Русский пионер №14

№2(14) апрель–май 2010

BROKERAGE CHARTER MANAGEMENT, SALES & ACQUISITIONS MAINTENANCE & AIRCRAFT INTERIORS FIXED BASE OPERATOR

Ocean Sky предоставляет безупречный сервис высочайшего уровня, будь то чартерный рейс на борту самолета нашего собственного флота или другой частный перелет - Вы всегда окружены утонченным интерьером и высоким уровнем обслуживания.

Мы поможем Вам с выбором, приобретением и дальнейшим использованием самолета. Наша задача сделать так, чтобы время работало на Вас.

Свяжитесь с нами, и мы отправим Вам информационную брошюру о нашей компании: +7 (495) 287 30 55

www.oceansky.com

Превосходя и опережая

русский пионер №2(14). апрель–май 2010 8

То, чТо эТоТ номер «рП» получился удачным, —

ложь. Он получился очень удачным. На сладкую тему лжи

захотели высказаться наши лучшие колумнисты, и некоторые —

дважды в одном номере (Охлобыстин Иван, «Крест лжи»

и «Треугольник лжи»). Действительно, ложь бывает сладкой.

Я сам иногда лгу, хотя и сожалею об этом. Я стараюсь

не лгать, делаю это по необходимости, крайней и прежде всего

производственной. Производственной я называю, например,

необходимость лгать детям. Нет никакого выбора: им нельзя

говорить правду. У человека, говорящего детям правду, одну

только правду и ничего, кроме правды, нет сердца. У него нет

души. У него, наконец, нет мозгов. Ну вот, например, ваш

сын спросил вас: «Папа, воровал ли ты, когда был таким же

мальчиком, как и я, деньги у своего папы из кармана?» И что

вы скажете? Правду? Ну идите и скажите. Или он спрашивает

вас: «Папа, а ты на работе матом ругаешься? Ну или когда мы

не слышим?.. Что, ругаешься?! Спасибо, папа!.. твою мать...»

Но это случаи, когда у вас нет мозгов. А есть случаи, когда у вас

нет сердца. Например, сын спросил вас: «Папа, ты же всегда

будешь любить маму, да?» И ты, любитель по каждому поводу

и без повода говорить правду, отвечаешь: «Да нет, сынок, вряд

ли. Как-то это, знаешь, притупляется с годами. Я, знаешь, чего?

Я ее уважать всегда буду, обещаю». Ну и гад же ты после этого.

Но все-таки лгать нехорошо. Лгать, в конце концов, немодно.

А мы хотим быть модными. Поэтому темой следующего номера

«РП» будет Правда. И начало следующему номеру положено уже

в этом. Абсолютно правдивую колонку написал вернувшийся

в большую журналистику при поддержке «Русского пионера»

Валентин Юмашев. Навыков за годы молчания не растерял.

И это — правда.

Андрей Колесников

orlo

va


Клятва главного редактора. стр. 6

первая четверть

Прогул прогулов. Почему я не пишу в «Русский пионер». Объяснительная записка шеф-редактора ИД «Ъ» Андрея Васильева. стр. 14 Урок уроков. Крест лжи. Треугольник лжи. Сразу две статьи отца

Иоанна Охлобыстина о том, почему ложь – это крест (или треугольник). стр. 16Сбор металлолома. Тазик для олигарха. Екатерина Истомина про мокрые горизонты. стр. 20 Урок информатики. A moi. L’histoire d’une de mes folies, или Всего одно лето в ... Блогер Ника Белоцерковская о своем блоге,

как о своей сущности. стр. 22 Медпункт. Лечилово. Матрос Кошка про внутренние органы. стр. 26Урок пения. Дальняя комната. Валентин Юмашев

о том, что он поет. стр. 30

вторая четверть

Собеседование. Chevalier Gorolevitch. За что калужский краевед получил орден

Почетного легиона. стр. 36Урок истории. Я знаю, кто убил президента Кеннеди. Корреспондент «РП» ставит точку. стр. 44

третья четверть

Диктант. Правила солжения. В тему номера. стр. 54Урок поэзии. Поэт Орлов про ложь и лгунов. стр. 56Урок рисования. Original Copy. Репортаж из гущи мировой живописи. стр. 60 Дневник наблюдений. Дефектор лжи. Корреспондент «РП» обманул

«полиграфа». стр. 68

русский пионер №2(14). апрель–май 201011

Комикс. Волосы... стр. 77Сочинение. Благое дело. Рассказ Дмитрия Глуховского. стр. 84Фотоувеличитель. Площадь Красная видна. стр. 93

четвертая четверть

Урок мужества. Испытание кровью. стр. 112Урок географии. Каппа-питта бизнесмена Коварского. Худо-дорого. стр. 116

группа продленного дня

Отличница. Не обмани. Ксения Собчак о тех, кого она

не простит. стр. 128Правофланговая. Случай из жизни президента Грузии. Тина Канделаки про свое родное. стр. 132Пионервожатая. Nihilum. Анна Николаева про ничего. стр. 138Буфетчица. Цават анэм. Маргарита Симоньян

по-своему. стр. 140 Горнист. Под флагом «Сантори». Марк Гарбер о том, почему

надо пить. стр. 144Внеклассное чтение. Языки Нимродовой башни. Проза

Владислава Отрошенко. стр. 146Табель. Отдел писем. стр. 154Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов. стр. 159

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

13

Прогул прогулов. Почему я не пишу в «Русский пионер». Объяснительная записка шеф-редактора ИД «Ъ»

Андрея ВАсильеВА. Урок уроков. Крест лжи. Треугольник лжи. Сразу две статьи отца иоАннА охлобыстинА о том,

почему ложь — это крест (или треугольник). Сбор металлолома. Тазик для олигарха. екАтеринА истоминА

про мокрые горизонты. Урок информатики. A moi. L’histoire d’une de mes folies, или Всего одно лето в ...

Блогер никА белоцеркоВскАя о своем блоге как о своей сущности. Медпункт. Лечилово. мАтрос кошкА про внутренние органы.

Урок пения. Дальняя комната. ВАлентин ЮмАшеВ о том, что он поет.


Шеф-редактор ИД «Коммерсантъ», обозреватель «РП» Андрей Васильев, не пропустивший до этого ни одного из три-надцати номеров журна-ла, не только пропускает этот номер, но еще и цинично объясняет, почему он это делает, — в исчерпывающем жанре служебной записки.

ната

лья

льво

ва

текст: андрей васильев

Я, киноколумнист журнала «Рус-

ский пионер», торжественно обещаю: я больше

так не буду!

Уважаемый главный редактор. Сначала я хотел

начать эту заметку (зачеркнуто) записку с прису-

щей мне бескомпромиссностью: «И подавитесь

вы своими пионерскими семнадцатью с по-

ловиной тысячами рублей!» Потому что никогда

такого не было, чтобы подряд тринадцать дней

в школе — а уж тем более в институте и уж по-

давно в армии — не прогулял. Но потом понял:

хамство в данном случае — признак творческой

несостоятельности. Особенно перед вашей

редакционной статьей в прошлом номере «РП».

Уже почти два месяца прошло, а помню ее

почти наизусть. Да ладно уж — наизусть помню,

без «почти»: «А в Куршевеле-то хорошо».

Я долго размышлял, советовался с семьей,

с коллегами… Как можно, не нарушая формата

журнала (то есть без мата), выступить круче?

Помог случай. Я тут с пацанами съездил в Кур-

шевель. И буквально на второй день все понял.

Прогулять рубрику «Прогул уроков» — это во-

обще круче гор. Даже куршевельских.

Так что подави... (зачеркнуто) Но зато я больше

так не буду. Честное пионерское.

THE FINEST GARMENT FOR MEN IN THE WORLDwww.zilli.fr

Париж - Канны - Капри - Порто Серво - Лондон - ДубайНью-Йорк - Москва - Санкт-Петербург - Сочи - Екатеринбург

Рекл

ам

а

Луч

ша

я о

деж

да д

ля м

ужчи

н в

мир

е

RussianPioneer_Avril10.qxd:RussianPioneer_Avril10 17/03/10 12:45 Page 1


Казалось бы, номер, посвященный лжи, не самое оптимальное место для откровений – но колумнисты «РП» всегда отвергают стереотипы и идут условностям наперекор. Вот и Иван Охлобыстин написал, может быть, свою самую исповедальную колонку, причем все, кто знает Ивана не только как просто Ивана, но и как отца Иоанна, оценят, какой силой духа надо обладать, чтобы вот так начистоту поведать о своих сложных взаимоотношениях с Верой и Богом.

Судьба распорядилась таким образом,

что мне приходилось часто давать интервью.

По юности меня это изрядно забавляло,

я даже приврал где-то, а где точно — забыл.

Так и живу частью вымышленной биографией.

Все бы ничего, но порой начинаешь вспо-

минать и с изумлением обнаруживаешь, что

никогда не думал так, как говоришь, никогда

не интересовался тем, чем интересуешься,

и хочешь абсолютно противоположного тому,

что должны хотеть такие, как ты. Нахватался

чего попало, что раньше помогало сквозь жи-

тейский бурелом пробираться. Теперь с таким

хозяйством особо не побегаешь. Давно пора

разгрузиться от лжи и продолжить осознанное

движение дальше.

Итак: где и когда я соврал самое главное?

Наверное, когда на собственных, почти

случайных, крестинах в восьмидесятых, когда

на вопрос священника: «Веруешь?» — утвер-

дительно кивнул. Во что я верил тогда? Во

что я верю сейчас? Намного ли подростковое

упрямство эволюционировало за тридцать лет?

Я верю в безграничность Вселенной и вероят-

ность существования ее Творца. Предлагае-

мый мне ортодоксией Символ Веры каждой

буквой принимается мной за единственно

возможную истину. Точнее, обстоятельнее

и понятнее желанную конструкцию Вечного

сформулировать невозможно. Но я это говорю

как человек разумный, а не как человек

уверовавший. Что есть моя вера? Безгранич-

ная любовь к духовному отцу и истое желание

достичь его уровня веры? Набор удобных при-

способлений для ведения семейной жизни?

Попытка предельно искреннего общения

с другими, чтобы они могли во мне, как в па-

стыре, обрести способного понять близкого?

Тщательное следование богослужебному

порядку, чтобы хоть краем глаза увидеть отбле-

ски Горнего сияния? Ведь всякий раз, входя

в алтарь, я вымерял каждый жест, опасаясь

неверным движением отпугнуть «духа мирна»,

который раз и навсегда укрепит мою веру.

Правильно ли я поступил, что, потворствуя же-

лаемому при рукоположении меня в священни-

ки, я не принял к сведению действительное?

Что вера, описанная на тысячах страницах

духовных книг, это не совсем то, что я имел на

тот момент. Что я считал все, происходящее со

мной, Волей Божией, даже отсутствие истин-

ной веры, двигающей горами и воскресающей

дани

ил г

олов

кин/

сноб

текст: иван охлобыстин рисунок: инга аксенова


мертвецов. Что мой религиозный кодекс более

походил на абордажный выкрик: прорвемся!

Или так правильно? Или так и должно быть?

Заслужить честным и точным служением

списания части грехов и по факту умирания

занять более или менее приличные позиции

в Царствии Отца моего Небесного?

Но тут опять возникает ложь. Делай так и так,

тогда будет так и так — должен говорить я, но

не говорю, потому что Христос — есть правда,

и если так, то я должен сказать: делай это

и это, и по теории должно произойти то-то

и то-то. Справочное бюро получается, а не

общение с преподобным. Но врать все равно

не хочется. Люди, приходящие в Церковь на

поиски Бога, достойны большего. Им при-

ходится переступать через слишком многие

приобретенные за жизнь условности, чтобы

столкнуться в церковном притворе с деля-

гой от веры или лжецом. Они трогательно

беззащитны перед лицом необъятной Тайны,

разгадав которую, будут спасены от смерти

и окружающей бессмыслицы. На них хочется

произвести ощущение человека, сопричастно-

го Разгадке и внятно транслирующего условия

ее достижения.

Но это не так. Так в чем мой Христос, если

он и есть сама правда? Меня нельзя назвать

верующим человеком, хотя это смысл моей

жизни. Я не был свидетелем явственного

чуда, которое не смог бы хоть как-то объ-

яснить с точки зрения здравого смысла.

Я искренне считаю, что единственным чудом

на земле является любовь — настоящая,

бескомпромиссная, жертвенная любовь,

в пике своем уже не различающая своих

и чужих, плохого и хорошего, правильного

и нет. Не нуждающаяся ни в чем, кроме себя

самой, оправдывающая преступления и по-

пирающая все известные законы, включая

духовные, благословляющая этот мир своим

присутствием. Ей нельзя научиться, ее можно

только воспитать, как маленького ребенка. Но

как подсказывает опыт — тщательно следуя

рекомендациям Церкви. Вначале — терпение,

далее — периодика, потом — привычка и на-

конец приятие себе подобных как близких,

со всеми их человеческими недостатками

и талантами. На последнем пункте у меня воз-

никает трудность — я и так всех воспринимаю,

ну за исключением тех, кого и людьми-то не

назовешь. Не дерзну утверждать, что владею

даром любви, но заверяю, что действительно

не вижу особых отличий одного человека от

другого. Все достойны внимания, а может,

и спасения достойны. Хотя — это ересь, а зна-

чит, я просто чего-то не учел.

Во что же я верю — во Христа или в то, ради

чего Он взошел на Голгофу, приняв грехи всего

человечества, сам пережив все существую-

щие проявления человеческого, кроме греха?

Пережив даже богооставленность — непости-

жимо лишив Себя Самого веры в Самого Себя

и тем сокрушив врата Ада и проложив сквозь

них для всех дорогу Воскресения.

«Лишил Себя веры в Себя». Как это сходно

с теми чувствами, которые испытываю я.

А может, это и не ложь — отсутствие искрен-

ней веры? Может, это последнее испытание?

Нет. Конечно — нет! Не воскрешен Лазарь,

не усохла смоковница, не претворена вода

в вино. И грехи в обилии имеются. Нет! В про-

роки рано. Но что-то неуловимо верное в моих

рассуждениях все-таки имеется. Если даже

в жизни Бога был момент отсутствия веры,

быть может, и у меня есть надежда! Только

осталось взойти на крест. Крест лжи в соб-

ственную веру.


Написав для «РП» колонку «Крест лжи» (читайте предыдущие страницы), Иван Охлобыстин попросил дать ему время для размышлений, потому что был не очень уверен в себе. Результатом стала еще одна колонка в номер. И мы, конечно, публикуем и ее тоже. Потому что если лучший колумнист журнала (по версии читателей) так глубоко задумался над главной темой номера, значит, это нужная тема. А колонки одна лучше другой. Поэтому и пришлось печатать обе.

«Всяк человек ложь»

Пс. 155.2

Грехи аватара Ложь! Что значит — ложь? Если это то, что

я называю ложью, то я самый правдивый

человек на свете. Ну, может, не самый, но

точно один из них. Потому что я не лгу себе,

кто я есть на самом деле. Оно жуть, конеч-

но, но не ложь. Хотя, может, в моем случае,

стоило бы и соврать.

Иногда очень хочется, особенно если хвалят или

ругают. Да, я такой, и вы еще не все знаете.

Но если иметь в виду все человечество, то

большинство не то чтобы лжет, вернее будет

сказать, ленится определять по существу.

Я мужчина, не Джеймс Бонд, но не без

изюминки, лучший, хоть до конца и нереали-

зованный, специалист в своем деле. Быт убил

во мне Шопенгауэра, но не лишил вкуса к со-

вершенству, на быт-убийцу можно списать

и некоторые погрешности.

Я женщина, хоть и не Марлен Дитрих, но

с таким бешеным потенциалом самопожерт-

вования, что только скажите. А время — оно

для всех время.

Не говорит лукавое человечество по суще-

ству: либо существа вопроса не понимает,

либо спит.

А со спящего человека какой спрос?

Будить особо некому, да и боязно. Ведь мало

разбудить, занять еще надо. Поди приду-

май — чем. Одна ошибка — и человек опять

в коме, опять не отличает себя от им же соз-

данного для электронной переписки аватара.

Руководитель не врет, что платить не может

больше, хотя деньги есть. Но, если он толко-

вый руководитель, он обязан иметь финан-

совый козырь в кармане. Журналист не

врет, когда выносит в заголовок «Известная

актриса Мариша Жемчужная погибла в авто-

катастрофе». Журналист обязан интриговать

читателя, и то, что вышеупомянутая актриса

погибла не более чем по сценарию в кино, —

не более чем маркетинговый прием. Аватар

жив нашими линейными действиями.

Аватар требует их периодики.

Аватар нам не доверяет. Мы и выпить

можем, и под чужое влияние попасть.

Так просто от своего аватара не избавишься.

В нем все: общественная позиция, мечты,

защитные опции. А без аватара ты кто? Как

дани

ил г

олов

кин/

сноб

текст: иван охлобыстин рисунок: анна всесвятская


я тебя узнаю? Ведь, положа руку на серд-

це, — одинаковые мы. Даже системные сбои

у нас одинаковые: желудок, давление, печень

и прочая.

Нет, без жесткой побудки, до «я» человек

только на смертном одре добирается. Жаль,

что на припоминание лжи времени уже не

остается.

Есть еще вариант самому с собой встре-

титься, без актов принудительной изоляции

и болевого шока. В Церкви, где мы, христиа-

не, молимся Тому, кто ни разу так и не солгал.

И Он точно знал самого себя. Мало того,

предлагал нас самим себе представить. А уж

там и до лжи недалеко. Но пока... Какая там

ложь?!

Чужая ложь, от аватара! И не свои грехи

человек исповедует, а грехи аватара.

ПонарошкуВстряхнуть, конечно, любого можно, но тут

дело больно деликатное, сродни вере, куда

тоже за волосы особо не подтянешь.

Убедить встряхнуться можно пробовать.

Тогда сработает. Только тут ведь в ересях

обвинить не поленятся. В эзотерике заподо-

зрят. Так уж вы сами будьте любезны. Только

советом помочь могу. Встаньте у зеркала,

тщательно изучите отражение и начните

разговор. Так вот ты какой, Устим Акимыч!

Все про стечение обстоятельств брешешь?

Улицу со школой винишь? Себя, малютку,

жалеешь? Вон как тебя мир поистрепал! Не

пожалел. Так и ты не жалей. Отвернись от

него, закройся коммуникатором и деловыми

обязательствами. Твой аватар все уладит.

Или так: я, Устим Акимович, где родился,

учился, работал — не важно. Важно, что

меня, Устима Акимовича, нет. Физически

я пока здесь, но только в качестве наружной

рекламы своих достоинств и недостатков.

Я не очень понимаю, в чем проблема. Все,

что можно на надгробии написать, я подгото-

вил, могу быть еще чем-нибудь полезен?

Можешь, несчастный! Вспоминай первые во-

просы: почему, зачем, когда? И восстанавли-

вай картину, где начал растворяться в пред-

лагаемых обстоятельствах. Почему тебе

хочется быть сильнее? Чтобы не обидели или

чтобы слабых защищать? Почему тебе хо-

чется выглядеть умнее? Чтобы не высмеяли

или чтобы цивилизацию к очередному витку

эволюции подтолкнуть? Примерь на себя ли-

ловое трико сверхчеловека. Хуже не будет, но

в душе теплый ком заворочается. А ты, мать,

говорила! Недооценивала.

Разумеется — взлететь над городом не

удастся. Но раз от раза будет оформляться

новый вопрос: куда же такую красоту и сили-

щу приложить можно? И ответ не заставит

ждать: а никуда, Акимушка, в лучшем случае

на повышение. Доверят тебе не две, а три

бумажки с места на место перекладывать,

а там, глядишь, интурпоездка не за горами.

Продолжайте мучить зеркало по утрам. Неда-

ром зеркало во всех мистических практиках

фигурирует. Бодрит отражение.

Через месяц подобной практики у вас появит-

ся устойчивое ощущение, что все происходя-

щее вокруг, как бы это деликатнее выразить-

ся, понарошку, типа — во взрослых играем.

Этим знанием нервная система успокоится,

а разум примется к еще более важному вопро-

су подкрадываться: ну и какого рожна я чуть

до инфаркта не доработался? В чем смысл

фанатизма, если у Дедов Морозов носы на

резинках? Пропади все пропадом!

А помните, как все начиналось? Вкусили про-

казники с Древа Познания и узнали на свою

голову — как оно на самом деле устроено было

к той поре плодовой зрелости. Узнали, приняли

к сведению и по логике вышеупомянутой поры

зрелости принялись мир осваивать. Думали —

так правильно. А это ложь! «Правильно» — по-

нятие постоянно прогрессирующее. Не самое

бывает нарядное, но единственно правильное.

Так Господь управил.

Без ПрощенияСамый верный способ возненавидеть

музыку — поставить ее в качестве рингтона

на телефон. От всего устаешь. И поскольку

ложь, как я уже замечал выше, не облада-

ет качеством прогрессирующего события,

много раз повторенная ложь начинает

раздражать. Это первый сигнал к началу при-

ступа цитадели главной лжи, греха непрощае-

мого, хуле на Духа Святаго — отчаянию. Нет.

«Господь не поможет», — дерзает заявлять

глупый в унизительной попытке взять Бога

«на слабо». Да, в этом случае может быть.

А если поднять-таки очи горе и возопить мыс-

ленно: «Не верю, но хочу! Научи!» — тогда

и разговор другой.


Открытие навигации наступает в «РП» раньше предписанных климатом сроков: автомобильный критик «РП» и обозреватель «Ъ» Екатерина Истомина не спешит вернуться к автомобилям, а уводит читателей на большую воду, в неистовую атмосферу знаковой регаты, но вовсе не за адреналином, а чтобы на месте разобраться, почему уже и китайцы это сделали, а мы, потомки великих мореходов и первооткрывателей, до сих пор не решились.

Солнце лило как из ведра. Я и старый

французский моряк Бруно Трубле били на-

отмашь чечетку на центральной площади

Валенсии. Шел прием в честь этапа гонки

челленджеров 32-го America’s Cup. Прием был

торжественным, и многие гости даже пришли

в шлепанцах. Но мы с Бруно плясали босиком,

охлаждая нечесаными пятками брусчатку.

Потом пошли в ресторан в районе старого

мавританского рынка. Начались разговоры,

которые обычно ведут с русскими французы:

Троцкий, сифилис, польский вопрос. Особен-

ность русско-французской дружбы заключа-

ется в том, что любой француз находит у себя

в роду русскую бабушку, бежавшую от боль-

шевиков в мешке с сахаром. Сколько я знаю

таких историй! У меня есть ровно такая же:

половина моей семьи из Осоргиных сбежала

в Париж в 1922-м, где и проживает до сих пор.

Но старый моряк удивил: «Мой сын нашел под

Хатангой мамута, отвез его в Японию и по-

лучил приз!» Кого? Мамута?! Я не разбираюсь

в русском светском регистре, но знаю, что

Мамут (как мне слышалось) является кудрявым

сеньором с очень большими деньгами. Я ре-

шила уточнить: «Кто это Мамут?» — «Редкое

животное с густой шерстью», — пояснил Бруно.

Он! Русский олигарх. Феникс. Фазан. Загадоч-

ный и неповторимый. «Ах, как ты, петух фран-

цузский недорезанный, как смеешь говорить

о моем компатриоте! Vive la Russie!» — закри-

чала я и размочила в оливковом масле кулак.

Тогда Бруно вытащил из штанов мобильный

и позвонил сыну в Париж: «Але, Андре! Моя

русская подруга по прозвищу Крепкий Орешек

передает привет тебе и твоему мамуту! Он

у тебя в шкафу? Остался хобот? Где же хвост?»

Le mamouth — по-французски мамонт, с очень

четкими «у» и «т». Тогда я рассказала Бруно

о русских олигархах, новой элите нашего бед-

ного общества. «Почему же русские олигархи

не купят себе челленджер и не выступят на

America’s Cup? Это всего двести миллионов

долларов на сезон! Можно было бы разме-

стить их гербы на парусе!» — «Мелко плавают,

Бруно. У них нет гербов. У них есть только

корпоративные логотипы». — «Однако китайцы

ведь уже здесь! В этом году впервые в гонке

принимает участие китайская команда. Ее

спонсирует миллиардер, сделавший состояние

на пластмассовых тазиках. Только вряд ли ты

увидишь его».

orlo

va

текст: екатерина истомина рисунок: анна каулина


рисунок: анна каулина

Вечер закончился романсом «Только раз

бывает в жизни встреча... Только раз судьбою

рвется нить…» в моем икающем исполнении.

Я была абсолютно уверена, что китайский

миллиардер возникнет на моем пути. А у меня

с миллиардерами разговор короткий. Я ведь

только перед Ротшильдами пасую. Сразу

падаю в книксен. Все-таки Ротшильды — это

такие старые деньги.

Наутро спортивная акватория Валенсии пред-

ставляла собой море парусников и лодок. Още-

тинился железным серебром парус BMW Oracle

(ее спонсировал господин из Сан-Франциско).

Белым парадным треугольником блеснула

фаворитка Allinghi швейцарского миллиардера

Эрнесто Бертарелли. Именно из-за этой коман-

ды гонка тогда, в июне 2005 года, происходила

в испанском городке: швейцарская команда

Allinghi стала победительницей 31-го America’s

Cup, состоявшегося у берегов Новой Зелан-

дии. По правилам состязаний следующий этап

гонки проводится на родине триумфатора. Но

в Швейцарии банкиры, кондитеры, сыровары

и часовщики не видывали моря, и Эрнесто

Бертарелли выбрал Валенсию. Южноафрикан-

ская команда Shosholoza (за нее болела моя

приятельница, марокканская красавица Жас-

мин Абделатифф, нынешняя жена Филиппа

Старка) уже отчетливо понимала, что окажется

аутсайдером. Челленджер Prada мужа Миуччии

Прада, итальянского миллионера Патрицио

Бертелли (бизнесмен из Prada Group сам ру-

ководил лодкой), застенчиво краснел модным

треугольником. Шведский челленджер Victory

пригрел на палубе адский батальон викингов

в головных уборах в виде железных бидонов

с рогами. Миллионные благородные челлен-

джеры были окружены разным дешевым сбро-

дом: яхтами, лодками и шлюпками, на которых

мокли в изнеможении зеваки и журналисты.

Управление челленджером (характеристика

судов America’s Cup не менялась с 1992 года:

общая длина — 25 метров, высота мачты —

32 метра, водоизмещение — 24 тонны) —

сложнейшее дело. Здесь требуется четкая ра-

бота коллектива. Обычно челленджером рулит

команда удивительно прекрасных морских

мужчин. Вот эти прекрасные морские мужчи-

ны легли на правый борт — и сотни мохнатых

рук гребут, мотают веревки, раскатывают

и скатывают паруса. Вот они с размаху легли

на левый бок — и сотни рук гребут в обратном

направлении, скатывают, раскатывают паруса.

А как благородные челленджеры страшно

скрипят! Благородные челленджеры издают

звуки железнодорожной катастрофы в Индии.

Бруно был опытным морским волком и пона-

чалу правил кормилом нашей лодки уверен-

но и мудро. Но группа журналистов канала

EuroSport пошла на абордаж. И наша шлюпка

понеслась прямо на яхту китайского миллиар-

дера, на носу которой сидел окаменевший дра-

кон. Сам миллиардер по имени Чао Юонг Ван

в это время скакал по палубе в пижаме. Вид

у миллиардера был такой, как будто с ним свя-

зался по скайпу председатель КНР Ху Цзиньтао

и попросил доложить о социальной ответствен-

ности бизнеса. Беда не приходит одна: мы

врезались в китайскую яхту. Чао Юонг Ван

заскакал еще быстрее (я не ожидала нервоз-

ности от представителя народа Конфуция).

Наша лодка не могла плыть, и мы с Бруно

перебрались на яхту китайца. Начались русско-

французско-китайские переговоры, особенно-

стью которых является молчание.

Я спросила, зачем китаец вступил в America’s

Cup. «Китайский флаг реет сегодня над Сре-

диземноморьем! За это я готов отдать любые

деньги!» — бросил Чао Юонг Ван. Его крик

понесся над седыми иберийскими волнами.

В крике было что-то джигитское. Географиче-

ская ответственность бизнеса была тут налицо.

«А как вы стали миллиардером?» — удачно

ввернула я, когда нам поднесли китайские

национальные десерты из микробов. Милли-

ардер сообщил, что он китайский повелитель

мирового океана пластмассы. Махнет рукой,

и миллиарды пластмассовых тазиков яростно

нарождаются на заводах в Ланьчжоу и Гуанч-

жоу. Я рассказала Чао Юонг Вану, что у нас

в России есть и свой пластмассовый миллиар-

дер. И это, кажется, даже женщина. Да, это

особая женщина. Женщина-молох. Женщина-

печь, выпекающая пластмассовые тазики

и кресла. Китаец был потрясен полученной

информацией, что показалось мне довольно

странным: ведь в мировом океане пластмассы

все должны друг друга знать в лицо.

После десертов смиренный слуга принес страш-

ное донесение. Китайская команда оказалась

последней на гонке, ей предстояло немедленно

покинуть соревнование, свернув китайский

флаг. Император пластмассы рыдал. Главный

тазик его жизни шел ко дну. Миллиардер снял

с крошечной ножки дикую леопардовую мока-

сину с золотой пряжкой от Louis Vuitton и швыр-

нул эту в буквальном смысле драгоценную

обувь за борт. Его яхту с драконом маленькие

сатрапы уже пришвартовывали к берегу.

Утром консьерж отеля передал мне конверт.

В нем лежали записка от Бруно Трубле и его

подарок — железный агитационный значок

«Париж. Олимпийские игры-2012»: «Моя

дорогая! Китайцы выбыли навсегда. Срочно

напиши всем вашим олигархам. Скажи им, что

мы уже ждем их на нашей гонке». Боже. Боже,

царя храни.


В жизни каждого нормального человека может случиться это: жил-был нормальный человек и вдруг стал блогером. Как это происходит, что с этим делать, надо ли этого бояться и можно ли, будучи блогером, оставаться при этом нормальным человеком? Обо все этом, базируясь на собственном опыте, размышляет Ника Белоцерковская, она же блогер Belonika.

8 марта 2010 года Белонике испол-

нилось ровно полтора года. Мне очень удобно

считать, столько же моему младшему сыну.

Однажды, когда я разводилась (чтобы совсем

не путаться — в последний раз, а делала

я это до последнего устойчивого брака раза

четыре). Вряд ли этот процесс можно назвать

симпатичным, но сейчас мне иногда удается

находить в малоприятном действе даже что-то

милое. Например, у меня была очень забавная

«шоколадная» эволюция в отношениях с тем

человеком. Когда мы познакомились, я обо-

жала покупать огромные немецкие шоколадки

с большими орехами и, наверное, достаточ-

но несимпатично вынимать из них только

орехи — его это невероятно умиляло, и каж-

дый вечер он возвращался домой с такой

шоколадкой. Надо сказать, что по отдельности

ни шоколад, ни орехи я, мягко говоря, не

люблю, что удивительно. Мы жили. Шоколадок

становилось все меньше — потом они просто

исчезли, через какое-то время он стал эту мою

особенность яростно ненавидеть, вот просто

невыносимо, до чудовищных скандалов и не-

поддельного отвращения. Я поняла, что этот

брак закончился, собрала вещи и сняла себе

квартиру. И тут произошло чудо — он неожи-

данно снова стал приносить мне эти шоколад-

ки. Опять каждый вечер... Вдруг выяснилось,

что эти шоколадки самое главное в его жизни.

Сейчас я его понимаю. Мой блог для меня —

это то, что было для него моей шоколадкой.

То, что я сама иногда люто ненавижу за свою

зависимость, но что не в состоянии бросить.

То, что стало для меня сейчас, наверное,

одной из главных моих сущностей. Я ужасно

аддиктивна.

А если серьезно, в последние несколько лет мир

действительно существенно изменился. И па-

раллельно для меня он изменился необратимо.

Для меня совершенно чудесным откровением

явилось то, что сейчас в фокус главного внима-

ния попадает не сам человек, а его виртуальный

отпечаток в интернете, а особенно это чувству-

ется в блогах; четвертое измерение найдено,

оно здесь, и его неразрывная связь с тремя

остальными до того очевидна, что и в подтверж-

дениях не нуждается.

Блоги имеют в составе своего успеха у окружаю-

щих хорошую ретро-составляющую: здесь и воз-

рожденная страсть к эпистоле, и реинкарнация

дневника, хотя, казалось бы, такими глупостями

из л

ично

го а

рхив

а

текст: ника белоцерковская рисунок: сандра федорина



можно увлечь лишь юное существо, находящее-

ся в яростной битве со своими гормонами, но

это только казалось бы...

Блоги изменили интернет и практически уни-

чтожили и историю с анонимностью, и исто-

рию с личным пространством, но об этом

позже. Блоги, как и остальные человеческие

попытки, к непреходящему и искреннему

моему удивлению, и сами бывают успешными

и безуспешными. О последних либо хорошо,

либо ничего; об успешных же могу сказать —

в основе, насколько я успела понять, лежит

хорошая и страстная человеческая эмоция,

тут даже больше, чем в реальности, это не-

обходимо чувствовать.

Так было и с моим блогом. Я завела его, когда

в моем глубоко беременном организме кипела

нешуточная девичья обида. Журналист Красов-

ский лично очень меня оскорбил.

Жажда борьбы с несправедливостью была

слишком велика, а желание ответить обидчику

слишком сильно. Подруга Ульяна, наблюдавшая

мои трехдневные метания, страшно веселилась.

Забавное зрелище — женский организм, кото-

рому со дня на день рожать, весом восемьдесят

килограммов, был в абсолютной, кристальной

ярости. Я почему-то постоянно вспоминала

поговорку, привезенную мною с африканского

сафари, где нам долго объясняли, что самое

опасное животное, которое мы можем встре-

тить, это бегемот. И каждый проводник считал

своим долгом повторить: «Никогда не стой

между бегемотом и рекой!»

Походив по комнатам нервными шагами,

я решила мстить. И — на самом деле, ничего

удивительного — искренняя человеческая эмо-

ция (в данном случае — дикая обида) мгновенно

завоевала свои первые пять минут славы. После

первого же поста у меня появилось пятьсот

друзей.

И вдруг, к полному моему смятению, я поня-

ла — за всеми этими небольшими картинками

и короткими текстами комментариев скрыва-

ются люди, они живые, такие же, как я, они от-

вечают, сердятся, восхищаются — и они рядом.

И я совершенно перестала злиться, до того мне

стало любопытно.

Дальнейшие несколько недель я провела, при-

липнув к экрану моего «Макинтоша». Собствен-

но, и знаменитая «послеродовая» благодаря

этому на сей раз (а у меня есть опыт) обошла

меня.

Здесь неожиданно оказалось все сразу,

как на понедельничном антикварном рынке

в Ницце, который на тот момент был главным

моим развлечением. В куче многослойного

виртуального хлама, сомнительных открове-

ний, хамства, литдыбра и моргающих розовых

котят с отвратительными бантами обнаружи-

лись настоящие сокровища — люди, исто-

рии, целые жизни, бесстыдно выложенные

напоказ.

Я сделалась азартной, как лас-вегасский пен-

сионер на пятицентовом автомате; и я поняла,

что пропала. Первые дни я сидела с лицом

ребенка, впервые наблюдающего гала-парад

в Диснейленде. У меня просто кружилась голо-

ва, так мне было интересно. Это была история

про непрерывное открытие других миров;

нельзя сказать, чтобы все из моих открытий

меня порадовали. Если честно, то чем больше

открытий я делала, тем больше не понимала,

как же мне реагировать, и путалась в их сомни-

тельной ценности.

В ЖЖ я встретилась с людьми, с которыми

никогда раньше не встречалась; вступила

в контакт с теми, с кем никогда в силу слишком

разных географий и планет не пересеклась бы

в реальной жизни. Здесь было и плохое, и хоро-

шее, однако обычные, привинченные годами

фильтры были сняты и уничтожены навсегда.

Я изменилась.

Меня захватило ощущение схлопнувшегося

пространства; любое расстояние, и физическое,

и социальное, и личное, потеряло смысл. И меня

вдруг стали в этом, как мне казалось, ненастоя-

щем — по-настоящему ненавидеть и любить.

В таких промышленно ощутимых масштабах

я никогда с этим не сталкивалась.

Мне начали угрожать. Мне стало страшно.

Я начала злиться. Где-то далеко, а может

быть, и недалеко, кто тут разберет — сидел,

к примеру, какой-то человек, готовый жесто-

ко растерзать меня, даже не зная. Это было

удивительно и совершенно завораживающе;

у меня без дополнительных заявок с моей

стороны сами собой откуда-то вдруг появи-

лись поклонники и враги. Многие вещи не

трогали бы меня, когда бы не происходили

с такой регулярностью и в таком количестве;

то, что в первый, пятый и десятый раз я вос-

принимала философски, в сотый и тысячный

начинало пугать. Я стала популярной. Спра-

ведливости ради надо сказать, что, навер-

ное, я никогда не была обделена вниманием,

но тут...

Журналисты, домохозяйки, менеджеры тури-

стических фирм, детские писатели, экзальтиро-

ванные и очень приземленные, сумасшедшие

и пугающе вменяемые, успешные и ничтожные,

гомосексуальные и существа, пишущие про

себя в среднем роде, с московскими и монголь-


скими(!) айпи, юные и очевидно несвежие —

стали, как говорят в ЖЖ, «слать мне лучи» нена-

висти или любви. Они даже стали сплачиваться

в зависимости от...

Я была совершенно заколдована.

На врагов я неожиданно для себя реагировала

острее — острее, чем обычно, острее, чем

предполагала сама. Неожиданно вдруг выясни-

лось, что моя змеиная мудрость и выдержка,

приобретением которой я к своему зрелому

возрасту так гордилась, здесь совершенно не

работают. Мне пришлось заново учиться себя

контролировать.

Больше всего меня бесило приклеивание

ярлыков, а уже через несколько вылазок в ЖЖ

я была облеплена ими, как чемодан в Шереме-

тьево. Здесь начинало играть неприятие всего

плоского, однозначного и коллективного; да

я даже в студенчестве отказалась морковку со-

бирать, понимая, чем это чревато, не из-за того,

что было лень, нет, просто не могла выносить

этого надвигающегося коллективного нечто.

А тут оно просто зашкаливало.

Я снова начала много курить. Прекрасно, но

мой другой мир, в котором я с кучей своего,

как мне казалось, никому, кроме меня, не

нужного хлама, своими детьми, друзьями,

собаками, домами, кастрюлями, — заиграл

совершенно по-новому. Он стал интересен. Не

мне, не моим дорогим близким, а совершенно

чужим людям.

По-прежнему, как в детстве, накрывался

огромный стол, под свежепосаженным диким

виноградом, ярко светило южное солнце, море

шуршало и все шумели, я терзала гостей «новы-

ми» кроликами, только делала я уже это не одна,

как раньше. Со мной рядом появилась Белоника

и те, кому очень хотелось знать, почему она

«такая».

И я стала делиться — мне не жалко.

Я вдруг почувствовала себя удивительно

счастливым человеком и поняла, что просто не

замечала этого.

Для счастья, как для греческой драмы, мне,

к примеру, нужно единство места, времени

и пространства. Не нужно отвлекаться. Нужно

жить в тот момент, в котором ты сейчас, и де-

лать это с настоящей любовью. С самоотдачей,

увлекаясь, и с достаточным количеством искрен-

ности. Отвратительный в своей фонетической

конструкции рецептыш. Но, наверное, самый

главный.

Так то, что приносило такое счастье и в дет-

стве, стало моим естественным щитом; мне

понадобилось время, чтобы спрятать Нику

Белоцерковскую, оставив Белонику на кухне;

фокус внимания естественным путем, без

какой-либо болезненной кастрации, сместился

на то, что стало действительно полезно и мне,

и моей растущей аудитории. Белоника не так

активна, как Ника Белоцерковская, Белонике

интересно меньше тем, чем Нике Белоцер-

ковской, зато и самой Нике теперь гораздо

спокойнее — Белоника занята делом, в кото-

ром разбирается достаточно хорошо, а блог

ее, претерпев болезненные трансформации,

остался там, куда его естественным образом

прибило — на моей кухне.

Но и здесь нам, уже двоим, далеко было до

спокойствия. Вырулив по сути в монотему,

я обнаружила, что и аудитория у меня измени-

лась: я, вероятно, случайно оказалась в нужном

месте в нужное время, в эпицентре огромного

тренда интереса к качественной домашней еде,

гурманского, не побоюсь этого слова (с ним

в среде ЖЖ-кулинаров надо быть очень акку-

ратной), свойства. Здесь уже были свои звезды

и звездочки, которые также реагировали на

мое вторжение по-разному; впрочем, для обще-

ния с ними я была уже достаточно закаленным

бойцом, шок от встречи со стаями обезумевших

«белониконенавистников» уже прошел, хотя

кулинарная среда блогосферы, как ни странно,

очень недоброжелательна. Почему-то именно

кулинарные блогеры дико ревнивы к чужому

успеху.

Кем я только не была — кухаркой, жирной

уродливой тварью, старой б…, лицемерной бо-

гатой сукой, жидовкой и антисемиткой, короче,

пожалуй, весь комбинаторный ряд из латинских

букв, которые можно было собрать в самые

невероятные слова из обсценной и не очень,

к тому моменту был полностью исчерпан.

Мой дневник стал кулинарным.

С «главной кухаркой ЖЖ» мой виртуальный

аватар, Белоника, был на своей территории,

и чувствовать я стала себя гораздо комфор-

тнее и сосредоточеннее, чем раньше. И то, что

раньше заставляло ощущать себя такой бес-

помощной, неожиданно сделало меня очень

сильной.

И постепенно, с помощью почти уже восем-

надцати тысяч моих френдов — некоторые

из них уже прочно перешли в мою реальную

жизнь в качестве обыкновенных друзей, —

блог опять совершил непредсказуемое для

меня движение. (Мне каждый раз очень

смешно читать про себя как про «марке-

тинговый проект».) Я согласилась на пред-

ложение издательства выпустить книжку,

«кулинарный блокбастер», как сказал один

из журналистов, и, наверное, по динамике

и драматургии того, как это происходило

в моей реальной жизни, это был именно он.

Блогбастер, ага. С неожиданным фееричным

успехом.

И с полным переворотом моей жизни с ног на

голову, бесконечной готовкой и учебой, под-

страиванием наших семейных путешествий

под мои интересы, переделыванием фото-

графий (я чудовищная перфекционистка),

а также покупкой фотоаппарата Leica, с кото-

рым мы стали неразлучны, какой-то тотальной

стремительной переориентацией. Мне ужасно

забавно смотреть на свою эволюцию за год.

Я как-то залезла во фликр, в котором храню

все свои жэжэшные фотографии, на первые

страницы. Это просто невозможно. И читать

мои тексты годичной давности тоже невоз-

можно. Это два разных человека. Я, конечно,

знаю, что упорна и обучаема. Но тут, пожалуй,

впервые в своей жизни я себе по-настоящему

приятно удивилась.

И — да, виртуальная Белоника опять объеди-

нилась с Никой Белоцерковской, она вышла

в реальную — реальней некуда — жизнь,

с книжкой, родившейся из блога, со встречами

с читателями в книжных магазинах, с дальней-

шими идеями о том, как больше не терять тех

друзей и просто симпатичных людей, с которы-

ми удалось встретиться, и — кто знает, может

быть, с очевидным ощущением шизофрении

окружающего пространства, потому что ни

мне самой, ни кулинарному блогеру Белонике

до сих пор до конца не ясна одна вещь. Где

он — виртуальный мир — заканчивается и где

начинается реальный.

Но зато такое павичское «у нее было два голоса»

перестало меня пугать совершенно.

P.S. Главному редактору: Не очень пафосно?

Чего-то перечитала, х...ня какая-то напыщенная.

Б..., разучилась писать что-то, кроме рецептов

Хнык.

Ошыпки править нету сил.


Это не просто медпункт, а полноценный урок медицины Матроса Кошки, практикующего в английском высшем свете русского гинеколога. Ученикам, то есть читателям, сейчас предстоит узнать всю беспощадную правду про медицинскую ложь, с которой неизбежно придется смириться, приняв ее за ложь во благо. А что остается делать?

Врут Все и всем. И в медицине, конечно,

тоже. Пациенты привирают докторам, доктора

лгут пациентам, их родственникам и другим

докторам. Близкие родственники пациента

пытаются ввести в заблуждение врача, самого

пациента и дальних родственников пациента.

Получается замкнутый круг, фестиваль энтро-

пии, чудовищная неразбериха. Цель у всех,

естественно, одна — чтобы все было хорошо

и больной наконец-то поправился. Ну или другая

похожая на эту цель.

Медицина и без того наука, по точности своей

максимально приближенная к теологии, а тут

еще со всех сторон обман. Но давайте по

порядку.

О тОм, как Врачи ОбманыВа-ют сами себя Если двух произвольно выбранных английских

врачей, членов Британской королевской колле-

гии акушеров и гинекологов, закрыть в одной

комнате и послушать, о чем они говорят, вы-

яснится, что через час-полтора медицинской

болтовни про то, какую я огромную кисту удалил

в прошлый четверг двоюродной прабабушке

Виктории Бекхэм и про то, как я чудом избежал

ранения мочеточника при лапароскопической

экстирпации матки в минувшую пятницу, они

обязательно заговорят о Малькольме Пирсе

и Джеффри Чемберлене.

Малькольм Пирс в 1995 году опубликовал в бри-

танском «Журнале акушерства и гинекологии»

сенсационную статью об успешной пересадке

внематочной беременности в матку с последую-

щим рождением здоровой девочки — восемью

месяцами позже.

Профессор Чемберлен, главный редактор

журнала и по совместительству президент

Британской королевской коллегии акушеров

и гинекологов, статейку, естественно, прочитал.

Научные перспективы открывались феноме-

нальные. Прорыв в науке. Революционный,

дерзкий, пионерский.

После частной беседы с Пирсом профессор

Чемберлен не только согласился опубликовать

статью в престижнейшем журнале Королевской

коллегии, но и стать почетным соавтором сенса-

ционного клинического исследования.

Результаты превзошли все ожидания: обоих

лишили врачебной лицензии и с позором

исключили из Королевской коллегии. Исследо-

вание Пирса оказалось обманом и плодом его

олег

мих

еев

текст: матрос кошка рисунки: маша сумнина



воспаленного воображения. Прорыв в науке не

состоялся.

Признаюсь, этот случай в Англии — скорее ис-

ключение из правил и демонстрирует не только

факт, что ученые повсеместно врут о своих

исследованиях, а и то, насколько Королевская

коллегия блюдет свой престиж и чистоту рядов.

Есть еще печально известный новозеландский

гинеколог-исследователь Билл МакИндо. Тот,

наоборот, пострадал за... правду.

В середине шестидесятых он опубликовал

сенсационную работу, открывшую глаза гине-

кологам всего мира на эволюцию предраковых

состояний шейки матки. Чтобы доказать, что из

предрака со временем разовьется рак, МакИн-

до просто наблюдал пациенток, не предоставляя

им лечения. Некоторые сами выздоровели,

а некоторые — нет.

Результат: во-первых, на работу МакИндо до

сих пор ссылаются серьезные исследователи и,

во-вторых, его лишили врачебной лицензии. За

зверство. Зато не соврал.

А, чуть не забыл! Вот еще один институт «без

страха и упрека», которого любой клинический

исследователь и любая фармацевтическая

компания — изобретатель лекарств боятся

как геенны огненной. Американское агентство

FDA (Food and Drug Administration) — без раз-

решения этой организации на международный

рынок не выходит не одно лекарство. Инспекция

FDA может закончиться для нечистоплотного

исследователя дисквалификацией, закрытием

проекта и окончанием карьеры. Это, если угод-

но, международная медицинская полиция, от-

лавливающая мошенников от здравоохранения,

и на их сайте всегда полно информации о лжеле-

карствах, лжепищевых добавках, лжеметодиках

оздоровления и лжецелителях.

В России такого института, к сожалению, нет.

То есть он вроде бы есть, но на самом деле его

нет. Лично я знаю кандидатов и докторов наук

от медицины и фармакологии, чьи исследо-

вания и открытия — чистой воды галиматья,

построенная на фальсификации, обмане и еще

черт знает на чем. Зачем? Богатство и слава.

Слава в медицине — это деньги. К кому пойдет

среднестатистическая московская домохозяй-

ка? Конечно же, к кандидату медицинских наук,

автору публикаций и «уникальных разработок».

И скорее всего, за свои деньги домохозяйка

сделает «правильный» выбор.

И лечение ей назначат тоже «единственно пра-

вильное». Эта ложь в медицине самая низкая

и самая понятная. Ложь с целью обогащения.

Мерзость, конечно.

О тОм, как и зачем пациен-ты Обманывают врачейВы когда-нибудь вызывали участкового терапев-

та на дом, перед этим нанюхавшись перца, на-

мазав подмышки горчицей, а нос — клеем ПВА,

чтобы симулировать страшный грипп? Я — да.

Хотелось провести уик-энд с любимой девушкой,

а ночь с пятницы на понедельник взяла и про-

летела как один час. Пришлось симулировать

недуг. Все во имя любви, конечно.

Гораздо загадочнее звучит история о тридцати-

летней женщине, любившей хирургические опе-

рации. Женщина эта так искусно симулировала

разорвавшуюся внематочную беременность,

что за два года перенесла три диагностических

исследования, причем в разных больницах

Лондона. На четвертый раз ее вычислили, по-

ставили на вид и разослали по всем лечебным

учреждениям письма остерегаться этой люби-

тельницы острых ощущений. Не спрашивайте

меня, зачем женщина так делала. Я не знаю.

Может, хобби?

С другим случаем более понятно. Опять

деньги. Пациентка одной лондонской пласти-

ческой клиники поступила в неотложку вскоре

после операции по вживлению имплантов

груди. Сепсис — дело серьезное, смертельное

иногда.

Доктора, конечно, расстроились. Деньги за

операцию сразу же вернули, так уж полагается.

Лечили разными антибиотиками, а инфекция

все не проходила и не проходила. Складыва-

лось впечатление, что в груди сформировался

огромный гнойник, куда не могут проникнуть

антибиотики и который, кроме как хирурги-

ческим путем, никак больше не вылечить.

Руководствуясь древнейшим хирургическим

принципом «видишь гнойник — вскрывай»,

предложили пациентке операцию. Она, конечно,

согласилась. И подала на клинику в суд с требо-

ваниями многомиллионных компенсаций. Здра-

воохранение в Великобритании, надо заметить,

очень уязвимое, ему лишь только пальчиком

погрозишь, оно сразу компенсации начинает

выплачивать.

На операции, небезынтересно заметить, между

силиконовым имплантом и здоровыми тканями

груди хирурги обнаружили полость, заполнен-

ную... калом.

Такую же полость обнаружили и в самом сили-

коновом импланте. Догадываетесь, как кал туда

попал?

Я тоже не сразу догадался. Именно наличие

кала в силиконовом импланте и послужило до-

казательством того, что тетенька делала себе

в грудь инъекции кала. С целью обогащения.

Женщину эту потом пристыдили, конечно же,

и хотели предать справедливому суду, но она

сказалась психической, и в итоге решили ее не

трогать. А то не ровен час.


О тОм, как пациенты и врачи Обманывают рОд-ных и близких Врачебный долг — заботиться о благе пациента.

В гинекологии поступки во благо пациентки

особенно часто включают в себя ложь. Мы

называем это конфиденциальностью и нераз-

глашением. Любая ложь ставит доктора в очень

щекотливую ситуацию.

А конфиденциальность — это хорошо и правиль-

но. Люди постоянно обманывают друг друга.

А мы, врачи, помогаем людям. Все логично.

— Лично я, мисс Сулейман-заде, никак не могу

выдать вам справку о том, что вы сертифици-

рованная девственница. Но уверяю вас, после

операции по восстановлению девственной

плевы, которую я сделал для вас в прошлый

вторник, утверждать обратное может только

один человек — я. Не верьте всем остальным.

— Лично я, миссис Смит, не могу сказать ваше-

му мужу, который не спал с вами с позапрошло-

го года, что у вас не киста яичника, а самая на-

стоящая беременность восьми недель. Но если

хотите, я скажу вам, что именно надо сказать

ему, чтобы это звучало правдоподобно.

А чего стоит ответ на извечный вопрос «кто

папа?»! Британские исследования, проведенные

пару-тройку лет назад, основанные на опреде-

лении ДНК полимеразной цепной реакцией,

предположили, что в среднем в 10% случаев

биологический отец ребенка не имеет ничего

общего с дядей, который считает себя таковым.

Цифра 10%, конечно, усредненный показатель.

В Мексике, например, 14%. Но там жарко

и «Хосе Гуэрво». И доктора тут ни при чем. Тети

исключительно обманывают дядь. Мы, доктора,

никого не обманываем. Мы только работаем

с последствиями.

знай свОй диагнОзЕсли у вас обнаружен смертельный и неизле-

чимый рак, вы захотите немедленно узнать об

этом?

Лично я вам врать не буду, честно скажу: «Ду-

шечка моя, да у вас рак!»

И не потому, что я такой бессердечный и же-

стокий, не потому, что по закону я обязан вам

это сказать (хотя и поэтому тоже), а в основном

потому, что, на мой взгляд, вам гораздо лучше

будет точно знать о том, что на самом деле

с вами происходит и сколько и чего вам нужно

сделать за то время, которое вам осталось.

Ваши врачи в Киеве, Самаре, Москве и Ниж-

невартовске, доведенные до отчаяния вашими

родственниками, собственным малодушием

и ложным чувством сострадания, скажут вам

всю неправду. Скажут, что болезнь у вас хоть

и серьезная, но вполне излечимая. Вы спросите:

«Доктор, у меня рак?» — «Нет, конечно! Что вы,

голубчик, у вас не рак, а так ...»

И вы успокоитесь, воспрянете духом и будете

жить и надеяться, что эта неприятная, но вполне

доброкачественная болезнь когда-нибудь прой-

дет и все неотложные дела можно будет начать

делать, когда вам наконец-то полегчает.

А родственники ваши и друзья, которые боятся

вам сказать, что с вами на самом деле, будут

притворяться, врать, пока вы радужно загибае-

тесь в неведении, алчно делить между собой

ваш старенький «Роллс-Ройс», ваш летний домик

в Оксфордшире и ваш титул пэра Англии.

Ну, или даже из лучших побуждений. Боятся, что

вы, узнав правду, расстроитесь и немедленно

умрете, повесившись на колготах любовницы.

Они считают, что вам гораздо комфортнее будет

умирать, не подозревая.

Знаете, что мне ответила семидесятилетняя Джо-

анна Бринкли, в прошлом балерина, записная

кенсингтонская красавица и кокетка?

— Рак? Ну что ж, мне придется теперь с этим

жить...

Свой диагноз нужно знать. Даже если жить оста-

лось год, или месяц, или день. Целый день!

Именно в этот день нужно немедленно сообщить

любимому человеку, что жить без него не мо-

жешь. Именно в этот месяц нужно вытащить все

свои сбережения из кубышки, накупить ботинок

Jimmy Choo и отправиться в дорогущий круиз

по Карибскому морю, соря деньгами, хохоча

и брызгая в лицо своим неприятностям шампан-

ским «Вдова Клико» по сто пятьдесят фунтов за

бутылку.

Именно этот год нужно прожить так, как всегда

мечталось.

А мечтают люди о разном.

Например, моя пациентка Саманта Боленс при-

мерно за месяц до смерти мечтала выйти замуж

за Грегори Мэнсона, обвенчаться с ним в дере-

венской церкви, сменить свою фамилию на его

и втайне завещать ему свои восемь миллионов

фунтов стерлингов. Вы скажете — это фарс.

А я вам точно говорю, что лучше так, чем иначе.

Спросите при случае Саманту Мэнсон.


Валентин Юмашев работал талантливым журналистом в «КП» и «Огоньке» до тех пор, пока не стал главой администрации президента России Бориса Ельцина. С тех пор он не только не писал в газеты и журналы, а и не давал туда никаких интервью. «РП» не скрывает своей радости по поводу того, что именно на страницах нашего журнала происходит возвращение Валентина Юмашева в большую журналистику. Он пишет о том, что любит больше всего на свете: об авторской песне. А поет (хоть это не только его песни, а и его любимых авторов) о том, кого любит больше всего на свете: о своей жене Татьяне Юмашевой. Диск, посвященный ей, «РП» воспроизвел в качестве специального приложения к этому номеру журнала.

Я люблю петь. С детства. Помню, на

уроке музыки, когда учитель спрашивал класс:

«Ну кто нам сейчас что-нибудь споет?» — и все

тоскливо вжимались в парты, я смело тянул

руку, затем выходил к доске и под баян учителя

исполнял «Если друг оказался вдруг и не друг,

и не враг, а так». Как сейчас помню, это было

в третьем классе.

Еще я пел, когда мыл посуду. У нас была

большая семья, братья и сестры моей мамы,

которые были ближе к моему возрасту, чем

к маминому. Мы росли все вместе, и до-

машние дела делились между нами: вынос

мусора, походы в магазин, уборка квартиры,

стирка белья и мытье посуды, о которой я уже

говорил. Поскольку грязной посуды была гора,

то мыть ее надо было не меньше часа. Я один,

кухня, никто мне не мешает, и я пою: «И надо

бы прыгать — не вышел полет, но рухнет на

город пустой самолет…» Естественно, пою

голосом Эдиты Пьехи. А потом, перейдя на

тарелки: «И я иду к тебе навстречу, и я несу

тебе цветы как единственной на свете коро-

леве красоты…» Тут я превращался в Муслима

Магомаева. Голос мой звенел, кухня вся зве-

нела вместе со мной. Ну и затем, заканчивая

але

ксан

др к

уден

ко/ъ

текст: валентин юмашев рисунок: варвара аляй-акатьева


с вилками и ложками: «Ямайка, Ямайка». Это

уже был Робертино Лоретти. Здесь я переходил

на полную мощь. И уже вся квартира покры-

валась моим пением. Моя «Ямайка» лилась на

улицу, на дома и крыши. Правда, иногда мое

пение прерывал звонок соседей с дурацким

вопросом: кто у вас там так орет? Но меня

ничто не могло остановить.

Если бы в тот момент у меня оказалась гитара,

то из меня получился бы прекрасный гитарист.

Мне кажется, я мог бы часами играть, заучи-

вать аккорды, тренировался бы бесконечно.

И меня ждало бы будущее в каком-нибудь

вокально-инструментальном ансамбле. Но

гитары в тот момент были большим дефици-

том, поэтому мне приходилось петь самому,

без аккомпанемента, но это меня вовсе не

останавливало. Во всех пионерских лагерях,

во всех конкурсах отрядов я смело и отчаянно

выдвигался вперед и солировал. Песни там

были другие. «Орленок, орленок, взлети выше

солнца и степи с высот огляди. Навеки умолкли

веселые хлопцы, в живых я остался один», —

пел я, и хотелось плакать от жалости к орленку,

к его чистой, светлой революционной судьбе.

Конкурсы мы обычно выигрывали.

Но глобально проблема была в дефиците

не только гитар, но и слов. Слова у песен,

конечно, были, но взять их было неоткуда.

Единственная технология — это строчка за

строчкой переписать в заветную тетрадку

слова любимой песни. Магнитофоны были

тоже дефицитом. Поэтому переписывали с пла-

стинок. Чтобы слова записать, нужно было

каждый куплет прослушать раз пятьдесят,

пока угонишься за тем, что там поется. Цен-

ность этих тетрадок была запредельной.

Про появление «Биттлз» и то потрясение, ко-

торое испытали подростки Советского Союза

от встречи с этой новой музыкой, написаны

десятки книг. Могу лишь подтвердить, что

голова кружилась, ноги подгибались, мы могли

слушать эти пленки сотни, тысячи раз. Англий-

ского никто не знал. Поэтому там можно было

лишь угадывать, о чем шла речь. Понятно,

что про любовь, и опять про любовь. Когда

кто-то из совсем крутых знатоков английского

перевел нам, что значит «I want you, I want you,

I want you-u-u», это было культурным шоком.

Прямо так, в песне петь, что хочу тебя, хочу

тебя, хочу тебя-я-я, это представить невоз-

можно. Но они пели, да так, что душа улетала

вместе с ними куда-то в небо.

А потом появился «Jesus Christ Superstar». Я мог

петь эту рок-оперу с первой арии до последней.

Я знал каждую интонацию, каждый тембр, я их

повторял, и мне казалось, что меня отличить от

оригинала невозможно. Единственная пробле-

ма была в том, что я не знал слов. Они были, но

английские. Поэтому я промурлыкивал какие-то

такие специальные звуки, как бы английские,

и получалось вполне похоже. Но поскольку все

остальные тоже не знали английского, то мое

пение окружающими товарищами, а главное,

окружающими девочками признавалось за

оригинальное исполнение.

Потом была армия. И там в Ленинской комнате

была полуразбитая гитара. Я впервые смог

взять три аккорда. Это была новая степень

свободы. Я мог и петь, и играть. Хотя то, как

я бренчал, игрой назвать сложно. Но все

остальные играли не лучше, так что игра счита-

лась вполне удачной. И я даже стал выступать

за армейский вокально-инструментальный

ансамбль.

А потом, после армии, я оказался на моем

первом слете КСП. Сейчас, наверное, мало

кто понимает, что это такое. Расшифровы-

ваю — Клуб самодеятельной песни. После

первой поездки на слет я их не пропускал

до того момента, пока они не были закрыты.

У меня до сих пор хранятся где-то нашивки

со слетов КСП. Встречи с новыми для меня

песнями. Сергей Никитин, Булат Окуджава,

Владимир Берковский, Владимир Ланцберг,

Юрий Визбор, Владимир Егоров и еще десятки

замечательных авторов. Стихи, музыка, все

красивое, глубокое, попадающее на юноше-

ские эмоции. Самое удивительное, что эти

эмоции были столь сильны, что они по сей день

трогают меня.

Теперь я играю и пою. Сам себе. Иногда эти

песни слушает жена. Она меня любит и поэто-

му, я так думаю, любит и как я пою.

Я подарил ей на ее юбилей подарок. Впрочем,

я этот подарок и сам себе подарил. Поскольку

сбылась мечта детства. Я выпустил диск. С пес-

нями. Я записал своей любимой жене песни,

которые она иногда по вечерам просит меня

спеть. Те, которые любит она и которые люблю

я. Чтобы подарок стал совсем подарком, одну

песню мы исполнили с дочкой Машей. (Об этой

девочке в «Русском пионере» уже рассказыва-

ла ее мама — моя жена.)

Теперь о том, зачем я это все написал.

Я хотел рассказать о нас, о любителях пения.

И нас не сотни, и не тысячи, и не сотни тысяч.

Нас миллионы. Тех, кто не может не петь.

У кого есть слух и у кого его нет. Просто наша

душа поет. И она будет петь до тех пор, пока

мы дышим.

У меня есть дома дальняя заветная комната.

Я иногда в нее пробираюсь, закрываю двери

плотно-плотно, включаю караоке, беру микро-

фон и так трогательно, душевно начинаю: «Луч

солнца золото-ой вдруг скрыла пелена-а…»

Ради этого стоит жить.

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

35

Собеседование. Chevalier GorolevitCh. За что калужский краевед получил орден Почетного легиона.

Урок истории. Я знаю, кто убил президента кеннеди. Корреспондент «РП» ставит точку.


Конечно, только в таком специфическом номере «РП» (посвященном лжи)

пионером-героем мог стать ученый, получивший орден из рук бывших

противников за правдивое, с их точки зрения, освещение войны 1812 года.

Наш корреспондент Александр Рохлин отправляется к ученому в Калугу

и узнает столько нового, что в корне перевернет читательские представления

о мировой истории.

текст: александр рохлин фото: наталья львова


— Значит, напишете про меня

фельетон? — горестно воскликнул крае-вед Горолевич.

— Нет! Что вы! — поспешно от-ветил я, собираясь написать про краеведа Горолевича фельетон.

— Знаю, напишете, — сказал он и погрузился в печаль. — Будете надо мной смеяться в каждой строчке. — Он посмотрел в окно и продолжил: — А нача-ло заметки будет таким… «Калуга встре-тила меня оттепелью. По улицам бежали веселые ручьи. Пели птицы. Яркое солн-це обещало скорую и дружную весну. Местная достопримечательность — крае-вед Горолевич, маленький, толстенький выдумщик и графоман. В администрации к нему относятся как к городскому су-масшедшему. Могут ногой пхнуть, могут яблочко дать». Впрочем, какая разница…

Это было похоже на репетицию расстрела, которым командует пригово-ренный. Я дал слово, что не буду смеяться над героем.

Бывают ли трагические фельето-ны? Или пасквили, написанные тре-петным сердцем? Или переполненные любовью разгромные рецензии? Так или иначе, автор в растерянности. Герой загнал его в тупик еще в самой завязке. У расстрельной команды дрожат руки и слезы катятся из глаз. Жертва кротко ждет исполнения приговора…

1.Калуга встретила меня оттепелью. По улицам бежали веселые ручьи. Пели птицы. И яркое солнце обещало скорую и дружную весну. Стало известно, что калужский краевед Игорь Евгеньевич Горолевич получил от президента Фран-ции Николя Саркози орден Почетного легиона. Калужская общественность пришла в сильное волнение. Как это так? Высшая награда Франции — и какому-то безвестному, провинциальному краеве-ду? За что? Официальное свидетельство, цветное и заламинированное, Горолевич охотно демонстрирует всем желающим. Текст гласит, что калужский любитель истории отмечен «за вклад в объектив-

ную оценку военной кампании 1812-го года и за укрепление русско-французских отношений».

Пока я рассматриваю прибывшее из далекой Франции заламинированное свидетельство, Горолевич тихо замечает:

— Приятно получить орден, учрежденный самим Наполеоном Бона-партом 19 мая 1802 года. День взятия Ба-стилии. Тем более, именно в этот же день, только в 1967-м году, меня торжественно приняли в пионеры. В городе Козельске.

Какая глубокая и таинственная связь. Париж и Козельск. Орден и пионе-ры. Наполеон и Горолевич. Только день взятия Бастилии — 14 июля.

Молчать! Я обещал не уличать и не придираться к мелочам. Надо срочно менять тему.

— Давайте по порядку, — говорю я. — У каждого краеведа своя излюблен-ная тема. И ваша?..

— Калужская земля! — восклицает

Горолевич. — Некоторые мои коллеги интересуются историей табакокурения и даже пишут научные работы на эту тему, а я краевед широкого профиля. Для меня главное — историческая привлека-тельность Калужской земли.

— Разве она когда-то была непри-влекательна?

— Я работаю над увеличением привлекательности. Над всем, что может поднять престиж Калужской области.

И надо отдать должное Игорю Евгеньевичу, он добился фантастических результатов. Теперь и я, столичный жлоб, обладаю уникальным знанием о роли Калуги в отечественной истории.

Отбросим ложный стыд и сковы-вающую провинциальную скромность. Об этом надо говорить с высоких кафедр. Знаете ли вы, дорогие россияне, что покрывшая себя неувядаемой славой мор-ская пехота России имела честь родиться на калужской земле? Пока вы сидите, от-крыв рот, объясняю. В мае 1512 года сыно-— Я работаю над увели-

чением привлекательно-сти. Над всем, что мо-жет поднять престиж Калужской области...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


вья крымского хана Менгли-Гирея пошли походом на Москву и разграбили по пути Белев, Алексин, Воротынск. Подошли к Калуге. И здесь их встретил калужский князь Симеон, сын Ивана Третьего. Калу-жане решили бить татар не на берегу, а на переправе. И когда вражеская конница поплыла через Оку, защитники города ри-нулись ей наперерез на больших лодках-насадах. После короткой, но кровопролит-ной сечи — враги в отчаянье смогли даже взобраться на лодки — ордынцы были раз-биты. Энтузиаст Горолевич смог доказать, что это, во-первых, историческое событие всероссийского масштаба. А во-вторых, новый военно-тактический прием. Его стараниями сей подвиг калужан и факт их исторического первенства был занесен в книгу рекордов России. На что имеется соответствующий сертификат.

Продолжайте глотать воздух!Знаете ли вы, что пять русских

цариц имели калужские корни? Кропот-ливая работа в архивах области позволи-ла Горолевичу установить, что мать Ивана Грозного, Елена Глинская, проживала

в Медыни. Первая жена Михаила Федо-ровича Романова, Евдокия Стрешнева, родом из Мещевска. Первая жена Алексея Михайловича Тишайшего, Мария Ми-лославская, продавала грибы в Болхове. Вторая, Наталья Нарышкина, родилась в Тарусе. И все это позволяет пытливому калужанину утверждать, что в самом Петре Первом было семьдесят пять про-центов калужской крови! Петр Первый — калужанин!

Дух захватывает от такой дерзо-сти! А как вам уверенность Горолевича в том, что первый российский импера-тор на самом деле сын калужского боя-рина Тихона Никитовича Стрешнева? А предложение императрице Екатерине Второй забыть свои ангальт-цербстские корни? Поскольку ее биологическим отцом является дипломат Иван Бецкой, сына князя Трубецкого, владевшего одноименным селом, как вы догады-ваетесь, в Тарусском районе Калужской области. А пожалованные «кукуйской царице» Анне Монс триста дворов в Ко-зельском уезде? Куда не плюнь — везде

Калуга! Почему молчат краеведы Тулы, Пензы, Твери и Глазова?

В этот момент мне становится отчего-то душно. На улице солнце и бе-шеная капель. А в квартире краеведа полумрак и тишина. Я чувствую себя татарским всадником, которого заставили плыть через Оку, держась за холку коня. А тут на него с гиканьем и улюлюка-ньем плывут беспощадные калужане на лодках с обнаженными мечами. Как их много! И уже совсем близко. Кровь стынет в татарских жилах. Я начинаю тонуть. Самое страшное оружие — искренность убеждений. Или заблуждений. Калуж-ский краевед не знает корысти. Он живет в аскетичной скромности. Война с мест-ными чиновниками утомляет и истоща-ет — чинушам не нужны факты историче-ского первенства родного города. Сердце Горолевича пылает нечеловеческой любо-вью к Калуге. Опаляя все вокруг себя…

— Вы родились в Калуге? — тихо спрашиваю я

— Нет, — отвечает огненный крае-вед. — У меня белорусские корни.


2.Спасительный берег — история

семьи Горолевича. Никакой фантастики, одна проза. Но высокая. Отец, Евгений Васильевич, в годы войны — «сын полка» в партизанском отряде «За Советскую Белоруссию». Жил при хозвзводе. Пас ло-шадей и выполнял мелкие поручения по разведке. Все его девять братьев и сестер были партизанами в Прибалтике и Бело-руссии. В апреле 44-го года выходил из окружения в Матыринских лесах вместе с частью отряда. Попал в засаду. Пока пленных вели по улицам Витебска на рас-стрел, чудом спасся. Женщина из толпы выдернула его за шиворот. И потом при-строила к одной из немецких тыловых служб. Добрый коновод из чехов при от-ступлении немцев посадил на коня, дал сухарей и мешок листовок. Немцы его пропустили через линию фронта, считая тринадцатилетнего паренька агитатором. Наши, как водится, чуть не расстреляли. После войны стал летчиком. Евгений Васильевич родился в городе Волчанске Харьковской области 23 января 1953 года. В тринадцатилетнем возрасте переехал с семьей в калужский Козельск, где отец служил военкомом. И только в 74-м году Игорь Евгеньевич окончательно осел в Калуге. Мама Алла Михайловна работала директором городской станции юных техников. Молодой Горолевич поступил в МВТУ имени Баумана. И стал инженером-конструктором. У моего героя одиннадцать запатентованных изобретений. Бронзовая медаль ВДНХ, звание дважды лучшего рационализато-ра Калужской области. Он поднял КПД поршневого насоса на семь процентов. Разработал устройство для определения опасного состояния дорожного покрытия. И транспортный механизм на воздушной подушке для ремонта тяжелой грузовой техники. Работал в головном конструк-торском бюро на Людиновском агрегат-ном заводе. Двенадцать лет ведущим конструктором в 60-м арсенале Мини-стерства обороны. Затем заместителем главного инженера на авторемонтном заводе, замдиректора калужского завода «Ремпутьмаш».

Я пытаюсь понять, как человека с высшим техобразованием и подобным административным опытом вынесло за пределы мейнстрима.

Игоря Евгеньевича отличала крайняя негибкость в отношениях с начальством. Молодой изобретатель лез на рожон, не включал в свои изо-бретения «соавторов», везде добивался

справедливости. Отчего страдал, стано-вился жертвой интриг и никаких ученых степеней не достиг.

Горолевич уверяет, что многие его разработки засекречены еще в советское время и об их судьбе он не знает.

В конце концов пылкая душа не выдержала разорения отечественной промышленности. Очередная волна неу-рядиц выбросила Горолевича на берег. Он мог бы разводить цветы, сажать яблони и собирать подстаканники, но выбрал поле битвы — отечественную историю. Лагерь противника — городская и област-ная администрации, затхлые историки из краеведческих музеев и все те, кто сражается под знаменами официальной промосковской истории.

А лагерь соратников — это пе-стрый и чрезвычайно активный союз непрофессиональных, читай — незашо-ренных писателей, поэтов, краеведов, патриотоведов, религиоведов и прочих ведов, открытых сердцем, любящих Калугу и радеющих за Отечество. Можно сказать, Горолевич повторил путь своего отца. Он попал в партизанский отряд. И возглавил его.

Мир калужского «партизанства» одухотворен до чрезвычайности. Я буду последним, кто бросит в него камень. Жизнь этого сообщества переполне-на событиями и борьбой. Дискуссии, конференции, творческие конкурсы, поисковые работы, культурные акции, создание фондов и архивов, издание просветительских книг. Все это мощ-ным потоком питает Калужскую зем-лю, от года к году делает ее все более привлекательной исторически. Они держат в напряжении областных функ-ционеров, регулярно информируют о своей деятельности главу Российского императорского дома Ее императорское высочество (Е.И.В.) государыню Великую княгиню Марию Владимировну. Они сражаются со стоглавой гидрой равноду-шия. У них есть свои герои. Только вчи-тайтесь в подпись человека, вручившего краеведу Горолевичу орден святителя Николая: Глава Лиги возрождения тра-диций Российской монархии, Великий

...Очередная волна неу-рядиц выбросила Гороле-вича на берег. Он мог бы разводить цветы, са-жать яблони и собирать подстаканники, но вы-брал поле битвы — оте-чественную историю...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


Магистр шести орденов и четырех меда-лей, генерал-аншеф Лейб-гвардии, граф Лежепекофф!

И я больше не могу сдержаться. Вот образчик партизанского творчества. Несколько поэтических строчек в описа-нии уже упомянутого подвига калужан на Оке в 1512-м году.

В Калуге княжил Симеон,Достойный муж всего народа.Ивана Третьего был младшим сыномон,В нем чувствовалась знатная порода.Отец его на славной матушке УгреПоставил Иго на колени.В то время в каждом храме, в алтареМолитвы возносились на утрене…

Кто скажет, что это плохие стихи? Снобизм и жлобство. Будьте вы семи пядей во лбу, пусть вас трясет от «утрени» с ударением на «е». Это значит, что вы не чувствуете стихийной силы искренно-сти. Вам не дано любить Калужскую зем-лю. Очнитесь! Может быть, вам вообще не дано любить?

Если так, то вам не дано узнать о мистической связи Наполеона с калуж-ской землей!

3. А корсиканец ошибся дважды.

Когда только помыслил о нападении на Богом хранимую Российскую импе-рию — дерзкий безумец! И когда пере-шел Неман летом 1812 года. Вторжение, повлекшее гибель великой армии не что иное, как хитроумная ловушка со сторо-ны Богом хранимой Российской импе-рии! Наполеона в Россию заманили сами русские. Вот открытие, за которое спустя двести лет энтузиаст из Калуги был удо-стоен национальной награды Франции.

— Я установил, — говорит Игорь Евгеньевич, — что еще летом 1807 года российский военный министр граф Барклай-де-Толли представил царю гениальный план победоносной военной кампании против Наполеона.

Пауза.— Бонапарта на европейских

полях сражений победить невозмож-

но, справедливо полагал Барклай де Толли.

Пауза.— Значит, надо провести страте-

гическую операцию по заманиванию его вглубь России.

Пауза.— Калуге отводилась главная роль

в разгроме армии Наполеона. Здесь забла-говременно были созданы крупнейшие в стране артиллерийские парки — скла-ды боеприпасов, снаряжения и фуража для русской армии.

Пауза.— И именно так развивались со-

бытия, даже после смены главнокоман-дующего. Кутузов — назначенный герой. Отечественную войну не выигрывают генералы с немецкими фамилиями. Он лишь продолжал начатое умницей Барклаем. Отступление вглубь, генераль-ное сражение в ста верстах от Москвы, отход на Калугу. Бои при Малоярославце, Медыни, Тарутино. Жертвенный подвиг Калужской земли решил судьбу двух враждующих армий.

Пауза.— И судьбу России. Страшная пауза. Но это не все.— А знаете ли вы, каким мистиче-

ским образом Наполеон был связан с Ка-лужской землей? — спрашивает краевед и шевалье

— Как?! И он тоже… из Мещевска?Истинные рыцари не слышат

сарказма.— Калужский дворянин генерал

Иван Александрович Заборовский был послан Екатериной Второй в охваченную революционным пламенем Францию для набора офицеров в русскую службу. И молодой поручик артиллерист Напо-леон Бонапарт приходил устраиваться. Просил майорского чину. А Заборовский ему — от ворот поворот. Вот так и позна-комились.

4.Калуга встретила меня оттепелью.

А я встретил в Калуге рыцаря. Нетруд-но догадаться, что Игорь Евгеньевич Горолевич — это наш отечественный Дон Кихот. Потомок ламанчского мечтателя и пионер из Козельска. Рыцарь Франции и защитник калужской земли. Шевалье духа и орденоносец любви.

О, трепещите, мельницы!

...Наполеона в Россию заманили сами русские. Вот открытие, за кото-рое спустя двести лет энтузиаст из Калуги был удостоен националь-ной награды Франции...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


Была еще версия, что президента убили, потому что он собирался рассказать землянам, что среди нас живут инопланетяне


В жизни каждого сто'ящего журналиста, а вряд ли кто-нибудь

посмеет усомниться в том, что Николай Фохт, стоящий журналист, наступает

момент, когда ему важнее и интереснее не открыть какую-нибудь тему,

а наоборот, закрыть. Расставить все точки над «I».

Вынести окончательный вердикт. Итак, здесь и сейчас читателю предстоит получить убедительный ответ на вопрос,

который уже больше полувека терзает человечество. Теперь человечество может

расслабиться. Тема закрыта.

текст:николайфохтрисунок:александрширнин


Верю в человека. В отдельного, одинокого, самостоятель-

ного. Отделенный от остальных людей, от их мнений, пересудов, от их давления и прочей мимики, человек способен на многое. Он готов принимать правильные решения, хорошо питаться, не грузиться всякой чушью, а наоборот — сконцентри-роваться на главном. Отдельный чело-век — это человек будущего.

Жизнь ставит порой неразреши-мые загадки: какой формы НЛО, куда ушел снежный человек, чем питается лохнесское чудовище? Кто убил Япончи-ка, наконец? Человечеству, как я заметил, решить эти головоломки не под силу. А отдельному человеку по плечу. Готов доказать. Сам пройду нелегкий путь одинокого познания от альфы до омеги — к сияющему и торжественному эпсилону. Аминь.

В начале громких делЯ выбрал для испытания самое громкое и самое, казалось бы, запутанное пре-ступление 20-го века. Убийство прези-дента США Джона Кеннеди. Оговорюсь, я никогда всерьез не интересовался этим кейсом, как и все, видел пленку Запру-дера, где президент едет на лимузине и помахивает рукой (до самого момента покушения даже, как выяснилось, и не досматривал). Видел сцену убийства Ли Харви Освальда, смотрел выступление Мерилин Монро про хэппи бёсдей. Вот и все. Да, я знал, конечно, что дело это окутано тайной и почти доказано, что Кеннеди убил никакой не Освальд, а кто-то еще… Нет, соврал, еще я смотрел фильм Стоуна «JFK: выстрелы в Далласе» с Кёстнером — помню, что фильм огром-ный и занудный.

Задача, напомню, не из легких: окончательно раскрыть дело застреленно-го 35-го президента США. Условие: поль-зоваться открытыми источниками, не привлекать к расследованию посторон-них лиц, особенно ментов и историков, полагаться на здравый смысл и личный опыт. Не ездить в Даллас. Еще раз: ника-ких версий, а четкий и обоснованный, однозначный ответ.

Сразу доложу — мне это удалось.

манчестерские массиВыКак только я взялся за дело, немного сдрейфил. Окинул взором весь материал, с которым предстояло ознакомиться, и стало плохо. Не из-за объема — одни только заголовки и активные ссылки обнаруживали невероятное количество версий (самый маленький набор обще-признанных версий — двенадцать штук). Причем эти версии были выдвинуты не сумасшедшими самодеятельными детек-тивами, отставными морскими пехотин-цами и действующими домохозяйками, а комиссиями, комитетами, профессио-нальными сообществами, компетентны-ми органами и заядлыми писателями. Поверхностное ревю массива инфор-мации показало, что на первый взгляд половина этих версий звучит убедитель-но, выглядит доказательно: опирается на факты, улики, показания, свидетельства очевидцев и железную логику, которой я и сам хотел блеснуть в ходе своего окон-чательного расследования.

Я даже подумал, а не отказаться ли от амбициозного замысла. Я даже

чуть было не изменил принципу: почти уже стал звонить знакомому следова-телю и одному известному историку. Чтобы проконсультировали. Сколько же силы воли стоило удержаться. Я вспом-нил прекрасную русскую поговорку «глаза боятся — руки делают» и засучил рукава.

Засучив рукава, я для разгона прочитал книжку человека по фамилии Манчестер. Выбрал именно эту работу, потому что написана она в шестиде-сятых, переведена на русский в семи-десятых, снабжена замечательным предисловием, в котором на примере убийства Кеннеди доказывалось бес-смысленность существования Америки. Я жил в семидесятых и сразу понял: хорошая книжка. Она точно не докажет ничего про Америку, но принесет мне много пользы. Так и вышло. Книжка на-писана по горячим следам, никакой ху-дожественной ценности не имеет, зато придерживается хронологии событий, набита лишними деталями, цитатами из писем и секретных донесений. После нее работа с материалами пошла как по маслу.

Итак, я прочитал книжку, пару десятков интервью, посмотрел десятка полтора документальных фильмов и за-ставил себя пересмотреть кино Оливера Стоуна. Я на всякий случай ездил на Гагаринскую, Шаболовскую, Лубянскую и Красную площади в Москве, я вспо-минал Самарскую площадь в Самаре; посмотрел в интернете на фотку сталин-ского дома в Минске, где жил Освальд; с помощью гугловской функции street view прошелся по Дили-плаза и заглянул в окошко на шестом этаже книгохрани-лища, откуда стрелял Освальд. Ну и во-обще обследовал окрестности.

Я, наконец, провел следственный эксперимент с помощью скандальной и великолепной компьютерной игрушки JFK Reloaded.

Все прочитанное, услышанное, испытанное позволило мне сделать одно-значный вывод. И я отстою его прямо сейчас, я готов. Но сначала расскажу исто-рию убийства президента, как я ее понял.

...с помощью гугловской функции street view про-шелся по Дили-плаза и заглянул в окошко на шестом этаже книго-хранилища, откуда стрелял Освальд...


КаК все было, если Кто не знаетПрезидент Кеннеди прилетел в Даллас вместе с женой и, разумеется, вице-президентом Джонсоном. Визит полити-ческий: южные штаты — они красные, республиканские, а Кеннеди и даже Джонсон — демократы (даже потому, что Джонсон родом из Техаса). Встретили их хорошо, все поехали в торговый центр, где Кеннеди должен был выступить с речью. Кортеж из нескольких машин медленно продвигался вдоль улиц, так раньше и у нас делали: люди стоят на тро-туарах, помахивают руками, флажками. Сейчас так происходит исключительно на Тур де Франс, а раньше высоких гостей встречали. Верх лимузина, в котором Кеннеди, его жена Жаклин и губернатор Техаса Конналли с женой, откинут. Едут они, едут и выезжают с Мейн-стрит на

Дили-плаза. Там процессия делает такую, как сказал бы другой президент, заго-гулину — чтобы дать большему количе-ству народа помахать президенту и его супруге, сфотографировать исторический момент, а то и заснять на кинопленку. И тут, в 12.30 по Техасу, раздались выстре-лы. Первая пуля попала Кеннеди в горло, вторая размозжила череп, третья мимо. Может, и другая последовательность, но не важно.

Потом кто-то крикнул, что стре-ляли из окна книжного хранилища на шестом этаже, даже приметы мужчины назвали. По этим приметам в кинотеатре задержали Ли Харви Освальда: полицей-ские въехали ему в левый глаз, а он на это ответил, что вот, мол, все и закончи-лось. Нет, не так. Задержали его потому, что перед кино он, Освальд, убил из пистолета полицейского, который как раз и пытался задержать Ли Харви по приме-там убийцы президента. Вот так. Дальше Кеннеди умирает в госпитале Паркленд, гроб с его телом везут в Вашингтон на самолете, на борту которого Джонсон принимает присягу и становится следую-щим президентом.

Освальда допрашивают-допрашивают, он не сознается. Хотя чего не сознаваться — винтовка с оптическим прицелом с его отпечатками и три гильзы найдены на шестом этаже того самого книгохранилища, при убийце обнаружен пистолет, из которого убит полицейский. Освальда решают перевести из городской тюрьмы Далласа в окружную Нью-Орлеана. Когда Освальда выводят к прес-се, его убивает из пистолета человек в шляпе — Руби, Джек Рубинштейн, если уж совсем честно. Опять на глазах всей Америки. Нация в шоке… Стоп, нам до нации нет дела, нам надо делать выводы.

Когда я внимательно прочитал книжку и посмотрел пару роликов на ютубе, ну так, для разминки, у меня сразу появилось смутное ощущение, что мне ясно, кто это сделал. Я стал вникать в под-робности и разгребать детали. На каком-то этапе пришли очевидные доказатель-ства моей версии. Когда же я освоил весь намеченный материал, включая кино

Стоуна, сомнений не осталось — раз-гадка убийства Джона Фицджеральда Кеннеди у меня в кармане. Конечно, проштудировал я и покушения на других президентов, на Горбачева, на Брежнева, на Рейгана. Во всех случаях действовали дилетанты, которым почти удалось совер-шить намеченное. Что и утвердило меня в принятом решении.

ПравдаРазгадка лежала на поверхности. Про-сто некоторые детали, нюансы я считаю своим вкладом в… хотел сказать, в эту не-разбериху. Нет, как раз эти детали объяс-няют психологию знаменитого убийства, ставят все на свои места, как раз снимают неразбериху — раз и навсегда.

Ладно, сразу обнародую свой вы-вод, а потом буду его объяснять и защи-щать.

1. Президента Кеннеди застрелил Ли Харви Освальд из 6,5 мм итальянской винтовки с оптическим прицелом.

2. Ли Харви Освальд стрелял из окна шестого этажа книжного депозита-рия, где он работал.

3. Других стрелков, кроме Ли Хар-ви Освальда, на Дили-плаза не было.

4. Мотив Освальда: каша в голове, психологическая неустойчивость — ему надо было кого-нибудь убить. Плюс, это очень важно, Освальда по существу подстрекали к убийству люди мафии. Я уверен, что на Освальда было оказано психологическое давление, которое за-ставило его взяться за оружие.

Как я догадался и, главное, что в этом нового? Ну, во-первых, отброшена на свалку истории главная альтернатив-ная версия — о политическом заговоре. Что, мол, сам Джонсон заказал Кеннеди, что Кеннеди заказал Пентагон, а то и Гу-вер, директор ФБР. Была еще версия, что президента убили, потому что он соби-рался рассказать землянам, что среди нас живут инопланетяне — но, тщательно все перепроверив, я отклонил и этот вари-ант. Предположения, что руку приложил КГБ или Фидель Кастро, отмел: такие хорошие отношения сложились у СССР и даже Кубы с США после Карибского

...Секретные службы про-фукали Освальда. Они дали человеку, которого не принимали всерьез, со-вершить самое страшное преступление в истории Америки...


кризиса, что и мечтать о лучшем не надо. Зачем убирать руководителя государства, который, ко всему прочему, собирается вывести войска из Вьетнама? Они, кубин-цы да Советы, его еще защищать должны были. Не уберегли…

Жил-был Ли Харви Освальд, не безумный, но абсолютно невыносимый, бессмысленный человек. Он и в армии служил (где, кстати, получил навыки снайперской стрельбы), и в СССР жил, и пытался быть марксистом, защищать Кубу и Фиделя, но потом принялся бороться против Фиделя. Он пытался прибиться к геям, но тоже как-то нере-зультативно. Разумеется, такому человеку придет в голову, что надо срочно убить Кеннеди. Раскусив предрасположенность Освальда, мафия (речь идет о кланах Мар-село, Джанкано и Трафиканте) поручила нужным людям поддержать Ли Харви, помочь ему с правильным оружием и не-много его потренировать в стрельбе. На тренинг у Освальда было навалом време-ни: решение о визите Кеннеди было при-нято весной или летом 63-го, убийство, напомню, состоялось 22 ноября. Маршрут кортежа был известен, разумеется. Под этот маршрут Освальд устроился в депо-зитарий.

А потом успешно выстрелил. Спокойно, не скрываясь, вышел из книго-хранилища, и, думаю, его накрыло. Он бросился на съемную квартиру (ума хва-тило поссориться с женой… а может, хва-тило и не его ума — мафиози подсказали или устроили эту ссору: при подготовке лишние свидетели не нужны), схватил револьвер и, конечно же, побежал в кино. И совершил еще два подвига: застрелил полицейского и проник в кинотеатр без билета.

Через день Освальда застрелил Джек Руби, владелец стрип-клуба, связан-ный с преступным миром. Вся история. Кстати, когда работал с документами, вспомнил убийство Квантришвили у Краснопресненских бань. Президен-та фонда социальной защищенности спортсменов тоже убили тремя выстре-лами с чердака дома напротив. Винтовку с оптическим прицелом и три гильзы

Леша Солдат оставил на месте стрельбы. Одна из пуль, кажется, тоже попала Отару в горло. Вспомнил это и думал уже только о мафии — не о ФБР, не о военных.

ОтвечаюТеперь я готов ответить на вопросы. В сво-бодном порядке, в легком стиле.

1. Если Освальд не был ни агентом ФБР, ни агентом КГБ, как же он так сво-бодно сначала остался в России, женился, а потом так же просто вернул американ-ское гражданство, точнее, отказался от отказа от гражданства?

Почти уверен, что он просто уто-мил секретные службы, американские и наши. У меня есть знакомый, Серега, я с ним не общаюсь уже лет семь — пото-му что больше не могу. Он легко втягивал меня в свои истории, заставлял поверить в амбициозные планы, предлагал со-вместные проекты — а потом предъявлял претензии и закатывал истерики. На ровном месте. Он ничего не мог делать долго. Ну как долго, дней пять подряд. За короткое время этот приятель под-вел меня столько раз, сколько ни один не подводил за всю жизнь. Я дал ему денег в долг и перестал разговаривать. И я счастлив в каком-то смысле. С Осваль-дом, думаю, то же. Сначала его принима-ли всерьез, потом осознавали, что каши с ним не сваришь, а проблем в миллион раз. Еще одна штука. Секретность вокруг этого дела и ущербность работы комис-сии Уоррена (что и дало повод сомневать-ся в официальных выводах) объясняется просто. Секретные службы профукали Освальда. Они дали человеку, которого не принимали всерьез, совершить самое страшное преступление в истории Аме-рики. И, конечно же, они, эти службы, не были заинтересованы в правильном, детальном расследовании.

2. Зачем мафии доверять убийство президента дилетанту, там своих стрел-ков навалом?

Хороший вопрос. Бандиты по-ступили по понятиям. Собственно, чем им Кеннеди помешал? Он их обманул. Точнее, не он, а его отец, Джозеф Кенне-ди. Разумеется, о его связях с мафией все

знали: Джозеф поднялся на нелегальной торговле алкоголем во время Великой депрессии. Как тут без бандитов? Когда началась избирательная кампания сына, Кеннеди-старший попросил влиятель-ных мафиози — а значит, и профсоюзных боссов и нефтяных магнатов — помочь сыну на выборах. Помочь лояльностью, не деньгами, денег, наверное, хватало. Взамен бандиты, а еще профсоюзные боссы и нефтяные магнаты должны были получить лояльность будущего президен-та к ним. А не получили. Кеннеди жестко кинул людей. Количество приговоров по членам преступных группировок увеличились с начала правления Кенне-ди на 800%, Кеннеди поднял налоги для нефтяных корпораций. Кидок, реальный кидок. Оставить без внимания бандиты это не могли, но своими силами завалить президента тоже нельзя, опять понятия: Джозеф свой, убить его сына нельзя, как говорят в этих кругах, некорректно. А вот не помешать убийству — это дело святое. Уверен, такую же позицию заняла военная верхушка. Просто не мешать. А самого Освальда убрали, потому что знали: сдаст всех сразу, еще и наврет с три короба. Причастность к убийству мафии, нежелание спецслужб лишний раз напоминать американскому обществу о своей грандиозной ошибке объясняет массовую гибель тех, кто стоял рядом с этим делом. И в деле сокрытия правды полный консенсус темных сил.

3. Почему Освальд стрелял один? Есть масса свидетельств и улик, что было произведено еще несколько выстрелов.

Вот в том-то и дело, что нет таких свидетельств. Сенсационное заявление заключенного Файлза, что это он застре-лил президента из-за заборчика на Травя-ном холме, — плод его фантазии. А чего еще делать в тюрьме, когда отбываешь по-жизненный срок за убийство, только меч-тать? Во-первых, был произведен экспери-мент — стрельба с позиции, на которую указывал Файлз. Расстояние, с которого он это сделал, пуля, которую якобы выпу-стил Файлз, должна была напрочь снести голову Кеннеди. А вот выстрел с позиции Освальда почти в точности повторил


реальный эффект. Гильза, которую якобы нашли у заборчика на Травяном холме и которую Файлз надкусил (фирменный знак)… Ее, на секундочку, нашли больше чем через двадцать лет после преступле-ния. Она вообще могла там появиться откуда угодно. Да ну, несерьезно.

4. Утверждается: смертельные вы-стрелы произведены не в спину (как если бы стрелял Освальд), а спереди. И их было больше трех.

Не доказано. Более того, с двух предполагаемых позиций на Травяном холме нельзя было попасть в президен-та даже теоретически (был поставлен эксперимент). По поводу количества выстрелов. Люди, которые были в тот день на площади, могли не дослышать. Плюс проведены исследования, детально разобраны все аудио- и видеоматериалы. Ни одного намека, что стреляли больше трех раз. Есть отличный фильм про то, как журналисты освещали убийство Кеннеди. Так вот, знаменитый репортер Смит, который ехал в кортеже Кеннеди, в задней, что ли, машине, сразу передал на новостную ленту по телефону: прозву-чали три выстрела, стреляли в президен-та. Специальный телефон был в машине, сообщение сделано через несколько мгно-вений после происшествия. И я ему верю. Это непосредственная реакция, точная, достоверная.

5. А как же «волшебная пуля»? Та, что нанесла семь ранений, Кеннеди и Конналли и при этом сохранила форму, даже царапинки нет.

По существу, это главный ар-гумент окружного прокурора Нового Орлеана Гаррисона, про которого и снят фильм Стоуна «JFK: выстрелы в Далласе». Я Гаррисона не слышал, но Кёстнера смо-трел. Да, замысловатая траектория. Очень убедительно Кёстнер все рассказал, но мало кто заметил его фразу в речи на про-цессе: «Баллистики, конечно, доказали, что такая траектория возможна, но как же сама пуля осталась невредима?» Так, значит, доказали. А вот то, что пуля не повреждена… Чую, полицейские сфаль-сифицировали улику. Знали, что должно быть три пули: настоящую не нашли,

подбросили другою, для ровного счета. Это да.

Есть еще несколько мелких во-просов. Например, почему мотоциклист, который ехал сзади машины президента, оказался забрызган кровью, если стре-ляли тоже сзади? Ну, это совсем просто: ветром брызги отнесло. Или еще: мол, не тем пистолетом был убит полицейский, который пытался задержать Освальда. Мол, на месте преступления были найде-ны гильзы от автоматического пистолета того же калибра (и опер, мол, пометил эти гильзы), а в деле фигурируют гильзы от револьвера с ручной перезарядкой, на которых не было пометок. Я не знаю ничего про гильзы. Я знаю, что пули, которыми убили полицейского, выпуще-ны из ствола Освальда. Это, мне кажется, важнее. А чего там помечал товарищ — неважно.

КаК я сам убил КеннедиТеперь главное. Следственный экспери-мент. Хорошая и ужасная игрушка JFK

Reloaded. Детальное воспроизведение места преступления, всех подробностей. Моя задача: произвести три выстрела по президенту, два из которых должны быть точными. Уложиться надо в шесть секунд (говорили, это невозможно, снайперы не смогли попасть с такой скорострельно-стью). Честно скажу, мне удалось с четвер-того захода.

Еще могу сказать, что, конечно, удобнее стрелять сзади, чем в лоб. А на-счет того, что Освальд вообще неважно стрелял, что не мог он сам так точно выстрелить... В моей жизни был случай. Я оказался в Ижевске, по работе. По моей журналистской работе. Что делать в Ижевске? Абсолютно нечего, только по-говорить с Калашниковым да пострелять на полигоне «Ижмаша», местного оружей-ного завода. Я стреляю очень плохо. Я сам переживаю по этому поводу: мужчина должен хорошо, прицельно стрелять — охота там, защита родины, биатлон. Так вот, на полигоне мне предложили пальнуть из винтовки Дергунова с опти-ческим прицелом. Расстояние до мишени сто метров. Я попал пять из пяти. Ничего более легкого в жизни не делал. Так все четко, комфортно. При том, что калибр Дергунова, разумеется, 7,62 (у винтовки Освальда, напомню, 6,5 — отдача, значит, еще меньше). Ну и расстояние у Освальда было восемьдесят метров, а не сотня, как у меня.

Я в конце большого пути. Измотан, конечно, выжат как лимон, но доволен. Хотя, признаюсь, были сомнения, что смогу сделать это — разгадать одну из самых трудных загадок 20-го века — мое-го века.

И вот что: советую время от вре-мени плевать на авторитеты, на мнения кумиров и художественный вымысел — прекрасный, но безвольный и неточный. Я советую брать ответственность на себя, помогать растерявшемуся человечеству. Разгадка громких дел вставляет не хуже сухой водки. И, в отличие от водки, разо-блаченная тайна века повышает самоо-ценку и добавляет в жизнь гармонии. Это говорю вам я, тот, кто раскрыл убийство Джона Кеннеди.

...Моя задача: произ-вести три выстрела по президенту, два из которых должны быть точными. Уложиться надо в шесть секунд...

понедельник

УРОК ИНФОРМАТИКИ

fritz morgen: «В интернете можно смело засчитывать каждый месяц за три года, как военным во время боевых действий. Уж очень быстро все меняется. В самом деле: подавляющее большинство современной техники и программ не доживет до 2020 года».

УРОК БУДУЩЕГО

дмитрий песков: «Исчезнут учителя, исчезнут тетради и учебники, и уж со-вершенно точно не будет ЕГ. Вся школа будущего – это преобразованная компьютерная игра, где границы между виртуальностью и реальностью не существует».

вторник

УРОК ФИЗКУЛЬТУРЫ

magister of jogging: «Русские ужасно неповоротливы. Не только в своем business. Они не бегают ни утром, ни вечером — вот где для меня всегда таилась загадка русской души! Я искал разгадку у Достоевского, но Достоевский мне не помог»

среда

УРОК РИСОВАНИЯ

наталья малькова: «Самые большие дивиденды АЕС+Ф получили от детей. Они собирали для массовых перформансов детей-моделей на улицах Нью-Йорка, у ме-четей Каира и в дворцовых залах Питера. Дети, искушающие обывателей, давно стали нашим артистическим ноу-хау».

четверг

УРОК ПСИХОЛОГИИ

александр лиор: «Часто мы делаем что-то только потому, что другие так делают. В то же время не предполагаем, что другие так делают с оглядкой на нас. Заподозрив в себе такое соглашательство, просто сделайте наоборот. Для профилактики».

пятница

УРОК КИНО

екатерина костикова: «Женщины! Если ваш друг вяло реагирует на кру-жевные чулки и стрип-дэнс, который вы устроили в спальне, не спешите паниковать. Не факт, что он полюбил другую. Вспомните финальную сцену фильма. Загляните в кален-дарь. Возможно, все не так страшно?»

TM

Русский Пионер с тобой

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

53

Диктант. Правила солжения. В тему номера. Урок поэзии. Поэт орлов про ложь и лгунов.

Урок рисования. Original COpy. Репортаж из гущи мировой живописи. Дневник наблюдений. Дефектор лжи. Корреспондент «РП» обманул «полиграфа». Комикс. волосы...

Сочинение. Благое Дело. Рассказ Дмитрия глуховского. Фотоувеличитель.

ПлощаДь красная виДна.


В прелюдии к главной теме номера (ложь) Игорь

Мартынов бесстрашно ее (ложь) подвергает

глубокой ревизии, модернизации; вдыхает

в нее новый, свежий смысл и подсказывает,

как можно ее употребить на пользу и во благо одной

отдельно взятой страны

текст: игорь мартынов фото: тимофей изотов


Точная цель? Размеренный график? Таргетинг,

мэтчинг, не приведи господь, кэш-фло? Разве это достойно нации, породившей Кулибина, Незнайку и Левшу! Пусть по прямой рукой подать — но снова клонит в путь окольный, сорваться с резь-бы, слететь с катушек в кромешность утопий, по ложному следу, в обманную даль. Энергия заблуждения бурлит в сердцах, бросает на обгон по встреч-ке! Рокировка рек, олимпиада на Луне, реформа МВД — только такие воистину шальные мечты способны нас взбудора-жить, увлечь!

«Тебя сразу убить или желаешь помучиться?» — выпытывали басмачи; мы помним выбор хитроумного Сухо-ва. А забегать вперед, думать о посадке уже до взлета — удел трусов. Таблицу Брадиса оставим европейцам! «Два плюс два — где-то возле пяти» — так ответят в родных палестинах любому форину, и не дождется уточнений. В неэвклидовом разгуле здешних мест результат никогда не известен, а глав-ное — не важен. Здесь никакая истина, тем более правда не вдохновит, не сотворит таких чудес, как иллюзия, химера, брехня: за них поднимались в атаку, скидывали царей, коммуни-стов, «внешнее правление». Куда как любя лжецаревичей — одних только Лжедмитриев наберется минимум трое: Гришка Отрепьев, «Тушинский вор», дьякон Сидорка, — а сколько еще их, с искрометными посулами, маня-щими электорат, берет чины играючи, почти без разбега? Но чем реальней план и трезвее смета — тем мизернее шанс даже на хилый горсовет; и РЭУ не видеть, не то что РАО!

Даже верховная совесть и честь, святейшая Лубянка, никогда в качестве чистосердечного признания не выбива-ла рутинную правду, но всеми сред-ствами, калеными и остроконечными, добивалась от подопытных чарующих фэнтези — японский шпионаж, аген-тура созвездия Альфа Центавры, дело айболитов-убийц, достойное и кисти Кэмерона.

«Жить не по лжи» — учил нас человек с фамилией, конечно, Солжени-цын: так сам язык смеется над потугами подправить тренд. Родная речь не под-дается выправке. Язык неразборчивый, без костей, как говорят в народе: да будут наши помыслы темны, а пред-ложения неясны. Поди познай, куда ведет кривая и что там было на уме: неподвластно ни ГОСТу, ни генплану. Начал заутреню, кончил с грехом попо-лам, последним слогом все переиграл, пустил под откос едва зачавшийся про-гресс, проткнул шипящим окончанием позитивный дебют — и вновь прощай порядок! «Медленный», «желанный», «неслыханный» — сплошь исключения из правил, а здесь других и не видали, правильных — в силу мифичности и противоестественности, отчий язык никому толком не ведом. Всегда готовый замести следы, уйти от ответа, взять себя обратно, обвинить в неточном переводе славистов: «играли мы в углу, и кажется, что в этом»... Оргия морфоло-гических оборотней, флективные браки словес… Странно от пользующихся этой речью ждать чего-то консеквентного.

Да и с цифрами у нас особые счеты. Здесь цифра никогда не пре-вращалась в догму, была понятием гибким, растяжимым (или сжимаемым, по обстановке). Ведь даже точно неведо-мо наше поголовье — на сколько ртов берем архиерейских сливок и закуски, чтобы хватило на каждого? Известно, что данные первой переписи 37-го года не очень-то пришлись отцу народов; переписчиков, понятно, расстреляли, а результат умножили на два. Стало быть, Хрущеву в 59-м пришлось накру-чивать уже и так изрядно растянувшую-ся сумму, можно только гадать, какой ко-эффициент был применен в 2002-м, чтоб вышло 150 миллионов. Ведь все равно перепроверить невозможно: это ж надо вставать на таежную тропу, прыгать с парашютом в глухомань, скакать на лайках по айсбергам, чтоб всех учесть… А так ли важно для живых, сколько в этих миллионах мертвых? Если мы, конечно, не Чичиковы.

И вот опять же говорят — при-писки, откаты, лукавая статистика, что якобы причина только в алчности. А как же приключенческий аспект, пусть эфемерная, но все-таки угроза попасться, вплоть до конфискации; как же накладные бороды, прыжки в по-следний вагон на «Курской-кольцевой», чтоб получить заветный сверток, а там ведь могут оказаться фальшивые, ме-ченые — какому Жюль Верну снились такие сюжеты!

В откатах, словно в поливитами-нах — все элементы полноценной жиз-ни, вся музыка, вся радуга, вся ширь! Адреналин, сопоставимый сноуборду в Кран-Монтана на трассе «Шетрерон-Нуар».

А что же правда может противо-поставить? Она медлительна, скучна, смешна, как лобзик в эпоху великих распилов. Да любой стилист скажет — неказистая, приземленная правда просто не подходит орлятам, рвущимся выше солнца, любящим быструю езду! Генетическая несовместимость, про-тив наследственности не попрешь… Совершаем мы массу открытий — не желая того, бесстрашно выходя на путь, считающийся ложным. Потемкинские деревни начинались с обмана зрения, но провели тепло, пустили воду, дали газ — и вот уж едут новоселы, на всех парах!

И как знать — если б нашим олимпийцам в Ванкувере поставили не реальную, а волнующую высокую цель — например, победить во всех дисциплинах с закрытыми глазами, не подглядывая, — какая была б тогда у нас копилка и где бы были хваленые канад-цы, когда б Овечкин вышел в черной пиратской повязке на оба глаза! Ребятам просто было скучно — в детерминиро-ванном, без чудинки, спорте.

С надеждой вглядываемся в мут-ную даль: какой еще мираж мелькнет, какая греза?

Над вымыслом слезами обливать-ся — нам завещал поэт, и мы не подве-дем поэта.

Честное слово!


Мозг с утра ко мне пришёлИ спросил плаксиво:

— Врать, Хозяин, — хорошо,Или — некрасиво?

Обстановку поясню,Чтоб понятно стало:Я — с похмелья, в виде «ню»…Мозг — какой-то вялый…

Он и так довольно слаб,Быстрый, но не слишком,Мы вчера с ним паре бабПудрили умишки.

В «Маяке», потом в «Апшу»Двум блондинкам врали,Ловко вешали лапшуВопреки морали,

Говорили, что крепитьБудем быт совместно…Вон одна из них храпит,Значит, ложь — уместна!

Емкая поэтическая строка подчас скажет

о предмете больше, чем многоумный труд. Тем более, когда за строку берется Орлуша, да еще

с опорой на Владимира Владимировича, на Маяковского.

Под пером поэта ложь играет новыми, доселе

невиданными красками, обогащается флюидами, обертонами, штрихами.

Становится явлением культуры. Оставаясь

при этом ложью.

текст: орлуша рисунки: варвара аляй-акатьева


Кстати, если разобрать,Сей вопросец сложный,То практически не врать —Просто невозможно

Скажем, ты пришёл домойПосле проститутки…Правду скажешь, мой родной,Ради ссоры жуткой?

Чтоб остался жив-здоровНаш мужчинка ловкий,Про совет директоровГоним заготовки!

И такую дребеденьКаждый с детства слышит,Вся Россия каждый деньВрёт ловчей, чем дышит.

Врут медведи и слоны,Дяди врут и тётиДля спокойствия жены,Дома, на работе.

С детства каждый паренёкЗнает аутентично:Сказка — ложь, а в ней — намёк,Что враньё — прилично.

В номерах три буквы «С»,Вы по «встречке» прёте,«Ситроен» плюс «Мерседес»,Две в лепёшку тёти!

Детективнейший сюжет,Как у Конан Дойла,Но на всё готов ответЧестный у «Лукойла»:

— Шли по нужной полосе,На дорогу глядя!Про такого скажут все —Это честный дядя!

Строил «Юкос»-«Менатеп»?Жил в Москве красиво?Пусть теперь сидит в Чите!Этот дядя — лживый!

Может, дядя воровал?— Нет! — ответим дружно.

Не тому тот дядя вралИ не там, где нужно!

Этак можно перебратьМножество примеров —Где, когда и сколько вратьВ меру и без меры.

Врать — ужасно трудный труд,Вот пример из жизни:Президенты наши врутИз любви к отчизне.

Ради жизни ложь нужна.Наш сказал Обаме:— Армия у нас — сильна,Чтоб сразиться с вами!

Мы то знаем, всё не так,Но куда деваться,Президент же не дурак,В этом признаваться!

Что им скажешь: мы — слабы?Не летят ракеты?Генералы все — жлобыИ патронов нету?

Станет правду говорить Президент Медведев,Нам тогда не победитьИзвергов-соседев!

Мы же быть должны страшны!Лучше — изоврёмся,А настанет час войны —Как-нибудь прорвёмся!

Так — повсюду и везде.Что в сухом остатке?Вместо «мы живём в нужде»Говорим: «в достатке».

Вместо «ужас-караул!Что же будет, братцы!»Говорим: «отличный стул,Хватит провокаций!»

Наши дети не в соплях!Мы — не из-под палки!Президент на «Жигулях»Ездит без мигалки!


Десять лет никто не пьёт!Кокса нет ни грамма!Группа «Фабрика» поёт,А не фонограмма!

Строй — любим и справедлив!Олигархов нету!Понижается тарифЗа оплату света!

Нет ни нищих, ни бомжей,Нет собак блохастых,Нет гуляющих мужей,Геев, педерастов!

Нету экспорта умов,Взяток и поборов,На Рублёвке нет домов,«Бентли» и заборов!

Нету пробок на шоссе,Уличных сортиров,Проживаем так, как все, В собственных квартирах!

Вся броня у нас крепка,Наши танки быстры,Мы умны — от дуракаДо премьер-министра!

Всех нас нужно наградить!Каждого к награде!Мы сумели победитьНа Олимпиаде!

Всех порвали и порвём,Словно Тузик грелку!Мы — по совести живём,Жить иначе — мелко!

Мы без дела не сидим,Мы едим от пуза,Распевая честный гимнБывшего Союза!

Знает пусть любой шпионДаже иностранный:Ни Леонтьев, ни ГордонНам не врут с экрана!

Нет простуд и гонорей,Бабы в модных платьях,

Нам таджик, туркмен, еврей —Как родные братья!

Наш народ не любит лгать,Богоносный самый,В общем, хватит нас ругать,Господа и дамы!

Я — ору, вошедши в раж,Разбудил подружку,Мозг мой сжался в кукиш ажГде-то в черепушке.

А потом — так тихо мнеГоворит без смеха:— Ты, хозяин, это… не…Крышей не поехал?

Хватит ахинею, блять,Гнать тут без штанишек!Хочешь, я определятьНаучу лгунишек?

Всё равно, что говоришь,На спор ставлю тыщу:Раз губами шевелишь —Значит, врёшь, дружище!

P.S. Кстати, вот ещё примерВ стих про врущих дядей:Маяковского размерЯ в свой стих приладил,

А выходит — стих — враньё,А поэт — хулиганьё!


Корреспондент «Русского пионера» Дмитрий Филимонов

отправится в китайскую деревню Дафэн, где встретит

Ван Гога, Климта, Крамского, Моне и др. Приобретет у них

несколько картин, репродукции которых вы найдете в этом номере в «Особой папке». Смотрите, наслаждайтесь

стилем Original Copy.

текст:дмитрийфилимонов


Если хорошо поискать, в местных лавках можно найти мишек Шишкина и корабли Айвазовского, запорожских казаков Репина и незнакомку Крамского

андр

ей ш

теф

ан


— Это кто рисовал?— Ван Гог.

— Нет, вот эту картину, вот на этом холсте, вот этими красками — кто написал?

— Ван Гог.— ! Ты художник?— Да.— Тебя зовут Ван Гог?— Нет.— Тебя как зовут?— Джао Чиёнг.Художник Джао имеет собствен-

ную живописную лавку и мастерскую. То есть мастерская — это дальний угол его лавки. Когда нет покупателей, он удаляет-ся в свой угол и пишет картины.

Джао пишет подсолнухи в вазе, стога сена в Провансе, звездную ночь над Роной, сеятеля на закате, оливковые де-ревья на фоне Альпилля, террасу ночного кафе «Плейс ду Форум» в Арле, свой стул, свою койку, автопортрет с ухом, а также без уха.

Он пишет пять-шесть картин в день, прикнопив перед глазами фото оригинала, хотя мог бы писать не глядя, потому что помнит каждый мазок, дви-жение каждого масляного завитка, ибо за десять лет выучил Ван Гога так, что пере-путался с ним.

— Послушай, Джао, эту картину ты написал?

— Ван Гог.— !Истинный Ван Гог был горазд

писать подсолнухи. Три подсолнуха в вазе. Пять подсолнухов. Двенадцать. Пятнадцать. Джао переплюнул Ван Гога. За десять лет он написал не меньше пяти тысяч ваз с подсолнухами. И с подписью на вазе: «Vincent».

Самые дорогие подсолнухи Вин-сента Ван Гога были проданы за сорок миллионов долларов. Джао Чиёнг про-дает такие же, ну или почти такие, за сто юаней. По цене двух чашек кофе. Правда, нынче в деревне Дафэн очень дорогой кофе. Но если картины брать оптом, будет вам хорошая скидка.

Подсолнухи — самый ходовой товар. На втором месте — Джоконда

Леонардо да Винчи. На третьем — кон-ный портрет Наполеона кисти Жака Луи Давида. Ежегодно миллионы подсолну-хов, джоконд и наполеонов, утрамбован-ные в морские контейнеры, уплывают из деревни Дафэн — на экспорт.

Если хорошо поискать, в местных лавках можно найти мишек Шишкина и корабли Айвазовского, запорожских казаков Репина и незнакомку Крамского. Однако русский ручеек из Дафэна мелок, отечественные бизнесмены только нащу-пали путь сюда.

Хуан Цьян пожаловал в деревню Дафэн, когда тут еще не пахло масляной краской и кофе, а вместо художников жили кре-

стьяне, которые трудились на рисовых чеках. И было это без малого тридцать лет назад, когда партия и правительство объ-явили о начале экономических реформ в Китае и здесь, на границе с Гонконгом, отвели местечко под свободную экономи-ческую зону. Забором огородили, налоги отменили. И потянулись сюда первые за-граничные бизнесмены — опасливые, но любопытные. Был среди них и бизнесмен из Гонконга Хуан Цьян. И страшно ему понравилась деревня Дафэн. Однако не своими зелеными холмами и рисовыми полями, а невероятной дешевизной. Господин Хуан Цьян уже владел живопис-ным бизнесом. Но там, в Гонконге, цены какие! А тут, в Дафэне, он приобрел почти задаром здание, привез двадцать дипло-мированных и не очень художников из Шанхая и Гуанчжоу, готовых работать за смешные деньги, и наладил конвейер. Через пару лет он построил настоящую фабрику живописи, потом вторую. И ощутил нехватку кадров. Художествен-ные вузы Китая не справлялись с его по-требностями. И господин Хуан Цьян стал создавать собственные художественные школы.

Сейчас в деревне Дафэн десять тысяч художников. Восемьсот живопис-ных лавок и картинных галерей. Да и не деревня это теперь, а часть мегаполиса Шеньжень.

Партия и правительство объявили Дафэн «Культурной базой индустриали-зации Китая». А господин Хуан Цьян по-лучил звание Основоположника и статус живой легендой. Теперь в местном музее про него кино пионерам показывают. Тем временем Основоположник распродал свой бизнес и удалился на покой в Гон-конг. Потому что не молод, а еще потому, что живой легенде не к лицу заниматься земными делами.

«На Дафэн я смотрю теперь сверху вниз», — говорит Хуан Е и смотрит на Дафэн сверху вниз, из окна собственной фабрики. Там, внизу, у въезда в дерев-ню, гигантская бронзовая рука сжима-ет кисть. Рядом, в тени пальм, Венера Милосская. А вон там, на площади перед

...Сейчас в деревне Дафэн десять тысяч художников. Восемь-сот живописных лавок и картинных галерей. Да и не деревня это те-перь, а часть мегаполи-са Шеньжень...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


андр

ей ш

теф

ан


музеем, установлен громадный иероглиф «Фу», то есть «счастье».

Услыхав, что некий господин из Гонконга строит в деревне Дафэн живо-писные фабрики и нуждается в художни-ках, юный Хуан Е из провинции Фуцянь отправился на поиски своего Фу.

Без лишних разговоров Основопо-ложник принял его на работу. Велел идти в общежитие и найти свободную койку. Обещал зарплату. Но не сразу, а через три месяца. И то если юный Хуан Е проявит старание и докажет, что способен на

что-нибудь — подрамники ли пилить, холсты ли натягивать.

Работа — от рассвета до обеда. По-том час на сон и снова работа — дотемна. Юный Хуан Е проявил старание, и его перевели из столярки в живописный цех. Заработок вырос, и спустя год он пересе-лился из общежития в съемную комнату.

Через шесть лет он сказал Осно-воположнику «до свидания», арендовал коморку под собственную мастерскую и нанял парочку работников. Он выбрал доходную нишу — Ренессанс. Боттичел-ли, Рубенс, Рембрандт, Веласкес. И чтобы с патиной, кракелюрами. За кракелюры европейские покупатели платили осо-бенно щедро, и еще через шесть лет он скопил денег на аренду вот этой фабрики. С видом на Фу.

Теперь у него двести работников. Каждому новичку Хуан Е велит пойти в общежитие и найти свободную койку. И обещает зарплату. Но не сразу, а через три месяца. И то, если проявит старание и докажет, что способен работать на конвейере.

Желаете Рубенса? Венеру у зерка-ла? Нет проблем. Сперва дизайнер изгото-вит образец. Это называется original copy. Потом его бережно обтянут целлофаном, не дай бог испачкается, и установят в цехе. Для подражания. Теперь бригада живописцев принимается за изготовле-ние копий — согласно разработанной технологии.

Холсты просто разложены по полу. Первый художник карандашом с помо-щью трафарета наносит рисунок. Второй делает подмалевок. Третий накладывает главные цветовые пятна — опять же с помощью трафарета и тампона. Потом за кисть берутся мастера: один драпировки прописывает, второй тело, третий лицо и руки. Бригада из шести человек за три дня изготавливает сто холстов.

— Всего три дня, — говорит Хуан Е, — и ваш прекрасный Рубенс готов. Но я вам его только через три месяца вышлю.

— Почему?— А чтобы вы не подумали: о, за-

чем я заплатил столько денег за картину, которую сделали за три дня! Надо, чтобы

вы думали: о, я правильно сделал, что купил картину, которую писали целых три месяца!

Сто образцов в год. Сто тысяч копий с каждого образца. Каждый месяц Хуан Е отправляет заказчикам пять мор-ских контейнеров с живописью. Это в два раза меньше, чем было до кризиса.

— Люди для чего покупают карти-ны? — спрашивает Хуан Е.

— Чтобы вешать на голые стены.— Правильно! — радуется Хуан

Е. — Но у вас кризис, вы стали меньше до-мов строить, у вас голых стен стало мало!

«У вас» — это значит во всем мире, кроме Китая. Тут голых стен с каждым годом все больше становится. Единствен-ное огорчение: голую Венеру на свою стену китаец не повесит.

— Кто не задумывается о далеких трудностях, того ждут близкие неприят-ности, — молвит Хуан Е. — Это не я ска-зал, это Конфуций. Вместо голых венер моя фабрика будет выпускать золотых драконов. Конверсия!

Впрочем, о переходе на внутрен-ний рынок пока рано думать всерьез. Недавно Хуан Е получил дорогущий заказ из Америки — на большую партию золотых картин. Работники его фабри-ки озолотились в буквальном смысле. Хлопья сусального золота, подгоняемые сквозняками, порхают по цеху, сверкая в лучах солнца, и это вселяет надежду.

— Если заказчик сорит деньгами, значит, кризис кончается. Это я сказал, не Конфуций, — хохочет Хуан Е.

Услыхав, что некий господин из Гонконга строит живописные фабрики и нуждает-ся в работниках, юный художник Ву Руй-чу, как вы уже догадались, отправился на поиски деревни Дафэн.

— Я был первым, кого Основопо-ложник на фабрику принял, — говорит Ву.

— О!— Да, он мой учитель.— И вы…— Да, я был правой рукой Осново-

положника.Теперь Ву — председатель Союза

художников.

...«Если заказчик сорит деньгами, значит, кризис кончается. Это я сказал, не Конфуций», — хохочет Хуан Е...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


дмит

рий

фил

имон

ов


— Мы — мост между художника-ми и партией, — говорит председатель Ву, — мы держим руку на пульсе!

У Дафэна пульс наполненный и ритмичный. Шестьдесят процентов живо-писных картин, продаваемых в мире, производят тут. Без малого тридцать фабрик ежемесячно отгружают заказ-чикам более ста морских контейнеров с живописью. Пятьдесят в Америку, сорок в Европу, тридцать в Дубай. И еще три-четыре в Россию.

У председателя Ву тоже есть своя фабрика. Но не в Дафэне, а рядом, в про-мышленной зоне. Вообще, если честно, в Дафэне давно нет фабрик. Дафэн стало пучить от живописи, здесь стало тесно и дорого, поэтому фабрики переехали. Тут остались лишь офисы, галереи да лавки ремесленников. Дафэн превратился в декоративную картинку для туристов, китайскую копию Монмартра, где Ван Гог запросто приветствует Рембрандта, Моне пьет чай с Боттичелли, а Репин зачем-то ругается с Энди Уорхолом.

Канадский живописец Роберт Генн отправился в гипермаркет «Уолл-Март» и обнаружил среди картин, выставлен-ных на продажу, свои собственные: «Я увидел несколько довольно хороших копий моих работ, сделанных без моего разрешения. Но лишь на первый взгляд они смотрелись хорошо. На самом же деле художники, которые изготовили копии, не учли некоторых нюансов мое-го авторского почерка, которые делают мои работы неповторимыми». Роберт — пейзажист. Он пишет пейзажи в боль-ших количествах и тем зарабатывает на жизнь. Поэтому он страшно расстроился, глянув на ценники, и решил наказать тех, кто посягнул на его кусок хлеба. Он выяснил, что гипермаркет закупил крупную партию живописи в Дафэне. И объявил войну китайским художникам. Он писал им письма, взывая к их сове-сти, обращался в суды, правозащитные организации. «В Китае понятие «автор-ское право» означает право копировать. Мы должны помочь понять китайцам, что мировое гражданство означает боль-

ше, чем быстрые доллары — это означает уважение и честь». Войны не вышло. Роберт Генн получил урок: не выставляй свои работы на интернет-аукцион. Имен-но в интернете художники из Дафэна черпают свое вдохновение. Не считая это бесчестьем.

«Копируй мастера, чтобы стать мастером», — говаривал Конфуций. На-циональная философия.

Сан Дзи — настоящий художник. Мастер. В прошлом году у него была пер-сональная выставка в Гонконге. Говоря о фабричных живописцах, он презрительно морщится и называет их просто рабочими.

— Дафэн — плод реформ Дэн Сяопина, — объясняет мастер Сан Дзи, и в речах его слышатся нотки крамолы. — Согнали художников на фабрики, как стаю карпов, и вынудили метать икру. Весь мир уже насытился этой икрой — дешевыми подделками из Дафэна. Довольно! Пора задуматься о новом этапе — о качественной оригинальной живописи. Чтобы слова «made in China» перестали быть синонимом фальшив-ки. Как говорил Конфуций, всякий, кто утолил голод, на закуску попросит сладкого.

— Скажите, мастер Сан Дзи, а мно-го ли в Дафэне таких как вы — настоящих художников?

— Человек десять.

Уволившись с фабрики, Ин Ли арендо-вала себе мастерскую под лестницей, два метра на полтора. За эту каморку она платит семьсот юаней в месяц. Чтобы отбить аренду, ей нужно продать как минимум семь картин. Ин Ли пишет портреты.

— Почем Мона Лиза?— Двести юаней.— А незнакомка?— Двести.— Беру обеих за сто пятьдесят.— Отдам за двести тридцать.— Согласен.— Возьмите еще председателя Мао.— Спасибо, Мао не надо.Ин Ли пересчитывает купюры,

потирая большим пальцем воротничок председателя Мао, на подлинных купю-рах воротничок должен быть ребристым, как стиральная доска, а в Китае так много original copy — фальшивых денег.

Сегодня у Ин Ли удачный день.

Редакция благодарит Группу компаний Гонконг

«Мост» за помощь в подготовке материала

...Тридцать фабрик ежемесячно отгружа-ют заказчикам более ста морских контейне-ров с живописью. Пять-десят в Америку, сорок в Европу, тридцать в Дубай. И еще три-четыре в Россию...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


андр

ей ш

теф

ан


Когда выяснилось, что темой номера назначена ложь,

стало очевидно, что в номере не обойдется без репортажа о детекторе лжи, и никто не усомнился, что всего один

журналист сможет не только написать правильный репортаж об этом американском

аппарате, но и посрамить его. По счастью, Валерий Джемсович

Дранников согласился сделать и то и другое.

текст:валерийдранниковфото:orlova


Три скромных комнаты, несколько черных письменных столов, немного черных стульев и пара рабочих кресел — вот и вся меблировка академии


— Не смотрите на меня, не смотрите, — не то уго-

варивал, не то приказывал мне Андрей Маркитанов, эксперт-полиграфолог. — И отвернитесь, взгляд перед собой. На дверь глядите, а не на меня. И говорите только «нет» и «нет». Итак, вы похитили из кармана куртки пачку денег?

Увы, читатель, это было, было! Впер-вые в жизни я залез в чужой карман. Нуж-да заставила. Ах, если б не нужда! Меня застукали, поймали, усадили. И вот сижу я, весь опутанный проводами, а холеный в галстуке мужик глухим, как из колодца, голосом спрашивает:

— Вы похитили из кармана пачку денег?

« Там были деньги, вот дурак без-мозглый!» — с горечью подумал я и честно ответил:

— Нет!

— Старик, — сказал мне главный редак-тор «РП», пронзая взглядом васильковых глаз. — Ты же умеешь и любишь врать?

— Как тебе не стыдно! — соврал я тоже на голубом глазу.

— Вот и хорошо. Посидишь на детекторе лжи. Расскажешь, что это такое, и попытаешься детектор обмануть. Ты сможешь! Для тебя это семечки — после того, что ты уже сделал в жизни. Только поклянись, что сдашь заметку вовремя. Ну правда!

— Как тебе не стыдно! — вновь соврал я, да так искренне, что сам себе поверил.

Я врал всю свою сознательную жизнь. Конечно, не так феерически, как партия и правительство, а так, по мелочам. Иногда — чтобы лучше выглядеть в глазах других, иногда — не желая расстраивать близких, а порою — чтобы вызвать состра-данье и любовь. Да мало ли у нас поводов для вранья.

Мы врем всегда, мы врем везде, до финишного вздоха. В любви, в политике, в труде, но разве это плохо? «Нехоро-шо», — сказали пуритане-американцы и лет сто назад придумали детектор лжи. Такой аппарат, который якобы всегда

знает, врешь ты или нет. И вот теперь мне предстояло с ним сразиться. И какие про-блемы? Чтобы старый лгун со стажем не оболгал электронную коробку?

Набрал в «Рамблере» «детектор лжи» и, к моему изумлению, увидел мно-жество сайтов, предлагающих россий-ским гражданам проверку на детекторе лжи. Я и не предполагал, что в своем недоверии друг к друг мы так сильно про-двинулись.

Я медленно кликал по сайтам, пока не наткнулся на вызывающе кра-сивое название: «Академия детекции лжи». Это уже серьезно. Я кликнул, двери академии распахнулись, и с экрана на меня уставилось лицо довольно молодого человека. С румяными щеками, пухлыми губами и с такими добрыми, лучистыми глазами Айболита, что я сразу понял: такому не соврешь. В такие глаза хочется говорить правду. Тем лучше. Тем прият-нее обмануть.

«Наш эксперт Андрей Маркитанов тестирует звезд для телевизионной пере-дачи «Детектор правды», — рекламировала академия свою звезду. Дальше я прочитал, что специалисты академии могут опреде-лить виновного с точностью до 97 процен-тов. И что суммарно ею было проведено более четырех тысяч проверок с помощью полиграфа (детектора) и 72 процента проверок дали признательные показания подозреваемых.

А заканчивалась страничка сайта совершенно потрясающими словами: «За свою работу мы несем уголовную от-ветственность, поэтому результат гаран-тируем не только своей репутацией, но и собственной свободой».

Они не оставили мне выбора. Если люди так рискуют, я должен идти к ним.

…Человек с глазами Айболита долго вел меня по длинному пустому коридору нового здания бизнес-центра. Зловещий хай-тек. Глухой стальной лифт, металличе-ская дверь и широченная улыбка Андрея Маркитанова:

— Ну вот мы и дома.Если это дом, то очень необжитый.

Три скромных комнаты, несколько черных письменных столов, немного черных стульев и пара рабочих кресел — вот и вся меблировка академии.

— Да вы не сомневайтесь, — про-должал приветливо улыбаться человек, тестирующий звезд. — Самая настоящая Академия детекции лжи. Вот видите диплом, — и он показал на подоконник, где стоял в черной рамке большой и краси-вый диплом. — А что касается обстановки: служенье истине не терпит мишуры.

«Хорошо сказано, — подумал я, — надо бы запомнить».

— Здесь нет ничего, — сказал он, — что может отвлечь ваше внимание. Ни кар-тин, ни телевизора, ни ваз с цветами. Даже стены покрашены в абсолютно нейтраль-ные пастельные тона. Полиграф — штука чрезвычайно чувствительная. Впрочем, как и наше сознание.

— А вам известно, что вы похожи на доктора Айболита? — брякнул я.

В его глазах застыло изумленье.— Впервые о подобном слышу.

— Да вы не сомневай-тесь, — продолжал приветливо улыбаться человек, тестирующий звезд. — Самая настоя-щая Академия детекции лжи...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


Хотя я действительно доктор. Только не ветеринар, как Айболит, а педиатр. А вот мой тезка Андрей Попов — он из органов. Работал в милиции. Познакомьтесь, — и эксперт показал на человека, неслышно вошедшего в комнату.

Точно, из органов. Сухощавый, жилистый человек с выправкой кадрового военного протянул мне крепкую руку, тонкие губы вымучили улыбку:

— Андрей Алексеевич Попов, эксперт-полиграфолог.

— Дранников Валерий Джемсо-вич, — я щелкнул каблуками, — кор-респондент журнала «Русский пионер». Получил задание обмануть детектор лжи.

Обычная картина: добрый и злой следователи. Но в своем заливистом смехе они вдруг стали поразительно похожи. Я обиделся. Они продолжали хохотать.

— Вообще-то, — отсмеявшись, ска-зал Андрей Маркитанов, — ничего неожи-данного для нас в вашем задании нет. Мы каждый день сталкиваемся с попытками обмануть детектор. Другое дело, у вас ни-чего не выйдет, вы провалите задание. Но это уже проблемы редакции.

— Вы хотите сказать, что я не обма-ну вот это! — воскликнул я, тыча пальцем в маленькую, размером десять на пят-надцать сантиметров черную коробочку, скрепленную тонким проводком с нетбу-ком. — Тоже мне — ящик Пандоры!

Я понятия не имел, на что способна коробка, но смех экспертов разозлил.

— Скажете тоже — ящик Пандо-ры. — Маркитанов поднял коробочку со стола и нежно погладил. — Полиграф, нао-борот, борется с социальными болезнями. Он скорее, — Андрей задумался в поисках слова, — луч света в темных глубинах человеческого сознания. Наш фонарик, который освещает путь к истине. А если вы сомневаетесь в его возможностях, то, значит, не знаете, на каких принципах он работает. Ведь это так?

Я мог соврать, ведь мне не привы-кать. Сказать, что мне, конечно, все извест-но. Но глаза бывшего педиатра смотрели с такой невыразимой добротой, что врать им было невозможно.

— Увы, действительно не знаю.

— Тогда слушайте, — довольно сухо сказал бывший милиционер Ан-дрей Попов, поправил галстук записного лектора. — Детектор лжи, или полиграф, фиксирует психофизические процессы, которые происходят в вашем организме во время проверки. Предположим, вы со-вершили какое-то деяние. Неважно когда, вчера или много лет назад. В вашем мозгу, в том отделе, который ведает памятью, навсегда отложился след о нем. Мы на-зываем его — идеальный след. Потому что можно стереть отпечатки пальцев, уничтожить свидетелей, но след в мозгу не уничтожишь. Он действительно навсегда. И потому он идеальный. И вот когда мы, эксперты, своими вопросами, часто даже отвлеченными, подводим вас к этому следу, вы, а вернее, ваши психофизиоло-гические процессы приходят в состояние стресса. И проявляются уже иначе, чем обычно. Что детектор и фиксирует.

Например, кожно-гальваническая реакция. Детектор измеряет разность потенциалов электрического сопротив-ления между двумя участками кожи. А в момент стрессовой ситуации вели-чина кожного сопротивления может ме-няться чуть ли не вдвое! Точно так же вас выдадут в стрессе пульс, артериальное давление, ваше дыхание. Детектор просто улавливает все эти изменения по пяти по-зициям и на экране дисплея отображает их в графиках.

— Как кардиограмма?— Похоже, только графиков больше.

А мы их расшифровываем. И тогда наступа-ет момент истины. Поэтому ваше задание в принципе невыполнимо. Вам не удастся обмануть полиграф. Нельзя обмануть само-го себя. Любому вашему деянию, хорошему или плохому, есть надежные свидетели. Их не купить, не уничтожить: это ваши кожа, пульс, артериальное давление, мышцы и дыхание. И, безусловно, идеальный след. Пока вы живы, вам от них не скрыться. На-деюсь, я понятно объяснил?

— Понятно, понятно. Лекция бывшего мента показалось

мне довольно убедительной. Особенно рассказ об идеальном следе. Значит, в голове у каждого человека необъятное

хранилище идеальных следов. Всего того, что в жизни натворил. Неосмотрительно природа поступила.

Вечно носишь с собой всякую дрянь. Которую забыть и растоптать. Но нет: живи и помни.

Непонятно только одно: почему же такой замечательный прибор так долго был у нас в загоне? Почему и сегодня боль-шинство россиян знает о нем лишь пона-слышке, из американских детективов?

— А это вопрос не по адресу, — за-смеялся Маркитанов. — Первопричина, я думаю, в том, что появился он в прокля-той Америке, где человек человеку волк. Недаром фамилия отца современного полиграфа — Килер. Только в 92-м году появилось указание нашего МВД «О право-вом и нормативном обеспечении использо-вания полиграфа в системе МВД». Со мно-гими оговорками, но его признали и у нас. Вот только закона о детекторе все нет. Хотя его проект давно лежит в Госдуме.

— Стоп, господа! Так, может, хо-рошо, что полиграф пока что вне закона? Сами пишете в интернете — можете определить виновного с точностью до 97 процентов. А три процента — их куда? Это в прогнозе погоды допускается погреш-ность в три процента. Обещали пери-стые — пришли кучевые. А тут, между прочим, люди. Кстати, — осенило меня, — вам не кажется, что ваши три процента напоминают наручники?

Эксперты задумались.— Похоже. Только что вы так раз-

волновались? Мы же не выносим пригово-ры. Наше дело — провести тестирование и дать квалифицированное экспертное заключение. А уж как поступит с ним за-казчик — не наша забота.

— И много у вас заказчиков?Эксперты переглянулись.— Пока не жалуемся, — постучал

по столу Маркитанов. — Иногда к нам об-ращаются правоохранительные органы, но чаще компании, бизнесмены, от-дельные граждане. Что мы предлагаем? Отборочные проверки при приеме на работу. Какой руководитель не желает знать, кого он к себе нанимает? А вдруг соискатель — наркоман и алкоголик.


Проверка увольняемого персонала. Может, вы поторопились, обвинили сгоряча. А человек невиновен. Затем, служебные расследования, проверки сделок с повышенной степенью риска. Защита компаний от противоправных действий персонала. Наконец, проверки домашней прислуги, телохранителей, гувернеров.

И все же я никак не мог поверить, что человек, венец творенья, Монблан коварства, хитрости и лжи, не сможет обмануть коробку из пластмассы. Есть же способы, наверняка есть!

— Конечно, — вновь заулыбался Айболит, — есть множество способов противодействия детектору. Но мы вам о них не расскажем. Вдруг ваши читатели воспользуются этими знаниями. А нам, экспертам, лишняя морока.

— Наш читатель, — возмутился я, — кристально честный человек. И ему незачем противодействовать истине!

— Хорошо, хорошо. Почти что убедили. Как я сказал, есть множество способов противодействия детектору. Механические, химические, фармаколо-гические, психические, поведенческие. Достаточно?

— Недостаточно. Огласите весь список.

— Не выйдет. Для этого вам надо по-заниматься на курсах полиграфологов при нашей академии. 21 день, 45 тысяч рублей. Бесплатно приведу лишь два примера. Механический способ: при вопросе, кото-рый вам не важен, сожмите мышцы ваших ягодиц. Полиграф немедленно отметит реакцию. Или из области психических способов: во время тестирования пред-ставьте себе волнующий образ. Который не имеет никакого отношения к вопросу. И снова полиграф заметит реакцию.

Только на то мы и эксперты, что все эти бесчисленные уловки давно изучили. И спокойно отличаем ложную реакцию от реальной. К тому же, если эксперт видит, что человек сопротивляется, тем более есть смысл с ним работать. Что невиновно-му скрывать?

Ну ладно, что-то рассказали. За-помним и употребим. А там посмотрим,

сможет ли наука святую ложь от правды отличить.

— Я готов, господа, приступайте к дознанию.

— Так уж и приступайте. Вы вначале вот эту бумажку подпишите, — и Андрей Попов протянул мне какой-то листок. — Мол, вы совершенно доброволь-но соглашаетесь пройти тестирование на полиграфе. Только добровольно, иначе нельзя.

— Конечно добровольно. По зада-нию редакции.

И я размашисто расписался. Меня усадили в рабочее кресло, грудь стянули двумя узкими эластичными поясами, такой же пояс крепко сжал мне лоб. На пальцы левой руки надели тонкие напальчники с металлическими пластинками внизу. И я был весь опутан проводами — доносчики тянулись к по-лиграфу.

— А пластиночки мы вам постави-ли золотые. Золото не окисляется, а зна-чит, нет помех. Да вы расслабьтесь, сядьте поудобнее, спокойно свесьте пальцы со стола.

Золотые поставили, уважают ста-рика. Все-таки хорошие ребята эксперты. Даже неловко их обманывать. Но надо. К бою! Я готов. Андрей Маркитанов взялся за нетбук.

— На что будем тестировать? Вот те раз. А я и не подумал. Леген-

ды нет, а тоже мне — готов. — Придумайте сами что-нибудь.— А хотите, — на губах Андрея поя-

вилась нехорошая улыбка, — мы выясним, изменяли вы своей жене или нет. На днях, лет пять назад, — он внимательно посмо-трел на меня, — хотя, возможно, десять.

Неужели они полагали, что подоб-ная провокация приведет меня в состоя-ние стресса?

— Знаете, господа, такая подроб-ность уже не интересна ни моей жене, ни мне, ни вам. Придумайте что-нибудь получше.

— Ну хорошо. Хотите, мы узнаем, как звали вашу маму? Вы назовете нам пять имен-отчеств, одно из которых будет принадлежать вашей матери. А мы после

проверки назовем его с абсолютной точно-стью. Устраивает?

— Устраивает, — я слегка смутился. Мама. Когда в последний раз я вспо-

минал ее? Наверное, во сне, но сны мои бесследны. Тридцать с лишним лет нет со мною мамы. И если бы не фотография в горке, на которую изредка взглянешь, образ мамы вспоминается с трудом. Анна Давыдовна. Мама. Хотя бы имя пусть останется со мной. И не фига случайным экспертам знать его.

— Готовы? Называйте имена.— Ирина Петровна, Тамара Бори-

совна, Лариса Сергеевна, Анна Давыдовна, Сара Исааковна.

Маркитанов записывал за мной.— Как я понимаю, из пяти имен

четыре для вас ничего не значат?Я кивнул. И обманул эксперта. Тре-

тье имя значило для меня довольно много. Моя жена звалась Ларисой.

— Когда я скажу: «Начинаем тести-рование», расслабьтесь, не смотрите на меня и отвечайте только «нет». Начинаем тестирование. Вашу маму зовут Ирина Петровна?

Ириной Петровной звали школь-ную математичку, воспоминаний ника-ких, кроме переэкзаменовки по алгебре. Нет.

— Вашу маму звали Тамарой Бори-совной?

Никаких ассоциаций. Нет. — Вашу маму звали Ларисой Серге-

евной?Вот тут, ребята, приготовьтесь.

Я бы хотел, чтобы эта простая, красивая, русская женщина была моей матерью. Вытирала сопли, давала подзатыльники, отводила за руку на работу, приберегала вкусненькое, наливала рюмку. Я очень лю-блю эту женщину и часто говорю ей «мать». С другими разными словами.

Я скосил глаза: Маркитанов уткнул-ся в дисплей.

— Нет! — воскликнул я и предпри-нял попытку механического противодей-ствия: попытался сжать ягодичные мыш-цы. Мой студень даже не пошелохнулся.

— Вашу маму зовут Анна Давы-довна?


— Нет, — отрезал я бесстрастно, уняв и тремор, и дыхание, и пульс. Я был спокоен словно Будда.

— Вашу маму зовут Сара Исааковна?— Конечно нет, — сказал я с отвра-

щеньем.Маркитанов снова уткнулся в ди-

сплей. Андрей Попов склонился над ним. Минут пять они разглядывали графики и о чем-то шептались. Потом развернули нетбук ко мне. На экране тремя длин-ными горными цепями протянулись графики.

— Смотрите, — палец Попова заскользил по цепям, — на два первых и последнее имя у вас вполне обычная ре-акция. На Ларису Сергеевну, — палец оста-новился на высоком, изящном зубце, — вы попытались оказать противодействие. Чтобы заставить нас подумать, что вашу маму зовут именно так. Не вышло. Потому что рядом, на имени Анна Давыдовна, глядите, какая вершина. Намного больше, шире, грандиозней.

— Но я же был спокоен словно Будда!

— Вы-то были спокойны, но ваш идеальный след заволновался. Это как землетрясение: снизу незаметно, на по-верхности — цунами. Итак, вашу маму звали Анна Давыдовна. Верно?

Я согласился, только не смирился.— Знаете, конечно, впечатляет. Но

хочется чего-то посильней. С поступком, драйвом, криминалом. Давайте, я у вас чего-нибудь украду.

Они переглянулись.— Отлично, — одобрил бывший

мент. — Крадите. Я сейчас загляну в при-хожую, положу в карман своей куртки, черная такая, кожаная, несколько вещей и выйду в коридор. У вас в распоряжении несколько минут.

…В прихожей темнота, как в подземелье. Споткнулся, чуть не грохнулся, пошел. Нащупал вешалку, какое-то пальто, шарф, плащ, а вот и эта куртка. Впервые в жизни совершаю кражу, и, знаете, чуть-чуть не по себе. Рука скользнула в карман — пусто. В другой — вот там что-то было. Я схва-тил первое попавшееся, твердое и пря-

моугольное, засунул быстро в брюки и вернулся в комнату. Пока Маркитанов возился снова с детектором, успел взгля-нуть, что я там украл. Это была белая компьютерная флешка.

— Итак, — строго сказал вернув-шийся Попов, — условия таковы: я знаю, что лежало в кармане, но мне неизвестно, что вы похитили. А вы похитили — не от-рицайте. Вы неопытный вор, вас тут же по-вязали. Поэтому я спрашиваю: вы украли мобильный телефон?

— Нет. — Вы украли ключи от автомобиля?Зачем мне его ключи, я и водить-то

не умею. — Нет.— Вы украли компьютерную

флешку?— Нет.—Вы украли пачку денег?Там были деньги! Лох, а не ворюга!— Нет.—Вы украли золотые часы?Какой дурак, куда я торопился! Зо-

лотые часы, мечта всей моей жизни. Но то

одно, то другое, денег никогда не хватало. Поэтому я вообще не ношу часов — за-чем? Сейчас они повсюду. В компьютере, в мобильном телефоне, на телевизоре и то теперь часы. Но золотые, массивные «Кар-тье», «Патек Филипп», «Ролекс» — это уже не приборы для определения времени. Это само время, не упущенное тобой. Ка-кие там психические противодействия? Создание волнительного образа. И он воз-ник: объемно, ясно, зримо. Рука господи-на Ресина с золотыми часами за миллион долларов. Как упоительно смотрелись часы, как я любовался ими, как хотел такими обладать.

— Нет!На этот раз эксперты совещались

дольше. «Флешка», — тихо доносилось до меня. «Часы», — «Знаешь, может ты и прав. Слишком характерно выражено». Минут через десять, в пятый раз поползав по горам, Андрей Маркитанов тихо сказал:

— Вы похитили золотые часы Андрюши.

Йес! Я все-таки сделал их! Я побе-дил детектор. Несбыточная мечта оказа-лась сильнее, пробудила к жизни такие страстные реакции моего организма, что даже полиграф, и тот поверил. Мечтайте, граждане, мечтайте.

— Флешка! — И я вытащил их брюк прямоугольную пластмассовую штуку.

— Мы сомневались, — нисколько не конфузясь, сказал Маркитанов. — Но ваша реакция на часы показалась сильнее. Ну что же, вы попали в три процента веро-ятных ошибок.

— Они так похожи на наручники, эти три процента. За флешку наш гуман-ный, справедливый суд мне дал бы год условно, а золотые часики — уже срок.

Из академии я вышел торжествуя. Значит, можно обмануть и детектор лжи. Только врать надо вдохновенно, врать так, как врешь своей любимой. И тогда даже самый совершенный полиграф может по-верить.

— А знаете, — сказал мне на про-щанье Маркитанов, — человек не может не врать. Если он перестает это делать, ему надо бежать к психиатру.

Нет, мне туда не надо.

...Впервые в жизни со-вершаю кражу, и, знаете, чуть-чуть не по себе. Рука скользну-ла в карман — пусто. В другой — вот там что-то было...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


текст: дмитрий глуховский рисунки: елена ужинова

БЛАГОЕДЕЛО


— Ничтожество! — взвизгнула Наташка. Антон

машинально пригнулся. После трех сорокапятидневных коман-дировок в Чечню опасность он чувствовал спиной: тело реагиро-вало независимо от сознания, с солидным опережением.

Граненый стакан ударил в стену прямо над его головой, взорвался стеклянной крошкой, хлестнул Антона по щекам и гра-дом осыпался на пол. Антон разогнулся, стряхнул стекло с лако-ничного мужского бутерброда — докторская на бородинском — и непоколебимо харкнул.

— Ничего, ничего ты не можешь! — вопила она.От Наташкиного фальцета выла тихонечко пыльная посу-

да в серванте, согласно покачивала головой фарфоровая собачка на полке в коридоре и ползли вниз по холодильнику неказистые магниты с названиями городов: «Сухуми», «Кисловодск» и даже самодельный «Грозный».

Когда у Наташки перехватывало дыхание и она с хрипом набиралась воздуху на следующий заход, паузу заполнял вкрад-чивый бубнеж занявшего господствующую высоту кухонного телевизора. На заросшем жиром экране мелькали откормленные лица; кажется, шла вечерняя аналитическая программа.

Двести сорок миллиардов, подумал Антон. Двести. Сорок. В комнате проснулся и заревел Сашка. Жалко пацана. Пой-

ти, что ли, уложить его?Антон встал с колченогого табурета, но сразу оказался

перед шкафчиком с посудой. Кухня — ничего лишнего. Шесть квадратных метров. Плюнул на экранных политиков — и попал, щелкнул кнопкой и уткнулся в нержавеющего артиста Каневско-го. Антон кивнул Каневскому, как старому другу. Открыл шкаф, достал новый стакан, сел, налил. Закрыл глаза.

— Что же ты тогда работу такую себе выбрал, мать твою?! Ведь семнадцать тысяч рублей! Я даже школьным подругам при-знаться не могу!

Антон нащупал на клетчатой скатерти, сплошь покрытой колото-резаными, свой законный бутерброд и откусил. Колба-са, теплая, подозрительно упругая, жевалась нехотя. Антону на миг показалось, что это Наташкин язык у него во рту, что она его целует. С голодухи чего не покажется… Все последние месяцы в постели она от него отворачивалась. Воспитывала. Наказывала за медленный карьерный рост.

Тем временем в ящике вертелся артист Каневский, эксгу-мирующий преступников советских времен и заодно собствен-ную той же поры славу.

— В те времена коррупция казалась делом неслыханным, — гнул свое Каневский. — Именно поэтому расследование полу-чило такой резонанс. Следствие вели…

Он замолчал, сквозь жир на экране пристально вглядыва-ясь в кухонную мизансцену. Антон вздохнул и налил еще. С ле-гендарным майором-знатоком пить было все-таки не так одиноко. Коньяк нахлынул, мутным черноморским прибоем уютно зашу-мел в голове. Антон зашел в зеленые воды с надувным матрацем, закачался на пенных волнах, задумался.

— Принципы у него! Нет, вы поглядите! Все люди как люди, а у этого чудака принципы! — комаром, зубной болью ну-дела сквозь баюкающий шепот прибоя Наташка.

— Суки они все, товарищ Томин, — как-то вообще сказал Антон, обращаясь к артисту Каневскому.

Он уронил голову на руки, укрылся от злой жены, от ры-дающего сына, от Государства Российского, от всей своей жизни идиотской укрылся и уснул. И снилось ему, что затопило к едре-ням весь этот паскудный мир, и ни одна тварь в нем не заслужила билета на Ноев ковчег, и только он, Антон, все валандался бес-конечно средь темных вод на своем надувном матрасике, валан-дался…

И когда его утлый плот пристал наконец, получилось так, что опять к «Арарату». К точке отправления. Почти пустая бутылка с псевдоармянским коньяком высилась пред его глазами, и дальто-нически напечатанная этикетка с горным массивом занимала все Антоново поле зрения.

За окном было пасмурно, и было уже утро следующего дня. Но в душе у Антона так и не рассвело. Во дворе чиркал метлой по асфальту пугливый киргиз-дворник, бросались с веток вниз жел-тые листья, надеясь, наверное, разбиться и все, но вместо этого планировали медленно-медленно умирать своей смертью.

Голову хотелось охватить стальным обручем и стянуть — иначе или распухнет, или вообще развалится к чертям. «Арарат» брезжил впереди единственным спасением. Антон припал губа-ми к горлышку и осушил бутылку.

Допил и прислушался.Дома стояла зловещая тишина. Хорошо было слышно, как

работает телевизор на кухне у соседей с третьего этажа, тоскливо выла рахитичная овчарка на пятом, пошел на утренний приступ случайной подружки студент из квартиры напротив… Но все эти привычные шумы, взболтанные в фоновый коктейль, незамет-ный, как жужжание холодильника, только потому и стали сейчас слышимы, что в Антоновой собственной квартире ни единого звука не раздавалось.

— Наташ?Он встал, схватившись за край стола, шагнул в коридор…

На вешалке сдутым парусом болталась только его форменная дер-матиновая куртка, а все Наташины вещи — и пуховик, и пальто, и шарфы — исчезли.

...Антон вздохнул и налил еще. С легендарным майором-знатоком пить было все-таки не так одиноко. Коньяк нахлынул, мутным черноморским прибоем...


— Наташа! — тревожно позвал Антон. Пустота.Сашкина кроватка пуста. Раскладной диван, их супруже-

ское ложе, даже не разобран. Сумочка Наташина пропала. Все пропало.

Антон шагнул в ванную. Крутанул скрипучий вентиль, пустил холодную струю, распрямился… И увидел прощальную записку — желтую самоклеящуюся бумажку, прилепленную на зеркало ровно в том месте, где отражался Антонов лоб.

«Развод», — было написано на ней.Антон умылся ледяной водой под утробный аккомпане-

мент водопроводных труб, поскреб щетину и присел на край по-желтевшей ванны. Чувство было, будто руку отпилили. И обрат-но уже не пришить — гангрена. Тянули, сколько могли, но тут уже начался явный некроз, и запах пошел.

В комнате заиграл мобильник, гнусаво воспроизводя вруч-ную набранную Антоном песню «Наша служба и опасна, и трудна».

Она! — вздрогнул Антон. Что же сказать?! Что все скоро кон-чится, что он вот-вот закончит одно большое дело, что его должны уже наконец повысить, премию дадут точно, надбавку… Потерпи еще немного, еще чуть-чуть, Наташ!

Бросился в комнату, выхватил из кармана брюк телефон — древний, тяжелый и огромный, как пистолет ТТ, и посмотрел на щель экрана…

— Да, Кирилл Петрович. Проспал. Болит. Приеду. Так точно.

Произвел осмотр бутерброда. Зафиксировал первые при-знаки разложения и выкинул. Сдернул с крюка куртку с четы-рехзвездными капитанскими погонами, хлопнул входной две-рью. Дверь деревянная — пусть и первый этаж, а не страшно: все равно воровать у них нечего. И через расписанный свастиками подъезд скатился во двор. Стиснув зубы, купил в ларьке сигаре-ты. В бумажнике осталось девятьсот шестьдесят два рубля. До по-лучки — десять дней. На макароны хватит, на пельмени — нет. Ничего, будем жрать макароны. С кетчупом и солью — отлично. Да и просто с солью нормально.

Машина — «девятка», дряхлая, ржавая, одноглазая, — за-шлась в туберкулезном кашле, задергалась, как заведомый жмур под электрошоком в реанимации, но завелась, спасибо! И Антон выполз в Город — мимо жирного краснорожего гаишника, кото-рый на этом углу всегда доил пытающиеся прорваться в центр «Газели».

Б… продажная, сказал Антон гаишнику. По двести тысяч за смену, говорят, набирают. А ведь он кто? Старлей! Базовая мо-дель баблоприемника, чуть ли не низшая ступень служебной эво-люции, не зверек даже, а так — муравей-солдат. Рабочая пчела. Вибрирует полосатой частью своего тельца, собирает сладкий не-ктар. Часть — себе на пропитание, часть — наверх. Сколько их орудует на дорогах! Ладно бы еще гаишники только… И чинов-ники ведь все. Любой! Все подать собирают. И все наверх куда-то передают.

Антон как-то прочел, что годовой объем взяток в России составляет двести сорок миллиардов долларов. А бюджет госу-дарственный — триста миллиардов. С тех пор капитан все не мог успокоиться — куда они девают такую прорву денег? Что за б…ский улей строят? Прожрать столько просто физически невоз-можно!

Двести тысяч за смену, с тяжелой тупой ненавистью сказал Антон гаишнику. Зачем тебе деньги?! Тебе, уроду, все равно ни одна баба не даст!

Стекла «девятки», конечно, были плотно закрыты. Гаиш-ник увидел только, как у Антона шевелятся губы, и шутейно от-салютовал ему в ответ.

Как-то раз они с Наташкой ехали мимо из поздних гостей, этот гад их остановил и хищно принюхался, пришлось доста-вать ксиву и знакомиться. Теперь постовой считал Антона своим приятелем и чуть ли не подопечным, покровительственно ему улыбался и подмигивал заговорщически. Как-то раз Антону слу-чилось попасть к урологу, который в начале приема вроде был с ним на «вы», но после обследования простаты через задний про-ход почему-то перешел на «ты». Нечаянно возникшая близость с гаишником казалась Антону сродни той давней истории.

Петровка ехала еще медленнее бульваров: мешала плот-ная, в два ряда набитая неприлично дорогими машинами парков-ка. Раньше такое же творилось и по ночам, но потом клуб «Дяги-лев», обитель порока и раковая опухоль на теле сада «Эрмитаж», задымился под пристальными ненавидящими взглядами сотруд-ников ГУВД из дома напротив и сгорел к едреням. И хорошо, по-


думал Антон, и слава богу. А то нервировало очень, когда он по-следним уходил с работы. Каждый вечер то есть.

Петровка, 38. Приехали.Он бросил машину на аварийке, положил под ветровое

стекло бумажку со своим телефоном и, ссутулившись, зашагал к входу.

Как же — и как долго! — Антон мечтал сюда попасть… Ког-да служил в Туле, когда учился в Высшей школе, когда переводил-ся в Москву, когда соглашался на фронтовые командировки… Вот попал наконец. Полжизни на это ушло. Из оставшейся половины еще три года перекладывал бумажки, пока наконец доверили на-стоящее дело. Если справится, обещали сделать старшим опером. И после против всех обыкновений затянувшейся беспросветной ночи, в которой тускло тлели четыре капитанских звездочки, на погонах Антона могла бы взойти яркая утренняя — майорская — звезда… Звезда пленительного счастья.

Надо было только довести это дело до конца. А дело оказалось странным, нехорошим. Началось с таджи-

ка, рутинно разбившегося на очередной стройке века… Вопреки всем законам физики, чем глубже Антон копал, чем дальше ухо-дил в кроличью нору своего расследования, тем выше оказывался. Дело увело следователя на такие высоты, где кружилась голова, а воздух был холоден и разрежен. К самым почти что небожителям увело. И как там, наверху, брали! И сколько! И за что!

Но ведь только на опасных делах и растут, убеждал себя Антон.

После первых же занимательных результатов Антона при-грел полковник Честноков. Кирилл Петрович объяснил тридца-типятилетнему капитану, что докладываться тот теперь должен только ему лично, чтобы информация не попала в руки к «кры-сам».

Антон и докладывался. Кирилл Петрович сурово хмурил-ся, кивал и требовал, чтобы капитан продолжал расследование, держа его под грифом «секретно». Да и расскажи кому Антон, что на самом деле творилось за зеркальными стеклами небоскребов, в которых снаружи видны были одни облака, никто бы ему не поверил. Уволили бы задним числом и в дурку упекли. Как при-нято.

Папка с делом — толстая, увесистая — лежала у Антона в сейфе. А вошедший в раж капитан все подкармливал ее новыми фотоснимками, свидетельскими показаниями, прослушками… Вот-вот папка наберет критическую массу… Пойдет цепная реак-ция… Молчать после этого уже будет нельзя. Рванет так, что мало не покажется. И все тогда будет по-другому.

Только Кириллу Петровичу — полковнику, направлявше-му Антона, выслушивавшему его и никогда не вмешивавшемуся в его расследование, — только ему можно довериться. А он уж раз-берется, что делать.

— Дело ты сдаешь, Ломакин, — буднично сказал Кирилл Петро-вич.

— Как это… Кому сдаю? — Антон глядел на полковника за-гнанно, непонимающе, как аквариумная рыбка, пересаженная в водочный стопарик.

— Мне сдаешь. А я там уже дальше… — полковник промок-нул клетчатым платком лысину, образовавшуюся точно по конту-ру околыша.

— Но, Кирилл Петрович… Товарищ полковник… Я же поч-ти уже… Тут ведь осталось-то… Знаете, на кого я вышел? Там ведь такие люди… — затараторил Антон, вскакивая со стула.

— Знаю, какие люди. Ты не волнуйся, Антоша. Мы тебя пе-реводим на новый ответственный участок. Будешь крыш… Обе-спечивать работу крупного вещевого рынка.

— А… А мое дело? Кто доследовать будет? Я хочу хотя бы передать его сам, объяснить все человеку. Столько труда положе-но, Кирилл Петрович! Ну и когда операция начнется, я бы…

— Операция не начнется, Антон, — полковник отечески положил взволнованному капитану руку на погон, ласково при-жимая его к стулу, к земле. — Не начнется операция. Я это дело закрою.

— Но ведь… Там же… Вы же видели, что там… Фамилии видели? Тех, кто берет?

— Видел, да. Звучные фамилии. Я в Управление собствен-ной безопасности позвоню, они там своими силами… Что же нам, сор из избы, нет ведь?.. Хоть и не наша изба, соседская, хе-хе… Ну пусть сами и разбираются со своими оборотнями. А тебе вот, Ло-макин, премия за рвение…

Полковник выдвинул ящик стола, извлек из него пухлый конверт и вручил остолбеневшему оперу.

— Отпразднуйте там с женой. И — рынок ждет тебя! Да купи себе машину поприличнее, а то эти торгаши ниже шестер-ки «Ауди» не воспринимают, оборзели вконец, требуют прислать кого-нибудь поавторитетнее…

Выставив Ломакина в коридор, полковник хлопнул две-рью — негромко, но вполне красноречиво. Антон прислонился к стене, отдышался, проморгался и вспорол конверт ключом от своей съемной квартиры.

...Чем глубже Антон копал, чем даль-ше уходил в кроличью нору своего рас-следования, тем выше оказывался. Дело увело следователя на такие вы-соты, где кружилась голова, а воздух был холоден и разрежен. К самым почти что небожителям увело...


Внутри было достаточно денег, чтобы выкупить ее немед-ленно. И еще осталось бы на «машину поприличнее». У Антона по-темнело в глазах, и он тихонько пополз по стенке вниз. Столько заграничных купюр сразу он видел только в разоблачительных репортажах программы «Дежурная часть» и в фильмах про ма-фию. Таких премий у милиционеров в этом несовершенном мире быть не могло.

Антон поскребся в полковничью дверь.— Кирилл Петрович, возьмите. Прошу вас, не надо…— Не кобенься, Ломакин, — железно лязгнул полковник. — Не могу я, — Антон все держал конверт в вытянутой

руке, но полковник даже не сделал ему шага навстречу. — Вы мне лучше по-честному, надбавку там. Или повышение, если заслу-жил. А это…

— Пошел ва-банк, капитан? — холодно, но даже с некото-рым уважением сказал Кирилл Петрович. — Еще и майора тебе? Ладно, будет тебе звезда. Деньги возьмешь, понял? Что, все това-рищи по пояс в дерьме и по локти в кровище, а ты один будешь в парадном кителе выступать? Нет, брат. Возьмешь. Иди напейся.

Дверь снова хлопнула перед носом будущего майора, на сей раз окончательно.

Как же так, думал Антон, безнадежно застрявший в окаменевшей сутолоке Садового. Не по правилам получается. Деньги-то ему дали за то, чтобы он расследование прекратил и забыл о нем на веки вечные.

Всю свою жизнь, а вернее, полжизни и еще три года он взя-ток не брал. Не брал у гастарбайтеров их замусоленные копейки, не брал мокрые пятисотенные у усатых азербайджанцев на база-рах, не брал припорошенные доллары у братков в боевой раскрас-ке, когда они пытались заказать шашлык в КПЗ. Вообще не брал. Смешно, конечно, звучит, но Антон верил в то, что милиционер должен быть честным. Звучит, конечно, совершенно кретински, но Антон верил в то, что милицейская честность предполагает жизнь исключительно на милицейскую зарплату. Ему отчего-то казалось, что это звучит гордо.

Наташке на его принципы было плевать. У нее была соб-ственная шкала ценностей, по которой жрать и одеваться было важнее. Но теперь-то… Теперь ведь ему не деться никуда? Все, взял. Взял. А как можно не взять у собственного начальника? Пре-мия. Как бы премия. Значит, можно к ней? Позвонить, сказать… Она так в Турцию мечтала поехать, а не опять в Сухуми. Сейчас там еще бархатный сезон. Если Наташке сказать, сколько ему дали, про развод она мигом забудет.

Садовое тягуче перетекло в стылую Рязанку. Антон, бо-ясь проснуться, открыл бардачок… Конверт на месте. Распухший, как утопленник. Как разбившийся таджик. Как остальные бес-конечные и безгласные таджики, узбеки, и прочие нацмены. И вдруг моргнувшая в бардачке лампочка показалась Антону отсве-том адова пламени, и он захлопнул бардачок, будто разверзшиеся врата в преисподнюю запирал.

Сколько же там… Ему, капитану, так вот просто отстег-нули. На, жуй. Займи чем-нибудь рот. Проглотишь — приходи за добавкой. Это не сотки у гастеров стрелять. Тут всю жизнь можно разом изменить. Совсем. Будто другим человеком и в других обстоятельствах родиться, а о прошлой неудачной по-пытке жить — забыть к чертям… Сашке купить настоящую го-ночную трассу… Пока, конечно, рано, но через год он уже оце-нит.

Антон потянул мобильный и запиликал клавишами, наби-рая Наташкин телефон. Та не подходила гудков двадцать, потом сдалась.

— Что?— Наташ… Наташ, это я. У меня новости хорошие. Премию

дали. На повышение пойду.— Это кто там? — хозяйски влез вдруг в трубку чей-то хамо-

ватый низкий голос. — Твой бывший, что ли?Антон мгновенно озверел, вцепился добела пальцами в

руль, будто в глотку внезапно возникшего соперника, и захрипел в телефон ненавидяще:

— Какой бывший?! Какой еще бывший?! Ты кто такой? Да я тебя… Да я всех вас! Я урою тебя, гнида, понял?! Я твоей башкой в футбол играть… Ты знаешь, с кем… Наташка! Ты с ума, что ли… Офигела, что ли… Что за беспредел…

— Антон, — твердо и спокойно сказала ему жена. — Я ушла от тебя к другому. Я тебя больше не люблю. Я хочу быть с настоя-щим мужчиной. Прощай.

Совсем холодно сказала. Отрезала. И вот она-то наверняка не по живому уже резала. Там больше уже нервных окончаний не осталось, это точно, понял Антон. Вчера она еще хотела его слу-шать, еще готова была спорить, но он уснул. А сегодня уже поздно. Гангрена.

— А… Ах… А Сашка? Он же… Я же его отец! — А он тебя не будет помнить, — равнодушно отозвалась

она. — Пусть его растит настоящий мужик. Который может семью прокормить.

— Кто он? На кого ты меня?! Кто это?!.. — орал в трубку Ан-тон, а трубка ему отвечала: — Бип. Бип. Бип. Бип.

С таким — как смириться? Если думаешь, что жена уходит от тебя, потому что ты жить не умеешь, — больно. Но если зна-ешь, что уходит она к кому-то другому, когда понимаешь, что тебя с кем-то сравнили и сам себя с этой сволочью сравнить можешь — вот это нестерпимо.

Нашла, сучка, себе какого-нибудь бизнесмена. Олигарха какого-нибудь нераскулаченного… Сына торгашом воспитает…

Голова гудела, воздуха не хватало, в лобовом стекле вме-сто дорожной ситуации показывали сцены расправы капитана с неверной женой и ее хахалем. Гудели вокруг машины, злясь на Антона за неповоротливость, и он несколько раз откручивал вниз ручку и орал в амбразуру непотребщину и вроде даже выставлял наружу табельный «макаров»…

Доехал до дома.И поворачивая уже мимо паутины перекрестка, в центре


которой обычно сидел жирный гаишник, Антон вдруг переклю-чился. Увидел нечто удивительное.

Из бело-голубой «десятки» ДПС с запотевшими стеклами вылезала, отряхиваясь, стройная девушка. Подошла к водитель-скому окну, нагнулась, поцеловала гаишника в его мерзкую харю. На рабочем месте то есть.

Прямо тут шлюх снимаем, вот так вот внаглую прямо. Бра-во, сказал гаишнику Антон. Брависсимо. Девушка распрямилась, повернулась к Антону…

Наташа.Антон вывалился на улицу, прямо во втором ряду бросил

машину, рванулся наперекор потоку к «десятке», выволок гаиш-ника наружу и стал месить ему лицо кулаками.

Наташка плакала, пыталась оторвать его, но без толку. Ког-да Антон сам устал, отвалился, как надувшийся кровью комар, вытер ссаженные руки о белый капот, Наташка подошла к нему и влепила пощечину. Потом села на землю, обняла избитого гаиш-ника и посмотрела Антону в глаза.

— Ненавижу тебя. Ничтожество. Ничего больше не мо-жешь. Сына больше никогда не увидишь.

Завыли поблизости сирены. Антон заплакал.

Из КПЗ его достали. — Мы своих не бросаем, — сказал в трубке голос Кирилла

Петровича. А Сашку будет растить этот жирный паук, этот взяточник,

ворюга красномордый… Чему учить будет? Как чужих жен драть? Как «Газели» доить?

— Чьих это «своих»? — беззвучно спросил Антон. Он сразу же погнал по свободной просыпающейся Москве

прямо на Петровку. Взлетел по лестнице, ногой распахнул запер-тую дверь в кабинет Кирилла Петровича и швырнул на стол пах-нущий серой конверт. Хозяина в такое время на месте не бывало. Вместо него за столом заседал наброшенный на спинку офисного стула полковничий китель.

Написать сразу заявление по собственному желанию? «Прошу уволить… Не желаю иметь ничего общего с этой органи-зацией, с вами лично, с этой системой, с этими порядками, с этой страной, с этим временем…»

Черта с два.Он выдвинул ящик стола, смел нападавшие за это время

листы докладов, отчетов… Вот она, папочка. Не успел сжечь. Ан-тон сгреб ее, пошарил в ящике еще и приобщил к делу какие-то математические выкладки Честнокова.

Отдал пустому месту в погонах честь, мимо удивленных дежурных вышел на улицу, сел в свинцовую от тяжелой москов-ской пыли «девятку», задраил люки и девятимиллиметровой вы-стрелил из ствола Петровки в цель.

Через двадцать минут запиликал гимном «Следствия ве-дут знатоки» мобильный. Полковник. «Если кто-то кое-где у нас

порой…» — хрипло напел Антон вместе с аппаратом и принял вызов.

— Ты что делаешь? — зашипел в трубке Честноков. — Ты понимаешь, что ты делаешь?

— Так точно, товарищ полковник, — облизав сухие губы, отчеканил Антон.

— Дело закрыто… Ты отстранен… Уволен… — Честно жить не хочет… — напел Антон.— Ты с винта слетел?! — страшно, как лагерная овчарка,

взревел Честноков.— Значит, снова нам идти в незримый бой, — сказал ему

Антон.— Мы тебя в порошок… В грязь… — бился на цепи полков-

ник.— Это вы отстранены от дела, — ровно произнес Антон. —

Расследование продолжается. Он отсоединил батарейку — чтобы не запеленговали, за-

гнал машину во дворы, сложил документы в пакет, проверил магазин «макарова», заглянул в свой бумажник, тоскливый, как детский дом в Хабаровске, и двинулся к метро.

Проездной на десять поездок, семьсот шестьдесят два ру-бля и восемь патронов. Для того, чтобы довести это дело до конца, ему хватит.

Через одну поездку и пятьдесят рублей в распоряжении Антона оказался генерал, приехавший на объект с очередной проверкой и опрометчиво решивший отлить на Москву с глухого пятидеся-того этажа.

Через две поездки и тридцать восемь рублей — депутат, ко-торый курировал помимо стройки века еще и уютный бордель на Китай-городе.

Еще через три поездки и сто пять рублей — человек из мэ-рии, человек из министерства и женщина из Роспотребнадзора.

...А Сашку будет растить этот жир-ный паук, этот взяточник, ворюга красномордый… Чему учить будет? Как чужих жен драть?...


Еще одна поездка — тут удалось сэкономить — и чиновник из ФМС пополнил коллекцию.

Оставался только Кирилл Петрович, которого Антон после изучения документов переквалифицировал из свидетелей в об-виняемые. За ним пришлось поохотиться, затаившись в засаде у элитного дома. Сто тридцать девять рублей. Три поездки. Трудная добыча.

Антон стащил мешок с головы последнего из семи подсуди-мых. Кирилл Петрович уставился на него ошалело, испуганно, лупая свинячьими глазками на ярком свету. Пожилой плейбой в запонках с генеральскими звездами и очкастый заморыш с депутатским флажком на лацкане задергались, замычали. Дру-гие двое мужчин в стильных серых тройках и с галстуками во рту, с темными разводами на брюках просто вздрогнули. Тол-стозадая тетка советского образца потянула к Антону связан-ные скотчем руки. Ладони у нее были большие, пухлые, а паль-цы — совсем короткие, мясистые, отчего кисти напоминали экскаваторные ковши. Человек с интеллигентной внешностью, но в форме Федеральной миграционной службы, отрешенно глядел в пол.

— Ну вот, теперь вся ячейка тут, — удовлетворенно прого-ворил Антон. — Вы обвиняетесь в… в коррупции. Во взяточниче-стве. В сокрытии улик и предоставлении протекции преступно-му бизнесу. В продажности вы обвиняетесь…

— Это безумие… — прошептал полковник.

— Доказательства все собраны, — Антон разложил содер-жимое папки на семь стопочек перед своими пленниками — каж-дому свое.

— Что тебе надо? — захрипел Кирилл Петрович.— Чтобы по-честному все, — Антон присел на корточки,

вытащил из-за пояса «макаров», дернул затвор, щелкнул предо-хранителем. — Кто что может заявить в свое оправдание?

Человек с генеральскими запонками тревожно загудел. Антон подошел к нему и вытащил тряпку у него изо рта.

— Это самосуд!— А что мне остается? Это у нас, может, единственный

справедливый суд, — устало отозвался Антон. — Да вы не волнуй-тесь. Все правильно будет. У меня тут восемь пуль. Всем высшая мера. Вам за взятки по одной, как в Китае, ну и мне последнюю, за превышение.

— Зачем тебе?.. — мотая головой, сипло спросил седой.— Мой вклад в борьбу с коррупцией, — серьезно ответил Ан-

тон. — Чтобы хоть одно такое дело в этой стране до конца довести…— Ты же ничего не изменишь… — пробормотал полков-

ник. — Так назначено судьбой для нас с тобой… — пропел Ан-

тон и приставил ствол ко лбу седого франта.— Постой… Постой… У нас есть деньги… Много… Мы тебе…Антон склонил голову вбок, задумчиво всматриваясь в

ползущие по лицу седого капли пота. Потом вдруг отнял «мака-ров» от его трясущейся головы.


— Скажи… Скажи, сколько надо… Миллион… Десять… — заторопился человек с генеральскими запонками, почувствовав слабину.

Антон отмахнулся от него пистолетом.— Чуть не забыл! — сказал он. — Хотел же спросить… Куда

вам столько?— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросил седой.— Двести сорок миллиардов долларов — только за про-

шлый год! Что вы с ними будете делать? Мировой заговор финан-сировать? Францию купить хотите? В Антарктике подо льдом го-рода строите?

Воцарилась вдруг странная, ватная тишина. Перестали жа-лобно постанывать денди с галстуками во рту, унялась женщина-экскаватор, переглянулись испуганно меж собой полковник с ге-нералом. И у Антона появилось необъяснимое чувство, что все его подозрения были не напрасны, что он случайно прикоснулся к какой-то заветной тайне, страшной тайне, древней и опасной.

Генерал помолчал, потом сплюнул решительно.— Какого черта… Все равно ты стреляться собрался. Слу-

шай, пацан. Мы не люди. Антон моргнул и сунул пистолет в карман.— Столетия назад из-за ошибки навигации наша флоти-

лия оказалась заброшена в этот медвежий угол Галактики, — за-говорил седой генерал. — Мы совершили экстренную посадку на вашей планете. Все космические корабли вышли из строя. В то время земной уровень технологии не позволял нам починить наши суда. Но мы начали собирать ресурсы… И сейчас, когда наука и техника на Земле наконец достигли нужного уровня раз-вития, наш план спасения вступил в решающую стадию. Деньги, о которых ты говоришь, собираются для финансирования ре-монтных работ. Нам остался последний рывок… И мы сможем покинуть вашу планету.

Все остальные подсудимые безмолвно пялились на генера-ла с искренним изумлением — ровно так же, как и Антон.

— Кто — мы? — только и смог произнести тот.— Мы те, кто вами управляет и командует, — ответил се-

дой.— Он врет, — зачем-то сказал Честноков. — Не верь ему. Их

же специально учат…— Нет! Это он лжет! — всхрапнул генерал. — Выгоражива-

ет нас… — Ты спятил! — завизжал Честноков. — Какое право —

ты!..— Заткнитесь все! Тихо! — взревел Антон.Он подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу.

Посмотрел сверху на облака, и вдруг ему очень захотелось по ним пройтись.

Антон повернулся к подсудимым. Присел перед генера-лом.

— Наверное, врешь. Но вдруг есть шанс, крошечный, ми-кроскопический шанс, что это действительно так? Что ты правду говоришь? Один шанс из двухсот сорока миллиардов? Что тогда?..

Он полез в оттопыренный «макаровым» карман. Генерал зажмурился.Но вместо пистолета Антон вытянул из брюк бумажник. — У меня только четыреста тридцать рублей осталось, —

почти виновато вздохнул он. — Возьмите. На благое дело. — Да что вы! — опешил генерал. — Не стоит…— Ты не понимаешь, — Антон потряс тяжелой головой. —

У меня нет права. Это же… Это же вековая мечта! Да на моем месте любой бы… Любой русский человек последние штаны бы снял и отдал… Это же такое… Ведь если есть хоть один шанс, хоть один из двухсот сорока миллиардов, что вы нас наконец в покое остави-те… Я не имею права на ошибку!

Антон нагнулся и перерезал скотч на запястьях генерала, потом перешел к остальным чиновникам — обалдевшим, не ве-рящим в спасение.

— Мы, конечно, не люди, но чтобы вот так вот, чтобы по-следние деньги отбирать… — галантно произнес генерал, рас-совывая мятые купюры по карманам.

— Берите! — твердо сказал Антон. — Я знаю, что это мало. Но вдруг мои деньги помогут приблизить этот день хоть на секун-ду… Берите. Берите и бывайте с миром!

Он двинулся к лестничной клетке, и обугленная душа его оживала, расцветала. У него все еще оставалась одна поездка — куда угодно, хоть на край света.


Площадь Красная видна

дети

на

крас

ной

площ

ади.

19

68. k

eyst

one

feat

ures

/get

ty im

ages


пам

ятни

к м

иниу

и п

ожар

ском

у у

глав

ного

вхо

да в

вер

хние

тор

говы

е ря

ды. к

онец

xix

век

а. и

з со

бран

ия э

.в. г

отье

-дю

фай

е


прие

зжий

на

крас

ной

площ

ади.

30.0

4.1

98

4. в

лади

мир

сок

олае

в/ф

отос

оюз

...Она никогда не выпадала из поля зрения.

С нею связано все лучше, что с нами было

и будет: победа, любовь, Первомай.

Впервые Красная площадь попала в фото-

объектив 150 лет назад, когда короновали

Александра II. В «Ночь музеев», с 15 на 16 мая,

с этих пожелтевших кадров начнется

в Историческом музее выставка

«Красная площадь в объективе —

от Романовых до Медведева». Всего около 100

фотографий. Читатели «РП» могут увидеть не-

сколько работ с грядущей выставки на месяц

раньше всех. И снова пережить все лучшее...


мы

тье

мав

золе

я ле

нина

к п

разд

нику

. 198

8. в

лади

мир

сок

олае

в/ф

отос

оюз


билл

кли

нтон

во

врем

я ви

зита

в м

оскв

у. 1

994. d

iana

wal

ker/

time

life

pict

ures

/get

ty im

ages


пион

ерск

ий п

арад

на

крас

ной

площ

ади.

1937.

ива

н ш

агин

/фот

осою

з


фот

огра

ф н

а съ

емке

на

крас

ной

площ

ади.

1935. и

ван

шаг

ин/ф

отос

оюз


пара

д на

кра

сной

пло

щад

и. в

елос

ипед

исты

. 1925. а

ркад

ий ш

айхе

т/ф

отос

оюз


духо

вой

орке

стр

на к

расн

ой п

лощ

ади.

1926. б

орис

игн

атов

ич/ф

отос

оюз


воен

ный

пара

д на

кра

сной

пло

щад

и. 1

94

0. м

арк

мар

ков-г

ринб

ерг/

фот

осою

з


праз

дник

1 м

ая. 1

982. ю

рий

абра

моч

кин/

риа

ново

сти


mac

r rib

oud.

19

60. m

agnu

mph

otos

/age

ncy.

phot

ogra

pher

.ru


вож

атая

пио

нерс

кой

коло

нны

. 193

8. а

нато

лий

егор

ов/ф

отос

оюз


жен

ский

бат

аль

он с

мер

ти н

а кр

асно

й пл

ощад

и. 1

917

. фот

осою

з


деву

шки

-физ

куль

турн

ицы

на

крас

ной

площ

ади.

1924. а

ркад

ий ш

айхе

т/ф

отос

оюз

русский пионер №2(14). апрель–май 2010 108ивер

ская

час

овня

у в

оскр

есен

ских

вор

от. 1

90

0-е

год

ы. к

арл

фиш

ер/

част

ное

собр

ание


физ

куль

турн

ый

пара

д на

кра

сной

пло

щад

и. 1

94

0. а

нато

лий

егор

ов/ф

отос

оюз


крас

ная

площ

адь.

оче

редь

в м

авзо

лей

лени

на. 1

94

6. а

лекс

андр

уст

инов

/фот

осою

з

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

111

Урок мужества. ИспытанИе кровью. Урок географии. каппа-пИтта

бИзнесмена коварского. Худо-дорого.


текст:николайфохтфото:тимофейизотов

Бессменный наставник мужества Николай Фохт расширяет тематику своих

уроков и на личном опыте доказывает,что мужество можно проявить

не только в потасовкеили на олимпийских стартах,

но и в такой неумолимой сфере, как наследственность.

Что делать, если вдруг уже в зрелые годы поступит информация, что ты всю жизнь принимал себя не за того, кем был и есть

на самом деле? Может случиться с каждым, мужайтесь.


Легко биться с внешним вра-гом. А с внутренним

тяжело. Невыносимо. Бьешь внутреннего врага, изводишь его, выводишь на чи-стую воду, а оглянешься после схватки — ущерб получил ты сам. И больно, и пусто. Это действительно сложно — победить в себе врага, чужака, затаившегося над сердцем, под ложечкой. Вот тут пригодит-ся истинное мужество и стойкость. Но самое главное в данном случае — быть готовым. Знать, что это может случиться и с тобой. Поэтому решился поделиться опытом: трудным, некрасивым, но ре-зультативным.

Я решил написать, как я чуть не стал евреем, как я этого сначала испугал-ся, потом смирился, потом пожалел, что не стал.

Однажды я получил письмо из ФСБ. Врать не стану, я первый им напи-сал. Я хотел узнать правду о своей родной бабушке, которую посадили в конце, как положено, тридцатых — больше о ее судь-бе ничего не было известно. Знал я, что она полька, из Вильнюса — вот практиче-ски и все. Отца воспитали соседи, о род-ной матери он никогда не рассказывал. То есть вообще никогда. Все эти семейные перипетии доложила мне мама уже после его смерти. Ну а я тоже не особо спешил, но однажды решил выяснить. И написал куда положено. Кто положено ответил.

С замиранием сердца распечатал конверт. Содержание конверта было тре-вожным. Нет, по сути ответ положитель-ный: мол, приходите к нам, ознакомьтесь с делом. Но, во-первых, в письмо была вложена вырезка из какого-то спортив-ного журнала с фрагментом футбольного календаря испанской Примеры на одной стороне и куском интервью с Владими-ром Перетуриным на другой. Листочек был похож на шифровку, я пытался вник-нуть. Секретности мессиджу добавляло то, что письмо было послано на загадоч-ную улицу Дыбсико, хотя я последнее время живу на Дыбенко. Хорошо, что на самом конверте этот адрес был написан от руки и почтальон не вдавался и вы-брал наиболее похожую улицу из уже имеющихся.

В тексте письма говорилось, что в архиве ФСБ имеется дело Евгении (Зиновии) Антоновны Зубелевич и я могу с ним ознакомиться в любое время.

Оказывается, бабушку звали Зи-новия… Вот оно как. Внутренне я встре-пенулся. Изо всех известных Зиновий я вспомнил Зиновия Высоковского и, разумеется, Гердта. Ну и Зиновьева, не хоккеиста, а революционера. Все эти люди были евреями, за исключением хоккеиста, дай ему бог здоровья. То есть, другими словами, если быть чест-ным перед самим собой, моя бабушка по крови с большой вероятностью еврейка.

Первое, о чем я подумал: как ска-зать маме?

Я никогда не был антисемитом… я думаю. Но я рос в советское время, когда еврейский вопрос стоял остро, быть евреем считалось почему-то непочетным. Ну, то есть «еврей» было социальной, поведенческой характеристикой с явно негативной коннотацией. «Он еврей» — и это многое объясняло.

Мне нравилось цепляться за не-мецкую версию своего происхождения, я допускал даже армянский след. А тут такое…

Лет тридцать я выжигал наследие большевизма, но, видать, не выжег. Веро-ятность стать евреем меня всполошила. Я назначил встречу.

Ольга замечательная женщина: красивая, мудрая, опытная, русская. Я хотел, чтобы она свежим глазом по-смотрела на меня, оценила сложившуюся ситуацию.

Безусловно, я первым делом налил ей ее любимого испанского красного. Пока она пила первый бокал, изложил суть своего дела и характер моих тревог. Ольга поставила бокал и внимательно на меня посмотрела.

— Да нет, ты не еврей. Я евреев, слава богу… Нет в тебе ничего еврей-ского.

— Это как?— Как… Евреи они, во-первых,

любят деньги.— Я тоже не прочь…


— Они любят, и они их имеют. И они их умеют иметь.

Ольга подливала себе уже сама. Я ел ее фирменного окуня по-польски, запивал «Байкалом».

— Ты мужчина, конечно, не ни-щий, но и, как бы это сказать…. Не еврей в этом смысле, конечно. Потом, евреи очень умные.

— А я что, не умный, что ли?— Я же сказала: очень умные. Ну и,

конечно, это самое… Евреи очень актив-ные, неутомимые в сексе. И все время об этом думают. А так как они очень умные, подумав, делают правильные выводы.

Ольга повлажневшими от вина, на-верное, глазами взглянула на меня.

— А я что? Ну, в этом-то, ну…— Ну, ну… Баранки гну. Не еврей.

Я вообще не понимаю этого национа-лизма, что ли… Мне евреи нравятся. И немцы. И американцы. Я вьетнамцев не люблю… Но ведь это совсем другое, правда?

Быть вьетнамцем я совсем не го-тов, а вот превращение в еврея станови-лось даже привлекательным. Оля допила уже свою наливку из черной смородины и предложила посмотреть телевизор. Я согласился.

Вечером, дня через три, вышел по скайпу на друга детства. Так и так, говорю, старик, с большой вероятностью я еврей.

— Ну и что? — пробубнил Толян.— Ну как, помнишь, тогда в За-

речном… Ты орал, что во всем виноваты евреи. Ты аргументированно орал, эмо-ционально, заразительно.

— Я же надрался.— И я надрался. Но я тебя под-

держивал. Я даже отбил первый натиск евреев. Откуда они в таком количестве в сибирском городе Заречный?

— Там ученый городок. — Ну а наутро мы обсуждали… ну

и я поддержал тебя во всем.— В чем? — даже скайп передал

тревожную интонацию Толяна.— Ну вообще, жиды, там… Тебя

потом из института за ту драку выперли. И за антисемитизм в том числе. Ты не

любишь евреев, а я, получается, еврей. Я первый, получается, должен был дви-нуть тебя в рыло.

— Так чего не двинул?— То-то и оно… Куда мне с таким

прошлым… В евреи-то.— Да ладно, старик, рассосется еще.Что рассосется, я не успел спро-

сить: «Стрим» упал безвозвратно. Да и не хотелось продолжать разговор.

Мудрее всех оказалась мама. Когда я ей сказал про Зиновию, мама рас-смеялась. Что ты смеешься, мама? Да ты смешной, говорит, делать тебе, что ли, не-чего? Еврей — не еврей, как маленький. Разве это главное. Ты узнай, что с ней случилось. А с остальным разберешься, ты сильный.

Накануне архива я и решил разобраться. Прислушался — искал в себе еврея. Маловато нашел. С мате-матикой в школе было плохо, в бизнесе не преуспел, на площадь не выходил, путешествовать не очень люблю, плохой музыкальный слух. И, самое главное, мне никогда не нравились еврейки. Меня к ним не тянуло никогда. А ведь кровь должна что-то подсказывать, нашепты-вать? Да и еврейки от меня не в восторге. Был даже драматический случай. В обще-житии Литературного института. Нас туда с дружком привел поэт Модрис. Ну, мы поговорили о литературе часов пять, а потом меня увела с собой прозаик с ча-рующим именем Гана. Все шло на удивле-ние гладко — до неожиданного вопроса Ганы: « А ты еврей?» Я, как сейчас помню, добродушно, как мог, улыбнулся и отве-тил: «Нет, я не еврей». «Тогда у нас ничего не получится», — сообщила Гана и резко прервала. Не поступают так с евреями.

С другой стороны, я уже готовился к еврейству. Мне нравилось уже, что в Из-раиль не надо визы (хотя мне не хотелось в Израиль, ну что тут поделаешь). Может, обрезание? Мне, кстати, предлагали сделать обрезание, уролог один. Но по своим урологическим показаниям, а не по религиозным. Он сам даже не еврей был, кореец.

Да, я был готов к еврейству. Я уже видел себя таким новоиспеченным евреем, перешагнувшим через латентный анти-семитизм и вышедшим к братьям с ин-новационными идеями. Я был бы евреем нового образца, как биометрический загранпаспорт — современный, облегчаю-щий жизнь. Я бы нашел место скопления евреев, дождался хорошей погоды и вышел бы к ним. И обратился бы с короткой речью:

— Евреи! Всю предыдущую неев-рейскую жизнь я относился к евреям как

...Да, я был готов к еврейству. Я уже ви-дел себя таким ново-испеченным евреем, перешагнувшим через латентный антисеми-тизм и вышедшим к братьям с инновацион-ными идеями...


к чужим. Но теперь я свой и могу гово-рить открыто, без опаски. Евреи, я думаю, с одной стороны, нам надо простить всех неевреев, которые плохо о нас думали, а с другой стороны, нам надо стать по-меньше евреями. Евреи, давайте рассла-бимся. С иронией будем относиться к на-падкам. Кто старое помянет, тому глаз вон. Фигурально говоря, без насилия. Простим их, станем спокойно обсуждать ситуацию на Ближнем Востоке, поймем, что не у одних евреев был холокост, что не только евреев бросали в тюрьмы и не продвигали по службе. А и поляков, тад-жиков, эстонцев, даже немцев с русски-ми. Евреи, не будьте мнительны, будьте объективны.

В таком духе. Правда, это не имело уже большого значения. В моих руках дело бабушки. Девушка, которая пахнет то ли детским мылом, то ли детским кремом, инструктирует, как правильно пользоваться секретными материалами. Я вижу иной мир, другие имена, чужие фамилии, среди которых, конечно, вы-деляется фамилия Нидбалла, фамилия человека, из-за которого бабушку и поса-дили. Выясняется также, что сама бабуш-ка была агентом НКВД. А так не еврейка она, полька, не из Вильнюса, правда, а из Мстибова.

Ну и чего я так боялся, что она еврейка?

Дальше уже история личная, обще-ственного звучания не имеющая.

История с Зиновией меня закали-ла. Мне даже не стыдно, что я шуганулся возможного еврейства — такой я стал крепкий. Читать нотации, что не имеет значения, кто ты по крови, тоже не со-бираюсь — потому что имеет значение. Надо просто это принимать, как бы тебя ни трясло, ни корежило, сколько бы дней ни длился твой запой. И нельзя бояться сказать еврею, что он еврей, а еврейке, что ты русский — даже если после не будет секса. Короче говоря, надо быть сильным, намного сильнее, чем до этого. Намного.

…Я все честно рассказал маме. Она сказала: хорошо, что ты все это узнал, молодец сын. Но не рассмеялась.

Повторим урокВсегда знать историю своей семьи и не тянуть с этим тридцать лет.

Быть готовым, что ты окажешься ев-реем (таджиком, китайцем, грузином, украинцем).

Когда угроза смены национальности нависнет реально, поговорить с умной и доброй женщиной за бутылкой крас-ного сухого (крепленого не добавлять, перебор).

Все рассказать маме.Расслабиться и ждать, кем вы окаже-тесь на самом деле.Радоваться, что стали намного сильнее.


текст:николайковарскийфото:тимофейизотов


Время от времени, а иногда и чаще, отечественные бизнесмены

куда-то исчезают, а возвращаются оттуда помолодевшие, повеселевшие, поздоровевшие. И вот сейчас, впервые

в истории, будет раскрыта тайна загадочного исчезновения. Крупный (по всем параметрам) отечественный

бизнесмен Николай Коварский в особо подробной форме расскажет о том, каким чудовищным испытаниям приходится подвергаться, чтобы

с высоко поднятой головой соответствовать вызовам времени

и коварствам судьбы.


Поездить по Индии я решил,

с одной стороны, как-то сразу, с дру-гой — долго пытался на это путешествие решиться.

Нельзя сказать, что Индия привле-кала меня с туристических позиций — некоторое время назад я бывал там по работе, в основном в крупных городах, и от страны был не в восторге. Странная она, эта Индия.

В последние годы все отчетливее стал внутри меня слышаться внутренний голос.

«Николай, — гнусавил этот вну-тренний «я», — ну посмотри на себя. Тебе уже сорок с очень даже большим, и чего, Николай, ты достиг в жизни? Где те рощи деревьев, что ты посадил, Николай? Где те дома, что ты построил? Где, наконец, полки с товарами или лавки с услугами, что ты произвел? Нет ничего! Только рых-лое твое тело, Николай, и такая же душа! Надо что-то делать, Николай!»

Надо сказать, свою лепту вноси-ли и окружающие — добрые и близкие люди.

Один мой хороший товарищ, известный промышленник, чуть ли не год уговаривал меня. «Съезди в Индию, Коля, — говорил мне он. — Я тебе под-скажу места. Ты поверь — ничего плохого с тобой не будет, будет только хорошее. Это шанс поменяться». И говорил он все убедительнее, и все сильнее пел мне внутренний «я». И решился я наконец поехать осенью на длительный срок, месяца на два, отрешиться от всех забот, посмотреть внутрь себя, оглядеться, а заодно и полечить пресловутые тело и душу.

Место, которое мне посоветовал мой товарищ, называется Ананда — нахо-дится оно на севере Индии, в предгорьях Гималаев.

Я залез в интернет, написал им письмо: так, мол, и так, тело ломит, душа болит — что делать? И они прислали ответ: ждем вас на ваши два месяца, все поправим, не переживайте!

Примерно за три недели до на-меченного отъезда встретил я еще одного

своего старого товарища, который сказал: «Ананда? Ха! Ну, это курорт ваще! Вот я знаю местечко… На юге, называется Калари… У меня там товарищ был, гово-рит — чисто концлагерь, выдержать не-возможно, но здоровья дают нереально!» Хм, подумал я, опять залез в интернет, нашел там клинику под названием Kalari Kovilakom, восхитился их предложения-ми, немедленно с ними связался. Пере-кроил поездку и решил отправиться на месяц в этот самый Калари, а потом еще на месяц в Ананду.

Сказано — сделано. Все детали согласованы, билеты заказаны, можно ехать.

Забегая вперед, расскажу, куда же я все-таки направился. Оба места — аюрведические клиники. Аюрведа — вкратце — это система традиционной

индийской медицины, базирующаяся на довольно метафизических представлени-ях: пять стихий, семь телесных элемен-тов и три энергии — доши, каппа, питта и ватта. Все это между собой интенсивно взаимодействует и в идеально здоровом человеке сбалансировано.

У людей неидеально здоровых отдельные части этой замечательной структуры нарушают баланс, и, собствен-но, аюрведическая медицина занима-ется тем, что эти дисбалансы устраняет посредством всяких чумовых процедур и сомнительного вкуса и цвета снадобий, в основном растительного происхожде-ния.

Про аюрведу написаны триллио-ны книг, желающие могут все это без труда найти, воспользовавшись любым поисковиком или Википедией.

Аюрведа, средство телесного кон-троля, тесно соприкасается с йогой и тан-трой, отвечающими, соответственно, за дух и мысль. Поэтому в аюрведических клиниках весьма заметное место отво-дится йогоупражнениям и медитации.

Итак, в середине сентября я сел в самолет и отправился в клинику Кала-ри Ковилаком, место, где, как мы пом-ним, делают настоящую аюрведу.

Находится эта клиника в штате Керала на юге Индии. Керала — относи-тельно богатый и продвинутый штат. Там долгое время находятся у власти местные коммунисты, существует достаточно развитая система социальной помощи и энфорсмент более или менее имуще-ственного равенства, поэтому обычная индийская нищета там слегка причесана. В Керале самый высокий уровень гра-мотности населения среди индийских провинций.

Сама клиника находится в центре штата, лететь из Москвы туда удобнее всего через Эмираты до города Кочин, древнего индийского поселения, долгое время бывшего оплотом еврейской ин-дийской диаспоры. Сегодня это один из самых быстрорастущих в Индии пор-товых городов.

Я не стал искать легких путей, поэтому полетел «Аэрофлотом» прямо

...«Вот я знаю местеч-ко… У меня там това-рищ был, говорит — чисто концлагерь, выдержать невозмож-но, но здоровья дают нереально!» ...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


в Дели, а оттуда местной индийской авиа-линией до Кочина.

Выйдя из терминала, я сразу окунулся в привычный делийский смог —странную смесь из воздуха, продуктов горения угля и автомобильных выхло-пов, причем воздуха в этой смеси явно меньше остальных компонентов. Про-тиснулся сквозь толпу грязноватых и уме-ренно доброжелательных индусов — так-систов, носильщиков.

Двое из них быстро нашли со мной общий язык и взялись довезти меня до терминала местных авиалиний.

Погрузив баулы в туктук — мест-ную помесь мопеда с пассажирской «Га-зелью», я отправился из международного терминала в местный, для чего, кажется, нам потребовалось проехать километров сто, не меньше. В дороге водитель сказал, что стоимость проезда от терминала до терминала высока — восемьдесят амери-канских долларов. А то, подумал я, такие расстояния. К несчастью для шофера, единственные бумажные деньги, кото-рые у меня с собой были, — это пятьсот российских рублей, которые я ему и вру-чил с не совсем чистой совестью, заметив туманно, что это где-то так и есть и что это точно лучше, чем ничего, поскольку все равно у меня больше ничего нет.

Индия — одно из последних мест на земле, где можно почувствовать себя властелином пусть маленькой, но вселен-ной, и для этого не надо предавать маму или запихивать кого-нибудь в мартен.

За очень умеренные деньги на вас накидывается большое количество людей, которые несут вас и ваш багаж, то есть заботятся.

Носили меня от дверей до стойки регистрации, затем в VIP, а оттуда прямо в самолет, чего я вообще никогда нигде не видел — в автобусе, везущем пассажи-ров по летному полю к самолету, почти у каждого свой носильщик.

Похоже, правда, я несколько пере-борщил с чаевыми, потому что на каждой самолетной остановке — а в Индии мно-гие самолеты летают как автобусы (наш, к примеру, сделал две посадки по пути к конечному пункту) — в салон забегали

точно такие же носильщики, которые вручали мне бутылку воды и спрашива-ли, не надо ли чего куда поносить.

К вечеру того же дня я приземлил-ся в Кочине, сел в поджидавший меня автомобиль и потрясся навстречу своему аюрведическому счастью — часа четыре по совершенно индийской дороге.

Насколько в Индии хаотичное движение на земле, настолько оно хоро-шо организовано в воздухе. В индийском воздушном пространстве оперирует не-сколько местных авиакомпаний. Я летал двумя — Kingfisher и Jet Airways. У обеих прекрасный парк довольно новых само-летов, «Боинги» и «Эйрбасы», — чисто, удобно, прекрасные сиденья. Красивые ухоженные стюардессы приветливы и внимательны. Все по расписанию, удоб-ные аэровокзалы и лаунжи.

Пилоты вроде справляются со своей задачей, хотя ежели что не так, то можно до конца и не успеть в этом разобраться…

А вот на земле… По сильно раз-битым узким дорогам движутся разно-калиберные повозки, изредка разбав-ляемые слонами и волами. Скорости не очень большие, но движение совершенно хаотичное. Никаких местных гаишни-ков я не видел ни разу, тем не менее весь этот хаос, если приглядеться, довольно управляем самими участниками движе-ния. Все транспортные средства здесь непрерывно гудят. В отличие от нашего дорожного гудения, которое зачастую связано с выражением водителем край-ней степени ненависти к окружающим, здесь это обязательный жест, обозначаю-щий на извилистой дороге транспортное средство — мол, осторожно, я еду. Или — я иду на обгон в вообще неположенном месте, но мне очень надо. Или — я еду по встречной, но иначе мне сегодня никак.

И участники движения относятся ко всему этому толерантно и безмятеж-но — тормозят, пропускают, получается чисто австрийская экономическая школа в действии: сами все регулируем. Лежа-щие по кюветам разбитые автомобили я пару раз видел, но аварий — ни разу.

Справедливости ради надо от-метить, что за те пять лет, что я здесь не был, дорожное строительство разверну-лось с какой-то непостижимой для Индии скоростью. Везде внушительные орды тех же грязноватых людей почти руками де-лают впечатляющего вида современные автомобильные дороги — многоуровне-вые, многорядные.

Так вот по жаре, по дороге, вью-щейся между пальмовых лесов и план-таций риса, я и доехал до города Кол-ленгоде, что в предгорьях Аннамалая, и до огромных железных ворот клиники Калари.

Они гостеприимно распахнулись, впустили меня — и закрылись на три недели.

При входе гостя встречает не-большой коллектив врачей. Отбирают обувь — на территории клиники нельзя ходить в кожаной обуви, а нужно ходить

...Индия — одно из по-следних мест на земле, где можно почувство-вать себя властели-ном пусть маленькой, но вселенной...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


в выдаваемых каждому гостю плетеных сандалиях.

Выдают три пижамы — в цивиль-ной одежде ходить тоже запрещено.

Нельзя курить и употреблять ал-коголь. Запрещено проносить на терри-торию мясо — недели через две пребыва-ния в этом месте к такому запрету я стал относиться бунтарски.

Кроме того, ограничено исполь-зование мобильных телефонов — ими можно пользоваться только в номере — и компьютеров. Впрочем, особенности развития индийской инфраструктуры и так налагают на эти ограничения свои ограничения: интернет периодически пропадал, телефонная связь почти от-сутствовала, кроме того, несколько раз в день отключалось электричество.

Здание клиники — бывший дворец племянницы местного раджи, женщины, не чуждой искусств и, видимо, наук. Постройки конца девятнадцатого века. Все дышит историей, красивейшие интерьеры, библиотека. Сама клиника входит в местную сеть гостиниц с меди-цинским профилем CGI Earth.

Гости размещаются по комнатам дворца, просторным, но довольно спар-танским. В номерах есть все удобства. Пожалуй, только кондиционеры вызыва-ют нарекания — дуют невпопад, не туда, нежные гости-европейцы постоянно подвержены риску простудиться. Всего клиника может одновременно принять до тридцати гостей. Минимальный курс лечения — четырнадцать дней, макси-мальный — двадцать восемь.

Территория клиники — видимо, также исторически сохранившаяся, — примерно три гектара, обнесенные бетонным забором с колючей прово-локой поверх. Окна в номерах закрыты толстенными стальными прутьями, как в литературных темницах. Так я и не понял — против внешних врагов мы обороняемся или это от происков гостей. Ходят легенды, что охрана пресекала попытки отчаянных курильщиков из па-циентов вступить в переговоры о покуп-ке контрабандных сигарет с местными жителями…

Кроме основного здания и двух особнячков, в которых располагаются гости, на территории есть буддийская часовня, здание собственно клиники, два здания для занятий йогой, пруд с разно-калиберными рыбами и гимнастический зал для персонала.

Мои пажи занесли вещи в но-мер, закрылась за мной тяжелая, на вид тысячелетняя дверь — и остался я до-жидаться следующего утра, когда все и начинается.

Как и ожидалось, клиника Калари Ковилаком — действительно маленький концентрационный лагерь для странных людей, желающих немного поиздеваться над собой и готовых заплатить за это не-малые деньги.

Мне в какой-то момент вообще показалось, что клинику эту открыли с целью отомстить англичанам (англича-нами можно числить всех мало-мальски похожих на европейцев людей) за годы унижений при колонизаторстве.

Жизнь на то время, что вы попада-ете сюда, становится длинной, монотон-

ной и упорядоченной. Подъем на утрен-ние занятия йогой — чуть позже четырех утра. Если вы не ответили на звонок теле-фона, в дверь вашего номера осторожно постучат. Если вы упорствуете, вас мягко, но настойчиво будут трепать за плечо — теоретически комнаты закрываются на старинного вида замки, но это как-то не принято. Впрочем, в четыре утра начина-ется служба в буддийском храме: звоны, песнопения и шум в любом случае не дадут поспать.

В общем, волей-неволей, спотыка-ясь в сумерках под песнопения из часов-ни, народ собирается на утреннюю йогу.

Пациенты клиники — в основ-ном, как я уже сказал, европейцы. Всего во время моего курса лечения там было примерно двадцать пять человек, люди приезжали и уезжали.

Двое швейцарцев, пара из Герма-нии, девушка-инвестбанкир из Латвии, наши соотечественники — три заме-чательные семейные пары из Нижнего Новгорода, прекрасные муж и жена из Москвы. Вообще, несмотря на некоторую странность самого места, люди там подо-брались хорошие — спокойные, за сорок, граждане, состоятельные, с устоявшимся жизненным укладом.

Несколько слов об обслуживаю-щем персонале — он состоит из менед-жмента клиники, врачей и процедурных работников, поваров, охраны и большого отряда лиц неопределенного пола и воз-раста, ухаживающих за территорией.

После йоги, отдохнув, народ со-бирается на завтрак — кому он показан. В Калари в главном корпусе есть весьма своеобразный ресторан. Это веранда, на которой в два ряда вдоль прохода стоят лавки и деревянные столы. За ними по двое сидят постояльцы, по проходу движется человек с квазикадилом, из которого несется приторный дым — от летающих и ползающих насекомых, ко-торых вокруг в избытке, и всех их весьма привлекают местные жители — видимо, из чисто аюрведических соображений.

Впрочем, сначала я расскажу о врачебных процедурах — они начина-ются сразу после завтрака, но, поскольку

...Мои пажи занесли вещи в номер, закры-лась за мной тяжелая, на вид тысячелетняя дверь — и остался я до-жидаться следующего утра...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


я здесь первый день, иду сперва на прием к аюрведическому врачу.

Врач себе и врач — белый халат, из кармана торчит стетоскоп. Врач меряет пульс, давление, измеряет вес пациента… Задает разнообразные вопросы о про-шлой жизни, болезнях, семье и прочих частностях, о которых не всегда и упом-нишь.

По результатам собеседования ставится диагноз. Врач поднял глаза к потолку и сказал что-то вроде: «У вас питта-ватта, но каппа у вас понижена, а питта повышена, поэтому вы сейчас каппа-питта. Поэтому будем вас очищать, потом лечить».

Процесс описан мною сильно поверхностно — на самом деле, аюрведи-ческие врачи учатся по восемь лет, есть продуманная система их подготовки и сертификации, во время осмотра врач оценивает пациента по многим параме-трам одновременно, но… для неофита, к тому же всецело преданного современ-ной медицине, все это выглядело при-мерно так.

Так я приступил к панчакарме, одному из базовых процессов аюрведиче-ского лечения — освобождению организ-ма от шлаков и токсинов. Надо сказать, что процессов этих в аюрведе много и среди них есть такие экзотические, как изгнание духов — что-то вроде нашей психиатрии, видимо, с карательным уклоном. Так что будем считать, что мне еще сильно повезло с этапами изучения предмета.

Тем же утром мне назначили курс насыщения организма топленым маслом, или, как его здесь называют, ги. Мест-ные работники покупают свежее молоко у крестьян, сбивают его в масло, масло вытапливают, добавляя при этом различ-ные растительные компоненты. Кстати, практически все лекарственные растения посажены на участке клиники — так, на-пример, назначенный мне в один из дней сок алоэ был очень быстро приготовлен поваром из срезанных стеблей этого рас-тения, росших прямо под кухней.

Получившуюся темную вязкую жидкость наливают в стакан и, прочитав,

вознеся к небесам глаза, некий сакраль-ный текст, дают ее выпить. Начальная доза — двадцать пять граммов, насыще-ние организма длится от пяти до восьми дней, при этом доза постепенно повыша-ется, доходя до стакана.

Я, как человек крупный, пил это месиво девять дней. Наверное, это не самое отвратительное вещество, которое я употреблял в своей жизни, но одно из них, это точно. На девятый день, стуча по клавишам моего ноута, я вдруг обнару-жил, что оставляю на них следы жира. Посмотрел на руки — они все в масле! По-шел к доктору, который сказал, что я уже полностью пропитался и готов к очище-нию. После чего я получил порцию особо неприятной настойки, от которой… Ну, в общем, чистился день у себя в номере. Вышел из этой процедуры совершенно очищенный. Совершенно.

За эти девять дней, в которые мне не позволялось заниматься какой-либо активностью, питание было сильно ограничено (честно говоря, аппетита после масла не было никакого). За это время я со всеми перезнакомился и по-лучил полное представление о рас-

порядке дня и о том, что здесь вообще происходит.

День с утра до вечера расписан — йога, дыхательные упражнения, завтрак-обед-ужин, процедуры панчакармы, опять йога, кормление рыб, вечерний концерт или лекция.

Из всего этого ряда необычным является кормление рыб. Местный пруд кишит довольно приличного размера рыбами, которые примерно в пять часов вечера каждый день сплываются к кром-ке пруда, на которой стоят пациенты. Медсестра раздает пациентам блюдца, на которых лежит вареный рис. Ваша за-дача — широким жестом сеятеля кормить этим рисом рыб и иногда набегающих в угрожающих количествах бурундуко-вых белок. Это обычные наши белки, только с полосками на спине.

Смысл этого упражнения я понял где-то на второй неделе. Про еду я расска-жу отдельно, но в данном случае важно понимать, что аюрведическая еда — это такая вещь, от которой не мил белый

...Ваша задача — широ-ким жестом сеятеля кормить этим рисом рыб и иногда набегаю-щих в угрожающих ко-личествах бурундуко-вых белок...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


свет где-то дней через десять. Дней через двадцать ее становится невозможно есть — всю. Как можно так поиздеваться над, в общем, тривиальными и простыми продуктами, изрезать их в эту кашицу и приправить местными специями, по-сле чего хочется больше никогда за едой не приходить — я совершенно понять не могу. Поэтому простой вареный рис стал с какого-то момента весьма желанным объектом. С которым, тем не менее, надо расстаться и поделиться с бессловесным существом, которое тебе ничего взамен не сделает. Такая вот аюрведическая практика! У меня родилось несколько замечательных идей — от ловли рыбы но-чью простынями и последующей жарки ее в кухне ресторана ночью же до поимки с той же целью птиц, которые, привлечен-ные этим транжирством, весело ныряли за рыбами, — но одобрения я не заслу-жил. Более того, мне кажется, местные считали такие предложения оскорби-тельными и неуместными.

Пациенты, думаю, про себя одо-бряли, но персонала боялись: ворота-то закрыты, неизвестно, как оно потом будет…

Вечерами к нам приезжала с кон-цертами местная самодеятельность — несколько коллективов, состоящих из усталых музыкантов с европейскими и индийскими инструментами, умудряв-шихся извлекать из тех и других фанта-стически неприемлемые ноты; странных мужчин, рядившихся весьма умело под трансвеститов, и групп девочек в тяже-лых местных одеждах, с головы до ног увешанных тоннами украшений (у меня всегда возникал вопрос, сделали ли они уроки).

От концертов было трудно от-казаться, и если первые пять дней это, в общем, можно было смотреть — экзо-тика, то-сё, то ко второй декаде я твердо причислил местную музыку к еще одной особо изощренной форме испытаний европейского духа.

О еде. Еда в Калари — это не собственно еда, дают мало и дают вся-кую мерзость. Еда — это место и время сплочения коллектива, возможность

вспомнить ту жизнь, как оно было там, на гражданке… Разговоры за столами поневоле все время сворачивали на еду. Напоминаю — в этом месте существует запрет на все виды животного белка. Еду приносят на металлических подносах, на которых стоят две-три металлические ми-сочки с чем-нибудь. Это «что-нибудь» — рис, особо цинично заправленный чем-нибудь зеленым, отчего и обычный рис потом долго не лезет в рот; различные овощи, до неузнаваемости переработан-ные умелым аюрведическим поваром; особым счастливцам — лепешка; и чай, как правило, имбирный — обычные чаи и тем более кофе аюрведа не жалует. Вся еда делается индивидуально для каждого пациента по назначению врача и меняет-ся день ото дня. Что, впрочем, не делает ее менее омерзительной.

Разговоры на «русской» половине стола обычно начинались с воспоми-наний о московских ресторанах («А вы представляете себе, в «Гудмане» можно было просто так, вот просто так съесть кусок мяса на кило!» — «Да что вы!») По-том шли рассказы о том, кто что может приготовить в печи или на гриле — за-канчивалось это все какими-то прямо динозаврами на вертелах. Швейцарцы разок порадовали неплохим описанием

ресторана с фондю — у слушателей вы-ступили слезы, при том что до вечернего концерта было еще далеко.

Также ресторан сплачивал против персонала — люди отстаивали свое право на добавки с жаром, достойным борьбы за свободу.

О лечении. Кроме докторов в кли-нике работает совершенно удивительная группа юношей и девушек. Их можно было бы назвать массажистами, но круг их обязанностей значительно шире.

Все «массажисты» — мастера древ-него боевого индийского искусства кера-ла, из которого впоследствии получились китайские и японские единоборства. Во всяком случае, последователи кералы так считают. Каждый день эти довольно жилистые юноши и девушки под пред-водительством мастеров тренируются с четырех утра до семи в своем зале на территории клиники. Тренировки звер-ские — от захватов и болевых приемов до боев на мечах и шпагах.

Мой «массажист», один из лидеров этого движения, рассказывал мне, что их собирали по всей Индии и смысл их на-хождения здесь в том, что они, прекрасно зная на ощупь тело человека — мышцы, связки, сухожилия, болевые точки, способны делать очень качественное


лечение. А тренировки — для того, чтобы зарядиться с утра пораньше целебной энергией, а потом отдавать ее нам.

Не знаю как там с энергией, а вот массажей и издевательств такого уровня над моим телом с прекрасным знанием анатомии и фантастической цепкостью пальцев — такого я в своей жизни не встречал никогда.

Процедуры панчакармы так или иначе связаны с маслом. Вас массируют со всех сторон — очень жестко — иногда по-рошком из трав, иногда горячим маслом.

Практикуется водяная баня со спе-циальным раствором после массажа — вас сажают в специальный шкаф, а туда подают пар.

Процедуры занимают один-два часа в день. За стандартный трехнедель-

ный курс лечения, как правило, пациент проходит через пять-шесть видов про-цедур. Среди особо циничных отмечу лежание в ванне с горячим маслом, когда еще сверху вас поливают горячим мас-лом, а при этом кто-то довольно болезнен-но хватает вас за разные места — ничего унизительнее в своей жизни давно не испытывал. Увернуться невозможно, все время куда-то скользишь. Время от време-ни бойцы стиля керала спрашивают, не больно ли, и, когда кричишь им: «Больно, больно!» — они еще прибавляют темпа.

Практикуется поливание масла на голову. Есть целебные ванны из цветов.

Самая интересная процедура, по крайней мере, на мой взгляд, — это целеб-ная клизма из масла. По большому моему счастью, этой замечательной вехи в жизни мне чудом удалось избежать — я заболел.

Надо сказать, что Керала — место довольно жаркое, даже не в сезон дождей, к зиме, температура стояла плюс 34–36 градусов, время от времени шел стеной ливень — в общем, жара, духота, влаж-ность. Силы довольно быстро падают, по-чему врачи и просят особо не заниматься физкультурой. Падает и иммунитет.

В общем, где-то в конце второй недели у меня поднялась температура

до сорока и вышли из строя вообще все системы — от носоглотки до живота.

Я, честно говоря, в своей жиз-ни так, наверное, никогда не болел и, признаюсь, начал изучать возможные пути эвакуации куда-нибудь в менее аюрведические места на медицинском самолете, например в Израиль. Но при-шел аюрведический доктор, посмотрел, сказал: «Хм… В вас вашла бацилла! Иммунитет-то упал, батенька! А у нас тут бацилл, сами понимаете, — одна на другой сидит и третьей погоняет!» И дал мне какого-то зловещего темного меду. Отменив йогу и животворящую масля-ную клизму, отчего мне немедленно стало лучше.

Надо признать, что большая часть систем организма пришла в норму с этого меда довольно быстро — дня за два. Именно это заставляет меня не отвергать аюрведические практики с порога.

Живот, правда, так и не прошел, поэтому оставшиеся десять дней я не ел ничего вообще, кроме фруктов, а ресто-ран вынужден был обходить с подветрен-ной стороны, настолько оттуда неперено-симо пахло специями. Продолжение читайте в следующем номере

«Русского пионера».

...Признаюсь, начал из-учать возможные пути эвакуации куда-нибудь в менее аюрведические места на медицинском самолете...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

127

Отличница. Не обмани. Ксения собчаК о тех, кого она не простит. Правофланго-вая. Случай из жизни президента Грузии. Тина КанделаКи про свое родное. Пионервожатая. Nihilum.

анна ниКолаева про ничего. Буфетчица. Цават анэм. МаргариТа сиМоньян по-своему. Горнист.

Под флагом «Сантори». МарК гарбер о том, почему надо пить. Внеклассное чтение. Языки Нимро-

довой башни. Проза владислава оТрошенКо. Табель. Отдел писем. Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов.


текст:ксениясобчакфото:александрсаватюгин

Я никогда не забуду то

солнечное утро, когда ты мне первый

раз соврала. Это был выходной, ты долго

высыпалась, а потом стала наводить

порядок в нашей маленькой уютной

квартирке. Я бегала рядышком, наблюдая,

как красиво и быстро ты все это дела-

ешь. Я, косолопя свои маленькие ножки,

осторожно зашла в спальню в тот самый

момент, когда ты уже поменяла белье

в моей маленькой кроватке и сняла белье

с вашей большой. Я помню ярко-голубой

матрац с каким-то причудливым золотым

узором. И в центре матраца два больших

темно-красных пятна крови. Белье тоже

было перепачкано, ты выглядела ужасно

расстроенной, а я в свои четыре года

вообще пришла в ужас. «Мамочка, откуда

это кровь на матраце?» — спросила я.

Кровь до этого я видела, когда в деревне

у бабушки разодрала коленку, она выступа-

ла тогда ровными полосками сквозь как бы

побелевшую и ссадненную от удара кожу.

Ее было очень мало, мне тут же прилепили

на коленку подорожник, и страшно совсем

не было. А тут крови было много, пятно

выглядело крайне зловеще, и оторваться

от него не было никакой возможности.

«А это, Ксюшенька, ты вот маму вчера рас-

строила, ужин не доела, у мамы и пошла

кровь». Я минуту ошарашенно стояла,

глядя на быстрые движения маминых рук,

собиравших белье в один большой кулек.

А потом тихо ушла в папин кабинет и долго-

долго плакала и клялась себе, что больше

никогда-никогда не расстрою маму, потому

что кровь — это значит, что мама умирает

и маме очень плохо. О том, что даже

у мамы бывают критические дни, я узнала

уже в школе много лет спустя.

Я никогда не прощу тебе того, что ты не

подарил мне собаку. Ты обещал мне ее на

десять лет. Вы с мамой ужасно не хотели

заводить животных, у вас и так хлопот хва-

тало. А мне ужасно хотелось не ждать вас

одной дома, а иметь друга. Я мечтала иметь

собаку. Эрдельтерьера. Ты пообещал мне

подарить его, когда мне было восемь, два

года я упорно ждала, ни разу не напоминая,

будучи абсолютно уверенной, что о такой

важной вещи забыть совершенно невоз-

можно. Я ждала, очень хорошо училась

и представляла, как мы будем жить с моим

эрдельтерьером после моего десятилетия.

И вот оно наступило. Собаку ты мне не

подарил. А я и не напомнила. И ничего не

ответила на вопрос: «Почему ты загрусти-

ла?» Я вообще ничего не сказала. Просто

я больше с тех пор не хотела иметь собаку.

Я никогда не прощу тебе той ночи, когда

я узнала, что ты мне изменяешь, когда, так

и не дождавшись твоего звонка, я быстро

оделась и в каком-то мучительном ознобе,

Телеведущая Ксения Собчак, начав писать в «РП», прогрессирует от номера к номеру не только в умении складывать слова, но и в искренности, с которой это делает. Осторожно: это не колонка. Это оголенный электрический провод.

Неподражаемо лжет жизнь:

Сверх ожидания, сверх лжи...

Но по дрожанию всех жил

Можешь узнать: жизнь!

МаринаЦветаева

orlo

va


ничего не говоря маме, вся в слезах вы-

бежала из дома и долго-долго шла. Было

лето, но я все равно куталась в какой-то

балахон, судорожно перебирая варианты,

почему же ты мне так и не позвонил. Это

время с одиннадцати вечера без твоего

звонка было самым мучительным в моей

жизни. Зеленый телефон на клетчатом

диване, родители в соседней комнате и ты,

такой взрослый, такой любимый, где-то там

в ночном городе. Я шла и шла, на часах

было два ночи, и я знала, что еще час —

и я приду к тебе. Я прошла набережную

Мойки, прошла половину Невского про-

спекта и свернула на Фонтанку. Маленькая

угрюмая девочка-подросток семнадцати

лет смотрелась странно в домашнем

спортивном костюме и с беспрерывно

В разновкусовом коктейле под названием «жизнь» все смешано так, что отличить вкус лжи практически невозможно. Так, легкая горчинка в общем вкусовом букете


текущими по щекам слезами в этой мутной

и равнодушной ночи. Я пришла к твоему

дому где-то ближе к четырем. Долго мялась

у двери в темном подъезде, а потом позво-

нила. Тишина. Нет, вот какое-то движение,

щелкает свет, и шаги в коридоре — на

секунду я уже верю, что сейчас увижу тебя.

А больше мне, собственно, ничего и не

надо. Просто страстная, болезненная необ-

ходимость знать, что ты рядом, что ты пом-

нишь обо мне, что ты есть. Дверь открыва-

ет твоя мама. Мне стыдно. Она недовольна,

но все равно проводит меня в комнату

и смотрит на меня такими глазами… Даже

не знаю, когда после на меня еще смотре-

ли с такой искренней жалостью, сочувстви-

ем и беспомощностью. «Звони родителям

и ложись спать», — сказала она мне, дала

валерьянки и плед и уложила на диване. Ты

пришел только под утро и что-то долго бор-

мотал про неотложную встречу с другом,

про то, что телефон сел и про то, что у тебя

какие-то невероятные были проблемы. И я,

конечно же, верила каждому твоему слову.

И не могло быть иначе. Только спустя много

лет в Москве я случайно оказалась в одной

компании с красивой брюнеткой-моделью.

Она вкусно курила сигареты и много улы-

балась. «А ты знаешь, у нас ведь с тобой

много общего» — сказала она тоном,

которым собираются сообщить тот факт,

что мы коллекционируем марки одного года

выпуска. «Короче, помнишь Н… из Питера?

Прикинь, он с тобой и со мной где-то полго-

да одновременно встречался. Заливал мне,

что не может тебя бросить, потому что ты

дочка мэра, ну и все такое». Говорила она

все это вполне дружелюбно, как будто рас-

сказывала анекдот про Чапаева, но мне

почему-то сразу захотелось схватить ее си-

гару и затушить ей прямо об сердце. Даже

спустя столько лет было больно. Больно за

свои ощущения тогда, которые, оказывает-

ся, были абсолютной иллюзией. Теперь мои

воспоминания всегда будут измазаны этой

историей. Это как если бы дворовый кот

нагадил на твои неповторимые школьные

фотографии.

Я никогда не прощу тебе того, что такие

трогательные, такие романтичные письма

ты писал не мне одной. Я прожила с тобой

счастливых три года в полном ощущении,

что ни одна женщина на земле не по-

лучала таких пылких, таких пронзительных

признаний в любви. Они были полны неж-

ности, юмора, романтики. Но главное —

как ты умел описать облака или серое

московское унылое небо, не умел никто,

и это то дорогое, то (ненавижу это слово)

«эксклюзивное», что, казалось, есть только

у нас с тобой. А потом по наводке знако-

мой маникюрши я нашла тебя в каком-то

дрянном интернет-сервисе. Долго не могла

поверить в то, что человек с нелепым про-

звищем «Быстрый» и с уменьшенным до

тридцати четырех лет возрастом — это ты.

Это как узнать, что твоя сорокачетырех-

летняя благообразная домработница, кото-

рая печет тебе пирожки и держит на себе

все хозяйство, по ночам проституирует на

Ленинградке. Но это был ты. Я узнала тебя

по описаниям молочных сосен и «стально-

го, как твои глаза, и строгого, как первый

учитель, московского неба». Наверное,

твою измену я пережила бы легче, чем

бессмысленное шушуканье с отвратитель-

но дешевыми телками из интернета. Долго

глядя в глаза уже незнакомого мне тебя,

я продолжала спрашивать: «Ты ничего не

хочешь мне рассказать?» Ты не хотел. До

последнего.

Я никогда не прощу твоих обещаний.

Солнечного утра в кафе, кольца, надетого

на палец, и обещания любить меня вечно

и сделать самым счастливым человеком

на свете. Мечты о свадьбе на маленьком

острове, мечты о нас. Не прощу ощуще-

ния, что наконец-таки я нашла то, что

искала, что путь закончен, что судьба

решена, что все теперь будет иначе. Что

ты и есть тот самый единственный, о кото-

ром мечтать так банально, но невозмож-

но жить, если не мечтать. А потом долгие

месяцы молчания, неловкие разговоры,

смятое расставание и глупые оправда-

ния невозможности решиться на что-то

важное в тот единственный момент, когда

нужно решиться. В моей жизни было три

предложения выйти замуж, но не прощу

я только твое. Потому что не люблю пу-

стых обещаний. И теперь помимо собаки

еще и замуж не хочу. Такой уж я человек.

Я никогда не прощу… А впрочем, что за

пафос? Никогда не прощу... Я все прощу.

Я уже простила. Потому что вся наша жизнь

проходит во лжи. Мы с детства врем сами,

и врут нам. Ложь окутывает нас, вплетается

в нас, становится нашим естеством, нашим

воздухом, нашей кровью. В разновкусо-

вом коктейле под названием «жизнь» все

смешано так, что отличить вкус лжи прак-

тически невозможно. Так, легкая горчинка

в общем вкусовом букете. Ложь может

подстерегать нас на каждом углу. И то, что

казалось таким искренним, таким светлым,

может сразу стать уродливым и безоб-

разным. Может, лучше умереть в матрице

лжи, чем жрать перловку с Киану Ривзом

на мрачном космическом корабле? Может,

лучше прожить жизнь счастливо и умереть

на руках любимой, чем узнать, что она всю

жизнь изменяла тебе с садовником? Не

знаю. Мне кажется, ложь других надо полю-

бить так же, как свою собственную. И тогда

ложь мало-помалу превратится в единствен-

ную существующую для тебя правду.

Крови было много, пятно выглядело крайне зловеще, и оторваться от него не было никакой возможности


текст:тинаканделакирисунки:ингааксенова

Эта история про то, как мы

иногда боимся перешагнуть через наши

слабости. А что скажут окружающие?

А что подумают? Каждый может хотя бы

раз в жизни остановить своего дракона,

если его узнает и не испугается.

Ширин лениво жевала низкокалорийные

чипсы и без всякого интереса осматри-

вала свой гардероб. Сегодня вечером

в Доме кино у ее друга планировалась

премьера. Надеть ровным счетом было

нечего.

Кто вообще придумал, что одежду надо

носить многократно до тех пор, пока она

не выйдет из моды, а проще говоря, не со-

старится. Эти правила прекрасны для тех

женщин, которые одеждой прикрывают

свою некрасоту. Какая разница, как часто

меняется юбка, прикрывающая кривые

ноги. Или кому какая разница, какая

кофта прикрывает обвисшую грудь. Это

интересно только обладательницам этих

недостатков, чтобы получше замуроваться

в одежду и поменьше расстраиваться.

А красивая женщина дает одежде шанс

почувствовать на себе мужское вожделе-

ние в полной мере. А оно, как вы знаете,

очень капризно. Поэтому абсолютно не

хочется, будучи красивой женщиной, рас-

страивать себя дважды надетым платьем,

но приходится, хотя и неприятно. Ширин

решительно протянула руку к красному

платью «Оскар де ла Рента», выгулянному

месяц назад на Московский кинофести-

валь. В Москве, будучи незамужней в трид-

цать пять, начинаешь изменять собствен-

ным принципам на каждом шагу. Хотя

Ширин, в свои тридцать пять, была редкой

девушкой в столице, которая без своего

пластического хирурга по-прежнему сры-

вала восторженные взгляды окружающих.

Она была не просто красивой. Она была

вязкой. Просто красивые девушки радуют

глаз, на них можно обернуться, можно

даже запариться и телефон узнать. Но

это все легко, весело и без последствий.

А вязкие девушки — это когда достаточ-

но один раз глаза в глаза, и все. Потом

умирать будешь, а этот взгляд наверняка

вспомнится.

Ширин была такая с детства. Южная

кровь, прижившаяся в Москве и по-

тихоньку начавшая принимать в себя

северные потоки, всегда на выходе дает

крайне привлекательный с генетической

точки зрения результат. Шелковистая

кожа пшеничного цвета, густые черные

волосы и два бермудских треугольника

глаз были у Ширин от азербайджанской

родни. А от отца, Максима Станиславови-

ча, у нее были ноги, которые восточным

женщинам абсолютно несвойственны.

Весь этот человеческий материал,

собранный воедино, давал взрывной

эффект.

Чего только стоили летние поездки в Баку.

По праву московской гостьи Ширин могла

разгуливать в коротких шортиках сколько

угодно. Соседский мальчик Азиз Курба-

История о восточной красавице Ширин, которую расскажет Тина Канделаки, поначалу вовсе не предвещает кровавых страстей и убийственных коллизий, но читатель должен быть готов к низвержению в триллер и к неутешительному открытию: да, красота – это страшная сила, но в первую очередь по отношению к самой обладательнице этой красоты.

серж

гол

овач


нов в эти дни переживал свою личную

сексуальную революцию, понимая, что под

такие шортики даже честному пионеру

хочется заглянуть. Понимала это и Ширин,

предварительно в подъезде подтягивая эти

шортики чуть ли не до подмышек.

Она вообще рано поняла, что она кра-

сивая и ее все должны любить. Она вос-

принимала восхищение окружающих как

нечто должное, ни минуты не думая о том,

что кто-то может ее за эту же красоту

невзлюбить или обидеть. На востоке как:

красивая — значит, всегда счастливая,

потому что обязательно выйдет замуж за

богатого и все будет хорошо.

Первые проблески характера стали форми-

роваться у Ширин в девятом классе, когда

родители отправили ее в Баку не на лето,

как обычно, а на весь учебный год. Мак-

сим Станиславович, будучи действующим

резидентом, был отправлен на Мальту,

и мама Нигяр решила, что Ширин в Баку

будет лучше, чем на Мальте. Азербайд-

жанская родня с удовольствием приняла

девочку в свои жаркие объятья, надеясь

в ее лице вернуть сбежавшую с Максимом

Станиславовичем предательницу Нигяр.

Нет, он, конечно, оказался порядочным,

женился и принимал в Москве всю

многочисленную родню круглогодично, но

порода у него все-таки была не та. Не было

ни усов, ни живота, ничего, что делало

мужчину настоящим. Худосочная моль —

вот кто он был на самом деле, когда Нигяр

не слышала.

Совсем другой была ее старшая сестра

Фарида, вышедшая замуж за Магомед-

расула. В семье тети Ширин хотя бы могла

есть по-человечески и начать отличать

нормальных мужчин от клоунов. Мама,

правда, надеялась всего лишь на режим,

не подразумевая, что девочку будут

готовить к тому, от чего она сама в свои

восемнадцать уверенно сбежала. Но

выбирать не приходилось. За три года

на Мальте можно было заработать и на

квартиру, и на машину, и даже отложить на

черный день. Так Ширин оказалась в Баку,

застряв там прочно вместо обещанного

одного года на целых три.

Нет, плохо ей явно не было. Вначале

внимания было чересчур много, но потом

все привыкли и как будто забыли, что она

из Москвы. О Москве напоминали только

шортики, которые все плотнее натягива-

лись на быстро растущие прелести, не

давая Азизу Курбанову сосредоточиться

на математике. Когда он окончательно

понял, что его возбуждение каждый раз

связано с этими шортиками, он решил от

них избавиться.

— Ширин, сними ты эти шорты. Стыдно

так порядочной девушке по улицам ходить.

— А ты чего это о моей порядочности так

печешься? Можно подумать, я не знаю,

кто в раздевалке дырку сделал, чтобы удоб-

нее было на мою непорядочность пялиться.

— Ширин, тебе уже шестнадцать, давай

наши договорятся, и мы поженимся. Толь-

ко ты шорты эти сними, пожалуйста.

— Значит, хочешь на мне жениться, чтобы

я шорты эти тебе подарила? Не надо,

я тебе их так подарю. Под подушку поло-

жишь, чтобы сны сладкие снились.

Московская шкода не давала спать

многим, в том числе и тете с дядей. Они,

как преданные родственники, мечтали

закрепить девочку дома, но московское

воспитание дало слишком глубокие корни,

чтобы порядочный бакинский парень не

предъявлял им потом претензий. Через три

года Ширин забрали домой, и все, вклю-

чая Курбанова, вздохнули с облегчением.

В Москве Ширин быстро поступила в МГУ

и так же быстро стала одной из главных

его достопримечательностей. Короткие

шорты здесь имели полное право на

существование, гарантируя их облада-

тельнице стабильные пулы поклонников.

Когда мама Нигяр поняла, что дочка не

просто готовится повторить ее путь,

а даже пытается пройти его не раз, она

позвонила сестре в Баку. Каждая восточ-

ная мама хотя бы раз в жизни хочет для

своей дочки хорошего парня из наших.

Но из наших в то время не каждый риск-

нул бы жениться на московской птичке,

которая явно планировала остаться жить

в Москве.

Звонок Нигяр застал Фариду в Тбили-

си, где она защищалась на кафедре

востоковедения.

— Ширин, тебе уже шестнадцать, давай наши договорятся, и мы поженимся. Только ты шорты эти сними, пожалуйста


— Нигяр, ну какой парень из наших захо-

чет жену, которая красива настолько, что

ее с веником даже представить невоз-

можно. Если женщину нельзя представить

с веником в руке, значит, домохозяйка из

нее не получится. А с Ширин что делать?

Для красоты в центре зала поставить? Дом

ведь не музей, Нигяр, дорогая.

— Фарида, ну зачем только среди наших

искать. Вот ты в Тбилиси. Там поищи. Грузи-

ны сумасшедшие, им понты дороже денег,

а красивая жена дороже веника.

Через неделю после этих разговоров

в Москве раздался взволнованный голос

Фариды.

— Нигяр! У моего оппонента отличный

сын. Только что из Америки приехал. Хочет

политикой заниматься, поэтому ему надо

жениться. Что? Да, богатый, у них даже

уборщица есть, так что Ширин веник

держать не придется.

За день Ширин была собрана для поездки

в Тбилиси.

— Тетя Фарида в Тбилиси, защищается,

поезжай поддержи, заодно Тбилиси

посмотришь, — приговаривала мама

Нигяр, быстро собирая дочку в дорогу. Так

Ширин за сорок восемь часов с момента

разговора мамы с тетей уже сидела рядом

с пилотами, задумчиво глядя на линию го-

ризонта и рассеянно слушая бесконечные

разговоры грузинских пилотов.

В аэропорту ее уже ждали тетя Фарида,

Нинико и Аннушка. Пока они ехали в такси,

Ширин узнала, что Нинико вышла за Зазу

еще в восьмом классе. Заза — внук зам-

преда КГБ Грузии, с семьей которого тетя

дружит еще с института. Этот самый Заза

был первым хулиганом в Тбилиси, достав-

ляя дедушке нескончаемые проблемы до

тех пор, пока не увидел Нинико. Похожая

на олененка Бэмби, она мгновенно усми-

рила этого малолетнего преступника, кото-

рый, прежде чем завязать, совершил еще

одно преступление. Но уже во имя любви,

поэтому его оправдали. На угнанном из

военной части вертолете он приземлился

на футбольное поле школы, где Нинико

училась. Образовательный процесс был

парализован, все высыпали на школь-

ный двор и смотрели, как из вертолета

сыпались розы до тех пор, пока он не при-

землился. Потом Заза вышел из вертолета

и остановился в центре футбольного поля,

дожидаясь Нинико. Даже директор школы

не стала останавливать девочку, которая

в школьной форме с урока биологии ушла

во взрослую жизнь на глазах у всего

класса. Заза официально прекратил свое

членство в уличной преступной группи-

ровке, изредка решая самые сложные

вопросы на дому. Это не мешало ему рас-

тить анашу на балконе, тратить дедушкины

деньги, под дико популярную песню Кулио

«Гангстерс парадайз» кататься по Тбилиси

на вишневой «девятке» все дни напролет.

Зато Аннушка в свои двадцать два имела

восьмилетнюю дочь Ниночку и была два

раза в Болгарии и один раз в Париже, что

любую восточную женщину заметно под-

нимает в собственных глазах.

По ходу разговора стало понятно, что тетя

явно защитилась и вроде как уже даже

и отметила, но главное празднество еще

впереди, поэтому вечером все собира-

ются у оппонента тети. То, что оппонент

проставляется в честь защиты тети, было

слегка странновато, но кто их, грузин,

поймет.

Свой первый вечер в Тбилиси Ширин

встретила в шикарной сталинской кварти-

ре оппонента. Оппонента звали Наргиза

Шалвовна. В доме у нее были все призна-

ки власти над ситуацией, обстоятельства-

ми и жизнью. Тяжелые люстры, старинные

картины, фарфоровые пласты и, наконец,

уборщица еще раз убедили тетю Фариду,

что она на верном пути. Ширин, в свою

очередь, привлек очень длинный стол.

Перед ним висело абсолютно такой же

длины старинное зеркало под наклоном,

благодаря которому все сидевшие за

столом могли рассматривать друг друга

без усилий. За столом было шесть человек.

Заза, Фарида, Нинико, Ширин, Наргиза

Шалвовна и ее сын Мишико. Ширин

мгновенно прозвала его про себя «Мокрый

рот». Бросающаяся в глаза пружинистость

и ощущение поиска могли бы сделать его

интересным, если бы не постоянная влаж-

ность рта, которая убивала всякий эротизм

при мыслях о поцелуе. Заза на правах

Ну какой парень из наших захочет жену, которая красива настолько, что ее с веником даже представить невозможно


старшего вел стол, поочередно выпивая за

Азербайджан, Грузию и их вечную дружбу.

Мишико не отставал от него. Правда, его

тосты были гораздо менее миролюбивыми.

Будучи молодым депутатом, он радовался

независимости Грузии, говоря о том, что

ее величие наступит только тогда, когда

империя рухнет.

— Мы должны стать полноправными

игроками на мировой арене, —оттачивал

на женщинах свое ораторское мастерство

Мишико.

— Без визы в Голландию будем ездить, —

мечтал о своем Заза.

Ширин быстро устала, да и комендантский

час не способствовал длительным засто-

льям. Договорились, что Мишико завтра

покажет ей Тбилиси, как только проснется,

к двенадцати.

На второй день он появился ближе к двум,

но Ширин это ничуть не расстроило. Этого

времени было достаточно, чтобы Ниночка

оценила ее розовое платье и даже приме-

рила. Правда, на упругом теле Ширин оно

смотрелось гораздо выигрышнее. Темная

кожа и розовое платье — мечта любого

мужчины. Добавьте к этому лакированный

поясок и розовые босоножки. В то время

так только кинозвезды и ходили. В Тби-

лиси шик умели ценить всегда. На улице

оборачивались все, убеждая Мишико

в том, что на красивую женщину на

Кавказе смотрят ничуть не меньше, чем

на хорошую машину. Хотя Мишико это

не волновало. Он увлеченно рассказывал

о том, какой будет Грузия через двадцать

лет: как на улицах будет много ино-

странцев, как все они тут будут жить или

подолгу гостить. Правда, места, где они

делали остановки, отнюдь не располагали

к европейскому времяпрепровождению.

Небольшие кабачки с угрюмыми мужчи-

нами, где приходилось выпивать до дна.

Когда Ширин пыталась не допить очеред-

ной стакан, Мишико вежливо настаивал

со словами: «Здесь так принято». Слава

богу, последний кабачок оказался совсем

рядом с домом Мишико.

— Зайдем ко мне чай попить, — Ширин

мгновенно согласилась в надежде пере-

вести дух и отрезветь. Дома их встретила

Наргиза Шалвовна.

— Ой, а я только с рынка, арбуз купила,

вас покормлю.

Ширин и Мишико отправились в его

комнату. Два, кресла, диван, журналь-

ный столик и магнитофон с телевизором

давали возможность говорить о политике

бесконечно. Наргиза Шалвовна внесла

обещанный арбуз, разрезанный на две

части, с арбузным ножом в сердце.

— Мишико, угощай гостью, что сидишь?

— Мама, я ее и так сегодня весь день

угощаю и делаю это с большим удоволь-

ствием. Давай, милая, сьешь арбузик, он

почки прочищает.

Как только дверь за мамой закрылась, Ми-

шико без всякого предупреждения сменил

резко тему.

— У тебя кто-то есть? — спросил он

у Ширин

Не дав ей ответить, он подсел к ней на

диван, обняв за плечо.

— А восточные девушки в Москве такие

же дремучие, как наши, или уже стали

европейками?

Мокрый рот, уверенно оказавшись у ее

уха, стремительно перешел в область

рта. Ширин даже не успела сглотнуть

арбузный сок, как большая лягушка села

ей на губы, а рука уверенно схватила

за ногу. Почему ей ни на секунду не

захотелось уступить этой мужской силе,

она поняла только потом. Во влажных

складках рта была слабость, которая эту

показную мужскую силу изничтожала.

Это как ребенок, у которого текут слюни.

Пожалеть всячески хочется, но целовать

совсем не тянет. Поэтому первое, что

хотелось крикнуть, было: «Отвали, моя

черешня!» Но рука на бедре свидетель-

ствовала о том, что этого будет недо-

статочно. Ширин резко подалась вперед

и выхватила из лежащего на журнальном

столике арбуза нож.

— Отвали, я серьезно, — неожиданно для

себя произнесла она громко и четко.

— Что ты мне сделаешь? — нож в руке

совсем не пугал Мишико.

Ширин вырвалась с дивана и медленно

стала пятиться к двери. Мишико ринулся

за ней, толчком сместив ее траекторию

и оказавшись в результате вместе с ней

у стены. Так как Ширин была им зажата

у стены, кончик ножа мягко уткнулся

в его грудь. Рубашка была расстегнута

на две верхние пуговицы, и нож опасно

натянул кожу в области грудины. Мишико

не переставал улыбаться, такой поворот

его возбуждал еще больше.

— Давай, надави на нож посильней, и ты

меня ранишь, маленькая обезьянка.

Две руки взяли ее за бедра и подняли

вверх. Рука Ширин автоматически

сжалась в локте и бессильно упала вниз.

Понимая, что сверху она опустится уже

в совсем другую историю, Ширин из по-

следних сил, сдавливая разрывающееся

сердце, отчеканила:

—Я сейчас начну орать так, что не только

тебя перед матерью опозорю, но и всю

вашу семью ославлю перед соседями.

Блеск в глазах Мишико погас настолько

быстро, что Ширин даже не поверила

тому, что произошло потом. Он отсел на

кресло, бурча оскорбленно, что она сама

не поняла, что упустила. Так же бурча, он

проводил ее до Зазы с Ниночкой и, так

же бурча, попрощался. Все оставшееся

время она его не видела. Тетя ей вопро-

сов не задавала, хотя под самый конец

не сдержалась и, поджав губы, все-таки

посоветовала ей быть менее развязной.

Ширин даже не пыталась противоречить,

быстро поняв причину тетиной холодно-

сти на протяжении последних дней.

— Да, не сдержалась, уж очень захотелось

такого парня поцеловать. Извинись за

меня, если посчитаешь нужным.

Потом, в Москве, она мыслями воз-

вращалась в ту комнату и долго думала,

а надо ли было все-таки закричать.

О судьбе Мишико она долгие годы не

слышала, пока не увидела его в новостях

в толпе дерущихся в парламенте людей.

Это был все тот же парень с мокрым

ртом и лихорадочным блеском в глазах.

Он кричал о том, чтобы ни в коем случае

не проливали кровь, хотя, как известно,

он ее совсем не боялся. Ширин его тоже

уже не боялась, потому что ей было

тридцать пять, она была не замужем, на-

верняка не прочь была закрутить роман

с приличным мужчиной, но мокрые губы

ей по-прежнему не нравились, даже если

они принадлежат президенту.


текст:аннаниколаевафото:натальявороницына

Больше всего, я заметила,

люди любят страшные истории. Когда

я вижу растерянное невнимание и за-

висшую вилку в воздухе, где-то между

мыслями о его (или ее) работе и сооб-

ражениями на личный счет, я часто

прибегаю к этой нехитрой, но удачной

уловке: хотите, расскажу вам одну очень

страшную историю? Беззвучно соглаша-

ется, вцепившись в мою шею глазами и

позабыв о тикающих бомбочках своих

неугомонных проблем под затылком.

Я не знаю, почему так любят страшные

истории даже те, кто не любит страш-

ные фильмы. Это связано с какими-то

детскими остроконечными переживани-

ями? Или конвертация подсознательной

интерпретации в метафоризированную

релаксацию? Чушь какая-то…Я просто

хочу рассказать одну очень страшную

историю.

Я выросла в подзабытой не то чтобы до

конца и не то чтобы богом, но все-таки

обиженной от рождения деревне, где

не было ничего, но кто-то еще оставал-

ся. Как у всех «детей кукурузы», у нас в

деревне был Пастух. Имени его никто

не знал, откуда он появился тем более,

денег ему никто не платил, да их ни у

кого и не было. Но он все равно продол-

жал каждое утро собирать коров, весь

день пас их, а ночью исчезал.

Из описательного я могу сказать о

нем лишь, как он выглядел. У него не

было лица. То есть оно было, но я его

не помню совсем. И не потому, что оно

было неприметным (говорят, у него даже

были усы), и не потому, что мне было

мало лет… Такие лица лишены любого

признака восклицательности, эмоцио-

нального трепета или ностальгического

затмения. Это я понимаю сейчас.

Пастух всегда носил резиновый плащ,

под которым больше ничего не было.

Такая изюмина гардероба почти никого

не смущала: по большому счету, плащ

был застегнут на железные петли, а

шипованные ступни и пустотелые ребра

за душу никого не брали. Ходил он ши-

роким шагом, никогда не насвистывал и

смотрел под землю. Кто его звал оттуда

или туда, он не рассказывал. Он никогда

ни с кем не разговаривал.

Люди, стремящиеся быть незаметными,

не могут оставаться незамеченными.

История Пастуха имела три или четыре

кавер-версии, сотканных из пряностей

неусыпного бдения деревенских старух.

Согласно базовой версии, Пастух поте-

рял всю семью где-то на Урале (померли

они от тифа), другая история гласила,

что семью он не просто так потерял, а

перерезал и вот теперь скрывается без

роду, без имени.

Считалось, что Пастух скоро умрет. Этот

мнение было настолько авторитетным

и устоявшимся, что даже никому не

принадлежало, а вот диагноз вызывал

остросюжетные споры. Я даже помню

Не только бессменная пионервожатая «РП», но и главред сайта Ruspioner.ru Анна Николаева приоткроет доселе скрытую страницу своей биографии вовсе не затем, чтобы расслабленно предаться мемуаристике, а для доказательства, что любой, даже самый второстепенный персонаж нашей жизни может сыграть в ней важную роль, если к нему отнестись правильно. С вниманием.

эрик

а бе

ккер


Перебирая в руках цепочку за ниточкой,

бусинку за бисером, слово за словом, я

узнала, что у Пастуха есть родная сестра

и живет она на Урале. Я раздобыла ее те-

лефон и позвонила. Мы долго разговари-

вали. Она рассказывала про своих детей,

про новый холодильник, про местную

власть, да мало ли о чем могут говорить

две, особенно незнакомые, женщины.

Обо всем, на самом деле. Но я готовилась

к главному и спросила наотмашь: «Что

за трагедия сыграла злую шутку с вашим

братом? Что с ним случилось в жизни?»

Вы знаете, что она мне ответила?

Вы даже не представляете, что она от-

ветила мне.

Она ответила: «Ничего». С ним, оказы-

вается, ничего не случилось, он просто

жил, жил и дожил…

Это «ничего» оглушило меня так, как

если бы я, например, узнала, что он по-

слан нам Марсом или Плутоном, да чем

угодно…

Каждый из нас несет в себе это «ниче-

го», долго ли, коротко ли, осознанно или

тайно, но каждый день и в определен-

ном направлении. Вы знаете — в каком.

Но мы не просто приютили у себя это

«ничего», мы хитро пользуемся им, при-

берегая эмоции на потом и отмахиваясь

усталостью. Мы застраховали себя по

всем степеням свободы и заплатили

за это (какое несчастье) огромные

лавэ (простите за слово, незаслуженно

отправлено на покой). Мы стерилизу-

ем трагедии и тщательно отряхиваем

перхоть бытия, чтобы, не дай бог, не

чихнуть по дороге на работу. И, черт

возьми, как у нас это хорошо получает-

ся. Никаких проблем, только таблетка

грандаксина, или что вы там пьете на

ночь.

Но оказывается, в жизни есть кое-что

пострашнее трагедии — это то самое

«ничего». И не дай нам бог ту трагедию,

которая позволит узнать об этом.

знатную ссору Зои Ивановны и Галины

Степановны, Одна доказывала другой,

что Пастух болен туберкулезом, а другая

кричала во весь опор, то есть на всю

улицу, что у него обыкновенный цирроз

печени, а не какой-то там туберкулез.

В прошлом году я, как обычно, приехала

домой и по привычке спросила у мамы

про Пастуха. «Да как всегда…» — бро-

сила мама в сторону нашей маленькой

степи, и я действительно увидела его

где-то там далеко волочащим свой

обесточенный плащ беспощадными

дорогами измен и поражений. Он был

жив. Тогда мне нестерпимо захотелось

узнать настоящую историю Пастуха,

но я понимала, что спросить было не

у кого, так как все знали те истории,

которые знала и я сама. Но мне не

нужны были простые истории, я хотела

знать правду. То, что после правды мне

придется страдать, меня не пугало. Как

говорится, не привыкать.

але

ксан

др г

ринб

ерг/

фот

осою

з


текст:маргаритасимноньянрисунок:сандрафедорина

Что можно сказать в защи-

ту хаша? Ничего. Это блюдо жирное, тяже-

лое и калорийное. И очень мужское. Одна

не очень красивая легенда гласит, что

хаш не переносит три вещи. Во-первых,

коньяк, потому что только водка, честная

и беспощадная, как джигит, идущий

в атаку, сочетается с хашем — блюдом, не

терпящим компромиссов. Во-вторых, хаш

не любит тосты, потому что пока джигит

скажет все, что он имеет сказать про свою

Родину, своих родителей, своих друзей, их

родителей и родителей их родителей, хаш

остынет к такой-то бабушке. И, наконец,

хаш не переваривает женщин. Потому что

от женщины не должно нести чесноком.

На случай, если джигиту после хаша

и водки приспичит немедленно продол-

жать свой род.

У нас с хашем это взаимно — я тоже его

не перевариваю.

Никогда в жизни я его не ела и не буду

есть. В детстве меня пытались откармли-

вать хашем, чтобы я перестала наконец

раз в год ломать руки. Считается, что хаш

укрепляет кости. Меня это не удивляет:

у людей, способных есть это, крепким

должно быть все — и кости, и пищевод,

и желудок. А нервная система так вообще

должна быть титановой.

Помню, как-то лет в семь я неудачно упала

на физкультуре и стала просить, чтоб

меня не водили в тот день в музыкальную

школу на фортепьяно, а сводили вместо

этого в травмпункт на рентген. Три дня

я ныла: «Мамочка, папочка, у меня ручки

болят, кажется, я их опять сломала». Но

так как ребенок был хроническим ныти-

ком, взрослые отвечали: «У тебя вечно

что-то болит. До свадьбы заживет. Иди

играй гаммы!»

Когда на четвертый день меня все-таки от-

везли в травмпункт (знаете, бывают такие

дети, которых проще куда-нибудь отвезти,

чем объяснить, почему им туда не надо) —

выяснилось, что у меня над запястьями

сломаны все кости на обеих руках.

Мама тут же сварила хаш. Но не смог-

ла заставить меня его даже понюхать.

Я сказала, что сразу умру, и в этот раз мне

поверили. После истории с травмпунктом

родители, которых загрызла совесть, стали

верить в серьезность любых намерений

моего организма. Ну а вдруг и правда

умру? Про переломы ведь тоже думали,

что преувеличиваю.

Честно, я не понимаю, как можно есть

этот желтенький жирненький жиденький

ужас. Недоношенный холодец, недобитый

студень, заливное, покончившее с собой

из отвращения к людям и к собственной

заурядности. А запах! Вы представляете,

чем пахнет хаш на этапе его приготов-

ления? Он пахнет говяжьим желудком.

Только вообразите, как должен пахнуть

говяжий желудок, в котором говядина

переваривает свою пережеванную жвач-

ку. Вообразили? Все правильно, именно

так он и пахнет.

Такой смелый и нелицеприятный разговор о хаше, о его неженских свойствах и необузданной силе могла повести только она, известная своей гастрономической бескомпромиссностью главный редактор канала Russia Today Маргарита Симноньян. И вам придется вкусить всю правду о хаше, какой бы острой она ни оказалась.

(зАбеРУ ТВОю бОль – АРМ.)

orlo

va


Некоторые ханжески называют желудок

безобидным словом «рубец». Фарисеи!

Желудок — он и в кастрюле желудок. Кто

не нюхал говяжий рубец на стадии перво-

го закипания, тот не знает ни жизни, ни

смерти, ни жертвы, ни подвига и все еще,

как младенец, считает, что мы рождены

для радости, а не для тоски. Такой человек

до сих пор верит в Деда Мороза и в удвое-

ние ВВП.

А вот армяне знают о жизни и смерти не

понаслышке. Армения приняла христиан-

ство почти за сто лет до Римской империи,

первой из всех государств. Эти люди

раньше других были в курсе, что человек

рожден ни для какой не для радости, а для

страдания и искупления.

Поэтому они придумали хаш.

Как все лучшее в этом мире — как пиццу,

фондю и луковый суп, — хаш придумали

бедные. Допотопные — в прямом смысле

слова! — армянские буржуа бросали по

склонам Библейской горы копыта и зло-

вонные внутренности убиенных на мясо

быков. Буржуа, как водится, предпочитали

вырезку и антрекот, а копыта и желудки

доставались пролетариату. Пролетариат

варил из отбросов чудовищно сытное

блюдо, ел его рано утром и пахал после

этого, как те убиенные быки, весь день не

требуя дополнительного корма.

У других народов, тоже почитающих хаш

своей национальной едой, есть другие

теории происхождения хаша, и народы

имеют на это право. Надо уважительно

относиться к чужим заблуждениям.

Как у тех допотопных крестьян, хашные

в Армении до сих пор открываются в семь

утра. Примерно в такое же время в один

и тот же скорбный безрадостный день

каждый год к нам домой приходят гости.

Вы догадались, какой это день и почему

он безрадостный. Первое января — еже-

годная маленькая смерть целой огромной

страны и бывших ее союзных республик.

Ной знал, где причалить — ничего мудрее

и человеколюбивее, чем лечить похмелье

тарелкой горячего хаша, человечество не

изобрело. Не в обиду огуречному рассолу

будет сказано.

Вот поэтому я, хоть и не ем этот мужской

хаш, все равно его ежегодно варю. В моем

доме тоже есть джигит, и тем более их

полно среди наших гостей.

Желудок — он и в кастрюле желудок. Кто не нюхал говяжий рубец на стадии первого закипания, тот не знает ни жизни, ни смерти, ни жертвы, ни подвига


Джигитов надо кормить до потери

пульса. Не накормить гостей до поте-

ри пульса — это такой позор, что мои

прапрабабушки на небесах умерли бы от

стыда, если б такое увидели. А чем можно

кормить похмельных джигитов, которые,

хоть и выпили накануне так, что им теперь

очень плохо, все равно хотят выпить еще,

но при этом так, чтобы не стало еще хуже?

Только хашем.

Я, хоть и не люблю хаш, но уважаю его за

то, что он, как шашлык, как плов, как саци-

ви, как любое нерусское блюдо, полюбив-

шееся в России, — живое свидетельство

дружбы народов и общего миру-мира.

Кстати, о миру-мире — я много лет дружу

с известной тележурналисткой Ирадой

Зейналовой. Она, как вы догадались,

этническая азербайджанка. А я, как вы

тоже знаете, — этническая наоборот.

Однажды в командировке я заселялась

в гостиничный комплекс в Дагомысе.

И в этом гостиничном комплексе проходил

семинар журналистов Кавказа. Стою я на

ресепшн, заполняю анкету. Вдруг подходит

ко мне незнакомая женщина, журналист-

ка Кавказа. И говорит:

— Это действительно вы! С ума сойти, это

вы как живая! Я вам хотела сказать, вы

гордость нашего народа! Мы всей страной

любим вас и гордимся! Вы пример для

наших детей. Вы даже не представляете,

что будет, когда я вернусь в Баку и расска-

жу, что я видела живую Ираду Зейналову!

Ну и что нам с Ирадой после этого делить?

Впрочем, я не об этом. Об этом вообще

лучше не надо.

Я о том, что в хорошем доме порядоч-

ная хозяйка, любящая своих джигитов,

заранее под Новый год купит на рынке

говяжьих копыт, скрепя сердце купит

даже говяжий желудок, тонну хорошего

чеснока, вагон лаваша и контейнер

кинзы.

Возьмите эти копыта и соскребите с них

всю дрянь, которой они обросли во время

тяжелой говяжьей жизни. А потом положи-

те копыта на всю ночь в холодный ручей.

Нет ручья? Продайте квартиру, бросай-

те работу и езжайте к ручью. На худой

конец — к озеру (рекомендую Севан). Ну

или ладно, положите ножки в раковину под

кран — так тоже сойдет. Отключите счет-

чик воды и держите копыта под краном

часов двенадцать. Если, конечно, ваши

джигиты всерьез собираются это есть.

Потом отмокшие ноги надо залить водой

и варить без соли и перца всю новогод-

нюю ночь. Кушать они не просят, в от-

личие от гостей. Поставьте их в толстой

кастрюле на маленький огонь и забудьте

о них до утра. Снимать всю дорогу пену

и жир — это для эстетов. А мы варим хаш

для джигитов.

Говяжьи желудки, они же рубец, варим

отдельно, меняем им периодически воду

и закрываем нос. Если варить их вместе

с ногами, это потом не смогут есть даже

самые отпетые из всех ваших джигитов.

Потихонечку собираются гости. Они

поздравляют друг друга, их поздравляет

какой-нибудь президент. Они пьют и гово-

рят о своем, о джигитском: не о любви, не

о детях и не о новой диете.

То, о чем они говорят, вам глубоко

фиолетово, нерелевантно и параллельно.

Вам до лампочки их Ванкувер, их объем

двигателя, их Павлюченко, их доллары

и кредиты, опять их Ванкувер и какой-то

спортивный министр, который вконец.

Как раз когда Ванкувер пойдет у джиги-

тов на второй круг, у вас окончательно

разварится хаш — так, что из мяса сами

собой повылетают все косточки. Вам сей-

час предстоит проявить чудеса женской

самоотверженности. Все эти косточки

надо руками вынуть из горячего жирного

месива. И нарезать рубец, про который

я уже все сказала. Потом надо бросить

рубец в бульон, прокипятить все еще раз

и держать горячим весь день.

Пьяные ваши джигиты за это время

успеют уснуть и проснуться. Проснутся

они с омерзительной головной болью.

Есть в армянском языке такое устойчивое

выражение: «Цават анэм». В принципе,

оно употребляется тогда же, когда по-

русски мы сказали бы что-нибудь вроде:

«Да ты ж мое золото!» Дословно «цават

анэм» означает «заберу твою боль». Вот

это ровно то, чем сейчас займется по от-

ношению к вашим джигитам ваш хаш. Он

заберет их боль.

Квалифицированные джигиты, знающие

толк в жизни и смерти, едят хаш так:

каждому гостю дают тарелку дико горячего

супа, графинчик дико холодной водки,

плошку с раздавленным чесноком и солью,

подсушенный за ночь лаваш, стручок крас-

ного перца и миску нарезанной кинзы.

Потом — внимание! — джигита накрыва-

ют с головой и с тарелками пледом. И он

там внутри, в интиме и в радости, начина-

ет лечиться.

Не мешайте ему. Пусть джигит самозаб-

венно лечится. Пусть никогда больше не

ломает руки. И дров пусть тоже больше

никогда не ломает. И, тем более, пусть ни-

когда не ломает копья. Пусть они вообще

никогда ему больше не пригодятся. Пусть

он выпьет за свою Родину. И за чужую

Родину тоже. Теперь — за родителей. За

родителей родителей. За друзей. За со-

седей. За дружбу народов. За мир во всем

мире.

Ваше здоровье! Цават анэм!

Отмокшие ноги надо залить водой и варить без соли и перца всю новогоднюю ночь. Кушать они не просят, в отличие от гостей


текст:маркгарберрисунок:аннакаулина

Все знают, что алкоголь изменяет

собственное представление о простран-

стве. Это качество и делает его таким при-

влекательным и опасным одновременно.

Еще один из алхимиков — первооткрыва-

телей чудесных свойств спирта монах Ва-

лентиус писал об аквавите: «Этот эликсир

делает больного — здоровым, старика —

молодым, уставшего — бодрым».

И еще я замечал, что при наложении на

настроение в хорошей компании опреде-

ленных напитков происходит непредска-

зуемое изменение окружающего мира.

Лет шесть назад я поехал с моим товари-

щем и собутыльником Андреем Макаре-

вичем и его женой Наташей, именуемой

нами Голубицей по причине фамилии

Голуб, в путешествие. Маршрут наш был

весьма экзотический и пролегал через

Японию и далее в Микронезию. В Японии

помимо поездки по стране мы должны

были нырять на самом южном острове —

Инагуни. Там были открыты неизвестные

подводные сооружения, предположитель-

но созданные человеком. На пути к этому

новому чуду света мы сделали остановку

на острове Окинава. На Окинаве есть

специальный сетчатый загон, где плавают

китовые акулы. Совместное нахождение

в воде с этими гигантами — удивительный

опыт. Но не об этом я хотел бы здесь рас-

сказать, учитывая рубрику.

На Окинаве, как известно, находятся

американские военные базы. Помню,

в семидесятые годы Окинава устойчиво

ассоциировалась со словами «непотопляе-

мый авианосец военно-морского флота

США». Отсюда американские летчики

летали бомбить Вьетнам.

Вечером после общения с китовыми

акулами мы вышли в люди прогуляться по

Окинаве. На нашем пути оказался огром-

ный трехэтажный магазин-ангар, в кото-

ром продавалась мыслимая и немыслимая

военная форма всех времен и народов,

а к ней еще и разные прибамбасы типа

портупей, кокард, нашивок, шлемов и про-

чей милитаристской всячины. Для любого

мальчишки, независимо от возраста, это

абсолютный магазин мечты. К тому же,

все можно было примерять, преобража-

ясь соответственно вновь обретенному

облику. Место, однако, диктовало свой

жанр.

Мы купили себе куртки примерно времен

вьетнамской войны разных фасонов без

опознавательных знаков с зашитыми

прорехами, похожими на следы пуль.

Мы с Макаревичем тут же стали похожи

на прошедших нелегкий военный путь

ветеранов, а Голубица — на боевую под-

ругу. Странным образом это внешнее

сходство подействовало и на сознание.

Нужно было обмыть купленные мундиры,

и мы направились в ближайший японский

ресторан, где, выпив саке, узнали от при-

личной американской военной пары, что

есть и «неприличный» район — там, соб-

ственно, и отдыхают уставшие от военной

Быть горнистом «РП», то есть ведущим алкогольной рубрики журнала, не только почетно, но и опасно: многие предшествующие колумнисты не справились с управлением, сошли с дистанции. Поэтому второе подряд выступление Марка Гарбера можно считать проявлением его крепости и стойкости. А то, что он совершает с Андреем Макаревичем на американской военной базе в Окинаве, безусловно отнесем к разряду героизма. Или все дело в «Сантори»?

ната

лья

льво

ва


службы солдаты и матросы. Нам хотелось

именно туда.

Накануне Голубица получила в подарок

от супруга новый фотоаппарат «Кодак»

и снимала все окружающее с маниакаль-

ностью профессионального фотокорре-

спондента. Так что все события той ночи

оказались задокументированными.

Улица, на которую нас отправили, была

усеяна барами и ресторанчиками типа

ковбойских салунов. Мы зашли в пригля-

нувшееся заведение и попали в атмос-

феру американского бара в голливудском

варианте. Вы видели не одну ленту

с типичными для голливудских картин

барами, наполненными полицейскими или

военными. Ничто не указывало на нахож-

дение в Японии.

Тут я хотел бы сделать одно лирическое

отступление, связанное со спецификой

потребляемых напитков. Когда я был

маленьким мальчиком, в нашем доме

был сервант, а в серванте бар. В те годы

это был такой же обязательный элемент

убранства, как портрет Хемингуэя на

стене. В баре стояли разные красивые

бутылки, невесть каким образом прорвав-

шиеся через железный занавес. Среди

них особенный интерес у меня всегда вы-

зывала бутылка японского виски «Санто-

ри». Она была похожа на этакую большую

квадратную гранату-лимонку. И еще в ней

было что-то самурайское и грозное. Бу-

тылка жила в нашем баре много лет, пока

однажды, видимо, покончив со всеми

менее гламурными напитками, мой отец

с приятелем не выпили ее. Эффект был

страшный — помимо громких декламаций

стихов и заверений в вечной дружбе, чего

после обычных напитков не случалось,

«Сантори» не отпускал их и на следующий

день. Оба практически не в состоянии

были подняться и с трудом могли вспом-

нить события предыдущего дня.

Через много лет в институте судьба по-

дарила мне еще одну встречу с японской

бутылкой в доме моего товарища. Бутылка

«Сантори» была подарком его отцу — за-

мечательному травматологу. Нас было

трое. Ночь мы провели, гоняясь за нашим

обычно не пьющим другом, принявшим

изрядную дозу японского алкоголя и убе-

жавшего на улицу. Теперь он всемирно из-

вестный профессор-биохимик в Бостоне.

Возможно, помог виски...

И вот встреча сквозь годы — на бар-

ной стойке я вижу с детства знакомый

силуэт. Старый добрый «Сантори». Как не

попробовать?

Мы расположились у стойки бара и начали

выпивать. Мы не выпадали своим видом

из контекста заведения, и наша старая

форма и «Сантори» начали работать.

Сначала окружающие выяснили, что мы

из России. После совместного выпивания

водки, чудно легшей на «Сантори», я нео-

жиданно для себя заявил, что мы приехали

открывать российскую военную базу на

Окинаве. Андрей с Голубицей, пережив

первый шок, робко поддержали эту вер-

сию. Через три-четыре рюмки водки мы

реально готовы были проводить в жизнь

эту ответственную миссию. При этом, как

следовало из моих слов, персонал предпо-

лагалось набирать на контрактной основе

в порядке эксперимента, и платить готовы

были немерено. Поэтому тут же и началась

вербовка персонала. Мне записывали

на бумажках имена и фамилии, назва-

ния соединений или части, где служил

кандидат, и практически весь боевой путь

с контактными телефонами в конце.

В какой-то момент возбуждение достигло

наивысшей точки, в опьянении и кура-

же я предложил морпехам померяться

силами в армрестлинге. Затея безумная

при одном взгляде на меня и морпехов. Но

произошло чудо (видимо, снова «Санто-

ри») — каким-то немыслимым образом

я уложил трех здоровых молодых парней,

чем окончательно утвердил их в решении

перейти под наш флаг.

Мы с Андреем, поддержанные Голубицей,

братались с морпехами, как с германцами

в Первую мировую, и были абсолютно

искренне убеждены в важности выполняе-

мой нами миссии.

К трем часам ночи бар был полон — весть

о вербовщиках распространялась со ско-

ростью лесного пожара, все хотели с нами

выпить и поговорить.

Несмотря на обилие выпиваемого, способ-

ность к контролю над ситуацией остава-

лась, и в какой-то момент мы оказались

окружены новой группой, подкатившей на

скейтбордах. Эти ребята были очень милы,

но при их появлении наши предыдущие

друзья стали как-то быстро рассасываться.

Говорить про базу новопоявившимся нам

не хотелось, и мы их просто напоили.

Расставались друзьями часов в семь.

Макаревич даже оставил автограф на

майках американских спецслужбистов. За-

ряда еще хватало, и мы поехали есть суп

в бар к морякам. Мы снова крепили связи

и обсуждали боевое патрулирование под-

водниками кораблей...

Утра не было... Я выгребал из карманов бу-

мажки с именами и названиями кораблей.

В голове, которая гудела как набатный

колокол, билась от звуков колокола только

одна мысль: а ведь и правда хорошая

идея открыть тут базу.


текст: владислав отрошенко рисунки: варвара полякова

Здесь и сейчас читателю предстоит ознакомиться не с отрывком из романа, а именно с полноценным

романом – и все благодаря уникальному художественному методу Владислава Отрошенко,

который умудрился сжать в несколько страниц

масштабный эпос о строительстве Вавилонской

башни. И добавить к сказанному нечего.


I Язык народа йонИз всех народов, строивших Вавилонскую башню, народец йон был самый безалаберный. Йонцы ничего не делали на строитель-стве. Только песни пели — мол, песня строить и жить помогает. Когда же Всевышний, пресекая затею строителей, сотворил мно-жество языков (раньше говорили на одном), йонцам достался та-кой, в котором было пять слов — «жираф», «барабан», «вечность», «заусенчатый», «тяпать». Но йонцы не унывали — сложили на сво-ем языке тысячи песен, стихов; создали эпос. Существует на йон-ском философский трактат: «Жирафозаусенчатая вечность».

II Язык народа зибурЗибурский язык — громадный. В нем восемьсот миллионов слов. Столько же было кирпичей в вавилонской башне. Зибурцы их об-жигали — такая у них была работа. На зибурском поименовано всё. Есть слово, которым обозначается «заостренная часть вишне-вой косточки», — кунстака; а также слово абью — «прикоснове-ние кунстаки к чувствительным участкам нёба». Есть слово бу-мома — «сеть небольших лунок, оставленных дождем на песке»; а также слово чикма — «неожиданно возникающее желание уви-деть вблизи какую-либо маленькую статуэтку». Выражение «нет слов» представляется абсурдным любому носителю зибурского языка. Слова есть всегда. Зибурцы любят и воспевают язык, на-зывают его бибасху — «входящий во все подробности зримого и незримого мира». Не любит его только солдат чужестранец — пер-сонаж народной сказки, мгновенно овладевший им при помощи заклинания, чтоб обольстить зибурскую девушку. Он поносит язык за то, что он чебечку — «убийственно богатый» и феоцбу — «не позволяющий ничего утаить для бессловесного чувствования и видения». Затем снова прибегает к заклинанию, чтоб навсегда забыть зибурский. Но вместо этого превращается в мульми — «маленькие катышки снега, налипшие на поверхность шерстя-ной одежды».

III Язык народа югурундЮгурунды плохо разговаривали на едином языке Адама, кото-рым владели все строители Вавилонской башни. Если человек от рождения не был югурундом, то он не понимал ни слова из того, что произносили представители этой нации. Даже царь Нимрод, вдохновитель строительства, обладавший чутким ухом звероло-ва, не мог разобрать, о чем говорят югурунды. Он лишь раздра-жался, а иногда свирепел, слушая, как они что то мямлят, что-то бормочут, выполняя совершенно ненужную работу: югурунды

вырезали из листьев кружочки и приклеивали их слюнями к на-ружной части деревянных коробок, служивших для формовки глиняных кирпичей. Уже к середине четвертого года строитель-ства (башню возводили семьдесят лет) Нимрод издал указ, в ко-тором говорилось: «Пусть югурунды не облекают свои мысли ни в какие звуки в пределах долины Сеннаарской, где строится башня до небес». Югурунды так и проработали молча до дня пресечения строительства. Они заговорили, пережив гнев Господа и рассея-ние народов, уже на своем — югурундском — языке. «Замолчали на югурундском», как сказано в летописи этого народа. Подразу-мевается то обстоятельство, что любое югурундское слово пред-ставляет собой определенный, но бессмысленный набор звуков. Смыслом обладает молчание. Именно оно составляет фундамент югурундской речи. Например, югурундские слова, или, говоря более строго, похожие на слова звуковые комплексы явин и кала-хур, сами по себе ничего не значат. Но если произнести — явин, а затем, промолчав ровно одиннадцать секунд, произнести — кал-хур, то возникает прилагательное «бессмертный».

Югурунды во время разговора не высчитывают, сколько времени длится смысловая пауза. Чувство длительности молча-ния дано им от рождения. Иностранцы лишены возможности го-ворить на югурундском или воспринимать его на слух. Однако письменным языком овладеть удается, так как исчезает главное препятствие устного языка — то, что югурундские граммати-ки называют «молчанием, осеменяющим слова». На письме оно изображается примитивно — пробелом определенной длины. Имея измерительный инструмент, можно легко распознать уже упомянутое прилагательное «бессмертный». Оно рождается при расстоянии в девять миллиметров между последним знаком «слова» явин и первым знаком «слова» калахур. Сами югурунды при чтении и письме воспринимают и воспроизводят значимые интервалы без каких либо вспомогательных средств. И лишь «пращуры, видевшие смерть Нимрода, — сообщает югурундская летопись, — клали в пробелы, чтобы знать расстояние между сло-вами, головы муравьев».

IV Язык народа цоогЦооги были очень бодрым и работящим народом. Едва проснув-шись (все строители спали прямо на стройке, на разных ярусах Ва-

...«Пращуры, видевшие смерть Ним-рода, — сообщает югурундская ле-топись, — клали в пробелы, чтобы знать расстояние между словами, головы муравьев»...


вилонской башни), цоогские мужчины, женщины, старики и дети брались за работу. Цооги поднимали грузы при помощи кранов и лебедок. В день смешения языков цооги пробудились первыми и первыми же заговорили — стали громко выкрикивать: «Ярья! Зёба!» Однако другие народы, разбуженные этими выкриками, поначалу не догадались, что у цоогов теперь отдельный язык. По-тому что слова ярья и зёба, не являлись исконно цоогскими. Они принадлежали всеобщему языку, который хотя и улетучился из ума всех строителей, но все же оставил там неизгладимые следы. Слово ярья на едином языке Адама означало «опускай! майна!», зёба — «поднимай! вира!». Эти термины сохраняли свое первона-чальное значение и в цоогском. Но совсем недолго. Уже к вечеру слово ярья стало обозначать на языке цоогов «камыш», а зёба — «сновидение».

Такова особенность цоогского языка — в нем не существу-ет слов, которые обладали бы устойчивым значением более чем восемнадцать часов подряд.

Цооги не в состоянии объяснить носителям других язы-ков, каким образом они улавливают постоянно меняющиеся значения цоогских слов. Сами они считают свой язык «подлинно живым», «восхитительно подвижным», «необыкновенно текучим» и т.п. Дух смысла, говорят цооги, не должен задерживаться в сло-весных оболочках — ему положено совершать беспрерывное дви-жение сквозь материю слов. Именно это и происходит в цоогском. Все слова в нем подразделяются на три категории — «легкие», «тя-желые» и «невесомые». К «легким» относятся те, которые свободно пропускают сквозь себя разнообразные смыслы, то есть не несут в себе ни малейших отзвуков предыдущих значений. Например, существительное цоык в данный момент означает «фуражка» — и больше ничего. При этом неизвестно, являлось ли слово цоык, скажем, сутки назад существительным или оно было междомети-ем со значением «увы».

К категории «тяжелых» относятся слова, в которых прошлые смысловые значения сохраняются — «удерживаются, точно эхо в пещере», растолковывают цооги. Например, слово эвегел имеет в настоящую минуту четыре значения одновременно — «герб», «кро-вать», «лягушка», «великодушный»; в нем также просматривается пятое, нарождающееся значение — «дядя», которое должно будет в скором времени вытеснить («выгрузить») значение «герб». Древ-нейшие слова ярья и зёба являются в цоогском самыми тяжелыми. Они имеют в любой момент времени по сто двадцать действитель-ных и по тридцать нарождающихся значений. Это создает вокруг них мистический ореол — слова считаются священными.

Категорию «невесомых» составляют слова, которые к опре-деленному моменту времени полностью утратили старое значе-ние, но еще не обрели новое. Это самые летучие, самые неулови-мые, самые призрачные слова цоогского языка. Их жизнь длится всего полторы две минуты — столько времени они остаются сво-бодными от смыслов, «парят без груза», говорят цооги. «Парение» прекращается в тот миг, когда «невесомые» слова обретают неко-торые непредсказуемые значения и переходят таким образом в категорию «тяжелых» или «легких».

Феномен «невесомости» всегда привлекал цоогскую поэ-зию, которая не признает стихов, созданных из слов с заранее из-вестными значениями. Настоящая цоогская поэзия сродни игре в кости. Поэт очень быстро — за одну минуту — конструирует стих из «невесомых», временно бессмысленных слов. И если в следу-ющую минуту конструкция вдруг обретает по воле случая (или, как считается, в силу любви Бога к поэту) стройный смысл, это вызывает взрыв восторга в душе удачливого стихотворца и двух его читателей, — два постоянных читателя, являясь своего рода чиновниками, всегда находятся рядом с цоогским поэтом, чтоб зарегистрировать чудо рождения стиха.

Ухвэц керема, юдуц керемелГумарга базоцо веледа, —Ангер урдыыц, кева качаэл,Хевер бигироц цумеледа.

Вот образец парящей цоогской поэзии. Все слова в этом четверостишии через минуту обретут зна-

чение. Свяжутся ли они, породив внятный смысл, — неизвестно.

V Язык народа орзакЧем именно занимались орзаки на строительстве Вавилонской башни, не знал ни один из тех правителей, которые участвовали в затее Нимрода. Не знал этого и сам царь Нимрод, следивший за всеми работами. Случалось, что ему попадались на глаза орзаки, которые один за другим подвозили на тележках к башне засушен-ных змей. Но на следующий день все орзаки буравили дыры в громадном камне, лежавшем неподалеку от стройки, и на вопрос царя Нимрода о назначении засушенных змей отвечали, что до змей им нет никакого дела.

Орзаки очень много говорят и пишут. Однако лишь неболь-шая часть из того, что они произносят и облекают в письменные знаки, является осмысленной речью. Все остальное относится к реликтовому языковому шуму — особого рода звукам, сохранив-шимся от большого языкового взрыва. Взрыв случился как раз в тот день, когда орзаки принялись за новую работу. Они закапыва-ли в большую яму, вырытую ими накануне, вареные абрикосы, живых гусей и эмалированные изразцы для облицовки башни. Работа орзаков изумила на этот раз не только царя Нимрода. Ра-ботников обступили со всех сторон разные народы, уже наделен-ные собственными языками, но еще не знающие об этом. Народы вдруг закричали все разом, что то гневно спрашивая у орзаков и показывая на яму. Орзаки были потрясены фантастической сме-сью непонятных звуков. Они выронили из рук лопаты, сели на землю возле ямы и втянули головы в плечи. Так они просидели до полудня, слушая, как вокруг них говорят народы. В полдень, когда говорение достигло такой громкости, что нельзя было уже расслышать ни песен йонцов, ни командных выкриков цоогов,


которые продолжали по привычке поднимать лебедками грузы, орзаки быстро уложили на телеги свое имущество, усадили в ки-битки жен и детей, крикнули лошадям: «Яц яль губо-хельц!» («Но!») — и навсегда покинули долину Сеннаарскую.

Реликтовый языковой шум, в состав которого входят ис-каженные обрывки слов различных языков, в современном ор-закском обнаруживается с наибольшей явственностью — гораздо явственней, чем в любом другом языке мира. Орзакский затоплен этим неумолкающим шумом, который неуклонно воспроизво-дится в речи любого орзака. Говорить по орзакски означает встра-ивать орзакские слова в поток бессмысленных звуков, который рождается сам собой при малейшем намерении орзака что либо сказать.

Цуа куугунь-куль-шивик-лаанаж-нурган эбе-яйя-фелич-яйя-поосихва-уривон-фебеиж-чезьма-инц!

Это приветствие диктора национального радио. Орзакскими словами здесь являются только прилага-

тельное эбе — «добрый» и существительное поосихва — «ве-чер». Но если эти слова — эбе поосихва — будут произнесены сами по себе, то ни один орзак не воспримет их как слова, они покажутся ему причудливым сочетанием звуков, возникших в колдовской пустоте. Такова связь этого языка с реликтовым языковым шумом. Без него орзакского языка не существует, как не существует пения без дыхания. Шум же обходится и без озаркского языка. Этому есть неоспоримое доказательство. Ор-заки иногда говорят часами, не встраивая в языковой шум ни единого орзакского слова.

VI Язык народа качивикэснакбуйдовирБольшинство слов качивикэснакбуйдовирского языка так длин-ны, что его носители стараются лишний раз не разговаривать. Даже местоимение биёчхильмосавирбаабаша — «я» — обходят стороной. Не любят якать. Предпочитают говорить о себе — да и вообще обо всем на свете — юбохорвильбуаб — «оно». Это самое короткое слово качивикэснакбуйдовирского языка. Его с удо-вольствием произносят и в младенчестве, и в глубокой старости — иногда даже без всякой надобности. «Онокают, чтоб было оно»,

как гласит народная мудрость. Народная же песня трактует ина-че: «Онокают — окликают мир». В песне поется о далеких предках качивикэснакбуйдовиров. О том, как во время вавилонского стол-потворения они сидели на земле, тесно прижавшись друг к другу, рядом с башней и выкрикивали на языке Адама: «Оно! Оно!» По-том качались из стороны в сторону всем народом. Больше ничего не делали.

VII Язык народа кивозЗа время вавилонского столпотворения кивозы не произнесли ни слова на языке Адама, только мычали — «муым-муым», когда зли-лись на тех, кто ради забавы мочился или кидал песок в костры, которые они жгли вокруг башни, постоянно поддерживая в них огонь, — в этом состояла работа кивозов, не умевших говорить от рождения.

Теперь кивозы говорят всегда — днем и ночью, во сне и на-яву. Так устроен кивозский язык: слова произносятся беспрерыв-но. Остановить говорение на кивозском без последствий для го-ворящего невозможно. Если кивоз замолчит на продолжительное время хотя бы однажды в жизни, он больше не заговорит никогда — ни на кивозском, ни на каком-нибудь другом языке, останется немым.

Среди кивозов не часто встречаются люди, которые по-теряли дар речи оттого, что им по какой то причине случилось замолчать. Кивозы избегают таких случайностей. Они оберегают язык от губительного молчания. Любой кивоз знает наизусть все сто семьдесят тысяч слов, которые содержит «Сводный словарь со-временной кивозской лексики». Звучание кивозских слов не пре-кращается. Кивоз проговаривает их в алфавитном порядке — от первого — абеб («веранда») до последнего — цуцур («песня») около десяти раз за месяц.

Некоторые, кроме слов, ничего больше не произносят — никаких фраз, никаких предложений. Именно такие люди счи-таются у кивозов самыми вдохновенными хранителями языка, — чистого языка, не замутненного человеческим мышлением.

VIII Язык народа чудлайУ чудлайцев, которые семьдесят лет подряд били каждое утро в барабаны, созывая на работу народы, строившие Вавилонскую башню, нет совсем никакого языка. Тот язык, который им даро-вал Господь и который назывался чудлайским, они забыли. Есть только один пожилой чудлаец, помнящий слово тутьявурвасабал — «пуговица». Но с какой бы старательностью он его ни выговари-вал, обращаясь к другим чудлайцам, те лишь приветливо улыба-ются и ласково жмурят глаза в ответ, не понимая единственного в мире уцелевшего чудлайского слова.

...Цуа куугунь-куль-шивик-лаанаж-нурган эбе-яйя-фелич-яйя-поосихва-уривон-фебеиж-чезьма-инц!..


IX Язык народа зёлькЗёльки не знали, что на земле Сеннаар строится башня до неба, хоть и делали для нее сырые кирпичи. Не знали и знать не хотели. Такие были люди — лепили кирпичи и ни о чем не думали. Любили не думать. Когда у них появился отдельный язык, они полюбили это занятие еще больше.

Язык не мешает, а наоборот, помогает зёлькам преда-ваться бездумью. «Зёлькский язык сам думает за зёльков», — гласит зёлькская поговорка.

Поговорками, пословицами и фразеологизмами является на поверку всё, что говорят и пишут зёльки. Свободных словосо-четаний в зёлькском языке не существует. Не существует и сво-бодных слов. Нет таких зёлькских словарей, в которых бы слова были представлены сами по себе. Нет и таких мыслей у зёльков, которые бы нуждались в самосущих словах. В учебнике зёль-кского языка (который целиком состоит из фразеологических выражений) среди прочего говорится: «Глина и рубленая соло-ма становятся кирпичом только в формовочной коробке. Звуки и буквы становятся словом только в устойчивом обороте».

Разумеется, зёльк может взять и произнести нечто такое, что в зёлькском языке не имеет хождения в качестве готового выражения, например: «Асиви велейва коче буливани бюс!» — «По небу летит простой [не цветной] карандаш!». Но для этого, во первых, зёльк должен совершить насилие над своим умом. А во вторых, другие зёльки не воспримут это вольное говорение как осмысленный речевой акт. Им покажется, что они слышат бес-контрольно издаваемые звуки, подобные невнятному бормота-нию во сне. Если сказанное будет записано, то зёльки увидят знакомые буквы, соединенные в группы. И больше ничего.

В то же самое время достаточно выразиться немного ина-че, а именно — сказать: «Асиви велейва коче буливани яльс!» — «По небу летит цветной [любого цвета] карандаш!» — и все станет на свои места. Высказывание сделается не только понятным, но и привычным для всякого зёлька, владеющего родным языком. В таком виде оно представляет собою распространенный фразео-логический оборот, который означает: «Что то странное/неясное/никчемное/удивительное происходит в воздухе над головой».

X Язык народа удбор (несуществующего)Удборский язык живет сам по себе. Народа удбор нет и никог-да не было в мире. Удборскому не нужны носители. Так его сотворил Господь. Язык носится во Вселенной сам собою — без говорящих и пишущих.


Prohor58: Ну то, что популярное и рас-

крученное 3D кино есть всего лишь модер-

низированное стереокино, это, наверное,

известно всем. Стереокино — разработка

наших ученых. Я ребенком ходил в киноте-

атр «Октябрь» на стереофильмы, но их, этих

фильмов, было раз, два и обчелся. Помню

такие названия: «Парад аттракционов» (типа

шоу-фильма), «Ученик лекаря»(сказка). И вот

спустя двадцать лет после бума стереокино в

моем городе))) этот бум докатился и до мира,

но под названием 3D. «Аватар», «Алиса», теле-

визоры в 3D, даже пресса в стереоварианте.

Вот сейчас многие активно обсуждают, как

бельгийская газета La Derniere Heure напеча-

тала газету в формате 3D. Якобы они пионеры

в этом. Фигушки. Еще в декабре прошлого

года наш журнал «Русский пионер» вышел в

3D и с очками. А СМИ почему-то бельгийцев

новаторами назвали. За державу обидно.)))

Кому интересно, могу дать позырить 3D «Пио-

нер». У меня есть.

Kat_kirillova: «Русский пионер»-то ока-

зался отличным, как я и думала. Только вот он

такой насыщенный и толстый, что читать я его

буду, наверно, месяц)) скорость чтения у меня

щас такая.

Spikiness: Я иногда покупаю «Русский

пионер». Начинка толстого крутого журнала мне

нравится не всегда. Но вот в номере 13 есть

удивительно точные стихи поэта Орлуши. Очень

они душевные:

Меня зовут поэт Орлуша,

И если спросите меня,

Скажу, что говорить про Душу

В России — чистая херня.

verySorry: …А потом за соседним столиком

подслушала разговор двух студенток факультета

журналистики. Жаль, пропустила начало.

— Туда только журналистов пускают. У меня

есть карточка, но она истекла еще летом. Прав-

да, на дату никто не смотрит... А можно сделать

карточку самой и написать туда, что хочешь...

— Ага, написать, например, «журнал «Русский

пионер», Андрей Колесников».

— Ха-ха-ха, ты думаешь, меня спутают с

Колесниковым?

— Тебя-то вряд ли, но я думаю, что за предела-

ми журфака его никто не знает.

— А у него жена то ли Марина, то ли Алина...

она модель, знаешь?

— Да, слышала что-то...

Потом одна из них отошла пописать, а когда

вернулась, разговор зашел на другие темы.

Жизнь околожурнала «Русский пионер» настолько широка и многообразна, что даже блогосфере не под силу измерить ее своим аршином. Но она пытается.


Tarbonette: Читаю русский пионер №13,

замечательный текст от Маргариты Симоньян,

главного редактора Russia Today. столько

юмора и здорового сарказма, браво. еще

интересный текст Свибловой, о русских пикто-

риалистах. вообще, я не фанат Колесникова, но

подборка текстов для журнала меня радует.

Elya_djika: Дай ссылку на Симоньян. если

есть в сети, канешн.

Tarbonette: Лучше сам журнал купить, там

много интересных текстов.

Prosto_sanberg: Потянул с полки книжку,

зачитался. Не заметил, как расплатился. Вышел

из магазина, перелистывая страницы. Ричард

Йейтс, незнакомый совсем. Утверждается,

великий. Большие философские открытия от-

сутствуют, и «физиологические очерки» Амери-

ки — до и после «великой депрессии» и Второй

мировой — явно грешат отсутствием занима-

тельности. Зато наполнены многозначительным

дидактизмом, свойственным журналам от

Нью-Йоркера до Русского Пионера, в котором

Йейтса не так давно впервые публиковали.

Андрей Левкин: В случае «Русского

пионера» мы имеем дело с цивилизационным

проектом. Этот журнал в России больше чем

журнал.

Mama_suzon: Честная и местами смеш-

ная колонка Михаила Прохорова про секс в

«Русском пионере».

Сразу видно, шпециалист мужик! Спинку дер-

жит и не суетится. Там много хороших мест.

Myshalya_n: Ага. «Тут я все понял: в браке

секса нет! Свое родное берегут, а не трахают!»

— вот это в цитатник.

Kiryamba: В журнале «Русский пионер»

привлекла внимание статья Вексельберга о

душе. Он пишет о том, что человек ставит

перед собой цели, но в процессе их достижения

может натолкнуться на непреодолимые препят-

ствия. И тогда возникает вопрос — насколько

возможен компромисс с самим собой для их

достижения, не будет ли такой компромисс пре-

дательством своих идеалов, дорогой, ведущей к

«потере души»?

Мне трудно представить себе цели, по пово-

ду которых может возникнуть такая дилемма.

Разве что это неправильно поставленные (или

ложные) цели.

Глеб черкасов: Представительный

турнир по настольному хоккею на приз журнала

«Русский пионер», состоявшийся в Ванкувере

спустя несколько часов после поражения в на-

стоящий хоккей от Канады, может показаться

неуместным только на первый взгляд. Формула

«в такие дни ничего не говорят, в такие дни

молчат и плачут» может быть хоть сколько-то

применима к обычному болельщику. Однако

ответственная элита в тяжелые для страны

минуты должна не только горевать, но и думать,

что делать дальше. Или даже показывать это

личным примером. Неслучайно в турнире по

настольному хоккею выиграл глава Континен-

тальной хоккейной лиги. Стране было указано

направление развития: в обычном хоккее

уступаем канадцам, значит, меняем его на на-

стольную игру.

Belonika: Сегодня произошло кошмар-

ное — я удрала с эфира Ксюшиного нового

шоу на пятом канале. Во-первых, она меня не

предупредила, что это ТОК-ШОУ (!!!), во-вторых,

темой оказалось современное искусство, кото-

рое я ненавижу. Меня уже радостно накрасили,

я вылезла и... увидела огромную студию, дикое

количество людей и в центре художника Кулика.

Мне стало очень страшно, и я тихо-тихо, боком-

боком в дверь и... Полное пораженчество,

ужас.

Зато сдала колонку в «Русский пионер» — самой

не верится, единственный, кто смог заставить

меня хоть что-то написать, был Колесников —

удивительный мужчина. За последние два года

ни у кого не получалось.

Anonim: Попалась на глаза презентация

«Тренды 2010». Четвертый слайд — про геолока-

цию. Ребята пишут: «Комбинация GPS датчика в

мобильном телефоне, социальных сетей и более

инновационных мобильных приложений сделает

геолокацию всё более необходимым инстру-

ментом в любом killer app». В принципе, всё

так. Разве что пока непонятно что у нас будет с

геолокацией в грядущем HTML5. На 12 слайде

презентации замечен то ли мощщный подкол,

то ли глубокий флюродрос журналу «Русский

пионер», я так и не смог понять позицию авто-

ров. Вполне допускаю, что там присутствует и

то и другое : )

Ogo_kate: Становлюсь социопатом.

Становлюсь кошатником.

Жду наступления весны.

Купила спецвыпуск «Русского пионера». Надо

найти сам журнал.

Варила мыло. Результат пока не известен.

Напилась и танцевала под файнану.рису

нки

анны

все

свят

ской


ЗДЕСЬ ЧИТАЮТ «РУССКИЙ ПИОНЕР»

ПОДПИСКА НА ЖУРНАЛ

Подписка через редакцию:

■ по телефону:(495) 981 3939

■ по e-mail:[email protected]

■ 6 номеров 1980,00 руб.

■ 3 номера 1237,50 руб.

*Цена указана с учетом курьерской доставки по Москве и Санкт-Петербургу и доставки почтовых отправлений1-го класса в регионах РФ

*Цена действительна только по России С 01.04.2010 г.

*Журнал выходит из печати1 раз в два месяца.

2010 год: февраль-март № 1 (13);апрель-май №2 (14); июнь-июль №3 (15); август-сентябрь №4 (16);октябрь-ноябрь №5 (17); декабрь №6 (18)

Любые вопросы по оформлению подпискивы можете задать по адресу[email protected]или телефону +7 495 981 39 39

Дополнительную информациюо возможностях, которые дает подписка,вы найдете на нашем сайте: www.ruspioner.ru

Подписка черезподписные агентства:

■ Москва:

ООО «Интер-Почта-2003» Тел.: (495) 500 0060Факс: +7(495) 580 9580 E-mail: [email protected] www.interpochta.ru

■ Санкт-Петербург:

ООО СЗА «Прессинформ»

Тел. (812) 335 9751; 335 2305

Факс: (812) 337 1627

E-mail: [email protected]

www.pinform.spb.ru

■ Агентство «Урал-Пресс»:Абакан, Астрахань, Архангельск, Белгород, Благовещенск, Братск, Брянск, Великий Новгород, Владивосток, Воронеж, Екатеринбург, Иваново, Ижевск, Иркутск, Калуга, Кемерово, Комсомольск-на-Амуре, Краснодар, Красноярск, Курган, Липецк, Мурманск, Нижний Новгород, Нижний Тагил, Новороссийск, Новокузнецк, Новосибирск, Омск, Орел, Пермь, Петрозаводск, Петропавловск-Камчатский, Пятигорск, Ростов-на-Дону, Рязань, Смоленск, Сургут, Сыктывкар, Ставрополь, Таганрог, Тверь, Томск, Тюмень, Улан-Удэ, Хабаровск, Ханты-Мансийск,

Челябинск, Чита, Ярославль.

Тел. центрального офиса (Екатеринбург)+7 (343) 26 26 543www.ural-press.ru

ЖУРНАЛ МОЖНО КУПИТЬ

Москва■ Магазины прессы

«Хорошие новости»:

а/п Внуково,

Домодедово,

Шереметьево

■ Магазины прессы HDS СНГ

в крупных торговых центрах

и а/порту Шереметьево

■ Сеть мини-маркетов

на АЗС ВР

■ Гастрономические

бутики «Глобус Гурмэ»

■ Торговые центры

«Калинка Стокманн»

ТД ГУМ, «Твой дом»,

«Три кита», «Наш дом»

■ Супермаркеты«Седьмой континент»«Азбука вкуса», «Алые паруса», «Бахетле», «МЕТРО», «Прованс», «Олив’е», «Фея», «Борисовский»■ Магазины и киоски прессы «Метропресс», ИП Горобецв метро и около метро■ Киоски «МН-Пресс»■ Киоски «Центропечать»■ Киоски «Центр прессы»■ Галерея «ФотоЛофт»(территория ВК «Винзавод»)■ В редакции: м. «Курская», Нижний Сусальный пер., д. 5, стр. 19, офис Медиа-Группы «Живи»

Санкт-Петербург■ Магазины прессы«Хорошие новости»:а/п Пулково■ Магазины прессы«Первая полоса»■ Магазины прессы«Нева-пресс»■ Магазины прессыHDS СНГ в крупныхторговых центрах■ Супермаркеты «ОКЕЙ», «Лента», «Лэнд», «Ренлунд», «Супер-Бабилон», «Призма», «Глобус Гурмэ»

Екатеринбург■ Магазины прессы «Хорошие новости»: а/п Кольцово■ Торговые центры «Семь ключей»■ Супермаркеты «Звездный», «S-класс», «Делис», «Диолис», «Купец», «Пикник»

Краснодар■ Супермаркеты «Табрис»

Якутск■ Торговые точки ИП Дурова: мэрия, дом правительства, аэропорт VIP зал

С ЖУРНАЛОМ МОЖНО ОЗНАКОМИТЬСЯ■ Отделения «А-Клуб» Альфа-банка: Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Самара, Новосибирск■ Автопарк компании «Командир. Такси»

Москва■ Swissotel Красные холмы, Космодамианская наб., д. 52/6■ VIP-залы а/п Шереметьево

Рестораны:■ Beef bar Moscow, Москва, Пречистенская наб., д.13, стр.1■ Kalina bar, Новинский б-р,д. 8, здание Lotte Plaza, 21 эт.■ Zолотой,Кутузовский пр-т, д. 5/3■ Nabi,М.Афанасьевский пер., д. 4■ L’Altro Bosco Caffe, Петровка, д. 10, Петровский Пассаж, вход с ул. Неглинка■ Bosco Bar,Красная площадь, д. 3■ Bosco Cafe,Красная площадь, д. 3■ Павильон, Б.Патриарший пер., д. 7■ Bistrot, Б.Саввинский пер.,д. 12, стр. 2■ Чайка, Садовая-Спасская ул., д. 12/23■ Osteria Montiroli,Б.Никитская ул., д. 60, стр. 2

Рестораны«Дома Андрея Делоса»:■ Турандот,Тверской б-р, д. 26/5■ Бочка, ул. 1905 года, д. 2■ Шинок, ул. 1905 года, д. 2■ Манон, ул. 1905 года, д. 2■ Каста Дива,Тверской б-р, д. 26■ Кондитерская ПушкинЪ,Тверской б-р, д. 26, стр. 5

ИСКА НА ЖУРНАЛ ■ А

СПРАШИВАЙТЕ «ОКОЛОНОЛЯ» В КНИЖНЫХ МАГАЗИНАХ:■ Москва: Библио-Глобус, Московский Дом Книги на Новом Арбате, Молодая Гвардия,

сеть книжных магазинов Республика, ТДК Москва

■ Санкт-Петербург: Дом Книги Зингера, сеть книжных магазинов Буквоед

■ Вся Россия и зарубежье: интернет-магазин ОЗОН

■ Заказ через редакцию: +7 495 981 39 39


Суммируя вышеСказанное: алогичность —

наш козырь. Уловка — конек. Кривая выведет.

При сооружении памятника Петру I возле Сената в Петербурге

от подножного камня был отколот огромный кусок, который

надо было убрать с площади, но недоумевали, как это сделать.

Выписывали из Англии ученых. А крестьянин Игнат взялся его

прибрать за ничтожную плату. Когда это было дозволено, он

вырыл яму поблизости от монумента, свалил в нее камень

и засыпал его, а землю увез в койках.

Или вот еще: долго после ВОВ немцы в мемуарах дивились

таким историям. Берут в плен советского офицера, находят

в кармане спичечный коробок, на нем что-то накарябано.

«Что это?» — «План моста через реку». Немцы смеются —

«Блефуешь, врешь!». Около реки действительно копошатся

какие-то люди. Но немцы не обращают на это внимания, потому

что немцы знают: так мосты не строятся. Есть же законы

инженерии, есть поэтапность, опускные колодцы, кессоны,

в конце концов.

Но на следующий день мост через реку готов и по нему идут

советские танки.

Такая у нас правда. А вы не верили, Damen und Herren!

Игорь Мартынов

эрик

а ге

ккер

выходит с февраля 2008 года

Главный редактор Андрей КолесниковПомощник главного редактора Олег ОсиповШеф-редактор Игорь МартыновОтветственный секретарь Дмитрий ФилимоновСпециальный корреспондент Николай ФохтАрт-директор Павел ПавликФотодиректор Вита БуйвидДизайнер Варвара Аляй-АкатьеваЦветоделение Снежанна СухоцкаяПрепресс Андрей КоробкоВерстка Александр КармановКорректор Нина СаввинаМенеджер по печати Людмила АндрееваГенеральный директор Михаил ЯструбицкийЗаместитель генерального директора по стратегическому маркетингу Павел ПарфёновДиректор по работе с VIP-клиентами, главный редактор сайта ruspioner.ru Анна НиколаеваДиректор по маркетингу Анастасия ПрохороваДиректор по рекламе Наталья КильдишеваДиректор по дистрибуции Анна БочковаОфис-менеджер Ольга Дерунова

Редакция: 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19, телефон +7 (495) 504 17 17Электронный адрес: [email protected]Сайт: www.ruspioner.ruПодписка: телефон: +7 (495) 981 39 39, электронный адрес: [email protected]

Обложка: Инга и Алексей Аксеновы «Скалочкой», 2010

Авторы номера: Ника Белоцерковская, Андрей Васильев, Марк Гарбер, Дмитрий Глуховский, Валерий Джемсович Дранников, Екатерина Истомина, Тина Канделаки, Николай Коварский, Андрей Колесников, Игорь Мартынов, Матрос Кошка, Анна Николаева, Орлуша, Владислав Отрошенко, Иван Охлобыстин, Александр Рохлин, Маргарита Симоньян, Ксения Собчак, Дмитрий Филимонов, Николай Фохт, Валентин ЮмашевФотографы: Orlova, Эрика Беккер, Серж Головач, Тимофей Изотов, Наталья Львова, Олег Михеев, Александр Саватюгин, Дмитрий Филимонов, Андрей Штефан Художники: Инга Аксенова, Варвара Аляй-Акатьева, Анна Всесвятская, Елена Ужинова, Женя Ужинова, Анна Каулина, Варвара Полякова, Маша Сумнина, Сандра Федорина, Александр Ширнин, Иван ЯзыковВ оформлении журнала использованы работы Ивана Языкова из серии «Книга Букв»

Учредитель и издатель: ООО Медиа-Группа «Живи», 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19Тираж 30 000 экз. Отпечатано в типографии ЗАО «Алмаз¬-Пресс», 123022, Москва, Столярный пер., д.3, корп. 34Цена свободнаяИздание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуника-ций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-33483 от 16 октября 2008 года.Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакцииЗа соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель.

Русский пионер №14

Documents