№2апрель-май

2008

ната

лья л

ьвова

Я очень в детстве любил выжигать по

дереву. Это была моя страсть. Может, даже

единственная такая сильная моя страсть

тогда.

И я много чего в своей жизни выжег. Есть

чем гордиться, честное слово. Я выжег,

например, портрет моей мамы Таисии

Митрофановны. Это была, наверное, самая

сложная работа в моей жизни. Надо же

было сначала нарисовать его. А как? Ведь

я не умел рисовать. И никаких технологий

я не знал — прежде всего потому, наверное,

что их не было.

И я рисовал до изнеможения, по фотогра-

фии, которую дал мне отец, посвященный

после некоторых колебаний в этот замысел,

и ничего у меня не получалось. Вообще про-

сто ни черта. А я как сумасшедший рисовал

опять. Маме исполнялось 50 лет, и я должен

был это сделать.

Потом отец отнес эту фотографию своему

другу на работе, и тот прямо по дереву так

здорово нарисовал мою маму, что теперь

я начал думать только о том, как бы не ис-

портить своим выжиганием этот рисунок.

И клянусь, я не испортил.

И там была одна проблема: когда выжига-

ешь, комната очень быстро пропитывается

запахом жженого дерева, и проветри-

вай — не проветривай, а толку все равно

никакого. И поэтому, чтобы мама ни о чем

не догадалась, я вынужден был одновре-

менно выжигать две картины: какого-то

олененка, что ли, еще…

Утром, в день рождения, она посмотрела на

этот портрет. И потом она смотрела на него

еще, кажется, всю неделю, не отрываясь.

И он до сих пор у меня. Хороший получился

портрет. Я до сих пор не понимаю, как мне

удалось выжечь такие живые глаза.

А теперь мы выжгли для вас целый номер

«Русского пионера». Это работа, которая де-

лается вот этими руками. То есть это ручная

работа.

Мы выжигали как умели. А мы умеем. По

нарисованному и по написанному. Мы вы-

жигали, зажигая. Тем более что тема этого

номера — надвигающееся на нас глобаль-

ное потепление, или, проще говоря, адская

жара, выжигающая все живое.

И опять, кстати, глаза удались.

Искрятся просто.

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

3

Клятва главного редактора. стр. 2

первая четверть

Сбор макулатуры. Почему Льоса. Михаил Фридман про свою литературу. стр. 6

Прогул уроков. Чистая порнография. Андрей Васильев про его кино. стр. 8

Урок пения. Музыка в жести.

Игорь Каменской о спасительной силе тяжелого рока. стр. 10Сбор металлолома. Однажды на Рублевке. Екатерина Истомина

о воровстве на дорогах, оскорбляющем женское достоинство. стр. 12Урок информатики. Я постов не читаю.

«Другой» про блеск и нищету блогеров. стр. 14Урок рисования. Осторожно: искусство.

Сергей Мейтув о том, что художники тоже люди. стр. 16

вторая четверть

Пионер-герой. Евангелие от Шаповала.

Проповедь самого плодовитого деда России. стр. 22Урок обществоведения. Дворецкие. Дом призраков на Ленинских горах. стр. 32

Сочинение. Ночь в пионерской комнате. Детские подвиги министра печати. стр. 40

Урок астрономии. Астрал. Наблюдение за наблюдателями Вселенной. стр. 46

третья четверть

Диктант. Зимы не будет. О процессе размораживания страны. стр. 56

Сочинение. Парни из сплава. За что они любят адское пекло. стр. 58Работа над ошибками. Вперед жаре навстречу.

Как извлечь пользу из глобального потепления. стр. 68Природоведение. Снег в Сахаре. Как взмокла пустыня. стр. 70Дневник наблюдений. Так плавился мозг.

Кошмары африканской командировки. стр. 78

Спецпроект. Красота в натуре. Женская баня со стереоэффектом. стр. 80

Письмо из будущего. Оттепель. Рассказ Дмитрия Глуховского. стр. 98Полезные советы. Как выжить в жару. стр. 105четвертая четверть

Урок мужества. Понаехали. Приемчики против наезда. стр. 108

Урок истории. Пожарское дело.

О роли куриных котлет в судьбах Родины. стр. 112

Фотоувеличитель. Позитив и негатив фотографов России стр. 118группа продленного дняПравофланговая. Упражнение для глаз. Божена Рынска о своем трудном детстве. стр. 142

Завхоз. Написанному — верить. Михаил Куснирович о совести. стр. 144

Следопыт. Ученье — light. Никита Космин о жизни студента на чужбине. стр. 146

Пионервожатая. Дурацкие игры. Анна Николаева о мужских повадках. стр. 148

Дежурный по столовой. Заодно и позавтракаем. Мирослав Мельник об утренней еде. стр. 150

Горнист. Пить, жуя и не жуя. Леонид Парфенов рекомендует не закусывать. стр. 152Каникулы. Главное спокойствие. Русские голоса в Гималаях. стр. 156Внеклассное чтение. Город Снов. Отрывок из романа Никиты Колесникова, сына главного редактора «Русского пионера». стр. 162

Табель. Сбор дружины. Презентация «Русского пионера» на Винзаводе. стр. 170

Урок правды шеф-редактора. Подведение итогов. стр. 175

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

5

первая четверть

Сбор макулатуры. Почему Льоса. Михаил Фридман про свою литературу. Прогул уроков. Чистая порнография. Андрей Васильев про его кино. Урок пения. Музыка в жести. Игорь Каменской о спасительной силе тяжелого рока.

Сбор металлолома. Однажды на Рублевке. Екатерина Истомина о воровстве на дорогах, оскорбляющем женское достоинство. Урок информатики. Я постов не читаю. «Другой» про блеск и нищету блогеров.

Урок рисования. Осторожно: искусство. Сергей Мейтув о том, что художники тоже люди.

инга

аксенова

Мне проще. Все, что я сейчас

напишу, я уже сказал по

телевизору. В программе СТС

«Модное кино». Меня ведь

в политические программы уже

несколько лет как не приглаша-

ют — от греха подальше. А если

разок пригласят, то обязательно

спустят с цепи какого-нибудь Ле-

онтьева Мишу, прости господи.

А в программу «Модное кино»

Леонтьева никогда не при-

гласят. Потому что он патриот,

а она космополитичная. Про

такое иностранное кино,

которому в силу разных при-

чин (обычно из-за высокой

художественности) широкий

прокат не светит. Поэтому

его крутят по СТС. В широком

эфире. А до и после выступают

эксперты. До — объясняют,

почему надо смотреть. После —

почему зрителям должно было

понравиться.

Мне достался порнографиче-

ский фильм «Девять песен».

Вернее, художественно-

порнографический.

Рецензию — не на фильм, есте-

ственно, а на свое выступле-

ние — я услышал на следующий

после эфира день в Агентстве по

печати и информации, бывшем

Минпечати. Нет, меня туда не на

ковер вызвали. Меня туда при-

гласил начальник агентства Ми-

хаил Сеславинский на презента-

цию. Он к своему дню рождения

выпустил детскую книжку типа

«Денискиных рассказов» и пре-

зентовал ее вместе с собой (от-

кровенную главу из этой книги

про ночь в пионерской комнате

«РП» публикует в этом номере. —

Ред.). Но вы не бойтесь: я не

про книжку рассказываю. Я про

порнографию.

Так вот, во время пьянки

я сзади подхожу к Виталию

Никитичу Игнатенко, гендирек-

тору ИТАР-ТАСС. А надо знать:

Виталий Никитич Игнатенко —

это глыба, а не человек. Он до

ИТАР-ТАСС руководил ТАССом.

А до того был пресс-секретарем

президента СССР Горбачева.

А еще до того был автором

книжки Генсека КПСС Брежне-

ва. А еще до того…

И Виталий Никитич Игнатенко

рассказывает узкому кругу

слушателей такую историю:

— Я вообще телевизор не смо-

трю — Миша Гусман не даст со-

врать. А тут лежу на диване, ни-

кого не трогаю, листаю журнал.

Ну, случайно щелкнул пультом,

потише хотел сделать. Слышу

знакомый голос: «Он ей одним

чулком глаза завязал, другим —

к спинке кровати привернул,

а трахает в папиной позиции —

сверху. И чего, спрашивается,

городить огород с чулками?

Это оскорбительно для миро-

вой порнографии!». Я бросаю

журнал, смотрю, действительно

Васильев. Не пьяный. С ума

там все посходили. Это ж те-ле-

ви-дение! Метровый канал.

В-о-о-о-т такой метр…»

Тут он меня и увидел.

— Андрюшенька! Знаешь,

я из-за тебя даже кино посмо-

трел. Ну, конечно, порнография

их после твоего комментария…

Надеюсь, я вас заинтриговал.

Поэтому перехожу непосред-

ственно к порнографии. Фильм

«Девять песен» снял очень

знаменитый режиссер Майкл

Винтерботтом. Он не просто

знаменитый, а по-настоящему

отчаянный. У него даже

кинокомпания называется

Revolution. И фильмы соот-

ветствующие. Вот, например,

«Золотой медведь» на Берлин-

ском кинофестивале за фильм

■ ■ ■ ■

вольдем

ар п

онарин

Нет тематических преград для кинокритика «РП», особен-но если этот кинокритик — шеф-редактор ИД «Коммер-сантъ» Андрей Васильев. И если ему назрела необходи-мость высказаться о последней премьере большого порно — читатель можеть быть спокоен, на тему будет высказано сполна. Однако не только порноведение содержится в этой колонке, но и горькие впечатления автора об этом ханже-ском мире, окружающем передовую порноиндустрию.

текст: андрей васильев

gett

y im

ages/ foto

bank

orlova

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

7

«В этом мире». Бескомпро-

мисснейший фильм: там

пакистанские беженцы едут

в Англию, а им не рады. Или

вот «Дорога на Гуантанамо»:

там пакистанские парни ре-

шили экстремально попутеше-

ствовать накануне 11 сентября

и загремели в Гуантанамо ни за

что ни про что. Тоже бескомпро-

миссный фильм, хотя «Мед-

ведь» был уже серебряным.

Ну, «Добро пожаловать в Са-

раево» — тоже понятно о чем.

Спрашивается, на фига фигуре

такого масштаба порнография?

Объясняю. Там была революци-

онная сверхзадача приподнять

обычный порнушный сюжет до

высокого искусства. Искусства

действительно получилось как

грязи. Трахаются и на фоне за-

ката, и на фоне ковра, и в мер-

цающем свете, и в тем ноте,

и в дымке, и в пене, и под музы-

ку. А чтобы мало не показалось,

туда еще добавили 9 песен

(а как же), которые поет певец.

И почему-то зловещие панора-

мы арктических льдов. Вот.

Правда, сюжет ради искусства

пришлось не поднять, а опу-

стить. В порнографии ведь как:

там все-таки для затравки водо-

проводчика вызывают к хозяй-

ке квартиры. Или милиционер

документы у нее проверяет.

Или училка к родителям при-

ходит. Короче говоря, сбыва-

ются мечты юного онаниста.

Потому порнуха и вечна: кто из

нас не был юным онанистом?

И кто им, если по-честному,

перестал быть? Потому, кстати,

все сюжеты в порнухе типовые

и немудреные — чтобы все

себя, мечтателя, в них узна-

вали, но не очень от главного

отвлекались. При этом порносю-

жет очень важная вещь: никуда

не денешься — закон жанра.

Но у искусства свои законы. Там

принято не е…ться, а вые…ться.

И Майкл Винтерботтом трахает

все живое — оператора, худож-

ников, осветителей, изо всех

сил мешая трахаться артистам.

И дрочить зрителям. У меня, на-

пример, жена ушла спать минут

через десять, сказав, что карти-

на ей в целом ясна.

Главное, что обидно: смотре-

ли мы это дело в Лондоне.

А смотреть это в Лондоне —

масло масляное. В Лондоне,

надо сказать, народ очень

богатый и очень развратный.

Недаром там первый Agento

Provocatore открыли и вооб-

ще — самые крутые секс-шопы.

Вот, например, поучительный

пример.

Однажды я попал на званый за-

втрак в очень дорогом районе

Белгравия. Гуляли там по поводу

успешного завершения первой

брачной ночи одной молодой

пары из хороших семей. После

завтрака молодым предстояло

двинуться в Австралию.

Гуляем. Гостей — человек

двадцать, публика изысканная

и не сказать, чтобы совсем уж

щенки. Шампанское открывает

молодой человек в костюме то

ли гувернантки, то ли гимна-

зистки. Но без лишней эротич-

ности. Оказалось, муж.

В общем, чинно доедаем и про-

ходим с бокалами в будуар. Типа

пыточной. Там молодого чело-

века раздевают, привязывают

к разделочному столу и при-

шивают член к яйцам. То есть

создают половой орган, внешне

напоминающий женский.

А парню, главное, больно

очень. Реально орет. Я наклоня-

юсь к доктору (там настоящий

доктор был на случай обморо-

ка или, не знаю, заражения

крови — правда, в костюме

медсестры) и интеллигентно

интересуюсь, почему бы не

сделать обезболивание. Он

мне охотно объясняет: боль

в такого рода акциях — чуть

ли не самое главное.

А парень орет. Заговариваться

уже начал, какую-то учитель-

ницу вспоминать. Жена тоже

всплакнула. А ее подружка

наклоняется над телом и орет

(оно же уже не понимает ни-

чего): «Видишь? Твоя госпожа

жалеет тебя!»

Потом паренька откачали,

мы все допили, попрощались

и пожелали молодым счастливо-

го путешествия. Я еще спросил

у новобрачной, зачем он ей

такой в Австралии-то? А мы, го-

ворит, там разошьемся — тоже

шоу будет.

Как говорится, размеры колон-

ки не позволяют, а то бы я еще

пару примеров привел. Но вы

и так поняли, как больно и горь-

ко было мне смотреть фильм

«Девять песен» в городе Лондо-

не. А смотреть надо — завтра

утром мне в Москву, а вечером

в «Модном кино» выступать.

Про фильм я и рассказал

в программе телеканала СТС.

Не знаю, как зрителям (кроме

Виталия Никитича), а авторам

программы понравилось. Очень

благодарили. Не за что, говорю,

я люблю про искусство потрын-

деть. Жалко, за это денег не

платят.

Тут я, конечно, слукавил: в «Пио-

нере» платят неплохо. ■ ■ ■

orlova

gett

y im

ages/ foto

bank

Когда бизнесмен понимает, что он состоялся как лич-ность, заработавшая не только первый миллион, но и первый миллиард, что делает он? Способен ли он рас-слабиться и получать удовольствие? Нет, люди, которые сделали это, да еще в те годы, когда это могли сделать только они и больше никто, не в состоянии расслабиться. Они продолжают брать планку за планкой и в конце кон-цов приходят к выводу, что им пора написать в «Русский пионер». Таков, как может убедиться читатель, изучив эту колонку (а ее надо именно изу чать), гла-ва «Аль ф а -групп» Ми ха ил Фрид ман, который сей час нахо-дится в том состоя-нии, ког да он может не только читать литературу, но и пи -сать ее.

■ В течение последних месяцев шести, в общем-то слу-

чайно, прочитал целых три книги

Марио Варгаса Льосы. То есть

нельзя сказать, что совсем

случайно. Я, как было положено

читающему молодому человеку

из интеллигентной, но провинци-

альной еврейской семьи, вместе

со страной пережил период

бешеного увлечения латиноаме-

риканской литературой.

Начался этот период, как мне

помнится, в конце 70-х — начале

80-х взрывом бомбы под на-

званием Габриэль Гарсия Маркес

(«Сто лет одиночества», «Осень

патриарха», далее со всеми

остановками). Для простого

советского человека эта штука

была посильнее не только «Фау-

ста» Гёте, но также и 16-тонного

фугаса, потому что рванула до

основания пьедестал, на кото-

ром вальяжно расслаблялись

великие американцы — С. Фитц-

джеральд, Р.П. Уоррен, У. Фол-

кнер и, конечно же, Э. Хэмин-

гуей. Мне кажется, что именно

с момента появления на нашей

литературной арене гениального

колумбийца из книжных шкафов

соотечественников стали по-

тихоньку исчезать портреты

бородатого Хэма — с трубкой

или в свитере грубой вязки под

горло, классический атрибут про-

двинутого книголюба 70-х. После

этого, где-то в середине 80-х,

волна общественного интереса

к «латинос» достигла поистине

ураганной силы. Все прогрес-

сивные советские люди глотали

книги Ж. Амаду, Х.Л. Борхеса

и Х. Кортасара как горячие пи-

рожки с капустой, практически

не жуя, а только запивая их (ко-

нечно же, мысленно) ароматным

мате. Я в меру своих скромных

возможностей — в смысле до-

ставания дефицитной литерату-

ры — тоже участвовал в этом

пиршестве духа. Среди прочих

я прочитал и несколько книг

Марио Варгаса Льосы — «Город

и псы», «Литума в Андах» и пару

других. Книги мне, конечно,

очень понравились — но и толь-

ко. Потрясения (как, например,

от некоторых вещей Борхеса

или Кортасара) я не испытал.

С тех пор — лет 15, а может,

и больше — книги Льосы мне

как-то не попадались. И вдруг,

совсем случайно, попались сразу

три, причем почти одновремен-

текст: михаил фридман

«Похвальное слово мачехе», Иностранка, 2007

«Похождения скверной девчонки», Иностранка, 2007

«Нечестивец, или Праздник козла», Талькарт, 2004

александр м

иридонов (Ъ

)

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

9

рисунки: варвара полякова

но. Я их прочитал, чего и вам

искренне желаю. Что же в них

интересного, особенного?

Во-первых, все три книги со-

вершенно разные.

«Нечестивец, или Праздник

козла» — роман о последних

днях и падении режима доми-

никанского диктатора Трухильо,

во многом документальный или

как минимум опирающийся на

исторические факты.

«Похождения скверной дев -

чон ки» — очень личная лю -

бовная трагедия пераунца-

интеллектуала, живущего

в Париже и любящего един-

ственной и первой любовью

свою бесшабашную и авантюр-

ную подружку детства.

И, наконец, «Похвальное слово

мачехе» — абсолютно латино-

американский юмористически-

эротический рассказ (кстати,

новый взгляд на модную сейчас

тему педофилии).

Объединяет эти разные книги то

обстоятельство, что написаны

они, без сомнения, настоящим

мастером. Язык (даже в пере-

воде) очень плотный, насыщен-

ный, упругий. Вкусовые ощуще-

ния — как будто вгрызаешься

в сочную мякоть прохладного

манго в каком-нибудь ночном

клубе на Карибах. А вокруг —

трещат цикады, шумит прибой,

и ты вдыхаешь сладковато-

пряный запах этих мест. Воз-

можно, книги, которые я прочел,

не самое лучшее из всего твор-

чества Марио Варгаса Льосы

(в конце концов, ему сейчас уже

за 70). Но когда читаешь про по-

следние часы режима Трухильо,

тебя захлестывает ощущение

подлинности, достоверности

происходящего, ужас пытаемых,

липкий страх тех, кого пронес-

ло… Во всех трех этих книгах

много по-настоящему трогатель-

ного, страшного и смешного.

Я это почувствовал очень ясно,

как давно уже не чувствовал,

читая о вещах, далеких от моей

жизни. Надеюсь, вы испытаете

те же эмоции. По-моему только

ради этого и стоит брать в руки

книгу. ■ ■ ■ ■ ■

Перед вами – самый информативный мате-риал этого номера. Причем настолько, что после его прочтения вам, возможно, даже не придется делать того, что делает ее автор, сенатор Красноярского края, всю жизнь и что призывает сделать вас – то есть слу-шать музыку. Обо всем, что вы могли бы услышать, он уже написал.■ Когда мне исполнилось шесть лет, родители купили пиа-

нино, и я уже тогда заподозрил

неладное, хотя ничто впрямую

не указывало на то, что купили

его именно мне. То, что постави-

ли его в моей комнате, казалось

довольно естественным, потому

что больше в нашей киевской

квартире его ставить было

решительно некуда. Но когда

мне сначала наняли частного

преподавателя, а потом и вовсе

отвели в музыкальную школу,

все коварство замысла стало

очевидным.

По сути, мои родители поступили

как большинство нормальных

еврейских пап и мам, которые

с детства последовательно и на-

стойчиво воспитывают в своих

детях глухую ненависть к музы-

ке. Ойстрах и Рихтер не в счет...

Хотя, возможно, мы не всё о них

знаем. Меня должна была по-

стичь та же участь.

Я так и не получил полноценного

музыкального образования, по-

ставил рекорд Киева по количе-

ству прогулов урока сольфеджио

и до сих пор толком не знаю нот-

ной грамоты. Но вопреки всему

музыка все же стала едва ли не

главной страстью моей жизни.

Более того, умение извлекать

связные звуки из черно-белых

кла виш и уверенное владение

тремя гитарными аккордами

мно го раз крепко выручали меня

в жизни. Из армии, например,

благодаря этим скромным умени-

ям я вернулся значительно более

здоровым, чем мог бы, учитывая

службу на БАМе в железнодорож-

ных войсках. Да и потом в сту -

денческие годы это не раз спаса-

ло в непростых ситуациях. Моя

институтская подруга до сих пор

с упоением вспоминает, как гита-

ра спасла нам если не жизнь, то

честь (во всяком случае, ее). Это

было на Черном море, когда мы,

спасаясь от про ливного дождя,

пытались ук рыться в каком-то

строительном вагончике и наткну-

лись на восемь укуренных и упи-

тых самогоном шабашников.

Если бы я тогда в углу не заметил

гитару и не вцепился бы в нее

мертвой хваткой, не выпуская

ее из рук часа четыре подряд,

неизвестно, чем бы все могло

закончиться. Хотя почему? Очень

хорошо известно. И никогда впо-

следствии я не играл так хорошо,

как в тот день…

С тех пор я глубоко убежден, что

нет таких ситуаций, которые му-

зыка не могла бы изменить к луч-

шему. Все самые пронзительные

сцены мирового кинематографа

стали культовыми в первую

очередь благодаря музыке,

которая в них звучала. Все самые

романтические моменты в нашей

жизни так или иначе связаны

с какими-то особенными мелодия-

ми. Почти у любой пары есть своя

уникальная песня, которую они

несут через всю жизнь как напо-

минание о том, что не всегда в их

отношениях все было так уныло

и буднично. Куча людей всегда

держат наготове у себя в гости-

ной какой-нибудь диск, только

включая который они чувствуют

себя дома. И так далее…

Я в последние годы почему-то

почти не слушаю дома никакой

музыки, кроме рэпа, к которому

безуспешно, но очень настойчи-

во пытается приучить меня мой

старший сын. Да и вообще, когда

я начинаю представлять, какую

музыку я хотел бы послушать

на своем любимом диване,

в моем сознании немедленно

вспыхивает камин, зажигаются

свечи, опускаются шторы и я до

такого отвращения начинаю

напоминать себе толпу одинако-

вых персонажей из одинаково

пошлых кинофильмов, что сразу

же отказываюсь от этой идеи.

текст: игорь каменской

вольдем

ар п

онарин

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

11

Территория моей музыки — авто-

мобиль. Причем от того, на каком

сиденье — на водительском или

на заднем — я нахожусь, зави-

сит и музыка, которую я слушаю.

Конечно, каждый ездит по-свое-

му. У каждого свой темпе ра мент,

манера вождения, ко ли чество

лошадиных сил и ме ра уважения

к знакам, ограничивающим

скорость. Я, когда предоставля-

ется такая возможность (а ее не

может предоставить только ка-

чество покрытия), люблю ездить

быстро. И ответственно заявляю,

что для такой езды нет ничего

лучше хорошо проверенной

музыки группы AC/DC. Я с огром-

ным уважением отношусь ко

всем великим рокерам 70-х. Если

бы можно было, я собрал бы на

один диск несколько «соляков»

Ritchie Blackmore, Jimmi Page

и иже с ними, и нога бы сама

уперлась в педаль газа. Но во-

обще Deep Purple, Led Zeppelin,

Rainbow — это музыка, которую

надо слушать. Именно слушать,

а AC/DC при всем уважении —

это концентрированный сгусток

энергии, который попадает

в нервную систему, практически

минуя мозг, и идеально подходит

для любителей русской езды.

Так что смело закупайте их

«Live» 1999 года выпуска, звук

до упора — и вперед. Поверьте,

даже инспекторы ДПС, кото-

рых вы в большом количестве

соберете по дороге, заглянув

к вам в машину, будут ритмично

покачивать головой, изучая ваши

права в такт жестким гитарным

аккордам Young. Кстати, малоиз-

вестная группа H-Blockx в 2004

году выпустила свой «The Best»,

на котором кроме их главного

боевика «I’ve got the Power» есть

несколько очень добротных

вещей, по энергетике мало усту-

пающих даже старым добрым

австралийцам. В целом же, как

ни странно, мне почти не попада-

лись в руки диски каких-то отдель-

ных исполнителей, которые бы от

первой до последней композиции

соответствовали высокой планке

«скоростной музыки». Поэтому

я предпочитаю составлять

сборники. Для любителей радио

Maximum и Europa Plus приведу

пример такой комплектации,

которую можно слушать за рулем

на любой скорости и в любой

компании (см. список №1).

Но все это музыка, если можно

так выразиться, для хорошей

погоды. Бьющие в лобовое

стекло капли дождя или па-

дающий густыми хлопьями снег

требуют совершенно иного

аккомпанемента.

Еще более амбициозным слуша-

телям я бы очень рекомендовал

познакомиться с творчеством

французского композитора,

известного под псевдонимом

Saint-Preux, и отдельно пореко-

мендовать его альбомы 1973 —

«La Passion», 1980 — «To Be

Or Not», 1994 — «The Last Opera».

Каждый из них создает совер-

шенно удивительную атмосферу,

хотя написаны они в разной

манере. И для тех, кто никогда

не слышал его музыку, станут

настоящим открытием. Один из

моих любимейших композиторов

Craig Armstrong, написавший

музыку к огромному количеству

голливудских бестселлеров

и потрясающий фортепианный

альбом «Piano Works», прекрасно

подойдет к угрюмой московской

осени. Первым солнечным весен-

ним денькам как нельзя лучше

соответствует музыка к «Amelie».

А любителей современной сим-

фонической музыки я призываю

садиться на телефон и обзва-

нивать магазины в ожидании

выхода саундтрэка к фильму

Joe Wright «Искупление». Неиз-

вестный мне ранее человек

Dario Marianelli создал просто

музыкальный шедевр, который,

по- моему, подойдет для любой

погоды и настроения.

Тем же, кто предпочитает на

заднем сиденье слушать Relax-

FM или Радио-Jazz, предлагаю

вариант всепогодного сборника,

который прекрасно подойдет

и для водительского сиденья

(см. список №2).

Слушайте музыку, водите ак ку рат -

нее и читайте «Русский пио нер».

Главное, не за рулем. ■ ■ ■ ■

СПИСОК №1

1. H-BLOCKX «THE POWER»

2. THE FRATELIS «SHELSIA DAGGER»

3. MY CHEMICAL ROMANCE «TEENAGERS»

4. FALL OUT BOY «THIS AIN’T SCENCE,

IT’S AN ARMS RACE»

5. THE FEELING «LOVE WHEN YOU CALL»

6. RASMUS «SHOT»

7. FALL OUT BOYS

«THANKS FOR THE MEMORIES»

8. SUNRISE AVENUES «FAIRTYLE GONE BAG»

9. MAROON5 «WAKE UP CALL»

10. MARILYN MANSON «PERSONAL JESUS»

11. JAMELIA «BEWARE THE DOG»

12. GIRLS ALOUD vs SUGABABES

«WALK THIS WAY»

13 SEREBRO «WHATS YOUR PROBLEM»

14. GIRLS ALOUD «SEXY NO NO NO»

15. RIHANNA «RIHANNA»

16. THE ORDINARY BOYS «NINE 2 FIVE»

17. ORSON «ORSON»

18. SNOW PATRUL «OPEN YOUR EYES»

СПИСОК №2

1. GORAN PROJECT «MI CONFESION»

2. BARTHOLOMAUS «A NIGHT OUT WITH NEL FOLTZ»

3. KOOP «KOOP ISLAND BLUES»

4. JASON MRAZ «BELLA LUNA»

5. GAELLE «TRANSIENT»

6. CHRIS BOTTI «ALL WOULD ENVY»

7. TIME «STILL FEAT MARK SMITH»

8. GABIN «LA MAISON»

9. FEIST «GATEEKEEPER»

10. TORI AMOS «SWEET THE THING»

11. CORINE BAILEY RAE «LIKE A STAR»

12. LUCA MUNDACA «NAO SE APAVORE BRAZIL»

13. POCHILL «PORQUE»

14. SANDRINE KIBERLAIN

«MENVOYER DES FLEURS»

15. LA CAINE VUE MER «EL UNICO»

16. MALIA «YELLOW DAFFOLDIS»

17. ERIC CLAPTON «LETS GO TO CHOW FUN»

Из этой душераздирающей колонки Катерины Истоминой, одной из самых стильных описательниц сегмента luxury, вы узнаете, при каких страшных обстоятельствах в корне перевернулись ее представле-ния о красивой жизни и почему обитатели Рублевки прочтут ее исповедь с утроенным вниманием — ведь все, о чем повествует Екатерина Истомина, может, не приведи господи, случиться с каждым из них!■ ■ ■ ■ ■ ■ ■ ■ Иногда мне при-

ходится вертеть хвостом, чтобы

люди рассказывали интересные

вещи и вступали со мной даже

в дискуссии. Так было и на

этот раз: в дискуссию вступил

приятель Джинджи, рожденный

в Нью-Йорке в семье лютого

антикоммуниста, но прожив-

ший всю 38-летнюю жизнь черт

знает где, в том числе и не-

много в Москве. Но к моменту

нашей дискуссии он стал

генеральным директором одной

очень крупной отельной цепоч-

ки. И жил в Пра ге. Ходил в пив-

ную Ko kovna рядом со старой

синагогой. Я по вер тела хвостом

перед ним, и вот мы уже сидим

с Джинджи в Kokov na. Взяли

по утке, пол-литра шнапса и два

литра пива. Беседа касалась

воп росов безопасности и рос -

коши.

—В Нью-Йорке я никогда не

ношу часов Rolex на улице или

в метро. Могут снять! А как

в Москве с безопасностью? —

спросил Джинджи.

— У вас в стране, Джинджи,

демократия, поэтому так легко

снять Rolex! А у нас — именно

что сильное государство, поэто-

му уж тот, кто скопил на Rolex,

может спать в нем спокойно! —

ответила я.

Джинджи подумал и сказал,

что, в принципе, за дело демо-

кратии ему не жалко и Rolex

отдать.

— Конечно, ведь если демокра-

тия, то можно и второй Rolex

купить, было бы пособие, —

заме тила я.

А ровно через неделю меня

ограбили на первом километре

Рублево-Успенского шоссе.

Отряд террористов в черных

масках прижал меня к обочине,

и пока ехал чей-то кортеж, меня

обчистили донага и бросили

умирать в сугробе.

Нет, дело было поставлено го-

раздо скромнее. Два грабителя

притаились под новогодней

елкой на парковке «Азбуки

вкуса». Тут даже хвостом не

пришлось вертеть — доволь-

но было выйти с продуктовой

авоськой из магазина и сесть

в машину. Я не езжу на Porsche

Cayenne, а передвигаюсь на

Volkswagen Toureg с бюджет-

ным дизельным двигателем

2,5 литра. Пока я пристегивала

ремень безопасности, старень-

кий Audi A4, который часто

называют «бочонок», подрулил

сзади и перекрыл мне выезд.

Из «бочонка» выскочил челове-

чек в три вершка ростом, в чер-

ной шапке («пидорка» — ее на-

звание), в кожаной курточке.

Он стал как-то дерзко скакать

справа, рядом с дверью

переднего пассажира. Он хотел

открыть дверь, но она, будучи

благоразумно заблокированной

мной изнутри, никак не откры-

валась. Тогда человечек занес

свою ручонку и вышиб стек ло

двери моей машины. Схватив

сумку, стоявшую на пе реднем

сиденье, он заскочил обратно

в свой «бочонок». Audi скрылся

в повороте на Рублевку. Вся

операция заняла 1 минуту

47 секунд — установила

видеокамера.

Вызвав милицию из Барвихи,

я вспомнила о Джинджи и о том,

что он не носит Rolex на улицах

своего демократического Нью-

Йорка. «Грабителей, конечно, за-

держат, ведь это сильная наша

Рублевка, Россия, а не расхля-

банный Бронкс! Рублевка — это

страна с Rolex на каждой елке!

Надо позвонить кому надо», —

успокаивала я себя.

Милиционер Роман, прибывший

на тематической милицейской

машине через 40 минут, только

качал головой: «Ну и дела! Вот

текст: екатерина истомина

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

13

фото: вольдемар понарин рисунок: анна всесвятская

так дела! Какие дела! Вот такие

дела! А вы сами-то кто будете?

Дочь чья-нибудь? Любовница,

сестра, жена, мать, не приведи

господи?» — аккуратно так

поинтересовался милиционер

Роман. Говорю: «Я дочь такого-

то. Любовник тот-то. А муж

вот там работает». «Ого-го-го!

Любовница такого-то? Вы?!» —

милиционер еле удержал папку

в руках. «Да. Вы все правильно

поняли, Роман. Я любовница

такого-то. И я сейчас же ему

звоню!» — нервно закричала я.

В похищенной сумке были все

мои документы, все деньги, все

ключи, кредитные карты и сига-

реты. Новая пачка. «Только не

это!» — закричал Роман и тра-

гически закрыл лицо рукой, как

великие актеры русских Импе-

раторских театров закрывали

лицо рукой, когда исполняли

роль Юлия Цезаря. «Я сейчас

же вызываю сюда следовате-

ля!» — открыл свое лицо Роман

и начал нетерпеливо звонить:

«Светик! Светюнчик! Света! Это

я, твой Рома. Короче, тебе надо

приехать… Ну и что, что время

полночь. Тут такой случай…»

И следователь Светюня в ми-

лицейской форме приехала.

Ее работа в основном своди-

лась к тому, чтобы не отдать

мне мою разбитую машину.

«Это улика, гражданочка!

У-ли-ка! Я сейчас же конфи-

скую этот автомобиль! Это

вещественное доказательство

вашего гра-бе-жа! А преступ-

ник смотрел вам в глаза, когда

грабил? Если смотрел, значит,

был именно грабеж!» Следова-

тель Светлана таким образом

пыталась мне объяснить разни-

цу между грабежом и кражей.

По ее словам, если преступник

смотрел жертве в глаза — это

типичный грабеж, а если не

смотрел, то очевидная кража.

Пока следователь Светлана

рассказывала мне о свойствах

грабежа и об уликах, Роман

делал ей какие-то знаки. Такие

делают детям посторонние

люди, показывают им «козу»

например. Так и Роман. Строя

следователю Светлане «козу»,

он хотел сказать, что я «любов-

ница такого-то» и «муж там-то»

и со мной надо как-то иначе,

чем с другими. Протоколы они

составили, разбитое стекло

в автомобиле заклеили, и все

разошлись по домам. Утром

милиционер Роман привез

мне бумажку о том, что у меня

пропали все документы, что

я, в сущности, никто и звать

меня никак. На следующий день

все мои документы загадочным

образом нашли в Одинцово.

Еще через неделю я сидела в па-

рижском ресторане со своим

французским приятелем по

имени Франсуа-Ксавье. Милый

лопоухий парень, истинное дитя

16-го аррондисмана, про таких

во Франции говорят «BC BG» —

bon chic, bon genre. Образова-

ние, карьера, утром — Le Figaro,

а вечером опера. Беседа каса-

лась безопасности и роскоши.

— Когда я спускаюсь в париж-

ское метро, известное демокра-

тичностью, я все свои кредит-

ные карты кладу себе в носки!

А то могут отобрать. А как у вас

в Москве? — спросил, взбалты-

вая стакан с пастисом, Франсуа-

Ксавье. Он намекал на то, что

Россия строит полицейское

государство, поэтому с безопас-

ностью у нас должно быть все

хорошо.

— Такая же беда, Франсуа-

Ксавье! Это демократия всех

когда-нибудь достанет, нельзя

ни Rolex надеть, ни с кредитной

карточкой в кармане ездить.

Все отберут, — вздохнула я. ■

■ ■ ■ ■

Из сегодняшнего урока информатики при-лежные ученики почерпнут информацию о том, что же на самом деле думает самый популярный и загадочный блогер Рунета Drugoj о цензуре, о боевых группах блоге-ров и о комментаторах его постов. Его страничку в ЖЖ посещают ежедневно 20 тысяч человек, но читатели «Русского пионера» сегодня ста-новятся свидетелями исторического собы-тия: Drugoj выходит в оффлайн.

■ ■ ■ ■ Я долго убеждал себя, что блог — это развлечение,

а основная работа у меня другая

(я уже двадцать лет работаю

дизайнером в рекламе, кое-чего

добился в этом деле), но сейчас

уже можно сказать, что я ста-

новлюсь профессиональным

блогером — вместе с редакцией

Livejournal.ru мы запустили мой

новый блог «Другой в пути», где

я собираюсь показывать свои

собственные фоторепортерские

работы, рассказывать о том, как

живут люди в разных странах.

Фотография в моем блоге не

самодостаточна, она служит

иллюстрацией к какой-то ново-

сти, к тому, что заинтересовало

меня в данный момент. Я не

показываю просто чьи-то кра-

сивые картинки (свои — другое

дело), а передаю информацию

с помощью фотографии.

Российские онлайн-издания

делают основной упор на тексто-

вую часть, отдавая иллюстрацию

на откуп бильд-редактору, кото-

рый зачастую просто подбирает

подходящую по смыслу картинку.

Я же занят поиском иллюстра-

тивного материала к новостям

или какой-либо интересной

информации, потому что через

связь изображения, картинки

с текстом человек получает

более полную картину проис-

ходящего, понимает его лучше.

Выясняется, что смысл вести

такой журнал есть и он понятен

тысячам людей. Репортажная

фотография помогает пере-

живать происходящее вместе

с теми, кто изображен на ней.

Когда случилась беда в Беслане,

я публиковал у себя фотогра-

фии с места события практиче-

ски в реальном времени, и боль,

которая выплеснулась через эти

картинки на читателей, стала

нашей общей, она учила людей

сопереживать. Я думаю, что

это очень важно — не только

рассказать о том, что случилось,

но и показать, как это произо-

шло. Причем надо сделать это,

если удается, буквально в «пря-

мом эфире».

Долгое время я писал только

про семью. Но про семью

можно писать тогда, когда

тебя читают сто-двести-триста

человек. Писать об этом для

двадцати тысяч — это уже

не совсем в формате блога

как личного дневника. Честно

говоря, хотелось бы писать

снова про маленькие семейные

радости и норвежские про-

гулки к озеру, но рассказывать

об этом аудитории размером

со стадион я считаю не совсем

корректным.

Впрочем, никаких специаль-

ных ограничений для себя

я не ставлю. При сравнении

двух тем отдаю предпочтение

той, которая заинтересует

текст и фото: drugoj

михаил

дж

апаридзе/ а

р

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

15

большинство, но иногда пишу

просто о том, о чем хочется

мне самому.

В Живом Журнале легко кого-

нибудь обидеть — на меня

регулярно обижались израиль-

тяне, американцы, украинцы,

белорусы, русские, мусульмане,

православные, даже фемини-

сток удалось обидеть как-то.

Поэтому, чтобы не разводить

очередную войну в комментари-

ях, стараюсь быть максимально

объективным и редко выска-

зываю свое мнение по по воду.

Однако это тоже мало помогает.

В двух соседних те мах можно

прочитать упреки в мой адрес

по поводу отсутствия собствен-

ной позиции и, напротив, анга-

жированности, предвзятости.

А самое любимое занятие моих

комментаторов — поиск скры-

той рекламы в моих записях.

Слова PR и product management

стали особенно популярны

в ЖЖ — по самым разным днев-

никам носятся боевые группы

блогеров-детек тивов и пытаются

уличить кого-нибудь из «ЖЖ-

элиты» в продажности. Хотя

за все годы моей ЖЖ-жизни

я только один раз позволил себе

сделать заказные репортажи:

когда поехал в пресс-тур по

просьбе одной конь ячной ком-

пании. О чем честно сообщил

у себя в дневнике.

Я никогда не обманываю

своего читателя, не говорю

ему того, чего не думаю сам.

Я иногда могу ошибаться в де-

талях, меня поправляют, но все

упреки в какой бы то ни было

манипуляции мнением читателя

я никогда не принимаю — это

не мое, я искренен в своих

убеждениях и заблуждениях,

пытаюсь разобраться в про-

исходящем сам, стараюсь избе-

гать пафоса и вранья. Понятно,

что всегда найдется кто-то

особо подозрительный, кто нач-

нет упрекать меня во вранье

или подтасовке фактов, но я не

считаю нужным оправдывать-

ся — я веду свой блог не для

того, чтобы решать через него

какие-то задачи, он не служит

ничьим целям, он совершенно

свободен от цензуры, кроме

моей собственной, внутренней.

Хотя рекламные предложе-

ния возникали и возникают

постоянно, но я от всего от-

казываюсь — мне это неинте-

ресно. Я спокойно отношусь

к рекламе в блогах, но она,

во-первых, должна быть от-

крытой, во-вторых, интересной

для читателя. Я рассказал

людям, как французы произво-

дят коньяк, как кто-то съездил

на крокодилью ферму и по-

казал, как делаются сумочки

для московских модниц… Еще

кто-то отснял фоторепортаж

с музыкального фестиваля —

за такой PR и рекламу в блогах

я обеими руками. Такую рекла-

му и читатели воспринимают на

ура. Скрытая «джинса» сразу

будет выявлена, и репутация

блогера упадет ниже плинтуса.

Но, если честно, я давно уже

не читаю комментарии к своим

постам — только просматриваю

изредка и отвечаю на вопро-

сы ко мне по теме или личные.

К сожалению, блог с такой ауди-

торией все больше становится

похож на забор, на котором

каждый может написать слово

из трех букв просто так или

с целью быть замеченным.

Ценность такого потока ком-

ментариев стремится к нулю,

что делать с этим — не знаю.

Скорее всего, ничего с этим

не поделать. Что выросло, то

выросло.

Могу только сказать, что любить

читателя в последнее время

становится все труднее. ■ ■ ■

В этой колонке мы хотим показать вам творческую лабораторию одного из самых загадочных московских художников, осно-воположника жанра, который сам по себе является настолько загадочным, что его совершенно невозможно определить. Эта лаборатория состоит из сломанных часов, гнутых ложек, треснувших чашек, исполь-зованных транзисто-ров, проволоки и гвоз-дей, а также из голо-вы этого человека, содержимое которой мы представляем на ваше рассмотрение, как и одну из его работ.

■ ■ ■ ■ В моей жизни мало на-

стоящих приключений. Я много

ездил по разным странам

и много ходил пешком. Вообще

всегда любил и люблю дорогу.

И все равно говорю: настоящих

приключений было мало.

Я всегда искал то, что называют

Острыми Ощущениями. В 1983

году я провел около трех недель

в Саянах, в сибирской тайге, где

меня подобрали и оживили до-

брые люди. Никогда не забуду их

имен: Дыня, Бахшей и Серый.

Через месяц я вошел в тайгу

снова и провел в ней примерно

столько же времени, сколько

и в первый раз, но это уже был

Алтай. Я чудом остался жив,

и потом было что рассказывать

девочкам. Позже мы с женой

путешествовали по США в

течение года, и чтобы как-то

обострить ощущения в этой

вполне безопасной и красивой

стране, взяли с собой всего 600

долларов, которые и растратили

в Нью-Йорке в первые три дня.

Тогда, в 1990 году, это было

сильным потрясением: без денег,

без языка и в первый раз за

границей.

И все же я считал бы свою жизнь

небогатой приключениями, если

бы не моя любовь к искусству. Чу-

деса, которые я встретил в Вели-

ких Музеях, стоя перед Великими

Картинами, Господи, ведь это так

и было — головокружительнее

и ярче всего, что пережил в так

называемой Реальной Жизни.

Но я, конечно, здесь не говорю

о человеческих встречах. Это

уведет в другую сторону.

Хотя об одном человеке мне хо-

телось бы рассказать. Его звали

Александр Яковлевич Святский.

Он покинул всех нас четыре года

назад, и за это время не было

дня, чтобы я о нем не вспоминал.

Он был другом моей бабушки,

и я ходил к нему заниматься

рисунком. Мне было 12 лет.

Мы не так уж много рисовали.

Мы разговаривали об искусстве,

и это было моей школой. Листали

альбом Ганса Гольбейна, и Алик

рассказывал о чуде его линии.

Потом пили чай с белым хлебом

и медом, и я узнавал, что у кар-

тины должен быть «глаз», то есть

некий центр притяжения. Вокруг

которого танцуют и которому

прислуживают все остальные

части. Мы смотрели графику

Пикассо, и надо было не только

показать, что мне нравится, но

и дать толкование того или иного

сюжета и связно объяснить,

почему эта женщина с квадрат-

ной шеей и двумя пальцами на

одной из трех рук кажется нам

такой грациозной. А еще про

локальный цвет и про необходи-

мую в работе интригу…

Он жил в однокомнатной квар-

тире, в хрущевке, недалеко от

реки, как раз там, где сейчас

текст: сергей мейтув

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

17

«Алые паруса». Его быт был не

просто нищенским — это было

настоящее Воплощение Нищеты.

Ко всему, Александр Яковлевич

был магнитом для неприятно-

стей. С ним всегда случалось все

худшее, что могло случиться с

художником в советские време-

на, живущим в центре народной

гущи. Помню, как пьяные соседи

с третьего этажа написали на

гипсовую голову Антиноя, из-за

тесноты выставленную нами

временно на балкон. Ни я, ни

он не решились тогда подняться

наверх выяснять отношения, но

зато каким презрением мы их

облили в ответ.

В пятиметровой кухне имелся

пластмассовый столик. На нем

стоял гигантский телевизор

«Рекорд», такой же древний, как

сама наука. Перед ним остава-

лась еще свободная полоска

липкой поверхности, на которой

как раз помещался тот самый

белый батон, и когда мы, падая

от смеха, его нарезали, диктор

отшатывался и косился на нож

и больше думал о своих глазах,

чем о новостях.

Сколько же мы тогда смеялись!

Какие листали книги! Как спори-

ли. А как пировали на его офорт-

ном станке! Александр Яков-

левич очень любил кофейные

напитки «Здоровье» и «Колос»,

кажется, из желудей. Заваривая,

он говорил: «Это очень полезно.

От этого замечательный обмен

вещей». «Существ!» — кричал я.

Он говорил, что меня не должна

поражать реакция зрителей на

мои работы. Многих отвращает

сюжет. Кого-то пугает форма

и даже сам материал. То, из

чего делаю, злит. «Опять все

страшное какое-то». «Так хочется

чего-то радостного, теплого…

надежды какой-то, света...»

«Да почему ты так людей не

любишь?!» «А не хочешь снова

к акварели вернуться? Ведь как

получалось…»

В моем подъезде жила женщи-

на. Она иногда останавливалась

с мусорным ведром перед моими

окнами и смотрела. Мастерская

на первом этаже, и она могла

видеть, как я тружусь. Особенно

вечерами, когда горел свет. Каж-

дый раз, когда мы сталкивались

на лестнице, я приглашал ее по-

смотреть работы. За пятнадцать

лет она ни разу не зашла.

Ни она, ни те, о ком говорил

выше, почему-то никогда не

хотели войти. Зачем стоять на

пороге, когда в доме для тебя на-

крыт стол? Женщина не входила,

может быть, просто потому,

что не знала точно, что увидит.

И боялась увидеть не то.

Те другие — а я люблю «тех

других», — наверное, просто

не хотели тревожиться. Всякое

может случиться: искусство —

это опасность. ■ ■

Всегда готов

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

21

вторая четверть

Пионер-герой. Евангелие от Шаповала. Проповедь самого плодовитого деда России.Урок обществоведения. Дворецкие. Дом призраков на Ленинских горах. Сочинение. Ночь в пионерской комнате. Детские подвиги министра печати.

Урок астрономии. Астрал. Наблюдение за наблюдателями Вселенной.

инга

аксенова

— Семья у нас большая оттого, что дети — дар Божий, — объясняет дед-проповедник. — Награда от Бога — плод чрева

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

23

Оказавшись вместе с Дмитрием Филимоновым в сибирском поселке Бунгур, читатель получает яркое подтверждение того, что героями России могут стать не только сталевары, но и дедуш-ки – правда, для того надо иметь 102 внука, как у бывшего стале-вара Алексея Павловича Шаповала: самый плодовитый дед-герой охотно делится с корреспондентом секретами своего мастерства.

текст: дмитрий филимонов фото: павел смертин рисунки: варвара аляй-акатьева

От города Новокузнецка до поселка Бунгур десять минут езды. Это шахтер-ский поселок. Дороги усыпаны черной антрацитовой крошкой. Дед Ша по-вал крутит баранку своих «Жигулей», вертит головой, глядя во все зеркала сразу.

— Не подавить бы, — говорит, — вну-ков моих!

Мы медленно катим по черным с искрой улицам. В Бунгуре две улицы Шаповалов. Дед тормозит и высовывает-ся из окошка машины:

— Здравствуйте, детки!Детская мелочь тычется носами в стек-

ло «Жигулей». Костюм деда в цвет улиц, с искрой.

Сыновья купили. Дед Шаповал в нем в Мос кву ездил. В Кремль. Премию полу-чать. Все-таки 100 внуков. В этом и есть мое редакционное задание: разгадать тайну плодовитости Шаповала.

Мы с дедом едем по важному делу. На заднем сиденье — Никита в люльке (внук №98).

— Его мамка на городском рынке рас-садой торгует, — объясняет дед, — малому надо сиську дать. Так что се годня у нас, мил человек, разговор не получится. Сейчас я вас до гостини-цы доставлю. А вы приезжайте к нам утром. В молитвенный дом. На соб-рание.

При этих словах мое предчувствие перестало быть смутным.

— Какой веры будете? — спрашиваю.— Баптисты мы, евангельские хрис-

тиане.Предчувствие разгадки плодовитости

сжало пищевод железной рукой. — Вся семья? Или только старшие?— Все до единого. Я проповедник, сы -

новья мои проповедники. Предчувствие с размаху заехало сапо-

гом в пищевод.— Семья у нас большая оттого, что

дети — дар Божий, — объясняет дед-проповедник. — Награда от Бога — плод чрева. У нас, мил человек, культ семьи.

1 Евангелие — в переводе с греческого «благая весть».

1

Ну, до свидания, завтра в молитвенном доме всех Шаповалов увидите.■ ■ ■ ■

Белый домик на развилке антрацито-вых улиц. Куст сирени у калитки. Объявление: «Перед богослужением выключайте мобильные телефоны, ибо в тишине и уповании крепость ваша». Из открытых окошек слышен хор анге-лов: «Как тропинкою лесною к ручейку бежит олень!»

Собрание баптистов больше смахива-ет на детский утренник. Малыши поют, читают стихи собственного сочинения. Молодежный хор исполнят псалом на мотив битловского шлягера All You Need Is Love. Хору аккомпанирует учительни-ца музыки. Она извлекает звуки из ста-рого рыжего пианино. Вместо аплодис-ментов зал награждает исполнителей дружным «аминь».

Вместо конферанса — короткие пропо-веди. Сегодня проповедует брат Василий Шаповал.

— Друзья! Если мы с вами будем исполнять слово Господне, мы станем сви детелями, мы преисполнимся бла-годати, мы…

Голос брата Василия дрожит, он утира-ет слезу, он не в силах продолжить про-поведь. А надо ли?

— Аминь! — выдыхает паства, залива-ясь слезами.

Детская мелочь бегает по залу, полза-ет под лавками, хохочет, мяукает — никто не останавливает. Взрослые сидят в сторонке. В одной руке молит-венник, в другой — младенец. Матери то и дело выскакивают в соседнюю комнату — сменить ребенку подгузник и дать сиську.

— Которые тут ваши внуки?

........ бббеееееегггаааааааааааееееееееееееееетттттттт пппооо зззааааааааааааааллллллууууууууууу,,,,,,,,,, ппппппооооооллллллллллзззззззззаааааааеееееееттттттттт ппппппппппоооооодддддддддддд ллллаааавввввввккккккаааамммммммммммиииииииии,,, хххххххххоооооооооооохххоооооччччччееееетттттттт,,,,,, ммммммммммммммммммммяяяяяяяяяяяяяяяуууууууууууууууууууууууккккккккаааааааеееееетттттттттт ————— ннннннииккккккккттттттттттооооооо нннннннннннннннннеееееееееееееееееее оооооооооссссссссттттттттттааааааннннннннаааааааааааавввввввввллллллллллллиииииииииииииввввввввввааааааааееееееееетттттттт...............

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

25

— Сейчас скажу, только очки найду. Дед Шаповал породил Павла, Василия,

Ивана, Максима, Иосифа, Алексея, Якова, Андрея, Николая, Петра, Матвея, Елену, Надежду. Павел породил девять детей. Василий — двенадцать. Иван — пять. Максим — четырнадцать. Иосиф — девять. Алексей — десять. Яков — двух. Андрей — пять. Николай — шесть. Петр — четырех. Матвей — четырех. Елена — девять. Надежда — двенадцать.

Мы с дедом смотрим на зал сверху, с балкончика под люстрой.

— А почти все мои, — говорит дед, обводя зал рукой.

«Веселы сердцами, славим мы Христа, мы желаем с вами жить на небесах!». Ангельский хор, подхваченный сквоз-няком, уносится в открытые окна и кру-жит над присыпанным углем поселком Бунгур. Люди в сером, бредущие по чер-

ным улицам, останавливаются, подымают головы, слушают.■ ■ ■ ■

Каждое воскресенье к молит-венному дому съезжаются бап-тисты из окрестных поселков. На стоянке перед домом — микроавто-бусы. Ибо семья баптиста в легковуш-ку не помещается. На желтой «Га зе -ли» синяя надпись: «Многодетной семье Шаповал с благодарностью за любовь к детям». Это подарок губернатора брату Максиму, у которого четырнадцать де -тей. Еще один губернаторский пода-рок — большая квартира в Ново куз -нецке. Для деда. Но дед живет в Бунгуре, в доме младшего сына своего Мат-вея, а городскую квартиру сдает посто-яльцам. Вы ру чен ных денег как раз хва-тает на подарки внукам — на дни рож-дения.

Чтобы сохранить се мью, Шаповалы, как и все их едино-верцы, создали защитную обо-лочку, кокон, ку да не проникнуть яду мирскому

— Что-то я последнее время сдавать начал, — говорит дед Шаповал, — дни рождения вну-ков забываю.

— А по именам помните?— Стараюсь.

Чтобы помнил, сыновья для него осо-бую папку завели — там вся родослов-ная. Дни рождения записаны отдельно, в столбик, по месяцам. Против каждого имени — фото. Чтобы внуков в лицо раз-личал.

Дед листает особую папку и молвит:— Если дом стоит на песке, его унесет

ветром. Если дом стоит на камне, его и буря не повалит. Семья — это камень, на котором стоит наш дом. И чем больше камень, тем крепче наш дом.

(В Бунгуре у Шаповалов одиннадцать домов — по числу сыновей. Своими рука-ми строили. Двухэтажные, просторные,

с евроремонтом. Дочери из Бунгура замуж уехали. Елена — в Америку, в дом христианина Мамонтова, Надежда — в Абакан, в дом христианина Попова.)

Когда Шаповал-старший умолкает, слово берет сын Василий:

— Большая семья — это маленькая империя. У каждого свои обязанности. Я фи нансы распределяю. Юрка следит, что бы в доме всегда был сахар. Димка от - вечает за чай. Лешка — за постное мас ло. Жека — за соль. Петька — чтоб по празд-никам на столе были сыр и колбаса.■ ■ ■ ■

После воскресного собрания в домах Шаповалов — трапеза. В доме Матвея на сто ле — праздничные сыр с колбасой, жа реная картошка, маринованные гри -бы, сладкая водица из варенья и много-много конфет. Помолясь, первым садится за стол дед. Следом — дети и внуки. Ма -

Каждое воскресенье к молит-венному дому съезжаются члены семьи Шаповала

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

27

................ ееееееееееегггггооооооооо уууууууууууннннеееесссеетттттттттттттт вввввввввввввввееттттрррооммммммммммммммммммммммм... ЕЕЕЕЕЕЕЕЕссссссслллллллиииииии дддддддоооооооммммммм сссссссстттттттоооооооиииииитттттт ннннаааааа ккккккккккккккааааааааааааамммммннееее,,,,,,, еееееееггггггггооооооо ииииииии ббббббуууууууурррррряяяяяяяяя нннннееееееее пппппппппооооооооовввввввааааааааааааааааллллллллллллллиииииииииииииитттттттттттттт... СССССССССССеееммььььььььььььяяяяяяяяяяяяя ———————— ээээтттттоооооооооооооооооооооооо кккккккккккааааааааамммммммммммммммеееееееееееееееееенннннннннннььььььььььь,,,,,,,,

ууууууу рр

ннннннннннаааааааа ккккккккоооооотттттттооооооррррррррооооооомммммммммм ссссссссттттттооооооиииииттттт ннннннннннааашшшшшшшшшшшшшшш дддооооооооооооомммммммм... ИИИИИИИИИИ чччччееееееммммммм бббббббооооооооллллллллллььььььььшшшшшшшшшшшшшшееееееееее ккккккккккккааааааааааааааааааммммммммммммммммммммммеееенннннннннннннннььььь,,,, тттттттттттттттттттттттееееееееееееееееееееееемммммммммммммммммммммммммммммммм кккккккккккккккккрррррррррррррррееппппччччеееее ннннннннннннннннннннннннннннннааааааааааааааааааааашшшшшшшшшшшшшшшшшш ддддддддддддддддддооооооооооооооооммммммммммммммм..................... уууррр

лышня, проглотив положенную им пай -ку, рассовывает по карманам конфеты и убегает на улицу. Тихой тенью исчезает жена Матвея. За столом остаются мужчи-ны. Они ведут беседу о видах на урожай.

Однажды Шаповал-старший сказал: «Дети, на земле работать будете — бога-тыми не станете. Но с голоду не помрете». Дети вняли словам отца. Шаповалы име-нуют себя фермерами. У каждого брата — клочок земли. По три-пять гектаров. Три коллективных трактора, пара «КамАЗов». Шаповалы всей стаей набрасываются на поле, враз засевая его картошкой, мор-ковкой или капустой. «Хватит! — кричал в прошлом году брат Андрей. — Спасибо за помощь! Мне столько картошки не нужно!»

Все Шаповалы в труде воспитаны.— Мало нарожать детей, надо уметь

воспитать их, — говорит брат Василий,

наливая мужчинам чаю. — Если любишь сына, не жалей на него розги. Всякое наказание в настоящее время печальным кажется, но после наученным приносит добрый плод праведности. Вот поэтому никто из наших в тюрьме не сидел.

— Вы детей порете? — спрашиваю. — Ну-у, — мнется брат Василий, —

в этом деле индивидуальный подход нужен. Одному покрепче ремнем, друго-му только пыль выбить, третьему и слова достаточно. Важно не опоздать, ибо в шестнадцать лет, когда наступит воз-раст соблазнов, он будет воспринимать наказание как насилие.

— С каких лет надо начинать пороть?— А с каких заслужит, — берет слово

дед Шаповал. — Вот Матвей лет в десять курить начал. Тайком. Но у нас в боль-шой семье ничего не утаишь, мы все на виду друг у друга. Я беседовал с ним —

... ШШаапповалл--ссттттттаарршший сказал: «Дети, ннаа зземлле рааботать бббббббббббббббббббббббббббббббббббббббббббббббббббууууууууууудддддддддеееееееееееееееттттттттттееееее — богатыми нне сттааанеетте. Но с голоду не помммммррррретте»...

р Д

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

29

не помогло. Розгу взял. Бью Матвея и плачу, молюсь и плачу. Вот так — сло-вом и розгой, молитвой и розгой.

Глава семьи Матвей помешивает ложечкой чай и краснеет.

— В воспитании мудрость нужна, — продолжает дед Шаповал. — Моя супру-га покойная, Клавдия Максимовна, вот уж мудрой была. Придешь с работы, дети кричат: папка, мы тебе шоколадку оставили! Говоришь им: сами бы съели. А жена палец к губам прижмет: не то сказал. Делиться надо.

У Клавдии Максимовны была Золотая звезда «Мать-героиня». Раньше этот орден за десятого ребенка давали.

— За меня дали! — улыбается брат Андрей.

— И продали, чтоб тебя в агрономы выучить! — хохочут Василий, Николай и Матвей.

— Но-но, — осаживает детей Шаповал-старший.

Взрослые дядьки послушно умолкают.■ ■ ■ ■

Клавдия Максимовна умерла десять лет назад.

— Свое предназначение на земле вы -полнила и ушла к Богу, — вздыхает дед Шаповал.

Когда он надумал жениться во второй раз — детей призвал на совет. Сыновья решили так: у нас свои семьи, а за тобой кому-то нужно ухаживать. Женись, папа. И дед Шаповал ввел в семью Валентину Евхимовну. ■ ■ ■ ■

«Мы должны возносить молитвы за царей и за всех начальствующих, чтобы, будучи под их властью, могли проводить жизнь тихую и безмятежную во всяком благо-

— Разве детей накормить про-блема? — вопрошает дед Шаповал. — Разве их напоить проблема? Как их оградить от скверны — пьянства, разврата, наркотиков — вот проблема

честии и чистоте», — учат своих детей евангельские христиане. Но во все време-на, несмотря на молитвы, терпели от царей и начальствующих гонения и погромы. За то, что вера не титульная.

Отца в Сибирь сослали — за веру. Детям характеристики в школе выпи-сывали, «что и в тюрьму не примут», невесело шутит Шаповал-старший. «Идеоло ги чес ки не воспитуемый, идей-но опасный». В газетах про Шаповалов заметки печатали: «Семья многодетная, комсомольцев — ни одного». Чтобы сохранить се мью, Шаповалы, как и все их единоверцы, создали защитную оболочку, кокон, ку да не проникнуть яду мирскому. В их до мах нет телевизо-ров, литература — только благодухно-венная. Из мирского чи тают лишь положенное по школьной программе.

— Разве детей накормить проблема? —

вопрошает дед Шаповал. — Разве их напо-ить проблема? Как их оградить от сквер-ны — пьянства, разврата, наркотиков — вот проблема. И без веры ее не решить.

Как вдруг получает дед Шаповал при-глашение из Москвы. В Кремль. На вруче-ние Национальной премии общественно-го признания «Семья России». В номина-ции «Династия». Он растерялся и опять созвал сыновей на совет. Сыновья посо-вещались и решили: «Езжай, папа, в Кремль». Купили ему новый костюм, а Валентине Евхимовне платье, посадили в поезд. И был он в Кремле, и получил премию, и согрет был славой.

Когда кончилась церемония, они с Ва -лен тиной Евхимовной спустились в Алек-сандровский сад и сели на лавочку. Ночь была холодная, и Шаповал накинул на плечи супруги свой новый пиджак. Пат-рульные милиционеры ходили мимо, ко -сились на парочку, но не трогали. Супруги шептались до рассвета и пришли к выво-ду, что власть все-таки переменилась. Потом они встали и отправились на вок-зал, к своему поезду. Ехали долго и счаст-ливо. Всю дорогу Валентина Евхимовна чи тала Библию, стараясь поверить в за -гробную жизнь.

— Жена моя новая, Валентина Ев хи -мовна, к вере пришла недавно, шесть лет назад, — говорит дед Шаповал, — и еще не вполне крепка. В загробный мир не может поверить. Немудрено, она ведь учительницей была. А теперь я учу: почи-тай Библию, милая, там все сказано!

«А пороть не пробовали?» — подумал я, но вслух сказал:

— Спасибо за науку. Вернусь домой — буду своих воспитывать.■ ■ ■ ■

Приехал в Москву — звонит дед Шаповал и орет в трубку:

— Алё! У меня опять внук родился! Сто второй!

— Желаю сто третьего родить.— А сто третий уже на подходе! — кри-

чит дед, — в мае родится, у Максима!Это значит, что у Максима будет пят-

надцать детей. Как же они в свою желтую «Газель»

влезут?

«Семья многодетная, комсомольцев — ни одного»

текст: александр рохлин фото: наталья львова

Конечно, ничего удивительного в том, что корреспондент «Русского пионера» оказался во Дворце пионеров — главном, на бывших Ленинских горах. Удивительно другое — во Дворце, который внешне напоминает дом призраков, обнаружилась бьющая через край жизнь с участием тех самых пионеров, которые вошли в эти стены полвека назад.

В Москве, на Воробьевых горах, стоит дворец. Не красавец, не урод. Вполне приличный памятник. Свидетель эпохи. Когда-то о нем знал каждый грамотный гражданин в стране. Теперь же крепко забыли. Это правильно. Любой прилич-ный дворец должен быть однажды за-колдован. Парк и озеро, площадь и аллеи дворца необитаемы и пустынны. Ветер гуляет, где ему хочется, талая вода льет-ся с карнизов, а шум московских улиц здесь едва слышен. Кажется, что хозяева оставили дворец. Типичная судьба по-местья — пережить своих владельцев. Захорониться в осенних листьях. Напо-минать о себе лишь призраками старых графинь, разгуливающих по залам в бе-лых сорочках. Но… Лирика о привиде-ниях в данном случае неуместна. При-зраки не могут жить там, где в них не ве-рят. А хозяева дворца были воинственно настроены к подобным глупостям. Они не разменивались на мелочи. Покоряли космос, целину и Северный полюс. Ве-

рили в «прекрасное далеко»! Впрочем, и эта «фанфара» — клише, не имеющее отношения к реальности…

На Воробьевых горах находится Мос-ковский городской дворец детского и юношеского творчества, бывший Цен-тральный дворец пионеров. Я никогда здесь не был. Ничего о нем не знаю. Не склонен к мифологизации. Недоверчив, но впечатлителен, и вот сижу где-то в глу-бине Дворца. Пока водили по этажам и кабинетам, окончательно запутали. В зимнем саду в пруду плавают рыбы. На банановой пальме в прошлом году вырос один банан. В оранжерее цветут орхидеи и вкусно пахнет болотом. На подоконни-ках сидят лицеистки с гитарами и моло-дые мамаши в мини-юбках. Где-то кри-чат птицы. А здесь, в комнате — тысяча цветов в горшках и тысяча фотографий счастливых людей. Три женщины передо мной. На столе чай, конфеты, хлеб и ку-сочки куриного филе в панировке. За спиной бурлит электрический самовар-

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

33

А хозяева дворца не разме-нивались на мелочи. Покоряли космос, целину и Северный полюс. Верили в «прекрасное далеко»!

.................. ккккккккккккккккккккккккрррррррррррррррррррррррррррруууууууууууууууууггггггггггглллллллллллллыыыыыыыыыыыыыыыыыйййййййййййй гггггооооооооооддддддддддддд мммммммууууууууррррраавввввввввееееейййннииикккккккккк ииииииииииззззззз 111155555555 ттттттттттыссссссссяяяяяяяч ддддддеееееттттттейй,, 1111111111112222222222222222220000000000000000000000000000000 оооооооооооооообббббббббббббъъъъъъъъъъъееееееееееееееедддддддддддиииииииииииннннннннннннеееееееееееенннннннннниииииииииййййййййййй пппппппппооооооооооо 777777777777777777700000000000000000000000000000000000000 нннннннннннннннннннааааааапппппппппппрррррррррррррррррааааааааааааввввввввввввввлллллллллллллееееееееееееееннннннннннннииииииииияяяяяяяяяяяяммммммммм ........

ррррррррруууууууууууу уууууур

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

35термос. Очевидно, что женщи ны — не привидения. Но каждая из них живая пионерская легенда. Наталья Клятова. Когда-то возглавляла Дворец. Я видел фотографию, где она, молодая, огненно-строгая красавица в красном галстуке принимает пионерский парад на Крас-ной площади. Тинатин Эгнаташви ли, секретарь партийной организации Дворца. Грузинская княгиня. Валентина Мягкова. Старейший работник Дворца. Самая главная пионервожатая страны. Женщины пьют чай, им хорошо друг

с другом. Это бросается в глаза. Рядом с ними просидишь сутки и не заметишь. А пионерские легенды обсуждают предстоя-щую конференцию, за которой должна последовать встреча комсомоль-ских активистов. Вельможная Тинатин, подливая гостю чай, говорит:

— Только не забудьте про грузинских секретарей!

— Восемьдесят лет комсомолу в этом году, — тихо поясняет мне Валентина Степановна.

Кажется, я плыву во времени. Судя по увлеченности собеседниц, мы сейчас где-то в семидесятых годах. Я только ро-дился и потому… тихо млею с бутербро-дом в руке.

Да простят меня уважаемые дамы, но из всей троицы Валентина Степановна Мягкова-Борцова мне наиболее близка.

Она родилась в Москве у Калужской За-ставы и всю жизнь прожила в этом райо-не города. Она в десять лет стала пионер-кой и остается ею в восемьдесят пять. Она пришла работать во Дворец в год его открытия — в 1962-м.

Если бы бетонно-стеклянный Дворец мог рассказать о себе, он говорил бы устами этой женщины. И я знаю, что история получилась бы тихой, пронзи-тельной и грустной. Несмотря на зим-ние сады, золотых рыбок, красные гал-стуки, орхидеи, барабаны, 1200 кружков

и Мальчиша-Кибальчиша, мчащегося че рез улицу Косыгина с саблей наголо...

Таких москвичек сейчас уже не встре-тишь. Валентина Степановна появляет-ся на пороге в светло-сером полупальто и кокетливой меховой шапочке пирож-ком. Никому не удастся определить ее возраст. Я откровенно любуюсь. Она из-виняется за опоздание. Чувствует себя неловко, отчего неловко чувствую себя и я. Обмен неловкостями.

— Сорок пять минут простояла в оче-реди в сберкассу.

— Ничего страшного, я побродил по Дворцу.

Она усаживает меня за стол между стел-лажами. Открывает окно, и холодный весенний воздух заполняет историко-архивный отдел Дворца. Я оглядываюсь. Вокруг тысячи книг по истории пионер-ской организации. В этом отношении, архив Дворца уникален. Самая полная картотека пионеров-героев Великой Оте-чественной войны. Книги громоздятся в проходах, на столах и под ними. У меня в ногах чистые бланки грамот в связках. А на шкафу — пионерские горны, бара-бан и три деревянные головы. Юные ле-

нинцы. Павлик Морозов, Коля Миготин, Кычан Джакыпов.

Валентина Степановна садится напро-тив. Руки сцеплены. Волосы собраны в пучок на затылке.

— Задавайте ваши вопросы.Строго. Ясно. Холодно. Как на собра-

нии партхозактива. Я пытаюсь вспом-нить, каким номером в советских анке-тах задавался вопрос о родителях.

— Мой отец был огородником Свято-Даниловского монастыря. А мама — бе-лошвейка. Но после революции отец пришел работать на Станкостроитель-ный завод, и мама за ним. Отец в от-деле снабжения, а мама кассиршей в ОРСе. Вы знаете, какой у нас был сад при заводе? Не знаете?! Американцы восхищались! Из рабочей столовой был выход прямо в сад… Я родилась 4 фев-раля 1923 года. В семье было три брата

Если бы бетонно-стеклянный Дворец мог рассказать о себе, история получилась бы тихой, прон-зительной и грустной

и я. Но мама говорила, что легче еще двоих мальчишек родить, чем спра-виться с такой атаманшей.

Очень точно, атаманша, думаю я. Глаза отчаянные — хоть сейчас саблю в руки и на коня. В крайнем случае — во главу пионерского отряда со знаменем.

— Впервые в пионерском лагере я очу-тилась летом 32-го года. Отца репресси-ровали. Мать одна с нами не справля-лась и отправила на три смены.

Очень легко это прозвучало. Безоце-ночно.

— За что репрессировали?— За принадлежность к кулачеству.

Кто-то в его семье оказался кулаком. Судили трибуналом и отправили на по-селение в Орловскую область. Но я это-го не знала. Мама сказала, что он уехал и все. Просто исчез из нашей жизни на несколько лет. Перед войной вернул-ся. А нас было уже не четверо, а трое… Очень ясно вижу этот день. Начало мар-та, солнышко припекало, мы с мамой во дворе. Она стирает, я отжимаю. Воду носили с Верхне-Михайловских пере-улков. Прибегает маленький брат Боря и говорит: «Мама у меня горлышко бо-лит», а она ему: «Отстань, пожалуйста, я занята. Иди гуляй…» А ночью у него удушье и температура. Утром мама за-вернула его в одеяло — и в больницу. Ее в трамвай не пустили с больным, и она

пешком до самой Морозовской… И все поздно. Дифтерит и воспаление легких. К вечеру брат умер. Это была первая тра-гедия в нашей семье…

В открытое окно слышен смех маль -чишек-лицеистов. Они задирают дев-чонок. Яркое солнце прожигает снег на аллеях. С шумом льется вода с крыш. Грачи раскачивают голые ветки в бере-зовых аллеях.

— Я оказалась единственной в семье, кто закончил школу, — продолжает она. — В ночь на 21 июня 1941 года… Из военкомата меня, конечно же, выгнали. Сказали — идите работать. Отец устроил на Станкострой кладовщицей. А осенью меня как активную комсомолку переве-ли на казарменное положение. К чему готовили, я узнала позже. В случае не-мецкого прорыва в Москву мы долж-ны были передать пакеты с приказом о подрыве завода. Однажды в субботу меня отпустили домой помыться. Когда вернулась, ни дома, ни девчонок не на-

шла. Все погибли во время авианалета. В 42-м я пошла учиться в автошколу на Красной Пресне. Формировали женские шоферские бригады. В военкомате нос к носу столкнулась с нашим секрета-рем райкома. Он забрал мою повестку и увез меня обратно на завод. На фронт я так и не попала. А всю мою автоколон-ну «Москва—Сталинград» расстреляли по дороге. Весной 43-го года нас, ком-сомольцев, бросили восстанавливать пионерские лагеря. А осенью перевели в 20-ю среднюю мужскую школу старшей пионервожатой. В октябре 45-го года я вышла замуж…

Звонит телефон. Валентина Степанов-на разговаривает очень строгим и тре-бовательным голосом. Затем смотрит в окно на заснеженную площадь Дворца и говорит:

— Видите три березки перед театраль-ным залом? Их посадили в 62-м году, на торжественной церемонии открытия. А теперь — полюбуйтесь на силу при-

роды.Мне кажется, что любоваться

нечем. Березы как березы. Скром-ные деревья, выросшие в тени.

— Все аллеи засажены на юби-леи Победы. А дубраву нашу за-метили? Сорок дубков. А флаг-шток? Он всего на пять метров ниже шпиля Университета…

— В октябре 45-го года я вы-шла замуж, — повторяет Мягкова. — За офицера-фронтовика. Он уезжает на Украину и пропадает без вести. А летом я узнаю, что он умер в Киеве от туберку-леза. Это был последний выстрел вой-ны… Я работала тогда пионервожатой в лагере управления комендатуры Крем-ля в Купавне. Оказалось, что туберкуле-зом больна и я. Из лагеря меня вывози-ли на носилках. И отправили в Крым, в «Артек». Профессор Овсянников тогда сказал: «Деточка, нигде в другом месте вы не выживете. Задержитесь в Крыму хотя бы на полгода». Мне повезло задер-жаться там на три года. И, чуть оклемав-шись, работала с детьми «Артека». В 50-м вернулась в Москву... И не подпускала к себе мужчин четырнадцать лет…

В открытое окно слышен смех маль чишек-лицеистов. Они задирают девчонок. Яркое солнце прожигает снег на аллеях

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

37

......... ввввввввввввввввввввеееееееееееееееееееееееееееееееееееееттттттттттттттттттттттттттттттттттттееееееееееееееееееееееееееееееррррррррррррррррррррррррррррррррр,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,, ссссссссссссссссссссссссссссстттттттттттттттттттттттттттттттттттттттттеееееееееееееееееееееееекккккккккккккккклллллллллллллллллллллллллллллллляяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннныыыыыыыыыеееееее ссссссссссссссссттттттттттттттттттттттттеееееееееенннннннннннныыыыыыыыыыы сссссссккккккккррррррррррриииииииииииппппппппяяяяяяяяяяяяттттттттттттттттттттттттт,,,,, сссссссссссслллллллллллоооооооооооввввввввввннннннннннноооооооооооо ммммммммммммммммммммммммммммммммммммммаааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааачччччччччччччччттттттттттттттттттттттттттыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыы............... ЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗддддддддддддддддддддддддддддддддддддееееееееееееееееееееееееееееееесссссссссссссссссссссссссссссьььььььььььььььььььььььььььььььь иииииииииииииииииииииииииииииииисссссссссссссссссттттттттттттттттттттттттттттттттттттттттттоооооооооооооооооооооооооооооооооооооооррррррррррррррррррррррррррррррррррррррииииииииииииииииииииииииииииииияяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяя ДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДввввввввввввввввввввввввввввввооооооооооооооооооооооооооооооррррррррррррррррррррррцццццццццццццццццццццццццццццццццаааааааааааааааааааааааааааааааа ввввввввввввввввввввввввввввввв ццццццццццццциииииииииииииииффффффффффффффффррррррррррррааааааааааааааххххххххххххххххххххххх иииииииииии иииииииииимммммммееееееннннннннннааааааххххххх.........

В Крыму ей исполнилось двадцать три, думаю я. Вся молодость…

— В 52-м окончила Педагогический институт. Работала вторым секретарем Ленинского райкома ВЛКСМ. А в 55-м — в культмассовом отделе ВЦСПС. Занима-лась исключительно пионерскими лаге-рями. Оздоровление, воспитание, твор-чество и досуг. В 62-м пришла работать во Дворец пионеров. Кстати, вы в курсе, что вся мебель во Дворце «золотая»? Ку-плена за валюту в Финляндии. Но сей-час, конечно, той роскоши не осталось.

И она умолкает. Руки скре-щены на столе. Смотрит прямо в глаза. Доклад прочитан. Собра-ние можно считать закрытым.

— А замуж вы…— Да, в 60-м я бракосочеталась

с Михаилом Алексеевичем Мяг-ковым. Инженер-конструктор. Семь лет за мной ухаживал. Бы-вало, по восемь часов ждал на свидание. Очень тонкий был человек. Умный, внимательный… Говорил мне: «Любая женщина посчитает счастьем быть любимой так, как тебя любят мои сыновья». Он был старше меня… Мы жили в коммуналке. А потом получили однокомнатную квартиру на площади Гагарина. Он предлагал мне уехать с Ка-лужской Заставы. Но я не захотела. Живу там, где жили и умерли мои родные.

Михаил Алексеевич Мягков скончал-ся в 94-м году. Валентина Степановна вырастила двух сыновей мужа от пер-вого брака, и у нее теперь пять внуков и столько же правнуков. В этой семье четыре выпускника Московского уни-верситета, три кандидата наук, один доктор. Металлурги, синоптики, гля-циологи, экологи, биологи и географы. За всю жизнь она ничего особенного не приобрела. Ни машины, ни дачи, ни де-нег. Прожила полжизни в малюсенькой квартирке с сидячей ванной. Но как буд-то на одном дыхании. Говорит, что ни-когда не боялась. Просто не знала этого чувства…

Время — полдень. Мы путешествуем по Дворцу. Доверительное знакомство с зимним садом, оранжереей, музе-

ем игрушки, клубом юного десантни-ка, педагогами, лицеистами и прочая, и прочая. Я не понимаю, почему с улицы Дворец выглядит так пустынно и тихо. Внутри здесь круглый год муравейник из 15 тысяч детей, 1200 объединений по 70 направлениям.

Валентина Степановна приводит меня в главный Гостиный зал. Отдает ключи и оставляет одного. Зал похож на гигант-ский аквариум. От потолка до пола — только окна. Куда ни поверни голову, везде небо и облака — как корабли во сне. Изнутри Дворец кажется огромным и в то же время он очень легкий, про-зрачный, заливаемый солнцем со всех сторон. Когда на улице ветер, стеклян-ные стены скрипят, словно мачты. Здесь история Дворца в цифрах и именах. Вот — 29 июня 1936 года — открытие городского Дворца пионеров на Чистых прудах. Московские заводы дарят пионе-рам 1000 грампластинок, 11 педальных автомобилей, аэродинамическую трубу. А комсомолец Аветисян преподносит автокарусель. А вот — открытие Дворца на Ленинских горах. Торжественная ли-

нейка и Никита Сергеевич Хрущев в об-щем строю. Вот — Гагарин в пионерском галстуке. Вот — Мальчиш-Кибальчиш и капсула с землей украинского города Канева, где похоронен Аркадий Гайдар. Вот — знаменитые артисты, выпускни-ки Театра юного москвича… Я листаю альбом размером с окно, и вдруг появля-ется она — королева пионеров: на фото-графии Валя Борцова, Крым и море за ее спиной. Она смеется, показывает фото-графу медальку на ленточке. Но солнце слепит, и медаль не видна. Копна во-лос — непослушных, густых, заплетен-ных венчиком, словно корона на голове. А в улыбке, хохочущих глазах — счастье, льющееся через край. Необъяснимое, без удержное, сияющее. И радость, кото -рая вспыхнула, кажется, только что. Когда я переворачивал страницу. Кто по-верит, что эта девушка приехала в Крым умирать? Какая сила заставляет чело-века жить так радостно? Как еще иначе может выглядеть мифическое «прекрас-ное далеко»? И если это оно, то его стоит ждать и семь лет, и сто лет, и всю жизнь. И им стоит жить.

А в улыбке, хохочущих гла-зах — счастье, льющееся через край. Необъяснимое, без удержное, сияющее

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

39

........... ,,, пппплллооощщщщаааддддььь иииии ааааааллллллллееееииииии дддддвввоооорррррцццааааа ннннннеееееоооообббббббииииииииииииттттттаааааааеееееееммммммыыыыыыы ииииии ппппппуууууууссссссттттттыыыыыыыннннннннннннныыыыыы............

текст: михаил сеславинский рисунки: анна всесвятская

Кому-то может показаться, что журнал «Русский пионер» был придуман именно для того, чтобы напечатать в нем отрывок из книги Михаила Сеславинского «Частное пионерское». Тем более что Михаил Сеславинский работает главой Агентства по печати правительства РФ, которое давало разрешение на выход журнала. Глупо теперь оправдываться, что это случайное совпадение. Но читатель найдет в публи-куемом отрывке и дополнительный смысл: настоящий пионер не выносит скуки и однообразия и способен устроить себе приключение на ровном месте, в обычной пионерской комнате. Это и есть главное отличие пио-нера от любого простого смертного.

Когда мы с Димкой Орловским учились в старших классах, моя сестра Галя рабо-тала пионервожатой в нашей школе. На переменках я частенько заходил к ней в пионерскую комнату. В это время здесь царила особая сутолока: девчонки и мальчишки из разных классов готови-лись к проведению множества интерес-ных и увлекательных мероприятий. Особенно всем нравилась военно-патриотическая игра «Зарница», когда мы выезжали за город на целый день. Создавался штаб, приезжали солдаты и офицеры из шефской воинской части. В лесу и на живописной поляне прохо-дили разные спортивные соревнования: по ориентированию на местности, когда надо было с компасом и картой за опре-деленный промежуток времени пробе-жать по заданному маршруту и выйти к указанной цели, или сборка и разбор-ка на время (существовали определен-ные нормативы) настоящих автоматов. К середине дня девочки с Галей во главе готовили замечательный обед: на костре в эмалированных ведрах или больших

котелках варили суп, кашу с тушенкой и кипятили чай. На свежем воздухе все казалось очень вкусным и уплеталось с большим аппетитом.

Иногда Галя давала мне запасной ключ от пионерской, чтобы я мог там позани-маться, когда она уезжала учиться в Горький на вечернем отделении уни-верситета.

Находиться в пионерской мне очень нравилось. Дома у меня не было своей отдельной комнаты, и поэтому побыть в одиночестве, даже делая домашние задания, было здорово. Иногда мы при-ходили вместе с Димкой. Нам все время хотелось что-то такое придумать, чтобы сполна насладиться своей свободой.

— Знаешь, Мишка, — сказал Димка как-то в конце апреля, — перед майски-ми праздниками будет дискотека.

— Здорово, — ответил я.— Давай после нее останемся и пере-

ночуем в пионерской.— Ты что, с ума сошел?! Из школы нас

за это, конечно, не выгонят, а вот Галине достанется по первое число!

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

41

Находиться в пионерской мне очень нравилось. Дома у меня не было своей отдельной комнаты, и поэ-тому побыть в одиноче-стве, даже делая домаш-ние задания, было здорово

риа н

овости

риа н

овости

— А мы тихонько. Никто ничего не узнает.

И Димка рассказал мне про свой план, который на первый взгляд был весьма реалистичным.

Всю следующую неделю мы, как насто-ящие заговорщики, готовились к осу-ществлению нашей авантюры.

Во-первых, сказали родителям, что после дискотеки переночуем у нашего одноклассника. Во-вторых, принесли и спрятали в надежном месте — в шкафу за старыми продырявленными бараба-

нами — необходимые припасы: кипя-тильник, стаканы, одноразовые пакети-ки с азербайджанским чаем, сахар, пачку «Юбилейного» печенья, триста граммов конфет «Малина со сливками».

Подумав, мы добавили ко всему зуб-ную пасту и щетки, полотенце, электри-ческий фонарик и будильник.

А чтобы ночью было совсем уж удобно, накануне перед дискотекой принесли в пакетах спальные мешки и засунули их внутрь свернутых в рулоны старых стенгазет, сделанных на больших ват-манских листах.

И вот настал роковой день.Предусмотрено было, казалось, все.

В портфелях лежали учебники и тетра-ди на следующий день, припасы были на местах. Главная опасность заключа-лась в том, что сестра по каким-нибудь своим соображениям могла потребовать от меня заветный ключ обратно. К сча-стью, все обошлось, и вечером мы яви-лись на дискотеку, предварительно забросив портфели в пионерскую.

Настроение было превосходное, и мы с Димкой заговорщицки перемигива-лись во время танцев.

Самой серьезной задачей было про-никнуть после дискотеки на четвертый этаж, где находилась наша тайная бер-лога. Проблема заключалась в том, что двери на этажах вечером закрывались уборщицами, а открывали их только утром, чтобы вымыть перед началом уроков коридоры. На втором этаже, где была учительская, всю жизнь, чуть ли не с основания школы, проработала тетя

Маша, в обязанности которой входило еще и давать звонки, что она и делала с большой пунктуальностью. А на чет-вертом этаже работала тетя Лида, кото-рая, с нашей точки зрения, была не такой внимательной и бдительной, чтобы разгадать наш коварный план.

Еще перед началом дискотеки, когда этаж был не заперт, мы тихонько под-крались и незаметно открыли у дву-створчатых дверей шпингалеты. За дол-гие годы тяжелая дверь осела, и створка своим нижним углом опиралась на пол. Замысел состоял в том, что тетя Лида, закрывая дверь, не заметит открытых нами шпингалетов, а потом мы просто аккуратно откроем обе створки, а язы-чок замка этому не помешает. Так оно все и произошло.

Вечером, не дожидаясь окончания выступления школьного вокально-инструментального ансамбля «Синяя птица», мы тихонечко поднялись на чет-вертый этаж, открыли дверь и затем аккуратненько соединили створки, запе-

рев шпингалеты уже с внутренней сторо-ны. Еще через минуту мы оказались в пионерской и вскоре уже лежали на спальных мешках, радостно переговари-ваясь и перелистывая страницы учебни-ков. Надо было выучить уроки на завтра.

Вдруг ужасная мысль посетила мою голову, и я вскрикнул:

— Димка, быстро выключаем свет!— Что такое?— Господи, какие мы дураки! Сейчас

с улицы увидят свет в окошке и придут сюда с проверкой!

Несмотря на то что окна пионерской комнаты выходили на задний двор, любой проходящий мимо действитель-но мог обратить внимание на ярко осве-щенное окно на четвертом этаже. Этого мы с Димкой не предусмотрели. Взятый с собой карманный фонарик предназна-чался, по нашему замыслу, лишь для походов в туалет, расположенный в конце коридора. Читать при его свете, тем более вдвоем, было не очень-то удоб-но, да и блуждающий свет в комнате мог привлечь еще большее внимание.

Расстроенные, мы лежали в темной комнате и уже начинали жалеть о нашей затее.

— А давай окно занавесим, — сказал Димка.

— Чем? Ватманами? Так они все равно свет пропускают.

— Можно спальными мешками.— А лежать на чем? Тем более спать?— Ну давай что-нибудь поищем.Мы принялись в потемках шарить

в шкафах, тумбочках и на полу в надеж-

...Мы принесли и спряталив надежном месте необходимые припасы: кипятильник, стаканы, одноразовыепакетики с азербайджанским чаем, сахар, пачку

р р

«Юбилейного» печенья, триста граммов конфет р р у

«Малина со сливками»...

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

43де найти какой-нибудь подходящий ма -териал для устройства светомаскировки.

— Если б знал, — сказал я, — захватил бы с собой двойное покрывало. Я им дома окно в ванной занавешиваю, когда в темноте фотографии печатаю. Сам спе-циально сшил два покрывала и еще ко -лечки прикрепил, чтобы удобно было вешать...

— Нашел! — перебил меня Димка и вы - тащил из-под шкафа старую палатку.

— Вот здорово! Давай ее как-нибудь на карниз повесим.

Мы быстро придвинули письменный стол к подоконнику и стали прикреп-лять палатку к зажимам для занавесок, располагавшимся на круглых кольцах, скользящих по карнизу. Нас обдало облаком многолетней пионерской пыли, но мы, кряхтя и чихая, отчаянно цепля-ли зажимы за край палатки. Наконец, довольные, мы гордо спустились на пол, осматривая дело своих рук. Окно напо-минало картинку из книжки «Рассказы о блокадном Ленинграде», в которой опи-

сывалось, как жители маскировались от налетов фашистской авиации.

Димка придирчиво осмотрел наш труд и сказал:

— Надо с боков щели заделать, а то все равно видно будет.

— Чем?— Ну, не знаю... — оглядывался Димка

по сторонам. — Может, знаменем?— Ты что?!Такого кощунства я от Димки не ожи-

дал. Знамя пионерской организации нашей школы из красного бархата с над-писью сверху: «Всесоюзная пионерская организация имени В.И. Ленина», про-филем вождя мирового пролетариата и призывом внизу: «Пионер, к борьбе за дело Коммунистической партии Со вет -ского Союза — будь готов!» было для меня настоящей святыней. Оно стояло на специальной подставке в пионерской комнате, справа от него находился горн, слева — барабан с палочками. Знамя выносили на торжественные линейки, а какое-то время я даже сам был знаме-

носцем. Нет, прикасаться к не му я Димке не позволил.

Тогда мы решили передохнуть и попить чайку. Налили воды в стакан, сунули туда кипятильник, включили вилку в розетку и поставили всю эту конструкцию на стол.

Димка подошел к окну.— Что-то у нас тут все на соплях дер-

жится, — подергал он за край палатки.Не успел он договорить, как на него

обрушился карниз, палатка и облако пыли.

— А-а-а-а! — закричал Димка не своим голосом и почему-то на одной ноге попрыгал к двери и быстро заковылял в конец коридора.

Я, с ужасом глядя на учиненный раз-гром, стал отцеплять палатку от прище-пок, размышляя, почему Димка держал-ся за ногу. Ведь я отчетливо видел даже в полутьме, что карниз ударил его по голове, а не по ноге. Краем глаза я вдруг заметил белые искры, вылетающие из-под письменного стола.

Проскользнуть незамеченными нам не удалось. В коридоре нас остановила наша одноклассница и Димкина симпатия Ирка Коломазова

риа н

овости

«Кипятильник!» — пронзила мой мозг страшная мысль.

Я метнулся к розетке и вытащил из нее вилку. Искрить перестало, но силь-но пахло гарью. Схватив графин, я вылил из него воду под стол. Ликвидировав возгорание, я пригля-делся и обнаружил под столом разби-тый стакан. Свернув из газеты «Пио -нерская правда» кулек, я собрал мокрые осколки и пошел выбрасывать их в му -сорное ведро в туалет.

Там обнаружился Димка, который одной ногой стоял на полу, а вторую, босую, держал в раковине под струей холодной воды.

— Кипяток из стакана на ногу по -пал! — прошипел он, одновременно прикладывая к шишке на голове мокрую тряпку.

— А вот не надо было про знамя такое говорить! — гневно заметил я.

Но при виде несчастного Димки весь мой гнев куда-то улетучился.

— Больно?— Тебе бы так! — ворчал Димка. —

И ногу обжег, и голова трещит.— Терпи, казак, атаманом станешь! —

подбодрил его я.У Димки даже волосы как будто посе-

дели.Следующий час мы водружали на мес-

то карниз, запихивали обратно под шкаф палатку и в темноте, как могли, наводили порядок в пионерской. На -строение было так себе. Потом пожева-ли печенье и конфеты, запивая их холод-ной водой. Аппетита не было.

— Ну что, будем укладываться? — спросил я Димку.

— Давай.Мы разделись, залезли в спальные

мешки и попытались заснуть. Но сон никак не шел.

— А ты зубы почистил? — спросил Димка.

— Да. А ты?— А я нет. Пойду схожу.Он вылез из спальника, надел ботинки

и пошел в туалет в трусах и майке. Вер -нулся минут через десять довольный.

— Слушай, Мишка, а все-таки здоро-во! Я, наверное, первый, кто по этим коридорам вот так, раздетый, ходил, — сказал он.

— Вряд ли. Здесь во время войны госпи-таль размещался, так что тут таких ушиб-ленных и ошпаренных полно было, — злорадно заметил я, все еще злясь на Димку за его дурацкую попытку прове-рить на прочность нашу светомаскиров-ку. — Спать давай!

Утром мы проснулись от звука будиль-ника, почему-то прозвонившего на пол-часа позже. Наскоро одевшись и запихав спальные мешки в рулоны стенгазет, злые и невыспавшиеся, мы схватили портфели и бегом помчались в туалет, чтобы успеть хотя бы умыться и приче-саться. Но проскользнуть незамеченны-ми нам не удалось. В коридоре нас оста-новила наша одноклассница и Димкина симпатия Ирка Коломазова.

— Дим, что это у тебя с волосами? Все белые! — удивилась она и застыла на месте.

Взглянув на Димку, я понял, что сегод-ня ночью он прикладывал к шишке тряпку, которой обычно стирают мел с доски.

— Это у него ранняя седина от сердеч-ных переживаний, — съязвил я и тут же получил портфелем по спине от Димки.

— Чего болтаешь-то, друг называет-ся! — ворчал в туалете Димка, засунув голову под кран и пытаясь смыть мел с волос. — На себя-то посмотри.

Вид у меня был тоже хорош: пыль и копоть размазаны по лицу, как боевая раскраска у индейца. Взглянув в зерка-ло, я тоже скорей открыл кран и начал смывать следы наших ночных приклю-чений.

Пока мы возились в туалете, прозве-нел звонок, и мы, запыхавшиеся и мок -рые, влетели в класс с опозданием.

— Дневники на стол! — строго потре-бовала наша учительница по алге-бре Зинаида Васильевна, прозванная школь никами Мамой Зиной за излиш-

нее желание всех опекать. — А сами — к доске.

Казалось, неприятности будут пресле-довать нас до бесконечности: уроки-то мы вчера с Димкой из-за отсутствия света не выучили и решить задачи у доски не смогли. Заслуженные «пары» появились в дневниках и совсем испор-тили настроение.

Но уже через несколько дней мы, весь-ма довольные собой и немного подтру-нивая друг над другом, под большим секретом рассказывали друзьям об этом дерзком ночном приключении.

...Утром мы проснулись от звука будильника,

р р упочему-то

прозвонившего на полчаса позже. Наскороу у ,,

одевшись и запихав спальные мешки в рулоны стенгазет, злые и невыспавшиеся, мы схватилипортфели и бегом помчались в туалет...

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

45

Настоящий пионер не выносит скуки и однообразия и способен устроить себе приключение на ровном месте

риа н

овости

текст: дмитрий филимонов фото: игорь мухин

Благодаря этому очерку читатели получат уникальную возможность приблизиться к вечному: вместе с коррес-пондентом «Русского пионера» Дмитрием Филимоновым залезть на гору Архыз, где расположена крупнейшая в России обсерватория, и найти там людей, которые име-ют полное право позициони-ровать себя над схваткой. На глазах у изумленного чита-теля откроется бездна, звезд полна, и совершатся важные научные открытия.

Смеркалось. В буковой роще на склоне горы закричал филин. Астрономы на-чали просыпаться. Астрономы всегда просыпаются на закате. Они тщательно промывают глаза минеральной водой «Архыз», потому что глаз — главный орган астронома, а минеральная вода тут течет из крана, и другой нет. Мытые и проспавшиеся, астрономы спешат в лабораторный корпус — поодиночке и стайками. При входе в корпус их ожи-дает большой поднос с пирожками, ко-торые печет тетушка Фатима. С мясом, капустой, грибами, картошкой, рисом, яблоками, изюмом, сливовым повид-лом. Тетушка Фатима печет пирожки астрономам почти тридцать лет. Съев по пирожку, астрономы залезают на стулья и, устроившись поудобнее, смо-трят на звезды.

Леша с Васей наблюдают гравитацион-ную линзу на периферии Вселенной. Вы, конечно, подумали, что Вася, прильнув к окуляру телескопа, вращает настройки и радостно вскрикивает: «Вижу грави-тационную линзу!», а Леша записывает

показания в журнал и шепчет: «Вась, дай хоть глазком глянуть!». Так было лет тридцать назад. Сегодня иначе.

Теперь Леша с Васей прильнули к мо-ниторам компьютеров. Леша клацает клавишами, разворачивая 810-тонный телескоп, который стоит на горе, кило-метром выше лабораторного корпуса. Большой телескоп азимутальный. БТА. Размером с подводную лодку. Увеличи-вает изображение в миллион крат.

— Сто тридцать пять градусов, — док-ладывает Леша, глядя в монитор, — ве-тром мотает.

— Сильный? — спрашивает Вася.— Три-четыре.— Нормально.— Ага, щас поедем на восток от этого

ужаса, мотать перестанет.В переводе с астрономического на

русский это значит: глаз телескопа под-нят на заданную высоту, но ветер силой четыре балла дует внутрь купола — в открытое забрало. От ветра телескоп качает. Потому что телескоп в масле во-рочается. 810 тонн стекла и железа пла-вают, как сыр в масле. Так надо. Чтобы

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

47

Астрономы всегда про-сыпаются на закате. Они тщательно промывают глаза минеральной водой и спешат в лабораторный корпус — поодиночке и стайками

дрожанье земли не мешало смотреть на звезды. Однако масло в штиль — здоро-во. А масло с ветром — беда. И Леша кла-цает клавишами, разворачивая 810 тонн на восток. На периферию Вселенной. На искомый объект. И червячная передача, вращая гигантские шестерни, отворачи-вает купол с открытым горлом забрала от ветра.

— В каком фильтре наводимся? — спрашивает Леша. — «Вэ» или «эр»?

— Лучше «эр», — говорит Вася, — по-тому что там кластер и всяких галактик в нем до фига.

— Ладно, но я предлагаю не сто сорок, а триста двадцать.

— Как хорошо! — радуется Вася, глядя в монитор. — Какая жирная! Соседних галактик, поди, нажралась.

Гравитационная линза — это пара галак тик. Одна заслоняет собой дру-

гую, и задняя, по идее, не должна быть видна. Но галактики искривляют про-странство. И свет задней огибает пе-реднюю. Поэтому вокруг линзы сияет ореол. Это — кольцо Эйнштейна, уве-личенное изображение невидимой га-лактики.

Таких линз обнаружено чуть больше сотни. Прошлой весной Леша с Васей открыли самую большую, самую кра-сивую и назвали ее Космическая Под-кова. Про Подкову писали газеты мира. Теперь Леша с Васей обнаружили слож-ную линзу. У нее два глаза, нос и рот до ушей. Леша с Васей назовут ее Космиче-ским Монстром. Но прежде чем объяв-лять об открытии, нужно изучить Мон-стра, замерить расстояние. А для этого надо поймать его в телескоп, сделать сотни снимков, разложить картинки на спектры.

— Алё, ЦПУ, что у вас с телескопом слу-чилось? — кричит Леша в микрофон. — Вы живы?

— Почти, — ЦПУ откликается невесе-ло, — управляющая программа зависла.

Моторы развернули телескоп, и он ус -тавился глазом в купол.

Вася нервно грызет ногти. На изучение Монстра Леше с Васей вы-

делено три ночи. Потому что астрономов на свете много, а больших телескопов мало. Рабочее время БТА расписано на год вперед. Если за три ночи не управят-ся, то Вася, он же сотрудник Кембридж-ского университета Василий Белокуров, вернется к себе в Британию, а Леша — старший научный сотрудник Алексей Моисеев — займется другими проекта-ми, потому что он штатный наблюда-тель обсерватории. Открытие Монстра придется отложить на год.

... с фффууунннндддддддааммееннттааллььнныыыммммииии ввыы ллллллеееееееееееееееееееееееззззззззееееееееееееееееееттттттее ннннннннннааааааааааааааауууууууууууууккккккккккккккккааааааааааааааааааммммммммммммммммиии?????????

НННуу ччттоооо ввззззззззззззяяяяяяяяяяяяяяяяяяяттттттттттььььььь сссссссс ааассттррооннооммииииии??? НННееббеесснныыыыыыыыыыыыыеее тттееееллаа??....

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

49— Как дела, ЦПУ? Есть надежда?— Надежда умирает последней, —

молвит ЦПУ.Неисправность устранена. Однако ве-

тер усилился. При скорости ветра 15 мет-ров в секунду ЦПУ закрывает забрало.

Вася будет грызть ногти до рассвета.

— Астрономы — чокнутые люди, — гово-рит Юрий Юрьевич Балега, именуемый в ученом мире Юю.

Он кусает пирожок тетушки Фатимы и хватается за зуб.

— Ой! Вчера в футбол играли, мячом заехали, зуб шатается.

Юю — специалист по новорожденным звездам, астроном, значит, тоже чокну-тый.

— Через четыре миллиарда лет, — го-ворит Юю, — когда Солнце превратится в красного гиганта и поглотит Землю, мы с вами станем частью звезды. Мы будем звездами!

По ночам Юю наблюдает сво-их младенцев, а днем подпи-сывает бумаги, ругается с фин-инспекторами, жалуется на них президенту республики, рассылает заявки на гранты. Потому что Юю — директор об -серватории и должен бороться за ее су-ществование.

Сейчас он затеял ремонт зеркала БТА. Потому что за тридцать с лишним лет службы телескоп потерял 45 процентов зрения. Иностранные астрономы ста-ли шутить: у русских есть Царь-пушка, которая не стреляет, и Царь-телескоп, который плохо видит. Зеркало БТА — это стеклянная линза диаметром 8 ме-тров, покрытая микронным слоем алю-миния. Раз в год алюминий смывают кислотой и напыляют снова. От кисло-ты стекло портится. Юю нашел новое зеркало. В Германии. За 16 миллионов евро. Академия наук сказала: денег нет. Юю написал письмо мэру Москвы Луж-кову. Просил денег, обещал назвать его именем звезду и телескоп и тем самым прославить имя в веках. Ответа не по-лучил. Юю написал олигарху Потани-ну. Обещал назвать его именем звезду,

телескоп и тем самым прославить в ве-ках. Ответа не получил.

Как поет вспоенный минеральной во-дой Архыза бард Тимур Шаов,

Куда с фундаментальными вы лезете науками?Ну что взять с астрономии? Небесные тела?А как их конвертируешь, сопрешь, приватизируешь?С галактик ваших Родине, как молока с козла.

И тогда Юю решил реставрировать ста-рое зеркало, которое валялось на горе и ни когда не использовалось, потому что изначально было бракованным — пузы-рятым. Юю погрузил его на спецгрузовик и отвез в подмосковный город Лыткарино,

на завод, за 1810 километров от Архыза. Теперь он будет три года переоборудовать завод, ставить новые станки, потом два года шлифовать зеркало алмазами. К то -му времени телескоп совсем ослепнет.

— Ой! — говорит Юю, откусывая пи-рожок тетушки Фатимы. — Завтра лечу в Москву ремонтировать зеркало и зуб.

У Григория Бескина — МАНИЯ. Это на-звание проекта. Бескин ищет сигналы внеземных цивилизаций. 30 лет ищет.

— Чтобы подать сигнал, цивилизация должна построить мощный маяк и вы-вести его в космос, — рассуждает Бес-кин. — Маяк должен привлекать внима-ние. Это должно быть нечто необычное. А что самое необычное во Вселенной? Ко-нечно же, черные дыры. Каждая черная дыра — кандидат в маяки цивилизации.

Бескин наблюдает черные дыры. Вообще-то видеть их нельзя. Но если

в небе начинают пропадать звезды — значит, их поглотила дыра.

Бескин пока не засек сигнала братских цивилизаций, но обнаружил черную дыру над Москвой.

— У вас там вечно что-нибудь про-падает, — говорит Бескин. — Были вы-боры губернаторов — пропали. Были иностранные гранты — пропали. Вы думаете, что мы сидим на горе и только на звезды смотрим? Не-ет, нам отсюда многое видно!

Когда Бескин не занят проектом МАНИ Я, он пишет стихи.

С экрана льются сказки Ниагарой,Сизифы строят власти вертикаль.Как хорошо — придумана виагра,Поставит прямо, укрепив как сталь.

Николай Тихонов — специалист по ближним галактикам. Доктор наук. Он купил себе спутниковый навигатор. Чтоб не блуждать в буковых рощах. Ког-да с гор сходит снег, астроном Тихонов берет свой прибор, ледоруб и отправля-ется на поиски следов древних аланов. Найденное сдает в местный музейчик. Все самое ценное и золотое уехало в Эр-митаж, а в музейчике остались черепки горшков, пуговицы, женские украше-ния, наконечники стрел, игрушки.

Раньше на горе стояла сторожевая башня аланов. Из каменного плитняка. Когда на горе стали строить телескоп, башню разобрали, камень пустили на фундамент купола. Городу аланов, что у подножия горы, повезло больше. Со-хранились три византийские церкви и часовенка. Самого-то города нет, его Тамерлан превратил в руины. Но церк-ви не тронул. Потом, когда русские за-воевали Кавказ, город открыли заново. Горцы держали в храмах овец. Право-славные монахи выгнали овец, горцев и довершили тамерланово дело — раз-рушили город до основания. Чтобы из камней соорудить братский корпус, дом настоятеля, ночлежку для палом-ников. Самый древний храм отремон-тировали, нахлобучили маковку и ста-ли служить.

Бескин пока не засек сигнала братских цивилизаций, но обнаружил черную дыру над Москвой.— У вас там вечно что-нибудь пропадает, — гово-рит Бескин

А совсем недавно местные реставрато-ры внесли свою лепту в начатое Тамерла-ном и монахами. Заделали дыры в стенах церквей бетоном, вымостили храмы тро-туарной плиткой, вдолбили в древнюю кладку железные столбики для цепей. Однако на цепи уже не хватило денег.

Каждое лето к астроному Тихонову приезжает из Москвы жена Оля. Она ра-ботает в Московском Кремле. Археоло-гом. Крупный специалист по древним тканям. Тихонов водит жену по горам, показывает найденные им гробницы аланов. Оля перебирает камни, находит кусочки иранской парчи, колхидского войлока, кладет полуистлевшие обрыв-ки в конверты, склеенные из карт звезд-ного неба. У Тихонова этих карт…

Первые исследователи города обнару-жили в одной из церквей остатки фрески с греческой надписью «Святой Николай,

покровитель Аспе». Логично предполо-жить, что Аспе — название города. «Нет, — сказали маститые историки, — такого не может быть». Во-первых, город Аспе уже есть. В Испании. Во-вторых, это слово не аланского, а явно сарматского происхождения.

— Да, есть такой городишко в Испа-нии, — сердится Тихонов, — семь тысяч населения. Да в нашем городе тысячу лет назад больше народу жило!

Тихонов берет свой прибор, ледоруб и отправляется в горы. Искать следы сар-матов. И находит. В этих местах много всяких народов жило. В апреле астроном Тихонов едет на конференцию археоло-гов. С докладом. Будет доказывать, что это — город Аспе.

Владимир Владимирович Соколов ходит в церковь, что в городе Аспе. Он — спе-циалист по гамма-всплескам. Первые спутники-шпионы несли на борту счет-чики Гейгера, чтобы фиксировать ядер-ные испытания вероятного противника. Два-три раза в год приборы обнаружива-ли всплеск гамма-излучения. Американ-цы первыми поняли, что это не испыта-ния, а процессы во Вселенной. Но что за процессы? Астроном Соколов выяснил: гамма-всплески совпадают со вспышка-ми в дальних галактиках. Отождествил оба явления. И доказал: это взрываются гигантские звезды. Они взрываются каж-дый день, по нескольку штук зараз, и чем совершеннее будут приборы, тем чаще они будут фиксировать взрывы. Звезды лопаются, как мыльные пузыри! Страш-ная картина. Осмысление вселенского катаклизма привело Соколова в церковь.

До недавнего времени в церкви слу-жил Витя Плотников, «солнечник», специалист по Солнцу. Однажды Витя

увидел Бога, бросил астро-номию, ушел в священники. Сейчас его перевели в другой приход, а на смену прислали молоденького отца Дмитрия. Злые люди спалили попо-вский дом при храме, так Юю выделил отцу Дмитрию и ма-тушке Марусе квартирку в по-селке астрономов.

— А что? — говорит специалист по гамма-всплескам Соколов. — Мы одним делом заняты — в небо смотрим.

На Пасху в городе Аспе крестный ход будет. А после астроном Соколов пове-дет крестный ход на телескоп. На экс-курсию.

Сергей Маркелов поставил цель: пробе-жать 40 тысяч километров.

— Почему сорок?— Это окружность экватора.Маркелов бегает в гору и с горы, туда-

обратно. Других вариантов тут нет. 11 ты-сяч уже пробежал.

Маркелов — завлаб перспективных разработок. Без его разработок ни одно открытие не состоится. Телескоп — это

Иностранные астрономы стали шутить: у русских есть Царь-пушка, кото-рая не стреляет, и Царь-телескоп, который плохо видит

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

51

Сергей Маркелов поставил цель: пробежать

40 тысяч километров.

Астроном Тихонов берет свой прибор, ледоруб

и отправляется на поиски следов древних ала-

нов. Найденное сдает в местный музейчик.

Владимир Владимирович Соколов ходит в цер-

ковь, что в городе Аспе. Он — специалист

по гамма-всплескам.

Вася, он же сотрудник Кембриджского универ-

ситета Василий Белокуров.

— Сто тридцать пять градусов, — док ладывает

Леша, глядя в монитор, — ветром мотает.

Юрий Юрьевич Балега, именуемый в ученом

мире Юю.

Анатолий Борисенко — ведущий инженер-

электроник

Евгений Чинцов — специалист по звездным

ветра м.

Когда Бескин не занят проектом МАНИ Я, он пи-

шет стихи.

фотообъектив. Сам фотоаппарат, «тушка» со всеми его матрицами, выдержками и диафрагмами — забота Маркелова. Для разных наблюдений — разные «тушки». Маркелов и его люди изготавливают при-боры на станках и станочках с цифровым управлением. Люди закладывают в ком-пьютер программу, и станочки сами по себе точат, пилят, сверлят, паяют.

Раньше наблюдателя закладывали в стакан телескопа. На одном конце зерка-ло, на другом — стакан. Зеркало фокуси-рует картинку в стакан. Внутри — фотока-мера и наблюдатель. Роль наблюдателя — вовремя менять фотопластины. Все, кто больше двадцати лет работает в Архызе, прошли через стакан. Юю, Бескин, Тихо-нов, Соколов… Прежде чем отправиться на дежурство, наблюдатель должен был

как следует опростаться. Важ-но — не пить накануне много.

Наблюдателя одевали в летный костюм с подогревом и запускали на всю ночь. Телескоп медленно вращается — вслед за звездами, наблюдатель летит в стакане, меняет пластины. Чихнуть хочется — нельзя, кадр испортишь. Чесаться хочет-ся — не дотянешься.

Но пытки кончились. Сейчас в стакане летают аппараты Маркелова.

— Вот эта железка битком набита ма-тематикой, — объясняет конструктор. — Там куча у-ультрасовременных про-цессоров. Это у-ультрадорогая железка. Ладно, вы тут пообщайтесь с ребятами, а я пойду покурю.

— Так вы же бегаете!— Еще я пью и грязно ругаюсь ма-

том, — веселится Маркелов, — но свои сорок тысяч я все же добегаю.

Вчера астрономы принимали коллегу из Белграда.

— Лука, водку будешь? — спросили астрономы.

— Да, — ответил серб.Прием закончился в два часа ночи по

звездному времени. У астрономов свое время, у них дней в году больше, их сут-ки на четыре минуты длиннее человече-ских.

Утром Юю улетел в Москву, астроном Маркелов побежал в гору, астроном Со-колов пошел в церковь, астроном Тихо-нов, назначенный дежурным экскурсо-водом, повел на телескоп школьников. После экскурсии принято писать что-нибудь в книге отзывов. Там есть одна короткая запись: «Звездец!»

■ ■ ■ ■

Нижний Архыз, Карачаево-Черкесия

Прием закончился в два часа ночи по звездному времени. У астрономов свое время, у них дней в году больше, их сутки на четыре минуты длиннее человеческих

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

53

Утром Юю улетел в Мо-скву, астроном Маркелов побежал в гору, астроном Соколов пошел в церковь, астроном Тихонов, назна-ченный дежурным экскур-соводом, повел на телескоп школьников

Всегда готов

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

55

третья четверть

Диктант. Зимы не будет. О процессе размораживания страны. Сочинение. Парни из сплава. За что они любят адское пекло. Работа над ошибками. Вперед жаре навстречу. Как извлечь пользу из глобального потепления.

Природоведение. Снег в Сахаре. Как взмокла пустыня. Дневник наблюдений. Так плавился мозг. Кошмары африканской командировки. Спецпроект. Красота в натуре. Женская баня со стереоэффектом.

Письмо из будущего. Оттепель. Рассказ Дмитрия Глуховского. Полезные советы. Как выжить в жару.

инга

аксенова

текст: игорь мартынов рисунки: варвара полякова

В диктанте, открывающем главную тему номера, Игорь Мартынов ставит вопрос: а готова ли страна, известная своими зверскими зимами,к потеплению, а может, даже и к последующей жаре? Не опасны ли тепличные усло-вия для общества, привык-шего к глубокой заморозке?

На культ жары способны только мы — заиндевевшие. Ведь и птица наша — не Феникс с его трухой и пеплом, наша птица — Жар, веселым огненным кры-лом кромсает серый свод родной Тычекукуйшины!

Все идет к тому, что жарко будет не только небесам. Жарко будет на земле, на русской, причем уже при жизни: сам климат путем глобального потепления перешел на нашу сторону, направив сол-нечный удар на мерзлоту! Заполярные авокадо, киви из тундры — уже не блажь, не фантазм, а потребительская корзина.

Экологи скажут — мол, это же ката-строфа. Но мы-то знаем — это справед-ливости торжество, этот день мы при-ближали, как могли! Каждый по-своему, на своем месте, по мере сил.

Кто-то стоял у мартеновских печей, пошевеливая лаву. Кто-то строил мега-яхту с золотыми писсуарами, чтоб вопреки природной логике, всем льдам назло хотя бы 15 минут — но пролететь по Московскому морю, как по Карибам! Кто-то готовился к потеплению внутрен-не, закаляя жилы менделеевской огнен-ной водой. Кто-то, уловив зоологический тренд, сделал ставку на верблюдов, построил им питомники, предвидя их скорую гужевую роль.

Ну и конечно — отдельное спасибо скважинам Родины! В каждом барреле — кусочек солнца, причем с очередными торгами на Нью-Йоркской бирже — все больше кусочек, все ярче луч!

А ведь все, что нужно было — собрать робкие ростки, начинания, порывы

и пред течи в единый федеральный кулак; стабилизировать, утрамбовать державу — и вот в итоге отступили холо-да, и жить стало лучше, жить стало теплее!

И что же удивительного, что зимние Олимпийские игры пройдут на лет-нем курорте?! Под знаком прыткого дельфина?!

Как сказал поэт-песенник: «Зимы не будет!». Хватит уже, баста, назимова-лись, наморозились — перекуем унты на шлепанцы! Не все же танцевать от печки, не все ж пугливых зайцев ловить по льдинам — пора войти в горячку не перебежками, а всерьез и надолго, обживая катаклизм.

О, как же мы стремились на юга, как бежали в сапогах по росе к океану, к Индийскому, далее — везде! В пески Туркестана, под белое солнце пустыни! В походе теряя лучших Петрух, отдавая сердца паровозным топкам, а выруч-ку — Фиделю. И юг откликнулся, сам к нам пришел, явился с повинной.

За все былые стужи и ознобы, за выслу-гу мерзлых лет— мы удостоились. Мы выстрадали этот гардероб — ходить по собственной земле расслабясь... в обвис-лых трениках, в кроссовках и топлесс... нам уже можно свернуть русскую мысль в газетную панаму на башке, чтоб не зашибло солнцем... у нас теперь неисто-вый ремонт и карнавальная работа! Дети Бахтина, оставив следы на пыльных тро-пинках далеких планет, на Земле Санникова — желают теперь оставлять следы исключительно восвоясях, на све-

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

57

жих травах, гольфовых газо-нах, на ванной плитке — лучше испанской... Закупленные в за -городный дом унитазы шведской фирмы Густафсон с двумя сливными кнопками белеют как пьедесталы наших басно-словных побед — на них уже можно сидеть, хотя в них пока нельзя еще делать, они не полностью подключены... Кругом шатры, чайные домики — горя-чий Вавилон наш раскорячен стройкой! Только подумаешь — все, моя хата с краю, а глядь, к ней уже следующая прилепилась. И снова ты в гуще револю-ции мещанской — в пылу, в жару.

Ветераны ледникового периода рас-ходятся по домам, добив последнего Троцкого, сдают ледорубы на нужды воскресного аттракциона в парке имени отдыха и удаляются, в облипку с околь-цованными жар-птицами, тестировать на прочность ортопедические матрацы.

Суммарно разморило всех — есте-ственно, с разной степенью комфорта согласно властной вертикали… Рука лениво подкручивает газовый вентиль, добиваясь выгодной регулировки: война за место под солнцем закончена, борцов-ские натуры, бунтари и инсургенты больше не в цене.

Но давайте же спросим себя: вполне ли готовы мы к пляжной эре? К эпохе великой праздности? Сбросив с плеч долой свои песцовые и норковые тело-грейки — достаточно ли мы обтесаны фитнесом, чтоб не распугать человече-ство в своем новом, беззаботном амплуа? Планета смотрит на нас! И, взойдя на углеродах, как на стероидах, должна образцово напрячься мышца, и распра-вятся складки былых дум.

Впервые так удачно все совпало: верхи и низы едины в своей жажде релакса. Природа упразднила холода. И не надо перекидывать туда-сюда реки и строить путь железный, а короче БАМ. Тихая, микроскопическая нанотехнология — вот максимум усилий, который мы себе можем позволить. Сейчас главное — не спугнуть, не сглазить благодать. Бездействие становится самым востре-бованным талантом!

Конечно, потери неизбежны. На -пример, скорее всего нам больше не придется испытать счастливых перипе-тий подледного лова. И назревает покуп-ка холодильника — ибо не вывесишь, как бывало, суповой набор в авоське за форточку, чтоб он там мерз до минус восемнадцати.

Но самое главный барьер — мы так привыкли к боям и подвигам… к тому, чтоб брать одну шестую суши на грудь, как тяжеловесы: зажав пузо, чтоб пупок не развязался, поясами северных широт… Мы так привыкли вы живать в стужу — справимся ли мы с тепличны-ми условиями? Не заскучаем ли, удер-жимся ли в летаргической полуденной дреме под москитной сеткой сверхгосу-дарства или опять сорвемся, улетим — куда-нибудь в космические холода, в мерцающий морозный иней звезд?

Презрев законы сохранения тепла.

Впервые так удачно все совпало: верхи и низы едины в своей жажде релакса. Природа упразднила холода. И не надо перекидывать туда-сюда реки и строить путь железный, а короче БАМ

Из этого экстремального репортажа специального корреспон-дента «РП» станет понятно, откуда берутся люди, ежедневно уходящие на работу в адское пекло и главное — что их держит там, где даже техни-ка от перегрева выходит из строя. Читателю гарантиро-ваны ожоги, лава, священ-ный ужас.

— Это ж какой-то Северный полюс, — была наша первая реплика единственно-му таксисту, прорвавшемуся через 30 снежных миль и заносов в норильский аэропорт Алыкель.

—Ерунда, — пробубнил водитель, позволяя ветру ерошить на расхристан-ной груди волосы. — Вот если к вечеру черная пурга завернет, вы отсюда и через неделю не улетите.

И сразу как-то обрели очертания реаль-ности интернетские постеры о том, что Норильск — это край бесшабашной дер-зости, абсурдных противоречий и сер-дечности на контрасте. Это самый север-ный город земли, где дома сваями втаяли в вечность.

— Тут как-то прямо в городе выставили бетонную скульптуру пионерки с вин-товкой, — сиял золотом зубов таксист. — Народ ходил, гадал — что за баба? Ведь пионеров всех ликвидировали. Пио не -рок, как ни странно, тоже. Кучу разных баек навыдумывали. А оказалось, это одна строительная фирма с материка марку бетона в заполярных условиях испытывала. Хреновый бе тон, — подыто-жил он. — Через три зимы пионерка рас-сыпалась.

— У вас здесь и машины не угоняют?

— Так а куда гнать-то, — бросив руль, развернулся он к нам. — Тундра кругом. Здесь и заборов вокруг тюрем не было. Зачем?

Он вдруг загрустил, словно вспоминая пережитое. Потом встрепенулся:

— Про металлургов будете писать? Про вредников? Так они там все вредни-ки. Больше пятидесяти не живут. Но — деньги.

Возле знака «железнодорожный пере-езд» он тормознул, как будто пропуская невидимый поезд. Поезда не было. Сугробы высотой чуть не с хрущевку лежали вокруг. Из метели, словно при-зраки, время от времени проступали рекламные билборды. Сюжет их был овеян пафосом советской эклектики. Мужики в касках с лицами бронзовых статуй варили в исполинских печках руду. И даже по плакату было видно, какая нестерпимая стоит там жара.

— Вон они, — как-то недобро кивнул таксист.

Нехватку тепла Норильск компенси-рует радужной окраской и средиземно-морской архитектурой. Рестораны уве-шаны египетским декором и окликают знойными названьями. Многие девуш-ки носят африканские дреды. А эмбле-

текст: владимир лепилин фото: алексей куденко

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

59

...... ааааааааааааа ттттттттттттоо ккрррыышшууу сснннеессеетт.—— ООтт ччеегггоо??——— ООООтт сссееррнннооггоо ггаааззааа....

ма культурно-образовательного фон-да Ми ха ила Прохорова — не какой-нибудь банальный для аборигенов олень, не полярный волк, и даже вовсе не мамонт, из бивня которого здесь многие сувениры. Эмблема этого фонда — крокодил.

Чтобы попасть на медеплавильный за -вод, нужно почти километр идти по

длинному коридору с желтым светом в плафонах. Получить спецодежду из рук кладовщика девушки Маши. Спец одеж -да — это каска, куртка и штаны из толсто-го войлока. И валенки.

— Зачем в плавильном цехе валенки? Там же пекло!

— А еще там искры, которые любую хэбэшку и ботинки прожигают в секун-ду, — говорит нам главный инженер, отряженный в проводники.

По коридорам снуют загадочные люди, у каждого в уголке рта шланг, ухо-дящий куда-то за пазуху. В другом угол-ке у некоторых тлеет сигарета. Все это напоминает мизансцены в спектаклях чудного румына Ионеско.

— Глаза должны наполниться слеза-ми, — наставляет нас инженер.

— У меня уже.— Рано, — отрезает он. — Маски не

снимать, а то крышу снесет.— От чего?

— От серного газа, паров соединения меди и никеля. Присутствуют незначи-тельные примеси ртути и свинца.

— Мои любимые пары, — чтоб хоть что-то сказать, говорю я.

Мы открываем дверь, спускаемся по сту пеням. Металлурги нам потом расска-жут, что некоторые чиновники, как впе-чатлительные дамы на балу, валились прямо на первой ступени. Мы преодоле-

ли третью. Значит, уже выход в космос. Цех наполнен желтым дымом. Про -бивающийся из исполинских окон косой и тугой свет, кажется, можно даже потро-гать. Все вокруг лязгает и ревет сирена-ми, как будто на полную мощь врубили диск с «Апокалипсисом» Шнитке. А под потолком, весь в дыму, под эту какофо-нию, словно Бэтмен в очках, летает по рельсам в кабине крановщик.

— Медь варят там, — силясь перекри-чать шум, заорал, оттопырив маску, в ухо инженер. — Бочка называется кон-вертер имени Ванина. Сверху через такое окно крановщик загружает из ковша уже расплавленную руду. Туда вдувается воздух. Медь отделяется от никеля и железа. Сера выжигается.

Из дыма рядом с бочкой показывается вагончик. Он стоит на железных сваях. Интерьер его незамысловат. Стулья, стол, чайник и телевизор, который показывает одно и то же черно-белое кино — раска-

ленный конвертер. Перед окном на пуль-те рычаги. Когда медь сварена, а никель вместе с железом и шлаком всплыл наверх, старший конвертерщик Николай Берстенев садится за рычаги, как видав-ший виды тракторист, и управляет боч-кой. Сры вается как шальной, выбегает, смотрит чего-то себе. Шланг уже бьет по пузу. Он нервно водружает его на место, хватает кувалду, сбегает лицом вперед

и подлезает под бочку. Несколько гулких ударов, снова вверх, в руках уже лом. Он шурует им в бочке, вынимает, смотрит, думает, и опять за рычаги. Я сижу смир-но, боюсь шелохнуться и за дать вопрос. Да и рот маской занят. Он снова выбегает из вагона как ошпаренный, сует в бочку лом, тот медленно тает. Бочка, которая выглядит как баклажан на шампуре, накреняется, брызжут искры, жидкое солнце сливается в ковш. Внизу человек с таким же шлангом во рту жестами пока-зывает крановщику амплитуду движе-ния. Тросы ни как не надеваются на уши ковша. Че овек беззвучно шевелит губа-ми. Судя по сдвинутым бровям, материт-ся. На конец у него получается. Махнув что-то рукавицами Берстеневу, он уходит за ковшом, так же жестикулируя. Рас-кален ный ковш уезжает.

Берстенев входит в вагончик. Сос-ка отброшена. Рукавом стряхивает со лба пот.

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

61

ггггддддеееее ппппррообббииилллллллллллллллллллллоооооооооооооооо —————— кккккккккккрррррррааааааннннннттттттттыыыыыыыы.... Там и ооссттттттттттттттттттаааааааанннннннеееееешшшшшьььььссссссяяяя ррррррряяяяяяддддддооооооооооммм сссс лллллеееннттттооййййййййййййййййй......................

У старшего конвертерщика сиплый голос и глаза в красных прожилках.

— А как вы определяете готовность расплава? — неожиданно для себя сфор-мулировал я.

— А первобытным методом. Как те зэки еще, которые этот завод строили, а потом на нем работали. По-другому пока не получается. Короче, только на чутье работаем. Формовку сунул, выта-щил и смотришь по цвету — либо песоч-ку сыпануть, либо воздух убавить.

— Формовка — это что?— А ломик вон.— Я видел, он сгорает напрочь.— Так мы и сами плавимся, — смахнув

очередной ручей пота, отчего-то развесе-

лился Николай. — Температура плавле-ния меди — 1200 градусов. У бочки ино-гда, бывает, доходит до 70. В общем, тепло. Я вообще свою работу крематорием назы-ваю. Поначалу в обморок падал.

— А теперь?— Теперь привык. Хотя и сейчас, осо-

бенно наверху, — он кивком указал за окно, — где лента с песком… Отверстие если забилось, лезешь, а весь газ же, вся жара эта наверх идет. Там хоть и короба воздушные стоят, и дырки есть на улицу, все равно вентиляция не справляется. А если соску где пробило — кранты. Там и останешься рядом с лентой, — продол-жал веселиться он. — Потому мы по одно-

му стараемся не лазить. Обычно помощ-ника берем с собой. Где он, кстати? — Берстенев глянул по окнам, не разгля-дел. — Пить, наверное, пошел. Салабон. Ну, пусть хлебнет, покуражимся.

— Как это?— Жара даже здесь в вагончике, где,

чувствуете, вентиляция, бывает, зашка-ливает за сорок. А возле бочки прово-дишь почти половину смены. Истечешь весь. Сера все глаза выест.

— Еще бы, в таком-то облачении.— А в другом нельзя, — Берстенев ки -

нул в стакан с недопитым чаем бычок си гареты. Глотнул воздуху из шланга-соски. И тут же прикурил следую-щую. — У меня, вот видишь, вся левая

сторона этой суконки прожжена, — он повернулся, на войлочной спецовке вид-нелись следы очереди из Калашникова. — А еще только полмесяца проносил. Когда подходишь к фурме шуровать, искры вылетают. И под бочку лазить при-ходится, пробивать. Боже упаси потом почесаться. В кровь все расцарапаешь. По первости чуть не до развода с женой дохо-дило. Домой приходишь, с ног валишься. А она: «Кто те всю спину расцарапал?» Я говорю: «Крановщик, бля».

Конвертерщик вдруг подскочил, ринулся к рычагам. Привезли очеред-ной ковш руды. Башка кружилась, по спине текло.

— Джин! — почему-то крикнул Коля и снабдил это выражение смачной ма -терной тирадой. Он стоял за пультом у окна. Лицо его светилось инопланет-ным зеленым светом. Из сопла бочки летели искры величиной с деревен-ский лопух. Я инстинктивно пригнул-ся. Краем глаза успел заметить, как мужик внизу, повелитель ковшей, уво-рачивался от лопухов и как будто изо-бражал какой-то языческий танец. Но рабочего места так и не покинул. Бочка, как намешавший виски с вином джентль мен, продолжала рыгать рас-каленной лавой. Несколько блямб упало на вагончик. Крыша зашипела гадюкой.

Старший конвертерщик Николай Берстенев был сосредоточен за пультом, как пилот сверхзвукового истребителя.

— Заболтался урод, — самокритично замечал он, — перегрел.

— То есть? — уже не снимая маски, как через противогаз клокотал я.

— Ну, бочка пустая была. А я еще тот, прежний штейн немножко запа-лил. А тут она еще больше нагре-лась. Там шлак остался, в котором желе-зо и ни кель. А железо с медью не дру-жат, когда ливанули, пошла реакция. И вот, — он вдруг как-то резко успоко-ился: — Это еще ничего. Бывает, пере-греешь так, что конвертор в секунду

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

63

................... дддддддддддууууууууууууууммммммммммммммммаааааааааааааааааееееееешшшшшшшьььььььь,,,,,,,, кккккккк ччччеееерррррррттттттттттуууууууууууу,,,,,,,,, ппппооссллеедднниийй ггоодд.ААААААААААА вввввв оооооооооооооооооотттттттттттттттпппппппппппппууууууууууууууууууууууссссссссссссссссссккккккккккккккк ппппппппппппррррррррррииииииииииииииееееееееееееееддддддддддддддддеееееееешшшшшшшшшшььььььь,,,,,, ииииииииии тттооооооооооосссссссссссссссссссссскккккккккккккккааааааааа.... ППППППППППППППооооооооооооо ээээээттттттттооооооойййййййй пппппппееееееечччччкккккееееее....

ууу

пус той остается. Один раз на третьем конвертере всю будку медью заплави-ло. У него висела рация на кабине. Вот та кой комок остался.

— А от крановщика?— Да че ему будет. Он ведь тоже уже по

первым каплям видит реакцию. Если что, шторки задвинул — и в домике.

— А что это вы за заклинание произ-несли, когда бочка стала плескаться?

— А, — смеется он. — Джин — это у нас так зеленое пламя называют, кото-рое за лопухами летит.

Коля рассказывал азартно, но не бра-вируя. Словно для него это привычное дело — щекотать пятки Фортуне. Впрочем, 20 лет играет так мужик. Кандидат в мастера спорта по самбо Николай Берстенев приехал в Норильск из городка Сокольники Тульской обла-сти, как он формулирует, за длинным рублем. Автомобиль «Волга» нравился ему. Вот он и поехал. Думал, года на три. «Волга» сейчас ржавеет в гараже в том же городке Сокольники Тульской области. А его, твердит он комсомольскую фразу, Север не отпускает.

— Но сами же говорили, крематорий?— Ну, в общем, да, — задумывается он,

то и дело прикладываясь к соске, как к кальяну. — Тут, в этом аду, на этой рас-каленной сковородке, наработаешься восемь часов. Потом на улицу вышел,

морозного воздуха глотнул и уже лю -бишь все это вокруг — снег, тундру эту чертову, людей. Взгляд на мир другой становится. Теплее, что ли, начинаешь относиться к жизни? Не знаю.

Тоже вот философия. Действительно космонавты.

Слезы то выступают, то сушатся сно-ва. Фраза «жар костей не ломит» уже кажется мне не народной, а выдуман-

ной для красного словца. Ломит. Еще как. Наивно полагая, что внизу, где ходит по пролету повелитель ковшей, будет легче, я спускаюсь к нему. Мужика зовут Дмитрий Сергеевич. И никак иначе. 35 лет. Долж ность — стропаль-щик. Он ходит за раскаленными ковша-ми по всем отделениям. Он нянчится с ними как с детьми. Я хожу за ним. Говорим урывками, потому как дышать, шествуя за ковшом, невозможно. Дмитрий Сергеевич, он, по сути, такой шахматист. В голове держит уйму ком-бинаций с ковшами. С порожними и полными, из-под шлака и из-под меди. Перепутать никак нельзя. Нужно продумать путь так, чтоб в одном месте забрать пустой ковш, довезти его до печи, там взять с медью, довезти до анодного, а оттуда забрать со шлаком и спровадить в конвертер. Так работа-ет. А еще умудряется материться. Жестами. Например, огорчившись от

действий крановщика, он крутит двумя руками, словно хочет взлететь или выполняет упражнение из утренней зарядки «мельница». Потом резко левой рукой «ломает» в локте правую.

— Это какой-то профессиональный сленг?

— Ага, — цедит он сквозь соску, при этом не бросая процесса.

— И что это значит?

— Это значит, х…в ему полную тачку, — предельно серьезно отвечает стропальщик.

— А он что?— А он д...еб, — цедит Дмитрий

Сергеевич. — Он, типа, выше этого. Не реагирует. Он у нас Конфуция изуча-ет. Говорю ему, заденешь лестницу. Что ты. Он зоркий, как Будда. У него третий глаз.

— Это несколько из другой оперы.— Да иди ты.Дмитрий Сергеевич сосредоточен.

Волосы потными сосульками прилипли к его лбу.

— Давно стропалем?—Семь лет.— А смена у вас тоже восемь часов?— Четыре, — не глядя на меня, бубнит

он. — За смену километров пятнадцать отмотаешь.

Он снова всовывает в рот шланг. Не хо -чет говорить.

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

65

ссссссссс ттттттттттттааааааааааааакккккккккккиииииииимммммммммм жжжжжжжжжжжееееееее шшшшшшшшшшшллллллллллаааааааааааааннннннннггггггггггггоооооооооомммммммммм ввввввввввооооооооооо ррррррррррррттттттттттууууууууу жжжжжжжжжжеееееееесссссссстттттттттааааааааммммммммииииииии ппппппппоооооооокккккккааааааааззззззззыыыыыыыыыввввввввааааааааеееееееетттттттт ккккккккрррррррраааааааанннннннннноооооооовввввввввщщщщщщщщщщииииииииииикккккккккккуууууууууу аааааааааааамммммммммммппппппппппплллллллллллиииииииииииитттттттттттттууууууууууууддддддддддддууууууууууууууу ддддддддддддввввввввввввииииииииииииижжжжжжжжжжжжжееееееееееннннннннииииииииииииияяяяяяяяяяяя.............

Берстенев случайно обмолвился, что стропальщик жил когда-то в Красно-ярске. В Норильск «из-за бабы попал». Случай классический. Застукал, манат-ки в чемодан и куда глаза глядят. Они глядели в тундру.

— Здесь таких много, — говорил Николай. — Но крематорий всех лечит.

Выла сирена на кране. Медь клокотала в печи как живая. Лицо скукоживалось печеным яблоком. Из доменной печи почему-то торчало бревно. Один конец его был привязан к тросам крана. Кран дергал за стальные веревочки, бревно ходило ходуном и размешивало медь. Сопровождавший нас инженер объяс-

нил, что таким способом выжигают остатки серы. Бревно сгорает, сера улету-чивается.

А с другой стороны печки по жело-бу стекала горящая лава. Конвейер дви-гался по кругу, как карусель, подстав-ляя под ручей порожние формы. Затем машина с шипеньем окунала эти в формы в воду и переворачива-ла на ребро в прямоугольный ковш. Эти громоздкие пластины назывались анодами.

— И что с ними дальше? — спросил я плавильщика Вячеслава Ярова.

— Дальше эту медь отправят в катод-ное отделение. Там напротив этих пла-стин установят такие же, только гораздо

тоньше, и под действием электролиза чистая медь с этих пластин перейдет на тонкие. А никель, золото и платина ося-дут. Этот шлам по трубам перегонят в цех, там, за колючкой, высушат его, расфасуют в виде порошка и отправят в Дудинку. А там уже по Севморпути в Мурманск или Архан гельск. Вот, соб-ственно, и все.

— Выходит, вы эти деньги каждый день ковшами ворочаете.

— Ну да, — молотит он ломом в залип-шее дышло и отскакивает от пламе-ни. — А че нам до тех денег? У нас среди ра ботяг самая большая, можно сказать, зарплата. В зависимости от премии

тысяч 60 выходит. Есть еще так называе-мая прохоровская, это как 13-я раньше. Там что-то 20—30 получается. Ну и соц-соревнование, понимаешь, опять же.

— До сих пор?— Ну это мы так называем. За каждый

оборот процесса, за каждый ковш баллы начисляются. Но деньги не главное.

— В смысле?— Работа интересная. Можно сказать,

творческая. Прикипаешь к процессу, как лопух к мульде. Здесь подыхаешь, дума-ешь, к черту, последний год. А в отпуск приедешь, и тоска. По этой печке. По огню, может. Не знаю.

Он рассказывает об этом сбивчиво, нескладно, поэтому стесняется своей

неумелости вытаскивать нужные, сакра-ментальные слова из сердца.

— Вот все говорят, надо десять лет работать и баста. Но никто не уходит.

— А вы сколько?— Пятнадцать.— Тоже мечтаете после пенсии, как

у вас говорят, на материк махнуть?— Да че я, идиот? Наши люди там

больше пяти лет не живут.— Почему?— Не знаю. И потом я же местный.Пятнадцать лет назад Яров работал

в одной газете фотографом. Потом, гово-рит он, клоуном быть надоело. Ушел к огню. Сначала слесарем, а теперь вот, по его выражению, соску грызет.

— У нас и в самом деле на эти шланги некоторые деятели придумали детские соски надевать, — улыбается он. — Они их отрезают наполовину, а все равно, дышишь-то рывками, долбанул ломом — вдох, а воздух огненный, резинка сли-плась. Хватанул серы, в башке помути-лось, а тут медь течет. Говорили, что надо эти детские соски в керосине выма-чивать, чтоб не слипались. Туфта это все. Мы уж будем просто шланг грызть.

— А зубы как?— Стачиваются, — усмехнулся он. —

Дырища такая образовывается между челюстями, палец спокойно проходит.

— И что?— А ничего. Крепче стискиваешь, так

легче ломом махать.Я никак не мог понять, издевается он

или говорит серьезно.— А молоко за вредность дают?— Да я это молоко терпеть не могу.

Лучше б спирту дали. Он, говорят, хоро-шо весь этот свинец выводит и прочую фигню. Но ты понимаешь, и спирт не берет! Как стал здесь работать — водка не действует. Ведро надо выпить, чтоб конкретно опьянеть. Поэтому пью я теперь мало, но основательно. В том году на материке был, так душевно с товарищем сидели. Я даже на самолет плюнул. Допивать остался. А ты гово-ришь — деньги.

Яров щелкнул бычком в порожнюю мульду, взял лом и пошел сливать медь.

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

67

............................... ииииииииииииииииииииииииииииииззззззззззззззззз ввввввввввввввваааааааггггггггооооооооннннннаа кккаааакк ооооооооооооошшшшшшшшшшшшшшшшшшшшпппппппааааааааааарррррррррреееееенннннннныыййй, ссссссссссссссссссссссссууууууууууууууууууууууууууууууууууеееееееееееееееетттттттттттттттттт вввввввввввввв бббббббббббббббббббббббооооооооооооооооочччччччччччччччччккккккккккккккккккуууууууууууууууууу ллллллллллллллллллооооооооооооооммммммммммммммм,,,,,,,,,,,,,, тттттттттттттттттттттооооооооооооооооооооооооттттттттттттттттттттт ммммммммммммммммммммммммеееееееееееееееееееееееддддддддддддддддддддддллллллллллллллллллллллеееееееееееееееееееееенннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннноооооооооооооооооооо тттттттттттттттттттттттаааааааааааааааааааааааееееееееееееееееееееееееееееееееееетттттттттттттттттт.................

текст: василий голованов фото: наталья львова

Конечно, тревожно: годы подряд в России такие летние зимы, когда в Заполярье вот-вот зацветут авокадо и ледоколы выйдут из употребления — льда-то практи-чески нет! Но не бывает худа без добра — этот пионер-ский принцип исповедует наш научный обозреватель Василий Голованов, кото-рый безусловно убедит вас в том, что русские именно благодаря глобальному по -теп лению наконец-то займут то место, которое им и поло-жено на Земле, а именно — главное. И вот как это будет.

Так что же, граждане, нам, россия-нам, делать с потеплением?! Ну пусть там, в Аф рике, урожай будут снимать не один раз в три года, как было рань-ше, а один раз в девять лет, а в Юж -ной Америке скукожится весь бас-сейн Ама зонки. А у нас — что?

А вот что: в условиях экологического кризиса у России впервые появляется шанс. Во-первых, мы глубоко материко-вая страна. Во вторых, за годы после пере-стройки мы практически лишились про-мышленности (что весьма благоприятно сказывается на экологии), если не счи-тать развитый нефтегазовый комплекс.

Но у России есть и другие, если кто забыл, богатства. А мы напомним: двад-цать процентов мировых лесов, 20 про-центов пресной воды, 30 процентов нео-сушенных болот, которые влияют на мировой климат и помогают удержи-вать его в норме. Обес печивают стабиль-ность климата.

И я спрашиваю: а что мы получаем взамен от цивилизованного мира, кото-рый, по сути, пользуется нашей экологи-ей?! Ничего не получаем!

Так вот, господа. Шутки в сторону. Мы не только знаем о глобальном потепле-нии. Мы живем в нем. При этом глобаль-ное потепление в Европе и Америке — отнюдь не пустой звук. Это, как выясни-ли психологи, один из главных страхов

мужской части населения. Чего боятся мужчины? Они боятся потерять. Уютные прибрежные виллы, яхты, привычный образ жизни, сверхприбыльный курорт-ный бизнес, свое место в мире… Черт возьми, а ведь дело может не ограничить-ся только этими потерями! И никто не знает, чем в случае неблагоприятного сценария развития событий придется поступиться…

В этом смысле мы, со своей природой, являемся гарантами того, что там, на Западе, не станет хуже, что чистой воды хватит на всех, что мы удержим климат, по крайней мере в Северном полушарии. Но за это нам надо платить. Это будет честная плата за страх потерять и за при-вычку жить в условиях, которым в России по привычке люди завидуют. А пришла пора, соотечественники, чтобы они позавидовали. Да, мы не будем про-изводить ничего, кроме нормальных природных условий. Но ведь и Арабские Эмираты не производят ничего, кроме нефти. Просто на каком-то витке цивили-зации нефть оказалась продуктом №1, необходимым для функционирования мировой экономики. Сейчас на первое место выступают нормальные природ-ные условия. Регионов с такими условия-ми на Земле осталось немного. Россия. Канада. И немножко Бразилия. Есть стра-ны, которые свой потенциал давно съели.

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

69До пустим, Голландия или Велико -британия. Изумительная картинка: до -ми ки, склоны, фермы, пастбища… Но это — измененная природа. Она не вы -полняет природных функций защиты че ловека. А российские леса, болота, степи — выполняют такие функции. Пропорционально всему этому можно высчитать вклад России в глобальную экологическую устойчивость. Есть пирог, который условно можно назвать «спасением Земли». В этом пироге доля Рос сии — 10–11 процентов. Международное сообщество должно выработать экономи-ческий механизм, который будет поощрять это матери-ально. И у одних стран в отно-шении других не должно быть нахлебничества в том, что мы называем «экосистем-ными услугами». Все должно стоить де нег, господа! И денег не меньших, чем выручка за нефть. Их нам, хранителям чистоты природы в белых ан -гельских хитонах и туниках, должно хватать не на бутылку водки, а на нормальную жизнь! Ведь построили же Эми раты нормальную жизнь на голом песке?

Правда, для того чтобы стать полноценными продав-цами экосистемных услуг, нам необходима срочная перестройка экономики на экологию. Очистка рек. Эффективное восстановление лесов на месте вырубок (эта технология уже опробована и отработа-на — остается только ее применить), раз-витие экотуризма. Если ученые говорят, что экология станет важнейшей пробле-мой XXI века, то нам необходимо пере-строить мозги таким образом, чтобы все поняли, что самая выгодная экономиче-ская отрасль вообще — это сохранение природы.

Природа — это наше богатство. Сейчас главная задача пионеров проследить:

чтоб никаких захоронений отходов, самовольных рубок леса, никаких пик-ников с разбрасыванием опорожнен-ных бу тылок. По крайней мере, у нас в России. «Экологическая стратегия» должна стать приоритетом нового рос-сийского правительства. Мы не одни такие умные. И кто победит в мировом первенстве по экофутболу — Россия,

Канада или Бразилия, еще вопрос. Одно радует — без нас не обойдутся.

Уже все понимают, что современная цивилизация существует за счет нера-венства. За счет того, что прожиточный минимум какого-нибудь жителя Сомали в сотни раз ниже, чем уровень жизни рядового американца и в десятки раз ниже уровня жизни рядового россияни-на. Если все выберут средний «амери-канский» уровень потребления, то неиз-

бежен кризис, из которого выхода уже не будет… В результате большая часть чело-вечества вымрет. Ибо природа строго регулирует численность видов. Если сегодня каждая семья захочет иметь по два автомобиля, полгектара земли, 400 литров чистой воды на человека в день — ресурсов не хватит. Отсюда вывод: Земля не прокормит более 6 миллиардов чело-

век (а уже сейчас население планеты перешагнуло за 6,5 мил лиарда). А некоторые вообще считают, что опти-мальное число жителей на Земле — один миллиард. Этот миллиард — так называемый «золотой миллиард» Европы и США — может жить, ни в чем себя не ограни чивая, в полной роскоши и комфор-

те. Но в таком случае осталь-ное население долж но совсем уйти. Устраивает ли нас этот сценарий? Отнюдь! Мы потре-бляем в десятки, а то и в сотни раз меньше ресурсов и про-дуктов, чем жители США, и не понимаем, почему в уго -ду их привычному образу жиз ни мы должны то ли вы -мирать, то ли потреблять еще

меньше! Наконец-то определилось наше место в международном сообществе — мы ра ботники главного национального парка планеты. В освоении такого «запо-ведника», как природа России, работы хватит на всех!

Если по уму распорядится теми богат-ствами, которыми мы испокон веку обла-дали и обладаем — «прорыв» России обес печен.

Добро пожаловать к нам, потепление!

Наконец-то определилось наше место в международном сооб-ществе — мы работники главно-го национального парка плане-ты. В освоении такого «заповед-ника», как природа России, работы хватит на всех!

текст: геннадий швец рисунки: анна каулина

Это повествование пресс-секретаря Олимпийского комитета России журна-листа Геннадия Швеца можно поначалу ошибочно принять за обычный спор-тивный репортаж, но постепенно перед читателем откроется вся философская бездна размышлений автора, бегущего по самому сердцу пустыни и одним лишь усилием воли вызы-вающего невиданные для Черного континента при-родные катаклизмы.

Я всегда любил загорать, это у меня по-шло со стадиона: загар не добавлял сил, но в борьбе за первенство бронзовость тела давала ощущение брони. Загора-ние вошло в привычку, мне нравилось высокое солнце, нравился юг, а однаж-ды я сумел здорово загореть на севере, когда две недели ехал на велосипеде по Аляска-хайвэй и зной стоял, как будто это была уже не Аляска, а противопо-ложный американский штат Флорида.

…Одно из самых заманчивых предло-жений, сделанных мне в жизни: «В Са-хару не хочешь съездить?». Я подумал: вот где позагораю до посинения (синий отлив — высшая стадия загара, харак-терная для некоторых африканских пле-мен). «Алжирцы приглашают двух чело-век на марафон, — объяснял спортивный председатель. — Это даже не марафон, а сверхмарафон, тринадцать дней по со-рок два километра, если мне правильно перевели. Но призовой фонд — ноль. От нас требуется один спортсмен плюс ру-ководитель. Тебя в редакции отпустят на две недели?»

Конечно, я подразумевался в роли ру-ководителя, к тому обязывали мои уже не спортивные годы и членство в пре-зидиуме спортивной федерации. Но я сразу решил: в Сахаре побегу все эти марафоны, сколько бы их ни набралось. Вслух говорить не стал, чтобы не пугать спортивного начальника. Вопрос к само-му себе, готов я к такому или нет, не воз-никал. Потренируюсь непосредственно во время соревнования, это по-русски. Кое-какая тренированность у меня со-хранилось со времен спортивной моло-дости, хотя тогда мне были чужды вся-кие кроссы, пять кругов по стадиону для разминки и прочие стайерские экзерси-сы, а бег я признавал только как разбег перед прыжком в высоту. Но годы спустя в целях борьбы с лишним весом я начал понемногу бегать и вскоре стал испыты-вать от этого пьянящее удовольствие. А потом один ученый человек рассказал мне, что опьянение мною не выдумано: при длительном беге вырабатывается эндорфин — гормон эйфории, иными словами: 10 километров бега равняются примерно одному стакану водки. Мы не привыкли останавливаться на первом стакане, и постепенно я по-любительски пробежал несколько марафонов, один раз живым закончил дистанцию 100 ки-

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

71ло метров нон-стоп, были у меня безоста-новочные забеги на 50 и на 80 км. Но все это несистематично, поздней осенью я из-за сезонной лени резко сбавлял нагрузки, а Сахара как раз и возникла у меня в конце ноября.

Второго посланца страны, которому предстояло быть действующим участни-ком, подыскали не так легко. Профессио-нальных марафонцев бесплатные риски не привлекали. Согласился мастер спор-та Федор Склокин, заслуженный тренер, тоже не юноша, но все-таки более подго-товленный. Задание спортивного босса звучало истинно жизнеутверждающе: «Главное — сандалии не отбросьте, ина-че меня посадят».

В Москве минус семь, в Ал -жи ре плюс семнадцать, но от-сюда нам еще четыре часа ле-теть вглубь Африки. В местном самолете мы все знакомимся друг с другом. За яв лены бе-жать 24 человека: трое алжир-цев, четырнад цать фран цузов (в том числе три девушки), трое из Венгрии, по одному из Чехии и Гер мании и мы с Федором. Некоторые, на-пример немец Вернер Дорен-бахер, венгр Эр но Кискароли, алжирец Кемаль, входили в сборные команды своих стран по мара-фону, бегали на Олимпийских играх. Ко мне подсел Томаш Русек, сорокалетний чех из Брно, говорящий по-русски сво-бодно и с видимым удовольствием (все-таки соцлагерь дал им не только плохое). Он показал мне газетное интервью про-шлогоднего победителя сахарской гон-ки: «В течение трех последних дней я ни разу не решился снять с ног носки. Если бы увидел, что под ними, то не смог бы продолжить бег».

Приземляемся на аэродроме город-ка Таманрассет. Это нагорье Ахаггар, в переводе с местного — «сердце Саха-ры». Спускаясь по трапу, я поворачиваю лицо в сторону закатного солнца, чтобы не упустить ни единого луча для загара. Мы выгружаемся, начинается спешка и обычная в таких случаях неразбери-

ха, вокруг все говорят на французском, выспрашивать что-то не имеет смысла, главное вещички в темноте не растерять, ощущение похоже на солдатское — под-страивайся под толпу, не вылезай из строя. На краю аэродромного поля нас ожидает караван, но не верблюжий: гру-зимся в лендроверы «Тойота», ведомые проводниками-туарегами. Первый старт будет завтра утром, а пока едем куда-то ночевать. Приехали туда, куда и надле-жало — в пустыню. Разбиваем лагерь. Мы с Федором не можем найти свои пожит-ки, заглядываем в багажники машин, нас успокаивают: багаж появится, но не сразу. Нам выдают спальные мешки, объясняют, что они приравнены к гости-

ничному номеру, ночевать предстоит на песке под открытым небом. Как насчет поесть? Возможно, будет ужин, но маши-на с провиантом заблудилась. Наверное, в той машине и наши с Федором вещи. В сторонке горит костер, маленький со-всем, экономный, это туареги соорудили для себя, они и в целом функционируют в слегка автономном режиме. Туареги по-сматривают на нас, понаехавших, чуть свысока, в буквальном смысле тоже: все высокие, сухощавые, смуглые, но далеко не черные, черты лица тонкие. Одеты все в сари, на голове убор из легкого полотна, прикрывающий и лицо, и шею. Мы с Фе-дором останавливаемся в нескольких шагах в темноте, деликатно наблюдаем. Туареги кашеварят, их человек семь, а кастрюлька крохотная, это даже не ка-стрюлька, а такая сковородка с завинчи-

вающейся крышкой — скороварка. Ужин готов, скороварка развинчивается, до нас с Федором доносится пряный запах, мы издаем какие-то звуки, наверное, причмо-киваем, но не в сторону туарегов, а меж-ду собой. Однако те угадывают наши слюнки и знаками приглашают к костру, то есть к столу. Скромно подходим, нам дают угощение — на картонной тарелоч-ке ломтик пирожка, нет, это скорее пиц-ца, но совсем сухая, умещается на трех пальцах ладони. К этому добавляется по рюмке чаю, очень сладкого и круто зава-ренного. Вот и все. Я откусываю кусочек пирожка, запиваю глотком чаю. Делаю это еще раз. И ужин закончен. Он длил-ся десять секунд. У Федора то же самое.

Туареги смотрят на нас, мы на них. Мы говорим спасибо, улыбаемся, отходим. Издале-ка смотрим, как едят туареги: по крошке, как птички.

— Никогда в жизни не чув-ствовал себя таким чудаком на букву «м», — сокрушенно произносит Федор.

— Ты прав. Я всегда гово-рил, что есть нужно и можно мало.

Тут подоспел заблудший ленд ровер. Я быстро нахожу свой багаж, достаю буханку

бородинского хлеба, припасенного для знакомого посольского работника, так и не приехавшего в аэропорт. Мы с Фе-дором подходим к костру и передаем го-стинец хозяевам, туареги пускают его по кругу, но не едят, а только рассматрива-ют одобрительно, потом старший прячет буханку. Этот хлеб они потом неделю ели всей компанией на десерт.

Участник и командор пробега Фран-суа Фор знакомит нас с регламентами. Ежедневный подъем в семь, старт в де-вять, вся дистанция — 555 километров, ее нужно пробежать за 13 дней, то есть в день получается даже чуть больше, чем марафон. Тот, кто пропускает один этап, из состава участников исключается, но имеет право бежать в последующие дни для собственного удовольствия. Каж-дому бегуну выдается термос-рюкзачок

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

73с 3-литровым запасом воды. Еще нам вы-деляют по семь одинаковых футболок и по кепке, к которой сзади прикрепля-ется ткань, она будет слегка прикрывать шею и плечи от солнечных лучей. А по-чему так много маек — по семь? На суве-ниры? Нет, майки быстро загрязняются и изнашиваются, а стирать, понятно, негде. Но с питьевой водой особых про-блем быть не должно. На дистанции че-рез каждые 10 километров будут стоять контрольные машины с подкормкой, в случае чего дальше можно не бежать, а трансформироваться в пассажира.

Утром Франуса Фор сообщил нам хоро-шую новость, которая при ближайшем рассмотрении превратилась в плохую. Длина первого этапа — 35 километров, то есть на 7 км короче запланированного марафона. Значит, к дистанции какого-то следующего дня эти километры будут приплюсованы.

Мы стартовали, когда было еще холод-но, около нуля, но с подъемом солнца температура росла по невероятно кру-той экспоненте, как будто откуда-то за-дул гигантский фен, и вот она — сахар-ская жара, ее можно потрогать: махнешь резко рукой и почувствуешь, как воздух жжет кончики пальцев, реально сауна. Мы все бежим в трусах и майках, у боль-шинства оголенные участки кожи на-мазаны белым антиожоговым кремом. Я пренебрег этой рекомендацией, мне надо привезти из Сахары рекордный за-гар. Бегу медленно, 5 минут на километр, это худший темп из всех участников, но я в чемпионы уже давно не рвусь, глав-ное — не быстро бежать, а далеко. Меня обогнали даже девушки, иногда впереди за поворотами и холмами мелькает фи-гурка предпоследнего бегуна. Это Фран-суа Фор, он совсем не спортсмен и никог-да по-настоящему им не был, в отличие от меня. Я чувствую, как внутри меня начинает пошевеливаться полузабытая бойцовская хромосома: надо хотя бы предпоследним прибежать. Нет, не надо, только последним. Последним, но жи-вым, чтобы начальника не посадили.

Под ногами каменистая дорога, это неплохо, а когда ее переметает песок,

бег сразу начинает казаться каторгой. Есть еще одна скрытая подлянка: дорога идет чуть-чуть в гору, финиш располо-жен метров на четыреста выше уровня старта. Мне больше по душе бегать под горку, тогда я разматываю шаг, это по-хоже на разбег при прыжках в высоту. Здесь иногда попадаются спуски, хотя подъемов гораздо больше. На одном из затяжных спусков я увидел метрах в ста впереди Франсуа Фора, он бежал медленно, невысокий, похожий на ко-лобок. Хотя фигура ни о чем не говорит: результат Франсуа в эталонном Нью-Йоркском марафоне на 10 минут лучше, чем у меня. Каким-то образом мои ноги принимают решение сами: длина шага удваивается. Мысль появляется вполне грамотная: на спусках, увеличивая ско-рость, я не трачу дополнительных сил, нагрузка ложится больше на бедра, чем

на голень, а бедренные мышцы у меня, прыгуна-высотника, гораздо сильнее, чем у марафонцев. Отставание от пред-последнего бегуна сократилось вдвое, но потом последовал подъем, и сопер-ник снова оторвался. На следующем спуске я опять дал волю ногам и мину-ты через две пронесся мимо француза на такой скорости, что он от неожидан-ности шарахнулся в сторону, на песча-ную целину. И уже до самого финиша я не снизил темпа, здравый смысл был отключен по причине, наверное, пере-гревшейся на солнце головы…

Я прибежал предпоследним. Обогнал Фора на полминуты. Но я сдох. Не успею оклематься до завтрашнего старта, и ни-какие массажи мне не помогут, мышцы в порядке, а функционально надорвал-ся. К тому же я обгорел, у меня волдыри на локтевых сгибах. Меня реально тош-

нит, сказывается и то, что мы забежали на среднегорье, высота здесь полторы тысячи метров, а я по природе человек уровня моря.

Федор финишировал тринадцатым или четырнадцатым. Он доволен собой, улыбается:

— Чего ты так раскочегарил на фини-ше? Все изумлялись: вот это спурт у Ген-надия.

— Девушки тоже изумлялись?— Конечно, они все просто без ума от

Геннадия. — Ты уже познакомился? — Не очень, француженки по-англий-

ски принципиально ни бум-бум. Полетт откуда-то знает десять русских слов — «давай-давай!». Она учительница.

— Физкультуры?— Нет, музыки. Кароль — горнолыж-

ный инструктор. А Доминика — актри-са, в театре работает и на теле-видении.

— Русские во сто крат лучше.— Никто не поспорит. Открытие: можно выкупать-

ся одной кружкой воды. Пото-му что больше пока не выдают. Вот попадется на пути оазис, там и примете водные проце-дуры в полном объеме.

Ужинать я не стал. Не то чтобы брал пример с туарегов, нет, просто кусок в горло не лез, пульс был за семьдесят, хотя обычно после марафона быстро входил в норму — пятьдесят, даже меньше.

Спать в Сахаре мы ложились рано, ча-сов в восемь. Немножко сидели вокруг скудного костра, а потом разбредались по норам. В ночь после первого марафо-на я почти не спал, сказывалась завы-шенная нагрузка, болела обожженная кожа. Я ворочался в спальном мешке, бесполезно пытаясь найти такое поло-жение, чтобы ничего не болело. Потом на какое-то время заснул, но проснулся от чьего-то дикого храпа, который зву-чал не так, как это должно происходить на открытом пространстве, а будто бы в вагонном купе. Я высунул голову из мешка, посмотрел по сторонам, стараясь

Я прибежал предпоследним. Обогнал Фора на полми-нуты. Но я сдох. Не успею оклематься до завтрашнего старта

определить, кто так храпит. Несомненно это был русский храп, удалой, раскати-стый, с переливами, с трелями, с низ-ким «до», короче — шаляпинский храп. Тем более что тезка знаменитого баса у нас здесь имелся.

— Федор, поимей совесть, не позорь нацию.

В ответ молчанье.— Федор, кончай храпеть или хотя бы

звук убавь.—Это не я. — А кто же тогда?— Не знаю. — Ты.— Но сейчас мы разговариваем, а кто-

то продолжает храпеть. Не могу же я од-новременно разговаривать и храпеть.

—Да кто тебя знает. Чтобы добиться истины, я не

поленился встать и пройтись по бивуаку. Действительно хра-пел не мой соотечественник, а кто-то другой. Я обнаружил, что храп доносится со сторо-ны сравнительно небольшого спальника. Вот это номер: хра-пела Доминика! И как только в стройной француженке поме-щается пространство для создания этого трубного, даже органного храпа. Русские девушки, по моему опыту, так не храпят. Я переместил свой мешок за большой валун. Но сон окончательно ушел. Что оставалось делать? Смотреть на небо. Не-правдоподобно много звезд, здесь ничто не затушевывает их, облаков нет, воздух прозрачен и тонок. Что-то молниеносно-яркое промелькнуло по краю обзора, скорее всего метеорит. Надо дождаться следующей падающей звезды, и тогда я пробегу все 13 марафонов. Но явление не повторилось, свои проблемы мне предстояло решать самому.

Утром не хотелось вылезать из спаль-ника. Народ уже ходил над головой, раз-говаривал, кто-то смеялся, из машины доносилась не ласкающая мой слух араб-ская музыка, чувствовался запах костра и приготовляемого завтрака. А я не мог пошевелиться, это была уже не усталость, а явно болезнь. Федор подошел, присел:

— Хреново тебе? Может, не побежишь? Сегодня вся дистанция — по песку.

—Мне замечательно. Нас тренер когда-то гонял по пляжу, по щиколотку в пе-ске, специальные прыжковые серии — десять раз по триста метров, неземное удовольствие.

На завтрак времени у меня уже не оставалось. Это и хорошо, бег и голод лечат и по отдельности, а если их при-нимать одновременно, эффект усили-вается. Проверенный рецепт: если вам плохо — нужно медленно, но немедлен-но пробежаться. Под «плохо» я подразу-меваю многое: грипп, похмельный син-дром, любовные неурядицы, семейные проблемы (в этом последнем случае бег может служить самым радикальным средством).

Бежать буду исключительно послед-ним, никаких рывков, никаких полетов под горку, тем более что и дистанция се-годня — 47 км. Я выдавил на себя полтю-бика солнцезащитной эмульсии.

Не подозревал я о существовании на земле таких ландшафтов. Проселочная дорога, а по сторонам — бесконечная пашня. Но это не пашня, а плоские чер-ные камни, никогда это поле не прине-сет урожая. Излучина реки… Но это не река, а лишь ее песчаное русло, реки уже давно-давно нет, она протекала здесь миллион лет назад, если вообще когда-нибудь протекала. Все омертвлено безводьем. Ни птички, ни былинки, ни козявки. Вот он мир туарегов, мир мини-мализма, никаких излишеств.

Первые километров десять проле-тели незаметно, потому что солнце еще не поднялось высоко. А потом пространство стало разогреваться. Не знаю, сколько было реально на термо-

метре, не думаю, что больше тридцати, но дело не в этом. Марафонский бег — это всегда жара, в любое время года, потому что идет мощный подогрев из-нутри и потеешь даже при минус трид-цати. Все болело во мне — натертые ступни, левое колено, обожженные предплечья, надкостницы на обеих голенях, верх спины, шея. Ко всем от-дельным болям добавлялась одна до-минирующая — усталость, она была похожа на стокилограммовый мешок, положенный на плечи, и вес его увели-чивался с каждым шагом. Добегаю до контрольного пункта. На капоте везде-хода дрожат прозрачные пластмассо-вые стаканчики с водой, рядом лежат порезанные лимоны, кубики сахара, ломтики хлеба, пластинки сыра. Я вы-пиваю пол-литра воды и съедаю цели-ком лимон с кусочком сахара, больше ничего душа не принимает. Знаками выведываю у туарега, сколько до фи-ниша. Он пишет на песке: 30. Как так? Я всего треть пути пробежал, даже не половину? Информация вызывает чув-ство протеста, но туарег ни в чем не ви-новат, не он размечал дистанцию. Надо бежать дальше, иного пути в букваль-ном смысле нет.

Полдень, худшее время для мара-фонца. Тело горит, больше всего сей-час я хотел бы окунуться в прорубь, но откуда ей здесь взяться. Впереди до горизонта — сплошные пески, ри-сунок дороги едва просматривается. Ноги заплетаются как у пьяного, это тот самый пьянящий эндорфин, выра-батываемый марафоном. Постепенно бег начинает казаться почти таким же невозможным, как полет на собствен-ных крылышках. Я знаю, что делать: не думать о себе, отвлекаться от земных мук, на время покидать бренное тело. Это одновременно дает первый опыт подготовки к неизбежному перемеще-нию на небеса. Марафон это и есть тре-нировка к такому перемещению, пото-му что на последних километрах дис-танции наступает состояние, которое называется «почти умер». Мой старый тренер иногда давал мне странный со-

Проверенный рецепт: если вам плохо — нужно медленно, но немедленно пробежаться

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

75вет перед прыжком в высоту: сбрось лишний груз через темечко и прими энергию. Я не понимал, о чем речь. Ка-кой груз — житейских забот или пару килограммов собственного веса? И по-чему и как это — через темечко? Самое удивительное, несколько раз это у ме ня получалось — именно через те мечко, и тогда я устанавливал рекорды, не ми-ровые, но хотя бы личные. Не знаю, что срабатывало, входила ли в меня вза-

мен потерянных килограммов энергия из космоса или это был просто психо-логический трюк тренера. И сейчас, в Сахаре, я вспомнил про собственное темечко, снял на минуту кепку, подста-вил макушку нестерпимому солнцу и послал через темечко в небеса, в кос мос просьбу о прохладе, о ледяной воде… Последние километров двадцать про-бежал в полубессознательном состоя-нии, но на финише вдруг выяснилось, что я не последний. Каким это образом не заметил, как кого-то обогнал? Или кто-то заблудился в песках? Нет, двое не добежали — венгр и француз сошли с дистанции с формулировкой «трав-мировались».

Главная награда на финише — водоем-чик в окаймлении каменных террас, из трещин пробивается зелень, есть даже небольшие пальмы. Несколько наших марафонцев лежат на теплых камнях, никто не купается. Я спешу раздеться, прыгаю в манящий бассейн и в тот же момент понимаю, что моя мечта о про-руби сбылась, что сигналы дошли куда надо: вода — ледяная, родниковая. Бы-стренько выскакиваю, ложусь на ка мень

отогреваться и разгляды ваю это чудо — озерцо в Сахаре. Меж кам ней три желоб-ка, но вода течет только по одному. Два других пересохли, но видно, что еще не-давно — может, месяц назад, может, год, а может, и сто летия — поток был втрое полноводней. Каждый год пустыня за-воевывает сколько-то десятков квадрат-ных километров. Вот из трех струек оста-лась одна, мощность у нее примерно та-кая, как в водопроводном кране у меня в Москве. Иногда кран у меня подтекает, иногда я забываю плотно завинтить его. Если бы я всегда вовремя ремонтировал и плотно завинчивал все попавшиеся в жизни краны, эти две водяные струйки в Сахаре не пересохли бы. Вся вода на

земле — это единое, московская вода со-общила в Сахару о расточительности че-ловека, и в назидание были завинчены два крана в оазисе.

Все, кто купался в озере, почувство-вали простуду: губы обметало лихорад-кой, у меня в том числе. И сразу образо-вались болезненная цепочка: трещины на губах переходили на их внутреннюю сторону, в ротовую полость, разъеда-лись лимонной кислотой, плюс солнце,

ветер и пыль, процесс принятия пищи превратился из удовольствия в еще одно страдание.

И на третий, и на четвертый, и на пятый день я заканчивал дистанцию последним, но каждый раз поднимал-ся в общем зачете. Потому что каждый день кто-нибудь не добегал до финиша, садился в машину. Это произошло и с моим Федором, он объяснил: ступни — в кровь. Бегунам, которые брали тайм-аут, позволялось бежать последующие этапы, только уже не в зачет, а для себя, для души. Некоторые так и поступали: действительно подлечивали за день-два травмы, а потом полные сил выходили на старт. Однако ничего у них уже не по-

жан м

арк б

еллок

лучалось, пробегали 10—15 километров и садились в машины, превращаясь в окончательных пассажиров. Наверное, заклинивало какую-то шестеренку в ме-ханизме силы воли.

Примерно на шестой-седьмой день я пол ностью выздоровел, затянулись раны на губах, последствия чрезмерных сол-нечных ванн тоже сошли на нет. Из 24 бегунов осталось 18, а шестеро ехали в ма-шинах, но что-то мешало им наслаждать-ся жизнью, я это замечал (а может, и вы-думывал). Среди этих восемнадцати я все равно прибегал последним, хотя уже не так много проигрывал бегущим впереди. Жара не перестала меня мучить, я понял, что по какой-то классификации принадле-жу не к бурым, а к белым медведям. Какие только воспоминания, фантазии и откры-тия не приходили в голову за 5–6 часов не-прерывного бега. В один из предыдущих дней я через темечко послал просьбу о проруби, и сработало. Решил повторить опыт — по-низить дневную температуру Сахары. Мощность посылаемого мною сигнала долж на была воз-расти — как-никак я не сошел с дистанции, кое-что заслужил у тех сил, к которым обращено мое темечко. Эти опыты я про-делывал дня два-три, но не беспрерывно, а моментами, в основном в самый солн-цепек. В то время я еще не знал наизусть ни одной молитвы, но возможно, то были все-таки не мольбы, а именно молитвы. И вот в од ну из ночей я заметил, что звезд-ное небо выглядит чуть-чуть иначе: не так контрастно. А утром мы впервые за неде-лю увидели облачка — легкие, белые, их было всего два или три. Через час облака занимали уже полнеба, и вдруг на лицо мне упала дождевая капля. Сначала я не поверил, подумал: может, это птичка про-летала надо мной, ведь последний дождь прошел здесь шесть лет назад.

Это был все-таки дождь, натураль-ный, всамделишный. Я бежал, скинув майку, и принимал душ, наслаждаясь этим счастьем. Душ становился про-хладнее, дождь усиливался. На каме-нистых участках дороги разрастались

лужи, несколько раз я переходил вброд водные потоки.

Мы ночевали в заброшенной казарме, которая очень кстати подвернулась на финише. Она располагалась на дне котло-вины, посреди ночи я проснулся от шума воды, встал и вышел на улицу. Дождь лил, как в тропиках — мерно и неумолимо. По-токи стекали в котловину, вода окружала казарму. Мне стал понятен смысл фра-зы, вычитанной еще в Москве: «В Сахаре больше людей утонули, нежели умерли от жажды». Насчет того, чтобы утонуть, это все-таки больше касается, наверное, местных жителей, не умеющих плавать, а я пару раз участвовал в триатлоне, так что как-нибудь выплыву.

Утром дождь лил с прежней силой. Мо-жет, мы здесь в Сахаре как-то не в курсе того, что начался всемирный потоп? На вездеходах с большими трудностями вы-

брались из котловины. Думаю, у каждого из восемнадцати бегунов шевелилась в душе надежда, что Франсуа посчитает ливень форс-мажором и отменит этап. Но командор оказался молодцом: ника-ких послаблений, бежим, плывем, а кто не хочет — мест в джипах достаточно. На дистанции я не сразу осознал, что бегу вровень с теми ребятами, спины которых прежде видел только на стартовых кило-метрах. Становилось холоднее, и вдруг откуда-то ударил снежный заряд! Может, показалось? Нет же, вот они — родные сне-жинки. Это я все сделал, через темечко!

В тот день я прибежал пятым. Федор потом сказал мне, что Франсуа пытался выяснить: не срезал ли Геннадий где-нибудь угол, не подвезли ли его туареги, с которыми он подружился? Нет, если в таком деле словчишь, то себя обма-нешь и в итоге сдохнешь.

Дождь последний раз здесь был шесть лет назад. А снег? Сто лет назад, двести? Но это были еще не последние чудеса Сахары. Дождь шел почти двое суток, снег — минут пятнадцать, а потом небо ста ло прежним, таким, как всегда — иде-ально чистым. И пустыня исчезла, в све-те полуденного солнца превратилась в джунгли. Пересохшие русла бывших ру-чьев и речек наполнились водой, отовсю-ду тянулись зеленые побеги, вырастая на глазах, как это бывает на кинокадрах при ускоренной перемотке. Небесные воды родили эти райские кущи. На финиш в тот день я прибежал рано, часа в два, когда солнце стояло еще высоко. Рядом с бивуаком натурально протекала полно-водная речка, в ней купались наши ребя-та — плавали, ныряли. Я стал делать то же самое, сахарская вода была приятнее морской. Потом я немного позагорал на камне и снова прыгнул в воду, но глубина была уже не по горло, а по пояс, еще через час воды было по колено, к вечеру — по щиколотку. А утром от речки не осталось и следа, Сахара снова стала Сахарой.

Я добежал до конца все 13 марафонов, занял в суммарном зачете шестнадцатое место. В Москве, после того как фильм о сахарском ультрамарафоне был по-казан по ТВ, спортивный руководитель сказал, что присвоит мне звание заслу-женного мастера, потому что я первый из наших перебежал Сахару. Но я отказался: во-первых, не всю Сахару я пробежал, а только через ее «сердце», а во-вторых, по спортивным нормативам там был максимум первый разряд, а никакой не заслуженный мастер. Мне было достаточ-но другой награды: в Таманрассете все 18 пробежавших полностью ультрамарафон получили в виде приза по паре сандалий из верблюжьей кожи, ручная работа туа-регов. Я с удовольствием надевал их ле-том, но они почему-то очень быстро сно-сились. Наверное, я что-то неправильно делал, не так их носил. Сейчас я понял, в чем ошибка: следовало реже их наде-вать, а больше ходить босиком. Нужно вообще пользоваться малым из всего, что нам предоставлено многообразным ми-ром, и тогда в Сахаре будут течь речки.

Становилось холоднее, и вдруг откуда-то ударил снежный заряд! Может, показалось?

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

77

текст: леонид ганкин

Какое непредсказуемое воздействие оказывает жара на мозг и прочие органы русско-го человека, вы узнаете, только если дочитаете до финала этот африканский дневник журналиста-международника из газеты «Коммерсантъ» Леонида Ганкина, который по молодости лет попал в Уганду — возможно, именно для того, чтобы подвергнуть себя невероятным испытаниям и чудом выжить.

Вчера мне снова приснилась Уганда. Это повторяющийся сон: в нем могут дей-ствовать разные персонажи, но сюжет почти не меняется. Вот уже двадцать лет мне снится, как я возвращаюсь работать в Африку.

Там другие цвета: кирпично-красная земля, ядовито-зеленые листья — рань-ше я думал, что в живой природе таких красок не бывает, что они есть только во фломастерах из наборов, которые в совет-ские времена привозили из-за границы.

Поначалу я удивлялся, как громко кар-кают угандийские вороны. А потом выяс-нилось, что это вовсе не вороны, а пере-смешники — странные серые птицы на длинных ногах, с горбатыми желтыми клювами.

Тараканы в Африке гораздо крупнее наших — такие черные, больше похожие на жуков. И умеют летать. Крысы тоже крупнее (и тоже, по-моему, умеют летать). Одна такая как-то вечером забралась на кухню виллы, где жили мы, сотрудники Советского культурного центра. Мы в это время отдыхали после тяжелого рабо-чего дня и были уже довольно пьяные. Увидев крысу, мой начальник решитель-но пошел на свою половину и вернулся с пистолетом. Наш третий сослуживец

Дима, некоторое время тому назад на-чавший было угасать, оживился и стал его подбад ривать: «Убей ее, Влад, убей!». Я мельком взглянул на пистолет в руках начальника, на обложенную кафелем кухню с небольшими окнами под потол-ком и успел только крикнуть: «Рикошет!». Но начальник уже передернул затвор…

Я метнулся в гостиную, услышал, как за спиной грохнул выстрел, и, ког-да вер нулся на кухню, обнаружил там начальника, пристально вглядывавше-гося в то место, где только что сидела крыса, и Диму, по руке которого стекала кровь. «Влад, ты чуть не убил меня!» — укоризненно сказал он начальнику. К счастью, пуля только слегка чиркнула ему повыше запястья.

Первые месяца два-три после приезда в Уганду я выезжал за ворота нашей вил-лы, как сталкер на Зону: все вокруг каза-лось если не враждебным, то по крайней мере непредсказуемым. А потом это чув-ство как-то разом прошло, и я ощутил странное спокойствие. Все — и природа, и люди — казалось понятным и друже-любным. Я почувствовал себя как дома.

В Уганде мне было настолько комфорт-но, что иногда даже приходилось напо-минать самому себе, что я за тысячи ки-

лометров от дома. Черт подери, говорил я себе, сидя за рулем своего «Ниссана», это же Африка! Справа мелькают банановые рощи, слева зреют папайи. И я, простой московский парень, в недавнем прош -лом младший научный сотрудник, еду из аэропорта Энтеббе в Кампалу, везу к себе в культурный центр фотовыстав-ку, присланную из Москвы. Причем еду в сопровождении консула. Хороший был мужик, душевный. Один раз он здорово меня выручил.

Это было под праздник 7 Ноября. Мы проводили большое и ответственное, как нам тогда казалось, мероприятие — торжественное собрание Общества уган -дийско-советской дружбы по случаю 71-й годовщины Великой Октябрьской со-циалистической революции. После тор -жественного собрания был концерт, по-том фильм «Ленин в Октябре». Когда все закончилось, начальник предложил нам отпраздновать успешное проведение мероприятия в ресторане. Надо сказать, что с начальником мы были тогда на но-жах, и его приглашение я воспринял как шаг к примирению, так что отказывать-ся не стал.

Приехали мы в небольшой ресторан-чик, сели, заказали разной еды, в том

east new

s

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

79

Джип оказался довольно крепкой ма-шиной — он получил незначительные повреждения. Моему «Ниссану» доста-лось гораздо сильнее — у него был разбит весь передок, хорошо, что ходовая часть осталась цела. Стараясь четко артикули-ровать слова, я постарался объяснить это разгневанной швейцарке, выскочившей из джипа, но она оплакивала свою маши-ну так, как будто лишилась ее навсегда.

И тут к месту аварии примчался кон-сул. Он мгновенно договорился с хозяй-кой джипа уладить дело полюбовно и дал расписку, что ее машина будет отремон-тирована за счет советского посольства.

— Ну ты хорош, — сказал он мне, когда швейцарка уехала. — Придется тебе по-кататься со мной, пока не протрезвеешь. Если кого-то встретим, не открывай рта, вон возьми бумажки, делай вид, что изу-чаешь документы.

На очередном совещании в посольстве консул был обязан доложить о ДТП. Он это и сделал.

— Товарищи, — начал консул, — хочу всех предупредить: время сейчас горя-чее, предпраздничное. Вы устаете, не-досыпаете, мечетесь с мероприятия на мероприятие. Прошу вас, водите поосто-рожнее. Вот Ганкин вчера поспешил и не-

много задел другую машину. К счастью, обошлось без последствий.

Многие знали, как все было на самом деле, но вступать в пререкания с консу-лом себе дороже.

…Вчера мне приснилось, что я веду свой «Ниссан» из Кампалы в Энтеббе. Рядом на пассажирском сиденье мой то варищ. В годы нашей угандийской командировки он был советником по-сольства. Мне снилось, что он говорит: «Поразительно, как изменилась страна!». Это было странно, потому что прошлым летом он умер от рака, я был на его похо-ронах. Я рассказал одной молодой девуш-ке о том, что мне приснилось, и она посо-ветовала мне поставить свечку покойно-му. Но я не религиозен, а он и вовсе был атеистом, его даже не отпевали. Помню, однажды в Уганде мы с ним пили кофе, листали свежие газеты из Москвы и об-суждали последние события на родине, где полным ходом шла перестройка. За-говорили о возрождении православной веры. Вдруг он приблизил свое лицо к мо-ему и с интонацией Порфирия Петровича, обращающегося к Раскольникову, сказал: «Но мы-то с вами прекрасно понимаем, что Бога нет!». Тогда я только посмеялся.

Но сейчас я не уверен, что он был прав.

числе главное угандийское кушанье ма-тооке — пюре из сваренных на пару зе-леных бананов, по вкусу напоминающее мороженую картошку. Пили вараги — со-рокаградусный напиток, гордо именуе-мый джином, но больше смахивающий на самогон.

Гуляли часа четыре. Было весело, чер -нокожие официантки все чаще задержи -вались у нашего столика. Помню, в какой-то момент одна из них оказалась у меня на коленях. Касаясь пухлыми губами моего уха, она стала шептать, что скоро у нее кончается смена. Признаюсь, я поступил не по-мужски. Отделавшись стандартной фразой «Next time!», я решительно встал из-за стола. Долг превыше всего — я отве-чал в посольстве за художественную са-модеятельность, и мне надо было срочно ехать на генеральную репетицию капуст-ника, который мы собирались устроить в праздник для советской колонии.

В машине с дипломатическими номе-рами я мог не бояться полиции. Не учел я только одного — количества выпитого. В итоге произошло то, что рано или позд-но должно было произойти: сворачивая с главной дороги, я не обратил внимания на двигавшийся мне навстречу джип Красного Креста.

foto

bank

east new

s

спецпроект красота в натуре

Безусловно, пионер славится способностью перевести старушку через проез-

жую часть. Озеленить территорию. Встретить, как положено, грачей.

Но было бы несправедливо слишком упрощать пионера, загонять его в рамки

аскезы. Не будем забывать, что именно пионер всегда отличался любознательно-

стью, пытливостью, неуемным стремлением проникнуть в тайну. В том числе (и не

в последнюю очередь) – в тайну женской красоты.

А где свою первую, робкую любознательность – где мог утолить пионер? На

речке, случайно наблюдая женское купание. Или, зная обзорные точки, в жен-

ской бане.

Не случайно самым популярным советским фильмом о войне были «А зори здесь

тихие» – возможно, благодаря знаменитой банной сцене.

Много с той поры воды утекло. Много пара выпущено. Наука и техника шагнули

вперед. Появилась удивительная технология 3D.

И специальные очки с зелеными и синими стеклами.

Необыкновенность чуда состоит в том, что если посмотреть на фотографии

сквозь эти очки, то изображения оживают, становятся объемными и реальными.

Многое изменилось в мире, но неизменно одно: тайна женской красоты по-

прежнему не разгадана и заслуживает пристального пионерского внимания. То

есть у вас есть возможность сидеть в очках, листать журнал «Русский пионер» и

при этом подглядывать в женской бане, как подглядывали мы – то есть ни в чем

себе не отказывая.

В нашей бане все как в настоящей: пусть не у всех девушек модельная внеш-

ность, зато этот недостаток искупается естественностью и натуральностью. Свой

спецпроект «Красота в натуре» мы адресуем всем пионерам (а может быть,

и пионеркам?), достигшим 18 лет, но при этом не утратившим интереса к жизни.

Над банным стереоэффектом работали: Режиссер Евгений Калачев (Obermaneken) художник Алексей Кузнецов (Пёпл) студия Ludwig Films

http://ludwigfilms.livejournal.com/а также: Творческое сообщество «ParalaхCorp»: Алексей Логинов, Алексей Кузнецов (Jr)

Фотографы: Дюдя Сарабьянов и Рита Игнатова Стилист: Татьяна Никулина Свет: Сергей Казандо

Модели: Татьяна Никулина, Светлана Стадник, Оксана Ра, Елизавета Литвинова, Алёна Левитина, Эльвира Демидова, Лера Оберлендер

спецпроект красота в натуре

82

сп

ец

пр

оек

т

сп

ец

пр

оек

т84

сп

ец

пр

оек

т86

сп

ец

пр

оек

т88

сп

ец

пр

оек

т90

92

сп

ец

пр

оек

т

сп

ец

пр

оек

т94

сп

ец

пр

оек

т96

рассказ дмитрия глуховского1 рисунки: варвара аляй-акатьева

Гондола угрожающе скрипнула. Китайцы беспокойно защебетали; один даже попытался

выскочить на причал, но был тут же водворен на место цепким экскурсоводом. Кормчий утер пот со лба, пересчитывая своих жертв, обмахнулся широкополой соломенной шляпой и ныр-нул в нее с головой. Потом уперся шестом в дно — до него тут было метра три, не меньше, — перекрестился, и лодка трудно поползла вперед.

Карнаухов, судя по всему, оказался единственным рус-ским среди всего выводка туристов, забравшихся по неосмо-трительности на чертову галеру. На носу сидел, правда, еще один европеец — старик полубезумного-полупросветленного вида, но он скорее напоминал Карнаухову немца.

Китайцы сыпанули к левому борту, наводя камеры на прыгнувшего за уткой пса. Гондола накренилась, и Карнаухов перекрестился, на миг жалея, что не застраховал свою жизнь. Пустое: такой возможности у него, разумеется, не было, да и родных, в чью пользу он мог бы трагически погибнуть, давно уже не осталось.

Гондольер задорно крякнул, и суденышко пошло быстрее. Поросшие мхом и затянутые вьюнком стены старинных особ-няков, все в морщинах трещин, постепенно набирали ско-рость. Стеклянные зубцы, застрявшие в пустых оконных рамах, заставляли Карнаухова думать о плачущих слепцах, а забитые досками проемы навевали мысли о заплатках, нало-женных после битвы с катарактой. Кое-где встречались целые, хоть и замутненные окна, и за первые десять минут экскурсии Карнаухов насчитал даже четыре или пять таких, где явствен-но кто-то обитал. Совсем по-итальянски от стены к стене поперечных каналов-переулков провисали бельевые веревки, и чья-то отважная кошка канатоходцем пробовала преодолеть несколько метров над бурлящей бездной.

— Сейчас к крепости, скажи, отвезу их, а потом там на площади развернемся — и по Новому каналу до самой бухты могу, — гондольер вытянул шест и дернул за шнур, заводя мотор.

1 Дмитрий Глуховский — культовый российский писатель. Продолжает плодотворное сотруд-

ничество с «Русским пионером». После «Похолодания» (№1) специально для журнала написан

рассказ «Оттепель».

Специальнодля «Русского пионера»

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

99

Кое-где встречались целые, хоть и замутненные окна, и за первые десять минут экскурсии Карнаухов насчитал даже четыре или пять таких, где явственно кто-то обитал

Сквозь радужные пятна, расходившиеся от винта по зеленоватой воде, вид-нелась удивленная сазанья морда

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

101— К какой еще крепости? К собору, что ли? — переспро-

сил экскурсовод, но гондольер был слишком занят поперхнув-шимся двигателем, чтобы ему ответить.

На Старом канале почти все дома устояли, лишь совсем изредка какой-нибудь из особняков сползал одним из углов в воду. Сквозь радужные пятна, расходившиеся от винта по зеленоватой воде, виднелась удивленная сазанья морда. Лодочник бодрил слух матерком, выпуская его, как пеленга-ционный сигнал, впереди суденышка и лишь благодаря ему с хирургической точностью расходясь в узких проулках с дру-гими туристическими галерами, забитыми китайцами.

Немцу не сиделось на месте. Пару раз кинув на Кар -наухова ищущий, едва заметно тронутый шизофренией взгляд, он, нещадно раскачивая лодку, перебрался к нему поближе и протянул руку. Дальше прятать глаза в пол было бесполезно.

— Святослав Бордовский, — представился он. Все-таки русский.

— Очень приятно, — вяло отозвался Карнаухов. — Алексей.

— Ваше лицо кажется мне знакомым, — не вполне убеди-тельно вступил старик.

— Скажите еще, что были счастливы неожиданно уви-деть тут соотечественника, — съязвил Карнаухов, но Бордовский только рассеянно кивнул.

— Я из Питера, а вы? — не отставал он. Карнаухов перестал расковыривать дырку в скамье

и с искренним сочувствием посмотрел на старика. Потом вдруг подумал, что, несмотря на относительно благообразный вид, тот сейчас наверняка примется клянчить деньги.

— Екатеринбург, — отчеканил он. — Метеоролог по профессии, — раскручивал свой сцена-

рий старик. И во второй раз подряд силок был поставлен удачно.

Теперь уже Карнаухов положительно заинтересовался своим собеседником. Метеоролог, пожилой, да еще и из Питера... Непростой, должно быть, судьбы человек. Страшно даже пред-ставить, чего ему пришлось натерпеться за последние двад-цать лет.

— Вы тоже думаете, что мы виноваты? — в лоб спросил Бордовский.

— Вы — метеорологи? Или вы — все мы? — уточнил Карнаухов.

— Мы — что не сумели предсказать. Вы — что допус -тили.

Алексей дернул плечами. Вступать в экзистенциальные споры посреди недешевой экскурсии по каналам он не соби-рался.

— Поймите, заранее предсказать это было сложно. Помните тот ноябрь? Ведь тогда все предвещало скорые замо-розки. Долгую холодную зиму, и хорошо, если не ядерную, — Бордовский суетливо улыбнулся. — Достаточно было выйти на

улицу, чтобы кожей почувствовать — такого не было с пятиде-сятых, спросите у старожилов. Не говоря уже о телевизоре.

— Просчитались.— Просчитались, — признал Бордовский. — Зима оказа-

лась теплее, чем можно было себе представить. А в марте... — Оттепель, — кивнул Карнаухов. — Оттепель. Слышу, как вы произносите это слово,

молодой человек, — насупился старик. — Но вы должны пони-мать — это для вашего поколения оно обрело такое значение. А для нас...

Карнаухов скривился. Если Бордовский и заметил его гримасу, то вида подавать не стал. В его голосе звякнуло желе-зо: он непременно хотел досказать.

— Мы так ждали оттепели... Мы ждали ее последнюю тысячу лет. Ждали столько, сколько наш народ помнил себя, и еще за долгие века до этого. Европа освободилась из-под ледяной скорлупы еще сто веков назад, отряхнулась и опери-лась. До Азии армада льдов так толком и не дошла. А Россия, с древности чуть ли не целиком закованная в вечную мерзло-ту, никогда и не знала тепла. Валенки и тулупы для тела, чай и водка для души — каждый, кому довелось появиться тут на свет, должен был согреваться сам. Мне еще до потепления слу-чалось ездить во Францию, в Италию. Рим, Венеция… — ста-рик кивнул на канал и грустно усмехнулся. — И частенько думал: за что нам такая кара? Почему у них зимой называются два дождливых месяца, а у нас три четверти года на улицу выйти невозможно?

— Зато теперь-то вы, наверное, довольны… — буркнул Карнаухов, но старик будто его не слышал.

— А бесконечной нашей зимой жизнь продолжала теплиться только в кухоньках миллионов квартир, — продол-жал он. — Не знаю уж, помните ли вы это время… Извечные кухонные посиделки неизбежно перерастали у нас в кухонное диссидентство — тепло и вольнодумие для многих означало одно и то же. И прибежище им было одно — пятачок в четыре квадратных метра, аккурат между чайником, холодильником и газовой плитой.

Мимо протарахтел военный катер, и китайцы метнулись к корме, судорожно щелкая фотоаппаратами. Достигнув того места, где Старый канал вливался в небольшое круглое озеро, окаймленное стенами министерств, лодочник мягко повел руль, и гондола стала забирать влево, вычерчивая на мутной воде широкую дугу.

— Оттепель ему… — недобро протянул Карнаухов. — Кухня — теплица демократии. Тараканьи дебаты… Знаете, это вам не мясо размораживать. Не все вещества и субстанции хорошо переносят температуру. Некоторые могут существо-вать только в охлажденном виде. Как скульптуры изо льда. Пока будет холодно — будет вам и форма, и содержание. А как пригреет — растечется и испарится. Наша страна, может, и держалась вся на этой вечной мерзлоте. Ей, может быть, от тепель по определению противопоказана была! Как только

оттепель — сразу подтекать начинало. Вот и прорвало, — он хмуро кивнул на китайцев, — в конце концов.

— Они, знаете, тоже не виноваты, — вступился за китай-цев Бордовский. — У них там такие условия… Не дай бог нико-му оказаться на их месте.

— Вот их там и не оказалось. А где они оказались, извест-но. От Хабаровска и до Иркутска вообще уже русской речи больше не услышишь.

— А им что прикажете делать? Все прибрежные районы затоплены, дальше — пустыня.

— И что же мы теперь, всех подряд будем жалеть? — взбе-ленился Карнаухов. — И американцам давайте тогда посочув-ствуем. Им же там тесно, наверное, на Аляске и в Миннесоте, после того как их Пустыня смерти подмяла все остальные штаты… Давайте их тоже к нам пригласим, что тут такого?

— Ну при чем здесь американцы? И вообще у них есть Канада…

— А кто тут при чем, если не они? Кто до последнего оття-гивал ратификацию Киотского протокола? Кто говорил, что парниковый эффект — плод больного воображения ученых и пустой лозунг антиглобалистов?

Градус разговора повышался, и китайцы зашушукались, с любопытством поглядывая на двух повздоривших русских.

— Им ведь даже предупреждение выносили. Помните Новый Орлеан? Наводнение в начале двухтысячных? Десятки тысяч погибших, — отдышавшись, продолжил Карнаухов. — Нет, не помогло. Пока Нью-Йорк не слизнуло, пока Техас не разорвало ураганами и не затопило, они продолжали твер-дить: убедительных доказательств глобальных изменений климата не существует. И китайцы ваши виноваты. По автомо-билю каждой китайской семье! Это же пятьсот миллионов кое-как отлаженных смердящих колымаг, каждая из которых — пощечина и Генри Форду, и Альберту Гору!

Лодка замерла на месте. Экскурсовод затараторил по-ки- тайски, указывая то на одно, то на другое здание, и его выво-док встрепенулся, вытянулся в струнку и затих, внемля ему. В просвете между размякшими домами в зеленоватой дымке проступали очертания крепостных стен и старых кирпичных башен со шпилями. Один из туристов, видимо, испорченный уже мягким здешним климатом и позабыв-ший о дисциплине, подергал экскурсовода за рукав и что-то спросил.

Ответ не на шутку взбудоражил и его самого, и всех его сородичей. Гид подмигнул лодочнику. Тот отвернулся, чтобы спрятать улыбку.

— Требуют доплыть до крепости, — четко, по слогам выговорил экскурсовод.

— Придется доплатить. Об этом изначально не договари-вались, — с самым серьезным видом отозвался лодочник, картинно разводя руками.

Выслушав толмача, несогласный китаец не утихомирил-ся, а наоборот, принялся подначивать остальных.

— Говорят, мы мошенники, — сообщил гондольеру экс-курсовод.

— Пусть валят к себе в свой Хабаровск и там командуют! — обозлился тот.

— А что же мы тут тогда жрать, извиняюсь, будем? — резонно спросил у него гид. — Ничего, сейчас договоримся… Никуда не денутся.

— Видите, до чего уже дожили, — мрачно сказал Карнаухов Бордовскому. — Вы знаете, это не только вы заблуждались. Это общая ошибка. Кто сказал, что тепло лучше холода? Это просто другая температура, другое состояние материи. Вы сво бож -даются электроны, нарушается структура кристаллической решетки, предметы теряют форму, однородные когда-то веще-ства смешиваются, сплавляются… Человек не готов жить в тепле. Цивилизация к этому не готова. Земля не готова. Ваше поколение ностальгировало по мыслям о камине, а не по само-му камину. Растапливать его не умело. Вот и погорели.

— Метеорологи предупреждали вас…— Недостаточно решительно! — Только слепой не видел…— И что же делать, если весь мир ослеп?!— Мы не могли подумать, что все произойдет так стреми-

тельно… Ведь весна две тысячи восьмого почти не отличалась от предыдущей… Средняя температура поднялась всего на один градус!

— Вы прекрасно знаете, чем она отличалась. У вас на гла-зах повалилась первая костяшка домино, не надо быть специ-алистом, чтобы понять принцип цепной реакции.

— О цепной реакции все заговорили куда позже… Когда стало понятно, что с каждым новым градусом из океанов высвобождаются десятки тысяч тонн углекислого газа, пре-вращая атмосферу в гигантский тепловой аккумулятор… Она перестает отдавать тепло, температура растет, полярные шапки тают, двуокиси углерода в воздухе все больше, и про-цесс становится необратимым…

— Плюс один градус в две тысячи девятом, плюс три в две тысячи двенадцатом, плюс шесть в две тысячи четырнад-цатом, — продолжал Карнаухов. — Если бы вы знали, сколько лет своей жизни я растратил на попытки достучаться до людей! Интервью в газетах, эфиры на радио — меня всюду звали охотно, как этакого Нострадамуса от науки, и смотрели передачи со мной так же, как смотрят фильмы ужасов на заез-женных кассетах — взбодриться, побояться чуть-чуть, полу-чить свою дозу адреналина и через пять минут забыть об услышанном навсегда. Потому что как-то не верится.

Карнаухов умолк. Он прекрасно понимал, что толкало старика заговаривать с каждым мало-мальски прилично выглядящим человеком: желание оправдаться. Ему самому уже давно ничего не хотелось: ни напомнить грешникам о своей правоте с борта Ноева ковчега, ни переубедить послед-них упрямцев, ни извиниться за то, что был некогда недоста-точно настойчив… Пустое. Случилось то, что случилось.

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

103

Ему самому уже давно ничего не хотелось: ни напомнить грешникам о своей правоте с борта Ноева ковчега, ни переубе-дить последних упрямцев

Потепления всего на шесть градусов по Цельсию вполне хватило, чтобы подрубить ноги колоссу цивилизации. Океаны превратились в могильники: для тысяч и тысяч видов это не -значительное, казалось бы, колебание температуры оказалось фатальным. Засуха и голод в Африке вычеркнули из списка живых сотни миллионов человек, целый континент иссох и обуглился. Миллионы несчастных, мечтающих не как пре-жде — о пище, а хотя бы о воде, осадили границы терзаемой катаклизмами Европы. Мертвые океаны взбеленились и пере-чертили мировые карты, отъедая у суши самые лакомые куски. Лондон, Венеция, Нью-Йорк, Лиссабон, Санкт-Пе тер-бург, Барселона, Хельсинки, Гамбург… От этих городов оста-лись только выцветшие туристические открытки. По забывшие о своем обещании перевоспитаться и расстреливавшие суда с беженцами немецкие солдаты были вынуждены отступать на восток, дальше от воды, сами подвергнутые гонениям судь-бы. Испания и Италия, благословенные, желанные земли, удушены и утоплены. Франция покинута, Гол лан дия наводне-на и обращена в топкое, гиблое болото. Индия, Китай, Пакистан потрепаны ураганами и обглоданы цунами. Спасаясь от голо-да, китайцы, немцы, индусы устремились на север.

Опаленная снаружи и подтаивающая изнутри, Россия приняла их, разместила, укрыла. Сожрав несколько крупных городов, оттепель отплатила стране нежданным процветани-ем: сошедшая ледяная корка открыла для земледелия миллио-

ны квадратных километров, студеная сибирская зима смени-лась субтропическим раем. Но государство, привыкшее к моро-зам, не вынесло потепления: размякло, протухло и разошлось по швам.

Бордовский примолк, внимательно вглядываясь в зарос-шее седеющей бородой угрюмое лицо своего собеседника, угадывая в нем давным-давно виденный в газетах гордый про-филь.

Китайские туристы, посовещавшись меж собой, решили уступить пройдохе-лодочнику, скинулись еще по сотне, и убла-женный гондольер повел свое судно вверх, к крепостным сте-нам. Старик еще пытался заговорить с Карнауховым, но Алексей, запершись в себе, больше не отвечал: проплывали его родные места. Дом, где оставалась его семья в ночь Великого наводнения, гнилые обрубки бульварных тополей среди поглощенных лианами утесов зданий, напоминающие тихоокеанские рифы черные глыбы тронутых плесенью мно-гоэтажек Нового канала…

Лодка набирала ход, рассылая в стороны крошечные цунами, доходившие до остовов домов и ласково теревшиеся о кирпичную кладку стен. Китайцы оживились и загомонили: победа, главная жемчужина экскурсии их не минует.

Из тумана им навстречу выплывали обсосанные време-нем и тронутые лишаем, но по-прежнему подагрически несги-баемые башни Московского Кремля.

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

105

памятка

Как добыть воду в пустыне

Находим пересохшее русло ручья, копаем ямку — пока

не появится влажный песок. Втыкаем в нее трубку, а по -

том, как коктейль через соломинку, с силой тянем воду.

Минуты через две ваши усилия будут вознаграждены.

Как пережить жару

С наступлениемм жары отмените всякую работу, осо-

бенно физическую. Лягте на койку, поднимите повыше

ноги и побольше пейте. Желательно — не пиво. Спиртное

и газированные напитки усугубят ваши страдания.

Как спасти друга при солнечном ударе

Признаки солнечного удара – учащенное дыхание, забы-

тье. Перенесите постадавшего в тень, охладите тело.

Не перестарайтесь: погружение в ледяную воду вызовет

шок. Положите под мышки и в паховую область лед.

Как быть, если нет кондиционера

В жару самый простой выход – включить кондиционер.

Если его нет – завесьте окна мокрыми простынями,

полотенцами, обмотайте голову мокрой тканью.

По мере высыхания – смачивайте.

рисунки: анна всесвятская

Всегда готов

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

107

четвертая четверть

Урок мужества. Понаехали. Приемчики против наезда. Урок истории. Пожарское дело. О роли куриных котлет в судьбах Родины.

инга

аксенова

текст: николай фохт фото: orlova рисунки: варвара полякова

Казалось бы, самый простой способ самозащиты от наезда — тем более если ты мастер спорта по самбо, как автор этой колонки Ни-колай Фохт – прямой в че-люсть или, на крайний слу-чай, быстрый побег. Но чи-татель этих заметок узнает, что бы ва ют в жизни муж-чины такие моменты, когда ему, чтобы не встать на ко-лени, потребуется не только физподготовка, но и смекал-ка, и моральная стойкость, и помощь друга.

— Юноша, научись сначала вести себя в при личном обществе, а потом уже… Что-что!? Кому ты угрожаешь? Какие лю -ди? На соку томатного, на, пей гаденыш, глотай, языком с макушки слизы вай. Пох, что от «Армани», пох, что от «Га баны». Пен-даля, и свободен. Пшёл вон! Всё, девочки, спокойно, этот подонок тут больше не появится, продолжаем праздник…

Ну что, скажите, тут такого? Какой-то пацан орал в караоке — громко, фальши-во. Понятно, что клуб, понятно, что каж-дый веселится как умеет, но есть же гра-ницы. Тем более его вежливо попросили отойти от микрофона, а он хамить стал: мол, лохи и подождать могут, мол, он тут бесплатно развлекает — обычно его кон-церты от трех до пяти в евро. Как не оса-дить такого? Бить не имеет смысла, а на место указать надо, ну как иначе.

Утром — телефонный звонок. Мужской голос на том конце недоволен:

— Ну ты чего? Ты с людьми как разго-вариваешь? Собирайся, приезжай в «Ма -риотт», будем учить тебя с людьми об-щаться.

— Уважаемый, о чем речь?— Не умничай, знаешь, о чем речь. Хо -

чешь, чтобы я сейчас к тебе приехал? Могу. Твой мобильный достал за пять минут.

— Ну я обычно сам приглашаю в гости.— Не выводи меня. Давай, через два

часа в лобби.В лобби «Мариотта» меня ждали двое

мужчин со стертой внешностью, с ту-склым глазом, с неумелой, некоордини-рованной мимикой.

— Ну что, доигрался? — Друзья, вы о чем говорите-то?— Ты вчера на мальчика, который мой

друг, вылил стакан томатного сока, дал ему пендаля, но главное, обвинил, что он не умеет петь. А ты знаешь, что это артист каких мало, что у него на следу-ющей неделе концерты — а ты уверен-ность у него подорвал? А знаешь, муди-ло, что его «Армани», который я на свои деньги, кстати, купил, стоит четыре шту -ки? А «Габана» знаешь, сколько стоит? Ты чего, напутал совсем?

— Друзья, вы что, шутите?Очнулся второй господин:— Тупой ты какой-то.— Может, поаккуратнее со словами?

Поуважительнее?— Ща поуважительней тебе будет. За-

метил у входа «команду Пахтакор»? Ребя-та хорошие, хочешь — прям сейчас тебя грузанут?

Господин махнул рукой, и за столом образовался румяный детина. Он сел

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

109

Господин махнул рукой, и за столом образовался детина. Он сел и стал пристально смотреть мне в глаза

и стал пристально смотреть мне в глаза. Господин продолжил:

— Короче, с тебя десяточка, но не это главное. Ты давай завтра в том же баре, где Виталик распевается, короче, вста-нешь перед ним на колени и попросишь прощения. Короче, ты помни, что у нас не такие люди на коленях стояли и этот вариант для тебя лучший. Всосал?

— Уважаемые, как-то все абстрактно. — Короче, завтра в клубе. Десять коса-

рей с собой. Человек тебя запомнил (ки-вок на румяного), поэтому не балуйся. Все переговоры окончены, у нас сейчас деловая встреча.

Вот такой расклад. Наезд как наезд, ничего эксклюзивного. Я не стал в раз-говоры вдаваться — в моей жизни это не первый раз. Я отправился собирать информацию.

Через знакомого вышел на опера с Пет-ровки. По оперу, выходило, что люди серь езные и если можно дело уладить

ми ром, лучше уладить. Из оперативных мероприятий следак предложил сле-дующее.

Написать ему заяву: в случае неблаго-приятного развития событий бумаге да-ется ход. Это моральная поддержка, не больше.

Записать его мобильный — если дело примет критический оборот, предло-жить злодеям набрать этот номер, мент с ними по-своему поговорит. Ну, в об-щем, тоже моральная поддержка.

За более существенными советами по -ехал к эксперту, старшему товарищу, бы-валому.

Он сидел за письменным столом в офи-се, в пяти минутах от «Мариотта» — пре-сыщенный, повидавший многое. Когда я все рассказал, он вынул из ящика стола пистолет; он внимательно пистолет осмо-трел, проверил обойму, покрутил в руке, спрятал ствол обратно в ящик; он налил себе коньяка «Курвазье» и смачно глотнул сто пятьдесят граммов. Но он помог.

— Конечно, они правы — обидел чело века, в которого деньги вложили. Мне будет жаль, если тебя грохнут, по-человечески жаль. С другой стороны, десятка — это очень много, про колени это тоже слишком. Эх, неохота за тебя, идиота, вписываться, но я буду по тебе скучать, если что случится — а скучать мне нельзя, у меня сердце. Тебе надо бу-дет провести переговоры и убедить их отказаться от требований. Назначишь им встречу сегодня вечером, там же. На этих переговорах сядешь за стол так, чтобы каждый был немного сбоку от тебя. Главное, во время разговора смо-три им в глаза. Не суетись. Улыбайся, разговаривай с уважением. И не делай вид, что не боишься их, это вообще не-важно.

— А чего говорить-то?— Ну ты даешь! Откуда я знаю. Ты хо-

чешь, чтобы я речь тебе написал? Я и так много сделаю.

Я набрал номер и твердо сказал, что надо встретиться. Как ни странно, он со-гласился.

…Мы подъехали к «Мариотту» на трех машинах. Мой эксперт вышел со мной,

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

111еще двое его товарищей проводили нас до входа, где тусовалась «команда Пах-такор». Мой эксперт жестом остановил нас у двери и, запахнув полу пальто, во шел в гостиницу. Через секунд двад-цать он вышел и кивнул. Я с двумя ре-бятами вошел в холл, а эксперт вернул-ся в машину.

Ребята остановились так, чтоб их было видно, я подсел, как учил старший друг.

— Друзья мои, я сожалею об инци-денте. Но не могу сделать все, что про-сите: мне пришлось рассказать о нашей утренней встрече моему патрону, и он запретил мне отдавать деньги и тем более исполнить вашу просьбу относи-тельно колен.

— Ты чего несешь?

Один из сопровождавших меня на этих словах поправил ухо и поднес кисть левой руки ко рту.

— Ну я не знаю, мое дело маленькое. Если у вас, господа, остались вопросы, вот телефон руководителя службы без-опасности моего шефа. — Я положил на стол бумажку с телефоном следака с Пе-тровки. — Но ему кажется, что дело не стоит того. Он просто просил меня из-виниться перед вами. Всего хорошего.

Надо ли говорить, что все это время я пристально смотрел в глаза своим со-беседникам.

Мне они больше не звонили. Следовате-ля я предупредил, он потом рассказал, что ему звонков тоже не было. Эксперта я на-поил в ресторане коньяком и выслушал его парадоксальные взгляды на устрой-ство мироздания. Считаю, что квиты.

Итак, закрепим урок.Вообще не ходить в караоке-бары —

пустое.

Никаких резких движений. По-хо ро-шему, чтоб не терять темпа, нужно было бы вместо первой встречи сразу к экс-перту идти, а потом к менту. И только по-сле этого встречаться.

Переговоры в этом деле — самое глав-ное. Если есть переговоры, значит, ве-роятность физической расправы уже свелась к минимуму. Садиться сбоку от оппонентов, во время диалога глядеть прямо в глаза.

Если нет такого эксперта, как у меня, попросить хороших друзей просто под-везти к месту стрелки. Лучше на не-скольких машинах. Стрелку надо сде-лать публичным мероприятием, дать понять, что о переговорах знает доволь-но много людей.

Можно все это время бояться — страх очень хороший компонент, он заставля-ет думать и действовать. Бояться, но не сдаваться. И помнить: наша цель вы-жить и не встать на колени.

Переговоры в этом деле — са-мое главное. Если есть перего-воры, значит, вероятность фи-зической расправы уже свелась к минимуму. Садиться сбоку от оппонентов, во время диалога глядеть прямо в глаза

текст: игорь мартынов рисунки: анна всесвятская фото: orlova

2

5

Исследуя славную историю рождения и печальной погибели пожарских куриных котлет, Игорь Мартынов делает читателя прямым соучастником грандиозного про-екта по окончательному восстановлению России, которое начнется в Торжке

Слежку я обнаружил практически сразу: свернул в музей — то ли этнографии, то ли почвоведения, — и шпик за мной, столк-нулись в предбаннике, глаза в глаза. Поняв, что разоблачен, он попытался изобразить на бледном лице муку абстиненции — заорал куда-то в сторону мирно дремавшей билетерши:

— Это ломбард?! Примите берестяные грамоты, в отлич-ном состоянии!

…Но раз занялся пожарскими котлетами, думал я, будь готов попасть в историю. Были бы темой моих изысканий кот-леты по-киевски или, допустим, рядовые шницеля — ну разве ж я вызвал бы подозрения, разве угодил бы я на мушку, под прицел? Пожарские же котлеты уже и сами не рады, что так назвались. Потому что у нас ведь так — если есть слово, то и де - ло будет, вопрос времени. И пуляют чеховские ружья, и ожи -вают бесы, явленные эпилептику во сне.

Колыбель легендарных котлет — гостиница Пожарских — сгорела 8 июля 2002 года, причем сразу с четырех концов полыхнула, уверяют очевидцы. Тушить прибыли лишь сорок минут спустя — хотя это Торжок, сердце пожарного дела России, кузница пеноукладчиков и брандспойтов, резиденция могучего объединения «Пожтехника», снабжающего всю стра-ну; здесь на пожарном транспорте до булочной ездят, а карман-ные огнетушители найдутся в любой аптеке, меж блендаме-дом и контрацептивом.

Но — не успели, сгорело дотла, особенно второй этаж — деревянный, включая главнейшую для русской литературы стенку, на которой Пушкин А.С. нацарапал маникюрными ножницами завещание потомкам: «На досуге отобедай у По -жарского в Торжке, жареных котлет отведай (имянно котлет)

и отправься налегке». И тем же утром, выглянув из нумера своего, поэт увидел вывеску напротив: «Евгений Онегин — портновских дел мастер». Так возникло имя, а уж дописать под него роман было делом техники.

Возможно, рукописи не горят — зато поджигают, автор воистину жжот. Раз уж сказано «пожарские» — значит, будет и пожар, огня не миновать, как заказывали! И главой админи-страции Торжка о ту пору была, конечно, Пушкина.

Это зона рискованной филологии: земля, живущая зако-ном языка, куда он — туда и она, по флективному, запутанному руслу. Язык неразборчивый, без костей: куда доведет — одному ему ведомо. В дебюте начал позитивно, потом вылез боком, все переиграл, а в окончании шипящем еще и петуха пустил. Странно от пользующихся этой речью ждать чего-то логичного. Тем более в новоторском варианте (новоторы — так себя назва-ли аборигены Торжка): «Наший рицы цыщи в свици нит!», что в переводе означает: «Нашей речи чище в свете нет».

И куда там анархистам с либералами! Нет на Руси мощнее подрывного элемента, чем орфографический словарь. Когда мне го во рят, что не было при Сталине каких-нибудь свобод, я отве-чаю: откройте словарь 1937 года на букву «У» — что там сказано? «Удушающий»! Нечего добавить — все сказано, в обход цензуры.

Конечно, были попытки восстановить очаг культуры. Отель и ресторацию, где, наворачивая одноименное отелю блюдо, калейдоскопом столовался генералитет словесности, от Гоголя до Толстого. Но все закончилось мистическим провалом. То инвесторы прогорят, то чиновники впадают в помешатель-ство — стоит только заняться объектом.

´ ´

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

113

Раз занялся пожарскими котлетами, думал я, будь готов попасть в историю

В итоге от греха руины прячут за высоким забором, а при-готовление зажигательных котлет выносят из города вон.

Как бы не так! Хотя ресторатор Надежда Смирнова, она же раньше учительницей литературы была, грамотно пыта-лась замести следы, котлетное заведение на петербургском тракте назвав расплывчато: «Белый лебедь». Индуса взяли шеф-поваром, изолированного от внешнего мира чалмой, чтобы готовил пожарские без оглядки на подтексты. Но не тут-то было! Под Новый год, за пять минут до боя курантов, звонок тревожный: «Прорвало батареи! Заведение заливает водой!»

Бросившуюся затыкать пробоины учительницу осени-ло — так это же «Лебединое озеро»! Как там поется: «А белый лебедь на пруду… качает павшую звезду…» Не огнем, так во -дой — но настигли демоны русской филологии!

Надо ли говорить, что теперь пожарские котлеты на их родине готовят крайне нехотя и лишь под сильным туристиче-ским воздействием?

Словно бы ждут новоторы спасителя — из словесного страшного плена. Ждут избавителя — а он уже в Торжке!

И я иду к нему навстречу, оторвавшись от «хвоста». Кто не знает Гошу, столичного массовика-затейника,

автора многих разорительных концепций? Если Гоша в горо-де — значит, ожидаются хорошие бюджеты! Примета такая.

Он прославился коммерческими играми еще в 90-е. Дуэли на конверсионных истребителях. Или танковый пробег Моск-ва — Белград. Или, например, «Охота на Ганнибала» — договори-лись с кем надо, чтобы выпустили из строгого режима на волю маньяка-людоеда. Людоед этот ушел в натуральные бега, а игро-ки — человек двадцать предприимчивых парней — раздели-лись на три оперативные бригады. Какая первая возьмет злодея, та и суперприз возьмет: остров в океане. Но потом у участников игры закончились отпуска и вообще пропал интерес к игре. Они разъехались по домам. Людоеда так и не взяли — ну что подела-ешь, у всякой охоты есть своя оборотная сторона…

Зато уже к следующему раунду, скорее всего, будет выпу-щено сразу несколько серийных убийц. Наконец-то подключает-ся телевидение! Чтобы держать страну не только в курсе, но и в панике.

Теперь маэстро Гоша в Торжке. «Как только тверской губернатор сказал, что не пожалеет сил и средств на докрутку бренда Пушкина, я сразу понял — мне сюда!» — говорит Гоша, ставя на стол клетку с голубями. И тут же переключается на пернатых:

— Вот вывез из Венеции, прямо с Сан-Марко, для селек-ции… Почему, я спрашиваю, главная голубятня мира до сих пор там, а не в Торжке, у которого даже на гербе — голуби! Скрестим породы, размножим лучших! Голубь мира с крова-вым клювом — это в духе времени. Маленький принц — с брандспойтом наперевес, заливающий своей дружелюбной, но неукоснительной пеной горящие континенты.

«Пойми, сейчас время картинки, время зрительных обра-зов — словесный мусор надо вымести из головы! Время сти-рать случайные черты и видеть, видеть — жизнь прекрасна! Все войны и все миры умещаются в трехминутном клипе! Атакуемый зрачок жаждет новых атак, коктейля крови, тоника

и танков! Все прочие жанры должны быть стерты с лица земли — кроме самого нескучного».

«Мы сделаем конфетку из Торжка. Поставим памят-ник котлете. Раз она тебе так дорога. Неизвестный уже в курсе. А вокруг котлеты — идеальный для кадра город. Будем телешоу снимать. Но в действующих декорациях. Никакой павильонной съемки. Налепим фасады, проведем свет, замостим несколько улиц, с подогревом. Подтянем новиковские рестораны. Боря Краснов проработает задники. Филиалы Монте-Карло и Лас-Вегаса — все идут сюда, есть договоренности. А что? Или не Пушкин «Пиковую даму» написал?! Кстати, надо подумать над Пушкиным — есть несколько хороших двойников, практически клоны. Как мне сказал один знакомый двойник Гитлера: двойники даже лучше оригиналов. Так пусть Пушкины для антуража бро-дят. Мелькнет в толпе знакомое лицо… Поди плохо? И гости-ницу восстановим — лучше, чем было. По номерам таблич-ки набьем: здесь Николай Гоголь ночевал, а здесь Николай Первый».

«Говоришь, потемкинская деревня? Нет, брат! Фишка не в этом. А в том, что в этом заново отстроенном — можно будет

...Надо ли говорить, что теперь пожарские котлеты на их родине готовят крайне

р ,

нехотя и лишь под сильным туристическимвоздействием?

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

115

жить! Реальные квартиры, с водопроводом и канализацией, при чем от лучших дизайнеров! Приоденем городское населе-ние — в того же Лагерфельда, старику будет приятно за дове-рие. И так пойдем по городам! И постепенно, под шоу, да мы не только Торжок, мы всю страну переселим в мир иной — в иде-альный!»

«Пойми: эту страну губит многословие. И ты не обижай-ся, старик, за ветеранов словесности — но мне того же Пушкина проще в подлиннике почитать, на английском, откуда он спи-сывал Байрона или Вильсона «The city of the plague».

— Кстати! Вот тебе и название шоу: «Чумовой город!» — внес и я свою лепту в ренессанс.

— Хватит говорить, надо картинку делать! — подытожил Гоша и со своими голубями улетел к тверскому губернатору на общественный совет.

А я снова двинулся в темень и хлябь новоторских закоул-ков по кулинарному следу...

…Сперва вполне пустынное питейное заведение с уместным названием «Зевс-громовержец» постепенно заполнялось стран-ной публикой. Смуглые, даже с бронзовым отливом парни рассаживались по четверо. Точнее, на троих нездешних сму-глых приходился один румяный, явно из местных. С ним они говорили по-английски, а между собой — на языке Энрике Иглесиаса и команданте Че. Первая мысль: это массовка для проекта Гоши, но после второй бутылки уругвайского каберне выяснилось происхождение десанта: из Венесуэлы, посланцы дружественного Чавеса.

— За Фиделя! — вкрадываясь в доверие, поднял я тост за соратника Чавеса.

Оказывается, в Торжке помимо пожарной индустрии есть еще вертолетная школа, куда и прибыли на учебу бойцы с империализмом.

— Как вам наши резвые геликоптеры? — учитывая наше-го Сикорского, я был почти уверен в лестном отзыве.

Но один из венесуэльцев, сильно отвернувшись от румя-ного особиста, внезапно перешел на шепот:

— Торзок — плёхо. Надо срочно передать донесение в Каракас. Тренировки невозможны — нет горючего. Ни одно-

го вылета за полгода. А если завтра война?! — боец горько отхлебнул уругвайского.

Что же, вполне в духе времени: по городу бродят двойники Пушкина, а в небе, красиво высвеченный софитами, на высо-ком кране подвешен незаправленный вертолет, из которого, как победное шампанское, хлещет противопожарная пена… Главное — правильно скадрировать! Чтоб от натуры осталась только вырезка — яркая, сочная! А лишнее — отсечь.

…Но теперь о главном. Всякий исследователь пожарских кот-лет рано или поздно приходит к Валентине Федоровне Ка -шиной. Историк и пушкинист, она с миру по нитке, шаг за шагом полвека подряд восстанавливала утраченный рецепт первородной котлеты. Тонны перелопаченных архивов и про-крученных через ручную мясорубку куриных грудок — и вот, кажется, тайна разгадана. Вкус обретен!

Поговорив для отвода глаз о том о сем… об Анне Керн и Дмитрии Медведеве… я все-таки решился спросить напро-лом: так что же в основе, чем так пленила котлета современни-ков и потомков?

Молодо, зелено блеснули глаза пушкинистки:— Это не для дикофона — сказала она. — И не для раз-

глашения.И размотался передо мной чудесный кулинарный сви-

ток, и познал я тайну, и, пораженный обретенным знанием, воскликнул я:

— Неужели это правда?! Ведь это же в корне переворачи-вает наши представления, причем не только о котлетах, но и о мироздании вообще!

— Да, это так, — только и согласилась Валентина Федоровна.

Теперь читатель ждет уж этого рецепта. В конце концов, зачем вообще был этот рейд в Торжок, если не вынесена из него пита-тельная польза?

Но не могу я разглашать. Я слово дал.

...Реальные квартиры, с водопроводом и канализацией, при чем

р р ,р

от лучших дизайнеров! Приоденемцц

городское население — в того же уу

Лагерфельда, старику будет приятно р

за доверие. И так пойдем по городам!..ф у уф у у

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

117

Тонны перелопаченных архивов и прокрученных через ручную мясорубку куриных грудок — и вот, кажется, тайна разгада-на. Вкус обретен!

позитив

В рубрике «Фотоувеличитель» мы увеличиваем фотографии. Потому

что есть такие фотографии, которые заслуживают увеличе-

ния. Мы приглашаем читателя повнимательнее рассмотреть

то, что на них изображено. И оценить увиденное, сделать соот-

ветсвующие выводы. Мы своих оценок не стыдимся. Поэтому

одни фотографии мы публикуем с пометкой «позитив». Это зна-

чит, что мы положительно относимся к изображенному, одо-

бряем. А другие — с пометкой «негатив». Значит, нам совсем не

нравится то, что происходит на фотографии.

Но мнение редакции может (а иногда обязано!) не совпадать с

мнением читателей. И очень может быть, что у вас будут

прямо противоположные оценки.

Так это же хорошо! Главное, чтобы равнодушия не было.

серге

й а

нисим

ов

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

119

негатив

серге

й а

нисим

ов

эдуа

рд с

транадко

негатив

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

121

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

121

позитив

эдуа

рд с

транадко

даниил

зинченко

негатив

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

123

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

123

позитив

даниил

зинченко

даниил

зинченко

позитив

125

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

даниил

зинченко

негатив

даниил

баю

шев

позитив

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

127

ната

лья л

ьвова

негатив

негатив

лена и

вера с

ам

ородовы

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

129

позитив

александр г

ронский/ a

gency.

photo

gra

pher.ru

негатив

рена э

фф

енди/ a

gency.

photo

gra

pher.ru

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

131

позитив

рена э

фф

енди/ a

gency.

photo

gra

pher.ru

позитив

иго

рь м

ухин

алик я

куб

ович/ ф

ото

сою

з

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

133

негатив

ната

лья л

ьвова

позитив

александр г

ронский/ a

gency.

photo

gra

pher.ru

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

135

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

135

негатив

александр г

ронский/ a

gency.

photo

gra

pher.ru

евге

ний м

охорев/ a

gency.

photo

gra

pher.ru

позитив

валерий н

истр

ато

в/ a

gency.

photo

gra

pher.ru

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

137

негатив

рена э

фф

енди/ a

gency.

photo

gra

pher.ru

негатив

александр щ

ем

ляев/ ф

ото

сою

з

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

139

позитив

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

141

группапродленного дня

Правофланговая. Упражнение для глаз. Божена Рынска о своем трудном детстве. Завхоз. Написанному — верить. Михаил Куснирович о совести. Следопыт. Ученье – light. Никита Космин о жизни студента на чужбине.

Пионервожатая. Дурацкие игры. Анна Николаева о мужских повадках. Дежурный по столовой. Заодно и позавтракаем. Мирослав Мельник об утренней еде. Горнист. Пить, жуя и не жуя. Леонид Парфенов рекомендует не закусывать.

анна в

сесвятская

группа продленного дня продленного дня группа

Словосочетание «Божена Рынска» (даже если предположить что-то кто-то не читал ее обозрений светской жизни) вызывает образ нездешней красоты, непри-ступной и гордой. Но перед читеталем этого ее воспоминаяния о детстве рассыпа-ется на мелкие оскол- ки глянцевый образ и проступает Божена какая есть – живая, здешняя до рези в глазах.

Первый класс. Я худая и мень-

ше всех в классе — пошла

в школу на год раньше, с шести.

А еще я очкастая, что позорно.

Это выяснилось на первой же

перемене: «Очкарик! Очкарик!».

На одной из прогулок продленки

я раскопала белую мочалу с

длинными лохмами и стала при-

кладывать ее к голове: идет ли

мне быть блондинкой? Мочала

тут же обтрепалась и клочьями

повисла и на черном переднике,

и на шоколадном платье. И вот

представьте — шаркает по

ленинградским закоулочкам пи-

галица в клочках. Сутулая, кост-

лявая и лупоглазая. Однокласс-

ники даже в пару становиться

побрезговали. Так и брела до

школы одна.

«В скверу, где детские грибочки»

попалась на глаза местным за-

булдыгам. Смеху было — такой

очкарик страхолюдный!

Перед сном долго болталась по

квартире и торговала печальным

лицом. Вот бы мама или папа

заметили, спросили: «Да что же,

наконец, случилось?». Не спра-

шивали. Пришлось напроситься

на сочувствие самой. И ведь

чуяла уже, в шесть лет чуяла:

не надо им, то есть родителям,

ничего рассказывать, таись,

скрывайся и молчи. А все равно

«душа рвалася из оков» униже-

ния. Да, за язык никто меня,

конечно, не тянул. В ванной не

выдержала, сама вылезла, сама

и напоролась. «За мое жито

менэ и побито»: «Ты сама вино-

вата — не делаешь упражнения

для глаз. Вот тебя очкариком

и называют. А ведь сколько раз

тебе говорили — делай».

Так вошло в мою эмоциональную

память первое отчуждение.

Больше я ничего родителям не

рассказывала. Потихонечку

к душевным потемкам привыкла.

Именно так, говорит Леви, люди

привыкают к полярной ночи.

В средних классах старалась

поменьше быть дома. «Почему

ты все время из дома убега-

ешь?!» — как-то раз возмутился

отец. В горле застряло: «Потому

что с вами тошно». «А, — сказал

разум, — нашла, кому объяс -

нять». И я виновато пожала пле-

чами и под благовидным предло-

гом — в универсам — смылась.

Уж сколько времени прошло, но

в моей собственной полусемье

я до сих пор не могу озвучить

горечь. Открываю рот, а со-

кровенное застревает в горле.

Говорят, стенокардия — болезнь

невысказанных обид. У нас груд-

ная жаба задушила уже четыре

поколения — прапрабабушку,

прабабушку, бабушку. В минуту

душевной невзгоды и я ощущаю

на шее лапы этой холодной

немой рапухи — посланницы

болота вечной мерзлоты.

У Бабеля в рассказе «Любка

Казак» маленького Давидика

старый еврей Цудечкис отлучал

от груди колючим гребнем.

«Ребенок потянулся к матери, на-

кололся на гребень и заплакал.

Тогда старик подсунул ему соску,

но Давидка отвернулся от соски.

Дитя опять укололось о гребень,

нерешительно взяло соску

и стало сосать ее».

От всей души потянулся, уко-

лолся, заплакал. Сунулся опять,

а там опять частокол. Третий

раз не потянется. «Сама вино-

вата» и «я же говорил» — колья,

которыми близкие отлучают

нас от души. Заболачивание,

оледенение наползает годами.

Потихонечку дрейфуем в холода,

в холода. И вдруг, очнувшись,

кто-то застает себя в семье

своей родной, как во внутренней

эмиграции. Поглощенным одино-

чеством и вечной мерзлотой.

Этот адский студень — там, где

туман, холодно и никто никого не

любит, — может колыхаться года-

ми. Всю жизнь. А может жахнуть

буквально на ровном месте. Вот

трагическая развязка сердечной

слепоты. Один крупный капита-

лист любил свою жену. Любить

любил, а не заметил ее страшной

депрессии. Проворонил начало

тяжелейшего психического за-

болевания. Жена, казалось бы,

на ровном месте выбросилась из

окна. Муж на старости лет остал-

правофланговая божена рынска

Упражнения для глаз

евге

ний с

орокин

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

143

группа продленного дня группа продленного дня

ся куковать один, засел в огром-

ном стеклянном дому. Одному

ему там нехорошо. Днем делает

бизнес. К вечеру напивается

и воет. От ужаса он притаски-

вает в свой туманный холодный

и прозрачный гроб случайных

гостей и, вцепившись в пуговицу,

по пятому кругу повторяет: «Она

никогда мне ничего не говорила!

Никто даже представить не мог!»

При мне ему позвонила из

Лондона почти уже взрослая

дочь и сообщила, что сре-

залась на экзамене. «Это

потому, что ты нервничаешь

перед сдачей. Сколько раз

я тебе говорил — не надо

волноваться», — утешил папа.

Есть у меня подруга. Мы дружим

с детства. Подруга моя — ред-

чайший специалист по эмпа-

тии — сопереживанию. Как-то

раз между делом пересказываю

ей статью о нравах барсуков.

Таких забавных лесных зверю-

шек с полосочками на морде.

Представляешь, говорю, бар-

суки — роют-роют нору, а лиса

приходит и начинает там жить.

«Как?! Просто так — приходит

в чужую нору и начинает жить?

Средь бела дня? Самовольно?

Безобразие!» — тут же ужасает-

ся подруга. Гениальная реакция!

Вот оно: «Печалюсь вашей я пе-

чалью и плачу вашею слезой»

в чистом виде. Поэтому к Ирочке

душой и прикипают. «Как?! Вот

так вот? Безобразие!» — госпо-

ди, да я бы отдала все на свете,

если бы тогда в ванной родители

так воскликнули.

В моей бестолковой личной

жизни есть вроде бы родная

душа. Иногда я пытаюсь до этой

души чего-нибудь донести. Хоть

вообще-то мужчины для этого

дела решительно не приспосо-

блены: спички детям не игрушка,

муж жене не подружка. Но,

бывает, нахлынет, не сдержишь-

ся. И всякий раз задним числом

пожалеешь и сделаешь себе

зарубку на носу: молчи, елы-палы.

Каждая зарубка — свежая пор-

ция антифриза для пламенного

мотора. И вот звонит из прекрас-

ного далека червонный король:

— Как дела?

Мучительно думаю, как дела.

Дела вообще-то ни шатко ни

валко. А, вот новость — горло

заболело. Нет, пожалуй, не надо.

Скажет, сама виновата — много

нервничаю (хотя он мне и гово-

рил, что волноваться вредно).

И к тому же — не закаляюсь.

А! Вот! Кредитка — срок истек,

стою я как ворона в супермарке-

те, и тут эта гадина мне и... Нет,

это я сама виновата, не рас-

скажу. Он же мне говорил,

а я ушами хлопала. Тяжело

прошла съемка? Так мне давно

говорили — ложиться надо

раньше. От работы тошнит? Так

он мне говорил, что давно пора

заняться серьезной публицисти-

кой. Жить с утра не хотелось?

Тут-то очевидно — ты сама

и виновата, а никто не виноват.

Вместе жить не хочется? Так он

же меня предупреждал — виде-

ли глазки, что покупали. А если

не видели, так надо было глаза

упражнять.

— Так как дела-то?

Ну, ничего. Антифриз почти за-

кончился. Что, загублю машину?

Спасибо, что предупредил. Что-

что? Питаться нормально? Ох,

слава богу, что напомнил! Сейчас

же побегу нормально питать-

ся. А в остальном, прекрасная

маркиза, все хорошо. Любовь

заболачивается, но это, право,

пустяки. Волком выть по ночам,

только бы не услышал, про себя

волком выть — это тоже не беда.

Как дела? Ничего, ничего. Зябко,

зябко, зябко, так это, право,

ерунда. Это потому, что я не

делаю упражнения для глаз.инга

аксенова

группа продленного дня продленного дня группа

Прочитав авторскую колонку предпринимателя Михаила Куснировича, читатель сде-лает выводы, справился ли Михаил Куснирович с редакционным заданием написать заметку о ранимости и комплексах современных российских предпринимателей, основываясь на лич- ном опыте, был ли он по-пионерски честен — и в пер-вую очередь, по отно- шению к себе.

Не знаю, кто как, а я помню, как меня принимали в пионеры,

а кто говорит, что не помнит,

врет. Я отлично помню. В стране

шел 1976 год, и Пятилетке Каче-

ства уже стали давать Рабочую

Гарантию.

У меня же шел 3-й класс.

И ажитация от предстоящего

пионерства все увеличивалась

и увеличивалась.

Первых троих из нашего

3»А» класса, самых отличников

и самых великовозрастных

(им уже стукнуло по 10 лет),

прини мали в пионеры в фев-

рале то ли по случаю Дня

Юного Героя-антифашиста,

то ли по случаю очередного

исторического XXV съезда

КПСС. Причем принимали где-то

в районе Красной площади,

то ли в Музее Ленина, то ли

в Мавзолее, то ли прямо во

Дворце Съездов, хотя понятно,

что точно не в ГУМе.

Следующую партию было на-

мечено принимать в марте.

Почему-то так было заведено:

принимать не всех сразу, напри-

мер 22 апреля в день рождения

В.И. Ленина или 19 мая —

в день рождения Всесоюзной

пионерской организации имени

вышеупомянутого В.И. Ленина,

а так вот, с растяжечкой, чтобы

стремились, старались, учились,

учились и учились, но готовы

были всегда.

Короче говоря, мне выпала

честь 20 марта в стенах актово-

го зала родной средней школы

№890 Перовского района горо-

да Москвы дать-таки клятву, ну

и вступить в пионеры. Это было

очень гордо и ответ ственно.

В хороший солнечный субботний

день вся моя семья вооду-

шевленно готовилась к этому

событию. В нашей семье все

подчеркивали, что моя бабуш-

ка — папина мама — была

первой пионеркой, то есть

семейная легенда всячески

культивировалась, видимо, еще

с 1922 года, когда в первый

пионеротряд города Ростова-на-

Дону была зачислена моя бабуш-

ка Евгения Владимировна.

Итак, на вступительный обед

были приглашены и оба дедуш-

ки, и бабушка — первая пионер-

ка, и дядя, и тетя, и двоюродная

сестра Оля, и новорожденный

двоюродный брат, и друзья ро-

дителей — соседи с 8-го этажа,

и даже мои друзья, можно ска-

зать соратники, вместе со мной

в этот день тоже собиравшиеся

дать клятву верности в борьбе

за дело.

И вот тут, я явно вспоминаю,

вместе с радостным возбужде-

нием в моей душе угрюмо заныл

тяжелый камень.

Дело в том, что из семерых сме-

лых, счастливцев второй партии,

должны были принимать в пионе-

ры нас, четверых верных друзей,

и трех остальных — девочек.

Но четвертого-то друга, Димы

Ар темова, все-таки с нами не бы -

ло. Его не было в этот знаковый

день — несмотря на то, что

це лых две четверти Дима вместе

с нами познавал увлекательные

истории пионеров-героев, за-

давался вопросом «а где же были

октябрята-герои?», терзался,

что на нашу эпоху молодости

не выпало время революций.

Не смотря на все это, он, видимо,

не выдержав напряжения, сма -

лодушничал и получил «неуд» по

поведению, даже два. За одну не-

делю. Для настоящего пионера-

ленинца это, конечно, была

непозволительная роскошь.

И ему внезапно стало не место

в наших рядах.

Но за столом-то нашей малога-

баритной кооперативной квар-

тиры на улице снайпера-героя

Алии Молдагуловой место для

него было!

И вот клятва отдана, алый свеже-

отглаженный галстук на шее,

булавка пламенного пионерского

значка погнулась, но он все-таки

занял свое место на моей груди.

А камень на душе все тяжелел.

Как же это будет: мы, то есть

я, Во лодя Анисимов и Кирилл

Рож ков, что называется, при

знач ках и галстуках, а Дима —

прос то примкнувший к нам Арте-

мов? Уж если у меня камень, то

у него-то что?

завхоз михаил куснирович

Написанному — верить

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

145

группа продленного дня группа продленного дня

Тем не менее все прошло на

удивление хорошо. Дима держал-

ся молодцом, ел штрудель, при-

готовленный первой бабушкой-

пионеркой, и даже улыбался.

Я придавил беспокойный камень

рыбной котлетой с картофель-

ным пюре и тоже начал дура-

читься не по-пионерски.

Но этот свой первый ком-

плексный (от слова заком-

плексованный) торжественно-

ответственный обед я почему-то

помню до сих пор.

Поэтому, когда я получил домаш-

нее задание от редакции журна-

ла «Русский пионер» написать за-

метку о ранимости и, возможно,

имеющих место комплексах

современных российских пред-

принимателей, основываясь на

личном опыте, — эта история

как-то сразу и вновь проявилась

в моем несознании.

Должен сказать, что вот эта ра-

нимость и желание «чтобы всем

было хорошо», — она у совре-

менного российского предпри-

нимателя, в частности у меня,

конечно, присутствует, просто

не всегда проявляется.

Более того, когда предпринима-

тельский запал сублимируется

в проявление индивидуальности

и исключительности, первопро-

ходства и узнаваемости, речь

обо «всех» и о так называемом

egalite не идет вовсе, распро-

страняется исключительно на

круг первый: на соучастников,

на соратников, на союзников

(сотрудников), на семью.

С простыми, общечеловечески-

ми, не побоюсь этого слова,

ценностями — другое дело.

Нет, конечно, желания, чтобы

день рождения был один на

всех или день свадьбы, к при-

меру, пока не появилось, но вот

чтобы Новый год был равнопри-

ближенный ко всем, хочется.

Пускай для кого-то с курантами

под президента, для кого-то

Старый-Новый, для кого-то

Восточно-Китайский, для кого-то

Сентябрьско-Иудейский, но,

в конце концов, для каждого.

По роду своей предпринима-

тельской деятельности часто

гляжу в окно. В окне — Главная

площадь страны как на ладо-

ни. В последнее время как-то

уж слишком, по сравнению

с моим пионерским прошлым,

потеплело (см. материалы

на стр. 56–105), а уж зимы

и вовсе не пионерские. Ни тебе

морозца, ни снежка. Про горку

ледяную под окном да коробку

катка и говорить нечего.

В малюсенькой альпийско-

благополучной Швейцарии

катки есть, а на могучих просто-

рах столицы нашей Родины —

и нет, одни лужи. И смотрю

я, как хлюпают по этим лужам

москвичи и гости столицы,

и снова начинает шевелиться

тяжелый камень, прикрытый

временно рыбной котлетой

с картофельным пюре.

И стал я сильно переживать,

что лишь у малой кучки со-

отечественников буржуйских

наклонностей есть возмож-

ность порадовать своих чад

в соответствующее время года

естественным, искрящимся по-

пионерски льдом, а у Каждого

из Всех, кто пришел-таки на

Главную площадь, нету.

И из лучших, надо думать, по-

буждений затевается эпопея

с Катком на Главной площади

и сублимируется желание в воз-

можность и в удовольствие тем,

кто радостно такой возможно-

стью воспользуется.

Тут, конечно, те, кто не пользу-

ется, с прищуром так недоуме-

вают: «Зачем?», и муссируют:

«Почем?», и твердят громоглас-

но, что это, мол, всё от комплек-

сов. И оттого, что не обижаешь-

ся, еще больше заводятся.

Как тут объяснить, что важнее

не «от», а «для».

Это для радости просто. Честное

пионерское.

Готов даже, как водится, за-

рубежный опыт подбросить.

Вот ужинал я недавно с куми-

ром предпринимателей всех

времен и народов, британским

сэром Ричардом Бренсоном.

И весь вечер делился он с нами,

чувственными российскими

предпринимателями, жадно

внемлющими почитателями его

таланта, своими международны-

ми переживаниями и комплекса-

ми. Как ни странно, у него тоже

наболело из-за этих бесконеч-

ных луж от всемирного потеп-

ления. И он в частнопредпри-

нимательском порыве вместе

с Нельсоном Манделой и еще

группой состоявшихся ребят

решил эту проблему побороть.

И так у него горели глаза, и так

он, до крошечки, наворачивал

эту рыбку — лабардан-с, что ве-

рилось: будет одной проблемой

на планете Земля меньше!

Кстати, если кто позабыл, как

его в пионеры принимали, или

лишен был этих воспоминаний

в силу прекрасного юного воз-

раста, мы в Черешневом Лесу

аккурат 19 мая прошлого года

Всех и Каждого из Соучастни-

ков, Соратников, Союзников,

Сотрудн иков, Семьи, в Пионеры

XXI века все-таки приняли.

И даже клятву не брали.

Это уж каждый сам решает —

давать или брать (в зависимости

от комплексов).

Сразу после приема в пионеры

в Нескучном саду некоторых

сму тил один дедушка, который

хулиганил во время посадки че-

решен. Он вел себя просто как

Мишка Квакин. Он говорил, что

все тут должно быть, как было

(то есть деревья в саду должны

быть в основном засохшими),

и что черешни ему никогда не

нравились. И, надо сказать, он

помог развиться кое-каким ком-

плексам. А на следующее утро

его застукали выкапывающим

три черешенки. Застигнутый на

месте преступления, он оправ-

дывался, что у него на даче голо.

В этом году мы их снова вы -

са дим. Чтоб комплексы

преодолеть.

И вот клятва отдана, алый свеже-отглаженный галстук на шее, булавка пламенного пионерского значка погну-лась, но он все-таки занял свое место на моей груди

' '

варвара а

ляй-а

катьева

группа продленного дня продленного дня группа

Когда дети вырастают, они начинают делать ошибки. И прежде всего те, которые уже сделали их родители. Никита Космин в этом смысле не исключение. Будучи сыном двух выпускников факультета журналистики, он поступил на факультет журналисти-ки. И что с того, что это оказался фа -культет журналисти- ки Корну оль ского университета в Ан г лии ? Зачем в Англию, во враж- дебное окружение?! Так вот, похоже, для того, чтобы читатели «РП» из его колонок узнавали не только о его ошибках в уни- верситете.

Я в Корнуольском университете

уже второй год. Скажем, он

не такой модный и привилеги-

рованный, как Оксфорд, зато

студенты здесь ребята свойские

и дружные и никогда не откажут-

ся помочь. Интерeсно, что у нас

часто представляют англичан

этакими чопорными аристократа-

ми в духе Шерлока Холмса минус

эксцентричность. Оказывается,

это совсем-совсем не так.

Я учусь на факультете журнали-

стики, и мой курс уникален, его

не преподают больше ни в одном

университете Соединенного

Королевства. Считается, что

основное время студент должен

заниматься самостоятельно:

здесь отличная библиотека

с бесплатными DVD-дисками,

лазерными принтерами, без-

лимитным интернетом с девяти

утра до девяти вечера, бассейн,

спортзал, великолепный набор

спортивных игр от баскетбола до

тренинга по обращению с горны-

ми велосипедами. Разумеется,

это все бесплатно.

Где еще вы найдете преподава-

теля, которому будете отсылать

на правку нeзаконченные эссе,

курсовые и прочее до тех пор,

пока работа не станет безупреч-

ной, а уж потом сдавать на

отметку? А бесплатного психо-

лога, который обычно берет по

120 долларов в час? Про такие

мелочи, как консультации по

карьерным делам и аранжировка

турпоездок, я и не говорю.

То, что намного труднее опи-

сать — это отношение к тебе,

бесконечно гуманное и терпели-

вое, пусть даже и (оправданно)

слегка снисходительное. Пример

этого в недавнем опросе

Би-би -си мнений двух наций

друг о друге: в отзывах англи-

чан о русских только хорошее,

а в наших о них доходит даже

до обвинений в тупости (англича-

не тупые, они в девятом классе

дроби учат). Вспоминается ан-

глийская поговорка: «Когда по-

казываешь на кого-то пальцем,

три пальца всегда показывают

на тебя».

Первые два курса студенты про-

ходят в школе, это 11-й и 12-й

классы. Это еще не универси-

тет, но уже и не школа: занятия

проходят в отдельном блоке на

школьной территории, необя-

зательна школьная форма и на

студентов не разрешено повы-

шать голос. Есть свобода выбо-

ра учебных предметов, комната

для тусовки и компьютеров на

порядок больше. То есть как бы

совершается плавный переход

во избежание травмирования

психики подростка. Для поступ-

ления в одиннадцатый класс

нужно пройти экзамены, причем

пропускной балл обычно — пять

экзаменов с оценкой от трех(!)

до пяти баллов по российской

шкале, а максимум пройти их

можно десять.

После того как приходят резуль-

таты экзаменов, отправляются

предложения университетам,

максимум шести. Если все про-

ходит благополучно и вы прошли

тест, приходят предложения

учиться.

Для того чтобы вас отчислили,

надо долго и упорно этого до-

биваться. Бороться за вас будут

до последнего. Одна студентка не

появлялась на занятиях десять

недель, пока ей мягко не посо-

ветовали подписать декларацию

об уходе, выразив сочувствие —

и ни унции упрека, и не послали

домой, снабдив планом действий

и внеочередным направлением к

психотерапевту. С другой сторо-

ны, пошлите кого-нибудь по мате-

ри или, боже упаси, назовите аф-

роамериканца ниггером, и у вас

возникнут серьезные проблемы

с администрацией. Кстати, слова

следопыт никита космин

Ученье — light

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

147

группа продленного дня группа продленного дня

«мозговой штурм» и «черный

кофе» больше не употребляются,

потому что могут оскорбить —

эпилептиков и афроамериканцев

соответственно. Так что носите

друзьям кофе с молоком либо

без молока.

Несколько слов о внешнем виде.

Английская школа — это несколь-

ко зданий плюс футбольное поле,

беспорядочно разбросанные по

гектарам зеленой травы, окру-

женные леском и часто речкой.

В результате мы целый день

только и делали, что носились из

здания в здание, ведя очень здо-

ровый образ жизни на свежем

воздухе. Университет — то же,

но на порядок выше. Добавьте

спортзал, бассейн, три-четыре

парковки, стоянку для неисчисли-

мых автобусов, здание, специаль-

но отведенное для молодежной

тусовки, второе здание для

молодежной тусовки/кафе/бар/

турагентство/мини-дискотеку,

трехэтажную дискотеку, в отдель-

ных случаях комплекс магазинов

(посмотреть на карте).

Обожаю в этой стране толерант-

ность, терпимость, на выработку

которой ушли столетия демокра-

тии. Свобода самовыражения

здесь не имеет (по крайней

мере, видимых мне) пределов.

Моя сокурсница, заметьте,

студенческий посол, выпросила

у мамы разрешение сделать себе

татуировку. Мама разрешила,

но строго только одну. Тогда со-

курсница на самом деле сделала

одну, зато по всей спине и рукам.

Но вот вам пришло бы в голову

хвастаться этой татуировкой на

уроке и созывать всех, чтобы они

подошли и подивились поближе?

Я бы не удивился, если учитель

тоже подошел — да я думаю,

подошел бы, если б не навидался

в жизни татуированных тел.

Все же не стоит увлекаться и экс-

плуатировать их дружелюбие

и готовность всегда прийти на по-

мощь. Я увлекся один раз и пред-

ложил декану пожать руку этак

лихо, с панковским вывертом,

и получил предложение сделать

это самому себе.

Неформальностью отличаются не

только студенческие отношения.

Во время дебатов о жирафе на

фотографии для заметки декан

высказал предположение, что

это лошадь. Спорщик ответил,

нимало ни стыдясь: «Где ты видел

пятнистую лошадь, тупица?»

Во время дебатов о жирафе на фотографии для заметки декан высказал предположение, что это лошадь. Спорщик ответил, нима-ло ни стыдясь: «Где ты видел пят-нистую лошадь, тупица?»

cam

era

pre

ss/ foto

bank

группа продленного дня продленного дня группа

Из этой колонки журналистки Анны Николаевой читатель может, конечно, попы-таться сделать хоть какие-то выводы о так называемой женской логике. Однако вряд ли у него это получится, потому что Анна Николаева отличается от других женщин мужским умом. В об - щем, вся эта ад ская смесь щедро представ- лена в этой колонке и путает карты даже самому опытному игроку в дурака. Но есть от прочтения этой колонки и поль- за: к концу мнитель-ный читатель спосо- бен осознать, что он-то этот дурак и есть. Это я веду себя как пионерка,

а он — как отпетый комму-

нист: издевается надо мной

днями и ночами или мне просто

кажется. Я успокаиваю себя

тем, что кажется. Говорю себе

молча, что бог с ним и с его

пионерскими играми. Он любит

играть: он всегда или на сборах,

или на соревнованиях. Спорт,

он, кстати, не любит, это у него

жизнь такая.

Меня он упрятал в тайм-аут.

Но даже там норовит погонять

в футбол, вместо того, чтобы

просто поговорить. Я ему

объясняю, что не умею играть

в футбол, а он только раззадо-

ривается от мысли, что меня

можно научить кое-чему.

Мои учения ему поперек горла,

да я и не пытаюсь. Так, скажу

иногда дрянь и стараюсь побы-

стрее скрыться, чтобы душу не

переломал в ответ. Но молчать

совершенно не могу. Чувство

справедливости, привитое дол-

баным октябрятским детством,

мешает вовремя заткнуться.

Поэтому иногда завожу разгово-

ры будто ни о чем, но с потаен-

ным смыслом, чтобы вразумить

его. А ему разговоры мои со-

всем ни к чему: если тихо что-то

прошуршала — ладно, а если

взвизгнула — сразу диагноз.

Слова мои грешные ему только

в одном случае нужны, к кото-

рому он всегда готов. Поэтому,

возможность выговориться у

меня все-таки есть.

Я его не виню. Вслух по крайней

мере. Я стараюсь на себя оби-

жаться, но ему это тоже не нра-

вится. Он же первый во всем,

и подруга у него должна быть

с самой красивой пилоткой.

Поэтому ему вообще не нравит-

ся, когда я обижаюсь. Он тогда

на меня рукой машет в прямом

смысле: поднимает вялую ладонь

и бросает — как будто брассом

поплыл от греха подальше.

А что я сделать могу? Настрое-

ние ужасное, собираюсь на

работу, надеваю одни джинсы,

потом другие, нет, лучше юбку,

и вообще не иду на работу.

Я прощаю ему все, только когда

он болеет. Болеет он молча,

сразу и не разгадаешь. Забьет-

ся в кухонный угол и сидит на-

хохлившись. Чихает. Телевизор

просит выключить. Тишины ему,

видите ли, хочется. Страшно при-

знаться, но я радуюсь про себя,

полечить его можно наконец-то

по-настоящему. Платочками

бумажными обкладываю, дую на

лоб, порошки смешиваю. И одну

фразу повторяю: «Только в баню

не ходи, нельзя при температуре

ни в коем случае». Отвернулась

за порошками, а он сбежал.

В баню. Как хорошо, говорит,

что подсказала, как вылечить-

ся, а порошки свои сама пей.

Вышвыриваю порошки в мусор

вместе с его рубашками. А он

возвращается из бани и требу-

ет: «А где порошки мои?»

Расскажи про родителей,

говорю ему, надеюсь — вдруг

смогу понять душу его светлую.

«А зачем тебе», — хмуреет

лицом. Не хочешь — давай

я тебе расскажу про своих,

отвечаю. Он грустнеет, но со-

глашается: «Только напомни,

как маму твою зовут». И так я не

знаю уже сколько раз. Опять

тупик. Я ничего ему не расска-

зываю в итоге.

А еще он правила не соблюдает.

Вот я правила знаю, но они мне

не нужны, я же в его игры не

играю. А он не знает правил,

помнит только самые общие,

например про помеху справа

(это я), и все равно выигрывает.

Он правила нарушает, но он не

мерзавец. И когда он правила

нарушает, почему-то все равно

приличным человеком остается.

У меня не так. Я правильная

и стараюсь, не опаздываю

и не обижаю. Поэтому, навер-

ное, и нет мне прощения.

пионервожатая анна николаева

Дурацкие игры

евге

ний с

орокин

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

149

группа продленного дня группа продленного дня

Я ничего не знаю: ни про себя,

ни про других. Я все больше

сомневаюсь во всем. А у него

полная ясность, хотя и не ста-

бильная. Я не понимаю, как он

уживается с такой категорично-

стью, а ему вовек не понять моих

метаний. Так и ходим по краю

орбиты друг друга. Замкнутый

круг.

Мы с ним в карты играем

иногда. В дурака. Карт у нас

никаких нет, но мы игра-

ем. Мне игра в дурака еще

в детстве нравилась, когда

девичье сознание фобиями

начинялось. Я в дурака редко

проигрываю. Он помнит, что

я умею, и старается. Важни-

чает много, шутит в начале

игры. Потом темнеет, начинает

понимать, в какого дурака

играем-то, и ногой потопывает.

Потом затихает, и отвернуться

не успею — уже мухлюет, дуру

из меня делает.

Понимаю, что даму козырную

припрятал. Знает, что эта карта

меня особенно бесит. Не стыд-

но тебе, говорю, я же знаю все

про даму-то козырную. А она

не козырная совсем, просто

дама, отвечает. «Да какая

разница, надоели мне твои из-

мены, все, видеть тебя не хочу,

кончились игры наши», — гово-

рю в ответ. А он не наигрался

еще, в азарте «а хочешь, ударь

меня» говорит. И даже глаза не

закрывает. Смотрит и аж блед-

неет от удовольствия, предвку-

шая очередную победу. Знает

же, что не посмею. Посмею,

сама глаза закрыла — и уда-

рила. Вот как учили в школе

мальчиков-одноклассников

боксу, а я подсматривала, так

и ударила.

А он растерялся жутко, стоял

и улыбался, пока я на груди

у него прощения искала. Теперь

ботинки ему зашнуровываю

и расшнуровываю. В наказание.

Он прощения никогда не просит:

а зачем, говорит. Действитель-

но, он же ни в чем не виноват:

либо случайность, либо просто

забыл или перепутал.

Иногда мне кажется, что все,

доигрались. От тоски аж в глазах

темнеет, в мозгу зарницы полы-

хают. А он, смотрю, как ни в чем

не бывало мячик гоняет, звонит

кому-то, перебивает меня на по-

луслове и тут же забывает, о чем

я рассказывала. Я ненавижу

его иногда, а он меня — нет.

Не понимаю, почему. Злится —

да, но не ненавидит. Он любит

меня. Не так, как себя, конечно,

но любит. Я когда думаю так,

плакать начинаю.

Смотрю вокруг, а его нет опять.

Не звоню, знаю, что нельзя

произносить «ты где?» скрипу-

чим голосом (а когда эту фразу

произносишь, голос всегда скри-

пучий). Жду его, даже злиться

начинаю. А он играет где-то,

то ли в дурака, то ли в футбол,

и совсем забыл, что я одна.

Хотя, если подумать, что мне пе-

чалиться, ведь у меня в кармане

его единственный джокер.

Он бы удивился: «Какой такой

джокер? Ничего у тебя нет

против меня». У меня и правда

ни чего нет. А у него есть

я. И мне иногда снится, что это

ненадолго.

ната

лия в

ороницы

наЯ ненавижу его иногда, а он

меня — нет. Не понимаю, почему. Злится — да, но не ненавидит. Он любит меня. Не так, как себя, конечно, но любит. Я когда думаю так, плакать начинаю

группа продленного дня продленного дня группа

Благодаря этому выступлению дежурного по столовой читатель «Русского пионера» становится причастен к такому важному ритуалу, как московский деловой завтрак. Мирослав Мельник отвечает на острейшие вопросы современности: совместим ли московский деловой завтрак с борщом, шампанским и устри- цами? И чем пред-почтительно питать- ся в Великий пост, чтобы окончательно не исхудать?

Для начала хотелось бы переи-

начить древнюю, но актуальную

рекомендацию: завтрак съешь

сам, обед раздели с другом, ужин

отдай врагу. Мы, русские, не

отдадим ужин врагам, потому что

таковых у нас нет, а есть только

друзья — этот вывод я делаю, на-

блюдая практически стопроцент-

ную загруженность лучших мо-

сковских ресторанов по вечерам.

А завтрак лично я съедаю сам,

но не в одиночестве, а разделяю

его (во времени) с друзьями или

с партнерами.

Культуру деловых завтраков нам

несколько лет назад начали при-

вивать лучшие пятизвездочные

отели Москвы — «Арарат Хайят»,

«Плаза», «Редисон Славянская».

Получилось это, по-моему, так:

проживающие в таких отелях

представители зарубежного биз-

неса начинали свой день с вхо-

дящего в стоимость проживания

шведского стола, а мы присоеди-

нялись к нашим гостям, чтобы

в интересах совместных про-

ектов не терять утренние часы.

Эту тенденцию быстро уловили

ведущие московские рестора-

торы, и вскоре «Пушкин», Vogue,

«Павильон», «Веранда у дачи»

распахнули свои объятья, двери

и меню для ценителей утренней

кашки, свежевыжатых соков,

яичницы, сырников и других не-

замысловатых яств. Наверное,

кому-то все это может утром при-

готовить мама, жена или еще

какая-нибудь милая женщина,

но, во-первых, не всякая совре-

менная хозяйка способна рано

просыпаться, а во-вторых, у мно-

гих из нас уже сформировался

стереотип: совмещать утреннее

застолье с чтением «Коммерсан-

та» и беседой на деловую или

вольную тему. У меня, например,

понятие «завтрак» в силу разных

причин практически не связано

с представлениями о домашнем

очаге, нормальное положение

холодильника — пуст.

Ясно, что завтракать полага-

ется утром. Но для спешащего

к нормированному часу в офис

министерского служащего или

народного избранника утро это

действительно утро, данную

категорию ответственных ра-

ботников на деловом завтраке

можно застать в 7.30 —9.00.

Представители бизнес-элиты

завтракать идут что называется

во вторую смену — примерно

с 10 до 11. А у тех наших со-

граждан, у которых праздников

в жизни больше, чем буден,

распорядок дня кардинально от-

личается от общечеловеческого:

отбой в 6 утра, подъем — ближе

к вечеру, так что их завтрак

вполне может быть приравнен

к ужину или к after party.

А как насчет спиртных напит-

ков? Помнится, как еще лет

десять назад завтрак отчасти

считался средством преодо-

ления синдрома под названи-

ем «после вчерашнего». Но

о тех временах и о тех бойцах

остались лишь воспоминания.

Сейчас по утрам пьют зеленый

чай, едят в «Пушкине» лучшую

на планете подаваемую в гли-

няном горшочке пшенную кашу

с тыквой. Для меня, например,

это одновременно и духовная

(или душевная) пища, посколь-

ку вкус и запах «пушкинской»

каши навевают воспоминания

о детстве и снимают часть твоих

претензий к окружающему про-

странству. Это блюдо особенно

актуально в дни, когда второй

номер «Русского пионера» по-

падет читателям, соблюдающим

Великий пост: порция каши

с тыквой по своей питательной

ценности превосходит полновес-

ный стейк с любым гарниром.

«Пушкин» по утрам хорош еще

и по той причине, что здесь в со-

став любого чая вам добавят по

вашему желанию мяту.

Меню завтрака не может и не

должно отличаться обиль-

ностью, здесь классика жанра

состоит в обратном — в огра-

ниченности и традиционности

набора, в здоровом консерва-

дежурный по столовой мирослав мельник

Заодно и позавтракаем

orlova

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

151

группа продленного дня группа продленного дня

тизме. Выше я уже перечислил

почти все строки утреннего

меню популярных ресторанов.

Возможно, кто-то привык по

утрам поесть борща, в этом

ничего предосудительного

нет, ну и ешьте на здоровье,

только дома, потому что запах

борща ну никак не сочетается

с невинными ароматами све-

жеиспеченных булочек и кофе

и может вообще испортить

атмосферу утра. Некие общие

правила на этот счет уже

сложились, но экстравагантные

гурманы попадаются даже по

утрам. Однажды я пригласил

на завтрак в «Пушкин» одного

известного депутата, и вот мы

сидим, мирно беседуем, и вдруг

он решает поесть устриц. Уж

не знаю, что предопредели-

ло такой виртуозный выбор

(вряд ли особую роль сыграл

тот факт, что по неписаному

московскому правилу застолье

оплачивает приглашающая

сторона), но нужно было при

этом видеть вытянувшееся лицо

официанта: определенно, ему

никогда прежде не попадались

клиенты, заказывающие устриц

на завтрак. И тут мне предста-

вилась возможность убедиться

в искрометности риторического

таланта этого человека, в его

способности объяснить электо-

рату любую странность своего

мировоззрения. «Дело в том,

что я сейчас сижу на белковой

диете, — объяснил депутат. —

А устрицы — это стопроцентно

белковый продукт».

Деловой завтрак в ресторане —

это не просто принятие пищи

в приятной атмосфере и с при-

ятными тебе людьми, это еще

и некая утренняя зарядка (не

путать с физзарядкой, по утрам

она противопоказана, ее нужно

перенести на вечер). Завтраки

в компании вообще как-то по-

своему воспитывают и дисципли-

нируют, потому что за разго-

вором, например, никогда не

наешься до отвала, а выходишь

из-за стола, как это и требует-

ся, чуть-чуть голодным. А если

тыквенной каше сопутствовали

удачные переговоры, то следует

считать начало дня удачным,

и есть возможность посвятить

его скорейшей реализации

обсужденного проекта.

Мой младший сын, завтракая

в детском саду, ест свою кашу

с детсадовскими партнерами,

и это в своем роде проявле-

ние начал корпоративности

(по-старому — коллективиз-

ма) тешит мои родительские

ожидания.

Завтраки в компании вообще как-то по-своему воспитывают и дис-циплинируют, потому что за раз-говором, например, никогда не наешься до отвала, а выходишь из-за стола, как это и требуется, чуть-чуть голодным

евге

ний с

орокин. благо

дарим

ресто

ран «

обсервато

рия»

за п

ом

ощ

ь в

проведении с

ъем

ки

группа продленного дня продленного дня группа

Главный горнист «Русского пионера» Леонид Парфенов на личном опыте испытыва-ет еще одно положительное свойство вина: оказывается, если его употреблять без закуски, оно в состоянии существенно минимизировать расходы на посещение пафосных москов- ских ресторанов и при этом оставить радостный след в сердце и душе.

Главный редактор «Русского

пионера» предлагает сдавать

ему не колонки-эссе, а «случаи

из практики». Сегодня — по-

следние два урока, извлеченные

мной из винопития.

Люблю выпивать-закусывать

в Грузии. Сегодня добираться

труднее, но продолжаю там бы-

вать — не только ради трапезы-

возлияния, конечно, но без них

было бы не то. Вкусно — само

собой. Еще хорошо, что можно

заказать, допустим, на восемь

вечера, «чтоб все уже было» —

то есть сулугуни, пхали, оба

лобио, бастурма, овощи стоят

на столе, а как придешь — сразу

несут хачапури и вино.

Пью там обычно саперави.

Всякие перепробовал. Долго

лучшим было девять лет назад

ночью в Ахалцихе в стеклянном

заведении «кафе» на два стола,

покрытых клеенкой. Мы в тот

день доехали до турецкого горо-

да Карса и вернулись обратно.

Вышеуказанный список возник

на столе в мгновение ока — для

человека, не евшего с утра, это

важно. Старая женщина во всем

черном между метанием тарелок

ставила с тяжелым стуком по-

луторалитровые бутылки из-под

«херши-колы», заполненные

вином, темным как ночь. Про-

хладное саперави оказалось бес-

компромиссным: очень плотным,

очень сухим и ясным в своей

передаче послания лозы, плодо-

носящей, преодолевая в стра-

даниях каменистую почву. Был

такой грузинский фильм «Твой

сын, земля», и за этот терруар-

ный кинематограф даже дали Ле-

нинскую премию. Я думаю, героя

Темура Чхеидзе там на самом

деле звали Саперави.

Потом я встречал много бутылок,

утверждавших, что они — то

самое слово. Но увенчанные мас-

сой неведомых медалей на своих

блескучих золотистых этикетках,

они слали скорее привет из

Карса, чем из Ахалцихе. И вдруг

в последнюю (по времени)

поездку в Грузию я увидел в при-

вычном ряду переливающихся

наклеек серовато-белый пря-

моугольник, а на нем тиснением

крупно выдавлены восемь гру-

зинских букв-барашков. И все.

Этикетка выглядела начальным

титром грузинского черно-белого

фильма. Содержание соот-

ветствовало форме. Саперави

несло свой честный посыл, не

играя в ароматы и послевкусия

и оставаясь только собой.

— Вот это теперь и буду пить, —

сообщил я сотрапезникам.

Ответ старшего в компании

меня сразил:

— Эта харашо, шта Путин аб-

нулил ситуацию, — сказал с рас-

становкой серьезный господин.

И объяснил: из-за российского

эмбарго как никогда много вина

осталось в Грузии, внутренняя

конкуренция ужесточилась, вот

и качество поднялось и бренды

очищаются, будто заново.

В общем, грузины опять в вы-

игрыше, а то, что русскому за

ним лететь с пересадкой, меня не

особо расстраивает: в москов-

ских ресторанах я есть почти

перестал, только пью. В этом

второй актуальный винный урок.

В Грузии еще и цены адекват-

ные — за грузинский продукт.

А в Италии — за итальянский.

Но почему в Москве счет за

нечто как бы итальянское вдвое

выше, чем в Милане? Хотя

в Москве нет заведений уровня

Trattoria Milanese — то есть

высокохарчевенного. А есть

называющиеся тоже какими-то

главными апеннинскими имена-

ми собственными и отвариваю-

щие рис для ризотто на бульоне

из кубиков Gallina Blanca — мне

рассказал об этой уловке один

московский ресторатор.

Винных ресторанов — так

чтоб пармские ветчина и сыр

(орехи, мед, виноград, чище-

ная груша — если повезет),

в Москве немного, и я сперва

сузил круг посещаемых точек до

них. Но кто сказал, что первое-

горнист леонид парфенов

Пить, жуя и не жуя

василий ш

апош

ников/ «

ъ»

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

153

группа продленного дня группа продленного дня

второе-компот обязательны?

Я стал придирчиво проверять

меню любых заведений: что все-

таки нельзя испортить? (Двукрат-

ность цен не поборешь.) Да,

сыр, ветчина, фрукты. И вино,

конечно (оно бывает переоце-

нено и трехкратно). Скажете,

так не принято? А моцарелла из

супермаркета и помидоры оттуда

же, залитые бальзамико, за 20

евро — это как принять?

Пока, если, взяв заказ, все

же спрашивают про горячее,

я малодушно отговариваюсь:

может, попозже соображу.

(Все-таки прямо сказать «а ваше

я есть не буду» духу не хватает.)

Ну а потом не соображаю. По-

лучается почти не дешевле (вина

и хамона требуется больше

обычного), зато хоть ясно, за что

платил. Надо бы найти коэф-

фициент пересчета калорий из

0,75 в среднее блюдо.

Я все понимаю: столица РФ

по какому-то западному рей-

тингу — самый дорогой город

мира, потому что нефтяное про-

клятье, а власть в Москве креп-

ка и аренда ого-го. И знаю: люди

у нас в ресторан ходят не чтоб

есть, и даже готов изысканные

интерьеры наших заведений не

считать блескучими этикетками.

Но можно буду брать то, что

меня не подведет?

На столе в лапке специального

зажимчика — счет ужина с кол-

легой, результат обсуждения

нового проекта. Это флаг пока

высшей победы над москов-

скими меню. Мы уговорили за

долгий вечер 3 бутылки Soave

под 4 порции ананаса. Иногда

лучше не жевать, а говорить.

В общем, грузины опять в вы игрыше, а то, что русскому за их вином лететь с пересадкой, меня не особо расстраивает: в московских ресторанах я есть почти перестал, только пью

east new

s

текст: маргарита кондратьева

Чтобы на месте изучить неслыханную популярность Гимала-ев у русских паломников, журналист Маргарита Кондратьева по заданию редакции отправляется в буддийский эпицентр, к Далай-Ламе, который переместился сюда из воюющего Ти-бета и там на себе ощущает невозможность сопротивляться приступу абсолютного спокойствия. Читатель, таким обра-зом, становится невольным свидетелем того, как журналист погружается в нирвану — из которой возвращаются не все.

Над Гималаями — голос. Рычащий, страшный, вибрирующий. Чарующий. Он срывается в ущелье, отражается от ближайшего хребта и, вернувшись, бьет в уши хором — помноженный числом вершин.

Игорь поёт. Стоит над обрывом и поёт. Это монашеское пение. Горловое. Здесь, в Гималаях, оно и родилось — монаше-ское горловое пение. Мы сидим в позе лотоса и слушаем хор Игоря с Гималя-ми. Московский юноша Игорь призыва-ет удачу, энергию и силу. Это — ритуал Лунгта. Мы взобрались на вершину горы над селением Дхарамсала, мы желаем удачи, мы желаем энергии и силы — своим близким, своей Родине, себе. Мы слушаем хор Игоря с Гималаями и пу-скаем по ветру бумажки с мантрами-молитвами, загадывая желания. Навер-ное, сбудутся.

Мы — паломники из России. И тибет-ский астролог Джамьянг Тензин. Вни-зу — Дхарамсала. В этом поселке — рези-

денция верховного правителя буддистов Далай-Ламы XIV. Мы не первые на горе. Она перетянута бесчисленными гирлян-дами пестрых флажков. Это молитвенные флажки Лунгта — с пожеланиями удачи, энергии, силы — для себя, своих близких и стран, откуда паломники прибыли. На каждом флажке написана мантра. Ветер треплет флажки и разносит молитвы по всему свету. В переводе с тибетского флажки называются «Кони ветра».

Астролог Джамьянг Тензин командует нехитрыми приготовлениями к продол-жению ритуала. Мы послушно разбре-даемся по склону горы в поисках дров. Игорь устраивает костер из того, что удалось добыть — сучьев, сухой травы, листьев. Когда огонь разгорается, мы творим подношения Коню Ветра — бро-саем в костер благовония и рис. Потом прыгаем, кричим «Лха Гьяло!», что озна-чает «Победа Богам», снова разбрасываем бумажки с мантрами, и они, подхвачен-ные ветром, улетают в ущелье к богам.

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

157

В буддийских монастырях не только молятся. Монахи совершенствуются во всех отношениях

василий г

улин

Мы связываем лоскутки в длинную гирлянду, каждый флажок надписыва-ем именем близкого человека и цепляем гирлянду на ветви кустов. Чтобы Кони Ветра не забыли про всех нас. «Вы сде-лали всё правильно, — говорит астролог Джамьянг Тензин, — ваши начинания будут успешными, удача не оставит вас».

С горы мы спускались долго и труд-но — и не успели на самолет в Москву. Как выяснилось потом, самолет был неисправен. Отказала система отопле-ния, и он вернулся обратно. Спасибо Коням Ветра.

— В детстве я ходил по лесу и пел лесные песни, — говорит Игорь.

Это был подмосковный лес, но песни бы ли странные, вовсе не подмосков-ные — тягучие, рычащие, вибрирующие.

Пятнадцать лет назад он услышал за-пись тибетского монашеского пения. И понял — это оно. Он создал команду — театр мистерии «Лунгта». Они пели свои странные песни в его московской квар-тире, и соседи стучали в стены.

Странствующих поющих монахов из монастыря Гьюдмед Игорь нашел в ин-тернете — и пригласил в Москву.

— Как вы поверили, что мы действи-тельно тибетские монахи? — спросили они Игоря.

— Как вы поверили, что вас действи-тельно встретят в Москве? — смеялся он в ответ.

После первых выступлений поющих монахов в России Игорь и его кармиче-ская спутница Юля стали проводника-ми тибетского знания здесь.

Геше Тинлей, экс-представитель Да-лай-Ламы в России, сказал, что в про-шлой жизни Игорь был монахом мона-стыря Гьюдмед. Если вы услышите пе-ние Игоря, вы поймете, что это правда.

В Дхарамсалу приезжают Ричард Гир, Пирс Броснан и еще множество совсем неизвестных паломников со всего света. Здесь говорят и по-русски.

— Мне в Э-ли-сту зво-нить на-до, чур-ка нерусский, — по слогам объясняет тибетскому дедушке, торгующему sim-

картами, калмыцкая бабушка. Собесед-ники похожи лицом, как близкие род-ственники.

Индийские торговцы, как и все тор-говцы мира, полиглоты. «Спасиба», — радуется зеленоглазый Раджив, явно срубивший на мне лишнюю сотню ру-пий за четки. «Do you speak russian? — кричит стая запыхавшихся хиппи. — Где найти Юлю Жиронкину?». Хиппи только что с московского самолета, при-ехали договариваться о съемке фильма про Далай-Ламу.

В дни учений и празднеств жизнь русской общины Дхарамсалы концен-трируется вокруг Игоря и его жены Юли. Расселение паломников, экскур -сии, официальные приемы, пресс-кон -ференции. Но главное — аудиенция с Его Святейшеством. Сегодня Юля пе-реводит Далай-Ламе слова прибывшего в Дхарамсалу президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова и его неожидан-ного попутчика Филиппа Киркорова. Еще четыре сотни паломников из Кал-мыкии, Тувы и Бурятии ждут своей оче-реди. Его Святейшество примет всех. Для встречи с Далай-Ламой паломни-ков делят по национальному признаку. Сотрудник службы безопасности, затя-нутый в серый халат, командует:

—Kalmik — сюда, Burjat — сюда, Moscow — туда.

Когда бродишь по Дхарамсале, местных русских отличаешь по особому спокой-ствию. Нирвана. Даже тибетская одеж-да сидит на них как привычный casual. Шитые шелком юбки до пят здорово смотрятся с флисовыми олимпийками Сolumbia, а джинсы — с «полосатками», как местные русские называют тибет-ские пледы из шерсти яка.

Художница Аня Журанская носит преимущественно тибетское. Мы встре-чаемся у Библиотеки тибетских трудов и архивов. Русская девушка с иконопис-ным лицом пишет буддийские иконы — тханки. Она была тханкописцем и в про-шлой жизни. Мужчиной. Она это знает точно. Женщинам лишь недавно разре-шили рисовать священные свитки.

поющих монахов из монастыря Гьюдмед

щ

Игорь нашелр

в интернете — и пригла-сил в Москву.

рр

— Как вы поверили, что у

мы действительно ти-р ,

бетские монахи? — спро-сили они Игоря.— Как вы поверили,

р

что вас действительно р ,

встретят в Москве? —смеялся он в ответ...

марга

рита

кондратьева

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

159

Когда бродишь по Дхарамсале, местных русских отличаешь по особому спокойствию. Нирвана

капита

н в

оронин

— Я ходила в московский Музей ис-кусств народов Востока и копировала тханку Белой Тары, — говорит Аня.

Сперва она писала акриловыми кра-сками и скоро поняла, что это непра-вильно. Стала готовить краски сама, из минералов, но решила, что это все равно не помогает. И поехала учиться. В Буря-тию. К местному тханкописцу.

— Жить было не на что, на занятия ходила пешком, сорок минут по морозу. А учитель не в духе. Прогоняет.

И она уехала в Дхарамсалу. К истокам. Аня ведет меня в гости: «Сама не най-

дешь». Мы поднимаемся на холм по лест-нице, заворачиваем влево, проходим через садик, спускаемся вниз, потом направо, затем по галерее вверх и снова вниз. В Дхарамсале все пути такие.

Аня живет в крошечной двухкомнат-ной квартире — с тибетским мужем и доч кой. Низкие лежанки, застеленные циновками, столик, шкаф. На стенах — тханки. Тут принимают гостей, спят, едят. Туалет и холодный душ — вне дома. Отопления нет, как, впрочем, и в других домах Дхарамсалы.

— Иногда тоскую по теплу, по колба-се, — говорит Аня. — Когда приезжают друзья из Москвы, хожу к ним мыться в гостиницу.

А в остальном — нирвана. Анин муж Тензин — именитый тханкописец, учи-тель. Сейчас Аня с Тензином выполня-ют заказ для Богдо Гегена Ринпоче — главы буддистов Монголии. Пятнад-цать тханок с предыдущими воплоще-ниями Ринпоче. За каждый свиток они получат по 500 долларов. Очень выгод-но. И духовно.

— А сейчас я вам покажу диспут, — го-ворит Ира.

Бритая налысо Ира из Москвы неот-личима от своих луноликих сестер из Тибета. Символическая монашеская одежда, не спасающая от холода. Обна-женное правое плечо, бронзовое от гор-ного солнца, и такое же бронзовое лицо. И вселенское спокойствие на лице.

Монахиня Ира шесть лет назад уехала из Москвы в Дхарамсалу.

— Ты когда-нибудь вернешься в Россию?

— Сразу ясно, что ты не буддистка, — смеется Ира. — Мне все равно где жить, я радуюсь каждому дню, просыпаясь утром, и не знаю, что будет завтра.

Двор и галереи женского монастыря Долма Линг кишат красным — бритые пол ноль девушки в красных монаше-ских одеждах, крича, наскакивая друг на друга, машут руками, топают ногами. На прижавшуюся к стене монахиню на-брасывается толпа сестер. Они размахи-вают четками, визжат, монахиня увора-чивается, но сдачи не дает, она будто не замечает нападающих. Тут главное — не злобиться, не сердиться.

— Так нас учат сосредоточенности, беспристрастности, — говорит Ира.

И так — два часа каждый день.Это — теологический диспут. Толпа

оппонентш сбивает монахиню с тол-ку, но она должна объяснить им свою мысль, заставить их успокоиться и при-нять сказанное. Сложно? Да. Испытание воли и ума.

Монастырь Долма Линг — единствен-ный женский монастырь, где проводят диспуты. Далай-Лама обещает, что вско-ре монахини смогут получить высшую ученую степень в буддийской филосо-фии — доктора, то есть «геше». Прежде такого не было. Ира — первая тибетская монахиня из России, которая получит звание геше.

— Ты не скучаешь по России?— Определенно, ты не буддистка, —

хохочет Ира. — Ведь родина — это мир. Дом — это где ты живешь сегодня. Род-ные — это люди вокруг тебя.

Мать не пускала Иру в монастырь, кри -чала, что никогда этому не бывать. Недав-но мама приехала к Ире в Дхарамсалу.

— Я ее тут везде поводила, все ей пока-зала, и ей понравилось, — радуется Ира.

В свободное от диспутов время Ира водит русских паломников по мона-стырю Долма Линг. Еще она вместе с сестрами нанизывает бусинки четок на леску, лепит благовонные палочки, шьет сумочки для мобильных телефо-нов. Тем и живут.

...Аня живеттв крошечнойдвухкомнатной квартире — с тибетским мужем

р р

и доч кой. Низкие у

лежанки, застеленные циновками, столик,шкаф. На стенах — ц

тханки...

марга

рита

кондратьева

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

161

Мне все равно где жить, я радуюсь каждому дню, просыпаясь утром, и не знаю, что будет завтра

капита

н в

оронин

текст: никита колесников рисунки: елена ужинова

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

163

Отрывок из незаконченного романа печатается здесь, на пер-вый взгляд, только по одной причине: его автор – сын главно-го редактора. Но на самом деле, как ни странно, есть еще одна причина для появления этого текста в «РП». Он дает вполне исчерпывающее представление о том, где и от кого прячет-ся успешный двадцатилетний юноша, когда он вдруг решает, что ему надо от кого-нибудь спрятаться. И о том, как он сам предпочитает переселиться в запараллеленную реальность, то есть туда, куда затолкал и своего героя, — потому что не может нигде больше найти места ни себе, ни ему. Зато уж там-то ему нет равных.

Пролетели вороны и мрачным карканьем немного оживили мертвую тишину. Светил месяц. Прискакала еще одна лоша-диная тварь, ее уложили еще на подходе из винтовки. Раздал-ся протяжный многоголосый вой, и громоотвод задергался как бешеный, не справляясь с нагрузкой, и действительно переломился и полетел вниз. Четвероногого уродца, который в него вцепился, похоже, это не смутило. Он по-кошачьи пере-вернулся в воздухе, мягко приземлился на лапы и вновь по-лез вверх, цепляясь за что придется. Дрожали тверди земные, изрыгался свинец, пахло порохом. Лиловый паук обнаружил у себя на лбу лазерную точку и крепко призадумался, прежде чем его разорвало в клочья. Вниз полетели гранаты, послы-шался веселый треск — это пошли в дело бочки с горючим, разметав в разные стороны горящие силуэты. Какая-то мышь прошмыгнула на крышу по тросу лебедки и, раскрыв пасть в кошмарной ухмылке, плюнула в первого попавшегося чело-века кислотой. Тот задымился и принялся ругаться, обнару-живая живой ум и хорошо развитое воображение. Жесткий армейский ботинок врезался в мышь на скорости 30 миль в се-кунду — и она улетела в темноту и больше не возвращалась.

Из-за парапета показалась морда тролля, который тут же получил в рот гранатой. Кто-то издал ковбойский клич и тут же воинственно закудахтал, посылая очередь в сиреневое небо.

— Не отвлекаемся, парни! Держать оборону! — прокри-чал командир. — Откуда их только дьявол приносит? — про-бормотал он.

Так продолжалось с полчаса с мелкими перерывами. Нечисть, похоже, решила, что где-то идет знатная вечеринка, раз запустили такой фейерверк. Гости стекались толпами со всего города. По их мнению, только что прибыла партия све-жего мяса и было бы глупо не прийти.

БМВ, который должен был их забрать, не разминулся на дороге с гигантским вараном, и следующая партия придет только через семь часов. Команда держалась классно, никаких потерь, только мелкие царапины.

Капитан зажег сигару и поймал на себе взгляд. Он потя-нулся за ружьем, и тварь одним ударом когтистой лапы снесла ему голову. Позади них чешуйчатый медведь с наслаждением размазал солдата по стене. Через минуту подразделение 13б перестало существовать.

Когда они прибыли, крыша была вылизана начисто, и если бы не воронки от взрывов и не клочья пятнистой фор-мы, она не отличалась бы от всех других.

— Это было элитное подразделение. Они держали крышу и, похоже, порубили тучу нечисти, прежде чем вот эта черто-вина пробралась сюда через чердак и взломала их тыл, — поч-ти безучастно сказала Билли, трогая носком сапога кровавые ошметки.

— Похоже, кто-то перед смертью добрался до рычага само-детонатора и все взлетело на воздух. Берем оставшееся оружие и уходим. Цель в двадцати километрах, — Винс отвернулся.

Билли прислонилась к стене и закрыла глаза. Потерла ви-ски дрожащими пальцами. Винс осторожно взял ее за руку.

— Они выполняли свой долг. Храни свою веру, солдат. До-роже у тебя ничего нет.

Она судорожно всхлипывала, и он привлек ее к себе. Они молчали. Будь все проклято! Билли вырвалась и исчезла в тем-ном провале двери.

Внизу стоял их транспорт. Машиной его назвать как-то язык не поворачивался. У армированного вездехода были гу-сеницы и пулеметный ствол, а на высоте метра над землей его опоясывала стальная полоса с острыми как скальпель краями.

Как говорится, четырехкратный наезд — и вас заметили: так разбирались со всякой мелкой нечистью. Вездеход мог прое-хать триста тысяч километров, питаясь ядерной энергией, и в исключительных обстоятельствах развивал скорость до ста километров. Впрочем, убегать ни от кого им пока не дово-дилось. Было на борту и чем перекусить. Билли предложила Винсу медной проволоки. Предложение было стоящее. Он бы легко с этим справился, да и переварил бы без проблем. Но на борту был резервуар с кровью.

На улице было прохладно и ветрено, листья кружились по серому плацу. Как говорили Диме, город по ошибке оказал-ся в зоне экспериментальной базы, где вашингтонские «серые костюмы» занимались исследованием новейших мутагенов. Такие ошибки не приводят к хорошему. Так, по классическо-му сценарию голливудского фильма ужасов, кто-то зубастый и многоглазый ушел из рук ученых и учинил разгром. Мутаген попал в канализацию и оттуда распространился по всему горо-ду. И вот результат. Пробирайся теперь через этот зоопарк, нуж-но забрать оставшийся персонал. Мыши какие-то кислотные…

Он потянул носом воздух. Кажется, здесь где-то гнездо пауков. Помеси пауков и сколопендр. Вот бы привезти такую зверушку домой, повесить на стенку с трофеями. Справа вы увидите лося, слева — кабана, а если обернетесь, вам в лицо уставится особо живучая особь Scaliento Murissimus. Да, они прыгают в лицо своим жертвам и плюются быстросхватываю-щимся клеем. Кормятся исключительно трупным ядом. Ему предлагали взять, но он предпочел пару котят. Замечтавшись, Дима не заметил предмета своих размышлений, который как раз собрался заключить его в объятья. Очнулся и послал в оскаленную пасть ножик. Нельзя было производить шума, иначе сбегутся все обитатели зверинца. Паучок подскочил, по-вел передними лапами в воздухе, упал на брюхо — и заснул. Скоро стемнеет, и тогда будет вообще туго. Надо отъезжать, пока не поздно. Вообще-то Опальники не имеют в своем языке слова «поздно», как и «потом». Он просто решил идти сейчас.

Все-таки его нашли. Раздался скрежет разрезаемого метал-ла, и появилось семейство членистоногих фанатов. Воинствен-но шевеля мандибулами, они потоком устремились на ужин.

«Мало вам было элитного отряда, пришли за добав-кой?» — Дима внезапно бешено разозлился. С готовностью вы-скочили лезвия, благородная сталь наконец-то ощутила вкус крови. Нет, скорее полублагородный сплав алюминия и плу-тония ощутил вкус едкой желтой слизи.

Прячьтесь, гады, вам не рады. Надо подаваться в писате-ли, наверное. Лежал бы в гамаке, попивал кофе.

...Они забаррикадировались за дверью подъезда, вы-держивая натиск чешуйчатых медведей. Защищенные че-шуей, те только негодующе ревели, когда в них стреляли. Удав как-то вяло лежал в сторонке, изредка поглядывая на всех одним глазом. Каа, они назвали тебя длинным желтым червяком, подумал Дима, намечая дальнейшую тактику. Вот бы нам этого удава, он бы их одной левой уложил. Одним хвостом. Ну и ладно. Выстрелил свинцовым кусочком удаву в хвост и захлопнул тяжелую дверь. Удав наконец очнулся и, не найдя на ком выместить гнев, накинулся на невино-вных медведей. Разгорелась драка, рев усилился и через не-которое время утих.

Боевая единица открыла дверь и высунула свои носы на-ружу. Удав с достоинством удалялся, медведей нигде не было. Дима сделал мысленную заметку, и все трое наконец погрузи-лись в вездеход.

Продвигались они черепашьим шагом, так как посто-янно появлялись какие-нибудь животные и пытались пре-градить им путь. К тому же они не были уверены, что знают, куда ехать. У них был адрес, но не было карты этого места, так что старались ехать туда, откуда все это появлялось. Во-дитель резко затормозил перед танковым ежом, и Билли на колени резво заскочил давешний паучок. Винс узнал много новых слов.

В лаборатории было душно, вентиляторы не работали. Да и система отопления ни к черту. И было темно, так как эти твари перегрызли все провода на станции. Джон стоял у окна и наблюдал наступающую зарю. Ночь кончалась, значит, пора охоты на время прошла. Они загородили двери мебелью, но не было гарантии, что кто-нибудь не спрыгнет с потолка и не начнется очередная кровавая баня. Все испытывали нечело-

...Справа вы увидите лося, слева — кабана,а, если обернетесь, вам в лицо уставится особо живучая особь

р у

Scaliento Murissimus. Да, они прыгают в лицо своим жертвам и плюются ц у у

быстросхватывающимся клеем. Кормятся исключительно Д р ц рД р

трупным ядом...

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

165

веческое напряжение, граничащее с истерикой, тем более что еды не хватало и приходилось вводить рационирование. Семьдесят пять процентов личного состава убито, от спасате-лей ничего не слышно. Доу и Маршал ушли вчера за подмогой через вентиляционный воздухопровод и не вернулись. Они не были бойцами, только учеными. Никто из них не знал, как держать в руках винтовку.

Месяц назад Джон узнал, что такое страх. Он полагал, и не без основания, что смел и может выстоять перед опасностью, но только тогда он действительно понял, что такое настоящий липкий, холодный страх, смертельный ужас, который приги-бал его к земле, притуплял чувства и не давал думать. Хоте-лось закрыть глаза, чтобы не видеть, но тогда становилось еще страшнее. Он подумал, что надо просто выпрыгнуть из окна и кончить все без мучений.

На этой грустной ноте из воздухопровода выпали Мар-шал и Доу, а за ними приземлились два солдата. Десантники,

осознал Джон с невероятным облегчением. Нас спасут, о, бла-годарю тебя, вездесущный создатель, да святится имя твое… Джон вне запно прозрел и стал верующим. Фигуры спасателей как бы озарились неземным сиянием, которое добралось до самых тем ных углов и разогнало темноту как нестрашный кошмар. Да, ско ро это все кончится. Остальные, похоже, испы-тывали то же самое.

Его персональный Христос весьма невежливо указал на него пальцем и приказал найти бочку со спирогеном. Остальным было приказано собрать вещи и резко перене-сти свои задницы в соседнюю комнату. Спироген был од-ним из газов, которые использовались для возбуждения экстремальной агрессии в тех, кто его вдыхал. Жертва бы-стро приходила в ярость и начинала искать кого-нибудь, чью шкуру она могла бы натянуть у себя перед камином. Так продолжалось, пока оставались противники, потом жертва обычно убивала себя. На ватных ногах ученый про-вел солдата на склад.

— Противогазы!Никаких сантиментов. Ученый указал на шкаф. Тут его

проняло. Он ударил себя по голове за непроходимую тупость,

но было уже поздно. Через некоторое время все надели противогазы, сложи-

ли горку из бочек со спирогеном и столкнули ее вниз, подо-рвав при приземлении. Что тут было! Происходящее на улице не поддавалось описанию.

На рассвете они все вышли из здания, предварительно выпилив Винса из потолка, покурили, набрали себе сувени-ров из того, что лежало на земле, покурили еще, поплевали на бренные останки и не спеша отправились к месту посадки вертолета.

Так закончилась их миссия. Между прочим, прошло не больше двух часов, тогда как стандартная мера времени на за-дания такой сложности составляла минимум тридцать шесть. И никаких потерь личного состава, только Билли уку сил какой-то кузнечик, который не употреблял кислород, а выде-лял из воздуха азот и не был подвержен влиянию газа. Теперь у нее развилась нездоровая страсть к огурцам с медом. Коман-

да, торжествуя, покидала ученых в вертолет и отбыла на юг. Меня охватывает чувство неправдоподобности происходя-

щего. Кажется, что жизнь нереальна, как-то эфемерна. Я иногда чувствую себя так, будто я марионетка в руках опытного куколь-ника. Мое тело мне не принадлежит, слова за меня говорит кто-то другой, я как будто вымышленный персонаж из компьютерной игры или дешевой приключенческой книжки. Надо признаться, довольно паршивое чувство.Из дневника Билли

...Старик был очень впечатлен таким исходом событий и немедленно дал им новое задание, не оставив даже вре-мени принять душ. Хотя все-таки оставил время на перекур, и то спасибо.

…Команда стояла перед ним, понурившись и мало реагируя на попытки приободрить. Сейчас они представляли собой до-вольно жалкое зрелище — Билли больше напоминала мумию, чем члена спецназа, физиономия Винса ничем не отличалась от пережаренного донельзя омлета, а Дима стоял весь крас-ный, что с Опальниками случается крайне редко.

...Меня охватывает чувство неправдоподобности тпроисходящего. Кажется, что жизнь нереальна, как-то эфемерна.

у

Я иногда чувствую себя так, будто я марионетка в руках опытногор щ р ф рр щ

кукольника...

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

167

— Что интересно, задание вы все-таки выполнили. «Издевается», — обреченно подумала Билли.Укоризненно посмотрев на нее, начальник достал из

ящика папку и шлепнул ее на стол. «Продаю папку с фотогра-фиями. Папка мой, фотографии мамкины», — подумала Билли и мысленно зажала рот рукой.

— Спустя сорок минут с начала засады... — Сорок минут?! — вскинулась Билли. — Сколько же вре-

мени мы там были? — Бой продолжался два с половиной часа. Если безды-

ханные тела ваших противников сложить в ряд, эта цепочка дважды обернулась бы вокруг Нептуна… Спустя сорок минут с начала засады команда Браво обнаружила в укрепленном пункте, который так преданно защищали вражеские солда-ты, тоннель, ведущий в горную пещеру. Были произведены раскопки, и результаты... как бы это сказать... с течением вре-мени становятся все интереснее и интереснее. Вообще-то ре-зультаты у нас здесь сидят, по коридору и направо.

По коридору направо действительно находилась окован-ная железом дверь с двумя солдатами по бокам.

«Добрый день, Генерал!» — «Вольно, сынок. Не веди себя так торжественно, это всего лишь я». Билли поморщилась.

В сумраке комнаты нелегко было заметить двух седых как лунь старцев в серых одеждах, тем более что они сидели совершенно неподвижно. Это было несколько жутко, и еще — она не могла не смотреть на одного из стариков.

Хотя он не смотрел на нее или на что-нибудь вообще, она завороженно уставилась на него и застыла на месте. В его взгляде она увидела то, что было сложно выразить словами... каждая клеточка этого существа отличалась от всего, что она когда-либо знала. Если бы он раскрыл рот и крикнул орлом или показал змеиный язык, она нисколько бы не удивилась. Но он просто сидел, а она просто стояла и смотрела на него. Но скоро, а может, через много тысяч лет слова командира верну-ли ее к действительности:

— Мы не могли добиться от них ни слова. Никто даже и не думал их пытать. По нашим сведениям, они очень ценны для повстанцев.

«Тольконесмотретьемувглазанесмотретьемувглаза...» Настала тишина. Они что-то изменили своим приходом. Билли внезапно

почувствовала, как никогда, себя чужаком со своими особы-ми понятиями о морали, дорогой одеждой, отполированны-ми ногтями... Здесь была другая правда, властная, непреходя-щая, грубая, как стена льда, и беспощадная, как приливная волна. Внезапно она стала беспомощной как ребенок, и не потому, что была женщиной, а потому, что Зов Тишины был ей чужд и она никак не могла этого изменить. Здесь она была не более чем очередным изнеженным южанином, претенду-ющим на безусловное господство... Она увидела себя такой, какой ее видели они — фальшивкой.

Винс тоже, видимо, почувствовал что-то в этом роде, по-тому что прокашлялся и звучно прогудел:

— Товарищи повстанцы! Конечно, вы знаете, почему вы здесь.

Один старик прервал его низким квакающим голосом.

Переводчик торопясь заговорил: — Мы знаем, наверное, больше, чем ты думаешь, и безу-

словно больше, чем ты. Но знаешь ли ты? Винсу стало неловко: — А поконкретнее? Очень абстрактный вопрос, понима-

ете ли… Билли никогда не видела, чтобы он так нервничал и был

многословен. Это зрелище причиняло ей физическую боль. — Ты хочешь знать о нас, но сила не в знании врага. Сила

в знании себя. Ты стремишься услышать больше о вершинах, хотя не освоил начал — скажи мне, чужестранец, почему пада-ет дождь?

— Ну, в общем, — тут Винс совсем оробел и оглянулся на начальника в поисках поддержки, но тот сделал наивное лицо, как бы говоря: «Сам». — Влага испаряется... конденсируется, выпадает… Я не метеоролог, не знаю. Да при чем тут вообще дождь? В этом местечке вообще никогда не дождит, чтоб ему пусто было.

— Ты говоришь мне — как, а я спросил — почему, — рас-строенно вздохнул старик.

...Внезапно она стала беспомощной как ребенок,и не потому, что была женщиной, а потому, что Зов Тишины был

щ р

ей чужд и она никак не могла этого изменить Здесь она была не более у щ уу щ у

чем очередным изнеженным южанином, претендующим на безусловноеу

господство...

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

169

Если вы еще почему-либо не в курсе, что 19 февраля на Винзаводе состоялась презен-тация журнала «Русский пионер», то этот отчет ликвидирует пробел в ваших знаниях. Поскольку врожденная пионерская скромность не позволяет нам сказать о себе лиш-него слова, было решено: пусть о нашей презентации скажут блогеры. Ведь были же они на нашей презентации, а их хлебом не корми, дай чего-нибудь напостить!

Ueroglif: Когда спешил в туалет,

с разбегу врезался в Леонида

Парфенова, который потом со

сцены говорил всякие умные

вещи. Такие умные, что я уже

позабыл какие. Еще со сцены

звучали стихи Маяковского

про Ленина в исполнении

главреда «Русского пионе-

ра», но только про Путина.

Были приветственные речи

от главреда «Коммерсанта»,

джаз от великого русского

джазмена Козлова, патрио-

тическая песенка от детского

хора, музыка от группы «Разные люди», полутяжелый

рок от каких-то рок-музыкантов и, возможно, много чего

еще. Кругом мелькали блицы, сновали люди с камерами и

микрофонами. В зале хорошо кормили (шашлычки, сала-

ты, различные закуски, мороженое и клубника) и неплохо

поили (неограниченные объемы красного да белого,

водки, соков, минеральной воды и горячего чая). Словом,

все как надо. Что еще сказать? Пить надо меньше.

Evi_19: Выпивки там было куда больше, чем еды.

Ueroglif: Ну, вроде так, Вин-завод все же, но общение с хорошими людьми — оно все компенсировало.

Evi_19: Мне показалось, что мероприятие организовано с изрядной долей самоиро-нии. Это оправдывает все косяки.

Оleg_kozyrev: Вчера был на презентации «Русского пионера». Все фоткались с пионерками, вышедшими из пионерского возраста. В сторонке тихонечко гру-стили овечки, не знающие точно, куда их привезли, на презентацию, как обещали, или в ресторан на шашлык, как это обычно происходит. Андрей Колесников активно интервьюировался и встречал гостей у Доски почета, на которую повесили авторов журнала. Заледеневшие скульптуры пионеров тихонечко таяли под видеоинсталля-ции. Журнал так просто не выдавали, требовалось сдать макулатуру, которую следовало купить.

Polinaviardo: Чтобы получить первый номер «Русского пионера», нужно было приобрести макулатуру за 50 руб. (пачку газет, перетянутую шпага-том) либо принести макулатуру из дому. Так вот те, кто посооб-разительней, брали журналы на латвийской выставке в соседнем здании и меняли их на «Пионера». Такой вот культурный бар-тер:) Журнал, кстати, достойный. Мне понравился.

Главный редактор журнала «Русский

пионер» Андрей Колесников

Телеведущий Андрей Кондрашов и

главный редактор «Russia Today»

Маруся Симоньян

Главный редактор газеты «Гудок» Владимир Змеющенко

(слева) и министр транспорта РФ Игорь Левитин (справа)

Поэт Orlusha и политик Борис Немцов

Автор журнала Валерий Дранников (справа)

и писатель Александр Кабаков

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

171

Выпивки там было куда больше, чем еды. Винзавод все же! Все фоткались с пионерками, вышедшими из пионерского возраста

Anonim1: Вчерашняя презентация — тут тебе и Парфе-

нов, и Пивоваров, и Миткова, и непонятно как затесав-

шийся Немцов, и другие всякие лица знакомые. Но мне

больше всего понравился актер Ефремов, читавший со

сцены. Вот Ефремов —да, старая школа, это впечат-

ляет. А остальные — шляпа. Вот бы мне такой шляпой

стать.

Anonim2: Ты — шляпа, в этом не может быть сомнений.

Anonim1: А ты котелок.

Andrey_misyk: Ну, вот

потратили кучу бабок,

сделали феерическую

презентацию, наняли

дорогущих журналистов…

В интернете уж полгода

про журнальчик. А о чем

журнальчик-то? Кто понял?

Никто не понял. «Двойка»

его маркетологам, без позиционирования далеко не

уйдет. Нашлись и те, кто взял в руки и почитал. И тоже

говорят: ни о чем журнальчик.

Totalist: Завидуешь?

Heii_q: В какой-то момент на презентации возникла

критическая масса фотографов и проход по красной

ковровой дорожке Немцова, Васильева и Колесникова

превратился в маленькое вручение премии Оскар. И еще

было весело, когда Куснирович сдавал свой журнал

«Боско Мэгазин» на макулатуру, фотографы выстроились

в ряд, как на расстрел. В общем, ржако.

Shustikov: Опа, новый журнал сделали, собрали бара-

нов, устроили презентацию.

Maiscaia: В смысле, журнал для

баранов?

Shustikov: Это вы спросите у

организаторов.

Vladlug: Сегодня в сети появились

фоторепортажи и отклики о презентации

нового журнала «Русский пионер». Я его,

естесснно, в руках еще не держал, но

уже сейчас у меня о нем плохое мнение.

Avdeev: Примета — что презентуется на

Винзаводе, долго не живет.

Fedor-morkvo: Кстати, мне вполне

понравился первый номер «Русского

пионера». Несмотря на все разго-

воры, «РП» обладает одним важным

преимуществом по сравнению с

другими изданиями — в нем действи-

тельно хорошие, интересные тексты.

Dezmunt: Может, открыть

журнал «Русский рабочий»?

Или «Русский офисный

планктон»? А то у «Русского

пионера» целевая аудитория

сомнительная.

Anonim: Тогда уж «Русский

блоггер», а то заводы в стране

стоят, одни блоггеры вокруг.

рисунок: анна всесвятская фотографы: ася мардо, василий шапошников, игорь мухин, макс авдеев

Актер Михаил Ефремов

Легендарный музыкант

Юрий Орлов

Зампред правления финансовой

корпорации «Открытие» Наталья

Барщевская

Искусствовед Марина Лошак, советник

главы федерального агентства по печа-

ти Владимир Григорьев (слева)

и глава агентства Михаил Сеславинский

Бизнесмены и сенаторы (слева направо):

Андрей Гнатюк, Мирослав Мельник, Миха-

ил Куснирович, Игорь Каменской

Директор информационных

программ НТВ Татьяна Миткова

(слева)

Тележурналисты Алексей Пивоваров (слева),

Андрей Лошак (в центре) и ведущий вечера

Леонид Парфенов

Слева направо: ресторатор Степан

Михалков, «Русский пионер»,

шеф-редактор ИД «Ъ» Андрей Васильев

и Михаил Ефремов

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

173

Заледеневшие скульптуры пионеров тихонечко таяли под видеоинсталляции

175

orlova

русск

ий

пи

он

ер

№2

. а

пр

ел

ь-м

ай

20

08

Спрашивается: какой смысл рисовать от руки

при наличии AdobeFreehand в любом закутке? Зачем

снимать на пленку, марать руки фиксажем — в эпоху

пикселей стерильных? Или еще: какая радость ездить

в командировку с блокнотом, копать фактуру, пить с оче-

видцами — когда и так найдется все, стоит только зайти

на три буквы, на www?!

Мир оцифрован и обсчитан, жизнь встала на поток,

не требует усилий, в финале издавая экологически без-

вредный пук. Отчего же иной раз хочется взять простую

фанеру и что-нибудь выпилить лобзиком? Или выжечь

пойманным в лупу лучом солнышко? Хотя б на краткий

миг — взять управление на себя, переключившись

с автопилота?

Вернуться к досерийной эре, к поштучному учету идей

и людей, где шестипалая зарница слегка трепала за

плечо, обдавая чем-то как минимум вечным… Именно

сейчас, когда все отлажено, процесс стабилен, каждый

Кулибин взят на конвейер — что может быть героичнее

и важнее повторного открытия электричества? Или со-

чинения Библии, но своими словами?! Тем более, на мень-

шее мы не согласны, а на большее просто не способны …

Нет скучнее затеи, чем пользоваться благами не наших

заслуг, массовых производством, — этого и так много,

это в каждом киоске.

Уж лучше сделать по-своему — несовершенно, без гаран-

тий, по мере сил.

Зато с отпечатками пальцев и с душой, как положено на-

стоящим кустарям. И пионерам.

Выходит с февраля 2008 годаИздатель — компания VIP-International

Главный редактор Андрей Колесников

Помощник главного редактора Олег Осипов

Шеф-редактор Игорь Мартынов

Ответственный секретарь Дмитрий Филимонов

Арт-директор Павел Павлик

Фотодиректор Вита Буйвид

Бильд-редактор Оксана Олейник

Цветоделение Леонид Шелманов

Препресс Андрей Коробко

Верстка Юлия Варламова

Корректор Нина Саввина

Генеральный директор Геннадий Швец

Креативный директор Василий Бровко

Директор по рекламе Людмила Шитикова

Офис-менеджер Ольга Дерунова

Адрес редакции: Москва, ул. Спиридоновка, д.9

Телефон: (495) 953 2348

Электронный адрес russpioner@gmail.com

Обложка: Алексей Кузнецов

Авторы номера: Андрей Васильев, Анна Николаева, Никита Колесников, Михаил Фридман, Александр Рохлин, Михаил Сеславинский, Дмитрий

Филимонов, Николай Фохт, Игорь Мартынов, Василий Голованов, Дмитрий Глуховский, Божена Рынска, Мирослав Мельник, Леонид Парфенов,

Геннадий Швец, Андрей Колесников, Михаил Куснирович, Игорь Каменской, Маргарита Кондратьева

Фотографы: Евгений Мохорев, Валерий Нистратов, Рена Эффенди, Александр Миридонов, Михаил Джапаридзе, Наталия Вороницына,

Василий Шапошников (Ъ), Павел Смертин, Алексей Куденко (Ъ), Orlova, Игорь Мухин, Наталья Львова, Евгений Сорокин, Сергей Анисимов,

Даниил Зинченко, Эдуард Странадко, Даниил Баюшев, Александр Щемляев, Алик Якубович, Вольдемар Понарин, Лена и Вера Самородовы, Алек-

сандр Гронский, Маргарита Кондратьева, Жан Марк Беллок, капитан Воронин, Василий Гулин, Ася Мардо, Макс Авдеев

Художники: Анна Всесвятская, Варвара Аляй-Акатьева, Инга Аксенова, Варвара Полякова, Елена Ужинова, Анна Каулина

Журнал зарегистрирован Федеральной службой по надзору за соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций

и охране культурного неследия. Свидетельство о регистрации СМИ ПИ № ФС 77-30457 от 4 декабря 2007 года.

Запрещается полное или частичное воспроизведение текстов, фотографий и рисунков без письменного разрешения редакции.

За соответствие рекламных материалов требованиям законодательства о рекламе несет ответственность рекламодатель

Отпечатано в типографии OAO «АСТ — Московский полиграфический дом».

Тираж 10 000 экз.