[неофициальный перевод]

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ

ДЕЛО "АЛЕКСАНДР МАКАРОВ (ALEKSANDR MAKAROV)ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ"

(Жалоба N 15217/07)

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

(Страсбург, 12 марта 2009 года)

По делу "Александр Макаров против Российской Федерации" Европейский суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,Анатолия Ковлера,Элизабет Штейнер,Дина Шпильманна,Сверре Эрика Йебенса,Джорджио Малинверни,Георга Николау, судей,а также при участии Серена Нильсена, Секретаря Секции Суда,заседая за закрытыми дверями 17 февраля 2009 г.,вынес в указанный день следующее Постановление:

ПРОЦЕДУРА

1. Дело было инициировано жалобой N 15217/07, поданной против Российской Федерации в Европейский суд по правам человека (далее - Европейский суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Александром Сергеевичем Макаровым (далее - заявитель) 14 марта 2007 г.

2. Интересы заявителя представлял И. Трубников, адвокат, практикующий в г. Томске. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском суде по правам человека В.В. Милинчук.

3. Заявитель, в частности, жаловался на ужасающие условия его содержания под стражей и чрезмерную длительность его содержания под стражей.

4. 3 сентября 2007 г. Европейский суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 3 статьи 29 Конвенции Европейский суд решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу. Кроме того, по требованию заявителя Европейский суд принял решение о рассмотрении жалобы в приоритетном порядке (правило 41 Регламента Суда).

5. 17 сентября 2008 г. в соответствии с подпунктом "a" пункта 2 правила 54 Регламента Суда Европейский суд предложил сторонам представить дополнительную информацию о длительном содержании заявителя под стражей после 6 декабря 2007 г.

6. Власти Российской Федерации возражали против одновременного рассмотрения жалобы по вопросу приемлемости и по существу. Рассмотрев возражения властей Российской Федерации, Европейский суд отклонил их.

ФАКТЫ

I. Обстоятельства дела

7. Заявитель родился в 1946 году и проживал в г. Томске до своего задержания.

A. Возбуждение уголовного дела и задержание заявителя

8. В июле 1996 г. заявитель был избран на должность мэра г. Томска. В 2000 году он был переизбран.

9. В 2006 году два совладельца коммерческой организации заявили в Управление Федеральной службы безопасности по Томской области ("ФСБ"), что родственница заявителя Е. пыталась вымогать у них 3000000 рублей, угрожая сносом их недвижимого имущества и невозможностью его восстановления. Как утверждали совладельцы, после их отказа от уплаты заявитель отменил Решение мэра Томска от 26 сентября 2005 г. о предоставлении их компании земельного участка и передал данный участок своей родственнице Е. Письмом от 15 сентября 2006 г. заявитель также отдал распоряжение начальнику Томского городского земельного комитета о сносе имущества компании, расположенного на этом участке. Власти Российской Федерации представили в Европейский суд копию жалобы совладельцев, зарегистрированную ФСБ 5 декабря 2006 г.

10. 6 декабря 2006 г. прокуратура Томской области по жалобе совладельцев и материалам предварительной проверки ФСБ возбудила уголовное дело против заявителя, подозревая его в злоупотреблении должностными полномочиями и пособничестве и подстрекательстве в вымогательстве при отягчающих обстоятельствах. В тот же день заявитель был задержан и помещен в Томский городской изолятор временного содержания.

11. Заявитель заболел и был немедленно переведен в научно-исследовательский институт кардиологии ("Институт"), где ему был поставлен диагноз: "ишемическая болезнь сердца, нестабильная стенокардия, сердечная недостаточность, хронический панкреатит, хронический холецистит и бронхит".

12. 8 декабря 2006 г. комиссия медицинских экспертов Института представила заключение, признавшее заявителя способным участвовать в предварительном следствии. Комиссия также заключила, что заявитель может содержаться под стражей при условии, что при необходимости ему будет оказана экстренная медицинская помощь.

B. Заключение заявителя под стражу

1. Решение о содержании заявителяпод стражей (Постановления от 8 декабря 2006 г.)

13. Старший следователь прокуратуры Томской области обратился в Советский районный суд г. Томска с заявлением о продлении срока задержания заявителя.

14. 8 декабря 2006 г. районный суд предложил прокуратуре представить дополнительные доказательства в подтверждение ее заявления и продлил срок содержания заявителя в милицейском изоляторе на 72 часа. Районный суд отметил, что заявитель должен содержаться под стражей до 18 часов 07 минут 11 декабря 2006 г. В соответствующей части постановления указывалось:

"В судебном заседании исполняющая обязанности начальника отдела... прокуратуры Томской области К. просила продлить на 72 часа срок содержания [заявителя] под стражей до представления дополнительных доказательств, а именно удостоверения личности подозреваемого - копии паспорта подозреваемого - в подтверждение заявления.

Подозреваемый [заявитель] не согласился с ходатайством и указал, что основания для продления срока его содержания под стражей отсутствуют.

Адвокаты подозреваемого также не согласились с ходатайством и пояснили, что [заявитель] не намерен скрываться, он имеет постоянное место жительства, и его задержание было незаконно, поскольку отсутствуют основания для задержания, предусмотренные статьей 91 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. При таких обстоятельствах они просили отклонить ходатайство.

Заслушав доводы сторон разбирательства и исследовав материалы уголовного дела, суд продлевает срок содержания под стражей...

Согласно части 7 статьи 108 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации суд вправе продлить срок задержания по ходатайству одной из сторон. Если суд признает, что задержание является законным и обоснованным, [он] может продлить срок задержания на 72 часа с момента, когда принятие судебного решения о представлении дополнительных доказательств [утверждения] о том, что избрание меры пресечения, такой как содержание под стражей, является обоснованным или необоснованным.

Рассмотрев материалы дела, суд находит, что задержание [заявителя] являлось законным и обоснованным.

На основании статьи 91 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации орган дознания, дознаватель, следователь вправе задержать лицо по подозрению в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы, при наличии одного из следующих оснований:

1) когда это лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения;

2) когда потерпевшие или очевидцы укажут на данное лицо как на совершившее преступление;

3) когда на этом лице или его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления.

Как видно из протокола задержания [заявителя], он был задержан 6 декабря 2006 г. по подозрению в совершении преступлений в соответствии с пунктом 2 части 1 статьи 91 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, поскольку потерпевшие указали на него как на совершившего преступление. Нарушения уголовно-процессуального права отсутствуют.

6 декабря 2006 г., в 9.05, то есть до задержания, уголовное дело было возбуждено против конкретного лица - [заявителя] - по подозрению в совершении преступлений, предусмотренных частью 5 статьи 33, пунктом "б" части 3 статьи 163 и частью 2 статьи 285 Уголовного кодекса Российской Федерации.

С учетом изложенного суд считает законным и обоснованным продление срока задержания на 72 часа...".

15. Через несколько часов прокуратура представила в районный суд дополнительные доказательства (копию паспорта заявителя, заключение комиссии медицинских экспертов о состоянии здоровья заявителя и документы, подтверждающие, что он являлся мэром г. Томска) в подкрепление своего ходатайства о заключении заявителя под стражу.

16. На основании дополнительных материалов, представленных прокуратурой, районный суд в тот же день избрал в отношении заявителя меру пресечения в виде заключения под стражу на том основании, что он обвинялся в совершении тяжких преступлений, имел несколько мест жительства и мог скрыться и воспрепятствовать производству по уголовному делу. Районный суд отметил, что заявитель подозревался в злоупотреблении должностным положением мэра и, соответственно, в случае освобождения мог оказать влияние на свидетелей, работающих в мэрии, и уничтожить доказательства. Он также сослался на заключение медицинской комиссии, которая

пришла к выводу о возможности участия заявителя в разбирательстве по уголовному делу и содержания его под стражей.

17. 11 декабря 2006 г. районный суд отстранил заявителя от исполнения обязанностей мэра г. Томска.

18. 18 декабря 2006 г. Томский областной суд оставил без изменения Постановления от 8 декабря 2006 г., в соответствии с которыми районный суд продлил на 72 часа срок задержания заявителя в милицейском изоляторе и заключил его под стражу. Областной суд поддержал мотивы, приведенные районным судом.

19. Позднее в декабре против заявителя были возбуждены еще два уголовных дела. 25 декабря 2006 г. ему были дополнительно предъявлены обвинения в злоупотреблении должностными полномочиями при отягчающих обстоятельствах и незаконном предпринимательстве. В частности, обвинение подозревало, что в 1997 году, злоупотребляя полномочиями мэра г. Томска, заявитель незаконно приобрел 30% акций крупной торговой компании и приблизительно 33% акций другой компании.

2. Продление срока содержания заявителя под стражейдо 6 мая 2007 г. (Постановление от 5 февраля 2007 г.)

20. 30 января 2007 г. прокурор Томской области просил Советский районный суд продлить срок содержания заявителя под стражей еще на три месяца, ссылаясь на то, что заявитель обвиняется в совершении тяжких преступлений, может оказать влияние на свидетелей, уничтожить доказательства, воспрепятствовать производству по уголовному делу и скрыться. Прокурор ссылался на информацию, предоставленную Управлением ФСБ по Томской области, согласно которой заявитель намеревался покинуть Россию и переехать в одно из государств-участников Европейского Союза, возможно, в Польшу или Чехию. Письмо заместителя начальника Управления ФСБ по Томской области прилагалось. В соответствующей части письма указывалось следующее:

"Таким образом, по имеющимся данным, [заявитель] просил дочь И. уволиться [с работы] в правоохранительных органах и быстро продать недвижимое имущество, которым она владеет, включая дом... и рекомендовал ей покинуть Россию с ее детьми при первой возможности.

В то же время [заявитель] принимает меры для воспрепятствования расследованию с использованием связей в органах власти г. Томска и Томской области. В частности, [заявитель], при содействии своих родственников и знакомых, оказывает влияние на должностных лиц [Томской] городской думы, являющихся свидетелями по уголовному делу N 2006/4500, включая угрозы применения физической силы к ним и членам их семей. Кроме того, он активно использует негативную информацию, вредящую репутации должностных лиц и сотрудников администрации города, администрации Томской области и членов думы г. Томска.

Кроме того,... по указанию [заявителя] его знакомые и близкие родственники посетили Москву и имели несколько встреч с высокопоставленными должностными лицами, в том числе из Администрации Президента Российской Федерации, и через посредников, имеющих связи с коррумпированными должностными лицами в правоохранительных органах, которые могут прекратить уголовное дело против него за денежное вознаграждение. В результате этих встреч, предположительно, знакомые [заявителя] достигли соглашения об оказании консультативных, административных и юридических услуг в целях обеспечения освобождения [заявителя].

Имеющиеся данные подтверждают заключение о том, что в случае освобождения [заявитель] имеет реальные возможности воспрепятствовать производству по уголовному делу".

21. В то же время адвокаты заявителя подали ходатайство в Советский районный суд об освобождении заявителя из-под стражи. Они указывали, что заявитель имеет

постоянное место жительства в Томске, что его семья также проживает в Томске, что он не имеет недвижимого имущества за пределами Томска, и что он не имеет заграничного паспорта. Кроме того, он зарегистрирован в качестве кандидата на предстоящих выборах в законодательные органы Томской области и внес залог в размере 900000 рублей, приблизительно 26000 евро, для регистрации в качестве кандидата. Адвокаты настаивали на том, что заявитель не намеревался скрыться, указывая, что не имеется доказательств того, что его родственники продали имущество или приобретали иностранную валюту. Они также подчеркивали, что заявителю 61 год, он серьезно болен и нуждается в специальном лечении и особой диете, которые не могут быть обеспечены в изоляторе.

22. 5 февраля 2007 г. районный суд удовлетворил ходатайство прокурора и продлил срок содержания заявителя под стражей до 6 мая 2007 г. В соответствующей части постановления указывалось следующее:

"Таким образом, [заявитель] в настоящее время отстранен от исполнения обязанностей мэра Томска; однако, в силу статьи 114 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, эта мера является временной и не влечет увольнения или утраты социального и трудового статуса и личного влияния на определенные группы граждан и должностных лиц, которые могут быть допрошены в качестве свидетелей в рамках уголовного дела. В частности, бывшие подчиненные [заявителя] могут быть привлечены в качестве свидетелей по уголовному делу...

Избирая 8 декабря 2006 г. меру пресечения, [суд] отметил, что имеются доказательства, подтверждающие заключение о том, что обвиняемый может скрыться; эти доказательства не утратили значения после рассмотрения вопроса об избрании меры пресечения. Таким образом, [тот факт, что заявитель] имеет постоянное место жительства и семью [жена, дети, внуки] в одном городе, [и что он не имеет] недвижимого имущества и банковских счетов за пределами г. Томска, не может служить самостоятельным основанием, исключающим возможность того, что обвиняемый скроется или воспрепятствует расследованию. [Заявитель] также может участвовать в избирательной кампании, находясь за пределами своего избирательного округа.

Не имеется данных о том, что состояние здоровья (заявителя) ухудшилось во время его содержания под стражей. Согласно заключению комплексной судебно-медицинской экспертизы N 342-Уж [заявитель] имеет ряд хронических заболеваний, в том числе... однако при наличии этих заболеваний он может содержаться под стражей при условии оказания ему экстренной медицинской помощи при необходимости".

23. 1 марта 2007 г. Томский областной суд оставил без изменения Постановление от 5 февраля 2007 г., согласившись с мотивами, приведенными районным судом.

24. 26 апреля 2007 г. заявителю было предъявлено обвинение в получении взятки и двух дополнительных эпизодах злоупотребления должностными полномочиями при отягчающих обстоятельствах. В частности, обвинение полагало, что он приобрел муниципальный участок земли, уплатив, по оценке Земельного комитета г. Томска, десятую часть его стоимости, и что он получил 300000 рублей в качестве взятки.

3. Продление срока содержания под стражейдо 6 сентября 2007 г. (Постановление от 4 мая 2007 г.)

и ходатайство о медицинском обследовании

25. 25 апреля 2007 г. адвокат заявителя К. просил старшего следователя прокуратуры Томской области назначить медицинское обследование заявителя тремя конкретными специалистами с учетом того, что срок его содержания под стражей истекал 6 мая 2007 г., и он постоянно жаловался на сильные боли в спине и желудке и на отсутствие адекватной медицинской помощи.

26. Через три дня старший следователь отклонил ходатайство на том основании, что заявитель проходил лечение в тюремной больнице с 8 декабря 2006 г. по 12 января 2007 г.,

и что он многократно осматривался группами тюремных врачей, которые признали его способным участвовать в расследовании.

27. 4 мая 2007 г. Советский районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 6 сентября 2007 г. на том основании, что он обвинялся в совершении тяжких преступлений, мог оказать влияние на свидетелей - своих бывших подчиненных - с использованием должностных полномочий, и что он мог воспрепятствовать производству по уголовному делу и скрыться. Районный суд также нашел состояние здоровья заявителя стабильным и заключил, что он может содержаться под стражей. Как указывали власти Российской Федерации, принимая решение о продлении срока содержания заявителя под стражей, районный суд учел информацию, предоставленную Управлением ФСБ по Томской области. Должностные лица ФСБ утверждали, что родственники заявителя "активно продают недвижимое и иное имущество, принадлежащее семье мэра" и "используют выручку для приобретения значительных сумм иностранной валюты для последующего переезда в зарубежные государства".

28. 31 мая 2007 г. Томский областной суд оставил Постановление от 4 мая 2007 г. без изменения, не найдя оснований для освобождения заявителя.

4. Продление срока содержания под стражейдо 6 декабря 2007 г. (Постановление от 3 сентября 2007 г.)

29. В июле и августе 2007 г. против заявителя было возбуждено уголовное дело по трем другим эпизодам злоупотребления должностными полномочиями, двум эпизодам получения взятки при отягчающих обстоятельствах, хранении наркотиков и пособничестве в мошенничестве.

30. 23 августа 2007 г. заявителю было вручено обвинительное заключение по всем обвинениям. Через четыре дня предварительное следствие было окончено, заявитель и его адвокаты начали знакомиться с материалами дела.

31. 3 сентября 2007 г. Советский районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 6 декабря 2007 г. В соответствующей части постановления указывалось следующее:

"Как следует из материалов дела, [заявитель] обвиняется в тяжких и особо тяжких преступлениях, и дело является весьма сложным, что подтверждается значительным объемом его материалов (приблизительно 35 томов) и необходимостью ознакомления с ними обвиняемого и его защитников...

Из материалов дела также следует, что мера пресечения была избрана [заявителю] правильно, в соответствии со статьей 97 Уголовно-процессуального кодекса РФ, исходя из особой тяжести обвинений, [и] наличием возможности использования обвиняемым своих должностных полномочий для воспрепятствования установлению истины.

Основания для применения такой [меры пресечения] не отпали; [они] не изменились, и новые основания, свидетельствующие о необходимости избрания другой меры пресечения, не возникли.

Принимая во внимание материалы уголовного дела и учитывая должностной и имущественный статус обвиняемого, суд имеет основания полагать, что в случае освобождения [заявитель] как руководитель органа местного самоуправления может оказать давление на свидетелей, а также [он] может скрыться от органов следствия, включая выезд из Российской Федерации.

Временное отстранение от исполнения обязанностей не означает освобождения от занимаемой должности, утраты социального и трудового статуса, [утраты] личного влияния на определенные группы граждан и должностных лиц, которые могут быть допрошены в качестве свидетелей в рамках уголовного дела на предварительном следствии или в суде...

Т[от факт, что заявитель] не имеет заграничного паспорта или договора медицинского страхования в иностранном государстве, не может служить доказательством того, что он не имеет возможности выехать за пределы Российской Федерации.

[Тот факт, что заявитель] имеет постоянное место жительства и семью (жена, дети, внуки), проживающую в одном городе, [и что он не имеет] недвижимого имущества и банковских счетов в иностранных государствах, сам по себе не может служить самостоятельным основанием, исключающим возможность того, что обвиняемый скроется или воспрепятствует расследованию.

Согласно медицинской справке состояние здоровья [заявителя] допускает его содержание под стражей в изоляторе временного содержания...

Продлевая срок содержания под стражей, суд учитывает, что ранее заявитель не был судим, состояние здоровья обвиняемого, наличие постоянных мест жительства и работы, [его] возраст, однако, учитывая все вышеизложенное, [суд] не находит оснований, допускающих изменение меры пресечения, избранной [заявителю]".

32. 27 сентября 2007 г. Томский областной суд оставил Постановление от 3 сентября 2007 г. без изменения, отметив, что районный суд не руководствовался исключительно тяжестью обвинений, предъявленных заявителю, и что он учитывал иные относимые данные, такие как вероятность того, что заявитель может скрыться и воспрепятствовать производству по уголовному делу путем угроз свидетелям и потерпевшим и их принуждения к отказу от показаний или изменения последних.

5. Продление срока содержания под стражейдо 6 марта 2008 г. (Постановление от 3 декабря 2007 г.)

33. 3 декабря 2007 г. Томский областной суд продлил срок содержания заявителя под стражей на дополнительные три месяца, до 6 марта 2008 г., чтобы обеспечить завершение ознакомления обвиняемых с материалами уголовного дела. Областной суд указал, что основания для задержания заявителя, то есть тяжесть предъявленных обвинений и возможность того, что он скроется, воспрепятствует производству по уголовному делу и продолжит заниматься преступной деятельностью, по-прежнему сохраняются и требуют исключительной длительности содержания под стражей более чем в течение 12 месяцев, несмотря на доводы, выдвинутые защитой, и личное поручительство, предложенное архиепископом Томской области. Кроме того, областной суд отметил, что материалы дела содержат информацию, относящуюся к попыткам оказания заявителем влияния на потерпевшего Л. и свидетеля Б. и предполагаемым попыткам воспрепятствовать расследованию.

34. Заявитель и его защитники подали жалобы, указывая, что областной суд не привел ни одного примера, когда заявитель пытался бы оказать влияние на свидетелей или потерпевших. Они настаивали на том, что органы преследования не представили ни одного доказательства предполагаемых попыток заявителя оказать влияние на ход расследования или возможности того, что он скроется или продолжит заниматься преступной деятельностью.

35. 11 февраля 2008 г. Верховный суд Российской Федерации оставил без изменения Постановление от 3 декабря 2007 г., отметив, что "в момент задержания [заявитель] являлся мэром г. Томска, и он обвинялся в совершении тяжких должностных преступлений". Верховный суд также согласился с областным судом в том, что дополнительный срок был необходим сторонам для окончания ознакомления с 61 томом материалов уголовного дела.

6. Продление срока содержания под стражейдо 6 июня 2008 г. (Постановление от 3 марта 2008 г.)

36. 3 марта 2008 г. Томский областной суд продлил срок содержания под стражей заявителя до 6 июня 2008 г. Приведенные мотивы были идентичны тем, что были указаны в Постановлении от 3 декабря 2007 г., за исключением одной детали: областной суд упомянул, что в 2007 году родственники заявителя приобрели крупные суммы иностранной валюты. Кроме того, областной суд отметил исключительную длительность содержания заявителя под стражей, указав следующее:

"Продлевая срок содержания [заявителя] под стражей на основании части 7 статьи 109 Уголовно-процессуального кодекса РФ, суд также отмечает, что подозреваемый содержится под стражей более одного года.

Однако суд, руководствуясь частью 3 статьи 109 Уголовно-процессуального кодекса РФ, полагает, что особая сложность уголовного дела, тяжесть обвинений, предъявленных [заявителю], [его] общественное и должностное положение, наличие обстоятельств, позволяющих заключить, что в случае освобождения [заявитель] может скрыться и воспрепятствовать производству по уголовному делу, представляют собой исключительные основания, обусловливающие продление срока содержания [заявителя] под стражей более чем в течение 12 месяцев".

37. 21 апреля 2008 г. Верховный суд Российской Федерации оставил Постановление от 3 марта 2008 г., согласившись с доводами, приведенными областным судом.

7. Назначение первого судебногозаседания и продление срока содержания под стражейдо 20 ноября 2008 г. (Определение от 3 июня 2008 г.)

38. 3 июня 2008 г. Томский областной суд провел предварительное судебное заседание по делу. Он рассмотрел и удовлетворил ряд ходатайств, поданных заявителем, его сообвиняемым и их защитниками, включая ходатайства о рассмотрении дела судом присяжных и об исключении некоторых доказательств. Тем же определением областной суд продлил срок содержания под стражей заявителя на дополнительные шесть месяцев до 20 ноября 2008 г., указав, что мера пресечения применена правильно, и "основания для содержания под стражей не изменились". Областной суд также указал, что заявитель может оказать влияние на свидетелей, работающих в администрации г. Томска, и что он имеет несколько мест жительства, таким образом, имеет возможность скрыться.

39. 18 августа 2008 г. Верховный суд Российской Федерации оставил это определение без изменения, установив, что областной суд правильно определил основания продления срока содержания под стражей и вынес мотивированное определение.

40. Представляется, что судебное разбирательство продолжается, и заявитель содержится под стражей.

C. Условия содержания заявителя под стражей

1. Медицинская помощь

41. 8 декабря 2006 г. заявитель по первичному диагнозу "ишемическая болезнь сердца и нестабильная стенокардия" был помещен в больницу Томского городского изолятора временного содержания. Власти Российской Федерации представили подробное описание лечения, назначенного заявителю, включая вид и периодичность медицинских процедур, вид и дозировку медикаментов. Они также представили копию истории болезни заявителя и медицинские справки.

42. Как следует из представленных документов, в день госпитализации заявитель прошел пять электрокардиографических обследований. Было установлено, что он не

страдает от острой сердечной недостаточности. 11 декабря 2006 г. заявитель был осмотрен медицинской комиссией, состоявшей из девяти специалистов различных отраслей медицины. Комиссия заключила, что заявитель страдает энцефалопатией первой и второй степени, обостренной цервикалгией, сопровождаемой умеренным болевым синдромом; хроническим панкреатитом и хроническим холециститом в стадии ремиссии. Было назначено лечение. Через неделю заявитель был вновь осмотрен комиссией в составе двух кардиологов из Томской областной клинической больницы. Диагноз "ишемическая болезнь сердца" подтвердился. Врачи заключили, что состояние здоровья заявителя является стабильным и он не нуждается в постоянном лечении. 20 и 21 декабря 2006 г. заявитель не дал согласия на осмотр неврологом. 11 января 2007 г. он отказался сдавать кровь для полного биохимического анализа. В тот же день группа из трех врачей осмотрела заявителя, установив, что он может быть выписан из больницы, поскольку его состояние является удовлетворительным, и он может принять участие в следственных действиях, в том числе за пределами изолятора. 19 января 2007 г. заявитель был осмотрен медицинской комиссией в составе двух хирургов, терапевта, невролога и специалиста по ультразвуковым исследованиям Томской областной соматической больницы. Они подтвердили диагноз заявителя и составили график лечения. Заявитель получал этиотропное и патогенное лечение в медицинской части изолятора.

43. Как следует из информации, представленной властями Российской Федерации, заявитель остается под постоянным медицинским наблюдением многочисленных специалистов различных областей медицины, проходит регулярные медицинские обследования, включая ультразвуковые исследования, электрокардиограммы и анализы крови. Состояние здоровья заявителя считается "стабильным [и] удовлетворительным".

2. Число заключенных в камере, санитарныеусловия, оборудование и питание

44. Стороны не оспаривали размеры камер и число заключенных, содержавшихся совместно с заявителем. Как следует из их материалов, 12 января 2007 г. заявитель был помещен в камеру N 214 размером 9,5 кв. м, имевшую четыре спальных места. Он содержался в ней один. С 1 февраля по 23 мая 2007 г. заявитель содержался в камере N 26 размером 9,2 кв. м, оборудованной двухъярусной металлической кроватью. В этой камере находился еще один заключенный. С 23 мая 2007 г. заявитель содержался в камере N 251 размером 11,5 кв. м, имевшей две двухъярусные металлические кровати. С 23 мая по 27 сентября 2007 г. в камере находилось двое заключенных. С 27 сентября 2007 г. заявитель делил камеру с двумя заключенными.

45. Также не оспаривается, что каждая камера имела окно размером 70 сантиметров в ширину и 90 - 95 сантиметров в высоту. Окна не были закрыты металлическими ставнями, но имелись два ряда металлических вертикальных и горизонтальных решеток с внешней и внутренней стороны каждого окна. Просветы между металлическими прутьями размером 20 квадратных сантиметров между внешними решетками и 16 квадратных сантиметров между внутренними решетками обеспечивали естественное освещение камер. Согласно заявителю освещение было явно недостаточным, поскольку металлические прутья препятствовали естественному освещению и доступу свежего воздуха. Заявитель утверждал, что недостаточное освещение вредило его зрению. Его состояние ухудшалось тем, что он страдал миопатией и повышенным внутриглазным давлением, возможно усиливавшимся глаукомой. Он переносил сильную головную боль и сильно уставал при попытках работать или читать. Власти Российской Федерации утверждали, что размер, расположение и количество окон позволяли заключенным читать и работать при естественном освещении. Камеры были постоянно освещены электрическими лампами накаливания: лампами в 100 ватт в дневное время и 40 ватт в ночное. Власти Российской Федерации подчеркивали, что освещение соответствовало санитарным нормам.

46. Как утверждали власти Российской Федерации, изолятор был оборудован системой центрального отопления. Каждая камера имела двух- или трехсекционный радиатор. В справке, датированной 13 ноября 2007 г., начальник изолятора указывал, что температура в камерах во время отопительного сезона "зависела от поступления тепла из городской отопительной системы согласно температурным графикам". Власти Российской Федерации, ссылаясь на информацию, предоставленную администрацией изолятора, также указывали, что средняя температура в камерах составляла 20 градусов Цельсия зимой и 23 градуса Цельсия летом. Заявитель возражал, что власти Российской Федерации не указывают года, в котором замерялась средняя температура. Он указывал, что летом было крайне жарко, а весной и зимой холодно.

47. Стороны также утверждали, что окна в камерах имели форточки. Заключенные могли открывать форточку для проветривания. Каждая камера имела вентиляционную систему. Согласно властям Российской Федерации заявителю также разрешалось иметь собственный вентилятор. Последнее оспаривалось заявителем, который подчеркивал, что выписка из журнала, представленная властями Российской Федерации и перечислявшая его личные вещи, не содержит его подписи в последней строчке, относящейся к вентилятору, при том, что он расписался за все остальные предметы.

48. Каждая камера была оборудована унитазом, раковиной, водопроводным краном и деревянным столом. Меньшие камеры имели деревянную скамью. Унитаз размещался в углу камеры. Власти Российской Федерации представили черно-белые фотографии камер, в которых содержался заявитель. На фотографиях видно, что унитаз отделен от жилого пространства кирпичной облицованной перегородкой. Как видно из справки, выданной 13 ноября 2007 г. начальником изолятора, высота перегородки колебалась от 145 до 165 сантиметров. Заявитель утверждал, что перегородка не обеспечивала уединения, поскольку была установлена только с одной стороны унитаза. Унитаз могли наблюдать заключенные, лежащие на кроватях, и надзиратели, стоящие у двери в камеру. Заявитель также подчеркивал, что заключенные не обеспечивались чистящими средствами для санитарного оборудования.

49. Заявителю разрешалось принимать душ раз в неделю не менее чем в течение 15 минут. Заявитель утверждал, что ему трудно поддерживать личную гигиену, особенно летом, когда крайне жарко. Он имел также право на часовую прогулку в небольшом бетонном дворе изолятора. Заявитель подчеркивал, что двор был настолько мал, что не позволял выполнять физических упражнений, хотя тюремный врач рекомендовал ему лечебную гимнастику для уменьшения боли в спине, вызванной остеохондрозом.

50. Заявитель был обеспечен индивидуальным спальным местом и постельным бельем. Заявитель указывал, что постельные принадлежности, в частности, матрас, не отвечали его потребностям. Ссылаясь на медицинские справки и свою историю болезни, заявитель утверждал, что он страдал от остеохондроза позвоночника с первичной локализацией в поясничном отделе. Тюремные врачи, дважды осматривавшие заявителя, рекомендовали предоставить заявителю специальную доску для размещения под матрасом, чтобы обеспечить поддержку спине. Эта рекомендация не была исполнена. В результате заявитель страдал от сильной боли в спине. В частности, боль была столь сильной, что четыре раза в марте, апреле и мае 2007 г. тюремный врач назначал ему болеутоляющее. Кроме того, заявитель подчеркивал, что расстояние между верхним и нижним ярусами кроватей составляло только 65 сантиметров. Заявитель, таким образом, был вынужден сгибаться при сидении, что вызывало дополнительную боль в спине.

51. Власти Российской Федерации, ссылаясь на информацию, предоставленную начальником изолятора, и копии записей в журналах изолятора, также утверждали, что заявитель получал диетическое питание "в соответствии с нормами, установленными для заключенных, проходящих лечение". Медицинский персонал проверял качество питания и делал об этом записи в журналах. В ряде случаев заявитель отказывался от пищи, предлагаемой в изоляторе. Однако за время его содержания под стражей он получил 308

продуктовых посылок от родственников и 37 раз покупал продовольствие в магазине изолятора. Заявитель утверждал, что хронические заболевания, а именно хронический холецистит и панкреатит, от которых он страдал, требовали диетического лечения, которое не обеспечивалось только нормальной диетой. Пища, готовившаяся в изоляторе, не отвечала особым требованиям к питанию и не была предназначена для диетического лечения этих болезней. Например, в течение первых двух недель его содержания под стражей он получал жареный картофель и топленый жир, которые были ему прямо противопоказаны.

II. Применимое национальное законодательство

A. Условия содержания под стражей

52. Статья 22 Федерального закона N 103-ФЗ от 15 июля 1995 г. "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" предусматривает, что подозреваемые и обвиняемые обеспечиваются бесплатным питанием, достаточным для поддержания здоровья и сил по нормам, определяемым Правительством Российской Федерации. Статья 23 предусматривает, что подозреваемым и обвиняемым создаются бытовые условия, которые отвечают требованиям гигиены и санитарии. Им предоставляются индивидуальное спальное место, постельные принадлежности, посуда и средства гигиены. Каждый заключенный должен располагать не менее чем 4 кв. м личного пространства в камере <*>.

--------------------------------<*> Буквально - "норма санитарной площади в камере на одного человека

устанавливается в размере четырех квадратных метров" (прим. переводчика).

B. Обращения к прокурору

53. Статьи 22 и 27 Закона "О прокуратуре" <*> (Федеральный закон N 2202-1 от 17 января 1992 г.) содержат перечень должностных полномочий прокуроров, в том числе право беспрепятственно входить в помещения, иметь доступ к документам и материалам, вызывать должностных лиц и граждан для объяснений по поводу нарушений законов, рассматривать и проверять заявления, жалобы и иные сообщения о нарушении прав и свобод человека и гражданина, разъяснять пострадавшим порядок защиты их прав и свобод, проверять соблюдение правовых норм, возбуждать производство об административном правонарушении, предостерегать о недопустимости нарушения закона, вносить представления об устранении нарушений закона.

--------------------------------<*> Точнее, "О прокуратуре Российской Федерации" (прим. переводчика).

54. Статья 24 предусматривает, что представление прокурора об устранении нарушений закона вносится прокурором или его заместителем в орган или должностному лицу, которые полномочны устранить допущенные нарушения, и подлежит безотлагательному рассмотрению. В течение месяца со дня внесения представления должны быть приняты конкретные меры по устранению допущенных нарушений закона, их причин и условий, им способствующих; о результатах принятых мер должно быть сообщено прокурору.

C. Заключение под стражу и содержание под стражей

55. До 1 июля 2002 г. вопросы уголовного процесса регулировались Уголовно-процессуальным кодексом Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (Закон от 27 октября 1960 г., "старый УПК"). С 1 июля 2002 г. "старый УПК"

был заменен Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации (Закон N 174-ФЗ от 18 декабря 2001 г., "новый УПК").

1. Меры пресечения

56. Меры пресечения включают подписку о невыезде, личное поручительство, залог; и заключение под стражу (статья 98 нового УПК).

2. Органы, уполномоченные решатьвопрос о заключении под стражу

57. Конституция РФ от 12 декабря 1993 г. предусматривает, что обвиняемый может быть заключен под стражу и срок содержания под стражей продлевается только по судебному решению (статья 22).

Новый УПК требует принятия решения районным или городским судом по мотивированному ходатайству прокурора в сопровождении соответствующих доказательств (части 1, 3 - 6 статьи 108).

3. Основания для содержания под стражей

58. При разрешении вопроса о заключении обвиняемого под стражу компетентный орган обязан установить, имеются ли достаточные основания полагать, что обвиняемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда, или воспрепятствует установлению истины по уголовному делу, или продолжит заниматься преступной деятельностью <*> (часть 1 статьи 97 нового УПК). Он также должен учитывать тяжесть предъявленного обвинения, личность подозреваемого или обвиняемого, род его занятий, возраст, состояние здоровья, семейное положение и другие обстоятельства (статья 99 нового УПК). Обвиняемый не должен заключаться под стражу, если возможно применение иной, более мягкой, меры пресечения.

--------------------------------<*> А также для обеспечения исполнения приговора (прим. переводчика).

4. Сроки содержания под стражей

a) Два вида содержания под стражей59. Кодекс различает два вида содержания под стражей: во-первых, "за следствием"

<*>, то есть в период, когда компетентный орган - милиция или прокуратура - расследует дело, и, во-вторых, "за судом" (или в период судебного разбирательства), на стадии рассмотрения дела судом. Хотя на практике между ними не было разницы (заключенный содержался в одном и том же изоляторе), исчисление сроков было различным.

--------------------------------<*> Понятия содержания под стражей "за следствием" или "за судом" широко

используются в быту правоохранительных органов, по крайней мере, с начала советского периода. Однако в процессуальном законодательстве эти выражения не применяются (прим. переводчика).

b) Сроки содержания под стражей "за следствием"60. После задержания подозреваемый заключается под стражу "за следствием".

Максимально допустимый период содержания под стражей "за следствием" составляет два месяца, но он может быть продлен до 18 месяцев в "исключительных случаях". Исключения допускаются по решениям высших судов <*>. Продление срока содержания под стражей "за следствием" по истечении 18 месяцев не допускается (часть 4 статьи 109 нового УПК).

--------------------------------<*> Судов субъектов Федерации (прим. переводчика).

61. Период содержания под стражей "за следствием" исчисляется до дня направления прокурором уголовного дела в суд (часть 9 статьи 109 нового УПК).

62. Материалы оконченного расследованием уголовного дела должны быть предъявлены обвиняемому, содержащемуся под стражей, и его защитнику не позднее чем за 30 суток до окончания предельного срока содержания под стражей (часть 5 статьи 109 нового УПК). Если обвиняемому требуется больше времени для ознакомления с материалами дела, судья по ходатайству прокурора может продлить срок содержания под стражей до полного ознакомления с материалами дела и направления дела в суд (пункт 1 части 8 статьи 109 нового УПК).

c) Сроки содержания под стражей "за судом"/"в период судебного разбирательства"63. С даты направления дела в суд прокурором обвиняемый считается содержащимся

под стражей "за судом" (или в период судебного разбирательства).64. Новый УПК предусматривает, что срок содержания под стражей "за судом"

исчисляется с даты поступления уголовного дела в суд до вынесения приговора. Суд, в производстве которого находится уголовное дело, по истечении шести месяцев со дня поступления уголовного дела в суд вправе продлить срок содержания подсудимого под стражей. При этом продление срока содержания под стражей допускается только по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях и каждый раз не более чем на три месяца (части 2 и 3 статьи 255).

5. Сроки судебного разбирательства

65. Новый УПК уполномочивает судью не позднее 14 дней <*> со дня поступления уголовного дела в суд (1) передать дело в компетентный суд; (2) назначить дату предварительного слушания; или (3) назначить дату судебного заседания (статья 227). В последнем случае рассмотрение уголовного дела в судебном заседании должно быть начато не позднее 14 суток со дня вынесения судьей постановления о назначении судебного заседания (часть 1 статьи 233 нового УПК). Ограничения для назначения даты предварительного слушания не установлены.

--------------------------------<*> Только если обвиняемый содержится под стражей (прим. переводчика).

66. Продолжительность всего судебного разбирательства не ограничена какими-либо сроками.

67. Новый УПК предусматривает, что суд кассационной инстанции должен начать рассмотрение жалобы не позднее чем через месяц после ее подачи (статья 374).

III. Применимые нормы международного права

68. Делегация Европейского комитета против пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (КПП) посетила Российскую Федерацию в период со 2 по 17 декабря 2001 г. В разделе ее Доклада Правительству России (CPT/Inf (2003) 30), относящемся к условиям содержания в изоляторах временного содержания и следственных изоляторах и процедурам жалоб, указано следующее:

"b) изоляторы временного содержания для подозреваемых в совершении преступлений (ИВС)

26. Согласно правилам внутреннего распорядка изоляторов временного содержания подозреваемых и обвиняемых органов внутренних дел <*> норма санитарной площади в камере на одного человека устанавливается в размере четырех квадратных метров. Эти правила также предусматривают, что задержанным должны предоставляться матрасы,

постельное белье, мыло, туалетная бумага, газеты, игры, еда и т.д. Правила также устанавливают продолжительность прогулок не менее одного часа в день.

--------------------------------<*> Утверждены Приказом Министерства внутренних дел Российской Федерации от

26 января 1996 г. N 41 (прим. переводчика).

Реальные условия содержания в ИВС, проверенных в 2001 году, существенно различались. ...

45. Следует, прежде всего, подчеркнуть, что КПП с удовлетворением отметил прогресс в особо остром вопросе для российской пенитенциарной системы - перенаселенности.

Во время первого посещения КПП Российской Федерации в ноябре 1998 г. перенаселенность была обозначена как наиболее важная и неотложная проблема тюремной системы. В начале визита 2001 года делегацию проинформировали, что с 1 января 2000 г. численность содержащихся в следственных изоляторах уменьшилась на 30000 человек. В качестве примера такой тенденции был приведен СИЗО N 1 г. Владивостока, где численность заключенных снизилась на 30% за три года...

КПП приветствует меры, принятые в последние годы российскими властями в отношении проблемы перенаселенности, в том числе инструкции, выпущенные Генеральной прокуратурой, направленные на более избирательное применение меры предварительного содержания под стражей. Тем не менее собранные делегацией Комитета сведения говорят о том, что многое еще предстоит сделать. В частности, перенаселенность по-прежнему остается серьезной, и меры, принимаемые властями, недостаточны. В этой связи КПП напоминает о рекомендациях из его предыдущих Докладов (сравни § 25 и 30 Доклада о посещении 1998 г., CPT (99) 26; § 48 и 50 Доклада о посещении 1999 г., CPT (2000) 7; § 52 Доклада о посещении 2000 г., CPT (2001) 2)...

125. Как и во время предыдущих посещений, многие заключенные выражали скептицизм относительно процедуры обжалования. В частности, было высказано мнение, что невозможно конфиденциально пожаловаться во внешний орган. В действительности, все жалобы, независимо от адресата, регистрировались сотрудниками в специальной книге, где также были ссылки на характер жалобы. В колонии N 8 прокурор по надзору отметил, что во время его инспекций его обычно сопровождал старший сотрудник колонии, и заключенные, как правило, не обращались к нему с просьбой о личном приеме, "потому что они знают, что все жалобы обычно проходят через администрацию колонии".

В свете вышеизложенного КПП напоминает о своих рекомендациях о пересмотре российскими властями порядка подачи жалоб, желая быть уверенным, что они обрабатываются эффективно. При необходимости существующие правила должны быть изменены, чтобы гарантировать заключенным возможность обращаться во внешние органы на действительно конфиденциальной основе".

ПРАВО

I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенциив связи с условиями содержания под стражей

69. Заявитель жаловался на то, что условия его содержания под стражей в Томском городском изоляторе временного содержания нарушали статью 3 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

A. Доводы сторон

70. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты, поскольку никогда не обращался к прокурору, Уполномоченному по правам человека или в суд. Они подчеркивали, что прямой обязанностью прокурора является "восстановление нарушенных прав граждан". Заявитель мог эффективно использовать свое право и обратиться к прокурору, который, в свою очередь, мог провести проверку и в случае обоснованности жалобы внести "представление об устранении выявленных нарушений". Власти Российской Федерации привели примеры предположительно успешных жалоб в прокуратуру заключенных Калужской, Новосибирской, Владимирской областей и Хабаровского края Российской Федерации. Например, власти Российской Федерации подчеркивали, что в результате эффективной работы прокуратуры Калужской области количество жалоб, поданных заключенными, уменьшилось со 100 в первом полугодии 2006 года до 61 в первом полугодии 2007 года. В то же время только 13,1% жалоб в 2007 году признаны обоснованными, тогда как в 2006 году таковыми признаны 18%.

71. Власти Российской Федерации также утверждали, что заявитель мог воспользоваться гражданско-правовым средством защиты. По мнению властей Российской Федерации, эффективность этого средства была неоспорима. Они указывали, что многие лица получили компенсацию за "ненадлежащие" условия их содержания под стражей в Пермской области, Республиках Татарстан и Марий-Эл. Власти Российской Федерации не представили в Европейский суд копии упомянутых решений.

72. В контексте последней линии возражений о неисчерпании власти Российской Федерации отметили, что заявитель мог подать жалобу в суд. В августе 2007 г. суд удовлетворил его жалобу на отказ администрации изолятора разрешить ему иметь в камере холодильник. В то же время Европейский суд отклонил его требования о дополнительном медицинском обследовании независимыми экспертами и о получении неограниченного количества посылок от его родственников на том основании, что оспариваемые ограничения основаны на нормах национального законодательства.

73. Кроме того, власти Российской Федерации утверждали, что, если Европейский суд установит, что заявитель использовал внутренние средства правовой защиты, его жалоба в любом случае подлежит отклонению как явно необоснованная. В частности, власти Российской Федерации настаивали на том, что каждый аспект содержания под стражей заявителя соответствовал действующему законодательству. Он был обеспечен адекватной медицинской помощью и диетическим питанием. Он содержался в удовлетворительных санитарных условиях в камерах, которые не были перенаселены. Заявитель всегда был обеспечен спальным местом.

74. Заявитель возражал, что его жалобы в прокуратуру не обеспечили бы ему возмещения, поскольку против него было возбуждено уголовное дело, и меры пресечения избирались теми же органами. Кроме того, заявитель полагал, что жалоба в национальные органы власти не имела перспективы, поскольку на протяжении последних двух лет он находился в том же положении, что и другие заключенные. Проблема имела общий характер и не затрагивала только его, хотя его ситуация обострялась неудовлетворительным состоянием здоровья. Заявитель утверждал, что было бы неразумным ожидать улучшения его положения, когда власти настаивали на том, что каждый аспект его содержания под стражей соответствовал правовым нормам.

75. Заявитель также утверждал, что условия его содержания под стражей были для него особенно тяжелы, принимая во внимание его состояние здоровья. Например, хотя его питание характеризовалось как "диетическое", оно не соответствовало диагнозу заявителя, и власти Российской Федерации не оспаривали этого. Опасаясь мучительных болей в желудке, заявитель был вынужден отказываться от питания, предложенного изолятором, и просить родственников доставлять ему диетическое питание. Большое количество продуктовых передач, которые он получал, является дополнительным доводом в пользу

его утверждения о "ненадлежащем" пищевом рационе. Заявитель также жаловался на то, что использование унитаза унижало его достоинство, поскольку он был вынужден осуществлять его на виду у других обитателей камеры и надзирателей. Заявитель также утверждал, что окна камеры вводили в заблуждение, поскольку ряды прутьев препятствовали естественному освещению. Кроме того, электрическое освещение камер было постоянно включено, в результате чего зрение заявителя ухудшалось. Заявитель поддержал свои жалобы на остальные аспекты его содержания под стражей.

B. Мнение Европейского суда

1. Приемлемость жалобы

76. Что касается возражения властей Российской Федерации о неисчерпании внутренних средств правовой защиты, Европейский суд напоминает, что в других аналогичных делах, затрагивавших условия содержания под стражей, он указывал, что власти Российской Федерации не продемонстрировали, какое возмещение могли предоставить заявителю прокурор, суд или иное государственное учреждение с учетом того, что проблемы, связанные с условиями содержания заявителя под стражей, очевидно, имели системный характер и затрагивали не только личную ситуацию заявителя (см., например, Решение Европейского суда от 9 декабря 2004 г. по делу "Моисеев против Российской Федерации" (Moiseyev v. Russia), жалоба N 62936/00; и Решение Европейского суда от 18 сентября 2001 г. по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99). Европейский суд также напоминает свой вывод, сделанный в контексте жалобы со ссылкой на статью 13 Конвенции, о том, что в России отсутствуют внутренние средства правовой защиты, с помощью которых заявитель мог бы эффективно обжаловать условия своего содержания под стражей (см. Постановление Европейского суда от 10 мая 2007 г. по делу "Бенедиктов против Российской Федерации" (Benediktov v. Russia), жалоба N 106/02, § 30).

77. Европейский суд, однако, учитывает, что в этих делах против Российской Федерации центральный пункт анализа Европейского суда и последующего заключения о наличии эффективного средства правовой защиты был связан с утверждениями заявителей о переполненности по сравнению с проектной вместимостью и недостатке спальных мест. Такая ситуация в настоящем деле отсутствует. В этой связи Европейский суд напоминает, что обладает юрисдикцией для оценки в каждом деле на основе конкретных фактов, выглядит ли любое средство правовой защиты обеспечивающим возможность эффективного и достаточного возмещения в значении общепризнанных норм международного права относительно исчерпания внутренних средств правовой защиты (см. Решение Европейского суда от 6 мая 2004 г. по делу "Денисов против Российской Федерации" (Denisov v. Russia), жалоба N 33408/03). Европейский суд находит необходимым исследовать вопрос о том, могли ли при конкретных обстоятельствах настоящего дела средства правовой защиты, на которые ссылаются власти Российской Федерации, рассматриваться как эффективное средство правовой защиты для целей пункта 1 статьи 35 Конвенции.

a) Общие принципы78. Европейский суд напоминает, что правило исчерпания внутренних средств

правовой защиты, упомянутое в статье 35 Конвенции, обязывает лиц, желающих обратиться в Европейский суд с жалобой против государства, предварительно использовать средства правовой защиты, предусмотренные их национальной правовой системой. Соответственно, государства освобождаются от обязанности отвечать перед международным органом за свои действия до того, как они приобрели возможность разрешить вопрос в рамках своей собственной правовой системы. Правило основано на предположении, отраженном в статье 13 Конвенции, с которой оно имеет близкое

сходство, что эффективное средство правовой защиты в отношении предполагаемого нарушения предусмотрено в национальной системе, независимо от того, инкорпорированы положения Конвенции в национальное законодательство или нет. Таким образом, это является важным аспектом принципа, устанавливающего, что предусмотренный Конвенцией механизм защиты имеет субсидиарный характер по отношению к национальным системам защиты прав человека (см. Постановление Европейского суда от 7 декабря 1976 г. по делу "Хэндисайд против Соединенного Королевства" (Handyside v. United Kingdom), § 48, Series A, N 24).

79. Согласно статье 35 Конвенции при обычных обстоятельствах заявитель должен прибегнуть к средствам правовой защиты, которые доступны и достаточны для обеспечения возмещения в отношении предполагаемых нарушений. Существование средств правовой защиты должно быть достаточно определенным с точки зрения теории и практики, так как в противном случае они не будут обладать требуемой доступностью и эффективностью (см., в частности, Постановление Европейского суда от 20 февраля 1991 г. по делу "Вернийо против Франции" (Vernillo v. France), § 27, Series A, N 198, и Постановление Европейского суда от 18 декабря 1986 г. по делу "Джонстон и другие против Ирландии" (Johnston and Others v. Ireland), § 22, Series A, N 112). Статья 35 Конвенции также требует, чтобы жалоба, подаваемая в Европейский суд, была представлена в соответствующий национальный орган хотя бы по сути, с соблюдением формальных требований и сроков, установленных законодательством страны, и чтобы были использованы процедурные средства, способные предотвратить нарушение Конвенции (см. Постановление Европейского суда от 19 марта 1991 г. по делу "Кардо против Франции" (Cardot v. France), § 34, Series A, N 200).

80. Кроме того, в сфере исчерпания внутренних средств правовой защиты существует распределение бремени доказывания. Государство-ответчик, ссылающееся на неисчерпание, обязано указать Европейскому суду с достаточной ясностью средства правовой защиты и продемонстрировать, что эти средства правовой защиты в соответствующий период являлись эффективными и доступными теоретически и практически, то есть к ним имелся доступ, они могли обеспечить возмещение в связи с жалобами заявителя и позволяли разумно рассчитывать на успех. Однако если эта обязанность доказывания исполнена, заявитель должен подтвердить, что средство правовой защиты, на которое ссылались власти Российской Федерации, было фактически использовано или по какой-то причине являлось неадекватным и неэффективным при конкретных обстоятельствах дела, или что существовали особые обстоятельства, освобождающие его от этого требования.

81. Европейский суд подчеркивает, что применение правила должно учитывать тот факт, что оно применяется в контексте механизма защиты прав человека, который согласились учредить Высокие Договаривающиеся Стороны. Соответственно, он признает, что правило об исчерпании должно применяться с определенной степенью гибкости и без излишнего формализма (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Кардо против Франции", § 34). Он также указывал, что оно не является абсолютным и не может применяться автоматически; при рассмотрении вопроса о том, было ли оно соблюдено, необходимо учитывать конкретные обстоятельства каждого индивидуального дела (см. Постановление Европейского суда от 6 ноября 1980 г. по делу "Ван Остервейк против Бельгии" (Van Oosterwijck v. Belgium), § 35, Series A, N 40). Это означает, среди прочего, что Европейскому суду требуется реально учитывать не только существование формальных средств правовой защиты в правовой системе государства-участника, но также общий контекст, в котором они применяются, и личные обстоятельства заявителей (см. Постановление Европейского суда от 16 сентября 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции" (Akdivar and Others v. Turkey), § 65 - 68, Reports of Judgments and Decisions 1996-IV).

b) Применение общих принципов в настоящем деле

82. Европейский суд отмечает, что власти Российской Федерации указали три возможных способа исчерпания, которые могли быть применены заявителем, в частности, жалобы прокурору, обращение к уполномоченному по правам человека и иск о возмещении ущерба.

83. Европейский суд, прежде всего, отмечает, что в качестве общего правила обращение к уполномоченному по правам человека не может считаться эффективным средством правовой защиты, как того требует статья 35 Конвенции (см. Решение Европейского суда от 14 октября 1999 г. по делу "Лентинен против Финляндии" (Lentinen v. Finland), жалоба N 39076/97; и, с необходимыми изменениями, Постановление Европейского суда от 26 марта 1987 г. по делу "Леандер против Швеции" (Leander v. Sweden), § 80 - 84, Series A, N 116; Решение Комиссии по правам человека от 14 мая 1987 г. по делу "Монсьон против Франции" (Montion v. France), жалоба N 11192/84, Decisions and Reports (DR) 52, p. 235). Европейский суд не видит оснований для иного заключения в настоящем деле. Он напоминает, что для того, чтобы средство правовой защиты считалось эффективным, оно должно иметь возможность обеспечить возмещение в связи с жалобой. Это означает, что при определении эффективности средства правовой защиты должны учитываться полномочия и процессуальные гарантии органа, на который ссылаются власти как на средство правовой защиты. Сторонами не оспаривается, что уполномоченный по правам человека не имел полномочий для принятия решения, имеющего обязательную силу. Соответственно, Европейский суд, находит, что обращение к уполномоченному по правам человека, органу, который мог только осуществлять наблюдение за управлением учреждений содержания под стражей, не может составлять эффективного средства правовой защиты в значении статьи 35 Конвенции.

84. Европейский суд принимает к сведению другой довод властей Российской Федерации о том, что жалоба прокурору могла обеспечить заявителю возмещение в связи с предполагаемым нарушением его прав. Однако Европейский суд не убеждает перечень предположительно успешных жалоб заключенных различным прокурорам, представленный властями Российской Федерации (см. § 70). Не говоря о том, что власти Российской Федерации не представили в Европейский суд копии жалоб заключенных и принятых по ним прокурорских решений, не разъяснили подробно суть этих жалоб и принятых органами прокуратуры мер, Европейский суд не убежден, что издание прокурором "представления об устранении выявленных нарушений" может непосредственно устранить состояние, вытекающее из условий содержания под стражей заявителя (см. для сравнения Постановление Большой палаты по делу "Сиве против Франции" (Civet v. France), жалоба N 29340/95, § 43, ECHR 1999-VI; и Постановление Европейского суда от 20 июля 2004 г. по делу "Балог против Венгрии" (Balogh v. Hungary), жалоба N 47940/99, § 30).

85. Европейский суд напоминает, что решающее значение при оценке эффективности средства правовой защиты в связи с бесчеловечным и унижающим достоинство обращением имеет вопрос о том, мог ли заявитель подать жалобу прокурору с целью получения непосредственного и своевременного возмещения, а не косвенной защиты прав, гарантированных статьей 3 Конвенции. Средство правовой защиты может иметь превентивную или компенсаторную природу (см., в частности, Постановление Европейского суда от 19 октября 2006 г. по делу "Коваль против Украины" (Koval v. Ukraine), жалоба N 65550/01, § 94). Европейский суд отмечает, что власти Российской Федерации не разъяснили, как "представление" прокурора могло обеспечить вышеупомянутое превентивное или компенсаторное возмещение или оба его вида в связи с утверждениями об условиях содержания под стражей, противоречащих статье 3 Конвенции (см. аналогичную мотивировку в Решении Европейского суда от 22 марта 2005 г. по делу "Островар против Молдавии" (Ostrovar v. Moldova), жалоба N 35207/03). Соответственно, Европейский суд не находит, что власти Российской Федерации

исполнили обязанность обоснования того, что жалоба прокурору могла обеспечить возмещение в отношении конвенционной жалобы заявителя.

86. Европейский суд также напоминает последовательную прецедентную практику конвенционных учреждений, согласно которой иерархическая жалоба, которая не обеспечивает лицу самостоятельного права требовать от государства использования своих надзорных полномочий, не может считаться эффективным средством правовой защиты для целей статьи 35 Конвенции (см. Постановление Европейского суда по делу "Хорват против Хорватии" (Horvat v. Croatia), жалоба N 51585/99, § 47, ECHR 2001-VIII, и Решение Комиссии по правам человека от 6 сентября 1995 г. по делу "Гибас против Польши" (Gibas v. Poland), жалоба N 24559/94, Decisions and Reports 82, pp. 76 и 82). Та же логика применима в настоящем деле. Сторонами не оспаривается, что в соответствии с российским законодательством прокурор не обязан выслушивать заявителя, и последующее разбирательство является исключительно вопросом отношений между надзирающим прокурором и надзираемым органом. Заявитель не является стороной какого-либо разбирательства и вправе только получить информацию о том, каким образом надзирающий орган рассмотрел его жалобу. Отсюда следует, что жалоба прокурору не дает лицу самостоятельного права требования от государства использования его надзорных полномочий, и что такая жалоба не составляет, таким образом, эффективное средство правовой защиты в значении статьи 35 Конвенции.

87. Что касается третьего средства, предположительно доступного заявителю, Европейский суд отмечает, что власти Российской Федерации, не представив дополнительных объяснений, предполагали, что иск о возмещении ущерба, предъявленный в суд, мог представлять собой в деле заявителя эффективное средство правовой защиты в связи с его жалобами на неудовлетворительные условия содержания под стражей. Власти Российской Федерации не ссылались на какую-либо норму права в связи с возможностью предъявления иска о возмещении ущерба, которое лицо уже претерпело вследствие условий содержания под стражей, или для предупреждения дальнейших страданий. В то же время, не представив копии соответствующих судебных решений, власти Российской Федерации привели три примера из национальной практики, свидетельствующих о том, что использование указанных средств позволяло заявителю получить компенсацию причиненного вреда. В этой связи Европейский суд отмечает, что в отсутствие документов, подкрепляющих утверждение властей Российской Федерации, он не может установить относимость оспариваемых решений для вопроса об эффективности иска о возмещении ущерба как средства правовой защиты при обстоятельствах настоящего дела. Кроме того, по мнению Европейского суда, три дела, упомянутых властями Российской Федерации, не являются достаточными для того, чтобы установить существование утвердившейся национальной практики, которая продемонстрировала бы эффективность средства правовой защиты (см. аналогичный подход в упоминавшемся выше Постановлении Европейского суда по делу "Хорват против Хорватии", § 44).

88. В любом случае Европейский суд не упускает из виду довод властей Российской Федерации о том, что все аспекты условий содержания под стражей заявителя, включая освещение, питание, медицинскую помощь, санитарные условия и так далее, отвечали применимым правилам. Европейский суд находит сомнительным, что в ситуации, которой национальные правовые нормы предписывали подобные условия содержания под стражей заявителя, заявитель мог иметь возможность отстаивать свою позицию в суде или хотя бы представить основание иска для преодоления стадии приемлемости жалобы (см. Постановление Европейского суда от 19 июня 2008 г. по делу "Гулиев против Российской Федерации" (Guliyev v. Russia), жалоба N 24650/02, § 55; и Решение Европейского суда от 4 марта 2000 г. по делу "Валашинас против Литвы" ({Valasinas} <*> v. Lithuania), жалоба N 44558/98). Иными словами, Европейский суд имеет сильные сомнения относительно того, что заявитель мог иметь реальную возможность эффективного обращения в суд.

--------------------------------<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке набраны латинским

шрифтом и выделены фигурными скобками.

89. Это заключение не отменяется тем фактом, что заявитель смог успешно оспорить решение администрации изолятора, не разрешившей ему иметь холодильник в камере. Напротив, Европейский суд отмечает, что возможность вынесения благоприятного решения в пользу заявителя в конкретном деле подкрепляет вывод о том, что иск о возмещении ущерба не обеспечивал заявителю достаточных перспектив. Как следует из материалов властей Российской Федерации, национальный суд отменил решение администрации изолятора об отказе на том основании, что оно не соответствовало правовым нормам. В то же время в других делах, в которых заявитель пытался обжаловать действия администрации изолятора, суды, отклоняя требования заявителя, прямо ссылались на то, что оспариваемые ограничения прав заявителя были основаны на законе (см. § 72 настоящего Постановления). Подход, принятый российскими судами, выглядит чрезмерно формальным. Он позволяет отклонить множество претензий, если условия содержания под стражей, как в деле заявителя, основаны на законодательстве. Таким образом, вследствие такого подхода судов предъявление иска в суд не имело никаких перспектив и могло считаться теоретическим и иллюзорным, а не адекватным и эффективным в смысле пункта 1 статьи 35 Конвенции.

90. С учетом вышеизложенного Европейский суд заключает, что власти Российской Федерации не указали эффективного внутреннего средства правовой защиты, за счет которого заявитель мог получить возмещение в связи с его предположительно бесчеловечными и унижающими достоинство условиями содержания под стражей. Таким образом, Европейский суд отклоняет возражение властей Российской Федерации о неисчерпании заявителем внутренних средств правовой защиты.

91. Европейский суд также отмечает, что настоящая жалоба заявителя не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции, и что она не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

92. Статья 3 Конвенции, как неоднократно указывал Европейский суд, закрепляет одну из основополагающих ценностей демократического общества. Конвенция в абсолютных выражениях запрещает пытки или бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание, независимо от обстоятельств или поведения (см. Постановление Европейского суда от 20 июля 2004 г. по делу "Балог против Венгрии" (Balogh v. Hungary), жалоба N 47940/99, § 44; и Постановление Большой палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV). Европейский суд неоднократно подчеркивал, что испытываемые страдания и унижение в любом случае должны выходить за пределы неизбежного элемента страдания или унижения, связанного с применением данной формы правомерного обращения или наказания <*>. Хотя меры, лишающие лица свободы, часто могут содержать такой элемент, в соответствии со статьей 3 Конвенции государство-ответчик должно обеспечить содержание лица в условиях, совместимых с уважением его человеческого достоинства, и способ, и метод исполнения этой меры не должны подвергать его страданиям и трудностям, превышающим неизбежный уровень, присущий содержанию под стражей (см. Постановление Большой палаты по делу "Кудла против Польши" ({Kudla} v. Poland), жалоба N 30210/96, § 92 - 94, ECHR 2000-XI).

--------------------------------

<*> Европейский суд имеет в виду, что вопрос о нарушении статьи 3 Конвенции позволяют ставить страдания, которые выходят за указанные пределы (прим. переводчика).

93. Европейский суд также напоминает, что в ряде дел нехватка личного пространства заключенных в российских следственных изоляторах была настолько острой, что это само по себе оправдывало установление нарушения статьи 3 Конвенции. В таких делах заявители обычно располагали менее чем 3 кв. м личного пространства (см., например, Постановление Европейского суда от 21 июня 2007 г. по делу "Кантырев против Российской Федерации" (Kantyrev v. Russia), жалоба N 37213/02, § 50 - 51; Постановление Европейского суда от 29 марта 2007 г. по делу "Андрей Фролов против Российской Федерации" (Andrey Frolov v. Russia), жалоба N 205/02, § 47 - 49; Постановление Европейского суда от 20 января 2005 г. по делу "Майзит против Российской Федерации" (Mayzit v. Russia), жалоба N 63378/00, § 40; и Постановление Европейского суда от 16 июня 2005 г. по делу "Лабзов против Российской Федерации" (Labzov v. Russia), жалоба N 62208/00, § 44). Напротив, в других делах, в которых переполненность не была столь острой для возникновения вопроса о соблюдении статьи 3 Конвенции сама по себе, Европейский суд принимал к сведению другие аспекты физических условий содержания под стражей как имеющие значение для оценки соблюдения этого положения. Такие аспекты включали, в частности, возможность использования туалета в уединении, наличие вентиляции, доступ естественного освещения и воздуха, достаточность отопления и соблюдение санитарных требований. Таким образом, даже в тех делах, в которых фигурируют камеры больших размеров - от 3 до 4 кв. м на одного заключенного - Европейский суд устанавливал нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку фактор пространства усугублялся выявленными недостатками вентиляции и освещения (см., например, Постановление Европейского суда от 12 июня 2008 г. по делу "Власов против Российской Федерации" (Vlasov v. Russia), жалоба N 78146/01, § 84; Постановление Европейского суда от 18 октября 2007 г. по делу "Бабушкин против Российской Федерации" (Babushkin v. Russia), жалоба N 67253/01, § 44; Постановление Европейского суда от 19 июля 2007 г. по делу "Трепашкин против Российской Федерации" (Trepashkin v. Russia), жалоба N 36898/03, § 94; и Постановление Европейского суда по делу "Пирс против Греции" (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, § 70 - 72, ECHR 2001-III).

94. Обращаясь к фактам настоящего дела, Европейский суд отмечает, что заявитель провел более двух лет в Томском городском изоляторе временного содержания. Хотя не имеется данных о переполненности камер сверх проектной вместимости или о недостатке спальных мест (см. противоположные примеры в Постановлении Европейского суда от 15 ноября 2007 г. по делу "Гришин против Российской Федерации" (Grishin v. Russia), жалоба N 30983/02, § 89; и Постановление Европейского суда по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99, § 97, ECHR 2002-VI), условия содержания в тюрьме были, тем не менее, крайне стесненными. Хотя Европейский суд учитывает, что в первые две недели содержания под стражей заявитель находился один в камере размером 9,5 кв. м, и что в остальное время он содержался совместно с одним или двумя заключенными в камерах размером 9,2 или 11,5 кв. м, таким образом, располагая от 4,1 до 3,8 кв. м жилого пространства, Европейский суд принимает к сведению, что с 27 сентября 2007 г. он располагал менее чем 4 кв. м жилого пространства. Кроме того, часть площади камеры была занята одной или двумя металлическими двухъярусными кроватями, служившими постелью для заключенных. Оставшаяся часть пространства была занята деревянным столом и скамейкой (в камере меньшего размера), краном и отсеком, в котором размещался унитаз. Как видно из черно-белых фотографий, представленных властями Российской Федерации, такая планировка буквально не оставляла заключенным никакого пространства для передвижения.

95. Положение заявителя усугублял также тот факт, что возможность прогулок в маленьком дворе изолятора ограничивалась одним часом в день, после чего он должен был переносить 23 часа без какого-либо движения. В этой связи Европейский суд не может пренебречь тем фактом, что тюремный врач рекомендовал заявителю физические упражнения для уменьшения боли в спине.

96. Европейский суд также отмечает, что окна камер, в которых содержался заявитель, были невелики и закрыты двумя горизонтальными и вертикальными рядами толстых решеток, оставлявших небольшие отсеки между ними. Такое оборудование значительно уменьшало дневное освещение, проникавшее в камеру, и доступ свежего воздуха. Европейский суд не убежден, что проветривание с помощью маленькой форточки могло обеспечить поступление свежего воздуха. Представляется, что камеры вентилировались с помощью вентиляционной шахты. Однако, как видно из документов, представленных властями Российской Федерации, заявитель не имел переносного вентилятора. Таким образом, представляется, что в течение более чем двух лет заявитель должен был проводить значительную часть суток на постели в камере с плохой вентиляцией и в отсутствие окна надлежащего свойства (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Пирс против Греции", § 75).

97. Особую озабоченность Европейского суда вызывает то, что, хотя между жилой зоной и унитазом была установлена перегородка, она не обеспечивала уединения при использовании заключенным туалета, поскольку он мог быть виден другим заключенным, сидящим на кроватях или надзирателям (см. для сравнения Постановление Европейского суда от 15 ноября 2007 г. по делу "Гришин против Российской Федерации", жалоба N 30983/02, § 94). Кроме того, Европейский суд отмечает довод заявителя, не оспаривавшийся властями Российской Федерации, о том, что заключенные не обеспечивались чистящими средствами для унитаза.

98. Учитывая совокупный эффект этих факторов, Европейский суд находит, что тот факт, что заявитель, лишенный возможности уединения и испытывавший недостаток личного пространства, был вынужден жить, спать и пользоваться туалетом в плохо освещенных и вентилируемых камерах в течение более чем двух лет, должен был причинить ему страдания или сложности интенсивности, которая превышала неизбежный уровень страданий, присущий содержанию под стражей, и вызвать у него чувства страха, тоски и унижения, способные унизить и оскорбить его.

99. Кроме того, в то время как в настоящем деле не усматривается, что отопление, питание или санитарные условия изолятора были неприемлемы с точки зрения статьи 3 Конвенции, Европейский суд, тем не менее, отмечает иные достойные сожаления аспекты содержания под стражей заявителя, не оспаривавшиеся сторонами, а именно ограниченный доступ к душу и отсутствие спальных принадлежностей, требуемых для состояния здоровья заявителя (см. § 50 настоящего Постановления). Европейский суд полагает, что эти факторы также имели изнуряющее воздействие на заявителя (см. Постановление Европейского суда от 28 марта 2006 г. по делу "Мельник против Украины" (Melnik v. Ukraine), жалоба N 72286/01, § 107). Кроме того, Европейский суд отмечает, что в период содержания под стражей заявитель страдал от ряда серьезных заболеваний. Хотя этот факт сам по себе не предполагает нарушения статьи 3 Конвенции, в частности, с учетом того, что заявитель не утверждал, что заболевания проявились в период содержания под стражей, и что он получал адекватное лечение, а его состояние было признано стабильным или даже удовлетворительным, Европейский суд находит, что эти аспекты имеют значение в дополнение к другим факторам условий содержания под стражей, позволяя заключить, что отягчающее воздействие этих условий на заявителя вышло за пределы, допустимые с точки зрения статьи 3 Конвенции (см. Постановление Европейского суда от 8 ноября 2005 г. по делу "Альвер против Эстонии" (Alver v. Estonia), жалоба N 64812/01, § 54, с дополнительными ссылками; Постановление Европейского

суда от 2 июня 2005 г. по делу "Новоселов против Российской Федерации" (Novoselov v. Russia), жалоба N 66460/01, § 44; и, с необходимыми изменениями, Постановление Европейского суда от 13 сентября 2005 г. по делу "Островар против Молдавии" (Ostrovar v. Moldova), жалоба N 35207/03, § 89).

100. Соответственно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с условиями содержания под стражей заявителя в Томском городском изоляторе временного содержания, которые Европейский суд находит бесчеловечными в значении этого положения.

II. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции

101. Заявитель жаловался на то, что его содержание под стражей было чрезмерно длительным. Европейский суд полагает, что данная жалоба должна быть рассмотрена с точки зрения пункта 3 статьи 5 Конвенции, которая предусматривает:

"Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 настоящей статьи незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда...".

A. Доводы сторон

102. Власти Российской Федерации утверждали, что задержание заявителя было основано на разумном подозрении в том, что он совершил преступления. Письменные заявления потерпевших, их подробное описание событий и результаты предварительной проверки подтвердили "разумность" подозрений против заявителя.

103. Что касается последующих продлений срока содержания заявителя под стражей, власти Российской Федерации подчеркивали, что указанное уголовное дело имело характерные особенности. В частности, после возбуждения уголовного дела против заявителя по первоначальным обвинениям в злоупотреблении должностными полномочиями и вымогательстве при отягчающих обстоятельствах заявителю были предъявлены новые обвинения и, соответственно, возбуждены новые уголовные дела. Каждое новое уголовное разбирательство требовало содержания заявителя под стражей. Власти Российской Федерации подчеркивали, что национальные суды не руководствовались исключительно тяжестью обвинений. Разрешая продление сроков содержания под стражей заявителя, суды также принимали во внимание, что он может скрыться и воспрепятствовать производству по уголовному делу. По мнению властей Российской Федерации, освобождение заявителя также могло угрожать общественному порядку.

104. В рамках другой линии аргументации власти Российской Федерации пытались обосновать каждый довод, выдвинутый национальными судами. В частности, они утверждали, что заявитель имел значительные финансовые ресурсы. Хотя в декабре 2006 г., во время обысков в его кабинете и принадлежащих ему жилых помещениях сотрудники милиции изъяли 36000000 рублей; всего спустя месяц он внес избирательный залог на сумму 900000 рублей. Заявитель владел коммерческой организацией и имел доли в других компаниях. Он также имел в собственности автомобиль, несколько домов и земельных участков.

105. Власти Российской Федерации настаивали на том, что заявитель может скрыться, ссылаясь на тот факт, что его родственники продавали имущество и приобретали иностранную валюту. По мнению властей Российской Федерации, заявитель намеревался покинуть Россию. Власти Российской Федерации поддержали выводы национальных судов о том, что тот факт, что заявитель не имел имущества за пределами России, что он не имел медицинской страховки, что он не владел иностранными языками,

что его семья проживает в Томске и что он владеет недвижимым имуществом в Томске, не исключает возможности того, что он скроется.

106. Власти Российской Федерации также указывали, что заявитель в качестве мэра Томска мог оказать влияние на свидетелей, сотрудников администрации г. Томска и его бывших подчиненных. Согласно властям Российской Федерации это утверждение подкреплялось жалобами и заявлениями потерпевших, приобщенными к материалам уголовного дела. После того, как потерпевшие отказались исполнить вымогательские требования сообвиняемых заявителя, сотрудники администрации по прямым указаниям заявителя писали потерпевшим письма, угрожая им уничтожением их имущества. Кроме того, ряд свидетелей жаловался в суды на то, что родственники и знакомые заявителя, используя угрозы и оказывая давление, принуждали их к изменению своих показаний.

107. Кроме того, власти Российской Федерации, ссылаясь на выводы Европейского суда в деле "Летелье против Франции" (Letellier v. France) (Постановление от 26 июня 1991 г., Series A, N 207), подчеркивали, что дело заявителя приобрело широкую известность и вызвало бурную реакцию населения г. Томска. Соответственно, по мнению властей Российской Федерации, освобождение заявителя могло повредить общественному порядку и даже угрожать благополучию самого заявителя.

108. В заключение власти Российской Федерации утверждали, что, разрешая продление срока содержания заявителя под стражей, национальные суды приняли во внимание заключения медицинской экспертизы и другие относимые медицинские данные, подтверждавшие, что состояние здоровья заявителя допускает его содержание под стражей.

109. Заявитель возражал, что любой объективный наблюдатель может видеть, что "разумное" подозрение в совершении им преступлений, в которых он обвинялся, отсутствует. Кроме того, возбуждение против него новых уголовных дел само по себе не предполагало продления срока содержания под стражей. В противном случае власти имели бы возможность заключить лицо под стражу на неопределенный срок только за счет постоянного возбуждения против него уголовных дел.

110. Заявитель также указывал, что на протяжении разбирательства национальные суды не принимали во внимание его финансовое состояние, поскольку ссылки на него в постановлениях о содержании под стражей отсутствуют. Суды также некритически восприняли предоставленную ФСБ информацию о том, что его родственники продавали имущество и приобретали иностранную валюту. Они не проверили эту информацию.

111. Заявитель счел заслуживающим внимания, что национальные суды не приняли следующие доводы, выдвигавшиеся его защитниками в пользу освобождения: его неудовлетворительное состояние здоровья и необходимость дорогостоящего лечения, которое он не мог бы позволить за пределами России; его возраст; его постоянное место жительства в Томске; его 10-летнюю работу в качестве мэра Томска; постоянное проживание его семьи в Томске и отсутствие родственников за пределами Томска; владение имуществом исключительно в Томской области; незнание им иностранных языков; отсутствие действительного паспорта для выезда за границу; и его участие в предстоявших парламентских выборах.

112. Что касается предполагаемых угроз со стороны его родственников и знакомых, заявитель подчеркивал, что ни одно из этих лиц не было допрошено следственными органами в связи с их возможной причастностью к этой незаконной деятельности, и уголовные дела против них не возбуждались. Заявитель подчеркивал, что власти Российской Федерации, ссылаясь на заявления потерпевших и свидетелей, которым предположительно угрожали, не представили в Европейский суд копии этих заявлений. Кроме того, заявитель отметил, что, когда предварительное следствие окончилось, показания свидетелей и иные доказательства были получены, и правосудию более ничто не угрожало.

113. Опровергая последний довод властей Российской Федерации относительно предполагаемой угрозы общественному порядку, заявитель подчеркивал, что национальные суды не ссылались на него ни в одном из постановлений о содержании под стражей, и что такой довод в любом случае не мог служить основанием для содержания под стражей согласно российскому Уголовно-процессуальному кодексу.

114. Наконец, заявитель отметил, что на всем протяжении уголовного разбирательства национальные суды не рассматривали иные меры пресечения, предусмотренные российским Уголовно-процессуальным кодексом, такие как залог, подписка о невыезде, домашний арест или личное поручительство.

B. Мнение Европейского суда

1. Приемлемость жалобы

115. Европейский суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

a) Общие принципы116. В соответствии с прецедентной практикой Европейского суда, вопрос о том,

какой период содержания под стражей может считаться разумным, не может быть разрешен in abstracto <*>. Обоснованность продления содержания обвиняемого под стражей должна определяться в каждом случае в соответствии с его особенными характеристиками. Продолжительное содержание под стражей в конкретном деле может быть оправдано только в том случае, если существует реальное требование публичного интереса, который, несмотря на презумпцию невиновности, перевешивает принцип уважения личной свободы (см., в частности, Постановление Европейского суда от 26 января 1993 г. по делу "W. против Швейцарии" (W. v. Switzerland), Series A, N 254-A, p. 15, § 30; Постановление Большой палаты по делу "Кудла против Польши" ({Kudla} v. Poland), жалоба N 30210/96, ECHR 2000-XI, § 110).

--------------------------------<*> In abstracto (лат.) - отвлеченно (прим. переводчика).

117. Существует презумпция в пользу освобождения. Как неоднократно указывал Европейский суд, вторая часть пункта 3 статьи 5 Конвенции не дает судебным органам возможности выбора между доставкой обвиняемого к судье в течение разумного срока или его освобождением до суда. До признания его виновным обвиняемый должен считаться невиновным, и цель рассматриваемого положения заключается в том, чтобы обеспечивать его временное освобождение, как только его содержание под стражей перестает быть разумным (см. Постановление Европейского суда от 12 июня 2008 г. по делу "Власов против Российской Федерации" (Vlasov v. Russia), жалоба N 78146/01, § 104, с дополнительными ссылками).

118. Европейский суд также отмечает, что в первую очередь национальные судебные органы обязаны обеспечить, чтобы в конкретном деле предварительное заключение обвиняемого не превышало разумной продолжительности срока. В этих целях они должны исследовать все факты, свидетельствующие в пользу или против существования реального требования публичного интереса, оправдывающего, с надлежащим учетом принципа презумпции невиновности, отход от правила уважения личной свободы, и должны указать их в своих решениях об отказе ходатайств об освобождении. Европейский

суд призван установить наличие или отсутствие нарушения пункта 3 статьи 5 Конвенции в основном на основании мотивов, приведенных в решениях национальных судов, и реальных фактов, указанных заявителем в своих жалобах (см. Постановление Большой палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 152, ECHR 2000-IV).

119. Доводы за и против освобождения не должны быть "общими и абстрактными" (см. Постановление Европейского суда по делу "Смирнова против Российской Федерации" (Smirnova v. Russia), жалобы N 46133/99 и 48183/99, § 63, ECHR 2003-IX). Если закон содержит презумпцию в пользу факторов, относимых в пользу длительного содержания под стражей, существование конкретных фактов, перевешивающих правило уважения личной свободы, должно быть убедительно продемонстрировано (см. Постановление Европейского суда от 26 июля 2001 г. по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria), жалоба N 33977/96, § 84, последняя часть).

120. Наличие обоснованного подозрения в том, что задержанный совершил преступление, является определяющим условием законности содержания под стражей, однако по прошествии времени оно перестает быть достаточным. Европейский суд должен в таких случаях установить, оправдывают ли продолжение лишения свободы другие основания, приведенные судебными органами. Если такие основания являются "относимыми" и "достаточными", Европейский суд должен убедиться также, что национальные власти проявили "особую тщательность" в проведении разбирательства (см. упоминавшееся выше Постановление Большой палаты по делу "Лабита против Италии", § 153).

b) Применение общих принципов в настоящем деле121. Европейский суд отмечает, что заявитель содержался под стражей с 6 декабря

2006 г. Предварительное заключение такой длительности - свыше двух лет - вызывает озабоченность Европейского суда. Он отмечает, что с 6 декабря 2006 г. национальные суды продлевали срок содержания под стражей заявителя несколько раз. В своих решениях они последовательно ссылались на тяжесть обвинений как на основной фактор и на угрозу того, что заявитель может скрыться, воспрепятствовать производству по уголовному делу и продолжит заниматься преступной деятельностью.

122. Что касается решающего значения, которое суды придавали тяжести обвинений, Европейский суд последовательно указывал, что тяжесть обвинений не может сама по себе оправдывать длительные сроки содержания под стражей (см. Постановление Европейского суда от 8 февраля 2005 г. по делу "Панченко против Российской Федерации" (Panchenko v. Russia), жалоба N 45100/98, § 102; Постановление Европейского суда от 30 октября 2003 г. по делу "Горал против Польши" (Goral v. Poland), жалоба N 38654/97, § 68; и упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Илийков против Болгарии", § 81). Это особенно существенно для российской правовой системы, в которой правовая квалификация фактов - и, следовательно, наказание, грозящее заявителю, - определяется обвинением в отсутствие судебной проверки того, подкрепляют ли собранные доказательства обоснованное подозрение в том, что предполагаемое преступление совершено заявителем (см. Постановление Европейского суда по делу "Худоеров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), жалоба N 6847/02, § 180, ECHR 2005-X).

123. Иными основаниями для длительного содержания заявителя под стражей послужили выводы национальных судов о том, что заявитель может скрыться, воспрепятствовать производству по уголовному делу и продолжит заниматься преступной деятельностью. Европейский суд напоминает, что национальные власти обязаны установить существование конкретных фактов, имеющих отношение к основаниям длительного содержания под стражей. Переход бремени доказывания на заключенного в таких делах был бы равнозначен отмене правила статьи 5 Конвенции, положения, признающего заключение под стражу отступлением в исключительных случаях от права

на личную свободу, которое допустимо в строго определенных случаях, не допускающих расширительного толкования (см. Постановление Европейского суда от 7 апреля 2005 г. по делу "Рохлина против Российской Федерации" (Rokhlina v. Russia)). Остается удостовериться, представили ли и убедительно обосновали национальные власти существование конкретных фактов в пользу своих выводов.

i) Риск того, что обвиняемый скроется124. Европейский суд отмечает, что национальные власти оценивали возможность

того, что заявитель скроется, со ссылкой на то, что он обвинялся в тяжких преступлениях, и, таким образом, ему угрожал суровый приговор. В этой связи Европейский суд напоминает, что, хотя суровость наказания, которое грозит обвиняемому, является существенным элементом при оценке угрозы того, что он скроется или продолжит заниматься преступной деятельностью, необходимость в продолжении лишения свободы не может оцениваться с чисто абстрактной точки зрения, с учетом только тяжести обвинения. Она должна быть исследована со ссылкой на ряд других значимых факторов, которые могут подтвердить существование угрозы того, что обвиняемый скроется и продолжит заниматься преступной деятельностью, или она будет признана столь незначительной, что не способна оправдать содержания под стражей до суда (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Летелье против Франции", § 43; и Постановление Европейского суда от 8 февраля 2005 г. по делу "Панченко против Российской Федерации" (Panchenko v. Russia), жалоба N 45100/98, § 106).

125. В своем Постановлении от 5 февраля 2007 г. Советский районный суд впервые сослался на информацию, предоставленную Управлением ФСБ по Томской области, и заключил, что заявитель планировал скрыться, предложив родственникам продать имущество и приобрести иностранную валюту (см. § 20 - 22 настоящего Постановления). В каждом последующем постановлении о содержании под стражей судебные органы уделяли много внимания возможности того, что заявитель скроется, с учетом информации, представленной ФСБ. Европейский суд понимает озабоченность властей при первом получении соответствующей информации. Он признает, что с учетом тяжести обвинений против заявителя и серьезности информации, представленной должностными лицами ФСБ, судебные органы могли обоснованно заключить, что первоначальный риск того, что заявитель скроется, установлен.

126. Европейский суд, однако, не может пренебречь тем фактом, что информация должностных лиц ФСБ не подкреплялась доказательствами (копиями договоров купли-продажи, свидетельствами о переходе права собственности, банковскими выписками, подтверждающими приобретение валюты, и так далее). Европейский суд признает, что продление срока содержания под стражей заявителя могло первоначально потребоваться на короткий период для обеспечения органам преследования возможности проверить информацию, предоставленную должностными лицами ФСБ, и собрать доказательства в ее подтверждение. Однако по прошествии времени одно лишь наличие информации в отсутствие доказательств, подтверждающих ее достоверность, делало ее все менее значимой, особенно с учетом того, что заявитель последовательно оспаривал свои возможности скрыться, ссылаясь на то, что никакое имущество не было продано, и валюта не приобреталась, на свой возраст, слабое здоровье, отсутствие действительного паспорта для выезда за границу или медицинской страховки и на тот факт, что он не имел родственников или имущества за пределами Томской области, в подтверждение угрозы того, что он скроется (см. противоположный пример в Постановлении Европейского суда от 26 января 1993 г. по делу "W. против Швейцарии" (W. v. Switzerland), § 33, Series A, N 254-A).

127. В этой связи Европейский суд полагает, что национальные власти были обязаны проанализировать личную ситуацию заявителя более подробно и привести конкретные мотивы, подкрепленные доказательной базой, для содержания его под стражей (см.

аналогичную мотивировку в Постановлении Европейского суда от 6 ноября 2007 г. по делу "Мусук против Молдавии" (Musuc v. Moldova), жалоба N 42440/06, § 45). Европейский суд не находит, что национальные суды исполнили эту обязанность в настоящем деле. Серьезную озабоченность Европейского суда вызывает то, что национальные власти применяли избирательный и непоследовательный подход при оценке доводов стороны относительно оснований для содержания под стражей заявителя. Признавая доводы заявителя субъективными и не придавая значения фактам, уменьшавшим угрозу того, что он скроется, суды некритично приняли информацию должностных лиц ФСБ, не ставя под вопрос ее достоверность.

128. Европейский суд напоминает, что судебные органы также ссылались на тот факт, что заявитель имел несколько мест жительства в подтверждение своего вывода о том, что он может скрыться. В этом отношении Европейский суд напоминает, что само по себе отсутствие определенного места жительства не свидетельствует об угрозе бегства (см. Постановление Европейского суда от 24 мая 2007 г. по делу "Пшевечерский против Российской Федерации" (Pshevecherskiy v. Russia), жалоба N 28957/02, § 68). Европейский суд также отмечает, что власти не указали на какое-либо обстоятельство, свидетельствовавшее о том, что заявитель в случае освобождения скроется. Даже если, как утверждали власти Российской Федерации, иные факты, обусловившие вывод о возможности того, что он скроется, могли существовать, они не были упомянуты в постановлениях о содержании под стражей, и в задачу Европейского суда не входят установление таких фактов и подмена собой национальных органов, которые принимали решения о содержании под стражей (см. Постановление Европейского суда от 8 июня 2006 г. по делу "Корчуганова против Российской Федерации" (Korchuganova v. Russia), жалоба N 75039/01, § 72). Европейский суд соответственно находит, что существование такого риска не было установлено.

ii) Риск того, что обвиняемый воспрепятствует производству по уголовному делу129. Что касается вывода национальных судов о том, что заявитель мог

воспрепятствовать производству по уголовному делу, Европейский суд отмечает, что на начальных стадиях следствия риск того, что обвиняемое лицо может воспрепятствовать производству по уголовному делу, может оправдывать его содержание под стражей. Однако после того, как доказательства собраны, это основание становится менее значимым (см. Постановление Европейского суда от 1 июня 2006 г. по делу "Мамедова против Российской Федерации" (Mamedova v. Russia), жалоба N 7064/05, § 79). Европейский суд отмечает, что национальные суды связывали способность заявителя воспрепятствовать правосудию с его статусом мэра г. Томска и тем фактом, что ряд свидетелей по уголовному делу были его бывшими подчиненными, работавшими в администрации г. Томска. Национальные суды также упоминали угрозы, которые родственники и знакомые предположительно допускали в отношении потерпевших и свидетелей.

130. В этой связи Европейский суд учитывает, что должность заявителя являлась значимым фактором для выводов национальных судов относительно возможности давления на свидетелей. В то же время он принимает во внимание, что заявитель был отстранен от исполнения обязанностей мэра Томска сразу после задержания, и что его освобождение не повлекло бы восстановления в должности. Поэтому Европейский суд имеет сомнения относительно значения этого довода, оправдывающего длительное содержание заявителя под стражей. Кроме того, Европейский суд напоминает, что национальные суды должны продемонстрировать существование значительного риска сговора на протяжении всего периода содержания заявителя под стражей, поскольку одной ссылки на его должностное положение недостаточно. Они должны были проанализировать другие значимые факторы, такие как результаты расследования или судебного разбирательства, личность заявителя, его поведение до и после задержания и любые другие конкретные данные, оправдывающие опасение того, что он может

злоупотреблять возвращенной ему свободой для совершения действий, направленных на фальсификацию или уничтожение доказательств или давление на свидетелей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "W. против Швейцарии", § 36, Series A, N 254-A).

131. В этом отношении Европейский суд отмечает, что только 3 декабря 2007 г. Томский областной суд впервые обосновал свое заключение о риске сговора ссылкой на предполагаемые попытки оказать давление на свидетелей со стороны родственников заявителя. В частности, областной суд указал, что уголовное дело содержит информацию, относящуюся к предполагаемым попыткам заявителя оказать воздействие на потерпевшего Л. и свидетеля Б. (см. § 33 настоящего Постановления). Европейский суд, прежде всего, отмечает, что не может оценить достоверность и относимость информации, давшей основания для вывода областного суда, поскольку власти Российской Федерации не представили копий соответствующих документов, приложенных к материалам уголовного дела. Что касается текста Постановления от 3 декабря 2007 г., помимо простой ссылки на угрозы, которые родственники и знакомые заявителя предположительно допускали в отношении свидетелей, областной суд не упоминает конкретных фактов, оправдывающих содержание под стражей заявителя на этом основании.

132. Однако Европейский суд находит удивительным, что, руководствуясь конкретной информацией, национальный суд не обеспечил заявителю возможность оспорить ее, например, путем допроса этих свидетелей (см. для сравнения Постановление Европейского суда от 4 октября 2005 г. по делу "Бекчиев против Молдавии" (Becciev v. Moldova), жалоба N 9190/03, § 73 - 76), или, по крайней мере, представления копий таких жалоб или заявлений. Представляется, и власти Российской Федерации этого не отрицали, что заявитель не был даже осведомлен о характере и содержании материалов, представленных органами преследования в подкрепление их утверждения о давлении на свидетелей. Кроме того, Европейский суд находит странным, что, будучи уведомлены о запугивании, устрашении или угрозах мести в отношении свидетелей, органы преследования не возбудили уголовное дело или, по крайней мере, не провели предварительной проверки этих утверждений. Европейский суд отмечает, и стороны не оспаривали этого факта, что национальные власти не приняли никаких мер в отношении заявителя или его родственников и знакомых, что они не подверглись расследованию и не были даже допрошены относительно предполагаемых попыток оказать давление на свидетелей. Соответственно, Европейский суд не убежден, что выводы национальных властей о возможности того, что заявитель воспрепятствует производству по уголовному делу, имели достаточную опору на факты.

133. Кроме того, Европейский суд отмечает, что предварительное следствие в отношении заявителя было прекращено в конце августа 2007 г. (см. § 30 настоящего Постановления). Он оставался под стражей еще 18 месяцев, во время которых продолжалось разбирательство в суде первой инстанции. Таким образом, представляется, что национальные власти имели достаточное время для получения заявлений свидетелей способом, исключавшим сомнения в их достоверности, что устраняло необходимость продолжения лишения заявителя свободы по этому основанию (см. аналогичную мотивировку в Постановлении Европейского суда от 24 мая 2007 г. по делу "Соловьев против Российской Федерации" (Solovyev v. Russia), жалоба N 2708/02, § 115). Соответственно, Европейский суд полагает, что, не проявив тщательности, национальные органы были не вправе рассматривать обстоятельства дела как оправдание для использования риска сговора в качестве дополнительного основания для содержания заявителя под стражей.

iii) Риск того, что обвиняемый продолжит заниматься преступной деятельностью, и поддержание общественного порядка

134. В ряде постановлений о содержании под стражей национальные суды ссылались на вероятность того, что заявитель продолжит заниматься преступной деятельностью как

на дополнительное основание его длительного содержания под стражей. В этой связи Европейский суд отмечает, что судебные органы не упоминали конкретных фактов, подтверждающих их вывод о том, что существует риск того, что заявитель продолжит заниматься преступной деятельностью. Кроме того, Европейский суд не разделяет мнение национальных органов о том, что в ситуации, когда все обвинения против заявителя, за исключением одного, затрагивали его действия в качестве мэра г. Томска, и он был отстранен от исполнения должностных обязанностей, существовала реальная опасность совершения им новых преступлений.

135. В своих материалах, представленных в Европейский суд, власти Российской Федерации ссылались еще на одно основание, которое, по их мнению, делало необходимым содержание под стражей заявителя. В частности, они подчеркивали необходимость защиты общественного порядка от нарушений, которые могли быть вызваны его освобождением. Хотя это основание не использовалось национальными судами, Европейский суд, тем не менее, считает необходимым рассмотреть довод властей Российской Федерации.

136. Европейский суд не раз указывал в ряде дел, что в силу особой тяжести и реакции общественности некоторые преступления могут повлечь нарушения общественного порядка, что может оправдать предварительное заключение, по крайней мере, на время. При исключительных обстоятельствах этот фактор, следовательно, может быть принят во внимание для целей Конвенции, но в любом случае насколько национальное законодательство признает возможность нарушений общественного порядка, вызванного преступлением. Однако это основание может рассматриваться как относимое и достаточное, только если оно опирается на реальные факты, которые могут продемонстрировать, что освобождение обвиняемого действительно нарушит общественный порядок. Кроме того, содержание под стражей остается законным, только если угроза общественному порядку действительно существует; сохранение этой меры не может быть использовано с учетом возможного вынесения приговора к лишению свободы (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского суда по делу "Летелье против Франции", § 51).

137. В настоящем деле эти условия не достигнуты. Не говоря о том, что российское законодательство не включает угрозу общественному порядку в число допустимых оснований для содержания под стражей обвиняемых, Европейский суд отмечает, что власти Российской Федерации исходили из предполагаемой опасности общественному порядку с чисто абстрактной точки зрения, ссылаясь исключительно на тяжесть обвинений, предположительно совершенных заявителем. Они не представили никаких доказательств и не привели примеров, которые могли бы свидетельствовать о том, что освобождение заявителя могло бы представить реальную угрозу общественному порядку.

iv) Иные меры пресечения138. Европейский суд также подчеркивает, что при решении вопроса об

освобождении лица из-под стражи власти с учетом пункта 3 статьи 5 Конвенции имеют обязательство рассмотрения альтернативных мер обеспечения его явки в суд (см. Постановление Европейского суда от 15 февраля 2005 г. по делу "Сулаоя против Эстонии" (Sulaoja v. Estonia), жалоба N 55939/00, § 64, и Постановление Европейского суда от 21 декабря 2000 г. по делу "Яблоньский против Польши" ({Jablonski} v. Poland), жалоба N 33492/96, § 83). В течение всего рассматриваемого периода власти не рассматривали возможности обеспечения явки заявителя с использованием иной "меры пресечения", - такой как подписка о невыезде или залог, - которые прямо предусмотрены российским законом для обеспечения надлежащего проведения уголовного разбирательства. В этой связи Европейский суд не упускает из виду, что заявитель предложил личное поручительство архиепископа Томской области. Однако эта гарантия была отклонена без надлежащего рассмотрения (см. § 33 настоящего Постановления). Кроме того, Европейский суд находит особенно удивительным, что заявитель содержался под стражей

в течение девяти месяцев, с сентября 2007 г. по июнь 2008 г., с единственной целью ознакомления с материалами уголовного дела. Однако областной суд или Верховный суд, рассматривавшие вопрос о законности содержания под стражей заявителя в этот период, ни разу не проверили возможность применения альтернативных мер или хотя бы не попытались объяснить в своих решениях, почему такие альтернативы не могли обеспечить надлежащее отправление правосудия.

139. Европейский суд учитывает довод властей Российской Федерации о финансовых ресурсах заявителя, позволяющий предположить, что залог не обеспечил бы его явки в суд. Хотя Европейский суд уже отметил, что национальные суды не рассматривали вопрос о возможности залога, и что он не должен подменять собой национальные власти при определении и рассмотрении факторов, оправдывающих содержание под стражей заявителя (см. § 128 настоящего Постановления), Европейский суд, тем не менее, считает заслуживающим упоминания, что залог может требоваться только в течение периода, когда причины, оправдывающие содержание под стражей, сохраняются. Пока такие причины сохраняются, сумма залога должна "оцениваться главным образом в отношении заинтересованного лица, его активов... иными словами, степени уверенности, которая возможна в том, что перспектива утраты обеспечения в случае его неявки в суд послужит достаточным фактором, исключающим с его стороны любое желание скрыться" (см. Постановление Европейского суда от 27 июня 1968 г. по делу "Ноймейстер против Австрии" (Neumeister v. Austria), p. 40, § 48, Series A, N 8).

v) Заключение140. В итоге Европейский суд находит, что решения национальных властей не были

основаны на анализе всех существующих фактов. Они не учитывали доводы в пользу освобождения заявителя до суда.

141. Учитывая вышеизложенное, Европейский суд полагает, что, не указав конкретные относимые факты и не рассмотрев альтернативные "меры пресечения", власти продлевали срок содержания под стражей заявителя по основаниям, которые не могут считаться "достаточными". Они, таким образом, не обосновали длительное лишение свободы заявителя в течение более чем двух лет. Таким образом, не обязательно исследовать вопрос о том, осуществлялось ли разбирательство в отношении заявителя с надлежащей тщательностью, поскольку столь длительный период при данных обстоятельствах не может считаться "разумным" в значении пункта 3 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского суда от 30 марта 2006 г. по делу "Пеков против Болгарии" (Pekov v. Bulgaria), § 85).

142. Соответственно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции.

III. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

143. Заявитель также жаловался со ссылкой на статьи 2 и 5 Конвенции на то, что условия его содержания под стражей представляли серьезную угрозу для жизни, и что его содержание под стражей было незаконным.

144. С учетом представленных ему материалов, и насколько эти жалобы относятся к компетенции Европейского суда ratione materiae <*>, он находит, что доказательства не свидетельствуют о наличии признаков нарушений прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней. Отсюда следует, что эта часть жалобы является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

--------------------------------<*> Ratione materiae (лат.) - "ввиду обстоятельств, связанных с предметом

рассмотрения", критерий существа обращения, применяемый при оценке приемлемости жалобы Европейским судом (прим. переводчика).

IV. Применение статьи 41 Конвенции

145. Статья 41 Конвенции предусматривает:"Если Европейский суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или

Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

146. Заявитель требовал 8000 евро в качестве компенсации морального вреда.147. Власти Российской Федерации утверждали, что требования заявителя должны

быть отклонены. По мнению властей Российской Федерации, установление факта нарушения Конвенции само по себе являлось бы достаточной и справедливой компенсацией.

148. Европейский суд отмечает, что установил в настоящем деле ряд нарушений. При таких обстоятельствах Европейский суд полагает, что страдания и разочарование заявителя, вызванные бесчеловечными условиями его содержания под стражей и тем фактом, что он провел длительное время в изоляторе без относимых и достаточных оснований, не могут быть компенсированы одним фактом установления нарушения. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский суд присуждает заявителю требуемую сумму в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную выше сумму.

B. Судебные расходы и издержки

149. Заявитель не просил о возмещении судебных расходов и издержек, и данный вопрос Европейский суд не рассматривает по своей инициативе (см. Постановление Европейского суда от 5 декабря 2000 г. по делу "Мотьер против Франции" ({Motiere} v. France), жалоба N 39615/98, § 26).

C. Процентная ставка при просрочке платежей

150. Европейский суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО:

1) признал жалобу приемлемой в части условия содержания заявителя под стражей в Томском городском изоляторе и предполагаемого нарушения права на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда, а в остальной части неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции;3) постановил, что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции;4) постановил:a) что власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня

вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 8000 евро (восемь тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму;

b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 12 марта 2009 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Председатель Палаты СудаХристос РОЗАКИС

Секретарь Секции СудаСерен НИЛЬСЕН

EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS

FIRST SECTION

CASE OF ALEKSANDR MAKAROV v. RUSSIA(Application No. 15217/07)

JUDGMENT <*>

(Strasbourg, 12.III.2009)

--------------------------------<*> This judgment will become final in the circumstances set out in Article 44 § 2 of the

Convention. It may be subject to editorial revision.

In the case of Aleksandr Makarov v. Russia,The European Court of Human Rights (First Section), sitting as a Chamber composed of:Christos Rozakis, President,Anatoly Kovler,Elisabeth Steiner,Dean Spielmann,Sverre Erik Jebens,Giorgio Malinverni,George Nicolaou, judges,and {Soren} Nielsen, Section Registrar,Having deliberated in private on 17 February 2009,Delivers the following judgment, which was adopted on that date:

PROCEDURE

1. The case originated in an application (No. 15217/07) against the Russian Federation lodged with the Court under Article 34 of the Convention for the Protection of Human Rights

and Fundamental Freedoms ("the Convention") by a Russian national, Mr Aleksandr Sergeyevich Makarov ("the applicant"), on 14 March 2007.

2. The applicant was represented by Mr I. Trubnikov, a lawyer practising in Tomsk. The Russian Government ("the Government") were represented by Mrs V. Milinchuk, former Representative of the Russian Federation at the European Court of Human Rights.

3. The applicant complained, in particular, of appalling conditions of his detention and of excessive length of his detention.

4. On 3 September 2007 the Court decided to give notice of the application to the Government. Under the provisions of Article 29 § 3 of the Convention, it decided to examine the merits of the application at the same time as its admissibility. Further to the applicant's request, the Court granted priority to the application (Rule 41 of the Rules of Court).

5. On 17 September 2008 the Court invited the parties, under Rule 54 § 2 (a) of the Rules of Court, to submit additional information concerning the applicant's continued detention after 6 December 2007.

6. The Government objected to the joint examination of the admissibility and merits of the application. Having examined the Government's objection, the Court dismissed it.

THE FACTS

I. The circumstances of the case

7. The applicant was born in 1946 and lived in Tomsk until his arrest.

A. Institution of criminal proceedingsand the applicant's arrest

8. In July 1996 the applicant was elected to the position of mayor of Tomsk. In 2000 he was re-elected.

9. In 2006 two co-owners of a private company complained to the Tomsk Regional Department of the Federal Security Service ("the FSB") that the applicant's relative, Ms E., had attempted to extort 3,000,000 Russian roubles (RUB) from them by threatening to destroy their real estate and prevent them from rebuilding. According to the co-owners, following their refusal to pay, the applicant annulled the Tomsk mayor's decision of 26 September 2005 by which their company had been provided with a plot of land and granted that plot of land to his relative, Ms E. By a letter of 15 September 2006 the applicant had also ordered the Head of the Tomsk Town Land Committee to demolish the company's property situated on that land. The Government provided the Court with a copy of the co-owners' complaint registered by the FSB on 5 December 2006.

10. On 6 December 2006 the office of the Tomsk Regional Prosecutor, acting on the complaint from the co-owners and the results of the preliminary investigative actions performed by the FSB, instituted criminal proceedings against the applicant, suspecting him of having abused his position and having aided and abetted aggravated extortion. On the same day the applicant was arrested and placed in the Tomsk Town temporary detention facility.

11. The applicant felt ill and was immediately transferred to the Scientific Research Cardiology Institute ("the Institute"), where he was diagnosed with ischemic heart disease, unstable stenocardia, impaired cardiac function, chronic pancreatitis, chronic cholecystitis and bronchitis.

12. On 8 December 2006 a commission of medical experts from the Institute issued a report finding the applicant fit to participate in the pre-trial investigation. The commission also concluded that the applicant could remain in custody on condition that urgent medical assistance was to be provided to him if necessary.

B. The applicant's detention

1. Authorisation of the applicant's detention(decisions of 8 December 2006)

13. A senior investigator from the office of the Tomsk Regional Prosecutor asked the Sovetskiy District Court of Tomsk to authorise the applicant's detention.

14. On 8 December 2006 the District Court found that the prosecution had to submit additional evidence in support of their request, and granted a seventy-two-hour extension to keep the applicant in police custody. The District Court noted that the applicant should remain under arrest until 6.07 p.m. on 11 December 2006. The relevant part of the decision read as follows:

"At the hearing the acting head of the department... of the Tomsk Regional Prosecutor's Office, Ms K., applied for a seventy-two-hour extension to keep [the applicant] in custody pending the submission of additional evidence, namely the suspect's identification documents - a copy of the suspect's passport - in support of the request.

The suspect, [the applicant], disagreed with the request and stated that there were no grounds for extending his detention.

The suspect's lawyers also disagreed with the request and explained that [the applicant] had no intention to abscond, he had a permanent place of residence and his arrest was unlawful, as there were no grounds for his arrest as required by Article 91 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation. In these circumstances they asked for the request to be dismissed.

Having heard the submissions of the parties to the proceedings and having examined the material in the criminal case file, the court grants the extension...

By virtue of Article 108 § 7 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation, a court has the right to grant an extension on request. If the court considers that the arrest was lawful and justified, [it] may grant a seventy-two-hour extension from the moment when the court decision has been taken to allow a party to submit additional evidence in support of [the claim] that the application of a measure of restraint such as detention is justified or unjustified.

Having examined the material in the case file, the court finds that [the applicant's] arrest was lawful and justified.

By virtue of Article 91 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation, an investigating authority, an investigator or a prosecutor has the right to arrest a person suspected of having committed a criminal offence which is punishable by imprisonment, if one of the following conditions is satisfied:

(1) that person has been caught committing a crime or immediately after having committed a crime;

(2) victims or eyewitnesses have identified that person as the perpetrator of a criminal offence; or

(3) obvious traces or signs of a criminal offence have been discovered on that person or his clothes, or with him or in his house.

As follows from the record of [the applicant's] arrest, he was arrested on 6 December 2006 on suspicion of having committed criminal offences under Article 91 § 1 (2) of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation because the victims had identified him as the perpetrator of the offences. There were no violations of criminal procedural law.

On 6 December 2006, at 9.05 a.m., that is before the arrest, criminal proceedings were instituted against the identified person - [the applicant] - on suspicion of offences under Article 33 § 5, Article 163 § 3 (b) and Article 285 § 2 of the Criminal Code of the Russian Federation.

Having regard to the foregoing, the court considers it lawful and justified to grant a seventy-two-hour extension..."

15. Several hours later the prosecution provided the District Court with additional evidence (a copy of the applicant's passport, the report of the medical expert commission showing the state

of the applicant's health, and documents confirming that he was the mayor of Tomsk) in support of its request for authorisation of the applicant's detention.

16. Acting upon the additional information provided by the prosecution, the District Court on the same day authorised the applicant's detention on the grounds that he was charged with serious criminal offences, he had several places of residence and he was liable to abscond and pervert the course of justice. The District Court noted that the applicant was suspected of having abused his position as mayor and that consequently, if released, he could have influenced witnesses who worked in the mayor's office and could have destroyed evidence. It also relied on the report by the medical commission, which had concluded that the applicant was fit to participate in the criminal proceedings and to remain in custody.

17. On 11 December 2006 the District Court suspended the applicant from his position as mayor of Tomsk.

18. On 18 December 2006 the Tomsk Regional Court upheld the decisions of 8 December 2006 by which the District Court had granted a seventy-two-hour extension to keep the applicant in police custody and had authorised his detention. The Regional Court endorsed the reasons given by the District Court.

19. Later in December other two criminal cases were launched against the applicant. On 25 December 2006 he was additionally charged with aggravated abuse of position and illegal business activities. In particular, the prosecution suspected that in 1997, abusing his powers as the mayor of Tomsk, the applicant had unlawfully obtained 30% of the shares in a large wholesale company and approximately 33% of the shares in another public company.

2. Extension of the applicant's detention until 6 May 2007(detention order of 5 February 2007)

20. On 30 January 2007 the Tomsk Regional Prosecutor asked the Sovetskiy District Court to extend the applicant's detention for an additional three months, arguing that the applicant was charged with serious criminal offences and that he was liable to influence witnesses, destroy evidence, pervert the course of justice and abscond. The prosecutor relied on information provided by the Tomsk Regional FSB Department, according to which the applicant wanted to leave Russia and move to a member State of the European Union, possibly Poland or the Czech Republic. A letter from a deputy head of the Tomsk Regional FSB Department was enclosed. The relevant part of the letter read as follows:

"Thus, according to the available information, [the applicant] has asked his daughter Ms Y. to resign from [her position] in the law-enforcement bodies and to sell quickly the immovable property she owns, including a house..., and has advised her to leave Russia with her children as soon as possible.

At the same time, [the applicant] is taking steps to pervert the course of the investigation using his connections with the authorities in Tomsk and the Tomsk Region. In particular, [the applicant], with the help of his relatives and confidants, has influenced officials of the [Tomsk] Town Council who are acting as witnesses in criminal case No. 2006/4500, including by making threats to use physical force against them and their family members. Moreover, he is actively using negative information damaging to the reputation of senior officials and employees of the Tomsk mayor's office, the Tomsk Regional Administration and members of the Tomsk Town Council.

Furthermore, ... on orders from [the applicant], his confidants and close relatives visited Moscow and had several meetings with high-ranking officials, including those in the Office of the President of the Russian Federation, and with intermediaries who have connections with corrupt officials in law-enforcement bodies who may discontinue the criminal proceedings against him in return for money. As a result of those meetings, presumably, [the applicant's] confidants reached an agreement concerning the provision of consultative, administrative and legal assistance in their efforts to secure [the applicant's] release.

The available information supports the conclusion that, if released, [the applicant] will have real opportunities to obstruct the course of justice."

21. At the same time the applicant's lawyers lodged an application with the Sovetskiy District Court for the applicant's release. They argued that the applicant had a permanent place of residence in Tomsk, that his family also lived in Tomsk, that he did not have any immovable property outside Tomsk and that he did not have a passport to travel. Furthermore, he had been registered as a candidate for the forthcoming parliamentary elections in the Tomsk Region and had deposited RUB 900,000, approximately 26,000 euros (EUR) to be registered as a candidate. The lawyers insisted that the applicant did not intend to abscond, arguing that there was no evidence that his relatives had sold property or had bought foreign currency. They also pointed out that he was sixty-one years old and seriously ill and that he needed special medical treatment and a particular diet which could not be provided in a detention facility.

22. On 5 February 2007 the District Court accepted the prosecutor's request and extended the applicant's detention until 6 May 2007. The relevant part of the decision read as follows:

"Thus, [the applicant] is currently suspended from his position as mayor of Tomsk; however, by virtue of Article 114 of the Code on Criminal Procedure of the Russian Federation, this measure is temporary and does not entail dismissal from the position or loss of social and employment status and personal authority over certain groups of individuals and officials who may be questioned as witnesses in the course of the criminal proceedings. In particular, [the applicant's] former subordinates may act as witnesses in the criminal investigation.

...When on 8 December 2006 the court chose a measure of restraint, [it] noted that there was

evidence supporting the conclusion that the defendant might abscond; that evidence did not cease to exist after the examination of the question of the application of the measure of restraint. Thus, [the fact that the applicant has] a permanent place of residence and the family (wife, children, grandchildren) in one town, [and that he does not have] immovable property and bank accounts outside Tomsk cannot serve as an independent ground excluding the possibility of the defendant's absconding or perverting the course of the investigation. [The applicant] can also participate in the election campaign while outside his electoral district.

There is no evidence that the state of [the applicant's] health has deteriorated since he has been in custody. According to the conclusions of the complex forensic medical examination No. 342-Uzh, [the applicant] has several chronic conditions, including...; however, taking into account those diseases, he may be detained on condition that urgent special medical assistance is provided."

23. On 1 March 2007 the Tomsk Regional Court upheld the decision of 5 February 2007, endorsing the reasons given by the District Court.

24. On 26 April 2007 the applicant was charged with bribery and an additional two counts of aggravated abuse of position. In particular, the prosecution alleged that he had bought a municipal plot of land, paying a tenth of its value as had been estimated by the Tomsk Town Land Committee, and that he had received RUB 300,000 as a bribe.

3. Extension of the detention until 6 September 2007(order of 4 May 2007) and request for a medical examination

25. On 25 April 2007 the applicant's counsel, Mr K., asked a senior investigator from the office of the Tomsk Regional Prosecutor to authorise a medical examination of the applicant by three particular specialists in view of the fact that the authorised period of his detention was to expire on 6 May 2007 and he was continuously complaining of severe back and stomach pain and the lack of adequate medical assistance.

26. Three days later the senior investigator dismissed the request on the ground that the applicant had undergone treatment in a prison hospital from 8 December 2006 to 12 January

2007 and that he had on numerous occasions been examined by groups of prison doctors who had found him fit to participate in the investigation.

27. On 4 May 2007 the Sovetskiy District Court extended the applicant's detention until 6 September 2007 on the grounds that he was charged with serious criminal offences, that he could have influenced witnesses - his former subordinates - using his official powers and that he was liable to pervert the course of justice and abscond. The District Court also found that the applicant's state of health was stable and he was fit to remain in detention. According to the Government, in its decision to extend the applicant's detention the District Court had relied on information provided by the Tomsk Regional FSB Department. The FSB officials alleged that the applicant's relatives "were actively selling immovable and other property belonging to the mayor's family" and "were using proceeds to buy large sums of foreign currency for a subsequent move to foreign countries".

28. On 31 May 2007 the Tomsk Regional Court upheld the decision of 4 May 2007, finding no grounds for the applicant's release.

4. Extension of the detention until 6 December 2007(decision of 3 September 2007)

29. In July and August 2007 criminal proceedings were instituted against the applicant pertaining to three other counts of abuse of position, two counts of aggravated bribery, possession of drugs and aiding and abetting fraud.

30. On 23 August 2007 the applicant was served with a bill of indictment comprising accusations on all charges. Four days later the pre-trial investigation was completed and the applicant and his lawyers began studying the case file.

31. On 3 September 2007 the Sovetskiy District Court extended the applicant's detention until 6 December 2007. The relevant part of the decision read as follows:

"As it follows from the case file materials, [the applicant] is charged with serious and particularly serious criminal offences and the case is very complex, which is confirmed by the substantial volume of the materials (approximately thirty-five volumes) and the necessity for the defendant and his lawyers to study the file...

It also follows from the case file materials that the measure of restraint was chosen for [the applicant] correctly, in accordance with Article 97 of the Russian Code of Criminal Procedure, which is based on the particular seriousness of the charges, [and] the presence of the possibility for the defendant to use his official powers to prevent the establishment of the truth.

The grounds for the application of such [a measure of restraint] did not cease to exist; [they] did not change and the new grounds, showing that it is necessary to apply another measure of restraint, did not emerge.

Taking into account the materials of the case file and having regard to the official and material status of the defendant, the court has grounds to consider that, if released, [the applicant] as the head of the municipality might apply pressure to the witnesses, and [he] might also escape from the investigating authorities, including by leaving the Russian Federation.

A temporary suspension from the office does not mean the dismissal from the position, the loss of social and official status, [the loss] of personal authority over particular groups of private individuals and officials who may be questioned as witnesses in the case during the pre-trial investigation or in a court.

...The [fact] that [the applicant] does not have a travel passport or medical insurance for a

foreign State cannot serve as evidence that it is impossible for him to leave the Russian Federation.

[The facts that the applicant] has a permanent place of residence, [and] the family (spouse, children and grandchildren) living within the same town, [that he] does not have immovable property or bank accounts in foreign States cannot on their own serve as an independent ground

excluding a possibility of the defendant's absconding the investigation and trial or his liability to pervert the course of the investigation.

According to a medical certificate, [the applicant's] state of health allows his detention in a temporary detention facility.

...While extending the detention, the court takes into account the absence of prior

convictions, the defendant's state of health, the presence of the permanent places of residence and work, [his] age, however, taking into account the above stated, [the court] does not find any ground permitting a change of the measure of restraint applied to [the applicant]."

32. On 27 September 2007 the Tomsk Regional Court upheld the decision of 3 September 2007, noting that the District Court had not relied exclusively on the gravity of the charges against the applicant, and that it had taken into account other relevant information, such as the likelihood that applicant would abscond and pervert the course of justice by threatening witnesses and victims and prompting them to withdraw or change their statements.

5. Extension of detention until 6 March 2008(detention order of 3 December 2007)

33. On 3 December 2007 the Tomsk Regional Court extended the applicant's detention for an additional three months, until 6 March 2008, to allow the defendants to finish studying the case file. The Regional Court held that the grounds for the applicant's arrest, that is the gravity of the charges against him and his liability to abscond, pervert the course of justice and reoffend, were still applicable and that they warranted the exceptional duration of the detention for more than twelve months, in spite of the arguments advanced by the defence and the personal surety offered on the applicant's behalf by the Archbishop of the Tomsk Region. Furthermore, the Regional Court noted that the case file contained information pertaining to the applicant's attempts to influence a victim, Mr L., and a witness, Mr B., and his alleged attempts to pervert the course of the investigation.

34. The applicant and his lawyers appealed, arguing that the Regional Court had failed to indicate any instance when the applicant had attempted to influence witnesses or victims. They insisted that the prosecution authorities had not presented any evidence of the applicant's alleged attempts to influence the course of the investigation or of his liability to abscond or reoffend.

35. On 11 February 2008 the Supreme Court of the Russian Federation upheld the decision of 3 December 2007, noting that "at the time of the arrest [the applicant] was the mayor of Tomsk and he was charged with serious criminal offences pertaining to his office." The Supreme Court also agreed with the Regional Court that additional time was necessary for the parties to finish reading the sixty-one volumes of the case file.

6. Extension of the detention until 6 June 2008(detention order of 3 March 2008)

36. On 3 March 2008 the Tomsk Regional Court extended the applicant's detention until 6 June 2008. The reasoning was identical to the one given in the decision on 3 December 2007, save for one detail: the Regional Court mentioned that in 2007 the applicant's relatives had bought large amounts of foreign currency. In addition, the Regional Court noted the exceptional duration of the applicant's detention, holding as follows:

"While extending [the applicant's] detention on the grounds prescribed by Article 109 § 7 of the Russian Code of Criminal Procedure, the court also notes that the suspect has been in custody for more than a year.

However, the court, relying on Article 109 § 3 of the Russian Code of Criminal Procedure, considers that the particular complexity of the criminal case, the seriousness of the charges against [the applicant], [his] social and official status, the presence of circumstances which allow

to conclude that, if released, [the applicant] is liable to abscond and pervert the course of justice represent the exclusive grounds warranting the extension of [the applicant's] detention for more than twelve months."

37. On 21 April 2008 the Supreme Court of the Russian Federation upheld the decision of 3 March 2008, endorsing the reasons given by the Regional Court.

7. Listing of the first trial hearing andextension of the detention until 20 November 2008

(decision of 3 June 2008)

38. On 3 June 2008 the Tomsk Regional Court held a preliminary hearing in the case. It examined and granted a number of requests lodged by the applicant, his co-defendant and their lawyers, including a request for a jury trial and exclusion of certain items from evidence. By the same decision the Regional Court extended the applicant's detention for an additional six months, until 20 November 2008, noting that the measure of restraint had been correctly chosen and that "the grounds for detention had not changed". The Regional Court also held that the applicant could influence witnesses who worked in the Tomsk Mayor's office and that he had several places of residence, thus being liable to abscond.

39. On 18 August 2008 the Supreme Court of the Russian Federation upheld the decision, finding that the Regional Court had correctly identified the grounds for the extension of the detention and had issued a reasoned decision.

40. It appears that the trial proceedings are still pending and the applicant remains in custody.

C. Conditions of the applicant's detention

1. Medical assistance

41. On 8 December 2006 the applicant, having had an initial diagnosis of ischemic heart disease and unstable stenocardia, was admitted to the hospital in the Tomsk Town temporary detention facility. The Government provided a detailed description of the treatment administered to the applicant, including the type and frequency of medical procedures, type and dose of medicine. They also furnished a copy of the applicant's medical record and medical certificates.

42. As it follows from the presented documents, on the day of his admission to the prison hospital the applicant was submitted to five electrocardiographic examinations. It was established that he was not suffering from an acute heart condition. On 11 December 2006 the applicant was examined by a medical commission comprising nine specialists in various fields of medicine. The commission concluded that the applicant suffered from encephalopathy of the first and second degree aggregated by cervicalgia and accompanied by a syndrome of moderate pain; chronic pancreatitis and chronic cholecystitis in the state of remission. The treatment was prescribed. A week later the applicant was again examined by the commission with the participation of two cardiologists from the Tomsk Regional Clinical Hospital. The diagnosis of ischemic heart disease was confirmed. The doctors concluded that the applicant's state of health was stable and that he did not need permanent medication. On 20 and 21 December 2006 the applicant did not consent to an examination by a neurologist. On 11 January 2007 he refused to have blood taken for a complete biochemical analysis. On the same day a group of three doctors examined the applicant, finding that he could be discharged from the hospital because his health was satisfactory and he was able to take part in investigative actions, including those performed outside the detention facility. On 19 January 2007 the applicant was examined by a medical commission comprising two surgeons, a therapist, a neurologist and an expert in ultrasound examinations from the Tomsk Regional Somatic Hospital. They confirmed the applicant's

diagnosis and set up a schedule for treatment. The applicant received etiotropic and pathogenic treatment in the facility medical department.

43. As it follows from the information provided by the Government, the applicant remains under constant medical observation by a number of specialists in various fields of medicine, undergoing regular medical check-ups, including ultrasonic scanning, electrocardiographic examinations and blood tests. The applicant's state of health is considered "stable [and] satisfactory".

2. Number of inmates per cell,sanitary conditions, facilities and food

44. The parties did not dispute the measurements of the cells and the number of inmates detained together with the applicant. As it follows from their submissions, on 12 January 2007 the applicant was placed in cell No. 214 which measured 9.5 square metres and had four sleeping places. He was detained alone. From 1 February to 23 May 2007 the applicant was kept in cell No. 26 which measured 9.2 square metres and was equipped with a two-tier metal bunk. He shared the cell with another detainee. Since 23 May 2007 the applicant has been detained in cell No. 251, measuring 11.5 square metres and having two two-tier metal bunks. From 23 May to 27 September 2007 the cell accommodated two detainees. Since 27 September 2007 the applicant has been sharing the cell with two inmates.

45. It was likewise undisputed that each cell had a window measuring 70 centimetres in width and 90 to 95 centimetres in length. The windows were not covered with metal shutters, but there were two layers of metal vertical and horizontal lattices on the outer and inner sides of each window. Openings between the metal bars, measuring 20 square centimetres between the external lattices and 16 square centimetres between the internal lattices, brought natural light in the cells. According to the applicant, the lighting was clearly insufficient, as the metal bars blocked access to natural light and fresh air. The applicant claimed that insufficient lighting had impaired his eyesight. His condition was further exacerbated by the fact that he suffered from myopathy and increased intraocular pressure possibly coupled with glaucoma. He experienced severe headaches and became extremely tired if he attempted to work or read. The Government submitted that the size, location and number of windows allowed inmates to read and work in natural lighting. The cells were constantly lit with electric incandescent lighting: 100-watt bulbs during the daytime and 40-watt bulbs at night. The Government stressed that the lighting was in accordance with sanitary norms.

46. According to the Government, the detention facility was equipped with a central heating system. Each cell had a two- or three-unit heating device. In a certificate issued on 13 November 2007, the facility director noted that the temperature in the cells during the heating season "depended on the provision of the heat by the town heating system, according to the temperature chart". The Government, relying on the information provided by the facility administration, further stated that the average temperature in the cells was 20 degrees Celsius in winter and 23 degrees Celsius in summer. The applicant averred that the Government did not indicate the year for which the average temperature had been measured. He argued that it was extremely hot in summer and cold in spring and winter.

47. The parties further submitted that the windows in the cells had a casement. Inmates could open the casement to bring in fresh air. Each cell had a ventilation system. According to the Government, the applicant was also allowed to have a private fan. The latter fact was disputed by the applicant, who pointed out that an extract from a log, presented by the Government and showing his personal belongings, did not bear his signature against the last line, where the private fan was mentioned, although he had confirmed receipt of all other items with a signature.

48. Each cell was equipped with a lavatory pan, a sink, a tap for running water and wooden desk. A smaller cell had a wooden bench. The lavatory pan was placed in the corner of the cell.

The Government produced black and white photos of the cells where the applicant had been detained. The photos showed that the lavatory pan was separated from the living area by a tiled brick partition. As it follows from a certificate issued on 13 November 2007 by the facility director, the height of the partitions varied from 145 to 165 centimetres. The applicant submitted that the partition afforded no privacy, as it had been only installed on the one side of the lavatory pan. The pan could still be seen by inmates lying on the bunks and warders standing near the cell door. The applicant further pointed out that inmates were not provided with cleaning fluids for the sanitary equipment.

49. The applicant was allowed to take a shower once a week for a minimum of fifteen minutes. The applicant asserted that it was difficult to maintain personal hygiene, particularly in summer when it was extremely hot. He could also take a one-hour walk in a small concrete facility courtyard. The applicant insisted that the courtyard was so small that he could not do any physical exercises although the prison doctor had prescribed him therapeutic exercises to alleviate back pain caused by osteochondrosis.

50. At all times the applicant had an individual sleeping place and he was provided with bedding. The applicant argued that the bedding, in particular a mattress, did not satisfy his needs. Relying on medical certificates and his medical record, the applicant submitted that he suffered from osteochondrosis of the vertebral column with the primary localisation in the lumbar spine. Prison doctors who had examined the applicant on two occasions recommended that the applicant should be provided with a special board which could be placed under the mattress to provide support for his back. The recommendation was not fulfilled. As a result the applicant suffered from severe back pain. In particular, the pain was so severe that on four occasions in March, April and May 2007 a prison doctor prescribed him painkillers. Furthermore, the applicant pointed out that the distance between the lower and upper tiers of the bunks was only 65 centimetres. The applicant was thus forced to bend when seated, experiencing additional back pain.

51. The Government, relying on the information provided by the director of the facility and copies of entries to facility logs, further stated that the applicant was given dietetic food "in accordance with the norms established for detainees undergoing medical treatment". Medical personnel checked the quality of the food and made entries to that effect in logs. On a number of occasions the applicant refused to eat facility food. However, during the entire period of his detention he received 308 food parcels from his relatives and on thirty-seven occasions he bought food from a facility shop. The applicant submitted that the chronic diseases, that is chronic cholecystitis and pancreatitis, from which he suffered required dietary management which could not be met by normal diet alone. The food prepared in the facility did not correspond to the distinctive nutritional needs and was not intended for the dietary management of those diseases. For example, during two first weeks of his detention he was served fried potatoes and boiled fat, which had been expressly prohibited for the applicant.

II. Relevant domestic law

A. Conditions of detention

52. Section 22 of the Detention of Suspects Act (Federal Law No. 103-FZ of 15 July 1995) provides that detainees should be given free food sufficient to maintain them in good health according to standards established by the Government of the Russian Federation. Section 23 provides that detainees should be kept in conditions which satisfy sanitary and hygienic requirements. They should be provided with an individual sleeping place and given bedding, tableware and toiletries. Each inmate should have no less than four square metres of personal space in his or her cell.

B. Complaint to a prosecutor

53. Sections 22 and 27 of the Prosecution Authority Act (Federal Law No. 2202-1 of 17 January 1992) establish a list of prosecutors' official powers, including rights to enter premises, to receive and study materials and documents, to summon officials and private individuals for questioning, to examine and review complaints and petitions containing information on alleged violations of individual rights and freedoms, to explain avenues of protection of those rights and freedoms, to review compliance with legal norms, to institute administrative proceedings against officials, to issue warnings about impermissibility of violations and to issue reports pertaining to elimination of the discovered violations.

54. Section 24 provides that a prosecutor's report pertaining to elimination of the discovered violations is served on an official or a body, which has to examine the report without delay. Within a month specific measures aimed at the elimination of the violation should be taken. The prosecutor should be informed about the measures taken.

C. Placement in custody and detention

55. Until 1 July 2002 matters of criminal law were governed by the Code of Criminal Procedure of the Russian Soviet Federalist Socialist Republic (Law of 27 October 1960, "the old CCrP"). From 1 July 2002 the old CCrP was replaced by the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation (Law No. 174-FZ of 18 December 2001, "the new CCrP").

1. Preventive measures

56. "Preventive measures" or "measures of restraint" include an undertaking not to leave a town or region, a personal guarantee, bail and remand in custody (Article 98 of the new CCrP).

2. Authorities ordering detention

57. The Russian Constitution of 12 December 1993 provides that a judicial decision is required before a defendant can be detained or his or her detention extended (Article 22).

The new CCrP requires a judicial decision by a district or town court on a reasoned request by a prosecutor, supported by appropriate evidence (Article 108 §§ 1, 3 - 6).

3. Grounds for remand in custody

58. When deciding whether to remand an accused in custody, the competent authority is required to consider whether there are "sufficient grounds to believe" that he or she would abscond during the investigation or trial or obstruct the establishment of the truth or reoffend (Article 97 § 1 of the new CCrP). It must also take into account the gravity of the charge, information on the accused's character, his or her profession, age, state of health, family status and other circumstances (Article 99 of the new CCrP). A defendant should not be remanded in custody if a less severe preventive measure is available.

4. Time-limits for detention

(a) Two types of remand in custody59. The Code makes a distinction between two types of remand in custody: the first being

"during investigation", that is, while a competent agency - the police or a prosecutor's office - is investigating the case, and the second being "before the court" (or "during trial proceedings"), at the judicial stage. Although there is no difference in practice between them (the detainee is held in the same detention facility), the calculation of the time-limits is different.

(b) Time-limits for detention "during investigation"

60. After arrest the suspect is placed in custody "during investigation". The maximum permitted period of detention "during investigation" is two months but this can be extended for up to eighteen months in "exceptional circumstances". Extensions are to be authorised by judicial decisions, taken by courts of ascending levels. No extension of detention "during investigation" beyond eighteen months is possible (Article 109 § 4 of the new CCrP).

61. The period of detention "during investigation" is calculated up to the day when the prosecutor sends the case to the trial court (Article 109 § 9 of the new CCrP).

62. Access to the materials in the file is to be granted no later than one month before the expiry of the authorised detention period (Article 109 § 5 of the new CCrP). If the defendant needs more time to study the case file, a judge, on a request by a prosecutor, may grant an extension of the detention until such time as the file has been read in full and the case sent for trial (Article 109 § 8 (1) of the new CCrP).

(c) Time-limits for detention "before the court"/"during judicial proceedings"63. From the date the prosecutor refers the case to the trial court, the defendant's detention

is classified as "before the court" (or "during judicial proceedings").64. The new CCrP provides that the term of detention "during judicial proceedings" is

calculated from the date the court received the file up to the date on which the judgment is given. The period of detention "during judicial proceedings" may not normally exceed six months, but if the case concerns serious or particularly serious criminal offences, the trial court may approve one or more extensions of no longer than three months each (Article 255 §§ 2 and 3).

5. Time-limits for trial proceedings

65. The new CCrP empowers the judge, within fourteen days of receipt of the case file, (1) to refer the case to a competent court; (2) to fix a date for a preliminary hearing; or (3) to fix a trial date (Article 227). In the latter case, the trial proceedings must begin no later than fourteen days after the judge has fixed the trial date (Article 233 § 1 of the new CCrP). There are no restrictions on fixing the date of a preliminary hearing.

66. The duration of the entire trial proceedings is not limited in time.67. The new CCrP provides that the appeal court must start the examination of the appeal

no later than one month after it is lodged (Article 374).

III. Relevant international documents

68. The European Committee for the Prevention of Torture and Inhuman or Degrading Treatment or Punishment (CPT) visited the Russian Federation from 2 to 17 December 2001. The section of its Report to the Russian Government (CPT/Inf (2003) 30) dealing with the conditions of detention in temporary holding facilities and remand establishments and the complaints procedure read as follows:

"b. temporary holding facilities for criminal suspects (IVS)26. According to the 1996 Regulations establishing the internal rules of Internal Affairs

temporary holding facilities for suspects and accused persons, the living space per person should be 4 sq. m. It is also provided in these regulations that detained persons should be supplied with mattresses and bedding, soap, toilet paper, newspapers, games, food, etc. Further, the regulations make provision for outdoor exercise of at least one hour per day.

The actual conditions of detention in the IVS establishments visited in 2001 varied considerably.

...45. It should be stressed at the outset that the CPT was pleased to note the progress being

made on an issue of great concern for the Russian penitentiary system: overcrowding.When the CPT first visited the Russian Federation in November 1998, overcrowding was

identified as the most important and urgent challenge facing the prison system. At the beginning

of the 2001 visit, the delegation was informed that the remand prison population had decreased by 30,000 since 1 January 2000. An example of that trend was SIZO No 1 in Vladivostok, which had registered a 30% decrease in the remand prison population over a period of three years.

...The CPT welcomes the measures taken in recent years by the Russian authorities to address

the problem of overcrowding, including instructions issued by the Prosecutor General's Office, aimed at a more selective use of the preventive measure of remand in custody. Nevertheless, the information gathered by the Committee's delegation shows that much remains to be done. In particular, overcrowding is still rampant and regime activities are underdeveloped. In this respect, the CPT reiterates the recommendations made in its previous reports (cf. paragraphs 25 and 30 of the report on the 1998 visit, CPT (99) 26; paragraphs 48 and 50 of the report on the 1999 visit, CPT (2000) 7; paragraph 52 of the report on the 2000 visit, CPT (2001) 2).

...125. As during previous visits, many prisoners expressed scepticism about the operation of

the complaints procedure. In particular, the view was expressed that it was not possible to complain in a confidential manner to an outside authority. In fact, all complaints, regardless of the addressee, were registered by staff in a special book which also contained references to the nature of the complaint. At Colony No 8, the supervising prosecutor indicated that, during his inspections, he was usually accompanied by senior staff members and prisoners would normally not request to meet him in private "because they know that all complaints usually pass through the colony's administration".

In the light of the above, the CPT reiterates its recommendation that the Russian authorities review the application of complaints procedures, with a view to ensuring that they are operating effectively. If necessary, the existing arrangements should be modified in order to guarantee that prisoners can make complaints to outside bodies on a truly confidential basis."

THE LAW

I. Alleged violation of Article 3 of the Conventionon account of the conditions of detention

69. The applicant complained that the conditions of his detention in the Tomsk Town temporary detention facility were in breach of Article 3 of the Convention, which reads as follows:

"No one shall be subjected to torture or to inhuman or degrading treatment or punishment."

A. Submissions by the parties

70. The Government submitted that the applicant had failed to exhaust domestic remedies as he had never applied to a prosecutor, an ombudsman or a court. They pointed out that it was the prosecutor's direct responsibility to "restore individual rights which had been violated". The applicant could have effectively exercised his right and applied to a prosecutor who, in his turn, could have conducted an inquiry and, if the complaints were considered plausible, could have introduced "a representation regarding removal of the discovered violations". The Government cited examples of allegedly successful complaints by inmates to prosecutors' offices in the Kaluga, Novosibirsk, Vladimir and Khabarovsk Regions of the Russian Federation. For instance, the Government stressed that as a result of the efficient work of the Kaluga Regional prosecutor's office the number of complaints lodged with it by inmates had decreased from 100 in the first half of 2006 to 61 in the first half of 2007. At the same time, only 13.1% of the complaints lodged with the Kaluga Regional prosecutor's office in 2007 were considered well-founded in comparison to 18% of complaints found to be well-founded in 2006.

71. The Government further asserted that an avenue of lodging a civil action was also opened to the applicant. In the Government's opinion, the effectiveness of that avenue was unquestionable. They indicated that a number of individuals had received compensation for "improper" conditions of their detention in the Perm Region, the Tatarstan and Mariy El Republics. The Government did not provide the Court with copies of the above-mentioned judgments.

72. In the last line of arguments supporting the non-exhaustion assertion, the Government noted that the applicant was able to complain to a court. In August 2007 a court accepted his complaint about the facility administration's refusal to allow him to have a refrigerator in the cell. At the same time the court dismissed his requests for an additional medical examination by independent experts and for receipt of an unlimited number of parcels from his relatives on the ground that the impugned limitations were rooted in the domestic legal norms.

73. In alternative, the Government submitted that, if the Court were to find that the applicant had made use of domestic remedies his complaint should in any event be dismissed because it was manifestly ill-founded. In particular, the Government insisted that every aspect of the applicant's detention was in compliance with every existing legal norm. He was provided with adequate medical assistance and dietetic food. He was detained in satisfactory sanitary conditions in cells which were not overcrowded. The applicant had a sleeping place at all times.

74. The applicant averred that his complaints to prosecution authorities would not have afforded him any redress, as the criminal proceedings against him had been instituted and the measure of restraint had been chosen by the same authorities. Furthermore, the applicant considered that a complaint to any domestic authority would not have any prospect of success, as the situation in which he had found himself for the last two years was identical to the situation of other detainees. The problem was general in nature and did not only concern him personally, although his situation was further aggravated by his poor state of health. The applicant asserted that it was unreasonable to expect an improvement of his situation when the authorities insisted that every aspect of his detention was in compliance with legal norms.

75. The applicant further submitted that the detention conditions were particularly harsh on him, taking into account his state of health. For instance, although the food was described as "dietetic", it did not correspond to the applicant's diagnosis and the Government did not argue otherwise. Fearing agonising stomach pain, the applicant was forced to refuse the food provided by the facility and had to ask his relatives to provide him with dietetic food. The large number of parcels which he received was an additional argument to support his allegation of "improper" food ration. The applicant further complained that the use of a lavatory pan was degrading as it was necessary to do so in the sight of the other cell occupants and warders. The applicant also asserted that the cell windows had a disorientating effect as the rows of lattices blocked access to natural light. In addition, the electric lighting in the cells was continuously on, resulting in deterioration of the applicant's eyesight. The applicant maintained his complaints pertaining to the remaining aspects of his detention.

B. The Court's assessment

1. Admissibility

76. As to the Government's objection of non-exhaustion, the Court reiterates that in other relevant cases regarding the conditions of detention it has found that the Russian Government had not demonstrated what redress could have been afforded to the applicant by a prosecutor, a court, or another State agency, bearing in mind that the problems arising from the conditions of the applicant's detention were apparently of a structural nature and did not concern the applicant's personal situation alone (see, for example, Moiseyev v. Russia (dec.), No. 62936/00, 9 December 2004, and Kalashnikov v. Russia (dec.), No. 47095/99, 18 September 2001). The Court also reiterates its finding made in the context of a complaint under Article 13 of the

Convention that in Russia there have been no domestic remedies whereby an applicant could effectively complain about the conditions of his or her detention (see Benediktov v. Russia, No. 106/02, § 30, 10 May 2007).

77. The Court, however, does not lose sight of the fact that in those cases against Russia the focal point for the Court's analysis and ensuing conclusion that no effective remedy was available was linked to the applicants' allegations of overcrowding beyond the design capacity and of a shortage of sleeping places. This is not the situation in the present case. In this connection, the Court reiterates that it has jurisdiction in every case to assess in the light of the particular facts whether any given remedy appears to offer the possibility of effective and sufficient redress within the meaning of the generally recognised rules of international law concerning the exhaustion of domestic remedies (see Denisov c. Russia (dec.), No. 33408/03, 6 May 2004). The Court considers it necessary to examine whether in the particular circumstances of the present case avenues of remedy relied on by the Government could have been regarded as an effective remedy for the purpose of Article 35 § 1 of the Convention.

(a) General principles78. The Court reiterates that the rule of exhaustion of domestic remedies referred to in

Article 35 of the Convention obliges those seeking to bring their case against the State before the Court to use first the remedies provided by the national legal system. Consequently, States are dispensed from answering before an international body for their acts before they have had an opportunity to put matters right through their own legal system. The rule is based on the assumption, reflected in Article 13 of the Convention - with which it has close affinity -, that there is an effective remedy available in respect of the alleged breach in the domestic system whether or not the provisions of the Convention are incorporated in national law. In this way, it is an important aspect of the principle that the machinery of protection established by the Convention is subsidiary to the national systems safeguarding human rights (see Handyside v. the United Kingdom, 7 December 1976, § 48, Series A No. 24).

79. Under Article 35 of the Convention, normally recourse should be had by an applicant to remedies which are available and sufficient to afford redress in respect of the breaches alleged. The existence of the remedies in question must be sufficiently certain not only in theory but also in practice, failing which they will lack the requisite accessibility and effectiveness (see, inter alia, Vernillo v. France, 20 February 1991, § 27, Series A No. 198, and Johnston and Others v. Ireland, 18 December 1986, § 22, Series A No. 112). Article 35 also requires that the complaints made before the Court should have been made to the appropriate domestic body, at least in substance and in compliance with the formal requirements and time-limits laid down in domestic law and, further, that any procedural means that might prevent a breach of the Convention should have been used (see Cardot v. France, 19 March 1991, § 34, Series A No. 200).

80. Furthermore, in the area of the exhaustion of domestic remedies, there is a distribution of the burden of proof. It is incumbent on the Government claiming non-exhaustion to satisfy the Court that the remedy was an effective one available in theory and in practice at the relevant time, that is to say, that it was accessible, was one which was capable of providing redress in respect of the applicant's complaints and offered reasonable prospects of success. However, once this burden of proof has been satisfied it falls to the applicant to establish that the remedy advanced by the Government had in fact been used or was for some reason inadequate and ineffective in the particular circumstances of the case or that there existed special circumstances absolving him or her from the requirement.

81. The Court would emphasise that the application of the rule must make due allowance for the fact that it is being applied in the context of machinery for the protection of human rights that the Contracting Parties have agreed to set up. Accordingly, it has recognised that the rule of domestic remedies must be applied with some degree of flexibility and without excessive formalism (see Cardot, cited above, § 34). It has further recognised that the rule of exhaustion is neither absolute nor capable of being applied automatically; in reviewing whether it has been observed it is essential to have regard to the particular circumstances of each individual case (see

Van Oosterwijck v. Belgium, 6 November 1980, § 35, Series A No. 40). This means amongst other things that it must take realistic account not only of the existence of formal remedies in the legal system of the Contracting Party concerned but also of the general legal and political context in which they operate as well as the personal circumstances of the applicants (see Akdivar and Others v. Turkey, 16 September 1996, §§ 65 - 68, Reports of Judgments and Decisions 1996-IV).

(b) Application of the general principles to the present case82. The Court notes that the Government listed three possible avenues of exhaustion which

could have been employed by the applicant, in particular a complaint to a prosecutor, an application to an ombudsman and a civil action for damages.

83. The Court observes, firstly, that, as a general rule, an application to an ombudsman cannot be regarded as an effective remedy as required by Article 35 of the Convention (see Lentinen v. Finland (dec.), No. 39076/97, 14 October 1999, and, mutatis mutandis, Leander v. Sweden, 26 March 1987, §§ 80 - 84, Series A No. 116; and Montion v. France, No. 11192/84, Commission decision of 14 May 1987, Decisions and Reports (DR) 52, p. 235). The Court sees no reason to reach a different conclusion in the present case. It reiterates that for a remedy to be considered effective it should be capable of providing redress for the complaint. That means that the powers and procedural guarantees possessed by an authority, which have been relied on by the Government as a remedy, are relevant in determining whether the remedy is effective. It was undisputed by the parties that an ombudsman lacked the power to render a legally binding decision. The Court, therefore, finds that recourse to an ombudsman, an organ which may merely supervise administration of detention facilities, does not constitute an effective domestic remedy within the meaning of Article 35 of the Convention.

84. The Court notes the further argument by the Government that a complaint to a prosecutor could have provided the applicant with redress for the alleged violation of his rights. However, the Court is not convinced by the list of allegedly successful inmates' complaints to various prosecutors presented by the Government (see paragraph 70). Apart from the fact that the Government neither provided the Court with copies of the inmates' complaints and prosecutors' decision taken upon them nor explained in detail the nature of those complaints and clarified the measures taken by the prosecution authorities, the Court is not persuaded that by issuing "a representation regarding removal of discovered violations" a prosecutor was capable of remedying directly the state of affairs arising of the conditions of the applicant's detention (compare with Civet v. France [GC], No. 29340/95, § 43, ECHR 1999-VI, and Balogh v. Hungary, No. 47940/99, § 30, 20 July 2004).

85. The Court reiterates that the decisive question in assessing the effectiveness of a remedy concerning a complaint of inhuman and degrading treatment is whether the applicant could have raised that complaint before a prosecutor in order to obtain direct and timely redress, and not merely an indirect protection of the rights guaranteed in Article 3 of the Convention. The remedy can be either preventive or compensatory in nature (see, among other authorities, Koval v. Ukraine, No. 65550/01, § 94, 19 October 2006). The Court notes that the Government did not explain how a "representation" by a prosecutor could have offered the aforementioned preventive or compensatory redress or both for allegations of the conditions of detention which had been contrary to Article 3 of the Convention (see, for similar reasoning, Ostrovar v. Moldova (dec.), No. 35207/03, 22 March 2005). Accordingly, the Court does not consider that the Government have discharged the burden upon them of proving that a complaint to a prosecutor was capable of providing redress in respect of the applicant's Convention complaint.

86. The Court further reiterates the Convention institutions' consistent case-law, according to which a hierarchical complaint which does not give the person making it a personal right to the exercise by the State of its supervisory powers, cannot be regarded as an effective remedy for the purposes of Article 35 of the Convention (see Horvat v. Croatia, No. 51585/99, § 47, ECHR 2001-VIII, and Gibas v. Poland, No. 24559/94, Commission decision of 6 September 1995, Decisions and Reports 82, pp. 76 and 82). The same logic is applicable in the present case. It was

undisputed by the parties that under Russian law a prosecutor is not required to hear the complainant and the ensuing proceedings are entirely a matter between the supervising prosecutor and the supervised body. The complainant is not a party to any proceedings and is entitled only to obtain information about the way in which the supervisory body has dealt with his complaint. It follows that a complaint to a prosecutor does not give the person employing it a personal right to the exercise by the State of its supervisory powers, and that such a complaint does not therefore constitute an effective remedy within the meaning of Article 35 of the Convention.

87. As to the third avenue allegedly open to the applicant, the Court notes that the Government, without providing any further explanation, suggested that an action for damages lodged with a court could have been an effective remedy in the applicant's case for his complaints about the poor conditions of his detention. The Government did not make any reference to any legal norm on the possibility of lodging an action seeking damages for treatment already suffered as a result of the conditions of detention, or on the possibility of such an action being preventive of further sufferings. At the same time, without providing copies of respective court judgments, the Government supplied three examples from domestic practice showing that by using the means in question it was possible for the applicant to obtain compensation for damage. In this connection, the Court observes that in the absence of documents supporting the Government's assertion, it is unable to identify the relevance of the impugned judgments to the issue of the effectiveness of an action for damages as a remedy in the circumstances of the present case. Furthermore, in the Court's view, the three cases cited by the Government do not suffice to show the existence of settled domestic practice that would prove the effectiveness of the remedy (see, for a similar approach, Horvat, cited above, § 44).

88. In any event, the Court does not lose sight of the Government's argument that every aspect of the conditions of the applicant's detention, including the lighting, food, medical assistance, sanitary conditions, etc., complied with applicable legal regulations. The Court finds it questionable whether, in a situation where domestic legal norms prescribed such conditions of the applicant's detention, the applicant would have been able to argue his case before a court or even state the cause of action to pass the admissibility stage (see Guliyev v. Russia, No. 24650/02, § 55, 19 June 2008, and {Valasinas} v. Lithuania (dec.), No. 44558/98, 4 March 2000). In other words, the Court has strong doubts that the applicant would have had a realistic opportunity to apply effectively to a court.

89. This conclusion is not altered by the fact that on one occasion the applicant was able to challenge successfully the facility administration's decision not to permit him to have a refrigerator in the cell. To the contrary, the Court observes that the applicant's ability to obtain a favourable court decision in that particular case supports the above finding that a civil action for damages did not offer the applicant sufficient prospects of success. As it follows from the Government's submissions, the domestic court annulled the facility administration's refusal on the ground that it did not comply with the legal norms. At the same time in the two other cases in which the applicant attempted to challenge the facility administration's actions, the courts, in dismissing the applicant's complaints, explicitly relied on the fact that the impugned limitations on the applicant's rights were established legally (see paragraph 72 above). The approach adopted by the Russian courts seems unduly formalistic. It allows a large number of cases, such as the applicant's, where the conditions of detention result from legal regulations, to be dismissed. Thus, as a result of that stance of the courts, an action to a court offers no prospect of success and could be considered theoretical and illusory rather than adequate and effective in the sense of Article 35 § 1 of the Convention.

90. In the light of the foregoing, the Court concludes that the Government did not point to any effective domestic remedy by which the applicant could have obtained redress for the allegedly inhuman and degrading conditions of his detention. The Court therefore dismisses the Government's objection as to the applicant's failure to exhaust domestic remedies.

91. The Court further notes that this complaint is not manifestly ill-founded within the meaning of Article 35 § 3 of the Convention and that it is not inadmissible on any other grounds. It must therefore be declared admissible.

2. Merits

92. Article 3, as the Court has observed on many occasions, enshrines one of the fundamental values of democratic society. The Convention prohibits in absolute terms torture or inhuman or degrading treatment or punishment, irrespective of the circumstances or the victim's behaviour (see Balogh, cited above, § 44, and Labita v. Italy [GC], No. 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV). The Court has consistently stressed that the suffering and humiliation involved must in any event go beyond that inevitable element of suffering or humiliation connected with a given form of legitimate treatment or punishment. Although measures depriving a person of his liberty may often involve such an element, in accordance with Article 3 of the Convention the State must ensure that a person is detained under conditions which are compatible with respect for his human dignity and that the manner and method of the execution of the measure do not subject him to distress or hardship exceeding the unavoidable level of suffering inherent in detention (see {Kudla} v. Poland [GC], No. 30210/96, §§ 92 - 94, ECHR 2000-XI).

93. The Court further reiterates that in certain cases the lack of personal space afforded to detainees in Russian remand prisons was so extreme as to justify, in its own right, a finding of a violation of Article 3 of the Convention. In those cases applicants usually disposed of less than three sq. m of personal space (see, for example, Kantyrev v. Russia, No. 37213/02, §§ 50 - 51, 21 June 2007; Andrey Frolov v. Russia, No. 205/02, §§ 47 - 49, 29 March 2007; Mayzit v. Russia, No. 63378/00, § 40, 20 January 2005; and Labzov v. Russia, No. 62208/00, § 44, 16 June 2005). By contrast, in other cases where the overcrowding was not so severe as to raise in itself an issue under Article 3 of the Convention, the Court noted other aspects of physical conditions of detention as being relevant for its assessment of compliance with that provision. Such elements included, in particular, the opportunity to use the toilet in private, availability of ventilation, access to natural light or air, adequacy of heating arrangements, and compliance with basic sanitary requirements. Thus, even in cases where a larger prison cell was at issue - measuring in the range of three to four square metres per inmate - the Court found a violation of Article 3 since the space factor was coupled with the established lack of ventilation and lighting (see, for example, Vlasov v. Russia, No. 78146/01, § 84, 12 June 2008; Babushkin v. Russia, No. 67253/01, § 44, 18 October 2007; Trepashkin v. Russia, No. 36898/03, § 94, 19 July 2007; and Peers v. Greece, No. 28524/95, §§ 70 - 72, ECHR 2001-III).

94. Turning to the facts of the present case, the Court observes that the applicant has spent more than two years in the Tomsk Town temporary detention facility. Although there was no allegation of overcrowding beyond the design capacity or of a shortage of sleeping places (see, by contrast, Grishin v. Russia, No. 30983/02, § 89, 15 November 2007, and Kalashnikov v. Russia, No. 47095/99, § 97, ECHR 2002-VI), the conditions in the detention facility were nevertheless extremely cramped. Although the Court does not lose sight of the fact that for the first two weeks of the detention the applicant was held alone in a 9.5-sq.-m cell and that for the remaining period he was detained together with one or two detainees in cells measuring 9.2 or 11.5 sq. m., thus having 4.1 to 3.8 sq. m. of the living area, the Court is particularly mindful of the fact that since 27 September 2007 he has been afforded less than four square metres of living space. Furthermore, part of the cell surface was occupied by one or two metal two-tier bunks serving as beds for the occupants. The rest of the space was taken up by a wooden desk and bench (in a smaller cell), a tap and a cubicle in which a lavatory pan was situated. As it appears from the black and white photos of the cells submitted by the Government, that arrangement left inmates with literally no free space in which they could move.

95. The applicant's situation was further exacerbated by the fact that the opportunity for outdoor exercise was limited to one hour a day in the small facility courtyard, leaving him with

twenty-three hours to endure every day without any kind of freedom of movement. In this connection, the Court does not overlook the fact that the applicant was prescribed physical exercise by a prison doctor to reduce his back pain.

96. The Court further observes that the windows in the cells in which the applicant was held were small and covered with two horizontal and vertical layers of thick lattices leaving small cubicles in between. This arrangement significantly reduced the amount of daylight that could penetrate into the cell and cut off fresh air. The Court is not convinced that the opening of a little casement could bring in fresh air. It appears that the cells were ventilated through a ventilation shaft. However, as it appears from the documents submitted by the Government, the applicant did not have a portable fan. It therefore appears that for more than two years the applicant had to spend a considerable part of each day practically confined to his bed in a cell with poor ventilation and no window in the proper sense of the word (compare Peers, cited above, § 75).

97. It is also of particular concern for the Court that although a partition was installed between the living area and the lavatory pan, it did not offer privacy to a detainee using the toilet as he could still be seen by other inmates sitting on the bunks or by warders (compare with Grishin v. Russia, No. 30983/02, § 94, 15 November 2007). Furthermore, the Court notes the applicant's argument, which was not disputed by the Government, that inmates were not provided with cleaning fluids for the lavatory pan.

98. Having regard to the cumulative effect of those factors, the Court finds that the fact that the applicant, being afforded no privacy and experiencing a lack of personal space, was obliged to live, sleep and use the toilet in poorly lit and ventilated cells for more than two years, must have caused him distress or hardship of an intensity exceeding the unavoidable level of suffering inherent in detention, and to arouse in him feelings of fear, anguish and inferiority capable of humiliating and debasing him.

99. Furthermore, while in the present case it cannot be established that the heating, food or sanitary conditions in the facility were unacceptable from the standpoint of Article 3, the Court nonetheless notes other regrettable aspects of the applicant's detention, undisputed by the parties, namely limited access to the shower and absence of a sleeping arrangement appropriate for the applicant's state of health (see paragraph 50 above). The Court considers that those factors also had a debilitating effect on the applicant (see Melnik v. Ukraine, No. 72286/01, § 107, 28 March 2006). In addition, the Court observes that the applicant was diagnosed with several serious diseases while in detention. Although this fact in itself does not imply a violation of Article 3, given, in particular, the fact that the applicant did not argue that the diseases had been acquired during the detention and the fact that he received adequate treatment and that his condition was considered to be stable or even satisfactory, the Court finds that these aspects are relevant in addition to other factors of the conditions of detention, to show that the aggravating impact which these conditions had on the applicant went beyond the threshold tolerated by Article 3 of the Convention (see Alver v. Estonia, No. 64812/01, § 54, 8 November 2005, with further references; Novoselov v. Russia, No. 66460/01, § 44, 2 June 2005; and, mutatis mutandis, Ostrovar v. Moldova, No. 35207/03, § 89, 13 September 2005).

100. There has therefore been a violation of Article 3 of the Convention on account of the conditions of the applicant's detention in the Tomsk Town temporary detention facility, which the Court considers to be inhuman within the meaning of this provision.

II. Alleged violation of Article 5 § 3 of the Convention

101. The applicant complained that his detention was excessively long. The Court considers that this complaint falls to be examined under Article 5 § 3 of the Convention, which provides:

"Everyone arrested or detained in accordance with the provisions of paragraph 1 (c) of this Article shall be... entitled to trial within a reasonable time or to release pending trial..."

A. Submissions by the parties

102. The Government submitted that the applicant's arrest was based on a reasonable suspicion that he had committed criminal offences. The victims' written complaints, their detailed account of events and results of ensuing preliminary operative investigative actions supported the "reasonableness" of the suspicions against the applicant.

103. As to subsequent extensions of the applicant's detention, the Government stressed that the criminal case under consideration had a very specific feature. In particular, after the criminal proceedings against the applicant had been instituted on the initial charges of abuse of position and aggravated extortion, a number of new accusations were brought against the applicant and, accordingly, new sets of criminal proceedings were initiated. Each additional set of the criminal proceedings necessitated the applicant's detention. The Government pointed out that the domestic courts had not relied solely on the gravity of the charges. While authorising further extensions of the applicant's detention, the courts also took into account his liability to abscond and pervert the course of justice. In the Government's view, the applicant's release could also endanger public order.

104. In a further line of argument, the Government attempted to substantiate each ground relied on by the domestic courts. In particular, they submitted that the applicant was a man of substantial financial resources. Although in December 2006, during searches in his office and housing premises which belonged to him, police officers seized RUB 36,000,000; only a month later he paid an electoral deposit of RUB 900,000. The applicant owned a private enterprise and had shares in other companies. He also owned a car and several houses and plots of land.

105. The Government insisted that the applicant was likely to abscond, relying on the fact that his relatives were selling property and buying foreign currency. In the Government's opinion, they intended to leave Russia. The Government supported the domestic courts' findings that the facts that the applicant did not own property outside Russia, that he did not have medical travel insurance, that he did not speak any foreign language, that his family lived in Tomsk and that he had immovable property in Tomsk, did not exclude the possibility of his absconding.

106. The Government further argued that the applicant, as mayor of Tomsk, could have influenced witnesses, employees of the Tomsk Town mayor's office and his former subordinates. According to the Government, that assertion was corroborated by victims' complaints and statements enclosed in the criminal case file. After the victims had refused to comply with the applicant's co-defendants' extortion demands, the employees of the mayor's office, on direct orders from the applicant, wrote letters to the victims threatening them with the demolition of their property. Furthermore, a number of witnesses complained to the courts that the applicant's relatives and confidants, using threats and exerting pressure, had urged them to change their statements.

107. In addition, the Government, relying on the Court's findings in the case of Letellier v. France (26 June 1991, Series A No. 207), stressed that the applicant's case had been widely publicised and had drawn an extensive reaction among the Tomsk town population. Accordingly, in the Government's view, the applicant's release could have endangered public order and even threatened the applicant's own well-being.

108. In conclusion, the Government asserted that, while authorising the extensions of the applicant's detention, the domestic courts had taken into account the medical expert opinions and other relevant medical data confirming that the applicant's state of health permitted his detention.

109. The applicant averred that any objective observer could see that there was no "reasonable" suspicion of his having committed the criminal offences he was charged with. Furthermore, the institution of new rounds of criminal proceedings on its own could not warrant an extension of detention. Otherwise, authorities would be able to lock a person up for an indefinite period merely by instituting new criminal proceedings against him.

110. The applicant further argued that at no point in the proceedings had the domestic courts taken his financial situation into account, as there is no reference to that issue in any detention order. The courts also took at face value the information provided by the FSB to the effect that his relatives were selling property and buying foreign currency. They did not check that information.

111. The applicant found it peculiar that the domestic courts had not accepted the following arguments raised by his lawyers in favour of his release: his poor state of health and the need to undergo expensive medical treatment which he would not be able to afford outside Russia; his age; his permanent place of residence in Tomsk; his ten-year employment as the Tomsk mayor; his family's permanent residence in Tomsk and absence of any relatives living outside Tomsk; ownership of property only in the Tomsk Region; his lack of knowledge of any foreign language; lack of a valid passport for travel; and his participation in the forthcoming parliamentary elections.

112. As to the alleged threats made by his relatives and confidants, the applicant stressed that none of those individuals had been questioned by the investigating authorities as to their possible involvement in such illegal activities, and no criminal proceedings had been instituted against them. The applicant pointed out that the Government, while relying on statements by victims and witnesses, who had allegedly been threatened, did not provide the Court with copies of those statements. Furthermore, the applicant noted that the pre-trial investigation had ended, the witnesses' statements and other evidence had been collected and there was no longer any risk that justice would not be served.

113. In order to challenge the last Government's argument concerning the alleged danger to public order, the applicant stressed that the domestic courts had not relied on that argument in any of the detention orders and that such an argument could not, in any event, serve as a ground for detention under the Russian Code of Criminal Procedure.

114. Finally, the applicant noted that at no point in the procedure had the domestic courts considered an alternative measure of restraint prescribed by the Russian Code of Criminal Procedure, such as bail, a written undertaking not to leave the town, house arrest or personal surety.

B. The Court's assessment

1. Admissibility

115. The Court notes that this complaint is not manifestly ill-founded within the meaning of Article 35 § 3 of the Convention. It further notes that it is not inadmissible on any other grounds. It must therefore be declared admissible.

2. Merits

(a) General principles116. Under the Court's case-law, the issue of whether a period of detention is reasonable

cannot be assessed in abstracto. Whether it is reasonable for an accused to remain in detention must be assessed in each case according to its special features. Continued detention can be justified only if there are specific indications of a genuine requirement of public interest which, notwithstanding the presumption of innocence, outweighs the rule of respect for individual liberty (see, among other authorities, W. v. Switzerland, 26 January 1993, Series A No. 254-A, and {Kudla} v. Poland [GC], No. 30210/96, § 110, ECHR 2000-XI).

117. The presumption is in favour of release. As the Court has consistently held, the second limb of Article 5 § 3 does not give judicial authorities a choice between either bringing an accused to trial within a reasonable time or granting him provisional release pending trial. Until his conviction, the accused must be presumed innocent, and the purpose of the provision under

consideration is essentially to require him to be released provisionally once his continuing detention ceases to be reasonable (see Vlasov v. Russia, No. 78146/01, § 104, 12 June 2008, with further references).

118. The Court further observes that it falls in the first place to the national judicial authorities to ensure that, in a given case, the pre-trial detention of an accused person does not exceed a reasonable length of time. To this end they must examine all the facts arguing for or against the existence of a genuine requirement of public interest justifying, with due regard to the principle of the presumption of innocence, a departure from the rule of respect for individual liberty, and set them out in their decisions dismissing the applications for release. It is essentially on the basis of the reasons given in these decisions and of the true facts mentioned by the applicant in his appeals that the Court is called upon to decide whether or not there has been a violation of Article 5 § 3 of the Convention (see Labita v. Italy [GC], No. 26772/95, § 152, ECHR 2000-IV).

119. The arguments for and against release must not be "general and abstract" (see Smirnova v. Russia, Nos. 46133/99 and 48183/99, § 63, ECHR 2003-IX). Where the law provides for a presumption in respect of factors relevant to the grounds for continued detention, the existence of the specific facts outweighing the rule of respect for individual liberty must be convincingly demonstrated (see Ilijkov v. Bulgaria, No. 33977/96, § 84 in fine, 26 July 2001).

120. The persistence of a reasonable suspicion that the person arrested has committed an offence is a condition sine qua non for the lawfulness of the continued detention, but after a certain lapse of time it no longer suffices. In such cases the Court must establish whether the other grounds given by the judicial authorities continue to justify the deprivation of liberty. Where such grounds are "relevant" and "sufficient", the Court must also ascertain whether the competent national authorities displayed "special diligence" in the conduct of the proceedings (see Labita, cited above, § 153).

(b) Application of the general principles to the present case121. The Court notes that the applicant has been held in custody since 6 December 2006. A

pre-trial detention of this length - over two years - is a matter of concern for the Court. It observes that since 6 December 2006 the domestic courts extended the applicant's detention a number of times. In their decisions they consistently relied on the gravity of the charges as the main factor and on the applicant's potential to abscond, pervert the course of justice and reoffend.

122. As regards the courts' reliance on the gravity of the charges as the decisive element, the Court has repeatedly held that the gravity of the charges cannot by itself serve to justify long periods of detention (see Panchenko v. Russia, No. 45100/98, § 102, 8 February 2005; Goral v. Poland, No. 38654/97, § 68, 30 October 2003; and Ilijkov, cited above, § 81). This is particularly true in the Russian legal system, where the characterisation in law of the facts - and thus the sentence faced by the applicant - is determined by the prosecution without judicial review of whether the evidence obtained supports a reasonable suspicion that the applicant has committed the alleged offence (see Khudoyorov v. Russia, No. 6847/02, § 180, ECHR 2005-X).

123. The other grounds for the applicant's continued detention were the domestic courts' findings that the applicant could abscond, pervert the course of justice and reoffend. The Court reiterates that it is incumbent on the domestic authorities to establish the existence of concrete facts relevant to the grounds for continued detention. Shifting the burden of proof to the detained person in such matters is tantamount to overturning the rule of Article 5 of the Convention, a provision which makes detention an exceptional departure from the right to liberty and one that is only permissible in exhaustively enumerated and strictly defined cases (see Rokhlina v. Russia, No. 54071/00, § 67, 7 April 2005). It remains to be ascertained whether the domestic authorities established and convincingly demonstrated the existence of specific facts in support of their conclusions.

(i) The danger of absconding124. The Court notes that the domestic authorities gauged the applicant's potential to

abscond by reference to the fact that he had been charged with serious criminal offences, thus

facing a severe sentence. In this connection the Court reiterates that, although the severity of the sentence faced is a relevant element in the assessment of the risk of absconding or reoffending, the need to continue the deprivation of liberty cannot be assessed from a purely abstract point of view. It must be examined with reference to a number of other relevant factors which may either confirm the existence of a danger of absconding and reoffending or make it appear so slight that it cannot justify detention pending trial (see Letellier, cited above, § 43, and Panchenko v. Russia, No. 45100/98, § 106, 8 February 2005).

125. In its decision of 5 February 2007 the Sovetskiy District Court for the first time relied on the information provided by the Tomsk Regional FSB Department and concluded that the applicant was planning to abscond, urging his relatives to sell property and buy foreign currency (see paragraphs 20 - 22 above). In every subsequent detention order the judicial authorities relied heavily on the applicant's potential to abscond, given the information provided by the FSB. The Court understands the authorities' concerns the first time they received the relevant information. It acknowledges that in view of the gravity of the accusations against the applicant and the seriousness of the information submitted by the FSB officials, the judicial authorities could justifiably have considered that an initial risk of the applicant's absconding had been established.

126. The Court, however, cannot overlook the fact that the information from the FSB officials was not supported by any evidence (copies of sale-purchase contracts, State certificates showing change of ownership, bank records confirming the purchase of currency, and so on). The Court accepts that the extension of the applicant's detention may initially have been warranted for a short period to provide the prosecution authorities with time to verify the information presented by the FSB officials and to adduce evidence in support. However, with the passage of time the mere availability of the information, without any evidence to support its veracity, inevitably became less and less relevant, particularly so when the applicant persistently disputed his ability to abscond, alleging that no property had been sold or foreign currency bought and referring to his age, poor health, lack of a valid passport for travel or medical insurance and the fact that he had no relatives and did not own property outside the Tomsk Region to confirm that there was no danger of his absconding (see, by contrast, W. v. Switzerland, 26 January 1993, § 33, Series A No. 254-A).

127. In this connection, the Court considers that the domestic authorities were under an obligation to analyse the applicant's personal situation in greater detail and to give specific reasons, supported by evidentiary findings, for holding him in custody (see, for similar reasoning, Musuc v. Moldova, No. 42440/06, § 45, 6 November 2007). The Court does not find that the domestic courts executed that obligation in the present case. It is a matter of serious concern for the Court that the domestic authorities applied a selective and inconsistent approach to the assessment of the parties' arguments pertaining to the grounds for the applicant's detention. While deeming the applicant's arguments to be subjective and giving no heed to relevant facts which mitigated the risk of his absconding, the courts accepted the information from the FSB officials uncritically, without questioning its credibility.

128. The Court further reiterates that the judicial authorities also cited the fact that the applicant had several places of residence in the Tomsk Region in support of their finding that he was liable to abscond. In this respect, the Court reiterates that the mere absence of a fixed residence does not give rise to a danger of absconding (see Pshevecherskiy v. Russia, No. 28957/02, § 68, 24 May 2007). The Court further observes that the authorities did not indicate any other circumstance to suggest that, if released, the applicant would abscond. Even though, as the Government submitted, other facts that could have warranted the authorities' conclusion about his potential to abscond may have existed, they were not mentioned in the detention orders and it is not the Court's task to establish such facts and take the place of the national authorities who ruled on the issue of detention (see Korchuganova v. Russia, No. 75039/01, § 72, 8 June 2006). The Court therefore finds that the existence of such a risk was not established.

(ii) The danger of perverting the course of justice

129. As to the domestic courts' findings that the applicant was liable to pervert the course of justice, the Court notes that at the initial stages of the investigation the risk that an accused person may pervert the course of justice could justify keeping him or her in custody. However, after the evidence has been collected, that ground becomes irrelevant (see Mamedova v. Russia, No. 7064/05, § 79, 1 June 2006). The Court observes that the domestic courts linked the applicant's liability to obstruct justice to his status as the mayor of Tomsk and the fact that a number of witnesses in the criminal case were his former subordinates working for the Tomsk mayor's office. The domestic courts also mentioned the threats that the applicant's relatives and confidants allegedly made against victims and witnesses.

130. In this connection, the Court is mindful that the applicant's employment status was a relevant factor for the domestic courts' findings that there was a risk of tampering with witnesses. At the same time, it does not lose sight of the fact that the applicant was suspended from his position as mayor of Tomsk immediately after his arrest and that his release would not have led to his being reinstated in that position. Therefore, the Court entertains doubts as to the validity of that argument to justify the applicant's continued detention. Furthermore, the Court reiterates that for the domestic courts to demonstrate that a substantial risk of collusion existed and continued to exist during the entire period of the applicant's detention, it did not suffice merely to refer to his official authority. They should have analysed other pertinent factors, such as the advancement of the investigation or judicial proceedings, the applicant's personality, his behaviour before and after the arrest and any other specific indications justifying the fear that he might abuse his regained liberty by carrying out acts aimed at falsification or destruction of evidence or manipulation of witnesses (see W., cited above, § 36, Series A No. 254-A).

131. In this respect, the Court observes that it was not until 3 December 2007 that the Tomsk Regional Court for the first time supported its conclusion of the risk of collusion by making reference to the alleged attempts to tamper with witnesses committed by the applicant's relatives. In particular, the Regional Court held that the case file contained information pertaining to the applicant's alleged attempts to influence a victim, Mr L., and a witness, Mr B. (see paragraph 33 above). The Court notes in the first place that it is unable to assess the reliability and relevance of the information which gave rise to that finding of the Regional Court as the Government did not submit copies of the respective documents enclosed in the criminal case file. As to the text of the decision of 3 December 2007, apart from a bald reference to the threats which the applicant's relatives and confidants allegedly made against the witnesses, the Regional Court did not mention any specific facts warranting the applicant's detention on that ground.

132. However, more fundamentally, the Court finds it striking that relying on certain information, the domestic court did not provide the applicant with an opportunity to challenge it, for example, by having those witnesses examined (see, for comparison, Becciev v. Moldova, No. 9190/03, §§ 73 - 76, 4 October 2005), or at least by serving him with copies of their complaints or statements. It appears, and the Government did not argue otherwise, that the applicant was not even notified of the nature and content of the submissions lodged by the prosecution authorities to corroborate their assertion of witness manipulation. Moreover, the Court finds it peculiar that being informed of the intimidation, harassment or threats of retaliation against witnesses, the prosecution authorities did not institute criminal proceedings or at least open a preliminary inquiry into those allegations. The Court observes, and the parties did not dispute that fact, that the domestic authorities did not take any actions against either the applicant or his relatives and confidents, that they were never subject to any form of investigation and were not even questioned about the alleged attempts to manipulate witnesses. The Court is therefore not convinced that the domestic authorities' findings of the applicant's liability to pervert the course of justice had sufficient basis in fact.

133. Furthermore, the Court notes that the pre-trial investigation in respect of the applicant was completed at the end of August 2007 (see paragraph 30 above). He remained in custody for an additional eighteen months during which the proceedings were pending before the trial court.

It thus appears that the domestic authorities had sufficient time to take statements from witnesses in a manner which could have excluded any doubt as to their veracity and would have eliminated the necessity to continue the applicant's deprivation of liberty on that ground (see, for similar reasoning, Solovyev v. Russia, No. 2708/02, § 115, 24 May 2007). The Court therefore considers that, having failed to act diligently, the national authorities were not entitled to regard the circumstances of the case as justification for using the risk of collusion as a further ground for the applicant's detention.

(iii) The danger of reoffending and the preservation of public order134. In a number of the detention orders the domestic courts cited the likelihood that the

applicant would reoffend as an additional ground justifying his continued detention. In this connection, the Court observes that the judicial authorities did not mention any specific facts supporting their finding that there existed a risk of the applicant's reoffending. Furthermore, the Court does not share the national authorities' opinion that in a situation when all charges against the applicant, save for one, were brought against him in respect of his actions as the mayor of Tomsk and he was suspended from that position, there was a real danger of the applicant committing new offences.

135. In their submissions to the Court, the Government relied on another ground which, in their opinion, necessitated the applicant's detention. In particular, they emphasised the need to protect public order from the disturbance which could have been caused by the release of the applicant. Although that ground was never relied on by the domestic courts, the Court nevertheless considers it necessary to address the Government's argument.

136. The Court has already held on a number of occasions that, by reason of their particular gravity and public reaction to them, certain offences may give rise to a social disturbance capable of justifying pre-trial detention, at least for a time. In exceptional circumstances this factor may therefore be taken into account for the purposes of the Convention, in any event in so far as domestic law recognises the notion of disturbance to public order caused by an offence. However, this ground can be regarded as relevant and sufficient only provided that it is based on facts capable of showing that the accused's release would actually disturb public order. In addition detention will continue to be legitimate only if public order remains actually threatened; its continuation cannot be used to anticipate a custodial sentence (see Letellier, cited above, § 51).

137. In the present case these conditions were not satisfied. Apart from the fact that Russian law does not list the notion of disturbance to public order among permissible grounds for detention of accused persons, the Court notes that the Government relied on the alleged danger to public order from a purely abstract point of view, relying solely on the gravity of the offences allegedly committed by the applicant. They did not provide any evidence or indicate any instance which could show that the applicant's release could have posed an actual danger to public order.

(iv) Alternative measures of restraint138. The Court further emphasises that when deciding whether a person should be released

or detained the authorities have an obligation under Article 5 § 3 to consider alternative measures of ensuring his or her appearance at the trial (see Sulaoja v. Estonia, No. 55939/00, § 64, 15 February 2005, and {Jablonski} v. Poland, No. 33492/96, § 83, 21 December 2000). During the entire period under consideration the authorities did not consider the possibility of ensuring the applicant's attendance by the use of other "preventive measures" - such as a written undertaking or bail - which are expressly provided for by Russian law to secure the proper conduct of criminal proceedings. In this connection, the Court does not lose sight of the fact that the applicant offered a guarantee by the Archbishop of Tomsk Region to ensure his release. However, that guarantee was rejected without due consideration (see paragraph 33 above). Furthermore, the Court finds it particularly striking that the applicant was kept in custody for nine months, from September 2007 to June 2008, for the sole purpose of studying the case file. However, at no point did either the Regional Court or the Supreme Court, which examined the

issue of the lawfulness of the applicant's detention during that period, consider having recourse to such alternative measures or, at the very minimum, seek to explain in their decisions why such alternatives would not have ensured that the trial would follow its proper course.

139. The Court does not lose sight of the Government's argument about the applicant's financial resources, implying that bail could not secure his attendance. Although the Court has already noted that the domestic courts did not consider bail and that it would not substitute for the domestic authorities in their task of identifying and considering factors justifying the applicant's detention (see paragraph 128 above), the Court nevertheless considers it worth noting that bail may only be required as long as reasons justifying detention prevail. When such reasons do prevail, the amount of the bail must be "assessed principally in relation to the person concerned, his assets... in other words to the degree of confidence that is possible that the prospect of loss of security in the event of his non-appearance at a trial will act as a sufficient deterrent to dispel any wish on his part to abscond" (see Neumeister v. Austria, 27 June 1968, p. 40, § 48, Series A No. 8).

(v) Conclusion140. In sum, the Court finds that the domestic authorities' decisions were not based on an

analysis of all the pertinent facts. They took no notice of the arguments in favour of the applicant's release pending trial.

141. Having regard to the above, the Court considers that by failing to refer to concrete relevant facts or consider alternative "preventive measures", the authorities extended the applicant's detention on grounds which cannot be regarded as "sufficient". They thus failed to justify the applicant's continued deprivation of liberty for a period of over two years. It is hence not necessary to examine whether the proceedings against the applicant were conducted with due diligence during that period as such a lengthy period cannot in the circumstances be regarded as "reasonable" within the meaning of Article 5 § 3 (see Pekov v. Bulgaria, No. 50358/99, § 85, 30 March 2006).

142. There has therefore been a violation of Article 5 § 3 of the Convention.

III. Other alleged violations of the Convention

143. The applicant further complained under Articles 2 and 5 of the Convention that the conditions of his detention posed a serious threat to his life and that his detention was unlawful.

144. Having regard to all the material in its possession, and in so far as these complaints fall within the Court's competence ratione materiae, it finds that the evidence discloses no appearance of a violation of the rights and freedoms set out in the Convention or its Protocols. It follows that this part of the application must be rejected as being manifestly ill-founded pursuant to Article 35 §§ 3 and 4 of the Convention.

IV. Application of Article 41 of the Convention

145. Article 41 of the Convention provides:"If the Court finds that there has been a violation of the Convention or the Protocols

thereto, and if the internal law of the High Contracting Party concerned allows only partial reparation to be made, the Court shall, if necessary, afford just satisfaction to the injured party."

A. Damage

146. The applicant claimed 8,000 euros (EUR) in respect of non-pecuniary damage.147. The Government asserted that the applicant's claims should be dismissed. In the

Government's opinion, a finding of a violation of the applicant's rights would constitute sufficient and just satisfaction.

148. The Court notes that it has found several violations in the present case. In these circumstances, the Court considers that the applicant's suffering and frustration, caused by inhuman conditions of his detention and the fact that he has spent a long period in custody without relevant and sufficient grounds, cannot be compensated for by a mere finding of a violation. Making its assessment on equitable bases, it awards the applicant the sum claimed in respect of non-pecuniary damage, plus any tax that may be chargeable on that amount.

B. Costs and expenses

149. The applicant did not seek reimbursement of costs and expenses and this is not a matter which the Court is required to examine on its own motion (see {Motiere} v. France, No. 39615/98, § 26, 5 December 2000).

C. Default interest

150. The Court considers it appropriate that the default interest should be based on the marginal lending rate of the European Central Bank, to which should be added three percentage points.

FOR THESE REASONS, THE COURT UNANIMOUSLY

1. Declares the complaint concerning the conditions of the applicant's detention in the Tomsk town temporary detention facility and an alleged violation of the applicant's right to trial within a reasonable time or release pending trial admissible and the remainder of the application inadmissible;

2. Holds that there has been a violation of Article 3 of the Convention;3. Holds that there has been a violation of Article 5 § 3 of the Convention;4. Holds(a) that the respondent State is to pay the applicant, within three months from the date on

which the judgment becomes final in accordance with Article 44 § 2 of the Convention, EUR 8,000 (eight thousand euros) in respect of non-pecuniary damage, to be converted into Russian roubles at the rate applicable at the date of the settlement, plus any tax that may be chargeable;

(b) that from the expiry of the above-mentioned three months until settlement simple interest shall be payable on the above amount at a rate equal to the marginal lending rate of the European Central Bank during the default period plus three percentage points.

Done in English, and notified in writing on 12 March 2009, pursuant to Rule 77 §§ 2 and 3 of the Rules of Court.

Christos ROZAKISPresident

{Soren} NIELSENRegistrar