Анри де Сен-Симон — Избранные Сочинения (т. 1)

А К А Д Е М И Я Н А У К С С С Р

Π Ρ ЕДШ F. СТВ Ε Η Η ИКИ нлуч кого

С О Ц И А Л И З М А

/7од общей редакцией академика

В. П. П О Л Г И И А

MCMXLVIII

И З Д А Т Е Л Ь С Т В О А К А Д Е М И И Н А У К С С С Р

Москва — Ленинград

А К А Д Е М И Я Н А У К С С С Р

СЕН-СИМОН

И З Б Р А Н Н Ы Е СОЧИНЕНИЯ

Том I

Перевод с французскою под редакцией и с комментариями

Л. С. ЦЕТЛИ H A

Вступительная статья В. П. В О Л Г И Н А

MCMXLVH1

И З Д А Т Е Л Ь С Т В О А К А Д Е М И И Н А У К С С С Р

Мое к η а — Ленинград

OEUVRES CHOISIES DE

С.Ή. DE SAINT-SIMON

Академик В. Я. ВОЛГИН

С О Ц И А Л Ь Н О Е У Ч Е Н И Е С Е Н - С И М О Н А

I

Сен-Симон ( 1760— 1825 ) стал писателем в возрасте за сорок лет, имея уже в прошлом сложную и разнообразную карьеру. Его биография — не только история его индивидуального развития; в этой исключительно характерной биографии нашли свое отражение, иногда в весьма неожиданной форме, все перипетии социального и интеллектуального развития Франции конца XVIII в. Происходя из старой феодальной семьи (до конца дней своих Сен-Симон не забывал, что он родственник Карла Великого), Сен-Симон получил прекрасное воспитание под руководством одного из крупнейших ученых-энциклопедистов — д'Аламбера. Затем последовала обычная для знатного молодого человека того времени военная служба, но в

6 В. П. Волгин

совершенно новой, необычной обстановке американской революции. Так причудливо сплетались в судьбе Сен-Симона старые феодальные традиции с влияниями нового буржуазного мира, контуры которого смутно вырисовываются в литературных построениях просветителей XVIII в., чтобы затем впервые отчетливо реализоваться на глазах у юного французского офицера в революционной в то время Америке, столь непохожей на феодально-монархическую Францию. О том, с какой восприимчивостью впитывал и как сочетал в себе Сен-Симон эти влияния, можно судить по роившимся в его голове в эту эпоху планам, соединявшим в себе технические замыслы крупного хозяйственного значения с отважностью завоевательной авантюры прошлых веков. Таков был предложенный им мексиканскому вице-королю проект канала, соединяющего Атлантический океан с Тихим, проект, осуществление которого стало возможным лишь в пору наивысшего расцвета капиталистического мира.

Революция 1789 г. увлекает Сен-Симона своей политической стороной лишь в первый момент. Он очень скоро отходит от политической борьбы и со свойственной ему порывистостью берется за новое, весьма доходное в это время дело — за спекуляцию национальными имуществами. Захватывает ли его спекуляция только тем, что она дает ему возможность продолжать широкую барскую

Социальное учение Сен-Симона 7

жизнь, или его и здесь пленяет размах опе>-раций, азарт завоевателя-авантюриста на новом поприще капитализма, сказать трудно. Во всяком случае, в его жизненном опыте отмечается новая грань, отвечающая определенной грани в социальном развитии его эпохи. Барская жизнь, которую он ведет, не есть, однако, жизнь человека, лишенного высоких умственных интересов. Он пользуется своими средствами, чтобы усваивать путем непосредственного общения с самыми выдающимися умами своего времени высшие достижения научной мысли, пополняя, таким образом, пробелы своего образования.

Этот второй, революционный период жизни Сен-Симона заканчивается его разорением. Частью вследствие ряда внешних условий, частью вследствие полного отсутствия способности копить и сберегать, столь несвойственной его широкой натуре капиталиста-барина, к началу X I X в. Сен-Симон оказывается нищим. Последние двадцать лет своей жизни он живет то случайным заработком, то случайными подачками, то за счет своих друзей. И как раз на это время полуголодного существования падает его литературная деятельность. Сен-Симон был склонег. толковать всю свою жизнь до 1802 г. как ряд сознательно проделанных опытов, которые были ему необходимы для того, чтобы приступить во всеоружии понимания окружающей действительности к построению системы. Это, конечно, не так. Но совершенно


бесспорно, что эти опыты, действительно, дали необходимые условия возникновения сен-симоновской системы, что без них для Сен-Симона было бы невозможно обнаруженное им глубокое понимание социальной действительности и задач социальной науки. То новое, что дал Сен-Симон в своих произведениях, что отличает его от дореволюционных и революционных социальных мыслителей, представляет результат учета с точки зрения новых общественных сил двух величайших переворотов конца XVIII и начала XIX в.: французской революции и промышленного переворота — политической и экономической победы буржуазии. Чтобы правильно оценить то и другое, мал было личной одаренности, нужно было непосредственное жизненное соприкосновение с революционными политическими и экономиче-кими процессами, нужна была широта не только умственного, но и житейски-практического горизонта, которая так сближает Сен-Симона с первым представителем социалистической мысли нового времени — Томасом Мором.

Жизнь Сен-Симона охватывает исключительный по своему содержанию период истории Франции: последние годы феодально-абсолютистского порядка — революцию — империю — реставрацию. Его литературная деятельность началась в 1802 г. («Письма женевского обитателя») и закончилась в 1825 г. («Новое христианство»). Напомним


наиболее характерные черты социального развития Франции этого времени.

Французская революция, разрушив феодально-абсолютистский порядок, расчистила путь для свободного развития во Франции капиталистических отношений; социальные и политические условия, задерживавшие их развитие, были революцией устранены. Переворот, конечно, нанес известный ущерб некоторой части старой буржуазии, связанной своими групповыми интересами с господствовавшим классом старого порядка, со старым государственным аппаратом, с королевским двором. В период якобинской диктатуры многие представители буржуазии серьезно пострадали от принудительных займов, от реквизиций, от отдельных актов нарушения собственности, от связанного с военным положением застоя в делах и т. д. Но зато за время революции многим удалось составить себе целые состояния путем покупки и перепродажи национальных имуществ, путем поставок на армию и всевозможных темных финансовых операций. Наряду со старыми капиталистами появились новые, по размерам капиталов далеко оставлявшие за собой старых. Накопление капиталов продолжалось, несомненно, даже во время Конвента. После 9 термидора, сбросив начавшую ее стеснять диктатуру Робеспьера, капиталисты смело выступили на сцену как настоящие «хозяева» Франции. Ко времени захвата власти Наполеоном буржуазия, освобожденная от пут

10 В, П. Волгин

феодально-абсолютистского порядка, оттеснившая на задний план дворянство, пережившая более или менее благополучно время «террора», вознаградившая себя за пережитые тревоги материальными благами, представляла собой господствующий класс в полном смысле этого слова.

По своему значению для будущих судеб Франции одним из самых крупных достижений французской буржуазной революции было перераспределение земельной собственности, явившееся результатом продажи так называемых национальных имуществ, т. е. земель церкви и эмигрировавшего дворянства. Этот акт, вызванный непосредственно финансовыми соображениями, был совершенно необходим в общих интересах революции. Победа третьего сословия была бы не полна и не прочна, если бы ее не закрепило перемещение собственности из рук привилегированных в руки буржуазии и крестьянства. Нанося удар привилегированному землевладению, это мероприятие подрывало экономические позиции старого господствующего класса. С другой стороны, переход земли в руки непривилегированных, сопровождаемый освобождением земли от феодальных уз, со здавал большой слой мелких земельных собственников, кровно заинтересованных в защите завоеваний революции.

Старые владельцы отнюдь не были склонны забыть о своих «священных» правах. Их

Социальное учение Сен-Симона И

объединяющими центрами были эмигрантские организации, главным их средством действия — иноземная интервенция. Это своеобразное положение не в малой степени содействовало установлению новой, наполеоновской монархии. Приобретатели земли, удовлетворенные революцией, мечтали не об углублении революции, а о внутреннем спокойствии, о «порядке», который обеспечил бы им надлежащее использование их новой собственности. К «порядку» стремилась и буржуазия, напуганная брожением в плебейских массах, разочарованных результатами революции. Такого порядка не могла дать старая монархия, возвращение которой представляло бы угрозу всем завоеваниям революции; оно сопровождалось бы, без сомнения, возвращением эмигрантов, старого господствующего класса и старых собственников земли, за которую ее покупатели уже заплатили сполна. Следовательно, нужно было создать новую власть. А так как власть должна была опираться на силу, то естественным претендентом на нее явился человек, располагавший единственной дисциплинированной силой того времени — победоносной армией.

Время правления Наполеона было временем относительно весьма быстрого роста французской капиталистической! промышленности. Франция вслед за Англией вступает на путь, ведущий к промышленной революции. В ряде отраслей производства, в первую очередь в


хлопчатобумажном производстве, отмечается вытеснение ручного труда машиной, вытеснение мелких мастерских фабрикой, соединение некогда изолированных рабочих в фабричных казармах. Число рабочих, занятых в капиталистической промышленности, увеличивается. Их низкая заработная плата, их нищенские условия существования, рост применения женского и детского труда, брожение в рабочей среде все больше привлекают к себе общественное внимание.

Экономическая политика консульства и империи неизбежно должна была "служить и действительно служила интересам господствующего класса. Правительство Наполеона всячески поощряло развитие капиталистической промышленности. Чтобы обеспечить соответствие правительственных мероприятий интересам капиталистического развития, была создана система промышленных и торговых палат, состоявших из представителей торгово-промышленного класса и связанных с генеральным советом при правительстве; последний обязан был концентрировать и обсуждать все предложения и требования, исходившие от этих своеобразных представительных органов буржуазной верхушки. Правительство содействовало внедрению в производство новых машин, стремилось оградить отечественных промышленников от английской конкуренции, обеспечить им рынок сбыта. Высшим проявлением этой политики была континентальная блокада.

Социально* учение Сен-Симона 13

Наполеон пришел к власти и держался у власти, опираясь на буржуазию и крестьянство. Но в последние годы его правления в отношении к нему буржуазии и крестьянства чувствовались некоторые колебания, весьма опасные для прочности наполеоновской монархии. Политика Наполеона не дала тех результатов, на достижение которых она была рассчитана. Многолетняя война с Англией повлекла за собой почти полное прекращение морской торговли Франции и фактическую утрату Францией ее колоний. Войска Наполеона истощили французские финансы. Континентальная блокада не привела к повышению французского экспорта; наоборот, в результате общей экономической депрессии спрос на продукты французской промышленности упал. В 1811 г. разразился кризис, который, согласно официальному отчету, был вызван недостатком сырых материалов вследствие прекращения морских сношений и сокращения рынка, особенно заграничного. Эти печальные итоги резко охладили отношение буржуазии к императорскому режиму. Буржуазии нужен был мир и восстановление торговых сношений. Если Наполеон этому мешал, она готова была дать ему расчет, как дают расчет неумелому приказчику. Аналогичный поворот намечался в последние годы империи и в настроениях крестьянства, главным образом под влиянием непосильных тягот, которые возлагала на него внешняя политика императора. Ежегодные на-


боры, громадные жертвы людьми начали вызывать в деревне глухое, но тем не менее отмеченное современниками недовольство. Корни империи были уже расшатаны, когда военное поражение нанесло ей окончательный удар и восстановило на французском престоле династию Бурбонов.

Реставрация вернула к власти дворянство; лишь в той мере, в какой власть не могла пренебрегать крупными успехами, достигнутыми капитализмом, дворянство было вынуждено сделать некоторые уступки буржуазии: политические, допуская верхи буржуазии к избирательным урнам, и экономические, обеспечивая ее хозяйственные интересы. Несмотря на эти вынужденные компромиссы, правительство реставрации было правительством феодальной реакции, и буржуазия относилась к нему именно как к таковому. Между тем капиталистическое развитие Франции в эпоху реставрации шло в нарастающих темпах, и экономические позиции буржуазии укреплялись. Именно в этот период получает во Франции широкое распространение паровой двигатель: увеличивается потребление каменного угля, больших успехов достигает металлургия. С ростом экономической мощи буржуазии растут ее политические притязания. Но уроки революции 1789— 1794 гг. излечили буржуазию от ее республиканских увлечений. Буржуазия довольствуется теперь скромным идеалом буржуазной монархии, обеспечивающей буржуазный «по-


рядок» и от покушений феодальной реакции и от революционных попыток растущего вместе с капиталистической индустрией пролетариата.

Переход к машинной технике вытесняет в ряды пролетариата все новые группы мелких ремесленников и занятых в рассеянной мануфактуре крестьян. Промышленность не успевает их поглощать, и безработица — хроническое явление уже и в эту эпоху. Но пролетариат еще не проявляет самостоятельной политической активности. Лишь иногда он стихийно поднимается с протестом против машин или против голодной заработной платы. Только тонкий слой рабочих, преимущественно парижских, как будто хранит неясные революционные традиции. Тем не менее наряду с умеренной либерально-буржуазной оппозицией эпоха реставрации знает и революционные тайные общества. Их члены вербуются по преимуществу из рядов мелкой буржуазии, их программа не идет дальше буржуазной демократии.

Между либеральной оппозицией и револю· ционными, республиканскими группами распределяется политически активная часть интеллигенции. В составе интеллигенции с развитием капиталистической промышленности происходят известные изменения. В ее среде растет удельный вес той ее части, которая занята в промышленных предприятиях и в кредитных учреждениях. Верхи интеллигенции — преуспевающие инженеры, крупные банковские служащие, тесно спаянные своими

16 β. П. Волгин

интересами с интересами предприятий, в которых они служат,— идеологически неизбежно тяготеют к миру крупной буржуазии. Особенности их положения, их групповой точки зрения вносят некоторые своеобразные оттенки в их идеологию. Но в основе своей она остается буржуазной. На противоположном полюсе находится та часть интеллигенции, которая не сумела или не успела пристроиться. Необеспеченность материального положения, неудовлетворенность, неуверенность в завтрашнем дне питают в этих группах революционные настроения. Студенчество и демократическая интеллигенция задают основной тон в тайных обществах эпохи реставрации. В большинстве своем эти группы стоят на почве буржуазной демократии. Но в этих низах интеллигенции имеются некоторые предпосылки и для возникновения социалистической идеологии. Близость к пролетариату по бытовым условиям, соприкосновение с представителями рабочего класса в непосредственной жизни и в политической борьбе не может не толкать мысль в направлении социализма.

Таковы были социальные отношения в ту эпоху, когда вырабатывалась система Сен-Симона и складывалась его школа.

II Если мы не можем верить Сен-Симону,

когда он объясняет все перипетии своей карьеры заранее поставленной общей жизненной задачей, то, вступая сорока двух лет на путь

Социальное учение Сен-Симона J 7

литературной деятельности, он, несомненно, такую общую задачу себе ставил. Это была задача создания новой философии, новой энциклопедии, которая должна была дать на основе всех приобретений отдельных точных наук широкое обобщение положительного характера— в отличи© от Энциклопедии XVIII в., цель которой была по существу отрицательная: не создание новой системы, а разрушение старой. Центральное место в этой философии должна занимать, по мнению Сен-Симона, наука о человеке, социальная наука, которая должна, подобно физике, химии и астрономии, стать наукой «позитивной», основанной на наблюдениях и фактах. Но философия у Сен-Симона не есть лишь высшее теоретическое обобщение, она является в то же время и практическим руководителем, организация философии — организация жизни. В сущности философия интересует Сен-Симона именно в этом своем втором качестве, новая философская система создастся им как основа для новой системы общественных отношений. Учение Сен-Симона проникнуто активностью в самой высокой мере, пассивная созерцательность ему совершенно чужда.

Эту связь философии с жизнью отнюдь не лледует понимать так, как понимали ее французские рационалисты XVIII в. Для них было характерно противопоставление существующего строя строю разумному, естественному. Задачу общественной философии они видели в том, чтобы открыть вечные и неиз-

Сен~Симон, т. 1


менные законы этого естественного строя. С их открытием в жизни общества должен воцариться разум, господство которого сменит господство невежества, неразумия. Вся эта концепция Сен-Симону совершенно чужда. Все общественные институты — и собственность, и политическое устройство, и даже религия — имеют, по его мнению, лишь относительное, историческое значение. Учение Сен-Симона не знает общественного строя, естественного для человека вообще, вне условий времени и пространства. Учение Сен-Симона не знает и резкого разрыва между неразумием настоящего и прошедшего и разумом грядущего. Но зато оно знает чуждую последовательному рационализму XVIII в. идею закономерности общественного развития, идею, порожденную опытом революционных десятилетий и освященную великими достижениями естественных наук.

Идея закономерности — основной стержень системы Сен-Симона. Детерминизм — руководящий принцип научной методологии, совершенно бесспорный в области наук физических. Сен-Симон настаивает, что этот принцип должен быть перенесен и в область истории, если она хочет быть наукой. Существует закон жизни человечества, который может быть установлен научно и знание которого дает возможность предвидения в области явлений социальных, как в области явлений физических. Этот высший закон все увлекает и надо всем господствует. Люди для


него — только орудия. Хотя он действует через людей, но не в их власти уклониться от его влияния или овладеть его действием. Новая система общественных отношений, которую возвещает Сен-Симон, не есть, следовательно, как то было у рационалистов, система, отвечающая вечным требованиям разума; она — необходимое следствие и естественное продолжение всей прошлой истории. Она должна осуществиться в силу самого хода событий. ** «Будущее слагается из последних членов ряда, в котором первые члены составляют прошлое».**·' Цель истории как науки и состоит в том, чтобы дать человечеству возможность от того, что произошло, заключать о том, что будет. История остается нагромождением груды фактов, пока эти факты не связаны теорией, устанавливающей порядок их последовательности.* *!**

В закономерном историческом процессе философские системы занимают вполне определенное и весьма важное место. Философия каждой исторической эпохи определяет ее социальную и политическую систему. «Основная задача философов заключается в том, чтобы постигнуть наилучшую для данной эпохи систему общественного устройства,

* Saint-Simon, Oeuvres choisie. Ill, 191. ** Там же, II, 379.

*** Там же, 132. **** Там же, III, 2 1 7 - 2 1 8 ; U, 196. 2*

20 В, Я. Волгин

чтобы побудить управляемых и правящих принять ее, чтобы усовершенствовать эту систему, поскольку она способна к совершен^ ствованию, чтобы низвергнуть ее, когда она достигнет высшей степени своего совершенства,— низвергнуть и построить из нее новую при помощи материалов, собранных учеными специалистами в каждой отдельной области»« * В приведенных словах в сжатой форме выражен ряд мыслей, чрезвычайно характерных для исторической теории Сен-Симона, Эта историческая теория — теория явно идеалистическая. В ней правят миром философские идеи, имеющие своей основой достижения отдельных наук, следовательно, достижения человеческого разума. Философия не есть нечто единое, само себе равное. Философия развивается, и в ее рамках развивается жизнь. Каждая данная философская система возникает не случайно в голове того или иного случайного гениального мыслителя. Она возникает закономерно на основе успехов наук и потребностей общества. Философ не выдумывает ее, а постигает. Постигнутая, она усваивается обществом как наилучшая для данной эпохи, существует, пока общество может в ее рамках развиваться, затем разрушается, чтобы дать место новой, соответствующей новому уровню знаний, новой эпохе.

* Oeuvres choisies, III, 217—218.


В подтверждение того, что философско-историческая система Сен-Симона должна быть отнесена к числу идеалистических, можно привести цитаты из произведений Сен-Симона всех эпох его литературной деятельности. Политические системы возникают, по Сен-Симону, не случайно, а в силу закона прогресса человеческого разума. * Поэтому устойчивым порядком может быть только порядок, согласный с состоянием просвещения. ** Состоянием просвещения определяются пределы власти и возможных ее достижений. *** Средневековую теологическую и феодальную систему создали и ввели в жизнь философы, предварительно разрушившие старые системы, в свое время также созданные античными, греческими и римскими философами. **** Необходимые средства для создания всякой новой общественной системы дает прогресс знаний. ***** Таким образом, господство военных в свое время было необходимо в силу низкого интел* лектуального развития европейцев и в силу прогресса знаний перестало быть необходимым. ****** Подобного рода замечаний можно найти у Сен-Симона сколько угодно, и все они составляют в совокупности после до-

* Oeuvres choisies, III, 379. ** Там же, III, 12.

*** Там же, III, 105. **** Там же, П, 218.

***** Там же, III, 252. ****** Там же, III, 277-278.

22 Ь% П. Волгин

вательную, продуманную идеалистическую систему. С этим же рядом положений связана та высокая оценка, какую дает Сен-Симон исторической роли духовной власти.

Правда, наряду с этим мы встречаем иногда фразы и обороты, дававшие некоторым исследователям повод причислять Сен-Симона к первым провозвестникам материалистического понимания истории. Так, выясняя причины упадка значения старой военной знати и роста авторитета промышленников, Сен-Симон связывает эти явления с перемещением собственности и с переходом руководящих функций в производстве из рук первых в руки вторых. Перемещение собственности он в свою очередь объясняет чисто хозяйственными причинами. * Он утверждает, что организация собственности составляет фундамент социального здания, тогда как организация правительства является лишь его формой. Основную причину французской буржуазной революции он в*идит в изменении соотношения общественных сил как в результате интеллектуального прогресса, так и в результате прогресса экономического. ** И тем не менее все эти положения не дают основания говорить о материализме концепции Сен-Симона. Само хозяйственное развитие всегда мыслится им

* Du système industriel, Paris, 1822, стр. 47. ** Эта мысль повторяется много раз. Напр., Du

système industriel, 50—51.


как в существе своем развитие интеллектуальное, как одно из проявлений умственного прогресса. Рост промышленности, рост власти человека над природой — результат применения общей системы знаний. * Если данные Сен-Симоном характеристики отдельных моментов конкретного исторического процесса действительно, как мы еще увидим, содействовали уяснению реальных движущих сил истории, то общая его философеко-исторнче-ская концепция не теряет на всем протяжении его работы идеалистического характера.

Каждая новая общественная система, сменяя систему устаревшую, составляет некоторый шаг вперед в развитии общества. Это развитие мыслится Сен-Симоном как аналогичное развитию человеческого организма. Общество человеческое, подобно человеку, с момента своего возникновения совершенствуется, достигая в конце концов зрелости». *' В первом периоде детства все сосредоточено на еде, все силы направлены на добывание пищи; добывание пищи является главным занятием народов, стоящих на первой ступени цивилизации. В следующем периоде детства ребенок начинает увлекаться ремеслами: он охотно возводит каменные насыпи, прорывает каналы и т. п. Этому пе-

* Особенно отчетливо в Opinions (1825 г.) Oeuvres choisies, III, 232—240.

** Oeuvres choisies, 111,̂ 261 и ел., α также в „Mémoires" — passin·.

24 В П. Волгин

ρ иоду соответствует та ступень цивилизации, на которой стоял древний Египет с его пирамидами. В юношеском возрасте у человека является склонность к изящным искусствам: всякий молодой человек пробует свои силы либо в поэзии, либо в музыке, либо в живописи. Той же склонностью отличались древние греки. Вступая в период физической зрелости, человек пробует свои силы, определяет их пределы в борьбе с природой. Аналогию этому периоду составляет римская цивилизация. Затем деятельность человека становится медленнее, но правильнее, воображение слабеет и растут силы рассудительности. То же переживает последовательно и человечество. *

Исторической теории Сен-Симона не чужды известные черты диалектики. Процесс совершенствования общества, медленный и равномерный, прерывается в определенные моменты бурными кризисами, свойственными также и процессу развития индивидуума. Мы уже знаем, чем эти кризисы вызываются. Общественная система до известного момента отвечает состоянию человеческих знаний, цивилизации, в ее пределах человечество может развиваться. Поскольку это так, система существует и совершенствуется. Но затем человечество ее перерастает, между ее основами и состоянием цивилизации образуется разрыв,— наступает период критики, разру-

* Oeuvres choisies, 105—107.


шения системы, за которым следует период построения нового здания, соответствующего высшему уровню, достигнутому цивилизацией. В политическом организме, говорит Сен-Симон, всегда существуют совместно два момента: пережитки угасающего прошлого и зародыши восходящего будущего. Анализ настоящего, взятого изолированно, может дать только очень поверхностные или даже совершенно ложные выводы в результате смешения этих двух моментов.

Своим изображением роста человечества как процесса, аналогичного росту человека, Сен-Симон напоминает Руссо. Но от Руссо Сен-Симон отличается своим оптимизмом. Для Руссо золотой век был позади, современное человечество, по его мнению, переживает период старческого одряхления. Сен-Симон самым горячим образом протестует против этой идеи. «Золотой век,— говорит он,— который слепое предание относило до сих пор к прошлому, находится впереди нас». * Золотой век принесет человечеству совершенствование социального строя. Нам его не видать, но дети наши когда-нибудь в нгго войдут, а мы должны проложить к нему путь. Человечество, таким образом, не регрессирует, но прогрессирует. Оно вступает сейчас в свой зрелый возраст. ** Повидимому,

* Oeuvres choisies, III, 215, эпиграф к „Opinions**. ** Вполне точно: социальный возраст французского

народа соответствует 21 году. Oeuvres choisies, IN, 187.

26 В. П. Волшн

вопреки аналогии с организмом и в противоположность учению Руссо, Сен-Симон вовсе не считает необходимым для человечества одряхление и упадок даже в отдаленном будущем.

Каковы же признаки прогресса, в чем он выражается? Для того чтобы судить о том, прогрессирует или регрессирует человечество, необходимо иметь какие-то критерии для оценки сменяющих одна другую общественных систем. Таких критериев Сен-Симон устанавливает четыре. «Лучшее общественное устройство — то, которое делает жизнь людей, составляющих большинство общества, возможно счастливее, предоставляя им максимум средств и возможностей для удовлетворения их важнейших потребностей. Это такое общественное устройство, при котором достойнейшие люди, внутренняя ценность которых наиболее велика, располагают максимумом возможностей достичь высшего положения, независимо от того, куда их поместила случайность их рождения. Это затем такое общественное устройство, которое объединяет в одно общество наиболее многочисленное население и предоставляет в его распоряжение максимум средств для сопротивления иноземцам. Это, наконец, такое общественное устройство, которое приводит в результате покровительствуемых им трудов к наиболее важным открытиям и к наибольшему прогрессу цивилизации и на-

Социальное учение Сен»Симона 41

ук». Пользуясь этими критериями, Сен-Симон и доказывает превосходство каждой последующей общественной системы над системой, ей предшествующей, тем самым подтверждая свою концепцию прогресса.

III

Установив основные положения философ-ско-исторической системы Сен-Симона, посмотрим, как применяет он эти положения к объяснению конкретного исторического процесса.

Само собой разумеется, что с перенесением золотого века из прошлого в будущее рушится свойственная XVII и XVIII вв. теория естественного состояния как состояния изначального совершенства человеческого рода. У Сен-Симона представление о «колыбели человечества» связано с представлением о невежестве и грубости: жизнь человечества начинается не с золотого, а с железного века. Сен-Симону не только чужда теория естественного состояния. Он первый устанавливает ее близость к религиозному учению о рае и о грехопадении, смело сопоставляя учение Руссо с учением «богословов». ** Первый период развития человечества, когда все усилия направ-

* Oeuvres choisies, II, 100. ** Том же, III, 221.


ляются на добывание нищи, мало останавливает «а себе внимание Сен-Симона. Он посвящает ему лишь несколько малосодержательных строк в xMemoire sur la Science de Phomme». * Момент, с которого изучение исторического процесса приобретает значение для познания будущего (а в этом цель истории),— это момент установления рабства.** Рабство, по учению Сен-Симона, было само по себе громадным шагом вперед, так как оно пришло на смену простому истреблению побежденных. Но оно еще более важно по своим последствиям. Оно дало возможность выделиться из общей массы господствующему классу, который, получив досуг, смог заниматься усовершенствованием умственных способностей. Оно, таким образом, создало условия для прогресса человеческого разума, а следовательно, и для прогресса вообще.

Установление рабства связано с большой системой религиозно-философского характера — с политеизмом. Этой системе предшествует идолопоклонство. Но на последнем Сен-Симон останавливается так же мало, как и на истории первобытного человечества вообще. Политеизм не сразу и не целикам вытесняет идолопоклонство. Новая система усваивается сначала только учеными, которые выделяются в особую корпорацию жре-

* Oeuvres choisies, 11,97—99. ** Там же, Ш, 188.

Социальное учение Сен-Симона *§

цов. Для общенародного употребления они сохраняют фетишизм, внутри своей корпорации развивая новую систему. Эта двойственность ясно видна на примере Египта, где особенно резко была проведена грань между мыслящими и верующими. * Распространение среди народных масс политеистическая система получила лишь позже — у древних греков. У них политеизм, организатором которого Сен-Симон считает Гомера, стал всеобщей религией. ** На этой религиозной системе как на оонове выросла система политическая. Последняя была скопирована с первой. Даже республиканские конституции греческих городов представляются Сен-Симону подражанием Олимпу, который тоже

был республиканским собранием. Политеистическая система была крупным

шагом вперед. Но сама по себе она была все же весьма несовершенна. Значительная часть народов древности жила в полном рабстве, господа имели над этой частью право жизни и смерти. Рядом со светской властью, властью вооруженных, возникла духовная власть, власть ученых. Но светская власть продолжала нераздельно господствовать, духовная власть была ей всецело подчинена. Власть (как светская, так и духовная) передавалась по наследству в пределах военного класса патрициев, для плебеев воз-

* Oeuvres choisies, И, 104. ** Там же, И, 107-108.


вышение было совершенно невозможно. Пределы государств политеистическое системы были чрезвычайно ограничены, и они были поэтому очень непрочны. Наконец, и в научной области народы древности успели весьма мало. Правда, они уже занимались политикой как наукой, но они не пришли к познанию той истины, что руководством в общественной жизни должна быть мораль и что поэтому духовная власть должна господствовать над светской *

На смену политеизму должен был притти монотеизм, учение о единой управляющей миром причине. Творцом монотеистической системы был Сокраг, этот величайший из когда-либо существовавших людей. ** Но монотеизм не мог сразу сменить политеизм. Утверждению хмонотеизма предшествовал длительный кризис, сильнейший из всех известных в истории. Этот кризис был вызван сменой общей идеи, переходом от идеи мно гобожия к идее единобожия. Окончательно утвердился монотеизм в форме христианства, над созданием которого трудились не только иудеи, но и платоники, а установили его римляне. С точки зрения Сен-Симона не республиканская эпоха, а эпоха империи даег место римлянам среди великих исторических народов.

* Oeuvres choisies, Ш, 231'. ** Там же, И, 110-1 П.


Основная идея христианства,— говорит Сен-Симон,— б р а т с т в о л ю д е й . Этот моральный принцип при проведении его в жизнь нужно было смягчить применительно к умственному и нравственному уровню масс того времени. Но вес же средневековая феодально-богословская система, в основу которой было положено смягченное, приниженное христианство, представляла крупнейший шаг вперед в развитии человечества. Отмечая преимущества средневекового строя, Сен-Симон резко порывает с рационалистической традицией XV'III в. и близок к той реабилитации средних веков, какую давали реакционеры. Но сходство с последними здесь только внешнее. Как мы увидим, для Сен-Симона средневековый порядок — далеко не идеальный порядок. Он лишь выше того, которому он пришел на смену,— античного. Античный строй утверждал полное рабство, средневековый подготовил освобождение рабов, превращая их в крепостных. В античных государствах духовная власть стояла на втором месте, в средневековых она заняла господствующее положение. В античных государствах власть была привилегией патрициев, в средневековых она оказалась доступна плебеям, поскольку они были допущены в ряды духовенства, носителя высшей власти. Античный строй мог создать значительно мень-

* Oeuvres choisies. Ш, 232 — 233.


шие и более слабые общественные организации: поэтому ой погиб от варваров; средневековый строй, наоборот, их себе ассимилировал. * Если здесь попрежнему господствует военная власть меньшинства (патрициев) над большинством (плебеями), если сохраняются еще остатки рабства, то это было неизбежно. Иначе при невежестве большинства осуществление полностью принципа братства привело бы к анархии и разрушению общества. ** Кроме того, военные (феодалы) б*ыли, действительно, руководителями масс в главной отрасли мирных трудов того времени — в сельском хозяйстве, как богословы — в научной деятельности. ***

Создание прочной общественной организации, окончательно сложившейся к XIII в. (до IX в. шло разрушение античной системы, в чем много помогли варвары, от IX до XIII в.— строительство феодально-богословской системы), **** дает возможность гораздо более быстрого прогресса человеческих знаний, освобождая духовные силы, занятые ранее защитой общества. Этот прогресс идет в двух направлениях: теоретическом и практическом. Накопляются и углубляются знания законов, управляющих явлениями, с од-

* Oeuvres choisies III, 221—232» ** Там же, III, 277-278.

*** Там же, III, 237, 303, а также 77 и ел. **** Там же, III, 232·


ной стороны; усовершенствуется их применение в полезной промышленной деятельности человека — с другой. Небывалого до тех пор расцвета достигают обе отрасли деятельности человечества к XV в. С XV в, успехи цивилизации перерастают рамки старой, феодально-богословской системы, для дальнейшего прогресса необходима ее дезорганизация. Система уже выполнила свое назначение, ее руководящие силы — духовенство и дворянство — дали все, первое — в области интеллектуальной, второе —в области военной деятельности. Их значение непрерывно падает с ростом значения новых групп, выдвигаемых ходом цивилизации: представителей светской науки, ученых и представителей мирного труда — промышленников. *

В «Катехизисе промышленников» в характеристику старых и новых общественных слоев вплетается по отношению к Франции элемент национальный. Старое дворянство — завоеватели-франки, промышленники — покоренные галлы. Возможно, что на Сен-Симона влиял в этом вопросе его ученик, известный историк О. Тьерри, для которого характерно такое изображение генезиса общественных классов. Обратное влияние представляется менее правдоподобным, так как и в более ранних (например, «Memoire sur la science de l'homme», 1813) и в более позд-

* Oeuvres choisies, III, 75 и CA.; там же, 235 и ел., 302 и ел·

S СеиСлмон, т. I

34 В. Я. Волгин

них («Opinions», 1825) произведениях Сен-Симона мы находим в применении к классам средневекового общества лишь термины «патриции» и «плебеи»,— термины, устанавливающие генетическую связь между системой феодально-богословской и системой античной. Появление промышленников и ученых в среде плебейства, упадок и разложение дворянства (патрициата) трактуются как явления общие, а не только свойственные истории Франции, и в этой общей трактовке лишен интереса вопрос о национальном происхождении той и другой группировки, национальная окраска является чем-то для них случайным.

До AV в. в обществе господствуют богословские идеи, носителем которых является духовенство. Естественно, что духовенство пользуется властью над умами и нравами. К XV в. и особенно начиная с XV в. человеческий разум, разрабатывая опытные науки, перешедшие ш Европу от арабов, делает ряд открытий, которые дают материал к построению новой системы. * Общество постепенно освобождается из-под господства богословия, все больше становится удельный вес светских ученых, развивающих светские науки. Между тем официальная власть остается в руках старых богословов. В обществе возникает внутреннее противоречие, которое выражается в борьбе нового, научного элемента со старым, богословским. Начинает-

* Oeuvres choisies, III, 241.


ся критика феодально-богословской системы, прежде всего ее духовной, богословской стороны. Лютер, Коперник, философы XVIII в. — все это этапы критической, дезорганизаторской работы, которая была необходима, ибо без нее нельзя было построить новую систему, соответствующую новым завоеваниям человеческого разума.

Вслед за критикой духовной стороны феодально-богословской системы идет критика ее светской стороны, феодальной организации как таковой. Пока знать руководила сельскохозяйственными работами, важнейшими по тому времени, ей естественно принадлежала власть. Однако начиная с X V в. плебеи не только сделали громадные успехи в теоретических знаниях, они научились их практическому приложению, «полезному для общества, и выдвинулись на первое место руководителей промышленных предприятий. Опека, в которой знать держала плебеев, потеряла с этого времени всякий смысл. Бессмысленной стала эта система, которая представляет собой какой-то опрокинутый вверх дном мир: способнейшие находятся в классе управляемых, класс правителей состоит из людей посредственных. Но для того чтобы установилось нормальное положение,— система, соответствующая изменившемуся в результате прогресса цивилизации соотношению общественных групп,— европейским обществам необходимо было пережить длительный процесс разрушения старого феодального мира, процесс, 3*


только начало которому было положено критикой Коперника и философов. *

Разрушение феодального и богословского строя есть, следовательно, по Сен-Симону, процесс двусторонний, хотя в основе его и лежит нечто единое: прогресс человеческого разума. Это, во-первых, чисто идеологическая критика; это, во-вторых, сопровождающая ее и воодушевляемая ею борьба реальных общественных сил. В первой активная роль выпадает на долю ученых, во второй — на долю промышленников. Во Франции подъем влияния промышленников Сен-Симон отмечает с эпохи крестовых походов, которые разорили знать и дали возможность промышленникам откупиться от ее господства, которые повысили спрос на продукты промышленности и содействовали скоплению в руках промышленников средств, необходимых для освобождения. Ко времени Людовика XI существовал уже отчетливо отмежевавшийся от других общественных слоев и достаточно сильный класс промышленников. В его состав входили невоенные землевладельцы, сами обрабатывавшие свою землю, освободившиеся и объединившиеся в городах ремесленники и, наконец, торговцы. Со времени Людовика XI этот класс вступает в борьбу с феодалами, причем сразу же находит себе союзника в лице королевской власти. Людовик XI был основателем союза между королем Франции

* Oeuvres choisies, III, 302—305.

Социальное учение Сен-СиМона 37

и промышленностью против знати. И королевская власть в его лице и промышленники были одинаково заинтересованы в устранении феодальной пестроты <в управлении, в установлении единой, прочной власти, какой могла быть только королевская власть. Естественный союз королевской власти и промышленности с этих пор не прерывался в течение веков. Даже Людовик XIV, вопреки своей репутации, не нарушал этой основной политической линии .французских королей: ведь именно при нем Кольбер помогал промышленникам создавать большие фабрики и строил на государственные средства прекрасные мануфактуры, именно при нем была учреждена Академия наук, которой было дано специальное поручение оказывать содействие промышленным трудам. *

Класс промышленников, все более преуспевающий, отвоевывающий все новые и новые позиции у феодального строя, получил законченную организацию лишь в XVIII в., с образованием нового вида промышленности, частные интересы которого были тождественны с общими интересами всей промышленности. Этот вид промышленности — банковское дело. Земледельцы, фабриканты и торговцы до возникновения банков составляли отдельные корпорации. Банк объединил их в единой системе кредита, придав тем самым

* Oeuvres choisies, JI\ 78 и ел., а также Du système industriel, passim.


классу промышленников, взятому в целом, такую денежную силу, какой не обладают ни все остальные классы вместе, ни даже государство. * Эта мысль об организующей роли банков, брошенная Сен-Симоном, получила дальнейшее развитие у его учеников. В системе сен-симонистов банки играют роль не только силы, организующей промышленность. Они — единственное противоядие, которое выработала существующая сейчас система против раздирающей ее анархии, элемент будущего организованного строя в настоящем. Они сохраняются и в этом будущем строе как главный аппарат по управлению производства, соответственно изменив свой характер, освободившись от стимула индивидуального обогащения и став учреждением общественным. **

Между тем как класс промышленников окончательно организуется и становится вполне способным взять .в свои руки власть, старые господствующие классы окончательно дезорганизуются. Решительный удар им нанесла французская революция, основной причиной которой и было изменение в соотношении общественных сил, начавшееся с X V в. и закончившееся к XVIII в. Действительное соотношение сил было таково: реальная светская власть в руках промышленников, реаль-

* Oeuvres choisies, IP, 85—87; 246, ** „Изложение учения Сен-Симона", русск. пер.

Изд. Акад. Наук, СССР, 1947, стр. 264 и ел.


ная духовная власть в руках ученых. Политический строй отвечал не этому реальному положению, а тому, которое существовало много веков тому назад: в этом политическом строе попрежнему наибольшим удельным весом -пользовались дворянство и духовенство. В течение столетий шла гражданская и моральная революция, и она сделала неизбежной революцию политическую. Задача этой революции состояла в том, чтобы привлечь к непосредственной политической власти силы, которые получили в обществе реальное преобладание. Было необходимо взять власть из рук дворянства и духовенства и передать ее в руки промышленников и ученых. Королевская власть, которая всегда, как мы уже видели, была союзницей промышленников, должна была и на этот раз стать на их сторону. По мнению Сен-Симона, она так и сделала: недаром Людовик XVI предоставил третьему сословию двойное представительство. Таким образом, революция началась хорошо. Но затем она уклонилась с истинного пути и потому привела к неудовлетворительным результатам: довершив дело дезорганизации старого феодального и богословского строя отменой феодальных привилегий, провозглашением свободы совести и т. п. мерами, она не построила новой, промышленной и научной, системы. *

* Du système industriel, 51 и ел.


Вопроса об историческом значении французской революции* о ее причинах и результатах Сен-Симон касается в своих произведениях неоднократно, освещая то одну, то другую сторону проблемы. Интересные соображения о движущих силах революции находим мы в «Письмах к американцу». Сен-Симон подчеркивает здесь ту роль, которую сыграла в подготовке революции французская философия XVIII века. Именно тогда возникла, по мнению Сен-Симона, партия, которую он называет «свободомыслящей». Свободомыслящие разоблачили в своих трудах пороки старого правления, провозгласили новые принципы общественного порядка, которые затем узаконило Учредительное Собрание. Свободомыслящие вовсе не хотели кровавой революции, и она могла бы обойтись без крови, новые учреждения сменили бы старые без применения насилия, если бы у Франции не было могущественных соседей, находившихся еще под игом феодализма и суеверий. Недовольные революцией дворяне и духовенство обратились к этим соседям за помощью, и последние, опасаясь, что революция может затронуть и их самих, напали на Францию. Чтобы оказать отпор иноземным войскам, свободомыслящие были вынуждены поднять и вооружить народные массы. При их помощи они одержали верх над дворянством и духовенством всей Европы. Но вооруженные для отпора привилегированным пролетарии отстранили свободо-

Социальное учение Сен-Симона 4J

мыслящих и сами завладели властью, что и придало революции ее разрушительный характер.

Свободомыслящим удалось опрокинуть феодальные и теологические учреждения и победить силы, стремившиеся восстановить старый порядок. Однако в установлении нового порядка они еще не достигли такого же успеха. *

Причину этой незавершенности французской революции Сен-Симон видит здесь, по-видимому, с одной стороны, в неподготовленности свободомыслящих, в отсутствии у них общей концепции новой политической системы, а с другой — в реакции, вызванной временным захватом власти «невежественным классом». Иное объяснение дает Сен-Симон тому же факту в более поздних произведениях.

Основной недостаток революции,— говорит Сен-Симон в своих работах последнего периода,— состоит в том, что она не передала власти в руки промышленников и ученых, достаточно для этого созревших, а поставила во главе государства два промежуточных слоя: метафизиков и законников (легистов). Эти промежуточные слои образовались в процессе разложения старого общества и сыграли в свое время положительную роль. Потребность в них создавалась необходимо-

* Oeuvres de Saint-Simon et d'Enfantin, XIII, 1, стр. 170—l"i9T


стью приспособления старого строя к нуждам общественного развития в тот период, когда промышленники и ученые не были еще достаточно сильны, чтобы взять власть в свои руки. Легисты смягчили феодальную юстицию в интересах промышленности и не раз защищали промышленность в старых парламентах от сил феодализма; метафизики смягчили старое богословие, сохранив ряд религиозных положений, но открыв за их пределами двери свободному суждению. Без этого смягчения норм феодально-богословского строя было бы невозможно развитие в его недрах промышленности и науки. Ко времени французской революции роль легистов и метафизиков была уже сыграна: с их помощью промышленники и ученые выросли в господствующую силу и должны были стать непосредственно господствующим классом общества. Однако резкие и решительные переходы от одной системы к другой, ей противоположной, очень трудны. Промышленники, привыкшие видеть в промежуточных слоях легистов и метафизиков защитников интересов общественного развития, решили передать власть в ответственный момент в их руки. Между тем эти группы были по самому существу неспособны к построению новой системы. Легисты, изощрившиеся в изобретении способов защиты промышленности во враждебном ей строе, занялись созданием системы гарантий и сдержек, которые должны были обеспечивать интересы промыщ-


ленников, вместо того чтобы прямо все поставить на службу промышленности. Метафизики занялись поисками наилучшей возможной власти, соответствующей промышленным или об'шим принципам. И те и другие только так и могли действовать. Их нельзя за это упрекать. Но как бы то ни было революция, попав в несоответствующие руки, не привела к построению промышленной и научной системы вместо феодальной и богословской. Она оставила страну в неорганизованном состоянии. Необходимо сделать дальнейший шаг вперед, уже созидательного характера,— шаг, который должен завершив революцию. *

Аналогичным, хотя и не тождественным путем шло в последние столетия развитие Англии. Здесь развитие промышленности привело после революции XVII в. к созданию компромиссного строя. Английское правление — это феодальное правление, приноровленное, насколько возможно, к нуждам промышленности. Власть осталась в руках феодального класса, дворянства, которое соединилось с промышленниками против коро-

* Du système industriel, V и ел.; 51 и ел. В „Катехизисе промышленников" промежуточный класс получает наименование буржуазии, а в его состав входят кроме легистов военные разночинцы и землевладельцы-разночинцы. Разрушив старый феодализм, этот класс восстакаплирает затем феодализм в свою пользу, делая буржуа королем, а своих членов оделяя титулами герцогов, графор, баронов и т. д. Oeuvres choisies, III, 93,


левской власти, тогда как во Франции промышленники соединились с королевской властью против дворян. В английской системе смешаны два »принципа, и это смешение ведет к целому ряду конкретных дефектов, свидетельствующих о болезненном состоянии английской нации. В доказательство Сен-Су мон приводит факты, говорящие о продаж ности английского парламента и о болезненной страсти к деньгам, распространенной среди англичан. Именно потому, что в Англии феодальная система сделала все возможные уступки промышленной, она там просуществует дольше, чем во Франции. Французские промышленники больше, чем английские, заинтересованы в смене системы, а французские феодалы гораздо меньше способны к сопротивлению, чем феодалы английские, в борьбе с королем сосредоточившие в своих руках всю власть. Первой к промышленному режиму должна перейти Франция, а за нею последует Англия. *

Мы видим, что у Сен-Симона основным содержанием исторического процесса с X V в. является борьба общественных классов. Эта

* Oeuvres choisie?, 11, 1 2—]4°.Такук> характеристику английского развития мы находим в „Катехизи е промышленников". В более ранних произредениях Сен-Симон бглее высоко оценивает английскую конституцию. Так, в „Mémoire sur la science de I'homrre", 1813, он вы каэывает ту мысль, что именно английская организация придет на смену феодальному режиму у всех европейских народов. Oeuvres choisies, II, 116,


трактовка истории новой Европы не находится в противоречии с изображением более ранних стадий общественного развития. Антагонизм между промышленниками и феодалами — новая форма того же антагонизма, какой существовал между патрициями и плебеями. В учении Сен-Симона классовая борьба есть общий признак всякого исторического человеческого общества. Где-то на заре истории теоретически мыслится общество бесклассовое, но о нем трудно сказать что-либо определенное. На истории XV—XVIII вв. Сен-Симон останавливается дольше, дает классам этого периода более конкретную социально-хозяйственную характеристику. Поэтому для развития теории классовой борьбы эта часть построения Сен-Симона имеет наибольшее значение, она оказала наибольшее влияние на дальнейшее развитие исторической науки и теории социализма.

Признавая всю значительность теории Сен-Симона, мы должны, однако, тут же подчеркнуть два пункта, в которых она давала неясную, двусмысленную характеристику общественных отношений новой Европы. Первый пункт — вопрос о возникновении общественных классов. На этот вопрос у Сен-Симона нет вполне отчетливого ответа. Даже если мы отметём как случайную мысль о связи классов нового французского общества с завоевателями-франками и покоренными галлами, если мы будем иметь в виду те сочинения Сен-Симона, где он стремится дать общее


изображение хода исторического процесса,— и в этом случае мы должны будем убедиться, что Сен-Симон безнадежно путается в своих объяснениях. Он отмечает хозяйственный момент в характеристике классов и причин их роста и упадка (феодалы — не только военные защитники общества, «о и организаторы сельского хозяйства, их значение падает с утратой ими хозяйственных функций, удельный .вес промышленников повышается с их хозяйственными успехами и т. д.). Он утверждает, что нет изменений в общественном порядке без соответствующего изменения в форме собственности. Сен-Симон, будучи последователен, должен был бы в той же хозяйственной деятельности и в изменении организации собственности искать и самые корни общественных классов. Если бы он сделал этот шаг, он неизбежно пришел бы к материалистическому пониманию истории. Но Сен-Симон этого шага не делает, его общая концепция остается идеалистической. Поэтому вопрос остается без ответа по существу, ибо ссылки на политеизм в объяснение классового строения античного общества, на христианство в объяснение строя феодально-богословского, конечно, таким ответом считаться не могут. И материалистические рассуждения о росте промышленности, и теория франкского завоевания остаются в системе Сен-Симона наращениями, очень интересными, но логически не связанными с основами его исторической теории.


Второй пункт, поражающий в теории классов Сен-Симона своим несоответствием реальным взаимоотношениям его эпохи, это его представление о классе π ρ см ыш ленников как о едином классе. Линия основного деления общества проходит у Сен-Симона между утратившими хозяйственное и политической значение, превратившимися в тунеядцев представителями правящих групп .феодального общества и промышленниками, в число которых входят все трудящиеся в индустрии и в сельском хозяйстве, как в качестве физических рабочих, так и в качестве предпринимателей. К промышленникам по существу примыкают и интеллигентские группы: ученые и художники. Деление .общества у Сен-Си мои а двучленно,— в соответствии с представлением о борьбе двух порядков: феодального и промышленного. Между двумя основными классами существуют, правда, промежуточные, которые иногда, как мы уже говорили, получают у Сен-Симона общее наименование буржуазии. * Но эти классы не играют существенной роли в экономии общества. Промышленный строй, идущий на смену феодальному, мыслится Сен-Симоном как строй окончательный, лишенный внутренних противоре-

* Помня своеобразие терминологии Сен-Симона, не следует придавать несвойственного ей значения антитезе „промышленников" и „буржуазии". В состав промышленников входит вся буржуазия в нашем смысле этого слова, за исключением рантье (собственники, не руководящие промышленностью).


чий. Не должно быть поэтому внутренних противоречий и в том классе, который является творцом этого нового строя.

Сен-Симон слишком тонкий наблюдатель, чтобы не видеть того, чего не могли не видеть даже мыслители XVIII в.: в среде но* вого общества, идущего на смену старому, феодальному, резко бросается в глаза различие между двумя группами. Одни облагают собствешюстыо, другие ею не обладают. Наличие этих грулп Сен-Симон констатирует уже в первом своем произведении. * Он сознает даже необходимость борьбы между собственниками и несобственниками. Участием людей, не имеющих собствен«ости, объясняет он в своих ранних работах разрушительный характер французской революции. Он отмечает господствующее политическое направление группы несобственников: это страсть к равенству. Тот же ряд мыслей находим мы и в более поздних «Письмах к американцу» (1817). В этом произведении, как мы уже говорили,'имеется даже термин «пролетарии» в применении к несобствениикам. При этом указывается, что пролетарии, вдохновляемые страстью к равенству, захватив в свои ρνκπ власть, показали, что может быть нечто худшее, чем старый режим. **

* Письма же^еп-к^го п*т,т а-вляи , ICO? r.Oeuvres de S.-Simon et d 'Enf- t l · · , XV, 26.

LJeuvres de S.-Sim-n et d'Enfantin, Х П (1), 178.


В дальнейших работах Сен-Симона оценка пролетариата существенно меняется. Сен-Симон тщательно доказывает зрелость французского пролетариата, проявившего большие способности к управлению имуществалш БО время французской революции. Эти способности сказались как в области земледелия, так и в области промышленности. В первой области несколько тысяч пролетариев сразу перешли в разряд собственников, и это нисколько не отразилось на обработке земли, наоборот, земля стала приносить более обильные урожаи, чем в прежние годы. Во второй области французская промышленность только потому могла подняться после революции, что место старых предпринимателей, раздавленных революцией, было занято большим количеством новых людей, вышедших из рядов простых рабочих. Следовательно, пролетарии не представляют более опасности для общественного спокойствия и не нуждаются в опеке. *

Таким образом, отношение Сен-Симона к пролетариату на протяжении его литературной деятельности не остается одним и тем же. Но самое существование пролетариата как группы, отличной от группы собственников в пределах промышленного класса, Сен-Симоном нигде не отрицается. И тем не менее он не выделяет пролетариат в особый класс. Различия, казалось бы, весьма суще-

* Oeuvres choisies, 11, 267 и ел. 4 Сен-Симон ,т Л


ственные, какие существуют между пролетариями и предпринимателями, представляются ему чем-то внешним, а антагонизм между ними — основанным на взаимном непонимании. По существу интересы руководителей промышленных предприятий совпадают с интересами народных масс. По его мнению, улучшение морального и физического существования бедного класса сопряжено с увеличением, а отнюдь не с уменьшением наслаждений класса богатого. * «Предприниматели промышленных работ оказываются, в силу природы вещей, руководителями и представителями взглядов большинства». ** Этим совершенно голословным утверждением разрешается у Сен-Симона весьма реальное общественное противоречие, спасается единство промышленного класса и, следовательно, перспектива мирного построения «овой общественной системы. Конечно, до известной степени возникновение идеи солидарности интересов предпринимателей и рабочих может быть отнесено за счет недостаточного развития во Франции начала X I X в. промышленного капитала и недостаточной четкости демаркационной черты, отделяющей в эту эпоху пролетариев от независимых товаропроизводителей — мелких ремесленников и крестьян. Конечно, сохранить концепцию солидарности было легче в такой обстановке, чем в обста-

* Oeuvres choisie«, Ш, 373. * " Там же, 2 3 9 - 2 4 0 .


новке второй половины века. Но внутренний мотив, который заставил Сен-Симона, обычно столь прозорливого, закрывать глаза на факты ему хорошо известные, здесь гораздо важнее. Сен-Симон как творец новой социальной системы чувствовал практическую потребность доказать, с одной стороны, отсутствие внутренних противоречий в «ей, с другой — возможность и необходимость ее безболезненного, мирного установления совместными усилиями всех элементов общества, кроме ведущих паразитическое существование остатков феодального класса. Признание реального противоречия внутри массы «трудящихся» подорвало бы всю его практическую программу.

IV

Какова же была практическая программа Сен-Симона? Как представлял он себе будущий промышленный строй? Мы уже знаем, что социально-политически переход от существующего, неорганизованного состояния, являющегося продуктом разложения феодального строя, к промышленной системе мыслится Сен-Симоном как переход ©ласти из рук феодальных и промежуточных общественных групп в руки промышленников и ученых. ДЛЯ него это равносильно переходу дела управления государством от бездельников и паразитов к трудящимся. Формы, в которых он изображает в различных произведениях 4*


самую организацию власти промышленников и ученых, довольно разнообразны, но существо этой организации всегда остается приблизительно одним и тем же: духовная власть сосредотачивается в Академии, светская — в Совете промышленников. * Существующие органы власти этим отнюдь не упраздняются. Остается король, остается министерство, остаются палаты. Но законодательная инициатива, составлеиие бюджета, контроль за его исполнением — все это передается новым органам, к которым и переходит вследствие этого реальная власть.

Новые общественные силы, получив власть, должны будут неизбежно поставить перед собой новые цели, принципиально отличные от целей старой власти. «До настоящего времени,— говорит Сен-Симон,— правители смотрели на народы как на свои вотчины: все их политические планы были направлены или на эксплоатацию этих вотчин, или на их увеличение». ** Этому принципу старой власти противопоставляли в борьбе с нею принцип свободы. Его было необходимо провозгласить тогда, когда свобода всячески угнеталась, когда нужно было сдерживать произвол. Но при построении промышленной и научной системы свобода не может быть целью. Люди соединяются в общества вовсе не для обеспечения свободы, так как свобод-

* Oeuvres choisies, III, 205, 308—309 и др. ** Там же, II, 365.

Соицальлое учение С?м-Симона 53

нее всего они в изолированном состоянии. Идея свободы как цели общественной организации есть пустая и метафизическая идея, соответствующая потребностям переходного времени разложения феодально-богословского строя. Точно так же «нелепа формальная идея порядка в качестве цели общества. Поддержание порядка — средство, а не цель для общества. Это — основное условие, при котором общество может посвятить себя какой-либо деятельности, но отнюдь не содержание деятельности. * Гораздо ближе к истине те, кто провозглашает в качестве основного принципа для нового общества благо нации. Но и это неопределенно: благо нации допускает самые различные толкования, всякий правитель может понимать его соответственно своему вкусу. Если он честолюбив, он будет видеть благо народа в завоеваниях, если он любит роскошь, он будет считать благом постройку дворцов и устройство празднеств и т. п. Поэтому необходимо дать более точное определение цели общественной организации. Это определение гласит: «Целью общественной организации должно быть возможно лучшее применение в целях удовлетворения потребностей человека знаний, добытых науками, искусствами и ремеслами, распространение этих знаний, их развитие и возможно большее накопление — иными словами, возможно более полезное комбинирова-

* Du système industriel, XII, 375.


ние всех отдельных работ в области наук, искусств и ремесел». * Стремление к возможно более широкому удовлетворению человеческих потребностей — характерная черта социальной философии Сен-Симона. Ему совершенно чужды аскетические тенденции, свойственные большинству более ранних утопистов (в том числе и бабувистам).

Сен-Симон нигде не дает более конкретной характеристики этой деятельности общества по комбинированию отдельных работ. По этому вопросу в его произведениях имеются лишь разбросанные там и сям намеки. Но во всяком случае самая идея общественной организации производства, общественного плана производства не есть случайная идея в учении Сен-Симона. Основная задача промышленной системы — установление ясного и разумно комбинированного п л а н а работ, которые должны быть выполнены обществом. Наличие общего плана хозяйства — черта, наиболее резко отличающая систему, проповедуемую Сен-Симоном, от хозяйственной анархии, характерной для капиталистического строя. Это именно и позволяет ему именовать будущий общественный строй — а с с о ц и а ц и е й . ** Но это слово не должно вводить нас в заблуждение. Ассоциация Сен-Симона не предполагает общественной собственности на средства производства. У него

* Oeuvres choisies, II, 370. ** Там же, II, 375.

Социальное учение Сен-Симона Г)5

нет речи об отмене частной собственности, об экспроприации. Государство лишь в известной мере подчиняет деятельность отдельных промышленников общему плану, направляя ее в известное русло. Сохраняется, следовательно, и классовое строение общества, как сохраняется барыш предпринимателей. Сен-Симон прямо призывает не очень придираться к барышам промышленников, если они ведут работы, полезные для государства. * Необходимо,— говорит он,— поощрять возможно больше земледельческую, промышленную и торговую деятельность... Надо привлекать людей приманкой частных выгод к работам по устройству каналов, дорог и мостов, по осушению, распашке и орошению. Общество и в будущем сохранит, по мнению Сен-Симона, форму пирамиды.

Как мы уже знаем, Сен-Симон не считает институт собственности вечным и неизменным. Этот институт подлежит усовершенствованию с изменением исторических условий: «до очевидности ясно,— говорит Сен-Симон,— что в каждой стране основным законом является тот, который устанавливает формы его организации, но из того, что этот закон является основным, еще не следует, что он не может быть изменен». Сен-Симон считает необходимым отыскание такого способа организации собственности, который

* Oeuvres choisies, II, 443.

56 В. /7. Волгин

доставил бы наибольшую сумму благосостояния и свободы.

Сен-Симон считает, что промышленная система будет системой максимально возможного равенства. Полное равенство немыслимо. Мы уже (видели, как Сен-Симон осуждает «страсть к равенству» эпохи буржуазной революции. Действительно осуществимое равенство состоит прежде ©сего в том, что в промышленной системе все являются трудящимися, паразитизм старых правящих групп исчезает. Общество есть союз людей, занятых полезными работами. Уже в «Письмах женевского обитателя» (1802) Сен-Симон провозглашает принцип всеобщего труда: «Все люди будут работать; они все будут смотреть на себя как на работников, прикрепленных к мастерской... На каждого возложена обязанность постоянно давать своим силам применение, полезное для человечества». Бесполезных для мастерской работников в ней не должно быть. * Различие между трудящимися лишь в том, что одни работают руками, другие — головой. Богатого только за то и будут кормить бедные, что он работает головой. Но место, которое каждый занимает в общественной системе, будет определяться не случайностью рождения, так как все привилегии будут уничтожены, а способностями. Как известно, из этого положения ученики Сен-Симона сделали вывод об отмене права

• Oeuvres de S.-Simon et d'Enfantin, XV (1), 55.


наследования и об иерархии способностей «во всех областях общественной жизни, в том числе и в хозяйственной («каждому — по егс способностям, каждой способности — по ее делам»). У Сен-Симона проблема остается недодуманной. Иногда о« под привилегиями разумеет и богатство: богатый, мозг которого не способен к работе, будет вынужден работать руками. Иногда он имеет в виду только политические привилегии и говорит о способностях как об условии политического возвышения. * В одном месте он говорит, что значение и доход каждого должны быть пропорциональны его способностям и его вкладу (mise). ** Во всяком случае принцип возвышения по способностям (в промышленности) и незыблемость права собственности на средства производства у него остаются ле-примиренными-

В таких пределах осуществляется в промышленной системе равенство. И все-таки Сен-Симон заявляет, что организованная описанным выше способом деятельность системы будет направлена к наибольшей выгоде наибольшей массы. Эта тема повторяется во всех произведениях последнего периода его деятельности. Иногда Сен-Симон говорит об организации политического общества, предоставляющего всем образующим его индивидуумам возможно большую сумму счастья,

* Oeuvres choisies, Jl, 444. ** L'Organisateur, 9 lettre.

Γ)8 β, П. Волгин

иногда — о создании учреждений, целью которых будет увеличение благосостояния последнего и самого многочисленного общественного класса или самого бедного общественного класса. Наконец, мы имеем и еще одну совершенно отчетливую формулировку: общественное устройство, основные учреждения которого в своей совокупности содействуют увеличению благосостояния пролетариев. * Настойчивость, с которой Сен-Симон возвращается к этой мысли, возрастающая точность ее выражения, пафос — все это свидетельствует о том, что в последние годы жизни интерес Сен-Симона к участи пролетариев был очень велик. С этим связано, конечно, и изменение оценки, какую давал Сен-Симон деятельности и успехам пролетариев в последние годы. К сожалению, интерес к пролетариату нашел свое выражение лишыв приведенных формулировках; он не успел оказать влияния ни на сен-симоновскую теорию классов, ни на его концепцию будущей общественной системы. Конкретного представления о том, какими мерами должно быть достигнуто повышение благосостояния наиболее многочисленного класса, у Сен-Симона в сущности нет. Мы можем отметить в характеристике будущего строя только одно сколько-нибудь существенное положение, непосредственно отвечающее на нужды проле-

* Oeuvres choisies, IIr, а39, 313—314; Nouveau Christianisme, 317 и ел. passim.


тариата. Как мы знаем, труд у Сен-Симона обязателен для всех. Естественно, что он должен быть и доступен для всех. Сен-Симон, очевидно под впечатлением наблюдавшихся в начале XIX в. промышленных кризисов и обусловленной ими безработицы, обращает на этот вопрос особое внимание. Он не раз возвращается к мысли, что обществега-ная система должна обеспечить пролетариату непрерывный труд. У Сен-Симона есть, таким образом, идея п р а в а на т р у д ; но она не получает у него сколько-нибудь исчерпывающего развития. *

Очень интересны выводы, которые делает Сен-Симон из своей концепции промышленной системы по отношению к функциям власти.

В старых общественных системах интересы большинства наций были подчинены интересам меньшинства. Это было необходимо вследствие невежества большинства, которое приходилось держать в опеке, чтобы не давать обществу распасться. Поэтому главной функцией власти в старом обществе было поддержание порядка среди этого подчиненного большинства. Обеспечение спокойствия и безопасности всем видам труда — такова была полезная сторона ее действий. Но это спокойствие достигалось с громадной затратой сил: меньшая часть общества тратила свои силы и значительную часть сил боль-

* Oeuvres choisies, I!I, 244, 288.


шей на то, чтобы держать ее в покорности; большая тратила свои силы на борьбу с меньшей. Между тем воздействие человека на человека само по себе вредно; нет другого полезного труда, как воздействие человека на вещи.

Переход к новой системе, ставший возможным вследствие того, что большинство народа созрело и не нуждается более в опеке (см. выше о зрелости французского пролетариата), позволяет свести к минимуму функции поддержания порядка. Промышленная система менее ©сего требует управления людьми, так как в системе, прямая цель которой — благо большинства, не приходится тратить энергию на поддержание власти над этим большинством, которое уже не является врагом существующего порядка. «Отсюда следует, что власть, управляющая в собственном смысле слова, будет (в промышленной системе), насколько возможно, ограничена». Функция порядка отойдет на задний план и, может быть, даже не будет требовать особых должностных лиц. «Обязанность поддержания порядка сможет легко стать почти целиком общей обязанностью всех граждан — в смысле ли задержания нарушителей порядка, в смысле ли разрешения споров». Место системы управления людьми, системы господства займет система администрации, система управления вещами. Административная власть сменит власть правительственную. И основной задачей этой администрирующей власти,


носителями которой будут ученые, художники и промышленники, будет организация работ по культивированию земного шара в интересах человечества. Средства, идущие на войско и полицию, пойдут только на промышленную деятельность, распространение знаний и развлечения. Будущее общество представляется Сен-Симону в виде громадной, сложной мастерской. Политика в таком обществе — прежде всего наука о производстве. Легко себе представить, чего сможет достичь человечество, когда оно перестанет расточать силы на управление друг другом и организует их для совместного воздействия на природу, в особенности, если тот же принцип восторжествует и в отношениях народов между собой. *

V

Новая общественная система может установиться, согласно идеалистической концепции Сен-Симона, только тогда, когда состояние знаний даст возможность построения новой философской системы, лежащей в ее основании. Так, на политеизме была построена античная система, на христианстве — феодально-богословская. Кризис, который переживают европейские общества, является результа-

* Oeuvres choisies, II, 370—371; 373-377; III, 277-296.


том несвязности общих идей. Как только появится теория, соответствующая достигнутому уровню просвещения, все придет в порядок, Какова <же эта новая философия, которая должна сменить христианство и послужить базисом для промышленного строя? В разные периоды своей деятельности Сен-Симон давал на этот вопрос не одинаковые ответы.

В более ранних произведениях Сен-Симона новой философской доктриной, подготовленной развитием знаний с X V в., является «физицизм», образующий промежуточное звено между просветительной философией XVIII в. и позитивизмом Конта. Все человеческие знания, утверждает Сен-Симон, проходят в своем развитии три стадии: теологическую, предположительную, или метафизическую, и позитивную. Теологическая соответствует низкому уровню знаний, характерному для феодальной системы. Но начиная с X V в. разум стремится обосновать свои суждения «а наблюдаемых фактах. Все науки одна за другой принимают положительный характер. Очевидно, что философия, на них основывающаяся, должна также стать положительной. Она не могла стать положительной сразу, и в качестве промежуточных систем возникли системы метафизические. Эти системы соответствовали промежуточному периоду, в который разрушался феодально-богословский строй. Однако и X I X в. находится до сих пор под влиянием критического характе-

Социальное учение €ен-Симоча 63

ра XVII I в., он не принял еще организаторского направления, не создал еще соотвёт^· ствующеи этому направлению позитивной философии. Настала пора ее создать. Подобно энциклопедии XVIII в., критической, должна быть создана новая энциклопедия — положительная. Новая политическая система явится следствием этой новой философии. *

Центральной идеей новой философии будет идея е д и н о г о з а к о н а , управляющего всеми явлениями вселенной. Человеческий разум от идеи многих одушевленных причин переходил к идее единой одушевленной причины (политеизм — монотеизм). Далее от этой идеи человек возвысился до понимания законов, управляющих явлениями. Следующий шаг — верование в единый закон.** Единый закон должен сменить единого бога — эта

мысль совершенно отчетливо формулируется Сен-Симоном. Он даже знает, какой это закон: «Идея тяготения должна играть роль абсолютной общей идеи и заменить идею бога». *** Отсюда и преклонение Сен-Симона перед Ньютоном, как перед великим мыслителем, установившим впервые единый общий закон. Идея бога устарела. Она соответствовала более примитивному состоянию человеческих знаний и человеческого разума. Ребе-

* Oeuvres choisies, II, 14—15; Du système industriel, I—VI; Oeuvres choisies, II, 173—174.

*> Oeuvres choisies II, 33—34; 192. *** Oeuvres choisies, II, 219.


нок, ударившийся о камень, одушевляет его и кричит: злой камень! В этом возрасте, преисполненном жизни, все представляется живым. Становясь взрослым, человек перестает искать везде в природе жизнь. Точно так же человечество, придя к идее единой причины, одушевило эту причину, наложило на нее печать воображения. Сейчас вера в бога ненужна, потому что она ничуть не помогает уяснению законов природы. Кроме того, с ней не мирится здравый смысл. Признание всеведения, всемогущества и всесовершенства божества приводит к противоречиям, совершенно невыносимым. «Размышляя о богословской системе, нельзя не поражаться громадностью расстояния, отделяющего ее от современного состояния просвещения». Теизм так же пережил себя, как политеизм в эпоху Цицерона. * Сейчас обосновать философию на представлении одушевленной причины невозможно. Вместо того чтобы воплощать абстракцию, как это делают богословы и метафизики, надо из бога как существа извлечь идею закона. Не идея бога должна лечь в основу философской концепции, а идея тяготения. **

Так радикально порывая с существом «богословской» системы, Сен-Симон, однако, и в этот период сохраняет очень многое от ее формы. Повидимому, ему представляется,

* Oeuvres choisies, II, 125—128. ** Там же, II, 238.


что «простой народ», »несмотря на проделанную с X V в. критическую работу, еще неспособен воспринять положительную философию в чистом виде. Поэтому отношение между истинными воззрениями философов и верованиями простого народа должно складываться так, как это было в Египте. «Лица, посвятившие себя изучению наук, должны верить, что вселенная управляется единым законом... Простой народ должен верить, что вселенной управляет всемогущее существо». Ученые должны, конечно, распространять свои знания в народе. Но они должны пользоваться для этого языком откровения, должны вкладывать в уста бога лучшие науч«ые результаты своих работ. * И сам Сен-Симон этому совету следует в весьма значительной мере. Его произведения являются причудливым сплетением обычной формы логических доказательств и формы откровения. Он нисколько не стесняется «вкладывать в уста бога» восхваления Ньютону и проекты создания высшего научного совета, нисколько не стесняется от имени бога провозглашать себя основателем новой религии: «так говорил со мной бог». ** В соответствии с этим свою положительную философию он называет религией, корпорацию ученых — духовенством, лишь преобразованным в связи с преобразованием рели-

* Oeuvres choisies, II, 4L ** Oeuvres de S.-Simon et d'Enfantin, XV (1), 57.

5 Сен-Симон, т. I

m È. П. Волгин

гии, * — духовенством, имеющим свою иерархию, аналогичную старой, и даже своего папу. **

Получаются, таким образом, как бы две доктрины: одна—чисто теоретическая, позитивная, служащая для внутреннего употребления, другая — практическая, носящая характер откровения, служащая для пропаганды. В последних литературных произведениях Сен-Симона практический интерес, интерес к общественному преобразованию, достаточно сильный и в предыдущих работах, берет ©ерх над интересом теоретическим. Вместе с тем религиозная форма, имевшая ранее значение своеобразного приспособления, становится чем-то самодовлеющим, позитивная наука и ее достижения превращаются лишь в средство, в материал для реформирования религии. Происходит как будто лишь легкое изменение в расположении тех же составных частей системы. А между тем в результате вместо п о з и т и в н о й ф и л о с о фии, весьма рационалистически задуманчюй, хотя и возводимой в ранг религии из практических соображений, мы получаем н о в о е х р и с т и а н с т в о , настоящую религию чувства, моральное учение с потусторонней санкцией, хотя и с большим рационалистическим привкусом. Если от первой несомненно, произошел позитивизм Конта, то второе по-

* Oeuvres choisies, II, 24—25. * * Там же, II 249.


служило исходным пунктом для религиозного учения позднейшего сен-симонизма. Конт, бывший непосредственным свидетелем этой эволюции, относит поворот Сен-Симона к «гуманитарному мистицизму» к 1818 г.

Историческое христианство — это, согласно общему построению Сен-Симона, теистическая система, в форме которой единобожие восторжествовало над многобожием среди европейских народов. Как таковое оно — пройденная ступень. Но мы знаем, что христианство в то же время — моральный принцип. Этот принцип формулируется Сен-Симоном так: люди должны относиться друг к другу как братья. В ту эпоху, когда христианство возникало, всеобщее братство людей вследствие их невежества не могло восторжествовать в полной мере. Конкретным результатом провозглашения христианского принципа была, по мнению Сен-Симона, лишь отмена рабства. Христианство должно было итти на уступки, приспособляться к состоянию умов. В частности, оно должно было отказаться от подчинения своему моральному принципу светской власти: «кесарево — кесарю». Светская власть продолжала основывать свое могущество на праве сильнейшего. Отсюда — феодальная организация. Сейчас, утверждает Сен-Симон, прогресс цивилизации позволяет пойти дальше. Христианские народы достаточно подготовлены к полному усвоению христианской морали. Новое христианство должно притти на 5*


смену старому,— новое христианство, которое, в противоположность старому, подчинит себе светскую власть и будет стремиться построить на христианской морали всю систему общественных отношений. *

Возможность применения основного принципа христианства к общественным отношениям влияет и на его формулировку; эта формулировка может быть гораздо более конкретной, чем она была в первоначальном христианстве. В новом виде формула братства людей гласит: религия должна направлять общество к великой цели н а и с к о р е й ш е г о у л у ч ш е н и я у ч а с т и наиб е д н е й ш е г о к л а с с а . * * В противоположность старому христианству доктрина нового христианства будет видеть в этом морально-социальном повелении самую главную свою составную часть. Новое христианство будет совершенно очищено от суеверий, привившихся к старому вследствие невежества людей. Это будет (возвращение к чистой религии, свободной от теологии. *** Культ и догмат вообще играют тем большую роль, чем ближе мы к основанию религии; по мере развития человеческого разума все большее значение приобретает в ней духовная сторона. Основная ошибка Лютера, который оказал большие услуги прогрес-

* Oeuvres choisies, Ш, 321—325; Du système industrie), 269.

** Oeuvres choisies, VIII, 328. *** Du système industriel, 275, 310.


су своей критикой старого христианства, в том и состояла, что он считал необходимым восстановление и сохранение в обновленной религии тех догматов, какие были изложены в «священном писании». Это было так же бессмысленно, как если бы математики, физики и прочие ученые стали утверждать, что разрабатываемые ими науки должны изучаться по первым произведениям, какие трактовали об их предметах. * Однако не следует думать, что Сен-Симон изгоняет из своего нового христианства всякую догму, превращая его в чистую .моральную доктрину. Догма должна быть очищена согласно научным данным, она должна быть отодвинута на ©торой план, но все же догму новое христианство иметь будет. ** В своем последнем произведении Сен-Симон восстанавливает и личного бога и личное бессмертие, которое является наградой за служение великим земным целям. *** Он протестует даже против возможного подозрения в скептическом отношении к божественности основателя христианства. **** И все это говорится с такой серьезностью, которая заставляет подходить к новому «откровению» Сен-Симона несколько иначе, чем к его более ранним откровени' я.м. Если это и грим для соблазна верующих,

* Oeuvres choisies, III, 364—365, ** Там же, III, 328.

*** Там же, 331. **** Там же. 365.


то грим, сделанный так искусно, что черт его не отличишь от черт живого лица.

Вслед за догмой »восстанавливается и культ. Новое христианство имеет свой культ и свое духовенство. Недостаточное внимание к культу — вторая ошибка, которую Сен-Симон ставит в вину Лютеру. Задача руководителей христианства состоит в том, чтобы внушить всем людям основное правило христианской морали, чтобы приучить их применять его во всех перипетиях своей повседневной жизни. Христианская мораль будет, конечно, положена в основу воспитания. Но этого мало. Необходимо пользоваться всеми средствами, чтобы толкать мысль людей в нужном направлении. Необходимо возбуждать их страх картиной бедствий, которые их постигнут, если они уклонятся от исполнения предписаний морали, и картиной радостей, с которыми сопряжено их соблюдение. «Для того чтобы вызвать в этих двух направлениях наиболее сильное и полезное действие, нужно комбинировать все средства, все возможности, какие могут предложить искусства». Сен-Симон мечтает о развитии культа совместными усилиями проповедников, поэтов, музыкантов, скульпторов и архитекторов. Все искусства должны соединиться, чтобы сделать культ полезным обществу, чтобы через культ перевоспитать человечество в духе христианской морали. *

* Oeuvres choisies, III, 358—360,


Усвоение нового христианства и построение на его основе общественной системы — единственный выход из кризиса, в котором находятся европейские общества со времени разрушения феодально-богословской системы. Положение новой Европы аналогично положению Римской империи перед распространением христианства. Человечество было спасено от разложения и поднялось на новую ступень благодаря старому христианству. Точно так же сейчас оно будет спасено новым ' христианством. И поведение первоначальных христиан должно быть образцом для проповедников нового христианства. Единственное средство его распространения — убеждение. «Пусть нас преследуют, как и первых христиан, говорит Сен-Симон, нам совершенно возобраняется употребление физической силы». *

Новое христианство, подобно христианству первоначальному, будет поддерживаться, распространяться и защищаться силой морали и общественного мнения. Положение таково, что можно ожидать насилий, восстаний со стороны бедных классов. Но насильственные средства годятся только для разрушения, а не для созидания. Необходимо принять все меры, чтобы распространение нового учения «не толкнуло бедный класс к актам насилия против богатых и правительств». ** Поэтому-то Сен-Симон и считает нужным обращаться

* Du système industrile, 284—286. ** Oeuvres choisies, Ш, 372—,V/?t


со своей проповедью не к этому наиболее заинтересованному в торжестве нового христианства бедному классу, а к богатым и сильным. Обращаться к бедным, по его мнению, опасно. И вот Сен-Симон создает совершенно неправдоподобную теорию, согласно которой над установлением нового общественного строя всегда трудятся с наибольшим жаром не те, кто в нем заинтересованы. «Страсть к общественному благу имеет гораздо большее значение в деле политических улучшений, чем эгоизм тех клагсов, которым эти перемены принесут наибольшую пользу». Эту мысль Сен-Симон подтверждает опять-таки ссылкой на основателей христианства, принадлежавших будто бы совсем не к тем группам населения, которым установление христианства должно было принести пользу. Общественное преобразование будет произведено силой нравственного чувства, силой энтузиазма.. *

Впрочем, богатые и сильные должны пойти за новым христианством не только в силу нравственных побуждений, но и в силу своих интересов. Сен-Симон убежден, что осуществление основного принципа нового христианства — улучшение морального и физического существования бедного класса — невозможно иными средствами, кроме тех, которые увеличивают наслаждения богатого класса. Эту мысль он подкрепляет соображе-

* Pu système industriel, 299—310.

Социальное учение Сен*Симона 73

нием, о котором уже приходилось упоминать в другой связи: художники, ученые и руководители промышленных предприятий принадлежат к классу работников; их интересы по существу совпадают с интересами народных масс, они — естественные вожди рабочих, единственные вожди, заслуживающие доверия. *

Ученики Сен-Симона, сугубо подчеркивающие религиозную сторону системы, к религиозному энтузиазму сводят все дело общественной реорганизации. Политической борьбой они, за редкими и случайными отступлениями, не интересуются. Сам Сен-Симон, при всем религиозном идеализме его последних произведений, все же некоторой частью существа остается до конца весьма трезвым политиком-реалистом, делающим выводы по отношению к будущему из своего анализа исторического прошлого и настоящего. Преобразование невозможно без усвоения новой религии, без религиозного энтузиама, но, с другой стороны, оно происходит в обстановке реальной политической борьбы и само должно носить .формы такой политической борьбы. Оно должно быть совершено какой-то политической силой. Так как, по учению Сен-Симона, исторический процесс выдвигает в качестве крупнейшей политической силы промышленников, так как промышленники наряду с учеными и художниками сами за-ин-

* Oeuvres choisies, III, 373,

74 В» Я. Волгин

тересова«ы в преобразовании, ставшем необходимым для дальнейшего развития обще ства, так как в будущем обществе им должна принадлежать самая значительная роль, то совершенно естественно, что Сен-Симон приходит к выводу о необходимости организации политической партии промышленников. Основным ядром этой партии должна послужить организация парижских промышленников, «так как политические интересы Европы обсуждаются во Франции, а социальные интересы Франции обсуждаются в Париже». Парижским промышленникам будет нетрудно организоваться, потому что они составляют в Париже самый многочисленный и влиятельный класс; а за ними неизбежно последуют промышленники Франции и затем всей Европы. Промышленная партия радикально отличается от партий консервативной и либеральной, поскольку последние связаны с. феодальным и промежуточным классами: их цель — либо сохранение феодализма, либо его использование в своих интересах; целью промышленной партии будет учреждение новой системы. Организация промышленной партии в европейском масштабе поведет с необходимостью к учреждению в Европе промышленной системы и к уничтожению системы феодальной. *

Образование партии промышленников произойдет мирным путем. Средства насилия

* Oeuvres choisies, III, 103—105,

Социальное учение Сен-Симона ?5

здесь совершенно не нужны, потому что у существующих правительств не может быть никаких оснований противодействовать ее образованию. Это будет партия мирная и моральная. Она будет стремиться действовать при посредстве общественного мнения, а никакое правительство не может помешать образованию общественного мнения. Более того, основная политическая сила современного общества — королевская власть — не только не заинтересована в противодействии промышленникам, она, наоборот, заинтересована в успехе их начинаний. Королевская власть,— утверждает Сен-Симон,— отнюдь не связана органически с силами феодального общества. Она, как мы видели, в борьбе промышленников против феодалов стояла на стороне первых. Короли Франции способствовали в этот период естественному ходу вещей. Нет никаких оснований для них отказываться от этой роли и сейчас. Оттого, что король объявит, что промышленники составляют первый класс среди его подданных, оттого, что он призовет промышленников к управлению общественным достоянием, его авторитет не станет меньше. А так как преобразование вызовет общее повышение благосостояния и довольства всей нации, то привязанность народа к королю, ставшему во главе движения в пользу преобразования, будет еще больше, чем была до того. Промышленная система не противоречит королевской власти. Король в ней будет первым


промышленником, как ранее был первым дворянином. Поэтому Сен-Симон в «Катехизисе промышленников» и в «Системе промышленности» рассчитывает на королевскую власть как на опору в своей борьбе за промышленный строй, как на один из факторов, действующих в направлении ставшей исторически необходимой общественной реорганизации. * В «Новом христианстве» он Еыражает ту же мысль в свойственной этому произведению форме религиозного призыва. Государи Европы объединились под знаменем христианства в Священный союз. Но их поведение далеко не соответствует провозглашаемым Сен-Симоном нормам истинного христианства. Они поддерживают старую систему власти меча, власти кесаря. И Сен-Симон считает необходимым обратиться к ним с призывом: «Государи! Прислушайтесь к голосу бога, говорящего вам моими устами, станьте вновь добрыми христианами, перестаньте считать наемные армии, дворянство, еретическое духовенство и нечестивых судей главной опорой. Объединенные во имя христианства, сумейте выполнить все обязанности, которые оно налагает на власть имущих. Помните, что оно предписывает им употребить все силы на то, чтобы возможно быстрее увеличить социальное счастье бедняка». **

Весьма высоко оценивая роль королев-

* Oeuvres choisies, III, 112—113. ** Там же, III, 3 8 0 - 3 8 2 ,


ской власти и промышленников в предстоящем перевороте, Сен-Симон далеко не с такой определенностью высказывается о политической роли третьего его элемента, которому в будущей промышленной системе отводится видное место,— интеллигенции, т. е. ученых и художников. В той политической партии, о которой мечтает Сен-Симон, они во всяком случае занимают второстепенное место. Ученые, говорит Сен-Симон, оказывают промышленникам большие услуги, но сами обязаны им большим — своим существованием. Промышленный класс доставляет ученым не только то, что удовлетворяет их непосредственные потребности, но и орудия их научной работы. Промышленный класс — основной класс, без него не может существовать никакой другой. Он может поставить другим классам условия, какие пожелает. Поэтому с призывом об организации новой партии Сен-Симон и считает нужным обращаться к промышленникам, а не к ученым. *

Деятельность ученых и художников крайне важна в другой области: в области подготовки новой общественной философии и ее пропаганды. Ученые должны доказать возможность увеличения в новом порядке

* Там же, III, 197. В вопросе о соотношении »тих двух групп — промышленников и интеллигенции — Сен-Симон испытал известную эволюцию. В более ранних произведениях он отводит ученым более значительную роль.

78 В. /7. Волгин

благосостояния всех классов общества. Они должны выяснить средства, обеспечивающие непрерывность труда массы производителей, разработать основные принципы общественного образования, установить законы гигиены социального организма: в их руках политика должна быть дополнением к науке о человеке. Люди искусства, люди с богатым воображением, будут содействовать преобразованию свойственными им средствами. Они возвестят будущее человечества, они отнимут у прошлого золотой век и перенесут его в будущие поколения, они воодушевят общество, «арисовав перед ним прекрасную картину новых успехов, дав ему почувствовать, что вскоре все члены общества будут пользоваться наслаждениями, которые до того были уделом лишь одного, весьма малочисленного класса.

Задача промышленной партии будет состоять в том, чтобы взять управление государством из рук дворян, военных и законников и передать его в руки промышленников. Этот исторический акт, как и вся деятельность партии, будет, по мнению Сен-Симона, мирным актом. Промышленники по своему происхождению и характеру — класс мирный. Даже в эпоху революции насилия исходили не от промышленников. Да и с кем, спрашивает Сен-Симон, была бы нужна насильственная борьба? Ведь промышленники составляют двадцать четыре двадцать пятых общества. Они преобладают чисто физи-

Социальное учение СеН'Симона 79

чески. Они производят все богатства и владеют денежными средствами. Они превосходят других своей интеллигентностью и своими деловыми способностями. И человеческая и божественная мораль призывает их к управлению государством. Сможет ли кто-либо бороться против такой силы? Когда промышленники организуются, власть совершенно естественно перейдет в их руки. Их политическое мнение будет общественным мнением, а общественное мнение правит миром.*

Социальная система Сен-Симона не может быть признана социалистической в том смысле, в каком мы употребляем это слово в наши дни. Сен-Симон сохраняет в своем идеальном обществе частную собственность, классы предпринимателей и рабочих, предпринимательскую прибыль, Сен-Симон нигде не говорит об обобществлении средств производства, хотя бы даже частичном. Промышленная система имеет черты, сближающие ее с государственным капитализмом. Частные интересы отдельных предпринимателей в известной мере подчинены в ней интересам «общим», но поскольку правящим классом являются те же предприниматели, совершенно ясно, что этими «общими» интересами должны оказаться интересы класса предпринимателей, взятого в целом. Учение Сен-Симона не есть манчестерство, как это

* Oeuvres choisies, III, 72—75; 104 etc.

80 β. П. Волгин

утверждал Г. Экштейн, хотя в ранних работах Сен-Симона, направленных против феодального порядка, имеются заявления, осуждающие вмешательство государства в дела промышленности. * Учение Сен-Симона утопически стремится преодолеть анархию капиталистического строя, не затрагивая его основ. В полном соответствии с таким характером будущей общественной системы находится и «революция», которая к ней должна привести. Это — мирный переворот, производимый одним из господствующих классов против другого при благосклонном содействии королевской власти, переворот, в котором участие масс нежелательно и опасно. Сен-Симон верит, что результаты промышленной системы будут благодетельны для масс, для беднейшего класга. Но сам этот «беднейший класс» должен, по его мнению, оставаться пассивным, предоставляя представительство и защиту своих интересов своим «естественным» руководителям — предпринимателям.

Рядом своих существенных положений система Сен-Симона совпадает с общераспространенными положениями буржуазной идеологии первой четверти X I X в. Как и признанные выразители интересов буржуазии, Сен-Симон идеализирует в начале своей деятельности диктатуру Бонапарта, возлагая на

* G. Eckstein, «Der alte und neue Saimon». Archiv für die Geschichte des Sozialismus, II, 432.


него свои упования в деле реорганизации общества. Как и они, он затем критикует Бонапарта как создателя «нового феодализма». Вместе с ними он ведет при реставрации борьбу с «обломками феодализма», расчищая пути для полного торжества «промышленников». Подобно им Сен-Симон видит в истории последних веков прежде всего историю промышленности и падения старых феодальных групп. Подобно им он с ужасом вспоминает революционные годы, боится нового выступления общественных низов и мечтает о союзе промышленников с королем, о «промышленной монархии». Подобно им, наконец, он идеализирует и увековечивает систему наемного труда, «общественную пирамиду». Тем не менее характеризовать Сен-Симона просто как одного из буржуазных идеологов было бы неправильно, ибо это совершенно не уясняет своеобразных особенностей его системы.

Общественный план работ, ассоциация, превращение государства в организацию производства, обязательный труд, иерархия способностей, духовная власть ученых — таковы своеобразные черты учения Сен-Симона. Их совокупность, их сочетания делали сен-симонизм неприемлемым для общественного класса, к которому Сен-Симон обращался по преимуществу,— для буржуазии. Они ни в малой степени не соответствовали ее настроениям. Для буржуазии этого периода с ее индивидуалистическими стремле-6 Сен-Симон, т. I


ниями идея общественной организации труда должна была казаться нелепым чудачеством. Понять возникновение специфических особенностей системы Сен-Симона можно только исходя из настроений общественной группы, тесно связанной в своем развитии с развитием промышленности, близко стоящей к буржуазии по условиям своего существования, отнюдь не враждебной капитализму, но все же подходящей к социальным вопросам с несколько иной точки зрения,— из настроений квалифицированной, по преимуществу технической интеллигенции. Сен-Симон не принадлежал к этой группе по своему социальному происхождению. Но вкус к широким замыслам большого научного и технического размаха был присущ ему на всем протяжении его жизненного пути, начиная с плана Панамского канала и кончая проектами превращения земного шара в рай путем применения всех достижений науки к его переделке. К высококвалифицированным и интеллигентным кругам наиболее тяготел Сен-Симон, в них он главным образом вращался в тот период, когда в его сознании закладывались основы его социальной системы.

Высокая оценка точной науки как основы технического прогресса, в противовес метафизике и юридической схоластике, в этой среде была чем-то само собой разумеющимся. Признание соответственной роли людей положительной науки в управлении обществом


было простым логическим выводом из этой оценки. Заслуживает внимания, что Сен-Симон в проектируемой им академии наук отводит место трем категориям ученых: математикам, физикам и экономистам. Это, как мы видим, представители дисциплин, наиболее важных для технического и организационного прогресса производства, т. е. люди, представляющиеся Сен-Симону естественными руководителями и учителями технической интеллигенции. Не менее близка была для той же группы идея иерархии способностей и обязательного труда. Трудом и способностями выдвигается на руководящий пост инженер; в отличие от собственника орудий производства он связан с производством не правом, фиксированным в гражданском кодексе, а своими личными знаниями и талантом. С точки зрения Сен-Симона понятен принципиально различный подход к капиталисту, пассивно получающему доход со своего капитала, и к капиталисту-организатору. Первый — тунеядец, второй — труженик; первый имеет возможность жать, где не сеял, каким бы ничтожеством он ни был по существу; второй преуспевает в меру своих организаторских дарований. Мы знаем, что Сен-Симон, действительно, из класса промышленников исключает собственников, не руководящих промышленностью, относя их к промежуточным классам, не играющим существенной роли в экономике общества. Наконец, только в той же среде могла зародиться и мысль 6*

84 В. 77. Волгин

Сен-Симона о подчинении всего производства единому плану. Техническому организатору производства более, чем кому-либо иному, понятны преимущества централизованной организации. Он не может не сознавать, даже в эту эпоху, что индивидуалистическая система ставит препятствия наиболее целесообразному использованию новых производительных сил. Не будучи сам собственником орудий производства, он может позволить себе мечту (утопическую в данной обстановке) об общественном плане использования достижений технического прогресса.

Таковы общественные настроения, которые преломившись в сознании Сен-Симона, придали его учению индивидуальные черты, вынуждающие отвести ему совершенно обособленное место в ряду мыслителей начала XIX в.

К концу своего жизненного пути Сен-Симон все с большей четкостью формулировал, все резче выдвигал на первый план те положения его системы, которые позволяют говорить о ее социалистических тенденциях: идеи общественного плана работ, иерархии способностей, принцип наибольшего блага наиболее многочисленного класса. Эти положения могли послужить основанием и действительно послужили впоследствии основанием для построения социалистической системы. Сам Сен-Симон, как мы уже говорили, не делает из них последовательно социалистических выводов, они остаются у


него социалистическими, так сказать, в потенции. Тем не менее та энергия, тот пафос, с которыми он на них настаивал, сыграли немалую роль в подготовке умов к усвоению идей социализма и в этом смысле служили интересам растущего рабочего класса.

Уже этого достаточно, чтобы отвести Сен-Симону почетное место в истории социализма. Но не меньшее значение для дальнейшего развития социалистической мысли имела и другая сторона учения Сен-Симона — его философия истории* Идеалистическая в своей основе, своим последовательным детерминизмом, свойственным ей представлением о диалектическом характере исторического процесса сен-симоновская философия пролагала пути материалистическому пониманию истории. Помимо этого, сен-симонизм содержал в себе элементы материалистического анализа историчегких явлений. Припомним нарисованную Сен-Симоном картину роста промышленности с XI в. и борьбы промышленников с феодальным обществом,— борьбы, завершающейся французской революцией. Материалистические моменты в философии истории, как и социалистические моменты в его промышленной системе, не додуманы Сен-Симоном до конца. Но при формировании материалистического понимания истории они сыграли свою, весьма существенную роль.

С Е Н - С И Μ Ο Η

Избранные сочинения

Ж И З Н Ь С Е Н - С И М О Н А , О П И С А Н Н А Я ИМ С А М И М 1

Отрывок первый (1808)

Я происхожу от Карла Великого. Отец мой назывался графом Рувруа де Сен-Симон, я являюсь ближайшим родственником герцога де Сен-Симона. 2 Я родился 17 октября 1760 г., в 1776 г. поступил на военную службу. В 1779 г. я покинул кавалерийский эскадрон, чтобы отправиться в Америку, где служил под начальством де Буйе и Вашингтона. 3 После заключения мира я представил вице-королю Мексики проект соединения двух морей, которое делало бы судоходной реку: один конец вливался бы в океан, другой — в южное море. Мой проект был холодно принят, и я его оставил.

По возвращении во Францию я был произведен в полковники. Мне не было еще 23 лет. Праздность, в которой я пребывал, мне скоро наскучила. Учение летом, придвор-

90 Жизнь Сен-Симона

ная служба зимой — такая жизнь была для меня невыносимой. В 1785 г. я отправился в Голландию.

Герцог де ля Вогюон, французский посланник в Голландии, освободил эту страну от английского влияния. Он побуждал Генеральные штаты организовать совместно с Францией экспедицию против английских колоний в Индии. Граф де Буйе должен был стать во главе этой экспедиции, в которой мне было предназначено почетное место. В течение года я работал над осуществлением этого проекта, цель которого не была достигнута вследствие неловкости г. де Верака, π еемника де Вогюона.

Когда я вернулся во Францию, безделие вскоре снова мне наскучило. В 1787 г. я отправился в Испанию. Испанское правительство задумало прорыть канал, который должен был соединить Мадрид с морем; предприятие это затянулось, так как правительству нехватало денег и работников. Я сговорился с графом де Кабаррюсом, теперешним министром финансов, и мы представили правительству следующий проект. Граф де Кабар-рюс предлагал от имени банка, директором которого состоял, снабдить правительство необходимыми средствами для прорытия канала, если король предоставит банку право взимать с этого предприятия пошлину. Со своей стороны я предлагал набрать легион в 6000 человек, составленный из иностранцев, из которых 2000 несли бы гарнизонную службу, в

Жизнь Сен-Симона 91

то время как остальные 4000 были бы заняты работой на канале. На долю правитель-ства пришлись бы только издержки на военное обмундирование и устройство больниц, а на остальные расходы достаточно было одной рабочей платы. Таким образом, при помощи чрезвычайно умеренной суммы король Испании соорудил бы прекраснейший и полезнейший канал в Европе; он увеличил бы свою армию на 6000 человек, а население своего государства классом, который непременно стал бы трудолюбивым и промышленным. Наступившая во Франции революция помешала осуществлению этого проекта.

Революция уже началась, когда я вернулся во Францию. Я не хотел в нее вмешиваться, 4 потому что, с одной стороны, и без того был убежден в недолговечности старого строя, с другой стороны — я испытывал отвращение к разрушению, а выступить на политическое поприще возможно было, лишь присоединившись или к придворной партии, желавшей уничтожить национальное представительство, или же к партии революционной, желавшей свергнуть королевскую власть. Деятельность моя направилась на финансовые спекуляции; я предался спекуляциям по продаже национальных имуществ, взяв себе в компаньоны прусского графа фон Редерна.

Я стремился к богатству только как к средству организовать большое промышленное учреждение, открыть научную школу усовершенствования, способствовать, одним ело-

η Жизнь Сен-Симона

вом, успехам просвещения и улучшению участи человечества — таковы были истинные цели моих стремлений.

Я работал на этом финансовом поприще до 1797 г. с жаром, уверенностью и успехом. Мои спекуляции удались. Я уже был готов начать промышленное строительство; на улице Булуа можно видеть следы предпринятых мной построек; приезд Редерна помешал моим работам. Я ошибся в этом компаньоне: я полагал, что он вступит на то же поприще, что и я, но дороги наши были весьма различны, так как он направлялся в грязные трясины, посреди которых богатство воздвигало свой храм,* в то время как я поднимался на крутую и бесплодную гору, на вершине которой возвышается алтарь славы. В 1797 г. мы с Редерном поссорились.

Как только я порвал с ним, я задумал проложить новый путь человеческому разуму — путь ф и з и к о - п о л и т и ч е с к и й . Я сочинил проект нового шага общенаучного значения, инициатива которого должна принадлежать французской школе.

Начинание это требовало предварительных работ; я должен был начать с изучения физических наук, чтобы выяснить их современное состояние и при помощи исторических изыскании установить, как были сделаны обогатившие их * открытия. Чтобы овладеть этими сведениями, я не ограничился библиотечными исследованиями; я снова начал свое образование, слушая курсы наиболее


известных профессоров. Поселившись против Политехнической школы, я подружился с некоторыми профессорами этой школы; в течение трех лет я исключительно стремился ознакомиться с имеющимися сведениями о неорганических телах.

Я употребил свои деньги для приобретения знаний; обильное угощение, хорошее вино, много внимания к профессорам, для которых кошелек мой был всегда открыт, доставили мне все возможности, каких только я мог желать.

Много великих затруднений должен был я превозмочь. Мозг мой потерял уже свою гибкость, я был уже немолод, но зато обладал большими преимуществами: длительные путешествия, общение со многими выдающимися людьми, которых я отыскивал и встречал, мое первоначальное образование под руководством Д'Аламбера, давшее мне такую густую метафизическую сеть, которая улавливает рее важные факты, и т. д.

Удалившись в 1801 г. из Политехнической школы, я поселился возле Медицинской и вступил в сношение с физиологами. Я рас»· стался с ними лишь после того, как получил точные сведения об их взглядах на строение организованных тел.

Прекратив изучение физиологии, я отправился за границу. Амьенский мир 5 позволил мне поехать в Англию. Целью моей поездки было узнать, занимаются ли англичане изысканием того пути, который я предполагал проложить. Я вынес из этого края уверен-


кость, что его жители не направляли своих научных трудов к физико-политической цели, что они не занимались реорганизацией научной системы, что они не имели ни одной важной новой идеи.

Вскоре после этого я отправился в Женеву и объехал часть Германии; я вынес из этого путешествия уверенность, что там наука находилась еще в состоянии младенчества, так как она была еще построена на мистических началах. Общая наука Германии еще пребывает в состоянии младенчества, но она, несомненно, скоро сделает там большие успехи, ибо вся эта великая нация страстно стремится в данном научном направлении. Она еще не нашла правильной дороги, но она найдет ее и, вступив на нее, пойдет очень далеко.

Вернувшись из путешествий, я женился. Я воспользовался женитьбой как средством, чтобы изучить ученых, вещь, которая казалась мне необходимой для осуществления моего начинания; чтобы улучшить организацию научной системы, недостаточно ознакомиться с состоянием человеческих знаний, надо еще узнать, какое действие изучение наук производит на тех, кто им отдается, надо определить, какое влияние оказывает это занятие на их страсти, на их разум, на их общую мораль и на отдельные ее части. О подробностях своей женитьбы я поговорю в конце этого отрывка из истории моей жизни.


Как видите, я ничем не пренебрегал, ничего не жалел для того, чтобы обеспечить успех моего научного предприятия; лишь окончив все подготовительные работы, о которых я сейчас сообщил, взялся я за перо.

Прежде всего я напечатал два тома, озаглавленных «Введение к научным трудам XIX в.»; 6 я оставил этот труд, так как заметил, что плохо начал изложение своих идей. Этот опыт показал мне, что я еще не созрел для задуманного мною труда. Тогда я взялся за издание писем; в них я отдельно поставил вопросы, частичное разрешение которых дало бы принципы, нужные мне для организации научной системы.

Мои «Письма» 7 не вызвали ожидавшегося мной всеобщего обсуждения, но этот труд был мне очень полезен прежде всего потому, что дал возможность переработать мои идеи, а кроме того, он привлек внимание некоторых лиц, пожелавших сообщить мне свои замечания.

Отрывок второй (1808)

Я хочу сообщить теперь, каким было прежде и каково сейчас мое денежное положение. Достоинство герцога-пэра и испанского гранда, а также 500 000 ливров ренты, которыми располагал герцог Сен-Симон, должны были перейти ко мне, но герцог порвал с моим отцом и лишил его наследства. Я, таким обра-


зом, потерял титулы и состояние герцога Сен-Симона, но наследовал его страсть к славе.

Смерть моего отца, последовавшая в 1783 г., ничего не изменила в моем денежном положении: богатство исходило от моей матери, которая также из рода Сен-Симонов. Мать моя еще жива; она была разорена революцией; всякая надежда на наследство для меня исчезла. Я никогда ни от кого не получал наследства, не имел иных средств, креме доходов от моих трудов. За время от 1790 до 1797 г. я вел очень выгодные спекуляции и был бы богат, если бы научные занятия не заставили меня пренебречь денежными интересами. Граф Редерн, бывший моим компаньоном, воспользовался моей оплошностью. Он добивался богатства, я же стремился к славе. В денежном отношении я должен был быть им обманут; так и случилось.

В 1798 г. я вступил на научное поприще; в это время я обладал суммой в 144 000 ливров. Сумма эта была лишь небольшим предварительным удержанием из доходов, на которые я имел право: эти доходы достигали 150 000 ливров ренты с недвижимости, имущества, находившегося в руках графа Ре-дерна; он имел право лишь на меньшую его часть, ибо моя работа и риск, которому я подвергался, гораздо более способствовали его приобретению, чем небольшие капиталы, вложенные им в мои спекуляции.


Два соображения заставили меня взять лишь 144 000 ливров из состояния, принадлежавшего Редерну и мне. Первое соображение: я был уверен в том, что граф Редерн не обладает свободолюбивым характером, но ничто не говорило мне о его нечестности; я считал его своим другом и полагал, что мое состояние без всяких опасений может быть передано в его руки, пока я буду совершать свой путь открытий.

Второе соображение: я полагал, что суммы в 144 000 ливров будет достаточно, чтобы довести мое начинание до конца, и что я успею занять почетное научное положение до ее израсходования. Я ошибся в своих расчетах в обоих отношениях: я растратил 144 000 ливров, прежде чем заслужил достойное научное положение, и убедился в нечестности Редерна. В течение трех лет мои средства иссякли, и с этих пор мое денежное положение стало очень тягостным. Вот что произошло.

Когда средства мои иссякли, я стал искать места. Я обратился к графу Сегюр. Он принял мою просьбу и заявил через шесть месяцев, что нашел для меня место в ломбарде. Это было место переписчика, которое давало 1000 франков в год при девяти часах ежедневного труда. Я занимал его в продолжение шести месяцев; моя личная работа шла по ночам; я кашлял кровью, здоровье мое находилось в самом скверном состоянии, когда случай свел меня с единственным 7 Сен-Симон>т.1

98· Жизнь Сен-Симона

человеком, которого я могу назвать своим другом.

Я встретил Диара, s с которым был связан с 1790 по 1797 г.; я расстался с ним лишь во время разрыва с Редерном. Диар сказал мне: «Сударь, место, которое вы занимаете, недостойно вашего имени, как и ваших способностей; я прошу вас переехать ко мне. Вы можете располагать всем, что принадлежит мне; вы можете работать как вам будет угодно: это будет лишь справедливостью по отношению к вам». Я принял предложение этого честного человека и переехал к нему; я жил у него два года, и в течение этого времени он с полной готовностью удовлетворял все мои потребности и покрывал значительные издержки на печатание моей работы.

Отрывок третий (1810)

В обществе существует и у читателя также должно возникнуть известное предубеждение против меня, ибо работа, которой я посвятил себя, является уже четвертой, а три первые не имели успеха.

Жизнь моя, одним словом, представляет собой целый ряд падений, но тем не менее она не пропала даром, так как я не только не опускался, но все время поднимался, т. е. ни одно из этих падений не возвращало меня к отправной точке. Работы, начатые мной и не доведенные до конца, нужно рассматри-


вать, как необходимые для меня опыты; их нужно считать подготовительными работами, заполнившими деятельный период моей жизни.

На пути открытий я испытывал на себе борьбу прилива и отлива: я часто опускался, но сила подъема всегда преобладала над прог тивоположной силой. Мне почти 50 лет, я нахожусь в том возрасте, когда уже уходят на покой, а я только выхожу на свое поприще. Одним словом, после долгого и тягостного пути я очутился у начальной точки.

Я говорю, что общество не должно считать окончательным составленное им суждение о моем поведении, я прошу справедливого пересмотра этого суждения. Не половинчатого, а полного оправдания хочу я добиться. Нынешнее мое положение весьма необычно: оно одновременно и неприятно и счастливо.

Вы уже знаете мое денежное положение. Нравственное мое состояние во многих отношениях еще более огорчительно, чем денежное; каждый даваемый мне совет может привести меня в уныние. И что же? Этому положению я радуюсь, я чувствую себя счастливым, ощущаю свою силу, и ощущение это наиболее приятно из всех испытанных мною в жизни. Без тревог взираю я на те трудности, которые мне предстоит преодолеть, и смеюсь над теми, которые могут представиться. Я нахожу, что мои ошибки должны быть приписаны скорее несовершенству человече-

7«


ской природы, чем моей собственной слабости.

Читая произведения небольшого числа писателей, непосредственно подходивших к великому вопросу, занимавшихся исправлением пограничной линии между добром и злом, втремившихся с большей точностью, чем их предшественники, установить цель, к которой нужно стремиться, и начертать пути, ведущие к ней, можно подумать, что все они были образцами мудрости и чистоты в своей частной жизни.

Но легко убедиться при помощи рассуждения и исследования фактов, что мнение это, основанное на первом впечатлении, совершенно ошибочно.

Душа тем больше доступна страстям, чем большей пылкостью она обладает. Точка зрения, на которую- нужно становиться, чтобы охватить великий вопрос во всей его полноте, должна быть наиболее возвышенной. Поэтому не надо удивляться, что философы-изобретатели вели жизнь, полную волнений.

На это можно посмотреть и с другой точки зрения.

Единственное средство добиться положительных успехов в философии — делать опыты. Наиболее важные философские опыты это те, которые ведут к новому действию или к новому ряду действий. Всякое новое действие может быть оценено лишь после наблюдений над его последствиями; таким образом, че-

Жизнь Сен-Симона 10Г

ловек, посвятивший себя исследованиям в области высшей философии, во время этих опытов может совершать много глупых действий.

Из природы вещей следует, что для совершения важного шага в философии нужно выполнить следующие условия:

1) вести, пока находишься в крепком возрасте, свою особенную и как можно более деятельную жизнь,

2) тщательно знакомиться со всеми теориями и с практикой,

3) обозреть все классы общества, становиться лично в самые разнообразные социальные положения и даже создавать такие отношения, которые никогда не существовали,

4) наконец, свою старость использовать, чтобы резюмировать наблюдения над последствиями своих опытов как для других, так и для себя и установить принципы этих резюме.

К людям такого поведения человечество должно питать наибольшее уважение; оно должно считать их наиболее добродетельными, ибо они методически способствовали успехам науки, этого единственного истинного источника мудрости.

Нет, мои действия не следует оценивать по тому же принципу, как действия других, так как вся моя деятельная жизнь была рядом опытов.


Я хочу на примере показать различие, существующее, мне кажется, между принципами, по которым оценивают действия, ведущие людей к обычной цели жизни, и действия, целью которых является опыт.

Если я вижу человека, испытывающего свою силу или ловкость на животном с единственной целью доставить ему страдание, хотя бы это было лишь насекомое, я говорю, что человек этот от природы не обладает склонностью к чувствительности и что он идет в направлении, которое доведет его до жестокости.

Если же я вижу физиолога, делающего опыты над живыми животными, умышленно заставляющего их тянуть жизнь среди самых ужасных страданий, я говорю себе: «Вот человек, занятый исследованиями, которые поведут к открытию способов облегчения жизни человечества».

Если я вижу, что человек, не посвятивший себя науке, посещает игорные и публичные дома, не избегает всячески общества людей, известных своей безнравственностью, я скажу: «Вот погибающий человек. Не под счастливой звездой он родился. Привычки, которым он предается, унизят его в собственных глазах и сделают его достойным презрения». Но если человек этот склонен к теоретической философии, если целью его исследований является проведение пограничной линии, разделяющей действия людей на дурные и


хорошие, если он стремится найти средства для исцеления болезней человеческого разума, которые заставляют нас итти путями, отдаляющими нас от счастья, я скажу: «Человек этот идет по пути порока в том на* правлении, которое необходимо приведет его к высшей добродетели».

Я напрягаю все усилия, чтобы узнать возможно более точно нравы и взгляды различных классов общества. Я разыскивал, я хватался за все возможности, чтобы связаться с людьми различных характеров, различной нравственности, и, хотя подобные изыскания сильно вредили моей репутации, я далек от того, чтобы сожалеть об этом.

Уважение мое к самому себе всегда возрастало пропорционально тому вреду, который я причинял своей репутации. Наконец, я имею причины рукоплескать своему поведению, ибо вижу, что в состоянии открыть моим современникам и потомкам новые и полезные взгляды; они доставят моим потомкам вознаграждение, которое я лично нахожу в живом сознании того, что оно мной заслужено.

Легко понять, что в продолжение жизни со мной произошло много необыкновенных вещей. Я мог бы порассказать в самом деле много пикантных анекдотов, но это будет отдыхом моих последних лет; в настоящий же момент меня занимает более важное дело: оно поглощает все мое время и все мои силы. Я живу еще будущим.


Отрывок четвертый (1812)

Вот уже две недели я питаюсь хлебом и водой, работаю без огня; я все продал, вплоть до моей одежды, чтобы оплатить издержки на переписку моих трудов. Страсть к науке и общественному благу, стремление найти способ для прекращения мирным путем страшного кризиса, переживаемого всем европейским обществом, довели меня до такой нужды. Поэтому я, не краснея, могу признаться в своей нищете и просить помощи, необходимой для продолжения моего труда.

ПИСЬМА Ж Е Н Е В С К О Г О О Б И Т А Т Е Л Я

К С О В Р Е М Е Н Н И К А М 5

Первое письмо

Я уже не молод. Всю жизнь я очень деятельно наблюдал и размышлял, и целью моих трудов было ваше счастье; я создал план, который, мне кажется, может быть вам полезен, и я его изложу.

Откройте подписку перед могилой Ньютона; 10 подписывайтесь все без различия на любую сумму. Пусть каждый подписчик назовет имена трех математиков, трех физиков, трех химиков, трех физиологов, трех писателей, трех художников и трех музыкантов.

Ежегодно возобновляйте подписку и указывайте имена, но предоставьте каждому неограниченную свободу вновь называть тех же лиц.

Сумму, собранную по подписке, разделите между теми тремя математиками, тремя физиками и т. д., которые получат наибольшее число голосов.

106 Письма женевского обитателя

Обратитесь к председателю Лондонского Королевского общества п с просьбой принимать подписные суммы, которые поступят в текущем году.

В будущем же я в следующих годах возложите эту почетную обязанность на лицо, подписавшее наибольшую сумму.

Потребуйте от ваших избранников, чтобы они не принимали ни мест, ни почестей, ни денег ни от каких ваших отдельных групп, но предоставьте им полную личную свободу распоряжаться своими силами по своему желанию.

Тогда люди гения воспользуются вознаграждением, достойным их и вас; только этого рода вознаграждение поставит их в такое положение, которое даст им возможность оказать вам все услуги, на которые они способны; это положение станет целью для честолюбия наиболее энергичных людей и оттолкнет их от направления, вредного для вашего спокойствия.

Этой мерой, наконец, вы создадите вождей тем, кто трудится над развитием вашего просвещения, вы облечете этих вождей огромным уважением и предоставите в их распоряжение большую денежную силу.

Ответ друга

Вы просили меня поделиться с вами моими мыслями по поводу того плана, который вы сообщили мне; я сделаю это с тем большим удовольствием, что внимательному читателю

Письма женевского обитагеля 107

чистота души автора плана бросается в глаза, что намерения его возвышенны и должны найти благосклонный прием у всякого мыслящего и чувствующего существа; наконец» автор желает человечеству счастья, над этим трудится, и я люблю его.

Его идеи настолько же новы, насколько и человеколюбивы; он вполне справедливо считает гениальных людей факелами, озаряющими человечество, как правящих, так и управляемых. Призывая человечество к коллективным действиям для вознаграждения таких людей, он исходит из хорошо продуманного принципа справедливости. Его проект хорош и в другом отношении: очевидно, что действуя к о л л е к т и в н о для вознаграждения гениальных людей, человечество отвлечет их от занятия ч а с т н ы м и интересами отдельных групп, которые своим вознаграждением парализуют часть их сил·

Этот проект создает высокое положение, какого до сих пор не существовало, положение, которое возведет гениального человека в соответствующий ему ранг, т. е. поставит выше всех прочих людей, даже и облеченных наибольшей властью; подобное положение побудит гения к работе, так как создадутся, наконец, премии, достойные любви к славе, той страсти, под влиянием которой легко переносится утомление от занятий и глубоких размышлений, которая побуждает к настой* чивости, необходимой для того, чтобы прославиться в науках и искусствах.


У гениального человека личный интерес чрезвычайно силен, но любовь к человечеству также способна заставить его совершать чудеса. Какое прекрасное занятие — труд на благо человечества! Какая величественная цель! Разве человек имеет лучшее средство приблизиться к божеству? И в этом направлении он в себе самом находит наилучшее вознаградение за перенесенные труды.

Когда я сравниваю тот возвышенный пост, на который человечество возведет гениального человека, с креслом академика, то я вижу, что и з б р а н н и к ч е л о в е ч е с т в а будет находиться в гораздо более выгодном положении, чем академик; он будет пользоваться полнейшей независимостью и получит возможность развить всю присущую ему энергию, не отвлекаясь какими-либо посторонними соображениями; никакая ложная осторожность не замедлит развития его гения, не нанесет ущерба его работе и счастью. Чтобы не потерять приобретенного положения, он воодушевится, беспокойным взором окинет труды своих предшественников, захочет превзойти их, покинуть избитые пути, чтобы прокладывать новые: воодушевление его будет постоянно возрастать, и он достигнет истинной цели, будет способствовать прогрессу человеческого духа.

Таков будет путь гения, поставленного в независимое положение, тогда как ум академика попрежнему будет следовать противоположным путем; он будет навсегда держать-

Письма женевского обитателя

ся принятых им мнений, считая себя хранителем истины; он сам восстал бы против своей мнимой непогрешимости, если бы переменил свои взгляды. UH скорее завопит о ереси и станет нетерпимым, нежели отступит ради просвещения и счастья человечества от своего мнения. С каким ожесточением академии преследовали гениальных людей, когда они оспаривали их мнения. Обратите внимание на путь, которым шел академический ум: вы увидите, насколько он был кичлив и подл, с какой ловкостью он заглушал все споры, способные просветить человечество, каждый раз, когда они могли повредить его собственному благополучию. Это происходило по двум причинам: одна заключается в том, что академики назначаются пожизненно, а другая — в том, что они находятся в зависимости от правительства.

Взгляните на историю прогресса человеческого разума, и вы увидите, что почти всеми образцовыми произведениями его мы обязаны людям, стоявшим особняком и нередко подвергавшимся преследованиям. Когда их делали академиками, они почти всегда засыпали в своих креслах, а если и писали, то лишь с трепетом и только для того, чтобы высказать какую-нибудь маловажную истину. Одна лишь независимость дает пищу любви к человечеству и стремлению к славе, этим двум сильнейшим двигателям гениального человека. Если же академик — раб, удивительно ли, что он ничего не творит? Но

ПО Письма женевского обитателя

каким бы рабом он ни был, он все же считает себя на высоте славы, он боится спуститься с нее, и это-то мешает ему подниматься выше.

Если мы бросим взгляд на историю академий, то увидим, что в Англии академий вовсе нет, а существуют лишь два общества, несколько напоминающие собой академические учреждения, между тем как монархии и даже государства, в которых господствуют суеверия и невежество, изобилуют академиями. Однако какая страна дала больше великих людей? Где открыто больше истин? Где эти истины обнародывались смелее и воспринимались быстрее? Где щедрее вознаграждали авторов полезных открытий? На этом острове любовь к свободе и независимости мнений заставила презирать и устранять академии; как гражданин англичанин сознает собственное достоинство; как ученый он краснел бы, если бы ему пришлось продаваться могущественным людям и быть членом корпорации, которая может существовать лишь под их покровительством.

Деспотический Ришелье12 был основателем первой французской академии: он понимал, что надежды на медали и академические кресла свяжут писателей, что правительство, таким образом, будет пользоваться ими для распространения принципов, соответствующих его видам, и таким образом будет управлять общественным мнением и превратит академии в тайные орудия своего деспотизма. Со-

Письма женевского обитателя Π Ι

бытия подтвердили правильность расчетов властного министра, и первая академия, эта академия-мать, породила сотню других, все усилия которых, однако, не могли поднять Францию на уровень Англии. Италия переполнена академиями, а насчитывает очень мало ученых; там раздают массу дипломов от имени литературных притонов, но люди от этого не стали ни лучше, ни просвещеннее; если бы Италия уничтожила все свои академии, то гений, быть может, получил бы в ней более быстрое развитие.

Я не могу, однако, не согласиться, что академии все же принесли кое-какую пользу, что их учреждение, как оно ни несовершенно, принесло некоторую пользу наукам и искусству; я признаю также, что были некоторые академики, сохранившие свою энергию. Но академический строй слишком отстал от современных философских взглядов, чтобы эту организацию нужно было сохранять долее; ход человеческой мысли, став более смелым, как мне кажется, допускает полное уничтожение всякого рода стеснений, которые испытывают самые ученые академии. Человечеству не следует упускать из виду, что оно должно вознаграждать людей, служащих ему светочами, что ему следует на коллективных началах вознаграждать тех из этих светочей, которые так ярки, что освещают всю землю.

План захватывает меня еще и в другом, очень важном отношении. Каких только пре-


пятствий ни приходилось до сих пор преодолевать гениальным людям! Почти всегда занятия, которым они принуждены; отдаваться, чтобы добыть себе пропитание, уже в самом начале их деятельности отвлекают их от важнейших идей. Как часто им недоставало опытов или необходимых для развития их взглядов путешествий! Сколько раз они были лишены необходимых сотрудников, чтобы дать своей работе весь размах, на который они были способны! Сколько счастливых мыслей отбрасывалось из-за того, что они не были ободрены необходимой помощью, поощрением или вознаграждением!

И если некоторые гениальные люди, несмотря на все эти трудности, добивались известности и получали вознаграждение, то этого всегда было недостаточно для того, чтобы дать им в широких размерах средства для их работ, чтобы они могли поощрять молодых людей, у готорых они находили счастливые дарования, и для того, чтобы удовлетворить их потребности, когда у них не было собственных средств. Только гениальный человек может открыть первые зародыши гения, развить их и добросовестно оказать им нужную поддержку.

Положение или вознаграждение, получаемое гениальным человеком, почти всегда налагает на него обязанности, исполнение которых более или менее отвлекает его от работы, прикрепляет к одному месту и, следовательно, мешает ему передвигаться, чтобы ви-

Письма женевского обитателя 113

деть вещи или людей, могущих натолкнуть его на новые открытия неустойчивость правительства, от которого он получает вознаграждение, внушает ему беспокойство за свое будущее, часто заставляет его делать известные шаги, чтобы сохранить за собой свое место, и, несмотря на всю предусмотрительность, война или какое-нибудь расстройство в финансах часто влечет за собою упразднение его гонорара или по крайней мере отсрочку его уплаты.

И, наконец, гениальными человек, больше всего нуждающийся для своих работ в полнейшей независимости, всегда более или менее зависит от правительства, которое его вознаграждает; он должен усвоить дух этого правительства, покоряться освященным им формам и обычаям, должен мыслить, так сказать, по чужой указке вместо того, чтобы смело метать стрелы собственного воображения; он должен робко изыскивать средства вынести свои мысли на свет, и в конце концов он в гораздо меньшей степени выявляет себя тем, что он есть, нежели тем, чем хотят, чтобы он казался; одним словом, ему приходится дорого платить за пожалованное ему скудное вознаграждение.

Что же касается гениального человека, соглашающегося принимать от правителя или от какого-либо иного лица особые благодеяния, то его положение еще более прискорбно вследствие унижения, которое он при этом испытывает. 8 Ссн'Снмон, т. I

Î14 Письма женевского обитателя

Если внимательно Еникнуть в идеи, руководящие правительством во всех отдельных отраслях управления, то можно заметить, что все эти идеи были открыты гениальными людьми: гениальные люди просвещают правителей так же, как и управляемых.

Я согласен, что открытия гениальных людей часто не могут быть использованы при их возникновении; но если даже допустить, что их открытия оказываются полезными только для следующего поколения, то может ли это обстоятельство служить основанием для того, чтобы их совсем не вознаграждало то поколение, в котором они живут? Неужели человечество и впредь будет оставлять в страданиях или, по меньшей мере, в неподобающем положении тех людей, которых оно усердно чтит после их смерти?

Если в этом отношении не произошло коренных изменений, то ошибочно думать, что человеческий разум прогрессировал.

У образованных наций люди всех возрастов производят посадки, тогда как у невежественных (например, у турок) все только собирают, но ничего не садят. Дерево, посаженное бодрым стариком, доставляет больше наслаждения ему самому, чем тому, кто его срежет, чтобы извлечь из него пользу.

Что может быть прекраснее и достойнее человека, чем направлять свои страсти к единственной цели повышения своей просвещенности! Счастливы те минуты, когда честолюбие, видящее величие и славу только в

Письма женевского обитателя П 5

приобретении новых знаний, покинет нечистые источники, которыми оно пыталось утолить свою жажду. Источники ничтожества и спеси, утолявшие жажду только невежд, воителей, завоевателей и истребителей человеческого рода, вы должны иссякнуть и ваш приворотный напиток не будет больше опьянять этих надменных смертных! Довольно почестей Александрам! Да здравствуют Архимеды!

Мой друг, какое время более благоприятно для осуществления плана, υ котором вы мне сообщаете, как не тот момент, когда гений, вступивший в борьбу с деспотизмом, зовет себе на помощь всех человеколюбцев! В поколении, выросшем после начала этой борьбы, сильно уменьшилось число людей-автоматов; ваш план будет услышан многими, царство просвещения приближается: в этом убежден всякий разумный человек, один глаз которого устремлен в прошлое, а другой в будущее.

Ваш план заключает простую идею, могущую служить основой общей организации; он дает человечеству концепцию, которая позволит ему безопасно подняться еще на одну ступень в области абстракции. *

* Если бы аббат де Cetf-Пьер13 понимал это и указал бы на средства выполнения, то его идеи вечного мира не считались бы грезами. Другое замечание. Этот план дает решение задачи, которая всегда была предметом изысканий моралистов: п о с т а в и т ь ч е л о в е к а в т а к о е п о л о ж е н и е , ч т о б е г о л и ч н ы е и н т е р е с ы и и н т е р е с ы о б щ е с т в е н н ы е п о с т о я н н о н а х о д и л и с ь в с о г л а с и и . 8*


Какое счастье, что могила Ньютона, это место объединения, находится в Англии, в стране, постоянно служившей убежищем для гениальных людей и ученых, подвергавшихся преследованию у других народов!

Заговорив о Ньютоне, мы не можем не упомянуть, что он получил от правительства в качестве вознаграждения должность заве-дывающего монетным двором; с того времени гражданин мира стал уже только английским гражданином, сосредоточившим все свои силы на возложенных на него обязанностях; и эта звезда, светившая своим собственным светом, была представлена толпе темным телом, предназначенным лишь для того, чтобы отражать лучи королевского света.

Скажем смело: все гениальные люди, которые получат места в правительстве, много потеряют как в уважении, так и по существу, ибо для того, чтобы выполнять свои обязанности по должности, им придется пренебречь более важной для человечества работой, или же, если они не будут в состоянии противиться побуждениям своего гения, они должны будут пренебрегать своими должностными обязанностями.

Этих двух возможностей, одинаково нетерпимых для человечества, для правительства и для гениальных людей, можно избежать, если оставить последних на единственном месте, которое им указывает правильно понятый общий интерес. Им необходимо остаться са-


мими собой, и человечество должно глубоко усвоить ту истину, что они даны ему, чтобы быть их факелами, а не для того, чтобы предаться частным интересам, которые их унижают и отвлекают от их настоящего призвания.

Число гениальных людей не ^ак велико, чтобы отрывать их от их трудов, заставляя выходить из своей области. Автор, зная, как скупа на них природа, отводит всему человечеству лишь двадцать таких мест. Если необходимо быть гениальным человеком, чтобы занять одно из этих мест, то они часто будут оставаться свободными.

Я одобряю ежегодные выборы с правом переизбрания: таким образом люди высокого гения будут пользоваться этими местами пожизненно, те же, кто больше всего к ним приближается по своим способностям, получат наибольший стимул к деятельности.

Способ избрания таков, что ч а с т н ы е и н т е р е с ы не в состоянии приобрести достаточной силы, чтобы получить перевес над о б щ и м и н т е р е с о м .

Вот, друг мой первые чувства, вызванные во мне чтением вашего проекта. А теперь я задам вам два вопроса:

Будет ли принят этот план? А если он будет принят, то излечит ли он современные болезни человечества, о которых осторожность воспрещает мне говорить?


Второе письмо

Со своим проектом я обратился н е π о-с р е д с т в е н н о к человечеству, так как оно в ц е л о м должно интересоваться им, но я вовсе не предавался безумной надежде, что оно сразу займется его осуществлением; я всегда думал, что успех зависит от более или менее энергичных действий, на которые решатся в этом случае люди, пользующиеся наибольшим влиянием на человечество. Лучшим средством привлечь их на свою сторону будет возможно полное разъяснение этого вопроса; вот цель, какую я себе ставлю, обращаясь к различным группам человечества, разделяемого мною на три класса: первый — это тот, к которому имеем честь принадлежать мы с вами; он шествует под знаменем прогресса человеческого духа и состоит из ученых, художников и всех людей, разделяющих либеральные идеи. На знамени второго написано: никаких н о в о в в е д е н и й ! К этому классу принадлежат все собственники, которые не входят в первый. Третий, объединяемый идеей р а в е н с т в а , заключает в себе остальное человечество.

Первому классу я скажу: все, кому я говорил о плане, предлагаемом мной человечеству, в общем после очень недолгого обсуждения в конце концов одобрили его; все говорили мне, что они желают ему успеха, но в то же время все они обнаруживали опасение, что не удастся его осуществить.

Письма женевского обитателя

Судя по согласию, которое выявилось в их мнениях, мне представляется вероятным, что и у всех людей, или по крайней мере у большинства, я найду такое же отношение. Если это предчувствие оправдается, то единственной силой, которая окажется против моих намерений, будет к о с н о с т ь .

Ученые, художники, а также все вы, употребляющие часть своих сил и средств на развитие просвещения, вы — часть человечества, обладающая наибольшей мозговой энергией и наиболее способная к восприятию новых идей, вы непосредственно заинтересованы в успехе подписки — вы-то и должны преодолеть силу косности. Математики! Ведь вы находитесь во главе, начинайте!

Ученые, художники, поглядите глазами гения на современное! положение человеческого духа; вы увидите, что скипетр общественного мнения в ваших руках, держите же его крепче! Вы можете создать ваше счастье и счастье ваших современников; вы можете предохранить потомство от тех болезней, которыми мы страдали раньше и которые -мы терпим до сих пор: подписывайтесь все!

Затем я обращусь к собственникам из второго класса со следующими словами:

Господа! Вы очень малочисленны по сравнению с теми, кто не имеет собственности: почему же они вам повинуются? Потому, что превосходство вашего просвещения дает вам способы объединять ваши усилия, а это обыкновенно дает перевес в борьбе, которая,

11̂ 0 Письма женевского обитателя

по самой природе вещей, всегда неизбежно происходит между ними и вами.

Раз это установлено, то, очевидно, в ваших интересах привлечь в свою партию людей, не имеющих собственности, которые важными открытиями докажут превосходство своего разума; равным образом очевидно, что, так как интерес этот о б щ и й для всего вашею класса, то и содействовать его достижению должен к а ж д ы й его член.

Господа! Я много жил с учеными и художниками, я много наблюдал их в их интимной жизни, и я могу вас уверить, что они побудят вас к тому, чтобы жертвовать самолюбием и деньгами, которые необходимы для выдвижения их шедевров на первое место в глазах человечества и для доставления им денежных средств, нужных для полной разрабог-ки их идей. Я был бы виновен перед вами в преувеличении, если бы стал уверять, что в голове ученых и художников вполне сложилось то намерение, о котором я говорю: нет, господа, нет! Я скажу, что оно существует у них в очень смутной форме, но после долгого ряда наблюдений я убедился все же в реальности его существования и того влияния, которое оно оказывает на все их воззрения.

И пока вы, господа, не примете предложенной мною меры, вы будете подвергаться, каждый в своей стране, таким же несчастьям, какие перенесла часть вашего класса, находящаяся во Франции. Чтобы убедиться в пра-оильности моих слов, вам достаточно поду-


мать над ходом событий в этой стране η 1789 г. Первое народное движение было здесь скрытно вызвано учеными и художниками. Как только, благодаря своему успеху, восстание приобрело характер законности, они провозгласили себя его вождями, а сопротивление, оказанное тому направлению, которое они придали восстанию, т. е. разрушению всех учреждений, оскорблявших их самолю бие, заставило их все более и более кружить головы невежд и разрывать все путы, сдерживавшие пылкие страсти людей, не имеющих собственности; они добились того, чего хотели: все установления, которые они с самого начала хотели свергнуть, были опрокинуты; словом, они выиграли сражение, а вы проиграли. Дорого обошлась победителям эта победа, но вы, побежденные, претерпели еще больше. Несколько ученых и художников сделались жертвами непокорности своей армии и были убиты своими же собственными солдатами. С нравственной же стороны им всем пришлось перенести упреки, которые вы как будто не без основания им делали, упреки в том, что они виноваты в совершенных над вами жестокостях и в разных беспорядках, произведенных их армией под варвар ским влиянием ее невежества.

Когда зло достигло высшей точки, тогда стало возможным применить лекарство: вы уже не сопротивлялись, а наученные опытом ученые и художники, признавая ваше превосходство в просвещенности над неимеющими


собственности, * пожелали, чтобы в ваши руки перешла часть власти, необходимая для того, чтобы вернуть социальную организацию к правильной деятельности. Неимеющие собственности перенесли почти целиком на себе псю тяжесть голода, вызванного необычайными мерами, которым они подверглись. Их обуздали.

Население Франции, хотя силой вещей и было проникнуто горячим желанием возвращения порядка, могло быть преобразовано в социальном отношении лишь человеком гения: Бонапарт взялся за это и достиг успеха.

Среди приведенных здесь мыслей я отметил, что вы проиграли битву; если же у вас остается на этот счет сомнение, то сравните степень уважения и благосостояния, которой теперь пользуются во Франции ученые и художники, с той, которой они пользовались до 1789 г.

Избегайте, господа, ссор с этими людьми, так как вы будете разбиты во всех битвах, которые вы им позволите начать с вами; в военных действиях вы будете страдать больше, чем они, а мир будет вам невыгоден; пусть же будет вашей заслугой, что вы добровольно сделаете то, что рано или поздно вас силой заставят сделать ученые, художни-

* Я предлагаю читателям обдумать следующее замечание: собственники повелевают неимеющимн собственности не потому, что они ею обладают, но они обладают ею и повелевают потому, что на их стороне., как класса, превосходство в просвещении.


ки и лица либерального образа мыслей в союзе с неимущими. Подписывайтесь все,— это единственное имеющееся в вашем распоряжении средство предупредить несчастья, которые, как я вижу, вам угрожают.

Раз мы уже коснулись этого вопроса, то будем иметь смелость не оставлять его, не бросив взгляда на политическое положение самой просвещенной части земного шара.

В н а с т о я щ и й м о м е н т в Европе действия правительств не стеснены никаким заметным противодействием со стороны управляемых; но судя по состоянию умов в Англии, в Германии, в Италии, легко предсказать, что это спокойствие долго не продлится, если только своевременно не будут приняты необходимые меры предосторожности, ибо,, господа, не надо скрывать от себя, что кризис, в котором находится человеческое сознание, является общим для Б£ех просвещенных народов, и что с и м п т о м ы , какие наблюдались во Франции во время происшедшего там взрыва, разумный наблюдатель может заметить у англичан и даже у немцев.

Господа! Приняв мой проект, вы сведете кризисы, которые эти народы должны испытать на себе и к о т о р ы х не м а ж е т п р е д о т в р а т и т ь н и к а к а я с и л а в м и р е , к простым переменам в их правительствах и финансах и избавите их от испытанного французским народом всеобщего брожения. Это такое брожение, когда все отношения между членами нации становятся непрочными, и

Γ24 Письма женевского обитателя

величайший из всех бичей — анархия — свободно производит свои опустошения до тех пор, пока обусловливаемая ею среди нации нищета не возбудит в душе самых невежественных людей желания восстановить порядок.

Господа! Я проявил бы сомнение в вашем умственном развитии, если бы к уже изложенным доказательствам стал добавлять еще новые, чтобы убедить вас, что в ваших интересах принять предлагаемую мною меру для предотвращения угрожающих вам бед.

Я с удовольствием представлю вам теперь этот проект с той точки зрения, которая будет льстить вашему самолюбию. Посмотрите на себя как на р е г у л я т о р о в хода развития человеческого ума; вы можете играть эту роль: ведь если подпиской вы доставите гениальным людям уважение и благосостояние, то одним из условий этой подписки, лишающим избранников права занимать какое-либо место в правительстве, вы обеспечите и себя и остальное человечество от невыгод, которые имеют место, если действенная власть находится в их руках.

Действительно, опыт показал, что к здравым и верным новым концепциям, служащим основой для открытий, в самый момент их зарождения обычно примешиваются чрезвычайно порочные идеи, и, несмотря на это, очень часто изобретатель, если бы только это от него зависело, добивался бы их выполнения. Это лишь частный случай подобных


неудобств, но есть и общее обстоятельство, на которое я и укажу. Всякий раз, когда какое-либо открытие для своего применения требует навыков, отличных от существующих при его появлении, для поколения, современного его зарождению, оно является тем сокровищем, которым можно пользоваться лишь из любви к поколению, призванному извлечь из него всю пользу.

Маленькую речь, с которой я позволил себе обратиться к вам, я закончу словами: Господа, если вы остаетесь во втором классе, то лишь потому, что вы сами этого хотите, ибо в вашей власти подняться в первый.

Затем я обращусь к третьему классу. Друзья мои! В Англии есть много ученых.

Образованные англичане питают больше уважения к ученым, чем к королям; в Англии все умеют читать, писать и считать; и вот, друзья мои, в этой стране городские и даже сельские рабочие каждый день едят мясо, пьют вино и хорошо одеваются.

В России, если императору не нравится какой-нибудь ученый, ему отрезают нос и уши и ссылают в Сибирь. В России крестьяне так же невежественны, как и их лошади: и вот, друзья мои, русские крестьяне скверно питаются, плохо одеты и подвергаются палочным ударам.

До сих пор у богачей не было других занятий, кроме командования вами; заставьте их просветиться и вас обучать; они принуждают ваши руки трудиться для них, а вы за-


ставьте их головы работать для вас; окажите им услугу, освободите их от тяжкого бремени скуки; они платят вам деньгами, а вы платите им уважением; ведь уважение очень ценная монета — и, к счастью, бедняк обладает ею в некоторой мере; затратьте ее, поскольку она имеется в вашем распоряжении, и ваша судьба быстро улучшится.

Мне необходимо войти в кое-какие подробности для того, чтобы вы были в состоянии судить о моем совете и увидели все выгоды, которые получит человечество от осуществления моего плана, но я ограничусь лишь теми, которые мне представляются необходимыми.

Ученый, друзья мои, это человек, который предвидит. Наука полезна именно тем, что она дает возможность предсказывать, и потому-то ученые стоят выше всех других людей.

Все известные нам явления разделяются на различные категории. Вот принятый способ их деления: явления астрономические, физические, химические, физиологические. Всякий человек, отдающийся наукам, занимается одной из них больше, чем другими.

Вы знаете некоторые предсказания астро-номовг, вы знаете, что они предсказывают затмения, но они делают и много других предсказаний, которыми вы не интересуетесь и о которых я не буду пытаться говорить с вами; я ограничусь лишь тем, что скажу несколько слов об их применении, польза их вам хорошо известна.

Письма женевскою обитателя 127

Относительное положение различных точек Земли удалось точно опреде/ить при помощи предсказаний астрономов; их же предсказания дают возможность плавать по самым обширным морям. Вы близко знакомы с некоторыми предсказаниями, химиков. Химик говорит вам, что из такого-то камня вы можете получить известь, а из такого-то не можете, что таким-то количеством золы такого-то дерева вы выбелите ваше белье так же хорошо, как гораздо большим количеством золы какого-либо иного дерева, что такое-то вещество, если смешать его с другим, даст продукт, который будет иметь такой-то вид и такие-то свойства.

Физиолог занимается явлениями, происходящими в организованных телах; в случае, например, вашей болезни, он говорит вам: сегодня вы испытываете то-то, ну, значит, завтра вы будете в таком-то состоянии.

Не подумайте, что я хочу убедить вас в том, что ученые могут предвидеть все; конечно, нет! всего они предвидеть не могут; я даже думаю, что они могут предсказывать очень немногое, но, как и я, вы убеждены в том, что ученые, каждый в своей области, могут предвидеть больше других; это вполне правильно, ибо репутацию у ч е н ы х они приобретают благодаря тому, что их π ρ е д-с к а з а н и я о п р а в д ы в а ю т с я . Так по крайней мере происходит теперь, но так не было всегда. Это обстоятельство требует, чтобы мы оглянулись на развитие человеческого

128 Письма женевского обигателя

разума, однако я не совсем уверен в том, что, несмотря на все мои старания выражаться ясно, вы поймете меня сразу, при первом чтении, но, подумав немного, вы с этим справитесь.

Первые явления, которые человек последовательно наблюдал, были астрономические; есть основательные причины того, что человек начал именно с них: они очень просты. В начале своих астрономических работ человек с м е ш и в а л явления, которые он н а-б л ю д а л, с теми, которые он в о о б р а ж а л , и из этой бессмыслицы он строил возможно лучшие комбинации, чтобы удовлетворить все требования предсказаний; он постепенно освобождался от фактов, созданных его воображением, и после м«огих трудов в конце концов вступил на путь усовершествования этой науки. Астрономы приняли лишь то, что было удостоверено наблюдением; они остановились на с и с т е м е , которая наилучшим образом связывала эти явления между собой, и с тех пор они уже избавили свою науку от ложных шагов. Если создается н о в а я с и с τ е-м а, то прежде чем принять ее, они проверяют, лучше ли она с в я з ы в а е т между собой явления, нежели принятая ими прежде. Если обнаруживается новый факт, они посредством н а б л ю д е н и я проверяют, существует ли он в действительности.

В ту эпоху, о которой я говорю, самую достопамятную в истории успехов человеческого ума, астрономы удалили из своей среды астро-


логов. Я должен сделать еще и другое замечание: начиная с этого времени, астрономы стали скромными, хорошими людьми; они уже не стремились казаться знающими то, чего они не знали, а вы, со своей стороны, перестали надоедать им своими нелепыми требованиями читать по звездам вашу судьбу.

Так как химические явления более сложны, чем астрономические, то человек стал заниматься ими много позднее. При изучении химии он впадал в такие же ошибки, какие делал, изучая астрономию, но и химики в конце концов избавились от алхимиков.

Физиология находится еще в том плохом положении, через которое уже прошли астрономические и химические знания. Физиологам надо удалить из своей среды ф и л о с о фов, м о р а л и с т о в и м е т а ф и з и к о в , как астрономы изгнали а с т р о л о г о в , а химики а л х и м и к о в . *

* Я не хочу сказать этим, что философы, моралисты и метафизики не оказали услуг физиологии: хорошо известно, что астрологи были полезны астрономии, а алхимики сделали большую часть химических открытий, и, однако, все полагают, что астрономы, отделавшись от астрологов, а химики — от алхимиков, поступили очень хорошо.

Остается разъяснить еще одну мысль: главные занятия философов, моралистов и метафизиков заключаются в изучении отношений, существующих между так называемыми физическими и моральными явлениями. Когда они успевают в этом направлении, их работы должны быть названы физиологическими; но они пытаются также связать общей системой все за-9 Сен-Симон, т. 1


Друзья мои, мы представляем собой организованные тела; свой план я составил, рассматривая наши общественные отношения как явления физиологические, и я докажу вам его правильность при помощи соображений, почерпнутых в той системе, которой я пользуюсь для установления связи между физиологическими явлениями.

Длинным рядом наблюдений удостоверен тот факт, что каждый человек испытывает в большей или меньшей степени желание господствовать над всеми остальными людьми. * Ясно, что всякий неизолированный человек в своем общении с другими является и активным и пассивным в смысле преобладания, и я предлагаю вам воспользоваться тем небольшим преобладанием над богатыми людьми, которым вы располагаете.

меченные явления. Для меня ясно, что это будет невозможно до тех пор, пока физиология не примет того метода, о котором я подробно говорил по поводу астрономии.

Прибавлю к этому, что математика заключает в себе все ма1ериалы для построения общей системы, и если невозможно приложить вычисления к явлениям, которых нельзя привести к простейшему виду, то я не думаю, чтобы на этом основании мы должны были отказаться от надежды связать соответствующими обобщениями идею всемирного тяготения с идеями, служащими основой для теорий в различных отраслях физики.

* Два пути могут дать человеку преобладание: один из них объединяет частные и общие интересы. Моя цель украсить этот путь и усеять шипами другой.


Но прежде чем итти дальше, я должен рассмотреть с вами одно очень огорчающее вас обстоятельство. Вы говорите: н а с б о л ь ш е , ч е м с о б с т в е н н и к о в , в дес я т ь , в д в а д ц а т ь , во с т о р а з , и, одн а к о , о н и и м е ю т н а д н а м и г о р а з д о б о л ь ш е в л а с т и , ч е м мы н а д н и м и . Я понимаю, друзья мои, что вас это очень раздражает, но заметьте, что собственники, хотя их гораздо меньше числом, обладают большим просвещением, чем вы, и что для общего блага господство должно распределяться соответственно просвещению. Посмотрите, что произошло во Франции, когда ваши товарищи господствовали там: они вызвали голод.

Возвратимся к плану, который я предлагаю. Приняв его и помогая его выполнению, вы постоянно будете давать в руки двадцати одного наиболее просвещенного человека два великих средства господства: уважение и деньги. По тысяче разных причин это поведет за собой быстрые успехи науки. Известно, что с каждым шагом вперед изучение наук становится легче; таким образом, те, кто подобно вам может посвящать лишь мало времени своему образованию, получат возможность больше узнать, а сделавшись более образованными, уменьшат в известной доле преобладание над ними богатых. И вы, друзья мои, скоро увидите прекрасные результаты; но я не хочу тратить время на беседу о том, что находится на пути, вступить 9*


на который вы еще не решили. Потолкуем о том, что в настоящее время существует перед вашими глазами.

Вы воздаете уважение, т. е. добровольно даете долю господства над вами тем людям, деятельность которых вы считаете для себя полезной. Ошибка, разделяемая вами со всеми другими людьми, состоит в том, что вы не проводите достаточно четкой раздельной линии между вещами временно полезными и вещами, обладающими длительной полезностью, между вещами местными и общими, между теми, которые доставляют выгоду одной части человечества за счет всего остального, и теми, которые увеличивают счастье всего человечества. Вы, наконец, еще не убедились в том, что для всех людей существует лишь один общий интерес — прогресс науки.

Если мэр вашей деревни доставляет вам какие-нибудь преимущества перед соседними, вы восхищаетесь им, вы его уважаете; таким же образом и жители города обнаруживают желание пользоваться превосходством над окрестными городами; провинции соперничают между собой, а между нациями происходит по этому поводу борьба за свои интересы, называемая ими войной. * Какая до-

* Моралисты противоречат самим себе, осуждая эгоизм и одобряя патриотизм, ибо патриотизм есть не что иное, как национальный эгоизм; он заставляет нации совершать по отношению друг к другу те же несправедливости, какие отдельные люди делают из личного эгоизма.


ля усилии, сделанных всеми этими частями человечества, имела н е п о с р е д с т в е н н о й целью общее благо? Поистине она очень мала, и это неудивительно, потому что человечество не приняло никаких мер к тому, чтобы к о л л е к т и в н о награждать тех, кто преуспевает в работе на общую пользу. Чтобы по возможности объединить в одно целое все силы, действующие в т а к и х р а з л и ч н ы х , часто п р о т и в о п о л о ж н ы х направлениях, чтобы свести их, поскольку возможно, к одному направлению для улучшения человеческой судьбы, — для всего этого, я думаю, не найдется лучшего средства, чем то, которое я предлагаю. Теперь достаточно об ученых, поговорим о художниках.

По воскресеньям красноречие имеет для вас свою прелесть; вам доставляет удовольствие читать хорошо написанную книгу, ви-

Мнения по вопросу об эгоизме еще различны, хотя спор этот возник и очень горячо ведется с начала мира. Решение проблемы состоит в том, чтобы открыть путь, общий как для частных, так и для общих интересов.

Сохранение обществ держится на эгоизме; все усилия сочетать интересы людей являются попытками целесообразными, все же рассуждения моралистов, уклоняющихся от такого сочетания интересов и стремящихся уничтожить эгоизм, представляют собой ряд ошибок, причину которых легко открыть. М о р а л и с т ы ч а с т о п р и н и м а ю т с л о в а з а в е-Щ и.

В первом человеческом поколении было больше всего личного эгоизма, так как индивидуумы совсем не с о ч е т а л и своих интересов.


деть прекрасные картины, прекрасные статуи, а также слушать музыку, способную приковать ваше внимание. Нужно много работать, чтобы говорить или писать так, чтобы вас это забавляло, чтобы создать нравящуюся вам картину или статую, чтобы сочинить интересную для вас музыку. Разве не будет вполне справедливо, друзья мои, вознаградить художников, наполняющих ваши досуги такими удовольствиями, которые более всего способны развить ваш ум, которые совершенствуют самые тонкие оттенки ваших чувствований?

Подписывайтесь все, друзья мои: как мало вы ни дадите денег при подписке, общая сумма будет значительна, так как вас очень много; к тому же уважение, которым будут облечены те, кого вы выберете, даст неизмеримую силу. Вы увидите, как будут рваться богатые люди, чтобы отличиться в науках и искусствах, когда этот путь будет вести к высшим ступеням уважения. Вы много выиграете, если прекратите хотя бы только ссоры, порождаемые среди них бездельем и возникающие только из-за того, чтобы знать, какое число из вас будет под их властью; они всегда вмешивают вас в эти ссоры, и вы всегда при этом остаетесь в дураках.

Если вы примете мой план, то вас затруднит лишь одно — выборы. Я скажу вам, друзья мои, каким образом я сделаю свой выбор. Я спрошу всех известных мне мате-

Письма женевского обитателя 13Й

матиков, кто, по их мнению, три лучших математика, и я назову трех математиков, получивших наибольшее число голосов среди лиц, с которыми я буду советоваться; то же самое я сделаю с физиками и т. д.

* * *

Теперь, друг мой, после того как я, разделив человечество на три группы, каждой из них представил соображения, которые, как кажется, должны бы их побудить принять мой проект, я обращусь ко всем моим соотечественникам в целом с изложением своих мыслей по поводу французской революции.

Уничтожение привилегий по праву рождения потребовало усилий, которые разрушили скрепы старой организации, и это не было препятствием к общественному переустройству; но обращенный ко всем членам общества призыв выполнять правительственные функции не принес успеха. Помимо ужасных жестокостей, являвшихся вполне естественным следствием такого применения принципа равенства, которое вручило власть невежественным людям, оно создало в конце концов форму правления совершенно не пригодную, так как число правителей, к о т о рые в с е б ы л и п л а т н ы м и , ч т о б ы д а т ь д о с т у п к у п р а в л е н и ю л ю д я м н е и м у щ и м , настолько увеличилось, что труда управляемых едва хватало на их со-


держание, а это вело к результату, совершенно противоположному постоянному желанию неимущих: платить поменьше налогов.

Эта мысль мне кажется правильной. Первые жизненные потребности наиболее властны; неимущие же могут их удовлетворять лишь очень неполно. Физиолог ясно видит, что их настойчивым желанием является уменьшение налогов или, что то же, увеличение заработной платы.

Я думаю, что всем классам общества будет хорошо при таком устройстве: духовная власть в руках ученых, светская — в руках собственников; власть же выбирать людей для выполнения обязанностей великих вождей человечества — в руках всего народа; заработная плата правителям — уважение.

До завтра, друг мой; я думаю, что на сегодня довольно.

* * *

Я не знаю, привидение ли это или только сон, но я несомненно испытал определенные ощущения, которые хочу описать вам.

В прошлую ночь я услышал следующие слова :

«Рим откажется от притязания быть главным городом моей церкви: папа, кардиналы, епископы и священники уж не будут говорить от моего имени; человек будет краснеть за совершенное им нечестие, за то,

Письма женевского обитателя J 37

что таким недальновидным людям он поручает представлять меня.

Я запретил Адаму различать добро и зло, а он ослушался меня; я изгнал его из рая, но его потомству я дал средство утишить мой гнев: оно должно трудиться над своим усовершенствованием в познании добра и зла, и я улучшу его судьбу: придет день, когда я сделаю землю раем.

Все те, кто устанавливал религии, получили от меня на это власть, но они плохо поняли мои указания; все они думали, что я доверил им мое божественное знание; их самолюбие побудило их провести пограничную линию между добром и злом в мельчайших поступках человека, а между тем все они пренебрегли важнейшей частью своей миссии — основанием такого учреждения, которое направило бы человеческий ум по кратчайшему пути бесконечного приближения к моей божественной мудрости; они все забыли предупредить священнослужителей, что я отниму у них власть говорить моим именем» если они не будут более учеными, чем паства, которую они ведут и которую они предоставляют господству светской власти.

Знай, что я посадил Ньютона рядом с собой и что я поручил ему направлять просвещение и повелевать жителями всех планет.

Собрание двадцати одного избранника человечества будет названо советом Ньютона и будет представлять меня на земле; оно разделит человечество на четыре части, ко-


торые будут называться: английской, французской, германской, итальянской; каждая из них будет иметь свой совет, составленный таким же образом, как и главный. Каждый человек, где бы он ни жил, примкнет к одной из этих частей и будет подписываться на организацию главного совета и совета своей части.

Ж е н щ и н ы б у д у т д о п у щ е н ы к п о д п и с к е и м о г у т б ы т ь и з б р а н ными.

С верующими после смерти будет поступ-лено так, как они того заслужили в течение своей жизни.

Члены совета отдельной части могут вступать в исполнение своих обязанностей лишь по утверждении главного совета. Этот совет не будет допускать тех, кого не сочтет на уровне наиболее высоких познаний, приобретенных в той части, для которой они избраны.

Жители любой части земного шара, каких бы ни была она размеров и положения, в любое время смогут объявить себя секцией какого-либо отдела и избрать свой отдельный совет Ньютона. Члены этого совета могут вступать в исполнение своих обязанностей, лишь получив на это разрешение совета всего отдела. При главном совете непрерывно будет находиться депутация от каждого из советов отдельных частей, а при совете отдельной части будет состоять равным образом депутация от каждого совета сек-


ций. Эти депутации будут состоять из семи членов, по одному от каждого класса.

Во всех этих советах председательствовать будет м а т е м а т и к , получивший наибольшее число голосов.

Все советы будут разделены на две группы: первая будет состоять из четырех первых классов, а вторая — из трех последних. Когда вторая группа будет собираться отдельно, то председательствовать будет л и т е р а т о р , получивший больше всего голосов.

Каждый совет построит храм, в котором будет находиться мавзолей в честь Ньютона. Этот храм будет разделен на две части: первая, вмещающая мавзолей, будет украшена всеми средствами, которые изобретут художники; вторая будет построена и украшена так, чтобы внушить людям представление о вечном обиталище тех, кто будет вредить прогрессу наук и искусств.

Первая группа совета будет заведывать в н у т р е н н и м культом мавзолея.

Вторая группа получит заведывание культом в н е ш н и м: он будет организован так, что представит собой величественное и блестящее зрелище. Всем выдающимся услугам, оказанным человечеству, всем действиям, особенно полезным для распространения веры, здесь будут воздавать почет; соединенный совет определит, в чем должны заключаться самые почести.

Будут установлены отличительные знаки для членов советов и для назначенных ими лиц. Эти отличительные знаки будут явны-


ми или скрытыми, по желанию тех, кто имеет право их носить.

Всякий верующий, живущий на расстоянии менее одного дня пути от храма, раз в год будет спускаться в мавзолей Ньютона через особый вход; родители будут приносить туда своих детей возможно скорее после их рождения. На всякого, кто не исполнит этого повеления, верующие будут смотреть, как на врага своей религии.

Если Ньютон сочтет, что для выполнения моих намерений необходимо перенести смертного, спустившегося в его мавзолей, на другую планету, то он это сделает.

В окрестностях храма будут построены лаборатории, мастерские и коллеж; вся роскошь будет сохранена для храма: лаборатория, мастерские, коллеж, жилища членов совета и помещения для приема депутаций от других советов будут построены и убраны просто.

В библиотеке никогда не будет находиться свыше пятисот томов.

Ежегодно каждый член совета будет назначать пять лиц:

1) помощника, присутствующего в совете с правом совещательного голоса в случае отсутствия того члена, которым он назначен,

2) министра культа из числа пятисот наиболее крупных подписчиков для священнодействия в больших церемониях,

3) лицо, своими трудами принесшее пользу прогрессу наук и искусств,


4) лицо, сделавшее полезные применения наук и искусств,

5) лицо, которому желательно оказать особое уважение*

Эти назначения будут действительны лишь по утверждении большинством совета; они будут производиться ежегодно, и назначенные лица будут пользоваться своими правами лишь в течение года; они могут быть вновь избраны.

Председатель каждого совета будет назначать хранителя священной территории, на которой находится храм с его службами; ему же будет поручена полиция, он явится также казначеем и будет заведывать расходами, всё под верховным управлением совета. Этот хранитель избирается из ста наиболее крупных подписчиков; он получит право присутствовать в совете; его назначение действительно лишь с утверждения большинства совета.

Главный совет будет иметь особое помещение в каждой части; он будет иметь свою резиденцию поочередно в каждой из них в течение одного года.

Основателем этой религии будет человек, облеченный наибольшей властью; в награду за это он будет иметь право входа во все советы и председательствования в них. Он сохранит это право в течение всей своей жизни, а после смерти будет погребен в могиле Ньютона.

В с е л ю д и б у д у т р а б о т а т ь ; они


все будут смотреть на себя, как на работников, прикрепленных к мастерской, работы которой имеют целью приблизить человеческий ум к моему божественному провидению. Главный совет Ньютона будет управлять всеми работами; он приложит все усилия к тому, чтобы хорошо уяснить следствия закона всемирного тяготения; это единственный закон, которому я подчинил вселенную.

Все советы Ньютона будут соблюдать границу, отделяющую духовную власть от светской.

Как только будут произведены выборы в главный совет и в советы отдельных частей, бич войны покинет Европу, чтобы никогда не возвращаться в нее.

Знай, что езропейцы — дети Авеля; знай, что Азия и Африка населены потомством Каина; смотри, как кровожадны африканцы и как ленивы азиаты; эти порочные люди не продолжали своих первых усилий приблизиться к .моей божественной мудрости. Европейцы соединят свои силы и освободят CLOHX братьев греков от владычества турок. Основатель религии будет главным предводителем армий верующих. Эти армии подчи'-нят детей Каина религии и по всей земле учредят установления, необходимые для безопасности членов советов Ньютона во всех путешествиях, которые они сочтут полезными для развития человеческого духа... Спи!»

Когда я проснулся, в моей памяти ясно запечатлелось все то, что вы сейчас прочли.


* * *

Третье письмо

Так говорил со мной бог: разве человек мог бы создать религию, превосходящую все существовавшие раньше? Надо было бы в таком случае предположить, что ни одна из них не была установлена божеством. Смотрите, как ясны заповеди в открытой мне религии, смотрите, как обеспечено их исполнение. На каждого возложена обязанность постоянно направлять свои силы на пользу человечеству. Руки бедняка будут попрежнему кормить богатого, но богач получает повеление работать головой, а если его мозг неспособен к работе, то он обязан будет работать руками, ибо Ньютон, конечно, не оставит на этой планете, одной из ближайших к солнцу, работников, которые по своей прихоти отказываются приносить пользу мастерской.

Служители религии не будут людьми, которым принадлежит исключительное право избрания вождей человечества; все верующие будут сами выбирать своих вождей, а качества, по которым будут узнаваться люди, призванные богом представлять их, будут уже не ничтожные добродетели, как целомудрие и воздержание, — это будут таланты, это будет высшая степень таланта.


Я не стану больше распространяться по этому поводу; всякий верующий в откровение, несомненно, будет убежден, что один бог мог дать человечеству средство заставить каждого его члена следовать заповеди любви к ближнему.

P. S. Я рассчитываю написать вам письмо, где рассмотрю религию как человеческое открытие, как единственный род политических учреждений, стремящийся к всеобщей организации человечества. Риск, которому, как я чувствую, я подвергаюсь, приглашая вас поставить правителей на второй план во всеобщем уважении, побуждает меня из предосторожности тотчас же сообщить вам главнейшую идею, которая должна быть включена в работу, возвещаемую вам мною.

Предположите, что вы узнали способ, которым была в какую-то эпоху распределена материя, и что вы составили план вселенной, обозначив числами количество материи в каждой ее части. Вам станет ясно, что, применяя к этому плану закон всемирного тяготения, вы будете в состоянии предсказать с той точностью, какую только позволит состояние математических знаний, все последовательные изменения во вселенной.

Это предположение поставит ваш ум в такое положение, когда все явления представятся ему в одинаковом виде, ибо, рассматривая на таком плане вселенной часть пространства, занимаемую вашей личностью, вы вовсе не найдете разницы между явлениями,


которые вы называли моральными, и теми, которые вы называли физическими.

Этих указаний достаточно для того, чтобы моя идея была понята математиками.

Теперь я очень доволен, мои дорогие современники: самая главная часть моей работы достигла надежной гавани, так как я передал ее в ваши руки; вы имеете теперь план общего преобразования, требующий для своего осуществления лишь легких изменений в приобретенных привычках; во всех своих частях он предлагает лишь некоторое видоизменение уже принятых идей. Я указал ученым ту позицию, которую я занял, чтобы осуществить мои предположения; таким образом, что бы со мной ни случилось, если то, что я задумал, хорошо, вы можете извлечь из него выгоду. В том случае, если непреодолимая сила помешает мне надлежащим образом обработать посредствующие идеи, их без труда установит всякий, для кого концепция всемирного тяготения есть ясное чувствование и кто будет в курсе физиологических наук, включая сюда и наблюдение над прогрессом человеческого ума.

10 Сен-Симон, T.I

О Ч Е Р К Н А У К И О Ч Е Л О В Е К Е "

О Б Щ Е Е В С Т У П Л Е Н И Е

Ознакомившись, поскольку это было для меня возможно, с существующими знаниями, я поставил себе следующий вопрос:

Какой труд был бы наиболее полезным для прогресса науки и для улучшения судьбы человеческого рода?

ИЗУЧЕНИЕ ВОПРОСА

Все, что было в прошлом, и все, что про-изойдет в будущем, образует один ряд, | δ

первые члены которого составляют прошлое, а последние — будущее. Таким образом, изучение пути, пройденного человеческим разумом до настоящего дня, укажет нам, какие полезные шаги остается сделать разуму на путях науки и счастья. Но было бы неудобно вести это исследование с начального момента; здесь не место давать читателю всю

Очерк науки о человеке 147

историю прогресса человеческого разума. Это противоречило бы естественному порядку вещей; это значило бы поместить само произведение во вступление, которое должно содержать только чрезвычайно краткий обзор произведения. Я поэтому ограничусь здесь исследованием ближайшего к нам отрезка времени. Я не буду восходить дальше X V в. и, если мне придется говорить об отдаленном прошлом, я ограничусь лишь самым беглым обзором его.

В X V в. народное образование было почти всецело богословское. Начиная с реформы Лютера и до блестящего века Людовика XIV изучение светских, греческих и латинских, авторов постепенно стало входить в программу народного образования; это изучение, беспрерывно расширявшееся за счет богословия, заняло, наконец, исключительное положение, и так называемая священная наука была загнана в специальные школы, получившие наименование семинарий и посещавшиеся только теми, кто посвящал себя духовной деятельности. В царствование Людовика X V в школах начали преподавать физические и математические науки, при Людовике XVI они уже играли важную роль; наконец, дошло до того, что в настоящее время они являются существенной частью образования. Изучение литературы рассматривается теперь только как предмет удовольствия. Различие в этом отношении между старым порядком вещей и ΙΟ*

H8 Очерк науки о человеке

новым, между порядком, существовавшим пятьдесят, сорок и даже тридцать лет тому назад, и нынешним очень велико: в эти довольно еще близкие к нам времена, когда хотели знать, получил ли человек отличное образование, спрашивали: хорошо ли он овладел греческими и латинскими авторами? А теперь спрашивают: силен ли он в математике, знаком ли он с новейшими открытиями в физике, химии, естественной истории, одним словом, сведущ ли он в положительных науках, в опытных науках?

Припоминая общие, известные всем образованным людям сведения о пути, которым шел человеческий разум с первых шагов своего развития, размышляя, в частности, о пути, которым он идет с X V в., мы видим следующее:

1. Начиная с этой эпохи разум стремится обосновывать все свои суждения на наблюденных и исследованных фактах; на этом положительном фундаменте он уже преобразовал астрономию, физику, химию, и эти науки составляют в настоящее время основу народного образования. Отсюда необходимо приходим к заключению, что и физиология, частью которой является наука о человеке, будет изучаться методом, принятым в других физических науках, что она будет введена в народное образование, когда станет наукой п о з и т и в н о й .

2. Частные науки суть элементы общей науки; общая наука, т. е. философия, должна


была быть гадательной, пока гадательными были частные науки; она стала наполовину гадательной и позитивной, когда некоторые из частных наук стали позитивными, а другие оставались еще гадательными; она станет совершенно позитивной, когда все частные науки станут таковыми. Это будет тогда, когда физиология и психология будут основаны на наблюденных и исследованных фактах, ибо не существует явления, которое не было бы или астрономическим, или химическим, или физиологическим, или психологическим. Можно поэтому представить себе время, когда философия, преподаваемая в школах, будет п о з и т и в н о й .

3. Системы религии, общей политики, морали, народного образования суть не что иное, как применения системы идей, или, если угодно, это одна система мышления, рассматриваемая с различных сторон. Поэтому с построением новой научной системы, очевидно, будут преобразованы системы религии, общей политики, морали, народного образования, а следовательно, реорганизуется и духовенство.

4. Национальные организации суть част-ные применения общих идей о социальном порядке, и преобразование общей системы европейской политики повлечет за собой национальные преобразования различных народов, образующих своим политическим объединением это великое сообщество.

150 Очерк науки о человеке

В наиболее сжатом виде мысль, которая будет развита в моем труде, может быть выражена так:

Всю работу человеческого разума до того, как он начал основывать свои суждения на наблюденных и исследованных фактах, нужно рассматоивать как предварительную работу.

Общая наука не станет позитивной до тех пор, пока все частные науки не будут основаны на наблюдениях.

Общая политика, включающая религиозную систему и организацию духовенства, станет позитивной наукой только тогда, когда Философия во всех своих частях сделается н а у к о й н а б л ю д е н и я , ибо общая политика есть применение общей науки.

Национальные политические системы необходимо усовершенствуются, когда будут улучшены установления общей политики. Мы покажем, что наиболее полезный труд, который мог бы быть выполнен, заключается в составлении четырех очерков, из которых первый строит науку о человеке на позитивных началах, второй дает позитивные основы общей философии, третий содержит план реорганизации духовенства и четвертый рассматривает вопрос о реорганизации национальных установлений. Для доказательства справедливости этой мысли необходимо подробнее исследовать, что произошло с начала X V в.; этим я сейчас и займусь.


Чтобы уточнить вопрос, я исследую изменения, которым подверглась ученая корпорация. Я последовательно рассмотрю се организацию в настоящее время, в X V в. и в наиболее замечательную промежуточную эпоху.

Ученая корпорация делится теперь на две различные части, или, вернее, существуют две ученые корпорации; труды каждой из них обнимают всю систему наших знаний, однако их занятия существенно различны: одна имеет целью преподавание наук — это университет, а другая работает в целях пополнения научной системы — это Институт. 16

Важно отметить, что духовенство, занимающееся усовершенствованием и преподаванием с т а р о й научной системы, образует в настоящее время класс, совершенно обособленный от класса ученых, разрабатывающих н о в у ю научную систему, которою исключительно занимается молодежь в главных школах.

Подобная организация научной работы глубоко разнится от ее организации в X V в. и стоит гораздо выше; в ту эпоху не существовало другой ученой корпорации, кроме университета. Тогда, как и теперь, единственным его занятием было народное образование, так что в то время ни одна корпорация не посвящала себя усовершенствованию системы человеческих знаний и пр.

Возвращаюсь к «Очерку», вступлением к которому является настоящее рассуждение.


Мое понимание науки о человеке будет основано на произведениях Вик-д'Азира, Биша, Кондорсэ и Кабаниса, 17 или, вернее, я постараюсь в этом «Очерке» связать, сочетать, привести в порядок и дополнить идеи, высказанные этими четырьмя авторами, так, чтобы создать из них одно систематическое целое. Кабанис и Биша, без сомнения, занимались вопросами в высшей степени интересными, но каждый из них интересовался только одним частным вопросом в науке о человеке, и я не счел нужным посвящать какой-нибудь отдел этого «Очерка» исследованию их идей, а рассматривал их как дополнения к идеям Вик-д'Аэира.

Этот «Очерк» будет разделен на две части: в первой я исследую идеи Вик-д'Азира, а во второй — идеи Кондорсэ. Эти исследования будут носить совершенно различный характер; я мало уделю места критике Вик-д'Азира, так как его отдельные идеи вообще кажутся мне весьма справедливыми, и займусь только их согласованием и пополнением, чтобы образовать из них, насколько возможно, крупные последовательные ряды. По отношению к Кондорсэ я поступлю совершенно иначе. Я буду его сильно критиковать, потому что все его отдельные идеи меня не удовлетворяют, и я переработаю его произведение, общая идея которого удивительно справедлива и возвышенна. Тачим образом, в первой части я рассмотрю науку о человеке как и н д и в и д е , а во второй —


науку о нем как р о д е . Я буду говорить и о роде в первой части и об индивиде во второй, но только попутно. Во всех частях моего труда я займусь установлением последовательных рядов фактов, будучи убежден, что это единственно прочная часть наших знаний...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Первое наблюдение

Если сравнить новорожденного ребенка с новорожденными детенышами других млекопитающих, то мы не заметим в нем решительного умственного превосходства над другими. Наблюдая, сколько раз окружающие ребенка лица повторяют ему слова п а п а , м а м а , прежде чем он выучивается их произносить и улавливать идеи, которые он должен с ними связывать, убеждаешься, что речь не является прямым результатом человеческой организации.

Второе наблюдение

Читая Геродота, Фукидида, глубокомысленного Тацита и нашего великого современника Юма, копаясь ь старых хрониках, анализируя древние предания, мы видим, что народы, поднявшиеся на наивысшую ступень цивилизации, были вначале людоедами; мы

Ь54 Очерк науки о человеке

видим, что те народы, которым избытки позволяют удовлетворять все самые изысканные потребности, вначале в ненастную погоду укрывались в пещерах и ели сырыми и без всякой приправы животных и растения, которыми они питались; что народы, отличавшиеся наиболее солидным и блестящим умственным трудом, в самом начале по развитию своей памяти и предусмотрительности лишь весьма мало превосходили даже животное, наиболее близкое к человеку на лестнице организации.

Третье наблюдение

За последние пятьдесят лет человеческий разум сделал большой шаг вперед; он освободился от старых привычек, много благородных усилий стоило ему, чтобы освободиться от сковывавших его предрассудков; он заметил, что к возвышенной концепции, послужившей основанием для нынешней социальной организации, примешаны и слились с ней многие ложные идеи, и он принял твердое решение отделить заблуждение от истины. То, что составляло верование, в продолжение восемнадцати веков непоколебимо передававшееся из поколения в поколение, подверглось самой строгой проверке. Не будем терять из виду, что два обстоятельства играли в этом чрезвычайно важную роль. Одно заключается в том, что первобытные люди имели условные знаки, посредством которых

Очерк науки о человеке \ЬЬ

они, подобно нам, могли закреплять свои ощущения, сравнивать и сочетать их. Другое — что они возвысились до великой отвлеченной идеи о б о г е , или, если угодно, что они постигли доказательство существования б о г а .

Энтузиазм в искании истины стал в это время истинно-национальным у англичан и у французов. Оба эти народа снаряжали дорого стоящие морские экспедиции, имевшие главным образом целью очистить принципы, легшие в основание общественной организации. Я имею в виду путешествия и открытия, сделанные под руководством предприимчивого Бугенвиля, ,8 мудрого и отважного Кука , 9 и несчастного Лаперуза.20 Эти знаменитые мореплаватели, одаренные философским умом, посетили множество различных народностей, которые до тех пор нам были совершенно неизвестны. Благодаря их исследованиям, наблюдениям и остроумным опытам мы вполне ознакомились со всеми посредствующими состояниями между наиболее невежественными и наиболее грубыми людьми (какими должны были быть наши отдаленные предки) и народами, достигшими наивысшей степени цивилизации. Эти сообщения очень ценны, ибо теперь мы можем обосновывать наблюденными фактами то, что без этого мы могли бы подкрепить только догадками и рассуждениями. Мы можем теперь при помощи беспрерывного ряда наблюденных фактов восходить от первых лю-


дей, которые, конечно, были самыми невежественными, до современных европейцев, которые по своей цивилизации и науке бесконечно превзошли все предшествовавшие им народы.

Кук повествует о племенах, не признающих никаких начальников, не имеющих никаких религиозных представлений, не носящих одежды, не имеющих никаких других жилищ, кроме пещер или нор, вырытых в земле, употребляющих пищу в сыром виде и предающихся людоедству вовсе не из мести: их каннибальский аппетит предпочитает вкус человеческого мяса. Он нам говорит о других племенах, несколько выше стоящих на лестнице цивилизации. Они признают начальников, имеют некоторые религиозные идеи (это видно из того, что они поклоняются идолам), варят свою пищу, покрываются шкурами животных, обитают в построенных жилищах, но язык их столь ограничен, что счисление у них не идет дальше трех. Людоедство там существует в значительно меньшей степени: оно сводится почти только к последствиям убийства, совершенного из личной или национальной мести. Наконец, он говорит о народах островов Таити, Сандвичевых и Дружбы, имеющих установленное духовенство, политическую иерархию, развитой язык, у которых от людоедства сохранились почти только человеческие жертвоприношения. Человеческого мяса они почти совсем не едят, хотя столь человеколюбивый


Кук послужил пищей туземцам Сандвичевых островов.

Что меня особенно поразило в простодушных рассказах Кука, это: 1) что ему не удалось внушить племенам первых двух категорий идею единой причины или, если угодно, мысль о существовании бога, что ему, следовательно, невозможно было доказать им, что человек обладает иной природой, чем остальные животные, а между тем это легко было понято жителями островов Таити, Сандвичевых и Дружбы; 2) что у племен первых двух категорий анатомия не встретила бы никакого препятствия ко вскрытию человеческих тел, между тем как это оказалось бы неосуществимым у третьей категории.

Четвертое наблюдение

В различные эпохи и в различных странах случалось, что дети, вследствие каких-либо бедствий, оказывались удаленными из общества, предоставленными самим себе и вынужденными собственной изворотливостью удовлетворять все свои потребности, не приблизившись путем тщательного и длительного воспитания к сокровищнице знаний, приобретенных трудами всех предшествовавших поколений. Многие из них были приняты обществом после того, как вынесли более или менее продолжительное время полное одиночество. Мы имеем записки о подобных дикарях, между прочим об одном, задержан-

l ,f>tf Очерк науки о человеке

ном в Швеции, о другом, пойманном в лесах Литвы, о девушке, прожившей долгое время в состоянии совершенного одиночества в лесах Шампани; перед нами лицо, которого назвали «дикарь из Авейрона».2l Наблюдения, сделанные над этими одичавшими людьми, доказывают, что человек, предоставленный самому себе без знакомства с существующими знаниями, в умственном отношении стоит не намного выше животных, ближайших к нему на лестнице существ. Его умственное превосходство вполне соответствует только превосходству его организации. Я думаю, что умственное состояние дикаря из Авейрона во все время его изоляции от общества было чрезвычайно близко к тому, в котором должны были находиться первые поколения человеческого рода. Он должен был тем не менее несколько превосходить их, так как часть умственного развития передается путем наследственности.

История дикаря из Авейрона, начиная с момента, когда он был принят и изъят из своей изоляции, в которой находился с младенчества и к которой, благодаря долгой привычке, был сильно привязан, заслуживает особенного внимания лиц, разрабатывающих науку о человеке и старающихся ускорить ее прогресс. Эта история естественно разделяется на три периода. Первый обнимает все то, что произошло с момента, когда он был схвачен крестьянами, заметившими, что он поедает овощи в их огородах, и до его прибы-

Очерк науки о человеке 15^

тия в Париж, куда его направило правительство. Второй — слагается из рассказов аббата Сикара, 22 заботам которого правительство его предоставило, о ходе его воспитания. Ряд наблюдений, сделанных над ним врачом приюта для глухонемых, Итаром,23 составляет третий период.

П е р в ы й п е р и о д . Крестьяне, схватившие авейронского дикаря, отвели его в ближайший небольшой госпиталь. Медицинские работники этого госпиталя сделали над ним наблюдения, которые, не отличаясь большой глубиной, были очень правильны и весьма точны. Они констатировали его полное невежество в области существующих знаний, его склонность к сырой растительной и животной пище, его крайнее отвращение к вареной пище, его упорное сопротивление всякой по пытке одеть его, его стремление в лес, его усилия добиться этого, его бегство, затруднения, с которыми была сопряжена его вторичная поимка, и т. д. Ввиду очень толкового отчета, который они представили правительству об этом необыкновенном существе, министр внутренних дел приказал перевезти его в Париж, чтобы предоставить его выдающимся ученым и обеспечить им полную возможность изучить его.

В т о р о й п е р и о д . Доставленный в Париж авейронский дикарь был доверен попечениям аббата Сикара. Этот аббат, гораздо более просвещенный в области богословия, чем физиологии, гораздо более уверенный в


своих религиозных принципах, чем в принципах физики, глубоко убежденный, что человек нисколько не нуждается в помощи воспитания, чтобы возвыситься до идеи бытия бога, совершенно не занимался наблюдениями над авейронским дикарем, но пользовался им как средством для публичного доказательства справедливости своих богословско-физио-логических идей. Аббат Сикар, находясь в прямом противоречии с истиной, потерпел, конечно, неудачу. Ученик, вследствие своего простодушного невежества в абстрактных вопросах, расстроил все расчеты этого тонкого метафизика, который, к своему глубокому сожалению, вынужден был отказаться от своих блестящих надежд. Легко себе представить те воздушные замки, которые фантастическое воображение наставника глухонемых построило в связи с авейронским дикарем. Он рассчитывал, что после достаточной выучки и хорошей дрессировки его можно будет показывать на публичных собраниях. Там он заставил бы его рассказывать трогательные, раздирающие душу анекдоты об опасностях, пережитых им в течение одинокой жизни в недрах лесов, которые вызывали бы слезы у всей аудитории. Он научил бы его проявлять такие высокие душевные порывы к всевышнему, что уверовали бы даже наиболее неве рующие зрители. Так как ничего подобного не могло произойти, то этот первый учитель Виктора (так назвали авейронского дикаря) обтэявил своего ученика слабоумным от рож-


дения, прекратил с ним занятия и удалил его в темный угол приюта, рассчитывая предать его полному забвению не только общества, но и ученых.

Т р е т и й п е р и о д . Авейронский дикарь был в жалком состоянии, когда аббат Сикар отказался извлекать из него выгоду; его так много и так сильно били, что он был весь покрыт ранами; между прочим одна очень опасная рана была на животе; она образовалась от ударов ногой в живот, причем многие удары попадали в пряжку кожаного пояса, надетого на него с целью помешать ему сбрасывать с себя насильно надетый плащ. Таково было несчастное положение Виктора, когда он перешел от аббата Сикара в руки врача приюта для глухонемых Итара. Прежде всего Итар позаботился залечить раны Виктора. Затем он занялся изучением и воспитанием этого молодого человека. Этот физиолог нашел: 1) что Виктор отнюдь не был слабоумным от рождения, что он не стал таким даже после перенесенных им истязаний, которые неминуемо должны были бы привести к этому, если бы его орган мысли был от природы слаб; 2) что Виктор не был глухим от рождения и не стал глухим, так что с этой стороны для него не существовало препятствий научиться говорить; 3) доктор Итар равным образом установил, чтэ органы речи этого молодого человека находились в хорошем состоянии, и он довел доказательство этого факта до очевидности, заставив его от-11 Сен-Симон, т. I

Î62 Очерк иацки о человеке

четливо произносить названия многих пищевых продуктов, между прочим молока, которое дикарь очень любил. Наконец, он чрезвычайно ясно доказал, что истинные и единственные препятствия, мешающие успехам Виктора, проистекают оттого, что его воспитание началось слишком поздно, что его гортань и мыслительный аппарат, оставаясь долгое время в бездействии, потеряли гибкость, необходимую для сочетания и произношения условных знаков.

Доктор Итар напечатал отчет о наблюдениях и опытах, сделанных им над авейрон-ским дикарем, а также о приемах, к которым он прибегал, чтобы привести в возможно лучшее состояние его органы мысли и речи. Он очень просто, без задних мыслей, говорит о достигнутых им более или менее важных успехах. Этот отчет был составлен очень ясно и толково, однако, он не произвел надлежащего впечатления и не имел успеха. Я долгое время старался найти причину равнодушия ученых к этому полезному научному произведению. Наконец, я пришел к заключению, что причиной такого отношения была слишком большая осторожность автора, который не обобщил наблюденных им фактов и не объяснил, какую пользу можно из них извлечь для построения физиологии и даже общей системы науки.

Р е з ю м е и с т о р и и а в е й р о н с к о г о д и к а р я и ф а к т о в , д о к а з а н н ы х п р е д ы д у щ и м и н а б л ю д е н и я м и . Че-


ловек столь склонен систематизировать, т. е. координировать возникшие у него идеи с наблюденными им фактами, он проникнут столь сильным желанием установить связь между занимающим его предметом и всей совокупностью вещей, что изолированная идея или факт, как бы интересны они ни были сами по себе, воспринимаются чрезвычайно равнодушно, если они имеют частный характер и не обобщены. Я поэтому закончу попыткой согласовать факты, наблюденные над авейрон-ским дикарем, с фактами, приведенными выше.

До наблюдений, произведенных над авей-ронским дикарем, многие просвещенные и очень умные люди не были еще убеждены в необходимости условных знаков для образования и сочетания сколько-нибудь важных идей, в невозможности возвыситься до представления о единой причине без помощи этих знаков; но после сделанных наблюдений в этом сомневаются только те, кто, будучи проникнуты духом корпорации, как аббат Си-кар, заинтересованы в поддержании теологических принципов и веры в то, что идея о существовании бога есть наша врожденная идея.

Наблюдения, сделанные над авейронским дикарем, как нельзя более убедительны, так как над ним сначала производили опыты (оказавшиеся безуспешными), имевшие целью доказать, что идея единой причины не является приобретенной идеей, а затем над ним были проделаны опыты с совершенно проти-11*


воположной целью, а именно, чтобы доказать, что мы не способны образовать ни одной сколько-нибудь важной идеи или подняться до высоких отвлеченных идей без помощи условных знаков (эти опыты вполне удались).

В двадцатый раз повторяю (и мне не кажется, что я это слишком часто говорю,— до такой степени важным представляется мне остановить внимание читателя на этом предмете), что после опытов, произведенных над авейронским дикарем, вполне доказана необходимость условных знаков для образования и сочетания сколько-нибудь важных идей. Итак, ясно, что первые люди были самыми невежественными из всех и их способность соображать была чрезвычайно ограничена. Без дальнейших предисловий установим последовательный ряд различных оттенков, характеризующих постепенное развитие человеческого ума.

П е р в ы й ч л е н р я д а Первые люди умственно превосходили дру

гих животных лишь постольку, поскольку это было прямым следствием превосходства их организации. Их память едва ли была лучше памяти бобра или слона. Этот факт должен быть отнесен к числу установленных, ибо он был вполне подтвержден наблюдениями над авейронским дикарем.

В т о р о й ч л е н р я д а Человеческий род в том состоянии, в кото

ром его нашел капитан Кук на берегах Магел-


ланова пролива: люди живут в пещерах, не умеют строить себе жилищ, не имеют никаких начальников и не умеют добывать огонь.

Т р е т и й ч л е н р я д а

Человеческий род в том состоянии, в котором нашел его капитан Кук в северных частях северо-западного берега Америки: люди живут в построенных жилищах, имеют зачатки политического устройства, ибо признают начальников, обладают зачатками еще очень ограниченного языка, так как их счисление не простирается дальше трех.

Ч е т в е р т ы й ч л е н р я д а

Человеческий род в том состоянии, в котором капитан Кук и другие мореплаватели нашли его на северо-западном берегу Америки, около пятидесятого градуса северной широты: люди усвоили довольно полный язык, всецело подчиняются начальникам, являются ярыми людоедами; этот момент еще более заметен в Новой Зеландии.

П р и м е ч а н и е . Важно отметить, что человек вначале не был людоедом и стал таковым лишь после того, как достиг некоторого умственного развития Причина этого очень проста: человек покушается на убийство другого человека не раньше того, как были изобретены смертоносные орудия нападения.

П я т ы й ч л е н р я д а

Туземцы островов Дружбы, Товарищества и Сандвичевых: цивилизация в этих стра-

Î66 Очерк науки о человеке

нах уж двинулась очень далеко, разговорный язык не беден, людоедство здесь почти совсем исчезло; население разделено на два класса —-на эров и туту; существует религиозный культ, организованное духовенство, уважаемое всеми классами общества. 24

Ш е с т о й ч л е н р я д а

Перуанцы и мексиканцы в том состоянии, в котором их нашли испанцы, когда открыли и завоевали их страну: в это время они составляли два многочисленных и различных общества; ремесла и искусство уже сделали у них довольно заметные успехи, так как они нашли способ добывать металлы, обрабатывать и употреблять их для украшения зданий.

С е д ь м о й ч л е н р я д а *

Египтяне, у которых прикладное и чистое искусство достигло больших успехов, чем у перуанцев, и которые превосходили их в моральных и точных науках, совершили один из наиболее трудных шагов, которые человеческий разум должен был сделать на долгом пути своего развития; то было изобретение письменных условных знаков. Согласимся приписывать им изобретение письменности,

* Все, что до настоящего времени было сказано или написано о состоянии человеческого ума до египтян, не основано на фактических наблюдениях. Все это покоится только на догадках и рассуждениях, так что паука о че\овеке до сих пор была лишь гада-


все равно, действительно ли они ее изобрели или только вновь открыли; это не очень важно, ибо наша цель — ясно установить ряд последовательных моментов в развитии успехов человеческого разума, а гадательными идеями нам невозможно было бы достигнуть этой цели.

тельной наукой. Задача, которую я себе поставил в этом очерке, заключалась в возведении науки о человеке на степень наук, основанных на наблюдении. Следовало сначала точно определить отправную точку развития человеческого ума, затем установить некоторые переходные ступени между этой отправной точкой и умственным состоянием египтян. Пошел ли я по правильному пути? Пусть об этом, обо мне судит читатель. Если избранный мною путь верен, пусть он выкажет мне сочувствие, пусть выразит намерение отныне всеми силами поддерживать меня и помогать мне совершить долгий путь, в который я пустился, и достичь славной и полезной цели — улучшения судьбы человеческого рода.

Я добавлю к этому примечанию две мысли, кото« рые будут с достаточной полнотой развиты в дальнейшем течении этого труда и которые я теперь только очень кратко выскажу:

1. Развитие человеческого ума, конечно, неоднократно нарушалось, можно сказать, искажалось великими катастрофами на земном шаре, между прочим потопом, существование которого вполне установлено геологическими наблюдениями. Разобраться в смешении некоторых научных идей, сохранившихся от этих катастроф, с идеями, вновь открытыми последующими поколениями, невозможно; приходится рассматривать это развитие так, как оно шло бы, если бы не было ни потопа, ни другой какой-либо катастрофы.

2. В XVIII в. не было большого различия в воззрениях философов и богословов на первые шаги, сделанные человеческим разумом. Богословы говорили и говорят еще: Адам и Ева были счастливы в зем-


Я рассматриваю эпоху египтян как вторую отправную точку в развитии человеческого ума; его успехи, начиная с этого момента, требуют, мне кажется, более детального исследования: необходимо указать на различие между воззрениями людей, посвятивших себя наукам и работающих над открытием причин и согласованием идей о причинах с идеями о следствиях, и верованиями народной массы, которая и до настоящего времени всегда придает конкретную форму отвлеченным понятиям.

Но прежде чем заняться установлением этого различия и изложением параллельных успехов этих двух воззрений, я укажу этапы — члены второй части ряда: мы сделаем небольшое отступление и бросим общий взгляд на вторую часть пути, которую нам осталось пройти.

Условные знаки образовали одну систему с того момента, когда человеческий разум вполне ясно постиг понятие причины и поня тие следствия.

Солнце, луна, звезды, море, леса, реки, все животные, которые были, очевидно, вредны или полезны, даже растения рассматриваем раю до вкушения яблока, а философы говорили: в диком состоянии человек был счастлив, и только после установления политических, гражданских и религиозных учреждений человек познал горе. Таковы были убеждения, красноречиво высказанные Руссо и сухо выраженные Д'Аламбером; Кондорсэ не так далек, как полагают, от этой точки зрения в своем « Э с к и з е и с т о р и ч е с к о й к а р т и н ы прог р е с с а ч е л о в е ч е с к о г о р а з у м а».


лись нашими предками как великие и первые причины всего происходящего; это был первый этап в общей науке; он был назван и д о л о п о к л о н с т в о м

Человеческий разум возвысился затем до идеи о невидимых причинах; первопричинами он стал считать наши страсти, наклонности, всякого рода ощущения, приятные или не приятные; этот второй этап получил название п о л и т е и з м а .

Позднее люди поняли, что в мире царил бы беспорядок, если бы вселенной управляли, как они до тех пор думали, многие независимые друг от друга причины, и они возвысились до идеи о единой первопричине. Но этой первопричиной было в их глазах соединение в одном лице всех второстепенных божеств, верование в которых составляло политеизм. Этот третий этап был назван т е и з м о м .

Наконец, ученые поняли, что представление о вселенной, состоящей из элементов совершенно различной природы, было не чем иным, как представлением о хаосе, что попытки объяснить подобный порядок вещей могли быть только мечтами, и они давно уже работают над построением такой научной системы, в которой деления и подразделения понятий служат только средством для облегчения умственных процессов и которую в целом можно рассматривать как совокупность однородных идей, т. е. идей взаимно сочетающихся.

Я обращаюсь к делению египтян на два класса: на ученых и на народ.


Корпорация египетских ученых исполняла обязанности жрецов; она была первой и единственной политической властью и пользовалась неограниченным могуществом. У этой корпорации было два учения: одно она преподавала народу, другое — хранила для себя и сообщала небольшому числу посвященных.

Учение, которое она преподавала народу, было идолопоклонство, материализм, верование в видимые причины как первопричины; она заставляла его боготворить Нил, бога Аписа (т. е. быка), крокодила, луковицу, не говоря уже о солнце, луне, различных созвездиях и т. д.

Учение, которое она сохраняла для себя, было более высокого порядка и носило более метафизический характер, чем то, которое она преподавала народу. Видимые причины представлялись ей только второстепенными причинами; она их рассматривала только как следствия причин высшего порядка, которые она считала невидимыми.

Египетские ученые с большой тщательностью собрали все наблюдения, сделанные их предшественниками над движением небесных светил, над разливами Нила и над различными другими физическими явлениями; они усердно старались умножить эти драгоценные знания.

Ни в одну эпоху истории мы не находим такой резкой грани между м ы с л и т е л я м и и в е р у ю щ и м и , как у египтян. Именно изучая историю этого народа, приходишь к

Очерк нанки о человеке 171

убеждению, что жреческая «власть и научная мысль по существу тождественны. Я этим хочу сказать, что духовенство какой бы то ни было религии должно быть наиболее просвещенной корпорацией, что с того момента, когда оно перестает быть наиболее просвещенной корпорацией, оно мало-помалу теряет свое значение, приходит в упадок и в конце концов сводится на-нет и заменяется людьми более учеными; эта перемена наступает, когда совершенствуется общая идея. Не будем преждевременно выдвигать эту идею; она покажется чрезвычайно ясной, когда мы увидим, что она не что иное, как результат наблюдения над прогрессом человеческого разума; здесь достаточно будет указать, что наблюдение, о котором я говорю, начинается с египтян.

В о с ь м о й ч л е н р я д а

На протяжении этой второй части ряда успехов человеческого разума мы всегда рассматриваем каждый раз только один народ или по крайней мере только одно политическое общество, так как во все великие эпохи существовало одно политическое общество, которое определенно стояло выше всех других и превосходило их одновременно и в науках и на войне, так что только к нему должны быть отнесены все успехи человеческого разума, достигнутые в эпоху процветания данного общества.


Мы начали эту вторую часть ряда рассуждением о египтянах. Сейчас мы перейдем к грекам, затем будем говорить о римлянах, далее о сарацинах и, наконец, о совремеиных народах.

Можно охватить одной концепцией все члены ряда в развитии человеческого разума и сделать это весьма интересно, именно, сравнивая общечеловеческое развитие ума и нравственности с индивидуальным. В детском возрасте, я хочу сказать — в первом периоде детства, еда доставляет наибольшее удовольствие. Все маленькие расчеты человека в младенческом возрасте имеют целью добыть более или менее вкусную пищу; легко заметить, что это является главным занятием народов, находящихся на первой ступени цивилизации: вышеприведенные наблюдения составили первую часть ряда.

В следующем периоде детства (здесь мы вступаем во вторую часть ряда и проследим ее целиком) преобладает склонность к искусствам и ремеслам. Если дать ребенку, вышедшему из младенческого возраста, пилу, гвозди, молоток, рубанок и пр. и материал, к которому он мог бы приложить эти инструменты, эти предметы он предпочтет всем другим игрушкам. Можно видеть, как дети этого возраста усердно работают во время своих игр: возводят каменные насыпи, прорывают маленькие каналы, устраивают плотины и т. д. И что же? Египтяне проявили в большом


масштабе те же наклонности и оставили нам в этих различных областях более значительные работы, чем все позднейшие работы этого рода. Сделаны ли были когда-либо человеческой рукой озера, равные тем, которые вырыли египтяне? А их величественные, но бесполезные пирамиды: не кажутся ли по сравнению с ними все сооружения, возведенные после них, игрушками?!

Но вот мы дошли до зрелого возраста; посмотрим, как он выражается у индивидов. В этом возрасте у нас является склонность к изящным искусствам. Существует ли молодой человек, который не пробовал бы своих сил в поэзии, музыке, живописи? В изящных искусствах отличались греки; в этой области они еще до сих пор служат вам образцами.

В возрасте полного расцвета сил человек по преимуществу ищет их примененияф причем ощущение своей силы мешает ему определить ее границы; он вступает в борьбу со всей природой, с самим собой, у него проявляется больше всего влечение к военному делу. Вот и римляне отличались прежде всего как воины. После »их еще сарацины пожали прекрасные лавры, но затем уже ни один народ не мог сравниться с ними ни в быстроте завоеваний, ни в особенности в перманентной страсти к военному делу.

Сарацины, этот последний выдающийся народ-завоеватель, были также основателями опытных наук. Они, таким образом, закончили великие военные труды человечества и на-

174 Очерк нацки о человеке

чали работы зрелого возраста, когда деятельность человека замедлена, но зато более регулярна, когда воображение не столь бурно, способность рассуждать более развита.

Оставим теперь предварительные замечания о том, что нам предстоит сказать о следующих членах ряда, и постараемся хорошо охарактеризовать состояние цивилизации в греческую эпоху, дабы выяснить улучшения, произведенные греками в период их превосходства над остальной частью человеческого рода.

У Гомера впервые обнаружилась чрезвычайно ясно та живая интеллектуальная сила, которая объединила греков и сделала их в течение нескольких веков научным авангардом человеческого рода. Гомер, древнейший из греков, о котором история сохранила нам память и сочинения которого дошли до нас, был основателем политеизма в том смысле, что ои его упорядочил.

Я не буду стараться объединить небольшое число наблюдений о греках, которые я представлю: я их даже обозначу номерами, чтобы по возможности их индивидуализировать.

1. Когда идея, найденная м ы с л и т е л я -м и, принимается в е р у ю щ и м и , это всегда знаменует большой шаг вперед в развитии человеческого разума. Египетские ученые возвысились до понимания невидимых причин, а египетский народ имел представление только о видимых причинах. Наоборот, вся масса греческого народа приняла идею о существовании невидимых причин. Именно эта идея

Очерк нацки о человеке 175

легла в основу политеизма, ставшего общей религией всех греков.

2. У греков человеческий разум начал серьезно заниматься социальным устройством. Они установили принципы политики. Они занимались этой наукой как практически, так и теоретически. Они произвели на свет великих законодателей, как Ликург, Дракон и Солон; этой наукой у них занималась не маленькая группа выдающихся умов,— она была обычным предметом непринужденных бесед многих тысяч граждан; ее принципы и их применение обсуждались часто на общественных собраниях.

Греческое общество было первым известным политическим обществом, составленным из многих народов, у каждого из которых была своя особенная форма правления, часто даже отличная от формы правления большинства.

Я сделаю о греческом политическом обществе два замечания, которые, мне кажется, заслуживают полного внимания читателя. Прежде всего я прошу его заметить, что общей связью греческого общества была религия. Дельфийский храм был общим храмом всех греческих народов и не зависел ни от одного из них в отдельности, ибо был построен на своей собственной земле, считавшейся священной, на которую пограничные с ней народы не имели никаких прав и которую соседи щадили даже в своих наиболее жестоких междоусобных войнах. Дельфийские жрецы старались поддерживать в своих прорица-


ниях единение между греческими народами и возбуждать их энергию для противодействия покушениям персов «а их свободу. Когда Дельфийский храм был осквернен, хитрый Филипп завладел греческим обществом, заставил назначить себя генералиссимусом и сделался господином Греции. Его преемник Александр распространил власть македонян над греками еще более, чем его отец Филипп. После него его полководец Антипатр превзошел всякую меру, и политическое общество греков, потеряв к тому времени всю свою силу, заключавшуюся в единении, оказало лишь слабое сопротивление римлянам, которые его завоевали и обратили в полное рабство.

Второе замечание, также доказывающее громадное влияние религиозных идей на политические, заключается в том, что религиозная и политическая системы имели у греков одинаковую основу, или, вернее, что религиозная система служила основой политической системы, что последняя была создана в подражание первой, была скопирована с нее. Действительно, греческий Олимп был республиканским собранием, и национальные конституции всех греческих народов, хотя и отличались друг от друга, имели то общее, что все они были республиканскими.

3. Столько раз повторялось, что греки изобрели изящные искусства; всеми признано, что Гомер, Фидий, Апеллес и множество дру-


гих художников никогда не имели себе равных среди своих преемников; останавливаться на этом нет нужды.

Я ограничусь замечанием, правда, второстепенного характера, но все же весьма интересным — что современных художников нельзя ставить рядом с древними.

У древних поэты создавали законы в различных областях, а теперь они принадлежат к числу легкомысленных и приятных людей, способствующих развлечению общества, но они не призваны более руководить его важными делами. В корпорации ученых они помещаются только во втором ряду. Люди же, сознающие себя особенно искусными, выбирают преимущественно поприще, сулящее наибольший почет. Поэзии поэтому посвящает себя теперь только тот, кто не может успевать в области умственного труда, пользующегося в настоящее время наибольшим уважением в глазах общественного мнения. Живописец или скульптор, получивший известность, мог выбирать по всей Греции натуру для любой части тела. Самые уважаемые семьи считали для себя честью, когда выбор падал на их дочерей; теперь же художники вынуждены брать натурщиц из низших классов общества, да и тут еще встречают отказ со стороны людей, нравы которых не испорчены.

4. Общая научная идея, возникшая на определенном этапе, всегда приводится в исполнение на последующем этапе. Египетские жрецы основали политеизм, политеистами же были 12 Сен-Симой, г.1

178 Очерк нанки о человеке

греки, т. е. они верили в существование многих невидимых причин, которые они обоготворяли. То же самое произошло и с теизмом: основателем его был Сократ, а через пятьсот лет после смерти Сократа теистами стали римляне.

Сократ — величайший из существовавших когда-либо людей. Ни один человек после него не может сравняться с ним, ибо этот гениальнейший человек создал величайшую концепцию, какая только могла зародиться в человеческом разуме. Добрая слава, которой пользуется Сократ, хотя и чрезвычайно велика, хотя и больше всех других, не является еще в полной мере тем, чем она должна быть, она еще несколько беспредметна: моя задача в настоящий момент и заключается в том, чтобы ее точнее охарактеризовать.

Анализируя концепцию Сократа, я нашел, что она слагается из двух простых общих идей: первая — что всякая система должна быть организована в единое целое, в котором второстепенные принципы выводились бы из общего принципа, третьестепенные принципы — из второстепенных так, чтобы можно было нисходить но лестнице морали с равными промежутками между ступенями от единого общего принципа до наиболее частных идей. Вторая идея, входящая в состав концепции Сократа, заключается в том, что человек для образования своей научной системы, т. е. для согласования своих идей об устройстве вселенной и для прочного обоснования своих

Очерк нацки о человеке 179

знаний о составе и ходе явлений, должен пользоваться то априорным, то апостериорным методом. Сила человеческого ума крайне огра-ничена, так что его внимание утомляется рассматриванием вещей всегда с одной и той же точки зрения, и единственное средство для ускорения его успехов — это менять направление мысли. Так, после напряженной работы при переходе от идеи единой причины, управляющей вселенной, к самым частным следствиям он чувствует, что его внимание утомлено, что он не находит более ничего нового, что его отвлеченные и конкретные идеи перемешались до того, что он не может в них разобраться,— тогда самое лучгпее, что он может сделать, это изменить направление мысли в совершенно противоположную сторону, т. е. рассуждать a posteriori, восходить от рассмотрения частных фактов к фактам более общим и верным путем направиться к наиболее общему факту. Одним словом, Сократ был изобретателем м е т о д а , и после него никто, не исключая и Бэкона, не поднимался до такой высоты мысли. Ни один из учеников Сократа не обладал таким обширным умственным горизонтом, как учитель, так что его школа вскоре после смерти ее главы и основателя распалась.

В сократовской школе наиболее выдвинулись Платон и Аристотель; они разделили ее на две совершенно различные школы, имевшие различные названия и в своих трудах державшиеся противоположных направлений. Одну 12*

J 80 Очерк науки о человеке

называли школой академиков, а другую — школой перипатетиков; названия п р и о р и -с т о в и п о с т е р и о р и с т о в были бы более подходящими, так как они указывали бы на учение, преподаваемое каждым из этих философов.

Я не хочу сказать, что Платон был исключительно приоратом, а Аристотель исключительно постериористом, а говорю только: первый полагал и учил, что рассуждения a priori заслуживают предпочтения перед рассуждениями a posteriori, между тем как второй учил обратному, но, повторяю, ни тот, ни другой не сравнялся и не заместил Сократа, который в своей беспристрастной трансцендентной философии считал оба пути — a priori и a posteriori — одинаково плодотворными и ведущими к множеству открытий, но он полагал, что ими следует пользоваться попеременно.

Весьма интересно, мне думается, заметить, что человеческий разум инстинктивно шел тем путем, который наметил ему Сократ (не понятый вдолне своими учениками).

Действительно, история нам показывает, что идеи Платона предпочитали идеям Аристотеля в продолжение одиннадцати веков, протекших с момента их провозглашения в Академии до царствования халифов Аль-Рашида и Аль-Мамуна, но что в их время Аристотель был переведен арабами, и ученые начали предпочитать его произведения произведениям Платона, и это длилось затем также


одиннадцать веков. Эта идея требует подробного развития, которое я дам позже, так как в этом кратком очерке оно было бы неуместно. Тем не менее я не могу закончить эту статью, не сказав еще двух слов о даровании Сократа, не отметив необыкновенной проницательности, которую он выказал по поводу одного важного вопроса, и разумного участия, которое он в нем принял. Чтобы изложить эту весьма важную идею, мне нужно остановиться на некоторых деталях и проанализировать труды Сократа. Они слагаются из двух совершенно различных частей: одна имеет целью п о с т р о е н и е м е т о д а , другая — е г о п р и м е н е н и е . Я уже сказал, в чем заключается метод, установленный Сократом, и я не стану возвращаться к этому вопросу. Я буду говорить о его чисто научных трудах и покажу, что он разрабатывал их согласно своим методологическим воззрениям, отличавшимся проницательностью и в то же время большой глубиной. Его чисто научные труды были двух родов. Труды первого рода имели задачей разрушить веру во многих богов, или, выражаясь более обще, в существование многих причин; во всех своих спорах с софистами и жрецами он их разбивал методом a posteriori, и его победа над ними была столь полна, он их так осмеял, что, утомленные глупой ролью, которую он заставлял их играть, они сделали его жертвой суеверия, направленного ими против него. Доугой труд, которым занимался Сократ,— это построение научной си-


стемы: здесь он рассматривал вещи a priori. Сократ, как видим, ясно понимал, что критиковать нужно a posteriori, а строить — а priori.25

Д е в я т о й ч л е н р я д а

Дальнейшему движению человеческого разума, о котором я буду сейчас говорить, способствовали древние римляне.

Но прежде чем точно определить, в чем заключаются успехи, которыми человеческий разум им обязан, я скажу о двух идеях, относящихся не только к этому члену, но и присущих всем членам ряда. Это двд общих наблюдения.

П е р в о е н а б л ю д е н и е . Между египтянами, греками, римлянами и сарацинами есть то общее, что эти четыре народа, последовательно составлявшие научный авангард человеческого рода, населяли изолированные страны.

Египтяне не имели соседей; их страна была окружена с одной стороны морем, а со всех других сторон — необитаемыми песчаными пустынями.

Греческие народы и среди них лакедемоняне, в руках которых было сосредоточено общее командование союзными силами, жили на полуострове, соединенном с материком весьма узкой полосой земли.

Италия окружена с трех сторон морем, а с четвертой ее отделяют от континента Аль-

Очерк науки о человека 183

пы; таким образом, римляне обитали также на полуострове.

Небольшая территория городов Медины и Мекки расположена на побережье Красного моря, а со всех других сторон отделена необозримыми пустынями от остальной часги Аравии, которая, если рассматривать ее в целом, является также страной изолированной, так как окружена с трех сторон морем и отделена от Азии пустынями.

Возьмем, наконец, англичан, заслуживающих — с этим приходится согласиться — первое место среди новейших народов, так как:

1) они дали миру Бэкона, Ньютона, Лежка, Кавендиша, Пристли,

2) у них народ имеет лучшие жилища, лучше одет, лучше питается и лучше просвещен,

3) соответственно своему народонаселению они оказывают наибольшее влияние на другие народы,

4) они нашли тип политической и социальной организации, который постепенно заменит собой у всех европейских народов феодальный режим; они являются верными хранителями своей конституции, доставляющей каждому из них наибольшую личную свободу, какой только можно пользоваться в густо населенной стране.

Этот обший всем народам, игравшим первою роль, Факт доказывает, как видим, что изолированность необходима для приобретения индивидуальности, без которой полиги-


ческое общество не может долгое время сохранять свое преобладающее положение.

Если бы я хотел распространяться на эту тему, я мог бы сделать интересные сопоставления из древней истории между географическим положением лакедемонян, с одной стороны, и афинян — с другой, а из новой истории между англичанами, с одной стороны, и французами — с другой. С одной стороны, суровость нравов и серьезность лакедемонян и — легкомыслие афинян и их блестящая храбрость; с другой стороны, патриотизм англичан, их неизменная забота о поддержании у себя личной свободы и свободы печати и — любезность французов, их блестящие успехи в литературе и их героизм на военном поприще.

В т о р о е н а б л ю д е н и е . Монтескье сказал, что характер народов большей частью складывался под влиянием климата страны, которую они населяли. Монтескье ошибался, ибо характер народов, игравших первую роль, определялся во все времена серьезностью, суровостью нравов и образа жизни, и этот характер выявлялся последовательно в Египте, в Греции, в Италии и т. д. Он переходил от тропика до пятидесятого градуса северной широты. Но народы, обладавшие им в то время, когда они находились во главе человеческого рода, впоследствии его теряли. Рим, город, бывший резиденцией римских сенаторов; стал теперь местопребыванием паяиев, скоморохов и всякого рода шутов; население

Очерк наики о человеке 185

Греции, некогда столь просвещенное, стало теперь грубейшим народом. Жители Багдада, столь образованные во времена Аль-Мамуна, находятся ныне в состоянии величайшего невежества.

С о о б р а ж е н и я , н е п о с р е д с т в е н но к а с а ю щ и е с я р и м л я н . Римляне установили теизм, они же были основателями публичного права и способствовали наибольшему развитию этой науки. Это две области, в которых этот народ содействовал развитию человеческого ума, это два вида деятельности, составлявшие моральную индивидуальность этого народа. Эти два проявления умственной работы сообщили ему тот характер, который отличает его от предшествовавших ему и от последовавших за ним народов.

В уме читателя, наверное, возникло теперь следующее любопытное соображение. Великая слава, которую римляне приобрели и которой пользуются и поныне в науке, основана на том, что они сделали в течение пяти* векового республиканского правления, между тем как они двинулись дальше греков при императорах. Этот прогресс заключался в установлении теизма и в создании гражданского права. Эти два достижения были очень важны, ибо на основе политеизма — религии, лишенной идеи единства, невозможно было создать многочисленное политическое общество, состапленное из народов, имевших различные языки и обычаи, живших в различных климатических условиях и получавших


со своей земли неодинаковые продукты. Греки, бывшие политеистами, как ни возвеличиваются своими историками, были, однако, немногочисленны, говорили все на одном и том же языке и населяли чрезвычайно малую по размерам страну, между тем как современные европейцы, соединенные в политическое общество, весьма многочисленны, населяют обширную страну, говорят на десяти различных языках и употребляют, в зависимости от широты, под которой они живут, чрезвычайно различную пищу. В Греции было лишь немного свободных людей, в современной же Европе сто пятьдесят миллионов людей пользуются гражданскими правами. Именно институт гражданского права, неизвестный грекам, привел к этим счастливым переменам.

Две вещи, которые мне еще остается сказать о римлянах, не касаются прямо прогресса человеческого разума и поэтому не представляют большой важности, но читатель, надеюсь, найдет их весьма интересными, так как они относятся к злободневным вопросам и имеют прямое отношение к великим событиям, подготавливающимся на наших глазах. Первая — это сравнение между римлянами и англичанами в их стремлении к всемирному господству, а вторая — это набросок другого сравнения, которое я хочу провести между кризисом, пережитым человеческим родом при первых римских императорах, и кризисом, переживаемым нами теперь.

Очерк науки о человека 187

С р а в н е н и е м е ж д у р и м л я н а м и и а н г л и ч а н а м и . Я не хочу проводить это сравнение полностью; я намерен только констатировать сходство, до известной степени и в известном смысле, между отношениями, которые римляне имели с греками, и теми отношениями, которые англичане пытаются установить с народами Европейского континента.

Рим, расположенный в центре Великой Греции, был греческой колонией или по крайней мере он был окружен основанными греками колониями. Его законодатели Ромул, Нума и, может быть, другие, имена которых не дошли до нас, дали первоначальному римскому народу конституцию, коренным образом отличавшуюся от политического строя других греческих народов. Они построили эту конституцию на существенно отличных религиозных и политических основаниях. Политеизм был общей религией греков и римлян, но с той разницей, что греки, к какой бы национальности они ни принадлежали, выше всего чтили Дельфийский и Олимпийский храмы, между тем как у римлян первыми божествами были лары.

Доверие, которое греки питали к оракулам Дельфийского и Олимпийского храмов, давало жрецам, состоявшим при этих храмах, возможность напоминать каждому из членов политического общества об общих интересах, привлекать их внимание к этим интересам и придавать последним болышее


значение, чем чувству национального патриотизма. Если бы у римлян предметом высшего религиозного почитания был храм, общий для них и их соседей: сабинян, вольскоз, вейев и других, то эти различные народы образовали бы в Великой Греции союз, подобный союзу греков в древней Греции, но внушенное им предпочтение домашних божеств — ларов воспламеняло их патриотизм и заглушало в них всякое чувство общего интереса с их соседями.

Религия, с какой бы стороны ее ни рассматривать, является главным политическим учреждением. В пассивном смысле она представляет верование. И что же? Соседние народы, имеющие различные верования, почти всегда враждуют между собой. Активная сторона заключается в толковании воли божества жрецами. Когда священнослужители соседних народов не образуют единой духовной корпорации, то жрецы каждого из них пекутся об интересах своего народа и, не имея общих интересов, не противодействуют его честолюбивым замыслам, которые они сами разделяют.

Благодаря своему горячему патриотизму римляне достигли господства над всеми своими соседями, что, как я уже сказал, не имело бы места, если бы они были объединены с ними религиозной связью. Теперь легко будет заметить черты сходства между политикой римлян и политикой англичан.

Очерк науки о человеке. 189

Со времени возникновения европейского общества и до революции Лютера англичане были связаны с континентом узами религии, поэтому их национальное честолюбие до этой эпохи не переходило известных границ. Но после революции Лютера их политика совершенно изменилась; они совершенно порвали религиозные связи, объединявшие их с народами континента; религия, которую они приняли, — национальная религия; она существует только у них: это — а н г л и к а н с к а я религия. С той поры они задались целью подчинить себе всю массу европейского населения и в конце концов этого достигнут, если европейцы не заставят их вновь присоединиться к ним посредством какого-нибудь учреждения.

Это только беглый взгляд, и я не буду его сейчас развивать; к этому вопросу я вернусь, когда буду говорить о современности.

Я перехожу к обещанному выше с р а в н е н и ю м е ж д у п о л и т и ч е с к и м к р и з и с о м , ныне нами переживаемым, и кризисом, наступившим у римлян при падении республики.

Идея общего закона, управляющего вселенной, относится к идее многих частных законов, регулирующих явления различных отраслей физики, как идея единого бога относится к идее многобожия. Около тысячи лет прошло с установления в Греции политеизма, когда римляне, принявшие его с некоторыми видоизменениями, были вовлечены в


сильнейший из всех известных истории политический кризис вследствие перехода от идеи многобожия к идее единобожия. Это изменение в общем мировоззрении и было главной причиной ужасного беспорядка, з котором обширная Римская империя находилась в течение многих веков, беспорядка, до сих пор объяснявшегося только второстепенными причинами. По этому поводу я не могу не заметить, что очень немногие люди в состоянии рассуждать о великих фактах, но многим должно нравиться чтение произведения, озаглавленного: «Великие события от малых причин», а между тем, это произведение развивает совершенно ложную идею, так как всякое следствие непременно соответствует своей причине. В применении к данному вопросу это значит, что наибольший беспорядок, в котором общество находилось по достижении известной высоты цивилизации, необходимо был вызван наибольшей моральной причиной, способной действовать на просвещенных людей. Этой причиной, очевидно, является изменение самой важной, самой общей идеи, служащей поэтому связью для всех других; одним словом, очевидно, что величайлий кризис человечества был вызван переходом от политеизма к теизму.

Теперь остановлюсь на кризисе, в котором мы находимся в настоящее время и скажу, что этот кризис (крайне жестокий, так как вся Европа объята пламенем войны и армии обеих сторон составляют теперь многие мил-

Очерк науки о человеке 191х

лионы людей), несомненно, обусловлен причиной величайшего значения. Причина же, могущая наиболее сильно действовать на общество,— это изменение, совершенствование общей идеи, общей веры.

Именно эта причина действует на самом деле; она заключается в переходе просвещенного класса от идеи многих частных законоз, определяющих отдельные явления различных отраслей физики, к идее единого закона, управляющего всеми ими.

Любопытно заметить, с одной стороны, что прошла тысяча лет с тех пор, как арабские ученые при халифе Аль-Мамуне основали опытные науки и, следовательно, постигли частные законы, управляющие явлениями различных отраслей физики, и, с другой стороны, что именно такой же период времени отделяет эпоху, когда египетские жрецы учили посвященных политеизму, от эпохи, когда вся масса населения перешла к верованию в существование единой причины. Я пользуюсь выражением п р и ч и н а , а не словом б о г , потому что первое естественно объясняет мне многое, чего не делает второе.

Верование в единую причину было твердо обосновано Сократом, но это верование подлежало совершенствованию, которое человеческий разум, как видим, осуществил только после многовековых трудов. Было два способа восприятия· идеи е д и н о й п р и ч и -н ы. В одном главную роль играло воображение, в другом — наблюдение и рассуждение.


Сначала человеческий разум наложил на идею « е д и н а я п р и ч и н а » печать воображения, ибо воображение развивается — как во всем человеческом роде, так и в отдельном индивиде — раньше способности рассуждения.

Я сказал выше, что развитие общечеловеческого разума шло тем же путем, что и развитие индивидуального ума, и это наблюдение не должно быть упущено, так как оно может осветить интересующий нас вопрос. Ребенок, ударившийся о камень, сердится и говорит ему: злой камень! Его живое воображение направляет упреки по адресу камня, он рассматривает камень как одушевленное существо. В этом возрасте ощущается изобилие жизни, и все представляется живым. В зрелом возрасте, наоборот, изобилие жизни уже не чувствуется, склонность считать ее столь щедро распространенной в природе исчезает. Наконец, без дальнейших сравнений вполне естественно, что люди сначала одушевляли причину всех явлений, происходящих во вселенной; вполне также естественно, что теперь они рассматривают эту причину как закон, и такое воззрение покоится на многих основаниях, из которых я сейчас укажу наиболее важные.

1. Вера в бога только отодвигает трудность, ибо она не избавляет от изучения природы, не выясняет сущности законов, которым подчинен мир; эта вера оказывается


совершенно лишней и станет абсолютно бесполезной, как только удастся в совершенстве познать эти законы.

2. Вера в бога без веры в откровение не имеет никакой ценности, как это очень основательно доказал канцлер д'Агессо: 26 такая вера сама по себе не дает никаких правил поведения. А вера в откровение должна была прекратиться с того момента, когда приобретенные знания, значительно опередив знания людей, говоривших именем бога, позволили раскрыть заблуждения в писании, почитаемом как божественное.

3. Здравый смысл не может мириться со множеством противоречий, заключающихся в богословской системе. Бог представлен всемогущим; утверждают, что, создавая человека, он хотел сделать его счастливым, а ему это не удается. Бог, говорят, совершенство, а на следующей странице рассказывается о его гневе против человека. Бог все предусматривает, однако, человек пользуется свободой воли. Человек должен быть наказан за содеянное им зло и вознагражден за совершенное им добро, но так как эти воздаяния и наказания имеют место только в другой жизни, то добрые не поощряются, а злые не сдерживаются примером.

Когда размышляешь о богословской системе, то, с одной стороны, нельзя не восхищаться ею, принимая во внимание эпоху, в которую она была создана; с другой — нельзя не осознать громадности расстояния, отде-13 Ссп-Симон, т. I


ляющего ее от современного состояния просвещения, и, следовательно, необходимости ее усовершенствовать во всех отношениях и страх перед адом заменить физиологическим доказательством того, что всякий, кто ищет счастья в направлении, вредном для общества, всегда подвергается наказанию, неизбежно вытекающему из законов организации.

Вернемся теперь к главному сравнению, а именно — к сравнению кризиса, который пришлось пережить человеческому разуму во время установления теизма, с кризисом, испытываемым им в настоящее время.

Цицерон, один из величайших политических деятелей своего времени, говорит в своем произведении De natura deorum («О природе богов»):27

«Я буду ее защищать, как всегда защищал, и никогда речь ученого или невежды не заставит меня забыть учение, унаследованное от наших отцов, касающееся культа бессмертных богов. Ибо, когда речь идет о религии, я придерживаюсь воззрений верховных жрецов Корункания, Сципиона, Сце-волы, а не мнения Зенона, Клеанта или Хризиппа; я присоединяюсь к авгуру Ле-лию, к этому мудрому человеку, к которому по вопросам религии я охотнее прислушиваюсь в его знаменитой речи, чем слушаю кого-либо из главарей стоиков. Вся религия римского народа состоит из жертвоприношений и гаданий, к которым на третьем месте присоединяются предсказания толко-

Очерк нанки о человеке 195

зателей Сивиллы и гаруспиков28 по чудесам и необыкновенным явлениям; я никогда не полагал, что можно пренебрегать каким-либо из этих обрядов, и остаюсь при убеждении, что Ромул и Нума29, из которых один установил гадания, а другой жертвоприношения, были оба истинными основателями нашей республики, которая без высшего покровительства бессмертных богов, без сомнения, никогда не могла бы достигнуть той степени могущества, которым она ныне обладает».

Цицерон должен был бы заметить, что политеизм устарел, что это верование, значительно отставшее от состояния просвещения, стало столь нелепым, что сам он часто говорил, что не понимает, как два авгура могут смотреть друг на друга без смеха; он должен был понимать, что невозможно вернуть силу этой древней религии и что она неизбежно должна будет уступить место новой, более соответствующей состоянию просвещения.

Теперь многие высокообразованные и чрезвычайно даровитые люди повторяют ошибку Цицерона, стараясь укрепить ослабевшую религию; подобно Цицерону, они смеются над раем и адом, над материнством святой девы, над земным раем, над непогрешимостью папы, подобно тому как тот смеялся над гаруспициями; н подобно ему они хотели бы, чтобы идеи, являющиеся для них предметом насмешек, были уважаемы. 13*


Из той параллели, которую мы сейчас провели, вытекает еще одно сравнение. Цицерон не верил в возможность установления новой религиозной системы; точно так же теперь многие считают невозможным создание новой системы верований. Однако вскоре после уверений, данных Цицероном и многими другими мыслителями его эпохи, место политеизма заняла другая религия, более возвышенная по своей морали; и теперь можно с уверенностью сказать, что в ближайшем будущем необходимо установится такая система веры, мораль которой будет гораздо выше христианской, и что только таким путем мы гможем выбраться из болота и итти вдаред: всякий попятный шаг был бы нам только бесполезен; к счастью, он для нас невозможен.

Д е с я т ы й ч л е н р я д а

Своим десятым достижением человеческий разум обязан сарацинам, т. е. арабам; они изобрели алгебру, основали опытные науки.

Сарацины имели то общее с египтянами, греками и римлянами, что они, подобно этим народам, составляли авангард в движении человеческого разума и населяли страну, отделенную от других естественными преградами — главным образом морем, а затем песчаными пустынями. Но во многих других


отношениях они отличались от египтян, греков, римлян и всех других известных народов (кроме арабов); так как их страна была доступна культуре только в незначительной части, то основная масса населения осталась кочевой. Общее государственное управление не развивалось и не совершенствовалось.

Народ жил отдельными и независимыми друг от друга племенами. Деспотизм не мог у них установиться, но подобная социальная организация, перенесенная в культурные страны, где были многолюдные города, где правительство имело постоянное местопребывание, должна была быстро выродиться в деспотизм. Именно это и произошло с той частью этого народа, которая осела вне пределов Аравии, когда арабы стали завоевателями. Особые обстоятельства помешали вырождению патриархального правления мавров, водворившихся в Испании, в деспотическое.

Я здесь не буду подробнее развивать идеи, относящиеся к политике арабов, которую они вели как у себя, так и в завоеванных ими странах, где они основали «овые государства. Развитие этой идеи я откладываю по двум соображениям: во-первых, мои мысли об этом предмете еще недостаточно ясны, а во-вторых, ряд наблюдений, который я здесь излагаю, имеет характер эпизодический, и я поэтому должен быть по возможности кратким.


О д и н н а д ц а т ы й ч л е н р я д а

Основателем европейского общества был Карл Великий; он прочно объединил различные народы, составляющие это общество, связав все нации религиозными узами с Римом и сделав этот город независимым от всякой светской власти. Начиная с Карла Великого и до настоящего времени европейское общество всегда было самым сильным в материальном отношении, но в умственном отношении оно заняло первое место лишь после того, как мавры были изгнаны из Испании; под его влиянием человеческий разум еще не сделал ни одного шага общего характера; все успехи, которые это общество сделало в науках, имели частный характер, другими словами, оно до сих пор совершенствовало только частные науки. Труды, произведенные им до настоящего времени, могут быть рассматриваемы только в качестве подготовительных работ для осуществления общего улучшения в системе идей. Анализ его трудов от X V в. до наших дней показывает окончательное разрушение научной системы, созданной две тысячи лет тому назад, и весьма успешное построение научной системы, основание которой положили арабы в период халифата Аль-Мамуна. Но, повторяю, этот результат не является шагом общего характера, сделанным современными европейцами, т. е. мы еще не заслужили того, чтобы беспристрастный историк, историк,


не задающийся целью льстить своим современникам, поставил нас рядом с египтянами, греками, римлянами и сарацинами. Первые установили различие между идеей п р и ч и · н ы и идеей с л е д с т в и я и построили систему религиозных идей, вторые создали политеизм, третьи установили теизм, а последние заменили идею одушевленной причины, легшую в основание теизма, идеей о многих законах, управляющих вселенной.

Посмотрим теперь, что мы сделали. Мы, повторяю, продолжали и совершенст

вовали труды сарацинов, но мы не свели идеи многих законов к идее единого закона или по крайней мере мы еще не преобразовали научную и прикладную системы согласно идее единого закона. Это задание еще не выполнено и принадлежит будущему. Коснувшись его, мы должны установить двенадцатый член ряда.

Я прошу читателя вспомнить сказанное мною в предисловии: б у д у щ е е с л а г а е т ся и з п о с л е д н и х ч л е н о в р я д а , в кот о р о м п е р в ы е ч л е н ы с о с т а в л я ю т п р о ш л о е ; т а к и м о б р а з о м , и з у ч е н и е р а з в и т и я ч е л о в е ч е с к о г о раз у м а в п р о ш л о м о т к р о е т н а м п у т ь , по к о т о р о м у он п о й д е т в б у д у щ е м . Я прошу читателя поразмыслить о том, не являются ли эти краткие заметки о применении общего принципа верным доказательством его правильности; я прошу его прервать на минуту чтение и подумать о том.


что будет в дальнейшем: окажется, что он найдет свои мысли изложенными в следующих строках.

Д в е н а д ц а т ы й ч л е н р я д а

Общая система наших знаний будет преобразована; она будет основана на веровании, что вселенная управляется единым неизменным законом. Все прикладные системы: религиозная, политическая, моральная, гражданского законодательства — будут согласованы с новой системой наших знаний.

Я теперь не буду подробно останавливаться на прошлом и будущем прогрессе человеческого разума; если я говорю об этом в первой части, то лишь эпизодично, предварительно и потому кратко. Меня побудило коснуться здесь этого вопроса наблюдение, что человеческому разуму необходимо знание общей идеи во всей ее цельности для того, чтобы заинтересоваться развитием частностей, что его внимание чрезвычайно ограничено, и поэтому на протяжении всего труда надо часто восстанавливать перед его умственным взором всю целостность предмета; это я и намерен делать...

З А К Л Ю Ч Е Н И Е

...Наилучшее применение, которое мы могли бы дать в настоящее время своим


умственным силам, это: 1) сообщить науке о человеке позитивный характер, основывая ее на наблюдениях и разрабатывая методом, употребляемым в других отраслях физики; 2) ввести науку о человеке (построенную таким образом на физиологических знаниях) в народное образование и сделать ее главным предметом преподавания.

Для достижения этой цели нужно составить следующие ряды:

П е р в ы й р я д : с р а в н е н и е м е ж д у с т р у к т у р о й н е о р г а н и з о в а н н ы х и о р г а н и з о в а н н ы х т е л . Результат этого сравнения — доказательство, что действия, производимые неорганизованными телами, и воздействие организованных тел на внешний им мир пропорциональны степени совершенства в структуре тех и других.

В т о р о й р я д : с р а в н е н и е р а з л и ч ных о р г а н и з о в а н н ы х т е л по с т е п е н и их о р г а н и з о в а н н о с т и . Результат этого сравнения — доказательство: 1) что из всех известных нам тел человек наилучше, т. е. наиболее организован; 2) что чем более животное организовано, тем более оно разумно.

Т р е т и й р я д : с р а в н е н и е у м а жив о т н ы х в р а з л и ч н ы е э п о х и их с у щ е с т в о в а н и я . Результат этого сравнения — доказательство, что все животные способны совершенствоваться пропорционально степени совершенства их первоначальной

202 Очерк науки о человек*

организации и что если человек является единственным животным, которое совершенствовалось, то это потому, что он мешал умственному развитию других животных, к которому они были способны.

Ч е т в е р т ы й р я д : с р а в н е н и е сос т о я н и я ч е л о в е ч е с к и х з н а н и й в р а з л и ч н ы е э п о х и . Результат этого сравнения — доказательство, что человеческий ум беспрерывно прогрессировал и никогда не делал попятных шагов.

П я т ы й р я д : х р о н о л о г и ч е с к а я к а р т и н а г л а в н ы х н а у ч н ы х и пол и т и ч е с к и х с о б ы т и й с X V в. д о н а с т о я щ е г о д н я . Результатом обсуждения фактов, отмеченных в этой картине, должно быть: объяснение причин кризиса, переживаемого ныне человеческим родом, анализ этого кризиса, предположение о пути его окончания, указание средств, находящихся в распоряжении ученых, для сокращения его длительности и для завершения его в согласии с интересами всех европейских народов.

Работая над этим произведением, я убедился, что если бы эти пять рядов были методически установлены, то:

1) введение изучения физиологии в народное образование не встретило бы препятствий, а если бы и встретило, то физиологи оказались бы вооруженными достаточно вескими аргументами, чтобы их без труда устранить.

Очерк науки о челозекс 203

2) политика стала бы наукой наблюдения, и политические вопросы трактовались бы, наконец, теми, кто изучает позитивную науку о человеке, тем же методом" и тем же способом, какие применяются теперь к вопросам, относящимся к другим явлениям.

ПИСЬМО К ФИЗИОЛОГАМ

Гг.! Прошу вас принять посвящение этой первой части моего труда. Вы непосредственно заинтересованы в успехе моего начинания, вы вполне можете создать ему авторитет; из всех ученых только вы можете помочь мне своими советами, и только с вами я могу с наибольшей пользой объединиться для совместной работы по улучшению судьбы человеческого рода, что является общей целью наших с вами трудов. Без вашей помощи мне невозможно успешно довести дело до конца; если вы решительно поддержите меня, то в несколько лет я совершу великий и полезный переворот в науке.

История свидетельствует, что научные и политические революции чередовались между собой, что они последовательно были одни для других то причиной, то следствием. Бросим беглый взгляд на наиболее замечательные из них, имевшие место с X V в. Этот краткий обзор покажет вам, что ближайшая революция должна быть научной, а мой труд докажет вам с наибольшей очевид-


ностью, что именно вы должны главным образом произвести эту революцию и что именно вам должна она быть полезна.

Н а у ч н а я р е в о л ю ц и я

Коперник опровергает старую систему мира и устанавливает новую; он доказывает, что Земля отнюдь не находится в центре солнечной системы и что она, следовательно, тем более не находится в центре мира; он доказывает, что в центре системы, часть которой составляет Земля, играя в ней весьма незначительную роль, находится Солнце. Доводы Коперника подрывают в основании все здание христианской религии.

П о л и т и ч е с к а я р е в о л ю ц и я

Лютер изменяет политическую систему Европы, освобождая население Севера от религиозной юрисдикции папы; он ослабляет политическую связь, соединявшую европейские народы. Успех революции Лютера внушает Карлу V идею подчинить все население Европы светской юрисдикции. Он пытается осуществить этот проект, но предприятие это ему не удается.


Бэкон своим произведением о достоинстве наук и в еще большей степени своим трудом,

Очерк Науки о Человеке 205

озаглавленным им Novum Organum, опрокидывает старую научную систему; он доказывает, что система наших знаний будет прочно построена лишь тогда, когда будет возведена на основе, состоящей исключительно из установленных фактов.

Галилей доказывает суточное вращение Земли вокруг своей оси, что дополняет систему Коперника и склоняет общественное мнение помещать священные книги среди романов.


Карл I был осужден своими подданными и погиб на эшафоте. В Англии совершается наиболее памятная политическая революция; там устанавливается новый порядок социальной организации, неизвестный древним народам. Английская нация разделяет королевскую власть на две части: одну, состоящую в пользовании цивильным листом и почестями, она делает наследственной, другая становится полностью выборной; эту власть она вручает канцлеру казначейства, которого делает ответственным и сменяемым по желанию большинства парламента.

Людовик XIV, подобно Карлу V, пытается подчинить всю Европу светской юрисдикции; он удачно начинает эту# попытку, но в конце концов приводит Францию на край гибели.



Появляются Ньютон и Локк; у них рождаются капитальные идеи, позволяющие науке сделать большой шаг вперед; их идеи воспринимают французы, развивают их в Э н ц и к л о п е д и и , над которой работают самые замечательные ученые этой нации.

Все французские литераторы поднимают моральный бунт против правительства, они дерзают трактовать наиболее важные политические вопросы, они исследуют вопрос о происхождении властей и излагают в бесчисленных сочинениях свои идеи о лучшей социальной организации. Они проповедуют политическую реформу, т. е. революцию.


Французская революция начинается немного лет спустя после издания Э н ц и к л о п е д и и ; на поверхность, как пена, всплывает чернь; невежественный класс завладевает всей властью и вследствие своей неспособности приводит к голоду среди изобилия.

Гениальный человек30 осуществляет пожелания всех просвещенных людей, реформируя монархию и дав ей Сенат и Законодательный корпус в качестве конституционных ограничений.

Англия и Франция возобновляют, каждая на свою ответственность, попытку Карла V и Людовика XIV подчинить все население

Очерк науки о человеке. 207

Европы своему светскому игу. Соперничество, которое между ними возбуждает это намерение, приводит к войне, захватывающей все европейские народы.


Здесь мы подошли к будущему. То, что я говорю, должно явиться предсказанием. Я мог бы его значительно расширить, но я ограничиваюсь в данный момент тем, что относится к науке о человеке.

Наука о человеке, основанная на физиологических знаниях, будет включена в народное образование, и те, которые будут выкормлены этой научной пищей, достигнув зрелого возраста, будут пользоваться при рассмотрении политических вопросов методом, употребляемым в других отраслях физики в применении к соответствующим явлениям. Между трудами XVIII и X I X вв. будет та разница, что вся литература XVIII в. стремилась разрушить, между тем как литература XIX в. будет стремиться преобразовать общество.

Император, обширный гений которого оо нимает сразу все интеллектуальные направления, предвидел, предчувствовал эту революцию; он ее вызвал своим вопросом, обращенным к Институту, но по существу адресованным ко всем французам и даже ко всем обитателям земного шара, так как все они заинтересованы в его разрешении: к а к и м и

^08 Очерк науки о человеке

с р е д с т в а м и м о ж н о у с к о р и т ь п р о г р е с с н а у к ? Вопрос, заключающий в себе другой: к а к и м и с р е д с т в а м и м о ж но в о с с т а н о в и т ь с п о к о й с т в и е в Е в р о п е , п р е о б р а з о в а т ь в с е о б щ е с т в о е в р о п е й с к и х н а р о д о в и у л у ч ш и т ь с у д ь б ы ч е л о в е ч е с к о г о р о д а ?

Имею честь, господа, пребывать вашим покорнейшим слугою

Анри дс Сен-Симон

Т Р У Д О ВСЕМИРНОМ Т Я Г О Т Е Н И И 3 1

Средство заставить англичан признать свободу плавания. Посвящается императору и представлено в Сенат, в Государственный совет и трем первым классам Института 82 Аь.ри де Сен-Симоном, двоюродным братом герцога де Сен-Симона» автора „Воспоминании о ре

гентстве1* за

Декабрь, 1813 г.

Е г о и м п е р а т о р с к о м у в е л и ч е с т в у

Ваше величество! Вот средство заставить англичан! признать

свободу плавания. Пусть ваше величество издаст следующий декрет.

Император повелевает:

1. Автору лучшего проекта о преобразовании европейского общества будет пожаловано вознаграждение в 23 миллионов. *

* Надежда на получение такого значительного вознаграждения вовсе не необходима для того» чтобы 14 Сен-Симон, т. I

2] 0 jУ руд о всемирном тяготении

2. К участию в конкурсе допускаются труды всех европейцев и даже всех обитателей земного шара, без различия национальностей.

3. Работы должны быть представлены к 1 декабря будущего года.

4. Каждая работа представляется в трех экземплярах: один его величеству, другой австрийскому императору и третий принцу-регенту Англии.

5. Его величество пригласит австрийского императора и принца-регента Англии обсудить совместно с ним вышеупомянутые работы; если эти два государя не примут его предложения, его величество объявит свое единоличное решение.

6. Имя автора, который будет удостоен премии, подлежит опубликованию 1 января 1815 г.

Ваше величество! Работы всех авторов будут согласны в одном пункте, именно, что все народы континента должны объединить свои усилия, чтобы принудить англичан признать свободу плавания; но еще более категорически всеми авторами будет признан другой пункт, именно: ваше величество должно отка-

побудить выдающихся ученых заняться обсуждением втого вопроса и искать его разрешения, но необходимо возбудить и сосредоточить внимание общества на изыскании средства всеобщего примирения; значительное большинство личностей, составляющих общество, ценит работу только по тем благам, какие она несет с собой в перспективе.

Труд о всемирном тяготении 211

заться от протектората над Рейнским союзом, вывести войска из Италии, возвратить свободу Голландии, прекратить вмешательство в дела Испании, одним словом, войти в свои естественные границы.

Если ваше величество согласно отказаться от своих завоевательных планов, то ваше величество вынудит англичан восстановить свободу морей. Если же ваше величество пожелает еще более увеличить огромное количество приобретенных вами лавров, то ваше величество разорит Францию и в конце концов окажется в прямом и полном противоречии со стремлениями своих подданных.

Ваше величество! Мое убеждение в том, что мне удалось установить общий интерес вашего величества и ваших подданных, на· столько окрепло, что предписывает мне возвысить свой голос и опубликовать результаты моих размышлений. Побуждения мои чисты. Я искренне желаю славы вашему величеству и счастья моим соотечественникам. Великодушие характера, неизменно проявляемое вашим величеством при всяких обстоятельствах, служит мне верной гарантией снисхождения вашего величества к тем смелым выражениям, к которым меня может вынудить развитие моих мыслей.

Предлагаемое мною средство может показаться с первого взгляда философским бредом, похожим на проект вечного мира аббата Сен-Пьера.

В немногих словах я постараюсь доказать 14*

212 Труд о всемирном тяготении

вашему величеству, что я ставлю своей целью не химеру, а действительность.

Я разобрался в этом вопросе и покажу, что на него можно дать ответ. Я прошу ваше величество соблаговолить принять посвящение этой работы.

Первый набросок моего проекта преобразования европей:кого общества я озаглавил «Труд о всемирном тяготении», — потому что идея всемирного тяготения должна послужить основой новой философской теории, а новая политическая система в Европе явится следствием новой философии. Несмотря на то, что я принужден был подняться на значительную высоту абстракции, я надеюсь с-блечь мои мысли в ясную и даже привлекательную форму. Осмеливаюсь уверить, что моя работа заинтересует ваше величество, если только ваше величество возьмет на себя труд ее прочитать. Я буду очень несчастен, если ваше величество не соблаговолит ею заняться, потому что никто в такой степени, как ваше величество, не в состоянии судить о ней.

Ваше величество! Прогресс человеческого ума дошел до того, что наиболее важные рассуждения о политике могут и должны быть непосредственно выведены из познаний, приобретенных в высших науках и в области физики. Придать политике положительный характер — вот к чему стремится мое честолюбие. Если это начинание мне удастся, то свое наибольшее удовлетворение я получу в


том, что способствовал славе царствования вашего величества, к которому я отношусь с глубочайшим уважением.

Вашего величества признательнейший и преданнейший верноподданный.

П Р Е Д И С Л О В И Е

Милостивые государи! Ребенок, которому предстоит сделаться

сильным человеком, в продолжение долгого времени нуждается в попечении людей, его окружающих. То же можно сказать об идеях. Наиболее общепринятые принципы при своем возникновении были не более, как самыми общими взглядами; поддержка этих взглядов лицами, которые пользуются доверием школы, благоприятствовала их развитию и придала им устойчивость. Я прошу вас, милостивые государи, отнестись благосклонно к предлагаемому очерку.

Я буду вести речь о всемирном тяготении. Эта идея для физиков то же, что идея бога для богословов. Необходимо усиленное сосредоточение мысли, чтобы исследовать это обобщение обобщений и найти средство усовершенствовать его концепцию.

Предполагаемую работу я разделю на три части.

В первой мы установим принципы, во второй будем применять их к идее тяготения, в


третьей сделаем общее приложение их к системе наших знаний.

Каждая из этих частей послужит предметом отдельного очерка. Самая тема эта слишком важна и богата содержанием, чтсбы все связанные с ней вопросы можно было рассмотреть в одном очерке; прежде всего я дам вам общее представление о моем труде в виде программ трех очерков, которые я последовательно представлю на решение вашего ученого судилища.

ПРОГРАММА ПЕРВОГО О Ч Е Р К А

Введение

Лучшим считается то здание, на которое затрачено меньше цемента. Наиболее совершенна та машина, в которой меньше всего спаек. То же можно сказать и о произведениях ума. Наиболее ценна та работа, в которой меньше всего фраз, предназначенных для связи идей между собой. Собрание афоризмов Гиппократа 34 составлено лучшие всех других книг; вот почему он постоянно имел больше всего почитателей. Мы предложим вам, милостивые государи, наши мысли в их естественной обнаженности У них не будет другой связи, кроме той, которая проистекает из порядка их изложения.


Первая мысль

Существуют два совершенно различных рода идей, настолько различных, что всегда можно определить, происходит ли данная идея из источника А или из источника В, какие бы усилия ни делались, чтобы скрыть ее истинное происхождение1 и придать ей несвойственный ее природе характер.

Вещи познаются a priori или a posteriori. В первом случае мы пользуемся идеей для связи между собой наблюдаемых фактов, но тщетны попытки пользоваться ею для точного определения фактов или для открытия новых.

Совершенно противоположное наблюдается при познавании a posteriori... Тут оно основывается на точно определенных явлениях и направляет наш ум по пути, который благоприятствует открытию новых фактов.

Да, милостивые государи, наши идеи двоякого рода, но они имеют общее происхождение: н а ш и о щ у щ е н и я . Дело в том, что наши ощущения являются результатом не одной и той же причины. Действие внешних предметов на нашу личность и, в частности, на наши чувства порождает одни ощущения, тогда как действие внутренней жизненной силы (являющейся скрытой силой) благодаря влиянию, какое она производит на наши органы и наши чувства, обусловливает обоа-зование других ощущений. Одни исходят от периферии нашего существа и направляются


к центру, другие исходят из центрального пункта и отсюда, распространяются к периферии. Первые по своему существу апосте-риорны, между тем как вторые — априорны.

Нетрудно убедиться путем размышления и легко показать на опыте, что свойства обще-го или частного понятия, присущие какой-нибудь идее, никогда не могут исчезнуть. Какой бы частный характер мы ни придавали одним понятиям, он никогда не будет тождествен с первоначальным частным характером других и обобщение первых никогда не уравняется с обобщением, вытекающим из других; отсюда следует, что идея, которая познается a posteriori, должна быть вновь продумана, чтобы получить вполне априорный характер, и наоборот.

Вторая мысль

До сих пор деление научных исследований на априорные и апогтериорные рассматривалось только с точки зрения метафизики. До настоящего времени полагали, что явления всех разрядов могли быть предметом исследования одинаково тем или другим или и тем и другим методом. Мы станем на другую точку зрения; мы рассмотрим это деление с точки зрения физики. Мы покажем, что существует целый класс явлений, которые подлежат исследованию только a posteriori, a другая часть науки представляется нам всегда a priori,


Физика как наука разделяется на две главные отрасли, именно — на физику тел неорганизованных и организованных. Свидетельства наших чувств служат основой изучения физики тел неорганизованных. Но так как свидетельства наших чувств, очевидно, являются лсходной точкой мышления a posteriori, то ясно, что при изучении этой отрасли знания мы следуем апостериорному пути.

В физике тел организованных исходным пунктом нашего исследования является действие нашей жизненной силы (рассматриваемой как скрытая сила); по аналогии мы всегда судим о всем и о частностях жизненного явления в других организованных телах. Случается (на что никогда еще не было указано), что, когда переходят от апостериорного рассмотрения к априорному, в действительности переходят от изучения физики1 тел неорганизованных к изучению физики тел организованных, и наоборот.

Правильное определение души 35 в физическом смысле есть единственное и притом верное средство провести твердую демаркационную линию между ощущениями априорными и апостериорными.

Душа в физическом смысле есть тот материальный пункт, в котором сходятся и от которого расходятся все наши жизненные силы. Апостериорные ощущения являются следствием действия жизненных сил в направлении от периферии нашего существа к точке


их схождения, априорные — являются результатом расходящейся жизненной силы.

Если вы, милостивые государи, возьмете на себя труд углубить эту идею, насколько это необходимо, чтобы ее усвоить, то в ваших более искусных, чем наши, руках она явится научным источником величайшей ценности.

Третья мысль

Эта мысль вовсе не необходимый член в составе нашего ряда; она лишь придаток к предыдущей. Предметом этой статьи является применение принципа, установленного в предшествующей; здесь мы приведем доказательства огромной пользы этого принципа, показав, что из него можно вывести удовлетворительное объяснение весьма важных фактов, причина которых до сих пор неизвестна,

Д'Аламбер в своем «Предварительном рассуждении об Энциклопедии», Кондорсэ в «Исторической картине прогресса человеческого разума» и все авторы, писавшие о происхождении знаний, признают, что первыми науками, которые подвергались разработке, были астрономия и медицина, но ни один из них не указал на важное значение этого факта, никто не выяснил его причины, нам же теперь легко ее раскрыть.

Наши идеи не что инее, как ощущения, переработанные и воспроизводимые произвольно при помощи условных знаков, которыми мы их обозначаем,


Наши знания не что иное, как ряды идей. Итак, если наши знания имеют своим про

исхождением наши идеи, а наши идеи непосредственно проистекают из наших ощущений, то отсюда ясно, что наши знания и наши идеи должны быть с физической точки зрения разделены на два различных класса, так как мы установили в предшествующей статье, что существует два рода ощущений: одни проистекают из сходящегося, другие из расходящегося действия жизни.

Сказанное объясняет, во-первых, тот факт, что наука с самого своего зарождения была подразделена на две весьма различные между собой отрасли, и, во-вторых, что эти две отрасли, которым мы теперь даем название физики тел неорганизованных и физики тел организованных, были при своем возникновении двумя побегами, один из которых назывался астрономией, а другой — медициной.

Другой весьма замечательный факт, который является следствием вышеупомянутого и на который никто до сих пор не указывал, тот, что два рода ощущений, следовательно, и две отрасли знания достигали замечательных успехов! в одни и те же эпохи, т. е. никогда не было произведено открытий в области тел неорганизованных без того, чтобы физика тел организованных не достигала тоже значительных успехов.

Так, Гарвей был современником Галилея, а Локк — Ньютона,


Этим мы не хотим сказать, что уровень прогресса наших знаний в обеих отраслях физики был всегда одинаков в выдающиеся эпохи. Наоборот, в одной из следующих статей мы укажем, что от Платона до халифов наука о человеке развивалась с большей быстротой, чем наука о неорганизованных телах, тогда как от арабов VII и VIII вв. и до нашего времени человеческий ум наиболее прогрессировал в области науки о неорганизованных телах. Чтобы скомбинировать и резюмировать две последние мысли, скажем так: дыхательная деятельность жизненного флюида нашей нервной системы (которая есть основная причина ощущений) обнаруживается всегда в виде выдыхания и вдыхания; первое является причиной наших пассивных ощущений, апостериорной деятельности и познании, приобретенных нами в физике тел неорганизованных, а второе, вдыхание,— причина наших активных ощущений, нашего прогресса в области априорных работ и успехов в физике тел организованных.

Дыхательная деятельность жизненного флюида, говорим мы, всегда обнаруживалась явным, но не всегда одинаковым образом, так как научные данные, являющиеся результатом сходящегося действия жизненного флюида, были! наиболее заметны в течение одиннадцати первых столетий, тогда как результаты его расходящегося действия были более капитальными в последующие одиннадцать веков.


Равенство, как видим, восстановлено, так как последовала компенсация.

Узкие рамки нашего очерка вынуждают нас сжать наше изложение. Если бы мы обращались к людям заурядного образования и посредственного ума, то мы остановились бы дольше на развитии изложенных идей; но, милостивые государи, ваши научные способности, как в смысле дарований, так и в смысле приобретенных познаний, заставляют нас опустить посредствующие мысли и представить вам только конечные выводы ряда; с нашей стороны было бы нескромно долго останавливать ваше внимание на наших работах; ваше предубеждение в этом отношении не может быть благоприятным для нас, потому что наше имя еще не приобрело никакой известности в школе.

Четвертая мысль

В нашей «Второй мысли» мы сказали, что до сих пор деление научных работ на априорные и апостериорные рассматривалось только с метафизической точки зрения. Мы теперь покажем, что и в этом отношении мысль эта еще очень неразвита. Для этого мы должны вернуться в нашем исследовании к эпохе великого Бэкона, потому что он еще и поныне стоит во главе английской и французской философских школ, потому что со времени смерти этого великого человека ни один уче-


ньгй не возвысился до таких обобщений, как он.

Бэкон, конечно, оказал большие услуги науке, но все-таки не такие большие, как представляют себе; их еще до сих пор ставят значительно выше их действительной ценности. Бэкон не был таким всеобъемлющим, таким совершенным человеком, каким его считают. Доказательством этому служит то, что вместо разъяснения идей методологии он, как мы покажем, их запутывает.

Во Франции все говорят об этом авторе, но очень немногие читали его произведения. Истинный смысл их известен только по тому, что сказано Кондильяком,36 который комментировал идеи о методе. И наше доказательство для того, чтобы быть всеми понято, должно непосредственно касаться принципов, развитых Кондильяком.

Д о к а з а т е л ь с т в о Это доказательство, касающееся важнейше

го метафизического вопроса, будет очень кратким и в то же время наиболее полным из всех, которые когда-либо приводились, и решение будет подсказано само собой, стоит лишь поставить самый вопрос; но эта постановка вопроса требует особенной тщательности! с нашей стороны и внимания с вашей. При помощи предварительных рассуждений мы точно определим тот пункт, который хотим разъяснить.


П р е д в а р и т е л ь н ы « р а с с у ж д е н и я. 1. Мысль о восхождении от частных фактов к основному выражается двумя способами: чтобы ее представить в пассивном отношении, употребляют термин a posteriori; термин а н а л и з выражает ту же мысль в активном отношении; термину a priori соответствует в активной форме синтез.

2. Чтобы правильно рассуждать о методе, нужно ясно и точно постигнуть три следующие процесса мышления: процесс, устанавливающий между наиболее частными и наиболее общим суждением в области изучаемого вопроса наибольшее число возможных посредствующих суждений, расположенных по степени общности каждого из них; процесс сведения всех частных суждений к общему и, наконец, процесс, который низводит наиболее общее суждение к наиболее частным; эти два последних процесса взаимно друг друга подтверждают.

3. Кондильяк доказал вполне удовлетворительным образом, что есть только одно средство представить идеи в совершенно ясной форме; оно состоит в выражении их различными терминами вполне определенного значения: если бы наш язык был хорошо развит, было бы нетрудно правильно рассуждать, было бы даже невозможно рассуждать неправильно.

Теперь нескольких слов достаточно, чтобы разрешить этот важный вопрос и доказать, что наши современные мысли о методе, кото-


рые были впервые выражены Бэконом и комментированы, уточнены и установлены Кондильяком, находятся в состоянии ужасной путаницы; это настоящий хаос, в котором невозможно разобраться, не создав нового с л о в а .

Вы испытаете, милостивые государи, такое чувство, какое всегда важные открытия производят на тех, кому они сообщаются. Вы скажете: да это было так легко открыть, что удивительно, невероятно, что оно не бросалось в глаза всему свету. Позвольте остановиться еще на минуту, чтобы поздравить нас с вами с той переменой, какая произойдет на ваших глазах с наиболее важными метафизическими элементами, из которых может сложиться какая-либо теория.

Р е ш е н и е

Кондильяк употребил термин а н а л и з , чтобы обозначить общий процесс, состоящий в установлении посредствующих суждений и имеющий целью, поскольку возможно, увеличить их число, т. е. рассмотреть обсуждаемый вопрос с наибольшего числа сторон, со всех его сторон. Тем же термином а н а л и з он пользовался, чтобы обозначить один из двух вторичных процессов, именно тот, который имеет целью возводить частные факты, идеи или суждения к общим фактам, идеям или суждениям; термин же с и н т е з исключительно употреблен для обозначения


другого вторичного процесса, при котором нисходят от общей идеи к частным.

Разве не очевидно, милостивые государи, что:

1. Кондильяк сделал из понятия о методе настоящую путаницу, придав термину анал и з два совершенно различных значения, безусловно требующих совершенно различных определений при помощи совершенно различных и четких терминов.

2. Кондильяк и, следовательно, Бэкон (истинный изобретатель этого ложного метода) придали значительно более важную роль методу апостериорному, чем априорному, потому что, определяя его, так же как и общий процесс, словом а н а л и з , они соединили, взяли в общие скобки эти два процесса; это не могло произойти иначе, как в ущерб значению с и н т е з а , который они должны были уравнять в правах с анализом, т. е. признать его важность и пользу наравне с вторичным процессам а н а л и з а , который представляет собой его дополнение (pendant).

3. Наконец, единственный способ выяснить понятие о методе — это обозначить главный процесс одним термином, а каждый из вторичных — другим.

Признайте, милостивые государи, справедливым, если мы, пользуясь полученным нами правом выбора слова, после того как мы показали всю пользу его создания, общий процесс, который должен служить основанием для всякой теории, назовем д е к а р т о в -15 Сен-Спмон, т. I


с к и м. Я уверен, что вы одобрите тот патриотический порыв, который побуждает нас стряхнуть с себя с этого момента английское научное ярмо, слишком долго тяготевшее над нашими головами.

Пятая мысль

Выше мы наглядно показали ошибку, допущенную Бэконом,— здесь мы вскроем ее причину. Люди, даже наиболее сильные, являются продуктом обстоятельств; значит, правильное изложение обстоятельств, в которых находился Бэкон, ознакомит нас с тем влиянием, которое они оказали на его философию.

Христианская религия, цивилизовавшая северные народы, обуздала разврат, в который была погружена Италия, способствовала распашке европейской территории, осушке покрывавших ее болот, оздоровлению ее климата, постройке дорог и мостов, открытию больниц, распространила среди народа важную науку чтения и письма, всюду ввела регистрацию гражданских актов, приступила к собиранию исторических материалов, ослабила и почти уничтожила рабство, наконец, организовала наиболее многочисленное политическое общество, какое когда-либо существовало,— христианская религия, говорим мы, оказав все эти важные услуги, была учреждением, которое выполнило свой долг и принесло всю присущую ему пользу. Но христианская религия устарела, и это учреждение в отношении за-


конов, которые оно дало обществу, как и в отношении судей, которым оно его подчинило, в отношении морали, им преподаваемой, так и в отношении проповедников, которых оно побуждало к деятельности, стало в тягость обществу.

Религия не была, да и не могла быть в представлении такого ума, как Бэкон, не чем иным, как общей научной теорией, а теория служит только для установления связей между фактами. Прошло уже 1500 лет после того, как эта теория была построена; не удивительно, что она оказалась непригодной для того, чтобы расположить в наилучшем порядке знания, которыми человеческий ум овладел в течение прошедших 1500 лет; она не была в состоянии связывать между собой факты, открытые уже после ее установления.

Арабы переработали науку в ее существенных частях, так как они одновременно основали новую астрономическую школу и новую медицинскую доктрину. Много открытий было уже сделано в том новом направлении, которое они дали науке, но оставалось собрать еще значительное количество материалов, необходимых для того, чтобы приступить к построению нового научного здания. Бэко» живо чувствовал потребность человеческого ума продолжать свои изыскания; вот почему он стремился подорвать значение старой теории, которая достигла огромной силы, присвоив себе религиозный характер, и с другой стороны он указывал множество способов направить 15*


умственные силы к новым открытиям во всех областях науки.

Таким образом, Бэкон, сделав лучшее, что он только мог сделать, сказав все, что он только мог сказать, написав все лучшее, что он мог только написать в ту эпоху, когда он жил, подорвал, насколько это было в его силах, значение философии a priori и содействовал всеми своими силами развитию философии a posteriori.

Думаете ли вы, милостивые государи, что Бэкон говорил бы тем же языком, если бы он вышел сегодня из могилы? Представьте себе, что этот великий человек ожил и присутствует на заседании Института Франции; каково было бы его изумление, если бы он увидел, что философии не посвящена ни одна из секций первого отделения, что ей вообще не посвящено ни одно из отделений этой всеобъемлющей ученой корпорации; таким образом, если бы Бэкон, который служит ученому обществу проводником во всех его повседневных работах, хотел войти в него, то ни под каким предлогом он не ΙΜΟΓ бы вступить в, первое отделение, второе приняло бы его только как человека выдающегося ума, а третье — лишь как человека образованного.

Представьте себе, что этот философ, выйдя из Института Франции, направился в университет: каково было бы его изумление, если бы он увидел, что эта ученая корпорация, имеющая своей задачей п р е п о д а в а н и е , не находится ни в какой органической связи с уче-


ной корпорацией, цель которой — с о в е р ш е н с т в о в а н и е науки.

Представьте себе, что, выйдя из университета, он обходит все политические кабинеты Европы; каково было бы его удивление, когда он увидел бы, что всюду люди ясно созиают себя В| самом неприятном, тягостном положении, что всюду прибегают к ничтожным средствам, чтобы излечить великое зло. С каким изумлением он увидел бы, что здесь совершенно не чувствуется необходимости восстановления политического учреждения, общего всем европейским народам, чтобы их объединить в политическом отношении и обуздать национальное честолюбие каждого из них.

Мы случайно зашли так далеко, что остается сделать только один шаг, чтобы стать на общую точку зрения. Было бы малодушием с нашей стороны, если бы мы теперь возвратились к предмету наших мыслей и, будучи так близко от вершины знаний, не взошли бы на нее. Милостивые государи, внимание! Мы чувствуем наитие вдохновения, Бэкон говорит нашими устами... И вот что Бэкон говорит прежде всего Институту Франции:

«Господа, вас 160 человек. Все вы люди заслуженные, все выдающиеся как в отношении таланта, так и в отношении учености; у вас происходят регулярные заседания, вы разделены на отделения и секции, посвященные различным отраслям науки; у вас есть председатели, секретари, и, однако, вы не состав-


ляете научной корпорации; вы только собравшиеся вместе ученые, и в ваших работах нет ничего цельного; они представляют собой лишь ряды переплетающихся мыслей, потому что ваши мысли не связаны между собой единой общей концепцией, потому что ваше общество не организовано систематически. Недостатками вашей организации объясняется то, что вы даете только частичные и, следовательно, посредственные и неудовлетворительные ответы на великий вопрос, с которым обратился к вам император: как и е с р е д с т в а н а д о у п о т р е б и т ь , ч т о б ы у с к о р и т ь п р о г р е с с з н а н и й ?

Хотите ли вы, господа, организоваться? Ничего нет легче: выберите одну идею, к которой можно было бы отнести все остальные и из которой можно было бы вывести зее принципы в качестве ее следствий. Тогда у вас будет философия; эта философия, несомненно, будет основана на идее в с е м и р н о г о т я г о т е н и я , и все ваши работы с этого момента примут систематический характер. Что же касается способа организации вашей корпорации, то он также очень прост — он тот же самый. Посвятите одно из ваших отделений философии; поручите членам, которых вы примете в это отделение, в ы в о д и т ь или с в я з ы в а т ь вое д и н о , смотря по тому, будут ли они мыслить a priori или a posteriori, все известные явления, и с х о д я и з и д е и в с е м и р н о г о т я г о т е н и я или приходя к ней: тогда вы


будете организованы систематически как в а к т и в н о м , так и в п а с с и в н о м смысле, т. е. и в отношении и д е й и в отношении к о р п о р а ц и и , и ваша сила и в том и в другом отношении сделается неизмеримой».

Затем, обращаясь к у н и в е р с и т е т у , Бэкон говорит:

«Ваша корпорация имеет межеумочный характер; она неизбежно будет существовать лишь очень короткое время, если вы не примете тотчас же мер для ее укрепления. Единственные меры, которыми можно достигнуть этой цели, следующие:

1. Приблизиться насколько возможно к Институту Франции, слиться с мим вполне и настолько прочно, чтобы образовать вместе с ним единую великую ученую французскую корпорацию. Тогда эта корпорация будет состоять из двух частей с совершенно различными функциями, именно: из института для с о в е р ш е н с т в о в а н и я науки и из вас — для ее п р е п о д а в а н и я .

2. Никогда не упускать из виду, что при преподавании всегда надо отдавать предпочтение мышлению a priori перед мышлением a posteriori.

3. Заняться возможно скорее организацией во вверенном вам народном образовании курса философии, основанной на идее тяготения и имеющей своей задачей выводить из этого принципа непосредственно объяснение всякого рода явлений».


Наконец, Бэкон обращается к кабинету Тюильрийского дворца, к императору со следующими словами:

«Ваше величество! Ваши армии прошли через весь континент от Кадикса до Москвы, от Гамбурга до оконечностей Италии, ваша военная слава достигла, таким образом, своего апогея, и усилия, которые вы предприняли бы, чтобы ее еще увеличить, повели бы лишь к ее умалению. Ваши молодые императорские годы были самыми блестящими в истории. Вы достигли зрелого возраста, и теперь ваше царствование должно принять спокойный и прочный характер, какой подобает этому периоду жизни.

Ваше величество! Вы взяли себе образцом Карла Великого; в военном отношении вы его значительно превзошли, но Карл Великий был не только воином, но отличался также и в политике; он величайший из политиков, каких дала Европа; может ли ваша великая душа примириться с мыслью — стоять ниже его в этом отношении?

Карл Великий был истинным организатором европейского общества; он систематически объединял народы, которые его составляют, при помощи политической связи, остававшейся нерушимой и превосходно исполнявшей свое назначение с VIII по X V в., но с X V в. и до сего времени постепенно распадавшейся и ныне совершенно уничтоженной вашим величеством, лишившим папу суверенитета над Римом.


Карл Великий понимал, что многочисленное население целой части света с прилегающими островами, составленное из многих наций, резко отличающихся своими нравами и совершенно различным языком, отделенных одна от другой естественными преградами, обитающих в различных климатах и питающихся неодинаковой пищей, не может быть подчинено одному правительству. Он также понимал, что эти различные народы, занимающие смежные территории, неизбежно будут постоянно воевать между собой, если их не связать общими идеями и если особая корпорация, составленная из наиболее ученых людей, не будет заботиться о применении общих принципов к предметам, которые имеют для них общий интерес, и не образует международного трибунала. Он понимал, что религия есть моральный кодекс, общий для всех европейских народов, и что административный орган, составленный из служителей этой религии, должен также иметь характер общего учреждения. Наконец, он понимал, что нужно дать религии и главам духовенства независимость, а следовательно, освободить их от непосредственного подчинения какому бы то ни было национальному правительству. Таковы были мотивы, побудившие его предоставить папе верховную власть над Римом и его территорией.

Ваше величество! То, что мне остается еще вам сказать, я разделю на три части.


В первой я сделаю беглый обзор того, что произошло со времени Карла Великого до X V столетия. Во второй части я вам покажу, с одной стороны, каким образом политическая связь, с помощью которой Карл Великий объединил европейские· народы, постепенно разрушалась под влиянием прогресса просвещения, и, с другой стороны, каким образом науки дали средства преобразовать европейское общество и улучшить его политическую систему. В третьей части я откровенно изложу вашему величеству способ, каким вы можете направить всемогущество вашего ума и вашу огромную политическую власть на счастье Европы, во славу французской нации и на ваше личное удовлетворение; потомству нужны будут эти единовременные труды, чтобы признать ваше превосходство над Карлом Великим, которого вы взяли себе образцом».

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

«Историю называют требником королей. I lo тому, как короли управляют, видно, что этот требник никуда не годится. История, действительно, в научном отношении еще не вышла из детских пеленок. Эта важная отрасль нашего знания пока представляет собой лишь собрание фактов, более или менее точно установленных. Но эти факты не объединены никакой теорией, они еще не увяза-


ны в порядке последовательности. Таким образом, история — еще весьма неудовлетворительный руководитель как для королей, так и для их подданных: она не дает ни тем, ни другим средств для заключения о том, что п р о и з о й д е т и з т о г о , ч т о у ж е п р о и з о ш л о . Пока существуют только истории отдельных наций, причем авторы этих историй ставят себе главной задачей высоко ценить качества своих соотечественников и умалять их у своих соперников., Ни один историк еще не стал на общую точку зрения; никто не написал еще истории всего человеческого рода, никто, наконец, еще не сказал королям: вот что будет следствием происшедших событий, вот порядок вещей, к которому поведет просвещение, вот цель, к которой вы должны направить огромную власть, находящуюся в ваших руках.

Сказать королям, что они должны работать для счастья подданных, это значит высказать им весьма туманное положение, которое не имеет никакого реального значения для направления их деятельности.

Я мог бы значительно расширить свою речь, причем она нисколько не потеряла бы своего интереса, но время вашего величества слишком драгоценно, чтобы тратить его только на удовольствие. Поэтому я закончу ее лишь одним замечанием: единственный важный пункт, на котором вообще сходятся новейшие историки всех наций, есть заблуждение,

236 Τ руд о всемирном тяготении

как я это и докажу. Все они называли время между IX и X V столетиями веками варварства, в действительности же именно в эти века были созданы все учреждения, которые дали решительное политическое превосходство европейскому обществу над всеми ему предшествовавшими.

Посмотрим сначала, каковы были главные политические учреждения, созданные с IX по X V в.; изучим дух каждого из них и посмотрим, каким образом они своей борьбой могли содействовать поддержанию социального порядка и даже его улучшению.

Разделение властей на с в е т с к у ю и дух о в н у ю — первое, что приходит на ум. Это разделение до такой степени правильно, что никак уже не может быть улучшено; оно прямо вытекает из подразделения наших способностей на способность рассматривать вещи a priori и способность рассматривать их a posteriori. Духовная власть есть политическое применение нашей способности рассматривать вещи a priori, точно так же как светской власти свойственно политическое действие, вытекающее из нашей способности рассматривать вещи a posteriori.

Обе эти власти имеют каждая свои естественные границы: они ограничивают одна другую так же, как и обе способности нашего ума, о которых я сказал. Если рассматривать вещи a priori, то мы легко спускаемся по первым ступеням, но по мере удаления от


точки отправления наши шаги от общего положения к частным становятся все менее уверенными. Противоположное затруднение встречается, когда мы исходим из фактов частных, чтобы дойти до общего; мы свободно взбираемся по первым ступеням, но следующие шаги в направлении к общему факту становятся все менее надежными.

В политике духовная власть может верно судить о вопросах общей пользы для всех наций, но ее деятельность становится сомнительной и даже вредной, когда речь заходит о регулировании частных интересов каждой из них. Светские власти, наоборот, прекрасные регуляторы частных интересов каждой нации, которою они управляют, и никогда не могут дать благоприятных результатов в области их общих интересов. И действительно, с IX по X V столетие влияние духовной власти всегда уравновешивалось влиянием светской власти, и ни одна из них не могла поглотить другую. Действительно, в течение этих пятисот лет Европа вполне пользовалась общими выгодами, которые вытекают из хорошей социальной организации; она ими пользовалась, так как ни одна крупная междоусобная война не нарушала ее спокойствия. Не было общих войн, кроме войны между европейским обществом и народами Азии и Африки, которые исповедывали религию Магомета. Крестовые походы изучались писателями только в отношении тех бедствии, которые они при-


чинили Европе; но если беспристрастно сравнить эти бедствия с теми выгодами, которые они принесли, мы найдем, что последних было больше, чем первых.

Чтобы заставить сарацин отказаться от проекта завоевания Европы, который постоянно возникал в умах их вождей и к выполнению которого всегда побуждал их религиозный фанатизм, внушенный им Магометом, нужно было на них нападать и заставить их, таким образом, заботиться о защите собственного очага».

П р и м е ч а н и е . Мы бы очень хотели, милостивые государи, чтобы этот эпизод вас заинтересовал, но так же горячо мы желаем, чтобы вы перестали им интересоваться после того, как прочтете о нем, дабы вы могли перенести все свое внимание на продолжение того ряда идей, развитие которого является предметом этого очерка. Одним словом, мы вас просим забыть на время то, что сказал воскресший Бэкон, и думать только о сочинениях барома Веру-ламского.

Шестая мысль Как мы показали в предшествующей

главе, обстоятельства не способствовали тому, чтобы Бэкон стал обобщающим умом. Он не мог стать на высшую научную точку зрения, и для того, чтобы найти философа, который рассматривал науку в ее наибольшей общности, нужно восходить к Сократу. Сократ — первый и единственный, который схватывал одним взором весь научный горизонт.


У нас спросят, на чем основывается это наше мнение, ввиду того, что сочинения, написанные Сократом, до нас не дошли. На это мы ответим, что мы основываемся на факте, который, хотя лишь косвенно относится к нашему вопросу, тем не менее дает очень прочный фундамент для нашего рассуждения. Этот факт заключается в том, что школа Сократа разделилась на две ветви, т. е. на две вторичные школы: одна из них усвоила метод суждения a priori, между тем как другая всегда пользовалась в своих научных исследованиях методом a posteriori. Так как обе школы определенно заявили, что они основываются на учении Сократа, то из этого очевидно следует, что этот философ в своем учении прибегал как к методу a priori, так и к методу a posteriori; его ученики, по характеру своего ума, приняли тот или другой из этих двух методов, а так как после Сократа ни один из них не был в состоянии следовать обоим методам безраздельно, то школа его распалась на две вторичные. На этом основано доказательство того, что Сократ учил и проповедывал, как было сказано, высшую философию, философию абсолютной общности.

Седьмая мысль

Милостивые государи! Сократ умер около 2300 лет тому назад. В течение первых один-


надцати-двенадцати столетий Платонова философия, т. е. априорный метод, имела преобладание. В течение одиннадцати-двенадца-ти следующих столетий предпочтение стали отдавать трудам Аристотеля, т. е. апостериорной философии. Таким образом, человеческий ум пережил один из великих философских периодов; поэтому современные обстоятельства призывают первого человека, одаренного философским гением, стать на точку зрения Сократа.

Эта мысль, милостивые государи, составляет последний пункт в ряду идей, которые мы думали изложить в предыдущем «Очерке»; чтобы поступать по методу Сократа, мы представим вам те же мысли, продуманные и осознанные a priori. Мы назовем эту вторую часть нашего очерка: « Р е ч ь С о к р а т а у ч е н и к а м » ; мы вложим в его уста мысли, которые он высказал бы, если бы предвидел все, что произошло с того времени до енх пор.

С о к р а т с в о и м у ч е н и к а м

«Вера в несколько одушевленных причин, беспрерывно враждующих между собой, действующих независимо от Юпитера, их высшего главы, подшучивающих над ним, есть нелепость; если бы мир управлялся таким образом, то он был бы в состоянии хаоса. Для того чтобы во вселенной существовал тот дивный порядок, какой мы в ней наблю-


даем, нужно, чтобы ею управляла одна единая причина.

Греки гордятся знаниями, которыми они обладают; они имеют на это право, если ограничиться сравнением их познаний с тем, что знали народы, жившие до них, но они были бы мало удовлетворены своей просвещенностью, если бы сравнили то, что они знают, с тем, что им остается еще узнать. Они отдаются власти воображения, их внимание почти целиком поглощается изящными искусствами. В этой области они настолько сильны, что я сомневаюсь, чтобы их преемники могли с ними сравниться. Но разве эта область стоит на первом плане? Я не думаю и смотрю на нее, как на забаву. Наиболее важной из всех наук мне представляется философия.

Философ стоит на вершине мысли; отсюда он рассматривает, чем мир был и чем он должен стать. Он не только наблюдатель, он — действую шее лицо; он действующее лицо первенствующего значения в моральном мире, потому что его взгляды на то, каким мир должен быть, управляют человеческим обществом. Прежде чем беседовать с вами о том, чем должен быть мир, прежде чем предложить вам присоединить ваши усилия к моим, чтобы организовать человеческое общестзо наиболее благоприятным образом для его счастья, я хочу обозреть вкратце прошлое, так как всегда на прошлом надо основывать рассуждение о будущем. Я сделаю этот об-16 Сен'Сцмона т. I


зор очень бегло, потому что идеи, которые в нем заключаются, вам уже известны.

Первые люди имели над животными, стоящими наиболее высоко после них на лестнице организмов, лишь то превосходство ума, которое прямо вытекало из превосходства их организации, но это превосходство было настолько слабо, что являлось почти незаметным оттенком. Прошло много времени, прежде чем люди дошли до образования языка. Только со времени полного образования языка (эпоха, которая ознаменовалась образованием абстрактных понятий и разделением общих идей — п р и ч и н ы , с л е д с т в и я ) человеческий ум получил решительное превосходство над умом других животных, т. е. глубокая демаркационная линия отделила человеческий ум от инстинкта низших животных. Я рассматриваю все эти труды лишь как предварительную подготовку, до завершения которой человеческому уму было бы невозможно создать правильный план дальнейших трудов и установить метод, согласно которому следует направить свои изыскания и соображения.

Я хочу установить те общие идеи, на которых всегда будет основываться научная система.

Вселенная состоит для каждого из нас из двух частей: одна — это «Я» каждого из нас и другая — та, что лежит вне этого «Я». Я назову большую часть большим миром и меньшую часть — малым. Между большим


миром и малым, между малым и большим постоянно происходит взаимодействие.

Большой и малый мир представляют явления, абсолютно сходные между собой; вся разница между ними только в размерах л длительности.

Мы можем изучать вселенную двумя способами: можем изучать ее в малом и в большом мире. Эти два способа существенно разнятся между собой. Мы познаем большой мир главным образом по его действию от окружности к центру, а малый — по его действию от центра к окружности. Изучение вселенной в первом случае есть изучение a posteriori, а во втором — a priori.

Все малые миры сходны между собой в наиболее важных отношениях: таким образом, изучая самого себя, я изучаю одновременно всех людей и, сообщая вам свои наблюдения над действиями, которые я счел полезными или вредными для моего счастья, я стремлюсь привести всех людей к гармонии; это главная цель, которую должна себе ставить философия.

Я говорю, что философ должен изучать вселенную преимущественно в малом мире, но я не хочу этим сказать, что он должен пренебрегать наблюдениями над большим миром, потому что эти два изучения помогают друг другу и сплетаются между собой настолько, что мы совершенно потеряли бы нить одного, если бы совсем покинули нить другого. 16*

244* Труд о всемирном тяготении

Платон! Ваше признаваемое мною умственное превосходство над вашими сотоварищами является для меня ручательством, что именно вы будете моим продолжателем, т. е, будете руководить после меня основанной мной школой. Поэтому к вам по преимуществу я обращаюсь, чтобы сказать о том, 4Tj ожидает мою школу после меня, именно вам я открою самое отдаленное будущее человеческого рода.

Характер вашего ума, дорогой Платон, призывает вас изучать вселенную в малом мире, насколько возможно исключительно в нем одном. Вы находите :ь во власти воображения, и оно еще ярче вспыхнет, когда вы окажетесь во главе школы; оно подействует на вас настолько, что вам представится, будто вы ясно чувствуете отношение, существующее благодаря множеству посредствующих звеньев между центром большого мира и того, который составляет вашу душу; вам представится, будто вы отрешились от зави* симости, в которой вы находитесь, от всего, что с вами сосуществует; вы поставите себя мысленно вне вселенной, и вам представится, будто вы видите, каким образом вселенная функционирует, и будто вы запросто разговариваете с существом, на котором лежит забота об управлении ею.

Направление, в котором вы будете трудиться и преподавать, будет иметь свои преимущества и свои недостатки. Этим путем гы создадите общие идеи, необходимые чтобы


образовать основание для великой политической системы и указать средства для организации многочисленного общества. Современное наше политическое общество состоит только из нескольких сотен тысяч человек, из которых только несколько тысяч людей свободных. Общество же» которое будет основано на принципах, вами установленных, будет состоять из нескольких сот миллионов человек. * Установленные вами принципы послужат путеводителями, за которыми люди охотно последуют, потому что вы представите их так, как будто они даны великим порядком вещей, управляющим одновременно и большим миром и всеми малыми. Они проникнутся доверием к вашему учению, потому что оно говорит с ними ясным и повелитель* ным языком; наконец, и самолюбие ваших приверженцев будет польщено, когда они увидят, что в основу ваших рассуждений положена идея, согласно которой главную роль во вселенной играют малые миры, а большой мир был установлен великим порядком вещей только ради их удовлетворения.

Вы создадите прекрасную мораль, мой дорогой Платон, но ваша физика никуда не будет годна. Вы будете превосходно координировать общие принципы, но очень дурно объяснять частные факты.

* Европейское общество ныне состоит из нескольких сот миллионов людей.


Наиболее способный из ваших учеников, поняв недостатки вашего метода, примет совершенно противоположный метод, будет его проповедывать и положит основание школе, соперничающей с вашей. Принципом этой школы будет: в с е н а ш и п о з н а н и я п р о и с т е к а ю т и з н а ш и х ч у в с т в ; этот принцип явно принадлежит методу a posteriori, и, таким образом, возникнет вечная оппозиция вашей школе, в которой будут следовать, согласно вашему примеру, методу a priori. *

Прежде чем сказать вам, что произойдет с обеими школами, которые будут учреждены после меня и которые разделят между собой работы, сосредоточенные в одной моей школе, с одной стороны, со школой, основанной вами, изучающим вещи a priori и вселенную, насколько это возможно, только s малом мире, и с другой стороны, со школой, основанной наиболее способным из ваших учеников, изучающим вселенную преимущественно в большом мире и рассматривающим вещи, переходя от периферии к центру,— я остановлюсь на минуту на

* Это предсказание Сократа оправдалось: Аристотель сделался соперником и соревнователем Платона. Академики и перипатетики37 не переставали существовать с тех пор и существуют поныне, соперничая между собой; первые представлены немецкими философами, а вторые — французской и английской школами-


тех преимуществах и неудобствах, которые являются результатом этого разделения.

Преимущества сосредоточения научных трудов в одной школе заключаются в том, что суждения a priori и a posteriori поставлены рядом, так же как и изучение вселенной в большом и малом мирах, так что процесс мышления одной категории служит подтверждением и дополнением процесса другой категории; но зато благодаря разделению на две школы будет установлен бесконечно более обширный ряд фактов, и они будут подвергнуты гораздо более глубокому изучению, так как каждая школа согласно своему уставу будет продолжать свои исследования, насколько это возможно, одним и тем же методом суждения.

Теперь скажу вам о судьбе школы, которая будет основана вами, и школы, которая будет основана способнейшим из ваших учеников.

В продолжение всего существования человеческого рода они будут действовать обе совместно; преобладание одной над другой будет чередоваться, но никогда не будет полным. Никогда одна не подчинит себе вполне другую.

Ваша будет иметь больше последователей в течение 1000 или 1200 лет, школа вашего ученика будет пользоваться предпочтением в


течение такого же промежутка времени, т. е. в течение следующих 10—12 столетий. *

Вы, конечно, хотели бы знать главные события, которые заполнят 10—12 столетий предсказываемого мною преобладания вашей школы. Я вам их сообщу.

Философские идеи, которые я преподаю вам, безусловно полезны человеческому роду» но нет таких, которые бы не сопровождались одновременно и большим злом. Эти идеи разрушат греческое общество. В этом обществе главным связующим звеном служит уважение, которое составляющие его народы питают к Дельфийскому храму и к прорицаниям жрецов этого храма. Я разрушаю уважение, которым пользуются ваши боги, и

* Предсказание Сократа вполне оправдалось, ибо платонизм послужил основанием организапии религии: отцы церкви, которые были единственными учеными в течение первых веков христианской эры, были платониками; платонизм предпочитался учению Аристотеля со времени своего появления, которое относится к 400 г. до Р. X., до VIII в., когда арабы пере ели произведения Аристотеля и взяли их в руководство, что и составляет 1100 лет, т. е. среднее между 1000 или 1200 голами преуспевания, предсказанного Сократом своему ученику в основанной им школе.

Школа Аристотеля, которая благодаря арабам получила силу, почет и преобладающее положение и дух которой, заключающийся в бэконизме, господствует и теперь над платонизмом, несмотря на все усилия немцев дать последнему превосходство, играла первенствующую роль с VIII до X I X в., что составляет также 11 столетий, как это и предсказывал Сократ.


уважение, которого добились жрецы этих богов. Таким образом, я разрываю связь, соединяющую греческие народы. Их сила — в единении; если они разъединены, их легко будет победить и покорить. Их покорят римляне. Римляне, завоевав всю землю, в свою очередь будут побеждены варварскими народами, которые выйдут из пустынь и лесов, составляющих границы, до которых дошло римское оружие.

Человеческий род почувствует тогда необходимость основать социальную организацию на идеях более широких и более человеческих, чем принятые ныне. Принципы, которые вы, Платон, будете преподавать и которые в течение пяти или шести первых веков будут воспринимаемы лишь небольшой группой людей, приобретут в эту эпоху значение принципов религиозных, т. е. богооткровен-ных; эти принципы цивилизуют всю массу европейского общества; их будут исповеды-вать все общественные классы. Но так как по природ« вещей всякое учреждение с течением времени портится, то и священники, действовавшие энергично и бескорыстно в то время, когда они с о с т а в л я л и о п п о з и цию, начнут злоупотреблять верховной властью, после того как завладеют ею; тогда ваша школа сойдет с первой ступени на вторую, а школа, которая будет основана вашим учеником и которая будет иметь предметом своего изучения большой мир, привлечет к


себе наибольшее внимание сильных умов, занятых изысканием средств против злоупотреблений, которые будут совершать ваши ученики-потомки с целью пользоваться наслаждениями, имеющими мало общего с философскими.

Теперь я дошел, наконец, мои дорогие ученики, до наиболее интересного и наиболее важного для человеческого ума момента, который когда-либо встречался в истории человечества, ибо это тот момент, когда, достигнув своей высшей степени, он остается некоторое время в неподвижности, прежде чем начать свое нисходящее движение; на этом моменте я особенно хочу остановить ваше внимание и, чтобы не утомить вас предварительными замечаниями, я быстро перешагну через огромное пространство, отделяющее этот момент от эпохи, о которой я буду с вами говорить и которая наступит через 2500 лег.

Работы наших предшественников, как я вам уже говорил, не были и не могли быть не чем иным, как только предЕ|арительными, подготовительными; все орудия ума, которые они создали, все идеи, которые они нашли, были необходимы для того, чтобы привести человеческий ум в состояние, дающее ему возможность начать набросок научной системы. До этого времени было невозможно объединить приобретенные знания, координировать их, одним словом, систематизиро-

Труд о всемирном, тяготении 251

вать их. С высоты менее объеми-той груды материалов, с менее возвышенной точки невозможно было бы охватить одним взглядом весь горизонт владений науки.

Средства человеческого ума настолько ог-раничены, что нужно много времени на то, чтобы выполнить работу, более или менее значительную. Я начинаю набросок научной системы, и он будет закончен не раньше, как через 2000—2500 лет. Да, мои друзья, миллиарды людей и тысячи лет необходимы, чтобы воздвигнуть здание, первый камень которого я закладываю. Это не удивит вас, если вы подумаете о множестве операций, требуемых этой работой; придется совершить всевозможные умственные операции, потребуются всевозможные общие и частные исследования, а они бесчисленны.

Итак, вот три великих эпохи: первую я называю э п о х о й п р е д в а р и т е л ь н ы х ρ а б о т,— она включает все то, что пройдено, что сделано до нас; вторую, ту, которую мы начинаем, я называю эпохой организации п р е д п о л о ж и т е л ь н о й с и с т е м ы . Третья эпоха, которая начнется через 20— 25 веков, будет эпохой организации п о з и т и в н о й с и с т е м ы .

Современная эпоха и та, которая начнется через 20—25 веков, будут походить одна на другую в том отношении, что как один я начинаю эту эпоху, так один человек начнет и ту эпоху. Да, это будет делом одного чело-


века, иначе и быть не может, ибо комбинация мыслей нескольких людей не может дать единой концепции; и так как понятия единства и систематичности тождественны, то говоря, что будет эпоха, в которую человеческий ум построит научную позитивную систему, мы тем самым утверждаем, что координация главных частей этой системы будет выполнена одной личностью.

Именно я и появлюсь вновь в ту эпоху. Вы, конечно, подумаете после этого предсказания, что я верю в идеи Пифагора 38 о метемпсихозе; вы ошибаетесь: я совершенно не разделяю этих его мыслей. Я хочу по этому случаю изложить вам целиком мой взгляд на общее учение знаменитого самосского философа. Я это сделаю с тем большим удовольствием, что это обращение к прошлому успокоит наш ум, придаст ему уверенность и силу, необходимую для того, чтобы продолжать и закончить исследование будущих общих судеб человечества.

Пифагор говорил: «Я отлично припоминаю, что был при осаде Трои; я тогда был Эвфорбом, меня ранил Менелай; потом я был Гермотимом, затем рыбаком, а в настоящее время я Пифагор».

Это нам показывает, до какой степени гениальный человек может быть введен в заблуждение своим воображением и усвоить огбе самые фантастические представления об обыкновенных вещах. Это доказывает нам.

Труд о всемирном тяготении

что этот философ представлял себе души в виде существ, бытие которых не зависит от бытия их плоти и длительность которых соответствует длительности нескольких их оболочек. Мой взгляд на душу совершенно иной; для меня это — метафизическое понятие, это — геометрическая точка, в которой все наши ощущения сходятся и откуда они расходятся. Когда я вам говорю, что снова появлюсь через две тысячи лет, я подразумеваю, что моральные условия будут в ту эпоху почти те же, что и теперь, и что тогда найдется человек, который будет испытывать ощущения почти такие же, какие я теперь испытываю, в котором будут сходиться и от которого будут исходить идеи того же характера, как и те, о которых я буду говорить во второй части этой речи.

Вот разница между тем, как Пифагор понимал хметемпсихоз, и моим взглядом. Теперь я буду говорить с вами об учении этого философа или, скорее, о концепциях, положенных в основание его учения. Он его основал, с одной стороны, на своей идее о метемпсихозе, как я ее вам изложил, с другой — на утверждении, что е д и н с т в е н н а я н а у к а е с т ь н а у к а о ч и с л а х . Сочетание этих двух идей вещь нелепая, потому что первая относится к системе предположительной, а вторая —к позитивной. Я скажу больше: первая находится позади

254 Труд о всемирном тяготении^

системы предположительной, а вторая впереди позитивной системы.

Все операции нашего ума заключаются в сравнениях; таким образом, общая идея, с одной стороны, может быть лишь результатом сравнений, сделанных нашим умом, а с другой — предварительным обзором тех сравнений, которые ему еще предстоит сделать. Основой для предположительной системы, организацию которой я начинаю, послужит общая идея: в с е л е н н а я у п р а в л я е т с я е д и н о й , н о о д у ш е в л е н н о й п р и ч и н о й .

Эта идея разделяется на две части, составляющие предметы главного сравнения в данной системе: 1) причина, приводящая в действие большой мир, 2) причины, управляющие действиями малых миров. Сравнивать можно только вещи одинаковой природы. Таким образом, неизбежно нужно предполагать, что большой и малый миры управляются одинаковыми причинами. Предположив, что большой мир управляется единой, но одушевленной причиной, приходится предполагать, что и малый мир управляется подобной же причиной. Качество вечности, присущее причине, управляющей большим ми· ром, должно в равной степени принадлежать и той, которая управляет малыми мирами. Можно только сказать, что первая не имела начала, а вторая была создана, потому что для умозаключения нет надобности; чтобы

Труд о всемирном тяготении * 255

второй член сравнения существовал до момента, с которого начинается эта логическая операция. Пифагор рассматривал долговечность души как нечто имеющее пределы, как нечто соответствующее долгог-ечности нескольких оболочек; его мысли в этом отношении отстали от системы, организацию которой я начинаю излагать.

Теперь я вам докажу, что концепция: е д и н с т в е н н а я н а у к а — э т о н а у к а о ч и с л а х , находится далеко впереди позитивной системы, над которой человеческий ум будет в состоянии работать лишь спустя 2000—2500 лет.

Сначала установим ясно то различие, которое существует между системой предположительной и позитивной.

В системе предположительной принимается, что вселенной управляет единая, но одушевленная причина. При такой концепции нет надобности в посредствующих идеях; организация морального существа предполагается известной, и вполне достаточно представить себе две крайности, именно — волю и действие общего существа для большого мира и волю и действие частных существ для малых миров. В позитивной системе предполагается, что вселенной управляет один закон, и ученые вынуждены будут установить посредствующие идеи между прич и н о й и с л е д с т в и е м .


Я часто чувствую потребность перестроить основу своих идей. Рассмотрим вкратце весь ряд главных этапов в развитии человеческого ума до настоящего времени.

1. Люди, при общем происхождении с другими животными, отличаются от последних только превосходством своего ума, которое прямо вытекает из превосходства их организации, и это превосходство почти незаметно.

2. Люди изобретают знаки, эти знаки дают им ряд таких умственных средств, которые ставят их безусловно выше всех других животных; тогда они доходят до основного разделения идей на два класса: п р и ч и н ы , с л е д с т в и я .

3. Люди рассматривают солнце, луну, звезды, моря, реки, горы и леса, как и все другие громады, а также все существа, которые имеют на них ясно выраженное полезное или вредное влияние, как первопричины всего сущего; в это время устанавливается разделение и в человеческом обществе. Некоторые люди работают над объяснением с л е д с т в и й путем познания п р и ч и н , масса же человеческого рода, став богобоязненной, обращается к п р и ч и н а м , которые считает первоначальными, с молитвами, чтобы добиться у них желаемых с л е д с т в и й .

4. Люди восходят до представления о невидимых причинах; они обоготворяют каждую из своих страстей, каждую из своих спо собностей; они учреждают мысленно Олимп


и возлагают на этот совет богов заботу об управлении вселенной.

Вот что сделали наши предшественники, вот положение, в котором я застал мир, когда предпринял систематизацию человеческих знаний, т. е. рассмотрение всего сущего как следствие единой причины.

В позитивной системе вселенная будет подчинена закону: в с я к а я м о л е к у л а и м е е т о с н о в н у ю т е н д е н ц и ю д в и г а т ь с я в н а п р а в л е н и и н а и м е н ь ш е г о с о п р о т и в л е н и я . Будет проведено общее сравнение, с одной стороны, действия молекул, с р о с ш и х с я м е ж д у собой, и с другой — молекул, находящихся в т е к у ч е м с о с т о я н и и . Физика будет разделена на две части, именно — на физику т е л н е о р г а н и з о в а н н ы х и т е л о р г а н и з о в а н н ы х . Будет установлено, что в неорганизованных телах действие т в е р д ы х элементов преобладает над действием т е к у ч их, а в организованных телах действие т е к у ч и х сильнее действия т в е р д ы х . Вселенную уже не будут представлять себе состоящей из двух различных естеств — м о р а л ь н о г о и ф и з и ч е с к о г о . Явления, которые ныне объясняются сверхъестественными или божественными причинами, будут рассматриваться как результат действия невесомых жидкостей. Только в астрономии физика и метафизика будут составлять одну и ту же науку. 37 Ои-Симон, т. 1


Как видите, идея, что е д и н с т в е н н а я н а у к а е с т ь н а у к а о ч и с л а х , стоит далеко впереди позитивной системы. Эта идея послужила бы основой для т о ч н о й с и с т е м ы , если бы человеческий ум мог подняться до такой высоты; но зависимость человеческого рода от обитаемой им планеты, долговечность которой неизбежно имеет свои границы, положит предел прогрессу его ума.

Таким образом, Пифагор, как я вам сказал, положил в основу своего учения две идеи, сочетание которых противоестественно, потому что великий порядок вещей поместил их в ряду наших успехов на огромном расстоянии одну от другой. Именно этому недостатку его метода следует приписать малую успешность философских трудов этого великого гения, открывшего вечно великую теорему о квадрате гипотенузы. Уже ныне часть его учения забыта; точно так же и память о всей совокупности его идей совершенно исчезнет.

Мои дорогие ученики, чтобы избежать ошибки, допущенной Пифагором, чтобы не заставлять ваш ум скакать через слишком большие интервалы, чтобы в достаточной мере обосновать язык, которым я буду говО" рить через 2000 лет, чтобы дать вам понятие о суждениях, которыми я буду пользоваться при.моей работе над созданием позитивной системы, я установлю некоторые посредствующие идеи и буду говорить с вами о том движении, которое будет совершать человече-


ский ум во время занятий системой предположительной; я хочу дать вам понятие о наи-иболее выдающихся событиях, которые произойдут в течение 20—25 веков, и раскрыть перед вами решающие причины главных фактов.

Учение, которое я вам преподаю, будет иметь в течение первых пяти или шести веков только н а у ч н ы й характер, за пять-шесть следующих столетий оно приобретет р е л и г и о з н ы й х а р а к т е р , в течение такого же промежутка времени оно примет п о л и т и ч е с к и й характер; наконец, оно придет в упадок последовательно в научном, религиозном и политическом отношениях, и его упадок будет продолжаться во всех этих трех отношениях пять-шесть столетий, после чего я снова появлюсь, чтобы основать позитивную систему». *

* Предсказание Сократа вполне оправдалось, ибо прошло от пяти до шести столетий от его смерти до момента распространения христианской религии в Европе, и в этот промежуток времени его учение имело только научный характер; с момента водворения христианской религии в Европе до Карла Великого прошло еще пять-шесть столетий, и в этот промежуток времени учение Сократа, являвшееся теизмом и послужившее основанием христианской религии, приобрело явно религиозный характер. Прошло еще пять-шесть столетий со времен Карла Великого до X I V или X V в.—эпохи появления Виклифам и Лютера: Карл придал системе идей Сократа, имевшей за собой уже 12 столетий, политический характер, с одной стороны, передав папе верховную власть над Римом, а с другой — принудив саксов признать пап-


Мы продолжим эту речь в третьем очерке. 40

Восьмая мысль

Следующая мысль возникает в нашем уме a priori: мы ее приведем, так сказать, в активной форме, предполагая, что вы, милостивые государи, не посетуете на нас, если мы избавим себя от груда повторять ее в пассивной.

Вы, конечно, удивлены, милостивые государи, и досадуете, что продолжение речи Сократа отнесено к третьему очерку; мы сообщим вам мотивы, побудившие нас принять такое решение, и надеемся, что вы их одобрите.

скую юрисдикцию. Наконец, от Виклифа до настоящего времени прошло вот уже около пяти столетий» и в течение этих последних 500 лет учение Сократа перестало сначала быть научным, потому что новая астрономическая система, созданная Коперником, получила в науке преобладание над той, по которой Земля стоит в центре вселенной и вселенная создана для нее и, в частности, для населяющего ее человека; оно освободилось, далее, и от религиозного характера, потому что сначала Бэйль,41 а затем Вольтер и энциклопедисты совершенно осмеяли его с этой стороны и назвали с у е в е р и е м то, что до тех пор носило название б л а г о ч е с т и я . Наконец, оно перестало иметь и политический характер, когда император Наполеон отнял у папы верховную власть, предоставленную ему Карлом Великим.

Как прекрасно, просто, как будет богато по своим последствиям это разделение, не вымышленное, а


Во второй части речи Сократа мы будем говорить о судьбе человеческого рода до самого отдаленного будущего; мы покажем, что влияние идеи тяготения приобретет огромное значение; мы покажем, что эта идея должна играть роль абсолютной общей идеи и заменить идею бога. При современном положении вещей эта идея так далека от такого высокого обобщения, что совершенно нельзя было бы понять то, что мы скажем, если бы в специальной работе мы не отметили этого или не доказали, что она по крайней мере способна достигнуть этой степени общности,— это доказательство и будет предметом следующего очерка.

действительное, не метафизическое, а физическое разделение времени, протекшего от Сократа до нас, сначала на дне равные части, каждая с совершенно различным характером, потому что в продолжение первой половины человеческий ум главным образом мыслил a priori, между тем как во вторую половину школа занялась изысканием всех мелких источников, соединение которых образует философскую реку а posteriori, реку, принимающую, между прочим, название priori, когда она дробится на потоки, оживляющие все отделы научной области и несущие по всем отдельным участкам человеческого ума единение, изобилие и счастье!

Как прекрасно это дальнейшее деление времени, которое протекло со времени Сократа до нас, на четыре равные части, из которых каждая имеет вполне выраженный, вполне определенный характер, как мы это здесь указали·

Какой интересной и поучительной сделается история, когда историки будут классифицирооагъ факты по этой теории.


З А К Л Ю Ч Е Н И Е ПЕРВОГО О Ч Е Р К А

Сделаем заключение из всего сказанного в настоящем очерке:

1. Термины a priori, синтез, физиология, активный метод — синонимы в отношении главной сущности идей, которое они выражают.

2. Термины a posteriori, анализ, физика неорганизованных тел, пассивный метод — точно так же синонимы в отношении своего главного значения.

3. Общая философия состоит в изложении идей, по желанию, тем или другим методом. *

П Р О Г Р А М М А ВТОРОГО О Ч Е Р К А

Редакция этого очерка будет скоро закончена, и мы не замедлим его вам представить, как только окончим. Теперь же мы ограничимся сообщением вам принятого нами распределения материала и перечнем предметов, которые будут рассмотрены в каждом из

* Понимание идей, содержащихся в этом очерке, так же как и в его заключении, будет гораздо доступнее тем, которые прочтут работу, озаглавленную мною «Наука о человеке». Я роздал 60 копий ее наиболее замечательным ученым, главным образом физиологам, историкам и метафизикам. У меня остается еще несколько копий, которые я немедленно передам тем, кто выразит желание их получить.


разделов; мы надеемся, что этого достаточно, чтобы дать вам возможность судить о значении нашей работы в ее наиболее важной части.

Во втором очерке мы поставим себе две цели: во-первых, доказать, что открытие тяготения так же, как и все другие открытия Ньютона, были сделаны a posteriori, и, во-вторых, изложить идеи этого великого геометра и физика, задуманные и изученные им a priori. Таким образом, настоящий очерк естественно распадается на две части.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Мы разобъем эту часть на четыре раздела. Р а з д е л п е р в ы й . В первом разделе

мы изложим историю астрономических открытий с X V в. до Ньютона. Мы постараемся главным образом разобрать открытия, сделанные Коперником, Кеплером, Галилеем, Гюйгенсом и великим Декартом. Мы докажем, что идея тяготения была лишь выводом из идей этих пяти великих людей, и что если Ньютон является в нашем представлении колоссальнейшей фигурой, то это потому, что мы видим его наверху этих пяти гигантов, стоящих один на плечах другого.

Р а з д е л в т о р о й . Мы разберем в этом разделе работы Ньютона, сначала его идею тяготения, затем идею, послужившую основанием к открытию исчисления бесконечно малых, и, наконец, идею, на которой он


обосновал свою оптику. Мы отметим: 1) что во всех своих работах он шел a pouteriori; 2) что его идеи в области оптики оказались в физическом отношении в противоречии с идеей пустоты, которую он счел необходимым установить для того, чтобы защитить свою идею тяготения от всяких возражений; 3) что идея тяготения была предложена им только в качестве гипотезы, что он применил эту гипотезу только к астрономии и даже только к одной части астрономии, именно, к т в е р д ы м небесным телам, не рассматривая действия, которое эта сила должна оказывать на тела текучие.

Р а з д е л т р е т и й . Здесь мы изложим историю развития идеи тяготения с момента ее открытия и до настоящего времени; мы отметим особенно прекрасный опыт Кавен-диша, который констатировал, что тяготение имеет место в земной атмосфере, так же как и в небесных пространствах, ибо явственно обнаруживается притяжение гор.

Р а з д е л ч е т в е р т ы й . Мы остановимся в этом разделе главным образом на тех затруднениях, которые возникли в силу заблуждения, допущенного школой, рассматривавшей Ньютона как философа и считавшей физику неорганизованных тел единственным исходным пунктом научных работ, а метод a posteriori — единственным способом улучшить судьбу человеческого рода, совершенствуя приобретенные познания.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Эту часть мы также разобьем на четыре раздела.

Р а з д е л п е р в ы й . Мы изложим в этом разделе две идеи Ньютона, задуманные и разработанные a priori. Мы покажем: 1 ) что при помощи этой операции становятся понятными и связываются между собой вое истины, найденные Ньютоном, и исправляются все ошибки, допущенные им, т. е. противоречия между некоторыми из его взглядов; 2) что этим процессом все открытия в общей физике, сделанные после Ньютона, связываются с теми, которые оставил нам этот великий человек; 3) что таким образом создается теория, которая, вероятно, поведет к открытию явлений, необходимых для того, чтобы вычислить наклонение и эксцентриситет орбит небесных светил солнечной системы в связи с их плотностью и степенью разрежения среды, в которой они совершают свой путь.

Р а з д е л в т о р о й . Мы покажем особые пренму1цества для астрономии и вообще для всей науки, которые создаются в результате применения априорного метода; мы выясним, что очень важно дать этому направлению такое же почетное положение, какое всегда имело противоположное направление, усиливавшееся постепенно со времени халифа Аль-Мамуна12 до настоящего времени


Р а з д е л т р е т и й . Мы покажем в этом разделе, что теперь придают слишком большое значение алгебраическому анализу и слишком малое — логическому. Это подтверждается тем фактом, что математика находится в Институте во главе всех наук, в то время как логика не входит даже в первое ее отделение. Мы отметим, что логический анализ — единственный, который может быть применяем в физиологии и именно в науке о человеке, которая составляет венец этой отрасли наших знаний. Мы покажем, что математика в своих высших отделах может быть применяема только к явлениям, связанным с физикой неорганизовап-ных тел, имеющим весьма второстепенное значение в сравнении с явлениями в области физики тел организованных. Наконец, мы докажем, что для счастья общества важно несколько уменьшить то внимание, которым математика пользуется до сего времени.

Мы не хотим сказать, что полезно было бы уменьшить уважение по отношению к математикам, но только к математике, потому что математики способны быть хорошими логиками, они могут способствовать прогрессу науки о человеке, они в общем даже более способны к этому, чем другие: 1) потому что математика даст хорошие навыки логической мысли и 2) потому что математика в данный момент и уже довольно давно пользуется наибольшим уважением, и люди

Труд о всемирном тяготении

наиболее умные отдавали ей предпочтение перед другими науками. Напомним, что Кондорсэ, выдающемуся математику, наука о человеке обязана своим последним важным успехом.

Р а з д е л ч е т в е р т ы й . Мы разовьем в этом четвертом и последнем разделе еле· дующие мысли.

Если бы Декарт снова появился теперь, он в короткое время вернул бы французской школе первенство, которым она пользовалась. Обстоятельства, при которых появился Декарт, не благоприятствовали развитию его гения, однако он заставил науку сделать гигантский шаг вперед. Что сделал бы он теперь, когда обстоятельства сложились самым благоприятным образом для такого гения, как он!

Мы разовьем также следующую мысль: Наблюдение показывает, что научные и

политические революции чередуются, что они следуют одна за другой как п р и ч и н ы и с л е д с т в и я . Локк и Ньютон появились вскоре после английской революции. Мы должны каждый день ждать рождения новых научных идей огромной важности. Скажите, милостивые государи, не способны ли идеи, которые мы предлагаем вашему вниманию, по самой своей природе произвести великую научную революцию?


З А К Л Ю Ч Е Н И Е В Т О Р О Г О О Ч Е Р К А

Из всего сказанного во втором очерке мы заключаем: 1) что из идеи всеобщего тяготения можно вывести более или менее непосредственно объяснение всех явлений;

2) что единственное средство преобразовать систему наших знаний — это положить в ее основу идею тяготения, трактуя ее с научной, религиозной и политической точек зрения.

3) что идея всемирного тяготения не противоречит идее о боге, потому что она не чти иное, как идея о неизменном законе, по которому бог управляет вселенной;

4) что при достаточной осторожности философия тяготения может последовательно и без скачков заменить все принципы полезной морали, которую преподает теология, более ясными и определенными идеями.

ПРОГРАММА Т Р Е Т Ь Е Г О О Ч Е Р К А

Этот очерк будет разделен на две части.

Ч ACT Ь ПЕРВАЯ

Предметом первой части будет краткая история человеческого духа, его прошлое, будущее и настоящее; таким образом, эта часть будет разделена на три книги.


Остановимся на минутку, милостивые го· судари, чтобы познакомиться с этим делением; оно ново, оно чрезвычайно важно, оно поведет к устранению главной причины заблуждений, которые допускаются в рассуждениях о политике. Это самая счастливая идея, какая когда-либо возникала в нашем уме. Мы в восторге от этой идеи, и вы тоже придете в восторг, если дадите себе труд ее усвоить.

Деление, которое с самого начала пришло на ум и которое применялось до настоящего времени, состояло в расположении изложения в порядке последовательности во времени, т. е. сначала прошлое, затем настоящее и, наконец, будущее, но в результате — что произошло? Что произойдет, если сохранится это старинное деление и не будет принято предлагаемое «нами? Рассуждения о будущем будут главным образом основываться на текущих событиях; но текущие события представляют наименее прочный фундамент для рассуждений о будущем, потому что влияние самых незначительных обстоятельств на рассуждающую личность изменяет ее мнения, и нет иного средства уберечься от этого влияния, как устремить взор на застывшую картину отдаленнейшего прошлого и наиболее далекого будущего.

Произведите следующий опыт: когда кто-нибудь будет излагать вам свои политические убеждения, потребуйте от него обосно-


вания своих мнений на соображениях, почерпнутых в отдаленном прошлом и в отдаленном будущем, и пусть настоящее играет β них только роль точки соединения этих двух рядов соображений; вы увидите, что он будет принужден рассуждать правильно, т. е. что его рассуждения будут носить общий характер и лишь в незначительной степени находиться под влиянием положения, благоволения или судьбы лица, которое высказывает их.

Вы скажете, что очень мало людей обладает достаточным умом и достаточной эрудицией для того, чтобы так широко обосновывать свои рассуждения, и что в результате будет то, что число лиц, которые смогут рассуждать о политике, будет совершенно ничтожно. Ну что ж, милостивые государи, это и желательно, это главным образом и есть та цель, которою мы задаемся. Конечно, мы совершенно не имеем намерения помешать менее образованным людям говорить о политике, потому что политика фактически интересует всех, но мы хоти л точно определить условия, которым должен удовлетворять каждый человек, чтобы засвидетельствовать свою способность к политической науке.

Мы сделаем в этом очерке применение принципа, только что нами установленного» и с этого момента, т. е. в настоящей программе, мы будем отмечать его применение так, чтобы дать вам возможность судить, за·


служивает ли одобрения мысль, над развитием которой мы будем работать.

К Н И Г А П Е Р В А Я

Эта книга будет состоять из трех разделов.

Р а з д е л п е р в ы й . О п л а н е т е д о ее з а с е л е н и я . — Существование человеческого рода связано с существованием планеты; оно прямо зависит от нее, так что геологические данные должны необходимо служить введением в историю человеческого рода. Громадное большинство авторов-геологов согласно с тем выводом из их наблюдений, что Земля сначала была покрыта водой, и что, следовательно, она долго была необитаема как для человека, так и для других наземных животных. На этой точке зрения мы остановимся и подкрепим ее доказательствами, почерпнутыми у тех, кто ее установил.

Р а з д е л в т о р о й . В этом разделе мы займемся сначала созданием ясного представления о человеке как феномене в сравнении с другими феноменами, а затем изложим историю прогресса разума, начиная от происхождения человеческого рода и до появления Сократа. Выполнению этих двух задач мы посвятим следующие четыре ряда суждений:

1. С р а в н е н и е с т р у к т у р ы н е о р г а н и з о в а н н ы х и о р г а н и з о в а н -


пых тел . Результат этого сравнения: доказательство того, что действие, которое производится неорганизованными телами, и действие тел организованных на все, что находится вне их, пропорционально степени совершенства структуры тех и других.

2. С р а в н е н и е р а з л и ч н ы х о р г а н и з о в а н н ы х т е л по с т е п е н и их о р г а н и з о в а н н о с т и . Результат этого сравнения: доказательство, что: 1) человек лучше организован, т. е. наиболее организованное из всех известных нам тел и 2) чем совершеннее организация животного, тем оно умнее.

3. С р а в н е н и е у м а ж и в о т н ы х в р а з л и ч н ы е э п о х и их с у щ е с т в о в а ния . Результат этого сравнения: доказательство, что все животные способны к развитию пропорционально степени совершен ства их первоначальной организации и что если человек — единственное животное, которое совершенствовалось, то это по той причине, что он мешал уму других животных получить то развитие, к которому способен был этот ум.

4. С р а в н е н и е с о с т о я н и я ч е л о в е ч е с к и х з н а н и й в р а з л и ч н ы е э п о х и с о в р е м е н и п р о и с х о ж д е н и я ч е л о в е к а д о п о я в л е н и я С о к р а т а . Результат этого сравнения: доказательство того, что человеческий ум, со времени его происхождения и до появления


Сократа, никогда не переставал прогрессивно развиваться. *

Р а з д е л т р е т и й . Мы пройдемся дза раза по векам, прошедшим от эпохи Сократа до наших дней: в первый раз мы отметим четыре этапа, во второй раз — только два.

Сперва мы представим учение Сократа за первые пять-шесть веков после его смерти и покажем, что в этот промежуток времени оно имело только философское значение, затем —-за следующие пять-шесть веков, причем покажем, что в этот промежуток времени оно приобрело религиозный характер, наконец, еще за пять-шесть следующих столетий, когда оно совмещало философский, религиозный и политический характер. Наконец, мы выявим тот важный факт, что в последние века оно последовательно освобождалось от философского, религиозного и политического характера и ныне пришло в упадок, потому что от него отказался весь образованный класс и им руководствуется только невежественный класс.

Затем мы разделим время, протекшее от Сократа до нас, на две равные части. Мы покажем, что в продолжение 11—12 первых столетий человеческий ум был занят только применением теории, выработанной этим философом, не делая никаких усилий к ее улучшению. Затем мы покажем, что в аро-

* См. развитие этих четырех рядов суждений в первом выпуске «Очерка науки о человеке». 18

Сен-Симон, т. 1


должение 11—12 последних столетий человеческий ум работал одновременно в двух направлениях: с одной стороны, он продолжал применять теорию Сократа ко все более и более мелким частностям, а с другой — он работал над созданием более прочного основания для научной системы. После этого мы изложим историю опытных наук со времени их разработки при первых халифах; мы покажем, каким образом теории различных отраслей физики, по своей естественной тенденции, были направлены к одной объединяющей точке, и, наконец, что в настоящий момент остается сделать последний шаг, чтобы достигнуть единства в идее тяготения.

К Н И Г А В Т О Р А Я

О б у д у щ е м ч е л о в е ч е с к о г о р о д а

В начале этой книги будет введение, в котором мы укажем (это будет нетрудно), что история будущего не может быть так подробна, как история прошлого, и что узкие рамки нашего ума заставляют нас ограничиться суммарными положениями.

Мы разделим эту вторую книгу на три раздела соответственно трем разделам истории прошлого.

Р а з д е л п е р в ы й . О п л а н е т е , п о с л е т о г о к а к о н а с т а н е т у ж е н е о б и т а е м о й . Геологическими соображениями надо начинать историю человеческого рода,


точно так же и на том же основании этими соображениями ее надо и окончить.

Наша планета имеет тенденцию к высыханию. Африка, которая была заселена раньше других частей света и, следовательно, раньше других стала обитаемой, в настоящее время уже почти совершенно высохла. В Азии пески Аравии с каждым днем заметно распространяются, так же как пески Средней Азии: они стремятся слиться и покрыть весь растительный покров земли, который еще так плодороден в этой второй ко» лыбели человеческого рода. В Европе Испания, страна столь плодородная во времена римлян, уже высохла. В Германии значительная часть лесов исчезла, и реки здесь гораздо менее многоводны, чем в эпоху, описание которой 1Мы находим у Тацита. 43 На основании этих наблюдений геологи неизбежно приходят к заключению, что наступит эпоха, когда наша планета совершенно высохнет. Очевидно, что в эту эпоху она станет необитаемой, и следовательно, начиная с известного времени человеческий род будет постепенно иссякать.

Изучение совершенно высохшей и необитаемой планеты явится концом истории человеческого рода.

Р а з д е л в т о р о й . В начале этого раздела мы дадим картину ощущений последнего человека, умирающего после того, как проглотил последнюю каплю воды на земном шаре; мы покажем, что ощущение смерти 18*


будет для него гораздо тяжелее, чем для нас, потому что его личная смерть будет совпадать со смертью всего человеческого рода. Затем от морального состояния этого последнего человека мы перейдем к исследованию морального состояния остатков человеческого рода до того времени, когда он увидит начало своего разрушения и когда проникнется убеждением, что оно неизбежно, убеждением, которое парализует у него всякую нравственную энергию и уподобит его тем людям, о которых мы будет говорить во втором разделе книги о прошлом человеческого рода; желания, у этих людей будут те же, что и у других животных.

Р а з д е л т р е т и й . В этом разделе мы представим ум человеческий освободившимся от всех суеверий и всякого научного шарлатанства. Этот раздел будет состоять из двух глав. В первой мы начертим картину человеческого рода, обладающего хорошей научной системой, а во второй — мы представим его работающим над организацией этой системы. Глава оканчивается моментом, когда человек начинает работать над этой организацией. Этот момент образует картину настоящего, открытую тому, кто подходит к нему от будущего, так же как для идущего от прошлого картина настоящего представляет последнее действие научной теории, построение которой начал Сократ.


К Н И Г А Т Р Е Т Ь Я

О н а с т о я щ е м ч е л о в е ч е с к о г о р о д а

Мы изложим сначала общие соображения, суть которых сводится к следующему. Человеческий род кончил свой жизненный подъем, но еще не начал спускаться. Настоящее — это тот момент, когда, остановившись на вершине своего развития, человечество соединяет в себе высшие степени всех нравственных качеств. В нем достигла полного развития способность мышления, воображение еще не угасло; если древний мир являет ему печальную картину старости, то новый дает радостное зрелище детства, приближающегося к юности.

Обращаясь затем прямо к существу вопроса, мы покажем, что теория, построение которой было начато Сократом, сделалась бесполезной и даже стала в тягость науке, а следовательно, и человечеству; с другой сторона, мы покажем, что вое материалы, необходимые для построения новой научной системы (системы позитивной) t уже собраны. Определив, таким образом, моральное состояние, в котором находится в данный момент человеческий ум, мы оставим путь наблюдения, путь a posteriori, путь пассивный, чтобы перейти к пути a priori, или активному, на котором человек творит.


Мы скажем: работа по построению новой научной теории требует содействия всех ученых, в частности, занимающихся философией (или всеобщей наукой). Так как европейские философы разделяются в настоящее время на две секты, то необходимой предварительной работой явится объединение их на одном принципе, чтобы создать научную мастерскую, способную выполнить громадную работу по построению новой общей теории.

Мы сначала обратимся к англо-французской философской секте и покажем ей, что если, с одной стороны, она права, исключая из своих рассуждений представление об общей одушевленной причине, то с другой — она совершенно заблуждается, продолжая заниматься исключительно изысканием новых фактов и не работая над координированием и обобщением огромного количества уже собранных и установленных фактов; одним словом, что пора ей бросить метод a posteriori и перейти к методу a priori.

Затем мы обратимся к немецкой секте и скажем ей: вы совершенно правы, когда учите, что уже настало время человеческому уму рассматривать вещи a priori; вы совершенно правы, когда громите на своих философских кафедрах манию англо-французских ученых беспрестанно охотиться, наполнять свои кладовые дичью и никогда не садиться за стол. Вы совершенно правы, когда проповедуете, что нужна общая теория, что только в философском отношении наука при-

Труд о всемирном тягот&нии 279

носит непосредственную пользу обществу и что ученые могут образовать общую политическую корпорацию, необходимую для того, чтобы связать между собой европейские нации и обуздать честолюбие народов и королей. Но вы жестоко заблуждаетесь, когда хотите обосновать вашу философию «а идее одушевленной (причины: не идея бога должна объединять концепции ученых, а идея тяготения. Эту идею нужно трактовать как закон бога, чтобы »не вступать в столкновение с суеверными представлениями бедного класса, который по недостатку образования или ума не может подняться до великих абстрактных идей. В связи с этим мы осветим вопрос, в котором до сих пор царит еще настоящая путаница; мы докажем, что до сих пор спиритуалистами называли тех, кого следовало бы называть материалистами, а материалистами тех, кого следовало бы называть спиритуалистами. Действительно, воплощать абстракцию — разве это не значит быть материалистом? Из существа бога извлечь идею закона — разве не значит быть спиритуалистом ?

Мы окончим эту -первую часть третьего очерка замечанием, что ее должно рассматривать лишь как введение ко второй части.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Во второй части мы хотим наметить в общих чертах новую философскую систему; мы изложим сначала наши мысли, относящиеся к системе мира, а затем наши мысли, относящиеся к науке о человеке; таким обра-эта ©торая часть естественным образом будет делиться на две книги.

К Н И Г А П Е Р В А Я

О с и с т е м е м и р а

Все составленные до сих пор системы идей основывались на космогонии, и всем вновь создаваемым будет дано то же обоснование, ибо © природе вещей описывать вместилище, прежде чем говорить о его содержимом. До сих шор во всех построенных космогониях солнечную систему рассматривали как общую систему. При современном состоянии наших знаний такая точка зрения не была бы достаточно общей. Мы будем поэтому говорить о действительно общей организации мировой системы. Мы будем рассматривать вселенную состоящей из двух полушарий; одно, к которому мы принадлежим и в котором материя стремится к отвердению, другое — в котором она стремится к превращению в текучее состояние.

Τ рул о всемирном тяготении 281

К Н И Г А В Т О Р А Я

Н а у к а о ч е л о в е к е

Мы представим науку о человеке, усовершенствованную на основе физиологических наблюдений. Вот принцип, который мы положим в основу системы морали. Опыт показал, что всякий человек, который не ищет счастья в направлении, полезном для своих ближних, — несчастен, каково бы ни было его кажущееся благополучие.

Люди не могут трудиться для счастья своих ближних все в равной мере по охвату и важности интересов,— отсюда необходимость разделить теорию морали на четыре части в применении:

1) к тем, умственная деятельность которых содействует прогрессу философии,

2) к тем, кто способен использовать чувство патриотизма,

3) к тем, которых природа предназначила находить свое счастье в семье, достойными главами которой они являются,

4) к тем, кто способен только выполнять свой долг и склонен помогать более способным людям,

З А К Л Ю Ч Е Н И Е Т Р Е Т Ь Е Г О О Ч Е Р К А

Из всего сказанного в третьем очерке мы выведем заключение, что общую теорию наук как физических, так и моральных мож-


но построить на основе идеи тяготения как закона, которому бог подчинил вселенную и по которому он ею управляет. Мы скажем, как скорейшим образом притти к построению этой теории, именно: пусть все ученые общества примут участие в конкурсе при обсуждении данного вопроса и изберут комиссаров для присуждения премии за работу, лучше других достигающую своей цели (комиссары эти должны собраться в Риме). Важность этой работы вполне очевидна, потому что кризис, в котором находится все население Европы, не имеет иной причины, кроме отсутствия связи между общими идеями. Как только появится теория, соответствующая состоянию просвещения, все тотчас же войдет в порядок, общее устройство европейских народов восстановится само собой, и духовенство, обладающее образованием, соответствующим приобретенным человечеством знаниям, быстро восстановит спокойствие в Европе, обуздав честолюбие народов и королей.

Мы покажем, что не надо пугаться трудностей, которые представляет построение новой теории, что не следует поддаваться чересчур горячему желанию достигнуть наиболее высокой степени совершенства. Мы пригласим философов, которые примутся за эту работу, рассмотреть, насколько теория, послужившая основанием прежнего учения — научного, религиозного и политического, — была ошибочна и насколько она, однако, бы-


ла полезна. Мы им докажем, что важнее всего по возможности быстрее начать яту работу, потому что, как только первый эскиз ее будет сделан, явится средство уничтожить ужасный бич всеобщей войны и преобразовать европейское общество — единственный философский вопрос, заслуживающий в настоящий момент внимания ученых; наконец, мы скажем нашим философам-современникам, что, исполнив нашу задачу насколько возможно лучше, мы завещаем нашим преемникам заботу об усовершенствовании наших трудов.

*

ОПЩЕЕ З А К Л Ю Ч Е Н И Е Э Т О Г О ТРУДА И П Е Р В Ы Х ДВУХ В Ы П У С К О В

Н А У К И О Ч Е Л О В Е К Е »

В общем предисловии к «Очерку науки о человеке» следовало обратить внимание на следующее место:

«Работа, которую я задумал, не ограничивается настоящим очерком. Она должна состоять из четырех очерков под названиями: «Наука о человеке», «Философия», «Преобразование духовенства» и «Национальное преобразование различных народов». К исполнению этого плана работы меня побудило скорее убеждение в ее необходимости для общества, чем чувство собственной способности выполнить такой долгий и тяжелый труд.


Приступая к нему, я заявляю, что готов бросить руководство этим начинанием, что величайшее мое желание — найти лицо, более способное, чем я, взяться за него, и что с того момента я стану его сотрудником, которым оно может располагать по своему усмотрению. В ожидании того счастливого дня, когда я буду освобожден от этой задачи, бесконечно превышающей мои силы, я намечаю путь, по которому буду итти, чтобы выполнить ее как можно лучше, но я обращаю внимание читателя на то, что в данный момент я должен смотреть на себя как на руководителя начинания и строить свои соображения так, как если бы я должен был приводить в исполнение все начинание целиком.

Для его выполнения я назначаю 12 лет, начиная с 1 января 1813 г. (с этого времени я им действительно занят). Мой «Очерк науки о человеке» будет представлен ученым обществам Европы к 1 января 1816 г., «Очерк философии» — к 1 января 1819 г., «Очерк преобразования духовенства» — к 1 января 1822 г. и «Очерк национального преобразования различных народов» — к 1 января 1825 г.

Первый раздел моего «Очерка науки о человеке» окончен. Я сниму с него несколько копий с большими полями и раздам их лицам, наиболее способным судить о работе подобного рода. Я попрошу их помочь мне своими советами, делая на полях свои замеча-

Труд о всемирном тяготении ^#5

ния. Я передам им копию второго раздела, когда он будет окончен, получив их заметки, написанные к первому; таким же образом я буду дальше подвергать мою работу, часть за частью, критике просвещенных мыслителей, имеющих достаточно душевной теплоты, чтобы последовательно заниматься общими интересами и средствами прекращения кризиса, которым охвачена вся масса европейского населения».

Таким образом, я только через три года должен был бы перейти к вопросу, которого я коснулся сейчас; три следующих года я должен был бы употребить на его обсуждение и дать, следовательно, его решение только по истечении шести лет. Таким образом, я оставил за собой шесть лет для того, чтобы подготовить ум читателя и углубить мои идеи; вместо этого мне пришлось в две недели подняться на высшую точку ума и остановиться на ней. На пространстве 50 страниц я должен был возвести читателя на эту высоту абстракции. Что вас к этому побуждал о ? — спросите вы меня, милостивые государи. То, что с наибольшим деспотизмом управляет человеком с сердцем: с одной стороны, чувство, что делаешь полезное дело, с другой — надежда приобрести славу.

Император по своем возвращении в Париж обнаружил намерение осуществить свой проект — принудить англичан признать свободу плавания. Его гордое, можно сказать, героическое поведение после превратностей, кото-


рые претерпели наши армии, восхитило нас, привело нас в восторг; но император, говорят, выразил намерение достигнуть своей цели, принудив оружием весь континент содействовать его плану свержения деспотизма британцев на морях. Было ясно, что ему невозможно добиться своего этими средствами. С другой стороны, наши соотечественники всех классов ясно выражают желание замкнуться в природных границах Франции, которыми являются Пиренеи, Альпы и Рейн; они открыто говорят, что если глава правительства заставит наши войска перейти эти естественные границы для новых завоеваний, то это будет вопреки их желанию. Эго их желание кажется нам справедливым, и мы его вполне разделяем, но с глубокой печалью и даже с чувством унижения видим, что во многих французах ослабело намерение принудить англичан признать международное право и подчиниться ему. В убеждении, что возможно согласовать героические цели императора с национальными стремлениями, мы приложили все силы, чтобы создать план, который достиг бы той же цели, и поспешили изложить вкратце способы согласования намерений императора и его подданных. Мы не жалеем о весьма тяжелой работе, проведенной с этой целью, потому что у нас есть сознание, что благодаря этим усилиям наши идеи за пятнадцать дней выяснились в той степени, в какой это могло быть достигнуто по ранее принятому


плану лишь за несколько месяцев или даже лет.

Да, милостивые государи, мы уверены, что, читая наш первый очерк, вы будете поражены новизной, силой и справедливостью содержащихся в нем идей; мы также уверены, что через три месяца и даже, может быть, гораздо раньше появится наш второй очерк и что этот второй очерк достигнет своей цели — связать концепцией a priori открытия, сделанные в астрономии Ньютоном и после него. Наконец, мы надеемся издать еще до истечения года наш третий очерк, который даст хороший набросок общей научной теории, основанной на идее всемирного тяготения, рассматриваемой как общий, единый и неизменный закон, которому бог подчинил мир и но которому он им управляет; этого наброска будет достаточно, чтобы дать корпорации ученых средства применить новую об'щую теорию к политической науке.

Результатом этих трудов будет реорганизация европейского общества посредством особого учреждения, общего для всех народов, которые его составляют. Это учреждение, смотря по степени просвещения каждого народа, будет представляться ему научным или религиозным, но оно во всяком случае окажет положительное политическое действие в обуздании честолюбия народов и королей, действие, которое, вероятно, сначала будет направлено против Англии, но неизбежно


будет применено во всей своей силе и к французам, если они не возвратятся к своим естественным границам и конституционным путем не откажутся выходить из них.

Сила ученых Европы, объединенных в одну общую корпорацию и имеющих своей связью философию, основанную на идее тяготения, будет неизмерима.

П И С Ь М О К Е В Р О П Е Й С К И М УЧЕНЫМ

Милостивые государи!

Вполне естественно, что духовенство является наиболее ученой корпорацией, или, скорее, что наиболее ученая корпорация выполняет священнические обязанности. Когда светские люди становятся более учеными, нежели духовные, главная связь, объединяющая общество, ослабевает, но она совершенно разрывается, когда светские люди значительно превосходят духовных в науке. Это утверждение есть результат наблюдечий прошлых времен, начиная с X V в. до настоящего времени. Действительно, начиная с этого времени, светские люди непрерошно преуспевали в науках, а так как церковники оставались приверженцами своих старых идей, старой теории, одним словом, застыли в научном смысле, то духовенство ныне принадлежит к наименее просвещенному классу.


Действительно, начиная с X V в. и до настоящего времени учреждение, объединявшее европейские нации, обуздывавшее честолюбие народов и королей, постепенно ослабевало; теперь оно совершенно рушилось, и всеобщая война, страшная война, война, угрожающая гибелью всего европейского населения, ведется уже двадцать лет и скосила уже несколько миллионов людей, на которых следует смотреть лишь как на авангард армий, подготавливаемых к походу.

В порядке вещей, милостивые государи, что научная теория стареет и что духовенство, исповедующее ее, сходит на-нет, когда она становится неудовлетворительной; также вполне естественно, что светские люди, построившие новую общую научную теорию, заменяют старое духовенство и образуют священническую корпорацию.

Ваше спокойствие, господа, так же как общее благо, требует, чтобы вы приняли решение. Вы одни в состоянии вернуть спокойствие Европе, вы одни можете преобразовать европейское общество. Время не ждет, кровь льется, поспешите же высказаться! Положение дел властно требует применения принципа в его простейшем виде; в этом случае практика должна итти впереди теории. Таков будет ход вещей, если вы — люди с сердцем и умом, как я склонен думать.

Пусть каждое ученое европейское общество пошлет одного или нескольких депутатов 19 Сеп-Сидюи, т. I


в Рим с полномочием избрать папу и пусть папа тотчас же после своего назначения издаст воззвание примерно такого содержания:

В О З З В А Н И Е П Е Р В О Г О ПАПЫ НОВОЙ НАУЧНОЙ ТЕОРИИ

В Европе еще живо горестное воспоминание о 30-летней войне. Религиозные войны, говорят, самые жестокие; они, конечно, очень жестоки, но все же не так, как война, вызванная уничтожением религиозной связи, потому что уничтожение этой связи ЕИОБЬ ввергает человечество в его первобытное состояние, в состояние непрерывной войны. И действительно...44

П И С Ь М А К А М Е Р И К А Н Ц У 4 5

Цель этой переписки. Освобожденная Америка, внушающая уважение. Мудрость и сдержан-ность основателей американской свободы. При

вилегированные сословия.

П и с ь м о п е р в о е

Вы выразили желание, милостивый государь, знать о том, что происходит на старом континенте; вы просите меня ознакомить вас с ходом европейского умственного развития, а со своей стороны вы предлагаете сообщить мне подобные же сведения об Америке. Ваше предложение нравится мне как потому, что оно лестно для меня, так и потому, что мысли, которыми я собираюсь с вами юделить-ся, составляют предмет моих постоянных занятий. Ваша мысль об установлении философской переписки для ознакомления с прогрессом человеческого разума как в Старом, так и в Новом Свете представляется мне чрезвычайно плодотворной. 19*

292 Письма к американцу

В результате этого должно произойти новое полезное сближение, которое чрезвычайно облегчит выяснение наиболее важных политических вопросов. Непрерывное сравнение состояния цивилизации двух стран, жители которых столь различны по своим нравам, хотя они в равной мере просвещены, двух стран, обитатели которых живут в столь .разных условиях, что в наиболее важном отношении страны эти могут быть рассматриваемы как совершенно противоположные, ибо в одной из них чувствуется недостаток населения, а другая перенаселена,— такое сравнение, несомненно, расширит круг политических идей.

Ввиду того, что наши письма (согласно вашему желанию), по мере того как будут написаны, должны быть напечатаны, я хочу сейчас представиться читателям, сообщив им, кто я таков и о чем я размышляю.

В том социальном положении, которое определялось случайностью моего рождения, обычай непреложно устанавливал профессию, которой я должен был заняться, вступая в свет: я посвятил себя военной карьере.

Через год после моего поступления на службу Франция выступила в защиту американских инсургентов,46 и я воспользовался этим обстоятельством, чтобы направиться в Америку, где я принял участие в пяти кампаниях.

Я присутствовал при осаде Йорка, и способствовал в весьма значительной мере пле-

Письма к американцу 293

нению генерала Корнуэлса47 и его армии; таким образом, я могу считать себя одним из основателей свободы Соединенных Штатов, так как эта военная операция, определившая собой мир, установила бесповоротно независимость Америки.

Возвратившись во Францию, я всегда с глубоким вниманием и живейшим интересом следил за ходом быстро развертывавшихся на вашей родине политических событий, которые до сих пор прямо направлены к установлению у вас наиболее прекрасного и наиболее простого социального порядка, который когда-либо существовал.

Невозможно выразить впечатление, которое производили на меня в течение первых лет вашего национального существования известия о том, что ваши суда, освобожденные от пут и украшенные новым флагом, прибывали в нашу состарившуюся Европу, так нуждающуюся в омоложении.

Поведение Вашингтона и тех, кто вместе с ним способствовал завершению восстания, объединению ваших сил и направлению их к великой цели полного освобождения от английского владычества, было постоянным предметом моего восхищения. Благодаря способу употребления установленной вами власти, благодаря спокойному состоянию, в котором вы пребываете с первого момента и продолжаете пребывать до сих пор, и особенно благодаря просвещению века и прежним успехам цивилизации вашей матери-отчизны


человеческому роду был дан хороший политический урок.

То, что доныне считалось мечтой, что относилось к выдумкам, таким образом, наконец, осуществилось. Мы видели, как основатели вашей свободы употребляют возложенную на них власть для установления наиболее прочной и безусловной индивидуальной свободы. Мы видели, как одновременно устанавливалась и общественная и личная свобода, как бок-о-бок водворялись и национальное благосостояние и улучшение индивидуальной участи членов, составляющих это новое общество; мы наблюдали, наконец, постоянный и беспримерно быстрый рост населения, просвещения и богатства в этом обществе.

Но если я, милостивый государь, с такой живостью чувствовал, если я еще и поныне так живо отношусь к событиям, которые произошли в течение более тридцати лет более чем за 2000 лье от моей отчизны, событиям, представляющим для меня в известном смысле лишь побочный интерес, то судите сами, как глубоко я был взволнован политическими движениями, происходившими с тех пор на моей собственной родине и на моих глазах.

Труд обновляющейся нации всегда бывает тягостен и зачастую опасен. Народ, испытывающий на себе подобную метаморфозу, в то время как она совершается, оказывается


устаревшим в одном отношении, младенческим в другом.

Французские учреждения износились, они перестали быть теми пружинами, теми органическими колесами, действие которых ускоряет движение политического тела; они потеряли свою силу, свою гармонию, деист веиность, они представляют собой лишь инертную массу, нависшую над нацией и давящую на нее своей громадной тяжестью. Число общественных функций увеличилось, большая часть должностей приобрела наследственный характер, и семьи, овладевшие ими, согласно закону, в силу которого человек по своему существу ленив, если только обстоятельства «е принуждают его к труду, из поколения в поколение становились все более неспособными, так что в 1789 г. только привычка к повиновению была единственной сдержкой для управляемых.

Корпорации потеряли свою силу, сословное деление не представляло больше преимуществ, и недостатки его чрезвычайно возросли.

Нация, разделенная на сословия, среди которых образовались привилегированные слои, может быть уподоблена, мне кажется, толпе, состоящей из избранных и низших. Избранные, говорят, являются хранителями священного огня, они создают разум организма и его поддерживают; они более способны руководствоваться чувством чести. Пример их возбуждает храбрость даже в низших слоях:


они внушают к себе такое доверие и в то же время — такое желание подражать им, что даже наиболее трусливые становятся храбрыми, сражаясь вместе с ними; армия, поддерживаемая ими, кажется состоящей целиком из избранных. Желание войти в их ряды становится делом чести всех солдат, проникнутых благородным соревнованием в том, чтобы быть поскорее призванными.

На это указывают, что если, как это может к несчастью случиться, избранные и ординарные отряды действуют порознь, то вскоре убеждаются, что с выходом наиболее храбрых из числа низших последние будут доведены до полного истощения, подобно человеку, потерявшему лучшую часть своей крови.

Но не этим вопросом должен я заняться. Предположим, что в силу каких-либо об

стоятельств отряды, выделенные из всей армии для образования отборного войска, становятся хуже ординарного войска. Что произойдет тогда? Придется сделать выбор: или вовсе отказаться от отборного войска, или же, если хотят сохранить его в прежней силе, решиться на новый отбор, чтобы заново его составить.

Я полагаю, что нация, высшие сословия, привилегированные корпорации и должностные лица которой стали по своим чувствам, способностям и образованию ниже больший ства народа, нация эта, говорю я, находится в положении войска, в котором гренадеры и


егеря потеряли свое действительное превосходство над низшими родами войск.

Правильно будет сказать, что в 1789 г. духовенство, дворянство и государственное чиновничество не отличались от большинства французов своим просвещением, энергией, высотой души и различного рода благородными чувствами. Власть, которой они продолжали пользоваться над нацией, казалась в их собственных глазах выгодной должностью без всяких обязанностей, и обладание ею не могло быть оспариваемо; их мысли о законности их политических прав были абсурдны; они отлично признавали обязанности сограждан по отношению к ним, но ни в коей мере не признавали своих обязанностей по отношению к согражданам.

Я сказал, что в 1789 г. французская нация представляла одновременно зрелище и дряхлости и младенчества. Дряхлость, как видим, была достоянием правителей, народ же был младенцем. Французы, которые не были ни дворянами, ни священниками, пи государственными чиновниками, другими словами — французский народ был воспитан в уверенности, что он не имеет никакого права вмешиваться в дела государства, что он даже не и состоянии размышлять о столь возвышенных идеях. Его так приучили к этому образу мыслей, он был им так проникнут, что считал смешным всякого подданного, отважившегося рассуждать об общественных интересах и высказывать свое мнение о поведе-


нии, которому должно было бы следовать правительство, или о тех мерах, которые ему следовало бы предпринять.

Странное заблуждение, в силу которого "Л оо народа дали себя убедить, что они рождены не для собственного счастья, а для того, чтобы служить счастью других, что не сами они, а лишь их вожди могут судить об их нуждах!

Уже на предшествующих страницах, милостивый государь, перо мое несколько раз готово было набросать картину бедствий, которые французы сами себе создали, воспроизвести сумасбродства, которым они предались, жестокости, которые были совершены ими РО время революции, но сердце мое противилось этому; оно содрогается при одном воспоминании об ужасных сценах, свидетелем которых я был.

Какая была бы нужда останавливаться мыслью на раздирающих душу воспоминаниях, рассказывать о тех несчастьях, жертвой которых была моя родина в течение более 25 лет, если бы рассмотрение эпохи, вызывающей одновременно ужас и жалость, было бы бесплодным описанием, лишенным образовательного значения, если бы оно не служило мне, при помощи глубокого анализа причин и следствий, средством к установлению утешительного доказательства, что бедствия, угнетавшие нас в течение четверти века, теперь уже много лет, несколько ьекоз не смогут больше повториться, или, правиль-


нее, что прогресс полита ческой науки делает их возврат невозможным навсегда; если бы, одним словом, этот анализ не давал мне средств для доказательства французам, что они, наконец-то, вступили на (настоящий путь и могут уверенно им итти.

П и с ь м о в т о р о е

Дух и нравы американскою народа во время объявления независимости. Социальный строй, который должен был вытекать из этого духа. Дух и нравы французского народа в 1789 г.

Во время моего пребывания в Америке, милостивый государь, я гораздо больше занимался политической наукой, чем военной тактикой. Война сама по себе меня не интересовала, но целью войны я живо интересовался и благодаря этому интересу переносил ее тяготы без отвращения; я хочу ее конца,— говорил я себе часто,— следовательно, надо изыскивать для этого средства.

Отвращение к военному делу овладело мною окончательно, когда я увидел приближение мира. Я ясно представлял себе карьеру, которой я должен был себя посвятить, карьеру, к которой призывали меня мои вкусы и мои естественные склонности. Я не был призван быть солдатом, меня тянуло к другой, могу сказать, противоположной деятельности: изучать движение человеческого разума, чтобы затем работать над усовершенствованием


цивилизации,— такова была цель, которую я себе поставил. Я всецело отдался ей, посвятил ей всю мою жизнь; с тех поо эта новая работа начала занимать все мои силы. Остаток времени моего пребывания в Америке я посвятил размышлению о великих событиях, свидетелем которых я был; я стремился открыть их причины, предвидеть последствия; особенно привлекало меня изучение тех последствий, которые могли произойти для моей родины.

С этого момента я видел, что американская революция знаменовала собой начало новой политической эры, что революция эта неизбежно должна была вызвать важный прогресс всеобщей цивилизации и в короткое время произвести большие изменения в общественном порядке, господствовавшем в Европе. Я внимательно изучал условия, в которых находились жители Америки; я сравнивал их с условиями, господствовавшими в Старом Свете; я видел, что они по существу различны, и отсюда заключал, что цивилизация в обоих полушариях не пойдет по одному пути.

Сделанные мною тогда заметки кажутся мне и сейчас не лишенными интереса, осмелюсь даже сказать, они являются пунктами, к которым было бы очень желательно привлечь теперь общественное мнение. Я приведу некоторые из них.

Я заметил: 1) что терпимость в этой стране поднята на

самую высокую ступень, она там абсолютно


безгранична, потому что ни одна религия не занимает там господствующего положения, потому что ни одна не пользуется особым покровительством, потому что ни один религиозный догмат не объявлен государственным догматом, потому что в этой стране существует множество различных религий, потому что все возникающие одинаково признаются, потому что каждый свободен построить новую и вербовать себе приверженцев, потому что между всеми этими религиями, каковы бы они ни были, допускается всевозможная борьба мнений;

2) что там нет привилегированных корпораций, нет дворянства, нет остатков феодализма, ибо феодализм там никогда не существовал; нация, наконец, не делится на сословия, она образует политическое тело, состоящее из однородных частей:

3) что в стране этой нет ни одной семьи, которая в течение нескольких поколений занимала бы главные общественные должности; никто, следовательно, не может рассматривать правительственную должность как свою вотчину и, наконец, общественное мнение склонно открыто высказываться против всякого гражданина, кто бы он ни был, осмелившегося претендовать на исключительное право занятия государственных должностей:

4) что характер одного из первых основателей английских колоний в Новом Свете, знаменитого Пенна,48 соответствует господствующему характеру американской нации;


нация эта является по существу мирной, промышленной и хозяйственной.

Из этих наблюдений я заключаю, что американцы организуют у себя режим, бесконечно более свободный и демократический, чем тот, под которым жили все европейские народы; что их национальный дух отнюдь не военный, что в своей конституции, во всех законах, во всех правилах они стремятся покровительствовать земледелию, торговле и всем видам промышленности; что постоянной целью их законодательства является гарантия всем гражданам без исключения и даже всем иностранцам их личной свободы и полноправного владения собственностью, какова бы она ни была; что общественное мнение, так же как и законы, считает военные обязанности лишь временными, случайными занятиями, которые все граждане обязаны исполнять, когда обстоятельства этого требуют, но они вовсе не таковы, чтобы сделаться особой и единственной профессией значительной части населения, и что еще менее они должны быть рассматриваемы как профессия, дающая лицам, занятым ею, права на занятие высших должностей.

Я заключаю отсюда, что и в других, не менее важных отношениях американцы в своем пути удаляются от направления, принятого Европой.

Величайшим государственным деятелем в Европе, по крайней мере слывущим наиболее искусным, которого уважают, которого вы-


двигают, которого чрезвычайно возвышают, является всегда тот, кто находит способ увеличить доходы от налогов, не вызывая больших возмущений облагаемых. Я видел, что в Америке наиболее великий государственный человек — тот, кто нашел способ сократить, сколько возможно, повинности народа так, чтобы от этого не пострадала общественная польза.

Народ или подданные Старого Света поддались убеждению, что для общественного блага необходимо, чтобы должностные лица оплачивались дорого, что высокие оклады нужны для представительства; я видел, что американцы думают совершенно иначе, что должностные лица пользуются там тем большим уважением, чем меньше они роскошествуют, чем более они доступны и более просты по своим нравам.

Я полагаю, наконец, что в основных принципах социальной организации существует та разница между Старым и Новым континентами, что в Америке занятие общественных должностей рассматривается как обременительная обязанность, принятая в силу долга и нз подчинения общей воле, в то время как в Европе, наоборот, принимать участие в управлении значит осуществлять свое право, право, передаваемое по наследству, право, заменяющее вотчину, ибо оно приносит бо-* гатство.

Как далек был французский народ в 1789 г. от того, чтобы считать себя способ-


ным установить подобный общественный порядок. Эта неспособность имела своим первым источником полное и неограниченное политическое невежество. Общественные явления были для него подобны небесным явлениям: когда погода хороша, человек радуется, когда она пасмурна, он грустит, но никогда не задается желанием оказывать влияние на состояние погоды. Точно так же, когда политические дела преуспевают, французы радуются; если дела идут плохо, они горюют; смиренно обращают они свои мольбы к небу, заклинают его внушить правителям мудрость и рассудительность в применении власти. Если зло становится тяжелее и бедные люди жестоко страдают, они опять обращают кверху свои мольбы о помощи, опять бога, единственного судью королей, просят наказать своих угнетателей; они полагаются на правосудие иного мира, чтобы исправить ошибки и отомстить за дурное обращение, на которое они обречены в этом мире.

Никто, повторяю, не интересовался делами государства иначе, как совершенно пассивно, никто не рассматривал себя иначе, как частицу бездеятельной массы, бессильного организма, обязанного оставаться немым и неподвижным перед властью, каковы бы ни были ее ошибки и прегрешения.

У п р а в л я т ь г о с у д а р с т в о м и з ч е т в е р т о г о э т а ж а было шуткой того времени, модной шуткой. Те, на кого она направлялась непосредственно, светские разно-


чинцы (которые вообще не занимали первых этажей), именно они повторяли ее больше всего. Они радостно применяли ее к себе, а между тем эти люди были единственным производительным классом нации, они и были француз-ской нацией; французская нация, следовательно, имела глубокое, ясно выраженное представление о своем ничтожестве в политике.

У французов были свои Генеральные штаты, но лишь изредка они видели их созванными. Время их созывов было всегда крайне непродолжительно, и часть нации, так называемое третье сословие, не видела в них никакой другой выгоды, кроме возможности приносить прямо к подножию трона свои смиренные жалобы. Эти политические права, предоставляемые французской нации по доброй воле королей, осуществляемые также по их доброй воле, конечно, не были так важны, чтобы сильно занимать умы.

Кое-что они все же собой представляли: это было как бы начало, подготовляющее нацию к тому времени, когда успехи просвещения ознакомят ее с ее интересами и теми мерами, которые ей следует предпринять; но и эта возможность скоро исчезла.

В течение долгого времени Генеральные штаты не созывались; усиленные оттягивания заставили даже совсем потерять их из виду, об этом старом подобии политического действия едва лишь вспоминали; короче, привычка к ним была уничтожена, воспоминания 20 CJH-СИМОИ, Т. I


о них стерлись в умах, и это отсутствие привычек и воспоминаний довершало то, что я называю невежеством французской нации.

Если бы в 1789 г. всякая традиция в этом отношении не была утеряна, если бы еще сохранились в умах французов какие-нибудь следы политической деятельности, которую они когда-то выполняли, они, опираясь на соответствующие основания, тотчас же провозгласили бы старые права и могли бы, несомненно, рассчитывать на большой успех в отвоевании их у власти; если бы они обнаружили и более честолюбивые притязания, притязания эти, конечно, не превысили бы тех, которые были выставлены раньше. *

Нидерландский и английский народы находились долго под ярмом деспотизма, но так как они имели определенные принципы, так как они сознавали и свои права и прерогативы власти, умы их вследствие недовольства были постоянно активны в соответствии со своими установившимися идеями. Таким образом, если произвол правительства мог подавлять их политическую активность до приведения ее временно в крайне убогое со-

* Людовик XIV первый сказал: «Государство — это я», и слова эти были сигналом к уничтожению всяких политических прав народа. Людовик XIV создал тот дефицит, покрыть который не могли двадцать банкротств генеральных контролеров в 1789 г.: это Людовик XIV, следовательно, вызвал революцию, к нему следует отнести все те несчастья, которые были причинены всем нам и Бурбонам.


стояние, то он не мог все же ее совершенно уничтожить, еще менее изгладить из памяти; с другой стороны, когда им представлялся случай поднять голову, то цель их усилий была установлена и определена, план был выработан заранее: надо было требовать восстановления непризнанных прав и добиться новых гарантий против их узурпации.

Если же французский народ восстал в 1789 г. беспорядочно, то по той причине, что у него не было никакого законного пути заявить о своих требованиях, никакого правомерного способа высказать свое мнение относительно желательных для него реформ, относительно признаваемого им необходимым обновления учреждений.

Если французы провозгласили права человека, то по той причине, что умы их уже давно отвыкли от прав гражданина; не будучи в состоянии требовать блага, которое уже не сознавалось ими, они отдались неясным и неопределенным стремлениям к воображаемому благу; будучи невежественными в политике, они обратились к природе. В порывах своих устремлений они не знали никаких границ, и было бы даже неестественным создавать их себе. Если исчезнут вдруг границы полей и не будет больше собственности, каждый захочет захватить все.

Но это невежество французской нации, несмотря на всю его глубину, не было, быть может, наиболее порочным из элементов, создавших ее неспособность; умы были да-20*


леки от того, чтобы представлять собой tabulae rasae, и если у них не было никакого запаса истинных и полезных идей, то, с. другой стороны, не было недостатка в идеях ложных и вредных; заблуждения овладели ими во всех направлениях и сделали еще на долгое время неспособными воспринять истину.

Духовенство, открыв народам прибежище против королей в авторитете пап, наместников бога, верховных судей земных властей, духовенство, в свою очередь покоренное, светской властью, сделалось ее орудием и стало учить пассивному послушанию.

* Интересно было бы исследовать более детально поведение и учение духовенства со времени его возникновения до наших дней. Этот промежуток времени может быть разделен на несколько различных эпох.

П е р в а я э п о х а . От возникновения христианства до крещения Константина. 1J

В течение этого времени духовенство не представляло какой-либо организации, отделенной от остальных верующих. Христиане были частью народа, восстановленной против всех существующих учреждений, как политических, так и религиозных; любая группа людей выбирала себе руководителей и оставляла за собой право по желанию менять их. Власть была в руках народов.

В т о р а я э п о х а . От Константина до Карла Великого. 50

Священники, прежние пресвитеры, образуют уже отдельную организацию; появляется уже духовенство; духовенство это стремится к объединению, к проникновению в политические и религиозные учреждения греков в Восточной империи и варваров в западных


Университеты, вначале подчиненные духовенству, а затем попавшие в зависимость от светской власти, связанные одновременно с этими двумя различными учреждениями, не имели своей собственной политической доктрины. Но изучение древней литературы, которому в различное время они предавались исключительным образом, внушило, воспитало в них преувеличенное преклонение перед

странах, гдо христианские миссионеры пользовались успехом-

Т р е т ь я э п о х а . От Карла Великого до великого раскола. 51

Римский епископ, ставший независимым от империи и суверенным государем, овладевает всем христианским духовенством; он пользуется им как орудием, чтобы проповедывать и учить всюду, что «папа — представитель господа, полностью наделенный божьей мудростью, что он естественный судья во всех спорах королей между собой или королей со своими народами». Таким образом, папы открыли народам прибежище против несправедливости князей; эта доктрина была применена на практике, и король давал себя судить и осуждать римским двором.

Ч е т в е р т а я э п о х а . От великого раскола до Реформации.

Святой престол перенесен в Авиньон. С тех пор папская власть, отделенная от Рима — вечного города, от владычества Б мире, теряет то обаяние, которое ен было присуще.

Соборы, университеты, правительства нападают на нес со всех сторон. Само духовенство, стараясь по-прежнему подчинить светскую власть духовной, хочет ограничить авторитет своего верховного главы, начинающий его тяготить.

Таким образом, эта великая организация, воздвиг-


древностью, перед созданными ею великими людьми, перед ее учреждениями.

Что думал свет об этих двух учениях? Какие идеи находил юноша при вступлении

в свет? Общим тоном были шутки над папами, мо

нахами, аббатами, прелатами, над всем духовенством, о королях же говорили лишь с почтением и преданностью, а между тем духовенство проповедывало полное послушание, духовенство давало королевскому авторитету священное, религиозное обоснование. Истинное противоречие! Люди не замечали, что с одной стороны подрывали то, что с другой стороны силились поддержать. *

нутая против светской власти, разлагается и приходит в упадок·

П я т а я э п о х а . После Реформации. Католическое духовенство теряет половину Евро

пы, власть его, таким образом, суживается, оно фактически оказывается неравным по силе с королями; оно не борется больше и, чтобы поддержать себя, оно делается их рабом. Оно хочет стать необходимым их власти, оно возглашает, что трон опирается на алтарь; за ним сохраняются его блага, а взамен оно проповедует, что короли имеют образ и подобие божие.

* Отсюда следует заключить, что если трон был уважаем, если он был крепок в общественном мнении, эта сила и это уважение не созданы были духовенством и его доктриной пассивного послушания, потому что нельзя следовать принципам и урокам учителей, которых презирают. Правильнее сказать наоборот, что именно вследствие ненависти к духовенству, к его тирании, ярмо которой свергли короли, трон получил свою главную силу; дух сопротнв-

Письма к американцу 31]

Уроки университета должны были приносить больше плодов. Ценили, приветствовали в обществе, желали видеть в появляющемся молодом человеке не знакомство с учреждениями родины, с фактами и людьми своего времени, а знание древности, воспоминания о прошедшем, потерявшем всякое значение, не имеющем никакого отношения к настоящему. Молодому дебютанту желали не того, чтобы он оказался способным, но того, чтобы он имел горячих покровителей — не таланта, а кредита. Ему помогали достичь не полезного влияния на нацию, чтобы разрабатывать мудрые реформы, но, наоборот, власти гибельной для его сограждан. Верхом успеха представляли ему не улучшение социального положения, не покровительство свободе сограждан, но наоборот, господство над людьми, усиление и умножение злоупотреблений для увеличения выгод господства.

Таковы были, так сказать, три рода на ставлений, полученных французами, начавшими революцию.

ления продолжал существовать еще и после завершения борьбы. Впрочем, основание, на котором покоился авторитет короны, не было ни прочным, ни долговечным, ибо, если, с одной стороны, духовенство, не будучи больше деятельным, стало смешным по мере jroro как переставало быть опасным, то, с другой —• народы не имели больше интереса вступать в союз с троном, так как враг его был побежден; нити, связывавшие их, должны были мало-помалу слабеть; уже наступало начало расхождения и борьбы между подданными и королями.


Наставление, данное духовенством, было прямо направлено к тому, чтобы сделать из них рабов, и оно оказало, как это естественно и должно было быть, наименьшее влияние на умы и на нравы; университетское наставление могло только лишить их здравого смысла, пристращая к химерам, и оно не было наименее сильным; то, с чем они встречались при вступлении в свет, толкало их к честолюбию, эгоизму алчности, любви к командованию; мы увидим последствия этой мудрости наших отцов.

П р и м е ч а н и е . Мы выкинули третье, четвертое и пятое письма: для настоящего времени они не таковы, чтобы их публиковать.

П и с ь м о ш е с т о е

Французскую революцию вызвала определенная страсть· Революцию может окончить лишь другая страсть. Истинная цель революции. Мы вступаем в революцию, общую всему челе,

веческому роду

Если я задам вопрос, какая страсть вызвала французскую революцию и какой класс общества испытывал ее сильнее всех, я отвечу: страсть к равенству, и люди, принадлежащие к последнему классу, были склонны больше всех в силу своего невежества, как и в силу своего интереса неистово отдаться ей. Последствием страсти к равенству было раз-


рушение социальной организации, существовавшей в момент взрыва.

Я спрашиваю теперь: если все разрушено, то не нужна ли теперь другая страсть, чтобы ускорить работу нового строительства, или, другими словами: страсть или сдержанность может окончить революцию?

Привычки, созданные старыми учреждениями, представляют большие препятствия к установлению действительно нового строя. Подобное установление требует великих философских трудов и больших денежных жертв. Одна лишь страсть может побудить людей к великим усилиям. Сдержанность — не действенная сила, она робка по существу и, далекая от того, чтобы ломать сложившиеся привычки, она стремится к тому, чтобы их сохранить. Сдержанность побуждает лишь согласовать привычки, созданные абсолютистскими и теологическими учреждениями, с идеями и учреждениями свободными и промышленными; однако эти последние по сути дела имеют исключительный характер: ничто не произойдет до тех пор, пока они не одержат верх, пока они не освободятся окончательно от чуждых элементов, от этой ржавчины, затрудняющей работу их пружин.

Когда заявляют, что французская революция окончательно разрушила феодальные и теологические власти,— это преувеличение; она их не уничтожила, она лишь значительно уменьшила доверие к тем принципам, кото-


рые служили им основой, так что теперь эти власти не имеют достаточно сил и доверия, чтобы служить узами общества.

В каких идеях найдем мы эти органические, эти необходимые узы? В промышленных идеях,— там и только там должны мы искать нашего спасения и прекращения революции.

Да, милостивый государь, я полагаю, что единственной целью, к которой должны быть направлены все наши мысли и все наши усилия, является организация промышленности, понимаемой в наиболее широком смысле, охватывающей собой все виды полезных работ, теорию, как и ее приложение, умственный труд, как и физический; организация, наиболее благоприятствующая промышленности, другими словами, правление, где политическая власть имеет силу и действует лишь в направлении, необходимом для устранения всех помех полезным работам, правление, где все устроено, чтобы трудящиеся, соединение которых составляет истинное общество, могли непосредственно и с полной свободой обмениваться между собой продуктами своих различных работ; такое, наконец, правление, где общество, которое одно лишь знает, что ему годится, чего оно хочет и что предпочитает, было бы единственным судьей достоинства и полезности работ, чтобы, следовательно, производитель ожидал лишь от потребителя оплаты своего труда, вознаграждения за


свою услугу, какова бы она ни была. Мы хотим лишь облегчить и осветить естественный ход вещей. Мы хотим, чтобы люди отныне делали сознательно, более непосредственно и более плодотворно то, что до сих пор они делали, так сказать, бессознательно, медленно, нерешительно и слишком неплодотворно.

После освобождения общин, мы видим, как промышленный класс, выкупив свою свободу, пришел к созданию себе политической власти. Власть эта состоит в том, что введение налогов возможно лишь с его согласия. Он возрастает и обогащается, вместе с тем он становится более влиятельным, и его социальное бытие улучшается во всех отношениях, в то время как классы, которые можно назвать феодальными и теологическими, непрерывно лишаются уважения <и действительной власти; отсюда я заключаю, что промышленный класс будет продолжать свои достижения и овладеет, наконец, всем обществом.

Вот каков ход вещей, вот куда мы идем — старые учреждения, не имеющие уже силы поддерживать то, что они воздвигли, навсегда придут в упадок и исчезнут.

Бывают революции, отличающиеся прежде всего ограниченным, национальным характером; бывают частичные революции, затрагивающие лишь одно какое-нибудь социальное учреждение. Эти последовательные революции способствуют наступлению в дальнейшем всеобщей революции.


В философском отношении — с тех пор как арабы ввели в Европу опытные науки, а в политическом отношении — со времени освобождения общин человеческий разум, очевидно, направляется ко всеобщей революции, т. е. он направляется к установлению такого порядка вещей, при котором его существование должно испытать значительное общее улучшение.

В цепи событий, следовавших в течение двух достопамятных эпох, о которых я говорил, в числе наиболее выдающихся звеньев можно отметить революцию Лютера, английскую революцию при Карле I, изгнание Стюартов, американскую революцию и французскую, и, по моему мнению, приблизился момент, когда «произойдет всеобщая революция, революция, охватывающая все цивилизованные народы, в какой бы части земного шара они ни жили.

Правительства не будут больше управлять людьми, их обязанность ограничится лишь устранением всего того, что мешает полезным работам. Они будут иметь в своем распоряжении мало власти и мало денег, так как немного власти и немного денег достаточно для того, чтобы достигнуть цели. Средства, необходимые для работ большей или меньшей полезности, будут доставляться добровольными подписками, и подписчики сами будут следить за тем, как этими средствами буду г распоряжаться.


П и с ь м о с е д ь м о е Три разновидности общественного мнения. Их различный характер. Двойная задача либеральной партии. Что она сделала? Что ей остается

сделать?

Я попытаюсь, милостивый государь, в этом письме ознакомить вас с развитием человеческого разума во Франции в настоящее время. Для этого я подвергну исследованию главнейшие из существующих здесь политических взглядов. Их, мне кажется, можно свести к трем категориям. Я проанализирую каждую из них в отдельности. Я даю этим трем категориям взглядов названия: стационарные, ретроградные и либеральные.

Стационарными я называю тех людей, которые, невпопад хвастая названием людей рассудительных, хотят во имя умеренности соединить старые учреждения с новыми; онгл не замечают нелепости попыток слияния этих противоположностей; они не замечают, что всякая власть, находящаяся в руках военных, всякое рассуждение, основанное на принципах феодального происхождения, непосредственно враждебно развитию промышленности; что промышленность ие может и не хочет итти на уступки в этом отношении и что невозможно, чтобы революция окончилась иначе, чем установлением правительства, благоприятствующего промышленности.

Стационарные взгляды разделяются всеми людьми, которые, находя свое положение


сносным и будучи мало действенными, желают больше всего спокойствия и устойчивости. Они ненавидят перемены; это — больные, охотно предпочитающие состояние бессилия и истощения, которое ведет их к смерти, чем решиться на активные действия, которые могли бы вернуть им здоровье.

Люди эти, разум которых не может возвыситься до понимания условий установления предопределенного порядка вещей, готовы на великие жертвы, чтобы сохранить вещи таковым», каковы они есть, и закрепить их в том положении, в каком они находятся.

Стационарные взгляды, хотя и разделяются весьма значительным большинством, не могут и фактически не играют важной роли в общественном мнении, ибо, будучи по природе своей чисто пассивными, они способны лишь на то, чтобы мешать действиям других.

Быть может, вам покажется парадоксальным, что эти взгляды, которые должны были бы быть наиболее неподвижными, наоборот, наиболее изменчивы. Другие постоянно шествуют к цели и действуют согласно с принятыми идеям!», а эти действуют сообразно со всеми предложенными идеями; они тянутся вслед за всеми остальными, чтобы вставлять им, осмеливаюсь сказать, палки в колеса; именно препятствуя изменениям, они сами изменяются; они проявляют постоянную готовность уловить и закрепить то, что произошло ν цель и природа изменений им без-


различны: то, что существует, пусть существует всегда; странная любовь к неподвижности, беспрестанно заставляющая бодрствовать и из боязни бесполезной работы обрекающая нас на работу Данаид.52

Лица, которых я называю ретроградными, заявляют в своих речах и писаниях, что общество пребывает в ужасном состоянии разброда и дезорганизации, и говорят, что это наиболее гибельное состояние; они доказывают, что оно не может так продолжаться, и заключают, что тем более необходимо установление того, чему они дают название прочного порядка вещей, боясь, что новые якобинцы могут в любой момент появиться снова и овладеть властью. *

* Человеческий разум очень слаб и ограничен; мы проводим жизнь нашу в опасениях того, что представляется мало опасным, и не боимся тех опасностей, которые нам больше всего угрожают. Ребенок обжегся, и с этого момента мать дрожит при приближении его к огню, между тем именно до этого происшествия она должна была принять меры предосторожности, ибо опыт, полученный ребенком, становится его лучшим хранителем.

История изобилует доказательствами того, что предвидение народов не отличается ни большим объемом, ни большей мудростью, чем предвидение отдельных людей.

Теперь, когда национальная гвардия организована по всей Франции, когда милиция эта, по существу своему свободомыслящая, главным образом составлена из собственников, когда в числе командующих ею офицеров мы встречаем всюду главнейших землевладельцев, наиболее крупных промышленни-


Они исследуют затем все формы правлений, которые пытались установить начиная с 1789 г., и говорят, что правления эти, как показал опыт, были негодными, ибо все они рушились вскоре после того, как были установлены; отсюда они заключают, что наиболее мудрым решением было бы возвращение к старому строю, к форме правления, длиз-шейся столько веков и не испытавшей за время своего существования никаких существенных колебаний, никакого общего потрясения. Они соглашаются с тем, что строй этот имел свои неудобства, но они говорят, что, с одной стороны, всякое человеческое учреждение по природе своей несовершенно, с другой — что ошибки можно исправить.

Есть один факт, доказывающий, что эти ретроградные взгляды имеют большое значение в общественном мнении, что они играют более важную роль, чем воображают те, кто придерживается либеральных взглядов. «Journal des Débats»,5 3 взгляды которого имеют, несомненно, ретроградное направление, располагает во Франции иаибольшим числом подписчиков. Сочинения Шатобри-ана54 пользуются наибольшим спросом. То же самое наблюдаем мы и в Англии, где «Times»55 является газетой, насчитывающей больше всего читателей.

ков, богатейших негоциантов, теперь, когда всюду пролетарии разоружены, как можно опасаться возвращения якобинцев?

Письма к американац 321

Знаменитый Колумб употребил много лет, чтобы подготовить свою экспедицию, достать корабли, составить экипаж, пока, наконец, не пустился в море. В течение первых дней плаванья на корабле царила большая радость, но сожаление о покинутой земле с ее преимуществами начало побеждать у некоторых желание открыть новый материк; беспокойство возрастало по мере затягивания путешествия, т. е. по мере приближения к его цели.

В конце концов в момент, предшествовавший крику: «Земля!» — оказалось больше всего лиц, расположенных повернуть курс.

Весь XVIII век был использован французскими философами для подготовки революции: революция эта началась в 1789 г., и в течение ее первых действий вся нация, за немногими исключениями, была радостна и полна веры.

Начиная с 1793 г. французская нацип вступила в состояние дезорганизации, на мой взгляд еще не прекратившейся. В течение этого времени она дала достопамятные примеры всех добродетелей, так же как и всех преступлений; она обеспечила себе заметное место в истории важностью одержанных побед, так же как и испытанными поражениями. Французы, занятые исканием нового принципа, нового организационного базиса, довели все опыты до последних границ.

Беспокойство овладело многими собственниками, ищущими во взглядах ретроградов 21 Оп-Симон, т. J


доказательства возможности вернуться вспять, если цель не достигнута.

Перехожу к рассмотрению либеральных взглядов. Я называю либеральной партию, стремящуюся к тому, чтобы правительство располагало лишь такой властью и такими средствами, какие нация сочтет полезным ему доверить.

Либеральная партия возникла в XVIII в. Чтобы иметь ясное представление о положении, в котором она находится, о влиянии, которое она оказывает на общественное мнение, о том, что ей осталось предпринять, чтобы расположить его окончательно в свою пользу, представляется необходимым дать краткий обзор пути, которым она шла.

Я делаю это тем охотнее, что, мне кажется, это может разъяснить значение слова л и б е р а л , то, что делалось многими писателями без всякого успеха.

Это либералы подготовили революцию, разоблачая в своих трудах пороки старого правления. Это они вызвали тот великий народный порыв, с воспоминанием о котором связано столько зла и столько добра; это они провозгласили главные принципы, которые Учредительное собрание объявило необходимой основой внутренней и внешней политики французской нации.

Если бы Франция была островом, ее революция не причинила бы столько несчастий, сколько она вызвала, и никто не поставил бы либералам в вину пролитую кровь,—обвине-


ние весьма несправедливое, так как либеральная партия с омерзением относится к применению силы; она сама более чем какая-либо другая стала жертвой жестокого употребления силы со стороны других партий. Если бы Франция, говорю я, была островом, ее революция явилась бы лишь спором более или менее оживленным, более или менее продолжительным о предметах, представляющих общий интерес для французов, о лучшей форме правления, и новые учреждения сменили бы старые без того, чтобы для осуществления этого изменения было необходимо насилие. *

Но Франция была далека от того, чтобы быть изолированной; у нее были соседи, со-

* Континентальное положение Франции представляло для французов большие неудобства в известных отношениях, но с другой стороны, оно давало им и большие преимущества· Те несчастья, которые у них это положение вызывало, наконец, окончились, и они приближаются к моменту, когда получат связанные с этим преимущества.

Если бы Франция была островом, ее революция, несомненно, была бы более короткой и менее жестокой; она бы стоила меньше крови и произвела бы меньше несчастных; но революция эта была бы ублюдочной, неполной революцией, которая не избавила бы французов позднее от других революций.

Французы перенесли страшную революцию, но они не потерпят более одной. Соседи их, вмешавшиеся в их дела, сильно их запутали, но участие, которое они приняли, вмешавшись в спор, возникший во Франции о лучшей форме правления, сделало их заинтересованной стороной; они будут поставлены в необходимость принять за свой собственный счет результат этого спора.

21*


сед и могущественные. Эти соседи находились еще под игом феодализма и суеверий. Духовенство и французское дворянство обратились к соседним державам; * они просили их помощи против либералов; они уверили их, что удары, направленные против французского духовенства и дворянства, будут обращены против всего европейского духовенства и дворянства. Немецкие войска не замедлили тронуться, они обрушились на Францию, т. е. на французских либералов, которым оставалось только возбудить чернь в пользу революции и вдохновить ее взяться за оружие, чтобы прогнать войска феодализма и суеверия, переступившие уже французскую границу.

Либералы взяли верх над духовенством и дворянством не только во Франции, но и во всей Европе, так как войска, сражавшиеся за привилегированных, были побиты фран цузскими войсками. **

* Меньшинство духовенства и дворянства составилось из людей, ставших либералами и в силу этого уже не принадлежавших к привилегированным. Поэтому я не считаю нужным в своем рассказе отличать большинство от меньшинства дворянства; большинство считало, что оно само образует всю массу привилегированных.

** В течение многих лет французы искали славы на военном поприще, и к чести века за многочисленными победами следовали большие поражения·

При нынешнем состоянии цивилизации никакой военный успех не может быть длительным. Физическая сила может ныне играть лишь подчиненную


Но если либералы взяли верх над привилегированными, то верх над ними самими одержали невежественные пролетарии, которых они вооружили и которые завладели властью. Либералы очень скоро испытали, что может существовать нечто в тысячу раз худшее, чем старый порядок. Опыт показал им, что правление невежественного класса самое несносное из всех. К счастью, власть не может долго оставаться в подобных руках.

Вслед за этим либералы последовательно боролись с Робеспьером, с директорией и с Бонапартом. Они подвергались казням поочередно при всех этих революционных правительствах, которые они в конце концов ниспровергли.

Либералы с самого своего возникновения задумали комбинацию двух проектов, по существу своему связанных между собой, но эти два проекта, которые «е могут быть в ходу один без другого, могут рассматриваться порознь. Это я и сделаю.

Либералы хотели прежде всего опрокинуть феодальные и теологические учреждения, уничтожить суеверия, изменить нравы и при-

роль в человеческом обществе. К счастью для наций, так же как и для отдельных людей, существует лишь один! способ приобрести славу, это — умственное творчество, это —• осуществление полезных работ, и слава тем более велика, чем больше значительных и общих выгод доставляют произведенные работы.


вычки, навязанные привилегированными людям, занятым в промышленности, мерзавцам, как они их называли. Они в этом вполне >спели, так как все наемные войска Европы оказались силой, не достаточной для восстановления старого порядка во Франции; даже и теперь, когда Франция находится под опекой других европейских правительств, безуспешными оказываются все попытки французского духовенства и дворянства вернуть обратно былые свои богатства и влияние, так как те, кто стали во главе подобных выступлений, прибавили лишь к потерям своим и своего сословия, которые они хотели восстановить, и потерю личного уважения, приобретенного ими своими талантами.

Под второй задачей партии либералов я разумею план новой системы, долженствующей заместить старую, это — установление правления в общих интересах, организованного сообразно с мудростью и просвещением века.

В этой второй задаче либералы не достигли еще такого успеха, как в первой. Они много сделали в одних отношениях, но очень мало, почти ничего в других.

В большом числе трудов, созданных французскими государствоведами с начала революции, заключается много принципов и идей, полезных для организации новой политической системы, но общая концепция этой системы еще не создана.


Что прежде всего необходимо либеральной партии,— это переменить поле сражения, заставить противников уйти на свое место, а не оставаться на ее, преследовать их в их окопах, а не поджидать их в своих.

Цицерон говорил, что он не понимает, каким образом два авгура могут смотреть друг на друга без смеха. Эти слова в устах такого человека, каким он был, доказывают, что уже в его время религиозные учреждения народов древности совершенно обветшали, но эти хотя и обветшалые учреждения продолжали существовать еще много лет; они продолжали существовать до той поры, когда основоположники христианской религии, провозгласившие веру в единого бога и любовь ко всем людям, начали работать над развитием и установлением этого нового учения, не заботясь больше о том, которое погибло уже для просвещенных умов, но продолжало еще господствовать в обычной жизни.

То, что Цицерон сказал относительно религиозных идей, давно уже говорится о наших политических учреждениях, но эти учреждения еще существуют; они просуществуют до того момента, когда будет создана новая концепция социальной организации, концепция, способная поразить своей ясностью все здравые умы, до момента, когда, оставив старые идеи, начнут непосредственно работать над установлением политической системы на основе этой концепции.


П и с ь м о в о с ь м о е

Исследование главного принципа в политике

Итак, милостивый государь, дело идет об изыскании новой системы политической организации. В каком положении находится эта работа?

Если бы для этого было достаточно собрать большое количество материалов, то можно сказать, что все готово. Есть уже усвоенные идеи — и в большом количестве; эти идеи даже известным образом связаны между собой, но выполнено ли наиболее важное условие? Имеется ли основной принцип? Определенный принцип, к которому ведут открытые истины и из которого можно вывести эти самые истины,— вот чего нам нехватает, вот что еще нужно сделать!

Из всех приложивших руку к этому труду ученые, писавшие о политической экономии, выполнили, мне кажется, наиболее полезную работу, и трактат политической экономии Сэя °6 представляется мне книгой, содержащей наибольшее количество положительных, согласованных между собой идей.

Автор этот, столь справедливо прославленный, по моему мнению, больше всех приблизился к цели, но тем не менее не достиг ее.

Вот две первые страницы из его вступительной статьи. Они содержат всю концепцию автора, его наиболее общую идею и, если

Письма к американцу «№9

можно так выразиться, всю философию его труда.

«Наука делает истинные успехи лишь тогда, когда ей удается определить ту область, на которую простираются ее изыскания, и цель, преследуемую ими; иначе там и сям усваивается небольшое количество истин без связи между собой и большое количество ошибок без возможности обнаружить их ложность.

Долгое время смешивали политику в собственном смысле слова, науку об организа нии общества, с политической экономией, изучающей, каким образом производятся, распределяются и потребляются богатства. Между тем, богатства по существу независимы от политической организации. При всех формах правления государство может благоденствовать, если оно хорошо управляется. Нации богатели при абсолютных монархиях, разорялись при народных советах. Если политическая свобода благоприятствует развитию богатств, то это косвенно,— поскольку она благоприятствует просвещению. Когда смешивают принципы, определяющие хороший образ правления, с теми, на которых построено накопление богатств, общественных или частных, неудивительно, что затемняют все идеи, вместо того чтобы их освещать. Это упрек можно сделать Стюарту,5Т озаглавившему свою первую главу «Об управлении человечества», его можно сделать эконо-


мистам почти во всех их трудах и Ж.-Ж. Руссо в Энциклопедии.

Мне кажется, что, начиная с Адама Смита, постоянно различали две науки, придавая название политической экономии науке, исследующей богатства, и политики — той, которая определяет отношения, существующие между /правительством и народом, правительствами между собой».

Мы ясно (Видим здесь, что Сэй делает из политики и политической экономии две различные, отдельные друг от друга науки; с другой стороны, все читавшие его труд или слушавшие его публичные лекции знают, какую важность он придает трактуемой им науке и сколько раз он повторяет, что она лишь одна придает морали и политике то, что имеется надежного и положительного в каждой из них.

Это противоречие доказывает, что автор смутно сознавал, как бы против самого себя, что политическая экономия является истинной и единственной основой политики, но он не сознавал этого достаточно определенно, так как, хотя и проводил это в отдельных местах своего труда, но отрицал в своих общих рассуждениях.

Что бы там ни было, труд его оказал большие услуги. Он содержит в себе все то, что политическая экономия открыла и доказала до сих пор. В настоящее время это са

Письма к американцу 33]

мое лучшее, что есть в этой науке в Европе. *

Вот, мне кажется, наиболее общие и в силу этого наиболее важные истины, содержащиеся в этом труде с полной очевидностью:

1) производство полезных вещей — единственная разумная и положительная цель, которую могут ставить себе политические общества, и, следовательно, принцип уважения к производству и производителям бесконечно более плодотворен, чем принцип уважения к собственности и к собственникам;

2) правительство всегда вредит промышленности, когда оно вмешивается в ее дела; оно вредит ей даже и в том случае, когда старается поощрять ее; отсюда следует, что правительства должны ограничивать свои заботы охраной промышленности от всякого рода беспорядков и помех;

3) производители полезных вещей, являясь единственными полезными людьми общества, одни лишь должны направлять его развитие;

* До Смита политическая экономия, находясь еще в состоянии младенчества, искусно излагалась как вспомогательная для правительств и смешивалась с политикой; окрепнув в обладании истиной и в силе здравого смысла, она приобрела более свободный и более определенный характер, объявила себя независимой от политики. Еще немного смелости, еще побольше философии, и скоро политическая экономия займет свое истинное место; вначале она опиралась на политику,— политика будет опираться на нее, или, вернее, в ней одной будет вся политика. Момент этот недалек.


так как только они действительно платят налоги, то лишь они одни должны их вотировать;

4) люди никогда не могут направлять свои силы одни против других, не вредя производству; войны, каковы бы ни были их цели, вредят всему человечеству; они приносят вред даже народам, остающимся победителями;

5) желание одного народа осуществить монополию по отношению к другим народам — плохо задуманное желание, так как монополия может быть осуществлена и поддерживаема лишь силой и уменьшает объем продукции даже у того народа, который ею пользуется;

6) мораль на самом деле развивается по мере того, как совершенствуется промышленность; чтобы убедиться, что утверждение это правильно, достаточно присмотреться к отношениям народа к народу или же отдельных людей между собой; следовательно, нужно распространять и укреплять в умах, сделать господствующими те идеи, которые способствуют усилению в каждом человеке производственной активности и уважению к производству других;

7) так как все человечество имеет одну цель и общие интересы, то каждый человек должен в общественных отношениях считать себя членом общества работников.

Письма к американиу 333

Здесь, милостивый государь, мы имеем, полагаю я, сумму того, что мы можем назвать установленными фактами политической науки. Но какая общая идея следует из этих фактов? К какому общему положению приводят они нас? Ведь только в нем можем мы найти и найдем, конечно, принцип всей политики.

Существует известный строй интересов, сознаваемый всеми людьми, интересов, направленных на поддержание жизни и благосостояния. Это — единственный строй интересов, в котором все люди понимают друг друга и стремятся к согласию, в котором они сообща принимают решения и действуют, согласно которому может осуществляться политика и который должен быть принят за единственную меру при критике всех учреждений и всех общественных явлений.

Таким образом, резюмируя в двух словах, политика есть н а у к а о п р о и з в о д с т в е , т. е. наука, ставящая себе целью установление порядка вещей, наиболее благоприятного всем видам производства.

Принцип является исходным пунктом Если установленный нами сейчас принцип, к которому мы были приведены фактами, если этот принцип, говорю я, действителен и указан правильно, политика отныне не находится больше в волнах догадок, она не зависит уже от каприза обстоятельств, судьба ее уже не связана с судьбой власти, формы, пред-


рассудка; ее область известна, ее образ действий определен; иаука об обществах имеет теперь свой принцип; она становится, наконец, положительной наукой. *

Пусть политики-философы усвоят все открытые истины в отдельности, пусть они приложат их одну за другой к принципу, который мы сейчас установили, и мы сначала попросим их проверить этот принцип при помощи усвоенных ими истин, а затем попросим проверить эти истины при помощи принципа, который мы им представляем. Мы далее спросим их, не получили ли эти истины от принципа новую силу и как бы иное существование; мы спросим их, наконец, не является ли принцип этот наиболее общим, наиболее истинным из открытых когда-либо и, следовательно, наиболее плодотворным в смысле надежных и полезных результатов. Впрочем, принципа не создают, его замечают

* Когда работают над идеями, нужно осторожно относиться к словам, и мы полагаем, что должны здесь остановить внимание читателя на слове «принцип» из боязни, чтобы его не смешивали (по обыкновению) с предписанием. Мы не говорим, что политика, достигшая этого пункта, имеет предписание, мы говорим лишь, что она имеет принцип. Возможно, что принцип этот обратится в предписание, но это — не дело философа; раз принцип открыт и выдвинут, остальное необходимо делается само собой. Если принцип правилен, он естественно обратится в предписание, и суть дела найдет свою форму; если он ложен, он не определит направления какого-либо ума, и форма не придаст ему силы, которой он сам не имеет·


и указывают. Тот принцип, который мною ныне установлен, не есть результат моих трудов; он обязан тем писателям, тем мыслителям, о которых я говорил. В своих различных трактатах они косвенным образом его устанавливали, не ища и не замечая его. Я не установил его, но я искал его, нашел и провозгласил.

Вы мне, несомненно, скажете, милостивый государь, что я выполнил лишь половину работы и что, после того как я при помощи наблюдения фактов дошел до этого принципа, я должен затем обратиться к испытанию этого принципа и подтвердить его доказательствами. Я думаю так же, как и вы, но так как последняя часть моей задачи есть не что иное, как обсуждение всех политических вопросов, так как именно эти вопросы меня занимают, отныне я не буду говорить ничего такого, что не являлось бы развитием и приложением этого принципа, провозглашением которого я ограничиваюсь в данный момент

П и с ь м о д е в я т о е

Правительство, обреченное на гибель от тех, на кого оно так надеялось, обязано своим спасением тем, кого, по его мнению, оно должно

было опасаться

Вам, конечно, небезынтересно будет, милостивый государь, бросить взгляд на ход политических событий со времени последнего кризиса, взволновавшего Францию.


Вслед за исчезновением Бонапарта и возвращением короля, парламент, образовавшийся во время междуцарствия, не был признан правительством; оно созывает другой. Оно употребляет все свое влияние, чтобы допустить в палату общин лишь людей, преданных королевской власти, и естественно, что наибольшее число членов оказалось принадлежащим к классам бывших привилегированных, положение которых, казалось, соединяло их со старыми традициями королевской власти. 58

Правительство рассчитывало, что таким образом составленная палата немедленно удовлетворит все нужды. Но люди, ее составлявшие, должны были возместить свои потери, восстановить состояния, завоевать влияние, одним словом, они должны были привести себя в то положение, из которого они были выбиты революцией; таким образом выступил иной интерес, чем правительственный; будучи личным, этот интерес чувстьсвался живее, он занял первое место и преданность делу оказалось недостаточной.

Дело, которое должно было их занимать и которое их заняло, было делом класса привилегированных; оно заключалось в отыскании для себя повсюду еще уцелевших остатков их привилегий, а вовсе не в том, чтобы помочь правительству. С их стороны не было, таким образом, достаточного желания выру-

Письма к американцу Н37

чить правительство из беды. Независимо от желания им нехватало еще двух вещей: одна — отсутствие собственных средств, другая — неумение найти средства где-либо в другом месте. Собственных средств не было потому, что дворяне действительно не обладали капиталами, которыми можно располагать; соответствующие их положению требования приличия приводили их гораздо чаще к долгам, чем к сбережениям. Они не могли также черпать средства извне, прежде всего потому, что они и не подозревали об их существовании: их финансовые идеи не выходили за пределы налогов и правительственных мер, т. е. мер произвольных и насильственных; они не были людьми, способными найти кредит. С другой стороны, их заявленные притязания вызвали опасения и возбудили недоверие: общественное мнение было раздражено против них; правильно будет сказать, что они ничего не могли. Не приходят на помощь тому, кто угрожает; ничего не дают тем, кто хочет хватать.

Правительство вскоре пробудилось. Оно быстро поняло, что подобное поведение, далекое от того, чтобы выручить его из беды и дать ему средства, могло, наоборот, лишь отнять у него те, которыми оно уже располагало, создать ему новые затруднения и толкнуть его в конце концов неминуемо к окончательному разорению.

День ото дня положение становилось все 22 Сен-Симотт, т. Τ


более критическим; правительство очутилось между крайней нуждой и палатой, от которой не получало ничего, кроме опасностей и поводов к отчаянию.

Избавиться от этой палаты стало тогда самой острой и безотлагательной необходимостью. С помощью хитрости удалось свести ее существование к нескольким месяцам; указ положил конец сессии.

Правительство, предоставленное тогда самому себе, чувствуя всю тягость своего положения, вообразило, что единственным выходом является образование чрезвычайного совета, названного им совещательной комиссией по бюджету. Правительство предложило ему разрешить задачу — спасти государство и правительство.

Сознательно или случайно, но вышло так, что промышленность тоже приняла участие в совещании. Она со своей стороны представила свои идеи, которые после долгих дебатов были приняты, чтобы служить материалом для дискуссии.

Проект этот, горячо обсужденный, привлек внимание правительства. Оно уже не отчаивается в своем спасении, но оно узнает, что палата находится в оппозиции к выработанному плану; указ от 5 сентября 59 распускает парламент и созывает новый.

Со всех сторон примыкают к одержавшему верх и увлекшему правительство мнению. Промышленность, воодушевленная новым до-

Письма к американцу 33'.»

вернем, заявляет, что правительство может на нее положиться и что его существование будет скоро вне опасности, если оно согласится принять предложенные ему меры. Предложение это без труда принимается, и скоро обещания промышленности осуществляются как по волшебству. Открыт заем: он очень быстро покрывается.

Разрешите мне, милостивый государь, остановить ваше внимание на этом факте, чтобы оценить его по достоинству и изучить его последствия. До сих пор правительство само задумывало свой финансовый план и составляло бюджет. Оно считало, что политические способности свойственны исключительно ему. В затруднительных обстоятельствах оно присвоило себе славу спасения государства: промышленность составила план, государство спасло себя. Что осталось от того предрассудка, что способность управлять свойственна одному только правительству, когда в наиболее затруднительном случае, который когда-либо представлялся, мы видим, что управляемые в качестве таковых и отдельно от правящих намечают план действий и указывают своим вождям единственный путь, по которому они должны следовать.

Да, то, что не в силах было сделать недовольство, вызванное в народа сознанием своих бед и притеснениями произвола, что не смогли сделать ни жесточайшая критика, ни усиленные атаки философии, ныне, наконец, 22*


сказывается осуществленным этим последним успехом, который можно назвать первой победой.

Какое препятствие может представиться отныне могуществу промышленности, т. е. полному осуществлению свободы? Никакое, если только общий интерес промышленности и свободы заключается в умеренности, а не в неистовой активности.

П и с ь м о д е с я т о е

Отношения между правителями и управляемыми. Могущество промышленности, ее цель,

ее путь и ее средства

Отношения между правителями и управляемыми, милостивый государь, со времени освобождения общин мало-тмалу обратились в простые денежные отношения. Если мы рассмотрим современное положение вещей, то легко обнаружим, что все сводится к этому; правительство, правда, принимается как потребность, как необходимое служение, но оно признается лишь в этом качестве, если не в вежливых разговорах, то во всяком случае з споре об интересах.

До эпохи, о которой мы говорим, этого сознания не было. Общество управлялось сообразно с принципами, не им созданными, а ему навязанными. Это было время деспотизма и рабства.


Наконец, дала себя знать промышленность, зародилась свобода. Общины выторговали и приобрели себе известные вольности, т. е. они заплатили своим правителям за право не быть больше управляемыми в том или ином отношении.

Благодаря этим первым завоеваниям промышленность, становясь более свободний и в силу этого более богатой, получала постоянно новые основания и новые, средства для приобретения новых свобод; с другой стороны, правители, будучи по природе своей не производителями, а потребителями, получали также постоянно возникающие поводы для продажи новой части своей произвольной власти. *

Этот ход вещей закономерно совершался во Франции вплоть до 1789 г.

В эту эпоху правительство, находясь в большом финансовом затруднении, чтобы выручить себя из беды, созывает Генеральные штаты; происходит то, что произойдет всякий раз, когда правительство, находясь в затруднительном положении, принуждено будет прибегнуть непосредственно к воле управляемых, чтобы получить от них средства. Случается, что происходит революция в пользу промышленности или по крайней мере про-

* В последнее время перед революцией можно было покупать должности, дающие дворянство; таким образом, лица, разбогатевшие в промышленности, могли покупать не только льготы, но и деспотизм.


мышленность стремится направить революцию в свою пользу. Случай был благоприятен, имелись и средства и силы для того, чтобы получить столь большую часть власти, что уже близко было достижение всей возможной свободы, но, к несчастью, ни общины, ни промышленники не двинули этого дела (тогда существовало, если можно так выразиться, предубеждение против просвещения).

Люди заинтересованные не достаточно сознавали, насколько им важло было самостоятельно защищать свои интересы, и, считая нужным прибегнуть к более способным людям, они взяли себе адвокатов ; они послали защищать свое дело не людей, имеющих с ними общий интерес, а тех, которые избрали своим ремеслом ведение чужих дел и которых действительность и факты привлекали меньше, чем идеи и абстракции. И вот вскоре стали раздаваться заявления о неотьемлемых правах на свободу, что, естественно, вызвало следующее, чреватое беспорядками заключение: «Зачем рассуждать о цене того, что нам принадлежит? Зачем оплачивать то, что является нашсй собственностью? Зачем просить то, что можно взять?»

И чувство свободы, освобожденное от всяких пут, предается буйству, все правительство захвачено.

Я не буду говорить о всех более или менее жестоких кризисах, которые последовали


вслед за этим: это — лабиринт, и описывать все его извилины было бы слишком долго.

Рассматривая лишь одну сторону революции, я нахожу, что она установила две -важные вещи: во-первых, быть управляемым — вещь стеснительная: не разбивают того, что не стесняет, а что бы там ни говорили, но факт, что французская революция была общим действием управляемых; во-вторых, отсутствие всякого правительства — еще худшее зло, и опыт дает доказательства этого,

Положительный вывод из этих двух данных революцией фактов есть сочетание этих двух вещей, освещающих друг друга: «правительство есть необходимость, т. е. необходимое зло».

Когда выяснено, что болезнь неизлечима., думают не о лечении ее, а лишь о том, чтобы сделать ее наименее чувствительной. Но как испытывают подданные то зло, которое именуется правительством? Если, как мы сказали в начале письма, отношения между правителями и управляемыми имеют лишь денежный характер, то очевидно, что правительство мыслится управляемыми лишь в виде службы, которую нужно оплачивать, и что чувствовать правительство как можно меньше значит как можно меньше его оплачивать.

Промышленность по природе своей постоянно к этому стремится. Но есть вещь, которой она страшится еще больше, чем дорогого правительства,— это беспорядок, и последние

344 Письма к американиу

события ее убедили в том, что беспорядок этот неизбежен, если она не обеспечит правительству средств, чтобы его поддержать. Она, таким образом, приспособилась к условиям времени, отложила вопрос и своими жертвами сохранила для себя средства, чтобы обеспечить себе сбережения для будущего.

Но чтобы уверенно продвигаться по этому пути, чтобы не действовать робко или неосмотрительно, недостаточно смутно желать наибольшей экономии,— надо найти наиболее удобоисполнимую экономию; надо иметь твердые взгляды на то, как именно следует поступать, чтобы достичь этой экономии.

Вопрос этот должен быть хорошо обсужден и освещен) до того момента, когда нужно будет действовать, т. е. до обсуждения следующего бюджета.

3 Л К Л Ю Ч Ε Η И Ε

В то время как богословы и феодалы оспаривали друг у друга власть, промышленность, оставаясь в стороне от этой борьбы, пользовалась большей свободой, и народ оказывался в выигрыше от господских раздоров.

Велись споры, рассуждения, и просвещение развивалось более уверенно, возникали смелые взгляды на разные, столь страшные вначале выдумки.


Со дня на день усиливался дух противоречия и критики; у свободы были при этом свои преимущества, свое продвижение, свои завоевания, пока, наконец, в результате страшного потрясения, она не уничтожила последние стеснения власти и не стерла последние следы феодализма и политической теократии.

Но почему наша революция была такая кровавая, бесчеловечная? Почему столь великий труд для свободы произвел лишь новые формы рабства?

Это потому, что промышленность, отвлекаясь от своего пути и забывая свое собственное учение, в течение долгого времени была связана с чуждой ей тактикой. Промышленность с чрезвычайным удовольствием отдавалась указанному нами духу противоречия и критики, удовлетворявшему ее нетерпеливым желаниям. Все, что способствовало ослаблению ее соперников, уже по одному этому казалось ей полезным ее делу, и в этом состояла ее ошибка, так как цель общества немедленно исчезла с ее поля зрения. В либеральных проектах руководящую роль играла не реальная и осознанная потребность, а смутные и безграничные вожделения, воображаемые потребности. Захотели слишком многого и слишком пылко, чтобы выражать свои желания методично и точно. Любовь к свободе постепенно обратилась в ненависть к власти. В конце концов уже стали думать не о томг чтобы обосноваться и укрепиться на завоеван-

346 Письма к американиу

ном месте, а о том, чтобы его разрушить, чтобы предать его пламени. То, что должно было быть лишь борьбой интересов, проявилось как война на уничтожение. Это, правда, привело к изнеможению власти, но свобода не водворилась,— забыли ее основу: основой свободы является промышленность.

Потребность и любовь к свободе рождаются вместе с промышленностью и с ее помощью. Свобода может расти только вместе с нею, может быть утверждена только ею.

Если бы эта истина, столь старая в действительности и столь новая по мысли, существовала в умах людей вместо обманчивых призраков античности, мы бы никогда не услышали этой жестокой глупости: «равенство или смерть!»

Если бы промышленность заняла подобающее ей место, место, которое не соблазняло и не увлекало ее благодаря непродуманной, беспринципной философии, но которое должно было служить ей гораздо больше, чем она этого желала, то свобода «мела бы не такие быстрые по видимости, но зато более верные успехи, революция была бы менее трескучей, но более полезной, менее преступной, но более удачной.

Миролюбивая и нравственная по своей природе, промышленность не добивается свободы иначе, как с осторожностью и щадя людей, ибо свобода полезна и допустима только тогда, когда она справедлива, т. е. необходима.


Такой была свобода в первые времена, когда она оплачивала и приобретала одну вольность за другой, по мере возникновения их необходимости; такой она оставалась бы π до конца, расширяя законным путем свою область и, из уважения к стародавней власти как к священным правам, выкупая на договорных началах весь инвентарь политических и церковных феодалов, выкупая привилегии и десятины, выкупая титулы и права духовенства и дворянства, выкупая, наконец, всю произвольную власть в целом вплоть до законных прав династии, никогда не стесняя и не угнетая ее. Таким образом, свобода была бы >становлена нормальным порядком, без потрясений, все более и более суживая область деспотизма. При малейшем отклонении от этого пути свобода уже лишается- своей целесообразности, она приобретает сумасбродный характер, она теряет всякие разумные основания, она не выполнима.

Вот что говорит история от начала революционной смуты и до настоящего времени. Не имея понятия ни об условиях свободы, ни о самой свободе, где только она провозглашалась, мы бросились туда со страстными чаяниями, а получалась лишь какая-то новая организация рабства. Если мы хотим быть свободными, создадим сами нашу свободу и не станем ждать ее ниоткуда больше.

Революция оказала нам плохую услугу, и можно опасаться, что она причинит нам еще много зла, и ее неудача повергнет нас в от-


чаяние. Обвинение в наших несчастьях — могучее оружие в руках врага,— уничтожим или по крайней мере обезвредим его и, отделив в нашем сознании свободу от революции, оставим революции все ее безумства и воздадим свободе все ее почести, облечем ее доверием и силой, вернем ей ее принципы.

Будем твердо знать, чего мы желаем, чтобы нельзя было ввести нас в обман. Если мы остаемся во власти идейной волны, в которую уже давно бросила нас рабская печать и с которой мы, кажется, примирились, то кто же мы такие, если не добыча для первого властелина, который пожелает завладеть нами? Народу мало любить свободу, чтобы быть свободным,— ему прежде всего необходимо познание свободы.

Наука о свободе, как и все другие науки, располагает своими данными и своими обобщениями, но эта наука не признана, о ней догадываются лишь немногие, и до тех пор, пока она не станет общим достоянием, свобода будет получать силу и положение только извне, у нее не будет своей собственной жизни, она будет равна почти нулю.

Нас погубило отсутствие общих идей, и мы действительно возродимся только при помощи общих идей.

Старые идеи одряхлели и не могут помолодеть, нам нужны новые.

Эта задача философов XVIII в. не была ими выполнена. После них множество умов потянулось по их следам, они жили идеями


своих учителей и не допускали ничего сверх того.

Мы почувствовали необходимость прервать этот летаргический сон политических писателей, дать их вниманию другое направление и поставить перед философами новую задачу, которую налагает на них новый век, век индустриальный.

взгляд НА С О Б С Т В Е Н Н О С Т Ь

И З А К О Н О Д А Т Е Л Ь С Т В О 6 0

Все через промышленность, все для промышленности

Конституционное средство для увеличения политической силы промышленности и умноже

ния богатств Франции

Глава 1

ОБЩИЕ С О О Б Р А Ж Е Н И Я О СОВРЕМЕННОМ СОСТОЯНИИ

ЦИВИЛИЗАЦИИ

§ /. Современное состояние цивилизации

Темперамент, воспитание, среда имеют такую власть над поведением людей, что мы редко действуем в согласии с приобретенными знаниями. Пылкость характера, сила привычек детства, окружающая обстановка — вот что чаще всего нас захватывает, что властву-

Взгляд на собственность 351

ет над нами вопреки голосу разума и опыта. Такова в немногих словах история людей и наций.

Франция и под ее влиянием вся остальная Европа проявили неистовый воинственный характер в ту эпоху, когда все приобретенные идеи должны были в какой-то мере сделать войны невозможными, в ту эпоху, когда инте-ресы всех людей, в согласии с общим разумом, должны были, казалось, сделать человеколюбие универсальным учением и принципом национальной жизни в Европе. Но наша юность сформировалась в школе прежнего варварства. Греки и римляне, наш« учителя β области литературы, сделались также, неизвестно почему, нашими учителями и в области политики, и отсюда в значительной степени это своеобразное противоречие между знанием и нравами, между идеями и по ведением.

Мы в настоящее время снова пришли к более здравым идеям, мы примкнули к более разумному направлению, но мы должны быть осторожны, чтобы не сделать еще одной ошибки, подобной первой, которая имела бы, может быть, не менее пагубные последствия. * Никогда не проходит безнаказанно, если нация впадает в ошибку или, точнее, если она дает себя обмануть в разработке своей конституции.

* Следствия этой ошибки, несомненно, имели бы менее насильственный, но более длительный характер.

352 Взгляд на собственность

Английская конституция по справедливости была для нас предметом зависти и восхищения, пока смятение всех умов или молчание всех мыслей не давало нам, затерянным в лабиринте революции или скованным деспотизмом, возможности что-либо видеть или проводить какие-либо умеренные или смелые начинания, одним словом, пока наша собственная цивилизация не могла еще приносить свои плоды. Но что нам делать теперь, когда революция успокоилась, когда деспотизм исчез? Охваченные попрежнему тем же энтузиазмом, тем же необдуманным преклонением перед английской конституцией, не позволяющим ничего ставить выше нее, мы, может бъггь, создаем себе новые окопы.

После того как англичане заложили основы своей свободы, наша цивилизация незаметно развивалась в течение ста лет, и невозможно допустить, чтобы подражание им в настоящее время не отбросило нас назад на целый век, чтобы мы, плохо использовав наше положение, не превратились в рабов; ибо ум человеческий не застывает в неподвижности: чем больше проходит времени, тем больше неизбежно накопляется знаний, чем больше знаний, тем больше потребностей и, следовательно, прав. Поэтому мы боимся потерять часть наших прав, если будем торопиться строить их на слишком узкой основе. Используем Англию, потому что она предупредила нас, но сделаем лучше, чем она, потому что


мы старше, потому что она перед нашими глазами.

Революционные потрясения, трудности, переживаемые нами уже долгое время, страстное желание покончить со всем этим заставили нас (и вполне основательно) благословлять хартию 61 как зарю лучших дней. Но когда мы рукоплещем этому, как прибывшие в гавань путешественники, которым нечего уже бояться моря, когда мы в исступлении кричим, что революция кончилась навсегда, мы выражаем скорее наши вожделения, чем разумную уверенность, скорее наши желания, чем наши познания. И действительно, разве в этих уверениях нет ничего легкомысленного? Разве мы достаточно размышляли об этом? Разве мы уверены, что разрешенный хартией вопрос есть единственный или хотя бы важнейший вопрос, подлежащий разрешению? Вот что поставлено, казалось бы, перед всеми умами, но о чем еще никто не задумался.

Мы придаем слишком большое значение форме правительства. Кажется, что вся политика сосредоточена в ней, что если бы только хорошо было проведено разделение властей, то все было бы устроено лучше всего на свете.

В Европе есть два народа, живущих под властью монархов, это — датчане и турки. Если и можно отметить некоторое различие между ним, так это то, что в Дании деспотизм сильнее, чем в Турции, потому что он узаконен, конституционен, однакоже какая разница в условиях жизни управляемых при 23 Сен-Сим шт, т. ι


одной и той же форме правительства? Нет более несчастного, более угнетенного, более забитого, одним словом, более несправедливо и дорого управляемого народа, чем турецкий народ, и в то же время нигде нет ни одного народа, который пользовался бы фактически свободой более широко, чем в Дании; нигде нет ни одного народа, не исключая и Англии, у которого власть произвола была бы менее чувствительна, у которого управление обходилось бы дешевле. Где же причина этого различия? Конечно, не в форме правительства, ибо она одна и та же там и здесь. Причины тирании следует искать в другом, и вот в чем она заключается: при всех прочих различиях датский король самый бедный из всех государей Европы, а турецкий султан самый богатый, так как в Турции он является единственным собственником, как и единственным властелином.

Этот пример доказывает, что закон, устанавливающий власть и форму правления, не имеет такого значения и такого влияния на благосостояние наций, как закон, устанавливающий собственность * и регулирую-

* Мы вовсе не хотим сказать, что во время революции совсем не занимались правом собственности. Это право, конечно, обсуждалось, когда церковные имущества объявили национальным достоянием, ибо это решение явилось результатом дискуссии о праве собственности д у х о в е н с т в а , но общий вопрос о праве собственности, о форме ее организации с наибольшей выгодой для нации не дискутировался. Мы настоятельно просим читателя не упускать из виду

Взгляд HÛ собственность Ö55

щий пользование ею. Пусть, однако, не воображают, что мы считаем закон о разделении властей несущественным; мы далеки от подобной ереси. Конечно, форма парламентского правительства весьма предпочтительна перед всеми другими, но это есть только форма, а учреждение собственности — суть; именно этот институт служит основанием общественного здания.

Таким образом, наиболее важный вопрос, подлежащий разрешению, это вопрос о том, как должна быть организована собственность для наибольшего блага всего общества в отношении свободы и в отношении богатства.

С этим общим вопросом и связан тракт>е-мый нами здесь вопрос.

Пока потребители будут обладать большинством в совещаниях при определении их доли, эта доля будет очень велика, так велика, как они захотят; значит, вопреки вашим парламентским формам вами будут управлять по произволу. Наоборот, с того момента, как право вотировать налоги получат исключительно промышленники, т. е. люди, заинтересованные в свободе и государственной экономии, они будут платить то, на что будет их согласие; они действительно будут свободны в использовании своих прав во всем их объеме.

наших постоянных заявлений, что наибольшим злом кажется нам беспорядок и что поддержание порядка, независимо от принятых решений и проистекающих из них выгод, требует, чтобы закон никогда не получал обратной силы, ибо затруднений в этом случае было бы больше, чем пользы. 23*


Что же нужно сделать, чтобы достигнуть цели? Хорошо понять природу права собственности и утвердить это право на основе, наиболее благоприятной росту богатства и свободы промышленности. Это положение мы намерены осуществить законодательными мерами, которые мы предлагаем в настоящем сочинении и которые мы отдаем на суд общественного мнения, т. е. промышленников.

Декларация прав человека, которую считали разрешением проблемы общественной свободы, была на самом деле лишь провозглашена, «о разрешена ли эта проблема? Будет ли она разрешена? Во всяком случае можно быть уверенным, что успеха в этом деле нельзя достигнуть ни организацией, ни установлением, ни комбинированием трех властей.

§ 2. Различие в правах сельскохозяйственных и фабрично-торговых промышленников по отношению к лицам, финансирующим

тех и других

Лица, вкладывающие деньги в какое-либо торговое или мануфактурное предприятие, называются коммандитариями, наименование, обозначающее роль, которую они играют по отношению к трудящемуся. 62

Во всяком торговом или фабричном предприятии трудящийся дает ему свое имя или, если хотите, имя трудящегося служит фирмой предприятия. Одним словом, трудящийся — это человек, имеющий значение перед лицом


закона, или, лучше сказать, закон делает трудящегося человеком, имеющим значение.

В сельском хозяйстве трудящийся есть только лицо подчиненное; это только арендатор, называющий собственника своим господином.

В торговле и промышленности трудящийся имеет право наиболее выгодным для ведомого им предприятия образом пользоваться капиталами, на которые он берется доставлять доход.

В сельскохозяйственной промышленности трудящийся не более как съемщик, который никак не может распоряжаться доверенным ему капиталом; малейшие свои идеи по улучшению хозяйства, малейшие свои сельскохозяйственные планы он обязан подчинять идеям и планам собственника.

В сельском хозяйстве вкладывающий деньги заинтересован в деле — самое большое на один год, между тем как в двух других отраслях промышленности вся совокупность вверенных капиталов все время связана с делом.*

Разве собственник земли сам ее обрабатывает? Уважением среди сельскохозяйственных промышленников он пользуется гораздо больше как землевладелец, чем как земледелец.

Разве негоциант является собственником капиталов, которые он пускает в выгодный

* В результате этого получилось то, что торговля и промышленность достигли бесконечно более быстрых успехов, чем сельское хозяйство.


оборот? Уважением в торговом миое он окружен гораздо больше в качестве негоцианта, чем в качестве капиталиста.

§ 3. Причина различия в правах промышленников обеих категорий по отношению

к лицам, финансирующим их

Права промышленников, посвятивших себя фабричному производству и торговле, были установлены свободным договором, определенным актом, именуемым освобождением общин.

Права земельных собственников, этих главных вкладчиков в сельскохозяйственной промышленности, произошли из завоевания, т. е. из права более сильного.

Франки, победители галлов, объявили своей собственностью их земли, как и все продукты их труда. Таким образом, право собственности во Франции, ограничения этого права, способы пользования им были в самом начале установлены победителем. Таково по крайней мере древнейшее происхождение, к которому восходят правовые основания существующей в настоящее В1ремя собственности.

Право собственности, как оно было установлено в ту эпоху, подверглось с тех пор значительным изменениям, но так как дух закона, несмотря на все происшедшие перемены, остался тем же, то он оказывается более выгодным представителям победителей, каковыми являются их потомки или прио-


бретатели от них, чем потомкам побежденных, являющимся по необходимости единственными представителями последних, так как у них нет никаких отчуждаемых прав. Таким образом, правопреемники победителей оказываются собственниками земли, а преемники побежденных — земледельцами.

φ 4. Средство устранения этого несправедливого и пагубного неравенства

Как обеспечить промышленности значительный рост политических прав?

Для этого следовало бы предоставить сельскохозяйственным промышленникам в отношении финансирующих их лиц те же преимущества, которыми промышленники, занятые фабричным производством и торговлей, пользуются в отношении тех, чьи капиталы они пускают в выгодный оборот.

Закон, который даст сельскохозяйственным промышленникам право заклада доверенных им земель, должен в то же время сделать возможно более дешевой и легкой передачу земельной собственности.

Неподвижность, которую действующие законы стремятся придать земле современных владельцев и их потомков, представляет собой наибольшее препятствие благосостоянию французской промышленности: она лишает предприимчивых людей мотивов к соревнованию, которое поощряло бы их труд. К этому вопросу мы еще вернемся в одной из следующих глав.


Установление права собственности и положений об уважении к ней есть, бесспорно, единственная основа, которую следовало бы дать политическому обществу. Оно не могло бы существовать даже в самом несовершенном состоянии, если бы это право ке было освящено, при отсутствии закона, хотя бы обычаями.

Вполне очевидно, что основным законом во всех странах является закон, который устанавливает собственность и положения об уважении к ней, но из того, что этот закон есть основной закон, вовсе не следует, что он не может изменяться. Необходим зажон, который установил бы право собственности, а не закон, устанавливающий его в определенной форме. Существование общества зависит от сохранения права собственности, а не от сохранения закона, впервые освятившего это право. Этот закон сам находится в зависимости от высшего и более общего закона, от того закона, в силу которого человеческий ум делает постоянные успехи, закона, из которого все человеческие общества черпают право изменять и совершенствовать свои учреждения. Это — высший закон, защищающий будущие поколения от порабощения каким-либо распоряжениям.

Вот наши вопросы: Что может быть предметом собственно

сти? Какими средствами отдельные лица могут

приобретать собственность?


Каким образом они имеют право пользоваться ею, когда она уже приобретена?

Это вопросы, которые законодатели всех стран и всех времен имеют право трактовать каждый раз, когда найдут это нужным, так как индивидуальное право собственности может быть основано лишь на общей пользе при осуществлении этого права, на пользе, которая может изменяться в разные времена.

Таким образом, закон, который ставит трудящихся в области сельского хозяйства в то же положение по отношению к финансирующим их лицам, как и торговцев и мануфактуристов, который, следовательно, позволяет первым закладывать вверенные им капиталы так же, как вторым, такой закон может и должен быть издан, раз он сочтен полезным.

Закон о выборах был результатом прогресса просвещения; закон, о котором мы говорим и хотим предложить, стал так же необходим, как и тот. Общество может выйти из состояния страданий, в котором оно находится, только посредством подобного законоположения, имеющего гораздо большее значение, чем сама хартия, * как мы докажем это в дальнейшем.

* Мы говорим здесь о хартии так, как сказали бы и о всех конституциях, данных Франции с начала революции, как сказали бы о конституции Англии и вообще о всех конституциях, которые определяли формы правительства, не занимаясь установлением собственности.


§5. Средство побудить законодателей издать соответствующий закон

Общественное мнение совершенно справедливо называется царицей мира. Это величайшая моральная сила, которой обязаны подчиниться все другие человеческие силы, если только она ясно выражена. Стало быть, если можно побудить общественное мнение предписать законодателям издать закон, о котором мы говорили, то можно быть уверенным, что такой закон будет издан.

Таким образом, речь идет только о том, чтобы дать общественному мнению нужное направление.

Нет сомнения, что промышленность располагает большими возможностями в этом смысле. Среди всех классов общества промышленники связаны между собой наиболее активно и постоянно посредством письменных или личных сношений; притом же этот класс имеет ту выгоду, что он некоторым образом организован благодаря тому, что торгово-промышленные фирмы оказывают друг на друга влияние соответственно их роли в деловом мире. Наконец, этот класс находится в таком положении, что если дюжина главнейших промышленных фирм поймет пользу предлагаемой нами меры, то их мнение в короткое время станет общим мнением всего торгового класса. Ведь крупнейший банкирский дом столицы при помощи нескольких промежуточных звеньев связан с разносчиками и мелкими сельскими торговцами. И если только это мнение станет


общим мнением всего торгового класса, то и среди земледельцев не найдется его противников, так как оно наиболее очевидно и не-посредственно полезно именно им.

Какие моральные или физические силы во Франции могли бы воспротивиться принятию такой меры, которая получила одобрение двадцати миллионов людей, составляющих промышленный класс?

Глава II ПОЛИТИЧЕСКОЕ З Н А Ч Е Н И Е

ЭТОГО З А К О Н А ДЛЯ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

Несомненно, закон, определяющий бюджет, есть самый важный из всех законов, ибо деньги в политическом организме есть то же, что кровь в человеческом теле. Любая часть тела, в которой кровь перестает циркулировать, чахнет и вскоре отмирает; точно так же всякая административная служба, которая перестает оплачлваться, вскоре прекращается. Таким образом, финансовый закон — это всеобщий закон, из которого проистекают или должны проистекать все другие. Если дело обстоит иначе, то потому, что недостаточно точны отчеты, или потому, что недостаточно детализированы условия расходов.

Кто во Франции, как и в Англии, создает финансовый закон? Разве парламент?


Нет! Эту главную функцию исполняет только одна из трех властей, это — палата общин.

Отсюда следует, что только палата общин обладает реальной политической властью. Если до настоящего времени она ни во Франции, ни в Англии не использовала этой огромной власти, то потому, что до настоящего времени как в Англии, так и во Франции она состояла, по крайней мере в большинстве случаев, из людей, преданных интересам правительства, что поэтому люди следовали директивам, полученным от правительства, и вотировали бюджет согласно его желаниям. Отсюда вытекает, что власть палаты общин считается значительно ниже правительственной и, наоборот, значительно выше двух других парламентских властей.

После всего, что мы сказали и что не вызывает сомнений, ясно, что предлагаемая нами мера дает промышленности средство составить палату общин целиком из членов, взятых из ее среды. Эта мера чрезвычайно увеличит политическое значение промышленности в общинах и облечет ее высшей политической властью с тем, чтобы она затем использовала ее наиболее подходящим образом. Во всяком случае можно быть уверенным, что она не станет более передавать эту власть в распоряжение двора, как это вынуждены делать теперешние депутаты, которые большей частью состоят из графов, маркизов и государственных чиновников.


Дело только в том, чтобы рассмотреть, насколько хороша предлагаемая нами мера и может ли она достигнуть указанной цели. Н^ ясно, что она этой цели достигнет, так как даст промышленности значительное большинство на выборах.

Какое условие необходимо для получения права избирать депутатов?

Это — уплата определенного числа прямых налогов. Поэтому, если все прямые налоги или хотя бы наибольшую их часть уплачивают промышленники, то они необходимо окажутся в весьма значительном большинстве и на выборах.

В области торговли и мануфактурной промышленности именно трудящиеся платят предварительный налог с этой части национального производства. Предлагаемая нами мера заключается в приравнении сельскохозяйственных промышленников к торговым, в том чтобы ведомые ими предприятия носили их имена и прямые сельскохозяйственные налоги уплачивались ими же, а не собственниками, как в настоящее время.

Результатом этой меры было бы то, что промышленность уплачивала бы подавляющую часть прямых налогов, так как все то, что не представляет ни поземельного, ни торгового или фабричного налога, образует лишь весьма незначительную часть прямых налогов.

А промышленность, оказавшись благодаря этому в большинстве на выборах, получила бы


вскоре большинство и в палате общин, и так как эта палата обладает, как мы показали, большой политической силой, то промышленность скоро была бы вольна дать нации ту социальную организацию, какую она захотела бы. Эта организация, конечно, была бы наиболее благоприятной для промышленности, другими словами, для промышленного режима. Таким образом, вследствие предлагаемой «ами меры был бы, естественно, установлен промышленный режим, а тунеядцы были бы, наконец, поставлены ниже трудящихся.

Мы достигли бы тогда исполнения всех наших желаний, цели всех наших стараний, а наш эпиграф — «все через промышленность, все для промышленности» — явился бы предсказанием и вместе с тем сигналом этой счастливой революции.

Глава III

С Р Е Д С Т В А ИСПОЛНЕНИЯ

§ / . Общие соображения

Так как хартия была задумана, предложена, принята и введена в действие до того, как найденная нами идея была изложена французам, то мы полагаем, что должны быть приняты три совершенно различные законодательные меры (их мы рассмотрим в отдельности) для временного, но


возможно более быстрого введения порядка вещей, наиболее благоприятного для производства; парламентские власти должны обдумать средства изменить хартию и положить в ее основу закон, устанавливающий собственность в интересах производителей.

В подтверждение этого предложения мы отметим, что:

1. король признал хартию изменяемой, поскольку он сам при своем возвращении предложил сделать в ней изменения: его признание в этом смысле вытекает из факта его предложения;

2) в Англии, где парламентский режим введен уже давно и где, следовательно, он соблюдался больше, чем во Франции, признано, что власть парламента при согласии трех составляющих его ветвей совершенно неограниченна и что она есть власть столь же конституционная, как и законодательная;

3) здравый ум возмутился бы от мысли, что, несмотря на открытие средства улучшить конституцию французов, хартия установила такой порядок вещей, при котором невозможно использовать это открытие.

Впрочем, предлагаемые нами меры имеют только законодательный характер, наше положительное предложение ограничивается этим. Мы удовлетворяемся мыслью, что наступит время, когда три предлагаемых нами проекта закона станут тремя отдельными постановлениями великого конституционного


закона, который установит собственность в оощих интересах общества и уж не к выгоде только одного входящего в его состав класса, как это еще в настоящее время наблюдается в политическом строе.

§2. Первый проект закона

Издать закон, привлекающий земледельцев к уплате определенного поземельного налога и мотивированный тем принципом, что тот, кто своим трудом делает собственность продуктивной, должен по выполнении обязанностей, возложенных на собственника в государственных интересах, пользоваться политическими правами, вытекающими из владения собственностью и присвоенными тому, кто несет повинности, налагаемые на данные доходы.

Каждому беспристрастному человеку легко доказать, что один этот закон восстановил бы порядок в финансах. Немногих слов будет достаточно, чтобы ясно представить эт:> доказательство.

Все понимают, что можно без вреда для общественных интересов до чрезвычайности уменьшить государственные расходы и восстановить порядок в финансах, если провести возможную экономию.

Мы спрашиваем: Почему не проведена еще та экономия, ко

торую можно было бы провести? Это потому, что подавляющее большинство


в палате депутатов заинтересовано в сохранении и даже росте налогов больше, чем в их уменьшении, ибо у подавляющего большинства депутатов доля доходов в виде жалования и награждений значительнее доходов, извлекаемых из собственности.

Со всей возможной точностью мы произвели беглое сопоставление доходов депутатов настоящей сессии от их собственности с суммами, ежегодно получаемыми ими в виде оплаты занимаемых ими мест, и эти последние оказались вдвое большими сравнительно с первыми. Если присоединить сюда имущества детей этих депутатов, то оказывается, что суммы, извлекаемые депутатами и их семьями из королевской казны, почти в три раза превосходят суммы, получаемые от их собственности. Таким образом, они бесконечно больше заинтересованы в противодействии уменьшению сборов королевской казны, чем в снижении налогов, ибо, снижая налоги, они осушают источник своих доходов.

Мы затем спрашиваем, как можно было бы составить палату депутатов, чтобы она, с одной стороны, была заинтересована в поддержании порядка, а с другой — чтобы частные интересы ее членов толкали их к возможно большему снижению налогов?

На этот второй вопрос мы отвечаем, что предлагаемый нами закон кажется нам способным достигнуть этой цели очень быстро и с той полнотой, которой можно только желать. 24 Он-0имон. т. I

370 Втляд на собственность

Ведь промышленники представляют собой тот класс, который больше других заинтересован в поддержании порядка. Наступает ли беспорядок извне, случается ли война, арендаторы в стране, сделавшейся театром военных действий, совершенно разоряются, их гумна разграбляются, их окот поедается, в то время как собственники отделываются потерей доходов за несколько лет. В городах магазины торговцев опустошаются, их состояние полностью расхищается, в то время как домовладельцы отделываются потерей некоторой наемной платы, легче, чем в случае пожара: при таком чрезвычайном несчастье у них остается по крайней мерс земля, на которой были построены их дома. Народные восстания, внутренние беспорядки приносят те же результаты.

Во-вторых, промышленники образуют единственный класс общества, который во всех отношениях заинтересован в уменьшении налогов, который не может извлечь никакой пользы от их увеличения, так как их занятия не оставляют им времени для исполнения доходных государственных должностей; расходы государственной казны никогда не могут обратиться непосредственно в их пользу.

Мы полагаем, что имеем достаточное основание для утверждения, что принятие проекта закона, указанного в начале этого параграфа, несомненно привело бы к быстрому восстановлению порядка в наших финансах.


§ 3. Второй проект закона

Второй проект закона имеет целью установить условия, на которых земельные собственники смогут передавать в чужие руки обработку их земли.

В Англии существует в настоящее время большое число добровольных соглашений между земельными собственниками и земледельцами-предпринимателями; мы укажем основной характер этих соглашений.

Земля, являющаяся предметом рассматриваемых соглашений, в момент передачи в Пользование земледельца оценивается сторонами различно, но она одинаково оценивается по истечении срока соглашения: земледелец разделяет с собственником доходы в случае роста капитала и несет половину потерь в случае его уменьшения.

Сделки подобного рода, очевидно, выгодны, с одной стороны, собственникам, потому что они ведут к повышению ценности их собственности, а с другой — нации, потому что в результате они умножают национальные доходы и, следовательно, дают прирост национального богатства.

Первое постановление предлагаемого нами закона имело бы целью оговорить, что всякое арендное соглашение между собственниками земли и арендаторами на будущее время обязательно для обеих сторон только в том случае, если оно содержит вышеуказанное условие. 24


Второе постановление этого закона давало бы земледельцу право требовать у собственника займа тех сумм, которые были бы полезны для возможной мелиорации земли при ее залоге с этой целью, и доверить ему распоряжение капиталами этого займа.

Третье постановление закона устанавливало бы, что в случае отказа собственника в займе, требуемом связанным с ним земледельцем-предпринимателем, уладить спор и утвердить заем, если он полезен, должны третейские судьи; в этом случае собственник обязан подчиниться.

Мы считаем себя вправе сделать заключение, что подобный закон имел бы результатом быстрый рост состояния земельных собственников и, следовательно, увеличение земельного капитала нации.

§ 4. Третий проект закона

Третий закон имел бы целью мобилизацию земельной собственности.

Во Франции было бы невозможно достать те огромные средства, которые необходимы в настоящих обстоятельствах для обеспечения ее территории от полной оккупации иностранными войсками, если бы ее государственный долг не был мобилизован.

В распоряжении нации мобилизация земельной собственности есть единственное средство обеспечения промышленности капи-


талами, в которых она нуждается, чтобы покрыть понесенные ею неисчислимые потери и сделать ее способной вынести вновь наложенное на нее бремя.

Опыт доказал, что мобилизация земельной собственности была весьма удобоисполнимым мероприятием: она без препятствий и неудобств была проведена в некоторых государствах короля Пруссии.

Это мероприятие не доставило стране, в которой оно было проведено, всех возможных выгод, потому что оно не было задумано в интересах земледелия и земледельцев, но при сочетании (так, как мы предположили) устанавливающего его закона с двумя другими закона)МИ# проекты которых мы представили раньше, несомненно получатся очень полезные результаты. Каждый человек, привыкший размышлять о подобных делах, легко поймет, что комбинированный таким образом закон должен обеспечить большой и быстрый прирост земельных доходов (самых важных из всех), большое и быстрое улучшение жизни земледельцев, образующих наиболее многочисленный класс нации.

§ 5. Заключение главы

Если парламент издаст в течение настоящей сессии предложенные нами три закона,

если король распустит парламент после проведения им этих законов,


если король через три месяца созовет новый парламент,

Франция будет предохранена от угрожающего ей потока бедетьий,

умы быстро выйдут из той апатии» в которую их погрузила стоящая перед ними наихудшая перспектива и от которой они не видят исцеления,

французы станут горячо относиться к промышленности, и последняя, т. е. французская нация, расцветет с такой быстротой, которая удивит весь мир, которая удивит ее самое, потому что предлагаемые нами три закона дадут ей все средства к благоденствию, какого она только может желать.

Первый закон даст им необходимую политическую власть, чтобы провести желательную экономию η управлении государственными делами и уменьшить все расходы, оесполезные и для поддержания порядка, и для благосостояния нации.

Второй и третий законы предоставят нации все необходимые капиталы, чтобы привести в действие физические и моральные силы граждан, и передадут эти капиталы в руки промышленников, которые только одни способны сделать их продуктивными.


Глава IV

РОСТ З Е М Л Е Д Е Л Ь Ч Е С К И Х Д О Х О Д О В , В Ы Т Е К А Ю Щ И Х ИЗ П Р Е Д Л О Ж Е Н Н О Й МЕРЫ

§ 1. Важность сельскохозяйственной промышленности сравнительно с другими отраслями

промышленности

Сельскохозяйственная промышленность сама по себе имеет бесконечно большее значение, чем все другие отрасли промышленности, взятые вместе.

Если определить в общем (т. е. рассматривая все отрасли человеческого труда во всей их совокупности) отношение между доходами земледелия и доходами всей фабричной промышленности и всех видов торговли, то несомненно окажется, что первые по крайней мере в сто раз более значительны.

В Англии, где торговля и фабричное производство развиты гораздо больше, чем во всякой другой стране, земледелие все еще в три или четыре раза богаче всей остальной промышленности

Во Франции вся совокупность доходов от торговли и фабричного производства не пре-»ышает одной седьмой или одной восьмой части земледельческих доходов.

Таким образом, во Франции всякое достижение в области земледелия дало бы нации прирост доходов, а следовательно, богат


ства, в семь-восемь раз больше, чем подобное достижение в других отраслях промышленности.

Поэтому к земледелию должно быть больше всего приковано общественное внимание и, следовательно, расчет и думы публициста. *

§2. Положение земледелия во Франции Хотя земледелие во Франции сделало со

времени революции большие успехи, но оно все еще находится в детском состоянии по сравнению с его состоянием в Англии и Бельгии, что и было констатировано в произведении Артура Юнга.64 Этот известный знаток сельского хозяйства дал весьма точные и подробные доказательства того,

1) что доходы от земледелия были бы во Франции удвоены, если бы ее земли обрабатывались так же хорошо, как в Англии,

2) что земледелие во Франции достигло бы более быстрых успехов, если бы земледельцы могли обеспечить себя капиталами, в которых они испытывают нужду.

* Если бы суммы, пожертвованные на основание и сохранение колоний, были израсходованы на земледелие, Франция была бы теперь богаче в четыре раза. Старое правительство поступало в этом отношении глупо; новое правительство, которое есть не что иное, как слегка улучшенное старое, еще в прошлом году пустилось в большие расходы, чтобы снова занять Пондишери,63 не думая, что у него нет никаких средств для его защиты, если бы англичане захотели овладеть им; это они не преминут осуществить при первом благоприятном случае.


§ 3. Следствие, которое получилось бы в результате предлагаемой нами меры

Мы сейчас установили: 1) что одно земледелие дает примерно семь-восьмых национального дохода; 2) что доходы от земледелия в течение немногих лет выросли бы вдвое, если бы земледельцы могли обеспечить себя капиталами, которые им необходимы. Предлагаемая нами мера предоставила бы в распоряжение земледельцев сумму в 30 миллиардов. Она создала бы капитал, приносящий полностью доход от французской земли, которая представляет собой в настоящее время почти мертвый капитал. Отсюда следует, что благодаря этой мере земельные богатства Франции в течение немногих лет выросли бы вдвое.

Пусть не говорят нам, что земледельцам не удалось бы сделать нужный заем,—они получили бы в этом отношении тс же выгоды, какие имеют мануфактуристы и негоцианты, так как закон уравнял бы их с этими последними в правах в отношении лиц, вкладывающих деньги в дело, и сделал бы передачу земельной собственности более легкой и дешевой.

§ 4 Земельные банки Польза земельных банков признана в Ев

ропе повсеместно, но особенно в определенных странах, в первую очередь во Франции, где пытались образовать подобные учреждения.


Почему эти учреждения не имели успеха? Только потому, что слишком долго тянутся и слишком дорого обходятся формальности по добровольной передаче земельной собственности, как и по экспроприации земельных собственников, не выполняющих своих обязательств. Но как только эти дурные законодательные положения относительно установления земельной собственности будут преобразованы (а это и составляет цель предложен« ой нам« меры), учреждение земельных банков станет легким делом и будет обеспечено верным успехом.

Таким образом, эта мера, повторяем, предоставит земледельцам все капиталы, в которых они могут нуждаться.

§ 5. Частные банки

Соображения, которые делали бы возможным учреждение земельных банков, побудили бы и частные банки добиваться сношений с земледельцами столь же усердно, как и с негоциантами и фабрикантами.

Стоит призадуматься над огромным ростом дел, возлагаемых этой мерой на банк: сумма в 30 миллиардов, пущенных сразу в оборот, в такие дела, которые почти целиком проходят через руки банкиров и по своей природе подобны жирным веществам, всегда оставляющим некоторые следы на руке при прикосновении к ним!


Эта мера была бы столь же выгодна банкирам, как и земледельцам. Мы очень хотим, чтобы банкиры приняли во внимание и те барыши, которые им даст эта мера, и ту великую пользу, которую она принесет обществу: в их руках вся сила и все необходимые средства, чтобы содействовать ее принятию.

В самом деле, современное правительство не имело бы силы, если бы ему не удалось произвести заем и если бы банкиры не постарались предоставить ему суммы, в которых оно нуждается. Банкиры могли бы понудить правительство принять предложенную меру и всякую другую, какую они сочли бы необходимой и на какую правительство не пошло бы по своей охоте.

Наука о банках или о финансах (это одно и то же) находится еще в младенческом состоянии. Банкиры еще не поняли даже того, что они больше выиграют с народами, чем с королями; они еще не поняли, что им выгоднее оказать помощь народам, чтобы заставить королей соблюдать национальные инте-тересы, чем поддерживать королевские интересы, которые, увы, гораздо чаще, чем это замечают, противоположны национальным интересам.

Питт был подлинным основателем этой науки: его речь о налоге на доходы послужила началом. Однако, разве поставленный Питтом вопрос, единственный крупный финансовый вопрос, о котором eine спорили,


не есть в самом деле частный вопрос политической экономии, поскольку он имеет целью лишь продлить существование современных правительств, как они есть, посредством системы досрочных поступлений?

Общий вопрос состоял бы (если его рассматривать с точки зрения национальных интересов) в том, чтобы изыскать средства для установления правительства наименее дорогого и наиболее благоприятного для производительной работы; этот общий вопрос (если его рассматривать с точки зрения частных интересов банкиров) имел бы целью придать деловым оборотам возможно больше значения, активности и основательности, ибо банкиры получают прибыль пропорционально размерам дел, которые они ведут и которые все проходят через их руки.

Глава V

ПОСЛЕДСТВИЯ ПРЕДЛОЖЕННОЙ МЕРЫ ДЛЯ А Д М И Н И С Т Р А Ц И И И РАСХОДЫ НА ЮСТИЦИЮ

§ / . Стоимость управления юстиции в настоящее время

Оплата более восьми тысяч судей, имеющихся во Франции, * представляет собой

* Лица, которые потрудятся справиться по королевскому адрес-календарю в списке судей при раз-


лишь крайне незначительную часть тех сумм, которые народ тратит на разбор столкновений интересов, возникающих между гражданами.

Если к жалованию судей и расходам по министерству юстиции прибавить суммы, ежегодно получаемые адвокатами, прокурорами, письмоводителями, судебными приставами, секретарями адвокатов, писцами судопроизводства, наконец, всей этой толпой агентов, обязанных следить за делами в судах, и пр. и пр., то станет видно, что суммы, ежегодно расходуемые французами на судебные разбирательства их дел, достигают многих сотен миллионов.

Но это не все. Дурное управление юстицией причиняет потери другого рода, не менее значительные.

Триста или четыреста тысяч имеющихся во Франции правоведов и их учеников или служителей — тоже люди, ничего не производящие и, следовательно, ложащиеся бременем на промышленность, которая обеспечивает их питанием, жилищем, одеждой. Нация оказывается лишенной не только физически и морально полезной деятельности, которую могли бы развить эти четыреста тысяч людей, но она должна еще сожалеть о

личных судебных местах, убедятся, что мы нисколько не преувеличиваем, говоря, что во Франции более восьми тысяч судей.


плохом, мало производительном использовании всех этих капиталов, а эти капиталы весьма значительны — они во Франции достигают многих миллиардов.

§ 2 Сравнение гражданских судов коммерческими

Суды гражданские и коммерческие существенно отличаются одни от других и по своему составу и но способу ведения дел, как и по духу, которым проникнуты входящие в их состав судьи.

Коммерческие суды рассматривают почти все дела прежде всего по существу, а затем и с формальной точки зрения и имеют целью наиболее быстрым и дешевым способом примирять стороны и заканчивать споры. Расходы этих судов, за счет ли государственной казны или за счет сторон, весьма скромны. Судьи не оплачиваются; все они имеют другую, не судебную профессию, занимаясь в настоящем или в прошлом торговлей.

Судьи гражданских судов все более или менее дорого оплачиваются. Канцлер, их высший начальник, получает огромное содержание. Судьи почти всегда рассматривают поступившие к ним споры прежде всего с формальной точки зрения, а затем уже по существу. Они разрешают адвокатам предаваться своей болтовне, сколько пожелают, и препираться сколько угодно времени по по-

Взгляд на собственность 38i>

воду всех побочных вопросов, даже самых мелких. Можно было бы сказать, что все они — судьи, адвокаты, прокуроры — сговариваются о том, чтобы сделать процесс бесконечным и разорительным, и в самом деле, разве они не проникнуты все одним и тем же сословным духом — от последнего писца до канцлера?

Судьи гражданских судов не имеют и не имели в своей жизни других занятий, кроме судебного дела. Они очень заинтересованы в наибольшем числе процессов. У них нет другого средства для увеличения или сохранения своего общественного значения. Этот дух и эти стремления совершенно противоположны духу и стремлениям судей, составляющих коммерческие суды, так как все они имеют или имели другие занятия, все располагают или располагали другими средствами приобрести уважение и богатство.

Следует отметить одно важное обстоятельство, именно, что между этими двумя видами суда происходит своего рода борьба и что в этой борьбе чаще всего, к несчастью, берут верх гражданские суды.

Коммерческие суды передают решение большого количества дел третейским судьям, назначенным спорящими сторонами. Что отсюда получается? Каждый раз после вынесения решения третейского суда потерпевшая сторона хочет кассировать это решение,


как бы справедливо оно ни было, и находит множество адвокатов, готовых вести тяжбу соответственно ее желаниям, и гражданские суды, всегда склонные отменять решения третейского суда, в котором они видят захватчика их прав. Одним словом, почти все решения третейского суда, перешедшие в гражданский суд, отменяются, и дело, по которому здравый смысл уже вынес свое решение, снова подвергается рассмотрению, и решение почти всегда выносится в противоположном направлении. *

* Все эти замечания применимы и к уголовным судам. Уголовные суды могут быть организованы либо по образцу гражданских судов, либо в духе коммерческих. В первом случае они рассматривают дела очень долго, очень кропотливо подбирают мотивы решений и очень строго ведут судопроизводство; во втором случае они судят живо, быстро и руководствуются только здравым смыслом. В первом случае они обходятся очень дорого, во втором ничего не стоят.

Уголовные суды во Франции до революции были организованы по образцу гражданских судов, в настоящее же время они составлены, как коммерческие; присяжные заседатели являются третейскими судьями, обязанными разрешить конфликт между государством и обвиняемым.

П р и м е ч а н и е . Следует отметить то отвращение, которое законники выказывают к суду присяжных, те усилия, которые они употребили для его упразднения и которые они употребляют во всех уголовных делах, чтобы заставить присяжных заседателей рассматривать вещи неправильно, так, как они сами обычно их рассматривают.


Когда земельная собственность станет промышленной собственностью, все дела гражданского интереса будут подсудны коммерческим судам. Отсюда следует, как это легко заключить, что все дела, вместо того чтобы обходиться в огромные суммы и очень плохо разбираться, будут разбираться хорошо и стоить очень дешево.

Глава VI

П О Д Т В Е Р Ж Д Е Н И Е П Р Е Д Ы Д У Щ Е Г О

§ 1. Политическое положение юристов во Франции

Управление делами французской нации разделяется на семь министерств, или департаментов, а из этих семи министерств пять заполнены в настоящее время юристами.

В государственном совете юристы составляют значительное большинство.

В палате депутатов мнение юристов без всякого сомнения преобладает.

Во время выборов юристы имеют такое влияние, что если бы их мнение не определялось правительством, слугами и агентами которого они себя считают, то избрание соответствовало бы целиком их желаниям. Следует, впрочем, заметить, что в этом отношении со времени издания закона о выборах нужно исключить торговые города, но 25 Сен-Самон, τ, Ι


это исключение не имеет большого значения, так как торговой и мануфактурной промышленностью занимается не более восьмой части населения.

Юристы, к которым обращаются за советом по всем своим частным делам сельские жители, пользуются их доверием, чтобы направлять их политические взгляды. Торговцы и фабриканты, живущие в деревне и составляющие очень небольшое число (почти вся торговля ведется в городах, где расположено также большинство мануфактур), только они одни в своих политических взглядах остаются независимыми от юристов.

Если рассмотреть взгляды на любой из политических вопросов, привлекающих один за другим общественное внимание, составленные во всех отдельных кружках, в своей совокупности образующих так называмое хорошее общество, если поинтересоваться происхождением этих взглядов, их возникновением, то окажется, что почти все они вышли из кабинета какого-нибудь адвоката или нотариуса.

Политическое значение юристов по сравнению с политическим значением других корпораций можно точно определить: оно составляет семь-восьмых; это значит, что семь-восьмых всего политического влияния принадлежит юристам, и вот почему.

В составе принадлежащей французской нации собственности, достигающей по нашим

Взгляд на собственносгь 387

соображениям 40 миллиардов, имеется в круглых цифрах 35 миллиардов недвижимости и только 5 миллиардов имущества, считающегося движимостью, * но давать полезные советы о способах прочного приобретения недвижимой собственности могут только одни юристы; они одни могут указывать средства ее защиты, когда она оспаривается, так как законодательные распоряжения по обоснованию прав собственности страшно сложны и требуют специального изучения.

Если верно, что юристы на семь-восьмых направляют общественную деятельность, то бесспорно, что они, вооруженные мощным рычагом интересов, являются регуляторами общественного мнения во всех вопросах, охватываемых политикой.

Влияние, которым они пользуются в этой области, есть настоящее общественное бедствие, так как, помимо проистекающих отсюда уже указанных нами неудобств, из это-

* Выражения «движимость» и «недвижимость» могут ввести в заблуждение тех, кто не занимается этим предметом. Естественно думать, что все вещи, которых нельзя переносить, составляют недвижимость, а переносимые вещи —• движимость, но это не всегда правильно. Данное выражение часто не имеет целью обозначить природу вещей, а только способ передачи права собственности на вещи.

В Германии и в Англии юристы, может быть, не имеют такого влияния, как во Франции, но наука, которой они занимаются, там гораздо выше, так как изучение права составляет часть образования, даваемого всем тем, о воспитании которых там заботчтся. 25*

o88 Взгляд на собственность

го получается еще большее и общее зло: юристы всегда стремятся помешать развертыванию деятельности сельскохозяйственных промышленников, всячески стараясь поставить лиц, дающих деньги на предприятие, в лучшие условия, чем тех, кто работает.

§ 2. Услуги, оказанные юристами

Что бы ни вытекало из только что сказанного нами о юристах и о той опасности, которую они представляют благодаря своему влиянию, на них следует также посмотреть и с другой точки зрения, выяснить вопрос со всех сторон. Поэтому мы выскажем свою мысль целиком и полностью и посмотрим на другую сторону медали.

Рхли мы осудили институт гражданских судов, если мы нашли умонастроение юристов недостаточно либеральным, то по той причине, что мы сравнивали гражданские суды с коммерческими судами и политическое умонастроение юристов с политическим умонастроением промышленников. Но если мы сравним гражданские суды и современное умонастроение юристов с правосудием, которое отправляли победители-франки после своего полного обоснования в Галлии, и с моралью этих первоначальных судей, а затем последовательно с учрежденными там судами феодальными, королевскими и сень-ериальными, наконец, с парламентами, то


найдем, что гражданские суды, существующие в настоящее время, весьма либеральны и что современные юристы руководятся принципами очень высокой морали; мы найдем, что именно сословию юристов мы главным образом обязаны уничтожением военного деспотизма; именно они спасли возникающие между гражданами тяжбы от самовластного суда; именно они установили полную свободу речи для защитников. Своей деятельностью они, конечно, заслужили почетное место в истории прогресса человеческого разума.

Таким образом, мы полагаем, что институт судебного сословия был весьма полезен, но что в настоящее время он приносит вред, что он задерживает прогресс цивилизации, что этот институт во всех своих частях может и должен быть заменен промышленными судами, которые представляют собой не что иное, как третейские суды, это единственное необходимое правосудие для того времени, когда будет существовать только промышленная собственность. Вот что было бы естественным следствием предлагаемой нами меры.

Мы полагаем, наконец, что юристам остается еще оказать обществу большие услуги — выявить недостатки нашей меры, если они находят, что она может в результате создать какие-нибудь Затруднения. Этот спор побудит специалистов по публичному праву со-


вершенствовать идею, первый набросок которой мы представляем.

Если мера, о которой идет речь, действительно хороша и дает средство для упразднения почти всех затрат на юстицию, если поэтому она наносит большой вред юристам (поскольку они юристы), уничтожая профессию, составляющую источник их жизни и дающую им большое уважение, то естественно возникнет спор между ними и нами, т. е. между юристами и промышленниками, спор о полезности этой меры для национальных интересов, с одной стороны, о ее отрицательных сторонах — с другой.

Этот спор будет полезен в двух отношениях. Во-перзых, он выявит превосходство принципов политической экономии над принципами гражданского права, ибо недостаточно обнаружить истину, — ее нужно еще обсудить, что может быть полезно только тогда (как в данном случае), когда сталкиваются высшие интересы. Во-вторых, он укажет все меры предосторожности, которые следует принять, чтобы по возможности избежать различных неудобств, возникающих почти всегда, когда производятся полезные изменения в законах и обычаях.

Английский народ вот уже более 150 лет трудится, чтобы обеспечить и упрочить свою свободу; все остальные нации старых европейцев, населяющих материк, в течение 30 лет заняты теми же поисками, а естествен-


ное средство — восстановление собственности — не представилось никому из них.

Интересы промышленников явно противостоят интересам военных и их агентов юристов, а промышленники, вместо того чтобы поручить либеральным государствоведам защищать их интересы против юристов, до сих пор заботу о поддержании своих прав всегда возлагали на этих самых юристов. Как в отношении наций, так и в отношении отдельных людей одинаково прапильно, что самая простая и лучшая идея, к несчастью, приходит на ум последней.

Глава VII

Б Е Г Л Ы Й В З Г Л Я Д НА И С Т О Р И Ю С У Д О В

Человеку свойственно стремиться к познанию причин явлений, привлекающих его внимание. Мы хотим доставить удовольствие тем из наших читателей, которые не занимались предметом нашего исследования, и указать им «а причины установленного нами существенного различия между гражданскими и коммерческими судами.

Характер, полученный человеком от природы, может подвергнуться некоторым изменениям, но он не может быть изменен полностью, не может быть искажен в своей сути. То же и с учреждениями. Они могут видоизменяться, но невозможно придать им


новый дух, противоположный тому духу, который они получили от своих основателей. Пока они существуют, они действуют с той или иной силой по тому импульсу и направлению, которые им были даны.

Таким образом, обращаясь к происхождению какого-нибудь учреждения, к тому духу, которым он был проникнут при своем основании, можно уверенно установить причины различных его действий, ход его развития и приносимые им результаты.

Мы обратимся к происхождению гражданских и коммерческих судов и бросим беглый взгляд на главные видоизменения, которым .подверглись эти учреждения со времени их основания.

§ / . Происхождение этих учреждений

Когда франки завоевали Галлию, они упразднили все установленные галламь законы. Победители не ограничились захватом всей собственности побежденных, они обновили все законы, легшие в основание или выступавшие в защиту собственности, а так как они и до настоящего времени остаются обладателями завоеванного имущества, то судебная власть, естественно, и в настоящее время остается такой же, какой они ее установили и сохранили, короче говоря, такой, какой она нравилась или еще нравится им.

Они установили тарифы, по которым могли быть выкуплены все уголовные преступ-

Взгляд на собственность

ления. Таким образом, убийство франка франком, недворянина франком, франка недворянином, не дворянина недворянином имело разную выкупную цену; ранения расценивались соответственно их тяжести. Так как большая часть денежных штрафов шла в пользу вождей, между которыми земля галлов была распределена по праву военного пожалования, то все ни старались сами использовать право отправлять правосудие.

Впрочем, в ту эпоху не могло быть гражданских правонарушений, потому что существовал, так сказать, только один вид собственности, именно земельная собственность, к которой были прикреплены жители и все, чем они могли обладать, а так как эта собственность находилась в руках всегда вооруженных военных, то она, естественно, приводила к войнам, а не к судебным процессам. Тем не менее правильно будет считать, что росток власти, которой пользуются в настоящее время гражданские суды, Ъыл посажен франками, когда они присвоили себе право выступать в качестве судей на всех процессах и затем уполномачивать на выполнение за них обязанностей судьи того, кто им казался подходящим.

§2. Первая перемена в этом учреждении После завоевания земля Франции была

распределена в виде военных пожалований, и их владельцы, пользовавшиеся ими только


в течение своей жизни, отправляли правосудие.

Когда установился феодализм, эти пожалования стали наследственными и могли пе-реходить во владение женщин; право суда всегда оставалось связанным с землей.

Много причин способствовало в это и в последующее время тому, что управление юстицией стало значительно сложнее.

Возникали суды церковные, а вместе с ними и вопросы о подсудности.

Законы об отпущении на волю увеличили число собственников, а также предметов, считающихся частной собственностью.

Открытие кодекса Юстиниана65 ввело много правовых принципов, и принятие римского права послужило основанием разработке в университетах неизвестной до тех пор науки о праве.

Все эти обстоятельства осложнили управление юстицией, что побудило ЕСех владетельных господ, облеченных судебной властью, привлечь в качестве советников легистов; 66 в этот класс они приняли также чиновников, которым поручали исполнение судейских обязанностей во время своего отсутствия.

Наконец, в эту эпоху возникли суды, бывшие одновременно и гражданскими и уголовными.

§ 3. Вторая перемена Начиная с эпохи завоеваний король и

крупные вассалы вели непрерывную борьбу


за власть с переменным успехом. Людовик XI жестокими средствами обеспечил преобладание королевской власти, но здесь не место останавливаться на этих средствах, и мы рассмотрим только их результаты.

З а время от Людовика XI до Людовика X I V королевские гражданские суды считали своей главной целью захват сеньериаль-ной юстиции и усиление власти своего повелителя. Процессы частных лиц были их побочным делом и вынесение решений — наименее почетной обязанностью.

В конце этой эпохи появились адвокаты. Они сначала назывались советниками и имели также титул королевских адвокатов; на них, значит, было возложено соблюдение интересов и короля и частных лиц.

Мы не утверждаем, что высшие, или парламентские, суды всегда решали дела в пользу короля. Мы охотно признаем за ними заслуги многих постановлений, благоприятных для нации, и даже некоторые черты героизма, но мы настаиваем на том, что ле-гисты с самого начала своего существования считали своей главной обязанностью сохранение в руках короля той власти, которую франки получили над галлами.

§ 4. Третья перемена С тех пор как перестали собираться Ге

неральные штаты, а огромное усиление королевской власти указывало на то, что она не будет уже больше возбуждать сомнений,


направление деятельности судебных установлений немного улучшилось. Они получили некоторую самостоятельность, потому что стали смотреть на себя как на постоянную комиссию, обязанную представлять Генеральные штаты. Но с другой стороны, это улучшение покрывалось своего рода деспотизмом, который они проявляли по отношению к отдельным лицам и который естественно вытекал из непрерывности их деятельности.

§5. Современное состояние

Мы уже высказали свои мысли о современных гражданских судах, и нам остается только добавить о сказавшихся на современных судьях последствиях того духа, который они восприняли от своих предшественников и который, очевидно, есть дух господства, ибо суды были образованы франками и навязаны галлам победителями.

Но дух цивилизации должен был воодушевлять суды. Ими овладело честолюбивое стремление играть политическую роль, т. е. пользоваться господством. Это стремление к господству было, должно быть, чрезвычайно сильно в сословии легистов, так как со времени прекращения созывов Генеральных штатов и до революции они, не стесняясь в средствах, старались приобрести политический вес, стремились стать представителями Генеральных штатов и на этом основа-


нии ограничивать деятельность правительства.

В настоящее время, когда политические установления не позволяют легистам рассчитывать на какое-либо политическое значение, когда они больше не могут болтать для народа или, вернее, от имени народа, они оказываются заинтересованными в восстановлении старого порядка. Это вполне ясно для тех, кто обращал некоторое внимание на их решения по делам, касающимся политических взглядов. И не только одни судьи в гражданских судах настроены вообще против интересов нации, но все сословие юристов в целом.

§ 6, Πроисхождение коммерческих судов

Проживавшие в городах торговцы и ремесленники выкупили свою свободу и благодаря данному ими толчку вызвали общее освобождение общин. Сеньеры, проживавшие главным образом в своих замках-крепостях, поручали судебным чиновникам соблюдать их интересы в городах и производить суд по делам жителей, т. е. использовать от их имени эту статью их доходов, единственную статью доходов, которая обеспечивала их некоторыми суммами наличных денег; остальное они получали натурой.

Из всех выкупленных городами прав наиболее ценным было право самим отправлять правосудие. Возникли муниципалитеты, на


которые было возложено это дело. Их члены назначались гражданами на ограниченный срок. Они в сущности выполняли обязанности третейских судей и ни к чему другому не стремились. Вся их задача заключалась в согласовании интересов и в искании справедливости.

Таковы были происхождение и природа коммерческих судов, которые вначале были не чем иным, как муниципалитетами.

Важно отметить, что компетенция муниципалитетов в отношении судебной власти была гораздо шире, чем компетенция коммерческих судов в настоящее время.

§7. Перемены в судебных учреждениях

Промышленность, получив свободу в городах, быстро выросла в необычайных размерах и вскоре изменила лицо общества. Новые наслаждения вызвали множество новых потребностей. Нужно было жить в городах, чтобы были доступны богатые произведения промышленности, ставшие необходимыми вследствие тщеславия или привычек. Сенье-ры покинули свои замки. Они предоставили свободу своим сельским вассалам. Они переселились в города, а их замки стали для них лишь загородными домами, в которые они удалялись для приятного времяпрепровождения в лучшую пору года.

Постоянное пребывание в городах князей и сеньеров понизило значение муниципала


ных учреждений, частью прав которых они завладели, так что их судебная компетенция, вначале очень широкая, охватывавшая в значительной мере компетенцию современных гражданских судов, была сведена к разбирательству полицейских проступков и споров о предметах промышленности. Управление по-линией осталось за прежними муниципалитетами, а дела, касающиеся промышленности, перешли к возникшим позднее коммерческим судам.

§8. Дух современных коммерческих судов

Дух коммерческих судов в настоящее время соответствует духу муниципалитетов, из которых они произошли. Это дух примирения. Судьи в них смотрят на себя как на посредников, которые должны выносить решения по спорам между равными с ними Направление их политических взглядов, ко нечно, определяется отвращением к произволу и стремлением к равенству, поскольку оно согласуется с уважением к собственности. Этот дух совершенно противоположен духу легистов.

§ 9* Резюме всех соображении, высказанных в этой главе

Все дела могут и должны разбираться третейским судом, даже уголовные дела, которые кажутся недоступными ему.


Все лица, исполняющие обязанности судьи, могут посвятить себя другим занятиям, ибо судейские функции должны отнимать лишь короткое время, придавая судьям характер посредников.

Предложенная нами мера и принесла бы это общее благо, ибо тогда существовала бы только промышленная собственность, ибо все гражданские споры подлежали бы промышленным судам, имеющим посреднический характер.

Глава VIII БЕГЛЫЙ ВЗГЛЯД

НА ПОЛИТИЧЕСКУЮ ИСТОРИЮ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

§ 7. Предварительные замечания

Чтобы стоять на высоте, каждая политическая комбинация, каждое учреждение должно удовлетворять следующим двум условиям: 1) быть полезным обществу, т. е. давать обществу наибольшие выгоды, 2) гармонировать с данным состоянием общества, соответствовать существующим в обществе идеям и отношениям, быть систематически подготовленным, одним словом, оно должно появляться в свое время. Это второе условие, хотя признается гораздо меньше, чем первое, тем не менее столь же необходимо. Учреждения приемлемы лишь при наличии этого условия, так как возможно или, по


крайней мере, существует известное время \ишь такое учреждение, которое оказывается не выше и не ниже данного состояния общества, которое оказывается своевременным. В этом главным образом польза исторических соображений, ибо только при помощи философского наблюдения прошлого можно составить точное понятие о действительных элементах настоящего.

Указанное нами условие налагает на всех, кто рекомендует новое политическое мероприятие, обязанность доказать из опасения выполнить лишь половину своей задачи, что это мероприятие соответствует данному состоянию общества или, выражаясь точнее, что оно вытекает из прошлого и вызывается настоящим. Ввиду этого мы считаем необходимым после сделанного нами общего замечания представить некоторые дополнительные соображения.

Соображения, представленные нами в предыдущих главах, равно как подобные же соображения, которые найдут место в дальнейшем нашем изложении, имеют целью доказать, что предлагаемая нами мера должна дать значительный рост национальных доходов и значительное уменьшение расходов, из чего следует, что эта мера полезна.

Другого порядка будут соображения, которые мы намерены изложить сейчас.

Они имеют целью показать промышленному классу, т. е. нации, что положение, 26 Сен-Симон, т. I


которого она постепенно достигла, должно побудить ее принять предложенную меру, что к этому ведут как ее прошлые успехи, так и потребности ее в настоящее время, что, другими словами, принятие этой меры есть тот шаг, который естественный ход вещей диктует промышленности в X I X столетии, что это единственный шаг, который промышленности остается сделать, чтобы взять в свои руки управление обществом,— неизменная цель, к которой были направлены все достижения промышленного класса с самого его возникновения.

§ 2. Политические достижения промышленности

Чтобы осветить политические идеи промышленников, чтобы знать, что следует промышленности предпринять теперь для достижения наибольших успехов в общественном отношении, необходимо выяснить, в каком положении находится промышленность в данный момент своего политического развития, а это можно сделать, только бросив взгляд на прошлое, припомнив в основных чертах последовательное движение промышленности до настоящего времени.

Если в истории промышленности обратиться к временам греков и римлян, то мы найдем, что у этих народов класс промышленников был полностью порабощен военным классом.


Рабское положение промышленности продолжалось и при северных завоевателях, разрушивших Римскую империю и обосновавшихся в Западной Европе на месте прежних властителей или победителей.

Эта революция, которая, как может показаться на первый взгляд, была для промышленности лишь простой переменой властителя, имела, однако, для нее очень большое значение благодаря счастливым для нее последствиям такой перемены.

Рабство »промышленного класса изменилось в своей природе, оно стало крепостным рабством, а это уже означало большое улучшение. Кроме того, так как победители рассеялись по деревням, то промышленники, водворившиеся в городах, не были подчинены непосредственному и непрерывному надзору своих властителей, что было для чих также чрезвычайно благоприятно.

Таким образом, благодаря этим двум обстоятельствам завоевание Римской империи народами северной Европы привело к первому значительному улучшению в положении промышленности.

Вторым достижением промышленного класса было его освобождение от крепостной зависимости.

Тех выгод, которые, как мы видели, принесло промышленности разрушение Римской империи и которые дали ей возможность дальнейшего развития, она добилась посте-

26*


пенно, пока не оказалась в состоянии выкупить свою свободу. Этот выкуп — важнейшее достижение промышленности как в предшествующее время, так и в дальнейшем. Это — главнейший момент для нее, это — начало ее политического бытия, дальнейшее развитие которого мы сейчас рассмотрим.

Этот важнейший момент обычно называется освобождением общин, и это совершенно правильно, так как общины и промышленность — одно и то же: общины с самого начала целиком состояли из осевших в городах ремесленников и торговцев. Это весьма существенное обстоятельство, на которое следует указать и которое нужно всегда иметь в виду, чтобы составить себе правильное представление о том, что следует в настоящее время понимать под общиной.

После того как промышленники выкупили свою свободу, их положение улучшилось в том отношении, что каждый из них был освобожден от прямого произвола сеньера, от которого он зависел до выкупа. Это было для них, конечно, большим облегчением. Но эти выкупившиеся промышленники сохранили не меньшую зависимость от попов, дворян и военных. Они в не меньшей мере вынуждены были предоставлять им значительную часть произведений своего труда и выносить бесконечные вымогательства с их стороны. Вот каким образом промышленность была освобождена от этого второго вида самовластия.


Привилегированные, из которых целиком состоял парламент и которые отнюдь не были склонны разделять с кем-либо свою власть, надумали приэызать депутатов от общин, т. е. от промышленности, для представления данных об их имуществе, чтобы в порядке обложения вытянуть из него больше того, что могли извлечь путем вымогательства. Таково истинное происхождение общинных парламентов, которые не имеют никакого сходства с солдатскими собраниями на майских полях,67

существовавших во Франции в ближайшее время после ее завоевания. *

Введение этого обычая нужно считать чрезвычайно благоприятным для промышленного класса, потому что оно представляет основную причину всех достигнутых им с тех пор успехов. Однако общины, т. е., повторяем, промышленность, на обязанность посылать депутатов в парламент смотрели как на чрезвычайно неприятное бремя, потому что депутаты не пользовались в нем никакими правами и их полномочия ограничивались сообщением стоимости имущества их доверителей. Но такое положение вещей не осталось и не могло остаться без изменений. Несмотря на вымогательства и всевозможные притеснения

* Нас, конечно, будут упрекать в том, что мы в своем кратком обзоре смешиваем то, что происходило во Франции, с тем, что имело место в Англии. На это мы ответим, что трактуемый нами предмет имеет общеевропейский, а не национальный хлрактер.

406 Вз1ляд на собственность

со стороны военного и феодального классов, ложившиеся тяжелым бременем на промышленность, последней трудом, терпением и бережливостью удалось увеличить свои богатства. Она добилась большого значения и уважения, потому что она выросла количественно, потому что браки между промышленниками и военными связали интересы многих представителей военного класса с интересами многих членов общин. Благодаря этим и другим обстоятельствам, особенно же благодаря тому, что промышленность убедила военных, что они могут извлечь из нее гораздо больше денег, снижая свои платежи, одним словом, благодаря финансовой ловкости, которую она обнаружила и предоставила к услугам военных, она добилась для общин совещательного голоса в парламенте.

Это великое достижение промышленности заслуживает пристального внимания, так как с него как бы начинается новая эра в истории человечества. С этого момента закон более сильного перестает быть единственным законом или, вернее, сила и коварство перестают быть единственными элементами, участвующими в образовании закона; с этого момента начинает приниматься в соображение также и общественный интерес.

Шаг, сделанный промышленностью после того ее достижения, о котором мы сейчас сказали, последний шаг, который она могла сделать до настоящего времени в чисто политической области, был ею сделан уже после


английской революции. Речь идет об установившемся порядке вотирования бюджета одной только палатой общин, исключая всякую другую власть. С этого времени великая европейская революция была бы окончена, промышленный и мирный режим был бы установлен, если бы, с одной стороны, общины Англии были представлены одними промышленниками и если »бы, с другой стороны, английская промышленность поняла, что по сути дела она своими интересами теснее связана с промышленниками других стран, чем с англичанам« из военного или феодального класса.

Но так как в то время феодализм располагал еще большой силой, а промышленность мало сознавала свои интересы и важность предстоявшего ей пути, то она допустила господство над собой феодального духа, который по существу есть дух завоевания.

Естественный порядок вещей, ход развития цивилизации доставил славу завершения великой европейской резолюции французской промышленности: делая свой шаг, о котором мы говорим, позднее английской промышленности, она осуществила его полнее и решительнее, так как достигла этого в то время, когда феодализм уже не имел силы, а промышленности было легче осознать свои интересы и двигаться по хорошо обдуманному пути.

На этом мы закончим наш краткий обзор политического прошлого промышленности. Теперь мы бросим ззгляд на гражданские успе-


хи, одержанные ею с той поры, когда палата общин была облечена исключительным правом вотирования налогов

Неизмеримо значение, полученное с тех пор промышленностью. Она проникла всюду, она завладела всем. Совершенствуя свои произведения, она приучила людей к наслаждениям, которые превратились в потребности. А главное — правительство стало данником промышленности, оно попало в зависимость от нее. Если правительство хочет вести войну, то оно не заботится прежде всего об обеспечении себя убийцами. Оно обращается к промышленности — сначала, чтобы раздобыть денег, а затем и все другие необходимые предметы, которые оно приобретает у нее за деньги, полученные от нее же. Промышленность снабжает его пушками, ружьями, порохом, одеждой и пр. Промышленность овладела всем, даже войной.

Неизбежным и благоприятным следствием усовершенствований в военном искусстве явилось то, что война все более и более становилась в зависимость от промышленности, так что в настоящее время истинная военная сила перешла в ее руки. Военную мощь страны составляют уже не армии, а промышленность. Современные армии (разумея под армией совокупность воинов от простого солдата до высшего начальника) выполняют лишь второстепенные обязанности: их заслуга заключается в использовании произведений промышленности. Та армия, которая лучше


снабжена ими, всегда получит превосходство, если только не скажется полная бездарность генералов. И французская революция доказала, что способности полковрдца встречаются не так уже редко, их не так уж трудно и приобрести; можно видеть, что военное искусство, по крайней мере в тех частях, которые составляют в настоящее время главную силу армии и от которых в значительной степени зависит успех сражения, основывается на теориях индустрии.

Промышленность завладела также финансами. Во Франции и в Англии она в настоящее время дает авансы на государственные нужды, в ее распоряжение поступают доходы от налогов.

Из краткого обзора хода развития и успехов промышленности следует, что:

1 ) в п о л и т и ч е с к о м о т н о ш е н и и промышленный класс, бывший в рабском положении при своем возникновении, постепенно поднимался, возвеличивался в своем общественном бытии и, наконец, в настоящее время в состоянии взять в руки всю власть. Это потому, что палата общин, наделенная исключительным правом вотирования налогов, тем самым обладает огромной общественной властью, от которой зависят все остальные. Поэтому, если сильная политическая власть еще не находится в руках промышленности, то только потому, что в палате общин еще не образовалось, как это должно было быть,


большинства из членов общин, т. е. из представителей промышленности;

2) в г р а ж д а н с к о й о б л а с т и реальная сила принадлежит в настоящее время промышленности, а феодальный класс попал в зависимость от нее β отношении всех своих нужд.

§ 3, Что задерживало до настоящего времени ход развития промышленности

Если развитие промышленности совершалось до настоящего времени медленно, если и теперь, несмотря на свои многочисленные и важные успехи, она фактически занимает лишь подчиненное положение, если общество все еще в значительной степени находится под управлением феодального класса или по крайней мере феодального духа (что сводится к тому же), то это потому, что общины до настоящего времени не имели собственных принципов, что они развивались и успевали лишь благодаря своего рода практическому инстинкту и рутине.

Под принципами промышленности мы здесь понимаем знание способов использования ею власти. Этого знания, которое есть не что иное, как политический план, составленный в интересах промышленности, этого знания у нее до сих пор не было. А между тем совершенно ясно, что это знание необходимо промышленности для того, чтобы общая власть могла перейти в ее руки, и что ири отсут-


ствии этих принципов промышленность -могла занимать лишь подчиненное положение

Военный, или феодальный, класс имеет собственные принципы, поэтому он и мог сохранить общую власть. Но /промышленность, лишенная собственных принципов, до настоящего времени занималась и теперь занимается лишь критикой феодальных политических комбинаций и не была в состоянии брать инициативу в свои руки и оказывать давление на политическую жизнь.

Все ее принципы сводятся к смутному желанию иметь хорошее правительство, т. е. правительство, действующее соответственно ее интересам, но совершенно ясно, что такое желание, без знания способов управления в интересах промышленности, не может привести ее ни к чему другому, как к критическим действиям.

Столь долго недостававшие общинам принципы были, наконец, установлены бессмертным Смитом; эти принципы являются не чем иным, как общими истинами, вытекающими из науки политической экономии.

Более сорока лет весьма достойные люди занимаются исключительно разработкой этих принципов. Они подготовляют трудящихся, с одной стороны, и общественное мнение — с другой, благосклонно принять это важное открытие, чтобы иметь его в виду при обсуждении государственных дел совершенно так же, как при обсуждении частных интересов,


чтобы рассматривать национальную ассоциацию как промышленное предприятие, имеющее целью доставить каждому члену общества соответственно его вкладу возможно больше удобств и благосостояния. Можно только удивляться той прозорливости, которую (проявили в этом труде ученые экономисты, и той настойчивости, с которой они прокладывали совершенно новый путь к счастью и свободе.

Смит, исследовав процессы, применяемые в различных промышленных предприятиях, объединил свои наблюдения в нечто целое, обобщил свои идеи, установил общие принципы и создал науку, основанную на искусстве приобретать богатства. Так и Аристотель создал свою «Поэтику» после изучения произведений предшествовавших ему поэтов.

Очень интересно отметить, что книга Смита была охотно принята всеми правительствами. Счастливая слепота правителей, всегда рассчитывавших на силу штыков! Поразительная прозорливость тех, кто стремится избавиться от насилия и прекратить противозаконные действия правительств!

Книга Смита явилась наиболее сильной, наиболее прямой и наиболее полной критикой феодального порядка, какая когда-либо имела место. Каждая страница этой книги содержит доказательства того, что общины или промышленность были истерзаны этим порядком, не приносившим им пользы ни в каком


отношении, что правительства в том виде, как они были установлены, постоянно стремились разорять народы, потому что они всегда только потребляли, между тем как для роста богатства есть только одно средство — производить.

Это произведение можно считать сборником подробных возражений против всех действий правительств; на него, следовательно, можно смотреть, как на доказательство необходимости для народов изменить принципы и природу их правительств, если они не хотят больше жить в нищете, а хотят наслаждаться миром и плодами своих трудов.

Это произведение в то же время содержит доказательство того, что для достижения благосостояния нация должна поступать так же, как мануфактуристы, как торговцы, как все люди, занимающиеся какой-либо промышленной деятельностью. Оно, следовательно, доказывает, что бюджет нации, желающей быть свободной и богатой, должен строиться на тех же началах, как отдельно взятый бюджет какой-либо промышленной фирмы, что единственная разумная цель, какую может ставить себе нация, это производить как можно больше с возможно меньшими тратами на управление.

Г-н Сэй переработал идеи Смита. Он классифицирует их более методически, он больше, чем их изобретатель, придает своему труду характер у ч е н и я ; к соображениям Смита он добавляет новые и называет свой


труд «Трактатом по политической экономии».

У г-на Сэя критика действий правительств получает более ясный характер; у него ближе проводится сравнение между принципами военного и промышленного управления.

Смит очень скромно познакомил общество с созданной им наукой; он предложил ее правительствам как средство увеличить их богатства; он объявил ее лишь второстепенной вспомогательной наукой, находящейся в зависимости от политики.

Г-н Сэй пошел дальше Смита в философском отношении. В самом заглавии своего сочинения он установил, что п о л и т и ч е с к а я э к о н о м и я отличается и независима от п о л и т и к и ; он говорит, что эта наука имеет свои основы, совершенно отличные от основ, на которых покоится наука об организации наций.

И опять та же слепота наиболее деспотических правительств! Они торопятся заказать перевод произведения г-на Сэя и основать кафедры политической экономии, т. е. такие кафедры, на которых доказывают, что феодальное и военное правительство (которое в большей или меньшей степени присуще всем народам Европы) есть правительство, отстающее от современного состояния цивилизации, разорительное для народов, бесполезное для них во всех отношениях; на этих кафедрах доказывают, что составленный в интересах такого правительства бюджет есть неле-


пость, что национальный бюджет должен составляться так же, как бюджет общества, основавшего промышленное предприятие, что нация необходимо должна быть организована для одной из двух целей: или для похищения чужого, или для производства, т. е. она должна иметь либо военный, либо промышленный характер; в противном случае, если она открыто не выберет первое или второе направление, она примет характер ублюдочного общества. *

При настоящем состоянии труда, который должен дать промышленности принципы —

* Высказанная здесь прекрасная и полезная мысль принадлежит г-ну Конту. Он первый сказал, что народ находится в ненормальном политическом положении, в котором его усилия, сталкиваясь между собой, большей частью пропадают, если он открыто не принимает или военный (т. е. грабительский), или промышленный (т. е. миролюбивый) характер. Г-н Конт в своем превосходном труде установил, что римляне были целиком организованы для войны, что все их учреждения стремились наделить их наибольшей военной силой. Он показал, как римляне действовали согласно с духом и просвещением своей эпохи. Ои, далее, доказал, что современные народы отстают от просвещения своего века и что они непоследовательны в своем поведении, доверяя главнейшие должности и высшее управление военным и в то же время сильно стремясь к обогащению посредством торговли и имея явное намерение содействовать расцвету промышленности.

Мы с тем большей готовностью пользуемся случаем отдать справедливость таланту г-на Конта, что этот достойный уважения публицист совсем недавно испытал серьезные неприятности.6Ä


правила поведения, для достижения цели остается только одно: широко распространять политико-экономические знания среди промышленников. Прискорбно сознавать (а это более чем верно), что столь полезная, столь необходимая промышленности наука, как политическая экономия, что подлинно промышленная наука распространена, однако, гораздо меньше всех других существующих наук.

§ 4, Что должна предпринять промышленность в настоящее время

Согласно вышесказанному промышленность обладает в настоящее время реальной силой и, сверх того, у нее имеются недсстававшие ей раньше принципы, или но крайней мере ей легко усвоить эти принципы, поскольку они уже установлены.

Если промышленность в своей политической карьере действительно заняла в настоящее время то положение, каким мы его себе представляем, то почему управление обществом еще не перешло © ее руки? Почему не установился еще промышленный режим, а все еще сохраняется феодальный и военный режим? Это происходит прежде всего оттого, что промышленные принципы еще недостаточно широко известны и не могут поэтому пользоваться влиянием, которое должны создать их безошибочность и сила. Во-вторых, реальной с!и-лы и принципов еще недостаточно, как можно было бы подумать с первого


взгляда, для того чтобы промышленность стала во главе общества: ей необходимо было средство, легальное средство для получения власти в свои руки. Вследствие незнания такого средства промышленность прибегла и не могла не прибегнуть к восстанию, когда захотела попытаться овладеть властью. А между тем из всех средств восстание наименее удовлетворительно; это средство, кроме того, находится в полном противоречии с интересами промышленности, так как всякое употребление силы является для нее злом: народные беспорядки тяжелее всего отражаются на промышленности, потому что из всех видов собственности промышленная собственность легче всего поддается разрушению.

Таким образом, после того как Смит разрешил проблему принципов для руководства ходом развития промышленности, нужно было в интересах промышленного прогресса разрешить другую проблему, а именно — найти законное средство для перехода в руки промышленности всей политической власти.

Ни больших усилий ума, ни многих трудов не требуется для того, чтобы изобрести бунтарское средство, но вопрос представляет гораздо больше трудностей, когда ищут законного средства. Мы усердно занимаемся именно этим ©опросом, будучи убеждены, что разрешение его есть единственное, чего недостает промышленности, единственный шаг, который остается сделать, чтобы установить промышленный режим, режим, представляю-27 Сен-Симон, т. I

418 В si ляд на собственность

щий цель всех стремлений цивилизованных наций в течение шести столетий с лишком и завершение столь долго готовившейся великой европейской революции.

Мы твердо уверены, что нашли разрешение этой проблемы, и полагаем, что предложенная нами мера ведет прямо к желанной цели. Так как неизбежным результатом этой меры должна через некоторое время явиться палата общин, составленная целиком или по крайней мере в подавляющем большинстве из членов общин, т. е. из представителей промышленности, так как, с другой стороны, палата общин обладает большой политической силой благодаря своему исключительному праву вотирования бюджета, то предложенная нами мера должна способствовать переходу всей политической власти в руки промышленности и притом совершенно законно, в полном согласии с действующей конституцией, без каких-либо крутых перемен, ибо она по самой природе своей может действовать только постепенно.

По этим соображениям мы вполне убеждены, что принятие этой меры есть тот шаг, который промышленность должна сделать в настоящее время, что это рано или поздно наступит согласно общему закону, подтвержденному всеми историческими наблюдениями, что ничто не может надолго остановить прогресс цивилизации.


Глава IX

С Р А В Н Е Н И Е О Б Р А З А Д Е Й С Т В И Й ЮРИСТОВ И П Р О М Ы Ш Л Е Н Н И К О В

В Х О Д Е Ф Р А Н Ц У З С К О Й Р Е В О Л Ю Ц И И

§ 1. Образ действий юристов

Дав читателю в двух предыдущих главах возможность кратко проследить историю судов и историю промышленности, мы думаем, что оставили бы незавершенным их сопоставление, если бы не закончили его сравнением образа действий юристов и промышленников в ходе французской революции.

Каков был образ действий юристов? Ниспровергли старое правительство жирондисты; именно они установили республику, именно они ставили препятствия реорганизации монархии; во главе этой партии, известной под названием жирондистов, стояли Гюадэ, Верньо и Жансоннэ — все трое юристы, все трое адвокаты.

После ниспровержения старого правительства властью овладел Робеспьер, а кто такой Робеспьер? Опять-таки юрист; главными его помощниками были также юристы; комитеты общественного спасения и общественной безопасности были переполнены юристами. Нет сомнения, что именно юристы правили Францией в самое бурное и мучительное время революции. 27*


Равным образом юристы явились заправилами в департаментских, в окружных, в городских (муниципальных) собраниях; все они находились под их управлением.

Они не ограничились тогда захватом законодательной, административной и исполнительной власти,— они стали также руководить устремлениями народа: они поставляли главарей якобинцам, они основали клуб кордельеров, оки — почти только они одни — составляли бюро, возглавлявшие в эти несчастные времена различные народные общества.

Точно так же нужно определенно признать, что юристы, ставшие господами положения, изобрели и на развалинах разрушенного ими старого порядка установили режим террора, что с этого времени они стали также подстрекателями, руководителями и до известного момента даже исполнителями стольких жестокостей, ознаменовавших их зловещее изобретение.

Всегда руководимые тем же сословным духом, духом господства, они не изменяют себе ни в какие времена наших больших политических кризисов. Им нужна власть во что бы то ни стало, и чтобы по возможности удержать ее, они, эти новые протеи,69 умеют принимать, смотря по обстоятельствам, всевозможные формы. Последуем за ними.

Появился Бонапарт и в свою очередь захватил высшую власть. И вот, то же сословие юристов, которое еще накануне исповеды-


вало, так сказать, ярый республиканизм, которое только что придумало достопамятную, написанную крупными буквами на всех стенах общественных зданий фразу: «Единение, нераздельность республики, свобода, равенство, братство или — смерть!», это сословие тотчас же, одно из первых, стало преклоняться перед кумиром. Именно оно выказало наибольшее усердие и наибольшую поспешность в служении и упрочении новой власти. Камбасерес70 создал роль заместителя военного деспота по гражданским делам. В это время в речах на всех судах доказывалось, что деспотизм больше всего соответствует духу наших законодателей. Ничего в этом отношении не было более курьезного, чем маленькое сочинение, выпущенное обществом литераторов во время падения Наполеона под заглавием: «Надгробное слово великого человека». Оно было составлено из всех льстивых отрывков, из всех обманчивых, ложных положений, вышедших из уст или из-под пера этих изменчивых существ, которые никогда не колеблются жертвовать всем для удовлетворения своих личных интересов. А так как каждая фраза отражает личность автора, то легко убедиться, что большая часть этого сочинения принадлежит юристам. Однако в результате военной реакции Бонапарт был низвергнут, было восстановлено старое правительство, и сословие юристов меняет свой язык, но оно проявляет не меньше


усердия в службе новой власти и в ограничении свобод народа; его толкование хартии неизменно остается антилиберальным.

Революция предоставила сословию юристов случай показать тот дух, которым оно проникнуто. Это — ненасытная жажда власти, и в такой степени, что они хотят и стремятся обладать ею хотя бы в подчиненном положении, если не могут быть неограниченными властителями. Мы перестанем удивляться этому, если подумаем, что именно римские императоры, эти величайшие из существовавших когда-либо деспотов, изобрели науку, которой занимаются юристы, как и основные начала права, разрабатываемые последними для применения их в< жизни.

§ 2. Образ действий промышленников Промышленники не играли никакой актив

ной роли в ходе революции: они ничем не управляли, не заведывали никакими государственными делами; они не делали никаких попыток завладеть властью; они ни в чем не проявили того самоуправства, которое оставило ужасную память об этой эпохе. Наоборот, они больше всех пострадали от самоуправных действий. Промышленники в этот период два раза теряли свои капиталы: в первый раз они лишились их вследствие закона о максимуме,71 во второй раз — при Бонапарте — вследствие разорившего промышленников закона о сожжении английских товаров.


Когда пал старый порядок, промышленники, не стремясь к власти, были так же далеки от того, чтобы стать орудием возникавших затем властей.

Политические чаяния, которые промышленники обнаруживали с самого возникновения их корпорации, т. е. со времени освобождения общин, чаяния, которые они выявляли в течение всего хода революции, которые, наконец, они проявляют и в настоящее время, согласно которым они действуют,— это политическая комбинация, в которой они ставят своей неизменной целью: 1) избежать всяких политических потрясений и, следовательно, всяких изменений формы правления, какова бы она ни была, 2) ограничить деятельность правительства и как можно больше сузить ее, 3) уменьшить правительственные расходы и плохое использование налогов.

Благодаря избирательному закону в палате депутатов находится в настоящее время несколько видных промышленников. Если прислушаться ко всем высказанным ими мнениям, то можно увидеть, что они всегда имели целью достигнуть, согласовать и как можно лучше сочетать спокойствие, свободу и экономию.

§ 3. Следствия, вытекающие из этого сравнения

Из проведенного нами сравнения с очевидностью вытекают следующие следствия:


1. Правители, как и управляемые, заинтересованы в росте политической роли промышленников, так как они, с одной стороны, всегда склонны к поддержке существующего правительства и, с другой —беспрестанно стремятся к ограничению власти и к снижению налогов.

2. Правители и управляемые одинаково заинтересованы в уменьшении политического влияния юристов, так как эта корпорация, с одной стороны, честолюбива, революционна, всегда готова к ниспровержению или к захвату власти и, с другой — она >в случае невозможности захвата власти или необходимости ее оставить всегда готова служ!ить тем, кто ею овладел против интересов народа; и в том и в другом случае она стремится ограничить свободы нации и содействовать увеличению давящего на нее бремени.

Глава X ВЫВОДЫ

Единственный класс общества, которому мы желаем усиления властолюбия и политической смелости, единственный класс, честолюбие которого идет на пользу, а смелость необходима, есть в общем класс промышленников, ибо их частные интересы силой вещей вполне согласуются с общими интересами. В свете этой истины мы окинули взглядом дело промышленников, рассматривая его как действительный центр и очаг цивилизации.


Все, что мы до сих пор говорили об образе действий, которого должны держаться промышленники, может быть резюмировано в очень немногих словах, исходя из простого здравого смысла.

Избегайте всякого единения, всякого общения с людьми, интересы которых по своей сути враждебны вашим интересам.

Связывайтесь с людьми, имеющими те же интересы, что и вы, и умножайте их число всеми имеющимися у вас средствами. Мы же предлагаем вам весьма простое и действенное средство, успех которого зависит только от вас самих: умейте только понимать и хотеть.

Интересы земледельцев совпадают с вашими, они тоже промышленники. Связывайтесь с ними и получите эту могучую поддержку. Если вы этого добьетесь, ваше дело окончательно восторжествует.

Что для этого требуется? Добиться закона, дающего право закладывать земельную собственность, подобно тому, как банкир может закладывать движимость, доверенную его честности, его благоразумию и его заинтересованности.

Интересы земельных собственников, не обрабатывающих землю, противоположны вашим интересам и совпадают с интересами дворянства. Бойтесь союза с ними и по крайней мере различайте отношения враждебные.

Дворяне, собственники земель, не обрабатывающие их, обладают правом, которое


должно принадлежать только вам, потому что только вы, преследуя собственные интересы, вместе с тем служите общим интересам. Эти дворяне, пользуясь своим правом, будут всячески его охранять; то, что мы предлагаем, будет для них смертельным ударом, и они вместе со всей оравой преданных им юристов не преминут вступить в борьбу с этим. Подумайте же о том, чтобы защититься от витийства этих сутяг убедительной речью, от их лицемерной морали — неопровержимыми доводами истинной и неустрашимой морали, морали здравого смысла.

Мы же, чем больше их будет в рядах наших врагов, тем больше будем наслаждаться своим успехом, и их ожесточение в клевете на наши труды должно служить вам показателем благотворности наших советов.

Но вы, не дожидаясь их выступлений, сами поскорее атакуйте и преследуйте их. Они будут иметь своих адвокатов, вы призовите своих. С одной стороны законники, с другой — экономисты, * и мы посмотрим, на чьей стороне будут здравый смысл и победа.

* Мы употребляем слово э к о н о м и с т ы для обозначения тех, кто разрабатывает п о л и т и ч е с к у ю э к о н о м и ю , ибо это последнее длинное наименование отклоняет от основной мысли. Впрочем, нам кажется, что наука политической экономии должна называться по их имени, так как экономисты являются истинными основателями ее. Будем свято хранить память об их важных заслугах; допущенные ими ошибки в настоящее время не создают затруднений, так как они совершенно исчезли из виду.


Мы не будем упрямо повторять об этом общем средстве, чтобы с пользой начать борьбу промышленности со всем тем, что находится вне ее,— мы уже достаточно твердили об этом в наших прежних сочинениях, мы только прибавим, что даже незначительной подписки нескольких важнейших фирм было бы довольно, чтобы дать первый толчок и приступить к великому, по своему сущестзу либеральному делу промышленности. Если назначить писателям какое-нибудь вознаграждение за славное соревнование, то безделица * в пятьдесят тысяч франков могла бы образовать капитал величайшего начинания, счастливейшей революции, которая когда-либо могла совершиться для благоденствия Франции и всего мира.

* Мы должны объяснить, почему мы сумму в пятьдесят тысяч франков считаем безделицей. Это слово, которое кое-кого, вероятно, удивит, покажется правильным тем, кто заглянет достаточно да

леко, чтобы увидеть, что в результате борьбы будет, с одной стороны, вложение в дело тридцати миллиардов капитала, а с другой — освобождение промышленности от значительной части налогов, которые она уплачивает в настоящее время. Слово «безделица» покажется еще более правильным тем, кто, заглянув еще дальше вперед, увидит, что естественным следствием этой борьбы будет полное установление промышленности и мирного порядка.

П Р И Т Ч А («Парабола») 73

Представим себе, что Франция потеряла вдруг пятьдесят своих лучших физиков, пятьдесят лучших химиков, пятьдесят лучших физиологов, пятьдесят лучших математиков, пятьдесят лучших поэтов, пятьдесят лучших живописцев, пятьдесят лучших скульпторов, лучших артиллеристов, пятьдесят своих лучших писателей; пятьдесят своих лучших механиков, пятьдесят своих лучших военных и гражданских инженеров, пятьдесят своих лучших артиллеристов, пятьдесят своих лучших архитекторов, пятьдесят своих лучших врачей, пятьдесят своих лучших хирургов, пятьдесят своих лучших аптекарей, пятьдесят свежих лучших моряков, пятьдесят своих лучших часовщиков; пятьдесят своих лучших банкиров, двести лучших купцов, шестьсот лучших земледельцев, пятьдесят лучших мастеров железоделательного производства, пятьдесят лучших оружейных заводчиков.

Притча 429

пятьдесят лучших кожевников, пятьдесят лучших красильщиков, пятьдесят лучших шахтовладельцев, по пятидесяти лучших фабрикантов сукна, бумажных тканей, шелка, полотна, скобяных товаров, фаянса и фарфора, стекла и хрусталя, пятьдесят лучших судовладельцев, пятьдесят лучших владельцев транспортных контор, пятьдесят лучших типографов, пятьдесят лучш!их граверов, пятьдесят своих лучших ювелиров и других рабочих по металлу; по пятидесяти лучших каменщиков, плотников, столяров, кузнецов, слесарей, но-жевщиков, литейщиков и сто л/иц различных других не указанных здесь профессий, наиболее способных в науках, изящных искусствах и ремеслах,— всего три тысячи ученых, художников и ремесленников Франции. *

Эти люди составляют настоящий цвет французского общества, так как они — самые производительные французы, доставляющие самые важные продукты, управляющие самыми полезными для нации работами, делающие ее плодотворной в науках, изящных искусствах и ремеслах: из всех французов они самые полезные для своей страны, они доставляют ей больше всего славы, способствуют

* Обычно ремесленниками называют только простых рабочих. Во избежание недоразумений, мы предупреждаем, что под этим словом мы понимаем всех, кто занимается производством материальных продуктов, т. е. земледельцев, фабрикантов, коммерсантов, банкиров и всех служащих и рабочих, которым они дают работу.

430 Притча

больше всего ее цивилизации и ее преуспеванию. Потеряв их, нация тотчас стала бы телом без души; она опустилась бы ниже тех наций, соперницей которых она теперь является; она продолжала бы оставаться в подчинении у них до тех пор, пока не восстановила бы этой потери, пока у нее не отросла бы голова. Для Франции потребовалось бы по крайней мере целое поколение, чтобы поправить это несчастье, ибо люди, выделяющиеся в полезных трудах, составляют поистине исключение, а природа небогата исключениями, особенно подобного рода.

Представим себе другой случай. Допустим, что Франция сохраняет всех своих гениальных людей в области наук, изящных искусств и ремесел, но в то же время имеет несчастье потерять брата короля, 73 его высочество герцога Ангулемского, его высочество герцога Беррийского, его высочество герцога Орлеанского, его высочество герцога Бурбэн-ского, герцогиню Ангулемскую, герцогиню Беррийскую, герцогиню Орлеанскую, герцэ-гиню Бурбонекую и мадемуазель де Конде; что она теряет в то же время всех крупных сановников, всех государственных министров (с портфелем или без портфеля), всех государственных советников, всех докладчиков, всех маршалов, кардиналов, архиепископов, епископов, крупных викариев и каноников, префектов и субпрефектов, всех служащих в министерствах, всех судей и сверх того десять тысяч самых богатых собственников, зе-

Притча 431

дущих образ жизни, свойственный дворянской знати.

Такой случай, конечно, огорчил бы французов, потому что они добросердечны и не могли бы отнестись равнодушно к внезапному исчезновению столь большого количества своих соотечественников. Но эта гибель тридцати тысяч человек, считающихся наиболее значительными в государстве, причинила бы боль лишь их чувствительности, так как для государства из нее не проистекло бы никакого политического несчастья. Это прежде всего потому, что было бы очень легко заполнить все вакантные места: существует большое количество французов, столь же способных исполнять обязанности брата короля, как он сам; многие в состоянии занимать места принцев столь же прилично, как его высочество герцог Ангулемский, или герцог Орлеанский, или герцог Бурбонский; многие француженки были бы такими же хорошими принцессами, как герцогиня Ангулемская, герцогиня Бер-рийская, герцогиня Орлеанская, Бурбонская или де Конде.

Передние дворцов полны придворных, готовых занять места крупных сановников; армия обладает большим количеством военных, таких же хороших полководцев, как и теперешние маршалы. Сколько служащих стоят наших государственных министров! Сколько есть администраторов, более способных вести дела департаментов, чем наши теперешние префекты и супрефекты! Сколько

432 Притча

адвокатов, так же хорошо знающих законы, как наши судьи! Сколько священников, столь же способных, как наши кардиналы, архиепископы, епископы, крупные викарии и каноники! Что касается десяти тысяч по-дворянски живущих землевладельцев, то их наследникам не понадобилось бы никакой подготовки, чтобы так же хорошо поддерживать честь своих салонов, как они сами.

Благоденствие Франции может быть только следствием прогресса наук, изящных искусств« ремесел. Но принцы, крупные сановники, епископы, маршалы, префекты и праздные собственники не содействуют непосредственно своим трудом прогрессу наук, изящных искусств и ремесел; мало того, что они ему не содействуют, они могут ему только вредить, так как они стремятся сохранить и впредь существующее до сих пор преобладание гадательных теорий над положительными науками. Они по необходимости вредят благосостоянию нации, лишая ученых, артистов и ремесленников принадлежащего им по праву высшего уважения; они ему вредят, употребляя свои денежные средства таким способом, который не приносит прямой пользы наукам, изящным искусствам и ремеслам; они ему вредят, присваивая ежегодно из сумм, уплачиваемых нацией в виде налогов, триста-четыреста миллионов франков в форме жалований, пенсий, вознаграждений, возмещений убытков и т. д. в уплату за свои бесполезные труды.

Притча 433

Эти предположения выявляют с очевидностью наиболее важный факт современной политики; они дают такую точку зрения, с которой этот факт открывается во всем своем объеме с одного взгляда. Они ясно доказывают, хотя и косвенным образом, что социальная организация мало совершенна, что люди позволяют управлять собой насилию и хитрости, что человеческий род в политическом отношении еще находится в безнравственном состоянии, ибо ученые, художники и ремесленники, единственные люди, труды которых приносят обществу положительную пользу и которые почти ничего ему не стоят, находятся под властью принцев и других правителей, являющихся лишь более или менее неспособными рутинерами; ибо люди, пользующиеся уважением и разными национальными наградами, обязаны своими привилегиями главным образом лишь случайности рождения, лести, интриге и другим мало почтенным действиям; ибо те, которым поручено управлять общественными делами, делят между собой ежегодно половину налогов, а из той части, которая не идет в их личную пользу, они не расходуют даже и третьей части полезным для управляемых образом.

Эти предположения показывают, что современное общество являет собой воистину картину мира, перевернутого вверх ногами, ибо нацией в качестве основного принципа принято положение, что бедные должны быть 28 Сен-Симон, т. 1

434 Притча

великодушны к богатым, и вследствие этого менее обеспеченные ежедневно лишают себя части необходимых им средств для того, чтобы увеличить излишек крупных собственников; ибо величайшие преступники, воры высшего порядка, грабящие у всей совокупности граждан триста или четыреста миллионов в год, облечены властью наказывать мелкие проступки против общества; ибо невежество, суеверие, лень и страсть к разорительным удовольствиям составляют удел главарей общества, а способные, бережливые и трудолюбивые люди подчинены им и используются лишь в качестве орудий; ибо, одним словом, во всех родах занятий неспособные люди управляют способными, безнравственные призваны наставлять граждан добродетели, наиболее преступные —карать мелкие провинности.

О Т Е О Р И И О Б Щ Е С Т В Е Н Н О Й О Р Г А Н И З А Ц И И 7 4

До настоящего времени правители смотрели на народы как на свои вотчины; все их политические расчеты в сущности были направлены на эксплоатацию этих вотчин или на их увеличение. Даже те из этих расчетов, которые оказались полезными для управляемых, были задуманы правителями лишь как средства сделать свою собственность более доходной или более прочной. На вытекавшие из этого выгоды даже сами народы смотрели не как на обязанность правителей, а как на их благодеяние.

Этот порядок вещей, несомненно, подвергался с течением времени большим изменениям, но то были одни лишь внешние изменения; другими словами, прогресс просвещения непрестанно все более и более ограничивал круг действий правящей власти, но сущности ее он еще не изменил. В том виде, в каком она существует в настоящее время у 28*

436 О теории общественной организации

нас, эта власть проявляет себя менее свободно и в более ограниченном кругу, но она сохраняет тот же характер. Прежний принцип, согласно которому короли являются по божественному праву прирожденными собственниками своих народов, признается до оих пор, по крайней мере в теории, основным принципом; доказательством служит то, что всякая попытка его опровергнуть рассматривается законом как посягательство на общественный порядок.

Но, с другой стороны, управляемыми был выдвинут новый общий принцип политики. Было признано, что правители — лишь администрация общества, что они обязаны руководить им согласно с интересами и волей управляемых; словом, счастье народов есть единственная и исключительная цель общественной организации. Этот принцип был принят правителями или по крайней мере признан ими наряду с прежним принципом: иначе говоря, правители признали, что они обязаны управлять в вышеуказанном смысле, не переставая, однако, считать себя администраторами по праву рождения. Новый принцип можно считать утвердившимся, поскольку к конституционным функциям одной из трех парламентских властей (палаты общин) относятся защита и поддержание его в силе.

Установление этого принципа есть, бесспорно, важнейший во всех отношениях шаг на пути к организации новой политической

О теории общественной организации 437

системы; тем не менее этот принцип в его современном виде не может иметь никаких действительно значительных последствий. Нельзя не признать, что он до сих пор был и теперь еще является только ограничительным, но не руководящим принципом. Это происходит оттого, что он слишком неопределенен, чтобы действительно стать основой и точкой отправления нового общественного порядка. Он только тогда примет ясный характер, когда будет уточнен или, лучше сказать, дополнен. В дальнейшем мы постараемся развить и обосновать это положение.

В настоящее время признается, что постоянной и единственной обязанностью правительств является труд на счастье общества. Но какими средствами достигается счастье общества? Вот вопрос, по которому общественное мнение до сих пор еще совсем не высказалось. Возможно даже, что по этому вопросу нет единого определенного и общепринятого мнения. Что же из этого следует? Что общее руководство обществом по необходимости всецело предоставлено произвольному усмотрению правителей. Сказать им: «сделайте нас счастливыми», не предписывая им, какими именно средствами,— это значит предоставить поневоле им самим определять и осуществлять те меры, какие они должны принимать для нашего счастья; это значит, следовательно, подчинить самих себя их полному произволу. Отсюда ясно, что если наши


правители честолюбивы, они организуют нас для завоеваний или в интересах своих монополий. Если у них есть пристрастие к роскоши, они будут стремиться нас осчастливить, воздвигая для себя прекрасные дворцы и устраивая великолепные празднества. Если они благочестивы, они будут нас объединять для достижения рая и т. п. Ведь правители, как это естественно вытекает из их положения, весьма склонны »искренно считать то, что удовлетворяет их собственные влечения или их господствующие вкусы, превеликой пользой для народов. *

Предположите даже, что правители прониклись желанием составить постоянный план управления,— к этому их побуждает до известной степени парламентская организация; так как единственными методами действия, к каким до настоящего времени оказались способны правящие (и притом п р и в с я к и х ф о р м а х п р а в л е н и я ) , являются насилие и коварство, то только посредством насилия и коварства они будут намерены поднять благоденствие общества.

Не входя в более детальные рассуждения, всякий, кто поразмыслит немного об этом вопросе, убедится, что пока общество но отношению к правителям будет ограничиваться лишь туманным предписанием сделать его

* Вспомните слова Людовика XIV мадам де Мен-тенон, убеждавшей его творить милостыню: «Король творит милостыню, много проживая».


счастливым, не определяя своих взглядов на средства достижения этого счастья, до тех пор произвол неизбежно будет царить в самой главной и самой существенной области, ибо правители окажутся в состоянии соединить с их естественной функцией — вести общество в указанном направлении — другую функцию, также весьма важную,— определять это направление. * А отсюда следует, что основная задача публицистов в настоящее время должна заключаться в том, чтобы привлечь внимание к пути, на который общество должно вступить для своего процветания, и побудить его избрать этот путь.

Итак, спросим себя теперь, каковы же общие средства достижения счастья общества? Мы не боимся их смело указать, и всякий здравомыслящий человек легко найдет тому доказательство: нет других средств, кроме наук, искусств и ремесел. Ведь люди могут быть счастливы только тогда, когда они удовлетворяют свои физические и моральные потребности, а в этом и заключается един-

* Что же удивительного после этого, что произвол не уничтожен. Очевидно, что нельзя сваливать всю вину в этом на одних правителей. Даже если предположить, что они воодушевлены наилучшими намерениями, произвол всегда должен был существовать, пока общество не поставило перед собой положительной цели ассоциации. Больше того, очевидно, что отнюдь не изменением формы правления можно уничтожить произвол, так как все то, о чем мы говорим, ничуть не зависит от форм правления и отно* сится в равной степени ко всем им.


ственный и более или менее непосредственный предмет наук, искусств и ремесел. Все действительно полезные для общества труды относятся к этим трем областям и только к ним; вне их остаются одни лишь паразиты и властители. Из всего, что было предпринято до настоящего времени и что можно будет когда-либо предпринять для счастья людей, никогда не было и никогда не будет ничего полезного для улучшения их жизни, кроме того, что содействует прямо ил*и косвенно применению, распространению или усовершенствованию знаний в области наук, искусств и ремесел. Мы никогда не устанем повторять, что нет другого полезного труда человека, кроме воздействия его на вещи. Воздействие человека на человека всегда само по себе вредно для человечества вследствие вызываемой им двойной траты сил; оно полезно лишь постольку, поскольку оно косвенно приводит к усилению его воздействия на природу.

Конечно, мы очень далеки от утверждения, что при современном положении вещей нет других полезных людей, кроме ученых, художников и ремесленников, и нет другого полезного труда, кроме их труда. Так как при существующем устройстве общества эти три класса находятся под господством паразитов, то все люди, которые, не принадлежа ни к одному из этих классов, заняты освобождением их от этого господства, делают не


только весьма полезное, но и совершенно необходимое дело. Их влияние, хотя и косвенное, бесспорно приносит пользу наукам, искусствам и ремеслам. Но кому не ясно, что полезность этого рода трудов зависит, так сказать, от обстоятельств и что она должна прекратиться вместе с тем явлением (по необходимости временным), которое ее вызвало? К тому же нельзя организовать общество на основе критики, а так как мы сейчас ищем принципа, способного стать основой новой общественной системы, то мы должны совершенно отвлечься от всего, что имеет переходный характер.

Итак, нам кажется, можно установить в принципе, что в новом политическом строе единственной и постоянной целью общественной организации должно быть возможно лучшее применение для удовлетворения потребностей человека знаний, добытых науками, искусствами и ремеслами, распространение этих знаний, их совершенствование и возможно большее накопление, словом, возможно более полезное сочетание всех отдельных работ в области наук, искусств и ремесел.

Здесь вовсе не место подробно излагать, какой изумительной степени процветания могло бы достичь общество при такой организации; впрочем, это легко представить себе, и мы ограничимся тем, что наметим это в следующем рассуждении.


До настоящего времени люди окааывали чисто индивидуальное и изолированное воздействие на природу. Больше того, их усилия в весьма значительной части всегда взаимно уничтожались, так как до настоящего времени человечество было разделено на две неравные части, из которых меньшая постоянно тратила все собственные силы и даже нередко силы большей части в целях господства над последней, между тем как большая употребляла значительную часть своих сил для борьбы против этого господства. Несомненно, однако, что и при такой огромной трате сил человечество достигло все же в наиболее цивилизованных странах довольно значительной степени достатка и благосостояния. Судите поэтому, чего достигло бы оно, если бы не растрачивалось напрасно ни одного усилия, если бы люди, перестав господствовать одни над другими, организовались, чтобы оказывать объединенное воздействие на природу, и если бы народы в своих взаимоотношениях придерживались той же системы.

Мы пытались обосновать необходимость для общества поставить перед собой положительную цель своей организации вместо туманной цели счастья. Теперь, когда цель определена, мы можем составить себе более точное представление о ее необходимости. Для этого достаточно сравнить две возможные общественные системы, из которых одна имеет


неопределенную цель, а другая — положительную цель, которую мы установили. Эта параллель покажет с новой точки зрения значение выставленного нами принципа.

Представьте себе многочисленный караван, который говорит своим начальникам: «ведите нас туда, где нам будет лучше всего». С этого момента начальники каравана — всё, а караван — ничто, он идет вслепую, так как для того, чтобы такого рода путешествие могло продолжаться хотя бы только 24 часа, необходимо, чтобы караван имел неограниченное доверие к своим начальникам, оказывал им совершенно пассивное повиновение. Поэтому он всецело находится во власти их недобросовестности и невежества. Он оставляет за собой лишь право заявить, что такая-то пустыня, куда его приведут, ему не нравится и что его нужно вести в другое место, но это право может повести только к тому, что он подвергнется целому ряду экспериментов, которые не принесут ему никакой пользы до тех пор, пока он будет предоставлять своим начальникам определять цель путешествия.

Предположим, напротив, что караван говорит своим начальникам: «вы знаете дорогу в Мекку, ведите нас туда». При этом новом положении вещей начальники уже не главари, они только проводники; их функции, хотя и очень важные, имеют теперь уже только подчиненный характер, главная же роль принадлежит самому каравану. Каждый путешест-


венник имеет право, всякий раз как сочтет это нужным, делать критические замечания по поводу избранного пути и предлагать, согласно собственным знаниям, изменения, которые он считает полезными. Так как спор может всегда итти лишь по поводу весьма определенного и доступного обсуждению вопроса («приближаемся ли мы к Мекке или удаляемся от нее»), то караван подчиняется уже не воле проводников (предполагая, что он обладает некоторыми познаниями),— он подчиняется своему собственному убеждению, складывающемуся в результате представленных ему доводов.

Первый пример есть образ общества, дающего своим руководителям лишь общее предписание сделать его счастливым; второй соответствует обществу, организовавшемуся для повышения своего благосостояния при помощи «аук, искусств и ремесел. Можно даже утверждать, что огромная разница, существующая между двумя указанными положениями каравана, дает лишь неполное представление о разнице между такими двумя общественными системами. Нам кажется, что их противоположность правильно выражается в следующих немногих словах: «при старой системе общество в сущности управляется людьми, при новой — оно управляется принципами». Мы уже достаточно разъяснили первую часть этого утверждения, займемся второй.


В обществе, организованном с определенной целью — стремиться к процветанию при помощи наук, искусств и ремесел, наиболее важный политический акт, состоящий в определении направления, в котором общество должно итти, не совершается больше людьми, занимающими общественные должности,— он совершается самим общественным организмом. Только таким образом общество как коллектив может проявлять в действительности свой суверенитет, который в данном случае представляет вовсе не произвольное мнение, возведенное массой ^ закон, но принцип, выведенный из самой природы вещей, и людям нужно только признать его справедливость и провозгласить его необходимость. При таком положении вещей граждане, на обязанности которых лежат различные, даже самые высокие общественные функции, играют с определенней точки зрения лишь подчиненные роли, потому что их обязанности, как бы важны они ни были, заключаются в том, чтобы итти по направлению, не ими избранному. Больше того, цель и предмет такой организации так ясны, так определенны, что не остается места ни для произвола людей, ни для произвола законов, потому что и тот и другой могут проявляться лишь благодаря неопределенности, которая является, если так можно выразиться, их естественной стихией. Дело управления тогда сводится к нулю или почти к нулю, поскольку оно заключается в


повелевании. Все вопросы, которые должны решаться при такой политической системе, а именно: какими мероприятиями общество может увеличить свое благосостояние при помощи современных знаний в области наук, искусств и ремесел, какие меры нужно принять для распространения этих знаний и для возможно большего их развития, какими, наконец, средствами эти различные задачи могут быть осуществлены с наименьшими расходами и в кратчайшее время,— все эти вопросы, говорим мы, а также все вопросы, которые они могут породить, безусловно положительного характера и доступны обсуждению; решение их возможно лишь на основе научных доводов, совершенно не зависящих от человеческого произвола и доступных обсуждению всеми, кто владеет в достаточной мере образованием. Затем, при такой системе все общественные функции имеют положительный характер и ясно выраженную цель; поэтому необходимые для их выполнения способности настолько очевидны, их так легко констатировать, что никогда не может быть колебаний в этом деле, и каждый гражданин будет естественно стремиться ограничиться ролью, к которой он наиболее способен. И подобно тому как каждый вопрос общественного характера будет тогда необходимо решаться соответственно приобретенным к данному моменту знаниям, так и все общественные обязанности будут неизбежно

Ö теории общественной организации 447

возложены на людей, наиболее способных * выполнить их согласно общей цели ассоциации.

При таком порядке вещей исчезнут все три основных порока современной политической системы: произвол, неспособность и интрига.

Если в нашем кратком рассуждении о цели, к которой отныне должна стремиться социальная организация, мы не упомянули о поддержании порядка, то потому, что поддержание порядка есть основное условие, при котором общество может посвятить себя какой-либо деятельности, но его нельзя считать целью общества. Взгляд, согласно которому политическая система должна иметь своей единственной и исключительной целью поддержание порядка, взгляд, усвоенный и разделяемый весьма почтенными

* И в настоящее время пользуется признанием принцип, согласно которому должности должны замещаться наиболее способными людьми, но этот принцип не имеет ничего общего с принципом, который мы пытаемся установить. Способность, которую отстаивают поддерживающие этот принцип люди, есть способность к насилию и коварству, а это не только не имеет ничего общего со способностью, о которой здесь идет речь, но более того, мы глубоко убеждены, что было бы весьма прискорбно, если бы этой способностью обладала существующая политическая власть, так как необходимым результатом этого было бы продление существования уродливой социальной системы за ее естественные пределы. Нынешняя неспособность гораздо предпочтительнее этой способности.


людьми, основан на том, что при современном порядке вещей правительства действительно приносят реальную пользу лишь постольку, поскольку они более или менее обеспечивают спокойствие и безопасность всем отдельным видам труда. Всеми признано, что почти все меры, посредством которых правительства пытались оказывать влияние на общественное благосостояние, в конечном результате оказывались лишь вредными для общества; отсюда и получилась поговорка, что самое лучшее, что могут сделать правительства для счастья общества, это не вмешиваться. Но эта точка зрения, правильная только по отношению к ныне существующей политической системе, явно ошибочна, если ее понимать в абсолютном смысле; она применима лишь до тех пор, пока мы не возвысились до представления о другой политической системе.

Функции, специальной целью которых является поддержание порядка, займут в новой общественной организации лишь место, соответствующее их естественному значению, иначе говоря, будут функциями подчиненными, чисто полицейскими, ибо главными функциями они, очевидно, могут быть лишь до тех пор, пока общество не имеет определенной цели; с того же момента, как оно приобретает какую-либо цель, хотя бы даже ошибочную, они отступают на второй план. Заметим теперь, что эта отрасль общественной деятельности представляет собой в но-


вой системе единственную отрасль, требующую некоторого властвования людей друг над другом, тогда как во всем остальном, как мы показали, действуют принципы. Отсюда следует, что деятельность по управлению в собственном смысле слова будет тогда, насколько возможно, ограничена. Следовательно, при этом порядке вещей люди будут пользоваться высшей степенью свободы, совместимой с состоянием общества. Нужно заметить, что функция поддержания порядка сможет тогда легко стать почти целиком общим делом всех граждан — при задержании ли нарушителей порядка или при решении споров. Таким образом, доля власти, которую потребуется вручить людям, специально уполномоченным на поддержание порядка, сможет быть крайне мала и будет тем менее опасна для свободы, что эти люди будут занимать лишь подчиненное положение. Только тогда бывает нужен большой правительственный аппарат для поддержания порядка, когда политическая система не стремится определенно к общественному процветанию, потому что в этом случае на народную массу неизбежно приходится смотреть как на врага установленного порядка. Но когда каждый ясно видит цель, к которой общество идет, — повышение благосостояния, и последовательные шаги, приближающие к ней, тогда масса населения пользуется пассивной силой, которой одной почти достаточно для 29 Сен-Симон, т. I


обуздания противообщественного меньшинства.

Противоположность, существующую между двумя системами в указанном отношении, как нельзя лучше можно показать посредством следующего сравнения, взятого из области конкретных и общеизвестных фактов.

Политехническая школа есть самое высокое из когда-либо существовавших учебных заведений. Когда возник вопрос о ее создании, ее основатели занялись, с одной стороны, разработкой плана обучения, который дал бы возможность массе учеников приобрести как можно больше знаний, и притом самых важных, в самое короткое время, а с другой стороны — передачей наиболее способным людям обязанностей преподавания. Когда обе эти задачи были решены, они считали свою миссию выполненной: учреждение было основано. Считая, однако, что по характеру этого учреждения в нем должны иметь место некоторые административные функции, они распределили эти второстепенные должности между различными профессорами, которые время от времени собирались, образуя административный совет. Наконец, считаясь с тем, что во многочисленном собрании молодых людей необходимо поддерживать определенный порядок, чтобы они могли извлечь из преподавания всю возможную пользу, основатели возложили заботу об этом на достойное уважения должностное лицо, кото-


рое не обладало в достаточной мере способностями, чтобы быть профессором, да и само причисляло себя к людям более низкого порядка. Известно, как процветало это учреждение.

Появляется Бонапарт. Он находит такую организацию чересчур простой и, чтобы внести в нее немного своего, хочет придать ей то, что он называет достоинством и значением. Что же он делает? Он подчиняет это учреждение правителю из среды своих придворных, помощнику правителя в чине полковника и директору, причем каждый из них имеет по нескольку подчиненных и вместе с другими несет обязанности по поддержанию дисциплины; он упраздняет административный совет и на его место ставит главного администратора, окруженного множеством чиновников разных рангов. И все это собрание бесполезных и бездарных людей выступает на первом плане, в них видят душу учреждения, они пользуются высшим уважением, они затмевают профессоров. Первоначальный и естественный порядок совершенно извращен; второстепенная часть учреждения становится главной, действительно важные функции отодвинуты на задний план. Незачем говорить, что это новое, еще теперь существующее устройство обходится несравненно дороже прежнего, что как раз наименее полезные и наименее способные должностные лица стоят дороже других. 29·


Сделанное нами сравнение, взятое в большем масштабе и распространенное на все стороны общественного строя, дает возможность оценить по достоинству превосходство новой политической системы над прежней.

Предшествующим изложением мы, надеемся, доказали, что единственное действительно важное дело, которое может быть сейчас сделано для усовершенствования общественного порядка, заключается в том, чтобы побудить общественное мнение ясно высказаться за организацию такой политической системы, которая имела бы целью труд для общественного благосостояния при помощи наук, искусств и ремесел. Мы не думаем, что нам следует ограничиться этим доказательством. Мы считали бы нашу задачу выполненной только наполовину, если бы мы не установили далее, что эта политическая система, независимо от ее преимуществ, естественно должна осуществиться в жизни в настоящее время в силу самого хода событий и в силу развития человеческого разума.

ПРИМЕЧАНИЯ 1 Здесь дается перевод четырех отрывков, напи

санных Сен-Симоном в 1808, 1810 и 1812 гг. и опубликованных его учеником О. Родригом в 1832 г. Текст взят из книги: Oeuvres de Saint-Simon. ...publics en 1832, par Olinde Rodrigues, Paris, 1841.

2 Герцог и пэр Франции Луи де Рувруа Сен-Симон (1675—1755) играл видную роль при королевском дворе, оставил большое литературнее наследство, из которого наиболее известны и до настоящего времени не потеряли значения многотомные «Мемуары», дающие в живой, яркой и остроумной форме картины придворной жизни в 1694—1723 гг.

3 Юный Сен-Симон участвовал в борьбе североамериканских колоний Англии за свою независимость (1775—1783) . См. биографический очерк.

1 Это не соответствует действительности: Сен-Симон принимал активное участие в революционных событиях 1789—1791 гг. См. биографический очерк.

5 Амьенский мир, заключенный 25 марта 1802 г. между Францией и Англией, создал на короткое время передышку в войнах Франции с реакционной монархической Европой.

G «Введение к научным трудам X I X века» («Introduction aux travaux scientifiques du dix-neuvième siècle») было напечатано в 1807—1808 гг. Сен-Симон не упоминает здесь своих «Писем женевского обитателя», составленных шестью годами раньше.

454

7 «Письма», опубликованные в 1808 г-, обычно называются «Письмами в Бюро долгот» («Lettres au Bureau des Longitudes»).

3 Д и a ρ — бывший слуга Сен-Симона. 9 «Письма женевского обитателя к современни

кам» — первое произведение Сен-Симона, написанное им во время пребывания в Женеве в 1802 г. и появившееся в печати анонимно в 1803 г. в Париже.

10 Открытый Ньютоном (1642—1727) закон, которому Сен-Симон посвятил особое сочинение (сно дается и в данной книге: «Труд о всемирном тяготении»), Сен-Симон пытался положить в основу всего своего мировоззрения.

11 Лондонское Королевское общество, основанное в 1662 г., соответствует по своим функциям современным академиям наук и занято главным образом разработкой математических и естественных наук. С 1703 г. и до конца своей жизни президентом этого общества был Ньютон.

12 Арман Жан Р и ш е л ь е (1585—1642)— всесильный министр Людовика XIII, один из создателей абсолютизма во Франции; по его инициативе была организована Французская академия, впоследствии вошедшая в состав Института Франции (см. примечание 16).

13 С е н - П ь е р (1658—1743) — аббат, французский писатель, выступивший в 1713 г. с утопическим проектом установления «вечного мира» путем договора между христианскими государями.

14 «Очерк науки о человеке» написан Сен-Симоном в 1813 г. Цель этого труда — построение «науки о человеке», которую Сен-Симон понимает очень широко, включая в нее биологические, социологические и философские дисциплины.

Первую часть своего «Очерка» Сен-Симон, опираясь на современную ему анатомию, физиологию и медицину, пссвятил «человеку-индивидууму», а во второй предполагал развить учение о «человеческом рсде», т. е. об обществе и его умственном развитии — на основе взглядов Кондорсэ. Но он не пред-

455

назначал своего «Очерка» непосредственно для печати и по соображениям научной осторожности решил предварительно подвергнуть его строгой научной критике: когда была написана первая часть, он разослал ео в копиях наиболее компетентным, по его мнению, представителям естествознания и медицины (среди них были такие выдающиеся натуралисты, как Кювье и Жоффруа Сент-Илер) с просьбой высказать свое мнение и «соединить все силы ума и все средства, чтобы создать основу как для физиологии, так и для философии» (об этом он говорит и в «Труде о всемирном тяготении»).

Однако в ответ на свое обращение Сен-Симон по-лучил «много весьма любезных писем», но никто не откликнулся на его призыв соединить научные усилия для общей работы. К тому же он констатировал, что действие силы притяжения, признаваемое современной ему наукой в неорганической природе, отрицается ею в применении к органической жизни. Такое различное отношение к органической и неорганической природе он считал ошибочным, бессмысленным, «нефилософским», так как «все явления суть следствия единой и общей причины», и «фундаментом научной позитивной системы может быть только единый закон, управляющий миром во всех отношениях, как в отдельных его частях, так и во всем его целом».

Ввиду этого Сен-Симон отказался от первоначальной мысли развить во второй части своего «Очерка» учение об обществе на основе взглядов Кондорсэ-«Вторая часть», занимающая всего несколько страничек, по своему содержанию не отличается от первой, полна сетований на отсталость научной мысли, на невозможность вследствие этого «дать правильную организацию науке о человеке» и заканчивается «Письмом к физиологам», снова призывающим к объединению всех научных сил «для выяснения причин и изыскания средств преодоления переживаемого человечеством кризиса, чтобы умиротворить Европу путем преобразования европейского общества»-

456

«Очерк науки о человеке» и «Труд о всемирном тяготении» были опубликованы впервые в январе 1859 г. учеником Сен-Симона Анфантеном по одной из копий и вторично в том же году в «Oeuvres choisies de Saint-Simon» по другой копии, принадлежавшей другому ученику Сен-Симона — Базару; вторая копия несколько отличается от первой; мы даем перевод по «Oeuvres choisies».

Мы помещаем только наиболее существенный раздел «Очерка» и опускаем большую часть «Общего вступления», некоторые разделы «Первой части* и всю его — очень короткую—-«Вторую часть».

15 Понятие р я д (série), заимствованное из математики, употребляется Сен-Симоном, как и другими мыслителями первой половины X I X в., для обозначения совокупности моментов, следующих в определенном порядке один за другим в развитии какого-либо процесса; отдельные моменты, составляющие какой-нибудь ряд, называются ч л е н а м и (terme) ряда. Эта терминология применяется Сен-Симоном во всем «Очерке науки о человеке».

16 Речь идет об «Институте Франции» (Institut de France), объединяющем пять академий: 1) Французская академия —* для изучения и совершенствования французского языка и развития французской литературы, 2) Академия надписей и изящной словесности —* для изучения археологии, истории и классической литературы, 3) Академия наук — для точных И естественных наук, 4) Академия художеств — для работы во всех областях искусства и 5) Академия моральных и политических наук — для разработки вопросоо философии, политической экономии, права и т. п.

17 Четыре виднейших французских ученых и мыслителей, современников Сен-Симона, оказавших огромное влияние на развитие материалистических моментов в его миросозерцании.

Феликс В и к - д ' А з и р (1748—1794) — один из создателей сравнительной анатомии, изучавший не только анатомическое строение различных животных сравнительно с человеком, но и взаимную зависимость

457

отдельных частей организма одного и того же животного. Он выступал против господствовавших в его гремя виталистических взглядов.

Мари Франсуа Б и т а (1771—1802)—основатель современной гистологии, установил типы тканей, составляющих структурную основу органов животного и обусловливающих элементарные физиологические функции. Бита находился под сильным влиянием виталистической концепции.

Жорж К а б а н и с (1757—1808) — врач, общественный деятель и философ, эпигон французских материалистов XVIII в. В своем главном труде («Rapport du physique et du moral de l'homme») Кабанис, впадая в вульгарный материализм, объяснял умственные и нравственные способности человека его чисто физической организацией («мысль есть продукт мозга, как желчь — продукт печени»). Идеи Кабаниса, его склонность трактовать историю с биологической точки зрения, имели в свое время большое влияние на развитие социологии.

Антуан Николя К о н д о р с э (1743—1794) — один из виднейших деятелей французской буржуазной революции, ученый и мыслитель, своими работами по математике, экономике и истории оказавший наибольшее влияние на мировоззрение Сен-Симона. Его труд «Esquisso d'un tableau historique des progrès de l'esprit humain» (1795) , в котором с детерминистической точки зрения освещается последовательное развитие человеческого общества по определенным этапам, Сен-Симон предполагал положить в основу второй части «Очерка науки о человеке».

1а Луи Антуан Б у г е н в и л ь ( 1729—1811) — французский мореплаватель, совершил в 1706— 1769 гг. кругосветноо путешествие, открыл много островов, главным образом в Океании (в Тихом океане), и дал ценные сведения по картографии, природе и населению посещенных им мест.

13 Джемс К у к (1728—1779)—-знаменитый английский мореплаватель, совершил в 60—70-х годах XVIII в. три больших путешествия в северных и южных широтах Тихого океана, открыл много остро-

458

BOB, в частности Гавайские (здесь он был убит туземцами). Описание путешествий Кука имеет огромное значение в развитии географической науки.

20 Жан Франсуа Л а п е р у з (1749—1788) — знаменитый французский путешественник, сделал важные открытия в Японском и Охотском морях D 1788 г. пропал без вести; следы его были найдены лишь в 1828 г.

21 «А в е й р о н с к и й дикарь» — беспризорный мальчик, долго бродяжничавший в лесистой местности на юге Франции и найденный крестьянами в 1799 г. Эта находка возбудила большой интерес в печати того времени и специалистов по изучению и воспитанию глухонемых.

22 С и к а р (1742—1822) — аббат, организатор учебно-воспитательных заведений для глухонемых во Франции. Свои педагогические опыты Сикар демонстрировал публично, делая из этого себе рекламу.

23 Й τ a ρ ( 1775—1838) — французский врач, пользовавшийся в свое время европейской известностью в качестве специалиста по изучению глухонемоты и болезней слухового аппарата. «Авейронскому дикарю* он посвятил несколько сочинений.

24 Острова Дружбы (Тонга), Товарищества (Таити) и Сандвичевы (Гавайские) входят в состав Полинезии, где уже в XVIII в. происходил распад родовых отношений и возникали элементы классовой дифференциации. «Эры» и «туту» —· местные названия отдельных социальных групп.

25 Сен-Симон ссылается здесь на «Речь Сократа к своим ученикам», которую он поместил в своем «Труде о всемирном тяготении».

2в Анри Франсуа д ' А г е с с о (1668—1751) — видный государственный и общественный деятель Франции эпохи Людовика XV, один из образованнейших людей того времени, выступал в защиту парламентов и вольностей галликанской церкви, примыкал к янсенизму.

27 «О п р и р о д е богов» («Dénatura deorurn») — одно из последних произведений Цицерона, Появин-

459

шееся за год до его смерти, в 45—44 гг. до н. а Б приводимой Сен-Симоном цитате из этого произведения Цицерон выступает в защиту традиционной римской языческой религии и против виднейших представителей стоической школы (Зенон, Хризипп, Клеант), подвергавшей критике языческий антропоморфизм и культовые церемонии, хотя стоическая философия вообще оказала сильное влияние на мировоззрение Цицерона.

28 Т о л к о в а т е л и С и в и л л ы —·коллегия жрецов-гадателей по так называемым Сивиллиным книгам, попавшим будто бы в Рим легендарной эпохи от полумифической прорицательцины Сивиллы и содержавшим предсказания судьбы Рима; г а р у с -п и к и — жрецы в древнем Риме, занимавшиеся предсказаниями по внутренностям жертвенных животных. Значение этих двух жреческих коллегий было очень велико в древнем Риме: они оказывали влияние на ход государственных дел и военных операций.

29 Р о м у л и Н у м а П о м п и л и й —• первые рим-скио цари легендарного времени (VIII—VII вв. до н. э.). Им римская традиция приписывает создание политических, военных и кастовых установлений.

30 «Гениальный человек, осуществляющий пожелания всех просвещенных людей»,—• Сен-Симон имеет здесь в виду Наполеона I.

31 «Труд о всемирном тяготении», написанный Сен-Симоном в конце 1813 г., органически связан с «Очерком науки о человеке» и является его продолжением. Здесь Сен-Симон, стремясь к объединению всех наук единым принципом, возвращается к своей idée fixe, которой он был одержим в первый период своей литературной деятельности, к мысли об универсальном значении закона всемирного тяготения, о построении на базе этого закона всех социальных наук, в том числе и политики: этот закон должен стать основой «новой философии», а из «новой философии» вытекает и «новая политическая" система». Однако Сен-Симону не удается развить по существу и в какой-либо мере обосновать свою экстравагантную мысль, и он всецело занят здесь

i60

рассуждениями чисто методологического характера, представляющими сами по себе большой интерес для истории философии.

Поводом для «Труда» Сен-Симону послужил вопрос о континентальной блокаде, от которой в эго время сильно страдали интересы французской торговли и промышленности, как и интересы всего населения Европы. Об этом он говорит в подзаголовке «Труда» и в обращении к императору (т. е. Наполеону I), но в дальнейшем изложении почти нигде но затрагивает этого вопроса, уйдя всецело в фило-софско-методологические рассуждения.

32 Классы Института — академии, см. прим. 16. 33 См, прим. 2. В другом месте Сен-Симон на

зывает его своим предком. 34 Г и п п о к р а т (ок. 460—377 до н. э .)—гени

альный мыслитель и врач классической Греции, заложил эмпирические основы почти всех медицинских дисциплин. Из приписываемых ему многочисленных сочинений его «Афоризмы», о которых упоминает Сен-Симон, имеются и в русском переводе.

35 В издании Анфантена (см. прим. 14) говорится о жизни (а не о душе).

36 Этьен К о н д и л ь я к (1715—1780)—французский мыслитель, наиболее последовательно развивший «философию просвещения» XVIII в. в области гносеологии, прямолинейно сводя все познавательны.! процессы к ощущениям. При всем своем агностицизма Кондильяк в существенных моментах своей теории познания близко подходил к позициям материалистической философии.

3 7 А к а д е м и к и — школа Платона (от названия парка — Академия, где Платон излагал свое учение); п е р и п а т е т и к и — школа Аристотеля (от греческого глагола peripatein — прогуливаться; Аристотель вел преподавание обычно во время прогулок со своими учениками).

38 П и ф а г о р (VI в. до н. э.)—древнегреческий мудрец родом с острова Самоса, приверженец реакционно-аристократической партии, развивший свое учение π Великой Греции (Южная Италия), где

461

основал школу (пифагорейский союз). Пифагор и его ученики разрабатывали математику, астрономию, .ри-аику. Пифагору приписывают теоремы о сумме углон треугольника и о соотношении между квадратами, построенными на гипотенузе и катетах, учение о пропорциях, о числовых отношениях в акустике, об иррациональных величинах, о шаровидности и подвижности Земли. Проникнутая мистицизмом философия Пифагора сущностью всего мира считала число в качестве самостоятельной субстанции, оторванной от реальной действительности. Пифагор был горячим сторонником учения о переселении душ (метемпсихоз).

39 Джон В и к л и ф (ок. 1320—1384)—английский церковный реформатор, обличал падение нравов среди духовенства, восставал против светских притязаний пап, боролся за самостоятельность английской церкви, перевел Библию на английский язык. Учение Виклифа и его последователей («бедных священников» — лоллардов) играло известную роль в английском крестьянском движении X I V в. (восстание Уота Тайлера) и оказало влияние на развитие социально-церковных движений на континенте в X V и X V I вв.

40 «Речь Сократа к своим ученикам» была окончена Сен-Симоном.

41 Пьер Б э й л ь (1647—1706)—французский публицист и философ-скептик, последователь Декарта. В своих произведениях, особенно в «Dictionnaire historique et critique» (1695—1697) , Бэйль резко выступал против религиозных суеверий, за свободу мысли и веротерпимость. Он оказал сильное влияние на философию французского просвещения; Вольтер назвал его «честью человеческого разума».

42 А л ь - М а м у н (786—833)—халиф династии Аббасидов, сын Харуна-аль-Рашида, известный своей широкой просветительной деятельностью. По его приказанию были переведены на арабский язык сочинения Аристотеля и других греческих и персидских ученых, основана Багдадская обсерватория.

462

43 Т а ц и т (55—117) — выдающийся римский историк, мыслитель и государственный деятель эпохи начала империи. Его «Германия» (98 г. н. э.) — интереснейшее описание страны, составленное главным образом по собственным наблюдениям.

44 На этом Сен-Симон прерывает свой «Труд о всемирном тяготении».

45 «Письма к американцу» помещены в одном из сборников Сен-Симона, вышедших в 1817 г. под названием: «Промышленность или политические, моральные и философские рассуждения в интересах всех людей, отдавшихся полезным и самостоятельным трудам» с эпиграфом: «Все через промышленность, все для нее». Сборник составлен из различных статей, заметок, писем и т. д.

46 Согласно договору, заключенному в 1778 г. представителем восставших английских колоний в Сс-герной Америке Франклином с Францией, последняя обязалась оказать Америке финансовую и военную помощь и отправила туда свои -вооруженные силы для участия в войне за независимость (1775—1783).

47 Чарльз К о р н у э л с (1738—1805)—видный английский генерал, главнокомандующий южной армией в Америке, вынужден был под давлением американцев и французов сдаться (в октябре 1781 г.), после чего начались мирные переговоры, закончившиеся Парижским миром (3 сентября 1783 г.) и признанием независимости США.

48 Уильям Пени (1644—1718) — богатый английский квакер и общественный деятель. За пропаганду квакерства Пени подвергался на родине преследованиям, в тюрьме написал свое лучшее произведение «Ни креста, ни короны» (1669), в 1681 г. переселился в Северную Америку, где основал колонию Пенсильванию и составил для нее демократическую конституцию, послужившую через сто лет основой для конституции Соединенных Штатов Америки.

49 К о н с т а н т и н В е л и к и й (274—337) — римский император, терпимо относился к христианской религии, использовал в своих интересах богатое и влиятельное христианское духовенство« но сам при-

463

Нял крещение только перед самой смертью. Христианская церковь причислила его к лику святых, несмотря на его исключительную жестокость и преступления.

50 К а р л В е л и к и й (742—814) —король франков с 768 г. и коронованный папой император новой Римской империи с 800 г.

51 «Великий раскол» папства и всей католической церкви, происшедший в X I V в·» длился около сорока лет и был ликвидирован Констанцским собором в 1418 г.

62 Д а н а и д ы — в греческой мифологии дочери царя Даная, осужденные за убийство своих мужей пребывать в аду и наполнять там водой бездонную бочку. Работа данаид — художественный образ бесплодной, не имеющий никакого смысла работы.

63 « J o u r n a l d e s D é b a t s » — реакционная французская газета, основанная в 1789 г.

64 Франсуа Рене Ш а т о б р и а н (1768—1848) — французский писатель и государственный деятель. Во время французской буржуазной революции принадлежал к партии роялистов, был в эмиграции, после реставрации занимал видные государственные посты. В своих публицистических и художественных произведениях выступал против революционных идей, сторонником реакционных взглядов. По своему литературному направлению Шатобриан — родоначальник французского дворянского романтизма.

65 « T i m e s» — английская консервативная газета, основанная в 1785 г.

56 Жан Батист С э й (1767—1832)—известный французский экономист, горячий поклонник и популяризатор идей Адама Смита, оказавший большое влияние на французскую политическую экономию. В главных своих трудах — «Трактат политической экономии» (1803) и краткий популярный «Катехизис политической экономии» ( 1 8 1 5 ) — С э й уделял больше внимания теоретическим вопросам, чем практическим, и проявил себя преимущественно как систематизатор. Сэй — типичный представитель экономического либерализма, сторонник свободы торговли и

454

промышленности, видящий в буржуазных социально-экономических отношениях гармонию классовых интересов.

57 Джемс С т ю а р т (1712—1780) -— английский экономист-меркантилист, разрабатывавший проблемы народонаселения, цены и денег; его главный труд — «Исследование основ политической экономии» (1-е издание —- 1767 г.)·

58 Речь идет здесь о французской законодательной палате, избранной в начале Реставрации (в августе 1815 г.) и состоявшей главным образом из представителей реакционного крупного и среднего дворянства — ультрароялистов, или, как их кратко называли, просто «ультра». Эта палата получила название «бесподобной» (Chambre introuvable).

59 5 сентября 1816 г. указом Людовика XVIII «бесподобная палата» была распущена. На новых выборах победу получили противники крайней реакции, представители крупной и средней буржуазии.

60 Это произведение Сен-Симона, относящееся к 1818 г., было помещено в IV томе его «L'Industrie* Здесь дается перевод по тексту, помещенному в книги «Oeuvres de Saint-Simon... publiés en 1832 par Olindo Rodrigues», Paris, 1841.

61 Здесь Сен-Симон имеет в виду французскую конституцию, октроированную при реставрации Бур-боноБ Людовиком XVIII 4 июня 1814 г. под именем «хартии». Эта «хартия» устанавливала во Франции, взамен наполеоновского деспотизма, конституционную монархию с двумя палатами: палатой депутатов, избираемой на основе очень высокого ценза, и верхней палаты из назначаемых королем пэров; высшая исполнительная власть предоставлялась королю. Хартия 1814 г. сочетала признание некоторых завоеваний революции с исключительными прерогативами монархической легитимной власти.

62 В своих рассуждениях Сен-Симон исходит здесь из очень распространенного в прежнее время вида хозяйственных объединений — так называемых «коммандитных товариществ», или «товариществ на вере». Членами таких объединений являются с одной сто-

465

роны, вкладчики, или коммандитарии («верители»), вкладывающие в предприятия только свои капиталы и не принимающие участия в ведении дела, отвечающие за долги товариществ только своими вкладами и получающие соответствующую вкладу часть прибыли (дивиденды), и, с другой стороны — «полные товарищи», ведущие все дела предприятия, представляющие его перед третьими лицами и на суде, отвечающие за долги товарищества всем своим имуществом; полных товарищей Сен-Симон называет «трудящимися» (travailleurs).

63 П о н д и ш е р и — французская колония на восточном (Коромандельтском) берегу Индсстанского полуострова, основана в 1674 г. За эту колонию французам приходилось бороться с голландцами в XVII в. и больше всего с англичанами в XVIII в.; окончательно сна была закреплена за Францией и 1815 г.

61 Артур Ю н г (1741 —1820) — английский экономист, знаток сельского хозяйства и агротехники-В 1787—1789 гг. совершил путешествие по Франции и дал описание ее общественной и экономической жизни перед революцией; в 1793 г. Юнг выступил с призывом к борьбе против французской революции.

65 Ю с т и н и д н (483—563) — византийский император. По его инициативе была составлена учеными юристами полная кодификация римского права, состоявшая из Кодекса (свод императорских конституций, декретов и пр.), Пандект, или Дигест (сборник извлечений из сочинений наиболее авторитетных римских юристов), Институций (учебник права) и Иовелл (сборник новейших законов, изданных после составления Кодекса). Юстинианова кодификация завершила развитие римского права. Все ее части долгое время были известны лишь в рукописях, бывших в употреблении у средневековых ученых юристов. Полный текст Кодекса на латинском языке стал известен на Западе лишь в XII в. Впервые все четыре части юстиниановой кодификации были изданы » 1589 г. под названием Corpus iuris civilis, которое сохраняется и во всех позднейших изданиях. Кодекс

Сен-Симон, т. I

466

Юстиниана оказал огромное влияние на правовое развитие феодальной и буржуазной Еврэпы. Его переработку применительно к особенностям Франции послереволюционного времени представляет собой и Кодекс Наполеона.

66 Л е г и с т ы — название юристов-законоведов во второй половине средних веков и до конца XVIII в. Легисты, опираясь на положения римского права, играли большую роль в процессе расширения и укрепления абсолютизма во Франции, в его бзрьбе с феодальными элементами. Они много способствовали внедрению в государстве единого правопорядка вместо сеньериального партикуляризма.

67 М а й с к и е п о л я — преобразованные Карлом Великим мартовские поля, ежегодные собрания вооруженного народа, на которых объявлялись те или иные государственные мероприятия, пережиток веча, пришедшего в упадок в связи с усилением королевской власти.

68 О г ю с т К о н т (1798—1857) перед сближением с Сен-Симоном пережил ряд тяжелых моментов: в 1816 г. за активное участие в студенческих «беспорядках» он был исключен из Политехнической школы и выслан на родину под надзор полиции; вернувшись в Париж, он испытал острую материальную нужду, кое-как перебиваясь частными уроками; полученное им место у банкира-либерала Казимира Перье он должен был вскоре оставить, поссорившись со своим принципалом.

63 П р о т е й — в греческой мифологии божество, обитающее в морской пучине и обладающее способностью по желанию изменять свой вид и даже внезапно и бесследно исчезать.

70 Жан Жак де Режи К а м б а с е р е с (1753— 1824) — французский юрист и политический деятель, отличавшийся полной беспринципностью; был чле-нсм Конвента, Комитета общественного спасения, после 9 термидора — председателем Конвента, членом Совета пятисот, при Директории — министром юстиции, после 18 брюмера—вторым консулом, после провозглашения империи—имперским великим канцлером, β

467

1814 г.— легитимистом, во время Ста дней — министром юстиции, при вторичной реставрации Бурбонов был некоторое время в изгнании, но вскоре восстановлен в правах. Камбасерес играл видную роль в составлении Кодекса Наполеона (после неоднократных изменений его первоначального революционного проекта в связи с изменениями политической обстановки).

71 Закон о максимуме, проведенный в Конвенте монтаньярами в 1793 г., устанавливал твердые цены на хлеб, а в дальнейшем эта мера была распространена и на другие продукты. Закон этот сильно ударил по интересам торговцев и спекулянтов; после 9 термидора он был отменен.

72 «Притча» («Парабола») представляет собой извлечение из сборников писем и статей Сен-Симона, сыходивших в 1819—1820 гг. под названием «Организатор» ( «L'Organisateur» ). Эта статья послужила основанием для привлечения автора к суду по обвинению в оскорблении Бурбонской династии, но присяжные вынесли Сен-Симону оправдательный приговор.

73 Сен-Симон называет здесь ближайших родственников французского короля Людовика XVIII , игравших известную роль в истории Франции: его брата, ставшего после него (в 1824 г.) королем под именем Карла X, сыновей последнего — герцогов Ангулемского и Беррийского и других, а также их жен.

74 Это произведение Сен-Симона, написанное в 1819 г., было, как и «Притча», помещено в одном из сборников «LOrganisateur» под названием: «Извлечение из моего труда о теории общественной организации».

НО*

С О Д Е Р Ж А Н И Е

В. П. В о л г и н . Социальное учение Сен-Симона 5

И з б р а н н ы е с о ч и н е н и я Жизнь Сен-Симона, описанная им самим . . 89 Письма женевского обитателя к современникам Ю5 Очерк науки о человеке 146 Труд о всемирном тяготении . 209 Письма к американцу 291 Взгляд на собственность и законодательство . 350 Притча («Парабола») 428 О теории общественной организации . . . . 435 Примечания 45Я

Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Академии Наук СССР

* Редактор Ц. М. Подгорненска.%

Технический редактор Я. Я. Симкина Корректор Я. Я. Морозов

РИСО ЛН СССР № 3169. А-07227. Издат. JÄ 1514. Тип. заказ № 620. Под. к печ. 23/VIII 1948 г. Формат 0y*t

70X90V»!· Печ. л. 29х/4 4- 1 вклейка. Уч.-издат. 16,5. Тираж 10000. Цена в переплете 17 руб.

2-я тип. Издательства Академии Наук СССР Москва, Шубинский пер., д. 10

О П Е Ч А Т К И

Страница

24

27

27 68

77 80

262 312 465

Строка

1 сн.

2 сн.

1 сн· 2 сн.

13 СР. 2 сн. 8 CD.

11 св. J3 св.

Напечатано

Oeuvres choisies,

Oeuvres choisies, II, 100.

Там же, III, 221. Oeuvres choisies,

VIII, большим Saimon». которое эгоизму

(Коромандельт-скпм)

Должно быть

Oeuvres choisies, и,

Oeuvres choisies, III, 221.

Там же, II, 100. Oeuvres choisies,

ш, большим

Saint-Simon». которые эгоизму,

(Коромандельском)

Сен-Симон, Том 1

Анри де Сен-Симон — Избранные Сочинения (т. 1)

Documents