A R T & L I V I N G З И М А 2 0 1 0 - 2 0 1 1

В Н У Т Р Е Н Н Я Я

ГД Е О С Е Д А Ю Т Ш Е Д Е В Р Ы С О В Р Е М Е Н Н О Г О И С К У С С Т В А ?

Портрет Кейт Мосс работы фотографа Волфганга Тиллманса в интерьере пентхауса Карен и Кристиана Бороса

В последнее время коллекционирование произве-дений искусства становится все более популярным увлечением. В Америке и Европе серьезная арт-коллекция — главное свидетельство высокого соци-ального статуса и широты взглядов. Вернисажи, про-водимые в крупных американских музеях и частных галереях, по своей значимости и списку гостей не-редко превосходят церемонии вручения «Оскара». В России и Украине «великие мира сего» уже осо-знали это и принялись решительно действовать. Центр современного искусства «Гараж» Даши Жу-ковой в Москве и Pinchuk Art Center Виктора Пинчука в Киеве — главные свидетельства новой тенденции. Серьезное искусство у нас стали покупать, и, более того, не стесняются выставлять напоказ.

«Зачем вообще коллекционировать?» — спро-сите вы. Можно привести миллион доводов. Коллек-ционировать предметы искусства — занятие захва-тывающее, благородное и престижное. Вы мгновенно почувствуете, как изменится качество вашей жизни, расширится круг общения, не говоря уже о том, как преобразится ваш дом или офис. Кроме того, коллекционировать сегодня выгодно: вследствие кризиса цены на произведения искус-ства заметно снизились, поэтому позволить себе можно многое. Исключения составляют разве что несколько художников, которых относят к категории blue-chip. Но и в этом случае прогадать сложно: вложения средств в работы таких авторов в любом случае со временем принесут солидную прибыль.

Итак, SANAHUNT стал первым в мире магазином сегмента luxury, который предложил своим клиентам полный спектр услуг в сфере формирования част-ных и корпоративных коллекций произведений со-временного искусства. Собственная галерейная программа pret-a-porter от SANAHUNT Gallery допол-нена услугами арт-консьержа — для клиентов, пред-почитающих haute couture во всех ее проявлениях.

Программа галереи будет включать персональ-ные и групповые выставки «тяжелой артиллерии» современного искусства, экспозиции интересных в плане арт-инвестиций молодых художников и собственных художественных инициатив SANAHUNT — работ и проектов, выполненных специально для SANAHUNT Gallery.

SANAHUNT Gallery предоставит исчерпывающий консультационный сервис. Для этого в обиход вве-ден термин «арт-консьерж», подразумевающий сопровождение предметов искусства от приобре-тения до инсталляции, заказы частных портретов, консультации по существующим коллекциям, их совершенствованию и практикам коллекциониро-вания, услуги в сфере арт-инвестиций, сопрово-ждение на главных ярмарках современного искус-ства — Art Basel и Art Basel Miami Beach, Frieze Art Fair и FIAC, индивидуальные визиты в студии художников и корпоративный арт-консалтинг.

Чтобы расставить все точки над «i», необходимо от-метить высокий статус арт-начинаний SANAHUNT. С клиентами SANAHUNT Gallery работает арт-критик и куратор Невилл Уэйкфилд — непререкаемый авто-ритет в современном искусстве. А значит, все двери в элитарном арт-сообществе для них уже открыты.

Для ТОГО ЧТОБы ПОлУЧИТь ДОПОлНИТЕльНУю ИНфОРМАЦИю ИлИ ДОГОВОРИТьСя ОБ ИНДИВИ-ДУАльНОй КОНСУльТАЦИИ, НУЖНО ПОЗВОНИТь ПО ТЕлЕфОНУ 044 278 7501 ИлИ ОТПРАВИТь ПИСь-МО ПО элЕКТРОННОМУ АДРЕСУ GALLeRy@SANAHUNT.CoM.UA

НА ПРОТяЖЕНИИ ПОЧТИ ПяТНАДЦАТИ лЕТ SANAHUNT LUxURy

CoNCePT SToRe УДИВляЕТ СВОИх КлИЕНТОВ ИСКлюЧИТЕльНыМИ

УСлУГАМИ И ИННОВАЦИяМИ, БУДь ТО ВЕщИ ГлАВНых МИРОВых

БРЕНДОВ, ВыПОлНЕННыЕ ПО ИНДИВИДУАльНОМУ ЗАКАЗУ, ОСОБый

ВыБОР ЗДОРОВОй ОРГАНИЧЕСКОй ЕДы В SANAHUNT LoUNGe ИлИ СЕлЕКЦИя

КОСМЕТИКИ, ПРЕДСТАВлЕННОй В БьюТИ-КОРНЕРЕ, — ОРГАНИЧЕСКОй

ИлИ СОЗДАННОй НА ОСНОВЕ НАНОТЕхНОлОГИй. НО SANAHUNT НЕ

СТОИТ НА МЕСТЕ. эТОй ОСЕНью ОН ПРЕДСТАВИл СВОй НОВый СЕРВИС

HAUTe CoUTURe. ТЕПЕРь КлИЕНТы ГлАВНОГО КИЕВСКОГО

КОНЦЕПТ-СТОРА СМОГУТ ВОСПОльЗОВАТьСя УСлУГАМИ

ПЕРСОНАльНОГО АРТ-КОНСьЕРЖА

Ил

лю

стр

ац

ия:

Je

an

-Ph

ilip

pe

De

lho

mm

e/t

run

ka

rch

ive

.co

m

30

Невилл Уэйкфилд занимает уникальное место в ми-ровой арт-индустрии. В своей впечатляюще разно-плановой деятельности он умудряется совмещать арт-критику, кураторские проекты и продюсирова-ние фильмов. В его послужном списке — специаль-ные программы лондонской Frieze Art Fair и нью-йоркского музея MoMA PS1, скандальная кинолента «Запрещено к показу» (Destricted), рекламная кам-пания Pringle of Scotland с актрисой Тилдой Суинтон и нашумевшие редакционные проекты с художни-ками Ричардом Принсом, Мэттью Барни и Джоном Балдессари для американского журнала W. Кроме того, он является креативным директором Tar Magazine и, возможно, скрывает от публики еще много неожиданных амплуа.SANAHUNT: Вы прошли интересный путь — от фи-лософии и теории культуры к практической дея-тельности в области искусства и моды. Был ли этот путь естественным и логичным?Невилл Уэйкфилд: я изучал философию в то время, когда теория начинала входить в моду, — или, ско-рее, когда она была призвана поддерживать кон-кретный тип производства образов, который строил-ся вокруг стратегий апроприации. я подразумеваю под этим работы Ричарда Принса, Синди Шерман и иже с ними. Мне казалось, что те же идеи имели место и в моде, где всегда присутствовало стрем-ление к оригинальности и субъективному взгляду на вещи. Также мне была интересна идея построения романа без слов, и я начал компилировать книгу об-разов «Fashion: Photography of the Nineties», в кото-рой границы между искусством и модой, текстом и кураторством, теорией и практикой были размыты.S: Как началось Ваше сотрудничество с MoMA PS1 и Frieze Art Fair?НУ: Несколько лет назад Алана хейс, тогдашний ди-ректор MoMa PS1, пригласила меня в качестве ку-ратора, и это предложение показалось мне инте-ресным — работать в своеобразном зазоре между двумя институтами: MoMA, который выступа-ет в первую очередь своего рода исторической капсулой искусства, и PS1, которая, скорее, являет-ся его лабораторией. я был увлечен этой дистанци-ей между ними, наблюдая, как искусство перете-кает из PS1 в MoMA, и что происходит с ним в процессе этого перетекания.

В каком-то смысле та же мотивация относится и к Frieze. это довольно экстремальная среда, кото-рая между искусством и деньгами не всегда отда-ет предпочтение искусству, но мне было интерес-но узнать, как работают художественные идеи в таком суперкоммерческом контексте.S: Что самое неприятное в Вашей работе?НУ: Наверное, авиаперелеты, которые стали неот-ъемлемой частью моей работы. С самолетами у меня сложились отношения любви-ненависти: с одной стороны, каждый полет — это редкие часы наедине с самим собой, вне повседневных ком-муникационных процессов, а с другой — это опыт провала модернистской мечты. форма самолета прекрасно следует его функции, пока я не захожу в салон. Мечта снаружи таит кошмар внутри.

S: Где располагается граница между коммерче-ским и некоммерческим искусством?НУ: я полагаю, разница между ними переоценена. Даже безобъектное концептуальное искусство требует аудитории, а привлекая аудиторию, вы всегда в какой-то мере коммерциализируете ин-терес. лично я предпочитаю формы искусства, ко-торые не приемлют ни этого разделения, ни разде-ления в принципе — между искусством и кино, модой и дизайном и так далее.S: Как Вам пришла в голову идея снять Тильду Су-интон для рекламы Pringle? Легко ли представлять свои идеи брендам? Почему выбор пал на фото-графа Райана Макгинли?НУ: Pringle — весьма консервативный шотландский бренд, который захотел привлечь более модную аудиторию. Тилда, чья карьера включает как экспе-риментальный формат Дерека Джармена, так и формат работы в Голливуде, казалась мне идеаль-ным персонажем. Помогло также и то, что она — мой старый друг и живет в Шотландии. Таким обра-зом, все кусочки пазла сложились вместе — вкус Райана и его интерес к кино, шотландский пейзаж и многогранный образ Тильды, который не подвер-жен влиянию времени.S: Что Вы думаете о функции искусства? Какая роль отведена ему сегодня?НУ: Кроме очевидных рыночной и социально-критической функций, которыми искусство обза-велось сравнительно недавно, я думаю, оно при-звано помочь нам ставить под сомнение вещи, которые мы принимаем как должное, и видеть мир не только как продолжение собственных взглядов.S: Что для Вас означает роскошь?НУ: Роскошь — это возможность делать то, что ты хо-чешь, и не зависеть при этом от обстоятельств.S: Можете назвать какие-то новые, выдающиеся имена в искусстве? Кто сегодня заслуживает при-стального внимания?НУ: Возможно, я буду предвзятым, но мне нравится то, что делает Олимпия Скэрри. Недавно она соз-дала минималистическую композицию под назва-нием Saliva — «Слюна», полностью изготовленную из мыла, и только что закончила снимать видео с по-мощью phantom camera, которая позволяет делать 1000 кадров в секунду, — в нем она документирует непроизвольные жесты. Также я люблю творчество Мики Роттенберг, которая исследует красоту чело-веческого тела и его гротескность, включая наше восприятие телесности.S: Есть ли у Вас собственная коллекция произведе-ний искусства?НУ: я не очень активный коллекционер. Но у меня довольно много серьезных работ, подаренных друзьями-художниками.S: Что Вы сейчас читаете?НУ: Только что закончил «Черного лебедя» Нассима Талеба. это книга о том, что неизвестное куда бо-лее интересно и важно, нежели то, что нам уже знакомо, а мы все же увлечены лишь видимым го-ризонтом. Талеб утверждает, что необходимо учиться адаптироваться к невероятному.

М е ч т а с н а р у ж и

т а и т к о ш м а р в н у т р и .

31

Смелая мысль и выходящее за рамки привычного воображение позволили Захе хадид опередить свое время. Но только с помощью непоколебимой силы воли и железного характера, обеспечившего ей репутацию «невыносимо тяжелого человека», ее дерзкий талант нашел воплощение в простран-ствах современных городов.

Один из ее учителей прославленный архитектор Рэм Колхас назвал хадид «планетой на своей соб-ственной орбите», имея в виду ее творческую само-бытность. Ирония этих слов состоит в том, что дол-гое время она действительно оставалась исключительно «на своей собственной орбите», продуцируя проекты, радикальность которых за-крывала им все пути к осуществлению. Игнорируя установленные конвенции и представления об ар-хитектуре, она оставалась непонятной и невостре-бованной. Ее считали «эксцентричной чудачкой», а ее проекты — не подлежащими воплощению. Не поддаваясь искушениям спроса, на каком-то от-резке своей биографии Заха избрала стратегию фантаста от архитектуры, упорствуя в создании проектов исключительно на бумаге. Но благодаря незыблемой уверенности в своем видении и еще — вере в нее нескольких талантливых людей, счаст-ливые современники могут с изумлением наблю-

дать, как фантастика становится частью реально-сти, а будущее находит свое место в настоящем.

Одним из первых ее реализованных проектов стала пожарная часть компании — производителя дизайнерской мебели Vitra (1991–1993). Но, по сло-вам самой хадид, востребованной ее архитекту-ра стала после участия в проекте строительства Центра современного искусства Розенталя в Цин-циннати, США (1998). это сооружение можно на-звать вертикальной улицей: большие бетонные пли-ты мостовой плавно перетекают в пол вестибюля, пространство которого отделено от улицы только тонким стеклом. Для выставок предназначены огромные (высотой в два этажа) параллелепипеды из металла и бетона, «парящие» над вестибюлем. А вместо одинаковых галерей — залы разнообраз-ных конфигураций. Позже по ее проектам были сооружены Трамплин Bergisel в Инсбруке, новое крыло Музея искусств Ордрупгаард в Копенгагене. В 2005 году в лейпциге Заха хадид построила новую фабрику BMW, напоминающую гигантскую авто-мобильную развязку. В здании от трех до пяти эта-жей, они переходят друг в друга, но при этом каж-дый из них представляет собой как бы кусок дороги, идущей в определенном направлении.

Среди недавних реализаций ее идей — оперный

театр в Гуаньчжоу и Национальный музей искусств xxI века — MAxxI в Риме. MAxxI — это самое круп-ное сооружение из всех спроектированных хадид на сегодняшний день. Возведение спиралеобраз-ной бетонной постройки площадью 27 тысяч ква-дратных метров продолжалось одиннадцать лет. Основой для постройки послужил комплекс казарм Монтелло — их фасад стал главным для MAxxI, там расположен его парадный вход. За этот проект ха-дид была удостоена награды Королевского институ-та британских архитекторов (RIBA Award). Также бюро Zaha Hadid Architects были разработаны про-екты 170-метровой стеклянной башни с офисными помещениями, трехэтажной галереи и шести жи-лых домов в Милане, небоскреба в Марселе и дру-гого — «лежащего», похожего на упавшее дерево, — в Монпелье, железнодорожного вокзала в Неапо-ле, «танцующих башен», столице ОАэ. Работа бюро Захи хадид планируется уже на 2021 год.

Вместе с тем на долгом пути архитектурных за-мыслов к реальному воплощению особо привле-кательной стала для хадид сфера промышленно-го дизайна и моды. «В этой сфере результат достигается значительно быстрее, чем в архитекту-ре, — говорит она, — такие скорые временные рамки дают значительно больше возможностей

О СВОЕМ ТВОРЧЕСТВЕ ЗАхА хАДИД ГОВОРИТ, ЧТО «эТО ВСЕГДА ИСПыТАНИЕ ПРЕДЕлОВ ВОЗМОЖНОГО». ОТМЕТАя ОБщЕПРИНяТУю ГЕОМЕТРИю, ПРАВИлА ПЕРСПЕКТИВы И ВСЕ ВОЗМОЖНыЕ СТИлИСТИЧЕСКИЕ КОНВЕНЦИИ,

ОНА БЕСКОМПРОМИССНО ИССлЕДУЕТ ПОТЕНЦИИ НОВЕйШИх ТЕхНОлОГИЧЕСКИх ДОСТИЖЕНИй, РАЗВИВАя МАТЕРИАльНыЕ фОРМы В НАПРАВлЕНИИ НЕМыСлИМОй ДОСЕлЕ ПлАСТИЧНОСТИ,

ГРАНИЧАщЕй С АБСТРАКЦИЕй

А Н А Р Х И Т Е К Т У РАф

ото

: St

ev

e D

ou

ble

32

На фото сверху: мост-павильон, Сарагоса, Испания

Объект Aura на Vi l la la Malcontenta, Венеция, Италия

фо

то:

Luk

e H

ay

es

34

для экспериментирования, особенно в дизайне обуви, где мы можем создавать прототипы очень быстро и немедленно оценивать дизайн и ком-форт». В 2008 году, как известно, хадид приняла приглашение бразильского бренда Melissa и по-пробовала себя в новой роли — дизайнера обуви. форма пластиковых туфель «из будущего» абсо-лютно органично сливается с плавными контурами человеческого тела. Асимметричность обуви пе-редает энергию движения. Вслед за Melissa к дизай-неру обратился Lacoste. Сапоги по дизайну хадид выполнены в форме знаменитого аллигатора.

Но дело, конечно, не только в условиях работы. Заха хадид всегда отличалась своим пристрастием к моде. Известна ее близкая дружба с Карлом ла-герфельдом и страстная увлеченность творчеством йоджи ямамото, чья одежда составляет львиную долю ее гардероба наряду с огромной коллекцией винтажных одеяний и бесчисленными туфлями на шпильках от Маноло Бланик. Она экспериментиру-ет с собственными нарядами не менее смело, чем с архитектурными формами. В ее привычку, к при-меру, входит носить одежду вопреки ее назначе-нию, задом наперед, шиворот-навыворот или вверх ногами. Она говорит, что это экономит ей место в чемодане, ведь одну и ту же вещь можно несколько

раз одевать совершенно по-разному. По ее сло-вам, она могла бы стать успешным дизайнером. «я много делала свою одежду сама — привозила, к примеру, шелк из Китая и часто просто завертыва-лась в него, еще экспериментировала с различны-ми материалами для моих собственных украше-ний». Правда, от этой карьеры она решила отказаться. «я видела, как архитекторы становились философами — плохими философами, и других, которые хотели стать политиками».

Но все же ее талант не ограничился сферой ар-хитектуры. Кроме обуви она создала инсталляции («Идеальный дом», «лотос»), театральные декора-ции, выставочные и сценические пространства (турне группы Pet Shop Boys), интерьеры (ресторан Moonsoon в Саппоро). Заха — автор нескольких коллекций мебели. Ее наиболее известные работы в области мебельного дизайна — светильник Chandelier Vortexx и кресло Cristal, выполненные для Sawaya & Moroni. Она создала коллекцию «бесшовной» мебели (Seamless collection) для бренда established & Sons. Коллекция «органиче-ской» мебели Dune Formations — это совместный проект Захи хадид и известного теоретика архитек-туры Патрика Шумахера (впервые демонстриро-вался на 52-й Венецианской биеннале). Предметы

интерьера были призваны отобразить текучесть и одновременно незыблемость песчаной дюны. А для компании Artemide хадид разработала дизайн торшера Genesy. форма лампы напоминает фу-туристическое дерево, которое стремительно растет, чтобы приблизиться к солнцу. хадид рабо-тает и в ювелирном дизайне. Она разрабатывала предметы столового серебра для фирмы Sawaya and Moroni. А для Atelier Swarovski создала коллек-цию «Изменчивость и Дизайн».

Сегодня все, что делает эта талантливая женщи-на, вызывает бурный восторг миллионов ее поклон-ников. В какой-то мере многие из них обязаны ей широтой своего вкуса. Своим творчеством она учит нас мыслить более гибко и смело. Но вместе с тем — интересная деталь — сама Заха с благо-дарностью отмечает эффект, который на ее, те-перь уже многочисленных, клиентов имеет совре-менная мода. Именно благодаря последней, утверждает архитектор, «многие из них становятся все более заинтересованными в создании чего-то радикально нового».

В 2011 ГОДУ В SANAHUNT GALLeRy ПРОйДЕТ ПЕРСО-НАльНАя ВыСТАВКА ЗАхИ хАДИД. ЕЕ ДАТы БУДУТ ПОДТВЕРЖДЕНы ДОПОлНИТЕльНО

Временная инсталляция – концертный зал в Manchester Art Gal lery, Манчестер, Великобритания

MAxxI: Музей искусства xxI века, Рим, Италия

Инвесторы нынче предпочитают газу живопись, ми-ровой объем инвестиций в которую составляет не менее восьмидесяти миллиардов долларов. Азарт к коллекционированию произведений современ-ного искусства увеличивается с каждым годом. А объемы продаж аукционных домов бьют рекорды один за другим, жонглируя миллионами.

«Четыре; четыре миллиона двести тысяч от леди в правом углу; четыре миллиона пятьсот — от вас, сэр; четыре восемьсот — заочный бид; пять — от участника в онлайне!» Аукционные ставки молние-носно увеличиваются. Атмосфера накаляется. Удар молотка — продано! Вторичный рынок рабо-тает, как швейцарские часы.

В свое время нехитрая экономика Чарльза Саат-чи и ларри Гагосяна заставила коллекционеров, которые собирали работы старых мастеров, усо-мниться в непогрешимости своего выбора и при-влекла внимание инвесторов из других отраслей. Благодаря этим двум покровителям простые пра-вила экономики удивительным образом стали ра-ботать на рынке современного искусства не хуже, чем в магазинах розничной торговли.

Чарли, к примеру, был смел и мудр, и наверняка знал о том, что поведение продавцов и покупате-лей на рынке люБОГО блага определяется прежде всего спросом (готовностью купить) и предложени-ем (готовностью продать). Он и его последователи перестали быть покупателями и стали продавца-ми, получив таким образом возможность непо-средственно влиять как на спрос, так и на предло-жение. Именно благодаря этому рынок современного искусства стал для инвестора при-влекательнее любого другого.

И когда на «Сотби» цена за работу Уильяма де Куннинга превысила отметку сто тридцать, а Джек-сона Поллока — сто сорок миллионов долларов, стало понятно, что в мире появился новый тренд, но-вая шкала роскоши, новый вектор для самообра-зования. Сегодня неприлично не знать скульптуры

Джеффа Кунса или Аниша Каппура. Важно пом-нить, что пейзажи Питера Дойга всегда имеют глу-бинный смысл, даже если он не просматривается, и выговаривать без ошибок имена ю Минжунь и Зханг Ксяоганг, которые заставили весь мир по-иному отнестись к словосочетанию «сделано в Ки-тае», поскольку эти двое азиатов входят в число двадцати самых продаваемых в мире художников.

Но вот незадача: неужели для того, чтобы быть в кругу избранных и истинных коллекционеров, нужно тратить миллионы? Вовсе нет. К примеру, одни из крупнейших коллекционеров произведений совре-менного искусства — Герберт и Дороти Вогель — начали создавать свою коллекцию еще в 60-х, когда Герберт был почтовым клерком, а его жена — би-блиотекарем. Все началось с того, что они завесили свою маленькую однокомнатную квартирку рабо-тами современных молодых художников: 2500 ри-сунков, крошечных полотен и графики энди Уорхо-ла, Дональда Джада, Соль левитта, позже — Трейси эмен и Грейсона Перри. эти и другие, не менее из-вестные сегодня авторы стали сердцем коллекции, которая представлена в Национальном музее в Ва-шингтоне и практически бесценна.

Но так получилось не сразу. Рынок формировал-ся последние двадцать лет — с оптовыми покупка-ми современной живописи японскими миллионе-рами, с кризисным затишьем и новой волной громких многмиллионных продаж. Стоимость про-изведений современного искусства с каждым го-дом увеличивается на 10–20 %, а работы старых ма-стеров дорожают в среднем лишь на 3–5 % в год.

эта перспективная статистика сразу нашла от-клик у советов директоров крупных инвестиционных компаний и фондов. Одним из самых активных ин-весторов в свое время стал Дойчебанк, который не только регулярно спонсирует лондонский фриз, но и создал свою коллекцию современного искус-ства. Во франкфуртском отделении этого банка в лифте вместо номеров этажей — фамилии: Базе-

лиц, Иммендорф, Кифер. Нажимая на ту или иную кнопку, посетитель поднимается на этаж, где все увешано картинами этих художников.

Интересно, что спрос на произведения искус-ства высок не только в Европе и США, но и в развива-ющихся странах Ближнего Востока, Азии, латин-ской Америки и Восточной Европы.

Инвестиции в искусство — увлекательный про-цесс. Важно помнить о том, что коллекционирова-ние — это страсть, а инвестирование — это бизнес.

Коллекционеры нередко приобретают извест-ность и уважение в кругах сильных мира сего. К примеру, коллекции Рокфеллера, филлипса, Крайслера известны во всем мире. Их владельцы демонстрируют непревзойденный талант, как в вы-боре работ, так и в презентации их широким мас-сам. Каждое произведение искусства в этих кол-лекциях привлекает пристальное внимание не только ценой, за которую оно было куплено, но и своей художественной ценностью.

Если же заниматься коллекционированием с целью многократного умножения цены на предмет искусства в долгосрочной перспективе, то в таком случае необходима информация об общих тен-денциях роста или о недооцененности каждой от-дельной работы художника.

В любом случае инвестиции в искусство — это долгосрочный проект. Сложно однозначно сказать, будет ли ликвидным завтра то, что продается сегод-ня. Таким инвестициям всегда сопутствуют риски. Есть два пути: либо ждать, либо действовать. Для того чтобы в итоге собрать коллекцию, достойную музея, лучше всего обратиться к экспертам и одно-временно научиться разбираться в нулевых, вось-мидесятниках и абстракционистах, выделять авто-ров, направления, знаковые работы, знать ценности периодов и следить за рынком.

Но это всего лишь исключения, а главное прави-ло простое: независимо от бюджета нужно выби-рать только самое стоящее.

СОВОКУПНАя СТОИМОСТь РАБОТ ПИКАССО В ПОлТОРА РАЗА ВыШЕ СТОИМОСТИ «ГАЗПРОМА»

Ил

лю

стр

ац

ия:

Je

an

-Ph

ilip

pe

De

lho

mm

e/t

run

ka

rch

ive

.co

m

35

НЕ У

СП

ЕлИ

КАРЕН

И КРИ

СТИ

АН

БОРО

С П

ЕРЕВЕЗТИ С

ВОю

лИ

ЧНУ

ю А

РТ-КОл

лЕКЦ

Ию

В БЕТОН

Ны

й БУ

НКЕР

В ЦЕН

ТРЕ БЕРлИ

НА

И П

ОС

ЕлИ

ТьС

я В НЕМ

СА

МИ

, КАК ТУ

Т ЖЕ П

ОП

Ал

И Н

А 69-Е М

ЕСТО

РЕйТИ

НГА

100 СА

Мы

х Вл

ИяТЕл

ьН

ых

л

юД

Ей В М

ИРЕ И

СКУ

СС

ТВА П

О ВЕРС

ИИ

ЖУ

РНА

лА

AR

T ReV

IeW

фо

то: Th

om

as Lo

of/tru

nk

arc

hiv

e.c

om

Здание Sammlung Boros – Boros Col lect ion

Современный французский философ Бруно ла-тур как-то заметил, что в последнее время значе-ние слова «дизайн» настолько расширилось, что сферу его применения уже практически невоз-можно очертить. Дизайну подлежит абсолютно все. Мы больше не отделяем дизайн от функции или смысла, и все сложнее, а скорее, практиче-ски невозможно провести сколько-нибудь разли-чимую грань между дизайном и современным ис-кусством. Вместе с тем именно искусство сегодня как раз и выражает это новое понимание дизайна наиболее отчетливо, занимаясь все боль-ше моделированием пространств, опытов, эмо-ций, картин мира или способов восприятия. Неу-дивительно, что вместе с такими трансформациями в художественных практиках изменениям подлежат и способы потребления искусства. Больше не желая ограничиваться сво-ей традиционной ролью объекта созерцаний или размышлений, оно все больше внедряется непо-средственно в жизненное пространство, моди-фицируя его изнутри. Конечно же, такая ситуация

предполагает абсолютно новый подход и к кол-лекционированию, требуя от современных кол-лекционеров гораздо большей решимости.

Именно такой решимостью и отличается Кри-стиан Борос — один из самых именитых сегодня коллекционеров произведений современного ис-кусства, основатель успешного рекламного агентства, известного сотрудничеством с такими брендами, как VIVA, Coca-Cola, Siemens. «это хо-рошо, что я немного сумасшедший», — говорит он о себе не без кокетства, а скорее, — с гордостью. Свидетельством такого «сумасшествия», очевид-но, является то, что живет этот человек в нацист-ском бункере. Вместе с ним в этом же бункере обитает его коллекция — одна из наиболее инте-ресных в мире, которая включает около пятисот работ пятидесяти семи известных художников, среди которых Дэмиен херст, Сантьяго Сьерра, Сара лукас, Ансельм Рейле, Тобиас Ребенгер и другие, не менее известные имена.

Концепцию своей коллекции Борос характери-зирует весьма одиозным изречением: «я люблю

искусство, которое не понимаю». На постоянные вопросы журналистов, которые, апеллируя к этой характеристике, пытаются уличить его в неприкры-той безграмотности, он непринужденно отвечает: «А в чем, собственно, проблема? Искусство, кото-рое я сразу понимаю, обычно вызывает у меня ску-ку. Меня интересуют художники, которые бросают мне вызов, ставят под вопрос мои привычные пред-ставления».

Следует отдать ему должное: этот вызов стал основным условием его ежедневного существо-вания. Даже самого краткого обзора авторов, чьи работы представлены в коллекции, достаточ-но, чтобы понять, что работы, собранные в этом пространстве, — нечто большее, нежели допол-нение к интерьеру. Да и само помещение от-нюдь не отвечает традиционным представлени-ям об уюте. Созданный в 1942 году нацистским архитектором Альбертом Шпейером лишенный окон бетонный бункер предназначался отнюдь не для жилья, а для укрытия граждан во время фи-нальной битвы, которая, согласно представле-

я л ю б л ю и с к у с с т в о , к о т о р о е н е п о н и м а ю .

На стене – живопись художницы элизабет Пейтон

38

нию автора, должна была привести к триумфаль-ной победе Германии. По иронии судьбы во время советской оккупации укрытие для немец-ких граждан служило тюрьмой для нацистских преступников. Позже здесь был склад для хране-ния экзотических фруктов из Кубы, поскольку иде-ально подходил температурный режим, обеспе-чиваемый стенами трехметровой толщины. А во время бурных 1990-х те же стены стали прибежи-щем для техно и садомазо-вечеринок.

После того как Борос приобрел этот «кусок истории», он подверг его существенным измене-ниям — в частности, соорудил на крыше пентха-уз. Переоборудованием бункера в пространство для жизни и искусства занимались известные не-мецкие архитекторы йенс Каспер и Петра Пе-терсон, основатели направления Realarchitektur и одноименного архитектурного бюро. Исходя из парадигмы тотального дизайна, — а точнее, из предположения, что пространственные конфигу-рации не только воплощают сложные обще-ственные и культурные процессы, но и определя-

ют их, — своей целью они видят трансформацию заданных ситуаций посредством новых архитек-турных решений. В случае Бороса им, похоже, действительно удалось трансформировать не-легкую историческую память в весьма комфорт-ный ежедневный опыт, насыщенный к тому же эстетическими переживаниями и духом време-ни. Сохранив в жилом помещении голые бетон-ные стены, напоминающие о былой функцио-нальности бункера, они дополнили их прозрачными террасами, открывающими об-ширную панораму современного Берлина, раз-нообразными подвижными ширмами, дубовыми панелями, минималистичной деревянной мебе-лью, а также необходимыми атрибутами ро-скошного быта — бассейном и камином. При-сутствие в этом пентхаузе, который сам по себе является достоянием культуры, выдающихся об-разцов коллекции, среди которых работы Дэмие-на херста, Вольфганга Тиллманса и элизабет Пейтон, стирает грань между жилым и выставоч-ным пространством или, если добавить немного

пафоса, между искусством и жизнью. Но невзирая на все ультрасовременные новше-

ства, внедренные Каспером и Петерсен, Борос утверждает: «Мы сделали все, чтобы сохранить тут следы прошедших времен». Важно отметить, что большинство работ, экспонируемых теперь в бун-кере, были выполнены художниками специально для этого пространства. В сущности, именно оно вместе со своей историей послужило для многих из них основным материалом для художественного осмысления, стало объектом разнообразных арти-стических модификаций.

Сегодня результаты этих экспериментов доступ-ны всем желающим. Заблаговременно записав-шись для посещения, каждый может получить свою дозу уникального историческо-художественного опыта. «Но все же, — замечает Борос, — необходи-мо помнить, что это частная коллекция, а не музей. это мое очень субъективное предприятие. это пре-жде всего — часть жизни».

У окна справа – объект-светильник Олафура элиассона eye see you, 2006

39

э т о ч а с т н а я

к о л л е к ц и я , а н е

му з е й . э т о м о е

о ч е н ь с у б ъ е к т и в н о е п р е д п р и я т и е .

э т о п р е ж д е в с е г о —

ч а с т ь ж и з н и .

На фото сверху: cлева – полотно Дэмиена херста

Кристиан и Карен Борос