай, что ты не один. Как что-нибудь, вспомни: «вот есть у меня друг и он меня любит по-настоящему» и не будет одиноко, потому что мы вместе.

— В университет я пролетел, экзамены сдаю из чисто спортивного интереса. На 85 человек после первого экзамена осталось 3 места. Все из-за этих породистых учеников с золо-тыми и серебряными медалями. Им надо сдать только один экзамен, а такие как мы...

Сочинение мое было ужасное, завтра я узнаю оценку. Я писал на тему: «Нравственные

13�


13�


проблемы в современной советской прозе». Что бы ты написал? Я писал по творчеству Ч. Айтматова. С армии не любил чурок, а выбрал чурку-автора. Парадокс. Писал про Алтынай Сулейманову («Первый учитель»), про трагедию Авдия Калистратова и Бостона («Плаха»). Подключил ко всему этому образ Христа и ужасный вывод. Интересно, что получится, какая оценка.

— Мне обидно за то, как сейчас издеваются над Лениным. Это единственный человек, которого я уважаю до сих пор. Думаю и тебе тоже обидно.

— На Арбате я купил себе брошюрку «Горбачев. Путь наверх». В ней довольно популяр-но рассматривается личность нашего президента. Боже, какая мафия стоит у власти! Вся страна – это клубок мафий. Даже когда я зашел в pub. Хотел как англичанин пропустить пинту пива. Меня чуть не зарезала мафия из Люберец. Я думал, живым не выйду. Нас было трое и я думал смерть близко, когда на мойке, куда они нас затащили, один достал нож... Пришлось одному из нас раскошелиться и купить им бутылку водки как они требовали. К чему идем?

На Арбате мне очень понравился Авангард. Сильные вещи. Представь, женщина, у ко-торой груди на голове как рога, а подмышкой иное женское место. Там было много еще инте-ресных вещей, бомжи, проститутки, творческие люди. Как это все убого. Мы уподобляемся Западу, это обидно.

Проклятые евреи уничтожают русскую культуру, «теневая экономика», пустота в ма-газинах, колбаса по паспорту. Поистине это апокалипсическая картина конца света в нашей несчастной стране. Но у Раисы Максимовны самые крупные бриллианты в мире. Можно гор-диться за нашу первую леди.

— Не надо разоружаться, я непрочь повоевать с американцами. Сколько трофеев бы на-хапали. Да здравствует третья мировая война! Да здравствует КПСС, соц. реализм, колбаса в магазинах! Да здравствует Иосиф Сталин, великий светоч коммунизма! Жидов в кремато-рий, чурок в Сибирь, русским власть!

— Здравствуй, здравствуй любимый, милый Серж!Я получил от тебя письмо. Какой ужас! Нет возможности, а то бы я уже был у тебя.

Что с тобой, Серж? Я очень, очень хочу тебя видеть, милый Серж!Белый лист бумаги сводит тебя с ума, а мне белый лист дает заряд... Ты ищешь спасение

в доме, а там его нет, а что как ты приедешь домой и ничего не изменится – вешаться? Не выбраться своими силами, Серж. Неужели ты так много думаешь о себе, что видишь возмож-

ность в новых условиях вытащить себя за волосы из смерти? Ты ведь даже не представляешь, как ты близок к ней! Прозри, Серж, кто может победить смерть?!

Какого спасителя ты ждешь? «Придут условия и спасут», – неужели ты думаешь, что твое безграничное и бессмертное сознание настолько зависит от внешних условий? Но кто же ты тогда, как не песчинка, которую кидает по ветру?

Как запутались вы люди в своих представлениях! Вы уже не можете отличить их от истины. Бедные, бедные люди, мечтающие всю жизнь изменить своей идеей мир, а сами не име-ющие возможности управлять собственным сознанием. И придумываете вы самих себя – этих – живущих и радующихся идее, для того чтобы оправдать себя, оправдать себя и не умереть.

Лучше умри Серж. Окинь свою жизнь и сравнительно посмотри на чистоту и свя-тость Христа, который за людей – Он – Бог – выдержал издевательства от своих тво-рений и наказал за них Себя. Судья вынес человеку приговор, а потом сам понес за него наказание. Вглядись в свою жизнь, разве этого хочет от нас Бог, распявшийся за нас. Зачем тебе враждовать с Ним, ведь ты же в сравнении с Ним никто, ты раб собственному телу, раб закону греха, потому что знаешь, что так делать плохо и делаешь, а «Кто кем побеж-ден, тот тому и раб» (рим. 3:24) Весь смысл, весь свет, вся любовь и все, чего жаждет душа наша, все – Христос – Бог. Ты же сам с собой воюешь, чудак. Ведь все твои самые лучшие мысли – это воля Бога в тебе, это и есть Бог, а воля тела твоего, твоя воля – воля твоего Я. Так пускай умрет твое Я, потому что оно есть «ничего кроме горя и заблуждения» (Пс. 77:13), и пускай будет жить Бог в тебе, которому (поверь своему старому другу) можно доверять, ибо это – все.

«Я есмь путь и истина и жизнь» (Иоанн 14:6)И не ищи этих простеньких доводов в пользу Его несуществования, потому что сама

жизнь доказывает Его, потому что это будет еще одна попытка спасательства, но не спа-сения. «Потому что спасение – это берег, а спасательство – поплавок в том же болоте». (А. Битов)

«и Он спасет поникшего лицом» (Иов 22:29)Не убегай от себя, Серж. Не убегай Серж от Бога, покайся Серж.Помолись Серж и да поможет Он тебе, потому что Он – Бог Живой. Отбрось себя Серж,

посмотри на мерзкую свою жизнь, посмотри на Христа – блистающего Своим словом:«Бог есть любовь» (1 Ин. 4:8)О, если бы ты знал, сколько ее у Него! Если бы ты знал, что кроется за этими словами!Слезно прошу у Бога моего и с трепетом ожидаю, веря и не сомневаясь, твоего спасения.

Твой друг навеки Андрей.Постскриптум: «Но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться

вверх». (Иов. 5:7) Вверх а не вниз, Серж, а иначе нет смысла.

13�


13�


— Мы хотели пить, не было воды. Мы хотели света, не было звезды. Мы выходили под дождь и пили воду из луж. Это про нас, кретинов (ты и я).

Где дух? Где честь? Где стыд?!Где свои, а где чужие,Как до этого дожили,Неужели на РоссиюНам плевать?!

На Новый год домой – успел. Я вернулся со всеми зубами и ребрами. Да что зубы – очки выжили! Первая ме-е-едленно, со смаком, под карандашик и с выписками, прочитан-ная сквозь те очки на свободе книга, – словарь Ожегова. Я это, нах.., типа, мнэ... словарный мля этот… запас э… вос-ста-нав-ли-вал.

«Мышление делает нас свободными. Мышление», – одобрительно кивал со своих стра-ниц на мои потуги Бертран Рассел.

Время как река, не воротишь назад.А ты хоть раз попробуй – оглянись, посмотри,Что сумел, что сделал и кто этому рад.

***Хорошие мы были люди... неплохие... ну, не хуже других. Мы мучительно думали тогда обо всем: особенно о самом важном – и не превратились

в уродов...Давно разъехались мы по малым Родинам, и за спинами из трещин СССР поднялись

новые границы, отсекая друг от друга. Мы пошли по своим дорогам все дальше и дальше, сами торя собственную судьбу, и разошлись по огромному человеческому миру.

Покопаться во всемирной паутине, – может, след кто оставил? Надо бы списаться с ребятами; договорить.

«Те, кто выжили, поняли то, чего раньше не осознавали: они обладают последней, но, может быть, самой важной человеческой свободой − в любых обстоятельствах выбирать свое собственное отношение к происходящему», – понял сам и объяснил нам, молодым, Бруно Беттельхейм, заключенный Дахау.

Весной ночи на Севере коротки: давно рассвело, в форточку орут чайки. Стрелки часов отмерили утро. Рюкзак упакован, нетерпеливо ждет у двери. Такси на подходе. Коньяк так и не открыл.

Медлю, пачечку писем машинально стягиваю узлом «Айан-надежный». Есть такой на нашем континенте Айан, знаменитый знаток и пропагандист узлов.

Все это: армия, письма и разговоры, друзья, жизнь моя… Почти начисто забылось. Неосмысленным осталось… Похоже, сейчас накрыло меня… как тогда, в Мельбурне.

Там, в центре города стоит пантеон. В полдень, сквозь отверстие в куполе, луч солн-ца освещает раскрытую книгу на мраморном пюпитре. В ней записаны имена каждого по-гибшего австралийского солдата. Каждый день страницу переворачивают, открывая новые имена: это день их памяти. Страна не знала войн на своей территории, но регулярно воева-ла, помогая другим. И свято хранит память о каждом австралийце. О каждом. Поименно и лично.

Я обернулся тогда с перехваченным горлом к жене; она качнула головой, соглашаясь: «мы построим свой дом здесь»…

Как удивительна в своей обыденности жизнь! Уехал я, наверно, без сожаления. С окон-чанием университета закончились и пять постармейских невыездных лет, и махнул на ста-жировку в Норвегию. О, за границей был сперва полновесный «культурный шок»! Остался, через время получил степень PhD. К тому времени у нас с Кирси родились старшие Иван и Фритьоф. Младший, – Пол, – появился уже в Австралии.

Вместо семи звезд Большой Медведицы, теперь на моем флаге и в ночном небе – пять звездочек Южного Креста. Самый маленький континент, – он безбрежен и необъятен пох-леще моего обширного Союза! Два века назад Австралия обратила в новый народ десятки тысяч почти поголовных пьяниц: ссыльных каторжников, брошенных солдат, изгоев-золо-тоискателей, страстных ирландских бунтарей. Всех этих людей в далекой, необъятной, за-сушливой, опасной, непонятной стране, – переплавило в монолит единой нации: свободной и трудолюбивой.

Если исходить из того, что для счастья нужны свобода... Да: свобода, это обязательно – свобода. Еще взаимная любовь, интересная работа, здоровье, уважение окружающих, до-статок, путешествия и еще чуток по мелочи, – я счастлив.

Там, в Советской армии, я научился ценить свободу...

13�

ДА ЛЕКО И БЛИЗКО Я в Африку лечу. Впервые…

Три последних месяца я плотничаю. Отличное ремесло: честное и трудное. Строим двухэтажную баньку площадью в сто с лишком квадратных метров московскому чиновни-ку. Рубим добротно, плотно; в крюк и в обло с потайным зубом, – если кому это чего гово-рит. «Часовню строите?» – уважительно останавливаются идущие мимо старушки. «В этом доме аж с троими детьми тесно не будет!» – прицениваются мужики. «Не! Пятерых деток можно рожать смело!» – уточняют другие...

Вчера в полвосьмого утра я не вылез из маршрутки на конечной, как повелось шесть раз в неделю. Не пошагал привычной тропкой через неухоженное кладбище и дальше, меж несанкционированных свалок под соснами. Потому что позавчера вечером оставил в бытовке свой кованый плотницкий колун на ладном метровом топорище, и сел в поезд Петрозаводск-Москва.

Сейчас я лечу в Африку. Не верится, слишком невероятно: впервые в жизни покидаю огромный материк Евразию. Все сопутствующие условия, будто сговорившись, сложились фантастически удачно.

А радости нет. Печально смотрю перед собой, упираюсь коленями в спинку кресла на-против. И ничегошеньки не чувствую. Нет яркой картинки, нет сладкого предвкушения, нет эмоционального подъема и куража. Лишь легкая тоска оттого, что и радости, и ничего этого нет. Сижу и скучаю.

Измотанный затяжными невзгодами странник, равнодушно бредущий мимо цветущей вишни.

Даже читать не хочу: взятую с собой книжку не раскрыл ни разу. Я почти не читаю в последнее время: после работы жадно глотаю ужин и валюсь спать. Последнее, что чи-тал, – опустившись на колено по дороге на работу, – разворот Айтматовской «Плахи». На моих глазах вдоль дорожки на задворках кладбища, среди мусора, они и вытаивали, – раз-бухшие трупы книг-бомжей. Проездом в Москве собрался было вчера полистать в читалке

1�0


1�1

Далеко и близко

библиотеки имени В. И. Ленина «Войну с Ганнибалом» Тита Ливия. «Они бросились в бой и победили, когда подумали, что побеждают»: книга эта была любимым чтением юного Александра Суворова. Руины пунийского Карфагена где-то в нынешнем Тунисе. Нас, ка-жется, поглядеть повезут. Да не судьба была в библиотеку попасть: я читатель-бомж, в моем паспорте нет регистрации по месту жительства.

Определенно, настроение определяют предшествующие обстоятельства, а не ожидае-мая цель – невиданная ранее, удивительная страна с долгой героической историей на вели-ком континенте, с которого человечество разошлось по планете.

Перед этой поездкой, толком про Тунис почитать не удалось. Топором целыми днями махал. Так, болтается в памяти осколок школьной любознательности: при Страбоне Африкой именовали лишь неширокую полоску побережья Тунисского залива на северо-западе кон-тинента. Остальной малоизученный римлянами материк они называли Ливией. Не думал, что эта информация когда-нибудь понадобится...

Поэтому нынче я почти tabula rasa – чистая доска. А только на ней и можно что-нибудь написать. Пустоватые мозги – это не так и плохо? Вот хоть бы скорость самолета в высо-ком пустом небе: расстояние, что он пролетает за час, пару лет назад мы выгребали против течения Печоры добрых два месяца. Камень долбить – вообще медленно. А в вакууме кос-мический корабль стремительно разгоняется до каких-то уже совсем труднопредставимых скоростей. Мне для полета мысли и цепкости внимания необходимо только доброе топливо – позитивная энергия радости и оптимизма. Где бы взять?

Где ж еще было навалом радости и оптимизма, как не в детстве, в беспечальном моем возрасте? Вот уж где краски были – яркие, люди – хорошие, звуки – чистые, эмоции – яркие. Новый, добрый мир! Тогда я и сделал свой главный выбор и вывод – мир познаваем. Ему можно доверять.

Стюардесса выдает завтрак. Отлично! Я уже добрые две тысячи километров ничего не ел, не пил.

Первое свое путешествие помню так. Вот я в деревне у любимой бабушки Кати... Я очень сильно люблю бабушку. Она меня никогда не бьет. И маму я тоже все равно очень сильно люблю.

Тук! Тук! Тук!Радостно распахиваю глазки. Блины! Бабушка печет блины и стучит ручкой ухвата в

потолок. Моя очередь есть блины! Торопливо скатываюсь с набитого соломой тюфяка и бегу в избу. На темной крутой лестнице во всю грудь вдыхаю вкусный запах свежего зеленого сена. Трогаю рукой бредень. Бредень пахнет тиной и костлявой рыбой. На темных полках укутаны пыльной паутиной пустые красивые бутылки. Они пиратские. Дядя Федя мореман, он привозит их каждый год. Отбирает у пиратов! Деревенские мужики любят веселого дядю Федю. У всех красные лица и красные шеи, когда пьют из пиратских бутылок и громко раз-говаривают за столом. Потом дедушка смешно спит поперек кровати, а дядя Федя на полу посреди избы. А мужики у дома во дворе. А пустые бутылки копятся здесь.

Тяну тяжелую избяную дверь.— Сережа! Проснулся, мальчик! – все уже вокруг большого стола, за самоваром.

Пьют чай. Я радостно и звонко выкрикиваю, подражая бабушке: «с добрым утром, с веселым

днем!» Спешу в куть. Сажусь на высокую, широченную лавку напротив печи. Бабушка цепляет двумя темными пальцами огромный румяный блин и бросает на газеты на столе. Газеты завалены блинами! Я сворачиваю блин трубочкой. Правильно, умело сворачиваю: надо гладкой нижней стороной внутрь. Тогда к шероховатому блину пристанет больше ва-ренья. Передо мной стоит душистое черносмородиновое, мое любимое малиновое, густая сметана и желтое топленое масло. Я могу съесть очень много блинов – даже шесть! У блинов сухие ломкие края, особенно вкусные! И есть обязательное ушко, за которое бабушка под-девает готовый блин. Вот она проводит по сковородке скворчащим куском сала, наливает жидкое тесто из большой деревянной квашни. От кругового ловкого движения белое тесто с шипением растекается по черной блестящей сковороде. Остатки теста бабушка сливает в подставленную поварешку через край сковороды. Понятно, почему ушко? Отправляет ско-вороду в печь, на темно-красные угли. Оборачивается с улыбкой. У меня тоже готова улыбка во весь вкусно набитый рот для любимой бабушки!..

— Силёжка, в магАзин-от пОйдешь? – Раз в неделю дядья идут в магазин «на Починок».

Конечно!!! Торопливо вожусь с непослушной застежкой на сандалике. Дядья медленно уходят по деревенской улице. Я ж был уже готов самым первым! Но сильно захотел писать. Потом мне долго искали кепарик. Побегай, мальчик!

Бегу за дядей Федей и дядей Ваней. Мимо дома Анны Стёпихи, мимо избушки горбатой Катюхи (я тайно и безнадежно Катюхе завидую. Ей так удобно нести на плече беремя сена своим козам. Я тоже мечтаю быть горбатым). Мимо домов Моны, Карачихи, Лёли, Зойки. Настигаю под огромными липами. Мы подходим к угору на краю деревни. Внизу течет ма-ленькая речка. Тут бьет родничок. У деревянного лотка подставляю ладошки под прозрач-

1�2


1�3


ную холодную струю. Пью вкусную воду. В водичке купаются солнечные зайчики. На них невозможно смотреть без смеха! Я люблю солнышко! Зимой в нашем городе темно и холод-но. По утрам мама больно тащит меня за руку в противный детсад.

Переходим бревенчатый мост с перилами. Дядья кивают на ельничек: «на обратном пути наломаем маслеников». Дорога ныряет в темный лес. Я его побаиваюсь. По осени тут ломают губы-еловики – мне смешно, когда грибы называют гУбами. Я хохочу – у нас на Севере так не говорят. Мы выходим за скрипучие ворота, проходим овражек, полянку с зем-ляникой и дорога втягивается в поля! Их проходим быстро. Потому что я начинаю что-то рассказывать. И не замечаю, как мы приходим в магазин.

В магазине я здороваюсь за руку со всеми мужиками в черных пиджаках и кланяюсь бабам в сарафанах. Мужичок, желая меня повеселить, показывает палец, обмотанный по-черневшей тряпицей: «гли-ко, как бОлтаетча! Живо-два отпадет!» «Почти начисто косой-от отсек» – беззаботно объясняет всем. Я радостно слежу за диковиной.

От мужика пахнет, как от дяди Феди, когда мы ждали самолет в аэропорту. К нему подошел дяденька с трехлитровой банкой в авоське и попросил помочь. Дяденька не-понятно сказал, что ему надо лететь, а в самолет с этим не пустят. И показал банку. Дядя добрый, и он ему помог. Когда объявили регистрацию, дядя храпел на скамейке. Его яркий галстук был переброшен через плечо. Я тогда очень испугался. У нас аж два огромных чемодана. Мне их не поднять! И тяжеленная кошелка, – я ее схватил и воло-чу по залу, реву. Спросил тетеньку помочь, у нее муж похож лицом на дядю Федю. Они помогли нам сесть в самолет. А потом я выбежал и на аэродроме увидел дядю Ваню с женой. Свои, родные!..

Подходит наша очередь. Дядья неторопливо и обстоятельно покупают пять кило пря-ников, два кило конфет «Дунькина радость», три килограмма развесного киселя, печенье двух видов, гору квадратных пачек чая со слоником, сахар... Кошелки заполняются. Дядя Ваня перевязывает ручки двух лоскутом ткани, нести через плечо. А продавщица тетя Шура начинает выставлять на прилавок звонкие бутылки. Дядя Федя набивает ими большую ко-шелку, тоже связывает в пару с другой и еще две бутылочки сует в карманы светлого пид-жака. Я знаю – это «маленькие».

И самое главное, самое главное: на прилавок выкладывают стопку шоколада! Это для меня. Дядя Федя – мореман. Он ходит в море на траулере. У него такой порядок: берет бу-тылку себе – покупает шоколадку мне. Бабушка дядю Федю нестрого упрекает – «избалуешь робёнка, Фёдорко». Я очень сильно люблю шоколад. И дядю Федю, и бабушку!

Дядья степенно выпивают на бревнах у магазина. Я знаю, – это они «киряют».

— Киряете? – спрашиваю строгим голосом тети Гали.Мы все хохочем. Они взваливают кошелки на плечи, и мы идем домой.

...Дядья присаживаются на краю дороги: «ну чо, братка, по-маленькой?» Я ем еще шо-коладку. Хочется пить. Мы идем дальше, впереди в логу есть ручеек. У дороги остается пус-тая бутылка.

В логу дядья сидят уже долго. Громко разговаривают, угощают меня пряником. Я уже попил воды. Она тут невкусная. Зато в ручье можно найти «чертов палец» – острый круглый камушек. «Как бляпуля» – одобряет дядя Федя и валится на бок. Мне радостно. Щекотно прямо от такого смешного имени! Моего любимого оранжевого зайца я назову Бляпуля! Я люблю находить интересное. У меня уже есть много-много интересных камешков, огромный амбарный ключ, гнездо мыши-малютки и две засохших осы. Есть целый коробок с домика-ми ручейников! Такими, как в журнале «Наука и жизнь». Их я очень люблю разглядывать: на чердаке лежат тяжелые стопки толстых журналов, пробитых гвоздем и связанных веревкой вместе с отпиленной фанеркой от посылки.

Дядья засыпают. А я знаю, что делать! Как обычно, бегу в деревню. «Сережа кроткий и резвый на ножки» – часто хвалит меня бабушка. Бабушка Катя уже запрягла колхозного коня Серко в нашу телегу. Я встаю сзади на запятках, бабушка хлещет коня вожжами: «Н-но! Пошел!» Бабушка мне всегда говорит – «бежи в деревню и покажи, где повалились дя-дья». А чего показывать – они же всегда в ложку под сосной валятся!

Я нынешний, в заходящем на посадку над северной Африкой самолете, буквально вижу себя когдатошнего маленького. Стоит счастливый мальчик на запятках телеги, ненасытно вбирает цвета, звуки, запахи длинного-длинного летнего дня. Бабушка вздыхает, печально упрекает непутевых своих детей, понукает лошадь. Мальчик долго глядит в теплое небо. В синеве – солнце и жаворонки. Мальчик радостно смеется.

Его пьяные дядья лежат в душистом сене, в тряской телеге. Их головы с распахнутыми ртами и прикрытыми глазами болтаются. Они спят. Они живут.

Боинг бежит по земле Африки. Пассажиры аплодируют пилотам. Возвращаюсь в на-стоящее, вздыхаю: многих я пережил только потому, что был маленьким-маленьким маль-чиком, а они уже давно были взрослыми... Твердо решаю: «каким бы измотанным странни-ком ни был, не пройду равнодушно мимо цветущей вишни. Никогда и ни за что».

1��


1��


Талассотерапия

Зиму отдубасили, фиг то и с ней. Чахоточное солнце подсвечивает жалюзи офисного окна. В узком луче пляшут пылин-

ки. А потому что уборщица не старается ни фига. Шумы проспекта и запахи из приотк-рытого окна (кондиционер, сволочь, накрылся) какие-то по-весеннему острые, визгливые, резкие.

Гложет послеобеденная изжога.Хандра, авитаминоз и скука. Когда все это закончится? Сиди на попе ровно. Полный

аут. Что дальше с нами будет? Машину в сервисе динамят, хамье. Срываю унылое раздраже-ние на коллегах.

До отпуска на море целая бесконечная тоскливая неделя.

В курилке хвалится секретарша Аллочка: «Тунис – такой сплошной гламур и апскейл. («Круто же ей вставило!» – это я слабо завидую, конечно) Приехали мы в Хаммамет, засе-лились в шикарный такой отель. И нам просто так подарили полдня в Thalassa palace при SPA-центре!.. А обедали в миленьком таком ресторанчике «Труа монтон» – «три барашка»! Представляете, у них фирменное блюдо, такой ягненок в таком глиняном горшочке. Горшок при нас раскололи: «кушайте, русские!» Хозяин такой нам радовался, показывал любимые столики Жириновского, еще этого, Примакова…»

— А кто третий русский баран? – вворачиваю я. — Этот, прикольный такой, – ну, Зюганов! – мы как бы за его столиком сидели! Они

тут все часто талассо проходят. В Тунисе просто масса центров талассо. Представляете, в лучших SPA у них уже есть kneipp!

Про новомодную процедуру кнейпп не дослушал, давлю сигарету в пепельницу. Алка – она в высшей степени призывная и без талассотюнинга. С тюнингом, – украдкой бросаю взгляд на грудь и сглатываю, – так вообще улет.

М-да. Отшила меня сразу и бесповоротно. Я б на месте шефа тоже б ее харазмил*…

Абонемент на фитнесс, что ли, купить? Да на фиг забью на тот фитнесс после первой же недели.

Вечером вместо к Алке через слякотный поганый пустырь прусь к метро. Гнездится на пустыре шпана. Куда менты смотрят? Автосервис чертов! Ведро с гайками поганое! Босс

прижимистый с его офисом подальше да подешевле! Давно пора валить отсюда, уволиться б на фиг. Да духу как бы не хватает. Ну, свалю – а податься куда? У меня всю дорогу так…

***

Вот он я наконец то в теплом Тунисе! Хорошо тут. Отлично!

Люди доброжелательно улыбаются, а не как у нас. Здесь готовят отменное мясо и варят фантастический кофе. Делают классные вина. Ценники ниже наших. Тут – обалдеть – маши-ны уступают дорогу пешеходу.

Попер отдых, пошла талассотерапия: халат и полотенце, тапки и полиэтиленовый бере-тик. Плюхаюсь в теплющий бассейн с морской водой. Жмусь к бортику, тут массируют тело мощные струи на разной глубине и высоте. Вхожу в густой сырой туман турецкой бани.

На левом запястье – голубенькая браслетка «все включено» с названием отеля, мета беспечной избранности. Мой отель первой линии: естественно. Свой песчаный пляж устав-лен удобными лежаками. Начало мая, у нас еще снег за городом лежит и ветер по водохра-нилищу льдины нерастаявшие гоняет. А тут! Плавай, сколько влезет! Средиземное море, как-то оно штормит все время. Выхожу на берег, а неспокойно синее море. Не тянет меня в дикую воду Юга. На то есть бассейны.

Коротая время до ужина, лениво прогуливаюсь далеко по пляжу. Заглядываю в утлую лодчонку: ха! на этом дерьме они в море выходят, мореходы! В лодке грудой сеть с амфора-ми-грузилами. Э… Надо ж, – натурально, амфоры! – ветхая античная традиция. Этим мо-рем, кажется, Посейдон рулил. Или Нептун? Трогаю волну ногой. В тепленькой-то воде, оно конечно. А какой на фиг Посейдон в Карском, или море Лаптевых?

«А вообразите-ка себе Посейдона в Карском море?» – хорошая затравка для беседы с симпатичными русскими девицами на соседних шезлонгах. Ч-черт! К ним уверенно подса-живается атлет с распутным взглядом. Облом. Перевожу взгляд на море.

Из моря бредет бородатый дедок в облипшей выгоревшей футболке с надпи-сью «Гиперборея». Эдакий стареющий варвар с Севера. Выволокся, страшно уставший. Сориентировался, выцелил соотечественников: «Что за отель, сколько звезд? О! Шикуете». Плюхается на шезлонг к атлету: «сынок, будь добр, принеси попить? Часа два в море булты-хался, сил нет» Тот охотно вскакивает: «богам было угодно потопить твою трирему с грузом вина и масла?» Вот ухарь, таких бабы и любят!

1��


1��


Компания хохотнула. Сколько тут шумных русских, плюнуть некуда.Дедок жадно выхлебывает два стаканчика местного лимонада «бога». Атлет сбегал еще

и припер обоим пива и по порции блинчиков.Я тоже захотел блинчиков.Очередь там: как ему удалось так быстро обернуться? Вернулся – они про историю

говорят. — …тогда римляне тоже напряглись и построили флот. Парус, весла, таран: все как

у искусных финикийских мореходов. Битые карфагенские галеры, собственно, и были по-добраны по берегам Италии, разобраны и послужили образцом для римского флота. Но латиняне изобрели нечто новое! Абордажный бой – вот это была революционная идея! Хреновые гребцы, недостаток навыков в морском деле жуткий, но сконструировали они абордажный мостик, corvus, «ворон». Сблизились, сцепились крючьями, легионеры пере-бегают на борт неприятельского корабля и устраивают среди почти беззащитной команды бойню. Все. Плюс один. Они навязали финикийцам новую тактику – и стали побеждать…

Попробовать и мне в море зайти? Дед приплыл из отеля аж за Мединой, это… это на такси полтора динара… это четыре километра!

Ну, залез я в море по пояс, хоть и волны катят на берег. Никакого удовольствия. От бе-рега отходить боязно. Плаваю я плохо. Вода все-таки прохладная. Стихия природы: кувырк-нет волна, унесет куда захочет. Оттого в море почти никто и не лезет. Вот поэтому и знаме-нитая хитрость Одиссея: а силой против моря не добиться ни-че-го. Хоть они были куда как сильны, древние герои: сплошные мифы древней Греции, подвиги Геракла и все такое.

Да, давно где-то прочитал, что-де плавание развивает мускулы гармонично и красиво. Мои-то телеса не развиты гармонично и красиво. Все-таки обязательно начну ходить «ка-чаться» или чего-нибудь там подобное.

— …он всегда побеждал, Ганнибал: при реках Тицине и Треббии разгромил Публия Корнелия Сципиона, у Тразименского озера** разгромил Гая Фламиния. А потом в 216 до н. э. при Каннах римский консул Терренций Варрон с его 80 тысячами пехоты и без малого 6000 всадников был искусно окружен и полностью разгромлен 50 тысячами Ганнибала... В двести втором до н. э. Ганнибал Барка побежден в битве при Заме. Впервые побежден – и для Карфагена кончилось все. Ну, была потом Третья Пуническая, когда судьба Карфагена была уже окончательно решена. Город продержался в блокаде три года, а потом пал, не выдер-жал яростного штурма. Легионеры зачищали город дом за домом, вырезая всех. Выживших продали в рабство. Карфаген разграбили, выжгли, сровняли с землей и засыпали солью: невозможно воссоздать даже примерный план города. Культура, наука, ремесла, религия,

социальные институты, сами карфагеняне – все бесследно рассеяно, прахом пошло, с лица земли исчезло.

— Это всегда так, сынок. Ввязался в драку – смысл имеет только победа. Остальное – дерьмо. Да. Римляне понимали толк в победе! Сделай или сдохни! А все они тогда понима-ли толк в победе. Эти народы все, все были крупнее калибром, не чета мы им…

— Ганнибал Барка проиграл, и все равно его нельзя победить…

Они много еще чего говорили про историю. Заслушался, чуть ужин не проворонил! Пошли какие-то уже рассуждения о достоинствах гладиуса и фалькаты. Не запомнил я.

***

Вваливаюсь в свой номер с балконом на море опять поздно, опять поддат и опять один. А был это уже последний вечер отдыха, завтра с утра – в аэропорт.

В комнате жутко сквозит. Внизу шумит Средиземное. На море все-таки обязательно надо сходить. Да. Надо напоследок зайти в море.

И я выхожу к морю.

Вблизи море грохочет. Волны заползают на берег необычно далеко, днем вот тут шез-лонги стояли. Я было замялся, да двое местных белозубо закивали: иди-иди, посмотри на наше море!

Я подошел, снял все и зябко, неуверенно вбежал в воду. «Талас-с-са» – пенная волна ухватила за икры, мягко и сильно повалила, повлекла от берега. Я поднялся, вбежал дальше, выпрямился навстречу зеленой стене. Прилетело до искр в глазах! Опрокинуло, шмякнуло и с нажимом проволокло по песку. Тяжела ты, оплеуха сырой ладони Посейдона! Как зва-ли своего морского бога финикийцы? А не важно, что за имя. Греческое вполне подойдет. Трусовато суечусь на мелководье: я маленькая живая песчинка в Средиземном море.

Начинаю все громче орать песню о буревестнике: помню наизусть всю со школы. Не знаю, зачем тогда выучил. Один во тьме в море! Похоже, я крут.

Пытаюсь устоять: твердо и упруго. Каждая пятая-шестая волна легко сшибает. Выбивает из воображаемого фронта бойцов. А я уже в воображаемом строю: эти античные битвы Второй пунической – предельно кровавое месиво!!! Я грежу себя пехотинцем в передовой линии армии Ганнибала. Волны медленно накатывают, как римские когорты. Бьемся грудь в грудь! Каждая новая волна – новая битва. Бой при р. Тицине, жестокое сражение при р. Треббии, кровавая резня у Тразименского озера, побоище при Каннах***. Я повержен в бит-

1��


1��


ве при Заме – пятая волна сметает меня! Полный разгром при Заме. Мечутся испуганные римской боевой музыкой слоны, сминая наши ряды…

Отплевываюсь и встаю опять, встречаю новую волну. Перезагрузка: я обязательно су-мею устоять!!!

С маху взламываю молотом собственного тела римскую когорту****: захлебывается кровью первый, срубаю второго, достаю фалькатой и третьего. Рушусь, многократно про-нзенный, заливаю алым затоптанный черный липкий песок. Но я прошиб монолитный строй! и следом врываются наши, с клекотом круша. Я пронырнул прямиком в героическое античное время! Вокруг Средиземного моря отчаянно, самоотверженно, сильно живут фар-товые, победоносные герои. И я равный, равный, равный среди могучих!!!

Я сорвал голос, подбадривая себя. Меня захлестнуло и понесло вперед и вверх! Это драйв! Ребята, какой же это драйв!!! Взахлеб, в соленый морской захлеб упоенно хохочу от счастья. Вместе с морем! в такт, в унисон, в стук сердца. Я поймал свою волну. Волна, востор-женная волна бьет из-под ложечки под горло. Я понял море: «сделай или сдохни!» Таласа! Великий бульон, вскормивший десятки великих народов.

Я всей шкурой чую, как молоко под лапками сбивается в масло.

Волну можно обхитрить! Нырок, – и сырая соленая кувалда проходит высоко; мимо! Прыжок, – и возношусь на гребне, морской кулак проходит ниже.

Сквозь грохот наката пробивается слабенький свист. По берегу мечется человеческая тень, черное на черном. Меня попалил лайфгард, местный спасатель. «Из какого отеля!?!» – грозно орет он по-английски. Хрипло лепечу «Сори» – преображаюсь обратно в расслаблен-ного туриста. Раздраженно и стыдливо прыгаю на одной ноге, тщась натянуть трусы. Кураж перегорел, меж ягодиц некомфортно царапается песок. Беззастенчиво таращится европей-ская парочка. Обжимались-целовались у бассейна, когда я к морю шел. Стихия, понимаешь, любви и страсти под близкий безопасный грохот моря. Эти наверняка и заложили.

Давным-давно повержен Карфаген. Пал Рим. Современная Европейская цивилизация с ее неолиберализмом и политкорректностью скоро тоже рухнет. Мы суетливо спешим за ними в кильватерной струе.

Против наката волн времени нету посильного пути.

Бреду в отель. Последний пехотинец уничтоженной армии. Безрадостно подумалось, что уже через пару дней беспощадная рука жизненной рутины сунет в доспех белой рубаш-ки с галстуком в тон костюма, вложит в ладонь мобилу и безжалостно вытолкнет на арену

залитого искусственным светом амфитеатра-офиса. Еще один раб-гладиатор в бессмыслен-ном месиве за бабло на потеху хрен знает кому...

Я вошел в свой номер. К черту душ: соль на коже довезу домой. Рухнул и мертвецки уснул.

Сон, сон мне был; яркий и тревожный. Переговорный процесс необратимо провалился. Эти двое – хуже чечена и албанца. Воздух густ и прян от многолетней ненависти Ганнибала к Риму, от несокрушимой ярости Сципиона. «Карфаген. Будет. Стерт» – хрустит твердой галькой латынь. Теория конфликтологии не сработала, никакой опыт не помог... Нет-нет, я стою еще меж Ганнибалом и Сципионом, разведенными ладонями не давая им сшибиться доспех в доспех. Еще пытаюсь остановить резню при Заме; уже понимаю, уже спинным моз-гом знаю, знаю, знаю: безнадежно.

В бессильной ярости срываюсь, ору: «вы, римляне, жлобье тупорылое, мать вашу! У Колизея меня средь бела дня толпа отморозков отметелила! А для вас, Карфагенян, де-ньги важнее всего. Мздоимцы и политиканы, ни хрена ж не понимаете, что сейчас будет! В Карфагене у меня кошелек срезали...»

Издеваются в два голоса. Циничное финикийское глумление и безжалостная римская прямота. Дескать, был ты, братец, крепко нетрезв в Риме, да и в Карфагене основательно поддат. И вообще вы, русские, добрых уже пятьсот лет носитесь со своим монголо-татарс-ким игом, как дурак с писаной торбой...

Я примериваюсь врезать половчее... и не замечаю, от кого из них летит в челюсть мощная стремительная колотуха. С хрустом рушусь о мраморные плиты затылком. Тьма и звон в ушах.

Звон в ушах странно электронный. Это сработал мобильник: сегодня в рань ехать в аэропорт и лететь в Москву.

— Какие резкие! – с изумленным неуютом презираю свою личную недостаточность. Из сна несется двойной презрительный хохот: х-ха!!! Ха! Ха-а-а!!! с одного удара!

Открываю глаза, давлю кнопку. Ощупываю ссадину на подбородке – это меня в море о песок приложило. Ч-черт, вещички-то не собраны ни фига!

Опускаю ноги на пол и испуганно отдергиваю. Ничего не понимаю! Влажно шлепаю босыми ногами по плиткам пола.

— А!!! Затопило!!! Шестой этаж!Все: теперь меня засадят в тюрьму. Честно, не понимаю, как это произошло! Ночью

ничего не вертел, не открывал, не трогал.

1�0


1�1


Это море нашло меня. Дотянулся пресный палец Посейдона.Распахиваю балконную дверь. В номер врываются ветер, дождь, грохот моря.

Вычерпываю воду ногой через низкий порожек на балкон. Далеко внизу она смешивается с дождем.

Радуюсь несущественному ущербу, перевожу взгляд на входную дверь. И чуть не плачу от ужаса. Бож-же-ж ты мой!!! Мать твою!!! Порога нет совсем, под дверью зазор в палец!

Самые драматичные эмоции лет за пять переживаю в секунды когда, взявшись за ручку двери, трусовато медлю выглянуть в коридор...

Длиннющий широченный ковер набух почти на всю длину и ширину влагой. Коридор длинный и теряется в темноте. Хрен его знает, как далеко все это зашло. Кошмар.

Торопливо закидываю в чемодан вещи, сдаю ключ от номера, влезаю с вещами в такси и малодушно сваливаю.

В аэропорту с трепетом жду полицейского. Он корректно отожмет меня в сторонку, прочитает, чуть коверкая, мое имя, красиво написанное по-арабски на бумажке официаль-ного вида. Попросит свести запястья и ловко защелкнет на них наручники.

«Уф-ф-ф!» - облегченно выдыхаю, только когда самолет отрывается от взлетки.

***

В офисе как водится проставился. Финиковый ликер, тунисское сухое под финики и халву.

Чашку обалденного тунисского кофе с тонким пряным восточным ароматом подтекста и арабскими сладостями у меня Аллочка равнодушно отшила. Но на волне моего куража благосклонно позволила отвезти себя до своего подъезда.

Они уверенно вышли из тени почти у самого дома. Алка испуганно мявкнула. Ну поче-му это случилось именно со мной как раз сейчас!?! Ч-черт! Сейчас будут унизительно бить. И барсетку отнимут. Где ж менты?! Черт! Ч-ч-черт!

Внезапно нечто щелкает внутри. Страх сменяется – что это? С недоверчивой радостью слушаю себя – я в несокрушимом сомкнутом строю смуглых яростных бойцов.***** Вместо провального трусливого желания спастись мирным способом нежданно вспыхивает вера в военную победу.

— Таласа, – беззвучно шепчут мои губы. Втягиваю в легкие сырого, нездорового, зяб-кого городского воздуха до отказа, до предела. И выдыхаю свирепым победоносным ревом, глушу белый шум мегаполиса:

— Та-ла-с-са!!!Алла визжит. Они замедлились, встали, дрогнули, резво кинулись прочь.— Тала-а-ас-са!!! – дернулся преследовать, калечить и добивать******. Аллочка висит на

руке.Это такой драйв! Всего колотит от победоносного упоения как там, в Средиземном.

Крепкой взвесью соленой морской воды и мелкого песка оттерло меня тогда отменно! — Таласа!!! – хохоча, сгребаю в охапку дрожащую покорную Алку.

Наутро едем в офис на моей машине. Алка смотрит на меня другими глазами.Победитель получает все. Естественно.

Я уволился из вконец доставшего офиса. С Алкой… был потом пару раз. Порвал реши-тельно: глупенькая капризная стервочка.

Теперь я стою больше.

А это и есть правильный эффект от талассотерапии.

Ну, и кто там еще презрительно именует пляжный туризм «овощным отдыхом»?

КомментарииХаразмить* – (от harassment) совершать акты сексуального домогательства к коллегам,

пользуясь вышестоящим положением. Новое для себя слово недавно узнал.

У Тразименского озера** – к слову, помните старый мультик про Архимеда, в котором «у Гиерона была корона?..» Так вот, после ужасного поражения римлян при Требии в 218 г. до н. э. царь Сиракуз Гиерон послал «1000 лучников и пращников, способных справиться с маврами, балеарцами и другими племенами, сражавшимися метательными снарядами». Эта тысяча полегла, а отчасти разбежались в битве при Тразименском озере в июне 217 г. до н. э.

Побоище при Каннах*** – второго августа 216 г. до н. э. огромная армия Римской рес-публики была фактически уничтожена. Это была жуткая, полная катастрофа. В битве при

1�2


1�3


Каннах полегло 70000 римских солдат. Известие о разгроме под Каннами потрясло Рим. ТАКОЕ или мгновенно топит, или мобилизует, вознося вперед и вверх. Что такое семь-

десят тысяч даже сейчас, в начале двадцать первого века? А это осенний призыв 2007 года в армию самой большой в Мире страны. Собранный в просторной долине. Где за несколько часов их зарублено больше половины.

Вот после этого Рим не сдался, не опустил окровавленные руки. Вопреки всем прави-лам того времени, неумолимо и почти невероятно он возродился триумфатором.

Он побеждал потом много и многих. Терпел поражения сам. Всякий раз поднимаясь после разгромов…

Римский сенат запретил публичное оплакивание и проявление горя. Чтобы умилос-тивить богов, на римском рынке крупного рогатого скота заживо сожгли кельтов и греков, мужчин и женщин.

И еще это кочующие по книжкам три схемки, – с квадратиками и стрелочками, – ил-люстрирующие ход битвы…

С маху взламываю молотом собственного тела римскую когорту**** – примитивный и неточный образ. Легион (а это приблизительно 4 тысяч пехотинцев) во времена Пунических войн был разделен на десять манипул гастатов, десять манипул принципов и десять мани-пул триариев.

Триарии – самые зрелые по возрасту мужчины, наиболее опытные ветераны (Рим пос-тоянно резался с соседями). Главная сила легиона: принципы и гастаты – люди в расцвете сил, служившие раньше, зрелые, жесткие и опытные. Были в легионе еще велиты, легковоо-руженные солдаты из самых бедных и молодых без военного опыта.

Манипула состояла из двух центурий по 70-80 человек. Когда легион развертывался в боевой порядок, он образовывал три линии – гастатов, принципов и триариев. Всего в ма-нипуле было от 6 до 12 шеренг.

Передняя центурия обычно состояла из 4 шеренг по 20 человек. Центурион стоял край-ним справа. Построение легионеров было регулярным «шахматным». Место срубленного занимал боец второго ряда, закрывая брешь. В бою римские легионеры бросали тяжелые ко-пья-пилумы, прошибавшие щиты и легкие доспехи и атаковали на бегу мечами-гладиусами. Широкий щит–скутум защищал левую и переднюю части тела. Короткий меч был идеален для нанесения колющих ударов в ближнем бою, при этом легионеры двигались достаточно плотно, чтобы не дать противнику размашисто сражаться длинными рубящими мечами. В то же время их короткие колющие удары по торсу и в живот были очень эффективны.

Подразделения, называемые когортами (cohors), появились в результате реформ Мария уже позже Пунических войн, со 105 г. до н. э. Легион теперь делился на десять когорт: консул

Марий отменил возрастные различия солдат, и вооружил их единообразно, усовершенство-ванными пилумами и мечами. Центурии теперь могли перестраиваться в разные группы, а когорты – в разные линии, отчего армия стала более маневренной.

Легионерам выплачивали жалование, ветеранам за их службу обещали землю, а это значит обеспеченное будущее. Марий также дал легионам единый символ – орла.

Ну откуда было знать эти детали герою рассказа? Не судите строго.

В несокрушимом сомкнутом строю смуглых яростных бойцов***** – Армия Ганнибала была пестра. Гениальный полководец использовал разнородные подразделения максималь-но эффективно, объединяя в единое целое великолепное боевое мастерство стремительных нумидийских всадников. Разносторонность закаленных суровой природой родины бой-цов-ливийцев из Туниса. Свирепость ловких и подвижных в бою испанских пехотинцев. Смертоносные копья иберийских всадников-хинетов в белых туниках. Храбрость и стой-кость рослых светлокожих галлов с синим узором вайдой по голому торсу. Снайперскую смертоносность балеарских пращников, прошибавших камнем или свинцом шлем и легкий панцирь. Безжалостные стрелы мавританских лучников…

За пятнадцать лет Ганнибал получил всего одно пополнение из Африки – 4000 нуми-дийских всадников и некоторое количество слонов. Всего одно – за пятнадцать лет!!! «Зачем тебе еще солдаты – ты и так побеждаешь!»

Дернулся преследовать, калечить и добивать****** – «Они бросились в бой и победили, когда подумали, что побеждают». Сказал Тит Ливий.

Стрелочка компаса, или антропоцентризм

Республика Карелия смотрится неширокой полоской вдоль северо-западной границы самой большой страны мира. Вся Карелия – чуть больше процента территории Российской Федерации. Тут везде дороги, города и деревни. Куда нам до бескрайних малолюдных про-сторов Сибирской тайги! «Подсталичной Сибирью» называли Карелию в XIX веке: здешняя тайга будто бы и не настоящая, как бы она – «карманная».

Только напраслина это на лес карельский, глупо так думать. Тайга, она почтения к себе требует. Так закрутит – вволю поплутав, навсегда забудешь «карманной» ругать. Насилу

1��


1��


и выберешься, поеденный гнусом, растерявший всю свою городскую спесь и бахвальство. Поучит лес, поучит уму-разуму.

В те годы, когда не было в Карелии профессиональных гидов снегоходных, экологичес-ких, рыболовных и прочих природных туров, а был спортивный самодеятельный туризм, случалась эта история...

Студенты-второкурсники ПетрГУ сходили в свой первый зимний поход с ночлегом в палатке. Орлами себя почуяли. Захотелось полететь далеко-далеко! В настоящий, «взрос-лый» поход, в тайгу северную. За туманом высокосложной категории, за запахом, понима-ешь, тайги!

Сидели вечером в общаге, трепались. Прозвучало слово: «Паанаярви»! К первым двум примкнули трое совсем «необстрелянных» – образовался костяк.

Мне, неперечливому близорукому пареньку, выпало быть ярлом. Почему нет? Почтительно пошел к бывалым, к мастерам спортивного туризма. Старшие товарищи

приняли благосклонно: вручили маршрутную книжицу и объяснили про первую категорию сложности. Дали подслеповатую черно-белую карту, насовали советов.

В общаге мы шили бахилы и маски от мороза, фасовали крупы, сахар и сало, искали по знакомым рюкзаки, несли из проката лыжи. Добыли легендарную палатку со строгим названием «Зима».

Мне с лыжами помог друг: из подвала сталинской пятиэтажки мы вышли с парой лыж РККА времен Зимней войны 1939-40 гг.

Первые сутки зимних каникул, путь из Петрозаводска на Север Карелии: про-летели как в калейдоскопе. Ночь в поезде; выгрузка с рюкзаками и лыжами на стан-ции Лоухи и загрузка в ПАЗик; погранпост; контора Нац. парка «Паанаярви» в п. Пяозерский. В полной тьме в кузове микротойоты приехали в Парк. Инспектор разжег паяльной лампой и соляркой костер, гостеприимно кивнул на бревенчатый навес: «но-чуйте, ребята!»

Наутро вышли поздно, ошалевшие от стремительной смены впечатлений. Короткая цепочка лыжников медленно втянулась в настоящий северный лес.

Я старательно ориентировался по своему новому компасу, модному жидкостному вместо старого, системы Андрианова. Все бы хорошо, ан стрелочка компаса – шалит! Вот длинное озеро, вот речка Оланга ВЫТЕКАЕТ из него. Все, как и на карте, но компас вместо Севера на Юг показывает.

Я слышал, конечно, о хитрости советских картографов, – кружок города или там реку на карту поставить неправильно. Простоватая уловка времен Холодной войны, попытка ввести в заблуждение шпионов и пилотов вражеских бомбовозов. А тут наша граница неру-шимая совсем-совсем рядом: железная занавесь, ставня броневая на «окне в Европу».

— А почему у нас городки, деревни и хутора – до самой границы, а у вас вот, посмот-рите: на десятки километров совершенно никакого жилья? – тыкали в свою роскошную цветную карту случайно встреченные в конторе Нацпарка туристы-финны.

— Мой страна очень-очень большой, – тщательно подбирал я английские слова. – Твой страна маленький, – щелкнул завистливо по глянцевой зелено-синей Суоми на роскошной заграничной карте. – Поэтому э... мой граница – очень толстый, жирный линия.

Почему все-таки компас вместо запада кажет на восток? Вот запара! Беспокойство растет. Что такое с Севером, будь он неладен? Нечисто с Северным по-

люсом. Не даром больше века тлеют сомнения: а были ли там и Кук, и Пири вообще? Вот она стрелка: красный кончик на юг, черный, соответственно, на север. А п-по к-кар-

те – наоборот. «Вертит мартышка компаса картушку; и карту; так и сяк», – скачет в голове издевательская басенка. Некогда верх карты указывал куда угодно: на юг, на восток. Партию прикольных карт печатали в Британии, – верх был ориентирован на юг; карта-де для блон-динок. Ничего нет смешного, тьфу. Не леший же надо мной издевается?

Аж испарина выступила. Мой второй в жизни зимний поход. Лажа!

На привале вдумчиво приложил к карте другой компас, второй и последний в нашей группе. И внутри все обрывалось. Та же ботва: красная половина стрелочки вынюхивает своим кончиком юг. Э?!

Осторожно спросил Андрея, владельца этого второго компаса – «где, по-твоему, Север?» «Вон!» – мельком глянув на стрелочку, меланхолично махнул замусоленной рукави-цей Андрюха, доедая свой бутерброд с салом. Махнул на Юг. На Юг!

У костерка мы обсудили проблему. Каждый что-то да знал. — Географическая, ги-по-те-ти-ческая земная ось постоянно и хаотично описывает

круг радиусом километров в 10...— Южный магнитный полюс раньше был не в Антарктиде, а где-то в Индийском оке-

ане. Северный за пятьсот лет прополз по арктическим канадским островам больше тысячи километров, и теперь движется в Сибирь. Скорость – до 40 км в год...

— Магнитное поле в жидком ядре планеты генерирует электрический ток. Их несколь-

1��


1��


ко, ячеек-«моторчиков». Вращение Земли смещает их и таким образом передвигает маг-нитные полюсы. Эти «моторчики» каждые четверть миллиона лет работают более актив-но. Движения полюсов сопровождаются природными катаклизмами, истощается озоновый слой, климат становился более влажным и теплым...

— Магнитное поле Земли меняло местами свои полюса несколько раз. Судя по иско-паемым останкам животных и растений за 500 миллионов лет, во время таких переполю-совок происходят резкие скачки в эволюции биосферы, большинство живых организмов вымирает…

Я мучительно размышлял, выжигая мозговые ресурсы в надежде выплавить разумное объяснение.

И я догадался! Я понял: переполюсовка! Вот он, ответ, объясняющий все! Сейчас это случилось!!! Представить только, ЧТО сейчас творится в мире! А мы выйдем из леса, и спо-койно скажем: «сами там, в тайге, поняли, что произошло. Так, поимели небольшие пробле-мы с ориентированием»...

***

Через пять дней мы вышли на кордон Парка и на той же грузовой микротойоте дое-хали в п. Пяозерский. Никто ничего про переполюсовку не слышал. В газетах «Северный Курьер» и «Комсомолка» тоже ни слова...

Так что было. Стрелка моего старого привычного компаса конструкции Андрианова в «северной» части была синей, в «южной» – красной. У нового компаса стрелка размечена другими цветами. На Север указывала красная половинка, а на Юг, соответственно, – чер-ная. И всего-то делов.

Наверно, это и есть антропоцентризм: подозревать в своих проблемах и трудностях звезды или саму Землю, вместо того, чтобы увидеть и поправить собственную крошечную ошибку.

Не будем же путать в своей жизни ни Север с Югом, ни Добро со Злом! Какая тут еще может быть мораль?

Мои соседи, финны

Финляндия – неброская страна. Тут нет особых чудес архитектуры, нет экзотических диковинок природы и культуры. Леса, озера да болота: даже финское имя страны, – Суоми, – имеет корень «суо» – болото. Но у этой спокойной северной страны есть душа. Чудо откры-тия произойдет, если посчастливится поближе узнать этот талантливый скромный работя-щий народ, вдохнуть чистый воздух финского леса, зачерпнуть из озерка вкусной воды.

К слову, про туризм: в их маленький финский городишко Рованиеми, «родину Санта Клауса», ежегодно едет больше туристов, чем в наш Санкт-Петербург, «Северную Пальмиру».

Давно и органично обжили финны свой северный лесной край. Города и деревни по-добны рассыпанной из корзины клюкве: кучкой в середке – привычная теснота централь-ных улиц с магазинами, банками и кафешками, а вокруг – далеко раскатившиеся ягоды ху-торов; из окон темно-красных домиков не видно соседских усадеб. В особой цене – коттедж на берегу озера. В каждом почти доме есть печка и непременно – уютное кресло-качалка.

Финская баня – сауна – это обязательный атрибут жизни, как пятичасовой чай в Англии. Сауны часто есть в современных квартирах, а в многоквартирных домах постарше есть сауна в подвале на каждый подъезд. Деревенские дома вообще немыслимы без сауны: по белому и по-черному, электрические. В стране проводятся соревнования: кто дольше высидит в парил-ке? Ведущие журналы публикуют результаты тестов: каким веником лучше париться, – бере-зовым, можжевеловым, липовым, дубовым?.. Специального пожелания, подобному нашему «с легким паром!» у финнов нету. Вместо этого они пьют пиво. Однажды, пытаясь объяснить финну смысл выражения, я добился лишь возгласа: «А! Это значит, – извините, пива нет!»

Зимой финны помногу бегают на лыжах. В Финляндии даже есть особые, лыжные ка-никулы. И они в эти дни на самом деле бегают или гуляют на лыжах! Лыжи по-фински – «хиихто». В этом слове – тихий шелест снега: плавно скользит меж сосен с алыми в лучах низкого солнышка стволами ладный лыжник. В этом «хиихто!», – веселье и удовольствие от зимы и своей удали: «хи-и-их!», – ловко скатился с горки, «то!» – уверенно остановился, воткнул палки в наст. В нем – искреннее гостеприимство соседа, маскируемое шутливой ос-торожностью: «хи – и – хто (там)?» Плавные повороты тропинки, петляющей меж деревьев или по берегу таежной речушки слышатся в глаголе «хиихтоа» – кататься на лыжах.

1��


1��


А в звучании русского слова «лыжи» угадывается глухое недовольство. Горестный вздох, - «ы-ы-ы!», – тягостная перспектива долго тащиться сквозь холодные пространства без дорог, без людей... Лыжи – упал и лежи.

Видимо, совсем не умеют кататься на лыжах китайцы. В звучании слова лыжи по-китайски русское ухо слышит острую горечь частых, обидных, болезненных падений: «хуясьюебань!»

Я, бывает, раздражаюсь, когда «наши» говорят, что финны-де скучные, что они без меры пьют водку: «а ты сам поменьше по барам пасись, голубок». «Какой человек в лес пошел, та-кое ему и дерево навстречу», – вторит моя любимая карельская пословица.

Скучные!?! Когда я впервые добыл огонь трением, похвастался по е-мэйлу и финну Мартти. Он отозвался со своего хутора письмецом, что таки тоже да, – он задымил всю кухню, но и ему удалось добыть огонь трением (но пришлось по телефону просить совета у Туркки Аалтонена, лучшего финского спеца по выживанию). «А еще, Фил, еще в нашей деревне живет антрополог, и она привезла из Гренландии настоящий эскимосский каяк. Теперь у меня есть образец, и я собираюсь сделать себе подобный»... Минуточку: много ли по русским деревням живет, например, сельских учителей, которые собираются смастерить себе чукотскую байдару, потому что соседка-антрополог, жена тракториста, вернулась из экспедиции, и потому появился образец!?!

Этот же Мартти снисходительно посмеивался, когда мы пили пиво, а бородач Тимо звал нас на свой старательский участок на притоке реки Лемменъеки мыть золото. «Золото – глупый металл!» – хмыкнул кузнец Мартти и выложил на стол рядом с золотым самород-ком ценой в три тысячи евро свой нож – «на лезвие смотри!» Лезвие выковано из цепи от «Хускварны». И на полированной стали клинка видно, из ЧЕГО сделан клинок!

Романтика по-фински выглядит так. В Финляндии не в обиходе забавы с пиротехни-кой. Подозреваю, что салюты попросту запрещены. За исключением празднования Нового Года. И вот вечером 31 декабря владелец небольшого туристского бизнеса «зимнее купание в речных порогах» в Кухмо звонит другу (клиента облачают в гидрокостюм сухого типа, метров 200 несет туриста быстрая речка, потом – кофе и диплом героя-моржа); звонит он, значит, другу: «летите с женой Микко Хаккиненым ко мне!» Две супружеские четы выгре-бают на середину речного разлива в центре Кухмо, не замерзшего по причине теплой зимы, и, взявшись за руки, любуются фейерверком, лежа на воде в уютных гидрокостюмах. А по-том они любуются звездами. А потом уже, после сауны, встречают за праздничным столом Новый год.

Со словом «супермен» ассоциируется у меня финское имя Хейкки. Я был знаком с муд-рым неутомимым остроумным здоровяком Хейкки: зима, Лапландия, минус двадцать пять: мы, студенты курсов гидов-проводников, должны устроить себе ночлег из подручных ма-териалов. Я присмотрел сухую сосну: Хейкки проплыл мимо на лыжах с бревном на плече. Я утоптал снег и начал пилить ствол ножовкой: Хейкки проплыл мимо с другим бревном. Я спилил дерево: Хейкки несет очередное бревно. «Я понял! Ты, Хейкки, не человек, а киборг! – выпаливаю я, тяжело дыша, – Ты никогда не устаешь, никогда не пьешь алкоголь, ешь мало...» Он доверительно чуть наклоняется ко мне с мягкой улыбкой: «Я – Юрий Гагарин. Не говори никому».

Они остроумны, финны. Вот мы с Юсси несемся по Москве, ищем финское консульс-тво, времени в обрез. Я показываю на памятник: «Это Федор Достоевский. Знаешь, кто он такой?» Юсси отзывается мгновенно: «О! Это великий русский композитор! Мне очень нра-вятся его картины!»

Есть у финнов и свои финские анекдоты, например, целая серия анекдотов «про Пеку»: Пекка с норвежским другом Олафом бегут в пургу на лыжах. «Пекка! Я знаком с тобой мно-го лет, и в любую непогоду ты никогда не носишь шапку. Почему ты такой закаленный?» «Видишь ли, – отвечает Пекка, – лет пятнадцать назад я гулял в мороз в ушанке с опущен-ными ушами, и мой приятель спросил: «Пекка, хочешь выпить водки?» Так вот, из-за своей проклятой шапки я его не услышал!»

Северные народы, они мало устойчивы к алкоголю. Государственная политика сдержи-вания затрудняет эту склонность. Иногда – достаточно успешно. Но пьют финны, пьют. В финский праздник Йоханнус – празднуют в тот же день, что у нас – Ивана Купалу, – финны устремляются на природу, на озера. Массово катаются на лодках и пьют олут (пиво). Бывает, насосавшийся пива пойкка (парень) распрямляется у борта шаткого челнока, справляя ма-лую нужду, да за борт тот и сыграет; выплывает не каждый. Мрачная шутка даже существу-ет: «зашей накануне Йоханнуса свою ширинку – тогда точно не утонешь!»

Но подлинно национальный финский напиток – это кофе, кофе. Пожилая финка рас-сказывала мне, ее гиду в туре по Карелии, про первый после окончания Второй Мировой транспорт из Латинской Америки с грузом кофе. По национальному радио информация о координатах судна шла каждый день. Когда груз пришел в Финляндию, кофе не продавали, пока не завезли в каждый магазин страны. В каждый. И тогда – оп – снова в продаже насто-ящий кофе! Это куда важнее какого-нибудь праздника молодого вина Божоле. Это значило – мир пришел с измученную страну! Война кончилась!!! «Мне, маленькой девочке, в тот первый раз кофе совсем не понравился», – грустно вспоминает финка...

1�0


1�1


В этой стране делают телефоны Nokia: мобильниками пользуются поголовно. И в то же время лучший финский специалист по выживанию в природе Туркка Аалтонен не пользу-ется мобильным телефоном и электронной почтой: «Я видел, как наше общество превра-щалось в информационную цивилизацию: раньше после недельного курса по выживанию мои студенты первым делом набрасывались на еду... Теперь они торопливо включают за-прещенные в течении этой недели мобильники: жаждут узнать новости!» К слову, спички в Финляндии не производят. Совсем. Закупают в Швеции.

Финляндия стала первой «загранкой», куда я попал. Там я впервые испытал острейшее чувство полного понимания, единения, единодушия с человеком другой страны. Я уста-ло топал в свой студенческий кампус из Национального Парка Хельветинъярви. К исходу восьмого километра притомился: уж и весна перестала радовать. И вдруг – в озерке, у самой дороги, лебеди плавают!!! Обмираю в восторге; а птицы уже взлетают! Они разбегаются по озерной глади, звучно хлопают большими белыми крыльями, смешно шлепают по воде не-уклюжими ножками! Они летят наверно в... Россию? Лебеди делают надо мной круг. В душе моей будто расцвел теплый цветок... От ламбушки поднимается на дорогу пожилой финн. Фланелевая его рубаха выбилась из просторных рабочих штанов и расстегнулась на пузе, светлые волосы растрепались. А в голубых его глазах – то же счастье, что и в моих: мы оба – очевидцы чуда! Что-то говорит, говорит он мне по-фински... А я совсем не понимаю язы-ка, – «Извините, не понимаю», – и он, взволнованный и счастливый, широко машет руками, преображается в прекрасного лебедя! «Видел?» – жадно вопрошает небесный взгляд белого лебедя. «Да!» – летит навстречу мой ответ-пантомима. Мы оба взлетаем, смешно шлепая своими неуклюжими ножками финского и русского языков. Оказывается, языковой барьер – ничто. В этот миг мы, две братские души, полностью едины! Мы едины с человечеством и с природой!

И с тех пор в глазах моих соседей-финнов много-много раз я видел тот лебединый взгляд...

Новенький Шарм эль-Шейх и древний Синай

В Египетский Шарм эль-Шейх полетел нежданно. Пляжный отдых – небывалый для меня: отель, полупансион, пляж… в январе. Я больше привык неспешно шагать таежной тропкой, беседовать вечерами с другом у костерка о важном, а тут мчусь под 900 км/ч в Боинге, один из полутысячи пассажиров. Массовый это, однако, туризм!

Перед вылетом купил путеводитель из серии «Вокруг света», торопливо почитал про Синайский полуостров в Интернет: сайты и путеводитель полны невежественных домыслов. Мангровые деревья «сами перерабатывают морскую воду в пресную», а «мусульмане, беду-ины и арабы, – потомки строителей пирамид». Куст, в огне которого Бог явил себя Моисею – «самое старое дерево в мире: 3000 лет. В год растет 1 см без воды»… Чуть приуныл: очень мало дельного про этот регион, и это в век информационных технологий. Каково было вет-хозаветному мудрецу Екклизиасту среди людей? Это он еще очень мягко сформулировал: «во многих знаниях – многие печали»…

Гиды в Египте были невежественными всегда: в VIII веке они показывали паломникам пирамиды, объясняя, что это силосные башни Иосифа. Россказни проводников с богатым воображением слушало множество людей. «Я обязан сообщить все, что мне говорят, но ве-рить всему не обязан», отмахивался сам Геродот.

В самолете, после бессонной ночи в аэропорту в ожидании раннего чартерного рейса, начиная дремать; успеваю подумать: «буду, как любой другой турист, – расспрашивать, ос-матривать, фотографировать и покупать сувениры… А надо необыкновенное искать, а то друзей разочарую». Из всего прочитанного запало про «десять заповедей на горе Синай», «бакшиш» – культуру чаевых за все, «рай для дайверов» и запрет пить водопроводную воду (нечистая она).

Рынок— Идите на старый рынок, туда, где на входе четыре Рамзеса; там всего больше и де-

шевле, – посоветовал гид туркомпании. Мы пошли туда в первый вечер, после пляжа. Рынок – это был глубокий культурный шок. Здешние люди полновесную долю своей энергии тра-тят на торгу. Торг тот – высокое искусство, тонкое ремесло, целая жизнь!

Первый заход в торговые ряды в отчаяние вверг. Русские не умеют и не любят тор-говать. Слёту втридорога прикупил немного незрелых бананов и невкусной клубники. Обманули меня улыбчивые веселые арабы! Вечером валяюсь в отеле, разочарованный, досадливо вспоминаю родные-народные пословицы-поговорки: нет, не умеем мы торго-вать. «Денег много взято, а барыша нет». «Ехал наживать, а пришлось и свое проживать». «Пустое на порожнее променял». «С этим барышом находишься нагишом». «Торговал и кирпичом, да остался ни при чем». Тьфу, проваль их всех возьми: «на гнилой товар да сле-пой покупщик».

Утешился старинным китайским наставлением: «можно купить дом, но не очаг, можно купить кровать, но не сон, можно купить часы, но не время, можно купить книгу, но не зна-ние, можно купить положение, но не уважение, можно заплатить за доктора, но не за здоро-вье, можно купить душу, но не жизнь, можно купить секс, но не любовь».

1�2


1�3


«Что привез, то продал; что продал, то пропил», – булькнула в памяти последняя пого-ворка, с тем и уснул. Сны приходили нервные и панические.

Торговаться буду жесткоПодозрительные цены у туроператоров, если сравнивать. Экскурсия на гору Синай

за три сотни километров: восхождение ночное, монастырь; и экскурсия в национальный парк Рас Мухаммед за три десятка километров идут по единому ценнику в 50 долларов. Товарищ озвучил наш общий с ним вывод: «кидалово». Да мы и сами в национальный парк можем съездить, на машине арендованной. Ответы местных респондентов сплошь разные и лживые: и за вход-то заплатим по 20 долларов, и не пустят нас-туристов туда одних без гида и официальной бумаги… Местные врут, карты Египта в продаже хрено-вые: все для того, чтобы турист никуда не лез сам, а деньги платил. Машина – способ выехать из виртуальной матрицы, туристской резервации. Прокат обнаружился прямо у нашего отеля. Утром по пути на пляж (бесплатным автобусом отеля пренебрегаем) подходим, знакомимся: парня, конечно, зовут Мустафа. Выяснение всяких техничес-ких деталей длится долго: Мы вдумчивы и внимательны. Daewoo на день обойдется нам в 60 баксов, бензин за свой счет (он тут по 6 рублей за литр! Вспомнил еврейский анекдот в тему: «водил Моше народ Израиля по пустыне сорок лет, а живем мы в ито-ге на земле без нефти!»). Оставим копии паспорта и международного водительского удостоверения, залог 100 долларов и залог на страховой случай; возьмем лицензию на машину…

— Хорошо, вечером зайдем опять. Нам в Рас Мухаммед на завтра машина нужна.Днем наши карелы сторговали экскурсию в Рас Мухаммед за «по 17 долларов с чело-

века», включая и по 5$ за вход. С нами подбили поехать двоих. Считаем, готовим аргумен-ты для вечерних переговоров о цене: нас четверо, это по 15$ с человека за аренду, плюс по 5$ с каждого за посещение парка и 5$ с машины, бензин еще. А готовенькая экскурсия стоит всего 17$. Поэтому нам это дорого, за столько машину брать, и не будет ли любезен уважаемый Мустафа… И далее в этом духе. Мы решили начать торг с 35 баксов, и выше 50 не уступать. Ну, если получится! Будем терпеливо и… и жестко торговаться. Да. Жестко. Мы будем торговаться жестко. Подходим, Мустафа нам рад: «парни! Если вы берете ма-шину прямо сейчас, я возьму с вас те же 60 баксов не за день, а за сутки!!! Как вам это превосходное предложение?» Мы начинаем мямлить про то, что машина нужна только светлым днем: въезд в национальный парк зимой перекрывают рано, и…

— А! Так вы хотите машину не на полный день! Берите ее за 30$!!! Мы со своей жесткой установкой «торговаться жестко» осеклись и стушевались.

Наутро, выезжая на машине, мы отчего-то чувствовали, что с ценой нас опять провели.

Идея с машиной полностью оправдалась! Мы сгоняли в национальный парк к корал-лам и мангровым деревьям, проехали весь Шарм аль-Шейх с его бесконечными отелями, заходили побродить в пустыню. Мы ориентировались по скачанным из Интернета космо-снимкам и спрашивали дорогу у военных на блок-постах, гуляли по питомникам пальм и эвкалиптов, плескались в Красном море…

Деньги – товарДерзкая миссия торговцев на рынке проста: превратить товар в деньги. Продавцы не

таятся по лавкам. Они бродят по большой дороге у входа в магазинчик и с широкой улыбкой кидаются навстречу туристу, протягивая руку: «Как тебя зовут? Откуда приехал? Зайдем? Только посмотреть! Только посмотреть! Адын египетская минут! 10 сикунд!!!». Или просят зайти, «написать рекламу». Друг мой решительно проходит мимо, а я торможусь, слово цеп-ляется за слово, и догоняю своих через пять-десять-пятнацать минут. Саша возмущается: «Фил, не тормози! Ты, Михалыч, как глупый ерш, который клюет и клюет. Человек хочет нормальную рыбу поймать, ему покупатель нужен, который купит чего-нибудь! А тут опять клюнул ты: как ерш колючки свои, растопырил во все стороны пустые карманы: Э-эть! Этот Ибрагим и сам уже не рад тебе – накалывая пальцы, минут десять снимает тебя с крючка, чтобы опять швырнуть в воду. Ты сколько раз тут тормозишь?» «Третий. Всего-то. Его лавка на самой дороге, мимо не пройти ведь никак», – бормочу примирительно. «Будем дворами пробираться!» решает Саша.

При всей силе накала базарно-торговой страсти, к третьему дню нам становится скуш-но: одни и те же незатейливые ходы у всех, одинаковые рекламные фразы… словно каждый товар прямо в Китае снабжают листком-распечаткой с «либретто продавца».

Тут в Египте я придумал вариант пословицы под местные условия: что русскому хоро-шо, то египтянину – бакшиш.

Кстати, куда они девают этот бакшиш? 5 долларов с человека и 5 с машины за вход в национальный парк Рас Мухаммед при массовом каждодневном завозе многочисленных туристов не отражаются на его благоустройстве никак: информационные стенды созданы, судя по почерку, прекраснодушными волонтерами из Европы, на деньги европейских же грантодателей. В английском названии на въезде утрачена буква «R» (блок-пост рядом ме-шает шутникам добавить позади оставшихся двух букв третью «s»). В туалете при никчем-ном безлюдном визит-центре испятнан бурыми лепешками пол; а некие ловкачи нагадили даже в писсуар и умывальник!

Странные, грубые иногда слова постоянно слышны в торговых местах: «Как дила? Супар пупар?» «Саша! Как ти, зашибысь?» (Александр вздрагивает и нервно озирается) Евгению Федоровну, доктора наук и профессора, льстивые торговцы окликали и «Наташа!»,

1��


1��


и «зайка!»… А это попросту оттиск, отражение в зеркале чужой культуры коллективного образа особой части россиян. Туристов, которых доходы, интересы, реклама-туриндустрия-фантазия приводят сюда…

В последний день, тертые уже калачи, вдумчиво торгуем сувениров. Это переговорный процесс, и мы должны поймать его логику, решили мы. «Купил, не купил, а поторговаться можно». Два ухаря с родины Льва Толстого вполне сносно убалтывали арабов-торговцев. Почти любого. Очередной продавец, после долгих искрометных переговоров с аргументами, эмоциями, логикой (обе стороны только хвалят товар!), с мелкими взаимными подарками, прощаясь, сердечно обнял нас – «вы понимающие покупатели! Приходите в мою лавку еще! У меня все есть!» «Спасибо, да всего в мире не выкупишь», – учтиво поклонились взмокшие мы, унося по сухому комочку напитка «чай для мозгов», «розы пустыни» да мелкие вещицы в подарки. Да «арафатки», легкие черно-белые платки в мелкую арабскую клетку, с двойным псевдовойлочным кольцом: защита темени от солнца, а рта от пыли. Мы чувствуем себя жизнерадостными, удачливыми и честными, как торговцы папирусами.

В основном рыночный товар прост, дешев и рассчитан на непритязательного масс-туриста: настоящие папирусы отпечатаны промышленным способом, несмываемой или смываемой краской, папирусе или на банановых листьях; статуэтки, кальяны, «настоящий египетский хлопок», ароматические масла и прочая дребедень. Деньги, брошенные верблю-ду под хвост. «Кукиш и без денег купишь», – меня просто нес накат пословиц, собранных Далем, – «Эка шаль: по три деньги шваль». Когда устаю от хватанья за руки, начинаю широ-ко улыбаться и коротко бормотать что-нибудь по-фински: арабы теряются, встретив обита-теля неведомой страны, не узнают в нас русских.

Вечером по ТВ (хороший прием первого Российского канала почему-то с украинской рекламой) услышал про 24 тысячи убийств в России в 2006 г. «Основная цель – попытка за-владеть чужими деньгами».

— Лучше бы мы торговать учились, балбесы, – делаю зверское лицо своему отражению в зеркале, примеряя «арафатку».

Гора СинайЗдесь, на горе Моисея, происходили чудесные Ветхозаветные события. По-арабски это

Джебель Мусса, на иврите – Хар-Моше – объект паломничества и туризма. Гиды твердят заученно: любому-де встретившему рассвет на вершине горы Синай прощаются все грехи. Сюда набита широкая туристская колея – значительной привлекательности объект! Сотни людей каждую ночь поднимаются на гору Синай, куда, оставив свой народ ждать далеко внизу, нес тесаные плиты скрижалей Моисей, и где даны были народу его десять запове-дей… Жена дала мне свою библию, читаю Исход.

Это основная наша планируемая экскурсия. Наш лидер Евгения Федоровна нашла мес-тных туроператоров, поторговалась, и 50 долларов с человека превратились в 24.

Автобус мчит по ночной пустыне, гид немножно рассказывает:— Кагда вы заканчАете и спускАетсе, увидИм монастыр. … Там колодец самый старый

на Синайском полуострове, у колодца Моисее встретил первый раз жену. В церкви есть мЕ-чет. … Икончики манахи руками работат, канечно для туристов…

Конечно, заехали в лавку с сувенирами, близкими духу паломников в монастырь св. Екатерины и на гору Синай: на пакете в руке выходящей из магазинчика «Поаарки Святая Екатерина» тетки надпись «KLIMAX – специальные сувениры». Я шарахнулся от самого входа и вернулся в автобус: настрой бы не сбить.

Что-то около трех ночи мы вышли на гору, небольшая группа человек на 18, где к дю-жине наших карелов присоединились семья из Латвии и семья из Крыма. Бедуин Салех стал нашим гидом, сообщили позывной: «Лотас групп»; выдали по фонарику на двоих, мы с Александром, единственные мужики на дюжину разновозрастных карелочек, достали свои налобные светодиодники. Объявили его – первым, меня – последним, загрузили в два рюк-зака запас воды и теплых вещей для всех...

Ветхая, исколотая вечностью тьма вся в ярких дырочках звезд, ее старенький бархат подперт понизу невидимыми массивами гор. Гомон на многих языках, бессильные блики сла-бых фонариков, крики проводников-бедуинов, запах верблюжьего помета. Пронзительно и суетливо кричат отставшие от своих групп, назойливо предлагают своих кэмел-апов (вверх по горе верхом на верблюде) погонщики.

У вершины ступени делаются совсем крутыми. Сюда не могут подняться верблюды, и бедуины тянут к туристам руки помощи: за десять долларов твердая надежная ладонь радушного кочевника потянет тебя наверх. А там всего за пару баксов на озябшие плечи за-ботливо накинут и одеяло. Каково же было легендарное гостеприимство кочевника в своем темном шатре, если стандарты масс-туризма низвели его до такого вот? «Первое правило арабского гостеприимства – бескорыстие», – писали этнографы. В Российских институтах тоже учат «туризму и гостеприимству». Гостеприимство как работа и товар: новая начинка в древнем надежном слове…

Мы на вершине. Небо окрашивается в Рериховские цвета. Людское нетерпение алчет восхода, подходят новые нетерпеливцы. «When you reach the top, keep climbing», – жизне-любиво ободряет измотанных французов замотанный в бедуинское одеяльце британец, – «Долез до вершины? Лезь дальше».

Наступает РАССВЕТ!!!

1��


1��


На вершине горы – часовня Святой Троицы. В часовню пускают только православных: русских. Для того на входе стоит фэйс-контроль. Японцы, христиане-евангелисты, в часов-ню не попали. А меня мужик в «ковбойской» шляпе впустил вслед за массивным угрюмым русским мэном: он деловито принялся снимать видеокамерой. Сила стремления сюда моя и тех японцев несопоставима? Я постоял, глядя на иконы: мало знаю и ничего не чувствую. Ничего я не почувствовал! Вышел – японцы молятся; и кажутся они близкими к прозрач-ному небу над горой, чем к суетным людям на горе. На японцев приятно смотреть: в их гла-зах мерцают огоньки светлых душ. Как глубоки они, – трещины, разъединяющие христиан: православных, католиков, протестантов?.. На какой глубине смыкаются, делая христианство единым? На той глубине, где Исход – звучит Шмот: через три месяца после исхода из Египта, из рабства, евреи пришли из Рефидима в пустыню Синай и расположились станом у под-ножия горы… И сошел Господь на вершину горы Синай, и позвал Господь Моше к Себе на вершину горы, и пророк Моше поднялся туда. И сорок лет евреи блуждали по Синаю, и по-лучили от Господа Тору и учились жить по этим законам, и становились единым свободным народом, испаряя рабское начало в сухом жаре Синая.

А пестрая разноязыкая толпа фотографируется на горе, гудит: делится впечатлениями. Вот еще одно место, откуда люди каждое утро уносят массу плохих фотоснимков.

Людская говорливая река течет уже вниз. Я замер в сторонке, наблюдая-выцеливая торг: соломенноволосая девушка выменяла у бедуина каменное полированное яичко и тряпично-го верблюдика за свой простенький, боле ненужный налобный фонарик. Оба торжествуют, довольны удачной сделкой. Темные точеные узкие ноздри на полированном смуглом лице и мягкие алые пухлые губы на светлом девичьем сближены; оба очень красивы.

И сделался я каким-то отдельным. И от туристов с их деловитой суетой далек, и от па-ломников с их верой. В памяти пульсирует что-то из Бродского, такое примерное чувство строк (которые сейчас конечно могу привести дословно): «Когда ты стоишь один на пустом плоскогорьи, под бездонным куполом Азии, в чьей синеве пилот или ангел разводит изредка свой крахмал; когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал, помни: пространство, которому, кажется, ничего не нужно, на самом деле нуждается сильно во взгляде со сторо-ны, в критерии пустоты. И сослужить эту службу способен только ты».

Нынче пространство сполна получает просто огромное, избыточное количество этих взглядов со стороны. Мало в наших взглядах проницательности и сколькой-нибудь глуби-ны… Моя заурядная прогулка – ничто перед путешествием на раскаленный от солнечного жара Синайский полуостров в конце IV века любознательной Эгерии. Поистине тщательно осмотрела она «Землю Моисея». Взобралась сюда, на вершину «Святой горы», а на обратном пути в долине увидела «места достойные»: место, на котором стоял брат Моисея Аарон во время обретения Моисеем десяти заповедей; неопалимую купину; место стоянки евреев под

горой; место, в котором был создан Аароном золотой телец; скалу, о которую возмущенный этим Моисей разбил скрижали с заповедями; место, где с неба падала манна…

И. Что это за хрень с автоматическим прощением грехов на горе? Покаянием прощают-ся грехи. Не избавиться от их бремени, взойдя или въехав на верблюде на любую гору.

Студентка биофака Маша, как Гюльчатай, всегда готова отстать и потеряться. «Мария!» – близоруко кричу в сторону разноцветной толпы у вершины. Машка виновато мчится вниз (за отставания ее постоянно порицают). Подбегает, вижу лицо – совершенный ветхозавет-ный семитский образ! Пристально смотрю в глаза, замирает и она, взгляда не отводит. Тут я и сделал единственный хороший ее портрет. Я много Машу уже снимал в Египте: красивая девушка в красивых ландшафтах –стоящего не получилось ничего. А портреты любимой жены почти всегда удаются. Э-э-э! Оказывается, не я жену-то фотографирую, а любовь?

Почему так: чего-то страстно хочешь – а не дается. А другое само нежданно, незаслу-женно в руки идет. Хотя этого другого жаждут те, кому его никогда не получить. Я легко сюда приехал и взошел на эту гору, а иной верующий откуда-нибудь с Севера России меч-тает, возможно, да не бывать ему, из деревушки убогой его… Или вот мимо меня резво ска-чет в драных кедах бедуин. Гид из него так себе, хреновенький гид, а у меня нетушки такой работы – мечтаю гидом работать, ан торчу в душной московской конторе. Кстати о гидах! – Вспомнил свою обозную-замыкающую миссию, сую в двадцатикилограммовый рюкзак с водой и теплыми вещами Машин свитерок и рысю вниз.

Православный монастырь святой ЕкатериныМонастырь основан в 527 г. византийским императором Юстинианом. В стенах монас-

тыря – часовня Неопалимой Купины. Из пламени тернового куста Бог говорил с Моисеем и обещал вывести сынов Израилевых из египетского плена «в землю хорошую и простран-ную, где течет молоко и мед». Я видел куст в монастыре: густо свисают с возвышения ветви. Монахи довольно высоко подрезают его, чтобы паломники не обрывали листочков, но с нижних веток почти все листья оборваны все равно. Многие верят, что «это именно Тот куст, который видел Моисей». Есть еще легенда, по которой куст посажен здесь в Х веке.

Я, экс-биолог, немного порылся в Интернете. Очевидно, это Rubus sanctus Schreb из се-мейства Rosaceae. Синонимы: Rubus anatolicus (Focke) Hausskn., Rubus sanguineus Friv., Rubus ulmifolius subsp. anatolicus Focke., Holy Bramble «Burning Bush», Неопалимая купина, терно-вый куст. Русское название – Ежевика махровая, ее можно встретить в приморском поясе растительности крымских гор. Надо будет у доктора наук Евгении Федоровны уточнить.

Разглядываю множество туго свернутых бумажных листочков, торчащих в щелях каменной стены, на которой растет куст. Вдруг волнообразно возникает суета – люди вокруг бросаются писать «желания, которые исполнятся!» Поддался этому и я, пронес-

1��


1��


лось многое: «что такое счастье? Живу зачем? Дай вам Бог здоровья… Берегите себя – делайте максимальное, на что способны…» Коряво вывожу на клочке бумажки слова Рэдрика «Пикника на обочине»: «счастье всем, даром, и пусть никто не уйдет обижен-ным».

Этот монастырь, вероятно, единственный в мире (так в моем путеводителе обозначе-но), на территории которого есть мечеть. В 1106 году в мечеть перестроили часовню. Может быть, благодаря этому за все время своего существования монастырь ни разу не был разру-шен. Хорошо помогала и высокая глухая надежная стена вокруг, и отдаленность от всего и всех. До конца XVIII века ворот в стене не было: внутрь попадали с помощью подъемника в большой корзине. Прорублены воротца во время египетской экспедиции Бонапарта.

В монастыре нас подводят к «Тому Самому Колодцу», здесь Моисей «первый раз встре-тил жену».

Перевожу взгляд с Того колодца на Тот куст. Разве могут они быть так близко? В Исходе сказано: после того, как защитил Моисей от пастухов дочерей священника Мадиамского, и получил в жены дочь его Сепфору, – пас он овец своего тестя долгие годы. «Однажды провел он стадо далеко в пустыню, и пришел к горе Божией Хориву. И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот Я!»

Все «самое-самое» привлекает человека. Близость к древнему, чудесному, великому, – настраивает на вечность, ненадолго отсекает из мыслей повседневность и суету.

Кто написал: «чтобы быть счастливым, достаточно хорошей библиотеки?» Кроме как перед египетским продавцом, я подолгу замираю над книгами. Очень мне хотелось уви-деть местный книжный магазин. Книжного магазина в Шарм аль-Шейхе мы с товарищем не нашли. Искали специально, спрашивали, высматривали: а не нашли. Это – важный факт, я позже его обдумаю. Или еще одно: по телевизору в отеле можно найти и русскую про-грамму, и канал Израильского телевидения, и CNN, и Аль Джазиру на английском языке. Разнообразие по нашим меркам – фантастическое! А все собеседники из местных – уровня мелкого. Ни кругозора, ни глубины, ни ума не показывают, прячут тщательно от неверных. Делают вид, что интересует их исключительно и только мелкий бакшиш. Может, сами теле-визор не смотрят (но языки-то знают: английский и русский нередко очень хорошо; многие в гостиницах тех работают?) Или – что это значит?

Прудок радости«Иссяк прудок радости моей: мал был», записал в дневник Борис Шергин… А тут люди

в пустыне живут, а выглядят веселыми, и каждый при встрече широко улыбается. Каждый!

Не иссякает прудок радости в душе жителя пустыни? Я специально фиксировал: любой, встретившись взглядом, улыбнулся (строители, припудренные белой пылью и те, даже кто почти без зубов; офицер при исполнении, объяснявший нам дорогу в национальный парк Набк). Мне нравилось широко улыбаться в ответ! По-настоящему, искренне улыбаться! Не болели непривычные к такому издевательству мышцы лица, не требовалось трениро-ваться перед зеркалом (да, было: тренировал перед зеркалом улыбку, пытаясь соответство-вать европейцам-американцам). Охотно, честно и безмятежно я улыбался каждому арабу! Разумеется, я хорошо понимал: врут в глаза, хотят денег, «надо держать ухо востро», ислам-ское давление.

А что есть «веселие Руси»? Конечно, «пити, не можем без этого жити»! Тяжкая эта пли-та гнет в дугу мой народ. Много можно сказать на этот счет печального… Так вот здесь люди не пьют! Мусульмане. Мы бродили вдоль границ Шарм аль-Шейха по пустыне (ветер носит рваные полиэтиленовые пакеты – бич цивилизации); по тропкам, коими торговцы уходят в свои домики, нашли и прошли сквозь трущобы: только раз видели бутылку из-под пива и пустой водочный флакон 0,25 рядом. Тара давняя, изрядно пылью заросла. Мы спрашивали людей: есть такие, кто ни разу не пробовал алкоголь! Так вот, мощный негативный систем-ный фактор выключен в целой стране (больше 70 млн. чел) – куда девается сбереженная энергия и силы? На блок-постах, у банков с автоматами – тихонько несут себе службу: это при деле, те, кто у нас валяются пьяными по домам. Один охранник при банке даже книжку читал! Где добыл ее, если это, конечно, не Коран – их мы видели у людей? Торговля еще, это святое: тут тратится весомый ломоть жизненной энергии. Но где же спортсмены: сборная Египта, рвущая золотые медали на олимпиадах? Где ученые, где искусство?!? Где писатели: СССР помогал оружием, или плотину построить, Нил загадить – всяко бы перевели книг, и хорошие книги мы знали бы; знали! (На днях влез в Интернет, нашел египетского писателя – Нобелевского лауреата Нагиба Махфуза. Пробовал читать. Э.) Не пьют – почему это не помогает в свершениях? Да, лица красивы, люди улыбаются. А мудрости и свершений мы что же, просто не увидели?

А мой народ? Будет ли мой народ счастливее – трезвым? Вряд ли. Непьющие маются душой и бьются об жизнь подчас горше пьяниц…

Кстати, вычитал, что этимология многих слов, связанных с алкоголем, указывает на арабское происхождение спирта. Al-kohl – сурьма для подводки глаз, так арабские алхими-ки называли все «очищенные» вещества.

Очередной араб-мотылек летает вокруг лампы Машиной красоты: — нас, египтян, интересуют только торговля и женщины! Кстати, тут рядом мой мага-

зинчик, зайдем, посмотришь настоящие кораллы? И что ты делаешь вечером?

1�0


1�1


Я исподтишка завистливо вглядываюсь в его широкую улыбку: в чем секрет его про-стого счастья? Отчего наше вечное «горе от ума?» Почему «этот стон у нас песней зовется?» Зачем это дурацкое: «набрать чернил и плакать?»

Народ-поэтСчитается, что прямыми потомками древних египтян являются копты. Само арабское

слово «купт», или европеизированное – «копт», происходит от греческого «айгюптос, эгип-тос» и означает «египтянин». Язык коптов, – итог развития языка древних египтян. Франсуа Шампольон использовал его при расшифровке древнеегипетских иероглифов. В кармане нащупываю подарок араба-торговца: грубую голубую керамическую бусину – имитацию жука-скарабея. Мысль сухим обезвоженным языком скребет почерневший рот памяти:

— что же это за такой прекраснодушный народ-поэт, увидевший символ Солнца в про-тивном жучке-навознике, толкающем по горячему песку, полному опасных для человека паразитов, спекшийся шарик из дерьма?!?

Домой— А ведь мы приезжаем к ним в Египет, а не они к нам, – хлопает меня по плечу отдох-

нувший за эту неделю товарищ. Боинг летит совсем высоко, и в иллюминатор ничего инте-ресного больше не видно. Мой телевизор барахлит, я гну его голову под сиденье и стараюсь дремать.

Страна – это люди и ландшафт. Это мир коллективного представления народа о мире вокруг. Мы живем в одном едином маленьком материальном мире. Но опыт, знания и вера каждого, плетут из реальности собственный узор. Оттого каждый живет не в объектив-ном мире, а своих представлениях о нем. Я камбала-рыба: у меня глаза на одной стороне головы. Я не вижу мир объемно и объективно: как понял, так увидел и так про Египет рассказал …

В Москве рассказывать почти некому, и вечерами молчаливо на ощупь шлифую камешки своих впечатлений с крупинками мыслей. Скоро еду в Карелию, там средь нас воссядет сэр Разговор, король развлечений, и мы отведем душу, поделимся каждый своим.

Расскажу в свой черед и я, как ехал отдохнуть в Шарм, оттенить пузо загаром, поне-житься в Красном морюшке (вода минимум +22°С) – а ниже плюс двадцати двух вода и не может опуститься, иначе бы теплолюбивые кораллы померзли на хрен – как ехал, да домой вернулся, чтобы жить-поживать, да пытаться добра наживать.

Бабушка, что Вы читаете?

Было это в тот год, когда Ходорковскому и Лебедеву по 9 лет дали. Хорошо помню: сообщение об этом в новостях по радио услышал в деревне Сафоново Архангельской области...

Мы – на одном из древнейших водных путей русской речной цивилизации! Миссия англо-российской историко-географической экспедиции крепко пристегнута к опасным пу-тешествиям за пушниной, «мягким золотом» средневековых первопроходцев, к одной из ве-личайших торговых систем в истории – основе богатства Великого Новгорода. Торговая сеть новгородцев, – домосковских еще времен, – простиралась от Урала и аж до Средиземного моря и побережья Атлантики. Фундамент будущей Российской империи!

Реки живут долго: нынче мало кому известная Пёза есть на всех старинных картах. Когда третью неделю подряд тяжеленько выгребаешь на веслах против течения. Делая в день от пяти до двенадцати километров. Бредешь по кустистому берегу, тянешь лодочку бечевой на участках с быстрым течением. А ветер все время встречный или нету его совсем, потому бесполезен парус. Днем глаза заливает пот. Вечером выжимает слезу дым костерка. Вокруг краски, запахи и звуки природы. Все это постепенно вымывает всю мелочную дрянь из глаз и мозгов. Проникаешься этим медленным трудным способом жизни...

Таким макаром мы потихоньку выгреблись до деревни Сафоново, последней на реке Пеза. Тут надо найти мужиков в помощь на Пезском волоке: от трех до пяти километров попрем деревянную лодейку через лес на руках. Нам троим не сдюжить.

Договариваемся с доброй старушкой о ночлеге и баньке. Агриппина Агафоновна, – она чуть ли не в сарафане! Дом выстроен 135 лет назад. «Битая» русская печь, ровесница избе. Такие печи до сих пор «бьют» кое-где по архангельским деревням: монолитная «досюльная» печка на деревянном основании из отличной красной глины куда долговечнее, чем кирпич-ная. На подносе у печки сопит закипающий угольный самовар.

И вот мы уже неторопливо беседуем, под чай с рыбниками... Живут в деревне Окуловы, Лимонниковы да Елуковы. Мужики рыбачат: лед прошел – они сразу на рыбалку. Нынче почти все разъехались: кто-то уже ушел с уловом вниз, в Мезень. Рыба – это деньги на за-пчасти к лодочному мотору и бензин, траченный на рыбалку; остаток тратится на сахарный

1�2


1�3


песок и муку. И на водку, конечно. Коммерсант местный тоже укатил в город Мезень: зим-нюю водку уж выпили всю. Народ борется за выживание своими силами. Полунатуральное хозяйство: до ближайшей автомобильной дороги больше двухсот километров! А веке эдак в XII река Пёза была, что шоссе Москва – Санкт-Петербург! Все течет, меняется...

«Зимы не студеные, сорок градусов давно не видели, – рассказывает Агриппина Агафоновна. – Раньше-то трактора да машины ходили по льду. Держали вдоль Пезы тропы и конные дороги».

Совхоз рассыпался в 1996 году: до 600 коров бывало в Сафоново. Учителей с педагоги-ческим образованием двое осталось. В школе учится 23 человека. Девятый класс – четверо; в первый пойдет две девочки, а сейчас в первом – четверо. Закроется школа – и все: скоро не останется деревни. Электричество от старенького дизеля дают в дома по три-четыре часа в день. Если кто хочет футбол или кино смотреть, свою соляру дизелисту тащит.

Телевизор у Агриппины Агафоновны совсем не кажет. Она сокрушается, что никто из нас не способен его починить. Вздыхает. Не верит, что у меня, баловня легкой городской жизни с круглосуточным электричеством, телевизора нету совсем.

— Ой! Скоро же свет отключат! – старушка спохватывается и садится на широкую лавку под лампочку. Отдергивает ситцевую занавесочку и берет с подоконника староре-жимные, какого-то дореволюционного вида чиненые очочки. Косо водружает их на нос, заправляет гнутые дужки под шерстяной деревенский платок. Раскрывает заложенную щепкой книжицу. А я в окошко гляжу: не понять, «какое там, милые, столетие на дворе?» – зеленая травка, опрятные бревенчатые домики, цветет черемуха. Собачка облаивает коней северной Мезенской породы. Не видать ни пластика, ни банки пивной, ни бутыл-ки битой.

Шевеля губами, Агриппина Агафоновна принимается читать, отложив щепку: осилено уж боле половины книжки.

Заглядываю ей через плечо с любопытством: совершенно невежливо суюсь в книж-ку. Выхватываю несколько строк и выпучиваю глаза: «...прострелила амбалу в казаках его тупую лысую башку и присела за свой Пежо. По асфальту с грохотом катится автомат узи. Блин, каблук сломала. Новые же совсем туфли! И чулок порвала. Два других громилы пря-чутся за своим джипом. Один торопливо меняет магазин своего калаша, второй матерится – его пушку заклинило...»

А!!! Бабушка, что ж Вы читаете!?! Какой «пежо», какой «амбал в казаках»? Что за дикая сказка на ночь? Озираюсь, будто хватанул полон рот острейшего соуса «табаско». И наконец замечаю: книжица-то – покетбук в мягкой обложке. Какой-нибудь тупенький дюдик типа «Лора – бодигард» или «Смертельная блонди». Что на кустарный деревенский шкапчик-бу-

фет около битой русской печи наляпаны наклейки-стикерсы «Властелин колец», Rammstein, Matrix; голая девица под сакраментальным «Fuck Me»…

Это внук на лето ездит. Оставил бабушке…

Перевожу взгляд на Агриппину Дмитриевну в сарафане... «Fuck Me – это, брат, глобали-зация, – говорю сам себе. – От нее на лодочке не убечь – догнала, гламурная!»

Ночуем прямо на полу в своих спальных мешках: половицы широченные, теперь такие роскошные плахи в пол не кладут. Зато запах в доме деревенский, правильный. Гостеприимный, вкусный, уютный, надежный...

Четыре остановки на троллейбусе

А по иным городам, которые побольше, троллейбусы бегают. Катят от остановки к ос-тановке, трудолюбиво выставив вверх свои рожки.

Во всей Карелии есть они, троллейбусы, только в Петрозаводске. От общаги до универа ехать всего ничего, – четыре остановки. Как мы умудрялись опаздывать на лекции?

Ой, опять опаздываю! Сегодня – вручение дипломов. Если все пройдет гладко, под си-ней новенькой коркой моего дипломчика будет красоваться: «Биолог. Преподаватель биоло-гии и химии».

И – веер новых дорог за горизонт, ждущих только меня, меня одного! Забегаю в подкатившую «единицу». Мое любимое место – на задней площадке. За пять

лет поездил, покатался на «рогатом»!

Успел...Скучно ехать, когда в троллейбусе обмерзли все окна. Продышал в изморози окна «гла-

зок»: видать бегущего к остановке дядьку. Он несется из всех сил, размахивает портфельчи-ком. Успел! Влетел в задние двери, когда те начали закрываться и троллейбус дернулся ехать. Привалился спиной к дверям, блаженно и часто выдыхает белые клубы пара. Стукнул мягко в дверь затылком в песцовой шапке. Расслабился.

А до водителя, видать, не сразу дошло про бегущего человека. Но среагировал, добрая душа! Троллейбус на мгновение замер, двери с шипением распахнулись. Гражданин выпал. Двери закрылись, мы поехали.

1��


1��


«Эге! Мало войти – надо уметь удержаться внутри», – думаю я, – «услышу ли сегодня на лекциях чего-нибудь мудрее этого?» Дышу в свой «глазок», опять его морозными цветами затянуло. Не видать ничего, скучно.

Ведро водкиВернулся с летней полевой практики. Полтора месяца кочевали от озера к озеру; сутка-

ми возился с пробирками и крохотными рачками. Наработанного должно хватить на дип-лом с безыскусным названием: «сравнительная толерантность некоторых видов планктон-ных ракообразных к минеральным факторам среды обитания».

Лезу в троллейбус с пустым пластиковым ведром. Ведерко казенное: я в экспедиции вечерок выкроил, морошки насобирал. Теперь в Институт везу возвращать, пустое и чис-тенькое.

— Фи-ил! Приехал?! Куда с ведром прешься? – орет с задней площадки радостный од-нокурсник.

А по городу в тот год гремела реклама про хитрый приз под крышкой новой водки «Завтра», рекламный ход местного ЛВЗ. Приз, фантастически завлекательный для широкой русской души: «ведро водки»!

— Да вот, приехал с практики, купил пол-литра «Завтра», с Максом и Шварцом возвра-щение «с полей» отметить... Открыли – ба! под крышкой – приз! Сразу побежали, с вахты общежития на «ликерку» позвонили...

— И что?! Что сказали!?!— Как обещано: ведро водки. Еду получать. – В подтверждение ведерком качнул.Всех пассажиров в нашу сторону мотнуло, у мужчин кадыки глотательно дернулись

– «Ах-х-х!» Похоже, человечество даже Гагарина встречало с меньшим триумфом! Водитель и тот чуть руль не бросил: троллейбус вильнул. Я погрелся в лучах обожания секунд двад-цать, прыснул и признался: «шутка!»

Народ медленно вдохнул, расставаясь со сказкой, и восхищенное единство распалось: на усталых, разобщенных, озабоченных людей.

ПьяньВечер неуловимо превращается в ночь. Редкий троллейбус из самых последних сонно

бредет в депо. Вообще пассажиров – мало, но пьяных среди них – много.Я сижу у окна, рядом испачканный и слегка избитый пьянчужка трындит о своих при-

ключениях. Сегодня я и сам нес околесицу о механизмах проведения импульсов по нервно-му волокну: стыдно. Потому его не одергиваю и не гоню.

Входит пьяный дедок с кроткой улыбкой, подсаживается к бабульке. Она поба-ивается, жмется к окошку. Он жмурит глазки, умоляюще складывает руки на груди, и тянет: «ни бо-о-ойся! я ни фулюган... Я толька пья-а-аница!» Старушка улыбается, смотрит смелее. Старичок ей что-то бормочет, иногда привставая со своим «я ж ни фулюган... Я толька пья-а-аница!» Выходят через пару остановок вместе. На ступень-ках его сильно ведет вбок, и она заботливо поддерживает. «Я ни фулюга-ан. Я горький пья-а-а...» Двери отсекают его слова.

На задней площадке пьяные в дым приятели: плюгавый и здоровяк. По виду, оба отпе-тые славяне. Маленький предлагает: «А чо, споем чо-ли нашу, русскую!?»

— Ты, р-рус-скую!? Ты!?! И - Русскую!?! – быком ревет второй, мгновенно взъярясь.— Ну да, русскую... Нашу.— Т-ты!?! Нашу?! Р-р-рус-скую!? «Тихо вы там: высажу», – осаживает кондуктор.Выходят обнявшись, забыв о распре.Пьянчужка рядом тоже завершает бубнеж, тянется на выход. Уже стоя, выдает мораль

своего приключения:— Люблю кому-нибудь по морде честь свою защитить! Легко уворачиваюсь от его вялого кулака.

Смирный народ у нас в Карелии, хороший. А что пьет, ну так и пьет. Не мусульмане ведь какие.

Несколько минут – и вся жизньНа остановке в троллейбус заходит толстая, нездорового вида пожилая тетка. Одышливо

и грубо протискивается, толкает недовольный народ. Кто-то уступает место. Садится, отду-вается, таращится выпукло и глуповато.

И начинает громко и визгливо бранить всех: недостаточно расторопно уступивше-го ей место парня, тупых овец-пассажиров, сволочей-политиков, никчемных соотечест-венников и прочие гнусные народы. И вообще, весь замысел Его. Народ, он на матерное слово заводной, – троллейбус мгновенно превращается в растревоженное гнездо ос. Да баба крикливая всех легко побивает. Голос ее трубен и пронзителен, слова злы и быстры. Разрастается брань...

Сухонький жалкий старичок тихонько вздыхает и бормочет себе под нос. Да я рядом стоял, все услышал. Я очень хорошо расслышал его слова:

— Вы с ней несколько минут в одном троллейбусе проехать не можете... А я с ней – жизнь прожил. Всю жизнь вместе с ней прожил.

1��


И чуть громче пробубнил:— Да не ругайтесь, она глухая почти, – не слышит ничего.

У меня немотствуют уста... Да, будет верным сказать: немотствуют уста.

БуржуйВот-вот моя остановка. Гражданка со сварливым лицом нарочито тычет в меня своим

взглядом, как ради скандала задевают набитой сумкой в толпе... Нет, присмотрела паренька рядом: выбрит чисто, причесан тщательно. Костюм на нем выглядит добротно, стильный яркий галстук, туфли без пылинки. Знаю его, он с исторического, в одной общаге живем.

— А!? Что, – лемузин сламался? Шоферюга твой глаза сибе залил? Поедь! Поедь с на-родом, погляди! как народ-то живет! У! В глаза б твои подлючие наплевать! Морда ты бур-жуйская!

— Да вы что, тетенька! Я ж студент! Диплом еду получать!— Студент в этаком-то кастюме?! Исчо и брешит!Мне досадно капельку, что в лучшем (и единственном) своем костюмчике не похож я

на богатея-буржуя... Но и приятно чуточку, что плевать будут не в мои подлючие глаза.Оба выскакиваем на остановке. Похоже, он несколько ошеломлен.

Диплом выдали. Никуда я не опоздал: наши долго у входа толклись, фотографирова-лись; да декана еще ждали. Речи всякие говорили под цветы.

Да и фамилия моя начинается с буквы «Ф». Когда по алфавиту, я до-о-олго свой черед жду!

НЕ ПР ОПАС ТЬ В ТА ЙГЕ И ТУНДРЕ

1�� 1��

Не пропасть в тайге и тундре

Жуткий рассказ про паукообразную тварь

Я вам советую развлечься.Хотите в лес? там сосны жутки...

Иль может в оперу?Даниил Хармс

Родина, Россия моя бескрайная. Сколько живу – а восточнее Урала забрался впервые. Ой, шумят еще, стоят леса наши безбрежные. Сколько звучных выразительных имен те леса получили! В Европейской России дремучие чащи назывались тайбола, в Западной Сибири – урманы, в Восточной Сибири – тайга. Сосновые сухие леса на супеси – бор. Сосняк в бо-лотистой низменности назвали мендовый, мяндач. Пойменные леса близ берегов рек – уре-мы. Глухие неприступные черные лиственные леса – дебри. Ядро дебрей – калтусы (в них и зверь-то почти не водится).

И-и-и! А то как начнет народ делить растительность по суходолам на «холмовую ров-нядь» – то ельник, на «бор-остров», или «жаровый лес», – то сосняк высококачественный, на «бор-смолье» – этот сосняк суковат да с примесями. Здесь же «новина», «чищеба», «пиль-ник» – это вторичная береза, осина, да ольха на месте выгоревшего леса. А по сырым местам, по «сырникам»? Тут и «сорга» – смешанный заболоченный лес, и «конурник» – редкая коря-вая ель по кочкам, тут и густой мелкий ельник – «кукольник», и «рада» – моховое болото с редким сосновым древостоем, и «сурадок»...

Это все присказка была для словечка для красного. Я к чему подвожу? Зимы год от году выдаются теплые, а весны – ранние. И, если кто любит в лес забрести, приту-шите сейчас в помещении свет на пару минут, чтобы пострашнее было, и рассказ этот почитайте. Жуткий рассказ про тварь паукообразную, в последние годы по-особому свирепую.

«И горели в небе звезды, как глаза волков голодных!» Поэты, они умеют пугнуть лютым образом. Но на деле, в последние годы в Карелии волк не нападал на человека ни разу. Их, волков, всего-то в республике не более четырехсот.

Вероятно, «глаза клещей голодных» не повергнут вас в трепет, ребята? Оно и правиль-но. Потому что у свирепого паразита нет глаз.

Каждый год махонькие безглазые клещики запускают свои гарпунообразные хобот-ки-жала в кожу более двухсот пятидесяти тысяч человек. Кровь пьют и самцы, и самки, и личинки-«нимфы».

Человечье невежество мнит их насекомыми. Нет, клещ – он существо из класса пауко-образных. Не выше полуметра от земли взбирается слепой и глухой вампир по ветке или травинке. Он чувствует свет кожей. Он делает стойку на живое тепло. Терпеливо и безмол-вно ждет кровосос на былинке, пока обоняние не уловит запах сальных желез млекопитаю-щего. Источник запаха близко! – и клещ падает. Он различает мельчайшие нюансы темпе-ратуры: когда удается приземлиться на нечто теплое, кровопийца на ощупь ищет на шкуре кормильца местечко без волос...

Бывает, прет вместо лося по таежной тропе грамотно одетый мужик: штанины обжаты ботинками, рубаха наглухо застегнута и заправлена в штаны. Пустое... Мощный инстинкт неотступно движет его в поисках открытого клочка кожи вверх. Через час-другой он уже на теле: ползет неузнанный по шее, спине, руке, голове; пробирается через пах или по ключице; залезает в подмышечную впадину.

Клещ зазубренным хоботком буравит кожу неощутимо, незамеченный жертвой. Постепенно за хоботком упырь проталкивает в кожу и голову, начиная сосать кровь. Теперь он – присосался. В отличие от торопыги-комара, кровавый пир клеща может продолжаться несколько дней.

Если прыжок с травинки приводит лишь к удару о холодную землю, клещ полезет на-верх опять. Он снова и снова будет взбираться по ветке или травинке и там ждать. Терпеливо, безмолвно, неотвратимо.

Давно сдохнет его ровесник-волк: голодный махонький клещ может жить аж до 18 лет.

— Сильный зверюга! – восторженно будет вспоминать серого под спирт охотник, – Я его на снегоходе несколько часов гнал! От, зараза, – сдерет с шеи кровавое брюшко клеща, – Наехал на зверюгу скорости, дак он два раза успел клыками по лыже хватануть. Мате-о-орый волча-а-ара!

А кровь уже разносит по крепкому телу человека близкую болезнь: вирус клещевого энцефалита...

Научно-популярный довесок про клеща-паразитаКлещи за свою жизнь пьют кровь не раз. С кровью лесных мышей, белок, лосей и

других животных они получают десятки видов возбудителей болезней. Поэтому укус

1�0


1�1


опасен не сам по себе. Угрозу несет возможная инфекция: энцефалит или клещевой бореллиоз. Клещевым энцефалитом можно заразиться не только при укусе: патоген-ные возбудители могут вызвать инфекцию, попав в ранку на коже или на слизистую оболочку тела из раздавленного клеща. Возможно заражение через некипяченое козье молоко или кисломолочные продукты из такого молока. Коровье молоко считается безопасным. После укуса клеща желательно обратиться в поликлинику для введения иммуноглобулина против энцефалита. Промедление более трех суток резко снижает его эффект.

Заболевание энцефалитом наступает через 1-2 дня – 1-3 месяца после укуса. Это скры-тый период болезни: вероятны слабость, потеря аппетита, сонливость и повышение темпе-ратуры до 37,4. Сама болезнь наступает стремительно: развивается лихорадочное состоя-ние, сильно болят мышцы; возможны судороги. На 2-3 день после начала болезни наступа-ют расстройства нервной системы, параличи мышц; вероятны паралич дыхания и смерть. Больной энцефалитом для окружающих не опасен.

Курс профилактической вакцинации от клещевого энцефалита состоит из 3 инъекций. Первые две проводят в ноябре-декабре, с интервалом в 2-4 недели, третью – марте-апреле. Для поддержания иммунитета достаточно сделать один укол через год в марте-начале апре-ля, а затем – через 3-5 лет.

Боррелиоз опасен хроническим течением. Эта болезнь поражает кожу, суставы. Вероятность заболеть после укуса боррелиозом выше, чем энцефалитом.

Если клещ замечен во время неторопливого путешествия по вашему телу или одеж-де, просто стряхните его. С собак и кошек неприкрепившихся клещей можно удалить час-тым гребнем.

Присосавшегося клеща надо осторожно вытащить. Аккуратно ухватите его у самой головы (ее клещ запускает в кожу вслед за своим хоботком-гарпуном) пинцетом. Не разда-вите: зараженная бактериями и вирусом энцефалита жидкость может попасть в ранку или на слизистые оболочки и привести к инфекциям. Осторожно, медленно и плавно тяните клеща вверх. Не спешите, старайтесь вынуть тело, не оторвав голову и зазубренный хобо-ток. Можно удалять клеща и так: накиньте на него петлю из ниточки и затяните у основания головки. Плавно растягивайте концы нити в стороны, постепенно вытягивая клеща из кожи. Руки и место укуса обязательно тщательно вымойте водой с мылом или продезинфицируй-те спиртом. Клеща можно сохранить и отдать на исследование. Врачи-вирусологи опреде-лят, есть ли в его организме возбудитель энцефалита.

Если голова и хоботок остались в ранке, продезинфицируйте место укуса и обратись к медикам.

Прижигать присосавшегося клеща, обрабатывать его вазелином или маслом; убивать неизвлеченного клеща мы не рекомендуем. Некоторые специалисты считают такие приемы неэффективными, и полагают, что клещ при этом выделяет в ранку больше слюны и жид-кости, отчего вероятность инфицирования растет.

Профилактика укусов. Сырых ельников и сухих сосняков клещи избегают. Используйте закрытую, светлую одежду с капюшоном, плотно прилегающую к запястьям, щиколоткам и шее. Штанины заправьте в сапоги, куртку – в брюки. Каждые 2 часа осматривайте одежду и сбрасывайте обнаруженных клещей (не давите их!). После возвращения верхнюю одежду сразу отправьте в стиральную машину или повесьте на пару часов на ветерке – клещи упол-зут. Но при этом позаботьтесь, чтобы клещи не пробрались к Вам домой, а одежду не украли воры. Воры, они куда активнее, наглей и крупней крошек-клещиков!

В старину, когда не было спичек

Зажигалка уютно устроилась в кармане куртки. Оранжевый герметичный контейнер со спичками привязан к ремню узлом фламандская петля. Я всегда беру в лес и тундру эти привычные изобретения последних полутора сотен лет, но костры нередко разжигаю ста-рым способом предков.

Бережно отщипываю клочок трута и прикладываю к куску кремня. Кованым огнивом прицельно бью по камню: расцветают снопики алых брызг. Вот искра замирает красным пятнышком в мягкой замше трута, и мое сосредоточенное колдовство завершает тонкий росток дыма…

Так высекали огонь и люди Каменного века, и современники века девятнадцатого: на-дежно служили кремень, трут и кресало человечеству. В основу современной зажигалки заложен этот древний принцип. Роль огнива в ней играет «кремень» – обычно это сильно искрящий сплав церия. А металлическое колесико с острыми твердыми зубчиками служит кремнем. Уметь кое-что из навыков наших предков – фантастически интересно!

КременьДля добывания огня пригодны не только кремень, но и кварцит, разнообразные яшмо-

иды. Облюбованный камень должен быть тверже огнива и иметь острые сколы: это принци-пиальное условие. Скользящий удар кресалом по каменной кромке соскабливает частички

1�2


1�3


железа, кои на воздухе воспламеняются. Я дотошно разыскивал описания и фотографии кремня и кварцита в книгах. Внимательно расспросил бывалого геолога. Побывал в мине-ралогическом музее. И теперь мой тренированный взгляд и просвещенный ум неизбежно распознают искомые породы.

Огниво или кресалоНа заре цивилизации огнивом был железный колчедан. Он же инкский камень, или пи-

рит. Пирит – от греческого «пир» – огонь. Голодные искры летели из-под скользящих ударов кремнем по куску колчедана и жадно впивались в трут: алые укусы тлели. Минерал марказит по составу подобен пириту – FeS2. У него та же твердость: 6–6.5. Имя дали арабы – Markasit, камень-огниво. Нужно немало ловкости, чтобы добыть огонь при помощи кремня и пирита: тонкая минеральная пыль всего после нескольких неудачных ударов сильно присыпает трут и живое тлеющее пятнышко получить уже практически невозможно. Проверено!

Кресало из закаленной углеродистой стали лучше высекает искры. Кузнец Мартти Маллинен, потомок кователя Илмаринена из древнего карело-финского эпоса «Калевала», научил меня ковать огниво: волшебную железку из сказки. Пылали в горне угли, лебединой шеей изгибался рубиновый металл и звенели удары молота. Из деревенской кузницы под городом Тампере я вышел с настоящим огнивом!!!

ТрутКак древние делали трут? Вероятно, из гриба-трутовика: потому-де он и «трутовик».

А «Как?» – кануло с ними в Лету. «Темна вода во облацех» – ничего не известно.

Долго и в книгах, и по переписке я искал ответ. И нашел! Знание хранит энциклопеди-ческий словарь Брокгауза и Ефрона, изданный в 1902 году; и еще древней мудростью щедро поделился инструктор по выживанию из Финляндии Туркка Аалтонен.

Итак, надо добыть трутовик настоящий, Fomes fomentarius. Рассмотрите картинку в определителе грибов, прочитайте комментарии – и в лес, ищите его на березах. Равнодушно проходите мимо маленьких «копытцев» – добудьте большой, с голову младенца. Затем осво-бодите гриб от ненужных для выделки трута частей: срежьте своим острым ножиком вер-хнюю тонкую сухую серую корочку, удалите все нижнии трубчатые слои. То, что осталось, – светло-бурый «войлок», – замочите на три – пять дней в растворе из 2-3 столовых ложек соды на литр воды комнатной температуры. Лучше всего обработайте сразу несколько све-жедобытых трутовиков, тогда качественный трут получится наверняка.

Есть и древний рецепт: каждое племя ревниво оберегало его от чужаков. Постороннему было почти невозможно узнать, что надо вскипятить в семи пригоршнях воды две полные ладони березовой золы. А когда отвар остынет до температуры щеки, погрузить в него очи-щенные грибы на четыре ночи.

Отожмите лишнюю воду из вымоченного трутовика и несильно отбейте его деревян-ной колотушкой, постепенно превращая в плоский лоскут. Затем, время от времени берите трут в руки и разминайте, осторожно растягивайте между пальцами. Так ненецкие женщи-ны тщательно и долго разминают в руках пимы (меховые сапоги) после сушки в чуме над костром: подобным образом должен сохнуть в ваших руках трут. Несколько часов спустя он станет сухим и приятным на ощупь, словно мягкая замша.

Готово? Прикоснитесь угольком. Если тление немедленно началось, – вы сделали хоро-ший, настоящий трут из трутовика настоящего.

Поразительно, как давно человечество стало использовать трут для разжигания огня и остановки кровотечений! 10 000 лет назад древние охотники уже отделяли волокнистый внутренний слой гриба-трутовика для получения трута. Такие обработанные грибы найде-ны при раскопках стоянки времен Раннего Мезолита в графстве Еркшир, Англия. Рядом с трутовиками обнаружены кремни и куски железного колчедана. О прижигании ран труто-виком упоминал Гиппократ, именуя его amadou. Плиний назвал гриб Aridus fomes fungorum. До сравнительно недавнего времени грибную «замшу» использовали даже в стоматологии: высушивали дырки в зубах перед пломбированием.

Amadou, Zunder, Schwamm, touchwood, – все это имена трута. В широколиственных ле-сах трут готовили из грибных наростов дуба и ясеня. Иногда грибы не вымачивали в рас-творе золы, а просто разминали руками и колотушками, а затем пропитывали раствором селитры. Практичные романтики Соединенных Штатов нынче готовят трут перед путешес-твиями так: поджигают бросовые лоскуты заношенных джинсов Montana, а когда пропадает последний язычок пламени, быстро суют обугленный клочок в жестяную коробку из-под табаку или леденцов и плотно закрывают крышкой. Без кислорода ткань гаснет. При необ-ходимости такой трут нетрудно зажечь от искры.

Рождение огняВысекайте искры скользящими ударами кресала. Возможно, удача придет не сразу.

Тренируйтесь, дело того стоит.

1��


1��


Искра, попавшая в трут – это еще не огонь. Призвание трута – тлеть. Тлеющий трут поместите в подготовленное заранее «гнездо» из мелких сухих смолистых стружек, тонких полосочек бересты, волокон сухой можжевеловой коры etc и раздуйте огонь. Можно соб-ранный горючий материал – растопку, завернуть в бересту и раздувать огонь. Так дела-ют финны. Еще лучше это делать, передав эстафету тления высушенному куску чаги (гриб Inonotus obliguus, живет на березах).

Серные палочки, изготовленные заранее – самый верный и быстрый способ полу-чить язычки пламени. Очень осторожно расплавьте немного желтой серы в маленькой жестяной банке. Два – три раза обмакните в расплав кончик сухой сосновой палочки: это все. Такая самодельная «спичка» длиной 6-12 сантиметров загорится от тлеюще-го трута, если ее приложить к нему серной головкой и аккуратно подуть. Охотники Русского Севера использовали серу по-иному. В их мешочках-трутоношах из войлока обычно хранилась, кроме трута, кремня и огнива, раковина или деревянная чашечка с застывшим расплавом серы. Вот как описывает ее использование энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: «кусочекъ зажженнаго трута кладется на серу и затемъ прикладывается смоляная щепа; огонь вспыхиваетъ и разгорается даже при мокрой погоде».

Будьте очень осторожны с серой. Капля расплава способна прожечь одежду, кожу и мышцы до кости. Работайте с серой только вне помещений – (дружеское предостережение «прожженного» автора).

Вот и все. Догорают угли костра. Седым пеплом подернулись некогда роскошные ры-жие борода и усы. Вся его жизнь прошла передо мной: детство в мягкой замшевой колыбели трута, мечтательный дымок юности, горячее сильное пламя зрелости, ровный жар старости. Эта жизнь согрела меня.

— И культ огня многих народов, – отвечаю темно-вишневым уголькам глаз угасающего костра, – благодарность за это тепло.

Как не сгинуть в природе, или как странствовать по тайге и тундре

Северо-Запада России живым и здоровым

Не так страшен лес, как беспечны мы

Это не для всех:это для каждого.

...Есть старый, бородатый анекдот.Заблудился мужик в лесу. Торопливо, не разбирая дороги, ломится сквозь чащу и гром-

ко кричит: «Ого-го-го! Ау-у-у!». Дорогу ему преграждает огромный медведь:− Чо, мужик, орешь?− Страшно! Заблудился я! Зову, вдруг кто услышит!− Ну, я услышал, − улыбается мишка, − что, легче тебе от этого стало?Представьте себе, читатель, старый ельник. Жутко идти по такому лесу: сумрачно, глу-

хо, дико, и в полутьме ночи воображение рисует зловещие картины. Комары преследуют ту-чей, садятся и немедленно начинают пить кровь. Ничего не соображает уже голова: «Когда свернул не туда? Где дом?». Лишь бы как-то выбраться из этой страшной чащи. Еще анекдо-ты эти дурацкие! Ужас от своей беззащитности парализует волю и мысль…

Садитесь, читатель, у костра! Вам будет уютно и нестрашно. В тихом шепоте деревьев попытайтесь услышать вечные вопросы: «Кто ты? Откуда ты? Куда ты идешь?» Слышите? Они спрашивают и Вас. Об этом же сложили поговорку финны: «Прислушайся к шелесту ели, у корня которой стоит твое жилище».

Нам, людям, всему в жизни приходится учиться, в том числе – правилам безопасности в самых привычных природных ландшафтах. Незнание обходится слишком дорого.

Базовые принципы поведения человека в природе называют «выживанием»: рацио-нальные, доступные и легко выполнимые советы о том, как предусмотреть опасности, как избежать аварийной ситуации и как в ней уцелеть. Они подобраны так, чтобы любой чело-век (тем более неподготовленный!), следуя этим указаниям и при минимальных навыках, смог бы сохранить здоровье и жизнь.

В обучении безопасному и грамотному поведению на природе есть одна трудность. Она заключается в том, что самостоятельно не может вернуться домой лишь один из тысяч, побывавших в лесу. Даже если и случилось ЧП, − человек заблудился, − то лишь в одном из

1��


1��


многих десятков случаев это ведет к серьезным последствиям. В подавляющем большинс-тве таких происшествий человек, нарушивший правила безопасного поведения на природе, остается вполне живым и здоровым. В результате у него закрепляется ошибочный прогноз. Он верит, что несчастный случай − это нечто очень далекое от него лично. Но большинство травм случается в будничных, типичных ситуациях, закономерно связанных с предшеству-ющими событиями. Травмы или аварийные ситуации, любые конфликты человека и приро-ды отражают не волю случая. Очень часто своими ошибками их провоцирует сам человек.

Конечно, каждый волен относиться к своей безопасности и здоровью беспечно и лег-комысленно. Но мне мало того, чтобы Вы лишь бегло пролистали эту книжечку. Личная свобода − это ответственность за то, что делаешь. Заботьтесь о себе. Цените свою жизнь. Берегите близких. Помогайте попавшим в беду. Помните: страшны не дремучая лесная чаща и не глубокий омут, смертельно опасно людское невежество. И прежде чем в следующий раз шагнуть с дороги в лес, сделайте несколько шагов... иного рода.• Первый шаг освоения правил безопасности на природе − знания. Познакомьтесь с систе-мой правил грамотного поведения в лесу, с действиями в конкретных условиях.• Шаг второй − умение. Это Ваша способность повторить некий прием, воспроизвести ана-лиз ситуации и повлиять на нее практически.• Третий шаг − навык или Ваша способность быстро и точно продемонстрировать знание и умение даже в экстремальных условиях. Каждый навык помогает человеку развиваться в целом, а его психика тренируется к работе в разнообразных условиях. Только на уровне навыка знание останется с Вами в любой ситуации.

Природа Северо-Запада России

− Не знай, как тебе россказать...Наша волость одны болота да леса.

Без провожатого не суниссе.Борис Шергин. Золоченые лбы.

В Северо-Западный регион Российской Федерации входят исторически связанные между собой территории республик Карелия и Коми, Ненецкого автономного округа, Архангельской, Вологодской, Калининградской, Кировской, Ленинградской, Мурманской, Новгородской, Псковской областей и город Санкт-Петербург. Их общая площадь – около 1 800 тыс. кв. метров. На севере территория омывается водами Баренцева, Белого и Карского морей, на юго-западе – водами Балтийского моря. Граничит с Норвегией, Финляндией, стра-нами Балтии и Польшей. На восток простирается до Уральского хребта.

Северо-Западная Россия лежит на древней докембрийской Русской платформе, оттого и равнинный рельеф. Разнообразный и живописный, он создан четвертичным оледенением. С Урала и Скандинавского полуострова ползли ледники на Северо-Запад, тяжким ледяным панцирем «выпахивали» U-образные долины, полировали скалы в «бараньи лбы». Финский залив – результат такой «выпахивающей» деятельности льда. При отступлении ледника об-разовались озёра Ильмень, Чудское, Псковское.

На Северо-западе множество озер, их здесь больше ста тысяч. Большинство озер лед-никового происхождения, они проточные, с чистой водой. Ошибка! Источник ссылки не найден. с площадью 18,4 тыс. кв. км и глубиной до 225 м – самое крупное.

Здесь есть крупные реки и множество небольших. Режим рек, вытекающих из озер, весь год равномерный. На прочих бывает весенние половодье, вода поднимается до пятнад-цати метров и заливает большие пространства.

Для Северо-Запада характерны подзолистые и торфяно-болотные почвы. Около 15% территории занимают болота. Они в основном верховые, с пушицей, сфаг-

новыми мхами, багульником, голубикой, клюквой. Низинные болота таятся обычно по бе-регам озер и поймам рек. Эти зарастают осокой, хвощом, зеленым мхом, найдете тут черную ольху, иву.

Заболоченная местность имеет особые местные названия: «дыбун» − топкое, глинистое место, поросшее тростником и мхом, «корба», − сырой топкий ельник, «рада» − травяное бо-лото, поросшее реденьким чахлым сосняком, «сахта» − небольшое торфяное болотце в лесу, «суоярви», − болото-озеро, «цилёма» − тундровая трясина, и множество других. Опасные топи встречаются нечасто. Но большие болота лучше обойти стороной: тяжело и медленно чавкать по неверным кочкам, по мягкому вязкому мху. Намокают при ходьбе обувь и одежда. Не присесть, не отдохнуть в сыром мху. Нередко болота имеют труднопроходимые участки. Будьте внимательны к условным обозначениям на Вашей карте: не суйтесь в непроходимые места, обозначенные голубыми непрерывными горизонтальными линиями. Непростым препятствием может оказаться неприметная глубокая болотная речушка с темной водой. Не обойти ее, не перейти. Подолгу чавкать по болоту («ни вода, ни земля») страшновато.

На севере региона, примерно по линии среднемесячной июльской изотермы +10°С, тундру с юга обрамляет полоска редколесий. Березняки и сосны на севере Кольского по-луострова, ель и лиственница до Урала. Тундра – безлесные пространства со сложной мозаикой растительных сообществ и ландшафтов. Это неоглядные равнины с озерками, речками и ручьями, густые кустарники труднопреодолимых ив и берез, пустоши, осоко-вые луговины, щебнистые склоны. При путешествии по тундре летом с юга на север через каждые 25-50 км температура падает на градус. Это в 10-20 раз быстрее, чем в тайге, так холодит океан.

1��


1��


Северо-Запад – лесной край. Леса разного возраста занимают немногим меньше поло-вины всей площади, а на северо-востоке региона лесов до 70%. Девственные леса сильно вы-рублены, особенно на юге и юго-западе. Да и в Карелии от нетронутых старовозрастных лесов осталось не более 7%. По изуродованным вырубками территориям идти очень сложно.

Таежные леса называют темнохвойными, когда растут в них ели да пихты, и светло-хвойными, если основные породы – лиственница да сосна.

Сообщества темнохвойных лесов просты, небогаты видами деревьев, трав и кустар-ничков. Здесь царит полумрак и почти нет ветров.

Светлохвойные леса растут на скалах, песках да торфяниках, сменяют темнохвойную тайгу после пожаров.

Карелию и другие населенные местности Северо-Запада иногда снисходительно назы-вают «тайгой в кармане»: по сравнению-де с Сибирью здесь тайга домашняя, она изрезана сетью дорог, оттого доступна и безопасна. Однако люди по двадцать дней кружили в карель-ском лесу, не в силах выйти к дому, − были и такие случаи. В тайге главной трудностью для неподготовленного человека является ориентирование и передвижение.

На юге и юго-западе региона леса большей частью смешанные. На сухих и возвышен-ных местах – многоярусные. В верхний ярус поднимаются ель, сосна и дуб; вяз, липа, клен и ольха составляют средний; орешник, жимолость, бересклет растут в нижнем. В низких сырых местах встречаются ольшаники.

Большие площади Северо-Западной России заняты лугами: пойменными по рекам, суходольными – на водоразделах, заброшенных пашнях и вырубках. Многие луга заросли кустарником.

Как собираться в лес

Едешь на день, хлеба бери на неделю.Мудрая русская поговорка

Для привычной поездки за город на несколько часов не нужно больших затрат времени и сил на сложную подготовку. Поэтому часто возникает стойкое заблуждение, будто серьез-ных сборов не нужно вообще. Но неподготовленный человек очень уязвим в лесу. Достаточно под вечер отстать от компании, не услышать заботливого «Ау!», и могут возникнуть угрозы здоровью и жизни. Такую передрягу зовут «экстремальная или чрезвычайная ситуация в ус-ловиях вынужденной автономии». В этом случае лучший инструмент – комбинация знаний и предусмотрительности. «Профилактика…» − согласится с нами врач. «Превентивные меры!» − рубанет генерал. «К чему бы это жизнь нас закаляет?» − философски задумается поэт.

Итак, самое простое и важное. ПЕРЕД ПОЕЗДКОЙ В ЛЕС ЭТО НАДО ДЕЛАТЬ ВСЕГДА.

1. Сообщите ответственному человеку (родственнику, соседям, друзьям, сослужив-цам): район, куда собрались и время (дату) возвращения. А когда без происшествий вер-нетесь, скажите, что все в порядке. В таком случае, если однажды Вы не придете обратно в срок, вызванные этими людьми спасатели вовремя и в нужном месте начнут Вас искать. Это очень облегчает задачу спасателям и ускоряет Ваше возвращение домой. Подобная предус-мотрительность снимает с Вас тяжкое бремя выбираться из чащи самостоятельно, рискуя забрести в куда более дремучие дебри, наделать от усталости новых ошибок, пораниться, и т. д. Блуждая в лесной глуши, легко выйти из района, где Вас (вслепую, не сразу!) начали искать спасатели, друзья и сослуживцы.

2. Всегда берите с собой аварийный запас (набор необходимых вещей на случай за-держки) и личную аптечку.

За исключением самых экстремальных ситуаций, эти два правила помогут Вам дож-даться помощи без ущерба для здоровья при потере ориентировки и невозможности вер-нуться самостоятельно. Если Вы не возвратитесь и не сообщите о себе в назначенное время, помощь выйдет не позднее чем через 12 часов.

Когда люди знают и используют эти правила, спасатели в большинстве случаев находят потерявшихся или раненых за 72 часа или раньше (данные Национальной ассоциации поис-ка и спасения, США). Будьте уверены, Вы сможете сохранить здоровье и жизнь до прихода помощи, в течение трех-четырех дней. Вы способны продержаться намного дольше даже при крайне неблагоприятных условиях.

Самый простой и быстрый способ вызвать спасателей − позвонить 01 или 112 с мо-бильного телефона.

Эти правила важны и в маленьких поселках, где профессиональных спасателей нет. В затруднительной ситуации Вам могут помочь соседи, родственники. Обсудите с ними воз-можные действия на крайний случай: что будет делать любой из вас, заблудившись; кто сможет выйти на поиски и как это делать.

И еще несколько простых ржаных сухарей наших советов. Запивайте их чистой свежей водой собственного опыта!

Подумайте о том, на какое время собираетесь в лес, сколько планируете пройти кило-метров. Выделите достаточно времени для неторопливой ходьбы.

Выберите яркую, удобную одежду. Узнайте прогноз погоды, но подготовьтесь к худ-шей (ибо, шутят остряки, синоптики, как с саперы, ошибаются один раз... но каждый день). Модный нынче камуфляж не надевайте: невоенному человеку глупо таскать его и в лесу летом, и в городе зимой.

1�0


1�1


Научитесь оказывать первую помощь и возьмите аптечку. Ответственно относитесь к своему здоровью. Берите аварийный запас (НАЗ). Захватите с собой дополнительную одеж-ду и еду даже на время короткого выхода в лес.

Подумайте, достаточно ли у Вас знаний и снаряжения для предотвращения экстре-мальной ситуации и выхода из нее? Будьте готовы к неожиданностям.

В группе учитывайте возможности самых слабых и неопытных. Не совершайте одиноч-ных экскурсий на природу, не отставайте от компании и не уходите слишком далеко вперед. Не переоценивайте свои силы, не выходите за пределы своих возможностей.

В лесу чувство направления теряется очень легко. Всегда берите с собой карту и ком-пас и постоянно сверяйтесь с ними. Всегда держите при себе спички и зажигалку, надежно упакованные от влаги. Если заблудились и устали, не уверены в своем местонахождении или потеряли нужное направление, – остановитесь и устройте удобный привал. Ищите укрытие вовремя, – уютную добротную стоянку будет трудно обустроить, если замерзли и физичес-ки «выложились».

Оставьте родственникам, соседям или друзьям запись о ваших планах. Письменную ин-формацию о районе и сроках вашей поездки в лес не исказят неточный пересказ, забывчи-вость и тревога из-за вашего отсутствия. В случае необходимости помощь придет быстрее.

Все свое ношу с собой, или о неприкосновенном запасе

Что там? Веревочка? Давай веревочку!И веревочка в дороге пригодится…

Н. В. Гоголь. «Ревизор»

Самое важное в походе – уметь предохранять спички от сырости. Самое лучшее средство – укупорить спички в деревянную коробку

с хорошо пригнанной крышкой. От сырости дерево разбухает, и крышка еще плотней

прижимается к краям коробки. Кроме того, на всякий случай мы захватили с собой целлулоид,

кремень, огниво, трут и жженую тряпку. В. К. Арсеньев. «Дерсу Узала»

В древнегреческом предании говорится: когда персидский царь Кир занял полис Приену в Ионии, жители покинули город, унося с собой все самое ценное из своего имущества.

Один Биант уходил с пустыми руками, а на недоуменные вопросы сограждан философ отве-чал: «Все свое ношу с собой». Считается, что один из «семи мудрецов» имел в виду духовные ценности. А может, в суматохе горожане просто не заметили мешочек с аварийным запасом под его тогой?

Неприкосновенный запас (НЗ) профессионалы также называют НАЗ (носимый ава-рийный запас). Это набор необходимых вещей для встречи экстремальной ситуации.

Вот список предметов, без которых мы не ходим в лес никогда, даже на час, насобирать грибков.• Нож в надежных ножнах на поясе.• Компас на крепком шнуре на шее под одеждой.• НАЗ в кармане (иногда карман бывает зашит, чтобы наверняка не выронить).

Рекомендуем еще несколько очень полезных вещей, не ленитесь их брать, когда собере-тесь в лес на целый день и есть вероятность задержки:• часы, лучше водонепроницаемые, со стрелками;• карта;• репеллент (средство от комаров и клещей);• шерстяной свитерок в крепком полиэтиленовом пакете;• свисток (приманить спасателей);• фонарик с новыми батарейками;• тент из водонепроницаемой ткани или полиэтилена (квадрат не меньше 2х2 метров с ве-ревочками по углам).

Теперь описание НАЗа. Он включает в себя:1. коробок охотничьих спичек, вложен в два пакетика;2. одноразовую зажигалку;3. инструкция «Заблудился в лесу»;4. швейный набор (три иголки и нитки: черная, серая и крепкая капроновая);5. две английские булавки;6. пять рыболовных крючков, три грузила, шесть метров лески и поплавок;7. блокнотик и карандаш;8. таблетку сухого горючего и кусочек оргстекла;9. маленькую свечку в жестяном стаканчике;10. полметра мягкой медной проволоки;11. три разовых пакетика чая;12. два пакетика супа;13. соль;

1�2


1�3


14. четыре крупных куска крепкого, старорежимного русского сахара;15. пакетик кофе «капучино».

Все это по отдельности упакуйте в полиэтиленовые мешочки с пластиковыми «замка-ми» и плотно уложите в прямоугольную жестяную коробку, например из-под чая, размером примерно 6х8х12 сантиметров. В коробке шилом сделайте две дырочки: в критической си-туации останется переложить содержимое в карманы, вставить в эти дырки ручку из прово-локи, входящей в набор, и можно будет кипятить воду. Закрытую коробку оклейте скотчем, чтобы не попала влага. Она удобно помещается в карман. А можно сшить чехол из крепкого яркого материала и носить свой НАЗ на поясе.

Заметим, что продукты из НАЗа не заменяют обычных «бутербродов в лес», шоколадки и спичек в кармане для повседневного пользования. НАЗ – запас на крайний случай. Кстати, для собственного аварийного запаса мы выбрали «капучино» не случайно. У нас связаны с ним хорошие воспоминания. И ассоциация этого вкуса с домашним уютом поможет быст-рее справиться со стрессом. Сладкое, как известно, – мягкий антидепрессант. После кружки сладкого напитка жизнь всегда кажется лучше. Возьмите свой «уютный» напиток.

Всей семьей или с друзьями обсудите и соберите такие аварийные запасы для каждого. Это хороший повод собраться вместе. Сходите потренироваться в лес перед сезоном сбора грибов и ягод. Кстати, даже в тех странах, где в магазинах продается несколько видов го-товых наборов, специалисты советуют людям: лучший НАЗ – тот, который соберете сами. Компактный, полный, удобный, собственный. Советуем изготовить два НАЗа: один для ре-альной ситуации, а другой для тренировок.

Аптечка. Соберите СВОЮ индивидуальную аптечку. Обязательно дополните наш ми-нимальный список медикаментами, исходя из особенностей своего здоровья и специфики деятельности на природе. Упакуйте медикаменты удобно и надежно, чтобы можно было быстро открыть; желательна водонепроницаемость. Например, в каждую из наших индиви-дуальных аптечек входят• инструкция по оказанию первой помощи;• парацетамол, 6 табл., при головной боли, болях в суставах, радикулите (1 табл. 3 раза в день);• анальгин, 6 табл., болеутоляющее при травмах;• аспирин, 6 табл., болеутоляющее, противовоспалительное, жаропонижающее, противорев-матическое средство (1 табл. 3 раза в день);• супрастин, 6 табл., противоаллергическое;• нитроглицерин, 20 табл., при сильных болях в сердце, которые не проходят после приема валидола (1 табл. под язык);

• кофеин, 6 табл., возбуждает дыхательный и сосудодвигательный центры, усиливает работу сердечной мышцы. При шоке, слабости сердечной деятельности, при отравлении, при спаз-мах сосудов головного мозга (1 табл. на прием);• сульфацил натрия, глазные капли. При воспалении или попадании в глаз инородного тела;• уголь активированный, 6 табл., при поносе, пищевых отравлениях (по 1−2 табл.);• марганцовка (порошок), бледный раствор для промывания желудка, розовый – для обра-ботки ран, темно-вишневый раствор – для обработки краев ран, ссадин;• бинт стерильный 10 м х 5 см, 2 шт., для перевязок при ранениях;• лейкопластырь бактерицидный, 4х10 см, 2 шт., при потертостях, мелких ранах и мозолях;• лейкопластырь рулонный, для предотвращения потертостей и мозолей;• английская булавка, 2 шт;• маленькие тупоконечные ножницы, 1 шт.;• пинцет, для удаления присосавшегося клеща;• кусочек антибактериального мыла 2х3х4 см;• стерильные медицинские перчатки;• блокнотик и карандаш, написать записку для врача.

Все разложено по полиэтиленовым пакетикам с «замками» и упаковано в ярко-жел-тый мешочек из плащевки с пришитой веревочкой: его можно повесить через плечо или держать в кармане.

Ориентирование

Мерил карту, тупо смотрел на пляшущуюстрелочку армейского компаса: недоумевал.

М. Веллер. «Узкоколейка»

Пускай рыщет волк дабарсук, а нам недосуг.

Русская пословица

Ориентирование − это определение на местности своего нахождения и направления движения относительно сторон горизонта, ориентиров. Другими словами, ориентироваться – это знать, где находишься и куда идти дальше. Простейшие навыки ориентирования нуж-ны каждому. Научиться им просто: купите компас, приобретите карту или атлас региона

1��


1��


масштаба 1:200 000. Ступайте в лес с опытным человеком и учитесь у него искусству пешей навигации.

Масштаб 1:200 000 и 1:100 000 имеют обзорно-топографические карты («двухкиломет-ровки» и «километровки»). Они удобны для походов выходного дня, в туристских марш-рутах разной сложности. Работа с картой включает чтение, ориентирование и определение своего местонахождения. Карта читается с помощью условных знаков. Научитесь понимать карту. Не спеша, дотошно разберитесь и подкрепите практикой, тогда не придется безна-дежно разводить руками: карта-де − лист бумаги, помогающий заблудиться.

«В лесах матка (старорусское название компаса) вещь самая пользительная. Без нее как раз заблудишься, коли пойдешь по незнакомым местам. Дорогая по нашим промыслам эта штука... Зайдешь ину пору далеко, лес − он густой, частый да рослый − в небо дыра. Ни солнышка, ни звезд не видать, опознаться на месте нечем. А с маткой не пропадешь; отколь хошь на волю выведет», − терпеливо разъясняет герой книги П. И. Мельникова (Андрея Печерского) «В лесах».

С компасом Вы сможете сориентировать карту, определить азимут по карте и на мест-ности, узнать местное время в солнечный день. Главное − поймите и запомните, какая стрел-ка показывает на север, а какая − на юг. Купив компас, почитайте руководство по эксплуата-ции. Там кратко описано, как с компасом работать.

Освоить технику ориентирования на местности можно лишь на практике, но основные понятия таковы.

Азимут − угол между направлением магнитной стрелки компаса на север и курсом на ориентир. В России его измеряют в градусах по ходу часовой стрелки от 0 до 360°. Движение по азимуту заключается в выборе на местности нужного направления и следовании ему в пути до выхода к намеченному месту. Для этого по карте определите азимут и расстояние до выбранного ориентира. По азимуту ходят в лесу (он − «закрытая местность») или на от-крытом просторе, когда нет надежных ориентиров.

Ориентиры бывают точечные − это отдельные строения, курганы, углы и выступы кон-туров леса; площадные − маленькие лесные и болотные озерки-ламбы, болота, рощи, насе-ленные пункты. Самые полезные − линейные ориентиры, выйти на них проще. Это дороги, реки, берега озер, линии связи, просеки.

Дома составьте представление о местности, куда Вы собрались. Выберите удобный маршрут, найдите на карте линейные ориентиры, прикиньте, как будете возвращаться и ка-кими будут препятствия.

Важно умение выдерживать курс. По возможности стремитесь идти от ориентира к ориентиру, негромко бормоча «к первому ориентиру иду, на другой смотрю, третий приме-чаю, а четвертый мере-е-ещится». Ибо ошибка при движении по лесу вслепую, только по

компасу, в лучшем случае составляет 5°. Объясним, что такое 5 градусов: это отклонение до 100 м на каждый пройденный километр. Ориентир придется искать в ста метрах справа или слева, сразу не угадать, где, поэтому мягко повторяем: держитесь ориентиров, видимых один от другого.

Еще одна небольшая проблема: левый шаг обычно длиннее правого на 0,1-0,4 сан-тиметра. Из-за этой безделицы путник при отсутствии компаса и препятствий движется по кругу диаметром около 3,5 км. Есть и другие причины, мешающие идти в нужном направлении «интуитивно». В Венеции, на площади св. Марка, был проделан такой опыт. Людям завязывали глаза, ставили их на расстоянии 175 м. напротив собора и предлагали дойти до его фасада шириной 82 м. Все, кто подвергались этому испытанию, уклонялись в разные стороны от прямой и до собора не доходили. Эта закономерность подтверж-далась и нами: в заданиях пройти с закрытыми глазами 300 шагов до берега по ровному льду. Так-то.

Про определение сторон горизонта без компаса и карты мы рассказывать не будем. Феноменальную топографическую память североамериканских индейцев, коренных на-родов Сибири, аборигенов Австралии и многих других современная цивилизация заме-нила иными способностями. Ubi nihil vales − горожанин − ibi nihil velis! − напоминаем мы старинную латинскую поговорку («где ни на что не способен, там ничего не желай»). Была в древнем обществе такая хорошая система запретов-табу. Их нарушение каралось сверхъестественными силами. Для Вас поиск сторон горизонта по природным признакам и местным приметам − ТАБУ. Оставьте ходьбу без компаса знатокам… и невеждам.

Поясним сказанное выше. Распознать юг и север один раз − этого мало для воз-вращения. В хмурый денек Вы обогнете одно, другое дерево − и снова не будете знать, где север.

Хорошо учившийся в школе читатель начнет возмущаться: а как же природные ори-ентиры: ширина годичных колец на пнях или пышность крон? Это заблуждение, к сожале-нию. Систематическими наблюдениями в 1945 году было установлено, что кроны деревьев пышнее там, где больше свободного пространства. Форма кроны одиноких деревьев за-висит от господствующих ветров и других причин. По ширине годичных колец прироста древесины ориентироваться тоже невозможно. Более того, срез дерева на разной высоте даст неодинаковые результаты! (Леонардо да Винчи полагал, – к сожалению, неправильно, – что центр дерева ближе к южной коре.) Объясните, растолкуйте нам, как ориентиро-ваться по пенькам? Заплутавший бедолага бредет домой, оставляя позади цепочку свеже-поваленных деревьев? Если заблудший выходит на вырубку и пеньки оставлены лесоза-готовителями, для ориентирования требуется умение читать следы. Эта делянка зимняя или летняя? Как давно закончена работа? Найдите лесовозную дорогу и внимательно ос-

1��


1��


мотрите ее поверхность и обочины: песок и грязь веером разбрызганы противоположно движению машины; изжеванные концы раздавленных палок и веток, грунт и камушки отброшены колесом назад. Дороги и тропы обычно сходятся, приближаясь к населенному пункту.

«А я − по солнышку!» – скажет искушенный грибник. Хорошо, просидите пару ча-сов перед палкой с красивым именем «гномон», определите юг. Ан воротитесь обратно, читатель, описав круг диаметром 3,5 километра. Ладно, солнце светит − не вернетесь? Вероятность навигационной ошибки все равно велика: светило движется со средней угло-вой скоростью 15° в час, уводя путника вправо. Ошибка экспресс-метода ориентирования по солнцу (когда догадаетесь поправлять курс) − более 20 градусов. Да и не каждый день солнце светит.

Точнейший указатель Севера − Полярная звезда! Это так, конечно. Но нетренирован-ному путнику идти по тайге ночью опасно: нетрудно пораниться.

Правильно ориентированы церкви (нижняя перекладина креста на куполе приподнята на север). Разве выстроены они в дремучей чаще? Сохранилась часовенка или церковь − значит была тут и деревня, пусть нынче обезлюдевшая уже, покинутая. Жили люди, ходили по дорогам. Вот дорогу и ищите.

Поэтому повторяем: компас – простой и самый надежный помощник. В группе ори-ентируется с помощью компаса тот, кто шагает первым. Иногда, например в заваленном буреломом лесу, идущий впереди выбирает маршрут и посильный всем темп движения, за направлением следит по компасу следующий за ним товарищ, командами «правее» и «ле-вее» направляющий лидера. Важна миссия замыкающего: он должен присматривать за со-стоянием коллектива и не допускать чрезмерного растягивания группы.

Если вы в лесу идете в группе, держитесь в трех−четырех метрах позади спутника. Так Вас случайно не хлестнет по глазам отпущенная ветка, а сами Вы случайно не тол-кнете остановившегося напарника. Лежащие на земле стволы переступайте, не вставая на них.

Расходясь по лесу в поисках грибов и при сборе ягод, обсудите важные ориентиры, время и место сбора, ваши действия при невозвращении кого-то в срок.

При потере ориентировки и попытках выйти к людям самостоятельно, не пересекайте естественные и искусственные препятствия (реки, ЛЭП и линии связи, дороги)! Спасатели, которые ищут заблудившегося, прежде всего тщательно прочесывают район, ограниченный такими препятствиями.

Ой, заблудилсяОстановитесь. Успокойтесь. Подумайте.

О, сын Тапио, Нюйрикки,Муж чудесный в красной шапке,

Сделай метки на дороге,На горе поделай меток,

Чтобы шел я, глупый, прямо,Чтоб нашел себе дорогу...

«Калевала», руна XIV

«Мы шли на Одессу, а вышли к Херсону…», − поется в песне. Мы заглянули в карту: матрос-партизан Железняк промахнулся на добрые 150 километров. Стыдно, товарищ!

«К вечеру я понял, что сбился с пути и не знаю, как выбраться: солнце спряталось глу-боко за серой хмарью, и я перестал представлять, в какой стороне ручей, в какой – лагерь…» Да кто из нас в своей жизни хоть раз не кружил по лесу, мучительно пытаясь сообразить, куда идти?

А действительно: что делать? Профессионалы из многих стран думали об этом серьез-но и грамотно. В наших НАЗах есть карточки с правилами действий в такой ситуации: мы создали их на основе и своего опыта, и опыта коллег из России, Великобритании, Норвегии, США и Финляндии. Такая инструкция очень удобна: в стрессовой ситуации не придется ничего лихорадочно вспоминать.

Заблудились?Сразу остановитесь. То, что Вы читаете эти советы в лесу, вскрыв свой НАЗ, означает

начало действия плана по спасению.Успокойтесь. Заставьте себя дышать глубоко и медленно: вдох через нос, выдох через

рот. Прислонитесь спиной к дереву и отдохните. Вам предстоит очень бережно тратить свои физические и психические ресурсы − берегите тепло своего тела: держите одежду сухой и не садитесь на камни и землю. Этими первыми минутами, проведенными в состоянии со-средоточенного спокойствия, Вы увеличиваете свои шансы выжить в два раза (статистика спасателей США).

Думайте. Если Вы знаете, что способны вернуться по своим следам в знакомые места – Вы не заблудились. Но если сомневаетесь, то оставайтесь на месте хотя бы на время. До темноты сделайте как можно больше дел по устройству ночлега: постройте навес, подго-товьте запас дров для костра.

1��


1��


Подавайте сигналы о помощи. Если полагаете, что Вас могут услышать другие люди, дуйте в свисток или кричите. Но не слишком долго: это утомительно и может увеличить чувство тревоги. Далеко слышен звук ударов палкой по стволу сухого дерева. Сырой мох или ветки с зелеными листьями, брошенные в костер, дают густой, белый, хорошо заметный дым. Заготовьте запас мха или веток и периодически подавайте дымовые сигналы.

Найдите возвышенность. Если близко есть холм, на который можно безопасно под-няться, – идите туда. Попытайтесь увидеть с вершины знакомый ориентир. Если Вы в нем уверены, то уже можете выйти сами. Если сомневаетесь, – оставайтесь, где находитесь.

Найдите или сделайте навес. Не ждите наступления темноты: сделайте или найдите укрытие, пока светло. Главная цель устройства навеса – защита от дождя и ветра.

Если с Вами нет готового тента из полиэтилена или водонепроницаемой ткани, проще всего укрыться под кроной пушистой ёлки. Ель задерживает до 60% осадков. Избегайте очень высоких деревьев, возвышающихся над остальными. Под деревом дополнительно ус-тройте односкатный навес, уложив на каркас из жердей еловые лапы, начиная снизу. Верхние слои веток должны прикрывать предыдущие примерно до половины. Кровлю из лапника делайте толщиной не менее 10 см, подстилка из еловых или березовых веток должна быть не тоньше 15 см (смотри УКРЫТИЕ ОТ НЕПОГОДЫ).

Если холодно, чаще машите руками и ногами: согревайтесь ДО того, как начнете серь-езно мерзнуть. Разожгите костер и доделывайте навес после того, как огонь хорошо разго-рится.

Разведите костер. Вначале соберите достаточно дров и сложите под навесом растопку. Используйте спички или зажигалку из своего НАЗа. Для растопки наломайте тонких сухих (!) еловых веточек, нарежьте ножом стружек со смолистого сухого соснового ствола или пня. В дождь дополнительно используйте таблетку сухого спирта, кусок оргстекла или свечу из НАЗа. На дрова используйте только стоящие сухие стволы, поваленные обычно влажные. До темноты заготовьте достаточно дров. (Смотри КОСТЕР).

Итак, навес построен и огонь горит? Подавайте сигналы о помощи (смотри СИГНАЛЫ О ПОМОЩИ). Это единственное активное действие, которым Вы можете сейчас помочь своему спасению. Кроме этого от Вас требуется только оставаться живым. Спасатели вы-едут сразу после того, как им сообщат о том, что Вы не вернулись вовремя или потерялись. Позаботьтесь, чтобы спасатели не прошли мимо: повесьте на кусты носовой платок или листы бумаги, заломайте вокруг ветки, потрите травой или листьями стволы ближайших деревьев.

Заставьте себя не волноваться о пропущенной работе, о проблемах, созданных Вами для других, и прочих мыслях, толкающих к поспешным и глупым действиям.

Остановитесь. Успокойтесь. Подумайте.

P.S. Вы сидите у костра. Пламя горит уютно и дружелюбно. Вы сами разожгли свой огонь: выдержали древний экзамен на гордое имя Homo Sapiens – Человек Разумный. Сегодня Вы не пялитесь по телевизору на чужую глупую суету, а живете своей, настоящей жизнью. И Вы все делаете правильно.

Если в лесу заблудился ребенок

Никто не ожидает, что он потеряется, но такое иногда случается. Эти правила напи-саны нами на основе информации Канадского общества поиска и спасения. В Канаде тоже есть таежные территории, похожие на природу Карелии: леса и болота, озера с топкими под-ходами и реки с берегами из скользких камней. Эти советы помогут детям вернуться домой без ущерба для здоровья, если они заблудятся в лесу. Дайте их почитать Вашему ребенку и обсудите с ним эти правила.

1. Если ты с другом или собакой – не разделяйтесь, оставайтесь вместе. Обнимая большую собаку или друга, ты сохранишь тепло. Если ты с собакой, не давай ей убежать. Она поможет больше, если останется рядом и подарит свое тепло и компанию.

2. Оставайся на месте. Не броди! Это САМОЕ ВАЖНОЕ правило из всех. Если ты блуждаешь по лесу, спасатели не найдут тебя. Одна из причин заключается в том, что те, кто тебя ищут, идут очень медленно в поисках твоих следов. И если ты торопливо удаляешься, они не смогут отыскать тебя. Другая причина: ты можешь упасть и пораниться, ушибиться при ходьбе. Если ты заблудился, очень важно избегать травм.

3. Сохраняй тепло. Это правило означает: максимально используй свою одежду. Ничего не снимай. Закрой все открытые части тела. Застегни куртку. Следи, чтобы шнурки ботинок были завязаны. Самая важная часть одежды – это шапка, капюшон или то, чем можно за-крыть голову. Через непокрытую головным убором голову теряется до 70% всего тепла.

�. Найди для ожидания уютное, но не слишком закрытое место. Это место должно быть по возможности теплым, укрытым от ветра и дождя, но таким, чтобы спасатели могли тебя увидеть. Неплохой вариант – устроиться под пушистой елью у края поляны.

�. Повесь рядом что-нибудь яркое. Вывеси что-то заметное или сделай знак, который скажет людям, ищущим тебя, где ты. Сделай флаг из доступных материалов, но не снимай для этого одежду. Советуем использовать бумагу, деньги, ленту для волос, кусок от плас-тикового пакета и т.д. Сложи на земле слово ПОМОГИТЕ, или SOS, используя камни или палки. Выложи большую стрелку, направленную к твоему убежищу. Создай что-то, привле-кающее внимание!

200


201


�. Помогай найти себя. Если возможно, жди помощь рядом с открытой поляной. Когда услышишь чье-то приближение, выходи на ее середину и покричи.

�. Не беги на звук! Отзывайся на зов людей, но жди, когда они сами подойдут к тебе. Если слышишь вертолет, ложись на лужайку и маши руками и ногами. Пилоту будет проще тебя за-метить. Сразу же встань, когда вертолет пролетит мимо, так как почва может быть холодной.

�. Не лежи на голой земле. Единственное исключение – предыдущее правило. На хо-лодную землю можно лечь только на короткое время, привлечь внимание. Но прямой кон-такт с почвой в течение более длительного времени опасен. Холодная земля может украсть драгоценное тепло твоего тела. Построй матрас, используя доступные материалы: еловые или березовые ветки, мох, листья и т. д. Эта подстилка должно быть такой же толстой, как и матрас, на котором ты спишь дома. Когда закончишь делать матрас, собери столько же, или даже больше веток, лапника и т. д. и используй их в качестве одеяла.

�. Не ешь ничего, в чем не уверен. Не ешь ягоды, грибы или что-то еще, если ты не уве-рен в их съедобности на 100%. Быть голодным не так плохо, особенно в сравнении с жестокой болезнью из-за съеденного ядовитого растения. И помни, что рядом не будет никого, кто при-смотрит за тобой. Ты можешь долго жить без еды, но не сможешь обойтись без воды.

10. Не подходи к большим рекам и озерам. Ты должен пить воду, но будь осторожен с источником воды. Не ходи около больших озер и рек. Вместо этого пей из водоемов, кото-рые меньше тебя, тогда ты случайно туда не упадешь.

СтрахЖивет в лесу −

ухает, как разбойник;люди его боятся,

а он людей боится.Загадка про филина

Страшное пугает либо потому, что опасно,либо потому, что предназначено для этого.

Рассудительный А. Лебедев, он же Дань Шень

Страх − естественная защитная реакция на реальную или воображаемую угрозу. Это чувство − надежный указатель опасности. Без него риск ошибок возрос бы многократно.

По мере усиления страха тревога переходит в испуг, ужас, панику. Сильный страх спо-собен парализовать сознание, толкнуть к нелогичным, противоречащим здравому смыслу

действиям. Такое неконтролируемое стремление избежать опасной ситуации необходимо подавлять сознательным усилием, приказом самому себе: «Успокойся, подумай».

Управлять своим страхом можно: изучение возможных опасностей и подготовка к их преодолению снижают количество непонятных и неожиданных ситуаций, порождающих боязнь. Знания − весьма эффективный способ борьбы со страхом. Иногда просто хватает предупреждения о возможности встретить опасность. Реакция на ожидаемые угрозы ста-нет более осмысленной и адекватной.

Есть старое хорошее правило: надо побороть тревогу − работай!Когда возникает преграда, приходится решать, что делать: выбор цели требует борьбы

со страхом и сомнениями, мешающими действовать безошибочно. Опыт упрощает или пол-ностью снимает эту задачу. Накопленный опыт − не только возможность перебрать стан-дартные ситуации. Он формирует комплекс знаний, дающий новый уровень − способность принимать решения в абсолютно новых для себя условиях, неожиданных ситуациях.

Солидный запас надежности, заключенной в Вашем знании, опыте, навыках, может позволить совершить ошибку, не навлекая на себя катастрофических последствий. Этот ре-зерв даст время спохватиться, исправить неправильное действие, вовремя сделать верный шаг. Это мы постоянно и стремимся Вам объяснить: создавайте запас надежности.

Яцек Е. Палкевич, основатель первой школы выживания в Европе, рекомендует следу-ющие действия для борьбы со страхом:• найдите удобное положение, которое поможет расслабиться и обрести спокойствие;• дышите глубоко;• осмотрите все, что Вас окружает;• спокойно размышляйте, сосредоточившись только на ближайших делах;• говорите сами с собой, чтобы обрести уверенность;• планируйте последующие действия.

Эффективно помогает в борьбе со страхом юмор. «Смелый убежит, но не уступит», − однажды с успехом утешились авторы шуточкой безвестного остряка.

Сигналы о помощи

Мальчишки в свистульки свистят трумпетки трубят.Борис Шергин. «Золоченые лбы»

Аварийная сигнализация − ключевой фактор выживания. Ее решающий элемент − осведомленность друзей и близких о времени Вашего возвращения, о районе прогулки и

202


203


вероятных действиях в случае аварии. Ваше невозвращение в оговоренный срок станет первым сигналом о помощи и приведет спасателей в район, где Вы заблудились или по-лучили травму. Прочесывая район поиска, они будут внимательны к звуковым, световым, дымовым и прочим сигналам. Ожидая помощи, помогите найти себя: подавайте такие сигналы.

Свисток хорош для внутригрупповой связи и подачи сигнала бедствия спасателям. Свист слышен дальше, чем крик; да и долго кричать утомительно. Свистом полезно сооб-щать о себе животным: звери загодя уйдут. Свет сильного электрического фонаря с воздуха виден на расстоянии до 4 км.

Светом фонарика, свистом, криком, размахивая ярким предметом, сигнальте с перио-дичностью 6 раз в минуту. Затем минуту ждите возможного ответа и «семафорьте» опять.

Услышав ответ, не бегите на звук − дождитесь спасателей в своем аварийном лаге-ре. Неправильно оценив направление случайного, возможно, звука, Вы можете заблудиться вновь и потерять готовый шалаш и костер.

Костровая сигнализация − еще один способ обозначить себя. Заранее подготовьте сиг-нальный костер в хорошо заметном месте − у края открытого болота, на просеке, на бере-гу водоема. Заготовьте запас дров и постоянно поддерживайте «запальный» костер. Огонь костра может быть виден за 8 км. Днем сигнальный костер поработает дымовым сигналом. В ясную погоду бросайте в пламя зеленые ветки и мох. В пасмурную − валите туда свежую траву, ветки с листьями, смолье, еловый лапник.

Вокруг своей аварийной стоянки развесьте кусочки ткани, бумаги, надломите ветки деревьев, оставьте другие знаки явно искусственного происхождения.

Пиротехнические сигналы одноразового использования применяйте в крайнем случае, когда уверены, что их заметят.

Вы можете сами принять сигнал о помощи. Ваши знания, аптечка, теплые вещи, продукты и аварийное снаряжение могут спасти чью-то жизнь и сохранить здоровье. Поддержите попавшего в беду, помогите выйти к людям или идите за помощью сами, если пострадавший не может идти. Но прежде оборудуйте ему аварийный лагерь (ока-жите медицинскую помощь, постройте укрытие, разведите костер, оставьте запас дров и еды).

Помогая другим, помните о собственной безопасности.

Укрытие от непогоды

Самцы строят из веток шалаши, украшая ихраковинами, цветами и др. яркими предметами.

Из статьи о беседковых птицах-шаланиках

Советуем сшить тент и брать его с собой в лес. В простейшем случае это квадрат водо-непроницаемой ткани или полиэтилена размером 3х3 м. с веревками по углам. Такой тент существенно повышает комфортность отдыха в дождь.

Листва березы задерживает около 15% дождя, густая сосна не более 25%, а разлапистая ель до 60%. Поэтому крона дерева не укроет от проливного или затяжного дождя. Если нет готового тента, нужно строить шалаш.

Односкатный шалашВыберите укрытое от ветра место с водой и дровами неподалеку. Хорошо, если рядом

окажется открытое болотце или озеро, − с их берегов удобно сигналить. Оглядитесь вокруг, не устраивайте аварийный лагерь под самым высоким или гнилым деревом. Место под кос-тер возле шалаша должно было безопасно (не торф, не корни или нависающие ветки и т. д.). Определите, куда дует ветер.

Вместо похожего на футбольные ворота навеса классического вида, мы советуем мас-терить косой каркас, из вертикального ствола дерева и одной жерди. Эта форма более эко-номична, такой шалаш проще строить. Выберите высоту крепления жердочки так, чтобы было удобно сидеть под кровлей. В глубину достаточно 60-70 см. (чтобы поместиться лежа на спине), а ширина − чуть больше Вашего роста.

Обязательно положите сырое бревно-порог, чтобы во сне не съехать в огонь. Костер разожгите примерно в полуметре от ствола-порога.

На готовый остов навеса укладывайте черепицеобразно еловый лапник, начиная сни-зу. Каждый последующий слой должен прикрывать предыдущий примерно наполовину. Прикройте и боковые торцы шалаша.

Внутри устройте лежанку из лапника, травы или веток: летом достаточно толщины 15 см.Зимнее укрытие

Заблудиться можно и зимой. В этом случае ожидание помощи в аварийном лагере бе-зопаснее самостоятельных попыток выйти к людям.

Оглядитесь вокруг: попробуйте найти естественное укрытие от холода, ветра и сне-га, требующее минимальной доработки. Это может быть густая ель, поваленное дерево. Не ждите наступления темноты, найдите или сделайте укрытие пока светло. Постарайтесь ук-рыться от ветра и снега до того, как подступит угроза переохлаждения. Используйте свою

20�


20�


фантазию, импровизируйте, но не мудрствуйте чрезмерно, берегите свои силы и сооружай-те несложную конструкцию. Если движением и работой согреться не удается, разожгите костер. Окончательно доделаете укрытие, когда согреетесь.

Можете соорудить односкатный шалаш, как описано выше, но зимой Ваш «матрас» из лапника должен быть не тоньше 30 см.

Костер

− На Монтгомери-стрит достаточно попроситьспичку у какого-нибудь джентльмена с сигарой во рту,

и он немедленно протянет вам коробок... А здесь?− Здесь не Сан-Франциско и не Монтгомери-стрит...

Жюль Верн. «Школа Робинзонов»

Для костра аварийной стоянки выбирайте место так, чтобы ветер не задувал дым в шалаш. Зимой стряхните с деревьев снег и разгребите его до земли. Летом удалите лесную подстилку до почвы. Под кронами деревьев, у корней, на сухом торфе костер не разводите. Обязательно следите за огнем.

«У иного дровишки худящи, мозглящи, не горят, а только тышкаются» − сочувственно сетовал писатель Борис Шергин. Каждая порода дерева имеет свои особенности: ель сильно стреляет искрами, береста и хвойные породы густо коптят, береза крайне редко бывает су-хой, а древесина осины высыхает, только когда ствол утратит кору.

Лучшими дровами для основательного костра считается древесина засохших на кор-ню сосен, осин, елей, пни хвойных деревьев. Для небольшого костерка пригодны нижние сухие еловые ветки, которые легко обнаружить у ствола под густой кроной. Хорошо горят сухие сосновые сучья. Старые пни, небольшие сухие елки, давно погибшие деревья можно раскачать и повалить без топора. Иногда ствол погибшего (обычно лиственного) дерева пе-реламывается в нескольких местах и обрушивается на голову. Прекратите его раскачивать и отбегайте: эта лесина сырая и для костра не годится.

Для растопки можно использовать сухие стружки, пучок сухих еловых веточек, смолу хвойных деревьев, в сложных условиях − сухое горючее или свечку из НАЗа. Прекрасная растопка − смолистые щепки от старого горелого соснового пня. Такое смолье почти мгно-венно загорается даже в сильный мороз, когда прочая растопка занимается медленно. Для стабильного горения костра необходимы три условия: горючее − сухие дрова, жар − горячие красные угли, и кислород.

Соберите побольше сухих дров и достаточно сухой растопки до начала разведения костра. Не затягивайте приготовления до темноты.

Костер шалашиком. В затяжную непогоду плотно обложенный шалашом костер за-щитит пламя от ветра и дождя. При этом дрова постепенно подсыхают и воспламеняются. Шалашиком удобно расположить веточки вокруг растопки при разжигании костра, пос-ледовательно и неспешно подкладывая все более толстые. Костер, сложенный неплотным шалашиком, хорош для освещения.

Костер, уложенный колодцем, можно использовать для недолгого освещения и обог-рева (дрова быстро прогорают). Так удобно укладывать дрова для просушки или тонкие веточки при разведении костра.

Таежный костер важен при холодных ночевках. В простейшем случае укладывают на два толстых бревна третье. Прежде чем устраивать такой костер, дождитесь жарких углей. Распределите их узкой полосой, добавьте сухих веток и уложите сверху бревна. Без практики создать такой костер трудно − при первой возможности поучитесь у опытного мастера.

Для обогрева под навесом хорош костер из двух бревен диаметром 15−20 см., положен-ных навстречу друг другу с небольшим перекрытием. Огонь горит лишь в месте их сопри-косновения. Такой костер из трехметровых чурбаков может гореть несколько часов. Пламя есть только вначале, пока прогорает запальный хворост, затем бревна начинают медленно, жарко и экономно тлеть. Костер не требует особой заботы, лишь по мере прогорания сдви-гают бревна друг к другу.

От костра можно получить больше тепла, устроив за костром отражатель. Им может служить большой вывал, заслон из лапника или кусок ткани, аналогичной материалу тента размером 1х2,5 метров. Устраиваясь спать, не надевайте куртку, а укройтесь ею как одеялом. Под одеждой (особенно на груди, под мышками) разместите траву, листву или лишайник − это увеличит теплоизолирующие свойства одежды.

Мокрые вещи и отсыревшую обувь сушите у костра только в руках. Никогда не оставляйте вещи у костра без внимательного надзора и никому не поручайте за ними следить.

Покидая стоянку, затушите свой огонь: не поленитесь тщательно залить его. Источники большинства пожаров − плохо потушенные костры. Шалаш уроните на землю, лапник и жерди каркаса постепенно и естественно сгниют. Соберите мусор.

Альтернативными способами (трением, огнивом, линзой и прочими, коих больше де-сятка) несведущему человеку добывать огонь бесполезно.

20�


20�


Где вода, там и беда?

Да мы бегом с этой воды, да одеваться,да домой бежать. После того страхудолго не купалися. Такого водяника

с длинными волосами видели, правда.Из былички о водяном

− Какие из кораблей самые безопасные? – спросили однажды философа Анахарсиса.− Вытащенные на берег, − ответил осторожный мудрец.Настолько радикально поступать не обязательно, ибо призвание корабля − плавать.

(«Ходить!» − сдержанно поправят нас моряки). Но относитесь к воде очень серьезно! Моря остерегаются больше, чем мелкого озерка, к выходу в далекое плавание готовятся

ответственно. Легкомыслие на водоеме любого размера обходится дорого, потому в народе приметливо говорят: «не море топит, а лужа».

В России каждый год гибнет на воде почти 13 тысяч человек.3500 из них – дети.Несколько несложных советов помогут Вам избежать аварийных ситуаций на воде.

• Научитесь плавать.• Никогда не оставляйте детей у воды без присмотра.• Никогда не купайтесь и не катайтесь на лодке в нетрезвом виде.• Держите наготове какое-либо спасательное средство.• Не плавайте в одиночку.• В незнакомом месте не ныряйте. Man muss keinen Wasser trauen, dessen Grund man nicht kann schauen, − говорят немцы («Нельзя доверять воде, глубины которой не знаешь») • В лодке всегда надевайте спасательный жилет.

Прочитайте, каков минимальный набор оснащения маломерного судна:• компас;• карта района плавания;• спасательный круг с линем (тонким тросом) длиной 27 м;• Спасательные жилеты для каждого пассажира;• Якорь и трос;• Плавучий якорь и трос;• Огнетушитель;• Сигнальные средства: ракетница, сирена, флаги, радио;

• Фонарик;• Помпа или другое средство для удаления воды;• Набор инструментов;• Одеяло для каждого;• Аптечка;• Свежая питьевая вода, если лодка выходит в море (анкерок емкостью 10 л);• Дополнительная одежда для каждого пассажира, учитывая возможный дождь.

Вещи, которым это необходимо, надежно защитите от влаги. В дополнение к вышепе-речисленному лодочному снаряжению мы рекомендуем иметь НАЗ для пеших выходов на природу, надежно прикрепленный к спасательному жилету или одежде. НАЗ поможет на безлюдном берегу в случае аварии лодки.

«От этого снаряжения лодка потонет», − отмахнется владелец маломерного судна, в чьем катере из всего списка сиротливо лежит лишь вырезанный из пластиковой канист-ры черпачок. На это кратко расскажем только про спасательный жилет. Одна из важных причин его необходимости − низкая температура вод Северо-Западного региона. В воде 18−21°С тело начинает охлаждаться уже через пятнадцать минут. При температуре 16°С воздух представляется умеренно прохладным, а вода кажется холодной. При аварии на воде у человека вначале возникает резкая, неуправляемая дрожь − организм пытается произво-дить тепло непроизвольными сокращениями мышц. Когда температура сердца и головно-го мозга снизится до 32°С, дрожь пропадает и человек теряет сознание. Без спасательного жилета даже самый стойкий пловец при этом тонет. А при надетом жилете тело через 4−5 секунд автоматически принимает положение лицом вверх и вероятность быть замеченным и спасенным сохраняется. Требованиям Регистра СНГ и Международной конвенции по ох-ране человека на море соответствуют авиационный спасательный жилет АСЖ и нагрудник спасательный надувной НСН. Надетый страховочный жилет, каких сейчас в продаже боль-шинство, не поможет человеку без сознания, но шансы пережить аварию на воде живым и здоровым он здорово повышает.

А в дрянной утлой лодчонке без средств спасения, в ненастную погоду и с пьяными попутчиками жизнь человеческая стоит очень дешево...

Человек за бортом!Иногда люди оказываются в воде неожиданно: при опрокидывании лодки, падении с

пристани или моста. Очень трудно оставаться на плаву из-за неумения плавать, усталости, опьянения, вследствие сердечного приступа. Утонуть может любой человек, попавший в холодную воду.

20�


20�


Незакаленный пловец может находиться в воде не очень долго − в среднем 2 часа при 20°С или 1 час при 15°С. При температуре воды от 0 до 5°С смертельное переохлаждение может наступить через 10−30 минут.

Спастись в холодной воде можно, следуя правилам грамотного поведения.• Осмотрительно используйте любую возможность выбраться из воды. Надо по возможнос-ти наиболее быстро выбраться из нее, ибо вода похищает тепло Вашего тела в 25 раз быст-рее, чем воздух. При сильном ветре иногда создается впечатление, что на воздухе холоднее. Обычно это не соответствует истине. «Даже минусовые температуры в воздушной среде менее опасны околонулевых в воде!» − утверждают эксперты. • Сохраняйте возможно полную неподвижность. Движением в ледяной воде согреться не-возможно! Может показаться, что плавание помогает согреться, ведь активные движения на суше согревают наверняка. Увы. Тепло, создаваемое при плавании, стремительно теряет-ся в холодной воде. • Если Вы в спасательном жилете, постарайтесь принять полусидячую позу: подтяните скре-щенные ноги к животу, руки прижмите к бокам, ладони сложите на груди. Голову и шею держите на воздухе. В такой позе вода меньше всего омывает самые чувствительные к ох-лаждению части тела – пах, затылок, голову, шею, грудь ниже подмышек. По сравнению с активно движущимся пловцом такая тактика увеличивает срок выживаемости примерно в два раза.• Активное движение допустимо только при оказании помощи товарищам и для того, чтобы добраться до близкого спасательного средства или берега. Плывите размеренно и спокойно, делая короткие плавные гребки руками под водой.• Не снимайте в холодной воде одежду и обувь! Даже если Вы без спасательного жилета (мы повторяем: жилет должен быть одет), не пытайтесь избавиться даже от самых тяжелых эле-ментов одежды. Есть риск запутаться, хлебнуть воды; быстрее наступит переохлаждение.

Алкоголь и плавание несовместимы. Спирт расширяет сосуды, а это вызывает нерегу-лируемую теплоотдачу, которая влечет катастрофическое переохлаждение тела. Данная ре-акция не зависит от степени опьянения. Понятно? Повторяем предельно просто:

пьяного вода убивает.

Если лодка опрокинулась, держитесь за нее до прихода помощи или плывите к берегу, если он близко.

Многие боятся судорог, поэтому расскажем о них. Судороги бывают очень болезнен-ными, но жизни не угрожают. При плавании в спасательном жилете опасно только переох-лаждение! Для предотвращения судорог старайтесь не делать резких движений и избегать сильных напряжений отдельных мышц. Если судорога возникла, отнеситесь к ней спокой-

но, не паникуйте. Сделайте противоположное движение, растягивающее мышцу. Расслабьте ноги и поделайте самомассаж мышц, набрав воздуха и приняв позу «поплавка» с опущен-ной в воду головой. Когда судорога отпустит, на время смените стиль плавания и не спешите к берегу изо всех сил. Если судорога возникнет опять, повторите все сначала. Чаще всего возникает судорога икроножных мышц. Чтобы от нее избавиться, выпрямите ногу, оттянув пятку и максимально подтянув пальцы к себе.

Будьте готовы помочь!На воде несчастье может случиться даже с самым опытным пловцом. Будьте начеку,

если Вы заметили у пловца следующие признаки:• затрудненное дыхание; • сигналы о помощи (хотя некоторые тонущие могут их не подать);• отчаяние на лице;• барахтанье почти без продвижения вперед: тонущий хаотично машет руками, старается высунуться из воды, чтобы набрать воздуха вместо того, чтобы пытаться плыть.

Подобные попытки непроизвольны и длятся недолго. Если окружающие вовремя и грамотно придут на помощь утопающему, он может отделаться легким испугом. Но следует понимать, что тонущий человек действует бессознательно и инстинктивно. Поэтому, пы-таясь ему помочь, никогда сразу не подплывайте к нему близко. Даже если пострадавший – ребенок, Ваш друг или близкий человек, он может вцепиться мертвой хваткой и будет тя-нуть под воду. Тогда Вы не только не сможете помочь, но можете и сами пойти ко дну. Даже профессиональных спасателей учат приближаться к тонущим с большой осторожностью, держа в руках какой-либо предмет, чтобы утопающий мог за него ухватиться.

Мы кратко опишем основные способы оказания помощи утопающему. Помните, что действовать надо быстро!

Словесный метод. Из безопасного для Вас места понятно, четко и коротко скажите пострадавшему, что и как он должен делать, подбодрите его словами. Старайтесь все время смотреть в глаза пострадавшему.

Метод забрасывания. Если тонущий находится недалеко от Вас и под рукой имеется подходящий плавающий предмет, бросьте его так, чтобы потерпевший мог за него ухва-титься.

Использование лодки. Подплывите к тонущему на лодке и бросьте ему какой-либо плавающий предмет или протяните весло, шест. Учитывая вес тонущего, его состояние, ус-тойчивость лодки и т. д., буксируйте потерпевшего к берегу или попытайтесь втащить его в лодку. При спасении утопающего никогда не стойте в лодке в полный рост!

Спасение вплавь. Если ситуация такова, что Вам приходится добираться до тонущего вплавь, возьмите с собой что-нибудь плавающее. Чтобы уменьшить риск, не подплывай-

210


211


те к пострадавшему вплотную. Протяните спасательное средство с некоторого расстояния. Приободрите утопающего и попытайтесь заставить его работать ногами, пока будете тянуть его к берегу.

Если Вы плывете к тонущему без спасательного средства, приближайтесь к нему сзади, лучше в ластах. Захватывайте пострадавшего за волосы или за ворот одежды и транспорти-руйте на спине, придерживая его голову над водой.

Помните о своей безопасности и будьте готовы отпрянуть в любой момент, как только утопающий попытается ухватиться за Вас.

Утопающий без признаков жизни практически не имеет шансов на быструю и гра-мотную помощь очевидцев. Печальная действительность такова, что у россиян нет знаний и простейших навыков реанимации. Сколько жизней было бы спасено, окажись на месте происшествия человек, владеющий навыками оказания первой помощи! Но нет в России эффективной системы обучения населения этим нужным навыкам. Рекомендуем пройти обучение на курсах первой помощи Российского общества Красного Креста. Возможно, на-учившись оказывать первую помощь, Вы будете более осторожны на воде сами, присмотри-те за другими и эффективно поможете попавшему в беду.

По тонкому льдуВ зимней тайге нередко удобно шагать по льду водоемов. Это в 2-4 раза быстрее, чем

тащиться по лесной целине. Для пешехода-одиночки безопасен лед от 7 см (при темпера-туре не выше -5°С). Если идет группа, толщина льда должна быть не менее 15 см. Будьте особенно осторожны у берега, около кустов, в устьях рек, на быстринах: здесь лед тоньше. Опасен осенний ноздреватый лед, крайне ненадежен весенний пористый. Трещины, просе-дание льда, негромкое потрескивание или выступившая вода − сигналы повернуть назад.

По льду лучше идти на лыжах. Держите дистанцию 4−5 м. Вперед отправьте опыт-ного, самого грузного. На сомнительных участках лидер обязан расстегнуть пояс рюкзака (шарабана) и расслабить его лямки, извлечь руки из темляков лыжных палок, расстегнуть крепления лыж. Следующий за ним должен нести легко доступную веревку длиной около 8 м с полуметровой петлей на конце. Лыжной палкой проверяйте прочность льда. Если лед пробит одним ударом, то всем ме-е-едленно, скользящими шагами возвращаться назад по своим следам.

Провалился! Старайтесь не погрузиться в воду с головой: широко раскиньте руки по кромкам льда. Освободитесь от лыж и рюкзака или шарабана. Не паникуйте. Наползайте на край льда грудью или плечами, отталкиваясь ногами от противоположной кромки полы-ньи. Слабый лед подламывайте, пока не обопретесь на крепкий. Выбравшись из пролома, откатитесь по своим следам и немного проползите по ним обратно, вылезая на прочный

лед. Возвращайтесь по своему следу − это самый безопасный путь. Покатайтесь по снегу, он впитает часть воды с одежды. Если морозно и переодеться не во что, проворно заготовьте дров, согреваясь работой, и разожгите костер (смотри КОСТЕР). Если взяли с собой банку сгущенки, выпейте ее (смотри Гипотермия).

Выходя на лед, полезно иметь при себе два ножа. Втыкая их в лед, Вы выползете из по-лыньи, несмотря на вес мокрой одежды. В Финляндии используют для этой цели два креп-ких коротких шила.

Если в полынью попал другой, поддержите его криком: «Иду на помощь!» Осторожно подползайте к нему с веревкой, положив под грудь лыжу. За 3−4 м бросайте веревку с петлей и тяните, когда он накинет петлю под мышки. Отползайте от опасного места по своим следам. Нет веревки − протяните палку. Действуйте решительно и быстро, так как одежда потерпев-шего намокает и тяжелеет, а руки быстро коченеют. Спасенного укройте от ветра, по воз-можности переоденьте, согревайте, поите теплым сладким питьем (смотри Гипотермия).

Защита от холода

Что мужику в мороздеется, бежит да греется.

Русская поговорка

Шуба − дура: мужик преет,а она все греет.

Еще одна русская поговорка

Температура ниже +15°С для пожилого, пассивного и голодного человека, при наруше-нии кровообращения, усталости и в других случаях может оказаться смертельной. Северная зима с большими перепадами дневных температур, с частой сменой морозов и оттепелей не терпит людского легкомыслия. Хуже всего холод в сочетании с сильным ветром и высокой влажностью. Одежда, физические упражнения, хорошее укрытие и костер помогают проти-востоять холоду.

Вот несколько советов.• Носите свободную многослойную одежду. • Прячьтесь от ветра. Ветер очень сильно способствует обморожению. • Грейтесь у костра осторожно, если кожа обморожена: ее легко обжечь, а это значительно усилит повреждение.

212


213


• Пользуйтесь собственным теплом. Согревать кисти рук лучше всего на внутренних по-верхностях бедер (в паху). Хорошо помогают махи руками и ногами. Если мерзнут руки, то делайте энергичные круговые, широкие и резкие махи руками. Полезны быстрые сжи-мания-разжимания пальцев в кулаки, самостоятельные растирания пальцев, кистей, мышц предплечья и плеча. Если замерзают ноги, следует побегать, попрыгать, сделать 15-20 глубо-ких приседаний, по несколько десятков махов каждой ногой. При охлаждении щек, ушей и носа помогут 10-20 глубоких наклонов вперед. • Не растирайтесь снегом. Это вызывает микротравмы кожи (угроза инфекции) и дополни-тельную потерю тепла с мокрой поверхности.• Мокрые ноги и руки мерзнут быстрее.• Не пейте спиртного. Алкоголь резко усиливает потерю тепла.• Не курите. Курение уменьшает периферийную циркуляцию крови и делает конечности более уязвимыми. • Грейтесь до того, как замерзнете совсем. Нормой должен стать девиз: «Мои руки и ноги еще теплые».• Поможет друг. Следите за лицом напарника, особенно за ушами, носом и щеками, за лю-быми заметными изменениями в цвете, а он будет следить за Вами.• Избегайте контакта с металлом: он почти мгновенно замораживает клетки кожи. На мо-розе опасно и попадание на открытую кожу летучих жидкостей типа бензина.

В зимней аварийной ситуации только одежда, даже очень теплая, даст лишь недолгую защиту от мороза. Необходим костер (смотри КОСТЕР) и/или хорошее укрытие от холода и ненастья (смотри УКРЫТИЕ ОТ НЕПОГОДЫ).

Опасные животные

Подумаешь − медведь...Не хорек все-таки...

Мы бы его причесывали, приручали.Он бы нам бы иногда плясал бы...

Евгений Шварц. «Обыкновенное чудо»

Комары, осы и мухи-кровопивцыКарл Линней, шведский естествоиспытатель XVIII века, сказал однажды: «Господь со-

здал комаров для того, чтобы люди не жили на земле, как в Раю». На Земле обитает около ста триллионов комаров. Вероятно, они кусают людей чаще, чем все остальные животные,

вместе взятые. Через их укус могут передаваться серьезные болезни. К счастью, на Северо-Западе России результатом укола комариного хоботка обычно бывает лишь неопасный лег-кий зуд, покраснение и припухлость укушенного места.

Агрессивную комбинацию летающих кровососущих насекомых называют «гнус». Больше всего гнуса бывает в лесотундре и северной тайге: это комары и мошки, отдельные виды мокрецов, мух-жигалок и слепней.

Комаров тянет на запах пота и туда, где высок уровень углекислого газа (признак ды-хания). Их привлекает свет и темная одежда. Комары активны при температурах от 3 до 27°С. «Комары, наивные жители Олонецких болот и озер <...> в сознании своей невинной природы с откровенной медленностью садятся на все и сейчас же приступают к сосанию», − подивился покусанный путешественник в далеком 1903 году.

Для защиты от насекомых используйте накомарник и репелленты (отпугивающие на-секомых вещества). Лучше наносить репелленты на одежду, не мажьте кожу вокруг глаз и рта. Ешьте чеснок, «он отгоняет не только летучих насекомых, но и клещей», − утверждают ученые.

Самки слепней нападают в жаркие часы (при температуре воздуха 14-32°С), жалят глубоко и болезненно, пока самцы мирно сосут растительный сок. Они могут переносить возбудителей сибирской язвы, туляремии и других болезней. В пасмурные дни докучают дождевки. Нападают на людей и надоедливые кровососы златоглазки. Мошки налетают многотысячной массой, назойливо набиваются в глаза, нос, уши. Мельчайшие мокрецы неостановимо лезут сквозь любой накомарник. Мошки и мокрецы проникают в любые отверстия одежды, ворот, за голенища сапог, в рукава.

Ужалило насекомое«Укусы комаров, мошек, мокрецов и слепней помимо зуда кожи могут вызвать повы-

шенную раздражительность, потерю аппетита, бессонницу и общее нервное утомление», − бесстрастно констатирует ученый. «Зажрали!» − начнет материться простой человек. Гнус может сделать невозможной любую деятельность. Насекомые кровососы, а не осторожные хищники − подлинный бич тундры и лесов. Будьте к этому готовы.

Используйте репелленты и/или накомарник. В лес надевайте плотную одежду с капю-шоном. Добротная современная палатка, непреодолимая для насекомых, позволит спокойно спать ночью.

Есть старое испытанное сибирское средство: смесь дегтя с коровьим маслом. Оно долго сохраняется на коже, но пачкает и сильно пахнет. Жаль, деготь и настоящее коровье масло теперь большая редкость!

Самое простое средство для облегчения боли и зуда от укусов гнуса – купание.

21�


21�


Одиночные укусы пчел или ос обычно не опасны. Пчела оставляет в ранке свое зазуб-ренное жало и после укуса его надо удалить вместе с ядовитым мешочком, осторожно под-цепив ногтем снизу вверх. Осторожно: ухватив жало двумя пальцами, Вы как раз выдавите в ранку весь яд! Но и оставлять жало в коже не надо: яд будет попадать в тело из пульси-рующей капсулы. Сразу приложите кусочек сахара, он вытянет из ранки часть яда. Снять боль поможет мокрое холодное полотенце на месте укуса. Если появилась аллергическая реакция, примите супрастин из аптечки.

Впился клещКлещи за свою жизнь пьют кровь не раз. С кровью лесных мышей, белок, лосей и дру-

гих животных они получают десятки видов возбудителей болезней. Поэтому укус опасен не сам по себе, угрозу несет возможная инфекция: энцефалит или клещевой боррелиоз. Клещевым энцефалитом можно заразиться не только при укусе. Патогенные возбудители могут вызвать инфекцию, попав в ранку на коже или на слизистую оболочку тела из раздав-ленного клеща. Возможно заражение через некипяченое козье молоко или кисломолочные продукты из такого молока. Коровье молоко считается безопасным. После укуса клеща желательно обратиться в поликлинику для введения иммуноглобулина против энцефалита. Промедление более трех суток резко снижает его эффект.

Северный предел обитания таежного клеща – Медвежьегорский район Карелии. По данным Центра Госсанэпиднадзора РК, в этой республике клещевым энцефалитом забо-левают около 50 человек в год. В травматологические пункты за медицинской помощью ежегодно обращаются тысячи жертв клещей. Первые впившиеся клещи обычно регистри-руются в третьей декаде апреля, а последние – в октябре. Вирусологическая лаборатория Центра Госсанэпиднадзора оценивает зараженность таежного клеща вирусом энцефалита примерно в 10%.

Заболевание энцефалитом наступает через 1-2 дня − 1-3 месяца после укуса. Это скры-тый период болезни: вероятны слабость, потеря аппетита, сонливость и повышение темпе-ратуры до 37,4°. Сама болезнь наступает стремительно: развивается лихорадочное состоя-ние, сильно болят мышцы, возможны судороги. На 2-3-й день после начала болезни насту-пают расстройства нервной системы, параличи мышц; вероятны паралич дыхания и смерть. Больной энцефалитом для окружающих не опасен.

Неотложная помощь: необходима немедленная эвакуация в больницу. Часто транс-портировка ухудшает состояние больного. Прикрывайте его от солнца и почаще давайте пить.

Курс профилактической вакцинации от клещевого энцефалита состоит из 3 инъекций. Первые две проводят в ноябре-декабре, с интервалом в 2-4 недели, третью – в марте-апреле.

Для поддержания иммунитета достаточно сделать один укол через год в марте-начале апре-ля, а затем повторять инъекцию каждые 3-5 лет.

Для профилактики и лечения клещевого энцефалита у взрослых применяются также таблетки йодантипирина.

Боррелиоз опасен хроническим течением. Эта болезнь поражает кожу, суставы.

Удаление клещаЕсли клещ замечен во время его неторопливого путешествия по Вашему телу или

одежде, просто стряхните его. С собак и кошек неприкрепившихся клещей можно удалить частым гребнем.

Присосавшегося клеща надо осторожно вытащить. Аккуратно ухватите его пинцетом у самой головы (ее клещ запускает в кожу вслед за своим хоботком-гарпуном). Не разда-вите: зараженная бактериями и вирусом энцефалита жидкость может попасть в ранку и привести к инфекциям. Осторожно, медленно и плавно тяните клеща вверх. Не спешите, старайтесь вынуть тело, не оторвав голову и зазубренный хоботок. Можно удалять клеща и так: накиньте на него петлю простого узла и затяните у основания головки. Плавно растя-гивайте концы нити в стороны, постепенно вытягивая клеща из кожи. Руки и место укуса обязательно тщательно вымойте водой с мылом или продезинфицируйте спиртом. Клеща можно сохранить и отдать на исследование. Врачи-вирусологи определят, есть ли в его орга-низме возбудитель энцефалита.

Если голова и хоботок остались в ранке, продезинфицируйте место укуса, а в городе обратитесь к врачу.

Прижигать присосавшегося клеща, обрабатывать его вазелином или маслом, убивать неизвлеченного клеща, мы не рекомендуем. Некоторые специалисты считают такие приемы неэффективными и полагают, что клещ при этом выделяет в ранку больше слюны и жид-кости, отчего вероятность инфицирования растет. Определенно, живого эластичного клеща полностью извлечь проще, чем убитого.

Профилактика укусов. Клещи избегают сырых ельников и сухих сосняков. Используйте закрытую светлую одежду с капюшоном, плотно прилегающую к запястьям, щиколоткам и шее. Штанины заправьте в сапоги, куртку − в брюки. Каждые 2 часа осматривайте одежду и сбрасывайте клещей. Не давите их! После возвращения верхнюю одежду сразу постирайте или повесьте на улице на пару часов − клещи уползут. Но во втором случае позаботьтесь, чтобы клещи не пробрались к Вам домой, а одежду не украли воры.

21�


21�


Змея подколодная

Мать этой Скарапеи не залюбила. К обедуне зовет, по отчеству не величат, имени

не спрашиват, а выйдет змея на крылечке посидеть,дак матка Ванькина ей на хвост кажной раз наступит.

Борис Шергин. «Волшебное кольцо»

На Северо-Западе России живет один вид ядовитых змей − гадюка обыкновенная. Ее опасность сильно преувеличена. Первой гадюка не нападет никогда: «будьте мудры, как змии», − столетиями тщетно стыдят их примером неразумных балбесов. Для человека ее яд не сильно опасен: смертельными бывают не более пяти укусов из тысячи (в шею, в голову).

Меры безопасности просты. Будьте внимательны, ибо опасна лишь незамеченная гадю-ка. Не преследуйте змею, не наступайте на нее, не берите в руки. В лес надевайте резиновые сапоги и свободные штаны. Наткнувшись на змею, проходите мимо − позвольте ей спокой-но уйти.

Если она все-таки ужалила, пусть спокойно уползет. Подумайте сейчас о себе, не упустите важные секунды, доступные для простых приемов помощи. «Не теряйте дра-гоценное время на испуг, бегство, убийство «гада», ругань», − объясняет специалист по пресмыкающимся профессор А. В. Коросов. «Отойдите на 3-5 метров назад и немедлен-но, (это значит не позднее, чем через 15 секунд после укуса!) начинайте выдавливать яд, нажимая по краям ранки. Первые секунды капелька яда сидит в тканях, как в капсуле, а канал от зуба закрылся не полностью. Одним удачным нажатием можно выдавить до 80% яда. Он появляется в виде янтарно-красной капли: сотрите ее рукой. Продолжайте надавливать на края укуса 2-3 минуты, после чего наложите на ранку водочный комп-ресс на 2-3 часа».

После неотложных манипуляций старайтесь меньше двигаться. Попытайтесь не боять-ся: у спокойного человека яд всасывается медленнее. Больше пейте: воду, чай, бульон. Но не кофе. И лучше ничего не ешьте.

Сразу снимите с укушенной руки кольца и перстни, пока не начался отек. Когда Вы не один, расслабьтесь и не шевелитесь. Пусть остальные действуют проворно и компетентно: удобно Вас устраивают, готовят питье, спешат за помощью.

Пострадавшую конечность полезно обездвижить, если Вы или окружающие умеют правильно наложить шину. При сильных болях можно принять анальгетик.

Не накладывайте жгут! Он усилит нарушение обмена веществ, увеличит поражение и омертвение тканей, создаст угрозу опасных осложнений.

Алкоголь затрудняет выведение яда: будьте кристально трезвы!Не делайте никаких разрезов в месте укуса! Ими можно повредить кровеносные сосу-

ды, сухожилия или нервы. Не прижигайте ранку! Поверхностное прижигание не разрушит яд − укус для этого слишком глубок. А в месте ожога будет нагноение. Не надо травмиро-вать себя дополнительно.

P.S. «Змея подколодная», − авторитетно уточняют герпетологи, − это не гадюка, а безо-бидный уж.

Цапнул зверьУкусы животных подобны колотым и рваным ранам, но вероятность инфекции

при укусе выше. В звериной пасти обитает масса бактерий и вирусов, включая возбу-дителей бешенства и столбняка. Как утверждают врачи, самый опасный из укусов − это укус человека.

Медицинская помощь нужна в следующих случаях:• кожа прокушена человеком (потенциально укус человека более заразен, чем укус зверя; • укусил дикий зверь;• укус в лицо, шею или кисти рук;• укушен ребенок.Первая помощь при укусе:• остановите кровотечение;• тщательно промойте рану с бактерицидным мылом, или влейте в нее немного перекиси водорода, чтобы удалить слюну животного;• осторожно высушите рану, промакивая ее кусочком бинта;• прикройте рану стерильной повязкой;• приподнимите укушенную конечность и, если есть отек, приложите холод.

Профилактика укусов проста. Не приближайтесь к диким животным близко. Дикий зверь, близко подпустивший к себе человека, может быть болен бешенством.

В лесу иногда предупреждайте о себе животных: покрикивайте, посвистывайте и бря-кайте. Заслышав Ваше шумное движение, звери незаметно уйдут.

Не спровоцированные человеком нападения редки. Зверь может атаковать защищаясь, отгоняя от добычи или оберегая потомство; в брачный сезон или при внезапной встрече с человеком «глаза в глаза».

«Цари природы» традиционно страшатся крупных животных. Потенциально такая встреча опасна. Например, в Карелии обитает около 400 волков и примерно 3000 медве-дей. На людей волки давно не нападают. Авторы с трудом нашли достоверного свидетеля волчьего укуса: середина 90-х годов, охота с вертолета. Стрелок азартно выпрыгивает из

21�


21�


винтокрылой машины в снег добить подранка в упор. Осечка, зверь хватанул человека клы-ками: порван рукав, кровь. Волк расстрелян подоспевшими охотниками... А медведи − те набрасываются, в среднем по разу в год, смертельных случаев в последние годы не было.

Правила поведения при встрече с медведем таковы:• не смотрите в глаза, зверь может воспринять это как агрессию;• будьте спокойны, если сможете;• не поворачивайтесь спиной;• увидели медвежат − немедленно уходите, откуда пришли (окажетесь между ними и медве-дицей − можете спровоцировать нападение);• не бегите, медленно огибайте мишку стороной, за деревьями. Или, неторопливо пятясь, отступите на 10 м и уходите прочь. Вам теперь есть что рассказать дома: косолапого видели!• Подобным образом поступайте при встрече с любым крупным животным.

Гляньте украдкой, − если ушки медведя стоят вертикально, то все в порядке, он споко-ен. Если прижаты к голове и шерсть как будто дыбом, зубы скалит − он разозлен, готов пуг-нуть или напасть серьезно. Готовьтесь пронзительно крикнуть, шагнуть навстречу, широко растопырив руки. Это может обратить косолапого в бегство. Пишут, что иногда помогали отвлечь зверя отброшенные в сторону вещи − рюкзак, шапка или еда. Но не выкидывайте свой НАЗ!

Любое, самое безобидное животное может испугать громким криком, нежданным вне-запным движением или своим обликом. Помните, что резкий и шумный взлет птиц, это активная защита, призванная привести хищника на мгновение в шоковое состояние. В лесу испуг переносится значительно тяжелее и иногда приводит к сильному стрессу, психологи-ческой травме. Старайтесь быть внутренне готовым к испугу, к тому, что можно услышать или увидеть нечто «страшное». Изучайте повадки диких животных, тогда страх отступит.

БешенствоБешенство − самое тяжкое последствие укуса или царапины от теплокровного живот-

ного. Бешенством болеют белки, лисы, волки, собаки, кошки и другие животные. К счастью, бешенство стало редкостью. Во всей России бывает не более десяти заболевших в год, в Карелии бешенство много лет не регистрировалось.

Интервал между укусом и первыми симптомами бешенства обычно не меньше десяти дней, поэтому время для обращения за медицинской помощью у Вас есть.

Голод

Один вот тоже, шерсть на носу, уходил-уходил без еды,дали ему в лоб как следует, так больше не уходит,

и с едой не уходит, и без еды боится,дома сидит, так ему дали...

А. и Б. Стругацкие. «Улитка на склоне»

Если Вы заблудились и надолго задержались в лесу, не беспокойтесь о голоде. Просто потерпите и постарайтесь примириться со своим положением. Вы можете жить без еды около месяца. Точный срок зависит от температуры, физического состояния и прочих об-стоятельств. Вероятность быть найденным и спасенным за эти 30 дней намного выше, чем голодная смерть.

Голодный человек легко мерзнет: используйте все возможные способы сохранить тепло.

Если у Вас достаточно воды, есть подходящее укрытие от непогоды, костер и Вы не ранены, поиски еды могут оживить скучное ожидание помощи. Попытки добыть пищи оп-равданы, даже если это не вопрос жизни и смерти. Но не уходите от своего лагеря далеко, а то не найдете свою стоянку и опять заблудитесь.

Рыбалка − превосходный способ скоротать время в надежде добыть еду. Крючок и леску с грузилом достаньте из своего НАЗа. В сезон можно поискать вокруг своего аварий-ного лагеря грибы и ягоды. Растения бывают съедобные и ядовитые. Поэтому если не знаете наверняка, что растение съедобно, не ешьте его.

Попытки поймать животных в ловушку, сделать лук и стрелы, прочие подобные спосо-бы приведут лишь к напрасной потере времени. Неопытным это редко приносит удачу.

«Обратите внимание и на позитивную сторону своего положения», − жизнелюбиво советуют некоторые зарубежные пособия по выживанию. «Сейчас самое время сбросить лишние килограммы: пора наконец сделать то, что откладывали так долго!»

Очень важен грамотный выход из вынужденной голодовки. Полновесный обед пос-ле длительного голода может стать последним. Восстановительный период должен быть не короче самого голодания. Обратитесь к врачам: они помогут безболезненно и постепенно восстановить привычный режим питания.

И помните: «Не хлебом единым...»P.S. Ожидали шокирующих советов типа поискать белых неволосатых личинок, нало-

вить лягушек (но не жаб!) и ящериц? Вы ж все равно этого жрать не станете. Хлебца, бутер-бродов или сухариков из дома захватите, это намного надежнее и вкуснее: привычнее!

220


221


Первая помощь

− Вы знаете, чем отличается человек от всех других существ в мире?

− Э... разумностью? − предложил наобум Тойво.− Нет, мой дорогой! Милосердием! Ми-ло-сер-ди-ем!

А. и Б. Стругацкие. «Волны гасят ветер»

Эта глава не заменит Вам медицинскую литературу и курс по обучению первой помо-щи. Ее цель − снабдить советами-подсказкой с базовой информацией о неотложных дейс-твиях в простейших ситуациях, когда пострадавшему требуется быстрая помощь. Ваши грамотные действия предупредят ухудшение состояния с момента травмы или несчастного случая до прибытия профессиональных врачей. Действуйте вдумчиво, бережно и осторож-но: «слишком много первой помощи может быть так же опасно, как и ее отсутствие».

Знать основы оказания первой доврачебной помощи очень важно − ради самого себя и других людей. Это знание подобно использованию ремня безопасности в автомобиле. «Знать бы, где упасть, − соломки бы подстелил», − вздыхают люди. Подстелите такую «со-ломку» заранее, − непременно пройдите курс по обучению первой помощи (обучение про-водит Российский Красный Крест). Читайте книги по первой доврачебной помощи, собери-те аптечку, консультируйтесь со специалистами. Все это при необходимости поможет Вам сохранить хладнокровие и способность к эффективным действиям.

Большинство людей, оказывающих помощь при серьезном ранении, делают это впер-вые. Такой случай, возможно, будет единственным в Вашей жизни, но он может определить жизнь или смерть.

Красноречивый пример массового неумения оказать первую помощь демонстрирует анализ дорожного травматизма в России. По статистике, основными причинами:• Несовместимые с жизнью повреждения − 15 %.• Несвоевременное прибытие машины «скорой помощи» − 15 %.• Безучастность и безграмотность очевидцев − 70%.

Основные принципы оказания первой помощи в неотложных ситуациях.1. Осмотрите место происшествия: что произошло, сколько пострадавших? Обращайте

внимание на угрозы безопасности (быстрое течение водоема, опасность падения обломков и т.п.). Действуйте быстро и решительно.

2. Проведите первичный осмотр пострадавшего: определите наличие сознания у пос-традавшего, проверьте проходимость дыхательных путей, есть ли дыхание и пульс. Не пы-

тайтесь его перемещать, пока характер травм не определен. Окажите первую помощь при состояниях, угрожающих его жизни. При осмотре предполагайте худшее. Это значит дейс-твовать так, будто положение более серьезно, чем кажется на первый взгляд. Не навредите.

3. По возможности вызовите профессиональную медицинскую помощь.4. Как только угроза немедленной смерти устранена, еще раз внимательно осмотрите ра-

неного и окажите помощь при выявлении других проблем. Обеспечьте удобства для постра-давшего, предотвратите воздействие болезнетворного фактора и непрерывно контролируйте состояние здоровья больного. Продолжайте проверять дыхание и пульс. Сделайте все необхо-димое для предотвращения шока. Принимайте во внимание нужды и страхи пострадавшего, успокаивайте его до прибытия медиков. Сообщайте ему, что намереваетесь делать.

Оказание первой помощи в полевых условиях

Меры предосторожностиЕсли Вам угрожает какая-нибудь опасность, не приближайтесь к пострадавшему, иначе

Вы можете оказаться вторым пострадавшим. Оказывая помощь пострадавшему, защищай-те себя от инфекции, способной проникнуть через любые ранки и порезы кожи. Надевайте защитные одноразовые перчатки или используйте целлофановые пакеты. Старайтесь не дотрагиваться до выделений пострадавшего, сразу после оказания помощи мойте руки. Держите в аптечке антибактериальное мыло и одноразовые перчатки.

Сильное кровотечениеНеобходимо максимально быстро остановить кровь. Не передвигайте пострадавшего.

Нажмите на рану рукой, пока достаете перевязочный материал. Используйте любой доступ-ный компрессионный материал: марлевую прокладку, кусок чистой ткани, вывернутую на-изнанку одежду. Крепко прижимайте 10-15 минут. Если кровотечение возобновляется при ослаблении нажима, положите еще один тампон поверх первого и продолжайте давить на рану. Не передвигайте первый тампон.

Наложите давящую повязку.Если кровь течет из руки или ноги и нет перелома, осторожно и медленно поднимите

поврежденную конечность немного выше уровня сердца. Это замедлит кровотечение.Если кровотечение не остановлено прямым давлением на рану, попробуйте пережать

артерию в подходящей точке, если возможно. Давить на рану при этом не прекращайте.Используйте кровоостанавливающий жгут как последнее средство, когда предыдущие

действия кровотечение не остановили. Жгут накладывайте только через ткань и обязатель-но вложите под него записку о времени наложения. Обязательно ослабляйте жгут на пять

222


223


минут каждые полчаса. Время наложения жгута летом − не более 2 часов, зимой − не более 1 часа.

Сразу после того, как кровотечение будет под контролем, лечите от шока. Когда про-шла опасность шока, как можно скорее доставьте пострадавшего в больницу.

Небольшое кровотечениеОчистить рану, если это может быть сделано без ее ухудшения. Протрите тампоном с

темно-вишневым раствором марганцовки (проследите, чтобы крупинки растворились пол-ностью!) или мыла кожу вокруг раны, не касаясь ее краев. Наложите стерильный компресс или чистую материю для остановки кровотечения. Края раны тоже необходимо закрыть. Салфетку прибинтуйте или прикрепите лейкопластырем.

Раны от укусов животных требуют обязательного медицинского обследования. Колотые раны могут вызвать столбняк и также обязательно должны быть осмотрены доктором. • Нельзя промывать рану проточной водой! Это приведет к проникновению инфекции глуб-же в рану. • Нельзя обрабатывать саму раневую поверхность спиртосодержащими растворами и йодом!

Внутреннее кровотечениеПризнаки скрытого кровотечения: частые повторные обмороки, резкая бледность,

очень частый пульс. Лежа − боль усиливается, при вставании − головокружение.Обеспечьте пострадавшему укрытие и тепло, раненый должен неподвижно лежать.

Если раненый может быть быстро доставлен в больницу, воды давать не следует, но может помочь увлажнение губ. Уложите пострадавшего, приподняв ему ноги. Если травмирована грудная клетка, потерпевшего надо усадить.

В этом случае необходима медицинская помощь!

Травма позвоночникаПризнаками такой травмы могут быть боль и ее усиление при движении в месте пере-

лома, невозможность движений в конечностях, расстройство чувствительности ниже уров-ня травмы. Первая помощь, как при внутреннем кровотечении. Не приподнимать постра-давшему голову, предотвратить движение. Необходима быстрая медицинская помощь.

Травма головыПострадавший должен лежать. Не позволять вставать, у него может быть также травма

позвоночника. Если есть кровотечение, нетуго наложить кровоостанавливающие повязки. Укрыть пациента, но не допускать перегрева тела. Вызвать медицинскую помощь.

ШокШок может возникнуть после ранения, боли, после неявного ранения или сильного

страха. В зависимости от человека и обстоятельств шок может вызвать смерть. Никогда не игнорируйте возможность наступления шока после чрезвычайной ситуации: шок появля-ется почти всегда.

Первые признаки развития шока:• резкое побледнение кожных покровов;• эмоциональное и двигательное возбуждение;• неадекватная оценка ситуации и своего состояния;• отсутствие жалоб на боли даже при шокогенных повреждениях (переломы костей конеч-ностей и ребер, ранения грудной и брюшной полости).

Первая помощь при травматическом шоке.• Немедленно останавливать кровотечение.• При переломах костей, проникающих ранениях грудной клетки и брюшной полости необ-ходимо тщательно обезболить пострадавшего. Достаточно эффективно применение боль-ших доз анальгина (до 4 таблеток для взрослого человека).• Обработать раны и наложить стерильные повязки.• Наложить транспортные шины (смотри Переломы).• Уложить или усадить больного, изолировав от земли спальным мешком, подстилкой из лапника, другим доступным способом. Обеспечить максимально возможным комфор-том. Приподнять слегка ноги при ранении головы, переломах или затрудненном дыхании. Укрыть пострадавшего. Поддерживать тепло, но не перегревать. Утешить, успокоить пост-радавшего.• Вызвать медицинскую помощь.

Недопустимо тревожить и заставлять двигаться пострадавшего без крайней необходи-мости.

Нельзя перемещать раненого с переломами костей конечностей без наложения транс-портных шин.

Недопустимо давать алкоголь как противошоковое средство при длительном пребыва-нии на морозе и в случае любого кровотечения!

ПереломыПерелом можно заподозрить после сильного удара или падения, если появилась рез-

кая боль, усиливающаяся при движениях. Если конечность укорочена и деформирована, область перелома резко болезненна даже при осторожном ощупывании. При переломах крупных костей, при открытых переломах возможны признаки шока.

22�


22�


Дать внутрь пострадавшему таблетку анальгина. Необходимо обездвижить сломанную часть тела в положении наименьшей боли шинами из подручных материалов. Если слома-на рука: привязать ее прочно к телу, используя ремни, полоски одежды. Если сломана нога: положить ткань, плащ, одеяло между ног, использовать ремни или полосы одежды, чтобы плотно прибинтовать ноги вместе. Обеспечьте максимально возможный комфорт и облег-чение боли, лечите от шока. Необходима медицинская помощь. Если не уверены, перелом это или растяжение, оказывайте помощь как при переломе.

Не передвигайте пострадавшего и не позволяйте ему двигаться. Никогда не пытайтесь вправить кость на место!

РастяженияРезкая боль в области сустава усиливается при движении.Если пострадала лодыжка: как можно скорее посадите или уложите раненого и при-

ложите холод (снег, лед или воду) для уменьшения опухоли. Может помочь поднятие ноги. Если растяжение серьезное, надо крепко забинтовать лодыжку бинтом, полосками одежды. Дайте пострадавшему таблетку анальгина. Желателен полный покой, хотя бы первые сутки после травмы. Если боли не исчезли через 2−3 дня, возможен перелом.

Растяжение запястья: приложите холод, снабдите пострадавшего повязкой или при-бинтуйте руку к телу так, чтобы обездвижить запястье.

Симптомы серьезных растяжений сходны с переломами. Если сомневаетесь, действуй-те как при переломе.

ВывихиМогут возникнуть при резком движении, рывке в суставе, неловком падении на руку или

ногу. Чаще всего страдает плечевой сустав. При этом возникает резкая боль с усилением при дви-жении, сустав деформирован. Движение в суставе резко ограничено или полностью невозможно.

Оказывать первую помощь, как при переломах.Недопустимо пытаться вправить вывих! Такие попытки могут вызвать перелом и пов-

реждение сосудов и нервов.

ОжогиОблегчение приносит прохладная вода. Если обожженная кожа белая, достаточно по-

держать пораженное место в холодной воде до возвращения розового цвета 20-30 минут. Не вытирайте, а лишь слегка промокните мягкой тканью, чтобы убрать влагу и грязь. Наложите свободную повязку, сверху ее можно прикрыть пластиковым пакетом. Не вскрывайте пузы-ри. Не применяйте мази или другие медикаменты.

Потеря сознанияНе пытайтесь привести в сознание тряской и толчками! Осмотрите рот: не запал ли

язык, не блокированы ли пути едой или рвотой. Ротовую полость необходимо очистить. Не давать алкоголь и любых других жидкостей! Укрыть пострадавшего. Если есть подозрение на проблемы с сердцем, проверить дыхание и пульс.

ГипотермияТермином «гипотермия» называют угрожающее жизни состояние, развивающееся при

резком падении температуры тела при длительном пребывании на холоде. Считается, что в воде с температурой +25°С в сто раз легче получить гипотермию, чем на воздухе той же температуры.

Симптомы: неразборчивая речь, неуклюжесть, неконтролируемая дрожь. Надо снять мокрую одежду и вытереть пострадавшего. Уложите его в спальный мешок, заверните в оде-яло или укутайте иным доступным способом. Укройте от ветра и осадков. Найдите или сде-лайте укрытие-навес, если нужно. Разожгите костер. Если пострадавший в сознании, дайте ему теплого питья: сладкий чай, какао, чашку бульона и т. д. Подойдет и теплая вода, если ни-чего другого нет. Не давайте заснуть. Если необходимо, залезьте в спальник к пострадавшему. Могут помочь теплые камни, завернутые в ткань и размещенные у тела пострадавшего.

Алкоголь исключен! Он представляет тройную опасность, ибо расширяет кровенос-ные сосуды (при этом резко растут теплопотери), снимает мышечную дрожь (уменьшая выработку телом тепла) и способствует обезвоживанию организма.

ОбморожениеОбморожение − это попытка организма сохранить тепло полным отключением цир-

куляции крови. Часто обморожение наступает незаметно из-за потери чувствительности. I степень − самая легкая форма обморожения. Кожа при этом обычно становится нечувстви-тельной и белой. Щеки, кончик носа и уши, пальцы рук и ног подвергаются обморожению I степени чаще всего. Если после согревания чувствуется сильная боль и жжение, а через несколько дней после травмы облезает кожа и возникают волдыри, − это II степень поверх-ностного обморожения. Кожа замерзает неглубоко, восстанавливается без потерь. Но даже умеренно отмороженные ткани могут надолго стать очень чувствительными к холоду.

При начальных признаках обморожения требуется согреть побелевшие участки. Рекомендуется теплое сладкое питье. Не растирайте онемевшие участки снегом, спиртом, ибо при этом возможно усиление обморожения или повреждение кожи и попадание ин-фекции. Сильное обморожение требует профессионального медицинского внимания. Старайтесь предотвратить новое или более глубокое обморожение.

22�


22�


Тепловое истощениеСимптомы: холодная влажная кожа, слабость, тошнота, возможен бред. Тепловое исто-

щение обычно вызывают слишком большие усилия в жаркую погоду.Разместить пострадавшего в тени, уложив на спину и приподняв ему ноги. Укройте и

дайте горячих напитков. Если быстрое улучшение не наступило, необходима медицинская помощь.

Тепловой ударТепловой удар опасен возможностью остановки дыхания и угрозой инфаркта миокарда.Признаки теплового удара: высокая температура тела, иногда до +41°, покрасневшая и

сухая кожа, тошнота, слабость, бред. Пострадавший может впасть в бессознательное состо-яние и умереть без немедленного оказания помощи!

Положите пациента в тень на спину, расстегните тесную одежду и держите его не-подвижным. Щедро снабдите пострадавшего водой, приложите к коже мокрые прохлад-ные компрессы и обмахивайте его чем-нибудь, чтобы быстро снизить температуру тела. Можно полить тело, но не голову, прохладной водой. Внимательно наблюдайте за состоя-нием пострадавшего.

Необходима медицинская помощь.

Глазные проблемыИнородное тело в глазу.Попытайтесь осторожно снять инородное тело кончиком увлажненного носового плат-

ка. Попросите кого-нибудь помочь, если возможно. Маленькое тело на поверхности глаза может передвинуть моргание. Закапайте глазные капли сульфацил натрия из аптечки или промойте глаз чистой водой по направлению к носу. Не пытайтесь извлечь сильно застряв-ший в глазу объект.

Потеря очков, нерезкое зрение: проколите булавкой лист бумаги и держите ее близко к глазам. Это позволит читать карту (надеемся, Вы прочитали этот совет до того, как поте-ряли очки).

Пищевое отравлениеСимптомы: общее недомогание, резкая боль в животе, тошнота, рвота, понос (иногда со

слизью или с кровью). При сильном отравлении пульс слабый, появляются вялость, боли в мышцах рук и ног, в некоторых случаях возможны судороги и параличи.

Необходимо промыть желудок: выпить 5 − 6 стаканов теплого бледного раствора мар-ганцовки и вызвать рвоту. Повторить до пяти раз.

Если понос сильный, необходимо компенсировать потерю жидкости: медленно пейте воду или несладкий чай. Примите активированный уголь − поглотитель ядов.

Необходима немедленная помощь врача, если:• трудно глотать, говорить или дышать, что-то творится со зрением, мышечная слабость или паралич, особенно после того, как поели грибов или мясных консервов;• быстро поднимается температура;• неукротимая рвота;• сильнейшая диарея (понос), которая продолжается более двух суток;• постоянная боль в низу живота;• сильная жажда, сухость во рту, слабое выделение мочи;• понос с кровью.

Соблюдайте личную гигиену, не оставляйте готовую пищу при комнатной температуре более чем на 2 часа.

МозолиЧаще всего от потертостей и мозолей страдают ноги. Заклеивайте потертости кусочка-

ми рулонного лейкопластыря или скотча при первых признаках дискомфорта. Дома или в аварийном лагере лейкопластырь снимите и продезинфицируйте потертость. Мозоли обра-зуются очень быстро, лучше бороться с ними предупреждающими мерами.

При любой возможности снимайте обувь, проветривайте стопы и подсушивайте нос-ки. На привалах ополаскивайте ноги холодной водой, ходите босиком. Это поможет предуп-редить потертости.

Узелок на память

На это б выдумать орудие другое! −Ученый все свое несет. −

А это что такое!..Веревка!.. вервие простое!

И. И. Хемницер, «Метафизик»

«Узлы воплощают в себе сочетание здравого смысла, простоты и надежности», − написал знаток морских узлов Л. Н. Скрягин. Умение вязать узлы нередко может пригодиться в лесу. Вам может потребоваться закрепить оттяжки тента, надежно привязать к леске рыболовный крючок, сделать петлю на веревке, чтобы помочь выбраться провалившемуся под лед.

22�


22�


Мы советуем в свободное время поучиться вязать узлы: это умение дорогого стоит! Вам понадобится лишь немного терпения да пара метров веревки. Изучение узлов – от-личный способ сохранить хладнокровие и с пользой скоротать время в аварийном лагере, ожидая помощь.

Чтобы научиться вязать узел правильно, сначала поймите его схему и принцип. А когда Вы потренируетесь и научитесь быстро вязать узел по памяти, он станет верным и незаме-нимым помощником.

Ниже мы поместили схемы и краткое описание семи надежных и универсальных узлов. Мы сами вяжем их чаще всего. Обратите внимание: в основе рыбацкой восьмерки, фламанд-ского узла и фламандской петли лежит единый принцип. Это упростит их запоминание.

Простой штык. Это один из самых простых и надежных незатягивающихся узлов. Им временно крепят трос к предмету для сильной тяги. Простым штыком можно привязать к дереву моторку, закрепить оттяжку тента или палатки.

Прямой узел хорош для упаковки вещей. Но им нельзя связывать веревки, которые бу-дут подвержены тяге. Прямой узел «ползет» (самопроизвольно развязывается) и особенно опасен, когда намокает.

Калмыцкий узел − отличная незатягивающаяся петля. Чтобы его развязать, достаточно потянуть за свободный конец. Этим узлом часто пользуются оленеводы.

Один из древнейших морских узлов, применяемых для связывания толстых или тон-ких тросов − фламандский узел. Им можно надежно соединить веревки как одинакового, так и разного диаметра и качества. Этот узел очень прочен и не портит трос. Он не скользит и надежно держит на синтетической рыболовной леске. Фламандский узел, даже сильно за-тянутый, сравнительно легко развязать.

Фламандская петля − прочная и легко развязываемая незатягивающаяся петля. Его вя-жут на конце троса или веревки. Фламандская петля почти не ослабляет прочности троса.

Для прикрепления лески к крючку с ушком используется надежный узел рыбацкая восьмерка. Этот узел гарантирует, что крючок из Вашего НАЗа не отвяжется от лески (из НАЗа).

Беседочный узел, или булинь просто вяжется, никогда не развязывается и не скользит вдоль веревки. Булинь не портит трос. При необходимости его легко развязать. Соединение двух тросов любого диаметра петлями узлов булинь считается одним из самых надежных.

Место для заметок

Откуда мы пришли?Куда свой путь вершим?

В чем нашей жизни смысл?Омар Хайям

Заблудились? Ничего страшного (смотри Страх), это поучительный опыт. Ведь Вы, ухо-дя в лес, известили родственников или друзей о том, где собрались побродить и когда Вас ждать обратно? И Вы уже построили уютный шалаш и греетесь у дружелюбного костерка?

Вот такую передрягу аварийного автономного существования и называют выживани-ем. Пришло время осваивать это искусство и Вам, искусство познания мира в экстремаль-ных, предельных условиях. Что с того, что во многой мудрости многие печали. При опре-деленных усилиях это происшествие может ввести Вас в мир философии, которая суть лю-бовь к мудрости и одна из редких возможностей автономного творческого существования. Может быть уже сейчас, раздумывая над причинами своего неудачного ориентирования в лесу, Вы сможете ответить на тот вопрос, который задают себе честные люди на склоне лет: «А пришел ли я туда, куда шел?»

И вот только тогда можно будет разводить руками и вопрошать: «О Господи, куда же это меня занесло? Где же я оказался?»

230


231


Для записей Литература

Библиотека экстремальных ситуаций (справочно-методический сборник) 1-29, редактор и составитель Лучанский Г. Г. М.: ФГУНПП «Аэрогеология».

Брэгг П. Чудо голодания / Пер. с англ. С. Шенкмана, Б. Шенкмана. М.: Мол. гвардия, 1990. 267 с.

Бубнов В. Г., Бубнова Н. В. Основы медицинских знаний. Спаси и сохрани: Учеб. пособие для учащихся 9−11-х классов общеобр. учр. и препод.-орг. курса «ОБЖ». М.: АСТ-ЛТД, 1997. 400 с.

Веллер М. И. Все о жизни. СПб.: Издательский Дом «Нева», 1999. 752 с.Зекарди Дж. Энциклопедия экстренной медицинской помощи / Пер. с англ. Е. Муравьевой.

М.: КРОНПРЕСС, 1999. 544 с.Ильичев А. А. Популярная энциклопедия выживания. Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во,

1996. 400 с.Коструб А. А. Медицинский справочник туриста. М.: Профиздат, 1986. 256 с.Николаев Ю. С., Нилов Е. И., Черкасов В. Г. Голодание ради здоровья. М.: Сов. Россия,

1988. 240 с.Скрягин Л. Н. Морские узлы. М.: Транспорт, 1984. 128 с.Hip pocket emergency/survival handbook. Robert E. Brown. Washington, American Outdoor

Safety League, 1979. 45 p.SAS survival guide. John Wiseman. Glasgow: HarperCollins Publishers, 1993. 384 p.

P.S. «Ты еще здесь? В лес иди, в лес... Зачем за нами идешь?» (А. и Б. Стругацкие. «Улитка на склоне»)

1.

2.

3.

4.5.

6.

7.8.

9.10.

11.

Содержание

СЕВЕР .......................................................................................................3Заметки на стене снежной пещеры ......................................................................................................... 4Спроси, ему нравится Север? ................................................................................................................... 7Макушка Карелии ..................................................................................................................................... 10Еловый крючок ........................................................................................................................................... 13

РУССКИЙ ХАРАКТЕР .........................................................................1�Ностальгия .................................................................................................................................................. 16Русский характер ....................................................................................................................................... 22Усталый гость Рублевки ........................................................................................................................... 24Во хмелю что хошь намелю… ................................................................................................................. 26Бревно в стене ............................................................................................................................................ 31

ОСТРОВОК НАД ОНЕГО ...................................................................��Кижский лапотник .................................................................................................................................... 45Артелька из кольца, колдунское каменье, да дурачок ..................................................................... 51Островок над Онего .................................................................................................................................. 57Не болтай с туристами, Фил! .................................................................................................................. 58

МНЕ ЧАСТО СНИТСЯ КИТАЙ .........................................................�2В Поднебесную, на родину Лао Цзы и Конфуция............................................................................. 63Первые впечатления ................................................................................................................................. 64Любовь .......................................................................................................................................................... 65Диалоги о Чжунго ..................................................................................................................................... 69Я в Китае красавцем прослыл ................................................................................................................ 76

ЛЮБОВЬ ................................................................................................�0Русский рыцарь Блэйсдон ....................................................................................................................... 81Сваха ............................................................................................................................................................. 84Новогодняя сказка ..................................................................................................................................... 86Верный рыцарь ........................................................................................................................................... 90

ЗДРАВСТВУЙ, СЕРЕНЬКИЙ СОЛДАТИК .......................................��Солдат колониальной армии .................................................................................................................. 96Здравствуй, Серенький солдатик .......................................................................................................... 99

ДАЛЕКО И БЛИЗКО ..........................................................................13�Я в Африку лечу. Впервые… ................................................................................................................. 139Талассотерапия ......................................................................................................................................... 144Стрелочка компаса, или антропоцентризм ...................................................................................... 153Мои соседи, финны ................................................................................................................................. 157Новенький Шарм эль-Шейх и древний Синай ................................................................................ 160Бабушка, что Вы читаете? ...................................................................................................................... 171Четыре остановки на троллейбусе ...................................................................................................... 173

НЕ ПРОПАСТЬ В ТАЙГЕ И ТУНДРЕ .............................................1��Жуткий рассказ про паукообразную тварь ...................................................................................... 178В старину, когда не было спичек .......................................................................................................... 181Как не сгинуть в природе, или как странствовать по тайге и тундре ...................................... 185Для записей ............................................................................................................................................... 230Литература ................................................................................................................................................ 231

Сергей Михайлович ФиленкоРеспублика Карелия, город Петрозаводск, улица Пробная, д 17, кв. 4

Телефон +79214584355Электронная почта: [email protected]

Вдумчивый странник

Сборник рассказов

Отпечатано 09.09.2010 в некоммерческой типографии «Квартира 8» [email protected]

Тираж 20 экз.

Вдумчивый странникavtor.karelia.ru/elbibl/filenko/book_strannik.pdf ·...

Documents