Уткин А.И. Мировая холодная война a.i. _ mirovaja xolodnaja vojna.pdf ·...

Анатолий Уткин

Мировая холодная война

Аннотация

С точки зрения западного мира, Россия была хороша, сражаясь против Германии вфактическом одиночестве, защищая от нацистского варварства цивилизацию, нонедостаточно привлекательна при обустройстве нового мира. В Восточной Европеамериканцы усмотрели опасность того, что они назвали советским экспансионизмом. Однакобыло ясно, что именно война окончательно и бесповоротно уничтожила традиционныевосточно-европейские политические и экономические структуры, и ничто не могло изменитьэтот факт, ибо не Советский Союз, а лидеры «старого порядка» в Восточной Европе сделалиданный коллапс неизбежным. Ради силового противостояния Москве Америка не толькоразрушила в конце 1940-х годов союз времен войны, но и пошла на крайние меры: занововооружила Германию, создала Североатлантический союз, постаралась осуществитьконтроль над мировым экономическим развитием.

«Холодная война» была величайшей трагедией XX века — об этом книга.

Анатолий УТКИНМИРОВАЯ ХОЛОДНАЯ ВОЙНА

ВВЕДЕНИЕ

Холодная война была сложным процессом, частью которого была психология, различноевосприятие мира, иная мыслительная парадигма. Это была ошибка колоссальных пропорция, исделали эту ошибку в Москве не более, чем создали ее в Вашингтоне. В данной книге мыпытаемся разобраться в причине этой ошибки, стоившей миру огромного напряжения и затрат,как минимум, десяти триллионов долларов за период 1945— 1991 гг.

Анатолий Уткин: «Мировая холодная война»

2

Президент Рузвельт после нападения Германии на Россию написал адмиралу Леги, что «этоозначает освобождение Европы от нацистского доминирования. В то же время я не думаю, чтонам следует беспокоиться о какой-либо возможности русского доминирования».

Но под влиянием победившего в «холодной войне» Запада само это явление — холоднаявойна— подается как результат вторжения России во внешний для нее мир, как попыткуМосквызавладеть контрольными позициями во второй половине 1940-х годов как в Европе, так и в Азии.Ничего не может быть дальше от правды, чем такое изображение периода, последовавшего сразуже после окончания второй мировой войны.

В поисках фундаментальных источников холодной войны мы должны обратитьпервостепенное внимание на интересы и позиции наций-государств, являющихся базовымфактором международной системы. Как определяет историк Ф.Н. Хинсли, «международнаясистема независимых стран не может просто отставить свою первостепенную обеспокоенность вотношении интересов своего общества, конкурирующего с другими государствами». Этотимператив приложим к государствам черпающим свое вдохновение из марксизма равнымспособом, как и к государствам, построенным на учении Локка — или на божьем промысле.

Прежде всего следует сказать, что любой серьезный историк неизбежно по ходу анализаВторой мировой войны делает вывод, что колоссальный конфликт создавал грандиозныйсиловой вакуум в Европе, и у всех наблюдателей исчезали сомнения в том, что мощь России и еепотенциал становились первостепенными факторами складывающейся в результате войнымеждународной системы. Так, в частности, полагал американский президент Рузвельт. Онсчитал, что Россия более не может рассматриваться как аутсайдер мировой политики. Вконтексте ведущейся войны было ясно, что главным среди всех наземных фронтов являетсяВосточный фронт. Через год после начала германского вторжения в СССР президент Рузвельтобъявил, что «русская выдержка является главной силой союза».

Принятие на себя Советским Союзом основной ноши битвы с немцами конкретно означаловозможность разительного уменьшения американских потерь. Русские заведомо брали на себяглавную людскую ношу, а Америка тем временен окончательно выходила из кризиса ипоразительно увеличивала военное производство. В сложившейся ситуации президент Рузвельтсчитал Советский Союз не неким социалистическим авангардом, а геополитическим фактором,имеющим свои интересы. Политика Москвы скорее похожа на политику царской России.Рузвельт подчеркивал важность государственных императивов, а не роль идеологии. Он считалложным постулат, что жесткая внутренняя политика неизбежно ведет к жесткой внешнейполитике. Не видя в России революционный авангард, Рузвельт создал так называемую«ялтинскую аксиому» — Великий военный союз мог продолжать действовать и после окончанияВторой мировой войны, подчиняясь обоюдоприемлемым нормам поведения. Рузвельт знал, чтопосле окончания войны СССР будет поглощен задачами восстановления и будет отчаяннонуждаться во внешней помощи, ценя при этом стабильность, порядок, мир. Самый выдающийсяпрезидент США в ХХ веке считал предотвращение взаимного недоверия одной из главных своихзадач.

ФДР постоянно настаивал на увеличении объема поставок по ленд-лизу и ускорении этихпоставок. Он настаивал на высоком уровне постоянных контактов. После визита Гарри Гопкинсав Москву в июле 1941 г. Сталин все более виделся в Белом доме как реалист и рациональныйполитик. В Тегеране и Ялте это мнение укрепилось. «Одним из фундаментальных положенийполитики Рузвельта, — пишет американский историк Д. Ергин, — было признание жизненнойважности того, что Соединенные Штаты должны иметь реалистичную оценку советской мощи исоздаваемой им сферы влияния и отдавать „должное“ потребностям безопасности Сталина.Сферы влияния были не предметом фривольного выбора, но скорее основными даннымисистемы международных отношений».

Но Рузвельту приходилось разговаривать на двух разных языках. Со Сталиным он говорилна языке политического реализма, а в США взывал к вильсоновскому мировому идеализму. Срусскими он говорил на языке Великого Союза, основываясь на реальностях международной


3

политики. В своей собственной стране он излагал свою программу на идеалистическомвильсоновском языке, получавшем все более широкое распространение. Смесь реальполитик ивильсонизма могла породить горючую смесь. 1 января 1945 г. Рузвельт сказал слова, важностькоторых трудно переоценить. «Оккупирующие силы владеют властью на территориях, гдеприсутствуют их армии и каждый знает, что другие не могут изменить эту ситуацию. Русскиевладеют силой в Восточной Европе. Практично использовать нашу силу только с цельюнесколько улучшить ситуацию». Что же касается всемирной организации, то «единодушиепрактически является строго необходимым». Мир такой, какой он есть. Россия определяет своюбезопасность по своим границам. Спорить с ней по некоторым вопросам не только безнадежно,но и опасно пытаться подчинить русских американской воле.

Довольно рано Рузвельт пришел к умозаключению, что новые советские границы включатв себя часть польской территории, Бесарабию, балтийские государства и часть Финляндии. Онзнал теперь, что российское влияние проникнет глубже в Европу. В таких обстоятельствах былобы бесполезным противостоять непосредственным целям Сталина, поскольку в его силах былозавладеть этими землями при любых обстоятельствах. Лучше было постараться смягчитьхарактер советского влияния. «Единственным практическим курсом было бы попытатьсяулучшить ситуацию в целом». В том же духе Рузвельт пришел к умозаключению, что «мирнужно видеть таким, какой он есть; Россия обеспечит интересы своей безопасности вокруг своихграниц. По некоторым вопросам было бы не только бессмысленно, но и, собственно, опаснопринуждать Россию следовать американской воле"».

«Двуязычие» было характерно и для Черчилля, чье сознание буквально делилось надвое.Это было заметно для непосредственного окружения. Лорд Галифакс в 1942 г.: «Не могу невосхититься быстрыми переменами фронта Уинстона в отношении России. За предложениеИдена найти компромисс со Сталиным он назвал его всеми словами от собаки до свиньи, а сейчаспредлагает президенту сделать подобное же предложение Сталину». После встречи в Москве в1944 г. доктор Моран заметил, что премьер-министр «кажется раздвоенным между двумялиниями действий… В один час он готов просить президента создать общий фронт противкоммунизма, а в течение следующего часа он готов просить Сталина о дружбе. Иногда эти линиисменяют друг друга с поразительной быстротой».

Мы видим как два главных политика ХХ века в конце концов приходят к выводу, чтоРоссия нуждается в «поясе безопасности». И в страшной войне, когда в руках немцев былимощности, производившие до войны 45 процентов валового национального продукта, 47процентов используемых сельскохозяйственных земель, она, восстав из пепла, положив в поляхцвет своего юношества, заслужила эту зону своего преобладания.

Впрочем, советское руководство в роковой час своей истории, находясь на гранинационального выживания, было готово и на другой вариант. Теряющая жизненные силы Россияпросила о помощи и взамен готова была пойти практически на все, включая передачу контролясвоим западным союзникам над Восточной Европой. 13 сентября 1941 г. Сталин предложилпремьер-министру Черчиллю «расположить 25-30 дивизий на советской земле». Если Лондонбеспокоился о послевоенной карте, о зонах влияния в послевоенной Европе, то не было лучшейвозможности самим войти на Балканы и в Польшу. Но следовало сделать кровавый вклад вобщую победу, защитить свою империю, сохранить молодое поколение — и Черчилль не пошелпо пути, который помог бы ему лучше спать в 1945 г.

Оба западных союзника предпочли издалека наблюдать за битвой под Москвой. Не овыживании думали в Вашингтоне и Лондоне, а о перспективах, которые начал обещатьостановленный блицкриг. Не только об удовлетворении первым поражением Гитлера говорятпожелтевшие документы того февраля 1942 г. Государственный секретарь США Корделл Хэллпишет президенту Рузвельту: «Нет сомнения в том, что советское правительство имеет огромныеамбиции в Европе и на каком-то этапе Соединенным Штатам и Великобритании придетсявыразить свое несогласие с этими требованиями. Предпочтительным было бы занять твердуюпозицию уже сейчас». Макиавелли восхитился бы хладнокровием своих последователей.


4

Впереди еще Харьков, Сталинград, Прохоровка, Днепр, Припять — а стратеги, охраняемыедвумя океанами, задумались над судьбами Европы.

Пытаясь оценить «будущего Сталина», некоторые западные деятели искали свои критерии.Скажем, для государственного секретаря Корделла Хэлла и военного министра Генри Стимсонаважным было отношение московских коммунистов к религии. Послабления 1943 г. их в этомплане воодушевили. В сентябре 1943 г. Сталин восстановил Священный Синод православнойцеркви. В годы войны традиционная партийная пропаганда изменилась — говорили ославянских победах, а не о достоинствах марксизма. Офицерский корпус обрел вид и значимостьтрадиционные для «докоммунистической» России.

Для другой группы западных наблюдателей поверхностных изменений было недостаточно.Более жестких взглядов придерживаются специалисты государственного департамента, которыесоветуют заранее вести в отношении СССР более жесткий курс — воспротивитьсяиспользованию Советами коммунистических партий в соответствующих странах.

Окончание войны подорвало связующую нить великой коалиции — ненависть кгерманским и японским агрессорам. Осталось ли нечто, что могло спасти великий военный союзна долгие мирные времена, в процессе строительства нового мира? С неделями и месяцамивторой половины 1945 г. становилось ясно, что один из членов коалиции — СоединенныеШтаты— решил идти собственным путем, реализуя свое видение мира будущего. Вашингтон поставилперед собой весьма амбициозные задачи: остановить сдвиг мировых сил влево, возвратитьсостояние дел в мире максимально близко к довоенному, ворваться на рынки освобожденных отвлияния Германии и Японии государств, сделать ООН инструментом строгих полицейскихакций. Кто стоял на пути, не желая взять на себя роль сателлита? Только одна страна СоветскийСоюз, возвышавшийся в новой мощи между руин Германии и Японии.

И если Советский Союз принес максимум жертв на алтарь общей победы, то СоединенныеШтаты пожертвовали в только что закончившейся войне значительно меньше. Их территория непострадало, а молодое поколение вернулось домой к невиданным высотам благосостояния.Редко в мировой истории одна страна получала такое неслыханное могущество на фонеобессиленной Западной Европы, лежащей в ядерном пепле Японии и рухнувшего социальногопорядка в Восточной Европе. Всякое равновесие разрушилось, США просто доминировали. Трицели стояли перед новым Вашингтоном как перед самопровозглашенным центром мира:проблема самостоятельности большого и победоносного Советского Союза; создание плотинына пути левых сил в мире с сохранением базовых основ прежнего порядка; заменазападноевропейского колониализма новой международной системой, базирующейся наОрганизации Объединенных наций.

Важно то, что вожди новой, послевоенной Америки отчетливо представляли себе степеньневероятного могущества своей страны, способного, как им казалось взять историю под уздцы.СССР вышел победителем, но какой ценой? Способен ли он обойтись без помощиблагожелательного опекуна?

Со Второй мировой войной на дно истории ушел Старый порядок — евроцентрический мирс колониальной системой. Вперед вышли два государства, менее значительные при Старомпорядке — Соединенные Штаты (незначительно вовлеченные в мировое соотношение сил) иСССР, практически исключенный из мировой системы в период между двумя войнами. СССР иСША имели довольно мало в плане общих традиций, у них не было даже общего политическогословаря. Они смотрели на себя как на естественные конкурирующие модели для всегочеловечества.

Холодная война не была предопределена, она родилась из специфической дипломатииотчудившихся друг от друга сторон. При этом многие серьезные, реалистично настроенныеамериканцы верили, что «русские могут работать вместе» с Западом. Но на капитанском мостикеамериканской дипломатии решили иначе. В пику СССР встали три элемента американскогосамосознания:

• Вильсонизм, идеология либерального интернационализма, основа американской внешней


5

политики в ХХ веке — явила собой стремление спроецировать американские ценности намировую политику; вильсонизм стремился ликвидировать прежнюю основу мировой политики— баланс сил, раздел мира на сферы влияния и т. п., а вместо нее спроецировать на мирамериканские ценности— ценности либерального общества, основанного на широкомлокковском консенсусе, обеспеченном общими ценностями. США будут работать в рамкахСтарого порядка только с целью реформировать его. Вильсоновская программа искала среднийпуть между реакцией и революцией, она включала в себя национальное самоопределение,представительное правление, лигу наций, развал прежних империй, непризнаниереволюционных перемен, сохранение демократических свобод и гражданских прав, ослаблениегонки вооружений, веру в «просвещенное мировое общественное мнение, мир, открытый дляторговли.

• Своеобразная интерпретация советских целей. Она вышла из долговременнойаналитической работы 1920-х — 1930-х годов. Основой представления СССР стал образ этойстраны как мирового революционного центра, отрицающего возможности сосуществования,мессиански направленного на мировое могущество. Теоретики такого пошибаконцентрировались до признания Америкой Советского Союза в латвийской столице Риге;поэтому такая интерпретация получила название «рижской аксиомы»; именно рижская аксиомазаложила основание антикоммунистического консенсуса в 1945— 1949 годах. Один изапологетов «рижской аксиомы» — Чарльз Болен пишет в 1949 г.: «Я убедил себя и всех тех, ктоцеленаправленно работает над проблемами отношений с Советским Союзом, что причиныпротиворечий между Советским Союзом и несоветским миром проистекают из характера иприроды советского государства, его доктрин, а вовсе не из-за ленд-лиза или займов». Взглядыподобного рода исключали возможность дипломатического разрешения проблем, они делалитакие попытки опасными, ибо противостояние в холодной войне представлялось как генетическипредопределенное революционным, мессианским характером Советского Союза.

Американские лидеры, которые полностью приняли «рижскую аксиому» оказалисьжертвами ложного представления об объеме и интенсивности советского вызова, интерпретациихарактера советских целей; они неправомочно потеряли веру в дипломатию — новаяамериканская доктрина «национальной безопасности» вела к ложному представлению онеотвратимо нависшей военной опасности Соединенным Штатам. Такая доктрина явила собойэкспансивную интерпретацию потребностей американской национальной безопасности —главного элемента американского отношения к внешнему миру. Если американские интересыоказывались касающимися всего мира, то проявление любой советской активности за пределамиграниц СССР виделось угрозой Америке. При этом любая форма компромисса представляласьумиротворением — дурным словом после 1938 г.

Нам важно отметить, что еще до начала Второй мировой войны среди американскихдипломатов возобладала «рижская аксиома», а ведь именно этим дипломатам в 1943-1949 гг.придется решать судьбы мира, судьбы «холодной войны».

Эти дипломаты, которым предстоит решать судьбу «холодной войны», начали изучатьрусский язык, культуру и историю в 1928 г. У молодых американских дипломатов было заспиной прекрасное образование: Джордж Кеннан учился в Берлине, а Чарльз Болен и другиерасширили свое образование в Париже. Они вращались в примечательных кругахинтеллигентов-иммигрантов, получая знания о России и все боле утверждаясь в негативномотношении к России после 1917 г. Дж. Кеннан напишет в мемуарах: «Никогда — ни тогда, ни вкакой-либо момент в будущем — я не рассматривал Советский Союз достойным союзником илисотрудничающей державой, нынешней или в будущем, для моей страны». И этим знатокамРоссии доверили выбор курса в решающий момент, когда Россия вышла из унижения пораженийи отступлений, когда она в 1945 г. стала сверхдержавой.

Не все они видели в послереволюционной Советской России только культурное падение.Первый посол США в Москве Уильям Буллит докладывает в Вашингтон, что советские лидеры— «разумные, софистичные, энергичные» люди, которых нельзя убедить «потратить их время на


6

обычную дипломатическую рутину… Они чрезвычайно склонны к контактам с обладателямипервоклассного интеллекта, с людьми большого калибра как личности. Они, в частности, быливосхищены молодым Кеннаном, который был со мной». Сталин сказал послу: «Если выпожелаете увидеть меня в любое время дня и ночи, дайте мне только знать, и мы встретимся».Буллит сообщил президенту Рузвельту, что Сталин выглядел «как пожилой цыган снепостижимыми для меня корнями и эмоциями». Буллит восхищен «великолепным лбом»Молотова, который напоминал ему «первоклассного французского ученого, сдержанность,мягкость и интеллигентность». Кеннан пишет с теплым чувством: «По правде говоря это былоудивительно восхитительное время… пример того, чем советско-американские отношениямогли быть в иных обстоятельствах… Большинство из нас вспоминает эти дни как высшуюточку своей жизни». Посол Буллит: «Любое обобщение в адрес России может иметь лишьмимолетную ценность».

Но «медовый месяц» длился недолго. Смягчение противоречий на Дальнем Востокелишило американо-советские отношения потенциала военно-стратегического союза, а споры одолгах осложнили и личные контакты. Посол Буллит перестал восхищаться гостеприимствомсоветского правительства в начале 1935 г. Буллит воспринял как личное оскорблениеприглашение на конгресс коммунистического интернационала летом 1935 г. представителейАмериканской Коммунистической партии. Буллит стал требовать от Вашингтона разрывадипломатических отношений. В марте 1936 г. Буллит пишет: «Россия — хорошая страна длясосен, сенбернаров, полярных медведей. Что до меня, то я мечтаю о возвращении». Летом 1936 г.Буллит стал послом в Париже. Теперь он называет Сталина Филиппом Македонским, готовымзахватить все греческие (западноевропейские) города, «Афины и Спарту, Францию иГерманию». Смелое умозаключение.

В Восточной Европе, более чем в каком-либо другом регионе американцы усмотрелиопасность того, что они назвали советским экспансионизмом. Между тем длянепредубежденного наблюдателя было достаточно ясно, что именно «война окончательно ибесповоротно уничтожила традиционные восточноевропейские политические и экономическиеструктуры, и ничто, что Советский Союз мог сделать, не в силах было изменить этого факта, ибоне Советский Союз, а лидеры „старого порядка“ в Восточной Европе сделали этот коллапснеизбежным. Русские могли работать в новых структурных ограничениях самыми различнымиспособами, но они не могли выйти за пределы новой реальности. Более осведомленные, чемкто-либо относительно своей слабости в случае конфликта с Соединенными Штатами, русскиепошли достаточно консервативным и осторожным путем повсюду, где могли найти местныенекоммунистические группы, согласные на отказ от традиционной политики санитарногокордона и анти-большевизма. Они были готовы ограничить воинственных левых и правых, и,принимая во внимание политическую многоликость региона, они питали не больше, но и неменьше уважения к нерожденной еще функциональной демократии в Восточной Европе, чемамериканцы и англичане продемонстрировали в Италии, Греции или Бельгии. Ибо ниамериканцы, ни англичане, ни русские не желали позволить демократии возобладать где-либо вЕвропе за счет важнейших стратегических и экономических интересов… Русские ненамеревались большевизировать в 1945 г. Восточную Европу, если — но только если — онимогли найти альтернативу».

Склонность советской стороны к компромиссу сказалась прежде всего в практике Единогофронта, в составе которого Россия фактически заставляла прислушивающиеся к ее мнениюлевые партии подчиняться вождям гораздо более широких коалиций, часто традиционнымконсервативным деятелям. Задачей Москвы в годы войны было не создание максимальногочисла социалистических стран, а предотвращение возвращения в власти в восточноевропейскихстолицах горячих приверженцев отсекновения России от Запада, приверженцев cordon sanitaire,сторонников замыкания России в Евразию.

Если бы это было не так и Сталин стремился бы распространить социализм на всюЕвразию, то он, как минимум, готовил бы соответствующие правительства для потенциальных


7

кандидатов от Норвегии до Турции. Между тем все правительства с которыми он в конечномсчете имел дело, выпестовывались независимо или в совсем других местах. Показателен примерЭдварда Бенеша. Не был «старой заготовкой» Болеслав Берут, не говоря уже о послевоенныхминистрах венгерского, румынского, болгарского и прочих правительств.

Америка же предвосхищала полуколониальное место восточноевропейцам, положениезависимых от западноевропейского центра стран, участника мирового разделения труда наположении поставщика самых примитивных продуктов и сырья. Свобода и демократия былисвоего рода «вторым эшелоном» соблазна; первым был допуск на рынки развитых стран. Итак,Китаю, Корее, Индокитаю и Восточной Европе предлагался все тот же «Старый порядок»колониализма и зависимости всего мира от финансового и технологического треугольникаНью-Йорк — Лондон — Париж. То, что «старый порядок» уже совершил самоубийство вВосточной Европе и Восточной Азии, практически не принималось вашингтонскими стратегамиво внимание. Лишь интервенция извне спасла капиталистический порядок в рядеоккупированных стран.Американцы и англичане создали прецедент в Италии в 1947 г. На виду увсего мира американцы уничтожили совместный характер Союзных контрольных комиссий внадежде на то, что мощь Запада сдержит революционные перемены и создаст контролируемуюЗападом демократию.

Именно нежелание видеть полный крах старого, довоенного порядка, а также стремлениеограничить сферу влияния Советского Союза в послевоенном мире заставило СоединенныеШтаты отказаться от подлинно простого, сурового и жесткого мира с Германией и Японией. Кконцу войны влиятельная часть американской элиты пришла к той точке зрения, что полный крахГермании и Японии послужит на пользу только России. Влиятельные американские политикипришли к той точке зрения, что остаточная германская и японская мощь могут понадобиться дляуравновешения советской мощи. «В этом смысле Вторая мировая война стала казатьсяамериканскому правительству трагической ошибкой, потому что империалистические Германияи Япония стали казаться предпочтительнее в качестве „спутников в будущем, чем СССР“.

* * *

Можно сказать, что «холодная война» родилась из противоречия, которое создательОрганизации Объединенных наций президент Рузвельт старательно стремился не замечать. Содной стороны, новая международная организация должна была идти по вильсоновскому пути ирешать свои проблемы на «общем собрании», на Генеральной Ассамблее. С другой стороны,основные проблемы мира обязаны были решать Великие Державы (Совет безопасности ООН).Противостояние между двумя этими фактически противоположными подходами в ходе Второймировой войны как бы камуфлировалось. Но с наступлением мира оно стало очевиднымпротиворечие этих двух подходов. Мощь, а не «коллективный разум» стали основой решенияспорных проблем, это и породило «холодную войну».

Мир был возможен лишь в случае согласия великих держав. Рузвельт, мастер компромисса,верил в это согласие. В марте 1943 г. он говорит, что «союзные державы на 95 процентов вместе.Хотелось бы, чтобы некоторые люди забили этот факт в свои трубки и курили именно этоттабак».

Американское руководство так и не могло найти общий язык с советскими дипломатами.Ради истины мы должны признать, что различия между Советским Союзом и СоединеннымиШтатами были весьма значительными в видении внешнего мира, в опыте, традициях, обычаях,контактах. Часть этих различий видна в отчете военного министра Стимсона с новым посломСоветского Союза в Соединенных Штатах А.А. Громыко. Исключения подчеркивали правило.Военный министр встречает нового советского посла в США А.А. Громыко. «Удивительно, но унас сложились весьма хорошие человеческие отношения с ним — впервые такие отношения содним из русских. Я достал мою русскую карту… и спросил его, где он жил; он указал мне наместо в северо-западной части России, ныне оккупированной нацистами. Его глаза наполнились


8

слезами, когда он сказал мне, что ничего не слышал о своих родственниках и не знал, живы лиони. Я сказал ему, что надеюсь, что старая столица — Киев не будет разрушена, но он сказал, чтоне надеется на это. Это был молодой человек и он казался мне более человечным, чем многиедругие советские».

* * *

Был ли Советский Союз с его специфической идеологией и политической системойпричиной распада мира победителей на блоки и начала «холодной войны»? Чем больше мыузнаем о процессе возвышения США, тем значительнее сомнения в такой «демонизации»Советской России. Трудно не согласиться с, возможно, лучшим западным исследователемсовременной данного вопроса Дж. Л. Геддисом: «Не многие историки готовы отрицать сегодня,что Соединенные Штаты были намерены доминировать на международной арене после второймировой войн задолго до того, как Советский Союз превратился в антагониста». Именнореволюционный переход прежде изоляционистских Соединенных Штатов в державу,проявляющую активность по всем азимутам, столкнули их со всеми, кто не был готовпередоверить Вашингтону свою выстраданную безопасность. Представляя исследовательскийцентр «РЭНД корпорейшн, американский аналитик „ К. Лейн не без основания утверждает, что„Советский Союз был значительно меньшим, чем это подавалось ранее, фактором в определенииамериканской политики. На самом же деле после второй мировой войны творцы американскойполитики стремились создать ведомый Соединенными Штатами мир, основанный напревосходстве американской политической, военной и экономической мощи, а также наамериканских ценностях“ Несогласие огромного мира с абсолютным доминированием США иповело мировое сообщество к «холодной войне“.

Более трезво ныне смотрят на «холодную войну» американские исследователи. К примеру,Джон Холловэй с большим основанием утверждает, что «нет доказательных свидетельств того,что атомная бомба удержала Советский союз от вторжения в Западную Европу в первые четырегода после войны. Соединенные Штаты не имели достаточно атомных бомб в первыепослевоенные годы, чтобы быть в состоянии препятствовать советской оккупации ЗападнойЕвропы, причем Советский Союз знал об этом. Нет и доказательств, что Сталин намеревалсявторгнуться в Западную Европу, разве в случае большой войны; а его политика вообщесвидетельствует, что он стремился избежать такой войны, и не только потому, что СоединенныеШтаты обладали атомной бомбой».

Резюмируем. В конце второй мировой войны в Вашингтоне утвердились несколько аксиом.Первая. Европа после периода 1914-1945 гг. ослабла радикально и надолго. Центр мирапереместился за океан, и США не должны бездарно повторить отход от глобализма,выразившийся в отказе от поддержки президента Вудро Вильсона в 1919 г. На этот разамериканцы утвердятся на всех континентах и предложат свои решения основных спорныхпроблем от Филиппин до Греции. Новый американский интервенционизм получит массовуюподдержку в США.

Второе. США заполнят вакуум, образовавшийся после крушения Германии и Японии. ВЕвропе американскими сателлитами станут союзники и жертвы Германии. Поражение жеЯпонии выдвинет вперед в Азии сателлита американцев Чан Кайши и всех потенциальныхпартнеров воинственного Токио по «великой азиатской сфере сопроцветания». Тихий океанпревратится в американское озеро, а окружающие народы будут получать от американцев все —начиная с конституции, и кончая долей американского рынка.

Третья аксиома: Россия, ощутившая благоприятные стороны ленд-лиза, будет смиреннождать помощи и в более широком смысле. Она будет строить свою безопасность на основедружественности Америки, у нее не будет альтернативы следованию в фарватере США по всемупериметру советских границ. Ослабленная чудовищными испытаниями Москва вынужденабудет пойти на любые уступки при решении германского вопроса, на Балканах, в Польше, на


9

Дальнем Востоке. А иначе ей не видать экономической помощи при восстановлении страны, неполучить весомой доли репараций из Германии. Она лишится полностью влияния в такихстранах как Иран и не получит прежде обещанной помощи в турецких проливах.

Четвертая аксиома. Атомное могущество нивелирует любые попытки подорванных войнойвеликих держав восстановить долю мирового баланса. Отсталой стране, такой как Россия,понадобятся многие десятилетия для создания своего «абсолютного» оружия, русским не подсилу пройти путь американской науки 1939-1945 гг., требующий чудовищной концентрацииресурсов и адекватных научных кадров. Атомная бомба станет неоспоримым аргументомамериканской дипломатии, тем «козырным тузом», который поможет Америке во всех спорныхвопросах.

Такой анализ послевоенного мира оказался упрощенным. Предлагать американскиерецепты развития по всему миру окажется накладно и, как покажет Вьетнам, невозможно дажедля такого гиганта как Америка. Без согласия США великий Китай пошел своим путем в 1949 г.,Индия в 1950-е годы, колониальные народы в ходе деколонизации 1960-х годов. В заполнениигермано-японского вакуума примут участие другие народы, для которых американские решенияне выглядели оптимальными. Ценя экономическую помощь, Россия все же не соблазнитсяобменом ее на независимость. Народы ценят собственные традиции и презирают жалкийконформизм — в чем и убедилась могучая Америка на примере с Россией. Атомное оружиеоказалось эффективным как научное изобретение, но не показало ожидаемой эффективности вдипломатических дебатах.

С точки зрения западного мира, Россия была хороша, сражаясь против Германии вфактическом одиночестве, защищая несчитанными жизнями своих сыновей цивилизацию отнацистского варварства, но недостаточно хороша при обустройстве нового мира. И все же в 1947и 1948 годах еще не было признаков наращивания вооруженных сил. Осенью 1947 г. Москваучредила Комитет по информации, возглавляемый Молотовым, для координации и оценкиданных иностранной разведки. Это было ответом на создание в этом году ЦРУ.

Двойной стандарт, когда свои интересы священны, а чужие едва ли не бессмысленны,породил «холодную войну». Ради силового противостояния Москве Америка не толькоразрушила в конце 1940-х годов союз военного времени, но пошла на немыслимые в военныегоды меры: заново вооружила Германию, создала Североатлантический союз, постараласьосуществить контроль над мировым экономическим развитием.

Именно России (а не противостоящей стороне) пришлось новыми своими новымижертвами через сорок лет придется ликвидировать барьеры между двумя мирами, подписав в1990 г. Договор об обычных вооружениях (лишавший ее безусловного превосходства наевропейском театре), распустит Организацию варшавского договора, уничтожит Советэкономической взаимопомощи, запретит коммунизм, сломает «железный занавес», объединитГерманию, чтобы снова — на рубеже ХХ и XXI веков — убедиться в том, что не коммунизм, агеополитические интересы превалируют в американском мышлении, воссоздавшем «железныйзанавес» и расколовшем Европу теперь уже по менее благоприятным для поверженной Россииграницам. США попросту снова распространили свой военный союз до российских границ назападе и на юге. Если бы с Америкой поступили подобным образом, то ее обвинения в коварствепросто не знали бы предела

ГЛАВА ПЕРВАЯОБЛАКО НА ГОРИЗОНТЕ

Союз

Летом 1941 г. сложились предпосылки для формирования второго (после 1914 г.) союзаРоссии с Западом. Во многом этому способствовал тот факт, что британское правительствовозглавлял Черчилль, который ни при каких обстоятельствах не был согласен на компромисс с


10

Гитлером. 22 июня 1941 г. он сказал слова, которые, будучи обращенными к Москве, заложилиоснову великой коалиции: «Отныне у нас одна цель, одна единственная — уничтожениенацистского режима. Мы никогда не начнем переговоров с Гитлером. Мы окажем любуювозможную помощь России и русскому народу». После Пирл-Харбора Америка встала в стройантигитлеровской коалиции.

Россия оправдала надежды западных союзников. 16 декабря 1941 года Черчилль писалРузвельту, что германские «потери в России являются первостепенным фактором в войне. Авпереди немцев ждет зимняя бойня».

Союз складывался медленно по нескольким причинам. Во-первых, Сталин органически недоверял Западу, а Запад в свою очередь не доверял режиму, который считал искусственным и вустойчивости которого сомневался. Когда западные союзники подписали в августе 1941 годаАтлантическую хартию (о правилах поведения в мире), советский посол в Лондоне И. Майскийвозмущенно выговаривал министру иностранных дел Идену: «Англия и США ведут себя так,словно всемогущий Бог призвал их судить дела остального грешного мира, включая и моюстрану». Cталин назвал Атлантическую хартию алгеброй, в то время как он предпочел быпрактическую арифметик. У союзников должны быть общие цели, в противном случае «союзпросто не состоится».

Во-вторых, ведущие английские и американские эксперты в основной своей массеразделяли точку зрения немцев относительно того, что сопротивление России в 1941 г. будетнедолгим. Согласно британским официальным оценкам середины июня 1941 г., немецкие армиидостигнут Кавказа в конце августа или в крайнем случае в начале сентября.

Но совместную борьбу надо было начать, не откладывая. 19 июля 1941 г. Сталин послалпервое личное письмо У. Черчиллю. Оценивая в последствии обширную переписку соСталиным, Черчилль заметил, что отношения с советским руководством складывались далеко непросто, так как велика была разница в политических и культурных взглядах: в переписке «былослишком много упреков». Тем не менее Черчилль воздал должное своему союзнику: «Силасоветского правительства, твердость русского народа, неисчерпаемые запасы русской мощи,огромные возможности страны, жесткость русской зимы были теми факторами, которые вконечном счете сокрушили гитлеровские армии».

Третьим (после личностных различий лидеров и враждебного прошлого) препятствиембыли стратегические соображения. Они были различными уСССР и двух главных держав Запада— Великобритании и США. Уже в декабре 1941 г. Черчилль писал министру иностранных делИдену в Москву: «Никто не может предсказать, каким сложится баланс сил и где будут стоятьпобедоносные армии в конце войны. Вероятно, однако, что Соединенные Штаты и Британия, неистощив своих сил, будут наиболее вооруженным и экономически самым мощным блоком,который когда-либо видел мир, а Советский Союз будет нуждаться в нашей помощи значительнобольше, чем мы в его». Такова была оптимистическая для Запада картина будущего. Неисключалась и пессимистическая картина. Например, в беседе с издателем «Таймс»Баррингтон-Уордом в марте 1943 г. Черчилль изложил концепцию создания в Европеконфедерации малых стран: «Я не хочу однажды остаться один на один с медведем». Именно всвете этого видения Запад хотел использовать до конца силы Советской Армии, а высадкусоюзнических войск в Западной Европе осуществить лишь на этапе коллапса либо СССР, либоГермании.

Четвертым препятствием в формировании союза были культурные и прочие различия. Ф.Рузвельт полагал, что, хотя Сталин возглавляет «очень отсталый народ», но Россия — огромнаястрана, и будущий мир можно построить только в союзе с ней. Черчилль считал, как и послеПервой мировой войны, что «гранды» современного мира могут обеспечить свои интересыпосредством союза наций в организации, охватывающей все страны. Предполагалось созданиемировой организации, в которой крупнейшие державы-победительницы имели бы особыйстатус. Но сохранится ли равенство среди главных победителей.

Увы, это было не так. В ходе войны достаточно быстро изменялось и соотношение сил


11

среди стран Запада. Соединенные Штаты выходят на передовые, главенствующие позиции, алидером Запада становится президент Рузвельт. Это лихорадило внутризападные отношения,сказывалось и на отношениях Запада с восточным союзником из-за видения ситуацииБританией: в случае победоносного исхода войны Соединенные Штаты будут стремитьсявытеснить Британию с доминирующих позиций в Европе, Азии, Африке и Австралии. В то жевремя США постараются найти общий интерес с СССР. Чтобы предотвратить это, Британиялавировала, стремясь противопоставить союзников друг другу. К примеру, Черчилль весной1942 г. был склонен сблизиться с Россией, поскольку осознал значимость советско-германскогофронта и важность того, чтобы Россия выстояла и была сохранена в составе коалиции, а в началелета он как бы начал сомневаться в способности СССР выстоять и все более подчеркивалстратегическую значимость США, военная промышленность которых методично наращиваласвои мощности.

Менялась также и американская точка зрения. Если в 1939 г. Ф. Рузвельт «возлагал» наАнглию задачу «спасения цивилизации», то в 1942 г. он и его помощники уже предусматривалиглавенство в дуэте Соединенных Штатов. Англичане, находясь под прицелом гитлеровцев,приветствовали принятие Америкой роли мировой державы, но они осознавали неизбежностьтого, что рост могущества США, принятие ими на себя безусловного лидерства на Западе будетпроисходить, в частности, за счет западноевропейских союзников.

В то же время произошло обретение Россией веры в свои возможности. В конце концовРоссия победила в первую очередь потому, что создала такую военно-индустриальную машину,которая превзошла германскую. Помощь союзников была очень существенной, но не решающей:более 90% военной продукции Россия произвела сама, многократно превзойдя по основнымвоенно-промышленным показателям Германию. Оказалось, что Россия способна на глобальноесоревнование с Западом, если ее танки и самолеты оказались качественно лучше западныхобразцов. К тому же благополучные западные союзники России не учли, что любая страна,потерявшая более десятой части своего населения, должна испытать национальный шок, статьболезненно восприимчивой, чувствительной в отношении зарубежного воздействия.

Самым большим — пятым препятствием на пути создания союза России с Западом быланеравномерность военных усилий. Известие о том, что в 1942 г. настоящий второй фронт небудет открыт, явилось, по мнению британского премьера, подлинным «шоком» для Сталина.Британский посол А. Керр, так оценивал решение своего правительства о переносе на будущееоткрытия второго фронта в Европе: «Мы не представляем себе того напряжения, котороеиспытывают русские. Советская Армия и в целом русское руководство — боятся, что мысоздадим гигантскую армию, которая сможет однажды повернуть свой фронт и занять общую сГерманией позицию против России». Посол счел нужным сказать Черчиллю, что в Британии«высказываются мнения, которые прямо или косвенно поддерживают это опасение русских». Даи сам Черчилль полагал, что две крупнейшие континентальные державы, борясь и ослабляя другдруга, действуют — с точки зрения интересов Запада — в «нужном направлении». Частьамериканской элиты предлагала позволить немцам и русским использовать друг против другасвои лучшие силы. Провозглашая на словах решимость быстро открыть второй фронт, президентСША Рузвельт на обсуждениях 1942-1943 гг., когда вопрос ставился конкретно, соглашался стем, что следовало из долгих и красноречивых выступлениях Черчилля: не делатьокончательных обязательных выводов, не сокращать возможностей выбора, который ещемногократно предоставит война.

Не открыв фронта на европейском Западе, союзники нарушили договоренности вкритический для СССР момент, когда немцы захватили Севастополь, вошли в Ростов, вышли кпорогу Кавказа и подошли к Сталинграду. Это оказало большое влияние на советско-западныеотношения. Телеграмма Сталина Черчиллю от 23 июля 1942 г. заканчивалась суровым упреком:«Вопрос о создании второго фронта в Европе не был воспринят с той серьезностью, которой онзаслуживает. Полностью принимая во внимание нынешнее состояние дел насоветско-германском фронте, я должен указать наиболее серьезным образом, что советское


12

правительство не может согласиться с откладыванием второго фронта».Последствиями этого была пятидесятилетняя холодная война — гигантская трата средств и

ресурсов в свете нежелания Запада принять Россию в западный лагерь, вследствие нежеланияРоссии стать подчиненным членом западного лагеря.

Вопрос о «втором фронте»

В мае 1942 г. нарком иностранных дел В.М. Молотов совершил перелет в Лондон иВашингтон, где ему было обещано открытие «второго фронта» в текущем году. Уместно иблагородно, Москва благодарила своих союзников. Как оказалось, рано — еще два года Россияценой огромной крови будет сражаться с 80 процентами колоссальной мощи Германии ипереломит, после Сталинграда, Курска и «Багратиона» ход мировой войны. Британия, в отличиеот Первой мировой войны, сбережет свое молодое поколение, а Америка с невероятной силойворвется в созданный ослаблением Европы мировой вакуум.

Интеллектуальная задача предвидеть русские намерения стала актуальной весной 1943г. — когда стало ясно, что СССР выстоит и — поразительно — победит. Мы видим этот первыйвсплеск беспокойства, изумления и ожидания впервые столь очевидным во время визита вВашингтон министра иностранных дел Британии Энтони Идена. Все, с кем он встречался иговорил, словно забыли о Гитлере и микадо; все они говорили о Сталине. Какими будут русские,когда судьба отпустит их после Сталинграда и Курска в вольное плавание великой мировойдержавы?

Рузвельт спросил мнение Идена о т.н. «тезисе Буллита», содержащемся в пространноммеморандуме, исходящем из «рижской аксиомы», который Буллит послал в Белый домнесколькими неделями ранее. Буллит предсказывал, что русские постараются коммунизироватьвсю Европу в том случае, если США и Британия не сумеют блокировать «поток красных амеб вЕвропу». Иден ответил, что определенный ответ на этот вопрос невозможен. Но, «если даже этистрахи окажутся оправданными, мы не должны делать ситуацию еще худшей». Иден согласилсяс Рузвельтом в том, что в любом случае лучше полагаться на тезис, противоположный тезисуБуллита — найти систему работы с русскими, чем против них. Рузвельт также думал, чтопрямолинейных ответов на такие вопросы не бывает. Он полагал, что советские цели и методы взначительной мере определяются собственными оценками Сталина американских и британскихнамерений и возможностей.

Иден заверил Рузвельта, что русские определенно вернут себе прибалтийские провинции.Президент сказал, что это может вызвать американское противодействие. Облако на горизонтеобозначилось довольно отчетливо.

Государственный секретарь Корделл Хэлл так обобщает встречу с Иденом: «Мы обапришли к согласию в определении огромной важности определения возможного будущегоРоссии и ее курса в отношении Европы и в мировых делах в целом. Я спросил его мнение овозможном курсе России — в дополнение к прежней изоляции — после приобретения еюдополнительной территории вдоль ее европейских границ, учитывая при этом ее высокуюстепень вооруженности; что было бы в ее интересах, экономических и прочих — стать частьюмира и взять на себя всю ответственность, проводя здравую практичную политикумеждународного сотрудничества в важнейших вопросах».

Рузвельт же считал, что мир будущего следует строить на соотношении реальной силы.Вскоре после отбытия Идена Рузвельт приоткрыл окно в мир своего анализа, пригласивжурналиста Форреста Дэвиса на уик-энд в Белый дом. Его статья, предварительно провереннаяпрезидентом, появилась в «Сатэрдэй Ивнинг Пост» весной 1943 г. Мир будущего, писал Дэвис,должен был основываться на «факторе мощи"Версальская система рухнула из-за пренебреженияк этому фактору, ввиду того, что „Лига наций“ была идеалистической мечтой, не имеющей подсобой твердого основания. Требуется „хладнокровная реалистическая техника“. На этот разСША будут участвовать в мировом соотношении сил. И мощным фактором будет Россия. „С


13

ослабленной Германией и Францией в руинах Россия становится единственной первокласснойвоенной державой на континенте“.

Мнения

Западные союзники делились своими оценками той страны, которая в данный моментсдерживала основную мощь Германии, той стране, от выживания которой зависело будущее ианглосаксонского мира. Президент и премьер-министр обратились к анализу положения третьегоиз главных участников складывающейся коалиции — России. Разведка и радио сообщали ожестоких боях на советско-германском фронте, об отступлении немцев под Москвой. Рузвельтсказал, что Сталин возглавляет «очень отсталый народ», и это многое объясняет. Но Россия —огромная страна и мир будущего можно построить только в союзе с ней.

Черчилль вспомнил те дни, когда руководил английской интервенцией и белые армиивплотную подошли к Туле. «Я прощу их теперь, — сказал Черчилль, — в пропорции к числуубитых ими гуннов». «Простят ли они вас?» — откликнулся на слова Черчилля Гопкинс. «Впропорции к числу танков, которые я пошлю», — ответил Черчилль. В действиях Черчилля ужена этом этапе видно долговременное стратегическое планирование. Он сообщал Идену,находившемуся в тот момент в Москве: «Никто не может предсказать, каким сложится баланссил и где будут стоять победоносные армии в конце войны. Вероятно, однако, что СоединенныеШтаты и Британия, не истощив своих сил, будут наиболее вооруженным и экономически самыммощным блоком, который когда-либо видел мир, а Советский Союз будет нуждаться в нашейпомощи значительно больше, чем мы в его». Черчилль поручил Идену обсудить со Сталинымвозможность посылки английских войск на Кавказ и не исключал для себя участия английскихдивизий в боевых действиях на юге советско-германского фронта.

Черчилль, как и после первой мировой войны, считал что «гранды» современного мирамогут обеспечить свои интересы посредством союза наций в организации глобального охвата —идея, чрезвычайно близкая и Рузвельту. Этой организацией предстояло стать ООН. Вечеромпервого дня 1942 года президент Рузвельт, премьер-министр Черчилль, посол СССР М. М.Литвинов и китайский посол Т. Сунг подписали в кабинете Рузвельта документ под названием«Декларация Объединенных Наций». Так складывалась антигитлеровская коалиция. Название«Объединенные нации» пришло к Рузвельту когда он вкатился в покои Черчилля на коляске, апремьер-министр, только что принявший душ, нашел, что новое название более впечатляющимчем «Ассоциированные нации». Черчилль тотчас же извлек из своей бездонной памяти строкиБайрона, воспевшего «меч объединенных наций будущего».

На том этапе Черчилль был согласен обсуждать мировую стратегию лишь с Рузвельтом.Такое состояние дел в выработке союзнической стратегии не устраивало многих. Пожалуйпервыми это выразили �

Уткин А.И. Мировая холодная война a.i. _ mirovaja xolodnaja vojna.pdf ·...

Documents