Русский пионер №21

№3(21) июнь–июль 2011

русский пионер №3(21). июнь–июль 2011 8

«РУССКИЙ ПИОНЕР» решил учредить свою Литпремию.

Согласие войти в жюри дали такие уважаемые люди, как Петр

Авен, Александр Сокуров, Владислав Сурков, Натан Дубовицкий...

Несогласие, ощущая патологическую нехватку времени, — Дарья

Жукова. Премия будет вручена в пяти номинациях на дне рождения

«РП» 22 июня этого года, в четыре часа утра. Шутка (насчет четырех

часов утра). В составе номинантов одной из категорий — Пушкин,

Толстой, Достоевский... — и это не побег от действительности,

а чтоб было с кем сравнивать остальных. Да и давно им не вручали

никаких премий, как мы выяснили. А ведь они заслужили побольше

некоторых других.

В наши сети попали и сетевые авторы, и антисетевые: например,

Вуди Аллен с его короткой прозой. Такая проза — гордость

колумнистов «Русского пионера». Ждем его в Москву.

В этом номере, посвященном теме «Побег», скажу честно,

от одной колонки я оторопел. Я и до сих пор не могу прийти в себя.

И вам не советую. Речь идет о документальной колонке Ивана

Охлобыстина. Дело в том, что все написанное в ней — правда.

Понимаете — правда! Вы, пока не прочитаете, не поймете моей

оторопи. Но я знаю точно: написанное — событие не только в жизни

Охлобыстина и «Русского пионера», а и во всей многострадальной

журналистике.

Пока другие колумнисты писали о том, как они совершали побеги

разного рода — в другие страны, от себя, к себе, — Охлобыстин

писал о том, как пытались убежать от него.

Еще раз повторяю: написанному Охлобыстиным — верить.

Но как?!

Андрей Колесников

orlova

10русский пионер №3(21). июнь–июль 2011

Клятва главного редактора стр. 8

первая четверть

Прогул уроков. Пиаровоз вперед летит.Андрей Васильев про свое кино стр. 20

Урок правды. Я сказал: «Не поехали!»Михаил Ефремов об одной несостоявшейся

встрече стр. 26

Урок уроков. Предназначение. Художественный

рассказ Ивана Охлобыстина стр. 32

Урок информатики. Цифра счастьязавтрашнего дня. Андрей Орлов о любви

к буквам стр. 36

Урок истории. За щенка ответишь!Роман Троценко про Кузю и чемодан с таксой

стр. 40

вторая четверть

Пионер-герой. Братусь полетел. Метод падений

и взлетов стр. 46

Следопыт. Она утонула. Раскрыта тайна

Атлантиды стр. 52


третья четверть

Диктант. Беглое дело. В тему номера стр. 60

Дневник наблюдений. Кошмар в Далласе. Игорь Каменской про адское путешествие в Дисней-

ленд стр. 62

Урок поэзии. Поэт Орлов в угаре винном планирует побег к пингвинам стр. 72

Сочинение. Кормление тайских сомиков. Рассказ Дмитрия Глуховского стр. 76

четвертая четверть

Урок мужества. Не продается.Как Николай Фохт не попал в органы стр. 92

Медпункт. Изо рта потекла кровь. Матрос Кошка и спасение жизни стр. 96

Урок физкультуры. Генка и велик. Тандемом

по Аляске стр. 100


группа продленного дня

Правофланговая. Папа, я тебя люблю!Ксения Собчак о том, как отец исчез из ее жизни

благодаря Владимиру Путину стр. 106

Пионервожатая. Не имитируйте оргазм!

Тина Канделаки о женской доле стр. 110

Пионервожатый. Понаехал. Вячеслав Муругов о своей географии и биографии стр.114

Буфетчица. Мир, труд, гей! МаргаритаСимоньян в гей-клубе на малой родине стр. 118

Горнист. Я Квентина видела! Инна Денисова о пьяной ночи с Тарантино стр. 124

СобеседованиеВладимир Путин об особенностях национальной охоты стр. 128

Внеклассное чтение. Машинка и Велик, или Упрощение Дублина. Продолжение

wikiромана Натана Дубовицкого стр. 136

Табель. Отдел писем стр. 148

Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов стр. 151

русск

ий

пи

он

ер

№1

(13

). ф

евр

ал

ь–м

ар

т 2

01

0

19

Прогул уроков. Пиаровоз вперед летит. Андрей Васильев про свое

кино. Урок правды.Я сказал: «Не поехали!». Михаил

Ефремов об одной несостоявшейся встрече. Урок уроков. Предназначение. Художественный рассказ Ивана Охлобыстина. Урок

информатики. Цифра счастья завтрашнего дня. Андрей

Орлов про любви к буквам. Урок истории.За щенка ответишь!Роман Троценко о про Кузю и таксу.


Из колонки медиаменеджера десятилетия Андрея Васильева читатель узнает, как триумфально развивается проект «Гражданин поэт» и что будущее его не призрачно, а прозрачно: до тех пор, конечно, пока в товарищах согласье есть, то есть доходы от этого предприятия они честно делят на троих.

ЖЕНА тут тонко подметила: «Вот вы с Орлу-

шей всю жизнь меряетесь х… хрен знает чем,

а тут получилось — ты его в стихах перемерил.

Причем самое гнилое, что и стихи пишешь не

ты, и читаешь не ты».

Это я к тому, что последний (на момент подхода

к этой колонке) выпуск «Гражданина поэта» —

про бен Ладена — посмотрело больше двухсот

тысяч человек. Так что во втором подряд но-

мере «РП» приходится констатировать: баба-то

права. Хотя я не виноват. Больше всего в жизни

я хочу на пенсию. И использую сейчас трибуну

колумниста, чтобы заклеймить черные дела

белых PR-технологий. Как безжалостны они по

отношению к начинающим пенсионерам.

Проект, придуманный по приколу, обломав-

шись, стал хэдлайнером новостных лент. Это

что, признание заслуг автора? Это маразм.

В чем я вполне искренне убеждал начальницу

«Дождя»: «Да бог с ним, Наташка (Наталья

Синдеева, гендиректор телекомпании «Дождь»),

не хочешь обижать Медведева (президент РФ.

— «РП»), не обижай. Похороним Поэта с Гражда-

нином, и пусть эфир им будет пухом». В каче-

стве поминок как раз подвернулись прошлые

Пионерские чтения, выступление на которых

я планировал начать со слезой: «Посмотрите на

покойного!». Не тут-то было.

Перед моей статьей Андреем Колесниковым

были торжественно зачитаны несколько статей

Гражданского кодекса, которыми руководство

«Дождя» грозило руководству «Пионера» в слу-

чае, если…

Короче, принимая в кулуарах поздравления

с вызовом на продюсерскую дуэль, я еще не

догадывался, что все гораздо хуже. Что это

Пиар несуществующего уже проекта. Причем

настолько эффективный, что проекту грозит

второе рождение.

Первым акушером вызвался стать Венедиктов

(главный редактор радиостанции «Эхо Москвы».

— «РП»), прямо спросивший, сколько мы хотим

за стих. Назвав заградительную цену, я вздохнул

было спокойно, но тут объявилась вторая жерт-

ва Пиара — Юра Кацман (гендиректор медиа-

группы «Живи». — «РП») со своим проектом F5.

Того заградительная цена не испугала — опять

же из-за вброса новой информации: Медведев

едет на «Дождь». Мы, нормальные обыватели,

и глазом бы не моргнули. Ну едет и едет —

рядом же с Кремлем. Я и сам часто на «Дожде»

бывал — и что? Но не таковы пиарщики. Они

ната

лья л

ьвова

текст: андрей васильев рисунок: анна всесвятская


немедленно выявили истинный смысл визита:

президент хочет закрыть собой брешь от по-

тери телеканалом Поэта и Гражданина. Хоть

смейся, хоть плачь.

И я плача принял предложение Кацмана,

а потом, потеряв волю к сопротивлению, еще

и продал радиоправа Венедиктову. И по за-

слугам был добит пиарщиками: о возрождении

«Гражданина поэта» объявили все информаци-

онные ленты.

Работать по-прежнему не хотелось. Благо повод

нашелся: конец поста. Разослав всем эсэмэски:

«На хрен дорога, которая не ведет в хлам», —

уехал встречаться с Алкоголем на яхте. Обходя

южное побережье Англии, получил истеричный

звонок Ефремова: их с Быковым вызывают к Пу-

тину в Пензу. С отвращением залез в интернет

узнать мнение аналитиков. Узнал, блин: путин-

ские пиар-службы хотят оседлать проект «Граж-

данин поэт» в пику пиар-службам Медведева.

Постановили считать все вышеизложенное

шуткой, чтобы не подводить никого. А глав-

ное — себя (версию Михаила Ефремова см.

на стр. 26. — «РП»). Шутку, надо сказать,

поддержал пресс-секретарь премьера Дмитрий

Песков. Отбиваясь от журналистов (а как

же, новость же ведь!), он сказал, что Быков

в последнее время стал писать хорошие стихи.

А Ефремов — хорошо играть роли. Смело.

Вернувшись на сушу, в Лондон, получил пригла-

шение на Би-би-си — комментировать неприезд

клики Ефремова-Быкова в Пензу. В день, между

прочим, ихней королевской свадьбы. Нервно

куря перед входом в Буш-Хаус, логово радио-

станции, вспоминал советские вечера у радио-

приемника. Что для нас было важнее информа-

ции от Би-би-си? Даже информация от «Радио

Свобода» не была важнее. Я, кстати, в девя-

ностом подхалтуривал для «Радио Свобода» за

пятнадцать дойчмарок в минуту, но о Би-би-си

даже не мечтал. А тут даже не мечтал отмазать-

ся. Как отмажешься, когда Пиар припрет?

Снимают, надо признать, в Лондоне не по-детски.

При мизансцене «два стула — и все» осветители

со звуковиками совещались часа полтора. Мы бы

за это время двух «Граждан Поэтов» сбацали.

После интервью пошли с моим интервьюером

пивка попить в Ковент-Гарден (на хрен дорога,

которая не ведет в Ковент-Гарден?). Где я и осме-

лился поинтересоваться, не охренели ли они там

все, а? Какие мы, на фиг, ньюсмейкеры? На что

Алик Кан, человек интеллигентный, из старых

питерских, аккуратно ответил в том смысле, что

на российском политинформационном безры-

бье и юрийгагарин — рыба. Интересно, можно

ли считать такой слоган Пиаром? А если да, то

Пиаром чего? И считать ли его белым?

Думаю, читатель поверит: как убежденный

пенсионер (да и в соответствии с темой номера)

я мечтал задержаться в Лондоне подольше. Оно

и от эпицентра подальше. Но как пенсионер

начинающий поддался на зов родины. В Москве

обнаружилась еще одна жертва Пиара. Некая

продюсерская фирма ангажирует «Гражданина

поэта» на серию концертов-тысячников. Снача-

ла, в конце июня, в Москве и Питере. А потом,

естественно, чес по стране. Полтора миллиона

предлагают за раз.

Так что вот так. Заканчиваю колонку — и за

сценарий.

P.S. Читатели, разумеется, ждут от меня

традиционного жизнеутверждающего вывода.

Вот он. Никогда я со своей колонкой не под-

страивался под так называемую «тему номера».

В первый раз пришлось подстроиться. Думаете,

Андрей Колесников меня заставил? Жизнь за-

ставила.


В этой колонке артист Михаил Ефремов окончательно выходит из амплуа буфетчика (поначалу он вел в «РП» ресторанную критику) и становится гражданином. Читателю предстоит узнать, как говорится, из первоисточника, почему гражданин Михаил Ефремов не поехал на встречу с премьером Владимиром Путиным. Дополнительные детали этой драматической истории можно почерпнуть из колонки Андрея Васильева — в этом же номере на стр. 20.

ПОСЛЕ того как у нас на телеканале

«Дождь» был закрыт проект «Поэт и Граж-

данин» и открыт уже на сайте F5 и «Эхе

Москвы» под названием «Гражданин поэт»,

мне позвонили откуда-то сверху. Я вначале

подумал, что все это шутка. Говорят: «Я вось-

мой заместитель пятого начальника департа-

мента культуры чего-то там или департамента

общественных связей Общественной палаты

чего-то там, и мы вас приглашаем в Пензу

к Путину на встречу». Я так удивился и гово-

рю: почему в Пензу, зачем я там потребовал-

ся? Я так наивно спросил об этом, даже не то

чтобы наивно — от неожиданности скорее,

а мне говорят: «Не знаю, о чем вы, но вас

приглашают». И так и не объяснили. После

этого мне сразу же, минут через двадцать,

позвонил Гриша Заславский и спросил:

«Правда ли, что ты отказался от встречи?»

А я даже и не понял, что это встреча там, по-

тому что я, во-первых, не очень-то понимаю,

что я могу такого интересного президенту

сказать, то есть не президенту, а премьер-

министру, да и президенту тоже, а проект они

могут посмотреть в айпадах. Сказать, что

меня зовут Юра Шевчук? Но это шутка будет,

joke, а Васильев Андрей Витальевич, наш

юрийгагарин, с юмором всегда борется.

В общем, потом мне позвонил товарищ

Рыжов или Рыжков из протокола. Я Васе по-

звонил, мы совещались, потому что Быкова

тоже пригласили. Быков так вообще сказал,

что он в Челябинске. Он был на каких-то

лекциях, на презентациях книги. А Васильев

был за границей, и я понял, что меня спасает

только то, что я многодетный отец и что

у меня жена работает, и у нее как раз был

концерт в этот день, и я должен был провести

какое-то время все-таки с детьми. Потом,

я еще не отношусь ни к какой государствен-

ной структуре, вот поэтому еще.

В итоге я знаю, о чем говорили. Я знаю, что

там были Женя Миронов, Олег Павлович

Табаков. Решали действительно какие-то

там театральные взаимоотношения, рефор-

мы, русский репертуарный театр… Женя

молодец, он сразу попросил много денег,

театральный квартал надо в Москве сделать.

Я совершенно не считаю, что мы трусливо

сбежали с Быковым, хотя и это ощущение

было тоже, потому что боязно, конечно,

и потом, что я действительно мог бы сказать

orlova

текст: михаил ефремов рисунок: сергей пахомов


премьер-министру? Если бы мы сидели в рас-

слабленной обстановке — в пивные они там

ходили, вот за пивом можно было что-то по-

трындеть, пошутить, поприкалываться, грубо

говоря, а так конкретно о каких-нибудь там

свободах слова — зачем? Как Гражданин

поэт я порву того, кто скажет, что у нас нет

свободы слова.

Вспомнил историю Никиты Владимировича

Высоцкого про то, как отмечали юбилей Вла-

димира Семеновича в Театре на Таганке. Все

сидели за столом, разговаривали, приехал

Владимир Владимирович. И вот сели — это

давно было, Владимир Владимирович был

президентом еще года три только, — и все

говорили, что вот Таганка, Евтушенко, Воз-

несенский, «Мастер и Маргарита», Высоцкий,

«а тогда, в шестьдесят седьмом, я помню…»,

бла-бла-бла… И вот он слушал-слушал, как

Никита рассказывал, а потом говорит: «А вот

в Китае…» И все так замолчали нервно. Я не

ручаюсь за точность цифр, но смысл был

таков: «А в Китае на социалку уходит только

три процента. И ничего — живут». И тогда

я понял, что он, конечно, человек юмористи-

ческий. Но это такой юмор жесткого склада,

у Кобзона, например, такой же. Но если бы

мы с ним в пивной сидели, это был бы уже

панк-вариант. Типа как у покойного Евгения

Моргунова — тот оставлял в ресторане

сахар: дескать, вот вам на чай.

Такое мое мнение. Как Гражданина при

Поэте.

Надо помнить заповедь Ивана Сергеевича

Бортника, когда он мне сказал после по-

лучения мной, давно тоже, Государственной

премии. Я тогда переживал, что не сказал

президенту чего-то такого судьбоносного. На

что дядя Ваня ответил: «Дурак, сто пятьде-

сят добавил бы, и все было бы нормально.

И сказал бы все, что хотел, и легок был бы

и приятен».

Хотя не все так просто. Как раз когда писал

эту колонку, позвонили с Селигера и позва-

ли на какой-то там форум, что ли. Вот туда

я приеду (если приеду) трезвый. И злой. Пото-

му что с тамошней театральной молодежью

иначе нельзя.


Тут необходимо сделать предупреждение: то, что сейчас предстоит вам прочитать, не является документальной журналистикой. Да, собственно, автор произведения, кинодраматург Иван Охлобыстин, сам обозначил жанр — художественный рассказ. Но от этого не легче. Читать. Жить.

ПРИ ВОСПОМИНАНИИ некоторых со-

бытий прошлых лет не оставляет ощущение, что

это происходило не со мной, что все это — не

более чем тревожное сновидение или навяз-

чивая фантазия. Однако жизнь превосходит

любую самую изощренную фантазию и пре-

подносит нам столь невероятные сюрпризы,

о которых и рассказать-то толком невозможно,

не рискуя быть обличенным во лжи и сомнитель-

ных преувеличениях. Но тем не менее…

В 1999 году мне пришлось находиться на Балка-

нах в составе телевизионной группы ныне уже

не существующего канала ТВ 6. Поездка изна-

чально носила рискованный характер, поскольку

страну, куда мы приехали снимать Пасху Христо-

ву, бомбила Америка, обеспокоенная появле-

нием новой европейской валюты евро. Однако

все члены нашей съемочной группы были люди

мужественные и не считали эту бомбардировку

достаточной причиной игнорировать свои про-

фессиональные обязанности. Небо было к нам

милосердно: отсняв необходимый видеоматери-

ал, мы пошли «перегонять сигнал» на местное

телевидение и вышли оттуда за десять минут до

попадания ракеты, сравнявшего половину зда-

ния телецентра с землей. Собственно говоря,

вышли из-за моего непреодолимого желания

хлопнуть стопку раки. И по совершенно очевид-

ным причинам банкет продолжился до глубокой

ночи, хоть и начался в пять утра. Мало того,

ближе к полуночи директор нашей съемочной

группы, в прошлом известный столичный буки-

нист Аркадий Ш., как-то очень мотивированно

предложил съездить за двести километров от

города в православный монастырь. Аркадий был

не только горазд на выдумки, но и фантастиче-

ски последователен — к двум часам ночи мы

уже ехали на старом джипе «Чероки» в сторону

обители. Наш водитель, из местных, честно

доставил нас под монастырские стены и уехал.

Когда пурпурные огоньки поворотников его

автомобиля последний раз моргнули далеко за

поворотом, мы с Аркадием осознали, что не ого-

ворили время, когда водитель за нами вернется.

Да, совсем забыл упомянуть, что благочестивый

порыв некрещеного букиниста-еврея разде-

лил только я, а оператор с администратором

остались в ресторане. Так что перед закрытыми

монастырскими воротами оказались только мы

вдвоем. На небе висела почти полная луна, во-

круг стояла такая тишина, что уши закладывало

и приходилось зевать.

василий ш

апош

ников, ъ

текст: иван охлобыстин рисунок: инга аксенова

русский пионер №3(21). июнь–июль 201133


Неожиданно неподалеку, через лесок, что-то

звонко ухнуло, потом то ли запела, то ли закри-

чала женщина и кроны дальних деревьев оза-

рила вспышка. Аркадий мудро предположил, что

в деревне неподалеку свадьба и нам могут быть

рады. Холодало. Во всяком случае, так казалось.

Освещая себе дорогу экранами мобильных

телефонов, к слову сказать, бесполезных,

поскольку сигнал отсутствовал, мы побрели на

звук. Действительно вскоре мы наткнулись на

изгородь, окружающую крупную двухкорпусную

постройку — что-то наподобие хоздвора. Жилой

дом стоял чуть поодаль, и в нем явно происходи-

ли какие-то необычные события. То раздавался

хохот, то кто-то по-звериному скулил, то чем-то

металлическим колотили в стенку.

Мы перелезли через забор и уже было зашага-

ли к дому, как я заметил, что на металлической

балке, протянутой между постройками, висит

мертвое тело. Я указал на него Аркаше, и мы

тихо подошли ближе. Тело принадлежало десяти-

двенадцатилетнему мальчику с разбитым в мясо

лицом. На его правой руке не было трех паль-

цев, и, судя по свежей крови под телом, ребенок

умер не так давно. Мы не успели, собственно,

даже испугаться, потому что хлопнула входная

дверь в жилом доме и двое хохочущих мужиков

в камуфляжных куртках вытащили на улицу кри-

чащую женщину лет тридцати. Они доволокли

несчастную до лавки у забора, бросили ее туда

и принялись рвать на ней одежду. Не знаю, где

и как Аркаша успел найти в кромешном мраке

вилы и лопату, но через минуту букинист пере-

рубил этой лопатой одному из насильников по-

звоночник у основания черепа, а мне пришлось

второму, с омерзительным хлюпом, вставить

под подбородок вилы и как сноп размокшего

сена скинуть с женщины на землю. Видимо,

женщина находилась в шоке, она даже не пред-

принимала попыток встать на ноги и с ужасом

молча таращилась на нас. Я жестом ей при-

казал молчать и обыскал дохлых насильников.

На поясе одного я нашел нож марки «Кабар»

с антибликовым покрытием (такие очень по-

пулярны в войсках НАТО), у второго я нашел

зажигалку и пачку сигарет «Кэмел» без фильтра,

которые тоже, кстати, есть в натовском пайке.

Пока я обыскивал покойников, Аркаша подо-

брался к одному из освещенных окон и заглянул

внутрь. Через какое-то время он показал мне

три пальца и кивнул на свежие трупы, мол: еще

трое таких же. Я тоже заглянул в окно. Уви-

денное шокировало: за большим обеденным

столом сидели шесть человек, трое из них были

мертвы — пожилой мужчина с простреленной

головой, голая девушка с синим лицом и про-

водом от зарядного устройства на шее, и еще

юноша лет восемнадцати с большим кровавым

пятном на светлой рубашке в области груди. Там

же, мало смущаясь присутствием мертвых тел,

пировали трое подонков в точно таких же, как

и у их друзей, камуфляжных куртках. В комнате

грохотала музыка и вряд ли они слышали шум

на улице. Аркаша показал пальцем на стоящие

у телевизора в глубине комнаты охотничьи

ружья. Я отдал глазастому букинисту нож, себе

оставил вилы, и мы пошли в дом. Уже не помню,

кто из нас шагнул в комнату первым. Помню,

как сидевший ближе остальных преступник

обернулся, и мне пришлось в его открытый рот

воткнуть вилы. Удар оказался такой силы, что

вилы застряли у него в голове и я с трудом, при

помощи ноги, извлек их оттуда. В то же самое

время букинист умело шинковал ножом другого

подельщика, метнувшегося к ружьям. Куда

делся третий, мы сразу и не поняли. Видимо,

воспользовавшись шумихой, он выскольз-

нул в одну из дверей. Аркаша поднял одно из

ружей и констатировал, что оно не заряжено.

Патронов рядом нигде не оказалось. Очевидно,

они где-то были, но где именно, выяснять у нас

времени не было.

В глубине дома хлопнула дверь. Мы тут же побе-

жали на звук и обнаружили, что из дома во двор

ведет еще одна дверь. Чья-то тень скользнула

вдоль изгороди у самой кромки леса. Мы броси-

лись туда. По дороге нашли две косы, присло-

ненные к стене дома. Я тут же отбросил вилы,

погнутые крепким черепом, и взял одну, Аркаша

последовал моему примеру. Так, с косами, мы

и вошли в прохладный лес. Аркаша показал на

полоску примятой травы, петляющую между

деревьями. И началась погоня.

Если события до этого напоминали набор

резких, ярких вспышек, то размеренный марш

с косами наперевес по ночному лесу, походил на

эпизод голливудского триллера. И я, и мой друг

были в довольно дорогих костюмах, за все это

время мы не обмолвились ни единым словом,

на ходу, также молча, выкурили по сигарете из

пачки, найденной мною в кителе насильника.

В душе царил неестественный покой, и света

луны, проникающего сквозь кроны деревьев,

было достаточно, чтобы видеть след. Что еще

запомнилось — за нами бежали две собаки. Бе-

жали, не издавая ни единого звука, словно были

движимы тем же роковым духом, что и мы.

Беглеца мы настигли через час, перед самым

рассветом. Преступник, довольно молодой муж-

чина, но уже седой как лунь, стоял неподвижно

посреди шоссе в нескольких километрах от того

места, где мы начали его преследовать, смотрел

в какую-то точку перед собой и бормотал нечто

бессвязное. Мы вышли на пустую дорогу и стали

к нему приближаться — он даже не обратил

на нас внимания, — окружили беглеца с двух

сторон, деловито примерились косами и в три-

четыре взмаха, с упоением, разделили его на

куски. И только когда следовавшие за нами псы

поволокли отрубленную правую руку обратно

к лесу, нас словно разбудили.

— Давай ребятам рассказывать не будем, —

осторожно предложил Аркаша, откидывая

в сторону окровавленную косу.

— Да, могут не понять, — последовал его при-

меру я.

В город мы вернулись ближе к полудню. Сначала

довольно долго шли пешком, потом нас подбро-

сил грузовик, перевозящий то ли молоко, то ли

кефир. Не важно. Гораздо важнее были те чув-

ства, которые мы испытывали, вспоминая собы-

тия прошедшей ночи. Это было не сожаление,

не злость, а какое-то мрачное умиротворение,

словно мы были привлечены кем-то бесконечно

более значимым для выполнения страшной, но

необходимой работы.

Тяжелый был тот год для этой страны: одну

из крупных областей, при негласном согласии

окружающего европейского сообщества,

заполонили орды дикарей из соседней карли-

ковой державы, они убивали местных жителей

целыми поселениями, разрушали православные

монастыри, предварительно вырезая братию,

и много еще чего. Но это было потом, а мы,

видимо, застали самое начало этого кошмара и,

мало того, стали органической частью его.

P.S. Перед отлетом обратно на родину, ве-

чером того же дня, крепко употребив все той

же сливовой самогонки, мы с Аркашей нашли

в центре города тату-салон, и каждый наколол

себе на левой стороне груди по пять черепов,

чтобы никогда не забывать о том, что иногда

слово «предназначение» может нести жуткий

смысл, что вовсе не означает, что ему можно не

следовать.


На страницах «РП» происходит событие экстраординарное: Орлуша, доселе известный читателям журнала как поэт, регулярно откликающийся стихотворной строкой на тему номера, переквалифицировался в ведущего рубрики «Урок информатики» и поведал о своем отношении к цифрам и буквам. Хоть и в прозе, но откровенно. А поэты по-другому не могут, не должны.

ЕСЛИ с точки зрения сегодняшней науки

(или моего о ней представления) разбирать

мои детские эмоции, то я — существо одно-

значно аналоговое, а не цифровое. К первому

классу я уже бегло читал, а значит, знал буквы

и цифры. Цифр было меньше, учить их было

намного проще, а в жизни они были нужны

только для того, чтобы считать сдачу. Это было

просто, ведь у всех доступных мне на тот мо-

мент денег были цвет и размер. Я сразу понял,

что беленькие кругляши в мороженном вы-

ражении были куда важнее, чем жёлтенькие,

но зато много жёлтеньких (чем крупнее, тем

лучше) — это тоже хорошо. Цифры на часах

были менее важны, чем движение стрелок,

ведь они приближали возвращение родителей

с работы или окончание болезни. В то время,

думаю, даже космонавты нажимали кнопки

«вкл» и «выкл», когда «большая стрелочка ввер-

ху, а маленькая — внизу». Из цифр, конечно,

тоже были любимые. Самая, наверное, — это

«31» на последнем листке съеденного време-

нем календаря, а ещё — красная «1», когда

демонстрация, и «8», когда нужно было обни-

мать маму и дарить ей открытку с приклеенной

розой и канцелярским «поздравляю». Даты на

мобильном телефоне не пахнут — ни ёлкой, ни

засосанной из всех сил в рот резинкой перво-

майского шарика, ни пирожками с капустой.

Штрих-код никогда не принесет той радости,

как выковырянная из восковой сырной оболоч-

ки чёрная пластмассовая семёрка, а пилика-

нье цифрового термометра не напугает так,

как зловещий ртутный столбик, подбирающий-

ся к тридцати восьми. Никогда и никого из

моего поколения синие квадратики (загрузил)

не наполнят таким адреналином, как чьё-то

«пять-яидуискать!»

Буквы я любил всегда. Теперь, когда ими,

уложенными в столбики стихов или складываю-

щимися в этот текст, я зарабатываю на жизнь,

эту любовь можно объяснить прагматизмом

и жадностью, но тогда чувства были совершен-

но искренними. Всадник без головы, капитан

Блад, д’Артаньян и Робинзон Крузо не были

для меня героями книг или плодом чьей-то

фантазии. Они появлялись на свет в результа-

те моей личной работы по извлечению смысла

из довольно смешной комбинации забавных

чёрных значков на странице. Выглядели они

в моем сознании точно как на гравирован-

ных картинках, но при этом обладали всеми

текст: андрей орлов рисунок: маша сумнина

из а

рхива б

оков ф

экто

ри


признаками друзей и знакомых. Миледи была

красива и коварна, как Ленка из второго подъ-

езда, а толстый мушкетёр любил пожрать и ни

с кем не делился хлебом со сгущёнкой, как сын

дворника Малик Аюпов.

Книжный запой продолжался несколько лет.

Он приводил, как и положено любому порядоч-

ному запою, к конфликтам в семье и в школе.

На нелепое стращание испорченными глазами

после чтения в темноте я ответил сотнями

часов чтения с фонариком под одеялом,

а запись в дневнике «читал на уроке чтения»

привела к тому, что под партой держались

две книги — одна настоящая, а другая —

для того, чтобы отдать учительнице в случае

провала. Книги были источником не столько

знаний, сколько — эмоций, чувств, опыта… да

источником чего только они не были! Увлече-

ние чтением у меня лично переборол только

детский онанизм. А впрочем, вру! И он тоже

происходил под ритмичный шелест страниц

Мопассана, Куприна и «Тысячи и одной ночи».

«Казалось бы, при чём тут Лужков?!» — ска-

жет Доренко, осилив предыдущий текст, а я от-

вечу: да при том, что я уже несколько лет, как

практически перестал читать. Я честно про-

бовал закачивать в компьютер электронные

книги, я копипейстил из библиотеки Мошкова

Бродского и Пастернака, я закупил себе на

случай долгой поездки в Аргентину всю миро-

вую литературу на двух CD… Не работает!

Сколько места на жёстком диске заняла бы

отцовская библиотека в пять тысяч томов? Не

больше, думаю, чем пиратская копия «Пиратов

Карибского моря», а вернее, намного меньше,

ведь оцифрованная физиономия Джонни

Деппа весит в килобайтах явно больше, чем

полное собрание сочинений Фенимора Купера.

И ведь дело совсем не в том, что экран с веч-

ным текстом нельзя испачкать вареньем или

залить чаем, для этого ведь есть клавиатура.

Дело в том, что для восприятия оцифрованной

информации нужен где-то внутри совершенно

другой интерфейс, а у меня его нет. И —

думаю — не будет. И — слава богу. Не блогу

и не Биллу Гейтсу, а нашему простому неоциф-

рованному богу — доброму, на облаке, в белой

распашонке и с золотым колёсиком на голове,

для которого обкусанное яблоко — это символ

падения, а не социального статуса.

— Вы с батей — безнадёжно аналоговое

поколение! — вздохнул двадцатилетний

сын моего приятеля после того, как простой

комбинацией при помощи восемнадцати

пальцев исправил что-то непоправимое с моей

точки зрения в моём вечнодохнущем лэптопе.

Потом была короткая лекция про то, насколько

«цифра рулит» во всём — от звукозаписи до

фотографии, а потом он ушёл в свою комнату

разбираться с «одной-то реально занятной

игрушкой, реально подсел, спать не придётся».

Мы с дружком остались наедине со своей

фигнёй, на которую реально подсели ещё в сту-

денчестве. Разливая её, реально занятную,

по дачным гранёным рюмочкам, мы до утра

протрепались про свой безнадёжно анало-

говый мир, в котором есть место скрипящим

пластинкам и красному фонарю в ванной, под

которым проявляется фотоплёнка и печата-

ются желтеющие потом со временем фото-

графии. Я вспомнил, как в моей жизни цифра

победила буквы, когда, получив двойку за

сочинение, я огрёб ремнём по мягким местам,

а друг вспомнил, как пытался обрести власть

над цифрой, переделав в дневнике «два» на

«25», и удивлялся, что не сработало, хотя число

получилось намного больше пятёрки. Смея-

лись, слушали на ламповом проигрывателе

«Весёлых ребят» и битлов, смотрели старые

фотки. Короче говоря, не убедило нас молодое

поколение. Удобно? Да. Быстро? Нет вопро-

сов. Работает? Однозначно. Только вот как

те китайские поддельные ёлочные игрушки,

радости ни х... не приносит!

На следующий день я, подглядев на бумажке

пароль, залез в электронную почту. В ней было

письмо, в которое было сделано вложение,

в котором был скриншот другого моего пись-

ма. Личного, прямо скажем, письма, прочесть

которое можно было, только взломав мой

почтовый ящик. «Как ты мог написать такое

про наш ресурс! Я сломала твоё мыло и ско-

пипейстила твою переписку с Юрой. Как ты

мог!!!» — возмущалась совершенно искренне

моя на тот момент коллега, юная и продвину-

тая редакторша одного литературного сайта.

Я, признаться, оторопел. В моё время даже

жена, копаясь в поисках чужих телефонов по

карманам мужа, чувствовала себя при этом

немного виноватой. Чужие письма, конечно

же, читались и во времена Шодерло де Лакло,

но признаваться в этом было как-то не принято

и в некотором смысле неприлично. Аморально,

что ли… Безнравственно в какой-то степени…

Пишу сейчас с оговорками, поскольку текст

этот будут читать люди разного возраста, а сле-


но вот насчёт душевности вышла, простите,

полная жопа. Мы сами усадили их за ком-

пьютеры, оцифровали для них слова «душа»,

«любовь», «вера», которые они могут за секун-

ду набить двумя большими пальцами в SMS,

и отправить по тысяче адресов. Что они при

этом имеют в виду, совершенно неизвестно.

Они — не «плохие», они просто другие. Если

вернуться к истории со сломанной почтой, то

скажу честно: я научился не сердиться и не

обижаться на подобные действия. Так же как

не бью ногой описавшегося котёнка, я не могу

осуждать человека, у которого уже нет меха-

низма реакции на подобное осуждение. Новая

мораль уже стала реальностью. В каждой

стране по-своему. Мы (общество) уже спокой-

но относимся и к сексу и к браку за деньги,

мы оцениваем взяточника по сумме взяток,

олигарха — по состоянию, а маньяка или Фуку-

симу — по количеству жертв. Количественный

анализ контента определяет и значимость

и приоритетность событий и действий. Элемен-

ты такого подхода были всегда в виде браков

по расчёту или войн ради добычи, но сейчас

у тех, кто этот подход выбирает для себя,

зачастую есть неограниченные технические

возможности. Сегодня Раскольников искал бы

старушек в «Одноклассниках», а отличие его

от своего литературного прототипа было бы

только в одном: он не себе, а Гуглу и Яндексу

задавал бы вопросы. Если бы они вообще

у него возникли.

«Их мало, — скажете вы. — Мои дети не

такие, я читаю им с айпэда сказки и скачала

советские мультики про зайчиков и чебура-

шек». Чудесно. Кроме того что авторитетом

для ваших чад завтра будете не вы, если на

вопрос «кто кого сборет, слон или бегемот» вы

отвечаете: «Я — Вконтакте, посмотри на Вики-

педии». И — не удивляйтесь, что президентом

станет тот, у кого Твиттер больше, правитель-

ство расфрендит всех пенсионеров, а страну

будет некому защищать, потому что у неё

рейтинги ниже и зарплата в армии, как в Бур-

кина Фасо. В ответе на вопрос, от чего бы вы

не смогли отказаться на неделю, мобильный

и компьютер далеко опережают книги, еду,

воду и родителей. Потому что — что им, воде

и родителям, за неделю сделается, они же

аналоговые, проживут без зарядки и электри-

чества. Тем более, случись что с родителями,

как я про это без телефона и соцсетей узнаю?

А значит, телефон важнее.

Вывод у меня простой: в самое ближайшее

время цифра и её носители принесут мне

массу неприятностей, которые будут казаться

странными, но совершенно меня не удивят.

Они победят меня и числом, и умением.

Боюсь ли я этого? Да. Потому что я — человек

аналоговый, и чего мне, сапиенсу, ждать от

homo numericus, я не знаю. И предотвратить

я ничего не смогу, как мамонт, которому

выпало счастье жить в одно время с моими

далёкими предками. Хотя вымирать, скажу

я вам, очень не хочется, а хочется перечи-

тывать детям «Маленького принца» и «Гулли-

вера». И ещё — в «шарики» играть, будь они

неладны!

довательно, представители и аналогового,

и цифрового поколений. Обсуждать с послед-

ними доцифровую мораль — бесполезное

и глупое занятие, как объяснять с научными

выкладками ребёнку, что нужно есть манную

кашу и ложиться спать. С единственной

разницей: ребёнок вырастет и поймёт, а эти

просто воспримут и обработают информацию.

Мораль предполагает использование при-

знанного авторитета и опыта для недопуще-

ния неприемлемых с точки зрения морали же

поступков. Мораль не предполагает снятия

всех ограничений с результатов поискового

запроса «что делать?» Мораль не подразуме-

вает технологического достижения результата

любым возможным способом. Вечный вопрос

о том, оправдывает ли цель средства, теряет

актуальность и человеческий смысл в тот

момент, когда средством становятся не слова

или действия людей, а последовательность

нолей и единиц. У компьютерной программы

нет совести и морали, а значит, обвинять её

в выдаче решения «вскрыть почту», «заблоки-

ровать» или «устранить пользователя физиче-

ски» — попросту нельзя.

Зарядить мобильный, установить новый

браузер, удалить спам, обновить блог — эти

действия стали так же привычными и обя-

зательными, как когда-то помыть руки или

почистить зубы. «Не открывай сомнительную

почту» нынешние дети слышат чаще, чем

«не ковыряй в носу», а «выйди из стрелял-

ки» давно заменило форточное «Андрюша,

домой!» Друзья всё чаще становятся «френда-

ми», а несчастная любовь — это не повод для

бессонницы, а мотив для удаления из списка

контактов.

Я — не противник интернета. Моя ностальгия

по пряткам и салочкам не имеет луддистской

цели разбить компьютеры и выгнать под-

ростков играть в лапту и штандр. Я имею

тысячу «друзей» на Фейсбуке, из которых

только пять — друзья, ещё сотня — приятели,

а остальные мне нужны, чтобы заманить на

свой следующий концерт. Я сейчас о другом.

Помните недавние мечты о «детях индиго»?

Вот сейчас, вот-вот, думали мы, народится

новое поколение умненьких и душевненьких

существ, которых мы не поймём, но которые

будут лучше и чище нас. Всё так и произошло.

Они народились. Умненькие и красивенькие,


Президент Объединенной судостроительной компании (ОСК) Роман Троценко написал то, что хотел: колонку, которая не имеет никакого отношения ни к политике, ни к судостроению. Это и называется — для души, то есть для «Русского пионера». К тому же колонка имеет прямое отношение к теме номера: она про побег.

УБЕЖАТЬ Кузя решил сразу. Когда мили-

цейский автобус еще только въезжал в высокие

железные ворота, выкрашенные голубой, вы-

цветшей на солнце краской, и запахло мясным

супом, он уже твердо решил — убегу на хрен.

Как-то сразу решил, без раздумий, за секунду

или даже за полсекунды. Эта мысль всплыла

в голове сразу готовой, не имея объяснений

и еще не имея причин. Просто стало ясно:

надо валить отсюда быстрее. И теперь он уже

рассматривал происходящее вокруг лишь для

поиска решения этой задачи.

То, что называлось Межрайонным центром

корректирующего воспитания, оказалось пере-

сылочным пунктом-распределителем для несо-

вершеннолетних под следствием, беспризорни-

ков и подростков, оставшихся без попечения

родителей. Кузя был из третьей категории, но

от этого легче не было. И то, что главное здание

комплекса было построено по тому же проекту,

что и любая школа среди панельных новостро-

ек, ввести в заблуждение опытного человека не

могло. Во-первых, въезд через двойные ворота-

шлюз, во-вторых, милиция на входе (правда,

без собак, но с ПМ), забор бетонный с колючей

проволокой на фарфоровых изоляторах, хотя

напряжение вряд ли высокое, все-таки дети

внутри — если полезет кто и зажмурится, будут

неприятности у главного воспитателя, или как

он там называется. Решетки на окнах из тонкой

десятой арматуры (засранцы, не верят еще

в безграничные возможности подростков).

Апрельское солнце светило ярко, чтобы настро-

ить на миролюбивый лад. Как будто уговарива-

ло: здесь хорошо будет. Хорошо не будет, это

и ежу понятно.

— Евтюхов Андрей Николаевич!

— Здесь.

— Третья группа. Марусин Кузьма Алексеевич.

Марусин Кузьма…

— Не Марусин, а Маруснин. Здесь.

Смешки на перекличке и кривые улыбки в его

сторону. С такой фамилией всегда смешно. Как

в мультфильме про домовенка: задолбали уже.

— Разойтись по группам.

На подставке лежит книга, как в продукто-

вом магазине книга жалоб. Точнее, тетрадь

толстая в синем переплете, сверху бумажка

приклеена: «Книга пожеланий воспитанников»,

и карандаш, сточенный на треть, белого цвета

с картинками на нем с Винни-Пухом и Пятачком,

привязан на веревочке. Кузьма подошел, сделал

риа н

овости

текст: роман троценко рисунки: сандра федорина


вид, что рассматривает книгу, отвязал каран-

даш и положил его в карман.

— Чё спишь, в спальный корпус иди! — подтол-

кнул воспитатель.

Пацаны из прибывшей партии самые разные,

наверное, лет с двенадцати до восемнадцати.

Хотя нет, есть один и одиннадцати с полови-

ной — это он, Кузьма. Большинству из тех, кто

идет навстречу, все-таки лет по пятнадцать-

шестнадцать, видно, что они здесь давно или

не первый раз. Кузя достал из кучи вещей

вновь прибывших свой маленький коричневый

картонный чемодан с металлическими уголка-

ми. Честно говоря, чемодан не Кузин — его

дал дворник Сан Саныч, когда инспектор по

делам несовершеннолетних выводил Кузьму из

подъезда. Вещи, которые ему собрали, Кузя нес

в прозрачном целлофановом пакете. Саныч,

добрая душа, подбежал:

— Куда Ленкиного мальчонку забираете? В дет-

дом? А комнату кому и мебель? Вот баба непуте-

вая — опять в ЛТП на полгода. Погоди, Кузьма,

у меня чемоданчик есть, как раз для тебя.

Полез в свою подсобку, куда мусоропровод вы-

ходит, и достал чемодан. Протер рукой:

— Смотри, щенок — как настоящий.

Это он не Кузе, просто на одной из сторон

чемодана кем-то много лет назад масляными

красками был нарисован щенок таксы. Нарисо-

ван здорово, во весь борт. Видимо, мальчик или

девочка рисовали с натуры и рисовать умели.

Точно, мальчик, не девчонка, да и собака его —

сразу видно, любил ее. Собирался в лагерь пио-

нерский и нарисовал. А может, отца его на кичу

отправляли, как сейчас Кузьму, и он отцу своему

нарисовал на память. Нет, не может быть, у кого

дети так хорошо рисуют, того на кичу не отправ-

ляют. В художественную школу ходит, засранец,

а вечером бабушка ему полдник с молоком

дает. Кузьма со злобой положил свои пожитки

в чемодан и закрыл его, крикнул Санычу, чтобы

тот рыбку гуппи покормил в банке трехлитровой

на подоконнике, и сел в автобус.

Кузьма шел в спальный корпус. Старался дер-

жать чемодан щенком к ноге, чтобы никто не

увидел. Все чисто кругом, не как у них с мамкой

в комнате, лозунги висят про учиться три раза

и другую всякую фигню. На лестнице Евтюхов

из третьей группы (лет четырнадцати), который

шел рядом, улыбнулся Кузьме. Кузя улыбнулся

в ответ и не успел еще подумать, что Евтюх

пацан нормальный, как тот ударил ногой по


нарный корпус. Сперва он один сидел два дня,

а потом его расспрашивали трое из комиссии,

кем он хочет стать и чем увлекается. Как будто

это имело значение. Он сказал первое, что

в голову пришло — что хочет стать художником

и любит рисовать.

— Да, я видела, у мальчика на чемодане щенок

нарисован, красивый. Это ты нарисовал? —

спросила молоденькая воспитательница (видно,

из тех, кто здесь недавно).

— Я, — уверенно соврал Кузьма.

— Я предлагаю в Тверское Суворовское его на-

править, — сказал суровый.

— Так на нем увечья средней тяжести, — ска-

зал веселый, из ментов. — Оформляй в сто

пятнадцатую, и пусть сами разбираются.

Кузьму выпустили из дисциплинарки вечером

третьего дня. В спальне его чемодан лежал на

кровати нетронутый. Кузя погладил щенка. Он

понял, что любит его и что он и есть самое до-

рогое в его жизни.

В сто пятнадцатую колонию его не направили,

не успели. Кузя подговорил Евтюха крикнуть на

вечернем построении «здесь» за него. Убежал

он до отбоя, а то бы хватились, что кровать

пустует. В углу прогулочной площадки поставил

швабру к забору, забрался наверх, положил

синюю учебную куртку на колючую проволоку

(без тока оказалась) и перелез. Это было легко,

только щенка на чемодане жалко, но взять было

нельзя никак. Только погладил на прощанье.

Добрался до своего района. Дверь в комнату

забита и заклеена белыми бумажками с печа-

тями. Да и оставаться нельзя — здесь начнут

искать в первую очередь. Пошел к Сан Санычу,

попросил — пусть холодильник себе заберет, ма-

тери он незачем, еды дома никогда не бывает.

Саныч отправил его к своему отцу в Ивановскую

область по огороду помогать. Осенью Кузьму

Маруснина приняли в Рыбинское училище

водного транспорта с проживанием и полным

обеспечением. Начал рисовать стенгазеты

и всякое — хорошо получалось. А потом посту-

пил в Театрально-художественное училище 1905

года в Москве на художника-декоратора.

В Париже премьера восстановленных Дяги-

левских сезонов прошла успешно, критики

отмечали необычные декорации Маруснина.

В углу главного задника, между волшебными

цветами Кузьма Алексеевич нарисовал щенка.

Того самого, оставленного при побеге. В благо-

дарность за все.

Кузиному чемодану. Чемодан выскочил из руки,

съехал вниз по лестнице и предательски повер-

нулся боком со щенком.

— О! Малыш скучает по своей собачке! —

заорал Евтюх и заржал, несколько человек под-

хватили. Кузьма спустился за чемоданом вниз,

нагнулся. Это ошибка была — не надо было под-

нимать. Плюнуть и идти дальше. Кто-то дал сзади

сильного пинка, и Кузя со всего маху ударился

головой о металлические перила лестницы (тоже

в синий покрашены, но не выцвели). Чемодан

кто-то пнул, и он полетел по следующему пролету

вниз.

— Футбол щенком! Давай! — кричали ребята,

продолжая пинать чемодан дальше.

Кузя рассматривал кровь на руке — это со лба,

разбил. Опустил руку в карман, нащупал каран-

даш с Винни-Пухом, крепко сжал. Повернулся.

Это Евтюх авторитет себе перед местными зара-

батывает, пронеслось в голове.

— Щенок сейчас заплачет и к мамочке запро-

сится, — Евтюх мерзко вытягивает губы трубоч-

кой, дразня Кузьму. А Кузьма не плакал давно.

С того момента, как мать сказала, что Алишер,

сожитель ее давнишний, не придет больше,

разошлись по причине несходства характеров.

Алишер хороший был, в футбол играл с Кузей

и математику делать помогал (считал в уме бы-

стро — на рынке работал с фруктами). Веселый

был. Тогда Кузя долго плакал и решил, что это

в последний раз. Сейчас плакать не собирался.

Странно, но внутри он не чувствовал ни жалости

к себе, ни обиды, просто стало ясно, что если не

ответить, то здесь точно заклюют его. Холодно

стало ногам от этой ясности, а может, просто от

того, что головой ударился.

Подошел, смотря в глаза Евтюху, улыбнулся, еще

неуверенно, смеющемуся Евтюху и со всей силы

всадил карандаш ему в живот. Не целился, но

хотел попасть в район пупка, и попал. Карандаш

вошел до конца. Евтюхов замолчал, широко рас-

крыв рот, пытаясь вдохнуть. Все вокруг стихли

сразу.

— Кому еще весело, с-суки? — крикнул Кузьма

и голоса своего не узнал. — Во, блин… — по-

висло в воздухе, все поспешили разойтись.

Евтюхов опустился на ступеньки и плакал взах-

леб, прижимая окровавленные руки к животу.

Кузьма похлопал Евтюха по плечу:

— Воспитателю скажешь, что упал на лестнице

и сам на карандаш напоролся. Понял, чучело?

Евтюхов кивал сквозь сопли и слезы.

Конечно, Кузю сдали, рассказали воспитателю,

что это он начал драку. Отправили в дисципли-

Пионер-герой. Братусь полетел. Метод падений

и взлетов. Следопыт. Она утонула. Раскрыта тайна Атлантиды.


Непостижимым образом в галерее пионеров-

героев «РП» не было ни одного воздухоплавателя! Корреспондент «Русского

пионера» Дмитрий Филимонов отправлен в село Хорошее

Карасукского района Новосибирской области, где

живет Владимир Братусь. Он строит самолеты, на которых

взлетает. А потом падает, чтобы снова взлетать и падать. Как

и положено настоящему Икару.

текст: дмитрий филимонов фото: андрей шапран


Меня ж с детства в небо влекёт. У меня ж самолетов этих — пять штук. Было. И вертолет в придачу. Ага, мой первенький. Собственной конструкции. В шестнадцать лет построил.


Когда я летаю, ору дуркой: ААА!. Радостно мне.

Внизу комбайнеры — побросали свои комбайны, ладони козырьком, в небо смотрят. На меня, значит. Председатель подъехал, бегает, ругается, комбайнеров работать гонит, в небо кулаком грозит. Мне, значит. А я летаю, и мне хорошо, и я ору дуркой: ААА!

Меня ж с детства в небо влекёт. У меня ж самолетов этих — пять штук. Было. И вертолет в придачу. Ага, мой первенький. Собственной конструк-ции. В шестнадцать лет построил. Не, какие чертежи! На глазок. Только школу кончил, на мехзавод пошел токарем. Ну вот, станок есть, где-то трубку найдешь дюралевую, где-то гаечку. Мотор от мотоцикла военного, М-72. Ага, с войны еще. Но работает. Собрал вертолет, значит. Выкатил из сарая. Завел. Тра-та-та, красота! Работает! Шлем надел мотоциклетный, газу поддал — взлетел! ААА! Метров четыреста пролетел, потом воздушный поток подхватил, вверх по-тащил. Ну я, чтоб не сильно-то высоко залететь, газ убавил. А мотор возьми да заглохни. Старенький же, с войны еще. Я и рухнул. С двадцати метров. Но мягко так, с причмоком. В колхозный навоз. Вертолет вдребезги, восстановлению не подлежит. А я ничего, целый. Не иначе как ангел хранитель. Навоз из ушей выковыриваю, а сам думаю: ну их эти вертолеты, надо самолет строить, чтоб с крыльями. Чтоб спланировать, если мотор заглохнет.

Стал «Журавчика» строить. Нет, не сразу. Армия там, женитьба, то да се. Лет через двадцать только. И все это время помнил про первый полет. Короткий он был, да. А все равно успел словить сча-стье. Такое, что прямо душу рвет: ААА! И потом вкус навоза. Тьфу!

Ага, я свои самолеты «Журавчика-ми» зову. На этот раз по чертежам, мож-но сказать, строил — по картинке, из журнала «Юный техник» срисованной. Там трубку дюралевую найду, тут гаеч-ку. Двигатель из двух ломаных собрал. Крылья парусиновые. Ладно, построил самолет. Надо в поле тащить, вон туда,

за деревню. Ему же взлетка нужна. Чтоб ни столбов, ни проводов. Небось, не вер-толет, с места не стартует. Поднапряг-ся — ух! Тяжеловатый самолетик вышел. Пришлось отложить испытания. Стал строить автомобиль. Там трубку, тут гаечку. Ага, этот самый. Все улыбаются, когда видят. Ну как с детской площадки. Между прочим, за восемнадцать лет ни одной поломки. Правда, колеса поис-терлись. Ладно, построил автомобиль, «Журавчика» в кузовок — и на взлетку. Завел мотор, скачу-скачу по полю, др-др, а взлететь не могу. Что за ерунда! Думал-думал, решил парусину лаком покрыть. Чтоб лучше воздух держала. Чтоб тяга была. Покрыл. И взлетел! Круг сделал — сел. Нормально! Второй раз взлетаю. На повороте надо бы газу поддать, а я,

наоборот, убавил. Я ж с техникой пило-тирования не знаком, я ж как на земле. А в небе другие правила. Ну и рухнул. Самолет побил, а мне опять хоть бы что. Отремонтировал, еще пять лет летал, пока крылья не прохудились.

Ну да, я все время падаю. И ниче-го. Рухнешь, отряхнешься, новый само-лет построишь. Опять летаешь. В стаю ворон было врезался, пропеллер в щеп-ки. Грохнулся. Жив-здоров. Тросик, что крыло держит, лопнул. Грохнулся. Жив-здоров. Коров пугал, спикировал вниз, а вверх не вытянул. Грохнул-ся. Жив-здоров. Прямо чудо какое-то! Кино снимали, так я прямо на съемках грохнулся. Ага, из Новосибирска при-езжали. Киностудия. Про деревенскую жизнь кино. Ну и про меня немножко. Хочешь посмотреть? Вот кассету режис-сер подарил. «Падение Икара». Из города попа привезли. Вот он, отец Александр. Окрестил меня. Прямо тут, во дворе. Ну, такая творческая задумка. Сценарий. Самолет мне освятил, на крылья святые бумажки приклеил, из Иерусалима привезенные. Все лето кино снимали. Как уезжать — вспомнили, что полет не засняли. Режиссер говорит: взлетай. А я говорю: ветер сильный, обождать надо. Режиссер говорит: нет времени ждать. Я ему на вертушку показываю, у меня во дворе вертушка такая, ско-рость ветра меряет. Аж визжит — такой ветер. Я говорю: опасно. А режиссер: давай взлетай. Ну ладно. У меня уже вто-рой «Журавчик» был, с жестким крылом. Я его в кузовок — и на поле. А киношни-ки полдеревни собрали. Типа все меня в полет провожают. Ну, взлетел, круг сделал. Оператору не понравилось. Ко-ровы в кадр попали. Вон туда, говорит, лети, чтоб коров не было. Я второй раз взлетаю. А тут ветер как дунет. Я высоту не успел набрать — меня об землю. Вот видишь шрам? Руку порвал. За все вре-мя единственное ранение. Я потом попу говорю: что ж ты, батюшка, со своими святыми бумажками не уберег меня! А поп: если б не эти святые бумажки, ты, может, и вовсе Богу душу отдал бы. Поди поспорь с ним.

...Там трубку дюрале-вую найду, тут гаечку. Двигатель из двух ло-маных собрал. Крылья парусиновые. Ладно, по-строил самолет...

варвара а

ляй-а

катьева


А название фильма неправиль-ное. Икар — он упал и все, точка. А я ж дальше летаю. Падаю — взлетаю, падаю — взлетаю.

Разбитого «Журавчика» не стал ремонтировать. Третий самолет начал строить. Двухместный. Второе сиденье для жены. Думал привить ей любовь к небу. А то она смотрит, как я летаю, руки к груди прижмет — жалостная такая. Хотел, чтоб она вкус полета по-чувствовала. Чтоб тоже счастье словила. Мы с ней один раз на большом самолете летали. В Москву. Так никакого удо-вольствия! Стакан воды не расплещется. Тьфу! То ли дело «Журавчик»! Когда тебя мотляет туда-сюда, вверх-вниз, когда стойка шасси промеж ног и ты словно баба-яга на помеле — ААА! Третий «Жу-равчик» ладный вышел. В Новосибирске достал крыло «Фрегат». Заводское, не самодельное. От дельтаплана. Правда, б/у, но в хорошем состоянии. Там трубку, тут гаечку. Двигатель от мотоцикла

«Урал». Тяжелый, зараза. Потом другой поставил — пускач от японского тракто-ра. Этот «Журавчик» три года летал, пока крыло не полопалось. А жена не реши-лась. Не взлетела. Дай, говорит, поме-реть спокойно. Болела. Так и схоронил ее. Не взлетевши.

Новую жену взял. Из больницы. Я ж в больнице работаю. На «скорой». Рожениц в райцентр вожу. Они у меня в машине рожают. Ну ты ж видал, какая у нас дорога, — небеременная родит. Бабы младенцев Вовками называют. В мою честь. Новую жену, значит, взял, новый самолет строить начал. До-стал крыло «Атлас». Тоже б/у, но очень хорошее. Там трубку, тут гаечку. Старые носилки, колеса от тележки. Мотор от «ИЖ Планета-Спорт». Тридцать пять лошадиных сил! Крейсерская скорость шестьдесят километров! Ветер в лицо бьет, солнце закатное слепит, коровы шеи повывернули, в небо глядят, люди рты пораскрывали. ААА! Потолок — два

...Икар — он упал и все, точка. А я ж дальше ле-таю. Падаю — взлетаю, падаю — взлетаю...

варвара а

ляй-а

катьева


километра. Но я редко высоко забира-юсь. По первости, конечно, на самый верх лазил. Но там неинтересно, будто на месте стоишь. Оттуда не разглядишь ничего толком. А мне разглядывать нравится.

Не, я для собственного удоволь-ствия. Кто-то в горы лазит, кто-то водку пьет, а я летаю. Деревенские говорят: ты бы с пользой летал, химикатами, что ли, огороды обрызгивал. А с пользой не-интересно. Тут выбирать нужно — или с пользой, или счастье. Нельзя, отвечаю, над населенным пунктом запрещено летать. Я ж законопослушный.

В прошлом году пришла теле-фонограмма в милицию. Из области. Изъять все неучтенные летательные аппараты в связи с угрозой терроризма. У нас в районе все летательные аппара-ты — мои. Неучтенные. Битые. Я их не выкидываю. На чердаке храню. У меня ж на чердаке авиасалон, ха-ха! А само-лет, на котором летаю, всегда во дворе

стоит, у крыльца. Ладно, у меня друг в милиции. В полиции то есть. Говорит: слушай, спрячь свой самолет, а то мне придется его изъять. Ну, я крыло отвин-тил, на чердак положил. Корпус — в са-рай. А то ведь заберут — потом верни попробуй. Месяц не летал. Такая тоска взяла! Я ведь каждый день летаю, когда погода хорошая. Вечером, после работы. Счастьем заряжаюсь.

Чего в пилоты не пошел? А ходил. В летное училище. Медкомиссию не прошел. Ангина хроническая. Не взяли. Ангина прошла, а любовь к небу оста-лась. Хроническая.

Новую жену думал заразить, приучить к небу. Не хотела. Чуть угово-рил. К себе привязал. Взлетели. Гляди, кричу, красотища какая! Вон цапля летит, смотрит на нас, интересуется. Вот восходящий поток — ух, из тепла в холод! А теперь на бреющем по-над озером! Чайки в стороны! Чувствуешь, как легко? Сколько радости! Приземли-лись. Спрашиваю: понравилось? Головой мотает: ничего, говорит, не помню со страху. Бабам неба не понять.

Я новый самолет строю. Пошли покажу. Вот новый пропеллер. Скажи, красота? А вот мотор. Пять тысяч обо-ротов! Ага, и редуктор. Собственной конструкции. Последний «Журавчик» всем хорош, да передача цепная. Сделал круг — надо садиться, цепь смазывать. Маета! Теперь вот редуктор. Шестеренки будут в масле купаться. Красота! А еще вариометр достал. Старый приборчик, однако рабочий. Бывает, что в небе не поймешь — вверх пошел или вниз. А тут стрелочка все показывает. Может, я те-перь перестану падать. Я ж вообще реже стал падать. Пилотажное мастерство освоил. Опытным путем. Методом паде-ний и взлетов. Теперь хоть в космос.

Вот на день космонавтики в райцентр ездил. Ага, в Карасук. Перед школьниками выступал. Пригласили. Братцы, говорю, я ж не космонавт, зачем я вам сдался? Да где ж, говорят, космо-навта взять? А мероприятие провести надо. У нас в районе космонавтов нету. Пилотов тоже нету. Один Братусь.

варвара а

ляй-а

катьева

...Приземлились. Спра-шиваю: понравилось? Головой мотает: ни-чего, говорит, не пом-ню со страху. Бабам неба не понять...


Именно в дискуссии про Атлантиду Аристотель и произнес сакраментальное: «Платон мне друг, но истина дороже».


Обозреватель и следопыт «РП» Николай Фохт продолжает безжалостно

препарировать всемирные мифы, легенды и заблуждения. На этот раз подвергается

разбору старинная история про гибель Атлантиды, запущенная в обиход еще

Платоном. Читатель может быть уверен: Николай докопается, точнее — донырнет

и до этой истины.

текст: николай фохт рисунок: сандра федорина


Пришла пора поднять во-прос с Атланти-

дой. Нелегко все это — туман веков, муть ила, слабоумие неугомонных скаутов: люди не хотят верить в очевидное, люди подминают мифы под себя; люди ищут и, главное, находят там, где им удобно, — подтасовывают факты, морочат голову народным массам, которые склонны морочиться. Это всегда так, с любыми тайнами. Но Атлантида — лакомый кусок для любого несчастного, которо-му нечем заняться и нечему посвятить свою бессмысленную жизнь. Жестоко? А с Атлантидой так, она сама, знаете, не идеальна. Вот некоторые думают, что Атлантида — это был рай на земле, ко-торый смыло слепой и несправедливой стихией; люди почему-то полагают, что атланты добились невероятных успехов в науке, искусстве и гуманизме. Раскрою первый секрет: это глубокое заблужде-ние. Но все по порядку.

Что особенно настораживало: когда я ее расколю, когда я представлю неопровержимые выводы, что может произойти? А может выйти так, что при любом исходе исследования люди лишат-ся детской мечты, разочаруются в таин-ственном племени атлантов, которых некоторые считают пионерами современ-ной цивилизации. Платон, с которого и есть пошла Атлантида, утверждает, что континент ушел под воду за девять тысяч лет до него (а по-нашему, за все двенад-цать тысяч). Плюс нужно было накопить эти пресловутые атлантические знания (ирригационная система, металлургия, логистика) — тысяч пятнадцать тому на-зад получается. А древнейшая шумерская цивилизация (о достижениях которой более или менее известно и которая дала человечеству как минимум колесо), по са-мым романтическим подсчетам, возник-ла в шестом тысячелетии до Рождества Христова. В общем, если вдруг окажется, что не было никакой Атлантиды, чем за-нять умы граждан?

Вначале вопрос стоял довольно примитивно — назвать точное место, где Атлантида покоится. Но первые же шаги по направлению к разгадке породили

еще одну, не менее важную задачу: надо было определить, реальна ли Атлантида.

Задача практически невыполни-мая, а в случае успеха благодарности, как видно, не дождешься.

Ну и пусть.

ОЧЕНЬ ПРИЯТНЫЙ КОНЕЦ СВЕТА С другой стороны, когда, если не сейчас, задуматься об Атлантиде? Накануне 2012-го, когда человечество любой повод использует, чтобы поговорить о конце света, надо наконец продемонстрировать возможные завораживающие послед-ствия этой финальной катавасии. Мир со всеми его айпадами и фильмами 3D, со всеми танцами на льду и торгово-развлекательными центрами — со всем, короче говоря, что так дорого сердцу простого цивилизованного человека, ляжет на дно. А потом, через пару-другую тысяч лет, о каких-нибудь ничего сегодня не значащих Мытищах будут слагать ле-генды. Девочки и мальчики станут снова читать книжки, напечатанные на бумаге, обливаться слезами в темных кинозалах над немыми кинолентами о загадочном и непостижимом континенте Мытищи. В общем, ясно — Атлантиду надо рас-следовать в сжатые сроки, она слишком актуальна, чтобы откладывать это.

А если указать место, где она, — можно посмотреть, как мы будем выгля-деть на глубине, если что.

Ведь наиболее вероятный конец света ожидается от наводнения. Этому нас учит и Библия, и фильм «2012», ну и послед-ние катаклизмы. И неважно, что послу-жит причиной: землетрясение, мутация химико-физического состава земного ядра, извержение вулкана, итог один — потоп. Подготовиться к потопу практически не-возможно, а вот смириться с неизбежно-стью, гармонизироваться, так сказать, со стихией, с природой… Вот для этого и при-годится Атлантида. Найти ее — акт скорее художественный, артистический. В общем, дело хорошее и потратить на него время даже не жаль… теперь уже не жаль.

Коротко история вопроса. Длинно-то и не выйдет. Все, что известно про

Атлантиду, написал Платон. Легендарное государство он описывает в своих фило-софских диалогах «Тимей» и «Критий». Первоисточник информации — афин-ский политик и поэт Солон (кажется, он был дальним родственником Плато-на). Солон же ссылается на египетских жрецов, которые и рассказали ему об Атлантиде. Дело было так. Западнее Гер-кулесовых столпов (это Гибралтарский пролив) был остров. Он, как и все земли в представлении пластических греков, курировался одним из богов, в данном случае — Посейдоном. Однажды По-сейдон возжелал местную жительницу, смертную, — и осуществил. Смертная родила ему пять раз по двойне мальчи-ков. Старшего назвали Атлант — отсюда и Атлантида соответственно. Посейдон как мог обустроил жилище своей жены: окружил центр острова тремя каналами, например. Это потом уже жители Атлан-тиды настроили широких мостов через каналы, возвели стены, залили (именно залили, а не обили) защитные стены по этим каналам медью и орихалком (сплав ртути с медью, золотом, свинцом — со-став этого мифического металла в точ-ности неизвестен); стены главных храмов вообще залиты золотом. По сообщению Платона, земля атлантидская отличалась плодородием. Но главное, чем восхи-щался Платон, это военная мощь атлан-тов. В Атлантиде существовала жесткая воинская повинность. Получалось, что атлантическое войско в лучшие времена насчитывало под миллион бойцов. Ну и конечно, с таким счастьем атланты не могли отказать себе в тотальном захвате близлежащих земель и порабощении народов на этих землях. Должны атланты были захватить и Афины (мифические Афины, как бы предтечу современных Платону Афин), но афиняне отбились, а потом и тех и других смыла огромная волна. Такая вот грустная, но в чем-то и жизнеутверждающая история. Подозри-тельно жизнеутверждающая.

ИСТИНА ДОРОЖЕХотелось, конечно, сначала найти Атлан-тиду, а потом уж решить, была ли она


на самом деле, но логика требует иного. Против логики не пойдешь — тем более, кое-что из логики в процессе изучения и раскрытия атлантической тайны при-шлось припомнить, а то и заново узнать. Потому что первым ниспровергателем атлантического мифа стал Аристотель, ученик Платона. Основатель дедуктив-ного и индуктивного метода, прочих силлогизмов не то чтобы сомневался в ре-альности великого государства — он был на сто процентов уверен, что Платон его придумал. Аллегория, с помощью кото-рой учитель пытался поведать об идеаль-ном политическом устройстве, как он его понимал. А так как в реальной истории и в современности не существовало обще-ства, где с помощью богов правила армей-ская элита (хунта, получается), Платон придумал Атлантиду. И заодно крепко замотивировал происхождение афинско-го государства. Пра-Афины получались не менее прогрессивным государством, чем Атлантида, раз сдержали натиск этих супергероев. Аристотель привык к дока-зательствам, в данном случае к историче-ским свидетельствам — а их у Платона по поводу Атлантиды и не было. Имен-но в дискуссии про Атлантиду Ари-стотель и произнес сакраментальное: «Платон мне друг, но истина дороже». В том смысле, что Атлантиды никогда не было — и в этом истина.

Кстати, многие поддерживают Аристотеля до сих пор, несмотря ни на что. В общем-то, серьезная наука никог-да и не рассматривала атлантический вопрос — именно потому, что не было ни одного (кроме Платонова) свиде-тельства, ни одного артефакта, намека, зацепки… Только диалоги.

Честно? Я хотел поддержать ста-рика Аристотеля. Свежим глазом пере-читал диалоги, прислушался к собствен-ным ощущениям. Мне тоже показалось, что кусок про Атлантиду получился чересчур публицистическим, даже я бы сказал — политтехнологическим. Например, с самого начала мне было не-понятно, как египетские жрецы описали историю Атлантиды с точки зрения эллинских представлений об устройстве

мироздания. В истории, полученной даже из вторых рук, должен был остаться ко-лорит египетского первоисточника. А тут сразу — Посейдон. Идеологический про-кол Платона, я считаю. Сразу становится ясно, что рассказчик решал собственные задачи, а не доносил полученную фак-туру — потому что эту фактуру изобрел от начала до конца. Кстати, «Критий», где Атлантида описана подробно и, можно сказать, взахлеб, обрывается именно на описании деталей государства атлан-тического. Есть мнение, что вообще-то заказ был изобразить Атлантиду могуще-ственным и отвратительным антиподом праафинского государства. Но Платон что-то увлекся, разошелся — и у него получилось красиво. А красиво не надо было — дальнейшего смысла в непра-вильном диалоге не было, «Критий» остался незавершенным.

Очень косвенными доказательства-ми мифичности и ненастоящести Атлан-тиды служит множество произведений искусства, где Атлантида центр, ось сюже-та. В отличие от Платона, в современных

...Антлантиду ищут много где. В Бразилии, в Перу, в Средиземном море, на Мальте, на Багамах почему-то, почему-то на Кубе, в Черном море...

east

new

s


жанрах эта прекрасная страна все время какой-то империей зла получается (хотя почему «в отличие» — значит, Платон все правильно сделал, заложил в историю то, что и требовалось, просто не сразу это различили). Вот знаменитый фильм «Атлантида» Фейдера, потом эпически ужасный «Вожди Атлантиды», какие-то еще были голливудские — во-первых, мягко говоря, посредственные с художе-ственной точки зрения, во-вторых, Ат-лантида сплошь антиутопия, а не утопия. Злобные, коварные, кровожадные вожди правят там. Даже любимая игрушка «Томб Райдер». Найти атлантидский артефакт, Сцион, Лару Крофт нанимает зловещая и властолюбивая Жаклин Натла. Она, Жаклин, оказывается очнувшейся атлан-тической богиней, а артефакт нужен для мирового господства… Короче говоря, все как обычно, как водится у атлантов. Я очень рассчитывал на Лару Крофт. Я ду-мал, что она, эта упрямая и сильная мо-лодая женщина, которая лазает по горам, с хрустом ломает хребет, но возрождается и с новыми силами рвется в бой прямо из последнего чек-пойнта; эта бесстраст-ная мускулистая красотка из проклятых девяностых (в которых на вырученные от продажи акций одной национальной газеты деньги я собрал свой первый персональный компьютер, и второй игрушкой, которую я на нем запустил, был «Томб Райдер» — первой был даже не «Дюк Нукем», а «Ларри в выходном костюмчике»); эта наемная путешествен-ница, которая однажды в своем опасном сне познакомила меня с виртуальной Венецией, а потом Венеция настоящая абсолютно подтвердила тот авантюрный сон, — я думал, Лара Крофт мне поможет, даст зацепку, чит какой-нибудь подкинет. Ан нет, все для детей, ничего для исследо-вателей Атлантиды… Хотя все-таки свою лепту в раскрытие тайны Лара Крофт внесла — чуть позже об этом.

Все говорило за то, что не было никакой Атлантиды — все это выдумки. Следовательно, искать место, где она покоится под толщью волн морских, бес-смысленно. Казалось бы. Но что-то тол-кнуло меня продолжить расследование.

НЕ РОССИЯ И НЕ АНТАРКТИДАЕдва я начал предметные изыскания координат затонувшего континента, нат-кнулся на конкурентов.

«Многолетний труд по изучению региона юга России завершился бле-стящим успехом. Мною, Амельченко Владимиром Максимовичем, подобно астроному в просторах космоса, открыта легендарная Атлантида…Грустно и ра-достно мне. Сколько веков существовал прекрасный миф, будораживший умы стольким достойным представителям че-ловечества, и вдруг все кончилось. Тема загадочной Атлантиды вдруг закрывает-ся. И я тому причиной! Теперь настало время практических действий. Можно взять лопату (катер и акваланг) и выйти (мореходы по морю ходят) на городище стольного града Атлантиды и вызволить из ила и песка, из ракушек древнейшие раритеты из загадочного и банального орихалка, золотые или серебряные скуль-птуры столицы Атлантиды Посейдониса. Успокаивает то, что приоритет открытия за Россией и вся Атлантида оказалась в наших территориальных водах и будет под защитой наших пограничников».

Не удержался от конкурентной сетевой цитаты, потому что прям моими словами: грустно и радостно, тема зага-дочной Атлантиды закрыта… Владимир Максимович нашел Атлантиду в россий-ской зоне Каспийского моря, поэтому он так радуется. А меня отпугнули погра-ничники, пограничники нам не нужны. И я с порога отмел Каспийское море — потом скажу, почему.

Еще я отмел Антарктиду, про которую поговаривали, что она Атланти-да. Мол, немного покорежилась Земля-матушка, сдвинулись прежние ориен-тиры и Атлантида отъехала к Южному полюсу. Одним из доказательств, что Атлантида это нынешняя Антарктида, служит почему-то интерес к ледяному ма-терику Гитлера, вообще фашистов. Мол, не зря они туда посылали несметные армады из кораблей и субмарин, а потом и вообще самого Гитлера туда переправи-ли. Вот почему чуть что — сразу фаши-

...Найти атлантидский артефакт, Сцион, Лару Крофт нанимает зло-вещая и властолюбивая Жаклин Натла...

east

new

s


сты? В каждой бочке затычка: и НЛО, и Святой Грааль, и Атлантида. Не верю в фашистский след, поэтому и отметаю Антарктиду. Из-за Гитлера и еще по одной причине, потом скажу, по какой.

В остальном, Антлантиду ищут много где. В Бразилии, в Перу, в Сре-диземном море, на Мальте, на Багамах почему-то, почему-то на Кубе, в Черном море (несмотря на российских погра-ничников). В хорошем фильме «С точ-ки зрения науки. Атлантида» сделана попытка найти Атлантиду в четырех местах: на Мальте, на Багамах, у побере-жья Кубы и на острове Санторин — это Средиземное море. Метод мне по душе: были выбраны шесть критериев, шесть признаков Атлантиды, которые упомина-ются в текстах Платона. Это «концентри-ческая» конфигурация главного острова, цитадели искомого государства, три вида камней (белый, черный и красный), из которых строили в Атлантиде, следы поклонения быку, «доплатоновая» эпоха возникновения и следы катастрофы, по-глотившей Атлантиду.

Больше всех совпадений найдено у Мальты и у Санторина. Я думаю, Куба и Багамские острова были выбраны для экзотики — шансов у них не было из-начально, обязательно потом объясню, почему. Так вот, больше всего совпадений у Санторина — там только не подтвер-дилась эпоха (оказалось, что остаткам островной цивилизации намного меньше двенадцати тысяч лет) и концентриче-ская планировка (ну это вообще редкость, наверное, только Москва смогла повто-рить три кольца Атлантиды). На втором месте Мальта. Там три совпадения (крас-ных камней нет, эпоха не та, и почему-то не засчитали как раз канавы, похожие именно на ирригационные, концентриче-ские обводные каналы). Авторы фильма делают мужественные заключения, что Атлантиду им найти не удалось. И тут, казалось бы, провал.

Но внезапным светом в конце туннеля, спасительной соломинкой стал фильм «Дискавери» — «Атлантида камен-ного века». В нем подробно и качественно рассказана история Доггерленда —

суши, которая ушла под воды Северного моря. Казалось бы, что общего с искомой Атлантидой, кроме использования ее в нарицательном смысле? Во-первых, по оставшимся уликам, остаткам жизнедея-тельности человека того доисторического периода реконструирована жизнь своео-бразной береговой цивилизации. Я вы-хватил из документального кинопове-ствования важную деталь: береговая ци-вилизация не воевала с морской стихией и не бежала от нее — она приспосаблива-лась. Не боролась, потому что бесполезно, адаптировалась, потому что жизнь у моря гарантировала сытое существование. Однообразное, но стабильное. Это решаю-щий фактор. Достаток продовольствия делает возможным разделение труда, что катализирует развитие береговой общины. В сжатые сроки формируется эта береговая цивилизация. Она готова к любым природным катаклизмам — она может отступить на материк или преодо-леть водное пространство на лодках. Заплыть береговые могли очень далеко. И еще одна штука: Доггерленд ушел под воду где-то пятнадцать-тринадцать тысяч лет назад. Значит, именно когда Атланти-ду накрыло волной, на Земле происходи-ли серьезные геодезические изменения, в результате которых уровень мирового океана поднимался. Это факт научный, подтвержденный реальным Доггерлен-дом.

Странным образом существование Атлантиды стало возможным.

Другую, уже в чистом виде атлантидную версию я почерпнул из вполне безумной книжки «Эдгар Кейси об Атлантиде». Кейси — знаменитый американский ясновидящий первой половины двадцатого века. Он «читал» прошлые жизни людей и полагал, что каждый человек на Земле по меньшей мере пятнадцать раз перевоплощался в атланта и… не важно. Главное — в пре-дисловии: очень аккуратная теория, по которой Атлантида несколько сотен тысяч лет назад была материком, соеди-нявщим Африку и Америку (Северную или Южную, неважно). Материк исчезал постепенно. И последним ушел под воду

...В современных жанрах эта прекрасная страна все время какой-то им-перией зла получается...

east

new

s


как раз остров Посейдоний, цитадель Атлантиды — это где медные и золотые стены и три кольца каналов. Главное в этой гипотезе — объяснение родства цивилизаций Африки, Южной Европы и американских континентов. Конеч-но, Тур Хейердал доказал, что древние цивилизации могли мигрировать и через Атлантический океан — но по суше оно как-то надежнее.

ГУГЛ ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙНу вот, уже можно подводить итоги. Ду-маю, дело было так. Атлантида существо-вала, но ее не было.

Существовал континент с разви-той береговой цивилизацией, в меру про-грессивной, чтобы развивать морепла-вание, сельское хозяйство, охоту; в меру агрессивной, чтобы воевать за новые территории, которые компенсировали бы потери от наступления океана. Если отталкиваться от доказанной модели Доггерленда (с учетом того, что дело про-исходит в южных, более плодородных и тучных широтах), цивилизация разви-валась очень быстро — и так же активно мигрировала в разных направлениях. Не исключено, что достижения этой циви-

лизации переняли и древние египтяне, и шумеры, и эллины в конце концов. Не исключено. А еще точнее, происходило взаимное обогащение и атланты просто принимали в этом обмене посильное участие.

Не было Атлантиды, которую опи-сал Платон. С десятью близнецами, золо-тыми стенами и миллионным войском.

Теперь самый главный ответ — где? Безусловно, это Атлантический оке-ан. Район Канарских островов, Мальты, Мадейры. Именно это видимые остатки материка, который был когда-то Атланти-дой. Точнее, материка, который Платон назвал Атлантидой. Как ни смешно, актуальные сообщения о том, что авиаци-онный инженер Берни Бэмфорд с по-мощью Google Ocean разглядел участок океанского дна со странными линиями, похожими на планировку античного города, похожи на правду. И хотя Google открестился от Атлантиды, назвав по-лоски дефектами и оптическим обманом, есть ощущение, что часть «дефектов» все-таки реальна. И если Платонова Атлан-тида и существовала, то она должна быть только там, за Геркулесовыми столпами, за Гибралтаром, в Атлантическом океане. Это географическое название — един-ственное, что у нас есть, и оно не может быть интерпретировано никак иначе. Поэтому не Каспийское или Черное море, не Антрактида и не Санторин.

Иначе говоря, с географической точки зрения Атлантида была, но она не была похожа на государство, описанное Платоном. Платон воспользовался пре-данием о катаклизме, поглотившем часть суши, чтобы создать назидательную, пропагандистскую историю: кто с ме-чом к нам пойдет, того покарают боги. Я думаю, так дело было. Да и финальная схватка Лары Крофт с коварной Иатлой происходит на острове в Атлантике.

Ничего-ничего, мы еще застанем гугловский стрит-вью по затопленному городу естественной регулярной плани-ровки, а не мифической кольцевой.

Мы еще увидим результат конца света и с удовольствие вспомним свое будущее.

...Атлантида существо-вала, но ее не было. Существовал конти-нент с развитой берего-вой цивилизацией, в меру прогрессивной, чтобы развивать мореплава-ние, сельское хозяйство, охоту...

east

new

s

Диктант. Беглое дело. В тему номера. Дневник наблюдений Кошмарв Далласе. Игорь Каменской про адское путешествие в Диснейленд. Урок

поэзии. Поэт Орлов в угаре винномпланирует побег к пингвинам. Сочинение. Кормление

тайских сомиков. Рассказ Дмитрия Глуховского.


В своем вступлении к главной теме номера Игорь Мартынов на живых примерах выясняет, почему именно побег и бегство

столь популярны у нас как особый вид деятельности.

Какие стадии бегства мы уже миновали, где в итоге оказались, а главное — надо ли продолжать

в том же духе.

текст: игорь мартынов


…Вот к чему изначально влекло, в чем недюжин-

ный навык и опыт: открыть кингстоны, с улыбкой на губе. Пустить под откос паровоз, рвануть за нейтральную полосу. Одним словом — бежать сломя голову, бессмысленно и беспощадно, чтоб за спиною падали горящие мосты, дымились рубиконы, рыдали бывшие. Что сказал человечеству простой смоленский парень? Он сказал: «Поехали!» — остальное без вы-ражения, слабенько, шепотом. Даже та же водка, не в обиду Менделееву, — здесь вид эскапизма, скорость на месте, внутреннее сгорание.

Или безмерность ее территории, или неумолимость ее объятий — страна сама подбивала сорвать резьбу, слинять из цугцванга. Затем-то был и занавес желез-ный: чтоб ограничить поголовье рвущихся на выход.

И мы замысливали, еще со школь-ных парт: через Старбеево, полчаса до Ш-2, сунуть погранцу фальшивый паспорт канадского какого-то Лефлера — прорвать-ся на волю.

А если не выйдет бежать небом — можно тормознуть «Стрелу», лучше «Крас-ную»… махнув машинисту дулом старбе-евского пугача, скомандовать: «Норд-Вест!» Взрезать стрелку и дать шунта — покуда жоксы не ослабли!

А не сладится по рельсам — есть и другой исход, зря, что ли, испуская дух и хоронясь вдоль рукопашного русла, про-рыли узники совдепа водную артерию, ка-нал? Головою с моста в экспортную баржу, в гальку, в алмазы, пепел! И плыть на юга, а дальше — как Олег Саханевич: в 70-х он прыгнул с круизного теплохода «Россия» в Черное море и на надувном матрасике догреб до Турции. Или вот еще другой герой, Слава Курилов: тот скакнул в оке-ан с лайнера «Советский Союз» и неделю сквозь шторм плыл до Филиппин.

В общем, у нас все виды транспорта были к услугам беглеца!

Но пали занавесы, раскрылись границы — все, кто хотел, получили грин-карты, carte de sejour, ILR, пополнив ряды таксистов, полотеров, гейш. Самые удачливые продавали заводных зайцев на

площади Сан-Марко: зайцы, устрашающе сверкая красными глазами, кидались под ноги туристам, наводя ужас, сея панику, под мстительный хохот своих продавцов.

Скоро выяснилось: за кордоном не очень-то ждали, жить там не на что, да и не за чем. Пошел процесс обратный: бывшие беглецы потянулись на Родину. Побег географический выпал из тренда, возникла новая идея: выпасть из време-ни. Надтреснутым голосом народ завыл «Поручика Голицына», сидя на чемоданах, ожидая какую-нибудь «карету мне, карету» в 1913-й, в Россию, которую мы потеряли, туда, где упоительные вечера, бонтон, вальдшнепы, устрицы го-гу и сплошной монплезир. Однако потомкам батраков и пролетариев 1913-й готовил совсем иную встречу: потирая руки, смачивая розги для безжалостной порки в хлеву, меж свиньями.

Поучителен случай, произошед-ший с историком N. Неистово, с обильным придыханием, искал он по миру белогвар-дейцев, дабы увековечить, обелить. И вот, где-то под Сантьяго, обнаружил более чем столетнего слащевца. Договорились об аудиенции: гладко выбрит, благолепен, истов, отправляется историк на судьбонос-ную (для себя) встречу.

«Здравствуйте, Ваше благородие!» — взволнованно подал голос гость из РФ, входя в апартаменты. И распались пред ним портьеры, и навстречу довольно-таки бодро для столетнего шагнул слащевец — не только в форме, но и при наградах бое-вых. Молча навел он казачью трехлинейку Мосина на историка и пальнул тому прямо в сердце. «Еще одним краснопузым мень-ше!» — хохоча, пресек слащевец попытку братания, захлопнув обратный ход.

История не приютила нас, как и гео-графия. Отдельные радикалы по инерции еще пустились во внутренние бега, меняя сознание, — кто через ноздрю, кто внутри-венно. Но этот путь и ломок, и недолог.

И проступила очевидность: некуда бежать. Жить придется здесь и теперь, да и пора бы уже. Пока мы устремлялись вдаль, пока мотались и запропадали — дома накопились дела.

Не отвертишься. east

new

s


Ничего в Пуэрто-Рико нам не было нужно, кроме как сесть на прямой самолет, летящий в Лос-Анджелес, ибо детям была обещана радость посещения Диснейленда.

вита

буй

вид


Глава компании «Ренессанс Капитал» Игорь Каменской

делится с читателями историей, которая до сих пор жжет сердце

не только ему, но и другим ее участникам — владелице

системы фитнес-клубов Ольге Слуцкер и ресторатору

Аркадию Новикову. Так подробно, с такими деталями

о таких адских мучениях могут вспоминать только очень

мужественные люди.

текст: игорь каменской


Каждый раз, когда я говорю, что не

люблю Америку, меня удивленно спра-шивают, почему. И я уже много лет ищу короткий и емкий ответ на этот вопрос. Я сам чувствую, что мои ответы звучат, как правило, неубедительно и моя не-любовь к этой великой стране, наверное, выглядит кокетством.

Я не люблю американский футбол, не потому, что он американский, а просто потому, что ни черта в нем не понимаю. И американские машины не люблю лишь потому, что немецкие лично мне нравят-ся больше.

Но при этом я люблю американ-ское кино и обожаю американскую литературу ХХ века. Я уже не говорю о музыке… Но все мои отдельные сим-патии я никогда не подвергаю ревизии с целью выяснить, чего же больше в моем отношении к этой стране — позитива или негатива. И не потому что лень, про-сто я однажды твердо решил для себя, что Америку я не люблю и ездить туда готов исключительно в силу острой необходи-мости, а никак не для удовольствия. Как бы ни нравились мне Бродвей, Метропо-литан и бег по утрам вокруг Белого дома. Конечно, это решение сформировалось не в один миг, и восстановить в хроноло-гическом порядке историю всех повли-явших на его принятие событий невоз-можно, но одну историю я расскажу. Во-первых, потому что она стала последней каплей, во-вторых, потому что со мной в этой истории плечом к плечу стояли люди, которые любезно разрешили мне упоминать их имена в этом повествова-нии и, надеюсь, будут готовы, если что, подтвердить достоверность изложенных мною событий. Итак…

В течение нескольких прекрасных лет в разное время года мы проводили семейный отдых в одной и той же компа-нии взрослых и детей, куда помимо моей семьи входили семьи Владимира и Ольги Слуцкер, а также Аркадия и Надежды Новиковых. Как правило, к нам присоеди-нялись семьи еще каких-то наших общих друзей, но в той конкретной поездке мы были в усеченном боевом составе.

События, о которых я хочу рас-сказать, начались на паспортном кон-троле в аэропорту Пуэрто-Рико. Ничего в Пуэрто-Рико нам не было нужно, кроме как сесть на прямой самолет, летящий в Лос-Анджелес, ибо детям была обещана радость посещения Диснейленда. И как-то так получилось, что именно через этот славный населенный пункт лежал крат-чайший путь в Лос-Анджелес. Насколько кратчайшим он оказался, я сейчас и со-бираюсь рассказать. Замечу, мы не питали никаких иллюзий и старались, чтобы между прилетом и вылетом было не ме-нее трех часов, так как понимали, что по-сле 11 сентября быстро пройти хоть что-то в американском аэропорту невозможно. Боже, какими мы были наивными…

ПАСПОРТНЫЙ КОНТРОЛЬНа паспортном контроле никогда не-возможно угадать, в каком окошке тебя ждут меньшие испытания. В улыбчивой итальянской девушке может скрываться злобная грымза, которая не успокоится, пока душу из тебя не вынет. А хмурый не-мецкий усач может оказаться совершен-нейшим душкой и шлепнет тебе штамп, не задав ни одного вопроса.

Есть, конечно, Израиль, где тебе изнасилует и мозг, и нервную систему любой, в чьи цепкие руки попадет твой паспорт, а стало быть, и гадать не прихо-дится. Приходится расслабляться и… Ну, вы в курсе.

А в Англии и США есть специ-альный человек, и считается, что его острое зрение и нечеловеческая реакция страшно ускоряют процесс и совершенно необходимы всем этим слепым и тупым придуркам, которые зачем-то приперлись в их благополучную страну. Его задача в том, чтобы раньше вас увидеть, какое окошко освободилось, и, строго глядя на вас, ткнуть пальцем в нужном направле-нии, потому что сами вы, конечно, этого не увидите, а если и увидите, все равно растеряетесь, пойдете куда-нибудь не туда и создадите транспортный коллапс. Короче, нас распределили…

Когда в стране, помешанной на террористической угрозе и транспортной

безопасности, в аэропорту, через который в страну попадают почти все рейсы из Латинской Америки, на паспортном кон-троле не работает ни один (!) сканер, это же так естественно, согласитесь. Вот они и не работали. Поэтому первые полчаса, из трех имевшихся у нас часов, ушли на увлекательнейший по своей зрелищ-ности процесс. Вы когда-нибудь видели, как 140-килограммовая афро-американо-пуэрториканская женщина указатель-ным пальцем, размером с два моих больших, пытается выдавить на клавиа-туре своего компьютера Kamenskoy Igor Alexandrovich? Вы очень много потеряли. Это страшно успокаивает. Хотя, возмож-но, это ловушка, специально расставлен-ная для того, чтобы усыпить вашу бди-тельность. И первым в эту ловушку попал Аркадий. Убаюканный этим величествен-ным по своей размеренной медлитель-ности зрелищем, он расслабился и, когда его неожиданно спросили в лоб, сколько наличных он ввозит в страну, он дал честный ответ. Это была первая ошибка. Не то чтобы я призывал кого-либо врать американским пограничным органам, просто надо не стесняться использовать их слабые стороны, коими я считаю не-ярко выраженную способность к устному счету и крайне слаборазвитую способ-ность к логическому мышлению. Иными словами, если вас летит четверо, пусть даже двое из которых дети, смело делите имеющуюся у вас денежную сумму на четверых и называете при допро-се именно эту цифру. Она не пробудит в проверяющем никаких рефлексов, и даже если впоследствии ему удается связать воедино информацию о том, что у четырех человек с собой сумма, равная тому, что назвал каждый, умноженная на четыре, то это его уже не испугает. А вот в обратную сторону это не работает. Поэтому отчаянные попытки Аркадия тыкать пальцем в членов своей семьи и убеждать полтора центнера воплощен-ной подозрительности названную им сумму разделить на четыре, к успеху не привели. Напротив, они привели к нажа-тию какой- то невидимой кнопки, после чего на сцене возник хищно улыбающий-


ся человек, который вступил с Аркадием в диалог таким вкрадчивым голосом, что стало ясно — беды не миновать…..

Тем временем я благополучно дотерпел свое и, получив обратно свой паспорт, жену, сына и няню, впал в то состоянии эйфории, которое обычно на-ступает у человека, который только что избежал какой-то опасности и к которому вместе с облегчением пришло чувство неуязвимости и великодушия.

И вот на волне этих внезапно нахлынувших ощущений я окликнул Аркадия: «Ну что там у вас?» — и пре-жде чем он успел мне что-то ответить, в разговор вступил свежеприбывший незнакомец. Лицо его светилось таким восторгом, столько сладостного пред-вкушения было в его вопросе: «Are you travelling together?», что мы с Аркадием как-то сразу со всей очевидностью поня-ли: что-то будет, переглянулись, обречен-но выдохнули: «Yes..» — и последствия не замедлили наступить…

ОБЕЗЬЯННИКИменно так у нас в стране принято имено-вать места, по своему функциональному назначению соответствующие тому, куда нас всех поместили. Кто не в курсе — это тесное помещение с неработающими кондиционерами и неудобными стульями, где дожидаются своей участи лица, вы-зывающие подозрение у людей, смыслом жизни которых является набить в такое помещение побольше народу. Во всех странах, городах и аэропортах мира таких всегда в избытке, а стало быть, и обе-зьянники никогда и нигде не пустуют. Не пустовал и наш. Чтобы сократить количе-ство кислорода на каждого подозреваемого и вообще создать условия, располагающие к откровенному разговору, нас запихнули туда в полном составе, с женами, детьми и нянями.

За стеклом обезьянника шли люди и драгоценное время, которого до нашего вылета оставалось все меньше. Прошла мимо нас и Ольга Слуцкер, которая сумела не вызвать никаких подозрений и благо-получно проследовала на досмотр багажа. А мы все сидели. Не зная, как может быть

истолковано местными властями наше общение между собой, мы угрюмо молча-ли и ждали развития событий.

Не стану преувеличивать тяготы нашего пребывания в этом коллекто-ре, но согласитесь, когда ты с билетом первого класса в кармане, с уже порядком уставшими от раннего подъема и долгой дороги детьми сидишь в тесном и душ-ном помещении, не понимая, почему, в ожидании неизвестно чего — приятно-го мало. Так прошло еще сорок минут из трех имевшихся у нас часов. Наконец нас вызвали….

ДОПРОСЭта глава могла бы быть самой корот-кой в этом повествовании, потому что мне задали всего три вопроса. Прежде чем вступить со мной в диалог, офицер пограничной службы долго и молча, по

всем правилам допроса, разглядывал мой паспорт, торжественно и вдумчиво изучая каждую страницу. Особенно на-долго он завис над страницей, где стояла моя предыдущая американская виза, вместе со штампами прилетов и вылетов тех аэропортов, в которые я прилетал и улетал в прошлые разы. Он изучал их минут пять, не меньше, после чего задал мне первый вопрос, которым сразу проде-монстрировал, что они там у себя в погра-ничной службе проницательны настоль-ко, что юлить и изворачиваться с ними нет никакого смысла. Продолжая держать мой паспорт открытым на странице, всеми своими штампами разоблачавшей историю моих предыдущих взаимоотно-шений с Америкой, он спросил:

— Вы бывали ранее в Америке?Этой фразой он почти полностью

реабилитировал в моих глазах сатирика Задорнова с его набившими оскомину историями про тупых американцев. Я секунду внимательно смотрел на него, убеждаясь, что он не шутит, прикинул мысленно, на сколько часов удлинит мое пребывание в Пуэрто-Рико любой из рвавшихся на язык остроумных ответов, и кротко ответил: «Да!»

Уверен, что его следующий вопрос уже никого не удивит:

— Где и когда вы прежде бывали в Америке?

Вне всякого сомнения, единствен-ным человеком в мире, который мог бы с идеальной точностью ответить на этот вопрос, был он сам. Он явно проверял либо свое зрение, либо мою память. Па-мять меня не подвела, и он, как мне пока-залось, сразу очень расстроился. Видимо, правильным ответом я нарушил какой-то блестящий план, призванный меня разо-блачить, и он явно не знал, что делать дальше. Он отложил мой паспорт и при-нялся изучать паспорта жены и сына. Клянусь, я был уверен, что следующим вопросом будет вопрос, есть ли у меня жена и сын, но он каким-то невероятным интеллектуальным усилием проскочил этот этап и спросил лишь: «Как долго вы планируете находиться в Америке?» Я сказал: «Три дня» — и мне немедленно

варвара а

ляй-а

катьева

...Обезьянники никогда и нигде не пустуют. Не пустовал и наш. Нас запихнули туда в пол-ном составе, с женами, детьми и нянями ...


были возвращены паспорта, члены семьи и безусловная вера в могущество и вели-чие этой страны. Не знаю, в силу каких подозрений нас продержали в обезьянни-ке, но если этот мощный ум сумел тремя вопросами эти подозрения развеять — эта страна непобедима. На волне таких восхищенных чувств мы устремились на следующий аттракцион.

ДОСМОТР БАГАЖАПонимая, что время, отведенное нашей тургруппе на пересадку, неумолимо тает, мы неслись на досмотр с такой скоростью, что даже не успели спросить у Аркадия, о чем спрашивали его эти проницательные люди. Видимо, чисто интуитивно мы понимали, что времени на общение у нас будет предостаточно. В зале выдачи багажа нас уже ждали. На длиннющей металлической стойке были торжественным рядком выставлены наши чемоданы, а над ними с лицами, полными волнительного предвкушения, возвышались сотрудники таможенной службы. Очевидно, именно с таким ли-цом склоняется увлеченный патологоана-том над очередным трупом, да и Евгений Базаров наверняка именно с этим вы-ражением на лице подходил к очередной пойманной им лягушке.

Нас выстроили напротив наших чемоданов и, ткнув пальцем в один из них, спросили, чей он. Выбор пал на гражданку Австралии по имени Белинда, которая приходилась нашей семье няней старшего сына. Ее подозвали к ее чемода-ну и в ее присутствии начали детальный и обстоятельный осмотр каждой нахо-дившейся в нем вещи.

А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ…А тем временем Ольга Слуцкер, безболез-ненно проскочившая и эту процедуру, оказалась первой из нашей команды, которой сотрудники компании «Аме-рикан Эйрлайнз» радостно сообщили, что рейс Пуэрто-Рико — Лос-Анджелес точно полетит без нас. При любых иных обстоятельствах это известие повергло бы нас в шок, так как в Лос-Анджелесе уже были планы, встречи, да и детей ста-

новилось все жальче и жальче, но, надо отдать должное местным аэропортовым службам, к этому моменту они закошма-рили нас настолько, что нам уже было почти все равно, куда и как лететь, лишь бы побыстрее закончились эти проверки, досмотры и допросы.

И пока таможенники препариро-вали нянькин чемодан, Оля мужественно приняла на себя все муки пересаживания нас на другой рейс, информируя нас по телефону обо всех перипетиях переговор-ного процесса. Довольно быстро выясни-

лось, что прямых рейсов в Лос-Анджелес в этот день больше нет, и нам было предложено лететь через Чикаго. Через Чикаго, так через Чикаго, подумали мы и отдали Оле все необходимые полномо-чия. Следующий Олин звонок раздался через десять минут. Я не знаю, о чем они там так долго говорили, но, когда у меня опять зазвонил телефон, по первым же Олиным словам я понял, что американ-ская логистическая машина за эти десять минут переехала ее всей своей тяжестью взад-вперед несколько раз.

— Эти идиоты , — сообщила Оля, — отказываются регистрировать вас на рейс без паспортов.

— Так мы же все есть у них в ком-пьютере, — рефлекторно среагировал я, не подумав, что Оля все десять минут пыталась им это объяснить.

— Все эти десять минут я безу-спешно пыталась им это объяснить, — сказала Оля. — Короче, давайте быстрее, а то я здесь одна с ними не справляюсь.

А вот как раз быстрее-то у нас и не получалось, и никакой возможности лишить местных таможенников радости вдумчиво прощупать каждую Белиндину вещь у нас не было. Замечу мимоходом, что остальные наши чемоданы у них почему-то подозрения не вызвали, что сэкономило нам примерно часов пятнад-цать, ибо, если только нянькин чемодан занял пытливый ум этих людей мини-мум на полчаса, тот сколько занял бы осмотр всего нашего багажа, я просто боюсь себе представить. Но все когда-нибудь заканчивается, закончился и этот этап нашего путешествия. Белинде вер-нули ее нижнее белье, мы согнали детей с тележек, на которых они самозабвенно рубились в PSP, погрузили наши пожит-ки и устремились к стойке регистрации «Американ Эйрлайнз».

CHECK INОщипанные, но непобежденные, мы примчались к стойке в момент, когда силы Ольги Сергеевны, фактически руками удерживающей за хвост готовый вылететь без нас в Чикаго авиалайнер, были уже на исходе. Это немного ском-

...В зале выдачи бага-жа нас уже ждали. На длиннющей металличе-ской стойке были тор-жественным рядком выставлены наши че-моданы, а над ними воз-вышались сотрудники таможенной службы...

варвара а

ляй-а

катьева


кало радость нашего воссоединения после трехчасовых мытарств. Надо отдать должное, она каким-то одной ей известным образом настолько мобили-зовала сотрудников авиакомпании, что к моменту нашего прибытия они были готовы на все, лишь бы мы поскорее куда-нибудь улетели. К слову сказать, это были первые встреченные нами граждане этой страны, которые не хотели, чтобы мы по-лучше изучили достопримечательности этого аэропорта, а, казалось, искренне хотели помочь нам наконец из него вы-браться. Это было настолько неожиданно, что мы, вдохновленные их энергичным задором, безропотно сдали им свой багаж, и буквально в считанные минуты по ленте транспортера он уплыл от нас в недра готового уже взлететь в Чикаго самолета. И, конечно же, именно в этот момент (когда же еще?) выяснилось, что с нами-то, в отличие от багажа, все будет совсем не так просто. А точнее, все было очень даже сложно, ибо мы все являлись счастливыми обладателями билетов первого класса до Лос-Анджелеса. И, если до Чикаго места первого класса на

самолете были, то от Чикаго до Лос-Анджелеса мест первого класса было два, и мы на них явно не умещались. Если вы думаете, что мы так сроднились с аэро-портом Пуэрто-Рико, что не готовы были помучиться несколько часов в экономе, то вы ошибаетесь. Мы — были. А компа-ния «Американ Эйрлайнз» — нет. Почему, спросите вы? Отвечаю: в инструкциях, по которым живут и думают все амери-канские граждане, было сказано: при понижении класса перелета компания должна вернуть пассажирам разницу в стоимости билета.

Единственное, чего нет в инструк-циях, в которых предусмотрено, казалось бы, все, с чем может столкнуться амери-канский служащий в ходе выполнения своих обязанностей, это инструкции, как сделать это настолько быстро, чтобы на самолет до Чикаго успел попасть не только багаж, но и его владельцы. Короче, к моменту, когда все формальности были наконец как-то улажены, до вылета оста-валось минут пятнадцать. За эти пятнад-цать минут нам предстояло не только домчаться до гейта, но и пройти…

ЛИЧНЫЙ ДОСМОТРКто подзабыл, личный досмотр — это процедура просвечивания вашего организма и ручной клади в рамках металлоискателя и специальном сканере, призванном выявить в дамской сумоч-ке вашей жены огнестрельное оружие, колюще-режущие предметы, нарко-тические и, если повезет, взрывчатые вещества. И теперь, когда вы вспомнили, я наверняка не удивлю вас, сообщив, что на эту процедуру стояла длиннющая оче-редь. И, едва оценив ее длину и скорость продвижения, мы молча развернулись и помчались обратно к стойке, надеясь, что нас там еще помнят и по-прежнему хотят, чтобы мы все-таки улетели. Нас там действительно помнили, судя по ужасу, отразившемуся на их лицах при нашем появлении.

— Неlp! — взывали мы. — Самолет через десять минут улетает, а там очередь на досмотр на полчаса минимум.

— Don’t worry! — даже не загляды-вая в инструкцию, привычно отвечали нам. Дескать, ваш багаж уже на борту, без вас он не улетит, вы все успеете, идите об-

gett

y im

ages/fo

tobank


ратно, становитесь в очередь, и все будет o’key!

И мы, дураки, поверили. Хотя что нам оставалось делать? Мы вернулись в очередь. Сообщение информатора, по громкой связи оповестившего, что господ (далее шло корявое, но вполне понятное перечисление наших фами-лий) просят срочно проследовать к гей-ту, мы встретили примерно в середине очереди.

«Что-то давно я не посещал стойку регистрации «Американ Эйрлайнз», — подумал я и рванул туда в третий раз. «Ну я вам сейчас…» — думал я на бегу, создавая себе единственно правильное для такого диалога состояние. Но диалога не состоялось. За стойкой стояли совер-шенно новые, психологически устойчи-вые сотрудники, а к стойке уже стояла очередь.

— Excuse me, — попытался я об-ратить на себя внимание.

— To the line, please! — вежливо,

но жестко и наверняка в полном соответ-ствии с инструкцией ответили мне.

— Но я… Но мы… Но у нас… Бесполезно! Если у американского

служащего есть гарантированное ему инструкциями право положить на вас с прибором, он это сделает обязательно! И улыбнется он при этом не потому, что, как принято считать, американцы всегда улыбаются. А потому, что где-то под сто-лом он ставит очередную галочку в графе учета количества таких же, как вы, веж-ливо посланных им несчастных и расте-рянных людей и страшно этому радуется. В эту улыбку так хочется внести раз-нообразие ударом ноги, что, как только я регистрирую в себе подобные позывы, я стараюсь, от греха подальше, развер-нуться и отвалить. Что я и сделал…

Самое отвратительное, что у них все устроено таким образом, что когда в результате их четких и слаженных действий вы остаетесь без билета или без багажа, или уезжаете не по той дороге,

или вас не селят в гостиницу, или еще что угодно в этом роде, то практически невозможно потом предъявить кому-то претензии. А иногда этого ну очень хочется. Поэтому, когда, пройдя наконец личный досмотр и добравшись до своего гейта, мы узнали, что нас, конечно же, обманули и самолет вместе с нашим ба-гажом благополучно улетел в Чикаго, мы немедленно захотели найти того челове-ка, который заверял нас в обратном. Но, конечно же, не нашли…

Шел пятый час нашего пребыва-ния в Пуэрто-Рико…

И ВНОВЬ CHECK INКак вы догадываетесь, мы довольно бы-стро убедились, что в этой стране искать ответственных за происходящее совер-шенно бессмысленно. Тем более что нам паче прежнего хотелось отсюда улететь и, как сказал Аркадий, мы остро нужда-лись в союзниках. Поэтому мы решили не скандалить (да и сил на это уже не было), а вверить себя в очередной раз в руки очередной пары улыбчивых людей за оче-редной стойкой «АмЭйр». И уже довольно скоро все стало ясно.

Открывшаяся перед нами палитра возможностей была примерно следую-щей. Двое из нас имели ни с чем не срав-нимую возможность улететь через два часа через Майами, а остальным предла-галось совершить увлекательную поездку по местам печальной славы президента Кеннеди. Причем с ночевкой. Так как самолет из Далласа в Лос-Анджелес летел только утром, да и вылетал он в Даллас только через четыре часа…

Однако по порядку. В Майами, есте-ственно, было решено отправить Олю, так как количество мест на майамском рейсе точно соответствовало ее потребностям, а нам предстояло как-то провести четыре часа в ожидании следующего вылета, и мы, по привычке пытаясь видеть друзей в оформлявших нас людях, поинтере-совались, а есть ли в этом уже ставшем нам родным аэропорту какой-нибудь лаунж для пассажиров первого класса, так как дети, находившиеся на ногах без сна и еды около двенадцати часов в этом g

ett

y im

ages/fo

tobank


дурдоме, остро нуждались в прохладном и уютном помещении, где их можно было бы хоть немного реанимировать.

Дальше события развивались по классической во взаимоотношениях с американскими служащими схеме, которую я привожу в предлагаемом ниже графике.

Констатация проблемы–поиск решения–проблеск надежды–новые трудности–новая надежда–очередная тупость–окончательный тупик.

Иными словами, салона первого класса в этом аэропорту не было, но….

Внезапное озарение, посетившее одного из сотрудников, пролило свет на существование зала «Американ Эйр-лайнз». Естественно тут же выяснилось, что нам туда нельзя, потому что туда пускают только по золотым членским картам авиакомпании, а у нас, разуме-ется, не было никаких. Надежды снова таяли.

— А сколько стоит членство? — спросил Аркадий

— 500 долларов.— Оформляйте! — хором сказали

мы, и почти угасшая надежда хоть не-много набраться сил перед очередными испытаниями вспыхнула с новой силой. И нас начали оформлять…

В течение получаса в строгом со-ответствии с инструкцией, в компьютер вбивались паспортные данные каждого из нас, мы покорно ответили на десяток принципиальных для получения член-ства вопросов, типа: «Как часто вы летаете нашей авиакомпанией?», «Являетесь ли вы кардхолдерами других авиакомпа-ний?», «Заказываете ли вы вегетариан-ское, или кошерное меню?»

И вот, когда казалось, что момент обретения долгожданного членства уже близок, прозвучал вопрос, немедленно вогнавший нас в состояние глубочайшего ступора:

— Номера ваших карточек соци-ального страхования, пожалуйста.

Из последних сил пытаясь верить в то, что это либо шутка, либо вопрос, от-вет на который необязателен, мы поначалу робко попытались обратить внимание

этого господина на то, что он собствен-норучно только что вбивал в компьютер наши паспортные данные и что ему долж-но было быть очевидно, что ни у кого из семи граждан России и одной гражданки Австралии никак не может быть американ-ской карточки социального страхования. И (тут нас уже понесло) если он, чтоб он был здоров, с самого начала знал, что без этого номера нам ничего не светит, то какого хрена он полчаса заставлял нас от-вечать на все эти идиотские вопросы?!

— Я выполняю свои инструк-ции, — не переставая улыбаться, сообщил нам этот приятный человек, с чувством выполненного долга нажал на кнопку «delete» и потерял к нам всякий интерес.

Не стану долго описывать, как именно мы провели оставшееся до выле-та время. Скажу лишь, что снятие с детей ограничения на компьютерные игры и вынужденная необходимость кормить их хот-догами, биг-маками и прочими начос и бурритос превратила их пребыва-ние в аэропорту в настоящий праздник. Мой сын Артем, когда я ему сообщил, что буду описывать эти наши приключения, сразу же вспомнил, что это был тот счаст-ливый день, когда они с Никитой Новико-вым сидели на багажных тележках и до одури резались в Play Station…

Как-то пролетели и эти несколь-ко часов, как-то пролетели и несколько часов в самолете, и уже глубоким вечером мы прибыли в Даллас

ДАЛЛАСВсю дорогу до Далласа мы, естественно, проспали. Попытки рассказать детям про то, как в городе, в который нас забросила судьба, убили американского президен-та, наткнулись на их совершенно невме-няемое состояние, быстро перешедшее в глубокий сон.

Тем временем в другом самолете той же авиакомпании, который нес на своих крыльях в Майами Олю Слуцкер с сыном и няней, события развивались бурно. Не успела Ольга с сыном располо-житься в салоне первого класса, как к ней подошли представители экипажа и с оча-ровательной улыбкой (а как же иначе) со-

...К нам подскочил юр-кий официант с под-носом, заставленным запотевшими от неимо-верного количества льда бокалами, лихо выгру-зил их перед нами на стол и задал невинный, казалось, вопрос:— What do you want to drink, guys?..

варвара а

ляй-а

катьева


общили, что unfortunately они вынуждены попросить их пересесть в салон эконом-класса.

И пока Оля глубокими глотками пополняла запас кислорода в организме, пытаясь осознать, что, собственно, про-исходит, ей радостно сообщили, что они сидят у аварийного выхода, а по инструк-ции детям до скольких-то там лет сидеть у него нельзя.

Не будь у всех нас уже вырабо-танного за несколько часов пребывания в Америке эмоционального иммунитета к такого рода ситуациям, любой бы на Олином месте немедленно учинил бы скандал и, скорее всего, был бы ссажен с рейса и помещен в обезьянник. Тем более что Оля единственная из нашего коллектива, там еще не побывала. Но Оля, отдышавшись, подавила в себе все естественные реакции и только спроси-ла у них, а все ли в их компании знают инструкции их компании.

— Конечно, мэм! — снисходитель-но улыбнулись ей в ответ.

— Тогда, — торжественно заявила Оля, — пусть за это несет ответственность тот ваш сотрудник, который, зная эти ин-струкции и держа в руках паспорт моего сына, выписал ему билет на это место.

Оля, как многие знают, опытная фехтовальщица, и это было безусловное туше.

Но до победы было еще далеко, так как тут же, после коротких консультаций с командиром экипажа, выяснилось, что в этой удивительной стране нарушение одними сотрудниками инструкций не умаляет желание других сотрудников любой ценой (а это, как правило, ваши нервы, время и удобство) эти инструкции все-таки выполнить.

Непонятно, чем бы все это закон-чилось, если бы Оля не предложила им, раз уж они сами накосячили, найти здесь же, в салоне первого класса, кого-то, кто согласился бы поменяться с ней места-ми и тем самым исчерпать проблему. И, о чудо, такие моментально нашлись. Со-вершенно убежден, что этот случай про-извел настоящую революцию в сознании членов экипажа. Кто знает, возможно, вся g

ett

y im

ages/fo

tobank


их жизнь после этого прозрения пошла по-другому… Боюсь, мы этого уже не узнаем. Как бы то ни было, Олю до Майа-ми оставили в покое.

...Нас же принял в свои объятия со-вершенно пустой и полутемный аэропорт города Даллас. Путь наш лежал прями-ком к очередной стойке нашей любимой авиакомпании, так как за багажом нам идти было не нужно. Багаж наш, как вы помните, путешествовал по Америке отдельно от нас. К стойке мы шли не просто так, а с миссией. Нам нужно было вручить кому-нибудь выданные в Пуэрто-Рико ваучеры на проживание в отеле Ramada Inn. Dallas Airport и узнать, как туда попасть. Девушка за стойкой мирно дремала и явно нас не ждала. Это вызвало у нас еще несколько вопросов к качеству инструкций в «АмЭйр». Мы вправе были ожидать, что в ХХI веке в такой компьюте-ризованной стране, как Америка, за семь с лишним часов можно было проинфор-мировать Даллас о нашем прибытии и заодно сообщить наши пресловутые паспортные данные, чтобы нам не ждать очередные полчаса, пока их в очеред-ной раз введут в очередной компьютер. Этого не случилось. Мы опять ждали… Все игрушки наших детей разрядились, зарядки были в багаже, и эти милые крошки, не зная, чем еще себя занять, мирно сидели и читали книжки. Поверь-те, только ради этого зрелища стоило прилететь в Даллас…

Наконец нас оформили и со-общили, что хоть гостиница «Рамада» и считается аэропортовой, находится она в двадцати минутах езды от аэропорта, но шаттл за нами уже выехал. Не поду-майте, ради бога, что мы хотели сэконо-мить на такси, просто на стоянке не было ни одной машины (аэропорт-то уже почти опустел), а вызывать такси мы не стали, так как были уверены, что шатал по-любому приедет быстрее. А зря…

Хотите верьте, хотите нет — сорок минут, если не больше, простояли мы с Аркадием на улице в ожидании минивэ-на с надписью «Рамада» на борту. Мини-мум пять раз девушка за стойкой, улыба-ясь, просила нас не нервничать и заверя-

ла, что шаттл уже on his way и что через five minutes он будет на месте. Сколько так могло бы еще продолжаться, неизвест-но, потому что мы не выдержали и, когда на дороге появились огни фар какого-то минивэна, перекрыли ему дорогу и взмо-лились за любые деньги отвезти нас в «Ра-маду». Это был едва ли не единственный светлый момент в нашем путешествии, потому что, забегая вперед, скажу, что парень нас таки довез и денег с нас не взял. Спасибо тебе, неизвестный парень из Далласа. Память о твоем поступке до сих пор живет в наших сердцах…

Прибыв в отель (именно так сеть Ramada Inn. гордо именует свои ноч-лежные дома), мы получили ключи от наших, прости господи, апартаментов 3х4 метра и отправились искать еду. Ни о каком ресторане в «Рамаде» мечтать не приходилось, и мы устремились в мер-цающую неоновыми огнями закусочную Jimmy’s. Расположившись за столиком, мы углубились в изучение меню, всеми своими бургерами и чипсами обещавшее очередной праздник нашим детям.

Через какое-то время к нам под-скочил юркий официант с подносом, заставленным запотевшими от неимо-верного количества льда бокалами, лихо выгрузил их перед нами на стол и задал невинный, казалось, вопрос:

— What do you want to drink, guys?— Fresh orange juice, please, — веж-

ливо попросила Наденька Новикова.

Не будем забывать, она все-таки была женой крупнейшего в России ресто-ратора и наверняка, как и все мы, остро нуждалась в витамине С. Реакция офици-анта была незабываемой. С благоговей-ным восторгом посмотрел он на Наденьку, задумчиво слил с подноса нам под ноги напотевшую со стаканов влагу и спросил:

— Fresh orange… what?!И вот тут нас прорвало. Весь бес-

предельный абсурд происходившего с нами за этот день вылился в истериче-ский хохот. Давясь от смеха, заказывали мы еду и напитки, потом давились этой едой, не переставая выдавливать из себя вместе со смехом все, что пережили за эти сутки, и окружавшие нас американ-цы смотрели на нас и наверняка думали: «Вот идиоты! Русские — что еще ска-жешь...»

ЭПИЛОГНе буду утомлять вас долгим рассказом о том, как мы все-таки добрались до Лос-Анджелеса, как бедная Оля, прибыв туда в два часа ночи и валясь с ног от устало-сти, таскала весь наш багаж по аэропорту, потому что водитель, который должен был ее встречать у выхода с табличкой в руках, мирно спал на пандусе в авто-бусе. Расскажу лишь один маленький эпизод, случившийся уже в самолете по дороге из Далласа в Лос-Анджелес, кото-рый поставил жирную логическую точку в этой истории.

Мы продолжали со смехом вспоминать наши приключения, дети предвкушали встречу с Микки-Маусом, и даже стюардессы в самолете казались нам искренне доброжелательными, и лишь когда зажглась надпись «Пристег-ните ремни» и самолет начал снижаться, Аркаша вдруг задумчиво спросил:

— А интересно, в Лос-Анджелесе будет паспортный контроль?

— Наверное, нет. Хотя кто их зна-ет? — уклончиво ответил я. — А что?

— Да так…— еще крепче задумав-шись, сказал он. И, помолчав, добавил:

— Просто если меня вдруг спро-сят, что я делал в Далласе, я не буду знать, что ответить…

...В ХХI веке в такой компьютеризованной стране, как Америка, за семь с лишним часов можно было проинфор-мировать Даллас о на-шем прибытии и заодно сообщить наши пресло-вутые паспортные дан-ные...


Отвяжитесь, ехидны и гниды!Слово правды сейчас прокричу:Я хочу убежать в Антарктиду!Прямо с детства ужасно хочу!

Чтоб кругом — не помои-отбросы,Не сосед, тупорылый блондин,А ледовые горы-торосы,Чтобы солнца восход среди льдин…

Чтобы взору моей половины,Самой лучшей из двух половин,Поутру представали пингвины,И чтоб в доме бы — тоже пингвин…

Он немножко, конечно бы, гадил(Он же птица, чего с него взять),Но зато я пингвина бы гладил,Слово доброе мог бы сказать.

Я назвал бы пингвина Аркашкой,Ну, а сын бы, живущий со мной,Убирал за Аркашкой какашкиПотому, что он нам как родной.

Тема номера «Побег» не была бы раскрыта, не выскажись о ней поэт, тем более — Орлуша. Емкая поэтическая строка подчас куда увесистее десятков

томов. Готовьтесь: смысл побега окончательно прояснится — здесь

и сейчас.

текст: орлуша рисунок: варвара аляй-акатьева


Тот, кто делает дырки в озонеПросто ради большого рубля,Должен жить в Магадане, на зоне!»Подпись: «Матушка ваша, Земля».

Все бы думали: это планетаУгрожает нам грозной рукой,И не знали бы, дурни, что этоЯ живу в Антарктиде такой!

Все бы кончили гнаться за длиннымЕвро, долларом или рублём,Ну а мы бы с Аркашкой-пингвиномТам смеялись над ними вдвоём.

Мы бы жили с Аркашкой, не знаяНи печали, ни бед, ни тоски,А жена моя, лапа такая,Нам вязала б шарфы и носки.

В общем, есть интересные виды,Как планете с оси не упасть,Но для этого мне в АнтарктидуОчень хочется быстро попасть.

Чтобы с гор не сходили лавины,Были волны добры, а не злы,Чтоб могли размножаться пингвиныИ в горах на Памире козлы,

Чтобы дождичек шёл не кислотный,Был пушистым и ласковым снег,Чтобы жил человек беззаботно,Я готовлю свой дерзкий побег!

Над идеей спасенья живогоМой начальник как дикий поржал…В общем, если не встретимся снова,Значит я — в Антарктиду сбежал!

План исполню я дерзкий и борзыйНе для премии, не для наград.И… учебник по азбуке МорзеЕсли есть у кого — буду рад.

И ещё — присылайте покушать,Без еды ведь — один геморрой.До свидания. Бывший Орлуша,Антарктический тайный герой.

Я бы мёд полюбил и прополис,Чтоб не знать антарктидской цинги,Я бы Южный осваивал полюс,Мне никто бы не пудрил мозги.

Не звонил бы дурацкий будильникПоутру неожиданно вдруг,И не нужен бы был холодильник,Потому что ведь холод вокруг.

Я забыл бы загулы-гулянки,Мне бы водку сменила вода,Я освоил бы тайны морзянки,Без неё же мне там — никуда.

Я бы Дины (которая Корзун)Фотографию к стенке прибилИ при помощи азбуки МорзеЯ бы мозг всей планете долбил.

Я писал бы: «Одумайтесь, гады,Я как Мать говорю, как Земля,Умоляю вас, люди, не надоЗасорять меня, слышите, бля!»

«Вы, — писал бы я, — взрослые дяди,А по разуму хуже детей!Прекратите, пожалуйста гадитьНа любимой планете своей!»

Я писал бы Бараку Обаме:«Слышишь, как тебя… этот… Барак!В среду жди в Вашингтоне цунамиИ циклонов тропических мрак!»

Он такой бы: «Не надо! Не надо!Пощади мой великий народ!Мы раздавим зловредного гада,Что природе вредит как урод!»

Я бы Францию тоже прижучил:«Слышишь, Франция, не тормози,Защищай экологию лучше,Чем жены своей честь Саркози!»

И в Москву бы, конечно запискуНаписал: «Президент и премьер,Час расплаты безжалостной близко,Жду принятья немедленных мер!

Классика XXI-го века. За вклад в обновление классической русской литературыВладислав Отрошенко, Натан Дубовицкий, Дмитрий Глуховский, Николай

Усков, Маргарита Симоньян

Прямая речь. За самую исповедальную короткую прозуИван Охлобыстин, Ксения Собчак, Евгений Гришковец, Слава Сэ, Вуди Аллен

Стихи XXI-го века. Поэзия эпохи wwwАндрей Орлов (Орлуша), Леонид Каганов, Джахан Поллыева, Земфира, Вера

Полозкова, Илья Лагутенко

Мысленно вместе. За классический вклад в литературуАлександр Пушкин, Николай Гоголь, Федор Достоевский, Лев Толстой, Михаил

Булгаков, Андрей Платонов

Гран-при

22 июня, в день рождения «Русского пионера», будут объявлены

победители. Все это время на сайте Ruspioner.ru мы будем

сообщать горячие новости нашей литературной премии,

познакомим с творчеством номинантов и учтем мнение

каждого нашего читателя.

Реклам

а


текст: дмитрий глуховский рисунки: павел пахомов


— А обязательно надо? — спросил президент. — Обязательно, — сухо ответил премьер.

— Я просто от предыдущей командировки не отойду еще никак, — пожаловался президент. — Адский джет-лэг. Такая огром-ная страна у нас, столько этих часовых поясов… Хоть возьми их и отмени к черту. Летаю, летаю, летаю… Иногда вот, знаешь… Про-снусь ночью и не могу понять, где же я. Дома? В отеле? В самолете? В каком городе?

Премьер полуофициально кивнул и не таясь посмотрел на часы, по-борцовски мужественно надетые на правое запястье. Бре-гет уже звонил обед.

— Так надо, — сжато объяснил премьер. — Я тоже в мою быт-ность тобой этим занимался. Все делают это.

— Я сначала думал, это чтобы мне лучше владения узнать, — поделился президент. — Ну, познакомиться с поданными там. Вник-нуть в местные проблемы. Ведь Краснодар — одно, а Красноярск — как бы другое… А потом смотрю — ведь вся-то страна одинаковая: везде дороги пустые, коробки пятиэтажные, везде губернаторы око-пались в бывших райкомах, везде гаишники стоят и честь отдают…

— Ну так она такая и есть, — согласился премьер. — Ничего. Не развлекаться ведь ездишь.

— А смысл какой? — спросил президент. — И ведь опять этот маскарад: то врачебный халат напяливать, то бронежилет, то строи-тельную каску… Зачем? Может, я бы больше полезных дел сделал, если бы сидел себе в Кремле, работал с бумагами, а?

— Послушай! — премьер нетерпеливо взмахнул рукой. — Президент в нашей большой стране — это не должность. Это са-кральный сан. Ты сейчас помазанник божий. Избранник небес. Священный символ. Понимаешь?

— Ну да… Но летать-то столько зачем? — вздохнул прези-дент. — У меня тут вот у сына день рождения, а мне в Хабаровск ле-теть… Как назло…

Премьер утомленно вздохнул и подошел к распятой на бес-крайней стене своего кабинета карте Родины. Взял со стола гербо-вый лазерный целеуказатель и почикал им страну.

— Видишь, какая она здоровая? — со смесью раздражения и восторга сказал он.

— А то… — Самая большая страна в мире, между прочим, — сообщил

премьер. — Да я…— Будь на нашем месте хоть англичане, хоть французы, хоть

американцы — давно бы уже развалилось все к едрене фене, — уве-ренно заявил премьер. — Они привыкли потому что: распределе-ние власти, вы-ы-боры, прости господи, федерализм… У нас попро-буй введи такое! Сразу всю страну попилят — и по офшорам!

— Ну а что же тогда Россию вместе держит? — задумался пре-зидент. — Как единое целое?

— Нашу Родину, — отчеканил премьер, — удерживает еди-ным целым только ощущение, что наша Родина является единым целым.

— То есть?

— А вот так. Пока есть у народа ощущение, что Владивосток и Владикавказ — одна страна, так и будет. Как пропадет это ощуще-ние — всё, хапай и беги.

— Но летать-то столько зачем?! — взмолился президент. — Да затем, что на тебе вся страна и держится! Представь так:

Родина наша скроена из тысячи лоскутов. Но нить, которой эти ло-скуты были сшиты воедино, старая и гниет. И твой Ил-96 — как бы игла, в ушко которой продета новая нитка, суровая. Где садишься — там прокол, туда стежок. Дальше летишь — новый стежок. Так стра-ну вместе и стягиваешь, чтобы не расползлась.

Величавый президентский Ил-96, распластав свои лебединые кры-лья, заходил на посадку на уютно устроившийся в окруженье мши-стых сопок аэропорт. Тень от лайнера стлалась по зеленой земле, небесным благословением прикасаясь к лоскутным наделам мест-ных пейзан, к серой паутинке дорог, к спичечному коробку аэро-вокзала…

Спустившись с облаков, президент готовился сойти в проти-воположность рая — в Хабаровск.

Борт Номер Один, зловеще поскрипывая новыми технологи-ями, шмякнул резиной шасси о шершавый бетон взлетки, шумно встопорщил закрылки, загудел, хватаясь за густой воздух, и оста-новился.

Президент выглянул в окошко. У аэровокзала выстроилась шеренга солидных черных ка-

тафалков: местные феодалы примчались на поклон к своему при-бывшему из далекой столицы суверену. Сотрудники ФСО пока еще как-то сдерживали их энтузиазм в рамках приличия, но волна чи-новного ликования грозила вот-вот перехлестнуть через парапет оцепления.

Президент поежился и полез переодевать походное поло с крокодильчиком на строгий черный костюм и черную водолазку, подобранные стилистами специально для этой поездки.

В Хабаровске система ротации власти работала исправно: здесь государственные чиновники и братва циклически сменяли друг друга, обеспечивая постоянный приток в государственный

...Президент в нашей большой стра-не — это не должность. Это сакраль-ный сан. Ты сейчас помазанник бо-жий. Избранник небес...


аппарат людей со свежим мышлением и незамыленным взглядом. Одна беда: в вопросах лайфстайла вкусы у здешней элиты были гангстерскими, и даже президент, посещая этот удивительный край, должен был выглядеть как настоящий пацан.

К трапу подкатил бронированный пульман без номеров — свой, родной, из Москвы привезенный, — и президент, неискрен-не, без души расцеловавшись с губернатором и прочими авторите-тами, юркнул в уютный полумрак салона. Пульман заурчал и пока-тил по пустым улицам мимо отдающих честь гаишников в бывший Хабаровский райком партии, ныне превращенный в губернатор-ский бастион.

— Для такой огромной страны, как наша, интернет имеет неизмеримое значение, — говорил президент, глядя в свой второй айпад.

Рассевшиеся вкруг дубового стола суровые хабаровские чиновники согласно хмурили обветренные лица и неловко под-ражали своему суверену, тыча в собственные айпады — первые, конечно, дабы не нарушать субординации, — натруженными за-скорузлыми пальцами. На экране президентского айпада полз-ли вниз какие-то обличающие графики; экраны прочих были пусты и черны. Из местных феодалов мало кто понимал, к чему нужна эта диковинная штуковина, но ходили упорные слухи, что она подобно талисману защищает своего обладателя от пре-зидентского гнева и от увольнения. И еще ей хорошо было бить клопов.

— В том числе и в вопросах повышения эффективности дея-тельности власти, — оглядывал вассалов президент — справа на-лево.

Словно подсолнухи, поворачивающие головки вслед за лу-чами солнца, чиновники отрывали взгляд от своих талисманов, чутко угадывая, когда президентские очи коснутся их, и покорны-ми взглядами встречали его глаза, податливо принимая пронзи-тельный президентский взор. Но, как только взгляд его миновал их и двигался далее, набрякшие было феодалы переставали держать головку и бессильно опадали в свои кресла.

— Нам как воздух необходима модернизация, внедрение ин-новационного мышления! — заклинал президент, снова оживляя своим взором собрание големов — на сей раз по часовой стрелке.

И феодалы просыпались, дергались, кивали, со всем согла-шаясь, будто и вправду понимали, о чем речь.

— Интернетизация власти поможет сделать ее более откры-той, прозрачной, поможет бороться с коррупцией! — обещал пре-зидент.

Феодалы переглядывались многозначительно. — Только так мы сможем построить новую, современную,

сильную Россию! — читал с айпада президент. С выражением читал. А потом вдруг оторвался на секунду — и подсмотрел испод-

лобья: а что делают собравшиеся, когда он не буравит их взором? Понимают ли, о чем он?

Глаза у собравшихся были как оловянные пуговицы на ста-рых шинелях. В них нельзя было проникнуть, их нельзя было про-

честь. За их мутной ороговевшей поверхностью ничего не было, ничего: олово и олово.

И как-то кольнуло президента: а вдруг им неинтересно? — Именно поэтому мы решили выделить на улучшение ком-

муникационной инфраструктуры края и интернетизацию аппара-та бюджет в восемьсот миллионов рублей, — закончил президент.

И тут пуговицы разом вспыхнули и засияли, будто начищен-ные суровым сукном, будто отражая лучи яркого майского солнца на параде!

Президент торжествующе улыбнулся: сумел-таки достучать-ся до их мозолистых сердец! Прав премьер, есть в этих перелетах смысл! А ведь можно, можно из этой страны сделать еще современ-ное государство! Можно еще и догнать, и перегнать, а?!

Он отложил свой айпад и боевито хрустнул пальцами. И десятки заскорузлых пальцев эхом хрустнули вслед.

Десять часов в небесах — и вот под крылами Ил-96 простерся без-донный Сочи, заколдованный город.

Город от природы хмурый, жадный и к веселью не склон-ный — но от обычной нашей безальтернативности предложенный в качестве столицы Олимпиады и теперь силами всего могучего го-сударства расфуфыриваемый, подготавливаемый к своей священ-ной миссии, к растерзанию Международным олимпийским коми-тетом и миллионами любителей спорта.

Можно было бы сравнить Сочи со стеснительной греческой девушкой, которую прихорашивают, собираясь принести в жертву Минотавру… Но точнее будет сказать, что Сочи — как угрюмый ко-бель из женской колонии, которую тюремное начальство пытается накрасить кой-как, чтобы подложить проверяющему из Москвы. Можно замазать морщины и шрамы, но вот характер — поди за-мажь!

Сочинский аэропорт — стеклянный, зеркальный, будто из воздуха сотканный, — дышал, жил. На летном поле — самолеты свиты: служебный с пульманом, передовой с журналистами; поо-даль видны силуэты отжатых охраной на запасную полосу рейсо-вых лайнеров вроде бы даже западных авиакомпаний.

По краям поля громоздились колонны черных катафал-ков, то тут, то там разбавленных ярко-красными спорткара-ми: ничего не поделать, Юг; темперамент у местных феодалов иногда берет верх над чувством меры. А потом, и в этом крае ро-тация власти осуществляется по знакомому принципу. С понима-нием надо относиться к тому, что иной авторитет не успеет сра-зу остепениться, по призыву Родины надевая на лацкан тесного пиджака значок с триколором. Ну, погоняет еще и депутатом на «Феррари» по колдобинам родной станицы по старой памяти, ну, проломит из обретенного чувства превосходства над человеками пару-другую черепов верной битой… Все это и понятно, и прости-тельно.

Подали трап, подъехал пульман, поднесли хлеб-соль мо-дельные казачки в истовых кокошниках.

— А добро пожаловать в наш суперсовременный, имени князя Потемкина сочинский аэропорт! — радушно улыбнулся заго-


релый губернатор, поблескивая черноморским солнцем, отражен-ным от итальянских темных очков.

Президент кивнул, изучая здание аэровокзала, айсбергом высящееся над головами встречающих. За зеркалящими его сте-клами бурлила жизнь: силуэты деловых людей в костюмах и с че-моданами trolley сновали взад-вперед, спеша на посадку или с энту-зиазмом посещая магазины duty free.

— А аэропорт уже введен в эксплуатацию! По мнению Ев-ропейской ассоциации гражданской авиации, наш аэропорт — са-мый…

Бронированный пульман распахнул двери, маня президен-та в свое ласковое нутро, и тот нехотя поддался… А так слушал бы еще и слушал.

Поехали по пустым улицам смотреть олимпийские объек-ты — похожие на Дрезден после бомбардировки развороченные гектары истерзанной плоти сочинской земли, в которых жадными опарышами возились бульдозеры, то ли что-то раскапывая, то ли, наоборот, стремясь поскорей заровнять разрытое.

Построено ничего не было, но загорелый и в дорогих ита-льянских очках директор корпорации «Олимп» глядел на открытые раны Сочи с оптимизмом, словно через его волшебные очки ему было видно многое, сокрытое от глаз смертных.

— Вот, — обводил он рукой, допустим, срытый холм, — тут у нас стадион на двадцать тысяч мест. Стеклянная крыша может от-крываться и закрываться, имитируя движение листков росянки… Архитектор — лауреат Притцкеровской премии… Вдохновение черпал в родной природе… Камбоджийской. А это — площадка для керлинга. Самая протяженная в мире!

Бодро возились синие муравьишки в котлованах, ритмично работала строительная техника, и казалось: так-то трудились бы в советские годы — точно б построили коммунизм к наступлению нового века.

А потом — у иллюзорной лыжной трассы, проходящей через пока реальный микрорайон, — через тройное кольцо ФСО вдруг метнулась к президенту бабка, прокладывая через обсевших суве-рена феодалов путь авоськой с помидорами. Фэсэошники вскину-ли «Стечкины», президент зажмурился, телевидение стыдливо от-вернуло камеры…

— Голубь ты наш! — запричитала вдруг бабуся вместо того, чтобы взорваться. — Спасибо, приехал! А то ведь эти дармоеды без тебя ничегошеньки тут не делали!

Губернатор сжал было кольцо, особым движением брови приказывая ассистенту занести бабульку в расстрельные списки, но президент вдруг рассмеялся добродушно.

— Для того и летаем! — сказал он.Открылось ему: есть, есть тайный и святой смысл в нескон-

чаемых перелетах. Нет, не показывать всяким там Бжезинским, что мы бдим, что рановато еще разевать роток на нашу половину шахматной доски, и не намекать вежливо китайским соседям, что в ближайший срок Сибирь мы им отдать не сможем.

А смысл в том, что лихорадочная эта круговерть перелетов, переездов, инспекций, примерок разных костюмов и масок — то

врачебного халата, то футбольной формы, то летчицкого шлема, — есть непрекращающийся подзавод пружины, заставляющий всю Россию тикать и работать, на манер знаменитых часов в Детском мире.

Сюда прилетит президент — здесь закопошатся. То дорогу починят, то в детсаду ребятишек умоют, то боевиков заарестуют в подарок Белому царю.

Туда обратит свой взор — и там сразу извечная дрема сме-няется вдруг лихорадочной деятельностью: в больницу привезут томограф, в микрорайоне нет-нет, да и дадут горячую, а на завод вдруг поступит госзаказ на десятисантиметровые болты к прием-никам «Глонасс»…

Где президент — там и жизнь. К чему прикоснется тень его лайнера, там распускаются цветы и колосятся хлеба. Там и бюдже-ты свежей кровью пускаются, бурля, в дряблые и забитые бляшка-ми сосуды местной власти, давая той молодость и силу и даря через свое чудесное присутствие и ей, корявой, тленной, умение делать чудеса.

Где президент давно не был, там гибель и запустение, пыль и прах.

Молитесь, чтобы прилетел он к вам. Ибо только тем спасетесь.Губернатор тоже засмеялся — не угодливо, а от души: от-

легло.— Кстати! — непринужденно ввернул он. — На завершение

строительства олимпийских объектов нам понадобятся дополни-тельные вливания… Думаю, тридцати миллиардов рублей должно хватить.

Президент кивнул: легко! и подмигнул губернатору. Под-мигнул ли тот в ответ, было не разглядеть через солнцезащитные итальянские очки. Но президенту на миг показалось: сквозь корич-невое стекло холодно блеснуло олово.

Да нет, просто почудилось!

— А я ведь понял, для чего летать! — объявил президент, вытягива-ясь в низеньком кресле для посетителей.

...Может, это не люди вовсе? Призра-ки? Нечисть? Несчастные души тех, кого попросили переехать в другое место, потому что по их месту жи-тельства нужно было строить са-мую протяженную в мире трассу для керлинга?..


...???...


— Да ну? — настороженно отозвался премьер из-за своего стола. — И для чего?

— Да чтобы феодалы видели: я действительно существую. Я не просто картинка в телике! Аз есмь, так сказать, и в случае чего могу навешать. Прилечу — и зашебуршат сразу! А если не метаться так вот хаотически по стране, забалуют ведь. Тут надо именно что наскоком брать. Р-раз! И в Оймякон. Не ждали? Р-раз — и в Каменец-Подольск!

— Это на Украине, — поправил премьер. — Хотя им тоже рас-слабляться не стоит.

— Ну так что? Правильно я понял? — голос президента зве-нел радостью.

— Правильно, правильно, — ответил премьер, расслабленно улыбаясь.

— Ну, куда там у нас дальше? — бодро спросил президент.— Кемерово, — сверился с графиком первый пилот. — А что в программе? — поинтересовался президент у шефа

протокола.— Совещание у губернатора. Потом инспекция шахты. Надо

будет одеться в шахтерский костюм для телекамер. Проверить усло-вия труда работяг. Потом обсудить проблемы отрасли и подумать насчет финансирования…

— Разберемся и подумаем! — потер руки президент. Его переполняла кипучая энергия; будто электрический ток

через члены шло вибрирующее ощущение всемогущества. Хотелось жить и творить. президент откинулся сначала в кресле и смежил было веки, но спать не получалось. Он пружиной вскочил с места, походил взад-вперед, а потом двинулся через каюты челяди к само-летной кабине.

Командир судна обернулся к нему удивленно.— Слушай, — президент помялся немного. — А можно мне

это… На место второго пилота, а? Вдруг приспичило — взаправду, без телекамер…

С высоты птичьего полета одинокая взлетка Кемеровского аэропорта напоминала лаконичностью форм милицейскую дубин-ку «Аргумент-1» — такую с уголочком, чтобы эффективнее в голову бить.

И уже с этой высоты хорошо были видны ряды черных ка-тафалков местных феодалов, подобострастно сбившихся у самого летного поля в предвкушении сошествия суверена.

— Кормление тайских сомиков, — буркнул себе под нос ко-мандир.

— Что? — рассеянно спросил президент.— Да… Ездили вот в Таиланд с женой. Там есть такое раз-

влечение: выходишь из гостиницы вечером на пирс с остатками ужина, садишься и бросаешь жрачку в воду, — стеснительно объ-яснил летчик. — И вода просто вскипает: на халяву приплывает такое количество рыбы тамошней, сомиков, что и воды уже не вид-но. Все этими сомиками кишит… С рукой отхватить могут, даром что декоративные. А закончится жрачка — они словно чувствуют. Р-раз — и пусто. Ни души, сука. И вода прозра-ачная такая… На де-сять метров вниз дно видно.

Президент внимательно посмотрел на командира, потом за-думчиво оглядел летное поле… Нахмурился.

— У нас топлива сколько? — Полшарика облететь хватит, — улыбнулся летчик. — Мы

всегда как в последний раз готовимся… Ну, если завтра война и все такое.

— В Кемерово садиться не будем, — вдруг распорядился пре-зидент. — Поворачиваем.

— Куда? — испугался командир. — Земле говори, в Москву летим. А сами — в Сочи.— Зачем в Сочи? Мы ведь уже были там…— Хочу в воду поглядеть, — усмехнулся президент.

Садиться пришлось по приборам.Борт Номер Один неуверенно соскочил с неба на бетон

взлетно-посадочной полосы, покатился по выщербленному покры-тию и затих наконец неподалеку от здания аэровокзала.

Громадная стеклянная глыба была темна и казалась совер-шенно заброшенной. Угрожающе вздымаясь над приткнувшимся к зашитому рукаву телетрапа самолету, она и теперь представала айсбергом, но черным, ночным, опасным — тем, что раздавил «Ти-таник».

— Тут нет никого… — зябко озираясь, вымолвил командир борта. — Трап даже не подали…

— Надувай аварийные! — решительно приказал прези-дент. — Я спускаюсь.

Съехав вниз по оранжевому надувному пригорку, он отрях-нулся и оглядел аэропорт. В отдалении виднелись фюзеляжи «Эйр-басов» с логотипами «Люфтганзы» — но почему-то распиленные по-полам.

Больше глазу и зацепиться было не за что. Словно прези-дент был и не президент никакой, а маленькая слепая девочка из романа Стивена Кинга «Лангольеры», которая вместе с дру-гими пассажирами застрявшего между прошлым и настоящим самолета приземлилась в мертвом аэропорту, который вместе со всей Землей, оставшейся в мертвом отшелушившемся про-

...Где президент — там и жизнь. К чему прикоснется тень его лайне-ра, там распускаются цветы и коло-сятся хлеба. Там и бюджеты свежей кровью пускаются, бурля, в дряблые и забитые бляшками сосуды местной власти, давая той молодость и силу и даря через свое чудесное присут-ствие и ей, корявой, тленной, умение делать чудеса...


шлом, вот-вот будет сожран легионами чудовищ, уничтожаю-щих отжившую свое материю… Хорошая книжка. Президента даже озноб пробрал: вдруг чудовища-лангольеры и вправду сей-час появятся, чтобы пожрать мир? Он бы на их месте тоже начал с Сочи…

И тут внутри черных зеркал аэровокзала мелькнул огонек. Президент в голос запел «Марсельезу», чтобы не страшно

было, и зашагал на свет. Вслед запоздало заскользили по трапу за-спанные фэсэошники, завертели головами — но тщетно. Президент уже растворился во мраке.

Призрачный огонь манил его, играл с ним: то пропадал, то появлялся вновь. Стараясь не упускать свет из виду, президент на-шел в стеклянном монолите одну дверь, нажал на ручку — та оста-лась у него в ладони. Отыскал другую — она оказалась попросту нарисованной на стене. Третья дверь была вроде бы совсем настоя-щей, но не открывалась нипочем. Тогда президент нашарил на зем-ле ржавую арматурину и с размаху, словно Копье Судьбы, метнул ее в слепое стекло.

По стене прошла удивленная волна, раздался певучий всплеск, и вдруг огромное зеркальное полотно взорвалось, стало стеклянным песком и осыпалось к ногам президента, обнажая бе-тонную утробу, каркасы лестниц и ребра перекрытий.

Но огонек оказался всамделишным: на втором этаже и вправ-ду что-то горело. Возможно, там были люди! Они-то и ответят пре-зиденту за все.

Он вскарабкался по шаткой лестнице и почти бегом бросился вперед. Под ногами шуршала цементная труха и иногда деликатно причмокивали кучки кала, серые стены были исписаны безграмот-ной матерщиной и грустно дудел несвежий сквозняк, пойманный когда-то в этот стеклянный лабиринт и теперь обреченный скитать-ся в нем вечно.

Что же за огонь? Может, это не люди вовсе? Призраки? Нечисть? Несчастные

души тех, кого попросили переехать в другое место, потому что по их месту жительства нужно было строить самую протяженную в мире трассу для керлинга?

И наконец огонек приблизился довольно, чтобы президент смог его рассмотреть. В огромном пустом зале с видом на заброшен-ное летное поле горел костер. Вокруг него сгрудились согбенные фигуры… Негромко слышалось заупокойное пение на незнакомом языке, и кровь от него холодило. Рядом с костром возвышался невы-сокий курган, черт знает из чего сложенный.

Президент поначалу сбился с шага, но потом набрался ре-шимости и снова двинулся вперед. Будь то джинны, или охрана «Олимпа», или караванщики, занесенные сюда вихрями времени из средневекового Магриба, или губернатор со свитой — надо было разобраться с этим со всем.

— Человек! — вскочил со своего места один из сидящих. — Там человек!

— Человек! Человек идет! — подхватили остальные.Людоеды? Президент остановился и в некотором сомнении

даже сделал шаг назад.

— Нет! Подождите! Постойте! — сразу заголосили собравши-еся у костра. — Заберите нас отсюда!

И такое неподдельное отчаяние звучало в их крике, что пре-зидент вернулся. От сидевших выступил вперед странный человек: внешностью он очень походил бы на закопченного киргизского чернорабочего, если б не строгий черный костюм, надетый прямо на голое тело. Так же выглядели и другие собравшиеся; впрочем, кому-то не хватало брюк, а другим — пиджаков.

Курган, высившийся рядом с костром, оказался сваленными в кучу пустыми чемоданами trolley.

— Вы кто такие? — остолбенел президент. И узнал: перед ним те самые люди, что сновали деловито

во время давешнего визита за стеклами аэропорта, изображая его жизнь. Для этого их привезли специально из Таджикистана, обе-щав покормить и заплатить, как только роль будет сыграна.

С тех пор организаторов они больше не видели, а потому не знали, закончена уже их работа или еще нет. Выхода из мерт-вого аэропорта они найти не умели. Днем старательно бегали туда-сюда с чемоданами, ночью ловили крыс и грелись у костра… Именно за эту покорность судьбе русские рабовладельцы и любят таджиков.

— Не знаете, уважаемый, работа закончилась уже? Мы мо-жем домой ехать? — нерешительно спросил таджикский парламен-тер.

— Можете, — севшим голосом ответил президент. — Сим дарую вам волю.

— Докладывай!Начальник Контрольного управления — человек надежный,

свой, чуть ли не вырезанный из личного президентского ребра, — неловко молчал.

— Что там в Хабаровске?! Что со средствами из государствен-ного бюджета?!

— Н-ну… Что со средствами из государственного бюдже-та?.. — глуповато улыбаясь, повторил начальник.

— Да! Освоены?!— Освоены, — улыбнулся начальник. — А где результаты интернетизации органов власти?!— Да! Где? — поддакнул начальник. — А деньги, которые мы перечисляли в Воркуту?!— В Воркуту?..— Неужели просто расхитили?— Расхитили?!— Почему я должен все это проверять сам?!— Почему сам?..— Ты для чего на это место поставлен, а?! Ты контролировать

их поставлен! — перебивая силящегося поучаствовать в разговоре начальника, зачастил президент. — А ты что делаешь? Может, ты в сговоре с ними, а?! Ты глаза-то не отводи, когда я с тобой разгова-риваю! В глаза мне смотри, я сказал!

Тот послушно поднял взгляд.Неживой. Оловянный.


— Ты представляешь?! Аэропорт брошен сразу, как я улетел! Тад-жиков там этих забыли несчастных, не потрудились даже их выпустить! На олимпийских объектах — ни души… Я оттуда — в самолет и в Кемерово. Прилетел на сутки позже плана… Пусто! Сел в «Ниву», проехал по городу… Такое впечатление, что немцы только что отбомбились… Дороги разбиты… Пробки… Ни еди-ного постового ДПС… Какие-то дебилы в лицо «Нокией» тычут, на «Ютуб» снимают… Беспредел! Ну, я в самолет и в Хабаровск хотел…

Возмущенно размахивая руками, президент расхаживал по премьерскому кабинету. Он уже совершенно очевидно закипел, но премьер отчего-то не собирался помогать ему выпустить пар, смо-трел на него с прохладцей, отстраненно.

— Контрольное управление ничего не контролирует! Но ни-чего, я сам тогда… Сейчас вот прикажу в Находку… Потом в Кали-нинград… Потом — в Тикси… Потом — в Питер…

— Хватит! — резко оборвал его премьер.— Что… Почему? — ошарашенно обернулся к нему прези-

дент. — Не сможешь ты всю страну проверить! Я тебе же гово-

рил — посмотри, какая она! — премьер ткнул в страну пальцем. — Она же гигантская! Пока летать будешь, в Москве олигархи cто раз сговорятся!

— Так ведь… Без ручного управления… Оно всё… Всё, по-нимаешь? Нет разве? — произнес президент.

Премьер глубоко вздохнул, беря себя в руки, и потом отве-тил:

— Не так. Не совсем так.— Так зачем же летать тогда? — спросил президент опусто-

шенно. — Так просто не объяснишь… — помолчав, промолвил пре-

мьер. — Слышал про кормление тайских сомиков?— Ну… Слышал.

— Сомики эти — дикие и безмозглые рыбины. Но если регу-лярно их подкармливать, по графику выходить на пирс… В общем, даже они в тебе хозяина признают. Так и у нас…

— Погоди-погоди… Погоди… Это что же… Все эти нацпроек-ты… Олимпиада… Строительство дорог…

— Программа вооружений… Доступное жилье… Нанотех-нологии… — продолжил за него премьер.

— И нанотехнологии?.. — спросил президент.— В особенности — нанотехнологии! — подчеркнул пре-

мьер. — Все это — кормление тайских сомиков. По графику, понял? Чтобы не расплылись кто куда. График этот не ты устанавливал, и не тебе его сбивать!

— Ну хорошо… Ну допустим… Их в чем интерес, я пони-маю… Но нам-то что? Нам-то их зачем кормить?

— Нам тоже интересно, — улыбнулся премьер. Президент покорно кивнул, глядя в его оловянные глаза,

и понуро побрел к выходу. На пороге он застыл, оглянулся на тита-ническую карту Родины, пришпиленную к стене, и пробормотал:

— Какая же она огромная… Была бы у нас маленькая стра-на, как Бенилюкс какой-нибудь… Тогда вот можно было бы поря-док в ней навести… А так… Прям сбежать хочется, — совсем уже неслышно сказал он сам себе.

И тут его осенило.

— Быть тут иннограду, и имя ему — «Сколково»! Нанотехнологический камень лег в ямку, и президент при-

нялся засыпать его бесплодным глинистым грунтом.— Только высокие технологии! — шепотом обещал прези-

дент своему айпаду. — Никаких налогов… Небоскребы… Западные компании — все к нам… Все лучшие умы страны… Мира! Остано-вим утечку мозгов… Идеальный инвестиционный климат… Ника-ких административных барьеров! Сам все, лично! Никому не до-верю… Можно даже границы сделать, пограничников поставить… Визы… Ни один из этих обормотов не въедет… Можно даже и ва-люту свою… «Инно»… Ничего, что небольшая… Монако вон тоже… Зато порядок можно будет… Европейцы еще позавидуют… Амери-канцы позавидуют еще, будут из своего Купертино к нам мотаться за опытом…

Наконец нанотехнологический камень был окончатель-но погребен, и президент, радостно улыбаясь, подошел к журна-листской фаланге, будто копьями ощетинившейся длинными микрофонами-удочками.

— Мы еще и догоним, и перегоним! — пообещал телевизи-онщикам президент. — Вот увидите!

— А скажите… — робко и явно вне регламента мекнул кор-респондент Огурцов. — А какова примерная стоимость сооружения иннограда «Сколково»?

— Ну, — развел руками президент. — Это еще надо будет по-считать! Но скупиться на такой проект нельзя. Престиж страны на карте!

И глаза его блеснули.Оловом.

...Только высокие технологии! — ше-потом обещал президент своему айпаду. — Никаких налогов… Небо-скребы… Западные компании — все к нам… Все лучшие умы страны… Мира! Остановим утечку мозгов… Идеальный инвестиционный кли-мат...

Урок мужества. Не продается. Как Николай Фохт

не попал в органы. Медпункт. Изо рта потеклакровь. Матрос Кошка и спасение жизни. Урок физкультуры. Генка

и велик. Тандемом по Аляске.


В очередном своем «Уроке мужества» Николай Фохт исследует тонкие материи:

например, можно ли любить Родину, но при

этом не служить в органах госбезопасности? Или, не служа

в органах госбезопасности, дать решительный отпор иностранным шпионам,

посягающим на тайны Родины? Все это не голословно, а на

живых примерах, на личном опыте, как всегда у Николая.

текст: николай фохт фото: эдуард странадко


Некоторые стесня-ются

признаться, что их пытались завербовать. Я не таков, мне не стыдно. Я горжусь, что вызывал у врагов желание, я благодарен им за искушение и за то, что успешно это искушение победил. Враги просчитались, я вышел из этого невидимого боя окреп-шим и духовно возмужавшим. Легко ли мне пришлось? А я не знаю. Не мне судить.

Разумеется, первым меня вербовал наш, советский человек. И он не предлагал продать Родину, он предлагал продаться Родине, что казалось почему-то не менее опасным. Только-только занялаcь пере-стройка. Я служил в крупном новостном агентстве, где мне нравились столовая и самодеятельный театр. Команды по самбо в агентстве не было, поэтому из спорта предлагался футбол. Столовая и театр мешали мне сохранять оптималь-ную физическую форму, я стал набирать вес и сажать печень. Судорожно цеплял-ся я за самбистскую юность: несколько уличных схваток сразу после театральных репетиций и в выходные дни немного повысили самооценку, но и едва не при-вели на скамью подсудимых. Следователь Ефанов за двадцать пять рублей не открыл уголовное дело, потому что потерпевший за двести рублей согласился не иметь ко мне претензий. А претензии, как теперь понимаю, у потерпевшего могли возник-нуть: задняя подсечка вывела потерпевше-го из равновесия, а рубящий удар правой оставил на лице бедняги диагональную травму. Алая ссадина над правым глазом красиво (по цвету) переходила в пур-пурную гематому века правого же глаза, продлевалась фиолетовым фингалом под глазом, цепляла припухлостью кончик носа и уверенно выходила на верхнюю губу под левой щекой — губа была рассе-чена и трескалась при каждом новом слове потерпевшего.

Я был уверен, что мне дадут мак-симальные по всей 206 УК РСФСР статье семь лет: было похоже, что бил я терпилу каким-то специально приспособленным холодным оружием, а то и рукояткой совсем уж огнестрельного пистолета. Но двести рублей в те советские времена

были прекрасными деньгами, а потерпев-ший стремился приобрести современные снасти для рыбалки — он был рыбаком, что и спасло меня.

Ну вот, я ходил в депрессии по коридорам крупного информационного агентства, и в одном из коридоров ко мне очень близко, рискованно близко для моей депрессии, так близко, что я почувствовал аромат Isa, подошла дама, общественная начальница всей организации. Уволят, с радостью подумал я.

— Николай, есть мнение, что вам надо поехать за рубеж. Куда хотите, в Варшаву или Рио-де-Жанейро, у вас ведь польский и португальский?

— В Варшаву, конечно. — А я бы так поспешно от Бразилии

не отказывалась. Подумайте, давайте через пару дней вернемся к разговору.

Неужели хотят меня выдворить из страны и лишить гражданства? За рыбака? Я пошел в столовую свыкнуться с долей и съесть на прощанье изумительного для общепита картофельного пюре, запить пепси-колой, завершить все пирожком с капустой. Конечно, кроме пюре я взял салат из тертой свеклы с чесноком, борщ, шницель рубленый, абрикосовое желе, кусок медового торта, растворимый кофе. И вот, когда я уже покончил со свеклой и запустил ложку в борщ, за столик ко мне подсел лысоватый человек.

— Приятного, аппетита, Николай.Я кивнул. Он быстро съел рыбный

суп и сказал:— Когда закончите, зайдите ко мне

в 602-й кабинет. Сразу после обеда.Когда я вошел, он стоял у окна и на-

блюдал оживленное движение по Садо-вому кольцу. Не поворачиваясь, можно сказать — картинно, бросил через плечо:

— Закройте дверь.Отошел от окна, сел за стол, стал ли-

стать папку. Выдержал паузу минуты три. Я все воспринимал как должное. Я при-слушивался к взаимодействию пирожка и абрикосового желе внутри себя. Непро-извольно стал разминать пальцы правой кисти, которой совсем недавно нанес этот, как мне тогда казалось, судьбоносный рубящий удар.

— Николай, а вы не думали над тем, чтобы принести пользу Родине?

Все во мне замерло. Я как-то честно ответил, что не думал никогда об этом.

— Я вот почитал ваше дело, погово-рил с разными людьми, которые неплохо вас знают, и вдруг подумал: вы можете принести пользу своей стране.

— В каком смысле?— В смысле сотрудничества с ор-

ганами, с Комитетом государственной безопасности.

Он так это просто произнес, обы-денно так, что сразу стало не страшно сотрудничать с КГБ. А я думал, что это страшно.

— Я знаю, что вам предложено поехать за рубеж, поучиться за границей, попрактиковаться. Я бы тоже советовал университет в Рио-де-Жанейро. Но это ис-ключительно ваш выбор должен быть, — человек вскинул на меня глаза. — А мы заинтересованы, чтобы вы сотрудни-чали с нами. Разумеется, стопроцент-ной гарантии никакой нет, но если вы согласитесь, мы поможем пробить вам командировку.

Я продолжал выдавать оригиналь-ные и содержательные реплики:

— Мне надо подумать.Лысоватый кивнул. — Разумеется. Я смотрю, тут у вас

мелкие неприятности. Пюре, кажется, победило желе,

и я ответил с вызовом:— Все улажено.— Я вижу.Чувак, не отрывая глаз от дела,

усмехнулся. И вот тут я пришел в себя. Я не могу точно сказать, почему я, обычно тормоз, так быстро принял решение.

— А знаете, скорее всего, я готов прямо теперь дать ответ. Мне кажется, я не смогу помочь Комитету государственной безопасности. Я отказываюсь.

Тот замер. Я почти уверен, что он не ожидал этого от меня.

— Почему?— Это расходится с моими взгля-

дами.— А, ну тогда и говорить не о чем, —

человек говорил в прежнем режиме,


спокойно и безразлично. — а почему вы предпочитаете Варшаву?

— Я лучше польский знаю.— Все понятно. О разговоре никто

не должен знать, обещайте.— Обещаю.Я нарушил обещание только теперь,

потому что срок давности, думаю, вышел. А вот второй раз вербовали уже чужие. Не знали, дурачки, что я и от своих-то от-казался, от Рио-де-Жанейро. Чем они могли прельстить? Деньгами, что ли?

Все начиналось довольно буднично. Приятельница позвонила утром в вос-кресенье и сказала, что можно неплохо заработать. Шел 1994 год, времена извест-но какие — романтические, не тучные, на МММ уже надежды нет, приходилось подрабатывать то там, то сям.

— Южные корейцы, — буднично повествовала приятельница, — хотят купить старый авианосец. Доля от сделки, в общем, средняя, больше шести процен-тов не дадут. Тысяч по двести долларов можно заработать. Авианосец у меня на примете есть. Тебе надо с клиентом встре-титься. На Чистых прудах.

Ну, двести тысяч так двести тысяч, не до жиру. Я размялся дома, потянулся, сто отжиманий — всегда так делаю перед важными встречами. Отправился на улицу Чаплыгина. В назначенном двори-ке ко мне подошел южный кореец и наш соотечественник. Кореец улыбнулся и при-стально посмотрел мне в глаза. Наш пере-водил. От переводчика несло вчерашним коньяком и вчерашней же копченой ры-бой, сегодняшним ничем от него не пахло. От корейца пахло кокосовым шампунем.

— Пройдем в контору, в фирму, там и проведем переговоры, — перевел наш, хотя кореец ничего, кроме «хеллоу», не сказал.

И я сразу понял, что сейчас меня будут вербовать: когда кореец повернулся спиной и двинулся в свой офис, я увидел заплатку на его очень недорогих штанах; прямо на ж... Ясно, что такой человек не сможет купить наш авианосец.

Так и вышло. Сначала, переводчик налил «Наполеона», того «Наполеона», если кто помнит, который был ближе к водке и духам, чем к коньяку. Я, разумеется, не отказался и даже попросил повторить. Ко-

реец прям расцвел и стал быстро говорить. Переводчик тоже налегал на «Наполеона», переводил только общий смысл, эконо-мя мое и свое время. Речь шла о том, что надо завтра поехать в военную часть под Звездным городком и передать кое-какую документацию кое-какому старшине. А от старшины забрать кое-какой пакет. За это полагается оплата — двести долларов.

— А авианосец? У нас уже есть на примете.

Авианосец, разумеется, потом. После Звездного городка, в следующее вос-кресенье, надо будет взять билет до Перми и отвезти целлофановый пакет в воинскую часть, что в ста пятидесяти километрах от этого прекрасного города, Сосновка, кажется, назывался город. Там тоже дадут сверток. Его следует притащить сюда, на Чаплыгина. За это двести долларов. Итого — четыреста долларов. Переводчик закончил трансляцию и как-то пошло хлопнул меня по плечу. Некрасиво по-лучилось, но я совершенно инстинктивно поставил блок и очень удобно перехватил его руку прямо под локтем, благо он был в тонком летнем пиджаке. Теперь он не


мог ничего делать правой рукой, а моя правая была свободна. Я схватил увеси-стую бутылку «Наполеона» за горлышко и взял паузу. Кореец обоср... и даже сел на стульчик в углу, у окна. Переводчик тоже от неожиданности застыл с открытым ртом. Я сделал хорошую паузу, насладился тишиной, успел подумать про то, что я ска-жу приятельнице с авианосцем, — и раз-лил остатки коньяка по стаканам. Ребята выдохнули.

— Друзья, я не поеду ни в какие военные части. Деньги вы предлагаете хорошие, но тут попахивает шпионажем, а я просто приехал сплавить авианосец — списанный, ржавый, в Мурманске. Мне просто нужны шесть процентов от сделки, а не четыреста долларов. Так что либо вы берете корабль, либо мы забываем о на-шем разговоре.

Переводчик перевел корейцу и, не дожидаясь ответа, произнес сакрамен-тальное «надо подумать». Я поднялся из-за стола. Кореец тоже подскочил и сунул в руки пакет.

— Present, — улыбнулся кореец. Дома я заглянул в пакет. Там была

упаковка мужских трусов, синтетических, серого цвета. Своеобразные они, корейцы.

Потом, уже в новые времена, меня пытался завербовать один голландец, одна американка, еще кореец и тайка. Ну, с тайкой не все ясно, может, она и не вербо-вала — но старалась на пределе своих воз-можностей. А результат один — не вышло!

Кто-то может спросить, а что нужно, чтобы так хладнокровно отри-нуть все сомнительные, но и заманчивые предложения. Как ни странно, отвечу, что раньше помогал алкоголь. Он делал тебя принципиальным, отчаянным и не-сговорчивым. Именно похмелье помогло отказаться от КГБ, а «Наполеон» от Кореи. Потом стало сложнее. Потом роль играло именно мужество в чистом виде. Да если честно, и блага предлагали неубедитель-ные. Может, просто мне не везло, точнее, везло и искушение просто было мизер-ным. Я об этом и не думаю. Я свое дело сделал — выстоял. Пусть нынешние, моло-дые, попробуют повторить. Поглядим, как у них получится.

1. Рубящий удар наносится тыльной сто-

роной кулака. Сверху и по диагонали.

2. Сейчас я бы выбрал Рио-де-Жанейро.

В Варшаву и так можно съездить.

3. Если кореец хочет купить авианосец,

значит, придется ехать в Пермь.

4. Синтетические трусы нераспакованны-

ми пролежали у меня лет пятнадцать.

Повторим урок

анна в

сесвятская


Денис Цепов, он же Матрос Кошка, не раз делился с читателями «РП»

своим медицинским опытом, будучи действующим членом Британской королевской коллегии акушеров

и гинекологов. А вот сейчас мы узнаем, откуда появился у Кошки непреодолимый интерес к медицине и вообще к спасению

жизни.

текст: матрос кошка рисунки: анна каулина


В операционной очень душно. На улице —

плюс тридцать два в тени. Дышать легче, если подстроиться под равномерное дыхание наркозного аппарата. Вдох. Выдох. Вдох.

Хирург Николос Циргвава каждые двадцать минут останавливает операцию, чтобы перевести дух. На лбу у него выступают крупные капли пота, которые норовят при малей-шем движении головы плюхнуться в операционную рану. За этим следит операционная сестра Софико, вооруженная боль-шим куском марли. При возникновении критической массы капель на лбу у Николоса она устремляется к операционно-му столу и, вежливо произнеся: «Бодиши, батоно Николос», промакивает его лоб и шею влажной от пота тряпочкой. Опе-рируют уже третий час. Тете Маке, кассиру из сберкассы на Малтакве, осколком пробило живот. Граната залетела прямо в кассовый зал, а потом, когда пыль улеглась, вошли Хвича и Бадри, выпускники одиннадцатого «Б», и сняли кассу. Дело-вито и просто.

— Шени деда, надо перевязывать эту артерию, я ее маму ви-дел... кровит и кровит... а значит, придется удалять еще сегмент тон-кой кишки... — тихо ругался дядя Николос. — Из чего я анастомоз буду делать? А? Из желудка и прямой кишки, шени деда ватири?

— Нико, может, попробуем еще маленьким швом? А? Я, пятнадцатилетний санитар операционного блока, сто-

ял и слушал священный разговор хирургов-полубогов, жадно впитывая каждое слово, произнесенное в вязком и затхлом воз-духе операционной.

Кондиционер наш украли еще на прошлой неделе. Дырку от кондиционера пришлось заложить картоном и зале-пить изолентой, чтобы с Риони не летели мухи. Операционная все-таки. И так без антибиотиков работаем, операционное поле чачей обрабатываем, а швы на кожу накладываем рыболовной леской из разбомбленного месяц назад магазина «Хозтовары», которую в этой же чаче замачиваем на ночь. У больных аллер-гии на чачу нет, раны заживают хорошо. Если сепсис не разо-вьется.

Сепсис — это по-простому заражение крови. Я читал о нем в непонятной книге «Курс факультетской хирургии». Ни-чего, поступлю в медицинский — все пойму. Лечится сепсис, как я понял из местного опыта работы, при отсутствии антибио-тиков опять же чачей или красным вином.

А позавчера русскому матросику ногу ампутировали, много крови потерял, но спасли. Тетя Тамара, заведующая реа-нимацией, сама кровь давала. Отправили утром «Кометой» в Но-вороссийск, в госпиталь Черноморского флота — не довезли: пролетающий мимо «МиГ», то ли российский, то ли звиядист-ский, кто сейчас разберет, саданул ракетой прямо в пароход, все утонули, даже «мама» сказать не успели.

— А! Маладэс, Авто! Остановилась вроде! Давай анасто-моз шить, заканчивать и курить «Мальборо»!

Дядя Нико заметно повеселел и стал тихо напевать «Кве-ли, пури, хачапури цицила-а-а».

Операционная как будто просветлела... еще одна жизнь спасена! Дядя Нико покурит, поспит полчаса в своей комна-тушке, пока моют операционную, и опять за работу... там пол-ный коридор тяжелораненых. В моем городе уже неделю идут уличные бои. Город переходит то в руки звиадистов, то в руки мхедрионовцев. Вчера в порту убили Катю Черноморец, мою одноклассницу. У нее мама грузинка, а папа русский. Дядя Коля, капитан буксира. Она несла отцу в порт хачапури и по-пала под перекрестный огонь. Умерла сразу, крупнокалибер-ный пулемет «Утес» за секунду превратил ее в ошметки. А ее Вахо Пацация любил, хотел невестой привести домой на сле-дующий год...

Убежать из города невозможно. А еще я тут помогаю, как могу... я санитар-практикант в операционной. Мою полы, перчатки кипячу, утки выношу, белье из прачечной прино-шу. В общем, незаменимый сотрудник. Мама сказала — сиди в больнице, больницу бомбить не будут. Мама вечно сделает из мухи слона, перед пацанами неудобно! Я здесь с другой целью, честно.

Белая с потрескавшейся краской дверь распахнулась от удара сапогом. Стеклянный шкаф с биксами и физраствором жалобно задрожал. На пороге стояли двое в старых турецких спортивных костюмах и с автоматами Калашникова.

— Гвардия «Мхедриони»! У нас раненый. Быстро снимай-те вот это со стола, кто хирург? Давай быстро... времени нет! Операцию делай!

Софико с белой марлей наперевес бросилась к мхедрио-новцам.

— Что вы себе позволяете? А? У вас сердце есть? У вас мать есть? Немедленно покиньте операционную! Вашего раненого осмотрит дежурный врач, и мы его срочно прооперируем, если нужно!

От удара прикладом в лицо Софико с грохотом упала пря-мо на стеклянный шкаф и осталась лежать ничком среди битого стекла, железных биксов с операционным бельем и растекаю-щегося по красному плиточному полу физраствора.

Мхедрионовец выпустил короткую очередь по кафельной плитке, осколки противно просвистели мимо лица, поднялась едкая удушливая пыль. Ноги сделались ватными.

— Снимай со стола эту корову или я тебе голову отрежу на х… — прошипел мхедрионовец. Я понял, что это обращаются ко мне, но стоял не шелохнувшись, уставившись на лежащую на полу Софико. Перед глазами поплыли розовые круги. Теплое дуло автомата упиралось мне прямо в рот, и я ощутил солонова-то- горький металлический вкус последней минуты моей жиз-ни.

— Ты что, бл…, глухой? — Не трогайте пацана, сейчас все сделаем... — это был

дядя Нико, его голос мучительно пробивался через пересохшие голосовые связки.

— Автандил, пожалуйста, заканчивай кожу, я пойду по-смотрю раненого. Сынок, привези из коридора каталку, будем


переводить больную. Пожалуйста, не убивайте никого... мы все сделаем как надо.

— Давай быстрее, я твою маму... Я сейчас всех тут убью! Я случайно на долю секунды встретился с мхедрионов-

цем глазами. На меня смотрели красные белки с маленькими черными точками зрачков. В них не было жизни, пощады или разума. Только смерть. Именно так выглядит смерть. Красные глаза и черные точки зрачков. Автомат, нож или гексоген — это детали, это уже не важно. Я побежал за каталкой. Руки дрожали и не слушались. Под ложечкой появилось приторное чувство страха. Страх расползался по телу и парализовал мысли. Ско-рее, скорее...

Анестезиолог дядя Вова отключил пациентку на столе от наркозного аппарата и продолжал вентилировать вручную ста-рым мешком Амбу. Тетю Маку переложили на каталку. В углу, прижимая красную от крови марлю к изрезанному осколками стекла лицу, тихо плакала медсестра Софико.

В операционную вошел Николос. Его смуглое небритое лицо сейчас было белым как топленое молоко.

— Вашего друга спасти не удастся. Он умер. Ранение было смертельным. Убейте меня, если хотите, но не трогайте персонал, пожалуйста, — голос его осекся и на последнем слове неестественно ушел вверх.

— На колени, сука! — заорал мхедрионовец и вытащил из-за пояса огромный нож.

— Не убива-а-айте его, пожалуйста... — Софико бросилась к стоявшему на коленях дяде Нико. — Не убивайте, матерью ва-шей заклинаю... не убивайте... не убивайте... я жду от него ре-бенка... Пощадите!

Мхедрионовец пнул дядю Нико изо всей силы сапогом в лицо. Дядя Нико дернулся, упал на кафель, изо рта потекла кровь. Я стоял и смотрел на них. По щекам предательски текли слезы. Я ничего не мог сделать.

— Не убивайте, не убивайте...В операционную вошел второй автоматчик. — Бичо, пошли, оставь их... Шалва бы все равно умер, его

насквозь изрешетили. Я бежал по разрушенным улицам родного города. Через

поножовщину и перестрелки. Через стрекотание автоматов и вой испуганных женщин. Я бежал, захлебываясь слезами. Это были слезы отчаяния, слабости и ненависти к самому себе. Сле-зы бессилия и слезы поражения. Слезы от того, что я не могу изменить этот мир, я не могу остановить эту войну, где бывшие когда-то друзьями мужчины отрезали друг другу головы, где бывшие ученики насиловали учительниц и где сын стрелял в отца, а отец в своего брата.

Бежать, скорее бежать отсюда... что я делаю здесь? Чего я стою в этом мире, если я не смогу помочь спаси

хотя бы одну жизнь, зачем я живу, если вокруг меня — смерть? Бежать... бежать... мне срочно надо бежать отсюда... И если

я выживу, я буду бороться со смертью во всех ее уродливых фор-мах до конца своих дней.


Нет, не видел я себя здесь, даже в ипостаси живущего анахоретом художника, вожделенно высматривающего на горизонте свою натурщицу, свою модель.

gett

y im

ages/fo

tobank


Спортивный журналист Геннадий Швец известен,

в том числе читателям «РП», своими достижениями в легкой атлетике, в марафонском беге. Но в этом «Уроке физкультуры» он не касается земли: он едет по Аляске и Канаде на велосипеде, причем на тандеме. И едет он не только для того, чтобы передать

открытку одной длинноногой русской натурщице. Хотя что

может быть важнее?

текст: геннадий швец


«Too hot», — заплетаю-щимся языком

констатировал мой американский друг-соперник Джозеф Оукс. Мы бежали с ним в группе аутсайдеров-любителей марафон Сант-Яго де Чили. Было действи-тельно слишком жарко. Джо сказал мне, что его напрягают не столько конкретные плюс тридцать, сколько мысли о глобаль-ном потеплении. Он развил свои футуро-логические опасения: скоро начнется ве-личайший исход человечества — с юга на север, точнее, из теплых краев к поляр-ным широтам. И потому надо побеспоко-иться о предстоящем местожительстве: следующим летом попутешествовать по Аляске, подыскать ранчо, пока не взлете-ли цены. Он предложил мне совершить этот трип вдвоем.

Мы были знакомы с Джо несколь-ко лет, и я уже знал за ним одну манию — склонность к эскапизму. У себя в Кали-форнии он был организатором четырех-километрового проплыва от острова Алькатрас до Сан-Франциско. Когда-то на этом острове располагалась знаменитая тюрьма для преступников ранга Аль Капоне, многие из которых вынашивали естественную для их положения мысль о побеге. Ни одна из многих попыток не была удачной: кого-то схватила стража, но большинство беглецов утонули из-за переохлаждения, поскольку там прохо-дит океанское течение из Арктики. Тюрь-му давно превратили в музей, но Джозеф Оукс, абсолютно законопослушный граж-данин, хотел доказать задним числом, что убежать с Алькатраса все-таки можно: для этого нужно быть пловцом-моржом. В итоге некоторым это удавалось, в том числе и самому Джозефу. Он подарил мне майку и кепку с девизом этого соревнова-ния: «Swim ore die!»

…Стоял август, лучший месяц на Аляске, когда там нет москитов и даже можно загорать. Нам предстояло за две недели проехать на велосипеде-тандеме по трассе «Аляска-хайвэй» от северного городка Фербенкса до канадского Эд-монтона около двух тысяч километров. Сопровождать нас на своей машине под-писался шестидесятилетний профессор

искусствоведения Сеймур Блиндерман, который идею побега олицетворял даже в большей степени, чем Джозеф. Сей-мур — этакий Вечный жид, Агасфер, обреченный на скитания. Предыстория профессора такова: у него умерла жена, и он посчитал, что если нет жены, то не может быть у него своего дома и никакого другого постоянного прибежища, про-дал свою недвижимость в Нью-Джерси, купил машину в виде фургончика — motohome — и бесконечно ездит, летом — по Северу, зимой — по Югу. Он ознако-мил меня с внутренностью фургончика: кровать — подчеркнуто односпальная, стол, холодильник и книжная полка с литературой по живописи. Я спросил у Сеймура, давно ли умерла его жена. Он сказал, что десять лет назад, и на глаза его навернулись слезы. Есть однолюбы на этой земле. Профессор попытался показать мне фото жены, начал копаться в своих папках, но я под каким-то пред-логом выскользнул из мотодома.

Прогуливаясь по парковке кем-пинга, я обратил внимание на еще один автовагончик, он почему-то довольно сильно раскачивался. На закрытой двери висела табличка «Just married». Молодо-жены набрали неплохой темп, подумал я, и мысленно пожелал им жить долго и счастливо и умереть в один день, чтобы не обливаться слезами в одинокой старо-сти.

Наш сделанный по спецзаказу велотандем обладал множеством досто-инств, включая аж двенадцать скорост-ных передач (мы пользовались максимум тремя). Но были у этого велосипеда две серьезные недоработки. Во-первых, пол-ное отсутствие мотора. А второй изъян заключается в самой идеологии тандема: на затяжных подъемах каждый из напар-ников начинает подозревать, что второй едет пассажиром — лишь держит ноги на педалях и имитирует бурную деятель-ность, но не прилагает должных усилий. Это служит поводом для недовольства друг другом и взаимных укоров. Когда ныне, в 2011-м, я вспоминаю тот рейс, мне приходит на ум, что принцип танде-ма вообще в чем-то порочен, неслучайно эту дисциплину исключили из олимпий-ской программы.

«Аляска-хайвей» — это надежная автострада, по две полосы в каждую сторону. Мне казалась невероятной сама возможность существования в подобных диких местах такой благодати: гладкий асфальт, блистающие никелем мощные грузовики, улыбчивые дальнобойщики, аккуратненькие площадки для бивуаков, какая-то общая ласковость окружающе-го мира. Все убеждало: если бежать от надоевшего мира, то именно по этому адресу, тем более что вдоль трассы часто попадались объявления о продаже земельных участков, готовой и недостро-енной недвижимости. Джо переписывал телефонные номера, означенные на щитах. Иногда мы слегка отклонялись от намеченного маршрута, доезжали до какого-нибудь выставленного на про-дажу имения. Мне особо запал в душу большой бревенчатый дом на солнечном склоне, ведущем к реке, а невдалеке сто-в

арвара а

ляй-а

катьева


ял свежий сруб. Мы пили кофе в гостях у благообразного немолодого господина, оказавшегося художником, живущим здесь постоянно в одиночестве. На гото-вых полотнах, на карандашных эскизах повторялось изображение молодой женщины. Гипертрофированно красивая, такая длинноногая, что у пилигрима перехватывало дыхание. Я не удержался: кто это? Натурщица, модель, она при-езжает сюда время от времени, кстати русская. Учится на факультете слависти-ки в Университете Альберта в Эдмонтоне. Молодец парень — оторвал русскую, губа не дура. Разве это не идеальный формат полноценной творческой жизни отшель-ника? Он передал ей с нами весточку — нарисованный на листке дом на склоне холма, для того чтобы она посмотрела, заскучала и быстрее приехала.

Но основным содержанием нашего бытия была велогонка. Хотя мы особо ни за кем не гнались, все равно существо-вала раскладка: каждый день проезжать по сто миль — по сто шестьдесят киломе-тров. Через каждые пятьдесят-шестьдесят километров нас поджидал Сеймур

с какой-нибудь минималистской пай-кой, мы пили чай или кофе с сэндвичем и ехали дальше. Часты были длинные подъемы, которые иногда мы заверша-ли пешим шагом, толкая вперед-вверх велосипед, а когда попадались длинные спуски, Джо притормаживал, хотя я по-стоянно призывал его не осторожничать. Но командиром нашего экипажа считал-ся он — американец, он рулил, занимал первое сиденье. Я иногда предлагал ему поменяться местами, но он говорил, что существует пункт дорожных правил: вести средство передвижения должен человек, имеющий водительские права США или Канады. Потому мне приходи-лось часами смотреть непосредственно в задницу Джозефа. Никогда прежде и ни-когда впоследствии эта часть мужской морфологии не занимала столь много места в наблюдаемых мной пейзажах.

«Yukon River», — гласил указатель. Я ткнул Джозефа в ненавистную задни-цу: стоп! Можно сказать, что вот с этой реки, часто упоминаемой в северных рассказах Джека Лондона, торкнулась в моей душе тяга к бродяжничеству, к поиску своего Клондайка, который, кстати, тоже где-то примыкал к «Аляска-хайвэй». Юкон в этом месте был узкий — метров пятьдесят. Я должен обязательно его переплыть туда и обратно! Джозеф остался на берегу — для подстраховки. Вода была градусов тринадцать, вполне терпимо, но коварство Юкона состояло в быстром течении, чего я не учел. На середине реки меня понесло и закрутило, я стремительно удалялся от стартовой точки, потом стали попадаться водово-роты, валуны, мешавшие маневрировать, а берега оказались поросшими кустар-ником. Я уже продрог, но меня разбирал смех. «Василь Иваныч, чемоданчик-то брось!». Так и в самом деле можно найти где-нибудь здесь свое последнее при-станище. Насколько же прав Джозеф со своим девизом «Swim ore die»! На берег мне удалось выбраться метрах в трехстах ниже по течению. Зуб на зуб не попадал, но не у меня — у Джозефа: он во время моего затянувшегося заплыва прикиды-вал, к кому из адвокатов ему обращаться,

...«Аляска-хайвей» — это надежная авто-страда, по две полосы в каждую сторону. Все убеждало: если бежать от надоевшего мира, то именно по этому адре-су, тем более что вдоль трассы часто попада-лись объявления о прода-же земельных участков, готовой и недостроен-ной недвижимости...

gett

y im

ages/fo

tobank


если русский морж повторит последний подвиг Чапаева.

В какой-то день мы пересекли границу и поехали по Канаде, един-ственное отличие состояло в том, что дорожные столбы теперь вели счет не в милях, а в километрах. Русские или говорящие по-русски попадались нередко. Но еще больше здесь было украинцев. Они понаехали сюда еще с первой волной трудовой иммиграции в конце ХIХ и в на-чале ХХ века и сделали Канаду, особенно западную, хлеборобной державой. Город Эдмонтон называют Эдмончук, потому что мэром в нем одно время был этнический украинец Сидорчук. Я и до этого несколь-ко раз бывал в Канаде, именно в западных провинциях — Британская Колумбия, Аль-берта, Манитоба, Саскачеван, немало об-щался с братьями-славянами и понял, что украинцы адаптируются к кардинально новой родине гораздо лучше, чем русские, даже могут дать в этом фору и евреям.

В городке Уайтхорс мы втроем — я, Джо и Сеймур — обедали в фаст-фуде. Ря-дом за столиком сидел одесского пошиба мужчина среднего возраста с сыном лет десяти. Они вели между собой беседу, представлявшую несомненный интерес для лингвистики: сын говорил только по-английски, а отец — только по-русски. Слов мальчика я не мог разобрать — он гнусил, всхлипывал. А речь мужчины была внятной:

— Почему ты не дал ему в рыло? Нужно было дать ему в рыло. В следую-щий раз обязательно дашь ему в рыло!

Профессор, прислушиваясь к этой беседе, спросил меня, что означает слово «rylo». Я сказал, что это особая дидактиче-ская рекомендация.

Мы вышли на улицу одновремен-но — наша команда и отец с сыном. Мне не хотелось заговаривать с бывшим сооте-чественником. Но когда мы с Джозефом уже сели в наши седла и начали крутить педали, я все-таки обернулся и крикнул мужчине:

— Ну как здесь? Он как-то встрепенулся, глянул

на меня, сожалея, наверное, что разговор между нами не завязался раньше:

— Великолепно! Здесь просто великолепно!

Я кивнул, помахал ему прощально рукой. Он пробежал немного вслед:

— Здесь очень великолепно! Пере-дайте всем нашим!

Что заставило его пробежаться за нами метров пятьдесят и так отчаянно убеждать меня, возводя в гиперболу великолепие здешней жизни? Его «очень великолепно» таки убедило меня кое в чем. «Очень великолепно» не бывает, учите русский язык.

Ото дня ко дню я превращался в отсутствующий в тандеме мотор, в нео-душевленное существо. Точнее, мышеч-ная часть моего существа превратилась в мотор, который функционировал сам по себе, а остальное мое «я» чувствовало себя комфортно, наслаждалось вояжем. Прицепилась, постоянно всплывая в памяти, песня: «Над Канадой небо сине. Меж берез дождей косые. Хоть похоже на Россию, только все же не Россия». Нет, здесь мало что похоже на Россию. Разве что березки, воробьи да еще небо. А все остальное — другое. «Очень великолеп-ное», но абсолютно другое.

Когда я не выстраивал свои раз-мышления, давая им волю, то мысль вырисовывалась такая: «Куда я еду? Я еду в Россию». Мы находились где-то посере-дине Канады, нам предстояло проехать по ней еще тысячу километров, потом мне нужно было лететь в Нью-Йорк, оста-ваться там неделю, и лишь потом — вылет в Москву. Наш тандем двигался в одном вроде направлении, но каждый из двоих крутил педали в свою сторону: Джозеф — на юг, я — к дому, к непостижимой моей родине, то ли с малой, то ли с большой буквы. Нет, не видел я себя здесь, даже в ипостаси живущего анахоретом худож-ника, вожделенно высматривающего на горизонте свою натурщицу, свою модель. Хотя я ничего не имел против модели, вырванной из местного колорита, из контекста, из объятий аборигена, будь он хоть трижды гениальный художник.

В Эдмонтоне я передал ей от-крытку. Но об этом следует когда-нибудь написать отдельно.

...Но еще больше здесь было украинцев. Они понаехали сюда еще с первой волной трудо-вой иммиграции в конце ХIХ и в начале ХХ века и сделали Канаду хле-боробной державой. Я понял, что украинцы адаптируются к кар-динально новой родине гораздо лучше, чем рус-ские, даже могут дать в этом фору и евреям...

варвара а

ляй-а

катьева

Пионервожатая. Не имитируйте оргазм! Тина Канделаки

о женской доле. Пионервожатый. Понаехал. Вячеслав Муругов о своей

географии и биографии. Буфетчица. Мир, труд, гей!Маргарита Симоньян в гей-клубе на малой родине. Горнист. Я Квентина

видела! Инна Денисова о пьяной ночи с Тарантино.


текст: ксения собчак фото: павел маркин

КОГДА папу задержали для допроса

в качестве свидетеля в здании прокура-

туры Санкт-Петербурга, я была совсем

рядом, метрах в трехстах. В здании

факультета международных отноше-

ний. Первый курс, лекция и семинар по

английскому, обед — любимый черный

кофе и салат «весенний». Шутки, улыбки.

Скоро за мной заедет мой парень, и мы

поедем в наш любимый мексиканский

ресторан. Он заезжает на красивой

черной машине, громко играет музыка,

я чувствую себя очень крутой и взрослой,

самой взрослой и самой крутой. Звонит

мама и говорит, что приедет домой попо-

зже. Йес! Очередное везение: попо-

зже — значит, мы еще успеем заехать

поиграть в бильярд в бильярдном клубе

гостиницы «Прибалтийская». Вот повезло

так повезло!

В это время мой отец, раздавленный

своими проигрышами в политике, но

еще более унизительными и несправед-

ливыми обвинениями, давал показания

по делу фирмы «Ренессанс» в маленьком

следовательском кабинете. Бывший

первый демократический мэр города

мог сделать только один звонок из той

комнаты. И он позвонил своему главному

другу — моей маме. Дома у нас хранится

полученная потом пленка с того допроса.

Растерянный и бледный отец, с которым

властным тоном разговаривает предста-

витель прокуратуры, мать, как раненая

тигрица мечущаяся по кабинету в ожида-

нии кареты скорой помощи. Следователь,

который, насмехаясь, не верит ни в какой

сердечный приступ. Врач. Носилки. Отец,

который не хочет, чтобы его видели

таким, отец, который мог интеллектуаль-

но побить любого, сильный, большой, сей-

час лежал под насмешливыми взорами

людей в форме и вынужден был испытать

и это унижение. Он даже как будто сжал-

ся, стал меньше и прозрачнее, проходя

весь этот трагикомический ад.

Я сыграла четыре партии в «американку».

Каждый раз, ложась на стол, красиво

выгибала спину, показно-расслабленно

курила сигареты «Вог» и выпила бокал

красного вина. Светка рассказала мне

про своего нового ухажера, еще мы

обсудили, кого позвать на мое предстоя-

щее шестнадцатилетие. Долго мучились,

что пятое число не выходной, и приняли

решение отметить седьмого, в субботу.

Решили не звать Кристину по кличке

Нога. Слишком уж она высокая и со

всеми заигрывает.

Папу отвезли в больницу с диагнозом

«подозрение на инфаркт». Мама была

с ним, но поздно вечером уехала, чтобы

встретить меня дома. О чем он думал,

лежа в одиночестве в палате Военно-

медицинской академии? Решение

уезжать из страны было уже принято.

Оставалось только его реализовать. Было

понятно, что здесь жить не дадут. Это

можно было понять, когда папе демон-

Телеведущая Ксения Собчак написала одно из самых своих пронзительных произведений, которое даже колонкой язык не поворачивается назвать. Кроме того, это политический детектив, а также политический эксклюзив: до сих пор имена участников одной из самых загадочных историй постперестроечного времени никем не назывались.

orlova


стративно на следующее утро после вы-

боров прислали из Смольного картонные

коробки с вещами, не дав даже самому

прийти проститься с местом пятилетней

сложнейшей работы. Это было понятно,

когда он, профессор, доктор юриди-

ческих наук, возглавлявший до своей

политической карьеры кафедру в уни-

верситете, не смог устроиться в свою

альма матер простым преподавателем.

Это было понятно, когда каждый день

выходили все новые и новые заказ-

ные статьи, обвиняющие, порочащие,

ерничающие, иронизирующие над тем,

что ему было так дорого. Но ему очевид-

ность этого побега из города, который

он так любил и который его теперь так

несправедливо и безжалостно преследо-

вал, стала ясна только в больнице после

допроса.

«Доченька, ты будешь седьмого отмечать

день рождения, как ты просила, я за-

казала ресторан для твоих друзей, но ты

знаешь, нас с папой, к сожалению, не

будет, у нас очень важные дела. Ты ведь

не обидишься?» Обидишься?! Да это же

какое-то невероятное везение! Шестнад-

цатилетие без предков! Одна с друзьями

в ресторане! Можно курить у всех на

виду, выпить алкоголь не в туалете из па-

кета с соком, а поставить бутылки прямо

на стол! Вот это да, вот это праздник!

«И еще, доченька, ночевать мы с папой,

наверное, не придем, но Жанна (мамина

подруга) тебе дверь откроет и с тобой

останется». — «Жалко, что вас не будет,

папе привет», — это «жалко» было одним

из самых неискренних за всю мою

жизнь...

После допроса за мамой была установ-

лена слежка, телефоны прослушивались.

Позвонить и попросить о помощи мама

пошла в магазин «Труссарди». Взяв не-

сколько платьев для примерки, прошла

через задний вход в соседний офис компа-

нии «Эйр Франс», где работала ее подруга.

Сделала два звонка: первый другу семьи

парижанину Владимиру Рену — попросить

организовать больницу и прислать машину

скорой помощи в аэропорт, второй —

попросить о помощи в отъезде другого

друга — петербуржца Владимира Путина.

В день рождения мне привезли подарок

от папы и вместо открытки — его пор-

трет с надписью «Любимой Ксюшеньке

от любящего папы». Подарок распако-

вала быстро и с нетерпением, портрет

мимоходом поставила на полку. Седьмого

ноября утром я была в панике: на семь

вечера уже пригашены гости, а платье,

в котором я планировала пойти, оказа-

лось с жирным пятном. Ужас! А еще надо

уложить волосы, выбрать под платье

сумку, туфли. Звонок отца застал меня

в салоне красоты. «Доченька мы тебя

поздравляем! Прости, что сегодня мы не

вместе. Пойми, есть обстоятельства…» —

«Да ты что, пап, все нормально, спасибо

за поздравления, просто тут фен, плохо

слышно, приезжать не надо, мы потом

справим» — «Доченька, я тебя очень

люблю», — слышалось где то вдали. «Да,

да, я тоже тебя люблю», — механически

ответила я, рассматривая получавшиеся

на голове локоны, и положила трубку.

Седьмого ноября отец был выписан из

больницы с формулировкой от Юрия

Шевченко — главы Военно-медицинской

академии, а ныне отца Георгия: «Больной

отпущен под личную ответственность

домой на выходные, на семейный празд-

ник». Владимир Путин помог организо-

вать частный самолет с медицинским

оборудованием, и отъезд произошел

быстро, без свидетелей и неожиданно

для врагов отца. Всю «операцию» он

медленно и по пунктам описал моей

маме, попросил все запомнить и в конце

беседы сказал: «Людмила Борисовна, не

обижайтесь, но повторите, пожалуйста,

все, что я просил сделать». Мама все

повторила и все сделала. Никто ничего

не узнал до прохождения границы, где

не было никаких реальных оснований за-

держивать гражданина России Анатолия

Собчака, не числившегося ни в каком

розыске и ни в чем не обвиненного.

Машина с носилками и капельницами

подъехала к самому самолету, папу занес-

ли, и через три с половиной часа он был

в Париже, думая, что навсегда оставил

страну, которую искренне любил и для

которой столько сделал.

Это был один из самых веселых моих

праздников. Подарки, подружки, громкая

музыка, танцы и вся та радость и острота

жизни, которая бывает только в шестнад-

цать лет. Беспредельный подростковый

эгоизм собственного счастья и воздух

столь желанной свободы.

Что произошло с нашей семьей, в каком

аду жили мои родители в эти ноябрьские

дни моего шестнадцатилетия, я узнала,

только когда мама вернулась из Парижа

после папиной операции на сердце.

Дома, ночью и шепотом, она рассказала

про папу, больницу, инфаркт и то, что

мой отец пока не может жить в нашем

городе, в нашей стране.

Сколько в моей жизни было таких

И тот папин портрет каждый день напоминает мне о главном изъяне человеческой сущности — неумении в настоящем ценить по-настоящему ценное.


праздников, платьев, шуршащих паке-

тов с подарками и загульных вечеров?

Как можно быть настолько поглощенной

суетой, чтобы не расслышать дрожание

«люблю» в голосе отца. Почему я не

бросила институт и не поехала жить

к отцу в Париж? Почему я не разрушила

суету своих дней и приезжала только

на каникулы и выходные, дорожа своей

первой любовью, своими подружками,

своей свободой, своей совершеннолетней

жизнью? А он был там, одинокий и изгнан-

ный, преданный и оклеветанный. Нет уже

первой любви, не помню имен сокурсниц

и не вспомню, с кем я проводила эти годы

папиной ссылки. А того, кого мне так не

хватает, я помню каждый день, когда уже

нет такой точки на земле, куда можно

было бы к нему поехать. Почему так часто

сеть событий и обязательств становится

важнее любви? Почему осознавать и стра-

дать человек начинает только о невоз-

вратном? Я не знаю ответа, но я стараюсь

внимательно прислушиваться к голосам

тех, кто жив, кто рядом и кто нуждается

в моей любви. Я очень стараюсь. И тот

папин портрет каждый день напоминает

мне о главном изъяне человеческой сущ-

ности — неумении в настоящем ценить

по-настоящему ценное.

Но ему очевидность этого побега из города, который он так любил и который его теперьтак несправедливо и безжалостно преследовал,стала ясна только в больнице после допроса.


текст: тина канделаки

Я УЖЕ неоднократно говорила о том,

что родиться женщиной в России можно

только за грехи в предыдущей жизни.

И большинство женщин со мной согла-

шались. И я бы не стала возвращаться

к этой теме, если бы не одно случайное

обстоятельство. Я давно не общалась

с замужними дамами. Причем с такими,

у которых все хорошо с мужьями. Их

семейные ценности уже приблизились

к классике американского кинематографа,

когда он — успешный бизнесмен, а она —

счастливая домохозяйка, которая создает

нашему бизнесмену уют, тепло, воспиты-

вает детей и всячески мотивирует на даль-

нейшие экономические подвиги. Но одно

маленькое «но» омрачает эту картинку.

В России женатый мужчина совсем не вы-

падает из поля зрения охотниц, а, наобо-

рот, становится даже очень интересной

добычей, которой позвонить в три часа

ночи доставляет особое удовольствие. Но

давайте обо всем по порядку.

Когда вам двадцать и у вас случаются пер-

вые серьезные отношения, вам искренне

хочется верить в то, что это всерьез

и навсегда. Вы готовы рваться сквозь ро-

дительские оковы, убегать ночью из дома,

копить деньги с институтских завтраков

на подарки и в целом жить ради воссоеди-

нения со своим предметом любви. Иногда

случается, что предмет этого даже стоит.

Воссоединившись с ним, в зависимости

от социального статуса и экономических

возможностей вы начинаете вить гнездо.

Кто-то копит на первый совместно ку-

пленный телевизор и стиральную машину,

а кто-то сразу уезжает на частном джете

в свадебное путешествие. Мне, естествен-

но, первые ближе, потому что я из тех, для

кого появление телевизора с пультом стало

синонимом правильности выбора. Если

нам удалось вместе накопить на телеви-

зор, то мир мы точно захватим. Тем более

что программа на ближайшие несколько

лет становится очевидной. Стиральная

машина, холодильник, первая машина,

детские вещи. Сюжет, через который про-

ходит большинство молодых семей.

В каждом забеге выявляются свои чем-

пионы. Когда вы молоды и только начинае-

те неуверенной походкой вступать на путь

потребления, вас бесконечно радует то,

что всеми открытиями этого мира вы мо-

жете делиться со своей второй половиной.

И она радуется вместе с вами, потому что

понимает, что первый совместно куплен-

ный телевизор ее не обманул. В какой-то

момент становится понятно, что обуслов-

ленная тенденция становится данностью

и чаще всего обеспечивается мужчиной.

Согласитесь, все-таки редко когда при по-

явлении детей становится понятным, что

мужчине лучше сидеть дома, а женщине

работать. Так тоже может быть. Но мужчи-

ны, идущие на это, являются музейными

экспонатами. Там им и место. Женщине

вообще несвойственно подчеркивать свое

экономическое доминирование в семье.

В очередной колонке Тины Канделаки, как можно догадаться из названия, речь, так или иначе, пойдет о мужчинах и женщинах. О том, чем они отличаются друг от друга. О преимуществах и неудобствах того или иного пола. О том, что не надо отчаиваться, даже если вы оказались женщиной. Тем более — не надо притворяться.

orlova


Она, наоборот, всячески будет нивели-

ровать свое превосходство. Чаще всего

такая женщина кладет деньги в общую

тумбочку без обсуждений, чей кусок был

больше.

Я побежала на работу после вторых родов

через три дня. Женщины пачками писали

мне письма о том, что это неправильно.

Нашлись и те, кто решил, что в телевизоре

я сидела с подушкой, играя на чувствах

сентиментальной аудитории. Правильно

ли это было? Вы знаете, с возрастом я все

больше убеждаюсь, что да. Хотя ни своей,

ни вашей дочери я этого не желаю. Нельзя

же готовиться к разводу с момента заму-

жества. В России же, как выяснилось, не

просто надо, а необходимо. Если не хотите

оказаться в ссылке в лучшем случае,

а в худшем просто в сорок лет понять, что

двадцать лет прожили с абсолютно незна-

комым вам человеком, который заработан-

ные за это время деньги совсем не готов

делить с вами без адвоката.

Начнем по порядку. С симптоматики.

Ваш мужчина успешен. Чем успешнее

он становится, тем меньше времени он

посвящает вам. Это нормально, потому что

мужчина охотник. Если у него получается

заработать первые сто тысяч, он не может

остановиться и начать на них путешество-

вать с вами. Он должен пойти дальше.

Поездки, встречи, увеличивающееся

количество секретарей и помощников,

которые в какой-то момент знают о нем

гораздо больше, чем вы. Вы тоже на месте

не стоите. Уже активно поддерживаете

разговор о безнадежности турецких

курортов, бессмысленности московского

шопинга, качественности западных клиник

по похудению и пластическим операциям.

В общем, занимаете в зависимости от

уровня успехов вашего мужа соответству-

ющее положение. И главное, вы не рабо-

таете, так как это бессмысленно. Хотя нет,

вы работаете над собой, детьми, семей-

ным бытом и всем, что вашему мужу дает

возможность как минимум два раза в году

на отдыхе почувствовать себя главой кра-

сивой семьи. Ваша работа может только

помешать интенсивному развитию вашего

мужа. Российская история знает только

один пример, когда богатый муж мешал

богатой жене стать еще богаче. Фамилия

богатого мужа Лужков, и он единственный

мужчина, который считает, что без него

жена была бы еще богаче. Собственно

говоря, Россия с этим симулякром так и не

смирилась.

В общем, если вы лет пятнадцать назад

вышли замуж и ваша семья развивалась

на фоне новой российской этики и эконо-

мики, то вы, наверное, очень хорошо меня

понимаете. Вы, хранительница домашнего

очага, решившая строить дом и быть той,

которая в любое время суток открывает

пришедшему с работы мужу дверь, никог-

да не задумывались над тем, может ли все

в одночасье измениться. И главное, поче-

му и из-за кого. Кто дышит вам в спину?

вита

буй

вид

Кто дышит вам в спину?Секретарша, тренер в фитнес-зале, маникюрша или девушка из Сохо.


Секретарша, тренер в фитнес-зале,

маникюрша или просто девушка из Сохо,

которую муж для пущего удобства так и за-

писал — черненькая из Сохо. Достаточно

зайти в любую социальную сеть, чтобы

понять, что девушки готовы на все. Потому

что женщин на десять миллионов больше,

потому что это самый внятный в России

социальный лифт для девушек, потому что

однажды правильно оказанные оральные

услуги могут обеспечить ренту на всю

жизнь. В конце концов, Анжела Ермакова

тоже наша соотечественница, которую

спокойно можно занести в Книгу рекор-

дов Гиннесса уже за одно то, что сумела

выжать из нескольких минут то, чего люди

не могут честным и праведным трудом до-

стичь за десятилетия своей жизни.

Профессия сутенера уходит в прошлое.

Он все равно бессилен перед возмож-

ностями социальных сетей. Зачем вам

его описания прекрасного, когда, зайдя

на страничку прекрасной незнакомки, вы

легко можете увидеть ее в трусах. А вот

она в золотых босоножках на каблуках,

с любимым перезагоравшим Спанч Бобом

в Турции. А вот она ласково шалит на

пляже с другой, тоже на все готовой русал-

кой. А вот и ваш муж, который на все это

смотрит и не понимает, почему он должен

отказывать себе в этом виде спорта. Это

же не любовь, это просто снятие стресса.

В один день, спустя многие годы совмест-

ной жизни, он обязательно как-нибудь

ласково вам намекнет, что он не особо

против и ваших физических радостей,

лишь бы он об этом не знал. Как только

услышите эту фразу, можете не сомне-

ваться: на вашей голове растут совсем

не гипюровые ушки от Шанель, а самые

что ни на есть ветвистые рога. Вы срочно

запишетесь на танцы, пойдете худеть,

сделаете себе липосакцию — грудь и губы

одновременно. Только это не спасет.

Потому что метастазы измены слишком

глубоки и никакая химиотерапия не помо-

жет. Конечно, бывают исключения. Стинг,

например. С Труди. Говорят, они освоили

тантрический секс и им никто больше не

нужен. Но они и не в России живут. Хотя...

Саркози инаугурировался с одной женой,

а президентствует с другой. Берлускони во-

обще звонит в полицейские участки, когда

его малышек обижают, и ничуть не сму-

щается своего статуса. Почему бы и нет?

Мужчина — захватчик. Ему надо в прямом

и переносном смысле метить территорию.

А тут еще все сами эту территорию и пред-

лагают. Кто-то, кстати, прекрасно уживает-

ся в роли альфа-самца и порядочного отца

семейства одновременно. Здесь гульнул,

там жене подарок незапланированный

сделал. О мотивах внезапных ласк и ще-

дрот вообще лучше особо не думать. Брать

все. Потому что недаром ведь говорят, что

у вторых жен бриллианты-то побольше. Эти

милые секретарши слишком долго ждали

своего звездного часа и слишком хорошо

знают вашего мужа, чтобы в чем-то себе

отказывать ради семейных накоплений.

Вторые жены всегда практичнее, потому

что, пройдя путь от любовницы до жены,

гораздо лучше разбираются в мужской

психологии, чем первые.

Знаете, я иногда вот о чем думаю: так бо-

гато, как мы живем в сегодняшней России,

мы никогда не жили. Так почему самое

сытое десятилетие стало десятилетием

разводов и разочарований для тех, кто, за-

работав, так и не сумел сохранить в себе

первичную искренность? Разве порок

сделал кого-то счастливым? Или кому-

то кажется, что с секретаршей вы всю

жизнь будете заниматься сексом как-то

по-особенному? Рано или поздно все, кто

так и не научился развивать отношения

вглубь, а не вширь с любым партнером,

начинают чувствовать узость одной кро-

вати на двоих. Хотя вначале она казалась

такой большой, и достаточно было одного

одеяла на двоих, чтобы согреться даже

в самую холодную ночь. Почему мужчинам

кажется, что измена, пусть даже самая

незначительная, не скажется на безоблач-

ном семейном счастье? Этот яд действует

очень медленно, но наверняка. Каналов

коммуникации слишком много, и Акела

однажды обязательно промахнется.

И тогда вы увидите в его айфоне то, что не

предназначалось для ваших глаз. Он про-

сто забыл стереть переписку, а вы просто

решили убедиться в том, что он никогда не

сделает вам больно. И когда мир завертит-

ся вокруг вас с огромной скоростью, пол

начнет уходить из-под ног, сердце забьется

так, что вы начнете задыхаться, вы не

расстраивайтесь. Вы не первая, вы не

последняя, вы одна из многих. До вас это

переживали, и вы переживете. Только со-

мнения останутся с вами навсегда. Любит,

не любит, изменяет, бросит, уйдет к дру-

гой? А если не хотите через это проходить,

просто перестаньте думать о том, чего

хочет он. Думайте о том, чего хотите вы.

И, как неоднократно намекал Вуди Аллен,

не имитируйте оргазм. Ни в прямом, ни

в переносном смысле. Все равно вы потом

абсолютно по-вудиалленовски скажете,

что все оргазмы, которые вы испытывали

с ним, — неправда. И кому от этого хуже?

Только вам. Потому что мужчины оргазм

не имитируют. Это чисто женская фигня,

с которой начинается вся остальная ими-

тация картонного мира, который рано или

поздно все равно рухнет.

Ну а если вы из тех, кто двадцать лет про-

жил в счастливом браке и еще как мини-

мум двадцать планирует прожить, знайте,

что вы и есть самые настоящие герои

сегодняшней России, которые выиграли

свою персональную войну и не сдали врагу

ни дюйма своей территории.

А если так сложилось, что вы оказались на

другом берегу бывших жен, не переживай-

те: если мужчина не смог сделать счастли-

вой одну-единственную, то несчастливой

он рано или поздно сделает и другую. Если

успеет.

Мужчина — захватчик. Ему надо в прямом и переносном смысле метить территорию. А тут еще эту территорию и предлагают.


текст: вячеслав муругов

ПРИЗНАЮСЬ, свой первый побег

я совсем не помню. Хотя готовили его

не один день, но я тогда все проспал.

Дело было еще в начале семидесятых,

весною. Мы бежали из Сибири. Однажды

утром в комнату вошел человек в серой

шинели и офицерских погонах и сказал

моей маме: «Пора. Собирай вещи». Это

был мой отец, лейтенант медицинской

службы, а мне тогда исполнился всего год.

Побег этот трудно назвать удачным. Папе

обещали, что его переведут за Урал. Это

же не только в Москве говорят: «Там у них,

за Уралом», — в Новосибирске, где тогда

служил мой отец, тоже есть свой «заурал»

и за ним, по мнению новосибирцев, тоже

живут довольно странные, малопонятные

существа.

Формально папу не обманули. Воркута,

куда нас перебросили, находится в евро-

пейской части России и воркутинцы даже

гордятся званием «самый восточный город

Европы». Но, по крайней мере, папин

побег был довольно оригинальным поступ-

ком. Обычно люди бегут из Воркуты, а не

наоборот. Ведь именно здесь происходили

события, описанные в главном блатняцком

гимне «По тундре, по железной дороге».

В Воркуте я честно отмотал семь лет, от

звонка до звонка, от детсада до первого

класса школы. При всей очевидной не-

выносимости жизнь на вечной мерзлоте

имела свои плюсы. В детсаду мы обычно

позировали фотографу, сидя на оленях.

А из детсада меня забирала не какая-то

там филиппинская няня, а настоящий

сержант срочной службы. В июне на дворе

стоял полярный день, и поэтому классиче-

ское мамино «как стемнеет, сразу домой»

уже не работало, а о том, что наступила

ночь, я узнавал, только когда мама закупо-

ривала окна одеялами. Каждую зиму нас

с гастролями посещал главный природный

блокбастер и самое завораживающее ла-

зерное шоу на свете — северное сияние.

Воркутинская примета — если за одну

ночь увидел два сияния — это к счастью.

Наверное, поэтому воркутинцы, несмотря

ни на что, народ веселый и неунывающий.

Но из песни слова не выкинешь, и од-

нажды весною, зеленеюшим маем, когда

тундра надела свой зеленый наряд, мы

побежали дальше.

Вся семья очень обрадовалась, когда отцу

сообщили, что служить он теперь будет под

Москвой. Хотя очень скоро я уяснил, что

на просторах нашей Родины понятие «под

Москвой» довольно растяжимое. Пример-

но километров на триста пятьдесят. С тем

же успехом мы еще оказались и под Пите-

ром — в городе Бологое, где, как известно,

поребрик плавно переходит в бордюр.

Город встретил меня неласково. На первой

же перемене мои новые одноклассники,

будто при входе в тюремную хату, устрои-

ли мне экзамен: могу ли я отличить липу

от ольхи? У нас в Воркуте росли только

карликовые березы и цены на продукты

питания. Поэтому экзамен я провалил. Ре-

А вот история о том, как география становится биографией: гендиректор телеканала СТС Вячеслав Муругов уже и сам не скажет, откуда он выехал, но точно знает, почему он в итоге приехал в Москву. И дальше не поедет.

из а

рхива с

тс


ста

нислав я

ворский/ф

ото

сою

з

бята начли дразнить меня Воркутой, но от

этого слова веяло такой вечной мерзлотой,

что скоро меня зауважали.

Вообще жизнь в военчасти в Бологом

соответствовала названию города, она

была благополучной. Папа работал на-

чальником службы медицинской части или,

по-простому, «начальником по спирту»,

и коллектив его ценил. Я же, проведший

почти все свое детство на территории во-

енной части, больше походил на космонав-

та, заброшенного на Марс, — все эти годы

меня окружали одинаково одетые зеленые

человечки, преимущественно одного пола,

и в те дни, когда папе в медчасть завозили

спирт, они еще и разговаривали на каком-

то странном языке.

В четырнадцать я решился на свой первый

самостоятельный побег. Побег от роди-

телей. Вопроса «куда бежать?» для меня

не стояло. Советское телевидение умело

вправить мозги куда эффективнее, чем

современное. Даже несмотря на жизнь

в военной части, после ежевоскресных

просмотров программы «Служу Советско-

му Союзу» я мечтал только об одном —

стать суворовцем.

Попасть в Суворовское училище города

Калинин, а ныне Тверь, было непросто.

Еще сложнее там было остаться. Уже ко

второму экзамену вся романтическая

дурь из головы была выбита и я снова

всерьез задумался о побеге. Бежать из

Суворовского мешало лишь то, что для

отца-офицера, которого к тому же и зовут,

как Суворова, — Александр Васильевич,

это был бы тяжелейший удар. Так мне

пришлось научиться тому, что русские не

сдаются и утешать себя лишь краткими

побегами в самоволку. А еще раз в неделю

к нам приходили девушки-хореографы и на

этих уроках учили нас танцевать бальные

танцы, а на переменах целоваться.

Сменив за первые шестнадцать лет жизни

массу часовых поясов, несколько клима-

тических зон и пару континентов, уже

было трудно себя остановить, можно было

двигаться только дальше и только вперед.

Следующий мой марш-бросок был из Твери

в Пензу, в Военный артиллерийский ин-

Даже несмотря на жизнь в военной части, после ежевоскресных просмотров программы «Служу Советскому Союзу» я мечтал только об одном — стать суворовцем.


ститут. Как и полагается у артиллеристов,

институт занимал в городе господствую-

щую высоту — прямо напротив него на-

ходился Педагогический, также известный

как кузница офицерских жен, а также

резидентов Камеди Клаба. Его заканчива-

ли такие видные пензюки, как Паша Воля

и Тимур Родригес. Там я впервые столкнул-

ся с таким замечательным форматом, как

«Танцы со звездами» — это когда пензен-

ские девушки приходили на дискотеку

потанцевать с молодыми офицерами со

звездами на погонах. В конце восьмиде-

сятых офицеры еще вполне котировались

у местных студенток, почти так же, как

у современных студенток нынешние рези-

денты Камеди Клаба.

С наступлением девяностых ситуация

изменилась. Союз лихорадило по полной

программе, в Пензе ввели талоны и весь

город перешел на консервированные со-

сиски из гуманитарной помощи. И я снова

пустился в бега.

Приграничный город Брест летом девя-

носто первого был настоящим оазисом

в умирающем в конвульсиях Советском

Союзе. Въехал я туда совсем незадолго до

того, как в Москву въезжала бронетехника

Таманской дивизии. В дни путча я проходил

первые уроки телевизионного контрпро-

граммирования. По центральным каналам

тогда показывали «Лебединое озеро», по

белорусским каналам — неунывающие

песни и пляски, а по польским — Ельцина

на танке у Белого дома.

В декабре к нам в Вискули, что всего в паре

десятков километров от моей воинской

части, приехали в гости главы Союзных

республик, и СССР перестал существовать.

В общем, я добегался. Это был самый

неожиданный и самый серьезный побег

в моей жизни — побег из России. Объ-

яснить это можно только тем, что в тот

момент никто не воспринимал это всерьез.

Какая разница, где было жить — в Киеве,

Бресте или Москве? Все равно казалось,

что это одна страна. К тому же в первые

годы белорусской незалежности Брест был

настоящим курортом. Люди процветали,

особенно брестский рэкет. В те времена на

вопрос, почему вы Белая Русь, брестчане

отвечали: а нам краснеть не за что. Вообще

служба в приграничном Бресте — это был

уникальный опыт. Тогда это была граница не

только между Польшей и Белоруссией, но

и между прошлым и будущим. Здесь сама

жизнь учила географии. Почему, например,

у Белоруссии неудобное географическое

положение — это потому, что когда Бела-

русь кланяется России, то перед Польшей

становится неловко. Ну и наоборот.

Прошло еще несколько лет, и над шуткой

про то, что поезд Москва–Минск — это

такая машина времени, двенадцать

часов, и ты в прошлом, начали смеяться

уже в полный голос. А мне было не до

смеха, мне хотелось в будущее. В Москву,

в Москву. В общем, как поется в песне

«Верасы», «сожжен мосток, ушла из серд-

ца боль». Я снова продолжил побег. Теперь

уже побег в Россию. Вопрос, чем зани-

маться в Москве, для меня не стоял. Я был

артиллеристом, а, как известно, арт — это

искусство, и поэтому я пошел на телевиде-

ние, можно сказать, по конверсии. Друзья

ободряли: «Не волнуйся, Слава, если не

получится на телике, всегда возьмут в ми-

лицию». Ну вроде бы пока получается.

Прошло четырнадцать лет, но до сих пор

в Москве при вопросе «ты откуда?» я впа-

даю в ступор. Перед глазами проносятся

все мои молодые побеги — и я на самом

деле не всегда понимаю, кто я — сибиряк?

Житель Заполярья? Белорус? Или, может

быть, пензюк? В общем, понаехал я в Мо-

скву из самых разных мест.

Теперь мне бежать некуда. Здесь у меня

дом, семья, жена, любимая работа, друзья,

нефть, уголь, металлургические комби-

наты, обширные запасы пресной воды,

гидро- и атомные электростанции, ядерные

боезапасы и удвоенный ВВП.

И глядя из Москвы на весь этот развер-

нувшийся по всему миру апокалипсис, от

аварии на Фукусиме до смерчей в Оклахо-

ме, понимаешь — нам дико повезло. Сама

природа распорядилась так, что Россия —

это Ноев ковчег. Недальновидно валить

в Англию, когда она, не ровен час, уйдет

под воду. Как можно переезжать в испан-

скую Марбелью, когда даже морскому ежу

понятно, что она скоро превратится в пу-

стыню и просто расплавится. О переезде

в Майами сейчас могут думать только люди

преклонного возраста, которым совсем

не страшно, что они попадут в самый глаз

урагана. В общем, не надо быть Вангой,

чтобы понять: Россия — это сейчас самое

безопасное место на Земле. Она не уйдет

под воду, не расплавится и не разрушится

от землетрясений. Да, многие жалуются на

спартанские условия, ну а кто сказал, что

на ковчеге должно быть удобно? Да, жизнь

здесь не всегда отличается повышенной

комфортностью, каюты у многих малога-

баритные, от ряда проблем развивается

морская болезнь и есть еще некоторые, ко-

торые пытаются раскачать лодку, но зато

с нашим куском Земли ничего не может

случиться.

Россия — это сейчас самое безопасное место на Земле. Она не уйдет под воду, не расплавится и не разрушится от землетрясений.


текст: маргарита симоньян рисунки: инга аксенова

КАК ОБЫЧНО, на майские я сбе-

жала домой. Не в Лондон же, в самом

деле, сбегать. Дома мы гоняли коз в сам-

шитовой роще, рвали дикую мяту и ката-

лись на велосипедах по мокрому гравию,

лихо въезжая в повороты олимпийских

объектов. Вернувшись в Москву, первым

делом я попробовала повторить такой

въезд в поворот на даче друзей и хожу

вот теперь с разбитым коленом. Климат

не тот. И кураж.

Первого мая я повела в ресторан подругу

детства Анжелку. Ей было как-то тоскли-

во, а я это не люблю. Мы сидели прямо

у моря, грызли только что выловленную

барабульку, смотрели, как сумасшедшие

питерские ныряют в пятнадцатиградус-

ные темно-серые волны. Сидим, грустим

о былом. То и дело к нам подсаживаются

родственники, проходившие мимо. Когда

родственников — полгорода, всегда так.

Заходит, между прочим, и наш младший

брат. Шлепает об стол пластиковой бутыл-

кой собственного вина и говорит:

— Бен Ладена убили, что не празднуете?

— Врут, наверное, — зевает Анжелка. —

Про Джеки Чана тоже говорили, что умер.

Брат лезет ко мне здороваться.

— Не обнимай его! — предупреждает

Анжелка. — Он хочет сына Лионеллем

назвать.

Моего брата зовут Фауст. Что было в голо-

ве у его матери — для нас загадка.

Жена Фауста ждет третьего. Отомстить

за ошибки бабушки почему-то решили

именно этому ребенку.

— Почему Лионеллем? — косточка от

барабульки застревает у меня в десне.

— Потому что он будет великий футбо-

лист! — объявляет Фауст. — Мы тут все

продадим, гостиницу продадим, и мойку,

и даже аудиосистему, которую я новую

взял, и уедем все в Барселону. Я ему уже

даже форму купил!

— А на каком месяце Рузанка? — инте-

ресуюсь я.

— На третьем. Я купил ему форму сбор-

ной России. Но играть он будет за сбор-

ную Испании. И звать его будут Лионелль.

— А УЗИ уже делали, точно знаете, что

мальчик? — спрашиваю я.

— Нет, какое УЗИ, это в Хосту надо

ехать. Я без УЗИ знаю, что мой сын будет

великий футболист Леонелль Фаустович

Сирунянц.

Ресторанная кошка выныривает из-под

стола и смотрит на Фауста с недоумени-

ем. Он наливает себе еще.

— Я вам рассказывал, как у меня

в армии солдат украли? — как обыч-

но после второго стакана спраши-

вает Фауст и, не дожидаясь ответа,

хвастается:

— Я же, короче, границу охранял. На

заставе, в горах. Щас не скажу, что

и где, а то эта женщина сестра называ-

ется — все записывает, потом в своей

колонке все напишет, мне тут дом сожгут.

Короче, я служил в горах, и официальная

Каддафи, Фауст, бен Ладен, Джеки Чан — есть о чем поговорить с земляками главному редактору телеканала Russia Today и колумнисту «РП» Маргарите Симоньян, когда ей удается сбежать из Москвы на родину, на малую. Но больше всего ее земляков с недавних пор волнуют геи: Маргарита по-мужски выясняет причины волнений. Читатель тоже теперь узнает все про это.

orlova


боеспособность нашей заставы была две

с половиной минуты.

— Это что значит? — лениво спрашивает

Анжелка, выщипывая идеальную левую

бровь.

— Значит, если бы враг пришел, мы про-

держались бы две с половиной минуты.

— А потом что?

— Потом — ж..., — признается брат. —

Мы об этом знали, но враг не должен был

знать. А так как на заставе был я, то бое-

способность была вообще две минуты.

— Да, я помню, как твоя матушка бегала

по деревне и орала: «Все, можете спать

спокойно! Граница на замке — Фауста

в горы перевели!» — говорит Анжелка.

— Короче, я с этой армии все время

сбегал.

— Из армии, — умничаю я.

— Из армии, да. Меня прапорщик очень

любил. У нас там прапорщик был — две-

надцать контузий. Официально две, но

я думаю — точно двенадцать. Он все

время говорил: «Вот смотрю я на тебя,

сержант Сирунянц, и думаю, что ты —

турецкий шпион». Я ему говорю: «Да

с какого перепоя?» А он говорит: «Ну вот

я же смотрю на рядового Петрова и не

думаю, что он турецкий шпион!» Я ему

баню строил в Красной Поляне. В город

ездил, кафель ему покупал. В эту баню

теперь иностранцы приезжают, отдыхают

там культурно, очень дорого все, ни про-

ституток, ничего. Я сам кафель клал. То

есть ложил, — испуганно поправляется

брат. — Короче, раз пошли мы на даль-

ний рубеж, восемь бойцов, я за старше-

го. Привел я их, расставил по позициям

и заснул. А они должны были четыре

часа на этих позициях стоять. Просыпа-

юсь часа через два — смотрю, солдата,

который рядом со мной стоял, нету. Я на

другую позицию — и там нету. Я туда-

сюда побежал-прибежал — нету солдат!

Пиииии-пи! — не скрывает эмоций Фауст.

— Господи, один брат у подружки, и тот

идиот, — говорит Анжелка. (На самом

деле, у нас тридцать шесть братьев, если

не считать четвероюродных.)

Фауст продолжает:

— Бегаю, ору: «Козлы, выходите, я вашу

мамину маму! Пар-р-рву!» А сам по-

нимаю — все, нету. Думаю, епа мать,

абхазы украли! Хотя на х...ра они абхазам

нужны, я даже не подумал. Сел, закурил,

считаю в уме, сколько лет мне дадут. Мне

два месяца служить осталось, а я солдат

проспал. Сижу. Решил — буду говорить,

что не спал, отбивался. В штаны чуть не

наложил, как испугался!

— Неужели мой брат — трус? — строго

спрашиваю я.

— Очень трус! — с жаром отвечает

Фауст. — И тут я вспомнил одну вещь.

На этом дальнем рубеже как раз должна

была тренироваться ДШМГ. Десантная

штурмовая мобильная группа. Звери!

В маскировочных халатах, вот такие

штаны, пулеметы. Одни дагестанцы там

служили. А я там одного знал, Шахмурди-

на. Шах погоняло. И я пошел их искать.

Думаю, попрошу Шаха помочь мне моих

солдат отбить. И иду, короче, уже почти

дошел до их базы — смотрю, прямо

в лесу мои солдаты! Стоят, к деревьям

привязанные, сука, все живые.

— Вот скажи, Фауст, ты дебилом родился

или уже стал с возрастом? — Анжелка

дощипала брови и теперь курит Фаусту

прямо в лицо. Он, как обычно, не обраща-

ет внимания.

— Короче, в обязанности этой ДШМГ

еще входило проверять, как мы служим.

И они пришли, увидели, что я сплю, с де-

ревьев попрыгали как тень, всех моих

повязали и утащили к себе.

— И что дальше? — это уже

я интересуюсь.

— А чё, поржали и отпустили. Дагестан-

ский юмор, — объясняет брат.

К разговору присоединяется еще один

проходивший мимо родственник, дядь

Арут. Тоже грустный. Его сын на прошлой

неделе украл школьницу из Ачмарды,

и теперь нужно делать свадьбу. То есть

нужно немножко где-то поработать.

А ведь не княжеское это дело.

Дядь Арут вклеивается в пластмассовый

стул и отпивает из моего бокала «голубой

маргариты».

— Фу, что за дрянь ты пьешь, Марго-

джан! — сплевывает князь и заказывает

себе две таких же.

У дядь Арута была тяжелая жизнь.

В двадцать пять лет он купил себе первую

в Адлере «Волгу», а в тридцать ему дали

пятнадцать за то, что он в Туапсе брал по

четыре копейки, а в Ростове продавал по

восемь луковицы гладиолусов. До первого

миллиона, то есть до безоговорочного

расстрела аккурат полтинник всего не

успел заработать.

— Дядь Арут, если б ты тогда не сел, сей-

час Абрамович тебе кофе бы подавал! —

восхищается Анжелка.

— Абрамович кто такой? — презритель-

но фыркает дядь Арут. — Местный? Я его

не знаю.

— Что ты на пляже вообще делаешь,

дядь Арут? — спрашиваю я. — Не сезон

же еще. У тебя дела здесь?

— Да трубу тут у них прорвало, канализа-

ция течет в море. Мы должны были с ре-

бятами трубу прикопать, денег немножко

заработать. Но раз родственников

встретил — ничего, завтра закопаем, —

успокаивает дядь Арут. Питерская девица

картинно вытягивает голубоватые ручки

и ныряет бомбочкой с волнореза.

— Так что, за бен Ладена будем пить, что

его убили? — спрашивает Фауст.

Выпили за бен Ладена.

— Я вот это все не понимаю, — сооб-

щает дядь Арут. — Вон Каддафи всем

хороший был, в Москву приезжал, шатер

свой в саду ставил, теперь плохой стал.

— Бен Ладена убили, что не празднуете? — Врут, наверное, — зевает Анжелка.


— Да, прапор мой говорил: «Вот у нас

в казарме пол красный, а стены зеленые.

Так и мы — живем-умираем», — соглаша-

ется Фауст.

— Мы были сегодня с моими на кладби-

ще, шесть мест себе рядом застолби-

ли, — сообщает дядь Арут. — Только не

поняли, как будем лежать — вдоль или

поперек.

— Зачем вы себе места столбили? — не-

доумеваю я. Все-таки я уже отвыкла от

этих людей.

— А ты представляешь, как удобно —

дети придут на родительский день, а мы

все в одном месте лежим, никуда далеко

ходить не надо по грязи. Ты не думаешь

об этом?

— Нет, честно сказать, не думаю.

— Эгоисткой такой не надо быть, — уко-

ризненно говорит дядь Арут.

— Вот интересно, эти Вильям и Кэтрин

будут вместе жить? — задумчиво про-

износит Анжелка. — Вообще сейчас

позвоню Гайкушке, спрошу.

— А кто такая Гайкушка?

— Гадалка хорошая, все точно скажет.

Десять минут мы ждем, пока Анжелка

поговорит с гадалкой. Наконец она

объявляет:

— Полгода проживут, больше не про-

живут. И вообще по залету поженились.

Гайкушка точно говорит, что бере-

менная эта Кэтрин. Третий месяц, как

у Рузанки.

— А я читал, что в Англии Элтона Джона

обвенчали с мужиком, — сообщает

Фауст.

— Что в мире творится! — возмущается

дядь Арут.

— Это не в мире, это в Англии, — успо-

каивает его Анжелка.

— Нет. Не в Англии, — вдруг мрачнеет

Фауст. Опускает голову и беспорядочно

чертит ножом по столу. — Я вам должен

одну вещь сказать.

Брат поднимает на нас свои сверкающие

черные глаза под сверкающими черными

бровями и медленно произносит:

— В Сочи открыли гей-клуб.

Пауза. И сразу после нее:

— Да ну, нах?! — хором вопят по-армянски

мои родственники и еще человек двадцать

за соседними столиками, которые с увлече-

нием слушали наш разговор.

— Открыли, в натуре, гей-клуб! — кля-

нется Фауст. — Я, правда, сам не верю,

я думаю, там в клубе никого нет, а вокруг

клуба одни натуралы сидят на корточках,

семечки жуют и ждут, когда первый гей

появится.

— Едем туда! — решаю я. Мне же надо

веселую колонку писать. А веселее, чем

гей-клуб в городе, где каждый второй —

Фауст Сирунянц, сложно себе что-то

представить.

В общем, несмотря на протесты Фауста

и ужас в глазах дядь Арута, решаем

ехать. Еще и берем с собой маму — раз-

веяться. Брат тоже едет с нами, потому

что кто же нас отпустит одних. Остается

отпросить у мужа Анжелку.

Моя подружка бежит от себя много лет.

Она родилась Иннокентием Анненским,

но в двадцать один нецелованной вышла

замуж, с тех пор рожает детей и варит

туршу из фасоли. Муж у нее — бандит.

С бычьей шеей и мертвой хваткой — все

как положено.

И я должна отпросить у него подругу

в гей-клуб.

— Какой гейклуб-мейклуб, я не знаю.

Моя жена дома должна сидеть. Зачем

она пойдет — чтоб на нее там смотрели

все? — говорит, естественно, муж.

— Ну, брат, — уговариваю я, — на нее

никто не будет смотреть. Там народ не по

этому профилю.

— Профиль-анфас, я не знаю. Твой муж

тебя не умеет воспитывать, а моя жена

дома должна сидеть, базар окончен.

— Брат, но ты пойми, ей нужно рас-

слабляться. Это гей-клуб! Мы даже если

голые придем, никому там не будем

нужны!

— Сказки мне не рассказывай! Гей-клуб

она придумала! Откуда в Адлере геи?

— Ну что ж, ну геи, что такого? Еще Блок

говорил, что только влюбленный имеет

право…

— Когда блок говорил, керамзит что

делал? Дальше ты что мне скажешь?

Дальше сказать было нечего. Мы про-

сто напоили Анжелку так, что ей уже

было все равно, в какую сторону у мужа

кепка. Она выключила телефон и поехала

с нами.

Первый шок случился в такси. Вместо

привычного «Рафик послал всех на фиг»

кассетник фыркнул на меня женским

голосом: «Эппрувал энд дисэппрувал. Одо-

брение и неодобрение».

— Английский учу, — смущенно пояснил

пожилой таксист дядь Мигран. — Пахо-

мов сказал, кто английский не выучит,

за Мамайку всех переселят. Чтоб не позо-

рили Олимпиаду — так сказал.

Позвоню завтра Пахомову, подумала

я. Спрошу, правда ли он такое говорил.

И ведь не удивлюсь, если правда.

Анжелка зажигает огни всю дорогу. Она

объясняется в любви моей матери, назы-

вая ее почему-то Зэвард, хотя на самом

деле ее зовут Зинаида.

Сквозь уроки английского, которые таксист и не думал выключать, до меня доносится непонятно к чему относящийся Анжелкин всхлип:— Армяне — непобедимые, летающие в космос люди!


— Я не могу говорить тост, если у меня

нет стакана в руке! — заявляет Анжелка,

выхватив у меня захваченную из рестора-

на бутылку «Бейлиса». Потом она встает

прямо в машине и говорит так:

— Счастье моей жизни, Зэвард, обуслов-

лено наличием тебя в ней. Я обосную.

Если бы, Зэвард, на тебя сделали аборт,

я не была бы таким хорошим человеком.

Если я вру, я его мамину маму.

— Сядь, Анжела, ты щас таксисту на

голову упадешь! — говорю я, тарабаня по

блэкберри, чтоб не забыть все, что она

несет.

— А ты пиши-пиши, — огрызается Анжел-

ка. — Хэр я ложила на твои колонки. Ой,

прости меня, Господи! Нет, пьяные люди

не должны к Богу обращаться. Поэтому,

Зэвард, ты меня прости! Потому что

сейчас я буду плакать на коленях.

— Ты не поместишься тут на коленях,

сядь уже!

— В жизни человека, — говорит Анжела,

глядя на меня с любовью, — ничто не

играет такую роль, как его близкие, кото-

рые на него плевать хотели. Сегодня мне

моя подруга скажет, что можно есть г...,

и я буду его есть, потому что у меня нет

гордыни. Я знаю, что ничего не знаю, как

великий Софокл!

— Как Сократ, — умничаю я. Анжела

не слушает, снова поднимает бутылку

и продолжает:

— Раз у меня есть рюмка, я скажу за

тебя тост, Зэвард! Но я не буду за тебя

пить. Потому что пьющий человек разру-

шает себя, а этого ты не заслуживаешь.

Вот Путин — хороший человек. Но я ему

говорю: «Ты молодец, Путин, но рядом

с Зэвардом — ты никто!»

— Сядь, Анжела, угомонись! — кричу я.

Но подруга меня не слышит. Ее несет да-

леко. Сквозь уроки английского, которые

таксист и не думал выключать, до меня

доносится непонятно к чему относящийся

Анжелкин всхлип:

— Армяне — непобедимые, летающие

в космос люди!

Анжела достает откуда-то сигарету

и подвывает:

— Боженька, я только об одном тебя

прошу! Не пошли мне никогда такую

болячку, чтобы мне нельзя было курить!

Анжела отхлебывает еще «Бейлиса»

и протягивает бутылку моей маме. Мама

отказывается, улыбаясь.

— Зэвард, ты не пьешь?! — вдруг

осеняет Анжелу. — Ты все это время не

пьешь?! Забудь все, что я тебе здесь

говорила!

И тут мы наконец подъезжаем к клубу.

Таксист сидит мрачный и злой. Фауст

спрашивает:

— Ты что, злишься на нас, дядь Мигран?

Ну, выпила женщина, не сильно она там

тебе все и прожгла, и ликера разлила не

так много.

— Этот ваш клуб у меня вызывает боль-

шой дисэппрувал, — отрезает таксист

и до рубля отсчитывает нам сдачу.

Дальше железная дверь без опознава-

тельных знаков. На входе женщина — а,

может, это был и мужчина — оглядывает

Фауста неодобрительно.

— Молодой человек раньше был в нашем

заведении? — строго спрашивает она.

— Этот-то? Конечно, был! — улыбаюсь я.

— Сомневаюсь, — цедит женщина

сквозь зубы. Но пропускает. Внутри

за столиком уже сидит моя сестра —

младшая, продвинутая. Она работает

в «Олимпстрое» и в этом клубе бывает

часто. Мы заказываем еще выпить.

А дальше — я не могу это описать! Я толь-

ко скажу, что мой брат каждые двадцать

секунд орал: «А-а-а-а-а-а!!!» — и еще ино-

гда орал: «Мамой клянусь, это жесть!!!»

На сцене тем временем зажигали транс-

вестит Вартанчик и его подруга Аза,

в миру сбежавший из не скажу какой

республики дзюдоист Азамат. В зале ис-

текала слюной пара адлерских бандюков-

армян.

— Мир, труд, май! — кричала со сцены

Аза. — Это лучше, чем война, безработи-

ца, декабрь!

И мы не могли с ней не согласиться.

Отпев первый номер, сверкая кружевны-

ми красными стрингами и безупречной

эпиляцией всего, Аза спустилась в народ.

Когда она подошла к нашему столику,

брат мой, с плечами в полстола, умудрил-

ся забиться под диванную подушку. Аза

двинулась напрямую к моей сестре.

Вообще в городе моя сестра знаменита

тем, что она моя сестра. Но конкретно

в этом заведении про меня никогда не

слышали. Здесь моя сестра знаменита

тем, что у нее четвертый размер груди.

Аза подошла к нашему столику, поцело-

вала сестру и объявила:

— Пока ты накачаешь такую задницу, как

у меня, твои сиськи отвиснут до пуза. —

После чего воткнула гвоздику в мою

пепси-колу и вернулась на сцену.

— Москва есть в зале? — крикнула она.

— Да!

— Официанты, запомнили, где Москва

сидит? А Хоста есть?

— Да!

— Ну слава богу, олигархи все тут, — ска-

зала Аза и стянула с себя юбку, вызвав

оргазмический вопль зала и одинокий

обморок Фауста.

Таких Аз на сцену выходило пять или

шесть. «Откуда, откуда они все у нас?» —

хрипел Фауст. Друг друга они называли

трансухами и, не побоюсь этого слова,

хачихами. Одна прочитала то, что сама

назвала стихотворением Тютчева «Хачи

прилетели».

Дальше девочки тянули на сцену какого-

то парня, сидевшего за вип-столиком,

его с визгом тащила обратно пришедшая

с ним девица, и Аза орала:

— Боишься мужика потерять, води его

на дискотеку «Черноморец», фигли ты его

сюда привела, натуралка безмозглая?

Потом на сцену вышла та, кого Аза

объявила:

— Народная артистка Якорной щели

и Туапсе Валентина Монро.

Она спела песню «За то, что только раз

в году бывает май». Неплохо, кстати,

спела. Ее сетчатый лифчик трепетал

поверх богатырской груди, и нежно взды-

малось жемчужное ожерелье прямо под

выбритым кадыком.

Ну и дальше начался совсем ужас. Аза

кричала кому-то:

— Столик, за которым орали «Пидара-

сы!» — вам отдельный поцелуй!

На сцене бесновалась полуголая Лайза

Минелли, Аза подбадривала: «Давай-

давай, Ваенга!» — и последнее, что

я помню, это как подруга моего детства,


жена бандита, не целованная до свадьбы

мать четверых детей, бросила на сцену

гвоздику с криком: «Вартанчик, хочу

еще!»

Назад мы ехали молча по оплетенному

олимпийскими лампочками, пропахшему

шашлыком городу, где каждая встречная

девяносто девятая — духовой оркестр

Северо-Кавказского военного округа.

— Что я вчера буровила? — спросила

меня наутро Анжелка.

— Матери моей в любви признава-

лась, — сказала я. — Говорила, что она

Софокл.

— Софокл? А кто это? — совершенно се-

рьезно спросила Анжелка. — Я его знаю?

— Конечно, знаешь! Весь Адлер теперь

его знает, — ответила я.

В канаве, поросшей мятой, дрались две

крикливые жабы, раздували огромные

пузыри. Cкрипнула в огороде калитка, за

ней показались бычья шея и неласковый

взгляд мужа Анжелы.

— Ура! Мой лучший друг пришел! — тут

же подлизалась я. Хрясь — стукнула по

столу кулаком Анжела и метнула в меня

ядерный взгляд:

— Слушай сюда, подруга! Слово «мой»

в отношении моего мужа имею право

произносить только я, поняла меня?

Конечно, они тут же помирились. Анжел-

ка все-таки очень давно замужем.

А я поняла, что это больше не мой город.

Здесь перестали лазить в окна к соседям

за чесноком. Почти никто больше не вы-

ходит замуж в четырнадцать, а если вы-

ходят, то на свадьбе поют трансвеститы-

кавказцы. Оно все, может, так и должно

было быть. Только бежать-то теперь куда?

Бежать-то теперь — некуда.

Ну а раз некуда — то, может, и неза-

чем. От добра добра не ищут. Анжелка,

подружка, сиди уже дома, вари туршу

из фасоли. Мало ли кто в ранней юности

пишет талантливые стихи. Ну, и я тоже

покорюсь — состарюсь тихонько на

этих бессмысленных совещаниях и буду

теперь до седин пить паршивый «мохи-

то» вместо вина брата Фауста. Нечего

нам с тобой бегать туда-сюда, дорогая.

Можно ведь и коленки разбить.

P.S. Ах да, рецепт! Ну конечно, жареная

барабулька. Не знаю, где вы ее здесь

возьмете, но постараться можно. Только

не крупную, средиземноморскую, а нашу,

сочинскую, с палец длиной. Чтоб ее

приготовить, главное — ничего с ней не

делать. Вообще ничего. Только почистить,

посолить, поперчить черным перцем

и жарить над углями по три минуты

с обеих сторон. Съедите по килограмму

на каждого. А то и по два.

На сцене тем временем зажигали трансвеститВартанчик и его подругаАза. В зале истекала слюнойпара адлерских бандюков-армян.


текст: инна денисова рисунок: анна всесвятская

А ВСЕ началось с того, что Коле

Хомерики приз не дали. Дело было

летним вечером в Каннах. Объявляли

победителей программы «Особый взгляд»,

в которой был Колин фильм «Сказка про

темноту» с Алисой Хазановой в главной

роли. Режиссеры всегда говорят, что им

на призы плевать, но все понимают, что

в Каннах раздают самые шоколадные

медали в мире. В общем, Коля с раннего

утра снимал волнение в барах вокруг

кинозала «Дебюсси». А потом еще пре-

дательски обнадежила рассадка: их

с Алисой посадили по центру, где обычно

победителей сажают. В общем, мы уже

приготовились кричать «ура» — как

объявили грека. С фамилией еще такой,

на «Хомерики» похожей. Так что выход из

«Дебюсси» был отнюдь не такой торже-

ственный, как в него вход. Окрестные

бары, использованные для мелких целей

вроде снятия волнения, решительно не

годились для того, чтобы топить горе, —

за этим мы отправились в ресторан на

пляж. Умирать — так с мидией.

Собравшееся за столом мидийное со-

общество было представлено следующим

составом: грустный Хомерики со своей

девушкой Юлей, сдержанная Хазанова,

разговорчивый продюсер картины «Беля-

ев» обрусевший француз Серил Лункевич,

нарядная ведущая ОРТ Катя Мцитуридзе,

артистичный организатор фестиваля

«Меридианы Тихого» Александр Долуда,

кинообозреватель «Афиши» Роман Во-

лобуев и автор этого текста. Потом еще

присоединилась красавица Оля Ефре-

мова, племянница Михаила Олеговича,

в сопровождении стайки других краса-

виц. Мидии поедались в трагическом

молчании — поругивая фестивальную

дирекцию, каждый забился в свою ра-

кушку и уже не вылезал оттуда. Волобуев

посмотрел в «макинтош» и засобирался

домой. Компания разваливалась. Кто-то,

кажется Катя, предложил перед сном,

для поднятия самооценки, выпить кофе

на террасе отеля Carlton. Нам грустно,

настроение на нуле, но мы все же пьем

кофе в Каннах. Пятнадцать евро чашка.

На вышеупомянутой террасе тем време-

нем завязывался драматический сюжет

с центростремительной композицией:

шеи сидящих за столиками, как у танцую-

щих лебедей, синхронно сворачивались

в одном направлении. Внимание десят-

ков глаз удерживал на себе большой

человек, болтающий с героиновой блон-

динкой и еще несколькими маленькими

людьми. Некоторая вовлеченность в фе-

стивальную жизнь, имеющая материаль-

ное воплощение в виде болтающихся на

шее аккредитаций, с которыми в кино

пускают, помогла опознать блондинку,

актрису фильма Enter The Void по имени

Паз де ла Уэрта. Маленькие человечки

тоже были актерами, которые едва ли

удостоились бы хоть одной свернутой

шеи, если б не тень, отбрасываемая на

Журналист Инна Денисова представляет читателю «РП» неповторимую возможность не только заглянуть за кулисы Каннского фестиваля, хотя и не последнего, но и чокнуться — в хорошем смысле — с Тарантино. И даже выпить с ним, при этом совершенно не закусывая. Уникальное чтиво.

вита

буй

вид


них великаном. Опознание великана не

требовало ни киноведческого образова-

ния, ни аккредитации. Это был Квентин

Тарантино.

«А давайте с ним познакомимся», —

предложил кто-то самый смелый из нас.

Или, может быть, самый пьяный. Идея

немедленно нашла отклик в сердцах.

Присев за столик и синхронизировав-

шись позами и направлением взглядов

с другими посетителями кафе, мы вдруг

превратились в команду КВН, у которой

есть десять минут для того, чтобы пораз-

ить собравшихся выдающимся арти-

стическим номером. Хомерики сказал:

«Я режиссер, я что-нибудь придумаю».

Алиса сказала: «Неудобно как-то». Еще

через минуту был подозван официант,

завербованный нами в курьеры: его

миссия состояла в том, чтобы отправить

за стол Тарантино бутылку шампанского

Moet et Сhandon (Катя потом напомнила

мне, что хотели Crystal, но пожадничали).

Еще через пять минут бутылка достигла

адресата. Сидящего, надо заметить, со

своей компанией за совершенно пустым

столом. Водрузив бутылку, подученный

официант прошептал в огромное ухо,

торчащее на огромной голове: «От рус-

ских», — и кивнул в нашу сторону. И тут

Квентин встал. Прижал руки к сердцу.

Прокричал громким голосом: «Сенк ю».

И стал чокаться нашим вином со своей

компанией, больше не глядя в нашу

сторону.

Поставив самим себе оценку «неудовлет-

ворительно», поскольку результат никого

не удовлетворил, генштаб продолжил

совещание. На авансцену вышел игрок

Долуда из Владивостока. Махнув рукой,

он встал из-за стола и пошел к их столу

под робкое «это будет уже чересчур».

Катя Мцитуридзе тут же сообщила, что

Долуда не говорит по-английски. Стало

еще интереснее. Долуда подошел. Таран-

тино улыбнулся. Долуда заговорил. Таран-

тино закачался, продолжая улыбаться:

ему, по всей видимости, нравилось, как

звучит русская речь. Долуда тоже качал-

ся в такт, возможно пел. Так прошла

минута. Затем Долуда вернулся к нашему

«А вы разве водку икрой не закусываете?» «Нет, — отвечали мы, поскольку уже стали смелые, — не закусываем. Мы так пьем».


столику, а Квентин — к нашему «моэту».

Все снова остались при своем. На рас-

спросы о том, что именно он говорил,

Долуда таинственно молчал. Дескать, вос-

ток — дело тонкое и уж очень от нашего

московского разумения дальнее.

Ответственной за попытку номер три

была назначена Катя Мцитуридзе.

Точнее, она сама себя назначила. По-

тому что у Тарантино интервью брала

и он ее помнил. «Есть план, — сказала

Катя решительно, — пошли». И вот она

уже возле большого уха, шепчет в него,

а я стою рядом и все слышу: «А знаете,

у нас настроение плохое. А это моя

подруга Инна, вы ей интервью не дали».

«Привет, Инна! — покорно говорит

Квентин, — ты уж прости, в следую-

щий раз». «А еще вон режиссеру приз

не дали! — достает последний козырь

Катя, — а если б вы посидели с нами,

у всех бы настроение исправилось».

«Может быть, позже, — рассеянно

кивает, — спасибо за шампанское».

И мы уже буквально видим на этом ухе

большую мозоль. Да оно, это ухо, просто

оттоптано за сегодняшний вечер лично

нами. И пора наконец вспомнить, что

мы взрослые интеллигентные люди,

и убраться восвояси. Оревуар, Квентин,

бон нюи. И вот что, друзья, он не придет.

Он сейчас вообще уйдет спать. Мы его

замучили. Надоели. Вели себя как мухи

назойливые, как прилипалы, утомили

человека. В общем, мы говорим это все

нашим сидящим за столом товарищам,

а они в процессе вдруг меняют выраже-

ния лиц со скучающих на изумленные,

таращат глаза и тычут пальцами нам за

спины. Потому что там, по трижды про-

ложенному нами пути, зачем-то держа

в руке стул, движется Квентин Таранти-

но: «Вы звали? Ну вот, я пришел. Сесть

можно?»

Иллюстрацией следующих минут могли

бы стать «Танцовщицы» Дега — смазан-

ные яркие пятна и вихрь юбок в битве

за места в партере. В итоге колибри рас-

селись вокруг него по жердочкам, но ни

одна не находила в себе смелости заще-

бетать первой. Поэтому заказали еще

водки. Он заговорил сам. «Не расстраи-

вайся! — хлопнул Хомерики по плечу. —

Мне на «Сандансе» за «Бешеных псов»

тоже приза не дали. Только смеялись

и говорили — смотрите, урод приехал».

И засмеялся. Тем самым смехом, из-за

которого, наверное, на «Сандансе» так

и говорили. И все немедленно расслаби-

лись. Ну все, отлегло. Вроде нормально

ему с нами. А он продолжал смеяться.

Люблю, говорил, русские фильмы:

«Летят журавли» Калатозова и «Человек-

амфибия», э-э-э… не помните кого? Как

не помните?» И мы пристыженно утыка-

емся в айфоны, чтобы найти фамилию

режиссера Чеботарева, но он уже не

слушает. Уже рассказывает про свою

феноменальную память. Как может

посмотреть фильм и тут же нарисовать

его раскадровку. Со всеми деталями,

где какая чашка стояла. Я тогда очень

позавидовала. Поскольку сама никогда

ничего не помню. Про то, что у Квентина

была черно-белая ковбойская рубашка,

мне потом Алиса напомнила. А Катя —

что волосы были крашеные. Я помню

только огромное колено. И еще помню,

где у меня спрятан листок с телефоном

его агента: человек с феноменальной

памятью дал мне его, чтобы я позвони-

ла, взяла интервью и не расстраивалась

больше. А также помню, что хуже всех

вел себя продюсер Серил. Он стал Та-

рантино в сторону оттаскивать, дескать,

поговорить нужно. Квентин, правда, не

дурак и с ним никуда не пошел. А Серил

потом исправился. Поскольку зачем-

то взял и закричал с перепугу: «Ле биг

мак!» Мы, конечно, на него посмотрели

с ненавистью. А Квентин — с радостью.

И снова захохотал. И хохотал минут

двадцать, дескать, какую я все-таки

шутку смешную придумал. Тогда Хоме-

рики бросился целовать ему руки. А он

целовал руки Хомерики в ответ. И очень

хотел, чтобы мы икру заказали. Говорил:

«А вы разве водку икрой не закусывае-

те?» «Нет, — отвечали мы, поскольку

уже стали смелые, — не закусываем.

Мы так пьем». На слове «икра» за наш

стол пришли бывшие друзья. Сначала

героиновая блондинка, потом актер Эли

Рот. «А у меня, — сказал Эли, — бабуш-

ка русская. Из Киева». «Ага, — ответили

мы, — здорово». И снова повернули

к Квентину влюбленные лица. И стали

ему что-то там еще рассказывать.

Кажется, про Михалкова, что с ним не

надо дружить. Поскольку он вот так

запросто ни к кому никогда за стол не

придет со своим стулом. И еще что-то

очень лестное про «Ублюдков», которые

на самом деле никому не понравились.

В общем, часа в четыре утра он стал

прощаться. Расцеловался с девушка-

ми — Оля Ефремова ему явно очень

понравилась. Сказал, чтобы мы «не

стеснялись и звонили», когда он приедет

в Москву, и тогда сходим куда-нибудь.

Официант, служивший нам в этот вечер

верой и правдой, тем временем готов

был принять наш последний долг. От

суммы которого мы даже про Таран-

тино забыли. Кажется, на кассу тогда

поехала Алисина карточка. Мы с Катей,

кстати, часто об этом вспоминаем.

И я говорю, что когда Квентин приедет

в Москву и я наберу на телефоне цифры

с заветного листочка, то обязательно

приглашу Алису. И мы пойдем в «Маяк».

И закажем много-много водки. И даже

икру наконец закажем. А то оставаться

в долгу некрасиво как-то.

«От русских», — и кивнул в нашу сторону. И тут Квентин встал. Прижал руки к сердцу. Прокричал громким голосом: «Сенк ю».

русский пионер №1(19). февраль–март 2011 127

ПОДПИСКА НА ЖУРНАЛ

Подписка через редакцию

по телефону: (495) 981 39 39

по e-mail: [email protected]

*Цена указана с учетом курьерской доставки по Москве и Санкт-Петербургу и доставки

почтовых отправлений 1-го класса в регионах РФ

*Цена действительна только по России с 01.12.2010 г.

Журнал выходит из печати 1 раз в два месяца.

2011 год: февраль-март № 1 (19); апрель-май №2 (20); июнь-июль №3 (21); август-сентябрь

№4 (22); октябрь-ноябрь №5 (23); декабрь №6 (24)

Любые вопросы по оформлению подписки вы можете задать по e-mail [email protected]

или по телефону +7 (495) 981 39 39

Дополнительную информацию о возможностях, которые дает подписка, вы найдете на нашем

сайте www.ruspioner.ru

Подписка через «Каталог Российской прессы ПОЧТА РОССИИ»

в любом почтовом отделении на территории РФ с 01.09.2010

Подписной индекс:

32 771 – годовой

32 770 – полугодовой

Подписка через подписные агентства

Москва ООО «Интер-Почта-2003»

Тел.: +7(495) 500 00 60, Факс: +7 (495) 580 95 80

E-mail: [email protected], www.interpochta.ru

Санкт-Петербург ООО СЗА «Прессинформ»

Тел. +7 (812) 335 97 51; 335 23 05, Факс: +7 (812) 337 16 27

E-mail: [email protected], http://www.pinform.spb.ru/

Агентство «Урал-Пресс»:

Абакан, Астрахань, Архангельск, Белгород, Благовещенск, Братск,

Брянск, Великий Новгород, Владивосток, Воронеж, Екатеринбург,

Иваново, Ижевск, Иркутск, Калуга, Кемерово, Комсомольск-на-Амуре,

Краснодар, Красноярск, Курган, Липецк, Мурманск, Нижний Новгород,

Нижний Тагил, Новороссийск, Новокузнецк, Новосибирск, Омск, Орел,

Пермь, Петрозаводск, Петропавловск-Камчатский, Пятигорск, Ростов-

на-Дону, Рязань, Смоленск, Сургут, Сыктывкар, Ставрополь, Таганрог,

Тверь, Томск, Тюмень, Улан-Удэ, Хабаровск, Ханты-Мансийск, Челябинск,

Чита, Ярославль.

Тел. центрального офиса (Екатеринбург) +7 (343) 26 26 543

www.ural-press.ru

6 номеров (год)

2277,00 руб.3 номера (полгода)

1425,60 руб.

ЖУРНАЛ МОЖНО КУПИТЬ

МОСКВА

Магазины прессы «Хорошие новости»: а/п Внуково, Домодедово,

Шереметьево

Сеть мини-маркетов на АЗС ВР

АЗС «Тат Нефть», Nefto Agip

Гастрономические бутики «Глобус Гурмэ»

Торговые центры «Калинка Стокманн», ТД ГУМ, «Твой дом», «Три кита»,

«Наш дом»

Супермаркеты «Азбука вкуса», «Алые паруса», «Бахетле», «Прованс»,

«Олив’е», «Фея», «Борисовский»

Книжные магазины «Республика», МДК на Новом Арбате,

ТД Книги Москва

Галереи «Люмьер» и «ФотоЛофт»

Редакция журнала «Русский пионер»: ст. м. «Курская», Нижний

Сусальный пер., д. 5, стр. 19, офис Медиа-Группы «Живи»

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Магазины прессы «Хорошие новости»: а/п Пулково

Магазины прессы «Первая полоса»

Магазины прессы «Нева-пресс»

Супермаркеты «ОКЕЙ», «Лента», «Лэнд», «Ренлунд», «Супер-Бабилон»,

«Призма», «Глобус Гурмэ»

Книжные магазины «Буквоед»

БАРНАУЛ

Супермаркеты «Алтай», «Вавилон», «Воскресенье», «Европа»,

«Лидер» и др.

ЕКАТЕРИНБУРГ

Магазины прессы «Хорошие новости»: а/п Кольцово

КРАСНОДАР, СОЧИ

Супермаркеты «Табрис»

НОВОСИБИРСК, РУБЦОВСК

Магазины прессы «Сорока»

Супермаркеты «Авангард», «Быстроном», «Гигант» и др.

ТОМСК

Супермаркеты «Томь», «ЦОТ» и др.

С ЖУРНАЛОМ МОЖНО ОЗНАКОМИТЬСЯ

Отделения «А-Клуб» Альфа-банка: Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург,

Самара, Новосибирск

Автопарк компании «Командир. Такси»

На бортах воздушных судов ОАО «Аэрофлот – российские авиалинии»

(бизнес-класс)

Swissotel «Красные холмы», Космодамианская наб., д. 52/6

Салоны Aldo Coppola

Рестораны и кафе:

L’Altro Bosco Caffe, Петровка, д. 10, Петровский Пассаж,

вход с ул. Неглинка

Bosco Bar, Красная площадь, д. 3

Bosco Cafe, Красная площадь, д. 3

АндерСон Семейное кафе, Наб. Академика Туполева, д. 15

АндерСон Семейное кафе, Страстной бульвар, д. 4

АндерСон Семейное кафе, Островитянова ул., д.5

АндерСон Семейное кафе, Островитянова ул., д. 9, кор. 5


Российский премьер и колумнист «РП» Владимир Путин дал откровенное интервью американскому журналу Outdoor Life. Интервью оказалось

настолько откровенным, что журнал напечатал его не целиком.

Между тем именно изъятия являются самыми интересными местами

в этом интервью. К счастью, у нас есть возможность разместить интервью

в оригинальном виде, без всяких купюр. С нескрываемым удовольствием

используем эту возможность. Все для вас!

Андрей Колесников, главный редактор журнала «Русский пионер»

рисунки: павел пахомов


Ваша приверженность активному образу

жизни является одним из залогов вашей

популярности в России и США. Расска-

жите нам, как начиналось ваше увлече-

ние активными видами отдыха на приро-

де и что изменилось в вашем отношении

к ним с тех пор?

Прежде чем ответить на ваш во-прос, хочу сказать, что я с готовностью откликнулся на предложение дать ин-тервью одному из старейших журналов мира. В наступившем году Outdoor Life исполняется 113 лет, и все это время он пользуется неизменной популярностью у охотников, рыболовов, путешествен-ников. Творческое долголетие вашего издания, неизменно высокое качество публикаций достойны искреннего ува-жения.Знаю, что в США у меня много едино-мышленников в части активного отдыха на природе, но, смею надеяться, это не единственное, что привлекает их внима-ние. Для меня важно, как люди относят-ся к моей работе, насколько им близка и понятна политика, которую проводит Россия на международной арене.Что же касается вашего вопроса, то мое увлечение активными видами отдыха началось, как и у многих людей, в юно-шестве, и прежде всего с книг. Я всегда любил и с удовольствием много читал Джека Лондона, Жюля Верна, Эрнеста Хемингуэя. Их герои — смелые, находчи-вые люди, переживающие увлекательные приключения, — конечно, формировали и мой характер, и мое отношение к актив-ному отдыху.Кроме того, и в России, и в Америке с дав-них пор популярны летние молодежные лагеря, в которых ребятам просто невоз-можно оставаться в стороне от обще-ственной жизни, наполненной бесконеч-ными спортивными мероприятиями, играми на свежем воздухе, конкурсами. И если человеку в раннем возрасте встре-чается хороший наставник — привычка деятельно, с пользой проводить время останется у него на всю жизнь.Мне в этом отношении повезло. У меня было и интересное детство, прочно свя-занное со спортом, и достойные учителя.

Видимо, поэтому отношение к активному отдыху с годами у меня не изменилось. Возможно, оно стало глубже, осознаннее. Я все больше ценю то, что мне дали спорт, привычка к здоровому образу жизни, воз-можность побывать на природе. Добавлю, что моя увлеченность приключениями, путешествиями, активным отдыхом недавно получила новое направление. В 2009 году старейшая общественная организация нашей страны, Русское географическое общество, обратилась ко мне с предложением возглавить его Попечительский совет, и я, конечно же, согласился.Я мог бы сейчас подробно рассказать о давней, по-настоящему легендарной истории РГО, о колоссальном вкладе членов этой организации в освоение новых земель, например Арктики, Крайнего Севера, Сибири, Дальнего Вос-тока, в изучение этнографии, географии и еще целого ряда научных дисциплин, в развитие в России природоохранной деятельности и статистики. Но это заняло бы весь номер Outdoor Life и еще пару последующих. Кроме того, обо всем, что связано с Русским географическим обще-ством, вы сможете прочесть на его сайте rgo.ru, поэтому я скажу лишь пару слов о его ключевых задачах.Главные из них — это направить обще-ственную инициативу на всестороннее изучение национальной географии и историко-культурного наследия нашей страны, вовлечь граждан в природоох-ранную деятельность, стимулировать научное творчество.Мне импонирует сама миссия РГО: «Вдохновлять людей на любовь к России». В этой фразе заключено стремление от-крыть и российскому обществу, и всему миру — красоту, многообразие, самобыт-ность России, представить ее достовер-ный образ. И я рад возможности принять личное участие в работе Русского геогра-фического общества, помочь реализации его ярких, содержательных проектов.Я думаю, что американцы устали от обя-

зательств постоянно придерживаться

принципов политкорректности и это яв-

ляется одной из причин, почему вы так


популярны среди американских цените-

лей активного образа жизни. К примеру,

трудно представить ситуацию, чтобы

американский президент появился на

фотографиях в прессе с охотничьим ру-

жьем или обнаженным торсом, держа

в руках только что пойманную рыбу, так

как это могло бы оскорбить чувства лю-

дей. Как вы считаете, русские лишены

этих предрассудков и более привержены

охоте и рыбалке или просто американцы

стали чрезмерно чувствительными?

Это скорее вопрос к профессио-нальному психоаналитику. Я не готов давать оценки трансформациям чув-ствительности американцев и не считаю правильным наделять представителей той или иной национальности опреде-ленными качествами характера. Конечно, территория, на которой проживает чело-век, социально-экономические условия, культурные традиции накладывают свой отпечаток на формирование личности, но я не раз встречался с американцами, которых, если бы они не говорили на английском языке, можно было бы смело принять за русских. Мы в целом достаточ-но близки ментально и уж точно не сно-бы. Моя, как вы говорите, «популярность» в среде американских ценителей актив-ного образа жизни только подтверждает близость наших взглядов и ощущений.Вы говорите, что не можете представить ситуацию, в которой американский прези-дент стал бы фотографироваться в момент охоты или с обнаженным торсом. А я могу, поскольку хорошо помню фотографии Тео-дора Рузвельта, на которых он запечатлен не просто с ружьем или удочкой, а с соб-ственноручно убитым львом. Да и пре-зидент США Барак Обама не далее как прошлым летом купался под прицелом де-сятков теле- и фотокамер в Мексиканском заливе, мягко говоря, «не при галстуке». Вы видите в этом признаки неполиткор-ректного поведения? Я — не вижу, и моя национальность здесь ни при чем.Безусловно, очень важно, особенно для главы государства, вести себя так, чтобы словом или делом не оскорбить, не уни-зить чувства людей, однако в обществе так много разнообразных, иногда и взаи-

моисключающих привычек, увлечений, форм самовыражения, что постоянно со-относить свои действия с каждым из них просто невозможно. Нельзя все доводить до абсурда, но также нельзя красоваться на этой почве, демонстрировать показ-ную приверженность так называемым «правилам хорошего тона». Здесь необхо-димо выделять и поддерживать ключе-вые, базовые вещи.Хочу сказать о политкорректности в це-лом, о толерантности, которые являются важнейшими ценностями современ-ной цивилизации. О темах, которые не имеют прямого отношения ни к охоте, ни к рыбалке, но относятся к фундаменталь-ным морально-нравственным основам нашего бытия. Я не раз обращал вни-мание, как в некоторых странах, в том числе и в США, люди, которые называют себя христианами, стесняются, не хотят или боятся публично демонстрировать свою приверженность христианским традициям и ритуалам. А ведь в этом нет ничего обидного в отношении других конфессий. Естественно, если относится к ним с искренним уважением и считать их равными по значимости своей вере, тем более что в основе всех мировых ре-лигий лежат, по сути своей, одни и те же нравственные ценности. Чувство превос-ходства здесь недопустимо, даже вредно, и мы все это очень хорошо понимаем. Неукоснительное соблюдение принци-пов политкорректности в религиозных вопросах я отношу к тем самым базовым основам поведения человека.Возвращаясь к охоте и рыбалке, хочу сказать, что это все-таки естественные для человека вещи, неотъемлемая часть жизни наших предков. Во многих стра-нах мира — в той же Великобритании, например, — охота по сей день остается одной из самых ярких национальных традиций. Другое дело, что здесь — как и во всем, что связано с природой, — человек должен чувствовать особую ответственность, четко понимать, к чему приведут его действия. Я категорически против бесконтрольного, массового от-стрела зверей, бездумной рыбалки. Во всем должна быть мера. Раньше люди охо-

тились для того, чтобы выжить, убивали столько, сколько необходимо. Сегодня, когда охота и рыбалка стали своего рода данью традициям, хобби, главным для любителей этих видов отдыха должен быть принцип «не навреди».На прошедшем в Санкт-Петербурге Меж-

дународном форуме по проблемам, свя-

занным с сохранением тигра на Земле,

вы совместно с лидерами других стран

озвучили обязательства удвоить популя-

цию тигров и расширить ареал их оби-

тания в Азии к 2022 году. Видите ли вы

какие-либо труднопреодолимые препят-

ствия на пути достижения данной цели?

«Труднопреодолимые» препят-ствия есть. Например, в странах, где ареал обитания тигра сокращается из-за расширения экономической деятельно-сти. Да, ее можно искусственно ограни-чить, но кто компенсирует этим странам упущенные выгоды, последствия замед-ления экономического и, как следствие, социального развития? Не всегда легко выбрать, что важнее — благополучие лю-дей или благополучие природы, и здесь речь идет о нахождении очень тонкого, хрупкого баланса. И еще об ответственно-сти, причем не только за то, что проис-ходит в твоей родной стране.Тигры — очень хороший пример. Для них, как, впрочем, для всех диких жи-вотных, границ не существует, и наши амурские тигры свободно передвигаются по территории Китая, заходят на Корей-ский полуостров. Согласитесь, в таких условиях любые меры по их защите, при-нятые в отдельно взятой стране, будут неэффективными.Вот почему я считаю «Тигриный саммит» в Санкт-Петербурге, его итоговые до-кументы, настоящим прорывом в сфе-ре международной охраны природы. Впервые в истории проблема сохранения отдельного вида животного обсужда-лась так масштабно и на таком высоком уровне. При этом мы все хорошо понимали, что тигр здесь выступает как символ объеди-нения усилий мирового сообщества для решения проблем экологии и сохране-ния биоразнообразия планеты. Работа


по восстановлению численности тигров позволит решить целый комплекс во-просов, связанных с природоохранной деятельностью.В рамках реализации принятой Глобаль-ной программы государства в ареале оби-тания тигров взяли на себя обязательства обеспечить этим животным безопасность и комфортное существование.Так, территория, на который проживают хищники, окажется под особым контро-лем. Хозяйственная деятельность здесь будет либо существенно ограничена, либо вообще запрещена. Это позволит не только сберечь леса и сотни других жи-вотных, но и сохранить традиционный уклад жизни проживающих там корен-ных народов.Одна из важнейших задач — борьба с бра-коньерством. Потому планируется серьез-но улучшить материально-техническую базу природоохранных служб, увеличить штаты, наделить инспекторов дополни-тельными полномочиями.Ужесточится и наказание за преступле-ния против тигра. Причем как за убий-ство животного, так и за транспортиров-ку, хранение и продажу так называемых дериватов, то есть частей погибших хищников.Замечу, что решения, принятые на фору-ме, полностью согласуются с уже утверж-денными в России планами сохранения тигров. Более того, в их основе лежат именно российские методики, которые с середины 40-х годов ХХ века разрабаты-вали наши ученые.Первый в истории запрет охоты на тигра и отлова тигрят, первые государствен-ные программы по защите тигров были инициированы именно в нашей стране. В результате — единственная в мире устойчивая популяция тигра живет в России и насчитывает порядка 450 жи-вотных. Учитывая, как говорят ученые, биологическую емкость угодий, где они обитают, — это число оптимально, но в целом для вида недостаточно, поэтому мы продолжим расширять площади осо-бо охраняемых территорий, проводить мероприятия, которые позволят увели-чить количество копытных животных,

необходимых для выживания тигров.В последние годы амурский тигр начал самостоятельно возвращаться на свои исторические места — например, в Амур-скую область. И мы приложим все усилия для того, чтобы он себя там комфортно чувствовал. В настоящее время мы ра-ботаем в рамках нескольких программ, и одну из них, которую реализует Русское географическое общество, я курирую лично.Огромный практический опыт, дости-жения отечественной природоохранной школы налагают на нас особую ответ-ственность, поэтому мы будем продол-жать активно работать, помогать нашим зарубежными партнерам, делиться не только знаниями, но тигриными семья-ми, возрождая популяции там, где они, к сожалению, уже исчезли.Иногда сами охотники в процессе охоты

фактически спасают животных от их

полного исчезновения. Например, суще-

ствуют программы, позволяющие под-

держивать и увеличивать численность

вымирающих видов животных взносами,

полученными от продажи разрешений на

охоту, стоимость которых иногда дости-

гает сотен тысяч долларов. Так, благода-

ря одной из таких программ численность

черного носорога в Африке, которая

в 1990-х годах насчитывала всего 2500

особей, выросла настолько, что уже

в 2004 году по конвенции СИТЕС было

принято решение о выдаче разрешения

на отстрел пяти особей данного вида.

Как вы думаете, могли похожие виды

программ быть использованы для сохра-

нения и увеличения популяции тигров?

Мне известно о таких программах. Например, в Пакистане уже в течение многих лет реализуется такая схема трофейной охоты на «краснокнижных» горных баранов. Однако говорить об этом в отношении тигров — слишком рано. Мы только начали работу по восстановле-нию численности популяций, и как она пойдет — покажет время, тигры ведь не кролики, они требуют особых условий, обеспечить которые достаточно трудно. И повторю, что дело не в деньгах. Дать разрешение на убийство одного тигра, чтобы накормить десятерых, — мало-эффективно, поскольку этот тигр может стать родоначальником целой семьи, оставить потомство, в разы превышаю-щее количество особей, которых мы не-сколько месяцев обеспечивали дополни-тельной едой. И потом, не забывайте, что тигр — хищник, ему жизненно необходи-мо постоянно охотиться, иначе он может просто разлениться и потерять навыки преследования дичи.Мы видим решение этой проблемы в есте-ственном увеличении корма тигров — кабанов, косуль, кабарги, оленей, для чего реализуем программы поддержки охотничьих хозяйств, которые занимают-ся организацией контролируемой охоты на копытных на территории ареала оби-тания тигра. Часть средств, полученных ими от выдачи лицензий, направляется на обеспечение биотехнических меро-приятий. Таких, например, как подкорм-ка животных в зимнее время, расчистка дорог для их свободного передвижения.

...Не всегда легко вы-брать, что важнее — благополучие людей или благополучие природы, и здесь речь идет о на-хождении очень тонко-го, хрупкого баланса. И еще об ответствен-ности, причем не толь-ко за то, что проис-ходит в твоей родной стране...


Еще раз подчеркну, что все решения, которые принимаются для сохранения животных, должны предусматривать минимальное вмешательство в естествен-ный ритм живой природы.Я вырос во времена президентства Ро-

нальда Рейгана, когда даже мысль о ви-

зите в Россию, не говоря уже об охоте

или рыбалке в вашей стране, была ско-

рее похожа на несбыточную мечту. Се-

годня ситуация кардинально изменилась

и тысячи американских граждан выби-

рают поездку в Россию для того, что-

бы поохотиться или порыбачить. Не ка-

жется ли вам странным, что изменения

в данной области туризма произошли

так быстро, и что нового в дальнейшем

Россия сможет предложить американ-

цам, предпочитающим активный отдых

на природе?

То, что американцы оперативно среагировали на изменение тональ-ности политического диалога России и Америки, быстро сориентировались в новых условиях, говорит о том, что по-давляющее большинство барьеров между нашими народами были противоесте-ственными и надуманными, что простые граждане всегда стремятся жить в мире, а не враждовать, хотят свободно общать-ся, взаимодействовать, дружить, наконец. Нас слишком долго и слишком жестко держали вдали друг от друга, и падение пресловутого «железного занавеса» логич-но подняло масштабную волну интереса к России.Конечно, прежде всего ее можно объяс-нить своего рода новизной, открывшейся возможностью своими глазами увидеть то, о чем раньше можно было только услышать или подсмотреть в скупых телерепортажах. Но главным стимулом, и я убежден в этом, стали уникальные природные богатства России. Не будет преувеличением сказать, что такого биологического, ландшафтного, клима-тического многообразия нет ни в одной другой стране мира. Впрочем, что удивляться, если Россия является самой большой по территории страной в мире, ее площадь превышает 17 миллионов квадратных километров и включает

в себя практически все природные зоны.Я бы, наверное, не стал ставить вопрос, что «нового» Россия сможет предложить в дальнейшем. Тут бы хоть малую часть «старого» рассмотреть. Думаю, что жизни человеческой не хватит побывать во всех — даже самых ярких, самобыт-ных — уголках нашей страны.Главное, что мы готовы предоставить возможность познакомиться с Россией всем, кто искренне хочет узнать, чем живет наша страна, какая она на самом деле, и предметно занимаемся развитием туристического бизнеса, гостиничной ин-фраструктуры, строим дороги, разрабаты-ваем новые маршруты, в которых, к слову сказать, активному отдыху уделяется особое внимание. Большие проекты, при-званные наполнить туристическую сферу новыми направлениями, готовит Русское географическое общество.В заключение замечу, что не только аме-риканцы стали ездить в Россию. Наши граждане также получили возможность свободно передвигаться по миру и актив-

но ее используют, в том числе и те, кто любит охотиться. Они с удовольствием отправляются в Северную и Южную Америку, в Африку. Конечно, это недеше-во, но, тем не менее, с каждым годом все больше людей могут себе это позволить.Какие, на ваш взгляд, пять самых ин-

тересных туристических маршрутов

в России связаны с охотой и рыбалкой?

Какие из них удалось вам посетить, что

вы могли бы рассказать о своих впечат-

лениях?

Сразу скажу, что я сам не охотник, потому могу советовать, опираясь на мне-ние своих друзей и коллег, которые знают в этом толк. По их рассказам, большой по-пулярностью пользуется охота на изюбря в Иркутской области и Республике Буря-тия. Очень интересны поездки в Якутию за снежным бараном, гигантским лосем и северным оленем. Кстати, здесь можно и отлично порыбачить, ведь именно в ре-ках Якутии водится таймень, вес которо-го может достигать 40 кг. Говорят, что на Таймыре, Камчатке и Чукотке — хорошая охота на волка. Что касается рыбалки, то она мне близка, любима, и я всегда с удо-вольствием использую — к сожалению, очень редкую — возможность посидеть с удочкой. Правда, иногда работа даже помогает. Как иначе я смог бы половить рыбу в Америке, да еще в компании двух президентов? Если серьезно, то лучшая рыбалка в мире — согласно моему лич-ному рейтингу — в Мурманской области и в дельте реки Волга, в районе Астраха-ни. Вот здесь, кстати, можно сказать, что я охотился — ходил на сазана с подво-дным ружьем. Огромные впечатления у меня оставила рыбалка в Республике Тыва. Там есть река Хемчик — самый крупный левый приток Верхнего Енисея, или, как его называют местные жители, Улуг-Хема. Я гарантирую всем — это незабываемый отдых, причем не только на берегах Хемчика, но и по всей Туве в целом.Мне нравится писать об активном образе

жизни, читать о нем, я вырос на работах

Хемингуэя, Кэпстика, Руарка, Корбетта.

Мне интересно узнать о прошлом и на-

стоящем активного образа жизни в Рос-

...Я категорически про-тив бесконтрольного, массового отстрела зве-рей, бездумной рыбалки. Во всем должна быть мера. Раньше люди охо-тились для того, чтобы выжить, убивали столь-ко, сколько необходимо. Сегодня, когда охота и рыбалка стали своего рода данью традици-ям, хобби, главным для любителей этих видов отдыха должен быть принцип «не навреди»...


сии. Каких русских писателей в этой свя-

зи, переведенных на английский язык,

вы могли бы мне порекомендовать?

Мне кажется, мы с вами немного расходимся в понимании активного об-раза жизни. Для меня это прежде всего спорт и здоровье, отказ от вредных при-вычек. Для вас — рыбалка, охота и путе-шествия. Авторы, произведения которых вам интересны, лучшее тому подтвержде-ние. Легендарный Джим Корбетт отстре-ливал в Индии тигров-людоедов, Питер Хатауэй Кэпстик — профессиональный охотник и, пожалуй, самый знаменитый биограф охотников, значительная часть творчества Роберта Руарка посвящена африканским сафари. Думаю, не ошибусь, если предположу, что мы с вами по-разному воспринимаем даже Хемингуэя. Наверняка вас более всего восхищает его книга «Зеленые холмы Африки». Меня же — «Прощай, оружие!», «По ком звонит колокол» и «Старик и море».Тем не менее вам я бы советовал почи-тать одного из лучших представителей русской классической литературы Ивана Тургенева, произведения которого пере-ведены на десятки языков мира, в том числе, конечно, и на английский.Его знаменитые «Записки охотника» на протяжении полутора веков являются настольной книгой для российских лю-бителей охоты и в целом отражают саму философию русской охоты, в которой важен не результат, а процесс, близость с природой, общение с людьми.Вы не найдете здесь азарта преследова-ния или красочных описаний трофеев. Главный герой просто, но очень образно и с большим участием рассказывает о людях, с которыми он встречался во время охоты, об их судьбах. Это скорее зарисовки провинциальной России сере-дины XIX века, которые дают пищу для размышлений и заставляют по-новому взглянуть на нашу страну, ее традиции, ментальность народа.Еще один российский автор, чьи книги также доступны иностранным читателям, это Михаил Пришвин. Вас, возможно, заинтересует сборник его рассказов «Зеле-ный шум», в который вошли повести, по-

священные охоте и охотничьим собакам.Вы могли бы порекомендовать рыбалку

в Сочи, если мне удастся приехать на

Зимние Олимпийские игры 2014 года?

В ходе подготовки к Олимпиа-де мы уделяем очень много внимания вопросам экологии, стараемся макси-мально компенсировать неизбежное, к сожалению, вмешательство в окружаю-щую среду. Например, после завершения строительных работ в русле реки Мзымта застройщик выпустил в нее 2,5 миллиона мальков. К 2014 году они уже подрастут и будут вас ждать.Впрочем, сомневаюсь, что если вы окажетесь в Сочи в период Зимних игр, у вас будет время для рыбной ловли. Мы готовим очень интересную программу для участников и гостей Олимпиады, и, чтобы не разрываться между любимым хобби и увлекательными мероприятия-ми, советую поездку не откладывать.Вы сможете хорошо провести время с удочкой в открытом море или занять-ся подводной рыбалкой. Стандартный «рыбный набор»: ставрида, барабуля,

бычки. Если повезет — подсечете кефаль, камбалу или даже катрана. Если не по-везет — скорпену, которую брать голыми руками я очень не рекомендую.Кроме того, в предместье Сочи — по до-роге на Красную Поляну — есть большое форелевое хозяйство. Поймать форель можно, конечно, и в наших горных реч-ках, но это уже занятие для особо терпе-ливых рыбаков. Еще есть озера в районе Адлера, в которых водится сазан, карась, толстолобик и окунь.Кстати, не так далеко от Сочи — в районе Ростова и Краснодара — можно еще и хо-рошо поохотиться на уток и гусей.В августе этого года вы были на тихоо-

кеанском побережье, где помогали уче-

ным взять образцы кожи кита, выстре-

лив в него из арбалета. Не могли бы вы

рассказать нам о том, что вы чувство-

вали во время этого эксперимента, ведь

у большинства из нас никогда не будет

возможности поучаствовать в подобном

мероприятии.

Это действительно незабываемые впечатления, и я очень хорошо помню, на-сколько сильные эмоции тогда испытал.Во-первых, все вокруг — и низкое небо, и штормовое море, и, конечно, сами киты — было необыкновенно красивым. Кроме того, эти стремительные гиганты показали нам целое представление, вы-прыгивая «свечкой» перед лодкой.Во-вторых, я чувствовал настоящий азарт. Не хочу оскорбить ваши чувства охотника, но по накалу, динамике это была настоя-щая охота. Но без убийства животного. И это было особенно приятно. Говорю не для красного словца. Это именно так и есть.Мы отправились не просто посмотреть на китов, а взять биопсию, то есть выпу-стить из арбалета стрелу, которая сможет отщипнуть кусочек кожи кита, необхо-димой для проведения определенных анализов. Это оказалось не так просто, я три раза стрелял мимо и только на четвертый попал. Конечно, можно оправ-дываться тем, что была сильная качка, что я впервые держал в руках арбалет, но основной причиной я считаю волнение, ведь участие в научном эксперименте — дело ответственное.

...При всех достижени-ях цивилизации человек остается одним из са-мых уязвимых существ на земле. Ни один из нас не застрахован от пре-ступников, эпидемий, стихийных бедствий или техногенных ката-строф. И это не фата-лизм, а реальный взгляд на окружающий мир...


После успешного завершения экспери-

мента, сойдя на берег и отвечая на во-

прос журналиста об опасности, связан-

ной с этим мероприятием, вы сказали,

что «жить вообще опасно». Мне кажет-

ся, что это хороший ответ, можете ли вы

его прокомментировать?

По-моему все очевидно. При всех достижениях цивилизации человек оста-ется одним из самых уязвимых существ на земле. Ни один из нас не застрахован от преступников, эпидемий, стихийных бедствий или техногенных катастроф. И это не фатализм, а реальный взгляд на окружающий мир.Однако это не повод наглухо закрываться от жизни. У нас есть такой литературный классик Михаил Салтыков-Щедрин, на-писавший в 1883 году очень правильное произведение «Премудрый пескарь». Речь в нем идет, как понятно из названия, о пескаре, который, ожидая беды, по-стоянно скрывался под камнем, дожил до глубокой старости, но собственно жизни так и не увидел. Конечно, бездумный, неоправданный риск ни к чему хороше-му не приведет. Но ведь удовольствие от жизни можно получить только в процес-се ее познания, а это неизбежно связано с определенным риском.Практически каждый месяц в процессе

своей работы я читаю сообщения оче-

видцев о встрече с йети в сибирской тай-

ге. Как вы считаете, возможно ли суще-

ствование подобных существ, и как вы

относитесь к новостям такого рода?

Все возможно. Рекомендую вам приехать и поискать. Результат не гаран-тирую, но от самого процесса вы наверня-ка получите удовольствие.Я неоднократно описывал ваши путе-

шествия на своей странице в интернете

и считаю, что ваши шаги в области со-

хранения редких и вымирающих видов

животных и ваш активный образ жизни

характеризуют вас, пожалуй, как само-

го харизматичного человека на полити-

ческой арене. Как вы считаете, я прав?

Вы по натуре неординарный человек?

Не готов примерить на себя лавры «самого харизматичного человека на политической арене» и, признаться, не

вижу особых признаков неординарности в моей деятельности, связанной с охра-ной природы или стремлением вести ак-тивный образ жизни. На мой взгляд, и то и другое — норма для любого человека.Конечно, спасибо вам за высокие ха-рактеристики и предположения на мой счет, но могу сказать, что я очень близко знаком, а в ряде случаев и дружен со своими коллегами — лидерами многих государств и правительств, и практиче-ски все они — незаурядные, очень инте-ресные люди, в чем-то безусловно лучше меня. Хотя у каждого из нас, как и у любо-го человека, есть свои плюсы и минусы.В 1909-1910-х годах прошлого века аме-

риканский президент Теодор Рузвельт

принял участие в африканском сафари,

заметки о котором были опубликованы

на страницах газет и журналов по всему

миру, благодаря чему миллионы людей

изменили свое восприятие Африкан-

ского континента, охоты и отношение

к вопросам сохранения живых существ.

На мой взгляд, если ли бы у меня была

возможность присоединиться к вам

в одном из ваших следующих путеше-

ствий, статьи, опубликованные после

этого в журнале Outdoor Life, могли бы

благоприятно повлиять на продвижение

спортивного туризма в России и расска-

зать интересные подробности о вас как

о человеке, предпочитающем активный

образ жизни. Я бы хотел предложить

вам поучаствовать в охоте на медведей

на полуострове Камчатка и был бы рад,

если бы вы нашли возможность взять

меня с собой.

Если говорить о сохранении при-роды — я бы скорее привел другие при-меры из жизни Теодора Рузвельта, ведь он был не только страстным охотником, но и не менее страстным защитником девственной природы. Его отец был в числе основателей Американского му-зея естественной истории в Нью-Йорке, дядя — Роберт Рузвельт — пионером ихтиологии и первым борцом с хищниче-ской ловлей рыбы. Сам Рузвельт с детства общался с натуралистами, учился у них любить и уважать природу. В итоге за восемь лет президентства он объявил

заповедниками территорию, насчиты-вающую порядка ста миллионов гекта-ров, в которую вошли «Гранд Каньон» и «Остров Пеликанов» во Флориде. Его прямая заслуга — создание Националь-ной системы убежищ для диких птиц и животных, именно он поставил перед Службой лесов и Биологической инспек-цией задачу защиты и консервации запо-ведных земель.Все это — огромный, неоценимый вклад Теодора Рузвельта в охрану природы и одна из самых выдающихся его заслуг.Возвращаясь к знаменитому сафари Руз-вельта, хочу заметить, что в те времена людей в Африке, на планете в целом было много меньше, а вот зверей — много боль-ше. Несопоставим и масштаб хозяйствен-ной деятельности сто лет назад и сейчас. Это полностью изменило приоритеты, поставив во главу не охоту, а сохранение животных.Я не ханжа и считаю, что охота как вид досуга имеет право на существование, но только в отдельных случаях, при пра-вильном регулировании и обеспечении воспроизводства зверей. Мы, конечно, могли бы совершить с вами одну из поездок вместе, вместе поохотиться, но только когда охота будет вызвана край-ней необходимостью, связанной с кри-тическим превышением численности, например, волка в одном из регионов России. Что касается бурого медведя, который действительно является одним из самых популярных объектов охоты на Камчатке, то я вряд ли когда-нибудь от-правлюсь на него охотиться. Да и другие звери в том, что касается меня лично, могут, как говорится, спать спокойно. Мне больше нравится наблюдать за жи-вотными в естественной среде обитания и принимать участие в научной работе.Уверяю вас, все это не менее интересно, чем охота, и предлагаю лично убедиться в этом, для чего приглашаю присоединить-ся к одной из программ Русского географи-ческого общества по исследованию редких животных, например снежного барса. Одновременно где-то вместе могли бы и по-рыбачить. Еще раз повторю, этот вид актив-ного отдыха я особенно люблю.


Гигантский парусный ледокол Арктик имеет в длину целых триста(!!!) локтей, пятьдесят(!!) локтей в ширину, высота же его локтей тридцать(!); сделан он из дерева гофер и назначен для спасения


текст: натан дубовицкий иллюстрации: «студия тимура бекмамбетова «базелевс»

Украшением нового отрывка романа Натана Дубовицкого «Машинка и Велик, или Упрощение

Дублина» является разговор двух ангелов — почти в той же степени, в какой ангелы являются

украшением Бога. Кроме того, к wikiроману решил причаститься Фредерик Бегбедер. Но главой,

которую он написал для «Машинки и Велика», смогут насладиться только знатоки французского

языка: господин Дубовицкий решил не вмешиваться в ткань бегбедеровского

произведения и оставил французский текст таким, какой он есть, то есть без перевода.

Андрей Колесников, главный редактор журнала «Русский пионер»

[gaga saga]

«Студ

ия Т

им

ура Б

екм

ам

бето

ва «

Базелевс»

Худ

ож

ники: Н

азар Ч

ага

таев и

Валерий З

раж

евский»


или нескольких, или многих людей о чём угодно. С этими семью просьбами архангелы раз в году направляются к полюсу, прибы-вают туда каждый в свою пятницу семипятничной недели и через семерых праведников Семисолнечного скита передают избранные воззвания Богу, ибо молиться за человека должен человек. Скитеры выходят навстречу очередному архангелу под колокольный звон в белых одеждах, светясь и благоухая, словно преображённый Хри-стос. Они вопрошают архангела нараспев: «Кому ныне Бог? Кому спасение?»; архангел же возражает: «Ныне рабе Светлане Бог и спа-сение?» — «Отчего же ей?» — «Мама у неё болеет, кости у неё болят, просит Светлана боль мамину унять» — «Сколько же маме лет?» — любопытствуют монахи. «Восемьдесят два, братие», — ответствует архангел. «Отчего же ты, архангел Божий, просишь за неё, а не за других? У Бога людей много. Отчего не просишь за больных детей? Разве их боль не больнее? Отчего не просишь за бедных? Ведь они бедны. За тупых? Ведь они тупы. Отчего не просишь за вдову, плачу-щую по погибшему мужу? За акционерное общество «Сефард», обан-кротившееся на прошлой неделе? За пропавшего в пещере спелео-лога? За разрушенный землетрясением город? За мир в Дагестане? Разве их боль не больнее?» — допытываются благозвучные иноки. Архангел поясняет: «Перед Богом всякая боль боль, и нет боли, кро-ме боли, и нет боли больнее боли. Ребёнку, потерявшему любимую игрушку так же больно, как через пятнадцать лет выросшему из ре-бёнка сержанту, сгорающему заживо в подбитом танке». «Аминь», — поют скитеры и поднимаются обратно на айсберг Арарат и молятся за маму рабы Божьей Светланы. И мамины ноги больше не болят. К вящей славе Господней! Хотя, конечно, чаще отмаливаются боль-шие боли, спасаются города и толпы, а не отдельные старушки. Ибо архангелы обитают среди людей и от них научились по-человечьи судить о грехах и страданиях. То есть подразделять грехи и страда-ния на большие и маленькие, как будто это деньги или пироги.

Капитан Арктика опекает ту сторону света, в которой рас-полагается наше богоспасаемое отечество.

Вот уж скоро три вечности будет, как он здесь, колесит по России и окрестностям, с каждым днём понемногу русея, печалясь и улыбаясь печально, предстоя перед Господом и указывая ему на замызганных нас — «се человеки».

Капитан влюблён в Госпожу, но это только игра, чтобы за-нять как-то время, к которому ангелы непривычны. Ибо там, от-куда они, времени почти не бывает; редко когда донесётся оно из нижнего неба, ослабленное расстоянием, выдохшееся, покружит, как усталый дракон, помедлит, остановится и исчезнет, ничего не сокрушив, никого не отняв. Нам, замерзающим ниже нижнего неба в краях, где могучее неодолимое время всегда грозно штор-мит, такое представить трудно, но это так.

Последователи катарского епископа Никиты утверждают, что ангелы суть мягкие ткани человеческой души. Св. Ибрагим, являясь во сне по большим праздникам некоторому старцу …ской пустыни, учит, что они — свет, которым Бог прикасается к людям. Кроме этих основных есть множество других гипотез, но все схо-дятся на некоторой неопределённости окончательного суждения. Соглашаются также в том, что ангелы бесполы, бесконечны, бес-

Продолжение (начало №4 (16), №5 (17), №6 (18) за 2010 год, №1 (19), №2 (20) за 2011 год)

§19Гигантский парусный ледокол Арктик имеет в длину целых три-ста(!!!) локтей, пятьдесят(!!) локтей в ширину, высота же его локтей тридцать(!); сделан он из дерева гофер и назначен для спасения. Ка-питан входит в одну из бесчисленных кают, трапезную. По утрам здесь собирается весь весьма немногочисленный экипаж корабля. И два его молчаливых пассажира братья Сличенки — полярные цыгане, напросившиеся в плавание, чтобы догнать свой табор, ко-чующий по обыкновению где-то возле восемьдесят пятой широты вдоль хребта Ломоносова и впадины Амундсена. Чтобы рассесть-ся опять по родным своим пёстрым кибиткам из разношёрстных шкур и рассеяться по глянцевым ледяным лугам. Чтобы видеть из тех кибиток подросших за время разлуки сыновей, скачущих впе-реди на краденых у робких эвенков лохматых белых конях. Чтобы обнимать своих жён, блистающих золотыми монистами и чёрны-ми очами с золотым отливом. И — петь, петь, напеться допьяна на радостях, на воле, потому что здесь они терпят, стесняются, мол-чат. А песни так и бьются в сердцах, так и рвутся вверх, к звонкому небу, куда никогда не добраться людям, но куда долетают от людей мелодичные звуки их боли.

Табор однажды в три года посылает Сличенок на континент, в портовые городки Гыда, Ныда и Караул за шурупами, тушёнкой, чаем, прочей полезной всячиной, которую выдают суровые тай-мырские евреи в обмен на привозимые цыганами ценнейшие че-шуи полярных рыб и сведения о границах нефтеносного шельфа. Кроме этих двух, людей на корабле нет. Остальные — ангелы.

Остальные — это, собственно, и есть экипаж ледокола: ка-питан — архангел, ангелы Госпожа, Жёлтый, Волхов, унтер-ангел Юнг. Заведено капитаном и животное попугай, для дружбы, сдер-жанных бесед и для особого моряцкого шика.

Об ангелах, как и об цыганах, довольно сказано сказаний и писано писаний. Так что теперь любому современному человеку отлично хорошо известно, что это за существа. Стоит лишь вкратце уточнить их род занятий в данном случае.

Капитан Арктика один из семи старших ангелов, посланных на Землю Богом наблюдать человечество и разбирать его молитвы. Этих старших ангелов семь по числу сторон света, ибо Бог именно на столько сторон разворачивает вселенную, а не на четыре, как узко думают смотрящие вокруг, будто сквозь мутное стекло, люди, львы, орлы и куропатки. Каждый архангел путешествует в своей стороне целый год, всматриваясь с помощью приборов вечного всевидения в судьбы всех людей и особливо различая беды и жа-лобы живущих на вверенном ему участке. Он выслушивает и вы-глядывает своих подопечных, а видеть не своих, прочих должен для сравнения и в напоминание о том, что не только своим плохо бывает, а и многим другим, из других сторон света тоже тяжело.

Архангелы наслушиваются всяких стонов и молений, на-сматриваются ужасов и трагедий и выбирают какое-нибудь одно дело для разрешения. Это может быть просьба любого человека


стам севморпути, проповедуя морякам и корякам идеи ненасилия и неядения мяса. На корабле он навигатор и пророк, первый по-мощник и советник капитана.

С остальными мореплавателями всё не так сложно. Белый волк, бегущий обычно впереди парусника, хоть и называет себя для солидности оборотнем, на самом деле является самым про-стым волком по фамилии Волхов. Также и юнга Юнг не более как только юнга.

Конец весны и целое лето ангелы проводят на суше. Они разъезжают под видом целителей и экстрасенсов по России с очень популярным благотворительным шоу. Показывают простодуш-ным провинциалам классические фокусы, проводят сеансы гипно-за. Исцеляют некоторых наиболее здоровых больных, предвещают опрятное малобюджетное будущее небольшим нетщеславным лю-дям; принимают жалобы на жизнь. Такие турне позволяют позна-комиться с огромными массами российского человечества; лучше знать и понимать, и жалеть простых русских смертных. На осень ангелы разбредаются кто куда, существуют раздельно, растворя-ясь полностью среди людей, в людях.

А в первых числах января собираются на берегу Печорского моря, поднимаются на стоящий на якоре ледокол Арктик и делятся впечатлениями; и каждый предлагает свой рассказ о человеческом страдании, повествует о поразившем его случае несправедливо-сти или беды и просит, чтобы именно по этому случаю капитан обратился к Богу через монахов на айсберге Арарат. Капитан вы-слушивает всех и себя самого и принимает решение, за кого мо-литься на сей раз монахам. После чего корабль снимается с якоря и, круша льды, поднимая искристую снежную пыль, устремляется к Семисолнечному скиту, к полюсу, к Богу…

Госпожа встречает капитана на пороге трапезной каюты. Она протягивает ему свежий апельсиновый сок в стакане из тон-кого богемского льда.

— Доброе утро? — спрашивает капитан. Он пьёт сок, хотя, как известно, питьё и еда и рядовым-то ангелам без особой на-добности, а уж архангелу тем паче. Но время, время! оно повсюду, хлещет из всех щелей как едкая щёлочь, разъедая бренное тело и вещую душу, и вечность в душе, и тленные вещи в руках. И если не тратить его на работу и отдых, на совещания и диспуты, на при-готовление завтраков и ужинов, затем на их поедание и на танцы после них, на рыбалку, твиттер и преферанс; если не сливать его, не отводить из переполненной им жизни куда-нибудь на сторону, на чепуху, на что попало — то, пожалуй, затопит оно мозг, словно бурлящее безумие, и закроет солнце плотной тоской; таково оно, время! Человеку не выжить в нём точно, ангел же здесь, на Земле, вязнет в его длиннотах и избытках и, подобно человеку, стремится избавиться от него.

— Доброе, — говорит Госпожа, — определённо доброе. А как ты? Как на работе?

— Как обычно, ангел мой. Рутина. Льды и люди. Я, кажется, устаю видеть их. Честно говоря, не понимаю, почему я, способный одним взглядом охватить всю вселенную разом, послан в это за-холустье таращиться на какого-нибудь засранца из Саранска, че-

форменны, но при этом общительны и деятельны и для общения с людьми принимают разные удобные людям обличия.

Госпожа — красавица, умная и властная. У неё волосы пла-менного цвета, а глаза ледяного; на носу у неё бледные, почти не-заметные веснушки, которые часто снятся капитану вперемешку с утренними звёздами.

Жёлтый медведь по происхождению знатный прусс на рус-ской службе принц Ульрих Конрад Максимилиан Казираги. В XVIII веке служит при дворе кроткой императрицы Елизаветы Петров-ны предсказателем грядущего, магом и парфюмером. Однажды на каком-то очередном августейшем гулянии под звуки лютневой музыки и деликатный смех благородного шляхетства в целях утешения Ея скучающего Величества сворой остервенелых собак насмерть затравлен редкий белый медведь, доставленный для та-кого случая из далёкой Гыды. Принц становится невольным сви-детелем мучительной агонии прекрасного зверя, хочет вмешаться, остановить идиотскую забаву, спасти терзаемого и погибающего, но не решается (Петровна хлопает в ладоши, хвалит и подбадрива-ет отважных псов…) и потом не может себе простить своего бездей-ствия. Постепенно он внушает себе, что виновен в этом варварстве и наказывает себя, заколдовывает сам себя, превращаясь в тучного и одышливого медведя с условием, что сам уже не сможет снять с себя наложенные чары, что расколдовать его и вернуть ему че-ловеческий облик может только влюблённая в него невинная де-вушка. Суровое наказание! Конечно, в сказках барышни то и дело влюбляются в медведей, щелкунчиков, чудищ лесных и во что ещё похуже. Но в реальной нашей жизни расколдоваться таким спосо-бом совсем не пара пустяков. Хоть мы и видим вокруг чудеса то-лерантности и сексуальной свободы, но всё-таки девицы, готовые влюбиться в медведей, даже и в наш просвещённый век исключи-тельно трудно отыскиваются. Так что до сей поры Жёлтый подолгу одиноко скитается в тяжёлой медвежьей шкуре по торосам и на-

...Капитан Арктика один из семи старших ангелов, посланных на Зем-лю Богом наблюдать человечество и разбирать его молитвы. Этих старших ангелов семь по числу сто-рон света, ибо Бог именно на столь-ко сторон разворачивает вселенную, а не на четыре, как узко думают смотрящие вокруг, будто сквозь мутное стекло, люди, львы, орлы и куропатки…


— И будь что будет, — машинально договаривает девиз капи-тан. — Ты права. Вздор! Это я от людей нахватался. Заразился. Жалко мне их. И вот детей ихних ну так жалко, прямо не могу… Чорт! Сей-час Волхов и Жёлтый придут, а я тут расклеился совсем… Надо пере-вода попросить куда-нибудь, где людей нет. На Юпитер, что ли…

— Я там служил, — вдруг высовывается из примыкающего к трапезной камбуза юнга, — место весёлое. Бури, газы… Кометы падают… Скучно не будет. Если добьётесь перевода, возьмите с со-бой.

— Обязательно, — несколько удивлённо оборачивается к нему капитан.

— Ты что, всё слышал? — очаровательно покраснев, вскиды-вается на юнгу Госпожа.

— Я… — начинает думать, что ответить, Юнг.— Ты ничего не слышал, юнга, — приказывает Госпожа.— Я ничего не слышал, Госпожа, — говорит ей Юнг и потом

обращается к капитану. — Ещё булочек, сэр?— Булочек? — не понимает архангел и глядит в тарелку. —

А где все булочки? Их было три… — Пять, если быть точным, — улыбается Госпожа. — Ты их

все съел. И даже не заметил. От волнения.— Это… — теперь уже краснеет капитан, — я… автоматиче-

ски… Пока говорил. Как же я говорил? И ел при этом? Одновремен-но говорил о Боге и слезинке ребёнка и жевал булочки! Бог и булка! Как это совместно? С корицей! Ералаш!

— Ты на Земле. Здесь так. Здесь даже Бога едят. В виде булки. Им так понятнее. Бог понятнее. А посему — делай, что должен…

— И будь что будет, — окончательно приходит в себя капи-тан.

В трапезную вваливаются Жёлтый медведь и волк Волхов.— Корабль на автопилоте. Можете перекусить, — приглаша-

ет архангел.

шущего яйца в задумчивости о том, что бы такое замороженное выломать из морозильной камеры, разморозить и сожрать.

— Мой рыцарь, ты раздражён. Будь осторожен. С таких ре-чей начиналось падение Денницы, — Госпожа целует капитана в губы. Капитан улыбается; попугай с его плеча тянется к Госпо-же, надеясь тоже получить поцелуй. Он делает скорбное лицо (у этого — непростого — попугая есть лицо), показывая всем своим видом, что он тоже устал от льдов и людей, что столько лет служ-бы не шутка, что он одинок и отважен, и прекрасен, и дважды одинок, и достоин поцелуя. Госпожа, впрочем, не замечает его по-рыва, она уже у стола, наливает капитану кофе с молоком, кладёт на тарелку горячие булочки с корицей, его любимые. Попугай зевает, хлопает крыльями, как бы говоря, что не очень-то и надо. Сличенки, не смеющие приближаться к архангелу, кланяются из дальнего угла трапезной, где завтракают на цыганский манер — едят крепчайший варёный азербайджанский чай и курят сигаре-ты Партагас.

— Возможно, он был прав, — говорит капитан. — Кто? — спрашивает Госпожа. — Денница.— И это говоришь ты, воин Света! Ты, по приказу Бога сбро-

сивший отступника с неба в ад! — Госпожа встревожена. — Тебе надо отдохнуть, милый.

— There’s no discharge in the war, — печально усмехается капитан в ответ. — Зачем мы здесь? Зачем это место вообще суще-ствует? Зачем здесь убивают, угнетают, унижают друг друга все эти так называемые люди? Зачем обманывают? Детей обижают зачем? Вот про детей-то я особенно не понимаю. Зачем Он создал людей? Зачем допустил их жить так? Зачем Ему их ложь? Зачем их срам, смрад и страх? Зачем Ему слёзы детей? Чего Он хочет?

— Остановись, Он всё слышит! — Ты полагаешь, Бог — шпион?— Опомнись, замолчи. Опомнись! Замолчи! — Госпожа са-

дится рядом с капитаном, обнимает его за плечи. Попугай, сму-щённый невероятной сценой, благоразумно улетает к цыганам. — Вспомни, сколько добрых, благородных, красивых, умных, чест-ных, талантливых людей мы встречаем в наших странствиях. Они ведь не только воюют, убивают и крадут. Они ещё и защищают, примиряют, лечат, заботятся, любят… Бог благ!

— Всё, всё, что сделали они хорошего и доброго, не стоит одной слезинки ребёнка, — упрямится капитан. — И всё, что сде-лано, уже заранее неправедно, неправильно. Потому что слезинка эта уже пролилась. Их будущее обессмыслено! Зачем? Я ведь не их не понимаю! Я Его не понимаю! Ему-то это зачем?

— Ты и не должен Его понимать. Он непостижим.— Как можно служить Тому, кого не знаешь? Не понима-

ешь?— Ты что, Достоевского начитался? Нельзя так. Что люди

скажут? — Госпожа показывает на копошащихся в углу Сличе-нок. — Не теряй лицо. Ты же архангел! Ты ближе к Богу, чем мы все, а хнычешь, как засранец из Саранска. Делай, что должен… Не надо ничего понимать… Делай добро…

...Капитан влюблён в Госпожу, но это только игра, чтобы занять как-то время, к которому ангелы непривыч-ны. Ибо там, откуда они, времени почти не бывает; редко когда доне-сётся оно из нижнего неба, ослаблен-ное расстоянием, выдохшееся, по-кружит, как усталый дракон, помед-лит, остановится и исчезнет, ничего не сокрушив, никого не отняв…


Медведь и волк, соря узорчатыми мягкими снежинами, рас-саживаются по своим стульям.

— Архистратиг, — обращается к капитану волк, — у нас тут спор вышел. Зачем Бог терпит зло?

— И эти о том же, — невольно проговаривается Юнг.— Он не терпит его, — отвечает солидно капитан. — Он от-

вергает его, преследует и побеждает.— Это богомильство, — умничает Юнг.— Бог творит добро, — продолжает капитан.— Но он же знает, что люди в жопе. Почему не извлечёт их

оттуда? — настаивает волк.— Он помогает им. Слышит их молитвы и спасает, — с досто-

инством поучает капитан, как будто сам никогда не сомневается.— Это раз-то в год и семь только кейсов! Негусто! Отчего

бы всех не спасти? Что мешает? Лукавый так силён, что ли? А мы на что? Ужель не смеют командиры чужие изорвать мундиры?.. Ты только скажи — уж мы пойдём ломить стеною… — рычит волк.

— А этот Лермонтова… — замечает Госпожа.— Что Лермонтова? — огрызается Волхов. — Начитался.— Богомил, — цедит сквозь зубы юнга.— Что ты сказал? — вострит уши волк.— Что слышал. — Кто богомил?— Ну уж во всяком случае не я, — повышает голос Юнг.— Да ты просто салага, — шерсть на волке дыбится.— Товарищ капитан, матрос Волхов обзывается, — незамед-

лительно ябедничает юнга.— Точно! Пора на Юпитер. Измельчали вы тут. Слов дурац-

ких назапоминали. Ругаетесь, материтесь, как… как люди какие-нибудь… Да и сам я хорош… Чертыхаюсь, ною — а ещё архангел Господень! Измельчали. Всё! Дойдём до скита, отмолим избран-ных — и на Юпитер! — гневается капитан. — А что до спора ва-шего… Делай, что должен, и будь, что будет. Делай, как я — делай добро. Вот мой ответ. Мой приказ.

— Вот и я ему толкую — служи и не суди, — ворчит мед-ведь.

— Люби и не парься, — добавляет юнга.— Слушаюсь и повинуюсь, — смиряется волк. — Кстати,

о Лермонтове, — меняет он тему. — Русская поэзия страсть как хо-роша. Так хороша, что я даже в пед подумываю поступить. Буду рус-ских русской словесности учить, чтоб не унывали.

— Перед экзаменом побриться не забудь, — жалит Юнг.— Измельчали, факт! — парирует Волхов, не глядя на

юнгу. — Но кроме русской много и другой классной словесности имеется. Вот, к примеру, — и он громко декламирует какие-то об-рывистые, как лай, слова.

— Никак по-китайски? — вслушивается попугай.— Не иначе, — кивают цыгане. — Это были стихи китайского поэта Мао Сю-пу, — поясняет,

додекламировав, чтец.«Студ

ия Т

им

ура Б

екм

ам

бето

ва «

Базелевс»

Худ

ож

ники: Н

азар Ч

ага

таев и

Валерий З

раж

евский»


— Знаем, слышали. «Погребальные песни «Курску» называ-ются. Цзян Фэй-ни лучше читает, — произносит юнга.

— Какой ещё Цзян? — обижается волк.— Фэй-ни. Знаменитый китайский актёр. В «Красной скале»

играл, — торжествует сноб Юнг.— Умник. Ты, небось, и по-китайски-то ни бельмеса не зна-

ешь, — отвечает волк.— Если говорю я языками ангельскими и человеческими,

а любви не имею, то я медь звенящая и больше ничего, — цитирует Юнг.

— Ну всё, хватит! — капитан встаёт во весь свой великий рост. Его глаза сверкают, как на иконе, где он изображён низверга-ющим в ад Люцифера — в латах из чистого солнца, с копьём в руке и Божией правдой в сердце. — Внемлите мне, солдаты любви, вои-ны Света!

Солдаты и воины вытягиваются по стойке «смирно»: мед-ведь — дожёвывая малиновый пирог; волк — жалея, что весь за-втрак проболтал и пробранился с юнгой, а к миске с Педигри так и не притронулся; Госпожа — радуясь, что архангел снова в форме.

Цыгане, хоть и не воины Света, но перестают шептаться и гасят окурки о подошвы резиновых тапочек, в которых обычно слоняются по ковчегу.

— Я знаю, почему все мы нервничаем. Знаю, почему суетимся, хоть и не пристало нам! — говорит архистратиг. — Мы задумали неслыханное. И опасаемся, что Бог откажет нам. Некото-рые из нас до сих пор убеждены, что мы затеяли пустое и опасное дело, — капитан грозно смотрит на юнгу.

— Пустое и опасное, — визжит вдруг Юнг, — пустое и опас-ное, так и есть. Убеждены некоторые из нас! Убеждены! Потому что не просто пустое дело, было бы пустое — полбеды, а тут самая на-туральная провокация. Ещё раз! Последний раз! Заклинаю вас! Не искушайте Господа вашего! Не просите Бога воскресить умерших. Рано! Не время! Не пришёл ещё час суда!

— Молчи, маловер, порождение ехиднино! Что значит не время? — ревёт медведь. — А когда время? Когда насытится зло? Когда сожрёт всех, или раньше? Чего ждать? Пора начинать. Вот тут Волхов говорит — сразу всех спасти и точка. Ну всех-то, может, и не время, тут уж точно часа обетованного надо ждать. Ну а не всех? Не всех-то можно? Хотя бы этих. Сто восемнадцать человек всего! Му-чительно погибших. Мучительно! И потому нет утешения их вдо-вам и сиротам, их родителям и любимым. Что, если они воскрес-нут, кому-то хуже станет? Пусть воскреснут и пусть живут опять, они заслужили. Муками и мужеством заслужили.

— Аминь, — поддерживает волк.— Молчать! Смирно! — наводит порядок капитан. — Говорю

я. Вот мой приказ. Да, нам известно, что за всю историю человече-ства лишь однажды воскрес сын человеческий, и это был Иисус из Назарета. Ходят слухи о некоем русском иноке Абраме, но восстал ли он из мёртвых или всё-таки из пьяных, до сих пор не вполне ясно. Поэтому в наличии факт единственный, и в его единственно-сти некоторые видят знак Божий. Я же тут никакого знака не усма-триваю. И мне неизвестно никаких заповедей на сей счёт. Нигде не

указано, что факт этот должен быть единственным до скончания века, что все остальные усопшие должны ждать Страшного суда. Ибо время вымышлено людьми, а значит и суд не в грядущем, а в вечном настоящем. Сейчас. А тогда и смерть — сейчас, и вто-рое пришествие — сейчас, и армагеддон — сейчас, и суд, и про-щение — сейчас. И воскресение из мёртвых, Христом Богом обе-щанное, — сейчас. Я не знаю, таков ли промысел Божий, но я буду просить его воскресить экипаж подводной лодки «Курск». И будь что будет. Это решение принято мной и вами ещё на стоянке на Печорском море. И пересмотрено оно не будет. Поэтому я требую от всех — успокойтесь. И несите службу без колебаний. Исполняйте!

— Есть, — отвечают все.И расходятся по местам. Юнга не выдерживает, убирая чаш-

ки и тарелки со стола, бормочет:— А если Бог откажет? Не воскресит? Кому же он будет тогда

нужен такой… чёрствый… А если не откажет? Исполнит? Тогда ведь все захотят. И что — всех воскрешать? Сколько ж их будет? Куда их всех тогда девать? Тогда от них и на Юпитере не спрячешься. А если за Гитлера кто-нибудь помолится? Он воскреснет? Он ведь тоже му-чился. И Ежов страдал, и Берия переживал. Релятивизм какой-то получается… И та тварь, которая в Будённовске в больнице девочку изнасиловала… Нет, нет, этого в ад, точно в ад, в топку, в топку…

Одна из тарелок упала, разбилась.— К счастью, — думает Госпожа, поднимаясь вместе с капи-

таном на верхнюю палубу. Здесь рушатся ветер и лёд; семь солнц пылают под радугой, и от похожей на крест высочайшей мачты разлетаются на все стороны света семь серебряных теней, семь трепетных крылатых крестов.

§20Сперва самолёт подпрыгивал, трясся и скрыпел на рытвинах и кол-добинах ведущего на запад старого русского неба. В иллюминаторе виднелись вдоль него растрёпанные вчерашним ветром покрытые снегом облака, города, рощи и горизонты. Солнце землистого, как Луна, цвета свисало с вечной мерзлоты сурового космоса. Глеб, и в привычной обстановке легко и охотно унывающий, от этих до-рожных видов впал в меланхолию. Удручала его к тому же разлука с сыном и осознанная необходимость не напиваться, покуда все дела не уладятся. Не напиваться было сугубо тяжело из-за того, что сосед справа, сидящий ближе к проходу, как раз именно, как нароч-но, напивался. Казалось, он оформил визу и купил билет не затем, чтобы долететь куда бы то ни было, а только для пьянства в распола-гающей лётной обстановке. Он пил так лихо, что было очевидно — по прибытии он никуда не собирался, дел у него в пункте назначе-ния не было никаких; ни работать, ни отдыхать, ни даже лечиться в таком состоянии точно не будет никакой возможности. Покидать воздушное судно, кажется, не планировалось никогда. По крайней мере сейчас, в начале полёта, настрой был именно такой. Собутыль-ник лысого (сосед справа был лыс) сидел в кресле прямо перед ним. Общение между ними было затруднено тем, что один смотрел в за-тылок другому, но этот другой говорил так громко, что слышал весь


салон, а стало быть, и лысый. Он говорил не оборачиваясь, глядя вперёд, в перегородку салона экономкласса. Со стороны могло по-казаться, что он сумасшедший. Лысый отвечал ему тихо, шептал ему какие-то нежные матюки в макушку, как в микрофон.

Глеб ёрзал и пыхтел. Чтоб отвлечься, заглядывал в книжку соседке слева. Книжка была французская, в ней было написано примерно следующее:

«Je suis vivant et nous sommes hier

Par Frédéric Beigbeder24 janvier 2011. Le monde est né d’une explosion. Les étoiles sont des

boules de feu, l’univers a commencé par un big bang. Ca signifi e quoi ? Que chaque bombe qui pète est le début de la création ? Mon cul. L’aéroport de Moscou est jonché de cadavres déchiquetés, une femme rampe pour récupérer sa jambe gauche arrachée, sur le sol elle laisse une large traînée marron comme une limace. Les cris des businessmen défi gurés. Une pile de cadavres atrocement brûlés. Se faire sauter au milieu des gens n’a rien de créatif. Small bang. Aucun intérêt. Poussière tu es, poudre tu demeures. J’avais une mission à accomplir : supprimer deux terroristes. Je ne dormirais pas avant d’avoir éliminé le père et le fi ls Dublin. J’ai enjambé les cadavres, j’avais autre chose à faire, je suis passé au travers de l’attentat, la chance fait partie de mon job. Je suis le lieutenant Podkolyosin, tueur professionnel, et je viens d’atterrir à Moscou. C’est bizarre : partout où je passe, il y a un nuage de fumée.

— Je t’aime, Mashinka, même si tu es trop jeune pour comprendre ce que veut dire ce verbe : aimer. Tu es parfaite, tu seras toujours parfaite. J’embrasse tes petits pieds, on dirait deux colombes.

— Tais-toi Velik, mon père sait tout, ils vont te tuer. — Je n’ai pas peur du général Krivtsov. Je n’ai rien fait de mal.

Depuis quand est-il criminel d’aimer un enfant ?— Ton père a couché avec ma mère !— Et alors ? Gleb aime Nadia, Nadia aime Gleb, et Velik aime

Mashinka, quelle merveille, on n’assassine plus les gens pour si peu !— Tu ne comprends donc pas… J’ai vu ses yeux changer de couleur

quand je lui ai répété ce que tu m’avais dit sur lui. — Que c’est un voleur ? It’s all over the net, baby. Je n’ai pas peur

de la vérité. C’est le général qui a peur d’elle. S’il doit tuer tous ceux qui savent… Ca fait du monde à supprimer.

Je roule à tombeau ouvert vers Riazan. Aucune neige ne m’arrête. J’y serai ce soir. Je prendrai une chambre dans un hôtel discret. Je dinerai tôt. Je ne boirai pas. Je suis un robot. Je suis un militaire. Je suis la mort. Je sonnerai à sa porte. Le mathématicien Gleb Dublin viendra m’ouvrir en titubant car il sera ivre comme tous les soirs. Il ne sentira rien. J’agis vite. Je suis propre. Je ne laisse pas de traces. Je suis invisible. Ensuite je m’occuperai de son fi ls. A vos ordres, mon général.

— Tu ne comprends pas, Velik… Peut-être que je t’aime aussi, peut-être que je ne veux pas qu’il t’arrive malheur. Il faut te cacher. Il faut avertir ton père. J’ai envie de vous protéger. Si vous disparaissez, je ne m’en remettrai jamais.

— Tu voudras bien m’épouser plus tard, quand tu seras majeure ?— Oh arrête de rire ! C’est très sérieux. Dans l’armée russe, avoir le

sens de l’humour est une faute professionnelle. Pourquoi ne m’écoutes-tu pas ?

— Regarde… Cette enveloppe a été remise à mon père par l’académicien Leonid Ayzenazer le jour de son assassinat. Je sais de quoi ils sont capables.

— Qu’y a-t-il dans l’enveloppe ?— Notre assurance-vie, ma chérie. Cette enveloppe me protège bien

plus que toi. Ta maman ne t’a jamais parlé des travaux de mon père ?

Riazan est ensevelie sous deux mètres de glace et d’ennui. Il est vrai qu’un attentat ici créerait un peu d’animation ; mais pourquoi se faire exploser ici ? Personne n’en parlerait. Le suicide est un des sports préférés des habitants de cette région. Nul ne s’en plaint. La mort est une délivrance, comme je le dis souvent à mes cibles. Je viens vous débarrasser d’un sacré poids : vous-même. Vous devriez me remercier, au lieu de tomber à genoux dans la neige et de supplier en vain. Je me suis garé devant la maison de Gleb Dublin : un gros glaçon carré. La lumière du salon était allumée. Ma mission - et sa vie - étaient sur le point de s’achever, simultanément.

— Il avait découvert quelque chose ce vieux savant ?— Eh bien…C’est diffi cile à expliquer à une fi llette de neuf ans.— Essaie toujours.— L’hyper-espace, ça évoque quelque chose pour toi ?— Euh… Dans « Star wars », les vaisseaux spatiaux qui volent à la

vitesse de la lumière ?— Au contraire. Ca n’a rien à voir. L’hyperspace est une

autre dimension. L’idée n’est pas de téléporter la matière mais de la dématérialiser. Par exemple, ça permet de remonter dans le temps. Ou d’être immortel. Mais en restant au même endroit. Et ailleurs en même temps. Tu piges ?

— Rien du tout. — Ah, tu vois. La physique quantique, ma fi lle, c’est compliqué. Nous

sommes constitués d’atomes. Tu as entendu parlé de la bombe atomique ? — Ouais.— Eh bien nous sommes tous des bombes atomiques en puissance.

Il suffi rait de nous secouer un peu et nous dégagerions assez d’énergie pour détruire la planète…ou la sauver.

— Ton père expliquerait mieux. — Sûrement.— S’il est toujours en vie.— Très drôle.

Quand j’ai sonné à la porte, la lumière du salon est devenue blanche. Je me suis dit que Dublin regardait la télévision ou qu’il prenait des photos avec un fl ash. Je ne pouvais pas imaginer… J’ai gazé à travers les bouches d’aération, envoyé le Fentanyl à haute dose pressurisée par toutes les ouvertures : conduits d’évacuation, serrures, air conditionné, chauffage, et même par les chiottes. Ensuite j’ai enfi lé mon masque à gaz et enfoncé la porte. Il n’y avait personne. La suite… Je sais que personne


ne me croira. J’ai prêté serment sur la Bible, pourtant. J’aimerais y comprendre quelque chose, mon général. Une minute après l’éclair blanc, je me suis retrouvé à l’aéroport de Moscou, le 24 janvier, juste avant l’explosion. Je vous jure que c’est la vérité. Je cours vers les arrivées. J’ai toujours mon masque à gaz, un tchétchène crie qu’il a une bombe, je ne sais même pas ce que je dis, les gens paniquent autour de moi, je le plaque au sol. Et la bombe n’explose pas. L’attentat n’a pas eu lieu. Je suis vivant, et nous sommes hier.

— Waooooow. Comment a-t-il fait ?— C’est simple : il suffi t de croire. — Croire quoi ?— Croire au pouvoir de la fi ction. Il est fort possible que tu ne sois

qu’un personnage né dans l’imagination d’un fou. Ca ne t’empêche pas d’exister.

— Quel charabia… — Toute notre histoire est peut-être inventée.— N’importe quoi.— Ne te vexe pas pour si peu. La réalité est surnaturelle. Parce que

nous sommes Russes, nous sommes différents des autres : nous rêvons davantage. Nous avons inventé cette arme de destruction massive : le roman. Tu comprendras plus tard. Cela n’enlève rien à l’éternité de notre amour, ni à l’immortelle beauté de tes yeux, qui sont profonds comme le lac Baïkal.

FB»— Это кто? Кокто? — поинтересовался Дублин, назвав един-

ственное вспомнившееся галльское литературное имя. — Но, месье, — обиделась француженка («Француженка?» —

подумал Дублин) и пояснила почти по-пилатски: — Се — Бегбе-дер!

— Какой на хер Бегбедер? Он разве играл? Не помню тако-го, — невпопад отозвался собутыльник лысого. — Я ж тебе говорю, штрафной Павич бил, а если бы не этому дураку бить доверили, а тому же Кутзее, то барсы точно выиграли бы…

— Ну не пизди, братан, это не я про Бегбедера сказал, — ут-кнулся ему в макушку лысый. — А Кутзее твой такое же хуйло, не пизди… Челси чемпион, Челси, братан…

— Да в этом твоём Челси, кроме Честертона, все тюфяки безногие. Это им Абрамович кубок купил, все знают, у арабов ку-пил… — всему самолёту поведал братан.

— Не пизди, братан. Сам знаешь, кроме Честертона, у них Кэролл, Уайльд и этот, как его, третий номер…

— Джойс что ли? Да он не ихний, не родной. Купил его им Абрамович, у арабов купил…

— Ну играет-то за них…— Почему во всех фильмах попутчицами главных героев

оказываются ослепительно красивые девушки? Почему рядом со мной расселась эта носатая ушастая орлеанская баба? — подумал Глеб. — Видимо, я не главный герой.

Самолёт трясло часа полтора; потом влетели в Европу, небо выпрямилось, стало похожим на автобан, ровным, гладким. Вме-сто скрывшегося за поворотом отечественного солнца пассажи-

рам в окна и в очи брызнули сочные звёзды заграницы. Трясти перестало, распогодилось, повеселело, полегчало. Пахнуло веко-вой волей.

— Полегчало, — обратился к лысому Глеб, как-то вдруг, в каком-то порыве, почувствовав себя стремительно выздоравли-вающим от изнурительной заразной мысли. Эта мысль была под-хвачена там, в четверг, во дворе больницы, она сопровождалась тошнотой, головокружением, слабостью и сердечной аритмией. Эта мысль была о пропавшем Хольмсе, пропавших деньгах, про-павшей жизни. Даже появление Аркадия не излечило её, а лишь заглушило. И вдруг теперь — полегчало.

— Не пизди, — ответил лысый. — Ну этот-то понятно, чего пиздит, — кивнул он на макушку сидевшего впереди приятеля, — но ты-то? Ты-то какого хуя пиздишь? — и он налил Глебу полный стакан виски. — Я тебя умоляю, не пизди. Ну хоть ты-то можешь не пиздеть? Хоть один человек в мире может не пиздеть, а?

Глеб засмеялся и — немедленно выпил.— Ты выпил? Без меня? — провозгласил поклонник Кутзее

и — немедленно выпил. — Не пизди, братан, ну хватит уже… — возразил ему лысый

и немедленно выпил.Дальше уже летели по-братски. Литры и километры неслись

быстро, часто. Дружными, слаженными усилиями поменяли ме-стами читательницу Бегбедера и братана. Братан оказался доволь-но толстым и горделивым — хоть и сидел теперь рядом, но гово-рил, по-прежнему глядя высоко перед собой, ни к кому головы не поворачивая. К концу полёта Глеба мощно развезло, он стал мягок и вял. На лысого же и братана алкоголь действовал обратным об-разом. Они будто стекленели, отвердевали, человеку несведущему могло показаться, что даже трезвели как будто. Их жесты и слова становились обрывистее, чётче, приобрели постепенно абсолютно ирреальную чёткость.

...Забудь, Бур, забудь, зря я тебе ска-зал, не заводись. У меня получше план. Здесь чехлить его не будем. Тут за-граница, жизнь здесь хорошая, мир-ная, зачем же её портить. Мы же с тобой жить сюда скоро переедем. Зачем же повышать тут уровень преступности? Это в совке без раз-ницы — трупом больше, трупом меньше. Там если «Курск» тонет — сто трупов, чечены вертушку сбива-ют — сто трупов, шахта горит — сто трупов… А здесь людей берегут, какому-нибудь дебилу-децепешнику такие почести и заботы, как будто он герой труда и обороны…


«Студ

ия Т

им

ура Б

екм

ам

бето

ва «

Базелевс»

Худ

ож

ники: Н

азар Ч

ага

таев и

Валерий З

раж

евский»


По прибытии чётко обрисовалась и утерянная было из виду цель поездки — решено было, нимало не медля, сразу в аэропорту найти бар. Глебу уже верилось, что ровно для этого он и прилетел. Всё прочее выглядело теперь ерундой и ненужностью. Твёрдые друзья чётко понесли его к выходу.

Государство Метценгерштейн встретило их улыбками сво-их шикарных пограничников. Но улыбки эти показались братану недостаточно искренними. Он сказал об этом одному из молодых сержантов. И, когда тот не понял по-русски, толкнул его. У братана в одной руке был Дублин, в другой бутылка. Он толкнул сержанта бутылкой. В ухо, то есть — практически в голову. Сержант упал, воскликнув что-то воинственное. Уцелевшие сержанты (а их на па-спортном контроле было немало) набросились на братана.

— Хорош пиздить, — то ли братану, то ли пограничникам прокричал лысый и начал чётко драться со всеми. Дублина урони-ли, затоптали и положили в тюрьму ночевать. Странно, но братан и лысый были как-то скоро отпущены, видимо, по причине их сюрреальной твёрдости. Дублин же пролежал в тюрьме до утра. Спалось ему мало, болели какие-то отбитые почки и печени в глу-бине живота и шумели нелегальные беженцы из Джамахирии. На рассвете, впрочем, отпустили и его, правда, обязав явиться вече-ром в суд.

Глеб сгорал от стыда за слабость свою и легкомыслие. Пре-жде чем идти в хольмсову лавку, решил заселиться в отель, где за-ранее бронировал номер. Было очень рано, ни автобусов, ни такси не имелось на спящих ещё улочках. Болела голова, трескалось от жажды горло, полупустой немодный чемодан бился о ноги. По сча-стью, столичный городок Метценгерштейн, как и всё на Буайане, был невелик. Так что и в таком состоянии Глебу удалось добрести до гостиницы. Но кое-что о похождениях нового постояльца поли-ция успела-таки раззвонить по отелям страны. Заказ Дублина был аннулирован. Ему даже не позволили посидеть на диване в лобби.

Он вышел на улицу, переоделся в кустах развесистой па-пайи в свежие штаны и рубашку из чемодана и попробовал свя-заться с Великом. Роуминга не было, обо всём позаботился добрый Аркаша, а вот о роуминге забыл. Зашёл Глеб тогда в телефонную будку, но то ли набирал что-то там неправильно, то ли и вправду занято было у сыновей, но так и не удалось ему с ними поговорить. Пошёл к Хольмсу.

Тот же невысокий небоскрёб, тот же лифт. Поднялся в пент-хаус, зашёл в знакомый офис. Возле двери вместо «Шейлок Хольмс, бразерс, систерс, френдз» висела теперь табличка с надписями по-английски и более-менее по-русски: «Управленее по борбе протиф руской мафии». Глеб удивился и, удивлённый, вошёл.

В приёмной было не как тогда, а совсем немноголюдно. Одна женщина в штатском ела палочками лапшу из бумажной кубышки. Вторая листала айпад. Важный негр в льняном пиджаке слушал кого-то по телефону, иногда деловито факая вполголоса «фак… фак…»

Глеб подошёл к женщине с айпадом. Как мог, объяснил, что ему нужен Хольмс, что он бенефициар и вкладчик, что у него во-просы к Хольмсу. Пока он говорил, к ним приблизилась, явно за-интересовавшись, женщина с лапшой. Потом подтянулся негр,

схлопывая телефон и вынимая из кармана полицейский жетон. Глеб увидел на стене плакат с фотографией Шейлока и большими красными буквами WANTED. Ниже буквами помельче сообщалось что-то об отмывании денег.

Негр на более-менее русском языке допросил Дублина. Жен-щина с лапшой стояла сзади, женщина без лапши с айпадом раз-глядывала глебов паспорт и копалась в базах данных Интерпола. Среди клиентов Хольмса значились Дубин, Дубинин, Дублин и Ду-бовицкий, человек по фамилии Дублон там не фигурировал. Глеб, запутавшись в показаниях, с похмелья несколько придурковатый, неважно владеющий английским, в каких-нибудь полтора часа вымотал негра полностью, а опечатка в его паспорте окончатель-но спасла его. Узнав из сводок городской полиции, что допраши-ваемый под судом за мелкое хулиганство, негр брезгливо выпро-водил его из офиса — мелкая сошка, не его клиент. Он-то, охотник за крупными коррупционерами и мафиози, был раздосадован, что потратил столько времени на пустышку. Раскрыл телефон и де-ловито зафакал. Женщина с лапшой доставила Глеба к подъезду, выбросила кубышку и палочки в урну и ушла обратно. «Как изме-нился город», — покачал головой Глеб. И то сказать — Хольмс в ро-зыске за отмывание денег, в его лавке заседает полиция, значит, денег нет и не будет, всё пропало, всё пропало. До суда оставалось три часа. Глеб поплёлся в ресторан через дорогу. В дверях он стол-кнулся с двумя соотечественниками, бодрыми туристами очень профессиональной внешности в одинаковых шёлковых рубахах навыпуск. Встречные вежливо посторонились, пропуская Дубли-на в заведение, но прошагав метров десять, обернулись, сначала один, за ним другой.

— Ты понял, Бур? — выдохнул тот, что обернулся первым.— Чего?— Чего-чего! Это же тот математик, шизик-теоретик.— Перельман что ли? — не понимал Бур.— Ну какой Перельман, ты чего, Бур. Я ж тебе фотку показы-

вал… Дублин!— Это который у Вити Ватикана «Трест Д.Е.» спёр?— Ну!— Да ну!— Ну я тебя говорю. Точно он.—Десять лет уже прячется. Хитёр. А ведь не скажешь по

нему. На вид так — тряпка какая-то. И алкоголик. Не, не он, навер-ное, обознался ты, Щуп. Там на «Тресте» миллион был, а этот на миллионера не тянет.

— Он, он, точно тебе говорю.— Ну если он, так пойдём грохнем его. Сколько Ватикан за

него платит?— Полтинник. А если деньги вернём, хоть часть — полови-

на наша.— Да нет давно там этих денег! — возбудился Бур. — Зава-

лим его, пусть полтинник всего, зато верный, чем с долгами разби-раться, пытать человека. А вдруг у него и нет ничего, давно пропил всё, а его пытают, несправедливо. А то — завалим, и человеку при-ятно, что не пытали. И нам копейка трудовая не помешает.


— Здесь нельзя, ты чего! — зашипел Щуп. — Не дай бох узна-ют, невъездными сюда станем, а они ещё и в Шенген настучат, так и в Шенген визу никогда не получим. Сгниём в совке.

— Да никто не узнает. Я быстро, одна нога здесь, вторая там. Шмальну и ходу. Ты жди в машине за углом. У нас же через час са-молёт, пока хватятся, то, сё, мы уже в воздухе — и дома!

— Забудь, Бур, забудь, зря я тебе сказал, не заводись. У меня получше план. Здесь чехлить его не будем. Тут заграница, жизнь здесь хорошая, мирная, зачем же её портить. Мы же с тобой жить сюда скоро переедем. Зачем же повышать тут уровень преступно-сти? Это в совке без разницы — трупом больше, трупом меньше. Там если «Курск» тонет — сто трупов, чечены вертушку сбивают — сто трупов, шахта горит — сто трупов… А здесь людей берегут, какому-нибудь дебилу-децепешнику такие почести и заботы, как будто он герой труда и обороны. Тут при любой чрезвычайке — один, три, пять, ну десять от силы погибнет человек. А у нас никак не меньше ста, беда всё спишет, хоть вон «Хромую лошадь» возьми… А тут не так, тут каждый чел на виду и на счету. Грохнем — заметят, обяза-тельно заметят.

— Короче, Щуп, чего предлагаешь, — утомился слушать Бур.

— Вот мы сейчас в Москву летим. Этот Дублин в Константи-нопыле живёт. С сыном десятилетним. Души в нём не чает. Сына здесь чего-то не видно. Дома, стало быть, остался. Вот заберём мы сынка, пока папаши нет. Подержим пару недель, а потом папаше скажем — что? испугался? Хорошая новость — жив твой сынок. Пока. Плохая — деньги верни. Вернёт — хорошо, половина наша. Не вернёт — грохнем математика. Полтинник наш.

— А сынка грохнем?— За сынка Ватикан не платит. — Ну и слава богу. Не люблю детей… это самое…— Чего?— Убивать.— Никто и не просит. Хотя, сам знаешь, в таких делах заре-

каться нельзя, действовать будем по обстановке.Туристы сели в арендованный Ситроен и поехали в аэро-

порт. Бур закурил и спросил: — Щуп, а сколько ещё осталось?— Трое, Бур. Математик этот. Ещё артист. И банкир.— Кистин, что ли?— Ну да, Кистин.— А Френкель, по цементу который?— Я же тебе говорил, Бур, он неделю назад сам помер. Ин-

фаркт.— Так давай Ватикану скажем, что это мы его. За него же

стольник полагается, жалко стольника-то, а, Щуп.— Да ты чего, Бур! А репутация? Нам заказчики верить пере-

станут. — Плевать на них. Мы ведь завязываем после этих троих.— Я подумаю. И кстати, когда вернёмся, с кого начнём?— Ты же сам сказал, с математика. С сынка его, точнее. Он

же один дома.

— Да это я только потому, что повстречали мы его. А по пла-ну у нас Кистин следующий, за ним артист, а уж напоследок этот лох. За него меньше всего дают. И разобраться с ним легче всего. Ни охраны, ни ума, ни силы. Десерт! Что, по плану пойдём, или как?

— Как скажешь. Мне ведь и всё равно. Что так, что так.— Ладно, по дороге обсудим, с кого начать.Так Глеб остался жив. Он поел, вернее, попил жадно пива,

тупо уставившись в тарелку с пиццей. Потом покорно явился в суд. Его приговорили к десяти суткам ареста, продержали со знакомы-ми джамахирийцами под замком только три дня и четыре ночи и выслали из княжества. Роуминга всё не было. Все деньги ушли на штраф и оплату тюремных сэндвичей.

В самолёте его попутчиками оказались опять братан и лы-сый, но они не узнали его (напились ведь тогда, на самом деле, до остекленения), познакомились заново и, как водится, знакомство отметили. Но Дублин совсем не пьянел, горе и страх были силь-нее вина. Он только на Аркадия теперь надеялся — что поможет ему вылечиться от алкоголизма и денег ещё займёт до первой ра-боты, хотя и неудобно это, не отдав прежнее, вновь занимать.

Он летел в родную страну, плотно населённую его врагами: генерал Кривцов, лейтенант Подколесин, Витя Ватикан и его лучшие киллеры Бурмистров и Рощупкин (Бур и Щуп), ещё какие-то неуста-новленные нечистые личности, чьи-то несуразные тени и мерзкие маски — обступили уже его и его мальчика, готовили им большую боль, таились, перешёптывались, перемигивались, подгадывая, как бы пострашнее напасть. Но Глеб и не ведал, что есть у него враги, тем паче — у его Велика. Не ведал, что в какой бы тихой судьбе ни прятал человек себя и своих близких, чтоб как-нибудь не разбудить какого лиха, злые люди всё равно найдут их и достанут, и сделают им своё зло (ибо злодеи чувствительны и чутки и сквозь любые сте-ны способны расслышать слабое дыхание человеческой нежности).

Он, хоть и очень огорчённый итогами поездки, в то же вре-мя и очень радовался, что скоро увидит сына. Самолёт снижался к русской земле, правильнее сказать, к русскому снегу.

§21В аэропорту Глеба встречала Надежда, чего он никак не ожидал. Она объяснила, что поскольку никак не могла дозвониться ему, уже второй день приезжает в аэропорт встречать все рейсы из Пул-ково и Домодедово.

— Как Велик? — спросил Глеб.— И-и-и-и, — запищала в ответ Надя.— Ты почему плачешь? — спросил Глеб.— И-и-и…— Надя! Что случилось?— И-и…— Наденька…— Ве… и-и…— Надя!— Вели-и-к… Вели-и-и-и-и… Велииик… пропал, — выплака-

ла, наконец, Надежда ужасающее известие.


chezl Сейчас еду на поезде в Мадридский аэ-

ропорт и вот решил поделиться… Всю поездку

со мной был «Русский пионер». Я его, конечно,

тянул как всегда, но в итоге почти прикончил…

Собчак — нельзя не признать. Нравится — не

нравится, но из номера в номер это лучшие

тексты. В прошлом году про ложь было просто

вообще очень сильно. Охлобыстин — очень

хорошо, особенно посмешило, что «от путани-

цы в голове начал пить горькую». Точно так!

И Истомина очень здорово. Такой русский

Альмодовар получился.

starina-chuk Колонка Тины Канделаки

в журнале «Русский репортер». Впечатления

14-летней девочки о событиях в Тбилиси

в апреле 1989 года. Аромат свободы, непо-

нимание происходящего и страх за родствен-

ников и друзей…

frantseva На Пионерских чтениях моя люби-

мая Ксения Анатольевна «водколюбием» ткнула

в Ефремова... Я бы не только в него ткнула)

runata В последнем «Русском пионере»

некто инженер Убийко описывает проект

спасательной капсулы из дерева и других под-

ручных материалов, вовсе не космических.

vladi_yezhova Ела пельмени, читала «Рус-

ский пионер». И то, и другое было плохо.

orangevblj Сегодня на ужин будет «Русский

пионер»!)

erinaalex_s Ефремов сам гном:))) такой

добрый, всегда наполненный элем или

грогом мужчина-инфант:))) когда смотрю

на него, он представляется мне с колпаком-

колокольчиком на голове, льняной сорочке

с вышитыми листиками и цветами, пластун-

ских брючках и турецких туфлях с задорными

носиками:))) думаю, гномы научили его не

только читать и писать, но еще пить разный

эликсир бодрости, с помощью которого он их

и видит, и благо для него, что только их:)))

kusik Пионерские чтения оказались Пио-

нерскими играми, т.е. «Что? Где? Когда?» для

своих. Было круто, хоть и практически нечем

дышать. Творческая элита дымит как паровоз.

Каждой команде помогал проф. Игрок, и чаще

Читатели «РП» в своих блогах живо откликаются не только на колонки и очерки из очередного номера, но и на события, инициированные журналом: обсуждаются номинации и номинанты новой литературной премии, которую учредил «Русский пионер». Победителей узнаем 22 июня. Дискуссия в полном разгаре. Присоединяйтесь!


всего это были обладатели Хрустальных сов.

Вопросы были разные, от «Зачем перед

НГ-обращением Президента над Кремлем

выпускают соколов» или приводили цитату

Замятина: «Счастье — это дробь, где числи-

тель — Блаженство. А что в знаменателе?» —

до совсем немыслимых вопросов. Но всегда

можно было догадаться. А в моем случае —

скорее угадать.

Елена Ханга произвела замечательное впе-

чатление своей статьей и интеллигентностью,

Комолов выглядел как засидевшийся кумир

молодежи (он до сих пор на МТВ?), а Барщев-

ский «Хитрый глаз» обворожителен и умен.

Рассказал в очереди в туалет анекдот.

katys_page Странные сегодня Пионерские

чтения. Понравились только Собчак и Ефре-

мов. У остальных суетно как-то.

anton burlakov А ведь посмеялись бы

издатели журнала «Русский пионер», если бы

прочитали сей опус об их работе! Ведь для них

журнал, скажем так, — едва ли не место от-

дыха от строгих канонов журналистики, скорее

сборник «не вошедшего» в официальные изда-

ния. А для нас — серьезная вещь с глубинны-

ми смыслами, более того, еще и новое слово

на журнальном рынке страны. Но издатели

этого не прочитают, так что, уподобляясь

мультипликационному герою, скажем «свобо-

ду слова попугаям» и будем писать не боясь:

без капли «стёба», так любимого авторами на

страницах «Русского пионера» <…>

С прошлого года всё больше стала набирать

обороты тенденция роста интереса к литера-

турному чтиву. Как в веке XIX граждане плати-

ли не сколько за информационные сообщения,

сколько за художественные произведения,

заключенные в рамки толстых журналов, так

и теперь я выкладываю в магазине последние

250 рублей из остатков стипендии ради этого

журнала. Да, я про «Русский пионер». Интерес

к публицистике появился в России вовсе не со

вторым дыханием лозунга «наша страна самая

читающая страна в мире» — это всего лишь

результат пристального внимания к важным

персонам, на глянцевых страницах журнала

публикующихся. Здесь и бывший главред «Ком-

мерсанта» — темный кардинал современной

российской журналистики Андрей Васильев,

и приближенный к премьер-министру Андрей

Колесников. А поговаривают, к одному из осен-

них выпусков сам Владимир Владимирович

приложил руку. Чего уж тут мелочиться! Кто,

думаете, учредитель и полноправный хозяин

издания? Догадаться сложно, поэтому не буду

томить — Михаил Прохоров <…>

В отличие от остальных изданий здесь каче-

ственная публицистика, над которой стоит

подумать, а не забыть после прочтения. Пусть

это и всего лишь «работа в свободное время»

кардиналов российской журналистики и, как

они говорят, — «без скрытых намеков».

liliyaray Почитайте «Русский Пионер» за

апрель-май, там есть статья Михаила Ефре-

мова про гномов, точнее про всяких там по-

мощников (бюрократическую систему), вывод

в конце прям-таки описывает всё, что у нас

в стране творится, то есть коротко — все эти

бумажки любят собирать гномы, только они

так могут скрупулезно ко всему относиться.

P.S. Я, наверно, тоже гном, люблю, чтоб всё

под учетом было, мне прям в кайф собирать

эти бумажки.

silvda Догадливые рецензенты и блогеры

немедленно заподозрили, что под небрежно

накинутым иудейским плащом скрывается

балующийся по временам сочинительством

крупный кремлевский чиновник, первый заме-

ститель руководителя президентской адми-

нистрации, считающийся главным идеологом

Кремля Владислав Сурков.

Тот, кому принадлежит сформулированная

в 2006 году концепция суверенной демокра-

тии, одно время претендовавшая на роль идео-

логической витрины неосоветского режима.

Сам предполагаемый автор эту версию не

опровергал, а в какой- то момент салонная

сплетня облокотилась и на компетентное

свидетельство крайне уместного в контексте

данной ситуации литератора и шоу мена Викто-

ра Ерофеева, признавшегося, что у него есть

экземпляр книжки с автографом Суркова...

Да вот и смелый не без причины корреспон-

дент агентства «Рейтер» Майкл Стотт также

утверждает, что собственный его источник

подтвердил авторство Суркова, несмотря на то

что в Кремле эту информацию опровергают.

grantcoff Рита наша — чудо. Но кое-что за-

была упомянуть.рисун

ки: анна в

сесвятс

кая


Хаш не готовят с начала мая по конец августа.

Хаш не едят ложкой. Макают хлеб.

Хаш едят утром, под пять рюмок водки. Пер-

вая — «С добрым утром». Последняя — «За

того, кто готовит следующий хаш».

levas555 Кстати, как вы думаете, «Около-

ноля» написал Сурков или нет? Если нет, то

кто этот Натан Дубовицкий? Кстати, роман

хороший: читал 14 часов без перерыва:) Если

он, то я удивлен.

lesnoybrodyaga А какой населенный

пункт назовут «Натан Дубовицкий»?

air-ramazanov Ну а так отвечает Натан

Дубовицкий третьему артэкспедитору «Аймак-

Арбисту», своему соавтору Александру Спири-

донову: «...Уммка — бультерьер...», читайте до

конца, повеселитесь)))

kushanashvili-o Жду, когда Андрей

Колесников из «Русского пионера» позвонит,

спросит: не желаете подтвердить свои писа-

тельские амбиции? Братаны, сейчас, отвечу

я с ухмылкой.

herrerajm Прочитано в «Русском пионере»:

Адреналин.

Звонок главному редактору.

Андрей Колесников: «Думаю, у нас еще будут

колонки премьера...»

— Андрей, тему для этой колонки премьер сам

предложил? Или это инициатива журнала?

— Без комментариев.

— А заголовок чей?

— Мой. Но с автором он согласован.

— Гонорар колумнист получит?

— Конечно — 18 тысяч 700 рублей. Как и за

первую свою колонку — про подбор кадров.

— А еще колонки Владимира Путина в «Рус-

ском пионере» будут?

— Думаю, да. Потому что, мне кажется, раз

в квартал ему есть о чем рассказать.

felicita2011 Прочла колонку Собчак в «Рус-

ском пионере».Такое ощущение, что «Письмо

одного» писала я — настолько оно соответству-

ет моему мнению о колл. письмах.

slava_ship GQ и Русский Пионер, навер-

но, печатают Собчак из-за ее бездарности,

и Эхо всегда ждет ее по этой же, наверно,

причине!)))

golishev Под «Натаном Дубовицким» я под-

разумеваю бригаду литературных негров,

которым заказали «Околоноля».

alina_os Открыла для себя журнал «Русский

пионер». Увлекательное чтиво, скажу я вам)

yu-buida Валерия Пустовая о «Снобе»

и «Русском пионере»: «Похоже, пока отече-

ственные писатели представляют из себя

элиту, печатаясь в «Снобе», элита представ-

ляет себя писателями, печатаясь в «Русском

пионере».

brodsky_prav Распутин высказался

о «Русском пионере» http://bit.ly/kd7cVO вир-

туозней некуда. Редакция, кажется, даже не

поняла, как их опустили.

dima ashena Нашел видеокамеру —

завтра будем снимать фильм!! Вообще пора

заняться творчеством, буду писать колонки

в «Русский пионер»))

Я наконец отчистил мой ЖЖ, скоро напишу

там об РП и, надеюсь, попаду в след выпуск!!)))

maria latypova Журнал «Русский пионер»

наконец учредил свою премию!

наталья пушкарева Интересно, как

Владислав Сурков и Натан Дубовицкий будут

выбирать победителя в номинации «Классика

XXI века»?)))

mud-nancy «Русский пионер» учредил

свою собственную литературную премию.

Примечателен состав жюри, опубликованный

на сайте.

В жюри пионерской премии согласились войти

Петр Авен, Владислав Сурков, Натан Дубовиц-

кий и другие ценители художественного слова.

При этом Натан выдвинут в одной из номина-

ций. Надеюсь, он будет голосовать против себя

и за Славу С., а Владислав Юрьевич, наобо-

рот, — за Натана.

ikalujskiy pasha Ааа!!! Зачем Собчак

и Охлобыстина на 1-ю номинацию выдвигаете!

Так нельзя! Они оба классные авторы!


КАЖДЫЙ РАЗ, отправляясь за рулем своего т/с в город,

убеждаемся снова и снова в тщете любой погони — за славой,

за рублем. В неисполнимости побега. Пробка, апофеоз статики,

предостерегает от зазнайства: уже не кликнешь, как бывало:

«Поедем, красотка, кататься!» Предлагаешь скромно: «Пойдем

посидим…»

Зная, что обречены на простой, что участь наша в недвижи-

мости, мы день за днем стартуем навстречу пробкам с хладно-

кровием самурая, со спокойной улыбкой воина, осознающего

неизбежность смертного затора, но не ведающего где, в каких

тисках, на Третьем или на Садовом кольце, настигнет… Каж-

дый из нас живет днем сегодняшним, не загадывая на зав-

тра, вкушая каждое мгновение как последнее. Всматриваясь

в стекла соседних авто, глядя в лица таких же приговоренных,

пронзительно осознаем, что, возможно, никогда не увидим их

снова, как и домочадцев своих, с которыми почтительно навеки

распрощались за утренним капучино… И сердце наполняется

торжественной метафизикой. И мы уходим в себя, переключа-

ясь на внутреннее зрение, на работу души и мозга, с которой

за нас никто не справится. В той жестяной одиночке, где пред-

стоит провести большую часть оставшегося срока. Откуда не

сбежать.

Игорь Мартынов

ната

лья л

ьвова

выходит с февраля 2008 года

№3(21). июнь–июль 2011

Главный редактор Андрей КолесниковПомощник главного редактора Олег ОсиповШеф-редактор Игорь МартыновСпециальный корреспондент Дмитрий ФилимоновСпециальный корреспондент Николай ФохтОтветственный секретарь Елена ЮрьеваАрт-директор Павел ПавликЗаместитель арт-директора Варвара ПоляковаФотодиректор Вита БуйвидЦветоделение Снежанна СухоцкаяПрепресс Андрей КоробкоВерстка Александр КармановКорректор Нина Саввина

Менеджер по печати Валерий Архипов

Генеральный директор Михаил ЯструбицкийЗаместитель генерального директора по стратегическому маркетингу Павел ПарфёновДиректор по маркетингу Анастасия ПрохороваДиректор по рекламе Наталья КильдишеваЗаместитель директора по рекламе Наталья КирикДиректор по дистрибуции Анна Бочкова

Офис-менеджер Ольга Дерунова

Редакция: 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19, телефон +7 (495) 504 17 17

Электронный адрес: [email protected] Сайт: www.ruspioner.ru

Подписка: телефон: +7 (495) 981 39 39, электронный адрес: [email protected]

Обложка: Аксеновы(е), «Полет Вальки...», 2011

Авторы номера: Андрей Васильев, Дмитрий Глуховский, Инна Денисова, Натан Дубовицкий, Михаил Ефремов, Игорь

Каменской, Тина Канделаки, Матрос Кошка, Игорь Мартынов, Вяческлав Муругов, Андрей Орлов (Орлуша), Иван Охло-

быстин, Маргарита Симоньян, Ксения Собчак, Роман Троценко, Дмитрий Филимонов, Николай Фохт, Геннадий Швец

Фотографы: Наталья Львова, Orlova, Эдуард Странадко, Василий Шапошников, Андрей Шапран Художники: Инга Аксе-

нова, Варвара Аляй-Акатьева, Анна Всесвятская, Анна Каулина, Павел Пахомов, Варвара Полякова, Маша Сумнина,

Елена Ужинова, Сандра Федорина, Иван Языков, «Студия Тимура Бекмамбетова «Базелевс»: Навзар Чагатаев и Валерий

Зражевский

В оформлении журнала использованы работы Ивана Языкова из серии «Книга Букв»

Учредитель и издатель: ООО Медиа-Группа «Живи», 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19

Тираж 50 000 экз. Отпечатано в типографии ЗАО «Алмаз -Пресс», 123022, Москва, Столярный пер., д.3, корп. 34

Цена свободная

Издание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых

коммуникаций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-33483 от 16 октября 2008 года

Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения

редакции

За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель

Русский пионер №21

Documents