ИСТОРИЯ ВОСТОКА Восток в средние века Москва. Издательская фирма «Восточная литература» РАН 2002 УДК 94(5)"04/14" ББК 63.3(0)4(5) И90 Ответственные редакторы Л.Б.АЛАЕВ, К.З.АШРАФЯН Редактор издательства Л.В.НЕГРЯ История Востока. В 6 т. Т. 2. Восток в средние века / Гл. редкол. : И90 Р.Б. Рыбаков (пред.) и др.; [Отв. ред. Л.Б. Алаев, К.З. Ашрафян]. — М.: Вост. лит., 2002. — 716 с.: карты. — ISBN 5-02-017711-3 (т. 2). — ISBN 5-02-018102-1 (т. 1-6) (в пер.). Второй том многотомного труда «История Востока» (первый — «Восток в древности» — вышел в свет в 1997 г., третий — «Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI— XVIII вв.» — в 1999 г.) хронологически охватывает VI—XV века, когда сложились и достигли своего расцвета средневековые феодальные общества стран Азии и Северной Африки. Помимо истории отдельных стран и регионов в том включены общие главы: в одной из них трактуются теоретические проблемы истории феодализма, в другой — подводятся итоги исторического процесса на средневековом Востоке к концу XV в. Том снабжен картами и указателями. ББК 63.3(0)4(5) ISBN 5-02-017711-3 ISBN 5-02-018102-1 © Институт востоковедения РАН, 1995 О Российская академия наук Издательская фирма «Восточная литература», 1995

ВВЕДЕНИЕ Данная книга посвящается средневековой истории Востока — Азии и Северной Африки. Понятие «средние века», возникшее в западноевропейской историографии нового времени в контексте европейской истории, используется в мировой ориенталистике для определения многовекового периода и в истории восточных стран. Важнейшие события европейской истории, знаменовавшие конец античности, — мощные волны великого переселения народов, варварские завоевания и падение Римской империи — были факторами мировой истории, включая историю Востока. Первые столетия нашей эры на Востоке — время крушения древних социально-экономических и политических структур, возникновения переходных форм, которые в своем развитии привели к складыванию средневекового общества. Сложный и многоплановый процесс развития характерных для средневековья структур происходил асинхронно в различных регионах с некоторым опережением или отставанием. Поэтому начало восточного средневековья, его нижние рубежи, — VI—VII вв. — могут быть приняты условно, поскольку в это время произошло становление средневековых обществ лишь в отдельных странах Ближнего и Среднего Востока, в Индии, в Китае, в то время как в других странах и у других народов аналогичный процесс должен быть отнесен к значительно более позднему времени. Генезис капитализма и буржуазные революции в Европе знаменовали конец европейского средневековья. В отечественной историографии верхним рубежом средневековья принята английская буржуазная революция середины XVII в. Однако уже концом XV — началом XVI в. открывается период драматической «встречи» Востока и Запада, имевшей важные последствия для всего хода мировой истории, для судеб народов и стран обоих макрорегионов. С XVI в. Восток становится объектом торговой экспансии и колониальных захватов вырвавшихся вперед в своей эволюции европейских держав. Придав дополнительный импульс динамичному развитию Европы, торговая и колониальная экспансия XVI—XVIII вв. прервала нормальный исторический процесс на Востоке, обусловила деформированное развитие азиатских и североафриканских стран. Имея в

виду это обстоятельство, авторы «Истории Востока» сочли уместным посвятить истории этих столетий специальный том (т.Ш). Это позволит глубже понять процесс возникновения колониальной системы, оценить значение в этом процессе эндогенных и экзогенных факторов. Известно, что средневековые формы на Востоке продолжали существовать, даже развиваться и после XV в., т.е. за хронологическими рамками данного тома, в котором нашла отражение история лишь раннего восточного средневековья и обществ периода его расцвета. Том охватывает все основные государства и общества, существовавшие в Азии и Северной Африке в означенный период, включая территории Закавказья и Средней Азии постольку, поскольку последние составляли единое историческое пространство с государствами и обществами Ближнего и Среднего Востока, и, конечно, Византию. По-видимому, без учета византийского материала нельзя глубоко изложить проблематику социально-экономической истории Османской империи, проблему культурных контактов Востока и Запада и ряд других вопросов. Пространственные рамки средневековых восточных обществ значительно расширяются по сравнению с периодом древности. Ряд дописьменных народов эпохи древности, находившихся на стадии первобытнообщинных отношений, в средние века активно включаются в исторический процесс, стано-вятся объектами не только этнографии и археологии, но и исторической науки. Познакомившись с содержанием второго тома «Истории Востока», читатель сможет составить представление о том, в каких условиях, какими путями, в каких конкретных формах происходили генезис средневековых обществ Востока и их дальнейшее развитие, каковы были внутренние и внешние факторы этого развития, чем общества раннего средневековья отличались от таковых периода расцвета, что представляло собой восточное государство, как протекали процессы экономической и социальной эволюции, процессы расселения и становления различных этносов, как эти явления отражались в сознании людей. Центральной проблемой истории обществ восточного средневековья, как и любой другой эпохи, является проблема характера их социально-экономической и политической структуры. В этой связи в историографии выдвигалось и выдвигается несколько концепций. До настоящего времени не утратила для ряда ученых притягательную силу концепция «азиатского способа производства», трактуемого, впрочем, далеко не однозначно. Выдвигая ее, ученые стремятся подчеркнуть ту специфику развития, которая была свойственна докапиталистическим восточным обществам по сравнению с западноевропейскими. Понятие «азиатского способа производства», введенное в свое время К.Марксом, интерпретируется иногда как адекватное понятию «государственного способа производства». При этом подчеркиваются особые функции азиатских госу-дарств в сфере производства и распределения прибавочного продукта при слабом развитии (или даже отсутствии) частной собственности на основное в докапиталистических аграрных обществах средство производства — землю. Из прямо противоположного положения о доминировании частной земельной собственности во всех докапиталистических обществах мира, в том числе Востока, исходят сторонники так называемого рентного способа производства. Для ряда ученых средневековые общества Востока, не вставшие в доколониальный период на путь «индустриального» (капиталистического) развития, являются «традиционными». Присущие им «традиционные» формы прослеживаются во многих восточных странах вплоть до наших дней. «Феодальная концепция» развития Востока выдвигается многими учеными, как отечественными, так и зарубежными. Однако в качестве доказательства феодализма на Востоке приводятся разные доводы — от черт политической организации общества, а именно аморфности государственной структуры и выраженности центробежных тенденций, до условного землевладения феодалов. Немало сторонников имеет концепция «большой феодальной формации», сторонники которой настаивают на типологической адекватности древних и средневековых обществ. Понимая под феодализмом особую формацию, т.е. стадию в развитии общества и в смене прогрессивных эпох, обусловленную определенным уровнем развития и характером материального производства, социально-экономических форм, культуры, авторы данного труда средневековые общества Востока признают феодальными, допуская вместе с тем возникновение отдельных элементов феодальной структуры еще в эпоху древности, глав-ным образом поздней древности. Таким образом, феодализм предстает как вторая антагонистическая формация на Востоке, пришедшая на смену антагонистической же многоукладной структуре древних обществ. В данном издании, как и во многих других трудах востоковедов, феодализм рассматривается как строй, обусловленный господством мелкого натурального производства, когда экономической целью является производство потребительных стоимостей. Однако авторы далеки от абсолютизации этого тезиса, характерного для сторонников «натурально-хозяйственной теории» феодализма, и

отмечают наличие в средневековых обществах также и товарно-денежных отношений, торговли и мелкотоварного ремесла. Основу феодальной формации на Востоке, как и в других регионах мира, представлял феодальный способ производства (социально-экономический базис), которому соответствовали определенные, присущие феодальной эпохе, государственно-политические и юридические институты и формы общественного сознания, активно воздействовавшие на базисные отношения, во многом — детерминировавшие их. Исходя из того, что основу экономического строя феодализма образует феодальная земельная собственность, а глубинную суть ее — рентные отношения, в данной работе уделяется пристальное внимание этим аспектам. Показано, что на Востоке, как и в других феодальных обществахр болыпую роль играли внеэкономическое принуждение, обусловленное специфически феодальными характером и способом соединения производителя со средствами производства (производитель — собственник, наследственный владелец, арендатор), и военно-административная власть, которой обладал феодальный собственник, являвшийся не только агентом производства и получателем прибавочного продукта, но и господином. В результате экономическая суть феодальных отношений скрыта личностными отношениями, т.е. отношениями личной зависимости, господства и подчинения. «Феодальная концепция» развивалась многими исследователями на конкретном историческом материале по отдельным странам и регионам Востока, что, как нам представляется, практически еще не сделано в отношении концепций, альтернативных феодальной. Однако авторы считают, что эта концепция нуждается не только в дальнейшем подкреплении ее фактами, но и в совершенствовании ее теоретических посылок. В связи с этим в предлагаемой вниманию читателей книге специальная глава посвящается теоретическим аспектам этой формации. Развивая концепцию феодализма на Востоке в средние века, авторы ставили целью показать единство мирового исторического процесса, частью которого была история азиатских и североафриканских стран. Не менее важная задача заключалась в том, чтобы раскрыть то специфическое в экономической, социальной, политической структуре этих стран, в их культуре, что формировало на средневековом Востоке особый формационный регион — «восточный феодализм» и что во многом предопределило различные итоги исторического процесса на Востоке и Западе по крайней мере уже к концу XV в. Читатель, однако, будет иметь возможность убедиться в том, что восточный формационный регион, отличаясь в целом ряде аспектов, и прежде всего по темпам развития (меньший динамизм), от западноевропейского фе- одализма, не был един: отдельные страны или группы стран образовывали субрегионы, различаясь и достигнутой на данный момент степенью зрелости феодальных форм, и по внутренним и внешним условиям, в которых происходили генезис и эволюция этих форм, по их конкретному во-площению, т.е. институционализации. Восток являл картину многообразия также и в цивилизационном аспекте, что отличало его от средневековой Европы. Цивилизационные регионы на Востоке, возникавшие на различных религиозно-культурных традициях, не совпадали с формационными субрегионами. Некоторые из них были «старше», чем сам феодализм, и сложились еще в древности (буддийская и индусская цивилизации на Индийском субконтиненте, конфуцианская цивилизация в Китае), другие были продуктом исторических процессов в средние века (мусульманская цивилизация на Ближнем и Среднем Востоке, индо-мусульманская цивилизация в Индии, индусская и мусульманская цивилизации в странах Юго-Восточной Азии, буддийская цивилизация в Японии и Юго-Восточной Азии, конфуцианская цивилизация в Японии и Корее). В различных разделах книги читатель найдет сведения о явлениях культурной жизни, религиях и религиозных учениях, имевших распространение в средние века. Эти сведения помогут оценить огромный вклад восточных цивилизаций в сокровищницу мировой культуры. Важным аспектом проблемы цивилизационного развития восточных обществ является проблема контактов и взаимовлияний, а в отдельных случаях и синтеза культур как отдельных народов Востока, так и культур Востока и Запада. Пользуясь при анализе материала такими обобщающими категориями, как феодализм и цивилизация, базис и надстройка и т.д., авторы издания вовсе не сводят историю к эволюции категорий. Они понимают, что история — это прежде всего история людей. Поэтому они с максимально возможной в рамках данного труда полнотой постарались осветить важнейшие события политической истории — возникновение и крушение государств, разорительные для народов завоевания, междоусобные войны, сотрясавшие общества народные восстания, роль в этих событиях людей из различных социальных слоев, их судьбы. Том включает ряд конкретно-исторических и проблемных глав. Глава I — «Азия на рубеже древности и средневековья» — посвящена переходной эпохе, когда в

недрах приходивших в упадок древневосточных обществ появились элементы новых феодальных структур в рамках сохранившихся от древности государств (государство Сасанидов, Византия, империя Гупта и др.) или во вновь создававшихся политических образованиях. Раннесредневековому обществу Востока VII—IX вв. посвящается глава II; в это время феодальные отношения уже стали господствующими, однако все еще хранили «родимые пятна» более ранних дофеодальных форм — первобытнообщинных и рабовладельческих. X—XIII века в истории подавляющего большинства стран Азии и Северной Африки были временем торжества феодальных отношений, вступивших в этап своей зрелости, что ознаменовалось развитием средневекового города и средневековой культуры. Этим проблемам посвящается глава III — «Азия и Северная Африка в X—XIII вв.». Монгольские завоевания оказались тяжелым испытанием для многих народов Востока, так как сопровождались невиданными дотоле по масштабам разрушением городов, ирригационных систем, истреблением сотен тысяч людей, нарушением сложившихся торговых и культурных коммуникаций между отдельными странами. Последствия монгольских завоеваний трактовались в литературе неоднозначно. Рядом историков высказывалось положение о том, что упомянутые выше явления носили временный характер и завоеванные монголами страны спустя несколько десятилетий вступили в нормальное русло развития. Согласно другой точке зрения, монгольские завоевания затормозили эволюцию многих народов и даже обусловили попятные движения. Учитывая важность проблемы истории монголов, монгольским завоеваниям и государствам, созданным монгольской кочевой знатью в ряде восточных стран, а также борьбе с монголами посвящается специально глава IV. Глава V — «Между монголами и португальцами» — посвящается истории XIV—XV вв., когда происходило медленное возрождение земледельческих районов и питавших их ирригационных систем, когда восстали из пепелищ некоторые из разрушенных городов, появились новые города, а феодальные институты получили свое наиболее полное^ развитие. Однако именно в это время обнаружили себя симптомы замедления темпов развития, связанные немало с продолжавшимися разорительными усобицами и феодальными войнами, новыми вспышками агрессивности кочевой периферии развитых феодальных обществ. Из двух проблемных глав второго тома одна (глава VI) посвящается теории феодализма как комплексной системы и его восточной модели («восточному феодализму»). Другая (глава VII) подводит итоги исторического процесса в странах Востока до начала эпохи европейских колониальных захватов, начавшейся с образования «точечной» морской империи — Португалии. Для написания истории восточного средневековья были использованы источники на языках народов Азии и на западноевропейских языках. Это эпиграфика, официальные документы, хроники и художественные произведения, записки путешественников и др. Авторы издания учли практически всю доступную им научную литературу, результаты исследований отечественных и зарубежных коллег. Тем не менее далеко не все проблемы истории восточного средневековья нашли одинаково подробное, адекватное освещение. Это объясняется как относительно небольшим объемом издания, так и современным уровнем научных знаний. Неисследованность ряда вопросов конкретной истории отдельных стран, неунифицированность и несовершенность используемых дефиниций, едва лишь обозначившийся интерес в науке к сравнительному анализу и типологизации исторического процесса в отдельных субрегионах Востока обусловили гипотетичность ряда положений и выводов, подчас — генерализацию некоторых наблюдений, сделанных на материале отдельных стран. Не претендуя на окончательность многих своих суждений и выводов, редакторы и авторы надеются, что их труд даст толчок дальнейшим исследованиям, как конкретным, так и научно-теоретическим. Над вторым томом «Истории Востока» работали ученые Института востоковедения РАН, Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения РАН, Института всеобщей истории РАН, Института отечественной истории РАН, Московского государственного университета. Разделы и главы тома написаны: С.Г.Агаджановым («Сельджукское завоевание и государства Сельджукидов», «Чингис-хан и Чингисиды в Средней Азии» в гл.111 и IV), Л.Б.Алаевым (введения к гл.1 и V, «Раннесредневековая Индия», «Южная 10 Азия в XI—XII вв.», «Виджаянагар» в гл.II—V; глава VI «Восток в мировой типологии феодализма. Восточный феодализм»), И.В.Артемовым («Средняя Азия в III—XIII вв.» в гл.111), К.З.Ашрафян (Введение, «Делийский султанат в XIII в.», «Делийский султанат в XIV в.», «Делийский, Бахманидский и Гуджаратский султанаты в XV в.», «Тимур и Тимуриды в Средней Азии» в гл-IV и V, глава VII — об итогах исторического развития Востока к началу XVI в.),

А.А.Бокщаниным (все разделы по Китаю в гл.1—V), О.Г.Большаковым («Ранний ислам» и «Арабские завоевания. Халифаты Умайядов и Аббасидов. Распространение ислама» в гл.П, «Ближний Восток в эпоху крестовых походов» в гл.111), Ю.В.Ваниным («Корея в XIV—XV вв.» в глАО, А.А.Вигасиным («Индия в гуптский период» в гл.1), С.В.Волковым (разделы по истории Кореи в гл.1—III), М.В.Воробьевым («Япония в III—VI вв.» в гл.1), Д.В.Деопиком («Распространение буддизма в Юго-Восточной Азии» в гл.1, разделы по Индокитаю в гл.II—V), П.И.Жаворонковым (разделы по истории Византии в гл.1,Н,У), Н.А.Ивановым («Магриб в IX—XI вв. Альморавиды и Альмохады» в гл.111), С.Г.Кляшторным («Первый Тюркский каганат», «Второй Тюркский каганат», «Уйгурский каганат» в гл.1 и II), М.Г.Козловой («Первые государства на территории Мьянмы» в гл.П, раздел по истории Мьянмы в XIV—XV вв. в гл-V.), С.В.Волковым, М.Г.Козловой, Н.В.Ребриковой, А.Л.Рябининым («Борьба народов Кореи, Вьетнама, Бирмы и Индонезии против монгольских захватов» в гл.ГУ), С.В.Кулландой («Генезис государственности у народов Западной Индонезии. Шривиджайя», «Матарам», «Государства Кадири и Сингхасари», «Государство Маджапахит» в ni.II,III,V), Е.И.Кычановым («Тангутское государство Си Ся» в гл.111, разделы о Монголии в XII—XIII вв., о возвышении Чингисхана, создании единого монгольского государства и завоевательных войнах Чингис-хана в rji.IV), М.С.Мейером («Османская империя в XIV—XV вв.» в гл-V), И.Б.Михайловой («Распад Аббасидского халифата» и часть раздела «Сельджукское завоевание и государства Сельджукидов» в гл.111), И.В.Можейко («Государство Паган» в гл.Ш), А.П.Новосельцевым («Государство Сасанидов» в гл.1, «Государства Саманидов и Газневидов» в гл.Ш, «Держава Хулагуидов» в m.IV, «Иран в XIV — начале XV в.» и «Иран в XV в.» в гл-V, разделы по Закавказью в гл.1 и V), Н.В.Ребриковой («Индокитай. Государство Фунань», «Дваравати и Ченла», «Сукхотаи и Аютия» в гл.1,И,V), А.Л.Сафроновой (разделы по Ланке в гл.1—III.V), Л.А.Семеновой («Государства Фатимидов и Аййубидов», «Государство Мамлюков в Египте» в гл.Ш и V), А.А.Толстогузовым (разделы по истории Японии в гл.П,Ш,У), В.Л.Успенским («Государство Даян-хана в Монголии» в гл-V). Библиография составлена А.В.Нагорной и Т.Ф.Юрловой, указатели — А.В.Нагорной, С.С.Соболевой, Т.Ф.Юрловой. Ответственный секретарь тома — Р.В.Хабаева.

Глава I АЗИЯ НА РУБЕЖЕ ДРЕВНОСТИ И СРЕДНЕВЕКОВЬЯ Период с первых веков нашей эры до VII в., рассматриваемый в этой главе, является для многих территорий Азии переходным. Речь, понятно, идет о тех территориях, которые имели до этого богатую древнюю историю, — Ближнем Востоке, Индии, Китае. Северная Африка в главе I не фигурирует, так как в этот период она не стала еще частью «Востока». Конечно, любой период в каком-то смысле переходный, в нем всегда можно обнаружить черты прежнего и черты нового, но в данном случае мы явно наблюдаем начало новой эпохи. На Ближнем Востоке период характеризуется неустанной и, как вскоре стало ясно, бессмысленной борьбой за пограничную полосу — от Аравии до Закавказья — между Римом, а потом Византией, с одной стороны, и саса-нидским Ираном — с другой. Аравия, Сирия, Месопотамия, Армения, Грузия были, с точки зрения политики двух великих империй, просто объектами захвата, причем не столько даже для экономической эксплуатации, сколько из соображений престижа. Во всяком случае, на практике эти войны оказывались неизменно убыточными, приводили к истощению обеих империй. Каждая победа несла в себе зародыш будущего поражения. Интересно, что сасанидский Иран в этих войнах не искал союзников против Византии на западе. Можно ли считать, что там просто не было сил, на которые можно было бы опереться? Или это материальное, явственное выражение разрыва между Западом и Востоком, невидимой границы, которая пролегала в сознании восточных политиков где-то по Балканам? В отличие от Ирана Византия, страна в подлинном смысле пограничная между Западом и Востоком, не чуралась любых союзников, лишь бы они были врагами Ирана. Отсюда попытки установления связей с Кушанами, а потом с эфталитами, тюрками, хазарами — восточными и северными соседями. И это несмотря на то, что Византия была христианской страной и имела определенные миссионерские устремления. Система международных отношений не знала абсолютных границ, и все же где-то в Средней Азии и по Инду проходила еще одна граница, отделяя регион Ближнего и Среднего Востока от Южной и Восточной Азии. Южная Азия представляла собой в это время прежде всего империю Гупта и ряд более мелких,

слабее известных и, видимо, еще незрелых государственных образований в Южной Индии. Империя Гупта существовала как бы изолированно. Для нее главным были войны внутри Индии, а внешнего мира, за Гиндукушем, как бы совсем не существовало. Тем интереснее, что в ее устройстве мы можем наблюдать определенное иранское влияние — хотя бы в титулатуре гуптских императоров. Знаменательно также, что эта империя заняла как бы временной промежуток между решительными вмешательствами в южноазиатские дела кушанов и эфталитов. И те и 12 другие пришли в Индию с северо-запада, но и те и другие демонстрируют именно общеазиатскую связь — кушаны передали индийскую культуру, прежде всего в буддийской форме, в Центральную, затем и в Восточную Азию, а эфталиты, наоборот, передали Южной Азии импульс, зародившийся в Центральной Азии. Таким образом, говоря о границе Ближне- и Средневосточной и Южноиндийской цивилизаций, нельзя ее абсолютизировать. Граница не размывалась, но и не служила непреодолимым препятствием для обмена и вооруженными ударами, и культурными цен-ностями. Восточноазиатская цивилизация в этот период развивалась под определяющим влиянием китайской. Китай всего рассматриваемого периода — это Китай раздробленный. Древняя империя Хань распалась к началу этого периода, когда другие древние империи, сопоставимые с Хань по их значению в становлении соответствующих цивилизаций, еще процветали. В этом можно видеть некое опережение Китаем общего процесса развития Азии, если, конечно, считать процесс становления средневекового общества в Азии единым процессом. Безусловно, данный период является периодом становления и оформления византийской культуры, впитавшей в себя элементы римской, греческой и, конечно, сирийской культур. Несмотря на то что поздняя византийская культура захирела и была сметена исламом, все же она оказала значительное влияние на весь Ближний и Средний Восток. Возможно, что специфика Османской империи внутри мира ислама объясняется не только этническими особенностями турок-османов, но и наследием Византии, полученным ими на соответствующих территориях. Историки Ирана отмечают в тот же период созревание иранской зоро-астрийской культуры и становление иранского этноса. И после исламизации иранский народ сохранил свою специфику и идентичность. В Индии, в империи Гупта, завершилось складывание древнеиндийской культуры, что роднит ее историческую роль с империей Сасанидов. Окончательно вырабатывается классический санскрит, и на нем фиксируются великие устные произведения древности — «Махабхарата», «Рамаяна», дхармашастры и т.д. В отличие от Ирана в гуптской Индии совершенствовался именно древний, классический, оторванный от народа язык. Если в Иране язык дари стал распространяться как язык народа и произошла языковая, а с нею и этническая консолидация, то в Индии процессы развития народных языков были еще впереди. Если империя Сасанидов в полной мере переходна — она явственно наследует Парфии и в то же время предвосхищает многое из позднейшего Халифата, то Гупты — это только завершение древнего периода. Правда, происходит становление индуизма — той религии, которая и стала средневековой. Однако надо помнить, что в религиозном развитии Индия была впереди издавна — первая религия, оказавшаяся способной стать мировой (буддизм), возникла именно здесь, намного опередив средневековый общественный строй. Так что становление индуизма выглядит как вытеснение буддизма из Индии, т.е. как возврат от мировой религии к языческой, этноориентированной, типологически сходной с древними верованиями. В Китае в тот же период складывается китайский этнос, ассимилировавший многих пришельцев, начинает возникать новый язык, среднекитай-ский, древний уходит в прошлое. В религиозной жизни создается столь характерный для последующих периодов синкретизм на основе частичного вытеснения конфуцианства буддизмом и даосизмом. Таким образом, в Ки- 13 тае происходят процессы, очень похожие на иранские, но не в условиях очередной империи, а в обстановке политической раздробленности и нестабильности. Восточная Азия представляла собой довольно замкнутый мир, как и Южная. Основные политические проблемы китайских государств — оборона против кочевников с севера, завоевания на Корейском полуострове и в южных районах. Но, так же как и граница Южной Азии, граница Восточной не была «на замке». Кочевые народы Центральной Азии «объединяли» Китай и Индию общностью судеб. Как в Индии в I—III вв. правили Кушаны — кочевники по происхождению,

постепенно индианизировавшиеся, так и в Китае после падения Хань на севере возникали государства во главе с династиями из кочевников, правящие группы которых претерпевали про-цесс ассимиляции. Сложно протекал процесс становления национальной государственности на Корейском полуострове и во Вьетнаме. Междоусобная борьба накладывалась на национально-освободительную против китайских завоевателей. В целом здесь отмечаются процессы генезиса средневекового общества, аналогичные тем, которые происходили в Китае и других более продвинутых в своем развитии странах, но с определенным опозданием. Похожие явления характерны и для Японии, с той разницей, что политически Япония была еще более изолирована, чем Китай. Она могла пользоваться достижениями китайской цивилизации, не будучи озабочена опасностью потерять независимость. В странах Юго-Восточной Азии также идет процесс становления классового общества и государства, но внутренние процессы получают здесь особое оформление в связи с влиянием двух цивилизаций — индийской и китайской. Хотя это влияние не было первопричиной наблюдавшихся общественных и культурных процессов, но его убыстряющее значение тоже не надо сбрасывать со счетов. Развитие под влиянием внешнего фактора обычно выдает себя тем, что идет неравномерно, с резкими разрывами между различными сферами общественной жизни и различными районами страны. Очаговость возникновения классов и государства весьма заметна на географически разобщенных территориях Юго-Восточной Азии, и эта очаговость сохраняется во многом до нового времени. Вместе с тем речь не может идти просто о переносе индийских или китайских социальных институтов в эти районы вместе с прибывавшим будто бы индийским или китайским населением. Заимствовались лишь идеи, понятия, термины, которые были необходимы для оформления возникавших на местах отношений. Социально-экономическая история стран Азии в данный период позволяет сделать примерно те же обобщения, что и история политическая и культурная. Имеется значительный пласт общих процессов, но при этом возникает впечатление неодновременности, запаздывания некоторых стран на общем пути. Наиболее фундаментальным и в то же время ярким и интересным процессом является волна натурализации хозяйства, шедшая с запада на восток. Упадок Римской империи в III в., возможно, сыграл роль спускового механизма, вызвавшего эту волну, хотя в каждом случае могли быть и внутренние причины. На территории Византии постепенный упадок товарно-денежных отношений и городов продолжается до VII—VIII вв. Сасанидский Иран демонстрирует некую неуязвимость — в нем городская жизнь расцветает. Упадок Римской империи сильнее сказался на Южной Азии — там происходят натурализация экономики, упадок городов, исчез-новение денег. Нарушение связей с Римом сильнее сказалось на Южной 14 Индии, так как она была теснее связана со Средиземноморьем, чем Северная. Но для последней столь же роковую роль сыграл распад державы Ку-шанов, связывавший Индию с Центральной Азией, а через нее — с Китаем. В Китае распад империи Хань также привел к натурализации, переносу основной жизни в деревню. Большую роль в становлении феодализма по всей Евразии сыграло великое переселение народов. Но интересно отметить, что не нашествие кочевников натурализовало экономику, а, наоборот, они появляются на арене, когда процесс натурализации в разгаре, и не только пользуются его резуль-татами (ослаблением государств оседлых), но и придают ему организационные рамки — вводят систему кормлений, которая обеспечивает эффективную военную организацию даже в условиях натуральной экономики. Элементы феодализма появляются и «снизу». Наиболее явственно в данный период — в Китае. Растет землевладение «сильных домов», феодальное по всем показателям. Но в то же время формируется надельная система, задуманная как противовес развитию частного землевладения. Как эти две тенденции уживались в жизни Китая III—VI вв. — довольно трудно установить, ясно лишь, что как частное землевладение, так и государственное регулирование землепользования не одержали победы одно над другим. Могущество «сильных домов» постоянно сдерживалось государственным аппаратом, но тот же аппарат не был способен полностью осуществить по всей стране изобретенную им идеальную модель единообразного землепользования под неусыпным контролем властей. Есть точка зрения, что на Востоке постоянно шла борьба между тенденциями частнохозяйственного и государственного феодализма (или между феодализмом и «азиатским способом производства»). Ситуация в Китае III—VI вв., видимо, пример первой по времени атаки

частнофеодальной системы на имперскую. Атаки, которая захлебнулась. Частный феодал не смог захватить власть. Она осталась в руках чиновника. В Индии процесс созревания частнофеодального уклада уже начался, но развернулся позже. Хотя Индии неизвестны законы, вводящие надельную систему, борьба между частным и государственным землевладением, видимо, тоже была. Она отразилась, может быть, в том, что в первые века нашей эры была окончательно оформлена «Артхашастра» — трактат, разра-батывавший концепцию государственной организации всей жизни, в том числе и экономики. В частности, в нем нашли отражение идеи наделения крестьян землей, организации царских хозяйств и т.п. И в то же время шел процесс развития частных поместий, получивший вскоре довольно заметное развитие. Впрочем, он тоже не стал преобладающим. В Индии, как и в Китае, власть оказалась не в руках тех, кто в основном владел землей. И здесь сыграли свою роль кочевники. Они принесли принципы военной организации племени и применили их к формам владения землей. Создалась иерархическая структура землевладения, напоминающая европейскую феодальную. Проблема возникновения феодализма заставляет поднять теоретический вопрос о соотношении конкретной истории и закономерности в истории. Абстрактно-социологический подход разводит на разные уровни исследования процессы и события. Между тем такое событие вселенского масштаба, как великое переселение народов, видимо, не может рассматриваться лишь как событие, т.е. как более или менее случайное явление. Степень закономерности такого события, а следовательно, и степень учета его при изучении 15 законов истории должна быть высока. Видимо, наступление эры феодализма повсюду связано с вмешательством или влиянием кочевников, которые выполнили разрушительную, революционную роль по отношению к древним, чаще всего очаговым цивилизациям и дали иной опыт построения власти и общества. Конечно, кочевое общество содержит в себе две тенденции: централизации, которая может развиться в государственный феодализм, и децентрализации, которая питает частноэксплуататорские отношения и может развиться в частновладельческий феодализм. Какой из путей получал преобладание, зависело не от кочевников самих по себе, а от контекста, в который они попадали. В Европе управленческие функции стали придатком частной собственности, а на Востоке, как правило, частное владение землей стало атрибутом власти над населением. Но характерно, что единство мирового исторического процесса подчеркивается не только тем, что в разных местах возникают независимо друг от друга одинаковые институты, но и тем, что процессы эти нередко связаны даже событийно. Значение внутренних факторов для становления феодализма показывают Корея, Япония, многие страны Юго-Восточной Азии, где возникновение классовых отношений шло во многом похожим путем. Образовывались владетельные кланы, собиравшие вокруг себя зависимых, внутри этих кланов созревала частная крупная собственность. Конгломерат кланов сплачивался в государство (или протогосударство). Это, в частности, противоречит идее, что на Востоке возникновение государства до созревания частной собственности на землю объясняет преобладание государственных форм эксплуатации на всем протяжении дальнейшей истории Востока. Сравнительная сила частных и государственных форм эксплуатации и динамика этих сил определялись, видимо, более глубокими причинами.

ВИЗАНТИЯ В IV—VII вв. Огромная Римская империя, простиравшаяся от Атлантики до Евфрата, включала регионы с различным социальным и экономическим развитием. Наиболее высоким уровнем экономики отличались восточные области империи, менее пострадавшие от нашествий варваров и внутренних междоусобиц. Эти обстоятельства заставили императора Константина (324—337) перенести столицу из Рима на берега Босфора. В течение шести лет (324—330) на месте мегарской колонии Византии вырос огромный город, защищенный с моря и суши неприступными стенами. Немаловажную роль в решении о переносе столицы сыграло и принятие Константином христианства, колыбелью которого были восточные провинции Империи. В 395 г. произошло официальное разделение единой Римской империи на Западную и Восточную (Византийскую). Правда, сами византийцы называли себя ромеями, свое государство — ромейской державой, а Константинополь — «Новым Римом». Византийская империя, раскинувшаяся на трех континентах — в Европе, Азии и Африке, — включала Балканский полуостров, Малую Азию, Сирию, Палестину, Египет, часть Месопотамии и Армении, острова Восточного Средиземноморья, владения в Крыму и на Кавказе. Общая площадь ее составляла около 1 млн.кв. км с населением 30—35 млн. жите-

18 лей. Империя, являясь мостом между Востоком и Западом, испытала на себе в разные периоды как европейские, так и азиатские влияния, которые наложили отпечаток на общественную жизнь, государственность, религиозно-философские идеи и культуру. Но в целом исторический путь Византии был во многом иным, чем развитие государств на Востоке и Западе. Территория империи, на большей части которой преобладал мягкий средиземноморский климат, состояла в основном из областей с высокой земледельческой культурой. Земледелие почти повсеместно требовало полива и орошения. Житницами империи в этот период были Египет и Фракия, поставлявшие основные виды зерна — пшеницу и ячмень. Садоводство и оливководство были наиболее развиты в Малой Азии, Греции, Сирии, Палестине. Балканы и многие районы Малой Азии являлись центрами развитого скотоводства и коневодства. Византийская империя была богата и природными ресурсами. Во многих районах имелся

строительный лес, шедший на судостроение, мрамор и другой строительный камень. Балканы, Малая Азия, Понт и Армения являлись основными поставщиками железа, меди, олова, золота, серебра, квасцов. Из Египта поступал массовый писчий материал — папирус. В целом империя неплохо была обеспечена необходимыми сырьевыми ресурсами и сельскохозяйственными продуктами. В IV—VII вв. состав населения империи отличался большой пестротой. Наиболее многочисленную часть составляли греки. Но на территории Византии проживало много эллинизированных сирийцев, коптов, фракийцев, иллирийцев, даков, а также грузин, армян и арабов. В крупных городах имелись иудейские общины. Латинское население было немногочисленным, за исключением Балкан, хотя латинский язык оставался государственным вплоть до VII в. Византийская империя, в отличие от Запада, не знала завоеваний страны варварами, которые постоянно угрожали с севера. Умелой политикой императоры сумели направить поток готских племен на Запад. Поселенные на ее территории (Балканы, Малая Азия) в качестве федератов готы, славяне, герулы и другие племена лишь изменили этнический состав населения империи, не поколебав ее политического устройства. Основная угроза империи исходила от могущественного сасанидского Ирана, войны с которым в IV-VI вв. за владение Арменией, Лазикой, Южной Аравией составляли стержень восточной политики государства вплоть до заключения «вечного мира» в 532 г. По мирному договору границы между Византией и Ираном оставались прежними, но империя добилась включения в сферу своего влияния Лазики, Армении, Крыма и Аравии, где утверждалось господство христианства. Одновременно с войной с Ираном император Юстиниан (527—565) приступил к осуществлению своих крупномасштабных планов на Западе: восстановлению единой Римской империи. Были завоеваны Государство вандалов в Северной Африке (533—534), Остготское королевство в Италии (535—555), юго-восточные области Испании (554 г.). Но господство византийцев в завоеванных областях оказалось непрочным. Реставрация рабовладения и римской налоговой системы вызвала восстания населения. Империя, увеличившись к концу правления Юстиниана почти вдвое, уже при его преемниках вступила в полосу упадка. На рубеже VI—VII вв. она потеряла почти все свои владения на Западе. Вскоре с востока на Византию обрушился новый враг — арабы. В течение нескольких лет (636—642) 19 империя потеряла Сирию, Палестину, Верхнюю Месопотамию, Египет, а впоследствии и владения в Северной Африке. Балканские провинции Мезия, Далмация, Истрия, Македония, Фракия, Пелопоннес к середине VII в. почти полностью заняли славяне, отдельные группы которых проникли даже в Малую Азию. Таким образом, в результате утраты областей в Италии (за Византией сохранились лишь Равеннский экзархат, часть Южной Италии и о-в Сицилия), в Испании, а также в ходе арабских завоеваний и славянских вторжений Византия как огромная империя перестала существовать. Она включала теперь Малую Азию, области Греции и Пелопоннеса, о-в Крит и острова Эгейского моря. Но государство не погибло, и причину этого следует искать прежде всего в своеобразии его общественного развития, аграрном строе, роли городов и начавшемся к концу этого периода генезисе феодализма. В ранней Византии существовало три формы земельной собственности: безусловная частная собственность, государственная поземельная собственность и собственность крестьян-общинников. Первая форма являла собой крупное землевладение, основанное на эксплуатации посаженных на землю рабов и зависимых колонов. В отличие от Римской империи в ранней Ви-зантии большая часть рабов, которых как в сельском хозяйстве, так и в ремесле было довольно много, наделялась землей, получала пекулий и вела самостоятельное хозяйство. Такая форма применения рабского труда была более рентабельной, но вместе с тем она способствовала длительному сохранению рабства в Византии. Бблыпая часть колонов до IV в. была юридически свободной. Это были держатели чужой земли по договору. С IV в. начался процесс прикрепления их к земле и превращения в приписных колонов (энапографов), не имеющих права покинуть землю господина. Массы колонов пополнялись за счет мелких земельных собственников, потерявших по той или иной причине землю. Прикрепление к земле свидетельствовало о разложении рабовладельческого хозяйства. Государственная поземельная собственность состояла из владений фиска и императорских доменов. Византийский император не имел права собственности на все земли подданных. Но в

ранней Византии размеры владений казны и императора были настолько большими (до V3 территории), что обработать эти земли трудом рабов и колонов было трудно, и они обычно сдавались в долгосрочную аренду (эмфитевсис), превращавшуюся со временем в наследственную. Арендатор платил строго фиксированную ренту и мог свободно распоряжаться землей, в том числе и продавать свои права на нее. Третья форма собственности — крестьянская. На территории, вошедшей затем в состав Византии, еще с эллинистического времени существовали общины разных типов до родовой включительно. Но основной была свободная соседская община — митрокомия. Крестьянин такой общины имел право собственности (владения) на свой земельный участок, хотя его право отчуждения было несколько ограничено. Община располагала также общественной землей, которая являлась коллективной собственностью деревни. Несмотря на то что среди крестьян в митрокомии наблюдалась значительная имущественная дифференциация, община характеризовалась высокой сплоченностью ее членов. Она являлась одновременно и низшей административно-фискальной единицей, неся коллективную ответственность перед государством за поступление налогов. Для раскладки и сбора податей, выполнения повинностей и совместных работ соседская община имела выбор- 20 ных должностных лиц, избираемых на собрании-сходке — высшем органе самоуправления. В отличие от поздней Римской империи в ранней Византии муниципальная городская собственность начинает приходить в упадок. Наблюдается значительный рост земельных владений у монастырей и церквей. Церковные земли обычно сдавались в аренду светским собственникам. Монастыри чаще всего сами организовывали обработку земли. Более мягкие формы эксплуатации колонов, рабов на пекулии в поместьях крупных светских и церковных собственников, широкое распространение (по сравнению с Западом) долгосрочной аренды, использование системы патроната закладывали основы для отношений раннефеодального типа. Несмотря на постепенный упадок товарно-денежных отношений, расцвет византийских городов приходится именно на IV—VI вв. В империи еще сохранялся значительный уровень развития ремесла и торговли, большую роль играли крупные города. Крупнейшими (свыше 100 тыс. жителей) являлись Александрия, Антиохия, Константинополь, Эфес, Смирна, Никея, Фессалоника. Город продолжал еще оставаться античным полисом. Городская община владела помимо общественных территорий и построек значительной коллективной земельной собственностью вокруг города и получала треть сборов с торговли. На территории ранней Византии насчитывалось до 1200 городских общин. Город был окружен поселениями куриалов, ремесленников и торговцев, обеспечивающих нужды города в продовольствии. Существовала тесная связь — через городские рынки — и с близлежащими деревнями, колоны и свободные общинники которых реализовали продукты своего труда для уплаты податей землевладельцу и государству. Ремесленники города работали и жили в своих мастерских (эргастериях). Там же и продавали чаще всего свой товар. Большинство их было объединено в торгово-ремесленные корпорации — по профессиям. Корпорации пекарей, кузнецов, золотых и серебряных дел мастеров, строителей, оружейников и других принадлежали к богатой верхушке городского населения наряду с купцами и людьми умственного труда. Представители же самых массовых профессий — портные, сапожники, плотники, ткачи — наряду с наемными рабочими составляли бедноту. Ремесленная мастерская была небольшой. Помимо хозяина в ней трудились члены его семьи, иногда наемный работник, раб или ученик. В Константинополе и других крупных городах существовали государственные и императорские мастерские (оружейные, ткацкие, монетный двор), ремесленники которых — нередко рабы — были пожизненно прикреплены к своему ремеслу. Византия с момента своего рождения была не только страной городов, но и великой морской и торговой державой. Ее купцы проникали в самые отдаленные уголки известного тогда мира: в Индию, Китай, на Цейлон, в Эфиопию, Британию, Скандинавию. Наиболее оживленные торговые пути пролегали по Средиземному морю в Неаполь, Равенну, Барселону, по Черному морю — в прилегающие области и на Кавказ. Византийский золотой солид играл роль международной валюты, а слой купечества занимал довольно высокое место в социальной структуре ранневизантийского города и общества. Социальная структура византийского общества IV—VII вв. была довольно пестрой. На высшей ступени находились аристократы-сенаторы, в большинстве своем ведущие род от древних римских фамилий и владеющие крупной земельной собственностью. Вторым привилегированным сословием 21 империи являлось сословие средних городских земельных собственников-куриалов, власть и имущественное положение которых в VI—VII вв. резко падает и ухудшается. Затем шел слой

торгово-ремесленного населения, верхушка которого играла значительную роль в общественном развитии города. Две другие ступени занимали люди свободных профессий (врачи, юристы, преподаватели и т.д.) и духовенство. На нижних ступенях общественной структуры ранней Византии находились соответственно крестьяне-общинники, колоны, городской плебс и рабы. Характерной особенностью византийского общества на всем протяжении его истории являлась вертикальная мобильность, незамкнутость и незащищенность социальных групп и классов. Простой воин, даже из варваров, или крестьянин благодаря ловкости и личным способностям нередко мог занять высокий пост в государстве или даже стать императором. История полна таких примеров. Ни в чем другом Византия не сближалась так со странами Востока, прежде всего с Ираном и Арабским халифатом, как в организации государственной власти. По своей политической структуре Византия была самодержавной монархией, учение о которой окончательно сложилось именно в Византии. Вся полнота власти находилась в руках императора (василевса). Он был высшим судьей, руководил внешней политикой, издавал законы, командовал армией и т.д. Власть его считалась божественной. Но теоретически неограниченная власть императора фактически оказывалась ограниченной, так как не являлась привилегией того или иного аристократического рода и не считалась наследственной. Это приводило к частым узурпациям и делало престол непрочным. В ранний период при императоре был совещательный орган — сенат или синклит, — который вместе с войском (верхушкой армии) и «народом» (представителями знати и торгово-ростовщических слоев) избирал нового василевса, коронуемого затем патриархом. Наибольшего расцвета централизованная монархия достигла именно в ранней Византии, когда она выступала в качестве единственной законной наследницы великого Рима и претендовала на то, чтобы быть повелительницей всей цивилизованной ойкумены и всемирной монархией с центром в Константинополе. И при Юстиниане она превратилась в могущественное государство Средиземноморья, верховную власть которого до создания империи Карла Великого, пусть и номинально, признавали европейские королевства. Страна управлялась из императорской канцелярии, откуда контролировалась вся жизнь населения вплоть до уплаты податей, деятельности ремесленных корпораций и т.д. Централизация управления империей достигалась путем административного деления государства на две префектуры (Восток и Иллирик), которые, в свою очередь, делились в V в. на диоцезы (7) и про-винции (50). Во главе префектур стояли два префекта претория — заместители императора по делам гражданского управления. Они ведали всеми гражданскими делами в префектуре, назначали и смещали правителей диоцезов (викариев) и провинций, управляли городами, зани