1

2

Ноготь-вольтметр 4Смерть в колодце 6

1950-1-2 гг. Подвиг «Разведчика» 81967-70 г. Кто в армии служил, тот в цирке не смеется 11

Бегал тут дурак, пистолетом махал… .................. 11У меня ведь есть сын................................................. 12Испытание СМП ......................................................... 13Собачки марки ТЗГ...................................................... 14Провинциальный идиотизм ....................................... 15Согласно табели о рангах......................................... 16

Эпитаф 171970-1985 гг. Гипробайки 18

Дураку и орден дурацкий ............................................ 18Удавленник .................................................................. 19Плачущий большевик ................................................. 21Что наша жизнь? Игра! ............................................. 23Ключи.., ключи….......................................................... 26Трусишка, зайка серенький ........................................ 29Автобус на тот свет................................................ 32Пропавшие ключи ....................................................... 33Рванина ........................................................................ 35

3

В эту книжку я включил несколько сюжетов, слышанных мною отмоей матери Юрковой Юлии Петровны, мной много лет назад, рабо-тавшей, в разное время, на этих предприятиях. Рассказы могут не-много отличаться от исторической правды, поскольку что-то и я, да имоя мать могли, и подзабыть, и перепутать. Но в том и состоит до-стоинство мемуаров, что они представляют собой преломление дей-ствительности сквозь разум, фантазию и память пишущего и пороювыделяют такие подробности, которые никем другим никогда замече-ны не были.

4

Ноготь-вольтметрЯ уже не один раз отмечал, что мудрый человек заранее знает и

оценивает последствия своих деяний. Но мудрость - исключитель-ное качество, достаточно редко встречающееся среди людей, осо-бенно людей простого звания. Поэтому им настоятельно требуетсязадумываться о последствиях, когда они что-то предпринимают иличто-то говорят. Но, в большинстве случаев, такие люди ведут себясовершенно бездумно.

Сейчас я расскажу к какой трагедии может привести безрассуд-ная похвальба и глупый, как говорят молодые, выпендреж..

Давно это было - когда мать училась в техникуме, значит - сразуже после войны, в конце 40-х годов. В училище связи преподавалэлектрику приятель мамкиного ухажера. Был он парень простоватый,любящий прихвастнуть и покрасоваться собой. Деревенский, скажемтак, неотесанный, но, при этом, отлично знающий свое дело. К томуже прошедший, хоть и не полностью, но, все-таки, войну и передмальчишками, не хлебнувшими этого «счастья», чувствовал себя нанедосягаемой высоте, все время пытаясь выказать свое превосход-ство перед ними.

Сейчас мало кто помнит, но тогда уже существовало два электри-ческих напряжения - 220 вольт и 127. 127 пришло к нам с американ-ским планом ГОЭЛРО, а 220 - из трофеинизированной Германии.Массовый перевод Москвы на 220 начался в 1950 году, а первые по-пытки проводились еще перед войной, хотя 127 сохранялось в Моск-ве еще чуть ли не до середины 1970-х годов. Во всяком случае, вмое детство лампочки продавались, и на то, и на другое напряжение.

Поэтому в училище была представлена аппаратура двух типов -на 220 и на 127 вольт, чтобы ученики были готовы ко всему. Но отли-чия между этими агрегатами никакого не было. Те же самые прово-да, медные шины, ручки, рубильники, корпуса. Пластика тогда ещене было и в помине - одна только резина, да и та исключительно чер-ного цвета. Поэтому разобраться - какое напряжение идет по прово-ду без соответствующего прибора было невозможно.

Вот с этого и начинается трагедия. С необходимости замерить на-пряжение. Приборы того времени, напоминали бронтозавров камен-ноугольного периода. Тяжелые, неуклюжие, громоздкие. Из не то, чтоносить с собой, в руках держать было довольно трудно. Но приходи-лось... с большим неудовольствием.

5

А у преподавателя на пальце, под ногтем или на ногте - точно незнаю, еще с фронтовых лет, имелся толстый сухой нарост. Что этобыло - мозоль или грибок, а может какая-то опухоль - неизвестно, ноопытным путем проверено, что этот нарост почти не проводил элек-трический ток. Он узнал об этом совершенно случайно, когда неосто-рожно прикоснулся пальцем к открытой медной шине. Все завопили,а он ничего, кроме легкого пощипывания не ощутил. Это потрясловоображение молодого деревенского парня, который начал этим на-ростом тыкать по всем шинам без разбору и понял, что, если напря-жение 127 вызывает лишь легкое пощипывание, то 220 жжется, а 380жжет! Ноготь-вольтметр! Обалдеть! Прибора не надо!

И понеслось! Сначала он демонстрировал свои способности пе-ред коллегами-электриками. Те охали-вздыхали, удивлялись, но невосхищались. Чему тут восхищаться? Люди взрослые - почти все во-йну прошли - насмотрелись всякого!

Тогда наш «факир» стал демонстрировать свои уникальные спо-собности перед учениками. И, тут, он попал на благодатную почву,поскольку большинство из них были еще более темными, чем сампреподаватель. Дети-сироты войны, в основном. Некоторое времяему все было хорошо, Ученики дивились, восхищались, уважали...

Но всему на свете положен предел. В какой-то группе, после де-монстрации фокуса с пальцем и слов «жжет - значит двести двад-цать» один паренек, со словами: «Я то же так могу», приложил палецк оголенной шине. Может быть он и остался бы жив, если бы его от-бросило назад, но он содрогнувшись всем телом, завалился на аппа-рат, попав, то ли головой, то ли плечами между шин. Ученики непредпринимали попытки спасти его, понимая, что с электричествомшутки плохи. Когда преподаватель, в два прыжка, долетев до рубиль-ника, выключил электричество, парень был уже совсем мертвый.

Поднялся шум.Но преподаватель был фронтовик, несчастный случай списали

на глупость погибшего. Родителей у него, как у большинства после-военных детей, не было. Поэтому плакать о нем никто не стал. Апреподавателя, пропесочив на партсобрании с выговорешником от-правили куда-то на периферию, где его след, за неимением в те годысредств связи, затерялся. Думаю, что там он, наконец, женился (вописываемое время он был еще не женат), остепенился и вырастилсвоих детей.

Вот такая трагедия проистекла из страсти одного к показушниче-ству, факирству, и полного кретинизма другого.

Но давайте задумаемся - трагедия ли?

6

С точки зрения индивидуума - да, но с точки зрения человечества- отнюдь нет. Наоборот - очищение генофонда. Дарвин отметил, чтовыживает сильнейший, но нам как-то под словом сильнейший видит-ся гора мускулов. Ничего подобного! Заяц, уходя от волка полагает-ся не столько на свои ноги, сколько на хитросплетение своих следов.

Сила не только в мышцах, но и в мозгах тоже!Сейчас даже существует Премия Дарвина присуждаемая тем, кто

погиб по собственной дурости, не оставив потомства.

Последующие поколения должны быть им благодарны.

Смерть в колодцеЗнания и ум - два абсолютно различных понятия, которые часто

ошибочно отождествляют. Вроде бы как знающий - значит умный, по-скольку умный человек - всегда знающий. Но это не так. Знания - этомертвый груз, который оживает только под действием ума, как пищапридает нам силы, только пройдя через пищеварительный тракт.

Вот прекрасный пример того, чем различаются Знания и Ум.Наверное кое-кто из читателей слышал про болотный газ - метан,

который производится гнилостными бактериями. Несмотря на назва-ние, он вырабатывается везде, где есть гниение, просто на болотегнили больше и там он заметнее. В других местах он почти не заме-тен, поскольку ветром уносится вдаль, разлагаясь впоследствии поддействием ультрафиолета.

Но все не так просто, если есть, где спрятаться. В пещерах, на-пример. Во Италии, вблизи Неаполя, существует «Собачья пещера»,куда с собаками не войти, ибо они умирают от удушья, в то время каклюди остаются невредимы, поскольку болотный газ тяжелее воздуха.В Москве пещер не сыскать, зато есть канализация. Нет не та кана-лизация, куда спускают нечистоты, а та канализация, в которой про-кладываются кабели - электрические или телефонные. Она отлич-ный накопитель болотного газа. Бывали случаи, когда канализациядаже взрывалась. Метан же!

Сейчас обслуживающий персонал таких объектов имеет при себегазоанализатор, а в описываемое время (конец 1940-х годов) этиприборы были громоздки, да и было их явно недостаточно. Поэтомупользовались обонянием - болотный газ имеет резковатый запах.

Ну вот - два спайщика открыли такой люк и понюхали...И ничего не унюхали!

7

Может обоняние подвело, а может быть газ был разбавленный.Короче - полезли они внутрь и не вернулись. Третий коллега, остав-шийся снаружи, забил тревогу, понимая, что, с одной стороны, това-рищей надо выручать, а, с другой стороны, лезть самому в колодецне хотелось. Страшно! Телефонов тогда не было, раций тоже - началон орать...

Время было послевоенное, неспокойное, грабили-убивали за то-рофейные товары, за часы и даже за рубашку, милиции на улицах го-рода было много. Подбежали два милиционера. Спайщик объяснилситуацию. Милиционер все понял - достал противогаз и в люк...

И тишина...Каюк!Второй мент замер в оцепенении - что же это за газ такой, коли

противогаз не помогает? Верил он всей своей милицейскою душою внауку-технику. Стоят уже двое и орут на всю улицу. На помощь!

Народ собрался. Все глядят, но помогать не спешат - боятся!Пролез сквозь толпу какой-то жиган молодой. Поговорил со спай-

щиком про газ, который в колодце дышать не дает..- Так это как в воду нырять - отвечает - сейчас я их вытащу!Зажав рукою нос, как ныряльщик, исчез в темноте колодца.И точно - тащит!Сначала мента в противогазе. Потом - двоих спайщиков. Уложили

их на мостовой и давай проветривать. Легкие прокачали - глядь -спайщики очухались. А вот милиционер - нет. Помер!

Приехавшая «скорая» объяснила - видимо там внизу ветерок хо-дил. Этих двоих проветривало - немного, но кислорода было. А ми-лиционер, как затянул в свой противогаз метану, так и потонул в нем.

8

1950-1-2 гг. Подвиг «Разведчика»Было это очень давно - более полувека назад, но...Во все времена мужчины соблазняли женщин, выдавая себя не

за тех, кем они были на самом деле, а за тех, кем они бы мечталиили хотели бы быть, но, в силу своей физической или умственной ог-раниченности, так и не смогли стать. Мужские символы менялись отстолетия к столетию, но все они сводились к одному простому типа-жу - сверхчеловеку - одинаково ловкого, как в бою, так и на балу, нуи, само собою, разумеется, в постели. Обладающего невероятнойфизической силой и, одновременно, недюжинным умом, фантастиче-ской ловкостью и хитростью. Для которого нет, ни преград, ни про-блем, естественно, всегда оказывающегося победителем, в любомделе, в любой ситуации.

Свою дань этому греху я описал в рассказе «Шах-Эмирова» вкнижке «Командировки в Минск». Парней моей эпохи тревожил об-раз великолепного агента «007», память о котором до сих пор живетв людских сердцах, выражаясь в номерах «007» на автомобилях.

Ну, а в ту эпоху, про которую я пишу, мечтою мужчин наверноебыл все же Кадочников со своим «Подвигом разведчика», ведь «Ка-зино-Рояль» еще не было издано, а до блестящего Шона Коннериоставалось еще целое десятилетие.

Ситуация стандартна - женатый мужчина знакомится с молодой,приехавшей из провинции, девушкой, работающей в какой-то конто-ре и начинает ей врать...

Зачем, Ну, конечно, чтобы привлечь внимание, к себе, такомумелкому и незаметному и, в конце концов, овладеть ею. Но, памятуяо том, что он женат - чтобы одновременно и отдалить. Поставитьмежду ними незримую преграду, чтобы обманутая простушка не вы-пытывала, ни где он живет, ни где работает, дабы избежать неожи-данных встреч. Ведь это было страшное безабортное, безгондонноевремя, когда женщины заливали себя уксусом, засовывали в себя

9

все подряд - и ватные тампоны, и тряпки, и чуть ли не куски мыла1. Ивсе равно, рано или поздно, романтические встречи заканчивалисьнежелательной беременностью. И спасти мужчину от этой неприят-ности могла бы только полная анонимность.

Не знаю - дошли ли их отношения до этого или же просто женщи-не приелась романтика и она стала помышлять о чем-то более осно-вательном и прочном, вроде семьи и брака. А может быть глупышкаоказалась не такой уж глупой и стала понемногу обо всем догады-ваться. Не известно. Но так или иначе, наш герой решил расстатьсясо своей подругой навсегда. Но просто так перестать звонить ей наработу он не мог. Поэтому он не нашел ничего лучшего, как инсцени-ровать собственную смерть. Не знаю, что послужило причиной - мо-жет он сам заигрался в собственную игру и возомнил себя собствен-ным персонажем или же боялся, что, если исчезнет, то она рано илипоздно начнет его разыскивать. Еще сунется на Лубянку. Время жебыло сталинское - не хухры-мухры.

Для этого он сагитировал весь небольшой коллектив в которомработал. Парни и девушки были из простых семей, молодые, глупыеи не ощущали разницы между шуткой и подлостью.

Телефоны тогда были редкостью, поэтому сразу в несколькихкомнатах стояли аппараты, подключенные параллельно.

Так вот, в одной комнате сняли трубку и человек восемь сталиизображать двигатели самолета - монотонно гудели и дундели. АРазведчик из соседней комнаты, в это время, загибал своей подруге,что летит над Атлантическим Океаном на очередное задание.

1 С мыльной стружкой я столкнулся в 1978 году. Но дикость не покидаетЭту Страну - вот информация с сайта

http://www.prelest.com/otnosheniya/lovesex/narodnye-sposoby-kontracepciiСегодня большим успехом у многих женщин пользуются «бабушкины»

способы. Самый распространенный – это создание кислой среды во влага-лище, в которой гибнут сперматозоиды. Вариантов, как «убить кислотой» не-сколько: • Можно перед половым актом засунуть «туда» пару долек лимона.• Можно спринцеваться лимонной, борной, уксусной или салициловой кисло-той, при этом тщательно омывая всю внутреннюю поверхность влагалищане менее 5 минут. Рецепт прост: для уксуса – 2 столовые ложки на литр во-ды, для лимонной кислоты от 2 до 5 грамм. • Можно перед половым актом ввести таблетку аспирина во влагалище.• Можно засунуть «туда» кусочек хозяйственного мыла. Принцип все тот же –щелочная среда должна убить «хвостатых».

10

Сказав ей несколько ничего не значащих слов, он вскрикнул: «О!Что это?», а молодежь в соседней комнате стала изображать воз-душный бой - выли, свистели на все лады, бухали об пол тяжелымикнигами, трещали счетами. И на пике всей этой оргии, придурок про-кричал: «Прощай! Я погибаю, но не сдаюсь!», после чего телефон от-ключили.

Ушел красиво! Куда там Кадочникову...

Прошло некоторое время. Что толкнуло мнимого покойника сно-ва позвонить своей подруге на работу - не известно. Может заскучалпо милой простушке, а может быть, чуя за собой какой грех, хотелудостовериться в результатах. Но к телефону на этот раз подошлапожилая женщина и сказала, что если «ты, сволочь» еще раз позво-нишь, то мы обязательно найдем тебя и прикончим. Мы войну про-шли и нам убить - как муху раздавить.

Он вздрогнул и замолк, видимо не понимая тяжести того, что на-творил. По-моему, он не понял этого даже тогда, когда услышал, чтонесчастная девочка до сих пор находится в психиатрической клини-ке... Вряд ли он это, когда-нибудь, вообще поймет...

Вот так трагически заончилась, невинная, на первый взгляд, шут-ка...

Шутите, друзья, осторожнее.

11

1967-70 г. Кто в армии служил, тот в цирке не смеетсяЭти три года, указанные в заголовке, моя мать проработала в во-

йсковой части, которая находилась в парке на улице Куусинена, на-против нынешнего дома культуры общества слепых. Некоторые ста-рожилы еще помнят, что место это и остановка назывались тогда«108 квартал».

Бегал тут дурак, пистолетом махал…Начальник войсковой части, где работала моя мать, полковник

Артем Титович Сергеев по служебным делам находился с младшимиофицерами неподалеку от города Наро-Фоминска. Как положено, де-ловая часть была закончена выпивкой. День был погожий, солнеч-ный, настроение хорошее и Артема понесло.

«А знаете ли вы, что я этих местах воевал…» - гаркнул он, послечего долго и нудно стал рассказывать о своих фронтовых буднях мо-лодым лейтенантикам, у которых вся служба была еще впереди, ко-торым и побахвалиться-то было нечем. К тому же, на фоне брежнев-ской «борьбы за мир» новая война отодвигалась все дальше и даль-ше и возможность проявить свой героизм и нахватать орденов стано-вилась все менее и менее реальной. Естественно, что полковничьябравада им была, ну, если не совсем противна, то совершенно неинтересна и больно била по самолюбию.

Заметив, что интерес личного состава к его словам резко падает,и молодежь больше смотрит по сторонам, чем командиру в рот, пол-ковник перешел к активным действиям.

«Вон деревня, давай подойдем» - сказал он и бодрым шагом на-правился к ближайшему домику. На его несчастье, там, в огороде,под летним солнцем, задницей вверх, копалась какая-то немолодаяуже женщина. Действительно ли она была такой старой, что помни-ла войну или же просто тяжелый крестьянский труд слишком раносостарил ее – неизвестно.

Но к ней, как раз и обратился полковник – «Бабка!» – воскликнулон – «я в этих местах воевал летом сорок первого, ты должно бытьпомнишь войну…» Женщина, покряхтывая, с неохотой разогнулась,шумно вздохнула, а потом повернула к нему свое лицо, но при этоммолчала. Что творилось в ее душе понять было невозможно, то лиона силилась припомнить прошедшую тридцать лет назад войну, аможет быть просто-напросто была ошарашена вопросом. «Бабка!» –снова выкрикнул Артем – «а может ты и меня помнишь?»

12

«Да... бегал здесь какой-то дурак – пистолетом махал…» – отве-тила она совершенно бесстрастно. После чего, отвернулась, накло-нилась и продолжила пропалывать грядку.

Куда там Гоголю с его Ревизором! Вот это истинная «немая сце-на». Ведь в словах женщины не было, ни осуждения, ни насмешки,ни желания обидеть, только простая констатация факта и это, есте-ственно, было самое обидное. Простой человек незамысловато ичестно оценил ситуацию, которую видел и которую помнил. Полков-ник на какое-то время полностью потерял дар речи. Сделав резко«кругом», он не произнеся ни слова, глядя себе под ноги, направил-ся обратно. Молодые офицеры сжав губы до крови, чтобы не расхо-хотаться, затаили дыхание и стараясь не встречаться друг с другомвзглядами, потрусили за полковником, понимая, что Артем был стро-гим, хотя, к его чести, всегда справедливым, командиром, но послетакого афронта его поведение могло стать неадекватным.

В этот вечер его больше никто нигде не видел...

У меня ведь есть сын«Боевые крещения», дедовщина были, есть и всегда будут в ар-

миях, тюрьмах и прочих подобных заведениях, где люди скучены непо своей воле, обезличены и лишены не только физической, но и ду-шевной и, уж тем более, духовной свободы. Там, где человеческоеестество сведено до животного уровня, где главенствуют «тради-ционные» ценности - сон, еда, отправление естественных надобнос-тей и борьба за выживание. Где вместо Разума главенствуют Мыш-цы. Бороться с этими явлениями бесполезно, поскольку они всеголишь следствия, а не причина.

Но так уж устроено наше общество, что оно скорее искоренитследствие, чем причину, поскольку это намного легче. Не надо ду-мать, трудится, ломать голову, чтобы докопаться до истоков пробле-мы, а только карай, да запрещай.

И вот в войсковой части, где работала мать, один младший сер-жант был уличен в организации «боевых крещений». Не помню к че-му они сводились, по-моему к двадцати ударам пряжкой ремня позаднице или к чему-то подобному. Все это продолжалось не один годс не одним призывом, да вот попался хиловатый призывник, которыйпосле экзекуции чуть не помер. Может ему. вместо жопы, били по по-чкам, а может просто - слабоват от рождения здоровьем был. Как быто ни было - лазарет ему не помог и, чтобы спасти ему жизнь, его пе-ревели в окружной госпиталь. А там эту историю замять уже не уда-

13

лось. Из какого-то забубенного, богом забытого, села, прикатилимать с отцом, началась шумиха. Врачи также были в замешатель-стве - как оформлять больного, поэтому руководство решило - не за-малчивать - пусть будет так как есть - дедовщина.

Был суд. Младшего сержанта разжаловали в дисбат рядовым.Хилый солдат так и не выздоровел, оставшись на всю жизнь инвали-дом. Вот вроде и все - справедливость восторжествовала.

Перед тем, как отбыть в дисбат, бывший командир отделенияобеспечения, теперь уже рядовой, зашел попрощаться с командова-нием, поскольку прослужил он здесь почти два года, был на хоро-шем счету, нареканий не имел, а поскольку часть была маленькая -знали его исключительно все.

Планерка только что закончилась, почти весь руководящий со-став был на месте и он, по очереди, на прощание, стал пожиматьвсем руки. Мать стояла, ни жива, ни мертва, пытаясь заглянуть ему вглаза. Но ей это не удалось, поэтому как только очередь дошла донее, она демонстративно завела руку за спину.

Все вздрогнули...- У меня, рядовой, - крепко надавив на слово «рядовой» - произ-

несла мать - дома сын-первокласник...Пришел Жан и все опошлил.. - сквозь зубы прошипел Артем Ти-

тович и ужом выскользнул из кабинета, несмотря на свою могучуюфигуру.

А подполковник Кривонос, вздрогнув, огляделся по сторонам ди-коватым взглядом, как будто бы очнувшись от дурного сна и, схвативлисток бумаги со стола, тщательно вытер им свою ладонь и, приплю-нув, швырнул его в мусорное ведро.

Испытание СМПВот ведь как устроен человек – согнутая в локте рука, находится

как раз на уровне головы сидящего человека.Войсковая часть только что получила строительно-монтажные

пистолеты, которые одним выстрелом вгоняли в бетон гвоздо-дюбе-ля длиною 6 сантиметров. Мощное и грозное... оружие! Именно –оружие! А солдатам-первогодкам очень хотелось немедленно испы-тать его в действии. Посмотреть как это – бац – и гвоздь вбит.

Их можно понять - шло второе десятилетие бетонного строитель-ства. Жители были в шоке. Раньше - захотел картину повесить -бамц - гвоздик в стену. Захотел полочку присобачить - бух-бух моло-точком. Пять минут и полочка висит. Даже в кирпичные стенки и тогвозди вбивали, а в бетон-то - как - гвоздь не идет, гнется?!!!

14

Ударные дрели, твердосплавные сверла - в те годы ничего этогоне было в этой стране и в помине. Обычную дрель на предприятиибыло трудно найти, но и она не брала бетон. Вот и приходилось пополчаса стучать шлямбуром, чтобы проделать дырочку, засунуть внее деревянный дюбель, в который потом вбить гвоздик. Долгая пес-ня!

Быстро распаковали один комплект, снарядили согласно инструк-ции, и решили проверить на внутренней стенке своей казармы, со-вершенно не задумавшись о том, что здание – деревянное, а внут-ренние перегородки вообще чуть ли не из дранки или гипсокартонасделаны.

Еще покрутили в руках - ну, ни дать, ни взять - настоящий писто-лет, только тяжелее и крупнее боевого. Ствол толстенный.

Бац… дюбель, как нож масло, проткнул утлую перегородку, про-бив голову, сидящему в соседней комнате бухгалтеру и, долетев довнешней, бревенчатой, стены, вошел в нее целиком. Круто!

В общем, испытание прошло успешно, если бы не убитый бухгал-тер, из-за чего, солдаты долго еще чалились в дисбате.

Собачки марки ТЗГМамка составляла ведомости потребных материалов для строи-

тельства кабельной линии связи. В те годы пишущая машинка быларедкостью, да и печатать, даже одним пальцем, умели немногие, по-этому во всех организациях существовали машинистки. Вот и в вой-сковой части, где работала мать, была совсем юная, печатальщица,только что окончившая курсы машинописи.

От руки мать написала несколько листков, вечером отдала маши-нистке, а наутро, после планерки, забрала. И, как все нерадивые ра-ботники, даже не взглянув на то, что там напечатано, сразу же отне-сла их начальнику воинской части Артему Титовичу.

Тот, только глянув в документ, взревел зверем – «Тащи мне этусучку сюда» - приказал он моей матери. Та, вспыхнула, и от страха иот полковничьей грубости, но за машинисткой не то что пошла, а за-спешила.

Сквозь тонкие стены деревянного барака отчетливо было слыш-но как Артем орет, а машинистка плачет. Ее писклявый плач начистозаглушал отрывистые басовитые слова командира. Ничего толкомразобрать было нельзя. Вся часть ходила в недоумении и быласильно заинтригована - что же могла напортачить машинистка, что-бы вывести полковника из себя, причем настолько.

15

Наконец дверь кабинета распахнулась и оттуда, вся в слезах исоплах, вылетела машинистка. А вслед ей громкий бас Артема про-гремел: «и если мною написано «хуй» ты должна печатать «хуй», ане «пиписька»!

Оказалось, что юное создание вместо слово «кабель» (принявего за «кобель») напечатала «собачка». Причем, когда Артем обру-шил на нее свой гнев, она, не понимая разницы между «кабелем» и«кобелем» еще и упорствовала, ссылаясь на то, что на курсах маши-нописи их учили заменять в текстах «грубые» и «экспрессивно окра-шенные» слова на более нейтральные. Может так бы полковник ипосмеялся бы над юной дурочкой, которая не знает разницы междукабелем и кобелем, но эти «экспрессивно окрашенные» слова выве-ли его из равновесия – не любил старый вояка, когда кто-то граждан-ский бахвалится своей образованностью.

А подполковник Саломатин, втихаря, вытащил из мусорной кор-зины начальника ведомость и читал, в курилке на улице, перлы, вро-де: «Собачка марки ТЗГ…» под громкий хохот сослуживцев.

Провинциальный идиотизмЧасть в которой работала моя мать вела строительство не толь-

ко линий связи, но и подъездных путей, для чего они получали песоки щебень на железнодорожной станции, где под автоматический бун-кер подъезжал самосвал и в его кузов высыпался песок или щебень.

Один солдат-первогодок из какой-то глухой деревни очень уди-влялся этому бункеру. Стоило ему только попасть на станцию, какон, как зачарованный глядел и глядел на него. Очень его занимало –как из него песок сыпется. Видимо этому дураку никогда не приходи-лось через воронку зерно или муку ссыпать. Да и видел ли он всвоей жизни воронку?

Чаще всего солдаты ездили по двое: водитель и сопровождаю-щий. Будущий покойник был сопровождающим и, пока водитель под-гонял машину на загрузку, мчался в контору с заявкой на получениематериала, а потом спешил обратно, но каждый раз опаздывал – кмоменту его появления песок уже ссыпался в кузов. А ему очень хо-телось увидеть, именно, как он начинает высыпаться. Об этом он по-жаловался водителю. А тот, не понимая, что отправляет человека наверную смерть, сказал: «попроси в конторке, чтобы попридержалиразгрузку».

Наш дурак так и сделал.

16

Водитель ждал-ждал, а напарника все нет и нет. Уж минута про-шла как весь песок высыпался, а его нет. Посмотрел по зеркалам -нету! Вышел из кабины, повертел головой - нету! Стал обходить ав-томобиль сзади, заглянул в кузов… а из кучи песка торчат подошвысапог!

Видимо, дуралей залез в кузов, чтобы получше рассмотреть –как сыпется песок. Ну и принял все четыре с половиной тонны нагрудь…

Согласно табели о рангахОтмечали Седьмое ноября.

Что случилось и почему моя мать поцеловала на прощание капи-тана Четверикова, осталось тайной. Она либо не помнит, либо не хо-чет говорить. Но факт поцелуя был замечен всем личным составом!

После Праздников, как только окончилась планерка, ее тотчасвызвал к себе в кабинет молодой стройный красавец (сам видел нафото – гусар, да и только) подполковник Саломатин и стал отчиты-вать за совершенный поцелуй в расположении воинской части в слу-жебное время. И не просто отчитывать, а требовать, чтобы «подоб-ные вещи» выполнялись только в порядке старшинства воинскихзваний. Поэтому в случае возникновения «желания поцеловать» сле-дует выполнить это со старшим по званию в этой воинской части, тоесть с ним – подполковником Саломатиным, а потом, «если желаниене улетучится» со всем остальным личным составом по уменьшениювоинских званий. Причем свои слова он произносил без какой-либотени усмешки или юмора, твердым уверенным голосом, будто бы за-читывал на плацу очередной приказ по воинской части. От этогомать сначала подумала, что он, либо свихнулся, либо бредит спраздничного перепоя. Но глядя на его чеканный шаг и отличную вы-правку, догадалась, что он просто издевается над ней...

И, не став дослушивать до конца его словоблудие, она распахну-ла дверь кабинета чтобы выйти…

Но не тут-то было! В этот момент, оттесняя ее своими могучимиплечами, в кабинет ввалился начальник воинской части Артем Тито-вич. Не обращая никакого внимания на мою мать, он заорал: «Васчто, Саломатин, в полковники произвели! – Нет! – Так какого чертавас должны целовать первым! Я – начальник! Я – полковник! А ты –мой подчиненный! - Моя очередь первая! - За мною будешь!»

17

Мать вылетела из кабинета, с пылающими щеками, как ошпарен-ная, а очевидцы утверждали, что через секунду после этого из каби-нета раздался такое дикое гоготание, что в соседней бухгалтериизвякнули, вставленные на зиму, стекла.

Начальник с заместителем, как дети, радовались удачно сыгран-ной «казарменной» шутке. Но моя мать таких шуток, своей начистогражданской душой, к сожалению, не понимала, не принимала истрашно обижалась. Эта милая, по моему мнению, и очень удачнаяшутка, положила предел ее терпению и она решила уволиться.

К тому же, перестройка армии превращала вольнонаемных гра-жданских специалистов в прапорщиков. Получался хоть и не кадро-вый военный, но уже и не гражданский человек. Становится военныммать не хотела, тем более таким - который ни рыба, ни мясо, поэто-му отставилась в институт «Гипросвязь», где проработала до самойпенсии.

ЭпитафКак я уже сказал - моя мать благополучно доработала в «Гипро-

связи» до самой пенсии и ушла на нее день в день, не задержива-ясь.

Артем Титович умер, как истинный военный, не валяясь на боль-ничной койке - переходя под хмельком пути Московско-Рязанской же-лезной дороги с племянником.

Полковник Михаил Абрамович Кривонос, выйдя в отставку, дол-гое время работал в деканате заочного Института Связи и регулярнозвонил моей матери, но она, как-то холодно относилась к его внима-нию. И даже, когда он тихо скончался, не пошла на похороны.

18

1970-1985 гг. Гипробайки

Дураку и орден дурацкийКак-то мать понесла на подпись заместителю директора институ-

та Гуськову сметы. Секретарши у того не было, дверь кабинета, по-простецки, открывающаяся прямо в коридор, была полуоткрыта. Аиз-за нее доносились голоса на очень повышенных, даже уж сли-шком повышенных тонах, поскольку мать, не прислушиваясь, услы-шала их на полпути.

Возвращаться ей не хотелось – она работала в соседнем корпусе– дорога неблизкая, поэтому она решила переждать кабинетную бу-рю в коридоре. Посчитав и посчитав совершенно резонно, что немо-лодой Гуськов не продержится долго в таком ритме и ему либо при-дется вышвырнуть оппонента из кабинета, либо попасть в больницу.Встав неподалеку от кабинета (женское любопытство взяло верх),она, повернувшись лицом к окну, стала терпеливо ждать.

Крики, то затихали, то становились громче, но не прекращались.Наконец, по улучшению разборчивости речи, стало ясно, что го-

лоса из глубины кабинета, приближаются к дверям. СледовательноГуськов выпирает своего противника из кабинета, и скоро освободит-ся от столь шумного посетителя, и сможет наконец подписать этитреклятые сметы из-за которых она уже почти четверть часа провелав коридоре.

Мать поняла, что второй голос принадлежит Дзюбе – типичномуармейскому прапорщику, который на гражданке занял место началь-ника хозяйственного отдела – шумному, горластому и бестолковомуукраинцу, с невероятной манией величия и собственного достоин-ства. Слышалось, что он чего-то упорно требует от Гуськова. А тотему наотрез отказывает одним только словом: «нет… нет… и нет».

Из-за полуотворенной двери громыхнула Дзюбина нечленораз-дельная фраза, которую мать разобрать не смогла. Зато услышалаответ Гуськова:

– Да пошел ты на хуй!– Вы не имеете права так со мной разговаривать!– Имею!– Я орденоносец!– Ты?– Я!

19

На какой-то момент все стихло – недобрый признак – а уже черезмгновение в проеме двери показалась жирная спина низкорослогоДзюбы, отпихивающая незакрытую дверь. Чувствовалось, что Гусь-ков просто выталкивает его, говоря:

– Иди… иди… орденоносец… остынь!Застыв на пороге и поняв, что битва почти проиграна, бравый

прапорщик скинул свой последний козырь:– Я имею награду – взвизгнул Дзюба – у меня медаль ВДНХ!– Дураку и орден дурацкий – рявкнул Гуськов, и судя по тому с

какой скоростью орденоносец вылетел в коридор, стало понятно, чтоего выпихнули. А вслед донесся громовой хохот Гуськова.

УдавленникНе только веселые, но и трагические случаи бывали в институте

«Гипросвязь». В конце 1970-х годов, например, там повесился одиниз сотрудников.

Причины этого происшествия мать мне прояснить не смогла. Онарассказала, что это был недавно устроившийся на работу инженер иего она толком не знала. К тому же в отделе, где он работал не былее хороших знакомых с которыми можно было бы посудачить. Уди-вляет лишь одно - почему по институту не поползли слухи один не-лепее другого, как это всегда бывает в подобных случаях, и которыеневозможно запретить никакими циркулярами, угрозами и проч. Ноэтот случай странно и необъяснимо был покрыт молчанием. Значитв этом был какой-то смысл.

Вообще, моя мать трагических случаев как-то боялась, опаса-лась и всегда пыталась о них не вспоминать. Когда же она сталкива-лась с чьим-то несчастьем, то обегала его стороной. Мне не раз ка-залось, что она боится «заразиться» чужим горем, как гриппом. Этоможет показаться абсурдом, но те, кто читал «Суеверия моего дет-ства» подумают иначе. Много-много странного было в той, после-военной жизни, где в оду кучу, в головах полуграмотных, отсталыхлюдей, смешалась коммунистическая идеология, основательно под-забытое и переиначенное славянское христианство, плюс финоугор-ские предрассудки и поверья.

Матери нравилось вспоминать только хорошее, надеясь от этогостать счастливее. Она много раз твердила мне о «силе слов», забыво старой восточной мудрости «сколько не говори «халва» – во ртуслаще не станет». Хотя, если задуматься, вся ее жизнь была сплош-ным подтверждением этой фразы.

20

Поэтому то, что мне известно, можно уложить в несколько строк.Вечером в пятницу некий сотрудник, вместо того, чтобы идти до-

мой, после окончания рабочего дня, вышел на лестницу института врайоне предпоследнего этажа и затаился там. Дождавшись, когдаздание опустеет и на этажах погасят свет, он достал из портфеля за-ранее приготовленную веревку, привязал ее к перилам лестницы, на-кинул себе на шею петлю и прыгнул в проем.

Лестница, на которой он свел счеты с жизнью, стояла особняком.Это была, так называемая «незадымляемая лестница», до которой,при пожаре, огонь от здания не должен дотягиваться. Их остекляютснизу доверху, чтобы, лопнувшие от перегрева стекла, рассыпались,обеспечив приток свежего воздуха и обеспечили безопасную эвакуа-цию людей из горящего здания. Вот в таком «аквариуме» он и повис.

Как не странно, но никто его не заметил. Уборщицы убирались нев пятницу вечером, а в понедельник с утра. Охранники объезжализдание на лифте, вместо того, чтобы подниматься по лестнице. Сна-ружи углядеть его тоже было сложно – улица темная (учитывая то,дикое, советское время, когда ни лампочки, ни машины), жилых до-мов поблизости нет, пососедству заросшее лесом антенное поле,вся противоположная сторона занята ТЭЦ-16, поэтому пешеходытам редки.

Интересен факт, что мы с матерью, либо в субботу, либо в вос-кресенье вечером зачем-то шли там и мне показалось, что в при-зрачном полумраке лестницы я вижу какую-то тень, похожую на ви-сящий мешок. Но я не придал этому никакого значения – стеклалестницы немытые, освещение скудное, этаж высокий – могло и по-чудиться, а могли и инженеры сушить мешки с картошкой - времябыло осеннее.

Он провисел там уже больше суток, когда его семья приступила кпоискам. Как всегда – по моргам, по больницам. Обзванивали близ-ких людей и сотрудников. Но его никто не видел. На работе о нем ничего не знали, хотя он висел несколькими этажами выше помеще-ния охраны и догадаться о том, что он где-то рядом было бы прощепростого, если взять и проверить - есть ли его подпись в журнале вы-хода. Но охране было на эти поиски глубоко начхать и они не подня-ли задницы. Все ждали понедельника, поскольку милиция принимаетзаявления о пропаже людей только через три дня после их исчезно-вения.

Неизвестно, сколько бы ему еще висеть, если бы кто-то из столо-вой, подходя к зданию, не заметил, что наверху, что-то болтается и

21

не сказал охране. А те, испугавшись, что это провод, могущий ус-троить короткое замыкание, не поспешили наверх.

Вот тут и началось! В режимном предприятии – висельник пока-чивается несколько дней, а охрана его не видит! Значит она сидитвнизу в своей рубке, попивает чай (и не только), рубится в домино икарты и не проходит дальше туалета2.

Пошумели-пошумели и замяли, поскольку – зачем вешать научреждение пятно. К тому же об этом могли прознать в верхах, а то-гда бы попало по шапке всем, начиная с директора.

Тело, как говорится, предали земле. Поскольку он работал не-давно и ни с кем не сдружился, то поминок не было и про него бы-стренько забыли так, будто бы его и не было.

Зато моя мать очень нервничала, говоря, что самоубийца в зда-нии – не к добру и это предвестник больших бед, со страхом входилав лифт, бледнела, когда появлялся запах гари и, в конце концов, пе-ревелась работать в соседнее здание. Но ее опасения не оправда-лись – уже сорок лет прошло, а институт так, и не рухнул, и не прова-лился в карстовую воронку, как предвещали некоторые молодые ивеселые сотрудники, и не сгорел, и его сотрудники не стали жертва-ми неизвестной неизлечимой болезни.

Все путем – жизнь и смерть неразделимы.

Плачущий большевикСоветская власть не только бесплатно лечила своих подданных,

она еще, зачастую, лечила их принудительно, против воли самихбольных. Принудительно лечили, и от венерических заболеваний, иот туберкулеза, не говоря уж о нервно-психических, алкоголизме, на-ркомании.

Казалось бы – какое счастье – бесплатное обязательное лече-ние. Но задумаемся - лечение ли? Лечение это когда человек осоз-нает свою болезнь и хочет от нее избавится. А если не хочет - зна-чит не лечение, а наказание, кара! Отличный способ сведения, иличных счетов, и расправы над неугодными людьми.

Чтобы отправить кого-то топтать зону, его надо было изобличитьв преступлении, найти свидетелей, осудить в суде и признать винов-ным. Сколько людей было в этом процессе задействовано. Да и у

2 Совсем недавно, в 2016 году, в Церкви Георгия, что на Коптевскомбульваре в Москве, покойник провалялся в углу целых трое (!!!) суток, покаего случайно не обнаружила церковная служка. Это не где-то на верхнемэтаже, а прямо в самом храме.

22

осужденного всегда остается надежда на апелляцию, УДО и амни-стию.

Принудительно лечимый не имел никакой надежды. Без суда иследствия по одному заключению врача человек оказывался в тойже самой тюрьме, называемой спецбольница, наглухо изолирован-ным от всего мира. За преступление по Закону положен срок. Бо-лезнь законом не регламентировалась и для выздоровления сроковне устанавливалось. Только врач мог определить – выздоровелбольной или нет. Одна, единственная личность, распоряжаласьсудьбою принудительно лечимых! Человек мог долгие годы провестив больничных коридорах, если это кому-то было надо. И никаких кас-саций, апелляций, амнистий… Если зону иной раз сравнивают садом, а волю с раем, то спецбольницу можно сравнить с чистили-щем – ты и не жив, да и не мертв.

Если один человек, сравнивая фотографии европейских городовс тем, что он видел за окном, называл Москву «самой провинциаль-ной столицей Европы», то его начинали лечить от «вялотекущей ши-зофрении». Сбрендил – говорили врачи!

Если другой человек, ничего не говорил, а начинал тихо-мирновыпивать, чтобы скрасить свое унылое житье-бытье в отсутствиипредметов первой необходимости, то тебя принудительно лечили отпьянства. Спился – говорили врачи!

А как можно было «жить и не пить»? Чтобы трезвым взглядомглядеть на серость и убожество советской жизни? Чтобы ощущатьбесцельность своего существования в условиях уравниловки, бес-смысленность денег, когда в магазинах «только полкило в руки»? То-сковать по труду, при отсутствии права на средства производства?Не знаю? Я, когда работал в МАДИ с 1982 по 1991, мы пили на рабо-чем месте два-три раза в неделю. От скуки. Для удовольствия.

И никто не обращал внимания. Преподаватели ходили пьянымина лекции, мы проводили лабораторки, когда в глазах все двоилосьи расплывалось. Студенты не отставали от учителей и сами надира-лись порою до такого состояния, что не могли, после лекции, поки-нуть аудиторию.

Это с одной стороны. А с другой стороны - достаточно было ре-шения трудового коллектива, заявления жены или родственников, илюбого жителя Страны Советов можно было упрятать в лечебно-тру-довой профилакторий сроком от одного до трех лет. Где люди лиша-лись не только свободы, но и элементарных прав, например, оплатыза труд, поскольку, заработанные в профилактории деньги, перево-дились их семьям, женам и детям. Это ли не самое настоящее раб-

23

ство о наличии которого на американских плантациях, нам твердилиучителя в школе?

Вот о таком случае мне и поведала мать.

Вернувшись с работы, она заливалась смехом, чего с ней, честноговоря, было не часто.

– Помнишь, сынок, – начала она – стихотворение Маяковского сословами «если выставить в музее плачущего большевика, то весьдень в музее торчали ротозеи – еще бы такого не увидишь и в века»

– Да, помню, – ответил я.– Так вот – прошло всего полвека, а плачущие большевики уже

появились. Маяковский был неправ.Дальше мамка рассказала, о партийно-профсоюзном собрании,

на котором она присутствовала и где одного их сотрудника, членаКПСС, приговорили к принудительному лечению от алкоголизма, позаявлению жены и решению трудового коллектива.

Когда собрание закончилось, он вышел из кабинета весь в сле-зах. Причем не просто плача, а рыдая навзрыд. Держа в руках, ка-кую-то бумажку, видимо постановление собрания, он заливался сле-зами, предчувствуя те беды, которые совсем скоро ожидают его. Аможет ему было обидно, что его семья и его коллеги, прекрасно по-нимая, что такое принудительное лечение, с легким сердцем отпра-вляют его туда, как, ставшего ненужным, котенка или песика на усы-пление.

Кто знает, какие мысли были в душе у этого человека, что заста-вило его, зрелого мужчину, зареветь горькими слезами. Но материэто показалось смешным, во-первых, поскольку он был коммунист иона сразу вспомнила стихи про «плачущего большевика». А, во-вто-рых, потому, что она решила – если человек плачет, значит емужаль расставаться с пьянством, как ребенку с любимой игрушкой.

Мне это смешным не показалось…Уже тогда, в возрасте одиннадцати лет, мне, по-взрослому, стало

страшно.

Что наша жизнь? Игра!В конце 1970-х годов мать работала в отделе, где рядом с ее сто-

лом стоял стол молодого инженера Вовки Куликова, недавно окон-чившего институт, с которым она часто беседовала на различные те-мы.

24

Молодежь иногда тянется к пожилым, пытаясь в них найти пал-лиатив родителей, которые, и выслушают, и направят, и посоветуют,но при этом останутся чужими, а не родными, которых можно не стесняться. Полно молодых, которые легко поделятся своими про-блемами с кем угодно, но только не с матерью или отцом. Стоит в ихсознании какая-то непреодолимая преграда стеснения, и все тут. На-верное, это все-таки дефект воспитания. Может, в детстве, родителитаких просто отвергали (типа, иди, малец, играй, не хера тут, взрос-лым, мешать) или серьезно обманули (на уровне – пусть всегда будуя) – точно сказать трудно. Но явление очень распространенное.

И вот однажды Куликов рассказал такой случай:Жил он, в то время, в двухкомнатной коммунальной квартире, в

большой комнате с женой и дочкой-дошкольницей, а маленькую ком-нату занимал, пожилой, лет пятидесяти, мужчина. Рабочий. И, какположено, пьющий. Пьющий, правда, не так сильно, чтобы спиться скруга, но уже с некоторыми странностями. Всю свою жизнь он прово-дил, либо на работе, либо на кухне. В комнату приходил толькоспать. Вовку и его семью это сильно раздражало – как не войдешьвечером в кухню – все сидит, и сидит, и сидит. Иной раз уставится встенку каким-то немигающим взором и хоть около него из пушки па-ли – не шелохнется. Странный, странный был…

А еще приходили к нему друзья играть в карты и тоже устраива-лись на кухне. В такие дни вовкина жена и дочь на кухне не появля-лись совсем. За всякой мелочью ходил он сам. Хотя, по его словам,вели они себя очень прилично, как только прилично могут вести себяпростые рабочие. То есть – не дрались, не орали пьяных песен, небуянили, не были бутылок о подоконник, а только иногда громко кри-чали, когда кто-нибудь проигрывал или, наоборот, выигрывал. Кури-ли, конечно, крепко, как паровозная топка, стряхивая, при этом, напол пепел и роняя окурки, разливали по полу пиво и водку, сорилирыбными очистками, но для людей этого сорта, такое поведение счи-тается естественно-повседневным, поэтому Куликовы на них в боль-шой обиде не были. Терпели, в ожидании собственной квартиры. А,когда табачный дым особенно донимал их, завешивали дверь староймокрой простыней.

В тот вечер, судя по крикам, раздающимся из кухни, игра шлаособенно бурно. Впервые, в общем гаме голосов, Вовка различил го-лос своего соседа. Хотя, за шумом, в точности его слова разобратьбыло трудно, но по тону можно было судить, что он очень расстраи-вается своими постоянными проигрышами, над которыми вся компа-ния подтрунивает, насмехаясь над ним.

25

До самой программы «Время» еще было шумно, затем шум сталстихать и наконец стих почти совсем. Стало ясно, что игроки более-менее успокоились.

Тогда Вовка решил сходить в туалет. До этого, по его словам, вы-ходить ему было противно и он терпел. Оказавшись в длинном кори-доре, оканчивающимся дверями в ванную и туалет, он глянул в сто-рону кухни. За столом с картами в руках сидело три незнакомых мор-доворота – грязных, прокуренных, пьяных, но соседа не было средиигравших. На полу валялась табуретка, около которой лежала пу-стая бутылка водки – видимо сосед ушел. Поворотившись от такогозрелища, с мыслью – ну, когда же, Господи, у меня будет собствен-ная квартира, он юркнул в сортир. После чего, также незаметно, про-скочил в ванную помыть руки. Игруны не обратили на его передвиже-ния никакого внимания – настолько они были заняты игрой.

Но, когда он влетел в ванную комнату, то увидел такое, отчегозакричал, причем закричал что-то очень глупое, бессвязное и гром-кое, типа: «а-а-а-а!» Поскольку на него смотрело посиневшее лицоповесившегося соседа..

Люди того времени часто вешались в ванных комнатах. Почему?Да, потому (сейчас про это уже почти забыли), что под потолком со-ветских квартир всегда были протянуты веревки для сушки белья. Вте далекие годы у людей не было не только сушильных агрегатов, нои обычных стиральных машин. А даже если бы и были, то гнилой мо-сковский климат не позволял сушить белье на улице, вот и приходи-лось людям жить, по сути дела, в прачечной.

Кстати о прачечной! Прачечные существовали, но бедность плюстрадиционная русская жадность и ненавязчивый советский сервисне давали возможности пользоваться их услугами. Только высшийэшелон, включая артистов, пользующийся спецобслуживанием по-зволял себе прачечную. Все остальные - рабочие, инженеры, на-чальники цехов и отделов, да и руководители предприятий - стиралидома.

Так вот, наш удавленник, пока еще не был удавленником, акку-ратно размотал узел (как умудрился – зубами что ли) на одном кон-це веревки, опустил ее вниз, соорудил некое подобие петли, а по-скольку веревка была достаточно длинной – встал на колени, чтобыее натянуть. И – повесился! Вешаться он не умел, поэтому непра-вильно расположил узел на своей шее, вследствие чего не умер сра-зу, а медленно задыхался, понемногу ломая гортань.

26

Сбежавшиеся на крик, дружбаны удавленника, довольно быстропривели его в чувство. Он хрипел, бессмысленно водил глазами, нодышал и жил!

Вовку потошнило от всего увиденного, он вернулся в свою комна-ту, достал из серванта, початую бутылочку дагестанского коньяку ивыпил стопочку. Попытался успокоиться, но это у него упорно не по-лучалось. Его все больше и больше трясло. Посиневшая хрипатаярожа стояла в глазах. Он недоумевал – неужели можно повеситьсяиз-за какого-то проигрыша? Его охватил страх – с кем рядом он жи-вет? С придурком? С психопатом? На ум приходили разные страхи.Если сосед может запросто удавиться из-за проигрыша в карты, тоему ничего не стоит порубит их ночью топором, думая, что готовитбефстроганов или выбросить в окно его пятилетнюю дочь, перепутавее с выкуренной сигаретой. Рядом безумец! Безумец рядом!

Чтобы успокоиться Володька пропустил еще один (а может неодин - в его состоянии считалось плохо) шкалик и решил посмотретьна несостоявшегося покойника. Заглянул в комнату - но там его ненашел и Вовка отправился на кухню, где тот сидел с посиневшеймордой, с ужасным кровавым следом от веревки на шее и… с карта-ми в руках. Он играл по-новой и, судя по всему, удачно, посколькурожа его светилась каким-то сине-багровым огнем, а глаза горелирадостью.

Друзера подбадривали его словами: «видишь, как везет!», «а ты– вешаться!», «подумаешь – игра не пошла…» (Насколько я пони-маю, они гнали поддавки, чтобы подавить его суицидальное настрое-ние – ребята были не дураки).

«Серега… как ты мог… вот так… и…жизнь?» – пролепетал Кули-ков, не силах унять охватившую его дрожь.

«У-да-вить-ся…» – сипло, по-слогам, произнес повешенный – «дазапросто… никакого фарта не было – хоть давись…» – продолжилон, кашлем изображая хохот. Потом помолчал и добавил:

«Что наша жизнь? Игра!»

Ключи.., ключи…Сейчас принято осуждать российский автопром.Но ведь мы уже совсем позабыли, что четверть века назад не

было импортных товаров и все, что продавалось в этой стране, покачеству соответствовало нынешнему автопрому. Купив какой-либотовар, его, чаще всего, надо было сразу же ремонтировать, а, по со-вести, нести прямо на помойку. Особенно телевизоры. Старики по-

27

мнят, сколько квартир выгорело от советских телевизоров, сколькоденег было переплачено разного рода телемастерам, которые, какхорошо было сказано в фильме «Волга-волга» заменяли один бракна другой. И так – практически все. Купленный матерью в 1974 г.приемник «Рига-103» оказался малость сломанным – у него проска-кивала настройка УКВ диапазона, поэтому приходилось держать егосо снятой панелью и тянуть тросик пинцетом. Пылесос «Урал», ку-пленный в 1975 г. через два дня перестал сматывать провод - у неголопнула пружина. Магнитофон «Яуза», купленный мною, вначале во-обще сломался, а, после ремонта, время от времени, выключалодин канал и так далее, и тому подобное…

Почти в каждой советской квартире были часы-будильники, кото-рые работали весьма оригинальным образом – один на боку, другой– лежа на спине, а некоторые и циферблатом вниз. Любые попыткиустановить их в нормальное положение приводили к прекращениюхода.

Хорошо, в смысле надежности работы, делались только холо-дильники. Мать в 1965 году купила «Юрюзань», которая грохотала итряслась так, что выезжала на середину комнаты. (Замечу в скобках,что в тогдашние времена коммунальных квартир, холодильники ста-вились в спальнях, чтобы соседи не могли украсть или попортитьеду.) Благодаря дефициту, матери удалось через неделю после по-купки перепродать его по схеме «за что купил, за то и продаю»счастливым обладателям собственной квартиры, которые выдвори-ли его на кухню, где он мог греметь не мешая никому спать. И по-мнится, что в 1978 году, когда я уже учился в институте, он все ещеработал у них с таким же жутким шумом, как и прежде. А чтобы он некатался с места на место они прибили к полу деревянные упоры.

О безопасности советских электроприборов и говорить не прихо-дилось. Две мои стиральные машины «ARDO» заземлены никогдане были и за двадцать два года службы ни разу не ударили меня то-ком. А привезенная матерью в 1971 году стиральная машина «Эври-ка», тут же втянула меня так, что перехватило дыхание.

Советская власть ограничивала продажу «средств производ-ства», поэтому мечтой каждого жителя железобетонного здания бы-ла электродрель, позволяющая просверлить отверстие для того, что-бы повесить карниз или модную в те годы книжную полочку.

Купить эту штуковину было непросто, да и стоила она довольнодорого (по-моему рублей 60, при зарплате в 140 рублей), поэтому ихчасто брали друг у друга взаймы, а некоторые умудрялись на выход-ные прихватить дрель с работы, если она, конечно, там была.

28

История умалчивает, то есть Вовка Куликов так и не сказал, гдеон взял эту дрель. Да это и не суть важно. Главное, что их корпус де-лался из металла, а изолирование было, скажем так – полненькое,чтобы не сказать говенное. Я, работая таким чудищем, надевал ре-зиновые перчатки и приносил в комнату околодверный резиновыйковрик на котором стоял во время работы.

Почему? Да потому что я труслив, осторожен и совершенно недоверяю советскому качеству. В моей жизни было много случаемубедится в его отсутствии.

Ну, а Куликов, хоть был, и старше меня, и образованней, осто-рожностью не отличался. Может быть он торопился побыстрее всесделать, а может просто и не подумал о грозящей ему опасности. Те-перь уж и не узнать.

В общем, чтобы проделать в стене две дыры для креплениякнижной полки, он взял в руки дрель (которая была совсем не но-вая), вставил в нее победитовое сверло (то же не новое), вилку в ро-зетку и в бой…

Иначе, как боем, назвать подобное было нельзя. Ведь тогда вседрели были исключительно вращательные, способные просверлитьдырку в металле или дереве, ну еще, быть может, в кирпиче, но ужтолько не в крепком бетоне. И победитовое сверло тут было не по-мощник, поскольку, если оно, к тому же, и не новое, и тупое, то кру-тится совершенно без толка, пусть и не ломаясь, но и не принося по-льзы. Поэтому работающему приходилось, уж если не колотить этойдрелью по стене, изображая ударно-вращательную, то уж точно –налегать на нее всем телом, до тех пор пока пальцы не потеряютвсякую чувствительность. Тяжкий труд, нечего сказать.

В общем, напыжившись до предела, Куликов лоханулся и его ру-ка соскочила с изолированной ручки на металлический корпус. Этобыло последнее, что он помнил, все остальное – со слов его жены,которая стояла почти рядом.

Поначалу, она не заметила в поведении своего мужа, каких-либокардинальных изменений – как дергался он налегая на дрель с пере-кошенным от натуги лицом, так и продолжал дергаться. Хотя, что-топоказалось ей странным (по иному стал дергаться). Но то, что это электрошок, она осознала значительно позднее. А пока, она услыша-ла, как муж сиплым и, каким-то, не в меру тонким, отрывистым голо-сом, пробормотал: «ключи… ключи…» Ей еще подумалось – дыркудрелью сверлит, а шипит, как будто бы бревно поднимает… И клю-чи-то зачем ему, ни с того, ни с сего, понадобились? Ведь он дырку

29

сверлит! Хотя может он к соседям за чем-нибудь решил сходить? Задругим сверлом?

И, привыкшая выполнять просьбы мужа без лишних рассужде-ний, она пошла на кухню и принесла ключи. Куликов, по-прежнему,прыгал с дрелью около стены и вид у него был совершенно изнурен-ный. Жена протянула ему ключи, держа из на указательном пальцевытянутой руки, но он их не брал, даже не повернул голову в ее сто-рону, продолжая еле слышно сипеть: «ключи… ключи…»

И тут ее как громом поразило – не «ключи», а «выключи»! Бро-сившись к розетке, она выдернула из нее вилку и услышала за собойстрашный грохот – выронив из рук злополучную дрель на пол грох-нулся как подкошенный ее муж…

Молодой организм выдержал – не пришлось даже «скорую» вы-зывать. Понюхал нашатыря, глотнул водочки, да прочухался, хотяничегошеньки не помнил из случившегося, даже, ставших после это-го случая знаменитыми, слов «ключи-ключи»…

Долго еще на работе над ним беззлобно подтрунивали этимисловами сослуживцы – ничего не поделаешь: «дурная слава бежит».

Ну и, естественно, доделывать отверстия они на следующие вы-ходные пригласили какого-то «дядю Васю», как раньше называличастных мастеров-на-все-руки.

Трусишка, зайка серенькийЕсть определенный тип людей, для которых главное – погово-

рить. Поговорил – и как будто бы что-то сделал. Маниловщина. Каксказал мне один знакомый, читающий автожурнал – вот почитал ивроде - купил, удовлетворил свои страсти. Типичная мастурбация.Видимо поэтому многие люди, запоем читают книги или смотрят те-левизор, который особенно хорошо создает эффект присутствия.

А сколько раз мне приходилось видеть людей, которые ходят помагазинам, смотрят, щупают, примеряют, но не просто ничего не по-купают, а и покупать не собираются. В основном, от безденежья.Они всегда многословны - спрашивают, выясняют, задают множе-ство совсем неглупых вопросов, но увы – они не покупатели. Так –одна видимость. Кстати, они понимают свою ущербность и, как всеизвращенцы, очень пугливы. Стоит только серьезно поднадавить натакого фразой: «собираетесь приобрести?», как он вежливо-вертля-во ретируется из магазина.

Так вот, мать рассказывала, что с ней работал большой люби-тель водить разговоры, в которых особенно много места занимали

30

его победы над женщинами, которых никто из присутствующих, есте-ственно, не знал и в глаза не видел. В своих байках он был неотра-зим - помесь эдакого Дона Жуана с Казановой и, немного, с ЛукойМудищевым. Аристократичный, остроумный, щедрый и несколькоразвратный. Мать мою он сильно донимал своей болтовней. Да и нетолько ее одну. Женщины, как принято считать, любят ушами, но лю-бят, когда их любят, а не бахвалятся своими победами неизвестногде и неизвестно над кем.

Словами он был боек, но в деле… а в деле его никто не провер-ял. Утомленные его рассказами, и желая понять - есть ли в них хотябы доля правды, женщины решили выяснить - кто же все-таки с нимбыл хотя бы раз... а получилось-то, что никто! Опрос женского кол-лектива института не принес результатов. Все, и молодые, и старые,мало того, что клялись-божились, что не были с ним в постели ниразу, но добавляли, что он им ни разу такого и не предлагал!

Это прибавило интереса - стали запрашивать соседние органи-зации - женщины такой народ - если за что-то возьмутся, то доко-паются до самой сути, даже если ради этого им придется перерытькучу грязи. Недаром честь открытия якутских алмазов принадлежит женщине - Ларисе Попугаевой (Гринцевич).

И везде слышалось только одно - никто! Не был! Никому не пред-лагал!

Тогда возник законный вопрос – а вообще-то он кто? Способный?Неспособный? Стали вспоминать его поведение на общественныхмероприятиях, демонстрациях, симпозиумах и некоторые дамы ста-ли поговаривать, что больше внимания он уделяет молодым мужчи-нам, чем женщинам. Другие склонялись к тому, что просто евнух,своим бахвальством прикрывающий свой позорный физические не-достаток. Время шло, а тайна оставалась нераскрытой.

Требовалось что-то решительное, надо было припереть его кстенке, но никто из женщин не решался проявить инициативу, а самбахвал болтал так умело, что не за что было зацепиться.

И вот, наконец, решающий день настал. Нашла коса на камень.Что дернуло нашего трепача разговориться в присутствии немоло-дой и очень крепкой по натуре женщины, которая не давала спуску,ни дуракам, ни подлецам, ни нахалам.

В этот раз он превзошел самого себя и погнал, погнал, погнал,возбудившись настолько, что быть может понимал и хотел, да былне в силах остановиться. Дав ему время, чтобы он раскраснелся отболтовни и начал, понемногу, захлебываться слюной, она подошла кнему, сидящему на стуле, нагнулась, притянула к себе его лицо за

31

галстук и, с показной страстью, дыша ему прямо в губы, сказала:«Ну, пойдем».

Он попытался вскочить, со словами «куда?»– В кабинет, там диван есть! Покажи себя, мой герой!– Да, ты… да, вы… что? - он вертел головой, как телок на бойне,

но сильная рука, державшая галстук не давала ему возможности нетолько встать, но даже отползти в сторону. А чтобы еще крепче при-гвоздить его к стулу, она просунула свое колено между его ног.

– Ну чего, герой, покажи себя мужчиной, если ты на самом делемужчина. Давай – от слов к делу. Давай! Или испугался?

Все это происходило в присутствии еще нескольких женщин, ко-торые с интересом следили за развитием событий.

Герой потел, пыхтел, вертелся как уж на сковородке, но к «делу»приступать явно не собирался. Тогда наша дама запустила ему рукумежду ног и это положило предел шутке.

Напрягшись из последних сил (руками и ногами), он вырвался изженских рук и поднялся со стула. Посыпались оторванные пуговицы,галстук уехал на загривок, обнажилась волосатая грудь, брюки при-зывно приспустились. Он был багров, потен и ужасно испуган. Его итак не слишком большие глаза сузились до нельзя. Страх пригвоз-дил его к месту - он стоял и не двигался.

Напористая дама, хоть и понимала, что шутка подошла к концу, но еще пару раз повторила слово «пойдем», обеими ладонями под-талкивая опозоренного героя к открытой двери, за которой просмат-ривался служебный кожаный диван. От тряски он явно очнулся, от-ступил на два-три шага, после чего ужом вывернувшись из цепкихженских рук, отбежал в противоположный угол комнаты.

– Ну, знаете, это уж… слишком, да… слишком – произнес он.– Да ничего не слишком, – ответила она сквозь смех – это – ниче-

го, просто ничего, с тобой, несостоятельным – ничего нет и быть неможет.

Она подошла к двери в коридор и открыла ее. Слова «вон» непотребовалось – трепача, как ветром сдуло.

Вы думаете помогло?Может... на несколько дней, может недель.А потом снова-здорово начал травить свои байки. Правда, уже не

столь эротические, напирая больше на свои уникальные способно-сти, остроумие и артистизм. Но, после случившегося, его никто ужене слушал, а он говорил, говорил в пустоту… говорил… говорил…говорил… поскольку это единственное, что он умел…

32

Автобус на тот светСмерть и Жизнь - две стороны одной медали, поэтому везде хо-

дят парой. Разница между ними только в том, что появления Жизнинадо ждать некоторое время, а Смерть приходит неожиданно. Булга-ков подчеркивал, что беда не в том, что Человек смертен, а в том,что он внезапно смертен.

У работников Гипросвязи был повод в этом убедиться.Ранее Гипросвязь находилась в центре города около метро «Ки-

ровская» («Чистые пруды») по адресу Кирова, 40 в здании ГазетногоПочтамта 1931 года постройки. Затем, когда скверно построенноездание вконец обветшало3, в 1977 году ее перевели в новое здание,построенное на Третьей Хорошевской улице - тогдашней окраине го-рода. Может окраина была и не столько глухой, сколь было глухимместо, где разместили это учреждение. На краю заросшего лесомстарого антенного поля, вдали от жилых массивов, на улице, по кото-рой ходил один-единственный автобусный маршрут №39 с интерва-лом около получаса4. Дополнял унылости пейзажу, тянущийся вдольвсей улицы плоский фасад ТЭЦ-16, немного разбавленный четырьмяогромными градирнями.

Совсем рядом проходил Проспект Жукова (бывшее Новохоро-шевское шоссе) с несколькими маршрутами троллейбуса и автобуса,да и улица Народного Ополчения, метро Октябрьское поле, но этосовсем рядом составляло около километра. А для усталых, после ра-боты, людей, движущихся по утлому, с поломанным асфальтом, тро-туару, при скудном освещении, в дождь, снег и прочую московскуюнепогоду, эти около километра превращались в лишние полчаса ипоболее. Молодые покрывали это расстояние довольно быстро, апожилые, особенно женщины, двигаясь группами, болтая между со-бой, не спеша тащились на остановку, поминутно останавливаясь,чтобы переложить из руки в руку тяжеленные сумки - неотъемлемыйэлемент эпохи дефицита.

Конечно все были очень недовольны.И чтобы это недовольство унять, руководство института, пустило

служебный автобус до метро «Полежаевская». Народ возрадовался,

3 Прочел, что в 2015 году приступили к реставрации этого здания, похо-жего на скучную рабочую казарму, которые можно было до недавнего време-ни видеть в рабочих городках на Соколе, Новых домах и Шаболовке.

4 Это чистая правда, поскольку мне приходилось на нем ездить на Но-вый Арбат в Магазин «Мелодия» и выстаивать на остановках по полчаса, апорою и более.

33

но преждевременно! Оказалось - автобус не резиновый, а работни-ков в Гипросвязи слишком много. Получалось чтобы перевезти всехжелающих надо сделать, как минимум, четыре рейса. То есть, те, ктопопадал на последний рейс, должны были ждать более часа! Опятьнескладеха!

Тогда сделали гибкий график - кто-то начинал и заканчивал рабо-ту раньше, кто-то позже, но все равно - все хотели уехать на самомпервом, чтобы побыстрее добраться домой. Поэтому, памятуя хре-стоматийное «в тесноте, да не в обиде» в автобус набивались так,что не продохнуть. Мамкины подруги, иной раз, по полночи не моглиизбавиться от болей в сдавленных ребрах и позвоночнике.

И вот однажды, набитый людьми по самое «не могу», автобуспродирался по Третьей Хорошевской улице, на которой в то времявелись какие-то дорожные работы. Навстречу ехал грузовик, они обаобъезжали какую-то яму и грузовик, своим прицепом стукнул авто-бус. Удар!

Посыпались стекла, визг, крик, шум. Автобус замер. Распахну-лись двери, народ вываливался с невероятной скоростью, как с тону-щего корабля. Все были возбуждены, громко разговаривали, махалируками, многие отряхивали с одежды и волос осколки стекол. Люд-ская толпа не отходила от автобуса, а шумно обсуждала, кто вино-ват, что теперь делать, ахала, охала. Шоковое состояние. Молодежьбольше смеялась вспоминая пережитый ужас. Люди постарше сыпа-ли проклятиями, недовольствуя, что теперь им точно придется ча-пать полчаса до остановки. Разговоры, крики...

Салон автобуса был ярко освещен и вдруг кто-то из толпы заме-тил, что Ленка, не выходит, а по-прежнему стоит у окна. Ее стализвать, но она не шевелилась. Водитель зашел в салон...

Выйти Ленка не могла, поскольку ее давно уже не было в живых.От удара отскочил металлический молдинг обшивки салона и, какстилетом, пронзил ей шею. Быстро и, надеюсь, безболезненно. Не-сколько женщин, узнав об этом, тут же попадали в обморок. Толпарезко начала расходиться...

Пропавшие ключиЧто меня всегда удивляло в моей матери, так это ее - «презумп-

ция невиновности». А попросту говоря - нежелание признаваться всобственной вине. Виноватым мог быть кто угодно, даже некиестранные безликие «они», напоминающие то ли чертей из пьяногобреда, то ли инопланетян из научной фантастики. Мне это казалось

34

странным - зачем городить огороды, выдумывать какие-то немысли-мые объяснения, вместо того честно признаться в своей вине.

Время шло и я стал понимать одну очень простую вещь - она негородит огороды, она не придумывает оправдания, она внутренне неспособна считать себя виновной. Она этого не понимает. Ее сторонавсегда правая и другою быть не может. Своей вины она не то, что непризнает, она ее не понимает.

Вот показательный пример.Мать работала с секретными документами. Пусть их секретность

и кажется нам смехотворной, но работа, есть работа и обращение сними было подчинено определенной форме. Их доставали в храни-лище из ящичка, очень похожего на современный банковский сейф,работали там, не покидая помещения, потом запирали на ключ, аключ сдавали начальнику Первого Отдела.

Наступило время обеда - святое время для каждого, кто работалпо найму. Мать заперла ящичек, но ключ сдавать не стала - зачемлишние хождения по зданию - ведь после обеда ей снова возвра-щаться сюда. Она вышла из хранилища и направилась к лифту.

Лифт как раз стоял на этом этаже, народа было полно (все стре-мились в столовую), но одно местечко еще оставалось. Раздалось«Юля, садись!» Мать прибавила шаг и впрыгнула в кабину, уплотнивсвоим мощным телом, тех, кто там находился. Ее рука от неожидан-ности дрогнула и с пальца соскочили секретные ключи...

Казалось бы - невелика беда - нагнулся да поднял, но дело про-исходило в лифте, где есть щель между кабиной и зданием. Вот вэту щели и провалились ключи... Угораздило...

Караул. Пролетев несколько этажей они упали на дно шахтылифта.

Достать их тайком не удалось - надо было лезть в шахту, отклю-чать лифты, а без разрешения руководства механик ни за что не хо-тел этого делать. Пришлось признаваться в содеянном...

В конце концов, лифт остановили и ключи достали, но начальникПервого отдела объявил матери выговор за «Утерю ключей».

Вот в этой «утере» и была вся загвоздка - мать никак не хотелапризнавать «утерю» - ведь ключи нашлись! Значит обвинение на-прасное. Никаких доводов вроде «а если бы не нашлись» она не вос-принимала. Нашлись - значит утери нет.

Довод, что в течение нескольких часов у нее с собой этих ключейне было то же не принес результата. Ну не было - потом же появи-лись!

35

Я ей пытался объяснить, что она виновата хотя бы в том, что невыполнила предписание - вовремя не сдала ключи. Хотя за работу ссекретными материалами получала прибавку к жалованию. Ответы«если каждую дурь выполнять» и «зачем - ведь после обеда возвра-щаться» говорили сам за себя. Непробиваемая...

А для себя из всего этого я вынес идею - никогда, ни в лифте, ниоколо лифта в руках не держать и их карманов не доставать.

РванинаВ советское время на каждом более-менее значительном пред-

приятии имелся свой собственный газетный киоск, видимо для того,чтобы человек, сумевший, и дома, и на улице обойти все ловушкипартийной пропаганды, на работе все-таки попал в ее сети.

Действительно, безынтересность, бессмысленность и откровен-ная никчемность советского труда, прекрасно выраженная АркадиемРайкиным во фразе «Пришел на работу – сиди… – работай…», за-ставляла волей-неволей даже самых далеких от чтения людей под-ходить к газетному киоску и, если уж не покупать, то, по крайней ме-ре разглядывать обложки советских журналов и передовицы многихгазет. Это, по крайней мере, вносило какую-то живую струю в тоскли-вую советскую синекуру.

Было в газетном киоске и еще одно притягательное свойство, со-вершенно незнакомое современному человеку – полное отсутствиетуалетной бумаги в те страшные годы. Ее не просто не было в туале-тах предприятий, а ее не было в продаже вообще! Она была страш-нейшим дефицитом. Если ее где-то и продавали (как это именова-лось на советском жаргоне: «выбрасывали»), то за ней выстраива-лись длиннющие очереди из родителей, водящих своих детей в дет-ский сад. Ведь в советской стране все лучшее было для детей, по-этому детсадовцы пользовались туалетной бумагой, только ориги-нально – находить и покупать ее должны были сами родители.

36

Поэтому, сотрудники, желающие сделать «большое дело» не до-ма, а на предприятии5, вынуждены были волей-неволей пользовать-ся услугами газетного киоска, используя жесткую, замазанную чер-ной краской газетную страницу, вместо чистой и мягкой туалетнойбумаги. Хотя во всем плохом всегда есть доля хорошего – сидениенад унитазом6 превращалось в увлекательное чтение про битву заурожай, голодающих африканских детей, уродства американскогообраза жизни и, конечно, очередные космические успехи СССР,

В «Гипросвязи» тоже был свой газетный киоск и моя мать не-сколько лет дружила с тамошней киоскершей. Хотя ее дружбу не-льзя было назвать бескорыстной – не помню, чтобы моя мать сдела-ла хоть что-то для киоскерши, но систематически брала у нее почи-тать редкие и, к тому же ставшие, после очередного подорожания вначале 1980-х годов, достаточно дорогими научно-популярные жур-налы «Наука и Жизнь», «Наука и Религия», «Вокруг Света». Вернеевсего их связывало то, что киоскерша работала в «Гипросвязи» не-давно и никого из здешних не знала, а поскольку сама была уже пен-сионного возраста, то завести какие-то знакомства в среде достаточ-но молодых сотрудников ей было трудно. Моя мать, во-первых, былаблизка по возрасту, что облегчало их общение, а, во-вторых, как го-ворится, сама навязывалась в дружбу, а той этого только и надо бы-ло.

Мне мать много рассказывала мне про эту женщину, но почему-то никогда не упоминала, ни ее имени, ни фамилии. Я не придавалэтому особого значения, считая, что это всего лишь мамкина формарассказа. Но выяснилось, что она просто их не знала и даже совер-шенно ими не интересовалась.

5 А таких, поверьте, было немало – часть просто не успевала этим за-няться дома, поскольку на один унитаз претендовали и папа, и мама, и сы-нок, и дочка, и, еще, порою дедушка с бабушкой. Но были и такие, которыепринципиально считали, что пачкать свой унитаз, коли есть государственныйнецелесообразно и корчились в «орлиных позах» (практически все унитазына предприятиях сидений не имели) может от жадности, а может от полней-шего идиотизма.

6 Я написал - над унитазом. Это действительно так, поскольку на обще-ственные унитазы не садились, а залезали на них подошвами и принимали«орлиную позицию», хотя существовали эстеты, особенно из женского кол-лектива, которые обкладывали весь унитаз тремя слоями бумаги, после че-го, садились. Хороши были их жопы, если в качестве бумаги приходилось ис-пользовать газеты.

37

Это, как раз, и погубило их общение, которое прервалось доста-точно резко и, в общем-то, очень некрасиво.

Как-то мать зашла в киоск и в углу увидела большую стопку жур-налов, перевязанную шпагатом под который был засунут кусок ко-ричневой оберточной бумаги на котором большими печатными бук-вами было выведено «РВАНИНА», Мать, увидев, в общем-то, совер-шенно целые журналы, низведенные до категории рванины, то естьявно идущие на выброс, заинтересовалась в смысле взять их себебесплатно и спросила:

- Это что у вас такая за рванИна? Не нужна? Можно забрать?- Никакая это не «рванИна» – обижено ответила киоскерша – а

«РвАнина» – моя фамилия и это – новые поступления в киоск. На ба-зе они всегда подписывают тюки – кому отвозить.

Мать, осознав все неудобство положения, постаралась ретиро-ваться тихонечко бочком, не попытавшись разрядить ситуацию шут-кой, ни извинившись, ни возмутившись своей досадной ошибкой, нисразу, ни впоследствии, и больше с киоскершей не разговаривала.