Приходской листок храма иконы Божией матери «сПорительница хлеБов»

г. Щёлково

Московская епархия русская православная Церковь

№ 22228 декабря 2014 года

Есть старинный обычай: под Новый год, когда в полночь бьют часы,

загадывать желания, обращаться к неиз-вестному будущему с мечтой, ждать от него чего-то нужного, заветного.

И вот опять Новый год. Чего же по-желаем мы себе, другим, каждому, всем? Куда направлена наша надежда?

Направлена она на одно никогда не умирающее слово — счастье. С Новым го-дом, с новым счастьем! К каждому из нас счастье это обращено по-своему, лично. Но сама вера в то, что оно может быть, что его можно ждать, на него надеяться, — это вера общая. Когда же бывает по-настоящему счастлив человек?

Теперь, после столетий опыта, после всего того, что узнали мы о человеке, уже нельзя счастье это отождествлять с чем-то одним, внешним: деньгами, здоровьем, успехом, о чем мы знаем, что не совпада-ет оно с этим всегда таинственным, всегда неуловимым понятием — счастье.

Да, ясно, что физическое довольство — счастье. Но не полное. Что деньги — счастье, но и мучение. Что успех — сча-стье, но и страх. И поразительно то, что чем больше это внешнее счастье, тем более хрупко оно, тем сильнее страх по-терять его, не сохранить, упустить. Может быть, потому и говорим мы в новогоднюю полночь о новом счастье, что «старое» никогда по-настоящему не удается, что всегда чего-то недостает ему. И уже опять вперед, с мольбой, мечтой и надеждой взираем мы…

Боже мой, как давно сказаны евангель-ские слова о человеке, который разбога-тел и построил новые амбары для своего

урожая и решил, что все у него есть, все гарантии счастья. И успокоился. А ему в ту же ночь было ска-зано: «Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?»

И, конечно, здесь, в этом подспудном знании, что все равно ничего не удержать, что впереди все равно распад и конец, — та отрава, что отравляет наше маленькое и ограни-ченное счастье.

Наверное, потому и возник обычай — под Но-

вый год, как начинают бить часы в пол-ночь, шуметь, кричать, наполнять мир гро-хотом и шумом. Это от страха — услышать в тишине и одиночестве бой часов, этот неумолимый голос судьбы. Один удар, второй, третий, и так неумолимо, ровно, страшно — до конца. И ничего не переме-нить, ничего не остановить.

Так вот эти два подлинно глубокие, неистребимые полюса человеческого со-знания: страх и счастье, ужас и мечта. То новое счастье, о котором мы мечтаем под Новый год, это — счастье, которое до кон-ца усмирило бы, растворило и победило страх.

Счастье, в котором не было бы этого ужаса, гнездящегося где-то на глубине со-знания и от которого мы все время ограж-даем себя — вином, заботами, шумом,— но чья тишина побеждает всякий шум.

«Безумец!» Да, по существу, безумна неумирающая мечта о счастье в страхом и смертию пора-женном мире. И на вершине своей куль-туры человек это знает. Какой горест-ной правдивостью и печалью звучат слова великого жиз-нелюбца Пушкина: «На свете счастья нет»! Какой высокой печалью пронизано всякое подлинное искусство! Только там, внизу, шумит и горланит толпа и ду-мает, что от шума и

мутного веселья придет счастье.Нет, оно приходит только тогда, когда

правдиво, мужественно и глубоко вгля-дывается человек в жизнь, когда снимает с нее покровы лжи и самообмана, когда смотрит в лицо страху, когда, наконец, уз-нает, что счастье, подлинное, прочное, не-умирающее счастье, — во встрече с Исти-ной, Любовью, с тем бесконечно высоким и чистым, что называл и называет человек Богом.

«В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И в жизни этой — свет, и тьме его не объять». И это значит: не поглотить страхом и ужасом, не растворить в печали и отчаянии.

О, если бы люди в своей суетливой жажде мгновенного счастья нашли в себе силу остановиться, задуматься, вглядеть-ся в глубину жизни! Если бы услышали они, какие слова, какой голос вечно обра-щены к ним на этой глубине. Если бы зна-ли они, что такое — подлинное счастье!

«И радости вашей никто не отнимет от вас!..» Но разве не о такой радости, кото-рой уже нельзя отнять, мечтаем мы, когда бьют часы?.. Но вот — как редко доходим мы до этой глубины. Как почему-то боим-ся мы ее и все откладываем: не сегодня, а завтра, послезавтра я займусь главным и вечным! Не сегодня. Есть еще время. Но времени так мало! Еще немного — и по-дойдет стрелка к роковой черте. Зачем же откладывать?

Ведь вот тут, рядом стоит Кто-то: «Се стою у двери и стучу». И если бы не боя-лись мы взглянуть на Него, мы увидели бы такой свет, такую радость, такую полноту, что, наверное, поняли бы, что значит это неуловимое, таинственное слово счастье.

П Р О П О В Е Д Ь Н А Н О В Ы Й Г О Д . П Р О Т О П Р Е С В И Т Е Р А Л Е К С А Н Д Р Ш М Е М А Н

Хорошо ли детям верить в Деда Мороза? Накануне Нового года этот вопрос всерьез волнует некоторых православных родителей. Что де-лать, если сами они росли в семьях неверующих, где Рождества не было, зато были Дед Мороз и Снегурочка! А у наших православных детей как должно быть? Без «пережитков язы-чества»? И мамы прячут под елку подарок «от ангела», от «младенца Христа» или просто «от родителей» — «а деда Мороза никакого нет!». Так что в детском саду у всех детей по-дарки от Деда Мороза, а у нашего, православного, — эксклюзивный, от ангела. А может, нужно относиться к этому проще?

ОСТАВЬТЕ ДЕТЯМ СКАЗКУ И ЧУДО!

Другие православные родители не торопятся убеждать детей в том,

что любимого детского персонажа ново-годних праздников на самом деле не суще-ствует. Иерей Алексей Агапов, настоятель храма Святого Архистратига Божия Миха-ила (г. Жуковский), отец четверых детей: «Мы Деда Мороза любим и всегда пригла-шаем к детям. Дед Мороз — это сказка. А для ребенка сказка — очень важная часть его мира, для него совершенно очевидно, что сказка есть! И когда люди, сами с раз-рушенным укладом, вдруг решают ниспро-вергнуть все основы и сделать все заново и правильно, когда они лишают детей эта-па мифологического сознания, они нано-сят им большой вред. Сказка — часть жи-вой фольклорной традиции, которая есть во всех культурах. Мы не понимаем, поче-му и зачем это есть, но может быть, лучше не ломать, а бережно отнестись к тому, что традиционно существует? Давайте к святым отцам обратимся: и Василий Ве-ликий, и Иоанн Златоуст были воспитаны на языческой литературе и философии, и впоследствии ни то ни другое не отвергали как что-то ненужное и вредное (у Василия Великого есть даже статья «О пользе для юношества языческих сочинений»). Никто из них не говорил: «А, это все язычество! Там меня учили ходить коленками вперед — буду теперь из принципа ходить колен-ками назад».

Семейный детский психолог, сотрудник Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи при Свято-Даниловом монастыре Светлана Перегудова тоже защищает Деда Мороза: «Если говорить ребенку, что Деда Мороза нет, что это языческая выдумка или что Дед Мороз — переодетый актер, такая сугубо реа-листическая позиция родителей лишает ребенка связи со сказочным миром. Дет-ский мир очень символичный, в нем еще только налаживается связь между сказкой и реальностью. Через сказку ребенок по-знает отношения людей, свой внутренний мир, через сказку он понимает место чуда в жизни и вообще возможность чуда, воз-можность иного мира. Сказочный мир — это образ мира иного: мира божественно-го, мира ангелов, являющегося в чудесах. И задача родителей — помочь ребенку

осознать это».А иначе, если быть

последовательными, «правильные» право-славные родители долж-ны запретить детям читать все волшебные сказки. Или читать, по-стоянно напоминая, что фей и волшебников нет. Но ведь они есть — в сказке! И отец Алексей, и Светлана Перегудова считают, что, стремясь оградить ребенка от «неправильных ска-зочных чудес», родители убивают детскую способность верить в чудо как таковое. Отец Алексей: «А потом вырастают взрос-лые люди, совершенно забывшие и не понимающие, что такое удивление перед чудом. Они говорят: “ Ну и где этот рай и ад? Где это находится — под землей, над землей? Космонавты летали, ничего не ви-дели!” А когда в душе человеческой ужива-ются вещи, рационально никак не сочетае-мые, — это хорошо».

Светлана Перегудова: «Родители, которые очень четко хотят обозначить для ребенка реальность духовного мира, оградив его от всего “вредного”, рискуют вырастить рафинированного человека. Опасно отделять ребенка от всего осталь-ного мира: вот христианские ценности, а остальное — зло, весь остальной мир с его культурой, сказками, в которых есть след язычества. При таком подходе даже Колобок становится подозрительным пер-сонажем — у него тоже языческие корни. Надо не отгораживаться от мира, а на-учиться ко всему правильно относиться.

Чудо праздника, Дед Мороз, Снегу-рочка очень привлекательны для детской души, но если он чувствует, что родители этого не одобряют, он может принять за-прет, но в то же время сожалеть о нем, испытывать недовольство родителями из-за того, что они лишили его мира чудес и волшебства. Есть примеры искаженного аскетического воспитания детей в семьях, когда детям не дают сладкого, не устраи-вают праздников, т. е. лишают основных радостей детства. Такой ребенок, чувствуя себя обделенным, в период подросткового протеста отказывается от веры родителей: “Не хочу, если в этом нет радости”. А ведь в православной вере как раз есть радость, есть место добрым чудесам! Дед Мороз — это сказочный образ, который помогает ребенку в собственной жизни увидеть чу-деса. Так что должна присутствовать и ре-альность духовного мира с его ценностя-ми: “Для нас, христиан, важно вот это”, и в то же время обычная, свойственная детям реальность сказки».

Обе реальности нужны, но каждая по отдельности, не нужно встречу с Дедом Морозом превращать, например, в беседу о Рождестве. Иерей Александр Лаврухин, директор Димитриевской православной школы (Москва), отец пятерых детей: «Мы пригашаем Деда Мороза к детям на при-ходскую елку, он играет с ними, дети его любят, мы не собираемся бороться с обы-чаями, в которых нет ничего греховного.

Но Дед Мороз не должен становиться эта-ким преподавателем воскресной школы, говорить детям о Христе, о Божией Мате-ри. Потому что тогда происходит смеше-ние шутки, сказки, игры – с Истиной. Вот это плохо, а не сам Дед Мороз!»

ПЕРЕОДЕТЫЙ ПАПА

Ребенок ждет прихода сказочного деда, глаза его горят, и вот Дед Мороз приходит — а у него оказываются обыкновенные брюки, ботинки вместо валенок. Не настоя-щий! А если еще и ботинки знакомые…

Отец Алексей Агапов: «Да, у меня был такой случай: “И этот не настоящий…” — и все, у ребенка глаза померкли, всякий инте-рес теряется, и родители не в силах ничего сделать. Поэтому у нашего православного Деда Мороза, которого мы все очень лю-бим, все мелкие детали совпадают с тради-ционным обликом, это очень важно».

Светлана Перегудова считает, что та-кое разочарование — дело поправимое: «Даже если ребенок видит, что это папа или сосед, нужно сказать, что это тоже чудо, что человек не просто так пришел и подарил подарок, чтобы ты ему сказал “спасибо”, а решил тебя порадовать в честь волшебного праздника и остаться неизвестным. Ты не расстраивайся, что это не настоящий Дед Мороз! Ведь в сказ-ке они точно есть! Может, он еще придет? Нужно обязательно оставить место для новогоднего чуда. Не зря оно в культуре закрепилось и сопровождается подар-ками, утешением человека из года в год, дает вкус жизни, учит ребенка радоваться, благодарить Бога и ближних».

Дети постарше, конечно, и сами давно понимают что к чему. Но любовь к Деду Морозу у многих все равно остается. Свя-щенник Алексей Агапов: «Наши дети, осо-бенно старшие (старшему сыну — 13, доч-ке — 11), уже знают, что это сказка, знают, что кто-то нарядился. Мы им говорим: “Мы малышей повезем в гости, к ним там Дед Мороз придет”, а они: “Как, а к нам не при-дет?” — “А надо, что ли?” — “Ну как же, конечно! Ну пожалуйста!” И вот он прихо-дит, играет им на балалайке, они поют ему песни, они готовятся к этому событию. Как, по какому принципу у них это в голове ужи-вается? Не знаю!»

Так что на прямой вопрос ребенка «А дед Мороз на самом деле есть?» — отец Алексей советует отвечать прямо и чест-но: «На самом деле есть! Где он живет? В сказке! А где сказка находится? Ну-у-у, за горами, за лесами…»

www.pravmir.ru

За радостным, торжественным и любовным обращением: «Отче

наш, иже еси на небесех», следует первое прошение, и оно звучит так: «Да святится имя Твое». О чем же молимся мы, чего просим, чего хотим, произнося эти слова? Что значит святить Имя Божие?

Я убежден, увы, что большинство верующих, говоря это, попросту не задумываются об этих словах. Что же касается неверующих, то они, наверное, только лишний раз пожимают плечами на это непонятное и таинственное словосочетание: «Да святится имя Твое».

Святым, священным издревле называл человек то, что он признавал стоящим над собой как высшую ценность, требующую почитания, признания, восхищения, благодарности, но вместе с тем и притягивающим к себе, вызывающим стремление к обладанию и близости. Мы говорим о священном чувстве Родины, о священной любви к родителям, о священном трепете перед красотой, совершенством, прекрасным. Священное — это, следовательно, высокое, чистое, требующее напряжения всего самого лучшего, лучших чувств, лучших стремлений, лучших надежд в человеке. И особенность того, что мы называем священным, в том как раз и заключается, что оно требует от нас внутреннего признания самоочевидным свободным требованием; не только просто признания, но и действий, но и жизни, согласной с этим признанием. Признание того, что дважды два — четыре, или того, что вода закипает при такой-то температуре, не делает нас ни лучше ни хуже; в таком признании сходятся праведник и негодяй, глупый и умный, исключительный человек и посредственность. Но вот если открылось нам священное в виде будь то красоты, будь то нравственного совершенства, будь то глубинной интуиции в сущность мира и жизни — открытие это немедленно чего-то требует от нас, что-то совершает в нас, куда-то нас зовет, обязывает, влечет.

Об этом так прекрасно и вместе так просто писал Пушкин в своем знаменитом стихотворении «Я помню чудное мгновенье...». Поэт забыл «виденье», порыв «бурь мятежных» «рассеял прежние мечты», но вот, пишет Пушкин, «душе настало пробужденье, и вот опять явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. И сердце бьется в упоенье, и для него воскресли вновь и Божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь». Здесь описывается опыт священного как красоты. Этот опыт меняет всю жизнь, наполняет ее, как говорит Пушкин, и смыслом, и вдохновением, и радостью, и Божеством.

Религиозный опыт есть опыт священного в его самом чистом виде. Каждый, кому так или иначе дан этот опыт, знает, что он пронизывает всю жизнь, требует изменения и внутреннего преображения. Но он знает также и то, что стремление это наталкивается на инертность, слабость, мелочность нашего существа, и прежде всего на тот

почти инстинктивный испуг человека перед священным, то есть возвышенным, чистым и Божественным, испуг, о котором я говорил в прошлой моей беседе. Сердце и душа как будто ранены этим священным, в них зажигается вдохновение — это стремление сделать всю жизнь сообразной с ним. Но вот, как говорит апостол Павел, находим мы в себе закон, противоборствующий этому стремлению (Рим. 7:23).

«Да святится имя Твое» — это вопль человека, увидевшего и познавшего Бога и знающего, что только тут, в этом видении, в этом знании — и подлинная жизнь, и подлинное вдохновение, и подлинное счастье.

«Да святится имя Твое» — пусть все в мире, прежде всего моя жизнь, мои дела, мои слова будут отражением этого священного и небесного имени, которое открылось и даровано нам. Пусть станет снова жизнь восхождением к свету, трепетом, хвалой, силой добра. Пусть наполнено будет все Божественным смыслом и Божественной любовью.

«Да святится имя Твое» — это также и вопль о помощи в этом трудном подвиге восхождения и преображения, ибо со всех сторон обнимают нас и в нас самих одолевают тьма, злоба, мелочность, поверхностность, суета. За каждым взлетом следует падение, за каждым усилием — такой припадок слабости и уныния, как горестно сказал когда-то Тютчев: «Жизнь, как подстреленная птица, подняться хочет — и не может...».

Опыт священного — это таинственное «прикосновение мирам иным», это «мимолетное виденье чистой красоты» — не легче, а труднее делает жизнь, и подчас завидовать начинаешь людям, просто и бодро живущим, погруженным и в суету, и в мелочи жизни, без всякой внутренней борьбы. Однако только в этой борьбе исполняет человек по-настоящему свое высокое призвание, только тут, в этом усилии, в этих подъемах и падениях может почувствовать себя человеком.

И вот обо всем этом — первое прошение молитвы Господней. Такое

короткое, такое одновременно и радостное, и трудное: «Да святится имя Твое».

Все лучшее во мне не только произносит эти слова, но и подлинно живет ими, все во мне хочет новой жизни, жизни, которая светилась бы и горела, как священное пламя, сжигая всю нечистоту, все недостойное данного мне видения, тянущее меня вниз. Боже мой, как трудно это прошение, какое бремя

возложил на нас Христос, оставив его нам, открыв нам, что в нем единственно достойная и потому наипервейшая молитва наша к Богу! Как редко мы произносим эти слова, сознавая все это, и все-таки хорошо, что повторяем их снова и снова.

Ибо только пока звучит в мире это «Да святится имя Твое», пока не забыты эти слова, не может окончательно расчеловечиться человек, до конца изменить тому, к чему призван и для чего создал его Бог...

«Да святится имя Твое».Протопресвитер Александр Шмеман

24 Вы смотрите на икону Спа-сителя и видите, что Он

взирает на вас пресветлейшими оча-ми, – это взирание и есть образ того, что Он действительно взирает на вас яснейшими солнца очами Своими и ви-дит все ваши мысли, слышит все ваши сердечные желания и вздохи. Образ – образ и есть, в чертах и знаках он пред-ставляет то, что неначертаемо и неоз-начаемо, а постижимо только верою. Верьте же, что Спаситель всегда на вас призирает и видит вас всех – со всеми вашими думами, скорбями, воздыхани-ями, со всеми вашими обстоятельства-ми, как на ладони, Се на руках Моих написах стены твоя, и предо Мною еси присно, говорит Господь (Исаии 49, 16). Как много утешения, жизни в этих словах Вседержавного Промыс-лителя! Итак, молитесь пред иконою Спасителя, как бы пред Ним Самим, Человеколюбец присущ ей благодатью Своею и очами, на ней написанными, точно взирает на вас: на всяком месте очи Его смотрят (Притч.15:3), значит, и на иконе, и слухом, на ней изображен-ным, слушает вас. Но помните, что очи Его – очи Божеские, и уши Его – уши Бога вездесущего.

Святой Иоанн Кронштадтский

приходской листок храМа иконы божией Матери «спорительниЦа хлебов» г. Щелково

141100, Московская область, г. Щелково, ул. Малопролетарская, д. 55т. 8-926-318-11-70 (СВЕЧНОЙ ЯЩИК)

e-mail: sporitelnitsa@mail.ru

Приходской листок вы также можете читать на нашем сайте - w w w . s p o r i t e l . r u

РЕДАКЦИОННЫЙ КОЛЛЕКТИВ:

Главный редактор, верстка:свяЩенник александр Мороков

Фотограф: сергей прядко

р а с п и с а н и е б о г о с л у ж е н и й с 2 9 д е к а б р я 2 0 1 4 г . п о 4 я н в а р я 2 0 1 5 г .

29 декабряпонедельник Прор. Агге́я

8:30 Часы. исповедь.божественная литургия.

/иерей Александр/17:00 веЧерня. утреня. 1-й Час

/иерей Александр/

30 декабрявторник

Прор. Дании́ла и трех отроко́в: Ана́нии, Аза́рии и Мисаи́ла

8:30 Часы. исповедь.божественная литургия.

/иерей Александр/17:00 веЧерня. утреня (полиелей). 1-й Час

/иерей Александр, диакон Алексий/

31 декабрясреда ПРАВ. СИМЕО́НА ВЕРХОТУ́РСКОГО

8:30 Часы. исповедь.божественная литургия. Молебен

/иерей Александр, диакон Алексий/17:00 веЧерня. утреня. 1-й Час

/иерей Андрей/

1 январяЧетверг

ГРАЖДАНСКИЙ НОВЫЙ ГОДМч. Вонифа́тия

8:30 Часы. исповедь.божественная литургия.

Молебное пение на новый год/иерей Андрей/

17:00 веЧерня. утреня (полиелей). 1-й Час/иерей Андрей, диакон Алексий/

2 январяпятниЦа ПРАВ. ИОА́ННА КРОНШТА́ДТСКОГО

8:30 Часы. исповедь.божественная литургия. Молебен

/иерей Андрей, диакон Алексий/17:00 веЧерня. утреня (полиелей). 1-й Час

/иерей Андрей, диакон Алексий/

3 январясуббота

СВТ. МОСКОВСКОГО ПЕТРА, ВСЕЯ РОССИИ ЧУДОТВОРЦА

8:30 Часы. исповедь.божественная литургия. Молебен

/иерей Андрей, диакон Алексий/

17:00 всеноЩное бдение/все священнослужители/

4 январявоскресенье

НЕДЕЛЯ 30-Я ПО ПЯТИДЕСЯТНИЦЕ

святых отеЦ

8:30 Часы. исповедь. божественная литургия

/все священнослужители/7:00 веЧерня. утреня с акафистоМ божией Матери «спорительниЦа

хлебов». 1-й Час/иерей Александр/

Все мы, братие, хорошо знаем, что после смерти нашей одни дела

наши останутся тем, которые переживут нас, на проклятие или благословение, и одни дела наши понесем на раменах души нашей на судилище Божие. Кроме сего, все мы хорошо знаем и то, что в сей жизни нуж-но обогащать себя тем, что пойдет с нами в вечность, т.е. делами добрыми, и что тот ужасный враг самому себе, кто живет так, как будто бы ему и умирать никогда не на-добно. Все мы хорошо знаем это, а между тем живем так, как словно и Бога нет, и бу-дущей жизни нет, и ничего нет, не было, и не будет. Поэтому о том, что мы хорошо знаем, необходимо и еще постоянно напо-минать нам и еще, и еще говорить нам о необходимости обогащать себя делами до-брыми, которыми только и можем мы быть

счастливы в жизни будущей. Ввиду же все-го сказанного мы и напомним вам о том, что вы хорошо знаете, но не исполняете.

Преподобный Варлаам в притче сво-ей «о житии и о смерти человечи» говорит следующее: «Был некоторый великий го-род, граждане которого имели обыкнове-ние избирать себе в царя мужа, чуждого им, из неизвестной им страны, но с тем, чтобы он пробыл у них царем только один год, а затем они ссылали его на один из не-обитаемых островов, и там царь их от все-возможных лишений погибал. Так погибло несколько царей. Наконец, в упомянутом городе был облечен царскою властью муж весьма мудрый. Узнав о злой участи своих предшественников и о том острове, куда через год он должен быть сосланным, царь сей на остров, ему предназначенный, по-слал множество верных ему рабов, мно-жество золота и серебра и драгоценных камней, все для своего благополучия на острове том устроил и, когда сослан был на оный, по прошествии года, жил на острове в изобилии, беспечально и радостно. Что

значит притча сия? Город – это есть сует-ный сей мир. Граждане города – это бесы, влекущие нас соблазнами мирскими в ад. Цари – это праведники и грешники. Первые обогащают себя делами добрыми и с ними идут в рай, последние ничего не имеют, кроме зла, и в жизни будущей погибают.

Чему учит притча сия? Тому, чтобы мы помнили, что настоящая наша жизнь есть поле, в которое мы должны сеять семе-на, т.е. дела добрые, для жизни будущей. Будем сеять, и семена наши возрастут, принесут плоды, и этими плодами, т.е. по-следствиями от добрых дел, будем на-слаждаться в обителях Отца Небесного. Не посеем здесь доброго ничего, ничего хоро-шего не увидим и в веке грядущем. Ввиду этого, по слову Господа, и собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет, и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6:20-21). Аминь.

Пролог в поучениях. Составил протоиерей Виктор Гурьев