№4(2017)

Учредитель и редакция журнала : ООО «Витпостер»

Главный редактор: АВРУТИН Анатолий Юрьевич

Редакционная коллегия:

Àíàòîëèé ÀÍÄÐÅÅÂ, Ãëåá ÀÐÒÕÀÍÎÂ, ïðîòîèåðåé Ïàâåë ÁÎßÍÊÎÂ, Àëåêñåé ÂÀÐÀÊÑÈÍ, Èâàí ÃÎËÓÁÍÈ×ÈÉ (Ìîñêâà), Äìèòðèé ÄÀÐÈÍ, Ñâåòëàíà ÅÂÑÅÅÂÀ, Íèêîëàé ÊÎÍßÅ (Ñàíêò-Ïåòåðáóðã), Âÿ÷åñëàâ ËÞÒÛÉ (Âîðîíåæ), Âëàäèìèð ÌÀÊÀÐÎÂ, Ãëàí ÎÍÀÍßÍ (Ìîñêâà), Âèêòîð ÏÅÒÐΠ(Ðîñòîâ-íà-Äîíó), Âàëåíòèíà ÏÎËÈÊÀÍÈÍÀ, Åëåíà ÏÎÏÎÂÀ, Èâàí ÑÀÁÈËÎ (Ìîñêâà), Âàëåðèé ÑÄÎÁÍßÊΠ(Íèæíèé Íîâãîðîä), Âëàäèìèð ÑÊÂÎÐÖΠ(Ñàíêò-Ïåòåðáóðã), Àëåêñàíäð ÑÎÊÎËÎÂ, Ñåðãåé ÒÐÀÕĘ̀ÍÎÊ, Þðèé ÔÀÒÍÅÂ, Âàëåðèé ÕÀÒÞØÈÍ, Èâàí Ù¨ËÎÊΠ(Âîðîíåæ)

МИНСК

ÈÇÄÀÅÒÑß Ñ 2007 ÃÎÄÀ. Ñ 1999 ÏÎ 2006 ÂÛÕÎÄÈË ÏÎÄ ÍÀÇÂÀÍÈÅÌ «ÍÅÌÈÃÀ ËÈÒÅÐÀÒÓÐÍÀß»

Ë È Ò Å Ð À Ò Ó Ð Í Î -ÕÓÄÎÆÅÑÒÂÅÍÍÛÉ ÆÓÐÍÀË

СОДЕРЖАНИЕ НОВОЕ ИМЯ АНАСТАСИЯ КОРОТЧИКОВА. Простой удел. Стихи ........................ 3

ЕКАТЕРИНА СТРОЙЛОВА. Цель одна. Стихи .................................. 5

ПРОЗА НИКОЛАЙ ДОРОШЕНКО. Выстрел. Повесть .................................... 7

ПОЭЗИЯ ЮРИЙ МАТЮШКО. На окраине синих небес. Стихи ...................... 36

ПРОЗА ОЛЕГ КОРНИЕНКО. Короткие рассказы ........................................... 40

ПОЭЗИЯ СЕРГЕЙ ПРОХОРОВ. На срезе времени. Стихи ............................47

ВЕРА БУРДИНА. Не прерывая связь времён. Стихи ....................50

ПРОЗА МИХАИЛ ПОПОВ «Катти Сарк», несущая ветер. Повесть-ретро. Начало ... ................ 54

ПОЭЗИЯ РИММА АРТЕМЬЕВА. Любовь, хранившая меня. Стихи ................ 68

ТАТЬЯНА ПАРСАНОВА. Зовущий свет. Стихи .................................. 71

ПРОЗА ЕЛЕНА АНАНЬЕВА. На изломе времён. Рассказ .........................74

ДРУЖБА БЕЗ ГРАНИЦ ОЛЕГ ГОНЧАРЕНКО. Лирические отступления. Стихи ................. 79

ДРАМАТУРГИЯ ОЛЕГ МЕЛЬНИКОВ, БОРИС ЗЕЛЕНСКИЙ

Пьедестал. Пьеса .................. ...................................................................... 84

ПОЭЗИЯ ОЛЬГА БАРДЫШЕВА. В простоте городов. Стихи ............................. 120

ПРОЗА ТАМАРА КОВАЛЕНОК. Качели над звёздами ............................... 123

ПОЭЗИЯ ЕЛЕНА ДАНЧЕНКО. Поэзия, не оставляй меня. Стихи .............. 138

ПРОЗА ЯКОВ ШАФРАН. Волшебная флейта. Рассказ ..............................142

КРИТИКА ЛЮДМИЛА ВОРОБЬЕВА. «Всё схлынет, а Родина будет...». О книге Валентины Поликаниной «Под небом нераздельным»...145

ЧАСОВНЯ Протоиерей ПАВЕЛ БОЯНКОВ Читая притчи Соломоновы ................................................................... 149

АРМИЯ ВЛАДИМИР МАКАРОВ Шок и трепет радикалов ..... .................................................................. 152

Издание безгонорарноеАдрес редакции: 220112, г. Минск, пр. Газеты «Звезда» д. 67, ком. 99, тел. 280-50-60.Для писем: 220005, г. Минск, ул. Гикало, 18-18. E-mail: aavrutin1@gmail.comСтильредактор Г. В. Ширкина.Журнал зарегистрирован в Министерстве информации РБ.Свидетельство о регистрации № 1348 от 30.04.2012.Подписано в печать 1.08.2017. Формат 70х100/16. Бумага офсетная. Усл. печ. л. 12,98. Уч.-изд. л. 10,23.Тираж 1000 (1-й з-д 1–150) экз. Зак. № 296. Цена договорная.

Издатель ООО «ВИТпостер». Свидетельство о государственной регистрации издателя,

изготовителя, распространителя печатных изданий №1/98 от 02.12.2013.

Отпечатано в типографии ООО «Бизнесофсет».ЛП № 02330/70 от 17.06.2015.

Пр. Независимости, 95/3-7, 220043, г. Минск.Тел./факс: (017) 280 13 80 E-mail: boprint@tut.by

© «Новая Немига литературная», №4, 2017

Анастасия КОРОТЧИКОВА

Новое имЯ

Простой удел

Анастасия Коротчикова родилась 25 ноября 1996 года в Минске. Студент-ка факультета международных отношений Белорусского государственного университета. Лауреат литературных конкурсов «Славянский калейдоскоп» (2015 и 2016 гг.), «Автограф – 2016», премии «Таленты Беларусi» в области литературы за 2016 год. Победитель республиканского фестиваля русской поэзии «Созвучье слов живых» в Бресте (2017). Подборка публикуется в качестве специального приза нашего журнала победителю этого конкурса.

Публиковалась также в журнале «Белая вежа», альманахе «София», га-зете «Літаратура і Мастацтва». Автор сборника «До минор».

Живет в Минске.

ÏÎÅÇÄÊÀ  ÏÎËÍÎ×Ü Â ÏÎËÓÏÓÑÒÎÌ ÂÀÃÎÍÅ

Метро. В какой-то сладкой дрёме,В полумечтанье, в полуснеСтучат колёса громким боем,И поезд прячется во тьме.

Вагон пустеет с остановкой,Лишь полуночники вокруг.Здесь все пусты и одиноки,Здесь те, кого нигде не ждут.

Сидящий рядом скрылся в Бродском,Внимая желтизне страниц.На пиджаке его уродскомСиротство и печаль видны.

В конце вагона дремлет нищий,Он здесь в тепле, но лишь на час.Мы словно здесь покоя ищем,Но только грусть находит нас.

И едем мы как будто в вечность,Стирая жизнь свою с земли,Туда, где время бесконечно,Туда, где больше не болит.

Сосед мой скрылся на перроне.По телу пробегает дрожь. Я остаюсь одна в вагонеИ жду, что ты в него войдешь.

4 Анастасия КоротчиковаАнастасия Коротчикова

ÍÈ...

Ты родился чтоб стать никем,Появился, чтоб быть ничьим,И во множестве будних схемБыть повсюду всегда чужим.

Ты проснулся, чтоб по утрамВидеть в зеркале ничего,Чтоб бродить по глухим местамВ тщетных поисках никого.

И, потратив все время зряВ разных странах и городах,Вдруг найти. И вдруг потерять.И не встретиться никогда.

Поселиться в своём нигдеИ ценить лишь одно ничто –Твой простой и пустой удел.Ты живой, значит ты – никто.

Ты в толпе средь каких-то ни,Всех несущих свои кресты,Не боишься, ты не один. Целый мир вот таких, как ты.

ÍÈÊÎÃÎ

Тишина обнимает за плечиВ этот дивный предутренний час.Не найти в этом часе беспечномНикого. Никого, кроме нас.

Всё светлеет небесная скатерть,Прячет звёзды за синюю ткань.Полумрак простотою приятен,Но всё ярче реального грань.

Только двое. И больше ни звука,Кроме бьющихся вместе сердец.В ритме мерного тихого звукаМолча близится ночи конец.

Пусть для каждого он неминуем,Пусть тону я в нелепом бреду,Я у утра тебя отвоюю,Я у утра тебя украду!

Даже если ворвётся разлука,Разгоняя собой полутьму,Я сквозь стих протяну к тебе рукиИ строкою тебя обниму!

Только всласть сохранить тебя рядом!В радость сон твой от света сберечь!И рассвет с обжигающим взглядомНас не сможет на муки обречь!

Но касается утро ладонейВ этот тихий умеренный час.Словно не было в мире бездонномНикого. Никого. Даже нас.

* * *Откликается эхом из сердца пустого любовь –Я собою наполнить его всё ж никак не сумела. От молчанья нелепого я под конец осмелела,И сегодня я высвобождаюсь от тяжких оков.Я твою тишину отдаю за потёртый пятак,Хоть мне люди твердят, что безмолвие золота краше,Мне не жаль. От замшелой обиды не плачется даже. От сплошной немоты начинаю уже отвыкать.Пусть заполнится сердце мне милое кем-то чужим.Пусть заполнится кем-то, ведь в мире нельзя же иначе!И тогда с облегчением я наконец-то заплачу,Что ты всё-таки где-то и кем-то навечно любим.

Екатерина Стройлова родилась в 1994 году в г. Минске. Закончила Минский государственный политехнический колледж. Сейчас является сту-денткой Института теологии имени святых Мефодия и Кирилла Белорусского государственного университета.

Победитель литературного конкурса «Славянский калейдоскоп» (2016). Лауреат литературной премии «Таленты Беларусi» (2016). Лауреат литера-турной премии Минского городского отделения Союза писателей Беларуси «Открытие года» за 2016 г. в номинации «Поэзия».

Публиковалась в газете «Свете тихий», журнале «Белая вежа», альма-нахе «Времена года». Автор поэтического сборника «Тернистый путь» и книги «Палитра жизни» (стихи, повесть).

Новое имЯЕкатерина СТРОЙЛОВА

Цель одна

ËÞÖÈÔÅÐ

Когда ангелы радостно славили Бога,Лишь один среди них горделиво молчал.А в бездонных глазах зарождалась тревога,И неистовый дух его сердце терзал.

Его воинство снова Творца прославляло,И от звуков тех песен темнело в глазах.Зависть жгучая чуткое сердце терзала, И любовь умирала в ревнивых слезах.

Все пропало: доверие, преданность, святость.Только призрачный миф рос, крепчая, в груди.Иссушил в сердце он неподдельную радостьИ войну со Творцом рисовал впереди.

ÐÎÆÄÅÍÈÅ ÈÈÑÓÑÀ

Коснулся ветерок легонькоМладенца светлого во сне.Его баюкает тихонькоМария Дева в тишине.

Звезда горит над облаками,Ведет к Царю Царей волхвовИ освещает путь огнямиСреди пригорков и холмов.

Блестят богатые одежды,Покрыты кольцами персты.Глаза полны святой надеждыУвидеть Бога доброты.

6 Екатерина СтройловаЕкатерина Стройлова

ÏÀÄØÈÉ ÀÍÃÅË

На земле не видя ничего,Падший ангел вдаль смотрел уныло.Жизнь утратила всю радость для него.Сердце заболело и заныло.

Небо, красота и благодать…Все забудь. Ты был неблагодарным.Как на Бога ты посмел роптать?Возомнил себя с Всевышним равным?

Слезы осуши и уходи.Сто дорог зовут тебя куда-то.На тернистом, может быть, путиТы искупишь грех, на сердце взятый.

ÍÀÊÀÇÀÍÛ, ÍÎ ÍÅ ÓÁÈÒÛ

Разлучены, но не потеряны,Разделены, но не забыты,Всю жизнь скитаемся бесцельно мы –Наказаны, но не убиты.

Забыли мы свои желания,Забыли цели и стремления.Живем мы в мире из страдания.Плывем уныло по течению.

В тумане лишь от равнодушияИз суеты забыли выходы.А потому все, что не слушали Мы Божьих слов о тяжести беды.

И вот теперь, забыв Создателя,Живем в тумане и затмении.Мы слышим голос лишь предателя,Что говорит о наслаждении.

Не видим цель в существовании.А цель одна – это спасение.Ведь наша жизнь – лишь миг страдания,Страдания для воскресения.

ÊÐÈ×ÈÒ ÄÓØÀ

Кричит душа, и с новой силой рвутсяСлова молитвы из груди моей.К Тебе, Христос, опять они несутся, Бегут к святому из рутины дней.

Роптать не смею, добрый мой Спаситель.Благодарю, колени приклонив.Ведь жизнь с Тобой, как дивная обитель,Меня смиряет, дверь греху закрыв.

О, если б только был со мною Ты.Не оставлял меня за ослушанье.Хочу я сжечь порочные мосты.Несу Тебе в ладонях покаянье.

Прими его, не отведи глаза,Не отведи руки своей могучей.Взгляни, чиста раскаянья слеза.Меня к Тебе любовь ведет, не случай.

ПрозАНиколай ДОРОШЕНКО

ВЫСТРЕЛПОВЕСТЬ О ЛЮБВИ

После почти четырех месяцев совместной учебы на филологическом факуль-тете они по-настоящему познакомились на дне рождения у своей однокурсни-цы Тани Бастрыкиной. Все Танины гости уже успели под сухое вино вдоволь наговориться, когда вдруг пришла и она. «Славик, ты помоги Надечке пальто снять!» – приказала Таня Шевцову, поднявшемуся было из-за стола, чтобы пройти на кухню, где разрешалось курить. Пока Шевцов ежился от уличного морозца, исходившего от припозднившейся гостьи, она, шмыгая оттаявшим в тепле носом, сама быстренько разоблачилась. «Тогда позвольте мне хотя бы проводить вас к столу!» – церемонно предложил Шевцов. И дотронулся до её холодного свите-ра. Но таким потаенно теплым и тонким оказался под свитером её локоток, что Шевцов даже вздрогнул. И затем весь вечер глаз с нее не сводил.

Разумеется, он приготовился проводить Надю до дома. Когда же все наконец-то вышли на улицу, то оказалось, что Надя живет почти рядом. И это обстоятель-ство почему-то всех очень уж воодушевило. Так что Шевцову пришлось плестись в хвосте всей весёлой компании, никак не желавшей с Надей распрощаться. Долго стояли затем у арки, в которую Наде предстояло занырнуть с тротуара. Даже ред-кие в столь поздний час прохожие на них, громко гомонящих, с удивленьем огля-дывались. Лишь когда Шевцов более чем мрачно промямлил: «Ладно, вы идите, а я Надю до подъезда сам провожу», – сокурсники понимающе переглянулись и, вмиг умолкнув, дружно двинулись в сторону метро. А до Надиного подъезда было совсем ничего. Шевцов едва успел достать сигарету, и – уже дошагали. «До-курю и побегу...», – сказал он. «Я подожду...» – вежливо согласилась она и нетер-пеливо оглянулась на свои окна. Однако, пока курил, все-таки что-то высверлил в ней своим напряженным взглядом. И в результате, прежде чем расстаться, не-сколько явно лишних минут простояли они друг против дружки.

А на следующий день на лекциях и сама Надя как-то очень уж испуганно на Шевцова стала поглядывать. На последнюю же пару они опоздали вместе. И – с той минуты не расставались.

8 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

К весне мы от всей души повеселились на их свадьбе. И если в качестве жениха и невесты они нас удивляли своей неутомимой ду-

рашливостью, то после – своей нескончаемой привязанностью друг к другу. В буквальном смысле держась за руки, доучились они на своем филологиче-

ском факультете МГУ, а на работу устроились хоть и в разные, но расположенные по соседству журнальные редакции – в знаменитой «молодогвардейской» высотке на Новодмитровской улице.

И всегда было так: Надя еще только собирается уходить с работы, а Шевцов уже заглядывает к ней, радостнейшей улыбкой показывает, как он соскучился. Личико Нади – простенькое, с чистыми, всегда утренними, без косметики, глаз-ками – тут же наполнялось столь великим сиянием, словно муж её заявлялся к ней живым и невредимым не с другого этажа, а, по меньшей мере, из кругосветного путешествия. А бывало, что она, торопливо запихнув недочитанные рукописи в свою лёгонькую матерчатую сумку, сама бежала к нему на этаж. И Шевцов виновато начинал оправдываться: «Главред велел, чтобы я зашел к нему в конце дня, а сам куда-то пропал…» – «Да что ты, Славочка! Вместе мы твоего главного сколько угодно будем дожидаться!» – радостно возражала она.

Разумеется, их ровесникам всё это давало повод к бесконечным остротам. На-пример, в обеденный перерыв сотрудники журнала «Литературная учеба» и их бородатые приятели (это, например, могли быть и Михаил Попов, и Вячеслав Артёмов, и Петр Паламарчук, и Юрий Доброскокин, и прочие в те времена еще только оперяющиеся прозаики да поэты) усаживались за столик в буфете, разли-вали по стаканам из-под компота особо приманчивую в служебное время водку, подзывали Шевцова, с их точки зрения слишком уж постно обедающего с супру-гой, подзывали якобы лишь для того, чтобы сообщить нечто важное, и, найдя ему дислокацию, в которой для Надечки он мог стать невидимым, предлагали: «Выпей же хоть полтинничек!» Он с жадным ощущением их тайного праздника свою долю водки выпивал и позволял себе еще услышать, как, допустим, Паламарчук вдруг вопрошал: «А кто скажет, что такое спаренные редакции?» И все дружно поднимали компотные стаканы, чтобы выпить теперь уже за «Молодую гвардию» и «Юный художник», в которых трудились Шевцовы. Сам Шевцов своей вполне мирной улыбкой давал всем понять, что шутку он оценил, что он такой же обык-новенный человек, как и все его товарищи.

А коллеги старшего возраста глядели на безупречно влюбленную супруже-скую пару с тем нежным восторгом, в котором таилась также и давно задеревенев-шая грусть по поводу не совсем безукоризненных итогов собственных семейных взаимоотношений (да разве ж бывают эти итоги безукоризненными!).

Скоро из Шевцова (если верить статье авторитетнейшего критика Вадима Ко-жинова, опубликованной в журнале «Литературная учеба») стал получаться до-вольно-таки редкий поэт. Так что писательский Союз стал приглашать его даже на выездные литературные мероприятия. И на сером бетоне московских перронов жена с ним прощалась словно бы навеки, а он, одинаково страдая и от разлуки с ней, и от завидно беспечного вида других, свободных от жен, писателей, в ко-нечном итоге все же ощущал себя предателем. Кончилось тем, что ему, как это позволялось лишь нуждающимся в особой опеке инвалидам, писательское началь-

9ВыстрелВыстрел

ство разрешило брать с собой и жену. И ехали они на восток или на запад, на север или на юг необъятной державы, опять-таки, крепко держась за руки, цепко храня свою нескончаемую ласку друг к другу. А когда на литературных вечерах в Ряза-ни или в Орле нужно было столичному молодому поэту выходить на сцену, это, видимо, воспринималось супругами чуть ли не как испытание долгой разлукой. «Иди уж, иди, я тут тебя дождусь!» – требовала Надя весьма решительно (словно он мог и не пойти!). И поэт Шевцов, потерянно вздохнув, оставлял её в зале среди сплошь незнакомого народа, одну.

Но следует мне напомнить еще и о том, как Надя в поезде или в гостинице, или даже на торжественных ужинах в честь столичных именитых гостей умела по общей настоятельной просьбе вдруг запеть хоть и тоненьким, но более чем чувствительным голоском «То не ветер ветку клонит…» и что-то в этом роде, или даже самую нашу любимую – «Лунной тропою…». И все восхищенно глядели на неё, на «нашу ж Надечку!». А когда в одной из поездок я под сильным впечатле-нием и от Байкала, и от Ангары вздумал было бросить курить, то Надя отпаивала меня какими-то молочными напитками, и мне казалось, что роднее её у всех нас человека нет. Да и сам Шевцов, всегда приветливый, всегда участливый, вно-сил в наши пестрые компании атмосферу особой душевности и доверительности. Одним словом, мы только радовались, когда выпадало нам провести в поездке сколько-то дней с удивительнейшей четой Шевцовых.

И если у древних греков век за веком звучали Гомеровы гекзаметры о взятии Трои, то в наших писательских кругах год за годом пересказывалась история о том, как Надя, будучи на девятом месяце беременности (когда, если я не оши-баюсь, Шевцовы ожидали своего пока еще первого ребеночка), примчалась на электричке в Рязань только потому, что либо нехороший сон ей приснился, либо вдруг вот так она по мужу соскучилась. Мобильных телефонов в ту пору не было. И, сойдя с электрички, Надя вынуждена была понять, что Рязань большая и как здесь найти мужа – неизвестно. Слава Богу, не только на редкость жалостливая, но и к тому же весьма расторопная дежурная по вокзалу, к которой Надя обратилась за помощью, быстро добыла по справочной службе номер телефона местного от-деления Союза писателей, выяснила, что московские гости «уже с выступлениями покончили» и выехали в сторону вокзала и что их поезд в Москву отправляется чуть ли не через полчаса. Вмиг посуровев, дежурная вызвала носильщика – не менее ответственного, чем сама, но молчаливого, многое, наверно, в жизни по-видавшего. Несмотря на полуобморочные протесты уже смертельно уставшей от волнений Нади, была она усажена на его просторную каталку и привезена на нужную платформу («А то родит еще, а мне тут бегай!» – приказала носильщику дежурная). И когда Вячеслав Шевцов в распахнутом плаще, со сбившимся набок галстуком и в компании поэтов, успевших выпить на дорожку, появился на плат-форме, то сразу же увидел он бегущую ему навстречу жену. Правою рукою она придерживала изрядно колышущийся живот, левою же размахивала для пущей своей устойчивости. «Т-ты что тут делаешь?!» – сквозь невольные рыдания воз-опил он. «Сама не знаю…» – вышептала она со свойственной лишь ей чистосер-дечной горячностью.

«Так я свободен или не свободен?» – сам у себя, только для порядка, спро-сил оставшийся наедине с каталкой носильщик, поскольку дежурная велела ему

10 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

сторожить беременную женщину аж до отхода поезда. Но пока столь чудные мо-сквичи – полупьяный поэт в компании пошатывающихся бородачей и его, уже на сносях, жена – не уселись в вагон, с места носильщик не стронулся, пытаясь хотя бы по косвенным признакам понять, какая житейская драма тут вдруг разыгралась у него на глазах. Потому что никогда бы не поверил он, что всё это сотворилось не от большого горя и не от крайней нужды, а от одной только силы чувств.

Впрочем, поэты тоже невольно притихли. Заготовленные им в дорогу щедры-ми рязанцами запасы водки и закуски поглощались в торжественнейшем молча-нии, и лишь иногда кто-нибудь, поднимая стакан, мог вымолвить: «Да…», или: «Вот же оно как…», или даже более определенно: «За всё ж хорошее!». Вячеслав Вячеславович водку с товарищами пить не мог. Потому что Надежда Викторовна, наконец-то обретя покой и положив голову на родное мужское плечо, сразу усну-ла, а он, конечно же, не решался выпустить её наконец-то согревшиеся ладошки из своих рук и сон её порушить. «Н-н-на, пей…» – не выдержал сидящий напротив поэт Верстаков (то, что это был именно Верстаков, я запомнил) и поднес к губам Шевцова рюмку с водкой собственною рукою. А затем таким же способом обе-спечил ему закуску из половины огурца и кружочка колбасы.

Разумеется, Надина мать сразу, как только появился у неё первый внук, всю себя отдала очень уж очевидному счастью своей дочери. «Ты ей самостоятель-ности не даешь!» – высказывал ей свои сомнения Надин отец. «Да как у тебя язык поворачивается такое сказать! – возмущалась его супруга. – Я мать! Если мы абы как жили да выживали, то пусть хоть у Надечки всё получится! Пусть воркуют, пока им оно само воркуется!» – «А что будут делать они, когда ворковать надо-ест?» – «А то, что и все делают!» – «Лучше сразу привыкать к жизни такой, какая она есть…»

После таких разговоров мать плакала, сама не зная от чего.

Где-то на десятом году семейной жизни вдруг вспомнилась Вячеславу Вячес-лавовичу его еще детская страсть к рыбалке. И купил он спиннинги для тяжелых и легких блесен, купил он закидушки на леща, познакомился на Птичьем рынке с чудо-мастером, который по его заказу вытачивал из латуни и нержавейки такие чудеса, о которых в швециях и норвегиях даже уважающие себя рыбаки мечтать не могли. Надя тут же к этому арсеналу прикупила мужу широкополую соломен-ную шляпу, импортный, со множеством карманов, ветровик и даже где-то добыла ему маленькую и очень уж изящную фляжку, а затем, при полной тыловой под-держке матери, охотно ездила с ним и в устье Волги, и в Архангельскую область, и на Валдай, и по ближним подмосковным водоемам. Сама вроде бы тоже на-училась забрасывать спиннинг, но все же её собственная рыбацкая удаль была, как об этом быстро догадался муж, вовсе и не удалью, а лишь готовностью быть вместе с ним всегда, везде и во что бы то ни стало.

И, жалея её, на рыбалку он стал выезжать через раз. А на свое сорокалетие Вячеслав вдруг получил от жены в подарок ружье. За месяц до этого события они просто гуляли по Москве, по любимым старым

улочкам, наслаждались спокойным и тихим, для них самих незаметным движени-ем своего счастья и, как из лодки, глядели из этого своего счастья по сторонам. И вдруг Шевцов увидел охотничий магазин. И, смущаясь своего внезапного азар-

11ВыстрелВыстрел

та, предложил зайти туда, чтобы поглазеть на витрины. А Надя, привыкнув нахо-дить что-то крайне интересное во всем, что вызывало столь живое любопытство у мужа, вслед за ним сама стала впиваться глазами в ружья, в патроны, в свире-пейшие ножи. Когда же Шевцов к одной очень ладненькой тульской двустволочке прикипел особо и даже повертел её в руках, то Надежда Викторовна от восторга почти не дышала. И в день его сорокалетия, не сумев дотерпеть до того часа, когда соберутся гости, именно это ружье она ему торжественнейше вручила. А глядя, как раскрасневшийся от волнения муж дрожащими руками пытается вытащить подарок из чехла, от счастья она чуть не умерла. И когда он затем почти каждый день своё ружье доставал, поглаживал, прижимался щекою к прохладной деке, прицеливался, она словно бы и сама ощущала тот остро колющий холодок, кото-рый вдруг возникал в его груди.

На свою первую охоту в Курскую область, организованную тамошним другом-поэтом, Вячеслав поехал опять-таки с женой.

Все вечерние и утренние тяги Надя выстояла рядом с мужем, якобы наслаж-даясь видом на бескрайнее, до самого горизонта, болото и якобы дыша свежим, «все ж таки не московским» воздухом. И еще она глядела и не могла наглядеться на мужа. В высоких резиновых сапогах, в фуфайке, в шляпе, давно купленной ею и пригодившейся также и для охоты, он казался ей похожим на героя приключен-ческих фильмов.

В общем, любой иной человек, если он не охотник, умер бы у этого болота от скуки, а она вела себя вполне бодро.

Но дома она со слишком явным ужасом глядела на подстреленных Владисла-вом Владиславовичем уток и с превеликой радостью согласилась, чтобы мать при-ехала к ним и самостоятельно приготовила их вместе с картошкой в духовке по ей лишь известному рецепту. А чуть ли не на следующий день был писательский пленум. Вячеслав Вячеславович всем только и рассказывал, как умеет, не целясь, по наитию («так, ребятушки, пишется лишь самая первая строка в стихотворе-нии!») вскидывать ружье и не промазывать. Разумеется, нашлись среди писателей охотники настоящие (среди них, например, завидно выделялся поэт и драматург Константин Скворцов, у которого охотничьи маршруты простирались от Урала до Забайкалья!). Так что после пленума охотничьи беседы продолжились в буфете Центрального Дома литераторов. А затем Шевцову писатели-охотники звонили из разных городов, приглашали: «Ты приезжа-а-ай! С Костею Скворцовым при-езжай! Тут уток у нас, как комаров!» И супруга тоже умоляла: «Ну как ты можешь из-за меня томиться… Я тебя отпускаю!» – «А ты?» – спрашивал он с отчая-нием. – «Да это на рыбалке – я вам бутербродики поделаю, и вы все рады, а на охо-те вы как чумовые, и я вам только в обузу… Я ж чувствую!» И он уехал сначала с самим Скворцовым. Потом ездил и без него. Возвращался. Жена делала вид, что рада его охотничьему счастью. А он ненавидел себя за то, что вот все нормальные люди, в том числе и давно женатый Скворцов, живут свободно, а он, поэт, даже когда стихи свои потихонечку отстукивает на машинке, уже не может отделаться от ощущения, что жена у него стоит за спиной.

И когда он писал вот эти, давно всем известные наизусть строки: «Вот и всё, царевна-рёвушка, мне ль руки твоей просить, на колу моя головушка не обвенчан-

12 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

ной висит…», то еще и мысленно согласовывал с супругой степень условности своей «не обвенчанной» головы…

Душа же всё явственнее требовала того уютно-горестного, того светло-груст-ного одиночества, в котором простая исповедальность его стихов должна была проявиться уже не в его личной, а, скажем так, в бытийной, в безусловно трагич-ной полноте ощущений.

Однажды в Центральном Доме литераторов намечен был грандиознейший по-этический вечер (помню, имя Шевцова стояло в афише рядом с такими именами, как Передреев, Ступин и Юрий Кузнецов!), и Надя очень страдала, что в такой-то важный для её мужа день должна она вместе с детьми ехать на мамин день рож-дения. «Да обойдутся на этом вечере без меня!» – охотно умаляя свое значение в текущей литературе, шел на привычную жертву Вячеслав. «А вот и не надо тебе вечно на меня оглядываться!» – не менее жертвенно требовала и Надя. – «Ну, я попрошу, чтобы меня вперед пропустили… И сразу помчусь к вам. Так что домой от твоей мамы мы уже вместе поедем!» – «Да пообщайся ты хоть разо-чек со всеми, а то тебе скоро, как в гоголевской «Женитьбе», всюду только жена будет мерещиться!» И ради очень уж обезоруживающего примера с гоголевской «Женитьбой» он уступил (хотя и представить было невозможно, что от участия в таком событии что-то заставило бы его, поэта, только-только почувствовавшего вкус настоящей славы, отказаться!). А на вечере не утерпел, прочитал тайное, заветно-трагическое: «Лодка коснется тихой заводи, качнется, птиц переполо-шит… Мы не сойдем с тобою на воду, на солнечную тонкую дорожку…» – и еще аплодисменты не затихли, а он уже различил в задних рядах Большого зала сирот-ливо белеющее лицо супруги, которая все-таки долго не высидела за празднич-ным столом у мамы, примчалась в Дом литераторов, чтобы «быть вместе».

За детьми, оставшимися гостевать у бабушки и дедушки, они из Дома литера-торов ехали молча. Надежда Викторовна молчала из великодушия. Он же молчал только потому, что и на самом деле не мог объяснить ей, почему столь откровенно проявившаяся трагическая нота в его любовной лирике их личных взаимоотноше-ний никак не касается…

Впрочем, нельзя было глядеть на них без зависти, когда встречались они мне в залах Третьяковки и Пушкинского музея, или – шагающими по насквозь вызо-лоченному Тверскому бульвару.

И казалось мне, что это специально для них писали свои картины Брюллов и Саврасов, Ленэн и Шарден, что это только для них над всем городом небо вдруг очищалось от туч, дабы залила всё вокруг чистейшая, под цвет глаз Надежды Викторовны, вышняя осенняя синева.

А однажды я увидел их шедшими по Калининскому проспекту под меленьким, как ледяная мошкара впивающимся в лицо дождиком.

– Привет! – окликнул я их. Из-под огромного полушария черного зонта, который держал в руке Шевцов,

на меня тут же выглянули, как сновидения, их четыре одинаково распахнутых глаза.

Затем Вячеслав вымолвил: – Ты?!.. И тут же Надежда Викторовна воскликнула:

13ВыстрелВыстрел

– А вот и Коленька! Хотя я был их ровесником, но вот так же сердечно назвать её по имени, без

отчества, я уже давно не решался. Потому что это было бы похоже на нарушение их очень уж для меня восхитительной суверенности. Или – я даже не знаю по-чему – супругу Шевцова, для которой все были только Коленьками, Мишечками и Сашечками, я не мог назвать Надечкой.

– Вот, в Дом книги решил заглянуть… – сказал я. – А мы тоже! – зарадовалась Надежда Викторовна. – Мне сказал Паламарчук, что «Лето Господне» там появилось… – сказал я. – И нам тоже Петя Паламарчук позвонил! – воскликнула Надежда Викторовна

и теперь уже глядела на меня как на самого родного человека. Пока шли вместе к Дому книги, вроде бы как о чем-то очень уж оживленно

беседовали. Но я из всей этой беседы помню только сиреневые отсветы мокрого тротуара да прозрачное снаружи и почему-то ослепительно белое изнутри стекло капель, стекающее с их безразмерного, теперь уже и надо мной возвышающегося зонта.

Словно бы это специально для них напитанное влагой небо вдруг просочилось даже и под асфальт и теперь растворяет его своим остывшим светом, а мы, значит, шагаем и шагаем по остатку верхней, уже похожей на твердый воздух, асфальто-вой корки…

Однажды во время нашего очень уж долгого совместного сидения в писатель-ском буфете появился вымокший до нитки прозаик Трапезников и сообщил: «А на улице такая грозища шпарит!» И никогда не отдыхающая от счастья своего супружеская пара Шевцовых тут же поспешила через дубовый зал на улицу, что-бы глянуть с крытого цедеэльского крыльца на разыгравшуюся стихию. Я тоже оставил кофе недопитым и поплелся вслед за Шевцовыми.

То, что затем увидели мы, было похоже скорее на водопад, чем на простое ат-мосферное явление. Надежда Викторовна сначала словно бы онемела от восторга, а затем прокричала нам сквозь плотный шум стихии:

– Да где ж там в небе храни-и-ится столько воды! И тут же часть улицы, видимая нам из-под крыльца, покачнулась во вспышке

молнии, грянул оглушительный гром, порыв ветра свирепейше вырвал искры из моей сигареты, и еще не успела Надежда Викторовна прижать свою заколыхав-шуюся юбку к коленям, как вдруг из Шевцова вырвался ликующий голос:

– А я не зря говорил, что только у Держ-ж-жавина всё вот так же клокочет!!! – Славочка! Стань ко мне поближе! Там ты намокнешь! – крикнула ему На-

дежда Викторовна. А Шевцов, запрокинув голову, уже рокотал стихами Державина в льющееся

ему навстречу небо:

Ах! Окр-р-ропи меня Ты звез-з-зд иссопом, Вод благости Твоей; Омо-о-ой, Твор-р-рец, мне гр-р-рудь ты слез-з-з потопом!..

И если б сама преисполнившаяся восторгом Надежда Викторовна тут же не шагнула под ливень, он дочитал бы державинское «Покаяние» до конца. Но – вы-нужден был ухватить свою супругу за руку и досадливо предложить мне:

14 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

– Пойдем же просушимся коньяком! Далее я пил с ними коньяк. И слушал теперь уже величаво спокойную и от того

еще более проникновенную державинскую речь Шевцова:

Как червь оставя паутину И в бабочке взяв новый вид, В лазурна воздуха равнину На крыльях блещущих летит…

А глаза Надежды Викторовны посверкивали вслед каждому его слову. Затем я, чтобы перевести дух, склонил голову к бокалу, но еще больший вос-

торг охватил меня, когда и в золотых искрах наполненного коньяком бокала за-дрожали вот эти ненасытно озвучиваемые Шевцовым строки:

О радость! О восторг любезный! Сияй, надежды луч лия, Да на краю воскликну бездны: Жив Бог – жива душа моя!

И когда я мчался в метро домой, то вагон грохотал в моих ушах голосом Шев-цова. А через сколько-то дней я не утерпел, достал со своей полки никогда не читанный, только для хрестоматийной полноты купленный том Державина и при-нялся читать: « Возвел я мысленные взоры, В небесны, лучезарны горы…» – но это было все равно, что жевать бумагу… Ни одного вдохновляющего звука в своем одиночестве из Державина я не извлек…

Но даже такая, как у Шевцовых, любовь не может звучать в одном только веч-ном мажоре. И, наверно, я первым это почувствовал…

В тот день мне нужно было срочно передать Шевцову газетную полосу с его новыми стихами, чтобы он её вычитал. Поэт встретил меня во дворе своего дома не только вместе с супругой, но и с собакой («Мы уж решили заодно собаку выгу-лять», – сказал он). И, разговаривая со мной, поглаживал своего и без того смирно-го вальхунда. А Надежда Викторовна, отойдя от нас на пару шагов, крошила хлеб голубям. Я, чтобы и к ней проявить свое вежливое внимание, взял у неё ломтик и тоже принялся кормить голубей. Она же не без значения вымолвила: «Мне, Коленька, больше всего жалко не каких-нибудь синичек, а вот этих бедненьких голубей… Потому что все птицы почти как шелковые… И только голуби похожи на ошметки… Ты посмотри, у них же нет ни одного перышка гладенького! А всё потому, что зависят они, бедненькие, от нас…»

Она кинула кусочек хлеба самому не гладкому и потому, видимо, самому не-свободному голубю. И тот, словно бы иллюстрируя правоту суждения Надежды Викторовны, с жадность набросился на её подаяние.

– Но не мы же виноваты, что голуби выбрали себе такую жизнь, – сказал я. – А разве кому-то из нас можно свою судьбу переменить?.. – Ну-у, живут же птицы на воле, например, в лесу… – В лесу?! – Она посмотрела на меня так, что я даже невольно вздрогнул. –

А что ты значишь для них в лесу? В их лесу! И отчего вдруг случилась у Шевцовых эта, хоть и, может быть, минутная, но

слишком явная размолвка – я понять не мог…

15ВыстрелВыстрел

– Может, зайдешь к нам кофейку выпить, и вы заодно договорите? – предло-жил мне Шевцов, которому аллегорические рассуждения супруги были не совсем приятны...

Но я спешил в редакцию. И, к сожалению, время тоже не стояло на месте. Уже ничего не осталось от того нашего государства, которое позволяло нам

всем, в том числе и Шевцовым, жить вполне беспечно, еще и воюя за свои прин-ципы («Я, Славочка, сказала редактору, что либо уйду с работы, либо мою статью про художника Васечкина он напечатает!»). Да и двух редакционных зарплат Шевцовым вскоре стало хватать только на городской транспорт и на более чем скромный обед в буфете. Так что свою работу Надежда Викторовна оставила уже без всяких принципов, а её Славочка, Вячеслав Вячеславович, дабы семья не голо-довала, после не слишком мучительных раздумий вынужден был переметнуться к своему приятелю Санкину – тоже поэту, только более молодому и потому бы-стрее других догадавшемуся завести собственный бизнес в виде продюсерской фирмы. «Ты, к сожалению, поэт настоящий, так что пиши, если хочешь, но знай при этом, что твои стихи уже никому не нужны! И побыстрее осваивайся в своей новой шкуре», – снисходительно подсказал он Вячеславу Вячеславовичу.

Шевцов в этой непривычной, отбирающей у него все силы «шкуре» очень быстро поскучнел. А после того как ни одно издательство не приняло у него ру-копись совсем уж вольной, точнее сказать, очень уж унылой книги («Теперь уже никто стихи не читает!»), он и совсем потух. Но сколько жена ни уговаривала его уйти от Санкина «на свободу», он ей не покорялся. «Да можно и супами с кашей пока обходиться, и вообще, чем дешевей, тем здоровее любая еда…» – умоляла она.

Он же, как Тарас Бульба, уже усевшийся на коня, слушал её и не слышал. Однажды пришел домой – как всегда поздно, весь выпитый. Ужинал, ни слова

не промолвив. А она жалостливо говорила и говорила ему всё то своё, что за день успело прийти ей на ум. А потом вдруг сама потухла, умолкла. И он виновато сказал:

– Извини, я сегодня сначала половину дня пытался понять, почему Санкина не устраивает сценарий этого дурацкого фильма, а потом мне же пришлось этот сценарий не менее по-дурацки переписывать… В общем, чувствую себя полным идиотом…

Она скорбно отвернулась. Он вздохнул, нахмурился. Потом вдруг сознался: – В общем, такая теперь жизнь, что выбирать не приходится… Надо только

пахать и пахать… Но скорбь её сменилась на очень уж рассеянную задумчивость. Он встревоженно умолк. А она вдруг улыбнулась так, как до сих пор улыбалась лишь сыновьям, когда

догадывалась, что в дневники их лучше не заглядывать, что иногда надо их и по-щадить…

– Ну, ты сама всё понимаешь… – заключил он. – Да я-то понимаю… – Вот и потерпим вместе, а там будь что будет…

16 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

Но и улыбка её, как облачко, в этот миг куда-то улетучилась, и Шевцов увидел, как вдруг обнажились на её лице каждый мускул, каждая задрожавшая жилочка.

Смутясь, он стал смотреть в темный квадрат окна, где застыли их призрачные, словно бы уже лишенные жизни, отражения.

Но она даже пересела к окну, чтобы он видел не только её отражение, и, поймав на себе его осторожный взгляд, вдруг спросила:

– А как же я, Славочка? И затем повторила: – Как же я?! – Ну, это как на вокзале… Люди просто ждут того часа, с которого у них опять

начнется какая-то жизнь… И, допустим, смотрят по сторонам… – сказал он, ста-раясь все-таки не видеть её некрасиво обнажившееся лицо.

– Славочка, я же осталась одна на твоем вокзале! У меня же ничего своего нет! Ты своё всё бросил, а того не подумал, что всё твоё было и моим! А чем теперь я буду жить? Ты подумал от этом?!

Он неуклюже отворачивался, а она, уже рыдая, твердила: – Ты подумал, чем теперь я буду жить?! Да ты не только себя, ты и меня пре-

дал, Славочка! – Вот если бы я, как другие, не мог своим детям купить ботинки, то тогда

бы… – он не договорил, потому что, оказывается, оба сына глядели на них сквозь проем кухонной двери из глубины неосвещенного коридора.

– Быстро спать! – крикнул он почему-то так жалобно, что сыновья тут же ис-чезли.

Надежда Викторовна встала, закрыла кухонную дверь, вернулась уже обыкно-венною, даже без слез, и объявила:

– Я ходила в школу, меня после моего стажа в «Юном художнике» возьмут преподавать МФК!

– И мы будем жить, как Мальвина с Буратино… – Мы будем жить, как жили! А главное – ты, ты опять будешь обыкновенным

поэтом! А дети наши с голоду не умрут! Потому что они твои дети, а не дети какого-то переписчика дурацких сценариев!

– Ты хоть отдаешь отчет своим словам?! – простонал он, а затем вдруг в от-чаянье добавил: – Ты же их мать… Почему ты только о себе и обо мне, а не о них думаешь!

– А ты… ты… Ей не хватило дыхания прежде, чем он понял, что она на самом деле ему хотела

сказать. Вскочил, обнял её, стал целовать её опять помокревшие щеки. Но она, перетерпев суматошные его поцелуи, сказала вдруг абсолютно спокойно:

– Ладно, больше не буду тебя мучить… В конце концов, я… – Да и ты, и я… мы понимаем, что не всегда бывает так, как нам хотелось бы… Он усадил её, зажег под чайником газ, поставил на стол чашки… – Вот, даже чая с тобою не выпили… – …в конце концов, кто я такая, чтобы тобою распоряжаться, – уже почти спо-

койно договорила она. – Да не распоряжаешься ты мной… Мы чай будем пить? – Я сама заварю...

17ВыстрелВыстрел

Но с этого дня Надежда Викторовна словно бы стала что-то своё в нём сторо-жить.

– Тебе уже не только на работе бывает скучно! – заявила она однажды, когда за всю их воскресную прогулку по любимым арбатским улочкам он не вымолвил ни единого слова.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он. – Мы гуляем, а ты даже слова не вымолвил… – Ты теперь сама себе проблемы выдумываешь и сама страдаешь... – возму-

тился Шевцов. А затем, чтобы она не успела обидеться, добавил: – Да если б тебя у меня не было, я бы ушел в бомжи! И, как Хлебников, согревался бы у костра из своих рукописей…

– Но ты теперь все время молчишь… – Если хочешь знать, за последние годы я никому ни одной своей строчки не

прочитал… – признался вдруг он. – Как будто меня уже похоронили… – А ты мне читай! Раньше ведь было так, что тебя не остановишь, а теперь тебя

не допросишься! – Ты – это все равно что и я… Но она по-своему оценила эти его горькие слова. И благодарно прижалась к его

плечу.

А у Санкина дела пошли в гору. В расчете на универсальность Шевцова под-рядился он создавать телепередачу на канале, частоты для которого выкупила одна известная нефтяная компания. И бедный Шевцов уходил из дома в половине восьмого утра, а возвращался, в лучшем случае, к одиннадцати вечера, а чаще – за полночь, с чугунною головой.

При этом он понимал, что если его пока еще не отодвинули в сторону более молодые да более ловкие умельцы, то лишь потому, что побаивались его личной дружбы с самим Санкиным, – а кому он будет нужен, если вдруг Санкин станет без него обходиться?

– Может, в ЦДЛ сходим? – как бы между прочим предложила однажды На-дежда Викторовна.

Был воскресный день. Он лежал на диване с газетой в руке и уставив глаза в телевизор.

Но в ЦДЛ сходили. Там было тихо, как в могиле. Быстро допив кофе, устремились на улицу. Но в следующее воскресенье Надежда Викторовна сообщила, что заедет к ним

Михаил Попов. Шевцов этой новости обрадовался. Никак не мог дождаться, пока Попов заявится. А потом, под водку, никак не мог он с Поповым наговориться досыта и о древнем Египте (кто ж знает, почему именно на этой теме они вдруг разгорячились), и о том, почему Доброскокин, даже уехав в свой родной Калач, рассказы не пишет, и даже о последних событиях в Югославии…

– Вот видишь, надо нам про людей не забывать, – удовлетворенно сказала На-дежда Викторовна мужу, когда Попова проводили они до метро.

– Да, хорошо посидели…

18 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

– А в Союзе писателей, между прочим, скоро откроется выставка Васечкина. Так что сходим мы и туда.

На выставке Васечкина, когда-то появлявшегося со своими картинами и в Ма-неже, и на Кузнецком, а теперь экспозиции в узком коридоре Союза писателей России радующегося, Шевцов, пока супруга делилась с художником своими впе-чатлениями о его новых работах, не удержался и занырнул вместе с Трапезнико-вым в кабинет к Юрию Лопусову. И просидел там, пока за разговорами не допиты были все лопусовские запасы.

Надежда Викторовна дожидалась его, как Аленушка, потерявшая братца Ива-нушку.

– Ты прости… мы нечаянно разговорились… – пробормотал он. – Я понимаю… – трагически прошептала Надежда Викторовна. – Да ничего ты не понимаешь! – Ну да, конечно… – обиженно согласилась она. – А когда-то тебе никто был

не нужен… – Ну, не специально же я от тебя сбежал… Так само получилось… – Что само получается, то и должно быть… С тех пор она принялась убеждать мужа, что ему требуется некая личная жизнь.

Он терпеливо пытался убедить её, что личная жизнь ему не нужна. И это было правдой. Более того, он вдруг понял, что его жизнь будет не фальшивой только в том случае, если будет она такой же неприкаянной, никому не нужной, как и его неизданная книга новых стихов.

И словно бы угадав его мысли, она лишь убедилась в собственной правоте. Но – и обиделась:

– В конце концов, у меня тоже есть желание уважать себя… И вообще, Славоч-ка, это тебе только кажется, что ты меня до сих пор любишь… Когда человек лю-бит, то ему уже ничего не нужно! И даже нищета ему будет казаться счастливой!

Так что когда вдруг объявился телефонным звонком из Курска забытый было приятель-охотник и стал звать к себе на открытие сезона, Надежда Викторовна сделала всё, чтобы Шевцов уехал даже вопреки своему желанию. «А кто меня отпустит с работы?! Только на два выходных дня нет смысла ехать!» – сопротив-лялся он. Она же схватила телефонную трубку, быстро набрала номер Санкина, которого знала еще с тех пор, когда он в Пестром зале Центрального Дома литера-торов, превозмогая смущение, пытался прочесть ей какое-то свое стихотворение. «Вовочка! Это я! Ты представляешь, твоего Шевцова приглашают на охоту! Да, на чудное Липенское болото… Ну, это в Курской области… От Москвы не так уж далеко! А он боится, что ты его не отпустишь! Да, да, так и сказал мне, что ты его не отпустишь! А чтобы взять тебя с собой, это ему в голову не пришло! Да, ты прав, стал он какой-то заторможенный… Что? Поедешь?! С радостью?! Вот и передаю я трубку самому Шевцову! А то ты бы видел, какие молнии он в меня мечет!»

Молнии он действительно метал. Но далее сопротивляться не стал и на охоту вместе с Санкиным уехал.

Когда на четвертый день вернулся, жена сама устроила праздничный ужин из его уток. Была как никогда веселой. И только по необыкновенно осторожной тихости уже подросших сыновей он мог догадаться, что во время его отсутствия

19ВыстрелВыстрел

они были свидетелями, может быть, самых бессильных её рыданий о том, что в её жизни уже истаяло.

И – так жалко, так жалко ему стало эту действительно уже каждой ресничкой самую для него родную и, оказывается, уже вполне немолодую женщину!

Он даже вздрогнул, когда вдруг понял, что жене его, давно не безрассудной, давно присмиревшей, все-таки хочется, чтобы бесконечные стояния у плиты, бес-конечные походы на рынок и в магазины имели тот же таинственный смысл, во имя которого она когда-то безотчетно мчалась в Рязань, кормила комаров на Ли-пенском болоте...

Он, вот так подумав, только взглянул на неё, а она вся сразу будто зажглась. «Да ей же, как собаке, ничего не надо говорить! – оторопел он. – Она сама всё

чувствует и всё видит насквозь!» И когда в этот вечер они остались одни, он смог не столько приласкать её,

сколько пожалеть. А она жадно впитывала в себя каждое его даже случайное при-косновение.

На следующий день на работу он ехал с одной только твердой мыслью: как бы ни вымораживала ему душу ненавистная эта работа, а жене какое-то тепло свое надо постоянно показывать. Потому что, оказывается, ничего другого ей уже не нужно!

Но жизнь с тех пор сама упростилась. Потому что стал он показывать ей новые стихи. Потому что и по дороге на работу, и по дороге с работы, и даже на работе у него в голове вдруг стали складываться сами какие-то строки. И он бубнил их жене, а она слушала, сияла.

Однажды, возвращаясь домой, Вячеслав Вячеславович встретил во дворе ста-ренького поэта Прохорова, жившего в их писательском кооперативе и теперь ред-ко где, кроме двора, появляющегося. Он выгуливал своего кокер-спаниеля – тоже состарившегося, превратившегося в существо, у которого огромные вислые уши, наверно, стали и главной ношей, и причиною глубочайшей кротости.

– Ну, Слав, ты как? – спросил Прохоров вместо приветствия. – Никак, – ответил Вячеслав Вячеславович и отвернулся от кокер-спаниеля,

слишком уж выжидательно глянувшего ему прямо в глаза. – Ты вроде бы служишь где-то? – Служу… – Да, стихами теперь не проживешь… А твоя Надя как поживает? В лифте

встретились, а она уже и не сияет… Превратилась, значит, в такую всю из себя солидную женщину… Да и ты давно не паренек…

– Был у нас с Надей один переходный период… – Шевцов нашел вдруг самое точное определение своим все-таки переменившимся отношениям с женой и сам поразился его простоте.

– А моя старуха померла, и в ухо мне уже никто не зудит… – сказал Прохоров. И, чтобы перебить горечь от сказанного, спросил: – А ты хоть стихи продолжаешь кропать?

– Вроде бы… – Не прочтешь? И из Шевцова вдруг всё само полилось. Прохоров, сурово склонив голову, слушал.

20 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

– И что?.. – спросил Шевцов, когда не остановиться в чтении было уже нелов-ко. – Я просто давно никому ничего не читал…

– Надо нам по граммулечке выпить, – после некоторого размышления пред-ложил старый поэт. – А то я пью теперь только со своим спаниелем.

Вячеслав Вячеславович согласился. Очень уж захотелось ему услышать какие-то слова о своих новых стихах от некогда знаменитого Прохорова.

Кокер-спаниель впустил Шевцова в прохоровскую квартиру со вздохом. И сра-зу исчез в каком-то своем потайном местечке. А вернулся лишь тогда, когда на кухне уже завязался очень уж живой разговор. С укоризной глянул на хозяина, еще раз вздохнул и, улегшись, принялся сторожить разгоряченного разговором гостя.

– Знаешь, твоя первая книжка, где «маятник был похож на большую каплю, которая так и не упала на пол» – это чистый выпендрёж! – твердил Прохоров с прямотою истинного мэтра. – Я даже переживал, сможешь ли ты выкарабкаться из этого своего словоблудия! Потому что мало ли на что может стать похожим маятник, если тебе сказать нечего!

– Да… – охотно соглашался Шевцов. – А вот твоя «Царевна-ревушка» – это уже был прорыв! – Мне тоже «Царевна» до сих пор нравится, – сказал Шевцов с благодарностью

за то, что старик помнит его самые первые стихи. – Вот ты и продолжай писать… – Да я пишу! – За тебя выпьем… – А я за вас выпью… Когда-то вы читали своего «Жаворонка», а у меня мураш-

ки по коже… А помните, как на Тютчевском празднике мы выступали в деревне и мужик один, с вот такезными кулачищами, слушал вас и фуражкою глаза ути-рал?..

Их согревала эта общая память о прошлой волшебной жизни, когда стоило только опубликоваться, и сразу, как эхо, приходили вороха читательских писем, когда их книги, изданные стотысячными тиражами, исчезали с магазинных полок в три дня...

– Теперь уже и лермонтовское «Выхожу один я на дорогу…» никто бы не за-метил… – горестно сказал старик.

– Никто бы не заметил! – Да и чтобы такое написать, надо быть уверенным, что всё человечество без

такого стихотворения уже жить не может… – Да… – А ведь это лермонтовское стихотворение – вершина всей мировой поэзии! – Согласен… И Рубцову его «Горницу» только сам Бог мог продиктовать! – Но и Бог не может диктовать в пустоту! – Не может. – Воздуха нам теперь не хватает! – Не хватает… Домой он вернулся, может быть, через час. С торжественной грустью вернулся.

И долго читал свои стихи еще и жене. А она благодарно слушала.

21ВыстрелВыстрел

На следующий день Шевцов абсолютно безотчетно, только под впечатлением от беседы с Прохоровым, вручил свои новые стихи Санкину, который о собствен-ном желании стать поэтом давно забыл. И к вечеру тот вернул ему рукопись со словами:

– Приноси всё, что у тебя не напечатано. Я сам спонсирую твою новую книж-ку! – И затем, расчувствовавшись, добавил: – Не пропадать же такому добру!

Вячеслав Вячеславович летел с работы, весь переполненный этой новостью. А уже во дворе своего дома увидел, как к подъезду, поцокивая каблучками,

подходит его новая соседка по этажу. «Ух ты!..» – от избытка радостных чувств восхитился он. А затем обогнал её и стал рыться в кармане в поисках ключа от магнитного замка. А ключ как назло куда-то запропастился. И девушка, снис-ходительно улыбаясь, глядела на него своими огромными, тушью дорисованными глазами.

Наконец ключ был найден. Вячеслав Вячеславович приставил его к замку, за-тем картинно распахнул перед девушкой дверь и воскликнул:

– Прошу вас, сударыня! И уже сам за нею вслед прошмыгнул, но, закрывая дверь, почувствовал, что

кто-то эту дверь придерживает. Оглянулся и увидел собственную жену, нагружен-ную тяжеленными сумками.

– Дай же хоть помогу! – заторопился он. – Я сама донесу… Но он сумки отнял. А лифт уже был вызван девушкой, и она, направив на них огромные, как про-

жекторы, глаза, снисходительно дожидалась. Обреченно вошли они в кабину. Деваха же поглядывала то на померкшую Надежду Викторовну, то на слишком

уж взволнованного Вячеслава Вячеславовича. И, вроде бы как что-то свое пони-мая, улыбалась.

– Представляешь, – сообщил Шевцов жене, едва они оказались без пригляда молодой соседки, – Санкин проспонсирует мою новую книгу!

– … – Что ли ты не рада?! – Я рада… – Ох, ну почему у нас все стало вот так непросто? Почему я теперь должен до-

пытываться, рада или не рада ты, что у твоего мужа через столько лет молчания выйдет толстенная книга стихов?

– А проще и некуда, Славочка… Я к двору подошла и почувствовала, что тебя у подъезда встречу… Уже почти догнала тебя со своими сумками, а ты и не огля-нулся, стал вилять хвостом перед этой девкой…

– Ну, не каждый же день я с такою новостью домой возвращаюсь! Просто было у меня хорошее настроение, и я в шутку…

– Но каждый день ты раскланиваешься перед соседкой, которая как только в доме у нас поселилась, так и стала по тебе глазищами своими стрелять…

– Когда-а-а? Я видел её в подъезде всего лишь пару раз, да и то мельком! – А когда я тебя три дня назад на работу провожала, а она с нами в лифте ехала? – Вот уж не знал, что ты…

22 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

– Зато я, Славочка, знаю, что почти у всех поэтов в твоем возрасте появляются вот такие девицы, – вымолвила она вдруг жалобно.

– Ага, – столь же беспомощно стал возражать Шевцов, – и теперь мы будем жить как на бомбе, в ожидании того дня, когда сбудутся твои великие знания о поэтах… Ну почему я, в отличие от тебя, не подозреваю в тебе какую-нибудь хищницу бальзаковского возраста? Почему?!

– Господи! – вдруг воскликнула Надежда Викторовна, и даже слезы заблестели в её глазах. – Да думала ли я когда-то, что вместо того чтобы нам за твою новую книжку радоваться, стану тебя вот так мучить! Это я дома сижу целыми днями и превращаюсь в обыкновенную дуру… Потому что без тебя тут сижу… Ты не обращай внимания!

А беседы с Прохоровым у Шевцова продолжились. К тому же и квартиры их располагались на одной лестничной площадке. Так что грех было не зайти к ста-рику хотя бы раз в месяц.

Однажды Прохоров после прихваченной Шевцовым с работы бутылки хоро-шего виски совсем уж быстро отяжелел. Но, не склонив головы, упрямейше слу-шал, как Шевцов читал то, что сегодня наскоро сочинил:

Среди тишины, покоя, За самой дальней рекою, Под вышней охраной небес Одна деревенька есть.

А в той деревеньке, кроме Всех прочих домов, есть домик, В котором отца и мать Учился я понимать.

Для памяти и поклона От них осталась икона: Георгий змею поражает, Змея ему угрожает.

Лик воина сосредоточен, Змеюке глядит он в очи. Копье под его рукою Полно тишины, покоя…

С такой же спокойной властью Над каждой моей напастью Мать нитку в иголку вдевала, Рубаху мне дошивала…

С такой же святой отвагой, В сиянии слезной влаги, Отец до военкомата Меня провожал в солдаты…

Затем, приоткрыв глаза, Шевцов вдруг обнаружил, что старик Прохоров, так и не склонив головы, уснул. И вот эти свои строки поэт прочитал уже неуверенно:

23ВыстрелВыстрел

Страну мы сдали без боя, Не стало в стране покоя…

Прохоров же, когда голос у Шевцова поменялся, вдруг ожил, недовольно вы-молвил:

– Ну что ты слова глотаешь?И Шевцов, кое-что пропустив, все же догудел последние строки:

Лишь в небе – светло да ясно. Лишь в памяти – не напрасно Мать нитку в иголку вдевает, Рубаху мне дошивает…

– Вроде бы как-то натужно… И потом – что это у тебя за рифмы появились: вдевает-дошивает… Полная чушь это, а не рифмы… – сонно резюмировал Про-хоров. – Но надо бы еще и глазами взглянуть. Не может быть, чтобы ты с такою натугою стал писать…

– Ладно, мне пора, – сказал Шевцов, ничуть не обидевшись на охмелевшего старика.

Прохоров заморгал глазами и попросил: – Ты уж собери то, что портится, в холодильник, а остальное в ведерко вы-

брось… А то как-то очень уж душевно расслабился я сегодня… И если сейчас же не усну, всю ночь не буду спать…

– Но тут под раковиной ведро уже полное… – Ну, в холодильник спрячь что портится, и ладно… А я, пока глаза сами склеи-

ваются, пойду спать… – Да вынесу я ведро, а дверь захлопну, – пожалел старика Шевцов. – Как хочешь, так и делай, а я на свой диванчик улягусь… И такое умиротворение исходило от Прохорова, что Вячеслав Вячеславович,

уже и сам позевывая, без пиджака, в тапочках и с ведром в руке вышел на лестнич-ную площадку к мусоропроводу, а затем, с пустым ведром, машинально вернулся не к Прохорову, а домой.

И вот, значит, достал он из брючного кармана ключи, открыл свою входную дверь. А в прихожую тут же влетела сияющая Надежда Викторовна – в фартуке, с половником в руке.

– Я решила, поскольку ты всегда поздно возвращаешься, на ужин готовить тебе овощные супчики! – радостно успела сообщить она. И, уже обнаружив, что муж вернулся с работы без пиджака, в тапочках и с ведром, успела добавить: – А то мама сказала, что от поздних ужинов ты растолстеешь…

Минуты две они затем стояли молча друг против друга. Сияние на лице Надежды Викторовны сначала сменилось на недоумение, а по-

том и на обыкновенный ужас. – Что случилось, Славочка? – Да просто я перепутал дверь… – О, Господи! А почему ты и без туфель? И чью это ты дверь перепутал со

своей?! – Ну, я понимаю, что выглядит всё, как в анекдоте…

24 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

– Какие анекдоты, Славочка! Какие могут быть анекдоты с чужим ведром в руке!

– Ну-у-у… И тут Вячеслав Вячеславович, которому столь некстати вспомнился расска-

занный Лопусовым анекдот (некий муж сказал, что едет в командировку, а сам занырнул к красотке-соседке, а когда скопилась у них батарея винных бутылок, он надумал ночью по-партизански выбросить их в мусоропровод, а по рассеян-ности вернулся уже в свою квартиру…), вдруг весь заалел, как пойманный за ухо на месте своих проказ школьник.

Надежда Викторовна, у которой фантазии сначала хватило предположить, что мужа её во дворе кто-то ограбил, с внезапной и безрассудной яростью выхватила у Шевцова ведро и выбросила его в коридор. И убежала в спальню, упала на кро-вать, зарыдала, как полоумная.

Он, тем не менее, сначала подобрал ведро, отнес в квартиру Прохорова, под-хватил там свои пиджак и галстук, тапочки сменил на туфли, проверил, захлопну-лась ли прохоровская дверь, вернулся домой, сел с пиджаком и галстуком в руке на кровать, стал смотреть на жену.

Она, впрочем, уже перестала рыдать и глянула на мужа словно бы даже с моль-бой…

– Если не веришь, – взбодрился он, – пойдем к Прохорову, и он подтвердит тебе, что я был у него. Просто на кухне у него было жарко, и я снял пиджак… А потом я решил его мусорное ведро вынести… Ему ведь за восемьдесят, ну и сон старика сморил…

И впервые в жизни поэт Шевцов услышал её теперь уже чужой, теперь уже абсолютно холодный голос:

– Я, Славочка, не знаю, как мы будем дальше жить. Потому что ты никогда еще не пытался оправдываться… Даже представить себе не могла, что это так унизительно – видеть тебя оправдывающимся… Еще никто меня так не унижал!

И опять отвернулась. Но уже не плакала. «Вот уж на пустом месте…» – с холодным отчаянием подумал Шевцов. С того дня Надежду Викторовну словно бы выключили. Он уходил на работу, она его кормила, провожала до двери: – Значит, проверь, взял ли ключи, мобильник, очки… – Я все проверил… Вечером она его тоже кормила. И, если младший сын еще не спал, шла затем

к нему читать вслух бесконечную «Фрегат-Палладу» Гончарова. А Вячеслав Вячеславович, уже ей не нужный, шел спать. Но вскоре позвонил к Шевцовым в дверь старик Прохоров, Надежда Викто-

ровна ему открыла. – Миленькая, – сказал Прохоров очень уж церемонно, – твой супруг у меня

авторучку забыл с блокнотом. И не заходит. И я, как видишь, возвращаю все его предметы в целости.

– Он вас попросил устроить этот спектакль? – Э-э, Надя, ты меня в свои семейные драмы не впутывай, – сказал старик. – То

есть блокнот и авторучку твоего Славки я возвращаю абсолютно добровольно,

25ВыстрелВыстрел

исходя из простого предположения, что твоему драгоценнейшему супругу нужен хотя бы блокнот…

И Прохоров обиженно поджал свои полупослушные губы. Надежде Викторовне стало неловко перед стариком. Она, только чтобы сгла-

дить впечатление от своих подозрений, пригласила Прохорова на чай. Старик преохотнейше согласился. Но, выпив пару чашек, утомлять далее своим гостева-нием жену поэта не стал. А на прощание ей, уже без церемоний, тихонечко, почти по-свойски, сказал:

– Не понравилось мне, что даже ты, светлейшая женщина, подозреваешь мужа в каких-то спектаклях. И вот тебе мой совет: отсекай безжалостно и от себя, и от своих мыслей всё лишнее, если хочешь жить так, как тебе хочется…

– Я не умею думать одно, а говорить другое… – созналась она. – А муж твой умеет? Просто иногда лучше смолчать, чем что-то лишнее ска-

зать. Да и тебе ли, жене талантливейшего поэта, не знать, что значит слово! Любая судьба, любая жизнь складывается прежде всего из набора слов! Какое слово по-ставишь во главу угла, такою будет и твоя жизнь. Какое слово не вплетешь в те-чение своей жизни, такого смысла в ней и не появится! А знал бы я сам об этом пораньше, вспоминалась бы мне теперь моя жизнь с дражайшей моей половиной только как чистейший луч света в темном царстве… – голос его, как это бывает при внезапно нахлынувшем волнении лишь у стариков и детей, предательски ис-тончился. – А-а, да что говорить!.. Всё искусство семейной жизни заключается лишь в том, чтобы никому из супругов не превращаться в тот чемодан без руч-ки, который и тяжело нести, и жалко бросить. Но, к сожалению, еще никто этой истины не понял без опоздания… А мы ведь с моей Галиной Ивановной, когда поселились вы по соседству, никак не могли на вас налюбоваться… Радовались, что хоть кто-то может провести, так сказать, прямую линию из точки А в какую-нибудь иную завидную точку...

И чистосердечнейшая Надежда Викторовна почувствовала себя особенно ви-новатой перед супругой Прохорова Галиной Ивановной, всегда к ней ласковой, а лет пять назад вдруг умершей…

– Потому что когда Слава был только поэтом, вся его жизнь была и моей жиз-нью, а когда он еще и на эту жуткую работу пошел, то стало мне казаться, что может он обходиться уже без меня, что я ему не нужна… – стала оправдываться Надежда Викторовна.

– Э-э, – с сочувственной улыбкой сказал Прохоров, – да если проблема вся в том, что ты в его рабочий портфель не помещаешься, то это уже проблема твоих габаритов, а не его к тебе отношения!

И вроде бы как Надежда Викторовна с его шуткой согласилась. Но, оставшись в одиночестве, она, как это у неё повелось, стала обо всем за-

ново размышлять. И пришедшему с работы мужу сообщила следующее: – Я просто поняла, что до сих пор неправильно жила. Вот же как только Ваню-

ше Гончарова дочитала, он даже не стал скрывать от меня своей радости. Сидит теперь за своим компьютером… Надо мне научиться для себя жить.

– Ванюшка просто вырос, ему уже подружка каждый день звонит, а ты его в гончаровскую кругосветку переманиваешь…

– А я думала, что детям буду всегда нужна…

26 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

– А что, тебе самой твоя мать уже не нужна? Уж обо мне ты говори что хочешь, но дети-то у нас, слава Богу, вполне хорошие! Да и ничего такого у нас не случи-лось, чтобы тебе переучиваться жить!

– То-то ты заходишь к Прохорову, когда я тебя тут жду... – Да часто ли я захожу?! Ты стала придумывать себе проблемы лишь потому,

что у тебя пока еще ни разу не появлялось проблем настоящих ни со мной, ни с детьми, – твердо сказал он. – Слушай, давай станем нормальными людьми! Ну зачем нам друг другу вот эти пытки устраивать?

– Вот я и решила, что больше не буду тебе пытку устраивать… «Надо на месяц куда-то нам уехать и пожить только вдвоем. Чтобы никакой

работы и никаких звонков!» – решил он. Но телепередача уже пошла. А штат сотрудников оказался столь случайным

(в основном, те, кто на других каналах не смог зацепиться), да к тому же и, как это только на телевидении бывает, столь склочным, что никому невозможно было в полной мере довериться. Приходилось просматривать самому абсолютно всё, что готовилось к трансляции. «Ты ищи себе толкового заместителя, я ставку вы-делю», – напрасно сочувствовал ему приятель-начальник. А толковые на дороге не валяются.

И Шевцову было уже не до переменчивых настроений жены. Вдруг Надежда Викторовна обнаружила у себя на ноге бугорочки опухолей. В поликлинике определили что-то неладное с сосудами. Послали на обсле-

дование. И выяснилось, что эта болезнь не лечится, хотя «бывает по-всякому». Вячеслав Вячеславович позвонил знакомому военному врачу, и тот согласился принять Надежду Викторовну на лечение к себе в госпиталь.

– Ни в какие больницы и госпитали я ложиться не буду! Сколько осталось мне, столько и хватит, – заявила Надежда Викторовна с упрямым отчаяньем.

Вячеслав Вячеславович опять позвонил врачу-полковнику. Тот пояснил, что при воспалении сосудов у больных развивается еще и особого рода психоз. Так что принимать всерьез заявления жены не следует. Надо срочно её госпитализи-ровать. «Ах, так это от болезни у неё такие перепады в настроениях!» – догадался Шевцов и крикнул полковнику в трубку полным страдания голосом:

– Как я её заставлю госпитализироваться? Связать, упаковать и привезти?! – Каждый потерянный день может обернуться катастрофою! И ты сам решай,

как побыстрее её привезти к нам! Жена же стояла на своём. Да и не о болезни она больше всего переживала. – А знаешь, почему мы теперь с тобою без причины ругаемся? – вдруг спра-

шивала она о своем. – Я с тобою никогда не ругался! – Просто такой жизни, какую я хотела, не бывает! И я это поняла… – Это у тебя уже психоз! – не удержался Вячеслав Вячеславович, невольно

вспомнив о словах врача-полковника. – А мы как жили с тобой, так и живем! Она обиделась. – Если ты думаешь, что я всего лишь сошла с ума, то лучше уж нам ни о чём

друг с другом не говорить, – сказала она. – И вообще, я устала, оставь меня в по-кое.

27ВыстрелВыстрел

Врач-полковник приехал к Шевцовым домой. И лишь подтвердил диагноз. По его рецептам Шевцов накупил лекарств. Сам втирал гели в ненавистные опухоли. Но, исчезая в одном месте, опухоли появлялись в другом. И Надежда Викторовна становилась все более раздражительной. Но её лечить она ему запретить не могла.

К лету совсем сдалась, стала умолять мужа, чтобы он хотя бы раз съездил на рыбалку.

– А то мне тяжело глядеть, как ты все выходные тут со мною маешься… – Если хочешь, поедем вместе, – предложил он. – Я теперь быстро устаю… Езжай сам и хоть немножечко отвлекись… И у меня

на душе полегчает… Я не хочу быть чемоданом без ручки...

Когда пришла пора отпуска, он просто увез её на дачу. И взял с собою ружье. Может быть, на нервной почве его взял. Чтобы иногда доставать его из чехла, прицеливаться. И обо всём забывать.

На даче Надежда Викторовна часами лежала на надувном матрасе и читала свои книжки. И еще – строго по расписанию готовила завтраки, обеды и ужины, не абы как накрывала стол, даже у бумажных салфеток загибала углы, чтобы можно было легко выдергивать их по одной из фарфоровой салфетницы. Шевцов пытался ей помогать. Пробовал хотя бы посуду помыть. Она ему не позволяла. И при этом говорила уже совсем равнодушно:

– Вот умру, и ты от меня отдохнешь, тебе уже никто не будет мешать жить так, как хочешь.

– Да ты думай, что говоришь! – восклицал он, а однажды вдруг с ужасом по-чувствовал, что говорит она отчасти правду. Потому что, оказывается, уже ис-пытывает только усталость от её непонятных настроений и непонятной болезни.

Чтобы успокоиться, достал ружье, погладил рукою его всегда холодный ствол. – И будешь уже каждый день ездить на свою охоту, – добавила она, увидев его

еще и с ружьем. – Прекрати! – заорал он с внезапно злою яростью. И тут же смутился. «Да что ж это я…» Осторожно положил ружье в шкаф. Вышел на крыльцо. «И что, я должен верить, что умру вместе с ней? Но это же ненормально!» Шевцов уставился на трясогузку, которая, поглядывая на него остренькими

точечками своих глаз, бегала по коротко постриженной траве у крыльца, ловила своих мошек.

«И потому, значит, она не хочет ложиться в больницу, решила, значит, назло мне умереть...

Чтобы я потом неизвестно в чем раскаивался… Чтобы, значит, я весь остаток жизни рыдал…» Трясогузка, замерев, опять глянула на Шевцова. Он, чтобы её не спугнуть,

стоял не шевелясь. Но трясогузка вдруг улетела без всяких на то причин. «Господи! Да Надя же чувствует каждую мою мысль!.. И конечно, растолко-

вывает её по-своему!» А жена уже улеглась на своем матрасе под березой.

28 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

Он тихонечко к ней подошел. А она уже уткнулась в свою книжку. Дождался, когда она отложит книгу в сторону. Вдруг задрожавшим голосом вымолвил: – Послушай, я тебе должен сказать всю правду… Знаешь, я теперь уже могу

уйти с работы… Ну, все что угодно я могу сделать… только бы ты каждый раз не просвечивала меня своим рентгеном…

И это была уже столь чистая правда, что Шевцов даже немножко взбодрился. – Ты мне очень нужна… – выдохнул он, но, видимо, так был он измучен, что

получилось суховато. Он смутился, а от смущения повторил еще более сдержанно: – В конце концов, если тебе нужны жертвы, я действительно уйду с телевиде-

ния… А дети пусть и учатся, и работают, как это теперь многие делают… Она сначала долго и внимательно в него вглядывалась, затем сказала: – Ты говоришь так потому, что знаешь, что жертва твоя мне не нужна… – Я тебе всё сказал… А ты ничего не услышала… К сожалению… Последнее слово было лишним. Пустым. От бессилия. – Бедненький… – сказала она вроде бы как даже насмешливо. И отвернулась. – Ну что, что мне сделать, чтобы не стало между нами той стены, которую ты

соорудила?! Без которой ты уже жить не можешь! – закричал он теперь с настоя-щей яростью. – Хочешь, я ружье выброшу?! Чтобы не казалось тебе, что я жду не дождусь улизнуть от тебя на охоту! Сейчас же выброшу! Хочешь?

И побежал в дом за ружьем. – Не вздумай выбрасывать! – крикнула она. А усмехнувшись, добавила: – Это

я его покупала! Но когда он появился на крыльце с ружьем, она поднялась с матраса и строго

приказала: – Немедленно верни ружье в дом! – Нет уж, я ружье утоплю в реке! И удочки повыбрасываю! И Санкину сейчас

позвоню, скажу, что из отпуска не вернусь! Она попыталась ружье отнять. И только потому, что силы у них были неравны-

ми, он, после некоторой возни, вынужден был сдаться. И тут же убежал со двора. Пока бродил по дачному поселку, вспомнил, как отец Надежды Викторовны

однажды, не допытавшись про их жизнь, вдруг заявил: «А ты хоть раз покажи своей жене твердый характер! Женщин только характером образумить можно». «Да уж покажу!» – мстительно решил он вдруг. И вернулся только к ночи.

Ни слова не сказав и отказавшись от ужина, упал на диван в гостиной. Надежда Викторовна встревожилась, стала упрашивать:

– Ты хоть чаю выпей… – Да к черту чай! – простонал он недовольно. – А если хочешь на этом диване уснуть, то по-человечески разденься, а я тебе

постелю… – Плевать мне на всё! Я хочу спать! И вообще, я тоже человек! Хватит со мной

играться!

29ВыстрелВыстрел

В конце концов она вынуждена была ретироваться. А на следующий день Надежда Викторовна предложила мужу вместе пропо-

лоть грядку с луком. Он, пока с прополкой грядки они не покончили, не сказал ей ни слова. Потому

что тривиальная правота её отца казалась ему самою обидной. Но когда после обеда она предложила сходить еще и на пруд, он согласился.

И там, в ответ на её внезапные восторги по поводу неутихающего лягушачьего ора, суровейше подтвердил:

– Да уж, орут эти твари… Вернувшись с пруда, они, хоть в этом нужды и не было, затопили печку сухими

да звонкими сосновыми полешечками. И после долгого совместного глядения на огонь он оттаял, обнял жену за плечи.

А она вдруг вспомнила начало его еще школьного, декоративного, в духе ше-стидесятых годов, стихотворения:

Во дворе зимовали метели. Вечерами так долго смотрели Мы в окно. И над нами летели Удивительно белые тени… Засыпать мы не смели… И, как снег, белым-белым был сон…

– Я уже забыл об этом стихотворении, а ты помнишь… – Потому что ты его мне прочитал сразу, как только мы познакомились.

И я много лет подряд тайком от тебя плакала… Так обидно было, что с кем-то другим тебе было вот так хорошо… – призналась она.

– Если б я знал об этом, то рассказал бы тебе, какие фантазии бывают у поэтов в подростковом возрасте… Вот уж не думал, что ты такая ревнючка…

Но укладываясь спать, она заметила, что появились у неё новые бугры на но-гах. И вроде бы как рука немножко распухла.

Горько-горько расплакалась: – Ну почему так у меня… Только подумаешь, как всё хорошо, сразу всё пло-

хо… Он, сцепив зубы, втер в её опухоли почти половину тюбика явно бесполезной

мази. Она, едва он с втиранием покончил, уснула. Он ушел на веранду и долго сидел там не шевелясь. Затем достал ружье. Разобрал его. Собрал. Разломил. Достал из шкафа один патрон. С удовольствием вставил его в верхний ствол. Походил с ружьем по веранде. Вынул патрон. Опять вставил… – А ты со своей игрушкой возишься?

30 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

Он вздрогнул от её голоса. – Ты почему проснулась? – Ты же не спишь… Она его обняла. Когда он целовал её, то глаза её сияли так жалобно, что сердце

у него сжалось.

А утром она обнаружила, что опухоли на ногах и на руке исчезли. Так случалось и раньше, но она то ли сделала вид, то ли действительно вдруг

поверила в свое окончательное выздоровление. И даже, как это было давно, позво-лила ему собрать на стол тарелки для завтрака, а сама принялась готовить омлет.

Затем вполне весело вспомнила: – А знаешь, о чем я подумала, когда ты собрался ружье выбрасывать? – Да просто, наверное, захотелось тебе еще разочек съездить со мною на Ли-

пенское болото! – Ну, с тобою я, может быть, и съезжу, но ты не угадал! Я ведь еще ни разу из

твоего ружья не выстрелила… А еще когда покупала его для тебя, то так захоте-лось выстрелить… Честное слово! Но отец мне сказал, что поможет мне ружье купить, если я пообещаю ему к ружью не притрагиваться… А так ведь хочется хоть разочек пальнуть!

– Вот и пойдем сегодня в поле! Там можно будет палить сколько угодно! – И я смогу? А вдруг оно бабахнет, а я со страху в руках его не удержу? – К зубам приклад не прижимай, и с тобою ничего не случится. – Ты шутишь! Шевцов сам настоял, чтобы отправились они с ружьем в широченное, располо-

женное между дачным поселком и рекою поле. Когда оказались на просторе, Надежда Викторовна о своем намерении вы-

стрелить сразу же забыла. Либо жадно глядела по сторонам, либо вдруг просила: – Ну что ты плетешься, как роденовские граждане Кале! Давай вернемся, вело-

сипеды возьмем и прокатимся хотя бы по вон той тропочке! Затем все-таки вспомнила: – А ты действительно разрешишь мне выстрелить? – Если согласишься стрелять с открытым ртом… – …? – Иначе можешь оглохнуть. Ты, что ли, не видела, что все охотники, прежде

чем стрелять, во всю ширь открывают рот? – Ты тоже уток стрелял с открытым ртом? – не поверила она. – Я представляю,

как вы на болоте с разинутыми ртами стоите и ждете своих уток! – Между прочим, в некоторых развитых странах даже продаются специаль-

ные пластмассовые пружинки со шнурочком. В рот такую пружинку вставляешь, а как только утку увидишь, за шнурочек дергаешь, она рот тебе раскрывает на оптимальную для твоих ушей ширину, ты стреляешь, опять за шнурочек дер-гаешь, рот сам закрывается… И обеспечиваешь таким образом полную гарантию от контузии…

– Нет, я боюсь стрелять… – Да, оглохнуть – это не насморк заработать… – Ты придумал всё про пружинку!

31ВыстрелВыстрел

– Ну, не пальцем же определять я буду ширину твоего ротового распаха… – Я не верю тебе… Я же видела, как вы стреляли… – А русский человек привык всё делать на авось! И он даже руками развел, мол, такие мы, русские люди. – Да ты обманул меня! Обманул! Я по твоим глазам вижу! Надежда Викторовна бросилась на него, он увернулся, но чтобы не споткну-

лась она о его ногу, тут же поймал её, она попробовала разжать его руки, вырвать-ся, но он не позволял ей даже пошевельнуться. Тогда она, повернув к нему свое разгоряченное лицо, радостно прошептала:

– А если ты сильнее, то можно я буду кусаться? – Можно, – разрешил он и, высвободив одну руку, сбросил ружье с плеча в тра-

ву. – Как же хорошо, что мы в поле вдруг оказались… – Да… Затем они, крепко прижавшись друг к другу и почти не дыша, долго лежали

в траве и глядели в небо. – Вот в виде какого-нибудь жучка я бы тут в поле прожила сколько угодно… –

сказала она. – А я… Я положу тебя в коробочку и отнесу домой. Затем они шли и шли по полю. Опомнились уже у речки. Долго смотрели, как искрится на солнце неслышная её рябь. Медленно пошли обратно. – А стрелять ты не передумала?– Не передумала… Остановились. Он неторопливо расчехлил ружье, достал из кармана куртки

патрон, вставил его в ствол. Затем долго прилаживал ружье в её руки. Оглянулся, чтобы проверить, не напугают ли кого…

И тут же выстрел прогремел… Первое, что увидел, было её лицо с восторженно распахнутым ртом… Наконец, придя в себя, она спросила: – Ничего, что в те кусты я целилась? – Вообще-то безопаснее в небо палить… – Но надо же мне было во что-то прицелиться! У Шевцова сначала похолодела спина, а потом он и вспомнил вдруг, что когда

они стояли у реки, то разглядел он на берегу у вот этих кустов рыбака. А потом этот рыбак пропал из виду, и он о нем забыл…

– Над-д-до же… – пробормотал Шевцов. – Ой, а ты такой бледный… – Ж-ж-живот вдруг скрутило… – нашелся он, потому что от страха у него по-

холодел даже живот. Она заморгала глазами. – Я сейчас… – сказал он и побежал к реке. Но она, положив ружье, устремилась за ним. – Ты-то куда? Стой здесь и жди меня! – взревел он.

32 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

– Ой… – она хихикнула и тут же честно от реки отвернулась. – Я не догадалась, что ты с животом побежал…

Тех секунд, пока он, спустившись к реке, приближался к ставшему видимым с берега трупу рыбака, хватило, чтобы принять вот это единственно верное реше-ние: жену он отведет домой, затем вернется на поиски якобы выпавшего из кар-мана мобильника и при этом якобы впопыхах забудет оставить дома ружье, затем перетащит труп метров на сто от куста, сделает один выстрел в небо, и… будь что будет! В крайнем случае, у него появится возможность внушить жене, что это он сам нечаянно застрелил человека. И значит, сам должен сидеть в тюрьме…

Но и представить жену, провожающую его в тюрьму, он не мог. И теперь так ненавидел её за беспомощность, за полное отсутствие в ней обыкновенного жи-тейского мужества… Так он теперь её ненавидел! И – так завидовал всем тем счастливцам, у которых жены обыкновенные, у которых жены как каменные бабы – хоть ты в тюрьму садись, хоть ты лопни, хоть ты кол ей на голове теши…

От великой жалости к себе он, наверно, разрыдался бы, если б труп в этот миг не приподнял голову.

Шевцов остановился как вкопанный. – Ты чего, мужик? – спросил труп хрипловато. Шевцов крадучись подошел поближе. Но и крови на трупе не было… – Вам плохо? – спросил Шевцов неожиданно визгливым, как у подростка, го-

лосом. – Что-то меня разморило… Ничего ж не ловится с самого утра. Вот я и прикор-

нул. А что, хорошо вот так, на ветерке… Только продрог я как цуцик… Не хочешь глотнуть из фляги? А то ты, я вижу, сам не свой. Что-то случилось?

– … – Ну, как хочешь, а я пригублю… Шевцов для приличия постоял, понаблюдал, как у глотающего из фляги трупа

двигается по красной шее кадык… А потом, опомнившись, побежал к жене. Она стояла, все так же честно отвернувшись от берега и потому, наверно, ску-

чая. Шевцов бежал, боясь даже на секунду потерять её из вида. Почувствовав его взгляд, она повернулась в его сторону. Шевцов, сделав последние шаги, вдруг обессилел и рухнул прямо ей под ноги. – Да что с тобой?! – вскрикнула она перепуганно. Но он ничего внятного не мог сказать. Потому что, разрывая ему горло, пыта-

лось вырваться из него какое-то чудовищное, может быть, слоноподобное рыда-ние.

Сначала он трясся в беззвучных судорогах. Затем, когда даже слоны в раска-лившемся его горле истлели, он завыл всего лишь по-волчьи.

Сквозь слезы увидел её застывшие от ужаса глаза, с диковатою улыбкою вы-молвил:

– Ты не бойся, это я от радости плачу… – Славочка… Славочка… – Просто я вдруг понял, что ты выздоровела… – соврал он и опять разрыдал-

ся…

33ВыстрелВыстрел

– Нам же впервые за тысячу лет было вот так…вот так весело… Она уже и сама была готова завыть, но Шевцов, вдруг успокоившись, подтянул

к себе уже зачехленное ружье, опираясь на него, поднялся, скомандовал: – Всё, пошли домой! Она еле поспевала за ним. Затем и вспомнила: – А как твой живот, Славочка? – Да с животом у меня всё в порядке! Просто не хотелось, чтобы ты видела, как

я от радости плачу… – визгливо врал он. – Славочка! Славочка! – задыхаясь и еле поспевая за мужем, кричала она. – Да

зачем же ты так за меня переживаешь! Неужели так можно переживать! – Как умею, так и переживаю! – выцедил он сквозь зубы, но вспомнив, как

за неё он и вправду всегда переживал, опять затрясся от упруго протискивающих-ся сквозь горло рыданий.

На даче, не сняв ружье с плеча, упал на её матрас, обхватил голову руками и затих.

Она сначала попробовала его растормошить. Потом обняла его. Потом легла рядом с такою осторожностью, словно он был только что врученным ей в роддоме младенцем. Но он оставался обездвиженным.

Затем она вдруг вскочила и стала вышагивать вокруг мужа, как часовой. При этом лицо её выражало то чистейший ужас, то такое же чистейшее восхищение.

А нашагавшись вдоволь, она опять присела рядом с мужем и попробовала его пошевелить. Шевцов же сам перевернулся на спину. Но оказалось, что он спит…

Она стала глядеть на теперь уже спящего мужа только с чистейшим восхище-нием.

Затем, одною рукою обхватив колени, а другою рукою накрыв мужу холодный и влажный лоб, она уставилась в небо. Затем, словно превратившись в Офелию, вроде бы как тихонько да тоненько попробовала запеть: «То не ветер ветку кло-нит…». Но получилось у неё сплошное «ы-ы-ы ы-ы…», и она испуганно умолкла.

Однако когда Шевцов проснулся, то обнаружил себя без ружья, накрытым одеялом и с подушкой под головой. А жена сидела на складном стульчике и не сводила с него глаз…

До конца дня Шевцов оставался как в глубоком похмелье. И лишь иногда, смущенно улыбаясь, бормотал: «Вот видишь, какой я слабак… Это всё нервы! Никогда не думал, что и у меня есть эти чудовищные нервы!»

Настроение Надежды Викторовны сменилось между тем на вполне обыкно-венную тревогу. Она взяла мобильник, прокралась на веранду, стала тихонечко советоваться со своей мамой. Но Шевцов все-таки мог расслышать её слова: «Ты представляешь, Славочке показалось, что я выздоровела… Ну, мне уже и самой кажется, что я выздоровела! Да! И он так обрадовался… так обрадовался, что слу-чилось с ним нечто похожее на нервный срыв… Да… да, я сама виновата, сама, дура, его всегда мучила… Но я действительно выздоровела! Валерьянки ему дать? А у меня тут валерьянки нет… И боярышника нет… Отец советует водки ему на-лить? А сколько? Да, я понимаю… Но я не думала, что мужчины так могут пере-живать… Даже рыдал! Ага… Я ж никогда не видела, чтобы он плакал… И вообще я не знала, что люди так могут рыдать…»

34 Николай ДорошенкоНиколай Дорошенко

Далее она сама разрыдалась, и совещание с мамой прервалось. Водки он выпил охотно. Повеселел. Она тут же предложила: – А давай споем, как раньше… Мы сто лет с тобою не пели! И он тут же грянул с лихим ожесточением:

Навер-р-рх вы, таварищи, все по м-местам! Пасл-л-ледний пар-р-рад наступа-й-ет!

Но далее стал петь уже задушевно, и она охотно вплела в его любимую песню свой тоненький, как серебряная ниточка, голосок…

Отпуск дожили они на даче, словно оглохнув от того покоя, который вдруг вошел им в души. Приезд в Москву решили отметить званым ужином, но полу-чилось, что успели пригласить только старика Прохорова. Он заявился прина-ряженным по такому случаю в белую рубаху с галстуком, гладко причесанным. Сначала шутил без умолку и в охотку пригубливал водку, потом вдруг погрустнел и сказал:

– А вы опять, как два голубка, глазами своими на меня, старика, сияете… Моя Галина Ивановна всегда вами не могла налюбоваться… Да.

И, выпив уже полную рюмку, вскоре заклевал носом. – Ладно, пойду я… Надежда Викторовна сама пошла его провожать. И в коридоре, не удержав-

шись, восторженно сообщила: – Вы представляете, оказывается, он меня так любит, так любит! Но, боясь потерять драгоценный сон, Прохоров даже глаз не раскрыл, только-

то и кивнул в ответ. Через год у телеканала сменились владельцы, и Санкин стал издавать доро-

гущий общественно-политический журнал. А Шевцова он пригласил в качестве главного редактора. Шевцов этой куда более обыкновенной работе обрадовался. Но рыбалку почти забросил, а к ружью, привезенному с дачи и запертому в шка-фу, уже не притрагивался. Впрочем, Надежда Викторовна по-прежнему прово-жала его и на работу, и, тем более, на редкие рыбалки, как на войну. В день по не-скольку раз перезванивались они по телефону, уточняя чуть ли не секунды до его возвращения. И если получалось так, что он вдруг замыкался и уходил в себя, она на свой счет это уже не принимала и лишними догадками не мучалась. Только жалела его еще сильнее. А если мне удавалось их встретить во всё той же Тре-тьяковке (оказалось, что среди всех моих знакомых только они, как и я, не могли обойтись без периодического погружения в благородно и благодатно молчащую красоту этой сокровищницы), то мне даже непонятно было, в картины Надеж-да Викторовна всматривается – или в некую волшебную часть её совместной с поэтом Шевцовым жизни.

А недавно я увидел, как стояли они у «Заросшего пруда» Серова, заметив меня, Надежда Викторовна просияла мне из-под шевцовского плеча. Я, не смея подой-ти и порушить их вдохновенное ощущение своего счастья, поздоровался издали. Хотя мне было даже по-глупому обидно, что в самоупоении им до меня дела нет. Впрочем, если доводилось нам встретиться в музейном буфете, то Надежда Вик-торовна сама набрасывалась на меня, как на драгоценнейшую находку, а Шевцов, уже потучневший, уже с горьковато затвердевшими складками у рта, уже и се-

35ВыстрелВыстрел

доватый, глядел на меня со своей обычной смущенной приветливостью, как во время наших прошлых и, конечно же, самых задушевных цедеэльских застолий, и угощал душистым кизлярским коньяком из своей знаменитой рыбацкой фляги. И мы уже не могли расстаться, поедая жульенчики или пироги с грибами, безмя-тежно вспоминали и вспоминали события своей юности или же осторожненько позволяли друг другу касаться событий нынешней личной жизни, которая у каж-дого, конечно, была своей…

В одну из таких наших нечаянных встреч (это было во время антракта в кон-серватории, куда у Шевцовых всегда был общесемейный абонемент) Вячеслав Вячеславович предложил мне должность обозревателя в санкинском журнале. И я с радостью согласился. Но не только потому, что посулил он высокую зар-плату, а еще и потому, что помнил, как мы собирались все вместе в «Литучебе»…

Через пару лет их старший сын Вячеслав женился, а вскоре появился у них и долгожданный внук, тоже, кстати, Вячеслав. Так что Надежда Викторовна стала разрываться между мужем и внуком на две явно неравные, уже в пользу внука, части. А когда собиралась вся их семья за одним столом (это случалось редко, лишь в дни рождений, на Новый год и на Пасху), то она, сияя своими опять не потухающими глазами, сама нетерпеливейше провозглашала:

– Это такое счастье, что мы вместе! Такое это счастье! Так давайте же свое счастье мы будем беречь, как…

– Как зеницу ока! – весело подсказывал кто-нибудь из сыновей. –Да, как зеницу ока будем беречь! – серьезно заключала она. И все невольно затихали пред силой того чувства, с которым она произносила

свои одни и те же, теперь всегда одни и те же слова…

Юрий МАТЮШКО

ПоэзиЯ

На окраине синих небес* * *

Осеннее спокойствие.Безлюдные места.Туман ползёт над поймоюИ виснет на кустах.

Отточен, криво вытянут,Вверху небесный серп.А в пойме древней ПрипятиТуман и густ, и сер.

И скоро, без сомнения,Мир станет холодней.Уйдёт под лёд течениеСобытий, лет и дней.

Предзимние отметиныВновь вьюги заметут.Эпохи и столетияЕдва заметны тут...

ÌÈÑÒÈÊÀ

Блудил по дебрям, вышел к речке,Знать, заблудил – места не те.Вокруг ни птиц, ни человечка,Иду в какой-то пустоте.

Усталость допекает малость.Гляжу вперёд из-под руки,Ничуть тому не удивляясь,Что не бывало здесь реки.

Нет, в чертовщину я не верю.Спокоен, и душа чиста.А противоположный берегВнезапно вдруг желанным стал.

На странной речке нет теченья,По глади лодочка скользит.И сам не ведаю, зачем яГребцу кричу: «Перевези!»

Хотелось плыть ещё куда-тоВ каком-то непонятном дне.Дедок лохмато-бородатыйСтарательно гребёт ко мне.

Мне от предчувствий стало страшно:Одежда вроде бы не наша,Гляжу – птя мать – в тунике он!– А как же звать тебя, папаша?– Харон…

ÇÀÍÎÇÀ

Занозу некогда достать.Терплю, как истинный страдалец.Она вошла до кости в палец,Но можно жить, и боль проста.

Сердиться можно на дела,На черезмерное усердье....Куда больней, когда иглаБылой любви кольнёт предсердье.

37На окраине синих небесНа окраине синих небес

* * *Тишиной пропиталось осеннейЗапустенье кленовых аллей.После краткого всплеска беседыСлышу шёпот походки твоей.

Шелестящие крупные листьяЖелтизною нам выстлали путь,И печаль затаённого смыслаС каждым шагом яснее чуть-чуть.

* * *Был разговор обидой выткан,Смывался смысл, терялась нить,Исчезла трезвая попыткаНенужный спор остановить.Досада возникала снова.Узлы разрублены сплеча.Осталось у костра лесногоНам до рассвета домолчать,Осознавая, что теплаУже не хватит для покояТем, кто изведал, что такое –Испепелённые слова.

* * *Казался небосклон покатым,И виделись издалекаВ горниле красного закатаОплавленные облака.

Громада облака стальногоЗакрыла мир от глаз луны.И звёзд на небе стало много,И стало всё совсем иным…

Сошли с асфальта в бездорожье,Сошли с ума (в который раз?).Казалось прошлое ничтожным,И было ли оно для нас?

Мы были в небе, были в лете,В пространстве, где нет слова «нет»,И, взявшись за руки, как дети,Ушли в рассвет.

ÍÎ×ÜÞ

Текут секунды и минутыНе наполняя смыслом час.Нравоучительно и нудноНочная птица судит нас.

Ей непонятно, что усталостьИмеет связи с пустотой,Что есть у времени провалыИ есть у времени застой...

Приходит с холодом расплатаЗа неподвижность у огня.А мы ни в чём не виноваты,Но вот не спим, ни ты, ни я.

Дрова в костёр опять подброшу,Минутный возродив отсчёт.Звук осужденья, как нарочно,Внезапно силу обретёт.

И станет напряжённость часаВ ночи натянутой струной,Задребезжавшей в резонансеМеж птичьим выкриком и мной.

ÒÓÌÀÍÍÎÅ

Ну как не обижаться на туман,Слизавший ночью снежные остатки.В тумане отсырели все дома.Автобусы лишились распорядка.

Туман для нас – как порожденье зла,Явление, ведущее к разладу.Туман заполз во всё: в слова, в дела,В надежды, в ощущения, во взгляды.

И вот ещё: пробегаешь весь день,Усталость, как всегда, придавит книзу.Расслабиться захочешь, а тебеТуман в мозги напустит телевизор.

Там бравый диктор что-то говорит,Винит во всех грехах чужие страны,А мир вот-вот слетит со всех орбит.Кто виноват, что новости туманны?

38 Юрий МатюшкоЮрий Матюшко

* * *Я долго смотрел удивительный сонСегодня.Меня за неясным и светлым неслоВ погоню.Хотелось поймать, удержать хоть на часКусочек,И я просыпался внезапно не разНочью.Я гнался, захвачен опасной игройВпустую,Порой задыхаясь и жизнью поройРискуя.С рассветом вернулась реальность к умуОтчасти.А что это было, и сам не пойму –Наверное, счастье…

ÍÎ×ÍÛÅ ÎÙÓÙÅÍÈß

Какая ночь большая и густая,Как велико томление минут.И кажется, что где-то за кустамиВо мгле лесные нечисти живут.

И жуть берёт уже не понарошку,Когда, скосив глаза, увидишь ты,Как светятся глаза бродячей кошкиВо чреве бархатистой темноты.

Раздастся треск, и где-то ухнет филин,Покажется движение впотьмах,И чувствуешь, что ты уже бессиленОбуздывать в себе ползучий страх

В коленях дрожь, нещадно душит кашель.Сознанье бродит где-то в стороне…Но леший почему-то мне не страшен.Он мужика из сказок не умней…

ÑÒÀÐÎÑÒÜ

На иконе никнут лики,Оплавлятся свеча.В полумраке бродят блики,Громко ходики стучат.

Стало холодно в квартире,Под полом – мышиный писк.Время вытянуто гирей,Опускающейся вниз.

В памяти туманны даты,Близких нету никого.А когда-то, а когда-тоВсё-то было – ого-го!

Сквознячок из щели дует,На коленях – кот клубком...Можно, съёжившись, не думатьНи о чём и ни о ком.

Жаль, что остывает печка.Дрожь в руках. Года не те.Но чуть-чуть понятней вечность,Если руки на коте...

* * *Скорбим об унижении Распятого,Прибитого гвоздями на кресте………………………………………..Что человек? Создание из атомов,Витающих в незнамой пустоте?

Что наше тело? Просто оболочка,Вмещающая суть добра и зла?Но почему порочное так прочно,Что стала жизнь чрезмерно тяжела?

Где та возможность осознать всё сразуЗа невообразимою чертой:Откуда боль? Откуда взялся разумИ страх перед вселенской пустотой?

Меж атомов простор – как меж галактик…Кто тело спрессовал, сказав: «Забудь…»?………………………………………..Доискиваюсь правды, как фанатик…Всё знать хочу… Ответьте… кто-нибудь…

39На окраине синих небесНа окраине синих небес

ÏÎ ÄÎÐÎÃÅ ÄÎÌÎÉ

Осень. Солнце ходит низко.Света мало – есть как есть…

От рассвета до заката летом путь бывал неблизким,А теперь оно устало – норовит пораньше сесть.

Воздух к вечеру морозен, а мороз кусаться рад.Завтра утром по прогнозу – и метель, и снегопад.

Зябнут голые деревья – ветер носится с листвой.Надо в дом, к теплу, скорее обрести покой простой.

Вижу по дороге к дому, как, утрачивая стыд,Пёсик, чуя феромоны, вслед за сучкой семенит.

Дома будет всё иначе. Нет печали ни о ком.Жалость – лишь к судьбе собачьей – вечно бегать босиком.

Ó ÇÀÁÛÒÛÕ ÌÎÃÈË

Безветрие внутриКладбищенской тиши…Вверху закат горит,Погаснуть не спешит.Вечерний мир остыл,Ход жизни тих и прост.Деревья и кустыЗаполнили погост.

За несколько недельНа пятачке землиОплёл ограду хмельИ липы подросли.В одном из тихих мест,Где нет к могилам троп,Погладят ветви крест…Обнимут корни гроб…

ÌÈÐÀÆ

Я давно вовлечён в неуклонное шествие лет.Жизнь уже не толкает, а тащит за шиворот волоком,Но совсем не туда, где отсутствует быт на земле,Не туда, где сияет вдали белоснежное облако.

Иногда замечаю неясный, заманчивый блескТо на самом закате, то тихой порой предвечернею,Не на грешной земле – на окраине синих небес,В ареале совсем нереального предназначения.

Очень хочется стать соучастником светлой игры,И уже зародилось внутри загрудинное жжение,И не жаль, что летят из сознания в тартарарыВсе привычки мои, обстоятельства и окружение.

Разгадать бы когда-нибудь тайну светящихся мест,Где сокрыты иные, заведомо высшие истины.И всё кажется, там, на окраине синих небес,Кто-то может меня окрылить, обнадёжить и высветить.

Олег КОРНИЕНКО

ПрозА

КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ

ОРДЕН СЛАВЫ

В пятницу последнего урока в 5«б» не было, и Тимка с Федькой уже наво-стрили лыжи домой. Но тут пришёл Игорь Николаевич, классный руководитель, и сказал, что сейчас будет классный час.

– Скоро наш самый главный праздник – День Победы, 9 мая, – сказал он. – И вы должны его встретить не только хорошими отметками, но и делами. Наша школа участвует в областной акции «Победный май». Что это значит? Почти в каждой семье кто-то воевал или является тружеником тыла. У кого-то, воз-можно, сохранились награды или наградные документы дедушек или бабушек, старые фотографии или газеты того времени. Надо принести всё это в школу, мы сфотографируем, оцифруем и вернём. Хорошо бы отыскать и записать рассказ участника войны. Такие воспоминая ещё ценнее… Всё понятно?

Последние слова Игорь Николаевича некоторые ребята восприняли как сигнал: у меня всё, айда домой! Схватив рюкзаки, они рванули к двери.

– Куда?! – остановил их Игорь Николаевич, и ребята под улюлюканье и смех товарищей вернулись на место. – Я никого не отпускал! А сейчас, – Игорь Нико-лаевич включил ноутбук, – мы поговорим про награды Великой Отечественной войны.

Игорь Николаевич показывал эти ордена и медали на интерактивной доске и кратко о них рассказывал. А потом начал спрашивать про награды у ребят. И тут своими познаниями, конечно, блеснул Тимка, за что Игорь Николаевич похвалил его.

– Если б у меня дедушка был Героем Советского Союза, я бы тоже так смог, – сказал, ухмыльнувшись, Федька.

– А при чём тут дедушка? – сказал Игорь Николаевич. – Отвечал Тимофей, а не дедушка. – В классе все засмеялись. – Не знать награды – это значит не знать своей истории, своего прошлого. Ты вот какие ордена и медали знаешь?

41Короткие рассказыКороткие рассказы

Федька встал и с трудом перечислил те, о которых только что поведал Игорь Николаевич.

– А это что за награда? – спросил его Игорь Николаевич, повернувшись к доске. На экране все увидели орден в виде звезды с полосатой колодкой.

Федька, в надежде на подсказку, оглянулся на класс. Все молчали, только Тим-ка опять тряс поднятой рукой.

– Кто поможет Фёдору?– спросил Игорь Николаевич. – Давай, Гришанов, вы-ручай товарища!

Тимка быстро вскочил и отчеканил: – Это орден Славы 2-й степени.– Почему ты решил, что 2-й, а не 1-й степени? – спросил Игорь Николаевич.– У него серединка с Кремлём золочёная.Игорь Николаевич повернулся к притихшему Федьке:– Понял, как надо отвечать?– Понял...Начатый в школе разговор друзья продолжили по дороге домой.– Тебе повезло, – сказал Федька, – у тебя дедушка воевал. А мне про кого пи-

сать? – Нужно найти ветерана, про которого ещё никто не знает, – сказал Тимка.–

Про дедушку ведь уже писано-переписано.– И как их узнать, этих ветеранов? – Они должны быть старенькие и с медалями, – ответил Тимка.– У нас в городке все старенькие и с медалями. Если б они всегда ходили

с ними. А то надевают их только перед праздником. А нам до праздника уже всё надо сдать.

– Я у папы спрошу, – сказал Тимка. – Может, он кого знает. Папа действительно помог Тимке.– В соседнем доме живет один фронтовик – Константин Михайлович Зайцев.

Он прошёл войну от Львова до Японии. Точнее, проехал – был фронтовым води-телем. Я сейчас ему позвоню… Вы когда к нему собираетесь?

– Да хоть завтра, – решительно ответил Тимка.Назавтра после уроков они вошли в нужный подъезд. После жаркой улицы

здесь было прохладно. Дверь открыла невысокая бабушка.– Мы к Константину Михайловичу, – сказал Тимка, переступая порог. Бабушка заглянула в зал и крикнула кому-то, точно глухому:– К тебе тимуровцы пришли! – И повернулась к ребятам: – Проходите.Они вошли и сели на диван. Тимка задавал вопросы, дедушка отвечал, Федька

записывал в тетрадь. Иногда Константин Михайлович замолкал, смотрел в сторо-ну и шмыгал носом, наверное, плакал…

Иногда он что-то забывал.– Может, вспомните? – просили ребята. – Вспомните… Где вы раньше были?– В футбол играли.Тимка толкнул Валерку локтём: молчи!– А какими наградами вы награждены?– Самая большая – орден Славы, но мне его не успели вручить – бомбёжка как

раз началась… Где-то гуляет мой орден. Писал везде, никто ничего не знает…

42 Олег КорниенкоОлег Корниенко

Ребята до конца не записали интервью: Константин Михайлович то ли плохо себя почувствовал, то ли устал:

– Приходите завтра…Они попрощались и тихонько, подталкивая друг друга, покинули квартиру.– Уф, тяжелое это дело – брать интервью. И что теперь делать? – Ждать…Потом все закрутилось. Школа, улица... и они забыли про дедушку-фронтови-

ка. Опять всех к действительности вернул звонок Федьки.– Ты видел?! – крикнул он в трубку Тимке и замолчал.– Чего видел, говори яснее? – не понял Тимка.– В интернете продаётся орден! Дома я открыл интернет, чтобы узнать больше

про боевые награды, а в «яндексе» информация, что в Чехии на интернет-аукцио-не продаётся орден Славы третьей степени.

– Точно третьей?– Точнее не бывает: весь орден серебристый.– Может, это орден Константина Михайловича? – спросил Тимка.– Может. Хотя там даже не написано, что это за орден, а просто «какая-то со-

ветская медаль». – Ничего себе «какая-то»! За неё люди кровь проливали, а теперь она находит-

ся где-то за границей. – И что ты предлагаешь?– Выкупить! Цена там указана?– 230 крон. Так деньги в Чехии называются, – объяснил Федька.– А сколько это будет на наши?– Много, наверное. Ты у папы спроси, – сказал Федька. – Он дома?– Дома. Так что подваливай сейчас. Папа Тимки сидел за компьютером, когда Тимка с Федькой подошли к нему

и поведали о своей проблеме.– Орден Славы, говорите? – папа задвигал «мышкой» и быстро нашел нужную

страничку. – Сейчас в интернете не то что орден – звезду Героя Советского Союза можно купить. Такие, братцы, времена настали – все продаётся, всё покупается.

– Нас интересует только орден Константина Михайловича, – ответил Тимка и рассказал папе про встречу с соседом-фронтовиком.

– Дело это благородное,– улыбнулся отец. – А если это не его награда? Для этого нужно знать номер ордена. А он тут, – папа показал пальцем на экран мо-нитора, – не указан.

Федька серьезно посмотрел на Тимкиного папу:– Может, это и не тот орден, но российская награда должна быть в России!– В принципе, выкупить его реально, – ответил папа. – На наши деньги это

тысяча сто рублей. Но пропустит ли его таможня? По закону, награды в страну ввозить нельзя.

– А если мы напишем письмо президенту России, чтоб помог? – предложил Федька. – Мы же хотим найти настоящего владельца ордена.

– Закон един для всех, даже для президента, – ответил папа. – А ещё надо учесть, что аукцион – не магазин: кто больше заплатит, тому орден и достанется.

– Ничего себе, – почесал затылок Тимка. – И что же делать? – Собирать деньги. И чем больше, тем лучше: тысяч пять-шесть.

43Короткие рассказыКороткие рассказы

– Ну, эту сумму мы запросто наберем, – потёр ладоши Федька. – Пару недель без мороженого – и орден в кармане. До аукциона ровно месяц. Завтра подойдём к Игорю Николаевичу, чтоб разрешил провести на перемене классное собрание, и объявим о сборе денег.

– Ну что ж, удачи! – папа поднялся и пожал Федьке руку. – Если что – я с вами. А это наш с Тимкой взнос, – папа вытащил из бумажника и протянул Федьке двести рублей.

Все последующие дни разговоры в 5«б» вертелись вокруг ордена и пред-стоящего аукциона. А точнее, про это уже говорила вся школа, все интересова-лись у ребят, как идут дела.

– Дела идут хорошо, сумма лота не изменилась, – деловито отвечал всем Федь-ка, которого в классе выбрали «главным казначеем». Сэкономленные за неделю деньги одноклассники сдавали ему в субботу, которую в шутку прозвали «Про-щай, чипсы!».

Торги должны были состояться в воскресенье в полночь. Директор школы разрешил следить за ними в компьютерном классе под руководством Игоря Нико-лаевича. Многих ребят отпустили родители. Тимка, Федька и Валерик не отрыва-ли взглядов от экрана компьютера, потирая влажные ладошки.

– Число просмотров растёт, но цена пока старая, – информировал всех Игорь Николаевич.

– Не растет, не растёт, а потом как прыгнет! – бросил Валерик.– И мне эта тишина не нравится, – согласился Игорь Николаевич.И точно, за полчаса до окончания торгов цена неожиданно выросла в пять раз,

и все заволновались:– Месяц готовились к победе – и проиграть? Нужно действовать! – А как? – уточнил Тимка.– Надо перебить цену! – решил Игорь Николаевич. – Добавим для надежности

в «яндекс – кошелёк» ещё тысячу рублей. И они победили! И кричали ура, и эхо радовалось вместе с ними, счастливо

носясь по сонным коридорам школы.Домой ребят провожал Игорь Николаевич. Они шли не спеша по ночной улице,

восторженно обсуждая, что будут делать дальше.– Сначала нужно написать письмо от школы в таможенную службу, чтоб она

пропустила орден, – сказал Игорь Николаевич. – А когда орден придёт, отправим запрос по номеру в архив Министерства обороны.

Проходя мимо соседнего с Тимкиным дома, они увидели на освещённом крыльце невысокую женщину в чёрной косынке и двоих мужчин, которые кури-ли. Над ними, на третьем этаже, одиноко горели два окна.

Игорь Николаевич извинился и быстро подошёл к мужчинам.– Фронтовик умер, – сказал он, вернувшись к ребятам. – Зайцев Константин

Михайлович.– Зайцев?! – вскрикнул Федька и замер на месте как вкопанный. Тимка с Вале-

риком уставились на освещённые окна.– Вы его знали? – посмотрел на ребят Игорь Николаевич.– Это его орден мы выкупали, – ответил Тимка. – Получается, что мы опозда-

ли?

44 Олег КорниенкоОлег Корниенко

На третий день в полдень тишину военного городка нарушили звуки похорон-ного марша. Хоронили участника войны Костантина Зайцева. Дорогу траурной колонне подсказывали лежащие на асфальте гвоздики. Первую подушечку с ор-деном Славы сразу за портретом фронтовика несли Тимка и Федька. Подушечка была меньше и легче застекленного портрета, но капли пота – или слёзы? – мед-ленно, как колонна, ползли по щекам ребят.

Солдатская пилоткаПисателю, Герою Социалистического Труда

Юрию Васильевичу БОНДАРЕВУ

Тимка сидел за столом и рисовал. Он ждал – после новостей по телевизору должны быть мультики. И вдруг на экране – летят вертолеты, стреляют броне-транспортеры, парашютисты одуванчиками сыплются из самолета. Оказывается, в их области начались учения войск округа.

– Эх, попасть бы на такие учения,– мечтательно произнёс Тимка. – Стреляй, сколько хочешь! Хочешь, из автомата, хочешь, из пушки, а хочешь – из танка.

Он любил смотреть передачи про войну и про армию и мечтал стать военным, как дедушка, чей портрет в военной форме висел в зале на самом видном месте. Звезда Героя Советского Союза украшала его грудь. Каждый раз на День Победы дедушка вспоминал войну и боевых товарищей, а потому Тимка уже наизусть знал, за что дедушке присвоено звание Героя.

Когда по улице перед домом Тимки проехала первая машина, он не придал это-му значения. Мало ли кто ездит через их село, а мультики только утром и вечером показывают. Но гул за окном не прекратился – за первой машиной шла вторая, за ней – третья, четвертая, и не было им ни конца ни края. Тимка выглянул в окно и не поверил своим глазам: все машины были одного цвета – зеленые, а значит, военные. Неужели учения дошли и до их села?

Тимка быстро оделся и выскочил на улицу. Машины, большие и маленькие, покачиваясь на ухабах, двигались в сторону

леса. Длинные антенны на машинах раскачивались из стороны в сторону. Тимка чуть не задохнулся от восторга и, когда колонна прошла, побежал искать Валери-ка с Федькой.

– Ну что, видали? – спросил он друзей. – Видали.– Когда пойдем к военным? – спросил Тимка.– Только не сегодня, – ответил Валерик. – Они должны сначала разместиться,

окопаться. Лучше завтра с утра.На следующий день, позавтракав на скорую руку, они встретились на окраине

села и зашагали в сторону леса. В карманах курток у них лежали яблоки. Марш- бросок ведь предстоял приличный.

– Главное – достать пилотку. Я без пилотки оттуда не уйду, – сказал Тимка.– Чего ж ты у дедушки не возьмёшь?– У него её уже нет – в школьный музей отдал. – Достану пилотку, тогда хоть завтра в армию, – мечтательно сказал Тимка.

45Короткие рассказыКороткие рассказы

– Я лично в армию не хочу, – возразил ему Валерик. – Папа говорит, что там «дедовщина».

Тимка представил своего дедушку, бегущего в шлепанцах с автоматом, и воз-разил другу:

– Такого не может быть. Ну какой из дедушки солдат? Солдат должен быть молодым и сильным, как мы, и тогда на нашу страну никто не нападёт!

Тимка и Федька шагали бодро, а Валерик то и дело отставал. – Не отставать! – прикрикнул на него Тимка. – Ползёшь как сонная муха.Военный лагерь оказался на удивление близко – слева на окраине леса. Ма-

шины стояли ровными рядами, а чуть подальше раскинулся палаточный городок. Ребята осторожно подошли к крайней, самой красивой машине: вместо кабины

и кузова у неё была небольшая башня с торчащим вверх пулемётом. На её курно-сом передке рядом с фарами лежала забытая кем-то пилотка.

– Вот тебе и пилотка, – обрадовался Валерик. – Точно ждала тебя.– Но без разрешения – это же...– Вам чего, ребята?Друзья вздрогнули и оглянулись. Рядом в плащ-палатке стоял солдат, скорее

всего, часовой. Из-под капюшона выглядывала каска.– Да вот... – замялся Федька. – Тимка у нас все мечтает стать военным, как его

дедушка – Герой Советского Союза. А какой военный без пилотки? – В армии, ребята, главное не пилотка, а то, как ты служишь, – сказал часо-

вой. – У кого, вы говорите, дедушка – Герой?– Вот у него, – Федька показал на Тимку.– Варламов! – крикнул часовой и зачем-то постучал кулаком по курносому

капоту. Из верхнего люка, точно из воды, показалась голова солдата в ребристом шлемофоне.

– К тебе гости, – доложил часовой. – Они тут твою пилотку нашли… – Не нашли, а просто подумали, что кто-то её забыл, и решили посторожить, –

поправил Федька. – Угощайтесь! – и он протянул часовому и Варламову яблоки.– Яблоки – это хорошо, – улыбнулся часовой и посмотрел на Варламова. –

А чем же вас угостить?– Нам бы на этой машине покататься.– Эта машина называется бронетранспортер, и прокатиться сегодня не полу-

чится – что-то забарахлила, – Варламов спрыгнул на землю. – А вот полазить можно.

И Варламов рассказал о бронетранспортере всё и даже ответил на вопросы ребят.

– Всё понятно? Кто повторит мой рассказ?К удивлению всех, Тимка рассказал о боевой машине так, точно он, а не Вар-

ламов был её водителем. – Ты, я вижу, прирожденный командир, – сказал Варламов. – Я случайно услы-

шал, что ты мечтаешь о пилотке. Я дарю тебе свою, и ты береги её. Эта пилотка не простая. Мне подарил её брат после службы в Афганистане. Видишь, след на звездочке? – он показал пилотку: на звездочке не было одного луча. – Это след от душманской пули. Звездочка спасла ему жизнь.

И Варламов надел пилотку Тимке на голову. Пилотка была большая и закры-вала уши, но зато это была настоящая пилотка.

46 Олег КорниенкоОлег Корниенко

– Служу Советскому Союзу! – Тимка приложил ладошку к пилотке.Варламов и часовой от удивления переглянулись.– А ты откуда это знаешь?– Так у него же дедушка – Герой Советского Союза, – подсказал Федька.Возвращались ребята уставшие, но счастливые: «разведка боем» оказалась

успешной, и завтра они опять пойдут в гости к военным.Дома Тимку встретил дедушка. Он надел очки и уставился на внука:– Ты где это взял?– показал он на пилотку.– Солдаты подарили.Дедушка хотел ещё что-то спросить, но тут дверь отворилась и в избу вошли

незнакомый капитан и уже знакомый Тимке Варламов.– Товарищ Герой Советского Союза! – приложил капитан руку к фуражке. –

Вверенное мне подразделение прибыло для дислокации в ваши края по случаю окружных учений.

Дедушка на мгновение растерялся, но потом стал по стойке «смирно», вытянув руки по швам. Глядя на него, Тимка тоже вытянулся по струнке.

– Прямо напугали старика, – улыбнулся дедушка. – Чем обязан вашему визиту?– О вас мы случайно узнали от сельских ребят и хотели бы просить вас высту-

пить перед нашими солдатами.– А вы где расквартировались?– В лесу, на окраине. Вот он, – капитан кивнул на Тимку, – знает где.Дедушка на мгновение замялся:– Это для меня уже далековато.– А вам не надо ходить. Если вы согласны, за вами придет моя машина. Когда

вам удобно?..Дедушка и капитан договорились о дате, и Тимка в пилотке проводил гостей

за калитку, помахал на прощанье рукой.Тимка уже лежал в постели, когда мать подошла к нему и спросила:– Ты так и будешь спать в пилотке?– А на войне все так спят. Ведь учения – это почти что настоящая война.Мать удивленно покачала головой:– Тогда уж ты и ботинки надень. Тимка молча снял пилотку и бережно положил её под подушку. Ночью он несколько раз просыпался и шарил рукой. Пилотка была на месте.

Сергей ПРОХОРОВ

ПоэзиЯ

На срезе времени

* * *Уместно или неуместно, Своей гордыне угождая, Меня зовут поэтом местным, Как будто к месту пригвождая.

Вот и вишу в злачённой рамкеНа стенке родового крова, Где среди песен, слез и драки Рядится в рифмы быта Слово.

ÆÈÂÓ

Я свободен. Всё мне побоку – живу.Зацепившись жаждой к облаку, плыву.Пристегнувшись болью к радости, смеюсь.Посреди никчёмной праздности молюсь.Присягнувший верой женщине, грешу.И всю жизнь от весны к весне спешу.

ÇÀÏÀÕ ÑÎËÍÖÀ

Сквозь замерзшее оконцеИ сугробов стылых снегПродираюсь я за солнцем,Занемогший о весне,Ожидающий, как света,Тёплых дней, иду, лечу.Больно хлещут ветки ветраПлёткой льда мне по лицу.И отчаянно, внезапноПомерещится, горя,Этот сладкий солнца запахНа сосульке февраля.

* * *Как трепетно женщина жда�ла стихов о любвиИ, не дождавшись, сама их писала, писала…Как будто любимому вызов бросала,Всех женщин влюбленных к любовным стихам вдохновив.С тех пор измельчали поэты-повесы,Затмили давно уже их поэтессы.

48 Сергей ПрохоровСергей Прохоров

ÍÀ ÑÐÅÇÅ ÂÐÅÌÅÍÈ

Меж делами вреднымиИ полезными Есть святая грань.Я на срезе времени,Как на лезвии,Весь из ран.Никакою меркоюНе измерить крайностиБытия.Между Римом – МеккоюМного тайности, Бог и я.И светло, без паники,СожаленияНа исходе лет,Я на срезе памяти –Миг, мгновение,Был – и нет.

ÏÅÐÂÛÉ ÑÍÅÃ

Над лесом, над лугами, над стогами,Молочный след роняя в синеве,Снег, как мальчишка, босыми ногамиПротопал робко по густой траве.И не растаял, только след оставил,И возмужал уже к исходу дня.В тайге силки на зайца егерь ставил,И серебрилась свежая лыжня.

ÂÛÐÂÀÍÍÎÅ ÄÐÅÂÎ

Это было давно –Всем началам начало,Где немое киноВ моём сердце кричалоНа сто вёрст тишины,На сто лет запустенья,Средь родной стариныРодового спасенья.Ни числа, ни вины,Чьей-то воле покорны,За пять лет до войныДрево вырвали с корнем.Ни вины, ни числаИ бесчисленно точек…На исход ремеслаПоливаю росточек.Приживётся ли вновьПод весенние трели,Чтоб потомки киноПро меня посмотрели.

ÇΠÌÓÇ ÍÅÈÇËÅ×ÈÌ

Мы пишем, будто дышим,Мы дышим, будто пишем,Пером в блокнот строчим,По клавишам стучимВ предлог и без причин –Поэты-рифмачи.Строчим-стучим,Стучим-строчим –Зов Муз неизлечим.Мы пишем, значит, дышим,Мы дышим, значит, пишем.

ÇÂÅÇÄÀͨÌ

Снег с душ зябких смахнёмОт житейской метелиИ слегка звезданём,Чтоб умы запотелиОт неслыханных фраз,От невиданных пауз.Есть ведь что-то и в нас,Как в пустыне пакгауз.Только надо открытьЭто что-то, как чудо,Чтобы было чем крыть,Если спросят: «Откуда?»Снег с душ зябких смахнёмИ найдём, что хотели,Что вчера с фонарёмОтыскать не сумели.

49На срезе времениНа срезе времени

À ß ÅÉ ÂÐÀË, ÊÀÊ ÏÅË

Сказала мне: «Вы – враль,Но вы прелестно врёте!»Была зима, февраль,А я был молод вроде,И варежку еёДержал в своей перчатке,И врал ей – ё-моё! – Легко, как шаг печатал.А серый снег скрипелВесенней телеграммой.А я ей врал, как пел,И не краснел ни грамма.И мне сегодня жальТой лжи любвеобильной…Была зима, февраль.Мы молодыми были.

* * *Как исподнее снег талый с себя сняв, Обнажив свои бесстыдство и невинность, Просыпается неспешная Весна,Чтоб исполнить первородную повинность.И куда с утра внимание ни кинь –Всё в движении неспешном, без оглядки,Набухают в огородах парники,И лоснятся свежевскопанные грядки,И черёмуха неистово цветёт,И целебны в травах утренние росы,И наверно, урожайным будет год,Даже если этот год и високосный.

ÎÒ ËÓÊÀ ÄÎ ÑÊÐÈÏÊÈ

Мой пращур-охотник,Избив камнем руки,Про время лихоеИграл мне на луке.С той эры до нынчеВ шальном этом миреЯ слышу: да’ ВинчиИграет на лире.За ними сквозь стены,Срываясь на крики,Рыдает ЭйнштейнНа тоненькой скрипке.Сколь нежности, боли,Любви в этом скрыто

Меж мной и тобою –От лука до скрипки.

ËÞÁÎÂÜÞ, ÁÎËÜÞ

È ÑÒÈÕÀÌÈ

Любовью, болью и стихамиА в целом жизнью своей всейПо капле крови я стекаюИз ранок родины моей.Зимою, осенью, весною,В минуты горькие утратОни ещё саднят и ноютИ по ночам, и по утрам.

Пора бы уж поставить точку,Свободно, радостно дыша,Но кровоточит, кровоточитНеравнодушная душа.

Редакция журнала «Новая Немига литературная» сердечно поздравляет Сергея Прохорова с 75-летием и желает ему

здоровья, вдохновения и новых книг.

Вера БУРДИНА

ПоэзиЯ

Не прерывая связь времён

Вера Ивановна Бурдина – член Союза писателей России, лауреат меж-дународной литературной премии им. Сергея Есенина «О Русь, взмахни крылами», Всероссийской Православной литературной премии им. кн. Алек-сандра Невского, Всероссийской литературной премии «Ладога» им. А. Про-кофьева. Автор пятнадцати поэтических сборников, в том числе «Песочные часы», «Листва Невы», «Мой Ямбург», «Острова обетованные», «Яблоки грома» и др. Живет под Санкт-Петербургом.

* * *Куда слепых ведёт дорога?О чём в ночи кричит безумец?Как можно сокола-рарогаПринять всего лишь за трезубец?

Подменой хвастаться спесиво,И поднимать на братьев рьяноПоруганный славянский символСвятого острова Руяна.

Разъяты ветви, взрыты корниИ Память тащат к наковальне –Перековать набаты скорбиНа погремушки ликованья.

Не чуя ног, не чуя бездны,Скакать над прахом древней Правды,И посягать совсем как бесыНа святости Печерской лавры?!

* * *Услышать можно там и тут,Когда идёт «большая ломка», –Лишь предки нас не предадут,Чего не скажешь о потомках.

Потомки скажут: – Ну и ну!На нас валить легко и просто,А кто разваливал страну,Вдруг обезумев в девяностых.

«Отцы и дети» и в бредуПредставить не могли когда-то,Куда их внуки забредут,А пра-пра-правнуки подавно.

Нам только кажется – бредём.Нет – от корней густеют кроны,Не прерывая связь времён,По вере нашей и по крови!

51Не прерывая связь времёнНе прерывая связь времён

* * *Детская песочница – Формочки, совочки.Первый опыт зодчестваЗа�мков на песочке.

Зависти немножкоТоже есть в наличии –Топнуть пухлой ножкой,Развалить куличики.

Отобрать ведёрко,Разломать игрушку.За косичку дёрнуть,Можно и за у�шко.

Детство скоро кончится,Ну, а мы – такие!Вышли из песочницыИ вошли в другие.

Те же нравы-норовыНа песочке торга –Разбиваем головыВ тяжбах за «ведёрко».

Всякие негодники,Если ты не ловок,Топчут твои «домики»Для своих «Рублёвок».

На песке парламентаТоже ведь несладко:«Формочки» регламентаИ одна «лопатка».

Где-нибудь в АравииИли в украинахПо «песочным» правиламПляшут на руинах.

Ах, Земля (не хочетсяДумать так о ней) – Детская песочницаБрошенных детей.

* * *О своём поколенииРазмышляю не строго…Родилось не ко времениИ уходит до срока.

Так бросаются с пирсаИ стреляются камерно…Кто-то намертво спился,Кто-то жив ещё… замертво.

Это, в общем-то, простоБез кассаций и прений –Тридцать лет в «девяностых»Возраст явно расстрельный.

Выраставшие в косности,Но без спайсов и спама«Покорители космоса»И «ударники БАМа».

«Через тернии – к звёздам!»,А мечтали о джинсах.Повзрослевшие поздноМы спешили нажиться.

И клеймили Иосифа,И свободами грезили –Нагайдарились досыта.Начубайсились весело.

Как-то так, не рожая,Наплодили политиков.Разобрали Державу,Растащили по винтикам.

Презирая патетику,Размышляли разини,Как построить АмерикуНа просторах России.

И не надо полемики,Покаянного пепла –Не одно поколение,Как и наше, ослепло.

52 Вера БурдинаВера Бурдина

* * *В архивы ещё не сдали,Задвинули в тёмный угол«Тревожную книгу» ДаляГибнущих слов и звуков.

По ним не скорбит «эколог»,А прочим куда привычнейШтампованно-пёстрый ворохПодложных иноязычных.

На тёплой планете РечиОзоновый слой всё тоньше.Пустоты зияют резче,Где прежде звенели рощи.

Куда улетают стаи?И где он, «медвежий угол»?«Тревожную книгу» ДаляЗаменит, наверно, Googl.

По ветру летит полова…Беспамятство – тренд эпохи.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .В начале Творенья – Слово,Чем станет оно в итоге?

* * *Ну что ещё ты можешьПомимо суетыСреди несметных множествТаких же, как и ты?

Без указаний «сверху»,Как бы само собойСметает нас в подземку,Метёт вдоль осевой.

Мечтать о лучшей доле?О лаврах на челе?Но дар свободы воли –Помеха в толчее.

Как бедной единице,Не поминая зла,Немного отстранитьсяОт общего числа?

Не очень я речиста,Другие посмелей,Легко играют в числаВысоких степеней.

Считать удары сердцаИ понимать: все мыМечтаем отвертетьсяОт суммы и сумы.

Как разберёшься, Боже,На виражах вековСреди несметных множествВо множестве грехов.

. . . . . . . . . . . . . . . .

Куда себя отчислить,Пока ты на Земле?..…Есть Родина, ОтчизнаВ единственном числе!

* * *…О Русь, взмахни крылами!

С. Есенин

В сумрачном небе из неоткуда –Белая лебедь – Божие чудо.

Вдоль над Невою, переча Эолу,Лук со стрелою – по ореолу:

Долгая шея, крылья дугою,Только нежнее, только другое…

Замерло время, замерли звуки –Образ стремленья, абрис разлуки.

К северу? К югу? К радости? В горесть?Вспомню по Юнгу древний прообраз:

Русская небыль, радужный Ирий,Белая лебедь, сказочный Сирин.

В небе над Зимним, прощаясь с орлами,Птица России взмахнула крылами.

53Не прерывая связь времёнНе прерывая связь времён

* * *Я знала Его, а ведь не былоИкон и веры в родне.Сама ли о Нём проведала?Явился ли Он во мне?

Просила то солнца, то дождика,А то пятачок в кино.Всё исполнял мой Боженька,Попозже, но всё равно.

А если я горько плакалаОт детских обид в углу,Он присылал ко мне ангелаЗатеять со мной игру.

Когда не спала до светушка,Страшилась глухих ночей,За руку держал, словно дедушка,Светил луной из очей.

То бабушка обезножела,То дед не встаёт с печи –Молилась: «Добрый мой Боженька,Миленький, полечи!»

И дверь открывала в прихожую,И намывала порог.Ту веру наивную, прошлуюВерни мне сегодня, Бог!

* * * С. Есенину

Злому ветру он летелВпоперечную!Заманили в «Англетер»Душу певчую.

Лишь согрелся от тоски,От Америки,Да расставили силкиДругиэрлихи.

Стерегли и тут и там.С лестью. С рюмками.Неотступно, по пятамШлялись блюмкины.

Местечковая братваВ злобной силеЗавалила, как ботва,Пол России.

Запечатала путиКрасным крепом.Ни проехать, ни пройти – Только небом!

И летел он как умелНебесами.Заманили в «Англетер»,Растерзали.

Русский отрок, светлый Лель,Голос вешний.Убивать, так поподлей,Покромешней!

Нанесли венков, речейЛжесвидетели.Изуверов, палачейЗасекретили.

Комья сплетен, камни лжи,Мерзкой, скользкой,Прочно в лесенку сложилМаяковский.

Кто ещё чего наврётТак речисто?А народ... ну что народ? – Отмолчится.

Михаил ПОПОВ

ПрозА

«КАТТИ САРК», НЕСУЩАЯ ВЕТЕР

ПОВЕСТЬ-РЕТРО

Молва утверждает, что дураки умирают по пятницам. Насколько научен этот вывод, Сергей и Филин, конечно, не знали. Однако догадывались, что от истины он недалеко. Иначе зачем по этим дням они собирали застолье? Поминки, ясно дело, справляли.

В пятницу к концу трудового дня Сергей Пакратов спускался в филярмонию. Филярмонией, с его легкой руки, окрестили таксидермическую мастерскую. Фи-лин в этой мастерской – он же Филипп Филимонов, он же Филя, он же Фили-мон... – был заведующим и самым главным региональным чучелотворцем.

Тонкий, не лишенный изящества нос Сергея попервости испытывал трепет. Заходя в таксидермическую мастерскую, он закрывал ладонями половину лица: «Такси не паркуются, таксы не водятся, а дерьмецом шибает!» Однако со вре-менем смирился и даже находил в этих миазмах некое удовольствие. Это как с сёмгой печорского посола. Вначале нос воротишь – такая запашина стоит, а по-обтерпишься, пообвыкнешь – за уши тебя не оттащишь.

На поминках дураков приятели, как правило, пробавлялись «шилом» – казён-ным спиртом, который Филину отпускался для профессиональных надобностей. Запивали водичкой, занюхивали корочкой, задавливали килечкой. Если кончалась закусь, Филя тянулся к пялкам, на которых сохли ободранные шкуры, и сковыри-вал с них остатки мездры.

– Зараза к заразе не пристанет, – бурчал он, отправляя в рот чёрный соскрёбыш, а другой подпихивал Сергею: – Ешь, ёшкарне.

Всякий раз Сергей располагался на лекале. Это была массивная деревянная колода с углублениями различной конфигурации. На ней Филя гнул проволочные каркасы. Задним, по-юношески сухопарым местом Сергей воспринимал то аэро-динамическую линию крыла, то гибкую кривую позвоночника, то рельеф парно-копытной ноги. Сидеть на этом сооружении, разумеется, было неловко. Шкур на

55«Катти Сарк», несущая ветер«Катти Сарк», несущая ветер

подстилку Филин не давал. Сергей подкладывал фанерки, остатки мешковины, пытаясь сгладить неровности. Тщетно. Комфорта в посадке не наступало. Одна-ко с места сиделец не сходил. Почему? Да потому, что отсюда, с этой позиции, лучше всего открывались бабочки. Чучела были Филиной профессией, а бабоч-ки – сердечной страстью. Бабочки мерцали в плоских плексигласовых планшетах, которые висели на противоположной стене. Эти пёстрые существа околдовывали Сергея, как, бывало, в детстве околдовывали разноцветные ёлочные шары.

– А ты слышал, Филин, о «Катти Сарк»? – осведомился однажды Сергей.– Катя? – перетирая зубами мездру, переспросил Филя. – Из комиссионки, что

ли? – Филя сдавал туда кое-какие поделки.– Дурила, – укоризненно протянул Сергей, откидывая со лба светлые пряди. –

Это парусник такой. Легкий, как... – он кивнул на бабочек. – Чайный клипер.– Ты к чему это, ёшкарне? – Филин поднял круглые очки, сидевшие на хряще

носа, отчего ещё больше стал похож на пернатого тёзку. Сергей пожал плечами.Классе в шестом они с другом Гешкой записались в судомодельный кружок.

В журнале «Юный техник» им попались чертежи стремительного парусника. Он назывался красиво и загадочно – «Катти Сарк». «Давай строить», – загорелся Серёга. «Давай», – отозвался Гешка. Руководитель кружка дал добро, и друзья принялись за дело. Они старались изо всех сил. Выстрогали киль, шпангоуты, бушприт, принялись набирать переборки, делали заготовки для надстроек... Рабо-та горела у них в руках. Они пропадали во Дворце пионеров дни напролёт, забыв и про кино, и про каток. И всё пилили, полировали, клеили... К весне парусник был готов. Больше того, на выставке школьного творчества их модель заслужи-ла первый приз. Радости друзей не было предела. Они просто упивались этой первой и такой яркой победой. Но наступило лето, и однажды солнечным днем всё померкло. Дело в том, что на глаза Серёги попалась одна толстая старинная книга. В ней оказались акварели парусников, в том числе изображение их побед-ной красавицы. И тут он понял, что они с Гешкой построили не совсем «Катти Сарк», точнее – совсем не «Катти Сарк». Нет, в модели всё было, как на чертежах, и почти всё, как на той самой акварели, – рангоут, такелаж, мачты, надстройки... Не оказалось только главного – самой Катти Сарк, обнажённой девы на носу па-русника. Ведь именно в её честь тот клипер и назвали «Катти Сарк», что означает «короткая рубашка».

К чему это всё вспомнилось, Сергей так и не объяснил.Филин определил сам:– Бабочки, ёшкарне, растревожили?!Потом поправил вновь съехавшие очки и плеснул в стакашки:– За охоту!Сергей кивнул, взявшись за стакан.– И охотку! – добавил Филя, тем самым решительно отмежевываясь от дура-

ков.

1

Областное охотуправление располагалось в двухэтажном особняке, где в нача-ле двадцатого века заседала городская дума. В здании, помимо «Охотного ряда»,

56 Михаил ПоповМихаил Попов

как остряки окрестили это учреждение, гнездились ветеринарная служба, эпи-зоотический отряд, орнитологическая база и ещё множество самых разных служб и ведомств, кои Филя классифицировал как семь пар чистых и семь нечистых. Напиханные сюда по воле властей, а того более – по прихоти обстоятельств, эти отделы и хозяйства были перетасованы, как карты в колоде. Особенно разрознен-но выглядели «охотнорядцы». Кабинет Степана Лукича, начальника управления, находился в одном конце здания, три кабинета с его подчиненными – в другом, а склад и таксидермическая мастерская и вовсе на нижнем этаже.

Стоял декабрь. Годовой финансовый отчет был уже сдан. Часть сотрудников управления укатила в отпуск, благо можно было использовать его по частям. Ну а все оставшиеся слегка маялись от законного безделья, однако виду не подавали, создавая, с негласного одобрения шефа, подобие какой-никакой трудовой дея-тельности.

Кабинеты охотоведов и бухгалтерия прежде, очевидно, представляли боль-шой зал. На потолках сохранилась лепнина в виде концентрических кругов, где в думские времена, должно быть, висела люстра. Площадь зала была разделена непропорционально. Прихожая и задний кабинет оказались узкими, а среднее по-мещение – просторным и почти квадратным.

Стол Пакратова стоял в дальнем кабинете. Однако в эти дни Сергей, как и все сотрудники, оставшиеся на боевом посту, чаще обитал в центре. Несмотря на про-странство, здесь было как-то уютней. Может быть, настроение создавали чучела, которые дожидались здесь филиной реставрации.

Главной незыблемой достопримечательностью этого кабинета служило сооружение в центре. Оно состояло из необъятного дивана и примыкающего к его высоченной спинке равновеликого по габаритам шкафа. Филя однажды назвал этот тандем мавзолеем, но широкого распространения сие название по известным причинам не получило.

Шкаф был глубокоуважаемым – в нём помещалась вся отчётность охоту-правления. А диван и вовсе не поддавался классификации. Чучела перед ним выглядели как пигмеи перед великаном – даже лось, коронованный рогами. Ца-рём здешней фауны был, безусловно, диван – существо из породы мамонтов или динозавров. Тем более что на его выдубленной коже просиживали штаны ещё присной памяти городские кадеты и октябристы. А ещё о сановитости и знатности свидетельствовала цена, которая была за него уплачена. Директор краеведческого музея, который тоже, как и охотуправление, занимал часть помещений бывшего думского особняка, долго кочевряжился, прежде чем уступить музейный экспо-нат. Однако в конце концов сдался. На сделку его вынудила новая экономическая ситуация. В обмен на кожаного мастодонта начальник управления передал музею чучело песца, а Филя отреставрировал им чучела полярного медведя, полярного волка и белухи.

Те дни в декабре катились неспешно. Утренний чай, который заваривала Таисия Тимофеевна, бухгалтерша, плавно перетекал в полдник, тот в свою оче-редь неторопливо струился к послеобеденному чаепитию, а оно незаметно выли-валось в завершающую стадию файф-о-клока.

По утрам, прихлебывая остатки первого чая, Пакратов садился за свой стол и кропал заметули. Это были охотничьи были, советы знатоков и прочие, как вы-

57«Катти Сарк», несущая ветер«Катти Сарк», несущая ветер

ражался Филя, пиндюрочки, которые Сергей отдавал на областное радио. Вспом-нив среди сложноподчиненного предложения Филю, он иногда спускался вниз. В филярмонии можно было поболтать, посмотреть, как таксидермист мастерит очередное чучело, а главное, конечно, – полюбоваться бабочками. Выходцы из царства лета, они лучше всего утешали глаз среди бесконечно-белой зимы. А ино-гда Филин, устав от своих шкурных дел, поднимался наверх, и тогда приятели за-тевали очередную шахматную партию. В филярмонию шахматы таксидермист не допускал. Человек эмоциональный, Филя остерегался в порыве гнева или азарта что-нибудь покрушить. За чучела он не опасался – «Мешки с опилками всё стер-пят», – но бабочки!..

* * ** * *

В то утро оставшиеся на боевом посту члены коллектива, как всегда, не спеша почаёвничали. Таисия Тимофеевна разложила вязание, а ещё раскинула на столе свою китайскую цигейковую шубу, собираясь заняться какой-то починкой. Глав-ный охотовед Калинин, расправив чапаевские усы и водрузив на нос железные очки, принялся штудировать «Правду». Завхоз Маруся Пителина второй день под-писывала новогодние открытки. Все они сидели за столами возле окон. А Сергей с Филей, устроившись на диване, принялись разыгрывать шахматный дебют.

Странное, конечно, стояло время. В магазинах шаром покати (хмели-сунели, сковородки да веники), а в разных конторах по-прежнему яблоку было некуда упасть. Дилеммка сия элементарно укладывалась в закон Архимеда, гениально уточнённый Михаилом Ломоносовым. Но никто одно с другим почему-то не свя-зывал. Все находились в ожидании каких-то чудесных перемен, о коих трубили тогдашние газеты, а чаемые перемены всё никак не наступали.

– Ну когда они чего-нибудь там родят? – слушая радио, тыкала иголкой вверх Таисия Тимофеевна. Она в очередной раз пришивала пуговицы, оторванные в оче-редной продуктовой очереди.

– Восемь лет уже при коммунизме, – кивнула завхоз Маруся, не отрываясь от эпистолярного урока.

Главный охотовед Калинин, один из многомиллионной армии, которая состав-ляла честь и совесть эпохи, неодобрительно насупился.

– Партейная линия правильная, – клюнул он щепотью. – Время для всего нуж-но.

От последнего слова происходила его кличка – Нужник. Однако в минуты бла-годушия его за глаза звали то Хорём, то Калинычем.

Маруся Пителина подняла свои круглые глаза, как бы о чем-то подумала, а по-том снова их опустила. Её необъятная грудь занимала две трети столешницы. Чтобы написать очередное поздравительное слово, ей приходилось выглядывать то из-за левой груди, то из-за правой.

– Дак родят ужо, – миролюбиво согласилась она.– Родят, ёшкарне?! – флегматично обронил Филя, не отрываясь от шахматной

доски. – Скорее я чего-нибудь рожу.– Аха, – подхватил Сергей. – Страуса эму. А то чучалку инопланетянки... Шах!..– Ишь ты, Приштвин, ёшкарне! А мы вот так, – Филя переставил коня. – Это

тебе не заметули, Биянка ты с киянкой, в эфире клепать!

58 Михаил ПоповМихаил Попов

– Твой парнокопытный колченог, как и твои чучалки, – Сергей взял коня сло-ном.

Филя отгрыз последний ноготь.– Слона-то я и не приметил, – протянул он и в запале кинул в бой королеву. –

А мы из слона сделаем муху! Так-то, мистер Тур генев анд Тур Хейер дал!– Ха! – победительно рыкнул Сергей, сжав тонкую шею королевы. – Ты перед

сном молился, Филимонов?! – С ходу поменял мотив: – Бабочка крылышками бяк-бяк-бяк, – и опустил на освободившееся поле другого своего коня.

– Ёшкарне!!! – взревел Филин. Такого поворота он не ожидал и пережить не мог. Особенно в сравнении с бабочкой. Смахнув с доски остатки фигур, он ки-нулся с поля битвы. И прежде чем пешки и короли завершили свои кульбиты, за Филей хлопнула входная дверь.

Никто из присутствовавших на шахматный взрыв не повёл бровью. Филя, бы-вало, чучела ронял, детища своих золотых рук. А тут-то...

Подобрав руины партии, Пакратов закрыл шахматную коробку и ушёл к себе. На письменном столе дожидались заготовки очередной байки. На сей раз это была история о том, как юные пионеры пригрели раненого гусёнка. Её заказала детская редакция радио. И вот тут-то всё и началось…

Внезапный вихрь пронёсся по «охотному ряду». Казённые бумаги, листовки «Берегите лес от пожаров!», а также собственные записки Сергея разом взвились, словно на помещение обрушилась пурга. Пакратов вскочил, пытаясь унять это взбеленившееся пространство. Где-то что-то хлопнуло, упало, зазвенело. И тут в сумятице белого хаоса Сергей увидел ЕЁ. Впереди в дверном проёме стоял на-чальник, а позади в светлой шубке она.

После-то Сергей понял, что произошло: шеф прошествовал из своего конца коридора, оставив за собой нараспашку все двери и форточки; точно так же он не запер за собой дверей и в их конце и, когда отворил двери последнего кабине-та, – а у Пакратова там была открыта не только форточка, но и одна рама, – тут-то и возникло то, что в баллистике называется директрисой. Турбулентно закручен-ный сквозняк не просто взвихрил, он, казалось, воспламенил окружающее про-странство, раскалив всё добела.

Объяснение происшедшему было простое. Оно пришло потом. А тогда это выглядело удивительно и необыкновенно: всё белым-бело, всё кружится, летает, порхает, несётся и – её глаза, сверкающие из-под белой вязаной шапочки. Они, эти глаза, так и застыли в его памяти, точно фото при магниевой вспышке.

В первый миг у Сергея мелькнула мысль: уж не Дед ли Мороз со Снегурочкой пришли поздравить передовиков производства – скромных тружеников лесной нивы? Такое ведь устраивалось в те годы. Однако тут же понял, что это чушь. Не потому, разумеется, что слишком уж мало «охотнорядцы» походили на ударников пятилетки, досрочно завершивших производственный план. Дед Мороз был не тот. Снегурочка – да. Снегурочка в дублёночке с белою опушкой была что надо! А Дед Мороз не годился даже для поминок. Ну какой из Лукича, тощего да под-жарого, был Дед Мороз? В лучшем случае – вешалка для его шубы.

– Девушка из газеты, Сергей Фёдорович. Из молодёжной, – отрекомендовал он гостью. – У неё несколько вопросов... Займись.

59«Катти Сарк», несущая ветер«Катти Сарк», несущая ветер

Приказ начальника – закон для подчиненного, тем более такой. Совсем, видать, главный охотник области потерял нюх. Сергею даже жалко его на секунду стало. Но только на секунду. Не исключалось, что в тот час шеф ожидал в своей засидке более крупную птицу, нежели представитель молодежного печатного органа.

Лукич ушёл, поспешно захлопнув за собой двери. Обвал бумаг стал гаснуть. Шагнув навстречу гостье, на ходу прихлопывая листы, Сергей показал на ве-шалку, готовый подхватить её дублёночку. Увы, она жестом отказалась, только расстегнула деревянные вытянутой формы пуговицы. Шубка была расписана гу-цульскими узорами. Он пощупал профессионально глазами, а потом и щепотью.

– Что за птица? То бишь зверь?– Ламка.– М-м!.. Прямо из... – Сергей мотнул головой.– Из... – улыбнулась она. Черты крупные, южные, брови вразлёт, нос с горбин-

кой, но до чего всё живое и трепетное, словно это не сквозняк, а вот она подняла вихорь, что ворвался в казённую келью.

Не успели они сесть за стол, он – с одной стороны, она – с другой, заявился Филя. Подкатил как ни в чем не бывало к столу и уставился на гостью. Пришлось представлять.

– Эдуардо де Филиппо, – бросил Сергей.– Эдик? – уточнила она. – Эдуард?– Филиппок, – ответил Сергей, с ходу кивнул Филе. – «Отец, слышишь, ру-

бит», – и уточнил: – Тебя шеф искал.Филин упёрся, встопорщился, точно единородное пернатое, пришлось его вы-

проваживать. В дверях уже обменялись репликами.– В моём алькове такой бабочки нет. Уступи, ёшкарне, – просипел он.– Отзынь, дермист! – грубовато отрезал Пакратов и захлопнул за ним дверь.Когда Сергей возвратился за стол, гостья сидела без шапочки. Каштановые во-

лосы ее, видимо, длинные, были забраны на затылке. Так лицо выглядело строже и отстранённее. Впрочем, может быть, дело было не в этом. Она стала задавать вопросы – а речь шла о профессиональных вещах, – потому, видать, и облик не-много изменился.

О чем они говорили? Господи! Об этом ли надо беседовать с хорошенькой женщиной! За таким ли столом сидеть! Но что поделаешь, если ты находишься на казённой службе, и она тоже явилась по служебной надобе?! Они говорили о зимовке лосей, о сенажной подкормке, о соли-лизунце и т. д. и т. п. Сергей сидел так, чтобы она лицезрела его правый полупрофиль – так он выглядел эффектнее. Она, однако, мало смотрела на него, чирикая в своём блокнотике. Надо было что-то предпринимать. Блуждающий взгляд Пакратова выловил из вороха бумаг на столе какой-то график. Тут его и осенило. Он извлёк график из-под спуда, следом нащупал какую-то таблицу. Запустил руку в другую кучу, отловив там диаграмму. Сейчас он чувствовал себя игроком, которому выпадали крупные козыри. Свод-ки, графики и таблицы понадобились для более тесного контакта. Не станешь же тыкать пальцем через стол, чтобы проследить кривую показателей или обратить внимание на итоговую цифру. Это, в конце концов, невежливо. Воспитанный че-ловек прежде выйдет из-за стола и только тогда покажет необходимые сведения, тактично склонившись к собеседнику.

60 Михаил ПоповМихаил Попов

Сергей не зря выставлял свои козыри. От гостьи пахло морозной свежестью, которая ещё не успела истаять в тепле, тонкими, едва уловимыми духами, а когда он склонился совсем близко – телесным ароматом. Он исходил от гладких волос, слегка открывающейся шеи и от совсем уж неведомых потаённых глубин.

Выставляя свои козырные графики, Сергей, скорее всего, нёс при этом какую-то околесицу. Как можно здраво рассуждать, когда голова твоя идёт кругом! По-чувствовала ли она его состояние, трудно сказать. Но тут в притворе опять возник длинный нос Фили.

– Послушайте, Ламка, – Сергей коснулся её плеча. – Сегодня здесь суетно. Хо-дят всякие подозрительные личности. – Это он бросил в лоб Филе, который тотчас же захлопнул дверь. – Давайте встретимся с вами в субботу. Здесь же...

Она стала подниматься, мягко освобождаясь из его полуобъятий.– А вы... разве работаете? – в голосе её чувствовалась утаённая замедленность.– Приду, – выдохнул он. – Специально ради...Сергей шёл напрямую, как секач, завидевший цель. Секач вспомнился к сло-

ву – они как раз оказались возле чучела кабана. Она на ходу коснулась клыков.– Не смогу, – при этом покачала головой и взвесила на ладошке блокнотик. –

Для интервьюшки хватит. А подробнее – в другой раз.Всё произошло настолько стремительно – только что здесь сидела и вдруг –

фьють! – точно и не было, – что до Пакратова не сразу и дошло. Ещё, казалось, мерцал в проёме дверей пучок туго скрученных на затылке волос, словно тайфун-чик на меркнущем экране телевизора. Ещё витал летучий манящий запах. А уже, оказывается, и след простыл. Ну и ну! Или он что-то сморозил? Что-то лишнее сказал? Что-то не так сделал?

Потирая ладонью лоб, Сергей потоптался возле дуроломно застывшего кабана и вернулся за свой стол, вместо того чтобы кинуться следом...

И тут снова припёрся Филин. Ох и злость охватила Пакратова. «Ну что ты шляешься, дермист хренов, когда тебя не зовут!» Однако того, что вертелось на языке, он не выплеснул. Больше того, даже виду не подал.

– Филя, – так это доброжелательно осведомился Сергей, – у тебя нет родни на Кавказе?

Филин выпятил нижнюю губу, демонстрируя недоумение, отчего похож стал на сыча.

– У тебя грузинское имя, – пояснил Сергей.– Это почему? – не чуя подвоха, выставился Филя.– Грузин попал в коровью лепёшку, влип и кричит благим матом: «Я фи-лип,

я фи-лип!» Так и появилось это гордое имя.Филин вспыхнул, швырнул в Пакратова подвернувшейся под руку толстенной

папкой – Сергей едва успел увернуться, прорычал свое нечленораздельное «ёш-карне». А славное имя Тур Хейердал в его устах обернулось тем, что в лингвисти-ческой среде называется ненормативной лексикой.

* * ** * *

Она позвонила через четыре дня. Повод был деловой: уточнить имена, геогра-фические названия, кое-какие цифры. Один фрагмент зачитала. Голос был буд-ничный, а в их случае, считай, официальный, но – ни повод, ни провод, который,

61«Катти Сарк», несущая ветер«Катти Сарк», несущая ветер

соединяя, разъединял их, – ничто не могло сокрыть его свойства. Грудной, глу-бинный и одновременно легкий, стремительный, не голос – брызги шампанского. То-то у Пакратова опять голова пошла кругом.

– Так? – дочитав фразу, спросила она.– Все так, Ламка...Сергей вложил в эту фразу всю свою нежность и всю свою грусть. Однако

через минуту, когда она положила трубку, известив, что интервьюшка пойдёт в послезавтрашнем номере, и при этом никак не отозвалась на его интонацию, грусть перетекла в досаду. Грусть – это когда что-то позади, а тут...

С годами, так Пакратову казалось, он научился определять женщин: вот с этой – запросто, а эта – ни при каких обстоятельствах. Здесь же была сплошная невня-тица. Вроде и манит – зачем тогда эти улыбки, эти влажные глаза, этот горловой трепет – и в то же время ускользает. Ему и в голову тогда не приходило, что это её естество, что такова у неё природа.

Несколько раз он порывался позвонить, поговорить, возможно, как-то форси-ровать события. Однако верхнее чутье подсказывало, что этого делать не следует. Пакратов рассуждал как охотник-промысловик. Потому что так себя чувствовал. Опыт промысловика, правда, был у него невелик. Однако в засидках и схоронах сиживал, терпения доставало. Иной раз часами приходилось выжидать, примани-вая добычу чучелками или посвистами. Это он обронил, сидя за шахматной пар-тией. Естественно, не упоминая предмет размышлений. Филя, однако, догадался. Вспорхнув на валик дивана, он зареготал:

– Я – косач. Повсюду чучелки, а внизу Купидон с калёной стрелой. Фр-р!Что было делать с этим прохвостом? Пришлось сшибать его матом. Естествен-

но, шахматным.

* * ** * *

Следующий день в «охотном ряду» начался как обычно. Привычную атмо-сферу нарушило только опоздание Маруси Пителиной. Кладовщица примчалась, когда Сергей с Филей уже разыгрывали дебют.

– А вот и моя королева, – берясь за пешку, сказал Филя.Пакратов поднял голову. Маруся была растерянно-возбуждённая.– Проспала, должно быть, – заключил Сергей. Филя вскинул очки.– Ага, – согласился он. – Петушка, видать, придавила, вот он и не прокукаре-

кал.Сергей хмыкнул, не придав Филиному уточнению значения, а оказалось зря.Непривычно живо скинув своё крупногабаритное малинового цвета пальто,

Маруся подкатилась к столу Таисии Тимофеевны. Они о чём-то с нею зашушу-кались. Точнее так – Маруся шептала, а Таисия Тимофеевна переживала. Она всплескивала руками, ойкала, оглядывалась по сторонам, не то остерегаясь, не то ища поддержки. Всё это вызвало законное беспокойство Калиныча. Главный охотовед профессионально навострил уши, что-то, видать, уловил и деловито под-сел ближе – дескать, кончай, девка, втихомолку бухтеть, валяй выкладывай. Тут с дивана поднялся Филя:

62 Михаил ПоповМихаил Попов

– От масс секретов быть не должно. Всегда делиться с общественностью нуж-но!

– Во-во, – не усмотрев издёвки, кивнул Нужник.Что Марусе оставалось делать? Хлопнув себя по ядрёным коленям, слегка

краснея и пыхтя, она принялась рассказывать.Нынче ночью бабе приснился сон. Будто кто-то голубит её. То за руку берёт,

то плечи оглаживает, а больше всё грудь норовит. И хотя тихо так, не охально, а растревожило.

– Мужик? – насторожился Калиныч.– Какой мужик! – простодушно отмахнулась Маруся. – Я давно с-под них ни-

чего не имею.– Ну-ну, – кивнул главный охотовед, не то подтверждая моральную устойчи-

вость Маруси, не то сомневаясь. – А дальше-то чего?А дальше было так. Маруся проснулась. На дворе потёмки. На лбу испарина.

«Эк, чего приснилось, – подумала она. – Сердце, должно, намяла». И только со-бралась повернуться на другой бок, как почуяла – и не во сне уже – наяву, – что кто-то гладит её.

– По груди, – уточнила Маруся. – По левой.Уточнение было существенное, учитывая Марусины габариты.– Этого материала на четырёх баб хватит, – профессионально оценил такси-

дермист.Маруся на его реплику даже ухом не повела, настолько была во власти пере-

житого.– Баба, знаете, я не трусливая, – сказала Маруся, и все закивали: по складским

подвалам, где и мышей, и крыс полно, завскладом шастала без всякого сопро-вождения. А тут...

Вскочив с кровати, напуганная женщина метнулась к выключателю. При свете огляделась – вокруг никого. Тут бы ей поостыть, успокоиться. Ан нет. По груди опять будто кто водит. Маруся задрожала, принялась срывать с себя все ночные одёжки – все ситцы, байки и штапели – и до того разоблачилась, что осталась в одном лифчике.

– В лифчике? – округлил глаза Калиныч, уши его пылали кумачом. – Ну, ты, Марея, даёшь! Ить даже кобылу рассупонивают, когда в стойло ставят...

Маруся на реплику Нужника не повела ухом, поскольку подступила к главно-му. А главное заключалось в том, что она скинула лифчик, который не снимала всю последнюю неделю. И... Из левой чаши Марусиной упряжи на стол сначала вытекла яичная скорлупа, а уж за нею шлепнулся мокрый тощий цыпленок. Рас-крыв жёлтый клювик, он сказал: «Пи».

С полминуты в казённом заведении стояла абсолютная тишина. Слышно было, как с носа Калиныча сорвалась небольшая – величиной с третий номер дроби – капля. А потом раздался такой хохот, что у чучела волка напрочь отвалился хвост.

Хохотали все. Кроме Маруси. Маруся, как бы продолжая рассказ, вслух пыта-лась понять, как же закатилось за пазуху то треклятое яйцо, деловито перечисляя все возможные рыночные и кухонные ситуации. Но её тон и озабоченность ещё больше распалили атмосферу. Филин свалился со стула и, дрыгая ногами, при-говаривал:

63«Катти Сарк», несущая ветер«Катти Сарк», несущая ветер

– Пи... Сплошной пи...Сергей в отличие от него предусмотрительно сместился к центру и катался по

дивану. Таисия Тимофеевна квохтала, держась за живот – она опасалась за проч-ность свежих аппендицитных швов. Но больше всего, пожалуй, заходился Нуж-ник – непроницаемый Хорь анд Калиныч. Потеряв всегдашнюю бдительность, он не пресёк ни одной аполитичной реплики, которые по очереди выдавали то Сергей, то Филин. А уж такой возможности те не упустили.

– Поддержим инициативу М.И. Пителиной по увеличению поголовья птицы!– Трудовой почин завскладом Пителиной в свете последних исторических ре-

шений!..– Достижение Марии Пителиной в корне опровергает буржуазную догму, что

курица – не птица, а баба – не человек!– Даёшь встречный план по производству товарно-яичной продукции от каж-

дого трудового коллектива!– Почину Марии Пителиной – крепкую идеологическую поддержку!– Увеличим птиценоскость на душу и тело населения!Нужник во всё горло хохотал над Марусей, а Сергей с Филей – всё больше над

ним, до того у него был расслабленный и потешный вид.Отсмеявшись, отбалагурив, все, наконец, разошлись по своим местам. Однако

раж дурашливости не угас. Долго ещё то в одном, то в другом углу конторы раз-давались всплески смеха, остаточный гогот или хотя бы придушенное хмыканье.

Лирическое настроение подвинуло Пакратова к действиям. Он решил позво-нить Ламке. Разве можно было упускать такой случай. И благодушное состояние, и занимательный сюжет, коим щедро оделила коллектив Маруся Пителина, – всё располагало к непринужденному, доверительному разговору. В такой атмосфере могли возникнуть самые благоприятные повороты и прежде всего, конечно, до-говоренность о встрече. Сергей стал накручивать диск, делая это почти автомати-чески, до того усвоил её номер. И внезапно осёкся. «Что я делаю? Можно ли о таком говорить? Те ли у нас отношения, чтобы рассказывать такое? Это же всё равно как на первое свидание вместо букетика принести в подарок бельё».

Ища подтверждение своей опаске, Сергей мысленно стал обращаться к самой Ламке, а для этого попытался представить её образ. «Вот здесь, напротив, она сидела. Мы с нею говорили. Я видел её лицо, её глаза, её губы. Мы говорили о се-наже, о соли-лизунце, о...». Тут Сергей похолодел. Вот! Не в этой ли ерунде и рас-творилось всё то, что так жадно он хотел сейчас воспроизвести?! Образ ускользал. Сергей никак не мог уловить его. И тут его обожгла догадка. «А может, её и не было вовсе. Может, я всё это выдумал, вообразил – и её, и её губы. А на самом деле её не существовало и не существует...»

Пакратов вскочил, распахнул настежь окно, хватил стылого воздуха, бросился за дверь. И эту, и все прочие двери Сергей оставлял нараспашку. Анфилада каби-нетов кончилась. Он пересёк просторный коридор, толкнул дверь в чертоги шефа. Приёмная и его кабинет, к счастью, оказались пусты, иначе вид подчинённого мог бы если не изумить, то озадачить Лукича. Сергей распахнул все двери, все форточки и почти бегом кинулся назад. И что? Что он обнаружил, когда ворвался в свой кабинетик? Ровным счетом ничего! Ни одна бумажка не ворохнулась, ни

64 Михаил ПоповМихаил Попов

один листок не упал с полок, ни одна пылинка не взвилась со стола. Дышать было нечем. Он бессильно опустился на стул.

* * ** * *

Утром, ещё в потёмках, Пакратов кинулся к газетному киоску.– Мне молодёжку...Сердце колотилось. А ну как и впрямь ничего не было – ни Ламки, ни той

встречи, ни телефонного разговора. А были лишь сон, наваждение, галлюцинация. Такое ведь случается: человек жаждет воды – и ему грезится колодец. Может, и ему увиделся мираж. Навоображал себе, поддавшись давнему ожиданию, кото-рое даже от самого себя скрывал, вот и возникло...

Интервью со старшим охотоведом С.Ф. Пакратовым помещалось на четвёртой странице. Оно стояло под рубрикой «Благослови детей и животных» и называлось «Не охота, а охрана». Сергея аж в жар бросило. Нет, он ничего не выдумал. Ламка есть, она существует! Иначе откуда бы в этой газете появилось его собственное имя!

Засунув газету за пазуху, Пакратов вприпрыжку помчался в контору. Читать надо было в одиночку и при закрытых дверях – так он решил. Однако оказалось настолько рано, что затворяться и не понадобилось, поскольку кроме Сергея да вахтёра в особняке никого не было.

Сергей перечитал интервью раз, потом ещё раз, и ещё... Выглядел он там на «пять» с плюсом. Этакий главный защитник всех обездоленных птичек и зверю-шек. «Неужели таким я ей показался? Или она таким меня себе представила?» Эти мысли не давали ему покоя. Они будоражили, вскидывали с места, бросали к окну. Он распахнул форточку, потом всю раму и жадно дышал, втягивая носом студёный воздух.

Время подошло к десяти. Пожалуй, пора, решил Сергей и набрал номер. С чего начать – не думалось. У него есть вопросы, и это – главное. Увы. Вопросы оста-лись без ответа.

– Это вы, Евгений Юрьевич? – отозвался незнакомый женский голос.– Нет, – замешкался Сергей. – Это... читатель.– Ой, извините, – раздалось в ответ. – Я думала, муж... – и уже отстранённее

донеслось: – Её не будет... Теперь только после праздников.«После праздников, – повторял Пакратов, – после праздников». Внутри что-то

оборвалось. Так было, когда давно-давно сорвался с елки самый яркий шар. Сер-гей чувствовал, что после праздников – это уже сегодня.

* * ** * *

Наступило 30 декабря – последний рабочий день. Это была пятница – день, когда умирают дураки. С утра Сергей пошёл вниз. Сегодня впору было поминать его.

Хандра накатывала с прибойной силой.– Клин клином, – повторял Филя, подливая в стакашки. Увы, клин, видать,

выходил боком – он то терзал сердце, то будоражил глаза. Сергей смотрел на ба-бочек, переводя взгляд с планшета на планшет, но различал только пятна.

65«Катти Сарк», несущая ветер«Катти Сарк», несущая ветер

После обеда все потекли по домам. Пакратова ноги занесли в кафешку. Сел к стойке, заказал водки. Зал был пуст. Одинокий ударник совершал какую-то таинственную мессу. Официантка несла стопку стаканов, держа их на плече, как городошную биту. Мимо прошествовал холёный ресторанный кот, пробором на макушке напоминая полового. Глаза Сергея, отстав от котяры, наткнулись на чёрную щель. Взгляд заскользил по чёткой колее, и в Сергее стало утверждаться что-то твёрдое и решительное. Именно так он почувствовал себя. Эту твердость надо было обязательно продемонстрировать бармену. Он медленно поднял голо-ву. Вот! Однако стоило воздеть глаза на уровень блюда, что мерцало на нижней полке, решительность и твердость куда-то пропали, точно затерялись в размытом рисунке и овальной форме. Сергей снова опустил голову. Оказалось, что щель со своего места улизнула. Он пошарил глазами и всё-таки отыскал её. Твёрдость и ре-шительность вернулись, хотя баланс составляющих немного поколебался. Дело в стуле, заключил он. Этот длинноногий стул, намертво присобаченный к полу, слегка покачивался. Однако Сергей, несмотря ни на что, держался и достоинства, которое сейчас целиком отождествлялось с телом, пока не ронял. Это открытие ободрило его и дало повод снова поднять стакашек. Большой глоток потребовал большей остойчивости. В поисках опоры он опустил одну ногу на пол. Под стопой явственно почувствовалась щель. Обретя твердость, Сергей слегка расслабился и, сам того не заметив, кажется, отключился. Это продолжалось самую малость. Через мгновение он очнулся. Вокруг как будто бы ничего не изменилось. Под стопой бугрилась прямая линия. Только теперь она была не чёрная, а блестящая. Сергей поднял глаза. Блюдо мерцало алым – должно быть, бармен включил под-светку. Неподалеку раздался звон. Разбила-таки, догадался он, вспомнив офи-циантку со стеклянной битой. А следом почувствовал резкий тычок.

– Дурак! Оглох, что ли? Трамвай же прёт!Крик этот, смешанный с грохотом железной туши, он услышал уже в полёте.

Спину обдало плотным воздухом. Он ткнулся в сугроб и судорожно поджал ноги. Сквозь снежную труху, которая таяла на глазах, двоились рельсы. Они мерцали тускло, как лезвия засаленных ножей. Трамвай, точно понурый мясник, удалялся прочь, равнодушно и пьяно виляя задом.

Маленько очухавшись, Сергей поднялся на колени. Соображая, кто его осте-рёг, огляделся. Вокруг не было ни души. Стоя на коленях, он поднял глаза. Из чёрной бездны на лицо падали редкие снежинки. Они тихо таяли на губах и были почему-то солёные.

Сергей снова осмотрелся. Неподалеку в три глаза мигал светофор. Огоньки на-поминали елочные шары. Он плохо соображал, но одно всё же вспомнил: впереди Новый год. А уже следом явилась мысль о подарках.

В «Детском мире», куда его притащили ноги, было многолюдно. Он слепо оглядел полки. На глаза попалась коробка с изображением парусника. Что там – долго не разбирался. Толпа сметала всё – зевать было некогда.

Выйдя из «Детского мира», Сергей сделал крюк и наведался в промтоварный. Там взял первое, что попалось на глаза, – косметичку. А на углу, уже неподалеку от дома, купил у какого-то мужика ёлочку.

66 Михаил ПоповМихаил Попов

Дома, по счастью, никого не было. Пришёл, хватил ещё зачем-то полстакана водки и, кое-как раздевшись, завалился спать – утро вечера не мудренее, зато от-далённее.

* * ** * *

Разбудил его голос. Еще не проснувшись, Сергей почувствовал, что лежит, скрючившись в три погибели, а коленки поджаты к самому подбородку. Так мла-денцы, как складные ножи, лежат до срока в утробе матери. Окликал Алёшка. Он тормошил сначала осторожно, деликатно, а потом всё решительнее и настойчивее, пока Сергей не открыл глаза.

– Па, утро. Ёлку надо ставить. Дед Мороз скоро придёт... Со Снегурочкой...Хотелось спать, никого не видеть, ни Деда Мороза, ни Снегурочки, а все спать,

спать и спать... Но различив сквозь похмельную муть Алёшкины глаза, Сергей устыдился: он-то в чём виноват?!

– Сейчас, сынок. – Сергей потрепал мальца по светлой голове, нажал кнопочку носика. – Би-би... В садик сегодня не надо? – И наконец поднялся. – Мама спит?

Алёшка кивнул. Вопрос был риторический – Сергей и без того знал, что жена спит. Пребывание во сне было едва ли не основным её состоянием. Раньше, в пер-вый год совместной жизни, он этого не замечал, либо у неё это не столь явно про-являлось. А после рождения Алёшки она спала, кажется, с открытыми глазами. «У нас, у баб, это бывает, – объясняла Маруся Пителина. – Одни от родов с ума сходят, в горячку впадают, а другие – наоборот...»

Пакратов женился не впопыхах, не как солдат-дембель, который, вернувшись со службы, нюхнул дешёвеньких духов и через неделю в загс побежал. Было вре-мя и подумать, и взвесить, и советы получить. Один довод выложила Таисия Ти-мофеевна: «Девушка работает в клубе – значит, тонкая натура». Другой аргумент изрёк Калиныч: «Широкие бёдра, – стало быть, легко рожать будет». Что касается «тонкой натуры» – лучше помолчать. Но насчёт родов – чёрта с два. Рожала – едва Богу душу не отдала. Маялась так, что дошло до кесарева сечения. Вот тебе и бёдра... А после? Едва плод извлекли, едва отвозились с матерью и ребёнком, – новая напасть: стало пропадать молоко. Ребёнок есть хочет, к груди тянется, хва-тает ротиком сосок и тут же с криком откидывается. Что такое? Кинулись обсле-довать – сначала младенца, потом мать. Эва! Оказалось, на сосках у неё волосы стали расти. Да не какие-то былинки-завитушки, а жёсткие да колючие. Они-то и изводили грудничка. Его голод донимает, он к мамкиной титьке тянется, а там, как на передовой, – колючая проволока. Прикусит он сосок своими губёшками да от боли и страха заверещит. И она, видя его мучения, – в слёзы. Так и ревут в два голоса. Пробовали те колючки состригать, выдирать пинцетом, а волосы ещё больше прут. Помаялись бедолаги с неделю, извелись оба, пока молоко и вовсе не пропало. Пришлось переходить на искусственную кормёжку. Так Алёшка, по сути, и не отведал материнского молока.

Под вечер, когда Пакратов с сынишкой уже давно нарядили елку, пришли Дед Мороз со Снегурочкой. Это были ряженые с жениной службы. Перезрелые деви-цы, изрядно накрашенные и заметно поддатые, несли какую-то дежурную околе-сицу. Протараторив свои дикие спичи, они вручили Алёшке кулёк со сладостями и отвалили.

67«Катти Сарк», несущая ветер«Катти Сарк», несущая ветер

– А тетя Мороз про серьги забыла, – заметил востроглазый Алёшка.Новый год Пакратовы встречали благопристойно. Всей семьёй посмотрели

в очередной раз «Иронию судьбы». Алёшка под конец первой серии уснул, Сергей отнёс сынишку в кроватку и вернулся к телевизору. На экране разворачивались сцены московско-ленинградской ревности. Сергей покосился на жену. Изменяла ли она ему? Он не особенно задумывался. Во-первых, потому, что был небезгре-шен сам. А во-вторых, потому, что её трудно было в этом заподозрить. Однаж-ды Сергей все же что-то обронил, пребывая на традиционной Филиной пятнице. Филя с велеречивой мудростью диктора армянского радио изрёк: «Можно ли изменять мужу, постоянно пребывая в объятиях Морфея?!»

«Ирония судьбы» подошла к финалу. На экране возникла с поздравлениями какая-то правительственная голова. Потом забили куранты. Пакратов поспешно открыл шампанское и разлил по бокалам. Загадывать ничего не хотелось – всё было ясно и так. Чокнулись с последним ударом. Шампанское было кисловатое и сухо шибало в нос, продирая аж до гортани. Посмотрев немного концерт, они с женой отправились спать. Спали на сей раз вместе. Волосы у неё на сосках по-прежнему росли.

* * ** * *

Утром опять разбудил Алёшка. Под ёлкой он обнаружил коробку. Похмелья у Сергея не было, и он очнулся не морщась.

– Ну-ка, ну-ка, – почти не играя, заинтересовался он. Алёшка притащил по-дарок. Сергею самому было любопытно, что скрывается под яркой картинкой. Распаковали. В коробке оказались пластиковые детали, которые предлагалось склеить и таким путем соорудить клипер. Отец с сыном ощупали все конструк-ции, оглядели чертежи, изучили порядок сборки, нашли тюбик с клеем и после завтрака принялись за дело.

Сборка парусника шла медленно. Алёшке это занятие вскоре наскучило. К тому же клей шибал в нос и щипал глаза. Сынишка стал постоянно отвлекаться и в конце концов переключился на машинки. Склеив половинки корпуса, нарастив надстройки, Сергей тоже отложил дело:

– Чайный клипер должен пахнуть чаем, пряностями заморскими – миндалём, корицей и кориандром. Но главное – чаем. А этот...

Тут вернулся Алёшка. Ему понадобилось починить машинку. Отломалось ко-лёсико, и Дед Мороз со Снегурочкой не могли отвезти подарок. Подарок – кон-фета – предназначался папе.

– И маме, – напомнил Сергей.Алёшка кивнул.Сергей укрепил колёсико и потрепал сынишку по светлым волнистым воло-

сёнкам.– А как ты думаешь, сынок, Снегурочки замуж выходят?– А что такое замуж? – переспросил Алёшка. Знал ведь, небось, а переспро-

сил. – Это как вы с мамой?Сергей неопределённо повёл плечами и одновременно кивнул. Алёшка помеш-

кал, тоже пожал плечами и убежал.Продолжение следует

ПоэзиЯРимма АРТЕМЬЕВА

Любовь, хранившая меня

Римма Альбертовна Артемьева – поэт, прозаик. Член Союза писателей Казахстана, Союза журналистов РК. Заместитель председателя Совета по русской литературе Союза писателей Казахстана. Член общественного со-вета журнала «Ренессанс» (Киев). Автор нескольких поэтических сборников. Стихи переведены на английский, казахский, литовский языки.

Лауреат международного литературного конкурса «Родной Дом» (2016 г.).Живет и работает в городе Алматы.

ÇÅÌËß ÌÎÈÕ ÏÐÅÄÊÎÂ

Край счастливого детства – в родном белорусском Полесье.Здесь родился отец и за Родину пал смертью храбрых мой дед,Здесь молитвенным хором звенит синева поднебесья,Отразившись в душе навсегда, как лампады негаснущий свет.

И ромашковый луг с животворной водой родниковой,И журавль, стерегущий колодец заветный, в деревне роднойКрасной гроздью рябины, как красной по сердцу строкою,Мне писали стихи о любви, ей доверив все тайны одной.

И любовь эту кровную я сберегаю ревниво.Она корни взрастила мои и мой дух укрепляла добром,От ошибок на ростанях жизни я ею хранима,Она память о роде хранит и всю силу, сокрытую в нем.

69Любовь, хранившая меняЛюбовь, хранившая меня

* * *Не давит плечи толстая косапрошедших лет. Сплетенные изгибыдорог. Судьбы. Везенья полоса.Они со мной. Как резаные скибы

земного каравая бытия,отделятся победы и утраты.Меж ними – родовая колея,что повела от деда к сыну, брату.

И в том переплетении простомБожественного промысла – смиренье.Не давит плечи. В дар. Земным крестомОно. И каждый миг стихотворенья.

ËÈÄÓÍß

Ее руки сплетали любой завитокВ кружевах вологодских узоров.Но коклюшки свои положив в туесок, Убрала их подальше от взоров.

И судьбу кружевницы сменила онаНа винтовку с далеким прицелом,Чтоб в солдаты ее записала война,Став отсчетом, мерилом, пределом.

И, девчонка совсем, прижимая к себеНе ребенка, а холод металла,И в жару, и в мороз, и по пояс в водеОна метко по цели стреляла.

Чтобы жизнь продолжалась и свет тишины Над прозрачным покоился небом,Чтоб потомки вовеки не знали войны,Кровь и страх ее был им неведом!

Разделила и жизнь, и судьбу со страной,Свой приклад умножая отметкой*,И со всеми дышала мечтою одной,И дошла до победы заветной!

И достойно жила, жизни выстрадав суть,Сквозь разруху, лишенья и беды.И не днями рожденья свой мерила путь,А считала лишь Днями Победы!

* Каждую сбитую цель снайпер отмечал отметкой на прикладе.

ÏÎÊËÎÍ

Я в пояс хочу поклониться солдатам,Кто землю спасал от фашистской беды!Забыть невозможно священную датуВеликой Победы! Мы ею горды!

Безумная кодла с кровавым оскалом,Шагая по миру, печатала шаг,Но знамя свободы она не сломала.Страна победила! Был свергнут рейхстаг.

Четыре смертельных и памятных годаВраги нашу землю взрывали и жгли.Но сила – в единстве хранилась народа,И мощи такой победить не смогли.

Всем миром свою защищали Отчизну.И братья, и сестры – в едином строю.На поле сражения правила тризнуУбитым война. Им поклон воздаю.

Как много вас, павших за мирное небо,Спасавших его безграничную синь.И каждый, как Ангел-хранитель Победы,Вручил нам в подарок бесценную жизнь!

И тем, кто пронес победителей знамяИ с нами шагнул за двухтысячный год,Я кланяюсь. Как и, в долгу перед вами,Склонился в почтенье великий народ.

* * *Дождь разделит штрихами пунктирными белизну дня. Свет. Тень.Утолит жажду слуха мотивами. Аллилуйя! Ночь. День.Луч, размытый слезой акварельною, превратясь в блик. Грусть. Боль.Оживет. Красотой неподдельною напитав миг. Хлеб. Соль.Дождь разделит штрихами пунктирными…

70 Римма АртемьеваРимма Артемьева

ÎÆÈÄÀÍÈÅ ÂÅÑÍÛ

В ожиданье веснытрепещут душаи природа.Я у Бога прошууменья любитьи прощать.В неизвестную дальунесет менямыслей дорога.Мне б судьбойнасладитьсяи Божью снискать благодать.Раствориться быптицейв весеннем потоке.И, как первый цветок,ощутить первозданную дрожь,чтоб всю ночь не уснутьот волнующейэтой мороки.Быть судьбеблагодарнойза то, что ты естьи живешь.

ÂÎÇÂÐÀÙÅÍÈÅ Â ÑÒÅÏÜ

Инне Потахиной

Может быть, на далекой звезде,что когда-тозажглась над аулом,нам опять суждено повстречаться в гармонии слов.И вернуться на землюдождемиль на крепких ветвях саксауланежной зеленью стать,чтобы тенью укрытьдастархан и дымящийся плов.Чтобы вспомнить напевы степные,рожденные далью безбрежной,и колючкой верблюжьейкружить по горячим пескам.Как из чаши сакральной вино –пить отцовскую нежность,чтобы горстку пророчестввернутьи не датьразомкнуться рукам…

ÄÎÐÎÃÀ

Миру Айманову

В неоглядных объятьях земного просторастепь,как вольная песня кочевья,зовет за собой.Но едва уловима онаиз-за гулкого рева моторов.Я иду наугад.Ни сестрою не став,ни рабойэтих ритмов, рожденных оглохшим эфиром.Путеводною стрелкой – звенящий от ветра чемыш,*

и, расслышав его откровения миру,красоте удивлюсь,как впервые шагнувший малыш…

Зыбкой зеленью шелка укутавшись,степьвольной песней кочевья зовет за собой,и за нейна крылатом Тулпаре** успетья спешу,наслаждаясь мгновением,жизнью,судьбой…

*Чемыш – кустарник с плодами, издаю-щими своеобразный звук от движения ветра.

**Тулпар – у тюрков мифологический крылатый конь, аналогичный Пегасу в древнегреческой мифологии.

Татьяна Васильевна Парсанова родилась на хуторе Рябовском Волгоград-ской области в семье донского казака. В 10 лет, вдохновлённая мимолётным общением с проживающим в соседней станице знаменитым русским писате-лем Михаилом Шолоховым, начала рифмовать...

Стихи опубликованы в изданиях: «45-я Параллель», «Зарубежные задвор-ки», «Новый Континент», «Созвучие», «Топос». Живет и работает в подмо-сковном Наро-Фоминске.

Татьяна ПАРСАНОВА

ПоэзиЯ

Зовущий свет* * *

Словно в старом кино, черно-белые кадры погоста.Солнце слепит глаза золотистою болью лучей.Я пришла... Как всегда... Трону холод гранита и простоПомолчу о своём, заглядевшись на трепет свечей...

Это было вчера... Или тысячу лет пролетело...Строгий строй караула... И крик, заглушающий марш...И чужая война наши судьбы рукой огрубелойРазломала, как мякиш, исполнив верховную блажь.

Мысли бьют по вискам, словно комья земли в крышку гроба,Сколько раз с той поры расцветала сиренью земля...И бежит по спине ненавистной волною озноба –Что по возрасту мне ты годишься давно в сыновья.

Рассосало уже Время острую боль невозврата.Я умею не плакать, услышав случайно: «Афган».И, забыв обо всем, я смотрю, как сквозь мягкость закатаУлыбается мне мой любимый, «двухсотый» пацан.

72 Татьяна ПарсановаТатьяна Парсанова

ÌÀÒÜ

1. Кто она и как тогда всё было –Старожилам вспомнится с трудом.Вроде б говорили, что купилаНа краю деревни старый дом.

Спряталась за каменным забором.Равнодушна к мнению молвы,К новостям соседским, сплетням, спорам...Вечно в черном. С ног до головы.

За спиной о ней ходили слухи –Ведьма то ль, то ль тронулась слегка.Кто б подумал, что тогда старухеБыло лет чуть больше сорока.

Вёсны, зимы чередой ходили.Календарь листал за годом год.Про старуху все чуть-чуть забыли.Ну, живет и ладно. Пусть живет.2.В старый дом в морозный, тёмный вечерГостьей долгожданной Смерть вошла.Тридцать зим ждала старуха встречи.Тридцать безнадежных лет ждала.

Потеплел старухин взгляд колючий,Разглядев безносую в дверях.«Слава тебе, Господи. Отмучил», –Губы шелестнули второпях.

Удивилась – так легко, аж странно,Память пролистнула на бегуСтрашный день, когда домой с АфганаСын вернулся в цинковом гробу.

И дойдя уже до грани зыбкой,Рассмотрев вдали зовущий свет –Расцвела счастливою улыбкой,Понимая – боли больше нет...3.Проводить безумную старухуСобралось, привычно, полсела.Обсуждали равнодушно, сухо,Кто, откуда, кем она была –

Всё, что память выдала навскидку...И внутри благоговейный страхСпрятали, счастливую улыбкуУ старухи видя на губах...

* * *За флажками оставилаСвою веру в людей.Вспомни главное правило:Если ранил – добей.

Только спину и вижу я.Это мне не забыть.Если все-таки выживу –Буду мстить. Буду мстить.

Растерялась по-бабьи я.Это фора – ты знай.Я еще очень слабая...Время есть. Добивай.

* * *Х. В.

Когда с тебя сдерут седьмую шкуру,Когда в душе мятущейся ни зги,Знай – там должен лечь на амбразуру,А здесь тебе прощают все долги.

И пусть октябрь смывает радуг бликиИ радость дня затеряна во тьме...Ты знай, что там ты должен быть великим.А здесь ты тот, кто просто нужен мне.

* * *Не цветами – лебедойЗарастает поле.Стала я твоей бедой,Милый, поневоле.

Неба ситец голубойНасурмился грозно.Ах, зачем же мы с тобойВстретились так поздно.

Мыслей горьких остриё –Никуда не деться...Спрячу имя я твоёВ тайничок под сердце.

Сыплет густо на лицоМне слезинки лето.А на пальчик мой кольцоНе тобой надето.

73Зовущий светЗовущий свет

* * *Жизнь пролистала страницы и лицаБуйному ветру под стать.Время головушке долу клониться.Время слезам закипать.

Смыло бесследно секундным цунамиЮности звонкой накал.Память в ночи говорит голосамиТех, кого ты предавал.

Старость – она как бездонная трещина.Мачеха злая – не мать. Где она – та, что судьбою обещанаВ горе тебя согревать.

Черною меткою по�д ноги брошенаТень от понурых плечей.Смотришь с тоскою и завистью в прошлое...– Чей ты, соколик?– Ничей...

* * *Опять я не на шутку растерялась...Хотя пора б привыкнуть. Столько лет...Еще вчера нам Осень улыбалась,А нынче красит небо в серый цвет.

По-волчьи ветер подвывает песни.Холодный дождик зло стучит в окно.Ну что, Душа, ты снова не на месте?А впрочем... Твоё место... Где оно?

* * *Огонь закатного костраИз туч рванул наружу.Большим осколком серебраЛуна упала в лужу.

Карниз ронял остатки слёз.И нарочито хмуроБерёзка, как промокший пёс,Отряхивала шкуру.

22 ÈÞÍß

Три пятьдесят...Рассветапервый несмелый блик.В теплых объятьях летагорода сонный лик.Рваный кусок туманатюлем свисает с крыш.Заспанный дворник рьяногонит метлою тишь.

Achtung! Напрягся Каин,силясь рукой взмахнуть.

Ищет сквозь сон губаминоворождённый грудь.Три пятьдесят...Истома...Людям еще данос зычным победным стономслиться, сплестись в одно.

В небе стальная стаясмерть под крылом несет.

В небытие впадая,счастлив еще народ.Сонные – в одеялопрячутся, как в гнездо.Мира осталось мало –Десять мгновений до...

P.S. Кляксою взрыв. ВоронкаУлиц взъерошит гладь.Рвётся не там, где тонко, –Там, где хотят порвать.

* * *Выключаю разум. Пусть исполнитсяВсё, что проклиналось сгоряча.Примеряю звание «любовница»,Как одежду с барского плеча.

Распрощалась с гордостью. Покорная...Эшафот ли... Жизнь ли... Быть... Не быть...Мне теперь душою обнаженноюВ унисон с дождями голосить.

Сердце ранят, как шипы терновника,Непростые правила твои.На другой вершине треугольника –Вне закона... Просто – по любви.

НА ИЗЛОМЕ ВРЕМЁНРАССКАЗ

Елена АНАНЬЕВА

ПрозА

Елена Григорьевна Ананьева родилась в городе Одессе. Закончила сту-дию киноактера при Одесской киностудии у режиссеров Василия Левина, Киры Муратовой в 1970 году. В 1975 году закончила Одесский Националь-ный университет имени Мечникова, филологический факультет.

С 1974 работала в редакциях газет, в группе искусствоведов при Ми-нистерстве культуры, в управлении культуры облгосадминистрации. Ав-тор многих книг. Член Национального Союза журналистов Украины. Член Интернациональной Федерации профессиональных журналистов, член Между-народной гильдии писателей. Академик Международной литературно-художе-ственной академии Украины. Награждена Орденом Богдана Хмельницкого.

Живет и работает в Украине и в Германии.

...Валерий, само собой разумеется, пошел провожать Валерию. Они постояли у входа в накопитель. Началась посадка, но пассажиров оказалось еще не мно-го. Их пропустили вместе на поле, возможно, учитывая причастность к работе авиаотряда. Достаточно своеобразную... Cтарания не прошли бесследно, когда она устроила в аэропорту настоящий вернисаж. Культура между небом и землей. Весть о нем транслировалась в залах, что было в конце девяностых беспримерно, а далее разлетелась мгновенно. В прессе появились первые заметки и репортаж на телевидении. Потом не так уже баловали. Но дело сделано. Магнитные полосы, пронизывающие лётное поле, с ускорением выводили из стана невесомости, а ско-рее неизвестности, эфимерные образы творений художников. Не все уже помнят об этом времени, а некоторые вообще стали со временем недосягаемы. Что не обязательно свидетельствует о наличии особого таланта.

Сейчас Лера отправляется на Большую международную выставку в Мюнхен, и это – дорогого стоит.

75На изломе времёнНа изломе времён

Упоительный поцелуй: перевернутое небо над головой, с летящими навстречу обнаженными облаками из вереницы лебедей, а вдали, кажется, виден в миражах крест на маковке собора.

– В следующий раз мы обязательно поедем вместе, – успокоил любимый ху-дожник.

– Следующего раза может не быть, – с грустью заключила Лера, отбросив прядь волос. Погладила его по слегка отросшей щетине.

– Нет, нет, нужно верить.– Нужно, – без удовольствия пошла в салон самолета. Расставаться всегда

тяжело.«С любимыми не расставайтесь!» – предостерегал поэт, – процитировала себе

под нос.Вошла в салон. Заняла свое место. Можно передохнуть.Боинг уверенно двинулся по взлетной полосе. Сидя в салоне самолета, Лера

забылась. Слишком хлопотное прощание получилось вместе с открытием кол-лективной выставки и одновременно подведением итогов конкурса, а затем от-правкой лучшей картины на престижную выставку. Ей выпала честь представлять страну Украину и ее ассоциацию художников в престижном Европейском салоне.

Здесь, ближе к небу, подумалось о законах движения планет: если малая пла-нета проходит вблизи большой, возникает их возмущение. Да так, что бо �льшая отклоняется от малой. Обе планеты будто танцуют в космосе и отходят от ранее рассчитанной траектории. Кто больше, кто меньше, но происходит отклонение от законов природы. Он и она – то есть мужчина и женщина – гораздо меньшие тела и никак не могут противостоять природным законам. В полудреме Лера ду-мала о том, что Леда не только персонаж греческой мифологии, излюбленный художниками и любимым Лероем, но ещё и спутник Юпитера, названный ее име-нем, открытый недавно в Америке. И в картине, написанной любимым ею ху-дожником и человеком, есть что-то от Вечного и неподвластного никому. Да уж, он – Стрелец, подстрелил ее сердце...

Веки отяжелели, и Лера почти засыпала в удобном кресле самолета, который еще стоял на взлетной полосе, перед тем как набрать вскоре высоту и зависнуть, как большой абажур, над барханами сияющих вершин. «Как хорошо, что меня успело посетить такое чувство. Лебединая песня, звонкая и невесомая, непреобо-римая никак. Никакие увещевания не помогают. Что-то очень горячее разливается по всему существу только при воспоминании. Интересно, о чем думает сейчас он? Если бы знать! Когда мы взмоем вместе под облаками и, ведомые одной силой, будем творить новое и необыкновенное... Каждый по-своему. У каждого своя судьба. Но если она переплетается в нужной комбинации с другой, то может сло-житься очень интересный алгоритм – союз». Есть такая теория или она сама ее придумала? Дремлет.

Не случайно ее любимый художник часто вспоминал булгаковского Мастера, а ее грешным делом принимал за Маргариту. Дело художника работать. Не нужно суетиться, искать заказчика, делать безумное количество выставок. В результате деятельности до нее у него за тридцать лет творчества не было ни одной персо-нальной выставки. Это уже тоже рекорд. Как Пастернак писал: «Без отклика нет творчества!» Другие художники сами себе рекламу делают. И тоже правильно.

76 Елена АнаньеваЕлена Ананьева

Под лежачий камень вода не течет, говорят. Да и без заказов работать в последнее время становится невмоготу. Нет денег. А нужны краски, кисти, холсты, рамы, и чем лучше, тем профессиональнее. Бывает, дорогостоящие белила экономишь, добавляешь минимум, не можешь выполнить задуманное. А как же пенсию будут начислять? Без официальных бумаг все равно что безработный. А это снова офи-циальный заказ нужен...

Ей казалось, что она сможет со временем многое осуществить – не для себя, для художников, с которыми начала работать по-современному, ведя одну группу. Чуть-чуть бы удачи! И поддержки со стороны! Но пока ее нет.

«Ах, какая женщина!» – звучит еще земная песня. В самолете она приобретает новый смысл. Он часто ей шептал на ухо: «Ах, какая ты сладкая женщина! Ты – моя женщина! Какие линии, очерчивающие круглые формы, повторяющие из-гибы матушки-природы». И оглядывал ее острым глазом художника, набрасывал в блокнот удививший его ракурс или позу. «Ты – моя Муза!» «О, как поэтично! Как хорошо! Иди вперед...»

А потом она замечала на его полотнах нечто похожее на то время. Приятно наблюдать, как на полотне замирают утонченные, одухотворенные мастерским взглядом, воплощенные тонкой художественной кистью или резким мастихином образы. Бессмертные полотна оставляют имена своих сыновей искусству, а они, художники, передают свою божественную страсть людям. Но берут всё из жизни. И из своей, непременно, тоже. Жаль, что не все могут принять этот щедрый божий дар!

Часто мучили сомнения. Если б снова начать? Может быть, не получился бы у них классический квадрат? Да еще в черном исполнении?! Может, это и есть квадрат Малевича? Или черная дыра? Или как в мелодрамах – «простомариях», полившихся на экраны... Но у них же Любовь! Ради любви многое можно про-стить. Почему же так мрачно?! А что хорошего... В общественном смысле слова ничего. Она хотела это состояние исправить. Ее мучило всё. Нынешний муж Фе-дор Рожков... Она осталась на своей фамилии – Вершинина, не приняв принци-пиально его – потенциальной Рожковой не захотелось быть. Она у него была не первая жена. Он, с виду положительный, умеющий поначалу войти в доверие, казался основательным, пропорционально своему немалому весу с квадратным лицом и саженными плечами. И почти соответствующих габаритов его, художни-ка, настоящая жена. Он – руководитель некогда влиятельной общественно-поли-тической организации – и она, Сима Семеновна Мылова – преподаватель с худо-жественным образованием, оба от искусства были далеки, как Юпитер от Венеры. Ему искусство мешало, внося диссонанс в дом и семейный бюджет, ей – отравляя её тихое семейное счастье, которого никогда не было, скрывая мужа в тиши худо-жественной мастерской, не принося ни морального удовлетворения, ни дивиден-дов. Но считалось: жена художника. Терпела. Оба союза дышали на ладан, пре-жде чем начал хрупко пробивать ростки любви новый. Все сомнения и терзания оставались неизменны. Но так было испокон веков. И если страны разводятся, то и семьи распадаются. Нестабильность общества влияет на всё.

Страсти семейной перестройки, как страсти третьего акта, разрывали с неве-роятной силой уравновешенный покой и мерное существование средней семьи с двумя детьми: мальчиком и девочкой. Казалось, поначалу всё было прекрасно:

77На изломе времёнНа изломе времён

и престижная работа, и путешествия, и творчество. Взорвалось и разорвалось призрачное счастье в клочки. Всё легло на ее женские плечи. В подсознании про-мелькнул анекдотичный диалог: «– Циля, ви выдали дочку замуж? – Выдаем по-степенно»... Так и у нее – жизнь была постепенной. Неопределенной.

Потом образ мыслей поменялся. Она становилась более независима. А род-ственность душ и интересов скрепляла. Любовь – непреодолимая сила. Да и зачем её преодолевать?!

... Сосед обратился к ней. Заговорил. Тяжесть отпустила. Шла неспешная бе-седа о том о сем с рядом сидящим пастором. Она увидела под плащом синюю сорочку с характерной белой вставкой под воротничок. Умный, пронзительный взгляд. Достал из дипломата библию и зачитал ей один абзац:

– «Иди своей дорогой», – сказано в священном писании, – вот мы и идем. А кто куда придет, как Бог даст. Главное, верить. Меня вызывают сейчас помочь тяже-лобольному. Он хочет видеть только меня и ждет, будто я что-то смогу сделать. Он уже абсолютно безнадежен, как считают врачи. И жить не хочет. Но эвтаназия запрещена, да и против Бога все эти ухищрения.

– Я очень хорошо понимаю таких людей. Сама столкнулась с этой проблемой, когда умирала тяжелобольная мама и только просила Бога дать ей смерть.

– Мы должны просить Бога дать жизнь, а не смерть.– Порой и так приходится. Не все же могут родить, если хотят...– Всем лечь в проходе, руки за голову, иначе стреляю! – вдруг раздалась коман-

да в тишине самолета. По микрофону понеслась отборная брань: русский мат и не-мецкие окрики: «Русиш швайн, шнель!» Будто война началась. А может, учения?

Лере казалось, что ей что-то снится. Только что она познакомилась с пастором Йолем из Мюнхена. Временно он работал в службе миссионеров и прекрасно говорил по-русски. Только разговорились, еще не успели взлететь, и началось! Не может быть! Подобное только в последних новостях освещают, да и то очень редко.

– Пастор Йоль, что это, кто это?– Эй, кому сказано!– Крепись, дитя моё! – сжал ее руку пастор.Сердце упало. Вот так полет: во сне и наяву. Ну и времечко. Как в граждан-

скую войну. Почему, как? Боже, а как там картины?! А среди них необыкновенная «Валькирия». Все они находились в багажном отделении, а в отдельном отсеке в специальной клетке – матерый преступник, убийца, депортируемый в страну, откуда он сбежал. Осмотрительная «Люфтганза» успела отказаться от транспор-тировки преступника. Он попал на борт компании «Австрийские авиалинии». Не-ужели это его происки? Нет, просто совпадение. Бывают еще не такие!

– Я сказал, руки за голову. В самолете действует взрывное устройство. Если через час мы не получим миллион долларов и самолет не изменит курс, все взле-тим к чертовой матери!

Преступник вырвался в проход салона, что-то сжимая в руке.Пассажиров в самолете оказалось не так много. Возможно, поэтому ей удалось

получить льготные билеты у руководства компании, подумала она с горечью.В салоне повисла мертвая тишина. Она рванула, как заряд замедленного дей-

ствия, и понеслись окрики, шум, стоны.

78 Елена АнаньеваЕлена Ананьева

– Меняем курс на юг.– Всего миллион за ваши паршивые головы!

Лера вжалась в кресло самолета. Перед глазами замелькали, как в ускоренной съемке лица любимых людей. Ее впечатлительная натура вобрала в себя не один сериал. Дети, любимые люди, художники и их картины. Почему-то среди них очень много различных изображений их уникального оперного театра. В некото-рых работах интересный ракурс, но в основном все они повторяли, копировали один другого. Неужели она никогда уже не побывает в их знаменитом оперном театре? А дети?! С кем они будут? А Лерой? Как хорошо, что он остался дома. Не поехал, хотя такие переговоры велись. Остались на перспективу.

Как в калейдоскопе, промелькнули любимые картины из мастерской ее лю-бимого художника. Полуобнаженные, эротичные женщины, пробуждающие светлые, весенние желания. Пейзажи, натюрморты, заметно отличающиеся ори-гинальностью, уникальными трактовками, сочетанием несочетаемого: ветки де-ревьев, грибы и камни, животные, рыбы и птицы, обломки икон, лампад, сухие букеты, металлические вазы и различная утварь от начала века до самого его завершения. Глядя на произведения, она ощущала, что пребывает в нескольких измерениях. Параллельных мирах, различных эпохах. И вот, наконец, она доигра-лась, можно сказать.

А теперь открывается новая страница. Что же будет? Так хочется еще пожить... Начало знобить. Она будто погружена в виртуальную реальность дешевого бое-вика. Уже однажды Лера чуть не попала в самолет, который таки угнали (!) из Сухуми в Турцию. Ее спасло то, что она решила вернуться с маленькой дочкой на теплоход в Батуми, совершить тогда удивительный круиз к дому. Билеты на само-лет остались неиспользоваными. Они возвращались к порту автобусом. Какое-то десятое чувство! Телепатия! Весь автобус по дороге бурлил. Грузинская речь перемежалась бранью, крест-накрест опоясывая их, вжавшихся в кресло автобуса. Дождь лил как из ведра, а хурма в пакете на верхней полке превратилась в золотое варево, капающее на голову через дырочку с мерной периодичностью, отсчитывая минуты к свободе.

Сейчас другой отсчет.

Олег Николаевич Гончаренко родился 5 августа 1959 года в г. Темиртау (Карагандинская область, Казахстан).

Поэт, прозаик, публицист, переводчик. Член Национального союза писа-телей Украины, Национального союза журналистов Украины, Международной академии литературы и искусства Украины, Международной академии куль-турных взаимосвязей Румынии, Ассоциации украинских писателей.

Автор более тридцати книг разных жанров. Лауреат 15-ти всеукраинских и международных литературных премий.

Живет в Мелитополе (Украина).

Олег ГОНЧАРЕНКОУкраина

Дружба без граниЦ

Лирические отступления* * *

Остывают ветра – это время стучится в окно.В кронах вечный огонь полыхает во славу утратам.И не нужно спешить – мельтешить, словно в старом кино,ведь червонцы шуршат под ногами – по тонне на брата!Этим золотом леса оплачено всё и сполна:и мечты, и надежды, и ставшие явью секреты...Если гложет вина, стоит выпить побольше винаи хоть так оценить урожайность минувшего лета.Так спасибо друзьям и большое спасибо врагам,и спасибо любви за вселенское долготерпенье!Всё пойми и прости, всё раздай по забытым долгам,чтобы страх не терзал возвращенья иль невозвращенья.Пусть уносятся в дым табуны одичавших коней –огнегривые дни, скакуны твоего листопада.Просто помни о Ней, чаще думай ночами о Ней,будь во мгле не один: вдохновенья для правды не надо.Ничего не вернуть, и земля не раскрутится вспять,но зато на земле не останется «вечных» вопросов.Жаль, что долго идти нам приходится, чтобы понять,чтобы принять на веру: «Прекрасна по-своему осень!»

80 Олег ГончаренкоОлег Гончаренко

ÎÒÐÀÆÅÍÈÅ

В кривых зеркалах перекошенной теньюнасмешливо щурятся ложь и беда.Ломая событий косые ступени,стекает времён ледяная вода.Ладонью ловлю искривлений осколки,ищу в глубине отраженье души.Всё смято, запутано в радугах колких, лишь женские лики всегда хороши.Вечернего солнца далёкое пламяушло за туманов седую канву.Потоки дождя, растекаясь слезами,разбрызгали плоскую луж синеву.Изменчивый свет зазеркалья кривогоянварским дыханьем морозит цветы.И мёртвою бабочкой падает словов остывшем пространстве немой черноты.Здесь даже вороны кричать перестали.Пустых искажений обманчивый смоглиловыми тучами виснет усталонад городом сонным, над грязью дорог.Деревья опутаны мокрой вуалью...Стекло излучает унынье и страх.Но женские лики в веселье, в печалиизвечно прекрасны в любых зеркалах.

* * *

Заранее всё известно,а мне почему-то боязно:аукнулся вечер пегийпризывной письма строкой.Не так уж далёко детство –всего три час на поезде,часа полтора телегой,а там уж «подать рукой».А там – сквозь туманы-росыпокосов, как совесть, колкихтуда, где, забыв про годы,блестит сквозь веков загар,летит в звездоокий космосжуравкой седой церковка(давно, по решенью схода, «святая-святых» – амбар).

Молчанье уже остыло обветренных колоколен...Взошла на алтарь пшеница,прикрыла собой Христа...Ну, где почерпнуть мне силы,чтоб справиться с этой болью:упрямо «всенощно» снитсябездонная высота.Пусть скажется сказка былью:я от перекрёстков хмурых уйду.Ох, увидеть мне бызаветные берега,где в синей степи ковыльнойдомашние бродят туры,где насквозь пронзают небоих угольные рога!

ÁËÈÆÍÅÌÓ

Ну почему, ты мне скажи,мы замолкаем у Межи,где горизонтов витражи,искря, колышутся во ржи?Ну почему мы так робкина берегу своей Реки,где нет уж сроков у тоски,где все дороги коротки?Отброшен ханжества пароль,забыта будничная роль.Я снова – голь, нагой король:со мной – лишь боль,во мне – лишь боль.Так ненадёжен, топок мыс.И, злись не злись, немеет мысль.Здесь только взорванная выськричит, как прежде: «Поднимись!»К чему слова?! Судьба права:ещё четыре – дважды два!Едва, но вижу Острова!На них – зелёная трава...Мчат кони красные мечты...Нет суеты, нет темноты...Зато есть я! Зато есть ты!

81Лирические отступленияЛирические отступления

* * *Так трудно всё начать сначала –свернуть от перекрёстка, гдеи «что-то» что-то означаловсегда, железно и везде.Оттаяв от былых сомнений,шагнёшь, ни жив ни мёртв – чуть тёпл,в пространство новых измерений,в мир-хаос, в плазменную топь.Когда умрёт в руке синица,а стерх взлетит, силён и крут,друзей оплавленные лицав туманах серых поплывут.Любых цепей порвутся звенья,и ты искать рванёшься вновь«и божество, и вдохновенье,и жизнь, и слёзы, и любовь».Впитают ветер поры тела.Побудь «калифом» хоть «на час»!Увы, себя не переделатьи там – в начале всех начал...

ÏÎÞÙÀß ÆÅÍÙÈÍÀ

×ÈÒÀß ÀÕÌÀÒÎÂÓ

Ну как её признать, свою винув том, что затих перепелиный ор нив,в том, что пустила тьма в извечность корни,в том, что наш век вновь сеет белену,дурман и лебеду по межам чёрным?Всё тяжелее ставится стопа,и шаг тяжёл, и боль – до исступленья!Никто не ведает рецептов искупленья!И рвотно пенится бурьянная тропав такт топоту немого поколенья.А в поле впал последний колос в сон,возжаждав «летаргической истомы».Идём на ощупь вдаль... Нас – тьмы. Нас – тонны.«Неузнанных и пленных голосов Мне чудятся и жалобы, и стоны...» – Ахматова звучит в тиши обманной,в прогорклой насквозь кривдою ночи.Тревожно так и... смертно, и туманно...Иду на голос я. Молю-взываю: «Анна-а-а!!!»Пока звучит она, и совесть пусть молчит.

Она поёт...Она той веры давней,в которой Бог не измышлял раба!Еврейский плач, румынское страданьеи украинский стон – её Судьба.Она поёт...Она из той породы,которой жизнь не принято винить.Прядёт и время, позабыв невзгоды,как золотую солнечную нить.Она поёт...Она поёт пороютак, будто и на всей Земле однаи будто всё равно ей то, что Трояиз-за неё, возможно, сожжена.

Она поёт...Она пришла за даньюнадежд, мечтаний, радостей и бед.Она поёт по женскому призванью –над колыбелью и над гробом петь.Она поёт...Как со времён Адама –все Берегини Вещего Тепла.Пред песней той смиряются майданыи храмы преклоняют купола.Она поёт...Своё берёт по праву.Расклады вышние давно уже известны...Но для неё нет «вечных мудрых правил»,И дай её Бог бескрайней доброй песни!

82 Олег ГончаренкоОлег Гончаренко

×ÅËÎÂÅÊ

Меня уж нет: я просто расплескался,я просто потерялся и дотлел...Мне боль моей Отчизны так близка вся –здесь мой предел и нищенский надел.Ещё моих просторов межи алы:кровавят зори снега рыхлый наст.Но нет меня в запевах Калевалы,молчит Кобзарь и нем, как степь, Манас.Я сед как лунь, хотя на вид и молод:живу века, рождая сам себя.И ест меня неутолимый Голод,и ветер сквозь меня сквозит, сипя.Я – неприкаянный, и я же – окаянный.Нет мне конца, как песне, нет конца!Омоют раны в маревах Марьяны,как звёзды – одинаковы с лица.Где скрытый стык меж «лепо» и «нелепо»?!Не утонув, не увидать глубин...Я, Боже мой, оболган, как Мазепа!Но, чёрт возьми, как он же, и любим!Приходит ночь (на око – поволока)...Чем жил, что ждал, теперь уже – «вчера».Я слыл когда-то Байроном и Блоком,я был простым ашугом у костра.Самолюбив, я – жрец самоубийства:за всё платил тут страшною ценой.Я для врагов страшнее «кагебиста»,ведь каждый враг в итоге будет мной.Так душно мне, хотя разбиты окна!Я – сам, и... всё.Да, не забыть бы зонт,чтоб от дождей солёных не промокнуть,когда толпой уйду за горизонт.Я многолик, но я не обезличен. Я – семядоля (доля и семья).Я замкнут и вселенски безграничен:хоть много нас, но в каждом только – «Я».Хоть много нас, но в каждом только – я...

ÏÎËÍÎ×Ü

Как упыри, собрались тени в стаю.Схлестнулся ночи путаный аркан.И только звёзды снова расцветаютна ветках трещин колотых зеркал.Я – арлекин пред этой зальной далью.Долой свечу! Гаданье ни к чему:зачем опять теряться в Зазеркалье.Когда и в Яви смутно, как в дыму?Мерцают клети, лезвия и плети...Кровав холста серебряного край...Мечты-мечты, не вас ли гонит ветерпод птичьи стоны вместо птичьих стай?!В «осадке» мир, измученный и сонный...Из бликов проявляется на свет –горит (!) портрет, увы, чужой мадонны,уставшей улыбаться триста лет.Оставлю в дополуночье обиды,пойду опять до края и за край,чтоб на рассвете первым вновь увидетьдорогу в ад и тропку (тропку!) в рай.

* * *Жил человек «ни сё ни то».Таких частенько дразнят...Имел всего одно пальтона будни и на праздник.Любил всего одну жену.Был «замом» на работе.Прошёл всего одну войну –солдатиком, в пехоте.Был на гуляньях трезв и тих.И не носил медалей:его и в списках наградныхищи, где «и так далее»...Он и в надеждах, и в мечтах«не выходил из рамок».Тихонько строил на пескаходин песочный замок.Когда ж землёю стал в земле,урвалось небу шири:ведь он в единственном числеи сам был в этом мире...

83Лирические отступленияЛирические отступления

ÂÅÒÂÈ ÇÀ ÌÅÆÓ

Перевод с украинского языка Галины ФЕЛИКСОН

ÑÂÈÄÀÍÈÅ Ñ ÌÀÌÎÉ

Жну сегодня вчерашнего злые посевы...На чужбине так часто я видел во снеэтот крест, наклонённый ветрами на севери застывший в последнем порыве ко мне.Облака – как тревожные флаги на галсе.Где же, где разметавшейся боли предел?!Не сказать, что когда-то сказать постеснялся.Не допеть, что когда-то допеть не успел.Но не каюсь, родная, пожалуй, не каюсь:я – твоя, пусть не самая лучшая, часть.Как бы низко ни пал я во взорванный хаос,и теперь ниже рук мне твоих не упасть.Я стою меж могил, беззащитен, как правда,непродажен – и нет серебра на цветы.Только знаю, что ты и такому мне рада...Лишь такому и рада по-прежнему ты.

Я чувствовал, что «подвиг» неизбежен,что соберусь когда-нибудь опять,тщась отпустить свои грехи себе же,вспылить и необъятное объять.Вот сел под вишней, выпив «чарку чаю»...Меж павших листьев разложил листки...И замер, будто умер, – я ведь знаю,что «строить мост собрался вдоль реки».О, Господи! Ведь мы творцы зла сами!Кто мне простит и кто отпустит мненадежду ту со звёздными глазами,танцующую «бабочку в огне»?!Был добрым год... И день был дивно светел...Приметы не пророчили тоски...Я разметал-задул её, как ветер,а сам опал на чёрные пески.Тогда ещё я тоже был доверчиви силился прорваться из беды –взрывался и срывался смертным смерчем,

жёг суховеем веси и сады.Искал её – Вселенский Образ, Символ!Из фальши копий выжигал Оригинал!И снова падал в пущах, обессилев.И снова в чащах загнанно стонал...Я сед. Мир серый. Сиро. Пахнет серой.Всё в память возвращаюсь вновь и вновь...Вы ждали откровения о вере?Любовь есть вера! Вера есть любовь!Впадая в «ересь», избирая «схизму»,скажу ещё, сметая снег с листка,что, может, боль и есть злой смысл жизни:пока болит, ты жив. Пока... Пока...А вот о том, какие тьмы законы,пожалуй, промолчу и не скажу,разбрызгивая горечь за кордоныи простирая ветви за межу.

Драмат ургиЯОлег МЕЛЬНИКОВБорис ЗЕЛЕНСКИЙ

ПЬЕДЕСТАЛПочти фантастическая пьеса в двух действиях, шести картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

А Р Ф Е Й С – руководитель повстанцевГУ Т У К АП Е С ТЛ И О НФ О Р О ЗК Л А Н ТД Е ЦС А Н Д О М И Р – наместник ИмператораГ Н Е Й – друг СандомираП И Р Е Л Л А – подруга СандомираС Е К Р Е Т А Р Ь СандомираТ О Л И Б А Г – Верховный жрецМ А Л Х – помощник ТолибагаТ Ю Р Е М Щ И КС Л У Ж К А при ТолибагеС Т Р А Ж Н И К И

На какой-то далекой планете во времена, соответствующие нашему Средневековью, могучая Империя захватила маленькую, но гордую страну...

85ПьедесталПьедестал

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина перваяОкрестности столицы. Спустя час после захода солнца. Сквозь бегущие тучи

проглядывает луна. Местность пустынная и живописная. Стрекочут цикады. Входят ТОЛИБАГ и МАЛХ.

М А Л Х . Напрасно мы согласились. Вдруг это ловушка? Налетят, опомниться не успеем. Что им стоит горло перерезать – пара пустяков, а здесь (озирается) нас и искать не будут...

Т О Л И Б А Г . Да, место впрямь жутковатое. (Раздается птичий клекот). Ко-нечно, еще не поздно уйти, но я предпочитаю остаться. Не думаю, что нас за-манили в западню. В городе с нами справиться проще. Ткнут в базарной толчее ножом...

М А Л Х . А охрана?Т О Л И Б А Г . Какая там охрана...М А Л Х (обиженно). Я приставил к тебе самых надежных воинов. Один Юсиф

Ухокрут чего стоит...Т О Л И Б А Г . Ну и напрасно. Рожа у него – дети пугаются. А кому нужна моя

жизнь? Мятежникам? На мое место сразу же придет Черник, а он жесткий че-ловек, не то что я. Значит, мятежникам моя смерть невыгодна. Сандомиру? Этот уберет без затей, одним кивком. Поведет бровью, и завтра уже будешь без головы. Не задумываясь, словно глоток физулимского пропустит в полдень...

М А Л Х . А как на это посмотрят в Билле?Т О Л И Б А Г . Для Императора мы не больше, чем муравьи на лесной тропин-

ке. Одним муравьем меньше, одним больше. Сандомиру даже объяснять ниче-го не придется – отпишет послание, дескать, в интересах отечества и великого билльского народа, и дело с концом. Мы с Сандомиром хоть и не любим друг друга, но уживаемся.

М А Л Х . Не забывай про Черника. Он спит и видит себя Верховным жрецом.Т О Л И Б А Г . Да, этот все может... (Пауза.) Но если наше свидание с незнаком-

цем позволит схватить Арфейса... Представляешь, какое выражение лица будет у Сандомира? Он не сумел, а мы...

М А Л Х . Очень хорошо себе представляю. Не то что сейчас: смотрит сквозь меня, будто я прозрачный.

Т О Л И Б А Г . Что поделаешь, аристократ, а у них надменность в крови.М А Л Х . Аристократ, оно, конечно, аристократ, да только поговаривают, в не-

милости он нынче у Императора. Вот и отправил в захолустье, подальше от сто-лицы.

Т О Л И Б А Г . А мне доносили, что он из пресловутой «золотой молодежи». Знатно пошумел в юности...

М А Л Х . Юность давно позади. Друзей, кроме Гнея и Пиреллы, здесь нет. Не последовали вслед за наместником, ведь в Билле пиры, развлечения, женщины...

Т О Л И Б А Г . Да, женщины! Везде женщины! (С гордостью.) А у нас до сих пор нет ни одного борделя! Трудно биллянам: наши женщины горды и не желают иметь ничего общего с чужеземцами. Да, пока я жив, в у нас не будет борделей, Бог не жалует блудниц!

86 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

М А Л Х . Бога можно уговорить, зато билляне стали бы сговорчивее в вопро-сах веры.

Т О Л И Б А Г . Возможно, ты и прав. Не мне судить, кровь моя стала с годами холоднее, и сердце при виде женских прелестей у меня уже не трепещет крылыш-ками подобно мотыльку, завидевшему цветок на лугу. Красиво, не спорю, но душу не трогает. И Сандомиру нужно другое.

М А Л Х . Что же нужно Сандомиру?Т О Л И Б А Г . Насколько я его знаю, он жаждет возвратиться в Билль. И не как-

нибудь, а на коне. Желательно белом. Чтобы вернуть благосклонность Императо-ра, ему нужна победа, триумф. Сандомир только и ждет, когда наши горлопаны выступят с оружием против его полков. А полки приведены в полную боевую го-товность. Не забывай, регулярные билльские полки. Прошедшие через горы Кон-тиньи и леса Иварии. И не только прошедшие, но и покорившие эти мятежные, несговорчивые земли. Что для них наша чернь? Что она может против опыта и вы-учки биллян? Несколько сотен фанатиков, вооруженных самодельными мечами, против железных полков Гнея, ха-ха-ха... Мне кажется, Сандомир специально не мешает этим дурачкам собираться на площадях и выкрикивать антибилльские ло-зунги, а может быть, даже подсылает собственных провокаторов, чтобы сильнее разжечь страсти. Когда же дело дойдет до открытого бунта, этот сброд в первые же минуты будет разбит. Потом Сандомир прикажет распять зачинщиков, и все дороги покроются свежестругаными крестами...

М А Л Х . Cреди бунтовщиков есть и обученные воины...Т О Л И Б А Г . Погоды они не сделают, их слишком мало, чтобы на равных

сразиться с регулярными войсками. Сандомир спровоцирует беспорядки, потом последуют победная реляция Императору и долгожданный триумф. Как же, уми-ротворитель мятежной провинции. Почести, возвращение в Билль, заслуженный отдых на вилле где-нибудь у моря, среди ласковых рабынь. А у нас – кресты на дорогах и тысячи проданных в рабство. Наши жены, сестры, дочери попадут в солдатские бордели на потеху суровым ветеранам Империи. Налоги возрастут вдесятеро. Вот тогда-то умники наши опомнятся, взовут к небесам, да поздно... Нет, этого допускать нельзя! Ведь не так уж плохо нам живется... Пусть Билль считает, что покорил нашу страну, а мы будем считать, что полки охраняют нас от диких кочевников и дают возможность цвести жемчужине городов – славному Иллириону!

М А Л Х . Жаль, что это понимают немногие. Половина жрецов пресмыкается перед наместником, другая – заигрывает с Арфейсом. Хорошо хоть Совет держит нашу сторону!

Т О Л И Б А Г . Поймаем Арфейса – другое дело! Подбить народ на кровавую бойню без его буйных речей намного труднее.

М А Л Х . Ты серьезно веришь, что мы его схватим?Т О Л И Б А Г . Приходится верить. Если есть хоть малейшая возможность его

обезвредить, надо ею пользоваться!М А Л Х . Тогда нам следовало прихватить с собой храмовых солдат, устроить

засаду и схватить этого человека!Т О Л И Б А Г . Да выпусти на двор глупую курицу, и твои солдаты ее не пой-

мают... (Обводит вокруг руками.) Посмотри, здесь никаких солдат не хватит – любой ускользнет, просочится, исчезнет... Хорошо, допустим, схватим мы этого

87ПьедесталПьедестал

человека. Пока пытать начнем, пока заговорит, время уйдет. А может быть, и не заговорит... Вспомни Гутуку!

М А Л Х . Гутука!!! (Сжимает кулаки.) Если снова попадет мне... (Рычит.) Нет такой пытки, нет такой казни, чтоб я его...

Т О Л И Б А Г . Такие, как Гутука, дважды в руки не даются! Я до сих пор ума не приложу, как Сандомиру удалось его схватить? Добрые, должно быть, у на-местника наушники... Не чета моим! Пытки могут не помочь. Золото надежнее – купить можно все. А если этот человек из руководства... Тихо, кто-то крадется...

На сцене появляется мужчина, закутанный в плащ. Озирается, делает несколько осторожных шагов по направлению к Толибагу.

Ч Е Л О В Е К . Верховный жрец Толибаг? Малх?Т О Л И Б А Г . Я получил твою записку, добрый человек. Видишь, мы пришли

без воинов, как ты просил.Ч Е Л О В Е К . Вижу. (Пауза.) И слышу.Т О Л И Б А Г . Ты действительно можешь нам помочь?Ч Е Л О В Е К . Могу.Т О Л И Б А Г . Сколько за это возьмешь?Ч Е Л О В Е К . Сто золотых. Настоящих имперских. Оккупационных не возьму!М А Л Х . Что? (возмущенно) Сто золотых?! Да за такие деньги весь штаб ку-

пить можно, не то что одного из вас!Ч Е Л О В Е К . Вот и купи. (Поворачивается, чтобы уйти.) Думаю, Сандомир

окажется щедрее.Т О Л И Б А Г . Погоди. Не торопись. Вполне возможно, что мы сговоримся. По-

ловину получишь сейчас, остальное – после дела.М А Л Х (Толибагу). А вдруг это мошенник? Возьмет наличные, сумма нема-

лая, и поминай, как звали! Ведь мы даже имени его не знаем. (Человеку.) Чем до-кажешь, что близок к Арфейсу?

Ч Е Л О В Е К . Не собираюсь ничего доказывать. Хотите верьте, хотите нет.Открывает лицо. Это – Гутука.

Т О Л И Б А Г и М А Л Х (вместе). Гутука?!Малх вытаскивает из-за пазухи нож, бросается на Гутуку.

Толибаг с трудом удерживает его за полу плаща.

Г У Т У К А (Малху с презрением). Надеюсь, не забыл нашу последнюю встре-чу?! Чтобы со мной справиться, троих таких, как ты, шакал, надобно.

Т О Л И Б А Г (Гутуке). Малх погорячился. (Малху.) Спрячь нож!Малх неохотно убирает оружие.

Ты должен его понять, Гутука. Мы не ожидали встретить тебя здесь. Мои... впрочем, неважно... Меня уверяли, что после побега от Малха тебя нет в городе.

Г У Т У К А . А я – вот он.Т О Л И Б А Г . Приятная встреча, неудивительно, что Малх не смог сдержать

радость.Г У Т У К А . Я тоже рад. Но тешу себя надеждой, что наши дороги более не

пересекутся.

88 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

Т О Л И Б А Г . Но в одно трудно поверить. Ты, Гутука, третий, а возможно, и второй человек в организации. Не пойдут ли уплаченные тебе деньги на покупку оружия для повстанцев?

Г У Т У К А . Я же не спрашиваю, зачем вам Арфейс!Т О Л И Б А Г . Да, это правда.М А Л Х . Сначала дело, потом золотые!Г У Т У К А . Прощайте, несговорчивые. Наверное, заждался меня наместник.Т О Л И Б А Г . Держи! (Бросает ему увесистый кошель.)М А Л Х . Теперь говори.Г У Т У К А (вынимает одну монетку, вертит так и сяк, пробует на зуб). Жди-

те меня у Северных ворот близ моста через реку с остатком суммы и десятком солдат. Я укажу дом. Вам – Арфейс, мне – золото, и расстаемся на веки вечные!

М А Л Х . Ты способен предать своего друга и учителя?Г У Т У К А . Как видишь, способен. (Пауза.) Мне очень нужны деньги. Уеду на

острова или еще куда-нибудь, земля велика... Куплю лавчонку и пропадите вы все вместе с Арфейсом и Сандомиром пропадом!

Т О Л И Б А Г . Почему не сказал об этом в нашу прошлую встречу? Ведь могли же договориться еще тогда.

Г У Т У К А (показывает шрамы на запястьях). В тот раз сила была на вашей стороне, а теперь музыку заказываю я!

Т О Л И Б А Г . Что такое сто золотых, Гутука? Мелочь, пыль на подошвах, тру-ха! Будешь дружить со мной, получишь в пять, десять раз больше! У меня по-всюду друзья... Станешь богатым купцом, уважаемым человеком, зачем уезжать на острова?

Г У Т У К А . У организации длинные руки, в руках острые ножи, а у меня толь-ко одно горло. Лучше быть живым на островах со ста золотыми в мошне, чем покойником – в нашей благословенной столице. Даже тысяча монет не согреет душу мертвецу.

Слышны шаги. Не разобрать, это один человек или несколько. Толибаг и Малх встревожены.

М А Л Х . Кажется, кто-то идет.Г У Т У К А . Это за мной. Прощайте! Завтра на рассвете у Северных ворот, не

перепутайте!Толибаг и Малх поспешно уходят. Появляется Дец.

Д Е Ц . Я пришел, Гутука.Г У Т У К А . Подожди немного. (Убеждается, что жрецы ушли.)Д Е Ц . Кто это был?Г У Т У К А . Мои информаторы. У них одно задание, у тебя другое. Бери коня,

скачи в Сомму! Передай Аксу – выступление откладывается!Д Е Ц . Ты что, спятил?! Отменить восстание может только штаб! Г У Т У К А . Нет времени извещать штаб. Агенты донесли – Сомма окружен

биллянами. Отряды обречены. Одна надежда на тебя! Если повезет, успеешь их предупредить. (Достает монету из кошеля и передает Децу.) Купишь коня у Фа-риза-лошадника, он живет рядом с заставой. Смотри, чтобы клячу не всучил, с него станется!

Д Е Ц . Может быть, переговорить хотя бы с Арфейсом?

89ПьедесталПьедестал

Г У Т У К А . Ты, наверное, не понял. Дорога каждая минута. Если хочешь, что-бы кровь наших товарищей из Соммы пала на твою голову, отправляйся к нему!

Д Е Ц . Я верю тебе, Гутука.Г У Т У К А . Будь осторожен, перед Соммой наверняка выставлены разъезды.

Сандомир утром послал туда иварийскую сотню. С богом! Мы победим!Д Е Ц . Мы победим!

Гутука и Дец расходятся в разные стороны.

ЗАНАВЕС

Картина втораяКомната достаточных размеров, строгого убранства. Стол, лавки. На столе кувшин и чаша. Две двери. Одна входная, другая ведет в смежную комнату. Входят Лион и Клант.

Л И О Н . Мы первые.К Л А Н Т . Подождем остальных. Нет, не могу поверить, что завтра начинает-

ся! Наконец-то дождались! Конечно, Катон был опытным руководителем, но когда нас возглавил Арфейс, дела пошли куда веселее!

Л И О Н . Рано ликовать: Сандомир пока во дворце. Ты не хуже моего знаешь, торопиться надлежит медленно. Катон продумывал все детали, и если что наме-чал, обязательно сбывалось.

К Л А Н Т (иронически). Продумывал, намечал... Конечно, жаль, что с ним так получилось, но если говорить честно, Катон был боязливцем. Все думал, как бы чего ни вышло. С ним мы и через три года не выступили бы, а все бы готовились.

Л И О Н . Зато если выступили бы, обязательно победили.К Л А Н Т . Ты, что же, не веришь в завтрашнюю победу?Л И О Н . Верю, верю... Но следовало бы подождать и подготовиться со всем

тщанием.К Л А Н Т . Значит, ты на стороне «умеренных»? Этих старцев с плесенью в

бороде? На стороне Песта, всегда и всем недовольного Фороза?Л И О Н . Какие же они старцы? Песту сорок пять, чуть старше меня.К Л А Н Т . С тобой я ходил на дело не один раз, а Пест из штаба нос не кажет.Л И О Н . Каждому – по мере сил его!К Л А Н Т . И все-таки замечательно, что мы сумели убедить «умеренных».Л И О Н . Просто они оказались в меньшинстве.К Л А Н Т . Да, народ знает, кому верить. Каждое слово Арфейса доходит пря-

миком до сердца. (Презрительно.) Катон не умел так говорить!Л И О Н . Верно, проповедей на базарах он не произносил, зато для любого,

даже самого обездоленного, находил особые слова. Все, как ты их называешь, «умеренные» начинали с ним, а вы, «горячие головы», пришли на готовенькое. Он возделывал почву, а вы вознамерились пожать урожай!

К Л А Н Т (вспылил). Пожать урожай?! Завтра мы (подчеркивает) готовы отдать свои жизни за народ!

Л И О Н (не слушая и постепенно погружаясь в воспоминания). Наши сопле-менники горячи, солнце бурлит в их жилах, солнце и гордыня. Когда их прижмут посильнее, они вспыхивают, как солома на ветру. Покричат, побузят, убьют сго-ряча пару старост, подпалят чей-нибудь дворец... Налетит стража, посадит зачин-

90 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

щиков под замок, остальным плети и колодки. Потом публичная казнь. Известное дело, на чьей стороне сила, тот и прав. И снова тихо. До следующего раза. А через какое-то время то же самое повторяется в другом месте... Не было единства, не было руководителей. Катон сумел создать организацию на голом месте. Легко пе-реломить соломинку, а попробуй сломать сноп! Он организовал в горах военные лагеря, он обучил агитаторов. Я помню, как ему было трудно. Наш народ более привержен к торговле или, скажем, врачеванию, а тут потребовались люди, спо-собные к ратному искусству... Катон наладил и такое полезное дело, как конспира-ция. Конечно, он не мог войти пойти на базар и там призывать к восстанию – его моментально бы увидели ищейки Сандомира и скрутили бы на месте. Увы, это его не уберегло... А Арфейс ради вящего эффекта готов проповедовать даже во дворце Хеона! Удивительно, как он до сих пор избежал внимания наместника.

К Л А Н Т . Потому что его охраняет народ!Л И О Н . На народ надейся, а о конспирации не забывай! Катон всего себя, без

остатка, отдавал борьбе...К Л А Н Т . Арфейс тоже все для борьбы...Л И О Н . Однако и о земных благах не забывает. Одежда, сшитая у самых мод-

ных портных – вспомни хотя бы его последний плащ до пят с опушкой из ирби-са, – обильная еда, окружение из десятка новообращенных сестер. Заметь, нет ни одной старше двадцати. Вчера одна из них, кареглазая смуглянка, принесла пол-ный кувшин с заморскими благовониями. Умащивать учителя. И ничего – принял как должное! Да лучше бы продали этот кувшин и купили копья, ведь тридцать серебряных могли бы выручить...

К Л А Н Т . Да хоть тридцать золотых! Что деньги? Прах... Сегодня есть, а зав-тра... А завтра эта сестра приведет к нам своих братьев!

Л И О Н (насмешливо). Если бы у нее были братья, они нашли кувшину с благо-вониями другое применение!

К Л А Н Т . Тебе бы все ворчать. Не братьев, так мужа...Л И О Н . Будь она замужем, не таскалась бы к учителям, особенно к таким

красавцам, как Арфейс.К Л А Н Т . Понимаю, как вы были привязаны к Катону. Но за Арфейса каждый

готов не раздумывая голову сложить!Л И О Н . Вот-вот. Уже не за народ, а за Арфейса. Может, стоит призадуматься?К Л А Н Т . Размышлять будем после победы. Сейчас не размышлять – сражать-

ся надо. Тебе не нравится, что мы выступаем под руководством Арфейса?Л И О Н . Не нравится мне, что нас в штабе девять. Неспроста хафские маги

считают это число недобрым.К Л А Н Т . Нас не девять, нас – один и восемь. А восемь – число счастливое.

Все мы – ученики Арфейса, ибо выполняем его волю, все мы перед ним как овцы перед пастырем. Может быть, Бог послал его нам, сирым, чтобы наставить на путь истинный?

Л И О Н . Бог редко вмешивается в дела земные.К Л А Н Т . Потому что мы в него мало верим!Л И О Н . Предпочитаю верить в себя, в тебя, в Человека! (Пауза.) Что-то наши

задерживаются.

91ПьедесталПьедестал

К Л А Н Т . Скорее бы начало! Через две недели сбросим биллян в море, и тогда начнется новая жизнь. Перестанем платить непосильные налоги, люди станут братьями. Ох и заживем!

Л И О Н . Что мешает стать братьями сейчас?К Л А Н Т (убежденно). Билляне! Кто-то дрожит за свои деньги, кто-то – за

свою шкуру. Жизнь заставляет людей быть злыми, а ведь внутри они добрые!Л И О Н . Стало быть, я и Малх – братья?!К Л А Н Т (мрачнеет). Этого палача Толибага будем судить принародно. Из-

вестное дело, в семье не без урода. Слава Богу, подобных выродков не так много.Л И О Н . Допустим, Малха казним. А сам Толибаг? А наш царь Хеон?К Л А Н Т . Толибаг? Я думаю, Толибаг тоже желает людям добра, только по-

своему. Несладко ему находиться между молотом и наковальней. С одной сторо-ны – Сандомир, с другой – народ. А не станет Сандомира... Да и Хеон, в сущно-сти, неплохой человек...

Л И О Н . Неплохой?! А как же кровь Катона?К Л А Н Т . Кто же мог предполагать, что так все обернется? Катон все равно

был обречен. Не Сандомир, так Толибаг... А Хеон просто выслужился. Уберем от него подлецов и сволочей, и пусть себе царствует на здоровье. Кому-то ведь нужно принимать послов, открывать храмы и лечебницы, раздавать милостыню... Пусть себе царствует, править же будем мы!

Л И О Н . Кто это вы?!К Л А Н Т . Мы! Арфейса выберем главой, штаб будет помогать. Зря, что ли,

рискуем головой каждую минуту?Л И О Н . Катон учил, что это ради народа!К Л А Н Т . Вот именно. Ради народа. Вот и станем править народом лучше, чем

кто-нибудь другой. Ведь мы сами – народ. Кому же, как не нам, знать его нужды, горести и чаяния?

Л И О Н (иронически). Конечно, конечно. У этого стада должны быть проверен-ные пастыри. На какой же пост при Арфейсе претендуешь лично ты?

К Л А Н Т . Хочу воспитывать юношей. В духе преклонения перед Арфейсом. Юноши – наше будущее!

Л И О Н . А кем мыслишь Гутуку?К Л А Н Т . Как в организации. Помощником Арфейса по вопросам безопасно-

сти. Полагаю, он справится.Л И О Н . Как же так? Зачем безопасность, коли все люди станут братьями?К Л А Н Т . А происки Билля и прочих внешних врагов? С ними еще бороться

и бороться! Л И О Н . Значит, ты уверен, что после нашей победы богач станет братом бед-

няку?К Л А Н Т . У нас не будет бедняков. Перестанем платить налоги Биллю, все

станут богатыми, у всех всего будет вдоволь. С чужбины вернутся изгнанники. Наш народ трудолюбив. Мы заложим фундамент великой в будущем державы. Для черной работы найдутся другие: аране, руманы, фрагийцы...

Л И О Н . Ты забыл, что я фрагиец.К Л А Н Т . Прости, Лион. Такие, как ты, будут править с нами наравне. Ты за-

служил это право кровью. Я говорил о черни.Л И О Н . Боюсь, черни твои слова не понравятся.

92 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

К Л А Н Т (запальчиво). Мы не будем долго канителиться: кому не нравится, пусть катится колесом!

Л И О Н . Кто же тогда будет выполнять черную работу?Клант не успевает ответить. Входят Арфейс, Гутука, Пест, Фороз. На Арфее плащ,

цветом и покроем отличающийся от плащей остальных.А Р Ф Е Й С . Вот мы и дома. (Все рассаживаются.) Великий час избав-

ленья наступает. Волна народного гнева прокатится по стране, сметая на сво-ем пути погрязших в грехе биллян. Очищающий вал восстания пробудит в сердцах людей неизбывную любовь к родной земле, отчему очагу, истинно-му Богу! Как был бы рад этому наш учитель Катон, покинувший не по своей воле эту юдоль скорби! Его нет среди нас, но зерна, посеянные им, не пропа-ли втуне, мы исполним его заветы, мы завершим дело, начатое им, и соберем достойный урожай. Восстание, всеобъемлющее и победоносное, станет луч-шим памятником ему и его соратникам, не дожившим до этого благословенно-го часа. Почтим память учителя! (Все встают. Несколько мгновений молчат.Арфейс садится первым.) А теперь перейдем к делам насущным. (Все садятся.) Только что прибыл гонец от Акса. В Сомме все готово. Отряды выступят в назна-ченный час. Завтра на закате они подойдут к Иллириону. По дороге к ним присо-единятся крестьяне. Наша задача захватить городские ворота и выйти на улицы, когда Акс подойдет к городу. Еще раз хочу уточнить диспозицию. Пест!?

П Е С Т . Отряды захвата сосредоточены в потайных местах поблизости от во-рот. Лучшие бойцы нападут на Соммские ворота. Начало операции я назначил после третьей стражи. К этому времени стемнеет и соммцы смогут подобраться незаметно. Сигналом для начала операции послужит донесение от Акса, что его войско приближается...

А Р Ф Е Й С . Готовы ли к выступлению основные отряды горожан?П Е С Т . Настроение у людей приподнятое. Они начнут штурм арсенала, ка-

зарм и дворца Сандомира сразу же, как только Акс войдет в город! А Р Ф Е Й С . Лион?Л И О Н . Народ будет возвращаться с вечерней молитвы. В толпе Божьей волей

окажутся наши агитаторы, которые пламенными речами воззовут к душам со-граждан. Повозки с мечами и копьями появятся тотчас, как только соммцы прой-дут через ворота. Штаб надеется, что толпа присоединится к бойцам.

Ф О Р О З . Смогут ли увлечь толпу за собой наши ораторы? Может, следует до-ждаться темноты, когда билльцы отправятся спать?

Л И О Н . Мы уже говорили об этом. Без помощи горожан нам не справиться с солдатами даже под покровом темноты. У нас хорошие агитаторы, они способны увлечь даже глухого. Впрочем, народ так настрадался, что поднимется и без при-зывов!

К Л А Н Т . Вечно ты, Фороз, сомневаешься! Почему ты не веришь в массовый героизм? Массам лишь необходим лидер, а он у нас есть! Предлагаю начать вос-стание днем, не дожидаясь Акса. Я гарантирую поддержку учащихся в гимназиях и религиозных школах.

П Е С Т . Чтобы перебить твоих сопляков, биллянам достаточно одной сотни, от силы двух. Без Акса с отрядами нам не выстоять и часа!

А Р Ф Е Й С (Кланту). Смири гордыню, Клант. Пест прав. Твои юноши окажут-ся полезны ночью.

93ПьедесталПьедестал

К Л А Н Т . Я верю тебе, Арфейс!А Р Ф Е Й С . Фороз!Ф О Р О З . Мои люди на побережье перекроют все порты. Они задержат выход

всех судов в море, включая рыбацкие лодки, на неделю. Я лично прослежу, чтобы ни один биллянин не улизнул морем. Чем позже Империя узнает о восстании, тем лучше. Хотя, если рассуждать здраво, столько времени не будет кораблей из на-ших портов – Император догадается, что дело нечисто.

Л И О Н . Сейчас сезон бурь. Подумает, что непогода разметала суда.А Р Ф Е Й С . А где Дец?К Л А Н Т . Я видел его скачущим к Соммским воротам. Я даже подал ему ус-

ловный знак, но он не заметил.А Р Ф Е Й С . Странно. Что ему могло понадобиться в Сомме? А что доносят

твои лазутчики, Гутука?Г У Т У К А . Пока все тихо. Ни Сандомир, ни Толибаг ни о чем не подозревают.

Восстание станет для них полной неожиданностью.А Р Ф Е Й С . Я верю твоим людям, Гутука. Они много трудятся на благо орга-

низации. Но за последнее время у нас участились провалы. Погиб Катон, ты сам угодил в руки палачей Сандомира, схвачены Сымон Кляузник и Даниил из Фиго-ра. И – совсем уже небывалое дело – совершено покушение на меня...

Ф О Р О З . Не следовало выступать на базарах...А Р Ф Е Й С . Одна речь на базаре приносит во сто раз больше пользы, чем де-

сять речей, произнесенных в горах. Нет, друзья, в организацию проник предатель, и этот предатель – в штабе. Мало кто был посвящен в то, каким путем должен был следовать Катон, и тем не менее... Тебе изменило чутье, Гутука. Я верю вам всем, но каждый может выдать меня...

К Л А Н Т . Что ты, Арфейс, опомнись! Да любой из нас с радостью умрет за тебя!

А Р Ф Е Й С . Умирать не надо, надо сражаться!Г У Т У К А . Возможно, ты и прав, Арфейс, что среди нас – изменник. У меня

есть кое-какие соображения по этому поводу, но говорить о них рановато, я дол-жен все проверить.

А Р Ф Е Й С . Проверяй поскорее. Каждая лишняя минута грозит новыми про-валами.

К Л А Н Т . Завтра уже ничто не сможет нам повредить.А Р Ф Е Й С . Ты слишком молод, Клант. Не все еще понимаешь. (Пауза.) Пре-

датель должен быть наказан, хотя бы в назидание остальным... Спасибо, друзья, все согласовано, цели ясны, задачи поставлены: завтра или никогда! Выпьем же этого доброго сельского вина за нашу победу! (Наливает чашу из кувшина. Все отпивают по очереди.) Проверьте мелочи, в благом деле их нельзя недооцени-вать. Соберемся завтра поутру.

Г У Т У К А . Позволь мне, Арфейс, проводить тебя. На всякий случай...Заговорщики расходятся. Гутука, обняв Арфейса за плечи, уходит с ним.

ЗАНАВЕС

94 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

Картина третьяПолдень следующего дня. Кабинет во дворце Сандомира. У стены бюст Императора на

постаменте. В кабинете Сандомир и его друг Гней. Сандомир заметно раздражен.С А Н Д О М И Р . Что доносят друзья Билля?Г Н Е Й . Пока молчат.

Входит секретарь наместника.С Е К Р Е Т А Р Ь . Великий Сандомир, аудиенции испрашивает верховный жрец

Толибаг.С А Н Д О М И Р . Пусть изложит суть в письменном виде. Насколько мне из-

вестно, он знаком с билльским.С Е К Р Е Т А Р Ь . Толибаг просит его принять по важному, не терпящему от-

лагательств делу.С А Н Д О М И Р . Хорошо, впустишь через пять минут. (Секретарь удаляется.)

Интересно, что понадобилось в моем доме старой лисе? Наверняка что-то про-нюхал.

Г Н Е Й . Что он может пронюхать? Его агента, твоего повара, я уже допраши-вал дважды. Слабый человечек... Прикажи вытолкать Толибага взашей, вот уж повеселимся!

С А Н Д О М И Р . С чужими богами, Гней, надлежит жить мирно. Даже Кароват Великий предпочитал не ссориться со жрецами.

Г Н Е Й . Согласен. С чужими богами и чужими жрецами необходимо дружить. Но почему бы старине Толибагу ни оступиться однажды где-нибудь на скользкой мостовой и совершенно случайно ни раскроить себе череп? Или, опять же случай-но, ни сесть на озере в дырявую лодку? Или по блажи ни отведать несвежее жерт-венное мясо, приготовленное твоим поваром по-фрагийски, с обилием винного уксуса и оранских специй? Или ненароком...

С А Н Д О М И Р (перебивает). Случайности – прерогатива богов, люди же их только используют. В своих интересах. Или в интересах Империи. В предложен-ных тобой случайностях, друг, нет необходимости. Толибаг не самый плохой жрец. Ну, сядет он в дырявую лодку, а кто займет место у кормила? Хорошо, если Никодим, а если Черник? Готовить следующую дырявую посудину? Не слишком ли много случайных смертей? Ты же не хуже меня знаешь, что мои «друзья» в Билле только и ждут, чтобы оклеветать меня перед Императором. А Толибаг не так прост, как это тебе представляется...

Г Н Е Й . О кандидате, наместник, я позабочусь загодя. Чем плох, например, наш добрый приятель Захария?

С А Н Д О М И Р . Ты бы уже сразу предложил Гутуку! (Гней хохочет.) Ладно, я подумаю. А теперь послушаем того, кто пока избежал твоих случайностей.

Ударяет в гонг. Входит Толибаг, кланяется Сандомиру и бюсту Императора.Т О Л И Б А Г . Сто лет жизни великому Сандомиру! Тысячу лет благоденствия

великому Императору! Пусть вечно царствует над миром Великий Билль!С А Н Д О М И Р . С чем пожаловал, достопочтенный Толибаг?Т О Л И Б А Г . Солнце с востока, а Билль с запада освещают мою маленькую

родину. Денно и нощно славят жрецы в храмах деяния несравненного Импера-тора, чья мудрость безгранична, как океан за большими проливами. (Поворачи-

95ПьедесталПьедестал

вается к бюсту.) Еще раз да здравствует великий Император, отец нашего народа! Мы, жалкие рабы, готовы молиться за его священную жизнь на благо людей, бла-годенствующим под эгидой великого Билля! Мы проклинаем ничтожных червей, копошащихся во прахе у его стоп и осмелившихся дерзко противоречить славной политике блистательного повелителя! Пусть бог и наши молитвы помогут на-местнику Императора великому Сандомиру достойно наказать нечестивцев!

С А Н Д О М И Р . Ты все сказал? Слог твой столь же велеречив, сколь и про-странен.

Т О Л И Б А Г . Я осмелился потратить драгоценное время самого занятого че-ловека в нашей стране только для того, чтобы сообщить радостное известие...

Г Н Е Й . Наместник слушает.Т О Л И Б А Г . Мои солдаты арестовали злейшего врага великого Императора,

предводителя бунтовщиков Арфейса!С А Н Д О М И Р (взволнован, но пытается это скрыть). Арфейса? Ты не обоз-

нался?Т О Л И Б А Г . Разве я похож на человека, способного обознаться? Нет, я не

обознался. Мои люди хорошо поработали – отныне чернь обезглавлена.С А Н Д О М И Р . Мне кажется, достопочтенный, что ты заблуждаешься, преу-

величивая роль Арфейса. Бунтовщики схожи с многоголовой гидрой: отруби одну голову, как на ее месте вырастает две новых. Вспомни Катона! Арфейс – всего лишь человек. Бесспорно талантливый оратор, но не более. А верхушка организа-ции – и Пест, и Кутука, и Лион. Каждый может стать на место Арфейса.

Т О Л И Б А Г . Что они по сравнению с Арфейсом? Ибо сказано в священных свитках: «Если поражу пастуха, то разбегутся овцы». С Божьей помощью схватим и остальных. Но на что способны остальные члены тела, если усечена глава?

Г Н Е Й (заинтересованно). Как тебе это удалось, с Арфейсом? После того как вы упустили Гутуку, я, честно говоря, считал, что на большее, чем богоугодные молитвы, ваша братия не годна.

Т О Л И Б А Г . Все с Божьей помощью. Разве рука Бога коротка, а очи его не видят?

С А Н Д О М И Р . Я извещу Императора о твоей преданности великому Биллю. Что вы собираетесь делать с пленником?

Т О Л И Б А Г . Священный суд жрецов приговорил главу бунтовщиков к смерт-ной казни. Ибо сказано в священных свитках: «Если у кого будет сын буйный и непокорный, то все жители побьют его камнями». Его прибьют к перекладине. Как жалкого раба.

С А Н Д О М И Р . Без следствия? Может быть, удастся выведать у него что-нибудь об остальных?

Т О Л И Б А Г . У меня опытные палачи – у них говорят даже камни.Г Н Е Й . А от Гутуки ничего путного не добились!Т О Л И Б А Г . Арфейс – не Гутука. Ибо сказано в священных свитках: «Покажи

мне две одинаковых тростинки...» Этот скажет.С А Н Д О М И Р . Но Арфейс популярен в народе. Его казнь может вызвать бес-

порядки.Т О Л И Б А Г . Чернь всегда жаждет кровавых зрелищ. Это отвлекает ее от се-

рой жизни. Те, кто еще вчера преклонялся перед ним, сегодня первыми бросят в его камни. Ибо сказано в священных свитках...

96 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

С А Н Д О М И Р (перебивая). Я хочу видеть этого человека!Т О Л И Б А Г (улыбаясь). Бог подсказал мне твое желание. Арфейс рядом. Я

пришлю его. Да здравствует великий Сандомир!Толибаг уходит.

С А Н Д О М И Р . Вот так новость, вот так старая лиса! Толибаг оказался толко-вее, чем я полагал до сих пор. Как же ему удалось схватить Арфейса? И настроен решительно: смерть и только смерть.

Г Н Е Й . Арфейс – его личный враг: со жрецами сражается крепче, чем с Бил-лем. Не желает ни с кем делить власть. Кроме того, Арфей обожает дешевые эф-фекты: то митинг на площади проведет, то устроит сомнительное чудо. Поэтому у Толибага есть все основания его ненавидеть. Заметь, для Гутуки он не требовал казни!

С А Н Д О М И Р . Да, чтоб не забыл, отправь сейчас же гонца в Сомму. Необхо-димо знать, что там происходит.

Гней уходит. Стражники вталкивают избитого Арфейса.

С А Н Д О М И Р . Ну, присаживайся, «новый царь»! Рассказывай, как ты опло-шал!

Арфей садится с осторожностью, но ведет себя свободно.

А Р Ф Е Й С . Погоди, наместник! Прикажи сперва подать вина и фруктов. На-деюсь, не ожидал, что меня накормят толибаговы палачи?

С А Н Д О М И Р (насмешливо). Не ожидал. Ведь лучшего своего повара Толи-баг подослал ко мне во дворец. Надо отметить, готовил он лучше, чем шпионил.

А Р Ф Е Й С (озираясь). Он не может сюда войти?С А Н Д О М И Р . Успокойся. Гней провел с ним две беседы. После этого он

больше заботится о собственной шее, нежели о чужой.Наместник вызывает секретаря, дает распоряжение принести вина и фруктов.

После того как раб накрыл стол, Сандомир продолжает.

Кто тебя допрашивал? А Р Ф Е Й С (с набитым ртом). Толибаг.С А Н Д О М И Р . Толибаг? Тебе повезло. По сравнению со своим помощником

Малхом он сущий младенец в делах заплечных. Поинтересуйся у своего приятеля Гутуки, как допрашивает Малх.

А Р Ф Е Й С (мрачно). Гутука рассказывал.С А Н Д О М И Р . Значит, свидание с Малхом не станет для тебя неожиданно-

стью. Впрочем, мудрецы говорят: «Лучше один раз попробовать, чем сто раз ус-лышать!»

А Р Ф Е Й С . Вытащи меня, Сандомир. Разве мало принес я пользы? А сколько еще могу принести!

С А Н Д О М И Р . Попробую. Но Толибаг настроен решительно. Зачем дразнить гусей, я же предупреждал, чтобы был скромнее. Жрецы требуют твоей смерти.

А Р Ф Е Й С . Смерти?С А Н Д О М И Р . Перекладину приготовить быстро.А Р Ф Е Й С (берет себя в руки). Полагаю, тебе невыгодно терять такого чело-

века, как я.

97ПьедесталПьедестал

С А Н Д О М И Р . Это почему же? Сегодня я подавлю мятеж в Сомме, завтра введу осадное положение в Иллирионе. Страна захлебнется в крови. Зачем же мне глава бунтовщиков, ежели бунт подавлен?

Входит Пирелла.

П И Р Е Л Л А . Сандомир, ты скоро? Мы опаздываем на мистерии. (Поправляет прическу.) Гней был у фрагийских жрецов, говорит, нечто потрясающее. Конечно, это не Билль, однако...

С А Н Д О М И Р . Погоди, Пирелла, я занят. (Пьет из кубка.)П И Р Е Л Л А . Да, секретарь мне говорил, что ты ведешь допрос. Но из-за этого

жрецы не станут переносить начало. Пожертвовать таким зрелищем ради какого-то допроса? (Делает недоуменное лицо, потом пристально рассматривает си-няки и ссадины Арфейса.) О, как грубы твои подручные и как милосерден на-местник! Угощать узника физулимским вином и изысканными фруктами? Узнаю великодушие Сандомира. (Арфейсу.) Кто ты, несчастный?

Арфейс молчит.

С А Н Д О М И Р . Пирелла, оставь нас.П И Р Е Л Л А (не обращая внимания на его слова, подходит к Арфейсу, берет

его за подбородок, смотрит в глаза). А ты был бы интересным мужчиной, если бы не дрожал, как мышонок.

Арфейс отдергивает голову.

А Р Ф Е Й С . Женщина, ты не ведаешь, с кем говоришь!С А Н Д О М И Р . Это сумасшедший.П И Р Е Л Л А . Конечно, не знаю, ведь ты боишься открыть свое имя, красав-

чик. Наверное, ты мелкий воришка. Этот нарядный плащ ты явно украл, верно? Сандомир, с каких пор ты стал допрашивать воришек? Насколько я знаю, раньше этим занимались помощники Гнея.

А Р Ф Е Й С (с гордостью). Я – будущий царь Иллириона!С А Н Д О М И Р . Я же говорил тебе, он безумен.П И Р Е Л Л А (смеется). Я хорошо знакома с Хеоном и его семьей. Ты совсем

непохож на его сыновей. Послушай, а может быть, ты тот самый Арфейс, который всегда скандалит на базарах? А ты недурен, жаль только, что тебя скоро казнят.

А Р Ф Е Й С . Казнят?П И Р Е Л Л А . Разве у нас не так поступают с врагами Империи, Сандомир?С А Н Д О М И Р . Так, дорогая.П И Р Е Л Л А . Зачем же в таком случае поить врага отменным вином?С А Н Д О М И Р . Если сейчас же не уйдешь, я позову стражу.П И Р Е Л Л А . Ухожу, ухожу, мой повелитель.

Пирелла уходит, сталкиваясь в дверях с Гнеем.

П И Р Е Л Л А . Гней, дружочек, не хочешь ли еще разок побывать на мистериях?Г Н Е Й . Прости, Пирелла, я занят.П И Р Е Л Л А (презрительно). О, боги, до чего же все мужчины устроены оди-

наково! (Уходит.)Г Н Е Й . Прибыл гонец из Соммы.С А Н Д О М И Р . Мятежники разбиты?

98 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

Г Н Е Й . Мятежа не было. Войска прождали до рассвета, потом атаковали лаге-ря в горах, но они оказались пусты.

С А Н Д О М И Р . Повтори, Гней, я плохо слышал.Г Н Е Й . Войска напали на лагеря, но там было пусто.С А Н Д О М И Р . На рассвете?Г Н Е Й . С восходом солнца.С А Н Д О М И Р . Но на рассвете должен был начаться мятеж!Г Н Е Й . У офицеров не было приказа начинать раньше, да и путь до лагерей

не близкий.С А Н Д О М И Р . Что скажешь, Арфейс?! Где же твое восстание?

Арфейс ничего не понимает, но, сообразив, что неначавшийся мятеж увеличивает его шансы остаться в живых, вновь обретает уверенность.

А Р Ф Е Й С . Сам ничего не понимаю. Восстание должно было начаться с пер-выми лучами солнца, как я и сообщил. Акс получил исчерпывающие инструк-ции...

С А Н Д О М И Р . Может быть, кто-то узнал про наши планы?А Р Ф Е Й С . Нет, нет. Никто не мог узнать. Разве только...С А Н Д О М И Р . Что только?А Р Ф Е Й С . Нет, ничего.С А Н Д О М И Р (Гнею). Тебе не кажется, что наш приятель на собственной

шкуре хочет испытать все прелести перекладины?А Р Ф Е Й С (скороговоркой). Вчера вечером отсутствовал Дец.Г Н Е Й . Помощник Гутуки?С А Н Д О М И Р . А сам Гутука?А Р Ф Е Й С . Гутука с первой и до последней минуты был среди нас. Как тебе

известно, мы обсуждали план восстания в Иллирионе.С А Н Д О М И Р (с подозрением). Мог Гутука о чем-нибудь догадаться? О твоей

истинной роли, например?А Р Ф Е Й С . Откуда? Я сам завел разговор о предателе в штабе, они стали по-

дозревать друг друга, а я – вне подозрений!Г Н Е Й . Возможно, мятежники заметили передвижение наших войск. Наши

войска не привыкли воевать в горах.С А Н Д О М И Р . У нас опытные командиры.А Р Ф Е Й С (переходит в наступление). Акс, хвала Богу, тоже не новичок. Для

его бойцов горы – дом родной. Вот и одурачил командиров.С А Н Д О М И Р . Почему Акс до сих пор на свободе? Почему Пест на свободе?

Мы же с тобой толковали про это не единожды!А Р Ф Е Й С . Ты думаешь, схватить Акса же просто, как выбрать петуха на пти-

чьем рынке?! После того как с моей помощью взяли Катона и Гутуку, охрана стала более бдительной.

С А Н Д О М И Р (насмешливо). И поэтому тебя смог поймать даже Толибаг! Расскажи нам, как это случилось?

А Р Ф Е Й С . Я вместе с Гутукой ночевал на конспиративной квартире у Север-ных ворот. Накануне приняли толику меслийского. Проснулся от того, что на меня навалились солдаты. Избили, сволочи, связали, вывели на двор. Там под деревом стоял связанный Гутука...

С А Н Д О М И Р . Так Гутуку тоже арестовали? Что же ты молчал?

99ПьедесталПьедестал

А Р Ф Е Й С . Я полагал, что тебе об этом известно.С А Н Д О М И Р (после раздумья). Хорошо. Тебе удалось убедить меня, я спасу

твою задницу. Но если скажешь хоть одно лишнее слово на допросе...Сандомир ударяет в гонг. Входит секретарь.

Уведи его. Через пять минут позови Толибага!Входит стража и уводит Арфейса. Секретарь тоже удаляется.

Г Н Е Й . Да, Арфейс – это не Гутука.С А Н Д О М И Р . Мне это все очень не нравится, Гней. Ты знаешь меня с дет-

ства. Мы вместе играли, бегали к стадиону, подглядывали в банях за девчонками. Когда мне осточертел Билль со всеми проститутками и пирами, чванством аристо-кратов и бесцеремонными солдафонами, продажными вельможами и кичливой чернью, я удалился сюда. В Иллирион. В надежде, что здесь жизнь неспешная, отдохну, наберусь сил, займусь драматургией или писанием элегий, прославлюсь этим, как Салон, ведь должность наместника в этой стране всегда считалась си-некурой. Но прошло немного времени и меня вновь потянуло на родину. Я понял, что Иллирион – не то место, где я хочу находиться. Жуткая провинциальность, патриархальные взгляды, чуждые нравы. Никаких развлечений. Водопровода и того нет. Хочу в Билль!

Г Н Е Й . Но с тобой я. И Пирелла.С А Н Д О М И Р . Спасибо, друзья. Без вашей поддержки мне не удалось бы

столько продержаться. Но человеческим силам есть предел. Гней, я хочу вернуть-ся в Билль, но вернуться так, чтобы меня узнавали на улицах. «Вон идет Сандо-мир, при нем взбунтовался Иллирион, но он...»

Г Н Е Й . Я тебя понимаю. Но разве мы сделали что-то не так?П О Н Т И Й . Почему сорвался бунт в Сомме? Приложил ли к этому руку Гуту-

ка? Что молчишь?!Г Н Е Й . А что если Арфейс ведет двойную игру? Он неглуп и понимает, что,

разгромив мятежников, мы перестаем нуждаться в его услугах. Вот он всячески и оттягивает момент решительного наступления!

П О Н Т И Й . Я хочу в Билль!Г Н Е Й . А он хочет остаться в живых!С А Н Д О М И Р . Кто знает... Может быть, ты прав... А тут еще Гутука...Г Н Е Й . Может быть и такой вариант: Толибаг завел в штабе собственного

осведомителя...С А Н Д О М И Р . Сомнительно. (Пауза.) Странно, очень странно... Почему То-

либаг ни единым словом не обмолвился о своем втором успехе?..Появляется секретарь.

С Е К Р Е Т А Р Ь . Верховный жрец Толибаг!Входит Толибаг.

Т О Л И Б А Г . Сто лет жизни великому...С А Н Д О М И Р (жестом прекращает славословие). Поздравляю тебя с двой-

ной удачей. Оказывается, Гутука тоже схвачен. Почему не сказал?Т О Л И Б А Г . Что Гутука рядом с Арфейсом? – горошина перед горой.

100 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

С А Н Д О М И Р . Не лицемерь. Гутука по значению третий человек в организа-ции. Поделись секретом с наместником: как тебе удалось захватить врасплох эту парочку?

Т О Л И Б А Г (смиренно). На все воля Божия...С А Н Д О М И Р . Так, не хочешь говорить... Вернемся к Арфейсу. Я поговорил

с этим человеком и пришел к выводу, что он искренне заблуждался...Т О Л И Б А Г (в гневе). Опустеет дом нечестивца, и огонь пожрет крышу его.

Он зачал зло и родил ложь, и утроба его приготовляет обман. Ибо сказано в свя-щенных свитках: «Воздай нечестивцам по делам их, по злым поступкам их».

С А Н Д О М И Р . Да будет тебе, Арфейс раскаивается, совершенно ясно, что он совершал деяния свои по недомыслию.

Т О Л И Б А Г . Ревет ли осел на траву, мочится ли бык у массива своего? Есть в стаде глупый баран – зарежь его, дабы он не свел остальных!

С А Н Д О М И Р (морщась). Только не надо дешевой риторики. В чем конкрет-но обвиняется Арфейс?

Т О Л И Б А Г . Он принародно называл себя будущим царем. И это – при живом-то царе и его наследниках?! Он посягнул на привилегию Императора, да-рованного нам Богом. Только он может поменять нам царя. Рухнут устои священ-ной власти – любой презренный червь возомнит себя равным наместнику Бога. (Поворачивается лицом к бюсту.) О, великий Император, мы недостойны сметать прах с твоих ног, но мы в силах наказать дерзкого раба, осмелившегося в своей гордыне осквернить поганым ртом твое божественное имя. Мы, ничтожные по-мощники великого Сандомира, не позволим мерзкому пигмею будоражить чернь! Ибо сказано в священных свитках: «Где нет больше дров, огонь погаснет, где нет наушника, раздор утихает».

С А Н Д О М И Р . Опять риторика. Ты преувеличиваешь возможности Арфейса! Хорошо, я подумаю... Теперь же я намерен увидеть Гутуку. Он тоже рядом? (Улы-баясь.) Твой Бог и это мое желание тебе подсказал?

Т О Л И Б А Г . Я пришлю Гутуку, наместник.Толибаг выходит.

С А Н Д О М И Р . Этого лиса с его ссылками на священные свитки с места не сдвинешь. Но хитер! Судя по его речам, он изо всех сил оберегает привилегии Императора, а мы, билльская администрация, этим благим порывам всячески пре-пятствуем.

Г Н Е Й . У меня возникла интересная версия, друг. Толибаг завербовал Гутуку, инсценировал его побег, а теперь прикрывается словами о руке Божьей. Поэтому и молчал о поимке Гутуки: никто не раскрывает своих агентов.

С А Н Д О М И Р . Действительно, версия интересная. Но завербовать Гутуку? Скорее можно остановить солнце! Нет, тогда он не стал бы арестовывать Гутуку.

Г Н Е Й . Гутука и Арфей ночевали вместе. Было бы крайне подозрительно, если бы Гутука избежал ареста. Тем более, что неделю назад он уже бежал из за-стенков Толибага!

С А Н Д О М И Р . Нет, но каков Толибаг! Не нравится мне его постоянное упо-минание Императора. Великий Император, великий Император... Прикажи уси-лить наблюдение за жрецом. Не хватало мне еще, чтобы в Билле получали сведе-ния из Иллириона сперва от верховного жреца, а уж потом – от меня.

101ПьедесталПьедестал

Входит секретарь.

С Е К Р Е Т А Р Ь . Наместник, привели Гутуку.С А Н Д О М И Р . Пусть введут.

Секретарь и Гней уходят. Стражники вталкивают Гутуку. Некоторое время Гутука и Сандомир молчат.

С А Н Д О М И Р . Вот мы и свиделись снова. Г У Т У К А . Да, господин.С А Н Д О М И Р . Поведай мне, мастер конспирации, хитрец и умник, как дваж-

ды за декаду ты попал в руки Толибага?Г У Т У К А (смиренно). Позволь напомнить, господин, первый раз к нему я по-

пал из твоих рук. На все воля божья.С А Н Д О М И Р . Те же слова говорил и Толибаг. Гней утверждает, что вы с ним

сговорились. Это правда?Г У Т У К А . Верховный жрец часто изрекает истину. Он ближе к Богу, чем я.С А Н Д О М И Р . Но ваш главарь Арфейс всюду кричит, что Бог поможет вам

победить нас. А ваш Бог не может или не хочет уберечь вас даже от ареста.Г У Т У К А . Разве? Только с божьей помощью мой друг Арфейс мог так долго

агитировать на людях и не попасться!С А Н Д О М И Р . Для этого божьей помощи не требуется. Надежная конспи-

рация и бдительность. Насколько я осведомлен, за конспирацию в организации отвечаешь ты?

Г У Т У К А . Бог высоко, до всех ли ему дело? Каждый человек по мере сил своих обязан помогать ему вершить на земле справедливость!

С А Н Д О М И Р . Это наши билльские боги – беспечные гуляки, увитые цветоч-ными гирляндами и нетвердо стоящие на ногах, им не до людских забот, а вот ваш суровый бог – иное дело: все видит, все слышит, все подмечает. Не так ли? Почему бы ему по своей воле ни освободить Иллирион от нашего владычества?

Г У Т У К А . Он послал нам страдание для испытания духа человеческого.С А Н Д О М И Р (понижает голос). Так страдайте тихо, так, чтобы вас и слыш-

но не было. (Пауза.) Страдать можно по-разному. Ваш царь Хеон, надо отдать ему должное, страдает с большим вкусом, и его приближенные – тоже. Люди помель-че: священники, чиновники, купцы – довольны сложившимся положением. Оста-ется голытьба, изгои, отбросы общества, которым больше всего на свете хочется нажраться до отвала, поглазеть на публичную казнь да поорать погромче! Вас даже крестьяне не поддерживают. Случись бунт где-нибудь на окраине, подальше от Иллириона, где нет билльских войск, скажем в Сомме, и ты надеешься, что он закончится удачей?! Ну, захватят горе-мятежники городок, пограбят всласть, со-жгут два-три дома побогаче, но никто за ними не пойдет! А как придут мои полки, рассеется туча прожорливой саранчи и падут головы на плаху!

Г У Т У К А . Главное, господин, начать, а остальное – не твоя забота. Да, народ наш темен и не всегда знает истинного врага своего, но он любит родину и нена-видит тех, кто попирает его землю. Ты прав, есть у нас люди, которым хорошо живется при любых хозяевах. Но сосчитай их! Хватит пальцев на моих и твоих руках! Главное, начать, хоть где-нибудь, в Сомме или не в Сомме...

С А Н Д О М И Р . Допустим, вы добьетесь своего, хотя у меня на этот счет со-мнения, и прогоните наших солдат. Свергните Хеона, новым царем станет Ар-

102 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

фейс... (Как бы между прочим.) Нет, уже не станет, Толибаг собирается его каз-нить. Хорошо, пусть царем провозгласят кого-то другого из твоих приятелей. Штаб займет место у трона, сотня-другая голодранцев превратятся в чиновников, тысяча обогатится, но все остальные останутся жить как жили! Новоявленные чинуши примутся драть по семь шкур со своих вчерашних соратников по мяте-жу! Мир устроен так, что всегда будут аристократы и смерды! А ты, Гутука, мог бы войти в число избранных уже сейчас. Билль ценит толковых людей. Билль не интересует, откуда человек родом. Тебе знакомо имя Мазоний? Личный философ Императора, весьма уважаемый в Империи человек.

Г У Т У К А . После нашей победы он вернется в родной Иллирион.С А Н Д О М И Р (уверенно). Не вернется, я знаю людей. Что может предложить

ему нищая провинция?Г У Т У К А (убежденно). Родину!С А Н Д О М И Р . Чепуха! Родина там, где лучше. Где вкуснее кормят, где ве-

селее нравы, где больше свобод! Иначе трудно объяснить стремление к перемене мест, из-за которого тысячи твоих соплеменников бросают Иллирион и пересе-ляются и в соседние, и в дальние страны?!

Г У Т У К А . Это слабые люди, господин.С А Н Д О М И Р . Нет, Гутука, это обыкновенные люди, но они хотят хорошо

жить сейчас, а не после победы, которой можно и не дождаться. Не суди их стро-го. Иное дело мы: ты и я! Я знаю, ты из знатной семьи. Мы рождены повелевать! Какое это захватывающее чувство: заставлять других делать то, чего хочешь ты! С ним не сравнится ничто другое: ни богатство, ни слава, ни плотские утехи! Власть – мой бог, и только ему, моему богу, я готов принести на алтарь все, чем владею... А владею я многим... (Резко) Гутука, стань мне другом, и мой алтарь станет твоим!

Г У Т У К А . Не знаю, как твои боги, но мой Бог жестоко карает отступников!С А Н Д О М И Р (напоминая собственные слова Гутуки). Бог высоко, до всех

ли ему дело? Тем более, что я не требую от тебя стать отступником, ты будешь служить обоим: своему Богу и моим. Я не собираюсь выведывать твои секреты, я предлагаю занять пост советника наместника по связи с местным населением. На этом посту, видится мне, ты принесешь много пользы своему народу, а заодно и себе. Наши народы должны жить в дружбе!

Г У Т У К А (задумчиво). Хорошо было бы дружить через море...С А Н Д О М И Р . Будь реалистом, Гутука. Мы никогда не уйдем отсюда!Г У Т У К А . Мы поможем вам уйти!С А Н Д О М И Р (смеется). Поможете? Неужто ты всерьез рассчитывал на от-

ряды Акса? (Назидательно) Билльский монолит не расколоть плотницким топо-рам и серпам жнецов!

Г У Т У К А . Поживем – увидим, господин.С А Н Д О М И Р . А самое главное, Толибаг вместе с тобой арестовал Арфейса.

Он расскажет все, как только за него вплотную возьмется Малх.Г У Т У К А . Вряд ли он расскажет больше, чем тебе и так известно от донос-

чиков.С А Н Д О М И Р . А ты высоко оцениваешь агентов Гнея. Но разве рядовой ос-

ведомитель может знать столько, сколько глава заговора?Г У Т У К А . Агенты бывают разные.

103ПьедесталПьедестал

С А Н Д О М И Р . Заметь, Гутука, агенты Гнея – из твоего народа.Г У Т У К А . И в тучном стаде встречаются худые овцы.С А Н Д О М И Р . Ты не смог сберечь Катона, Арфейса, да и себя самого. Не

слишком ли много неудач?Г У Т У К А . Эта неудача – последняя.С А Н Д О М И Р . Последняя? Ты смелый человек, Гутука, но, к сожалению,

смелость не в состоянии спасти человека от смерти!Г У Т У К А . Человек, который может умереть каждое мгновение, должен по-

думать о том, чтобы его секреты не умерли вместе с ним. Входит Гней.

Г Н Е Й . Есть важные известия.Сандомир ударяет в гонг. Входит секретарь.

С А Н Д О М И Р (указывая на Гутуку). Отправь его к Толибагу. (Секретарь выходит, чтобы вернуться со стражниками.) Подумай о моем предложении, Гутука.

Г У Т У К А . Хорошо, господин.Стражники уводят Гутуку.

С А Н Д О М И Р (Гнею). Слушаю тебя. (Гней протягивает свиток. Сандомир молча читает.) Где ты это взял?

Г Н Е Й . Отобрано у Малха, на дороге к побережью. Это нашли на нем.С А Н Д О М И Р . Как видишь, я оказался прав. Донос Императору на меня:

слабо борюсь с мятежниками. Ах, Толибаг, Толибаг! Он все-таки хочет сесть в дырявую лодку... Что с Малхом?

Г Н Е Й . Поскольку не пожелал добровольно остановиться на окрик, совер-шенно случайно напоролся на меч моего солдата.

С А Н Д О М И Р . Ты все сделал правильно. Дорога в Билль опасна, пусть Толи-баг считает, что его посланец по-прежнему в пути. Труп Малха должен бесследно исчезнуть!

Г Н Е Й . Уже исчез. (Пауза) Толибаг не ограничится единственным гонцом: слишком важные сведения. Со жрецом ежедневно встречаются десятки людей, попробуй угадай, кто следующим отправится в Билль?

С А Н Д О М И Р . Малх был правой рукой хитрого лиса. Человеку рангом по-ниже будет трудновато пробиться к Императору.

Г Н Е Й . Он и не пойдет к нему напрямик. Разве в Билле мало твоих врагов? Известный тебе генерал Бат, раз, твой старый «друг» Траппа, два, верховный су-дья Теральон, три, да мало ли еще... Каждый из них готов осыпать золотом с го-ловы до ног человека, принесшего письмо, порочащее тебя. Закон об оскорблении священной особы Императора суров.

С А Н Д О М И Р . Усиль проверку судов на побережье под видом борьбы с кон-трабандой. Император разбираться не станет, прикажет перерезать вены, и все...

Г Н Е Й . Понтий, ты все еще хочешь в Билль?С А Н Д О М И Р . Хочу!Г Н Е Й . Я никогда не любил этот сумасшедший муравейник, в котором ради

денег или в угоду Императору брат предает брата, сын – отца, а жена – мужа. Поэтому я с радостью последовал за тобой. И что же? (Пауза.) Кстати, есть еще

104 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

новость. Наш агент из ближайшего окружения Толибага сообщил, что дом, в кото-ром ночевали Арфейс с Гутукой, показал не кто иной, как Гутука.

С А Н Д О М И Р . Твоя версия оказалась не только интересной, но и единствен-но верной. Теперь стали ясны намеки Гутуки...

Г Н Е Й . Должно быть, решил убрать соперника руками Толибага, чтобы за-нять место.

С А Н Д О М И Р . Я уже ничему не удивляюсь. В любом случае Арфейс раскрыт. Теперь им можно пожертвовать. Поставь в известность Толибага, что я согласен на казнь. Может быть, хоть на какое-то время это удержит жреца от эпистолярной горячки. Арфейсу передай, что по дороге на казнь будет инсценировано его осво-бождение бунтовщиками. Пусть только придержит язык за зубами. Хорошо еще, что Малх мертв, а других таких костоломов у Толибага нет... Начальнику караула прикажи прикончить пленника перед перекладиной – труп не сможет ничего ска-зать. Действуй, друг. (Гней идет к двери.) И вот что, распусти по городу слух, что Арфейса выдал Гутука. Из-за корысти.

Г Н Е Й . Не поверят...С А Н Д О М И Р (с убежденностью в голосе). Поверят, поверят. Люди охотно

верят в порочность ближнего своего...ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина четвертаяТюремная камера в застенках Верховного жреца. В камере Толибаг и Гутука.

Т О Л И Б А Г . Бог наградит тебя, Гутука. Ибо сказано в священных свитках: «Помогающий служителям моим помогает мне».

Г У Т У К А . Мне достаточно твоей похвалы, Толибаг. Но ты нарушил договор: я выдал Арфейса, зачем же схватили меня?

Т О Л И Б А Г . Мы договаривались о плате, о твоей дальнейшей судьбе речи не было. Получил ли ты свои золотые сполна?

Г У Т У К А . Получил.Т О Л И Б А Г . Значит, все в порядке.Г У Т У К А . За свои деньги ты много получил, господин. Отпусти меня, я уеду

на острова.Т О Л И Б А Г . Я хочу получить больше. (Пауза.) Всего себя, без остатка, я от-

даю народу, ибо сказано в священных свитках: «Стань глазами слепому и ногами хромому». Мой бедный народ заслужил спокойную жизнь. Но пока есть бунтов-щики, она невозможна.

Г У Т У К А . А Билль?Т О Л И Б А Г . Надо смотреть правде в лицо, а не тешиться беспочвенными

мечтаниями. Билль – могучая держава, подмявшая под седалище не один десяток народов. Что по сравнению с ним наша маленькая родина? Муравей против слона. Стоит Императору повести бровью, и Иллирион зальется кровью. Разве мало-численным и плохо обученным отрядам под силу воевать с опытными полками?

105ПьедесталПьедестал

Сандомир только и ждет повода, чтобы ввести военное положение. Лишь это и удерживает его от полного разгрома повстанцев.

Г У Т У К А . В горах ему придется трудно.Т О Л И Б А Г . Нет, Гутука, он просто не брался еще за вас по-настоящему. Пока

существуют мятежники, над нами висит меч. Висит на тонкой нити и в любой момент может обрушиться! А я хочу, чтобы народ выжил, накопил силы. Через пять, десять, даже двадцать поколений мы освободим страну, но сделаем это на-вечно. С помощью лести, подкупа и прочих методов: Билль, как язвами, поражен пороками, которые можно и должно использовать в благих целях!

Г У Т У К А . Стало быть, еще два десятка поколений будут рабами?Т О Л И Б А Г . Да! Зато мы спасем народ от уничтожения!Г У Т У К А . Пусть будет так. Отпусти меня, господин.Т О Л И Б А Г . Чтобы ты вернулся в штаб?Г У Т У К А . Чтобы уехать на острова. Арфейс в твоих руках, без вождя по-

встанцы рассеются. Отпусти меня, господин.Т О Л И Б А Г (усмехается). Свято место пусто не бывает. После Катона по-

явился Арфейс... Кроме того, наместник еще не утвердил приговор.Г У Т У К А (убежденно). Он передумает.Т О Л И Б А Г . Уж не сам ли Сандомир сказал тебе об этом? Может быть, ты ему

что-нибудь наплел? О чем вы говорили?Г У Т У К А (после паузы). Наместник предложил мне стать его советником.Т О Л И Б А Г . Тебе? Советником?! Что же ты ответил?Г У Т У К А . Я хочу спокойно жить на островах.Т О Л И Б А Г . Ну уж нет! Ты сгниешь в моей тюрьме вместе с заработанными

золотыми! Упустить такой случай... Советник наместника – мой соглядатай.Г У Т У К А (спокойно). И в тюрьме есть двери.Т О Л И Б А Г . Надеешься сбежать вновь? Я позаботился о надежной охране...

Пусть это тебе даже удастся – стража знает, кто выдал Арфейса. Ей велено дер-жать язык за зубами, но приказ можно и отменить! Тебя проклянут даже ближай-шие друзья, первый же встреченный тобой бунтовщик обнажит кинжал, чтобы поразить чрево предателя, ибо сказано в священных свитках: «Проклят, кто берет подкуп, чтобы убить душу и пролить кровь».

Г У Т У К А (после паузы). Ты перехитрил меня, Толибаг.Т О Л И Б А Г . Помоги мне, Гутука. Не будь как буйвол или конь, которого надо

обуздывать уздой и удилами.Г У Т У К А . Что я должен делать?Т О Л И Б А Г . Станешь советником Сандомира, а об островах забудь навсегда!

Иногда будешь оказывать мне мелкие услуги...Г У Т У К А . Значит, достопочтенный Толибаг желает пребывать в курсе всех

начинаний наместника...Т О Л И Б А Г . Правое дело оправдывает любые средства. Я пекусь о благе лю-

дей, а ненавидящих меня без вины больше, нежели волос на голове моей. Ду-маешь, легко жить в атмосфере всеобщей ненависти? Время рассудит каждого из нас, ответит, кто истинный патриот, но живем-то мы сейчас. Я готов пожертвовать жизнью, только бы это помогло народу. Так помоги мне, Гутука.

Г У Т У К А (думает). Я согласен.

106 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

Т О Л И Б А Г . Вот и хорошо. Но не вздумай надуть меня! Достану из-под зем-ли, из трюма галеры, на горних вершинах... И помни про свои дела. (Пауза.) Раз в неделю будешь встречаться с моим доверенным человеком.

Г У Т У К А . Это опасно.Т О Л И Б А Г . Я пока не могу доверять тебе до конца, мастер конспирации. Сам

позаботься о своей безопасности! Посидишь здесь до вечера, потом тебе дадут уйти.

Г У Т У К А . Проще было бы отпустить меня сейчас.Т О Л И Б А Г . А Сандомир? Он не должен догадаться, что мы с тобой сгово-

рились. Конечно, все горожане наслышаны о дерзости Гутуки, но сбежать среди бела дня?.. Придется потерпеть до вечера. Сейчас с допроса приведут Арфейса. Тебе не хочется встречаться с человеком, которого предал, я понимаю, но...

Г У Т У К А . Думай что хочешь, господин.Т О Л И Б А Г (достает из-за пояса нож). Посмотри, какой нож, Гутука! Фи-

ликийский. Меня постоянно мучает один вопрос: все умеет делать наш народ, а оружие – нет. Почему? Неужто оскудела наша земля искусными ремесленниками? Разве можно сравнить филикийское лезвие с отечественным? Нашим пока овцу зарежешь – семь потов сойдет, а это – само до чужого сердца дорогу найдет... Возьми! (Передает нож Гутуке.) Вдруг пригодится, ибо сказано в священных свитках: «С чистым поступай чисто, с лукавым – по лукавству его».

Гутука прячет подарок под плащом. Входит служка.

С Л У Ж К А . Господин мой Толибаг, наверху ждет господин Гней.Т О Л И Б А Г . Прощай, человек.

Толибаг и служка выходят. Гутука ходит по камере. Входит тюремщик.

Т Ю Р Е М Щ И К . Эй, ты, к тебе баба пришла. (Выходит.) Входит Пирелла, рассматривает Гутуку.

Г У Т У К А . Чего ты хочешь, госпожа?П И Р Е Л Л А . Я давно хотела увидеть дерзкого Гутуку. Сразу же после его по-

бега. (Полувопросительно-полуутвердительно.) Ведь только тебе удалось сбежать от Малха.

Г У Т У К А . Увидела, госпожа? (Отворачивается и уходит в угол.)П И Р Е Л Л А . А ты не слишком приветлив.Г У Т У К А . Я не звал тебя, госпожа.П И Р Е Л Л А (надменно). Меня никто не может позвать: я хожу, где хочу. (Гу-

тука молчит.) О тебе складывают легенды, и вдруг я слышу от Гнея, что ты выдал Арфейса. Так ли это?

Г У Т У К А . Господин знает лучше.П И Р Е Л Л А . Я не верю в это. Наверное, это одна из твоих уловок. (Гутука

молчит.) Мне жаль тебя. Малх не из тех, кто прощает обиды. Тебя ждут страшные пытки, а потом мучительная смерть. Или опять надеешься сбежать?

Г У Т У К А . На все воля Божья.П И Р Е Л Л А . А ты мне нравишься. По крайней мере, не дрожишь, как ваш

вождь. Может быть, я смогу тебе помочь?Г У Т У К А . Мне не нужны подачки от врагов.

107ПьедесталПьедестал

П И Р Е Л Л А (смеется). Смотри ты, какой гордый. А я считаю, что всех лю-дей – и друзей, и врагов – надо использовать в своих интересах. Особенно врагов. Или ты мне не веришь?

Г У Т У К А . Где ты видела Арфейса?П И Р Е Л Л А . На допросе у Сандомира. Очень странный допрос, с физулим-

ским, апельсинами и виноградом. Ты не находишь?Г У Т У К А . Великий Сандомир волен допрашивать так, как пожелает.П И Р Е Л Л А . Ты так же наивен, как и дерзок. Впрочем, ты ведь тоже выдал

Арфейса. (Направляется к выходу.) Если удастся выбраться отсюда, дай знать. Будет интересно встретиться с тобой.

Пирелла уходит. Гутука ходит по камере. Через какое-то время стражники вталкивают Арфейса.

А Р Ф Е Й С (с удивлением). Ты, Гутука?Г У Т У К А (с достоинством). Я.А Р Ф Е Й С . Я рад тебе, Гутука. Вдвоем будет веселее. Вечером товарищи за-

хватят Иллирион и освободят нас.Г У Т У К А . Что ж, повеселимся напоследок. Думаешь, тюремщики нас не за-

режут, когда Акс ворвется в город?А Р Ф Е Й С . Зарежут? Нет, нет, тюремщикам будет не до нас, все бросятся спа-

сать свою шкуру! (Пауза.) Ждать осталось недолго!Г У Т У К А . Подождем...А Р Ф Е Й С . Как же случилось, что нас предали?Г У Т У К А . Ты сам говорил, что в последнее время участились провалы.А Р Ф Е Й С . Плохо работаешь, Гутука. Я повторяю: в штабе завелся предатель!Г У Т У К А . Мне это стало ясно давно. А Р Ф Е Й С (охвачен благородным гневом, но с некоторым беспокойством). Ты

знаешь, кто предатель? Почему же ты его не обезвредил?Г У Т У К А . Он хорошо маскировался, я раскрыл его слишком поздно.А Р Ф Е Й С (его беспокойство увеличивается). Поздно? Значит, это он нас вы-

дал... Кто же это?Г У Т У К А (забавляясь). Ты его отлично знаешь.А Р Ф Е Й С . Пест? Не может быть... Лион? Нет! Клант? Ни за что не поверю...Г У Т У К А . Брось притворяться! Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю! Это ты

выдал Катона, Сымона Кляузника, меня и всех остальных!А Р Ф Е Й С . Опомнись, Гутука! Пребывание в застенке затуманило твой разум!

Тебя, должно быть, зверски пытали?! Такими словами не бросаются! По-твоему выходит, я сам себя сюда заточил? Ну что же ты не отвечаешь?

Г У Т У К А . Нет! О заточении пришлось позаботиться мне!А Р Ф Е Й С (ошарашен). Тебе? (Быстро приходит в себя.) Зачем? Если преда-

тель – я, почему ты не раскрыл это на заседании штаба? Ах да, понятно, в штабе здравые люди, они не поверят в эту ахинею, потребуют доказательств...

Г У Т У К А . Доказательства есть...А Р Ф Е Й С . Ты решил убрать меня при помощи Толибага. Завидуешь моей

славе и популярности. Решить стать первым. А как же восстание?Г У Т У К А . Не смей говорить о восстании, шелудивый пес! А Р Ф Е Й С (видя, что Гутука готов задушить его голыми руками). Спокой-

нее, Гутука. Как же ты сам здесь очутился? Ошибся в расчетах или давно снюхал-

108 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

ся с Толибагом? А мы-то, дурачки провинциальные, восторгаемся удалью Гутуки, бежавшего от самого Малха... Ничего, придут наши – разберутся!

Г У Т У К А . Ждешь наших? Очень ждешь?А Р Ф Е Й С (устало). Оставь меня в покое. Надоели твои беспочвенные обви-

нения, твои несуразные домыслы. У меня было тяжелое утро, я хочу отдохнуть!Гутука достает из-под плаща свиток, показывает Арфейсу.

Г У Т У К А . Узнаешь?А Р Ф Е Й С . Что это?Г У Т У К А . Твое донесение о расположении лагерей под Соммой. Поэтому с

такой надеждой ожидаешь прихода Акса?А Р Ф Е Й С (отшатываясь). Провокация!Г У Т У К А . У меня имеются и другие образцы твоего почерка. В надежном

месте.А Р Ф Е Й С . Идиот Сандомир! Хранить такие документы...Г У Т У К А . Тебя подвела любовь биллян к бюрократии.А Р Ф Е Й С (внезапно бросаясь на Гутуку). Твои доказательства останутся в

надежном месте навечно!Некоторое время идет борьба, соперники равны по силам, но постепенно Гутука,

более подготовленный к единоборству, берет верх. Он прижимает Арфейса к стене и достает нож.

А Р Ф Е Й С . Спасите!!!Входит тюремщик. Гутука отскакивает, прячет нож.

Т Ю Р Е М Щ И К . Что, передрались, пауки? Ничего, разбирайтесь сами. Если один придушит другого, это к лучшему... Но только тихо: я спать хочу! (Выходит.)

Г У Т У К А . Страх лишил тебя разума, предатель. Если со мной что-то случит-ся, тайник вскроют надежные люди.

А Р Ф Е Й С (злобно). Деца тоже можно убрать!Г У Т У К А . Всех не уберешь!А Р Ф Е Й С . Задумал Сандомира обвести вокруг пальца? Не выйдет! Он до-

гадается о твоей роли, и тогда тебе несдобровать!Г У Т У К А . Он догадался. Я помог ему.А Р Ф Е Й С . Ага, стало быть, отмена восстания в Сомме тоже твое дело?! Те-

перь мне понятно, куда поспешал Дец... (Неожиданно.) Спасибо тебе за Сомму, Гутука. Теперь я снова необходим Сандомиру, он позаботится обо мне и ненуж-ных свидетелях! Или ты считаешь тюремную камеру надежным убежищем?

Г У Т У К А (весело). Удивляюсь твоей наглости, шакал. Ты, верно, забыл, что у меня нож.

Гутука достает нож и медленно надвигается на Арфейса.А Р Ф Е Й С (шипит). Сандомир отомстит. (Забивается в угол.)Г У Т У К А (с презрением). Перестань кривляться, бездарный лицедей! Ты от-

лично знаешь, наместнику не нужен провалившийся провокатор, тем более мерт-вый!

А Р Ф Е Й С . Будь проклят, Гутука! (Плюет.)Г У Т У К А . Нет, я не буду пачкать лезвие твоей змеиной кровью! Ты еще по-

надобишься... (Отходит к противоположной стене, садится на корточки.) К со-

109ПьедесталПьедестал

жалению, народ тебя любит... Выдал я тебя с единственной целью: поднять насе-ление Иллириона на твое освобождение, раз уж отряды Акса не придут. Билляне уже сегодня могли быть разгромлены.

А Р Ф Е Й С . Чистейшей воды авантюра. В городе мало повстанцев.Г У Т У К А . У Сандомира тоже мало солдат. Самые надежные полки отправ-

лены в Сомму.А Р Ф Е Й С . Ты и это знаешь?! (Пауза.) Что же Пест не спешит нас освобож-

дать?..Г У Т У К А . Не все получилось так, как я задумал. О нашем аресте никто из

штаба не знает.А Р Ф Е Й С . Охотник попался в собственный капкан?Г У Т У К А . Не все еще потеряно – твоя казнь всколыхнет народ!А Р Ф Е Й С (встревоженно). Моя казнь? Сандомир не допустит такого!Г У Т У К А . Допустит.А Р Ф Е Й С . Ошибаешься, Гутука. Дважды, трижды, четырежды ошибаешься!

Во-первых, Сандомир вытащит меня, коль организация еще не разгромлена, во-вторых, казни хоть весь штаб, еще восемь таких, как я, никто не поднимется на освобождение! Что нужно черни? Набить брюхо дармовой жратвой да поглазеть на чужие страдания: они будут улюлюкать и вопить, когда ты скорчишься на пере-кладине, – всегда приятно сознавать, что кому-то хуже, чем тебе! А если намест-ник догадается к тому же выкатить несколько бочек дрянного винца, то те, кто еще вчера славил тебя на все голоса, примутся славить Билль! (Пауза.) Вся жизнь твоя, Гутука, – ошибка! Ты готов голову сложить за народ, за этих голодранцев, нищих, убогих, а ведь назавтра они уже и имя твое позабудут! Зачем ты живешь, Гутука? Для чего борешься? Ты жил впроголодь, бос и наг, даже плащ в дырах, спал где придется, как бездомный пес, а боролся против тех, кто мог помочь вы-браться тебе из дерьма!!! Только не говори о народе, смешно!

Г У Т У К А . А для чего живешь ты?А Р Ф Е Й С . Не для чего, а для кого. Для себя! Я не хочу прозябать в бедности:

есть из глиняных плошек, когда кому-то подают еду на золотых блюдах, иметь простолюдинок, когда тебя могут ласкать изощренные в любовных играх налож-ницы, хлебать прокисшую бурду, когда можно смаковать по глотку чудесное фи-зулимское!

Г У Т У К А . Пожрать, перепихнуться, надрызгаться... Неужто для этого стоит жить? У человека должна быть высшая цель!

А Р Ф Е Й С . У меня есть такая цель! Бог не дал мне родиться в царских хоро-мах, но он дал мне светлую голову. Хеон не вечен, ему можно и помочь... Я же популярен у народа, они с радостью встретят меня на площади, когда Сандомир...

Г У Т У К А . Значит, называя себя «будущим царем», ты всерьез примерялся к короне?

А Р Ф Е Й С . Черни требуется время, чтобы свыкнуться с титулом. Ты плохо знаешь нашу историю, Гутука. Прадед Хеона нищий пастух Дион стал царем! Чем я хуже Диона?

Г У Т У К А . Дион был царским сыном. Я хорошо знаю нашу историю! Ему пришлось бежать из дворца, спасаясь от смерти.

А Р Ф Е Й С (смеется). Пусть будет так. Когда я стану царем, я тоже позабочусь о своем царском происхождении. А может, и о божественном!

110 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

Г У Т У К А . Ты забыл об организации!А Р Ф Е Й С . Допустим, восставшие одержат победу, допустим. В это трудно

поверить, глядя на стоящие в Иллирионе полки, но допустим... Кто же станет ру-ководить страной после победы?! Есть лишь одна кандидатура – моя! Пусть пост, который я займу, назовут по-иному, вождем или, скажем, предводителем, не в на-звании суть! В один прекрасный день вождь станет царем! Сколько таких случаев было, а сколько еще будет!

Г У Т У К А . Нет, не стать тебе царем. Мой народ наивен и готов с замиранием сердца слушать красивые речи, но он ждет решительных дел, которые приведут его к свободе. И он будет свободен, я готов за это отдать свою жизнь!

А Р Ф Е Й С . Да что вы, чистоплюи, знаете о народе? Ты хоть в юности покинул свою богатую семью, а остальные? Плевать нашему народу на свободу, если в брюхе гуляет ветер. Главное, накормить народ. Когда накормим досыта, тогда и о свободе поговорить можно.

Г У Т У К А . Стадо сытых баранов?А Р Ф Е Й С . Пока не сытых. У меня сердце кровью обливается при виде того,

как Хеон управляет страной. Можешь поверить, я это сделаю куда лучше! Народ бестолков и ленив, но даже такой народ может жить лучше в пять раз!

Г У Т У К А . А как же Билль?А Р Ф Е Й С . Ничего ты не понял, Гутука. Я думаю о народе не меньше тебя.

Потому и выдал план мятежа. Пусть лучше Сандомир убьет пять тысяч бунтарей, чем, воспользовавшись предлогом, зальет страну кровью невинных. Когда народ стерт с земли, некому радоваться свободе. Пять тысяч за целый народ – недорогая цена! И тебя я выдал по той же самой причине, и Катона, самых горячих, самых нетерпеливых. Вот Фороза выдавать незачем. Стану царем – заживут люди лучше. Нынешних не исправишь, а для детей откроем школы, будем с малых лет при-учать к свободе и культуре. А когда вырастут...

Г У Т У К А . А ты все это время будешь пребывать в роскоши?А Р Ф Е Й С . И ты тоже, и Дец, и все остальные. Не в этом дело. Люди поймут:

то, как им жить, зависит только от них самих.Г У Т У К А . А как же все-таки Билль?А Р Ф Е Й С . Мы столько накопили золота, что и Биллю хватит.Г У Т У К А . Но мы могли бы освободиться уже сегодня.А Р Ф Е Й С . О, наивный Гутука! Думаешь, Императора обрадует такая но-

вость? Слава Богу, что мятеж провалился, иначе не позднее чем через три месяца жди билльскую эскадру.

Г У Т У К А . Считаешь, что все станут плясать под твою дудку?А Р Ф Е Й С . Честных дураков всегда можно использовать в своих интересах, а

вот от твердолобого Песта придется избавиться.Г У Т У К А . Уже все просчитал.А Р Ф Е Й С . А как же иначе? Цель оправдывает средства! А счастье народа –

трижды святая цель! И если ты мне согласен помочь...Г У Т У К А . Нет, Арфейс. Тебе не стать царем. Ты умрешь за народ вопреки

желанию. Умрешь на перекладине, вот почему я не стану убивать тебя сейчас...А Р Ф Е Й С . Подумай лучше. Даже если Толибаг за твое предательство тебя от-

пустит, кто в это поверит? Бежать от Малха дважды? Невозможно даже для Гуту-

111ПьедесталПьедестал

ки. (Доверительно.) Знаешь, что самое смешное во всей этой истории? Ты, герой и патриот, будешь носить клеймо предателя, а я – имя героя, будут славить меня!

Г У Т У К А . Если придется, я отдам за свободу не только жизнь, но и честь!Входит тюремщик.

Т Ю Р Е М Щ И К . Гутука, на выход! (Арфейсу.) А ты, «царек будущий», готовь-ся к перекладине!

Гутука уходит.А Р Ф Е Й С (упавшим голосом). На перекладину?Т Ю Р Е М Щ И К . А ты думал, что тебя наградят? Все уже готово. Сам пойду

поглазеть и детишек с собой прихвачу – пусть потешатся. Хватит на нашу шею одного царя Хеона, дай Бог ему здоровья!

А Р Ф Е Й С . Не верю!Т Ю Р Е М Щ И К . Сейчас тебя посетит господин Гней, потом последний до-

прос, и вперед!А Р Ф Е Й С . Господин Гней? (Кричит вдогонку Гутуке.) Не все еще потеряно,

Гутука!ЗАНАВЕС

Картина пятаяДекорация второй картины. В комнате Пест, Клант, Лион, Фороз.

К Л А Н Т . Мы устроили засаду у поворота, там с обоих сторон кусты жимо-лости. Вся операция заняла не более пяти минут, командир конвоя явно не ожи-дал нападения. Мы выхватили Арфейса и скрылись. Три солдата убиты, с нашей стороны потерь нет. Билляне были так удивлены, что даже не снарядили погоню!

П Е С Т . Молодцы! В толпе поговаривают, что Арфейса выдал Гутука.К Л А Н Т . Мне об этом рассказал сам Арфейс.Ф О Р О З . Не могу поверить!К Л А Н Т . А по-моему, все ясно. Сначала он выдал Катона, затем Арфейса. От

Малха невозможно сбежать. Малх и Толибаг подкупили Гутуку, а потом устроили «героический» побег.

Ф О Р О З . Катон погиб задолго до ареста Гутуки.К Л А Н Т (горячится). Ну и что? Значит, Гутуку склонили к предательству

еще раньше. А кто отменил восстание в Сомме? Уже сегодня мы легли бы спать свободными гражданами...

Л И О Н (скептически). Полагаю, спать сегодня не пришлось бы... Какие ново-сти из Соммы?

П Е С Т . Ничего нового. А вот утром прибыл гонец от Акса: Дец от имени шта-ба приказал не выступать. Акс увел бойцов в горы.

К Л А Н Т . Теперь вам все понятно? Это происки Гутуки: Дец без его подсказок и шагу не ступит! (Входит Дец.) А вот и он!

П Е С Т (Децу). Кто позволил тебе сорвать восстание? За своеволие ответишь головой!

Д Е Ц . В Сомму я был направлен Гутукой. О восстании стало известно Сандо-миру, он послал туда отборные полки.

112 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

П Е С Т . Отменить восстание мог только штаб!К Л А Н Т . А известно ли тебе, дорогой Дец, что твой любимый Гутука – пре-

датель? Может быть, вы работаете на Толибага сообща?Д Е Ц (обращаясь к остальным). Он что, друзья, разума лишился? Да за такие

слова я голову тебе оторву, мозгляк паршивый! (Рвется к Кланту, его сдержи-вает Лион.) В Сомме три полка, не считая конных разъездов! Опоздай я на полча-са, и от Акса только б перья полетели!

К Л А Н Т . Лжет он все! Лжет!Д Е Ц . Заткните ему пасть, ишь слюни потекли! Скоро прибудет Акс, может,

ему поверишь?П Е С Т . Ничего не понимаю. Почему же Гутука вчера ничего не сказал? Все

запуталось окончательно... Где Арфейс? Когда он придет?К Л А Н Т . Скоро. Ему приходится буквально продираться сквозь толпу вос-

торженных почитателей!Л И О Н (ворчит). Опять...К Л А Н Т . Человек только что избежал позорной казни...П Е С Т . Доиграется – снова схватят.К Л А Н Т . Только не сегодня. У него надежная охрана из тысяч людей – они

просто обожают Учителя!Входит Гутука. Клант бросается к нему. Дец заслоняет Гутуку грудью.

П Е С Т (ласково). Откуда ты, друг? До нас дошли вести, что ты томишься в застенках Толибага.

Г У Т У К А . Я бежал.К Л А Н Т . Если он (указывает на Гутуку) в третий раз попадется, не удивлюсь,

встретив его на улице. Видно, тюремные стены для него сами расступаются!П Е С Т . Объясни, что случилось, Гутука!Г У Т У К А . Я объясню вам все: Арфейс – провокатор и шпион Сандомира!К Л А Н Т (плюет в сторону Гутуки). Да отсохнет твой поганый язык, да об-

рушатся своды на твою безмозглую голову!Г У Т У К А (спокойно продолжает). Он выдал Сандомиру Катона, потом меня,

раскрыл план восстания в Сомме.Д Е Ц . Я собственными глазами видел в Сомме три полка.П Е С Т . Это очень серьезное обвинение, Гутука. Ты можешь доказать его?Г У Т У К А . Могу. (Подходит к двери.) Зайди сюда. (Входит закутанная в чер-

ную одежду женщина.) Расскажи, где ты видела Арфейса?Ж Е Н Щ И Н А . В кабинете наместника Сандомира. Тот угощал его вином и

фруктами.П Е С Т . Гутука, кого ты привел?Г У Т У К А . Это...Ж Е Н Щ И Н А (перебивая, открывает лицо. Это – Пирелла). Я не нуждаюсь в

посредниках. Мое имя известно всем в этом городе – я близкий друг Сандомира!Ф О Р О З (удивленно). Пирелла?!К Л А Н Т . Ах ты стерва! (Бросается с кулаками, его сдерживают.)П Е С Т . Чем докажешь, что говоришь правду?П И Р Е Л Л А (надменно). Не собираюсь ничего доказывать. Просто мне хоте-

лось познакомиться с вождями бунтовщиков, посмотреть, что это за люди. Только

113ПьедесталПьедестал

такими пигмеями, как вы, могло руководить это ничтожество – Арфейс. Видали бы вы, как извивался ваш вождь, когда я сказала ему о казни. Сразу мокрым стал.

П Е С Т . Твое счастье, что мы не воюем с женщинами. (Гутуке.) Проводи близ-кого друга наместника.

П И Р Е Л Л А (гордо). Я могу обойтись и без провожатых. Прощайте.Уходит.

К Л А Н Т (потрясен, но пытается заступиться за Арфейса). Все подстроено! Почему мы должны верить какой-то блуднице? Братья, да что это получается: вместо суда над Гутукой мы выслушиваем его бредни!

Г У Т У К А (протягивает Песту свиток). Это – тоже бредни?П Е С Т (читает). Это же донос по поводу восстания: подробный план, список

руководителей...Г У Т У К А . Ты узнал почерк?П Е С Т (мрачно). Рука Арфейса. (Передает список Кланту. Тот читает.) Г У Т У К А (после паузы, Кланту). Ну что, убедился? (Клант молчит.) Есть и

другие документы. Да, мне пришлось отменить восстание, да, я выдал Арфейса. К несчастью, Толибаг спутал мои планы, а вы бездарно ему подыграли! На всех углах народ славит предателя! Надо было не освобождать Арфейса, а воспользо-ваться благоприятной обстановкой и поднять народ на восстание! Тем более, что в Иллирионе осталась горстка биллян.

Д Е Ц . Почти все войска в Сомме.П Е С Т . Ты сам виноват. Мы ни о чем не подозревали.Г У Т У К А . Да, я виноват. Виноват, что попался на удочку Толибага. Но вчера,

когда меня провоцировал Арфейс, у меня еще не было прямых улик против него.К Л А Н Т (отрешенно). Что же делать, что?П Е С Т . Время для выступления упущено. Мертвый Арфейс мог бы стать зна-

менем!Г У Т У К А . Мы должны судить изменника судом народа!П Е С Т . Думаешь, народ нас поймет? Народ ликует, народ носит своего вождя

на руках, народ безумно рад, что их предводитель спасен от неминуемой смерти! И вдруг мы объявляем, что Арфейс – предатель! Это же как обухом по голове. На-род нам не поверит. Народ отшатнется. Это конец организации и всему движению.

Г У Т У К А . Кто-то отшатнется, кто-то не поверит, но кое-кто останется: самые преданные, самые честные, самые смелые...

П Е С Т . Все равно, от подобного удара мы оправимся ой как не скоро.За стеной раздаются приветственные возгласы.

Слышите? Это славят Арфейса. (Гутуке.) Как бы твой суд народа не осудил нас самих. Я знаю, что надо сделать! Гутука и Дец, скройтесь в соседнюю комнату. Без моего приказа не показывайтесь.

Гутука и Дец проходят в соседнее помещение. Входит Арфейс, оставляя за дверью сопровождающих, снимает плащ.

А Р Ф Е Й С (оживленно). Приветствую всех, друзья! Бог воздаст за мое осво-бождение! Слышите, как ликует народ? (Замечает подавленное состояние Клан-та.) Клант, почему ты не в настроении?! Скорбишь о неудаче в Сомме? Все еще

114 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

впереди. Выйди, посмотри, сколько сторонников к нам прибавилось! Через не-сколько дней мы сможем начать не на окраине, а прямо в Иллирионе! Да, Клант?

К Л А Н Т . Да, Арфейс.А Р Ф Е Й С . Проклятый Гутука! Это он выдал меня верховному жрецу, это он

сорвал выступление Акса, презренный пес! Но он просчитался: наши ряды стали еще сплоченнее!

П Е С Т . Ты видел Гутуку?А Р Ф Е Й С . Да, в тюрьме, но Толибаг может выпустить его в любой момент,

если уже не выпустил.За стеной громкие крики. В дверь барабанят.

Это меня! Народ жаждет видеть своего вождя!П Е С Т . Идем. Твоя речь – еще одна ступенька на лестнице доверия народа.

(Вместе с Арфейсом выходит за дверь и там обращается к народу.) Люди! Бог ниспослал человека, чтобы спасти нас. Подлый наместник Сандомир хотел каз-нить Арфейса! Но Бог не оставил его! Бог спас его!

А Р Ф Е Й С . Люди! Я боролся за вас, я принял за вас тяжкие муки! Но я страдал с улыбкой на устах, ибо люблю вас! И вы любите меня, любите и помогаете. Кто помогает мне, помогает Богу! Но нашелся среди прочих подлый трус и продал меня поганцу Толибагу! (Взрыв негодования. Громкий крик: «Назови имя!»)

Гутука выскакивает из своего убежища с криком: «Ложь!», устремляется к двери, за которой Арфейс, его задерживают. За Гутукой выходит Дец.

Затвердите имя доносчика. Гутука! Каждый, кто увидит Гутуку, пусть побьет его, как собаку! Бог наградит за это! Убейте Гутуку! (Толпа скандирует: «Убьем Гутуку! Убьем Гутуку!»)

Гутука пытается вырваться из рук товарищей.

Л И О Н . Толпа разорвет тебя!Г У Т У К А . Молчать, когда изменник позорит мое имя?!Л И О Н . Но зачем идти на верную смерть?!

Арфейс с Пестом возвращаются с улицы. Увидев Гутуку, Арфейс инстинктивно делает шаг назад, но натыкается на идущего следом Песта.

П Е С Т . Ты оступился, Арфейс?А Р Ф Е Й С (указывая на Гутуку). Вот предатель и изменник! Почему он не свя-

зан? Почему не хватаете его? Сколько тебе, Гутука, заплатил Сандомир за меня? А сколько за голову Катона?

Л И О Н . Мы все знаем, Арфейс.А Р Ф Е Й С . Что вы знаете? Какие бредни влил вам в уши этот доносчик? И вы

поверили... Если бы не его гнусные происки, Иллирион был бы уже в руках Акса!Д Е Ц . В Сомме три полка. Сандомир хорошо подготовился.А Р Ф Е Й С . Ложь!!Д Е Ц . Акс сказал, что еще вчера в городе биллян не было. А на рассвете по-

явились, словно из-под земли. Не иначе кто-то их предупредил.А Р Ф Е Й С . Я всегда говорил, в штабе предатель! Конечно, это Гутука! Он со-

общил наместнику о выступлении!П Е С Т . Сначала донес, а потом спас бойцов Акса?

115ПьедесталПьедестал

А Р Ф Е Й С . Ему нужно было завоевать ваше доверие, чтобы потом оклеветать меня! Он всегда завидовал мне, его просто снедала зависть!

Л И О Н . А как быть со свитком? Клант, покажи!Клант протягивает Арфейсу свиток с доносом.

А Р Ф Е Й С (не читая, бросает свиток на пол). Фальшивка!К Л А Н Т . Нет, это не фальшивка!А Р Ф Е Й С (Кланту). И ты, Клант, не веришь мне?!К Л А Н Т (горячо). Я готов был без раздумья отдать за тебя жизнь!А Р Ф Е Й С (делает шаг к двери. Лион загораживает ему проход. Неожиданно

кричит). Люди!!!Клант зажимает Арфейсу рот.

К Л А Н Т . Еще один звук, и я сверну тебе шею!Г У Т У К А (достает нож и передает Песту). Возьми, иначе я не смогу сдер-

жаться! (Арфейсу.) Народ будет судить тебя!А Р Ф Е Й С (хрипит). Меня нельзя судить. У вас нет выхода. Что вы скаже-

те людям за дверью? Предлагаю: все остается по-прежнему. Конечно, я порву с Сандомиром, он мне теперь без надобности... Это будет выгодно всем: и вам, и народу, и мне!

К Л А Н Т . Подонок!Д Е Ц . Негодяй!П Е С Т (обращаясь к присутствующим). У вас есть другое решение? (Все мол-

чат.) А у меня есть! (Неожиданно бьет Арфейса в грудь ножом, тот падает.)А Р Ф Е Й С . Зачем? (Умирает.)

Всеобщее замешательство.

Г У Т У К А . Зачем ты это сделал? Мы должны были его судить. По закону!П Е С Т . Я не знаю, был ли предателем Арфейс или нет. Меня это не интере-

сует. Но вождь движения должен быть вне подозрений. Суд предполагает рассле-дование. По городу поползут слухи. Довольно того, что здесь побывала подруга самого наместника... Вы слышите, как ликует толпа? И вдруг: Арфейс – преда-тель! Достаточно нам одного предателя: Гутуки! Тень ляжет на всех членов штаба и близких к ним, а это – смерть движению!

Г У Т У К А (упрямо). Народ должен знать правду!П Е С Т . Наш народ не дорос до правды! Народу не нужна правда, народу на-

добно чудо! Завтра объявим, что Арфейса убил шпион Сандомира. Или, еще луч-ше, Толибага. Устроим торжественные, пышные похороны. Развернем агитацию. Объявим Арфеевский набор в дружины, я думаю, многие пойдут.

Л И О Н . Но это же обман!П Е С Т . Да, обман. Но этот обман принесет больше пользы, чем истина. Клант

и Лион, вам предстоит составить жизнеописание Учителя, вы знали его ближе остальных... Должен же быть у организации программный документ! И не скупи-тесь на описание чудес, я уже говорил, наш народ их любит!

Г У Т У К А . Значит, нашему народу уготована участь поклоняться провокатору и предателю?

116 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

П Е С Т . Об этом будем знать только мы. Когда придет долгожданная свобода, никто не спросит, каким путем мы победили. Правое дело оправдывает любые средства!

Г У Т У К А . Я уже слышал эти слова сегодня. Нет, Пест, правое дело надлежит вершить чистыми руками!

П Е С Т (холодно). Ты противоречишь себе, Гутука. Ты сам хотел поднять мас-сы на освобождение человека, который был заведомо агентом наместника!

Г У Т У К А . Да, но сразу же после победы я хотел...П Е С Т . Девица не может быть невинна наполовину. Да, мои руки обагрены

кровью, но я нисколько не стыжусь и не испытываю угрызений совести. После победы я отмою руки!

Л И О Н . Отмоешь ли?П Е С Т . Отмою. А если скажут, что я не чист перед народом, уйду из жизни,

уступив место более достойным. Только бы любимая родина стала свободной! (Гутуке.) Ради нее ты тоже должен умереть!

Пест с ножом в руке надвигается на него. Клант и Дец заслоняют Гутуку.К Л А Н Т . Я не узнаю тебя, Пест!Д Е Ц . Убей и меня!П Е С Т . Что вы на меня уставились? Думаете, что я сошел с ума? В городе на

всех перекрестках только и говорят о предательстве Гутуки. Сам вождь известил народ об этом. Как вы все растолкуете толпе? Ты должен умереть во имя родины, Гутука!

Г У Т У К А . Я никогда не боялся смерти, но умереть так?..П Е С Т . Живи! (Бросает нож на пол.) Не думаю, что твоя жизнь продлится

долго. Первый же фанатик, который узнает тебя, задушит голыми руками!Г У Т У К А . Не узнает! (Поднимает нож и наносит несколько ударов себе в

лицо. Кровь стекает на плащ.)Д Е Ц . Не надо, друг! (Отнимает нож.)П Е С Т . Теперь тебя действительно не узнать. (Показывает товарищам на

труп.) Уберите это! А завтра объявим о покушении.Пест уходит в соседнюю комнату. За ним Лион,

Фороз и Клант вытаскивают тело Арфейса.Д Е Ц (подает Гутуке плащ Арфейса). Переоденься, твоя одежда в крови! Я

выведу тебя из города. Спрячься где-нибудь или, еще лучше, поезжай на острова. Скоро мы победим, и ты вернешься в ореоле славы. Я об этом позабочусь.

Г У Т У К А . Спасибо, верный Дец. Конечно, можно уехать на чужбину, но родину с собой не увезешь! Борьба предстоит упорная, не рассчитывай на легкую победу. Для этого понадобится много золота. Помнишь место, где мы встречались вчера вечером?

Д Е Ц . Конечно.Г У Т У К А (чертит ножом по столу). Вот развалины, вот одинокое дерево.

Шесть шагов от него на восход, и ты найдешь мой тайник. Там бумаги и золотые Толибага. Купи на них оружие. Среди бумаг списки агентов. Конечно, многие от-вернутся от нас, узнав о моем «предательстве». Не торопи их, Дец. Может они вернутся, увидев, что остались невредимыми. (Пауза.) Я не могу сражаться с вра-гами вместе с вами, но попробую проделать это в одиночку! (Пауза.) Множество

117ПьедесталПьедестал

сведений я держу не в тайнике, а в собственной голове. Попробую рассказать тебе главное. Слушай внимательно и запоминай, Дец!

ЗАНАВЕС

Картина шестаяКабинет Сандомира. Тот за столом, что-то пишет. Входит Гней.

Г Н Е Й . Последние новости. Первая: бунтовщики отбили Арфейса.С А Н Д О М И Р . Что? Когда это произошло?Г Н Е Й . Четыре часа назад. По дороге на казнь. Начальник стражи попытался

скрыть от меня истину, но я...С А Н Д О М И Р . Я послал курьера в Билль с известием о смерти мятежника.

Курьера уже не догнать. Начальнику стражи отрубить правую руку, стражников отослать в самый дальний гарнизон! Немедленно найти Арфейса и отправить на перекладину! Императору должно быть доставлено верное известие. Подошли убийцу в тюрьму Толибага, пусть зарежет Гутуку, мне не нужны проницательные бунтовщики!

Г Н Е Й . Новость вторая: Гутука бежал из тюрьмы.С А Н Д О М И Р . Опять сбежал. И наверное, совершенно случайно... Теперь

мятежники узнают о предательстве Арфейса.Г Н Е Й . По городу ходят слухи о предательстве Гутуки. Сейчас я не знаю, от

кого они исходят: от меня или от самого Арфейса?С А Н Д О М И Р . Хитрюга опередил опасного соперника. Все равно быть хи-

трецу на перекладине. Найди и арестуй!Гней собирается уходить. Входит секретарь.

С Е К Р Е Т А Р Ь . Великий Сандомир, Гутука смиренно просит принять его!С А Н Д О М И Р . Поистине странный визит. (Гнею) Подожди, Гутука что-то за-

мыслил. (Секретарю) Пусть войдет.Секретарь выходит, входит Гутука. Его невозможно узнать, на нем плащ Арфейса,

лицо в запекшейся крови.

Г У Т У К А . Сто лет жизни великому Сандомиру, тысячу лет жизни великому Императору, пусть вечно правит миром великий Билль!

С А Н Д О М И Р (с иронией). Да тебя не узнать! В твоем лексиконе появились славословия, откуда, Гутука? Кто тебя обезобразил? Неужто твой дружок Арфейс?

Г У Т У К А . Ты велел мне подумать о твоем предложении. Я подумал.С А Н Д О М И Р (Гнею). Какие у меня могут быть предложения для врага Бил-

ля?Гней пожимает плечами.

Г У Т У К А . Ты предложил мне стать своим советником.С А Н Д О М И Р (Гнею). Я предложил кому-то стать моим советником? У меня

уже есть советник, ты, Гней!Г У Т У К А . Ты шутишь, Сандомир?С А Н Д О М И Р . Допустим. Когда у меня кружится голова от обилия свежих

новостей, помогает только одно лекарство – чувство юмора. Я вспомнил, Гутука.

118 Олег Мельников, Борис ЗеленскийОлег Мельников, Борис Зеленский

Г У Т У К А . Я согласен.С А Н Д О М И Р . А я нет.Г У Т У К А . Снова шутишь?С А Н Д О М И Р . Мне не до шуток.Г У Т У К А . Как это понимать?С А Н Д О М И Р . Я шутил вчера, когда предложил тебе, профессиональному

бунтарю, стать моим советником. Слышишь, Гней, Пирелла долго смеялась, когда я в деталях рассказывал ей об этом. Она тонкая женщина и знает толк в изящных розыгрышах...

Г У Т У К А . Скажи мне правду, Сандомир, и я тебе скажу свою.Г Н Е Й . Требовать отчета от прокуратора? Ты и впрямь смелый человек, Гу-

тука.С А Н Д О М И Р . Хорошо, я скажу тебе. Я и в самом деле просил тебя стать

моим другом и опорой. И я не лукавил. Но мне не нужен советник, о предатель-стве которого Иллирион гудит, как улей. Тебе не завоевать доверия у своих со-племенников, все будут сторониться тебя, ведь ты предал не кого-нибудь, а самого Арфейса!

Г У Т У К А . Ну, так знай, я тоже не сказал тебе правды! Я пришел к тебе во дво-рец с единственным желанием, желанием принести наибольшую пользу народу!

Гутука бросается с ножом на Сандомира. Гней успевает выбить нож. Сандомир практически не реагирует на происходящее.

С А Н Д О М И Р (Гнею). Видишь, я был прав. Гутука замышлял лишить Илли-рион наместника. Браво, отважный Гутука! Я доволен, я не лишился способности читать по лицам человеческие характеры! Если бы не Арфейс, я бы с удовольст-вием послал на перекладину Гутуку!

Г У Т У К А . При чем здесь Арфейс? Неужто он говорил обо мне?Г Н Е Й . Арфейс скоро не сможет говорить ни о ком.Г У Т У К А . Почему?С А Н Д О М И Р . Он повиснет на перекладине. (Пауза.) А теперь попытаюсь

отгадать, что ты успел натворить, сбежав из тюрьмы. Ты доказал товарищам, что Арфейс работает на меня. Я прав?

Г У Т У К А . Ты в самом деле велик, наместник.С А Н Д О М И Р (Гнею). Я безумно хочу в Билль! Я хочу бродить по его шум-

ным улицам, вдыхать его воздух, наполненный ароматом свежеиспеченного хле-ба, благовониями от матрон и запахами пота цирковых борцов! Да, да, не удивляй-ся, даже пота... Я хочу на родину, ведь я же не разучился читать поступки людей по выражению их лиц?! (Гутуке.) Кстати, ты так и не ответил на мой вопрос, кто так варварски разукрасил тебя?

Г У Т У К А . Ты все равно не поверишь...С А Н Д О М И Р (Гнею). Держу заклад на сто золотых, Гней, это – Арфейс.Г У Т У К А . Арфейс, предатель и твой агент, убит.С А Н Д О М И Р (вскакивает). Лжешь!Г У Т У К А . Я солгал раз в жизни. Когда дал согласие сотрудничать с тобой.С А Н Д О М И Р . Гонец уже отправлен в Билль...Г У Т У К А . Какой гонец?

119ПьедесталПьедестал

Пауза.С А Н Д О М И Р (Гнею). Это меняет дело... (Пристально всматривается в Гу-

туку.) Гней, а не кажется ли тебе, мой друг, что Гутука очень похож на Арфейса?Г Н Е Й (не понимая, куда клонит наместник). Пожалуй, Сандомир.С А Н Д О М И Р . И рост одинаковый... А лицо обезображено до неузнаваемо-

сти...Г Н Е Й . Точно, Сандомир.С А Н Д О М И Р . А ведь перед нами не Гутука, Гней!Г Н Е Й (в полном недоумении). А кто?С А Н Д О М И Р . Да ведь это же Арфейс, предводитель гнусных бунтовщиков,

которого сегодня вечером ожидает перекладина!Г Н Е Й (восхищенно глядя на Сандомира). А и в самом деле. Император полу-

чит правдивое послание.Г У Т У К А . Ты велик, наместник! (Себе) А ты, Гутука, проиграл, проиграл по

всем статьям. Даже умереть тебе придется под чужим именем, именем гнусного предателя!

С А Н Д О М И Р . Что значит имя? Пустой звук, безделица, ничто... Такая же этикетка, как та, что вешают на штучный товар. В имя никто не вкладывает лиш-ний смысл. Пусть с рождения меня называли бы не Сандомиром, а, скажем, Кор-нелием или Властиленом. Что бы это изменило? У меня-Корнелия было бы все то же, что и у меня-Сандомира: мальчик-раб, которого секли бы за мои шалости, поездки к ласковому морю, на загородную виллу, всю в цветах, где гудят мохна-тые шмели, и детский бронзовый меч, которым так сподручно рубить головы не-покорной крапиве...

Г У Т У К А . Прости, господин. Но на мгновение представь, что родился с име-нем Гутуки.

С А Н Д О М И Р (презрительно). Ну уж нет. Билльский аристократ не может носить такого вульгарного имени. Да и ты позабудь о нем. Гутука родился, но Гутука не умрет... Гутука исчезнет, пропадет, растворится во мраке... (Гнею.) По-зови стражу. Через два часа Арфейс должен висеть на перекладине! И позаботься, чтобы он не распускал язык!

Гней дважды бьет в гонг. Входят стражники.Г Н Е Й . Уведите его.Г У Т У К А . Прощай, великий Сандомир!С А Н Д О М И Р . Прощай, великий Гутука! Или великий Арфейс?

ЗАНАВЕС

КОНЕЦ

Ольга БАРДЫШЕВА

ПоэзиЯ

В простоте городов

Ольга Фёдоровна Бардышева родилась в 1957 г. в Ленинграде, живёт в городе Ломоносове (Ораниенбауме). Закончила Ленинградский ордена Ленина кораблестроительный институт. Работает в закрытом НИИ. Ведёт плодотворную краеведческую работу.

Автор трёх сборников стихов и многочисленных публикаций в периодике. Лауреат литературной премии имени поэта-балтийца Юрия Инге. Член Го-родского Санкт-Петербургского союза писателей им. Андрея Романова.

ÏÎÄÐÀÆÀÍÈÅ ÐÎÌÀÍÑÓ

Свежая зелень, цветы белоснежны – Как хороши и душисты они: Сладкая пена черёмухи нежной Снова заполнила майские дни. В зарослях этих, густых и безбрежных, Прячутся птахи, поют соловьи.Вновь оживают мечты и надежды:Замерло сердце в преддверье любви.

Скоро закончится время черёмух,Но подступает сирени расцвет – Снова заманит пленительный омут: Белые ночи и ранний рассвет.Снова и снова, уже по-другому, Всё повторится в кружении лет...Только шиповник – колючий, махровый – Нет, не годится в наш милый букет.

* * *Летний день начинается рано – тихим утром с обильной росой,или влажным покровом тумана, что ложится седой полосой,или шлёпаньем капель по жести – моросившего дождика след...Эта дивная прелесть предместья неизменна в кружении лет.

Мирно спит городок пристоличный под защитой серебряных крыш, но пронзительный зов электрички разрезает рассветную тишь. Оживают дворы и кварталы,пробуждаясь от сладкого сна.В простоте городов этих малых суть России предельно ясна.

121В простоте городовВ простоте городов

* * *Из всех земель, куда заносит смерч реальной жизни и фантазий бурных, я выбираю этот берег хмурый – размытый образ хочется сберечь.

Из всех миров, где властен зодиак, я выберу высокий свод лазурный – он защитит от музыки бравурной галактик, погружённых в гулкий мрак.

Небесных сфер сжимается кольцо, и звёздный ветер зол, жесток и лют...В тот край отправлюсь бешеным гонцом,где царствует бесстрастный Абсолют.

* * *Всё, что пишу в мечтательном бреду с неловким ощущением победы, – лишь след твоих рассказов, тень беседы: я за тобою радостно иду.

Всё, что пишу, сгрызая карандаш,твоею властью вызвано на волю.Твоею силой, под твоей рукою рождается азарт и mon courage.

Мой голос громче и смелей размах (прости меня за глупые ошибки).Тебе дарю с лукавою улыбкойвсё, что пишу, отринув давний страх.

* * *Летящих паутин серебряные нити теряют на ветру алмазную росу.Их так легко порвать – не то что цепь событий, которая сплелась подобно колесу.

Летящих паутин серебряные нити теряются в ветвях молоденьких берёз, уводят в светлый мир чарующих открытий,уносят за собой в страну волшебных грёз...

* * *Зимы бесснежной цепкие объятья и ледяного холода игла. Стоят деревья многорукой ратью. Везде – всепоглощающая мгла.

Кварталов спящих тёмные громады и гулких улиц колдовская сеть. И больше ничего уже не надо – за каждым домом караулит смерть.

Но как благословение на счастье, на гребне юной, вьюжистой волны снег в пропылённое сойдёт ненастье и скроет серпик узенький луны.

* * *Я научилась просто,

мудро жить...

Анна Ахматова

Вся мудрость жизни до того проста,что нет нужды об этом громко спорить:жить так, чтобы душа была чиста,уметь переносить любое горе,делиться всем – от хлеба до ума,быть честным, не бояться испытанийи чтоб... была натянута струна –чтобы звенела от чужих страданий.Как это просто – тихо, мудро жить.Как странно то, что мы живём иначе – стараясь мир обнять и... задушитьпод бременем очередной удачи.

* * *Между мирами, между векамитрещина? Скважина?Щель?Там и живу, притираясь боками с теми, кто влез в эту дверь.

122 Ольга БардышеваОльга Бардышева

* * *Клубится белой облачной громадойСобор золотокаменный святой.

Глеб Артханов

Храм всех религий, известных подлунному миру, Храм православный молитвенно чтимых святых, Храм всех героев, их древних богов и кумиров, Храм всех воителей, павших в сражениях былых, – Всё это было и, видимо, вновь повторится. Всё это сыщется в серой холодной золе. Может, воздвигнут когда-нибудьВ новой столице Храм всех поэтов, Творивших на этой земле?..

* * *Мы любили когда-то гулять вдоль окраины леса.По разбитой дороге мы вдаль забредали с тобой, уходили потом под ветвей кружевную завесу,раздвигая берёзовых платьев зелёный подбой.

Убегали тропинки в болотную тёмную воду, узких просек заросших терялся навязанный ритм, и каких-то железок обломки валялись поодаль, и крошился от сырости рыхлый зернистый гранит.

В этом хмуром лесу сохранялись остатки земляноки военных построек бревенчатых были следы. Там воронки таились под видом зелёных полянок и оплывших окопов тянулись куда-то ряды.

Иногда мы с тобой натыкались на ржавые каски, незаметные даже для очень внимательных глаз, и мерещились сцены какой-то жестокой развязки, умещаясь в десяток стандартных коротеньких фраз...

Тридцать лет пронеслось.В тех местах проложили дорогу, и по ней деловито проносятся сотни машин.А приметы войны... Их теперь остаётся немного – растащили реликвии внуки героев-старшин.

* * *...Тут ветер срывает последние листьяс промокших ветвей почерневших деревьев, а где-то – в каких-то лазоревых высях –уже зародились весенние ветры,

они ещё спят, набираются силы, нескоро взорвут они наше пространство,но хочется, хочется верить, мой милый, в изменчивость мира и чувств постоянство...

КАЧЕЛИ НАД ЗВЁЗДАМИ

Тамара КОВАЛЕНОК

ПрозА

I главаВячеслав проснулся рано, ещё до восхода солнца, но было уже светло. Когда

он открыл глаза, то первое, что увидел, – это воробья, который прыгал по подо-коннику. Срываясь и подлетая обратно, птичка упорно пыталась удержаться на металлическом отливе, комично цепляясь за него коготками. Понаблюдав какое-то время за этим действом, Вячеслав рассмеялся. Сон окончательно прошёл. По-тянувшись и резким движением отбросив одеяло, Вячеслав быстро встал на ноги. Это был высокий темноволосый мужчина лет тридцати семи – сорока, спортив-ного телосложения. Он подошёл к окну, отодвинул штору и открыл створки на-стежь. В комнату сразу ворвался приятный ветерок, принёсший с собой свежесть сентябрьского утра. Начинался «бархатный» сезон. Вячеслав любил эту пору года, когда основная часть отпускников уже уехала, отдыхающих становилось гораздо меньше, а дети пошли в школу. На улицах становилось тише, и только ветер доносил ласкающий слух шум прибоя. Надев шорты с рубашкой, мужчина взял полотенце, засунул ноги в шлёпанцы и пошёл к морю...

Возвращаясь домой, он зашёл на мини-рынок, где к этому времени уже соби-рались хозяйки, предлагающие продукты домашнего производства. Купив яйца, сметану, творог, Вячеслав пришёл домой, принял душ и стал готовить себе за-втрак. Случайно его взгляд упал на фотографию, стоящую на полке с фужерами. С неё весело смотрели жена и дети. Он сам делал эту фотографию, когда в день

Тамара Александровна Коваленок-Корнелюк родилась на Полесье. Там пошла в первый класс. Затем училась в СШ №1 г. Пружаны и в Пружанской музыкальной школе. 8-й и 9-й класс закончила в г. Мурманске, а завершила среднее образование в Поречье Брестской области. Закончила Гродненское музыкальное училище и МГПИ им. М. Горького.

Преподает в Белорусской академии искусств и в БГПУ им. М. Танка. Член литературного объединения «Пламя».

124 Тамара КоваленокТамара Коваленок

рождения жены они всей семьёй отправились на теплоходе в круиз по побережью. Саша и Денис подготовили маме сюрприз в виде небольшого юмористического «капустника». Лариса хохотала до слёз. Особенно старался трёхлетний Денис, которому ещё не удавалось произносить чисто все слова, но он очень серьёзно сражался с этой проблемой. Потом все дружно ели мороженное в кафе и катались на каруселях. Это было то счастливое время, когда они были вместе. Вячеслав смотрел на фотографию и, сам того не замечая, улыбался, хотя в душе шевельну-лась обида.

Мысли прервал телефонный звонок: – Привет, дружище! – услышал Вячеслав голос Юры – коллеги по работе

и близкого друга детства, с которым выросли в одном дворе, учились в одном классе, оба серьёзно увлекались биологией, а после окончания школы вместе по-ступили в медицинский институт. Теперь оба они уже десять лет работали в одной из больниц города Севастополя и сегодня уезжали по приглашению на симпозиум в центр нейрохирургии города Минска. Отправиться решили на новом автомоби-ле Юры, который тот хотел обкатать. Поездка туда и обратно должна была занять около недели и обещала много интересных впечатлений.

– Ну что? Проснулся уже?– Плохо ты обо мне думаешь, – ответил Вячеслав, – я не только проснулся,

а даже искупался в море и поздоровался с восходящим солнцем.– Здорово! А я, представляешь, чуть было не проспал. Не сработал будильник.

Как назло, батарейка села. Хорошо, что шторы были неплотно задвинуты и солнце разбудило. Так что мне не до купания. Надо быстро собираться и подцепить ещё к машине трейлер.

– Ну ладно. Давай... И подъезжай. Я тоже сейчас позавтракаю и буду тебя ждать.

Когда Юра подъехал, Вячеслав ожидал его уже на улице. Дорога предстояла дальняя. Но погода была хорошая, дожди на ближайшую неделю не прогнозиро-вались, поэтому друзья отправились в поездку в отличном настроении.

II главаАлла Владимировна была учителем с большим педагогическим стажем. Ещё

совсем молоденькой девушкой, после окончания педагогического института она осталась в городе Гомеле по распределению и пришла на работу в среднюю шко-лу №1 преподавать английский язык. Сегодня исполнялось двадцать пять лет её педагогической деятельности, последние семь она была уже директором. Сей-час, сидя в своём кабинете среди множества букетов, она смотрела через окно на школьный двор. На душе было радостно оттого, что коллеги не забыли о памятной дате. Она любила свою работу, ей очень нравилось каждый день приходить сюда задолго до начала занятий и наблюдать, как школа «оживает». Здесь она, тогда ещё юная учительница, встретила свою первую любовь – симпатичного молодого специалиста – инженера-конструктора, пришедшего к ней с шефским визитом от завода и ставшего впоследствии её мужем и отцом их дочери.

– Да, бежит время! – сказала вслух сама себе Алла Владимировна, а про себя подумала: двадцать один год Марине, совсем невеста...

125Качели над звёздамиКачели над звёздами

Находясь в своих мыслях, она не замечала, как шло время, и лишь школьный звонок вернул её к реальности. Вскоре во двор стали выходить ученики, наполняя его голосами и смехом. Уроки закончились. Понаблюдав за детьми какое-то вре-мя, Алла Владимировна тоже засобиралась домой. Обычно подолгу задерживаясь на работе, сегодня она решила уйти пораньше, чтобы до возвращения дочери из университета приготовить праздничный ужин. Нужно было ещё зайти в кулина-рию за тортом.

Когда Марина пришла с занятий, мама уже вовсю хлопотала на кухне. По дому распространялись очень вкусные ароматы.

– Мам, привет! – крикнула девушка из прихожей, снимая обувь. – Ты что так рано сегодня?

– Привет, – откликнулась Алла Владимировна, – ты вовремя пришла. Иди быстренько мой руки, и давай обедать, пока всё горячее.

Марина заглянула в гостиную. Там накрытый к обеду стол, увенчанный краси-вым дорогим тортом, создавал атмосферу праздника.

– Ого! Ничего себе! А что гуляем?– Моё совершеннолетие, – донёсся голос мамы из кухни.– Здорово! Правда, я пока ничего не поняла, но мне нравится, – крикнула де-

вушка уже из ванной комнаты.Войдя в гостиную, Марина увидела маму, которая сидела за столом и держала

в руках бутылку с шампанским, рассматривая на ней этикетку. Увидев вошедшую дочь, она улыбнулась ей:

– Кто будет открывать?– Давай-ка мне, – произнесла девушка, – хоть ты у нас сегодня неожиданно

и стала взрослой, но с этим сложным делом, пожалуй, лучше справлюсь я.Когда шампанское разлили по бокалам, Марина сказала:– Ну что? С тебя тост! Хочу подробностей...Это был один из самых лучших вечеров, которые они проводили вместе.Мама очень интересно рассказывала о своей молодости, вспоминала эпизоды

из своего детства. Как оказалось, Марина многого не знала.– Очень жаль, что с нами нет папы.– Что поделаешь, солнышко. К сожалению, из жизни почему-то уходят луч-

шие. Наш папа оказался в числе тех, кто ушёл ради науки. Вот закончишь свой университет и завершишь то, что он не успел. Сама же выбрала его специальность.

– Скажешь тоже, «завершишь». Папа талант был, а я – так... просто учусь. – Ладно. Время покажет. Давай посуду собирать. Поздно уже. Не выспимся.– Лучше я утром сама всё уберу и посуду помою. Мне завтра к третьей паре,

так что давай укладываться, а то действительно не выспишься. Вот только торт в холодильник уберём.

Марина лежала в кровати и смотрела в окно. Через него освещённый луной сад казался сказочным, а просматривающийся сквозь ветки деревьев Млечный путь манил в волшебное путешествие. Марина вдруг вспомнила, как сегодня на практических занятиях по химии Самойлов Коля, желая произвести на девчонок впечатление, случайно смешал не те реактивы и чуть не остался без усов. Это был просто ужас какой-то, хотя потом, когда опасность миновала, все хохотали до слёз. Ей нравился этот никогда не унывающий, всегда улыбающийся одно-

126 Тамара КоваленокТамара Коваленок

курсник. Да и он, похоже, к ней не был равнодушен. Позавчера, например, подо-шёл во время «форточки» со словами: «Я знаю – это твоё любимое», – и на глазах у всех вручил мороженое «Пломбир в шоколаде». «Надо будет сходить с ним в кино», – подумала девушка, после чего закрыла глаза и, почувствовав себя аб-солютно счастливой, уснула.

III главаДо начала занятий оставалось полтора часа. Марина быстро собрала в сумку

необходимые конспекты, положила туда же в небольшом контейнере несколько кусочков торта, чтобы в перерыве между парами угостить подруг, и вышла из дома. Настроение было хорошее. Мысль о Коле не покидала её со вчерашнего вечера. Девушка дошла до калитки и вышла со двора на улицу. Напротив их дома по другую сторону дороги стояла легковая машина с трейлером. Её водитель за-нимался ремонтом колеса, а другой, высокий и стройный мужчина, стоял рядом и что-то ему говорил. Марина непроизвольно задержала на нём взгляд. Внезапно повернув голову, он увидел девушку и, широко улыбнувшись, пошёл к ней через дорогу стремительным шагом.

– Здравствуйте, девушка.Марина посмотрела в его улыбающиеся чуть прищуренные карие глаза и тоже

улыбнулась, кивнув в ответ:– Здравствуйте.– Вот, сломались, – показал он рукой в сторону машины, – и нам нужна ваша

помощь, если вы, конечно, не против.– Вы хотите, чтобы я заменила вам колесо? – Марина звонко рассмеялась.– Ну что вы? Это было бы слишком. Колесо заменим мы сами, а вот воды у нас

нет, чтобы заполнить систему в трейлере.– Ну, это поправимо. Я, к сожалению, спешу на занятия, но вы можете восполь-

зоваться колодцем в нашем дворе. Пойдёте по этой дорожке. Колодец за домом. Заодно угоститесь яблоками, а вот на этом дереве сливы просто медовые.

– Большое спасибо. Вы нас очень выручили.Девушка смотрела на него огромными голубыми глазами. Рассыпанные по

плечам локоны золотистых волос блестели на солнце. Удлинённое узкое бирюзо-вое платье, перехваченное золотистым поясом, изящно обхватывающим талию, делало её неотразимой.

– И как же зовут очаровательную спасительницу?– Марина. А вас?– Слава, – ответил Вячеслав и почему-то смутился.В ответ она серьёзно посмотрела на него и с достоинством произнесла:– Очень приятно. Возле колодца есть открытая беседка со столиком. Можете

там отдохнуть, если желаете.– Спасибо. – В голосе Вячеслава звучала растерянность.– Всего доброго, – ответила Марина и, развернувшись, пошла в сторону авто-

бусной остановки.Вячеслав остался стоять посреди тротуара, глядя вслед уходящей девушке.

Стук её удаляющихся каблучков вызывал в нём смешанное чувство нежности и какого-то непонятного волнения.

127Качели над звёздамиКачели над звёздами

– Ты что застыл? – услышал он голос Юры. – Воду раздобыл?– Раздобыл, – Вячеслав перевёл взгляд на друга и пошёл к нему. – Ну что? По-

менял колесо?– Поменял. Надо будет в ближайшем шиномонтаже проверить, почему спу-

стило, и отремонтировать, если получится. Дорога не близкая, без запаски опасно оставаться.

– Ладно, разберёмся. Бери ведро. Пойдём воды наберём. Там, кстати, говорят, яблоки вкусные, сливы медовые и беседка сказочная. Так что можно взять еду и пообедать на свежем воздухе, а потом поищем, где в этом городе шиномонтаж.

Всю дорогу до Минска Вячеслава не покидали мысли о Марине. Вячеслав даже подумал, не влюбился ли он? Но эта мысль показалась ему настолько нелепой, что он рассмеялся над собой. «А вот сувенир из Минска этому чудесному созданию на обратном пути надо будет обязательно вручить», – решил он.

Вечерний Минск встретил их множеством огней. Этот удивительно красивый современный европейский город производил впечатление.

Все дни, пока шёл симпозиум, как и предполагалось, оказались очень насы-щенными, поэтому купить подарки решили в день отъезда с утра. Припарковав машину на стоянке, они с Юрой разделились, договорившись встретиться в опре-делённое время. Вячеслав прошёлся по центру города. Зайдя в ГУМ и купив там музыкальный центр, он, по совету продавца, спустился на параллельную улицу в торговый дом «На Немиге», где приобрёл себе куртку, старшему сыну спортив-ный костюм, а младшему трикотажный костюмчик и машинку с пультом управ-ления. Парфюмерный отдел магазина, куда он после этого заглянул, удивлял разнообразием белорусско-французской косметики, Вячеслав выбрал духи и, на-груженный пакетами, вышел на улицу. Возвращаясь к машине, увидел магазин «Ромашка», где купил большую коробку конфет.

IV главаМарина очень удивилась, когда ещё издалека увидела стоящую напротив их

дома уже знакомую машину мини-вэнпежо. Подойдя к калитке, Марина посмо-трела на окна. Свет в гостиной свидетельствовал о том, что у них гости. Заинтри-гованная происходящим, она вошла в дом и сразу увидела Вячеслава, идущего в гостиную с тарелкой нарезки в руках.

– Добрый вечер, – обратилась к нему Марина, приветливо улыбаясь, – у вас опять проблема с машиной?

– Добрый вечер, – после некоторой паузы ответил он и улыбнулся в ответ:– Да нет. На сей раз с автомобилем всё в порядке. Просто мы привезли вам не-

большой сувенир из Минска, а ваша мама пригласила нас поужинать.Услышав, что пришла дочь, Алла Владимировна вышла из кухни в прихожую.– Мариночка, а к тебе гости. Говорят, что несколько дней назад ты помогла

им в совершенно безвыходном положении и что без тебя они бы просто пропали.– Преувеличивают, – кивнула в сторону Вячеслава Марина. – Они всего лишь

воспользовались нашим колодцем.– А ещё беседкой, яблоками и очень вкусными сливами, – уточнил Вячеслав

и тут же, воспользовавшись моментом, достал из пакета коробку с конфетами.– Какая огромная и красивая! – всплеснула руками Алла Владимировна.

128 Тамара КоваленокТамара Коваленок

Марина взяла конфеты, протянутые Вячеславом, и посмотрела в его карие, чуть-чуть прищуренные, смеющиеся глаза.

– Ну что? Давайте ужинать, – Алла Владимировна приобняла дочь, направляя её и Вячеслава в гостиную, – а то бедный Юрий Николаевич сейчас уснёт голод-ным прямо за столом.

Ужин проходил за приятной увлекательной беседой. Вячеслав оказался инте-ресным рассказчиком и отличался хорошим чувством юмора. Время пролетело незаметно, и когда стало понятно, что всем пора отдыхать, Алла Владимировна первой встала из-за стола:

– Будем очень рады видеть вас ещё. Приезжайте в гости.– Спасибо огромное за такой чудесный приём, – в свою очередь ответил Вя-

чеслав.– Мы теперь непременно станем искать причину, чтобы как можно скорее ещё

раз оказаться в этом городе, – добавил Юра.Алла Владимировна попрощалась с гостями, а Марина пошла провожать их.

Вечер, несмотря на поздний час, был достаточно тёплым. Яркая луна в окружении множества звёзд приветливо освещала дорожку. Воздух, наполненный запахами трав и ночных цветов, кружил голову.

– Вечер просто чудесный. Так не хочется идти спать. Но мне с утра за руль, а вы вполне можете понаслаждаться этим великолепием.

После этих слов Юра попрощался с Мариной и направился к машине. Остав-шись наедине с девушкой, Вячеслав почувствовал себя скованно. Это непонятное состояние начинало его злить. Он собрал всю волю в кулак и сказал:

– Да, Юра абсолютно прав. Может, в самом деле прогуляемся?– Давайте прогуляемся. Покажу вам наши ночные достопримечательности. От-

туда, – Марина показала в сторону соседней улицы, – открывается очень неплохой вид на город. Там, кстати, на лугу есть площадка с качелями. Идём?

– Конечно! Качели – это моя слабость с детства. Когда-то во время летних каникул мой дедушка нам с сестрой постоянно строил качели, и у нас всегда со-бирались дети. Было здорово! Бабушка нас так и называла – качельные друзья. Между прочим, Юра – один из них.

Дорога соседней улицы, на которую указала девушка, оказалась просёлочной, поэтому, несмотря на фонари, идти по ней было не очень удобно. Марина была в туфельках на каблуках, и Вячеслав взял её под локоть:

– Вы не против?– Нет, – ответила она и, тут же оступившись, звонко рассмеялась.Этот её искренний смех, изящная рука в его руке вызывали в нём трепетное

чувство нежности и волнения. Ему вдруг очень захотелось обнять эту милую уди-вительную девушку, но он понимал, что это было бы неприлично.

– Ну, вот мы и пришли, – освобождая свою руку, сказала она и широким же-стом указала на город, – правда, красиво?

Вячеслав увидел, что они стоят на небольшой возвышенности, откуда хорошо просматривался город, будто усыпанный звёздами. Это действительно было кра-сиво. Постояв так немного, он перевёл взгляд на Марину. В ярком сиянии луны её волосы казались золотыми. Вячеслав, не в силах оторвать взгляда, смотрел на неё как зачарованный. Вдруг она повернула голову и посмотрела на него. На неё смо-

129Качели над звёздамиКачели над звёздами

трели совершенно другие глаза. Они не были больше иронически прищуренными, с колючими смешливыми огоньками. Это были глаза, наполненные нежностью и теплом. Марина сделала два шага в сторону, как бы защищаясь от охватившего её, пока ещё непонятного ей самой состояния. Испугавшись этого чувства, она резко развернулась и подошла к качелям:

– Не хотите покачаться?– Хочу. Но только чур вместе с вами. Вячеслав подошёл к качелям-лодочкам, предназначенным для двоих, помог

Марине встать на них, после чего запрыгнул сам и начал раскачивать. Она стала помогать ему. Глядя друг на друга, они взлетали вверх, затем опускались вниз. Перед их глазами появлялись то рассыпанные по небу звёзды, то панорама ноч-ного города. От такого полёта сердце замирало, дыхание перехватывало, а голова кружилась, но они раскачивались, взлетая всё выше и выше. Когда амплитуда полёта стала небезопасной, Марина опустилась на скамеечку. Вслед за ней то же самое сделал Вячеслав. Какое-то время они молчали, и только ветер звенел в це-пях, за которые они крепко держались.

– Не холодно? – спросил Вячеслав.– Немного.Он потянулся вперёд и положил свою ладонь на руку Марины, лежавшую на

её колене. Качели постепенно замедляли свой ход. Вячеслав взял её руку в ладо-ни, поднёс к губам и поцеловал. Марина опустила голову, а когда подняла, то он увидел её счастливую улыбку.

– Спасибо вам огромное за этот вечер и простите меня за смелость. Вы удиви-тельная девушка.

– Мне приятно, что наша прогулка вам понравилась, – ответила она и через небольшую паузу добавила: – Ну что? Пойдём обратно? А то нас, наверное, уже потеряли.

– Ну, меня-то вряд ли, а вот Алла Владимировна, возможно, волнуется.Вячеслав спрыгнул с качелей и остановил их. Когда они подошли к калитке,

он спросил:– Марина, можно я позвоню вам?– Звоните, – ответила она.Он достал свой телефон и внёс её номер.Они распрощались, и когда она ушла, он ещё какое-то время стоял, положив

руку на забор калитки, где только что лежала её рука, и смотрел на дверь дома, за которой скрылась это удивительная девушка. Потом, как бы очнувшись, резко развернулся и пошёл к машине.

V главаВернувшись домой, Марина увидела через неплотно прикрытую дверь спальни

свет настольной лампы. Мама всегда любила почитать перед сном. Девушка за-глянула к ней.

– Я пришла, мама.– Да, я слышу. Может, поешь?– Да нет. Спасибо. Очень хочу спать.– Тогда ложись. Я тоже уже засыпаю.

130 Тамара КоваленокТамара Коваленок

Марина подошла к маме, наклонилась и поцеловала в щёку:– Спокойной ночи.– Спокойной ночи, детка.Из маминой спальни она направилась в свою комнату, но неожиданно пере-

думала и зашла в гостиную, через окно которой могла увидеть часть двора и до-рогу. В освещённой луной комнате её взгляд сразу нашёл коробку с конфетами, лежавшую по-прежнему на тумбочке с журналами. Она взяла коробку и подо-шла к окну. Ночь стояла светлая и тихая. Только лёгкое шуршание слетающих с деревьев листьев да стук изредка падающих яблок нарушали гармонию покоя. Марина посмотрела на дорогу. Сквозь ветки сливы хорошо просматривалась стоящая напротив дома машина. Чувство волнения, в котором девушка пребывала на протяжении всего вечера, охватило её с новой силой. Сердце чаще забилось, а дыхание перехватило, как от недавнего полёта на качелях. Марина попробовала взять себя в руки, стараясь справиться с этим состоянием, но у неё ничего не по-лучилось и лишь на глаза навернулись совершенно необъяснимые слёзы. Чтобы в очередной раз защититься от этого не покидающего её чувства, Марина шаг-нула от окна в глубь гостиной и быстро пошла к себе в комнату, где опустилась на кровать. Какое-то время она сидела, прижимая к груди коробку с конфетами, пока не почувствовала, что очень устала. «Да и не удивительно, – разбирая по-стель, подумала она, – день был непростой. С восьми утра отсидела четыре пары в университете, а с пятнадцати часов до восемнадцати всей группой ездили на ознакомительную практику-экскурсию по заводу. Хорошо, что завтра выходной». Оказавшись наконец в кровати, Марина посмотрела на свой рабочий стол, куда положила конфеты, и, закрыв глаза, улыбнулась. Полежав так немного, она вдруг почувствовала, что уснуть не получается. Марина упрямо не открывала глаз, но чем дольше она сражалась с бессонницей, тем больше убеждалась в бесполезно-сти этой затеи. Тогда она стала считать овец, но, досчитав почти до тысячи, нако-нец запуталась и погрузилась в мысли о событиях прошедшего дня. Потерявшись окончательно во времени, она решила сходить на кухню попить воды и открыла глаза. В комнате было почти светло. Не сразу осознав, что наступило утро, она села на кровати. Вдруг до неё донёсся звук отъезжающей машины. Она поняла – её новые знакомые решили уехать с наступлением рассвета. На душе сразу появи-лось ощущение тревожного предчувствия. Окунувшись в это состояние, девушка легла и, обняв подушку, укрылась одеялом с головой...

Когда она проснулась, на улице вовсю светило солнце. Тени от листвы за ок-ном создавали причудливый узор на стене. Марина полежала какое-то время, рас-сматривая его, затем взяла мобильный телефон, чтобы посмотреть который час. На экране высветилось одиннадцать часов сорок одна минута. Девушка встала, набросила халат и вышла из комнаты. Мамы дома не было. Зайдя на кухню, она обнаружила на плите в кастрюле ещё тёплый борщ, в сковороде котлеты. Налив из графина в стакан воды, Марина сделала несколько глотков и вышла на улицу. Маму она нашла за домом, собирающей яблоки в большую корзину. Марина по-дошла ближе, выбрала яблоко, обтёрла его в руках и откусила.

– Ты чего вышла раздетая?– Так тепло же очень. А здесь, на солнце, даже почти жарко.

131Качели над звёздамиКачели над звёздами

– Это кажется. Уже не лето. Заболеешь – не заметишь. Мы же не в Крыму живём.

Последние слова мамы болью отозвались в душе девушки. Постояв молча ещё несколько секунд, она развернулась и тихо пошла к дому. Подойдя к крыльцу, Марина развернулась и пошла в сторону улицы, где остановилась, облокотившись на калитку. Осеннее солнце мягко пригревало, а лёгкий ветерок нежно трепал во-лосы и кружил на дороге облетающие листья, складывая их в разноцветные узоры.

Вдруг взгляд Марины поймал что-то шевельнувшееся на дороге. Подойдя бли-же, она с изумлением увидела маленького дымчатого котёнка, который сидел в колее ещё утром стоявшей здесь машины.

– Ой, ничего себе! – воскликнула она, приседая на корточки. – Ты откуда такой взялся?

Котёнок испуганно посмотрел на большой по сравнению с ним шлёпанец Ма-рины, весь собрался в пушистый комочек и, насколько хватило сил, зашипел, по-казав беленькие игольчатые зубки. Это было так уморительно, что Марина, весело расхохотавшись, бережно взяла котёнка в руки. Он был настолько маленьким, что весь поместился на её ладони. Девушка осторожно погладила его и, нежно прижав к себе, понесла домой. Мама стояла на крыльце, когда она подошла.

– Ты так до сих пор и не оделась!Марина молча вытянула вперёд руки, бережно держа в них свою находку. – Где ты раздобыла это создание?– На дороге. Ты представляешь?! Не оставлять же было его там? Марина смотрела на маму глазами, полными мольбы. – Ну конечно же, не оставлять. Забирай эту малютку в дом. Налей молока

в блюдце и сооруди ему пока временный туалет из какой-нибудь коробки. Всё это время котёнок тихонько сидел в руках Марины, как будто понимал, что

именно в этот момент решалась его судьба. Когда же перед ним оказалось блюдце с молоком, он сразу сунул туда мордочку, чихнул и стал неумело лакать. По мере того как Марина наблюдала за котёнком, настроение её кардинально менялось. Она вдруг почувствовала тихую радость в душе и ощутила себя счастливой.

– Кушай, мой маленький. Приятного тебе аппетита, – обратилась она к котён-ку, – а я составлю тебе компанию.

Перекусив на скорую руку, она быстро переоделась и пошла помогать маме. Уже почти стемнело, когда они закончили работу в саду. Марина предложила маме идти разогревать ужин, а сама осталась убрать рабочий инвентарь. С пло-щадки, где стояли качели, стал доноситься смех молодёжи. Марина посмотрела на небо. Зажигающиеся на нём звёзды и этот весёлый смех напоминали о вчерашнем вечере. От этого появилось смешанное чувство радости и лёгкой печали. Постояв немного, девушка ещё раз глубоко вдохнула воздух, полный осеннего аромата, и пошла домой. Ещё с порога она услышала, что мама в гостиной весело хохочет. Марина быстро прошла в комнату, где увидела котёнка, который, распушив усики и вздёрнув мордочку, смотрел телевизор.

VI главаВячеслав проснулся в семь часов утра по сигналу будильника и сразу почув-

ствовал, что хорошее настроение, в котором он пребывал вот уже больше суток,

132 Тамара КоваленокТамара Коваленок

не покинуло его и сегодня. Он открыл глаза и, к своему удивлению, увидел на подоконнике уже знакомого ему воробья, который на сей раз сосредоточенно чистил пёрышки. Вячеслав не сдержал улыбку. Быстро встав с кровати, он подо-шёл к окну.

– Ну, здравствуй, дружок. Извини, я должен открыть окно. Надеюсь, ты не будешь против?

Воробей, как бы в знак согласия, отлетел немного, давая возможность раскрыть-ся створкам, и тут же вернулся на прежнее место. Вячеслав сходил на кухню, при-нёс кусочек хлеба и раскрошил его по подоконнику. Воробышек, не заставляя себя долго ждать, тут же стал клевать. Понаблюдав немного за птичкой, Вячеслав осто-рожно задвинул гардину и пошёл завтракать сам. Несмотря на то, что они вчера с Юрой вернулись из поездки довольно поздно и лечь спать пришлось за полночь, он чувствовал себя на удивление отдохнувшим. Собираясь на работу, он открыл ежедневник. День обещал быть очень насыщенным: в девять ему предстояло вы-ступить перед заведующими всех отделений на совещании у главврача и поделить-ся своими впечатлениями от посещения пленума в Минске, а в десять тридцать провести пятиминутку для врачей своего отделения. Сразу после пятиминутки в плане стоял обход больных. Неделя отсутствия на работе, образно говоря, вы-ключила его из реального положения в больнице. Перед отъездом им была сделана операция девочке, попавшей в автоаварию вместе с родителями. Родители травм практически не получили, а вот девочка пострадала серьёзно. В процессе поездки он периодически созванивался с её лечащим врачом, но прошла неделя, и девочку необходимо было осмотреть. Со всеми этими делами Вячеслав планировал спра-виться до пятнадцати часов, так как в пятнадцать сорок пять к нему придут студен-ты-аспиранты на лекцию и практические занятия, а это уже – до конца рабочего дня. Но, несмотря на предстоящие хлопоты, приподнятое настроение по-прежнему его не покидало, и на работу он отправился в хорошем расположении духа. Досад-но немного было только оттого, что не получалась сегодня встреча с детьми. Очень хотелось вручить им привезённые из Минска подарки. Он уже заранее представлял восторг Дениски, когда тот из коробки будет доставать машинку с пультом управ-ления. А вот Саша, сознавая положение старшего брата, будет, конечно, вести себя более сдержанно, но тут же наденет спортивный костюм с новыми кроссовками и уйдёт на улицу показаться друзьям по двору. Надо будет в перерыве перед при-ходом аспирантов зайти в отделение к Ларисе и узнать, когда удобнее встретиться с ними. Хотя с такой работой разве можно что-нибудь запланировать? С этими мыслями Вячеслав вошёл в больницу. «Ладно, сориентируемся по обстоятель-ствам», – напоследок решил он и уверенным шагом направился к лифтам.

– Здравствуйте, Вячеслав Валерьевич, – услышал он, проходя мимо поста, го-лос дежурной медсестры.

– Доброе утро, Танечка, – широко улыбнулся он в ответ девушке и, положив перед ней маленькую шоколадку «Алёнка» Минской фабрики «Коммунарка», с восхищением добавил: – какая вы красивая сегодня. Ну, как тут у нас прошла неделя?

– Да всё неплохо, – смущаясь, ответила та.– Ну и замечательно, – уже по пути в ординаторскую ответил он, оставив рас-

терянную медсестру посреди коридора с шоколадкой в руках.

133Качели над звёздамиКачели над звёздами

В ординаторской никого не было. Видимо, врачи, зная о времени предстоящей планёрки, решили заранее сделать обход больных. Вячеслав быстро переоделся, взял с собой конспект с записями работы пленума и пошёл на совещание.

Рабочий день получился более насыщенным, чем он ожидал. Решение нако-пившихся вопросов за неделю отняло много времени, и в результате сходить к Ла-рисе, как планировал, до прихода аспирантов не получилось. Он даже не успел нормально пообедать. Пришлось перекусить бутербродами с чаем прямо в орди-наторской. Порадовала выздоравливающая после аварии девочка. Она уверенно шла на поправку. Во время осмотра Вячеслав поговорил с ней и остался доволен её речевыми функциями. Девочка даже улыбнулась шоколадке, которую он ей вручил. На душе было хорошо и оттого, что он успешно сделал такую сложную операцию. Когда рабочий день закончился и Вячеслав наконец сел в машину, то сразу почувствовал усталость. Захотелось скорее оказаться дома. «Надо купить каких-нибудь продуктов. Холодильник-то полупустой», – подумал Вячеслав и по-ехал к ближайшему продуктовому магазину.

VII главаУже прошло несколько дней, как Вячеслав вернулся из Минска, а к детям съез-

дить так и не получилось. За это время он уже несколько раз на работе виделся с женой и даже предлагал через неё передать им подарки, но ей не очень нравилась эта идея. Лариса мотивировала тем, что дети соскучились и полноценной радости не получится, если папа не приедет к ним сам. В этом Вячеслав полностью с ней соглашался. Ему самому хотелось скорее встретиться с ними. Решили встречу ор-ганизовать в субботу. Сегодня была пятница. В отделении дежурил Юра, и Вячес-лав сумел уехать домой пораньше. Он наконец решил разобрать свою дорожную сумку. С момента его приезда из Минска она так и стояла в прихожей. Вячеслав принёс её в комнату и начал доставать содержимое. Детские подарки он аккуратно сложил в отдельные пакеты. Вдруг его рука нащупала какую-то коробочку. Не сразу осознав, что это, Вячеслав достал её. В руке оказались духи, которые он так и не осмелился подарить Марине. В воображении тут же всплыл образ улыбаю-щейся девушки с локонами цвета зрелой пшеницы. Душа наполнилась тревогой, а дыхание перехватило. Вдруг он ощутил, что остался абсолютно один. Девушка, которая стала ему, как оказалось, дорога, была далеко. «Отчего жизнь так неспра-ведлива? А может, мы сами виноваты во всех своих проблемах, эгоистично пыта-ясь обвинить кого угодно, только не себя? Но зачем тогда эта девочка появилась в жизни именно теперь? У неё жизнь только начинается, и было бы преступлени-ем ей мешать, давая надежду, которая тут же превратится в мираж. И всё-таки мы сами виноваты в том, что с нами случается. А может, всё специально так устроено, чтобы периодически обязательно происходила переоценка ценностей. Ведь когда человек сам осуждает себя – это и есть настоящее раскаяние». С этими мыслями Вячеслав взял духи со стола и бережно поставил их за стекло книжного шкафа. «Нужно отдохнуть», – подумал он и подошёл к кровати. На ней в пакетах лежали подарки, подготовленные к завтрашней встрече с детьми. Вячеслав в очередной раз представил восторг младшего сына. Настроение сразу изменилось. Ему вдруг, как когда-то в детстве в предвкушении наступающего праздника, захотелось уско-

134 Тамара КоваленокТамара Коваленок

рить приближение завтрашнего дня. Задумавшись о положении, в котором он оказался, Вячеслав усмехнулся над собой и пошёл готовиться ко сну.

VIII главаПоездка в Минск, а затем напряжённая рабочая неделя сказались усталостью,

и Вячеслав, планировавший встать пораньше, проспал. Когда он открыл глаза, на улице во всю светило солнце. «Ну вот! Дети ждут папу, а он спит. Какой по-зор!» – пристыдил себя Вячеслав и, быстро поднявшись с кровати, стал поспешно собираться.

Дети гуляли во дворе, когда он подъехал. Он увидел их ещё издалека и, при-парковывая машину, посигналил. Дениска побежал навстречу:

– Папа! Ты почему так долго? Мы с Сашкой целое утро ждали тебя дома, а по-том бабушка сказала, чтобы на улицу шли ждать. А вчера мы с мамой специально в магазин ходили и для встречи с тобой такой торт купили!

– Спасибо. Я вам тоже торт купил. Вот. Держи. Аккуратно только.– Здравствуй, папа, – подошел к отцу Саша.– Здравствуй, сын. Открывай багажник. Будем доставать пакеты. Ну, как тут

у вас дела? Что в школе?– Да нормально всё. Оценок пока не ставили. Учебный год только начался. – Понятно. Ну что? Всё забрали? Закрываем машину и в дом.– Мама, а папа тоже торт купил, – громко сообщил Денис, когда они вошли и

Лариса выглянула в прихожую из кухни: – Ну, тогда ставь его рядом с нашим и открывай. Посмотрим, чей вкуснее. Получив разрешение, мальчик понёс торт в гостиную, где к обеду был сер-

вирован стол. Не успели Вячеслав с Сашей поставить пакеты и переобуться, как услышали восторженный возглас Дениса:

– Ой, смотрите!Войдя в комнату, все дружно рассмеялись: на столе стояли два совершенно

одинаковых торта.Время, проведённое с семьёй, было наполнено позитивом, день прошёл не-

заметно быстро. Пока Вячеслав доехал домой, вечер полностью вступил в свои права. Несмотря на поздний час, спать совершенно не хотелось, и Вячеслав решил сходить искупаться в море. Он переоделся, взял полотенце и отправился на пляж. На улицах курортного города то и дело встречались отдыхающие пары элегантного возраста, которые вышли на вечерний променад перед сном. Издалека доносился смех молодёжи. Вячеслав шёл к морю, с каждым шагом впитывая в себя энер-гетику этого ночного настроения. Море встретило его прохладой и свежестью. Вячеслав снял рубашку, шлёпанцы, отбросил всё на песок и прямо в шортах во-шёл в воду.Он плыл, рассекая волны, а потом долго лежал на спине и, качаясь на волнах, смотрел на звёзды – такие яркие и загадочные. Почувствовав, что немного замёрз, он развернулся к берегу и поплыл кролем.

IX главаЭтот воскресный сентябрьский день начался пасмурным утром с накрапываю-

щим дождём. Правда, просветы в облаках всё же давали надежду, что во второй половине дня обязательно появится солнце. А пока погода располагала к чте-

135Качели над звёздамиКачели над звёздами

нию и размышлению. Выпив чашку кофе с бутербродом, Вячеслав стоял перед книжным шкафом, где за стеклом на полке находилась необходимая для работы литература. Он никак не мог отыскать глазами нужную книгу. Как всегда, по по-недельникам в плане стояли занятия с аспирантами. Надо было подготовиться. Нужный том оказался стоящим за коробкой с духами. Чтобы достать, пришлось взять нежно-розовую коробочку в руки. Перед глазами опять всплыл образ Мари-ны, тут же наполнив душу нежностью и теплом. За пятнадцатилетнюю практику лечащего врача-нейрохирурга ему часто приходилось брать на себя ответствен-ность, связанную с жизнью людей. На сей же раз, по иронии судьбы, произошёл серьёзный поворот в его жизни, когда он обязан принять не менее важное реше-ние, при этом не имея права на консультацию. Решался не просто вопрос жиз-ни, а судьба девушки, которая – это он теперь знал абсолютно точно – была ему не безразлична. Её счастье зависело не от проведённой им успешной операции, а от его благородства, которое он просто обязан проявить в ущерб собственному чувству, отпустив её из своего сердца. В конце концов, решалась судьба не только Марины, а его детей и жены, поэтому он не может себе позволить игнорировать обязательства перед семьёй. Он не имеет права на эгоизм, чтобы испортить жизнь кому бы то ни было, а тем более людям, которые его любят, в нём нуждаются и, наконец, которые дороги ему самому.

Его мысли прервал телефонный звонок:– Доброе утро, папа, – услышал он голос старшего сына. – Я тебя не разбудил?– Да нет. Я уже час, как на ногах. Даже позавтракать успел. А ты звонишь про-

сто так или проблема какая?– Всё нормально. Просто решил спросить, как ты вчера доехал и вообще что со-

бираешься делать сегодня. Мы тут с Денисом подумали: может, погуляем с тобой где-нибудь? Воскресение же всё-таки.

– Понимаешь, Саша, я с удовольствием бы, но завтра у меня непростой день на работе. Да и погода сегодня не очень хорошая. Давай договоримся так: я буду готовиться к своим занятиям, и ты тоже со всей ответственностью выучишь уро-ки. А вот ближе к выходным мы с тобой обязательно придумаем что-нибудь ин-тересное. Договорились?

– Договорились, – неохотно ответил мальчик.– Вот и замечательно. Ну что? За работу?! Кстати, Дениске тоже занятие найди.

Ему в следующем году в школу идти. Пусть книжки читает, а потом тебе расска-зывает, о чём прочитал. Ну, целую вас всех.

– Мы тебя тоже.Вячеслав положил трубку на рычаг телефона и посмотрел на коробку с духами,

которую продолжал держать в левой руке. Теперь он знал, что нужно делать. Он пошлёт духи Марине вместе с томиком своих любимых стихов и сделает это как можно скорее. Вячеслав подошёл к книжной полке, нашёл томик стихов, достал его и раскрыл наугад.

Любуюсь яркою звездойНа полуночном небосклонеИ вижу в ней лишь облик твой,Как будто рядом ты со мной,И чувствую твои ладони.

136 Тамара КоваленокТамара Коваленок

А мне стучит по окнам дождь,Всё отдано без сожаленья,Но благодарен за мгновеньяЛюбви, которой не вернёшь.

Прочитав эти стихи, он бережно положил томик на стол, поставил на него коробку с духами и, взяв нужную для работы книгу, сел за ноутбук готовиться к завтрашнему дню.

X главаУдобно устроившись на нижней полке мягкого купейного вагона, Вячеслав,

прикрыв глаза, покачивался в такт скорому поезду. Прошло больше полугода, как они вместе с Юрой ездили на симпозиум в Минск. В этот раз Вячеслав ехал один, но уже как участник конференции. За время, прошедшее с осени прошлого года, им с его группой аспирантов были проведены серьёзные исследования в области нейрохирургии. Сейчас он вёз доклад о результатах этой работы. Со вчерашнего вечера он находился в купе один. «Может, на следующей станции кто-нибудь подсядет», – подумал Вячеслав и посмотрел на часы. Время приближалось к обе-ду. Решив, что пора сходить в вагон-ресторан, он поднялся и вышел в коридор вагона. Вячеслав остановился напротив своего купе и, положив руки на поручень, подставил лицо заоконной прохладе. Через какое-то мгновение поезд постепенно стал сбавлять скорость.

– Мы подъезжаем к какой-то станции? – спросил Вячеслав у проходящей мимо проводницы.

– Да. Сейчас будет Гомель. Стоянка десять минут.– Спасибо, – автоматически ответил он, борясь с тут же охватившим его вол-

нением.Поезд остановился. Ему показалось, что не хватает воздуха. Тогда он опустил

ниже раму вагонного окна и, опёршись на неё, выглянул на улицу. Грудь сразу на-полнилась благоуханием распустившейся сирени. «А у неё в саду росла сирень? – подумал Вячеслав. – Конечно, росла. Только она тогда не цвела». Он не отрывал взгляда от перрона, всматриваясь в каждого человека, как будто ожидал увидеть знакомый силуэт. Ему очень хотелось, пока поезд ещё стоит, быстро выйти, сесть в троллейбус или автобус и поехать по известному адресу. Он не замечал, что, стоя у окна, мешает пассажирам проходить к своим купе. Он так же не заметил, как тронулся поезд, оставляя позади вокзал, этот город с домом, во дворе которо-го обязательно осенью будут груши, медовые сливы и лунная дорожка, в конце которой сейчас цветёт куст сирени.

– Чай будете? – прервала его размышления проводница.– Да. Спасибо, – машинально ответил он, продолжая стоять у открытого ва-

гонного окна погруженным в свои мысли. Ему вспомнились строки из сборника, посланного им Марине еще осенью:

Мне жаль такой короткой встречи,Всего потерянного жаль.На жизнью согнутые плечиЕщё одна легла печаль.

137Качели над звёздамиКачели над звёздами

– Ваш чай совсем остынет, – неожиданно прозвучал рядом уже знакомый голос проводницы.

– Да-да. Спасибо, – как бы спохватившись, ответил он и вернулся в купе...А поезд, набирая ход, уносил его всё дальше и дальше от города, где яркое

весеннее солнце пригревало по-летнему, а нежно зелёные каштаны, сплошь усы-панные множеством свечек из белых соцветий, да клумбы, украшенные красно-жёлтыми тюльпанами и бархатными нарциссами создавали настроение.

Марина вышла из университета и быстро пошла по улице в сторону сквера. На душе почему-то было неспокойно. Она сегодня почти ничего не слышала на лекциях, а с семинарских занятий просто ушла. Ей хотелось побыть одной, и она, найдя для себя причину – подготовиться к завтрашнему зачёту на свежем воз-духе, сбежала от одногруппников, которые предлагали после занятий пойти по-сидеть в кафе-мороженое. Войдя в сквер, девушка выбрала свободную скамейку у фонтана. Она сидела и смотрела, как его струи взлетали высоко вверх, а потом крупными каплями падали вниз, разрываясь на маленькие переливающиеся брил-лиантики. Полюбовавшись этой красотой, Марина раскрыла сумку, чтобы достать конспект, но вместо него вытащила томик стихов, на первой странице которого в очередной раз прочитала: «С самым искренним пожеланием счастья, Вячеслав».

Девушка раскрыла томик на странице, где находилась закладка, вложенная Вячеславом, и прочла:

Не говори, что всё прошло.Пусть даже так, но я не верю.Ещё рука хранит теплоТвоей руки, и я растерян...

Не умоляю, не прошуЛишь оттого, что, может статься,Любовь я в жертву приношу,Чтоб другом для тебя остаться.

Дочитав до конца, Марина, глядя в книгу, продолжала перечитывать стихотво-рение раз за разом, не замечая, что сменился ветер и набежавшие облака скрыли только что ярко светившее солнце. Вдруг над книгой она увидела руку с мороже-ным «Пломбир в шоколаде» и услышала:

– Я знаю! Это твоё любимое!Марина оторвала взгляд от книги, подняла голову и увидела сидящего рядом

лучезарно улыбающегося Колю. От неожиданности она улыбнулась ему в ответ:– А ты что тут делаешь? – и серьёзно добавила: – Сейчас же семинар идёт.– А что мне там делать, когда ты здесь? Маринка, посмотри, какой красивый

фонтан. Просто серебряный цветок!.. Хочешь, я тебе его подарю? Марина внимательно посмотрела в глаза Николаю...

Елена ДАНЧЕНКО

ПоэзиЯ

Поэзия, не оставляй меняËÞÁÎÂÜ

Крылом изломанная бровь –от удивленья:любовь? Наверное, любовь.Её давленье.Её закон. Её диктат.И руку сводит,хотя с ошибками диктантрука выводит.Попробуй от неё сбежать,придёт минута – и взвоет от её ножа свернувший круто,избегнувший её чумы,ее отравы.Тогда скажи, дружок, чем мы с тобой не правы,Любя друг друга напролетвсе дни и ночи?Толкает в спину и ведёт – любовь нас хочет.

* * *Когда кошачьи страсти пищеводсжимают цепкой лапкой – мама миа!Гурман, вдруг призадумавшись, и тотоставит на столе лангусты с пивом.Когда миндаль в Крыму давно цветет,а здесь, в Москве, едва набухли почки,по вечерам родителей гнетётвоспоминанье о проделках дочки –я отрекаюсь от любви к тебе! Я отошла, я попросту забылазудящий зной. Как море в ноябре,к романам и изменам я остыла.Не то чтоб твоя холодность былавиной тому и твой отказ от встречи –а просто жизнь безвыходна и зла.Не то что бьёт, но – придушила крепче.

* * *Марине Цветаевой

«Я любовь узнаю по боли...»Нет, Марина, любовь – не боль.Облегчение страшной болии – спасенье. Морская соль

океанов-морей имеет мало общего с солью слёз.Вроде жидкость одна. Но лелеетлишь морская, я – с нею сольюсь.

ÑÌÑ

Я почему-то не верю,что ты с кем-то,даже если ты – с кем-то.Я любила тебя так,я так тебя любила,что это не поддаётся измерению.

139Поэзия, не оставляй меняПоэзия, не оставляй меня

ÁÀËËÀÄÀ Î ÊÀÅ È ÃÅÐÄÅ

1.Она в него влюбилась навсегда(как будто бы бывает по-другому...).

...у Кая был в глазу осколок льда,Поэтому он не скучал по дому.

А маленькая Герда сто путей,дорог, лесных тропинок истоптала.Ей помогали. И мешали. Ведь людейне переделать, а хороших – мало.

Она сносила туфельки до дыр. Обветрилось лицо, ладони огрубели.Но ветерка наигрывал клавир и голос пел, прозрачнее свирели....

Ещё был щебет птиц, в ручье водыдостаточно, цвела земля ростками.И сны спасали, детской чистоты.... ...ласкала роза щёку лепестками,

та, что в горшке на чердаке цвелау Кая с Гердой, как известно, дома.Она дойдёт. Она почти вошла в холодные, как смерть сама, хоромы.

В ней сердце билось. Им одним смогла от королевской воли защититься.Упала льдинка на осколки льда Взмахнули белые от инея ресницы.

Очнулся мальчик. Вспомнил, что любим.Что любит сам...Ну нет на свете темычудеснее для детских лет и зим, чем выдумка о «Снежной королеве».

– Но что же делать мне с тобой, когдаты заключён в холодные хоромы?И что же делать мне с собой, когдасама в тюрьме сижу чужого дома?

– Любить на расстоянье, издалипротягивая сердце на ладони,во все, во все, во все концы землиорать, что я люблю тебя! Долдонить,

тянуть своё, надоедая всем:и Богу, и друзьям, всем вместе взятым.Растает лёд. Очнёшься ты совсем.....Посмотришь на меня горячим взглядом,

не понимая, как ты жил взаёму жизни, без меня.... я – посмотрю на розу. Она распустится, и дружно мы втроём переживём свои метаморфозы:

от счастья умирая, от любви,от счастья, от любови – оживая!Ах, жизнь, поторопи его, не ждипока растает лёд в глазах у Кая.

2.Опять зима без края и конца,без Снежной королевы и без Кая.О ужас! – без единого лицародного, близкого, и Герда убегает.

Бежит в себя – куда ж еще бежать?А ночью снятся крыши и сугробы,блестит сосулька лезвием ножа...А днём привычный круг: дела, хворобы.

Розан в ее горшке отцвёл давно,разрушен детства дом. Забиты сваи под новую постройку. И виногорчит в бокале – Герда увядает.

С ней всё не так... как в вате, в пустотежизнь вязнет, словно брошенный сценарий.Она молчит, ложась в свою постель.Пульт щёлкает, и Герда умирает.

* * *

Где взять слова, чтоб выпытать у Бога,зачем живу? Зачем люблю тебя?Куда ещё мне суждена дорога?И где тот край, где трубы протрубят?

Но Бог не поддаётся уговорам,почил на лаврах и почти ослеп.Взирает на меня с немым укоромтвоя любовь, холодная, как склеп.

140 Елена ДанченкоЕлена Данченко

ÑÎÍ

Мне снилось: обручальное кольцо, твое до ужаса спокойное лицо, срез срубленного дерева в слезах, и ландыши, ненужные глазам, и лица женщин, брошенных тобой, оплаканных до самой первой – мной, и в нищенских дырявых облаках пустое небо, как пустые «ох» и «ах». Во сне мне снилась собственная смерть: мне некого любить, прощая по весне.

ÁÛÂØÅÌÓ ÑÏÅÖÍÀÇÎÂÖÓ

Виски и травы – в тусклом серебре(и где былая их зеленокудрость?).Как поживаешь, милый, в сентябре?Не слишком жмёт тебе твоя премудрость?Тасующий людские судьбы, ты,сам претерпевший от перетасовки,притёрся к аксиоме пустотыи к суете финансовой тусовки.Так притерпелся, стёрся, как дензнакглухой доперестроечной эпохи...А кстати, не приходят ли во снахгуртом и порознь обманутые лохи?За ними те, чьи слишком великисчета к оплате творческих потенций,предъявленных от – милый мой, беги! –дежурных жён и брошенных младенцев.Они своё не взыщут никогдаи потому настойчивей стучатсяпо осени. Слезами их водав реке осенней будет прибавляться.И чьей-то кровью листья багроветь,и запекаться ягоды рябины,поскольку память не вместит и третьубитых по приказу и во имя...Последние – безмолвнее всего.Тот свет не страшен мёртвому народу –как переезд из города в село:на отдых, на покой и на природу.Виски седеют. Травы всё серей,всё неразборчивей и глуше их сплетенье.Ненужный никому, как мавзолей,твой дом застыл в немом оцепененье.

* * *Вот и прожили жизнь, душа моя.Нету плоти. Осталось – вместилище.Руку греет изнанка шершавая –лист как пропуск из ада в чистилище.Это точно тот свет, мой единственный.Ну а мы – привиденья с тобою.Врозь мотаем срока в жёлтолиственном,Расписном, золочёном покое.

* * *Погребная ночная сыростьрваной сетью мой дом облегает.Мокрый месяц – как ломтик сыра,недоеденный облаками.Не амфибия я, не рыба!Душат бронхи намокшей ватой,вытесняя остатки нимба,стёртый облик невиноватый –всё твоё, не любимый мною,в смутный час, в развалюхе-даче...Что ж так долго собака воет?Что за птица так горько плачет?

ÏÎÝÇÈß

Поэзия, не оставляй меня хоть ты.Опять одна, в болоте прозы лживой.Иль в омуте бесплодной маеты –настойчивости дьявольской наживы.Поэзия, не оставляй меня нигде:я не игрок, рулетка или фишка.Поэзия, не оставляй меня в труде,которому я предаюсь не слишком,не слушай болтовни и помогиодной в ночи брести по бездорожью.Из состраданья даже не солги:любая правда – лжи любой дороже.Не оставляй, спаси меня, спаси!Мне без тебя не уцелеть, наверно:над небом нет ни стран, ни лжемессий,нет и не будет надобности в скверне.

141Поэзия, не оставляй меняПоэзия, не оставляй меня

×ÅÐÅÇ ÍÎ×Ü

Через ночь тебе снится война. Через ночьпротащить тебя надо, как через траншею.Чёрный цвет, как со скрипом размотанный скотч,незаметно и липко впивается в шею.Размотать его или разрезать и – сжечь!Только так, чтобы скорбный огонь не маячил,как скрижали или как военный планшет.Хоть незрим наш Господь, но, послушай, он – зрячий!И уж если такую судьбу начертал,что померк бы от ужаса разум Хичкока,твоё ушлое прошлое нам начерта? –разве что, перечеркнув, оземь грохнуть!Разве что, перебелив, вот уж нет,из судьбы, как из песни, не выкинешь слова,как не выкинешь неба – оно не партийный билет,но в него заглянув, жив останешься снова.Небу надо помочь. Небу и помоги:сам с собою простись, расквитайся со мглою,изживая до смерти любые долги,через боль, через плач продираясь со мною.

×ÅÐÅÌÓÕÀ

Я счастлива почти – поскольку во дворечерёмуха цветёт и пахнет. Майской вишниещё свежи соцветья. В январе расстались мы. Ты больше не звонишь мне.И ты не позвонишь. Но вешняя метельнакрыла мир воздушным покрывалом.Любимая прозрачнейшая теньмелькает во дворе – знакомое лекало –покрой твоих одежд – впечатался в неё,и ветер расправляет тихо складки...В сиротское забытое жильёс пыльцою пополам, накрапывает сладкийи невесомый дождь. Я виновата в том,что слишком быстро, сильно полюбила.За это Бог наказывает – сном.Изгнанием из жизни. Тенью милой.

ВОЛШЕБНАЯ ФЛЕЙТА

РАССКАЗ

Яков ШАФРАН

ПрозА

Волшебная флейтаАнтон пришёл в офис, как обычно, за пятнадцать минут до начала работы.

К этому времени почти все сотрудники уже на своих местах, и ровно в десять начнётся размеренный, такой же, как вчера, позавчера, месяц и год тому назад, рабочий день. Никто и ничто не в силах изменить этот заведённый порядок во всех его проявлениях, начиная с одежды, дизайна помещений и кончая делопро-изводством на всех уровнях, снизу доверху. Всё разнообразие заключалось лишь в том, что сегодня, может быть, первая выкуренная сигарета будет не в десять сорок пять, а в одиннадцать пятнадцать, предобеденная чашка кофе на двадцать минут раньше, чем вчера, и обедать будут не в «Макдоналдсе», а в «Ростиксе». И так каждый день лишь с чуть заметными вариациями, которые не нарушают этот порядок, а лишь подчёркивают его незыблемость. Порядок царил в офисе, всё подчинялось ему, это он говорил устами секретарши: «У вас галстук немного яр-коват» или «Где вы взяли рубашку с таким допотопным воротничком?» Впереди виделась бесконечная череда одинаковых рабочих дней, одинаковых выходных, тоже с небогатым набором дел и развлечений, повторяющихся изо дня в день. Можно было легко предвидеть, что скажет тот или иной сотрудник, жена или сын в ответ на твой вопрос или замечание.

В этом единообразии жизнь летела, как стрела, выпущенная из лука кем-то, когда-то и без твоего ведома. Хотелось крикнуть жизни: «Стой, остановись! Куда ты несёшься как угорелая?» Но никто не кричал, и лишь глубокое бездонное недо-умение по этому поводу читал Антон в глазах сотрудников и домочадцев, предпо-лагая, что они то же самое читают и в его глазах. И имя всему этому было – тоска.

По всей видимости, сегодня она перешла некий предел, и когда Антон ехал до-мой, им овладела давящая всё и вся отупелость. Мыслей после работы у него уже

143Волшебная флейтаВолшебная флейта

давно не бывало, а сегодня ничто не оставляло в его душе даже обычных эмоцио-нальных откликов. Каким-то краешком своего сознания он понимал, что это не умственная усталость, а самая настоящая душевная тупость, но ничего поделать с этим не мог. Прогоны между станциями метро пролетали как дни, месяцы и годы его жизни, и осознание этого ещё более усугубляло его теперешнее состояние.

Жена смотрела очередной сериал, оторвавшись только затем, чтобы привет-ствовать его дежурной улыбкой. Чада были заняты своими обычными делами: сын играл на компьютере, а дочь одним глазом глядела на экран dvd-плейера, где демонстрировался какой-то супермолодежный фильм, а другим – в свой всегдаш-ний журнал. Всё было, как всегда. И ужин был обычным, и пиво его любимое, которое он пил каждый вечер. На кухне царил идеальный порядок, всё блестело, даже пепельница, возле которой лежали его сигареты и зажигалка, – он любил покурить после ужина.

Ничто не нарушало обычного заведённого хода вещей, ничто, впрочем, кроме одного – всё усиливающейся тоски. Она опускала ему веки, закрывала глаза, кото-рые и так ни на что не хотели смотреть. Наскоро поужинав и покурив, не приняв душ, Антон тихо прошёл в спальню и завалился в постель. Сон не шёл, сознание тяжело ворочало неясные, но тяжёлые глыбы каких-то тёмных образов, и он долго лежал, изредка переворачиваясь с боку на бок. Откуда-то появились шеренги лю-дей на одно лицо, в одинаковых тёмно-серых костюмах, белых рубашках, похо-жих галстуках и чёрных ботинках, которые шли по улице. Женщины выделялись среди мужчин только формами тела и наличием юбок вместо брюк. Вокруг стояли абсолютно одинаковые дома, по мостовой двигались абсолютно одинаковые ав-томашины, витрины соответствующих магазинов и их вывески были абсолютно одинаковы. Если кто-то улыбался, то все начинали улыбаться, если кто-то хмурил брови, то все начинали хмуриться, если кто-то покупал фаст-фуд, то все начинали есть фаст-фуды. Антон обнаружил, что и он является одним из этих людей, у него мурашки побежали по спине, он захотел бежать, но не мог повернуть в сторону и перейти на бег, как ни силился – ноги не слушались его.

Но вдруг что-то произошло, шеренги расстроились, шаг сбился, люди в страхе стали хватать друг друга за руки, любопытные высыпали из магазинов, заведений и офисов. Никто не мог понять, в чём дело, на всех лицах была написана растерян-ность. Откуда-то стала звучать мелодия, и она была не похожа ни на что слышан-ное ранее. Когда же ритмичный топот тысяч ног стих, так как люди остановились, Антон услышал музыку. Это играла флейта. Она звучала всё громче и громче, за-полняя собой всё пространство. Вот высокая долгая нота её задрожала на пределе и оборвалась… Антон начал метаться и искать, где же эта флейта, эта мелодия, как что-то родное и близкое, которое столько искал, нашёл и вдруг потерял. Боже, ну где же она?! – стал искать вначале на улице, расталкивая таких же мечущихся, как он сам, потом в чём-то тёмном, вязком и давящем, потом в постели...

Он открыл глаза, продолжая шарить вокруг себя по простыне, по одеялу, оглядывая тёмную комнату и тяжело дыша. «Господи, что же это было?.. Ме-лодия... музыка... флейта... Флейта, ну конечно, флейта!..» Это была флейта, его флейта, на которой он играл в детстве и подростком, по классу которой он даже одно время учился и подавал большие надежды, все преподаватели говорили ему о таланте и прочили блестящее будущее. Но родители рассуждали практично, да что родители, он и сам так рассуждал – в наш век нужно заниматься бизнесом,

144 Яков ШафранЯков Шафран

всё остальное нужно забыть! Забыть?! «Но почему забыть?! Почему нужно было забыть?!» – думал он сейчас.

Антон находился ещё на грани сна и реальности, когда размыты все каноны и установки сознания, когда низвергнуты все авторитеты бытия, когда ясно слы-шен один голос, голос собственной души. И этот голос говорил ему сейчас, спустя почти двадцать лет: «Возьми свою флейту. Почему нельзя заниматься бизнесом и играть на флейте? Смешно? Будут смеяться? Почему не смеются над богатыми, которые, как дети, занимаются чем хотят? Вернись к себе, возьми свою флейту и играй! У тебя талант, и ты должен его реализовать в жизни, ты должен играть, хотя бы для себя и людей, которые тебя окружают, это исцелит и возродит тебя, как вода возрождает засохшее дерево, путника, умирающего от жажды, землю, потрескавшуюся от зноя! Играй, не бойся, будь собой!»...

Флейта лежала на том же самом месте, где она лежала всегда, несмотря на все переезды. Почему она хранилась, никто в семье не смог бы дать вразумительного ответа – то ли как реликвия, то ли как память, то ли просто в силу своей необыч-ности. Он бережно развернул, осторожно взял флейту двумя пальцами, словно боясь сломать, некоторое время просто держал её, привыкая, потом нерешитель-но поднёс к губам и издал несколько звуков. Руки дрожали, он перевёл дыхание и закурил. Звуки успокоили его и вызвали к жизни приятные воспоминания, свя-занные с музыкой. Антон снова взял флейту, на этот раз увереннее, и заиграл, за-играл, не думая о том, что скажут жена и дети, соседи, коллеги по работе, друзья и знакомые, заиграл во всю силу своих лёгких. И случилось странное: вначале за-молкли виртуальные взрывы и выстрелы, затем гвалт сериальных разборок и глу-хие ритмы тяжёлого рока, в квартире смолкло всё, кроме флейты. Через некоторое время в спальню вошли по очереди жена с широко раскрытыми испуганными глазами, удивлённая дочь и насмешливо ухмыляющийся сын. Но по мере того как они слушали мелодию и видели непередаваемое выражение лица Антона, лица жены и детей светлели и становились естественными, словно очищаясь от всего несвойственного их душе...

На следующий день Антон принёс флейту на работу. Он решил играть не-сколько минут перед началом работы, после работы и – подольше – в обеденный перерыв. Реакция сотрудников была похожа на реакцию домочадцев: и насмешки, и откровенные издевательства, и верчение пальцем у виска, и просто сочувствен-ные улыбки и взгляды. Но затем люди всё с большим интересом стали относиться к игре Антона, а через месяц уже не представляли себе, что, придя на работу, не услышат чудесных, очищающих душу мелодий этой удивительной флейты.

Вскоре у сотрудников дома появились семейные портреты, писанные маслом и акварелью, натюрморты. Их рабочая одежда, продолжая оставаться достаточ-но строгой, стала более разнообразной. Стали регулярными совместные выезды за город, походы в театр и на концерты, в день рождения виновники торжества получали поздравления в стихах.

Главное же было не это – у всех посветлели лица, засветились и потеплели гла-за, подобрели отношения, и после работы люди понесли это состояние и в транс-порт, и в свои дома. И там всё постепенно стало меняться к лучшему.

Ведь хорошее тоже заразно!

«ВСЁ СХЛЫНЕТ, А РОДИНА БУДЕТ...»О книге Валентины Поликаниной «Под небом нераздельным»

Любіце гэтую сваю зямлю аддана і да канца.Іншай вам не дадзена, дый непатрэбна.

Уладзімір Караткевіч

Людмила ВОРОБЬЁВА

КритикА

Эти слова известного писателя Владимира Короткевича, слова, глубокие по смыслу, отражающие саму суть нашего пребывания на земле, предваряют мои размышления о поэзии и прозе Валентины Поликаниной, в жизни и творчестве которой удивительным образом соединились две страны: Россия и Беларусь. Так, в книгах «Не сдавайся времени, Душа!» и «Под небом нераздельным» вы-светилась весьма интересная, ранее малоизвестная, грань ее таланта: о любви и родной Беларуси она проникновенно пишет как на русском, так и на белорус-ском языке. И новый поэтический сборник «Под небом нераздельным» получился двуязычным, ёмким и разножанровым, утверждающим непреложные истины до-бра и справедливости.

Валентина Поликанина творит, полностью погружаясь в мир человеческой души. «Сильнейшее поле притяжения...», исходящее от ее стихов, искренность чувств, возвышенную философию духа, преображающую жизнь, исцеляющую в горе и окрыляющую в радости, отметит в предисловии к книге литературовед, доктор филологических наук Инна Безирганова. К сказанному я бы лишь доба-вила, что творчество Валентины Поликаниной – это еще и огромное притяжение добра. Ведь только на добре и держится мир, на доброте, излучающей свет. Этот свет – в родном доме, языке твоей Отчизны, в человечности, что согревает нас. Общеизвестно: сегодня нам катастрофически не хватает душевного тепла; со-временная эпоха, насыщенная колоссальными иллюзиями, лишена милосердия. И стихи Валентины Поликаниной призывают творить добро:

Чтоб зло не шло по белу свету,Не умножало горьких встреч, Один есть долг у всех поэтов – Добрейшим словом мир беречь.

Новая книга поэтессы открывается посвящением детству, о котором никогда не тускнеют воспоминания, ведь там все было ярче, выше, громче, больше, было

146 Людмила ВоробьеваЛюдмила Воробьева

острее горе и сильнее радость. И Валентина Поликанина по-своему стремится передать гармонию покоя и свободы в легко струящейся лирической строфе: «О, детство, ты – жизни опора, / Хоть жизнь, как учитель, строга... / Далекими были просторы / И росными были луга!.. // Плывет мой кораблик бумажный, / А я провожаю зарю, / По-детски светло и отважно / На мир этот темный смотрю».

Нередко случается: став достаточно зрелым мастером, создавшим немало се-рьезных книг, писатель вдруг обращается к теме детства. Данный феномен объяс-няет Михаил Пришвин в повести «Дорога к другу»: «Я думаю, что значение моих книг – в моем устремлении к детству... Сколько в жизни ездил, искал, и в конце концов оказалось – искал то, что у меня было в детстве и что я потерял». Дей-ствительно, почему мы теряем с возрастом способности, данные нам от рождения? Но можно, в чем уверен прозаик, «рассказать о взрослом, сумевшем сохранить в себе ребенка».

И в стихах Валентины Поликаниной не все просто, как кажется на первый взгляд. Что ищет она в своем далеком детстве? Найдет ли утраченное? Дух свя-того Православия, впитанный с ранних лет вместе с русскими сказками, остается с нами на всю жизнь: «Ах ты, детство – Божья ласка! / Ночь, укрытая рядном... / Дед Степан читает сказки / Мне и бабке перед сном...». Поэт сам создает сказ-ку, и Валентина Поликанина словно возвращает нас в первородное детство: «С новосельем! Быть веселью! / Разгармонились лады. / Это детство каруселит / Ярким счастьем молодым. / Не снесен еще и стоек / Наш совсем нескучный дом. / С ним – наивное, святое, / Золотое в золотом».

Философия детства уникальна, она утверждает жизнь здесь, на земле, и одно-временно – во всей Вселенной. Валентина Поликанина, горожанка, родившаяся в Кричеве, два года проживавшая с родителями в Москве, а с четырех лет живу-щая в Минске, ведет нас своей тропою детства, посвящая малой родине своих ро-дителей цикл стихов о деревне. Вот какой была знакомая ей «Поющая деревня»: «Не блеск и легкость вальсов венских / Дано мне помнить до сих пор. / В избуш-ке с духом деревенским – / Творили бабушки фольклор...» Она с откровенным восторгом признается: «И я тогда узнала голос / Певучей Родины моей...»

Память о детстве и в произведении «Домик в деревне Орловщина», впечат-ляющем выразительными образами истинного народного бытия. «Где время рож-денья – июль в васильковом венце, / И в душное сено прыжки под крутыми стогами. / Я вновь просыпаюсь с улыбкой на сонном лице – / И бабушка ходит над тестом святыми кругами», – рисует поэт знакомые и реалистичные картины, взятые из деревенской жизни.

В творчестве Валентины Поликаниной мы находим множество стихов, где со-шлись самые яркие качества поэзии! Непреходящая Россия свободно и широко разместилась на страницах книги «Под небом нераздельным»: «Я скучаю по Рос-сии, / Белой-белой, синей-синей, / Словно храм, мне ставшей домом, / Словно небушко, бездонной... // Той, по-радонежски торной, / По-саровски чудотвор-ной, / Куполами позлащенной, / Покаянной и крещенной... / В бой со злом веду-щей сердце/ Породившей страстотерпцев;/ Душу ввысь привыкшей кликать –/ По Святой Руси, великой», – звучат возвышенные слова о величии Руси в цикле «Стихи о России». Исповедальность, светлая грусть сквозит в строках, когда поэт пишет о родине, неразрывной с образом журавлей: «Дана привычка нам: болеть своей страною, / Сражаться с суетой и верить в чудеса. / Пойми, как саднит все – щемящее, родное... / Гляди, как журавли взлетели в небеса!»

Мы переживаем тревожное время: двадцать первый век ознаменован ломкой эпох, яростной переоценкой ценностей. Поэт пытается предостеречь нас от новых

147«Всё схлынет, а Родина будет...»«Всё схлынет, а Родина будет...»

революций, грозящих стране, от «площадного бунта», «бессмысленного и беспо-щадного»: «Гражданских войн страшимся с детства / И знаем: мир – наш отчий дом, / И нету большего злодейства, / Чем кровь в Отечестве родном».

Ритм сердца поэта совпадает с судьбой Родины, и Валентина Поликанина готова с ней разделить все, она посвящает ей вдохновенные стихи: «Задумайся, вышедший в люди, / Запомни отчетливо впредь: Все схлынет, а Родина бу-дет / Тугими колосьями зреть. Пусть ей не готовят могилу / На жесткой ладони земли, Ведь чтобы сберечь ее силы, / Все ангелы с неба сошли».

В творчестве Валентины Поликаниной философия земного бытия тесно сопря-жена с Божественным законом. Так смотреть на мир может только человек ве-рующий, радующийся самому дару жизни и живущий для ближнего, а не только для себя. «Никогда не поздно измениться,/ надо только очень захотеть», и наша «жизнь зависеть будет от того, / насколько осознаем мы паденье», – мудро из-лагает автор христианские идеи.

Многое пропускает автор через свое сердце, многие ситуации выстраданы, прежде чем превратиться в поэтическую строку. Стараясь обращаться только к лучшему в человеке, Валентина Поликанина не молчит и о том, что забывают люди о покаянии. «С душой и Богом не согласны, / К моленью совести глухи... / В нас, как безумные соблазны, / Земные множатся грехи».

Пытаясь достучаться до наших сердец, Валентина Поликанина продолжает начатую тему не только в поэзии, но и в прозе.

«Родное, кровное, святое...» – такое целомудренное заглавие дает автор раз-делу книги, состоящему из рассказов, эссе и лирических очерков. По сути все ее произведения о любви либо об ее отсутствии, когда люди сами лишают себя этого Божественного дара.

В небольших рассказах-повествованиях, одном из труднейших литератур-ных жанров, Валентина Поликанина не старается привязать действие к какому-то конкретному моменту, а обращается прежде всего к душе, что, безусловно, усложняет смысловую и сюжетную задачу. Она будто раскладывает мозаику человеческой жизни, многогранной и часто непостижимой. Вот и история любви – «Поздняя, горькая, беспредельная» – очень личная история ее отца, испытавшего после смерти жены дни «мучительных переживаний», дни «долгого бесприютного одиночества». Но человек так устроен, что любое горе не может длиться постоян-но. Тогда и приходит как спасение любовь. Правда, радость оказалась недолгой: избранницу постигло несчастье, и отцу более четырнадцати лет, до ее кончины, пришлось ухаживать за парализованной женщиной.

«И опять – в который раз – я поняла сердцем: это любовь. Как бы ни было горько и больно – это ЛЮБОВЬ. Нужная, как хлеб. Тяжкая, как крест. Труд-ная, слезная, горькая... Испытанная, прощающая, беспредельная...» – признает Валентина Поликанина. И сколько в этой любви великого терпения и жалости к ближнему! Подобная любовь становится сутью мира, олицетворяя собой стрем-ление к бессмертию. Отец Валентины Поликаниной, встретив на больничной кой-ке свой 91-й день рождения, дождался выхода в свет книги дочери, успел про-читать самые главные строки, адресованные ему, и вскоре покинул этот мир, праведно, по-христиански завершив свой земной путь.

Пожалуй, из всех прозаических произведений особо выделяется лирический рассказ «Светик мой ласковый – мама...». Необычный, словно из позапрошлого века, когда царили классические времена и яркая выразительность языка. Тогда прививали литературный вкус к эпистолярному жанру, практически забытому в нашей компьютерной современности. Но, как ни странно, чудесное происходит.

148 Людмила ВоробьеваЛюдмила Воробьева

В двадцать первом веке оно предстало в образе 16-летней девочки из Сергие-во-Посадского детского дома – Настеньки Ильиной. Ее сугубо личные письма к названной матери, певице и автору песен Ольге Патрий, – это «вечные и жи-вотворящие слова любви», полные святой нежности и надежды. «О, сколько женщин мечтали бы услышать такое признание из уст ребенка! Но не каждой от-пущено...» – пишет Валентина Поликанина. И как верно и мудро она поступила, испросив согласия у обеих героинь на опубликование некоторых писем, открыв не только их индивидуальную, но и общечеловеческую ценность. Ведь миру явилось исключительное откровение! Нужно обязательно прочесть этот неповторимый рассказ. И нельзя удержаться, чтобы не привести из него хотя бы несколько драгоценных строк: «Дорогая моя маменька, свет моей души, тайна моя неиз-веданная, птица моя златокрылая, радование мое неизъяснимое, лекарство мое чудодейственное, случилось то, чего я так долго ждала: наша встреча! Радость моя, услышав твой голос, моя душа возликовала... И в ней – такое зарево красок, такое умиротворение, такое блаженство, что и передать не могу... Если б знала ты, как я молила Бога, чтобы послал мне человека, точно матушка родимая. И вот я нашла тебя, такую нежную и светлую...» Очистительные слезы вызывают эти исповедальные письма, проникнутые чистейшей верой.

В свои произведения Валентина Поликанина вкладывает собственный опыт, причем автобиографичность позволяет ей достигать большей убедительности, до-верительности интонации и подлинной правдивости происходящего. Очерк «По-слан нам во спасение» автор посвящает своему свекру-фронтовику, Михаилу Александровичу Поликанину. «Мой свекор прошел всю войну с неослабевающей верой в Бога. С этой верой он, русский человек, освобождал и мою родную Бе-ларусь», – напишет она. Икона Николая Чудотворца, которую Михаил Алексан-дрович нашел в день своего рождения, 4 июня 1944 года, «на болотистой кочке у деревни, что под Смоленском», не раз чудесным образом спасала ему жизнь. А в старости, будучи уже тяжело больным, он все еще мог ясно и четко прочесть «Отче наш», главную христианскую молитву. «В такие минуты я думала: вот оно, чудо! Как же мощно, светло и победно вера когда-то входила в людей! Поисти-не, она была врожденной у наших славных отцов, дедов и прадедов», – пишет Валентина Поликанина. Когда Михаил Александрович уже не смог ходить, ему потребовалось особое внимание. «Я поняла тогда: Бог спасал моего свекра для того, чтобы мы, ухаживающие за ним, лежачим, были смиреннее, добрее и чище душой... Как же нужно нам было еще учиться милосердию и любви! И этот хра-нимый Богом человек был послан нам во спасение», – такая непростая истина открылась автору, и он поделился ею со своим читателем.

В книге Валентины Поликаниной «Под небом нераздельным» объединились две Родины, слилось русское и белорусское, как сливаются две полноводные реки, гармонично дополняющие одна другую: «Ёсць месцы на зямлі, дзе нібы жыве паэзія, дзе любіць сяліцца Муза, дзе творчага чалавека абавязкова наведвае нат-хненне. У такіх месцаў звычайна якая-небудзь непаўторная даўняя гісторыя... Там у дзіўнай згодзе суседнічаюць стыхіі паветра і вады, там у любога старажыт-нага каменя ёсць свая памяць, а ў кожнага векавога дрэва – свая філасофія...»

Еще обязательно есть мечта о возвышенном и надежда на «Свет неизбывный» (название одной из книг поэта). И Валентина Поликанина следует этому мудрому и проверенному столетиями направлению. Ее душа открыта добру, полна состра-дания и человечности. А это те надежные нравственные ориентиры, на которые опирается наша литература, незыблемо и свято сохраняющая основы духовности.

Читая Притчи Соломоновы«Отверзу в притчах уста Мои...»

Мф. 13: 35«Без притчи же не говорил им...»

Мк. 4: 34

ЧасовнЯПротоиерей Павел БОЯНКОВ

По православной традиции книга Притчей Соломоновых относится к седме-рице священных книг Ветхого Завета, именуемых учительными. Согласно опре-делению Библейской энциклопедии, притчи – «наставления, заимствованные из подобий окружающей природы или примеров, взятых из обыкновенной жизни человеческой», «мудрые изречения о поведении и судьбах человека в домашнем и общественном быту».

Уже в самом определении притчей заключено педагогическое значение книги. Этим же, возможно, объясняется и широкое (даже преимущественное) употребле-ние книги Притчей в православном богослужении (паримия – отрывки из Ветхого Завета, читаемые за вечерним богослужением, – и значит в переводе с греческого «притча»).

Хотя авторство значительной части книги несомненно принадлежит царю Со-ломону (ок. 970–930 гг. до Р.Х.), тем не менее из надписаний книги видно, что, помимо него, в составлении принимали участие Агур, Лемуил и некоторые другие, не названные по имени мудрецы из окружения благочестивого царя Езекии. Свой окончательный состав книга приобретала на протяжении трёх веков.

Учительный, педагогический характер книги раскрывается с её первых строк: «Чтобы познать мудрость и наставление, понять изречения разума; усвоить пра-вила благоразумия, правосудия, суда и правоты...» (Притч. 1: 2–3). С первых же строк начинается и закладка фундамента той мудрости, познанию которой учит книга: «Начало мудрости – страх Господень; доброе разумение у всех, водящихся им; и благоговение к Богу – начало разумения» (Притч. 1: 7). И, наоборот, «за то,

150 Протоиерей Павел БоянковПротоиерей Павел Боянков

что... возненавидели знание и не избрали для себя страха Господня» (Притч. 1: 29) – «постигнет вас скорбь и теснота» (Притч. 1: 27).

Итак, необходимым исходным инструментом познания, утверждают Притчи, является страх Господень, что и повторяется в книге постоянно (см. Притч. 9: 10 и 15: 33), звучит как рефрен, как дополнительное средство к лучшему запо-минанию и усвоению. Кроме того, что не менее важно, страх Господень является источником самой жизни человека (см. Притч. 14: 27 и 19: 23).

«Уразумеешь страх Господень и найдёшь познание о Боге» (Притч. 2: 5). Зна-чит, целью, недосягаемой вершиной познания является познание о Боге, «в Кото-ром сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол. 2: 3).

Как же раскрывает книга понятие о страхе Господнем? «Бойся Господа и уда-ляйся от зла» (Притч. 3: 7, см. также 23: 17), то есть в полном соответствии с заповедями Моисея. Но ниже есть более жёсткое определение: «Страх Госпо-день – ненавидеть зло» (Притч. 8: 13), что по духу гораздо ближе к главам 27 и 28 Второзакония (там звучит совершенно иной рефрен: «Проклят, проклят... проклят»).

Задумаемся: тот, кто не боится Бога и не удаляется от зла, не достоин ли не-нависти и проклятия? И если проклинает пророк, так, наверное, будет за что? Вспомним для примера «беззаконное и срамное дело в Израиле» (Суд. 20: 6, см. также Суд. 19: 22–30), за которое почти поголовно было истреблено колено Ве-ниаминово. Как видим, начальная ветхозаветная педагогика имела весьма строгий характер по необходимости.

И прошло целых полторы тысячи лет, прежде чем прозвучали слова Спаси-теля: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благо-творите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5: 43–44). Полторы тысячи лет труднейшего пути...

Несомненно поучительным является то, каким образом получил Соломон свою мудрость, сделавшую его творцом множества притчей и песней. Произошло это по его молитве к Богу: «Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло» (3 Цар. 3: 9). Ответом прозвучали слова: «Вот, Я сделаю по слову твоему: вот, Я даю тебе сердце мудрое и разум-ное... и то, чего ты не просил, Я даю тебе» (3 Цар. 3: 12–13). Промыслительным образом столь великие дары от Бога получил человек, построивший ему первый Храм. Ибо его отец царь и пророк Давид, проливший в своей жизни много крови, не был удостоен такой чести (см. 1 Пар. 28: 3).

Обращает на себя внимание эта своеобразная параллель: написание Соло-моном премудрых книг и построение им Храма Господня. Согласно иудейскому преданию, Соломон написал книгу Притчей в одном из помещений храма: «Пре-мудрость построила себе дом» (Притч. 9: 1). В параллельных этому стиху текстах Нового Завета говорится о Доме Божием, «который есть Церковь Бога живого, столп и утверждение истины» (1 Тим. 3: 15), «дом же Его – мы, если только дерзновение и упование, которым хвалимся, твердо сохраним до конца» (Евр. 3: 6), «побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего» (Откр. 3: 12). Таким образом, как ветхозаветный храм Соломонов является прообразом Церкви Бога

151ЧасовняЧасовня

живого, так и мораль книги Притчей Соломоновых представляет собой некоторую переходную ступень, возводящую нас к новозаветной морали.

Моральный аспект книги Притчей не просто дублирует соответствующие поло-жения закона Моисеева, но прямо способствует их более глубокому и жизненному раскрытию. Учение книги Притчей находит своё завершение в учении Христа, но некоторые изречения из книги уже предвозвещают возвышенную евангельскую мораль. В этой книге заметны как бы два пласта: с одной стороны – конкретные житейские, бытовые рекомендации, целиком принадлежащие Ветхому Завету (о верных и неверных весах, против поручительства, о неприкосновенности межи, о попечении за скотом и т.п.), и с другой стороны – прообразы высочайшей духов-ности Нового Завета, сравнимые с Заповедями Блаженства (Притч. 8: 32; 8: 34; 28: 14 сравнимы с Лк. 11: 28). С одной стороны – не ходи с убийцами (см. Притч. 1: 11–15), а рядом – не плати злом за зло (см. Притч. 24: 29). В одном месте го-ворится о целесообразности дачи взятки (см. Притч. 21: 14), а в другом можно прочитать: «Любовь покрывает все грехи» (Притч. 10: 12).

В современной жизни соседствуют и причудливо переплетаются оба пласта: люди, даже не с ветхозаветными, а зачастую с вполне языческими представле-ниями, должны теперь проходить путь к Православию. С чего начать? «У дверей грех лежит; он влечёт тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4: 7). Не-допустимость убийства, блуда, пьянства и других грехов, о чём так часто повто-ряется на страницах книги Притчей, – эти истины могут и должны стать первыми нравственными ориентирами для современного человека – каинита, помогут ему превратиться в евангельского покаявшегося блудного сына. Ибо путь из ветхо-заветной морали имеет два диаметрально противоположных направления: или восхождение с благодатью Божией в Новый Завет или – «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23: 38) – падение в богоотверженный, безблагодатный талмудизм. К такому выводу приводит нас прочтение книги Притчей Соломоновых.

Владимир МАКАРОВ

АрмиЯ

Владимир Матвеевич МАКАРОВ – полковник, начальник управления ин-формации – пресс-секретарь главного управления идеологической работы Министерства обороны РБ, кандидат педагогических наук.

Шок и трепет радикалов(Еще раз о необходимости знания политико-психологических (Еще раз о необходимости знания политико-психологических

технологий дестабилизации)технологий дестабилизации)

Против Беларуси на протяжении более двух десятилетий ведется идео-логическая война с применением все-го комплекса изощренных политико-психологических технологий – война за сознание и души людей.

Но как всякое оружие, политические и психологические технологии деста-билизации общества амбивалентны. Знание соответствующих технологий есть непременное условие успешного противостояния агрессии.

Причем знание данных технологий, включая способы управления коллек-тивным бессознательным, понимание феноменов стихийного массового по-ведения, необходимы как специали-стам в области национальной безопас-ности, так и самым широким слоям общественности. Ибо верно сказано: «предупрежден – значит вооружен».

Особенно это важно для предотвра-щения попыток политической деста-

билизации, разжигания внутренних вооруженных конфликтов.

Хорошо известно, что непременным атрибутом всех «цветных» революций является управление коллективным бессознательным, применение техно-логий снятия контроля со стороны рас-судка за поведением человека, вплоть до введения больших масс людей в со-стояние агрессии.

Что представляет собой механизм «запуска» подобных состояний?

Различные способы воздействия на большие массы людей практиковались с древности. В ХХ веке эти методы тщательно изучались и были весьма успешно применены в фашистской Италии и Германии.

К концу ХХ века технологии управ-ления коллективным бессознательным (в том числе и агрессивностью людей) доведены до высочайшей степени эф-фективности. Посмотрите на все «цвет-

153АрмияАрмия

ные» революции. В их основе, как пра-вило, применение соответствующих психотехник, в том числе реализуемых посредством управления толпой.

Именно в толпе «сознательная лич-ность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, принимают одно и то же направ-ление». Об этом в свое время писали Густав Лебон и 3игмунд Фрейд.*

Причем регрессия в толпе способна подчас достигать невероятных глубин. В книге французских исследователей «Революционный невроз» приведены многочисленные документальные сви-детельства деяний озверевшей толпы, в том числе примеры, когда толпа, рас-терзав человека, съедала его куски.**

И сегодня, как и сотни лет назад, именно в толпе сознательная личность исчезает...

В этом отношении показателен во-шедший в учебники по социальной и политической психологии пример, раскрывающий возможности предот-вращения негативных последствий стихийного массового поведения на основе знания закономерностей пове-дения толпы.***

21 августа 1991 года стало оконча-тельно ясно, что путч ГКЧП прова-лился. После трех дней противостоя-ния наступила безоговорочная победа

* Лебон, Г. Психология народов и масс / Психология толпы. Социальные и политиче-ские механизмы воздействия на массы / Гу-став Лебон. – М.: Изд-во Эксмо; СПб.: Terra Fantastika, 2003. – С.160; Фрейд, З. Психоло-гия масс и анализ «я». / Психология толпы. Социальные и политические механизмы воз-действия на массы / Зигмунд Фрейд. – М.: Изд-во Эксмо; СПб.: Terra Fantastika, 2003. – С.374.** О. Кабанес , Л. Насс. Революционный не-вроз. – СПб.: Издательство Д. Ф. Коморского, 1906 . // http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Kab*** Назаретян, А.П. Агрессивная толпа, массо-вая паника, слухи. Лекции по социальной и политической психологии / А.П.Назаретян. – СПб.: Питер, 2004. – 192 с. (С. 50-51).

стихийно вышедших на улицы граж-дан над прежней властью.

Эйфория успеха, усиливаясь по ме-ханизму циркулярной реакции, при-давала массе все более выраженные свойства толпы. Толпа же, наполняясь новыми элементами и пьянея от не-жданного могущества, вожделела но-вых зримых побед; кое-где уже начала ощущаться жажда крови. Например, на площади Дзержинского в Москве сосредоточились тысячи людей, среди которых усиливались призывы к штур-му здания КГБ. Если бы такие призы-вы воплотились в действие, следовало ожидать очень тяжелых последствий и человеческих жертв.

Но в решающий момент удалось переориентировать внимание толпы с охраняемого здания на теперь уже беззащитный памятник Ф.Э. Дзер-жинскому, возвышавшийся в центре площади и многие годы казавшийся ее абсолютно незыблемым символом. При этом были использован давний слух о том, что памятник отлит из чистого золота, выкрашенного сверху густой черной краской. Якобы таким образом И.В. Сталин спрятал золо-той запас страны, «чтобы никто не догадался». Послали за техникой, не-обходимой для того, чтобы снять тя-желый памятник, и толпа, в предвку-шении грандиозного события, забыла об уже созревавшем намерении штур-ма здания. Сорванный с пьедестала памятник оказался не только не золо-тым, но и вообще не литым, а полым внутри. Толпа же получила незабыва-емое зрелище. И то, что доминирую-щее эмоциональное состояние удалось своевременно переключить с ярости на любопытство, спасло не одну чело-веческую жизнь...

Таким образом, оперативно объ-явленные и организованные меры по удалению памятника отвлекли тол-пу от намерения штурмовать здание КГБ. Потенциально агрессивная тол-па превращена в так называемую ок-

154 Владимир МакаровВладимир Макаров

казиональную (от английского слова occasion – «случайность»). Опасность для жизни людей была устранена.

Не менее важно также знание тех-нологий медиаманипулирования, в применении которых преуспели пя-токолонники. Так, на протяжении до-статочно многих лет накануне важ-ных государственных мероприятий, связанных с вопросами обеспечения военной безопасности, будь то войско-вые учения или парады войск, развора-чивается серия антиармейских компа-ний. Но и здесь есть способы миними-зации последствий деструктивных ин-формационных акций, направленных против Беларуси. Кстати, в Белорус-ской военной газете «Во славу Роди-ны» несколько лет назад очень подроб-но раскрывался феномен управления сюжетными конструкциями в СМИ с целью минимизации последствий деструктивных информационных ак-ций. В частности, путем применения приема, на языке имиджмейкеров по-лучившего название «восстановление имиджа методом от обратного».

Можно привести в пример так на-зываемое «дело» небезызвестного Пав-ла Шеремета («о мертвых или хорошо, или ничего, кроме правды»). В сере-дине 90-х дня не проходило, чтобы «независимые» СМИ (как в Беларуси, так и в России) не вбрасывали лозун-ги типа «свободу узнику совести» или «Шеремета в президенты»!

Но, как отмечали тогда ведущие аналитики, у президента страны ока-зались отличные имиджмейкеры, ко-торые использовали прием, который на языке некоторых специалистов назван «проход по краю» или «восстановле-ние имиджа методом от обратного». Его суть в том, чтобы в определенных условиях заставить деструктивные СМИ «вопить на самой высокой ноте», что и было сделано, причем не нару-шая даже буквы белорусского законо-дательства. Ежедневно по российским телеканалам показывали суд шариата

и убийства людей, а потом сюжеты об «узнике совести», хорошо упитан-ном и абсолютно здоровом, но нахо-дящемся в следственном изоляторе. Все это должно было ассоциироваться с лидером белорусского народа, якобы попирающим демократию.

Но результаты были совсем иными. Рейтинг Президента Беларуси в рос-сийском социуме возрос многократно. О Беларуси заговорили как о стране, где есть настоящий народный лидер. «Нам бы такого!» – вот лозунг того времени в России. Разумеется, соот-ветствующую кампанию псевдодемо-кратические СМИ вынуждены были свернуть.

Но что происходит сегодня в Бе-ларуси? Оппоненты власти в насто-ящее время, как и 20 лет назад, ис-пользуя немалый информационный ресурс, пытаются привлечь внимание общественности (в том числе между-народной) к собственным авантюрным «проектам», осуществляя ежедневную вялотекущую критику политики руко-водства страны.

Соответствующая деятельность, разумеется, как и раньше, закончит-ся полным крахом. Перманентные призывы отдельных оппонентов вла-сти к гражданскому неповиновению, вплоть до «майданизации» всей стра-ны, собирают на соответствующие ми-тинги не более пары сотен людей, по-ведение которых укладывается в зна-менитые строки классика:

«Сколько их? Куда их гонят? И о чем так жалобно поют?Домового ли хоронят?Ведьму ль замуж выдают?»

22 июня 2017 года на соответствую-щую акцию «протеста» собралось два десятка человек…

Тем не менее не следует приумень-шать опасность именно вялотекущей ежедневной антигосударственной риторики «белорусских» пятоколон-ников. Тем более, что эта риторика

155АрмияАрмия

дополняется периодическими вспле-сками истеричных заявлений даже лидеров некоторых стран. Поэтому пе-риодически следует показывать обще-ственности подлинный лик авторов дестабилизации и их адептов, которые в «большой игре» являются даже не пешками, а самой доской, на которой разворачивается антигосударственное действо. Показывать, действуя, разу-меется, строго в правовом поле.

Кстати, в статье «Котенок и баран» еще в 2010 году было рекомендовано знаменитому некогда поэту Владими-ру Некляеву выйти за рамки прими-тивных моделей поведения и перестать быть доской, на которой разворачи-вается антибелорусская игра. Как по-пал в псевдолиберальную тусовку Некляев – разговор особый, учитывая, что именно ему 30 лет назад доверили приветствовать ХXVII съезд КПСС от молодежи Белорусской ССР:

«Плыви страна – Эпохи ледокол, Греми в цехах, Вставай в полях хлебами…» Говорят, что после этих взволно-

ванно прочитанных строк, сам гене-ральный секретарь ЦК КПСС вскочил и произнес яркий спич: «Вот она – наша коммунистическая молодежь – буду-щее СССР…». Впрочем, что и как было на съезде, может рассказать сам Вла-димир Некляев. Ведь именно он ныне символ движения, которому, вполне вероятно, по замыслу главных «игро-ков», уготовано трансформироваться при определенных условиях в «мини-стерство правды» (есть такое учреж-дение в знаменитом романе Оруэлла).

Здесь же интересен феномен транс-формации взглядов «певцов коммуниз-ма», таких как Володя Некляев (и не только). Но об этом чуть позже, а пока вернемся к военной проблематике.

Практически ежегодно накануне парадов войск в честь Дня Независи-мости звучат одни и те же обвинения. Здесь и сетования на якобы необосно-

ванное расточительство, и кампании против ночных тренировок парада, и требования запретить проведение парадов в Минске или не проводить их вообще («технику военную можно и в музее посмотреть»)…

В текущем году «независимые» (не понятно от чего) СМИ провели даже Интернет-голосование против парада, набрав якобы несколько тысяч голосов из многомиллионной Интернет-ауди-тории.

Но после пресс-конференции 24 июня в Национальном пресс-центре, на которой подробно изложены все аспекты организации мероприятий в главный праздник белорусской госу-дарственности, информационная кам-пания против парада приняла форму истерии. Причем в обобщенном виде поведение режиссеров очередного антибелорусского спектакля уклады-вается в тезис одного из героев клас-сики советской кинокомедии «Иван Васильевич меняет профессию» – «я на вас жалобу подам – коллективную».

Что же так взволновало впечатли-тельных граждан? Неужели ответ на вопрос в связи с демаршами против парада войск?

По поводу «критики» парадов войск написано немало, и в этом отношении уместно обратиться к статье «Еще раз о символах и цене парада войск», раз-мещенной на Интернет-портале воен-ного ведомства еще в мае 2015 года.

Сколько стоит Парад войск 7 нояб-ря 1941 года в Москве в условиях поч-ти двукратного превосходства про-тивника? Это был парад, проводимый в то время, когда в Генеральном штабе Красной Армии уже были разработа-ны планы обороны Сибири и Ирана. Когда по всем параметрам не то что победить, а выжить невозможно…

Этот парад стоил столько, сколь-ко стоит Победа над врагом человече-ства. Именно тогда победа морально-го духа позволила впервые в мировой военной практике блестяще осуще-

156 Владимир МакаровВладимир Макаров

ствить стратегическую контрнасту-пательную операцию и разгромить превосходящего противника.

Сколько же стоит наш Парад войск? Он также бесценен, ибо это титанический подвижнический труд тысяч людей, это высочайший мораль-ный дух и ответственность современ-ного поколения защитников Родины, это священная память о величайшем подвиге, это демонстрация готовно-сти белорусского воинства надежно обеспечить мир на нашей земле.

Понятно, что объяснять либероид-ной тусовке, что значит тезис – «не-вещественное правит миром» – дело бесполезное.

«Разве не сила и деньги являются двигателем истории?» – скажут они.

Но сила и деньги исчислимы. Дух – нет. Исчислимое – сфера прагматики. Неисчислимое – сфера стратегии...

Поэтому парады войск Минского гарнизона были, есть и будут!

Цена парада не определяется дол-ларовым эквивалентом.

Кстати, противники парада пре-красно осведомлены, что финансиро-вание соответствующих мероприятий осуществляется в пределах средств, выделенных Министерству обороны на текущее содержание Вооруженных сил из республиканского бюджета. Знают они и то, что военный бюджет Беларуси около 1,2% от ВВП на фоне европейского стандарта военных рас-ходов в 2%.

Почему же столь бурная реакция со-ответствующих «независимых» СМИ на проведение парада в честь Дня Не-зависимости?

Дело здесь не в экономической про-блематике, не в стоимости топлива, не в средствах, выделяемых на оборону, не во временных неудобствах во вре-мя ночных тренировок. Дело не в том, что часть граждан выступают против парадов войск непосредственно в горо-де, – это их право.

Проблема же совсем в другом. Ведь и День Победы, и День Независимости Республики Беларусь, отмечаемый по воле белорусского народа 3 июля, – это священные праздники, наполненные высоким смыслом. Но это не праздни-ки для «белорусских» радикалов, ко-торые ненавидят эти священные для белорусов даты и не скрывают это.

К сожалению таковые есть и в нашей стране, пусть их ничтожное меньшин-ство. Есть отдельные граждане, которые заявляют, что 3 июля – «это трагиче-ская дата» (http://www.belaruspartisan.org/politic/385583/).

Есть так называемый «Інстытут па вывучэнні беларускай гісторыі, куль-туры і ментальнасці», функционирую-щий как негосударственная, неполити-ческая, некоммерческая организация граждан, созданная путем доброволь-ного объединения редакции и авторов альманаха «Деды» и активистов моло-дежной организации «Правый альянс».

Именно на его сайте в 2014 году был размещен плакат «16 лютага дзень нараджэньня націянальнага ге-роя Беларусі. Францішак Кушаль – стваральнік беларускай краёвай аба-роны». Тот самый Кушаль, который не только создатель «беларускай краёвай абароны» под руководством нацистов, но и участник попытки создания ди-визии СС «Беларусь». Об этом поведал сам Кушаль в книге «Спробы стварен-ня белорускага войска». Правда, по-клонники коллаборантов, видимо, пло-хо читали эту книгу, а иначе бы непре-менно познакомились с характеристи-кой Кушаля, приведенной в послесло-вии к данному изданию: «У лістападзе 1939 г. быў завэрбаваны чэкістамі ў якасьці агента НКВД для распрацоўкі па-антысавецку настроеных асоб ся-род ваеннапалонных. У вытрымцы з характерістыкі на агента Ф. Кушаля адзначена: «Как осведомитель за-рекомендовал себя толковым, знаю-щим нашу работу. Материалы давал информационного характера. В ходе

157АрмияАрмия

допросов высказывал решимость к выполнению более ответственных наших поручений».* Это и есть «на-циональный герой» отечественных «свядомых».

Кстати, авторы сайта удалили дан-ный плакат после публикации в ряде СМИ настоящей биографии «нацио-нального героя», но оставили не менее одиозный плакат, посвященный соз-данию нацистами БКА, причем снаб-див его соответствующим стихотво-рением (http://inbelhist.org/23-lyutaga-dzen-stvarennya-belaruskaj-krayovaj-abarony/):

«… У стальным праменні крочыць Новай нацыі закон – Праз імглу апошняй ночы Крочыць Белы Легіён…»

Более того, есть, к сожалению, в нашей стране даже лица, которые действительно восторгаются палачом белорусского народа генерал-комисса-ром Белоруссии в годы войны Кубе. На пресс-конференции 24 июня названа фамилия доктора наук Леонида Лыча, заявившего:

«Не памылюся, калі скажу, каб раптам узнікла пытанне аб абранні каго-небудзь з першых палітычных кіраўнікоў нашай Бацкаўшчыны за апошнія 70 гадоў ганаровым ся-брам Таварыства беларускай мовы імя Францiшка Скарыны, дык у Кубэ было б найбольш шанцаў, чым у іншых, стаць ім».**

Нужны ли какие-нибудь коммента-рии к этим откровениям?

Правда же истории в том, что если бы не величайший героизм белорус-ского народа в годы войны, если бы * Аляксей Ліцьвін. Пасьляслоўе / Франц Кушаль. Спробы стварення белорускага войска. – Мн.: Беларускі гістарычны агляд, 1999. – 166 с. (С. 148-149).** Лыч, Л. Нацыянальна-культурнае жыццё на Беларусі у часы вайны 1941-1944 / Л.М. Лыч. – Вільня: Наша будучыня, 2011. – 332 с. (С. 305).

не партизанское движение в Белару-си, под контролем которого к концу 1943 года находилось 60% территории страны, то в условиях фашистской по-литики геноцида и выжженной земли, реализованной при непосредственном участии гауляйтера Кубе, белорусская нация реально могла перестать суще-ствовать.

Но если фашизм – это враг челове-чества, как назвали его величайшие гуманисты ХХ века, как же тогда сле-дует относиться к предателям, сотруд-ничавшим с нацистами?

Ненависть радикалов к советскому прошлому, ненависть к настоящему, ненависть к белорусским властям – все это переплелось и на протяжении двух десятилетий выплескивается на Интернет-страницах якобы независи-мых СМИ.

Но выбор белорусского народа сде-лан и в годы Великой Отечественной войны, и в 1994 году, и в новом веке.

А удел коллаборационистов и их по-следователей – это презрение народа.

Поэтому ни у кого не должно быть сомнений в том, что военные парады и в День Независимости Республики Беларусь, и в юбилейные даты, связан-ные с Великой Победой, непременно будут проводиться.

Кстати, посмотреть парад в честь Дня Независимости 3 июля 2017 года пришли более четверти миллиона жи-телей столицы. Смотровые площадки и трибуны по объективным причинам не могли вместить всех желающих. Да и в ходе ночных тренировок, несмотря на непогоду, огромное число людей также пришли посмотреть парад.

Что же касается истерик «незави-симых» СМИ в текущем году, то «вос-становление имиджа методом от об-ратного» блестяще осуществлено ими самими. Я здесь не при чем. Более того, я не называл людей, поставивших свои подписи против парада, «потомками Кубе». Это сделали сами «независи-мые», вырвав из контекста ответов на

158 Владимир МакаровВладимир Макаров

вопросы отдельные фрагменты. Даль-ше все пошло в автоматическом режи-ме с легкой руки оппонентов власти.

Причем истерика «независимых» СМИ по поводу парадов войск обер-нулась совершенно непредвиденными для самих устроителей антиармейских кампаний последствиями.

В частности, впервые за два десятка лет у власти появились даже союзни-ки относительно проведения парадов войск в лице оппозиции, например ли-дера партии БНФ. Так что результат налицо.

Кроме того, очередная кампания «независимых» показала, что гражда-не нашей страны, в том числе и те, кто по ряду причин выступает против про-ведения парадов в Минске, всемерно почитают подвиг поколения победи-телей и для них в принципе не прием-лемы идеи радикалов. Они свято почи-тают и День Победы, и День Независи-мости. Несмотря на свое неоднознач-ное отношение к параду, в своих пись-мах они так и пишут: «это праздник для всей нашей семьи, которая чтит память предков, одержавших победу над нацистской Германией».

А как же тогда ничтожное мень-шинство, для которых 3 июля – «тра-гическая дата»?

Что касается поклонников колла-борации и почитателей Кубе, то у Бер-тольда Брехта есть соответствующий сюжет, опубликованный в свое время также на страницах журнала «Новая Немига литературная».

Один из высокопоставленных чи-новников ведомства Геббельса тести-рует своих подчиненных на предмет умения вести нацистскую пропаганду. «Господа! Вы должны научиться ра-ботать так, чтобы наши идеи – идеи Адольфа Гитлера люди поглощали с ве-личайшим удовольствием».

Далее чиновник предлагает тре-нироваться на … кошках!? «Можете ли вы заставить кошку добровольно съесть горчицу? Попробуйте!» Первый

же фашист хватает несчастное жи-вотное и пытается засунуть в пасть горчицу. Разумеется, ничего не полу-чается – кошка убегает. То же самое повторяется в дальнейшем. И тогда сам чиновник легким движением руки мажет горчицей (извините за такую подробность) задницу кошки, и та не-медленно начинает слизывать горчицу.

«Смотрите! Кошка сама ест гор-чицу! Все вы должны научиться так же работать, чтобы люди с удоволь-ствием сами питались только нашей информацией!»

А теперь посмотрите на господина Лыча и его соратников, которые с ве-личайшим удовольствием слизывают горчицу с некого места, питаясь сами и одновременно распространяя соот-ветствующую информацию по рецеп-там геббельсовского чиновника…

Так что дружеский совет Андрею Дмитриеву как потенциальному пре-тенденту на должность в «министер-ство правды» и одному из инициаторов коллективных исков (напоминающих печально известный 37-й год), а также всем подписантам петиций против па-радов войск – не надо идти в фарвате-ре пятоколонников. А чтобы не идти в этом фарватере, чтобы не питаться горчицей по геббельсовским рецеп-там, чтобы не стать той самой доской, на которой идет игра против Белару-си, не читайте бредни «Хартии-97», «Белпартизана» и изыскания Л. Лыча. Читайте материалы Интернет-порта-ла Президента Республики Беларусь, Белорусского телеграфного агентства, газеты «СБ Беларусь сегодня», дру-гих государственных республикан-ских СМИ и, конечно же, Белорусской военной газеты «Во славу Родины».