focus#3 (17) 2010

информационно-рекламный журнал, №3 (17), 2010

2 ÁÓÄÜ Â ÔÎÊÓÑÅ • cåíòÿáðü • 2010

Дневник колумнистазолотое перо . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Когда мы счастливы, мы об этом не знаем

С. 42

CÎÄÅÐÆÀÍÈÅ

3ÁÓÄÜ Â ÔÎÊÓÑÅ • ñåíòÿáðü • 2010

Философия судьбыжизнь людей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Превратности мужского пути С. 68

Что мешает гармо-ничному браку?тенденции . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Неравные партнеры. В чем подвох? С. 64

Неживые, одухотворенныемысли . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Любовь в порядке у вещей С. 80

О Любви к Себедамские штучки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Забавные аналогии из мира красоты С. 24

Дракон еда . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . О традициях китайской кухни в Челябинске С. 36

Воспитать изобретателя. Как?дети . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Три способа развить нестандартность мышления С. 28

Перышко мысли . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Борьба и покой: возможна ли гармония? С. 54

Как я провел летоеда . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Делаем из бутербродов кулинарное чудо С. 32

Рисунки архитектораарт-проект . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Шедевры Николая Семейкина С. 56

CÎÄÅÐÆÀÍÈÅ

4

Фокус

ÐÀÑØÈÔÐÎÂÊÀ

ÁÓÄÜ Â ÔÎÊÓÑÅ • cåíòÿáðü • 2010

Есть милая странамой дом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Будущее русской усадьбы

С. 82

Music is my religion мысли . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Держи свою музыку при себе? С. 106

Любовь К. кино . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Кино без любви не бывает С. 122

Адриатика. Никуда не спешимпутешествие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Семь дней, четверо друзей и одна яхта С. 108

Другой университет мысли . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Новые форматы самообразования С. 128

Распрыгалсяфизкультура и спорт . . . . . . . . . . . . . . . . . Воздушная стихия Владимира Ланде С. 88


CÎÄÅÐÆÀÍÈÅ

Зови меня, любовь…первые люди Европы и мира . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Александр Журбин о музыке, тусовке и любви

С. 94


Журнал зарегистрирован в Управлении Федеральной службы по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Свидетельство ПИ № ТУ-00383 от 05.05.2010 г.

Номер подписан в печать 31.08.2010 г.Заказ № 1505. Тираж 7500 экз.Цена свободная.

Отпечатано в типографии ЗАО «Автограф»Директор И.Р. Духовный454091, Челябинск, ул. Постышева, 2

ТРЦ «Фокус», сеть гипермаркетов «Теорема», авиарейсы — VIP- и бизнес-салоны.

Банки: филиалы «Альфа-банка»; «АК-БАРС», «Монетный двор», «Сбербанк», «Райффайзенбанк», «Связь-банк», «Сне-жинский», «Уралпромбанк»

Автосалоны: «Автоальянс», «Автомир», «Аспект», ART-Mobile, «Галактика» (автомойка), «Бовид», ТД «Джемир», «Леонар Авто», «М-Сервис», Мотосалон «Кавасаки», «Маленькая Япония», «Оме-га», «Планета Авто», «Сатурн», «Триада-Авто», ТТМ, «УЗ-ДЭУ», «УралАвтоХаус», «УралАвтоСтекло», «УралАвтоСаунд», «Формула-1», «Цефей», Mobile -center, «Япония-Авто», KIA, Mazda, Mitsubishu Motors, Nissan, Subaru, Citroen, Volvo, Toyota центр.

Турфирмы: «Авентура», «Артемий-тур», «Витрина мира», «Вест Трэвэл», «Вокруг света», «Гринекс», «Дукат-Трэвел», «ДАН», «Капитал-тур», «Капи-тан Немо», «Лягушка путешественница», «МБТ-сервис», «Роза мира+», «Пегас-тур», «Сусанин», «Спутник», «TEZ-тур», «Тур-сервис».

Оздоровительные центры: «Авокадо», «Адмирал», «Аква-стиль», «Акватория», «Алмаз», «Атлантида», «Апельсин», «Восход», «Водный рай», «Дарис», «Дельфин», «Наутилус», фитнес-центр «Планета Ариант», «Регинас», «Фисс», «Фитнесс-леди», «Эдем», Shocolad, Shiro, PM gym, IM style, Habibi, Golden Fish, Green club, Manhattan, Neo-gym, Fit-zone, Fitness fanny.

Гостиницы: ГК «Березка», «Виктория», «Визит», ГК «Лесопарковый», «Мериди-ан», «Сфера», «Южный Урал», «Барские задворки», «Царский двор», Holiday inn.

Медицинские центры и стоматоло-гии: «АРТ-оптика», «Ази-дент», «Аист», «Альтернатива», «Академия здоровья», «Белтон», «Белый Кит», «Веладент», «Висви», «Вита-Стом», «Визит к сто-матологу», «Вита-Смайл», «Гименей», «Голливудская улыбка», «Гастроэнтероло-гический центр им. Уфимцевой», «ДНК», «Дантист», «Дентал-люкс», «Добрый доктор», «Доверенный Доктор», «Диа-гноз», «Ирис», «Жемчужина», «Живите без боли», «Профессорская клиника доктора Пухова», «Евро-дент», «Лотос», «Лазерная хирургия», «Лучшая оптика», «Ты и я», «Талисман», «Китеж», «Клео-патра», «Клиника репродуктивной меде-цины», «Медея», «Медикус», «Медин-вест», «Молдингмаск», «ОН-Клиник», «Оптифарм-Ф», «Призма», «Панацея», «Парадиз», «Парацельс», «ПРОзрение», «Росточек», «Репродуктивное здоро-вье+», «Сакура», «Стенс», «Стомадент», «Стоматологическая практика», «Стома-тология XXI века», «Тибет», «Центр меди-

цины сна», «Эстетик», Art-mediсa, Familia, Linlane, Prime Dent, GERnetic ЦЕНТР.

Фирменные салоны-магазины: «Ада-мас», «Адреналин», «Азбука комфор-та», «Банзай», «Белая орхидея», «Буду мамой», «Все для банки», «Гостинный двор», «Георг», «Дионис», «Дом парке-та и дверей», «Дятьково», «Дива-Эль», «Жемчуг», «Енисей», «Имидж Дион», «Ипомея», «Леди», «Каспер», «Королев-ский размер», «Космо золото», «Комод», «Покровский пассаж», «Легенда Англии», «Миасс-мебель», «МАХАОН», «Мод-ный животик», «Нефертити», «Паркет и пробка», «Позитроника», «Пять конти-нентов», «Свадебный мир», «Смоленские бриллианты», «Союз мебель», «Шатура», «Уютный модуль», «Ювента», Alex Zander, Bell, Capitol, Conte, Ives Delorme, Deha, Discount XXI век, Garderob, Indigo, Vita Ponti, Fierra, Kerama Marazzi, Kusenkoff, Lorena, La novia, Mondial, Tom Tailor, To be bright, Turri, Collection, NEO- Exclusive, Polepozition, PIONEER, Puma, UNO.

Салоны красоты: «Ароматика», «Аист», «Афродита», «Ашер», «Боге-ма», «Бамбуча», «Блюз», «Баттерф-ляй», «Вальтера», «Вертикаль-family», «Влада», «Винтаж», «Вселенная красо-ты», «Грация-Поиск», «Жаннет», «Коко-нат», «Кокос», «Комильфо», «Клеопа-тра», «Красотка», «Наслаждайся», «Пер-сона», «Премьера», «Пять миров», «Свет-лана», «Салон красоты Татьяны Меньши-ковой», «Солнечный ветер», «Смайл», «Студия загара», «Ты и я», «Ульяна», «Формула стиля», «Флер Люкс», «Эле-гия», «Элит - Стиль» «Эдельвейс», Bali, Belissima, Del’oro, Effetti, Schwarzkopf.Ru, Ly-Lu, Ultra, mery bell, La tour, Monplaisir, Mona Lisa, Savanna, Premium, Revital , Sity Style, Wella -Стиль, Maxaon.

Развлекательные центры: Abyss, «Ма-лахит», «Золотой кий», Baden-baden.

Рестораны: «Арго», «Асаби», «Аэлита», «Винтаж», «Дежа Вю», «Дракон», «Де-камерон», «Десертная Вишня», «Ермак», «Император», «Золотая подкова», «Зо-лотой теленок», «Одиссей», «Опушка», «Пантагрюэль», ««Парк», «Пивоварня Спиридонова», «Севан», «Сицилия», «Ста-рая Италия», «Титаник 2000», «Кавказ-ская кухня», «Карлов мост, «Кекс», «Луси», «Мистер Икс», «Грильяж», «Гинацвале», «Главпивтрест», «Уральские пельмени», Dors, Badgastein, Basilio, Bartobaco, Vanile, Voice, Pit-stop, Jackson’s, ITSU, LEON, Novo Cafe, Only, Soho bar, Fox and Goose.

Офисные здания: пр. Ленина, 21/Б, Энергоинвест, Офисный центр «Мизар», «Маркштадт», «Куб», «Космос», БД «Славянский», БД «Петровский».

Языковой центр: «Yes».

Аэропорт Баландино: VIP-зал.

РАСПРОСТРАНЕНИЕ

Информационно-рекламное издание«БУДЬ В ФОКУСЕ» Издается с июля 2006 г.

№ 3 (17), 2010 г.

Учредитель: ООО «Адреналин»Директор И.П. Ухалова454014, г. Челябинск, ул. Молодогвардейцев, [email protected]

Издатель: ООО «Диалог-холдинг»Директор Ю.П. Шевелев454080, г. Челябинск, ул. К.Либкнехта, 36а[email protected]

РЕДАКЦИЯ:

Юрий Шевелев, главный редактор

Роман Ковалевский, зам. главного редактора

Екатерина Конакова, редактор

Оксана Луканенкова,

арт-директор

Алексей Луканенков,

дизайн, верстка

Александр Соколов, фотограф

Светлана Досманова,стилист

НАД НОМЕРОМ РАБОТАЛИ:

Авторы: Наталья Данилина,

Светлана Досманова, Юрий

Зацепилин, Екатерина Конакова,

Константин Рубинский, Лев

Степанов, Ольга Хрустинская,

Михаил Шевелев, Леонид Юлдашев

Фотографы: Александр Соколов,

Игорь Ашмарин

Иллюстратор: Алексей Луканенков

Корректор: Александра

Могильникова

Цветокоррекция: Надежда

Савельева, Владимир Марков

НАД РЕКЛАМНЫМИМАТЕРИАЛАМИРАБОТАЛИ:

Юрий Ердуков,

медиа-директор ТРЦ «Фокус»

Роман Ковалевский, директор

по маркетингу ТРЦ «Фокус»

Евгений Свиридов, арт-директор ТРЦ «Фокус»

Дизайнеры: Евгений Свиридов,

Алексей Луканенков, Мария Савич

Менеджеры: Кирилл Тебелев,

Ольга Белоусова

Менеджер по рекламе и меро-приятиям: Ирина Новгородцева

Над обложкой работали:

Идея, стиль: Светлана ДосмановаФотограф: Александр СоколовАссистент фотографа: Сергей ЕкименкоПрепресс: Владимир МарковМодели: Борис и Татьяна Власовы

Перепечатка текстов, фотографий и иллюстраций допускается только с письменного разрешения редакции.

Рекламируемые товары подлежат сертификации, услуги — лицензированию.

Цены действительны на момент подписания номера в печать.

Ответственность за достоверность рекламных материалов несет рекламодатель.

© ООО «Диалог-холдинг», 2010 г.

ÂÛÕÎÄÍÛÅ ÄÀÍÍÛÅ


ÌÛÑËÈ

Весь этот номер – мое признание в любви женщине. Восхитительной. Желанной. Долгожданной. И сама тема номера – «Любовь» – родилась в тот миг, когда я даже не увидел, а в ответ на мой звонок услышал ее голос: «Я рада вам…» Кто в нынешние времена заведомо рад незнакомому человеку?

Вскоре случилась первая встреча… Я едва удержал в руках чашку кофе…

Честно говоря, я никогда не поль-зовался особенным успехом у жен-щин. Правда, обе мои жены были точеные красавицы. Но… Как бы я не преклонялся перед Достоев-ским, а не могу принять его зна-менитый догмат «Красота спа-сет мир». Одной красоты для всей жизни мало. Да и в его великих ро-манах красота не спасла ни одно-го героя. Она больше пробуждала беснующиеся страсти и беды. Но не благодатную любовь. Именно такую, которая спасла другого мо-его идола – Бориса Пастернака, в 56 лет встретившего Ольгу Ивин-скую. Она вызвала колоссальный, мистический взлет всей его живот-ворящей мужской силы. На этом, таком счастливо затяжном подъе-ме его судьбы был создан нетлен-ный роман о докторе Живаго. Вся оставшаяся жизнь Классика оза-рилась благодатным чувством по-следней любви. И даже в тот мо-мент, когда пришел его черед уйти в вечность, он прошептал с послед-ним выдохом: «Я рад…»

На фото: промоплакат к фильму Доктор Живаго,

(США, Италия, 1965 г.)

В теплую июньскую пятницу, на ритуальном «коллоквиуме» в Та-расовке, мы сидели на веранде бани вместе с двумя любезными моему сердцу старшими товари-щами. Ближе к ночи, допив тре-тью бутылку «Chateau», вызва-ли для меня такси и вышли на Пе-репелиную улочку попрощаться. Было совсем темно, звезды стоя-ли высоко-высоко, неподалеку ше-лестела молодыми листьями бере-зовая роща (она еще не знала, ка-ким жарким будет лето), все во-круг затихало, и нам, таким раз-ным, так хорошо было вместе. Я не сдержался, открыл свое новое чув-ство... Хозяин дома затянулся си-гаретой, глубоко-глубоко заду-мался, разглядывая, как к заднему бамперу его новенького «Jaguar» почти прижалась моя видавшая

виды «семерка», остаю щаяся на ночлег под забором с кованой ре-шеткой и неизменно вызывающая откровенное недо умение у абори-генов челябинской Рублевки.

Наконец он прямо спросил: «А что ты можешь дать этой женщине?»«И действительно – что?» – поду-мал я.

Разве что руку и сердце… И всю оставшуюся жизнь… А, может, этого достаточно? Может, ничего другого и не надо любимой женщине?

Впрочем, этого я еще не знаю…

Юрий Шевелев

8

Фокус


ÁÈÇÍÅÑ

И это — уже более высокое по уровню осознанное потребление. Оно касается выбора определенного формата рестора-нов, клубов, отелей, одежных и автобрен-дов, даже направлений ежевечернего те-лодвижения.

Казалось бы, осознанные потребители по определению не могут где-то массово собираться в силу своей принципиальной исключительной штуч-ности. Но приманка есть для каждого зверя. Даже ма-терого. И те охотники, кто чувствуют их потребности максимально точно, попадают в точку. Форматы тако-го бизнеса избираются людьми осознанными как свое, близкое. И наносятся ими на свою личную карту го-рода, где каждодневный привычный обеденный стол и пищевые привычки — лучший маркер особого уровня.

Таким, максимально близким по вкусу, стилю и фи-лософии, для тех, кто делает осознанно любой вы-бор — даже кусочка хлеба или стакана сока — стал в нашем городе магазин «Теорема». Казалось бы, не са-мый большой, не самый центровой и не самый разви-тый по попутным досуговым сервисам гипермаркет. Но. Его отличие от типовых магазинов, созданных по сетевой модели, заметно и ощутимо сразу, с первых по нему шагов. Потому здесь и покупатель особенный, прошедший длительную эволюцию от «первобытно-го» экономного потребителя продукции ларьков, га-

Человек, взбежав по иерархической лесенке Маслоу, насытив первичные физиологические запросы, оформившись как личность и даже достигнув высших свобод, приходит ко второму кругу прохождения тех же ступенек, но уже — к более качественному реформаторскому. И, прежде всего, эволюционное реформирование касается еды и выбора продуктов первой необходимости.

строномов и рядовых супермаркетов к по-треблению исключительно цивилизован-ному во всех смыслах от определения ка-тегории «свежесть» — до концепции кли-нинга. Но дело даже не во внешнем отли-чии и не в принципиально ином избира-

тельном подходе к линейке ассортиментного ряда, а в тонком ощущении пространства, в духе места, за кото-рым сюда и приходят.

Что же отличает это пространство от обычных торго-вых пищевых рядов?

РИТМ

В «Теореме» особенно характерная ритмика — не-спешная и вальяжная. Если в обычном супермаркете спешно и шустро «затариваются», здесь — умиротво-ренно фланируют, как на Променад д'Англэ в Ницце.

ПОЗИТИВ

Эти два формата отличаются ровно столько, сколько могут отличаться два места, где в одном еда — будни, а в другом еда — праздник. Когда дегустация свежих,

Ольга Хрустинская


невиданных продуктов со всего света превращается в новое знакомство, в нечто будоражащее и непремен-но удивляющее. «Теорема» открывает новый вид удо-вольствия — трепет гурмана, исследователя, первоот-крывателя. А обычный завтрак/обед/ужин становит-ся настоящим ритуалом дегустации, высокой трапезы. То есть не проходной темой, как обычно, иногда даже не замечаемой за открытой книжкой или включенным TV, а поименованным особенным действом. Да и сам выбор «пищевых игрушек» в «Теореме», что заметно по лицам ее посетителей, становится занимательной игрой — семейной, романтичной, сближающей, раду-ющей и увлекательной.

КЛУБНОСТЬ

Кроме очевидного общего, объединяющего фактора по уровню дохода, те, кто здесь собираются, являются еще и представителями узких интересов в еде. И эти пристрастия продуманы и заботливо просчитаны во всех нюансах. Любители суши, поклонники элитно-го вина, эстеты-цветоводы, вегетарианцы, обожатели эко-пищи находят здесь массу узнаваемых культовых в своей среде фишечек, часто ручной сборки со знани-ем всех нюансов технологий, или привезенных со всех уголков мира, специально для них. Так «Теорема», ка-саясь преимущественно пищевых и околопищевых

товаров и продуктов, все же отражает более широкие ценностные сферы, определенный настрой, филосо-фию, подход к жизни, — Modus vivendi ее посетителей.

ЧУВСТВЕННОСТЬ

Политика непритязательных супермаркетов строит-ся исходя из проектно-типовых законов логики и рас-чета. В «Теореме» холодная математика маркетинга слегка вторична. С точки зрения доходности, станов-ление этого магазина вообще алогично, оно шло ско-рее по интуитивному вектору, прочерченному куда-то в мечтательную неизвестность носителем идеи, созда-телем этой «Империи исключительных продуктов».


Фокус

ÁÈÇÍÅÑ

Это сработало. Чувственная подоплека и сегодня ца-рит здесь кругом — все можно попробовать, понюхать, потрогать и, наконец, выбрать под себя — так реализу-ется свобода выбирать. И это уже не пища для выжи-вания по Маслоу, а свобода в некой эстетизации буд-ней, даже в еде. И до этой свободы сначала растут, ее формируют, а после — такое художественное отноше-ние к пище меняет личность и самих потребителей. «Высокая» еда расширяет сознание, открывая новые ощущения иного качества жизни. Например, стано-вишься человеком мира в гастрономическом смысле — ощущаешь причастность к деликатесной волне раз-ных стран, как француз балуя себя круассанами, как итальянец — разнообразием равиоли, как немец — ду-шистыми колбасками с мангала, как японец — отбор-ным рисом 20 сортов и т.д., и т.п. И, после, попробо-вав их на исконной земле, уже ощущаешь себя там как дома.

ПРОСВЕЩЕНИЕ

В типичном супермаркете идет приобретение знако-мого, привычного, обыденного, можно сказать, нари-цательного, что вписывается в жизненно важные, ба-зовые понятия: хлеб, молоко, колбаса, и ассортимент почти равен этим продуктовым категориям. Здесь ца-рит догмат Имен и продуктов-Индивидуальностей. И,

узнавая их, человек проходит курс экстренного обра-зования через погружение в сферу гастрономии, со-временных технологий и новейшей пищевой моды. Здесь еду не просто выкладывают, ее Подают, обрам-ляя каждую как редкий самоцвет. Ее уважают, с ней здесь «на Вы», она не поточная, она здесь штучная. «Теорема» — целый «Университет новейшей еды», каждый отдел — еще один факультет, а каждая пол-ка — кафедра мира продуктов. И у любого факультета университета есть своя лаборатория, исследователь-ская площадка — гриль, пекарня, шоколадница, где сплошь — авторские методики, эксклюзивные рецеп-туры и свежайшие создания из новейших и отборней-ших составов.

«Теорема» в своем гастрономическом новаторстве дает посетителю полную палитру вкусовых ощуще-ний, а он может смешивать их в приятном для себя составе, дозировать и варьировать снова и снова. И ты вдруг начинаешь нуждаться в вещах, о которых еще год назад и не слышал. Границы расширяются. Поли-тика бесконечного обновления ассортимента разви-вает вкусовой интеллект и приучает к эксперименту, как в еде, так и в жизни. И они растут вместе. Теорема доказана.

Бандана

1.600.-

Очки

2.650.-

Шляпа

1.550.-

Перчатки и повязка

1.500.-

Шарф

450.-

Шарф

450.-

Шляпа

500.-

Ремни

200.-

ул. Молдавская, 16, 1-й этажвход со стороны Комсомольского

проспекта, 1-й сектор налево

ул.Молдавская, 16, 2-й этаж,

телефон: (351) 223-83-23

Палантин

600.-

Мод

ель:

Кон

стан

тин

Веле

нтин

ов, м

одел

ьное

аге

нтст

во «

Mod

els»

. Сти

лист

, виз

ажис

т: С

ветл

ана

Дос

мано

ва. Ф

отог

раф

: Але

ксан

др С

окол

ов.

Асс

исте

нт ф

отог

раф

а: С

ерге

й Ек

имен

ко. П

репр

есс:

Вла

дими

р М

арко

в.М

одел

ь: К

сени

я П

адер

ина,

мод

ельн

ое а

гент

ство

«M

odel

s». С

тили

ст, в

изаж

ист:

Све

тлан

а Д

осма

нова

. Пар

икма

хер:

Лю

дмил

а Ш

евц.

Ф

отог

раф

: Але

ксан

др С

окол

ов. А

ссис

тент

фот

огра

фа:

Сер

гей

Еким

енко

. Пре

прес

с: В

лади

мир

Мар

ков.

Сумка

1.745.-1.745.-1.745.-1.745.-1.745.-1.745.-

Юбка

1.552.-1.552.-1.552.-1.552.-1.552.-1.552.-

Юбка

1.552.-1.552.-1.552.-1.552.-1.552.-1.552.-

Сапоги

1.116.-1.116.-1.116.-1.116.-1.116.-1.116.-

Зонт

590.-590.-590.-590.-590.-590.-

Футболка

790.-790.-790.-790.-790.-790.-

Сумка

1.374.-1.374.-1.374.-1.374.-1.374.-1.374.-

Шарф

345.-345.-345.-345.-345.-345.-

Платье

2.636.-2.636.-2.636.-2.636.-2.636.-2.636.-

Блузка

860.-860.-860.-860.-860.-860.-

ул. Молдавская, 16,1-й этаж

1.190.-1.190.-1.190.-1.190.-1.190.-1.190.-

Зонт

1.930.-1.930.-1.930.-1.930.-1.930.-1.930.-

Кардиган

534.-534.-534.-534.-534.-534.-

Галстук

1.395.-1.395.-1.395.-1.395.-1.395.-1.395.-

Сумка

îò 240.-îò 240.-îò 240.-îò 240.-îò 240.-îò 240.-

Браслеты

135.-135.-135.-135.-135.-135.-

Шарф

1.295.-1.295.-1.295.-1.295.-1.295.-1.295.-

Кеды

345.-345.-345.-345.-345.-345.-

Шарф

Мод

ель:

Евг

ения

Поп

ова,

мод

ельн

ое а

гент

ство

«M

odel

s». С

тили

ст, в

изаж

ист:

Све

тлан

а Д

осма

нова

. Пар

икма

хер:

Нат

алья

Зем

зюли

на.

Фот

огра

ф: А

лекс

андр

Сок

олов

. Асс

исте

нт ф

отог

раф

а: С

ерге

й Ек

имен

ко. П

репр

есс:

Вла

дими

р М

арко

в.М

одел

ь: В

алер

ия Ю

дина

, мод

ельн

ое а

гент

ство

«Эк

склю

зив»

. Сти

лист

, виз

ажис

т: С

ветл

ана

Дос

мано

ва. П

арик

махе

р: Л

юдм

ила

Шев

ц.

Фот

огра

ф: А

лекс

андр

Сок

олов

. Асс

исте

нт ф

отог

раф

а: С

ерге

й Ек

имен

ко. П

репр

есс:

Вла

дими

р М

арко

в.

цены действительны на сроки проведения акции с 24.08.2010 по 11.10.2010 г.

1.860.-1.860.-1.860.-1.860.-1.860.-1.860.-

Брюки

1.200.-1.200.-1.200.-1.200.-1.200.-1.200.-

Водолазка

ул. Молдавская, 16сектор 25 (возле Мегамарта),

тел 8 351 904 00 54

14

Текст: Михаил Шевелев

Ресторан «Дракон» — один из ста-рейших ресторанов китайской кух-ни столицы Южного Урала. Уже

больше семи лет челябинцы могут на-сладиться здесь вкуснейшими и неверо-ятно питательными блюдами, приготов-ленными с соблюдением всех традиций

и тонкостей кулинарного мастерства. В меню, которое охватывает три кухни — нашлось место для всего спектра азиат-ского питания — тут и специфика корей-ской пищи, и особенность японского пи-тания, и, безусловно, уходящие в I век до нашей эры устои китайской трапезы.

15

Меню ресторана «Дракон» — настоящее открове-ние для любого взыскательного гурмана. Обшир-ный список блюд регулярно обновляется, благода-ря стремлению поваров предоставить еще не изве-данные, не «приевшиеся» яства или техники приго-товления.

Разнообразие меню ресторана «Дракон» подогрева-ется вводом как новых отдельных блюд, так и соз-данием целых новых «разделов». Недавно повара предложили попробовать так называемые «китай-ские шашлычки». Прочь неудобные железные шам-пура — в Китае шашлыки подаются на самой насто-ящей бамбуковой палочке! Ингредиенты могут быть использованы самые различные — это и куриные сердечки, и печень, и отбивная баранина, говядина или свинина. Среди популярных «разделов» ресто-рана также можно выделить «китайский самовар», блюда на листе железа и особое, китайское, фондю.

Как один полководец без армии не выиграет войны, так и один шеф-повар без поддержки не сможет удо-влетворить гастрономические запросы посетителей ресторана. В «Драконе» фирменные блюда от шеф-повара Лю Дженды и его профессиональной коман-ды — настоящие произведения кулинарного искус-ства. Лицом ресторана по праву являются три блю-да: суп из акульих плавников, королевские креветки и утка по-пекински. Нельзя не отметить, что ресто-ран «Дракон» — единственное заведение Челябин-ска, где можно попробовать утку, приготовленную по всем традициям и с соблюдением всех норм, бе-рущих свое начало еще с правления династии Мин.

Иллюстраторы: Фотограф: Александр Соколов

Ассистент фотографа: Сергей Екименко

Китайские кулинары считают лучшими по своим вкусовым качествам огурцы тонкие и гладкие. Огурцы нужно нарезать на 3-5 частей, в зави-симости от длины. Семечки вынимаются, сама мякоть и кожица остает-ся. Затем заранее приготовленный фарш вкладывается в образовавшее-ся пространство. Нафаршированные огурцы отправляются в паровую ка-стрюлю примерно на 15-20 минут. Нефритовые рулетики подаются на та-релке и поливаются прозрачным соусом по вкусу.

Особо заметным проявлением китай-ского характера является доброжела-тельность и гостеприимство. Китайцы с давних времен при встрече не спра-шивают «Как дела?» или «Как живете?». Здороваясь на улице, они задают друг другу вопрос «Ни цзинтянь чифаньлэ ма?», что в дословном переводе означа-ет «Хорошо ли Вы сегодня покушали?»

Ингредиенты:Длинные гладкие огурцы — 2 штуки.Мясной фарш (свинина/говядина).Овощи (для украшения). Соус (по вкусу).

Старинная китайская пословица гласит: «Зо-лото имеет цену, нефрит же бесценен». Шеф-повар ресторана «Дракон» все же решил от-крыть рецепт одного вкусного и довольно простого в приготовлении блюда — «Нефри-товых рулетиков».

16

И сейчас ресторан «Дра-кон» предоставляет всем желающим специальную акцию: придя в ресторан, вам достаточно сказать фразу «Хорошо ли вы се-годня покушали?» офици-анту, чтобы получить скид-ку в 400 рублей.

В продолжение традиций до-брожелательности и заботы о клиентах ресторан «Дракон» открыл собственную служ-бу доставки. Теперь можно и дома пробовать как тради-ционные суши, так и более изы сканные блюда от пова-ров ресторана.


Челябинск

ÇÎËÎÒÎÅ ÏÅÐÎ

Поэт, драматург, педагог, член Союза писателей России, лауреат национальной театральной премии «Золотая Маска» (2006, 2008)

Челябинск


Константин Рубинскийфото: Александр Соколов


Автобус полон донельзя, час пик, конец рабочего дня, народ набился, как в шпротницу, все мрачные, ибо трезвые — не-деля в разгаре. Зато водитель с чувством юмора — включил музыку в салонную ко-лоночку, которая над сидением кондукто-ра, а в колоночке битлы поют: «Всe, что тебе нужно — любовь».

Кондукторши на месте нема, ходит по сало-ну, разрывая плотные ряды пассажиров, са-монаводящаяся торпеда лет сорока, плот-ная, мрачная — сил нет смотреть ей в гла-за, сколько империй там рухнуло, сколько артефактов погребено, сколько крови вы-пито и добродетелей повержено. Есть такие женщины, особо воплощающие собой не-выносимую трудность бытия. И я, не гля-дя на нее, протягиваю ей восемь рублей, ко-нечно, чистыми, а то у нее сразу включится сигнализация: я-деньги-не-рожаю-где-тебе-сдачу-возьму-специально-крупную-заготовят-и-ездют-тут.

Обилечивает и отходит — молча и недоволь-но, все в жизни не сложилось, в личной осо-бенно, да и тело от жары потеет, — и ждет, родная, к кому за это прицепиться, на ком отыграться. И цепляется: кто-то дал не без сдачи, кто-то пройти по салону ей не дает, кто-то в толкучке никак не может день-ги достать, кто-то на свою голову попросил остановку за бесплатно, бедолага, не понял, с кем связался. Это вам не интеллигентная Дюймовочка с тремя высшими образовани-ями, пришедшая в кондукторы из расфор-мированной библиотеки — это Брюнхильда из древнеевропейского эпоса, великанша-богатырша, которая на скаку поимеет не только коня, но и «Камаз» с прицепом. И го-лос ее — песнь сирены. Пожарной. И телеса ее — куда там Арнольдику с Сильвестром. И решимость на челе написана страшная. Кто не по ней — порвет и схавает.

Весь автобусный салон эту тетку, конечно, не очень любит. Но парировать и отвечать на ее хамство не хочет — ибо, как уже было сказано: среда, конец рабочего дня, устали, трезвые. Но тут в салоне раздается еще одна музыка, и все поворачивают друг к другу головы: у кого взыграл мобильный друг? Оказывается, взы-грал у Брюнхильды. Я не знаю, можно ли кон-

дуктору во время работы говорить по сотово-му телефону. Но она берет трубку и начина-ет разговор. И в процессе разговора голос ее вдруг меняется на нежно-девичий. Пассажи-ры вытягивают шеи — что за чудеса, в кого там обращается эта дракониха, не в Василису ли? И наблюдают, дейс твительно, диво див-ное: лицо Брюнхильды разглаживает ся, мор-щины пропадают, она молодеет на глазах, и улыбка появляется на челе.

— Да... Витя? Так ты в Челябинске, Витя? Ты заедешь? Неужели заедешь? И у меня... Что? Переночуешь?! И завтра? Ага... Ну, давай... Давай: (с придыханием) жду... Во сколько? Ага. Чего принести, чего принести! Себя принеси, ладно? Ага! Ага! Жду! Ну... Пока...

Витя отсоединяется. Автобус взирает на кондукторшу. Что с ней? Она раскрасне-лась. Она легка, как пушинка. Она сейчас взлетит под крышу салона, вылетит в приот-крытый люк, понесется над суетой Челябы. Ее глаза сверкают. Она смотрит по сторонам с неземным восторгом, будто только что ро-дилась на свет, и он ей пригрезился Эдемом.

— Уважаемые пассажиры, — говорит она, вне себя от счастья. — Передаем за проезд. Спасибо. Спасибо. Спасибо. А у вас, моло-дой человек? Спасибо!!! Следующая оста-новка — Алое Поле! Готовьтесь, пожалуйста, заранее.

И медленно, нежно, осторожно идет по сало-ну, пытаясь никому не наступать на ноги. О, она готовится заранее. Уж она-то готовит-ся, только дождаться самого вечера!.. Судь-ба сложилась. Она излучает счастье тем же мощным потоком, которым до этого выпира-ли ненависть и недовольство.

Сердце, как хорошо на свете жить.

Я смотрю на ее преображение и думаю: как мало нам надо. Как мало, черт возьми, надо всем нам. Почему же этого мало так мало?! Почему мы эту малость так не умеем? И кто нас научит? Ведь такая простая наука...

А в динамике над сиденьем кондуктора ли-верпульцы весело и безбашенно продолжа-ют твердить: «Тебе нужна лишь любовь, тебе нужна лишь любовь; любовь — это все, что нужно тебе».

К

М


оя ученица в 31-ом лицее написала хокку — японское трехстишие.

Утром в комнате темнойОткрываю шторы —Жизнь пришла.

Проснулся утром — за окном бело. Подхожу и открываю занавески. Откупориваю фор-точку. Сыро, свежо, холодно, хорошо.

Чувствуешь, как меняется жизнь, когда вы-падает первый дождь или первый снег — вес-ной и осенью. В такие моменты понимаешь, что мир в очередной раз неуловимо перерож-

огда мы счастливы, мы об этом не знаем.

Кто это — кажется, Чехов? — отвечал на во-прос «Когда вы были счастливы?» так: «Сей-час мне ясно, что я был счастлив в те мину-ты, когда чувствовал себя наиболее несчаст-ным». То есть, в настоящем мы редко ощуща-ем себя счастливыми. А потом смотрим с рас-стояния прожитых лет и думаем: какое же это было счастье! Почему мы тогда этого не ощу-щали? Почему мы фыркали и кривились?

Самый счастливый момент в моей жизни был, когда мне стукнуло двенадцать. Конеч-но же, я этого тогда не знал и не понимал. А вот сегодня лег первый снег на желтые ли-стья, и мне что-то бумкнуло в грудь.

Она приехала в Челябинск из Москвы. На пять дней. Она была старше меня на год. Она была юной, но очень талантливой пианист-кой. Я влюбился сразу, как она села за ро-яль. Наверное, сначала больше в музыку, чем в нее. Потом сам ее облик стал у меня связы-ваться с музыкой. Когда она появлялась, улы-балась, начинала говорить со мной — у меня внутри пел рояль и гремел оркестр. Оглушен-ный этим, я стоял, раскрыв рот, как дурак. Я

дается, переходя тонкую, но ощутимую грань времени. Первая прозелень на весенних вет-ках не дает такого ощущения. И Новый год не дает такого ощущения. Даже первый упав-ший желтый лист — нет. А внезапность пер-вых дождя и снега — да.

Кто это делает? За что этот Некто так нас любит?

Только дождь и снег связывают нас с небом по-настоящему. Они идут в одном направле-нии: от облаков к нам навстречу. Ветер дует вдоль земли; пар и туман поднимаются от земли; радуга на секунду плавно окунается в небесную синь и потом так же плавно опу-скается назад. Но лишь снег и дождь, нисхо-дя сверху, всегда на землю, всегда навстречу ей, по-настоящему очищают нас.

не слышал, что она говорила, отвечал невпо-пад. Я ощущал только музыку и видел перед собой ее лицо — нежное, лукавое, смеющееся.

Мы общались урывками. Она не влюбилась в меня — с чего? Я ей просто стал симпати-чен. Она имела неосторожность мне это ска-зать. Я тут же напридумывал себе такой ро-мантической лепнины, что хватило бы на пятьсот любовных романов. А было мне, по-вторюсь, двенадцать лет, и я не очень хо-рошо понимал, что со мной происходит. Как я ее ревновал! Ко всем. Даже к ее отцу. Он мог, заговорившись с кем-то, попутно-машинально провести рукой по ее длинным волосам. Как он мог делать это так походя, так рассеянно, так обыкновенно? — мучи-тельно думал я. Если бы я имел святое право только прикоснуться...

Но вообще я просто желал видеть ее. И слы-шать. И я не мог без ее улыбки физически, как без воды. Эта улыбка отпечаталась у меня на сетчатке, все время была со мной: наяву и во сне. Сон и явь перестали разли-чаться. Пять дней прошли, как один. И я на-чал сознавать, что она уедет. Насовсем. Сна-чала мне захотелось сбежать к ней в Москву. Зимний московский двор. Она выходит гу-лять с собакой. И видит у фонаря меня. Почему-то я представлял именно так: у фо-наря. Я стою и скромно переминаюсь с ноги

Челябинск

сегда, когда на улице вижу молодую пару, которая страстно целуется, мне кажет-ся, что они играют напоказ.

на ногу. Я типа приехал к ней. Дальше сюжет прерывался.

Помню последнюю ночь перед ее отлетом в Москву. (Бог мой, как пафосно: «последняя ночь»! Черт-те что можно подумать). Это и было тем самым счастьем. Недоумеваю, как нас тогда отпустили гулять в ночь. Был 88 год, и ночные прогулки детей еще не счита-ли слишком опасными. Двор был в центре, на Ленина. Мы вышли на пустую площадь Революции. На черную мостовую с черного неба повалил первый белый снег. И он как-то сразу не стал таять. Мы болтали и смея-лись, а тут притихли. Стояли, задрав лица к небу, и смотрели. Нас словно кто-то фо-тографировал сверху нежно и бережно; он знал, что этот миг больше никогда не повто-рится. Такое не повторяется.

Ага, вот еще одна формула: счастье — это то, что не повторить.

А потом она повернулась ко мне и увидела мои глаза. И, наверное, поняла, что я чувст-вую. Но она не любила мелодрам, эта де-вочка. Она просто весело сказала: а хочешь, я что-нибудь напишу? Я еще не понимал, о чем она, а она уже побежала к краю площа-ди и стала вытаптывать на первом снегу — огромными, во всю ширину площади, бук-вами — «КОСТЯ». Я на второй букве понял,

что она пишет, и счастье ударило мне по гла-зам, по горлу, по сердцу — я пошатнулся, но я не знал, что это со мной такое, мне просто захотелось зачерпнуть снега и есть, чтобы остудиться. Вместо этого я побежал на дру-гой конец площади и стал писать ее имя — та-кими же огромными буквищами.

Этот снег никогда, никогда не должен был растаять.

Так мы двигались друг к другу с двух концов площади Революции под надзором сумрачно-го, но тоже убеленного снегом Ильича — дви-гались друг к другу, чтобы через несколько ча-сов невозвратно расстаться. Тут хотелось бы снова написать «навсегда», но я бы слукавил.

Мы встретились через десять лет в Москве на улице. Мы узнали друг друга, но лучше бы не узнавали. Я не буду больше ничего об этом пи-сать; напишу только о погоде, слякотной, от-вратительной весне. Снег был серый, гиблый, тестяной, липкий. И мы прошли с ней не-сколько бульваров, беседуя и меся этот нестер-пимый снег. Ужасный снег. Совсем другой.

Тем чище и сильнее воспоминание о том пер-вом снеге. Теперь я понимаю, как был счаст-лив пацан, который протаптывал любимое имя на белизне городской площади. Может, и хорошо, что он об этом тогда не знал.

Ну, не верится в искренность этого прилюд-ного чувства, в такой пофигизм страсти.

Ощущение, будто они не уверены в своей любви. Изо всех сил лобзаются, чтобы окру-жающие как бы зафиксировали факт их любви и тем помогли утвердить его. «Види-те? Мы любим друг друга! Видите, как нам все равно? Видите, как круто мы целуемся? Это любовь! Любовь, говорят вам!»

А на деле — сплошной театр.

Любовное чувство интимно по своей при-роде, оно таится и старается не выказывать себя, чтобы не захлебнуться счастьем, не ис-сякнуть, не позволить другим опошлить его даже сторонним взглядом.

Челябинск

чера на ночной улице девушка привязалась. Время сначала спросила. По-том вдруг заплакала. Выпивши немного, что ли. В костюме Снегурочки: синий, мехом отороченный, коса настоящая, золотистая, из-под голубой шапочки свисает. Я расте-рялся. Остановился. Холод за щеки хватает.

— Чего плачешь-то? Дед Мороз твой где? — спрашиваю.— Бросил меня, гад, — говорит она. — Ушел с подарками. Куда я без него?— Домой иди. Замерзнешь.— Да как замерзну, я же Снегуууууурочка, — плачет. Дурочка.— Дед Мороз-то муж, что ли? — говорю осторожно.

А она все плачет. С кем не бывает. Подар-ки, может, разносила с ним от какой-нибудь фирмы, поссорилась, поругалась. Выпила. Не знает, куда идти. Женщина иногда не знает куда идти. Совсем.

— Пошли со мной, — говорю. — А то замерз-нешь. Я один живу. Переночуешь на диване.Она молча пошла. По доверчивости и впрямь Снегурочка.— Только подарка у меня для тебя нету, — говорит и вытирает нос красивой варежкой. — А почему ты один, добрый такой? Жена где?— Расстались давно, — отвечаю. — Каждый Новый Год загадываю себе новую жену, а она все нейдет. Может, ты моей женой бу-дешь?— Так ведь только до весны, — улыбает-ся Снегурочка. — Весной-то, как потеплеет, мне тут нельзя.— А поедем весной вместе на Север.

Вот она уже и смеется. Пришли домой, я чайку горячего заварил. Хороший чай, зе-леный с жасмином. Дух по всей квартире ароматный. Она шубку так и не сняла свою. Только сапоги скинула, в белых шерстяных носочках проскользнула на кухню.

— Ну, ты что, мне же горячее запрещается, — говорит. — Растаю тут у тебя совсем. А у меня еще много детей без подарков осталось.

Кожа у нее белая-белая, будто и впрямь из снега вы-леплена.

— А у тебя своих детей нет? — спрашиваю я.— Кто же от меня детей захочет?— Красивая ты.— Холодная. Никто холодную не берет. Вот и хожу, чужим дитям подарки раздаю. Они меня даже обни-мать боятся.

Не пойму: серьезно говорит или шутит. Может, впрямь настоящая Снегурочка у меня на кухне? Где же Дед Мороз, зачем ее бросил?

А вот была бы она просто одинокой девушкой, не в ко-стюме Снегурочки, я бы время ей сказал и мимо про-шел. Даже подумать неуютно. Может быть, всем оди-ноким людям под Новый Год нарядиться Морозами и Снегурками, выйти на улицы, чтобы, наконец, заме-тить друг друга? Встретиться?..

Просидели с ней почти всю ночь. Разговаривали, буд-то знакомы сто лет, остывший чаек прихлебывали. А потом она сказала, ложечкой в стакане звеня:

— Вот всю жизнь об этом мечтала.— О чем?— Чтобы всю ночь с кем-то на кухне проговорить. Про-сто проговорить. Вот так уютно, знаешь. Лампа, чай и человек напротив. И говорить, говорить, и не спать. Понимаешь, вот именно так. Не трахаться, не чтобы цветы дарили, не ликер в дорогом ресторане, а вот так.— Что же, сбылась, значит, и твоя мечта под Новый Год? — Выходит, да.

Посветлела она и еще красивее стала. Гляжу на нее и, чувствую, сам светлею. И тепло-претепло на душе. Когда спать попросилась, постелил ей на диване в большой комнате. Довольная, уснула. Сам тихонько лег у себя. И тоже все мечтал о чем-то до утра, пока глаза не слиплись совсем.

Утром проснулся, а ее нет. Растаяла все-таки, навер-ное. Нельзя им долго в тепле. Не привыкли.

Скольких надо к теплу приучить. И чай заварить, и говорить-говорить-говорить на кухне, и слезы выти-рать, и любимыми, хорошими, родными звать. Чтобы привыкали, не исчезали, не таяли, не уходили в себя, в свое одиночество. Чтобы превращались из Снегуро-чек в настоящих, любимых, желанных, из плоти и кро-ви.

С наступающим, люди. Греть друг друга надо. Греть. Не Снегурочки, не растаем.

ВÇÎËÎÒÎÅ ÏÅÐÎ


Челябинск

поезде, который на днях вез меня из Мо-сквы в Челябинск, на двух противополож-ных от моей полках ехали две женщины. По-неволе мне пришлось наблюдать за ними в течение добрых тридцати шести часов.

На верхней полке ехала особа лет двадцати трех, с безупречным макияжем, не стершим-ся за все время поездки. Она читала «Кос-мополитэн» и новомодный роман «Духless», изредка громко хмыкая. У нее был инкрус-тированный драгоценными каменьями со-товый телефон, по которому она звонила на всех станциях друзьям и подружкам. «Ле-ночка, что там было вчера на сэйшене?», «Изабеллочка, как прошло мероприятие в «Маркштадте»?», «Галочка, какие новости в модельном агентстве?», «Ланочка, а ты уже записалась в новый фитнесс-центр?» Один раз она позвонила маме — сказать, чтобы мама кинула ей денег на сотовый.

У нее была огромная прозрачная косметич-ка с какими-то умопомрачительными крема-ми, на одной из этикеток я украдкой прочел

если опустить всю романтику и лирику, о любви останется только одна реплика — жесткая, чистая и настоящая: «Любовь — это наказание. За то, что не смог остаться один».

Маргерит Юрсенар.

...А

В



«Little Orgasm». Ела она неприличного вида растительные хлопья (судя по всему, жут-ко дорогие). Ела мало, запивая все это ино-странным диет-питьем из серебристой буты-лочки; она очень себя блюла. Правда, брез-гливо ходила в тамбур курить тоненькие си-гаретки.

Несколько раз препиралась с проводницей: то ей показалось, что та недодала ей сдачу за постель, то проводница как-то неосторожно задела ее ноги на верхней полке. «Кофе но-сит, а руки грязные», — пробормотала она один раз громко, одновременно слушая плей-ер в сотовом. Проводница услышала, покрас-нела до корней волос, но ничего не ответила.

Было явно, что в плацкарте особа едет в пер-вый раз, и всем видом она показывала, какая это досадная случайность. Засыпала она бы-стро и храпела, будто паровоз — в чем душа держалась? — однако утром резко заметила мне, что всю ночь не смыкала глаз из-за мо-его храпа. Я бы посоветовал ей набить в уши «Little Orgasm», но не решился: чувствовал к ней симпатию. Она была очень беззащит-ная, очень стеклянная, очень колючая, а еще одинокая и гламурненькая. У нее было два удовольствия в жизни: ощущать себя совре-менной и тщательно следить за лишней ка-лорией, прыгнувшей в желудок. Представ-ляю, с каким презрением она взглядывала на мой тяжкий живот, почти свисавший с пол-ки вниз.

На полке пониже ехала другая женщина, по-моему, ровесница первой. Это была кре-стьянского вида, полная, пышущая жаром и здоровьем Дуняша, «кровь с молоком». Ей не хватало только деревенской косынки на шикарные, неубранные, свежие волосы. Она говорила, слегка окая, ела сало, яйки и коп-ченую куру за троих, в свободное время ни-чего не читала, ничего не слушала, лишь гля-дела в окно, задумчиво почесывая костяшки своих больших кулаков. А свободного вре-мени у нее было мало. С ней ехал ребенок-малютка, девочка, и она кормила девочку ро-скошной розовой грудью, и успокаивала лег-ким ласковым матерком ее вопли, и шумно целовала ее в щечки, и меняла ей подгузни-

ки, и на ночь, под стук колес, пела ей колы-бельную.

Кстати, именно эта колыбельная страш-но бесила верхнюю гламурную попутчицу. Даже вопли ребенка не действовали на нее так обжигающе. Заслышав эту фальшивую песню, она ворочалась и вращалась на своей верхней полке, как вентилятор. Правда, воз-ражать не решалась.

А деревенская мадонна спокойно и чуть угрюмо восседала на нижней полке, баюкая свою кроху, и по ее лицу было видно, что она родит еще не одну, и всех накормит грудью, отшлепает, отругает, расцелует, убаюкает, вырастит.

Вот таких двух замечательных женщин мне послала на тридцать шесть часов судьба. И никак я не мог понять, как могут мне нра-виться обе — такая пропасть между ними, как между двумя полюсами… Может быть, и «нравиться» здесь не совсем точное сло-во — я обоим как-то сочувствовал, причем каждой — в контексте ее непохожести на по-путчицу. Сочувствовал как двум параллель-ным мирам, которым никогда не суждено по-настоящему встретиться и понять друг друга. А потом подумалось, что лучшей ме-тафоры для моей родины нынче не найти. Вот она, страна крайностей, две полки в по-езде, и никакой золотой середины: гламур-ный, урбанистический вершок и природный, «крестьянский» корешок… И едут куда-то, и едут, такие интересные, такие разные, да плацкарт один…

Но, кстати, я забыл: была же там и третья. Та шестимесячная малютка, Настенька. Вот она-то, может, вырастет и станет когда-нибудь другой? Совсем другой… И будет по-хожа на мою страну как-то по-новому: не вкупе с кем-то другим, с иной какой-то край-ностью, а сама, в цельности и гармоничности собственной. Одна.

Впрочем, подумал я, и она уже сейчас похо-жа на мою страну: много пьет, много кричит, абсолютно бессознательно какает и учится строить глазки соседям.


олько что осознал, что мне очень сим-патичны люди, которые не стараются нико-му показаться симпатичными. Люди, кото-рым на это наплевать.

Они не пофигисты и не человеконенавист-ники, они просто об этом не думают, и по-лучается у них отлично. Их практически все любят и доверяют им.

Ужасно коробит все то, что старается понра-виться. Что прям кричит: «А смотри, какое я симпатичное и как поблескиваю галант-но! Какое я красивенькое!» Мне поэтому не нравятся сладкие, изюмные пейзажи худож-ников, которые продаются возле кинотеа-тра «Родина», и Статуя Любви, и Басков, и коммуникабельные сектанты с теплым ру-копожатием и дежурной улыбкой, и фраза «Здравствуйте, чем я могу вам помочь?», и вообще товарищи, которые слишком стара-ются произвести приятное впечатление.

Есть, например, мужики, которые каждую секунду живут, стремясь произвести эффект на женщин. Каждым своим действием. При-готовлением и аккуратным поглощением жратвы. Раскуриванием трубки. Спорами о политике. Игрой на гитаре. Чтением Мура-ками. Вот они все это делают — и видно, для чего, вернее, для кого. Видно, как они это все продумывали, репетировали движение, ко-торым нитку с пиджака надо снимать.

И есть женщины такие. Я про них вообще не буду… И дети. Маленький мальчик, мой но-вый ученик, так мне старался понравиться! Все время улыбался и периодически повто-рял: «Вы только не забудьте, что меня зовут Вова, и что я внук такого-то депутата зако-нодательного собрания! Вы не забыли? Не забыли?»

И у старушек это особенно ужасно, космети-ка ведь только подчеркивает то, что они хо-тят скрыть.

А есть совсем другие люди.

Одна моя знакомая хорошо заметила: муж-чины чудесно поют именно тогда, ког-да не хотят понравиться женщинам. По-настоящему поют.

Или вот женщина выращивает цветы. Не для мужчин. И не для того, чтобы подружкам для зависти показы-вать. Просто выращивает. Утром с ними толкует, ве-чером поливает и опять толкует. И тогда эти цветы классными получаются.

В этих вещах и людях есть очарование без обязатель-ства прельщать. В них присутствует самодостаточ-ность, но нет самолюбования.

Блок по схожей причине был когда-то не очень дово-лен стихами Ахматовой. Он сказал: «Она их пишет будто перед мужчиной, а их надо писать будто перед Богом».

Кажется, большинство людей живет будто друг перед другом, а надо бы — как Блок сказал.

У меня есть знакомая девушка, которая всем очень старается понравиться. Она одинока и робка. Ей уже все равно, кого найти себе в жизненные попутчики, потому что годы девушки берут свое. И она готова по-нимающе общаться хоть с китайцем, хоть с сатани-стом, хоть со слесарем Васей, хоть с рэкетиром Вовой. А самое грустное, она каждому хочет показать, как она его понимает, как разделяет его взгляды, как хочет об-легчить ему жизненную ношу. Поэтому в случае чего она охотно выучит китайский, или поможет отслу-жить черную мессу, или узнает диаметры слесарных инструментов, или будет озабоченно обсуждать, до ка-кого градуса накалить утюг, чтобы жертва не откину-ла копыта. И все это она будет обсуждать одинаково искренне, с какой-то щемящей готовностью и покор-ностью, при этом подливать собеседнику чай, кивать, поправлять локончик у уха, и думать, не отслаивается ли пудра. Поэтому ее собеседник уйдет к вечеру и ни-когда не вернется.

Я советовал ей выучить китайский или узнать про слесарные инструменты просто так, из чистого любо-пытства и жадности к жизни. Но она смотрит на меня с непониманием.

Я очень хочу научиться этому искусству: не стараться никому нравиться. Но у меня тоже плохо получается. Слишком часто я пишу с оглядкой на кого-то. Стихи, прозу, пьесу. Колумнистику, в конце концов.

Но все-таки очень люблю, когда люди делают что-то здоровское, при этом не поглядывая на окружающих, не стараясь завоевать ничье сердце.

Тогда у них, наверное, и получается неземное, пото-му что своим бескорыстием они завоевывают сердце Бога.

ТЧелябинск


четыре тридцать утра просыпается дед в квартире надо мной. Он идет на кух-ню, наверное, выпить воды, а потом начина-ет ходить по комнатам. Просто ходит круга-ми. Далеко в типовой «хрущевке» не разбе-жишься. Старые половицы поскрипывают над моей головой. Звукоизоляция фиговая.

Может, ему просто некуда себя деть. На-верное, он всю свою жизнь проработал на цинковом или металлургическом, вставал в половине пятого утра, а в выходные так же рано выбирался с друзьями на рыбалку. Привык. Теперь старуха померла, дел ни-каких, бессонница, остается ходить в такт с маятником. Не знает, что делать с самим со-бой.

В пять проезжает первый трамвай. Быстро, бодро отстукивая. Мимо моих окон во тьме мелькает почти уютно освещенный желтый салон с зевающим кондуктором. Как ей там зябко и сиротливо. Трамвай ранним утром кажется каким-то особенно живым, одушев-ленным, что ли. После него проезжает снего-уборочная. Но она двигается очень медлен-но, километров восемь в час, поэтому кажет-ся после трамвая почти бесшумной. Расчи-щает мир от останков прошедшего дня и го-товит колею новому.

В пять тридцать просыпается женщина в доме напротив, через дорогу. Когда она кор-мит младенца, она всегда подходит к окну и вглядывается во тьму. Может быть, ей страшно за ребенка и за себя. Она заклинает мир сохранить себя, молоко, ребенка в цело-сти и сохранности. Она как бы говорит миру: смотри, вот они мы — у тебя на ладони. Мы такие маленькие, уязвимые, белые, хрупкие. Не трогай нас. Пощади. Похоже, ребенок уже наелся и заснул, а она все стоит и смо-трит, в одну точку. А может, я все выдумы-ваю, и у нее просто муж в ночную смену, она его ждет. А может, и мужа нет, и она думает, что дальше делать с жизнью.

В пять пятьдесят приходят бомжи — ран-ний рейд по помойкам. Что у них за тради-ция с утречка обходить помойки? Видать, следуют пословице — «Кто рано встает, тому Бог дает». А может, они просто разучились спать, потому что им негде?.. Сегодня с ними ребенок лет двенадцати, девочка-оборвыш. Видно, как ей холодно в слишком простор-ном, не по размеру, пальто. Бомжи роются в контейнерах, а к девочке подбежала собака. Они беседуют. Дальше бомжи идут в следу-ющий двор, девочка за ними, а собака за де-вочкой. Один из бомжей поворачивается и отгоняет собаку. Собака прячется за девоч-ку. Тогда девочка отстает от компании бом-жей и идет с собакой. Последний раз мель-кает собачий рыжий хвост в пятне от фона-ря — их скрывает ночная темень.

В шесть выходит дворник. Ранняя пташка. Начинает говорить его лопата, бодренько шкрябая по асфальту. От самого этого зву-ка пахнет зимой, морозцем, смутным январ-ским утром. Дворник лучше будильника. Как-то естественнее, природнее. И пробуж-дает не только вас, но и вашу совесть: мол, дрыхнете, а кто-то уже работает за зарпла-ту в две тысячи деревянных. Вам не стыдно?

Но город спит. И на фоне этих болезненных, насущных, одиноких, неумелых пробужде-ний еще более очевидно, как глубок сон всех остальных.

Люблю это время — время абсолютного сна. Даже вода перестает капать из крана. Даже холодильник перестает фырчать. Часы пе-ред наступлением утра — самые нежные, са-мые беззащитные. Говорят, лучшее время для преступников, для их незаметных тем-ных дел. Потому что почти все в городе спят — раскинув руки, раскрыв рты, улыбаясь во сне, скомкав пододеяльники, глубоко и слад-ко дыша, неосознанно доверяя миру. «Совы» уже легли, «жаворонки» еще не вставали. Только самые верхушки крыш чувствуют близость утра. Только синицы вздрагивают перьями во сне. Но все спят. Раннее утро зи-мой — такое колкое, мутное время. Именно сейчас больше всего чувствуешь и ценишь

В

Челябинск


тепло кровати, руку и дыхание любимой ря-дом. Именно сейчас. Через полчаса, час, пол-тора начнется пробуждение.

Когда мой город становится самым доверчи-вым, самым детским, самым искренним?В это самое время. На грани ночи и утра.

…В начале седьмого где-то в Курчатовском просыпается маленький мальчик. Скоро его должны разбудить родители, чтобы вести по заснеженным дворам в детский сад. Но сей-час родители еще спят. Мальчик садится на кровати и вглядывается в ветки за окном. Пейзаж неподвижен, только с неба иногда срывается пара снежинок. Мальчику начи-нает казаться, что он проснулся не зря. Что наступила его смена охранять этот слабый,

доверчивый, наивный мир. Что городу будет безопаснее спать, если мальчик бодрствует. Это странное, но прочное ощущение.

Может быть, думают о том же и женщина с младенцем у окна, и оборванная девочка с собакой во дворе, и мой неугомонный ста-рик этажом выше.

И я сам.

Может, все мы бодрствуем, точно оберегая других, сторожа их сны. Любуемся затих-шим городом, как любуются спящими деть-ми строгие родители.

Спите, никто не даст вас в обиду. У вас еще целый час до утра


ÆÈÇÍÜ ËÞÄÅÉ

доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии

и политологии Уральской академии государственной службы (Екатеринбург)

беседует с Юрием Шевелевым о том, когда мужику наступает «капец»,

о частной жизни Иммануила Канта, о приоритетах мужской судьбы

и о своем понимании труда Сизифа.

Юрий Ершов

Россия


нас читал семь по двенадцать лет. Потом вычи-тал у Тимоти Лири в «Истории будущего», что есть еще восьмой круг, когда мужское и жен-ское начало, слившись в полевом вихре, улета-ют в неведомую даль, в космическую бездну, в фокус Вселенной. Наверное, туда, куда, улете-ли прохановские космисты в весеннем номере нашего журнала.

И начнем разговор с Канта. Он ведь прожил 80 лет, почти весь ХVIII век, век Просвещения, и уже в 24 года всерьез заявил о себе как о серьезном философе, что для меня удивительно.

Похоже, философом надо родиться. Мно-гие худо-бедно на склоне лет становят-ся доморощенными мудрецами, но фи-лософы, способные генерировать аб-страктные понятия, имеющие непрехо-дящую практическую ценность должны все-таки рождаться.

Или я ошибаюсь? Какова твоя эволюция? Ты знаток Канта и можешь судить о его метафизике. Кста-ти, говорит ли он о том, что глубокая концентра-ция духа приводит к отказу от плотских утех?

Ю.Е.: Немцы считают, что из всякого свинства мож-но вырезать кусок бифштекса. Удастся ли тебе выудить из меня что-то путное? Не знаю. Есть один серьезный мотив. Я не настолько свободен, чтобы публично рассуждать о своей мужской судьбе.

Ю.Ш.: Мне интересен общий план, а не личные подроб-ности.

Россия


Ю.Ш.: …Не связанного какими-то тесными узами с теми, кого ты приручил или, скажем, с нашей псевдоэлитой, витающей в эмпиреях. Таким я понимаю философа, дающего представление обо всех ипостасях живого и сущего и о себе самом. Впрочем, я не знаю об административных тонко-стях и прочих нитях, связывающих тебя с окру-жающей средой, и насколько ты свободен в сво-их движениях, поступках, словах… Но для фило-софа естественна культура концентрированного осмысления и понимания всего происходящего. Я же лишь изредка прикасаюсь к великим умам, учителям человечества. Кстати, о теме номера. Бытует легенда, якобы Иммануил Кант в конце жизни признался, что испытывает чувство глу-бокого удовлетворения от того, что не имел отно-шений с женщинами и не делал известных меха-нических движений, лишенных всякого метафи-зического смысла. Намедни 82-летний лауреат Нобелевской премии за работы по ДНК тоже от-кровенничал в телеинтервью, что никогда не за-нимался романами, мол, это бессмысленная тра-та сил и времени.

Сегодня я наблюдаю сверстников и тех, кто постар-ше. Например, есть вполне обеспеченные люди, но уже как бы не при деле. Неслабый мужчи-на в частной жизни — тема отдельная. Коснусь одной стороны. Как ни грустно, но после шести-десяти даже относительно здоровые и благопо-лучные мужики начинают так или иначе про-щаться с «большим сексом». Они больше обра-щаются к теории, чем к практическим занятиям, к воспоминаниям или анализу чужой интимной жизни. А мне именно интересна мужская судь-ба в развитии, в кругах жизни. Я их условно

ЮРИЙ ШЕВЕЛЕВ Я тебя воспринимаю не просто как доктора фи-лософских наук, а именно как философа, чело-века свободного ума, дерзкого…

ЮРИЙ ЕРШОВ …Лестно… Приятно… Смущает…


Ю.Е.: Тогда можно абстрактно поразмышлять, как и что бывает в жизни людей, не связывая с соб-ственным опытом, который трудно представить чем-то уникальным. Тем паче, мы с тобою родом из Советской империи…

Ю.Ш.: …в которой декларировался примат общего над частным…

Ю.Е.: …а частное было в значительной степени унифи-цировано. Позже я четко осознал, до какой сте-пени, воспитываясь в семье военнослужащего, усвоил матрицы имперского мышления (хотя изжил их достаточно легко).

А суть одна: нормальный мужчина всег-да осознает меру вины за свои безобра-зия и обиды, нанесенные родным. Но сие не значит, что надлежит кому-то выво-рачивать душу и каяться.

В столь тонких материях разобраться невозможно в принципе. И мужская позиция — взять ответ-ственность на себя. А жизнь переписать невоз-можно…

Итак, Кант. Единственный портрет, который висит у меня в кабинете — портрет Канта. Я иногда про-вокационно спрашивал коллег: с кого для вас начинается философия? И чаще всего слышал в ответ: с Канта. Этим не умаляются Платон, Ари-стотель… не буду приводить весь философский ареопаг, но, если иметь в виду то, что меня затра-гивает до глубины души, я — абсолютный кан-тианец. Есть кантиановеды, много выше меня по знанию его текстов или подробностей судьбы. Неважно. У меня своя проблематика. Но я кан-тианец по метафизической установке на жизнь, на поведение, на теорию, конкретно на препода-вание.

Что касается религиозных пристра-стий, то после Карла Ясперса я хоро-шо усвоил: философская вера ничуть не хуже любой религиозной. В ней нет кон-куренции личных богов. Она гораздо более человечна и терпима.

Но, если бы я выбирал религиозную ориентацию, то выбрал бы протестантизм, присущий филосо-фии Канта. Бог внутри человека. Воцерков-ленность, внешняя обрядовость — вещи сует-ные. И кстати или некстати, замечу: поведение РПЦ в Екатеринбурге порою заставляет поне-воле вспоминать отца Федора, персонажа из «Двенадцати стульев», который искал сокрови-

ща ровно для того, чтобы свечной заводик запу-стить. В этом образе и есть вся церковная прав-да сегодняшнего дня.

Два слова о целибате Канта. Вспомним пресловуто-го Всеволода Кочетова и его роман «Чего же ты хочешь?» Идеологически безупречный, он был скандальным в литературном и нравствен-ном отношении: суконный язык, вопиющее не-вежество. Но я запомнил, как шпионка с креп-ким телом поведала легенду о вечном девствен-нике Канте. Будто бы однажды любопытные ученики купили ему женщину легкого поведе-ния, а наутро всем скопом собрались узнать пи-кантные подробности. В ответ Кант посетовал: масса мелких суетливых движений… Достовер-но известно его письмо, где он признается, что когда был молод и имел потребность в женщи-нах, у него не хватало денег на их содержание, а когда стал относительно состоятельным, такая потребность отпала. Что было на самом деле? Меня не интересует. Пусть легенда остается ле-гендой. Канту она не вредит.

Ю.Ш.: Теперь о твоей эволюции.

Ю.Е.: В ней нет ничего экстраординарного, но резкий поворот есть. Окончил школу с золотой меда-лью, поступил в ЧПИ на ПС-факультет. Несоз-нательно, по воле родителей, по престижным со-ображениям. Лучший вуз, лучший факультет, то, се... Но оказалось — не мое. Вскоре меня эле-ментарно выгнали за неуспеваемость. В школе был лучшим математиком, а тут будто отрезало: ну, не хочу…

«Мое» случилось позже, когда осенью 1970 года я про-слушал первую лекцию по философии в Сверд-ловском госуниверситете. Помню, вышел на площадку оглушенный, закурил и думаю: надо же, попал туда, куда надо… Да, однажды еще в политехе, когда я притащил на лекцию ракетни-цу, нечаянно услышал разговор двух однокурс-ниц: «Юра дурака валяет, видимо, хочет на фи-лософский». Меня зацепило, выяснил: оказы-вается, существует философский факультет! Кстати, в свое время я был разочарован, узнав о литературном институте. Нонсенс. Как мож-но учить на писателя? И узнаю о философском факультете, ба-а! Тут и второй толчок. Прихо-жу в общежитие к приятелям-второкурсникам поиграть в покер. Меня прямо с порога посы-лают… Странно. Обычно карты воспринима-лись с энтузиазмом. Смотрю, все пятеро — по койкам с учебниками. Спрашиваю с вкраплени-ями ненормативной лексики: «В чем дело?» —

фото: Александр Соколовиллюстрации: Алексей Луканенков, вдохновленный творчеством Марка Уивера

34

Россия

ÐÀÑØÈÔÐÎÂÊÀ



Россия

«Уйди, у нас завтра философия». Я вскинулся: «Философия, подумаешь, болтовня всякая!» И тут один с иронией зачитывает абзац из учебни-ка... Потом, в университете, мы эти учебники на-зывали философией для домохозяек, чтиво для партполитпросвещения, то есть самое прими-тивное. Но тогда я восхитился: «Прочитай еще раз». Он прочитал. Нет, дай я сам. Вроде слова знакомые, но все вместе непонятно. Абсолют-но. А я парень амбициозный... Так я оказался на философском. И вот первая тема общего курса: философия начинается с ситуации изумления, крайнего удивления. Что со мною и случилось.

Спустя годы, уже в академии, мой старший коллега дружески заметил, что я — природный философ. Нет более высокого комплимента. Можно мно-гое знать, уметь, обладать обширной эрудици-ей в разных областях философии, а у меня мас-са уязвимых мест, но на первом месте — эта оцен-ка. Мы жили в военном городке, в ЧВВАКУШе, мама меня нещадно гоняла по магазинам, помню, в седьмом классе столкнулся на улице с учитель-ницей: «Опять в магазин?» — «А что делать?» — «Да ты, брат, философ». Конечно, у ретроспек-тивы есть неизбежный соблазн все подтягивать к единому знаменателю. Но, думаю, неслучайно.

У меня получаются семинары с детьми. Студенты же дети: первокурсникам по 17-18 лет. Но мне с ними легко, свободно. Им тоже. Мы на рав-ных. Я советуюсь с ними, сомневаюсь, спраши-ваю. Тут одна девушка выдала мне, когда я спро-сил: «Что же ты молчишь?» — «Ну, Вы же сме-етесь над нами». — «Ты не понимаешь, я же по-доброму, как старший, это не злая ирония, не саркастический смех. Когда матерая собака ви-дит, как щенки вокруг крутятся, то почему же ей не посмеяться…»

Ю.Ш.: И я с некоторых пор особенно остро полюбил общаться с детьми. У моего друга, твоего ровес-ника, во втором браке три дочери: старшей 10 лет, средней будет 9, а младшей 5. Они мне до-роги, дети лечат душу, как тонко заметил князь Мышкин. Вот беседуем с пятилетней Машей. Она вдруг спрашивает: «А почему ваша мама умерла?» Я удивился, прошло семь месяцев, для ребенка большой срок, а она помнит. Объяс-няю: мама серьезно заболела, возраст… Маша за-думалась: «У моего папы тоже болеют родите-ли… старенькие… они еще не умерли… но ско-ро умрут…» Такая вот детская мудрость — пря-мая, суровая. Мне даже кажется, что именно ре-бенок как-то особенно пронзительно представ-ляет всю перспективу жизни. Наверное, так же

отчетливо, как взрослые видят ретроспективу. Я тут недавно спросил Александра Проханова: «Какие позывы, ощущения у редактора газеты «Завтра», что будет завтра?» — «Не знаю, в мои годы я уже весь в ретроспективе». Вспоминаю, как в юности я представлял себе жизнь, ее смыс-лы, горизонты. Куда отчетливее, чем сейчас под тяжестью разочарований и утраченных иллю-зий. Раньше все казалось возможным, все долж-но было сойтись, да еще как-то особенно ловко…

Ю.Е.: А у тебя был наставник?

Ю.Ш.: Драма в том, что я рос без отца, родители рано ра-зошлись. У меня были родные дяди, любимые, и все равно жила потребность в учителе. Было со-всем немного людей, предопределивших какие-то повороты в моей судьбе. И сейчас ощущение потребности в учителе неизбывно. Да и просто есть большой интерес к старшим. И дети, конеч-но, учат жизни. Их тоже можно считать учителя-ми. Я человек материально неуспешный, и сла-ва богу. Может, поэтому сыну наказываю: боль-ше имени не имей. Я хочу оставить ему хронику случившегося со страною после 1990 года — года его рождения. Хронику обрушения Советского Союза и смены общественно-экономической па-радигмы. Не ровен час, и Россия распадется. Но если гибель Красной империи я пережил, буду-чи молодым, теперь вынести «большие переме-ны» сложнее. Из тех, кому в 90-м было за пять-десят, многие сразу потухли, спились, ушли из жизни раньше срока. Отец моего товарища, за-мечательный слесарь на ЧТЗ, в одночасье стал не нужен. Завод тоже...

Вот почему мне особенно интересен путь философа в столь нетривиальном сплетении времени и пространства. Не в XVIII веке, и не в XIX веке, моем любимом, а ровно в наше время. Нам с то-бою крупно повезло: прожили почти половину ХХ века, ну и сейчас еще взбрыкиваем. Я тут по-пытал своих товарищей на предмет стратегии в жизни. Первый ответил: «Заработать деньги», оговорившись, что, скорее, на стратегию это не тянет. Вторым был ты, и ты воскликнул: «Пи-сать, писать, я так много времени упустил…» Третий ответил просто: «Жить». Я рассказал об этих опытах четвертому. Он потер лоб и фило-софски заметил: «Хорошо и первое, и второе, и третье, но хотелось бы все делать с удовольстви-ем…» И он прав. Я вижу, как часто мужики рань-ше времени банально доживают жизнь, просто и пресно. А если и удовольствия у них, то такие примитивные, из области физиологии. И все меньше и меньше.


ÁÓÄÜ Â ÔÎÊÓÑÅ • ñåíòÿáðü • 2010 37

Ю.Е.: Я не добавил, что когда в свободное утро сажусь за компьютер и начинаю писать, то испытываю неизъяснимое наслаждение и от самого процес-са, и от сознания того, что я это могу. Теперь о мужской судьбе. В детстве я был очень хилый, болезненный. В десять лет заболел ревмокарди-том. Анамнез темный. Грешу, что в тридцатигра-дусную жару на спор бегали три километра. Так хотелось победить... Серьезная болезнь, четы-рехмесячный постельный режим. Меня освобо-дили даже от уроков труда, где я, как последняя индийская пария, подметал стружку. Мать теп-ло говорила: ты — инвалид, тебе только остается хорошо учиться, одна перспектива в жизни. Но мой характер сродни фамилии. Я заболел фут-болом, стихийно нашел вариант решения про-блемы. Футбол — аритмичный вид спорта, побе-жал, остановился, побежал, остановился... В 16 лет меня сняли с учета у ревматолога. В студен-честве было четыре стройотряда и четыре кол-хозных эпопеи. В 26 лет задумался: «Кто я, тварь дрожащая или право имею?» И стал заниматься гантелями. До сих пор. Это классно. Чувствую себя мужиком. Могу за себя постоять. Ведь не все понимают, что жить надо по мужским по-нятиям, нельзя оскорблять человека, унижать достоинство. Вообще лучше дружить. Главное, мне давно не снится мое хилое детство и пресле-дования сверстников. Как это было унизитель-но! Разумеется, я не Карелин и не Поветкин, но достаточно уверен в себе. Это — мужское. И сво-их студентов стараюсь зацепить: с девушкой вы идете, если что — должны защитить. Пусть не вышли ростом и весом, но есть восточные еди-ноборства, что даже лучше, чем гора мышц.

Сегодня, по большому счету, я свободен от мелкой суе ты, мне уже не нужен результат здесь и сей-час. Задним умом благодарен людям, которые меня «строили», например, как педагога. Они, наверное, делали это сознательно, но так, что я только потом понял их влияние. Мне даже при-велось общаться с Львом Коганом, культовой величиной в научной среде Урала. Суперта-лантливая личность, противоречивая, сложная. Я с ним сблизился незадолго до его смерти. Об-щались мы кулуарно, у него была масса офици-альных поклонников. Зато я удостоился удиви-тельной строчки в его эпиграмме — «холодная мудрость Ершова». До сих пор мучаюсь: поче-му он так сказал? Мудрость, конечно, более, чем лестно, но «холодная»? Меня это цепляет. Я все еще не разобрался, хотя кое-что понимаю, но до конца сопротивляюсь…

Ю.Ш.: У Пушкина есть «холодный ум»…

Ю.Е.: Ум — одно, «холодная мудрость» — другое.

Ю.Ш.: А пятилетняя Маша со своей суровой, холодной правдой жизни!

Ю.Е.: Да, это надо додумать… Слушай, ты не ловил себя на том, что сделал что-то неправильно, не хватило ума, мудрости?

Ю.Ш.: Постоянно ловлю. Моя судьба — сплошные ошибки. И хочу, чтобы сын, который сейчас становится на крыло, не повторял их. Пусть де-лает свои. Я промахи признаю, я их даже опи-сываю в книгах. Но не то, чтобы корю себя за это. Меня только удивляет: вроде бы я не де-бил, но почему так ошибаюсь? И часто. Не да-лее, как позавчера…

Ю.Е.: У меня с этим полегче. Видно, возрастной по-фигизм. Уже пора. А раньше я регулярно упре-кал себя: «Это же элементарно, ну почему ты, козел, не понял угрозу, опасность?» Теперь об ученичестве. Главное — интонация. Дети есть дети, и мы ими были, и мы не любили, когда нас воспитывали. Я не читаю мораль, просто объяс-няю, когда хочу достучаться. Если меня поймет хотя бы один человек из группы, что жизнь ко-ротка и многое надо успеть, я смогу оправдать свое существование. Вы, молодые, не замети-те, как приблизитесь к пенсионному возрасту, к финишу…

Ю.Ш.: …и будете считать свою жизнь уже не годами, а десятилетиями…

Ю.Е.: Да, да… Раньше на философском учились люди разного возраста и жизненного опыта. Это на-столько обогащало. В моей первой и любимой группе, которую я курировал, максимальная разница в возрасте составляла девять лет. Один парень был старше меня на два года. А я их учил: «Стыдно быть неудачником. Если ты хочешь и можешь, делай...» Из той группы выросло столь-ко докторов наук, успешных людей! Меня греет, что они помнят мои слова. Значит, я поймал вер-ную интонацию, сумел совместить пространство и время. Для кого-то это стало жизненным клю-чом.

Ю.Ш.: Вернемся к тезису, что служение высокому — вспомним монахов или философов-отшельни-ков — это такой серьезный выбор, когда человек ущемляет плотские позывы, чтобы дойти до не-ких глубинных основ или возвышающих истин. Но может, давить природные инстинкты необя-зательно?


Россия



В моих «Опытах дилетанта» есть глава, где я призна-юсь, почему становлюсь ненужным. Потому что верю всегда только в себя. Да, я увлекаюсь кем-то и чем-то, отдаюсь целиком и безвозмезд-но, но потом все равно становлюсь ненужным. И опять возвращаюсь к себе. Это нормально. Для мужика нормально. У нас с тобою близкий воз-раст и твоя стратегия — писать — для меня орга-нична. Писать — значит, что-то после себя оста-вить. У нас общее понимание: надо что-то оста-вить. Да, ты есть в умах своих учеников, но надо и что-то предметное. А для меня текст — главное и единст венное.

Ю.Е.: Среди приоритетов я все-таки ставлю влияние на человека, на душу.

Ю.Ш.: Текст и есть инструмент влияния.

Ю.Е.: Не буду спорить.

Ю.Ш.: Пишущий человек, автор, способен изменить человечество. В.И. Ленин в анкетах называл себя недвусмысленно — литератор. Кому ставят памятники? Тем, кто с мечом, и тем, кто с пером. Да, есть люди, и много, которые не читают, но и через другие, суррогатные, источники до них доходит именно книжная мудрость. «Вначале было слово…»

Ю.Е.: Недавно у нас в академии состоялась премьера мюзикла «Ромео и Джульетта». Поставили ее своими силами по французской кальке. Моло-дежь убедила ректора академии разрешить по-становку. И мне предложили поучаствовать. Я поразился до глубины души. «Я и мюзикл? С моим-то слухом! Вы о чем говорите?» Но (все-таки мы готовим профессионалов) меня укача-ли, дескать, у вас такой тембр голоса, харизма, без вас никуда. Я бы отказался, но меня мучил моральный долг. Несколько раньше я не уча-ствовал в «Танцах со звездами», тоже корпора-тивной затее, которая оказалось очень симпа-тичной. Своеобразный конкурс танцев, где пары составлялись из преподавателей и студентов. Получилось хорошо. Мне стало неловко, что от-казался. И я настроился в следующий раз уже сам навязать свои услуги. Даже заготовил под себя танцы: рок-н-рол, твист из «Криминально-го чтива», джигу ирландскую… Как она мне нра-вится! Но тут с мюзиклом сразу возникла злая мысль — ничего не получится, все провалится. И не только я так думал. Ректор тоже напрягся и не сразу дал добро. Ведь требовалось финан-сирование. Постановка костюмная и все про-чее. Согласился он при условии: все только сво-

ими силами. Профессионал один — режиссер, остальные участники — студенты, преподава-тели. В том числе твой покорный слуга. Я от-носился ко всему с иронией, но когда на прого-нах увидел, что получается, обомлел… А потом были спектакли! Я ничего не придумываю, но люди нам говорили: у вас лучше, чем в «Музко-медии». Себя я, конечно, выношу за скобки. У меня был речитатив типа рэп, а во втором выхо-де я изрекал две ключевых фразы: «Пошли все вон!», а через паузу, — «И уберите трупы». Еще при чтении сценария я понял: да, это мое... Люди в зале плакали. И я на втором спектакле тоже всплакнул за кулисами… Настолько у нас ребя-та талантливые! И ведь как хореографию поста-вили! Для академии, для ее духа —такой прорыв. Конечно, это все любительство, но по своей ис-кренности выше профессионализма. Это про-сто называется — жизнь. У меня до всей этой ка-нители был такой депрессняк, но тут подумал: вообще-то стоит жить дальше. И никаких ба-рьеров. Потом студенты сдают мне экзамен. Нет проблем. У них все хорошо. Это воздух… Ска-зать — свободы, ничего не сказать, это воздух естественности, природности… Мне даже слов не хватает. «Бытие — это поиск своего дома, сво-их корней». Здесь я дома. Вместе со славной мо-лодежью, искренней, талантливой, порядочной. Конечно, где-то я неуклюжий, немножко слон. Но это кайф!

Ю.Ш.: И Кант ведь преподавал. У него были подобные ощущения?

Ю.Е.: Трудно сказать. Но из его компании изгонялись люди неостроумные, зануды. Он любил засто-лья с вином, шутками… Он был нормальный.

Ю.Ш.: Значит, нормальный, а не какой-то анахорет?

Ю.Е.: Нет-нет, хотя педант, по нему сверяли часы. Но в обыденной жизни совсем обыкновенный. Его сексуальной стороной я не интересовался, мне и не хочется.

Ю.Ш.: Не в том дело, я хочу понять, что когда теря-ется мужская сила, то, так или иначе, происхо-дит потеря внутренних опор и смыслов. Осо-бенно если нет увлечений, занятий. Даже инте-ресные люди, вольно или невольно оставившие свое дело, не могут обрести равновесие в част-ной жизни. И встает вопрос: за что мужику заце-питься на склоне лет? Почему в России средняя продолжительность жизни мужчин — 59 лет? Женщине проще, у нее смысл жизни — в заботе о ближнем. С утра встала, надо всех накормить,


Россия

напоить, убрать, постирать. Женщина занята на-сущным, ей не до отвлеченных размышлений. Она родила, и она уже состоялась.

А мужику надо всю жизнь доказывать, что он не козел. Если же поселилась «сы-тая уверенность», которую так не лю-бил Высоцкий, все, мужику капец! Еще вчера я был такой крутой, но вдруг про-зрел.

Да, есть и дом, и «мерс», и газон аккуратный, и даже кедр прижился. Но сосед все равно круче: у него «бентли», да и кедр толще. Главное — он еще ше-велится, чем-то занят, каким-то делом, неважно каким… А у меня тут проблемы с желанием… И что делать, и кто виноват, и как быть? Быть или не быть?

Ю.Е.: Наверное, многие проходят испытание «палоч-ной системой» в смысле подтверждения сво-ей сексуальной состоятельности очередным ро-маном, очередной галочкой. Отсюда и черпа-ют вдохновение. Кстати, и обращение к платно-му сексу стало неким атрибутом, подчеркиваю-щим крутизну. Правда, сие чревато ловушками, но и они являются остренькой приправой к про-зе жизни.

Ю.Ш.: Это, скорее, «технологические» проблемы. Чаще эманация силы от успешного мужчины приводит к тому, что он не особенно напряга-ется, чтобы покорить очередную жертву. Жен-щины сами охотно уступают. Плод созрел, руку поднес — и тот опустился. Хотя случаются и по-трясения мировоззренческих и физиологиче-ских основ, когда вдруг всем существом откры-ваешься кому-то. Это нередко случается в муж-ской жизни, где-то в окрестности пятидесяти лет. Пресловутый толстовский кризис…

Ю.Е.: А я отвергаю противопоставление духа и плоти. В любви все сливается воедино. И тогда возни-кает шедевр.

Бытует миф, что мужчина удовлетво-ряется в любом случае. Это фигня. Ор-газм оргазму — рознь. Но… я думаю — и многие со мною согласятся — хорошо бы жениться однажды. Раз и навсегда. И умереть в один день.

Это я еще ребенком у Грина запомнил. А теперь со-гласился с ним. Только важно, чтобы не мучи-ла вина за все пережитое. Иначе — кошмар. Есть философский термин — «снятие». Значит — му-


дрение, умудрение. Дальше остается одно: если бы юность умела, если бы старость могла. Но мудрость…

Ю.Ш.: Она должна быть холодной?

Ю.Е.: Можно я полминуты подумаю?.. Нет, вот что меня и цепляет. Все-таки мудрость не должна быть холодной. Она должна быть теплой.

Ю.Ш.: Без эмоций не может быть поиска истины?

Ю.Е.: Нет, абсолютно.

Ю.Ш.: А ты, как философ, признайся: что тебе дает са-мую большую энергию?

Ю.Е.: Абстрактный вопрос.

Ю.Ш.: Могу, как в коллоквиумах дать наводки: кому-то энергию дает любовь, кому-то власть, деньги, слава, а кому-то поиск истины.

Ю.Е.: Философия бывает разная. Надо найти свою. Почувствовать резонанс. После чего возника-ет интеллектуальная ответственность за свой выбор. Мне повезло. У меня все совпало «от» и «до». Если иметь в виду философский источ-ник — Камю, «Миф о Сизифе», а литератур-ный — Джек Лондон, «Когда боги смеются». Суть одна. Что бы ты не предпринимал в этой жизни, на чтобы не надеялся и не замышлял, ты все равно проиграешь. Но суть мифа о Сизифе в том, что в отличие от канонической трактов-ки Камю говорит: Сизиф — гордый человек, он знает, что он обречен, но тащит камень наверх и когда тот сваливается, он говорит: я снова буду тащить… И я воспринимаю жизнь именно так. Я знаю, что все равно проиграю. Но бороться буду. Это подспудный лейтмотив моей жизни.

Ю.Ш.: И моей тоже…


Мир

ÏÓÒÅØÅÑÒÂÈÅ

Семь дней, четверо друзей, одна яхта и — Адриатика. Никуда не спешить, «отключить» мозги и радоваться новым впечатлениям. Так решили Алексей Грачев, Тимур Еналеев, и два Дмитрия — Симоненко и Еременко.Алексей — шкипер, это его четырнадцатый яхтинг, Тимур — старпом и кок, тоже не новичок, как и Дмитрий Еременко. А вот для Симоненко этот яхтинг — первый.О веселых и ярких днях, проведенных в Адриатике, они рассказали все вместе.

Тимур Еналеев в четвертый раз отправился в подобное путешествие. Самые яркие впечатления — от жаркой Кубы. Больше всего в яхтинге ценит возможность проклады-вать собственный маршрут.

Дмитрий Симоненко обычно путешествует по го-родам, он обожает фотогра-фировать городские сценки. Теперь же открыл для себя новое увлечение. Ничуть не пожалел!

Дмитрий Еременко выбирает яхтинг, потому что неделя такого отдыха остав-ляет впечатления, которые невозможно получить и за месяц пребывания на самом экзотическом курорте.

Алексей Грачев занимается яхтингом с 2004 года. Ходил под парусами вдоль берегов Кубы, во Фран-ции, Турции, Греции и с семьей, и в мужской компании. Имеет сертификат шкипера.


Маршрут: четыре дня в городе Сплит (1), переезд в Шибеник (получение яхты) (2), переход в Скрадин (3), затем на остров Муртер, ночевка в поселке Джезера (4), пе-реход в город Задар (ночевка) (5), потом на остров Корнаты (ночевка) (6), переход на остров Дуги-Оток, ночевка в поселке Сали (7), переход в город Биоград (8), затем в Шибеник (2) и сдача яхты. Во время пе-реходов множество якорных стоянок на маленьких и больших островах.

Путешествие началось с просмотра «философско-го» мультфильма «Шрек навсегда». Так уж случи-лось, что перед отлетом в Хорватию у нас осталось много времени, мы не знали, чем себя занять. В ито-ге от души посмеялись, обнаружив в голливудской мультсаге идеи для «правильных» тридцатилет-них мужчин. Некоторые фразы во время пу-тешествия нас буквально преследовали. Та-кое беззаботное начало пути привело к тому, что отдых прошел под лозунгом: «Никуда не спешим».

мультсаге идеи для «правильных» тридцатилет-них мужчин. Некоторые фразы во время пу-


Из марины мы уходили краси-во. Примерно в восемь утра, когда на других яхтах все только просы-пались и чистили зубы, мы вруби-ли на полную громкость «Проща-ние славянки» и гордо отбыли. Вы-сыпала вся марина: нам аплодиро-вали, кто-то даже снимал на каме-ры наше торжественное отбытие.

Вечером познакомились с немца-ми, адвокатами, остановившимися в этой же марине. Им за шестьдесят. Отец одного из них служил на войне, был в пле-ну. Мы были первыми русскими, с кото-рыми они разговаривали. Немцы сбежа-ли от своих фрау с несколькими бутылка-ми недопитого вина. Мы не очень хорошо знаем иностранные языки: пришлось при-ложить усилия, чтобы вспомнить школь-ные знания. В итоге говорили на смеси не-мецкого, английского и русского. Может, поэтому смысл наших шуток до них до-ходил не скоро. Долго обсуждали полити-ку и Вторую мировую войну. Главный во-прос, который их интересовал: «Есть ли де-мократия в России? Если вы будете басто-вать на центральной площади столицы, вас посадят в тюрьму?»

Немцы очень удивились тому, что мы пьем не водку, а американский

виски. Это, кстати, был стандартный вопрос-удивление на протяжении все-го путешествия. Мы объяснили, что лю-бим виски. Один из немцев, искрен-не недоумевая, спросил: «Вы что, лю-бите Америку?» А мы просто любим американский виски. Закончилось общение весело. Кто-то из гостей в очередной раз «икнул по-немецки», и мы поняли, что ребятам пора до-мой. Их жены за нашу диплома-

тическую миссию «спасибо» не сказали.

американский виски. Закончилось общение весело. Кто-то из гостей в

Из всех экипажей яхт там был только один русский, но все, кто шел на том судне, по-хоже, были очень за-няты, так как без пере-рыва говорили по теле-фонам: покупай, отгру-жай и т.п. Это непра-вильно. Какой тогда смысл в отдыхе?

Когда заходили в марину (стоянку яхт — ред.), маленький остров с маяком, у нас пропала за-дняя передача. А мы хотели красиво пришварто-ваться. Пришлось судорожно бросать концы. В итоге со второго раза с помощью людей с сосед-них яхт, бросившихся нам помогать, развернули наше судно и смогли пришвартоваться.

Мир


Национальный парк Хорватии «Крка» удивительно красив. По-смотреть на его водопады мы реши-ли в начале путешествия. Сначала поднимались по реке, потом вышли к небольшому озеру, оставили яхту в марине, дальше двигались по реке на корабле для туристов, так до-брались до парка. Народу много, в основном, пенсионеры. Тропинки в парке сделаны в виде трапиков, маршрут по ним рассчитан при-мерно на полтора часа.

Я много фотографировал, из-за этого отстал от группы. Пока до-гонял ребят, встретил бабушку, которая начала предлагать домаш-нее вино из боярышника, черешни и других ягод. Она оказалась хоро-шей торговкой: я купил у нее три литра вина. Догнал своих. Они уди-вились, зачем так много. При этом ребятам не понравилось куплен-ное мною вино: не то компот, не то портвейн не лучшего качества. А на улице жара. В общем, мы все-таки выпили вино. Развесились. Ис-купались в водопаде. Опоздали на корабль. Постарались договорить-ся с капитаном корабля, который следующим должен был отойти через час, чтобы он быстрее отправился, но не вышло. Капитан ответил: «Ребя-та, у вас все хорошо, куда вы спешите?» И действи-тельно, куда?

В середине путешествия, во время перехода между остро-вами, рядом с национальным парком «Корнаты» я впервые близко увидел дельфинов. Дви-гатели у нас тогда не работали. В полутора метрах от меня дельфины проплыли под но-сом корабля. Дикое большое животное плывет рядом, смотрит тебе в глаза… По-

трясающие переживания!


сом корабля. Дикое большое животное плывет рядом, смотрит тебе в глаза… По-

трясающие переживания!

Когда мы гуляли по побережью в Задаре, увидели жен-щину, которая рекламировала поездку по парку «Корнаты»

для туристов. Она так заманчиво рассказывала, такие красивей-шие картинки показывала, что мы подумали: где-то не там мы хо-дим, вот что нужно увидеть. И отправились на своей яхте вслед за туристическим кораблем. Но то, что так ярко рекламировали, ока-залось не так интересно. Мы видели места куда восхитительнее. Их не рекламируют, даже не во всех путеводителях описывают. Кроме того, суета, канитель туристов оставляют не самые лучшие впечатления. Единственный плюс: для них заранее забронирова-

ны рестораны. А нам пришлось побродить в поисках свобод-ных мест. По-моему, это явный аргумент в пользу яхтинга:

ты сам выбираешь маршрут.

следующим должен был отойти через час, чтобы он быстрее отправился, но не вышло.

вы спешите?» И действи-


Гастрономический колорит страны можно также ощутить, посетив ры-нок. Продавцы там не навязывают свой товар, а нахваливают его. Мы были поражены! Столы щедро зава-лены двухметровыми грудами пре-красных фруктов. Такая клубника, что невозможно не купить. Я обра-тил внимание, как в гору стручко-вой фасоли крестьянка-торговка за-пустила руки, чтобы выбрать горсть, а ногти у нее грязные. Но она с такой любовью это делала, что ее неэсте-тичность не вызвала раздражения. Трепетное отношение крестьян к фруктам-овощам, которые они толь-ко что сорвали и принесли на прода-жу, передается покупателям.

В Хорватии на рынках можно найти и домашние сыры, и рыбу, и мясо, ко-торое пожарят сразу же при тебе. На одном таком рынке мы купили ха-мон (копченая нога) и ели его чуть ли не до конца поездки.

Кухня в Хорва-тии простая: жаре-ное мясо, запечен-ная рыба, мидии, но все это неописуемо вкусно! Вершина ку-линарного Олимпа страны — жареный поросенок.

Интересная вещь: туристы едят в дорогих ресторанах, которые местные жители обходят стороной. Мы сначала удивились, а по-том смекнули: «Они знают хорошие места подешевле!» И после того, как таксист посоветовал нам посетить рыбный ресторанчик, пользующийся большим спросом у местных, мы незамедлительно отправились на его поиски. Чтобы прочувствовать национальную кухню, надо сходить именно в такое место. Огромный выбор блюд, вкусное вино, приветливые люди и приятная атмосфера.

Мир



Такое ощущение, что всем там нравится жить. Кем бы они ни работали: официантами, продав-цами, управляющими — все улы-баются. У них все хорошо в жиз-ни. Хорваты работящие, рано ложатся спать. Отдыхают толь-ко в пятницу, субботу, воскре-сенье. В остальное время очень

спокойно себя ведут. Отрывная молодежь есть, но в свободное от вечеринок время она спит.

В Биограде нам попался таксист с отличным чувством юмора. О сво-их собратьях он сказал: «Зимой мы много пьем и едим, много спим, много занимаемся сексом, а летом мы работаем». Вообще с чувством юмора у них действительно все в порядке. Например, одного парня из принимающей команды нашей чартерной компании звали Слав-ка: очень забавный, ходит, как настоящий моряк. Уже во время пу-тешествия в одном из ресторанов, когда увидели название компании на борту, нас спросили: «Вы у орангутанга взяли яхту на прокат? Вот, передайте ему, пожалуйста, банан». Он с нами плавал несколь-ко дней, потом мы передали его Славке. Он не поверил…


В Хорватии можно провести ночь на ти-хом острове, а следующий вечер встретить в шумном городе. Ты никогда не знаешь, что будет дальше. От этого еще интереснее!

Например, Биоград — тусовочный яркий город, хотя особых достопримечательностей в нем нет. А совсем не-далеко от него на каком-нибудь острове можно найти ма-ленькую рыбацкую деревушку: спокойное место с разме-ренной жизнью. Ни одного другого региона с таким ко-личеством островов нет: и маленькие, и большие. Но они не заполнены тенистыми деревьями. Когда-то их

вырубили, чтобы создать пастбища.

В один из дней мы решили полазить по горам, и наткнулись на красивое, чистое озеро. Я не удер-

жался и сдуру прыгнул в него с головой, а оно оказа-лось жутко соленое! Пришлось терпеть всю дорогу до яхты, чтобы принять пресный душ.

После первой ночевки решили зайти в примечен-ную раннее бухточку. Когда подошли к месту якор-

ной парковки, увидели недалеко разводной мост. Отпра-вились к нему. Ширина пролива была метров десять, мак-симум пятнадцать. Пока пропускали встречные яхты, сели на мель, но отделались легким испугом. Потом выяснилось, что яхты с мачтами там раньше вообще не проходили. Мы были первыми, кто так рискнул. Когда сдавали яхту, рас-

сказали принимающей команде об этом случае, они очень удивились.очень удивились.

Мир



У всех у нас разные профессии, дела, друзья и интересы, но мы встретились! В определенном возрасте тяжело на-ходить друзей. А после таких приключений волей-нево-лей сближаешься. Эту дружбу сложно оборвать. Огром-ное удовольствие от нормального мужского общения. Каждый день смеялись от души, причем чаще всего над собой! После чего все кажется гораздо проще! Дима, на-пример, познакомился с австрийцами, которые дважды в год компанией собираются и отправляются путеше-

ствовать на я х т е : это для них тайм-аут от жен.

Получается, что яхтинг — это такой мужской клуб, в котором можно раскрыться по-другому. Просто можно выбросить телефоны, раз в день звонить семье — и все! Причем я не понимаю яхтинг как спорт, для меня — это отдых. Мы однажды пересеклись с ребятами, которые занимались экстремальным яхтингом, с кем-то там со-ревновались... Они нам так завидовали! Мы ведь про-сыпались, когда захочется, ходили по экскурсиям,

Я люблю переезжать с места на место на ма-шине. И в первые несколько дней я не видел большого отличия между перемещением на машине и на яхте, кроме комфорта. Яхта как передвижной отель. Но в какой-то день, когда мы подняли паруса и пошли под ними против ветра, разницу я ощутил… понял, за-чем все это! Без двигателя нет шума. Ветер в паруса — это свобода.

В Хорватии я начал замечать мелочи, нюансы, полутона. Вернулся абсолютно спокойный. Здесь, в городе, люди постоянно куда-то бегут, часто не задумываясь, о том, зачем и куда кон-кретно. А можно жить по-другому: спокойно резать волны на яхте! Никакой суеты и пол-ное умиротворение.

50

Мир


Эта история могла произойти в любом месте, а могла и вовсе не произойти. Вы могли бы ее слышать где угодно и в любое время, где бы солнце не всходило или не заходило. В городской суматохе или под открытым небом уединенной фермы. Ведь жизнь очень похожа: порой горька, а порой радостна. «Восход солнца: Песнь двух людей», Фридрих Вильгельм Мурнау

Михаил Шевелев

ÊÈÍÎ


Мир


Ничего большого в мире не было достигнуто без страсти. Фредерико Феллини

Чувство, именуемое любовью, испокон веков являлось самым сильным и всемогущим явлени-ем, иногда — разрушительным, сметающим абсолютно все на своем пути. Иногда — созидаю-щим невиданные доселе образо-вания.

Окунемся в историю. Офици-альная стартовая «отмашка» была дана кинематографу чуть более сотни лет назад на первом коммерческом показе коротко-метражек документального по-шива братьев Люмьер в Париже. А за полтора года до этого собы-тия, по другую сторону океана, в Америке, Томас Эдисон пред-ставил зрителю новое изобрете-ние — кинетоскоп — небольшую кабинку, в которой человек мог бы наблюдать за движущими-ся картинками. Своего рода ат-тракцион. Немудрено, что пер-вым сюжетным американским фильмом оказалась «спецэф-фектная» «Казнь Марии Стю-арт». Характерно и то, что в Ев-ропе звание «первый сюжет-ный» получила банальная ко-медия положений о «Политом поливальщике». Легко просле-

дить закономерность развития пары «очагов возгорания» кине-матографа. Большинство худо-жественных новоявлений и изо-бретений были созданы в Евро-пе, а материально подкованная Америка сразу поставила во гла-ву угла коммерцию и в дальней-шем стремилась играть в основ-ном на зрелищности.

Одним из кинохитов конца де-вятнадцатого века был фильм «Поцелуй». Снятый в 1896 году на базе Edison Company, имен-но он стал первым отображени-ем поцелуя в кино. Невинная за-бава американского актера Джо-на С. Райса и канадской актри-сы Мэй Ирвин оказала на зрите-лей сногсшибательное впечатле-ние и даже породила своего рода «первого кинокритика» — шо-кированный сим действом теа-тральный обозреватель Герберт Стоун назвал фильм «совершен-но отвратительным зрелищем».



ÊÈÍÎ

Чуть более 30-ти лет кинопро-мышленность неограниченно эксплуатировала таинство по-целуя в своих художественно-коммерческих целях, до того момента, пока не был введен так называемый «Кодекс Уиль-яма Хейса» — свод правил ки-ноиндустрии, выступающий в роли цензора и блюстителя нравственности. Семья и брак провозглашались высшей цен-ностью, а адюльтер было воз-можно изображать исключи-тельно в негативном ключе. Также, согласно кодексу Хейса, поцелуи должны были длиться не более трех секунд и выгля-деть практически асексуально. Но, разумеется, эти каноны не останавливали студии в стрем-лении порадовать зрителей но-выми страстями полюбивших-ся актеров и персонажей: одно-временно со съемками фильма выдумывались всякие хитро-умные изыски для того, чтобы

технически увеличить продол-жительность «трехсекундного поцелуя». К примеру, в филь-ме «Сестра его дворецкого» ге-рои Дины Дурбин и Френчо-та Тоуна начинают целоваться при входе в лифт, двери которо-го закрываются, и зритель ви-дит продолжение поцелуя уже в пункте назначения — пентхау-се, расположенном на 22 этаже.

Только страсть и жажда чего-то неизведанного, возможность создать новый художественный взгляд и обратить его на окру-жающие пласты истории (а еще и потенциально прибыльного!) позволила кинематографу до-стичь высот, каких он добился в середине века.

Кодекс Хейса был окончатель-но отменен в конце 60-х, в то время, как в Европе уже вовсю бушевала французская «новая волна», являвшаяся самым мас-

штабным явлением подобного рода: только за первых четыре года на экране появилось 97 де-бютных произведений.

Лейтмотивом, объединяющим представителей «новой волны», стало стремление отражать на экране «живую жизнь». Основ-ное отличие этого кинемато-графа — отказ от устоявшегося и уже исчерпавшего себя сти-ля съемки и от предсказуемо-сти повествования. Фильмы о новых героях, о дерзких моло-дых людях, которые игнориру-ют социальные нормы, живут и любят на полную катушку. «Как красиво за городом. Я очень лю-блю Францию… Если вы не лю-бите море… Если вы не люби-те горы… Если вы не любите жизнь… Идите к черту!», — рас-суждал герой Жана-Поля Бель-мондо из культового «На по-следнем дыхании» Жана-Люка Годара.

Мир


У еще одного яркого представи-теля «новой волны» — Франсуа Трюффо — любовь на экране тесно переплеталась с любовью в реальной жизни. Буквально на каждой съемочной площад-ке у него завязывался новый ро-ман. К примеру, фильм «Жюль и Джим» режиссер посвятил тогдашней своей избраннице, незаурядной актрисе, исполни-тельнице главной роли — Жан-не Моро. Это история взаимоот-ношений очаровательной непо-стоянной женщины и двух муж-чин, которые любят ее, но она не может сделать окончательный выбор в пользу одного из них. Несмотря на примитивность и сомнительность сюжета с точки зрения буржуазной морали, ему удалось изящно и тонко превра-тить его в серьезный и целому-дренный разговор о познании мужчинами женщины и себя са-мих. Режиссер Жан Ренуар вы-сказывался о творении своего

преданного поклонника Трюф-фо: «Когда я смотрел некото-рые сцены «Жюля и Джима», я обмирал от зависти; я говорил себе: не он, а я должен был сни-мать их!»

Так же легко и изящно снят и другой фильм Трюффо на лю-бовную тему — это «Мужчина, который любил женщин». Жен-щины для главного героя, как и для самого Трюффо, состав-ляют смысл всей его жизни, он буквально гоняется за ними, от одной к другой, но в каждой ви-дит неповторимую, присущую ей одной красоту, восторгается ими и боготворит. Фильм начи-нается с панорамы очарователь-ных женских ножек — это жен-щины, которых любил наш ге-рой, пришли попрощаться с ним и бросить горсть земли в его мо-гилу.

Франсуа говорил: «Я — самый счастливый человек на свете, и вот почему. Я иду по улице, я смотрю на женщину, прекрасно сложенную, брюнетку, прелест-ную и легкую в своей темной юбке, бьющей ее по коленям в такт шагам: лицо ее не груст-но и не весело, она просто идет по улице, не ища удовольствия, не желая никому нравиться...» Так же просто, как он любил

прекрасных женщин, он отно-сился и к съемкам: «Надо сни-мать прекрасное, но как бы не-нароком, просто так». Поэтому он негативно относился к твор-честву еще одного заслуженно-го мэтра кинематографа — Ми-келанджело Антониони, гово-ря «что это единственный хо-роший режиссер, которого я не люблю».

Антониони, великий исследо-ватель отношений между людь-ми, чей «взгляд изменил кине-матограф навсегда» явился соз-дателем, наверное, самого зна-чительного произведения о чув-ствах и одиночестве — «тетрало-гию отчуждения», включающую в себя фильмы «Приключение», «Ночь», «Затмение» и «Крас-ная пустыня». В них он наблю-дает за всевозможными оттен-ками отношений и пробует дать ответ на одни из самых волную-щих вопросов: непосредствен-ное развитие чувств — возник-новение, «золотая пора» и уга-сание, их «затмение». Эти кар-тины объединяет критическое отношение их автора к окружа-ющему его обществу: бездухов-ность людей, их одиночество, неспособность определить свое место в жизни, подмена глубо-ких чувств случайными связя-ми, доверие инстинктам.

Я бы хотела не любить тебя или полюбить сильнее. Виттория, «Затмение»

54

Мир

ÁÓÄÜ Â ÔÎÊÓÑÅ • cåíòÿáðü • 201054 ÁÓÄÜ Â ÔÎÊÓÑÅ • cåíòÿáðü • 2010

Кино и любовь, любовь и кино неразрывно связаны. По мне-нию Годара, «кино показывает только любовные истории; в во-енных фильмах идет речь о люб-ви парней к оружию, в гангстер-ских — о любви парней к кра-же». И это действительно так. Это высказывание наиболее полно отражает суть создания фильма и его истинную идею, ее структуру. Даже рассмотрев та-кой классический гангстерский фильм, как «Однажды в Амери-ке», мы видим тому подтверж-дение.

Эта мечта невероятно объ-емна. Кино объединяет три художественно-поэтических уровня: изображение (види-мое), звук (слышимое), и сам «его величество сценарий». При правильном взаимодействии этих ингредиентов и разумной направленности на зрителя рождается та самая магия кино.

Фильмы, которые по праву счи-таются киновоплощением ма-гии любви, претерпевали раз-личные вариации, но в своей сути своей остались неизмен-ны. Каждое поколение принес-

но и рассказано, новое приду-мать, казалось бы, уже нельзя. И тут — выйдет какой-нибудь «Миллионер из трущоб» — и весь мир, затаив дыхание (а дамы — и слезу в уголке глаза), следит за историей простого ин-дийского парнишки, попавшего на игру «Стать миллионером» только для того, чтобы сказать своей возлюбленной главные слова в жизни.

При всех ухищрениях съемоч-ной бригады, для зрителя, сидя-щего в темном кинозале, пожа-луй, самым важным критери-ем хорошего фильма является станиславское «верю/не верю». Когда же речь заходит о филь-мах на такую тонкую и практи-чески непостижимую до конца тему, как любовь, то первосте-пенная сверхзадача режиссе-ра — заставить зрителя не про-сто поверить, а еще и прочув-ствовать. Связать воедино все ингредиенты, нити, коснуться всех уровней сознания и под-сознания. Попытаться объе-динить пластинкой целлуло-ида множество людей, самых различных — по возрасту или убеждениям. Когда это действи-тельно получается, тогда и воз-никают шедевры мирового мас-штаба, остающиеся в сердцах на многие года и десятилетия.

ÊÈÍÎ

Люди ходят в кино, чтобы разделить одну и ту же мечту. Бернардо Бертолуччи

Ведь без любви не бывает фильмов. Жан-Люк Годар

ло свои шедевры. Для первой половины ХХ века это были: «Аталанта» Жана Виго, «Уне-сенные ветром», «Касаблан-ка», советские «Веселые ребя-та»… Некоторые популярные современные картины оказыва-ются лишь римейками великих предшественников. Достаточно вспомнить «Вам письмо» с То-мом Хенксом и Мэг Райан, яв-ляющийся современной копией фильма Эрнста Любича «Ма-газинчик за углом» или «Запах женщины» Дино Ризи, пере-снятый в 1992 году Мартином Брестом. В настоящем же мож-но уже смело назвать культовы-ми «Титаник», «Обыкновенное чудо», «Рассекая волны».

В любви киношной, как и в жизни, нельзя придерживаться какой-то каноничности, «уни-фицировать» поведение или чувства. И кинематографисты никогда не останавливались на классических стандартах лю-бовного романа. Действитель-но успешными, а, главное, са-мобытными плодами подобно-го творчества стали такие про-изведения, как «Вечное сияние чистого разума», «Пустой дом: Клюшка для гольфа №3» Ким Ки Дока, «Мистер «Никто» Жако Ван-Дормеля. Конечно, в данном аспекте нельзя не упо-мянуть творения Педро Альмо-довара. По словам испанского мастера кинематографического ремесла, он «делает интимные фильмы о безумствах, на кото-рые мы вдруг оказываемся спо-собны в самой обычной обста-новке — на кухне, в ванной, в лифте, на пляже».

Многообразие форм, оттенки которых мы способны воспри-нимать как выражение любви в кинематографе не может не вос-хищать. Казалось бы — столь-ко времени прошло, все высо-ты достигнуты, все уже показа- Как и фильмов без любви.

Мир

focus#3 (17) 2010

Documents