Русский пионер №15

№3(15) июнь–июль 2010№3(15) июнь–июль 2010

русский пионер №3(15). июнь–июль 2010 8

К сожалению, я каждый раз, когда пишу эту колонку,

вынужден что-то объяснять насчет текущего номера (например,

что тема этого номера — «Правда», вернее: правда — без

кавычек и с маленькой буквы), потому что, кроме меня, этого

почему-то никто не может сделать. Это очень обидно, потому

что написать что-нибудь от души, написать про какую-нибудь

правду, одну из многих, которые у меня хранятся в надежном

месте, просто не хватает ни времени, ни места.

Вот и теперь мне придется рассказать не о правде,

а о Дополненной реальности. Внизу, на этой странице вы

видите небольшой маркер. Если вы приставите маркер к веб-

камере вашего компьютера, а на экране в это время будет сайт

Ruspioner.ru, то изображение оживет и вы увидите настоящую

колонку в видеоформате. То есть увидите меня, ее читающего

(и еще две колонки в этом номере есть такие же — найдите их).

Все это настолько удивительно и не поддается никакому

осмыслению, что вам лучше об этом не думать. Просто сделайте

это и смотрите. Я сам стараюсь не думать. У меня, правда, не

очень получается. Я постоянно думаю, как далеко мы можем

зайти такими темпами, и мне от этого не очень хорошо.

Я начинаю думать о своей профпригодности, о том, буду ли я,

если дело так пойдет (а оно именно так и пойдет), нужен людям

так, как нужен сейчас, начинаю сомневаться, не стою ли я уже

на пути прогресса или все-таки успеваю делать вид, что иду

с ним в ногу…

Но потом я прихожу к выводу, что, какой бы головокружительно

высокой ни была эта технология, все равно кто-то же должен

быть на озвучке моей колонки. То есть я должен быть (в том

числе и в высоком смысле этого слова). А потом я понимаю, что

нет ничего проще, чем смоделировать мой голос. И ваш тоже.

То же с изображением… И черт знает что еще можно сделать.

Так зачем я нужен вообще? Может быть, затем, чтобы

остановить все это безумие, встать на пути прогресса

и спасти мир?

Но нет — поздно. Ничего уже не избежать. Можно только

принять неизбежное и попытаться получить удовольствие.

Чего и вам желаю.

Я прежде всего этот номер имею в виду.

Андрей Колесников

orlo

va


Клятва главного редактора. стр. 8

первая четверть

Прогул прогулов. Как я прожрал свою победу. Андрей Васильев про свое кино. стр 16Урок уроков. Правда нежити. Отец Иван Охлобыстин о том, что лучше – умереть

или воскреснуть. стр. 20Сбор металлолома. Синенькая юбочка, ленточка в косе. Екатерина Истомина

про миллиардера-слесаря. стр. 24

Урок информатики. Главный враг Китая как Россия тоже Америка. Китайский блогер

Линь Хайхун о Китае без Google. стр. 28Урок этики. Истина в вине. Ольга Ощепкова о том что снаружи, а что внутри. стр. 30Медпункт. Считайте меня импотентом.

Матрос Кошка о чести акушера. стр. 32Урок философии. Обмани меня, если сможешь.

Сергей Полонский о рассинхронизации работы

полушарий. стр. 36

вторая четверть

Пионер-герой. Шпилевой. Как завязать с рулеткой.

стр. 40Урок пения. Запевшие. Почему бурановских бабушек

не берут на Евровидение. стр. 48

русский пионер №3(15). июнь–июль 201011

третья четверть

Диктант. Правдёж. В тему номера. стр. 60Урок поэзии. Тут вам про правду пару слов представил некто А.Орлов Поэт Орлуша

рассказал все по-честному. стр. 62Следопыт. Невыездная модель.

Корреспондент «РП» узнал, почему мы не попали на ЧМ-2010

по футболу. стр. 66

Дневник наблюдений. Правда-матка. Член

Британской королевской академии акушеров и гинекологов

за работой. стр. 72 Урок рисования. Правда крокодила Германа. Комикс. стр. 77Сочинение. From Hell. Рассказ Дмитрия Глуховского.

стр. 84Фотоувеличитель. стр. 93

Четвертая четверть

Урок мужества. Завтра была война.

Ночь в Бангкоке.104Обществоведение. Как я провела однажды летом. Петров, Козлов

и плов. стр. 112Урок географии. Мери Лу и сундук мертвеца. К сокровищам последнего

пирата. стр. 120


Група продленного дня

Правофланговая. Сталингад. Ксения Собчак правдиво о Великой Лжи. стр. 130Отличница. Худо-бедно. Тина Канделаки

про свою голодуху. стр. 134Пионервожатый. В моей правде прошу винить «РП». Алексей Боков о себе. стр. 136

Пионервожатая. Третья Половая. Анна Николаева про это. стр. 140Гардеробщик. К гадалке не ходил. Жан Поль Готье о самом страшном. стр. 142

Внеклассное чтение. Nahe null, или Трудности обратного перевода.

Отрывок из романа Натана Дубовицкого

«Околоноля» в переводе с немецкого. стр. 146

Табель. Отдел писем. стр. 154

Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов.

стр. 159

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

15

Прогул прогулов. Как я прожрал свою победу. Андрей Васильев

про свое кино. Урок уроков. Правда нежити. Отец Иван Охлобыстин о том, что лучше –

умереть или воскреснуть. Сбор металлолома. Синенькая юбочка, ленточка в косе. Екатерина Истомина

про миллиардера-слесаря. Урок информатики. Главный враг Китая как Россия тоже Америка.

Китайский блогер Линь Хайхун о Китае без Google. Урок этики. Истина в вине. Ольга Ощепкова о том

что снаружи, а что внутри. Медпункт. Считайте меня импотентом. Матрос Кошка о чести акушера.

Урок философии. Обмани меня, если сможешь. Сергей Полонский о рассинхронизации работы полушарий.


Шеф-редактор издатель-ского дома «Коммерсантъ» Андрей Васильев в попытке мак-симально соответство-вать формату рубрики, на этот раз прогуливает 1 Мая, День Победы и Каннский фестиваль. И ладно бы, и пускай, но самое обидное, где он это делает и с кем. Где – об этом вы узнаете из его колонки. С кем – не узнаете нипочем. Но зато поймете, почему не узнаете.

дмит

рий

лебе

дев/

«ъ»

текст: андрей васильев рисунок: анна всесвятская

На премьеру фильма Леонида

Парфенова «Зворыкин-Муромец» в бутиковый

кинотеатр «Пионер» я приехал не один. С двумя

воблами. Одну подарил арт-директору Русского

павильона в Канне красавице Кате Мцитурид-

зе (она ее спрятала в сумочку Dior), а с другой

пошел в буфет пиво пить, патриотично пройдя

мимо фуршетного стола. Фильм-то патриотиче-

ский: Россия — родина телевизоров. Впрочем,

про него и до меня много писали, поэтому

остановлюсь лишь на одном эпизоде.

После Второй мировой на русского эмигранта

Зворыкина ФБР завело неподъемное дело.

Парфеновской группе выдали из него 800

страниц — и то мало не покажется. Оказалось,

стучал вольнолюбивый американский народ на

изобретателя почище советской интеллигенции.

И соседи, и слуги соседей, и почтальон, и сантех-

ник, и все кому не лень. Правда, не посадили.

На послепремьерном фуршете (вобла-то была

всего одна) я поделился своим недоумением со

старым знакомым Владиславом Сурковым. Вот,

дескать, она какая, американская демократия.

— Если бы ты знал, Андрюха, какие люди стучат

на тебя! — с некоторым даже сочувствием

улыбнулся Владислав Сурков.

Я привел этот короткий, но емкий диалог в каче-

стве оправдания. Того, что некоторые, а лучше

сказать — все персонажи нижеследующей

истории от греха подальше названы не будут.

История ведь по нынешним временам стрем-

ная. О том, как компания уважаемых вроде бы

господ, забрав жен и детей, сбежала от парада

Победы на остров Капри.

Политическая подоплека такой акции — нуле-

вая. Просто Капри невозможно перекрыть на

десять дней ни к какому юбилею: там всего

три улицы, и они пешеходные. Размаху нет.

Чтобы вот так вот взять и на удивление всему

миру прохреначить танками по центру много

лет не воюющей столицы. Хотя, казалось бы,

и на Капри можно побороться против фальси-

фикации истории. Там, например, император

Тиберий, добровольно оставив древний Рим

на преемника, скрывался от того преемника

в наскальном замке. Комфортно скрывался.

Выписывал к себе окрестных красавиц — из

Помпеи, там, или Неаполя — и, насладившись

их обществом, сбрасывал с высоченной скалы.

Я там был, Brunello, как говорится, пил — вид

действительно обалденный. И хотя Тиберия

давно отравили, а замок в руинах, все равно


выяснили, что в каприйских бутиках не надо не

только забирать пакеты, но и вовсе платить.

В бутике все знают «signora da Punta Tragara»:

сами принесут все в гостиницу и сами дого-

ворятся с консьержем о том, чтобы цену муж

узнал только при чек-ауте. Там же всего две

семьи рулят, на Капри. Одна владеет недвижи-

мостью, а другая (по фамилии Russo) — боль-

шинством магазинов. Есть бутик Russо uomo,

есть Russo donna, есть Russо kid. Не хватает

только Russo turista и секс-шопа Oblico morale.

Вот за «облико морале» отвечают в нашей

компании как раз мужчины. Но отвечают абсо-

лютно невинным образом: жрут и пьют. А куда

денешься, если Sassicaia по €210 бутылка —

и это в ресторане!.. Что же касается еды, то я,

конечно, не Маргарита Симоньян, чтобы описы-

вать неописуемое, но в итальянский ресторан…

Ни в какой стране мира, кроме Италии…

И детям своим не велю! И внукам! Потому что

спагетти — это… Ну не макароны это! Спросите

у Симоньян, если не верите.

Cо смотровой площадки у гостиницы Punta

Tragara открывается лучший на Капри вид.

Далеко внизу похожие на тлю чайки кружат над

двухсотметровыми утесами. Отсюда утесы —

вроде закопченных зажигалок Zippo. Зажигалки

ласкает прозрачное даже с такой высоты море.

Все это по выходным фотографируют японцы-

однодневки. Нам туда, вниз. Мы проходим мимо

японцев с выражением лиц «все туристы казлы»

и спускаемся метров пятьсот по самой красивой

на Капри тропе. Потому что там наш любимый

ресторан Da Luigi, который до трех. Там много

лет назад родился наш патриотический каприй-

ский тост: «Да, Луиджи!» И он выходит, седой

повар Луиджи, и выносит такое sote del mare,

что можно изменить с ним Маргарите Симо-

ньян. И мы аплодируем.

Сверху это можно разглядеть в сильный

бинокль. 9 мая, за столом, не считая женщин

и детей, десяток респектабельных мужчин в тру-

сах. Они серьезно спорят — не о политике. Они

спорят, где ужинать завтра. Потом они вызовут

катер по €5 с носа (не подниматься же 500

метров по красивейшей на Капри тропе!), за

7 минут доедут до Marina piccola, потом выпьют

в этом порту по маленькой и дождутся такси до

ратушной площади (размером с бассейн в типо-

вом рублевском коттедже), сядут в баре Tiberio,

где бармен Серджио сделает им по старой

дружбе mohito такой крепости, что чистый ром

новичку покажется жиденькой запивкой. И они

опять серьезно заспорят. О том, где обедать

послезавтра.

P.S. Чтобы не нарушать традицию, основанную

в прошлом номере, я решил прогулять Каннский

фестиваль. Потому что там в программе был

«великий фильм о великой войне». И я боялся,

что его презентацией займется великий режис-

сер, средства которого тоже велики. А в Канне,

в отличие от Капри, есть что перекрыть.

можно дождаться годовщины и сбросить что-

нибудь красивое в море.

Или из новейшей истории. Можно ведь пору-

чить почетному гражданину Москвы товарищу

Долгих вывезти 7 ноября на Капри сотню-другую

участников Октябрьской революции и взять

штурмом виллу Круппа, на которой Горький

буревестником любовался и Ленину в шахматы

проигрывал. Виллу эту потом видный оружей-

ник Крупп вместе с бронированным вагоном

и кое-какими деньжатами подарил борющемуся

пролетариату. До конца перестройки она при-

надлежала МИД СССР, позже десяток лет стояла

тем же МИДом заколоченная, а потом на гребне

приватизации неожиданно стала частной

итальянской гостиницей аж в две звезды каче-

ством. А под ней памятник… правильно, Ленину.

Правда, на Ленина эта голова похоже так же,

как на любого лысого хрена, но надпись есть:

«A Lenin da Capri». Вот у этой головы мы, человек

тридцать с лишним, исторически оправданно от-

праздновали 1 Мая. Заказали в нашей гостини-

це Punta Tragara (*****L, 1922 г., арх. Корбюзье)

громадный букет (привезли, правда, венок, но

тоже громадный), приодели жен и детей (там

хоть и тесновато, но бутики всех итальянских

брендов имеются) — и вперед. Не на танках,

конечно, но туристический поток перекрыли.

Мне ночью бармен Пеппино выказал респект от

всех местных:

— Сеньор Вазильев, это было шоу! Настоящая

похоронная процессия… Но в городе нет клад-

бища! А у вас — покойника!

Интересно, что у памятника мы оказались не

одни. После того как дети отдали пионерский

салют, а я спел старинную диссидентскую песню

«Коммунисты поймали мальчишку», ко мне по-

дошли татуированные молодые люди в банданах

и предложили выпить с ними винца из пакетов.

«Ты комми?» — спросили они меня. Отхлебнув из

пакета, я понял, что не могу открыть молодежи

свою беспартийную правду. Пришлось назвать-

ся ветераном-единороссом. В принципе, хиляло:

на Капри я ношу красную майку с оторванными

рукавами и надписью «Все туристы казлы!»

и красную бейсболку с таким же слоганом. «О,

клево! — обрадовались мои сопакетники. —

А мы фашисты».

Вино у них, надо сказать, было дрянь.

Больше политикой мы не занимались. А делали

свое дело, освоенное много лет назад. Жены —

как, впрочем, и подросшие дочери — давно


Придумывая главную тему номера, мы, конечно, надеялись, что она – правда – не оставит равнодушным нашего духовного колумниста, отца Ивана Охлобыстина. И Иван Иванович выступил по теме настолько эмоционально, что, очевидно, теперь и читатели не останутся равнодушными. Но легкого чтения не будет. Приступая, соберитесь с духом.

Правда? Да упаси Боже знать ее! Всю,

во всяком случае. Той, что уже известна,

вполне достаточно порядочному человеку для

суицида. Спасает одно — живых порядочных

людей наперечет.

Правда! Все известные законодательные

формы придуманы только для того, чтобы этой

правды никогда не узнать, а если и узнать, то

не больше того, что необходимо для решения

имущественных вопросов. Все, что больше,

опасно для самого принципа государственно-

сти. Предположим: правда в том, что в России

95% людей живут в нищете, а остальные 5%

не знают, на что сдачу потратить. И что так

было всегда — и при Рюриках, и при Романо-

вых, и при Сталине, и при Брежневе, и в наши

просвещенные времена. И так будет всегда,

потому что как только тот или иной наш со-

отечественник приходит к власти, богатству

или просто получает хорошее образование,

его первой правдой становится убеждение,

что все остальные русские люди мразь и рабы.

И это не психическая проблема этого челове-

ка, это та самая правда, самая что ни на есть

правда. И остальные действительно такие.

Более того, остальные хотят оставаться таки-

ми, в ином случае им придется узнать другую

правду, гораздо страшнее предыдущей — что

им жить вообще не положено. А как иначе:

они живая помеха на пути у остального

мира — трудолюбивого, чистоплотного, думаю-

щего. Этот прекрасный мир и есть источник

единственной правды, трепетно хранимой на

самом дне мировой души. Все, что хоть немно-

го не соответствовало этой правде, немедлен-

но попадало под программу спешной зачистки.

Неважно, кому поручали уладить это досадное

недоразумение — Гитлеру или Соросу, они

делали одну работу — защищали правду. При

внешней разнице методов смысл их действий

один и тот же — защита правды. А иначе

никак, иначе мир никогда не станет единым,

не будет единого правительства, космические

флотилии не метнутся в космос в поисках

новых источников энергии и собратьев по

разуму, а может быть, и по правде.

Не думаю, что миру стоит беспокоиться: по

всему выходит, мы сами прекрасно справляем-

ся — воруем, тут же пропиваем, а как деньги

кончатся, целлофановые пакеты с клеем на

голову натягиваем. Видимо, мы тоже по-

своему защищаем правду. От себя, правда.

итар

-тас

с

текст: иван охлобыстин рисунок: инга аксенова


Какая разница, главное результат: мы должны

быть уничтожены. Это наш долг с точки зрения

человеческой правды. Забавно, но даже

при нашей тотальной никчемности мы очень

стараемся. Все, что можно сделать плохо, мы

делаем еще хуже. Где-то мы достигаем совер-

шенства. Взять отечественный автопром — ну

кто поспорит? Или товары общественного

потребления — при массовых казнях маро-

дерство будет сведено к минимуму. Снимать

с трупов будет нечего. Или сельское хозяйство.

Или строительную отрасль. Или медицину. Или

телевидение. Сколько сил положено, чтобы

научить не уважать свой народ, окончательно

доказать, что народ дерьмо. «Пипл хавает все».

И он правда хавает. Хотя, казалось бы: на ту

же смету сними не про то, как пятиклассники

на переменках сношаются, а про хороших

людей, «пипл» это тоже схавает да еще подра-

жать попытается, ему выбирать не позволяют,

но это не формат правды. Нельзя, телевизион-

ное начальство убеждено, что русскому чело-

веку это не душеполезно. Специалистов по ге-

ноциду присылать не надо. У нас любой ученик

младших классов больше в теме. Его с детства

воспитывают на правде. Только это правда

нежити, больше для патолого-анатомического

отчета подходящая. И не правда, а описание

причин смерти.

Не может быть правды вне отдельно взятой

личности. Именно поэтому мы, христиане,

говорим: правда есть Христос. И корректируем

свои разные правды под Его Правду. У кого

как получается. Получается не всегда, потому

что и здесь неисправимая человеческая при-

рода пытается найти энциклопедический уни-

версум, а его нет. Христос исцеляет, Христос

уничтожает бесполезную смоковницу, Христос

жарит на берегу для друзей рыбу, Христос из-

бивает торговцев кнутом, Христос страдает на

кресте, Христос умирает и Христос воскресает.

Христос разный, как любой из нас разный. Его

действия нельзя упорядочить с помощью обыч-

ной бытовой логики, Он не логичен. И правда

не может быть логична, временная константа

рано или поздно сводит любую логику на нет.

Именно поэтому православные христиане

уделяют столько внимания обрядам. Обряды —

мистические точки соприкосновения с на-

стоящей Правдой. Столетиями священники

на каждой Литургии символически повторяют

путь Спасителя: Нагорную проповедь, Тайную

Вечерю, Распятие и Воскресение. Вот это

правда, а все остальное — пыль, легким ветер-

ком с ладони сметаемая.

Пусть я, как и мои дикие соотечественники, не

соответствую мировым эталонам стандартной

правды, но каждый раз, открывая рот, чтобы

что-то важное сказать, я с ошибками или

вообще неправильно, но пытаюсь повторить

Нагорную Проповедь, каждый раз, встречаясь

с близкими людьми, я пытаюсь поделиться

с ними собой, каждый раз, декларируя свои не

самые мудрые убеждения, я пытаюсь вска-

рабкаться на Крест, и каждый раз, опасаясь

смерти, я напоминаю себе о Воскресении. По-

лучается — вне жизни Христа нет моей жизни,

и Его Правда — правда моя.

И вот думаю я: может быть, это правильно —

умереть моему народу? Иначе как ему вос-

креснуть? Так что стоит поразмыслить — стоит

ли препятствовать остальному миру душить

Россию. Пусть продолжает, мы еще и под-

скажем, как надежнее. А как умрем, так все

и начнется. Поднимемся из могил, выберемся

из бетонных карманов колумбариев, и встре-

чай, мир, народ Гога и Магога по библейскому

предписанию. А там как Бог положит — просто

сотрем все с лица Земли или до конца времен

чужую кровь пить будем. Неважно. Главное —

мы почти готовы. И в прямом и в переносном

смысле.

Ах да! «Не все умрут, но все изменятся», — го-

ворит апостол. Значит, не стоит запечатывать

ядерные кнопки, будет кому нажать. Мы миру

не обещали, что будет легко. Да и лучше не

затягивать, пока новых способов массового

поражения мир не придумал для себя самого.

Мы твоя страшная правда, мир, мир холодный,

извращенный, жестокий, ветхозаветный.


До сих пор в этой рубрике слово «металлолом» использовалось как условность, как метафора – так назывались все описываемые транспортные средства, независимо от их цены и скорости. Однако в этой колонке обозреватель «Ъ» Екатерина Истомина попадет в натуральный металлолом, причем там, где это менее всего ожидалось. Мужайся, читатель – сейчас предстоит узнать суровую правду о бесчеловечных условиях жизни одного из богатейших людей мира, Ричарда Брэнсона.

«Всю жизнь суждено мне толкаться

в чужих гостиных. Не снискать мне славы Кри-

стиан Аманпур, сделавшей карьеру на Сребре-

нице, или Майкла Холмса с его репортажами

из Афганистана и Ирака», — грустно думала я,

нажимая на белый пупок звонка. Шел дождь.

Я стояла на крыльце лондонского дома одного

из богатейших людей мира — сэра Ричарда

Брэнсона, основателя империи Virgin, чье

состояние в 2004 году оценивалось в 6,2 мил-

лиарда фунтов стерлингов. Сэр Брэнсон сам

мне открыл дверь. Он был красив атональной

красотой. Синенькая юбочка, ленточка в косе.

«Я небольшая московская пресса. Вам Карина

должна была звонить на мой счет. Кажется,

еще кроме меня кто-то должен здесь быть», —

решительно пролепетала я. «Заходите, тапочек

нет», — окончательно распахнул дверь милли-

ардер. Я оказалась в коридоре, большую часть

которого занимали покрышки, комки пыли

и автомобильный двигатель. Я без труда узна-

ла в этой седовласой раскоряке 6-цилиндро-

вый рядный E280 из серии моторов Mercedes-

Benz с маркировкой M112, поступивших на

рынок в 1997 году; 204 «лошади», крутящий

момент 3000–5000 об/м, гильзы цилиндров

E280 впервые в истории были выполнены из

легких сплавов.

Мы прошли в гостиную, обстановку которой

можно было охарактеризовать фразой моего

давнего милого начальника Михаила Маргело-

ва «Иконы плачут!» Черный рояль с перебитым

хребтом. Скомканный диван. Смятый стул.

Журнальный столик с перекошенным лицом.

Перекошенный портрет благородной дамы.

Хозяин данного роскошного дома, миллиардер,

сэр Ричард Брэнсон предложил выпить шам-

панского. Мы еще долго с ним искали стака-

ны: под промятым диваном, столом, роялем,

в комках пыли. На крик миллиардера вышла

клубничная женщина. Ее звали вроде Дженни.

Она как бы работала здесь домоправитель-

ницей. У нее на кухне нашлось два треснутых

пластмассовых стаканчика.

«Чем вы занимаетесь?» — спросил сэр Брэнсон,

разлив профессионально. «Балетное училище,

Большой театр, затем два университета, потом,

увы, увы, увы, долгий подвиг скитания по самым

дорогим европейским курортам», — мне, соб-

ственно, надо было как-то жалостливо вырулить

на разговор о роскоши. Ведь именно такое

страшное задание дала мне родная редакция «Ъ».

orlo

va

текст: екатерина истомина рисунок: анна каулина


«Я тут купил по случаю унитаз», — заявил сэр

Ричард Брэнсон. Все, ребята. Это Breaking

News. Это молния из Багдада. Огоньки за-

мерцали в голове. Итак, прямое включение:

сегодня мы ведем эксклюзивный репортаж со

дна нового унитаза, который купил сэр Ричард

Брэнсон. Справа по бивалютному курсу —

белые бриллианты, ограненные на Алмазной

бирже, что на бульваре Жаботинского, 46,

в Тель-Авиве. Слева — нежнейшая алмазная

россыпь, прикрепленная к фаянсу мастерами

школы Генри Оппегеймера из ателье, что на

Центральной улице Йоханнесбурга, 222. А на

дне — золотое панно, изображающее мирные

сценки из жизни демоса Фолклендских остро-

вов. Сплевываем, товарищи.

«Это самый обычный белый унитаз. Я уста-

новил его на скале моего личного острова

Неккер. Его уже снимали журналисты.

И унитаз тоже. Я бы пригласил вас на Неккер,

но на Уолл-стрит каникулы, и там отдыхают

финансисты», — как-то доверился сэр Брэнсон.

Эксклюзив отпал, какой-то мерзкий журналист-

ский черт уже взгромоздился на мой-мой-мой

унитаз. И пристроился на нем орлом. А потом,

сделав свое темное, надо полагать, дело,

белым лебедем пролетел в кассу за гонораром.

Сука. Разберемся.

Заседание с шампанским продолжалось.

Я тезисами рассказала про Чайковского, а сэр

Брэнсон кратко доложил о своих космических

инициативах. Он строит ракету, на которой до-

стойно отлетит к далеким звездам. Уже реше-

ны все вопросы питания на борту. Его вторая

жена (по первой профессии — стюардесса)

переживает. Так как в космический экипаж

сэр Брэнсон меня почему-то не пригласил

(он, бедняга, не знал, что подмосковная дача

у нас когда-то была рядом с дачей Валентины

Терешковой и я приблизительно в курсе, как

там надо ракету заводить, тетя Валя подробно

рассказывала), я спросила про двигатель.

Ведь именно этот мотор волновал меня почти

с начала встречи. Ведь в нем была тайна.

Что ж, быть может, сэр Ричард Брэнсон отчаян-

но, страстно, по-юношески неловко пытается

у себя в особняке, вот так вот, на острой тре-

петной коленке, приспособить автомобильные

немецкие технологии к своему домашнему раке-

тостроению? Болен ли он грезой зачерпнуть эту

легкокрылую небесную гармонию до соли зем-

ным цилиндром из сплава? Вне сомнений. Он

Коперник, он Тихо Браге, Галилей! Вот я и вижу,

что у него же не голова, а чистая планета Юпи-

тер, а вокруг все идеи, идеи вращаются.

«Жена меня запилила! «Мерседес» у нее сло-

мался. Почини, она мне говорит. Я вот с при-

ятелем вытащил из машины весь двигатель.

Четвертые сутки пытаюсь что-то придумать на

этот счет», — внезапно захныкал миллиардер.

Господи Иисусе, что творится-то, что деется!

Я тут же пожалела, что в слепоте своей сер-

дешной не прихватила из Москвы верного га-

ечного ключа. Этой бывшей стюардессе, а сей-

час — второй жене, в том смысле, тюк-тюк-тюк

по крашеной голове. Чтобы не нервировала

такого великого человека. Ишь! А ну, брысь

под лавку! Он же в космос у тебя собрался,

глупая. Не на дачу, не в Нью-Йорк. Так ты поди

быстрей борща свари ему в дорогу.

При моих разливанных мыслях о борще в го-

стиной возникла клубничная женщина Джен-

ни. Она зазывно потрясла молодецкой грудью

и пожаловалась нам на жуткую грязь, которую

«занес этот мотор в дом». Строго указала, что

даже соседские собаки перестали приходить.

Я уже с жаром поддакивала ей, разгорячен-

ной, насыпая все больше перцу в беседу. Мол,

сэр, и Монморанси восьмые сутки не видно,

а если, случись, гремучие крысы? Сэр Брэнсон

совсем уж растерялся в нашем обществе.

Он все заглядывал в пустой пластмассовый

стаканчик. На его лицо вывалились мысли:

«Хоть бы они исчезли вмиг, эти две грудастые

курицы! Как я устал от их ревнивого визга.

Скорей бы мне уж в космос!»

Тут в дверь динамично позвонили. Это явилась

толстенная, как похмельная бочка с огурцами,

сотрудница империи Virgin Карина. Вид у нее

был самый решительный. Карина с порога

была готова атаковать E280 Mercedes-Benz.

Закогтить и съесть его.

На сэра Брэнсона было просто жалко смо-

треть. Он решил быстрее избавиться хотя бы

от меня, женщины пришлой: «Поезжайте ко

мне в Африку. Дженни, кто там сейчас в моем

марокканском поместье?» Дженни подтверди-

ла, что там в данный момент находится люби-

мая мать сэра Брэнсона с семью подругами.

Уставший взгляд сэра Брэнсона медленно

облетел земной шар, но, видимо, не нашел

на нем ничего подходящего. Согласна: в его

ситуации — только космос. Горячая Дженни

предложила другое, самое южное из всех аф-

риканских владений сэра Брэнсона поместье —

Улусабу, что на границе ЮАР и Зимбабве.

«Но сейчас там сезон черной мамбы!» —

всплеснул руками Брэнсон. «Сэр, но мы же

дадим ей Большого Джона…» — загадочно

просияла Дженни. И сэр Брэнсон закатил глаза

в знак согласия.

Через двадцать часов я срочно вылетела из

Лондона рейсом Virgin в Йоханнесбург. С сэром

Брэнсоном все было ясно. В журналистском

расследовании оставалась только одна туман-

ность: повесил ли он на своих стюардесс бирку

с надписью «Девственница»?


Из колонки известного китайского блогера Линь Хайхун читатель поймет (если сможет), почему вся китайская блогосфера вздохнула с облегчением, когда компания Google ушла из Китая. Автор в офлайне – профессиональ ный переводчик с китайского на русский и настаивал на том, что в тексте его нельзя менять ни одной запятой, потому что он верен, и мы с удовольст вием пошли ему навстре чу. Спорить с ним не хочется: 2,47 миллиона посещений в неделю всетаки (Skype: linhaitian777).

1. причина в несовершенном законодательства:

www.blogbus.com в 5 января запрещен, причина

в том, что в блоге существует запрещенными

статьями , сотни прекрасные статьи в блогу

тоже потерились, это очень популярное немно-

гие запрещенные статьи влияли на весь сайт

и другие многие блоги, сложно, трудно а также

не могут восстановить блоги, в тот момент блог-

геры сложно и трудно а так же не могли полу-

чить возмещение и защиту, хотя бы некоторые

блоггеры требуют возмещения, и ни кто не по-

лучил удачи, специалисты показали, что теперь

сеть Интернет бурно развивается, и скорость

завершения закона уступает скорость развития

Интернет, так что блоггеры трудно сохраняют

свое нормальное право. Но по настоящему

пункту закона, примерно “контрактный закон”,

“общее правило гражданского закона” и так

далее, сетевые любители регистрируют блог,

после того контрактное отношение с сайтом, те-

перь сайт запрешен, блоггеры должны получить

возмещение. В настоящую ситуацию законода-

тельная работа еще должна постоянно получить

совершенствование, соответствующие отдела

должны ускоряться данной работе, и сохранить

право сетевых любителей, а то сетевые любите-

ли возникают неуверенное чувство к виртуаль-

ному миру, возникают большие споры.

2. обычно блог у известного человека быстро

распространяется, быстро получит ставку нажа-

тия, но некоторые блоги запрещены, примерно

блог у Шунчжудэ запрещен, он знакомый в раз-

влекательном кругу, причина в том, что его блог

существует запрещенными содержаниями, он

очень любит заниматься сплетнями без неопро-

вержимого доказательства, хотя бы не только

затрунул закон, но и много врагов, которые

тоже требуют соответствующих отделов, чтобы

запретить его блог. Так значит, очень важная

причина запрещенная: не только нарушали за-

коны, ещё много врагов.

3. Не удалить запрещенные оставления за-

писки: есть очень знакомый блоггер -Жань

Юуньфэй, в одном из самых знакомых ки-

тайских сайтов специально сделал свой блог,

который очень знакомый, по ставке нажатия

занимает четвертное место в сайте Тяньъя,

причина удачи, это действительные дела и дей-

ствительные речи о очень интересующих темах

общественности, действительные речи покажут

свободное положение китайского Интернета,

но некоторые оставления записки изменило

из л

ично

го а

рхив

а

текст: линь хайхун рисунок: маша сумнина


рисунок: анна каулина

все, многие запрещенные речи из оставлений

записки, а он отказался к исправлению, тогда

проблема возникла, блог запрещен.

4. Самые популярные группы блога это SINA

группы блога, а блог у знакомого писателя Хань-

хан имеет очень большую ставку, но SINA любит

и ненавидит такого блоггера, потому что, он не

нарушает закон, но если многие аналогические

фразы появляются в культурной статьи, на-

зываются языковые игры, но из фразы уделять

слова, существуют большим количеством, как

половое сношение, ротовое сношение, и другие

слова, а просто это два шрифта очень близки,

а действительно не одиночные слова, значение

фразы совсем по другому, тогда статьи у Хань-

хан популярные очень, очень высокая ставка

нажатия, SINA и правительство хотят закрыть

его блог, но из-за отсутствия законодательного

основания, просто перечислили его блок в чер-

ные списки.

5. за причину интереса предприятия, закрыли

рекламный блог: alimama SINA блог запрещен,

причина в том что в площадке блога обще-

ственности, обычно носитель сайта имеет свою

рекламное пространство, принят платеж от

клиентов за рекламные аренды, иногда статья

в блоге с собой является рекламой, носитель

блога не любит, иногда за причину интереса

предприятия, закрыли рекламный блог.

6. источник причины - проблема отношения

между Китаем и Америкой: GOOGLE блог ушел

от Китая, известно, GOOGLE ещё представит

интерес правительства США, GOOGLE блог

тоже поддержит речи с политическими запре-

щенными а так же других речи о свободе по

порнографии, азартным играм и нарокомании.

Сложное политическое отношение между

Китаем и Америкой а так же разница культур-

ных систем, сделали очень важную причину по

решению постройки автоматической системы

запретить реакционные слова, фразы и так

далее, значит главный враг Китая как Россия

тоже Америка, которые стремится к сепаратив-

ности Китая.


Если такая колонка и уместна в нашем журнале и органична для него, и более того, ни в каком другом журнале напечатана быть не может, то, значит, это и есть то, ради чего мы тут все работаем. И мы благодарим главу компании «Совлинк» Ольгу Ощепкову за доверие и постараемся оправдать его – другими такими же колонками. Хотя, с другой стороны, другую такую же не напишешь. Даже и она уже не напишет.

Стремительно приближаясь к соро-

ка годам, начинаешь осознавать, что понятие

правды само по себе ничего не означает.

Правды нет! Это я сказала? Да, это я сказала!

Я поняла это давно в детстве и постепен-

но осознавала, пережевывала, нутром

переваривала.

В восьмом классе нас собрали в кабинете

директора по достаточно сакраментально-

му поводу: «Кто курил в туалете?» Я уже не

помню, кто как из нас выкручивался, помню,

что вызвали родителей и в результате влетело

всем по самое, так сказать, да…

Я тогда, кстати, еще не курила. Но правду-то

знала. А директор сказал: «Если никто не курил,

значит, курили все!» Все! А он — директор,

уважаемый человек, врать не может. Зна-

чит — это правда. И я поняла, что правд много,

а значит, ни одной. Но опоры-то нужны...

И вот на смену правде-лжи пришла истина.

Разница как пропасть, а объяснить невозмож-

но, возможно только почувствовать. «Почув-

ствовать» — это тоже приходящее. На смену

«плохо-хорошо».

Первый раз решила, как говорится, взяться

за перо и поспорить с главным редактором

«Русского пионера» (в своей клятве в про-

шлом номере «РП», посвященном лжи, Андрей

Колесников утверждал, что иногда можно

и нужно обманывать детей. — Ред.). Именно

из-за его статей я несколько лет выписывала

«Коммерсант», а теперь и «Пионер». Даже

пополнила свой книжный шкаф несколькими

его экзерсисами. Это я к тому, что уважаю

его и возражать поэтому очень сложно, как

старшему перечить, как директору школы

в восьмом классе. Но тема наболела, поэтому

извольте.

Тридцать лет назад (а мне сейчас почти

тридцать восемь) мои родители развелись.

Развелись тихо, без скандалов, как подобает

интеллигентным людям, то есть ничего, соб-

ственно, детям не объясняя. К нам с сестрой

просто пришла мама и сказала: «Мы теперь

будем жить у бабушки с дедушкой. Я с вашим

папой развелась». И все. А что, собственно, тут

непонятного? Особенно в семь с половиной

лет? Мне было действительно все понятно

и почему-то невероятно жалко отца. Он-то не-

известно где будет жить. И как-то без нас.

А мы как-то стали жить без него. Я потихонеч-

ку начинала придумывать в школе и в других

из л

ично

го а

рхив

а

текст: ольга ощепкова рисунок: сандра федорина


более или менее временных коллективах,

через которые я прошла, истории о том, где

мой отец. Я никак не могла найти в себе слова

или силы произнести: «Папа живет отдельно».

Я не знала, как это сказать, а повторение

маминой фразы звучало глупо.

Я привирала, или приукрашивала действитель-

ность вокруг себя, если говорить мягче.

Так длилось долго, года четыре, пока я не

увидела фильм с Шакуровым и Гундаревой

в главных ролях на тему как раз непростых от-

ношений в семье и развода. Я позвонила отцу

и попросила его приехать. Когда мы встрети-

лись, я спросила в лоб, почему они с мамой

развелись. Сейчас пишу и думаю, почему

я у мамы этого не спрашивала. Наверное,

заранее предполагала получить тот же самый

ответ, который услышала при объяснении

ситуации с самого начала.

Так вот почему, спрашиваю я. И он начинает

отвечать. Без скидки на возраст, опыт, пол

и прочее. Говорит про свои чувства… про

ситуацию, которая произошла… как пытался

бороться... что значила для него та женщи-

на… как он теперь к ней относится… что

ему самому сложно и больно. Он сказал, что

полюбил и не хотел притворяться (сейчас

я понимаю, что он, наверное, за долгое время

вообще в первый раз так много говорил вслух

про свои чувства и ему было приятно, что его

кто-то слушал).

А у меня был взрыв мозга. Эта информация

и ее количество меня просто уничтожали. Мне

было тяжело. Настолько, что я первый раз

в своей жизни не могла спорить. Может быть,

со временем стерлись слова и детали того раз-

говора, но все ощущения остаются до сих пор,

живо и ярко, с мурашками по телу и головной

болью.

На каждую фразу отца ложился пласт чувства.

Нового, тяжелого. Это было воспитание. Это

была путевка в жизнь. А заключалась она

в следующем: по крайней мере, не ври хотя

бы себе. Потом постарайся не врать окружаю-

щим. Если спрашивают, говори, что чувству-

ешь и как думаешь на самом деле.

Это меня спасает. Спасает от ежеминутной

лжи вокруг. Говоря мягче, вокруг — придуман-

ная реальность или нереальность, придумыва-

ют все и вся. Проще жить в выдуманном мире.

Ложь это или не ложь — пусть меня рассудят

математики. Я поняла одно: правда — это

истинность чувств и помыслов, остальное от

лукавого.

Теперь, наверное, понятно, почему вводное

слово главного редактора в предыдущем но-

мере вызвало у меня бурю эмоций. Я с ним не

согласна. Опасаясь, что мое несогласие может

иметь половую почву, я опросила нескольких

знакомых мне успешных, состоявшихся муж-

чин. Вопросы были разные, но так или иначе

кружили вокруг правды.

Ответы были уникальными. Я их оставлю себе.

Приведу только один : «Пусть мои дети знают,

что их папка тоже писался. И ничего, вот

вырос человеком». Да, его дети теперь знают,

что бывают слабости, с которыми справля-

ются, бывают ошибки, которые прощают,

бывают трудности, которые решают. А я знаю,

что бывают отцы, которые не боятся сказать

ребенку правду. Именно не боятся, потому что

ложь сил не требует.

Это я все к тому, что правда, как выясняется,

это нечто поверхностное. Факт, и все. А ис-

тина — понятие глубокое, на уровне энергий

и переживаний. Ты просто уверен.

Вот, например, на прошлой неделе мой сын

проиграл в футбол. Это не просто правда —

это неопровержимый факт при огромном

количестве свидетелей. А для меня истина

в том, что мой сын — выиграл! Даже если вся

команда проиграла!

Или мы с мужем спорим по поводу собаки: он

считает что собака —это домашнее живот-

ное и должно жить в доме. А я отвечаю,

что существует огромное количество пород,

которые прекрасно себя чувствуют, проживая

в будке на улице, и ни тебе грязи, ни аллергии.

Он называет меня живодером. Пусть так (то

есть, наверное, это правда), но истина в том,

что мы оба не хотим (или боимся) дополнитель-

ной ответственности за пса и придумываем

аргументы для спора.

А вчера была очень важная встреча. Я ее

долго добивалась и готовилась тоже долго (или

наоборот?). И вот сидим мы в моднейшем

ресторане с прекрасным видом на Москву,

я смотрю на визави и думаю: «А тебя беспоко-

ят перепады атмосферного давления? Или

ничего? Спишь как обычно, все можешь как

обычно?»

Спросите меня: в чем правда? Правда в том,

что я добилась в результате всего, чего хотела

от этих переговоров. А истина в том, что мое

здоровье последнее время волнует меня на

самом деле больше!

И проблема в том, что эту истину обсудить не

с кем, в отличие от правды. Правда — сна-

ружи, а истина — внутри. Не видно никому.

Трудно. К шестидесяти, наверное, станет еще

сложнее.


Безусловно, для того, чтобы сделать заявление, вынесенное в название этой колонки, мужчине нужны веские причины. И автор колонки, выступающий в «РП» под ником Матрос Кошка, эти веские причины раскроет со всей обезоруживающей правдивостью. Читая колонку, все-таки имейте в виду, что писал ее не просто мужчина, а член Британской королевской коллегии акушеров и гинекологов.

В Англии пациентки влюбляются в док-

торов на каждом шагу. Особенно в психотера-

певтов, гинекологов и пластических хирургов.

За это докторов часто навсегда лишают

врачебной лицензии. Вердикты обвинения, как

правило, просты и очень похожи друг на друга:

врач, воспользовавшись доверием пациентки,

используя клиническую информацию и самые

сокровенные ее тайны, соблазнил несчаст-

ную женщину и вступил с ней в сексуальные

отношения. А потом, конечно же, любовь про-

шла. Иначе как бы мы с вами узнали об этом

чудовищном поступке? Поступке, дискреди-

тирующем медицинскую профессию и грубо

нарушающем все каноны врачебной этики.

Приговор суров — конец медицинской карье-

ре. Таким в медицине не место.

Если хотите, займитесь разведением кроликов,

отрезайте и пришивайте им ноги в сарае по

ночам, пока соседи не видят. Можете также

треске печень пересадить, если невтерпеж.

Или вон идите медпредставителем в какую-

нибудь фармфирму, где вас как опытного

клинициста будут очень ценить, но за глаза, ко-

нечно же, станут называть «хирургом-лузером,

который спал со своими пациентками».

Но с этим, вероятно, еще как-то можно

жить. Можно даже попробовать не спиться

и не плакать по ночам в подушку. Гораздо

труднее жить, когда вам снятся операции,

которые вы больше никогда не сможете

делать, и то первое свидание, запретное

рандеву со своей бывшей пациенткой, когда

она принесла вам цветы, смотрела с восхи-

щением на ваши руки, нежно шептала вам

на ухо «спасибо, доктор» и так чувственно

пахла духами «Готье» вперемешку со слад-

кими слезами от захлестнувших ее эмоций,

что противостоять этому было совершенно

невозможно.

Да, вами никогда раньше так не восхищались

и так преданно в глаза не смотрели. А ведь

вам уже тридцать пять и вы уже было засо-

мневались: неужели такое бывает только во

французском кино или романах Ремарка?

Нет, вот оно... Отпустить это домой? Нет уж,

увольте...

Этично ли это, спросите вы себя, расстегивая

ей бюстгальтер на диване в своей маленькой

квартирке на Портобелло-роуд. Конечно... это

же любовь, а разве любовь бывает неэтич-

ной? И после этого вы сливаетесь с ней в дол-

олег

мих

еев

текст: матрос кошка рисунки: анна всесвятская


гом головокружительном поцелуе и чувствуете,

что падаете в бездну.

Проснитесь. Все это в прошлом. Не было

никакой любви. Из того, что было, осталось

только письмо в Медицинский совет с прось-

бой лишить вас лицензии за сексуальные

домогательства и злоупотребление служебным

положением. И флакон ее духов, забытый

у вас дома. Финита ля комедия. Вы больше не

доктор.

А теперь давайте посмотрим, за что вас, тако-

го пылкого, влюбчивого, искреннего и наивно-

го, так жестко наказала жизнь. И речь пойдет

не о коварных женщинах — исчадиях ада,

а о том, что такое врач, о том, что ему можно,

а чего нельзя.

Я, конечно, не истина в последней инстанции,

с тем, что я думаю, можно и нужно спорить.

Просто мне сложно было бы работать врачом,

не имея своего кодекса чести. И это касается

не только секса с пациентками, но и денег,

наркотиков, врачебной тайны и так далее...

Плевать на Британский медицинский совет,

который сначала зачастую рубит вам голову,

а потом разбирается, в чем же там было дело.

Кодекс чести мне нужен не из-за страха по-

терять работу и карьеру, а из-за другого. Из-за

того, что делает нас, врачей, отличными от

всех других людей.

— Мисс Стиарс, ваша операция шестого

марта прошла очень успешно, пройдите на

кресло, пожалуйста, и, если вы не возражаете,

давайте посмотрим, нормально ли все зажило.

— Доктор, а я сегодня надела чулки специаль-

но для вас!

— Для профилактики тромбоза глубоких вен

вам нужны совсем другие чулки, мисс Стиарс.

— Я знаю, доктор. Но это Wolford. Вам

нравится?

— Джейн, зеркало Cusco, пожалуйста.

Это, конечно же, тревожный знак. На про-

шлом приеме было шампанское, цветы,

конфеты и приглашение прийти на показ ее

коллекции одежды в Кенсингтоне. Сейчас вот

легкая эротика.

Но мне нельзя. И поэтому сестра Джейн всег-

да со мной на приеме, это заметно сдержива-

ет пыл влюбленных дам. К тому же я все про

вас знаю, мисс Стиарс. Слишком много знаю.

Поэтому мне и нельзя. Даже думать об этом.

— Мисс Стиарс, пожалуйста, в следующий раз,

если можно, пользуйтесь губной помадой по


ее прямому назначению, иначе, боюсь, я буду

вынужден передать ваше лечение другому

доктору.

— Что вы имеете в виду?

— Извините, мисс Стиарс, если я вас расстро-

ил. Операционный разрез зажил прекрасно.

Одевайтесь, пожалуйста. Приятного дня.

Да, считайте меня импотентом, мисс Стиарс,

или дураком, так будет лучше. Пока вы болели,

у нас с вами сложились очень доверительные

отношения. А теперь вы мне все еще доверяе-

те, а я вам нет. Да, вы мне очень благодарны

за успешную операцию, но будет лучше, если

моя харизма, мое обаяние, сексапил и власть

над вами, данная мне Эскулапом, останутся

при мне. Ищите другого мужчину. Да, мне тоже

грустно... Прощайте.

К слову сказать, анализ судебных случаев, каса-

ющихся сексуальных отношений между врачом

и пациенткой, выявил ряд очень интересных

закономерностей: в большинстве случаев врачу,

обвиняемому в сексе с пациенткой, удавалось

успешно излечить пациентку от болезни, с ко-

торой она к нему изначально обратилась. При

этом в глазах благодарной пациентки доктор

становился чуть ли не сверхчеловеком.

Вас когда-нибудь считали сверхчеловеком?

Попробуйте на досуге как-нибудь... Это чувство

ни с чем невозможно спутать! Я уверен, что

в мозгу «зона ощущения себя сверхчелове-

ком» вплотную примыкает к «зоне оргазмов».

Ну, хирурги меня поймут.

Наиболее совращаемыми, кстати, оказались

женатые доктора хирургического профиля

старше сорока лет, достигшие значительных

успехов в своей области. И дело тут, я думаю,

не только в «седине в бороду».

Ну а дальше, все случаи очень похожи:

консультации принимали неформальный

и расслабленный характер, между врачом

и пациенткой возникала зона «особого дове-

рия» и незаметно стиралась грань, за которой

кончается медицина и начинается романтика.

Потом романтика, как правило, заканчива-

лась и все вдруг вспоминали, кто они такие,

только к этому осознанию уже примешивались

обида, ревность, боль и зачастую желание

отомстить.

Нет, вожделеть к пациенткам — ужасно

дурной тон. Ну и потом, если уж доктору

так хочется эротики и любви, наверняка же

остались еще женщины, не охваченные их

персональным медицинским вниманием.

Вот с ними и спите на здоровье, уважае-

мые коллеги. А с пациентками давайте

останемся профессионалами. Не навреди,

помните?

В заключение хочу вспомнить один забавный

диалог. Как-то раз на одном из лондонских

светских приемов, после нескольких бутылок

«Боллинджера», один джентльмен, продающий

«Бентли» на Беркли-сквер, завел шуточный

разговор об эротизме и потенции среди

мужчин-гинекологов.

— Вы знаете, — сказал он, — моя жена так

часто посещает своего гинеколога, что я на-

чинаю подозревать, что у нее с ним роман!

Ха-ха-ха!

— Forget it! Мужчины-гинекологи ну просто

абсолютно, просто совершенно равнодушны

к сексу! — успокоил его один банкир.

— Скажите, — вмешался я, — а сколько лет

вы продаете «Бентли», если не секрет?

— Уже восемь лет! Как один день! Обожаю эту

машину! Боготворю ее!

— В таком случае позвольте полюбопытство-

вать, какие у вас возникают чувства, когда

вы видите спортивную «Бентли Континентал»

с полным баком бензина и у вас в кармане от

нее ключи?

— О-о-о-о! Мне хочется вывести ее на прямую

трассу где-нибудь в Сильверстоуне, покрепче

сжать руль и дать полный газ!

На этой фразе банкир закашлялся и поперх-

нулся шампанским. Видимо, он любил деньги

также и в свободное от работы время.


Бизнесмен Сергей Полонский говорит с читателем от души, можно сказать с размаху, и позволяет ему с головой окунуться в свой мир. Считаем своим долгом предупредить: подумайте, прежде чем решиться. Глубина серьезная, можно и не выплыть. Много рифов, вода не везде прозрачная, кругом хищники. И запомните: ложь – это кольцевание. Петля на шее. А не спасательный круг.

Обмани меня, если сможешь.

Нет, я сам могу тебя обмануть.

Я умней тебя, поэтому я могу тебя обмануть.

Я тебя обману, потому что я умней тебя.

Я умней тебя, если я тебя смогу обмануть.

Обманув тебя, я стану умней.

Став умней, я смогу тебя обмануть.

Умнее умного ты сможешь стать, лишь обма-

нув его.

Обман, раскрытый за секунду, есть показатель

вашего…

Чем дольше сможешь ты быть Штирлицем

в ночи, тем круче ты. Ау-ау-ау! Война закон-

чилась шестьдесят пять лет назад! Война

закончилась, и точка, идиот! Обман Ума —

это если вы его раскрыли! А если раскрыли

вас, то — вы глупец. Так думает среднеста-

тистический человек, и те, кто глупее этого

среднестатистического человека. И в этом

нет ничего страшного. Но иногда так начина-

ют думать люди уровня выше среднестатисти-

ческого человека. Вот в чем настоящая или

настоящий…

Ну а если на какой-то территории те незначи-

тельные 0,02% пассионарных субъектов вдруг

начали убеждать всех, что жить надо именно

так, то это… в квадрате. Именно благодаря

квадрату формула Эйнштейна так изменила

мир. Я считаю, что ложь — это краеугольный

камень для человека, поэтому ниже подробно

постараюсь расписать эту систему. Причем

не просто с философской точки зрения типа

«врать плохо», а с другой — в чем же глобаль-

ная проблема лжи.

Первое. Ложь создает закольцовки, со време-

нем часто двойные или тройные. Результат —

нарушение работы логического полушария.

Следствие — повышенное перенапряжение.

Для раскольцовки мозгу требуется много энер-

гии, что приводит к повышенному сердцебие-

нию и давлению. Итог — инфаркт или инсульт.

Здоровье сердца и срок его работы зависит не

от самого сердца, а от мозга. И это не нужно

путать с решением задачек-головоломок, от-

крытий — это позитивные головоломки, а не

закольцовки. Ученые живут в среднем на двад-

цать лет дольше среднестатистических людей.

Второе. Ложь создает вторую виртуально-

шизофреническую реальность. Результат —

нарушение работы правого эмоционального

полушария. Следствие — загрубление всех

органов чувств, неспособность получать удо-

orlo

va

текст: сергей полонский рисунок: инга аксенова


вольствие в реальном мире, создание своего

искусственного мира.

Формируются эти два направления в детстве,

когда нейроны мозга еще не детерминирова-

ны, то есть когда нет еще четко сформирован-

ных нейронных облаков и нет предрасполо-

женности к математическо-логическим или

литературно-креативным сторонам развития

человека. Это приводит к рассинхронизации

работы полушарий, что хорошо видно, если

с помощью системы Автандила разделить

лицо на правую и левую части, а затем из них

сделать лица только из правых или только из

левых половинок.

Почему на лице это так хорошо видно? Да

потому, что мышцы лица практически не

тренируются. Они являются продолжением

того, как функционирует ваш мозг. Это не-

которая подсказка, данная нам природой.

Плохо выглядит ваш фэйс, идти надо не

к пластическому хирургу, а к психотерапев-

ту! И спасибо природе, что она нам помога-

ет. И именно в первые десять секунд наш

мозг считывает лицо человека, с которым

мы познакомились.

Очень хорошо описано в книге «Озарение»

Г. Малкольма (Malcolm Gladwell), и ваш мозг

либо записывает этого человека для даль-

нейшего общения, либо нет. Возможно,

именно поэтому в Англии воспринимают род

только при условии, если три поколения были

нормальными. И пускают в закрытые клубы.

Так было по крайней мере раньше. Во-первых,

приятно общаться с красивыми людьми.

Для начала интересный факт: недавно на

чаепитии с Тимуром Бекмамбетовым он

рассказал, что все казахи помнят свои

семь поколений. И помнят не просто имена,

а какой человек был: плохой или хороший.

И если в твоем роду кто-то был плохой, то

род в семи поколениях имеет энергетическо-

психологическую дырку, так называемый

«битый ген». И это накладывает отпечаток на

ребенка и его поступки.

А в России после революции из нас выбили

память поколений и мы стали людьми, род-

ства не помнящими. А ведь в царской России

купцы первой гильдии заключали договор

простым рукопожатием, и оно стоило дороже

денег, оно было синонимом слова «честь»,

потерять которую значило… Для нас сейчас

фраза «потерять честь» ничего не значит!

А ведь это один из главных внутренних ка-

мертонов настройки себя своего, организма,

мозга, тела и т.д…

Вы скажете, в современном мире лучше этот

камертон отключить, с ним сложно жить.

Ну что ж, тогда не удивляйтесь тому, что вы

постоянно болеете, выглядите старее, чем

ваш сверстник, не продвигаетесь по работе

в «нормальной компании», не ладятся дела

в семье, да и с друзьями как-то не очень… Не

переживайте, все будет хорошо. Вы умрете,

а за ваши мучения вы попадете в рай!

Да, кстати. Если предыдущая строчка вам

понравилось, то вы просто дебил и дальше

читать для вас бессмысленно. Идите смотреть

сериал «Дом-2»… если вас, все-таки, не пугает

перспектива прожить счастливо и без муче-

ний, и попасть в Ад. Шутка! Конечно же в Рай!

И не после смерти, а живым!

Ниже некоторые подсказки. Они не описа-

ны досконально, мне просто лень. А может

статься, что я не знаю. А может быть, рас-

паковав сами написанное ниже, вы измени-

тесь. Решайте сами — это ваш путь. А никто

не в силах изменить путь человека, пока он

сам этого не захочет! Правило только одно:

для получения результата нужно это обсудить

в рамках «дискуссионного клуба». Что это

такое, дискуссионный клуб? — написано на

моем ЖЖ.

Обман делится на два типа: пассивный

и активный.

Что такое пассивный, вы знаете, но не говори-

те; и этому, наверное, есть несколько причин.

Первая. Вам это невыгодно, поскольку:

а) он — ваш соучастник;

б) он знает какую-то вашу неприятную тайну-

косяк, а вы не хотите наживать ссориться

и наживать врагов.

Вторая. Вам по барабану, поскольку:

а) ложь находится далеко от вас;

б) вы не видите возможностей изменить что-

либо.

Третья. Вас так научили родители, школа,

жизнь, объясняя, что главный принцип «не

трожь г… — вонять не будет!»

Четвертая. Вы не знаете; и знаете, что не

знаете; но не пытаетесь узнать! Этот пункт

трансформируется после вопроса «а когда

я узнаю, что я буду делать?» и переносится

в предыдущие три.

Активный обман, как правило, совершается:

Первое. В безвыходной ситуации.

Второе. Во благо.

Третье. Служебно-жизненная необходимость.

Необходимость делать то, что не любишь и не

хочешь. Поэтому к разведчикам этот случай не

подходит.

Если в процессе чтения или обсуждения воз-

никло желание поменять работу, друзей, жену,

страну — мне претензии не предъявлять!

Подсказка: слово «поменять» имеет два значе-

ния!

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

39

Пионер-герой. Шпилевой. Как завязать с рулеткой.

Урок пения. Запевшие. Почему бурановских бабушек не берут на Евровидение.


Читателю предоставляется уникальная возможность выслушать исповедь Миши

Гвоздя (имя и фамилия реальны как никогда) и понять, что русский человек

может избавиться от игорной зависимости только в Гонконге.

Вы узнаете рецепт избавления от болезни, которая до сих считалась среди игроков

и медиков неизлечимой, лично от пионера-героя и сполна насладитесь ощущением,

что к вам эта зараза не пристанет никогда. И погорячитесь.

текст:дмитрийфилимонов


В Китае за игру кара — вот они все в Макао. А китайцы — народ азартный. Ну, как я. Бизнесмены фирмы проигрывают, чиновники — городские бюджеты. За это в Китае вообще вышка

gett

y im

dge

s/fo

tobank


Ты что, никогда не играл? Честно? Так и на-

чинать не надо. Сохрани свою девствен-ность. Начнешь — не закончишь. Я тебе говорю. Поверь. Я пять лет шпилял. Еле соскочил. Чудом. Ну, в казино играл, вот что это значит. Покер, блэкджек, баккара, пунто-бланко... Ну да, это игры тоже. Кар-точные. Слушай, ты совсем непочатый! А в дурака хотя бы умеешь? Ну и то ладно.

Пять лет назад я таким же был. Не-початым. Муха, партнер мой по бизнесу, говорит: давай в казино сходим, может, денег срубим. Бизнес какой у нас был? Обычный. Тут купил — там продал. Краска, плитка, двери, шурупы. Стройма-териалы. Ну вот, мы как раз от проверки налоговой откупились — сидим на мели, где кредит взять, не знаем. Тут Муха со своим казино. А почему б не сходить? Первый раз, говорят, везет. Но ты не верь этому.

В общем, башмаки начистили, галстуки повязали и пошли. Пешком. Я машину за два квартала оставил. У меня хоть и «Мерседес», но сильно подержан-ный. И бок мятый. Мне на их стоянке парковаться неловко.

Швейцар дверь открывает. Смотрю кругом: где смокинги с бабочками? Где сигары и трости? Сидят пацаны в май-ках, сандалиях на босу ногу. Шпиляют. Мы чуток поприсматривались и — к ба-рабану. К рулетке, значит. Ну, потому что в преферанс не умели, а в рулетку нас Мухин племянник играть учил. У него детская такая рулетка, маленькая, но с фишками, с правилами, как настоящая. Так что мы курс подготовки прошли.

Короче: делайте ваши ставки, господа! Я первую ставку сделал — выиграл. Еще поставил — еще больше выиграл. Поначалу мурашки по нервам. Потом отпустило, азарт пошел. У меня, как сейчас помню, зеленые чипсы, у Мухи желтые. Ну, фишки значит. Зе-леных все больше, желтых все меньше. Мне фарт, у Мухи засада. Он меня в бок толкает: всё, говорит, проигрался, дай чуток твоих фишек, я их сменяю. А чего это я должен свои давать? А того, гово-рит, что мы партнеры по бизнесу. Так то

по бизнесу, говорю, а это рулетка, здесь партнеров нет, я фишки за свои деньги купил, из семейной заначки взял. Вижу, Муха бледнеет. Пойдем, говорит, выйдем. Я фишки в карманы ссыпал: пойдем! На выходе охрана подкатывает: господа, игровые жетоны из казино выносить не положено. Я Мухе: подожди на улице. Сам фишки на деньги обменял — ого, месяч-ный доход от нашего бизнеса! Выхожу на улицу, тащу Муху за угол, чтоб не перед камерой, даю пару пачек, а он так сквозь зубы: «Уберриссвоипоганыеденьги!» Сло-во за слово, видишь шрам? Это Муха… мне тогда.

Короче, в первый заход в казино я потерял партнера по бизнесу. Разбежа-лись мы. У него тоже шрамы остались. Наверняка.

Муха, знаю, после того зарекся в казино ходить. А я подсел. Я думаю так: если первый раз в казино выиграл — зна-чит, проиграл по жизни. Хана. Зависи-мость. Быть тебе шпилевым.

Жена говорит: поди, милый, на рынок, соленых огурчиков принеси. Конечно, любимая, мигом! По дороге в игорный ларек заскочу, деньги спущу, часы в ломбард заложу — все ж рядом. И все мигом. Вот тебе, родная, огурчики!

Потом, помнишь, игровые ав-томаты начали в гастрономах ставить. Красота! Никуда и заскакивать не надо, все под рукой. Сходи, милый, за детским питанием! Конечно, любимая, мигом! Через десять минут возвращаюсь. Что ж не купил, дорогой? Да кошелек забыл, родная.

Потом, типа, в командировки ездить начал. Милый, ты когда домой? Не сегодня, родная, в командировке я. В казино, значит. В покер играю.

Дальше — больше. А давай, ми-лый, на дачу к родителям съездим? Не на чем, родная, машина сломалась. Ну, проиграл я машину. Свой «Мерседес» драный.

Жена знала, что играю. Один раз в казино ее взял. О, ей нравилось, когда я выигрывал! Когда с полными кармана-ми денег домой возвращался. Цветы ей с выигрыша покупал корзинами. Или

...Швейцар дверь откры-вает. Смотрю кругом: где смокинги с бабочка-ми? Где сигары и тро-сти? Сидят пацаны в майках, сандалиях на босу ногу. Шпиляют...

варвара

аля

й-а

кать

ева


колечко с брюликом. О моих проигрышах не знала. Не докладывал. Правда, один раз предложила сходить к шептунье, ну знаешь, объявления в газетах: сниму сглаз, порчу, игорную зависимость. Но я сказал: стоп, родная! Сам разберусь. Ну, я думал, что разберусь. Она и отстала. Не догадывалась о масштабах. Думала биз-нес плохо идет. А узнала все, когда домой позвонили: если твой мужик не отдаст карточный долг, твоего пацана из детсада заберем мы. По-серьезному было. Мой долг перепродали серьезным ребятам. Когда они подожгли дверь, жена взяла ребенка и сбежала к родителям. Говорит: теперь я поняла, куда делись мои дра-гоценности. Да ну, там драгоценностей было на пару каратов. Понтов больше.

Ну вот, бизнеса нет, семьи нет, дома нет — квартиру продал дешево, но быстро, чтобы счетчик остановить. И можешь догадаться, о чем я задумался в сей момент своей жизни. Правильно!

О веревке с мылом. Самый быстрый, самый экономичный способ выйти из ситуации. Но я стал думать дальше. Про то, что веревка с мылом — это пошло. Банально. И вообще — синяя рожа, язык наружу, бр-р! Но раз уж я не могу со-скочить по собственной воле, раз у меня зависимость, значит надо бежать туда, где не играют. Где нет казино. Где нет игровых палаток за ближайшим углом. Где за игорный бизнес расстреливают. Ну, то есть в Китай. И уехал. Да вот так, получил визу, взял билет и уехал. В Гуаньчжоу. У меня там завязки были. Я ж китайскими стойматериалами тор-говал.

Ну вот, приезжаю: здрасьте, жда-ли? Не ждали. Никому там мой англий-ский не нужен. В Китае все по-китайски говорят. Русские фирмы есть, но я ж не на-ниматься приехал, я сам себе бизнесмен. Без шиша в кармане, правда. Дал объяв-ление в местную газету, в интернет: рус-

ский посредник готов работать без возна-граждения. И телефон. Нет, конечно, там девчонка одна по-китайски понимала. Моя жена теперь. Ага, в прошлом году поженились, она уже на девятом месяце, а мы в русское консульство — жениться. Да, сын. В декабре родился. Ну вот, готов работать без вознаграждения — это чтоб клиенты быстрей клюнули. Сразу и клю-нули. Звонок: алё, альтруист, будешь даром работать — на дармовую могилку заработаешь, убери свое объявление! По-русски так пообщались, по-нашему. Нет вопросов — убрал, но у меня уже сотня предложений в почтовом ящике, только успевай поворачиваться искать покупа-телей в России. Чем я только не торговал тогда! Пластмассовые тазики, пупсы, ершики для унитазов, карандаши, те же стройматериалы.

А в Гонконг перебрался, потому что солидным стал. Ершиками унитазны-ми уже не торгую. Я поставщик профес-

gett

y im

dge

s/fo

tobank


сиональной фотоаппаратуры. «Сделано в Японии». Понимаешь, если твоя фирма находится в Китае и ты торгуешь япон-скими зеркалками, то дураку ясно, что эти зеркалки сделаны в Китае. И никто запрошенной тобой цены за них не даст. А если ты этим же товаром торгуешь из Гонконга… Понял, да? Лучшие фото-графы Москвы и Киева снимают моей аппаратурой. И не жалуются. Вот ты где свой Canon купил? Вполне возможно, что от меня. Сертификат соответствия, говоришь? Голограмма? В Китае очень хо-рошие голограммы делают. От настоящей не отличишь.

Нет-нет, фотографировать меня не надо! Да ну, ерунда, какой я герой! Вот если б я соскочил сразу, без драмы, без дум о веревке с мылом, тогда, может, герой.

А по своей воле соскочить прак-тически невозможно. Говорят, есть клиника где-то в Европе, там за большие деньги лечат от игорной зависимости. Можно, как я, сбежать. Но всю жизнь прятаться не будешь — оно ж тебя все равно догонит. А я в Гонконге вдруг раз — и соскочил. Вдруг сообразил, что оно меня больше не преследует. Сны перестал видеть: стрит, покер, фул-хаус. Нету! Понимаешь, я сперва соскочил и только потом понял, как это вышло. Наитие! Надо перешибить зависимость другой зависимостью. Вот мне нравятся деньги. Мне нравится их зарабатывать. Много-много-много, больше-больше-больше! И еще больше, и тогда не останется времени на игру, на мысли об игре, на сны об игре. Упереться в биз-нес — и все! Деньги — это страшнее за-висимость! Помогает. Проверено. Эффект замещения.

Валера есть на Гоа, тоже шпилял раньше. У него без драм обошлось, но соскочить не мог долго. Так он под воду ушел. Дайвером сделался. Экстрим. Говорит, помогает. Чтобы и вовсе из-под воды не вылезать, он фирму открыл — со-провождение дайверов. А я под водой не могу. Фобия. Поэтому у меня свои методы.

Тут в Гонконге нет казино, за-прещены. А в Макао — куда ни плюнь.

Макао — это сорок минут отсюда на подводных крыльях. Я когда понял про эффект замещения, решил съездить в Макао, провериться. Опыт над собой провести. Честно скажу — страшновато было. Там же мимо казино не пройдешь. Все автобусы из порта — в казино. Чтобы в гостиницу поселиться — через казино. В ресторан, в торговый центр — через казино.

И вот я захожу в казино — и не играю! У меня другая цель. Девчонки. (Ну, это раньше было, когда я холостой был. Раньше, я сказал!) Там девчонок наших — навалом. В Grand Lesboa белорусочки на шесте танцуют. В MJM — русские. В «Вене-ции» украиночки-гондольерши итальян-ские песни поют. Ну и еще тридцать тысяч наших проституток, они масса-жистками зарегистрированы. В банях работают. Тебе их выводят — десять, пят-надцать, бери, делай что хочешь. Можешь в дартс ими сыграть. Ну, дротики метать. В тело. За отдельную плату. Нет, что ж я, зверь, что ли? Мне б с девчонками пого-ворить. По-русски. Я снимаю в гостинице большой номер, и мы веселимся. Девчон-кам тоже хочется по-русски. Поговорить. И никакого покера, никакой рулетки. Опыт удался. Я теперь в Макао спокойно езжу.

Ну и вообще, в Макао скучные казино. У нас, помню, заходишь — ты гость дорогой, тебе все внимание. А здесь игровой зал — тысяча столов, пять тысяч китайцев. Никакого тебе внимания. Бульон, микробный посев. Какие-то мест-ные игры, я и названий таких не слышал. В Китае за игру кара — вот они все в Ма-као. А китайцы — народ азартный. Ну, как я. Бизнесмены фирмы проигрывают, чиновники — городские бюджеты. За это в Китае вообще вышка. Поэтому окна в от-елях устроены так, что вниз не сиганешь. И веревку в номере привязать не к чему. Но люди находят к чему. Круглосуточная драма.

А я захожу в казино — и хоть бы что! У меня же эффект замещения.

Но что-то внутри, конечно… Поэтому если ты непочатый — не

починай.

...Сны перестал видеть: стрит, покер, фул-хаус. Нету! Понима-ешь, я сперва соскочил и только потом понял, как это вышло. Наи-тие!...

варвара

аля

й-а

кать

ева


Командированный в удмуртскую деревню спецкор «РП» Александр Рохлин

проделывает хрестоматийный путь «сквозь тернии к звездам»: утопает в грязи

в калошах сильно малого размера, расчищает лопатой

метровые сугробы, подвергается нападению деревенского

документалиста — и все только для того, чтобы услышать, как запевают бабушки. И узнать наконец правду — почему таких

не берут на Евровидение.

текст:александррохлинфото:сергейанисимов


Хор под названием «Бурановские бабушки» перепел весь отечественный и зарубежный рок с рок-н-ролломна удмуртском языке, а затем чуть было не вышел победителем в национальном отборочном конкурсе на Евровидение-2010


Вчера в селе Буранове была зима. И лето тоже было

вчера. А сегодня весна и осень. И такое здесь наблюдается постоянно, посколь-ку село это непростое. К слову, улицы вымазаны густым слоем меда. Иначе невозможно понять, что притягивает сюда множество самого подозритель-ного народа. В местной гостевой книге оставлены записи от: французских кос-монавтов, американских музыкантов на губных гармошках, финских краеведов, эстонских сказителей, ижевских изда-телей гламурных журналов, уральских защитников культуры, нижегородских собирателей сказок и целой московской Академии имени Гнесиных в лице ар-тистки на гуслях. И это не считая двухсот семидесяти дворов и шестисот местных жителей.

Расскажу для начала про вчера. Идем мы по селу с местной жительницей Галиной Николаевной Коневой. Даль-ней родственницей маршала Конева, по ее собственному убеждению. Машину оставили при въезде — грязно. И жалко таксиста, увязнет. Вода бежит, канавы пухнут и бурлят, у земли день рождения. Странное предчувствие счастья. Скоро весна! (по календарю уже ее середина). И еще — как будто выпил.

Радостно по голой земле чавкать, заправив брюки в носки. Солнце грело левое ухо, свернули на улицу Централь-ную, солнце стало греть затылок.

— На этой улице и живут наши певуньи, — говорила дальняя родствен-ница маршала, бравшего Берлин.

Тут сватья, там дядья и кумовья, а за поворотом седьмая вода на киселе. В доме с табличкой «участник Великой Отечественной войны» родной брат Коне-вой жил. Гармонист в местной самодея-тельности. Но он умер.

Следом за Коневой семенит Ва-лентина Семеновна Пятченко. У нее одна рука неживая. И если у меня все ботинки в грязи, как у гусеничного трактора, то ее калошики чистые, словно она их носит для виду, а ходит по воздуху.

— У нас все поют, — говорит она. — В какой дом ни загляни, все

поют. Вот выйдем вечером за село, сядем и скотину ждем. Так и поем сразу. Голоса стоящего ни у кого нет. А как соберемся вместе, вдруг появляется.

А на улице Центральной слева — лето, справа — зима. Те дворы, что на южной стороне и к солнцу обращены, уже высохли, а те, что на северной — по грудь в снегу. И Конева, проходя мимо мужичка, зевающего от весенней истомы на южной стороне, говорит:

— И как ты, Семеныч, зеленой травой уже разбогател?

У Семеныча под ногами пробивает-ся еле заметная весенняя зелень. А после такого сообщения он еще шире зевает. Того и гляди, голова навзничь отвалится. Конева живет на северной стороне. У нее снег и в палисаднике, и перед воротами, и во дворе. Значит, ждала меня снего-борьба. Бурановское солнце неторопливо перекатывалось через улицы. Над лугами

за селом поднимался белый туман. Ручьи с грязью шоколадного цвета неслись в речку Сарапулку. Галина Николаевна кормила своих коз и курей. Я же в вы-данных калошиках, рассчитанных на маленькую удмуртскую ножку, махал лопатой и раскланивался с прохожими.

Удмуртское село Бураново просла-вилось на всю страну в марте две тысячи десятого года. Местный самодеятель-ный сельский хор чуть было не поехал представлять отечественную культуру в Норвегию. И вообще чуть было не изме-нил страну. Что это за «чуть было» такое? В этом интересно разобраться. Шесть пожилых женщин в национальных удмуртских костюмах и лаптях вышли на сцену и спели песенку на родном языке (полный состав — одиннадцать бабушек). Они притоптывали и прихлопывали, водили хоровод, улыбались друг дружке, а куплет начинали смешным словечком «пучеко… пучеко». Одним словом вели себя, как и полагается бодрому фольклор-ному элементу на городской эстраде. Но песенка оказалась непростой, а с под-вохом. Скрыто было в ней обличение мира. Мира, тонущего в самодовольстве и глупости. Впрочем, обличение имело типичный удмуртский характер — чрез-вычайно мягкий, скрытный и неназой-ливый. Поэтому его никто и не услышал и подвоха не заметил. Зал умилился поющим старушкам, у которых своих зубов осталось тридцать штук на весь ансамбль. Выступление было воспринято на уровне шоу аниматоров в народном стиле, коими развлекают интуристов на прогулочных пароходах между Угличем и Плесом. Все прочие конкурсанты вос-певали большую и несчастную любовь. Удмуртские бабушки задавались вопро-сом «как жить дальше?» Интересовало это их, видать, оттого что знали они про жизнь нечто особенное и невыдуманное. Невыдуманное получило второе место и осталось дома. Несчастная любовь — первое и полетела в Европу.

Я молодецки уничтожил кучу рых-лого снега во дворе Галины Николаевны Коневой. Махание лопатой действует на городского жителя благотворно, особен-

...Они притоптывали и прихлопывали, водили хоровод, улыбались друг дружке, а куплет начи-нали смешным словеч-ком «пучеко… пучеко»...

варвара

аля

й-а

кать

ева


но первые сорок минут, когда все мнит-ся трудовым подвигом и чувствуется воодушевление. Прохожие здоровались со мной как с близким родственником, принимая, видимо, за близкого родствен-ника Коневой. Мне это льстило. Потом в гости к Коневой пришла Пятченко. Для хористок коневский дом нечто вроде клуба. Здесь все собираются к вечеру пить чай с конфетами и петь песни. Меня кормили жареной картошкой с солеными огурцами. По обоям в кухне порхали ри-сованые божьи коровки с кулак величи-ной. Старушки сидели на узенькой лавке у печи, и у обеих ноги не доставали до пола. Я предлагал выключить телевизор с трансляцией какого-то нескончаемого концерта, но женщины удивились: «За-чем? Они ведь тоже поют». Так и быть, оставили «тоже поющих» в телевизоре на подпевках. Так я начал слушать удмурт-ские песни. На два голоса.

Обе бабушки родились в Буранове в конце тридцатых годов прошлого века.

— Меня еще крестили в Троицкой церкви, — говорила Галина Николаев-на, — а в тридцать девятом ее снесли.

— Люди по домам и чердакам попрятали иконы и книги. Когда новую церковь построим, все назад прине-сем, — вторила Валентина Семеновна так, словно случилась это недоразумение позавчера, а не семьдесят лет назад.

В восстановлении сельского храма бурановские бабушки видят свою глав-ную миссию. К известности относятся вполне равнодушно, но заработанные на концертах деньги хранят с умом. Со-брали уже четырнадцать тысяч рублей. Думают потратить часть на копироваль-ный аппарат.

— У нас газ проводят, — растол-ковывает Конева. — Говорят, чтобы мы со всех документов обязательно копии снимали.

В школу она пошла восьми лет. Бес-смертный сюжет:

— Лаптей у меня не было. Зато было шесть братьев и сестер. И настоя-щий хлеб впервые попробовала в пятьде-сят первом году.

Однако закончила педучилище

и сорок один год проработала в детском садике. Из которых тридцать три года в местном бурановском. Вот и вся биогра-фия. И дальше начинается песня.

— А с мужем я прожила от свадьбы три года. И укатил он от меня. И мотался по Союзу тридцать лет бог весть где и как. А потом я его приняла, и венчались мы. И последние тринадцать лет, до смерти ухаживала за ним. Он с диабетом был. Прожили грешно и он, и я. Так замали-вать надо.

— А я своего еще в восемьдесят четвертом оставила в Красноводске, на Каспийском море, — подхватыва-ет Валентина Семеновна. — Все наши деды и бабки здешние, бурановские, а я птицей улетела на целину и там со своим казаком повстречалась. Увез он меня в Красноводск. И двадцать один год в туркменской школе проработала. Русский язык преподавала. На лошади по всем степям ездила. Миражи видела! И вернулась.

У Пятченко один из сыновей умер. А второй не живет ладом со своей семьей. И тяжко ей бывает в сыновнем доме. Потому и бежит она к Коневой на эту узенькую лавку у печки, мышонком вскарабкается и сидит тихо-тихо, словно и нет ее.

— А руку я давно потеряла, — поет Валентина Семеновна и взмахивает куль-тей, как крылом игрушечной мельни-цы. — Под циркулярку попала, — бабуш-ка улыбается, — зато теперь бесплатный проезд в автобусе до Ижевска.

Я прошу исполнить что-нибудь из классического репертуара.

Бабушки немедленно перестают гонять конфеты за щеками, аккуратно выкладывают их поверх фантиков на стол и тут же начинают петь. Я не сразу до-гадываюсь, что звучит гребенщиковское «Под небом голубым есть город золотой». Со временем на этой кухне творится не-ладное. При первых же звуках оно изчеза-ет. Средневековая мелодия, апокалипти-ческий текст, русские слова на современ-ный лад, а рассказано все нездешним, ска-зочным языком. То ли лешими лесными, то ли ангелами небесными. Все знакомо

и ничего не понятно. Где я? Что я? Зачем я?! Вот что вдруг интересует меня за эти три куплета и три с половиной минуты. Словно никогда до этого мгновения не задумывался я, зачем родился. А бабушки поют. И тогда вместе с Бурановом, полями за селом, речкой Сарапулкой, тающим в канавах снегом и золотым поднебесным городом проваливаюсь я куда-то очень глубоко и безнадежно.

В сумерках отправляюсь в дом культуры за переводом песни, с которой бабушки победили Москву. Ходу шагом минуты три. Но по грязи, в потемках, петляя как испуганный заяц — вышло четверть часа. Напротив ДК, очеред-ной образчик местного инакомыслия. Двухэтажный деревянный дом дореволю-ционной постройки. Бывший волостной центр. Давно бы ему сгнить и умереть. Но против всякой логики дом в последнее время оживает, причем сразу в статусе культурного достояния. Декан одного из удмуртских институтов организует в Бу-ранове народный промысел — валяльную фабрику. И ведь никто из местных не со-мневается в успехе. Ожидают новых толп экотуристов со всего мира за буранов-скими расшитыми-расписными вален-ками. Злости не хватает, откуда столько жизни? И это еще не все. В ДК ожидает меня встреча с оппозицией. Оказывает-ся, внутри Буранова, в той его части, что занята творческим осмыслением бытия, наличествуют разные течения и мнения. Словно это не село в сорока километрах от Сарапула, а какие-нибудь Афины с фило-софскими школами. Оппозиция представ-лена в лице Зои Михайловны Лебедевой. Вот она решительно входит в ДК. Одета под активистку «Народной воли». Длин-ная черная юбка, черное пальто, темно-рыжие волосы туго стянуты в пучок на затылке. Никакой косметики. В глазах сухой и яростный огонь. На плече сумка, где вместо бомбы видеокамера. Зоя Ми-хайловна — художник, в столицах учи-лась, в Европах выставлялась, но живет с матерью на малой родине. За Бураново она страстно болеет, и страдает, и терпит нападки, чувствует себя отверженной и огнем палит всех врагов. Враги — это


равнодушные, костные, официальные, придворные и зазнавшиеся. «Я против всех! И меня здесь никто не понима-ет», — с порога заявила Зоя Михайловна вместо обмена визитными карточками. Идейная платформа оппозиции заключа-ется в следующем — в Буранове шестьсот человек бурановского народа, но селяне живут обособленно, как за глухой стеной. И нет единства ни в ком. Люди друг другу почти как волки, и достучаться до сер-дец — единственная стоящая задача для художника и гражданина. В пылу борьбы за единство душ от Лебедевой достается всем, бурановским бабушкам в первую очередь. Пока те пели в формате самодея-тельности и даже переводили Цоя с битла-ми на удмуртский язык, все было хорошо. Но как только шоу-бизнес поднял «ББ» на свое крыло, все пошло вкривь и вкось. Бабушки зазвездились, и в село пришло разделение. Зависть, корысть, обиды и смущение. Как быть и что делать? Выход художница Лебедева нашла парадоксаль-ный, то есть типично бурановский. Она провела фотоперепись местного населе-

ния. Больше сотни фотографий буранов-ских семей на фоне их дворов, завалинок, плетней, сараев и палисадников. Селяне впервые увидели себя всех вместе. А когда долго рассматриваешь отпечатанные кар-точки, кажется, на тебя смотрит одно и то же лицо, но в разных настроениях. Теперь же Зоя Михайловна занималась видеопе-реписью. В камеру требовалось рассказать о себе, о своей мечте и спеть любимую песню. Я попал под паровой каток лебе-девского стремления к единству. Обличие мое с вялым автобиографическим текстом занесено в книгу текущей жизни удмурт-ского села. И до глубокой ночи слыша-лись в стенах ДК яростные споры женщин о судьбах Бураново.

А утром вернулась осень. Но весна тоже никуда не делась. Весь день лил дождь и сырой ветер полоскал в небе тучи. Улицы бурановские превратились в гречневые каши с молоком, а лужи в пруды. И посреди них как острова пла-вали мокрые сараи и дома. В девятом часу утра открылась дверь и Галина Николаев-на Конева произнесла:

— Вставайте, Александр, я вам самую главную бурановскую бабушку поймала.

Я вышел на кухню. На лавочке у печки, болтая ножками в воздухе, сиде-ла маленькая старушка.

— Она в церковь шла, да я ее заво-ротила, — добавила Конева

— Нехорошо как-то... — сказал я— У нас батюшка — удмурт

и очень строгий, — закачала головой маленькая старушка, при этом улыбаясь во весь рот. — То не разрешает, это не раз-решает… очень строгий.

Вид у нее был, как у школьницы, у которой в последний момент отменились уроки. И она очень рада оказаться в теплых гостях, у печки с чаем и конфетами.

Елизавета Филипповна Зарбато-ва. 1927 года рождения. Единственный бурановский композитор. Если перепетое творчество «Битлз», «Иглз», «Квин», Цоя и Гребенщикова составляют примерно треть репертуара «ББ», то все остальное — это народные песни и авторские песни Елизаветы Филипповны. Нотной грамоты


она не знает. Песни рождаются стихийно, но до сих пор безостановочно. Идет ли она по улице, сидит ли дома, возится ли по хозяйству, в голове — музыка вслед за словами или наоборот. Примерно такую же композиторскую технику использо-вал Дмитрий Шостакович. Сочинив, она поет песню вслух прочим хористкам, те запоминают, записывают слова и вперед, на сцену. Впервые композиторский дар проявился у Елизаветы Филипповны в че-тырнадцатилетнем возрасте, то есть в 1941 году. Предлагаемые обстоятельства — война, отец на фронте, а все женское на-селение в колхозе. Елизавета Филипповна заготавливала лес для паровозного парка узловой станции Агрыз.

— И пока иду рядом с лошадью по просеке, чтобы ей легче было, музыка в голову идет.И бабушки поют:

Упали деревья на просеке.Кто их пожалеет?А кто нас пожалеет?Родная мать.

Года тяжелые совпали.И мы молодые.Мы не горюем, что мы молодые.Мы горюем, что война идет.

Отца и брата Елизавета Филиппов-на с войны не дождалась. Мать по земле каталась и выла от горя. Три килограмма муки раз в четыре месяца получали они.

Что нам хочется поносить,То на базаре в Агрызех.А кого мы видеть хочем,Те на германской границе.

Наш урожай отправляли далекоИ всех лошадей на войну.Мы быками пахали,А они нас не слушались.

Она вышла замуж, родила четверых детей. А муж погиб. Упал вместе с рух-нувшей опорой линии электропередачи и разбился. Предлагали замуж многие, но сердце больше никому не открылось.

Женское горе можно на двух теле-гах увезти

А слезы?Их осталось только голубю на-

питься.Сколько песен сочинила, Елиза-

вета Филипповна сама не знает. Видимо, много. Хористки с ней бранятся. Даже в самых старых песнях она любит менять текст. И даже во время выступлений, находясь в непрерывном творческом по-иске, придумывает новые слова на ходу.

Закончив петь, бабушки отдирают от фантиков присохшие конфетки и сразу в рот. И гоняют их там языком от щеки к щеке до окончательного удовольствия.

И вот идем мы по селу с Галиной Николаевной Коневой, дальней родствен-ницей победоносного маршала. Льет дождь, слезятся окна, осень с весной тихо плачут, каждая о своем. За футбольным полем обелиск бурановцам, погибшим в войну. Когда-то здесь стоял Троицкий храм. Конева деловито зажигает свечку и тулит ее в бетонную щель от ветра.

— Помолимся, — говорит она, за войнов убиенных, за храм наш убиен-ный, за нас… и чтобы все вернулись.

Мы молимся, поем «Христос вос-кресе» и вечную память. Холодно. Сыро. А уезжать не хочется.

— Мы в Москве выступали, — гово-рит Конева. — Конечно, хорошо. И нам по-нравилось, как нашу песню переделали. Только вот говорили — улыбайтесь в зал! А мы не улыбались. Только друг дружке. Немного.

Слова песни с финального отбо-рочного тура Евровидения.

Мужа нет.Как вскопать огород одной?Как научить молодого жеребенка пахать?Как наткать тонко?Как накормить детей?Как жить дальше? Пучеко… пучеко… (Пряжа неровная с узел-ками — пер. с удм.)

Вот и весь бурановский фокус. Во-просы вместо ответов. Зима, лето, весна и осень. И пряжа с узелками.

...Весь день лил дождь и сырой ветер полоскал в небе тучи. Улицы бу-рановские превратились в гречневые каши с моло-ком, а лужи в пруды...

варвара

аля

й-а

кать

ева

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

59

Диктант. Правдёж. В тему номера. Урок поэзии. Тут вам про правду пару слов представил

некто А.Орлов Поэт Орлуша рассказал все по-честному. Следопыт. Невыездная модель. Корреспондент «РП» узнал,

почему мы не попали на ЧМ-2010 по футболу. Дневник наблюдений. Правда-матка.

Член Британской королевской академии акушеров и гинекологов за работой.

Урок рисования. Правда крокодила Германа. Комикс.

Сочинение. From Hell. Рассказ Дмитрия Глуховского. Фотоувеличитель.


В своем вступлении к главной теме номера — «правда» —

Игорь Мартынов с беспощадной правдивостью исследует

это модное в последнее время явление, охватившее не только

общественную жизнь, но и градостроительство, а также

предупреждает о смертельной опасности, таящейся в правде

для человечества, особенно для самой доверчивой ее части,

для россиян.

текст: игорь мартынов фото: юрий бродский


За правду что доста-нется? Весь

спектр: борения, рейтинг, умереть геройски и после — миллион пока-зов по Youtube. Правда — то, что не переводится на языки, любой англий-ский и французский подставит вместо правды — истину, не делая различий; там нет того землистого, натужного корня, удобренного многими кровопу-сканиями.

Истина может быть с кем угодно. Прав-да — всегда за нами.

Помню, под Владиком ждем катамаран на Большую землю; подходит бич в обвис-лых трениках, в котурнах на босу ногу.

— Мужики, где здесь можно взять, для поправки здоровья?

— Вот, — махнули мы в сторону кио-сков, — китайское пиво.

— Какое пиво?! — обиделся бич. — Мне надо по-тяжелому.

Русская правда (а другая бывает ли?) не должна быть легка. Жить по-тяжелому — вот ее свойство. Закон тяготения — глав-ный местный закон. Страна вечно бере-менных, отяжелевших, даже если худею-щих женщин и перегруженных зилопо-добных мужчин. А ночью над домом опять пролетали тяжелые бомбардировщики. Стреляла царь-пушка, родина-мать звала и выпадал тяжелый стронций. В аномаль-ных краях все измеряется и оценивается только на вес. Бурлаки неизменно в фаво-ре. Рвутся жилы, лопаются мозоли, обо-стряется пупочная грыжа. Такому нельзя не верить — будь ты хоть трижды Станис-лавский! Уже почти непроходима глини-стая колея, и, взявши непомерный груз 1/6, мы стоим по пояс в почву, но это ниче-го, это просто скифская культура — куль-туризм. Как неизменны в наших парках дискоболы, гераклы в тамбурах послед-них электричек!

Больше правды, больше жизни, больше неподдельности — соль момента, кредо любого телеканала. После условной эры фотошопа и гламурной маскировки — те-перь пора истребления иллюзий, нетро-нутой простоты.

Правда вылупилась всей широтой зрач-ка, без жмурок и кокетств. Что раньше сре-

залось в трэш, браковалось в мусор, рабо-чие моменты жизни — предстало в диком виде под троекратное ура. Зверинец бежал на волю, с той стороны стекла... Мечтали отсидеться в окопах визионерства, в блин-дажах вуайеризма, тихушно тешась пре-красным? Ан нет — угодили в голую прав-ду — и уравнялись в ней, как в нивелире... Закончилась условность и игра... В наших краях нашлось достаточно одноногих жен-щин и мужчин со шрамами от кесарева се-чения, чтоб взопревший телезритель пнул локтем соседа — смотри, они не просто та-кие, как мы, они намного хуже!

Даешь реализм! Шматки физиологии, сюжет на базе уличной веб-камеры... они расставлены везде, особенно напротив пятой точки. Из даблов мира свежие из-вестия — вот триумф диареи, вот пози-ционные бои с геморроем. Новейший художник, писатель, поэт зорко следит за своим физическим статусом — о каждой эрекции будет доложено миру. Смотри, какие выделения желез, какой абсцесс, какая смачная стенокардия! Поэтический вымысел сдан в утиль. Дороже всех худо-жеств — умение ходить гусиным строем и делать ласточку.

Не надо сочинять! Предъявите кровь, пот и слезы в натуральную величину! И выложите в Twitter.

Реалити-шоу без конца и без края. То-тальная прозрачность — никаких секре-

тов и фантазий, imagine с мертвым Лен-ноном нам больше не указ. Живые факты, голая фактура — смотреть друг другу в глаза и ничего не скрывать, не видеть, да и было бы что… Только чавк причинных мест, в порядке интершума.

Правдофилия сквозит не только в про-цессе пересадки органов внутренних дел, но и в градостроительстве. Чтоб убедить-ся, достаточно посетить некогда тихий и в прошлом зеленеющий порт пяти мо-рей и восьми океанов, а ныне — полно-стью вскрытый, распотрошенный в духе времени стольный град, являющий свои арматуры и раскопки во всей их непри-крытой, а главное — необъездной правди-вости.

За краткое время мы узнали много тако-го, что человеку знать не положено. Напри-мер, откуда берутся дети, как выглядят инопланетяне и депутаты Государствен-ной думы. Да выживем ли с этим знани-ем? Без тайны происхождения, пусть не-законного, тем более?

Правда — это схема и каркас. То, что остается за вычетом различий, то, что у всех едино. И если б человек поверил правде и только правде, что было бы с че-ловечеством?

Потому что правда состоит в том, на-пример, что человек не умеет летать. Что любовь — набор химический реакций в крови самца и самки. Что красота — об-ман зрения. И еще, например — что все неизбежно кончится.

Но есть отдельные сомневавающиеся в очевидном… Отбившиеся от стаи, они шатаются и бродят — без четкой цели, без маршрутного листа, в обход реаль-ности…

Как первый отряд советских космонав-тов — враждебные круги их завели в Вар-шаве на стриптиз, для хохмы посадив на первый ряд. И вот, когда негордая полячка с себя рванула, как чеку, последние тру-сы, встал руководитель делегации, герой многих перегрузок и центрифуг, и мол-вил: «Даже в Париже в таких случаях вы-ключают свет!»

И космонавты ушли, растворились, в сторону вымысла и грез.

Не взирая на правду.

...Мечтали отсидеться в окопах визионерства, в блиндажах вуайериз-ма, тихушно тешась прекрасным? Ан нет — угодили в голую прав-ду — и уравнялись в ней, как в нивелире...


«Пока под небом есть земная твердь, Пока есть сердца стук и пульса дрожь, Правдивы лишь рождение и смерть, А всё, что между ними — это ложь!» А. А. Орлов (1957—2041)

Решительновдругвозопив:«Янеправ,да?!!Иборщтыумеешьварить?!!»—

СтепановрешилговоритьтолькоправдуИначалеёговорить.

ОнтёщесказалпроотвисшиесиськиИтестю—промаленькийчлен,Короче,ушёлнекактрус,по-английски,Агордоподнявшисьсколен.

Остаткиборщасощекиутирая,Степановспустилсяводвор,Кому-товсердцахпросебяповторяя:«Серьёзныйнасждётразговор!»

Поэт заставил нас переделывать

уже готовый номер, потому что сдал свою

поэму тогда, когда это было уже

бессмысленно с точки зрения здравого смысла.

Но мы вернули номер из типографии

и переверстали: у нас не было никакого

выбора – слишком хорош оказался

Орлуша. Наслаждайтесь.

Все для вас.

текст: андрей орлов рисунки: варвара аляй-акатьева


На лбу наливается шишка от скалки…Степанов решил: не беда!За правду и скалкой по роже не жалко,Коль прервана лжи череда.

Навстречу шагает соседка из третьей,Супруга под локоть держа,Который вернулся вчера на рассветеОт рыжей с вверху этажа.

Степанову правда язык развязала,Как птица вольна и легка,И всё, что он знал, тем двоим рассказал он,Короче, спалил мужика.

Там было, в рассказе, чему удивитьсяДвум любящим нежно сердцам:Там были сантехник, там были девицы,Там даже Степанов был сам!

Ах, как он бежал! Как они его гнали,Пока он не скрылся в метро!«А правды-то, милые, не ожидали!» —Степанов подумал хитро.

Под глазом синяк охлаждая монетой,Степанов подумал: «Фигня!Я правду несу всему белому светуИ фиг остановишь меня!»

«Я жил среди лживых тупых раздолбанов,Теперь я — другой персонаж…»И вдруг он услышал: «Здорово, Степанов,Любимый сотрудничек наш!»

Прижатый к нему толчеёю метровскойНачальник отдела стоялИ радостью лживой, типично московской,От встречи случайной сиял.

Степанов не стал, как всегда, улыбаться,В глазах его вспыхнула жесть«Начальник, — сказал он, — кончай прижиматься,И выслушай правду как есть!»

«Тебя ненавидят уборщицы даже,Хотя они мозгом сильней,С тобой ни одна за бесплатно не ляжет,И нету тупей тебя пней!

Ты спёр результаты работы отделаДля докторской, скажет любой.

Короче, ты вреден для нашего делаИ мне неприятно с тобой».

Начальство весьма удивилось, похоже,А правда лилась как с листа:Степанов добавил: «Еврейская рожа,За что вы распяли Христа?»

Слегка получивши по яйцам коленом(за правду терпеть не впервой),Степанов наверх из подземного плена С приподнятой шёл головой.

Он вышел, на солнце правдивое глядя,На площади Красных ворот,И тут со словами «Мешаете, дядя!»Прыщавый подходит урод.

Парнишка по-русски трендел без акцента,Малец не просил на пивко,На майке его был портрет президента,И флаг был надет на древко.

Таких же, как он, и в такой же одёжеТыщ десять стояло вокруг.«Ну что же, по роже — так значит по роже…» — Подумал наш искренний друг.

Степанов был яростен, зол и бесстрашен,И скоро, уже в микрофон,Услышало правду движение «Ваши»,Издав возмущения стон.

Степанов вещал о судебной системе,О слова свободе вещал,Пока не услышал: «Ты, дядя, не в темеИ правдой немного достал!»

Уже в склифосовском приёмном покое,Степанов хирургу сказал,Что медикам брать с пациентов не стоит,Вот он никогда бы не взял.

Хирург оказался не робких десятков.На фразу: «Что, не чем, блин, крыть?» — Ответил с улыбкой: «Я вас не за взятку,Бесплатно могу здесь урыть!»

…Уже в ментовской, отойдя от наркоза,Степанов увидел ментов,Но их протокола фальшивую прозуОн был подписать не готов.


Он вспомнил им всё: и стрельбу в магазинах,И страх, и бесправия плен,ГАИ, ДПС и проверку грузинов,И то, что он общества член.

«Пусть ноги и руки под гипсом не гнутся,Зато я им правду сказал!» — Не зная, в кого вдруг менты обернутся,Степанов защурил глаза.

Под яростный визг милицейской сиреныОн яростно фишку прогналПро то, что неясно, с какого бы хренаДоверен ментам спецсигнал.

Когда с него синее сняли ведёрко,Степанова бросило в хлад:Допрос продолжал не сержант в гимнастёрке,А некто, одетый в халат.

Все стулья и стол были к полу прибиты,Стоял санитар, мускулист,И доктор усталый, какой-то небритыйИ явно, что не окулист.

«Ну что, сульфазину дадим для разведки? Потом для спокойствия — бром…Диагноз сегодня достаточно редкий —Безудержной правды синдром…»

При этих словах эскулап молоточком,Таким, что быков забивать,Ударил Степанова ловко и точноПод чашечку, так его мать!

Степанов орал: «Ваш халат — мимикрия!А я для того и живу,Что маску карательной психиатрииСейчас с кого нужно сорву!»

«Ответите, гады, за смерть диссидентов,За боль, что терпел Даниэль!»Ему отвечали: «Да это — моментом,Но вам бы скорее в постель!»

Кровать продержала его без движеньяСто двадцать примерно часов,Степанова мучили сны и сомненья,И то, что снаружи — засов.

А после — забывший, что врал Гиппократу,Седой психиатр Лаптов

Сказал, молоток показав многократно:«Ты к общей палате готов».

В «правдивой» палате под номером тридцать,Где мягкие стены в горох,С удобством давно удалось разместитьсяВсем тем, кто правдивы как лох.

Там были Коперник, Джордано и Бруно,Платон, Достоевский, Сократ,Там — Пушкин, и Кафка, и Лермонтов юный,И бывший один демократ.

Короче, Степанов попал, куда надо,И пусть холодильник там пуст,Но там не звучит ничего, кроме правды,Из чистых и пламенных уст.

Поев то, что дали, без скорбного вздоха,Степанов припомнил: жена!И тут же подумал: «Борща бы неплохо…Неплохо готовит она…»

И понял Степанов вдруг ясно и чётко,Что, может быть, он идиот?Что правдой становится то за решёткой,Что ложью на воле живёт?

Что если бы все, как и он, в самом делеПравдивыми стали подряд,То все бы с ним рядом сегодня сидели,А всем же не хватит палат!

Правдивый Степанов в «правдивой» палатеВ надежде на правду живётИ верит, хоть ходит в халате на вате,Что к правде дорожку найдёт.

За блок сигарет и за два «Пепсодента»,Чтоб срок излеченья скостить,Он из санитарской звонит ПрезидентуИ просит за правду простить.

Ему Президент говорит: «Понимаю.Ты — это, Степанов, не плачь!»А бедный Степанов сидит и не знает,Что это на трубке — главврач…


Это «почему?» со слезами на глазах наворачивается на язык всякий раз, после каждого поражения русского футбола


Традиционно считается, что главная задача журналиста – открыть какую-

нибудь тему. Но журналист Николай Фохт поступает ровно наоборот:

сегодня он закроет тему, окончательно ответив на самый, возможно,

трагический вопрос современности – почему футбольная сборная России

не попала на чемпионат мира в ЮАР.

текст:николайфохтрисунок:александрширнин


НевыездНыеРодина без футбола. Ужасная тайна на-ших поражений

Русский футбол — тайна. C этой тайной носятся уже почти век, об эту тай-ну разбилось не одно поколение болель-щиков, тренеров и самих футболистов. Тут не сакральные русские вопросы вста-ют во весь рост, не «кто виноват?» и «что же делать?», а растерянный, безвольный и глобальный «почему?»

Это «почему?» со слезами на глазах наворачивается на язык всякий раз, после каждого поражения русского футбола. А этих поражений было ого-го сколько! — а значит, «почему?» возникало не меньше, правомерных, выстраданных «почему?» «Почему?» — спрашивали на советских кухнях дисциплинированные советские мужчины у таких же мужчин, когда московское «Динамо» проиграло «Селтику» первый советский финал за Ку-бок кубков в 1972-м. «Почему же?» — бра-ли Лобановского за лацканы недешевого импортного пиджака партруководители, когда мы отдали одну восьмую ЧМ-86 бельгийцам. «Почему, б…?» — кидались даже спартаковские фанаты на врата-ря Филимонова, который переправил мячик, запущенный Шевченко в свои во-рота в матче Россия — Украина на склоне века, в 1999-м. А проигрыш японцам на ЧМ-2002… — то «почему?» москвичам запомнилось надолго. Ну и, наконец, теперь, актуальное «почему?», нынешнее «с какого перепугу?», совсем свежее «вы что там, охренели?» в связи с невыездом сборной России в ЮАР.

Терпение, надо сказать, лопнуло. Тайна века, почему в России так играют в футбол, так в результате бездарно и не-результативно, невзирая на вселенский общественный интерес и огромные вбуханные деньги, должна быть вскрыта. Вообще и в частности. Вообще — почему так происходит всегда, в частности — по-чему не поехали в Африку.

Хотя один из ответов в принци-пе есть. Его дал российский футболист Вадим Евсеев в 2004 году, сразу после второй стыковой игры с Уэльсом, в ко-торой он забил победный гол. Обычно

цитируется сокращенная версия этого послания, да и та с купюрами. А надо це-ликом, дьявол, как говориться, в деталях. «Х… вам!» — крикнул Евсеев в камеру. И, сделав еще пару шагов круга почета, подумав, наверное, закончил: «Понятно? Х…!» Очень емкий экспресс-анализ, бес-пощадный — и безнадежный. Точнее, грустный какой-то. Парафраз про не «умом Россию» — футбольную Россию — отныне ясно, чем.

Есть предельно ясный, жестокий и правдивый ответ и на то, почему мы проиграли конкретный матч словенцам от знаменитого в прошлом форварда Златко Заховича. Эту цитату оставим на финал. Надо еще дойти до этой цитаты, надо еще проделать этот непростой путь — помучиться еще надо, пережить все заново. Как без этого?

СиНтетичеСкая травкаСтрадание — вот ключ к расследованию. На русские вопросы можно ответить, только пострадав, только вымучив от-вет, взойдя на голгофу. Поэтому первым делом я пошел в спортивный магазин и купил сороконожки — это такие бутсы

для грунтовых и синтетических покры-тий. Потом я купил спортивные трусы и заказал в интернете футболку со своим никнеймом на спине — Vogt007. В 18.00 я уже выходил из раздевалки стадиона «Зенит», что на Войковской в Москве. Этот стадион я выбрал неслучайно — тут синтетическое покрытие, такое же, как в Лужниках, где наши сыграли первый стыковой матч злополучной двухходов-ки. Ну, может, и не в точности такое, но синтетическое точно. Я решил испытать сразу все: и каково это нынче — играть в футбол, и в чем отличие синтетики от нормальной травы.

За две недели я провел четыре игры на позиции правого защитника. После первой воспалились ахилловы сухожилия, оба. Вторую не доиграл — потянул спину. В третий раз обошлось без травм — скорее всего потому, что, как я понял, товарищей по команде не устраивало качество моей игры в защите и мне в двух-трех словах порекомендова-ли встать в ворота. А вот четвертая игра, когда я сбежал из ворот и, подражая Хосе Луису Чилаверту, совершил отчаянный рывок в штрафную соперника; когда я по правому флангу стремился замкнуть длинную навесную передачу почти из центра поля; когда уже решил бить ногой, а не головой по удобно отскочив-шему мячу — вот тогда что-то хрустнуло в ноге, дикая боль пронзила сначала правое бедро, а потом и мой несчастный мозг, и я с ужасным, некрасивым кри-ком, промахнувшись, запрыгал на одной ножке к лицевой. Я понял, футбольная карьера под угрозой, не иначе надрыв приводящей мышцы задней поверхности бедра — а это значит, что выбыл из строя минимум на две недели. Как Семак, как Аршавин, в конце концов.

Товарищи только и сказали: ну и куда ты поперся из рамки? Жестоко, но справедливо.

Семь — это очеНь мНогоПервый, самый опасный этап рассле-дования причин непопадания сборной России на чемпионат в Африке я прошел. Стало ясно одно: играть на синтетиче-

...Русский футбол — тайна. C этой тайной носятся уже почти век, об эту тайну разбилось не одно поколение бо-лельщиков, тренеров и самих футболистов...

итар-тасс


ском покрытии опасно для здоровья, не-правильно. Но можно, если себя не жаль. Только искусственный газон ничего не объясняет. Вообще, можно было миновать этот этап, но нельзя: когда бы еще я по-лучил такую футбольную, такую настоя-щую травму?

Превозмогая боль, перешел к ана-лизу. Из основных материалов под рукой было: две игры со Словенией, скаченных с Рутрекера; легальная игрушка FIFA 09 с паленым патчем RTWC 2010 (путь на Ку-бок мира), книжки «Настоящая сборная», «Криминальный футбол», «Гус всемогу-щий», запись декабрьской программы «Человек и закон», десятки интервью, высказываний, аналитики. Хотя был со-блазн остановить расследование уже на первых минутах: подробное объяснение причин провала нашей команды в отбо-рочном туре появилось на официальном сайте УЕФА. Их, по версии европейской федерации, семь. Я их обязательно об-народую, но сразу скажу, они ничего не объяснят — нам. Потому что опираются на футбольные причины, а причины-то, как выяснилось, не совсем футбольные. И семь причин, по-любому, много. Для ясности надо найти одну, но главную. Во всяком случае, такую сверхзадачу я ста-вил, этого стал добиваться.

ТаинсТвенные сТыкиСосредоточимся на стыковых играх со Словенией. Потому что все, что произошло в групповом турнире, — за-кономерно. Мы заняли второе место, проиграв оба матча Германии совершен-но справедливо. Вообще в отборочном цикле были две безусловно неплохих игры сборной России, обе на выез-де — с Македонией и Финляндией. Как говорится, та игра, которую мы ждали от команды после бронзы на чемпио-нате Европы. Качества игры в группе хватило, чтобы очень уверенно завое-вать право играть стыки. И вся тайна именно в этих стыках, все уложилось в неделю противостояния со словенца-ми, которые ниже нас по рейтингу на порядок. Как же вышло, что мы прои-грали заведомо слабой команде?

Газовая аТакаПосле поражения в Мариборе сборной сразу припомнили «Южный поток», газо-провод. Мол, сдал Путин результат игры в обмен на разрешение бросить трубы по территории Словении. Доказательство было неопровержимое. Перед ответной игрой в Мариборе российские болелы ква-сили в местной пивнушке. И вдруг — тю! Входит премьер Словении Борут Пахор. Наверное, он все-таки выпил там лишне-го — с чего бы ему вдруг откровенничать в присутствии русских фанов? А они своими ушами слышали, как «он откры-тым текстом и без стеснения вещал, что договорился с Путиным о победе словен-цев 1:0. Ребята тогда только посмеялись, а оно вон как вышло». Странно, а чего это ребята посмеялись только? Непохоже на наших — сразу надо было бить тревогу, во все мариборские колокола звонить.

Хотя, конечно, боязно: дело политическое, большой коррупцией попахивает, могут и убрать с дороги лишних свидетелей. С другой стороны, версия не выдерживает критики, потому что скорее словенцы должны были сдать игру в обмен на возможность зарабатывать на транзите на-шего газа в Европу. И мы, грешным делом, уповали именно на это 14 ноября, в день первой игры. Все шло как положено, до 87-й минуты, до Печника, который вколо-тил нам гол. Было видно, как испугался словенский премьер и как не испугался наш. Но Марибор все испортил…. Короче говоря, версия с «Южным потоком» не про-ходит, к сожалению.

аморалкаТеперь самое главное, теперь про «Человек и закон», про кальян и моральный облик. Красивая попытка, милосердная — к нам, к болельщикам. Мол, чуть ли не сами видели, как игроки накануне московской встречи не только заказывали проститу-ток в номера «Марриот Гранд Отеля», но и курили кальян в ресторане «Горки», а так-же в компании своих жен распивали ал-коголь до пяти утра накануне игры. И это в тот момент, когда вся страна смотрит на них и ждет, не говоря уж о том, что платит им огромные деньги за их игру. А они…

Вообще, странно, что в результате вопрос переместился в плоскость «было это на самом деле или не было?» Тщатель-ный анализ материалов показывает, что, разумеется, было! Все было, даже жены, что само по себе, конечно, дико. Особенно перед ответственной игрой. Только это не объясняет проигрыша, скорее это объяс-няет, почему мы выиграли. В чем можно обвинить игроков? В кальяне? Так он оттягивает, снимает нервное напряжение, которое наверняка перед игрой зашкали-вало. Поздно ушли (по некоторым данным, в пять утра) — так весь день впереди, как раз перед игрой проснулись, выспались хорошо после кальяна и пары стаканчиков виски. А проститутки что… Вот был в моей жизни случай. Очень давно, при комму-нистах, со сборной МГУ я приехал, кстати, в Любляну, столицу Словении на турнир по дзюдо. Накануне взвешивания и перво-

...И вся тайна именно в этих стыках, все уло-жилось в неделю проти-востояния со словенца-ми, которые ниже нас по рейтингу на порядок. Как же вышло, что мы проиграли заведомо сла-бой команде?...

gett

y im

age

s/fo

tobank


го дня турнира наши тренеры пошли на неординарный, но в принципе грамотный шаг: повели нас в кино на сеанс пор-но — в социалистической Югославии на вечерних сеансах можно было насладить-ся немецкой эротической продукцией. С молчаливого ведома секретного курато-ра от КГБ, между прочим. И ничего… Боро-лись лучше, чем обычно, на взводе были. Я, правда, проиграл первую же схватку мнением судей, но с меня чего взять — я самбист, не дзюдоист. Да и засудили, это как бог свят. Скажете, футбол это не дзюдо? Предположим. А вот мой приятель, спортсмен, многоборец, рассказывал, что, когда он готовился к турниру, где должен был выполнить норматив мастера спорта, за три дня до выступления тренер букваль-но заставил команду напиться — слишком напряженным был подготовительный этап, нужна была срочная разрядка. За два дня молодой тренированный организм с хорошим обменом веществ восстано-вился, следа алкоголя не осталось, враги повержены, норматив сдан! Многоборье тоже не футбол? Многоборье намного хуже футбола, вот что я скажу.

Короче говоря, не работает аргу-мент, не в этом причина. Я даже больше склонен обратить внимание на вертоле-ты, которые кружили над гостиницей «Хабакук», где остановились наши. Не вы-спаться перед игрой это ужасно, а кальян, такой как в наших «Горках», пойди найди в этом Мариборе…

ЕврорЕзонПришла очередь зануд из УЕФА. Вот их версия, их семь причин с немедленным разоблачением.

Невезение. Ну, это как сказать. Я лично ничего невезучего не заметил. Скорее нам повезло: в первой игре, когда словенцы не забили второй гол — Акин-феев потащил мертвый мяч на последней минуте; во второй … ну там с первых ми-нут они нам должны были пару забить. А что такого мы им не забили в обоих матча, что на невезение можно списать — и не припомню.

Аршавин — неудачная игра лиде-ра команды в обоих матчах. Тоже не ар-

гумент. Потому что, во-первых, Аршавин свое дело сделал, он отвлекал внимание защитников и давал партнерам шанс. Этим шансом в первой игре воспользо-вался Билялетдинов (сам Аршавин, кста-ти, участвовал во второй голевой атаке). Даже для двух игр этого достаточно. А то, что он чуда какого-нибудь арсенальского не сотворил… Месси вон тоже за сборную играет без блеска, что теперь?

Хиддинк. Его ошибки в определе-нии состава на игру и заменах по ходу. Я почти уже согласился с этим доводом. У меня была к тренеру одна претензия — Жирков. После первых двадцати минут московского матча стало ясно, что он не готов. И Гус не заменил Юрия, и Печник забил именно из-под Жиркова: наш за-щитник не успел за Печником, даже пы-тался руками схватить. А во втором матче Жиркова вообще в конце удалили, мы остались вдевятером. Жирков не играл в «Челси», не восстановился после трав-мы… Но, пересмотрев игры, я снял свои претензии — вместе с аргументом УЕФА.

Во-первых, первый московский тайм Жир-ков играл неплохо, а гол в наши ворота на его совести только частично: Жирков все-таки не чистый защитник, в штрафной за него обязан был отрабатывать… Ну кто? Березуцкий, скорее всего (тем более гол нам забили головой, «второй этаж» — это точно к Березуцким). Во-вторых, совер-шенно очевидно, что в Москве Хиддинк выпустил Жиркова с прицелом на второй матч. Только Жирков во второй игре как раз и развалился — вместе со всеми (за-помните этот момент, он является ключе-вым для ответа на главный вопрос).

Излишняя самоуверенность сборной. Ну это совсем смешно. Какая там самоуверенность. Как раз необъяснимый мандраж сопровождал словенскую эпо-пею. Нет, не катит.

Несдержанность некоторых игро-ков. Отсутствие забивных форвардов. Предматчевый ажиотаж.

Тут даже и комментировать нечего. Наоборот, вялые были ребята (с Кержаковым не несдержанность, а су-дейская ошибка). А у кого тогда забивные форварды-то? Чем они от наших отлича-ются? А уж по поводу ажиотажа и гово-рить ничего не стану. Смешно, господа.

ЭлЕктронная вЕрсияИзвестно, что Жозе Моуриньо играет в фут-больный симулятор FIFA. C его помощью Жозе определяет не только тактику на игру, но и состав той или иной команды. Разумеется, и я не преминул. Как и ожи-далось, суммарные показатели у нашей команды на двадцать пунктов выше, чем у словенцев. Я выставил правильные соста-вы и стал играть. И зря — к концу первого тайма мы проигрывали уже 0:3. Второй тайм я и играть не стал, не говоря уж об ответной игре. Но вот что удивительно: первый гол электронная Словения забила почти точно так же, как в Москве. Только мяч отскочил не от Акинфеева, а от штан-ги, и добил его не Печник, а кто-то другой (Печника к тому моменту еще не было на поляне), и не головой, а обычной правой ногой. А так очень похоже, честно. О чем это говорит? О том, что я давно не играл в игрушки и растерял весь свой скилл.

...Скорее нам повезло: в первой игре, когда сло-венцы не забили второй гол — Акинфеев пота-щил мертвый мяч на по-следней минуте; во вто-рой … ну там с первых минут они нам должны были пару забить...

gett

y im

age

s/fo

tobank


Ну, конечно, не очень удобное управление стало — с мышкой как-то все запутано. То ли дело старые A-S-D… Но дело не в этом.

Дело в том, что я играл уже на пределе возможного, на грани нервно-го срыва. Потому что я уже знал ответ «почему?» и вообще, а главное, в частно-сти: почему наши проиграли Словении и не попали в Африку. Я уже знал, что все жертвы, все надорванные мышцы и скаченные файлы напрасны. Я уже знал слова Заховича — и они все расста-вили на свои места: обнаружили правду и почти лишили надежды. Но прежде, чем раскрыть карты, должен пересказать свой разговор с продавщицей хот-догов на стадионе «Локомотив».

Черкизовские доводыДело было так. Уже зная все, уже в депрес-сии поплелся в Черкизово, на «Локомо-тив». Там моя команда после первого тай-ма проигрывала, как не трудно догадать-ся, «Локо». Не в силах вынести весь этот свалившийся на меня груз, я задержался после перерыва у палатки с хот-догами и прочим попкорном. Продавщица, женщина в небольших, но все-таки годах, обратила на меня внимание.

— Съешь пирожок, не горюй. Проигрывают ваши?

— Откуда вы знаете, что мои?— Тут много ума не надо. Лица на

тебе нет.— Нет, — соврал я. — Я сейчас

думаю совсем о другом. Я думаю, почему, елки-палки, наша сборная проиграла Словении и не будет играть в Южной Африке.

Тут я опять соврал — я уже знал ответ. Но женщина мне нравилась своей какой-то открытостью: от нее вкусно пах-ло воздушной кукурузой и сигаретами «Парламент».

— А ты не знаешь? Надо было у нас на «Локомотиве» играть. Тогда бы точно выиграли 3:0. Во-первых, знаешь, какой опасный синтетический газон в «Луже», какой травматичный?

Мне ли не знать. Я кивнул так глубоко, что выплеснул полстаканчика ароматного кофе с молоком.

— А потом, Бил точно бы хет-трик тут сделал, на родном-то стадионе. Пом-нишь, он головой не забил? Тут бы забил.

— Но мы пропустили один. — Жирков на синтетике набегал-

ся, забил мышцы — он ведь уже отвык в Англии от пластика. Вот и не добежал до Печника. Все же просто.

— Ну а в Мариборе что? Играли ведь никак. И Билялетдинов в том числе.

— Ты как маленький. Во-первых, 3:0 хватило бы с лихвой. Думаю, они нам и двух не забили бы. А потом сказался переход с синтетики…

Mы поболтали еще немного, тетенька так и не слезла с пластиковой темы. В чем-то она права — приводящая мышца бедра как бы согласно пульсиро-вала в такт ходьбе, отдавая глухой, затя-гивающейся болью. Но все не то; все про-ще и сложнее, как и должно быть с одной из самых таинственных историй нового века. Пришло время сказать правду, пусть и горькую, пусть и чужими устами (если так можно выразиться, говоря о Златко Заховиче)

россия против футболаВ прошлом лучший и самый скандаль-ный нападающий сборной Словении еще перед первой игрой безапелляционно заявил, что Словения пройдет Россию.

Он сказал, что он был в Москве. Го-род красивый, но поразил его полупустой стадион на домашней игре ЦСКА с «Ман-честер Юнайтед» в Лиге чемпионов. Вы не футбольная страна, вашим болельщикам неинтересно посмотреть на «Манчестер Юнайтед», сказал он. Играйте лучше в хоккей, подытожил Захович, у вас это лучше получается.

Вот она, причина. Мы абсолютно заблуждаемся, думая, что в России фут-бол — народная игра. Мы, болельщики, не понимаем сути этой игры и восприни-маем только результат: победы и пораже-ния. Нам не интересно содержание этой игры. Иначе мы обнаружили бы удиви-тельные вещи. Например, что у нас очень много игроков очень высокого уровня — быстрых, техничных, умных. Не хуже, чем в Германии, Голландии и даже, не по-

боюсь сказать, в Англии. Полно хороших игроков. Проблема этих замечательных парней в том, что у них нет здравомысля-щих тренеров и нет футбольной среды, адекватной их таланту.

Самое большое заблуждение спортивной общественности, которое ломает профессионального футболиста, это то, что футболисты играют для зри-теля. Конечно, нет! Великий футболист играет в футбол только для себя. Ина-че он никогда не станет великим или перестанет им быть. Вечная инфантиль-ность наших великих игроков прошлого и настоящего мешает им грызть землю, вырывать победу, терпеть. Потому что им самим этого не надо. Это надо зрите-лям, публике, но не им самим. Звучащая очень красиво фраза на самом деле пре-вращает наш футбол в колхоз. Там тоже все вроде благородно: общественная польза, все такое, но хозяйство при-ходит в упадок — и успехи отдельных колхозов только запутывают и усугубля-ют ситуацию.

Резюме: мы проиграли Словении и не попали на чемпионат мира по футбо-лу, потому что Россия нефутбольная стра-на. Наши футболисты вынуждены играть не за себя, а за страну. И эта главная, глобальная, философская ошибка нацио-нального футбола. Если бы весельчаки и распутники Березуцкие, трудяга Жир-ков, гений и шутник Аршавин, разгиль-дяй Павлюченко, хитрец Билялетдинов… да кого ни возьми — если бы они играли за себя, а не за Родину, они бы победи-ли словенцев. А потом, в ЮАР, свежие и мотивированные, вместе с отличным тренером Гусом Хиддинком наверняка бы вышли из группы — как минимум.

Российские футболисты оказались перед непростым выбором — футбол или Родина. В который раз они выбрали Роди-ну. И в очередной раз проиграли. Не по-тому что Родина какая-то не такая. Просто это разные вещи, Россия и футбол, совсем разные. И лучше бы их не смешивать.

…Мажу суставы хондроксидом, ем творог с кальцием внутри, потихонечку на-бираю форму. Но теперь только на живую травку, никакого пластика.


Ничего удивительного, что в в своем самом правдивом номере «РП»

не ограничился одним текстом Матроса Кошки (см. рубрику «Медпункт»). Тем более ничего удивительного

и в том, что второй текст члена Британской королевской коллегии

акушеров и гинекологов Матроса Кошки называется так, как называется.

текст:матроскошка


Не бойтесь. Но смотрите, осторожно, не обожгитесь... Это ведь на всю жизнь травма. С психоаналитиками, прозаком и флэшбэками...

gett

y im

аge

s/fo

tobank


Хотите увидеть правду, которую вижу я? Хотите почувствовать, то, что чувствует акушер за работой?

Сейчас я ненадолго позволю вам забраться в свой мозг и посмотреть от-туда. Да, проходите, садитесь вот сюда, к окошечку... Почитайте мои мысли в том виде, в котором они рождаются, перед тем как превратиться в обработанную серым веществом информацию.

Уверен, полет c Macau Tower на резиновом канате прошлым летом, во время которого вы чуть было навсегда не подорвали свой вечно сухой образ несгибаемого храбреца, по сравнению с этим покажется вам легкой прогулкой по Риджентс-парку.

Oh, no! Please! Спрячьте свои деньги. Этот аттракцион бесплатный, не надо пытаться это купить. Это всего лишь правда. Голая и несимпатичная. Она и бесплатно-то никому не нужна... Не бойтесь. Но смотрите, осторожно, не обожгитесь... Это ведь на всю жизнь травма. С психоаналитиками, прозаком и флэшбэками...

— Мистер Цепов, сердцебиение плода по-прежнему шестьдесят ударов в минуту!

Ритмичное пищание мониторов в операционной, неотложная акушерская бригада поднята по тревоге. Наконец-то эта глупая корова Райт дала согласие на экстренное кесарево сечение. Снизошла, да, созрела. Вообще-то мы должны были его сделать час назад, когда этого несчаст-ного ребенка еще можно было спасти. А сейчас-то уже, наверное, все, можно не торопиться. Если не помрет, то точно будет парализован... если, конечно, не случится чудо.

— Миссис Райт, пожалуйста, под-пишите вот здесь. Это ваше согласие на операцию. Риски и возможные осложне-ния, которые мы с вами обсудили, пере-числены вот тут. После того как вы под-пишете согласие, ребенок будет рожден в течение нескольких минут. Спасибо.

Почему я на нее злюсь? Это ведь ее ребенок, она за него в ответе. Не я. Умрет ее ребенок. Не мой. В инвалидной коляске будет проходить вся жизнь ее

ребенка. Не моего. Я всего лишь врач, не судья и не бог. В своем упрямом жела-нии рожать естественным путем она полностью потеряла логику и здравый смысл. Наверное, я выбирал недостаточ-но сильные слова, раз они дошли до нее только через час, изменив ее отношение к операции, хорошо бы еще успеть спасти жизнь этому младенцу.

— Общий наркоз, пожалуйста, на спинальную анестезию нет времени! Я

повторяю, это кесарево сечение первой категории. Да, я активировал краш-протокол минуту назад. Анестезиолог! Венфлоны! Катетер! Премедикация! Кис-лородная маска! Операционный свет!

Да уж, чудес в акушерстве как раз не хватает. Да и чего я разорался? Нервы ни к черту стали... пью, наверное, много. Бригада и так работает молниеносно, без понуканий. Какой, к черту, краш, если целых полтора часа до этого мы все угова-ривали пациентку подписать согласие на операцию... Краш... Сейчас уже спеши не спеши... вокзал отъехал.

— Большое спасибо, Мэгги. Я готов начать операцию, как только будет готова анестезиологическая служба.

Вот вам и естественные роды, нате. Вполне себе естественно развившаяся гипоксия в родах, ничего таинственного. Естественно, без кислорода столько не живут. Все очень естественно, примерно как у тех русских женщин, которые ели редьку с маслом и рожали в полях. Из две-надцати рожденных выживали максимум один-два. Но об этом история умалчивает. Кому есть дело до мертвых детей, когда с живыми непонятно что делать?

— Заказано два юнита донорской крови.

Я же говорил ей час назад — ро-жать, рожать, рожать срочным кесаре-вым. Давал пять минут подумать, да, давал. Потом еще пять минут, потом еще полчаса. Как скажете, миссис Райт. Пока вы там думаете, душа моя, возможно, ваш ребенок умирает, думайте быстрее, вашу мать. Уже час прошел. Вы, драгоценная моя, бездействием и инфантилизмом ребеночка своего убиваете, а меня хотите записать в соучастники убийства. А не кричу я на вас, и за плечи вас не трясу, потому что права такого не имею. И ребенок ваш тоже права не имеет, пока не родится. Так что у нас там с готовностью? Кажется, можно начинать?

— Сердцебиение плода — сто уда-ров в минуту с децелерациями.

Да знаю я, знаю... сейчас родим за минуту... делов-то... полоснуть ножом по беременному животу и схватить ребенка за голову рукой. Только бы выжил.

...Все очень естествен-но, примерно как у тех русских женщин, кото-рые ели редьку с маслом и рожали в полях. Из двенадцати рожденных выживали максимум один-два...

варвара

аля

й-а

кать

ева


— Чек-лист пожалуйста. — Шивон Райт, госпитальный

номер четыреста восемь полста пять, форма согласия подписана на экстрен-ное абдоминальное родоразрешение кесаревым сечением в ноль четыре часа утра. Время принятия решения об операции ноль два сорок восемь утра. Форма подписана мистером Цеповым и пациенткой.

Да уж, подписана. Кровью моей практически. Почему я должен был тя-нуть из нее клещами согласие на спасе-ние ее же собственного дитя? Бред какой-то. Хотя почему бред? Я сюда пришел, чтобы следить за тем, чтобы дети рожда-лись здоровыми и мамочки не умирали. Значит, я буду бегать, орать и ходить на ушах, если потребуется. Да, буду. Мы все будем. Мы — команда антисмерть. Но сегодня, похоже, мы проиграли. Хотя есть еще шанс.

— Можно остановить мониторинг плода, пожалуйста? Операционное поле готово к обработке?

К черту КТГ-монитор, нет сил смо-треть на эту агонию! Все ли я сказал мате-ри этого не рожденного еще ребенка тог-да, час назад, о том, что может произойти, если мы немедленно не сделаем это долбаное кесарево сечение? Услышала ли она меня? Наверное, она думала, что я шучу... Доктора любят пугать, конечно. И шутить тоже любят. Я никогда не шучу о внутриутробной гипоксии, твою мать!

— Аллергические реакции?— Нет! — Риск анестезии?— Второй степени. — Донорская кровь? — Два юнита в холодильнике. — Профилактика эмболизма? — Стандартная. — Детская реанимация здесь? — Старший реджистрар Трейси

Ливингстон и бригада интенсивной терапии.

— Привет, Трейси, отличная прическа! Тони энд Гай? Чудно, чудно... Операционную шапочку, пожалуйста, надень, дарлинг.

— Инструменты?

— Счет верен, все работает. — Вводный наркоз, пожалуйста.

Начинаем. Господи, спаси и сохрани. Сколько

там времени-то? Четыре ноль восемь... — Разрез. Четыре ноль восемь. Су-

шим. Ножницы Мейо, пожалуйста. Свет —дерьмо! Ни хрена не видно. Трейси, будьте добры, поправьте бестневую лам-пу пожалуйста.

Ну что, живой ты там или мерт-вый? Только бы живой. Какие там мо-литвы есть? Отче наш еси, не беси... бога душу мать....

— Ретрактор Дуайена, быстро! Ножницы Макиндо! Джудит! Отсос!

Джудит, бездарь, твою мать, про-снись и следи за ходом гребаной опера-ции! Ассистент — подарок. Безмозглое приложение к косметичке.

— Джудит, оттяните ретрактор, пожалуйста, я не вижу правый угол раз-реза на маточно-пузырной брюшине. Так лучше, спасибо.

Воды зеленые, как каша. Черт, слишком поздно! Если этот ребенок из-за кислородного голодания сделал рефлекторный вдох в матке, то у него в легких уже полным полно собственного дерьма. Давай, рождайся. Ах вот оно что... двукратное обвитие пуповиной... Из-влечение, четыре ноль девять. Ну, давай, педиатрия, оживляй неоживляемое!

— Пересечение пуповины. Четы-ре ноль девять. Окситоцин, пожалуй-ста! Зажимы Грин-Армитадж. Большие салфетки.

Все, можно расслабиться, от меня уже ничего не зависит. Господи, тишина-то какая в операционной. Как необычно... ребенок не плачет. Все затаили дыхание. Какой противный писк мониторов. Странно, за тринадцать лет пора бы при-выкнуть... Что они там делают, не видно... кажется, закрытый массаж сердца? Инту-бация? Нет, не выживет. Не выживет. Эх ты, парень...

— Шить матку, пожалуйста. Неона-тологи, как дела у нас?

Не слышит никто... такая тишина, а меня никто не слышит. Все как оглох-ли. Или не хотят отвечать, потому что

ребенок умер. Какая страшная тишина... пип-пип-пип-пип-пип... Черт, во рту пере-сохло совсем... И какая-то кошка тихо мяукает. Стоп. Откуда тут гребаная кош-ка, если мы на шестнадцатом этаже? Это же бейби... плачет. Как котенок. Ну слава богу. Или это у меня в голове помутилось уже?

— Неонатологи, как дела у нас? — Пип-пип-пип-пип... — Трейси! Как наши успехи? — Все отлично, Дэннис! Дышит

сам, порозовел, сердце в норме, руки-ноги шевелятся, судорог и конвульсий нет. Ду-маю, даже к себе в интенсив забирать не будем. Судя по газам крови, резерв жизни у этого бейби был как у Рембо. К счастью, обошлось без мекония в легких. Но еще бы минут пять-десять — и все ... Хорошая работа, акушеры.

Работа-то хорошая, только мозг вы-носит время от времени...

— Спасибо, Трейси! Ты настоящий друг! А что у нас с музыкой в операци-онной? Не включить ли нам, скажем, Джанго Рейнхардта?

Спасибо, Трейси! Ты настоящий друг! Ох, устал я чего-то... кофейку бы нужно.

— Шить кожу, пожалуйста. По-вторный счет инструментов и тампонов. Кровопотеря примерно пятьсот. Обыч-ный послеоперационный протокол, всем спасибо. Джудит, поставьте чайник, пожалуйста.

Пронесло на этот раз, ну и славно. С семьей и с пациенткой попрошу пого-ворить Джудит, видеть их никого не могу. Дисижн-мейкеры хреновы... Сколько там еще работать-то? Четыре с половиной часа... полная родилка народу. Курить хочется... ах да, я же бросил.

— Мистер Цепов, в родильной ком-нате девять кровопотеря больше полуто-ра литров и не останавливается!

Прелесть какая! Да вы, матушки, никак, сговорились?

— Активируйте краш-протокол «кровотечение», разворачивайте вторую экстренную операционную, я бегу!

Ну, сейчас начнется... правда... весело будет...


текст: дмитрий глуховский рисунки: павел пахомов

— Михаил Семенович! Проснитесь! Там та-кое… — потряс профессора Гот-

либа за плечо ассистент.Готлиб закряхтел и повернулся на другой бок. Ничего «та-

кого» в этой бездарной и бессмысленной экспедиции быть не могло. Ничего, кроме кровожадной мошки́, способной, наверное, сожрать за десять минут целую корову. Ничего, кроме комаров размером с откормленную дворнягу, ничего, кроме пота и водки. Да еще пыль, грязь и камень.

Поперся на старости лет.— Пшел, — предложил Готлиб ассистенту. — Михаил Семенович! — тот не сдавался. — Михаил Семе-

нович! Бур провалился! И мы что-то нашли!Профессор раскрыл глаза. Сквозь брезент палатки проса-

чивались первые лучи восходящего солнца. У изголовья валялась пачка анальгина и граненый стакан. Рядом лежала общая тетрадь с его теоретическими выкладками. Когда экспедиция закончит-ся, он сможет мелко порезать эти клетчатые листочки, заправить их подсолнечным маслом и сожрать. Зря потраченное время. По-тому что если Готлиб посмеет представить свои теории в Акаде-мии наук, там научные оппоненты поместят в него эту тетрадь уже своим способом. Ректально.

— Михаил Семенович! — отчаянно протянул ассистент. — Люди всю ночь работали… Вас только в последний момент уже стали будить, когда поняли, что нашли…

— Что нашли? — наконец очнулся профессор.— Мы не знаем!Готлиб вскинулся, зябко обнял волосатые плечи, выдо-

хнул.— Ладно. Иди там… Я сейчас. Соберусь…Неужели они нашли то, за чем ехали в эту идиотскую экс-

педицию? Экспедицию, из-за которой он поругался с женой. Из-за которой пошел на обострение со своим хроническим простати-том и остеохондрозом… А ведь вроде научились мирно сосуще-ствовать за последние двадцать лет! В экспедицию, из-за которой Готлиб после мирной кабинетной работы решился снова выбрать-ся в поле.

И зачем ему это все было? А затем, что довольно успешный и довольно признанный

доктор геолого-минералогических наук, профессор Михаил Се-менович Готлиб, советский и российский ученый, совершенно не был доволен своим положением. Он шел в науку, чтобы стать ве-ликим. Чтобы сделать открытия, которые смогли бы перевернуть мир. А наработал, в лучшем случае, только на полторы строчки в энциклопедии. И случись ему откинуть копыта, эти бессмертные ослы в Академии наук еще придут потоптаться на его могиле, а потом сделают все возможное, чтобы статью в полторы строчки даже не включали в переиздание! Вражье…

— Господи, да что же там такое?! — вскрикнула на улице девушка.


Бабы.Готлиб натянул портки, посадил на нос очки — как у Кис-

синджера, напялил накомарник и ткнул непослушные ноги в резиновые сапоги. Век бы он не видал этой полевой романтики! Отчего-то, когда с возрастом становится невозможно крутить баш-кой по сторонам, пропадает и желание ею крутить. А какой у него замечательный и уютный кабинет! Там тепло и нет клещей, и нет мошки́, и сортир в десяти шагах по коридору, и, чтобы вскипя-тить чаю, не надо посылать никого за водой к реке…

А тем временем именно в этом кабинете он сделал важней-шее открытие: предположил новое место разлома земной коры. Если он прав, всего через три-четыре миллиона лет территория нынешней России окажется разорвана между двумя новыми кон-тинентами! А это уже вопрос государственный.

Но, конечно, за такую крамолу первосвященники из Акаде-мии сразу его распнут. Если только он не сумеет представить до-казательства… Пробы пород… Свидетельства процессов, которые идут уже сейчас — пока на больших глубинах…

Назавтра после своего юбилея — праздновал семьдесят пять — он все-таки решился. Скрупулезно рассчитал, где должно находиться искомое место, договорился со старым другом, кото-рый из геологоразведки пошел в директора горнодобывающего комбината, выбил грант, поссорился с женой, забил полчемодана лекарствами, проворочался трое суток в поезде, потом протрясся еще трое на «козле» по бездорожью, а теперь вот уже полгода тор-чит в сибирской глуши.

И все тщетно.— Профессор! Ради бога, взгляните на это!Мамонта кусок, что ли, откопали? Или трилобита какого-

нибудь? Готлиб откинул полог палатки, прошаркал мимо охраны

за частокол — мало ли в тайге зверья — и остановился у входа в шахту. Вокруг толпились рабочие, геологи, стоял с двуствол-кой наперевес сторож. Люди испуганно перешептывались, тыча пальцами…

Что же там такое?! Готлиб протиснулся внутрь круга.В середине лежала, подергивая огромными кожистыми

крыльями, омерзительная тварь. Из размозженной плоской баш-ки натекла лужа черной крови. Взгляд зеленых глаз с узкими го-ризонтальными зрачками был неподвижен. Но веки опускались и поднимались еще время от времени, а ребра вздымались в ред-ких тяжелых вздохах.

— Никита подстрелил, — сообщил Готлибу ассистент, ки-вая на алкоголика-сторожа.

— Я сначала думал — белочка, — икнул Никита, зачем-то вытирая руки о грязный тельник. — То есть — все, белочка.

Профессор подошел к твари поближе и ткнул ее резиновым наконечником своей палки.

— Откуда оно взялось? — спросил он.— Из шахты, — отозвался кто-то из рабочих. — И как же, интересно, оно попало в шахту? — обернулся

на голос Готлиб.

— Оно там… было, — шепотом ответил рабочий. — Мы его освободили.

— Исключено, — отрезал профессор. — На глубине в три километра? Это антинаучно!

Внезапно бестия вздрогнула и подняла голову. Горизон-тальные, словно у козы, зрачки, совершенно неуместные на отвра-тительной харе, нацелились на Готлиба. Пасть, на акулий манер усеянная острыми клыками, раскрылась…

И тварь загоготала. Чудовищный, невозможный звук: смесь хохота и басови-

того, слишком низкого для человеческого горла бараньего блея-ния.

Отсмеявшись, она запрокинула голову и подохла. А еще через несколько минут, когда солнце окончательно вышло уже из-за сопки, под его прямыми лучами туша вдруг задымилась и сгинула.

— Антинаучно, — глядя на бурую лужицу сквозь запотев-шие очки, повторил Готлиб.

«Россия поможет Ирану построить ядерный реактор» — ползла по экрану новостная строчка. Диктор шлепал губами, но звук у этих телевизоров был не предусмотрен.

Черт знает что происходит, покачал головой профессор. За-чем нам это? Ради миллиарда-другого? Неужели не понимают, что может жахнуть на весь Ближний Восток?

Впрочем, спасибо. Хоть ненадолго отвлекся… Потому что сейчас, в минуты вынужденного безделья — пока не позовут на посадку, Михаилу Семеновичу было совсем непросто в одиночку отбиваться от насевших тревожных мыслей.

Из проклятого Иркутского аэропорта Готлиб улетал с не-которым страхом. После обнаружения странного создания над экспедицией словно повис страшный рок. Сторож спился и уто-нул, занятые на шахте рабочие после очередной смены сбежали в тайгу и пропали там с концами, одного из геологов нежданно поразил лунатизм, и во сне он попытался с топором пробраться в профессорскую палатку.

Что место нехорошее, можно было сообразить и раньше. Например, когда выяснилось, что ровно в той точке, где

Готлиб собрался бурить, находится старая шахта. Кто и когда тут копал, установить было нельзя. Самое раннее — при Ермаке. В шахте нашли кости — совсем уже истлевшие, но несомненно че-ловеческие.

...В середине лежала, подергивая огромными кожистыми крыльями, омерзительная тварь. Из размоз-женной плоской башки натекла лужа черной крови. Взгляд зеленых глаз с узкими горизонтальными зрачками был неподвижен...


Бригадиррабочих,изместных,насупился,напросилсякпрофессорунаконфиденциальныйразговорисообщил,чтобу-ритьтутнесоветует,аеслиГотлибуоченьнадо,тоеголюдисогла-сятсятолькозадвойнуюплату.Профессорсбилценунасемьдесятпроцентов.Бригадирсумел-такипереборотьсуеверияпокомпро-мисснойцене.Но,возможно,стоилокнемуприслушаться…

Потом—этаисторияскрылатойтварью,такинеполучив-шаяникакихвразумительныхобъяснений.

Апотом…Апотомбурповиснадбездной.Огромной,нескончаемойпустоты.Вродепещеры—если

забыть, что на такой глубине никаких пещер быть не могло. Иодноэтооткрытиеужеобещалопрофессорунекотороебессмер-тие.

Толькотеперькакдокажешь?Послетого,какбригадирспу-стилсявшахтусящикомдинамитаиподорвалсебятамнакило-метровойглубине?

Теперьуженикомуничегонедокажешь.Чтоужговоритьоботкрытиинастоящем,ошеломляющем,

котороебылосделановскорепослеобнаруженияпустот?Профес-сор—атеистсоветскойчеканкиикосмополитпобезвыходности—сжалврукеобразок.Нет,лучшенезаикатьсядаже.

—Иркутск-Москва, на посадку!— завопила пергидроль-наяхабалкавстарорежимнойуниформе.

Готлибукрадкойприжалобразоккгубам.Былобынеудобно,еслибыколлегизастализацелованием

иконы.Хотя,говорят,Эйнштейнвотверил—иничего.Ахотьбыдажеизастали!Втакойисторииподстраховатьсяпередполетомнепомешает…

АчтовМоскве?Кудаонтамсунетсясосвоейдоказательнойбазой?Чегостоятсвидетельствагеологов,половинаизкоторыхлетитдомойвсмирительныхрубашках?Ивсе,чтоуГотлибаестьварсеналеэлектронныефайлысзаписаннымизвуками:вбезднуспускалиэхолотыимикрофон.Теперь,еслифайлынеразмагни-тятсяинесотрутсяпопутиназад,унегоестьзаписистрашныхвоплей,чрезвычайнопохожихначеловеческие,ирычаниянеиз-вестныхчудищ.

Маловато,чтобыперевернутьвверхтормашкамивсюнауку.Недостаточно, чтобы обосновать совершенное Готлибом

открытие.АведьоноткрылПреисподнюю!

—Дедушка,тебяктелефону!—выговорилаАлиса.—Спасибо,зайкамоя,иду!Михаил Семенович нехотя оторвался от своего старого

компьютера.Подумал,распечаталстраницу,положилеевстоп-куипридавилсверхубулыжникомселенита.Набираласьужедо-вольновнушительнаяпачка.ЕгокрестовыйпоходнаАкадемиюнаук.ПустьстарперыгорятнакострахИнквизиции!ВедьИнкви-зициятеперьнепременнопотребуется…Ничего,простонемно-гоперепрофилируютоднудействующуюорганизацию,котораяприличнонабиларукувохотенаведьм.


Идти недалеко — из одной комнаты, заваленной образца-ми минералов и завешанной картами (тут же и дээспэшная, под орех, румынская кровать на двоих), в другую, как бы гостиную (потому что там стоит телевизор и постелен азербайджанский ко-вер, а в остальном — те же минералы и карты).

— Готлиб, — сказал Готлиб.— Михаил Семенович, — зашуршал в трубке неживой го-

лос. — Рекомендуем вам немедленно прекратить вашу работу. — Какого черта?! — возмутился профессор. — Кто гово-

рит?— Говорят из больницы Алексеева, — прошелестел угро-

жающе собеседник. — У нас тут проходит реабилитацию один из ваших коллег…

— Вам меня не запугать! — заорал Готлиб. — Слышите?! Вам меня не запугать!

В трубке тихо засмеялись. Алиса, которая под аккомпанемент телевизора строила

из томов Большой советской энциклопедии тридцать пятого года выпуска домик для своих кукол, перепуганно уставилась на деда огромными синими глазами.

«Москва выступает категорически против введения санк-ций в отношении КНДР, — заполнил тишину телевизор. — Народ Северной Кореи имеет полное право развивать мирную атомную энергетику. Пхеньян неоднократно доказывал свою привержен-ность мирному процессу и является надежным и предсказуемым партнером, говорится в заявлении российского МИД».

Да что же это такое-то, досадливо подумал Готлиб. И эти тут еще продолжают… А наши-то, главное! Наши-то куда лезут… Нашим-то это зачем?

— Михаил Семенович, — позвал его голос. — Если вы взду-маете куда-нибудь с вашими бумагами идти, мы за вами сразу не-отложку отправим.

— Не запугаете! — сказал Готлиб.— Запугаем, — заверил голос.И гудки. — Дедушка, — Алиса притронулась к его колену. — У тебя

все хорошо?— Не знаю... Не очень.Готлибу не хватало сил даже подняться с кресла у телеви-

зора. «У пенсионерки Нины Николаевны, — камера поехала

по просторной трехкомнатной квартире, — жизнь налажена. Но в этом месяце ее пенсия будет повышена на семь целых и три де-сятых процента, и все станет еще лучше», — перед объективом предстала румяная и подтянутая старушка, гоняющая чаи на ми-лой и уютной кухне.

— Дедушка, — серьезно произнесла Алиса. — У меня к тебе вопрос. А почему в телевизоре все такое яркое? И почему всегда у всех все хорошо? Так разве бывает?

«В этом году ассигнования на науку увеличатся на семнад-цать процентов, — тут же пообещал ящик. — Наш корреспондент Иван Петров заглянул в научный центр в Королеве и ознакомил-

ся с новейшими технологиями! Тут гагаринскую центрифугу ис-пользуют для лечения болезней позвоночника…»

— А это, Алисочка, потому, — рассеянно ответил Готлиб, — что телевизор — это окно в другой мир. В волшебную страну Зазеркалье. Там все очень-очень похоже на то, как у нас, но все по-другому. Там люди все счастливые и у всех все получается. И денег всем хватает.

— Антинаучно, — поморщила носик Алиса.— Других объяснений нет, — вздохнул профессор.— Дедушка, — поразмыслив, сказала девочка, — а в это

твое Зазеркалье можно как-нибудь попасть? Хоть на минуточку?— Надо очень хорошо учиться, — соврал Готлиб. — Ладно,

зайка, я пойду поработаю еще…«Тем временем, в России открыто крупнейшее в мире га-

зовое месторождение, — казал диктор. — Запасы природного газа месторождения Сахалин-4, по предварительным оценкам, составляют более полутора триллионов кубометров. Компания «Газпром» заявила, что…»

Вот, мрачно подумал Готлиб. Нечего было заниматься тек-тоникой. А надо было из геологоразведки туда идти, к газовикам. И не куковал бы сейчас в поганой двушке в Чертаново, а прожи-вал в барском особняке на Рублевке, и звонили бы не из Кащенко, а из администрации президента — орденами награждать, за за-слуги перед Родиной.

Есть ведь и среди геологов счастливые люди. Только Михаилу Семеновичу в те двери стучаться уже

поздно. Жизнь прошла, все выборы сделаны десятилетия назад. Остается бороться, отстаивать свое. Доказывать. Пусть и нет до-казательств.

А Алиса посидела-посидела со своими куклами и полезла к телевизору — смотреть, что там у аппарата с другой стороны.

Вдруг дверка?

«В результате уникального и беспрецедентного эксперимента по глубинному бурению, проведенному нашей научной группой, было установлено, что при проникновении в земную кору на глу-бину более чем в три тысячи метров, вопреки всем существую-щим прогнозам и общепринятому мнению, не было обнаружено ни верхней, ни средней, ни нижней коры, сложенной метамор-фическими и магматическими породами. На указанной глубине вскрываются огромные полости, населенные весьма своеобраз-ной фауной. Имеем все основания полагать, что нашей группе удалось обнаружить место, известное в мифологии различных народов, как ад».

Ничего себе затравочка, а? И дальше — сто тридцать страниц отчета о ходе экспеди-

ции, несколько фотографий скверного качества, акустические за-писи и образцы минералов.

Готлиб еще раз оглядел свой труд, аккуратно сложил все в вытертый портфель и выглянул в окошко. Прямо у подъезда стоял современный реанимобиль — импортный, чистенький, выкра-шенный в бежевый цвет с оранжевыми полосами на боках. Такие


...???...

не присылают за простыми смертными. На таких, должно быть, праведников в рай доставляют…

Или наоборот.За ним?!Профессор принялся лихорадочно соображать. Растор-

мошил сонную Алису — благо жена вышла за хлебом, поме-шать не сможет, одел внучку, на спину ей — школьный ранец (скоро в нулевой класс), в ранец — свой доклад и фотографии. Минералы рассовал по карманам пальто, замотал лицо шар-фом и заковылял вместе с сонной девочкой вниз по лестнице. Может быть, решат, что ведет девочку в садик? Прости, Али-сочка.

Вылез на свет божий и сразу — к остановке.Реанимобиль завелся, моргнул фарами и тихо покатил

вслед. Они вскочили в отходящую маршрутку в самый послед-

ний момент. Неотложка поползла за ними по пробкам. Лобовое стекло у нее было темное, светонепроницаемое.

Добрались до метро, нырнули в толпу, смешались с челове-ческим фаршем в мясорубке у эскалатора, протолкнулись кое-как на станцию и сели в первый же поезд. Готлиб затравленно осмо-трелся по сторонам. Лица у пассажиров были обычными, будто на молнию застегнутыми: каждый в себе.

Так, все пока в норме. Кажется, сбежали. Теперь бы только до Академии доехать, выступить в заявленное время, отбрехать-ся от оппонентов, а там — гори все синим пламенем. Лишь бы выступить дали… А потом — забирайте хоть к черту на кулички. Хотите — в Кащенко, хотите — в Сербского.

В кармане вдруг запиликал сотовый. Жена!Вернулась из магазина, дома никого нет, записки он не

оставил… Хорошо бы все-таки именно в Сербского: там-то жена до него не доберется. Потому что за Алису она у него всю кровь выпьет. И будет, кстати, права.

Как только телефон в поезде метро принимает, да еще и на их богом забытой линии? Видимо, жене очень надо прозво-ниться.

Жена, потому что больше этого номера ни у кого нет.Готлиб вытянул сотовый из внутреннего кармана пальто. Номер не определен.— Наташа? — отгородившись горстью от стука колес, про-

кричал в телефон профессор.— Михаил Семенович, — ответил незнакомый человек

сочным баритоном, перекрывающим вагонную какофонию, — вас беспокоят из компании «Газпром».

— Что? — у профессора глаза на лоб полезли.— Из «Газпрома», — подтвердил незнакомец. — Мы хотели

бы предложить вам работу.— Мне?! Почему мне? — Мы наслышаны о вашем уникальном опыте глубинного

бурения и считаем, что вы могли бы стать незаменимым консуль-тантом, — охотно объяснил звонящий. — Вам интересно наше предложение?

— Я… — Готлиб переложил сотовый от одного уха, обож-женного дыханием из трубки, к другому. — Мне интересно, да. Конечно, мне интересно!

— Михаил Семенович, — вкрадчиво попросил голос. — А вы не могли бы подъехать в наш офис? У нас сейчас проходит совещание, и мы как раз обсуждаем вашу кандидатуру. Наравне с прочими. Но, если бы вам удалось быть здесь, скажем, через полчаса-час, мы бы даже не стали рассматривать других претен-дентов на должность…

— Я, простите, сейчас никак не могу! — закричал Готлиб. — У меня сейчас очень важное выступление.

— Михаил Семенович, — голос стал строже. — Нам очень хотелось бы переговорить с вами до вашего выступления. Не пом-ню, сказал ли я уже о зарплате консультанта? Она составляет око-ло пятнадцати тысяч условных единиц в месяц, но для специали-ста вашего уровня…

— Я не смогу! — твердо сказал Готлиб. — Сначала на высту-пление, потом к вам! Никак иначе.

— Это вы так думаете, — отозвался незнакомец.— А откуда у вас вообще этот номер? — вдруг очнулся от

морока профессор.— От вашей супруги, Михаил Семенович, — усмехнулся

человек. — Она, кстати, передает вам привет.Готлиб чувствовал, как его внутренности сковывает мо-

роз.Почему же, черт его дери, под землей так хорошо принима-

ет, вдруг совсем не о том спросил себя он.— Это ведь наша исконная сфера интересов и влияния, —

словно отвечая на незаданный вопрос, как бы невпопад продол-жил голос. — Так что вы не удивляйтесь ничему, Михаил Семено-вич. До встречи.

Это разве давление? Вот в советские времена давили так давили!

Нет, твердо решил Готлиб. Сначала — запланированный доклад, потом все остальное. Спасение жены, сопротивление соблазнам, битва с психиатрами — все потом. Служенье муз не терпит суеты.

Он умылся холодной водицей в прокуренном академиками нуж-нике, взял внучку за руку и двинулся в бой.

Зал оказался наполовину пуст.— Там снизу объявление повесили, что все отменяется! —

развел руками профессор Синицын, один из немногих готлибов-ских союзников в этом змеином логове.

— Не дождутся, — нахмурился Готлиб. — Посмотри за де-вочкой, Петр Иваныч.

Михаил Семенович взошел на кафедру, браво оглядел многоголовую академическую гидру, упрямо вскинул голову и начал.

— Дорогие коллеги! Тема доклада, которую я заявил на сегодня, претерпела определенные изменения. Сегодняшнее мое выступление окажется немного более революционным, чем


планировалось. Как некоторые из вас, возможно, знают, недав-но мною была предпринята экспедиция в Иркутскую область, в место предположенного мной разлома, который может оказаться линией будущего раздела тектонических плит.

В аудитории зашептались.— Однако моими сотрудниками, из которых многие по-

платились рассудком, а кое-кто и жизнью, было сделано удиви-тельное открытие. В результате уникального и беспрецедентно-го эксперимента по глубинному бурению, проведенному нашей научной группой, было установлено, что при проникновении в вещество земной на глубину более чем в три тысячи метров…

В горле пересохло. Зал, завороженный, молчал.— Уважаемые коллеги… Товарищи… Мы нашли Преиспод-

нюю!Спрятавшись за толстыми стеклами киссинджеровских

очков, Готлиб зажмурился. Раз, два, три…— Позор! — заорал кто-то.Кажется, Акопян.— Мы отказываемся участвовать в этом!Так, это Шмешкевич.— Провокация!Лазуткин.— Прошу вас дослушать доклад до конца! — набрал возду-

ху Готлиб. — Лишить его ученого звания! — Лженаука! — Исключить! — Мракобесие!Выкрики академиков были будто комья грязи, летящие в

ветровое стекло экспедиционного «козла» из-под колес впереди идущего грузовика. Готлиб снял очки (стало хуже видно, словно ему и вправду их захаркали), протер носовым платком, водрузил на место и уткнулся в свой доклад.

— Какие у вас доказательства? — подмахнул из первого ряда Синицын.

Спасибо, старик. — Группой была собрана обширная доказательная база,

однако во время спешной эвакуации с места работ, почти вся она была утеряна.

— А что же ваша шахта в ад? — поддели с галерки.— К несчастью, шахта была подорвана и почти полностью

обрушилась… Но я готов указать место, где мы проводили буре-ние, и при необходимости возглавить новую экспедицию, экспе-дицию от Академии наук…

— Клоун!Это, точно, Томашевский. Готлиб смолк и поднял глаза. В аудитории оставались

трое. — Слышали, Уго Чавес собирается Колумбии войну объяв-

лять, — шептал друг его Синицын коматозному академику Сидо-рову, которого вместе с каталкой в спешке забыли эвакуировать из зала. — А потом, дескать, всей Латинской Америке. Будет боли-

варианский порядок. А мы ему продаем десять сухогрузов автома-тов, вертолеты и чуть не подлодки. Ума не приложу, нашим-то это зачем? Неужели ради денег?

Несчастный Сидоров только закатывал глаза. Ничем дру-гим он двигать не мог.

Фиаско…Стоп. А где Алиса?Бросив свой портфель на кафедре, Готлиб спустился вниз и

жестоко затряс Синицына.— Где внучка моя? Где моя Алиса?!— Так за ней папа пришел, — улыбаясь блаженной улыб-

кой прошедшего через лоботомию, сказал Синицын. — Сказал, что пойдет купит ей мороженого, пока дед распинается.

— Папа у нее в Австралии! Маразматик ты старый!Задыхаясь, он выбежал в коридор. Два силуэта — легкий,

крошечный Алисин и другой — мрачный, массивный, будто из базальта вырубленный, удалялись от него по коридору.

Нагнал он их только на улице. Девочку сажали в черный лимузин, длинный и строгий,

как жизнь партийного функционера. — Стойте! Подождите! — закричал Готлиб.Базальтовая фигура послушно замерла, позволив профес-

сору сократить дистанцию.— Да мы без вас никуда и не собирались, Михаил Семено-

вич, — сказал незнакомый человек знакомым голосом. — Поедемте?Он был весь какой-то европейский: костюм с иголочки,

очень правильный галстук, беззлобное лицо. Нет, скорее лицо во-обще без каких-либо эмоций. И гладкое, без морщин.

— Я никуда… — начал было Готлиб. — Не поверили вам коллеги? — сочувственно спросил че-

ловек. — Засмеяли?— Мне все равно, поверят мне или нет! — солгал профес-

сор. — Мне важна истина, а не признание!— А я вот вам верю, — спокойно сказал человек. — Потому

что знаю: вы правы. Преисподняя существует, и я готов вам кое-что об этом рассказать.

— Но вы ведь не… — Готлиб сжал в кармане образок. — Нет, конечно, — улыбнулся человек. — Я в «Газпроме»

работаю. Это я вам сегодня звонил.Из недр машины послышался веселый и совершенно неу-

местный собачий лай. С пассажирского сиденья выглянул чрез-вычайно симпатичный черный пудель и лизнул Алисину руку красным язычком.

...Задыхаясь, он выбежал в коридор. Два силуэта — легкий, крошечный Алисин и другой — мрачный, массив-ный, будто из базальта вырубленный, удалялись от него по коридору...


— А мы тебе еще такого щеночка подарим, — улыбнулся базальтовый.

— Дедушка! Поедем с ними покатаемся! — взвизгнула от восторга девочка.

Мягко чмокнула трехпудовая дверь, и лимузин плавно снялся с места, будто над землей парил.

— Вы, Михаил Семенович, во всем правы, — говорил че-ловек. — И, безусловно, сделали бы вы великое открытие, да есть загвоздка. Открытие это уже сделано давно и не вами.

— О чем вы? — возмутился Готлиб. — Это вы какую-то бе-либерду несете! Ведь тогда обязательно начался бы уже крестовый поход какой-нибудь, Армагеддон с современным вооружением, ядерными зарядами бы их дотла… Вон у нас в стране этот мир-ный атом не знают, куда девать!

— Вы, Михаил Семенович, право, какой-то экстремист, — укорил профессора человек. — Мы же в двадцать первом веке живем. В веке глобализации, свободной торговли! А вы мне про крестовые походы. Варварство какое…

— Что?!— А как же. В новостях ничего про Сахалин-4 не слышали?

Полтора триллиона кубометров новых запасов… Вот, партнеры стараются. Обеспечивают выполнение контракта.

— Какого контракта?.. — Готлиб снял очки.— Контракта на прямую поставку природного газа ООО

«Газпром» из Преисподней. Ну по бумагам, там, конечно, их юр-лицо по-другому называется, но партнер, — базальтовый человек погладил пуделя, — партнер именно тот.

— Почему газа? Я думал, люди гибнут за металл, — попы-тался шутить профессор.

— Ну, они там тоже идут в ногу со временем. Нужно было золото — поставляли золото. Нужна нефть — могут нефть. Сейчас вот мода на экологически чистое топливо — газу дадут. Недра… Ведь если поглубже копнуть, они же безграничны. Главное — до-говориться.

Серой в машине не пахло. Пахло дорогим французским парфюмом и чуть-чуть гаванской сигарой. Но это, наверное, во-дитель баловался.

— И как же вы договорились? Душу продали? — после дол-гой паузы отважился Готлиб.

— Михаил Семенович! — покачал головой человек. — Ну какую душу? «Газпром» ведь компания государственная. Прави-тельство просто взяло на себя определенные обязательства. В основном международного характера. Ну и некоторые внутрипо-литические.

— Господи, да как я сам-то не сообразил… Ведь если поду-мать, других объяснений нашей истории и не найдешь… А какие именно обязательства? — полюбопытствовал Готлиб. — Ничего, что я сказал «господи»?

— Что вы. У нас же многоконфессиональная страна, — успокоил его человек. — А по вашему вопросу… Есть некоторое число международных проектов, которые мы осуществляем, так сказать, от лица наших партнеров, — он снова погладил пуделя.

— Сотрудничество с Ираном, с Северной Кореей, с некоторыми арабскими государствами… Энергетическая сфера, иногда во-просы безопасности…

— Но ведь это… Они же… — вякнул Готлиб. — Они же го-товят…

— Думайте о хорошем, — улыбнулся человек.

Машина остановилась перед красивым загородным домом, уто-пленным во фруктовых деревьях. Вдоль дорожки, ведущей к крыльцу, толпились телеоператоры с камерами наизготовку. Тут же томилась и напомаженная стилистами профессорская жена.

— Где мы? Кто эти люди? — тревожно привстал профес-сор.

— Деревня Барвиха. Это ваш будущий дом. А репортеры ждут вас, потому вам только что присуждена Государственная премия.

— За какие такие заслуги? — удивился Готлиб. — Ведь, если я верно все понимаю, о моем открытии мне говорить теперь нельзя?

— Нельзя. У нас в стране каждый день делаются открытия, о которых нельзя говорить, так что ничего страшного. А вот вам на выбор, — он раскрыл папку, — три научных прорыва, кото-рые только что рассекречены. Выбирайте, становитесь автором. Вчера, кстати, в новостях видели про гагаринскую центрифугу? Только-только гриф секретности сняли — и пожалуйста! А завтра и вас по телевизору покажут.

— Ура! — обрадовалась Алиса. — Мы попадем в Зазерка-лье!

— Ну и на финансирование ваших новых геологических исследований, разумеется, «Газпром» выделит грант, — человек взялся за ручку дверцы.

Журналисты метнулись к машине, как таежные комары к вышедшему опростаться геологу.

— Скажите, — промолвил Готлиб, — а «Газпром» не финан-сирует исследований в области астрономии?

— Нет, этим мы не занимаемся, — вежливо засмеялся чело-век. — В небе ловить нечего.

— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул Михаил Семе-нович и открыл дверь.

Схватив внучку, он решительно потащил ее за собой сквозь кольцо репортеров — прочь от особняка, а по дороге сгреб и жену.

— А Зазеркалье? — всхлипнула Алиса. — А щеночек?— Кошку купим,— буркнул профессор.— Профессор Готлиб! — пробился к нему корреспондент

Главного канала. — Расскажите о ваших планах на будущее! Мы, конечно, понимаем, что вам уже семьдесят шестой, но вдруг?

— Ухожу из геологии. Планирую заняться астрономией, — сообщил Готлиб. — Мне кажется, в небесах еще тоже предстоят открытия. Не подскажете, где тут ближайшее метро?


правда — правда!

серг

ей н

икол

аев,

вале

рий

коре

шко

в/ф

отос

оюз,

але

ксан

др т

ягны

-ряд

но


але

ксан

др т

ягны

-ряд

но


евге

ний

ком

пайн

ичен

ко/ф

отос

оюз


але

ксан

др т

ягны

-ряд

но


серг

ей б

орис

ов/ф

отос

оюз


ната

лья

крю

клва

/фот

осою

з


серг

ей б

орис

ов/ф

отос

оюз

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

103

Урок мужества. Завтра была война. Ночь в Бангкоке.

Обществоведение. Как я провела однажды летом. Петров, Козлов и плов. Урок географии. Мери Лу и сундук мертвеца. К сокровищам последнего пирата.


текст:николайфохт

Бессменный ведущий урока мужества Николай Фохт

с каждым номером ставит перед собой все более жесткие задачи,

но на этот раз он совсем уже переходит границы здравого

смысла и отправляется в Бангкок как раз в ту ночь, когда там должна начаться

гражданская война. И только наивные читатели поверят,

что он делает это ради женщины.


Оказалось, я готов к крутым

поворотам. Чертовски приятно это осо-знавать: есть порох в пороховницах, еще ты способен, еще смотрят на тебя с на-деждой и в упор, а ты только и делаешь, что оправдываешь надежду. Клево это, друзья, очень клево.

Короче говоря, однажды я сидел дома и крепко думал о прожитой жизни. Передо мной стоял портативный фотоуве-личитель — откопал его на балконе маминой квартиры (там бурлит знамени-тый и бесконечный московский капи-тальный ремонт). Такой прекрасный, как казалось в детстве, чемоданчик салатово-го цвета. Идеальный, прогрессивнейший дивайс — каких-то тридцать лет назад. И куда его теперь? Первая мысль: детиш-кам. Но представив лица современных детишек, когда они получают мой пода-рок, отказался наотрез. Цифровое время пришло, что делать с аналогом? Тупик, чистой воды тупик. В нижних чакрах оч-нулась паника — и неуклонно поползла к верхним чакрам.

Из оцепенения вывел сигнал скайпа.

На экране монитора мерцало изо-бражение Марты, прекрасной польской артистки, с которой мы однажды в Крако-ве собрались посмотреть давинчевскую Мадонну с горностаем, да не дошли до музея Чарторыйских, не дошли…

— Чещч, Коля, як ще маш?— Не выпендривайся, Марочка, го-

вори по-русски. Мне сейчас не до уроков польского.

— Фу, плохое настроение? Я обожал ее выговор: тут тебе

южнославянская восходящая интона-ция, и милая шепелявость, и эротичное грассирование. Поэтому заставляю ее говорить по-русски, польский-то я знаю прекрасно. А Марочка догадывается, что к чему — поэтому всегда уступает: рус-ский выучила в ГИТИСе, а я отшлифовал позже.

— Плохое, Марта, плохое. Очень быстро время бежит: не поспеваю я за ним.

— Мой боже, я тебя не понимаю.

Ну ладно, у меня есть предложение дело-вое: ты открыт?

— К деловым? Открыт, чего уж теперь.

— Вот что. Я снимаюсь в кино. Сериез для телевизъя…

— По-русски это будет сериал, Марта.

— Ок…— По-русски это будет «хорошо».— О… ты в серьезном состоянии.

Ладно, слушай дальше и не перебивай, а то пошлю тебя в ж… — по-польски это будет в «дупэ». Я снимаюсь в сериале и играю такую Мата Хари, мафиозу такую красивую. В общем, я поговорила с режис-сером, он согласен. Нужна твоя помощь. Консультация.

— А что, в Польше консультантов по мафии не осталось?

— Осталось, но мне нужен ты. Я скучаю. Режиссер согласен. Это будет оплачено. Можешь вылететь хоть завтра.

— Ну, предположим, завтра не получится — визу в Польшу недели две делать…

— Коля, кто сказал, что в Польшу? Мы снимаем в Таиланде, тебе виза не нужна. Это фильм про борьбу триады и якудзы. Это хороший, дорогой проект, ты что?

Ах, коварная! Знает ведь, чем купить, помнит мои байки про Бангкок, помнит…

— Я сказала, что ты опытный, бы-вал тут, знаешь город как пять пальцев. Плюс сможешь поставить какую-нибудь драку. Плюс мне нужен телохранитель — неспокойно в Бангкоке, Коля.

И тут до меня, дошло — все ведь правда! Бангкок я знаю, драку поставлю, телохранителем никогда не был — при-шло, стало быть, время.

— Пиши адрес. Завтра сяду в самолет — «Аэрофлот», кажется, ве-чером в Бангкок летает. Жди. Кстати, тебе не нужен портативный фотоуве-личитель?

— Супер! Так и хочется с тобой поработать. — Марта сделала вид, что не расслышала моего вопроса. Ничего, на месте разберемся.ge

tty

imag

es/f

otob

ank


ПредстояниеКак я мог отказать? Да никак. Бангкок ме-сто святое. Оттуда все и началось: майки Boss, первый кассетный плеер, шоу гоу-гоу… да вообще свобода оттуда пошла. Однако тревогу Марты я мог понять: в не-добрый час поляки затеяли свое телеви-дение. В столице волнения, международ-ная картинка ясно показывает: Бангкок на пороге гражданской войны. А значит, мне туда, в гущу — спасать и Марту, и милый моему сердцу город.

Билет как делать нечего: в 12.00 был в Шереметьеве, спросил свободные места — разумеется, были: смельчаков единицы. Десять часов, и вот счастье столкнуться с плотным, влажным банг-кокским воздухом, унюхать аромат ли-монника, услышать ни с чем не сравни-мую английскую речь тайских таксистов.

Киношная группа базировалась в Районге, в двухстах километрах от столицы — что разумно. Тем более это курорт — что практично. Из аэропорта до автобусной станции Икомай за 400 батов, а оттуда на автобусе за 146 батов. И ты в Районге.

Первые пару суток прошли в суете. Знакомство с отелем, творческие встречи с членами съемочной группы, серьезный разговор с режиссером под шум прилива. Ну и, конечно, дискуссии с Мартой на са-мые разные темы. Похоже, она и впрямь была рада моему приезду.

На четвертый день режиссер аккуратно сообщил, что скоро можно уже снимать сцены с Мартой. И надо бы под-готовиться — собственно, для чего меня и наняли. Я попросил уточнить. Режиссер жестко обрисовал: завтра в Бангкок — побродить по городу, напитаться духом злачного места, может быть, поучаство-вать в чем-то запретном и полулегаль-ным — и назад, в смысле, айда снимать кино. Марта запрыгала от радости, как бы призывая меня сделать то же самое. Но во мне вдруг заговорил телохранитель, а не авантюрист-киношник.

— В Бангкоке неспокойно, сэр, — почему-то я перешел на английский. — Стремно соваться в такую кучу-малу. Вон взрывы гремят, слышали, совсем

как у нас в Москве. Ополоумевшая толпа непредсказуема — вам артистку не жаль, звезду польского экрана, сэр?

Режиссер улыбнулся, неприятно так, и ответил:

— Не жаль. Мы и так тут болтаемся больше месяца, а к съемкам ключевых сцен так и не приступили. Марта сказала, что с вами все пойдет как надо — так что давайте в Бангкок. Даю вам три дня. Воз-вращайтесь с богатыми впечатлениями и эмоционально наполненными.

Работа есть работа, в самое пекло так в самое пекло.

Когда бангКоКи были большимиПоследний раз я был тут семнадцать лет назад. Ничего не помню — и все родное. Все как в тумане — прекрасном розовом, остро-сладком тумане. Думалось тогда, что он, Бангкок этот, такой большой и динамично развивающийся, такой сво-бодный и запретный. Знаменитая улица наслаждений Патпонг казалась огромной и разнообразной, девушки раскованны-ми, транссексуалы вызывающе похожими на женщин — прекрасных, высоких, сильных.

А теперь все иначе. За семнадцать-то лет и Москва шагнула ого-го как ши-роко: на фоне Москвы Бангкок, скажу, по-терялся: стройки заглохли, городское хо-зяйство обветшало. Хоть и не так слышен запах открытой канализации, зато крысы под ногами в центре города — обычное дело. Бангкок стал похож на Каир. Меня это расстроило: не того я ожидал, не того.

Как бы то ни было, мы сняли отель недалеко от центра — неприметный, скромный. В километрах трех-четырех, по моим расчетам, собрались мятежники в красных рубашках. Неожиданно Марте захотелось к ним. В мои планы это не входило, в мои планы входил тайский массаж, совместное посещение Патпонга, пара стаканчиков виски в каком-нибудь стрип-баре — и назад в отель. Все осталь-ное я ей устно объясню, да интернет поможет, если что сам забуду.

Но звезда сделала каменное лицо и с поль-ским своим упрямством настояла.

Через полчаса мы стояли в толпе жизнерадостных мятежников. Протест организован отменно: горячее пита-ние, огромные экраны, отличный звук. Говорят лидеры мятежников — толпа хлопает в трещотки. Играет музыка. Раз-веваются красно-синие тайские флаги. Марта в восторге:

— Смотри, эти флаги так похожи на кубинские! Революция!

— Да и еще на флаги «Пепси-Колы». Че Гевары только мелковатые какие-то.

И словно опровергая мои неспра-ведливые, злые слова, толпу краснору-башечников прорезала высокая, модель-ной внешности девица: с независимым видом она прошла мимо, даже не бросила взгляд ни на меня, ни на Марту.

— Это транс, Марта, не обольщай-ся. Видишь, какие у нее крупные ладони. И обрати внимание на ступни — муж-ской размер. Если бы мы были в поме-щении, ты почувствовала бы особый запах: запах пота, смешанного с гримом: трансы хоть и прооперированы, хоть и набиты под завязку женскими гормо-нами, но пахнут как мужики. А грим — чтобы закамуфлировать дефекты кожи. Кожа у них мужская, никуда не денешься.

Марта с восхищением смотрела вслед уходящему существу.

Мы бродили по радостной толпе, поели с лотка какой-то фигни и собрались сделать кофе-брейк в «Старбаксе». Я увидел вожделенный островок, где есть понятная снедь, английский язык и кондиционер, безотчетно рванул туда. И когда уже у две-ри обернулся, чтобы пропустить вперед Марту, обнаружил, что она пропала.

Запаниковал я не сразу: мне пока-залось, что отыскать в толпе нетайку в не-красной майке будет легко. Но холодный пот прошиб, когда вспомнил, что как раз купили мы все атрибуты краснорубашеч-ников: и майку, и бейсболку, и трещотку в форме следа ноги, красного следа. И, зная Марту, догадался: она отстала, когда стала напяливать на себя все это красное. И теперь ее не вычленишь!

Я закричал в толпу: «Марта!»Толпа ответила одобрительным

гулом и трещотками. Марта потеряна.


До темноты бродил я по закоулкам Бангкока. Все искал, все высматривал ее. Пообедал в столовке под открытым небом, прямо на улице съел вкуснейший манго, выпил холодной колы из «7-eleven» — ко-роче говоря, сделал все что мог: нет Мар-ты. Уставший и расстроенный, вернулся в отель. Надо обдумать план действий. Как вызволить Марту, которая так на меня рас-считывала, что даже мобильник с собой не взяла? Заявлять в полицию? Сообщить режиссеру? Вернуться в Москву?

Мои терзания прервал телефон-ный звонок. На дисплее отразился незна-комый тайский номер.

— Коля, это я Марта! Все прекрас-но, я сижу в полиции, у меня настоящие проблемы.

Через пятнадцать минут я был в по-лицейском участке. Меня принял офицер и коротко объяснил, что Марту взяли в компании какого-то русского и местного наркодилера. У дилера нашли пятнадцать граммов порошка и сто граммов травы, у русского приспособление для курения анаши, у Марты не нашли ничего, но она

сама захотела в полицию. С дилером по-нятно — его расстреляют, Марту могут выпустить прямо сейчас на мои поруки, но вот русский… Короче говоря, освобож-дение соотечественника обошлось мне в семь тысяч батов. Ну а как еще?

КратКая история таиланда и всего регионаТакой счастливой я Марту никогда не видел, даже тогда, в Кракове. Мы сидели в ресторане Elite и питались европейским ужином. Освобожденный русский под именем Паша уже расплатился со мной (пытался часть долга отдать амфетамина-ми, но, когда я отказался, выпил их сам) и жадно уплетал пересоленный гамбур-гер с картошкой. Марта смотрела на него с сестринской нежностью. Вдруг ни с того ни сего (если не считать амфетаминов) Паша заговорил:

— В Тайе всем заправляют китай-цы и японцы, сами тайцы в стороне. Они верят в переселение душ, вообще в духов. Они как дети. Царя своего любят. А с чего все началось? Еще в начале века тут про-

изводили опий. Все поля были засеяны маком, вся экономика держалась на нар-котиках. Ну вот, а нынешний царь учился то ли в Кембридже, то ли в Сорбонне, не-важно — на Западе. Он выучился, приехал в свою страну и сказал: наркотики больше не будем выращивать, все поля засеем огурцами, помидорами — овощами, ко-роче. Фрукты и сами вырастут. И будем их продавать, а не наркотики. Тайцы сначала не поверили, но втянулись. Оказалось выгодно, а на Тай стали смотреть иначе, как на нормальную страну. Тайцы стали обожать царя. А он увлекся фотографией. Но тут вдруг америкосы заартачились: у вас, мол, царь — а значит, феодализм. Нам с вами в падлу торговать, мы за де-мократию. А царь и говорит: теперь у нас будет конституционная монархия. И дела пошли вообще в гору. Тайцы еще больше стали царя обожать. У него день рождения пятого декабря — тем, кто в этот день родился и может паспорт показать, скидки дают в магазинах, в ресторане вообще могут бесплатно накормить. Один раз. А он тихий, фотограф. Потом, когда дети

gett

y im

ages

/fot

oban

k


Переходя в Таиланде улицу, надо смо-треть сначала направо, потом налево — правостороннее движение.

Чтобы грамотно адаптироваться к тай-ской пище, брать с собой «Лив 52» — универсальное средство: разгружает печень и укрепляет желудок.

Польские актрисы непостоянны и всегда выбирают режиссера.

По-польски dupek значит «м…к».

пошли, тайцы стали его детей обожать, осо-бенно младшую дочь. Она ученый, микро-биолог, что ли. А чувак, которого недавно свергли из премьер-министров, который хозяин «Манчестер Сити» и поднялся на мобильниках, он опять тему поднял: у нас нет демократии, у нас царь. Это он с при-целом на Запад, конечно. И главное, выбрал момент, когда царь в больничке — ему уже девятый десяток, можно понять. А японцы молодцы — они азиатские евреи, в курсе? Все перенимают прогрессивное, но потом останавливаются в развитии. А трава тут из Малайзии, — грустно и немного неожи-данно закончил свой экскурс Паша.

В целом все правда. И компактно, как полузащита «Манчестер Сити». Только учился король в Швейцарии, а родился действительно в Кембридже. Мы распро-щались с Пашей и пошли в отель строить дальнейшие планы.

NaNa альтернатива Положение складывалось серьезнее не-куда: в результате ввода войск в центр города совершенно недоступна стала улица Патпонг. А я возлагал на нее боль-шие надежды: средоточие разврата, тут напитаться пороком можно быстро и эф-фективно. И почти безопасно. Главное, все цивилизовано, адаптировано. Как же быть? Я, конечно, предложил само собой разумеющееся: может, в Районг вернемся, может, каталажки тебе достаточно?

Марта так на меня посмотрела, что я стал думать дальше. Через полминуты, конечно, пришло решение.

— Мы едем на станцию Nana! Там, конечно, потише, пожиже, чем на Патпон-ге было всегда. Но, думаю, сейчас акценты сместились, думаю, именно там мы и со-рвем джек-пот.

…Как всегда, я оказался прав. От станции Nana до станции Thong Lo по Sukhumvit road жизнь била ключом. Колонны обгоревших европейцев шество-вали вдоль прилавков с порнухой на DVD, фаллоимитаторами и виагрой. Марта ожи-вилась, даже преобразилась вся. Из обвала предложений я выбрал более или менее вменяемого пакистанца и прислушался к его словам. Выходило, что аквапенный

Повторим урок

анна

все

свят

ская


массаж с сексом на всю ночь стоит 1000 бат (ну практически 800 рублей). Просто девочка для секса — 250 бат. За 40 бат пакистанец обещал проводить нас в бар гоу-гоу. Марта, разумеется, хотела на мас-саж, но я выбрал бар — это и безопасно, и довольно информативно.

За семнадцать лет, что меня тут не было, репертуар совсем не изменился. Сначала танцы топлесс, потом под музыку полуобнаженные юноша и девушка до-вольно хореографически имитируют половой акт. В конце сорокаминутной программы крепкая тайка творит вагиной чудеса, а именно: говорит ею человечьим голосом, надувает ею шарик, открывает ею бутылку с кока-колой и как бы ею же выпивает эту самую бутылку. Марта в вос-торге, но акт ей не понравился — ненату-рально. Еще за 40 бат находим заведение, где показывают акт натуральный. По мне, еще хуже — он длился в общей слож-ности тридцать пять минут, были проде-монстрированы все известные в Таиланде позы. Но Марта удовлетворена и смотрит на меня с пугающей благодарностью. Я вижу, что секс ее измотал, а четыреста граммов вискаря добили окончательно. У ее ног уже сидели две девочки, один транс и один пожилой исландец. Всех их Марта угощала крепкими напитками, которые стоят тут в три раза дороже. За угощение тайки делали Марте импровизи-рованный фут-массаж, набравшийся транс пытался продемонстрировать результаты удачной операции по изменению пола, а исландец пел свои народные песни.

Я решил, что пора, и вытащил Марту из бара. За неизменные 40 бат я по-просил пакистанца, который услужливо ждал у за соседним столиком, вызвать такси. Погрузил туда Марту, и мы поеха-ли на ночные бои по тай-боксингу.

Что самое лучшее в аутентиченом тай-боксинге? Рис. Невероятно вкусный, какой-то особенный клейкий коричневый рис. Его подают зрителям к пиву. А сами бои интересны минут пятнадцать — даль-ше все одинаково, а национальная live му-зыка, под которую дерутся ребята, усыпля-ет. Именно на пятнадцать минут и хватило Марты. Она сама попросилась домой.

В номере Марта очнулась на не-сколько секунд

— А ты помнишь, когда мы познако-мились? Пятого декабря, в день рождения короля. Надо завтра скидку попросить.

И счастливая Марта заснула.Я ее укрыл, сделал кондиционер

потише и вылетел из отеля. У меня было дело, которое я не мог сделать при Марте. Поймал такси, вернулся на Sukhmavit road. Я быстро нашел это место, заветное, вожделенное. Преодолевая волнение, попросил немолодую тайку показать мне его поближе. Двойник смартфона Asus 525, который я потерял полтора года назад, с двумя симками, двумя батарей-ками, телевизором и еще каким-то г… внутри. Я засек его краем глаза, когда Марта флиртовала с торговкой овощами, думая, что это проститутка. И я не мог уехать без него, без этого бессмысленно-го, ненужного телефона линейки 2008 года тайской фирмы Wellcom. За 3000 бат. Вся моя порочная сущность проявилась разом, навалилась и не отпустила.

Я вернулся в номер счастливый, два часа возился с новым телефоном, потом уснул. Мне приснилась устрица — пора возвращаться в Районг.

Мы вернулись вечером, последним автобусом. Как только Марта увидела режиссера, она сорвалась на польский и воодушевленно пересказала ему наши приключения. Я вдруг остро осознал, что миссия выполнена и я уже лишний.

На следующий день я показал местному каскадеру, как правильно делать переднюю подножку и бросок через спину с колен, поужинал, рано лег спать, утром, не разбудив Марту, уехал в аэропорт.

Уже перед самым взлетом по-лучил эсэмэску: «Kurcze, gdzie jestes?» «Nigdzie», — только и хватило мне духу ответить. «Nu i dupek», — это были ее по-следние слова, слова чистой правды.

Я вернулся к своему фотоувеличите-лю. Я не стал его выбрасывать или отдавать. Я его надежно перепрятал — на своем балконе. До лучших времен: когда цифра отступит, а Бангкок опять станет огром-ным, современным, спокойным городом.

Я его хорошо спрятал.

BROKERAGE CHARTER MANAGEMENT, SALES & ACQUISITIONS MAINTENANCE & AIRCRAFT INTERIORS FIXED BASE OPERATOR

Ocean Sky предоставляет безупречный сервис высочайшего уровня, будь то чартерный рейс на борту самолета нашего собственного флота или другой частный перелет - Вы всегда окружены утонченным интерьером и высоким уровнем обслуживания.

Мы поможем Вам с выбором, приобретением и дальнейшим использованием самолета. Наша задача сделать так, чтобы время работало на Вас.

Свяжитесь с нами, и мы отправим Вам информационную брошюру о нашей компании: +7 (495) 287 30 55

www.oceansky.com

Превосходя и опережая

русский пионер №2(14). апрель–май 2010 112

Очерк главного редактора телекомпании Russia Today Маргариты Симоньян

имеет все родовые признаки ее ранних гастрономических колонок.

По крайней мере вы узнаете, как готовить таджикский плов. Но на этот раз вместе

с его ароматом вы впитаете запахи большой страны Таджикистан,

а также самой Маргариты Симоньян, и поймете, за что Герой России Козлов душит руками кобру и варит из нее суп и что бывает с теми, кто оказывается

в Москве с душанбинского рейса.

текст:маргаритасимоньянфото:натальяльвова

русский пионер №2(14). апрель–май 2010113


Таджикистан.

Родина узбекского плова, афганского ге-роина и московских таджиков, воспетых сочинскими армянами. Повинуясь необъ-яснимому инстинкту сочинских армян, воспою его и я.

Прекрасная и нищая страна — на западе и на востоке пляжи двух океанов. Великий сказал это не про Таджики-стан. Таджикистан — безоговорочно прекрасен. Вдоль его дорог, асфальтиро-ванных в прошлом веке, грустно бродят худые дети, навьюченные кизяком, чтоб топить свои мазанки, их женщины ходят в цветастом и стирают пеленки в арыках, в единственной душанбинской гостини-це из крана сыпется хворост и мелкая местная фауна, а вокруг как ошалевший цветет урюк.

Это было лет восемь назад. Тогда еще в Душанбе не увлекались поисками национальной идентичности. Вообще поиски национальной идентичности — любимая забава всех бывших окраин всех бывших империй. Очень полезная вещь. Применяется в качестве мягкого антидепрессанта — притупляет чувство тревоги и страха и снижает аппетит у на-селения.

Но тогда еще президентом Тад-жикистана был Эмомали Рахмонов, а главным телеканалом — телеканал «Россия» (потом к власти пришел Эмома-ли Рахмон), и однажды Владимир Путин решил во время ежегодной прямой линии пообщаться с российской военной базой в Душанбе.

И наш телевизионный десант вы-садился в Таджикистане.

Никогда — ни до, ни после, ни по-сле после я не чувствовала и не смогу уже больше почувствовать себя такой звездой, какой я была в Таджикистане.

Повторяю — там вещал тогда теле-канал «Россия». А больше никакой канал не вещал. И театры, кино, дискотеки, читальные залы у населения тоже особой популярностью не пользовались. Исто-рически. То есть народ целыми днями смотрел телеканал «Россия». А я работала на этом канале корреспондентом.

Вы можете не поверить, но это было. Я вышла из самолета, подошла к будке с пограничником, протянула ему свой паспорт, а он его даже не открыл и сказал:

— Ну что вы, Маргарита! Зачем обижаете? Я же вас в «Форт Боярде» видел!

И реально не стал открывать мой паспорт!

И так было все дни, что мы работа-ли в Таджикистане. Очереди поутру у го-стиницы из желающих взять автограф на третий день мне казались естественными и само собой разумеющимися. Я просто поверила, что я и есть Филипп Киркоров, и работала себе дальше с этой мыслью.

А работать было непросто. Кто не сталкивался с российской армией в те годы — не поймет. Я сталкивалась, и ответственно заявляю: российская армия была чудом. Чудо, что она была. Каждый раз, когда я вспоминаю, как меня вместе с женами офицеров случай-но заперли в солдатской бане на военной базе в Гали и забыли там до утра, или как солдатик долбал осколочно-фугасно-

зажигательным снарядом по камню в землянке разведчиков в Чечне, а по-том высыпал порох прямо в печку в той же землянке, чтобы подарить мне вазу в виде гильзы, или когда сержант отпра-вил того солдатика на всю ночь на улицу босиком в декабре — короче, лучше не вспоминать. Наша армия была чудом. А может, и до сих пор есть.

Наша армия в Таджикистане была чудом отдельным. И квинтэссенцией это-го чуда был майор Петров (имя изменено из инстинкта самосохранения). Этого майора к нам прикрепили, чтобы он помо-гал организовать телемост с президентом.

Он встретил нас, подбоченясь и сплевывая какие-то косточки, как тот наглый пушкинский граф.

— Здрассьте, — говорю ему. — Мы тут телемост должны с Путиным прово-дить, нам помощь нужна.

— И чё? — отвечает майор. — Нам бы площадку посмотреть,

с коллективом пообщаться. Узнать, что народ хотел бы у Путина спросить.

Майор сплевывает последнюю косточку и сообщает:

— Путин далеко, а я близко. Это чтоб ты знала.

Разворачивается и уходит. В общем, пришлось нам того

майора поить-кормить, холить-лелеять, чтоб добиться от него того, что его на-чальство из Москвы и так сказало ему выполнять с всевозможным усердием. Вечером в ресторане я у него спрашиваю:

— А что у вас здесь вообще инте-ресного происходит? Нам бы изюминку какую-нибудь найти для репортажа.

— Люся у нас на баяне играет, — басит майор. — Матерные частушки.

— Не подходит, — бормочу я. — А еще?

— У сержанта одного два пальца на ноге сросшиеся. Даже не знаю, как в армию взяли.

— Тоже не то. Я начинаю терять оптимизм,

а майор начинает входить во вкус. И гово-рит:

— А еще прапорщик один у нас кобр жрет. Руками ловит, варит и жрет.

...Наша армия в Тад-жикистане была чудом отдельным. И квинтэс-сенцией этого чуда был майор Петров...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева

Рек

лам

а

Volvo ХС90 Black Edition

линия volvo: 8 800 700 00 20 www.volvocars.ru

PRIVILEGE CLUB™ Откройте эксклюзивные привилегии для владельцев volvo

Кроме Volvo в жизни есть много хорошего. Черный смокинг, появляться в котором слишком жестоко по отношению к женщинам. Черная икра, вкус которой стал привычным, как и вкус победы. Черный жемчуг на эксклюзивных запонках, который начинает казаться мелким. Черная зависть, которую приятно вызывать к себе ради забавы. ПОЭТОМУ ВЫ ВЫБИРАЕТЕ


Уменяопускаютсяруки.—Кстати,—добавляетмай-

ор,—тотпрапорщик—ГеройРоссии!Тридцатьшестьмоджахедовводнуночьположил!АвашаРоссияемугражданствонедает.

Остальнуючастьисториипрото,какгеройРоссииОлегКозловполучилроссийскоегражданство,большаячастьнаселениянашейстраныужезнает.Нонезнаетдетали.Вотих-тояирасскажу.

Окрыленнаярассказоммайораяотправиласьспать,чтобызавтрасутранайтипрапорщикаиубедитьегопопро-ситьуПутинагражданство.Передсномяоткрылакран,посмотреланаливанув-шихизнегодохлыхмухвперемешкуссучкамиипередумалаумываться.

НаследующийденьмырвануливКурган-Тюбе—родинугероя,поедаю-щегокобр.

ВКурган-Тюбенамсказали,чтогеройнаохоте.Отмыслиотом,накогоонможетохотитьсявэтотраз,мнесталострашно.Караулитьгероямыпошликнемувдом—вразбитыйбарак,гдеметрахнадесятионпроживалсблондин-койженойидвумямаленькимидочками.

Женасдвинулавсторонусолдат-скиежелезныекроватиирасстелиланаполуциновки.ТакимобразомспальняидетскаявдомеГерояРоссиипреврати-лисьвгостинуювдомеГерояРоссии.

Вконцеконцовпоявилсяисамгерой.Сружьемисвязкойчего-томертво-гоонпрошелвгостиную.Иостолбенел.

Япоздоровалась.Онмолчит.Иглазаунегокруглыеииспуганные.Яговорю:

—Извините,чтопобеспокоили,унасквампредложение—вынехотитепринятьучастиевтелетрансляции?

Онпродолжаетмолчатьитолькоещесильнеетаращитглаза.Яговорю:

—Этомноговременинезаймет,ивысможетерассказатьВладимируПу-тину,чтоувас,ГерояРоссии,нетроссий-скогогражданства.

Минутчерезпятьтакогомоно-логамненачинаетсяказаться,чтонашгеройглухонемой.Итутоншевелитнако-нецглазамиихриплошепчет:

—Яжетебяв«ФортБоярде»видел. Вобщем,мыотпоилигероячаем

изабралиссобойвДушанбе.ЯпозвонилавМоскву,рассказала

имэтуисторию,Москваобрадовалась,мойличныйрейтингподрос.

Вечеромявновьпопыталасьумытьсямухами,вновьотчаяласьилегласпать.Ипроснуласьотстука.

Открываюдверь.УпорогастоитмайорПетров.Врукахунеготригвозди-ки,авглазах—безошибочноопределяе-моенамерениенезамедлительноипрямотутжениться.

—Ятебялюблю!—икаетмайор.—Ичё?—отвечаюя,переняв

ктомувремениегожесобственнуюмане-руизъясняться.

Дальшеследовалинеприятныетриминуты,послекоторыхяустроилавизг,инанегослетеласьмоясъемочнаягруппа.Группаучинилавозню,прогналамайораиспасламоючесть.Ивотястоюпосредисвоегономераимедленнопо-нимаю,чточесть-томояспасена,авоткарьераразорвананакуски.Потомучтозавтранебудетнипостроениянаплацу,нигенераторадляработынашейтехни-ки,нипрапорщикаКозлова.Ничегонебудетвообще.Путиндалеко,аяблизко,какговорится.

Приходимутромнаплац,народпотихонькусобирается.Допрямогоэфи-раостаютсясчитанныеминуты.

Итутявужасепонимаю,чтопра-порщикаКозловасредисобравшихсянаплацунет.Имайоранеттоже.Заполторыминутынашпродюсерсовершаетподвигидобываетпрапорщика,выкорчевываяегоизкабинетамайора,выливаетизнегозастрявшийвортуконьяк,ставитегонаположенноеместоиговоритемучто-тотакое,отчегоунегосразустановитсянор-мальноелицочеловека,собирающегосячерезпаруминутпроситьупрезидентастраныгражданствовпрямомэфирефе-деральногоканала.Такоелицойоркшир-скоготерьера,впавшеговкому.

Авэфиреужекакой-тоХанты-МансийскщебечетопогодеиПутинулыбается,рассказываяпрогаз.

—Гдетыбыл?—рычуянапра-порщика.

—Дамайорсказал—ненадовтелевизорлезть,толькохужебудет,—честноотвечаетэтотпростойгероиче-скийчеловек.

—Нояжетебеговорила,чтовсебудетхорошо,чтоПутин,еслиуслышиттвоюисторию,дасттебегражданствонаверняка!

—Амайорсказал—Путиндалеко,аонблизко,—грустноотвечаетпрапорщик.

Вобщем,всепрошлохорошо,прапорщикпопросил,Путинпообещал,вДушанбестемнелоимыпоехалипить.Подорогекто-тоизредакцииещеотру-галменяпотелефонузато,чтояпрапор-щикаКозлованазвалапрапорщикомКоз-

...Жена сдвинула в сто-рону солдатские желез-ные кровати и рассте-лила на полу циновки. Таким образом спальня и детская в доме Героя России превратились в гостиную в доме Героя России...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


ловым, тогда как все агентства сообщили, что он прапорщик Орлов.

— Скажи, Козлов, — говорю, не кладя трубку,— ты Козлов или Орлов?

— Я Козлов! — гордо отвечает мой прапорщик.

— Слышали? — потрясаю я труб-кой.

— Но ведь агентства… — пилика-ет кто-то, и обрубается благословенная связь.

Мы приехали в какие-то почет-ные гости, где на полу были расстелены ковры, прямо на них стояли блюда с едой и ползали дети.

И через пару часов в этих гостях прапорщик Козлов открыл для меня новый мир.

Этого человека я теперь не за-буду никогда. Герой России Олег Козлов научил меня тому единственному, чему мужчина может научить женщину.

Он научил меня готовить плов. Упоминала ли я где-нибудь, что он

был метра два ростом и килограммов сто весом? Что он был брит налысо и молча-

лив? Что он убил тридцать шесть голо-ворезов один, что он, раненый и конту-женный, удерживал высоту пятнадцать часов? Что он испугался меня во время нашей первой встречи, потому что видел в передаче «Форт Боярд»? Что в армию он пришел добровольно, когда в его стране началась война? Что на охоте он руками ловил кобр и варил из них шулюм, а ког-да одна его все-таки цапнула, он выку-сил из своей руки пораженное мясо, от-сосал яд, умирал целые сутки и все-таки выжил? Что он был трогателен и прекра-сен? Что он был Героем России?

И этот человек стоял сейчас на кухне и умело срывал шелуху с репчатой луковицы, как одежду с любимой женщи-ны. Два часа я не двигалась с места и как завороженная смотрела, как он варит плов. И только изредка шептала:

— А это зачем? А вот это? А здесь? И он снисходительно мне объяс-

нял, медленно выуживая слова из своей бритой налысо головы.

Он налил в огромный казан хлоп-ковое масло, и когда оно раскалилось так,

что пошел дым, бросил туда очищенную луковицу целиком. Она моментально стала черной со всех сторон, а на кухне запахло предвкушением плова.

— Лук все г… из масла забрал, — объяснил Олег, выбрасывая луковицу в ведро.

И тут же бросил в масло еще лука, нарезанного — он так и продается у них на рынке нарезанным. Когда лук стал золотым, Олег вывалил на него мелко резанную баранину. Все это — на самом большом огне и все время помешивая. Баранина скоро покрылась коричневой корочкой. Тогда на нее посыпалась ядре-ная ярко-желтая таджикская морковь, тоже заранее нарезанная кем-то на рын-ке. Олег продолжал мешать содержимое кулачищами мощно, но бережно — по старой привычке серебряного призера Таджикистана по боксу среди юношей. Даже странно, что этот человек когда-то был юношей.

Он засыпал в казан зиру и барба-рис и бросил стручок красного перца. Все это залил кипятком и поварил еще


минут десять, прибрав огонь до неболь-шого.

— Все, зирвак готов, — прокоммен-тировал он, когда вода почти выкипела. Потом воткнул в этот зирвак штук пять головок нечищеного чеснока и засыпал коричневый душанбинский рис, предва-рительно мытый в нескольких водах. По-солил все обильно, снова подлил кипят-ка, накрыв рис водой где-то на сантиметр, и снова резко увеличил огонь. И как толь-ко он это сделал, масло поднялось со дна казана на поверхность воды и потом уже обволакивало рис сверху все время, пока он варился. И до меня наконец дошло, почему рис в настоящем плове получается рассыпчатым и не липнет, даже если он не куплен в «Азбуке вкуса» с пометкой «тайский пропаренный».

В общем-то, все. Олег снова при-брал огонь, накрыл крышкой и оставил плов в покое. Он только изредка собирал рис по краям и сдвигал в центр горкой, а потом разравнивал эту горку. Ничего не мешал, не пробовал, не проверял на соль. Просто выключил через полчаса и отнес на стол, то бишь на циновки, вслепую.

Я ничего не скажу вам про этот плов. Что тут говорить? Герой России — он и на кухне такой.

Много раз с тех пор я пробовала варить плов точно так же, как варит его Герой России Олег Козлов. У меня полу-чается кое-что. Даже вкусно, и рисинки распадаются, и баранина нежнее свежего хлеба, и запах такой, что соседи стреля-ются от тоски. Но так, как у прапорщика Козлова, не получается у меня.

Как говорил в таких случаях учи-тель физики в моей школе:

— Отличный ответ, деточка. Блестящий! Но, к сожалению, неправиль-ный.

Правильный плов я никогда не сварю. Я не родилась в Кулябе, не вари-ла шулюм из кобр, не стреляла в ночи моджахедов, не глотала дым над казаном в кишлаке за горой у границы, не топила жилье кизяками и не чистила старый арык. Я не прапорщик Козлов и вообще не мужчина. А плов должны варить мужчи-ны. Готовить плов и парковаться задом — две великие ипостаси, закрытые для нас, немужчин, матерью-природой, как для них, мужчин, закрыты радости материн-ства и грезы лактации. Тот учитель фи-зики за блестящий неправильный ответ всегда мне ставил пятерку, приговаривая:

— Ну ничего, ничего, деточка, тебе это и не нужно.

Как в воду глядел… Девушки! Не вздумайте варить плов! Вам это не нужно. Найдите своего прапорщика Козлова, и пусть он варит.

За полночь, еле отклеивая отя-желевшее тело от циновок, я простилась с мужчиной, которого теперь никогда не забуду, и с утра полетела домой.

И тут начинается самая унизитель-ная часть моего рассказа.

В самолете человек двадцать взяли у меня автограф. Стюардесса взяла четыре автографа — один для себя, один для мужа и два — для пилотов, которые, извините, просто очень заняты сейчас, но очень-очень просили.

Карликовый Филипп Киркоров в моем лице выгрузился в Шереметьево в эйфории от сознания собственного ве-

личия. И вот иду я, горделиво помахивая шевелюрой, поглядывая снисходительно на мельтешение публики под ногами. И таким вот макаром подплываю к погра-ничной будке. И вы можете не поверить, но будка мне говорит:

— Ваша справка о гражданстве не-действительна. Вы не гражданка России.

Я, конечно, скандалю — да как вы смеете, да я журналист, да я Путина видела, и он меня, между прочим, тоже видел! — а меня уже под ручки куда-то ведут.

Произошло следующее. Как вы помните, у нас у всех довольно долго были паспорта еще старого, советского образца. И к ним полагалось получать такую маленькую бумажку, подтверж-дающую российское гражданство, чтобы Родина могла отличать своих от посто-ронних. Ведь у посторонних тоже могли оказаться старые советские паспорта —

...Готовить плов и пар-коваться задом — две великие ипостаси, за-крытые для нас, не-мужчин, матерью-природой, как для них, мужчин, закрыты радо-сти материнства и гре-зы лактации...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


еще с тех времен, когда они не были по-сторонними.

Естественно, когда я, родившаяся и выросшая в России, чьи родители роди-лись и выросли в России, а их родители родились и выросли в Крыму и Абхазии, то есть кто-то скажет, тоже в России, получала справку о гражданстве, ровно на мне закон-чились нормальные бланки. И мне выдали справку на каком-то временном бланке не до конца установленного образца. Попавша-яся мне пограничная будка была не в курсе таких бланков. И вызвала милицию.

И тянут меня куда-то, а я все еще в образе и не понимаю, кто это смеет трогать Филиппа Киркорова грязными руками. И только слышу, как мой продю-сер хохочет:

— Позвони Путину, он сегодня добрый, всем гражданства дает — может, и тебе даст!

Конечно, за час все во всем разо-брались. ВГТРК своих не сдает — коллеги тут же позвонили кому надо, этот кто надо настучал своим пограничным будкам и меня пустили на Родину. И я иду по Родине искать свои чемоданы, опасливо потряхивая поредевшей от унижения гривой. И тут мне навстречу девушка-милиционер:

— Ваши документы!В полусне я протягиваю злополуч-

ный паспорт. Реальность распадается на куски.

— Прописка краснодарская? А регистрация есть? — глумится девица. И разрывается от непристойного хохота мой продюсер:

— Ну что, Симоньян, съела? Это ты там звезда, а тут ты мало того, что лицо кавказской национальности, мало того, что у тебя ни прописки, ни регистрации в Мо-скве. Так ты еще и с душанбинского рейса!

Собственно, вот и сказочке конец. Должна еще сообщить, что прапор-

щику Козлову очень скоро дали граждан-ство. И даже квартиру. А мне выдали новый паспорт, из которого явствует, что я верный сын Родины и других Родин ранее не име-ла. Только вот московскую прописку я так и не получила. Ну и пускай. Зато в Таджи-кистане меня узнают на улицах.


Авторы «РП» не из тех, кто расслабленно отсиживается у экрана, в сотый раз просматривая, например, «Пиратов

Карибского моря». Нет, автор «РП» Андрей Штефан сломя голову сам отправляется

в Карибское море по пиратскому следу, за легендарными сокровищами последнего

флибустьера, просто чтобы доказать себе и красавице Мери Лу, что все возможно. Вообще-то на месте этого очерка должен был появиться финал истории похудения

бизнесмена Коварского. Но увы — он сдулся и дописать не смог. С чем мы

и поздравляем наших верных читателей.

текстифото:андрейштефан


Нью-Йорк ворочался в тума-

нах, обдуваемый холодными ветрами, дующими с Гудзона. Днем я бесцельно бродил по набережной, спотыкаясь о ка-баки, которые жалостливо спасали меня «огненной водой». Вечером валялся в по-косившейся хибаре на Атлантик-авеню.

Мои друзья застряли где-то в пу-стыне Чиуауа, и я не знал, что мне делать. Лететь в Москву или все же дождаться от них вестей?

И вот в один из таких вечеров мое внимание привлекли крики на ис-панском под окнами. Я жил в квартале мало спокойном, полностью заселенном иммигрантами из Пуэрто-Рико. Похоже, эти ребята и их чувихи облюбовали для своих ночных бдений скамейку прямо подо мной. Иногда они переходили на ан-глийский, словно для того, чтобы я понял суть интриги.

Сначала они шумно восхища-лись несравненной своей родиной, где горячий океан утюжит песчаные заливы, где девушки созданы из хлебного дерева и обласканы пеной самой глубокой дыры Атлантического океана.

Потом к камарилье примкнул че-ловек, одетый в поношенный моряцкий френч; из-за занавески в свете уличного фонаря я хорошо видел полоску аккурат-ных усиков и увесистую серьгу в ухе. Он повторял имя Роберто Кофреси. Так звали последнего пирата, национального героя Пуэрто-Рико, карибского Робин Гуда. Сей флибустьер беспощадно кромсал, приби-вал гвоздями к мачтам грязных гринго, а деньги раздавал нищим и детишкам острова. Бесстрашного морехода в какой-то момент, конечно, казнили, и теперь он покоится на старом кладбище Сан-Хуана. Но разбойник не все отдал нищим, часть награбленных богатств он, согласно ле-генде, спрятал где-то на острове.

Старый моряк заговорщицки по-вторял одну фразу: «Cabo Rojo, ущелье Barrio Pedernes, южнее залива Boquerow». Молодежь в ответ только глумливо хохотала. В конце концов старик напился дешевого рома и исчез в желтом тумане.

А я подумал — чем черт не шутит?

На следующий день за сто баксов взял билет на самолет и улетел в рай: к чем-пионкам конкурсов красоты, на родину рома и лягушки коки. И к сокровищам Роберто Кофреси.

Маленький самолетик явно не был рассчитан на бледнолицых поглотителей гамбургеров с большой земли, которые безголовыми вулканами качались в са-лоне, занимая и проход, и два сиденья. Я с трудом пристроился в этом мясном лабиринте.

Последней в салон впорхнула девушка неземной красоты, неумоли-мо приближаясь к пустующему рядом со мной креслу. Она была похожа на шоколадную богиню из свиты веселой Кончиты. Почему-то ее совершенно не смутила моя клочкастая борода, спутан-ные волосы и весьма поюзанный прикид. Звали ее Мери Лу, мы стали друзьями.

Как выяснилось, Мери Лу действи-тельно явилась ко мне с обложек глян-цевых журналов: она бросила подиум Victoria’s Secret, потому что об этом ее по-просил некий доктор архитектуры Хосе Мария Мандисабанди.

Я пока не стал выяснять, что связы-вает красавицу и архитектора, но с ходу рассказал про Роберта Кофреси и ущелье Barrio Pedernes. Она тут же сообщила, что хорошо знает праправнука пирата Ийо Кофреси. Он живет в Старом Сан-Хуане и всегда рад гостям.

Все складывалось чудесно, мы пили ром по тридцать баксов унция и смеялись над моим жутким англий-ским. Гринго зло пыхтели вокруг нас.

В аэропорту нас встречал сам архи-тектор Мандисабанди. Это оказался спор-тивного вида мужчина в очках с золотой оправой, с орлиным носом и легкой трех-дневной щетиной. Он стоял, картинно опираясь спиной на красный, похожий на огромный чемодан «Кадиллак». Одет зодчий был в гавайскую рубашку, уде-ланную пандами, голубые шорты — лицо его излучало восторг, в зубах дымилась сигара.

Он нисколько не удивился, что Лу явилась не одна, и обнял меня как старо-го друга.

Я сел на заднее сиденье. Мои новые друзья то бросались страстно цело-ваться, то безумно кричали, сопровождая крики откровенными жестами.

Архитектор неслабо устроился на острове: просторная фазенда напоминала слоеный пирог, пол и потолок ее под-держивали кривые колонны. Дом как бы выезжал из скалы в тропический парк, где гуляли фазаны и бегала свора рыжих охотничьих псов. Интерьер украшали массивные зеркала в золотой оправе, хру-стальные люстры, словно выписанные из Большого театра, кривоногие, отливаю-щие медью тумбы и буфет а-ля Людовик XIV. Абстрактные картины гигантских размеров, шкуры и копыта африканских животных дополняли обстановку дека-дентского безумия.

Мне было сказано, что я могу жить здесь сколько захочу — холодильник и бар в моем полном распоряжении.

Совсем скоро доктор уже неистово тряс кокосовую пальму, пытаясь добыть для меня экзотический орех, а я смело отправился исследовать содержимое не-исчерпаемого бара.

Потом мы валялись на веранде среди орехов-гигантов, пили реликтовый пуэрто-риканский ром, запивая нарочито сладким кокосовым молоком; Мандиса-банди раскуривал невероятных размеров косяк и объяснял, что длинное имя Хосе Мария легко сокращается в Чему.

Прошло три дня. Чему каждое утро надевал белый костюм, шляпу, набивал трубочку гашишом и отправлялся на службу.

А мы с Лу по-прежнему валялись на веранде, болтали и пили ром. Я в сво-их рассказах о северной своей стране добрался до Новой земли. Она до своего дружка Рики Мартина.

На третий день мы наконец-то вспомнили про пиратский клад. Пора приниматься за дело! Прихватив с собой для охраны рыжую свору, мы двинулись к океану.

Солнце плавило мозг; когда мы шли плантациями сахарного тростника, под ногами шипели жирные ящерицы, не одобряя любознательность наших собак.


Затем начался дремучий пальмовый лес. Недавно случившийся ураган увяз в этом природном заборе. Обломки могучих стволов превратили светлые лужайки в непроходимый лабиринт. Земля пред-ставляла собой густую кашу из кокосов, щепок, дырявых баркасов. В воздухе, увязнув в паутине лиан, висели фрагмен-ты пейзажа.

Мери Лу, не касаясь земли, словно дикая кошка продвигалась по лесу. Я же то проваливался в яму, полную сухих пальмовых листьев и гнилых орехов, то боролся с ползучими лианами.

Скоро песни цикад, шум ветра в кронах деревьев, крики диковинных птиц поглотил надсадный гул прибоя. Джунгли расступились, и мы оказались на берегу, в центре дикой лагуны. Нас окружили дюны желтого, как поля весен-них одуванчиков, песка.

Могучие волны вырастали на горизонте причудливыми фиолетовыми великанами, спотыкались о частокол острых как бритва рифов, рассыпаясь мириадами изумрудов.

Я замер, в голову почему-то лезли строки каких-то молитв.

Из зачарованного идиотизма меня вывела Мери Лу, окатив с головы до ног соленой водой. Она уже вытряхнула на песок из корзины стаканы и закуску, при-хваченные из хозяйского холодильника. Я наблюдал за собаками: они стояли на берегу, дожидаясь самой страшной, высо-тою с дом, волны, и бесстрашно бросались в ее зловещую пасть, чтобы потом рыжи-ми едва живыми комочками выкатиться на берег. Скоро к ним присоединилась Лу, да и я, хлебнув рома, храбро последовал примеру аборигенов. Все оказалось не так просто. Нахлебавшись горькой от соли воды и до крови исполосовав себе пузо об острые кораллы, я еле выполз на берег.

Когда солнце уткнулось розовым лбом в стоящий на востоке одинокий каменный столб, Лу стала заметно нерв-ничать. Выяснилось, что через полчаса на пляж явятся тучи свирепых москитов, и вот тогда нам не поздоровится. Мы в панике покинули рай, который ночью превращается в ад.

Псы потрусили домой, а мы погру-зились в утробу Сан-Хуана, этого самого древнего форта на Карибах.

Уже смеркалось, когда мы с Лу вскарабкались в гору по улице, изрезан-ной глубокими колеями, оставленными колесами колониальных карет. Моя спут-ница вела меня к потомку пирата.

Наконец в щели между домами нарисовалась шумная рюмочная. Лу тут же была окружена толпой полуголых девиц и мужиков зловещего вида. Мне всучили стакан рома, видимо, чтобы я не мешал процедуре встречи. Лу должна была расцеловать каждого, правда, не все удостоились такой чести: какому-то Педро достался подзатыльник, какого-то Рорро она уронила с барного стула. В глу-бине помещения, во мраке, здоровый негр мутузил пышногрудую мулатку. Из

открытой двери виднелся остов рухнув-шего дома: на высоте второго этажа кто-то прибил гвоздями к стене дюжину мягких детских медведей.

Получив следующий стакан, я обмяк в проходе, но, не дав мне рассла-биться, Лу подхватила меня и увлекла в темноту. Меня сопровождали завистли-вые взгляды, лысый карлик делал непри-личные движения бедром.

Мы юркнули в подъезд и по скри-пучей винтовой лестнице, спотыкаясь о пустые бутылки, поднялись в мансарду. На двери светился в желтом свете лампоч-ки засиженной мухами череп с костями.

Помещение под крышей состояло из множества комнат, лучами расходив-шихся от могучего готического балкона. Мне это напомнило большую питерскую коммунальную квартиру. Кто-то пил на кухне. Некоторые валялись на поду-шках и курили, явно не сигареты. Целая группировка играла на гитарах. Но все течения сходились на балконе, где про-исходило полное смешение жанров, где зрители становились актерами и наобо-рот в этом театре абсурда. Некоторые ком-наты имели богатую обстановку, правда, парча была залита кое-где парафином, а столешница из красного дерева засы-пана мусором и пеплом. В просторном помещении на золотых львиных лапах стояла огромная ванна, наполненная водой — в ней плавали орхидеи.

Поток теплого воздуха вынес меня на балкон на всеобщее обозрение. Немногие из аборигенов видели живо-го соотечественника Гоголя, Гагарина и Гришки Распутина. Я чувствовал себя свадебным генералом, я встал на табу-ретку и спел хвалебную оду острову. Я сказал, что местные девушки воистину самые заманчивые в мире, а чуваки — настоящие мачо. Мы дружно выпили за Россию, за вечную дружбу сибирского барсука и лягушки коки.

«Да, но где же наследник богатств неистового Кофреси?» — краем хмелею-щего мозга вспомнил я о цели визита. Хотя с тех пор, как я познакомился с Лу, настоящая цель визита мне представля-лась все более расплывчато.

...Как выяснилось, Мери Лу действительно яви-лась ко мне с обложек глянцевых журналов: она бросила подиум Victoria’s Secret...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева


В гамаке отрешенно лежал ничем не примечательный смуглый человек — всклокоченные седые волосы, куцая бородка, нос с горбинкой. Меня поразили его глаза: они были бирюзового цвета и странно светились в сумерках.

Между прочим, имя его оказалось банальным — Родриго.

Родриго полжизни искал дедушки-ны сокровища, но тщетно: нашел только пару старинных испанских монет. Он пользовался корабельными картами, оставшимися от родителя, но странные знаки и имена, нанесенные на них, толь-ко путали все дело. «Да, это в Cabo Rojo, в пещерах Barrio Pedernes», — подтвер-дил Родриго мою информацию.

…Проснулся я среди ночи на бал-коне в обнимку с музыкальной шкатул-кой. Выскочил на улицу и побрел вниз к воротам нижнего города. Темными узкими улицами, арками, лестницами и лесенками вышел к океану. Пахло мочой и жасмином; в лодке спал человек, надвинув себе на лицо шляпу. По берегу бродили здоровенные псы, роясь в ку-чах мусора, на горизонте дымил пуза-тый транспорт. Берегом моря я побрел к кладбищу. Долго плутал среди мавзо-леев и покосившихся крестов: здесь спит знаменитый командор, тут похоронен капитан выброшенного на скалы галио-на; вот только могилы Роберто Кофреси нигде не было.

Утром меня разбудили нервные автомобильные гудки. У подъезда стоял желтый «Бьюик», а за рулем — волшебная Лу в желтых очках и завернутая в крас-ную газовую ткань. Оказывается, вчера мы договорились ехать в Cabo Rojo.

Лу вдавила в пол педаль газа, ма-шина послушно рванула с места и унес-ла нас прочь из столицы. Нам нужно было пересечь весь остров по диагонали, переместиться с берега Атлантического океана на внутреннее кольцо Карибско-го моря.

Сabo Rojo переводится как «красный наконечник». Утесы, скалы, пляж — все западное брюхо острова имеет кроваво-красный цвет из-за со-ляных примесей. Мери Лу ловко уверты-

валась от груженных по самые небеса фур, а я наслаждался соленым воздухом, курил добрую сигару из коллекции дона Мандисабанди и отхлебывал из бутылки крепкое пиво — «червеса». В позах мучеников вдоль дороги валя-лись впечатанные шинами в асфальт останки здоровенных игуан. Но живот-ные с каким-то фанатичным упорством

продолжали и продолжали ползти через дорогу, разделившую их дикий лес.

Во второй половине дня мы добрались до берега: там в мангровых джунглях плавал в болоте памятник пирату-альтруисту Роберто Кофреси. Я пытался подойти поближе к своему новому кумиру, но увяз в трясине.

Лу вытащила меня и указала на мыс, красным языком слизывающий соль Карибского моря.

Это и есть залив Boquerow, а внизу ущелье Redernes, там у самой воды начинались пещеры. Я сунулся в одну из них, поскользнулся, вляпался во что-то зловонное. Не иначе — раз-ложившийся труп какого-то моего коллеги-кладоискателя… Лу сидела на берегу и безучастно смотрела не розовые барашки, танцующие в лучах солнца, когда я выбрался на свет. Бриллиантовое колье из пиратского клада я ей не при-нес. Но был грязен как черт. Одежда про-питалась зеленой слизью, хаер и борода вымазаны красной глиной. Глядя на меня, Лу хохотала, катаясь по красному песку…

Заночевали мы недалеко в придо-рожном отеле.

Ночью я встал, прислушался к спо-койному дыханию своей спутницы, взял керосиновую лампу, веревку и вышел из номера.

Я шел на берег, к красным пеще-рам.

Жди меня, Лу! Я обязательно вер-нусь, и не с пустыми руками.

Примечания

Самая глубокая дыра Атлантического океана желоб Пуэрто-Рико — расположена

непосредственно на юге от острова: глубина

8380 метров.

Лягушка коки — неофициальный символ

острова, бесхвостое земноводное размером

сантиметра, способно издавать звуки до

100 децибел, что заглушает рев реактивного

двигателя.

Victoria’s Secret — самый модный в Нью-

Йорке подиум нижнего женского белья.

...Во второй половине дня мы добрались до бе-рега: там в мангровых джунглях плавал в боло-те памятник пирату-альтруисту Роберто Кофреси...

варв

ара

аля

й-а

кать

ева

русс

кий

пион

ер №

1(13

). ф

евра

ль–

мар

т 2

010

129

Правофланговая. Сталингад. Ксения Собчак правдиво о Великой Лжи.

Отличница. Худо-бедно. Тина Канделаки про свою голодуху. Пионервожатый.

В моей правде прошу винить «РП». Алексей Боков о себе. Пионервожатая. Третья Половая. Анна Николаева про

это. Гардеробщик. К гадалке не ходил. Жан Поль Готье о самом страшном. Внеклассное чтение. Nahe null, или Трудности обратного перевода. Отрывок из романа Натана Дубовицкого «Околоноля»

в переводе с немецкого. Табель. Отдел писем. Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов.


текст:ксениясобчак

Подростками мы очень любили

играть в «Злючку-невидимку». Суть игры

заключалась в следующем. Компания

садилась кружком и начинала общаться на

любые темы. А вокруг ходил тот, кого жре-

бием выбирали быть злючкой-невидимкой.

Цель этого человека была всякими

гадостями, оскорблениями, больнющими

щипками привлечь к себе внимание и сбить

кого-нибудь из участников игры. Со стороны

было всегда интересно наблюдать, как

люди говорят о погоде в тот момент, когда

кого-то колют вилкой в бок или суют под

нос дождевого червяка. Если бы эта игра

была олимпийским видом спорта, то все

золото было бы наше, так как уже не одно

десятилетие в масштабах всей страны мы

играем в «Злючку-невидимку» и никогда не

проигрываем, сохраняя невозмутимость

и не переставая вести умную беседу. Про

погоду говорить все время как-то странно,

поэтому иногда, обычно раз в год, мы

позволяем себе темы сложные, практиче-

ски провокационные, такие как Великая

Отечественная война и не менее Великая

Победа. И тут мы, россияне и прежде всего

российское государство, научилось за деся-

тилетия филигранно ходить вокруг да около,

никогда не касаясь главного, и каждый раз

кажется, что вот-вот и злючку-невидимку за-

метят. Не тут-то было. Газеты и телевидение

позволяют себе «революционные» темы

в стиле «вся правда о войне», где долго

и упорно обсуждается, сколько на самом

деле было изнасиловано немок русскими

солдатами и сколько русских девушек

немцами. Сколько было диверсантов, что

такое отряды смерти. Иногда мы даже

говорим о Нем. Поднимаем общественную

дискуссию, стоит ли разрешать размещать

Его изображения на улицах Москвы или

не стоит. Но на этом все обычно и за-

канчивается. Старики все так же нет-нет,

да и выйдут с портретом Сталина, «Эхо

Москвы» повозмущается, да и перестанет,

а нам переставят программу с дискуссией

о сталинизме на более раннее предпо-

бедное число с формулировкой «не надо

обижать стариков в праздник». И так го-

дами. Все ждем, когда те, кто лично имеет

отношение к победе, отойдут в мир иной,

чтоб никого не обидеть. Проблема только

одна: для меня, как и для многих людей

моего поколения, этот праздник из-за этого

может никогда не стать родным, а именно

от нас зависит, останется ли эта память

и этот день не просто очередным выходным

или нет. А он должен остаться. Потому что

так уж получилось из-за многострадальной

истории нашей страны, что кроме Нового

года нет ни одного недискуссионого празд-

ника, вот День Победы мог бы стать таким,

светлым и обьединяющим, но не стал. Не

стал, потому что в конкурсе «Имя России»

Сталин долгое время занимал второе

место — и это страшно. Не стал, потому

что наше государство не может набраться

смелости признать этот режим преступным.

Лично мне в этот праздник всегда очень

Телеведущая Ксения Собчак раскрывается перед читателями не только во всей своей красе, а и в наготе: на этот раз она честно рассказывает о том, как относится к Иосифу Сталину, а также о том, почему ее бабушка вынуждена была сменить фамилию с Нарусович на Нарусову и что из этого вышло.

orlo

va


Есть разговоры, за которые надо с детства до старческих седин бить по рукам. И бить больно. Про то, что Россия для русских, и про мудрого вождя Сталина

рена

эф

фен

ди/a

genc

y.ph

otog

raph

er.r

u


стыдно. Стыдно за страну, которая не умеет

признавать ошибки, не умеет просить

прощения даже у собственного народа.

Стыдно, потому что победитель — это не

только тот, кто побеждает, но и тот, кто не

боится признаться в постыдных страницах

своей истории. И в этом смысле для меня

(простите меня, ветераны) Германия гораз-

до больший победитель. Потому что я не

могу представить себе Гитлера в хит-параде

героев немецкого крупнейшего телеканала.

Потому что депутат немецкого парламента

вынужден был подать в отставку после

того, как в запале речи привел в пример

строительство дорог при Гитлере, потому

что в Берлине на каждом шагу памятники

жертвам геноцида и войны, потому что

там самый масштабный в мире, поистине

произведение архитектурного искусства,

музей еврейского народа. Потому что

там, если выйти с портретом Гитлера на

улицу тебя арестуют — независимо от

того, ветеран ты или нет. Почему же мы,

победители, не можем отделить преступный

сталинский режим от святого праздника

Победы? Почему в Москве уже в 21-м веке

до сих пор нет большого и значительного

музея жертвам репрессий? Почему вслед

за Парламентской ассамблеей Совета

Европы мы не можем уравнять преступные

авторитарные режимы Сталина и Гитлера?

Чем расовый фашизм отличается от со-

циального фашизма? Мне стыдно, потому

что сам факт существования таких вопро-

сов в современной России, на мой взгляд,

унизителен. Страна, которая не умеет

признавать ошибки прошлого, не имеет бу-

дущего. Даже не в суверенных демократи-

ях, а вполне себе в простых есть абсолютно

табуированные темы — и они табуированы

на уровне государства, на уровне закона.

Если бы в нашей стране на уровне закона,

на уровне образования в школах было

запрещено даже обсуждать, хороший ли

Сталин или плохой, правильно он проводил

индустриализацию или нет, выиграли бы мы

войну гораздо меньшими жертвами или

проиграли бы — то, я уверена, уже сейчас

мы жили бы в другой стране. А в государ-

стве, где вообще возможно обсуждение

Сталина как «сильной личности», «мудрого

политика», «эффективного менеджера»,

в государстве, где до сих пор ходят байки

про этого «дальновидного» и «остроумного»

задумчивого курителя трубки, мы всегда

и будем оставаться рабами и быдлом, ко-

торое может легко принять любую форму

тоталитарной власти. Пока на уровне

рефлексов эта тема не будет преступной

и запретной, будут у нас и неофашисты,

и неосталинисты, и вообще г… вокруг

и внутри нас — потому что нет запретных

тем. Разве что жизнь Алины Кабаевой.

И президенты европейских держав будут

находить вежливые предлоги отказаться

от приезда на парад, потому что с нашим

народом никогда не знаешь, где подстава.

Приедешь — а там плакатики «доброго

усача», а им же потом обратно в их «гнилую

Европу» возвращаться. Где и за Муссоли-

ни голову оторвут, не то что за Сталина.

И правильно сделают. Потому что есть

разговоры, за которые надо с детства до

старческих седин бить по рукам. И бить

больно. Про то, что Россия для русских,

и про мудрого вождя Сталина. И меня воз-

мущает, что именно в этом вопросе наше

государство проявляет такое подозритель-

ное безволие. Что это? Популизм? В стра-

не с кардинальным перевесом партии

власти лишние голоса ветеранов погоды

не сделают. Может, просто мысль о том,

что нашей стране нужна «жесткая сильная

рука» очень кстати идет в идеологическом

русле происходящего? Именно поэтому вы-

годнее иметь героев типа Сталина или, на

худой конец, Ивана Грозного, а не Алексан-

дра II? Слава богу, в моей семье не было

репрессированных сталинским режимом,

но каждый раз я думаю о том, почему мы

так много и горячо чествуем наших ветера-

нов, но не можем ради сгнивших в лагерях

тысяч невинных людей покаяться за по-

зорные страницы нашей истории. Как род-

ственники этих людей должны чувствовать

себя в такой, сталинский, День Победы?

Все это было бы возможно, была бы на

то политическая воля или сильный запрос

гражданского общества. Ни того ни друго-

го нет. Увы, есть другое. Когда я говорю со

своей бабушкой о Сталине, с бабушкой, ко-

торую ребенком угнали в плен и потом она

не могла в мирное время найти приличную

работу, потому что была почти «пре-

дателем родины», с бабушкой, которая

была вынуждена менять фамилию мужа

и свою с Нарусович на Нарусову, потому

что еврею невозможно было найти работу

даже с орденами и боевыми ранениями —

эта моя бабушка, все понимая и пережив

все эти страшные времена, каждый раз,

слыша какие-то мои гневные эскапады

в Его сторону, с глазами, полными ужаса,

говорит: «Тише, Ксюшенька, тише, а вдруг

услышит кто, зачем нам неприятности».

Я бы мечтала дожить до того времени,

когда страх возможных неприятностей

будет преследовать тех людей, которые по-

зволят себе разговоры о «мудром великом

вожде народов».

Может, просто мысль о том, что нашей стране нужна «жесткая сильная рука» оченькстати идет в идеологическом русле происходящего? Именно поэтому выгоднееиметь героев типа Сталина или, на худой конец,Ивана Грозного, а не Александра II?


текст:тинаканделакифото:orlova

Эту историю можно рассказы-

вать, только сидя в хорошем ресторане, за

хорошей едой, потому что с голодухи гово-

рить об этом нельзя. Не то что говорить,

думать невозможно.

Вот сознайтесь честно, когда вы поняли,

что вы не длинноногая блондинка? А когда

вы поняли, что ею уже никогда не станете?

Нет, если у вас есть желание и деньги, то

в нашем городе можно стать кем угодно.

Можно даже в Зверева превратиться,

но это другая история. Эта история про

пластическую хирургию, а у нас про волю

к стройной фигуре и безоперационное до-

стижение недостижимого.

Когда мне исполнилось лет десять, стало

очевидно, что я в физкультурной форме

пользуюсь гораздо меньшим спросом, чем

на уроке математики. Представьте себе

убогую синюю форму на хорошо откормлен-

ном кавказском ребенке. Ничего смешного,

между прочим. Армянские бабушки задолго

до рождения Дженнифер Лопес поняли, что

большая попа — это хорошо, причем как

для девочки, так и для мальчика.

Слава богу, тогда не было айфонов и никто

«В контакте» не мог выложить фотографию

с комментом: «А это моя одноклассница

Тина Канделаки». Нет, если бы тогда были

мобилы с камерой, то я ужасалась бы

регулярно. А так один раз в «Одноклассни-

ках» моя бывшая страсть Дима Вишняков

выложил фотографию нашего класса, где я

была обведена в красный кружочек и под-

писана «Канделаки». Вдруг кто не узнает.

Сам Вишняков явно поправился килограмм

на двадцать, стал менеджером и уже точно

никогда не превратится в того быстрого

мальчишку, который дергал меня за косич-

ки. Ну да ладно.

Мужчинам не страшно, потому что они нас

за долгие годы убедили в том, что целовать

их в пузико и говорить: «Мой толстячок» —

нормально. Если при этом у толстячка есть

деньги — даже приятно. А вот женщина —

крутись-вертись, но худей. Вы где-нибудь

видели полную женщину с молодым поджа-

рым мачо? Если даже и видели, то себе та-

кого явно не пожелаете. Мне пятьдесят, ем

все, что хочу, любовь покупаю… Это муж-

чине наплевать, если его любят за деньги,

а женщине надо самообманываться. Вот

смотришь на Эштона Катчера и Деми Мур и

надеешься. На Мадонну смотришь — тоже

надеешься. На себя смотришь и понима-

ешь: чтобы так встретить пятидесятилетие,

надо готовиться уже сейчас.

Хочется быть худой, легкой, скользящей,

порхающей и не дурой. Желательно

богатой, причем самой по себе, чтобы

потом не отняли. Если худую и легкую

убрать, получается Батурина. Только сейчас

давайте честно. Если бы у вас были деньги

Батуриной, вы бы худели? Тогда вы были бы

порхающая, легкая, с деньгами, но дура.

Потому что умная в таком положении худеть

не будет. А знаете почему? Потому что ей

не надо никому нравиться, это другим надо

стараться, чтобы ей понравиться. Поэтому

Телеведущая Тина Канделаки обрекает читателя не только на внимательное прочтение этой колонки, но и на обсуждение ее в широкой читательской среде, в блогах и на кухне – потому что в этой колонке она искренне и отчаянно пишет про попытки похудеть. Исповедальность диктуется темой.

серж

гол

овач


она умная, с деньгами и не порхает. А в ее

окружении как худели, так и худеют, даже

клиники открывают напротив «Пионерских

чтений».

Да, у всех есть знакомые, которые худели,

включая нас самих. Но про похудевших го-

ворить неприятно, приятнее про поправив-

шихся. Вот Андрей Иваныч Колесников, он

мне говорит, что когда-то весил килограмм

на тридцать больше. Как похудел? Да как

он еще может похудеть? Только на спор.

Поспорил с одним товарищем и похудел.

Похудел по-жадному, потому что никто на

его похудении заработать не смог. Вместо

того чтобы лечь в клинику, желательно евро-

пейскую, в которой за ваши же бешеные

деньги вас морят голодом, он предпочел не

есть в Москве. Ни себе, ни людям. Это при-

мер неприятного похудения.

Другое дело — Ксения Собчак. Ей обяза-

тельно надо худеть. Причем неважно, в

каком месте, потому что она сама до сих

пор не может найти это место, которому

нужно худеть. Зато в клинику западную

съездила. Правда, не выдержала и верну-

лась. Не похудела, но и не пожадничала.

Маргарита Симоньян столько про еду гово-

рит и пишет, что если бы можно было по-

правиться от разговоров — я на ее колон-

ках точно набрала бы. Между прочим, как

настоящая мечта диетолога, я поправляюсь

мгновенно, а худею долго. Господи, почему

Можно до одури заниматься спортом,делать массаж, очистительные процедуры. И в конце концов выйти замуж за диетолога, чтобы худеть на регулярной основе

я — вегетарианка, непьющая, некурящая,

поправляюсь, а Андрей Васильев все равно

худой? Где справедливость?

А справедливость и равенство только в

одном месте — в клинике Риты Королевой.

И в любой другой такой же клинике, где

в очереди в туалет можно почувствовать

себя на Евровидении. В этой очереди

всегда есть Басков, но ему это явно не

помогает. А знаете почему? Потому что

помогает только до тех пор, пока диетологу

платишь. Они кодируют, что ли, сволочи?!

Я уже думаю, может, самой диетологом

стать, как Соловьев. Если вы его вспомните

десятилетней давности, то после фильма

«Аватар» у вас могут возникнуть вопросы,

Володя ли с нами или все-таки его аватар.

Еще знаете, что я выяснила: мои диетологи

сидят на сайте «Сплетник». Как только я

похудею и опубликую очередную, как мне

кажется, очень сексуальную фотосессию,

они мне оттуда отвечают: «Пятая точка Кан-

делаки упорно тянется к земле». Я им, есте-

ственно тут же перезваниваю и спраши-

ваю: «А как вы поняли, что я поправилась?

Меня же отфотошопили!» Они говорят: «Так

и поняли. Слишком много фотошопа».

Еще вопрос. Что такое кремлевская диета?

Заметьте, это тот редкий случай, когда ни

один либерал не подал голос со словами

«рука Кремля снова морит голодом россий-

ский народ». Все как подорванные стали

по ней худеть. Интересно, Альбац на этой

диете сидела? И еще вопрос, почему нет

московской кольцевой диеты, на которой

сидит Лужков?

Ладно, что о других, давайте я вам о себе

расскажу. Можно всю неделю сидеть на

рисе, чередуя грейпфрутовыми, огурчи-

ковыми и кабачковыми днями. Можно до

одури заниматься спортом, делать массаж,

очистительные процедуры. И в конце

концов выйти замуж за диетолога, чтобы

худеть на регулярной основе. Если вы при

этом умудритесь выйти за него по любви,

то это как выиграть в лотерею, а потом

сохранить эти деньги. Это, как вы знаете,

практически невозможно. Так же и с по-

худением. Влюбляешься, начинаешь худеть,

добиваешься желаемого, обретаешь

счастье и неминуемо начинаешь поправ-

ляться. Потому что иначе полное счастье

обрести невозможно. А худое счастье, кому

оно нужно?


текст:алексейбоковрисунок:ингааксенова

Правда — это не синоним истины.

Правда — как та невеста: истина, но

с большим моральным шлейфом.

Что для меня правда? А можно ли

утверждать, что она есть она на самом

деле?

Говорят, что бывает, например, горькая

правда. Ха! А разве у правды могут быть

эпитеты? Это же не музыка. Разве она

может быть приятной или не приятной?

С детства я знаю, что самое трудное —

это правду скрывать и бороться за

нее. В школе с одноклассниками всем

классом дружно меняли классную

аудиторию на кинотеатр. «Кто это при-

думал?» — классная руководительница

хотела узнать только правду. Скрыть

это не удавалось, и, как вы понимаете,

ваш покорный слуга получал по полной

программе.

Бороться за правду я начал с англичанкой.

«Зе мазер», — так говорила она. И я, от-

стаивая исторически правдивое произно-

шение, требовал, чтобы она говорила «the

mother».

Как отличить правду от лжи? Только эмпи-

рическим путем.

ЭксПеримент №1Я заглянул в архивы бумажной и электрон-

ной прессы. Где правда, а где ложь?

Сказать точно могу, только проанализиро-

вав статьи, где пишут обо мне. Вот яркий

пример: 18 мая 2005 года, «Московский

комсомолец», статья «Елене Кориковой

развод вышел Боковым».

«Сюрпризом мероприятия стало появле-

ние актрисы Елены Кориковой в ком-

пании продюсера Алексея Бокова. Как

стало известно корреспонденту «МК»,

«бедная Настя» все-таки разошлась со

своим законным мужем — оператором

Максимом Осадчим. Напомним, что еще

совсем недавно актриса утверждала

прямо противоположное. Причину разво-

да Корикова тщательно скрывает, а ком-

ментировать свои отношения с Боковым

категорически от отказывается: «Извини-

те, но я интервью не даю». Елена и Алексей

нежно держались за руки, обнимались

и позировали фотографам — невоору-

женным глазом можно было заметить,

что между ними пролетела не одна стрела

Амура».

Вот какой правдой руководствуются

журналисты, придумывая истории? Мы

подошли друг к другу поздороваться,

и началось! После этой публикации была

травля со стороны таблоидов! Мы, как

взрослые люди с чувством юмора, в сле-

дующий удобный случай просто вышли

к журналистам втроем: я, Лена Корикова

и Макс Осадчий! Сейчас я уже даже не

реагирую на желтуху, но многие мои

друзья страдают от взаимоотношений

с прессой.

Вообще подача журналистского материала

как правды, но без доказательств, приво-

дит к потере репутации.

Продюсеру Алексею Бокову как никому другому есть что сказать о правде. Больше продюсеров об этом знают, пожалуй, только адвокаты. На собственном примере Алексей Боков, как и Ольга Ощепкова (см. стр. 30), разбирается в тонкостях отличий правды от истины – и находит их множество. В колонке много самоиронии, переходящей в самолюбование. Ему можно: он лучший. Других не держим.

ната

лья

льво

ва


А можно ли найти правду о Бокове? За-

хожу в «Яндекс», пишу «правда» и «боков».

Результат: газета «Курская правда», статья

«Имя России — Алексей Боков».

О боже! В национальном проекте, как

пишут в прессе, не самый правдивый

результат. Официальный победитель —

Александр Невский. Но интернет-юзеры

и журналисты отмечали, что лучший

рейтинг принадлежит Иосифу Сталину. Не

самая приятная личность, такая правда

приносит нашей стране только негативные

оценки мирового общества.

А как с такой же правдой боролась Ав-

стрия? Ведь когда-то самым популярным

австрийцем был Адольф Гитлер. Но Австрия

ушла от этой правды, прославляя Моцарта

и продвигая женский образ страны, для

чего был создан государственный конкурс.

«Сессиль» — так называли лучших пред-

ставительниц страны. Похожий конкурс

во Франции, но там «лучшая францужен-

ка» — Марианна. Ею становились и Жанна

Моро, и Катрин Денев.

А может, нам тоже не хватает женского

образа! России очень нужно женское

лицо.

Тогда бы Сталин не был бы символом стра-

ны. Тогда бы не воспринимали каждого

сильного лидера как тирана. Художник

Павел Каплевич предлагает сделать

«Именем России» Анну и каждый год ее

выбирать. Анна Павлова, Анна Ахматова

и даже Анна Каренина...

А первой «Анной России» станет Анна

Нетребко. Очень поэтично, а главное,

патриотично.

Женщины по своей природе склонны

к тому, чтобы найти правду. Если почи-

тать дневник моего помощника Инны, то

можно не на шутку увлечься сценарием:

«Вся правда о шефе!» Не найдя правды

в поисковых системах, разослал электрон-

ное письмо с поиском правды обо мне.

Друзья, коллеги и товарищи посыпали

разными правдивыми наблюдениями:

Боков — космополит, слишком доверчи-

вый, трудный характер, perpetuum mobile,

мощный стержень энергии, но иногда

бывает жесток, целеустремлен и не всегда

разменивается на вежливости.

Эксперимент №2Чтобы узнать правду, я решил соврать. Во

всех моих профайлах в социальных сетях,

блогах, микроблогах и по e-mail я разослал

письмо: «Друзья! Я вколол «сыворотку

правды», действие 3 часа. Честно отвечу

на любые вопросы».

Вопрос: В чем сила, брат?

Алексей: В знании.

Вопрос: Who is mister Putin?

Алексей: Вопрос риторический.

Вопрос: Мучают ли вас эротические

кошмары?

Алексей: А почему мучают!

Вопрос: Какая мышца вашего тела самая

подвижная?

Алексей: Мозговая субстанция не имеет

мышц.

Вопрос: Что вы чувствуете, когда в интер-

нете видите про себя сплетни, которые

являются правдой?

Алексей: Если я не хочу, чтобы эту исто-

рию узнали все, то чувствую, что меня

обокрали.

Вопрос: Правда, что гламур умер?

Алексей: Тупой пластик никому не интере-

сен. Гламур становится интеллектуальным.

Даже таблоиды пытаются быть интеллек-

туальными и наоборот. А скоро колумни-

стом «Русского пионера» станет Наоми

Кемпбелл.

Вопрос: Кем мечтали быть в детстве?

Алексей: Мечтал только познакомиться

с Пугачевой. Кстати, очень тяжело потом,

после осуществления мечты и постигшего

разочарования, думать о детстве.

Вопрос: Самый большой страх?

Алексей: Нет самого, не погружаюсь в них

совсем. Но! Мелких много!

Вопрос: В чем боитесь признаться сами

себе?

Алексей: Во всем признался!

Действие сыворотки заканчивается, и ты

понимаешь, что правда задевает, правда

делает больно.

Самая пронзительная история о правде,

это когда я говорю правду маме. Иногда

она делает вид, что не замечает, перево-

дя разговор в другое русло, либо вступает

в открытое противостояние. Мы правда

с ней очень похожи. Мы правда с ней

друг друга любим, но нам правда трудно

говорить друг другу правду. Было бы проще

жить, если бы никто не знал правду? ( Или:

всегда ли полезно знать правду? Пред-

ставляете, что началось бы, если бы все

узнали всё!)

Я задерживаю эту колонку на два дня по

простой причине. Не могу дозвониться

до мамы, чтобы включить ее правдивую

историю обо мне. Она в пустыне, с кочев-

никами на верблюдах — поехала воровать

кому-то невесту и отключила все средства

связи. Жесть! Правда в том, что я достой-

ный ее последователь.

Боков — космополит, слишком доверчивый, трудный характер, perpetuum mobile, стержень энергии


текст:аннаниколаевафото:orlova

У меня всегда было ощущение не-

избежности третьей мировой. И только

сейчас я поняла, что она наступила.

Именно войной без трогательных преуве-

личений можно назвать то удивительно

беспорядочное, что происходит в от-

ношениях мужчин и женщин. И хотя

боевые действия в глубине своей пока

носят преимущественно партизанский

характер с невыявленными типажами

и разрозненными однополыми дискусси-

онными кучками, факт боевых действий

с неотразимыми последствиями для

обеих противоборствующих сторон смело

можно констатировать.

Анализировать причины бедствия, даже

если оно носит стихийный характер,

полезно. Но в данном противостоянии

клубок причинно-следственных связей

оказался столь всклокоченным, что найти

главную нитку не представляется никакой

возможности, гораздо легче считать

колтуны и царапины в скромных уголках

души безвременно погибших для счастья

чувствования.

Мне было бы проще всего обвинить во

всем мужчин (по роду своего существо-

вания). Например, заявить о том, что

с религиозным упорством шопоголиков

они утратили способность радоваться

приобретенному и лишь спешат овладеть

новой вещью высокого вагинального

качества, по большому дисконту рас-

платившись «Визой-голд» за старую.

Иные следуют высокотехнологичным

методикам убеждения и получают даром,

но в итоге платят больше собственным

авторитетом и гендерным брендом, как

опозорившийся счастливый обладатель

секонд-хэнда, затесавшийся на понимаю-

щую во всем вечеринку.

Но достанется и женщинам, особенно

тем властительницам собственных дум,

что надумали себе беспрекословное

и лживое с привкусом психосомати-

ческой боли право жить для себя. Тех

самым умудренных вымороченным

опытом, что скупают барахло тоннами,

тоннами же выбрасывают, и все оттого,

что некому погладить подушечки их паль-

цев, а они жуть как чешутся.

Впрочем, жить для себя давно, уверен-

но и страстно решили по обе стороны

баррикад. Почему и по какому право

мужчины и женщины выдумали себе этот

неприглядный чахоточный слоган, теперь

уже и не вспомнить. Подозреваю, что

это все выхлопы непережитого, а значит,

непереваренного должным образом ка-

питализма с его ошалелым стремлением

к урыванию и спонтанному единоличному

потреблению.

И вот мы получили общество свободных,

по случаю ответственных людей, которые

уверенной подиумной походкой идут по

своей собственной жизни: необязанные,

необремененные, высоко одинокие, еще

выше интеллектуальные и неприкрытые.

Они развевают выкошенной салонами

Замглавного редактора «РП» Анна Николаева уже много номеров подряд пытается выговориться на единственно интересующую ее тему: отношения между мужчиной и женщиной. Но когда человеку есть что сказать и когда у него так накипело, как у нее, это не так-то просто. В этом номере история достигает апофеоза. Это уже война.

эрик

а бе

ккер


окружающим вроде бы нравилось, как

она поет, и она заливалась… слезами.

Эта женщина пропала рано утром. И от

этого ей стало легче, потому что ее пере-

стало тошнить. Она не понимала, что ис-

чезла, потому что ее никто не искал, кроме

косметолога из салона, куда она записа-

лась накануне вечером. А косметолог, он

что… позвонил пару раз и да бог с ней…

Теперь ее уже не найти. Я даже не знаю,

где она: в аду или в раю, но лишь бы не

между небом и землей, там, куда чокну-

тый Андерсен поместил свою Русалочку.

Там, говорят, страшнее всего.

Эта женщина, когда курила большие

сигареты, что по нынешним временам

немодно, но она все равно курила, рас-

сказывала мне, как однажды маленькая

девочка на улице подошла к ней и протя-

нула ей на ладони очищенное тыквенное

семечко. «Попробуй, очень вкусно», —

сказала девочка. Женщина посмотрела

на обмусоленное грязными ручками

семечко и сорвалась: «Гадость-то какая,

боже мой…» Девочка разревелась

с обидой: «Ты такая красивая, я для тебя

сама тыквенное семечко почистила, а ты

говоришь — гадость». Женщина махнула

рукой на сумасшедшую девочку и сбежа-

ла подальше от издевательств большого

города. Женщина всегда говорила, что

девочка была совершенно бестолковая,

она ненавидела буквально эту девочку,

а потом плакала и просила купить ей

этих чертовых тыквенных семечек.

Я покупала. И они лежали у нее на столе

нечищеные.

Теперь эта женщина пропала. Я вот

думаю: может, она побродит-побродит по

лесу и вернется. И тогда она уже больше

не будет жить в мире свободных взрос-

лых людей, и, может быть, она даже

перестанет стричь волосы и перестанет

сама себе покупать изрезанные цветы.

Но она не вернется, потому что у каждой

войны свои жертвы. Неоцененные.

шевелюрой, покупают себе дорогие

вещи и кормят себя не обремененными

пестицидами продуктами. Взрослые люди

с большой буквы, состоявшие и пови-

давшие пепелище собственных брачных

уз и гильотины разводов. Женщины,

вкалывающие ботокс не столько в себя,

сколько для себя, мужчины, взрывающие

фондовыми рынками личное простран-

ство для зловредного ноющего эго.

У всех, конечно, есть обязательства… Ну,

там, дети, родители, домашние живот-

ные. Нет-нет, от них не отказываются,

потому что от обязательств отказываться

неприлично в украшенном чистотой

жанра обществе. Но не более того.

Но война идет, а это значит, что у взрос-

лых свободных людей есть друг к другу

вопросы, иногда претензии, а бывает,

и несведенные счеты. Договориться

миром нее получается, потому что млеч-

ный путь идеалов тех и других, как две

параллельные прямые не пересекается,

как не пересекались раньше и не пересе-

кутся никогда. Но если раньше женщи-

ны знали, кому придется сложить руки

в прощении и почему, то теперь знание

это, подернутое ленью и выдуманными

амбициями, кануло в сон, где и живет

юнговскими недосказанностями.

Все это мне привиделось, потому что

недавно пропала одна женщина. Она

исчезла совсем, как исчезают старые

и больные кошки. Она слишком долго

жила одна, эта женщина. Она считала,

и, надо полагать, небезосновательно,

что отношения даны на счастье бедным

и обездоленным, а богатым и украшен-

ным божьей искрой нужно питаться

аристократическим одиночеством. Эту

женщину, я знаю, тошнило вечерами

и утрами, потому что она ничего не ела.

Она плохо спала, как и положено натурам

впечатлительным с легким сквозняком

в голове. Она не рожала детей, потому

что ведь не от кого, когда вокруг одни

враги… Она пила таблетки от простуды,

от кровоподтеков в области нетронутой

сердечной мышцы и пыталась петь.

Пела она хреново, потому что ее легкие

удивлялись собственной надменности, но

Она плохо спала, как и положено натурам впечатлительным с легким сквозняком в голове. Она не рожала детей, потому что ведь не от кого, когда вокруг одни враги


текст:жанпольготьерисунок:сандрафедорина

Всякий раз, когда я приезжаю

в Москву, меня удивляет здесь одновремен-

ность несочетаемых вещей: грандиозность

сталинских строений и минимализм старых

дореволюционных построек в архитектуре,

трагизм русской души и безудержность

веселого славянского темперамента в по-

ступках. Это всегда наводит меня на мысль

о полярности тех или иных явлений в судьбе.

Последний раз я приезжал в Россию, чтобы

показать свою коллекцию в рамках фе-

стиваля «Черешневый лес», и журналисты

спросили меня о цене успеха, о предопреде-

ленности удачи в моей судьбе.

Рассуждая о жизни, люди обычно выбира-

ют две противоположные аксиомы: либо

успех определяется собственными усилия,

либо своими достижениями человек обязан

судьбе. Не то чтобы я отрицаю оба этих

подхода, но, на мой взгляд, есть нечто со-

всем другое, что играет самую главную роль

в жизни каждого из нас. Это подспудное,

если вам так удобнее, подсознательное

стремление каждого из нас к собственной

судьбе и к тому, что ты делаешь.

Все начинается в детстве. Будучи ребенком

я начал рисовать. Тогда я не думал о судьбе

или о силе собственного характера. Я не

задавал себе сложных взрослых вопро-

сов, а просто делал то, что мне нравится.

И, наверное, самое главное то, что мне

никто в этом не мешал. Прежде всего мои

родители. Они была простыми людьми,

далекими от мира высокого искусства. Но

именно они позволили мне делать то, что

мне нравится, и я им за это невероятно

благодарен.

Рисование было для меня как любимая

забава, загадочная увлекательная игра,

в которую хочется играть и играть, и так

до бесконечности. Так бывает, когда

оказываешься на берегу моря, смотришь

в бесконечную, непоколебимую даль и по-

нимаешь, что впереди нет ничего иного,

кроме бесконечного моря. В эти секунды

ты не думаешь особо, не размышляешь,

не стоишь на грани отточенного собствен-

ным мнением выбора, ты просто ныряешь

и плывешь до тех пор, пока хватает твоих

собственных сил. Так случилось и со мной:

я рисовал, чувствуя где-то далеко на краю

сознания, что у меня нет иного пути.

Хотя не могу не признать, что определенная

доля мистики в моей судьбе была. В детстве

на меня очень большое влияние оказала

моя бабушка. Она была необычная жен-

щина и выбивалась из мира привычных,

если можно так сказать, обыденных людей.

Моя бабушка увлекалась гаданием, лечила

людей, она была медиумом и обладала

пророческими способностями. Но тогда

для меня было самым главным то, что она

всегда и во всем поддерживала меня и без

конца твердила как заклинание: «У тебя

обязательно все будет хорошо». Она гадала

мне на картах и говорила: «Что бы ни проис-

ходило в твоей жизни, это обязательно при-

несет тебе успех». Я безоговорочно верил

ей. Больше того, ее слова выковали во мне

Парижский дизайнер Жан Поль Готье никогда не ходил к гадалке. Она у него была с рождения. Но Жан Поль Готье делится с читателями «РП» не только этой тайной. Он рассказывает про одно из самых страшных своих детских переживаний, через которое он прошел и которое определило всю его жизнь. У каждого из нас такое было. Но не все прошли.

orlo

va


ту самую смелость, которая позволяет не

только начать делать, но и не останавли-

ваться даже в самые трудные времена.

Размышляя о том, что происходило в моем

детстве, я не могу сказать наверняка, была

ли моя бабушка выдающейся прорицатель-

ницей (хотя доказательство тому налицо),

но я могу с уверенностью сказать, что она

была выдающимся психологом.

Я учился в обычной школе, и не сказать,

что мои отношения с одноклассниками

складывались хорошо. Я, например, не

любил играть в футбол, да мне и вовсе не

нравились спортивные игры. К тому же

я был без преувеличения робким ребен-

ком. Эти обстоятельства не шли на пользу

моим отношениям с другими детьми.

Мне было девять лет, когда я попал на

спектакль в «Фоли-Берже». Я до сих пор

отчетливо помню, как был потрясен свер-

кающими роскошными костюмами танцов-

щиц. Это действо произвело на меня по-

истине сумасшедшее впечатление. Я стал

рисовать буквально днями и ночами.

Стоит ли говорить, что на уроках я тоже

рисовал. Одна учительница заметила, что

я, мягко говоря, отвлекся от предмета.

Она подошла ко мне, вырвала страничку

с рисунком из тетради, а потом попро-

сила меня подойти к ней. Мой рисунок

она наклеила мне на спину и заставила

пройти по классу перед всеми. Замысел

учительницы был прост: она хотела засты-

дить меня, уверенно полагая, что другие

дети буду вовсю смеяться надо мной. Но

она ошиблась. Мой рисунок имел неверо-

ятный успех среди моих одноклассников.

Они, маленькие дети, смогли рассмотреть

мой талант. И они приняли меня. Тогда

я впервые осознал, что то, что я делаю,

не только может нравиться другим, но

это может стать моим паспортом в мир

других людей.

Этот маленький случай из детства — что

это: судьба или моя личная заслуга? Слож-

но сказать, но уже тогда я понял: если ты

любишь делать что-то — делай это. Не оста-

навливайся, никогда не сходи с того пути,

по которому ведет тебя твое внутренне

ощущение. Когда на мои рисунки обратил

внимание Пьер Карден и позвал меня

к себе на работу, я убедился в том, что все

сделал правильно. И до сих пор ни о чем не

жалею.

Рисование было для меня как любимая забава, загадочная увлекательная игра, в которую хочется играть и играть, и так до бесконечности


текст: натан дубовицкий перевод: игорь эбаноидзе рисунок: николай пророков

Редакция «РП» пошла на отчаянный эксперимент: после того, как роман Натана Дубовицкого «Околоноля» перевели на немецкий язык (готовятся

к изданию переводы на французском и итальянском), мы предложили переводчику Игорю Эбаноидзе (до сих пор специализировался на переводах с языка оригинала на русский Томаса Манна и Фридриха Ницше) сделать

обратный перевод с немецкого на русский отрывка из «Околоноля». После этого мы сравнили их (справа в журнале – текст оригинала, слева – обратный перевод), чтобы понять, насколько изменился текст. Мы хотели убить сразу несколько зайцев (в неточном переводе – «сурков») проверить

качество оригинала и немецкого текста, а также качество обратного перевода. По нашим представлениям, должны были получиться три совершенно разных

произведения. Был бы повод для веселья.Сразу можем сказать: мы были шокированы тем, что два русских

текста не сильно отличаются друг от друга. Местами совпадения просто катастрофические. Это тем более удивительно, что мы попросили Игоря

Эбаноидзе не читать русский оригинал. И он это обещание выполнил. Между тем эксперимент оказался ценен прежде всего тем, что изменения

все-таки есть, и хотя неуловимые, но крайне существенные, Они, собственно говоря, составляют суть «Околоноля». В обратном переводе все так, да не так. Из него ушла душа (тема 13-го номера «РП»). То есть именно что неуловимая

субстанция. А так-то все хорошо. Так что у читателя повода для веселья не будет. Но, может, появится повод

для светлой грусти.


–«Город огромный, как мир огромный, как город» — этот бесконечно-замкнутый образ, действи-

тельно, неплохо передаёт тот докоперниковский взгляд на вещи, который свойственен мне, как и любому горожанину, и который помещает в центр вселенной не бога, не солнце, не даже человека, но первую попавшуюся модную городскую сплетню.

Впрочем, предки наши, гордая нация ростовщиков и пол-ководцев, сделали город столицей такой необозримой империи и населили эту столицу таким неисчислимым количеством обы-вателей, и украсили её улицы такой неоценимой роскошью, что подобная узость моей метафизики вполне извинительна.

Описывать город не буду, поскольку те немногие, что жи-вут за его пределами, хоть раз, хоть проездом, но здесь побыва-ли.

Для того, чтобы начать рассказ, напомню только, что лю-бые перемещения по городу крайне затруднительны. Люди и ма-шины обрушиваются друг на друга днём и ночью непреодоли-мым потоком.

Так называемые пробки на дорогах были когда-то муни-ципальным бедствием, а теперь, как и любое бедствие, с которы-ми ничего не поделать, превратились в образ жизни. В пробках рождаются и умирают, играют в карты, участвуют в выборах, со-чиняют и исполняют песни. В пробках же затерялись некоторые магазины, банки, профсоюзы, где-то в них вынуждено функцио-нировать даже одно министерство. Можно передвигаться по тро-туарам, но пешеход никогда не знает, куда утащит его толпа. Под-земка также не оправдала возложенных было на неё надежд — аварии, забастовки и хулиганы сделали этот вид транспорта ат-тракционом для авантюристов.

Поэтому горожане редко удаляются от дома, а если удаля-ются, то в их возвращение мало кто верит.

Я, например, никогда не бывал в центре города (он прекрасен) и ничто не заставит меня посетить манящие окраины, таинствен-ность и небезобидный колорит которых принесли в известные годы недолгий международный успех нашему кинематографу.

Поэтому, женившись, я был счастлив воспользоваться предложением Павла Петровича. Он, кажется, русский и препо-даёт патоботанику в одной из экспериментальных школ, где не-счастных подростков оснащают знанием всякой ерунды, полагая (и, надо признать, справедливо), что город прокормит работника любой, и самой бессмысленной в том числе, специальности.

Павел Петрович сдал нам с женой комнату в своей неболь-шой мансарде. Вторую комнату занимал, по его словам, интел-

Город огромен, как мир, который огромен, как город — этот завершенный и бесконечный образ в

действительности наилучшим образом описывает ту докоперни-ковскую картину мира, которой я в своих представлениях при-вержен так же, как и любой горожанин, и которая ставит в центр мироздания не Бога, не солнце и даже не человека, а первую по-павшуюся городскую сплетню.

Между прочим, наши предки, гордое племя ростовщиков и полководцев, сделали город столицей столь необъятно огромной империи, населили эту столицу такой уймой жителей и украси-ли ее улицы с такой неимоверной роскошью, что подобная узость моей метафизики совершенно простительна.

Я не буду описывать город, поскольку те немногие, кто жи-вет за его пределами, уж по крайней мере раз, хотя бы проездом, здесь бывали.

Начиная свой рассказ, напомню лишь о том, что всякое передвижение внутри города крайне затруднено. День и ночь на-пролет люди и машины обрушиваются друг на друга непрерыв-ным потоком.

Так называемые уличные пробки были некогда настоящей городской катастрофой, а потом, как всякая катастрофа, с которой ничего не поделаешь, превратились в образ жизни. В пробках рождаются и умирают, играют в карты и участвуют в выборах, сочиняют и распевают песни. В пробках торчат некоторые пред-приятия, банки и профсоюзы, а где-то поневоле трудится даже це-лое министерство. Можно передвигаться по тротуарам, но пеше-ход не может предугадать, куда занесет его толпа. Метро тоже не оправдало возлагавшихся на него надежд — аварии, забастовки и хулиганы превращают это средство передвижения в полигон для искателей приключений.

Поэтому горожане редко покидают свои дома, а если кто и рискует это делать, он едва ли верит в свое возвращение.

Я, например, еще ни разу не бывал в центре города (а он, говорят, очень красив), и ничто не может заставить меня посетить манящие окрестности, тайны и не вполне безопасный колорит которых некогда принесли нашему кинематографу кратковре-менное международное признание.

Так что после своей женитьбы я был счастлив принять предложение Павла Петровича. Он, как мне кажется, русский и преподает патоботанику в одной из экспериментальных школ, где несчастная молодежь запасается знаниями о всевозможной ерунде в надежде (само собой разумеющейся и оправданной), что город снабдит каждого работой, сколь бы бессмысленной она ни

Около нуля отрывок из романа Натана Дубовицкого (перевод с немецкого Игоря Эбаноидзе)

Околоноля отрывок из романа Натана Дубовицкого (в оригинале)


лигентнейший и тишайший квартирант, находиться под одной крышей с которым одно удовольствие. Сам Павел Петрович оби-тал в школьной оранжерее, среди поражённых экзотическими недугами растений. Плату он запросил самую умеренную, но вза-мен обязал нас ухаживать за «кое-чем, не уместившемся в оран-жерее».

Иметь почти задаром жильё в двух шагах от конторы (я работаю в статистическом бюро, уже пятьдесят лет пытающем-ся организовать перепись населения города — безуспешно), в хорошем районе, с отличным видом и спокойным соседом очень заманчиво, и мы переехали. Покой, замечу, особенно це-нен для моей жены по причине отчасти деликатной. Дело в том, что ещё за полгода до нашей свадьбы она сошла с ума. Ей пока-залось, что она жена Шопена — безумие вполне рядовое в здеш-них краях, на которое можно было бы и не обращать внимание, но ей нужен был композитор. Тут, в каком-то кафе, она впервые увидела меня. Ей показалось, что я Шопен. Я и не заметил её, но было поздно. Через месяц мне позвонил её врач и рассказал всю эту дичь. Родители несчастной ползали у моих ног и чита-ли навзрыд историю болезни. Они умоляли меня жениться на ней, поскольку жена Шопена должна же быть замужем, иначе безумие обострится до крайней степени, так что станет возмож-ным летальный исход. Я, естественно, отказался, но они при-ползли опять, прихватив с собой и врача, и дочь. Врач бубнил про гуманность и самопожертвование, а жена Шопена смотрела на меня так, как ни одна женщина не смотрела на меня раньше. Шопену повезло (не знаю, был ли он женат) — она настоящая красавица. Я влюбился сразу, приврал, по совету врача, что-то насчёт незавершённой симфонии и с наслаждением вступил в брак.

Не могу сказать, что «кое-что, не уместившееся в оранже-рее» оказалось совсем не обременительным. Хлопот и пережива-ний по уходу за кое-чем выпало нам с женой несколько больше, чем я ожидал. Паталогия растений вблизи не менее отвратитель-на, чем человеческая. Среди множества вещей смешных и только, как например, лимонное деревце, растущее вниз и, огибая все подпорки, стремящееся закопаться в землю ветвями, листьями и незрелыми лимонами, есть в квартире Павла Петровича такие, что при некотором увлечении устрашают. Рядом с нашей кроватью расположился циклопический кактус, покрытый безобразной сыпью и раздираемый омерзительными опухолями. «Прошу по-ливать раз в тридцать лет», — абсолютно серьёзно проинструкти-ровал меня патаботаник, протягивая мне для этой цели бутылку с особой жидкостью и с приклеенным ярлычком, указывающим дату использования в довольно отдалённом будущем, — и я пред-ставил этот день — кактус и я, гадкие больные старики, поливаем друг друга по очереди из заветной склянки.

Есть ещё какой-то гиперактивный мох. Он бушует на кухне и ненормален стремительностью распостранения. За ночь он по-крывает стены, потолок, пол, мебель, посуду и добирается до при-хожей, так что каждое утро жена начинает скоблить и отмывать захваченное им, загоняя его обратно в его коробочку. «Если этого

была. Павел Петрович сдавал нам с женой комнату в своей ма-ленькой мансарде. В другой комнате, по его словам, обитал высо-кокультурный и очень спокойный жилец, находиться с которым под одной крышей — сплошное удовольствие. Ну а в школьной оранжерее, среди пораженных экзотическими болезнями расте-ний, расположился сам Павел Петрович. Он брал за жилье чрез-вычайно скромную плату, а взамен обязал нас заботиться обо всем, «чему не нашлось места в оранжерее».

Почти дареное жилье, в двух шагах от работы (я работаю в статистическом бюро, которое уже пятьдесят лет безуспешно пытается организовать в городе перепись населения), в хорошем районе, с прекрасным видом из окна и спокойным соседом — все это было очень заманчиво, и мы переехали. Попутно замечу, что в силу некоторых достаточно деликатных причин покой особенно важен для моей жены. Дело в том, что еще за полгода до нашей свадьбы она сошла с ума. Она считает себя женой Шопена — со-вершенно нормальное помешательство в наших краях, которое можно было бы полностью игнорировать, за исключением толь-ко того нюанса, что ей был нужен композитор. Она увидела меня как-то в кафе и приняла за Шопена. Я ее тогда даже не заметил, но было уже поздно. Через месяц мне позвонил ее врач и рассказал обо всем этом безумии. Родители несчастной стояли передо мной на коленях и, рыдая, зачитывали мне историю ее болезни. Они заклинали меня жениться на ней, говоря, что иначе ее безумие может обостриться до крайности и даже привести к летальному исходу. Разумеется, я отказался, но они снова приползли ко мне с мольбами, а также с врачом и с дочерью. Врач бормотал что-то о гуманизме и самопожертвовании, а жена Шопена смотрела на меня так, как на меня еще в жизни не смотрела ни одна женщина. Шопену, надо сказать, повезло (не знаю, был ли он женат) — она оказалась настоящей красавицей. Я тотчас же влюбился, по сове-ту врача наврал ей что-то про неоконченную симфонию и с радо-стью вступил в брак.

Не могу сказать, что за «всем, чему не нашлось места в оран-жерее», было так уж легко ухаживать. Мне и моей жене выпало тут гораздо больше хлопот, чем я ожидал. Вдобавок выяснилось, что при ближайшем рассмотрении болезни растений выглядят не менее отвратительно, чем болезни человеческие. Наряду с мно-жеством вещей, которые можно назвать не более чем забавными, как, например, лимонное дерево, росшее вниз и, уворачиваясь от всех подпорок, стремившееся зарыть в землю свои ветки, ли-стья и незрелые лимоны, в жилище Павла Петровича обитало и

...Das Merkwürdigste in unserer Wohnung aber war unser mucksmäuschenstiller Nachbar, Erst nach über einem Monat in dieser Wohnung fiel mir auf, dass wir den Mann, der Wand an Wand mit uns lebte und mit uns Küche und Bad teilte, noch nicht einmal kennengelernt hatten...


не делать, — со странной гордостью поведал Павел Петрович, — то в течение недели мхом зарастёт вся вселенная».

Но самое удивительное в нашей квартире — тишайший наш сосед. Не вдруг я понял это — только на второй месяц нашей жизни здесь мне пришло в голову, что мы даже не познакомились с человеком, существующем за стеной и пользующимся наравне с нами кухней и ванной. Жена не замечает таких нелепостей, как не чувствует усталости, ежедневно спускаясь в ботанический ад. Она поглощена радостью служения гениальному композитору, и я пытаюсь не разочаровать её — купил недавно учебник соль-феджио, чтобы поддержать, если что, разговор о музыке.

Однажды вечером, решив, что сосед должен быть дома, я постучал в его дверь с намерением представиться и — грешен — намекнуть на необходимость его посильного участия в разведе-нии недомогающей флоры. На стук мой никто не ответил, и я де-ликатно заглянул в комнату. Сосед, и вправду, был у себя, он спал, съёжившись, лицом к стене, в одежде — мятые брюки, клетчатая рубашка, спутанные на затылке рыжие волосы, подвядшая обувь складывались в унылую догадку о прерванном тяжёлым забы-тьём запое. Недоставало, впрочем, столь обязательных для завер-шения картины остатков еды и спиртного, да и воздух в комнате был вкусным, как после грозы. Вообще, было пугающе чисто и пу-гающе пусто — никого и ничего, кроме кровати и соседа.

Весь вечер мы с женой старались не шуметь, чтобы не раз-будить его.

Несколько раз затем я пытался переговорить с ним. Он всегда был у себя, но всегда — спал, в той же позе, в той же одежде. Сонливость его, несколько чрезмерная, начинала раздражать, так как приходилось всё время жить как бы на цыпочках.

Вначале я думал, что он бодрствует — так уж получается — как раз тогда, когда меня нет дома, но тут взял недельный отпуск по болезни жены — весной расстройство её усиливается, она на-стойчиво извлекает из меня Шопена, и нужно быть рядом, чтобы не потерять её. В такие дни я изображаю муки творчества, распи-сываю нотную бумагу бредовыми хвостатыми точками, и она вос-хищённо созерцает Шопена в деле. Это утешает её и нежно гасит разгорающуюся хворь.

Итак, неделю я не покидал квартиру и, натурально, убе-дился в том, что тишайший из нас спит постоянно, не пробуж-даясь даже из биологических или гигиенических соображений. Открытие это умножило мою скорбь, обильно заселив моё сердце тревогами и отчаяниями.

такое, что могло внушить настоящий страх. Рядом с нашей кро-ватью стоял циклопический, покрытый отвратительной сыпью и изъеденный ужасающими язвами кактус. «Просьба поливать его каждые тридцать лет», — инструктировал меня патоботаник, протягивая бутылку со специальной жидкостью и этикеткой, на которой значилась лежащая в весьма отдаленном будущем дата полива, — и я представил себе этот день: кактус и я, отвратитель-ные недужные старцы, по очереди поливаем друг друга из драго-ценной склянки.

Еще там был гиперактивный мох. Он рос на кухне и рас-пространялся вокруг с неимоверной скоростью. За ночь он покры-вал стены, пол, потолок, мебель и посуду, расползался дальше по коридору, и каждое утро моя жена соскребала и соскабливала его со всех поверхностей, загоняя мох обратно в его родной ящик. «Если этого не делать, — объяснял Павел Петрович с какой-то осо-бенной гордостью, — то за неделю вся Вселенная порастет мхом».

Однако самым странным явлением в этом жилище был наш тишайший сосед. Лишь по прошествии месяца я осознал, что мы еще даже не познакомились с человеком, который живет у нас за стенкой и делит с нами кухню и ванную. Моя жена не заду-мывалась над подобной аномалией, равно как и не чувствовала ни малейшей усталости во время своих ежедневных погружений в ботанический ад. Она была переполнена радостью, оттого что служит гениальному композитору, и я старался ее не разочаровы-вать — некоторое время назад я даже прикупил учебник соль-феджио, дабы, если на то пойдет, поддержать разговор о музыке.

Как-то вечером, будучи уверен, что сосед наш дома, я по-стучался в его дверь, намереваясь представиться, а заодно и, при-знаться, намекнуть, что с его стороны было бы нелишним как-то поучаствовать в неравной борьбе за здоровье растений. На мой стук не последовало никакой реакции, и я решился украдкой за-глянуть в комнату. Сосед и в самом деле был дома, он спал ли-цом к стене, свернувшись калачиком, в одежде — мятые брюки, клетчатая рубашка, свалявшиеся рыжие волосы и сморщенные ботинки вырисовывались в смутную догадку о глубоком запое, прерванном столь же глубоким забытьем. Однако чтобы завер-шить этот образ, явно не хватало остатков еды и алкоголя, да и воздух в комнате был на редкость свеж, как после грозы. Комната вообще была пугающе чистой и пустой — ничего и никого, кроме кровати и нашего соседа.

Чтобы не разбудить его, мы с женой весь вечер старались не производить ни малейшего шума.

После этого я еще неоднократно пытался переговорить с соседом. Он всегда был дома и всегда спал — в той же позе, в той же одежде. Эта его, прямо скажем, чрезмерная сонливость мало-помалу начала меня раздражать, потому что жить нам приходи-лось не иначе как на цыпочках.

Сперва я думал, что он просыпается — а как же иначе? — когда меня нет дома, но потом как-то из-за болезни жены мне пришлось взять неделю отпуска. Весной ее болезнь обостряется, она неотступно ищет во мне Шопена, и чтобы не потерять ее, я должен быть рядом. В такие дни я изображаю муки творчества,

...Noch mehrfach versuchte ich, mit ihm zu sprechen. Er war immer zu Hause, aber immer schlief er — in derselben Haltung, in derselben Kleidung. Seine doch etwas maßlose Schläfrigkeit ärgerte mich allmählich, da wir die ganze Zeit wie auf Zehenspitzen leben mussten....


Первое объяснение, которое нащупал мой разум в этом тёмном чуде, было банальным. Я решил, что квартирант страдает каталепсией. Вызванный для консультации врач жены выслушал меня несколько терпеливее, чем слушают знакомых, которых не считают пациентами. Не слишком охотно он склонился над спящим и уверенно отверг возможность каталепсии — дыхание было, по его словам, глубоким и спокойным, так дышат во сне здо-ровые люди после физической работы, приносящей удовлетворе-ние. Тогда я предложил разбудить счастливого труженика. Врач задумчиво побрёл на кухню. Там, за чаем, он заявил, что будить спящего не следует. «Разбудив его, кого мы разбудим? — вопро-шал он, глядя в чай. — Он может оказаться преступником, либо психопатом с опасной бритвой в кармане, либо лжепророком, учение которого ввергнет в смятение целые человечества». Я всег-да доверял врачам и принял рецепт с благодарностью. Спящий не храпел, не бормотал, не вертелся с бока на бок. Он никому не ме-шал. Между тем, будучи разбужен, он мгновенно начнёт достав-лять неудобства если и не «целым человечествам», то нам с женой определённо.

После ухода врача я нашёл себя почти исцелённым. Но со временем спящий вновь стал досаждать мне. Слово медицины теряло убедительность, неуверенность возвращалась. Разбудить соседа я не отважился, но и не будить его было легкомысленно. Я нуждался в объяснении, чтобы не последовать за женой в благо-словенные дебри идиотизма.

Перебрав весь свой интеллектуальный инструментарий, оказавшийся, признаюсь, не таким уж тонким и разнообразным, как мне думалось до того, как пришлось им воспользоваться, я из-влёк из хаоса и отполировал до завораживающего блеска новую версию. Выходило, что спящий квартирант никакой не кварти-рант и, более того, не человек. Он — иначе не скажешь — расте-ние, страдающее гуманоидностью, какая-нибудь мутирующая картофелина из коллекции Павла Петровича.

Воодушевлённый, я позвонил патаботанику, торопясь укрепить хлипкий фундамент, на который с таким остервенени-ем карабкалась моя логика. Павел Петрович не оценил мою пыл-кость. Оказалось, что непостижимого жильца он никогда не ви-дел и сдал ему комнату по рекомендации одного приятеля. Этот же приятель внёс в качестве оплаты вперёд солидную сумму, так что рекомендованный может быть кем угодно, хотя бы и карто-фелем, никаких претензий к нему Павел Петрович не имел. Моё

изрисовываю нотные листы лихими хвостатыми точками, и моя жена с восхищением созерцает Шопена в действии. Это утешает ее и мягко гасит разгоревшийся было недуг.

Итак, целую неделю я не выходил из квартиры и полно-стью убедился в том, что тишайший наш сосед спал постоянно и не просыпался вообще, даже ради гигиенических или биологи-ческих надобностей. Это открытие умножило мою печаль, напол-нило мое сердце всевозможными страхами и даже отчаянием.

Первое объяснение, на которое набрел мой разум в этой мрачной тайне, было банальным. Я решил, что жилец страдает каталепсией. Приглашенный для консультации врач жены вы-слушал меня с несколько большим терпением, нежели принято уделять знакомому, который не считается пациентом. Без особой охоты склонившись над спящим, он решительно и бесповоротно отверг предположение о каталепсии — дыхание, по его словам, было глубоким и ровным, так дышит во сне на славу потрудив-шийся здоровяк. На это я предложил разбудить счастливого тру-женика. Врач задумчиво прошаркал на кухню. Там, за чаем, он заявил, что спящего лучше не будить. «Разбудив его, кого мы тем самым разбудим? — вопрошал он, глядя в стакан с чаем. — Это может оказаться преступник, психопат с опасной бритвой в кар-мане или лжепророк, чье учение ввергнет в хаос целые человече-ства». Я всегда доверял врачам, и потому с благодарностью при-нял это предписание. Спящий не храпел, не разговаривал во сне, не ворочался с боку на бок. Он никому не мешал. Меж тем, будучи однажды разбужен, он мог бы незамедлительно доставить непри-ятности, если и не «целым человечествам», то уж по крайней мере нам с женой.

Когда врач ушел, я почувствовал себя почти исцеленным. Однако со временем спящий снова начал меня нервировать. Убе-дительность медицинских доводов померкла, неуверенность воз-вращалась. Я не осмеливался будить соседа, однако и не будить его было легкомыслием. Чтобы не последовать за своей супругой в дебри безумия, я нуждался в объяснении.

Произведя общий смотр моего интеллектуального арсе-нала, который, признаться, на поверку оказался не столь впечат-ляющим и разнообразным, как мне представлялось, я выудил из общего хаоса новую гипотезу и отполировал ее до блеска. Она гла-сила, что спящий квартирант — вовсе никакой не квартирант, более того, он не человек. Это растение — в том-то и дело, — стра-дающее гуманоидностью, мутировавший картофель или что-то в этом роде из коллекции Павла Петровича.

Дабы срочно укрепить шаткий фундамент, на который с одержимостью взгромоздилась моя логика, я немедля позвонил патоботанику. Однако Павел Петрович решительно остудил мое рвение. Как выяснилось, он никогда в глаза не видывал своего непостижимого арендатора, а комнату ему сдавал по рекоменда-ции друга. Этот друг заплатил авансом солидную сумму, так что пускай себе жилец оказывается кем угодно, хотя бы и картофелем — Павел Петрович возражать не станет. Факт, что жилец все вре-мя спит, обрадовал Павла Петровича и, по его мнению, должен был радовать и меня. Что касалось друга, давшего рекомендацию,

...Eines Abends, ich war sicher, der Nachbar müsse zu Hause sein, klopfte ich an seine Tür, in der Absicht, mich vorzustellen und — ich gebe es zu — anzudeuten, dass eine angemessene Beteiligung seinerseits an der Pflege der kräftezehrenden Flora vonnöten sei. Auf mein Klopfen erfolgte keine Reaktion, und ich warf einen diskreten Blick ins Zimmer...


сообщение о том, что квартирант всегда спит, обрадовало Павла Петровича и, по его мнению, должно было радовать и меня. Что касается рекомендовавшего приятеля, то он — совершенно вер-но — недавно умер. «Спящий хорошо запутал следы», — сухо по-думал я, слушая гудки в трубке.

Мой ум терпел поражение. Моя битва с тайной требовала свежих сил. Я нанял частного детектива.

Сыщик осмотрел спящего, его комнату, зачем-то порылся в личных вещах жены моей и Шопена, задал мне девяносто де-вять вопросов, из которых, на мой взгляд, ни один не шёл к делу, получил ответы, аванс и был таков.

Вернулся он только вчера. Я не сразу узнал его — распол-невшего и отрастившего бороду.

— Вы изменились, — сказал я.— Я другой, — ответил он. — Коллега очень занят и пору-

чил мне передать вам отчёт о расследовании.Читать отчёт я отказался, попросив ознакомить с вывода-

ми.— Выводы таковы, — детектив многозначительно заку-

рил. — Спящий за время расследования мог проснуться…— Отпадает, — сказал я. — Он спит.— Мы так и думали. Его пробуждение маловероятно, — не-

возмутимо продолжал сыщик. — Кроме того, сон его может быть вызван каталепсией. Мы допускаем также, что спящий является скрывающимся от правосудия рецидивистом, либо затаившимся параноиком. Наконец, мы вправе предположить и патаботаниче-скую природу этого феномена, ведь учитель, сдавший вам ком-нату…

— И это всё? — оборвал я.— В пределах ранее оговоренного вознаграждения. Есть

ещё одна, наиболее привлекательная гипотеза, но её проработка потребовала непредвиденных расходов…

— Сколько? — спросил я.— Почти со стопроцентной уверенностью заявляю, — тор-

жественно произнёс детектив, пересчитав деньги, — что человек в той комнате есть первопричина и окончательное следствие умо-постигаемой реальности. Мы с вами, и этот милый кактус, и го-род, и равнина, и бог, и звёзды — всё это снится ему, спящему. Прервать его сон означает остановить время и развеять мир. Мы исчезнем, как только он откроет глаза. Долг общества и ваш, пре-жде всего, — продолжать сниться ему. В целях предотвращения рокового пробуждения, мы готовы обеспечить круглосуточную охрану спящего, что потребует дополнительных расходов…

Я выставил вон энергичного торговца глобальной безопас-ностью и с тех пор не пытаюсь найти объяснение.

Конечно же, мне приходило в голову переехать куда-нибудь подальше, но дрязги воображаемого переезда заранее па-рализуют меня.

А жена по-прежнему не замечает его.Так мы и движемся в его окрестностях, вполголоса и плавно, и ни-когда не нарушим тишины, какова бы ни была цель его сна, и кто бы он ни был, этот третий, спящий».

то он — совершенно верно — недавно умер. «Спящий неплохо за-путал свои следы», — сухо резюмировал я про себя, слушая гудки в трубке.

Мой разум потерпел поражение. В моей войне с тайной мне требовалось подкрепление, и я нанял частного детектива.

Детектив осмотрел спящего и его комнату, неизвестно за-чем порылся в личных вещах моей жены и Шопена, задал мне де-вяносто девять вопросов, из которых, на мой взгляд, ни один не относился к делу, получил ответы вместе с авансом и исчез.

Вернулся он только вчера. Я не сразу его узнал — он рас-толстел и отрастил бороду.

— А вы изменились, — сказал я.— Я другой, — ответил он. — Мой коллега занят, он пору-

чил мне сообщить вам о результатах расследования.Я не стал читать отчет и попросил детектива изложить мне

выводы.— Итак, — он с загадочным видом зажег сигарету, — пока

шло расследование, спящий мог проснуться.— Исключено, — ответил я. — Он спит.— Так мы и думали. Его пробуждение маловероятно, — не-

возмутимо продолжал детектив. — Кроме того, причиной его сна может быть каталепсия. Мы также не исключаем, что спящий — это преступник, скрывающийся от правосудия, или затаивший-ся параноик. Наконец, мы можем предположить, что этому фено-мену есть патоботаническое объяснение, ведь, в конце концов, учитель, сдавший вам комнату…

— И это все? — перебил я его.— В пределах оговоренного гонорара. Есть еще одна гипо-

теза, и прелюбопытнейшая, но ее отработка требует непредви-денных расходов…

— Сколько? — спросил я.— Я со стопроцентной уверенностью утверждаю, — пере-

считав деньги, торжественно возвестил детектив, — что человек, лежащий в этой комнате, есть фундаментальная причина и окон-чательное следствие умопостигаемой реальности. Мы все, этот симпатичный кактус, этот город, эта равнина, Бог и звезды — все это существует лишь во сне спящего. Прервать его сон означало бы остановить время и уничтожить мироздание. Едва он откроет глаза, как мы исчезнем. Обязанность общества и, в первую оче-редь, ваша — оставаться его сном и дальше. Чтобы предотвратить роковое пробуждение, мы готовы круглосуточно охранять спяще-го, что, разумеется, потребует дополнительных расходов…

Я выставил пронырливого торговца глобальной безопасно-стью за дверь и с тех пор уже не пытаюсь найти объяснение.

Разумеется, мне не раз приходило в голову съехать отсю-да, но мысль о неудобствах, связанных с переездом, тут же меня останавливает.

Что до моей супруги, то ее все это совершенно не затрону-ло и спящего она по-прежнему не замечает.

Так мы и движемся, вполголоса и плавно, по его орбите и никогда не нарушаем тишины, каким бы ни был смысл его сна и кем бы ни был он сам, этот третий.


Tourmate Почитал вчера «РусПионер», две

статьи Охлобыстина. Первая, серьезная, как

сказал бы Т., «религиозная башня», о глав-

ной лжи в жизни (верую — не верую). Для

него это важно и т.д. Вторая — ерническая,

тоже о лжи, но уже с шутками и прибаутка-

ми. «Я мужчина, не Джеймс Бонд, но не без

изюминки...»

О. высказала мнение, что он затеял всю эту

историю с РПЦ лишь для развлечения, это ее

раздражает. Но мне кажется, что он действи-

тельно хотел чего-то, но, будучи паяцем (лице-

деем) от природы, не смог (и не мог) потянуть

тяжесть догматического мышления (все эти

символы веры и т.д.) и при первой возможности

вернулся к своей веселой жизни.

Пишет в «РП» Охлобыстин хорошо.

Temasurkov Охлобыстин божественен!

После личной встречи стал его просто обожать.

Пересмотри «Даун Хаус» потому как это наи-

более «его» произведение. Там же весь концепт

его!

Теперь его в «Русском пионере» читаю — много

полезного.

Goncharovochka Купила «Русский пио-

нер» (номер про ложь), очень понравился! Всем

советую почитать, есть над чем посмеяться.

olya_panfilovaИногда приходит в голову, что незнание —

самое лучшее, что может быть в жизни. Боже-

ственное, сказочное, сладкое незнание. Напри-

мер, читала колонку главреда журнала «Русский

пионер»: если сын спросит у отца: «А ты всегда

будешь любить маму?», то только жестокий бес-

сердечный придурок ответит правду: «Сынок,

нет конечно, но уважать я ее буду все время»,

т.е. для ребенка (любого возраста) намного

лучше не знать, что у папы есть еще одна тетя

или у мамы другой дядя. Иллюзия счастья, как

в милом семейном американском сериале 80-х

годов, кажется мне весьма привлекательной.

nat_ali Некоторое время назад мне дали по-

читать творчество Ксюши Собчак в «РП»,

и я, неожиданно для самой себя, прониклась...

Действительно, местами напоминает оголенный

электрический провод...

Pintrader В воскресенье в Киеве в столо-

вой. На столе стояли пустые тарелки, на стуле

моя сумка. Я выложил на стол журналы Esquire,

«Медведь», «Русский пионер». Отошел за кофе.

Когда вернулся, посудомойка убирала со стола.

— А это кто-то оставил? — спросила она меня,

показывая на журналы.

Я прикинул: все очевидно — мой стол, мои

объедки, моя сумка, я возвращаюсь с кофе,

значит, журналы тоже мои. Поэтому говорю:

— Да, забыл кто-то.

— От же оставляют макулатуру, ни стыда ни

совести.

И натурально собирается кидать в мусор.

— Да пошутил я, — говорю, — мои это

журналы.

Она отскочила как ошпаренная и обиженно

выкрикнула:

— Ну что же вы так?

А ведь она права. Это все макулатура.

russkiy_malchik В который раз на-

талкиваюсь на некую барышню, специали-

зирующуюся на интервью с известными или

статусными людьми. Вот и Вексельберга

интервьюировала именно она. Я не знаю

ее судьбы и того, как она попала на ТВ, но

большей показушности и кричащей огра-

ниченности в разговорах с людьми по ТВ

(как правило, она берет только у мужчин)

я не видел. Нет, я понимаю, что редакто-

ры часто просят телеведущих быть более

естественными в кадре, постараться сделать

из интервью этакий душевный разговор на

Блогосфера неопровержимо свидетельствует: читатели открывают «РП», кто-то в первый раз, кто-то в очередной. И спешит поделиться своим открытием. Вот некоторые отклики.

рису

нки: а

нна

всес

вятс

кая

155

кухне. Но фраза «Как только я наткнулась на

вашу статью о душе в «Русском Пионере»,

мне безумно захотелось с вами пообщаться,

познакомиться и посмотреть в ваши глубокие

глаза», да еще таким тоном, да еще с вы-

зывающе приоткрытым ротиком в сторону

гостя после каждого вопроса — это хуже,

чем порноролик в общественном месте. Это

просто швах! Думаю, что Вексельберг потом,

после передачи, дома долго смотрелся в зер-

кало и искал там «глубокие глаза», в которые

безумно смотрела корреспондентка.

al_hromov Тем лучше )

bokov_producer's journal Два послед-

них «круглых стола» Алексея Бокова запомни-

лись не только интересными докладами и пла-

менными спорами, но и гостями: режиссером

Сергеем Кальварским и главным редактором

«Русского пионера» Андреем Колесниковым.

Сергей Кальварский посоветовал не по-

падать в тренды, а создавать их. То есть

предугадывать. Для этого, как мы уже не раз

слышали, нужно владеть информацией и по-

ниманием того, что происходит на рынке.

При этом даже владеющий информацией

Кальварский точно не знает, у кого в стра-

не стоят people-метры. Говорят, у каких-то

«страшных маргиналов»...

Своим слушателям он посоветовал занимать-

ся капитализацией бизнеса, а еще смотреть

сериал «Californication» и «Историю российского

шоу-бизнеса» с Корчевниковым и Шнуровым.

Андрей Колесников рассказал о том, как он

делает «Русский пионер». Не рассказал, как ему

удалось получить колонку Путина. Но прозрачно

намекнул, что для этого «нужно хотя бы лет во-

семь проработать в президентском и премьер-

ском пуле». Впрочем, кроме премьер-министра

в «РП» пишут и другие сильные мира сего. Для

этого Колесников стимулирует самих «випов»

первыми предлагать себя в качестве авторов.

Он посоветовал студентам «Школы» не быть

поверхностными, читать «гениального блогера»

dix_medvedoux. А еще дал задание — приду-

мать для «Русского пионера» нечто такое, что

могло бы стать для него настоящим событием.

Получили такое домашнее задание. Через две

недели надо сдать.

boykot13 Не могу заснуть, лежу в кровати,

а из головы не выходит концепция для «Русско-

го пионера». Постоянно встаю, включаю свет

и что-то записываю.


ЗДЕСЬ ЧИТАЮТ «РУССКИЙ ПИОНЕР»

ПОДПИСКА НА ЖУРНАЛ

Подписка через редакцию:

■ по телефону:(495) 981 3939

■ по e-mail:[email protected]

■ 6 номеров 1980,00 руб.

■ 3 номера 1237,50 руб.

*Цена указана с учетом курьерской доставки по Москве и Санкт-Петербургу и доставки почтовых отправлений1-го класса в регионах РФ

*Цена действительна только по России С 01.04.2010 г.

*Журнал выходит из печати1 раз в два месяца.

2010 год: февраль-март № 1 (13);апрель-май №2 (14); июнь-июль №3 (15); август-сентябрь №4 (16);октябрь-ноябрь №5 (17); декабрь №6 (18)

Любые вопросы по оформлению подпискивы можете задать по адресу[email protected]или телефону +7 495 981 39 39

Дополнительную информациюо возможностях, которые дает подписка,вы найдете на нашем сайте: www.ruspioner.ru

Подписка черезподписные агентства:

■ Москва:

ООО «Интер-Почта-2003» Тел.: (495) 500 0060Факс: +7(495) 580 9580 E-mail: [email protected] www.interpochta.ru

■ Санкт-Петербург:

ООО СЗА «Прессинформ»

Тел. (812) 335 9751; 335 2305

Факс: (812) 337 1627

E-mail: [email protected]

www.pinform.spb.ru

■ Агентство «Урал-Пресс»:Абакан, Астрахань, Архангельск, Белгород, Благовещенск, Братск, Брянск, Великий Новгород, Владивосток, Воронеж, Екатеринбург, Иваново, Ижевск, Иркутск, Калуга, Кемерово, Комсомольск-на-Амуре, Краснодар, Красноярск, Курган, Липецк, Мурманск, Нижний Новгород, Нижний Тагил, Новороссийск, Новокузнецк, Новосибирск, Омск, Орел, Пермь, Петрозаводск, Петропавловск-Камчатский, Пятигорск, Ростов-на-Дону, Рязань, Смоленск, Сургут, Сыктывкар, Ставрополь, Таганрог, Тверь, Томск, Тюмень, Улан-Удэ, Хабаровск, Ханты-Мансийск,

Челябинск, Чита, Ярославль.

Тел. центрального офиса (Екатеринбург)+7 (343) 26 26 543www.ural-press.ru

ЖУРНАЛ МОЖНО КУПИТЬ

Москва■ Магазины прессы

«Хорошие новости»:

а/п Внуково,

Домодедово,

Шереметьево

■ Магазины прессы HDS СНГ

в крупных торговых центрах

и а/порту Шереметьево

■ Сеть мини-маркетов

на АЗС ВР

■ Гастрономические

бутики «Глобус Гурмэ»

■ Торговые центры

«Калинка Стокманн»

ТД ГУМ, «Твой дом»,

«Три кита», «Наш дом»

■ Супермаркеты«Седьмой континент»«Азбука вкуса», «Алые паруса», «Бахетле», «МЕТРО», «Прованс», «Олив’е», «Фея», «Борисовский»■ Магазины и киоски прессы «Метропресс», ИП Горобецв метро и около метро■ Киоски «МН-Пресс»■ Киоски «Центропечать»■ Киоски «Центр прессы»■ Галерея «ФотоЛофт»(территория ВК «Винзавод»)■ В редакции: м. «Курская», Нижний Сусальный пер., д. 5, стр. 19, офис Медиа-Группы «Живи»

Санкт-Петербург■ Магазины прессы«Хорошие новости»:а/п Пулково■ Магазины прессы«Первая полоса»■ Магазины прессы«Нева-пресс»■ Магазины прессыHDS СНГ в крупныхторговых центрах■ Супермаркеты «ОКЕЙ», «Лента», «Лэнд», «Ренлунд», «Супер-Бабилон», «Призма», «Глобус Гурмэ»

Екатеринбург■ Магазины прессы «Хорошие новости»: а/п Кольцово■ Торговые центры «Семь ключей»■ Супермаркеты «Звездный», «S-класс», «Делис», «Диолис», «Купец», «Пикник»

Краснодар■ Супермаркеты «Табрис»

Якутск■ Торговые точки ИП Дурова: мэрия, дом правительства, аэропорт VIP зал

С ЖУРНАЛОМ МОЖНО ОЗНАКОМИТЬСЯ■ Отделения «А-Клуб» Альфа-банка: Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург, Самара, Новосибирск■ Автопарк компании «Командир. Такси»

Москва■ Swissotel Красные холмы, Космодамианская наб., д. 52/6■ VIP-залы а/п Шереметьево

Рестораны:■ Beef bar Moscow, Москва, Пречистенская наб., д.13, стр.1■ Kalina bar, Новинский б-р,д. 8, здание Lotte Plaza, 21 эт.■ Zолотой,Кутузовский пр-т, д. 5/3■ Nabi,М.Афанасьевский пер., д. 4■ L’Altro Bosco Caffe, Петровка, д. 10, Петровский Пассаж, вход с ул. Неглинка■ Bosco Bar,Красная площадь, д. 3■ Bosco Cafe,Красная площадь, д. 3■ Павильон, Б.Патриарший пер., д. 7■ Bistrot, Б.Саввинский пер.,д. 12, стр. 2■ Чайка, Садовая-Спасская ул., д. 12/23■ Osteria Montiroli,Б.Никитская ул., д. 60, стр. 2

Рестораны«Дома Андрея Делоса»:■ Турандот,Тверской б-р, д. 26/5■ Бочка, ул. 1905 года, д. 2■ Шинок, ул. 1905 года, д. 2■ Манон, ул. 1905 года, д. 2■ Каста Дива,Тверской б-р, д. 26■ Кондитерская ПушкинЪ,Тверской б-р, д. 26, стр. 5

ИСКА НА ЖУРНАЛ ■ А

СПРАШИВАЙТЕ «ОКОЛОНОЛЯ» В КНИЖНЫХ МАГАЗИНАХ:■ Москва: Библио-Глобус, Московский Дом Книги на Новом Арбате, Молодая Гвардия,

сеть книжных магазинов Республика, ТДК Москва

■ Санкт-Петербург: Дом Книги Зингера, сеть книжных магазинов Буквоед

■ Вся Россия и зарубежье: интернет-магазин ОЗОН

■ Заказ через редакцию: +7 495 981 39 39


Говорят: хватит сочинять, хватит отрываться.

Уйми тягу, не шустри лексикой, поставь на паузу неологизмы —

мы же все тут свои, единоутробные, одной молочной кухней

вскормлены. Пиши доходчиво, чтобы усваивалось без усилий.

Они требуют: стоп мотор, чрезмерно мельтешит, зело струячит,

не на чем мозгу отдохнуть — дай фору, дай хотя бы пешку,

мы поднатужимся, возьмем ход, неужели тебе совсем не важен

вердикт коллектива? Понимание, народный резонанс? Чтобы

была опора на родную речь, на человеческие плечи, на правду

жизни?

Потом просто подсаживаются, молчат, стреляют зажигалку,

планомерно пробуждая родственные связи. Врожденная

землистость лиц уже совсем похожа на печать больших

страданий, а неподвижность объявляется присущей — какие

есть, нас не переделать, ведь мы генетику учили не по Дарвину!

И уже почти клонишься им на плечо, почти до нулевых снижаясь

оборотов, как вдруг опять все нахлынет! Да разве ради этого

я в одиночку, на плоту всего из двух трухлявых шпал, еще

отроком пересек больничный залив канала имени Москвы,

чудом увернувшись от льдины, и был первым на той,

иллюзорной стороне — чтобы теперь ждать, когда остальные

с этого, засиженного берега подтянутся? А они уже машут

саженцами, культиваторами, гугловскими картами

с масштабом до тычинки. Они уже многое освоили, зачли. Они

наступают на катамаранах, баржах, водных велосипедах, крутя

педали посменно, чтоб не запариться, чтоб сэкономить силы

на окапыванье и рытье траншей. Они будут здесь с минуты на

минуту — и больше никогда не отстанут.

И солнце незамысловатой правды накроет колпаком, исключив

разночтения. И будет все ясно.

Значит, нельзя на месте засиживаться! Уже зовет, уже маячит

следующий номер и новая тема: игра.

Игорь Мартынов

ната

лья

льво

ва

выходит с февраля 2008 года

Главный редактор Андрей КолесниковПомощник главного редактора Олег ОсиповШеф-редактор Игорь МартыновОтветственный секретарь Дмитрий ФилимоновСпециальный корреспондент Николай ФохтАрт-директор Павел ПавликФотодиректор Вита БуйвидДизайнер Варвара Аляй-АкатьеваЦветоделение Снежанна СухоцкаяПрепресс Андрей КоробкоВерстка Александр КармановКорректор Нина СаввинаМенеджер по печати Людмила АндрееваГенеральный директор Михаил ЯструбицкийЗаместитель генерального директора по стратегическому маркетингу Павел ПарфёновДиректор по работе с VIP-клиентами, главный редактор сайта ruspioner.ru Анна НиколаеваДиректор по маркетингу Анастасия ПрохороваДиректор по рекламе Наталья КильдишеваДиректор по дистрибуции Анна БочковаОфис-менеджер Ольга Дерунова

Редакция: 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19, телефон +7 (495) 504 17 17Электронный адрес: [email protected]Сайт: www.ruspioner.ruПодписка: телефон: +7 (495) 981 39 39, электронный адрес: [email protected]

Обложка: Инга и Алексей Аксеновы «Скалочкой», 2010

Авторы номера: Ника Белоцерковская, Андрей Васильев, Марк Гарбер, Дмитрий Глуховский, Валерий Джемсович Дранников, Екатерина Истомина, Тина Канделаки, Николай Коварский, Андрей Колесников, Игорь Мартынов, Матрос Кошка, Анна Николаева, Орлуша, Владислав Отрошенко, Иван Охлобыстин, Александр Рохлин, Маргарита Симоньян, Ксения Собчак, Дмитрий Филимонов, Николай Фохт, Валентин ЮмашевФотографы: Orlova, Эрика Беккер, Серж Головач, Тимофей Изотов, Наталья Львова, Олег Михеев, Александр Саватюгин, Дмитрий Филимонов, Андрей Штефан Художники: Инга Аксенова, Варвара Аляй-Акатьева, Анна Всесвятская, Елена Ужинова, Женя Ужинова, Анна Каулина, Варвара Полякова, Маша Сумнина, Сандра Федорина, Александр Ширнин, Иван ЯзыковВ оформлении журнала использованы работы Ивана Языкова из серии «Книга Букв»

Учредитель и издатель: ООО Медиа-Группа «Живи», 105064, Москва, Нижний Сусальный пер., д.5, стр. 19Тираж 30 000 экз. Отпечатано в типографии ЗАО «Алмаз¬-Пресс», 123022, Москва, Столярный пер., д.3, корп. 34Цена свободнаяИздание зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуника-ций. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-33483 от 16 октября 2008 года.Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакцииЗа соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель.

Русский пионер №15

Documents